*перевод=Inry(inry@list.ru),2007

Солдаты шагают по мёртвым камням

И стаи птиц прилетают к нам,

Ведь каждой весною им к нам прилетать.

А солдатам приказ и они всё шагают

И всё в барабаны играют, играют, играют.

Уоллес Стивенс

Пра-прабабушка Гизелла родилась в Старой Стране, название которой и границы менялись такое множество раз, что никто уже больше не знает, как она называлась первоначально. И хотя она покинула родину, когда ей было не намногим больше десяти лет, и прожила до девяноста а может быть и целый век, она всегда одевала разноцветное вышитое платье со своей родины, и в её глазах, мне казалось, никогда не пропадало отражение тамошних лесов. Даже когда я был очень маленьким, я ощущал что-то дикое в направлении и выражении её золотых глаз. Однажды воскресным вечером, после долгой тряски на поезде, она прибыла из своего уединённого дома в горах, нагруженная кошёлками и свёртками, в нашу городскую квартиру с видом на большую реку. Её лицо было тёмным и морщинистым но, как и всегда, её золотые глаза при виде меня засверкали от восхищения. Тогда я ещё не знал, что мы видели друг друга в последний раз.

Она обняла меня, и я почувствовал растаявшие снежинки на её щёках и запах еловых иголок, дыма кленовых брёвен с примесью корицы, кардамона и тмина, и всё это для меня осталось запахом таинственной Старой Страны. Она распаковала кошёлки, которые привезла. Конечно же, там были её медовые пирожки с корицей и подарки для моих родителей, где лежало множество вещей, привезённых её семьёй из Старой Страны: кольца и серёжки, шали, и пожелтевшие фотографии в облупившихся рамках.

"А это", сказала пра-прабабушка мне, "теперь твоё". Это был потрёпанный старый скрипичный футляр, который я помнил всю свою жизнь. Он был обклеен дорожными ярлычками, и содержал внутри превосходнейший инструмент, с которым она выступала в концертных залах по всему миру. Она была знаменитой скрипачкой пока не ушла на пенсию после восьмидесяти.

"Ты будешь доставать песни из этой старой скрипки", сказала она мне. Это было после обеда, и она помогала мне настраивать редкий инструмент. "В Старой Стране знали, как делать скрипки, и знали, как играть музыку!"

Вдруг я осознал, что слышал про Старую Страну всю жизнь, но так почти ничего про неё и не знаю. "А где это - Старая Страна?" - спросил я её. "И почему ты её покинула? Ты никогда мне не рассказывала."

"О... ," мягко сказала она, её лицо расцвело в улыбке. "Я так и ждала, что ты спросишь. В старой стране каждая зима продолжалась целый век, и каждая весна была чудом; в старой стране вода была как музыка и музыка как вода. Это место, откуда вышли все волшебные сказки, где была магия и где была война. Где я была маленькой девочкой и где я была лисой."

"То есть как это была лисой?" Мне было трудно поверить даже в то, что она была маленькой девочкой. "В смысле была хитрой как лиса?"

"Такой же хитрой и такой же глупой," сказала она и посмотрела на меня в упор своими золотыми глазами. "Я была лисой. С хвостом!" Она заметила смущение на моём лице и засмеялась. "Это было в Старой Стране, где во множестве водились лисы... и чудеса... много лет тому назад...."

"Пожалуйста, расскажи", попросил я.

Её глаза подёрнулись темнотой, её лицо стало серьёзным, и вот что она мне рассказала.

/

Давным-давно, в старой-старой стране жила-была маленькая девочка по имени Гизелла. Жила она на маленьком хуторе, окружённом лесами и горами вместе с мамой, братом, дедушкой и Пратётушкой Тантех. У них была лошадка, чтобы ездить и тянуть плуг; козочка чтобы давать молоко и сыр; овечка для шерсти; свинка для щетины; котик для ловли мышей и мурлыканья у печи; петушок для кукареканья; и множество толстых рыжих, белых и жёлтых курочек. И одна чёрная. И весной, когда снег таял и разливались громкие и быстрые ручьи, и куры опять начинали нестись, у Гизеллы появлялась работа: собирать яйца в курятнике. В тенистой свежести утра она выходила босиком по холодной мокрой траве, где старая паучиха собирала с паутины росу на утренний чай. В курятнике было тускло и пыльно и прохладно, наполнено запахом и шуршанием и квохтанием курочек. Она должна была поздороваться с каждой из них, щекоча её за шеей особым способом, которому её научила Пратётушка.

Если она всё делала правильно, то могла засунуть под курицу другую руку и достать новое, свежее яйцо, хрупкое как фарфоровая чашка, с прилипшими соломинками, и положить его в большую корзину которую сделала её мама. Всего было двенадцать курочек, и каждую назвали в честь месяца в году: Январия, Февралия, Марта и так далее. В первый день апреля, День Шутов, обнаружилось, что курочка, названная в честь месяца, пропала, её гнездо было пустым. Гизелла побежала к навесу, где её старший брат Тавидо доил козу. "Апрелия пропала," сказала она. Он подскочил к пустому гнезду и понюхал пол вокруг него. "Это лиса!" сказал он, встав. Он был высоким, и пробивающиеся усы сверкали подобно золоту на утреннем солнце. Она побежала за ним в дом. Мама, дедушка и Пратётка Тантех сидели за большим столом с чашками кипящего горячего молока и краюхами чёрного хлеба, намазанного мёдом и маслом. Нуби, их большой трёхцветный кот, лакал молоко у печки. "Лиса," сказал Тавидо. "Та, что мы видели. Она унесла Апрелию."

"Бедная Апрелия," сказала Мама, покачав головой пока Пратётка бормотала что-то похожее на кудахтанье наседки. Дедушка ударил кулаком по столу, встал, снял с двери длинное охотничье ружьё и дал его Тавидо. Мама завернула хлеба, солённого сыра и медовых пирожных в косынку и положила их Тавидо в кожанную торбу вместе с горстью свинцовых пуль. Они проводили его до двери, во двор, и он уже направился в лес, когда Пратётушка сказала: "Слушайте." Они прислушались. Послышался топот, регулярный и ритмичный. Они могли чувствовать как он идёт из земли. "Беги!" сказал дедушка Тавидо. "Беги в леса." С каждым ударом звук шагов становился сильнее и громче. Но мальчик просто стоял на месте, смотря на дорогу, проходящую мимо дома. Теперь вместе с топотом они слышали бренчание, становившееся всё громче, подходящее всё ближе. "Беги, Тавидо!" прокудахтала Пратётка Тантех. "Беги!" Стук барабанов прибавился к бренчанию и топоту. "Беги в леса!" Мать подтолкнула его, её крики почти утонули в грохоте, топоте и бренчании. Но брат Гизеллы стоял подобно высокому бледному изваянию, заворожённый звуком, смотря вдаль на дорогу. "Я их не боюсь," сказал он. "Я ничего не боюсь." Затем из-за поворота показались марширующие барабанщики, затянутые в чёрное, бьющие в большие красные барабаны. За ними на чёрной лошади ехал генерал в длинном чёрном плаще и с серебряным шлемом, украшенным заострёнными пиками. У него были большие чёрные усы, торчащие подобно рогам с обеих сторон от его носа. Сзади маршировали солдаты, с чёрными винтовками за плечами, к каждой прикреплён штык.

"Стой раз-два!" прокричал генерал, подняв над головой меч. Со звоном и грохотом все встали перед домом. Среди неожиданно возникшей тишины, Гизелла расслышала, как вдалеке пролаяла лисица. "Молодой человек!" Обратился генерал к её брату. "Ты ведь горг, не так ли?"

"Так точно!" выпалил Тавидо с гордостью, отдав честь и встав по стойке смирно. Конечно же, он и его семья были горгами. А точнее - Югландскими горгами, поскольку королевство, в котором они жили, называлось Югландия. Говорили, что предки Гизеллы пришли в Югландию с каких-то далёких северных скалистых гор около тысячи лет назад, тем не менее, в своих хуторах они ещё говорили на старом горгском языке и пели старинные песни и рассказывали старинные истории. Некоторые не любили их из-за этого. "Ты такой же трус, как и большинство из твоего рода?" спросил генерал. "Никак нет!" яростно отчеканил Тавидо. "Любишь ли ты свою родину, Югландию, и свою королеву, Сиднию Свежайшую, да благословят и хранят её боги?"

"Такточно!" прокричал юноша, уверенно глядя вперёд горящими глазами. "Умеешь ли стрелять из этого ружья?" спросил генерал. "Такточно!"

"Хороший мальчик! Следуй за мной! Ты принят на службу!" Мать Тавидо издала горестный стон и бросилась сыну на шею.

"Нет, нет!" рыдала она. "Ты не должен уходить! Я не переживу потери!"

"Мама..." сказал он, разнимая её руки. "Не беспокойся! Дедушка, Пратётушка, Гизелла, позаботьтесь о ней... и приготовьтесь к моему геройскому возвращению!" Он занял место в первом ряду. Мать упала на колени а остальные замерли как изваяния, когда генерал приказал, "Шагом... марш!" И ушёл Тавидо, вслед за грохочущими барабанами, вслед за топчущимися сапогами, под ритмичный счёт, "ать, два, три, четыре...."

Казалось, целую вечность армия проходит мимо, и когда всё кончилось и эхо затихло вдали, семья стояля у дороги в оседающей пыли. Мать, стоя на коленях, плакала и рыдала и Гизелла рыдала тоже. Мама рассказывала ей, как её отец, перед самым её рождением, точно также ушёл, чтобы никогда не вернуться.

"Война снова грядёт," прошепелявила Пратётушка Тантех. Дедушка кивнул. "Опять война."

В тот же момент курочка заверещала и петушок Гавриил тоже закричал. Повернувшись, они увидели оранжево-белую линию, метнувшуюся от куста к дереву. Они побежали к курятнику. Дверь была распахнута, свободно шатаясь, и внутри Габриэль всё кричал и кричал, и беспокойные курочки прыгали с насеста на насест, кудахча. Солома и перья летали в воздухе. Майя пропала.

"Эта лиса совершенно беспардонная!" закричал дедушка, грозя кулаком в направлении леса.

"Я изловлю лису," сказала Гизелла. Все посмотрели на неё.

"Ты ведь девочка," сказал ей дедушка. "Тебе двенадцать, ещё маленькая," сказала ей мама. "Тебе нельзя уходить!"

"А я пойду," сказала она. Ей было очень грустно, и она разозлилась.

"Но помни..." пробормотала Пратётушка Тантех кряхтящим голосом, "никогда не гляди слишком долго лисе в глаза."

Гизелла слышала эту поговорку миллион раз, но никогда не вдумывалась в её значение. Она завернула несколько кусков чёрного хлеба и белого сыра в платок. Она залезла на стул и дотянулась до папиного арбалета, который вместе со стрелами всё время висел над дверью. И направилась к лесу.

"Пожалуйста, будь осторожной!" сказала мама ей вслед. "Удачи!" сказал дедушка. "Помни..." сказала Пратётушка Тантех.

/

В прохладном мрачном лесу золотые и белые лучи низкого утреннего солнца пробивались сквозь листья. Щебетали птицы - рядом, затем вдали. Малиновка и дрозд. Кукушка и трупиал. Босые ноги Гизеллы тихо ступали по мягкому мху на перевитых корнях, выступающих на тропинке между деревьями, ведущей в дремучий лес. Пахло утренней лесной свежестью, но ей казалось, что она чувствует следы курицы и резкий привкус лисы. То тут, то там, подобно крошечным белым цветкам, путь покрывали куриные пёрышки. Она выслушивала кудахтанье и клёкот, надеясь что Майя ещё жива, когда что-то большое и мягкое потёрлось о её ноги. Посмотрев вниз, она увидела сбоку крадущегося Нуби, его шубка сливалась с чёрной и коричневой лесной подстилкой, а глаза с травой.

"Дорогой Нуби," сказала она, "Я так рада, что ты решил составить мне компанию. Ты поможешь мне поймать лису." Кот посмотрел на неё и мяукнул, затем вновь обратил всё своё внимание на дорогу.

Чем дальше в лес, тем выше становились деревья. Множество птичьих песен разносилось сзади и спереди над головой хотя ни одной птицы не было видно. Пратётушка Тантех говорила, что птицы видят всё на свете и поют о том, что видят. Гизелле было любопытно, поют ли они про неё с Нуби. Про лису и Апрелию и Майю. Она представила, как они поют, "Вот идёт Гизелла со своим приятелем, птицеядным котом! Они не знают, что лиса прямо перед ними, прячется за тем кустом, за гнилым пнём, ждёт, догрызая куриную косточку. Птицы, держитесь в воздухе!"

Что-то бросилось ей в глаза в пруду с цветущей водой рядом с тропинкой. Большой бледно-зелёный мотылёк только что выбрался из воды на камышину, пытаясь осушить крылышки. Он и не замечал, что прямо позади, огромная лягушка примеривалась, готовая схватить его липким языком. Гизелла моментально бросила камушек в пруд и лягушка скрылась. Девочка наклонилась и дала мотыльку вскарабкаться ей на палец. Она осторожно сдула воду с его просвечивающих крылышек. Он попробовал ими взмахнуть несколько раз, вверх и вниз. Затем он улетел в чащу.

Сияющие лучи света опускались вниз, выхватывая то алый мухомор, то розовый триллиум, и Гизелла обратила внимание, что что-то тихо движется невдалеке перед ней. Между деревьями и кустами, она заметила фигуру в коричневом и сером, следующую по той же тропинке, поднимаясь и спускаясь по холмикам. Она подходила всё ближе и ближе, но человек как будто её не замечал. Он или она был в плаще с капюшоном, не намного выше Гизеллы. Тут она заметила, что Нуби больше нет рядом с ней. Её сердце заколотилось чаще.

Пратётушка Тантех всегда говорила ей, что если ты встретишь кого-нибудь в этих лесах, никогда нельзя быть уверенным, человек ли это... или что-то ещё. Кто-то из лесных духов или притворившийся человеком зверь. "В этих лесах," говорила она, "всё может быть не тем, чем кажется. Всё изменяется; сейчас это так, а затем этак. Смотри внимательно, будь осторожна, и никогда не смотри слишком долго в глаза лисы."

Гизелла некоторое время следовала за человеком на небольшой дистанции, пока не оглянулась и не поняла, что они находятся в странном лесу на совершенно незнакомой ей тропинке. Тут она почувствовала приступ паники. В конце концов, подойдя к страннику вплотную, она сказала, "Извините...." Кажется, человек не услышал. "Извините меня," сказала она ещё раз.

Человек остановился, и Гизелла замерла. Он повернулся к ней. Его лицо было как у филина, с огромными жёлтыми глазами и маленьким крючковатым носом.

"Я ищу лису," сказала Гизелла. "Она своровала наших кур."

Человек-филин моргнул и уставился на её арбалет. "Для чего," спросил он, "ты взяла с собой это орудие?"

"Когда я найду лису, я её убью."

"Ты убийца?"

"Я охотник. А убийца -лиса. Она убивает наших кур. Мой брат ушёл воевать. Мой дедушка старый; мама должна ухаживать за пратёткой, которая очень старая. Значит, охотиться за лисой остаётся мне. Вы её видели?"

"Доверься своему нюху," сказал человек. "Ты найдёшь лису. Но..."

Гизелла ждала окончания. "Но... что?"

"Ты не должна убивать её, пока не будешь уверенна в её виновности. Она должна быть осуждена."

"Но я знаю, что она виновна," сказала Гизелла. "Она забрала наших прекрасных курочек." Она слышала о судопроизводстве от дедушки. Оно проходило в отдалённой столице. Он читал ей об этом в газетах, которые время от времени приносил с деревни.

"Возможно, она только помогла им убежать," сказал странник. "Может быть, они живы и свободны, довольны тому что откладывают яйца сами по себе... благодаря лисе. Созови суд. Пусть правосудие восторжествует. Таков мой совет." Он обошёл Гизеллу и растворился среди деревьев.

Её сердце бешено стучало. Был ли это человек? Был ли это филин? Она не была уверенна. Она покрепче сжала арбалет. Надо же, суд! Над лисой - воровкой и убийцей! Она глубоко вдохнула и подождала немного, пока стук в ушах не улёгся. Сейчас птицы стихли. Её ноги беззвучно ступали по мягкой лесной земле. Стояла полная тишина. Тут она осознала, что всё время что-то отдавалось в подошвах её ног. Глухие удары. Из-под земли. Как стучание сердца или топот армии, но другое - не ритмичное, не равномерное. Она остановилась и прислушалась. Откуда-то очень издалека, она слышала и чувствовала это. Бах. Бах, бах... Бах!... ничего, и затем опять... Бах! Никогда раньше она не слышала и не чувствовала ничего похожего. Но почему-то она знала, что это было. Война.

На травянистой опушке под пологом колышущейся листвы окружающих деревьев, Гизелла обнаружила поваленный дуб. Его корни цеплялись за воздух подобно огромным рукам с перекрученными и растопыренными в разные стороны пальцами. Рядом она увидела белое перо. Она подкралась на цыпочках и нашла скрытую стволом дыру в земле. Лисье убежище. Она устроилась за переплетением цветущей ежевики, нацелила арбалет на нору и стала ждать.

Свет переменился. Всё вокруг стало тусклым и серым, а воздух - сырым и прохладным. Время от времени, она слышала вдали грохотание. Хотелось есть, но она боялась пошевельнуться. Она ждала. Чем дольше она ждала, тем сильнее чувствовала, что кто-то наблюдает за ней - кто-то сзади. Кто-то с жёлтыми глазами. Гизелла медленно повернула голову и действительно там была лиса, настолько близко, что Гизелла могла видеть, как подёргиваются её усики. Она сидела и смотрела прямо Гизелле в глаза.

Гизелла видела множество лис. Она встречала их в лесу или бегущими через луг. Они обменялись взглядами. Но она всегда слышала, как Пратётушка говорила, "И помни......" и никогда не смотрела слишком долго. Она ни разу не догадалась спросить, что может случиться, если сделать так. Гизелла считала это одним из старых суеверий типа рассыпанной соли или разбитого зеркала, ведущих к несчастью. Итак, сейчас она отвела глаза от лисы и повернула арбалет. Брат научил её стрелять. Она прицелилась лисе в грудь. До этого момента она никого ещё не убивала. Она хотела бы знать, сможет ли она это сделать сейчас. Злость за сворованных цыплят и грусть от ухода брата куда-то делись. Она была одна, целясь в лису, глядящую ей в глаза.

"А как же суд?" сказала лиса. "И почему ты не можешь посмотреть мне в глаза?"

Гизелла замерла в недоумении. Говорящая лиса! Её голос был тихим, гнусавым, подобно звуку маленькой скрипки. Заколдованная лиса, подумала Гизелла. Удивление сменилось гневом. "Ты украла моих курочек," сказала она. "Верни их обратно!"

"Но, дорогая девочка," сказала лиса, "Я не воровала их. Мой адвокат докажет это, хотя на самом деле бремя доказательства лежит на тебе. Я совершенно невиновна."

"Как же можно устроить здесь суд?" спросила Гизелла. "Где трибуна? Где судья и присяжные?"

"Мы будем присяжными!" прокаркал чей-то грубый голос, и она взглянула вверх чтобы увидеть большого ворона, усевшегося на ветке над лисой. И на каждой ветке вокруг сидело по птице всех разновидностей. "Мы будем присяжными!" пропели они хором.

"Я буду судьёй," сказал голос подобный дуновению ветра, тихий, но каждое слово звенело в пространстве. Гизелла увидела светящуюся точку, спускающуюся в середину опушки. Это был совершенно белый паук, планирующий на своей паутинке. Он остановился над головой Гизеллы и повис, казалось паря в воздухе.

"Всем встать, суд идёт" сказал он.

По краю опушки она увидела животных всех видов - белок, ежей, оленей, змей и лягушек, волка и огромного чёрного медведя - и все смотрели на неё. Среди них были и человечки - некоторые не выше поганки - молодые и старые, с бледно-зелёной кожей и бледно-зелёными глазами, все в одежде мягких оттенков зелёного и коричневого. Они тихо стояли и смотрели, но когда Гизелла посмотрела прямо на одного из них, он исчез. Она села вместе со всеми, стараясь не дрожать.

"Адвокат истца!" объявил голос судьи. На травяную опушку выскочил кот Нуби. Гизелла никогда раньше не была так рада его увидеть. И так удивлена.

"Извиняюсь, что пришлось оставить тебя одну," сказал он. "Я готовил наше дело. Не беспокойся, факты на нашей стороне."

"Но как ты научился говорить? И почему я могу понимать лису и птиц и паука-судью?"

