Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Стивен Бакстер "Блистательные" (Ксили 17 Дети судьбы 4)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Снова роман цикла "Ксили", составленный из хронологически выстроенных рассказов и повестей. Снова широчайший охват воображаемого человеческого будущего, от эпохи жестокой оккупации инопланетянами-кваксами, через последующее возрождение и бурную экспансию в Галактике, войну с серебряными призраками, времена ассимиляции достижений других рас, их покорения и уничтожения, через начальные успехи в многовековой военной кампании с ксили до постепенного отступления людей к Солнечной системе и неожиданного для большинства спасения Земли. Главной героиней начала и конца романа, а также его связующих вставок, выведена Люру Парц, от ее награждения таблеткой бессмертия за успешную службу кваксам в молодости, последующей работы в интересах человечества, и до спланированной ею переброски всей Земли в замедленное время спустя без малого миллион лет. В роман вошли ранее опубликованные произведения "Пыль реальности" (Ксили 6), "Верхом на Скале" (Ксили 7), "Мэйфлауэр II" (Ксили 8) и ряд других; повести "Звездопад" (Ксили 9) и "Гравитационные сны" (Ксили 10) включены в более поздний сборник "Ксили: Стойкость" (Ксили 11).

Стивен БАКСТЕР

БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ

  
  
   Посвящается моим дедушкам,
   рядовому Фредерику Уильяму Ричмонду, 20-й батальон
   Королевского полка ("Ливерпульские приятели"), 1914-1917 гг., и
   старшему ротному сержанту Уильяму Генри Бакстеру,
   королевская Шропширская легкая пехота, 1903-1919 гг.
  
   Снова роман цикла "Ксили", составленный из хронологически выстроенных рассказов и повестей. Снова широчайший охват воображаемого человеческого будущего, от эпохи жестокой оккупации инопланетянами-кваксами, через последующее возрождение и бурную экспансию в Галактике, войну с серебряными призраками, времена ассимиляции достижений других рас, их покорения и уничтожения, через начальные успехи в многовековой военной кампании с ксили до постепенного отступления людей к Солнечной системе и неожиданного для большинства спасения Земли. Главной героиней начала и конца романа, а также его связующих вставок, выведена Люру Парц, от ее награждения таблеткой бессмертия за успешную службу кваксам в молодости, последующей работы в интересах человечества, и до спланированной ею переброски всей Земли в замедленное время спустя без малого миллион лет. В роман вошли ранее опубликованные произведения "Пыль реальности" (Ксили 6), "Верхом на Скале" (Ксили 7), "Мэйфлауэр II" (Ксили 8) и ряд других; повести "Звездопад" (Ксили 9) и "Гравитационные сны" (Ксили 10) включены в более поздний сборник "Ксили: Стойкость" (Ксили 11).
  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
  
   Меня зовут Люру Парц.
   Я родилась в 5279 году нашей эры, так когда-то люди считали время. Теперь я прожила так долго, что эти даты не имеют никакого значения. Мы потеряли годы, потеряли их порядки величин.
   Тем не менее, я все еще здесь.
   Я родилась на Земле. Но тогда Земля не принадлежала людям.
   Она принадлежала нашим завоевателям, кваксам.
  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ВОЗРОЖДЕНИЕ

  

БРАТЬЯ И СЕСТРЫ ПО ГРУППЕ

  
   5301 г. н.э.
  
   До того, как Люру Парц вызвали в офис Джимо Кана для выполнения нового сложного задания, она никогда не считала свою работу разрушительной.
   Кана стояла перед окном-порталом, естественное освещение которого выдавало ее высокий статус в Управлении искоренения. Красно-золотой свет заката отражался от информационных табло на стенах офиса. За круглыми плечами фараона Люру разглядела блестящие выдутые из силиката купола жилых кварталов агломерации, обрамленные сине-зелеными каналами.
   А на туманном горизонте корабль кваксов, сплайн, кружил над оккупированной Землей, вращаясь, как огромный глаз. Там, где он пролетал, поднималась бурлящая волна земли, травы и сломанных деревьев.
   - Никогда, - пробормотала Кана. - Ты никогда не думала об этом с такой точки зрения, как разрушение. Правда? Но мы уничтожаем данные, Люру. Вот что значит "Искоренение". Эрадикация. Уничтожение с корнями. Ты никогда не задумывалась об этом?
   Люру, которой не терпелось вернуться к работе, не знала, что ответить. Если это и был какой-то новый метод оценки, то он был неясен, а стратегия Кана - неочевидна. На самом деле, ее возмущала необходимость выслушивать это туманное философствование от Кана, которую большинство людей считали затхлой реликвией, мешающей бесперебойной работе Управления. Среди друзей и настойчивых соперников Люру даже подчинение фараону считалось препятствием для карьеры. - Я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
   - Тогда подумайте о библиотеке, над которой вы работаете, под Соллед-Лайк-Сити. Говорят, что в библиотеке хранится древо предков каждого мужчины, женщины и ребенка на планете, вплоть до момента оккупации. Вы или я могли бы проследить нашу личную историю на тысячи лет назад. Подумайте об этом. И ваша задача - уничтожить это. Разве это не заставляет вас чувствовать себя, по крайней мере, - Кана выразительно развела маленькие ладошки, - неоднозначно с моральной точки зрения?
   Кана была невысокой, коренастой, ее голову покрывал серебристо-белый пушок. Люру, у которой была выбрита голова, не знала никого, у кого были бы волосы - конечно, побочный эффект антивозрастной терапии (АВТ). Кана как-то сказала Люру, что она так стара, что помнит времена, предшествовавшие самой оккупации, двухсотлетней давности. Для двадцатидвухлетней Люру эта мысль была пугающей.
   Она задумалась над тем, что сказала Кана. - Я даже не знаю, где находится "Соллед Лайк Сити" - или был раньше. Какое это имеет значение? Данные - это просто данные. Работа - это просто работа.
   Кана расхохоталась. - С такой моральной пустотой, как у тебя, ты далеко пойдешь, Люру Парц. Но не все такие гибкие в своих взглядах, как ты. Не все являются поклонниками искоренения. За пределами агломерации ты столкнешься с враждебностью. Ты видишь в очищении приятное интеллектуальное упражнение, а они видят только разрушение. Знаешь, они называют нас ясофтами. Я помню более старый термин. Квислинги.
   Люру была озадачена. Почему она говорила о внешнем мире? Снаружи было место оборванцев и бандитов. - Кто называет нас ясофтами?
   Кана улыбнулась. - Бедная маленькая Люру, такая уединенная жизнь. Ты ведь даже не помнишь восстание, не так ли? Друзей Вигнера...
   - Восстание было подавлено за пять лет до моего рождения. Какое это имеет отношение ко мне?
   - У меня для тебя новое задание, - оживленно сказала Кана. - Ты знаешь Саймата Сувана?
   Люру нахмурилась. - Пару лет назад мы были в одной группе. - И, если коротко, любовниками.
   Кана пристально посмотрела на нее; Люру почувствовала, что она знает все об их отношениях. - Суван уехал из города год назад.
   - Он стал оборванцем? - Люру не была особенно шокирована; Саймат, при всем своем обаянии, всегда был раздражительным, трудным, непоследовательным.
   - Я хочу, чтобы ты поговорила с ним о его исследованиях сверхтяжелых элементов... Нет, не это. Все это не имеет значения. Я хочу, чтобы ты поговорила с ним о том, как свести к минимуму боль и смерть для него самого и для других. Видишь ли, он оказался на пути.
   - Не думаю, что мне подходит это назначение, - сухо сказала Люру. - Мои отношения с Сайматом остались в прошлом.
   Кана улыбнулась. - Прошлом, о котором ты предпочла бы забыть, в своем маленьком искоренении? Но из-за этого прошлого он, возможно, прислушается к тебе. Не волнуйся, это не повредит твоей блестящей карьере. И я знаю, что связи между братьями и сестрами по группе не так прочны. Они не предназначены для этого. Но ты могла бы убедить этого мальчика спасти себе жизнь.
   - Я знаю, что ты сурово судишь меня, Люру, меня и других фараонов. Просто помни, что наша цель - всегда сводить к минимуму страдания. Вот почему я работаю в этом месте. Моя и твоя работа - быть посредником при режиме кваксов. Отношения человечества с завоевателями ухудшились после восстания Друзей. Без нас все было бы еще хуже. Вот почему, - медленно произнесла она, - я сожалею, что обращаюсь к тебе с такой просьбой, именно к тебе, Люру.
   - Не понимаю.
   Кана вздохнула. - Конечно, не понимаешь. Дитя мое, Ясофт Парц, в честь которого назван наш класс предателей, был твоим дедушкой.
  
   Люру сидела в маленькой кабине флиттера, нервная и раздраженная, а земля уходила у нее из-под ног.
   С воздуха россыпь зданий, этих выдутых из голой скальной породы пузырей, казалась блестящей, почти органичной. Она могла видеть прорезанные звездоломами каналы, артерии, которые доставляли опресненную воду и продукты питания с огромных морских ферм по выращиванию водорослей и вывозили отходы на дно океана. По одному из каналов упорядоченной процессией плыли тела, завернутые в пластиковую пленку; это были умершие за ночь, их более ненужные трупы возвращались в море.
   Агломерация 5204 была построена, когда Люру было десять лет. Она хорошо помнила тот день; строительство заняло всего несколько минут - захватывающее зрелище для маленькой девочки. Теперь поговаривали, что Управление искоренения вскоре может быть переведено в новое место в глубинах континента, и в этом случае агломерация 5204 будет стерта с лица земли еще быстрее, не оставив и следа. Именно так поступали кваксы: обдуманно, быстро, жестоко, чисто, не оставляя ни малейшего места человеческим чувствам.
   Перелет на флиттере до исследовательского центра Саймата Сувана был относительно коротким - коротким, но, тем не менее, более долгим, чем любое путешествие, которое Люру совершала раньше. И ей предстояло провести на свежем воздухе больше времени, чем когда-либо прежде.
   Ей совсем не хотелось этого делать.
   Недолгая карьера Люру в Управлении искоренения в агломерации 5204 была на удивление успешной. Она работала над специальным пакетом по очистке данных. Очиститель должен был быть отправлен в огромные генеалогические библиотеки, недавно обнаруженные в укрепленном убежище под городом Соллед-Лайк, который, очевидно, был городом людей до оккупации. Очиститель представлял собой комбинацию интеллектуальных интерпретаторов, целенаправленных вирусных пакетов и сфокусированных электромагнитных импульсов, способных уничтожить древние банки данных на физическом, логическом и философском уровнях. Само по себе очистительное устройство было стандартного дизайна; сложность проекта заключалась в масштабе, а также в шифровании данных тысячелетней давности, которые необходимо было удалить.
   Работа была напряженной, конкурентной, приносила Люру глубокое удовлетворение и способствовала значительному продвижению по карьерной лестнице в Управлении искоренения. На самом деле ее повысили до руководителя группы в этом новом проекте, и в двадцать два года она впервые почувствовала вкус настоящей ответственности. И она возмущалась, что ее вот так оторвали от работы, забросили на другой конец континента, и все это ради такого неудачника, как Саймат Суван.
   Она пыталась отвлечься, читая свои заметки о сверхтяжелых элементах, которые, по-видимому, были навязчивой идеей Саймата.
   Казалось, что размер ядра атома имеет естественный предел. Ядро - это скопление протонов, положительные электрические заряды которых приводят к их отталкиванию. Протоны удерживались вместе с помощью уютного роя нейтронов - нейтральных частиц. Для удержания больших ядер вместе требовалось много нейтронов; например, свинец-208 содержал восемьдесят два протона и сто двадцать шесть нейтронов.
   Способность нейтронов к связыванию была ограничена. Когда-то считалось, что не может существовать ядро, состоящее более чем из сотни протонов. Но некоторые теоретики предсказывали, что могут существовать гораздо более крупные ядерные конфигурации с определенной геометрией, и в конечном итоге они были обнаружены. Самое легкое из сверхтяжелых ядер содержало сто четырнадцать протонов и сто восемьдесят четыре нейтрона; наиболее распространенным оказался изотоп под названием марсдений-440, содержащий сто восемьдесят четыре протона и двести пятьдесят шесть нейтронов. Но тем не менее существовали ядра гораздо тяжелее, со многими сотнями протонов и нейтронов. Эти странные ядра были деформированы, сплющены в эллипсоиды или даже были полыми...
   Она отложила свой планшет с данными. Ей было трудно сосредоточиться на таких бесполезных абстракциях, как этот раздел физики, и она не понимала, как это могло так сильно увлечь Саймата. Она рассеянно задумалась, почему "марсдений" получил именно такое название: возможно, "Марсден" или "Марсдени" было фамилией его первооткрывателя. Конечно, такие исторические подробности были давно утеряны.
   Когда флиттер приблизился к вершине своего суборбитального прыжка, вокруг него открылась изогнутая Земля, ржаво-красная, испещренная зеркальными шрамами - говорили, что это следы последней войны человечества с кваксами, но, возможно, это были просто места исчезнувших поселений. Далеко под ней трудился корабль-сплайн, огромная масса плоти и металла вспахивала полосу земли, внося свой терпеливый, разрушительный вклад в Искоренение.
  
   Ее флиттер опустился на землю в нескольких сотнях метров от завода по производству экзотических веществ Саймата Сувана. Она вынырнула, моргая, под высоким небом. Вдали от круглых палат агломерации она чувствовала себя маленькой, хрупкой, беззащитной.
   Это было место под названием Мелл-Борн. До сих пор его не трогали плуги звездоломов, но даже в этом случае от использования людьми земли до оккупации не осталось ничего, кроме едва заметной прямоугольной решетки из фундаментов и щебня. Над этим местом возвышалось единственное сооружение - гигантский светящийся голубым светом тор: сооружение, построенное и заброшенное кваксами. Теперь его занимала горстка оборванцев, называвших себя учеными - в агломерациях ученых не было. Люди даже построили себе городок из лачуг, странную инкрустацию вокруг огромного комплекса кваксов.
   Саймат Суван был здесь, чтобы встретить ее. Он был высоким, худощавым, грозным, взволнованным, с ввалившимися глазами; на солнце без фильтра его голая голова загорела до бледно-розового цвета. - Лета, - рявкнул он. - Ты.
   Она была встревожена его враждебностью. - Саймат, я здесь, чтобы помочь тебе.
   Он насмешливо посмотрел на нее. - Ты здесь, чтобы уничтожить меня. Всегда знал, что ты закончишь этим. Тебе на самом деле нравилось бегать по лабиринтам, которые кваксы построили для нас - тесты, бессмысленные карьерные пути, соревнования между группами. Даже Искоренение - это для тебя просто еще одна приятная интеллектуальная головоломка, не так ли? О, кваксы - умные правители, они очень эффективно используют твои таланты. Но ты ведь понятия не имеешь, что значит твоя работа, не так ли?.. Пойдем со мной. - Он схватил ее за руку и потянул к изогнутой голубой стене здания.
   Она вздрогнула, вспомнив тепло его прикосновения. Но он больше не был ее собратом по группе; он стал оборванцем, одним из исчезающих племен людей, которые отказались оставаться в агломерациях кваксов, и его лицо превратилось в маску из застывших плоскостей и поджатых губ, а его непреклонный гнев был пугающим.
   Чтобы добраться до объекта кваксов, им пришлось пройти через район лачуг. Это была яма с грубыми импровизированными жилищами, часть которых представляла собой кучи брезента и щебня. Но постепенно она осознала, что это был функционирующий город с заводом по раздаче продуктов питания, клиникой, водопроводом и даже чем-то вроде рудиментарной канализационной системы. Она увидела маленькую, полуразрушенную часовню, посвященную какой-то, без сомнения, нелегальной религии, чьи боги однажды освободят человечество от власти кваксов. Все это находилось посреди мощных груд щебня. Здесь все еще виднелись фрагменты старых зданий, обломки стен и труб, торчащие, как кости, из общей массы мусора, часть из них была повреждена огнем. Там, где сквозь бетон пробилась растительность, остатки стен превратились в низкие кочки, покрытые толстым зеленым одеялом.
   Здесь пахло дымом и прокисшими продуктами жизнедеятельности человека, а воздух был полон пыли, которая прилипала к ее коже и одежде. Трудно было поверить, что кто-то из ее собратьев по группе решил бы жить здесь. И все же Саймат был здесь.
   Он быстро заговорил о сверхтяжелых элементах. - Раньше считалось, что марсдений и его более экзотические аналоги могут существовать только как технологические артефакты, производимые на гигантских предприятиях, подобных этому заводу кваксов. Но теперь мы знаем, что такие элементы могут возникать при сильном давлении сверхновой, при взрывной гибели гигантской звезды.
   Она попыталась сосредоточиться. - Взрывающаяся звезда? Тогда почему ты ищешь тяжелые элементы здесь, на Земле?
   Он улыбнулся. - Потому что Земля образовалась из облака первичного газа и пыли, коллапс которого был вызван ударной волной от ближайшей сверхновой. Ты видишь? Изначальная сверхновая окутала молодую Землю сверхтяжелой материей. Таким образом, тяжелые элементы имеют огромное значение для Земли и всего, что живет на ней или в ней самой.
   На груде разбитых камней на коленях у девочки постарше сидел маленький ребенок и играл с кусочком расплавленного стекла. Люру предположила, что девочка была сестрой младенца по группе. У них обоих были густые темные волосы. Малыш, кашляя, поднял голову, когда они проходили мимо.
   - Это нездоровое место, - заметила Люру.
   - А чего ты ожидала? Но я все время забываю. Ты ничего не ожидаешь, ты ничего не знаешь. Люру, в подобных местах люди умирают молодыми. Как еще, по-твоему, я мог так быстро стать старшим? И все же они продолжают приходить. Я пришел.
   - Возможно, тебя соблазнила плотность здешних групп. - Разумное рассредоточение могло бы восстановить здесь социальный баланс, подумала она.
   Он пристально посмотрел на нее. - Здесь нет групп. Группы, которые перемешиваются каждую пару лет, - это еще одно социальное изобретение кваксов, навязанное людям после Восстания в целях контроля. Ты даже не знала об этом? Люру, это семьи.
   Ему пришлось объяснить, что это значит. И что девушка, которая ухаживала за ребенком, была не родной сестрой малышки, а ее матерью.
   Они подошли к двери, грубо вырубленной в стене комплекса кваксов. Они прошли в огромное изогнутое помещение, где притаились огромные двигатели. Парящие световые шары отбрасывали длинные, сложные тени, и люди-техники тихо переговаривались, затмеваясь до незначительности. Пахло горелой смазкой и озоном.
   Люру была ошеломлена.
   Саймат сказал: - Это место было заброшено кваксами после Восстания. Оно было одним из сотен таких мест на планете. Мы думаем, что это была фабрика по производству экзотической материи, то есть вещества с отрицательной плотностью энергии. Они покинули это место; мы не знаем почему. Поскольку она была построена с использованием человеческих ресурсов и труда, я полагаю, для них это ничего не значит. Мы обновили оборудование, перестроили большую его часть. Теперь мы используем его для создания собственных сверхтяжелых ядер, бомбардируя куски плутония ионами кальция с высокой энергией.
   Это озадачило ее. Он сказал, что его целью было обнаружение сверхтяжелых элементов в земной коре. Так зачем же он их производил?
   - Почему кваксы производили экзотическую материю?
   - Никто из нас не знает наверняка, - сказал он. - Ходят слухи, что кваксы пытались построить туннель в будущее. Говорят даже, что сам губернатор кваксов - иммигрант из будущего, где человечество одержит победу. И именно поэтому кваксы так усердно стараются контролировать нас. Потому что они боятся нас.
   - Это всего лишь легенда.
   - Так ли это? Возможно, со временем вся история становится легендой.
   - Это чепуха, Саймат!
   - Откуда ты знаешь, Люру?
   - Здесь есть свидетели прошлого. Фараоны.
   - Как Джимо Кана? - Саймат рассмеялся. - Люру, здесь никто не выжил после оккупации. Кваксы прекратили АВТ в течение двух столетий после оккупации. Все старые фараоны умерли, прежде чем кваксы начали предлагать свои собственные методы продления жизни. Эти современные бессмертные, такие как Джимо Кана, были куплены кваксами, куплены обещанием долгой жизни. - Он наклонился к ней. - Так же, как они покупают тебя, Люру Парц.
   Они вышли из чистого голубого спокойствия объекта обратно в грязную городскую трясину.
   Встревоженная, дезориентированная, она спокойно произнесла: - Саймат, сюда приближаются лучи звездолома. Когда-то кваксы терпели подобные мероприятия, культурные и научные начинания коренных народов. Больше нет, с тех пор, как Друзья Вигнера предали культурную щедрость кваксов по отношению к амбициям коренных народов. - Друзья использовали культурный объект для маскировки подстрекательской деятельности. - Если вы не съедете, вас убьют.
   Он вскарабкался на низкую стену и раскинул руки, его длинная мантия развевалась на слабом пыльном ветру. - Ах. Коренной. Мне нравится это слово.
   - Саймат, возвращайся домой. Здесь ничего нет. Средства для очистки данных были отправлены сюда давным-давно.
   - Ничего? Оглянись вокруг, Люру. Посмотри на масштабы этих старых фундаментов. Когда-то здесь было множество огромных зданий, высотой выше неба. И эта дорога, где сейчас мы добываем воду из старых коллекторов, должно быть, была забита машинами. Здесь, должно быть, жили и работали миллионы людей. Это был великий город. И он был человеческим, Люру. Возможно, данные утеряны; возможно, мы никогда даже не узнаем истинного названия этого места. Но пока эти руины здесь, мы можем представить, каким оно было когда-то. Если эти последние следы будут уничтожены, прошлое никогда не сможет быть восстановлено. И именно этого добиваются кваксы.
   - Знаешь, искоренение не всегда сводится к удалению медицинских данных. Иногда сюда приходят ясофты со своими роботами и просто сжигают и разбивают вдребезги книги, картины, артефакты. Возможно, если бы ты это увидела, то поняла бы. Кваксы хотят разорвать наши корни, стереть нашу идентичность.
   Она почувствовала гнев, угрозу и попыталась нанести ему ответный удар. - И это то, что ты здесь ищешь? Идентичность, полученную в результате раскрытия этой загадочной физики?
   - О, здесь гораздо больше, чем физика, - тихо сказал он, - Ты когда-нибудь слышала о Майкле Пуле? Он был одним из первых исследователей Солнечной системы - задолго до оккупации. И он находил жизнь везде, куда бы ни посмотрел.
   - Жизнь?
   - Люру, эта изначальная сверхновая не просто рассеяла сверхтяжелые атомы сквозь кору молодой Земли. Там были сложные структуры, экзотический химический состав. Жизнь. Некоторые из нас верят, что они, возможно, выжили на планете, где вспыхнула изначальная сверхновая, или, возможно, они родились в котле самой сверхновой, и их вещество с шипением вырвалось из этого потока энергии. Возможно, они размножаются таким образом, семена, перебрасываемые от сверхновой к сверхновой, насекомые, выбрасываемые могучими толчками звезд!
   - Мы многого не понимаем: их биохимию, глубинную экологию, которая их поддерживает, их жизненный цикл - даже то, как они выглядят. И все же мы знаем, что там, внизу, есть лес, Люру, хтонический лес, заключенный в недрах земли, населенный существами, столь же древними, как сама Земля. Видишь ли, даже в эти невообразимо трудные времена мы обретаем новую жизнь - прямо как Майкл Пул.
   Ее охватило неожиданное удивление. Ошеломленная странностью происходящего, она почувствовала, как рушится какой-то внутренний барьер, как будто причудливые сверхтяжелые существа Саймата проплывают в ее сознании.
   Он заглянул ей в глаза, в поисках понимания. - Теперь ты понимаешь, почему я готов сражаться за это место? Люди не созданы для того, чтобы быть трутнями, ни для кваксов, ни для кого-либо еще. Это то, ради чего мы живем. Исследования, красота и истина.
  
   Она вернулась в агломерацию 5204, но без Саймата. Она подала отчет Джимо Кана. Выполнив свой долг, она попыталась вернуться к работе, чтобы снова погрузиться в нее. Как всегда, дел было много.
   Но работа, как ни странно, не приносила удовлетворения.
   Ее терзали сомнения. Неужели это действительно правда, как сказал Саймат, что ее карьерный рост, с его приятной чередой заданий и продвижений по службе, был всего лишь социальной конструкцией кваксов, серией бессмысленных испытаний, предназначенных для того, чтобы такие яркие, инициативные люди, как она, были довольны, сдержанны и с пользой заняты - то есть были полезны для кваксов?
   Между тем в агломерации наступило напряженное время. Тесные коридоры были забиты людьми, все они были тощими, лысыми, бледными - такими же, какой была сама Люру, - конечно, все, за исключением фараонов; они, родившись в более богатые времена, были более непохожими друг на друга: высокими и низенькими, худыми и приземистыми, лысыми и волосатыми. Группы распадались раз в два года, и все были в движении, в поисках нового жилья, новых друзей, с нетерпением ожидая следующего фестиваля отдыха, дней рассказывания историй, спорта и секса.
   Люру всегда нравился дружеский хаос разводов, трудности в налаживании новых отношений. Но на этот раз ей было трудно сосредоточить свое внимание на своих новых братьях и сестрах.
   В возрасте двадцати двух лет Люру не рожала. Она пожертвовала яйцеклетки в родильный резервуар; это была обычная процедура, которую проводят все здоровые женщины, достигшие подросткового возраста, и не придала этому значения. Теперь, думая о семьях Меллборна, она смотрела на толпы возбужденной молодежи, стремящейся к своим новым должностям, на их обнаженные головы, сверкающие, как пузырьки на реке, и задавалась вопросом, может ли кто-нибудь из этих шумных детей принадлежать ей.
  
   Джимо Кана сказала: - Я прочитала твой отчет. Ты права, спрашивая, зачем Сувану понадобилось изготавливать свои странные элементы. Он явно что-то замышляет, какой-то бунтарский жест. - Она подняла глаза от своей панели с данными, как будто увидела Люру впервые. - А-а. Но тебя же не интересует Саймат Суван и то, как он копается в грязи, не так ли?
   - Я не понимаю, о чем вы говорите.
   Кана отложила панель. - Это подействовало на тебя. Внешне. Я вижу это в тебе. Я, конечно, знала, что так и будет. Вопрос только в том, что это изменит. Будешь ли ты по-прежнему полезна. - Она кивнула. - У тебя есть вопросы, Люру Парц. Задавай их.
   Люру похолодела. - Саймат Суван сказал мне, что конечная цель кваксов...
   - Это выжигание прошлого. Полагаю, он говорил о том, что наша идентичность разрушена, и так далее? Что ж, он прав. - Голос Кана звучал устало. - Конечно, это так. Подумай о том, что ты натворила. Как ты думаешь, какова была цель всего этого? Искоренение - это уничтожение прошлого человечества. Костер самосознания. Это правда.
   - Но...
   - Знаешь, есть дальнейшие планы, - сказала Кана, игнорируя ее. - Например, звездоломы сплайна проникают только на первые несколько десятков метров под землю, чтобы уничтожить убежища, архивы и другие следы. Но кваксы намерены провести более глубокую перепашку. У них есть нанотехнологический репликатор пыли, который... Ну, видишь ли, с помощью таких инструментов будут уничтожены даже окаменелости, даже геология самой Земли: их никогда не удастся восстановить, мудрость, которую они содержат, никогда не будет расшифрована.
   - Еще один пример. Кваксы намерены спровоцировать массовую миграцию людей, смешение, создание огромного плавильного котла. - Она коснулась своей груди. - Тогда, видишь ли, через несколько поколений даже это будет утрачено - различия между нами, история, заложенная в наших телах, наших генах, наших группах крови. Все смешается, данные потеряются навсегда. Есть более простое предложение - заменить наши человеческие имена какими-нибудь каталожными номерами. Таким образом, даже частички истории, содержащиеся в наших именах, будут утрачены. Пройдет всего два или три поколения, прежде чем мы забудем...
   Люру была потрясена при мысли о подобном культурном вандализме.
   Кана, очевидно, прочитала выражение ее лица. - Итак, наконец-то мы достаточно глубоко изучили Люру Парц, чтобы найти в ней совесть. Наконец-то мы нашли то, что тебя шокирует. И ты удивляешься, почему человек стал сотрудничать с таким чудовищем. Я скажу тебе, почему. Альтернатива еще хуже. Альтернативой является уничтожение вида - этот вариант, поверь мне, рассматривался кваксами. Вот почему мы здесь, мы, те, кто сотрудничает. Именно над этим мы должны неустанно работать, чтобы избежать такой альтернативы.
   Она беспокойно встала и сняла со стены панель. - Взгляни на это. Это данные об удалении данных: рекурсивный реестр уничтожения. И когда вся первичная информация исчезнет, нам, конечно, придется удалить и это. Мы должны забыть даже о том, что мы забыли. А потом, в свою очередь, забыть и об этом. Это будет продолжаться, Люру, иерархия стирания и уничтожения, до тех пор, пока на последней информационной панели в таком анонимном офисе, как этот, не останется ни одной исходной точки, последнего следа грандиозного исторического мероприятия. Если мне выпадет такая возможность, я с радостью сотру эту последнюю запись. И тогда не останется вообще никакого следа - кроме как в моем сердце. И, - тихо добавила она, - в твоем.
   Люру, почти ничего не понимая, была полна страха и тоски.
   Кана внимательно посмотрела на нее. - Я думаю, ты готова. Перед тобой стоит выбор, Люру Парц. - Она потянулась в свой стол и достала полупрозрачную таблетку размером с ноготь большого пальца. - Это от самих кваксов. Они способны манипулировать биохимическими структурами на молекулярном уровне - ты знала об этом? Это было их конкурентным преимуществом, когда они впервые покинули свою родную планету. И это результат их изучения человечества. Ты знаешь, что это такое?
   Люру знала. Таблетка избавляла от смерти.
   Кана положила таблетку на стол. - Возьми ее.
   Люру сказала, - Значит, это правда. Вы купили себе жизнь.
   Кана сидела, и на ее лице отразилась печаль; на мгновение Люру показалось, что она действительно очень стара. - Внезапно у тебя появилось чувство морали. Внезапно ты поверила, что можешь судить меня. Неужели ты думаешь, что я этого хочу? Должна ли я была последовать за остальными на Каллисто и спрятаться там?
   Люру нахмурилась. - Где? На спутнике Юпитера?
   Кана восстановила контроль, который на мгновение утратила. - Ты осуждаешь, но все еще не понимаешь, не так ли? В том, что мы делаем, есть цель, Люру. С бесконечной жизнью приходит бесконечное воспоминание.
   - Мы не можем спасти Землю от кваксов, Люру. Мы верим, что они завершат этот проект, это Искоренение, что бы мы ни делали. И поэтому мы должны работать с ними, принимать их неоднозначный дар жизни; мы должны продолжать реализовывать проект кваксов, зная, что это значит. Потому что потом, когда все остальное исчезнет, когда даже окаменелости будут извлечены из земли, мы все равно будем помнить. Видишь ли, мы - настоящее сопротивление, а не шумные дураки вроде Саймата Сувана, мы, которые ближе всех к завоевателям.
   Люру пыталась разобраться во всем этом, в слоях двусмысленности, в компромиссах, в малейшем проблеске надежды. - Почему я?
   - Ты самая лучшая и одаренная. Кваксы довольны твоими успехами и хотят нанять тебя. - Она тонко улыбнулась. - И точно по тем же причинам ты нужна мне. Столько моральных сложностей, заключенных в одной крошечной таблетке!
   Люру встала. - Вы сказали мне, что помните, как это было до кваксов. Но Саймат сказал, что все старые фараоны умерли во время оккупации. Этого никто не помнит.
   Лицо Кана ничего не выражало. - Если Суван так сказал, значит, это правда.
   Люру колебалась. Затем она сжала таблетку в руке и положила ее в карман своей туники, так и не приняв окончательного решения.
  
   Когда она вернулась в Меллборн, то обнаружила, что он погружен в тень, потому что над руинами возвышался корабль-сплайн. Сплайн тяжело вращался, сверкая огневыми точками. Возникло ощущение скопления огромной энергии.
   Ее флиттер скользнул под брюхом сплайна, отыскивая место для посадки.
   Примитивный трущобный городишко разрушался. Она видела, как вереница сотрудников Управления - нет, ясофтов - двигалась между ветхими домишками, толкая перед собой людей, мужчин, женщин и детей. Похожие на жуков транспортные средства следовали за вереницей перемещенных лиц, несущих на себе кое-какие наспех схваченные пожитки. Ясофты были одеты в защитные костюмы, их лица были скрыты за полупрозрачными масками; необработанная поверхность Земли не была тем местом, где жители агломераций могли бы ходить без защиты.
   Небольшая группа людей в развевающихся мантиях задержалась у ярко-голубых стен учреждения кваксов, в их позах сквозило упрямое неповиновение. Одним из них, конечно же, был Саймат. Она подбежала к нему.
   - Я не думал, что ты вернешься. - Он махнул рукой в сторону трудящихся, убегающих людей. - Ты гордишься тем, что с нами делают?
   Она спросила: - Здесь, на этом заводе вы производите сверхтяжелые элементы. Какова истинная причина? Ты солгал мне, Саймат?
   - Совсем немного, - мягко сказал он. - Мы действительно кое-что понимаем в обитателях скалистого леса, который процветал у нас под ногами.
   - Да?
   - Мы знаем, что они едят. Мы пытались обеспечить их пищей, привлечь их внимание...
   Внезапно из-под кожи сплайна выскользнула нить рубиново-красного света. Там, где касался этот луч звездолома, здания разрушались, панели и балки взлетали высоко в воздух. Из самого сердца старого завода кваксов донесся пронзительный вопль истерзанного воздуха, негромкое сотрясение, мощное кроваво-красное свечение. Земля содрогнулась у них под ногами.
   - Началось. - Она схватила Саймата и попыталась подтащить его к своему флиттеру. - Саймат, пожалуйста. Ты был моим собратом по группе, я не хочу видеть, как ты умираешь. Это не стоит жизни.
   В его глазах появилась пустота, и он отстранился от нее. - Ах. Это не твоя жизнь, возможно, жизнь фараона.
   - Я еще не фараон...
   Он не слушал. - Ты видишь, какой это ужасный, но умный дар? Долгая жизнь делает тебя податливой. Но моя жалкая жизнь - в лучшем случае несколько десятилетий - какая польза от такой жизни, кроме как сделать один-единственный вызывающий жест? - Он демонстративно отступил от нее. Закрыл глаза и поднял руки вверх, его мантия развевалась. - Что касается тебя - ты должна сделать свой выбор, Люру Парц.
   И из-под ног Саймата вверх ударила молния ослепительного света, разметав обломки и камни, и вонзилась в сердце сплайна. Запахло мясом и разложением.
   Ударная волна накрыла ее, обдав горячей пылью. Оглушенная Люру упала навзничь на щебень. Саймат исчез, пропал в одно мгновение.
   И крыша из плоти над ней, казалось, накренилась. Сплайн с тяжелой мягкостью опускался на землю.
   И она была бы раздавлена его чудовищным брюхом. Она повернулась и побежала к своему кораблю.
   Флиттер, спасая себя, устремился к сужающемуся просвету дневного света под опускающейся плотью. Люру, окровавленная, покрытая синяками, грязная, съежилась на своем сиденье, а огромные оспины и бородавки бежали у нее над головой. Темная, дымящаяся жидкость хлынула из огромной раны сплайна; она растеклась по земле озером крови, принесенной с другой звезды.
   Внезапно она вырвалась на дневной свет. С воздуха она могла видеть, как режущий луч звездолома оставил в земле борозду, похожую на огромный ноготь, царапающий столешницу. Но борозду прервал умирающий сплайн, сдувающийся шар, уже приземлившийся.
   Флиттер в полной тишине отклонился назад и поднял ее к границе космоса.
  
   Небо потемнело до фиолетового, и ее учащенное сердцебиение замедлилось.
   Она попыталась понять, что произошло. Должно быть, там было тайное убежище странных древних существ, обитавших на сверхновой, решила она, привлеченных приманкой, состоящей из сверхтяжелых элементов. Возможно, извержение было чисто физическим явлением, реакцией на внезапное снижение давления, когда были разрушены верхние слои земной коры. Или, возможно, тот сильный удар по сплайну был преднамеренным, сознательным выпадом, проявлением ярости этих древних существ из-за того, что кто-то нарушил их длящийся целую вечность сон.
   И теперь по всему небу она могла видеть, как в атмосферу входят новые сплайны: четыре, пять, шесть, огромные туманные спутники, спускающиеся к Земле. От них исходила мелкая пыль, образуя тонкие серебристые облака, почти красивые. Пыль распространялась в воздухе, быстро оседая. Там, где проливался сверкающий дождь, земля начинала размываться, долины - опускаться, холмы - разрушаться. Это было поразительно быстро.
   Это был гнев кваксов. Повелители научились не колебаться перед лицом человеческого неповиновения. И это нанотехнологическое разрушение превратило бы планету в безликий пляж из силикатной пыли.
   Она достала полупрозрачную таблетку из кармана своего скафандра. Кусочек технологии кваксов блестел, согревая. Она подумала о сморщенном, страдальческом лице Джимо Кана, о яркой, страстной жертвенности Саймата. Ты должна сделать свой выбор, Люру Парц.
   Я слишком молода, подумала она. Мне нечего помнить. Ничего, кроме того, что было сделано сегодня.
   Когда горы Земли обрушились, она проглотила таблетку.
  
   Мы пережили еще одно столетие кваксов.
   Когда их правление закончилось, это произошло быстро, в результате события, произошедшего далеко от Земли, в результате действий одного человека, человека по имени Болдер.
   Несмотря на все наши заговоры, я думаю, мы никогда по-настоящему не верили, что кваксы уйдут.
   И мы, конечно, не представляли, что будем тосковать по ним, когда они уйдут.

АГЛОМЕРАЦИЯ 2473

  
   5407 г. н.э.
  
   Рала знала, что что-то не так.
   В течение нескольких дней по всей агломерации 2473 ходили невнятные слухи. Была обнаружена ячейка борцов с Искоренением, хранившая незаконные данные. Или группа верующих планировала восстание, подобное неудавшемуся восстанию десятилетия назад. Рала просто хотела продолжить свою работу. Но все были немного взволнованы.
   Однажды утром все это достигло апогея.
   Свет в комнате включился, как обычно, чтобы разбудить их, но когда их руководитель ясофт не пришла забрать их на работу, Рале сразу стало не по себе.
   Рала делила свою крошечную комнатку с Энгре, сестрой по группе. Комната представляла собой просто пузырь, выдутый нанотехнологией из камня по методу кваксов. Внутри не было ничего, кроме пары двухъярусных кроватей, места для хранения одежды, систем сбора отходов, кранов для подачи воды и отделения для продуктов.
   Энгре была немного моложе Ралы, худенькая, встревоженная. Она подошла к двери, которая, как всегда, распахнулась в назначенное время, и оглядела коридор. - Люру Парц никогда не опаздывает.
   - Мы просто подождем, - твердо сказала Рала. - Здесь мы в безопасности.
   Но тут послышались шаги, которые неуклонно приближались по коридору. Они были слишком тяжелыми для Люру Парц, их начальницы, которая была хрупкой женщиной. Какой-то инстинкт побудил Ралу взять Энгре за руку и крепко сжать ее.
   В дверном проеме стоял мужчина. Его кожа казалась странно покрасневшей, словно обожженной. На нем была одежда из чего-то похожего на золотую фольгу. На голове у него была густая копна черных волос. Никто в этой агломерации, ни рабочие, ни чиновники, не носил волос.
   Это не была Люру Парц. Он вообще был не из этой агломерации.
   Мужчина вошел в комнату и огляделся. - Все эти камеры одинаковы. Не могу поверить, что вы, трутни, так живете. - У него был странный акцент. Рале показалось, что его взгляд задержался на ее теле, и она отвела взгляд. Она никогда раньше не слышала слова "трутень". Он указал на панель в стене. - Твоя дыра для еды.
   - Да.
   Он ударил по прозрачной панели кулаком в перчатке. Энгре и Рала отпрянули. Кусочки пластика разлетелись во все стороны, и серебристая пыль осела на пол. Для Ралы это было в буквальном смысле немыслимым преступлением.
   Энгре сказала: - Ясофты накажут тебя за это.
   - Вы знаете, что это было? Чертовы кваксы. Технология репликатора.
   - Но теперь она сломана.
   - Да, теперь она сломана. - Он указал на свою грудь. - И вы должны приходить к нам за едой.
   - Еда - это сила, - сказала Рала.
   Он посмотрел на нее внимательнее. - Ты быстро учишься. Будь на крыше через час. Там с тобой разберутся. - Он повернулся и вышел. Рале показалось, что там, где он проходил, чувствуется запах гари, похожий на запах раскаленного металла.
   Рала и Энгре просидели на своей койке почти целый час, почти не разговаривая. Никто не пришел заделать пробитую дыру. Прежде чем им уйти, Рала зачерпнула немного серебряной пыли и положила ее в карман своей одежды.
  
   С крыши купола агломерации казались скоплением огромных сверкающих пузырей. Рала бывала здесь всего несколько раз в жизни. Она старалась не вздрагивать от вида открытого неба.
   Сегодня на этой куполообразной крыше было полно народу. Жители агломерации, с их бритыми головами и в длинных одеждах, выстроились в очереди, которые тянулись повсюду. Каждая очередь вела к столу, за которым сидел человек экзотической внешности в золотистом костюме.
   Энгре прошептала: - К какой очереди нам присоединиться?
   Рала огляделась. - Вон к той. Посмотри, кто сидит за столом. - Это был мужчина, который приходил к ним в комнату.
   - Он напугал меня.
   - Но, по крайней мере, мы его знаем. Пошли.
   Они молча стояли в очереди. Рала почувствовала себя спокойнее. При жизни в агломерации приходится часто стоять в очередях, и это казалось нормальным.
   Вокруг агломерации простиралась серебристо-серая равнина, похожая на геометрическую абстракцию. До горизонта змеились каналы, полные сверкающей голубой воды. Человеческие тела дрейфовали по каналам, удаляясь от агломерации к морю. В этом не было ничего необычного, просто обычная уборка мусора. Но сегодня, похоже, трупов было много.
   Наконец Рала добралась до начала очереди.
   Незнакомец, вероятно, был ненамного старше ее, не больше тридцати. - Это ты, - сказал он. - Трутень, который понимает природу власти.
   Она ощетинилась. - Я не трутень.
   - Ты та, кем я тебя называю. - Перед ним был информационный планшет, очевидно, взятый с рабочей станции в агломерации. Он работал с ним медленно, как будто не был знаком с технологией. - Назови мне свое имя.
   - Рала.
   - Рала, меня зовут Паш. Отныне ты подчиняешься мне.
   Она не поняла. - Ты из ясофтов? - Ясофты были людьми-слугами кваксов, которым, как говорили, была дарована свобода от смерти в обмен на их службу.
   Он сказал: - Ясофты ушли.
   - Кваксы...
   - Они тоже ушли. - Он взглянул вверх. - Ночью можно увидеть их могучие корабли-сплайны, сходящие с орбиты. Куда они направляются, я не знаю. Но однажды мы отправимся за ними.
   Могло ли это быть правдой - могла ли многовековая оккупация закончиться, могли ли Люру Парц и другие ясофты действительно исчезнуть, могли ли рамки всего ее мира исчезнуть? Рала чувствовала себя потерянным ребенком, разлученным со своей семьей. Она старалась не показывать этого на своем лице.
   - В чем был твой грех? - Оказалось, что он спрашивал, какую работу она выполняла.
   Всю свою трудовую жизнь она занималась удалением словарного запаса. Цель состояла в том, чтобы заменить старые человеческие языки полностью искусственным языком. На это ушло бы еще несколько поколений, но, наконец, великий краеугольный камень Искоренения - методичное уничтожение кваксами человеческого прошлого - был бы завершен. Это было интеллектуально увлекательно.
   Он кивнул. - Твое соучастие в величайшем преступлении, совершенном против человечества...
   - Я не совершала никакого преступления, - отрезала она.
   - Ты могла отказаться от выполнения своих заданий.
   - Я была бы наказана.
   - Наказана? Многие умрут, прежде чем мы станем свободными.
   Это слово потрясло ее. Было трудно поверить, что это происходит на самом деле. - Ты собираешься наказать меня сейчас?
   - Нет, - устало произнес он. - Послушай меня, Рала. Очевидно, что ты умная, у тебя высокий уровень грамотности. Мы были экипажем звездолета. Торгового судна под названием "Порт-Сол". Пока вы трудились в этом городе-пузыре, я прятался там. - Он взглянул на небо.
   - Вы бандиты.
   Он рассмеялся. - Нет. Но мы и не бюрократы. Нам нужны такие люди, как ты, чтобы помогать управлять этим заведением.
   - Почему я должна работать на вас?
   - Ты знаешь почему.
   - Потому что еда - это сила.
   - Очень хорошо.
  
   Торговцы пытались управлять своей новой империей с помощью списков. Они составляли списки "трутней" и их "грехов", а также таблицы того, что нужно было сделать, чтобы агломерация продолжала функционировать, например, раздавать еду и вывозить отходы.
   Для Ралы все было не так уж плохо. Это была просто работа. Но по сравнению со сложным лингвистическим анализом, который ее просили выполнить в условиях оккупации, эта простая канцелярская работа была скучной, рутинной.
   Однажды она предложила лучший способ распределения заданий. Ее наказали сокращением рациона питания. Вот как это происходило. Если вы сотрудничали, вас кормили. Если нет, то не кормили.
   Ее пищей были те же бледно-желтые таблетки, на которых она выросла, таблетки, которые производили пищеблоки-репликаторы, хотя их было меньше. Их привозили из сектора в центре агломерации, где пищеблоки остались нетронутыми - фактически, это было единственное такое место. Оно охранялось круглосуточно.
   Примерно через месяц в небе начались сражения. На горизонте можно было увидеть светящиеся огни, а иногда и мелькающие фигуры в ночи, нити и вспышки света. Все это происходило в полной тишине. Все эти корабли и оружие были человеческими. Гнет кваксов был снят только для того, чтобы люди начали нападать друг на друга.
   На самом деле, из списков торговцев можно было почерпнуть много информации, если уметь их читать. Рала видела, как мало на самом деле было торговцев. Она чувствовала их неуверенность, несмотря на броское оружие, которым они владели: "Нас так мало, а их так много". И вот теперь с неба посыпались вызовы. Правление торговцев было непрочным.
   Но хотя люди и бормотали о старых добрых временах, никто ничего не предпринимал по этому поводу. Большинству трутней даже в голову не пришло бы поднять руку. Кроме того, больше некуда было пойти, нечего было есть. За пределами города была только бесконечная, пережеванная наночастицами грязь, на которой ничего не росло.
   Однако еды всегда было мало.
   В углу своей комнаты, вдали от любопытных глаз, Рала рассматривала серебристую пыль репликатора кваксов. Из этого материала раньше готовили еду, почему бы и сейчас не приготовить? Но пыль просто лежала в миске, ничего не добавляя.
   Конечно, еда появлялась не на пустом месте. К пыли репликатора по трубам в стене поступала смесь морской воды и отходов. Каким-то образом серебряный порошок превращал эту гадость в пищу. Но теперь в трубах была только липкая зеленоватая жижа, которая воняла, как моча. Она нанесла немного этой пасты на пыль, но, как ни странно, та все равно оставалась инертной. Она снова все это спрятала.
  
   Она чувствовала интерес Паша к себе с самого первого момента их встречи.
   Она развила эти робкие отношения. Рассказала ему о своей работе и расспросила о его прошлом. Он рассказал ей невероятные истории о мирах за пределами Луны, где люди когда-то построили города, которые вращались вокруг ледяных колец. Возможно, у нее развился инстинкт самосохранения; интерес Паша был тем, чем она могла воспользоваться.
   В конце концов, он начал приглашать ее к себе в комнату. Комната, когда-то принадлежавшая ясофту, располагалась под внешней стеной агломерации. Оттуда открывался вид на небо, где разгорались безмолвные сражения.
   - Я не знаю, чего вы здесь хотите, - сказала она ему однажды вечером. - Вы торговцы. Зачем вам агломерация? У вас не очень хорошо получается ею управлять.
   - Есть люди и похуже нас.
   - Вы ведь не хотите богатства, не так ли? - Она изо всех сил пыталась понять это торговое слово, давно исчезнувшее из ее языка; хорошо это или плохо, но кваксы веками навязывали человечеству грубый коммунизм. - Здесь нет богатства.
   - Нет. Есть только люди.
   - Да. А там, где есть люди, есть и власть, которой можно пользоваться. И это то, чего вы хотите, не так ли?
   Он замолчал, и она подумала, не зашла ли слишком далеко. Она вздохнула. - Расскажи мне еще раз о Са-турне...
   Дверь с грохотом распахнулась. Там стоял кто-то, освещенный ярким светом.
   Инстинктивно Рала шагнула вперед, раскинув руки, чтобы прикрыть Паша. Свет упал ей на лицо.
   Незваный гость сказал: - Я представляю Временную правительственную коалицию. Незаконный захват этого города бандитами ВЕС-корабля "Порт-Сол" окончен.
   - Мы оба трутни. - Она выпалила подробности о своей личности и рабочем задании.
   - Вы должны оставаться в своей комнате. Утром вас вызовут для выяснения новых подробностей. Если вы столкнетесь с командой "Порт-Сола"...
   - Я сообщу о них.
   В коридоре послышались крики; солдат Коалиции, отвлекшись, поспешил прочь.
   - Лета, - пробормотал Паш. - Смотри.
   За окном, в краснеющем небе, парил корабль-сплайн, огромный мясистый шар, усеянный огневыми точками. Но это был не корабль кваксов; на его борту был грубо вырезан зеленый четырехгранный знак, человеческий символ.
   - Все изменилось, - сухо сказала Рала.
   Паш спросил: - Почему ты не выдала меня?
   - Потому что с меня хватит правителей, - отрезала она. - Мы должны быть готовы. Тебе придется побрить голову. Может быть, подойдет одна из моих мантий.
  
   У Коалиции была своя, отличная от других теория о том, как управлять агломерацией.
   Всех их выселили из города. Люди стояли угрюмыми рядами - в основном трутни из агломерации, но среди всех скрывался, по крайней мере, один торговец, Паш. Им выдали инструменты, простые мотыги и лопаты. Над ними возвышались опаленные огнем стены агломерации.
   Солнце припекало, воздух был сухим, и жужжали насекомые. Это были горожане, им не нравилось находиться на улице. Здесь были даже дети; новые правители агломерации закрыли школы, которые продолжали работать даже при торговцах.
   На возвышении перед ними стояла женщина. На ней была зеленая униформа, чистая, но поношенная, а на лбу у нее была вытатуирована зеленая эмблема - символ свободного человечества, как теперь узнала Рала. Рядом с ней стояли солдаты, не в форме, хотя у всех у них были зеленые повязки на рукавах, а на лицах были нанесены те же символы.
   - Меня зовут Чило Мора, - представилась женщина. - Зеленая армия восстановила порядок на Земле, свергнув торговцев-бандитов. Но могут вернуться кваксы, а если не они, то другой враг. Мы всегда должны быть готовы. Вы - передовые отряды моральной революции. Работа, к которой вы приступите сегодня, укрепит вашу волю и прояснит ваше видение. Но помните - теперь вы все свободны!
   Один стоявший впереди мужчина с сомнением поднял мотыгу. - Свободны, чтобы копаться в земле?
   Один из людей с зеленой повязкой на рукаве свалил его на землю.
   Больше никто не пошевелился. Чило Мора улыбнулась, как будто не произошло ничего неприятного. Мужчина лежал в грязи там, где упал, без ухода.
   Поля были размечены с помощью обломков упавших куполов агломерации. Были предоставлены семена из драгоценных запасов, сохранившихся за пределами планеты. По всему городу люди трудились в грязи, но были и машины, наспех приспособленные и импровизированные.
   Для многих это было нелегко. На Земле веками не было фермеров, и все жители агломерации были офисными работниками. Кто-то заболел, кто-то умер. Но по мере того, как руки выживших закалялись, Рале казалось, что вместе с ними закалялся и дух.
   Урожай начал расти. Но овощей было мало. Рала думала, что понимает почему - отравление почвы было наследием кваксов, - но, похоже, никто понятия не имел, что с этим делать.
   Основным продуктом питания по-прежнему были бледно-желтые пайковые таблетки, которые доставались из продуктовых раздатчиков. Но, как и при прежнем режиме, еды всегда было мало.
   В остальное время они собирались вместе, обмениваясь информацией.
   Паш сказал: - Зеленая армия Коалиции, похоже, действительно подавляет полевых командиров. - Он, казалось, был очарован развитием событий, очевидно, забывая, что сам был одним из этих "полевых командиров". - Конечно, наличие корабля-сплайна - это большое подспорье. Но те клоуны, которые повсюду следуют за Чило, - это не армия, а другое ведомство под названием "зеленая стража". Любители, миссия которых укрепить революцию.
   Рала прошептала: - Вся эта "революция" сводится к тому, чтобы копаться в грязи в поисках пищи.
   - Мы больше не можем использовать технологию кваксов, - сказала Энгре. - Это было бы контрпрогрессивно. - Энгре всегда произносила подобные фразы. Казалось, она одобряла новейшую идеологию. Рала подумала, не слишком ли много потрясений ей пришлось пережить, чтобы устоять.
   - Это не сработает, - тихо сказала Рала. - Искоренение было довольно тщательным. Кваксы подсадили нанорепликаторы в почву, чтобы сделать ее безжизненной. Их конечной целью было уничтожить местную экологию, сделать Землю необитаемой, за исключением людей и сине-зеленых водорослей в океанах, которые стали бы огромными резервуарами питательных веществ для их живых кораблей-сплайнов. - Никакая обработка мотыгами не заставит землю быстро зазеленеть.
   - Мы должны поддержать Коалицию, - сказала Энгре. - Это путь вперед для человечества.
   Паш не слушал их. Он сказал: - Тебя бы никогда не взяли в армию, но эти зеленые стражники - та банда, к которой стоит присоединиться. Большинство из них довольно тупые, это видно. Умный оператор может быстро подняться.
   Они разговаривали только короткими фразами. Всегда мог быть кто-нибудь из коллаборационистов, из шпионов, готовых передать беседу стражникам за кусок еды.
  
   Начались сокращения рациона.
   Как будто Коалиция верила, что голод побудит новые ударные отряды к непрерывной революции. Или, возможно, они просто не умели грамотно распоряжаться запасами продовольствия. Вскоре появились первые признаки недоедания - вздутые животы у детей.
   Рала всегда хранила горсть пыли от репликатора из своей старой комнаты в агломерации. Теперь она нашла укромный уголок у стен агломерации, где выкопала землю и насыпала туда немного своей пыли. По-прежнему ничего не происходило.
   Однажды Паш застукал ее за подобными экспериментами. К тому времени он уже осуществил свои амбиции и стал зеленым стражником. Бывший торговец с бесстыдной легкостью надел зеленую повязку своих врагов.
   Она спросила: - Ты меня выдашь?
   - Почему я должен это делать?
   - Потому что я пытаюсь использовать технологию кваксов. Это действие недопустимо с точки зрения доктрины.
   Он пожал плечами. - Ты спасла мне жизнь.
   - В любом случае, - сказала она, - это не работает.
   Он нахмурился и поковырял грязь. - Ты что-нибудь знаешь об этой технологии? В системе жизнеобеспечения "Порт-Сола" мы использовали человеческий вариант, конечно, более грубый, чем этот. Нанотехнологии манипулируют материей на молекулярном или атомном уровнях.
   - Она превращает отходы в пищу.
   - Да. Но люди, похоже, думают, что это волшебная пыль, которую нужно просто бросить на кучу мусора, чтобы та превратилась в бриллианты и бифштексы.
   - Бриллианты? Бифштексы?
   - Неважно. В этом нет ничего волшебного. Нанотехнологии похожи на биологию. Чтобы "вырасти", нанотехнологическому продукту нужны питательные вещества и энергия. На корабле мы использовали питательную ванну. Этот материал кваксов более умелый и может получать все, что ему нужно, из окружающей среды, если у него будет такая возможность.
   Она задумалась над этим. - Ты имеешь в виду, что я должна подкармливать его, как растение.
   - В окружающей среде накапливается много химической энергии. Можно использовать ее медленно, но эффективно, как растения или бактерии, или сжигать быстро, но неэффективно, как огонь. Эта технология кваксов - умная штука; она высвобождает энергию быстрее, чем биологические клетки, но эффективнее, чем огонь. В принципе, поле, засеянное наночастицами, должно приносить больше пользы, чем биологически выращенный урожай...
   Она не поняла многих слов, которые он использовал. Хотя она настаивала на том, чтобы он объяснил подробнее, помог ей, но он был слишком занят.
   Тем временем Энгре, сестра Ралы по группе, стала представлять проблему.
   Несмотря на свою идеологическую убежденность, она была слабой и неумелой и ненавидела работу в поле. Надзирательница за трутнями, коллаборационистка, одна из их же сестер, наказывала Энгре более эффективно, чем это сделал бы любой стражник. И когда это не помогло побудить Энгре работать лучше, она сократила ее рацион питания.
   После этого Энгре просто легла на свою койку. Сначала она жаловалась, или ругалась, или плакала. Но становилась все слабее и лежала молча. Рала попыталась поделиться своей едой. Но еды было мало, и она сама голодала.
   Рала пришла в отчаяние. Она поняла, что стражники в своей вопиющей некомпетентности на самом деле собирались позволить Энгре умереть, как и многим другим. Она могла придумать только один способ раздобыть побольше еды.
   Она не была неопытна в сексе; даже кваксы не смогли искоренить это. Паша было легко соблазнить.
   Секс не был неприятным, и Паш не сделал ей ничего плохого. Самой странной вещью был экзоскелет космонавта, который он не снимал даже во время секса; это была паутина из серебристых нитей, покрывавшая его кожу. Но она не испытывала к нему никакой привязанности, как, по ее подозрениям, и он к ней. Они оба без слов понимали, что его возбуждает власть над ней, а не ее тело.
   Тем не менее, она прождала несколько ночей, прежде чем попросила у него дополнительную еду, необходимую ей для поддержания жизни Энгре.
   Тем временем в агломерации становилось все хуже. Несмотря на регулярное техническое обслуживание, лестничные клетки и коридоры стали грязными. Нарушилась циркуляция воздуха. Внутренние камеры стали непригодными для проживания, и скопление людей увеличилось. Затем началось насилие. Поползли слухи о кражах еды и даже об изнасилованиях. Рала научилась скрывать свою еду, когда брела по темным коридорам, пробираясь мимо стен, испещренных ярко-зелеными четырехгранными символами - самыми распространенными граффити.
   Рала с удивлением осознала, что агломерация умирает. Казалось, что рушится само небо. Люди с еще большей тоской заговорили об оккупации кваксов и безопасности, которую она принесла.
   Однажды Паш пришел к ней взволнованный. - Послушай. У нас неприятности. Среди зеленых стражников разгорелась междоусобица.
   Она закрыла глаза. - Ты уезжаешь, не так ли?
   - В нескольких днях пути отсюда в агломерации происходит сражение. Там открываются отличные возможности, малыш.
   Рале стало плохо, мир на мгновение поплыл перед глазами. Они никогда не говорили о ребенке, растущем внутри нее, но Паш, конечно, знал, что он существует. Это было ошибкой; ей даже в голову не пришло, что могли перестать действовать химические контрацептивы, которые циркулировали в системе водоснабжения агломерации.
   Она ненавидела себя за то, что умоляла. - Не уходи.
   Он поцеловал ее в лоб. - Я вернусь.
   Конечно, он никогда не вернулся.
  
   В короткой межфракционной войне победила группа зеленых стражников, получившая название "Миллион героев". Они носили нарукавные повязки другого типа, имели другую систему ранжирования и так далее. Но для трутней агломерации 2473 мало что менялось изо дня в день, при третьей смене боссов со времен кваксов; как оказалось, одна смена правителей ничем не отличалась от другой.
   К этому времени большинство систем агломерации перестали функционировать, а ее внутреннее ядро было темным и непригодным для жилья. Все работали в полях, а некоторые даже возводили грубые укрытия поближе к месту своей работы, очищая стены от камней.
   Рала по-прежнему голодала и все больше беспокоилась о ребенке и о том, как она будет справляться с работой во время беременности.
   Она вспомнила, как Паш сказал или намекнул, что нанопыль похожа на растение. Поэтому она снова выкопала ее и посадила подальше от тени стены, на солнце.
   Однако в течение нескольких дней ничего не происходило. Но потом она начала замечать бледно-желтые пятнышки, въевшиеся в грязь. Если промыть горсть земли, можно было обнаружить частицы пищи. На вкус они были такими же, как если бы их достали из раздатчика. Она соорудила сито из куска ткани, чтобы сделать процесс извлечения более эффективным.
   Именно тогда Энгре, ради спасения жизни которой Рала занималась проституцией, сдала ее новым властям.
   Энгре, стоявшая с одним из "Миллиона героев" над лоскутком с нанокрошками, казалось, вот-вот расплачется. - Я должна была это сделать, - сказала она.
   - Все в порядке, - устало произнесла Рала.
   - По крайней мере, я могу положить конец этому безобразию. - Герой поднял оружие над лоскутком. Ему было лет семнадцать.
   Рала заставила себя встать перед уродливым дулом оружия. - Не уничтожайте это.
   - Это противоречит доктрине.
   - Доктрина не накормит нас.
   - Дело не в этом, - отрезал герой.
   Рала развела руками. - Оглянитесь вокруг. Кваксы проделали хорошую работу, сделав наш мир непригодным для жизни. Они даже сравняли с землей горы. Но эта технология кваксов обращает процесс вспять. Взгляните на это с другой стороны. Возможно, мы сможем использовать собственное оружие кваксов против них. Или это противоречит вашей доктрине?
   - Не знаю. Я должен спросить своего офицера по политике. - Герой опустил оружие. - Я не изменю своего решения. Просто откладываю его реализацию.
   Рала глубокомысленно кивнула.
  
   После этого, по прошествии нескольких недель, она увидела, что участок, который она возделывала, разрастается, и сквозь землю виднеется пятно более насыщенного темного цвета. Теперь ее репликаторы превращали почву и солнечный свет не только в пищу, но и в собственные копии, и так распространялись дальше, медленно, упорно. Еды, которую она добывала с земли, было по несколько пригоршней в день, этого почти хватало, чтобы утолить голод, который постоянно мучил ее.
   Энгре сказал ей: - У тебя есть ребенок. Я знала, что они не причинят тебе вреда из-за этого.
   - Все в порядке, Энгре.
   - Хотя, с точки зрения доктрины, предать тебя было правильным поступком.
   - Я сказала, что все в порядке.
   - Дети - это будущее.
   Да, подумала Рала. Но какое будущее? Мы безумны, подумала она, безумный вид. Как только кваксы убрались с дороги, мы начали рвать друг друга на части. Мы правим друг другом с помощью нарукавных повязок, кусков тряпья. И теперь Миллион героев готов уморить нас всех голодом - они все еще могут это сделать - ради абстрактной доктрины. Возможно, нам действительно было лучше при кваксах.
   Но Энгре, казалось, жаждала прощения. Она работала в грязи рядом со своей сестрой по группе, которая серьезно смотрела на нее.
   Поэтому Рала выдавила из себя улыбку. - Да, - сказала она и похлопала себя по животу. - Да, дети - это будущее. А теперь, пожалуйста, помоги мне с этим ситом.
   Под их пальцами инопланетные нанозернышки распространялись по Земле.
  
   В суматохе эпохи после установления режима кваксов мы, бессмертные, были вынуждены бежать из-за того, что наши действия во время оккупации понимались неправильно.
   Временная правительственная коалиция укрепила свою власть, как это делают подобные организации, и доказала, что она не является временной.
   Но из рядов отупляющей бюрократии Коалиции вышел один человек, чей необычный гений определял историю человечества на протяжении двадцати тысяч лет.
  
  

ПЫЛЬ РЕАЛЬНОСТИ

  
   5408 г. н.э.
  
   Вспышка света: момент ее рождения.
   Она закричала.
   Ее тело наполнилось чувством собственного достоинства. У нее были руки, ноги; она молотила ими. Она падала, и вокруг нее кружился ослепительный свет.
   ... Но она вспомнила другое место: черное небо, мир - нет, спутник - лицо перед ней, нежно улыбающееся. Это не причинит боли. Закрой глаза.
   Имя. Каллисто.
   Но воспоминания рассеивались. - Нет!
   Она тяжело приземлилась лицом вниз, и ее пронзила внезапная боль. Ее лицо было вжато в пыль, грубые, шероховатые частицы, каждая из которых была размером с луну для ее вытаращенных глаз.
  
   Флиттер оторвался от освобожденной Земли, словно камень, выброшенный из голубой чаши. Маленький цилиндрический аппарат, сверкая, медленно набирал высоту, и Хама Друз восхищался красотой окутанного туманом, слегка изогнутого ландшафта, проплывающего вокруг него, залитого ясным ярким солнечным светом.
   Все еще были видны шрамы от оккупации. Большая часть суши вдали от крупных агломераций блестела серебристо-серым цветом там, где лучи звездоломов и нанорепликаторы кваксов уничтожили поверхность Земли, жизнь, камни и все остальное, превратив ее в безликую силикатную пыль.
   - Но уже сейчас, - с энтузиазмом отметил он, - к жизни возвращается зелень. Смотри, Номи, и там, и там...
   Его спутница, Номи Феррер, скептически хмыкнула. - Но эта зелень не имеет никакого отношения к указам вашей Временной правительственной коалиции или ко всем вашим философским взглядам. Это черви, Хама, которые превращают пыль кваксов снова в почву. Просто черви, вот и все.
   Хаму это не остановило. Номи, некогда оборванка, была офицером зеленой армии, самой значительной военной силы, сформированной после ухода кваксов. Ей было сорок лет, ее тело состояло из сплошных мускулов, одну щеку обезображивали следы ожогов. И, по мнению Хамы, она была слишком цинична.
   Он хлопнул ее по плечу. - Совершенно верно. И вот какими мы должны быть, Номи: смирными червяками, довольствующимися тяжелым трудом в темноте, чтобы вернуть несколько клочков нашей земли к тому состоянию, каким они должны быть. Этого должно хватить на любую жизнь.
   Номи только фыркнула.
   Двухместный флиттер уже начал снижаться по направлению к агломерации. Все еще известная под номером 11729, зарегистрированным кваксами, она представляла собой широкую, сверкающую застройку из домов-пузырей, выдуваемых из скальной породы и соединенных зелено-голубыми пуповинами каналов. Хама увидел, что многие из куполообразных зданий были повреждены огнем, а некоторые даже треснули. Но на каждой поверхности был нарисован сине-зеленый четырехгранный символ свободной Земли.
   По блестящим крышам агломерации пробежала тень. Хама прикрыл глаза рукой и, прищурившись, посмотрел вверх. Плотное облако на мгновение закрыло солнце. Это был корабль-сплайн: живой звездолет диаметром в километры, его прочная оболочка была усеяна мониторами и огневыми точками. Он подавил дрожь. На протяжении многих поколений сплайн был символом господства кваксов. Но теперь кваксы исчезли, и этот заброшенный сплайн оказался в руках инженеров-людей, которые пытались понять его странную биологическую работу.
   На окраине агломерации в земле была вырыта широкая яма, грубо выскобленные стены которой указывали на ее происхождение после оккупации: людское, а не от кваксов. В этой яме находилось множество серебристых, похожих на насекомых форм, и по мере того, как флиттер снижался в освещенном солнцем воздухе, Хама мог видеть людей, которые двигались вокруг сверкающих фигур, разговаривали, работали. Шахта была верфью, управляемой людьми и для них, которые постепенно заново открывали для себя еще одно утраченное искусство, поскольку за последние триста лет ни один инженер-человек не построил на Земле космического корабля.
   Хама прижался лицом к иллюминатору - как ребенок, он знал, что это укрепляет предвзятое мнение Номи о нем, - но в Лету застенчивость. - Один из этих кораблей доставит нас на Каллисто. Представь себе, Номи - на спутник Юпитера!
   Но Номи нахмурилась. - Просто помни, зачем мы туда летим: охотиться на ясофтов - преступников и коллаборационистов. Это будет мрачное дело, Хама, каким бы красивым ни был пейзаж.
   Флиттер легко преодолел заключительную фазу снижения, и вокруг них замаячили купола агломерации.
  
   Послышался голос, говоривший быстро, почти журчащий.
   - Времени нет. Пространства нет. Мы живем во вселенной статичных форм. Понимаете? Представьте себе пылинку, которая изображает все частицы нашей вселенной, застывшие во времени. Представьте себе огромное количество таких пылинок, изображающих все возможные формы, которые могут принимать частицы. Это пыль реальности, пыль настоящего. И каждая пылинка - это мгновение в возможной истории Вселенной. - Щелчок пальцами. - Вот. Там. Там. Каждое мгновение, каждое жонглирование частицами - это новая крупица. Пыль реальности содержит в себе все возможные сочетания материи. Пыль реальности - это образ вечности...
   Она лежала, уткнувшись лицом в грязь, желая, чтобы ничего этого не происходило.
   Чьи-то руки схватили ее за плечи и бедра. Ее потащили, перевернули на спину. Небо над головой было ослепительно ярким.
   Вырисовался силуэт лица. Она увидела безволосую кожу головы, без бровей и ресниц. Само лицо было округлым, сглаженным, как будто бесформенным. Но у нее сложилось впечатление, что оно очень старое.
   - Это не больно, - прошептала она в ужасе. - Закрой глаза.
   Лицо приблизилось. - Здесь все ненастоящее. - Голос был резким, без интонаций. Мужчина? - Даже пыль.
   - Пыль реальности, - пробормотала она.
   - Да. Да! Это пыль реальности. Если останешься в живых, помни об этом.
   Лицо удалилось, отворачиваясь.
   Она попыталась сесть. Она вжалась руками в рыхлую пыль, сминая низкие, крошащиеся строения, похожие на туннели червей. Она увидела плоский горизонт, черное, маслянистое море, поросшие лесом холмы. Она оказалась на пляже с серебристым, пыльным песком. Небо превратилось в светящийся купол. Воздух был полон тумана; она не могла видеть далеко вокруг, как будто была заключена в светящийся пузырь.
   Ее спутник был среднего роста, его тело было бесформенным и бесполым. Он был одет в комбинезон неопределенного цвета. В ярком рассеянном свете он не отбрасывал тени.
   Она оглядела себя. На ней был такой же комбинезон. Она озадаченно потрогала пальцами его гладкую ткань.
   Мужчина шел медленно, прихрамывая, как будто очень устал. Он уходил, оставляя ее одну.
   - Пожалуйста, - сказала она.
   Не останавливаясь, он крикнул в ответ: - Если останешься там, то умрешь.
   - Как тебя зовут?
   - Фараон. По крайней мере, это все имя, которое у меня осталось.
   Она напряженно думала. Острые воспоминания о рождении улетучились, но все же... - Каллисто, меня зовут Каллисто.
   Фараон рассмеялся. - Конечно, это так.
   Внезапно ее правую руку пронзила боль. Она прижала ее к груди. Ощущение было такое, будто кожу пропитали кислотой.
   Она увидела, что море поднялось, и черная, липкая жидкость покрыла ее руку. Там, куда попала жидкость, плоть отслаивалась, превращаясь в хаотичную пыль, обнажая хрупкие кости, которые крошились и рассыпались тонкими щепками.
   Она закричала. Она была здесь всего мгновение, а уже произошло нечто ужасное.
   Фараон, прихрамывая, вернулся к ней. - Думай, не обращая внимания на боль.
   - Не могу...
   - Думай. Боли нет.
   И когда он сказал это, она поняла, что это правда. У нее не было кисти, от предплечья остался гладкий округлый обрубок. Но это не причиняло боли. Как такое могло случиться?
   - Что ты чувствуешь?
   - Уменьшилась, - спросила она.
   - Хорошо, - сказал он. - Ты учишься. Боли здесь нет. Только забвение.
   Черная липкая жидкость растекалась у ее ног. Она поползла прочь. Но когда попыталась воспользоваться отсутствующей правой рукой, то споткнулась и упала плашмя.
   Фараон подхватил ее под мышку и рывком поставил на ноги. Казалось, это короткое усилие истощило его; его лицо разгладилось еще больше, словно расплылось. - Иди, - сказал он.
   - Куда?
   - Подальше от моря. - И он слабо оттолкнул ее от океана.
   Она с сомнением посмотрела в ту сторону. Пляж резко поднимался вверх; это был трудный подъем. Над пляжем было что-то похожее на лес, высокие силуэты, похожие на деревья, ковер из чего-то похожего на траву. Она увидела людей, двигавшихся в темноте между деревьями. Но лес был густым, с бесцветными, плоскими тенями, которые туман делал серыми.
   Она оглянулась. Фараон стоял там, где она его оставила, бледная, сглаженная фигура, всего в нескольких шагах от плещущегося моря, уже окутанного густым белым туманом.
   Она позвала: - Ты не идешь?
   - Иди.
   - Я боюсь.
   - Асгард. Помоги ей.
   Каллисто обернулась.
   Неподалеку по пляжу ползла женщина. Казалось, она подбирала из пыли травинки и запихивала их в рот. Ее лицо было покрыто морщинами, сложными, рельефными, что резко контрастировало с разглаженным лицом фараона. Женщина раздраженно бросила: - Почему я должна это делать?
   - Потому что однажды я помог тебе.
   Женщина с рычанием поднялась на ноги.
   Каллисто отпрянула от нее. Но Асгард схватила ее за здоровую руку и потащила по пляжу.
   Каллисто еще раз оглянулась. Черное, как нефть, море густо плескалось о плоский пустой пляж. Фараон ушел.
  