"Эта опушка - место встречи миров. Как перекрёсток. Мир людей, мир животных и незримый мир открыты друг другу здесь и ещё в нескольких таких местах. Здесь мы все можем понимать друг друга."

"А как это ты сделался юристом?" спросила его Гизелла.

"Вечерняя школа," ответил он и сел вблизи, обернувшись хвостом.

"Адвокат ответчика," сказал судья.

Соволикий странник переваливаясь вошёл на опушку, наклонился перед судьёй, и сел рядом с судьёй. Это был человек или очень большой филин? Гизелла никак не могла определить.

"Предъявите иск," приказал судья.

Нуби лизнул хвост и стал прохаживаться из стороны в сторону перед судьёй.

"Ваша честь," сказал он, "и птицы-присяжные, мы с лёгкостью докажем, что эта... лиса...... и он пристально посмотрел на лису и зашипел, "похитила пухленьких, сочненьких кур моего клиента для того, чтобы ими пообедать. Другими словами, съесть их!"

"Я возражаю!" заверещал человек-филин. "Это ложь!"

"К порядку," прошептал судья. "Защита может отвечать."

Человек-сова поправил свой плащ, похоже состоящий из перьев и выступил вперёд.

"Мы покажем, что вышеупомянутые куры, невольные узники истца и её жестокой семьи, умоляли моего клиента, эту благородную лису, помочь им сбежать из заточения, чтобы жить как свободные граждане этого леса, как и все здесь присутствующие."

"Сплошное враньё!" зашипел Нуби, бросившись на филина, который взмахнул руками (а может быть, крыльями) и зашипел в ответ. Они уставились друг на друга. Филин спрятался за лисой. Гизелла бросила на лису взгляд, та опять посмотрела ей прямо в глаза. Гизелла отвернулась.

"Первый свидетель," объявил судья. Один из человечков, окружающих заседание неуверенно но быстро вышел в центр опушки. Когда Гизелла смотрела на него уголками глаз, он не растворялся в воздухе. У него были приятные черты миниатюрного личика, кожа и глаза цвета молодой листвы и длинные тёмно-зелёные волосы подобные листьям рогоза.

"Назовите ваше имя," сказал судья, "и скажите, что и когда вы видели."

"Меня зовут Быстр," скороговоркой сказал человечек, произнося каждое слово на разный тон, как будто бы он пел. "Этим утром ещё до того, как роса высохла, я видел, как лиса втащила курицу на эту опушку, распотрошила её и сожрала; расколола её кости и высосала их и съела их тоже, а затем вылизала свои лапы и усики. Я видел всё это. Это всё что я видел."

"Была ли эта курица," спросил Нуби, "похожа на желающую добровольно стать лисьим завтраком?"

"Я не спрашивал," сказал человечек.

"Звалась ли эта курица Майей или Апрелией?"

"Не могу сказать."

"Вопросов больше нет," сказал Нуби. Филин выковылял из-за лисы и прошёлся по траве.

"Была ли та лиса, которую ты видел, этой лисой?" спросил он.

"Не могу догадаться," сказал свидетель. "Все лисы для меня одинаковы." И он растворился в воздухе и исчез.

"Следующий свидетель," объявил судья. Куриная голова осторожно выглянула из лисьей норы, повернувшись туда-сюда. Это была Апрелия.

"Апрелия," позвала девочка. "Это я, Гизелла, пришла вернуть тебя домой." Курица посмотрела на неё и отвернулась. Она вышла к судье. Выглядела она взволнованной.

"Назовите ваше имя," сказал судья, "и расскажите, как вы здесь очутились."

"Апрелия, ваша милость," прокудахтала и проквохтала она. "Во тьме раннего рассвета, меня разбудил голос, прошептавший на курином диалекте, `Я здесь чтобы освободить тебя чтобы твои яйца не были съедены и ты могла бы высидеть цыплят, которые будут свободны, и их цыплята, и цыплята их цыплят будут свободны.' Я спросила у голоса, `Что такое "свобода"?' и он ответил, `Свобода это то, к чему стремится каждое создание, и все имеют на неё право.' Затем что-то крепко но нежно схватило меня за шею и вынесло из курятника, как раз когда остальные просыпались. Это была лиса. Я постоянно слышала ужасные истории про лис - и что они вытворяют с курами - но мне не было страшно. Я не знаю, почему. Она принесла меня сюда и спрятала в этой норе." Апрелия начала кудахтать и беспокойно кружить. "Я не люблю таких разговоров, таких расспросов. Я всего лишь бедная курица!" Она всё больше и больше раздражалась. Человек-филин проковылял к ней и попытался её успокоить.

"Всё, всё, мы знаем, что это было тяжёлое испытание. Мы сочувствуем, что вам пришлось через это пройти. Мы здесь чтобы помочь. Ещё один вопрос, всего один и всё. Эта лиса нанесла тебе урон или какое-либо ранение?"

"Нет, совсем нет."

"Вопросов больше нет," сказал филин, и отступил назад. Нуби занял его место.

"Эта девочка, Гизелла, или кто-либо из её семьи - плохо ли они за тобой ухаживали? Не они ли всегда кормили тебя и укрывали и заботились о тебе?"

"Да! Да!" заверещала курица. "Но они забирали мои яйца! Каждый день я несусь, а она приходит и забирает яйцо! А потом, когда одна из нас станет старой или больной, кто-то из её семьи придёт и свернёт ей шею! Что мне ещё знать? Я ведь только курочка! Они кормят нас и держат нас в неведении! И ты!"

Она налетела на Нуби, немного отступившего назад. "Ты смотришь на меня и облизываешь свои сочащиеся слюнки, свои белые острые зубки! Ты полакомился бы мной, если бы мог... и ТЫ, ТОЖЕ!"

Теперь она повернулась к человеку-филину. "Ты точно такой же! Притворяешься мудрым - а ведь хотел бы вонзить свои когти в моё тело! Не отрицай это! Я вижу в твоих жёлтых глазах! У них у всех жёлтые глаза! Я бедная курица и весь мир видит во мне только закуску!"

Она впала в полную истерику и стала бегать кругами по опушке, и было ясно, что она была права. Нуби также как филин и лиса следили за ней своими жёлтыми глазами и все выглядели готовыми наброситься.

"К порядку," призвал паук-судья, и Апрелия убежала, бешено кудахча, назад в лисью нору. Юристы и ответчик проводили её взглядом.

"Следующий свидетель," сказал судья.

"Где Майя?" спросила Гизелла. "Где моя вторая курица? Она тоже должна быть свидетелем!"

"Она будет," сказал судья. "Пусть курица по имени Майя сделает шаг вперёд?"

"Я не могу," послышался приглушённый голос. Он раздавался из лисы, которая срыгнула и затем осмотрелась, как будто бы желая увидеть, откуда раздался голос и звук отрыжки.

"Я Майя," сказал голос изнутри лисы, рот которой не двигался. Она смотрела вверх на деревья подобно чревовещателю, отвлекающему аудиторию. "Но от меня мало что осталось," продолжил голос. "Мало помалу, я чувствую как становлюсь лисой. Часть меня становится её печенью. Другая часть - её языком; я даже становлюсь её зубами. Это очень необычное ощущение."

"Это больно Майя?" Обратилась к ней Гизелла.

"Не совсем, не сейчас," ответила она. "Было больно, когда она разбудила меня в предрассветной прохладе. Она вытащила меня в темноту леса, на это место. А потом она сожрала меня."

"Вы хотите сказать," спросил Нуби, "что она съела вас целиком?"

"Вот именно," сказала Майя. "Это было странно, но я чувствовала не боль, а успокоение. Когда это происходило, я вдруг вспомнила, как вылуплялась из яйца. А это похоже на заворачивание назад в яйцо. Как рождение наоборот. А сейчас... Я становлюсь... лисой. Прощайте... прощайте..." Голос стал всё менее и менее разборчивым и затих.

"Прощай, Майя," заплакала Гизелла. "Прощай." Майя была её любимой курицей. "Ты убийца!" Закричала Гизелла на лису. "Вор и убийца!"

"К порядку в зале," прошептал паук. "Лиса, есть ли у вас имя?"

"Меня зовут," сказала лиса, "Огнёвка."

"Как вы ответите на обвинения, предъявленные вам?"

"Я лиса," сказала лиса. Гизелла ждала продолжения. Но его не было.

"Это то, что вы ходите сказать в свою защиту?" спросил паук.

"Да," сказала лиса. "Я лиса. Меня кормят мой нос, зубы и ноги. Моя хитрость. Разве я могу украсть? Как одно существо может завладеть другим - кроме как съесть его? Разве не принадлежит каждый из нас самому себе? До тех пор, пока кто-то другой - кто больше, быстрее, голоднее, умнее - поймает его? И съест его? Я не ворую. Я охочусь. Я не убиваю. Я питаюсь. Меня обвинили в том, что я лиса. Если это преступление, тогда преступление и быть филином, или котом... или пауком. Или девочкой." Она посмотрела на Гизеллу. Все тоже посмотрели на неё. Бах... бах, бах... чувствовала она в земле.

"Хотите ли вы, обвинитель Гизелла, сказать что-нибудь?" спросил её судья.

Она встала. "Я верю лисе. Каждый из нас делает то, что нужно ему чтобы жить. Я люблю своих курочек и всеми силами защищаю их. Она любит их в другом смысле и всеми силами стремится их унести. Пусть присяжные решат, преступно ли это. Но если я поймаю её, когда она будет опять тащить наших курочек, я её убью. Я последний раз предупреждаю её. И если это преступление, делайте со мной что хотите."

Птицы-присяжные долго щебетали и чирикали, пока Гизелла ждала. Они трещали и топорщили перья. Затем они затихли. Большой ворон кашлянул и прочистил горло.

"Присяжные," сказал паук, "вынесли ли вы вердикт?"

"Мы вынесли вердикт, ваша честь," сказал ворон.

"Считаете ли вы обвиняемую виновной или невиновной?"

"Мы считаем обвиняемую, лису Огнёвку, которую мы все ненавидим и боимся так как она убивает и съедает птиц и мелких зверей - мы считаем её невиновной."

"Заседание закрыто," сказал паук. "Мне пора пить чай." Он быстро, подобно лучу света, проскользнул по паутинке и через мгновение, все остальные тоже исчезли. Опушка была тихой и пустой, за исключением лисы, Нуби и Гизеллы. Она посмотрела на лису, а лиса посмотрела на неё. Они глядели друг другу в глаза, и на этот раз Гизелла не отвела взгляда.

Гизелла смотрела лисе прямо в глаза, чтобы показать, что она не из трусливых и что она может постоять за себя. А также она смотрела, чтобы узнать, что там окажется, чтобы узнать, о чём её предупреждала пратётушка.

Лисьи глаза были тёмно-золотыми. Они глядели на неё со спокойным любопытством, чтобы увидеть, что она собирается делать. Они приглашали её взглянуть глубже. Они были цвета пламени, и они сверкали. Она вгляделась глубже и увидела золотой луг под золотыми облаками, она увидела золотого кролика, убегающего и спасающего свою жизнь. Она почувствовала, как он счастлив быть кроликом и как он испуган преследованием и казалось она следует прямо за ним, несясь словно ветер. Она уже почти чувствовала его вкус и казалось, вот-вот поймает его, как услышала чей-то смех. Она моргнула и оказалась опять на травяной опушке. Это было похоже на пробуждение от сна. Прямо перед ней стояла девочка её возраста. Девочка в красном платке и с длинными чёрными косичками, как и Гизелла. Её синяя в цветочек юбка была тоже такой же, как у Гизеллы и в руках она держала арбалет.

"Так вот как люди используют пальцы," засмеялась девочка и направила оружие на Гизеллу. "Как теперь выглядит мир по ту сторону арбалета?"

Гизелла знала эту девочку. Она выглядела такой знакомой, что понадобилось мгновение, чтобы понять, кто перед ней. Гизелла смотрела на себя. Она направила взгляд вниз. Трава была необычно близко, в вместо рук у неё были две чёрные лисьи лапки. Сзади она обнаружила длинный лисий хвост с белым кончиком. Лиса поменялась с ней местами. Вот о чём предупреждала её Пратётушка Тантех. Пока Гизелла глядела её в глаза, лиса проникла в её тело, и теперь Гизелле досталось лисье. Теперь я лиса, подумала она, а лиса это я.

"Верни мне моё тело!" пролаяла она. Но лиса лишь засмеялась. Гизелла видела, как загорелая босоногая девочка смеётся и целится в неё. Лиса закружилась на кончиках пальцев Гизеллы, и длинная синяя юбка Гизеллы взметнулась вверх. Косички Гизеллы закрутились вокруг неё.

"Ну нет!" сказал она. "Не так часто лисе попадаются настолько глупые, чтобы достаточно долго и достаточно глубоко глядеть в её глаза. Я попользуюсь твоим телом, пока мне не надоест и я не буду готова вернуть его тебе. Со временем, ты поймёшь, что быть лисой не так уж и плохо - много разных развлечений. Не забывай заботиться о моей шубке и расчёсывать мой хвост! Давай, Нуби, идём домой познакомиться с курочками."

"Гизелла, не волнуйся насчёт суда," сказал Нуби. "Я буду подавать апелляцию в высшую инстанцию. Я подготовлю доказательства и соберу подписи; всё ещё не закончено!" Он прошмыгнул к лисе-девочке, потёрся о её ноги и заурчал. "Пока что, до свидания," сказал он Гизелле. "И удачи в новой жизни."

"Нуби!" закричала она. "Как ты можешь оставить меня здесь в лесу, одну-одинёшеньку?"

"Мы должны играть ту роль, что нам дана, Гизелла," сказал он. "Ты теперь лиса. Здесь твоё место. Моя роль - найти способ помочь тебе, пока я буду лакать молоко и мурлыкать у огня."

"Нуби! Я пойду с тобой домой!"

Лиса-девочка Огнёвка направила арбалет на Гизеллу. "Не приближайся к моему дому, лиса!" сказала она. "И не подходи к моим курочкам! Если я ещё раз увижу тебя около них, то застрелю! Я последний раз предупреждаю тебя. Кажется, тебе знакомы эти слова?" Стрела просвистела мимо уха Гизеллы. Она отскочила за поваленное дерево, и лиса-девочка засмеялась опять. "Да," заявила Огнёвка, покидая опушку, "Я думаю, тебе понравится быть лисой!" И с Нуби, следующим за ней с поднятым хвостом, она скрылась, смеясь, за деревьями. "До свидания," отозвался Нуби. "Удачи!"

Гизелла села и начала плакать. Слёзы стекали по её длинной мордочке и капали с носа на лапы. Спустя долгое время, она услышала чьё-то квохтанье и кудахтанье. Это была Апрелия, высунувшая свою голову из лисьей норы.

"А этот кошмарный судебный процесс закончился?" спросила она. "Меня так расстроили эти вопросы, эти глаза...." Она содрогнулась и взъерошила перья.

"Апрелия," сказала Гизелла, "ты меня не узнаёшь? Я Гизелла. Лиса поменялась со мной местами и ушла домой с Нуби."

"Умоляю!" защебетала Апрелия. "Не говори таких вещей. От них мне становится дурно! Гизелла это Гизелла, ты лиса, а я курица. Я голодная курица. Где зерно, что ты мне обещала? Где просо свободы? Где Пратётушка Тантех, подвернувшая передник, наполненный хлебными крошками?"

"Это всё было дома," сказала Гизелла. "Я отведу тебя домой, Апрелия, я обещаю, но если они увидят меня такой, какой я стала, они меня убьют."

Она осмотрела темнеющую опушку. "Кажется, я знаю дорогу...." Она понюхала вечерний воздух и была ошеломлена обнаруженным вокруг: птицы, гнездящиеся на ветках, барсуки, ворочающиеся в норах, пчёлы устраивающиеся в сотах - новый мир бесчисленных неожиданных запахов, он ни один из них не нёс знака "дом". Цвета леса поблёкли в сером. Далеко на западе, подобно догорающим в очаге углям, она увидела отблески оранжево-красного заката сквозь деревья. Свинцовая усталость наполнила её тело. "Скоро стемнеет," сказала она. "Придётся ждать до утра."

"Да... " зевнула Апрелия. "Я голодная курица, но я ещё и сонная курица. Чем темнее, тем соннее. Время усаживаться, время укладываться, скрываться в моём красивом новом гнезде." Она скакнула назад в лисью нору.

Гизелла засунула нос и понюхала. Сильно пахло лисой, но это было неважно. Она вползла внутрь и обнаружила помещение с низким потолком без углов. Потолок переходи в стены, а стены переходили в пол, и всё было сделано из земли переплетённой корнями дерева. Апрелия уже удобно устроилась у стены. Свернувшись рядом с ней, Гизелла вылизала соль своих слёз с носа и усиков. Прошлой ночью, подумала она, я спала под пуховым одеялом в уютном доме и вся моя семья храпела вокруг. Этой ночью я засыпаю в теле лисы в лисьей норе рядом с курицей. Что-то будет завтра? Она заснула.

Ей снилось, что мама нежно качает её на руках и напевает колыбельную. Она слышала, как сердце матери громко бьётся рядом. Бум, бум, бум. В полудрёме ночи, она поняла, что стук, который она слышит - Бум! Бум! - доносится отовсюду вокруг неё. Может, это стучит сердце земли, подумала она. А может, гром. Наверное, разразилась гроза и в своём уютном доме я слышу шелестение листьев над головой. Её глаза приоткрылись и она увидела вспышку белого цвета. Молния, подумала она. Она услышала ещё удар и опять заснула. Это был самый глубокий сон в её жизни. Она спала и спала и ей снились карнавалы и фейерверки и ревущие штормы....

/

"Гизее-лаааа! Гизее-лаааа!" Она слышала голос, напевающий её имя. Зевнув, она открыла глаза и сморгнула. Целая минута ушла на то, чтобы вспомнить, где она находится. И кем она стала. Медленно она высунула нос из норы. Она увидела тёмно-синий сумрак скорого рассвета.

"Гизее-лаааа," пропел голос ещё раз. Светящийся зелёный мотылёк порхал как раз у неё над головой. Он приземлился на упавшее дерево над норой и стал Быстром, маленьким лесным человечком, которого она видела на суде. Он светился мягким зелёным светом. Лисьими глазами она могла смотреть на него и он не исчезал.

"Гизелла," сказал он, "нам пора идти."

"И долго я спала?" спросила она.

Он пожал плечами. "День или два или три или четыре," сказал он.

"Как же я могла спать так долго?" закричала она. "Мне надо вернуть назад моё тело!"

"Помнишь мотылька, которого ты спасла от лягушки?" спросил Быстр. Гизелла задумалась на мгновение перед тем, как кивнуть. "Я был эти мотыльком," сказал он. "Раз ты помогла мне, я помогу тебе. Пока ты спала, началась война. Одна армия сражалась с другой как раз здесь. Пушки гремели и палили. Посмотри, что они с этим лесом! С нашим прекрасным лесом!"

Гизелла оглядела вокруг. Опушка вся была в грязи. Везде канавы и ямы. Деревья расщеплены, некоторые упали а остальные разорваны на части. Земля засорена сломанными ветками. Она чувствовала запах гари и смерти, и ещё странный резкий аромат, казалось исходящий отовсюду. Она попыталась представить себе, что могло вызвать такое чудовищное разорение, и вздрогнула. В пушистом животе её похолодело от ужаса.

"А теперь побеждённая армия возвращается," сказал Быстр, "и теперь там больше солдат и ружей и ещё страшные штуковины, в которых я не разбираюсь. Послушай!"

Она услышала дробь приближающегося марша и низкий грохочущий рокот, от которого её мех ощетинился.

"Это битва будет ещё страшнее. Мой народ уходит. Мы отправляемся на край незримого мира, в далёкие невидимые горы, где безопасно. Ты и твой друг можете идти с нами. Пошли же, пошли скорее!"

"А как же моя мама?" сказала Гизелла, "и мой дедушка и Пратётка Тантех? Я должна сходить и посмотреть, что с ними! И самое главное, я должна вернутся назад в своё собственное тело!"

"Нет времени! Нет времени!" сказал Быстр. "Тебе будет лучше лисой. Лисам не нужны большие безобразные дома и все остальные штуки, которыми люди владеют! Горшки и сковородки и кресла и картины м двери и фургоны и заборы и ложки - как вы только следите за всем этим? А потом вы за них сражаетесь! Ведь именно поэтому начинаются войны? А потом вы разносите их на кусочки! Какой во всём этом смысл?"

"Я не собираюсь быть лисой!" закричала Гизелла. "Это воровка, назвавшаяся Огнёвкой, украла моих кур, избежала наказания, а потом украла моё тело! Она не должна с ним уйти! Я... Я... буду судить её опять или делать что-нибудь ещё - но я должна получить моё тело назад! Пожалуйста, помоги мне!"

Быстр изумлённо уставился на неё. Потом он подпрыгнул и заскакал кругами, взмывая руки ввысь. "Неужели непонятно?" умолял он. "Сейчас нет времени для суда и твой адвокат бы отвратителен! Лиса Огнёвка всю жизнь мечтала о пальцах и курах. Она не отдаст их просто так. Тебе придётся заставить сделать её это обманом, и знаешь ли ты, как тяжело одурачить лису? Есть какая-нибудь идея? Нам надо идти сейчас! Сейчас! Сначала ты захочешь вернуть своё тело, а потом захочешь чего-нибудь ещё! Я вас, людей, знаю! Вы такие медлительные! Ты захочешь остановиться на завтрак, затем на обед, затем на отдых! Помогать вам так сложно! Я даже не знаю, смогу ли я!" Он подпрыгнул в воздух и превратился в колибри с рубиновым горлышком. Он покружился над поляной и приземлился на дерево вновь в своём облике. "Порядок!" сказал он, встряхнув длинными зелёными волосами. "Ты спасла мне жизнь. Я приведу тебя к твоей семье. Я помогу тебе всем, чем смогу - только не мешкай!"

"Я не буду," сказала Гизелла. "Я обещаю!" Она позвала в нору, "Апрелия! Просыпайся! Время выходить!"

"А вот и нет," пробормотал голос Апрелии. "Ещё не было кукареку."

"Гавриила здесь нет," сказала Гизелла. "Мы в лесу. Приближается война!" Она слышала топот и рокот армии, теперь ближе. "Быстр прав. Нам надо сейчас же уходить!"

"Я ничего не буду делать," прокудахтала Апрелия, "ничего - пока не услышу кукареку!"

Гизелла посмотрела на Быстра. Он опять скакал кругами и рвал на себе волосы. "Эх, люди!" кричал он. "Эх, люди!" Затем он прыгнул на упавшее дерево, отпустил волосы и прокукарекал.

"Ку-ка-ре-ку!" Голова Апрелии высунулась из норы. "Я готова," сказала она и выпорхнула наружу.

Гизелла посмотрела не неё и почувствовала головокружение. В её животе было пусто. Апрелия выглядела и пахла как горячий, сочный, пирожок в перьях. Рот Гизеллы приоткрылся и потекли слюнки. "Так хочется есть," сказала она. "Я должна закусить хоть чем-нибудь перед тем, как мы отправимся."

"Так и знал, так и знал!" рассердился Быстр.

"Дорогая Апрелия," сказала Гизелла, "не снесёшь ли ты мне, пожалуйста яйцо или два? Прошу тебя."

"Вот так! Я всего лишь производитель яиц и для тебя тоже! Ну и свобода! Свобода кормить лис!"

"Я умоляю тебя," сказала Гизелла. "Я так голодна. Пожалуйста..."

"Хорошо. Почему бы нет? Почему бы нет! Пощекочи мне шею ."

"Яйца! Шейки!" Быстр заскрежетал зубами и вспорхнул ввысь мотыльком. Засунув свой длинный нос под клюв Апрелии, Гизелла пощекотала ей шейку так осторожно, как только могла. С трудом она удержалась от желания откусить от неё кусочек.

Топот по земле теперь доносился по крайней мере с двух направлений. Сюда шла не одна армия. И странный грохот превратился в пугающий низкий, пульсирующий рёв.

"Как я могу работать в таком шуме!" захныкала Апрелия.

"Мне нужно спокойствие!" прокудахтала Апрелия, Гизелла пощекотала, и вскоре появилось яйцо. Гизелла раскусила его зубами, проглотила тёплый, свежий желток, и вылизала скорлупу. Она никогда не ела ничего вкуснее.

"Спасибо тебе, дорогая Апрелия," сказала она. "Ты спасла мою жизнь!" И кажется, подумала Гизелла, и свою тоже. Она не могла бы поклясться, что не съела бы свою дорогую подругу-курочку.

"Отправляемся," сказал Быстр, спустившись перед ними. "Апрелия, оседлай спину Гизеллы; я буду указывать путь. Скорее!" Он опять превратился в колибри и заспешил вперёд в лес.

С Апрелией на спине, Гизелла устремилась за ним. В одном Огнёвка была права: быть лисой может быть весело! Мчась в теле лисы, Гизелла чувствовала себя стрелой, пущенной из лука. Земля под ней смазывалась, а деревья, казалось, отпрыгивали с её пути. Она неслась сквозь океан запахов, напевающих ей обо всём вокруг - траве, деревьях, грибах, всех зверях и птицах, даже червях в земле. Её язык трепетал на ветру и она пробовала на вкус пропитанный солнцем воздух. Она чувствовала себя такой же дикой как и лес вокруг - чувствовала, что может оббежать вокруг света, ни разу не останавливаясь. Но за всем этим присутствовали запахи кожи и пота, металла и того, чему она ещё не знала названия, маслянистые запахи, сжигающие её ноздри.

Она следила взглядом за Быстром, и через некоторое время, лес стал знакомым и некоторые запахи тоже: коза и свинья, курятник, коричный запах её мамы, трубки Дедушки, и нюхательного табака пратётки Тантех. Они были близко к дому! Она побежала быстрее. А потом вспомнила и притормозила.

Ведь они увидят не её, Гизеллу, а лису, укравшую у них кур. И настоящая лиса сейчас там. С ними. Сидит за столом с чашкой тёплого молока, с ломтем чёрного хлеба, сочащимся мёдом и маслом.... Лиса сейчас с ними в её теле!

"Мы здесь! Мы здесь!" закудахтала Апрелия, взмахивая крыльями. "Мы дома!"

Они вышли на край поля за домом. Гизелла остановилась и принюхалась. В смешении запахов, она унюхала погашенный очаг и её пробрала дрожь.

"Скорее!" закричала Апрелия. "Скорее к зёрнам, к крошкам! Скорее!"

"Ты пойдёшь первой," сказала ей Гизелла. Апрелия спрыгнула со спины Гизеллы и побежала по полю, счастливо бормоча.

Гизелла слышала шорох её перьев, цепляющихся за высокую весеннюю траву, и осознала, как тихо стало вдруг. Она прижалась к земле и осторожно, бесшумно последовала сзади, стараясь услышать голоса, блеяние козы, хрюканье свиньи, кудахтанье кур и материнский напев. Она не слышала ничего кроме биения собственного сердца. Когда она дошла до дома и сада пратётки, она остановилась. Свежие, тягучие запахи всего того, что она любила, висели в воздухе, подобно призракам. Но она никого не видела. Свинарник был пуст.

Апрелия кудахтала и клевала землю вокруг опустевшего курятника. Его дверь была распахнута настежь. Дверь дома была также открыта. Гизелла забежала внутрь и быстро просеменила от одной к другой пустой комнате. Не осталось ничего. Одежда, горшки, тарелки, чашки, ложки, маслобойка, прялка, картины, старая скрипка отца, пуховые кровати, даже её кукла, Гретель - всё пропало. Она уловила ослабевающий запах каждого предмета. Испаряющийся запах каждого человека. Сначала она потеряла брата. Её тело больше ей не принадлежало. А теперь исчезла и вся оставшаяся семья.

Страшный взрыв сбил её с маленьких чёрных лапок и отбросил в угол. Выстрел за выстрелом пушек и трескотание ружей и гул неожиданно встали стеной звуков, сквозь которые она слышала, как сотни солдат кричат и бегут. Она выглянула за краешек открытой двери.

Воздух был затянут дымом. Генерал, который забрал её брата, галопировал сквозь строй, взмахивая мечом и выкрикивая проклятья. Лица солдат были покрыты грязью. Некоторые хромали или их поддерживали товарищи. На них была рванная форма и многие в крови. Лошади тащили разболтанную фуру, наполненную раненными и она слышала их стоны и крики под взрывами, которые гремели всё ближе и ближе. Она попыталась вглядеться в каждое лицо, ища своего брата, но их было слишком много.

Тут послышался длинный, пронзительный свист, всё громче и громче, и земля вокруг дороги разверзлась во взрыве, пославшим фонтан огня, земли и дыма высоко в небо и вновь отбросившем её распластанной на пол. Солдаты побежали быстрее. Ещё один свист, ещё взрыв, а затем ещё и ещё, так громко и близко, что она подумала, что разорвётся на кусочки. Стёкла в окнах рассыпались. Земля, камни и ветки деревьев заколотили по полу подобно чудовищным градинам. Весь её мех встал дыбом. Обернувшись хвостом, трясясь и задыхаясь от страха, она прижалась к полу. Сквозь разбитое окно, она видела выкорчеванные дубы и крутящиеся валуны, зависавшие в грязном небе перед тем, как упасть на землю. Потом она осознала, что грохочущий рокот, который она слышала раньше, теперь был оглушительным и заполняющим весь мир.

Сейчас другая армия, одетая в пурпур, бежала запервой. Их генерал правил двухколёсным металлическим конём. Он командовал на языке, звучащем подобно удушливому кашлю. А затем, со звоном и скрежетом, она увидела огромные приближающиеся металлические фургоны без окон, ощетинившееся во все стороны длинными стволами. Перед ними не было лошадей, а под ними - колёс, но они ползли на своих бронированных брюхах. Они рычали, а их оружие бабахало, и их вонь опалила ей ноздри и лёгкие. Они протарахтели дальше, стреляя в убегающих солдат первой армии. Чудовищные повозки продолжали идти, пока оглушающий взрыв не раздался так близко, что она стала слышать лишь бульканье тишины. Потолок раскололся и упал на неё.

Чихая и задыхаясь от пыли, удивленная, что осталась живой, она прокарабкалась, продираясь сквозь стропила и дранку, на воздух. Ничего не двигалось, кроме дыма и оседающей пыли. Бренчание пушек опять было далеко. Бронированные фуры ушли, но одна мысль о них заставляла её дрожалть. Она оказалась в незнакомом мире. Стены дома ещё стояли, но окна были выбиты, и потолок лежал на полу. Толстые зелёные деревья лесополосы стали пустошью из выкорчеванных пней и дымящихся воронок, в некоторых из них могла бы уместиться лошадь. Столбы мерзкого дыма поднимались повсюду до горизонта, медленно зачерняя бледное небо. Воздух, ранее дышащий весной, приобрёл теперь новый запах, горький и сверлящий. Это был запах боли, и он присутствовал везде. Гизелла почувствовала себя отрешённой и совершенно одинокой. Ей было даже не до слёз.

"Апрелия!" пролаяла она шёпотом, боясь поднять шум. "Быстр! Где вы?" Она не видела их с начала бомбардировки. "Апрелия!" позвала она громко. "Быстр!"

Она услышала слабое кудахтанье. Из-под развалин курятника Апрелия пробивала себе путь. Половина её перьев пропала, а оставшиемя топорщились во всех направлениях. Оглушённая, она проковыляла к Гизелле.

"Бедняжка Апрелия!" заплакала Гизелла.

"Небо падает! Небо падает!" Бормотала Апрелия. "Надо сказать королеве!" Она подошла к Гизелле и села на землю резко и тяжело.

Гизелла вылизала ей пёрышки а также те места, где у неё теперь не было перьев. "Бедная дорогая Апрелия," горевала Гизелла.

"Да," сказала Апрелия. "Королева должна услышать обо всём этом! Небо падает и это небезопасно! Яйца могут разбиться! И-"

Её прервал звук такой неожиданный и такой знакомый, что Гизелла не смогла узнать его с первого же раза. "Мяяууу." Прогулочным шагом, с высоко поднятым хвостом, через разбитое поле шёл Нуби.

"Нуби!" позвала Гизелла, подбегая чтобы встретить его. "Где все? Мама, Прадедушка, Пратётушка Тантех - с ними всё в порядке?"

Кот отпрыгнул, выгнул спину и зашипел. Затем он вгляделся в Гизеллу. "Гизелла?" сказал он, вся ещё пятясь. "Это и правда ты?"

"Да! Нуби! Это я!"

"Ты выглядишь, пахнешь и говоришь как лиса. По правде говоря, ты и есть лиса. Как я могу удостовериться, что ты не какая-то другая лиса, пытающаяся одурачить меня? Что в тебе от Гизеллы?"

"Нуби, я помню тебя ещё когда ты был слепым котёнком. Я знаю всех твоих братьев и сестёр!"

"А как их звали?"

"Их звали Сосискамакарона, потом Сметанулакалка, Бегомвсёраскидалка, и ещё маленький... Макс."

"Гизелла!" промурлыкал он. "Это ты!" Он подошёл к ней, и они соприкоснулись носами. "Это удивительно, как ты можешь быть той, кто ты есть, даже без подходящего тела! Как я могу быть собой без своих усов? Без своего собственного хвоста? А вот ты всё ещё ты, ты лиса, но ты всё ещё Гизелла. Это какое-то таинство." Потом он потёрся об неё и свернулся в дорожной пыли. Они сидели рядом с Апрелией, пока Нуби вылизывал мех Гизеллы, а она вылизывала его. Затем, вместе, они оба вылизали Апрелию, которая всё ещё нуждалась в успокоении.

"Гизелла," сказал Нуби, "Прости меня за то, что проиграл твоё дело, и по правде говоря, я не представляю, как подать апелляцию. Я пропустил тот урок. После суда мне было так стыдно, что я не мог на тебя смотреть, и вот я солгал и ушёл с Огнёвкой. Если бы её признали виновной, сейчас всё было бы по-другому. Это было моё первое дело, Гизелла. Может быть, я не предназначен для адвокатуры."

"Я ничего не знаю про адвокатов и суды и апелляции," сказала Гизелла. "Просто расскажи мне о моей семье. Что случилось с ними? Пожалуйста, скажи мне, что они живы и в порядке!"

"Да, Гизелла, они живы - по крайней мере были, когда я видел их в последний раз. Ах, так много произошло! Я расскажу тебе всё."

"Когда лиса и я вернулись домой," начал он, "все думали, что она это ты. 'Я убила лису!' солгала она. 'Я засадила ей стрелу в самое сердце, бедняжка,' сказала она. 'Больше она не будет беспокоить наших кур!' И все были одурачены и поверили ей. Они обнимали её и целовали, как будто бы это и вправду была ты. Я ничего не сказал. Я сидел у очага. Я лакал молоко и слушал. Она сожрала на ужин много яиц и сыра, хлеба и масла и всё просила добавки.

"'Ты вернулась как раз вовремя,' сказал Дедушка. `Война близко и будет здесь в любую минуту. Нам надо всё упаковать и отправиться на юг, где безопасно.' И тогда они свернули большие тюки вещей в узлы и наложили их доверху в фуру вместе со столами, кроватями и перевёрнутыми креслами. Козу, свинью и овцу привязали сзади, и Пратётка Тантех села наверху, держа корзины с курами. Конь напрягся, чтобы стронуться с места, а я сидел у него на спине и подбадривал его, а Дедушка указывал дорогу. Твоя плачущая мать шла сзади, оглядываясь на дом, пока он не скрылся за поворотом дороги. Лиса-девочка Огнёвка шла рядом с ней, держась за руку. Раздавались звуки топота и грохота, непрерывно и близко, и лошадь время от времени оступалась."

"Мы катились по странным дорогам, через леса и поля, которых мы не знали. Мы не видели ни души. Разорённые дома были пустыми и тихими, как будто бы все ушли оттуда давно. Поднимаясь по холму между двумя полями, мы обогнули изгиб и увидели большой чёрный валун посреди дороги. Мы приближались медленно. Валун пошевелился и повернулся. Это был огромный чёрный медведь. Он уставился на нас а затем стал приближаться косолапой походкой. Дедушка осмотрелся в поисках арбалета. Он был вне досягаемости на крыше фургона. Твоя мать прижала лису-девочку к себе, и Пратётка закряхтела и забеспокоилась вместе с курами. Конь подал назад, закатив глаза. Медведь обошёл фургон вокруг, спокойный как только можешь представить, обнюхивая воздух, а затем остановился перед Огнёвкой. Твоя мать тесно прижала её к себе, а Дедушка встал перед ними, топая ногами и крича, `Убирайся! Вон! Уходи!'

"Медведь проигнорировал его и заговорил с Огнёвкой. Я знаю несколько слов из медвежьего языка - в основном ругательные - в отличие от лис, которые знают все языки. Медведь сказал что-то вроде, `Я узнаю тебя везде, Огнёвка, какой бы вид ты не приняла. Сейчас ты не такая быстрая. Сейчас я проверю твою голову на прочность своими челюстями!'

"Огнёвка покрутилась, цепляясь к твоей матери, скосила глаза и показала медведю язык. `Медведи глупые, деда,' сказала она, `и трусливые. Стукни его по носу и увидишь как он убегает!' Дедушка вытащил кусок сыра из кармана и положил его на трясущуюся руку. Медведь понюхал его и, всё ещё глядя на Огнёвку, схватил его зубами и длинным чёрным языком. Мы услышали стрекочуще-жужжащий звук в небе. Мы посмотрели вверх. Что-то похожее на огромнейшую стрекозу, спускалось из облаков. Медведь зарычал и побежал вприпрыжку по полю, направляясь в лес. Я мудро нашёл укрытие под фургоном.

"Я думаю, что эта штука называется аэроплан!' изумлённо произнёс Дедушка. `Я слышал о них, но не верил, что они существуют на самом деле!'

"'Трусишка! Зайчишка! Клоун!' обзывала Огнёвка медведя. Она говорила и кое-что похуже, что я не хочу повторять. Медведь повернулся, огрызнулся, и начал наступать, размахивая лапами. Теперь он разозлился по-настоящему. Но искусственная стрекоза стала пикировать на него, и медведь упал в высокую траву. Стрекоза победоносно взревела и штопором взмыла в небо. Мы столпились под деревом, надеясь что она нас не заметит. С удивлением и страхом мы наблюдали за ней, пока она не улетела и не скрылась в лучах солнца.

"'Аэропланы!' сказал Дедушка. `Я думал, что знаю о войне, но не о такой.' "Все дрожали и плакали и обнимали и похлопывали друг друга, одна Огнёвка была не уверена в том, как себя следует вести. Она смотрела на других и как могла, старалась им подражать. Я заметил, что Пратётка Тантех следит за ней краешком глаза. Мы сидели под деревом и что-то ели. Никто не разговаривал. Руки Дедушки тряслись, пока он раскуривал трубку. Мы продолжили поход.

"Когда настала ночь, мы разбили лагерь у ручья, протекающего вдоль дороги. Мы не зажгли костра. Дедушка не хотел, чтобы кто-нибудь заметил нас. Чтобы облегчить душу, он взял скрипку и негромко заиграл. После первой же ноты Огнёвка уставилась на него и стала слушать. Она попросила его сыграть ещё мелодию, затем ещё одну. В конце концов, он сказал, `Хватит. Нам надо спать.'

"Я дежурил всю ночь. Я слышал выстрелы пушек и видел зарницы над горизонтом. Я знаю, что Огнёвка тоже бодрствовала. Лёжа под простынёй. Прислушиваясь. В самый тёмный час ночи она беззвучно встала и взяла Дедушкину скрипку. Она села в темноте на корточки и взяла её, обнюхивая, осматривая и ощупывая пальцами. Только перед рассветом она положила её назад и вернулась в постель. Гавриил прокукарекал и мы продолжили двигаться на юг. Дорога была пыльной. Солнце - жарким. Мы весь день почти никого не видели и не слышали пушек. Пратётка сидела наверху фуры и обозревала небо, следя и слушая, кряхтя и ворча.

"'Птиц нет,' говорила она, снова и снова. 'Птиц нет...' И это было так. Мы не видели и не слышали ни единой птицы за эти дни.

"Этим днём, когда тени стали удлиняться, мы встретили человека с целым возом хвороста.

"'Откуда вы и куда направляетесь?' спросил он. Он был очень толстым и всё время потел и сопел.

"Мы из северной Югландии, направляемся на юг, подальше от войны,' сказал Дедушка. 'Здесь уже был враг? Вы не видели их солдат? Не слышали, как их аэропланы ревут в небе?'

"'Здесь?' сказал человек и засмеялся и закурил трубку. 'Здесь война закончилась. Норландия захватила эту часть Югландии. Всё благодаря императорской гвардии.'

"'Благодаря?' сказал Дедушка и его глаза расширились в панике. 'Но... но...'

"'Не волнуйтесь.' Человек улыбнулся и похлопал Дедушку по плечу. 'Это даже к лучшему. Поверьте мне! Где вы остановитесь на ночь?'