   Когда они направились в кабинет Хамы, Номи придвинулась поближе к нему, держа оружие на виду.
   Узкие коридоры агломерации 11729 были серьезно повреждены огнем и оружием - шрамы, нанесенные не кваксами, а людьми. В некоторых местах даже чувствовался запах гари.
   И коридоры были переполнены: не только бывшими жителями города, построенного кваксами, но и другими, кого Хама не мог не считать чужаками.
   Там были оборванцы, такие же, как сама Номи, - представители поколений, пережидавших оккупацию в руинах древних городов людей и других уголках дикой Земли. И были вернувшиеся беженцы, потомки людей, которые бежали на внешние спутники и даже за пределы Солнечной системы, чтобы избежать могущественной, хотя и неэффективной власти кваксов. Некоторые из этих вернувшихся космических путешественников были действительно экзотическими, с кожей, потемневшей от света других звезд, и телосложением, ставшим тонким или приземистым из-за другой силы тяжести - даже глаза были заменены механическими дополнениями. И у большинства из них были волосы: волосы, растрепавшиеся на голове и даже на лице, были разной степени возмутительности. По сравнению с ними жители агломерации времен оккупации, в своих серых одеждах и с бритыми головами, выглядели бесхарактерными трутнями.
   Различные фракции смотрели друг на друга с подозрением, даже враждебностью; Хама не видел никаких признаков единства среди освобожденного человечества.
   Офис Хамы оказался просторным помещением, стены которого были увешаны информационными панелями. В нем даже было окно с естественным освещением, из которого открывался вид на часть агломерации и земли за ее пределами. Этот престижный офис, конечно, когда-то был отведен ясофту - сотруднику-человеку, управляющему Землей от имени кваксов, - и Хаме очень не хотелось входить в него.
   Для Хамы до сих пор освобождение проходило безболезненно, это было время возможностей и свободы, похожее на замечательную игру. Но он знал, что скоро все изменится. Двадцатипятилетний Хама Друз был назначен членом Комиссии по установлению исторической правды, трибунала, созданного для расследования преступлений коллаборационизма. В его обязанности входило выслеживать ясофтов.
   Говорили, что некоторые из этих коллаборационистов были фараонами, которым технология кваксов позволяла жить, возможно, на протяжении веков... Некоторые, как говорили, даже пережили период до оккупации, когда человеческая наука продвинулась достаточно далеко, чтобы победить смерть. Если ясофтов ненавидели, то фараонов презирали больше всего, потому что чем дольше они жили, тем большей лояльностью они были обязаны кваксам и тем эффективнее управляли их режимом. И этот режим стал особенно жестоким после неудачного человеческого восстания, произошедшего более ста лет назад.
   Хама в сопровождении Номи проведет здесь несколько дней, знакомясь с проблемами, связанными с коллаборационистами. Но для выполнения своего задания ему на самом деле придется отправиться далеко за пределы Земли: на спутник Юпитера, Каллисто. Там - согласно записям, которые хранились во время оккупации самими ясофтами, - несколько фараонов бежали на научную станцию, которой руководил один из них, человек по имени Рет Кана.
   В течение следующих нескольких дней Хама работал с собранными для него таблицами данных и принимал посетителей, петиции, заявителей. Он быстро понял, что здесь есть много проблем, помимо преступлений коллаборационистов.
   Сама агломерация изо дня в день сталкивалась с бесконечными проблемами. Агломерации были намеренно спроектированы кваксами как временные города. Все это было частью грандиозной стратегии последней оккупации; подданным кваксов не разрешалось связывать себя семейными узами, домом, верностью кому-либо или чему-либо - за исключением, возможно, самой оккупации. Агломерация - это не дом; рано или поздно вас бы переселили.
   Практическим результатом стало то, что наспех построенная агломерация быстро приходила в упадок. Хама мрачно читал отчет за отчетом о заилении каналов, перебоях в отоплении и освещении, разрушении жилищ. Люди страдали от болезней, которые, как считалось, давно исчезли с лица планеты, - вернулся даже голод.
   А потом начались войны.
   Последствия ухода кваксов - внезапного исчезновения правительства Земли спустя три столетия - были чрезвычайно бурными. Менее чем через месяц люди снова начали воевать друг с другом. Прошло полгода хаоса, прежде чем сформировалась Коалиция, и даже сейчас по всей планете все еще бушевали ожесточенные бои против полевых командиров, вооруженных оружием кваксов.
   Конечно, именно ясофты были в центре самых ожесточенных конфликтов. Во многих местах ясофтов, включая фараонов, казнили без суда и следствия. В других местах ясофты скрывались, или бежали за пределы планеты, или даже оказывали сопротивление. Коалиция прекратила кровопролитие, пообещав, что коллаборационисты будут привлечены к ответственности перед ее новой Комиссией по установлению исторической правды.
   Но Хама, сидевший в одиночестве в своем кабинете и корпевший над таблицами данных, понимал, что правосудие легче обещать, чем осуществить. Как могли люди-короткоживущие существа, которых фараоны пренебрежительно называли "поденками", судить за преступления, которые, возможно, совершались веками? Не было свидетелей, кроме самих фараонов; не было официальных записей, кроме тех, что велись во времена оккупации; не было свидетельств, кроме горстки легенд, сохранившихся после бесконечных распадов агломераций; не было даже каких-либо вещественных доказательств с тех пор, как великое искоренение кваксов начисто стерло с лица Земли ее прошлое.
   Хама постепенно осознавал, как еще больше усложняло ситуацию то, что ясофты были полезны.
   Это был вопрос компромисса, практической политики. Ясофты знали, как устроен мир, на обыденном уровне поддержания жизни людей, поскольку они веками управляли планетой. Таким образом, некоторые ясофты, которым была предложена амнистия за сотрудничество, тайно управляли частями новой, медленно формирующейся администрации Земли при Коалиции, точно так же, как это было при кваксах.
   А тем временем дети голодали.
   Хама слабо протестовал против своего нового назначения. Он чувствовал, что его сила заключается в философии, в абстракции. Он жаждал присоединиться к дебатам, проходящим на крупных конституционных конвенциях по всей планете, поскольку человечество, недавно освобожденное от кваксов, искало новый способ управления собой.
   Но его апелляция против назначения была отклонена. Просто сейчас нужно было сделать слишком многое, разгрести слишком большой беспорядок, и слишком мало способных и заслуживающих доверия людей могли это сделать.
   Наблюдая за шумом толпы вокруг вышедших из строя раздатчиков еды, Хама почувствовал глубокую решимость все исправить, чтобы подобная ситуация больше не повторилась. И все же, к своему стыду, он с нетерпением ждал возможности сбежать от всех этих сложностей на прохладные просторы системы Юпитера.
   Именно в то время, когда он пребывал в таком неуверенном настроении, его разыскал фараон.
  
   Асгард привела ее к опушке леса. Там, не обращая внимания на Каллисто, она присела на корточки и начала выдергивать из земли пучки травы и запихивать их в рот.
   Каллисто с сомнением наблюдала за происходящим. - Что же мне делать?
   Асгард пожала плечами. - Поешь.
   Каллисто неохотно поднялась на колени. Ей было трудно сохранять равновесие, опираясь на обрубленную руку. Левой рукой она вытащила из пыли несколько травинок. Она запихнула их в рот и принялась жевать. Они были влажными, безвкусными и скользкими. Она обнаружила, что травинки не соединены с корнями. Скорее, они, казалось, сливались с пылью, с тамошними трубчатыми сооружениями.
   Люди бродили в тени леса, выкапывая траву голыми руками, запихивая в рты остатки еды.
   - Меня зовут, - сказала она, - Каллисто.
   Асгард хмыкнула. - Имя, о котором ты мечтаешь.
   - Я вспомнила это.
   - Нет, тебе приснилось.
   - Что это за место?
   - Это не место.
   - Как оно называется?
   - У него нет названия. - Асгард подняла травинку. - Что это за цвет?
   - Зеленый? - тут же спросила Каллисто. Но это была неправда. Это был не зеленый. Тогда какого цвета? Она поняла, что не может сказать.
   Асгард рассмеялась и сунула травинку в рот.
   Каллисто посмотрела на берег. - Что случилось с фараоном?
   Асгард пожала плечами. - Возможно, он уже мертв. Его унесло морем.
   - Почему он не поднимается сюда, где безопасно?
   - Потому что он слаб. Слаб и безумен.
   - Он спас меня от моря.
   - Он помогает всем новорожденным.
   - Почему?
   - Откуда мне знать? Но это бесполезно. Океан поднимается и опускается. С каждым разом он становится все ближе, поднимается все выше по берегу. Скоро он достигнет самого леса.
   - Нам придется уйти в лес.
   - Попробуй это сделать, и Ночь убьет тебя.
   Ночь? Каллисто вгляделась в темноту леса и вздрогнула.
   Асгард посмотрела на Каллисто с любопытством, без сочувствия. - Ты действительно новорожденная, не так ли? - Она погрузила руку в пыль и встряхивала ее, пока на ладони не осталось несколько крупинок. Знаешь, что первым делом сказал мне фараон? - "Ничто не реально".
   - Да.
   - Даже пыль. Потому что каждое зернышко - это целый мир. - Она подняла глаза на Каллисто, прикидывая.
   Каллисто смотрела на сверкающие крупинки, удивляясь, сбитая с толку, испуганная. Слишком много странного.
   Я хочу домой, - в отчаянии подумала она. - Но где и что такое дом?
  
   В кабинет Хамы вошли две женщины: одна невысокая, приземистая, с лицом, похожим на жесткую маску, и другая, по-видимому, помоложе, повыше, стройная. Обе они были одеты в простые, довольно потертые одежды времен оккупации - как и он - и их головы были выбриты наголо.
   Пожилая женщина твердо встретила его взгляд. - Меня зовут Джимо Кана. Это моя дочь. Ее зовут Сарфи.
   Хама взглянул на них с легким любопытством. Дочь, Сарфи, отвела глаза. Она выглядела очень молодо, у нее было худое лицо и желтоватая кожа.
   Это была обычная встреча. Джимо Кана, предположительно, была представителем группы граждан, обеспокоенных подробностями показаний, которые будут заслушаны на предварительных слушаниях Комиссии по установлению исторической правды. Архаичные слова "семья" - "дочь", "мать" - все еще были незнакомы Хаме, но они становились все более распространенными по мере того, как эпоха групп кваксов стиралась из памяти.
   Он поприветствовал их своим стандартным вступительным словом. - Меня зовут Хама Друз. Я являюсь советником Временной коалиции и, в частности, Комиссии по установлению исторической правды. Я выслушаю все, что вы пожелаете мне сказать, и помогу вам, чем смогу, но вы должны понимать, что моя роль здесь не формальная, и...
   - Вы устали, - сказала Джимо Кана.
   - Что?
   Она шагнула вперед и изучающе посмотрела на него, ее прямой взгляд приводил в замешательство. - Это сложнее, чем вы думали, не так ли? Руководить офисом, городом - миром. Особенно если учесть, что вы должны работать с помощью убеждения, согласия. - Она прошлась по комнате, провела пальцем по табличкам с данными, прикрепленным к стенам, и остановилась перед окном, глядя на сверкающие крыши агломерации, мутные сине-зеленые каналы. Хаме был виден корабль-сплайн, плывущий по небу, - сморщенная луна. Она сказала: - Это было достаточно сложно в эпоху кваксов, чей авторитет, подкрепленный боевыми кораблями-сплайнами, был неоспорим.
   - И, - спросил Хама, - откуда вы это знаете?
   - Раньше это был один из моих офисов.
   Хама немедленно потянулся к своему рабочему столу.
   - Пожалуйста. - Девушка, Сарфи, потянулась к нему, но потом, похоже, передумала. - Не зовите свою охрану. Выслушайте нас.
   Он встал. - Вы ясофт. Не так ли, Джимо Кана?
   - О, еще даже хуже, - пробормотала Джимо. - Я фараон... Знаете, я скучала по этому зрелищу. Кваксы знали, что делали, когда подарили нам, ясофтам, солнечный свет.
   Она была первым фараоном, с которым Хама столкнулся лицом к лицу. Перед ее непринужденной властностью, перед ощущением ее преклонного возраста Хама чувствовал себя молодым, глупым, его драгоценная философия казалась наполовину сформированной. И он поймал себя на том, что смотрит на девушку; он даже не знал, что у фараонов могут быть дети.
   Он намеренно отвел взгляд, пытаясь найти способ вернуть контроль над ситуацией. - Вы скрывались.
   Джимо склонила голову. - Я долгое время работала в таких офисах, как этот, Хама Друз. Дольше, чем вы можете себе представить. Я всегда знала, что настанет день, когда кваксы оставят нас незащищенными, нас, фараонов.
   - Итак, вы подготовились.
   - А вы бы не стали? Я выполняла свой долг. Я не хотела умирать из-за этого.
   - Ваш долг перед оккупантами кваксами?
   - Нет, - сказала она с ноткой усталости в голосе. - Вы кажетесь более сообразительным, чем остальные; я надеялась, что вы сможете это понять. Конечно, это был мой долг перед человечеством. Так было всегда.
   Он постучал пальцем по информационному планшету на своем столе. - Джимо Кана. Я должен был узнать эту фамилию. Вы - одна из самых разыскиваемых преступников. Ваши показания перед Комиссией...
   Она резко ответила: - Я здесь не для того, чтобы сдаться, Хама Друз, а для того, чтобы попросить вас о помощи.
   - Не понимаю.
   - Я знаю о вашей миссии на Каллисто. В тамошний анклав. Рет руководил научной станцией еще до оккупации. А теперь вы отправляетесь туда, чтобы прикрыть ее.
   - Последние несколько лет были не лучшим временем для науки, - мрачно сказал он.
   Она кивнула. - Значит, вы считаете, что наука - это роскошь, игрушка для более легких времен. Но наука - это нить в гобелене нашего человечества, нить, которую поддерживает Рет. Вы хотя бы знаете, что он там делает?
   - Что-то связанное с формами жизни во льду...
   - О, гораздо больше, чем это. Рет исследует природу реальности - ищет способ уничтожить само время. - Она холодно улыбнулась. - Я не жду, что вы поймете. Но это была достойная цель в эпоху, когда кваксы стремились стереть с лица земли историю человечества - стереть течение времени из человеческого сознания...
   Он нахмурился. Уничтожение времени? Такие понятия были для него странными, бессмысленными. Он сказал: - У нас есть доказательства того, что научные исследования, проведенные на Каллисто, были лишь прикрытием - что многие фараоны бежали туда в период хаоса, последовавшего за уходом кваксов.
   - Всего лишь горстка. Знаете, нас всегда была горстка. И теперь, когда некоторые из нас достигли более фундаментального пути к спасению, к смерти, их стало меньше, чем когда-либо.
   - Чего вы хотите?
   - Я хочу, чтобы вы отвезли нас туда.
   - На Каллисто?
   - Мы останемся под вашей охраной, с вами и вашей охраной. Вы можете содержать нас, как хотите. Мы не будем предпринимать ничего героического. Все, что нам нужно, - это убежище. Понимаете, нас убьют.
   - Комиссия - это не толпа.
   Она проигнорировала это. - Я беспокоюсь не за себя, а за свою дочь. Сарфи не имеет к этому никакого отношения, она не ясофт.
   - Тогда ей не причинят вреда.
   Джимо только рассмеялась.
   - Вы скрываетесь от правосудия, Джимо Кана.
   Она наклонилась вперед, небрежно положив руки на стол; когда-то это действительно был ее кабинет, понял он. - Здесь нет правосудия, - прошипела она. - Откуда ему быть? Я прошу вас сохранить жизнь моей дочери. Позже я с радостью вернусь, чтобы предстать перед любым судом, который вы решите провести.
   - Почему этот Рет должен вам помогать?
   - Его зовут Рет Кана, - сказала она. - Это мой брат. Вы понимаете? Не мой собрат по группе. Мой брат.
   Джимо Кана; Рет Кана; Сарфи Кана. В мире кваксов семьи были чем-то вроде удела оборванцев и беженцев, а человеческие имена стали условными обозначениями; совпадение имен ничего не значило для Хамы. Но для этих древних людей общее имя было знаком родства. Он взглянул на Джимо и Сарфи, испытывая неловкость при виде этих тесных первобытных связей матери, брата и дочери.
   Внезапно дверь открылась. Вошла Номи Феррер, читая что-то на планшете с данными. - Хама, твой корабль готов к полету. Но я думаю, нам нужно... - Она подняла глаза и с первого взгляда оценила обстановку. В одно мгновение она оказалась рядом с Джимо, приставив лазерный пистолет к горлу фараона. - Джимо Кана, - прошипела она. - Как ты сюда попала?
   Сарфи шагнула к Номи, размахивая руками, как птичка.
   Хама поднял руку. - Номи, подожди.
   Номи была возмущена. - Чего ждать? Это постоянно действующий приказ, Хама. Это ясофт первой категории, которая не сдалась Комиссии. Я должна была уже убить ее.
   Джимо тонко улыбнулась. - Это не так-то просто, не так ли, Хама Друз? Вы можете сколько угодно рассуждать о правосудии и возмездии. Но здесь, в этом кабинете, вы должны встретиться лицом к лицу с реальностью матери и ее ребенка.
   Сарфи сказала Хаме: - Если ваша стража убьет мою мать, она убьет и меня.
   - Нет, - сказал Хама. - Мы не варвары. Вам нечего бояться...
   Сарфи протянула руку и провела по столу - нет, Хама вздрогнул, увидев, что ее рука прошла сквозь стол, на мгновение превратившись в облако пикселей, светящихся цветных квадратиков.
   - Вы виртуал, - прошептал он.
   - Да. И вы хотите знать, где я живу? - Она подошла к матери и положила руку на голову Джимо.
   Джимо заметила, что тот ничего не понимает. - Вы многого о нас не знаете, не так ли, хотя и осмеливаетесь судить нас? Хама, фараоны редко рождают истинных.
   - Ваша дочь была смертной?
   - Дар кваксов был неоднозначным. Мы наблюдали, как наши дети старели и умирали. Это была наша награда за службу кваксам; возможно, ваша Комиссия примет эту историческую истину. И когда она умерла...
   - Когда она умерла, вы загрузили ее в свою голову?
   - Больше нигде не было безопасно, - сказала Джимо. - И я была рада, гм, освободить для нее место. Я прожила долгую жизнь, и у меня были воспоминания, от которых была рада избавиться.
   Номи резко сказала: - Но она не твоя дочь. Она - копия.
   Джимо закрыла глаза. - Но она - все, что у меня осталось.
   Хама почувствовал себя тронутым этим актом навязчивой любви, который в то же время был отталкивающим.
   Сарфи отвела взгляд, словно устыдившись.
   Последовало легкое сотрясение. Пол содрогнулся. Хама услышал бегущие шаги, крики.
   Номи Феррер сразу все поняла. - Лета. Это был взрыв.
   Свет померк, как будто по небу проплыла какая-то огромная тень. Хама подбежал к окну.
   По всей агломерации взлетали корабли, поднимаемые в небо с помощью бесшумной технологии, - жуткое зрелище. Но они входили в небо, которое и без того было переполнено, затемненное качающейся мясистой громадой корабля-сплайна, с боков которого извергался огонь.
   Хама съежился от грубой физической реальности разгорающегося конфликта. И он знал, кого винить. - Это ясофты, - сказал он. - Те, кого доставили на орбиту, чтобы помочь с восстановлением сплайна. Они захватили его. И теперь пришли сюда, чтобы спасти своих коллег.
   Джимо Кана улыбнулась, прищурившись на небо. - К сожалению, глупость - прерогатива не одних поденок. Этот контрпереворот не увенчается успехом. И тогда, когда этот сплайн перестанет омрачать небо, ваша месть не будет сдерживаться показательными судебными процессами и блеяниями о правосудии и истине. Вы должны спасти нас, Хама Друз. Сейчас же!
   Сарфи закрыла лицо руками.
   Хама уставился на Джимо. - Вы знали. Вы знали, что это вот-вот произойдет. Вы специально прибыли, чтобы заставить меня действовать.
   - Все это очень сложно, Хама Друз, - мягко сказала Джимо, манипулируя голосом. - Вам так не кажется? Выведите нас отсюда - всех нас - и разберитесь со всем позже.
   Номи оттянула голову фараона назад. - Знаешь, что я думаю? Я считаю, что ты чудовище, фараон. Я думаю, что давным-давно ты убила свою дочь и засунула ее себе в голову. Это страховка от такого дня, как сегодня.
   Джимо, чье лицо исказили сильные пальцы Номи, заставила себя улыбнуться. - Даже если бы это было правдой, что бы это изменило? - И она посмотрела на Хаму, ожидая его решения.
  
   Повинуясь строгим голосовым командам Номи, корабль резко набрал высоту. Хама не почувствовал ускорения, когда тени скользнули по его коленям.
   Этот маленький корабль был немногим больше полупрозрачной полусферы. На самом деле он являлся принадлежностью жилого купола, более крупной конструкции, ожидающей на околоземной орбите, чтобы доставить их через Солнечную систему. Они втроем, плюс Сарфи, были втиснуты в кабину, рассчитанную на двоих. Виртуальная девушка была вынуждена разделить пространство, уже занятое Хамой и Джимо. Там, где ее проекция пересекала их тела, она тускнела, распадалась и сворачивалась; Хаму смутило это грубое унижение.
   Корабль вынырнул из своей ямы и устремился прямо под нависающее брюхо атакующего сплайна; Хама успел мельком увидеть убегающую, смятую плоть, сочащиеся шрамы длиной в несколько метров, блестящие огневые точки, похожие на колотые раны.
   Корабль достиг чистого неба. В воздухе было многолюдно. Корабли всех размеров курсировали над агломерацией 11729, стремясь атаковать блуждающий сплайн. С замиранием сердца Хама увидел, что один из древних, с трудом спасенных кораблей уже рухнул обратно на землю. Внизу образовался широкий кратер, рана, окруженная горящими зданиями из взорванного силиката. Сегодня уже погибли люди, безвозвратно утрачены невосполнимые жизни.
   Корабль взмыл ввысь. Земля быстро превратилась в светящуюся голубую абстракцию, бессмысленно прекрасную, скрывающую ужасные сцены на ее поверхности; воздух разрежался, небо из фиолетового стало черным. Корабль начал искать свою орбитальную угловатую материнскую структуру, которая доставила бы его к внешним планетам.
   Хама начал расслабляться, впервые с тех пор, как Джимо пришла к нему. Несмотря на все случившееся, он испытал облегчение, оставив позади сложности агломерации; возможно, в слабом свете Юпитера дилеммы, с которыми ему придется столкнуться, будут проще.
   Джимо Кана осторожно произнесла: - Хама Друз, скажите мне кое-что. Теперь, когда вы все знаете, кто мы такие...
   - Да?
   - В ходе ваших поисков ваша инквизиция обнаружила ли фараона по имени Люру Парц?
   - Она есть в списке, но я не верю, что ее нашли, - сказал Хама. - Почему? Вы знали ее?
   - В некотором роде. Можно сказать, что я ее создала. Я думала, что она всегда была лучшей из нас, самой лучшей и сообразительной, как только очистила свою совесть. Я думала о ней как о дочери.
   Сарфи, виртуальная копия ее настоящей дочери, отвернулась с непроницаемым выражением лица.
   Номи выругалась.
   Над голубой поверхностью Земли проплыла огромная крылатая фигура, бесшумная, как хищник.
   Сердце Хамы упало при виде этого нового, неожиданного пришельца. Что теперь?
   - Эти крылья, должно быть, сотни километров в поперечнике, - тихо сказала Номи.
   - А, - сказала Джимо. - Прямо как в старых сказках. Корабль похож на семя платана... Но никто из вас не помнит о платанах, не так ли? Возможно, в конце концов, вам нужны мы и наши воспоминания.
   Номи вспыхнула от гнева: - Там, внизу, люди гибнут из-за таких, как ты, Джимо...
   Хама положил руку на плечо Номи. - Скажите нам, фараон. Это кваксы?
   - Это не кваксы, - сказала Джимо. - Ксили. - Хама впервые услышал это имя. - Это ночной истребитель ксили, - пояснила она. - Вопрос в том, что ему здесь нужно?
   Раздался тихий предупреждающий сигнал.
   Корабль оторвался от Земли. Планета уменьшилась в размерах, превратившись в сверкающую голубую безделушку, по которой ползло насекомое с черными крыльями.
  
   Каллисто присоединилась к сообществу собирателей.
   Обитая там, где лес граничил с пляжем, люди питались травой, а иногда и листьями с нижних веток, даже отвалившимися кусочками коры. Люди были осторожными, замкнутыми. Она не узнала их имен - если они у них были - и не смогла составить четкого представления об их лицах и гендере. Она даже не была уверена, сколько их здесь было. Немного, подумала она.
   Каллисто обнаружила, что ест не переставая. С каждым глотком она чувствовала, как растет, неуловимо, в каком-то невидимом направлении - в противоположность тому уменьшению, которое она испытала, потеряв руку из-за жгучей силы моря. Пить было нечего - никакой жидкости, кроме маслянисто-черных чернил океана, и у нее не возникло соблазна попробовать и это. Но, похоже, это не имело значения.
   Каллисто не была лишена любопытства. Она порывисто исследовала местность.
   Берег изгибался в обоих направлениях. Возможно, это был остров, выступающий из нависающего черного океана. Насколько она могла судить, тут не было скальной породы. Только плавающая однородная пыль.
   Устав от холодного общества Асгард, она набралась храбрости и ушла с пляжа в сторону леса.
   В пыли виднелись какие-то структуры: грубые трубы и тропинки, похожие на следы червей или крабов. Трава каким-то образом вырастала из более рыхлых пылевых образований. На открытом пляже трава росла редко, но на опушке леса она собиралась в густые заросли.
   Глубже в сгущающейся темноте леса трава становилась все длиннее, сплетаясь в похожие на веревки растения. А еще глубже она увидела что-то похожее на высокие деревья, которые, в свою очередь, были оплетены лианами. Таким образом, деревья на самом деле были не деревьями, а переплетениями лиан. И все было связано друг с другом.
   Она углубилась в лес. Вдали от плеска моря и безмолвных шорохов людей, собиравших пищу на опушке леса, стало темно и тихо. Травяные веревки обвивались вокруг ее ног, натягиваясь и неохотно поддаваясь, когда она проходила мимо. Это было унылое, тихое, безжизненное место, подумала она. В таком лесу должно быть какое-то наполнение: движение, шум, запах. Так или иначе, ее ущербные воспоминания смутно протестовали.
   Она подошла к особенно огромному дереву. Это было переплетение травянистых канатов, сливавшихся у нее над головой в более прочное целое, возвышавшееся над окружающей растительной массой и устремлявшееся к светлому небу. Но низко нависший туман скрывал от нее верхние ветви дерева.
   Она почувствовала, как в ней вспыхнуло любопытство. Что она могла бы увидеть, если бы поднялась над туманом?
   Она положила руку на узловатый нижний ствол, затем поставила одну ногу, за ней другую. Дерево было твердым и холодным.
   Поначалу карабкаться было легко, части "ствола" были слабо разделены. Она нашла способ просунуть поврежденную руку в щели в стволе, чтобы на короткое время высвободить левую руку и ухватиться за новую опору, не падая назад. Но по мере того, как она поднималась все выше, обвитые веревками стволы становились все более запутанными.
   Высоко над ней вздымался ствол, устрашающий, исчезающий в тумане. Когда она посмотрела вниз, то увидела, как "корни" этого огромного сооружения расходятся по лесной подстилке, разветвляясь на более узкие деревья и тонкие, как виноградные лозы, побеги и, наконец, пучки травы, исчезающие в пыли. Это маленькое приключение неожиданно воодушевило ее...
   Раздалось рычание, полное жадности и гнева. Оно раздалось прямо у нее над головой. Она вздрогнула и поскользнулась. В итоге повисла на одной руке.
   Она посмотрела вверх.
   Это был человек. Или, может быть, когда-то это был человек. Он был, должно быть, в четыре-пять раз больше ее. Он был голый и цеплялся за дерево над ней, перевернутый вверх ногами, так что его широкая морда искоса смотрела на нее хищными глазами. Его конечности были сплошными цилиндрами мышц, грудь и выпуклый живот - массивными, увесистыми. И это был мужчина: между ног у него грубо торчал член. Она не могла разглядеть его из-за тумана, пока почти не натолкнулась на него.
   Он с шипением потянулся к ней пастью. В его дыхании чувствовался запах крови.
   Она закричала и ослабила хватку.
   Упала, соскользнув по стволу. Попыталась найти опору ногами и здоровой рукой. Несколько раз ударилась о ствол, а когда хлопнулась на грунт, у нее перехватило дыхание.
   Зверь над ней отступил, все еще глядя ей в глаза.
   Не обращая внимания на боль в избитом теле и израненных ногах, она бросилась бежать, пока не добралась до открытого пляжа. Какое-то время она лежала там, наслаждаясь зернистостью пыли.
  
   Судно было ВЕС-кораблем.
   В собранном виде он напоминал зонтик из железа и льда. Непосредственно "зонтиком" была полая конструкция обитаемого жилого купола, а "ручкой" - сам приводной блок, встроенный в глыбу астероидного льда, служившего реакционной массой. Жилой купол-зонтик соединялся с приводным устройством металлическим стержнем длиной в километр, ощетинившимся антеннами и датчиками.
   Сотней неуловимых способов корабль выдавал свой возраст. Каждая поверхность в жилом куполе была потерта и отполирована от использования, мягкая обивка кресел и коек была залатана, а на многих основных системах виднелись следы переделки. Конструкции было несколько столетий. Сам корабль был построен задолго до оккупации и с любовью содержался колонией беженцев, которые пережили эпоху кваксов, ютясь в поясе астероидов.
   ВЕС, по-видимому, было сокращением от Великой Единой Силы. Когда-то, прошептала Джимо, энергия единой силы способствовала расширению Вселенной. В сердце каждого ВСЕ-двигателя астероидный лед сжимался до состояния, напоминающего начальную сингулярность - Большой взрыв. Там фундаментальные силы, управляющие структурой материи, сливались в единую суперсилу. Когда материи позволяли снова расширяться, фазовая энергия разлагающейся суперсилы, выделяющаяся подобно теплу из конденсирующегося пара, использовалась для ракетного выброса вещества астероида в виде пара.
   Замечательный, экзотический, странный. Возможно, это примитивный корабль по сравнению с могучим кораблем-сплайном, но Хаме и в голову не приходило, что простые люди когда-то владели такими технологиями.
   Но когда они были внутри, когда жилой купол был закрыт, а все странности остались позади, ничто из этого не имело значения. Для Хамы это было все равно, что вернуться в мегаполисы, в замкнутые, вызывающие клаустрофобию дни до отмены оккупации. В глубине души он, казалось, верил, что то, что находится за этими стенами - оккупированная Земля или бесконечная вселенная, - не имеет значения, пока он в безопасности и в тепле. Он чувствовал себя комфортно в своей передвижной тюрьме и ощущал себя виноватым из-за этого.
   Все изменилось, когда они достигли Каллисто.
   Из-за удаленности Юпитера в пять раз дальше от центрального светила, чем Земля, солнце превратилось в крошечный диск. Когда Хама поднял руку, она отбросила резкие, прямые тени, тени бесконечности, и тепла не почувствовалось.
   И сквозь этот прямолинейный, приглушенный свет проплывала Каллисто.
   Они вышли на широкую, медленную орбиту вокруг ледяного спутника. Он был похож на темного, туманного двойника земной Луны. Его поверхность была усеяна кратерами - даже в большем количестве, чем у Луны, поскольку здесь не было гигантских лавовых морей, которые покрывали большую часть лунного ландшафта. Самые крупные кратеры представляли собой сложные структуры - равнины из бледного льда, окруженные многочисленными дугами складчатой и потрескавшейся поверхности, похожими на рябь, вмерзшую в расколотый лед и камень. Некоторые из этих объектов были размером с континенты, достаточно большие, чтобы простираться вокруг изогнутого горизонта этого одинокого спутника, очевидно, это были результаты огромных, ужасающих столкновений.
   Но эти огромные геологические скульптуры были странным образом сглажены, трещины и рябь превратились в неглубокие выступы. В отличие от каменистой Луны Земли, в Каллисто к камню добавлялся водяной лед. За миллиарды лет лед подвергся вязкой деформации, он растекся и осел. Самые древние кратеры просто исчезли, словно геологические вздохи, оставив после себя эти впечатляющие палимпсесты.
   - Самый крупный из них называется Валгалла, - говорила Джимо. - Когда-то вдоль северных склонов кольцевых хребтов были поселения людей. Сейчас, конечно, все они погружены во тьму - за исключением того места, где Рет устроил свою базу.
   Номи хмыкнула, не интересуясь туризмом. - Значит, вот где мы высадимся.
   Хама посмотрел вдаль. - Замечательно, - сказал он. - Я и представить себе не мог...
   Джимо язвительно заметила: - Вы были трутнем в оккупации. Никогда не представляли себе вселенную за стенами своей агломерации, даже никогда не видели солнечного света, никогда не жили. У вас нет памяти. И все же беретесь судить. Вы хотя бы знаете, почему Каллисто так называется? Это древний миф. Каллисто была нимфой, возлюбленной Зевса и ненавидимой ревнивой Герой, которая превратила ее в медведицу... - Казалось, она почувствовала недоумение Хамы. - О, но вы даже не помните, как назывались "гре-ки", не так ли?
   Номи обратилась к ней с упреком. - Это ты проводила операцию по искоренению, фараон. Твое высокомерие по поводу воспоминаний, которые ты у нас отняла, - это...
   - Дурные манеры, - мягко сказал Хама и коснулся плеча Номи, пытаясь разрядить ситуацию. - Недостаток изящества, который лишает ее уверенности в своем превосходстве над нами. Не беспокойся, Номи. Она осуждает себя и себе подобных каждый раз, когда говорит.
   Джимо бросила на него взгляд, полный презрения.
   Но тут взошел Юпитер.
   Они вчетвером столпились, чтобы посмотреть. Теперь, когда двигатель был выключен, они подпрыгивали в воздухе, как воздушные шары, оказавшись в невесомости.
   Самая большая из планет представляла собой блюдо мутного света, состоящее из облачных полос, розовых, фиолетовых и коричневых. Там, где эти полосы пересекались, Хама мог видеть тонкие линии турбулентности, скачки и завихрения, словно нарисованные безумной акварелью. Но один-единственный мощный шторм изуродовал эти гладкие полосы, искривив и перемешав их по всему южному полушарию планеты, как будто весь Юпитер был втянут в какую-то центральную пасть.
   Возможно, так оно и было. Существовала легенда, что столетие назад мятежники-люди, которых называли Друзьями Вигнера, достигли кульминации своего восстания, сбежав назад во времени, через тысячи лет, и запустив черную дыру в сердце Юпитера. Узел сжатого пространства-времени уже искажал огромную, призрачную структуру Юпитера и, возможно, со временем полностью уничтожит этот огромный мир. Это была фантастическая история, вероятно, не более чем сказка, придуманная для утешения в самые мрачные часы оккупации. И все же было ясно, что с Юпитером что-то не так. Никто не знал правды - за исключением, возможно, фараонов, но они ничего не сказали.
   Хама увидел, как Сарфи зачарованно попыталась дотронуться рукой до гладкой прозрачности купола. Но ее рука погрузилась в поверхность, рассыпалась, и она быстро отдернула ее. Подобные инциденты, казалось, причиняли Сарфи глубокое огорчение - как будто ее программирование строго запрещало нарушать физические законы, управляющие "настоящими" людьми. Возможно, ей даже было больно, когда происходили такие нарушения.
   Джимо Кана, казалось, не замечала боли своей дочери.
  
   Жилой купол аккуратно отделился от двигательной секции корабля и плавно сошел с орбиты. Хама наблюдал, как усеянный кратерами ландшафт спутника становится все более ровным, а огромные круглые бастионы Валгаллы уходят за близкий горизонт.
   Купол с нежнейшим хрустом опустился на лед. От затемненного блока зданий протянулась переходная труба и нерешительно прижалась к борту купола. Люк со вздохом открылся.
   Хама стоял в проеме люка. Проход перед ним представлял собой прозрачную мерцающую трубу, которая почти не скрывала серебристо-черную морфологию разрушенного ландшафта за ней. Главной достопримечательностью, конечно, был большой хребет Валгалла. С такого близкого расстояния это было просто возвышение на грунте, уступ, уходящий к горизонту: с поверхности было бы невозможно определить, что на самом деле это часть кольцевого вала, окружающего шрам размером с континент, и Хама казался себе незначительным, карликом.
   Он заставил себя сделать первый шаг по трубе.
   Идти по кристальной тишине Каллисто было завораживающе; он парил между шагами огромными прыжками. Сила тяжести здесь составляла примерно одну восьмую земной, что сравнимо с лунной.
   Джимо передразнила его удовольствие. - Вы как Армстрон и Алддин на Луне.
   Номи проворчала: - Еще гре-ки, фараон?
   Рет Кана ждал их в конце прохода. Он был невысоким, приземистым, с копной белоснежных волос на голове, и одет в практичный комбинезон из какой-то бумажной ткани. Он хмуро смотрел на них, его лицо напоминало круглую морщинистую маску. За его спиной Хама увидел обширные помещения, вырубленные во льду, тускло освещенные несколькими плавающими лампами-шарами - обширные, но пустынные.
   Взгляд Хамы снова обратился к Рету. Он походил на Джимо.
   Джимо шагнула вперед, и они с Ретом оказались лицом к лицу, брат и сестра, разделенные столетиями. Они были как две копии друг друга, слегка изменившиеся. Они обнялись, не разжимая объятий. Сарфи стояла в стороне, наблюдая, сложив руки перед собой.
   Хама чувствовал себя отверженным, почти завидовал этому представителю сложного человечества. Каково это - быть связанным с другим человеком такими крепкими узами - на всю жизнь?
   Рет отошел от сестры и осмотрел Сарфи. Без предупреждения он ударил сжатым кулаком в живот девушки. Он оставил за собой след из разорванных пикселей, похожий на мясистую комету. Сарфи с криком согнулась пополам. Внезапная жестокость потрясла Хаму.
   Рет рассмеялся. - Виртуальная? Я и не подозревал, что ты такая сентиментальная, Джимо.
   Джимо шагнула вперед, шевеля губами. - Но я помню твою жестокость.
   Теперь Рет повернулся к Хаме. - А это тот, кого прислала новая хунта детей Земли.
   Хама съежился перед высокомерием и властностью Рета. У того был экзотический акцент, возможно, античный; в этом человеке чувствовался какой-то след истории. Хама старался, чтобы его голос звучал ровно. - У меня здесь особое задание, сэр...
   Рет фыркнул. - Моя работа, проект длиной в столетия, затрагивает суть самой реальности. Это достижение, которого вы не понимаете. Если бы у вас была хоть капля чуткости, вы бы ушли прямо сейчас. Точно так же, если бы у вас и ваших друзей-однодневок было хоть какое-то истинное представление о долге, вы бы оставили свои жалкие попытки управлять и предоставили это нам.
   Номи прорычала: - Ты думаешь, мы избавились от кваксов только для того, чтобы отдать свои жизни таким, как ты?
   Рет впился в нее взглядом. - И вы действительно можете верить, что мы бы организовали вывод кваксов с большим количеством смертей и разрушений, чем причинили вы?
   Хама выпрямился. - Я здесь не для того, чтобы обсуждать с вами гипотезы, Рет Кана. Мы прагматичны. Если ваша работа в интересах человечества...
   Рет громко рассмеялся; Хама заметил, что его зубы стали бесцветными, зеленоватыми. - Ради сохранения вида. - Он расхаживал по гулкой пещере, принимая позы. - Джимо, я дарю тебе будущее. Если этот молодой человек добьется своего, наука станет не более чем оружием!.. А если я откажусь сотрудничать с его прагматизмом?
   Номи мягко сказала: - Те, кто последует за нами, будут намного жестче. Поверь мне, ясофт.
   Джимо слушала с каменным лицом. - Они не шутят, Рет.
   - Завтра, - сказал Рет Хаме. - Через двенадцать часов. Я продемонстрирую свою работу, свои результаты. Но я не буду оправдывать это перед такими, как вы; делайте из этого что хотите. - И он скрылся в тени, за пределами прерывистого света висящих в воздухе ламп-шаров.
   Номи тихо сказала Хаме: - Рет - человек, который слишком долго жил в одиночестве.
   - Мы справимся с ним, - сказал Хама с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле.
   - Возможно. Но почему он один? Хама, мы знаем, что до окончания оккупации в это поселение прилетала по меньшей мере дюжина фараонов и, вероятно, еще больше во время коллапса. Где они?
   Хама нахмурился. - Выясни.
   Номи быстро кивнула.
  
   Маслянистое море подступило еще ближе. Пляж превратился в узкую полоску, зажатую между лесом и морем.
   Каллисто прошла далеко вдоль берега. Ничего не изменилось, все тот же густой лес и маслянистое море. Кое-где море уже затопило пляж, вторгаясь в лес, и ей приходилось продираться сквозь заросли, чтобы продвинуться дальше. Повсюду она натыкалась на переплетение корней и наросты, похожие на виноградную лозу. Там, где поднимающаяся жидкость коснулась земли, трава, лианы и деревья осыпались и погибли, оставив после себя голую, разбросанную пыль.
   Пляж изгибался сам по себе.
   Итак, она была на острове. По крайней мере, это стало понятно. В конце концов, она предположила, что темное море поднимется так высоко, что накроет все вокруг. И они все умрут.
   Ночи не было. Когда она уставала, то отдыхала на пляже, закрыв глаза.
   Здесь не было времени - не в том смысле, который она, казалось, помнила, на каком-то глубинном уровне своей души: ни дней, ни ночей, ни перемен. Был только пляж, лес, черное маслянистое море, подступавшее все ближе, и все это под серо-белым небом без теней.
   Она заглянула внутрь себя, в поисках себя самой. Она нашла только фрагменты воспоминаний: ледяной спутник, черное небо - лицо, возможно, девичье, нежное, встревоженное, но лицо распалось на кусочки света. Ей не нравилось думать об этом лице. Это заставляло ее чувствовать себя одинокой. Виновной.
   Она спросила Асгард о времени.
   Асгард, рассеянно грызя горсть щепоток коры, небрежно провела пальцем по пыли реальности, от зернышка к зернышку. - Вот так, - сказала она. - Время идет. От одного мгновения к другому.
   Потому что, видишь ли, мы выше времени.
   - Не понимаю.
   - Конечно, нет. Горстка пылинок - это фрагмент истории. Травинка - это повествование. Там, где трава сплетается с лианами и деревьями, эта история становится глубже. А если я съем травинку, то впитаю ее крошечную историю, и она станет моей. Так сказал фараон. И я не знаю, кто ему рассказал. Понимаешь?
   - Нет, - откровенно призналась Каллисто.
   Асгард просто смотрела на нее, безразлично, презрительно.
   Со стороны океана донесся тонкий вскрик. Каллисто, прикрыв глаза рукой, посмотрела в ту сторону.
   Это был новорожденный, которого случайно выбросило в воздух, точно так же, как и Каллисто. Но этот новорожденный упал не в сравнительно безопасную пыль, а прямо в море. Она - или он - вызвала едва заметную рябь на спокойной черной поверхности. Каллисто увидела, как рука на мгновение приподнялась над вялым мениском, плоть уже рассасывалась, белые кости скручивались. А потом все исчезло, новорожденный потерялся.
   Каллисто почувствовала глубокий ужас. Это могло бы случиться с ней.
   Теперь, когда она смотрела вдоль берега, то видела темные массы - холмики плоти, жуткие скрюченные пальцы - фрагменты внезапно умерших, выброшенные волной на этот пустынный пляж. Она поняла, что такое уже случалось раньше. Снова и снова.
   Она сказала: - Мы не можем здесь оставаться.
   - Да, - неохотно согласилась Асгард. - Да, не можем.
  
   Хама с Ретом и Джимо отправились на металлической платформе глубоко в скалистое сердце Каллисто.
   Стены герметичной шахты медленно поднимались вверх, покрытые гладкими прозрачными пленками, защищавшими их ото льда. Хама дотронулся до стены кончиком пальца. Поверхность была холодной и скользкой, покрытой тонким слоем конденсата от холодного воздуха. Во льду не было никаких признаков структуры, напластований; тут и там по бокам в шахте виднелись небольшие отверстия, возможно, после взятия образцов.
   Каллисто представляла собой шар из грязного водяного льда. За исключением столкновений на поверхности, с этим спутником ничего не случалось с тех пор, как он образовался из большого облака, формировавшего систему Юпитера. Внутренние спутники - Ио, Европа, Ганимед - в той или иной степени нагревались приливными потоками с Юпитера. Таким образом, на Европе был покрытый ледяной коркой жидкий океан, а на Ио это постоянное сжатие привело к впечатляющему вулканизму. Но Каллисто родилась слишком далеко от своего гигантского родителя, чтобы испытывать хоть какую-то гравитационную подпитку. Здесь единственным источником тепла был остаток изначальной радиоактивности; здесь не было ни геологии, ни вулканизма, ни скрытого океана.
   Тем не менее, казалось, что Рет Кана нашел здесь жизнь. И холодное возбуждение Рета, казалось, росло по мере того, как опускалась платформа.
   Номи Феррер проводила свои собственные исследования в поселении и на поверхности. Но она настояла, чтобы Хаму сопровождал приземистый, вооруженный до зубов робот-дрон. И Рет, и Джимо проигнорировали этого молчаливого спутника, как будто со стороны Хамы было невежливо брать его с собой.
   Ни один из них не упомянул Сарфи, которая не сопровождала их. Хаме казалось бесчеловечным пренебрегать дочерью, виртуальной или какой-либо еще. Но тогда что было "человеческого" в почти бессмертной предательнице расы? Что было человеческого в Рете, этом человеке, который в одиночестве похоронил себя во льдах Каллисто, одержимо преследуя свой малоизвестный проект десятилетие за десятилетием?
   Несмотря на то, что платформа была маленькой и тесной, Хаме стало холодно и одиноко; он подавил дрожь.
   Платформа, поскрипывая, замедлила ход и остановилась. Они оказались перед выдолбленной во льду камерой.
   Рет сказал: - Вы находитесь на глубине километра под поверхностью. Продолжайте. Взгляните.
   Хама заметил, что зазор между краем круглой платформы и грубо обтесанным льдом был неидеальным. Он снова почувствовал ужас от того, что полагался на древнюю, отлаженную технологию. Но, подавив колебания, он сошел с платформы в ледяную камеру. Под жужжание старых подшипников робот-дрон последовал за ним.
   Хама стоял в грубом кубе, примерно вдвое выше его роста. Куб был вырезан во льду, его стены были покрыты каким-то прозрачным стекловидным веществом; он освещался двумя парящими световыми шарами. На полу была расставлена аппаратура, совершенно не знакомая Хаме, а также куча планшетов с данными, кое-какое аварийное оборудование и разбросаны пакеты с едой и водой. Это было рабочее место, безликое.
   Рет быстро прошел мимо него. - Не обращайте внимания на эти приспособления, вы все равно в них не разберетесь. Посмотрите. - И он щелкнул пальцами, вызывая один из парящих шаров. Тот завис у плеча Хамы.
   Хама наклонился поближе, чтобы рассмотреть срезанный лед на стене. Он смог разглядеть текстуру: лед был бледным, грязно-серым, испещрен чем-то, похожим на мелкие пылинки, и тут и там на нем виднелись цветные пятна - малиновые, фиолетовые и коричневые.
   Рет оживился. - Я бы позволил вам потрогать его, - выдохнул он. - Но пленка здесь для того, чтобы защитить его от нас, а не наоборот. Здешняя биота гораздо более древняя, неразвитая и хрупкая, чем наша; вирусы, содержащиеся в вашем дыхании, могут уничтожить ее в одно мгновение. Пребиотические химические вещества, вероятно, попали сюда в результате столкновения с кометой во время образования Каллисто. Есть углерод, водород, азот и кислород. Биохимия состоит из углерод-углеродных цепочек и воды - как на Земле, но не совсем так. Ничего похожего на структуру нашей ДНК...
   - Объясни по буквам, - небрежно сказала Джимо, осматривая приборы. - Помни, Рет, образование этих молодых людей прискорбно неадекватно.
   - Это жизнь, - сказал Хама. - Родом с Каллисто.
   - Жизнь - да, - сказал Рет. - Высшие формы примерно такие же, как земные бактерии. Но - местная? Полагаю, что у здешних форм жизни есть общий предок с земной жизнью, похороненный глубоко во времени, и что они связаны с более экстравагантной биотой погребенного океана Европы и, вероятно, с большинством живых существ, обитающих в других частях Солнечной системы. Вам знакомо понятие панспермии? Видите ли, жизнь могла зародиться в одном месте, возможно, даже за пределами солнечной системы, а затем распространиться по мирам в результате распыления обломков метеоритов. И везде, где она приземлялась, жизнь вступала на другой эволюционный путь.
   - Но здесь, - медленно произнес Хама, пытаясь осознать эти незнакомые концепции, - она не смогла подняться выше уровня бактерии?
   - Здесь нет места, - сказал Рет. - Здесь есть лишь следы воды в жидком виде, впитавшиеся в поры между каменными глыбами и льдом, удерживаемые от замерзания радиогенным теплом. Но поток энергии невелик, и размножение происходит очень медленно - за тысячи лет. - Он пожал плечами. - Тем не менее, существует целостная экосистема. Вы понимаете? Мои бактерии с Каллисто очень похожи на криптоэндолиты, встречающиеся в некоторых негостеприимных уголках Земли. В Антарктиде, например, вы можете вскрыть скалу и увидеть слои зеленой растительности, которая вымывает питательные вещества из самого камня, защищенная от ветра и безжалостного холода: сообщества водорослей, цианобактерий, грибов, дрожжей...
   - Уже нет, - пробормотала Джимо, проводя пальцем по панелям управления. - Рет, искоренение было очень тщательным, это было эффективное мероприятие по уничтожению; сомневаюсь, что хоть один из твоих криптоэндолитов все еще мог выжить.
   - А, - сказал Рет. - Очень жаль.
   Хама выпрямился и нахмурился. Он был далеко от тесных пещер агломераций; он столкнулся лицом к лицу с жизнью в другом мире, в полумиллиарде километров от Земли. Он должен был бы удивляться. Но эти бледные тени вызывали только жалость. Возможно, это скудное, холодное, бесцельное существование было подходящим объектом для одержимого изучения одинокого, полусумасшедшего бессмертного.
   Рет пристально посмотрел на него.
   - Мы знаем, - осторожно начал Хама, - что до оккупации Солнечная система была тщательно исследована Майклом Пулом и его последователями. Записи о тех временах утеряны или спрятаны, - сказал он, бросив взгляд на бесстрастную Джимо. - Но мы знаем, что везде, где побывали люди, они находили жизнь. Жизнь - это обычное дело. И в большинстве мест, куда мы добрались, жизнь достигла гораздо более высокого уровня, чем этот. Почему бы просто не занести в каталог эти обрывки и не покинуть станцию?
   Рет театрально развел руками. - Я напрасно трачу свое время. Джимо, как этот разум поденки вообще может уловить все тонкости?
   Она сухо сказала: - Думаю, брат, тебе было бы полезно попытаться объяснить. - Она изучала устройство, похожее на пистолет, установленное на плавающей платформе. - Это, например.
   Когда Хама приблизился к этому устройству, его вооруженный беспилотник предупреждающе зажужжал. - Что это?
   Рет шагнул вперед. - Это экспериментальный механизм, основанный на лазерном излучении, которое... Это устройство для исследования энергетических уровней протяженной квантовой структуры. - Он начал быстро говорить, пересыпая свой язык такими фразами, как "спектральные линии" и "электростатические потенциальные ямы", ни одной из которых Хама не понял.
   В конце концов Джимо перевела для Хамы.
   - Представьте себе очень простую физическую систему - например, атом водорода. Я могу увеличить его энергию, облучив лазерным лучом. Но атом - это квантовая система; его энергетические уровни могут располагаться только сериями с определенными шагами. Для описания этих шагов существуют простые математические правила. Это называется "потенциальная яма".
   По мере того, как Хама выслушивал эту лекцию, в нем постепенно нарастало раздражение; было ясно, что у этих снисходительных, высокомерных фараонов можно было получить еще много знаний.
   - Потенциальная яма атома водорода проста, - быстро сказал Рет. - Это самая простая квантовая система из всех. Она подчиняется правилу обратных квадратов. Но я обнаружил потенциальные ямы с гораздо более сложными структурами.
   - А, - сказала Джимо. - Структуры, встроенные в бактерию Каллисто.
   - Да. - Глаза Рета заблестели. Он схватил планшет с данными из стопки у своих ног. По экране бегали строчки цифр, которые мало что значили для Хамы, серия графиков, которые резко наклонялись, прежде чем стать плоскими: возможно, это был портрет таинственных "потенциальных ям".
   Джимо, казалось, сразу все поняла. - Позволь мне. - Она взяла планшет, постучала по его поверхности и быстро перенастроила дисплей. - Теперь смотрите, Хама: энергия фотонов, поглощаемых ямой, пропорциональна этому ряду чисел.
   1. 2. 3. 5. 7. 11. 13...
   - Простые числа, - сказал Хама.
   - Вот именно, - отрезал Рет. - Видите?
   Джимо отложила экран и подошла к ледяной стене; она провела рукой по полупрозрачному покрытию, словно желая прикоснуться к тайне, которая была там заключена. - Итак, внутри каждой из этих бактерий, - сказала она, - находится квантовая потенциальная яма, которая кодирует простые числа.
   - И многое другое, - добавил Рет. - Простые числа были всего лишь ключом, первым намеком на структуру континента, который я только начал исследовать. - Он ходил взад-вперед, беспокойный, оживленный. - Жизнь никогда не сводится к тому, чтобы просто существовать, цепляться за что-то. Жизнь ищет простора для распространения. Это еще одна банальность, молодой человек. Но здесь, на Каллисто, для этого не было места, по крайней мере, в физическом мире; энергии и питательных веществ было просто слишком мало для этого. И поэтому...
   - Да?
   - И поэтому они росли вбок, - сказал он. - И достигли ортогональных областей, о существовании которых мы и не подозревали.
   Хама уставился на тонкие фиолетовые царапины и говорящие простые числа, здесь, на дне ямы, с этими двумя бессмертными, и испугался, что сошел с ума.
   ... 41. 43. 47. 53. 59...
  
   Номи Феррер, одетая в костюм, состоящий всего лишь из тонкого слоя ткани, прошлась по необработанной поверхности Каллисто в поисках улик преступлений.
   Солнце стояло низко над горизонтом, отбрасывая блики на изогнутую ледяную равнину вокруг нее. Отсюда Юпитер всегда был невидим, но Номи видела два маленьких диска, внутренние спутники, следующие своему бесконечному танцу гравитационного часового механизма.
   Джимо Кана рассказала своим спутникам-поденкам, какой когда-то была система Юпитера. Она рассказала им о минеральных месторождениях Ио, расположенных в тени огромного вулкана Баббар Патера. Она рассказала им о Ганимеде: крупнее Меркурия, изобилующем кратерами и геологически богатом - самом стабильном и густонаселенном из всех спутников Юпитера. А ледяная кора Европы укрывала океан, в котором обитала жизнь, экосистема, гораздо более сложная и полезная, чем кто-либо мог себе представить. - Это были миры. В конце концов, это были человеческие миры. Теперь все они исчезли, закрыты кваксами. Но я помню...
   Вдали от яркого солнечного света мерцали звезды поменьше, окружая Номи необъятностью. Но, несмотря на эту необъятность, небо было переполнено людьми. Переполнено и опасно. Ибо - Коалиция предупредила ее - корабль ксили, который, казалось, летел над Землей, теперь направлялся сюда, преследуемый кораблем-сплайном, вырванным из рук повстанцев-ясофтов и управляемым офицерами зеленой армии. Номи и представить себе не могла, что произойдет, когда эта миниатюрная армада доберется сюда.
   Номи знала о ксили из разговоров в казармах. Она пыталась просветить скептически настроенного Хаму. Ксили были опасностью, с которой человечество столкнулось задолго до того, как кто-либо услышал о кваксах; в годы оккупации они стали легендами о глубоко погребенном, частично истребленном прошлом - и, возможно, они были монстрами будущего человечества. Говорили, что ксили были богоподобными существами, настолько отчужденными, что люди, возможно, никогда не поймут их целей. Некоторые элементы технологии ксили, такие как лучи звездоломов, попали в руки "низших" рас, таких как кваксы, и изменили их судьбу. Казалось, что ксили это мало заботило, но иногда они вмешивались. Что приводило к разрушительным последствиям.
   Некоторые полагали, что таким вмешательством ксили сохраняли свою монополию на власть, контролируя империю, которая, возможно, господствовала по всей Галактике. Другие говорили, что, подобно мстительным богам детства человечества, ксили защищали "младшие расы" от самих себя.
   В любом случае, подумала Номи, это оскорбительно. Клаустрофобно. Она почувствовала неожиданный укол негодования. Мы только что избавились от кваксов, - подумала она. - А теперь это.
   Джимо Кана утверждала, что в такой опасной вселенной человечеству нужны фараоны. - Все, что люди знают о ксили сегодня, каждая крупица разума, которой мы обладаем, была сохранена фараонами. Я отказываюсь умолять вас сохранить мне жизнь. Но я хочу, чтобы вы поняли. Мы, фараоны, не были династическими тиранами. Мы по-своему боролись за то, чтобы пережить оккупацию кваксов и их искоренение. Потому что мы - мудрость и преемственность расы. Уничтожьте нас, и вы завершите работу кваксов за них, завершите искоренение. Уничтожив нас, вы уничтожите свое собственное прошлое, которое мы сохранили для вас, чего бы нам это ни стоило.
   Возможно, - подумала Номи. - Но, в конце концов, именно храбрость и изобретательность одного человека - поденки - привели к падению кваксов, а не ленивый компромисс ясофтов и фараонов.
   Она подняла глаза к солнцу, к невидимой Земле. Я просто хочу, чтобы небо было чистым от инопланетных кораблей, - подумала она. - И чтобы достичь этого, возможно, нам придется многим пожертвовать.
  
   Рет Кана начал описывать, куда "подевались" бактерии Каллисто в поисках места для роста.
   - Времени нет, - прошептал он. - Пространства нет. Это разрешение древнего спора: живем ли мы во вселенной постоянных изменений или во вселенной, где не существует ни времени, ни движения? Теперь мы понимаем. Теперь мы знаем, что живем во вселенной статичных форм. Не существует ничего, кроме частиц, из которых состоит Вселенная - из которых состоим мы. Понимаете? И мы не можем измерить ничего, кроме расстояния между этими частицами.
   - Представьте себе вселенную, состоящую из одной элементарной частицы, возможно, электрона. Там не могло бы быть пространства. Поскольку пространство - это всего лишь расстояние между частицами. Время - это всего лишь измерение изменений в этом расстоянии. Таким образом, времени не могло бы быть.
   - А теперь представьте себе вселенную, состоящую из двух частиц... - Джимо кивнула. - Теперь у вас есть разделение и время. - Рет наклонился и одним пальцем рассыпал по полу ряд темных пылинок. - Пусть каждая пылинка представляет собой расстояние - конфигурацию моего миниатюрного двухчастичного космоса. Каждая песчинка обозначена единственным числом: расстоянием между двумя частицами. - Он провел пальцем по линии, выбирая крупинки. - Здесь частицы находятся на расстоянии метра друг от друга, здесь - микрона, здесь - светового года. Конечно, есть одно особое зерно: оно представляет собой нулевое разделение, когда частицы накладываются друг на друга. Эта диаграмма пыли показывает все, что важно в основной вселенной - разделение между двумя ее компонентами. И все возможные конфигурации показаны сразу, с этой божественной точки зрения.
   Он провел пальцем взад-вперед по линии, вычерчивая извилистую дорожку в зернах. - И вот история: две частицы сближаются и отделяются друг от друга, близки и разъединяются. Если бы частицы обладали сознанием, они бы думали, что они встроены во время, что они приближаются и отдаляются. Но мы видим, что их вселенная - это не более чем пылинки, выстроенные в ряд конфигурации, сталкивающиеся друг с другом. Внутри это ощущается как время. Но со стороны это всего лишь последовательность, россыпь мгновений, пыль реальности.
   Джимо сказала: - Да. "Мы совершенно не в силах измерить изменения вещей временем. Как раз наоборот, время - это абстракция, к которой мы приходим посредством изменений вещей". - Она посмотрела на Хаму. - Древний философ. Мах, или Мар-ке...
   - Если Вселенная состоит из трех частиц, - сказал Рет, - вам нужны три числа. Три относительных расстояния - расстояния, на которых частицы находятся одна от другой, - определяют форму космоса. Таким образом, пылинки, отображая возможные конфигурации, заполняли бы трехмерное пространство, хотя все равно оставалась бы эта уникальная зернистость, представляющая особый момент, когда все частицы соединяются. А с четырьмя частицами...
   - Между ними было бы шесть расстояний, - сказал Хама. - И вам понадобится шестимерное пространство, чтобы отобразить возможные конфигурации.
   Рет сурово посмотрел на него. - Вы начинаете понимать. Сейчас. Представьте себе пространство с невероятно большим количеством измерений. - Он поднял пылинку. - Каждая пылинка представляет собой одну из конфигураций всех частиц нашей Вселенной, застывших во времени. Это пыль реальности, пыль настоящего. И пыль эта заполняет пространство конфигурации, царство мгновений. Некоторые из пылинок могут представлять фрагменты нашей собственной истории. - Он щелкнул пальцами - раз, два, три. - Вот. Там. Там. Каждое мгновение, каждое жонглирование частицами - это новое зерно, новая координата на карте. Существует одно уникальное зерно, которое представляет собой слияние всех частиц Вселенной в единую точку. Есть еще много зерен, представляющих хаос - тьму - случайное, бесструктурное перемещение атомов.
   Конфигурационное пространство содержит все возможные расположения материи. Это образ вечности. - Он помахал в воздухе кончиком пальца. - Но если я прослежу путь от точки к точке...
   - Вы прослеживаете историю, - сказал Хама. - Последовательность конфигураций, вселенную, эволюционирующую от точки к точке.
   - Да. Но мы знаем, что время - это иллюзия. В пространстве конфигураций все моменты, составляющие нашу историю, существуют одновременно. И все другие логически возможные конфигурации также существуют, независимо от того, лежат они на пути этой истории или нет.
   Хама нахмурился. - А вирусы с Каллисто...
   Рет улыбнулся. - Полагаю, что, будучи ограниченными в этом пространстве и времени, формы жизни с Каллисто начали исследовать более широкие области конфигурационного пространства. В поисках места для игр. Жизнь найдет выход.
  
   Номи с трудом поднялась по пологому склону горного хребта, возвышавшегося над поселением. Это была одна из великих кольцевых стен системы Валгалла, протянувшаяся от этого места на тысячи километров и возвышавшаяся почти на километр над окружающими равнинами.
   Грунт вокруг нее был серебристо-черным, словно полуночная скульптура из горных хребтов и кратеров. Здесь не было гор, вообще никаких; все, что было создано первобытной геологией или ударами со времен рождения Каллисто, давно опустилось, потеряв форму. На грязно-белом ледяном покрове виднелся тонкий слой черной пыли; пыль была рыхлой и мелкозернистой, и, проходя мимо, она потревожила ее, оставив яркие следы.
   - ...Вы понимаете, на что смотрите?
   Неожиданный голос заставил ее вздрогнуть; она подняла голову.
   Это была Сарфи. Она была одета, как и Номи, в полупрозрачный защитный костюм - еще одно подтверждение законов постоянства, которые, казалось, связывали ее виртуальное существование. Но следов не оставляла и даже не отбрасывала тени.
   Сарфи пнула черную пыль, не потревожив ни единой крупинки. - Лед сублимируется - вы знали об этом? Он высыхает на метр каждые десять миллионов лет, но после него остается пыль. Вот почему человеческие поселения были основаны на северной стороне хребтов Валгаллы. Там чуть холоднее, и часть сублимированного льда конденсируется. Таким образом, на поверхности находится слой более чистого льда. Люди жили на морозе, длившемся десять миллионов лет... Вы удивлены, что я так много знаю. Номи Феррер, я была мертва еще до вашего рождения. Теперь я призрак, заключенный в голове моей матери. Но я в сознании. И мне все еще любопытно.
   Ничто в жизни Номи не подготовило ее к этому разговору. - Вы любите свою мать, Сарфи?
   Сарфи пристально посмотрела на нее. - Она сохранила меня. Она отдала часть себя ради меня. Это была великая жертва.
   Номи подумала: - Ты обижена на нее. Тебя возмущает эта приторная, собственническая любовь. И все это негодование клокочет внутри тебя, ища выхода. - Больше она ничего не могла для вас сделать.
   - Но я все равно умерла. Я - это не я. Я - загрузка. Я существую не для себя, а для нее. Я ходячая, говорящая конструкция из ее вины. - Она зашагала прочь, взбираясь на обвалившийся ледяной гребень.
  
   Джимо начала обсуждать детали со своим братом. Как получилось, что похожие на бактерии изолированные существа смогли сформировать столь сложную сенсорную систему? - но Рет верил, что существуют медленные пути химической и электрической связи, проложенные во льду и скалах, пути для великих медленных мыслей, которые пульсируют в веществе Каллисто. Очень хорошо, но как насчет квантовой механики? Вселенная состоит не из аккуратных маленьких частиц, а из сетки квантовых вероятностных волн. - Ах, но Рет представлял себе квантовую вероятность, окутывающую его реальность, как туман, ограниченный двумя вещами: геометрией конфигурационного пространства, поскольку акустическое эхо определяется геометрией объема; и чем-то, называемым "статической универсальной волновой функцией", вероятностным туманом, который определяет правдоподобие, что данное теперь конфигурационное пространство совместно используется с данным другим...
   Хама закрыл глаза, в голове у него все перемешалось. Перед его закрытыми глазами замелькали блоки пикселей.
   Вздрогнув, он поднял глаза. Сарфи стояла перед ним на коленях; она провела виртуальными пальцами по его черепу, по глазам. Он даже не знал, что она приходила сюда.
   - Знаю, это трудно принять, - сказала она. - Моя мать потратила много времени, чтобы заставить меня понять. Вам просто нужно открыть свой разум.
   - Я не дурак, - резко сказал он. - Я могу представить карту всех логических возможностей Вселенной. Но это была бы всего лишь карта, теоретическая конструкция, составленная из данных и логики. Это не было бы местом. Вселенная не ощущается так, я чувствую, как течет время. Я не ощущаю разрозненных мгновений, пыльной реальности Рета.
   - Конечно, нет, - сказал Рет. - Но вы должны понимать, что все, что мы знаем о прошлом, - это записи, запечатленные в настоящем: окаменелости и геология Земли, так жестоко уничтоженные кваксами, даже следы химических веществ и электричества в вашем собственном мозгу, которые составляют вашу память, поддерживая иллюзию прошлых времен. Сама Сарфи является иллюстрацией этого. Джимо, можно, я?..
   Джимо кивнула без улыбки. Хама отметил, что он не спрашивал разрешения Сарфи на то, что собирался сделать.
   Рет постучал по панели данных. Сарфи застыла, превратившись в неподвижную, неодушевленную скульптуру из света. Затем, секунд через десять, она оттаяла и снова начала двигаться.
   Она увидела, что Хама пристально смотрит на нее. - Что случилось?
   Рет, не обращая на нее внимания, сказал: - Ребенок содержит записи о своем собственном незначительном прошлом, встроенные в его программы и хранилища данных. Она не осознает промежутки времени, когда ее замораживают или отключают. Если бы я мог начать и остановить вас, Хама Друз, вы бы проснулись и заявили, что в ваших воспоминаниях нет пробелов. Но сами ваши воспоминания были бы заморожены. Я мог бы даже порезать вашу жизнь на кусочки и переставить ее моменты так, как мне заблагорассудится; в каждый момент у вас был бы нетронутый набор воспоминаний, запись прошлого, и вы бы верили, что прожили в непрерывной, непротиворечивой реальности.
   - И, таким образом, пылинки максимальной реальности содержат в себе записи об эпохах, которые "предшествовали" им. Каждая песчинка содержит мозг, подобный вашему и моему, с "воспоминаниями", заключенными в них, застывшими подобно скульптурам. И в конфигурационном пространстве возникает история, потому что эти насыщенные зерна затем притягиваются, по принципу соответствия с наименьшей энергией, к зернам, которые "предшествуют" и "следуют" за ними... Видите?
   Сарфи посмотрела на Джимо. - Мама? Что он имеет в виду?
   Джимо внимательно наблюдала за ней. - Сарфи, конечно, перезагружали много раз, - рассеянно сказала она. - Я не хотела, чтобы она старела, обрастая бесполезной памятью. На самом деле, это было похоже на Искоренение. Кваксы стремились перезагрузить человечество, стереть память о расе. В конечном итоге мы стали бы расой детей, каждый день просыпающихся в новом мире, каждый день рождающихся заново. Это, конечно, было жестоко, но теоретически интригующе. Вам не кажется?
   Сарфи дрожала.
   Теперь Рет начал быстро и с энтузиазмом рассказывать Джимо о своих планах исследовать континент конфигураций. Конечно, ни один человеческий разум не смог бы постичь эту многомерную область без посторонней помощи. Но ее можно смоделировать с помощью метафор - рек, морей, гор. Ее можно исследовать...
   Хама сказал, - Но если ваша мета-вселенная статична, вне времени, как ее можно пережить? Потому что опыт зависит от продолжительности.
   Рет нетерпеливо покачал головой. Он постучал по своей панели данных и подозвал Сарфи. - Подойди, дитя мое.
   Она нерешительно шагнула вперед. Теперь за ней тянулась светящаяся трубка, похожая на червя, как будто ее изображение каждое мгновение запечатлевалось на какой-то невидимой фотоэмульсии. Она, моргая, вышла из трубки и в замешательстве оглянулась на нее.
   - Прекратите эти игры, - жестко сказал Хама.
   - Видите? - сказал Рет. - Вот эволюция структуры Сарфи, но отображенная в пространстве, а не во времени. Но для Сарфи это не имеет значения. Ее память в каждый застывший миг хранит запись о том, как она шла по полу ко мне - не так ли, дорогая? И, таким образом, в пространстве статичных конфигураций разумные существа могли бы получать опыт, который им предоставила эволюция информационных структур в пространстве.
   Хама повернулся к Сарфи. - С вами все в порядке?
   Она резко ответила: - А вы как думаете?
   - Я думаю, Рет, возможно, сумасшедший, - сказал он.
   Она напряглась, отстраняясь. - Не спрашивайте меня. Я даже не поденка, помните?
   - Приятно осознавать, что пространство конфигураций существует, Хама, - сказала Джимо. - Видите ли, ничто не имеет значения: даже смерть, даже уничтожение. Поскольку мы упорствуем, каждое мгновение существует вечно, в великой вселенной...
   Это была философия упадка, - сердито подумал Хама. - Философия болезненного созерцания, утешение для нестареющих фараонов, пытавшихся оправдать то, как они причиняли страдания своим собратьям. Неудивительно, что это им так понравилось.
   Джимо и Рет продолжали все более и более оживленный разговор, углубляясь в область предположений, за которыми он не мог уследить.
  
   Каллисто рассказала Асгард, что она собирается делать. Она хотела взобраться на то высокое, переплетенное ветвями дерево. Но для этого ей понадобится Ночь.
   Она пошла по сужающемуся пляжу в поисках останков людей, новорожденных и других, выброшенных на берег безжалостным черным морем. Она подняла что-то похожее на человеческую ступню. Она была странно сухой и холодной, плоть и даже кости крошились от ее прикосновения.
   Она собрала столько отвратительных остатков, сколько смогла удержать, и поплелась обратно по пустынной пыли.
   Затем она пробралась через лес обратно к большому дереву, где встретила существо по имени Ночь. Она останавливалась через каждые несколько шагов и закапывала часть трупа в землю. Она присыпала каждый фрагмент вырванной травой и кусочками коры.
   - Ты сумасшедшая, - сказала Асгард, следуя за ней с охапками высохшей, крошащейся плоти и костей.
   - Знаю, - сказала Каллисто. - Я все равно пойду.
   Асгард не смогла пройти достаточно далеко, чтобы добраться до самого дерева. Поэтому Каллисто завершила свое путешествие в одиночестве.
   Она снова добралась до подножия дерева Ночи. И снова начала карабкаться вверх с сильно бьющимся сердцем.
   Существо, Ночь, казалось, ожидало ее. Он перебирался с ветки на ветку, высоко вверху, размытым пятном, и со свирепой целеустремленностью карабкался вниз по стволу.
   Когда она убедилась, что он ее заметил, то поспешно спрыгнула обратно на землю.
   Он последовал за ней, но не до конца. Он вцепился в ствол, его широкое лицо было искажено огромным окровавленным ртом, шипевшим на нее.
   Она сердито посмотрела на него в ответ и сделала неуверенный шаг к дереву. - Подойди и забери меня, - пробормотала она. - Чего ты ждешь? - Она взяла кусок трупа (рукой - у нее на мгновение скрутило живот) и швырнула в него.
   Он испуганно отскочил в сторону. Но, когда отрубленная рука пролетала мимо, он аккуратно поймал ее ртом, хрустнул и проглотил целиком. Он посмотрел на нее с новым интересом.
   И сделал один неуверенный шаг к земле.
   - Вот так, - промурлыкала она. - Давай. Давай, ешь мясо. Давай, ешь меня, если это то, чего ты хочешь...
   Без предупреждения он спрыгнул со ствола, растопырив огромные руки.
   Она вскрикнула и отшатнулась. Он рухнул на землю примерно на расстоянии вытянутой руки от нее. Массивный кулак ударил ее по лодыжке, причинив острую боль, заставившую ее вскрикнуть. Если бы он приземлился на нее сверху, то наверняка раздавил бы.
   Зверь, задыхаясь, уже поднимался на ноги.
   Она вскочила и побежала, не обращая внимания на боль в лодыжке. Ночь последовал за ней, его неуклюжее четвероногое преследование было медленным, но безжалостным. На бегу она открывала свои тайники с частями тела. Он схватывал их и проглатывал, почти не сбавляя темпа. Эти кусочки казались жалкими перед лицом гигантской реальности Ночи.
   Она выскочила на открытый пляж, продолжая бежать, спасая свою жизнь. Добравшись до кромки моря, она резко остановилась перед плещущейся черной жидкостью. Ее план состоял в том, чтобы добраться до моря и заманить в него Ночь.
   Но когда она обернулась, то увидела, что Ночь замешкался на опушке леса, моргая от яркого света. Возможно, он понимал, что она намеренно привела его сюда. Казалось, он не поверил ее расчетам. Он неторопливо шагнул вперед, его огромные ступни погрузились в мягкую пыль. Ему не нужно было спешить.
   Каллисто уже была измучена, и теперь, оказавшись в ловушке перед морем, не видела, куда ей бежать.
   Теперь, когда он был на виду, она увидела, как далек он стал от человеческого облика: его тело превратилось в сплошной клубок мышц, рот расширился так, что охватил всю голову. И все же на нем были обрывки одежды, остатки комбинезона того же неопределенного цвета, что и у нее. Когда-то это существо тоже было здесь новорожденным и с криком приземлилось на этом пустынном пляже.
   Он подошел к ней. Он возвышался над ней, и она подумала, скольких несчастных он сожрал, чтобы достичь таких размеров.
   За его нависающим плечом она могла видеть Асгард, расхаживающую взад-вперед по пляжу.
   - Отличный план, - крикнула Асгард. - И что теперь?
   - Я...
   Ночь приподнялся на задних лапах, загребая огромными лапами воздух над ее головой. Он беззвучно зарычал, и ее обдало кровавым дыханием.
   Закрой глаза, - подумала Каллисто. - Больно не будет.
   - Нет, - сказала Асгард. Она сделала шаг ближе к надвигающемуся чудовищу и бросилась бежать. - Нет, нет, нет! - С последним криком она бросилась ему на спину.
   Он испуганно оглянулся и ударил Асгард гигантской лапой. Ее отбросило в сторону, как кусок коры, и она упала кучей в пыль. Но Ночь, потеряв равновесие, попятился назад, к морю.
   Когда его нога погрузилась в маслянистый океан, он посмотрел вниз, словно удивленный. Даже когда он вытащил ногу из жидкости, плоть высыхала, крошилась, мышцы и кости отслаивались фиолетовыми и белыми слоями. Он вызывающе взревел и ударил кулаком по морю, а затем в ужасе уставился на свою огромную руку, изуродованную соприкосновением с энтропийной жижей.
   Он начал падать, медленно, тяжело. Без единого всплеска жидкость раскрылась, принимая его огромное тело. Он тут же погрузился под воду, и мелкая жидкость жадно потекла по нему. В последнем порыве неповиновения он вынырнул на поверхность с открытым ртом, его плоть растворялась. Его лицо на короткое время приобрело человеческий облик, а глаза стали поразительно голубыми. Он закричал тонким голосом: - Рет Кана! Ты предал меня!
   Каллисто вздрогнула от этого имени, узнав его.
   Затем он отступил назад и исчез.
   Она поспешила к Асгард. Каллисто сразу увидела, что ее грудная клетка была раздавлена, а конечности вывернуты под невероятными углами. Ее лицо становилось гладким, невыразительным, как у ребенка, прекрасным в своей невинности. Ее взгляд скользнул по Каллисто.
   Каллисто погладила Асгард по голове. - Это не больно, - прошептала она. - Закрой глаза.
   Асгард вздохнула и затихла.
  
   - Позволь мне рассказать тебе правду о фараонах, - с горечью произнесла Номи.
   Хама молча слушал. Они стояли на гребне Валгаллы, откуда открывался вид на старое, погруженное во тьму поселение; самой яркой точкой на серебристо-черной поверхности Каллисто был их собственный жилой купол.
   Номи сказала: - Это было сразу после того, как ушли кваксы. Я узнала это от пары наших людей, которые выжили и были там. Они нашли гнездо фараонов в одной из крупнейших агломераций - одной из первых, которые были построены, одной из старейших. Фараоны укрылись в яме под наземными жилищами. Они упорно сражались, мы не знали почему. Их пришлось сжечь. В тот день погибло много хороших людей, хороших поденок. Когда наши люди разобрались с фараонами, беспилотными роботами, минами-ловушками и обычными минами... после всего этого они отправились в преисподнюю. Было темно, но тепло, воздух был влажным, и повсюду чувствовалось движение. Легкое движение. И, как говорят, был запах молока.
   Номи долго молчала; Хама ждал.
   - Хама, я не могу иметь детей. Я выросла, зная это. Так что, может быть, мне стоит немного пожалеть фараонов. Они не размножаются так, как Джимо и Сарфи. О, иногда их дети рождаются бессмертными. Но...
   - Да?
   - Но не все они растут. Они перестают развиваться в возрасте двух лет, или года, или полугода, или месяца; некоторые из них даже перестают расти, не успев родиться, и их приходится вынимать из материнской утробы.
   - И это то, что наши солдаты нашли в яме, Хама. Они были разложены сотнями штук, как образцы в лаборатории. Должно быть, они накапливались веками. Подключенные к машинам, они хныкали и плакали.
   - Лета. - Может быть, Джимо права, - подумал Хама. - Может быть, фараоны действительно заплатили цену, которую мы не можем понять.
   - Яму сожгли...
   Хаме показалось, что он увидел тень, скользнувшую по небу, и россыпь звезд. - Зачем ты мне это рассказываешь, Номи?
   - Чтобы показать тебе, что у фараонов есть опыт, которым мы не можем поделиться. И они совершают поступки, которые нам показались бы непостижимыми. Чтобы разобраться в них, нужно мыслить как фараон.
   - Ты что-то нашла, не так ли?
   Номи указала пальцем. - Вон там ряд неглубоких могил. В конце концов, найти их не так уж трудно.
   - Ага.
   - Убийства, казалось, были однотипными, каждый раз одним и тем же методом. Выстрел лазером в голову. Трупы выглядели умиротворенными, - размышляла Номи. - Как будто они были рады этому.
   Он убил их. Рет убивал других фараонов, которые приходили сюда, одного за другим. Но почему? И почему бессмертные должны радоваться смерти? Только если, - пронеслось в голове Хамы, - только если им пообещают лучшее место, куда они смогут отправиться, более безопасное место...
   Все произошло одновременно.
   Тень, которую теперь можно было безошибочно узнать, накрыла звезды: дыра в небе, черная, как ночь, крылатая, целеустремленная. И низко у горизонта вспыхнул свет.
   - Лета, - тихо произнесла Номи. - Это был решающий шаг. Он исчез - вот так просто.
   - Значит, мы не вернемся домой. - Хама оцепенел; казалось, он уже оправился от шока.
   - ...Помогите мне. О, помогите мне...
   Перед ними возникла фигура, облако блоков пикселей. Хама разглядел очертания конечностей, лица, открытого с мольбой рта. Это была Сарфи, и на ней не было защитного скафандра. Ее лицо исказилось от боли; должно быть, она нарушила все свои требования к протоколу, раз вот так проявилась на поверхности.
   Хама протянул к ней руки в перчатках, движимый желанием обнять ее, но это, конечно, было невозможно.
   - Пожалуйста, - прошептала она тонким, плохо различимым голосом. - Это Рет. Он планирует убить Джимо.
   Номи побежала вниз по склону холма, подпрыгивая при низкой гравитации.
   Хама сказал Сарфи: - Не волнуйся. Мы поможем твоей матери.
   Теперь он увидел гнев на этом расплывчатом, нечетком лице. - В Лету ее! Спаси меня... - Пиксели рассеялись, превратившись в бессмысленное облако, и погасли.
  
   Каллисто вернулась к огромному дереву.
   Ствол взмыл ввысь, олицетворяя строгую логику, историю и последовательность. Она похлопала по его шкуре, и ее прочность придала ей уверенности. И теперь не было ни Ночи, затаившегося чудовища, поджидающего наверху, чтобы помешать ей.
   Не обращая внимания на боль в заживающей плоти и порванных мышцах, она начала карабкаться вверх.
   Когда она поднялась над нижним переплетением стволов и наткнулась на слитную верхнюю часть, искать расщелины стало сложнее, как и в прошлый раз. Но она погрузилась в ритм подъема, и как бы высоко ни забиралась, на гладкой поверхности ствола, казалось, были выбоины и выступы, которых было достаточно, чтобы поддерживать ее продвижение.
   Вскоре она намного превзошла высоты, которых достигла во время своей первой попытки. Туман здесь был густой, и когда она посмотрела вниз, земли уже не было видно: огромный ствол поднимался из абсолютной пустоты, словно уходя корнями в небытие.
   Но ей показалось, что она видит тени, движущиеся по стволу, уменьшающемуся в размерах: другие люди с пляжа, по крайней мере, некоторые из них, последовали за ней в ее невероятном приключении.
   И она продолжала карабкаться.
   Ствол начал разделяться на огромные изогнутые ветви, которые пробивались сквозь густой туман. Она остановилась, глубоко дыша. Некоторые из ветвей были тонкими, веретенообразными, отходящими от основного ствола. Но другие были гораздо более прочными, дороги, которые, казалось, были прикреплены к невидимому небу.
   Она выбрала самую прочную на вид верхнюю ветку и продолжила карабкаться. Из-за поврежденной руки она продвигалась медленно, но уверенно. На самом деле пробираться по этой наклоненной ветке было труднее, чем карабкаться по вертикальному стволу. Но она смогла найти опоры для рук и места, где могла бы обхватить ветку руками и ногами.
  
   Туман сгущался все сильнее, пока она не перестала видеть вокруг себя ничего, кроме этой ветки: ни неба, ни земли, ни даже остального этого огромного дерева, как будто не существовало ничего, кроме нее самой и подъема, как будто она целую вечность карабкалась по этой ветке, которая начиналась из тумана и заканчивалась в тумане.
   А потом, без предупреждения, она прорвалась сквозь туман.
  
   В яме, вырытой в сердце Каллисто, освещенной единственной висящей лампой в виде шара, Джимо Кана неподвижно лежала на плоском жестком тюфяке. Ее брат, склонившись над ней, обрабатывал ее лицо блестящим оборудованием. - Это не повредит. Закрой глаза...
   - Прекрати это! - Сарфи бросилась вперед. Она прижала ладони к лицу Джимо, вскрикнув от боли, вызванной нарушением протокола.
   Джимо повернулась, ничего не видя. Хама увидел, что на ее лицо была надета серебристая маска, обтягивающая кожу. - Сарфи?..
   Номи шагнула вперед, держа лазерный пистолет наготове. - Прекратите это непристойное поведение.
   На Рете тоже была маска, шапочка поменьше, закрывавшая половину его лица; открытый глаз смотрел на них жестко, подозрительно, расчетливо. - Не пытайтесь остановить нас. Вы убьете ее, если попытаетесь. Отпустите нас, Хама Друз.
   Номи направила пистолет ему в голову.
   Но Хама дотронулся до ее руки. - Пока нет.
   Джимо Кана, лежа на своем тюфяке, повернула голову, ничего не видя. Она прошептала: - Вы многого не понимаете.
   - Вам лучше заставить нас понять, Рет Кана, - огрызнулся Хама, - прежде чем я спущу Номи с поводка.
   Рет расхаживал взад-вперед. - Да, технически это своего рода смерть. Но ни один из фараонов, которые проходили здесь, не делал этого против своей воли.
   Хама нахмурился. - Технически? Проходили?
   Рет погладил металл, прилипший к лицу Джимо; его сестра повернула голову в ответ. - Основная технология - это интерфейс с мозгом через зрительный нерв. Таким образом, я могу связать квантовые структуры, которые кодируют человеческое сознание, со структурами, хранящимися в бактериях Каллисто, или, скорее, структурами, которые служат воротами в конфигурационное пространство...
   Хама начал понимать это. - Вы пытаетесь загрузить человеческий разум в свое конфигурационное пространство.
   Рет улыбнулся. - Видите ли, было недостаточно изучать конфигурационное пространство из вторых рук, с помощью квантовых структур, встроенных в эти безмолвные бактерии. Следующим шагом должно было стать непосредственное восприятие с помощью органов чувств человека.
   - Следующий шаг в чем?
   - Возможно, в процессе нашей эволюции, - пробормотал Рет. - С помощью кваксов мы изгнали смерть. Теперь мы можем разрушить стены этого театра теней, который называем реальностью. - Он посмотрел на Хаму. - Эта мрачная яма - не могила, а врата. А я - привратник.
   Хама напряженно произнес. - Вы разрушаете умы ради обещания загробной жизни - обещания, состряпанного из теории и соскоба бактерий-криптоэндолитов.
   - Это не теория, - прошептала Джимо. - Я это видела.
   Номи проворчала: - У нас нет на это времени.
   Но Хама невольно спросил: - На что это было похоже?
   По словам Джимо, это был огромный, раскинувшийся пейзаж под высоким небом; она мельком увидела пляж, волнующееся маслянистое море, огромную гору, окутанную туманом...
   Рет расхаживал взад и вперед, широко раскинув руки. - Мы остаемся людьми, Хама Друз. Я не могу постичь многомерный континуум. Поэтому я искал метафору. Человеческий интерфейс. Пляж из пыли реальности. Море энтропии, хаоса. Структуры, объединенные с живыми существами, формы ландшафта представляют собой последовательность - то, что мы, существа, привязанные ко времени, воспринимаем как причинно-следственную связь.
   - А поднимающееся море?
   - Космическая угроза со стороны ксили, - сказал он, слегка улыбаясь. - И еще более масштабный рост энтропии во Вселенной, который приведет к уничтожению всех возможностей.
   - Конфигурационное пространство реально, Хама Друз. Это не новая идея; Пла-тон понял это тысячи лет назад ... Ах, но вы ничего не знаете о Пла-тоне, не так ли? Высшее многообразие существовало всегда, задолго до появления человечества, до появления самой жизни. Все, что изменилось, - это то, что благодаря терпеливому, слепому выращиванию бактерий Каллисто я нашел способ достичь этого. И там мы действительно сможем жить вечно...
   Ледяной пол содрогнулся, заставив их пошатнуться.
   Рет оглядел шахту по всей длине, мрачно улыбаясь. - Ага. Наши гости дают о себе знать. Каллисто - маленький, твердый, неподвижный мир; он звенит, как колокол, даже при звуке шагов. А поступь ксили действительно тяжела.
   Сарфи снова двинулась вперед, заламывая руки, мучаясь от невозможности прикоснуться к ней и быть услышанной. Она сказала Джимо: - Почему ты должна умереть?
   Голос Джимо звучал медленно и сонно; Хаме стало интересно, какими успокоительными препаратами напичкал ее Рет. - Ты ничего не почувствуешь, Сарфи. Это будет так, как будто тебя вообще не существовало, как будто этой боли никогда и не было. Разве так не лучше?
   Земля снова содрогнулась, волны энергии от какого-то отдаленного взрыва, вызванного ксили, пульсировали в терпеливом льду Каллисто, и стены застонали от напряжения.
   Хама попытался представить себе черное море, мелкозернистую пляжную пыль. Однажды Хама побывал на берегу океана - океана Земли - чтобы проследить за восстановлением заброшенной морской фермы кваксов. Он помнил запах озона, вкус соли во влажном воздухе. Он ненавидел это.
   Рет, казалось, прочитал его мысли. - Ах, да, я забыл. Вы - существа агломераций и искоренения. Обитатели пещер с круглыми стенами и ландшафта, покрытого серой пылью. Но, видите ли, такой была Земля до того, как кваксы выпустили свою нанотехнологическую чуму. Неудивительно, что вам эта идея кажется странной. Но не нам. - Он взял сестру за руку. - Для нас, видите ли, это будет все равно что вернуться домой.
   Джимо билась в конвульсиях на столе, ее рот был открыт, и из него текла слюна.
   Сарфи вскрикнула, и тонкий вопль эхом отразился от высоких стен шахты. Она снова потянулась к Джимо; ее трепещущие пальцы снова сверкнули по лицу Джимо.
   - Джимо Кана - коллаборационист, - сказала Номи. - Хама, ты позволяешь ей избежать правосудия.
   Да, - удивленно подумал Хама. - Номи, со свойственной ей прямолинейностью, в очередной раз попала в самую суть ситуации. Теперь фараоны были беженцами, и конфигурационное пространство Рета - если оно вообще существовало - могло оказаться их последним убежищем. Джимо Кана убегала, оставляя позади последствия своей работы, хорошо это или плохо. Но оправдывало ли это ее убийство?
   Сарфи плакала. - Мама, пожалуйста. Я умру.
   Фараон отвернулась. - Тише, - сказала Джимо. - Ты не можешь умереть. Ты никогда не была живой. Разве ты этого не видишь? - Ее спина выгнулась дугой. - О...
   Сарфи выпрямилась и посмотрела на свои руки. Хама увидел, что иллюзия целостности рушится; пиксели роились, как жирные кубические насекомые, неохотно сотрудничая, чтобы сохранить форму девушки. Сарфи подняла глаза на Хаму, и ее голос был ровным, лишенным эмоций, лишенным интонации и характера. - Помогите мне.
   Хама снова потянулся к ней, и снова он опустил руки, лишенный самых основных человеческих инстинктов. - Мне жаль.
   - Это больно. - Ее лицо покрылось пятнами, которые вырывались из-под крошащейся поверхности кожи и покидали ее тело, словно испаряясь; она становилась хрупкой, неустойчивой.
   Хама заставил себя встретиться с ней взглядом. - Все в порядке, - пробормотал он. - Скоро все закончится... - И так далее, бессмысленные нежности; но она смотрела ему в глаза, словно искала там убежища.
   На последний миг ее лицо четко выделилось из рассеивающегося облака. - О! - она протянула к нему руку, которая была не более чем сгустком рассеянного света. А затем, с тихим взрывом, ее лицо сморщилось, глаза закрылись.
   Джимо вздрогнула и затихла.
   Хама чувствовал, как бьется его сердце. Его человечность была теплой в этом месте холода и смерти. Номи положила свою сильную руку ему на плечо, и он наслаждался ее крепостью.
   Хама повернулся к Рету. - Вы монстры.
   Рет непринужденно улыбнулся. - Джимо вам не в чем упрекнуть. А что касается виртуального ребенка - вы можете понять, Хама Друз, если выйдете за рамки своих нынешних ограничений, что время в первую очередь разрушает чувства.
   Хама вспыхнул. - Я никогда не стану таким, как вы, фараон. Сарфи не была игрушкой.
   - Но вы все еще не видите этого, - спокойно сказал Рет. - Она жива, но наш ограниченный временем язык не может описать это - она продолжает существовать где-то там, за стенами нашего мелкого понимания.
   Луна снова содрогнулась, и первобытный лед застонал.
   Рет пробормотал: - Каллисто не была рассчитана на такие удары молота. Как видите, ситуация ухудшилась. Теперь есть только я.
   - И я. - Номи подняла лазерный пистолет.
   - Это то, чего вы хотите? - спросил Рет у Хамы. - Покончить с многовековыми усилиями одной вспышкой света?
   Хама покачал головой. - Вы действительно верите, что сможете добраться до своего конфигурационного пространства, что сможете выжить там?
   - Но у меня есть доказательства, - сказал Рет. - Вы это видели.
   - Все, что я видел, это умирающую женщину на ложе.
   Рет бросил на него сердитый взгляд. - Хама Друз, примите решение.
   Номи направила пистолет. - Хама?
   - Отпусти его, - с горечью сказал Хама. - В любом случае, он испытывает только презрение к нашему правосудию. Его смерть ничего не будет значить даже для него самого.
   Рет ухмыльнулся и отступил назад. - Может, вы и поденка, но в вас есть зачатки мудрости, Хама Друз.
   - Да, - тихо сказал Хама. - Да, я думаю, что понимаю. Возможно, в этом что-то есть, какая-то новая область логики, которую нужно исследовать. Но вы, Рет, ослеплены своим высокомерием и навязчивыми идеями. Несомненно, эта новая реальность совсем не похожа на Землю вашего детства. И в ней будет мало сочувствия к вашим амбициям. Возможно, то, что выживет после загрузки, не будет иметь никакого сходства с вами. Возможно, вы даже не вспомните, кем вы были. Что тогда?
   Маска Рета сверкнула; он поднес руку к лицу. Направился к тюфяку, чтобы лечь рядом с остывающим телом своей сестры. Но споткнулся и упал, прежде чем добрался до него.
   Хама и Номи наблюдали за происходящим, не двигаясь, чтобы помочь ему.
   Рет, стоя на четвереньках, повернул к Хаме лицо в маске. - Вы можете пойти со мной, Хама Друз. В лучшее место, на возвышенность.
   - Вы пойдете один, фараон.
   Рет выдавил из себя смешок. Он вскрикнул, его спина выгнулась дугой. Затем он упал вперед и затих.
   Номи провела по телу лазерным лучом. - Скатертью дорога, - прорычала она. - Теперь мы можем убираться отсюда?
  
   Там была гора.
   Она возвышалась высоко над темным, как ночь, морем, гордо бросая вызов безликому, светящемуся небу. Она увидела, что с этого единственного огромного пика стекали реки: черные и массивные, они огибали его огромные конические склоны, сливаясь в огромные низвергающиеся каскады, которые впадали в океан.
   Гора, выступающая из моря, была центром мира.
   Она возвышалась над островом, маленьким кусочком суши, который не поддавался потоку воды, растворяющемуся в безликом море. Островов было немного, они были маленькими, разбросанными, и им повсюду угрожал черный, бурлящий океан.
   Но невдалеке она увидела другой остров, возвышающийся над морем тумана. Это было нагромождение пыли, на котором густо росли деревья, переплетая свои ветви. На самом деле ветви тянулись через перешеек, отделявший этот остров от ее родного. Ей показалось, что она видит способ добраться до этого острова, карабкаясь с дерева на дерево по широкой дороге из ветвей. Другой остров возвышался над надвигающимся морем выше, чем ее собственный. Там, думала она, она - и те, кто последует за ней, - будут в безопасности от надвигающегося разрушения. Во всяком случае, на данный момент.
   Но что бы это значило? Что бы сказал фараон по этому поводу - что новый остров был всего лишь кучкой пыли реальности, далекой от надвигающегося энтропийного разрушения?
   Она покачала головой. Глубинный смысл ее путешествия едва ли имел значение, как и его связь с каким-либо другим местом. Если этот мир был символом, пусть будет так: здесь она жила, и здесь она, проявив решимость и упорство, выживет.
   Она в последний раз взглянула на возвышающуюся гору. С поврежденной рукой или нет, но у нее чесались руки взобраться на него, бросить вызов его негэнтропийным высотам. Но, возможно, в будущем. Не сейчас.
   Осторожно, цепляясь здоровой рукой и ногами, она пробралась по ветке к острову с низкой вероятностью. Один за другим люди на пляже последовали за ней.
   В тумане, далеко внизу, она заметила медленное, тяжеловесное движение: огромные звери, возможно, гигантские искаженные родственники Ночи. Но, хотя они и рычали на нее, дотянуться не могли.
  
   И снова Хама и Номи стояли на серебристо-черной поверхности Каллисто, под небом, усыпанным звездами. Как и прежде, низкие, покатые хребты Валгаллы уходили к безмолвному горизонту.
   Но это был уже не мир древности и спокойствия. Теперь толчки раздавались каждые несколько минут. Местами ледяная корка разрушалась, древние сооружения исчезали, то тут, то там взметались брызги пыли и ледяных осколков, которые на мгновение сверкали, прежде чем упасть обратно, и все это в полной тишине.
   Хама вспомнил время, предшествовавшее этому назначению, о собраниях, в которых он участвовал, о серьезных разговорах о политическом будущем и этических соглашениях. Он был глупым мальчишкой, думал он, его идеи были наполовину сформированы. Теперь, заглянув в свое сердце, он увидел кристально твердую решимость. В непримиримо враждебной вселенной человечество должно выжить любой ценой.
   - Больше никаких фараонов, - пробормотал Хама. - Больше никакого бессмертия. Этот путь ведет к эгоизму, высокомерию, компромиссам, замкнутости и капитуляции. Короткая жизнь горит ярко - вот путь.
   Номи прорычала: - Даже сейчас ты строишь теории, Хама? Давай подсчитаем, как мы можем погибнуть, стоя прямо здесь. Звездолом ксили может уничтожить нас. Одно из этих миниатюрных землетрясений может разразиться прямо под нами. Или, может быть, мы протянем достаточно долго, чтобы задохнуться в собственных испражнениях, застряв в этих чертовых скафандрах. Как ты думаешь? Я не понимаю, почему ты позволил этому высокомерному фараону покончить с собой.
   Хама пробормотал: - Ты считаешь смерть спасением?
   - Если это легко, если это под твоим контролем - да.
   - Рет действительно сбежал, - сказал Хама. - Но я не думаю, что это было связано со смертью.
   - Ты поверил во всю эту чушь о теоретических мирах?
   - Да, - сказал Хама. - Да, в конце концов, думаю, что поверил.
   - Почему?
   - Из-за них. - Он указал на небо. - Из-за ксили. Если наша мудрость, полученная из вторых рук, имеет хоть какую-то ценность, то мы знаем, что ксили реагируют на то, чего они боятся. И почти сразу же, как только Рет создал интерфейс к своему миру логики и данных, как только фараоны начали проникать в него, они пришли сюда.
   - Ты думаешь, ксили боятся нас?
   - Не нас. "Бактерий во льду": криптоэндолитов Рета, которым снятся сны продолжительностью в миллиарды лет... Ксили, похоже, намерены не допустить, чтобы эти сны сбылись. И вот почему я думаю, что Рет наткнулся на истину. Потому что ксили тоже это видят.
   Теперь над горизонтом появилось светящееся малиновое облако, похожее на приближающийся рассвет, но в этом мире, где почти нет воздуха, не может быть рассвета.
   - Свет звездолома, - пробормотала Номи. - Свечение, должно быть, от пара, осколков льда, пыли, выброшенных из траншеи, которую он роет.
   Хаму охватил яростный гнев - гнев и новая уверенность. - Инопланетяне снова вторглись в нашу систему, преследуя свои собственные цели, и мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их. Это не должно повториться, Номи. Знаешь, возможно, кваксы были правы, когда предприняли попытку искоренения. Если мы хотим выжить в этой опасной вселенной, мы должны переделать самих себя, без сантиментов, без ностальгии, без жалости. Пусть это будет концом и началом нового нулевого дня. История не имеет значения. Важно только будущее. - Он страстно желал покинуть это место, чтобы внести свои новые смелые идеи в великие дебаты, которые определяли будущее человечества.
   - Ты начинаешь пугать меня, мой друг, - мягко сказала Номи. - Но не настолько же.
   Теперь над клочьями тумана на горизонте поднимался и сам ночной истребитель ксили. Каким-то образом в своем пылу Хама забыл об этой смертельной опасности. НИК был похож на огромную птицу с черными крыльями. Хама видел, как багровый свет звездолома снова и снова вонзается в пассивный, беззащитный лед Каллисто. Земля теперь содрогалась постоянно, когда эта масса расколотого льда и пара неумолимо катилась к ним.
   Номи схватила его; держась друг за друга, они изо всех сил старались удержаться на ногах, когда ледяные осколки били по их лицевым щиткам. Волна разрушения охватила Каллисто от горизонта до горизонта. Спасения, конечно, не было.
   А потом мир стал серебристым, и звезды поплыли перед глазами.
  
   Хама вскрикнул, цепляясь за Номи, и они упали. Они сильно ударились о лед, несмотря на низкую гравитацию.
   Закаленная в боях Номи мгновенно вскочила на ноги. Странный розовый свет осветил ее приземистые очертания. Но Хама, запыхавшийся, сбитый с толку, обнаружил, что лежа смотрит на звезды.
   Другие звезды? Нет. Просто смещенные. Корабль ксили исчез, растворился совсем.
   Он с трудом поднялся на ноги.
   Волна пара и льда спадала так же быстро, как и возникла; здесь не было воздуха, который мог бы предотвратить падение кристаллов по параболам обратно на разрушенную землю, и лишь слабая гравитация препятствовала выходу пара в пространство Юпитера. Содрогание земли прекратилось, хотя он мог чувствовать глубокое медленное эхо огромных конвульсий, прокатывающееся по твердой земле.
   Но звезды сдвинулись с места.
   Он обернулся, любуясь изменившимся небом. Несомненно, уменьшившееся солнце поднялось чуть выше по небесному куполу. И теперь над плавно изогнутым горизонтом показался розовый кусочек Юпитера, которого раньше не было видно на этом спутнике, охваченном приливами.
   Номи коснулась его руки и указала вглубь льда. - Смотри.
   Это было похоже на какую-то огромную рыбу, вросшую в землю, ее распростертые черные крылья были отчетливо видны сквозь слои пыльного льда. В его центре вспыхнуло красное зарево; на глазах у Хамы оно затлело, погасло, и погребенный корабль погрузился во тьму.
   Номи сказала: - Сначала я подумала, что ксили, должно быть, включили какой-то экзотический супердвигатель и убрались отсюда. Но я ошибалась. Эта штука, должно быть, в полукилометре внизу. Как она туда попала?
   - Не думаю, что это произошло, - сказал Хама. Он отвернулся и посмотрел на Юпитер. - Думаю, что Каллисто переместилась, Номи.
   - Что?
   - Это не обязательно должно было быть далеко. Всего пара километров. Ровно столько, чтобы проглотить корабль ксили.
   Номи уставилась на него. - Это безумие. Хама, что может сдвинуть такой спутник?
   Да, ребенок мог бы, - с благоговением подумал Хама. - Ребенок, играющий на пляже, - если бы каждая песчинка на этом пляже была срезом времени. Я вижу линию, начерченную в пыли, историю, ровную и законченную. Я выбираю зернышко, в котором Каллисто расположена вот здесь. И заменяю его зернышком, в котором Каллисто расположена чуть дальше. Вот так просто и своенравно.
   Неудивительно, что ксили боятся.
   Началась новая дрожь, глубокая и мощная.
   - Лета, - сказала Номи. - Что теперь?
   - На этот раз не ксили! - крикнул Хама. - Каллисто потратила четыре миллиарда лет на то, чтобы начать свой медленный вальс вокруг Юпитера. Теперь, я думаю, ей придется выучить эти уроки заново.
   - Приливы, - проворчала Номи.
   - Возможно, этого будет достаточно, чтобы расплавить поверхность. Возможно, эти криптоэндолиты все-таки будут уничтожены, а путь в конфигурационное пространство заблокируется. Интересно, планировали ли ксили это с самого начала.
   Он увидел, как по лицу Номи расползается улыбка. - Мы еще не закончили. - Она указала пальцем.
   Хама обернулся. Над горизонтом Каллисто поднималась молодая луна. Это была луна из плоти и металла, и на ее поверхности был выгравирован символ - сине-зеленый тетраэдр.
   - Корабль-сплайн, клянусь Летой, - сказала Номи. Она ударила Хаму по руке. - Наш сплайн. Итак, история продолжается, мой друг.
   Хама уставился вниз, на лед, на корабль ксили, погребенный там. Да, история продолжается, - подумал он. - Но мы внедрили вирус в программное обеспечение вселенной. И мне интересно, чьи глаза будут здесь, когда корабль наконец освободится от этих мучительных льдов.
   В огромной шкуре сплайна открылось отверстие. Оттуда вырвался флиттер и взмыл над льдами Каллисто, отыскивая место для посадки.
  
   Измученные, дезориентированные, Каллисто и ее последователи, спотыкаясь, спустились по последнему стволу и рухнули на землю.
   Она погрузила здоровую руку в рассыпчатую пыль реальности. Она почувствовала прилив гордости за свои достижения. Этот остров, остров новых возможностей, теперь был ее островом.
   Возможно, он принадлежал ей, но не был пустым, медленно осознала она. Здесь был новорожденный: потерянный, сбитый с толку, внезапно появившийся на свет. Она увидела, как разгладилось его лицо, на котором отразились боль и сомнение, когда он забыл.
   Но когда его взгляд упал на нее, он оживился.
   Он попытался встать, подойти к ней. Он споткнулся, слабый и истощенный, и упал ничком.
   Собрав последние силы, она подошла к нему. Просунула под него руку и перевернула его на спину, как когда-то фараон сделал для нее.
   Он открыл рот. Слюна стекала с его губ, а голос звучал хрипло. - Джимо! - выдохнул он.
   - Меня зовут Каллисто.
   - Я твой брат! Я создал тебя! Помоги мне! Люби меня!
   Что-то шевельнулось в ней: узнавание - и обида.
   Она прижала его голову к своей груди. - Больно не будет, - сказала она. - Закрой глаза. - И она обнимала его, пока последние неприятные воспоминания не улетучились, и, забыв, кто он такой, он лежал неподвижно.
  
   Коалиция, укрепленная доктринами Хамы Друза о постоянстве и расовом предназначении, оказалась стойкой и решительной. Очистив себя от прошлого, она продолжала пытаться искоренить бессмертных, поскольку мы, коллаборационисты, воплощали прошлое. Нам пришлось бежать, прятаться.
   Но наша тяга к бессмертию была глубже, чем могли предположить те, кто нас преследовал. Я, уже будучи старейшей, нашла новую роль.
  
  

ВСЕ В ОГНЕ

  
   5478 г. н.э.
  
   На каком-то уровне Файя Парц всегда знала правду о себе. На заднем плане ее жизни были обрывки семейных сплетен. И потом, когда стала старше, а ее друзья начали седеть, даже несмотря на то, что ей пришлось бросить танцы, она оставалась гибкой - как будто была очарована, время текло мимо нее, едва касаясь ее.
   Но это были тонкие вещи. Она никогда не проговаривала это про себя, никогда не формулировала эту мысль. На каком-то более глубоком уровне не хотела этого знать.
   Ей пришлось встретиться с Люру Парц, прежде чем она столкнулась с этим лицом к лицу.
   Все это произошло в день танца ореолов.
  
   Амфитеатр представлял собой чашу, выдолбленную в ледяной поверхности Порт-Сола. Конечно, амфитеатр был переполнен, как это бывало каждые четыре года на этом знаменитом мероприятии; вокруг Файи было море обращенных вверх лиц. Она посмотрела на платформы, парящие высоко над головой, прямо под куполом, где готовились к выступлению ее сестра и другие танцовщицы. А за всем этим видимое отсюда, с края Солнечной системы, солнце было всего лишь яркой булавочной точкой на звездном гобелене, его резкость немного смягчалась огромным куполом, который возвышался над театром.
   - ...Извините.
   Файя посмотрела вниз. Перед ней стояла невысокая женщина, коренастая, широколицая, одетая в неприметный комбинезон. Файя не могла определить ее возраст, но в ней было что-то солидное, что-то тяжелое, несмотря на микрогравитацию Порт-Сола. И она показалась ей странно знакомой.
   Женщина улыбнулась ей.
   Файя пристально смотрела на нее. - Извините.
   - Место рядом с вами...
   - Оно свободно.
   Медленно и осторожно женщина поднялась на пару ступенек к ряду Файи и села на вырезанный и покрытый изоляцией лед. - Вы Файя Парц, не так ли? Я видела ваши виртуальные ролики. Вы были одной из лучших танцовщиц среди всех.
   - Благодарю вас.
   - Жаль, что вы сейчас не вверху.
   Файя привыкла к поклонникам, но эта женщина немного выбивала ее из колеи. - Мне уже за сорок. В танцах, когда у тебя выдался удачный день, ты должна уступать дорогу.
   - Но вы хорошо стареете.
   Это было странное замечание от незнакомки. - Там, наверху, моя сестра.
   - Да, Лиета. На десять лет моложе. Но вы все равно можете бросить ей вызов.
   Файя повернулась, чтобы получше рассмотреть женщину. - Не хочу показаться грубой, но...
   - Но я, кажется, знаю о вас больше, не так ли? Не хочу ставить вас в невыгодное положение. Меня зовут Люру Парц.
   Файя внимательно посмотрела на него. - Я думала, что знаю всех Парцев в Порт-Соле.
   - Несмотря на это, мы родственники. Я... двоюродная бабушка, дорогая. Думай обо мне именно так.
   - Вы здесь живете?
   - Нет, нет. Я такая же временная, как и все мы. Все проходит, вы знаете, все меняется. - Она махнула рукой, указывая на амфитеатр. Ее жесты были плавными, экономными в использовании времени и пространства. - Взять это место. Вы знаете его историю?
   Файя пожала плечами. - Я никогда об этом не задумывалась. Это естественный кратер?
   Люру покачала головой. - Нет. Здесь, прямо на том месте, где мы сидим, родился космический корабль, топливо для которого добывалось изо льда. Это был величайший из всех кораблей, который назывался "Великий северянин".
   - Вы много знаете об истории, - немного раздраженно сказала Файя. Коалиция, заботящаяся о будущем человечества, не одобряла любую одержимость воспоминаниями об утраченных героических днях.
   Люру только пожала плечами. - У некоторых из нас долгая память.
   По залу пронесся трескучий, рвущийся звук, и бледно-голубой туман окутал куполообразное небо. И вот уже образовались первые ореолы, светящиеся дуги и кольца вокруг самых ярких звезд и особенно вокруг самого солнца, свет, рассеянный в воздухе, наполненном крошечными ледяными призмами. Толпа снова ахнула.
   - Какой прекрасный эффект, - сказала Люру.
   - Но это всего лишь вода, - заметила Файя.
   Так оно и было. Верхние слои воздуха под куполом были очень холодными, намного ниже точки замерзания. При таких температурах можно было просто плеснуть в воздух воды, и она самопроизвольно замерзала. Капля воды быстрее замерзала снаружи, но лед был менее плотным, чем вода, и когда замерзала центральная часть, она расширялась и разрушала внешнюю оболочку. Таким образом, воздух внезапно наполнился крошечными бомбочками.
   На этом ледяном спутнике холод был сырьем для творчества.
   Началось главное действо. Один за другим танцоры спрыгивали со своих платформ. Им не разрешалось использовать вспомогательные средства; в условиях низкой гравитации они двигались по простым параболам, которые изгибались от одной плавучей платформы к другой. Но искусство заключалось в выборе этой параболы среди изменчивых, дрожащих ледяных ореолов, которые, конечно же, были невидимы танцорам, и в том, как вы кружились, поворачивались, ловили звезды и плавали на этом фоне.
   Когда один танцор за другим проходили под куполом, по всему амфитеатру прокатывались аплодисменты. Воздух над центральной ареной был заполнен светящимися цифрами и виртуальными гистограммами; голосование уже началось. Но когда крошечные человеческие фигурки, обнаженные и гибкие, вызывающе закружились на фоне звезд, сама красота танца заставила многих зрителей замолчать.
   Вот, наконец, и сама Лиета, готовая к нескольким секундам полета, ради которых она тренировалась четыре года. Файя вспомнила, каково это было раньше: нервозность, когда ее тело пыталось воспарить, а затем радостное возбуждение, когда ей это удавалось еще раз.
   Файя заметила, что Лиета хорошо стартовала, ее трасса была выбрана удачно. Но ее движения были скованными, в них отсутствовала плавная грация ее соперниц. Лиете, ее младшей сестре, было уже тридцать лет, и она была одной из самых взрослых в этой области, и внезапно это стало заметно.
   В центре арены скопилось множество отметок Лиеты. Высший балл был бы ярко-зеленым, но планки Лиеты были испещрены желтыми крапинками. Появилось изображение верхней части тела и головы Лиеты; она храбро улыбалась в ответ на оценки.
   - В ее волосах появилась седина, - пробормотала Люру. - Посмотрите на морщинки вокруг ее глаз, рта. Вы повзрослели раньше, чем ваша сестра, которая младше вас на десять лет. Но на самом деле вы постарели меньше. В ваших волосах нет седины.
   Файя не знала, что ответить. Она смущенно отвела взгляд.
   - Расскажите мне, почему вы бросили танцевать. Ваши выступления не пошли на спад, не так ли? Вам казалось, что вы могли бы продолжать вечно. Это правда? Но что-то вас беспокоило.
   Файя раздраженно повернулась к ней. - Послушайте, я не знаю, чего вы хотите...
   - Это шок, когда видишь, как они стареют рядом с тобой. Я помню, как это случилось со мной в первый раз - конечно, давным-давно. - Она холодно усмехнулась.
   - Вы меня пугаете. - Файя произнесла это достаточно громко, чтобы люди уставились на нее.
   Люру встала. - Я такая же, как вы, Файя Парц. Мы одной крови. Вы знаете, о чем я говорю. Когда вам понадобится меня увидеть, вы сможете меня найти.
  
   Файя ждала на своем месте, пока танец не закончился и зрители не разошлись. Она даже не попыталась найти Лиету, как они договаривались. Вместо этого она сама поднялась под купол.
   Она стояла на краю самой высокой платформы. Далеко внизу амфитеатр был похож на яму, но она не боялась высоты. Звездное небо за куполом было огромным, нечеловеческим. И сквозь едва заметное мерцание стенок купола она могла видеть четко очерченный горизонт этого маленького ледяного мира.
   Она закрыла глаза, представляя себе узор из ореолов, такой же, каким он был, когда Лиета отправлялась в космос. А потом подпрыгнула.
   Несмотря на то, что у нее не было зрителей, ее оценивали автоматизированные системы. Она обнаружила, что столбики светятся непрерывным зеленым светом. Она получила отличную оценку. Если бы участвовала в соревновании с ребятами вдвое моложе ее, то победила бы.
   Она знала, о чем говорила Люру. Конечно, знала. В то время как другие старели, даже ее собственная сестра, она оставалась молодой. Все было очень просто. Проблема была в том, что это начинало проявляться.
   И это было незаконно.
  
   Домом Файи был дворец из металла и льда, который она делила со своей большой семьей. Это место, одно из самых престижных в Порт-Соле, было куплено на деньги, заработанные ею на танцах.
   Здесь жила ее мать. Спине Парц было за шестьдесят; ее седые, растрепавшиеся спереди волосы были собраны на затылке в строгий пучок.
   А в ожидании Файи здесь находился комиссар, представитель Комиссии по установлению исторической правды. Первоначально комиссия была учреждением по выявлению коллаборационистов кваксов, но постепенно превратилась в полицию Коалиции, правительства Солнечной системы. У этого комиссара была бритая голова и простая мантия до пола.
   Все боялись комиссаров. Прошло всего несколько поколений с тех пор, как корабли Коалиции прибыли в Порт-Сол, чтобы силой заключить его в смертельные объятия нового правительства. Но почему-то Файя не удивилась, увидев его; очевидно, именно сегодня для нее все разрешилось.
   Комиссар встал и повернулся к ней лицом. - Меня зовут Анк Сул.
   - Я не старею, не так ли?
   Казалось, ее прямота застала его врасплох. - Я могу вас вылечить. Не бойтесь.
   Ее мать Спина задумчиво сказала: - Я знала, что ты особенная, даже когда ты была совсем маленькой, Файя. Ты была бессмертным ребенком, рожденным среди смертных. Я поняла это, когда держала тебя на руках. И ты была прекрасна. Мое сердце пело, потому что ты была прекрасна и хотела жить вечно. Ты была прекрасна.
   - Почему ты мне ничего не сказала?
   Спина выглядела усталой. - Потому что я хотела, чтобы ты сама во всем разобралась. С другой стороны, я никогда не думала, что это займет у тебя до сорока лет. - Она улыбнулась. - Ты никогда не была самым ярким кристалликом в снежинке, не так ли, дорогая?
   Гнев Файи растаял. Она обняла мать. - Великая семейная тайна...
   - Я увидела правду, которая пробивалась сквозь тебя. У тебя всегда были проблемы с отношениями с мужчинами. Они становились слишком старыми для тебя, не так ли? Когда ты молода, даже незначительного отдаления достаточно, чтобы испортить отношения. И...
   - И у меня не было детей.
   - Ты все откладывала это. Твое тело знало, любимая. И теперь твой разум тоже знает.
   - Вы должны понять ситуацию, - серьезно сказал Сул.
   - Я понимаю, что у меня неприятности. Бессмертие незаконно.
   Он покачал головой. - Вы жертва преступления, совершенного столетия назад.
   Во всем виноваты кваксы, как и во многом другом. Во время своей оккупации Земли кваксы наградили тех, кто сотрудничал с ними, средствами для борьбы со старением. Кваксы, мастера нанотехнологических преобразований, изменили геномы людей.
   - После падения кваксов выжившие коллаборационисты и их дети получили дар смерти. - Комиссар сказал это без иронии.
   - Но, очевидно, получили не для всех нас, - сказала Файя.
   Сул сказал: - Чистка генома была несовершенна. После столетий оккупации у нас не было технологии. В каждом поколении происходят обратные события.
   - Обратные события. Бессмертные, рожденные смертными людьми.
   - Да.
   Файя оцепенела. Как будто он говорил о ком-то другом. - Моя сестра...
   Ее мать сказала: - Лиета такая же смертная, как и я, каким был твой бедный отец. Это всего лишь ты, Файя.
   - Мы можем вылечить вас, - сказал Сул, улыбаясь. - Это будет совершенно безболезненно.
   - Но я могла бы оставаться молодой, - быстро сказала Файя. Она повернулась к Сулу. - Когда-то я была знаменита своими танцами. Даже на Земле знали мое имя. - Она махнула рукой. - Оглянитесь вокруг! Я сколотила состояние. Была лучшей. Взрослые двадцатипятилетние мужчины - вашего возраста, да? - ходили за мной по улице. Вы не представляете, каково это было, вы никогда не видели их глаз. - Она выпрямилась. - Я могла бы все это вернуть. Я могла бы иметь это вечно, не так ли? Если бы я открыто рассказала о том, кто я такая.
   Сул сухо сказал: - Коалиция не одобряет знаменитостей. В центре наших мыслей должен быть вид, а не личность.
   Ее мать покачала головой. - В любом случае, Файя, этого не может быть. Ты еще молода, ты не продумала все до конца. Когда-то я надеялась, что ты сможешь... спрятаться. Выжить. Но это было бы невозможно. Смертные не примут тебя.
   - Ваша мать права, - сказал Сул. - Вы бы всю жизнь красили волосы и скрывали лицо. Каждые несколько лет покидали бы свой дом. Иначе вас убили бы. Неважно, насколько красиво вы танцевали. - Он произнес это с абсолютной уверенностью, и она поняла, что он говорит по собственному опыту.
   - Мне нужно время, - резко сказала она и заставила себя улыбнуться. - Ирония судьбы, не правда ли? Точно так же, как мне дали столько времени, о котором только можно мечтать.
   Спина вздохнула. - Время для чего?
   - Поговорить. - Но не сказала, с кем, и ушла, прежде чем они успели отреагировать.
  
   - Мне почти двести лет, - сказала Люру Парц. - Я родилась в эпоху оккупации. Выросла, не зная ничего другого. И получила дар бессмертия от кваксов. Я уже жила, когда состоялось освобождение человечества.
   Они находились во флиттере, рассчитанном на двоих человек. Файя проворно вывела их на медленную орбиту вокруг Порт-Сола; пейзаж под ними простирался до самого горизонта. Здесь, в этой тесной кабине, они были одни в безопасности.
   Порт-Сол был объектом Койпера, похожим на огромное ядро кометы, обращающееся вокруг Солнца за орбитой Плутона. Маленький ледяной спутник был изрыт сотнями искусственных кратеров. Файя могла видеть остатки куполов, пилонов и арок, впечатляющую архитектуру в условиях микрогравитации. Но пилоны и изящные купола были разрушены, и осколки стекла и металла торчали, как сломанные кости. Все было порушено. Большая часть этой архитектуры была пережитком времен, предшествовавших оккупации. Кваксы никогда не появлялись здесь; во время их оккупации спутник был убежищем. Именно люди, силы молодой Коалиции, нанесли весь этот ущерб в своем идеологическом энтузиазме. Теперь, даже после десятилетий повторного заселения и реставрации, большинство старых зданий были закрыты, затемнены, а их поверхности покрывал тонкий слой инея.
   Люру сказала: - Знаете, что я вижу, когда смотрю вниз на этот пейзаж? Я вижу слои истории. Великий инженер Майкл Пул сам основал это место. Он построил великолепную систему червоточин, путей быстрого перемещения из миров внутренней системы. И, объединив Солнечную систему, здесь, на самом дальнем конце системы, ученики Пула использовали огромные горы льда для заправки межзвездных кораблей. Это было началом Первой экспансии человечества. Но затем люди приобрели гипердвигатель. - Она задумчиво улыбнулась. - Экономическая логика. Гиперкорабли могли улетать прямо из перенаселенного центра Солнечной системы, прямиком к звездам. Никому не были нужны огромные туннели-червоточины Пула или его могучие ледяные шахты. А потом появились кваксы, а затем Коалиция.
   - Но теперь Порт-Сол возродился.
   - Да. Потому что сейчас мы строим космические корабли поколений, великие живые корабли, жаждущие воды Порт-Сола. Слои истории.
   - Люру, почему я должна быть запятнана таким образом? Почему моя семья?
   - В Порт-Соле это обычное дело, - сказала Люру. - Относительно. Даже во время оккупации и преследований Коалиции бессмертные бежали во внешнюю систему - на спутники газовых гигантов, сюда, в заброшенное захолустье. Да, это было убежище бессмертных.
   - Я знаю. Вот почему Коалиция была такой жестокой.
   - Да. Многие бессмертные спаслись от вторжения Коалиции и бежали дальше. Как только приблизились корабли Коалиции, из льдов Порт-Сола поднялась стая звездолетов поколений под командованием бессмертных; никто не знает, что с ними стало. Но, видите ли, пока бессмертные были здесь, они потревожили генофонд, внеся свой вклад в долголетие. Неудивительно, что здесь появились такие атавизмы, как вы, и как вас называет Комиссия.
   - Люру Парц, я не знаю, что делать. Мне придется прятаться?
   - Да. Но вы не должны стыдиться этого. В нашем долголетии есть эволюционная логика. - Люру прижала кулак к сердцу. - Послушайте меня. До того, как мы стали людьми, когда мы были животными, мы умирали после окончания нашего репродуктивного возраста, как животные. Но затем, по мере эволюции, мы изменились. Мы продолжали жить еще долгое время после того, как прекратилась плодовитость. Знаете почему? Чтобы бабушки могли помогать своим дочерям растить следующее поколение. И именно так мы победили других животных и стали хозяевами Земли - благодаря долголетию. Бессмертие полезно для человечества, даже если оно об этом не подозревает. Вы должны спрятаться, Файя. Но вы не должны стыдиться того, кто вы есть.
   - Я не хочу прятаться.
   - У вас нет выбора. Коалиция планирует новое будущее для человечества, экспансию к звездам, которая будет продолжаться вечно. Старому не будет места. Но, конечно, это всего лишь новейшая рационализация. Люди всегда сжигали ведьм.
   Файя не знала, что такое ведьма.
   И тут в воздухе перед ней застыло виртуальное лицо матери Файи, принесшей плохие новости о Лиете.
  
   Файя и Спина сидели, прижавшись друг к другу. К этому времени они перестали плакать и снова приняли Анка Сула, комиссара.
   - Я не понимаю, - сказала Файя. Это была невыносимая краткость - несколько танцев, вспышка красоты и радости, а затем пыль. И почему ее сестра умерла так внезапно именно сейчас, почему ее жизнь оборвалась именно тогда, когда перед Файей открылась перспектива вечности? - Почему Лиета? Почему сейчас?
   Сул сказал: - Во всем виноваты кваксы. Фараоны никогда не размножались правильно. Многие из их отпрысков умирали молодыми или их развитие останавливалось в неподходящем возрасте, так что бессмертие оставалось в распоряжении захватчиков. Как видите, кваксы всегда контролировали ситуацию.
   Файя осторожно произнесла: - Комиссар, я думаю, что в глубине души всегда буду подозревать, что вы допустили эту смерть, чтобы взять меня под контроль.
   Его глаза были пустыми. - Комиссия по установлению исторической правды не нуждается в таких средствах.
   Спина схватила дочь за руки. - Пройди курс лечения от бессмертия, дорогая. Это безболезненно. Перенеси это, и ты будешь в безопасности.
   - Ты могла бы отправить меня на обследование еще ребенком. Тогда меня можно было бы вылечить. Я даже не должна была знать.
   Сул сухо сказал, - Значит, вы бы скорее винили свою мать, чем кваксов. Как это по-человечески.
   Лицо Спины исказилось. - О, любимая, как я могла отнять у тебя такой подарок, даже чтобы защитить тебя?
   - Это ваше решение, - сказал Сул.
   - Так всегда должно было быть, - сказала ее мать.
  
   Она снова отправилась на орбиту с Люру Парц, в поисках уединения.
   Вот так и будет со мной отныне, - подумала она. - прятаться от людей. Я буду одной из горстки бессмертных компаньонов, таких же, как эта скрюченная, согбенная Люру, которые стоят здесь, как неизменные скалы, посреди ландшафта из увядающих цветов.
   Или это, или смерть.
   - Мне невыносима мысль о том, что я буду видеть, как они все стареют и умирают рядом со мной. Навсегда.
   Люру кивнула. - Я знаю. Но вы недостаточно масштабно мыслите, дитя. На достаточно большом отрезке времени все так же мимолетно, как один из ваших танцевальных ореолов. Что ж, возможно, мы даже доживем до того, чтобы увидеть, как сами звезды оживают, тускнеют и умирают. - Она улыбнулась. - Звезды похожи на людей. Видите ли, даже звезды приходят и уходят. Они умирают в огне или меркнут, как последние лучи солнца, но вы ведь никогда не видели заката, не так ли? Слава всегда недолговечна, но все равно она того стоит. И вы будете помнить о славе и заставлять ее жить дальше. Это ваше предназначение, Файя.
   - Это мое бремя, - уныло произнесла она.
   - У нас великие проекты, большие амбиции, которые не укладываются в голове у других. Пойдемте со мной.
   Файя неуверенно протянула руку, Люру пожала ее. Ее кожа была холодной.
   - Мне придется попрощаться...
   - Не прощаться. До свидания. Привыкайте к этому.
   Перед тем как они уехали, она в последний раз посетила амфитеатр. И, хотя знала, что никогда больше не позволит никому смотреть на нее, она танцевала и танцевала, пока сияли ожидающие звезды.
  
   Несмотря на то, что Коалиция усилила свой контроль над человечеством и продолжила свою отвратительную зачистку Солнечной системы, она предприняла новый рывок к звездам.
   Третья экспансия человечества была самой энергичной и, движимая новой идеологией Хамы Друза, самой целенаправленной.
   Я и такие, как я, старались держаться подальше от двигателей истории.
   По мере развития экспансии человечество вновь столкнулось с инопланетными расами и вновь включилось в более широкую галактическую историю. Лишь немногим более восьмидесяти лет спустя после освобождения от кваксов произошел первый контакт, имевший разрушительное значение.
  
  
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ВОЙНА С ПРИЗРАКАМИ

  
  

СЕРЕБРЯНЫЙ ПРИЗРАК

  
   5499 г. н.э.
  
   Минда даже не успела заметить вулканический столб, как он поглотил ее флиттер.
   Внезапно хрупкое суденышко начало переворачиваться с боку на бок, завыли и замигали сигналы тревоги, все его датчики отключились. Но для Минды, которая ничего не чувствовала благодаря инерционной подвеске своей кабины, это было просто световое шоу, виртуальная игра, не имеющая к ней никакого отношения.
   Всего через несколько секунд после того, как она попала в облако пепла, флиттер перевернулся и врезался в невероятно твердую землю. Заскрипел сминаемый металл. Затем отказала инерционная подвеска. Минда вылетела из кресла и ударилась головой о крышу кабины.
   Погрузившись во внезапную тишину, распростертая на перевернутом потолке, она обнаружила, что смотрит в окно. Пейзаж скрывали клубы пара. Это был воздух, - подумала она, как в тумане. - Застывший воздух этого мира, Снежка, превратился в пар от остаточного тепла флиттера.
   Все, о чем она могла думать, это о том, что сказала бы ее руководитель. Ты облажалась, сказала бы ей Брин. Ты не заслуживаешь того, чтобы выжить. И вид станет сильнее после твоего устранения.
   Мне пятнадцать лет. Я сильная. Я еще не умерла. Я покажу ей.
   Она потеряла сознание.
  
   Возможно, она ненадолго очнулась. Ей показалось, что она услышала голос.
   - ...Вы гомеотермичны. То есть ваше тело пытается поддерживать постоянную температуру. Это обычная стратегия управления теплом. У вас есть внутреннее горячее ядро, которое, по-видимому, включает в себя органы пищеварения и нервную систему, и внешняя более холодная оболочка, состоящая из кожи, жира, мышц и конечностей. Внешняя оболочка служит буфером между внешним миром и ядром. Понимание этого базового механизма должно помочь вам выжить...
   Сквозь окно, в промежутках между порывами клубящегося тумана, она заметила какое-то движение: плавный изгиб, легко скользящий мимо обломков, искаженное изображение покореженной металлической массы. Конечно, это не могло быть реальностью. В этом холодном мире ничто не двигалось.
   Когда она окончательно проснется, ей будет больно. Она закрыла глаза.
  
   Когда она больше не могла оставаться без сознания, то с облегчением обнаружила, что может двигаться.
   Осторожно выбралась из-под покореженной потолочной панели. Ощупала свои конечности и спину. Казалось, не нашла ничего более серьезного, чем ушибы, скованность движений и растяжение мышц.
   Но она уже замерзла. И у нее усилилась головная боль, которая, казалось, была хуже, чем грохот, который она услышала при приземлении.
   Ее кабина превратилась в шар, в котором она едва могла встать. Единственным источником света была тусклая красная лампочка аварийного освещения. Она быстро поняла, что у нее нет связи, даже радиомаяка, который мог бы сообщить о ее местонахождении, а энергии было совсем немного. Большинство систем корабля, по-видимому, были неисправны - во всяком случае, все важные. Не было ни отопления, ни обновления воздуха; возможно, ей повезло, что усиливающийся холод разбудил ее до того, как растущая влажность воздуха окончательно погрузила ее в сон.
   Но она застряла здесь. Села на пол, подтянув колени к груди.
   Все это казалось слишком суровым наказанием за то, что, в конце концов, было довольно незначительным нарушением дисциплины.
   Ладно, Минде не следовало брать флиттер для осмотра достопримечательностей вокруг мерцающего изгиба нового мира. Ладно, ей не следовало лететь в одиночку, а нужно было остановиться и придерживаться плана полета. Ладно, ей не следовало пролетать так низко над разрушенным городом.
   Но факт оставался фактом: после трех долгих лет миграционного бегства с Земли - трех лет, составляющих пятую часть всей ее жизни, - она влюбилась в эту странную, одинокую, замерзшую планету, как только подплыла к ней сквозь лишенное солнца пространство. Она сидела, как приклеенная, перед виртуальными изображениями своего нового дома, прослеживая океанское дно с его застывшими ледяными покровами, континенты, покрытые сверкающим инеем, и слабые, почти стертые намеки на города и дороги, следы исчезнувших прежних обитателей этого несчастного места. Остальных в ее группе больше интересовали виртуальные видения будущего, когда новые искусственные солнца будут выведены на орбиту вокруг этого пустынного камешка. Но Минду очаровал сам Снежок - такой, каким он был, здесь и сейчас, в мире, глубоко замороженном на миллион лет.
   Когда флот сплайнов неуклюже вышел на орбиту, когда она присутствовала на церемониях, посвященных заявлению прав на эту планету от имени человечества и Коалиции, ей захотелось прогуляться по сияющим землям, погруженным в тишину, которой она никогда не знала в многолюдных агломерациях Земли.
   Вот почему, всего через неделю после высадки первого человека на Снежок, она попала в такую переделку.
   Что ж, она не могла здесь оставаться. С неохотой она поднялась на ноги.
  
   Стоило дернуть за застежку, и подушка сиденья превратилась в спасательный скафандр. Он был толстым и стеганым, с автономной подачей воздуха и вшитой сеткой нагревательных элементов и легких элементов питания. Она закрылась в нем. Чистый воздух обдувал ее лицо, а ограниченные медицинские возможности скафандра ощупывали поврежденные мышцы.
   Ей пришлось активировать взрывные болты, чтобы открыть люк. Остатки воздуха из флиттера хлынули в черно-серебристый пейзаж, и кристаллы инея аккуратными параболами упали на покрытую льдом землю. Несмотря на то, что она была закутана в свой скафандр, почувствовался пробирающий ее озноб.
   И когда пар замерз, она снова увидела странное внезапное движение - поверхность, похожую на мыльный пузырь или кривое зеркало, - ее отражение, серебристую фигуру, стоящую в дверном проеме, ее силуэт в красноватом свете. Изображение исчезло.
   Это было все равно, что увидеть привидение. Этот мир смерти, возможно, полон привидений. Мне следовало бы испугаться, - подумала она. - Но я отвлекаюсь от извержения вулкана и крушения флиттера. Все по порядку, Минда. - Она неуклюже пролезла через покореженный при падении люк.
   Обнаружила, что стоит в сугробе рыхлого, пушистого снега, который доходил ей до колен. Под снегом была более твердая поверхность: возможно, водяной лед или даже голый камень. Там, где ее скафандр касался снега, вокруг нее клубился пар.
   Слева от нее над горизонтом возвышался вулкан, извергая отвратительные черные клубы дыма, которые заслоняли звезды. А справа, в неглубокой долине, она разглядела строения - низкие разрушенные стены, возможно, переплетение улиц. Все было кристально чистым: ни один туман не портил вид на этот мир, где каждая молекула атмосферы лежала инеем на земле. Небо было черным и без единого луча солнца, но все же оно выглядело гораздо более переполненным, чем небо Земли, потому что здесь, на краю огромной межзвездной пустоты, известной как Местный пузырь, находились близкие и слепящие глаза горячие молодые звезды созвездия Скорпиона.
   Пейзаж, ради которого она позаимствовала флиттер, был великолепен. И все же это было смертельно: каждая струйка газа у ее ног была памятником потерянному теплу. Ее пальцы на руках и ногах уже онемели, и сгибать их было больно.
   Она обошла место крушения. Флиттер вырыл собой траншею. И, разбившись, он позволил себе взорваться, нарушив свою структурную целостность, чтобы сохранить пузырь жизни в своем сердце - чтобы защитить ее. В конечном итоге аппарат превратился в грубую, смятую сферу. Теперь он больше ничего не мог ей дать.
   Срок действия ее скафандра истечет не более чем через несколько часов. У нее не было возможности сообщить Брин, где она находится, - они, вероятно, еще даже не хватились ее. И она, и ее флиттер были не более чем булавочной иголкой на фоне мира, такого же большого, как Земля.
   Она с удивлением подумала, что умрет здесь. Она произнесла это вслух, пытаясь воплотить в реальность. - Я умру. - Но она была Миндой. Как она могла умереть? Продолжится ли история после нее? Устремится ли человечество за пределы Земли неудержимой колонизационной волной, которая прокатится далеко за пределы этого одинокого форпоста, где ее имя - не более чем незначительная сноска, первый человек, погибший в новом мире? - Я еще ничего не сделала. У меня даже секса как следует не было...
   Перед ней вздулась огромная, посеребренная кожа, и нейтральный голос произнес ей на ухо:
   - Как и у меня, кстати, тоже.
   Это был какой-то серебряный призрак.
   Она вскрикнула и упала навзничь в снег.
  
   Посеребренная игрушка, около двух метров в диаметре, парила в метре над землей, как огромная капля ртути. И была настолько идеально отражающей, что казалось, будто она вообще ничего не видит: только отражение обломков флиттера и ее собственного распростертого тела, как будто кусочек мира был вырезан и сложен пополам.
   И это серебристое, призрачное, не существующее на самом деле создание разговаривало с ней.
   - Местные формы жизни выходят из спячки, - произнес в ее наушниках ровный механический голос. - Ваше тепло питает их. Для них вы - короткое, неожиданное лето. Как очаровательно.
   Неуклюжая в своем толстом спасательном скафандре, подверженная ударам и странностям, она повернула голову, чтобы посмотреть.
   Снег вокруг нее таял, поднимаясь тонкими облачками пара, которые быстро замерзали и опадали обратно, так что она лежала в центре расширяющегося кратера, вырытого в мягком снегу. И в этом кратере было какое-то движение. Лед вокруг нее был окрашен в разные цвета: зеленый, фиолетовый и даже красный, пятна, похожие на лишайник, увеличивались на глазах. В трещинах льда извивалось нечто, похожее на червей. Она даже увидела, как из облака замерзшего воздуха высунулся крошечный цветок, раскрывая алый ротик.
   Охваченная отвращением, она с трудом поднялась на ноги. Когда ее тепло исчезло, формы жизни снова пропали. Цвета лишайниковых пятен поблекли, и этот единственный цветок закрылся, словно с сожалением.
   - Странная сцена, - сказал серебряный призрак. - Но это обычная тактика. Живущие здесь существа должны веками пребывать в неподвижности и безмолвии, ожидая, когда им подарит тепло вулканическая активность, или, возможно, даже столкновение с кометой. И в эти редкие, драгоценные моменты они живут и умирают, размножаются. Возможно, они даже мечтают о лучших временах в прошлом.
   Хотя Минда и проходила инструктаж по ориентации, проводимый Комиссией по установлению исторической правды, она никогда раньше не сталкивалась с инопланетянами. Она сжала кулаки. - Вы квакс?
   - ...Нет, - после некоторого колебания ответило существо. - Не квакс.
   - И кто тогда?
   Снова это колебание. - Мы никогда раньше не встречались. У вас нет имени для меня. Кто вы?
   - Я человек, - с вызовом сказала она. Она выпятила грудь; на ее скафандре был изображен зеленый тетраэдр. - И это наша планета. Вы увидите, когда мы разберемся с этим. Эти существа, эти цветы и черви, не могут конкурировать с нами.
   Призрак бесстрастно парил в воздухе. - Конкурировать?
   Она повернула голову, чтобы посмотреть на парящего призрака. - Все формы жизни конкурируют. Таков порядок вещей. - Но ощущение было такое, словно ее череп наполнился плещущейся жидкостью; она почувствовала, что падает вперед.
   - Постарайтесь держаться прямо, - сказал призрак ровным голосом. - У вас плохая изоляция. Чтобы уменьшить теплопотери, вы должны свести к минимуму контакт вашей поверхности со льдом.
   - Я не нуждаюсь в ваших советах, - проворчала она. Но изо рта у нее шел пар, а в уголках лицевого щитка появились крошечные морозные узоры. Холод пронзал ее нос, рот и глаза.
   Призрак сказал: - Ваше тело - это мешок с жидкой водой. Предполагаю, что вы происходите из мира с высокими температурами окружающей среды. Я, однако, родом из мира холода.
   - Откуда?
   Поверхность парящего шара была безликой, но, тем не менее, у нее сложилось впечатление, что он вращается. - К центру Галактики. - Что-то непереводимое. Расстояние? - А ваше?
   Она знала, как отсюда найти солнце. Минда преодолела сто пятьдесят световых лет, оказавшись на краю огромного колонизационного пузыря, называемого Третьей экспансией, к ярким молодым звездам Скорпиона и Южного Креста. Теперь эти ослепительные маяки были легко различимы в небе над ее головой, словно драгоценные камни на фоне более светлого неба в центре Галактики. Чтобы найти дом, ей нужно было всего лишь посмотреть в другую сторону, туда, откуда пришел огромный флот кораблей-сплайнов. Таким образом, Солнце, Земля и все знакомые планеты находились где-то у нее под ногами, скрытые толщей этой замерзшей скалы.
   Она никогда больше не увидит Землю, - внезапно с отчаянием подумала она, - и из-за того, что этот мир, состоящий из ледяных глыб, оказался повернут в эту сторону, а не в ту, она никогда не увидит даже тусклого, ничем не примечательного клочка неба, где находится Земля.
   Не задумываясь, она поймала себя на том, что смотрит в ту сторону. Она резко подняла голову. - Я не должна вам говорить.
   - А, конкуренция?
   Призрак как-то издевался над ней? Она резко спросила: - Если мы никогда раньше не встречались, как я могу вас понимать?
   - На вашем корабле есть коробка-переводчик. Коробка понимает оба наших языка. Она сделана по технологии скримов.
   Минда даже не знала, что ее флиттер оснащен коробкой-переводчиком. - Это устройство создано человеком, - сказала она.
   - Нет, - мягко сказал призрак. - Скримами. Мы никогда раньше не встречались, но, очевидно, скримы встречались с нашими двумя видами. Иронично. Это странный пример непреднамеренного сотрудничества между тремя видами: скримами, вашим видом и моим.
   Скримы были первой внеземной расой, с которой столкнулось человечество. Они также были первыми, кто подчинил Солнечную систему; кваксы вскоре после этого стали вторыми. Минда выросла, понимая, что Вселенная полна инопланетных рас, враждебных человечеству. Она огляделась по сторонам. Были ли там еще серебристые призраки, пересекающие безмолвные равнины, или их совершенная зеркальность делала их невидимыми для ее нетренированного глаза? Она старалась не выдать своего страха.
   Она осторожно спросила: - Вы один?
   - У нас здесь большая колония. - Снова это странное колебание. - Но я тоже застрял в этом месте. Я приехал, чтобы исследовать город.
   - И вас застал врасплох вулкан?
   - Да. Что еще хуже, мое расследование не способствовало достижению целей колонии. - Она почувствовала, что он изучает ее. - Вы дрожите. Ваше тело знает, что теряет тепло быстрее, чем восстанавливается. Рефлекторная дрожь задействует многие мышцы, увеличивая выработку тепла за счет сжигания топлива. Это краткосрочная тактика, но...
   - Вы много знаете о человеческом теле.
   - Нет, - ответило оно. - Я много знаю о тепле. Я подготовлен к тому, чтобы выживать в этом теплоотводящем ландшафте в течение длительного времени. А вот вы - нет.
   Это было так, словно руководитель группы Брин читала ей лекцию о бесконечной борьбе, которая является единственным будущим для человечества. Мы не можем быть слабыми. Кваксы сочли нас слабыми. Они поработили нас и почти начисто стерли наш разум. Если мы не приспособлены к этому новому миру, мы должны привести себя в порядок. Все, что нужно. Потому что выживают только сильнейшие. Если она позволит себе умереть на глазах у этого загадочного серебряного призрака, она уступит новый мир инопланетной расе.
   Повинуясь импульсу, она направилась в неглубокую долину, к античному городу. Возможно, там было что-то, что она могла бы использовать, чтобы подать сигнал или выжить.
   Серебряный призрак последовал за ней. Он плыл над землей с плавной, неестественной легкостью; это движение не было ни биологическим, ни механическим, и оно не казалось ей тревожащим.
  