"Дедушка пожал плечами. 'У дороги,' сказал он. 'У ручья. День был длинным и пыльным.'

"'Идёмте ко мне,' сказал человек. 'У меня хватит места и много еды. Моя жена и я будут рады вас пригласить.'

"'Мы не можем обременять вас, сэр,' сказал Дедушка.

"'Чепуха,' ответил человек. 'Я вижу, у вас скрипка. Вы можете нас развлечь. Мы любим послушать музыку.'

"'И я тоже!' восхищённо крикнула Огнёвка.

"'Это ваша дочь?' спросил человек.

"'Моя внучка. У неё вдруг пробудился интерес к музыке.'

"'Скоро успокоится,' сказал человек. 'Приходите и оставайтесь на ночь.'

"'Только если вам заплатим. У нас есть деньги...

"'Нет, нет!' сказал человек. 'Гостеприимство само по себе награда. Заходите! Нам как раз по дороге. Следуйте за мной!' Приближались сумерки, и облака стали розовыми и пурпурными пока мы маршировали по изъезженной дороге через лес. Ни одна птица ни пела. Куда же они все подевались? - недоумевал я.

"Его дом был большим и тёмным и грязным и заставленным тяжёлой мебелью. Его жена была худой, обёрнутой чёрным платком. Она нервно посмеивалась. Она суетилась на кухне, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Твоя мать положила на стол последний кусок сыра и сосиску. Хозяйка приготовила чашки с постной кашей и прокисшим молоком. Толстый хозяин отхлебнул, чихнул и засмеялся. Он задавал вопросы о том, откуда мы пришли и куда идём, что мы видели на войне и что оставили дома. Твоя мать рассказала о Тавидо и заплакала.

"После обеда, если вообще можно назвать это едой, Дедушка играл на скрипке, и Огнёвка опять была в экстазе, пока хозяин не сказал, 'Великолепно, спасибо, спасибо вам, но вы, наверное, устали. Идёмте, покажу вам постели.'

"С фонарём в руках он повёл нас в хлев, где держал лошадь. `Здесь достаточно сена для постелей. Пожалуйста, устраивайтесь и спокойной ночи.' Хлев был грязным и заросшим паутиной. Солома была гнилой. Лошадь глядела на нас, моргая, как будто пытаясь сказать, `Видите, что мне приходится терпеть?' Все приготовили постель, хотя Дедушка проворчал, `Лучше бы мы устроились у дороги.' Я забрался на балку наблюдать.

"Похоже, я задремал. Дверь хлева распахнулась, и кто-то заорал на языке, звучащем как удушливый кашель. Генерал в высоких чёрных сапогах стоял в дверном проёме, силуэтом на фоне утренней зари. Он махал мечом и топал сапогами. Все вскочили, дрожа, с соломы, и генерал выгнал их наружу. Сонные, они выбрались во двор. Я смотрел из слухового окна.

"Хлев был окружён солдатами в пурпурных униформах. У всех были винтовки со штыками, нацеленные на нашу семью, стоящую пошатываясь под влажным, холодным рассветом.

"'Это они!' закричал толстый человек. `Нельзя доверять их роду! Высказывались против императора! Секретничали! Готовили бомбы! Они все шпионы! И смотрите!' Он указал на наш фургон. `Во мраке ночи они погрузили на свой воз мою мебель, скот и кур... они даже взяли мою скрипку! Они все воры, всё их племя.'

"Семья столпилась в центре двора. Генерал прошагал вокруг, щурясь через крохотную линзу, зажатую в глазу. Он закрутил свои рыжие усы.

"'Сэр, этот человек лжёт,' начал Дедушка. `Мы не шпионы -'

"'Молчать!' закричал генерал. `Шпионы! Вы все будете расстреляны!' Твоя мать упала на колени, рыдая. Но Огнёвка выступила вперёд и сказала, 'Мы невиновны. Эта скрипка наша. Мы можем легко доказать это в суде.'

"Генерал повернулся и посмотрел на неё. Неожиданно смешным, пищащим тонким голосом он поддразнил, `Доказать в суде, доказать в суде.' Некоторые из солдат захихикали.

"Я подумал, что это шанс восстановить мою карьеру юриста и уже был готов выпрыгнуть, чтобы предложить свои услуги как адвоката защиты, но генерал наклонился к Огнёвке нос к носу и сказал, `Мы не судим шпионов! Мы их казним! Но тебя' - и он поднял её в воздух за косички -`тебя я оставлю, чтобы полировать мои сапоги!' Он отбросил её в сторону, и солдаты окружили девочку. Он изрыгнул приказ, и лопаты были брошены твоей матери и Дедушке, и он дал им знак копать. Пока Пратётка Тантех сидела на земле, качаясь и бормоча, они выкопали могилы себе и для неё тоже. Когда могилы стали глубокими, Дедушка и Мама, плача и рыдая, встали в них. Генерал приказал Пратётке тоже встать в свою могилу.

"Пратётка медленно поднялась на ноги. На мгновение, она закудахтала. Из-под шали она медленно достала угольно-чёрную курочку по имени Декабрия. Та закудахтала и она закудахтала. Она почесала её шейку, а генерал выкашлял приказ и указал ей на могилу. Слодаты подняли винтовки. Рука Пратётки отодвинулась от Декабрии, держа что-то, поймавшее первые лучи восходящего солнца. Оно сияло. Генерал, солдаты, твоя мать, Дедушка - даже толстый человек со своей тощей женой - все изумлённо вздохнули.

"В руке Пратётка держала золотое яйцо."

"Пра-прабабушка," сказал я, прервав рассказ, подыскивая слова для лучшей формулировки вопроса, который я не был уверен, что следовало бы задавать. "Это всё... правда?"

Старая женщина посмотрела на меня. "Это то, что сказал Нуби," ответила она. Она не улыбалась.

"Но... как этому можно поверить?"

"Я не думаю, что Нуби лгал," сказал она.

"Я имею в виду... это всё?"

"В это трудно поверить, не так ли?" сказала пра-прабабушка, кивнув.

"Прости меня, пра-прабабушка," сказал я, устыдившись своего недоверия. "Пожалуйста! Продолжай!" Она кинула на меня взгляд, как бы решая, стоит ли рассказывать дальше.

"Пожалуйста. Что было потом?"

"Хорошо, так вот что случилось," в конце концов сказала Пра-прабабушка. "Это то, что рассказал Нуби...."

"Линза упала из глаза генерала на землю," сказал Нуби, "и он сослепу раздавил её сапогом, когда шагнул вперёд, чтобы взять яйцо из рук Пратётки. Он внимательно осмотрел его и взвесил в руке.

"'Откуда ты это достала?' спросил он её. Улыбнувшись беззубым ртом, она начала петь:

`На твоих глазах Декабрия

Моя чёрная цыпа

Снесла золотое яйцо

Но кто знает секрет?

Что надо сказать

И что потереть?

Нам сейчас умереть....'

"Пратётка Тантех зашаркала к могиле, и генерал завопил, `Отставить!' Он что-то сказал солдату, тот передал ему чёрный железный котелок. Генерал разбил яйцо об его край. Послышался звук металла о металл, и вот на лужице ртути плавал золотой желток. Скорлупа тоже была из чистейшего золота. Генерал уставился на эту картину и что-то бубнил про себя некоторое время. Затем он, брызгаясь слюной, издал ряд приказов, и Дедушку вместе с твоей матерью и Пратёткой вытащили из могил. Притарахтел металлический фургон, рыча и бренча, и испуская сзади вонючий дым и все были запихнуты в него.

"Огнёвка высунулась из окна и заплакала, `Верните нам нашу скрипку!' По приказу генерала, ей дали скрипку.

"'К императору!' приказал генерал.

"Они замаршировали и затарахтели, а я решил вернуться назад, к дому, чтобы увидеть, что от него осталось. Я прибыл как раз перед сражением. Про себя я подумал, что миру пришёл конец, и забился глубоко в барсучью нору. И как по-твоему, что я обнаружил на самом дне? Оскалившегося барсука.

"Я уже посчитал себя покойником. Но тут начали рваться бомбы, и мы прижались друг к другу, дрожа и дыша соседу в рот, пока всё не стихло. И вот я здесь, и ты здесь. И я очень этому рад."

Когда Нуби закончил свой рассказ, он стал вылизывать лапки, а Гизелла - плакать от мысли о том, что её маме и дедушке пришлось копать собственные могилы. Нуби слизал слёзы, бежавшие по её лицу.

"Я даже не представляла себе, что Декабрия может нести золотые яйца," сказала она Нуби. "Пратётка Тантех знает всё. Ей известны куриные тайны."

"Конечно известны," - подтвердила Апрелия, "и я надеюсь, однажды она раскроет их и мне."

"Нам надо найти её - и Маму с Дедушкой, и я должна вернуть своё тело. Они смогут узнать меня или любить меня, если я буду лисой." Послышался стрекочущий гул, и они увидели вспышку золото-зелёного с алым. Над ними завис колибри. Он спланировал на макушку Апрелии и превратился в Быстра, ростом не более пяти сантиметров.

"Быстр!" вскрикнула Гизелла. "Я так рада тебя видеть, рада, что с тобой всё в порядке!"

"В порядке?" переспросил Быстр. Он балансировал на верхушке красного гребешка Апрелии. Его зелёные одежды побледнели, и он весь дрожал. "Всё ли у меня в порядке? Разве что-нибудь может быть в порядке? Эх, люди!" Он закатил глаза и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. "Когда началась битва," - сказал он, "Я, как и всякий разумный фей, скрылся в незриимом мире, потому что в незримом мире всегда безопасно. Но первый же выстрел выбросил меня обратно в этот мир, взрыв, и опять вернулся я в незриимый - обратно и вновь - туда и обратно... Этот звук! Этот запах! Эта война разрушает всё - этот мир, незримый и пересечения между ними - магия пропадает - утекает - их машины сжигают её вместе с зельем, на котором они движутся. Магия это то, чем я живу! Где теперь безопасно? Моя голова заболела, и так закружилась, что всё перепуталось, и я очутился в Норландии. Кстати, там и находится твоя семья."

"В Норландии?" выкрикнула Гизелла. "С ними всё в порядке?"

"Я не знаю," - вздохнул Быстр. "Я знаю, где они, но неточно, потому что все птицы улетели. Обычно птицы всё мне сообщают, ведь они всё видят и всё знают. Но они улетели от войны. Они летят на высоких ветрах в светлых небесах над тёплыми океанами, дельфинами и китами, на пути в леса с листьями подобными зелёным слоновьим ушам и огромными красными цветками, где созревают манго и папайя... Мы можем тоже отправиться туда, Гизелла! Нам будет там безопасно, жить с моим народом в далёких невидимых горах."

"Быстр!" попросила Гизелла. "Я должна найти свою семью. Сейчас! Пожалуйста!"

Он закрыл руками крошечное зелёное личико и застыл на мгновение. Затем посмотрел вверх и обречённо кивнул с бледно-нефритовыми глазами. "Конечно, ты должна найти их," - сказал он. "А я должен тебе помочь. Они заключены где-то в столице Норландии - может быть в огромном загоне, где тысячи людей держат словно скот, или в одном из сотен подземелий под дворцом императора Игнацца XI, прозванного `Крепким' за свой выдающийся запах. Он титуловал себя Императором Норландии, Запландии, Осландии, и Внутренней Близорукии. Он хочет завоевать Югландию, он хочет править миром. Если он нас поймает, я могу стать бабочкой или птичкой и возможно улизнуть - возможно! - а вы все несомненно погибнете... если нас не разнесут на куски по дороге. За мной!" И опять он стал рубиновошеим колибри и улетел пулей.

"Апрелия," пролаяла Гизелла, "прыгай мне на спину! Идём Нуби, за Быстром! Нам нельзя от него отставать!"

И пошли за ним они, обходя по краю воронки и перепрыгивая павшие деревья, так быстро, как только могли. То тут то там подлетал Быстр, вспышкой зелёного и алого, или стрёкотом крыльев побуждая Гизеллу и Нуби бежать вперёд.Но и не смотря на это, они не могли двигаться долго.

Они подошли к небольшому ручью. Хотелось пить, и Гизелла опустила мордочку в воду.

"Остановись!"произнёс журчащий голос. "Не пей из меня."Это говорил ручей. "Я отравлен."

Она вгляделась в воду и увидела лошадиный глаз, смотрящий на неё снизу. Посмотрев выше по течению, она увидела окоченевшие ноги с копытами, торчащие на поверхности.

"Смерть и бензин отравили меня, "сказал ручей. "Если ты выпьешь из меня, ты тоже умрёшь."

Гизелла поблагодарила ручей и, не утолив жажду, они побежали дальше. Они подошли к дороге, где услышали человеческие голоса и скрылись в кустах.

По дороге шёл мужчина с женщиной, кормящей малыша грудью, за ними - трое детей и ссутулившийся бородач, выглядевшый старее чем Пратётка Тантех. Они тянули скрипучую телегу, наполненную вещами, которые могли бы принадлежать семье Гизеллы, если бы из-за треснувших рамок картин не глядели другие лица. Они говорили на горгском с норландским акцентом. С противоположной стороны ковылял молодой человек на костыле, сделанном из ветки с развилкой. У него была только одна нога. Он был одет в оборванные остатки чёрной формы Югландской армии. Семья остановилась и настороженно смотрела на его приближение. Он пропрыгал к ним, и лишь когда заговорил по-горгски, они засмеялись с облегчением. Он попросил еды и они дали ему хлеба.

"Ты идёшь не в ту сторону,"сказали они. "Ты должен сторониться солдат нашего императора. Они убивают наш род, старых и малых. Концлагеря заполнены горгами, надеющимися лишь на лёгкую смерть."

"М-да," пробормотал юноша набитым хлебом ртом, "моя королева, Сидния Свежайшая, тоже нам не рада. Я присоединился к её армии, чтобы не позволить вашему императору захватить мою родину. Перед моей первой битвой, наш генерал вызвал из строя всех горгских мужчин. Нас оказалось всего около дюжины. Он забрал наши ружья. "'Королева будет гордиться за вас, парни!' сказал он. `Покажите ей, что вы не трусы с мышинным сердцем, как все о вас считают. Вы пойдёте первыми! Пойте одну из ваших горговских песен; мы будем следовать за вами!' Мой друг Тавидо повёл отряд...."

Гизелла чуть не выпрыгнула к ним, чтобы спросить, не был ли это её Тавидо, её дорогой брат. Но она удержала себя, вытянулась вперёд и навострила лисьи уши. "Первым же выстрелом," продолжил солдат, "мне снесло ногу и я потерял сознание. Когда я открыл глаза, то увидел, что все остальные из нашего отряда разорваны в клочья. Я не мог бы отделить одного от другого." Гизелла чуть не закричала от горя. Люди всплакнули и склонили головы.

"Генерал и его армия убежали как крысы," продолжил юноша. "Они оставили меня как мёртвого, и если они найдут меня сейчас, они скажут, `дезертир!' и наверняка меня расстреляют. Обе стороны, воюя друг с другом, используют войну чтобы избавиться от горгов."

"Почему все так нас ненавидят?" спросил один из детей.

"Кто знает?" ответил солдат. "Может быть, потому что мы готовим блинчики несколько по-другому, или из-за того, что говорим на другом языке, или из-за того, как носим наши шапки... кто знает?"

Все пожали плечами и кивнули. Солдат и семья пошли вместе. Гизелла услышала жужжание Быстра и увидела, как он пронёсся через дорогу в лес. Неужели Тавидо разорван на части? Она не вспоминала о нём уже несколько дней. Её сердце металось в панике, но она прыгнула, и все последовали за Быстром. Всё дальше и дальше шли они, день и ночь, почти не останавливаясь. Гизелла потеряла дням счёт. Они ничего не ели и нигде не спали.

Одним ранним вечером, они очутились в дремучем лесу, на полянке под старым дубом. Они изнемогли, моросил мелкий дождь, и Быстр куда-то пропал. Апрелия уселась отдохнуть на нижнюю ветку, а Нуби ушёл охотиться на мышей и белок. Гизелла была истощена, и её терзали мучения. Она легла и закуталась своим хвостом. Дождь крапал, как будто бы плакал сам лес. Что-то разбудило её. Было почти что утро. Сквозь деревья она увидела просвет в небе на востоке. Её нос принюхался к чему-то, принесённому ветром: запах вымокшего клевера... лужок... кролик, самец, толстый... она могла услышать, как он жуёт. Она вскочила на ноги.

Голод овладел ей, и ещё что-то дикое, что было сильнее голода. Она была голодной лисой, и весь мир сейчас состоял лишь из голода, запаха добычи, и необходимости уменьшать и уменьшать расстояние между добычей и своими челюстями, ближе и ближе, крадясь как тень, слившись с тишиной, слыша только ускоряющееся биение сердца своей жертвы, пока в одно отличное мгновение - рывок, погоня, прыжок, крик, треск костей, и затем... пища. Это была её первая добыча. В человеческой форме Гизелла всегда любила маленьких зверушек, и когда находила раненного или беспомощного, то выхаживала его. Теперь, будучи лисой, она обнаружила, что всё ещё любит их, но в другом смысле. И она поблагодарила кролика, обмякшего в её челюстях, за то, что он подарил ей свою жизнь. Она притащила его назад к дубу и обнаружила Нуби, уплетающего пухлую белку. Апрелия клевала семена и жуков. И так они вместе пообедали.

Ветерок подул с другой стороны, и гнилостный противный запах заполнил маленькую опушку. Нуби уловил его первым и замер. Потом он выгнулся дугой и зашипел. Апрелия начала квохтать и бормотать, "О, боже мой! О, боже мой!" Гизелла повернулась и там, глядя прямо на опушку, стоял огромный чёрный медведь.

"Это опять ты!" прорычал Нуби.

Гизелла приблизилась к нему и, смотря на медведя в упор, оскалила зубы и тоже зарычала.

"Я помню тебя, кот," сказал медведь. Гизелла понимала каждое слово; лиса знает все языки, подумала она.

"Я был на суде," продолжил медведь. "Я не хотел бы нанять тебя своим адвокатом! И потом ещё, тот день, когда я говорил с Огнёвкой - лисой или девочкой - или чем бы она там не была! Я навсегда запомню этот день. Я бежал от чудища в небе, но оно что-то всадило в мою ногу - благодаря ей! Она замедляет меня, эта заноза, она причиняет мне боль. Я был великим собирателем и охотником. Теперь я всегда голоден. Но я всё ещё силён - сильнее чем вы оба." И вот он зарычал и посмотрел на Гизеллу. "И ты... что ты такое?" огрызнулся он. "Девочка, выглядящая лисой или лиса, изображающая из себя девочку? Я думаю лучше открутить тебе голову и посмотреть, что там на самом деле."

"Что он говорит?" прошептал Нуби. "Я не очень разбираюсь в медвежьем языке."

Гизелла заговорила с медведем. "Я не Огнёвка. Я девочка по имени Гизелла, которая её ищет. Она украла моё тело, и я хочу его вернуть. Никому из нас не пойдёт на пользу драка и здесь хватит пищи, чтобы поделить на всех. Идём, помоги себе."

Он с подозрением посмотрел на неё и понюхал воздух. "Странно," сказал он. "Ты выглядишь и пахнешь как Огнёвка, но ты говоришь как девочка, в совершенстве знающая медвежий язык... слишком странно."Он встряхнулся и проковылял к тому, что осталось от кролика и белки и проглотил всё. Гизелле было понятно, что для него это не более чем закуска. Она снова подняла нос и поймала чей-то запах. "Жди здесь," сказала они и прыгнула в чащу. Она ушла, поскольку видела, как медведь голодает, и не хотела быть его обедом. Но кроме того, как бы не хотелось ей в этом признаться, ради наслаждения следующей охотой. Она притащила назад толстого лесного сурка и кинула его перед медведем. Он не заставил себя ждать. Лес заполнился треском и хрустом, пока его челюсти дробили кости.

"Слишком много зубов!" забеспокоилась Апрелия, уставясь на него. Она прыгала с ветки на ветку дуба высоко над их головами. "Мне не нравятся те, у кого такой большой рост и так много зубов, и все острые...."

"Ему плохо, Апрелия," сказала ей Гизелла. "Надо быть добрыми. Он нас не тронет." Но, тем не менее, она совершенно не представляла себе, как тут быть. Ей хотелось, чтобы Быстр был с ними. Что, если он исчез навсегда? Что им тогда делать?

Медведь вылизал свою морду и лапы. "Кто бы ты не была," сказал он ей, "ты была добра и я обязан отплатить тебе."

"Не надо," сказала она. "Всё в порядке."

"Я должен!" прорычал он. "Таков закон."

"Что за закон?" спросила она его.