   Она протолкалась сквозь густой снег. Холод, казалось, поселился в ее легких, и когда она заговорила, ее голос дрожал от озноба.
   - Почему вы здесь? Что вам нужно от Снежка?
   - Мы, - нерешительная пауза, - исследователи. Этот мир для нас как лаборатория. Видите ли, это редкое место, потому что столкновения звезд, подобные тем, которые погрузили этот мир во тьму, происходят редко. Мы проводим эксперименты в области физики низких температур.
   - Вы говорите об абсолютном нуле. Все знают, что абсолютного нуля достичь невозможно.
   - Возможно, и нет. Но путешествие интересное. Вселенная была горячей, когда родилась, - мягко сказал призрак. - Очень горячей. С тех пор она расширялась и медленно остывала. Но в ней все еще сохранилось немного того первобытного тепла. В будущем станет еще холоднее. Мы хотим знать, что произойдет тогда. Например, кажется, что при очень низких температурах квантовые волновые функции, которые определяют положение атомов, расширяются во много раз по сравнению с их нормальным размером. Материя конденсируется в новую желеобразную форму, в которой все атомы находятся в одинаковом квантовом состоянии, как если бы были в лазере...
   Минда не хотела признаваться, что ничего в этом не понимает.
   Призрак сказал: - Видите ли, мы стремимся изучать материю и энергию в таких конфигурациях, которые, возможно, никогда прежде не встречались за всю историю Вселенной.
   Она карабкалась по низким разрушенным стенам, стараясь не касаться рук и ног, которые ныли от холода. - Странная мысль.
   - Да. Откуда материя знает, что делать, если она никогда не делала этого раньше? Задавая такие вопросы, мы исследуем границы реальности.
   Она остановилась, тяжело дыша, и посмотрела на парящего призрака. - И это все, чем вы занимаетесь, эта физика? У вас есть семья?
   - Это... сложно. Скорее да, чем нет. А у вас?
   - У нас есть группы. Я познакомилась со своими родителями до того, как ушла из дома. Они также присутствовали при моем именовании, но я этого не помню. Вы занимаетесь музыкой?
   - Скорее да, чем нет. У нас есть и другие виды искусства. Скажите, почему вы здесь?
   Она нахмурилась. - У нас есть право быть здесь. - Она обвела рукой небо. - Когда-нибудь люди доберутся до каждой звезды на небе и будут жить там.
   - Почему?
   - Потому что, если мы этого не сделаем, это сделает кто-нибудь другой.
   - И это все, чем вы занимаетесь? - спросил призрак. - Летаете к звездам, строите города и конкурируете?
   - Нет. У нас есть музыка, поэзия и другие занятия. - Защищаясь, она продолжала брести по глубокому снегу. - Скоро мы изменим этот мир. Мы собираемся преобразовать его. - Ей пришлось объяснить, что это значит. - Это будет героический проект. Он потребует тяжелой работы, изобретательности и настойчивости. Кроме того, мы привезли с собой существ, которые привыкли к холоду. Мы нашли их на ледяном спутнике, расположенном далеко от нашего солнца, в месте под названием Порт-Сол. Вместо крови у них жидкий гелий. Теперь мы их выращиваем. Они могут жить здесь даже до терраформирования.
   - Как замечательно. Но здесь уже живут существа.
   - Мы поместим их в контейнеры, - сказала Минда. - Или в зоопарки.
   - Мы, такие, как я, можем жить здесь, в этом холодном мире, не делая его теплым.
   - Тогда вам придется уйти, - отрезала она.
   Она добралась до окраины города.
   Это была решетчатая конструкция из фундаментов и низких стен, наполовину погребенная под слоем твердого, как камень, водяного льда и замерзшего воздуха. Здания и дороги, казалось, были выстроены в виде переплетающихся шестиугольников, что совершенно не походило на тесный, органичный, основанный на кругах дизайн современных агломераций на Земле или прямоугольную планировку многих более старых человеческих поселений, существовавших до эпохи кваксов.
   Когда она шла по тому, что, возможно, когда-то было улицей, боль в ее руках и ногах, казалось, сменилась зловещим онемением.
   Призрак, казалось, заметил это. - Вы продолжаете терять тепло, - сказал он. - Дрожи больше недостаточно, чтобы согреть вас. Теперь ваше тело отводит тепло от конечностей к сердцу. Ваши конечности коченеют...
   - Заткнись, - прошипела она.
   Она нашла выступающий из-под толщи льда фрагмент стены высотой по пояс. Она провела по нему перчаткой; рыхлый снег осыпался, обнажив поверхность, похожую на простой кирпич. Но от ее прикосновения он рассыпался, возможно, от мороза.
   Она вошла в помещение, которое, возможно, когда-то было комнатой, - пространство, ограниченное шестью разрушенными стенами. Хотя здесь было много комнат, расположенных рядом, как пчелиные соты, ближе, чем было бы удобно для людей, трудно было поверить, что обитатели этого места так сильно отличались от людей.
   Ей стало интересно, как здесь было раньше.
   Когда-то Снежок был похож на Землю. Тут были континенты, океаны воды и жизнь, основанная на органической химии углерода, кислорода и воды, как и у земной жизни, и это помогло создать атмосферу из кислорода и азота, не так сильно отличающуюся от земной. И здесь были люди: люди, которые строили города, дышали воздухом и, возможно, смотрели на звезды.
   Но долгий день этого мира был нарушен.
   Его солнце случайно столкнулось с другой звездой. Минда знала, что это было несчастливое, маловероятное событие; вдали от центра Галактики звезды были разбросаны очень редко. Когда незваный гость проник в упорядоченное сердце домашней системы этого мира, там, должно быть, произошли огромные приливы, океанские волны, превратившие города в пыль, и землетрясения, вызвавшие прогиб самой скалистой коры.
   А затем, при самом близком приближении зловредной звезды, Снежок вылетел из сердца его системы.
   Родное солнце неуклонно удалялось. Лед с полярных шапок распространялся по суше и океанам, пока большая часть планеты не покрылась толстым слоем твердеющего водяного льда. Наконец, с неба начал падать сам воздух, жидкий кислород и азот стекали по замерзшим речным долинам и скапливались на поверхности огромных ледяных щитов, образуя более мягкий снег толщиной в несколько метров.
   Ей стало интересно, что стало с аборигенами. Неужели они ушли под землю, в пещеры? Может быть, они вообще покинули свою планету - возможно, даже мигрировали в новые миры, окружающие гибнущую звезду?
   - Этот мир сам по себе не лишен внутреннего тепла, - тихо произнес призрак. - Сердце планеты такого размера вряд ли заметит потерю своего солнца.
   - Вулкан, - глухо произнесла Минда.
   - Да. Это одно из проявлений. А выходы горячего вещества на расширяющемся морском дне даже не позволили замерзнуть нижним слоям океана. Мы полагаем, что там все еще могут существовать активные формы жизни, питающиеся геотермальным теплом планеты. Но они, должно быть, научились выживать без кислорода...
   - А у вас в мире есть такое? Сильная жара, вода подо льдом?
   - Да. Но мой мир мал и холоден; давным-давно он утратил большую часть своего внутреннего тепла.
   - Мир, из которого я родом, больше, чем эти замерзшие руины, - сказала она, широко разводя руками. - В нем много тепла. И это двойной мир. Там есть Луна. Держу пари, что даже Луна больше, чем ваш мир.
   - Возможно, так оно и есть, - сказал призрак. - Это, должно быть, замечательное место.
   - Да, это так. Лучше, чем в вашем мире. Лучше, чем здесь.
   - Да.
   Она очень устала. Она, казалось, не испытывала ни голода, ни жажды. Ей стало интересно, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз ела. Она уставилась на замерзший воздух вокруг, пытаясь вспомнить, зачем она сюда пришла. Внезапно ее осенила идея.
   Она встала на колени. Она чувствовала, как ромбовидная сетка нагревательных элементов костюма впивается в ее ноги. Она разгребла рыхлый снег, но под ним был только слой твердого водяного льда.
   - Здесь ничего нет, - глухо произнесла она.
   - Конечно, нет, - мягко сказал призрак. - Приливы смыли все это.
   Она начала собирать в охапки рыхлый снег. Большая его часть растаяла и испарилась, но постепенно она соорудила из него холмик в центре комнаты.
   - Что вы делаете?
   - Может быть, я смогу дышать этим. - Она мало что знала о системах флиттера. Может быть, там был какой-нибудь бункер, в который она могла бы запихнуть этот замороженный воздух.
   Но призрак снова заговорил с ней, его голос был нежным, но настойчивым и нежеланным. - Ваш организм продолжает справляться с кризисом. Углеводы, которые обычно питают ваш мозг, сейчас сжигаются для выработки большего количества тепла. Ваш истощенный голодом мозг замедляется, у вас плохая координация движений. На ваши суждения нельзя положиться.
   - Мне все равно, - проворчала она, хватая ртом холодный воздух.
   - Ваш план вряд ли увенчается успехом. Ваша биология нуждается в кислороде. Но основная часть этого снега - азот. И в нем есть микроэлементы, которые могут быть токсичными для вас. Есть ли на вашем судне системы фильтрации, которые...
   Минда провела рукой скафандра по воздуху, превратив его в облачко пара. - Заткнись. Заткнись.
   Она вернулась к флиттеру. Теперь ей казалось, что она сама парит, как призрак.
  
   Серебряный призрак рассказал ей о мире, из которого он пришел. Он был похож на Снежок, и в то же время это было не так.
   Когда-то мир призраков был похож на Землю, только меньше: голубое небо, желтое солнце. Но как только призраки обрели разум, их солнце испарилось, уничтоженное пульсаром-компаньоном. Это был более медленный процесс, чем гибель Снежка, но не менее смертоносный. Океаны замерзли, и жизнь сжалась в комок; эволюция отчаянно пыталась найти способы сохранить тепло.
   Затем в атмосфере начал выпадать снег.
   Призраки собрали вокруг себя своих симбиотов и сформировали с ними компактные серебристые сферы, каждое тело которых едва ли жалело о том, что на улице холодно. Наконец, облака отраженных форм жизни поднялись вверх. Коварное небо было закрыто, но каждая частичка внутреннего тепла планеты оказалась в ловушке.
   Минда гадала, правда ли это или просто какой-то миф о сотворении мира. Но тихие слова были успокаивающими.
   - Моя родная агломерация находится рядом с разрушенным городом. Немного похоже на это. Руины - это старый город, существовавший до оккупации. Он назывался Па-рис. Вы знали об этом?
   - Нет. Это, должно быть, замечательное место.
   Она обнаружила, что добралась до флиттера. Она так замерзла, что даже перестала дрожать. Было почти уютно.
   Она не могла лежать на земле. Но нашла способ использовать обломки флиттера, застрявшие во льду, чтобы держаться на ногах, не опираясь ни на что. Через некоторое время ей стало легче держать глаза закрытыми.
   - Ваше тело теряет способность к самообогреву. Вам необходимо найти внешний источник тепла. Вы скоро потеряете сознание...
   - Я учусь в восьмом классе, - прошептала Минда. - Знаете, каждые два года приходится менять группу. Но меня выбрали в новую группу. Мне пришлось пройти тесты. Мою лучшую подругу зовут Джану. Она не смогла пойти со мной. Она все еще на Земле... - Она улыбнулась, подумав о Джану.
   Она почувствовала, что ее шатает. Заставила себя открыть глаза, на ресницах затрещал иней. Увидела, что красивый, посеребренный пейзаж вокруг нее меняется. Она падала. Казалось, это больше не имело значения; по крайней мере, можно позволить расслабиться ее ноющим мышцам.
   Чей-то голос позвал ее: - Всегда берегите свое внутреннее тепло. Это самое важное, что у вас есть. Помните...
   Что-то было не так с серебряным призраком, она увидела это сквозь сверкающие кристаллы льда.
   Призрак распался на части. Его серебристая шкура отклеилась и превратилась в полуразумное одеяло. Одеяло неуклюже упало на мерзлую землю и поползло к ней.
   Она отпрянула, испытывая отвращение.
   То, что осталось от призрака, представляло собой массу чего-то похожего на органы и пищеварительный тракт, малиновое и фиолетовое, пульсирующее и корчащееся, уже сморщивающееся и темнеющее. И в центре обнаружилось нечто похожее на человеческое тело, подумала она, скользкое от бледно-розовой жидкости и свернувшееся, как зародыш. Но оно тоже быстро замерзало.
   Вокруг затихающих организмов на короткое время испарился замерзший воздух Снежка, образовав клубящийся туман. А дремлющие обитатели Снежка наслаждались бурным ростом: теперь это были не просто похожие на лишайники наросты и отдельные цветы, а своего рода миниатюрный лес, деревья, пробивающиеся сквозь лед и морозный воздух, тянущиеся к черному небу. Минда видела, как переплетаются корни, пробираясь сквозь трещины во льду в поисках тепла на более глубоких уровнях, возможно, даже жидкой воды.
   Но не прошло и нескольких секунд, как все было кончено. Тепло, которое призрак копил в течение неизвестной ей жизни, было потеряно для равнодушных звезд, и маленький местный лес замерз на месте еще на одно тысячелетие покоя. Затем воздух снова покрылся инеем.
   Наконец Минда упала.
   Но теперь под ней было что-то, гладкая темная простыня, которая могла уберечь ее ото льда. Она беспомощно рухнула на нее. Ее накрыло толстое, жесткое одеяло, закрывавшее звездное небо.
   Ей было не жарко, но и не становилось холоднее. Она улыбнулась и закрыла глаза.
   Когда она снова открыла глаза, звезды обрамляли корабль-сплайн, плывущий над головой, и озабоченное лицо ее руководителя, Брин.
  
   Сплайн поднялся высоко, и место крушения Минды превратилось в крошечную точку, деталь, затерявшуюся между очертаниями заброшенного города и огромной массой вулкана.
   - Наши сенсоры заметили движение растительности, - сказала Брин. Ее лицо было мрачным, голос усталым после долгих поисков. - Это и привлекло нас к тебе. Не твое тепло и даже не твоего призрака. Они были скрыты вулканом.
   - Возможно, призрак хотел, чтобы это произошло, - сказала Минда.
   - Возможно. - Брин взглянула на шкуру призрака, развешанную на стене. - Твой призрак поразителен. Но его морфология - логический результат эволюции. Когда их небо похолодало, живые существа научились сотрудничать, объединяясь во все более крупные сообщества, делясь теплом и ресурсами. То, что ты назвала серебряным призраком, на самом деле было сообществом симбиотических существ: автаркия, миниатюрная биосфера сама по себе, практически независимая от внешней вселенной. Даже кожа, которая спасла тебя, была живой независимо от других... Для нас это новый вид. Очевидно, мы достигли точки, где встретились две растущие сферы колонизации, человеческая и призраков. Наши будущие встречи будут интересными.
   Когда планета начала поворачиваться, Минда увидела, как над холодным горизонтом поднимается колония призраков. Это был целый лес шаров и полусфер, закрепленных на тросах; между шарами висели сверкающие ожерелья. Колония, скульптура из серебряных капель, сверкающих на фоне черного бархатного пейзажа, была удивительно красива.
   Но вот над горизонтом поднялась ослепительная точка света, затмив звезды. Это было новое солнце для созданного людьми Снежка, первый из множества спешно подготовленных и запущенных термоядерных спутников. Город-призрак отбрасывал ослепительные блики, и серебряные шары, казалось, съеживались.
   Брин спросила, наблюдая за ней: - Ты понимаешь, что здесь произошло? Если эволюция призраков не была такой конкурентной, как наша, они, должно быть, слабее нас.
   - Но призрак отдал мне свою шкуру. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня.
   - Он мертв, - сурово сказала Брин. - Ты жива. Следовательно, ты сильнее.
   - Да, - прошептала Минда. - Я сильнее.
   Брин посмотрела на нее с подозрением.
   Там, где проходило искусственное солнце, воздух таял, скапливаясь и испаряясь огромными потоками.
  
   После этого первого контакта две могущественные межзвездные культуры вступили в осторожное взаимодействие. Один человек по имени Джек Рауль сыграл ключевую роль в налаживании конструктивных отношений.
   Чтобы понять существ, которых люди стали называть "серебряными призраками" - так Рауль обычно начинал лекции для тех, кто скептически относился к миссии, на выполнение которой ушла его жизнь, - нужно было понять, откуда они взялись.
   После того, как призраки увидели, как тепло их жизни утекает в небо, ими овладело желание понять, как устроена Вселенная. Как будто они хотели исправить недостатки конструкции, которые их предали.
   Поэтому они вмешивались в законы физики. Это делало их интересными в общении. Интересными и пугающими.
   Отношения углубились. Для поддержания мира и предоставления людям права голоса в возмутительных манипуляциях призраков со Вселенной были заключены "Соглашения Рауля".
   Но времена изменились. Коалиция ужесточила свой контроль над человеческими делами.
   Спустя три столетия после Минды между империями призраков и людей возникли трения. И Джек Рауль оказался в немилости.
  
  

ХОЛОДНЫЙ РАДИАТОР

  
   5802 г. н.э.
  
   - Я встретился с Джеком Раулем в назначенное время, действуя в качестве представителя Верховного суда Третьей экспансии. Рауль добровольно сдался мне под стражу без жалоб и протестов.
   - Я должен отметить, что унижение со стороны вооруженного конвоя, как того требовал суд, только усугубило жестокость процедуры, которую мне было поручено выполнить.
  
   Его как будто кто-то окликнул по имени.
   Он был один в своей виртуальной квартире - пил виски, любовался фальшивым видом на Нью-Бронкс, скучал по бывшей жене - один в квартире, которая, по сути, превратилась в тюрьму. Теперь он посмотрел на дверь.
   Может быть, за ним уже пришли. Он почувствовал, как забилось его далекое сердце, и мрачная ностальгия уступила место сильному страху. Не дай им понять, что они победили, Джек.
   Зарычав, он приказал двери открыться.
   И там, вместо хирургов и головорезов из Комиссии, которых он ожидал увидеть, был серебряный призрак: вращающаяся, мерцающая сфера высотой с Рауля, заполнявшая убогий коридор многоквартирного дома. В этой домашней обстановке он выглядел пугающе близко, как какой-то огромный механизм. В его зеркальной оболочке он мог видеть свое собственное искаженное виртуальное лицо. На него быстро наложилась электромагнитная сигнатура - призраки выглядели одинаково только при обычном человеческом зрении, - но он все равно узнал бы своего посетителя.
   - Ты, - сказал он.
   - Привет, Джек Рауль. - Это был призрак, известный людям как посол Радиатора. Рауль сталкивался с ним много раз на протяжении десятилетий.
   - Что ты здесь делаешь? Как тебе удалось пройти через охрану Комиссии?.. Посол, боюсь, я тебе больше не нужен.
   - Джек Рауль, я здесь ради тебя.
   Рауль поморщился. Что, во имя Леты, это значило? - Послушай, я не знаю, насколько внимательно ты следишь за политикой человечества. Сегодня не самый лучший день для меня.
   - Как и в прежние времена, ты прячешь свои эмоции за слабыми шутками.
   - Это лучшие шутки, которые у меня есть, - сказал он, защищаясь.
   - Истина хорошо известна. Сегодня ты должен выслушать приговор своих сородичей.
   - Так ты здесь ради зрелища?
   Призрак сказал: - Я здесь, чтобы предложить другой вариант, Джек Рауль.
   Рауль изучал мягкую, мерцающую поверхность призрака. Конечно, у него не было никакой надежды. Но он был странно тронут. - Тебе лучше войти.
   Посол легко вплыл в квартиру, отчего стены рассыпались на пиксели в тех местах, где его края касались их. - Как тебе сегодня виски?
   Рауль отхлебнул, наслаждаясь торфяным привкусом. - Знаешь, мне больше двухсот лет. Но думаю, что мог бы прожить еще двести и не распробовать этот напиток как следует. - И все же, возможно, это станет его непреходящим наследием, - кисло подумал он, - лучший виртуальный виски во всей Третьей экспансии, которым наслаждались бы и о котором помнили бы еще долго после того, как Соглашения Рауля будут забыты - а это время, возможно, наступит не так уж и далеко в будущем.
   - Ты скучаешь по Еве, - сказал посол.
   Проницательность призрака всегда удивляла его. - Да, - признался он. - В некотором смысле, это место - все, что у меня осталось от нее. Но даже здесь ее просто нет.
   - Ты должен оставить ее сейчас, - сказал призрак. - Пойдем со мной.
   Внезапность этого вопроса поразила его. - Уходим? Как? Куда мы направляемся?
   - Джек Рауль, ты мне доверяешь?
   Сбежать, конечно, было невозможно: служба безопасности Коалиции была усилена, Комиссия вездесуща. Но этот сумасшедший призрак, должно быть, проделал долгий путь ради своего трюка, что бы это ни было. Может быть, из уважения к нему он согласился прокатиться.
   В любом случае, что ему было терять? Еще одно, последнее приключение, Джек, почему бы и нет?
   Он поставил стакан с виски на низкий столик, наслаждаясь тяжестью хрусталя и тихим звоном его основания о стол. - Да, - сказал он, заглядывая в свое сердце. - Да, думаю, я действительно доверяю тебе. - Он выпрямился. - Я готов.
   У него снова возникло ощущение, что кто-то зовет его по имени.
   Комната рассыпалась на мелкие пиксели, которые разлетелись, как снежинки, и внезапно он оказался в лучах света.
  
   - Важно понимать, что мозг Рауля, полностью принадлежавший человеку, функционировал нормально. Думайте о нем как о человеке, с которого сняли кожу и кости, заключенном в оболочку инопланетного изобретения.
   Операция больше походила на демонтаж, чем на медицинскую процедуру. Она была быстрой.
   - Сразу после отсоединения мозга я поднял голову и увидел глаза Рауля.
   Веки нерегулярно сокращались в течение примерно пяти или шести секунд. Затем судорожные движения прекратились. Лицо расслабилось, веки наполовину прикрыли глазные яблоки, оставив видимыми только белки конъюнктивы. (Следует напомнить, что "глаза" Рауля были квазиорганическими артефактами призраков.)
   Я крикнул резким голосом: - Джек Рауль! - Увидел, как веки поднялись, без каких-либо судорожных сокращений.
   - Взгляд Рауля остановился на мне.
  
   Рауль осмотрел себя. Его тело сияло, как у серебряной статуи.
   Он огляделся, пытаясь сориентироваться. Разглядел клубок серебристых тросов, сложную, многослойную паутину, которая, казалось, тянулась вокруг него во всех направлениях. Куда бы он ни посмотрел, по тросам скользили призраки, как капли ртути. А за пределами и сквозь все это сиял глубокий мерцающий свет, вселенское сияние, ставшее жемчужно-серым из-за глубины зарослей.
   Он точно больше не был в системе Пегас 51 I-c.
   Джек Рауль провел свою трудовую жизнь на непростом политическом стыке между призраками и людьми. В те далекие времена более или менее дружественного соперничества, основанного на более или менее равноправных соглашениях, обязанностью Рауля было следить за тем, чтобы люди знали, что делают призраки на своих обширных, удаленных экспериментальных площадках, точно так же, как наблюдателям-призракам разрешалось инспектировать человеческие учреждения. Взаимная безопасность посредством инспекций и верификации - старый принцип.
   Но Рауль вскоре понял, что одних только запросов о доказательствах недостаточно. Кто-то должен был отправиться туда и увидеть все своими глазами - и на условиях призраков. Однако это означало жертву, на которую никто не был готов пойти.
   Никто, кроме самого Рауля.
   Поэтому его головной и спинной мозг были свернуты и помещены в очищенную грудную полость. Его кровеносная система была объединена в сложную систему, расположенную вокруг головного мозга. Призраки построили новую метаболическую систему, гораздо более эффективную, чем старая, и способную противостоять прямому воздействию радиации. В его череп были вмонтированы новые глаза, способные работать в спектральных диапазонах, значительно превосходящих человеческий. Ему были предоставлены призрачные "мускулы" - крошечный антигравитационный привод и компактные приводные двигатели. Наконец, он был завернут во что-то, похожее на листы ртути.
   Таким образом, он стал похож на призрака.
   Джек Рауль больше не мог жить с людьми вне виртуальной среды. Не то чтобы он этого хотел. Но он мог летать в космосе. Он мог питаться солнечным светом и выживать в вакууме в течение нескольких дней подряд, поддерживая свою древнюю человеческую сущность в тепле и темноте. Было странно, что здесь, на корабле призраков, он чувствовал себя как дома больше, чем где бы то ни было в человеческой экспансии.
   - ...Джек Рауль. - Посол Радиатора проплыл перед ним, лениво вращаясь. - Как ты себя чувствуешь?
   Рауль размял свои металлические пальцы. - Как, по-твоему, я себя чувствую?
   - Ты, как всегда, уклончив.
   - Я на корабле, посол? - Если это так, то он был больше любого крейсера призраков, который он когда-либо видел.
   - В некотором смысле. А сейчас мы должны подняться.
   - Подняться?
   - К свету. Пожалуйста. - Призрак поднимался, по его поверхности пробегали медленные волны.
   Рауль без особых усилий последовал за ним.
   Вскоре они оказались в переплетении серебристых канатов. Когда он оглянулся, ничто не указывало на то место, откуда он появился, - в переплетении не было даже углубления.
   Дома он или нет, он знал, что ему не следует здесь находиться.
   - Посол, я был под домашним арестом. Как тебе удалось вытащить меня оттуда?
   - Улучшилось ли твое понимание квантовой физики с тех пор, как мы виделись в последний раз?
   Рауль мысленно застонал.
   Посол начал довольно серьезно описывать, как призраки научились расщеплять электроны: разделять неделимые частицы.
   - Принцип прост, - сказал призрак. - Квантовая волновая функция электрона описывает вероятность его нахождения в любом конкретном месте. В состоянии с наименьшей энергией волновая функция имеет сферическую форму. Но в состоянии с наибольшей энергией волновая функция имеет форму гантели. Теперь, если бы эту гантель можно было растянуть и сжать, можно ли было бы разделить ее?..
   Посол описал, как емкость с жидким гелием была подвергнута лазерному облучению определенной частоты, что привело к тому, что волновые функции электронов приняли форму гантелей. Затем, когда давление внутри гелия увеличилось, электронные гантели разделились, и пары полупузырьков разошлись в стороны.
   Для Рауля это звучало как типичный эксперимент призраков: экстремально низкие температуры, пограничные области физических законов.
   - Джек Рауль, ты должен понимать, что квантовая волновая функция - это не математическая абстракция, а физическая сущность. Мы разделили и поймали в ловушку саму волновую функцию - возможно, это произошло впервые в истории Вселенной, - нескромно сказал призрак.
   Рауль подавил вздох. - Вы, ребята, никогда ничего не делаете просто, не так ли? Итак, вы разделили волновую функцию электрона. И что с того?
   - Полуэлектроны, исходящие из одного источника, навсегда запутаны. Иными словами, если пузырьки разделены и волновая функция разрушена, электрон может перепрыгнуть из одного пузырька в другой...
   Рауль с трудом пробился сквозь этот словесный туман. - О, - сказал он. - Телепортация. Ты говоришь о новом виде телепортации. Верно? И это то, что ты использовал, чтобы вытащить меня из квартиры.
   - Да. Времени было в обрез, Джек Рауль. Твои сородичи приближались.
   Так оно и было, и так продолжалось десятилетиями.
   Они продолжали подниматься сквозь густую толпу. Казалось, что этот всепоглощающий свет становится все ярче. Он чувствовал глубокие вибрации, проходящие через корпус корабля, гулкие низкочастотные крики серебряных призраков. То тут, то там он видел более плотные скопления существ - возможно, детские, или центры управления, или просто места, где жили и играли призраки, - не более чем пятна серебристой тени, похожие на птичьи гнезда в ветвях какого-нибудь огромного дерева. Это была характерная архитектура призраков, яркая, сложная, красивая, живая - и совершенно нечеловеческая.
   Джеку Раулю всегда казалось, что люди и призраки настолько отличаются друг от друга, что все могут поладить. В конце концов, их цели были совершенно не похожи на цели человечества. Именно это послужило мотивом для заключения множества договоров, которые впоследствии стали известны как Соглашения Рауля. Но времена изменились.
   Когда Рауль был мальчиком, программа колонизации человечества осуществлялась по частям и основывалась на индивидуальной инициативе. Передовая часть Третьей экспансии была слишком удалена от центра, Земли, чтобы ее можно было жестко контролировать. Игроки, подобные Джеку Раулю, имели свободу передвижения. Но постепенно Коалиция, особенно ее идеологический орган - Комиссия по установлению исторической правды, проникли во все центры власти человечества. Идеологи Коалиции обеспечили человечеству единство целей, веры и даже языка. Третья экспансия стала целенаправленной и стала мощным средством завоевания.
   Но, с точки зрения Джека Рауля, у всего этого была обратная сторона. Идеология защиты прав человека становилась все более жестокой. Вскоре даже долгожительство, как у Рауля, стало рассматриваться как преступление против интересов вида. По мере того, как сменялись короткие поколения, и миры человечества заполнялись пятнадцатилетними солдатами, Рауль начинал чувствовать себя памятником, оставшимся от более ранней, непонятой эпохи.
   И становилось все хуже.
   Рауля вызвали обратно на Землю, чтобы он предстал перед Комиссией по установлению исторической правды. Это было частью великой чистки, которая проводилась с тех пор, как на Земле прекратилась оккупация кваксов, когда коллаборационистов выслеживали и судили. После краткого слушания дело всей жизни Рауля было ретроспективно названо противоречащим эволюционным интересам человечества.
   Его советники убеждали его подать апелляцию. Все, что он делал, осуществлялось под особым руководством законно образованных правительств и межправительственных органов того времени. Но он не собирался оправдываться перед кучкой детей. Он знал истинную ценность своего наследия. В конце концов, это стоило ему его собственной человечности.
   И вот приговор был вынесен.
   - Как получилось, что мы с тобой стали плохими парнями, посол?
   Идеальная шкура посла отбрасывала мерцающие блики от проносящихся мимо них зарослей. - Мы стары, Джек Рауль. Мы стары и не в своем времени.
   - Так оно и есть, друг мой.
   - Тем не менее, Джек Рауль, ты стал ценным связующим звеном между нашими видами. Твои действия спасли много живых существ от несчастий и преждевременного уничтожения. Это "наказание" абсурдно и несоразмерно. Вероятно, оно даже не является законным с вашей точки зрения.
   - Ты нарываешься на неприятности, - сказал Рауль. - Нравится тебе это или нет, но меня судил высший суд человечества. Если ты вмешаешься, это наверняка обернется для тебя плохо; Коалиция не отличается всепрощением. Что касается меня, то, возможно, мой долг - сидеть смирно и принять наказание. Из-за этого я буду еще большим мучеником.
   - Посмотри, что мы тебе предлагаем, Джек Рауль, прежде чем отказываться от этого ради мученичества.
   Наконец Рауль заметил, что их неуклонный подъем замедляется, переплетение серебряных тросов редеет, как будто они достигают вершины огромного металлического дерева. Но над головой по-прежнему не было видно черного, усеянного звездами неба; скорее, он различал полосы света, сияющие ярко, как солнце. Возможно, корабль на самом деле проплывал сквозь внешние слои солнца; это был бы не первый раз, когда призраки выкидывали подобный трюк.
   Но свет, как быстро подсказали ему его умные глаза, был слишком сложным для этого. Казалось, что небо, куда бы он ни посмотрел, было усеяно звездами.
   И вдруг он понял. Парадокс Ольберса...
   - Посол Радиатора. Эта ваша техника телепортации. Она может перенести вас с одного конца Вселенной на другой. Да?
   - Еще дальше.
   - И свет, который омывает нас...
   - Это звездный свет, Джек Рауль. Ничего, кроме звездного света.
   У него снова возникло ощущение, что кто-то зовет его. Он поднялся к свету, отыскивая голос.
  
   Через несколько секунд веки снова закрылись, медленно и ровно, и глаза приняли тот же вид, что и раньше.
   - Я снова позвал.
   Веки снова приподнялись без всякого спазма. Несомненно, живые глаза впились в мои, возможно, даже с большей проницательностью, чем в первый раз. Затем веки снова сомкнулись, но теперь уже не так сильно.
  
   Он посмотрел вниз на корабль призраков, на массу переплетенных серебристых тросов, в которые были вплетены узелки жизни, и все это светилось в бесконечном свете звезд. Он все еще мог разглядеть посла Радиатора - каплю ртути, прилипшую к клубку.
   Но структура сжималась, замыкаясь в себе. Небо превратилось в сферу света, сияющую белым, и он почувствовал, что его уносит из этого клубка вверх, к свету.
   - Парадокс Ольберса, - прошептал он.
   - Да, - сказал призрак. - Ключевой момент в эволюции человеческой мысли, философское наследие, сохраненное изгнанниками во время искоренения кваксов... Если бы Вселенная была бесконечной и неподвижной, все, что попадало бы в поле зрения, упиралось бы в поверхность звезды, и все небо было бы таким же ярким, как поверхность солнца. Даже закрывающие его пылевые облака вскоре стали бы такими же горячими, как сами звезды. Очевидно, это было не так, - отмечали мыслители старой Земли. Следовательно, их вселенная не могла быть бесконечной или статичной.
   - Но здесь...
   - Но здесь все по-другому. Это похоже на карманную вселенную, Джек Рауль. Мы считаем, что это сжатый сингулярностью пузырь пространства-времени. Возможно, это сердце черной дыры.
   - Бесконечный и статичный.
   - Да.
   - Это не имеет смысла, - сказал Рауль. - Если все небо такое же горячее, как поверхность солнца, посол, как вам удается сохранять прохладу?
   Призрак завертелся, мерцая. - В центре колонии есть еще одна карманная вселенная. Наше тепло сбрасывается туда.
   Рауль изумился. - У вас есть целая вселенная для сброса тепла? И именно поэтому звезды продолжают светить?
   - Мы так думаем. В противном случае, при погружении в эту тепловую ванну простая термодинамика вскоре привела бы к испарению звезд. Мы только недавно прибыли сюда, Джек Рауль; нам еще многое предстоит исследовать. Но нам ясно, что этот космос тщательно спроектирован.
   - Спроектирован? Кем?
   - Ксили, - сказал призрак.
   - А. - Ксили: сторонятся мелких дрязг меньших видов, даже разросшегося, драчливого человечества. Ксили, далекие, как облака.
   - Это не совсем точно, - сказал призрак. - Но есть определенные признаки, которые мы начали распознавать... Такое моделирование вселенной, похоже, является характерной стратегией ксили.
   Рауль рассмеялся, удивленный. - Наконец-то вы увидели перевернутое небо, посол. Холодный радиатор. - Учитывая их эволюционную историю, сформированную космическим предательством и холодом, это место было похоже на призрачную фантазию об исполнении желаний.
   - Да. Джек Рауль, мы верим, что ксили привели нас сюда. Возможно, они приготовили себе убежище на тот случай, если их эпохальная война с птицами-фотино будет в конечном счете проиграна.
   - Вы считаете это место убежищем? От чего вы прячетесь?
   - От вас, - ответил посол.
   Это застало его врасплох.
   - Джек Рауль, ваша экспансия растет уже в геометрической прогрессии. Мы стоим у вас на пути.
   Рауль слышал, как об этом говорили. Родина призраков лежала между человечеством и богатыми полями в Ядре Галактики, и экспансия была очень интенсивной.
   Но он запротестовал: - Это большая Галактика. Мы даже не боремся за одни и те же территории или ресурсы. Призраки приспособлены к холоду и темноте, а люди - к глубоким гравитационным колодцам. Здесь хватит места для всех нас.
   - Это верно, - сказал посол. - Но это не имеет отношения к делу. Ваша экспансия подпитывается идеологией в той же степени, что и приобретением ресурсов, и это не та идеология, которая призывает делиться. В такой ситуации не может быть дипломатии.
   - Война уже началась. Серией горячих точек по всей территории экспансии. Естественно, мы будем использовать все наши ресурсы в борьбе за выживание, как мы это делали, когда умерло наше солнце. Будут эпические сражения. Но логика против нас. Наш самый оптимистичный прогноз - три тысячи лет.
   - До каких пор?
   - Пока серебряные призраки не вымрут.
   Рауль мрачно сказал: - Я всю свою жизнь боролся с подобными последствиями, посол. Как и ты. Ты хочешь сказать, что все это было бесполезно?
   - С самого начала. Но неудач не бывает, Джек Рауль. Здесь мы нашли убежище. Хотя ксили не вмешиваются в ссоры низших рас, таких как мы, они, похоже, поддерживают разнообразие. Они дали нам это место. Возможно, они приготовили убежище и для вашего вида на тот неизбежный день, когда человечество тоже придет в упадок.
   Но Раулю становилось все труднее концентрироваться; его внимание отвлекалось от призрака и его слов, от путаницы, от этого бесконечного света.
   Призрак вращался вокруг своей невидимой оси то в одну, то в другую сторону. - Джек Рауль, я призываю тебя подумать. Если мы здесь в безопасности, то и ты в безопасности. Мы можем предоставить тебе любую виртуальную среду, какую ты пожелаешь. - Призрак, казалось, колебался. - Мы можем предоставить тебе Еву.
   Ах, Ева...
   Он словно слышал ее голос, видел, как она проводит пальцами по своим седеющим волосам. Ты не можешь остаться. Ты слишком долго держался за меня. А теперь это. Ты никогда не мог отпустить, Джек. Но теперь ты должен. Ты видишь это, не так ли?
   Он почувствовал, что поднимается еще выше. Земля под ним съежилась, теряясь в лучах света.
   Пора уходить, Джек.
   - Посол Радиатора - мой друг, - сказал он Еве.
   - Джек Рауль?
   Конечно, он друг. Вот почему он показывает тебе то, что ты хочешь увидеть. Ты же не хочешь умереть неудачником. Но это нереально. Ты ведь знаешь это, не так ли?
   Возможно, посол Радиатора каким-то образом услышал этот внутренний голос. - Джек Рауль, это может быть настолько реальным, насколько ты пожелаешь. У нас есть только один момент, который мы можем подарить тебе. Но мы можем сделать так, чтобы этот момент длился вечность.
   - Спасибо тебе, мой друг. Но это не мое место.
   - Джек Рауль, пожалуйста...
   Клубок растаял на свету. У Рауля было время для последнего, краткого укола сожаления.
   Затем, подняв искусственные глаза, он поднялся в белое сияние, которое звало его.
  
   - Я попытался позвать в третий раз, но никаких дальнейших действий не последовало. Глаза, наконец, приобрели остекленевший вид мертвеца.
   - Вся последовательность событий после иссечения длилась от двадцати пяти до тридцати секунд. Более точное время, конечно, доступно в записи.
   - Смерть наступила в результате разделения головного и спинного мозга, после рассечения окружающих тканей и извлечения головного мозга из грудной полости, что, вероятно, вызвало острую и, возможно, сильную боль. Сознание было потеряно из-за быстрого снижения внутримозгового кровотока. На протяжении всей процедуры поддерживались нервные связи с органами чувств, особенно с "глазами", "ушами" и "носом".
   - Как уже отмечалось, Джек Рауль не сопротивлялся.
   - Возможно, из-за уникального физического состояния Рауля это "обезглавливание" было единственным доступным способом казни. Однако я считаю, что мои точные наблюдения во время ведения этого дела показывают, что Рауль осознавал происходящее с ним, даже после смерти, что ставит под сомнение гуманность процедуры.
   - Признаю, что в конце концов увидел определенный покой в глазах умирающего Джека Рауля. Возможно, он каким-то образом нашел утешение, которое, в свою очередь, может утешить тех, кто вынес приговор этому сложному человеку.
   - Смерть наступила в указанное время и в указанном месте.
   Подпись: ХАМА ТИНИФ, оперирующий врач.
  
   Посол Радиатора был прав. Война была неизбежна. Логика Третьей экспансии не допускала иного выхода.
   Поначалу человеческие силы добились впечатляющих успехов. Призраки, способные манипулировать законами физики, на бумаге были грозными противниками. Но воевать мы умели лучше.
   В ходе последовавших за этим многовековых конфликтов Коалиция установила полный контроль. Идеология и экономика человечества были переориентированы. Вся наша цивилизация превратилась в машину, обслуживающую экспансию и войну, и, в свою очередь, стала зависеть от этих двух проектов.
   Но затем, когда мы приблизились к местам обитания призраков, экспансия застопорилась.
  
  

НА ЛИНИИ ОРИОНА

  
   6454 г. н.э.
  
   "Короткая жизнь горит ярко" вышел из состава флота. Мы преследовали крейсер призраков и приближались к нему.
   Жилой купол нашего "Ярко" был прозрачным, так что казалось, что капитан Тейд в своем большом кресле, ее офицеры и их комплекты оборудования - а также несколько стоящих рядом рядовых таров вроде меня, - просто парят в космосе. Свет был едва заметным, он исходил от близлежащего скопления горячих молодых звезд и от рек искрящихся огней, которые составляли строй флота, который мы только что покинули, а за его пределами - от искрения новых звезд. Это была Линия Ориона - в шести тысячах световых лет от Земли и длиной в тысячу световых лет, фронт, протянувшийся прямо вдоль внутреннего края спирального рукава Ориона, - и звездные взрывы отмечали битвы, которые, должно быть, завершились много лет назад.
   А всего в нескольких километрах от нас по космосу скользил крейсер призраков, направляясь домой. Крейсер имел форму грубого яйца из посеребренных канатов. Сотни призраков цеплялись за канаты. Можно было видеть, как они скользят туда-сюда, совершенно не обращая внимания на окружающую их пустоту.
   Целью призраков была маленькая старая желтая звезда. Паэл, наш штатный академик, определил ее как звезду-крепость по какой-то странности в ее свете. Но чтобы разглядеть крепость вблизи, не нужно быть академиком. Судя по яркости, я мог видеть невооруженным глазом, что звезда окружена бледно-голубой клеткой - открытой решеткой с распорками длиной в полмиллиона километров, наброшенной туда призраками для своих целей.
   У меня было много времени, чтобы понаблюдать за всем этим. Я был всего лишь таром. Мне было пятнадцать лет.
   В тот момент мои обязанности были неконкретными. Предполагалось, что я буду стоять в стороне и оказывать любую необходимую помощь, скорее всего, базовую медицинскую, если мы отправимся в бой. В данный момент из нас, таров, работой занималась одна Хэлли, которая разгребала лужу рвоты, оставленную Паэлом, академиком, единственным на мостике не из флотского персонала.
   Действие в "Ярко" было не похоже на то, что вы видите в виртуальных шоу. Атмосфера была спокойной, умиротворяющей, компетентной. Все, что вы могли слышать, - это приглушенные голоса экипажа и шум оборудования, а также шипение рециркулирующего воздуха. Никакой драмы: это было похоже на операционную.
   Раздался тихий предупреждающий сигнал.
   Капитан подняла руку и подозвала академика Паэла, первого помощника Тилла, и комиссара Джеру, назначенную на корабль. Они прижались друг к другу, совещаясь - по-видимому, споря. Я увидел, как мерцающий свет новой звезды отражается от бритой головы Джеру.
   Почувствовал, как мое сердце забилось сильнее.
   Все знали, что означает этот сигнал: мы приближаемся к кордону крепости. Либо мы отступим, либо будем преследовать крейсер призраков внутри невидимого кордона. И все знали, что ни один военный корабль никогда не проникал за кордон крепости призраков на расстоянии десяти световых минут от центральной звезды и возвращался бы обратно.
   Так или иначе, все это скоро разрешится.
   Капитан Тейд прервала спор. Она наклонилась вперед и обратилась к команде. Ее голос, разносившийся по всему кораблю, был дружелюбным, как у руководителя, шепчущего вам на ухо. - Вы все видите, что мы не можем поймать этот рой призраков по эту сторону кордона. И вы все знаете, как опасно пересекать кордон. Но если мы собираемся прорвать их блокаду, мы должны найти способ взломать эти крепости. Так что мы все равно войдем. Оставайтесь на своих постах.
   Раздались вялые аплодисменты.
   Я поймал взгляд Хэлли. Она улыбнулась мне. Указала на капитана, сжала кулак и сделала движение, словно качая им. Я восхищался ее чувствами, но с анатомической точки зрения она была не слишком точна, поэтому поднял средний палец и покачал им взад-вперед.
   Затрещина по затылку от комиссара Джеру положила этому конец. - Маленькие придурки, - проворчала она.
   - Извините, сэр...
   За свои извинения я получил еще одну затрещину. Джеру была высокой, коренастой женщиной, одетой в скромное одеяние монахини, которое, по слухам, появилось во времена основания Комиссии по установлению исторической правды тысячу лет назад. Но ходили слухи, что она сама участвовала во множестве боевых действий, прежде чем присоединиться к Комиссии, и я вполне мог поверить в ее физическую силу и быстроту реакции.
   Когда мы приблизились к кордону, академик Паэл начал мрачный обратный отсчет. По многолюдному небу медленно двигались очертания крейсера призраков и украшенной клеткой звезды-крепости. Все затихли.
   Самое мрачное время всегда наступает непосредственно перед началом действия. Даже если вы можете видеть и слышать, что происходит, все, что вы делаете, - это думаете. Что должно было случиться с нами, когда мы пересечем эту неосязаемую границу? Материализуется ли вокруг нас флот кораблей призраков? Неужели какое-то таинственное оружие просто сметет нас с неба?
   Я поймал взгляд первого помощника Тилла. Он был ветераном с двадцатилетним стажем; его скальп сгорел в каком-то древнем рукопашном бою задолго до моего рождения, и он с гордостью носил корону из рубцовой ткани. - Давай сделаем это, тар, - прорычал он.
   Весь страх ушел. Меня охватило чувство единения, что мы все вместе оказались в этом дерьме. Я и не думал о смерти. Просто: - Давайте пройдем через это. - Да, сэр!
   Паэл закончил обратный отсчет.
   Все огни погасли. Вокруг закружились взрывающиеся звезды.
   И корабль взорвался.
  
   Меня выбросило в темноту. Воздух взвыл. Аварийные переборки проскочили мимо меня, и я услышал крики людей.
   Я врезался в изогнутый корпус, прижавшись носом к звездам.
   Отскочил и поплыл по воздуху. Инерционная подвеска отключилась. Мне показалось, что я почувствовал запах крови - вероятно, моей собственной.
   Я мог видеть корабль призраков, клубок веревок и серебряных вещиц, сверкающий в лучах звезды-крепости. Мы все еще приближались. Мы должны были столкнуться через несколько минут, не больше.
   Но я также мог видеть осколки разбитого жилого купола, разлетающийся двигатель. Осколки были частями "Ярко". Все исчезло, все исчезло за долю секунды.
   - Давай сделаем это, - пробормотал я.
   Возможно, я был не в себе какое-то время.
   Кто-то схватил меня за лодыжку и потянул вниз. Я получил чувствительный шлепок по щеке, достаточный, чтобы сосредоточиться.
   - Кейс. Ты меня слышишь?
   Это был первый помощник Тилл. Даже в тусклом свете звезд можно было безошибочно узнать обгоревший скальп.
   Я огляделся. Нас здесь было четверо: Тилл, комиссар Джеру, академик Паэл и я. Мы стояли, прижавшись друг к другу, к чему-то, похожему на обломок пульта первого помощника. Я понял, что поток воздуха прекратился. Снова оказался внутри цельного корпуса, а затем...
   - Кейс!
   - Я... да, сэр.
   - Доложи.
   Я дотронулся до губы, и на моей руке осталась кровь. В такой момент ваш долг - честно и всесторонне сообщить о своих травмах. Никому не нужен герой, который, как выяснилось, не в состоянии функционировать. - Думаю, со мной все в порядке. Возможно, у меня сотрясение мозга.
   - Достаточно хорошо. Пристегнись. - Тилл протянул мне моток веревки.
   Я увидел, что остальные привязали себя к распоркам. Я сделал то же самое.
   Тилл с привычной легкостью взмыл в воздух, как я предположил, в поисках других выживших.
   Академик Паэл пытался свернуться в клубок. Он даже не мог говорить. Слезы градом катились у него из глаз. Я смотрел на то, как большие шарики поднимались в воздух и, мерцая, уносились прочь. Все закончилось за считанные секунды. Для вас это была война в космосе, путешествия, которые могут длиться годами, сражения, которые заканчиваются в мгновение ока, и ваша история заканчивается. Полагаю, для земляного червя все это немного неожиданно.
   Неподалеку, как я заметил, под одной из аварийных переборок была зажата пара ног - только и всего. Остальная часть тела, должно быть, была отрублена, и ее унесло прочь вместе с остальными обломками "Ярко". Но я узнал эти ноги по яркой розовой полоске на подошве правого ботинка. Это была Хэлли. Она была единственной девушкой, с которой я когда-либо спал, и, более чем вероятно, учитывая ситуацию, единственной девушкой, с которой я когда-либо мог переспать. Я не мог понять, что чувствую по этому поводу.
   Джеру наблюдала за Паэлом и за мной. - Тар, как ты думаешь, мы все должны бояться за себя, как академик? - У нее был сильный акцент, который невозможно было определить.
   - Нет, сэр.
   - Нет. - Джеру с презрением посмотрела на Паэла. - Мы на спасательной шлюпке, академик. Это часть жилого купола, образовавшаяся из аварийных переборок, когда "Ярко" подвергся нападению. - Она шмыгнула носом. - У нас есть воздух, и он пока не загрязнен. Но мы все еще приближаемся к тому крейсеру призраков.
   Я умудрился забыть, куда мы направляемся и как мало у нас времени. Меня пронзил страх.
   Джеру подмигнула мне. - Может быть, мы сможем немного навредить призракам, прежде чем умрем, тар. Как ты думаешь?
   Я ухмыльнулся. - Да, сэр.
   Паэл поднял голову и уставился на меня глазами цвета морской волны. - Лета. Вы, люди, - чудовища. - Его акцент был мягким, напевным. - Даже такой ребенок, как этот. Вы принимаете смерть...
   Джеру схватила Паэла за челюсть своей массивной ручищей и сжимала ее, пока он не завизжал. - Капитан Тейд подхватила вас, академик; она бросила вас сюда, в безопасное место, прежде чем переборка рухнула. Я видела это. Если бы она не потратила на это время, то выжила бы сама. Она была монстром? Она приняла смерть? - И оттолкнула лицо Паэла.
   По какой-то причине я не думал до этого момента об остальных членах команды. Наверное, у меня ограниченное воображение. Сейчас я чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Капитан мертв? Я сказал: - Извините, комиссар. Сколько еще шлюпок спаслось?
   - Нисколько, - твердо сказала она, чтобы убедиться, что у меня нет иллюзий. - Только эта. Они погибли, выполняя свой долг, тар. Как и капитан.
   Конечно, она была права, и я почувствовал себя немного лучше. Каким бы ни был характер Паэла, он был слишком ценным человеком, чтобы его не спасти. Что касается меня, то я выжил благодаря чистой случайности, благодаря тому, что оказался в нужном месте, когда рухнули стены: если бы капитан была рядом, ее обязанностью было бы убрать меня с дороги и занять мое место. Это вопрос не человеческих ценностей, а экономики: в подготовку и опыт капитана Тейд - или Паэла - вкладывается гораздо больше, чем в меня.
   Первый помощник Тилл поспешно вернулся с кучей снаряжения. - Наденьте это. - Он раздал скафандры. На тренировках мы называли их скафандрами для слизи: легкие скафандры, в которых помещался рюкзак с выращенными водорослями. - Пошевеливайтесь, - сказал Тилл. - Столкновение с крейсером призраков произойдет через четыре минуты. У нас нет энергии, мы ничего не можем сделать, кроме как ждать.
   Я втиснул ноги в скафандр.
   Джеру подчинилась и сняла мантию, обнажив крепкое, покрытое шрамами тело. Но она нахмурилась. - Почему не доспехи потяжелее?
   Вместо ответа Тилл достал из найденного снаряжения гравитационно-волновой пистолет. Не останавливаясь, он приставил его к голове Паэла и нажал кнопку выстрела.
   Паэл дернулся.
   Тилл сказал: - Видите? Ничего не работает. Похоже, ничего, кроме биологических систем. Их пощадили, предположительно намеренно - это характерная тактика призраков. Они выводят из строя ваше оружие, но оставляют вас в живых. - Он отбросил пистолет в сторону.
   Паэл закрыл глаза, тяжело дыша.
   Тилл сказал мне: - Проверь свою связь.
   Я опустил капюшон и визор шлема и начал нараспев произносить: - Один, два, три... - Я ничего не слышал.
   Тилл начал стучать по нашим рюкзакам, перезагружая системы. На его капюшоне начали мигать бледно-голубые символы. А затем послышался его скрипучий голос. - ...Пять, шесть, семь - слышишь меня, тар?
   - Да, сэр.
   Символы были биолюминесцентными. На всех наших костюмах имелись рецепторы - фоторецепторы, простые глаза, - которые могли "читать" сообщения, нацарапанные на костюмах наших спутников. Это была резервная система, предназначенная для использования в условиях присутствия призраков, где все высокотехнологичное было бы помехой. Но, очевидно, она работала только до тех пор, пока мы оставались в поле зрения.
   - Это усложнит жизнь, - сказала Джеру. Как ни странно, с помощью программного обеспечения ее было легче понять.
   Тилл пожал плечами. - Принимайте все как есть. - Он быстро начал раздавать другое снаряжение. - Это базовые полевые наборы. Здесь есть кое-какие медицинские принадлежности: устройства для наложения швов, лезвия скальпелей, устройства для переливания крови. Вы носите эти наборы на шее, академик. В них содержатся обезболивающие и различные генетические медицинские вирусы... Нет, вы носите их поверх костюма, Паэл, чтобы можно было дотянуться до них. Отверстия для клапанов найдете здесь, на рукаве, и здесь, на ноге. - Теперь мы перешли к оружию. - Мы должны носить пистолеты, на случай, если они начнут действовать, но будьте готовы к этому. - Он раздал боевые ножи.
   Паэл отпрянул.
   - Возьмите нож, академик. Вы можете сбрить эту уродливую бороду, если уж на то пошло.
   Я громко рассмеялся и был вознагражден подмигиванием Тилла.
   Я взял нож. Это был тяжелый кусок стали, прочный и внушающий доверие. Я заткнул его за пояс. Начал чувствовать себя намного лучше.
   - Две минуты до столкновения, - сказала Джеру. У меня не было работающего хронометра; должно быть, она считала секунды.
   - Загерметизируйтесь. - Тилл начал проверять целостность скафандра Паэла; мы с Джеру помогали друг другу. Герметизация шлема, перчаток, ботинок, проверка давления. Проверка воды, подача кислорода, удаление углекислоты...
   Когда мы проверили герметичность, я рискнул высунуть голову из-за кресла Тилла.
   Корабль призраков заполнял пространство, закрывая звезды и воюющие флоты. Корабль был километрами в поперечнике, достаточно большим, чтобы затмить бедного, обреченного на короткую жизнь "Горит ярко". Это был клубок серебристых канатов, утыканный громоздкими коробками с оборудованием. И повсюду были серебряные призраки. Я видел, как аварийные огни шлюпки отбрасывали багровые блики на безликие шкуры призраков, так что они казались каплями крови, разбрызганными по этому сияющему совершенству.
   Мы вчетвером прижались друг к другу. Нам было даровано немного покоя, пока шлюпка дрейфовала в космосе, в промежутке между уничтожением "Ярко" и неизбежным столкновением с крейсером призраков. Теперь этот промежуток закончился.
   До столкновения оставалось десять секунд. - Приготовиться.
   Внезапно вокруг нас появились серебряные канаты толщиной со стволы деревьев, нависшие прямо с неба, и мы снова погрузились в хаос.
  
   Я услышал скрежет искореженного металла, свист воздуха. Корпус раскололся, как яичная скорлупа. Остатки воздуха шлюпки вылетели от нас потоком ледяных кристаллов, и единственным звуком, который я мог слышать, было мое собственное дыхание.
   Сминающийся корпус поглотил часть нашей инерции. Но тут шлюпка ударилась о дно, и удар был сильный. Кресло вырвалось у меня из рук, и меня подбросило вверх. Внезапно я почувствовал боль в левой руке. Не смог сдержать крика.
   Я достиг границы и отскочил. Толчок вызвал новые волны боли в моей руке. Оттуда, сверху, я мог видеть, что остальные столпились вокруг основания рухнувшего кресла первого помощника.
   Скрежет и дрожь прекратились. Столкновение прекратилось.
   Мы застряли, как стрела, во внешних слоях корабля призраков. Вокруг нас закрутились сияющие нити, как будто нас подхватила огромная сеть.
   Джеру схватила меня и потянула вниз. Она дернула меня за больную руку, и я поморщился. Но она проигнорировала меня и вернулась к работе над Тиллом. Он лежал под упавшим креслом.
   Паэл начал доставать шприц с наркотиком из пакета, висевшего у него на шее.
   Джеру оттолкнула его руку. - Вы всегда пользуетесь лекарствами пострадавших, - прошипела она. - Своими - никогда.
   Паэл выглядел обиженным, отвергнутым. - Почему?
   Я мог бы ответить на этот вопрос. - Потому что, скорее всего, через минуту вам понадобится ваше собственное.
   Джеру воткнула иглу в руку Тилла.
   Паэл смотрел на меня сквозь защитную маску широко раскрытыми испуганными глазами. - Ты сломал руку.
   Впервые внимательно осмотрев руку, я увидел, что она согнута назад под невозможным углом. Я не мог в это поверить, даже несмотря на боль. За все время тренировок я ни разу не повредил даже палец.
   Тут Тилл дернулся в чем-то вроде миниатюрной конвульсии, и из его рта вырвался большой пузырь слюны и крови. Затем пузырь лопнул, и его конечности ослабли.
   Джеру откинулась назад, тяжело дыша. Она сказала: - Хорошо. Хорошо. Как он это выразил? - Принимай все как есть. - Она огляделась, посмотрела на меня, на Паэла. Я заметил, что она дрожит, и это испугало меня.
   Я сказал: - Первый офицер...
   Джеру посмотрела на меня, и на секунду выражение ее лица смягчилось. - Мертв.
   Паэл просто смотрел пустыми глазами.
   Я спросил: - Сэр, как?
   - Сломана шея. Тилл сломал шею, тар.
   Еще одна смерть, просто так: на мгновение, и это было для меня невыносимо.
   Джеру быстро сказала: - Теперь мы уходим. Нам нужно найти укрытие. Место, где можно залечь на дно, академик. Место, где можно спрятаться. Выполняй свой долг, тар. Помоги червю.
   Я огрызнулся в ответ. - Да, сэр. - Я схватил Паэла за безвольную руку.
   Ведомые Джеру, мы втроем двинулись прочь от искореженных обломков нашей шлюпки, вглубь инопланетного лабиринта крейсера серебряных призраков.
  
   Мы нашли себе убежище.
   Это была всего лишь ложбина в несколько более плотном переплетении серебристых канатов, но она давала нам некоторое укрытие и, казалось, находилась вдали от основного скопления призраков. Мы все еще были открыты вакууму - как, казалось, и весь крейсер, - и тогда я понял, что какое-то время не смогу выбраться из своего скафандра.
   Как только мы забрались поглубже, Джеру заставила нас занять позиции для круговой обороны, с обзором на 360 градусов.
   Затем мы ничего не делали, абсолютно ничего, в течение десяти минут.
   Это была СОП, стандартная оперативная процедура, и я был поражен, что комиссар знала об этом. Вы только что вышли из хаоса, связанного с разрушением "Ярко" и крушением шлюпки, из бурной деятельности. Теперь вы должны дать своему телу шанс приспособиться к новой обстановке, к звукам, запахам и зрелищам.
   Только здесь не было никаких запахов, кроме моего собственного пота и мочи, ничего не было слышно, кроме моего прерывистого дыхания. И моя рука адски болела.
   Чтобы чем-то занять себя, я сосредоточился на том, чтобы наладить ночное зрение. Вашим глазам требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте - сорок пять минут, прежде чем они полностью привыкнут, - но вы уже видите лучше через пять минут. Сквозь щели в жестком металлизированном кустарнике, окружавшем меня, я мог видеть звезды, вспышки далеких новых звезд и успокаивающие огни нашего флота. Но корабль призраков - это темное место, мешанина теней и размытых отражений. Здесь было легко испугаться.
   Когда десять минут истекли, академик Паэл начал блеять, но Джеру не обратила на него внимания и направилась прямиком ко мне. Она взяла меня за сломанную руку и начала ощупывать кость. - Итак, - оживленно произнесла она. - Как тебя зовут, тар?
   - Кейс, сэр.
   - Что ты думаешь о своем новом жилище?
   - Где я могу поесть?
   Она усмехнулась. - Выключи связь, - сказала она.
   Я подчинился.
   Без предупреждения она сильно дернула меня за руку. Я был рад, что она не могла слышать, как я завыл. Она вытащила из-за пояса баллончик и брызнула мне на руку какой-то жидкостью; та была полуразумной и плотно прилегала к ране, образуя прочную повязку [плотное прилегание к ране через скафандр, пусть и легкий - это круто]. Когда я поправлюсь, гипс снимется сам по себе.
   Она жестом велела мне снова включить коммуникатор и протянула шприц.
   - Мне это не нужно.
   - Не будь таким храбрым, тар. Это поможет твоим костям срастись.
   - Сэр, ходят слухи, что это вещество делает вас импотентом. - Я почувствовал себя глупо, когда сказал это.
   Джеру громко рассмеялась и просто схватила меня за руку. - В любом случае, это шприц первого помощника, и ему он больше не нужен, не так ли?
   Я не мог с этим спорить и согласился на инъекцию. Боль начала утихать почти сразу.
   Джеру вытащила из своей поясной сумки тактический радиомаяк. Это был оранжевый цилиндр размером с большой палец. - Я собираюсь попытаться подать сигнал флоту. Постараюсь выбраться из этой путаницы; даже если радиомаяк работает, здесь он может экранироваться. - Паэл начал протестовать, но она заставила его замолчать. Я почувствовал, что оказался в эпицентре продолжающегося конфликта между ними. - Кейс, ты на посту. И покажи этому червю, что у него в наборе. Я вернусь тем же путем, что и уйду. Все в порядке?
   - Да. - Еще СОП.
   Она скользнула прочь сквозь серебристые нити.
   Я устроился в "клубке" и начал перебирать вещи в наборах, которые раздал нам Тилл. Там были вода, соли для регидратации и прессованные продукты - все это доставлялось к клапанам в наших герметичных капюшонах. У нас были блоки питания размером с ноготь моего большого пальца, но они были такими же неработающими, как и весь остальной комплект. Там было много высокотехнологичного снаряжения, предназначенного для повышения выживаемости в самых разных ситуациях, такого как магнитный компас, гелиограф, пила для большого пальца, увеличительное стекло, крючки и мотки веревки, даже рыболовная леска.
   Мне пришлось показать Паэлу, как его скафандр функционирует в качестве туалета. Хитрость в том, чтобы просто расслабиться; скафандр со слизью перерабатывает большую часть того, что вы ему даете, и прессует остальное. Это не значит, что он удобен. Я еще ни разу не надевал скафандр, который хорошо впитывал бы запахи. Готов поспорить, что ни один конструктор скафандров не проводил больше часа в одном из своих творений.
   Что касается меня, то я чувствовал себя прекрасно.
   Крушение, одна за другой смерти от ударов молота, - все это не выходило у меня из головы. Но на данный момент это там и оставалось; пока у меня была следующая задача, на которой нужно было сосредоточиться, и следующая за ней, я мог продолжать двигаться вперед. Поразиться всему этому самое время после шоу.
   Я думаю, Паэла никогда так не тренировали. Он был худощавым человеком, под глазами у него были черные тени, а за лицевым щитком пряталась нелепая рыжая борода. Теперь, когда миновали большие потрясения, его энергия, казалось, иссякла, и его функционирование замедлилось. Он выглядел почти комично, перебирая свои бесполезные вещи.
   Через некоторое время он спросил: - Кейс, не так ли?
   - Да, сэр.
   - Ты с Земли, дитя мое?
   - Нет, я...
   Он проигнорировал меня. - Академии основаны на Земле. Ты знал об этом? Но они принимают нескольких инопланетян.
   Я заметил, что всю жизнь испытывал неприязнь к посторонним. Но мне было все равно. К тому же я не был ребенком. Я осторожно спросил: - Откуда вы, сэр?
   Он вздохнул. - 51 Пегаса, I-b.
   Я никогда о таком не слышал. - Что это за место? Оно близко к Земле?
   - Все ли измеряется относительно Земли?.. Не очень далеко.
   Мой родной мир был одной из первых открытых внесолнечных планет - или, по крайней мере, основной из них. Я вырос на спутнике. Основной объект - горячий Юпитер.
   Я знал, что это значит: гигантская планета, расположенная близко к своей родительской звезде.
   Он посмотрел на меня снизу вверх. - Там, где ты вырос, было видно небо?
   - Нет.
   - Я видел. И небо было заполнено парусами. Как видишь, солнечные паруса работают эффективно, когда находятся так близко к солнцу. Я часто наблюдал за ними по ночам, за шхунами с парусами шириной в сотни километров, которые при дневном свете меняли курс то в одну, то в другую сторону. Мне нравилось наблюдать за ними. Но на Земле даже неба не видно - во всяком случае, из бункеров Академии.
   - Тогда зачем вы туда поехали?
   - У меня не было выбора. - Он глухо рассмеялся. - Я был обречен, потому что был умен. Вот почему твой драгоценный комиссар так презирает меня. Меня учили думать, а мы не можем этого допустить, не так ли?..
   Я отвернулся от него и заткнулся. Джеру не была "моим" комиссаром, и это, конечно, не было моим аргументом. Кроме того, от Паэла у меня мурашки по коже. Я всегда с опаской относился к людям, которые слишком много знают. Имея дело с оружием, все, что вы хотите знать, - это как оно работает, какая энергия или боеприпасы ему нужны и что делать, если оно выходит из строя. Люди, которые разбираются во всех технических аспектах и статистике, обычно скрывают свои собственные недостатки; важен опыт использования.
   Но это был не громогласный специалист по оружию. Это был академик, один из лучших ученых человечества. Я чувствовал, что у меня с ним вообще нет точки соприкосновения. Я выглянул сквозь заросли, пытаясь разглядеть скользящие, мерцающие полосы света флота.
   В зарослях что-то зашевелилось. Я повернулся в ту сторону, жестом приказав Паэлу не двигаться и не издавать ни звука, и перехватил нож здоровой рукой.
   Джеру торопливо вернулась точно так же, как и ушла. Она одобрительно кивнула в ответ на мою бдительность. - Из маяка ни звука.
   Паэл сказал: - Вы же понимаете, что наше время здесь ограничено.
   Я спросил: - Вы имеете в виду скафандры?
   - Он имеет в виду звезду, - тяжело вздохнула Джеру. - Дело в том, что звезды-крепости, похоже, нестабильны. Когда призраки снимают оборудование своих кордонов, звезды горят недолго, прежде чем взорваться.
   Паэл пожал плечами. - У нас есть часы, самое большее несколько дней.
   Джеру сказала: - Что ж, нам нужно выбраться за пределы кордона крепости, чтобы подать сигнал флоту. Либо это, либо найти способ полностью разрушить кордон.
   Паэл глухо рассмеялся. - И как вы предлагаете это сделать?
   Джеру сверкнула глазами. - Разве не ваша задача рассказать мне, академик?
   Паэл откинулся на спинку стула и закрыл глаза. - Вы уже не в первый раз ведете себя нелепо.
   Джеру зарычала. Она повернулась ко мне. - Ты. Что знаешь о призраках?
   Я сказал: - Они приходят откуда-то из холодного места. Вот почему они покрыты серебристой оболочкой. Из-за этих оболочек вы не сможете убить призрака лазерным огнем. Они отлично отражают свет.
   Паэл сказал: - Не идеально. Они используют нулевой эффект Планка... Поглощается примерно одна миллиардная часть падающей энергии.
   Я заколебался. - Говорят, призраки проводят эксперименты на людях.
   Паэл усмехнулся. - Это ложь, распространяемая Комиссией Джеру по установлению исторической правды. Демонизация оппонента - тактика, древняя, как само человечество.
   Джеру это не смутило. - Тогда почему бы вам не поправить молодого Кейса? Как призраки занимаются своими делами?
   Паэл сказал: - Серебряные призраки манипулируют законами физики. Призраками движет желание понять, как устроена Вселенная, которая, по их мнению, предала их. Почему мы здесь? Видишь ли, юный тар, существует лишь узкий диапазон физических констант, в пределах которых возможна любая жизнь. Мы думаем, что призраки изучают этот вопрос, раздвигая границы - экспериментируя с законами, которые поддерживают и сдерживают всех нас.
   Я посмотрел на Джеру; та пожала плечами. Она спросила: - Так как же они это делают, академик?
   Паэл попытался объяснить. Все это было связано с квагмой.
   Квагма - это состояние материи, возникшее в результате Большого взрыва. Вещество, нагретое до достаточно высоких температур, расплавляется, образуя магму из кварков - квагму. При таких температурах четыре фундаментальные физические силы объединяются в единую сверхсилу. Когда квагме дают остыть и расшириться, связывающая ее сверхсила распадается на четыре подсилы.
   К моему удивлению, я кое-что понял из этого. С этим связан принцип ВЕС-привода, который питает внутрисистемные корабли, как "Короткая жизнь горит ярко ".
   В любом случае, управляя разложением суперсил, вы можете выбирать соотношения между этими подсилами. И эти соотношения определяют фундаментальные физические константы.
   Что-то вроде того.
   Паэл сказал: - Это их чудесное отражающее покрытие является тому примером. Каждый призрак окружен тонким слоем пространства, в котором фундаментальное число, называемое постоянной Планка, значительно меньше, чем в других местах. Таким образом, квантовые эффекты сводятся на нет... Поскольку энергия, переносимая фотоном, частицей света, пропорциональна постоянной Планка, падающий фотон должен терять большую часть своей энергии при столкновении с оболочкой - отсюда и отражательная способность.
   - Хорошо, - сказала Джеру. - Так что же они здесь делают?
   Паэл вздохнул. - Звезда-крепость, похоже, окружена открытой оболочкой из квагмы и экзотической материи. Мы предполагаем, что призраки создали пузырь вокруг каждой звезды, объем пространства-времени, в котором законы физики изменены.
   - И именно поэтому наше оборудование вышло из строя.
   - Предположительно, - сказал Паэл с холодным сарказмом.
   Джеру сказала: - Враг, который может использовать законы физики в качестве оружия, опасен. Но в конечном счете мы превзойдем призраков.
   Паэл уныло произнес: - Ах, эволюционное предназначение человечества. Как печально. Но мы веками жили в мире с призраками, согласно соглашениям Рауля. Мы такие разные, у нас разные мотивы - почему должен быть конфликт, как между двумя видами птиц в одном и том же саду?
   Я никогда не видел ни птиц, ни сада, так что это прошло мимо меня.
   Джеру сердито посмотрела на меня. - Давайте вернемся к практическим вопросам. Как работают их крепости? - Когда Паэл не ответил, она резко спросила: - Академик, вы уже час находитесь внутри крепостного кордона и не сделали ни одного нового наблюдения?
   Паэл язвительно спросил: - Что вы хотите, чтобы я сделал?
   Джеру кивнула мне. - Что ты видел, тар?
   - Наши приборы и оружие не работают, - быстро ответил я. - "Ярко" взорвался. Я сломал руку.
   Джеру сказала: - Тилл также свернул себе шею. - Она согнула руку в перчатке. - Что может сделать наши кости более хрупкими? Что-нибудь еще?
   Паэл признался: - Мне действительно немного жарко.
   Джеру спросила: - Могут ли эти изменения в организме иметь отношение к делу?
   - Я не понимаю, как.
   - Тогда разберитесь.
   - У меня нет оборудования.
   Джеру разложила на коленях запасное снаряжение - оружие, маяки. - У вас есть глаза, руки и разум. Импровизируйте. - Она повернулась ко мне. - Что касается тебя, тар, давай немного поработаем. Нам все еще нужно найти способ выбраться с этой лодки.
   Я с сомнением посмотрел на Паэла. - Некому постоять на страже.
   - Знаю, тар. Но нас только трое. - Она крепко сжала плечо Паэла. - Смотрите в оба, академик. Мы вернемся тем же путем, каким ушли. Чтобы вы знали, что это мы. Вы понимаете?
   Паэл отмахнулся от нее, сосредоточившись на приборах у себя на коленях.
   Я с сомнением посмотрел на него. Мне показалось, что целый взвод призраков мог наброситься на него, а он даже не заметил бы. Но Джеру была права, мы больше ничего не могли сделать.
   Она изучающе посмотрела на меня, потрогала мою руку. - Ты готов к этому?
   Я мог бы воспользоваться рукой. - Я в порядке, сэр.
   - Тебе повезло. Хорошая война бывает раз в жизни. И это твоя война, тар.
   Это прозвучало как напутственная речь на плацу, и я ответил тем же. - Можно мне взять ваш паек, сэр? Он вам скоро не понадобится. - Я изобразил, что копаю могилу.
   Она свирепо улыбнулась в ответ. - Ага. Когда придет твоя очередь, разрежь свой скафандр и выпусти газы, пока я не сняла его с твоего коченеющего трупа.
   Голос Паэла дрожал. - Вы действительно монстры.
   Я обменялся насмешливым взглядом с Джеру. Но мы замолчали, опасаясь еще больше расстроить земляного червя.
   Я схватил свой боевой нож, и мы скользнули в темноту.
  
   То, что мы надеялись найти, было чем-то вроде мостика. Даже если бы нам это удалось, я не мог себе представить, что мы будем делать дальше. В любом случае, мы должны были попытаться.
   Мы продрались сквозь путаницу. Трос призраков прочен даже для лезвия ножа. Но он достаточно гибкий; вы можете просто отодвинуть его в сторону, если застрянете, хотя мы старались этого не делать, опасаясь оставить следы нашего прохождения.
   Мы использовали стандартную тактику патрулирования, адаптированную к обстоятельствам. Мы двигались десять-пятнадцать минут, продираясь сквозь заросли, а затем делали перерыв на пять минут. Я выпил воды - мне становилось жарко - и, возможно, съел таблетку глюкозы, проверил, как моя рука, и подтянул на себе скафандр, чтобы снова чувствовать себя комфортно. Вот как это делается. Если вы просто будете заставлять себя двигаться вперед, то исчерпаете свои резервы и в конечном итоге все равно окажетесь не в том состоянии, чтобы достичь цели.
   И все это время я пытался сохранять свою всестороннюю осведомленность, сохраняя свою адаптацию к темноте, оценивая ситуацию. Как далеко находится Джеру? Что, если нападение произойдет спереди, сзади, сверху, снизу, слева или справа? Где я могу найти укрытие?
   У меня начало складываться впечатление о крейсере призраков. Он имел форму грубого яйца длиной в пару километров и, по сути, состоял из безымянного серебристого троса. В этом клубке были камеры, платформы и приборы, как будто случайно застрявшие в нем, как остатки пищи в бороде старика. Полагаю, это обеспечивает гибкую, легко изменяемую конфигурацию. Там, где путаница была чуть менее плотной, я заметил более прочную сердцевину, цилиндр, проходящий вдоль оси аппарата. Возможно, это был приводной блок. Мне стало интересно, функционирует ли он; возможно, в отличие от экипировки "Ярко", снаряжение призраков было разработано таким образом, чтобы адаптироваться к изменившимся условиям внутри крепостного кордона.
   Повсюду на корабле были призраки.
   Они дрейфовали над зарослями и сквозь них, следуя невидимыми для нас путями. Или же они собирались в маленькие узелки на зарослях. Мы не могли разобрать, что они делали или говорили. Для человеческого глаза серебряный призрак - это просто серебристая сфера, видимая только в отражении, и без специального оборудования их невозможно даже отличить друг от друга.
   Мы держались вне поля зрения. Но я был уверен, что призраки, должно быть, заметили нас или, по крайней мере, отслеживали наши передвижения. В конце концов, мы совершили аварийную посадку на их корабль. Но они не предпринимали никаких явных шагов в нашу сторону.
   Мы добрались до внешнего "корпуса", или, по крайней мере, до того места, где заканчивались тросы, и немного углубились в заросли, чтобы оставаться вне поля зрения.
   Наконец-то я смог беспрепятственно любоваться звездами. По-прежнему по всему небу взрывались фейерверки из новых звезд; молодые звезды по-прежнему сияли, как фонари. Мне показалось, что центральная звезда-крепость, окруженная клеткой, выглядела немного ярче и горячее, чем была. Я сделал мысленную пометку сообщить об этом академику.
   Но самым поразительным зрелищем был человеческий флот.
   На пространстве шириной в световой месяц по небу бесшумно скользили бесчисленные корабли. Они были организованы в сложную сеть коридоров, заполняющих трехмерное пространство: реки света струились в разные стороны, их разные цвета обозначали различные классы и размеры судов. И тут и там вспыхивали более плотные сгустки цвета и света, беспорядочные вспышки в упорядоченных потоках. Это были места, где корабли людей вступали в бой с врагом, места, где люди сражались и умирали.
   Третья экспансия достигла внутреннего края нашего спирального рукава Галактики. Теперь первые колониальные корабли пытались пересечь пустоту и добраться до следующего рукава, Стрельца. Наш рукав, рукав Ориона, на самом деле представляет собой всего лишь небольшую дугу. Но рукав Стрельца - одна из доминант Галактики. Например, здесь находится огромная область звездообразования, одна из крупнейших в Галактике, огромные облака газа и пыли, каждое из которых способно породить миллионы звезд. Это действительно был приз.
   Но именно там обитают серебряные призраки.
   Когда выяснилось, что наша неумолимая экспансия угрожает не только их собственным таинственным проектам, но и их домашним системам, призраки впервые начали оказывать нам систематическое сопротивление.
   Они образовали блокаду, которую стратеги военно-космического флота назвали Линией Ориона: толстый слой звезд-крепостей, расположенных прямо по внутреннему краю рукава Ориона, - места, через которые не могли следовать корабли военно-космического флота и наших колоний. Это был потрясающе эффективный ход.
   Наш флот в действии являл собой великолепное зрелище. Но это было большое, пустое небо, а ближайшее солнце было таким жутким карликом, заключенным в свою жуткую голубую сеть, очень далеко, и движение происходило в трех измерениях - надо мной, подо мной, повсюду вокруг меня...
   Я обнаружил, что пальцы моей здоровой руки сомкнулись на обрывке клубка.
   Джеру схватила меня за запястье и трясла до тех пор, пока я не смог отпустить руку. Она продолжала держать меня за руку, не сводя с меня глаз. Ты со мной. Ты не упадешь. Затем она снова затянула меня в плотный клубок, закрывающий небо.
   Она прижалась ко мне, так что свет наших скафандров был виден невооруженным глазом. Ее глаза были бледно-голубыми, как окна. - Ты не привык находиться снаружи, не так ли, тар?
   - Простите, комиссар. Меня учили...
   - Ты все еще человек. У всех нас есть слабые места. Хитрость в том, чтобы знать их и учитывать. Откуда ты?
   Я выдавил из себя улыбку. - С Меркурия. - Меркурий - это железный шар, расположенный на дне гравитационного колодца Солнца. Это железная шахта и фабрика экзотических материалов, над которой, как крышка, нависает Солнце. Большая часть поверхности занята солнечными батареями. Это место с множеством туннелей и нор, где в детстве ты соревновался с крысами.
   - И поэтому ты пошел в армию? Чтобы сбежать?
   - Меня призвали в армию.
   - Да ладно тебе, - усмехнулась она. - В такой крысиной норе, как Меркурий, есть где спрятаться. Ты романтик, тар? Ты хотел увидеть звезды?
   - Нет, - резко ответил я. - Здесь жизнь полезнее.
   Она изучала меня. - Короткая жизнь должна гореть ярко, а, тар?
   - Да, сэр.
   - Я прилетела с Денеба, - сказала она. - Ты знаешь это?
   - Нет.
   - В шестнадцати сотнях световых лет от Земли - система, заселенная примерно через четыре столетия после начала Третьей экспансии. К тому времени, когда первые корабли достигли Денеба, был отлажен механизм эксплуатации. От предварительных исследований до действующих верфей и дочерних колоний менее чем за столетие. Ресурсы Денеба - его планеты, астероиды и кометы, даже сама звезда - использовались для финансирования новых волн колонизации, более масштабной экспансии и, конечно же, для поддержки войны с призраками. Именно так работает система.
   Она обвела рукой небо. - Подумай об этом, тар. Третья экспансия: отсюда до Солнца, на расстоянии шести тысяч световых лет, нет никого, кроме человечества и населенных им планет, плод тысячелетнего миростроительства. И все это связано экономикой. Старые системы, такие как Денеб, израсходовали свои ресурсы, и даже сама Солнечная система поддерживается за счет притока товаров и материалов с растущей периферии Экспансии. Торговые пути простираются на тысячи световых лет, никогда не покидая территории людей, и по ним курсируют огромные шхуны шириной в километры. Но теперь на пути у нас встали призраки. И именно поэтому мы сражаемся!
   - Да, сэр.
   Она посмотрела на меня. - Ты готов продолжать?
   - Да.
   Мы снова двинулись вперед, прямо под зарослями тросов, по-прежнему следуя стандартным оперативным процедурам.
   Я был рад снова двигаться. Мне всегда было неудобно разговаривать лично - и уж точно не с комиссаром. Но, полагаю, даже комиссарам нужно поболтать.
  
   Джеру заметила вереницу призраков, двигавшихся парами, как школьники, к носу корабля. Это было самое целенаправленное движение, которое мы видели до сих пор, поэтому мы последовали за ними.
   Через пару сотен метров призраки начали прятаться в зарослях, скрываясь из виду. Мы последовали за ними.
   На глубине примерно пятидесяти метров мы оказались у большого закрытого объема, гладкой капсулы в форме фасолины, которая была достаточно большой, чтобы вместить нашу шлюпку. Поверхность казалась полупрозрачной, возможно, предназначенной для того, чтобы пропускать солнечный свет. Я мог видеть движущиеся внутри темные фигуры. Призраки столпились вокруг корпуса капсулы, касаясь ее поверхности.
   Джеру поманила меня за собой, и мы стали пробираться сквозь заросли к дальнему концу капсулы, где, казалось, было меньше всего призраков.
   Мы скользнули на поверхность капсулы. На наших ладонях и подошвах обуви были подушечки-присоски, которые помогали нам держаться. Мы начали ползти по всей длине капсулы, пригибаясь, когда увидели, что в поле зрения появляются призраки. Это было похоже на лазание по стеклянному потолку.
   Внутри капсулы было повышенное давление. На одном ее конце в воздухе висел большой ком грязи, коричневой и вязкой. Казалось, он нагревался изнутри; он медленно кипел, на его поверхности образовывались большие липкие пузырьки пара, и я увидел, как он покрылся фиолетовыми и красными разводами. Конечно, в невесомости конвекции нет. Возможно, призраки использовали насосы, чтобы нагнетать поток пара.
   От глиняного шара к корпусу капсулы шли трубки. Призраки собрались там, высасывая фиолетовую жижу из грязи.
   Мы поняли это по биолюминесцентному "шепоту". Призраки питались. Их родной мир слишком мал, чтобы сохранить много внутреннего тепла, но глубоко под их замерзшими океанами или во тьме скал все еще должно просачиваться немного первозданного геотермального тепла, увлекая фонтаны минералов, поднятых из глубин. И, как и на дне океанов Земли, этими минералами и медленной утечкой тепла питаются живые организмы. И призраки питаются ими.
   Так что этот глиняный шар был полевой кухней. Я посмотрел на пурпурную слизь, изысканное блюдо для призраков, и не позавидовал им.
   Здесь для нас ничего не было. Джеру снова поманила меня, и мы заскользили дальше.
   Следующая секция капсулы была... странной.
   Это было место, полное сверкающих серебристых блюдцеобразных тел, возможно, похожих на маленьких приплюснутых призраков. Они с шипением рассекали воздух, или ползали друг по другу, или сжимались в огромные ватные шары, которые держались несколько секунд, а затем распадались, и их составные части, извиваясь, отправлялись в какое-то новое приключение в другом месте. Я заметил, что на стенах висели трубки для кормления, а один или два призрака бродили среди этих блюдец, как взрослые во дворе среди ссорящихся детей...
   Передо мной возникла едва различимая тень. Я поднял глаза и обнаружил, что смотрю на свое собственное отражение - наклоненная голова, открытый рот, вытянутое тело - в позе "рыбий глаз", всего в нескольких сантиметрах от моего носа.
   Выпуклое зеркало было брюхом призрака. Оно массивно покачивалось передо мной.
   Я медленно оттолкнулся от корпуса. Схватился здоровой рукой за ближайший трос. Я знал, что не смогу дотянуться до своего ножа, который был заткнут за пояс на спине. И я нигде не мог увидеть Джеру. Возможно, призраки уже забрали ее. В любом случае, я не мог ни позвать ее, ни даже поискать ее, опасаясь выдать ее.
   У призрака был тяжелый на вид пояс, обернутый вокруг его экватора. Я предположил, что эти сложные узлы снаряжения были оружием. Если не считать пояса, призрак был совершенно безликим: он мог быть неподвижным или вращаться со скоростью сто оборотов в минуту. Я уставился на его шкуру, пытаясь понять, что внутри нее есть слой, похожий на отдельную вселенную, где законы физики были изменены. Но все, что я мог видеть, - это собственное испуганное лицо, смотрящее на меня из-за спины.
   И тут Джеру упала на призрака сверху, растопырив руки и ноги, в обеих руках сверкали ножи. Я видел, что она кричит - рот открыт, глаза широко раскрыты, - но она падала в полной тишине, ее связь была отключена.
   Изогнувшись, как хлыст, она вонзила оба ножа в шкуру призрака. Если я принимаю этот пояс за его экватор, то она попала куда-то около северного полюса.
   Призрак запульсировал, по его поверхности пробежала сложная рябь. Джеру встала на руки, дотянулась ногами до клубка наверху и закрепилась там. Призрак развернулся, пытаясь сбросить Джеру. Но она держалась за клубок и продолжала вонзать ножи в его шкуру, и все, чего удалось добиться призраку, - это остаться с двумя глубокими ранами прямо в верхней части. Оттуда повалил пар, и я заметил, что внутри что-то покраснело.
   Тем временем я просто висел там, застыв на месте.
   Вы обучены правильно реагировать на нападение противника. Но все это улетучивается, когда вы сталкиваетесь с массой вращающихся, пульсирующих монстров, а у вас нет ничего, кроме ножа. Вы просто хотите стать как можно меньше, надеясь, что, может быть, все это пройдет. Но в конце концов вы понимаете, что этого не произойдет, что нужно что-то делать.
   Поэтому я вытащил свой собственный нож и отправился в район северного полюса.
   Я начал делать поперечные надрезы между ранами Джеру. Я быстро понял, что кожа призрака прочная, как толстая резина, но ее можно разрезать, если закрепиться самому. Вскоре у него ослабли кожные покровы, и я начал оттягивать их, обнажая глубокую красноту внутри. Наружу хлынул пар, искрящийся льдом.
   Джеру спустилась со своего насеста и присоединилась ко мне. Мы вцепились пальцами в раны, которые сами же и нанесли, и резали, и кромсали, и копали; хотя призрак бешено крутился, он не мог нас стряхнуть. Вскоре мы уже вытаскивали огромные теплые груды мяса - похожие на веревки внутренности, пульсирующие куски, похожие на человеческую печень или сердце. Сначала вокруг нас брызнули ледяные кристаллики, но по мере того, как призрак терял тепло, которое он копил всю свою жизнь, этот слабый ветерок стих, и на порезанной и разорванной плоти начал собираться иней.
   Наконец Джеру толкнула меня в плечо, и мы оба отошли от изуродованного призрака. Он все еще вращался, смещенный от центра, но я видел, что это вращение было не чем иным, как мертвой инерцией; призрак потерял свое тепло и свою жизнь.
   - Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-нибудь вступал в рукопашную с призраком, - сказал я, затаив дыхание.
   - Я тоже. Лета, - сказала она, разглядывая свою руку. - Кажется, я сломала палец.
   Это было не смешно. Но Джеру уставилась на меня, и я уставился на нее в ответ, а потом мы оба начали смеяться, и наши скафандры для слизняков запульсировали розовыми и голубыми значками.
   - Он стоял на своем, - сказал я.
   - Да. Может, он подумал, что мы угрожаем питомнику.
   - Тому месту с серебряными блюдцами?
   Она вопросительно посмотрела на меня. - Призраки - это симбиоты, тар. Мне показалось, что это питомник для шкур призраков. Независимых существ.
   Я никогда не задумывался о том, что у призраков могут быть детеныши. И не думал о призраке, которого мы убили, как о родителе, защищающем своих детенышей. Я не слишком глубоко мыслю сейчас, да и тогда не был таким; но эта мысль меня не устраивала.
   Джеру зашевелилась. - Давай, тар. Возвращайся к работе. - Она зацепилась ногами за клубок и начала хвататься за все еще вращающийся труп призрака, пытаясь замедлить его вращение.
   Я тоже зацепился и начал помогать ей. Призрак был массивным, размером с крупную машину, и развивал приличную скорость; сначала я не мог ухватиться за кожистые лоскуты, которые вращались у меня под рукой.
   Пока мы трудились, я почувствовал, что мне становится невыносимо жарко. Свет, который проникал в клубок от этого солнца, казалось, становился ярче с каждой минутой. Но по мере того, как мы работали, эти тревожные мысли вскоре рассеялись.
   Наконец мы справились с призраком. Джеру проворно сняла с него пояс со снаряжением, и мы начали запихивать мешковатый труп как можно глубже в окружающие заросли. Это была ужасная работа. По мере того как призрак корчился все сильнее, все больше его внутренностей, уже затвердевших, вылезало из отверстий, которые мы проделали в его шкуре, и мне пришлось сдерживать рвотный позыв, когда мерзкая жижа выплеснулась мне в лицо.
   Наконец это было сделано - во всяком случае, насколько это было в наших силах.
   Забрало Джеру было измазано черным и красным. Она сильно вспотела, ее лицо порозовело. Но она улыбалась, и на плечах у нее был трофей - пояс призрака. Мы двинулись в обратный путь, следуя тем же путем, что и раньше.
   Когда мы вернулись к месту, где лежали, то обнаружили, что академик Паэл в беде.
  
   Паэл свернулся калачиком, закрыв лицо руками. Мы растолкали его. Его глаза были закрыты, лицо покрылось розовыми пятнами, а с лицевого щитка капал конденсат.
   Он был окружен какими-то приспособлениями, в том числе деталями от чего-то, похожего на сломанный пистолет-звездолом; я узнал призмы, зеркала и дифракционные решетки. Ну, пока он не очнулся и не мог рассказать нам, что делал здесь.
   Джеру огляделась. Сияние центральной звезды-крепости стало намного ярче. Место, где мы залегли, теперь было залито светом и теплом, а окружающие заросли почти не давали укрытия. - Есть какие-нибудь идеи, тар?
   Я почувствовал, как радостное возбуждение, охватившее нас, улетучилось. - Нет, сэр.
   На мокром от пота лице Джеру отразилось напряжение. Я заметил, что она опирается на левую руку. Казалось, она приняла какое-то решение. - Хорошо. Нам нужно улучшить ситуацию здесь. - Она сняла с себя пояс со снаряжением призрака и сделала большой глоток воды из крана на капюшоне. - Тар, ты на посту. Постарайся держать Паэла в тени своего тела. И если он проснется, спроси его, что он узнал.
   - Да, сэр.
   - Хорошо. Я скоро вернусь.
   И затем она исчезла, растворившись в сложных тенях зарослей, как будто была рождена в таких условиях.
   Я нашел место, откуда мог видеть на все 360 градусов, и предложил Паэлу немного своей тени - не то чтобы я думал, что это сильно поможет.
   Мне ничего не оставалось, кроме как ждать.
   По мере того, как корабль призраков следовал своим таинственным курсом, световые пятна, просачивающиеся сквозь клубок, менялись и эволюционировали. Пока я цеплялся за клубок, мне показалось, что чувствую вибрацию: медленную, глубокую гармонизацию, которая пульсировала в гигантской конструкции корабля. Я подумал, не слышу ли я низкие голоса призраков, взывающих друг к другу с одного конца своего могучего корабля на другой. Все это напомнило мне, что все в моем окружении, абсолютно все было чужим, и я был очень далеко от дома.
   Во время такой драмы, как "контакт с призраком", вы не осознаете, что с вами происходит, потому что ваше тело отключает это; на каком-то уровне вы знаете, что у вас просто нет времени разбираться с этим. Теперь, когда я перестал двигаться, на меня навалились боли последних нескольких часов. У меня все еще болели голова, спина и, конечно, сломанная рука. Я чувствовал глубокие синяки, возможно, порезы, на своих руках в перчатках, там, где я хватался за нож, и мне казалось, что я вывихнул здоровое плечо. Один из моих пальцев зловеще пульсировал: я подумал, не сломал ли я еще одну кость здесь, в этой странной среде, где мой скелет стал хрупким, как у старика. У меня были натерты пах, подмышки, колени, лодыжки и локти, кожа была ободрана до крови. Обычно, когда нахожусь в скафандре, я более вынослив, чем сейчас, поэтому снова почувствовал себя неоправданно хрупким.
   Лучи солнечного света, падавшие мне на спину, тоже действовали на меня; я чувствовал себя так, словно лежал в раскаленной духовке. У меня болела голова, ощущалась сильная тошнота внизу живота, звон в ушах и постоянная чернота вокруг глаз. Может быть, я просто был измучен, обезвожен, а может быть, дело было не только в этом.
   Я считал свое сердцебиение, дыхание; пытался понять, сколько длится секунда. "Тысяча и одна". "Тысяча и две"... Отслеживание времени - это фундаментальная черта человека; время обеспечивает базовую ориентацию, сохраняет остроту ума и связь с реальностью. Но я все время сбивался со счета.
   И все мои усилия не помогли остановить мрачные мысли, закрадывающиеся в мою голову. Я стал вспоминать свои действия с Джеру, и начались сожаления. Хорошо, я стоял на месте, когда столкнулся с призраком, и не выдал позиции Джеру. Но когда она начала атаку, я заколебался на те несколько решающих секунд. Может быть, если бы я был жестче, комиссару не пришлось бы в одиночку продираться сквозь заросли, а сломанный палец не отвлекал ее болевыми сигналами.
   Наше обучение носит всесторонний характер. Нас учат быть готовым к такого рода пыткам задним числом, в спокойные моменты, и не обращать на них внимания - или, что еще лучше, извлекать из них уроки. Но, оказавшись фактически один в этом металлизированном инопланетном лесу, я обнаружил, что мое обучение не открывало большие перспективы.
   И, что еще хуже, я начал думать наперед. Как всегда, ошибка.
   Я не мог поверить, что академик и его грубые приспособления смогут добиться чего-то существенного. И, несмотря на все волнение от нашего проникновения, мы не нашли ничего похожего на мостик или какую-либо уязвимую точку, которую мы могли бы атаковать, и все, с чем вернулись, - это остатки полевого снаряжения, в котором мы даже не разбирались.
   Впервые я начал всерьез задумываться о том, что не переживу этого - что умру, когда откажет мой скафандр или солнце взорвется, в зависимости от того, что произойдет раньше, не более чем через несколько часов.
   Моим долгом было умереть. Короткая жизнь горит ярко. Этому вас учат. Долголетие делает вас консервативными, боязливыми, эгоистичными. Люди совершали эту ошибку и раньше, и в итоге мы стали расой подданных. Живите быстро и яростно, потому что вы не важны - важно только то, что вы можете сделать для своего вида.
   Но я не хотел умирать.
   Если бы я больше никогда не вернулся на Меркурий, я бы и слезинки не проронил. Но теперь у меня была своя жизнь на флоте. И потом, у меня были друзья: люди, с которыми я тренировался и служил, такие люди, как Хэлли, и даже Джеру. Впервые в жизни обретя товарищество, я не хотел терять его так быстро и погружаться в темноту в одиночестве - особенно если это было напрасно.
   Но, возможно, у меня не было выбора.
   Через неопределенное время Джеру вернулась. Она тащила серебристое одеяло. Это была шкура призрака. Она начала ее вытряхивать.
   Я наклонился, чтобы помочь ей. - Вы вернулись к тому, кого мы убили...
   - и освежевала его, - сказала она, задыхаясь. - Я просто соскребла мясистую мякоть ножом. Слой Планк-ноль легко отслаивается. И посмотри... - Она быстро сделала ножом надрез на мерцающем листе. Затем снова соединила края, провела пальцем по шву и показала мне результат. Я даже не разглядел, где был разрез. - Самозапечатывающийся, самовосстанавливающийся, - сказала она. - Запомни это, тар.
   - Да, сэр.
   Мы начали натягивать проколотую, растянутую шкуру в качестве грубого навеса над нашим подопечным, максимально закрывая его от солнечного света. Несколько кусочков замороженной плоти все еще прилипали к шкуре, но в основном это было похоже на работу с тонкой, легкой металлической фольгой.
   В тени Паэл зашевелился. Его стоны превратились в четкие биолюминесцентные иконки.
   - Помоги ему, - рявкнула Джеру. - Дай ему попить. - И пока я это делал, она порылась в аптечке на поясе и начала накладывать повязку на пальцы левой руки.
  
   - Это скорость света, - сказал Паэл. Он забился в угол нашей палатки, поджав ноги к груди. Его голос, должно быть, был слабым; биолюминесцентные знаки на его костюме были фрагментарными и содержали возможные варианты, экстраполированные программным обеспечением-переводчиком.
   - Расскажите нам, - сказала Джеру относительно мягко.
   - Призраки нашли способ изменять скорость света в этой крепости. На самом деле, чтобы увеличить ее. - Он снова заговорил о квагме, физических константах и свернутых измерениях пространства-времени, но Джеру раздраженно отмахнулась.
   - Откуда вы это знаете?
   Паэл принялся возиться со своими призмами и решетками. - Я последовал вашему совету, комиссар. - Он поманил меня к себе. - Подойди и посмотри, дитя мое.
   Я увидел, как луч красного света, разделенный и отклоненный его призмой, прошел сквозь дифракционную решетку и образовал угловатый узор из точек и линий на кусочке гладкого пластика.
   - Видишь? - Его глаза изучали мое лицо.
   - Не понимаю. Извините, сэр.
   - Длина волны света изменилась. Она увеличилась. Длина волны красного света должна быть примерно на одну пятую короче, чем указано в этом шаблоне.
   Я пытался понять. Я поднял руку. - А зеленый цвет этой перчатки не должен стать желтым или синим?
   Паэл вздохнул. - Нет. Потому что цвет, который ты видишь, зависит не от длины волны фотона, а от его энергии. Принцип сохранения энергии верен даже там, где призраки что-то мастерят. Таким образом, каждый фотон несет столько же энергии, сколько и раньше, и придает вашему глазу тот же цвет. Поскольку энергия фотона пропорциональна его частоте, это означает, что частоты остаются неизменными. Но поскольку скорость света равна частоте, умноженной на длину волны, увеличение длины волны подразумевает...
   - Увеличение скорости света, - сказала Джеру.
   - Да.
   Я не очень понял, о чем речь. Я повернулся и посмотрел на свет, просачивающийся сквозь наш навес из кожи призрака. - Итак, мы видим одни и те же цвета. Свет от этой звезды доходит сюда немного быстрее. Какая разница?
   Паэл покачал головой. - Дитя мое, такая фундаментальная константа, как скорость света, заложена в глубинной структуре нашей Вселенной. Скорость света - это часть соотношения, известного как постоянная тонкой структуры. - Он начал что-то бормотать о заряде электрона.
   Джеру прервала его. - В данном случае, постоянная тонкой структуры является мерой силы электрического или магнитного взаимодействия.
   Это я мог понять. - И если вы увеличите скорость света...
   - Вы уменьшаете силу взаимодействия. - Паэл приподнялся. - Подумайте об этом. Человеческие тела удерживаются вместе за счет молекулярной энергии - электромагнитных сил. Но здесь электроны слабее связаны с атомами; атомы в молекуле слабее связаны друг с другом. - Он постучал по гипсу на моей руке. - И поэтому твои кости стали более хрупкими, а кожу легче проткнуть или натереть. Ты видишь? Ты тоже погружен в пространство-время, мой юный друг. На тебя тоже влияют действия призраков. И поскольку скорость света в этом адском кармане продолжает увеличиваться - насколько я могу судить по этим неудачным экспериментам - ты с каждой секундой становишься все более хрупким.
   Это была странная, жутковатая мысль, что можно манипулировать чем-то настолько фундаментальным во Вселенной. Я прижал руки к груди и содрогнулся.
   - Другие эффекты, - мрачно продолжил Паэл. - Плотность материи падает. Возможно, сама структура наших тел в конечном итоге начнет разрушаться. И понижается температура диссоциации.
   - Что это значит? - резко спросила Джеру.
   - Температура плавления и кипения снижается. Неудивительно, что мы перегреваемся. Интересно, что биосистемы оказались более надежными, чем электромеханические части. Но если мы в ближайшее время не уберемся отсюда, наша кровь начнет закипать...
   - Хватит, - сказала Джеру. - А что насчет звезды?
   - Звезда - это масса газа, которая имеет тенденцию сжиматься под действием собственной силы тяжести. Но тепло, выделяемое в результате термоядерных реакций в ядре, создает давление газа и излучения, которое направлено наружу, противодействуя силе тяжести.
   - А если постоянная тонкой структуры изменится?
   - Тогда равновесие нарушается. Комиссар, по мере того, как гравитация начинает одерживать верх в своей древней битве, звезда-крепость становится более яркой - она горит быстрее. Это объясняет наблюдения, которые мы проводили за пределами кордона. Но так не может продолжаться вечно.
   - Новые звезды, - сказал я.
   - Да. Взрывы, когда слои звезды выбрасываются в космос, являются симптомом того, что дестабилизированные звезды стремятся к новому равновесию. Скорость, с которой наша звезда приближается к этому катастрофическому моменту, соответствует наблюдаемому мной смещению скорости света. - Он улыбнулся и закрыл глаза. - Одна-единственная причина порождает так много следствий. Все это довольно приятно с эстетической точки зрения.
   Джеру сказала: - По крайней мере, мы знаем, как был уничтожен корабль. Каждая система управления зависит от тонко настроенных электромагнитных эффектов. Все, должно быть, сошли с ума одновременно...
   "Краткая жизнь горит ярко" был классическим кораблем, конструкция которого не менялась в течение тысячелетий. Жилой купол, прочный полупрозрачный пузырь, вмещал экипаж из двадцати человек. Купол был соединен хребтом длиной в километр с двигательной капсулой ВЕС-привода. Когда мы пересекли границу кордона - когда все огни на мостике погасли - системы управления вышли из строя, и вся ВЕС-энергия привода, должно быть, попыталась вырваться наружу. Хребет корабля вонзился в жилой купол, как гвоздь, вбитый в череп.
   - Если бы скорость света во Вселенной была чуть выше, - мечтательно произнес Паэл, - водород не смог бы превращаться в гелий. Был бы только водород: никакого термоядерного синтеза для питания звезд, никакой химии. И наоборот, если бы скорость света была немного ниже, водород слишком легко вступал бы в термоядерную реакцию, и его бы не осталось, не из чего было бы образовывать звезды - или воду. Вы понимаете, насколько все это важно? Без сомнения, наука призраков о тонкой настройке значительно продвинулась вперед здесь, на Линии Ориона, даже если она служит своей тривиальной оборонительной цели...
   Джеру посмотрела на него с нескрываемым презрением. - Мы должны доставить эту информацию Комиссии. Возможно, это ключ к тому, чтобы, наконец, разрушить Линию Ориона. Мы находимся на повороте истории, джентльмены.
   Я знал, что она права. Главная обязанность Комиссии по установлению исторической правды - собирать и распространять разведывательные данные о противнике. Итак, моей главной обязанностью, как и обязанностью Паэла, было помочь Джеру донести эти данные до ее организации.
   Но Паэл насмехался над ней. - Не ради нас самих, а ради всего человечества. Это так, комиссар? Вы так претенциозны. И все же вы топчетесь на месте в комичном невежестве. Даже ваши донкихотские поиски на борту этого крейсера были тщетными. На этом корабле, вероятно, нет мостика. Вся морфология призраков, их эволюционный дизайн основаны на идее сотрудничества, симбиоза; почему у корабля призраков должна быть метафорическая голова? А что касается трофея, с которым вы вернулись, - он показал пояс с артефактами призрака, - здесь нет никакого оружия. Это датчики, инструменты. Здесь нет ничего, что могло бы вызвать значительный выброс энергии. Это менее опасно, чем лук и стрелы. - Он отпустил пояс, и тот отлетел в сторону. - Призрак не пытался вас убить. Он просто блокировал вас. Это классическая тактика призрака.
   Лицо Джеру было каменным. - Он стоял у нас на пути. Это достаточная причина, чтобы уничтожить его.
   Паэл покачал головой. - Такие умы, как у вас, уничтожат нас, комиссар.
   Джеру уставилась на него с подозрением. Затем она сказала: - У вас есть способ. Не так ли, академик? Способ вытащить нас отсюда.
   Он попытался встретиться с ней взглядом, но ее воля была сильнее, и он отвел глаза.
   Джеру тяжело вздохнула: - Несмотря на то, что на карту поставлены три жизни, неужели долг для вас ничего не значит, академик? Вы умный человек. Неужели вы не видите, что это война человеческих судеб?
   Паэл рассмеялся. - Судьба или экономика? - Он сказал мне: - Видишь ли, дитя, пока исследователи, флотилии шахтеров и корабли колонистов продвигаются вперед, пока растет Третья экспансия, наша экономика работает. Но система полностью зависит от продолжения завоеваний. С нетронутых звезд богатства могут продолжать поступать внутрь, в старые, истощенные системы, питая огромные орды людей, численность которых превысила численность самих звезд. Но как только этот рост замедлится...
   Джеру молчала.
   Я кое-что понял из этого. Это была война за колонизацию, за построение миров. В течение тысячи лет мы неуклонно распространялись от звезды к звезде, используя ресурсы одной системы для исследования, терраформирования и заселения миров в других. При слишком глубоком разрыве в этой цепи эксплуатации экономика рушилась.
   И призракам удавалось сдерживать экспансию человечества в течение пятидесяти лет.
   Паэл сказал: - Мы уже задыхаемся. Войны уже были, юный Кейс: люди сражались с людьми, а внутренние системы голодали. Разумеется, это не упоминается в пропаганде Коалиции. Если призраки могут держать нас взаперти, все, что им нужно сделать, это дождаться, пока мы уничтожим себя и освободим их, чтобы они могли продолжить свои собственные, более достойные проекты.
   Джеру проплыла перед ним. - Академик, выслушайте меня. Когда я росла на Денебе, то видела в небе огромные шхуны, доставлявшие межзвездные богатства, которые поддерживали жизнь моего народа. Я видела логику истории в том, что мы должны поддерживать экспансию, потому что выбора нет. И именно поэтому я поступила на службу в вооруженные силы, а позже в Комиссию по установлению исторической правды. Не из-за идеологии, не из-за туманных представлений о судьбе, а из-за экономики. Мы должны трудиться каждый день, чтобы поддерживать единство и цель человечества. Мы должны продолжать расширяться. Потому что, если мы дрогнем, мы умрем, вот так просто.
   Паэл приподнял бровь. - Возможно, я недооценил вас. Но, комиссар, искренни вы или нет, но ваша вера в эволюционное предназначение человечества обрекает нас на то, чтобы мы превратились в стайку детей, которым дано несколько мгновений любить, размножаться и умирать, прежде чем их ввергнут в бесполезную войну.
   - Это вера, которая связывала нас вместе на протяжении тысячи лет, - отрезала Джеру. - Это вера, которая объединяет бесчисленные триллионы людей, живущих за тысячи световых лет. Достаточно ли вы сильны, чтобы сейчас бросить вызов такой вере? Ну же, академик. Никто из нас не хочет родиться в разгар войны. Мы все должны делать все, что в наших силах, друг для друга, для других людей; что еще остается?
   Я переводил взгляд с одной на другого. Подумал, что нам следует поменьше болтать и побольше воевать. Дотронулся до плеча Паэла, он отпрянул. - Академик, Джеру права? Есть ли способ, как мы сможем пережить это?
   Паэл вздрогнул. Джеру склонилась над ним.
   - Да, - наконец сказал Паэл. - Да, есть способ.
  
   Идея оказалась простой.
   А план, который мы с Джеру придумали для ее реализации, был еще проще. Это было основано на единственном предположении: призраки не агрессивны. Признаю, это было отвратительно, и я мог понять, почему это могло расстроить такого брезгливого земляного червя, как Паэл. Но иногда хорошего выбора нет.
   Нам с Джеру понадобилось несколько минут, чтобы передохнуть, проверить наши скафандры и различные повреждения и устроиться поудобнее. Затем, снова следуя стандартным оперативным процедурам, мы направились обратно к питомнику незрелых шкурок.
   Мы выбрались из зарослей и спустились к полупрозрачному корпусу. Мы старались держаться подальше от скоплений призраков, но не предпринимали никаких реальных усилий, чтобы спрятаться. В конце концов, в этом не было особого смысла; призраки все равно скоро узнают о нас и о наших намерениях.
   Мы вбили крюки в податливый корпус и закрепили веревки для опоры. Затем взяли ножи и начали пропиливать себе путь сквозь корпус.
   Как только мы приступили к делу, вокруг нас начали собираться призраки, словно огромные антитела. Они просто парили там, жуткие безликие безделушки, дрейфующие, словно в вакууме. Но когда я уставился на дюжину искаженных отражений своего худого лица, я почувствовал, как во мне поднимается необъяснимое отвращение. Возможно, вы могли бы представить их как семью, объединившуюся, чтобы защитить своих детей. Мне было все равно; от тщательно продуманной ненависти, накопленной за всю жизнь, так просто не избавишься. Я решительно взялся за работу.
   Джеру первой пробралась сквозь корпус капсулы. Воздух вырвался наружу фонтаном быстро сгущающегося воздуха. Шкурки малышей затрепетали, показывая, что им явно не по себе. И призраки начали собираться вокруг Джеру, словно огромные светящиеся шары.
   Джеру взглянула на меня. - Продолжай работать, тар.
   - Да, сэр.
   Еще через пару минут я тоже закончил. Давление воздуха уже падало, и оно сошло на нет, когда мы вырезали в крыше большой, размером с дверь, клапан. Закрепившись веревками, мы откинули клапан, открывая дыру пошире. Несколько последних облачков пара окутали наши головы, сверкая кусочками льда.
   Детеныши-шкурки забились в конвульсиях. Незрелые, они не могли пережить внезапный вакуум, который должен был стать их основной средой обитания. Но то, как они умерли, облегчило нам задачу. Серебристые шкурки одна за другой выползали из отверстия в крыше. Мы просто хватали каждую из них - как будто хватали развевающуюся простыню - протыкали ножом и нанизывали на веревку. Все, что нам нужно было делать, это сидеть и ждать, когда они придут. Их были сотни, и мы были заняты.
   Я не ожидал, что взрослые призраки выдержат это, были ли неагрессивными или нет; и оказался прав. Вскоре они столпились вокруг меня, нависая огромными серебристыми животами. Призрак массивен и прочен, и у него большая инерция; если один из них ударит тебя в спину, ты об этом узнаешь. Теперь они толкали меня так сильно, что я распластывался на крыше, снова и снова. Однажды меня так сильно дернуло на привязанной веревке, что мне показалось, будто я сломал еще одну или две кости в ноге.
   А тем временем я начал чувствовать себя намного хуже: у меня кружилась голова, меня подташнивало, я перегрелся. Каждый раз после того, как меня сбивали с ног, мне становилось все труднее выпрямляться. Я быстро слабел, представляя, как крошечные молекулы моего тела распадаются на части в этом загрязненном призраками пространстве.
   Впервые я начал считать, что мы потерпим неудачу.
   Но затем, совершенно неожиданно, призраки отступили. Когда они отошли от меня, я увидел, что они собрались вокруг Джеру.
   Она стояла на корпусе, ее ноги были опутаны веревкой, а в обеих руках у нее были ножи. Она яростно рубила призраков и младенческие шкурки, которые проносились мимо нее, не делая попыток поймать их, а просто разрезая и уничтожая все, до чего могла дотянуться. Я видел, что одна рука у нее неуклюже повисла - возможно, она была вывихнута или даже сломана, - но она продолжала резать, несмотря ни на что. А призраки столпились вокруг нее, огромные серебряные сферы давили на ее хрупкую, сопротивляющуюся человеческую фигуру.
   Она пожертвовала собой, чтобы спасти меня, - точно так же, как капитан Тейд в последние минуты "Ярко" пожертвовала собой, чтобы спасти Паэла. И моим долгом было завершить начатое. Так что я колол и продевал веревки, снова и снова, пока из этой дыры вываливались медленно погибавшие тонкие шкурки.
   Наконец шкурки закончились.
   Я поднял голову, моргая, чтобы смахнуть соленый пот с глаз. Несколько шкурок все еще валялись внутри капсулы, но они были неподвижны и мне до них не дотянуться. Другие ускользнули от нас и застряли в хитросплетении корабельных конструкций, слишком далеко и слишком разбросаны, чтобы их стоило преследовать дальше. Того, что у меня было, должно было хватить. Я начал пробираться оттуда, обратно через заросли, к месту, где стояла наша потерпевшая крушение шлюпка, где, как я надеялся, меня должен был ждать Паэл.
   Я оглянулся один раз. Ничего не мог с собой поделать. Призраки все еще толпились на разорванной крыше капсулы. Где-то там, внутри все еще сражалось то, что осталось от Джеру. У меня возникло непреодолимое желание вернуться к ней. Ни один человек не должен умирать в одиночестве. Но я знал, что должен выбраться оттуда, завершить миссию, оправдать ее жертву.
   И я добился своего.
  
   Мы с Паэлом закончили работу на внешнем корпусе крейсера призраков.
   Снимать шкурки оказалось так же просто, как и описывала Джеру. Подогнать друг к другу листы с нулевой постоянной Планка тоже было легко - нужно лишь выровнять их и скрепить большим пальцем. Я занялся этим, сшивая из шкур парус, в то время как Паэл работал над такелажем из отрезков веревки, прикрепленных к палубной панели с разбившейся шлюпки. Он работал быстро и эффективно: в конце концов, Паэл был выходцем из мира, где во время отпуска все катаются на солнечных парусах.
   Мы работали размеренно, часами.
   Я не обращал внимания на различные боли, усиливающиеся в голове, груди и желудке, пульсирующую боль в сломанной руке, которая так и не зажила, и ломоту в ноге. И мы не говорили ни о чем, кроме текущей задачи. Паэл ни разу не спросил, что стало с Джеру; казалось, он предвидел судьбу комиссара.
   Все это время призраки не беспокоили нас.
   Я старался не думать о том, какие эмоции бушевали в их серебристых панцирях, какие отчаянные споры могли разгораться на невидимых волнах. В конце концов, я пытался выполнить задание. И был измотан еще до того, как вернулся к Паэлу. Просто продолжал работать, не обращая внимания на усталость, сосредоточившись на задаче.
   Удивился, обнаружив, что дело сделано.
   Мы соорудили парус шириной в сотни метров, сшитый из невидимо тонкой незрелой шкуры призраков. Он был примерно круглой формы и прикреплялся десятком отрезков тонкой веревки к распоркам на панели, которую мы вытащили из обломков шлюпки. Парус лежал поперек пространства, легкая рябь пробегала по его мерцающей поверхности.
   Паэл показал мне, как с этой штукой обращаться. - Потяни за эту веревку или вот за эту... - Огромный лоскутный парус задергался в ответ на его команды. - Я настроил его так, что тебе не придется прибегать к каким-либо ухищрениям, например, к лавированию. Надеюсь, лодка просто подплывет к периметру оцепления. Если тебе нужно убрать парус, просто перережь веревки.
   Я воспринимал все это автоматически. Нам обоим было важно знать, как управлять нашей маленькой лодкой. Но потом я начал улавливать подтекст того, что он говорил. Ты, а не мы.
   Он подвинул меня на палубу и оттолкнул от корабля призраков. Его сила была удивительной. Сам остался позади. Все было кончено прежде, чем я понял, что он делает.
   Я наблюдал, как он удаляется, задумчиво цепляясь за какой-то клубок.
   Парус надо мной медленно вздымался, наполняясь светом разгорающегося солнца. Паэл хорошо спроектировал свое импровизированное судно: все такелажные канаты были натянуты, и я не заметил ни разрывов, ни складок на серебристой ткани.
   - Там, где я вырос, небо было полно парусов... - На моем скафандре было ясно, как божий день, что говорит Паэл.
   - Почему вы остаетесь, академик?
   - Ты продвинешься дальше и быстрее, если не придется тащить мою массу. И, кроме того, наша жизнь и так коротка, мы должны беречь молодежь. Тебе так не кажется?
   Я понятия не имел, о чем он говорит. Паэл был гораздо ценнее меня; я был тем, кого следовало оставить. Он опозорил себя.
   Его скафандр был испещрен сложными иероглифами. - Берегись прямых солнечных лучей. Конечно, они становятся все более интенсивными. Это поможет тебе... - И затем он скрылся из виду, снова углубившись в заросли.
   Больше я его никогда не видел.
   Корабль-призрак вскоре отдалился, превратившись в огромное яйцо, очертания которого терялись из моего затуманенного зрения. Я вцепился в свой кусок палубы и искал тень.
   Двенадцать часов спустя я достиг невидимого радиуса, где тактический радиомаяк в моем кармане начал издавать пронзительный вой, заполнивший наушники. Включились вспомогательные системы моего скафандра, и я обнаружил, что дышу свежим воздухом.
   Немного погодя из потока флота вынырнул ряд огней и устремился ко мне, становясь все ярче. Наконец он превратился в золотую пулю, украшенную сине-зеленым тетраэдром, символом свободного человечества. Это был корабль снабжения под названием "Господство приматов".
   И вскоре после этого, когда флот призраков покинул их крепость, звезда взорвалась.
  
   Как только я закончил свой официальный доклад корабельному комиссару - и смог выписаться из медотсека "Господства приматов", - сразу попросил о встрече с капитаном.
   Я поднялся на мостик. Моя история облетела весь мир, а различные медицинские повязки, которыми я щеголял, дополнили мой героический миф. Так что мне пришлось пройти проверку у команды - "Ты должен был быть мертв, я присвоил твою зарплату и уже переспал с твоей матерью" - и был встречен тем, что, по-видимому, является универсальным жестом узнавания одного тара другим: сжатым кулаком, двигающимся вверх-вниз вокруг воображаемого пениса. Но что-то более уважительное просто не показалось бы нормальным.
   Капитан оказалась седовласым ветераном с огромным шрамом от лазерного ожога на щеке. Она напомнила мне первого помощника Тилла.
   Я сказал ей, что хочу вернуться на действительную службу, как только позволит здоровье.
   Она оглядела меня с ног до головы. - Вы уверены, тар? У вас много возможностей. Несмотря на свой юный возраст, вы уже внесли свой вклад в развитие кампании. Вы можете идти домой.
   - Сэр, и чем я буду заниматься?
   Она пожала плечами. - Фермой. Собой. Растить детей. Что еще делают земляные черви. Или можете вступить в Комиссию по установлению исторической правды.
   - Я - комиссар?
   - Вы были там, тар. Вы побывали среди призраков и вернулись оттуда с информацией, более важной, чем все, к чему Комиссия пришла за пятьдесят лет. Вы уверены, что хотите снова столкнуться с военными действиями?
   Я все обдумал.
   Вспомнил, как Джеру и Паэл спорили об экономике. Для меня это была неприятная перспектива. Я был на войне, которая не имела ко мне никакого отношения, в ловушке того, что Джеру называла логикой истории. Но, готов поспорить, это было верно для большей части человечества на протяжении всей нашей долгой и кровавой истории. Все, что вы можете сделать, - это жить своей жизнью, радоваться каждому мгновению и поддерживать своих товарищей.
   Я - фермер? И никогда не был бы достаточно умен для Комиссии. Нет, у меня не было сомнений.
   - Короткая жизнь горит ярко, сэр.
   Лета, капитан выглядела так, словно у нее комок застрял в горле. - Я понимаю это как согласие, тар?
   Я стоял прямо, не обращая внимания на боль в ранах. - Да, сэр!
  
   Линия Ориона была прорвана. Человечество вторглось в пространство призраков, убивая и колонизируя.
   Но война продолжалась еще столетия. Такова природа конфликтов в межзвездных масштабах.
   Со временем призраки научились давать отпор, используя новое оружие и новую тактику.
   Появилась даже новая порода призраков.
  
  

ВОЙНЫ ПРИЗРАКОВ

  
   7004 г. н.э.
  

I

  
   Космический корабль "Копье Ориона" вышел из гиперпространства. Его четырехгранные символы свободной Земли ярко сияли, оружейные порты были открыты, а экипаж готов к выполнению своих обязанностей.
   Офицер-пилот Гекс оглядела небо, оценивая ситуацию.
   Она находилась глубоко в спиральном рукаве Стрельца, месте, где скопились звезды, горячие и молодые. Одна звездная система была достаточно близко, чтобы можно было разглядеть диск - ее солнце. И там была зеленая планета, защищать которую ее послали сюда. Планировщики миссии назвали этот терраформированный мир 147Б - населенное поселение, расположенное глубоко на территории серебряных призраков. Но лик планеты был изуродован огнем, огромные корабли собирались в кучу, чтобы эвакуировать население, и повсюду появлялись корабли-иглы, подобные ее собственному, Отряд "Сила Алеф" выплывал из гиперпространства, как косяк рыбы. Это было поле битвы.
   Все это промелькнуло в мгновение ока. Затем серебряные призраки атаковали.
   - Палитра на тэта десять градусов, фи пятьдесят! - Это был голос стрелка Борно, доносившийся из левого блистера, одного из трех, расположенных на тонкой талии "Копья".
   Гекс, в своем тесном пилотском блистере на самом конце корабля-иглы, посмотрела налево и сразу же обнаружила врага. Экипажи иглолетов воевали на трехмерных полях сражений; перевод данных о местоположении из одного набора сферических координат в другой был заложен в вас еще до того, как вам исполнялось пять лет.
   Борно обнаружил внутрисистемный крейсер призраков, новый тип - "палитру", как называли их аналитики. Это был плоский диск с экипажем из призраков, располагавшихся в углублениях на поверхности, подобно каплям ртути. Корабль немного напоминал палитру художника, отсюда и прозвище. Но "палитры" были быстрыми, маневренными и смертоносными, гораздо более эффективными в бою, чем классические корабли призраков прошлого со спутанными тросами. И всего через несколько секунд после того, как они вышли из гиперпространства, эта палитра с ревом обрушилась на Гекс, стреляя из энергетического оружия.
   Гекс почувствовала, как ее чувства оживают, а сердцебиение замедляется до решительного стука. Один из ее инструкторов как-то сказал, что она была рождена, чтобы покончить с призраками на полях сражений. В такие моменты она чувствовала себя именно так. Гекс было двадцать лет.
   Она взялась за джойстик. Корабль-игла развернулся, как стрелка компаса, и устремился прямо на палитру призраков. Когда орудия на обоих кораблях выстрелили, пространство между ними наполнилось светом.
   - Как раз вовремя, пилот, - сказал Борно. - У меня зачесались пальцы.
   - Ладно, ладно, - огрызнулась Гекс в ответ. Из всех команд иглолетов, которых она когда-либо встречала, стрелок Борно питал самую глубокую, инстинктивную ненависть к призракам и всем их творениям. - Просто убери эту штуку, пока мы не столкнулись.
   Но смертельного удара не последовало, и по мере того, как расстояние между кораблями сокращалось, в животе Гекс скручивалось беспокойство.
   Она нажала на кнопку, чтобы получить увеличенное изображение верхней поверхности палитры, и услышала удивленный шепот своей команды. Эти призраки не были обычными серебряными сферами. У них были острые грани; они были кубами, пирамидами, додекаэдрами и даже тетраэдрами, словно в насмешку над древним символом Земли. И они не выказывали ни малейшего желания убегать. Это была новая порода призраков, поняла она.
   "Копье" задрожало. На мгновение виртуальные дисплеи, расположенные вокруг нее, затуманились, прежде чем системы корабля перезагрузились и восстановились.
   - Джул, что это было? Мы получили удар?
   Джул была корабельным инженером, молодой, смышленой, способной - и хорошим пилотом, пока нижняя часть ее тела не была оторвана ударами умирающего призрака. - Пилот, мы проходили через гравиволну.
   - Гравитационную волну? От звездолома?
   - Нет, - ответила навигатор Гелла, последняя из четырех членов экипажа "Копья". - Для этого они слишком длинноволновые. И слишком мощные. Пилот, это пространство заполнено гравитационными волнами. Вот как призраки бьют по планете.
   - Откуда они берутся?
   - Разведчики не могут найти источник.
   - Новое оружие, новые корабли, новая тактика, - мрачно произнес Борно.
   - И новые призраки, - добавила Гелла.
   - Ты знаешь, что за этим стоит, - неуверенно произнесла Джул.
   Гекс предостерегающе произнесла: - Инженер...
   - Черный призрак. Так и должно быть.
   В отличие от всех подобных существ, о которых ходили слухи в казармах, черный призрак был вражеским командиром, который сражался как человек - даже лучше, чем человек. Комиссары утверждали, что это всего лишь слухи, распространяемые находящимися в стрессе экипажами, но Гекс слышала, что эти истории исходили от самих призраков, пленных, которых допрашивали. И независимо от того, существовал черный призрак или нет, нельзя было отрицать, что что-то заставляло призраков сражаться лучше, чем когда-либо.
   А между тем эта палитра все еще летела навстречу.
   - Тридцать секунд до сближения, - сказала Гелла. - Мы не переживем столкновения, пилот.
   - Они тоже, - мрачно сказал Борно.
   - Пятнадцать секунд.
   - Держите курс! - приказала Гекс.
   - Эти ямочки, - поспешно сказала инженер Джул. - Там, где сидят призраки. Должен же быть какой-то интерфейс к системам палитры. Должно быть, это слабые места. Стрелок, если бы ты мог поместить туда снаряд...
   Гекс представила себе ухмылку Борно.
   - Семь секунд! Шесть!
   Один снаряд пролетел сквозь огненную завесу. Это был сгусток энергии единого поля, похожий на кусочек Вселенной, образовавшейся через секунду после Большого взрыва.
   Снаряд попал в углубление так точно, что, вероятно, даже не задел его стенок. Обитающий там призрак, приземистый куб, мгновенно испарился. Затем из каждого углубления и оружейного люка на палитре вырвался свет. Команда призраков бросилась прочь, но Гекс увидела, как сморщилась и лопнула серебристая обшивка, прежде чем палитра исчезла во вспышке первобытного света.
   Корабль-игла врезался в рассеивающееся облако обломков, и блистеры почернели, спасая глаза экипажа.
  
   "Копье" повисло в космосе, его обугленный корпус все еще остывал, пока сбрасывал накопленную энергию. По небу поплыли искры: еще больше кораблей-иглолетов, формирующих отряд "Сила Алеф".
   Впервые с тех пор, как они вышли из гиперпространства, Гекс смогла перевести дух и по-настоящему взглянуть на мир, который ее послали защищать.
   Даже отсюда она могла видеть, что он страдает. Огромные штормовые системы окутали его полюса, а катастрофический вулканизм сделал его темную сторону яркой. С поверхности планеты неуклонно поднимались искры, транспорты беженцев, идущие навстречу кораблям флота - сплайнам, живым звездолетам, сферам из плоти и металла километровой ширины.
   Гелла пробормотала: - Вот что может сделать с вами оружие с гравиволной, если оно достаточно мощное.
   Борно спросил: - Каким образом? Вспарывая поверхность?
   - Вероятно, нарушая орбитальную динамику планеты. Вы могли бы сместить ось вращения планеты, возможно, перевести ее на орбиту с большим эксцентриситетом. Если бы прекратилось вращение ядра, его магнитное поле взорвалось бы. У вас были бы потрясения в виде потоков магмы, землетрясений и вулканизма...
   Разрушение мира как акт войны. Люди, которых сегодня выгоняют из своих домов, не были солдатами. Они прибыли сюда как колонисты, чтобы построить новый мир. Но Гекс знала, что само создание этого поселения было актом войны, поскольку это поселение было основано глубоко внутри того, что еще пять столетий назад было пространством призраков.
   Войны призраков длились уже столетия. Война с инопланетным видом не была похожа на человеческий конфликт. Как учили комиссары, она была экологической, как борьба двух разновидностей сорняков за один и тот же участок почвы. Она может завершиться только полной победой, а ценой поражения будет вымирание той или иной стороны.
   И теперь у призраков было оружие, способное нанести такой урон в масштабе планеты, и, что еще хуже, они были готовы его использовать. Это были не те призраки, с которыми Гекс всю жизнь училась сражаться. Но в таком случае, - сурово подумала она, - мне просто придется научиться бороться с ними заново.
   Борно сказал: - Мне не нравится просто сидеть здесь.
   - Успокойся, - сказала Гекс. Она загрузила визуальную информацию из командных циклов. Корабли призраков отвлекались от битвы вокруг самой планеты и направлялись к этому месту сосредоточения.
   Отряд "Сила Алеф" был элитой Ударной группы, одним из самых грозных боевых подразделений быстрого реагирования в военно-космическом флоте. Со своей базы на Линии Ориона они вылетали через гиперпространство в самые отчаянные ситуации - такие, как эта. Отряд "Сила Алеф" всегда что-то значил: это то, что их командиры просили их помнить. Даже призраки усвоили это. И именно поэтому призраки отказались от своей главной цели, чтобы вступить в бой с ними.
   - Стрелок, мы даем шанс операции по эвакуации, просто сидя здесь. И как только мы заманим достаточное количество призраков, мы с ними разберемся. У меня такое чувство, что еще до конца дня ты будешь резать шкуры.
   - Это может произойти раньше, чем вы думаете, - встревоженно сказала инженер Джул. - Взгляните на это. - Она отправила еще одну видеозапись по кругу.
   Искры заскользили по небу, словно капли воды, конденсирующиеся во влажном воздухе.
   Гекс никогда не видела ничего подобного. - Что это такое?
   - Призраки? - спросил Борно. - Роятся, как мухи.
   - Они окружают нас со всех сторон, - выдохнула Гелла. - Их, должно быть, тысячи.
   - Похоже, миллионы, - сказала Джул. - Они окружают и другие корабли.
   Гекс вызвала увеличенное изображение. Как она заметила на палитре, призраки были кубами, пирамидами, вращающимися тетраэдрами и даже несколькими шипастыми формами, похожими на мины.
   Джул сказала: - Я думала, все призраки - сферы.
   Призраки имели определенную форму, и их основным движущим интересом было сохранение тепла тела. Для данной массы посеребренная сфера, форма с минимальной площадью поверхности, была оптимальным способом достичь этого.
   - Но они не всегда были такими, - сказал Борно. Он изучал призраков всю свою жизнь, чтобы лучше их уничтожать. - Призраки эволюционировали. Может быть, это примитивные формы, прежде чем они достигли оптимума.
   - Примитивные? - спросила Гекс. - Тогда что они здесь делают?
   - Не спрашивай меня. - Голос у него был напряженный. Его отвращение к призракам не было наигранным, оно было настолько глубоким, что граничило с фобией.
   - Они закрываются, - крикнула Джул.
   Орудия "Копья" начали извергать огонь в сгущающееся облако. Гекс увидела, что один призрак, вернее, два, были пойманы, вспыхнули и умерли в одно мгновение. Но это было все равно, что стрелять лазером в ливень.
   Гекс рявкнула: - Стрелок, ты просто тратишь энергию впустую.
   - Системы не могут зафиксироваться, - сказал Борно. - Слишком много целей, слишком маленькие, слишком быстро перемещающиеся.
   - Еще одна новая тактика, - пробормотала Джул. - И очень умная.
   - Гекс, тебе лучше взглянуть на это, - позвала штурман Гелла.
   В новом видео Гекс была показана плотная масса шкуры призраков. Это был лист, неровный сегмент сферы, который рос прямо на глазах, и вокруг его расширяющихся краев собирались все новые призраки.
   - Это призраки, - сказала Гелла. - Некоторые из этих форм, например, кубы, плотно заполняют пространство. Они образуют вокруг нас оболочку. Прочную оболочку.
   Джул с удивлением отметила: - Они действуют скоординированно, миллионами, прямо по всему полю боя.
   - Как люди, - сказала Гелла. - Они сражаются как люди, объединившись под единым командованием.
   Между ними повисло невысказанное: это дело рук черного призрака.
   - Мы теряем связь, - напряженно произнесла Джул. - Они изолируют нас.
   Гекс оглядела небо. Другие корабли-иглы отряда "Сила Алеф" были закрыты своими собственными оболочками из шкуры призраков; они висели в пространстве, как причудливые посеребренные фрукты. Она лихорадочно соображала. - Если мы попытаемся протаранить эту стену...
   - Они просто отступят и отследят нас, - сказала Гелла.
   - А что, если мы перейдем на гипердвигатель?
   Инженер Джул огрызнулась: - Вы что, с ума сошли? При всей этой турбулентности в гравитационном поле, окруженном стеной из отражающей шкуры призраков, вы можете просто взорвать двигатели.
   Гелла сказала: - Либо так, либо все равно оказаться уничтоженными.
   Борно сказал: - По крайней мере, мы уничтожим многих из них вместе с нами. Возможно, миллионы.
   На мгновение они замолчали. Затем Гелла окликнула их: - Пилот? Это твое решение.
   Гекс знала, что это экономическая война. В повышение квалификации и обучение экипажа, как и в сам корабль было вложено очень много средств. Но эти инвестиции были выполнены для того, чтобы их можно было потратить. Они четверо и корабль в обмен на миллионы этих странных, кишащих новых призраков - это была справедливая цена.
   - Это наш долг, - сказала она, открыла яркий дисплей с цветовой кодировкой и начала выполнять процедуру самоуничтожения.
   Она услышала, как Гелла вздохнула.
   Борно мрачно сказал: - Было приятно служить со всеми вами.
   Джул сказала: - Недостаточно долго.
   Гекс слышала напряжение в их голосах. Ее готовили к этому, как и к любому другому возможному сценарию боя. Она знала, что никто из них на самом деле не верил, что это конец, по крайней мере, в глубине души. Если самоубийство было единственным выходом, вы делали это быстро, не успев понять, что делаете. - Я установлю время на пять секунд. Всем удачи. - Она протянула руку в перчатке, чтобы завершить последовательность действий.
   - Подождите. - Это был новый голос, ровный, бесцветный, доносившийся из ее командной сети.
   На экране перед ней был серебряный призрак. Он был классического вида, идеально сферический. Изображение было размером с ее голову, серебряный шар медленно вращался в центре ее блистера.
   - Вы взломали нашу командную сеть, - сказала Гекс.
   - Это было нетрудно, - ответил призрак. Его голос, переведенный системами "Копья" с какого-то загруженного канала, был ровным, без интонаций. Но уловила ли она нотки сарказма?
   Джул заговорила дрожащим от страха голосом. - Гекс? Что происходит? Просто покончи с этим...
   - Подожди, - огрызнулась Гекс.
   Призрак сказал: - Я оставлю вас в живых в обмен на услугу.
   Гекс с трудом могла поверить, что слышит это. В голове у нее звучал голос офицеров-инструкторов; в подобной ситуации, столкнувшись с новой стратегией призраков, она должна была извлечь как можно больше информации. - Почему мы?
   - Потому что "Сила Алеф" - лучшие убийцы в своем роде, а ты - лучшая в "Силах Алеф". Неплохая награда.
   - И что это за "услуга"? Вы хотите, чтобы мы кого-нибудь убили, не так ли? - Военного лидера, предположила Гекс, старшего комиссара, возможно, министра в большом совете Коалиции на Земле - насколько она знала, призраки никогда не прибегали к убийствам, но это был тот день, когда ничто в поведении призраков не казалось предсказуемым. - Кого?
   Даже в этот день потрясений ответ был ошеломляющим. - Мы хотим, чтобы вы убили черного призрака.
  

II

  
   Едва веря в то, что она делает, Гекс организовала селекторное совещание с участием себя, своего экипажа, своего командира на базе "Силы Алеф" на Линии Ориона и серебряного призрака.
   Коммодор Тил, бесплотная виртуальная голова, плавающая в блистере Гекс, сердито смотрел на нее. В его сорок с лишним лет лицо Тила было суровым, глаза пустыми, а кожа на голове представляла собой сплошные шрамы. - Никто из вас не должен был остаться в живых. Офицер-пилот Гекс, не исключены обвинения.
   Гекс проглотила свой стыд. - Я знаю это, сэр. Это было решение отменить самоуничтожение.
   - Покажите мне, где вы находитесь.
   Навигатор Гелла поспешно загрузила данные о местоположении для коммодора. "Копье Ориона" было тайно перенесено через какой-то гиперпространственный прыжок из клетки призраков и доставлено на окраину системы, где в темноте плавали только ледяные кометы. Они были далеко от боевых действий, которые все еще бушевали во внутренней системе.
   Тил уставился на виртуального призрака, который вращался бесшумно и самодовольно. - Как это существо привело вас сюда?
   Джул ответил: - Мы не уверены, сэр. Мы не отслеживали никакой связи между ним и любым другим призраком. Призрак, гм, вывел нас из игры.
   - Думаю, мы имеем дело с группировками среди призраков, сэр, - сказала Гекс. - Возможно, здесь есть возможность. Вот почему я подумала, что лучше передать это по цепочке командования.
   - И этот призрак хочет, чтобы вы убили одного из его сородичей.
   - У этого призрака есть имя, - сказал призрак. - Или, по крайней мере, титул.
   - Я слышал об этом, - усмехнулся Борно. - Призраки любят титулы. Все они послы.
   - Я не посол, - сказал призрак. - Сейчас не время для послов. Я - Покровный. - Системы "Копья" отображали различные альтернативные варианты перевода слова "покровный": профилактический, карантинный. - Я работаю в организации, которая изолирует людей от призраков, как шкура, которая защищает мою сущность от космического вакуума.
   - Очаровательно, - сказал Тил. - Но, с красивым титулом или нет, вы мой смертельный враг. Если хотите, чтобы мы что-то сделали для вас, вы должны дать нам что-то взамен.
   Призрак развернулся, и его безупречная шкура едва выдавала его движение. - Меньшего я и не ожидал. Единственное, чем вы, расточительные двуногие, наслаждаетесь даже больше, чем убийством, - это торговля. Торг, взаимный обман...
   Тил огрызнулся, - Если вы ожидали этого, вам есть что предложить.
   - Очень хорошо, - сказал призрак. - Если у вас все получится, мы выведем из эксплуатации новую систему вооружения.
   - Какое новое оружие?
   - Крупномасштабные направленные гравитационные волны.
   Оружие, которое взболтало планету. Гекс затаила дыхание.
   - Загрузите кое-какие данные, - сказал Тил. - Докажите, что вы можете это сделать. Тогда и поговорим.
   Гекс с удивлением наблюдала, как системы "Копья" начали принимать данные от призрака.
  
   Каждый человек знал историю серебряных призраков и их войны с человечеством.
   На протяжении полутора тысяч лет Третья экспансия человечества распространялась по всей Галактике. Первый контакт между людьми и инопланетянами, которых они назвали "серебряными призраками", произошел всего через несколько столетий после начала Экспансии. Призраки представляли собой посеребренные сферы диаметром до двух метров. Их шкура прекрасно отражала свет - отсюда и прозвище людей "серебряные призраки"; в свете звезд они были практически невидимы.
   Ключом к пониманию призраков было их прошлое. Мир серебряных призраков когда-то был похож на Землю: голубое небо, желтое солнце. Но по мере того, как призраки становились более осознающими, их солнце испарялось, его вещество сжигала звезда-компаньон. Когда их мир замерзал, призраки переделали себя. Они стали симбиотическими существами, каждое из которых объединилось в сплоченный коллектив. Сферическая форма и серебристая шкура минимизировали потерю тепла.
   Гибель солнца призраков была предательством со стороны самой вселенной, как они ее понимали. Но это предательство навсегда сформировало их самих. Их наука была посвящена исправлению недостатков устройства Вселенной: они научились манипулировать самими законами физики.
   Когда люди обнаружили призраков, сначала две могущественные межзвездные культуры вступили в осторожное взаимодействие. Но родина призраков лежала между человечеством и богатыми звездными полями в центре Галактики. Призраки стояли на пути человечества. Война была неизбежна.
   После первых быстрых побед призраки на столетия остановили продвижение человечества на Линии Ориона, огромном неподвижном фронте вдоль внешнего края рукава Стрельца. Призраки, способные изменять законы физики в погоне за технологиями создания оружия, были грозным противником, но люди были более воинственными.
   Оружие, которое могло использовать гравитационные волны для уничтожения миров, было характерным оружием призраков, экзотическим и мощным. И оно работало, как сказал Покровный, благодаря использованию крупномасштабных свойств самой Вселенной.
   - Возможно, вы понимаете, что Вселенная имеет больше измерений, чем макроскопические три пространственных и одно временное. Большинство дополнительных измерений чрезвычайно малы. - В технической врезке это было переведено для Гекс как "в планковских масштабах". - Но одно дополнительное измерение гораздо больше, возможно, на целый миллиметр. В таком случае, вы должны представлять Вселенную как пространственно-временной покров, простирающийся на тринадцать миллиардов лет вглубь прошлого и примерно на двенадцать миллиардов световых лет в поперечнике...
   - И толщиной в миллиметр, - добавила Гелла.
   - Считается, что существует множество таких вселенных, сложенных в стопку, - автопереводчик замялся, подыскивая сравнение, - как страницы в книге. Также наша собственная вселенная может быть свернута сама по себе, сжата в тонком измерении.
   Инженер Джул сказала: - Ну и что? Мы знаем о дополнительных измерениях. Мы используем их при гиперпередвижении.
   - Но, - сказал призрак, - ваши приложения в настоящее время не соответствуют нашим масштабам.
   - Расскажите нам о гравиволнах, - приказал Тил.
   Призрак сказал, что все формы энергии содержатся в "оболочке" Вселенной - все, кроме одной. Гравитационные волны могут распространяться в дополнительных измерениях, достигая других вселенных, которые, как считается, расположены там. Призраки научились фокусировать гравитационную энергию, поступающую в их собственную вселенную из другой.
   - Источник энергии в другой вселенной обязательно должен быть большим, - говорил Покровный. - В качестве альтернативы это может быть удаленная часть нашей собственной вселенной, богатый энергией фрагмент пространства-времени - например, мгновения после начальной сингулярности, свернутые назад. Мы не уверены. Вы понимаете, что это оружие предлагает нам практически неограниченный источник энергии. Вопрос лишь в том, как его использовать. Помимо создания оружия, становятся осуществимыми многие крупномасштабные проекты.
   - Интересно, - сказала Гелла, - что может означать "масштабный" для такого вида нарушителей спокойствия Вселенной, как серебряные призраки?
   Тил сказал: - Даже когда мы были с ними в дружеских отношениях, призраки, я думаю, пугали нас.
   Гекс хватило страха. - Давайте поговорим о цели. Эта система вооружения находится под контролем черного призрака...
   Недавно призраки неожиданно одержали победы над силами людей. Их тактика претерпела революцию, которая, должно быть, отражает изменения в их командной структуре, а возможно, и в самом обществе.
   - Люди работают в рамках иерархии, - сказал Тил. - Цепочки подчинения. В прошлом все крупные военные организации действовали таким образом. Мы склонны думать, что это единственный способ действовать, но на самом деле это очень человеческий способ работы.
   - Эволюционное наследие вашего прошлого, - сказал Покровный. - Когда вы были обезьянами, сражавшимися в каком-то мрачном лесу, в подчинении у самого сильного самца...
   - Заткнись, - бесстрастно сказал Тил. - Призраки, однако, всегда работали по-другому. Их организация более гибкая, основана на принципе "снизу вверх", с распределенным процессом принятия решений. Все их общество самоорганизуется.
   - Похоже на Объединение, - с отвращением произнес Борно.
   - Да, похоже на улей.
   - Призраки такие, - сказал Покровный, - из-за нашего эволюционного прошлого. Вы бы поняли это, если бы знали хоть что-нибудь о виде, который пытаетесь уничтожить.
   - Возможно, - сказал Тил, - но вы придерживались такого подхода, потому что это эффективно. Даже в некоторых военных целях: например, если вы ведете партизанскую войну в оккупированном мире, сеть ячеек может быть очень эффективной. Но в крупномасштабных сражениях, в которые мы всегда стараемся вовлечь призраков, вам нужна командная структура.
   - И теперь у них есть такая, - сказала Гекс.
   - Из-за этого их труднее победить. Но это также делает их более уязвимыми, потому что убийство внезапно стало эффективным оружием.
   Заинтригованная Гекс спросила: - Зачем какому-то призраку совершать это предательство? Если черный призрак существует, если он стоит за этой новой эффективной тактикой...
   Покровный ответил: - Действия черного призрака - это большая измена, потому что их проект неизбежно приведет к чему-то большему.
   Тил спросил: - К чему?
   - К гонке вооружений. Люди украдут или изобретут технологию гравитационных волн для себя. Тогда мы сговоримся, люди и призраки, разрушить Галактику между собой. Или, что еще хуже...
   - Ах, - сказал Тил. - Черный призрак высвободит такую мощь, что победителям нечего будет взять с собой.
   - Это возможно, - сказал Борно. - Призраки целеустремленны. Они выбирают план и придерживаются его, чего бы это им ни стоило.
   В учебных заведениях ходила шутка о призраках, которые имели право переходить дорогу. Но водители транспорта игнорировали знаки "стоп". Итак, первый призрак перешел дорогу, воспользовавшись своими правами, и был раздавлен в процессе. То же самое сделали второй, третий, четвертый, каждый из которых придерживался того, что считал правильным, невзирая на цену. Затем пятый изобрел телепортацию, изменив законы физики, чтобы сделать дорогу вообще устаревшей...
   Тил сказал: - Итак, вы хотите уничтожить черного призрака до того, как он все уничтожит. Даже если это может быть вашим лучшим шансом выиграть войну и избежать порабощения или даже вымирания, которое за этим последует.
   - Лучше вымирание, чем всеобщее уничтожение, - проговорил Покровный.
   - Как благородно.
   Гекс сказала, - И вы, Покровный, готовы выносить самые глубокие моральные суждения от имени всего своего вида и всего их будущего?
   Борно перебил: - Кого волнует этика призраков? Им не понадобится этика, когда они все умрут.
   - Ты ненормальный, стрелок, но ты прав, - сказал Тил. - Нам не нужно думать о совести призраков. Наша работа - подумать, как использовать эту странную возможность. Конечно, нам нужно побольше узнать об этих новых вариантах призраков, с которыми вы столкнулись. Я передам это по инстанции...
   - Решать вам самим, - отрезал призрак.
   Борно сказал: - Если вы думаете, что коммодор будет подчиняться приказам такого толстого существа, как вы...
   - Помягче, стрелок, - огрызнулась Гекс.
   - Сейчас решаете вы, - повторил призрак. - Вы позволяете этой команде на этом корабле следовать моим инструкциям, или я отключаю связь.
   Гелла сказала: - Полагаю, у Покровного есть свои проблемы. Представьте, что мы пытаемся провести подобную секретную операцию с нашей стороны.
   - Мы будем следовать вашим приказам, что бы вы ни сказали, коммодор, - сказала Гекс.
   - Знаю, что так и будет, - пренебрежительно сказал Тил. - Но не могу оценить ваши шансы на успех, не говоря уже о выживании.
   - Наше выживание не имеет значения, сэр, - сказала Джул.
   - Я знаю, что именно этому вас учили, инженер. Возможно, на Земле есть несколько сидящих за столом комиссаров, которые действительно верят в это. Но здесь мы, те, кто сражается, все еще остаемся людьми. У миссии больше шансов на успех, если вы готовы взяться за нее.
   - Я готов, - немедленно ответил Борно.
   - Я видел ваше досье, стрелок. А как насчет тех из вас, кто не испытывает психопатической враждебности к призракам и всем их деяниям?
   Гелла сомневалась. - Мы летный экипаж. Мы не пехота и не тайные агенты. Возможно, мы не подходим для этой работы.
   - Мы - "Сила Алеф", - твердо сказала Гекс. - В "Силе Алеф" ты делаешь все, что от тебя требуется.
   - В любом случае, я не думаю, что у нас есть выбор, - сказала Джул. - Мы или никто.
   Гелла спросила: - Так что ты об этом думаешь, пилот?
   Гекс заглянула себе в душу. Путешествие в самое сердце территории призраков - миссия, которая может изменить ход войны, - как она могла отказаться? - Я за.
   Джул, Гелла и Борно быстро согласились.
   - Я горжусь вами, - сказал коммодор.
   Призрак развернулся. - Люди!
   Гекс рявкнула. - Ладно, призрак, давай продолжим. Куда мы направляемся?
   В банки данных "Копья" поступило еще больше данных.
  