"Тот закон, что высечен в моих костях, разумеется. И в твоих тоже...." Он тихо зарычал. "Но мне приходится всё время напоминать себе, что ты не... эта лиса! Как я её ненавижу!"

"Из-за пули в твоей ноге?"

"Не только. Гораздо раньше."

"А почему?..

"Почему? Я скажу тебе, почему! Мы родились в одном лесе, и с той поры как мы были щенками... она дразнила меня, насмехалась и издевалась надо мной! `Ты такой увалень!' глумилась она. `Такой глупый, такой грязный, такой безобразный...' Она смеялась надо мной! А я ненавижу, когда надо мной смеются. Я гонялся за ней, но никогда не мог её словить. И однажды, в пылу погони, я упал в ловушку и, ох, как же она хохотала потом. А когда пришли люди и вытащили меня, она засмеялась ещё сильнее! Люди били меня и заставляли меня танцевать и повели меня в цирк, где собиралась толпа... и все смеялись надо мной! О, как они смеялись! Наконец, я сбежал назад в лес, и там была Огнёвка -`Клоун вернулся!' закричала она. 'Глупый клоун, вонючий клоун!' С каким наслаждением я выпотрошил бы её! Она заставляла меня гоняться за ней по всему лесу и изображать из себя дурака. А теперь и ходить я могу с трудом. Я хочу сжать её шею в своих челюстях!" Он оскалил зубы и огрызнулся.

"Ты меня пугаешь," сказала Гизелла.

"Прости," сказал он.

"Я тоже её ненавижу," сказала она, "и теперь она и моя семья в плену и императора. Его летучая машина всадила в тебя пулю. Мы собираемся найти их и освободить их, и я верну моё тело. Как ты думаешь, могу я сделать так, чтобы она вернула моё тело?"

"Я помогу тебе," сказал медведь. "Ну, как только я её схвачу, поверь мне, она всё тебе вернёт!"

Если ты её схватишь, подумала Гизелла, возвращать будет нечего! Моё бедное тело. Этот медведь страшил её. Но она представила себя опять в собственном теле, со своей семьёй в своём доме, и начала плакать. Ей показалось, что где-то, далеко-далеко в обступившей тьме - ожидая её - теплится лучик счастливого конца. Где-то. Ей надо было дотянуться до него. И даже если его почему-то не было, она должна его там сделать. Теперь медведь храпел. Она свернулась рядом с ним и вылизала его раненую ногу. Спустя минуту, она тоже захрапела.

Гизеллу разбудило стрекотание крыльев колибри. Утро было тёмно-серым и мокрым. Быстр спланировал на поганку, принял свой настоящий вид и стряхнул воду с волос.

"Я хотел обойти худшую из войн, Гизелла, но сейчас мы близко к Норландии и к сражению, сегодня бы будем там. Это отвратительно," прошептал он, "и становится всё отвратительнее! Эта война совсем не как прежние войны, войны прошлого, когда люди просто рубили друг друга. Эти шутки взрываются подобно грому... подобно молнии, и рокочущие штуки полные бензина - они разрушают мой мир! Весь незримый мир распарывается огромными дырками. Ты бы только видела их! Вся магия утекает через эти раны! Мой народ пытается сохранить её - в ящиках, мешках, коробах, шляпах, карманах, корзинах, - но каждый день её становится всё меньше и меньше... а без магии... " Он покачал головой. "Мы не можем существовать! Мой народ и я ис... ис... исчезнем! Ты найдёшь нас лишь в сказках!" Он безнадёжно опустил плечи. "Я не готов к такому повороту событий. Говоря по правде... Мне страшно."

"Так есть у нас шанс?" спросила Гизелла. "Мы будем за него бороться?"

"Гизелла," - сказал он: "Я хотел бы задать тебе тот же вопрос... " Гизелла видела, как слезятся его глаза.

"Конечно же, будем," сказала она.

Быстр вздохнул и осмотрелся. "Лучше начинать сейчас же," сказал он и снова стал птичкой.

"Пожалуйста, будь к нам поближе!" сказала Гизелла, но он уже улетел в мокрый тёмный лес и она видела, что он её не услышал.

"Нуби," позвала Гизелла. "Апрелия, мишка, идём! Нам уже пора!"

Сонная Апрелия спорхнула с дерева, приземлившись на спину. "Ку-ка-ре-ку," зевнула она. Она решила сама кукарекать по утрам. "Кто-то ведь должен этим заниматься," сказала она. Когда она увидела медведя, то очень расстроилась. "Это же мохнатая гора с зубами! Она нас преследует!"

"Глупая клуша!" прорычал он и огрызнулся на неё, когда они тронулись с места. Гизелла попыталась переубедить Апрелию что он им друг, но то продолжала нервно оглядываться через плечо на ковыляющего позади них медведя. Пошёл дождь. Среди журчания и стучания капель по листве слабое жужжание Быстра, как сильно не вслушивалась Гизелла, вскоре затерялось.

"Быстр!" пролаяла она. "Не мог бы ты не отдаляться?" Полило сильнее. Её мех промок. Это было как будто завернуться в холодную, липкую от влаги простыню. Через несколько, как им показалось, часов, они выбрались из леса в открытое поле. И тут дождь забарабанил нещадно. На расстоянии, неподвижная среди ливня, как будто ожидающая чего-то, стояла небольшая фигура в сером балахоне. Они приблизились к ней сзади и остановились. Фигура повернулась.

Это был тот соволикий, которого Гизелла встречала раньше. Адвокат Огнёвки! Было ли это несколько дней назад, задумалась она, или недель или месяцев? За вуалью дождевых капель, падающих с капюшона, человек-филин моргнул огромными жёлтыми глазами.

"Ага!" сказал он. "Бродячий цирк! Медведь и компания!" Послышалось басовитое рычание, и Апрелия оглянулась и пронзительно заверещала.

Медведь сидел прямо позади неё, его язык свисал изо рта, дождь барабанил по голове. "Ненавижу цирк!" рычал он.

Человек-филин, казалось, не слышал их. "Неужели тюремная стража не будет довольна!" сказал он. "Им нравится цирк. Даже император любит цирк. Это отвлекает его от войны. А она проходит плохо, война. Вы Норландцы или Югландцы?"

"Мы... просто... животные," заикаясь ответила Гизелла. "Конечно, конечно! Вы главное горгами не окажитесь, вы ведь не они? Неважно, к какому виду существ вы относитесь. И не в этот час. Особенно с тех пор, как пойманы те шпионы, целая семья, представьте себе? Мама, дедушка, пратёка, даже маленькая девочка - все шпионы!"

"Семья?" закричала Гизелла "Они были... они сейчас в порядке?"

"Они в концентрационном лагере. У старухи есть что-то - что-то, нужное императору.... Вы ведь на самом деле любите своего императора?" прошептал человек-филин. "Несмотря на его... аромат? Но мы не будем об этом болтать, не так ли? Конечно же, нет! А пока что расскажите мне о своём цирке - медведь танцует, ведь правда? И лиса-танцорка, о, это новинка! Это что-то особенное! Его Величеству это понравится! К чему я спрашиваю... я имею в виду, не можете ли вы исполнить мне небольшую часть вашего номера? Всего несколько па?"

Гизелла засомневалась, действительно ли сдвинулся совершенно этот человек-филин. Или он пытается им помочь? "Да, но, с-сэр... " - сказала, заикаясь Гизелла, "к сожалению, у нас нет музыки и по правде, мы довольно давно не тренировались."

"Это так!" закричал соволикий. "Тренировка! Тренировка! Тренировка! Выходите, всего несколько шагов, в ритме вальса. Я буду отбивать такт, а вы пойте сами. Пожалуйста! Вы не смеете мне отказать! Раз два три, раз два три... Ля ляя ля ля ляяа! Ля ляа! Ляляа!"

Вспыхнула молния. Подобно музыкальному вступлению, пророкотал гром. Медведь зарычал и поднялся над Гизеллой - она отскочила назад, испугавшись. Но затем он неуклюже наклонился. "Повторяй за мной," сказал он. "Я очень, даже слишком хорошо знаю вальс, я ненавижу его и ненавижу цирк, но я сделаю это, чтобы помочь тебе."

Гизелла прильнула к его шерсти, запах мокрого медведя и мокрой лисы смешались, когда он охватил её передними лапами. Она боялась быть раздавленной, пока они барахтались и шатались, кружась. Но на раскисшем поле под проливным дождём, Гизелла научилась вальсировать. Это было нелегко, балансировать на задних ногах в грязи. Она шаталась и спотыкалась круг за кругом. Сквозь дождь было почти ничего не видно.

Нуби, улучив момент, запрыгнул на широкую голову медведя и начал петь. Апрелия вспорхнула на спину Нуби, закрутилась и закудахтала. Гизелла, казалось, чувствовала боль, которую вызывал каждый шаг медведя, но он вальсировал смело. Нуби заглушал всё, кроме грома, своими воплями.

"Браво!" закричал странник, восторженно аплодируя. Он засунул в рот свои пальчики и издал самый ушераздирающий свист, в то же время ходя колесом по земле. "Великолепно! Неподражаемо! Лагерные стражники вас будут вас обожать! И император - тоже! Вы можете даже их `сбить с панталыку'! Вам выражение понятно? И... У меня есть как раз то, что нужно, чтобы совершенно гарантировать ваш успех...."

Из-под плаща он достал большой кожаный чемодан. Из чемодана он сначала вытянул длинный шест и воткнул его в землю. Открыв сверху большой зонтик, он затянул Гизеллу под навес. "А Вот и они," сказал он. "Костюмы!" Под оглушающую дробь дождя, он натянул на неё одежду из мешка. Затем по очереди он одел остальных.

Нуби получил широкополую чёрную фетровую шляпу с пером фазана, зелёный жакет с фалдами и большие жёлтые кожаные башмаки. На Апрелии были маленькая соломенная шапка и клетчатый фартук. Каким-то образом, филин втиснул медведя в розовую атласную пачку и одел огромные балетные башмаки из того же материала на задние лапы. Гизелла оказалась в алом охотничьем костюме и остроконечной шляпе.

Как противно было оказаться одетой! Особенно в мокрое. Как она выдерживала это, когда была человеком? - удивилась Гизелла. Всё это создавало ощущение нереальности, но они выглядели как настоящий цирк.

"Не волнуйтесь насчёт оплаты," сказал странник. "Я подожду, пока вы не разбогатеете! Было очень почётно встретиться с вами! Исключительно!" Он пожал лапы всем вокруг. "Удачи!" сказал он, и ускользнул в дождь.

"Да будет с вами удача, сэр!" сказала Гизелла вдогонку. "Спасибо! За всё!" Она засмеялась и стряхнула воду и грязь со своей шкурки. "Как повезло!" закричала она остальным. "Кто бы это не был, он сказал и дал нам всё, что было нужно. Моя семья всё ещё жива! Мы знаем, где они. Мы можем их спасти! У нас есть цирк!"

"А с моим пением," добавил Нуби, "мы могли бы организовать даже и оперу."

"Где я," кудахтнула Апрелия, "постараюсь не пустить петуха!"

"Ненавижу цирк," прорычал медведь, и затем тихо заковылял позади, когда они окунулись в бурю, пересекая поля.

Они видели людей, идущих навстречу через дождь. Семьи, некоторые с тачками, некоторые толкали телеги. Множество женщин с детьми. Звук орущих малышей пробивался сквозь капель. Вскоре вся равнина была заполнена сотнями людей. Все горги. Над головами они держали скатерти и простыни. Большинство проходило мимо, не бросая взгляда, за исключением детей. Те звали их, смеялись и махали руками. Кто-то тыкал пальцем и говорил, "Смотри мама, мишка! лиса!" Гизелла слышала пение молодого человека. Его голос был прекрасным, громким и чистым. Он напомнил ей Тавидо. Это была старая песня горгов:

Пою о дальних горах,

Где реют смело орлы.

Расправь руки в просторе.

До небес дотянись....

"Тссс!" зашипели люди вокруг. "С ума сошёл!" Мальчик продолжал петь. Другой юноша присоединился:

Где воздух пахнет свободой

Где ветер поёт о любви,

И под ногами весь мир ...

В чистом небе звезда,

И мы встретимся там!

Приведу я тебя туда!

"За такие песни они убивают людей!" крикнул человек.

"И не только солдаты," добавила женщина. "Наши соседи убивают нас! Наши бакалейщики убивают нас!"

"Они говорят, что все мы шпионы, как та семья, что они схватили - где старуха с курами."

"Пора самим защищаться!" крикнул певец. "Время ответного удара! Присоединяйтесь!"

"Ты прав," ответил кто-то ещё. "Что нам осталось терять?"

"Я с вами!" закричал другой. "Нам нужна своя собственная страна!"

"Да! Страна горгов!" закричал ещё один. " Присоединяйтесь!" закричали другие. "Все вы!" Новые певцы вступили в хор:

Поём о дальних горах,

Где до неба достать рукой,

Мечтаем об этих горах,

Где когда-то был мир и покой....

Многие отшатнулись от поющих. Но растущий отряд - мужчины и женщины, юные и старики - пели и поднимали сжатые кулаки и восклицали, "Мы будем сражаться! Построим свою собственную страну! Объединяйтесь!"

Громкое противное жужжание прервало их. Огромная визжащая чёрная штуковина слетела из облаков. Гизелла в первый раз увидела аэроплан. Люди посмотрели вверх и стали разбегаться. Взрыв неподалёку извергнул гейзер грязи, и были слышны крики. Здесь и там, вместе с дождём падали бомбы. Певцы запели громче и промаршировали сквозь взрывы. Между ударами бомб Гизелла услышала рокот и грохот артиллерии. Вместе с друзьями она не могла двигаться из-за толпы народа, и просто стояла на месте, в то время как беженцы отчаянно проносились вокруг них.

Спустя некоторое время, толпа поредела и бомбёжка прекратилась. На расстоянии, сзади от неё, было слышно как пение удаляется. Согбенная старуха с вязанкой на спине прошла последней. После этого Гизелла со своим цирком зашагали в Норландию одни.

Удары пушек и стрекотание пуль окружили их. Дождь остановился, но облака висели низко и выглядели грязными, как старые матрасы с выбивающейся наружу ватой. Ветер, полный злых запахов, хлестал им в лицо, а через весь горизонт проходила ощетинившаяся черта колючей проволоки на деревянных столбах - граница Норландии. Прямо впереди стояла небольшая сторожка, похожая на будку парикмахера красными и белыми полосами. Рядом с ней стояли, наблюдая за прибывающим цирком, два Норландских солдата с винтовками. Даже с расстояния был заметен их испуг.

"Стой!" прокричал один из них. Оба нацелили винтовки в Гизеллу и прочих.

"Ку-ка-ре-ку," ответила Апрелия, не зная что ещё сказать.

Солдаты опустили винтовки. Медведь встал на задние ноги, и винтовки вскинулись опять.

"Сюда, медленно!" предупредили солдаты. Гизелла так и сделала.

Солдаты свистнули и чертыхнулись в удивлении, когда они подошли ближе. Один из них, не намного старше Гизеллы, покуривал сигарку. Это были всего лишь мальчишки в шлемах и грязных мундирах, слишком больших для них. Они с подозрением обошли вокруг потрёпанного цирка и оглядели окрестности во всех направлениях.

"Просто звери," - сказал курящий, "а одеты лучше нас.... Где же люди?"

Второй пожал плечами. "Может быть, это какой-то грязный трюк неприятеля."

Гизелла встала и поклонилась медведю. Он изобразил реверанс, и они начали вальсировать, а Нуби и Апрелия исполняли свои роли. Без дождя и на твёрдой земле у них получилось намного лучше, чем в первый раз.

"Ты смотри!" аплодировали мальчики, смеясь и подпрыгивая вверх-вниз. "Это здорово! Ещё! Давайте! Покажите ещё раз!"

Исполнители пошли на бис и добавили несколько деталей, раз уже заслужили доверие.

Аплодисменты стали ещё более буйными. "Это цирк!" завопили юные солдаты. "У нас здесь самый настоящий цирк!" Они обняли друг друга и сами пустились в пляс. "Мы можем на этом заработать денег! И довольно много!"

"Очень много! Приведём их в лагерь! Покажем представление страже!"

"Он нам не поверят!"

"Они обалдеют! Я слышал, что даже император любит цирк!"

"Я поведу их в лагерь, а ты сторожи границу."

"Ну нет! Я поведу их!" сказал тот, что с сигаркой.

"Нет, это буду я!" пригрозил второй, поднимая винтовку. "Ладно, ладно! Мы оба поведём их! К чёрту границу!"

"К чёрту границу!" сказал второй. "Война всё равно проиграна! Так все говорят...."

Они подняли деревянный шлагбаум, открыли большие ворота из колючей проволоки и отконвоировали через них цирк в Норландию. С одним мальчиком впереди а вторым сзади они пересекли каменный мост через реку и вошли в окраины столицы.

Ставни были захлопнуты. Магазины закрыты. Улицы были пусты. Как раз когда они повернули на дорогу к концлагерю, солнце высунулось из-за облака и осветило холм над городом. Ничего в жизни Гизеллы не подготовило её к тому, что она увидела. Там, отражая радуги во всех направлениях, стоял дворец, весь сделанный из хрусталя. Она остановилась и засмотрелась.

"Продолжать движение!" крикнул один из мальчиков. "Сначала лагерь, затем дворец!"

"Да! С этими животными нас точно пустят в Хрустальный Дворец!"

"Когда император увидит наш цирк, он сделает нас богачами!" сказал другой.

"Денег будет как грязи!" Они шли дальше, а юные солдаты восхищённо болтали о том, что будут делать со своими деньгами.

С вершины небольшого холма Гизелла, посмотрела вниз на обширную лужистую грязную пустошь, окружённую очень высоким забором колючей проволоки. Это был концентрационный лагерь. Сотни людей стояли внутри, не двигаясь, не разговаривая, с серыми лицами, тихо. Ужасающий запах нечистот, болезни, голода, бессилия, страха и безнадёжности стоял над ними. Это пугало Гизеллу, побуждало ей к плачу. Над большими двойными воротами высился знак: "Добро пожаловать, горги!"

Стражники вышли из домиков по обе стороны. Некоторые прицелились ружьями в странное шествие, некоторые просто смотрели. "Стой!" скомандовал лысый сержант, коричневый как дублёная кожа. "Что вы здесь делаете?"

"Сэр!" закричали мальчики. "В городе цирк!"

Сержант уставился на них, а затем на Гизеллу с друзьями. "Кто охраняет границу?" потребовал он.

Мальчики побледнели, посмотрели друг на друга, а затем на землю. "Никто сэр, но..."

"Никто? Вы сказали - никто? Вы оставили свою страну - вашу славную Норландию - неохраняемой, чтобы привести цирк? Дезертиры!" Он сграбастал мальчиков за ворот, стукнул их головами друг друга несколько раз, и с пинками и проклятьями бросил их стражникам, которые утащили их прочь. Вот и всё их богатству и мечтам, подумала Гизелла.

Затем, уперши руки в боки, сержант обратил внимание на животных. Оставшиеся стражники подвинулись ближе. "Хорошо," сказал он, "Мне интересно, что именно такого они делают."

Гизелла и медведь начали всю последовательность снова. С каждым выступлением Гизелла ненавидела это всё больше: стесняющие костюмы, вперившиеся в них взгляды. Но теперь она была профессионалом, танцуя ради жизни своей семьи.

Глаза сержанта широко раскрылись. Солдаты охали и ахали, смеялись и аплодировали. "Кто-нибудь, сыграйте какую-нибудь мелодию!" приказал ухмыляющийся сержант, хлопая им в такт. "Где Эрик с аккордеоном?"

"Мёртв," ответил кто-то. "Как насчёт Георга с флейтой?"

"Вчера ему оторвало руки," сказал кто-то ещё.

"Проклятье! Это должно идти под музыку! Это великолепно! Неужели никто не может хоть что-то сыграть?" разбушевался сержант.

И тут, подобно чуду, чистые, нежные звуки скрипки взлетели над лагерем. Это был старый горгский вальс. Звуки войны стихли. Сначала Гизелла не могла поверить в это. Затем её сердце наполнилось ликованием. Только одна скрипка могла звучать так. Её отца. И был только один человек во всём мире, что мог так играть на ней. Тавидо!

Солдаты рукоплескали, пели и дружно подпевали; и когда Гизелла шагнула и повернулась, она увидела, прямо за колючей проволокой, своего брата, играющего на скрипке, с окровавленной повязкой на глазах. Её мама стояла по одну сторону от него, дедушка по другую, а рядом с ним стояла Огнёвка. Лиса в теле Гизеллы смотрела на неё. Теперь Гизелла танцевала от всей души. У неё была надежда!