III

  
   "Копье Ориона" пронеслось сквозь космос. Корабль-игла перемещался из точки в точку, совершая прыжки с гипердвигателем, каждый из которых был слишком коротким для человеческого глаза, так что звезды, казалось, скользили по небу, как фонарные столбы вдоль дороги. Для экипажа это путешествие было обычным чудом.
   Но Гекс и ее команда ушли далеко от самых дальних границ обитаемого космоса, дальше, чем кто-либо из людей покидал Землю, за исключением горстки исследователей. И на каждой звезде, которую они могли видеть, должно было находиться поселение призраков: если человечество окрашивало Галактику в зеленый цвет, то этот богатый участок все еще мерцал призрачным серебром. Но "Копье" оставалось нетронутым.
   - Это жутковато, - сказала инженер Джул. - Призраки должны были бы окружать нас со всех сторон.
   Гекс ответила: - Покровный обещал сделать нас невидимыми для сенсоров призраков, и он держит свое слово.
   Джул, инженер-практик, фыркнула. - Я бы чувствовала себя намного увереннее, если бы знала, как это сделать.
   Борно сказал: - А чего ты ожидала? Призраки ничего тебе не дают. - Здесь, на территории призраков, его сдерживаемая ярость была ощутимой.
   Они продолжали путь в напряженном молчании.
   Борно родился среди звезд. Его предки, называвшие себя "инженерами", бежали с Земли во время инопланетной оккупации. Не имея места, где приземлиться, беженцы собрали свои космические корабли и нашли способы жить среди звезд, торгуя, пилотируя и даже немного занимаясь наемничеством.
   Когда началась Третья экспансия, инженеры-предки Борно были одной из нескольких периферийных культур, с которыми вновь установила контакты Коалиция, новая власть на Земле. Но инженеры также установили предварительные связи с серебряными призраками, которые осуществляли свою собственную экспансию из центра Галактики. Какое-то время инженеры получали прибыль от торговли между двумя межзвездными империями. Они даже приветствовали небольшие колонии призраков на своих аморфных островах из реликтовых космических кораблей и освоенных астероидов.
   Но затем появились корабли военно-космического флота, чтобы навязать власть Коалиции на плотах инженеров. Был странный период, когда автономным анклавам призраков было предоставлено место для жизни при новом режиме: серебряные призраки, живущие под властью Коалиции. Но призраки облагались налогами, подвергались маргинализации и дискриминации до тех пор, пока их положение не стало невыносимым. Жестокое обращение с ними привело к спасательной миссии с миров призраков - и это привело к одному из первых военных столкновений, которое произошло из-за хрупкой колонии инженеров на плотах. Многие из инженеров погибли, а остальные были рассеяны по колониям, расположенным в глубине пространства Коалиции.
   Все это было столетия назад. Но жители Борно никогда не забывали, кто они такие и откуда пришли; они по-прежнему называли себя "инженерами". И в их представлении именно агрессия призраков привела к гибели стольких людей и потере древней родины.
   Гекс подумала, что бесполезно пытаться объяснить Борно, что именно политика Коалиции в первую очередь спровоцировала этот кризис. И, кроме того, гнев Борно был полезен для целей Коалиции. В войне, охватившей звезды, он не был уникален.
   - Внимание, - сказала Гелла. - У меня есть изображение. Тета восемьдесят шесть, фи пять.
   Пункт назначения был прямо перед ними.
  
   Гекс увидела двойную звезду: туманную сферу, которая светилась тусклым угольно-красным светом, в то время как по ее поверхности скользила ярко-синяя точка.
   Экипажу "Копья" пришлось искать дорогу сюда по приблизительным подсчетам. Эта система не была обнаружена в банках данных военно-космического флота. После пятнадцати столетий Третьей экспансии Комиссия по установлению исторической правды полагала, что нанесла на карту каждую из сотен миллиардов звезд Галактики, контролируемых человеком или нет, но этой звезды там не было.
   Аномалия это или нет, но где-то в этой не нанесенной на карту системе, как обещал Покровный, экипаж "Копья" найдет черного призрака.
   Стрелок Борно поспешно сказал: - Вокруг нас кишат призраки.
   Гекс проверила свои дисплеи. Вокруг нее были призраки: их корабли, огневые точки, сенсорные станции и оружейные платформы. Вся система была похожа на огромную крепость, плотно обороняемую с расстояния половины светового года от центрального двойного солнца, с большим количеством еще более далеких станций мониторинга и подразделений быстрого реагирования.
   - Ни одно из них не реагирует, - недоверчиво произнесла Джул. - Ни одно подразделение.
   Гекс сказала: - Тогда забудь о них. На что мы смотрим?
   Джул заметила: - Я уже видела подобные системы раньше. Эта голубая штука - нейтронная звезда, верно?
   - Да, - сказала Гелла, - на самом деле пульсар...
   Когда-то это было партнерство двух огромных звезд - до тех пор, пока более крупная, слишком массивная, не взорвалась как сверхновая, на несколько дней затмив всю Галактику. Ее обломки распались, образовав нейтронную звезду, массу размером с солнце, сжатую до размеров городского квартала. Когда она вращалась вокруг своей оси, мощное магнитное поле выбрасывало пучки заряженных частиц, которые вспыхивали в глазах радиотелескопов: это был пульсар.
   Что касается спутника сверхновой, то в результате мощного взрыва с него была снесена большая часть внешних слоев. Его термоядерное ядро оказалось недостаточно массивным, чтобы поддерживать огонь в центре. Оставшаяся звезда погрузилась в туманную дымку.
   - Но на самом деле система все еще развивается, - сказала Гелла. - Этот пульсар вытягивает материал из родительской звезды. - Она показала изображение в ложных цветах, на котором был изображен широкий диск, материал, который гравитация пульсара извлекла из плоти более крупной звезды и выбросила на орбиту.
   - Итак, эта звезда взорвала свою спутницу, - сказал Борно, - и теперь постепенно разбирает ее на части. Какое это мрачное место.
   - И все же, - сказала Гелла, - в этой системе есть планеты. Две, три, четыре - еще больше в темноте, что конечно, не имеет значения. Больше всего похожа на Землю самая внутренняя из них: воздух, жидкая вода, кислород, углеродные соединения. Тем не менее, она меньше Земли.
   По всему обитаемому космосу люди всегда говорили о мирах, похожих на Землю, хотя мало кто из них когда-либо видел Землю; материнская планета оставалась эталоном для всех своих рассеянных по другим планетам детей.
   В первоначальной двойной системе могли быть аналоги Земли, если бы они находились достаточно далеко от яркости центральных звезд. Ни одна биосфера не смогла бы пережить взрыв сверхновой, но как только система снова стала стабильной, все уцелевшие миры могли возродиться. Кометы или выброс газов могли бы создать новую атмосферу, новый океан. И жизнь могла бы зародиться снова, возможно, выползти из самых глубоких скал, или быть принесенной сюда кометами, или даже быть вызванной сознательным намерением; эта Галактика была переполнена жизнью. Как странно, - подумала Гекс, - планета, на которой могло существовать не одно, а два поколения жизни. - Она задавалась вопросом, имеют ли ее новые обитатели какое-либо представление о том, что было раньше - смогли ли те, кто погиб в результате взрыва сверхновой, оставить следы своего ухода, прежде чем их сожгли.
   - Но этот пульсар все еще разрушает красную звезду, - сказала Джул. - Солнце рушится.
   - И если здесь есть призраки, они страдают, - проворчал Борно. - Хорошо.
   Гелла крикнула, - Здесь не так много других миров, но я вижу один большой жилой комплекс, вращающийся вокруг самой внутренней планеты.
   - Тогда это наш пункт назначения. - Гекс установила траекторию сближения. Она почувствовала, как вокруг нее загудели мощные и надежные внутрисистемные двигатели корабля-иглы, и тусклое красное солнце устремилось к ним.
   Борно сказал: - Пилот, ваша траектория приведет нас прямо через гущу призраков.
   - Стрелок, они либо видят нас, либо нет. Мы можем с таким же успехом войти в парадную дверь.
   Борно напряженно спросил: - Доверяем призраку свои жизни?
   - Так было всегда.
   - Ты хочешь сказать, - сказала Джул, - что все задания всегда выполнялись наполовину.
   - Не отвлекайся, - пробормотала Гекс.
   - Подойди ближе, - позвала Гелла.
   Из темноты выплыла звезда. Ее тусклая фотосфера вздулась под блистером Гекс, тускло вращаясь, изуродованная огромными пятнами. Ярко-синее пятно поднялось над багровым горизонтом родительской звезды, отбрасывая длинные тени на столбы светящегося звездного вещества, которые его гравитация подняла от тела родительской звезды.
   - Восход солнца на звезде, - сказал Борно. - Теперь есть кое-что, что не каждый день увидишь.
   - Но у нас еще больше аномалий, - сообщила Джул. - У родительской звезды неправильный состав. Слишком много водорода и недостаточно металлов. Молодые звезды содержат остатки предыдущих поколений, продукты термоядерного синтеза, тяжелые элементы, такие как металл, углерод. Как будто эта звезда слишком старая - всего на миллион лет или около того, но все же...
   - Я скажу тебе кое-что более странное, - сказала Гелла. - Возможно, этой звездной системы и нет в каталогах Коалиции, но это почти идентичный близнец системы, которая там есть. - Она вывела на экран изображение другой системы, еще одной красной звезды с ярко-синим пульсаром-компаньоном; из сопроводительных данных Гекс поняла, что динамика орбиты системы практически идентична. - Эта другая звезда тоже находится в пространстве призраков, - продолжила Гелла. - Всего в нескольких десятках световых лет от нас.
   Гекс пропустила все это через себя. С твоей стороны было неразумно блокировать информационные потоки, особенно когда ты летишь в неизвестность, как сейчас. Но она не видела непосредственного смысла в этих звездных загадках.
   Она испытала облегчение, когда звезды-близнецы исчезли вдали, корабль-игла выбрался из гравитационного поля родительской звезды и из темноты показалась планета-цель.
   В отличие от остальных членов своей команды, Гекс выросла на планете, расположенной всего в нескольких световых годах от Земли. Но даже на ее взгляд, этот маленький мир казался странным. Он смотрел одной стороной на родительскую звезду, прижавшись теснее, чтобы согреться. Субсолнечная точка в дневном полушарии, где солнце постоянно находится над головой, должно быть, является самым теплым местом на планете. Гекс разглядела климатические полосы растущей тусклости, простирающиеся вокруг этой центральной точки, так что поверхность планеты была похожа на мишень, залитую малиново-красным светом. И на темной стороне, освещенной только светом звезд, она заметила голубой отблеск льда.
   Когда корабль-игла приблизился, она разглядела больше деталей на солнечной стороне: темные пятна, которые могли быть морями, широкие малиновые равнины и кое-где пузырящийся серый цвет, характерный для жилья, городов. Но искры переползали через терминатор, границу между днем и ночью, и там, где они попадали, вспыхивал огонь.
   Джул пробормотала: - Во что мы ввязываемся? Это похоже на войну между дневной и ночной сторонами.
   Гелла сказала: - Этот большой орбитальный комплекс, безусловно, является самым высокотехнологичным на планете. Материалы, радиационные следы - похоже, здесь это единственный пример современной технологии призраков.
   - Если черный призрак где-то и есть, - сказала Гекс, - то только там. Проложи курс, штурман...
   "Копье" задрожало и бешено завертелось, тусклое солнце и окружающий его мир закружились, как призраки. На блистере Гекс загорелись тревожные флажки, вспыхнув ярко-красным.
   Она выкрикивала команды и боролась с джойстиком. - Доложите!
   - Это были гравиволны, - ответила Джул. - Точно такие же лучи, которые они использовали на 147Б.
   - Мы были целью? Они не должны были нас видеть.
   Гелла сказала: - Вся система пронизана лучами. Мы только что наткнулись на один.
   - Это защитная мера?
   - Не знаю. Может быть. Или что-то связанное с самой звездной системой...
   Борно сказал: - У нас гости. Тета тридцать, фи сто. Они выходят из этого места обитания.
   Рой кораблей-палитр устремился к "Копью". Возможно, было бы чересчур ожидать, что экранирование Покровного выдержит удар гравиволны.
   Гекс мрачно сражалась со все еще вращающимся кораблем. - Откройте оружейные порты.
   - Половина из них отключилась, - крикнула в ответ Джул. - И наши сенсоры тоже повреждены. Прямо сейчас у нас нет клыков, пилот. Дайте мне две минуты и...
   Первый выстрел просвистел в пространстве всего в паре километров от носа "Копья".
   - У нас нет двух минут, - огрызнулась Гекс. - Варианты?.. Давайте, ребята!
   - Сражаться! - позвал Борно.
   - Бежать, - сказала Джул.
   - Сесть на поверхность планеты, - посоветовала Гелла.
   Наконец Гекс удалось взять вращение под контроль. Но поверхность планеты превратилась в покрытый пятнами малиновый щит. Когда корабль-игла почувствовал первое прикосновение разреженной атмосферы этого мира, загорелись новые сигналы тревоги. - Похоже, у нас нет особого выбора. - Она взялась за элементы управления, повернула корабль-иглу так, чтобы его нос был направлен в атмосферу, и включила внутрисистемный двигатель, чтобы направить корабль в воздушное пространство. Шар света поглотил "Копье", атмосферные газы ионизировались и раскалились добела. В блистерах инерционный контроль более или менее сохранялся; Гекс и ее экипаж почувствовали лишь легкое сотрясение, когда они оказались в воздухе неизвестного мира.
   Все это происходило в полной тишине.
   - Пилот, мы как бы освещаем небо, - позвал Борно.
   Гекс сказала, - Так мы быстрее приземлимся. Наземные датчики приближения вытащат нас раньше, чем...
   - Датчики отключены, - поспешно напомнила ей Джул.
   - Ой, - сказала Гекс. Она потянула за джойстик.
   - Сажай корабль здесь, - крикнула Гелла. - Сейчас над океаном...
   Блистер Гекс заполнился пеной, которая обволакивала ее, как завернутую куклу, так туго, что она не могла пошевелить и пальцем. Она ничего не почувствовала, когда "Копье Ориона" пробило туннель в океане глубиной в полкилометра, а затем, еще до того, как воды сомкнулись, пробило кратер диаметром в пятьдесят километров в мягких скалах океанского дна.
  
   Предохранительная пена разлетелась вдребезги, рассыпалась и опала.
   Она парила. Ее окружал туманный серо-зеленый воздух, освещенный тусклым косым светом - нет, это был не воздух, поняла она, пытаясь пошевелить конечностями. Этой средой была вода. К счастью, ее защитный скафандр выдержал.
   Она огляделась. С нее опадали клочья пены. От корабля-иглы, от его экипажа не осталось и следа в этом мутном бульоне. "Копье Ориона" было ее первым кораблем, и теперь он исчез в считанные секунды.
   И вот она была здесь, погруженная в неизвестное море. Мир Гекс был по большей части диким. Ее народ, как и всех людей, тянуло к морю, но никто никогда не ходил купаться, потому что океан был полон чудовищ. Она даже не знала, на какой глубине находится и где верх. На мгновение ее охватила паника, и она забилась, растрачивая силы, пока не заставила себя успокоиться.
   Она приказала своему скафандру использовать гравитационное поле планеты, чтобы найти местную вертикаль. Затем, сориентировавшись, она заставила скафандр подняться. Она мельком увидела покрытый пеной мениск океана за мгновение до того, как, к своему огромному облегчению, взмыла в воздух.
   Взмыла в багровое небо, где низко висело уродливое солнце. Океан под ней казался черным, маслянистым, и по его поверхности пробегали огромные, медлительные волны. Но она могла видеть глубоко под водой бледно-розовое свечение, которое, должно быть, и было кратером, который они образовали.
   Еще один скафандр вынырнул на поверхность, надувшись, как воздушный шарик. Затем третий, и четвертый. Гекс заставила их замолчать и доложить о своем состоянии. Все были невредимы, во всяком случае, физически. Они покачивались над поверхностью океана, четверо дрейфующих людей в ярко-зеленых костюмах.
   - "Копье" потеряно, - сказала Джул. Она загрузила Гекс последнюю информацию с гибнущего корабля.
   - Мы застряли, - мрачно сказала Гелла.
   - У нас все еще есть оружие в скафандрах, - сказал Борно.
   Гекс сказала: - Если найдем, в кого стрелять.
   Джул указала на океан. - Пилот, что это?
   Что-то двигалось прямо под поверхностью. Крупнее человека, бесформенное, смутно различимое, оно, казалось, двигалось целенаправленно.
   Гекс услышала голос своей матери: "В море водятся чудовища". - Моя очередь страдать фобией, - пробормотала она.
   Гелла спросила: - Что?.. Смотри. Оно всплывает на поверхность.
   Гекс мельком увидела гладкую плоть, вздымающуюся над водой. Затем из воды высунулось что-то похожее на конечность. Гекс вздрогнула; ей показалось, что конечность потянулась к ней.
   - Не могу разглядеть его форму, - сказал Борно.
   - Возможно, у него нет определенной формы, - предположила Гелла. - Я читала, что некоторые морские обитатели именно такие.
   - Но оно пользуется инструментами, - спокойно возразила Джул. Она указала пальцем. - На нем что-то вроде пояса.
   Все это показалось Гекс совершенно ужасным. Эта мускулистая конечность, снабженная присосками и тонкими манипуляторами, продолжала извиваться в воздухе.
   - Знаешь, - сказала Гелла, - мне кажется, оно зовет.
   - Нас?
   - Конечно, нас. Думаю, оно хочет, чтобы мы последовали за ним - вероятно, к земле.
   - К какой земле? - спросила Джул.
   Гелла вздохнула. - Из тебя получился бы отличный штурман. Вон там.
   На горизонте появилось темное пятно.
   Острый взгляд пилота Гекс уловил искры, падающие с неба. - У нас нет времени.
   - Они ищут обломки корабля, - сказала Джул.
   - Мы остаемся и сражаемся, - прорычал Борно.
   - Не здесь, - огрызнулась Гекс. - Не сейчас. Борно, нам не победить.
   - Мы должны заняться плаванием, - сказала Гелла. - Это могло бы нам помочь.
   - Ты так думаешь? - спросила Джул.
   - Оно определенно умно. И пытается помочь нам прямо сейчас. Почему бы и нет?
   Гекс с огромной неохотой посмотрела вниз, на гладь воды, на неизведанные глубины под ней. - У нас нет выбора, - сказала она своей команде и самой себе.
   Она перевернулась в воздухе и нырнула обратно в воду головой вперед. Системы ее скафандра зажужжали, пытаясь обрести нейтральную плавучесть, и заставили ее ноги брыкаться. По сигналам она поняла, что ее команда последовала за ней: раз, два, три.
   Все они с трудом пробирались сквозь воду в погоне за "плавающей штукой".
  

IV

  
   Гекс проснулась. Ей было довольно уютно, даже тепло. Но когда она подняла глаза, то увидела сквозь полупрозрачную стену-пузырь потолок пещеры.
   Она потянулась и села.
   Остальные уже ели при свете фонарей. Они сидели вокруг рюкзаков скафандров, которые светились зеленым, излучая свет и тепло. Завтрак состоял из куска липкого зеленого продукта, приготовленного рюкзаком из экологически чистых продуктов, добытых в мировом океане, и запиваемого водой, прошедшей через визоры.
   Забредя в эту пещеру на берегу моря, Гекс надула свой собственный скафандр, чтобы получился пузырь-палатка. Если присмотреться, можно было увидеть швы скафандра и даже одну растянутую перчатку. Внутри экипаж снял скафандры, сложил рюкзаки и уснул, лежа на одном из растянутых скафандров и укрываясь другим как одеялом. Им требовалось время для собственного отдыха и проведения необходимого технического обслуживания своих скафандров.
   У входа в пещеру, за пределами их укрытия, неровно горел костер, которому мешала плохая конвекция из-за низкой гравитации. Как ни странно, мерцающий свет костра казался более человеческим, чем бледно-зеленые огоньки на скафандрах, но он был разведен совершенно инопланетным существом.
   Для Гекс было странно, что ее экипаж собрался вот так. Она провела с ними большую часть прошлого года, но большую часть времени они были вместе, запертые в своих блистерах. И вот теперь они были здесь, раздетые до нижнего подогреваемого белья, стиснутые друг с другом. Борно, единственный мужчина, был крупным, ширококостным, с крепкой мускулатурой. Она представила, как он часами оттачивает свое тело, чтобы при необходимости справиться с призраками врукопашную. Гелла была меньше ростом, худощавая, угрюмая и озабоченная, но, возможно, самая умная из них троих. Джул выглядела немного полноватой; возможно, она пренебрегала физическими упражнениями. Конечно, тот факт, что нижняя половина ее тела представляла собой неуклюжий протез, не помог.
   И потом, была еще Гекс - самая младшая, неловко напомнила она себе.
   Борно проворчал: - Мы - межзвездные воины, и нас довели до этого. Застряли в пещере, как животные. Нельзя даже сказать, утро сейчас или ночь.
   - Здесь всегда день, дурачок, - сказала Гелла. Голос у нее был усталый, опустошенный; она без энтузиазма жевала свою порцию еды.
   - Лета, ты знаешь, что я имею в виду. Где-то уже утро...
   Встревоженная, Гекс подошла к стенке своей палатки. Они находились в северном полушарии, но пещера была ориентирована на юг, так что можно было видеть солнца-близнецы - мрачное красное пятно с ярко-синими искорками, пробегающими по его поверхности. Было странно думать, что двойная звезда так и не сдвинулась со своего места в небе, словно прибитая к нему гвоздями. Земля была истощена, тонкий слой почвы лежал поверх расплавленной породы - это было все, что уцелело после взрыва сверхновой. Давление воздуха составляло менее пятой части земного: он был слишком разреженным, чтобы они могли дышать, но достаточным для распространения тепла по планете, чтобы вся вода, да и сам воздух, не замерзли на темной стороне.
   И в этом маленьком мире, в этом разреженном воздухе была жизнь.
   Гекс разглядела худые силуэты, стоящие на невысоком гребне. Они были похожи на антенны, повернутые тарелками к солнцу. Это были растения, что-то вроде деревьев, но они были колониальными организмами, с листьями-независимыми существами, сидящими на ветвях, как птицы. Тень за этим хребтом не освещалась солнечным светом миллион лет.
   - У нас гости, - пробормотала Гелла.
   По полу пещеры растеклась лужица слизи, блестевшая в лучах заходящего солнца. Она собралась в грубую колонну и выпустила из конечностей пояс с инструментами из камня и металла. Неустойчивая и сочащаяся, она, казалось, согревалась у огня, и псевдоподии удлинились, чтобы подбросить еще немного топлива в пламя. Затем она снова рухнула и заскользила по полу пещеры к убежищу людей. У полупрозрачной стены были разложены органические продукты: что-то похожее на водоросли и даже рыбу - триумф конвергентной эволюции.
   Это был единственный союзник экипажа в этом странном мире.
   Его имя переводилось как "Пловец с чем-то", а "что-то" означало водное существо, которое они не смогли идентифицировать. Вблизи он выглядел как освежеванный человек, погруженный в какой-то липкий суп, в котором плавали более мелкие существа. "Он", конечно, было сказано для удобства экипажа, хотя среди мириадов созданий, из которых состояло это сложное животное, могли быть и гендерные различия.
   Подвижная лужица приподняла мембрану над своим маслянистым мениском, и Гекс услышала тихие булькающие звуки.
   Гелла изучала встроенный в ее костюм переводчик. - Он говорит...
   - Дай-ка я угадаю, - сказал Гекс. - "Еще еды". Скажи ему спасибо. - Она не шутила. Люди не могли питаться местной растительностью, но ее биохимия была основана на углероде, и рюкзаки их скафандров позволяли использовать это сырье для производства съедобных продуктов питания и добычи воды.
   Гелла что-то пробормотала в свой аппарат, и мембрана запульсировала в ответ. Они были удивлены, как легко оказалось найти перевод. Манера речи Пловца была похожа на некоторые варианты языков призраков, которые люди изучали веками, - странный факт, сохраненный Гекс как одна из многих загадок, которые предстояло разгадать в этом месте.
   Инженер Джул была очарована биологической организацией этого существа. - Посмотрите на эту штуку. Очевидно, это колониальный организм. Время от времени все компоненты плавают. - Она показала пальцем. - Эти маленькие сгустки похожи на сообщества водорослей. Вероятно, они питаются за счет капиллярного действия. Но эти "водоросли" черные как смоль - вероятно, это как-то связано с химическими веществами для фотосинтеза, используемыми в местной экологии. Я не уверена, для чего нужны эти маленькие плавающие существа, похожие на креветок...
   Скелет пловца состоял из чего-то вроде хряща, и к нему прикреплялись "мускулы", розовые и жилистые. Но сам хрящ был подвижен независимо друг от друга. И вот "мышца" оторвалась от своего якоря, выплыла на поверхность илистой лужи, в которую превратился Пловец, и открыла рот, чтобы вдохнуть воздух.
   Лицо Борно исказилось. - Какая гадость.
   - Более отвратительная, чем призрак? - спросила Гекс.
   Он повернулся к ней, его взгляд был каменным. - Ну, вот в чем вопрос, не так ли? Мы знаем, что призраки - это тоже своего рода колониальные существа. И мы знаем, что это извивающееся, растворяющееся существо говорит на каком-то основном языке призраков. Я думаю, пришло время спросить его, что здесь происходит и какое он имеет отношение к призракам.
   - Он может и не знать, - предупредила Джул. - Он технологичен, но примитивен. И мы можем настроить его против себя.
   Борно огрызнулся: - Ну и что?
   - Я думаю, Борно прав, - сказала Гелла. - Сидя здесь, мы ничего не добьемся. Мы должны пойти на некоторый риск.
   - Если он узнает, кто стреляет в него с темной стороны, - сказал Борно, - это будет началом.
   Гекс задумалась. Комиссары обучили ее психологии инопланетян - или, по крайней мере, тому, как манипулировать ею. - Мы, люди, очень эгоцентричны, - сказала она. - Все вращается вокруг нас. Но для Пловца мы - второстепенные существа. Ему все равно, чего мы хотим, даже откуда мы родом. Он помогает нам выжить по своим собственным причинам - и это наша точка зрения. Гелла, попробуй спросить его, почему он нам помогает.
   Гелла пробормотала в свой переводчик.
   Он помогал им, ответил Пловец, потому что они были врагами его врагов.
  
   Пловец не знал, что экология, породившая его, была второй, возникшей в этом разрушенном мире.
   Его солнце было темным и холодным для человеческих чувств, но для существ, которые эволюционировали в его красноватом свете, оно было теплым и устойчивым очагом. - На самом деле, - с улыбкой сказала Гелла, - Пловец не верит, что на планете, подобной Земле, возможна жизнь. Ослепительное солнце, ежедневный цикл смены света и тьмы, времена года, ледниковые периоды - как могла развиваться экология в такой хаотичной среде?
   Однако жизнь здесь, на этой планете, пошла другим путем. Продолжающееся охлаждение солнца привело к тому, что существа стали собираться в кучки, делиться и сохранять тепло. Здесь крупные животные были редкостью, а кооперативные организмы - нормой.
   Гекс никогда не видела других Пловцов, похожих на него, но, казалось, он сливался с другими в морских глубинах. Там частицы, из которых состоял народ, танцевали в своих собственных страстных танцах. И если вы вышли из великого слияния с немного другим набором составляющих, что с того? Гекс подозревала, что "идентичность" для этих существ означает нечто совсем иное, чем для нее самой.
   Когда у предшественников Пловца развился интеллект, их биология определяла все, что они делали. В отличие от людей, их политика была основана на сотрудничестве, а не на конкуренции, хотя между ними могли возникать разногласия и даже войны. Они выбрались на сушу - несомненно, низкая гравитация помогла им в этом завоевании, - где было сырье для придания формы, такие источники энергии, как огонь, невозможные под водой. Их разное происхождение сформировало их технологию. Они обнаружили талант к приданию формы самим себе и своим сверстникам; эти существа были способны к продвинутой биохимии, хотя их физические технологии находились на уровне железного века.
   Им даже удалось совершить космический полет. Горстка пловцов облачилась в новый вид шкур - прочную, посеребренную кожу, способную сохранять внутреннее тепло и в то же время противостоять суровому космическому излучению. Со временем ледяные спутники и ядра комет стали домом для новой разновидности пловцов, которые редко посещали родную планету.
   Но все это время пульсар продолжал свою медленную, смертоносную работу по уничтожению вещества их солнца.
   По мере того, как разворачивалась эта история, члены экипажа "Копья" обменивались понимающими взглядами.
   Становилось все более очевидным, что надвигается кризис. Взаимосвязанные советы существ приняли решение. Межпланетные путешественники были отозваны домой. Самые технологически продвинутые в своем роде, возможно, они смогли бы найти способ спасти мир.
   Закаленные в космосе путешественники вернулись. К этому времени ледяная шапка на темной стороне, твердая и холодная, не так уж сильно отличалась от ледяных спутников, которые они сделали своим домом. Но они обнаружили, что их возмущает, когда их просят о помощи те, кого они считают примитивными и слабыми существами. Они увидели способы использовать этот жирный скалистый мир в своих собственных целях - и было бы лучше, если бы мутная атмосфера и илистые океаны были заморожены или полностью очищены.
   Возвращение космических пришельцев домой было катастрофической ошибкой. Они слишком сильно отличались от вида пловцов. Теперь их было два вида, слишком далеко отстоящих друг от друга и конкурирующих за одно и то же пространство. Конфликт был неизбежен.
   Ночные жители уступали дневным по численности, но были гораздо более развиты в технологическом плане. На протяжении веков они запускали ракету за ракетой по терминатору, от тьмы к свету. Поначалу жители дневной стороны сопротивлялись, и начались грандиозные вторжения ночных. Но по мере того, как города и фермы были опустошены, материальная база дневной стороны начала разрушаться. К настоящему времени остались лишь отдельные выжившие, такие как Пловец. Они организовали партизанские действия против патрулей темной стороны. Но знали, что война проиграна, а вместе с ней и их будущее.
   И недавно, как будто им было недостаточно страданий, возникла новая опасность, когда небо озарилось новым светом.
   - Место обитания черного призрака, - мрачно сказал Борно.
   Внезапно простые корабли ночных пришельцев стали оснащаться более быстрыми двигателями и еще более смертоносным оружием. Пловец, смирившись с этим, пришел к убеждению, что время его народа истекло - пока в облике людей он не наткнулся на свое собственное чудо, свалившееся с неба.
   Гекс отвлекла тень, промелькнувшая у входа в пещеру.
   Гелла все больше возбуждалась. - Пилот, кажется, я все поняла...
   - Заткнись, - прошипела Гекс. Тень снова приблизилась. Теперь она была уверена: это был корабль-палитра, и четыре, пять, шесть призраков, угловатых ромбовидных фигур, угрожающе двигались на нем. Она поспешно закрыла их рюкзаки и заставила свою команду лечь на землю. Даже Пловец неподвижно лежал в луже слизи.
   Палитра ненадолго задержалась у входа в пещеру, но огонь скрыл все, что находилось внутри. Небрежным выстрелом из энергетического оружия призраки разбили очаг Пловца, разметав топливо. Затем палитра двинулась дальше.
   Экипаж осторожно поднялся.
   Борно сказал: - Значит, они ищут нас. Мы должны убираться отсюда.
   Гелла схватила его за руку. - Не раньше, чем ты выслушаешь меня. Я все поняла. Этот мир...
   - Родной мир призраков, - пренебрежительно сказал Борно. - И это их происхождение, примерно миллион лет назад, каким-то образом перенесенное вперед во времени. Разве это не очевидно?
   Не для Гекс. У нее отвисла челюсть, ей пришлось закрыть рот.
   Джул тоже это понимала. - Да, да. Пловец говорит на одном из их языков. Призраки, как и сам Пловец, сотрудничают друг с другом. Даже их шкуры когда-то были независимыми существами.
   - Каждый призрак - это целая экология в мешке, - пробормотал Борно, повторяя слова, полученные на тренировках.
   Гелла, все еще взволнованная, сказала: - Мы даже нашли копию этой системы в тридцати световых годах отсюда! То, должно быть, современная версия, а эта извлечена из прошлого...
   Джул сказала: - "Примитивные" призраки, должно быть, пришли из этого мира. Черный призрак завербовал их сюда.
   - Может быть, именно поэтому это и было сделано, - мрачно сказал Борно. - Черный призрак использовал свое глубокое прошлое в качестве сырья для войны с людьми. Когда призраки рассказывали нам о своем происхождении, они ни разу не упомянули об этой разрушительной гражданской войне, не так ли? Что забавно.
   Гелла повернулась к Гекс. - Пилот? Ты была очень молчалива. О чем ты думаешь?
   Гекс рассеянно посмотрела на нее. - О путешествиях во времени. - Люди, конечно, научились путешествовать во времени. Каждый корабль, летающий быстрее света, был машиной времени, и говорили, что в былые времена легендарный герой Майкл Пул однажды путешествовал во времени через червоточину. - Мы отправили несколько человек, один или два корабля, через несколько столетий. Но призраки переместили звездную систему, целую систему, на миллионы лет.
   Это их отрезвило.
   Джул сказала: - Покровный действительно говорил, что их новая технология дополнительных измерений открывает для них огромные источники энергии.
   - Да. Но я никогда не думала, что они способны на что-то подобное.
   - И, - холодно добавил Борно, - это в руках черного призрака.
   - Значит, мы должны это остановить, - сказала Гекс. Остальные решительно закивали.
   - Хорошо, - сказала Гелла. - Но как? Мы все еще торчим в этой пещере.
   - Мы должны убраться с планеты, - сказала Гекс. - И, насколько я знаю, единственные, кто может выполнить такой запуск, это существа ночной стороны. - Она подумала о Пловце. Ей стало интересно, знает ли он, что его перенесли в самое отдаленное будущее среди его собственного вида. - Гелла, как ты думаешь, твой новый друг мог бы помочь нам преодолеть терминатор?
  

V

  
   Под руководством Пловца-с-чем-то они отправились на север. Им предстояло пересечь границу между дневной и ночной сторонами где-то в районе полюса вращения планеты.
   Путешествие заняло у них несколько дней - земных дней. Они проплыли мимо ур-призраков, как они их стали называть, этих кузенов пловцов, закаленных для космоса, но еще не дошедших до оптимальной сферической формы, которой они должны были достичь позже. Они карабкались по туннелям, по тенистым днищам глубоких ущелий и плыли под водой, а инерционные системы управления их скафандров с трудом справлялись с экономичными движениями Пловца. Когда они останавливались, пока люди обрабатывали свои волдыри, Пловец сворачивался в студенистую массу при любом солнечном свете, который он мог найти, или, если они были в океане, с огромным облегчением растворялся. Для Гекс было загадкой, каким образом маленькие креветки, водоросли и амфибии, из которых состояло его тело, знали, когда возвращаться и как реинтегрироваться.
   По мере того как они старательно продвигались на север, солнце клонилось к закату, и тени становились длинными и глубокими. В тускнеющем небе Гекс разглядела звезды и неуклонно движущуюся по пятам единственную яркую точку, которая была местом обитания черного призрака.
   Наконец они добрались до места, где солнце висело над горизонтом, сияя, как раскаленный уголь. Казалось, что оно вот-вот сядет, но, конечно, этого никогда не произойдет. На этих высоких широтах жизнь была редкой. По земле стелился аналог травы, хотя используемые для фотосинтеза химические вещества делали ее черной, а не зеленой. Но в этом мире, где каждый оттенок был постоянным, в длинных тенях ничего не росло.
   Пловец оставил их здесь. Не в силах переносить низкие температуры, он не мог идти дальше. - Сражайтесь достойно ради меня, - сказал он им через переводчик Геллы. Затем, извиваясь, исчез, словно дождевая вода, уходящая в канализацию.
   Гекс посмотрела на север, в темноту. Она увидела движение: корабли-палитры патрулировали границу между днем и ночью.
   Борно указал рукой. - Вон там какие-то строения.
   - Давайте продолжим, - натянуто сказала Гелла.
   Следуя примеру Борно, они вошли в ночь. Гекс чувствовала страх Джул, напряжение Геллы и мрачную, кровавую решимость Борно.
   Солнце совсем скрылось за горизонтом. Они миновали несколько последних деревьев, таких высоких, что их листья сверкали на солнце, а корни покрывал иней. - Интересная биомеханика, - нервно заметила Джул. - Должно быть, в процессе эволюции они научились использовать разницу температур между кронами и корнями. И я думаю, что эти последние деревья должны быть настолько высокими, насколько могут вырасти, иначе...
   - Заткнись, - прошипел Борно.
   Они подошли к стене. Это была просто груда чего-то похожего на мешки с песком, светящиеся серебром в тусклом свете. Они спрятались за ней и осторожно вглядывались в строения, которые находились за ним.
   Гекс увидела нечто вроде города, сотканного из серебра и льда, раскинувшегося на черном бархатном ландшафте. Между холодными шарами, покрытыми инеем, свисающими сосульками парили ожерелья. Искры света скользили между посеребренными куполами: призраки, или ур-призраки. Это место выглядело органично, как будто его выращивали здесь, а не планировали. Но в этом холодном месте не было ничего от яркой, оживленной натуры Пловца.
   Это была типичная колония призраков. Призраки держались подальше от звездного тепла, хотя оставались обитателями планет; они использовали геотермальное тепло планеты для получения энергии, точно так же, как, очевидно, делали это в своем собственном ледяном мире. И их колонии всегда имели такой запутанный, неспланированный вид.
   Однако были и аномалии. На тонком шпиле, возвышавшемся над рифовым городом, равномерно пульсировал яркий синий свет. А в самом центре города возвышался приземистый цилиндр. Датчики скафандра Гекс сообщили ей, что это был всего лишь верхний уровень вырытого глубоко под землей комплекса, где кишели тысячи призраков. Эта крепость, совсем не похожая на типичную архитектуру призраков, была творением черного призрака, что было очевидно даже здесь, на границе ночи.
   Борно похлопал Гекс по плечу и указал пальцем.
   Горстка ур-призраков копошилась вокруг лежащего на земле корабля-палитры. По форме призраки напоминали параллелепипеды, похожие на наклонные коробки. Гекс подумала, что они действительно очень красивы, их грани сверкали, как зеркала, в свете звезд, когда они работали.
   Борно прошептал: - Четверо их, четверо нас. Мы можем их уничтожить. А потом сможем захватить корабль-палитру и улететь на орбиту.
   Джул прошипела: - Мы только что пересекли терминатор. Может, нам стоит пройти дальше, прежде чем...
   - Какой в этом смысл? Мы прилетели сюда, чтобы найти способ покинуть планету. Вот наша возможность. - Он поднял руку с ножом.
   - Борно прав, - сказала Гекс. - Чем дольше мы будем здесь торчать, тем больше шансов, что нас поймают. Давайте сделаем это. Вон там, справа от них, есть слепая зона. Борно, если ты возьмешь Джул и пойдешь туда, мы с Геллой сможем...
   Гелла закричала: - Берегись!
   Стена за спиной Гекс внезапно подалась, и она упала на холодную землю. Подняв глаза, она увидела, что "мешки с песком" висят в разреженном воздухе, тяжелые, колышущиеся массы нависали над ее головой. Их было около пятидесяти, а то и больше.
   Эта "стена" была скопищем ур-призраков, сбившихся в кучу. Она должна была догадаться, подумала она; она видела, как они заполняли пространство в бою. Какая глупая ошибка.
   Ур-призраки спустились.
   Борно закричал: - Оружие! - Рыча, с клинком в руке, он пытался подняться на ноги.
   Гекс подняла руки. Включилось оружие ее скафандра.
   - Не стрелять.
   Ур-призраки обмякли, задрожали и упали. Это было похоже на то, как если бы на них с высоты сбросили мешки с водой. Скафандр Гекс стал жестким, чтобы защитить ее. Затем команда "Копья" с трудом, с жужжанием экзоскелетных мультипликаторов, выбралась из кучи, расталкивая "мешки" с провисшими на них тканями.
   За этой хаотичной сценой парил призрак, мягко покачиваясь с изяществом, которое не соответствовало его массе. Это был один из современных образцов, гладкая, бесшовная сфера. Борно занес свой клинок, но Гекс схватила его за руку.
   - Вы тот призрак, которого мы встретили. Покровный. Вы преследовали нас всю дорогу.
   - Да. От одной ошибки к другой. Я здесь для того, чтобы обеспечить успех миссии. Надеялся, что мне не придется раскрывать себя; надеялся напрасно. Никогда не думал, что вы будете настолько глупы, чтобы спрятаться за группой воинов.
   Джул огляделась на обмякших ур-призраков, которые лежали на земле, как огромные капли дождя. - Почему они собираются вот так? А вы нет.
   - Возможно, это пережиток их прошлого, - предположила Гелла. - Пловец общался со своими сородичами. Эти странные формы жаждут сделать то же самое.
   - Теперь они знают, что вы здесь, - сказал Покровный. - Черный призрак и его иерархия. Они знают, что я здесь. У вас мало времени. Предлагаю вам поспешить к выбранному вами транспортеру.
   Они перебрались через груды упавших призраков и побежали.
   Четверо ур-призраков, которые ухаживали за кораблем-палитрой, упали вместе с остальными. Когда Борно добрался до первого из ур-призраков, он поднял нож, готовясь вспороть ему шкуру.
   - Он мертв, - быстро сказал Покровный. - Я должен был убить его. Я должен был убить их всех. - Он завис над упавшими ур-призраками, его движения были возбужденными.
   Борно, все еще с занесенным ножом, рассмеялся. - Ты убил десятки себе подобных, чтобы помочь врагу, который решил уничтожить твой вид. Ты действительно облажался, призрак.
   - Я служу делу, которое выше твоего понимания.
   - О, правда? Пойми это. - Борно вонзил свой нож в шкуру призрака. Водянистая жидкость с примесью красной крови пролилась на холодную землю.
   - Я же говорил тебе, что он мертв, - сказал Покровный.
   - Я знаю, - сказал Борно. С усилием он сорвал кожу с ур-призрака, обнажив блестящие мышцы и внутренние органы. - Пилот, мы можем вывести этот корабль на орбиту, но, как ты думаешь, черный призрак позволит нам просто войти внутрь? Мы завернемся в это барахло. Камуфляж. Давай, помоги мне.
   Джул сказала. - Это отвратительно.
   Борно пожал плечами и продолжил резать.
   Такая бесхитростная уловка никогда не сработает, - подумала Гекс. - Но, возможно, они могли бы применить немного психологии, позволив черному призраку думать, что он одержал победу. Она шагнула вперед, выбрала своего ур-призрака и вытащила нож из чехла на ноге. - Давайте покончим с этим.
   Покровный завертелся, заволновался. - Вы, люди, непостижимы.
   - Вот почему ты нанял нас для выполнения твоей грязной работы, - презрительно бросил Борно.
   Работая, Гелла спросила: - Что это, Покровный? - Она указала на башню, возвышавшуюся над городом-призраком, на вершине которой пульсировал ярко-голубой свет.
   Призрак сказал: - Вы понимаете, где находитесь, что это за мир. В те времена мои предки прекрасно понимали, что именно пульсар уничтожал их солнце. Поэтому они почитали его. Они сделали его богом. Они называли его...
   Переводчик Гекс споткнулся и предложил ей несколько вариантов. Гекс выбрала Разрушитель.
   Гелла сказала: - Очаровательно. Люди всегда поклонялись богам, которые, по их мнению, создали мир. Вы поклоняетесь тому, кто его разрушил.
   - Это высшая сила, хотя и разрушительная. Разумно попытаться умиротворить ее. Все разумные существа формируются под влиянием обстоятельств нашего происхождения.
   Борно усмехнулся. - Для тебя ужасно оказаться здесь, не так ли, призрак? Чтобы противостоять самому темному периоду в истории вашего вида. Вы предпочитаете верить, что этого никогда не было. И теперь люди узнают все об этом.
   Призрак развернулся и удалился. - У вас не так много времени.
   Борно уже снял кожу со своего ур-призрака. Будучи самостоятельным существом, она слабо трепыхалась на холодной земле, а внутренности ур-призрака были существами, которые барахтались и ползали. Борно пнул это месиво ногой в ботинке.
  

VI

  
   Чашеобразные углубления на поверхности палитры были просто неглубокими ямками. Гекс пришлось сесть, скрестив ноги.
   Борно накрыл ее шкурой призрака, похожей на грубую посеребренную палатку. Гекс была запечатана в темноте. Шкура только что убитого была еще теплой, и она почувствовала, как кровь капает ей на спину. Но она выключила фонарь своего скафандра, настроила визор так, чтобы он показывал ей внешний вид корабля, и попыталась забыть, где находится.
   Корабль-палитра оказался прост в управлении. В конце концов, аналитики в военных лабораториях разбирали технологию призраков на протяжении многих поколений. Все, что нужно было сделать Гекс, это приложить ладони в перчатках к корпусу "палитры", и ее скафандр нашел способ взломать чужие системы. В качестве эксперимента она подняла руку. Палитра приподнялась, накренилась и закачалась, как ковер-самолет, на котором ненадежно расположились они все. Но затем система инерционного управления включилась должным образом, подключившись к инерционным блокам их скафандров, и она почувствовала себя в большей безопасности.
   - Ну и аттракцион же это будет, - сказал Борно.
   - Да, и что потом? - огрызнулась Джул.
   - Мы разберемся с этим, когда придет время, - сказала Гекс. - Всегда держите оружие наготове.
   - Я думаю, нам лучше заняться этим, пилот, - пробормотала Гелла.
   Гекс огляделась вокруг через систему своего визора. Она была в сотне метров над землей, а под ней раскинулся город призраков, хаотичное переплетение серебристых тросов. Она все еще могла видеть кровавые пятна - все, что осталось от ур-призраков, с которых они содрали кожу. И серебристые искры сходились все ближе.
   Гекс крикнула: - Все готовы? Три, два, один... - Она снова подняла руку, и палитра взмыла ввысь.
  
   Из космоса было ясно, насколько сильно ур-призраки предали своих кузенов. Их покрытые хромом города громоздились на каждом клочке земли, и только призрачная бело-голубая ледяная шапка оставалась нетронутой. Неудивительно, что этот ужасный эпизод братоубийства был стерт из памяти расы призраков.
   - Пилот, - прошептала Гелла. - Обиталище. Тета девяносто, фи двадцать.
   Гекс посмотрела вперед. Высоко над ледяными облаками ночной стороны поднималось сооружение. На первый взгляд оно выглядело как типичная архитектура призраков, сетка из серебряных нитей. Но Гекс разглядела темный узел в центре клубка.
   Итак, это был бастион черного призрака. До него было не более километра.
   - Конец игры, - тихо сказал Борно.
   - Давайте приближаться. - Гекс подняла руки, и платформа заскользила вперед.
   Внезапно из-за зарослей, словно стая вспугнутых птиц, вылетели корабли-палитры.
   Джул вскрикнула: - Лета!
   - Они обходят нас, пилот, - натянуто произнесла Гелла. - Держи оборону. Держи оборону!
   Гекс стиснула зубы и держала руки твердыми, как скала. Флот окружил ее и, развернувшись, как один, устремился вниз, к краю планеты.
   - Вы должны восхищаться их координацией, - сказала Гелла. - Я никогда не видела, чтобы корабли призраков так двигались.
   - Это влияние черного призрака, - сказал Борно.
   - Они направляются на дневную сторону, - пробормотал Джул. - Пловцу и его людям предстоит еще одно испытание.
   - Тогда давайте посмотрим, сможем ли мы положить этому конец, - твердо сказала Гекс.
   Они быстро преодолели оставшееся расстояние.
   Палитра скользнула в обиталище, среди нитей и воздуховодов; это было похоже на полет по ветвям посеребренного дерева. Хотя по внутренней структуре скользили отдельные ур-призраки, ничто им не противостояло.
   Вскоре путаница нитей рассеялась, и открылся большой центральный бастион. Это была сфера, черная как ночь, диаметром в километры. Она не вписывалась в похожий на джунгли лабиринт архитектуры призраков; была чужой внутри чужого.
   - Эта стена отлично поглощает излучение, - сказала Джул. - Черное тело.
   - Вы видите, что это такое, - воскликнул Борно. - Черный призрак построил свой центральный бастион по своему образу и подобию. Какая самонадеянность!
   Гелла пробормотала, - Разве человеческие правители не поступали так всегда?
   - Надеюсь, мы сможем обратить его высокомерие против него же самого, - сказала Гекс. - Она осторожно двинулась вперед. И все же им никто не бросил вызов. Корпус "бастиона" перед ней был плавно изгибающейся пустотой, не отражавшей ни единого звездного луча. Она чувствовала, что черный призрак где-то там, наблюдает за ней, оттягивая момент. - Давай, ублюдок, - пробормотала она. - Ты знаешь, что я здесь. Давай посмотрим, что у тебя есть.
   Черная стена задрожала. Затем она раскололась по шву, обнажив бледное серебристое свечение. Когда рана перестала расширяться, образовалась вертикальная щель длиной в сотни метров, более чем достаточной ширины, чтобы в нее могла пролезть палитра.
   - Я не могу заглянуть внутрь, - сказала Джул.
   - Сенсоры наших скафандров не работают, - встревоженно сказала Гелла.
   - Но приглашение недвусмысленно, - натянуто произнесла Гекс. Она вытянула руки вперед.
   Стены бастиона проплывали мимо нее; корпус крепости казался толщиной с лист бумаги. В двадцати метрах от корпуса она остановила палитру. Визор не показывал ей ничего, кроме пустого пространства, сферы километровой ширины, наполненной холодным серебристо-серым сиянием.
   Затем шкура призрака вокруг нее начала сминаться и покрываться волдырями, и сквозь нее пробился более резкий свет, направленный прямо на нее. Она вскинула руки, чтобы защитить зрение. Она услышала крики остальных. Опаленная шкура осыпалась.
   Она осторожно опустила руки. Теперь она могла видеть то, что не позволяли показывать сенсоры. Это пространство вовсе не было пустым. Оно было полно серебряных призраков, сфер, похожих на капли расплавленного металла, и ур-призраков всех форм и размеров, граненых и колючих, выстроившихся вокруг нее в шестиугольный строй, который заполнял пространство, насколько хватало глаз. Они были неподвижны, расположены с предельной точностью - скорее геометрические объекты, чем живые. И в рядах безмолвных призраков пульсировали бело-голубые фонарики: модели пульсара, который разрушал мир, они были знаками приверженности богу-разрушителю призраков.
   Это было совсем не похоже на то, как люди видели поведение призраков раньше, за столетия контактов и войн. Командование черного призрака, здесь, в сердце своей империи, было безоговорочным.
   Корабль-палитра Гекс висел как обломок корабля перед этой симметричной ордой. Его команда сидела с обгоревшими покровами шкур, скрестив ноги, в своих маленьких углублениях, съежившись. - Все в порядке?
   - Что думаешь? - спросила Джул.
   Борно жадно разглядывал выстроившихся призраков. - Лета, - сказал он. - Их, должно быть, тысячи.
   - На самом деле больше миллиона. - Голос, доносившийся через их переводчики, был ровным, безличным, искусственным.
   Гекс посмотрела в геометрический центр сферы, потому что знала, что именно там он и должен находиться; ее ощущение собственной важности чужака не допускало ничего меньшего. И там она увидела черный кулак, сферу, которая была в два, а то и в три раза больше тех, что были собраны вокруг нее. Ряды призраков раздвинулись сияющими завесами, и центральная темная масса скользнула вперед.
   Гекс услышала тяжелое дыхание своей команды. - Успокойтесь, - пробормотала она. - Мы зашли так далеко...
   - Я позволил вам зайти так далеко, - сказал черный призрак. - Вы думали, что ваше абсурдное сокрытие обманет меня?
   - Вообще-то нет, - сказала Гекс. - Я думала, ты будешь настолько высокомерен, что все равно впустишь нас. Ты очень предсказуем.
   Черный призрак катился перед ними, его кожа была черной, как внутренняя поверхность ее собственного черепа. Гекс догадывалась о психологии инопланетянина, который был исключительным даже среди себе подобных. Что ж, черный призрак проявлял некоторые человеческие качества, а ни один человек, особенно высокомерный, не любил, когда над ним насмехались.
   Почти в порядке эксперимента Гекс подняла руку и вытянула ее прямо, указывая на черного призрака. В рукав ее скафандра было встроено энергетическое оружие. Она выстрелила; ее скафандр сообщил об утечке энергии. Но никаких признаков разряда не было.
   Ее команда быстро испробовала другое оружие, имевшееся в их распоряжении. Ничего не сработало. С гневным криком Борно даже метнул свой нож. Он рассыпался в прах, не успев выпасть из его руки.
   Черный призрак сказал: - И ты называешь меня предсказуемым?
   - Мы здесь, чтобы убить тебя, мешок с дерьмом, - сказал Борно.
   - Чтобы убить меня, да. Люди живут в мире смерти. Каждый призрак - это полноценная экологическая единица. Отправляясь в космос, мы взяли с собой жизнь нашего мира. В то время как вы уничтожили свою экологию, мир, который произвел вас на свет, всех, кроме вас самих и вредителей и паразитов, которые слишком коварны, чтобы их можно было уничтожить. Вы даже именуете нас призраками, названными в честь воображаемых существ, которые ассоциируются у вас со смертью. Как уместно.
   - А как насчет вас? - спросила Гелла. - Сколько людей вы убили, скольких себе подобных вы предали огню?
   - Ах, но я другой. Я наслаждаюсь смертью, как и вы. Вы видите мой черный корпус? Эти другие посеребрены, чтобы сохранить тепло. Я наслаждаюсь непристойностью расточительства, как и вы. Я такой же, как вы. Или я подобен нашему древнему богу-разрушителю.
   - Твой собственный вид презирает тебя, - сказал Борно.
   - Возможно, так оно и есть. Именно поэтому я вернул этих других... - Переводчик Гекс выдал информацию: "ур-призраки". - Они, выкованные в холодном отчаянии самого трудного века нашей расы, не отрицают того, кем они являются. Это странно. Однажды ур-призраки были призваны из космоса, чтобы помочь спасти умирающий мир. Теперь я призвал их снова, из глубин тьмы прошлого, чтобы они помогли мне спасти мой вид от людей.
   - Это безумие, - прошептала Гелла.
   - Итак, у тебя есть мы, - сказала Гекс. - Что теперь?
   - Вы будете служить мне. Трое из вас будут отданы моим ур-духам, моим ученым. Мы вытянем из вас все, что вы знаете, а затем используем для изучения способов уничтожения людей. Сначала вас выведут, у нас не хватает лабораторных животных. С четвертого сдерут кожу, оставят в живых и отправят туда, откуда вы пришли. Возможно, вас, командир. Это, видите ли, предупреждение, заявление о намерениях. Вам не кажется, что я плохо знаю человеческую психологию?
   - Недостаточно хорошо, - сказал Борно.
   - Стрелок! - рявкнула Гекс.
   - За инженеров!
   С ревом Борно распрямил ноги и бросился со своего пульта управления прямо на гладкую черную шкуру призрака. В полете его скафандр распахнулся и упал, оставив его обнаженным, за исключением нижнего белья, с обнаженной головой, руками и ногами. Его последний вздох замерз в вакууме, он разинул рот. Но вытянул руки, похожие на когти.
  
   Джул закричала: - Что он делает? Он убивает себя!
   Ошеломленная Гекс могла только наблюдать.
   Борно приземлился на темную, как ночь, шкуру призрака и схватил ее большими пригоршнями, дергая и сминая. Черный призрак покатился, пытаясь стряхнуть с себя нападавшего. Вокруг него суетились другие призраки, но они ничем не могли помочь, не могли стрелять в Борно, опасаясь попасть в самого черного призрака.
   Затем Борно набрал полный рот шкуры, резко откусил и выгнул спину дугой. Шкура призрака была разорвана, и в ране закипела прозрачная жидкость с алыми вкраплениями. Из глаз Борно текла кровь, из ушей тоже, но он вцепился в черного призрака зубами и ногтями - единственным оружием, которое у него осталось.
   - Мы должны помочь ему, - крикнула Гелла. Она тяжело дышала; Гекс почувствовала, что она готовится последовать за Борно. - Ты со мной?
   - Хорошо, - сказала Гекс. - По моей команде...
   Прежде чем они успели пошевелиться, один из призраков прорвал строй. Идеальная серебряная сфера целенаправленно обрушилась на черного призрака и цепляющегося за него нападавшего-человека. В его брюхе открылся разрез, из него высунулся наконечник для оружия, и пуля попала прямо в черную шкуру через рану, которую нанес Борно. Черный призрак не издал ни звука, но задрожал и забился в конвульсиях. Борно продолжал цепляться, но теперь он был безвольным.
   И все остальные призраки из миллиона, собравшегося вокруг них, застыли на месте.
   Пока черный призрак корчился в предсмертных муках, убийца дрейфовал к опустевшему месту Борно.
   Гекс спросила: - Покровный?
   Гелла спросила: - Как ты продолжаешь это делать?
   - Предлагаю вам вывезти нас отсюда, пилот, - сказал призрак. - Без руководства войска парализованы, но они скоро отреагируют. Если хотите жить...
   - Только не без Борно, - сказал Джул.
   - Он уже мертв, - сказал призрак.
   - Нет!
   Покровный развернулся на месте и выпустил еще одну пулю, на этот раз аккуратно пронзившую безвольное тело Борно. - Теперь мы можем идти?
   Гекс мрачно прижала руки к коленям. Палитра вылетела из бастиона на открытое пространство.
  

VII

  
   Палитра зависла на краю системы. Туманная, умирающая звезда призраков все еще была видна, как и ее ярко-синий спутник.
   - Здесь они вас не найдут, - сказал Покровный, все еще находившийся в опустевшей капсуле Борно.
   Перед Гекс появилась лишенная тела голова коммодора Тила. - Итак, черный призрак мертв. Хорошо. Теперь посмотрим, чем закончится война. Вы молодец, Гекс.
   - Борно молодец.
   - Его будут помнить.
   Покровный, казалось, чувствовал, что его план сработал так, как он надеялся. Он смог проникнуть в бастион черного призрака и даже пронести контрабандой оружие, настолько примитивное, что его не засекли защитные системы. Но он никогда не смог бы проникнуть сквозь шкуру черного призрака, если бы не атака Борно, которой черный призрак явно не ожидал.
   - Итак, - сказал Тил, - самый могущественный призрак за многие поколения был побежден человеческими качествами: необузданным гневом и отвагой Борно и собственным высокомерием черного призрака.
   Покровный пробормотал: - А что может быть более человечным, чем дикость и высокомерие?
   Гекс все еще пыталась понять, что произошло. - Призрак, когда ваше солнце погасло, началась кровавая битва за выживание. Вы потратили миллион лет, отрицая это в себе. Но черный призрак увидел, что это была именно та черта первобытной жестокости, которую вам пришлось открыть заново, чтобы бороться с человечеством. Возможно, это даже удалось. Но вы не смогли вынести того образа себя, который он вам показал, не так ли?
   На Покровном было написано: - Черный призрак был аномалией. Это не то, что мы есть, не то, к чему стремимся.
   Тил посмотрел на Гекс. - Пилот, призраки хотят стереть не только свое прошлое, но и то, что они увидели в своем будущем, - по крайней мере, именно так аналитики из Комиссии по установлению исторической правды отнеслись к этому инциденту.
   Это был вопрос естественного отбора. На протяжении веков призраки проигрывали битвы человечеству. Выживали и размножались только те, кто был способен общаться с людьми - предвидеть их намерения, мыслить как люди. - Это давление отбора, - сказал Тил. - Выжили только те призраки, которые больше всего похожи на нас. Так что, возможно, нет ничего удивительного в появлении черного призрака, призрака, настолько похожего на человека, что он организует свое собственное иерархическое общество и ведет войну как командир-человек. Что вы об этом думаете, призрак?
   Покровный поднялся из углубления палитры. - Я рад, что наше совместное дело завершено. Черный призрак мертв. Использование межпространственной энергии будет прекращено, исследования уничтожены. Это оружие слишком опасно, чтобы его использовать.
   - Пока мы не откроем его заново, - пробормотала Гелла.
   Тил еще не закончил. - Вы не можете этого вынести, не так ли, призрак? Вам была нужна человечность, чтобы решить эту проблему между собой. И чтобы сделать это, ты сам должен был мыслить как человек, не так ли?
   Покровный сказал: - Это правда, что мы скорее вымрем, чем станем такими, как вы. Вы гордитесь этим? Пилот, древняя звездная система будет перенесена в свое время. У вас есть всего несколько секунд до того, как последует энергетический импульс. Я говорю вам это из вежливости. Мы больше не будем разговаривать. - И он исчез, как будто перестал существовать.
   Джул спросила: - Секунды?
   Гелла спросила: - Как быстро может двигаться эта штука, пилот?
   - Давайте выясним, - сказала Гекс и пошевелила руками в перчатках. - Все готовы? Три, два, один...
  
   Черный призрак вдохновил своих сородичей на последний решительный бой. После его падения политическое единство призраков пошатнулось, и они отступили отовсюду.
   Для призраков последствия поражения были ужасными.
  
  

ЯМА ПРИЗРАКОВ

  
   7524 год н.э.
  
   Как только сплайн вышел из гиперпространства, наш флиттер вырвался из его чрева.
   После долгого пребывания в темно-красном нутре огромного живого корабля я словно заново родилась. Несмотря на то, что мне пришлось разделить это приключение с Л'Ишем, настроение у меня поднялось.
   - Отличная система, - сказал Л'Иш. Он пилотировал флиттер с беззаботной легкостью. Ему было около шестидесяти лет, он был примерно в три раза старше меня, намного опытнее - и не упустил возможности сообщить мне об этом.
   Что ж, это было красиво. Местный Юпитер и его спутники были заключены в устойчивые гравитационные объятия по углам аккуратного равностороннего треугольника, причем спутники-близнецы находились достаточно близко к родительской планете, чтобы их можно было зафиксировать приливом. А за всем этим я увидела едва заметную голубую сетку, накинутую на звезды: удивительное зрелище, сеть, достаточно большую, чтобы охватить эту гигантскую планету, с распорками длиной в полмиллиона километров.
   Я ухмыльнулась. Эта сеть, эта чудовищная грандиозность были типичными для призраков. Это было доказательством того, что система этого Юпитера действительно была "ямой призраков" - новой, неоткрытой ямой.
   Именно поэтому ее открытие вызвало такой ажиотаж в маленьком, разрозненном сообществе охотников за призраками. И именно поэтому мы с Л'Ишем были готовы броситься в погоню, даже не глядя, куда идем. Мы были полны решимости стать первыми.
   Мы уже приближались к одному из спутников. Под слоем пыли поверхность была кирпично-красной и представляла собой лабиринт обугленных ям.
   - Очень разрушенный ландшафт, - сказала я. - Ударные кратеры? Выглядит так, как будто его разбомбили...
   - Знаешь, - лаконично сказал Л'Иш, - между этими спутниками есть мост.
   Сначала его слова не имели смысла. Затем я посмотрела вверх. Он был прав: от поверхности одного спутника отделилась изящная арка и пересекла пространство до другого.
   - Лета, - выругалась я. Не могла понять, как сразу этого не заметила. Но, с другой стороны, я же не искала ничего подобного.
   Л'Иш хмыкнул. - Надеюсь, у тебя крепкий желудок, Рейда. У Хили его никогда не было. Что мать, что дочь...
   Он вывел меня из равновесия. - А как же моя мать?
   - Страшилища!
   И вдруг они набросились на нас, дюжина угловатых летательных аппаратов, которые описали петлю вокруг флиттера, пролетая у нас над головами, как опускающиеся кулаки.
   Л'Иш дернул ручку управления. Мы дали задний ход и помчались прочь. Но страшилища оказались быстрее. Я съежилась - древний, бесполезный рефлекс: не привыкла к рукопашному бою, в котором люди не доминируют.
   - Поразительное ускорение, - пробормотал Л'Иш. - Автоматическая защита?
   Страшилища окружили нас плотным облаком и окутали багровой дымкой из шланга.
   - Мы ничего не можем сделать. - Л'Иш стоически сидел за пультом управления; кроваво-красный свет отражался от его выбритой головы.
   Внезапно аппараты отклонились в сторону и разбежались. Когда туман рассеялся, я перевела дух.
   Сначала казалось, что неожиданное нападение не причинило нам никакого вреда. Мы все еще снижались к спутнику, который постепенно превращался из замкнутого темно-красного шара в пейзаж под нами.
   Теперь на моем умном экране появилось скорбное лицо Поуп, агента, которая доставила нас сюда, звонящей из сплайна. Но ее изображение было искажено, ее слова были неразборчивы: классификация ... призрак... регулировка энергии вакуума, которая...
   Прозвучал предупреждающий сигнал.
   - Рейда, помоги мне. - Л'Иш боролся с управлением. - Мы потеряли телеметрию с левого привода.
   Все было гораздо хуже. Сквозь прозрачный корпус я увидела, как отлетает капсула с двигателем, окруженная облаком замерзшей жидкости и кусками материала корпуса.
   Я попробовала управление. После того, как у нас отключилась половина двигателей, оно не действовало.
   Я посмотрела на этот невозможный мост, линию, прочерченную по небу, в стороне от наших мелких разборок. Бывают моменты, когда ты просто не можешь поверить в то, что видишь. Наверное, это механизм выживания.
   Еще больше тревог.
   - Отказал еще один приводной модуль. - Л'Иш откинулся на спинку кресла, в вежливом расстройстве прижав кулаки к умному экрану.
   Мы накренились, внезапно столкнувшись с плотным воздухом. Розовато-белое свечение плазмы сгустилось, скрыв звезды, мост и землю внизу.
   Раздался воющий звук. Мой скафандр внезапно натянулся. Посмотрев вниз, я увидела дыру в корпусе, рваную рану, проходящую прямо сквозь слои обшивки. Я зачарованно смотрела, как пушистые облака проносятся мимо моих ног.
   Л'Иш повернулся на своем ложе. - Послушай меня, дитя. Мы еще можем пережить это. Флиттер спроектирован так, чтобы сохранить нам жизнь, что бы ни случилось. Он должен выдержать плавный спуск с орбиты в мире такого размера.
   - Но мы разобьемся.
   Его ухмылка была дикой. - Будем надеяться, что корпус будет разрушаться достаточно медленно.
   Выжженный ландшафт еще больше выровнялся. Небо над головой стало розовато-коричневым. Под носом виднелись скалы и кратеры. Это был последний миг спокойствия, относительного контроля. Я вцепилась в спинку сиденья.
   Флиттер опустился на брюхо.
   Полетела оранжевая пыль. Нос смялся. Инерционная подвеска отказала, и меня швырнуло вперед. Вокруг меня взметнулась пена. Я оказалась в ловушке, ослепленная, ничего не чувствующая.
   Затем пена лопнула, быстро испаряясь, и я упала в ржаво-красную грязь.
   ...Вниз, вот так, в тишине, неподвижности и оранжево-коричневом свете, среди оседающего мусора.
   Я смахнула грязь рукой в перчатке. В пыли были кусочки белого: осколки и щепочки, которые хрустели, и звук доносился сквозь капюшон моего скафандра. Кости?
   Л'Иш лежал на спине, окруженный обломками, и вглядывался в мутное небо. Он залился лающим смехом. - Что за поездка. Лета, что за поездка! - Он поднял руки над головой, и кусочки костей закружились в воздухе вокруг него, вяло падая в условиях низкой гравитации.
  
   Когда я была ребенком, бродячие крейсера призраков все еще курсировали по менее населенным секторам Экспансии. Пока отряды охотников рыскали по этим огромным клубкам серебристой веревки, моя мать отправляла меня в питомники призраков, вооруженной ножами и гарпунами. - Будь осторожна, - говорила она, когда я убивала. - Думай головой. Всегда есть выход. - Мне было пять или шесть лет.
   Так я начала заниматься этим бизнесом.
   Л'Иш был самым грозным охотником за призраками в своем поколении. И он был здесь, потому что охотился за тем, что, как я полагала, по праву принадлежало мне.
   Когда-то эта система, расположенная в густонаселенном рукаве Стрельца, была центром ареала серебряных призраков. Но Третья экспансия докатилась и сюда, волна человеческой колонизации устремилась к центру Галактики. Еще несколько десятилетий назад некоторые гнезда призраков выживали в пределах самой Экспансии; этот быстро развивающийся фронт оставлял за собой огромные неизведанные пустоты. Моя мать, сама охотница, принимала участие в подобных акциях. Она так и не вернулась со своей последней операции - зачистки мира под названием Снежок.
   Но эти гнезда давно вычищены. Последние дикие призраки отступили в свои норы - вроде той, в которой застряли мы с Л'Ишем.
   Я думала, что буду здесь первой, и была обескуражена, обнаружив, что Л'Иш получил место в том же сплайн-транспорте, что и я. Хотя и с опаской согласившись с его предложением объединить наши ресурсы и разделить выручку, я не собиралась ему подчиняться.
   Даже в том беспорядке, в котором мы оказались сейчас.
  
   Мы выбрались из грязи.
   Наши медицинские системы не функционировали, поэтому мы быстро проверили друг друга - конечности, зрение, координацию. Затем протестировали оборудование. Наши скафандры были легкими, без рюкзаков с водорослями. Система связи работала на основе бледно-голубых биолюминесцентных символов, которые ползали по поверхности каждого скафандра.
   Я пошарила в грязи. Остатки распорок и обшивки корпуса рассыпались. Маленький корабль развалился на части, пожертвовав остатками своей целостности, чтобы спасти нас, как это и было задумано, а затем развалился еще больше. Спасать было нечего. У нас были скафандры, которые мы носили, и ничего больше.
   Л'Иш наблюдал за мной. Его улучшенные глаза были похожи на стальные шарики в его голове; когда он моргал, можно было услышать жужжание сервомоторов. - Тебя не удивляет, что твой скафандр работает, не так ли? Даже здесь тебе не приходит в голову задать этот вопрос.
   Я бросила на него ответный взгляд, не желая доставлять ему никакого удовольствия.
   Он откопал оружие из разбросанных обломков флиттера; оно было похоже на ручной пистолет-звездолом. - Это яма призраков. - Он раздавил оружие, как сухой лист. - Такие вещи случаются. Ямы - это области пространства-времени, где все работает неправильно, где нельзя положиться даже на фундаментальные законы физики и химии. Но призраки всегда устраивают все так, чтобы сохранить живые существа, включая нас и маленьких тварей, которые живут в наших рюкзаках. Ты видишь? Мы очень мало знаем о том, как все это работает. Мы даже не знаем, как они могли определить, что является живым. И все это подстроено специально - помни об этом.
   Я, конечно, все это знала. - Ты полон дерьма, Л'Иш.
   Он ухмыльнулся. В какой-то момент его жизни ему заменили зубы на фарфоровые пластины. - Не сомневаюсь, что так оно и есть. Говна с полей сражений тысячелетней давности. - От него веяло богатством, властью, культурой, высокомерием; он без особых усилий превосходил меня. - Мы здесь сами по себе. Возможно, Поуп нас видит. Но она не может говорить с нами, не может связаться с нами. - Он глубоко вздохнул, словно вдыхая воздух. - Что теперь, Рейда?
   Было одно очевидное место, куда можно было пойти. - Мост между спутниками.
   - Это, должно быть, в сотне километров отсюда, - сказал он. - Наши возможности передвижения ограничены.
   - Тогда пойдем пешком.
   Он пожал плечами и отбросил остатки пистолета. Нести было нечего, и с останками флиттера ничего нельзя было сделать. Без предисловий он отправился в путь.
   Я последовала за ним. Лучше буду прикрывать спину Л'Иша, чем наоборот.
  