Здесь её семья; здесь её настоящее тело. Даже толпа за колючей проволокой просветлела. Она услышала, как дети смеются. Запах отчаяния начал уходить. Небо прояснилось, и нежный золотой свет спустился от заходящего солнца. Они танцевали и кривлялись ещё и ещё пока все не стали петь и рукоплескать и последний луч сменился тьмой.

Лейтенант на лошади присоединился к зрителям, и когда тьма закончила выступление и последний аплодисмент стих, он скомандовал, "Сержант!"

"Так точно!" сказал сержант, отсалютовав и щёлкнув каблуками.

"Приведите этих" - он указал на Гизеллу и её цирк -"животных во дворец к утру! И музыканта тоже. Ровно к десяти часам! К императору!"

"Так точно!" прокричал сержант, когда офицер ускакал дальше.

Маленький цирк заперли во дворе с лошадьми и предоставили им еды и питья. Медведь, Нуби, и Апрелия - все уснули. Но Гизелла не могла заснуть. Двор примыкал к лагерному забору. Она слонялась вдоль него туда и сюда несколько часов, пока, подняв взгляд, не увидела Огнёвку за изгородью смотрящей на неё в ответ.

"Я хочу своё тело!" сказала Гизелла сквозь зубы. "Немедленно!"

Огнёвка глянула между рядами колючей проволоки в глаза Гизеллы и улыбнулась. Ночь была тёмной, но для лисы темнота - лишь ещё один вид света. Гизелла посмотрела на неё в ответ.

"Ты уверена?" прохладно спросила Огнёвка.

Мой ли это голос, удивилась Гизелла? Моё ли это лицо? Или они уже принадлежат Огнёвке?

"Ты уверена, что хочешь здесь оказаться?" сказала Огнёвка. "Голодающей? Стремящейся к смерти? Как это поможет твоей семье?"

Гизелла быстро отвела взгляд и Огнёвка засмеялась. Может быть, Огнёвка права, подумала Гизелла, но ведь она так стремилась оказаться со своими близкими; разве это не то место, где ей положено находиться? Да, и когда они окажутся вместе, всё должно прийти в порядок! Она опять уставилась в глаза Огнёвки.

"Ты точно уверена?" опять спросила Огнёвка.

Гизелла заколебалась. И опять она отвела взгляд. Огнёвка была права. Именно Гизелла была той, кто должен спасти свою семью. Неужели они все умрут только потому, что она не может подождать встречи с ними? Разве не стоит хотя бы попытаться помочь им?

"И почему," хитро продолжила Огнёвка, "почему это я должна меняться с тобой сейчас? Может я и выгляжу человеком, но я не совсем тупая! Цирковой клоун? Одетая в этот уморительный костюм? Запертая с этим медведем, у которого один жир в голове - никогда я не могла удержаться, чтобы не подразнить его, бедняжка; он ведь такой смешной, когда злится. О, нет! Завтра, когда они поведут тебя на выступление перед императором, ты должна найти способ забрать нас отсюда! Тогда мы и подумаем насчёт обмена телами. Это ужасное место! Теперь я знаю, почему у людей такой плохой нюх - из за вони среди которой им приходится жить! Может быть, кто-то придумал войну и концлагеря для того, чтобы развлечься? Будучи человеком можно развлекаться всё время - у вас есть пальцы и куры и музыка и семьи. Мне нравится твоя семья; пратётка Тантех знает так много...."

"Где она?" воскликнула Гизелла. Она почти совсем забыла о своей пратётке.

"Она во дворце. Император вытворяет над ней страшные вещи; никакое другое существо не смогло бы делать такое со своими родичами - да и со всякими другими. Он хочет, чтобы она рассказала ему как заставить Декабрию откладывать золотые яйца. Есть две вещи, которые я никак не могу понять: Почему люди ненавидят горгов - я знаю, почему они ненавидели меня лисой... но горгом? И почему они так любят золото? Ты не можешь мне это объяснить? Они не могут его есть и они убивают ради него; на него приятно смотреть, но ведь и на цветы тоже. И на луну. Если есть что-то ценное в людях, то это музыка! Это секрет, который я хочу раскрыть!"

"Хорошо!" сказали Гизелла. "Я найду способ освободить нас всех. А потом мы должны обменяться обратно. Ты должна обещать!"

"Освободи нас," сказала Огнёвка, повернувшись и скрываясь во тьме. "Тогда посмотрим."

В голове Гизеллы вертелись неприятные мысли: Что они делают с пратёткой Тантех? Как бы ей всех освободить? Что по-правде может сделать кучка бедных животных? Какой у них был план? Она никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Потом она подумала о Тавидо и деде и о матери. Даже несмотря на то, что они были разделены, она чувствовала себя соединённой с ними каким-то образом, они были к ней близко - как так могло быть? Конечно! Любовь соединяла их. Она всегда будет соединять их. Она найдёт способ.

Она ненадолго заснула, и ей снились летящие птицы. Тысячи птиц. Птицы всех видов и размеров и цветов. Каждая пела особенную песню. Все летели домой.

Они были разбужены на рассвете стражниками, принесшими ещё еды и питья, и Тавидо был приведён в их загон. Гизеллу переполняла смесь боли и радости. Он был слеп. В одной руке он держал скрипку и смычок, а в другой - длинную палку чтобы ощупывать дорогу.

Она подбежала к нему, лизнула ему руку, вскочила ему к груди, и стала петлять вокруг него. "Тавидо! Дорогой Тавидо!" кричала она, но он слышал только визг и лай. Поначалу он был изумлён, но затем засмеялся и почесал ей голову и встал на колени чтобы она могла поцеловать и облизать его дорогое лицо.

"Это лиса или собака?" засмеялся он. "Она такая ручная! Думаю, что я ей нравлюсь. Хорошая лиса! Милая лиса...."

"Будь осторожен," сказал девичий голос. "Ты никогда не можешь по-настоящему доверять лисе." Огнёвка выступила из-за его спины.

В утреннем свете она выглядела ещё менее знакомо. Я должна вернуть своё тело, подумала Гизелла, пока оно совсем не станет её собственным! На шее у Огнёвки весел маленький барабан. Тавидо убедил сержанта, что для выступления перед императором ему нужен будет барабанщик, и что Огнёвка как раз им является. Разумеется, она никогда раньше не видела барабана. Она подмигнула Гизелле, и затем высунула язык и построила глазки медведю. Он зарычал, встал на дыбы и замахнулся на неё. Один из опешивших стражников упал навзничь, а другой нацелил ружьё на медведя.

"Пожалуйста!" пролаяла Гизелла медведю. "Она ведь сейчас носит моё тело!"

Медведь отступил. "Последним смеяться," сказал он Огнёвке, "буду я!"

Она только хихикнула и взяла Тавидо за руку. Когда Нуби пришёл потереться об его ноги, Тавидо узнал его голос, и, ощупав его руками, убедился в этом. И Апрелию тоже узнал. Он был необыкновенно рад и удивлён тем, что нашёл их здесь. "Но где же они взяли одежду?" удивился он. "И как это они объединились с лисой и медведем, создав цирк?"

Как мне расказать ему? Подумала Гизелла. Как бы мне дать ему знать, кто я на самом деле?

"Мой дорогой сын, моя дражайшая дочь," раздался заплаканный голос. "Да будете вы в безопасности!" Мать Гизеллы стояла за колючей проволокой рядом с её дедушкой.

Гизелла подбежала к ней, визжа и лая, бросаясь на проволоку. Она так хотела оказаться в материнских руках. Как может быть так, что она не может быть в её руках? Как может быть так, что родная мать не узнает её? Но глаза матери были испуганы и наполнены страхом.

Стражники оттащили Гизеллу. Она попыталась укусить их, но один из них оглушил её прикладом ружья и они завязали верёвку на её шее. Сержант отдал приказы. Они выстроили циркачей и окружили их стражей. Мама и Дедушка махали им сзади за колючей проволокой.

"Не беспокойтесь," сказал им Тавидо по-горгски. "Я думаю, с этими зверями, мы найдём способ отсюда выбраться!"

"Удачи!" прокричали они в ответ, и отправился цирк в путь.

И только сейчас Гизелла заметила, как стало тихо. Пушки смолкли. Неужели война закончилась? Пока они шли через столицу, они встречали всё больше и больше солдат и пушек за мешками с песком, сложенными в высокие стены, окаймляющие улицы, ведущие к холму. Снайперы смотрели на них с крыш. Чем ближе подходили они к Хрустальному Дворцу, который блестел и переливался, тем больше он казался сделанным из света. Воздух вокруг него был окрашен во все цвета радуги, и слышался звон подобный тысячам ветряных колокольчиков.

У ворот дворца, которые тоже были из хрусталя и украшены стеклянными лианами и плодами, стояли высокие, грозно выглядящие стражники, все в пурпурном. Как раз тогда, когда цирк подошёл к воротам, они распахнулись. Оттуда выехал генерал с красными усиками и белым носом. При виде цирка лошадь, закатив глаза, дико заржала и поднялась на дыбы. Генерал завопил, свалился назад, и приземлился с плеском в лужу мутной воды. Стражники зажали рты, побагровели и с трудом сдерживались, пока адъютанты генерала носились, чтобы помочь ему встать и отряхнуть его.

"Кто отвечает" - потребовал он сквозь сжатые зубы - "за этот... зоопарк?"

"Я, сэр!" прокричал сержант, отсалютовав и щёлкнув каблуками. "Цирк находится здесь, чтобы развлекать императора!"

Один из адъютантов дал генералу монокль, который тот вставил в глаз.

"Цирк!" сказал он, осматривая их. "Ну... это хорошая идея. Императору нужно как-то развлечься. Да! Во время перемирия. На встрече с королевой. Небольшое развлечение будет их... отвлекать. Доставить их к императору!" Он отошёл в сторону, и они промаршировали через ворота.

Она пересекли хрустальный мост надо рвом. Гизелла испугалась, увидев, что ров полон змей, крокодилов и, злобных копошащихся тварей, которых она ни до, ни после того не видела. Её пробрала дрожь. Они поднялись по хрустальным лестницам и вошли в Хрустальный Дворец.

Они промаршировали через обширные зеркальные коридоры - стены, потолки, и полы все были зеркальными. Они (кроме бедного Тавидо) видели себя отражёнными сверху и снизу и по обоим краям до бесконечности. Перезвон исходил от бессчётных затейливых хрустальных канделябров. Гизелла почти что не расслышала крошечный голосок, шепчущий, "Гизее-лааа...."

"Быстр!" прошептала она в ответ. "Где ты? Я думала, что мы потеряли тебя навсегда!"

С макушки её головы, не крупнее комара, Быстр спланировал на кончик её носа. "Гизелла," сказал он, "Я должен был бы убраться отсюда! Это место для меня небезопасно! Люди могут видеть меня в зеркалах - особенно в зеркалах, отражающихся в зеркалах! А незримый мир пропал! Он разлетелся на кусочки и кусочки разорвались в ничто, и там, где он был... осталась лишь прореха во Вселенной! Он был так красив, и мы никогда его больше не увидим! И весь мой народ пропал - я единственный остался. Они забрали последнюю магию и улетели в какое-то место, такое далекое, такое скрытое, такое неизвестное, что не думаю, что я смогу найти его! У меня осталось всего чуть-чуть магии, Гизелла.... Я хочу помочь тебе - я должен помочь тебе - но я одинок и потерян и напуган!"

Скосив глаза на кончик носа, она увидела его раздвоившимся, плачущим и заламывающим крошечные руки. Она забыла про свой собственный страх. "Дорогой Быстр, всё образуется," прошептала она. Что ещё она могла бы сказать? "Мы теперь в цирке и как все говорят, цирковое представление всегда со счастливым концом. Теперь спрячься у меня в ухе и, пожалуйста, расскажи мне... ты нашёл пратётку Тантех? С ней всё в порядке?"

Он забрался ей в ухо. "Здесь уютно," прохныкал он. "Я мог бы жить здесь счастливо и никогда не выходить. Я слышал плач и стенания. Я слышал кудахтанье и бормотание. Но я не нашёл, в каком она подземелье. Под дворцом сплошной зеркальный лабиринт с зеркальными камерами, где мучимым приходится смотреть на свои страдания...."

"Стой!" сказал один из стражников. "Покои императора!" Они находились перед величественной зеркальной дверью. Их стражники прошептали что-то стражнику у двери, который постучал и прошептал что-то стражнику внутри, который открыл дверь, прошептал что-то в ответ и снова закрыл её. Но перед тем, как она закрылась, Гизелла уловила дуновение чего-то очень неправильного и неприятного - и услышала квохтанье курицы.

"Нам повезло!" радостно сказал Апрелия. "Император - цыплёнок!"

"Это Декабрия там," прошептал Нуби. "Я узнаю её кудахтанье везде."

"Ты прав!" сказал Апрелия. "Но как же Декабрия ухитрилась стать императором?"

Их стражник повернулся к ним. "Император на совещании," сказал он. "Я должен отвести вас в комнату ожидания." Он провёл их по другому коридору.

"Может быть, пратётка Тантех тоже здесь!" прошептала Гизелла. "Нам надо проверить. Быстр, ты всё ещё в моём ухе?"

"Я не уверен," сказал крошечный голосок. "Чего ты хочешь?"

"Просто пролезь под императорской дверью," сказала она. "Посмотри, что там происходит. Это будет просто."

"Просто меня раздавят!" пропищал он. "Растопчут! Размажут!"

"Ты должен," сказала она.

"Я знаю," вздохнул он. "Я должен." Он превратился в мотылька, выпорхнул из её уха и пропал.

В комнате ожидания были большие окна, из которых открывался вид на город и его стены. За ними они могли видеть грязные поля, которые пересекали утром. Но теперь поля был покрыты сотнями чудовищных бронированных повозок, и все их дула были направлены на дворец, а за ними виднелась блестящая беспокойная тёмная масса - армия королевы, все в чёрном, окружила город.

Пока она ждали, Тавидо пытался научить Огнёвку играть на барабане, но ей это было трудно. Она слишком увлекалась; однажды начав, заслушавшись своим собственным ритмом, она забывала о музыке. Тавидо был терпелив, но она разозлилась и бросила барабанные палочки на пол.

"Гизеее-лаааа!" Голос Быстра опять раздался в её ухе. Она не заметила его возвращения. "Слушай!" сказал он.

"Я пролез под дверью в комнату, зеркальную, как и остальной дворец, за исключением того, что эти зеркала увеличивают всё, поэтому все выглядят даже более громадным и безобразным, чем на самом деле - и для крошки, которой я сделался, там больше шансов быть увиденным! Там я обнаружил императора. От него пахнет чесноком и кофе и скунсом и ландышем и тухлой рыбой и множеством всего, что я не смог определить. Он выглядит как пурпурная бочка украшенная медалями; его маленькая голова торчит наверху подобно кранику. Он и человек поменьше, я думаю, помощник императора, сидели на полу и щекотали курицу, которая не хотела, чтобы её щекотали. Она вырвалась из их хватки и порхала по комнате, оставляя гуано везде, где могла, особенно на этих двоих. А на столе лежало золотое яйцо.

"'Недели проходят, а она снесла лишь одно яйцо,' хмуро сказал император `и то только для старой горгской карги, которая не хочет открыть нам секрет, что бы мы с ней не делали.' Он взял меч, вытянул его из ножен, и посмотрел на курицу. `Руки чешутся вспороть эту птицу и посмотреть, откуда именно у неё берутся эти яйца.'

"'Дерзкая мысль, ваше величество!' сказал помощник. `Очень соблазнительная.'

"'Да,' сказал император и вздохнул. `Но я выучил урок в том, что подобные штуки очень редко работают так же хорошо, когда пытаешься их собрать снова..' Он отложил меч и осел на пол. Он начал грызть ноготь большого пальца.

"'Что нам теперь делать? Вот мы здесь, у нас кончились пули, кончились солдаты, и кончились деньги, мы окружены некомпетентной армией этой противной королевы, и только потому что у неё есть сотни моторизованных танков, она поимела смелость требовать моей безусловной капитуляции или, сказала она, она разнесёт на осколки мой дворец! Мой Хрустальный дворец! Одно из чудес света - двадцать лет ушло на постройку, миллионы золотом, тысячи стеклодувов - и эта простуха хочет разнести его на осколки! Сейчас... если бы у меня был нескончаемый источник золотых яиц, я смог бы купить новые армии, большие пушки, аэропланы, линкоры, подлодки, бензин! Я смог бы править миром!'

"'Вы смогли бы, Ваше Величество!' сказал помощник. `Вы сможете. Какой у вас будет план?'

"'Мой план? Думаешь, он у меня есть?'

"'О, нет, Ваше Величество, я знаю, что у вас есть великолепный план, безошибочный план, который далеко за гранью моих бедных засорённых мозгов....'

"'Конечно же, есть! Угадай! Угадай, что же это!'

"'Ладно,' сказал помощник, `хмм... старая карга... наверное вы собираетесь пообещать отпустить её и её негодную горгскую семью, если она раскроет тайну, и затем, когда она расскажет, приказать их всех... извести?'

"'Хорошая догадка!' воскликнул император. `Именно! Пусть приведут сюда каргу немедленно!' Приказ был передан и, вошёл вскоре высокий стражник, держащий большую плетённую корзину за ручку. Он поставил её на пол и покинул зал.

"В корзине сидела старая-старая женщина, вся свернувшаяся в комок, очень бледная, её мерцающие глаза были глубоки и темны как ночь. Чёрная курица подбежала к ней и прыгнула ей в подол.

"`Мы решили,' сказал император, `в нашей бесконечной добродетели, и вопреки беспощадному правосудию, даже несмотря на то что вы шпион и грязный горгский враг моей империи, разрешить вам и вашей семье беспрепятственно уйти и жить где вам захочется... если вы сообщите нам тайну золотых яиц.'

"Старуха закряхтела. Или это проквохтала курица. `Вы обещаете?' Она с трудом выдыхала слова.

"'Вот те крест,' сказал император, но за его спиной пальцы были тоже скрещены. Курица и старуха, кажется, хихикнули, и я испугался, когда она глянула вверх. Я был уверен, что на посмотрела прямо на меня, пятнышко на канделябре - и подмигнула! Я чуть не свалился.

"'Очень хорошо.' Старуха кивнула и опять закряхтела. Она говорила так тихо, что те двое, чтобы уловить каждое слово, придвинулись ближе и склонились над корзиной.

"'Это просто... всего лишь скажите: Курочка-сестричка, молю тебя, птичка, снеси золотое яичко.' `И всё?' сказали император с помощником.

"'Да, но... вы должны сказать это на секретном птичьем языке. Вот так...' И она закудахтала и забормотала, засопела и засвистела, и курица закудахтала и встопорщила перья, и старуха покопалась под ней и вытащила золотое яйцо. Император выхватил его. `Но как же мне выучить секретный птичий язык?' крикнул он нетерпеливо.

"'Просто,' пробормотала старуха. `Найди гнездо ворона, полное яиц. Забери яйца и свари их вкрутую. Верни их в гнездо. Когда ворониха вернётся и найдёт сваренные вкрутую яйца, она полетит на Красное море. В его гавани она подберёт клювом камень. Она вернётся назад и прикоснётся камнем к яйцам, и они снова станут свежими. Возьми этот камень, прикоснись к нему языком, и ты будешь говорить на секретном птичьем языке.'

"Император и его помощник уставились на мгновение на старуху, затем посмотрели друг на друга.

"'И тогда курица будет нести золотые яйца?' спросил император.

"'Когда вы захотите,' прошептала старуха и закрыла глаза.

"Раздался стук в дверь.

"'Кто там? Я занят!' заорал император.

"'Королева, Ваше Величество,' сказал стражник. `Она на пути к вам!'

"`Задержи её!' сказал император помощнику. `Я встречусь с тобой в большом Совещательном и Цирковом Зале!' Помощник выбежал, и император повернулся к старухе. Он грубо затряс её корзину.

"'Где найти гнездо ворона?' потребовал он. Оба: женщина и курица закряхтели.

"'Далеко-далёко отсюда,' сказала женщина, не открывая глаз. `Птицы улетели от войны. Закончи войну. Я позову их назад. Будут у тебя золотые яйца.'

"'Войну?' сказал император. `Война окончена! Я устал и мне надоело. Скукота смертная! Я сейчас собираюсь говорить о мире с Королевой Сиднией Свежайшей из Югландии. Зови птиц! Чем скорее, тем лучше!'

"Принеси мне,' сказала старуха, `моего петуха, Гавриила. Он будет вызывать птиц.'

"Император открыл дверь и приказал стражнику принести петуха, и как раз тогда я вылетел. Прямо перед его носом, и тут он схватил меня в воздухе. Я был у него в руках! Как-то - до сих пор не пойму, как - я выскользнул из его противной хватки... и вот я здесь."

Быстр задрожал; Гизелла почувствовала это в глубине своего уха. "Спасибо, Быстр," прошептала она. "Ты был очень смелым."

Дверь распахнулась, за ней стояли их стражники. "Время выступать!" скомандовали они, и Гизелла с остальными промаршировали по коридору в Большой Совещательный и Цирковой зал.

Большой Совещательный и Цирковой зал был огромным и квадратным, со всех сторон его окружали открытые арочные окна. Он был не зеркальным, но сделанным из чистого хрусталя, потолок был хрустальным куполом, поэтому синее небо простиралось над маленьким цирком и они могли видеть пейзажи вокруг и, разумеется, чёрный рой королевской армии. Перед ними сидел император на хрустальном троне, а рядом с ним на полу лежала большая плетёная корзина. В корзине, усохшая и побледневшая, с глазами ещё глубже и темнее, чем помнила Гизелла, сидела Пратётка Тантех, и на её подоле сидели Декабрия и Гавриил, по обе стороны.

"На колени," провозгласил стражник, "перед вашим императором, Игнацем XI, известном по многим причинам как `Крепкий,' повелителе Норландии, Запландии, Осландии, и внутренней Близорукии."

Они все сделали, как он сказал. Он императора пахло хорошими вещами, которые испортились: персиками, бананами, яйцами, розами, сыром. Запах был тошнотворным.

"О, великолепно!" прокричал император. "Цирк! Королева как раз сейчас прибудет и для обоих будет небольшое развлечение!"

И действительно, двери распахнулись от удара, цирк оттеснили на край, и стражник продекламировал, "Все встречайте Её Величество, Королеву Сиднию, известную как `Свежайшая,' повелительницу Югландии, Тыландии, Мыландии, и Внешней Близорукии." Четыре вооружённых носильщика в чёрном вошли, держа чёрную платформу, и на ней стояла низкорослая коренастая женщина в чёрном с кремово-белым лицом. На голове её была злодейски выглядящая корона, из которой торчали длинные, острые бронзовые шипы. Одной рукой она направила длинный чёрный меч прямо на императора, а другой зажала нос.

"Сдавайся, вонючий пёс!" промычала она. "Или я нарежу тебя на дольки и разнесу твой глупый дворец на присыпку для дорожек!"

"Сидния, Сидния!" проговорил император, улыбаясь и поднимая распростёртые руки. "Моя дорогая! Я уж и забыл, как на воистину пленительна ты на самом деле! О, я так устал от этой глупой войны - ведь это из-за горгов, заставивших меня её начать! Я никогда не хотел завоевать твои королевства, лишь твоё сердце! Приди, моя дорогая, и объедини наши владения. Женись на мне!"

Королева чуть не свалилась с платформы. "Я думала, что ты просто глупец," сказала она недоверчиво, "а не полный безумец! Я могла бы выйти за козла или кабана... или скунса! С чего это бы мне выходить за тебя?"

"Потому что, моя дорогая, я буду обожать тебя и все твои королевства, которые, соединившись с моей империей, будут составлять практически всю территорию Старой Страны; а затем мы сможем уничтожить всех этих горгов, обвинить их во всём, и жить долго и счастливо на нескончаемом источнике моих... золотых яиц."

Королева опустила меч, посмотрела на него и спросила, "Каких золотых яиц?"

"Вот этих золотых яиц." Он взял по одному в каждую руку. Она позволила ему поднести их себе к носу и выхватила одно. Осмотрев его вблизи, затем она разбила его об шлем одного из носильщиков. Ртуть стекла вниз, а золотой желток остался на острие. "Прими мою любовь," напевал император. "Только я - и эта грязная старая горгская ведьма - знают секрет из добычи. Закончи войну, женись на мне, и раздели мир и богатство! Пятьдесят на пятьдесят."

Королев глянула не него, понюхала воздух. "Восемьдесят на двадцать!" сказала она, опять крепко зажав нос пальцами.

"Шестьдесят на сорок!" крикнул император.

"Семьдесят на тридцать!"

Император побагровел в цвет своего облачения. Он подлизывался и грозился, он крутился и вертелся, но в конце концов, согласился. Было послано за писцом. Союзный договор со всеми условиями и обязательствами был написан на длинном листе пергамента, свёрнутом с концов, и оба властителя подписали его.

"Война закончена!" вскрикнул трубный голос, изумивший всех. Это был Гавриил, петух. Он сидел на ручке корзины пратётки. Он выпорхнул в окно и воззвал снова и снова, "Война окончена! Война окончена! Летите домой! Летите домой!"

В своей корзине Пратётка Тантех, закрыв глаза, усмехнулась широкой, беззубой улыбкой.

"Невероятнейшее!" сказала королева. "Говорящий петух!" Гизелла удивилась, как это королева смогла его понять.

"Я тоже понял его!" сказал удивлённый император. "Он зовёт всех птиц обратно." Он повернулся к Пратётке Тантех. "Как говорит эта птица? Опять твоё горгское чародейство?"

"Эта комната," ответила она, "построена над древним перекрёстком между мирами. Она как пузырь магии, последний не уничтоженный войной. Звери и люди, видимые и незримые - здесь любой может видеть и понимать любого другого."

"А я и не догадывался!" захихикал император. "Прямо в моём дворце. А птицы точно скоро будут здесь?"

"Очень скоро."

"А среди них действительно будут вороны?"

"Будут."

"Замечательно! Стража! Вышвырните это каргу из окна! Я в ней больше не нуждаюсь!"

Но стражники не нашли Пратётку, которую надо было выбросить. Вместо этого, теперь в корзине сидели две совершенно одинаковые угольно-чёрные курицы.

"Она превратила себя в курицу!" закричал император. "Вот видите? Нельзя доверять горгам! Которая из вас," потребовал он от куриц, "настоящая?"

"По моему мнению, это я," сказала одна из них. "Или правильно `по-моему'?"

"На мой взгляд, это я!" сказала другая. "Или правильно `свой'?"

"Либо по-моему, либо по-твоему, либо по-своему," сказала первая.

"Или мой или твой или свой," сказала вторая.

"Если это не чей-нибудь ещё," сказала первая.

"Это же полная чушь!" взорвалась королева на императора. "Опять твои предательские штучки!"

"Слушайте!" Это был Тавидо, поднявший лицо вверх. "Слушайте...." Послышался дальний звук поднимающегося ветра, подобный шелесту листвы, подобный приближению океана. Весь горизонт накрыла туча. Сперва она была серой, но становилась всё темнее.

"Они приближаются!" сказал Габриэль.

"Птицы?" спросили в унисон император и королева.

"Присяжные!" объявил Габриель.

"Присяжные?" спросил император. "Это же цирк! Зачем в цирке присяжные?"

"Для суда над вами," сказал петух. "Вами и королевой."

"Суда?" спросила королева. "Где же прокурор? Где тот судья, что МОЖЕТ судить нас? Мы сами закон!"

"Это всего лишь цирк, дорогая," засмеялся император. " Шутовской суд для нашего развлечения! Представление начинается!"

Стемнело, и становилось всё темнее. Облака из птиц заполнили небо над головами. Звук миллионов хлопающих крыльев всё рос и рос, пока не превратился в громовой содрогающийся рёв. Ворон приземлился на стеклянный купол потолка и посмотрел на всех вниз, затем другой и ещё один. И затем скворцы, и воробьи, и малиновки и другие -много больше, чем можно определить или сосчитать -все сели и небо очистилось, но они оказались под амфитеатром живых птиц который погрузил комнату в своеобразные сумерки. Затем всё стихло.

"Суд идёт," произнёс крошечный голосок. Он был подобен шелесту ветра, но каждое слово звенело в пустоте широкого купола. Гизелла увидела светящуюся точку, спускающуюся с середины потолка. Это был совершенно белый паук, идущий по своей паутине. Он остановился высоко над двумя правителями и, казалось, завис в воздухе. Они смотрели на него с открытым ртом, безмолвные, подобно двум рыбам. По комнате вокруг, также как и на деле Огнёвки, появились звери: змеи, олени, еноты, жабы и прочие слишком многочисленные, чтобы упомянуть: мотыльки, бабочки, жуки и букашки всех цветов и форм смотрели со стен. Сидя на полу, цепляясь за канделябры и порхая в воздухе, расположились духи - маленькие и большие, старые и молодые - эльфы, феи, нимфы, наяды, призраки и прочие разновидности незримых существ, которых Гизелла никогда раньше не видела.

"Мой народ!" послышался голос Быстра в ухе Гизеллы. "Они пришли на суд!"

Император выглядел раздражённым и слегка неуверенным. "Это не развлекает меня!" проворчал он. "Стража! Очистите зал от этого зверья! Стража?"

"Где стражники?" потребовала королева. Она торопливо оглядывалась вокруг, пока не увидела их, прячущихся под стульями, с округлившимися от страха глазами. "Сюда немедленно!" разозлилась она. "Выходите и сделайте что-нибудь!" Но стражники только ещё дальше затиснулись под стулья.

"Все ли присяжные в сборе?" спросил паук.

"Мы тут!" прогремели все птицы, приземлившиеся на потолок и крышу, и на сам дворец.

"Они здесь, Ваша Честь," каркнул ворон.

"Обвинитель, выйдите вперёд!"

Внутрь через окно впрыгнул человек-филин в своём сером плаще. Он проковылял к центру и поклонился. "Ваша Честь," сказал он, " и птицы-присяжные, мы докажем без пера сомнения что эта королева и этот император совершили бесчисленные преступления, включая нанесение непоправимых повреждений видимому миру и полное разрушение мира незримого - основного источника магии - и они предумышленно вызвали ужасающую боль и страдания существ обоих миров. Их поведение было опустошительным, жестоким, порочным, отвратительным, злобным, и просто безобразным!"

"Возражения обвиняемых?" спросил паук императора и королеву.

"Мы не обвиняемые!" закричал император, вытянувшись во весь рост. "У обвинения нет над нами власти! Вы всего лишь кучка зверей и букашек... а все остальные - плод воображения!"

"Мы суверенные правители!" сказала королева, взмахнув мечом. "Кажется, вам никогда не понять, что все наши деяния не могут быть правильными и неправильными, они исторические! И все они будут записаны в книгах и будут изучаться спустя много лет после того, как все вы исчезнете и будете забыты!"

"Обвинитель," сказал судья, "вызовите ваших свидетелей."

"Первый свидетель," сказал филин. "Назовите своё имя и расскажите об увиденном."

После секундной задержки, Быстр выпорхнул из уха Гизеллы и принял свой облик в центре комнаты. Он был не больше рисового зёрна. Он заговорил, но был таким крошечным, что никем не мог быть услышан.

"Не будет ли любезен свидетель увеличиться?" спросил паук.

Быстр начал надуваться подобно воздушному шарику. Через несколько секунд он был уже шестиметровым и продолжал расти. "Скажите, Ваша Честь, когда..."

"Уже!" сказал паук.

Быстр, подобный исполину, высеченному из ожившего нефрита, теперь возвышался над двумя правителями, казавшимся укоротившимися и побледневшими. Его голос звенел в хрустале канделябров пока он пел о разрушении незримого мира и обескровленной магии.

"Ваша Честь, Я был рождён, чтобы жить в совершенном, но хрупком мире, вложенном в этот, подобно тончайшей мембране под яичной скорлупой. Города, построенные из солнечных и лунных лучей и увенчанные световыми башнями, соединёнными радужными мостами и всевозможными завесами и драпировками, свитыми из теней сумерек и рассвета. Мы дышали атмосферой магии, испускаемой весенними лугами и тёмными лесами, пением птиц, жужжанием пчёл, падением дождя и снега и счастливыми снами младенцев.

"А потом армии, даже не зная, что они делают, не волнуясь о том, что они разрушают, уничтожая друг друга, взорвали, растоптали и полностью разгромили наш мир -его атмосфера истекла прочь и мы, духи, эльфы, феи, наяды, и нимфы, жившие там, теперь вынуждены вдыхать ваш воздух, полный яда и боли, страха и горя, без следа магии; и мы умираем, исчезаем, пропадаем -мы изгнанники без пристанища, странники, странствующие к самым дальним, самым пустующим пространствам; ищущие следы магии, чтобы поддерживать нашу жизнь и из которой можно будет построить новый мир до того, как мы истаем... полностью. Я видел такое, что желал бы никогда не видеть и то, что я никогда не забуду и ни в коем случае не прощу и - пожалуйста, простите меня... Я таю... таю..."

И он стал блекнуть, становясь прозрачным и колышущимся. "Мне придётся спрятаться ещё немного... может быть, навеки...." В мгновение ока, он уменьшился и влетел обратно в ухо Гизеллы.

"Дорогой Быстр," поблагодарила она его. Глубоко в ухе она слышала его рыдания.

Следующим свидетелем был Тавидо. "Я гордый Югландский горг," сказал он, "желавший отдать жизнь за свою страну и королеву. Но она послала меня и моих товарищей-горгов в битву, вооружёнными только своими песнями. К счастью, я ещё жив; к несчастью, я никогда не увижу больше свою страну и свою семью."

Воробьиха поведала о том, как, когда война разбила её кладку, она и другие птицы были вынуждены улететь далеко-далеко. Пратётка Тантех приняла свой обычный вид и рассказала, что делали с ней, чтобы выведать её секрет. Гизелла зажала уши лапами. Ручей прожурчал о том, как он был отравлен смертью и бензином. Дуб прошелестел о том, как лес был разнесён в щепки. Затем все несколько часов вслушивались в мёртвую тишину, что было поминовением нескольких тысяч павших. Затем началось худшее.

"Я закончил," сказал соволикий, склонившись перед судом.

"Прошу выйти адвоката защиты," попросил судья.

Никто не двинулся. Никто не произнёс ни слова. Все оглядывались по сторонам.

"Неужели никто не будет защищать обвиняемых?" спросил судья. "Здесь есть адвокаты?"

"Ваша Честь," ответил Нуби, выпрыгнув в центр, "Я адвокат, и несмотря на вышеуказанное, и тот факт, что я нахожу обвиняемых отвратительными и их поступки омерзительными, я берусь за дело!"

"Благодарю вас. Вызовите первого свидетеля."

"Вызываю Гизеллу, девочку в теле лисы, поскольку её собственное тело похищено вышеупомянутой лисой Огнёвкой, которую мы обвиняем в воровстве и обмане!"

"Я только на время!" завопила Огнёвка, стоявшая рядом с Тавидо. "Просто попробовать, как это получится!"

"Так я и думал!" закричал Тавидо. "Дорогая Гизелла! Даже в виде лисы, я каким-то образом узнавал тебя!"

"Призываю суд к порядку!" сказал паук. "Это другое дело для другого процесса. Позвольте закончить начатое. Свидетель защиты, пожалуйста, займите своё место."

Нерешительно, Гизелла прошмыгнула в центр. "Что вы можете рассказать нам," спросил её Нуби, прохаживаясь туда-сюда, "об императоре и королеве?"

"Я никогда их раньше не встречала," ответила она. "Мне нечего сказать."

"Слышали ли вы поговорку, `Если не можешь сказать что-нибудь хорошее, не говори ничего'?"

"Да..."

"Хорошо, это зал суда и свидетель не может молчать - поэтому вам надо сказать что-нибудь хорошее!"

Гизелла посмотрела на обвиняемых и вспомнила процесс Огнёвки. Как всё изменилось с тех пор! Теперь она была лисой, охотящейся и убивающей своих жертв для того, чтобы выжить. Она не украла ни одной курицы... пока что. Но если она проголодается... ?

"Ваша Честь," начала она, "Я видела много страшного, сделанного этими двумя. Но, может быть, они просто делали то, для чего предназначены императоры и королевы: развязывать войны, бороться за власть и захватывать всё что возможно, верша историю. Возможно, они не могут этому противостоять. Может ли лиса отказаться от охоты? Возможно, они как мы, лисы. И возможно, они также невиновны."

Неужели это правда? Вся боль, жестокость, разрушения и смерть тоже - подобно радости и любви и красоте - возможно это всё лишь одни из частей жизни. Это грустно... но может быть, в этом нет чьей-то вины.

"Свидетель может отойти," сказал паук, и Гизелла вернулась на своё место.

"Есть ли ещё свидетели у защиты?" спросил паук. "Друзья? Родственники?"

"У меня была подруга," сказала королева, "но она умерла. Родственники тоже. Разумеется, от несчастных случаев!"

"У императоров нет друзей," сказал император. "У них есть империи."

"Адвокат защиты, ваше последнее слово, пожалуйста."

"Ваша Честь, и птицы-присяжные," начал Нуби, опять прохаживаясь и осматривая зал большими жёлтыми глазами. "В то, о чём я собираюсь сказать вам, будет очень трудно - если не невозможно - поверить; тем не менее, каждое слово здесь истинно!" Нуби замолк, затем драматическим жестом указал на подзащитных. "Этот император и эта королева были милейшими, нежнейшими малышами из тех, что вы когда-либо видели. Они любили, когда их щекотали и играли с ними в ладушки. Они съедали всю свою кашу, и когда спали, то выглядели как ангелочки. Единственной ошибкой, которую они совершили, было вырасти! Разве это преступление? Разве есть здесь кто-нибудь, кто не сделал того же? Или сделает, если ему дадут возможность? Я закончил речь."

Нуби вернулся на своё место рядом с Гизеллой. "Это всё, что я смог придумать," прошептал он. Оба правителя выглядели как хулиганистые дети, пойманные на совершении пакости.

"Обвинение, ваше последнее слово." Человек-филин выдвинулся вперёд, руки - или же крылья? - сложены за спиной, огромные жёлтые глаза уставлены на обвиняемых.

"Ваша Честь, птицы-присяжные: являются ли император и королева убийцами и чудовищами? Или же они так же безответственны за свои действия как лиса или лев или паук за свои? Есть ли зло в этом мире и являются ли эти двое инструментами этого зла? Либо же они просто инструменты истории? Следует ли остановить их? Следует ли покарать их? Вердикт за вами, но времени осталось не так много. Невидимый мир исчезает. Магия утекает. Я знаю, что вы решите правильно. Спасибо."

"Совершенная бессмыслица!" закричал император. "Это вас следует осудить!"

"И надолго посадить!" поддакнула королева.

Бормотание и стрёкот, шёпот и щебетание вихрем разносились по воздуху зала. Птицы обсуждали своё решение. "Ваша Честь," сказал самый большой ворон, " присяжные вынесли вердикт."

"И каково решение?" спросил паук.

"Мы решили, что обвиняемые -"

Двери распахнулись настежь, разнёсся оглушительный тарахтящий рёв и дым и запах горящего бензина и два огромных мотоцикла, с генералом на каждом, ворвались в комнату. Гизелле узнала генералов, одного в чёрном, а другого в пурпурном. За ними следовали солдаты обеих армий, винтовки со штыками наизготове.

"Как раз вовремя!" закричали император и королева. "Генералы, уничтожьте этот цирк!"

"Император Игнац XI, известный как `Крепкий,"' продекламировал пурпурный генерал с голосом как удушливый кашель, "и Королева Сидния, именуемая `Свежайшая,' вы оба арестованы! Ваша глупая, расточительная война и прожадная политика разрушили все наши страны! Мой бывший враг, Генерал Югландской армии Шмутз, и я полагаем этому конецr! Мы организовали новое правительство, несущее мир и правосудие для всех! Теперь мы закон. Стража, увести их!"

Протестующих и проклинающих императора и королевау утащили прочь, и генералы с солдатами последовали за ними.

Гизелла осмотрелась. Она увидела небо над головой. Птиц не было. Будет ли когда-нибудь оглашён их приговор? Или наверное, вдруг подумала она... наверное случившееся сейчас и было приговором. За исключением Гизеллы и её цирковой труппы, а также Тавидо, пратётки Тантех и её кур, и, конечно, Огнёвки, обширный круглый зал был пуст.

"Тавидо," позвала пратётка Тантех. "Подойди, подойди поближе." Тавидо, постукивая палкой, повернул голову к ней и так прошёл путь по зеркальному хрустальному полу к корзине и встал перед ней на колени. Она поцеловала его в лоб и притянула его за ухо ко рту. Она шептала ему минуту или больше и положила что-то ему в руку. Тавидо поцеловал её и улыбнулся. Его пратётка тоже улыбнулась.

"Теперь, мои дорогие," сказала она, "Декабрия и я должны идти." Её глаза заслезились. "Гизелла, подойди и поцелуй меня на прощание...."