   Вскоре наши скафандры внизу покрылись ярко-оранжевыми пятнами от пыли.
   Этот пойманный в ловушку спутник был слишком мал для тектонических изменений. Грунт был старым, превращенным в пыль, горы и края кратеров сгладились. Окислы железа придавали земле и воздуху багровый оттенок. На горизонте бесшумно кружились пылевые вихри. Это был музей пыли, которой некуда было идти.
   Куда ни посмотри - каждый раз, когда копнешь носком ботинка траншею - находилось все больше кусочков костей. Возможно, произошло сильное наводнение, подумала я, которое смыло это обширное скопление останков. Или, возможно, была засуха, и это было место, где животные собирались вокруг пересыхающих источников воды, сражаясь за то, чтобы высосать грязь, в то время как хищники наблюдали и ждали.
   Или, может быть, это было поле битвы.
   Какова бы ни была история этого места, она давно закончилась. Ничто не двигалось, кроме нас и пыли. Даже солнце: "дни" здесь длились столько же, сколько оборот спутника вокруг Юпитера, что составляло около десяти стандартных суток.
   Над всем этим возвышался мост. Он громоздился над горизонтом. Выглядел грубо, почти незаконченным, но стал нитью, которая стрелой проходила сквозь облака, заставляя небо растягиваться в третьем измерении.
   И каким сложным было это небо. Брат-спутник, покрытый шрамами и горечью, хмурился, а на горизонте высился местный Юпитер, углы огромного небесного треугольника навсегда застыли на месте.
   Из-за горизонта выплыл корабль-сплайн, двигаясь по низкой орбите. Он был похож на спутник, пятнистый, мясистый спутник, ставший серой из-за пыльного воздуха. Даже отсюда я могла разглядеть большой зеленый тетраэдр на его корпусе, символ свободного человечества. Кожистый корпус-эпидермис сплайна был усеян датчиками; мы потратили много денег, чтобы обеспечить регистрацию и сертификацию поимки любых диких призраков, чтобы сохранить ценность шкур. Конечно, наша проблема заключалась в том, что у нас не было возможности вернуться к сплайну, который мы могли видеть так ясно.
   Пока мы шли, Л'Иш изучал меня, его нечеловеческие глаза блестели. - Похоже, мы собираемся провести какое-то время вместе. - Я не ответила.
   - Итак. Расскажи мне о себе.
   - Мне неинтересно играть с тобой в игры разума, Л'Иш.
   - Ты так защищаешься, маленькая Рейда! Я действительно знал твою мать.
   - Это не дает тебе права знать меня. - Я увидела шанс одержать верх. - Послушай меня, Л'Иш. Кажется, я понимаю, что здесь происходит.
   Знай свою добычу. Это была моя первая яма, но я подготовилась заранее. Призраки, похоже, используют лишь небольшое количество типов ям - наш флиттер был спроектирован так, чтобы справляться с некоторыми распространенными вариантами, - и когда Поуп прислала нам свое зашифрованное сообщение, я поняла, о чем она, должно быть, говорила.
   Энергия вакуума: даже в "пустом" пространстве должна быть какая-то энергия, базовый энергетический уровень, из-за квантовой неопределенности. Для нас был важен тот эффект, который это произвело, а также результат работы призраков.
   - Представь себе атом, - сказала я. - Что-то вроде маленькой солнечной системы с электронами в виде планет, верно? Но что удерживает отрицательный электрон от попадания в положительное ядро?
   - Энергия вакуума?
   - Верно. Электрон и все остальное окружено морем энергии вакуума. И как только электрон теряет энергию и пытается закрутиться по спирали, вакуумное море выделяет еще немного энергии. Таким образом, электрон остается на орбите. - Я вгляделась в сложное небо. - Это оружие извлекло часть энергии вакуума из вещества нашего флиттера. Или понизило уровень фона, так что энергия вакуума ушла: что-то в этом роде. Все электроны закрутились в спираль, и молекулярные структуры распались.
   Л'Иш слушал с непроницаемым выражением лица. По-видимому, он все это знал. Его молчание произвело большее впечатление, чем моя болтовня, даже на меня.
   Мы пошли дальше.
   Без оружия я чувствовала себя голой. Я покопалась в куче костей. Нашла длинный тонкий стержень, который, возможно, был бедренной костью. Разбила его о камень; он раскололся, оставив довольно узкое острие. Пока мы шли, я проделала элементарные упражнения по строевой подготовке.
   Копье сразит призрака, но вы должны быть осторожны. Ключевым ресурсом, который вы получаете от призрака, является его шкура - отлично отражающая ловушка тепла с тысячью применений. Сейчас, когда призраки стали такой редкостью, шкуры их диких особей стали предметом роскоши. Люди продают маленькие квадратики и треугольники из шкуры для использования в качестве талисманов, сувениров: в конце концов, это был счастливый вид, который пережил гибель своего солнца, так гласит история.
   В любом случае, если вы нападаете на призрака с колющим оружием, вам следует постараться вонзить копье в тушу по оси вращения, где шкура немного тоньше, и вы не порвете ее без необходимости. Затем вы просто идете по следу из экскрементов, крови и тепла, пока он не умрет, что может занять день или два. Призраки не оставляют следов, говаривала моя мама. Так что вам придется надрать ему задницу.
   Л'Иш внимательно наблюдал за мной. - Тебе сколько, двадцать - двадцать один? Детей еще нет?
   - Нет, пока я не смогу позволить себе откупить их от призыва Коалиции.
   Он кивнул. - Так же, как и она. Я знал о ее амбициях в отношении тебя. Приятно видеть, что они так хорошо реализовались. Тебе, должно быть, было тяжело, когда она умерла. Я полагаю, что комиссары отправили тебя в группу, верно?
   - Я не буду говорить с тобой о своей матери, Л'Иш.
   - Как пожелаешь. Но тебе нужно сохранять ясность ума, маленькая Рейда. И, возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы поберечь силы. Нам предстоит пройти долгий путь.
   Я работала своим костяным копьем и старалась не обращать на него внимания.
  
   Нам, конечно, приходилось спать в скафандрах. Я вырыла в пыли неглубокую траншею. Не смогла заслониться от багрового света. Спала урывками.
   Проснулась в собственной вони. Переработанная жидкость из сосков на капюшоне уже казалась несвежей на вкус, мой нижний комбинезон натирал в десятке мест, и я почувствовала синяки от приземления, которые не заметила в тот момент.
   Если солнце вообще двигалось по небу, я не могла его видеть.
   Странно, но только в то второе "утро" я всерьез задумалась о том, что могу умереть здесь. Наверное, была отвлечена охотой, моим конфликтом с Л'Ишем. Или, может быть, мне просто не хватает воображения. В любом случае, мой выброс адреналина давно прошел; я была оцепенелой, вялой, чувствовала себя побежденной.
   Весь этот бесконечный день мы шли вперед.
   Мы пришли к тому, что, возможно, когда-то было поселком. От него мало что осталось, кроме решетчатых фундаментов, нескольких ям, похожих на погреба, и фрагментов низкой стены. Мне показалось, что я вижу череду старых зданий, построенных из массивных блоков, похожих на мрамор, и более поздних сооружений, сделанных из того, что выглядело как местный песчаник, или же из обломков мраморных руин.
   Все это было разрушено, сгорело дотла.
   Я присела на корточки, жуя таблетку глюкозы.
   Л'Иш, в потертом и грязном скафандре, начал рыться в куче обломков в виде военного корабля. - Знаешь, здесь есть что-то странное. Я подумал, что это форт или, возможно, какой-то эквивалент собора. Но для всего мира это выглядит так, как будто здесь разбился корабль.
   - Самолеты не делают из кирпича.
   - Что бы ни заставляло такое огромное, неуклюжее сооружение летать по воздуху, теперь этого нет. Тем не менее, когда-то здесь явно существовала довольно развитая цивилизация. По пути я заметил обширные руины. И некоторые из этих ударных кратеров выглядели намеренно расположенными. Весь этот мир - арена войны. Но, похоже, в этой войне применялось межпланетное оружие, затем летающие кирпичные крепости и, наконец, огонь и дубинки.
   - Вероятно, оба спутника были обитаемы. Жизнь могла зародиться на любом из них, в какой-нибудь приливной луже, поднятой Юпитером-родителем. И тогда заработает панспермия, споры будут разноситься метеоритными ветрами, два мира будут развиваться параллельно, взаимно обогащаясь...
   Он продолжал говорить. Мне было неинтересно. Я пришла сюда ради призраков, а не для археологии.
   Я подождала, пока он пойдет вперед, и мы пошли дальше, оставив разрушенный городок позади.
  
   Еще одна "ночь", еще один непробудный сон в грязи. Еще один "день" на этой бесконечной равнине. Местами поверхность была превращена в стекло; у меня покалывало ноги, когда я ковыляла по ней. Казалось, мы так и не приблизились к этому чертову мосту.
   Нам ничего не оставалось делать, кроме как разговаривать.
   Во многом это было изощренное бахвальство Л'Иша. - Знаешь, Комиссия всегда была очень терпима к нам, охотникам. Согласно Коалиции, мы не должны стареть и богатеть. Главное - это биологический вид! Конечно, Коалиция сочла нас полезными на заключительном этапе своей войны с призраками. Неприятно чувствовать, что тобой манипулируют, даже контролируют. Но, тем не менее, это было великолепно.
   Оказалось, что Л'Иш принимал участие в той великой бойне с призраками на Снежке.
   - На самом деле Снежок был первой планетой призраков, которую кто-либо обнаружил. Ты знала об этом? Это было место первого контакта, произошедшего две тысячи лет назад. Когда число призраков резко сократилось, Комиссия издала распоряжение об охране природы - какая-то чепуха о сохранении культурного разнообразия, - но у полиции не было большой воли к этому. В тот день, когда были отменены приказы, мы уже находились на орбите вокруг Снежка. Мы описали огромный круг вокруг главного гнезда призраков, над головой у нас было воздушное патрулирование, и мы просто прокладывали себе путь пешком, стреляя по своему усмотрению, пока не встретились в центре. Главной проблемой был подсчет тушек.
   Так и вышло: пока существовали эти большие гнезда, добыча была безумно богатой. Ты родилась слишком поздно, Рейда. Знаешь, тысячу лет назад ямы призраков в искаженном пространстве-времени вселяли ужас в сердца людей. Они были возведены как крепости, как огромная стена поперек всего диска Галактики. Великолепно! ... И теперь мы охотимся на призраков, как на животных, ради их шкур. Разумный вид, на который охотятся как на дичь. Замечательно! Ужасно!
   - Кого это волнует? Призраки - хищники.
   - Это колониальные существа, - мягко сказал он. - Сообщества симбиотов. Ты слишком много слушала пропаганды Комиссии.
   - После всего, что вы сделали, зачем продолжать? Зачем рисковать своей шеей в таких местах, как это, ради последних кусков кожи?
   - Потому что однажды здесь появится последний призрак из всех. Я должен быть там, когда его убьют. Такова логика всей моей жизни.
  
   Мы шли дальше, по земле, похожей на пыльную столешницу. Час за часом Л'Иш упорно продвигался по своему трудному, ничем не примечательному пути. Он выглядел решительным, резким, как будто у него было много резервов.
   Я была полна решимости не показывать своей слабости. Я продолжала нести костяное копье.
   К концу третьего "дня" мы добрались до моста.
   Измученная, грязная, ничего не понимающая, я посмотрела вверх. Это была просто груда глиняных кирпичей около сотни шагов в поперечнике. И все же она возвышалась надо мной, уходя в бесконечность.
   Л'Иш тяжело дышал, глотая воду. - Великолепно, - сказал он. - Безумно. Они построили кирпичную башню, чтобы дотянуться до небес!..
   Я отправилась на разведку.
   Подошла к осыпавшемуся проему в основании башни. Заползла в неосвещенное помещение. Засветилась маломощная биолюминесцентная лампа моего скафандра. Я вытянула шею. Мост вертикально поднимался надо мной, словно туннель в небо.
   Среди обломков на полу поблескивал металл.
   Я откинула половинки кирпичей и обнаружила приземистый куб, примерно в половину моего роста. Он был безликим, если не считать толстой красной кнопки. Когда я нажала на кнопку, куб волшебным образом поднялся в воздух, оставляя за собой розовый след, похожий на вакуумное энергетическое оружие призраков; я держалась подальше от этого следа. Когда я отпустила кнопку, куб снова опустился.
   Очевидно, это была подъемная палитра.
   В стене моста была спрятана еще одна палитра, а дальше еще одна, и еще одна за ней.
   - Теперь мы знаем, как они заставляли свои замки летать, - сказал Л'Иш. - И как они подняли этот мост. - Он стоял рядом со мной, его костюм светился зеленым. Я увидела, что большим пальцем он проделал углубление в размягченном кирпиче. Под ним что-то блестело, медно-коричневое. - Это не металл, - сказал он. - Даже не похоже на конструкционный материал ксили.
   - Возможно, это первоначальное сооружение.
   - Да. Ни одна группа спутников не является достаточно стабильной, чтобы между ними можно было построить кирпичный мост; малейшего приливного отклонения было бы достаточно, чтобы он рухнул. Здесь должно быть что-то более сложное - возможно, орбиты спутников сами по себе каким-то образом регулируются... Сам мост - всего лишь неуклюжая конструкция. Жители, должно быть, построили его после вмешательства.
   - Какого вмешательства?
   Он вздохнул. - Подумай, дитя мое. Постарайся понять, что ты видишь вокруг. Представь себе тысячелетия войны между двумя спутниками.
   - А из-за чего было ссориться?
   - Это почти не имеет значения. Возможно, дело было просто в том, что это были миры-близнецы. Какое соперничество может быть сильнее? В конце концов спутники были разрушены, служа лишь фоном для бесконечных сражений - до тех пор, пока миротворцы не послали вниз кроваво-красные лучи, пучки энергии вакуума, которые превратили оружие в пыль.
   - Миротворцы? Серебряные призраки?
   - Что ж, это возможно, - сказал он. - Хотя и не характерно для поведения призраков. Это было драконовское решение: карантин технологий, уничтожение двух космических цивилизаций... Как самонадеянно. Почти по-человечески.
   Мне было неловко обсуждать призраков с человекоподобными мотивами. - А как насчет этих подъемных палитр?
   - В них есть определенный смысл, - сказал он. - Во всяком случае, с точки зрения вмешивающихся призраков. Простая технология, помогающая выжившим восстанавливать их разрушенные миры - то, что они, конечно, не смогли бы превратить в оружие, но из этого ничего не вышло. - Он слегка улыбнулся. - Вместо этого население использовало дары, чтобы построить этот безумный мост.
   - Как это поможет нам найти призраков?
   Казалось, он был удивлен вопросом. - Здесь нет никаких призраков, дитя.
   Конечно, он был прав. Я поняла это, как только он это сказал. Призраки населяют каждый мир, в котором они обитают. Мы бы уже заметили их, если бы они были здесь. Призраки вторглись сюда, но они не населяли этот мир. Наверное, я знала об этом уже давно, но не хотела признавать, что, возможно, растратила свою жизнь впустую.
   Я рухнула на замусоренный пол. Казалось, силы покидают меня.
   Оглядываясь назад, я понимаю его тактику. Казалось, что он спланировал всю ситуацию как огромную ловушку. Он ждал, пока я не достигну дна - в момент максимальной усталости, когда я была раздавлена разочарованием из-за провала охоты, окруженная безумием пришельцев.
   Затем он нанес удар.
   Из темноты, без предупреждения, вынырнул обломок кости, направленный прямо мне в голову.
  
   Я пригнулась. Кость с грохотом ударилась о стену. - Л'Иш, ты ублюдок...
   - Это всего лишь бизнес, маленькая Рейда.
   Мое сердце бешено колотилось. Я пятилась, пока не уперлась спиной в шершавую стену. - Ты нашел то, что хотел. Вакуумно-энергетическое оружие. И это все?
   - Это не то, за чем мы пришли, но я получу прибыль, если мне удастся выбраться с этого спутника.
   - Не то чтобы тебе нужно было это делать, чтобы ограбить меня, - с горечью сказала я.
   Он кивнул. - Верно. На самом деле у тебя более веский мотив. Вот почему я должен уничтожить тебя. - Он говорил терпеливо, словно наставляя ребенка. Он поднял кость с толстым выступающим концом, держа ее как дубинку, и двинулся ко мне, его движения были маслянистыми, мощными.
   Я почувствовала слабость перед его спокойной уверенностью. Он был лучше меня и всегда будет таким; логика ситуации заключалась в том, что я должна была просто подчиниться.
   В отчаянии я вскочила на подъемную палитру - это было все равно, что стоять на качающемся плоту - и нажала на кнопку. Я немедленно поднялась, уходя за пределы досягаемости его дубинки. Я была слишком быстра, опережая его реакцию. Преимущество молодости.
   Но Л'Иш легко снял со стены еще одну палитру и последовал за мной в темноту.
   Моя палитра ускорилась, натыкаясь на стены, которые были шершавыми, как наждачная бумага. Зеленое свечение Л'Иша преследовало меня, биолюминесцентные сигналы мерцали.
   Таким образом, мы вознеслись, два обреченных человека взмыли в небо.
  
   В межпланетном масштабе туннель изгибался дугой, но с моей жалкой человеческой точки зрения он поднимался прямо вверх. Все, что я могла видеть, - это всплеск биосвета на грубой кирпичной кладке вокруг меня, скользящий мимо, размытый моей скоростью.
   Л'Иш пытался победить меня словами.
   - Представь себе, Рейда, - мягко сказал он. - Они, должно быть, прилетели сюда с другой стороны спутника, неся свои глиняные кирпичи, это глобальное паломничество, которое, должно быть, длилось несколько поколений. Какое видение! Они пожертвовали всем - бросили свои фермы, превратили свою биосферу в слизь на камнях... И знаешь что? Два народа, должно быть, работали сообща, чтобы построить свой мост, чтобы им можно было продолжать свою войну. Я имею в виду, что они не могли бы построить его только с одного конца, не так ли? Они сотрудничали, чтобы добраться друг до друга и продолжать борьбу. В конце концов, война стала самой важной вещью в их вселенной. Важнее, чем жизнь, продолжение рода.
   - Безумие, - прошептала я.
   - Да, но когда-то мы строили огромные сооружения, вели ужасные войны, и все это во имя давно забытых богов. А сейчас мы так сильно отличаемся? А как же наша великолепная экспансия, охватившая всю Галактику? Разве это не грандиозная глупость, основанная на идее, безумном видении космического предназначения? Как думаешь, на кого мы больше похожи - на поджигателей войны на этом спутнике или на ее миротворцев?
   Я была измотана. Я цеплялась за свой обломок древней технологии, когда он уносился в темноту.
   Этот вкрадчивый голос шептал мне на ухо снова и снова. - Ты никогда не сможешь оправдать память о Хили, маленькая Рейда. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Тебе не нужно чувствовать, что ты потерпела неудачу. Потому что ты никогда не смогла бы добиться успеха... Я видел, как умерла твоя мать.
   - Заткнись, Л'Иш.
   - Я был рядом с ней...
   - Заткнись.
   Он замолчал, ожидая.
   Я знала, что он манипулирует мной, но не могла не спросить. - Скажи мне.
   - Ее застрелили в спину.
   - Кто?
   - Это не имеет значения. Ее убили из-за добычи, из-за трофеев. Ее смерть не была бесчестной. Должно быть, она даже ожидала этого. Мы, видишь ли, нация воров, мы охотники. Тебе не следует испытывать горечь.
   - Я ничего не чувствую.
   - Конечно, нет.
   Его задумчивый взгляд стал еще ярче.
   Я закрыла глаза. Что бы сказала Хили? Подумай головой. Всегда есть выход.
   Я убрала руку с кнопки. Палитра остановилась. - Покончи с этим, - выдохнула я.
   Теперь ему нечего было сказать; его слова достигли своей цели. Он подплыл ближе, и жутковатое зеленое свечение заскользило по грубой кирпичной кладке.
   И я снова нажала на кнопку. Моя палитра пришла в движение. Я наблюдала, как выхлопные газы подо мной собираются в густой малиновый туман.
   Л'Иш влетел в туман, скорчившись на своей палитре, которая внезапно треснула и рассыпалась. Зависнув в воздухе, он поднялся по дуге чуть выше, а затем начал падать среди обломков.
   Я сидела там, пока мое сердце не перестало бешено колотиться. Затем последовала за ним вниз.
  
   - Мое падение медленное, - сказал он, анализируя ситуацию, наблюдая. - Низкая гравитация, высокое сопротивление воздуха. Возможно, ты могла бы вернуть меня. Но ты этого не сделаешь.
   - Да ладно тебе, Л'Иш. Это бизнес, как ты и сказал. Ты знаешь, что произошло. Эти палитры черпают энергию из вакуумного энергетического моря.
   - После них возникает своего рода дефицит, в который я и попал. Да? И поэтому мы оба умрем здесь. - Он выдавил из себя смешок. - Ирония судьбы, не правда ли? В конце концов, мы объединились, чтобы убить друг друга. Прямо как жители этих пустынных лун.
   Но тут я подумала. - Не обязательно.
   - Что?
   - Предположим, я доберусь до середины моста и прожгу себе путь сквозь стену. Поуп должна увидеть меня и прийти на помощь. Я наверняка буду достаточно далеко от вакуумного поля, чтобы сплайн мог безопасно приблизиться.
   - Что насчет карантинных кораблей?
   - В первую очередь они должны патрулировать низкие орбиты спутников. Возможно, я буду находиться достаточно далеко от поверхности обоих спутников, чтобы оставить их в спящем состоянии.
   Он задумался. - Потребуется несколько дней, чтобы добраться туда. Но это может сработать. В тебе есть что-то от прагматизма твоей матери, маленькая Рейда. Я думаю, ты победила.
   - Возможно, мы оба выиграем.
   Воцарилось молчание. Затем он холодно произнес: - Я должен умолять?
   - Сделай мне предложение.
   Он вздохнул. - Замечена целая стая сплайнов. Диких сплайнов.
   Я была поражена. - Дикие?
   - Эти сплайны все еще путешествуют в космосе. Но некоторые черты их поведения вернулись к наследуемому состоянию. Они верят, что плавают в своем первобытном океане.
   Я вздохнула: - Никто никогда не охотился на сплайны.
   - Это было бы великолепно. Как в старые добрые времена. Хили гордилась бы. - Я словно слышала его улыбку.
   Я была довольна сделкой. Мне было достаточно того, что я победила его; мне не нужно было уничтожать его.
   Еще нет. До тех пор, пока не узнаю, кто убил мою мать.
   Мы спорили о процентных соотношениях, вплоть до "света".
  
   Победа человечества, вероятно, всегда была неизбежна. Мы были лучшими в ведении войны: в конце концов, мы потратили сотни тысяч лет, тренируясь друг на друге.
   Но война изменила и человечество. После семнадцати столетий конфликта власть Коалиции над человечеством, телом и душой, стала тотальной.
   Мы, бессмертные, держались в тени, занимаясь своими собственными долгосрочными проблемами. Но никогда не уходили.
   Экспансия распространилась по всей Галактике, централизованная, объединенная, целеустремленная, идеологизированная, очищенная войной.
   Стоять у нее на пути было вредно.
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: АССИМИЛЯЦИЯ

  

ОЗЕРА СВЕТА

  
   10102 г. н.э.
  
   Рядом стоял флотский паром. С места корабля, находящегося на расстоянии нескольких звездных диаметров, скрытая звезда казалась черным диском, похожим на дыру, вырезанную в небе.
   Пала должна была спуститься к звезде на флиттере - одна, если не считать ее виртуального наставника, комиссара Дано.
   Флиттер, легкий и невидимый, как мыльный пузырь, скользнул внутрь бесшумно, если не считать едва слышного тиканья приборов. Масса звезды была примерно равна массе земного солнца, и, хотя было темно, Пале показалось, что она чувствует, как эта огромная масса притягивает ее к себе.
   Ее сердце бешено заколотилось. Это действительно была звезда, но она была каким-то образом скрыта, сделана идеально черной, за исключением бледных, размером с пиксель, пятен, которые казались озерами света. Она видела отчеты флотских разведчиков, даже изучала виртуалы, но до этого момента не могла поверить в необычную реальность.
   Но у нее была работа, и не было времени предаваться благоговейному страху. Разведчики военно-космического флота сказали, что там, внизу, были люди - люди, живущие с самой звездой или каким-то образом на ней. Как пережитки древнего колонизаторского рывка, они теперь должны были влиться в большую массу человечества, вложив свою энергию в проект Экспансии. Но Галактика была огромна, и Пала, которой было всего двадцать пять лет, была единственной из миссионеров, которую можно было выделить для этого дела.
   Дано стоял рядом с ней в задумчивости, глядя вдаль металлическими глазами. Его грудь не поднималась и не опускалась, изо рта не вырывалось ни звука. Он был спроецирован из импланта в ее собственной голове, так что она никогда не могла освободиться от него, и она возненавидела его. Но Пала выросла на Земле, под небом, настолько залитым искусственным светом, что едва можно было разглядеть звезды, и прямо сейчас, подвешенная на этой трехмерной арене, она была настолько дезориентирована, что была благодарна даже компании комиссарского аватара.
   А тем временем дыра в небе, скрытая звездой, увеличивалась, пока ее края не исчезли из поля зрения.
   Флиттер опустился, развернулся и пронесся вдоль линии экватора звезды. Теперь она летела низко над темной равниной, а над ней было звездное ночное небо. Звезда была такой огромной, ее диаметр более чем в сто раз превышал земной, что она не могла разглядеть даже намека на искривление ее горизонта, ровного, как лазерный луч.
   - Поразительно, - сказала она. - Это как геометрическое упражнение.
   - И все же, - пробормотал Дано, - насколько нам известно, фотосфера звезды находится всего в тысяче километров под нами, и если бы не эта сфера, чем бы она ни была, мы были бы уничтожены в одно мгновение, как снежинка в жерле печи. Каков ваш первый вывод, миссионер?
   Пала поколебалась, прежде чем ответить. Она так недавно закончила свои экзамены в академиях на Земле, так недавно настоящий Дано неохотно пригласил ее в великое и древнее учреждение, которым была Комиссия по установлению исторической правды, что она уже не была уверена в своих способностях. И все же Комиссия, должно быть, верит в нее, иначе они не поручили бы ей эту миссию.
   - Это искусственное, - сказала она. - Сфера. Так и должно быть.
   - Да. Конечно, ни один естественный процесс не смог бы так аккуратно обернуть звезду. И если это искусственный процесс, то кто, по-вашему, может быть ответственен за это?
   - Ксили, - немедленно ответила она. Невольно она взглянула на скопление звезд, таких ярких здесь, в пяти тысячах световых лет от Земли. В скрытом сердце Галактики затаился главный враг человечества; и, несомненно, только ксили могли обладать такой мощью.
   Впереди в темноте что-то изменилось. Сначала она увидела это как слабый всплеск света у горизонта, но когда флиттер подлетел ближе, этот всплеск превратился в неровный диск, который светился бледным сине-зеленым светом. Несмотря на то, что он был всего лишь пятнышком на фоне замаскированной звезды, сам по себе он был значительным - возможно, достигал ста километров в поперечнике.
   Флиттер остановился над центром объекта. Тот был похож на осколок Земли, выброшенный на берег ночью: она смотрела вниз на глубокую синеву открытой воды, туманность воздуха, бледно-зеленую возделанную землю и лес, даже на сероватое мельтешение, которое, должно быть, было городом. Все это находилось под куполом, неглубоким, плоским и почти прозрачным. За пределами купола в темноту уходило что-то похожее на дороги, серебристые ленты. А в самом центре этого странного уголка ландшафта виднелась сияющая полоса света.
   - Люди, - сказал Дано. - Они толпятся вокруг того дефекта в сфере, этого озера света. - Он указал. - Я думаю, на краю купола есть какой-то люк. Вам лучше опустить флиттер вручную.
   Пала коснулась маленькой панели управления перед собой, и флиттер начал свой последний спуск.
  
   Она прошла через что-то вроде воздушного шлюза и оказалась на свежем воздухе, в ярком свете.
   Было еще не совсем светло. Свет был рассеянным, как в туманный день на Земле, и исходил он не с неба, а от земли, отражаясь зеркалами на тонких столбах. Атмосфера была слишком разреженной, чтобы "небо" могло быть голубым, и сквозь искажения купола Пала видела размытые звездные поля. Но на "небе" были бледные полосатые облака.
   Грунтовая дорога вела от воздушного шлюза к куполообразному пространству. Глядя вдоль дороги, Пала заметила скопления невысоких зданий, зелень лесных зарослей и возделанные поля. Она даже почувствовала запах древесного дыма.
   Дано фыркнул. - Лета. Сельское хозяйство. Типичная Вторая экспансия.
   Эта пасторальная сцена не была знакома Пале ни по одному пейзажу. Согласно идеологии Коалиции, на Земле преобладали крупные агломерации и области, в которых нанотехнологии эффективно обеспечивали продовольствием миллиарды людей по всему миру. Несмотря на это, тут была человеческая среда обитания, и она чувствовала себя здесь, как ни странно, по-домашнему.
   Но она не была дома. Разведчики военно-космического флота определили, что звездная сфера вращается как единое целое, и что эта точка на экваторе движется со скоростью, лишь немногим меньшей орбитальной. Именно благодаря такому расположению они испытывали такую равномерную гравитацию; если бы не компенсирующее воздействие центробежной силы, они были бы раздавлены тяжестью почти в тридцать раз сильнее, чем на Земле. Она ничего этого не чувствовала, но, тем не менее, стоя здесь, глядя на траву, деревья и облака, она действительно парила в космосе, на самом деле облетая вокруг звезды меньше, чем за стандартные сутки.
   - Требуется настоящее усилие воли, - сказала она, - чтобы вспомнить, где мы находимся.
   - Это действительно так. А вот и встречающая сторона, - сухо сказал Дано.
   По дороге неторопливо шли двое, мужчина и женщина. Оба были довольно приземистыми, коренастыми, темноволосыми. На них были простые рубашки и брюки до колен - практичная одежда, чистая, но сильно заношенная. Мужчине можно было дать лет шестьдесят. У него были седые волосы и морщинистое лицо. Женщина была моложе, возможно, ненамного старше Палы. Ее длинные черные волосы были заплетены в косу, которая ниспадала на спину, что совсем не походило на короткий и строгий стиль, принятый в Комиссии. На ее сорочке был вышит узор в виде солнечных лучей, из-под которых струился свет.
   Мужчина заговорил. - Меня зовут Сул. Это Биканса. Нас уполномочили приветствовать вас. - Слова Сула, сказанные на его родном архаичном языке, без труда переводились для ушей Палы. Но сквозь металлическое бормотание в ушах она слышала хриплый голос Сула. - Я представляю это сообщество, которое мы называем Домом...
   - Это неизбежно, - сказал Дано.
   - Биканса родом из сообщества, расположенного к северу отсюда. - Пала предположила, что он имел в виду другое обитаемое светлое озеро. Ей стало интересно, как далеко это было; из флиттера она ничего не заметила.
   Женщина, Биканса, просто наблюдала за новоприбывшими. Выражение ее лица казалось замкнутым, почти угрюмым. Пала подумала, что ее нельзя было назвать красивой: слишком круглое лицо, слишком слабый подбородок. Но в ее темных глазах была сила, которая заинтриговала Палу.
   Пала официально представилась сама и представила аватар комиссара. - Спасибо, что пригласили нас в ваше сообщество. - Не то чтобы у этих местных жителей был какой-то выбор. - Мы - миссионеры Комиссии по установлению исторической правды, действующие от имени Временной правительственной коалиции, которая, в свою очередь, направляет и обеспечивает Третью экспансию человечества...
   Мужчина по имени Сул слушал это с бледной улыбкой, странно усталой. Биканса сердито посмотрела на него.
   Дано пробормотал: - Пожмите им руки. Хорошо, что это не экзаменационное упражнение, миссионер!
   Пала проклинала себя за то, что забыла такую элементарную часть протокола контакта. Она шагнула вперед, улыбаясь и протягивая правую руку.
   Сул даже отшатнулся. Обычай пожимать друг другу руки был редкостью во всех мирах Второй экспансии; очевидно, он не был распространен на Земле, когда началась великая волна колонизации. Но Сул быстро пришел в себя. Его рукопожатие было крепким, а ладонь такой огромной, что рука Палы потерялась в ней. Сул ухмыльнулся. - Руки фермера, - сказал он. - Вы к этому привыкнете.
   Биканса с готовностью протянула свою руку. Но рука Палы прошла сквозь руку женщины, превратив ее в облако блоков пикселей.
   Именно этот простой тест определил протокол рукопожатия. Несмотря на это, Пала была поражена. - Вы виртуал.
   - Как и ваш спутник, - спокойно сказала Биканса. - На самом деле, я рядом - прямо за пределами купола. Но не волнуйтесь. Я проекция, а не аватар. Все мое внимание вам.
   Пала почувствовала необъяснимое разочарование от того, что Бикансы на самом деле здесь не было.
   Сул указал на небольшую машину, ожидавшую на некотором расстоянии, и предложил им гостеприимство своего дома. Они подошли к машине.
   Дано прошептал Пале: - Интересно, почему эта Биканса не появилась лично? Я думаю, нам нужно посмотреть вот это. - Он повернулся к ней, его холодные глаза сверкали. - О, но ты уже здесь, не так ли, миссионер?
   Пала почувствовала, что краснеет.
  
   Деревня Сула была маленькой, всего пара дюжин зданий, сгрудившихся вокруг клочка покрытой травой земли. Здесь были магазины и мастерские, в том числе столярная и гончарная, а также гостиница. В центре пустоши было озеро с правильными краями - резервуар, подумала Пала. Вода, которую люди используют, должно быть, перерабатывается, фильтруется скрытым оборудованием, как и воздух. На берегу озера играли дети и гуляли влюбленные.
   Все сырье для этого человеческого поселения было получено в результате столкновений с кометами, кусками грязного льда из внешней системы этой звезды, которые попадали на сферу с момента ее образования. Было удивительно, что эта мирная сцена могла возникнуть в результате таких падений.
   Это была фермерская община. На полях за деревней росли зерновые культуры, которые освещались тонкими зеркальными башнями и колыхались от бриза, создаваемого огромными ветряками, установленными по периметру купола. И паслись животные - потомки крупного рогатого скота и овец, привезенных первыми колонистами. Пала, которая никогда не видела животных крупнее крысы, изумленно уставилась на них.
   Все здания были деревянными, аккуратными, но низкими, конусообразной формы. Сул рассказал посетителям, что здания были построены по образцу палаток, которые первые колонисты использовали в качестве убежища. - Это своего рода памятник первым, - сказал он. Но дом Сула, с большими окнами, прорезанными в покатой крыше, был на удивление просторным и хорошо освещенным. В нем были следы искусства. На одной из стен висело что-то вроде схематичного портрета, несколькими линиями изображавшего человеческое лицо, освещенное снизу теплым желтым светом.
   К ужасу Палы, Сул усадил их на подушки, которые, как оказалось, были сделаны из шкур животных. На самом деле все, казалось, было сделано из дерева или кожи животных. Но эти люди могли создавать виртуальные объекты, напомнила себе Пала; они не были такими низкотехнологичными, как казалось.
   Сул подтвердил это. - Когда первые обнаружили эту замаскированную звезду, они создали механизмы, которые до сих пор поддерживают нас - купола, зеркальные башни, скрытые устройства, которые фильтруют наш воздух и воду. Мы должны обслуживать машины, и мы выходим из купола, чтобы доставить побольше водяного льда или замороженного воздуха. - Он оглядел своих посетителей. - Вы не должны думать, что мы в упадке. Мы, несомненно, обладаем такими же технологическими способностями, как и наши предки. Но каждый день мы признаем, что в долгу перед мудростью и героической инженерной деятельностью первых. - Сказав это, он соединил ладони и почтительно кивнул головой, и Биканса сделала то же самое.
   Пала и Дано переглянулись. Поклонение предкам?
   Стройная, симпатичная девочка-подросток принесла им напитки из протертых фруктов. Девушка была "дочерью" Сула; оказалось, что его "жена" умерла несколько лет назад. Благодаря своему образованию Пала была знакома с такими терминами. Напитки подавались в глиняных чашках элегантной формы, окрашенных в темно-синий цвет, с рисунком в виде перевернутых солнечных лучей. Пала поинтересовалась, какой краситель они использовали для придания такого насыщенного синего цвета.
   Дано наблюдал, как дочь вежливо поставила чашки перед ним и Бикансой; эти колонисты знали настоящий этикет. Дано сказал: - Вы, очевидно, живете в нуклеарных семьях.
   - А вы не живете? - с любопытством спросила Биканса.
   - Нуклеарные семьи - классическая черта культур Второй экспансии. Вы типичны для своей эпохи. - Пала лучезарно улыбнулась, пытаясь подбодрить, но лицо Бикансы было холодным.
   Дано спросил Сула: - А вы лидер этого сообщества?
   Сул покачал головой. - Нас немного, миссионер. Я являюсь лидером только в своей собственной семье, да и то лишь по милости моей дочери! После первого визита ваших разведчиков Ассамблея попросила меня выступить от их имени. Верю, что ко мне относятся с большим уважением; верю, что мне доверяют. Но я делегат, а не лидер. Биканса точно так же представляет свой народ. Мы должны работать вместе, чтобы выжить; я уверен, это очевидно. В каком-то смысле мы все здесь - одна большая семья...
   Пала прошептала Дано: - Ты думаешь, это эусоциальность? Отсутствие иерархии, элиты? - Было обнаружено, что эусоциальность - жизнь в улье - является распространенным, хотя и нежелательным социальным явлением в перенаселенных колониях, испытывающих нехватку ресурсов.
   Дано покачал головой. - Нет. Плотность населения здесь недостаточно высока.
   Биканса наблюдала за ними. - Вы говорите о нас. Оцениваете нас.
   - Это наша работа, - спокойно сказал Дано.
   - Да, я узнала о вашей работе, - огрызнулась Биканса. - Это ваша третья экспансия, которая покоряет звезды. Вы здесь для того, чтобы ассимилировать нас, не так ли?
   - Вовсе нет, - серьезно ответила Пала. Это было правдой. Ассимиляция была отдельной программой, разработанной для обработки чужеродных видов, с которыми столкнулся фронт Третьей экспансии. Пала работала в параллельном агентстве, Управлении культурной реабилитации, которое, хотя и находилось под контролем того же подразделения Комиссии по установлению исторической правды, что и ассимиляция, было предназначено для работы с реликтовыми человеческими обществами, возникшими в результате более ранних волн колонизации, с которыми также столкнулась экспансия. - Моя миссия состоит в том, чтобы поприветствовать вас снова в рядах объединенного человечества. Чтобы познакомить вас с доктринами Друза, которые определяют все наши действия.
   На Бикансу это не произвело впечатления. В ней вспыхнул гнев, который она, очевидно, сдерживала. - Ваше высокомерие пугает, - сказала она. - Вы только что приземлились здесь, только что спустились с небес. Вы сталкиваетесь с особой культурой, которой пять тысяч лет. У нас есть свои традиции, литература, искусство - и даже свой собственный язык, несмотря на все это время. И все же вы думаете, что сразу можете судить о нас.
   - Наше мнение о вашей культуре или ее отсутствии у вас не имеет значения, - сказал Дано. - Наша миссия специфична.
   - Да. Вы здесь, чтобы поработить нас.
   Сул устало сказал, - Итак, Биканса...
   - Нам стоит только взглянуть на пропаганду, которую они транслируют с тех пор, как их корабли начали кружить над нами. Они разрушат наши фермы и будут использовать нашу землю для своей экспансии. И нас будут заставлять работать на их фабриках, а наших детей - отправлять на планеты, находящиеся за тысячи световых лет от них.
   - Мы все в этом замешаны, - сказал Дано. - Третья экспансия - это совместное предприятие всего человечества. Вам не спрятаться, мадам, даже здесь.
   Пала сказала: - В любом случае, это может быть не так. Мы миссионеры, а не команда мобилизации. Мы здесь для того, чтобы узнать о вас побольше. И если в вашей культуре есть что-то особенное, что можно предложить Третьей экспансии, почему бы тогда...
   - Вы пощадите нас? Возможно? - огрызнулась Биканса.
   - Возможно, - сказал Дано. Он потянулся за своей чашкой, но его пальцы в перчатках прошли сквозь ее содержимое. - Хотя для этого потребуется нечто большее, чем несколько кусочков керамики.
   Сул слушал это с глубокой усталостью в запавших глазах. Пала поняла, что он видит ситуацию так же ясно, как и Биканса, но пока та возмущалась, Сул чувствовал боль, пытаясь найти способ сохранить свой образ жизни.
   Пала, несмотря на всю свою подготовку, не могла не испытывать к нему глубокого сочувствия. - Мы здесь, чтобы спасти вас, - настаивала она, стремясь успокоить его. Похоже, это не работало.
   Они все вздохнули с облегчением, когда Сул встал. - Пойдем, - сказал он. - Вы должны увидеть сердце нашего сообщества, Озеро Света.
  
   До озера было еще одно путешествие на машине. Транспортное средство было маленьким и переполненным, и Дано, не жалуясь, сидел, вжав одну виртуальную руку в стену.
   Они проехали около тридцати километров от порта в центр линзообразной колонии. Пала всматривалась в деревни и фермы. Над зданиями возвышались зеркальные мачты. Казалось, что они едут через лес из скелетообразных деревьев, невероятно высоких, увенчанных светом.
   - Как видите, нам здесь комфортно, - с тревогой сказал Сул. - Стабильно. Мы живем в мире, выращиваем все, что нам нужно, растим наших детей. Именно так и должны жить люди. И здесь есть место, место для еще миллиардов людей. - Это было правдой; Пала знала, что на поверхности сферы могло бы разместиться десять тысяч Земель, а то и больше. Сул улыбнулся им. - Разве это не причина для того, чтобы изучать нас, посещать нас, понимать нас - для того, чтобы позволить нам существовать?
   - Но вы неподвижны, - холодно возразил Дано. - Вы ничего не достигли. Вы сидели здесь, в куполе, построенном вашими предками пять тысяч лет назад. Как и ваши соседи в других колониях, расположенных вдоль экватора этой звезды.
   - Большего нам и не требовалось, - сказал Сул. - Нужно ли расширяться? - Но его улыбка была слабой.
   Сидевшая перед Палой Биканса не проронила ни слова за все время путешествия. У нее была тонкая, изящная шея и аккуратно причесанные волосы. Пала пожалела, что не может поговорить с этой женщиной наедине, но это, конечно, было невозможно.
   Когда они приблизились к озеру, прямо впереди забрезжил яркий свет, словно солнце пробивалось сквозь деревья. Они миновали последний ряд зеркальных башен.
   Машина остановилась, и они пошли пешком. По мере приближения к озеру кометный грунт под их ногами истончался и рассеивался. Наконец Пала обнаружила, что стоит на прохладной поверхности серо-стального цвета - субстанции самой сферы, оболочки, в которую заключено солнце. Она была совершенно безжизненной, пугающе пустой.
   Дано, более практичный, опустился на колени и провел виртуальной рукой по поверхности. Перед его лицом замелькали изображения, быстро интерпретированные из показаний датчиков.
   - Идемте, - с улыбкой сказал Сул Пале. - Вы этого еще не видели.
   Пала подошла к самому Озеру Света.
   Вселенский пол был здесь тонкой оболочкой, и белое сияние исходило от земли, пропитывая пыльный воздух. Рассеянные облака сияли в свете, исходящем от земли, ярко выделяясь на фоне темного неба.
   Далеко впереди, насколько она могла видеть, простиралось сияющее озеро. Это было необыкновенное, тревожащее зрелище - поток света, поднимающийся от земли, сбивающий с толку человеческое восприятие ландшафта и солнца, как будто мир перевернулся. Но свет накапливался, переливаясь из одной огромной зеркальной чаши в другую, так что его живительное сияние распространялось по всей колонии.
   Сул шагнул вперед, на светящуюся поверхность. - Не волнуйтесь, - сказал он Пале. - Здесь на краю не так жарко; настоящая жара ближе к центру озера. Но даже это, конечно, лишь малая часть того, что излучает звезда. Остальное остается на сфере. - Он раскинул руки и улыбнулся. Казалось, что он парит в лучах света, отбрасывая тень вверх, в туманный воздух. - Посмотрите вниз.
   Она увидела огромный бурлящий океан, почти такой яркий, что на него невозможно было смотреть прямо, в котором всплывали и лопались огромные вакуоли. Это была фотосфера звезды, всего в тысяче километров под ней.
   - Звезды дают жизнь всем людям, - сказал Сул. - Мы - их дети. Возможно, это самый чистый способ жить, прижаться к звезде-матери, использовать всю ее энергию...
   - Отличная идея, - прошептал Дано ей на ухо. - Но он нацелился на тебя. Не позволяй ему завладеть тобой.
   Пала была необычайно взволнована. - Но, Дано, здесь люди живут, дышат и даже выращивают урожай на высоте тысячи километров над поверхностью солнца! Возможно ли, что это и есть истинная цель сферы - терраформировать звезду?
   Дано презрительно фыркнул. - Ты всегда была романтиком, миссионер. Что за чушь. Выполняй свои обязанности. Например, ты заметила, что девушка ушла?
   Оглядевшись, она поняла, что это правда: Биканса исчезла.
   Дано сказал: - Я провел несколько тестов. Ты знаешь, что это за материал? Конструкционный материал ксили. Твоя первая догадка была верна. Этот милый старичок, его домашние животные и внуки живут на артефакте ксили. И толщина его всего десять сантиметров.
   - Я не понимаю, - призналась она.
   - Все это лишь дымовая завеса. Мы должны отправиться за ней, - сказал Дано, - за Бикансой. Отправляйся в ее "общину на севере", где бы она ни находилась. У меня такое чувство, что именно там мы узнаем правду об этом месте.
   Пока Дано шептал ей на ухо эти зловещие слова, Сул все еще пытался привлечь ее внимание. Она заметила, что солнечный свет освещает его лицо, напоминая ей о портрете в его доме. - Видите, как это чудесно? Мы живем на платформе, подвешенной над океаном света, и все наше искусство, наша поэзия сформированы нашим восприятием этого щедрого света. Как вы можете даже думать о том, чтобы исключить это из спектра человеческих переживаний?
   Пала чувствовала себя безнадежно сбитой с толку. - Ваша культура будет сохранена, - с надеждой сказала она, все еще желая успокоить его. - В музее.
   Сул устало рассмеялся и принялся расхаживать в лучах заходящего солнца.
  
   Пала смирилась с тем, что они должны преследовать таинственную девушку, Бикансу. Но она импульсивно решила, что с нее хватит быть вдали от мира, который она приехала изучать.
   - Биканса права. Мы не можем просто так свалиться с неба. Мы не знаем, что выбрасываем, если не уделим время осмотру.
   - Но у нас нет времени, - устало сказал Дано. - На фронте экспансии каждый день появляются тысячи новых звездных систем. Как ты думаешь, почему ты здесь одна?
   - Одна, если не считать вас, моей виртуальной совести.
   - Не будь такой самоуверенной.
   - Что ж, нравится вам это или нет, но я здесь, на земле, и именно я принимаю решения.
   И вот, она решила, что не будет использовать свой флиттер. Она будет преследовать Бикансу, поскольку девушка-аборигенка путешествовала сама - на машине, по вакуумной дороге, проложенной над звездной сферой.
   - Ты дура, - огрызнулся Дано. - Мы даже не знаем, как далеко на север находится ее община.
   Он, конечно, был прав. Пала была потрясена, узнав, насколько скудной была информация разведчиков об этом звездном мире. По всей сфере от полюса до полюса были разбросаны световые озера, но вдали от экватора компенсирующий эффект центробежной силы ослабевал. В спешке разведчики предположили, что ни одно человеческое сообщество не могло обосноваться вдали от экваториального пояса со стандартной гравитацией, и не нанесли сферу на карту так далеко.
   Тогда она отправится в неизвестность. Она почувствовала дрожь возбуждения от такой перспективы. Но Дано упрекнул ее за то, что она отвлеклась от своей цели.
   Он настоял на том, чтобы она воспользовалась не одной из местных машин, как планировала, а машиной, разработанной Коалицией и доставленной с флотского парома. И, по его словам, ей придется всю дорогу носить громоздкий защитный скафандр. Она неохотно подчинилась этим условиям. На подготовку ушло несколько дней, которые она провела одна во флиттере по приказу Дано, чтобы не поддаться соблазну домашнего уюта.
   Наконец все было готово, и Пала заняла свое место в машине.
   Она отправилась в путь. Дорога впереди представляла собой полосу металла из ядра кометы, проложенную человеческими инженерами по необъятной поверхности звездной сферы. По обе стороны были разбросаны ледяные глыбы, отливающие пурпуром в свете звезд. Это были обломки комет, которые разбились о твердый пол сферы.
   Дорожное покрытие было гладким, сцепление отличным. Сине-зеленые очертания куполообразной колонии остались позади. Звездная сфера была такой огромной, что казалась бесконечной равниной, и она не видела, как колония скрылась за горизонтом. Но она уменьшилась до линии, до полоски света, прежде чем затеряться в кромешной тьме.
   Когда она тронула машину с места, та плавно разогналась до поразительной скорости, превышающей тысячу километров в час. Автомобиль, приземистый "жук" с большими, прочными, универсальными шинами, был создан по последнему слову техники Коалиции и мог поддерживать такой темп бесконечно долго. Но вокруг не было никаких ориентиров, кроме бессмысленных ледяных холмиков, прямая, как стрела, дорога пролегала в темноте, и, несмотря на огромную скорость, казалось, что она вообще не движется.
   А где-то впереди, в бескрайней, всеохватывающей тьме, мчалась еще одна машина.
   - Конструкционный материал ксили, - прошептал Дано. - Он не похож ни на один другой материал, с которым мы сталкивались. Его нельзя разрезать, согнуть или сломать. Даже если бы мы могли построить сферу вокруг звезды и заставить ее вращаться, она бы раздулась на экваторе и разорвалась на части. Но, несмотря на эти огромные напряжения, эта оболочка является идеально сферической в пределах точности наших измерений. Некоторые считают, что конструкционный материал даже не принадлежит этой вселенной. Но ему можно придать форму с помощью собственной технологии ксили, управляемой устройствами, которые мы называем "цветками".
   - Он не появляется просто так из ниоткуда?..
   - Конечно, нет. Даже ксили должны подчиняться законам физики. Конструкционный материал, по-видимому, изготавливается путем прямого преобразования энергии излучения в вещество, что обеспечивает стопроцентную эффективность. Звезды горят за счет термоядерного синтеза; такая звезда, как земное солнце, вероятно, ежесекундно преобразует около шестисот миллионов тонн своего вещества в энергию...
   - Итак, если толщина сферы составляет десять сантиметров и если она была создана исключительно путем преобразования излучения звезды... - Она вызвала перед собой виртуальный дисплей и быстро произвела несколько вычислений.
   - Ей, возможно, десять тысяч лет, - сказал Дано. - Конечно, это основано на множестве предположений. И, учитывая количество кометных обломков, собранных сферой, этот возраст кажется слишком низким - если только кометы не падали сюда специально...
   Она спала, ела, выполняла все свои биологические функции в скафандре. Скафандр был рассчитан на длительное пребывание в нем, но не давал особых удобств: ни один скафандр на тот момент не позволял как следует почесать там, где чешется. Однако она терпела.
   Через десять дней, когда вращение сферы уже не компенсировало притяжение звезды, она почувствовала, что эффективная гравитация растет. Местная вертикаль наклонилась вперед, так что казалось, будто машина поднимается по огромному, бесконечному склону. Дано настаивал на том, чтобы она передвигалась по кабине с еще большей осторожностью и проводила больше времени лежа, чтобы избежать нагрузки на кости.
   Сам Дано, конечно же, самодовольный виртуал, удобно устроился в обычном кресле.
   - Почему? - спросила она. - Зачем ксили понадобилось создавать эту огромную сферу с отверстиями? В чем смысл?
   - Возможно, это была не более чем обычная промышленная авария, - вяло произнес он. - Есть история, которая произошла еще до искоренения кваксов, еще до Второй экспансии. Говорят, что путешественник-человек однажды спасся от вспышки новой звезды, спрятавшись за куском конструкционного материала. Видишь, материал впитал свет и резко увеличился в размерах... Этот кусок рос бы и рос, легко охватив подобную звезд, если бы у путешественника не было "цветка ксили", выключателя. Вероятно, это всего лишь романтический миф. Или, в качестве альтернативы, это может быть своего рода демонстрация технологии.
   - Полагаю, мы никогда этого не узнаем, - сказала она. - А почему надо делать световые озера? Почему бы не сделать сферу идеально эффективной, закрытой, абсолютно черной?
   Он пожал плечами. - Что ж, возможно, это медовая ловушка. - Она никогда не видела пчел и не пробовала мед, поэтому не поняла, о чем идет речь. - Сул был прав, утверждая, что этот огромный мир-сфера может вместить миллиарды людей - даже триллионы. Возможно, ксили надеются, что мы будем стекаться сюда, в это место, где есть почти неограниченные возможности для размножения, и умирать, и стареть, ничего не добившись, как Сул, и больше не будем их беспокоить. Но я думаю, что это маловероятно.
   - Почему?
   - Потому что эффективная гравитация возрастает по мере удаления от экватора. Таким образом, сфера не является настоящей ловушкой, потому что мы не можем заселить большую ее часть. Люди здесь явно второстепенны по отношению к истинному назначению сферы. - Его виртуальный голос звучал бесстрастно, и она не могла понять его настроения.
   Они миновали широту с пятью g еще до того, как увидели машину Бикансы. На сенсорных дисплеях с большим увеличением та была всего лишь пятнышком, невидимым невооруженным глазом, за тысячи километров впереди на этом настольном ландшафте. Было ясно, что они не догонят Бикансу, не углубившись в область сферы с повышенным притяжением.
   - Ее технология почти так же хороша, как и наша, - выдохнула Пала. - Но не совсем.
   - Постарайся не болтать, - пробормотал Дано. - Знаешь, есть солдаты, космические пехотинцы, которые могут выдерживать мощную гравитацию несколько дней подряд. Ты не из их числа.
   Пала лежала, укрытая своим скафандром, удерживаемая кушеткой в горизонтальном положении, несмотря на то, что кабина была наклонена вверх. Но даже при этом давление на ее грудь было огромным. - Я не поверну назад, - простонала она.
   - Я не предлагаю тебе этого делать. Но тебе придется смириться с тем, что скафандр знает лучше.
   Когда они преодолели уровень шесть g, скафандр наполнился густой темно-красной жидкостью, которая попала ей в уши, глаза и рот. Заполняя ее, жидкость позволяла ей выдерживать огромное, нескончаемое давление местного притяжения. Это было похоже на утопление.
   Дано не выразил сочувствия. - Все еще рада, что не взяла флиттер? Все еще думаешь, что это романтическое приключение? Но в этом-то и был смысл, не так ли? Романтика. Я видел, как ты смотрела на Бикансу. Она напоминала тебе о нежном уюте, о волнующих ночах под одеялом в общежитиях Академии?
   - Заткнись, - выдохнула она.
   - Тебе не приходило в голову, что, поскольку она была всего лишь виртуальным изображением, это изображение могло быть отредактировано? Ты даже не знаешь, как она выглядит.
   Жидкость имела вкус молока. Даже когда прошло ощущение утопления, она так и не научилась игнорировать ее присутствие в животе, легких и горле; ей все время казалось, что ее вот-вот вырвет. Она спала столько, сколько могла, стараясь не обращать внимания на боль, давление в голове, издевательский смех Дано.
   Но, пока она была заперта в своем теле, у нее было достаточно времени, чтобы поразмыслить над главной загадкой этого звездного мира и над тем, что с этим делать. И все же путешествие по стихийному ландшафту продолжалось, и поразительный, опустошающий масштаб этого искусственного мира проникал в ее душу.
   Они непрерывно двигались не менее сорока дней и пересекли огромную дугу звездной сферы, протянувшуюся от экватора к полюсу почти на миллион километров. По мере того, как гравитация брала верх над уменьшающейся центробежной силой, местная вертикаль отклонялась назад, и равнина, казалось, выравнивалась.
   В конце концов, эффективная сила тяжести превысила двадцать стандартных.
  
   Машина остановилась.
   Пала настояла на том, чтобы увидеть все своими глазами. Несмотря на возражения Дано, она заставила скафандр поднять ее вертикально, под протестующий вой двигателей экзоскелета. Чудовищная сила тяжести давила на жидкость, в которой она находилась, и волны боли пронзали ее тело.
   Впереди машины было еще одно светлое озеро, еще одно бледное свечение, еще один всплеск тускло освещенного зеленого цвета. Но, как она заметила, здесь не было ни деревьев, ни зеркальных башен; ничто не поднималось высоко над поверхностью сферы.
   В воздухе появилась Биканса.
   Она стояла в салоне машины, без одежды, такая же расслабленная, как Дано. Пала почувствовала, что в ее виртуальных глазах промелькнуло сочувствие. Но теперь она без сомнения знала, что это не было истинным выражением лица Бикансы.
   - Ты пришла за мной, - сказал Биканса.
   - Я хотела знать, - сказала Пала. Она была одета в скафандр, и ее голос звучал хрипло, приглушенный скопившейся в горле жидкостью. - Зачем вы приехали на экватор, зачем встретились с нами? Вы могли спрятаться здесь.
   - Да, - мрачно сказал Дано. - Из-за небрежной разведки военно-космический флот пропустил вас.
   - Мы должны были знать, какую угрозу вы представляете для нас. Я должна была встретиться с вами лицом к лицу, рискнуть обнаружением, - она махнула рукой, - этого.
   - Вы знаете, мы не можем игнорировать вас, - сказал Дано. - Эта огромная сфера - артефакт ксили. Мы должны узнать, для чего она предназначена.
   - Это просто, - сказала Пала. Она полагала, что разобралась в этом за время своего долгого пребывания в коконе. - Мы слишком много думали, Дано. Сфера - это оружие.
   - А, - мрачно сказал Дано. - Конечно. И я всегда считал, что твои рассуждения недостаточно мрачны для этой работы, Пала. Я ошибался.
   Биканса выглядела сбитой с толку. - О чем вы говорите? С момента первой высадки мы думали об этой сфере как о месте, дающем жизнь, а не смерть.
   Дано сказал: - Вы бы не подумали, что это так замечательно, если бы жили на планете этой звезды, пока сфера медленно формировалась - если бы ваш океан замерз, а воздух покрылся снегом... Пала права. Сфера - это машина, которая убивает звезду, точнее, ее планеты, сохраняя при этом саму звезду для использования в будущем. Я сомневаюсь, что в этой системе, в этой звезде есть что-то особенное. - Он взглянул на небо, его металлические глаза заблестели. - Вероятно, это всего лишь пробный запуск новой технологии, оружия для войны будущего. Единственное, что мы знаем о ксили, - это то, что они мыслят долгосрочно.
   Биканса сказала: - Какая чудовищная мысль. Вся моя культура сложилась на поверхности оружия! Но даже так, это моя культура. И вы собираетесь ее уничтожить, не так ли? Или поместите нас в музей, как обещали Сулу?
   - Не обязательно, - прошептала Пала.
   Они оба повернулись к ней. Дано угрожающе пробормотал: - О чем ты думаешь, миссионер?
   Она закрыла глаза. Действительно ли она хотела сделать этот шаг? Если бы все пошло не так, если бы Дано не поддержал ее, это могло бы стать концом ее карьеры. Но она почувствовала мягкость экваториальной культуры Сула и теперь на себе ощутила необъятный пространственный масштаб сферы - и вот, что еще более странно, эту отдаленную полярную колонию. Это было огромное место, подумала она, огромное как в пространстве, так и во времени, и все же люди научились выживать здесь. Это было почти так же, как если бы люди и ксили учились жить вместе. Конечно, было бы неправильно допустить, чтобы этот уникальный мир был разрушен ради сиюминутной выгоды.
   И она думала, что у нее есть способ предотвратить это.
   - Если это оружие, то однажды оно может быть использовано против нас. И если это так, мы должны найти способ нейтрализовать это. - Скафандр зашуршал, когда она повернулась к Бикансе. - Ваши люди могут остаться здесь. Вы можете жить своей жизнью так, как хотите. Я найду способы заставить Комиссию принять это. Но за это придется расплачиваться.
   Биканса мрачно кивнула. - Я понимаю. Вы хотите, чтобы мы нашли цветок ксили.
   - Да, - прошептала Пала. - Найдите выключатель.
   Дано в ярости посмотрел на нее. - У тебя нет полномочий принимать подобные решения. Конечно, это необычная ситуация. Но это все еще люди-колонисты, а ты все еще миссионер. Такая сделка была бы беспрецедентной.
   - Но, - прошептала Пала, - люди Бикансы больше не люди. А, Биканса?
   Биканса отвела взгляд. - Первые были могущественны. Точно так же, как они приспособили этот звездный мир для нас, они приспособили и нас для него.
   Дано в изумлении уставился на них обоих. Затем он рассмеялся. - О, я понимаю. Лазейка! Если колонисты не являются полноценными людьми по закону, дело можно передать в Управление ассимиляции, которое тоже не захочет этим заниматься... Ты изобретательна, Пала! - так, так. Хорошо, я поддержу твое предложение на Комиссии. Хотя никаких гарантий нет.
   - Спасибо, - сказала Биканса Пале. Она протянула свою виртуальную руку, и та прошла сквозь скафандр Палы, разбившись на пиксели.
   Дано был прав, подумала Пала, как всегда, раздражающе прав. Он увидел в ней что-то, влечение к этой женщине из другого мира, которое она даже в себе не осознавала. Но Биканса, если она выдерживала эту тяжесть, даже не существовала в том виде, в каком ее воспринимала Пала. Неужели она, Пала, действительно была так одинока? Что ж, если так, то когда она выйдет отсюда, она что-нибудь предпримет в своей личной жизни.
   И ей придется еще раз подумать о выборе профессии. Дано всегда предупреждал ее об избытке эмпатии. Похоже, она не создана для обязанностей миссионера, и в следующий раз ей, возможно, не удастся найти юридическую лазейку, чтобы пощадить жертв непомерной благотворительной деятельности Комиссии.
   Бросив полный сожаления последний взгляд, Биканса превратила виртуал в пыльный свет.
   Дано быстро сказал: - Хватит, так хватит. Я вызову флиттер, чтобы забрать тебя отсюда, пока ты не задохнулась насмерть. - Он отвернулся, и его пиксели замерцали, пока он работал.
   Пала посмотрела в окно машины на колонию, на раскидистые растения с высокой гравитацией, на пыльную, плоскую линзу сияющего воздуха. Она задавалась вопросом, сколько еще колоний распространилось по широтам звездной оболочки с различной гравитацией, сколько еще адаптаций стандартной человеческой формы было испробовано - сколько людей на самом деле жило в этом огромном искусственном мире. Здесь было так много всего, что можно было исследовать.
   Дверца машины Бикансы открылась. Из нее осторожно выбралось существо. Его тело, облаченное в ярко-оранжевый скафандр, было низко посажено и поддерживалось четырьмя конечностями толщиной со ствол дерева. Даже сквозь скафандр Пала разглядела огромные кости бедер и плеч и массивные суставы вдоль позвоночника. Существо подняло голову и заглянуло в машину. Сквозь толстое стекло шлема Пала разглядела лицо - с толстой челюстью, приплюснутое, но тем не менее человеческое. Существо кивнуло. Затем оно повернулось и, тяжело и осторожно ступая, направилось к колонии и ее Озеру Света.
  
   Пала была права в том, что звездный плащ ксили - это оружие. Однажды это странное явление вернется, чтобы преследовать человечество.
   Какая жалость, что постлюди Бикансы так и не нашли выключателя.
   Это была эпоха, когда все ресурсы Галактики должны были быть задействованы для обеспечения Экспансии. Поэтому миссионеры и ассимиляторы продолжали свой путь.
   Но при нахождении на самом краю человеческого фронта их профессии никогда не считались особенно безопасными.
  
  

МЕСТО РАЗМНОЖЕНИЯ

  
   10 537 г. н.э.
  
   Отсек звездолома взорвался у нее перед носом.
   Мари отбросило назад, и она с грохотом ударилась о заднюю переборку оружейной. Что-то хлынуло ей на глаза - что-то липкое - кровь? От внезапного ужаса она потерла лицо.
   Спокойный порядок на месте нарушился в одно мгновение. Настойчиво завыла сигнализация. Вокруг нее раздавались крики, люди размахивали руками. Прозрачная передняя переборка прогнулась внутрь, а ряд отсеков звездоломов дальше, включая ее собственный, был раздавлен и расколот. На некоторых постах все еще виднелись обугленные тени, и в воздухе стоял запах дыма и горелого мяса. Ей повезло, что ее отбросило назад, тупо осознала она.
   Но за передней переборкой продолжалась битва. Она увидела черное внегалактическое пространство, пронизанное вишнево-красными лучами звездоломов, спокойную анфиладу, окруженную целью, Снежинкой, туманным инопланетным артефактом в центре этой атаки. Остальная флотилия парила, как облака, вокруг места действия: корабли-сплайны, покрытые шрамами сферы, братья живого корабля, на котором она летела, и у каждого был огромный щит из идеально отражающей шкуры призраков.
   Затем гравитация исчезла. Она отлетела от стены, чувствуя, как сводит живот. В туманной темноте что-то столкнулось с ней, мягкое и мокрое; она вздрогнула.
   Перед ней было лицо, окровавленный рот кричал сквозь вой сигнализации. - Стрелок!
   Это вернуло ее к действительности. - Да, сэр.
   Это была младший лейтенант Джарн. Она была вся в крови, обожжена, одна рука болталась; она изо всех сил пыталась натянуть на себя защитную накидку. - Надень себе накидку, а затем помоги остальным. Мы должны убираться отсюда.
   Мари почувствовала, как под шоком скрывается страх. Она провела все путешествие внутри этого места, станции, прикрепленной к внешней оболочке корабля-сплайна; здесь она ночевала, устраивала беспорядок, жила; здесь была ее основная функция - управление лучом звездолома. Выбраться? Куда?
   - ...Сначала академик Капур, затем офицер Мэйс. Затем все остальные, кто еще двигается...
   - Сэр, операция...
   - Окончена. - На мгновение пронзительный голос Джарн смягчился. - Для нас все кончено, стрелок. Теперь наш долг - сохранить жизнь самим себе. Нам самим, и академику, и "мокрому". Это ясно?
   - Да, сэр.
   - Пошевеливайся. - Джарн отвернулась, доставая из шкафчиков защитные накидки.
   Мари выхватила накидку из наполненного дымом воздуха. Джарн была права: первое, что нужно было сделать в подобной ситуации, - это убедиться, что ты сама можешь продолжать функционировать. Полуразумный материал сомкнулся вокруг нее, приспосабливаясь, насколько это было возможно. Она почувствовала острое покалывание на лбу, когда накидка начала обрабатывать ее рану. Накидка была слишком мала; было больно, когда та пыталась обхватить ее коренастые плечи и мускулистые ноги. Сейчас уже слишком поздно что-либо менять.
   Джарн уже открыла люк в задней части оружейной. Она проталкивала тела так быстро, как только могла. Увидев Мари, она ткнула пальцем, указывая Мари на Капура.
   Академик, оказавшийся здесь, потому что он был ближе всех к специалисту по определению цели акции, дрейфовал по полу, его конечности одеревенели, руки были прижаты к лицу. Мари пришлось отвести его руки. Его глазницы превратились в руины; имплантированные в них глаза выгорели.
   На это не было времени. Она заставила себя закрыть накидкой его лицо. Затем изо всех сил подтолкнула его к открытому Джарн люку.
   Затем подошла к Мэйсу, "мокрому", офицеру флота. Он склонился над датчиком. Когда она оттащила его назад, то увидела, что обе ноги были грубо отрезаны где-то ниже колена. В невесомости кровь вытекала из поврежденных сосудов липкими каплями. Его рот был открыт, по лицу стекали струйки кровавой слюны.
   Под ее накидкой была аптечка. Она открыла ее и достала пригоршню геля. Вздрогнув от прикосновения к раздробленной кости и рваной плоти, она торопливо намазала гелем свежие раны. Гель застыл на месте, приобретая бледно-голубой оттенок, по мере того как он запечатывал сосуды, стерилизовал, превращал свое вещество в заменитель крови и запускал процесс, способствующий скорейшему заживлению. Затем она завернула Мэйса в накидку и швырнула его в сторону Джарн и люка.
   Теперь она поняла, что после тревоги шум стих. Криков больше не было. Никто из оставшихся на месте не двигался, никто, кроме нее.
   За передней переборкой Снежинка, их цель, начала светиться изнутри розовато-белым светом, и тонкие структуры рассыпались. Мясистые корпуса сплайнов дрейфовали по огромному, сложному пространству артефакта, целеустремленные, непреклонные.
   Но переборка вздулась, готовая вот-вот рухнуть.
   Она нырнула в люк. Джарн захлопнула его. Мари почувствовала беззвучный взрыв, когда рухнула переборка. Наконец сигнал тревоги отключился.
   Она находилась в чем-то вроде пещеры, примерно сферической, пересеченной поперечинами из какого-то хрящеватого материала. Здесь было темно, темно-красный полумрак нарушался только свечением накидок. Она могла видеть порталы в стенах пещеры - не люки, как в обычной человеческой инженерии, а отверстия, похожие на ноздри или глотки, ведущие в сеть более темных помещений за ними. Здесь был какой-то воздух, наверняка непригодный для дыхания. В нем двигались маленькие пылинки, похожие на пыль.
   Когда она коснулась стены, та была теплой, мягкой, влажной. Она отпрянула.
   Она застряла внутри тела сплайна.
  