Гизелла подбежала к ней. "Пратётушка, куда ты уходишь! Почему ты должна уходить?" Гизелла лизнула старуху в лицо и потёрлась о её щёки мордочкой, и получила поцелуй в ответ. "Тебе нельзя уходить," сказала она. "Оставайся! Пожалуйста, останься!"

"Магия уходит," сказала старуха, "далеко-далеко. И я должна следовать за ней. Но как бы далеко мне не пришлось уйти, я всегда буду рядом с тобой, моя маленькая Гизелла. Не тужи. Ты найдёшь свой счастливый конец."

Они услышали громкое гоготанье. Гизелла посмотрела вверх и гигантский серый гусь спланировал через окно и закружил по комнате. Он приземлился рядом с ней, протянул шею к Пратётке Тантех, и они поцеловались. Затем он взял корзину клювом за ручку и поднял её.

"Подождите меня!" закудахтала Апрелия, впархивая в корзину. "Я иду с тобой!"

"И я!" кукарекнул Гавриил, присоединившись к ним. Огромная птица начала махать крыльями, и ветер пронёсся по всей комнате. Канделябры качнулись и зазвенели. Медленно поднялся гусь с корзиной, вылетел в окно, и затем наружу полетел, махая крыльями в небе. Пратётка улыбалась и махала рукой, пока она вместе с курами и корзиной и гусем становилась всё меньше и меньше и, наконец, они растворились в голубизне небосвода. Далеко-далеко. Гизелла кричала им вслед пока окончательно не потеряла их из виду. Она столько хотела спросить, так много о том, что могла рассказать только Пратётка Тантех.

"Гизеее-лаааа..." Быстр вылетел из уха Гизеллы и стал самим собой. "Я тебе ещё нужен, Гизелла? Можно мне сейчас уйти и соединиться с моим народом? Нам надо найти свой новый мир. Новый дом... скорее."

"Дорогой, храбрый Быстр!" ответила Гизелла. Она знала, что должна отпустить и его тоже. "Ты нас всех спас. Благодарю тебя и спасибо!"

"До свидания, Гизелла," пропел он. "Удачи...." Его голос перешёл в трепетание крыльев колибри, и, подобно молнии, он тоже унёсся в небо.

"Дорогая Гизелла" сказал Тавидо, взяв её и целуя её слёзы. "Даже в виде лисы ты всё равно моя сестра, моя дорогая сестричка, которая ездила у меня на шее, - но сейчас настало время тебе вернуться в своё тело. Огнёвка, подойди и взгляни в её глаза... Огнёвка?" Они посмотрели вокруг.

"Её нет!" закричала Гизелла. "Она сбежала отсюда по коридору," подтвердил Нуби.

"Моей скрипки тоже нет!" сказал Тавидо. "За ней! Веди меня за палку!"

"Я найду её," прорычал медведь. "Я поймаю её!" Медведь и Нуби побежали вперёд, и Гизелла повела Тавидо по зеркальным коридорам из дворца, на улицу. Город был полон людей, ликующих и машущих флагами. Генералы стояли на дворцовом балконе, осматривая город. Голос пурпурного генерала, перекатываясь эхом из громкоговорителей, барабаном грохотал над толпой: "Заря новой Эры!" Ликование. "Свобода и Правосудие!" Ликование. "Покараем тиранов!" Ликование.

Гизелла и Тавидо протиснулись через толпу и сбежали с холма в лагерь, где они встретили Нуби и медведя. Ворота были открыты и последние оставшиеся заключённые ковыляли через них на дорогу. Огнёвки и матери Гизеллы и дедушки среди них не было. Сержант сидел в маленькой сторожке, потягивая пиво из бутылки и едя сосиску.

Гизелла подбежала к нему, спрашивая куда делась её семья. Он слышал лишь лай и визг, и она поняла что больше не находится на перекрёстке. Тавидо тоже не мог её понять. "Вам, горгам, пора уматываться," сказал сержант Тавидо. "Горгам в стране места нет!"

"Как же насчёт мира и правосудия для всех?" спросил Тавидо.

"Всех кроме горгов," ответил сержант. Тавидо спросил про свою семью.

"Ах, да," ответил сержант. "Девочка вернулась и рассказала остальным, что Тавидо - это вы? - встретит их на ихней ферме в Югландии. И они ушли. Но, конечно, в Югландии вы тоже не можете оставаться."

"Где же нам жить?" спросил Тавидо. Сержант пожал плечами и вернулся к сосиске.

Тавидо помог медведю, Нуби и Гизелле снять цирковые костюмы. Было невероятным облегчением освободиться от них. Все они катались по земле и вертелись на спине, пища от удовольствия. Затем Гизелла вскочила и начала носиться и радость от свободы движения понесла её кругом и мимо и через всё по пути; она не представляла, что когда-нибудь остановится. Но в конце концов, сразу и резко, она вспомнила Тавидо и остальных, и о том, куда им надо идти и что они должны сделать. Гизелле предстояло долгое путешествие, чтобы найти их. Вместе они пересекли границу и направились домой.

Дороги были заполнены бродящими семьями горгов, просящих на пропитание и пытающихся найти какой-нибудь приют, где можно остаться. Многие говорили об исходе из Старой Страны. Ходил слух о земле за морем, новом мире где, как говорили, горгов встречали с распростёртыми объятьями, и где все улицы были вымощены золотом. Само собой, Гизелла не верила этому. Она никогда раньше не видела места, где все улицы были вымощены.

Пока они путешествовали, Гизелла и Нуби добывали пищу охотой. Нога медведя зажила, оставив только небольшую хромоту, и он тоже охотился и добывал пропитание. Гизелла стала великолепной охотницей. Мало что из того, на что она обращала свой нос, ускользало от неё. Одним вечером, стоя на вершине холма, упустив запах кролика она замерла, чтобы вновь его уловить. Наступала осень и сам воздух был восхитительным и полным вестей. Просто вдыхать его было как слушать музыку. Чувства радости, томления и восхищения нахлынули на неё. Жизнь это охота, подумала она, а охота это жизнь. Её изумило, как она не понимала этого раньше.

Они углубились в территорию Югландии, и медведь узнал знакомые леса. Они следовали по одному из его любимых маршрутов, и его дух окреп. Всё сильнее и сильнее его отвлекали знакомые запахи и обходные пути. "Гизелла," сказал он, "мы в той земле, где я родился. Меня томит желание прогуляться по моим старым холмам и обнюхать мои старые берлоги и позаниматься своими медвежьими делами, но если тебе ещё нужна моя помощь...

"Дорогой мишка," ответила Гизелла. "Я думаю, что компания из моего брата, Нуби и меня, вместе разберёмся с Огнёвкой. Иди своими путями и спасибо за то, что был с нами."

"Удачи," пожелал медведь, удаляясь. "Да, и" - он остановился и обернулся - "пожалуйста, передай Огнёвке он меня послание...."

Разумеется, Гизелла никогда не стала бы повторять то, что он потом сказал. Она просто засмеялась, и он тоже, а затем он скрылся среди деревьев.

Одним вечером, как раз на закате, они прибыли в то место, где была их ферма. Гизелла не узнавала его - деревья выворочены, повсюду воронки, и зияющая обугленная, наполненная камнями яма там, где раньше был их дом. С последней оставшейся ветви теперь мёртвого дуба свисали три тела на прочных верёвках. К среднему из них была прибита табличка:

Вот что мы делаем с теми, кто угнетает горгов.

Сражайтесь за родину горгов!

-Новая горгская армия -

Тавидо не мог видеть это, но после того, как он понял, что всё пропало, Гизелла подвела его к телам и он дотянулся до них и прикоснулся рукой к ногам сначала одного, затем другого.

"Это горги?" спросил он её. Они придумали способ говорить друг с другом; она пролаяла дважды, что означало нет.

"Хорошо!" сказал он, скрежеща зубами. "Пора нам дать ответный бой! Я посплю здесь, на земле под ними. Утром ты поймёшь, почему." Он лёг с камнем вместо подушки, а Нуби с Гизеллой ушли охотиться.

Добычи не было. Поля и леса на мили вокруг вымерли. Утром они легли рядом с Тавидо и подождали пока он проснётся. Они были мокрыми от утренней росы в то время когда он пошевелился. Он поднялся на ноги и стянул с глаз повязку. Гизелла отшатнулась. На том месте, где должны быть глаза, находились безобразные шрамы. Он поднял руки над головой и схватился за ноги мертвеца, висевшего там. Тело было мокрым от росы и Тавидо намочив в ней руки, стал растирать ими шрамы. Затем он сел с закрытыми глазами и не двигаясь. Нуби и Гизелла тоже сидели и ждали. После примерно часа, Тавидо опустил руки. У него были глаза.

Он прищурился на восходящее солнце. Он посмотрел на Гизеллу и Нуби, и засмеялся и заплакал и обнял их, пока Гизелла тоже смеялась и плакала. "Это подарок от Пратётки Тантех. Как раз перед тем, как покинуть нас, она рассказала мне, что роса с тела висельника, если я проведу под ним ночь, вернёт мне зрение. И ещё она дала мне это."

Из кармана он достал золотое яйцо. Оно блеснуло в солнечном свете и осветило место на стволе дерева-виселицы, под которым они сидели. Там на коре были вырезаны слова: "Дорогой Тавидо: Мы ушли в порт, чтобы как-нибудь попробовать заработать или выпросить место на корабле в Новый Мир. Мы будем ждать тебя там так толго, как сможем. Пусть Господь придаст тебе скорости. Дедушка, Мама и Гизелла."

"После того, как мы вернём твоё тело, Гизелла," сказал Тавидо, "это яйцо позволит отправить тебя, маму и дедушку в Новый Мир."

"А как же ты?" спросила она его взглядом и лизнув.

"Я останусь, чтобы сражаться." Он указал в табличку на теле. "Я запишусь в горгскую армию. Когда у нас будет своя страна, место где мы сможем жить свободно и безопасно, ты вернёшься. А сейчас, пошли! В порт!"

Это было ещё одно долгое путешествие. Гизелла не считала, сколько дней или недель прошло, но по пути её одолевало всё большее и большее беспокойство и смятение. Она чувствовала, что что-то ищет; не свою семью или своё тело, что что-то другое, кого-то другого. Она не знала, что это было. Однажды ночью, она проснулась от звука, который никогда раньше не слышала. Это была песня лиса. Она обнюхала ночь и, после долгого поиска, уловила его запах. Дрожь пробежала по её телу. Каким-то образом, она знала, что он поёт ей, и это ощущалось как если бы всю жизнь она ждала, чтобы услышать его песню. Более чем что-либо другое, она порывалась запеть в ответ.

Она разбудила Тавидо и прижалась к нему. Он услышал песню, узнал что это означало и всё понял. "Мы скоро будем в порту, дорогая Гизелла," сказал он, "скоро." Он прижимал её к себе всю ночь.

На следующее утро они прибыли в порт. Это был большой, шумный, грязный город, полный лязгающих трамваев. Гизелле пришлось скрываться по лесам в предместье пока Тавидо и Нуби обходили его в поисках семьи. Запах лиса витал в воздухе и приближался. Гизелла уцепилась за верёвку, которой подпоясывался Тавидо, когда он собрался уходить.

"Ты хочешь, чтобы я привязал тебя?" спросил он. "Чтобы ты не смогла убежать к нему?" Она пролаяла да, он привязал её к дереву и ушёл.

Она сидела, вслушиваясь в песню, пока ночь опускалась вокруг. Страстное стремление, которое она испытывала, не было подобно ни на что, испытанное ранее. Затем она услышала как что-то подходит к ней.

"Гизелла," произнёс голос. Это была Огнёвка.

Гизелла почти что не узнавала её. Она выглядела старше, бледнее, стройнее. Теперь в её голосе не было ничего от Гизеллы. Это был голос Огнёвки.

"Я пришла," сказала она, "вернуть тебе твоё тело - даже несмотря на то что я как и ты, привязалась к нему." Она засмеялась. "Видишь, как человечна я стала? Я уже знаю, что пошутила. Я также сильно привязалась к твоей семье, твоей матери, дедушке и Тавидо, и я так тоскую по пратётке Тантех; мне будет жалко их всех покидать. И, конечно, вот это...." Она вытащила скрипку из мешка. "Больше чем что-либо, Я стремилась научиться играть музыку... как Тавидо! Каким-то образом, в музыке скрыта тайна как быть человеком, и в то же время оставаться... дикой. Но я так и не смогла её извлечь, как только я не старалась и пыталась. Пратётка Тантех была права; она сказала мне, что лисы никогда не смогут играть музыку, пока не постигнут ту магию, из которой она создана. Ах, да! Она всё время знала что я - лиса, но тем не менее заботилась обо мне."

"А что за магия делает музыку?" спросила Гизелла.

"Та, которую называют любовью," ответила Огнёвка. "Я об этом знаю меньше, чем о золоте. А сейчас они собираются через море в Новый Мир. Мания Старого Мира истекает. Сейчас или никогда, Гизелла. Возьми обратно своё тело и свою жизнь, и - самое главное, - пожалуйста, прости меня, если сможешь, за боль, которую я тебе причинила." Гизелла посмотрела на неё и подумала о своей жизни лисой - она не догадывалась, как давно это продолжалось - и обо всех странностях и тяготах и усилиях и, да, боли. Но там были и радость тоже, и красота, и так много всего, чего она никогда бы не узнала. И она села, и Огнёвка села перед ней и Гизелла рассказала её обо всём, что пережила, про все свои приключения; что заняло довольно много времени. Звёзды мерцали, и луна медленно сползала по небу. Огнёвка слушала. Время от времени она улыбалась или смеялась или качала головой. Иногда у неё выступали слёзы. "Дорогая Гизелла," сказала она наконец, "Я на само деле, глубоко извиняюсь. Я неправильно поступила, обхитрив тебя... взяв твоё тело. Сейчас я верну то, что тебе принадлежит." Она посмотрела Гизелле в глаза.

Мысли Гизеллы заметались. Какое из тел её? Какая жизнь? Сможет ли она оставить это место, где она родилась? Оставить Тавидо и восстание, которое он затевает? Покинуть эту бедную разрушенную, избитую, израненную Старую Страну, пытающуюся снова ожить? И это лисье тело; она осознала, что стала воспринимать его как дар - его быстроту, его изящество, все те звуки и образы, и запахи, доступные только для него. Полуночные леса, предрассветные луга. Охоту! Действительно ли она хочет бросить это? Она скучала по матери и дедушке, но она скучала по ним так долго, что они как бы уже ушли в другую, собственную жизнь. Она знала, что всегда будет любить их, но у неё была своя жизнь. И рядом, неподалёку, в том что осталось от ночи, лис звал её, подходя всё ближе. Гизелла отвела глаза от Огнёвки.

"Передай мою любовь Маме и Дедушке," сказала она, "и хорошо заботься о них. Они всегда будут в моём сердце. Я прощаю тебя и желаю тебе удачи, Огнёвка. Я остаюсь лисой Старой Страны."

"Ты серьёзно, Гизелла?"

"Пожалуйста," попросила она, "развяжи верёвку."

Огнёвка так и сделала. "Я люблю тебя, Гизелла," сказала Огнёвка.

"Я тоже люблю тебя, Огнёвка," сказала Гизелла, и они посмотрели друг на друга в последний раз. Затем Огнёвка повернулась и уехала в Новый Мир с мамой и дедушкой Гизеллы. Когда Тавидо вернулся, он обнаружил что лиса, его сестра, ушла.

Моя пра-прабабушка Гизелла, медленно кивнув и слегка улыбнувшись, замолчала. Я замер с открытым ртом. Я смотрел на неё, ожидая продолжения. Когда я осознал, что его не будет, я нахмурился и затряс головой. "Но... как... когда... где ты, в конце концов, обменялась обратно? И приехала сюда, чтобы стать моей пра-прабабушкой?"

"Гизелла никогда не сделала этого. Это я. Я, которая была лисой Огнёвкой." Я уставился на неё широко открытыми глазами. "Если бы я начала свой рассказ," продолжила старая женщина, прислоняясь ближе, "с того что сказала тебе, что я родилась лисой, стал бы ты слушать? Поверил бы ты мне?"

"А разве я могу поверить сейчас? Правда ли это?"

"Правда есть правда. Во что тебе верить, тебе решать."

"Ты на самом деле была лисой?" Пра-прабабушка Гизелла улыбнулась и кивнула. "Это было в Старой стране," сказала бы она, как будто бы это всё объясняло, "давным-давно...."

"А что произошло с... настоящей Гизеллой?"

"Она встретила своего лиса, у них был выводок лисят, затем ещё и ещё; тем временем она помогала Тавидо и горгской армии. Она была отличной шпионкой. Тавидо писал про неё в своих письмах, когда я приехала в эту страну. Через несколько лет - я уже не помню, сколько - она исчезла в лесу. В дикой природе."

"А что случилось с Тавидо?"

"Он стал лидером горгов, и после нескольких лет восстания и сражения и заключения, он и его товарищи победили. Они образовали Горгскую республику, где горги живут без страха. Правда... если ты окажешься Югландцем или Норландцем, или твоя мать родилась во Внешней Близорукии, жить там будет не слишком хорошо. Сейчас он уже старый, и в настоящее время, к несчастью, опять в тюрьме - политика, такое дело."

"А Нуби?"

"Он оставил юриспруденцию и стал отцом многих поколений котят, потомки которых до сих пор составляют Тавидо компанию."

"А что с императором и королевой и теми двумя генералами?"

"Император и королева оба были казнены, и вскоре после этого, один из генералов, я не помню который, сбросил другого с балкона во время речи и провозгласил себя диктатором, которым он оставался много лет, пока сержант не сверг его. Помнишь сержанта? Сейчас у них, похоже, что-то вроде демократии... Я не уверена. Но однажды тебе придётся туда поехать и посетить чудесный Хрустальный Дворец! Он открыт для публики по средам и воскресеньям, если не закрыт на реставрацию."

"А Быстр?"

"Быстр и его народ ушли туда, где мы их никогда не сможем найти, разве что в преданиях. Мы обеднели, потеряв этих соседей."

"А ты и твои... ?"

"Приёмные мама и дедушка?"

"Да! И золотое яйцо?"

"После долгого плавания сквозь бурю, мы достигли этих берегов, и Дедушка продал золотое яйцо, чтобы купить небольшое кафе, которое стало очень известным из-за наших сосисок по-горгски, не говоря уже об медовых пирожках с корицей. Они заработали достаточно денег для уроков игры на скрипке, и как ты знаешь, я в результате научилась играть довольно сносно."

"А магия... невидимого мира; она действительно кончилась?"

"Нет. Её труднее найти, но всё ещё осталось чуть-чуть... Я вижу немного в твоих глазах." Она приостановилась. Медленно на её лице появилась улыбка. "У меня для тебя один последний подарок," сказала она. Из кармана она достала маленькую обшарпанную металлическую шкатулку и дала её мне. Шкатулка выглядела старинной и нездешней. Дрожащими пальцами я поднял тугую крышку. Внутри, обёрнутый в чёрный бархат, лежал предмет, выглядящий как кусок яичной скорлупы, за исключением того, что он был золотым. Я вытаращил глаза на него, затем на пра-прабабушку. "А как же я?" прошептал я. "Что со всем этим... мне делать?"

"Ты мой дорогой пра-правнук. Эта история, что я тебе рассказала, теперь не только моя. Она и твоя тоже." Прапрабабушка Гизелла улыбнулась и медленно кивнула. Такой я всегда буду вспоминать её.

/Примечания

Мордехай Герштейн написал, "Я думаю, что все истории рассказывают о таинстве бытия человеком. Мои детские воспоминания об бабушкиной таинственной `Старой Стране,' и случайная встреча с лисой в лесу, сложились вместе и первоначально были использованы в коротком рассказе, который я назвал "Лисьи глаза". Но идеи продолжали расти и цвести, и переплелись с образами из поэм Уоллеса Стивенса, прочитанными уже давно. Вдруг неожиданно, через несколько лет, я обнаружил, что пишу сказку о Старой Стране, которая казалось, пишет сама себя. Могу ли я быть уверен, что эти идеи закончены мною? Может быть, появится ещё что-то."

Мордехай Герштейн - автор и иллюстратор более 30 книг для юных читателей, среди них книжки с картинками, пересказы Библии, азбуки и художественные произведения. Он был награждён медалью Калдекотта 2004 года за книгу Человек, который ходил между башнями, названную "дорогой силы " газетой Хроники Сан-Франциско, a "указательным столбом" критиками из Глобуса Бостона и "захватывающей данью выдающимся зданиям от отличного человека" Обзором Виркуса.

Мордехай Герштейн живёт в Нортхэмптоне, Массачусеттсе.