   Мари никогда не забудет, как впервые увидела корабль-сплайн.
   Из-за его многокилометровой ширины флиттер казался карликом. Это была грубая сфера, украшенная четырехгранным символом свободного человечества. Корпус, на самом деле представлявший собой сморщенную, обтянутую кожей поверхность, был прорезан огромными пупками, внутри которых поблескивали сенсоры и оружие. В одной яме закатился глаз, приводя Мари в замешательство; Мари поймала себя на том, что отворачивается от его огромного пристального взгляда.
   Сплайны - так ходили слухи под палубами - когда-то бороздили глубины какого-то мирового океана. Затем, неведомо сколько лет назад, они перестроились. Они покрыли свою плоть, укрепили внутренние органы и поднялись из океана, как огромные, утыканные шипами воздушные шары.
   В итоге получалось, что корабли-сплайны были живыми: живыми звездолетами.
   В целом, об этом лучше не думать. Флотским, заключенным в металлический и керамический кокон пушки или сенсорной установки, в большинстве случаев это было не важно. Однако теперь Мари оказалась погруженной в темно-красную биологическую влажность, и по ее телу побежали мурашки.
   Джарн, крепко прижимая к боку поврежденную руку, с отвращением наблюдала за ней. - Тебе придется к этому привыкнуть.
   - Я никогда не хотела быть "мокрой". Сэр. - "Мокрые" - это офицеры и рядовые, которые осуществляли связь между кораблем-сплайном и его живым грузом. Мэйс, офицер военно-космического флота, которому было поручено сопровождать академика Капура во время операции, был "мокрым".
   - Мы все теперь "мокрые", стрелок". - Джарн огляделась. - Я здесь старшая, - громко сказала она. - Я командую. Стрелок, помоги мне с этими людьми.
   Мари увидела, что Джарн пытается выстроить выживших в шеренгу. Она бросилась на помощь. Но увидела, что здесь была лишь горстка людей - включая Мари и Джарн, осталось всего восемь из тридцати, которые работали в оружейной во время штурма.
   Вот Капур, тощий академик с изуродованными глазами, погруженный в угрюмое страдание. Рядом с ним в воздухе парил Мэйс, его накидка почти комично прикрывала отсутствующие ноги. Рядом с Мэйсом стояли две приземистые фигуры, закутанные в туманные накидки, и цеплялись друг за друга. Круглые лица испуганно уставились на Мари.
   Она протянула руку, чтобы узнать их имена. - Цеди. Куэт. Верно?
   Они кивнули. Это были рядовые из отдела снабжения, оба мужчины, пухлые, с нежной кожей. Они заговорили одновременно. - Сэр, что случилось? - Когда же мы отсюда выберемся?
   Академик Капур повернул к ним свое незрячее лицо. - Мы развели костер. Костер мудрости, почти такой же древний, как вселенная. И обожгли себе пальцы.
   Рядовые дрогнули и сжались еще крепче.
   Бесполезны, аналитически подумала Мари. Мертвый груз. Ходили слухи, что они были братьями по группе, вынашивавшимися в какой-то огромной агломерации внутри экспансии; ходили слухи, что они также были любовниками.
   Она прошла вдоль ряда закутанных в накидки тел. Еще двое выживших, грубо завернутые в накидки. Она узнала Ваэла, стрелка рангом ниже ее, и Ретто, младшего лейтенанта, который был вахтенным офицером во время атаки. Оба были хорошими флотскими. Даже офицер.
   За исключением того, что они вообще не были выжившими. Она могла видеть это даже сквозь слои их плохо подогнанных накидок, которые приобрели нежно-голубой оттенок, цвет смерти. У Мари упало сердце; как было бы хорошо, если бы эти двое были рядом с ней.
   Джарн достала из сумки на поясе Мэйса что-то похожее на иглы для подкожных инъекций. - Возьми их накидки. Накидки Ретто и Ваэла.
   Джарн была на один ранг ниже командира и его первого помощника и формально отвечала за связь. Мари знала ее как чопорную идиотку, которая обычно перекладывала любую ответственность на других. И вот теперь, в этой мрачной ситуации, она отдала такой глупый приказ. - Сэр, они мертвы.
   Капур вслепую обернулся. Худой, напряженный, замкнутый человек, он был обрит наголо по старинной моде Комиссии по установлению исторической правды, а к поясу у него была пристегнута связка ярко-красных флаконов с мнемонической жидкостью, каждая капля которой содержала резервную запись всего, что происходило во время акции. Он сказал: - Я могу прочесть твой тон, стрелок. Могу сказать, о чем ты думаешь. Почему такие хорошие товарищи должны были умереть, когда такой сброд, как этот, выжил?
   - Академик, заткнитесь, - рявкнула Джарн. - Сэр. Просто сделай это, стрелок. Для них уже ничего нельзя сделать. И нам понадобятся эти накидки. - Неуклюже действуя одной рукой, она начала втыкать иглы в мясистую стену маленькой пещеры, разбрызгивая густую синюю жижу.
   Конечно, Капур был прав. Мари с отвращением оглядела своих оставшихся в живых товарищей: Джарн, напыщенную любительницу пожевать задницу младшего офицера, Мэйса, полумертвого "мокрого", Капура, высохшего тупицу, двух мягкотелых кладовщиков. Но с этим ничего нельзя было поделать.
   Сохраняя каменное выражение лица, Мари сняла накидки с неподвижных тел Ваэла и Ретто. Грудная клетка Ваэла была вскрыта, словно от мощного удара; из образовавшейся полости летели кровь и кусочки горелого мяса.
   Джарн перестала колоть иглой. - Сплайн не реагирует. - Она подняла пустые шприцы. - Именно так вы общаетесь со сплайном - во всяком случае, в экстренных случаях. В его кровоток вводятся химические вещества. Лейтенант Мэйс мог бы рассказать вам лучше, чем я, если бы он был в сознании. Я думаю, что этот сплайн, должно быть, слишком тяжело ранен. Он отдалился от нас, от контакта с людьми.
   Мари изумилась. - Мы не можем управлять кораблем?
   Капур вздохнул. - Сплайн не принадлежит нам, человечеству. Это живые корабли, независимые, разумные существа, с которыми мы ведем переговоры.
   Снабженцы испуганно прижались друг к другу. Тот, что потолще, Цеди, уставился на Джарн широко раскрытыми глазами. - Они придут за нами. Не так ли, сэр?
   Лицо Джарн дрогнуло; Мари поняла, что она и сама не в своей тарелке, но старалась держать себя в руках, продолжать работать. Возможно, эта женщина, стучащая по экрану, была сильнее, чем подозревала Мари. - Не забывайте, я офицер связи. - Это означало, что у нее был имплант "скримов", в животе плавала инопланетная рыбка, которая связывала ее с остальной командой. Она закрыла глаза, словно подключаясь к примитивному групповому разуму "скримов". - Их нет, рядовой.
   Глаза Цеди расширились. - Они мертвы? Команда? Все они?
   - Мы сами по себе. Просто сосредоточься на этом.
   Одни. Капур тихо рассмеялся. Мари попыталась скрыть свой внутренний холод.
   Как по команде, все они почувствовали легкое, выворачивающее наизнанку движение.
   - Гипердвигатель, - сказала Мари.
   Снабженцы снова прижались друг к другу. - Гипердвигатель? Сплайн движется? Куда он нас несет?
   Капур ответил, - Туда, куда он хочет. У нас нет никакого влияния. Возможно, сплайн даже не знает, что мы здесь. Вот что получается, когда у вашего военного корабля есть собственный разум.
   - Мы ничего не можем с этим поделать, - нетерпеливо отрезала Джарн. - Ладно, у нас есть над чем поработать. Мы должны объединить все, что у нас есть. Аптечки, припасы, оружие, инструменты, все, что угодно.
   Всего было очень мало. У них были свои накидки, а также две запасных, снятых с тел Ваэла и Ретто. К накидкам прилагались аптечки, уже наполовину опустошенные. Там было кое-что из базового снаряжения для выживания при падении на планету, которое обычно носит с собой экипаж: ножи, таблетки для очистки воды.
   Джарн потерла раненую руку, разглядывая аптечку. - Никакой еды. Никакой воды. - Она сердито посмотрела на Капура. - Вы. Академик. Знаете что-нибудь о сплайне?
   - Подозреваю, что больше, чем все остальные, - сухо заметил Капур. - Хотя вы и используете их, чтобы перемещаться по Экспансии от одной битвы к другой. Но достаточно мало.
   - Накидки сохранят нам жизнь в течение двадцати четырех часов. Мы могли бы использовать запасные, чтобы продлить это время еще немного. Но нам нужно их пополнить. Как? Куда нам идти?
   Я бы не стала заглядывать так далеко вперед, подумала Мари. И снова Джарн невольно произвела на нее впечатление.
   Капур прижал кулаки к своим выжженным глазам. - Внутрь. У сплайна есть камеры хранения в слое под корпусом. Я думаю.
   Цеди сказал: - Если бы только лейтенант Мэйс был в сознании. Он эксперт. Он бы знал...
   - Но это не так, - раздраженно отрезала Джарн. - Здесь только мы.
   Они молчали.
   - Хорошо. - Джарн огляделась и выбрала отверстие, расположенное прямо напротив того, через которое они вошли. - Сюда, - твердо сказала она. - Я поведу. Академик, вы за мной, затем вы двое, Цеди и Куэт. Стрелок, прикрывай тыл. Держи. - Она вложила один из ножей в руку Мари. - Держимся вместе.
   Капур спросил: - А как же Мэйс?
   Джарн осторожно сказала: - Мы не можем взять его с собой. Он потерял много крови, и я думаю, у него анафилактический шок.
   - Мы забираем его.
   - Сэр, наш приоритет - вы. - Мари знала, что это было правдой. Всегда предполагалось, что в первую очередь нужно беречь академиков и комиссаров, чтобы они могли поделиться знаниями при следующей встрече. А если это было невозможно, то можно было достать мнемонические флаконы, которые купологоловые всегда держали при себе. Все остальные были расходным материалом. Все и вся. Джарн сказала: - У нас нет энергии, чтобы тратить ее на...
   - Мы забираем его. - Капур потянулся за Мэйсом. Кряхтя, он притянул флотского к себе и уложил его на спину, обхватив руками за шею, свесив голову и остатки ног.
   Джарн переглянулась с Мари. Она пожала плечами. - Хорошо. Вы, остальные, приготовьтесь.
   - Мне не нравится эта ситуация, сэр, - сказала Мари, собирая свои вещи.
   - Мне тоже, - пробормотала Джарн. - Чем раньше Экспансия возьмет под полный контроль этот порожденный Летой сплайн, тем лучше. А пока просто делай свою работу, флотская. Стройтесь. Держитесь вместе. Поехали.
   Один за другим они прошли через отверстие в темно-красный туннель за ним. Мари, как и было приказано, шла в хвосте маленькой колонны и смотрела на тусклое желтое свечение накидок остальных, отражавшееся от органических стен.
   Она не могла поверить, что это происходит наяву. Но она дышала, двигалась, выполняла приказы и, казалось, не испытывала страха. Ты в шоке, сказала она себе. Это пройдет.
   А пока делай свою работу.
  
   Без гравитации не было ни верха, ни низа. Они ориентировались только по окружающему туннелю. Его липкие стены были так близко, что их можно было коснуться во всех направлениях, пространство было таким тесным, что им приходилось двигаться гуськом.
   Туннель изгибался то в одну, то в другую сторону, уводя их как в сторону, так и внутрь. Но с каждым метром Мари все глубже погружалась в чрево этого израненного сплайна; она прекрасно понимала, что ползает, как какая-нибудь паразитическая личинка под кожей живого существа.
   Что было еще хуже, так это медленное продвижение.
   Джарн и Мари двигались нормально, но Капур вслепую постоянно ошибался, а Цеди и Куэт, казалось, не привыкли к отсутствию силы тяжести. Снабженцы старались держаться как можно ближе друг к другу в ограниченном пространстве, касаясь друг друга и щебеча, как птички. Мари заворчала про себя, представив, что сказал бы по этому поводу мастер оружия.
   Они не успели пройти и нескольких сотен метров, как накидка Мэйса стала синей. Но Капур, купаясь в лазурном сиянии, которого он не мог видеть, отказался оставить Мэйса. Он упорно брел вперед со своей неподвижной ношей на спине.
   - У меня нет на это времени, - огрызнулась Джарн. - Стрелок, разберись с этим.
   - Сэр. Как?
   - С тактом и чуткостью, которыми так славятся стрелки звездоломов. Просто сделай это. Вы двое, идите дальше. - Она снова взяла инициативу в свои руки, подталкивая Цеди и Куэта к себе за спину.
   Мари в растерянности заняла свое место позади Капура. - Я думаю, вы давно знаете друг друга, сэр.
   Капур повернулся. - Мэйс и я? Сколько вам лет, стрелок?
   - Восемнадцать стандартных, сэр.
   - Восемнадцать. - Он покачал головой. - Я впервые встретил Мэйса еще до вашего рождения. Я был направлен сюда Комиссией после неудачного первого контакта со Снежинкой.
   - Направлен?
   - Я был стражем, полицейским. По мере роста экспансии скорость ассимиляции увеличивается, а специалисты становятся редкостью... Мои собственные познания в криминалистике оказались подходящими для этой роли. Моей задачей было понять Снежинку. Задачей Мэйса было ее уничтожить.
   Мари понимала возникшую напряженность. Ресурсов всегда не хватало. Ассимиляция, переработка в промышленных масштабах вновь вступивших в контакт инопланетных видов, последовала за ускоряющейся экспансией, которая теперь охватила четверть диска Галактики и достигла больших шаровых скоплений за ее пределами.
   И в одном из этих скоплений они нашли Снежинку. Она окружала карликовую звезду, тетраэдр со стороной четырнадцать миллионов километров: колоссальный артефакт, великолепная оправа для древней, поблекшей драгоценной звезды.
   Насколько всем было известно, Снежинка была сконструирована для наблюдения, а проще говоря, для сбора данных о том, как Вселенная медленно охлаждается. С момента создания Снежинки тринадцать миллиардов лет пронеслись по вращающемуся лику Галактики.
   Ассимиляция - это процесс обработки: контакта, завоевания, поглощения и, при необходимости, уничтожения. Если бы Капур смог определить цели Снежинки и ее создателей, то, возможно, эти цели можно было бы изменить, чтобы они служили целям человечества. Если нет, то Снежинка не имела никакой ценности.
   Мари догадалась: - Лейтенант Мэйс доставил вам немало хлопот.
   Капур покачал головой. - Мэйс был хорошим офицером. Твердым, умным, амбициозным, жестким. Он знал свою работу и выполнял ее как можно лучше. Я стоял у него на пути, и мне было неудобно. Но я всегда восхищался им за то, каким он был. В конце концов Снежинка устояла перед грубыми нападками Мэйса.
   - Как?
   - Нас... отбросило в сторону.
   Он попытался объяснить, что произошло. Их корабль был поражен пучком лазерных гравитационных волн, пришедших из-за пределов Галактики. Оказалось, что снежные люди, создатели Снежинки, смогли манипулировать чем-то, что люди назвали принципом Маха. Мах, или Марке, это название было почти утрачено во время искоренения кваксами.
   Капур сказал: - Вы заключены во вселенной, состоящей из материи. Эта материя притягивает вас с помощью гравитационных полей, но поля окружают вас равномерно; они одинаковы во всех направлениях, изотропны и неподвластны времени. У снеговиков был способ сделать поле... неравномерным.
   - Как?
   Капур неловко рассмеялся. - Мы все еще не знаем. Я думаю, за тринадцать миллиардов лет можно многому научиться.
   - Академиям потребовалось двадцать два года, чтобы понять, как справиться со Снежинкой. Конечно, мы должны справиться с этим. Ее упрямое, вызывающее существование не является прямой угрозой для нас, но это вызов логике нашей идеологии. - Теперь он улыбнулся, вспоминая. - После нашей проваленной миссии мы с Мэйсом переписывались. Я с определенной гордостью следил за карьерой Мэйса. Вам не кажется, что становится жарко?
   - Сэр...
   - Когда меня направили во вторую атаку на Снежинку, Мэйсу было поручено сопровождать меня. Он дослужился до лейтенанта. Его раздражало, что ему пришлось стать рядовым.
   - Сэр. Лейтенант Мэйс мертв.
   Капур остановился и вздохнул. - Ах. В конце концов, знакомство со мной принесло ему мало пользы. Как жаль, что все так заканчивается.
   Мари осторожно сняла изувеченное тело со спины Капура. Капур не сопротивлялся; он подплыл к стене, проводя пальцами по ее влажной поверхности. Мари стянула накидку с неподвижного тела Мэйса, но она уже истощилась на поддержку его жизни.
   Она была удивлена, узнав о дружбе между честным флотским и купологоловым. И когда Капур попытался взять своего друга с собой, хотя было очевидно, что Мэйс не выживет, - а Капур, как их пассажир-академик, был бы вправе потребовать, чтобы остальные взяли его с собой.
   Люди всегда удивляли тебя. Особенно те, у кого нет военной подготовки и соответствующей ориентации. Но, с другой стороны, она никогда раньше не встречала купологоловых, по крайней мере, до этой сегодняшней катастрофы.
   Она затолкала тело туда, откуда пришли, в темноту. Когда закончила, то вспотела. Возможно, здесь становилось жарче по мере того, как они проникали все глубже в ядро сплайна. - Все готово, сэр. Теперь нам нужно...
   В глубине туннеля мелькнула вспышка света. И тут раздался пронзительный животный крик.
   Мари оттолкнула Капура с дороги и бросилась вниз по туннелю.
  
   Это был Цеди, толстый рядовой. Он выглядел так, словно ему выстрелили в живот. Накидка, прикрывавшая его толстый живот, обгорела и почернела, отслаиваясь. Куэт прыгал по тесному туннелю, крича, широко раскрыв глаза и бестолково взмахивая руками.
   Джарн возилась с одной из запасных накидок. - Помоги мне. - Джарн и Мари вместе завернули в накидку дрожащего Цеди.
   И когда Мари подошла ближе, она увидела, что то, что прожгло накидку рядового, прожгло дыру прямо в теле Цеди, обнажив слои плоти и жира. Внутри дыры что-то блестело, влажное и пульсирующее.
   Ее вырвало.
   - Держи себя в руках, - сказала Джарн дрожащим голосом. - Твоя накидка справится с этим месивом, но запах от него останется навсегда.
   Мари с трудом сглотнула и взяла себя в руки. Но ее рука потянулась к ножу, заткнутому за пояс. - В нас кто-то стрелял?
   Джарн ответила. - Ничего подобного. Это был сплайн.
   - Сплайн?
   Капур парил над ними, держась за стену прикосновением кончика пальца. - Вы не заметили, как стало жарко?
   Джарн ровным голосом произнесла. - Я помню, что до меня доходили слухи об этом. Это часть их... хм, жизненного цикла. Сплайн погружается в поверхностные слои звезды. Обычно, конечно, сначала они высаживают пассажиров-людей.
   Мари спросила: - Мы внутри звезды? Почему?
   Джарн пожала плечами. - Чтобы собрать энергию. Чтобы накормить - заправить, что угодно. Откуда мне знать?
   - И для очищения, - пробормотал Капур. - Они купаются в звездном веществе. Вероятно, поврежденные внешние слои нашего сплайна уже отслоились, забрав с собой то, что осталось от наших огневых точек.
   - А что насчет Цеди?
   - Это был солнечный луч, - сказал Джарн. - Каким-то образом сфокусированный.
   - Энергетическая ловушка, - сказал Капур. - Способ, с помощью которого сплайн использует тепло звезды, чтобы избавиться от внутренних паразитов. Таких, как мы, - добавил он с холодным юмором.
   Джарн сказала: - Что бы это ни было, оно задело бедного парня за живое. И - о, Лета.
   Цеди забился в конвульсиях, изо рта у него выступила пена с пятнами крови, конечности дергались, живот влажно пульсировал. Джарн и Мари пытались прижать его к полу, но его бьющееся тело было наполнено невероятной силой.
   Все закончилось так же быстро, как и началось. В последнем спазме он обмяк.
   Куэт начал пронзительно кричать.
   Джарн откинулась назад, тяжело дыша. - Хорошо. Все в порядке. Сними с него накидку, стрелок.
   - Мы не можем здесь оставаться, - мягко сказал Капур. - Только не тогда, когда сплайн купается в лучах своей звезды.
   - Нет, - сказала Джарн. - Тогда глубже. Пошли.
   Но Куэт цеплялся за труп Цеди. Джарн старалась быть терпеливой; в усиливающейся жаре она плыла рядом с рядовым, позволяя ему болтать без умолку. - Мы выросли вместе, - говорил он. - Мы заботились друг о друге в агломерации, в группе. Я был сильнее его и помогал ему в драках. Но он был умен. Он помогал мне учиться. Он заставлял меня смеяться. Я помню, как однажды...
   Мари слушала это отстраненно.
   Капур пробормотал: - Вы не одобряете семью, стрелок?
   - Такой вещи, как семья, не существует.
   - Вы выросли в агломерации?
   - Флот руководит, - проворчала она. - Наши группы менялись каждые несколько лет в соответствии с правилами Комиссии. Так и должно быть. Не так, как сейчас.
   Капур кивнул. - Но дальше от центра правила не всегда соблюдаются. Это масштабная экспансия, стрелок, и ее границы становятся все более размытыми... Человечество самоутверждается. Что плохого в семье?
   - Что хорошего "семья" сейчас делает для рядового? Это только вредит ему. Цеди мертв.
   - Вы презираете подобную слабость.
   - Они жили, в то время как хорошие люди умирали.
   - Хорошие люди? Ваши товарищи по оружию. Ваша семья.
   - Нет...
   - Вы скучаете по ним, стрелок?
   - Я скучаю по своему оружию. - По ее звездолому. Это было правдой. Это было то, к чему ее готовили, а не к вязкому плаванию в темноте. Без своего звездолома она чувствовала себя потерянной.
   В конце концов, Джарн силой оттащила Куэта от окоченевшего трупа его собрата по группе. Наконец, к огромному облегчению Мари, они двинулись дальше.
  
   Казалось, они шли по извилистому туннелю-трубе часами. По мере того, как полуразумные накидки пытались сконцентрировать свою убывающую энергию на поддержании жизни своих хозяев, их свечение начало тускнеть, и из-за сгущающейся темноты туннель казался еще более тесным.
   Наконец они добрались до места, где туннель оканчивался. За ним было помещение, пестрые стены которого терялись из виду, уходя в темноту, куда не доставал тусклый свет их накидок. Джарн привязала леску к крючку, который она воткнула в мясистую стену сплайна, и они с Мари выплыли на открытое пространство.
   Их окружали огромные мясистые фигуры. Некоторые из них пульсировали. Жировые вены, или, возможно, нервные стволы, переходили от одной округлой формы к другой. Даже стены были покрыты прожилками: это были слои живой ткани и мышц, питаемые аналогом крови в сплайне.
   Мари обнаружила, что шепчет. - Это мозг?
   Джарн фыркнула. - У сплайнов нет мозгов в отличие от нас, тар. Даже я это знаю. Системы сплайнов распределены. Полагаю, это делает их более надежными.
   - Тогда что это за место?
   Джарн вздохнула. - В этом сплайне есть много такого, чего мы не понимаем. - Она махнула рукой. - Возможно, это фабрика. Органическая фабрика.
   - Что она производит?
   - Кто знает? - пробормотал Капур. Он задержался у стены, переводя невидящий взгляд. - Мы не единственные клиенты сплайнов. Они предоставляют услуги другим видам, возможно, из-за пределов Экспансии, существам, о которых мы, возможно, вообще ничего не знаем. Но не все используют сплайны в качестве военных кораблей. Это совершенно ясно.
   - Вряд ли можно считать удовлетворительным, - процедила Джарн сквозь стиснутые зубы, - что мы так слабо контролируем ключевой элемент стратегии Экспансии.
   - Вы правы, лейтенант, - сказал Капур. - Логика Третьей экспансии основана на абсолютном превосходстве человечества. Как же тогда мы можем поделиться нашими ключевыми ресурсами, такими как эти сплайны? Но как мы можем контролировать их - не больше, чем мы можем контролировать этого негодяя, в грудной клетке которого мы беспомощно болтаемся?
   Мари сказала: - Лейтенант.
   Джарн повернулась к ней.
   Мари оглянулась на Куэта. Рядовой в одиночестве топтался у входа в туннель, из которого они вышли. Она заставила себя сказать это. - Мы могли бы продвинуться быстрее.
   Прежде чем Джарн успела ответить, Капур кивнул. - Если мы избавимся от слабых. Но мы больше не чужие, мы уже через многое прошли вместе. Мари, вы будете той, кто оставит Куэта? И где вы это сделаете? Здесь? Чуть дальше?
   Мари, сбитая с толку, не могла выдержать невидящего взгляда Капура.
   Джарн схватилась за раненую руку. - Вы несправедливы, академик. Она привыкла так думать. Она выполняет свою работу. Пытается спасти вам жизнь.
   - О, я понимаю это, лейтенант. Она - результат тысячелетий методичного ведения войны, искусства, в котором мы, люди, достигли немалых успехов. Она - отточенный механизм высокой точности, дополнение к оружию, которым она так хорошо владела. Но в этой ситуации мы все оказались за пределами наших обычных возможностей. Не так ли, стрелок?
   - Это ни к чему нас не приведет, - отрезала Джарн. Она указала на более темный участок в дальнем конце помещения. - Туда. Туда, куда мы направлялись. Там должен быть выход. Нам придется пробираться вдоль стен. Мари, ты поможешь Капуру. Куэт, ты со мной...
  
   Еще несколько долгих часов.
   По мере того, как энергия уходила, накидка Мари становилась все более неудобной - туже облегала ее мускулистое тело, натирала подмышки, пах и шею. Бороться с ее эластичностью было утомительно. И, хотя ей и удалось побороть рвоту, накидка в конце концов пропиталась ее собственной кислой вонью.
   Тем временем у нее разболелась спина в том месте, где она ударилась о переборку. Рана на голове, наполовину заживленная накидкой, была постоянной, ноющей болью. Непонятные боли распространились по конечностям и шее. Мало того, она была голодна и хотела пить так сильно, как никогда в жизни, не выпив ни глотка воды с момента атаки. Она старалась не думать о том, насколько сильно Куэт задерживал их, о том, что произошло на фабрике. Но больше думать было не о чем.
   Она знала об этом синдроме. Она слишком много времени проводила в своих мыслях. А думать всегда было вредно.
   Наконец они перешли в другое помещение.
   Насколько они могли разглядеть в тусклом свете своих накидок, это было похожее на ангар помещение с нишами и укромными уголками. Отсеки были разделены огромными прозрачными полотнищами из какого-то материала, похожего на мускулы, с жировыми прожилками. А в нишах были подвешены огромные мешки с чем-то похожим на воду: зеленую, мутную воду.
   Джарн направилась прямо к одному из мешков, достала нож и вскрыла стенку. В условиях невесомости жидкость выплеснулась прямолинейной струей, слегка пузырясь. Джарн опустила палец в воду и прочитала показания датчика, встроенного в ее скрытое накидкой запястье. Она усмехнулась. - Морская вода. Похожая на земную, соленая морская вода. А это зеленое месиво, я думаю, сине-зеленые водоросли. Мы нашли то, за чем пришли. - Она увеличила разрез. - Каждый из вас возьмет по мешку. Просто заберитесь внутрь и погрузитесь с головой; накидки сами возьмут все, что им нужно. - Она показала им, как прикреплять соски к накидкам, чтобы можно было получать опресненную воду и даже кашицу из водорослей.
   Мари помогла Капуру, а затем забралась в свой собственный мешок. Она не потеряла много воды, когда разрезала мешок; поверхностное натяжение удерживало ее в виде больших плавающих шариков, которые она смогла собрать в ладони. Она сложила мешок как одеяло, прижав его к груди. Вода была теплой, и ее накидка, впитывая питательные вещества, начала светиться ярче.
   - Сине-зеленые водоросли, - пробормотала она. - Из мира людей.
   - Очевидно, - сказал Капур.
   - Возможно, это один из способов отплатить сплайну, - сказала Джарн. - Я всегда задавалась этим вопросом. - Она прошлась по комнате, раздавая пузырьки с янтарной жидкостью, которые проталкивала через стенки мешков. - Я думаю, мы это заслужили. Протолкните это через свою накидку.
   Капур спросил: - Что это?
   Мари улыбнулась. - Кровь Пула. Посвящается Майклу Пулу, легендарному исследователю Земли, участвовавшему в период до искоренения.
   - Называйте это стимулятором, - сухо сказала Джарн. - Старая традиция военно-космического флота, академик.
   Мари принялась сосать свой пузырек. - Сколько нам еще здесь оставаться?
   - Столько, сколько понадобится накидкам, - ответила Джарн. - Постарайся уснуть.
   Это казалось невозможным. Но покачивание воды и ее обволакивающее тепло, казалось, сняли напряжение с ее ноющих мышц. Она подумала об своем отсеке звездолома: о том, как плавно работает механизм, когда она разбирала его для обслуживания, о том, как она ощущает его чистую мощь, когда работает с ним.
   Мари закрыла глаза, всего на мгновение.
   Когда она открыла их, прошло три часа. А Куэта уже не было.
  
   - Должно быть, он вернулся, - сказала Джарн. - Туда, где мы оставили его собрата.
   - Это было несколько часов назад, - сказала Мари. Она переводила взгляд с одного на другую. - Мы не можем оставить его. - Не дожидаясь реакции Джарн, она нырнула обратно в туннель, из которого они пришли.
   Джарн поспешила за Мари, зовя ее обратно. Но Мари не собиралась слушать. Через некоторое время Джарн, казалось, оставила попытки остановить ее и просто последовала за ней.
   Они прошли через помещение, похожее на фабрику, затем обратно по извилистому туннелю с мышечными стенками.
   ...Зачем я это делаю?
   Куэт был толстым, бесполезным и слабым; до катастрофы Мари не уступила бы ему места в коридоре. Все ее тренировки и муштровка, а также доктрины Друза, которые лежали в основе Экспансии, учили, что люди не равны по ценности. Значение имела ценность отдельного человека для вида в целом, не больше и не меньше. И долг слабых - отдавать свои жизни за сильных, никчемных - за ценных.
   Но из этого ничего не вышло. Когда дошло до дела, Мари просто не смогла бросить даже такое беспомощное, бесполезное существо, как Куэт; она не могла быть той, кто оставит его позади, как и сказал Капур. Человечность проявила себя.
   Она снова слишком много думала.
   Наконец они добрались до того места, где Мари прижала к себе обгоревшее тело Цеди. Куэт был здесь, распростертый на своем собрате. Они потянули Куэта за плечи, переворачивая на спину. Его накидка распахнулась. Лицо распухло, язык высунулся и почернел.
   Мари сказала: - Капур говорил о том, чтобы расстегнуть наши накидки. Возможно, это натолкнуло его на идею.
   - Должно быть, это было нелегко, - сказала Джарн. - Накидка сопротивлялась бы тому, чтобы ее расстегнули; она достаточно умна, чтобы понимать, что в противном случае убила бы своего владельца. А удушье - плохой способ умереть. - Она пожала плечами. - Он сказал нам, что не хочет продолжать без Цеди. Думаю, мы просто не поверили в это.
   Мари покачала головой, в ней бурлили незнакомые эмоции. Перед ней были два смешных толстячка, порождения каких-то неполноценных групп, беспомощные и лишенные друзей, если не считать друг друга. И все же Куэт был готов скорее умереть, чем жить без друга. - Почему?
   Джарн положила ладонь на руку Мари; она была маленькой по сравнению с мускулистым бицепсом стрелка. - Не думай об этом.
   Они остановились, чтобы снять с Куэта накидку. Мари поняла, что даже сейчас Джарн думала о будущем, планируя дальнейшее путешествие.
   Они на большой скорости вернулись тем же путем, каким пришли, туда, где их ждал Капур. Это потому, что они все-таки избавились от слабых и медлительных, подумала Мари. Эта мысль не доставила ей никакого удовольствия.
  
   - Мы могли бы просто остаться здесь, - предложила Джарн. - Здесь есть еда. Мы могли бы продержаться еще долго.
   Джарн, казалось, ушла в себя после потери Куэта. Возможно, усталость ослабила ее решимость. В конце концов, она была всего лишь стучащей по экрану.
   - Вы молодчина, - импульсивно сказала Мари.
   Джарн удивленно посмотрела на нее.
   Капур сказал: - Нет смысла здесь оставаться. Мы должны исходить из того, что нас спасут, и планировать это. Все остальное бесполезно, мы просто ждем смерти.
   Джарн ответила: - Мы застряли внутри боевого корабля-сплайна, помните об этом. Его эпидермис подобен броне.
   Капур кивнул. - Тогда мы должны отправиться туда, где можно проникнуть под эпидермис.
   - Куда?
   - В глаза, - сказал Капур. - Это единственная возможность, которая приходит мне в голову.
   Джарн нахмурилась. - Как мы найдем путь к глазу?
   - По нервному стволу, - сказала Мари. Джарн посмотрела на нее. Мари, защищаясь, сказала: - Почему бы и нет? Сэр. У каждого глаза должен быть зрительный нерв, соединяющий его с остальной нервной системой. Или что-то в этом роде.
   Джарн покачала головой. - Ты продолжаешь преподносить мне сюрпризы, Мари.
   Капур громко рассмеялся. - Для тебя это люди.
   Они наполнили запасные накидки морской водой. Затем каждый из них тащил на веревке за собой получившийся массивный, неповоротливый плавучий шар, и они построились: Джарн впереди, Капур в центре, Мари замыкала шествие.
   Когда они вышли из камеры, из стен высунулись похожие на рты сопла и начали извергать струи бесцветной жидкости. Накидка Мари предупреждающе вспыхнула. Она подумала, что это желудочная кислота, и отвернулась.
   Когда они тронулись в путь, инерция мешка с водой немного мешала Мари, и когда туннель поворачивал, ей приходилось трудиться, чтобы протащить мешок через угол и придать ему новый импульс. Но она старалась изо всех сил. Физическая активность - это лучше, чем размышление.
   В некоторых местах туннели были покрыты шрамами: когда-то они были повреждены, а теперь зажили. Мари вспомнила еще кое-какие сплетни. Некоторые из огромных кораблей-сплайнов были очень старыми, возможно, более миллиона лет, если верить куполам. И они были ветеранами древних войн, сражались, побеждали и проигрывали задолго до того, как появились люди.
   Они двигались не более получаса, когда пришли в другое помещение.
   Это было что-то вроде органической "фабрики". В широком открытом помещении, пересеченном крест-накрест распорками из хрящей, возвышалась единственная колонна шириной около метра, которая охватывала весь зал. Она была сделана из чего-то вроде полупрозрачной красно-фиолетовой кожи, и Мари разглядела, как внутри движется жидкость: возможно, кровь или вода. И там были искры, которые летали, как птицы.
   Капур громко принюхался. - Вы чувствуете этот запах? - Их накидки источали специфические запахи. - Озон. Запах электричества.
   У Джарн протекала неплотно запечатанная накидка с водой; Мари всю дорогу по туннелю натыкалась на капли. Но теперь она увидела, что капли падают - удаляясь от Джарн, следуя по медленно изгибающимся орбитам, направляясь к колонне, которая возвышалась в центре комнаты.
   Джарн, как зачарованная, проследила за тем, как капли приближаются к колонне.
   Что-то пробежало по телу Мари, что-то вроде напряжения. Она застонала и согнулась пополам.
   - О, - сказал Капур. - Это был прилив. Пусть...
   Без предупреждения он бросился вперед. Он неуклюже столкнулся с Джарн, попытался схватить ее и развернул к себе. По инерции они оба полетели к колонне. Но он попытался оттолкнуть ее.
   - Нет, сэр, вы этого не сделаете, - проворчала Джарн. Простым броском одной руки она отбросила его обратно к Мари. Но от этого сама еще быстрее полетела к колонне.
   Капур завертелся в воздухе. - Вы не понимаете.
   - Держи его, стрелок. - Мари увидела, что за спиной Джарн капли воды вращаются по узким орбитам, словно миниатюрные планеты вокруг цилиндрического солнца. Джарн сказала: - Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы...
   И тут она сдалась.
   Вот так просто, словно ее смял невидимый кулак. Ее конечности были вытянуты вперед, позвоночник и шея изогнулись, пока не треснули. Кровь и другие жидкости темно-фиолетового цвета заливали ее накидку, пока та, в свою очередь, не лопнула, и из нее не брызнула струя крови и дерьма.
   Мари схватила согнувшегося Капура и прижалась к нему всем телом, защищая его от потока телесных жидкостей.
   Капур плакал, кутаясь в накидку. - Я слышал это. Слышал, что с ней случилось.
   - Что?
   - Это камера с гипердвигателем. Разве вы не видите? Внутри сплайна даже звездный двигатель развивается органически. О, сегодня вы наблюдаете чудеса, стрелок. Чудеса, которые открывает перед вами жизнь.
   - Мы должны вытащить вас отсюда.
   Он выпрямился, казалось, беря себя в руки. - Нет. Лейтенант...
   Мари закричала ему в лицо: - Она мертва! - Он отшатнулся, как от удара. Она заставила себя говорить спокойно. - Она мертва, и мы должны оставить ее, как оставили остальных. Теперь я здесь главная. Сэр.
   - Скрим, - ровным голосом произнес он.
   - Что?
   - Имплант Джарн. Если мы хотим, чтобы у нас был хоть какой-то шанс на спасение, он нам нужен... Однажды скримы покорили саму Землю. Вы знали об этом? Теперь они выживают только как невольные симбиоты человечества.
   Мари оглянулась на тело Джарн, которое уплывало прочь от колонны. Казалось, она была сжата в какой-то точке где-то над животом. Возможно, в центре тяжести. - Я не могу.
   - Вы должны. Я помогу. - Голос Капура был тверд. - Возьмите свой нож.
  
   Они двигались, наверное, целый день.
   Накидка Мари начала спадать, становясь мутной, жесткой, сковывающей движения. Капур двигался все медленнее и слабее, и, хотя он не жаловался и даже не просил, ему требовалась большая помощь. Казалось, он был каким-то образом ранен, возможно, внутренне, потрясением, которое убило Джарн. Но Мари ничего не могла с этим поделать.
   Однажды туннель, по которому они шли, внезапно заполнился густой вязкой жидкостью, темно-красной с черными вкраплениями. Возможно, кровью. Мари пришлось прижать их обоих к стене; она обхватила Капура руками и просто держала его так, погруженного в ревущую, кроваво-темную реку, пока та не закончилась. Затем они продолжили путь.
   Наконец они нашли глаз.
   Это оказалось именно так: глаз, мясистая сфера диаметром в несколько метров. Она поворачивалась то в одну, то в другую сторону, массивно перекатываясь. Сзади было что-то вроде занавеса из узких, наложенных друг на друга пластинок - возможно, компонентов сетчатки, - от которых к нервному пучку отходили более узкие волокна, похожие на виноградные лозы.
   Мари легко раздвинула волокна. Прозрачная жидкость просочилась в общую темноту.
   Она втащила Капура внутрь глаза. Это было аккуратное сферическое помещение. В отличие от туннелей и камер, через которые они проходили, здесь не было ни теней, ни скрытых органических форм; здесь было почти уютно.
   Она прислонила Капура к стене. Нашла места, где можно было закрепить их тюки с водой и обрывок накидки, в котором плавал скрим, крошечная инопланетная не-рыба, обитавшая в желудке Джарн.
   Она толкнула переднюю стенку. Ее рука погрузилась в мягкую, податливую, полупрозрачную поверхность. Возможно, это была линза. Но за ней была только плоть с прожилками. - Если это глаз, почему я ничего не вижу?
   - Возможно, сплайн закрыл веки.
   Пол под Мари, казалось, содрогался; прозрачная жидкость пульсировала, медленные волны пересекали камеру, когда глаз поворачивался. - Но глаз движется.
   Капур слабо улыбнулся. - Несомненно, сплайн видит сон.
   Затем веко сплайна открылось, словно поднялся занавес. И сквозь плотную, искажающую изображение линзу Мари увидела свет кометы.
  
   Она увидела, что они находятся глубоко внутри солнечной системы. Она могла это сказать, потому что солнечный свет сделал комету яркой. Ее темную головную часть скрывало светящееся облако, а по черному небу тянулись два сияющих хвоста, состоящих из газа и пыли.
   Для Мари это было странное, прекрасное зрелище. В большинстве расширяющихся систем такой комете не позволили бы подлететь так близко к Солнцу из-за опасности для обитателей системы и для самой кометы - все эти выбросы газов сделали бы ядро опасным местом для жизни.
   Но она не увидела никаких признаков жизни. - Не понимаю, - сказала она. - Не вижу никаких огней. Где же люди? ... О.
   Капур обернулся, услышав, как она ахнула.
   Из сияния рассеянной кометы выплыли сплайны: огромные мясистые тела, дюжина, а то и больше. Она всмотрелась, ища зеленый символ человечества, предательский блеск оружия и сенсоров, но не увидела ничего, кроме стен из затвердевшей плоти и водянистого блеска глаз. Эта флотилия двигалась так, как никто из виденных ею раньше, - слаженно, да, но с какой-то жутковатой, текучей грацией, словно в огромном танце. Некоторые из сплайнов были меньше остальных, это были маленькие спутники, вращавшиеся вокруг больших планет других планет.
   И теперь они собирались вокруг ядра кометы.
   - Они пасутся, - сказала она. - Сплайны пасутся на комете.
   Капур улыбнулся, но его лицо было серым. - Это не флотилия. Это - как это называется? - это школа.
   - Это дикие сплайны.
   - Нет. Это просто сплайны.
   Стайка сорвалась с места и столпилась вокруг корабля Мари. Огромные фигуры проплыли перед ее глазами, как облака. Она увидела, что те, что поменьше, - младенцы? - почти игриво касались потрепанной кожи ее сплайна. Это было столкновение гигантов - даже самые маленькие из этих незрелых созданий достигали, должно быть, сотни метров в поперечнике.
   И вот сплайн накренился. Взгляд Мари переместился от кометы через усеянное звездами небо к планете.
   Она была голубой: синева океана, воды, цвет Земли. Но это был не человеческий мир. Он был покрыт океаном, морем, которое нарушалось лишь разбросанными блестящими льдинами на полюсах и несколькими старыми, ржавыми островами. Она могла разглядеть особенности мелководного океанского дна: огромные кратеры, даже одну светящуюся яму - следы вулканизма. Скрытое за горизонтом солнце отбрасывало сверкающие блики на серебристую морщинистую поверхность океана, и множество огромных волн, которые можно было увидеть с такой высоты, бесконечно катились по водному миру.
   И вот она увидела флотилию серо-белых фигур, которые рассекали высокие океанские волны, оставляя за собой следы, похожие на армаду могучих кораблей, видимых даже из космоса.
   - Конечно, - сказал Капур сухим шепотом, когда она описывала ему это. - Должно быть, так оно и есть.
   - Что?
   - Родной мир сплайнов. Место размножения. Мы знали, что они пришли из океана. Теперь они плывут сквозь смертоносные течения космоса. Но биологию отрицать нельзя; они должны вернуться сюда, в свое первоначальное место рождения, для размножения, для продолжения рода. Как морские черепахи, которые выползают на сушу, чтобы отложить яйца. - Капур сложил руки на груди. - Если бы только у меня были глаза!.. Я часто задавался вопросом, как сплайнам удалось совершить такой переход от океана к вакууму. У гигантских океанских пловцов, несомненно, не было конечностей, инструментов; не было бы необходимости в таком способе манипулирования, который позволил бы им перестроить себя. Должно быть, в этом были замешаны и другие люди, как вы думаете? Охотники или фермеры. По своим собственным причинам они перестроили сплайны и дали им возможность взлететь, взять под контроль свою судьбу.
   - Академик, - нерешительно произнесла Мари. - Я не узнаю звезды. Не вижу никаких признаков присутствия людей. Я никогда не слышала о подобном мире. В какой части Экспансии мы находимся?
   Он вздохнул. - Никто раньше не видел родной мир сплайнов. Поэтому мы не можем быть в Экспансии. Боюсь, я понятия не имею, где мы находимся. - Он слабо кашлянул, и она увидела, что он вспотел.
   Становилось жарко.
   Она посмотрела в окно-линзу. Этот голубой мир расширился настолько, что заполнил все ее окно, превратившись в стену океана. Но изображение становилось туманным, размытым розоватым сиянием. Плазма.
   - Я думаю, мы входим в атмосферу.
   - Сплайн возвращается домой.
   Теперь свечение стало ослепительно белым, заполняя комнату. Температура стремительно повышалась, и стены камеры начали дрожать. Она обнаружила, что ее прижимают к полу и глубоко вдавливают в податливую ткань.
   Я не переживу этого, - подумала она. - Они просто были слишком далеко от дома, слишком далеко от спасения, ситуация вышла из-под контроля. Это был первый раз, когда она поняла это, глубоко внутри себя. И все же она не испытывала страха, только беспокойство за Капура. Она баюкала его в своих объятиях, пытаясь защитить от торможения. Его тело казалось тонким, как палка. Он задыхался, его лицо исказилось от боли, от которой она не могла его избавить. Тем не менее, она попыталась поддержать его голову. - Тише, тише, - пробормотала она.
   - У вас есть еще кровь Пула?
   - Нет. Извините.
   - Жаль... - Он захныкал и попытался поднять руки к своим поврежденным глазам. Теперь она поняла, что он ни разу не пожаловался на эту рану, хотя мучения, должно быть, были постоянными и чувствительными.
   Она всегда считала себя сильной, но теперь ей казалось, что сила бывает разной. Ей казалось, что ее голова набита каменными глыбами: огромные мысли, обширные впечатления, которые грохотали у нее в голове, лишая покоя. - Лейтенант Джарн оказалась хорошим офицером. Не так ли, сэр?
   - Да, это так.
   - Она мне никогда раньше не нравилась. Но она пожертвовала своей жизнью ради вас.
   - Это был ее долг. Вы бы поступили так же.
   - Да, - упрямо сказала Мари, - но вы пытались спасти ее. Хотя в этом не было необходимости. Даже если бы вы сами погибли при этом.
   Он попытался повернуть голову. - Стрелок, я чувствую, вы считаете, что потерпели неудачу, потому что все еще живы. Послушайте меня сейчас. Вы не потерпели неудачу. В конце концов, то, что привело нас так далеко, было не вашей специальной подготовкой, а более глубокими человеческими качествами - смелостью, инициативой, выносливостью. Сочувствием. В конце концов, именно эти качества помогут победить в этой войне, а не лучший класс оружия. Вы должны гордиться собой.
   Она не была в этом уверена. - Если я когда-нибудь выберусь из этого, мне придется пройти курс переориентации.
   - Я думаю, Комиссии придется прекратить свою работу... Ах. - Его лицо исказилось. - Дитя мое. - Ей пришлось наклониться, чтобы расслышать его. Он прошептал: - Даже сейчас мой несчастный разум не перестает выдавать нежелательные идеи. У вас все еще есть долг, который вы должны выполнить. Запомните.
   - Запомнить?
   - Вы видели звезды. Учитывая это, можно восстановить положение этого мира, этого дома сплайнов. И насколько ценной была бы эта информация. Это конец бесплатным сплайнам, - сказал он. - Какая жалость. Но, боюсь, у нас есть долг. Вы должны помнить. Расскажите комиссарам о том, что вы видели.
   - Сэр...
   Он попытался схватить ее за руку, его изуродованное лицо исказилось. - Скажите им. - Его спина выгнулась, и он задохнулся. - О.
   - Нет, - сказала она, встряхивая его. - Нет!
   - Простите меня, стрелок Мари. Мне очень жаль. - И он издал громкую булькающую отрыжку и обмяк.
   Она продолжала баюкать академика Капура, укачивая его, как ребенка, в то время как возвращающийся домой сплайн все глубже погружался в плотную атмосферу своего мира.
   Но, держа его на руках, она сняла с его пояса флаконы с мнемонической жидкостью и выпила их один за другим. И она достала из сумки на накидке скрима - он извивался в ее пальцах, холодный и очень чужой, - и, преодолевая отвращение, проглотила его.
   В последние мгновения огромное веко сплайна закрылось.
  
   В сопровождении лейтенант-коммандера Эрдака комиссар Дрит осторожно прошла по туннелю перемещения в поврежденный глаз сплайна.
   Дрит нахмурила брови, отчего по ее выбритой голове пробежала волна тонких складок. Было достаточно неприятно находиться в теле живого существа, не говоря уже о том, чтобы столкнуться лицом к лицу с ужасным зрелищем, которое обнаружили здесь спасатели. Тем не менее, это был приз, который стоило получить.
   Эрдак сказал: - Вы можете видеть, как рыба-скрим пожирала эту молодую флотскую изнутри. Таким образом, она оставалась живой, во всяком случае, достаточно долго, чтобы послужить маяком, предупреждающим нас, когда этот сплайн вернется к работе в человеческом космосе. И в теле стрелка оставалось достаточно мнемонической жидкости, чтобы...
   - Одной капли достаточно, - пробормотала Дрит. - Я понимаю принцип, коммандер.
   Эрдак сдержанно кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
   - Отличная победа, коммандер, - сказала Дрит. - Если удастся заблокировать среду размножения сплайна, то его можно будет эффективно контролировать.
   - В конце концов, эти двое выполнили свой долг.
   - Да, но мы лично выиграем от этого открытия. - Коммандер никак на это не отреагировал; возможно, счел это замечание личным испытанием, ловушкой.
   Дрит посмотрела на скрюченные тела и ткнула в них отполированным носком ботинка.
   - Посмотрите, как они обвились друг вокруг друга. Странно. Вы бы не ожидали, что сухой как палка академик и тупоголовая космическая флотская сойдутся так близко.
   - Человеческое сердце таит в себе тайны, которые нам еще предстоит постичь, коммандер.
   - Да. Даже с помощью мнемоники, я думаю, мы никогда не узнаем, что на самом деле здесь произошло.
   - Но мы знаем достаточно. Что еще важно? - Дрит повернулась. - Идемте, коммандер. Нам обоим нужно составить отчеты, а затем спланировать миссию, выходящую далеко за рамки текущего дополнения... Настоящее приключение!
   Они ушли, разговаривая, планируя. На место прибыли криминалисты, чтобы забрать тела. Это было нелегко. Даже после смерти они были тесно переплетены, как будто одна баюкала другого.
  
   Освоенная технология Снежинок оказалась очень ценной гораздо позже, когда я, Люру Парц, заново открыла ее в разлагающихся архивах.
   Тем временем интуиция не подвела Капура. Это был поворотный момент. С появлением сплайнов Третья экспансия ускорилась. Человечество распространилось по всей Галактике.
   Солдаты авангарда и ассимиляторы были безрассудны.
   Разрушительны.
   Великолепны.
  
  

ГРЕЗЯЩАЯ ПЛЕСЕНЬ

  
   12 478 г. н.э.
  
   Томм обнаружил новый участок грезящей плесени. В тени влажного древесного корня он превратился в серый круг размером с обеденную тарелку. Там, где она коснулась темно-красной почвы, остался слизистый след. Плесень часто можно встретить в таких тенистых местах. Ей не нравится яркость фонарей для выращивания растений. Рассеянный свет звезд придавал плесени размытые цвета, но она всегда выглядела некрасиво.
   Томм погрузил руки в форму. На ощупь она была холодной и скользкой, но, когда привыкнешь, было совсем неплохо.
   И форма заговорила с ним.
   Как всегда, это было похоже на пробуждение. Внезапно он почувствовал резкий запах озона, исходящий от огней, и услышал блеяние козы на ферме Гэвилов за горизонтом, и ему показалось, что он может видеть каждую из ста двадцати тысяч звезд на переполненном небе.
   А потом он раскинулся в стороны, так себе это представил, потянулся влево и вправо. Скопление звезд застыло у него над головой - или, может быть, они кружились и кружились, становясь невидимыми. Теперь он был с плесенью. И он мог видеть ее долгую, простую, безликую жизнь, всю целиком, от начала до конца, вырванную из времени, как огромная серая каменная глыба, извлеченная из земли.
   Даже его сердце перестало бешено колотиться.
   Но что-то промелькнуло, искра на фоне оранжевых звезд.
   Он вернулся в прошлое. Он стоял и вытирал скользкие руки о штаны, наблюдая за приближением космического корабля.
   Ему было восемь лет.
  
   Металлические глаза Карда сверкали в ярком свете звезд. - Лета, мне все это нравится. Есть ли что-нибудь прекраснее, чем свет звездолета, пробивающийся сквозь обломки планеты?
   Это было шаровое скопление, вращающееся далеко за пределами главного диска Галактики. Небо было усеяно звездами, оранжевыми и желтыми, множеством древних фонарей, уходящих в бесконечность. Но перед этими звездами целеустремленно двигались более бледные огоньки. Это были корабли, управляемые людьми. И Ксера увидела россыпи розовых искр, беззвучные взрывы. Каждый из этих отдаленных взрывов означал разрушение целого мира.
   Корпус флиттера был прозрачным, потому что контр-адмиралу Карду так нравилось. Даже органы управления были не более чем призрачными прямоугольниками, нарисованными в воздухе. Это было похоже на то, как если бы Ксера вместе с Кардом и Стабом, их молодым пилотом, беспомощно падали в этом переполненном людьми небе, и она пыталась не обращать внимания на то, как у нее скручивает желудок.
   Ксера осторожно произнесла: - Я восхищаюсь эффективностью вашего процесса.
   Он отмахнулся от этого. - Забудьте об эффективности. Забудьте о процессе. Комиссар, это скопление содержит миллион звезд, сжатых в шар диаметром в сотню световых лет. Прошло всего четыре десятилетия с тех пор, как мы впервые прибыли сюда. И мы обработаем их все, все эти красивые огоньки в небе, в течение следующих пятидесяти-шестидесяти лет. Что вы об этом думаете?
   - Адмирал...
   - Такова реальность Ассимиляции, - отрезал он. - Десять тысяч кораблей, десять миллионов человеческих существ только в этом флоте. И то же самое происходит по всей Экспансии, на огромном сферическом фронте в сорок тысяч световых лет шириной. Я сомневаюсь, что вы даже мечтали о таких зрелищах, как здесь, в центре. Комиссар, смотрите и учитесь...
   Без предупреждения с неба посыпались планеты, как из пушки. Она съежилась.
   Кард рассмеялся, увидев ее шок. - О! А вот и наш пункт назначения.
   К ним повернулся, ухмыляясь, Стаб, молодой пилот с лицом грызуна. - Сэр, разбудите меня, когда станет интересно.
   Стаб обзывал Ксеру тупицей, когда думал, что она его не слушает. Она старалась не презирать их обоих за то, как они издевались над ней.
   В этой солнечной системе было три мира, вовлеченных в сложный гравитационный танец. Ксера могла видеть их все, головокружительно проносящиеся бледными звездными дисками на фоне густого неба. Только один из них был обитаем: она видела голубизну воды и серо-зелень живых существ, расплескавшихся по его ржаво-красной шкуре. Это место неизбежно называлось "Домом" на языке первых человеческих колонистов, которые достигли этого места тысячелетия назад.
   Ксера была ксенокультуралистом. Она оказалась здесь, потому что обитатели Дома сообщили о появлении в их мире местных разумных существ. Если бы это было правдой, планета могла бы быть избавлена от аварийных бригад, от разрушения ради извлечения ее внутреннего железа, а ее аборигенов использовали бы более тонко: разум был ценен. Судьба целых культур, инопланетных и человеческих, судьба мира может зависеть от ее оценки притязаний жителей.
   Но времени у нее было катастрофически мало. Нетерпеливое присутствие здесь контр-адмирала Карда - он не хотел отпускать никого из своих линейных офицеров, чтобы те проверили то, что он называл "хрюканьем земляного червя", - сказало ей все, что ей нужно было знать об отношении военно-космического флота к ее миссии.
   С запозданием она вспомнила, что нужно развернуть свой компьютер с данными; ей нужно было зафиксировать орбитальную динамику трех миров. Здесь, в этом многолюдном скоплении, сближение звезд было частым, и миры обычно отрывались от звезд, которые их породили. Большинство планет плавали поодиночке, но этот мир, наш Дом, был необычен тем, что у него было два гравитационно связанных мира-компаньона. Природа их взаимных орбит, по-видимому, озадачила академиков, и они попросили ее проверить это. Динамика орбиты вряд ли была ее приоритетом, но больше ни у кого не было шанса изучить эту уникальную шкатулку миров. Она приподняла свою панель, позволяя ей записывать.
   Но флиттер уже начал свой быстрый спуск, и возможность была упущена.
   Она пролетела сквозь впечатляющий орбитальный ряд Снежинок - гигантских четырехгранных артефактов, используемых военно-космическим флотом в качестве станций наблюдения и связи. Затем перед ней открылся пейзаж, который расстилался внизу, страна озер, лесов, ферм и разбросанных городков, зеленых растений, освещенных прожекторами, установленными на необычных стеблях.
   Все это было так сложно, так увлекательно, но у нее было так мало времени. Такова была реальность ассимиляции: освоение чужих миров и видов в промышленных масштабах. Здесь вы просто делали все, что могли, до того, как появились команды звездоломов. На самом деле это была спасательная работа. Единственным утешением было то, что вы никогда не узнаете, что пропустили.
   Она погрузилась в темноту. Ее окутала пена от удара.
   Ксера понятия не имела, что произошло. Но она почувствовала укол вины и удовлетворения от того, что Кард и его великолепный военно-космический флот все-таки облажались.
  
   Для Тома флиттер был почти невидимым пузырем, несущимся по воздуху, с тремя пассажирами, подвешенными внутри. Но затем он остановился как вкопанный, словно налетел на стену, и его корпус появился из ниоткуда. Затемненный, флиттер выглядел уродливо и бугристо. На мгновение он завис в воздухе. Затем флиттер накренился и без всяких церемоний упал, ткнувшись носом в землю.
   При ударе корпус разделился на отсеки, которые упали в грязь. Люки открылись, и на ржаво-красную землю потекла липкая белая жидкость.
   Оттуда выпали два человека. На них были ярко-оранжевые облегающие костюмы, на которые налипла эта жидкость. Они, пошатываясь, отошли на несколько шагов от места крушения и рухнули на колени. Томм увидел, что это были женщина и мужчина.
   У мужчины были серебристые искусственные глаза. Он не видел Томма, а если и видел, то ему было все равно. Он немедленно поднялся и направился обратно к флиттеру, отодвигая обломки с дороги.
   Женщина была моложе. Ее голова была обрита наголо. Она поднялась на ноги медленнее. Огляделась по сторонам, как будто никогда раньше не видела звезд, грязи и огней. Посмотрела прямо на Томма.
   Затем, придя в себя, она подбежала к разбитой передней части флиттера. Томм разглядел там брызги крови. Женщина отступила назад с выражением ужаса на лице. Она огляделась, но никого не было видно, никого, кроме Томма.
   Она вернулась и заговорила с ним. Он подождал, пока она постучит по панели у себя на груди, и рядом с ее плечом в воздух взлетит коробка. - Ты меня понимаешь? - спросила коробка.
   - Да, - ответил он.
   - Мне нужна помощь.
   Вместе они вскрыли разорванный корпус. Смотреть было особо не на что. Из-за вызванной непрозрачности корпус выглядел как потертый металл, а все управляющие поверхности капсулы были пустыми, мертвыми. Но там был мужчина - Томм предположил, что это был пилот, - сжавшийся в комок в носовой части капсулы, как если бы вы запихивали салфетку в карман.
   Женщина склонилась над пилотом, ощупывая его шею. - Он все еще жив. Пульс учащенный... Лета, я не обучена этому. Как тебя зовут?
   - Томм.
   - Хорошо, Томм. Я Ксера. Мне нужно, чтобы ты передал мне медицинскую накидку. В отсеке позади тебя.
   Дверь была жесткой, но Томм был сильным. Накидка была ярко-оранжевой, такой яркой, что, казалось, ослепляла. Ксера просто швырнула ее в пилота. Она сразу же начала расползаться по телу, а затем наполнилась еще большим количеством белой слизи.
   Когда накидка затвердела, Ксера взялась за плечи пилота, а Томм за его ноги. Пилот оказался легче, чем выглядел. Они вытащили его через разорванный корпус и положили на землю. Он лежал в грязи, завернутый, как жук, в кокон, и было видно только его покрытое синяками лицо.
   - Он выглядит молодо, - сказал Томм.
   - Ему всего пятнадцать. - Она взглянула на него. - Сколько тебе лет?
   - Восемь. Сколько тебе лет?
   Она заставила себя улыбнуться. - Двадцать пять стандартных. Я думаю, ты очень храбрый. - Она махнула дрожащей рукой. - Чтобы справиться со всем этим. Космический корабль разбился. Раненый человек.
   Томм пожал плечами. Он вырос на ферме. Знал о жизни, травмах и смерти.
   Он ждал, что будет дальше.
  
   Воздух был теплым и пах ржавчиной. Земля была похожа на стертую поверхность стола.
   Кард вывалил из флиттера на землю груду снаряжения и принялся рыться в нем.
   Ксера спросила: - Адмирал, что случилось?
   - Скримы, - без обиняков ответил Кард. - Они мертвы, все до единого. Все системы отключены. Мы даже не получили сигнал бедствия. - Он взглянул на небо. - Диспетчеры не знают, что мы здесь. Такое случалось и раньше. Никто не знает, как этим маленьким ублюдкам это удается.
   - Вы хотите сказать, что скримы покончили с собой, чтобы помешать нам?
   - О, вы думаете, это совпадение, что это произошло как раз в тот момент, когда мы начали свой последний спуск?
   Скримы были немного похожими на рыб водными существами с групповым сознанием. Когда-то, как говорили, они завоевали саму Землю. Теперь, после долгой ассимиляции, они использовались как средства связи, как часть технологии. Некоторые люди даже использовали импланты скримов. Но, похоже, скримы все еще были способны на сопротивление. Возможно, подумала она, ассимиляция была не такой полной, как ее представляли пропагандисты Комиссии.
   Тяжелый взгляд Карда скользнул по закутанному пилоту, словно он не хотел смотреть на него слишком пристально.
   - Стаб ранен, - сказала Ксера. - Накидка сохранит ему жизнь на некоторое время, но...
   - Нам нужно добраться до базового лагеря. Это к северу отсюда, примерно в полудне ходьбы.
   Она с сомнением огляделась. Не было ни солнца, ни луны. Даже родные миры были невидимы. Были только звезды, сплошное их скопление, одинаковое, куда ни глянь. - В какой стороне север?
   Кард нетерпеливо сверкнул глазами. Казалось, он впервые увидел Томма. - Ты. Местный. В какую сторону?
   Томм, не колеблясь, указал пальцем. Ксера заметила, что ноги у него были босые.
   - Тогда мы пойдем этим путем. Нам понадобятся носилки. Ксера, приготовь что-нибудь.
   Томм сказал: - Мой дом ближе. - Он снова указал пальцем. - Это как раз в той стороне. Мои родители могли бы вам помочь.
   Ксера посмотрела на Карда. - Адмирал, это имело бы смысл.
   Он сердито посмотрел на нее. - Нельзя везти раненого флотского в лагерь аборигенов.
   Ксера попыталась сдержать раздражение. - Здешние люди не животные. Они фермеры. Стаб может умереть раньше...
   - Конец дискуссии. Ты. Земляной червь. Не хочешь пойти и показать нам дорогу?
   Томм пожал плечами.
   Ксера нахмурилась. - Тебе не нужно говорить родителям, где ты?
   - Вы - военно-космический флот, - сказал Томм. - Мы все граждане Третьей экспансии. Вы пришли сюда, чтобы защитить нас. Вот что вы нам сказали. Какой вред мне может быть от вас?
   Кард рассмеялся.
  
   Земля под ногами была покрыта плотно утрамбованной темно-красной грязью. Вскоре она уже пыхтела от напряжения, бедра и колени ныли от усталости. После полугода, проведенного в темном нутре корабля-сплайна, Ксера отвыкла от физических упражнений.
   Кард, с узелком на спине, шел неуклюже, испытывая явное отвращение к самой пыли под ногами.
   По крайней мере, земля была более или менее ровной. А Стаб на своих импровизированных носилках был не таким тяжелым, каким должен был быть. Очевидно, в хитроумной медицинской накидке были какие-то антигравитационные штучки. Однако, несмотря на все усилия, состояние Стаба не улучшалось. Край накидки вокруг его все более бледного лица предупреждающе светился синим.
   Мальчик, Томм, казалось, был заинтересован всем этим приключением.
   Вдали от возделываемых земель земля казалась лишенной питательных веществ, и единственными холмами были выветренные пни, такие же пыльные, как и все остальное. Это было старое место, подумала она. Население, очевидно, было немногочисленным, не больше, чем могла прокормить эта истощенная земля.
   И небо было загадочным.
   Ксера выросла на маленькой планете в системе 70 Опиути, расположенной менее чем в семнадцати световых годах от Земли. Там, на главном диске Галактики, на ночном небе было видно три тысячи звезд. В этом шаровом скоплении их было в сорок раз больше. Над горизонтом постоянно проплывали скопления звезд, отбрасывая рассеянный свет, пронизанный бледными, сложными, подвижными тенями. Их было слишком много, чтобы сосчитать, идентифицировать, проследить за ними. В этом мире не было солнца и слишком много звезд; он не знал ни дня, ни ночи, только этот неизменный, мутный звездный свет. Здесь время текло незаметно, и небо во всех направлениях выглядело одинаково.
   Им предстояло пересечь возделанное поле. Над зелеными зарослями нависал ряд прожекторов, которые, по-видимому, должны были дополнять звездный свет.
   Кард вытащил полупрозрачный костюм из найденного свертка, который он нес, и перевязал ему руки и ноги. - Ты, - сказал он Тому. - Возьми это. Нам нужны припасы.
   Ксера попыталась возразить против такой небрежной кражи чужого урожая. Но Томм уже бежал рядом с Кардом, широко шагая. Они начали пригоршнями засовывать зеленые стручки в завязанный костюм. Ксера ждала возле Стаба.
   - Расскажи мне, что ты здесь ешь, - рявкнул Кард.
   - Горох, - весело сказал Томм. - Бобы. Рис. Пшеницу.
   - Никаких репликаторов?
   Ксера сказала: - Адмирал, предки Тома здесь, потому что семь тысяч лет назад они бежали с Земли, оккупированной кваксами. Нанорепликаторы - это технология кваксов. Здешние колонисты ненавидят такие вещи.
   Кард огляделся. - Так как же они терраформировали это место?
   - Трудным путем. Очевидно, у них на это ушли столетия.
   - И теперь они выращивают пшеницу.
   - Да.
   Кард рассмеялся. - Ну, наши костюмы будут отфильтровывать токсины.
   - У нас также есть козы, - сказал мальчик.
   - Только представьте себе.
   Они подошли к древнему, спутанному дереву, и Кард наклонился, чтобы осмотреть его корни. Он вытащил пригоршню чего-то, похожего на грибок. - Что это?
   - Грезящая плесень, - ответил Томм.
   - Что ты сказал?
   Ксера поспешила к нему. - Вот почему мы здесь. Это реликт местной экологии, сохраненный при терраформировании.
   Кард поднял сероватый предмет. - Предполагается, что это существо обладает разумом?
   - Так утверждают местные жители.
   - Она даже не может двигаться.
   - Она может, - настаивал Томм. - Она передвигается, как скользкий жук.
   Ксера подняла свою компьютерную панель, показывая изображения с карты памяти. - На ходу она поглощает питательные вещества из органического мусора, местных аналогов листьев и травы. Затем протоплазма затвердевает, принимая определенную форму, по мере того как плесень готовится к созреванию плодов. У некоторых видов есть маленькие зонтики и удочки.
   Этот организм на самом деле был похож на земных слизевиков: очень древняя форма из тех времен, когда категории жизни были размыты, когда высшие растения еще не отделились от грибов, а вся животная жизнь протекала в бесформенной протоплазме. Что было более спорным, так это то, были ли эти формы разумными или нет. Она уже задавалась вопросом, как ей завершить свою оценку - как она могла это определить?
   Кард заметил ее сомнения. Он повернулся к ребенку. - Как может эта твоя форма быть такой умной, если она не умеет пользоваться инструментами?
   - Раньше они умели, - сказал Томм.
   - Что?
   - Когда-то они строили звездолеты. Они прилетели вон оттуда. - Он указал на темную россыпь звезд, но Ксера поняла, что он указывал на главный диск Галактики.
   Она спросила: - Откуда ты знаешь такие вещи?
   - Когда к ним прикасаешься. - Мальчик пожал плечами. - Ты просто знаешь.
   - И зачем, - спросил Кард, - они пришли в такую дыру, как эта? Тут даже солнца нет.
   - Они не хотели солнца. Они хотели такое небо, - он снова указал вверх.
   - Почему?
   - Потому что по нему нельзя определить время.
   Кард пристально смотрел на Ксеру, взвешивая форму в руках. - Это все, что здесь есть? Что, во имя Леты, мы здесь делаем, комиссар?
   - Давайте просто попробуем эту идею, прежде чем отбросим ее, - быстро сказала Ксера. - Предположим, существовала древняя раса, которая покончила, - она подняла руку к небу, где горели миры, - со всем этим. Колонизировала, строила...
   - И они пришли на эту истощенную свалку, - огрызнулся Кард. - Они разобрали свои звездолеты и превратились в слизь. Верно? Но даже здесь, в этом скоплении, небезопасно. Вы хоть представляете, каково это - пережить пролет через всю Галактику? - Он покачал головой. Он бросил местную форму жизни в бункер вместе со стручками гороха и фасоли.
   - Адмирал...
   - Конец дискуссии.
   Они пошли дальше.
  
   Звезды были мрачными. Большинство из них были оранжевыми или даже красными и тихо плавали в своих настороженных скоплениях. Все звезды этого скопления были примерно одного возраста, и все они были старыми. Даже планеты были настолько старыми, что радиоактивность, заключенная в их недрах, уменьшилась. Что объясняло старый ландшафт: ни тектоники, ни геологии, ни горообразования.
   Вот что мы видим в шаровом скоплении. Подобно рассеянной планете, все это скопление вращается вокруг центра Галактики. Каждые сто миллионов лет оно проходит сквозь диск Галактики, и в эти катастрофические промежутки времени из пространства между звездами удаляется вся пыль. Таким образом, не было ни несгоревшего газа, из которого можно было бы создавать новые звезды, ни каменной пыли, из которой можно было бы создавать новые планеты. Вот почему флоту приходилось разрушать планеты ради их железа. Между мирами камни и металлы были редкостью.
   Конечно, Кард был прав насчет опасностей, связанных с пересечением главного диска. Эта планета подверглась бы бомбардировке водородом и пылью из спиральных рукавов. Одна-единственная пылинка дала бы энергию ядерной бомбы. Это место было бы залито рентгеновскими лучами, если бы атмосфера не была полностью очищена.
   Может быть, может быть. Но, как выяснила Ксера, сверившись со своим планшетом, который висел у нее на шее, последнее пересечение плоскости состоялось всего пару миллионов лет назад. Оставалось еще почти сто мегалет, прежде чем снова придется столкнуться с этим бедствием. Времени хватит на всех.
   Это был не академический спор. Если бы она смогла доказать, что на планете есть разум, ее можно было бы не разрушать, а колонистам-людям позволили бы продолжать свой образ жизни. Если нет...
   Кард снова остановился, тяжело дыша. - Передохните. - Он бросил носилки, присел на корточки, достал из своего импровизированного рюкзака горсть гороховых стручков и запихал их в рот неочищенными.
   Запасной костюм впитал немного воды из растительного сырья. Ксера взяла один из рукавов и плеснула воды в рот Стаба. Его дыхание было прерывистым, лицо одутловатым. Она немного распахнула накидку у него на шее, пытаясь облегчить его положение.
   Кард отшатнулся от вони, исходившей от накидки, - землянистой смеси крови и дерьма, запаха раненого человека. - Лета, я ненавижу это. - Он отвернулся. - Думаете, база далеко?
   - Не знаю. Недалеко, конечно.
   Он молча кивнул, не глядя на нее.
   Томм тихо сидел и наблюдал за ними, поджав под себя босые ноги. Он не просил ни еды, ни питья. Из них троих он был, безусловно, самым свежим.
   Ксера снова взглянула на свой компьютер. Компьютер обрабатывал данные наблюдений, которые она смогла сделать перед посадкой. Теперь компьютер показывал, что Дом и два его спутника движутся по орбите, описывая восьмерку. Это было экзотическое, но надежное решение древней проблемы о том, как три тела могут сближаться под действием силы тяжести. Более распространенные решения напоминали планеты, обычно вращающиеся вокруг Солнца, или три мира, расположенные по углам вращающегося равностороннего треугольника.
   Она попыталась обсудить это с Кардом. Он знал об орбитальной динамике гораздо больше, чем она. Но его это определенно не заинтересовало.
   Ксера вытащила грезящую плесень из перевязанного костюма. Немного обезвоженная, она была холодной на ощупь, но не неприятной. Она ничего не могла сказать, просто взглянув на нее.
   Она неуверенно протянула ее Томму.
   Мальчик прижал ладони к плесени. Он выглядел слегка разочарованным. - Она слишком сухая.
   - Томм, что происходит, когда ты прикасаешься к плесени?
   - Например, если ты болен. - Томм пожал плечами. - Плесень тебе помогает.
   - Как?
   Он произнес несколько слов, с которыми не смог справиться плавающий переводчик. Затем он сказал: - Время останавливается.
   Кард сел. - Время останавливается?
   - Вот так. Плесень не видит времени. - Томм сделал несколько резких движений. - Один шаг за другим. Шаг, шаг, шаг. Она воспринимает время как единое целое. Все сразу.
   Кард приподнял безволосые брови.
   Ксере захотелось возразить ему. - Нам нужно быть непредвзятыми, адмирал. Мы здесь для того, чтобы искать странное, незнакомое. В этом весь смысл. Мы знаем, что время измеримо. Мгновения подобны песчинкам. Мы воспринимаем их линейно, как жук, перепрыгивающий с одного зерна на другое. Но возможно и другое восприятие времени. Возможно...
   На лице Карда отразилось отвращение. - Эти землекопы назвали бы мою задницу разумной, если бы это могло задержать звездоломы еще на один день. - Он наклонился к мальчику, который выглядел испуганным. - Ты понимаешь, что мы здесь делаем? Планеты, подобные вашей, в шаровом скоплении редки. Вот почему нам нужно взорвать ваш мир. Чтобы мы могли использовать то, что находится внутри, для создания большего количества кораблей и оружия.
   - Чтобы вы могли взорвать больше миров.
   - Вот именно. Слизевиков и все такое.
   - Разве не это кваксы сделали с людьми?
   Ксера подавила смех.
   Кард сверкнул глазами. - Послушай меня. Ты всего лишь сопливый земляной червяк, а я контр-адмирал. И в любой момент, когда я захочу, я могу...
   Медицинская накидка Стаба внезапно стала ярко-синей.
   Ксера поспешила к умирающему пилоту. Кард выругался, встал и пошел прочь.
   Томм уставился на него.
   Ксера пощупала пульс - он был отчаянно слабым - и склонилась ухом ко рту Стаба, пытаясь уловить дыхание. Я здесь для того, чтобы судить другую расу, возможно, гораздо более древнюю, чем моя собственная, - подумала она. - Но я даже не могу спасти этого несчастного мальчика, лежащего в грязи.
   Кард расхаживал вокруг. Алая пыль запачкала его блестящие ботинки. - Мы прошли весь этот путь впустую.
   - Это был ваш выбор, - отрезала она. - Если бы мы обратились за помощью к фермерам, возможно, мы смогли бы спасти его.
   Кард не собирался с этим мириться. Он повернулся к ней. - Послушайте меня, комиссар.
   Томм запихивал кусочки грезящей плесени в рот Стаба.
   Кард схватил Томма за руку. - Что ты делаешь?
   - Плесень хочет ему помочь. Это то, что мы делаем.
   Ксера быстро спросила: - Когда тебе будет больно, когда ты будешь умирать, ты сделаешь это?
   - Вы заберете его из времени.
   Кард сказал: - Ты задушишь его, маленький червяк. - Он все еще держал мальчика за руку.
   - Адмирал, отпустите парня.
   Он сказал с угрозой в голосе: - Это флотский.
   - Но мы подвели его, Кард. Накидка не помогает. Он умирает. Пусть мальчик делает, что хочет. Если ему от этого станет легче...
   Лицо Карда исказилось. Но он отпустил.
   Уныло и беспомощно Ксера наблюдала, как мальчик терпеливо отправляет кусочки плесени в рот пилоту.
   Вы лишаете его времени.
   Неужели это правда? Каково это - ослабить хватку времени, иметь разум, наполненный зелеными мыслями, как у овоща, быть пустым от всего, кроме себя? Кард сказал, что у плесени нет целей. Но какая может быть более высокая цель? Кому нужны звездолеты, города, войны и империи, когда можно, наконец, избавиться от страха смерти? И что может быть более сильным чувством сопереживания, чем поделиться таким даром с другими?
   Или, может быть, плесень была просто каким-то галлюциногеном, который жевали скучающие фермеры.
   Дыхание Стаба, хотя и поверхностное, казалось, стало немного легче.
   Она сказала: - Думаю, это помогает.
   Кард даже не посмотрел вниз. - Нет.
   - Адмирал...
   Он повернулся к ней. - Я знаю законы разумности. Что определяет интеллект? У вас должны быть цели, и вы должны стремиться к ним. Какие цели есть у слизевика? Во-вторых, вам нужно обладать эмпатией: своего рода осознанием наличия интеллекта у других. И, что самое важное, вам необходимо чувство времени. Жизнь может существовать только во Вселенной, которая достаточно сложна, чтобы находиться в состоянии неустойчивого равновесия - жизнь не могла бы возникнуть в теплой ванне, где нет потоков энергии или массы. Таким образом, отслеживание времени имеет фундаментальное значение для интеллекта, поскольку ощущение времени проистекает из универсального нарушения равновесия, которое управляет самой жизнью. Там. Если у этих существ действительно нет чувства времени, они не могут быть разумными. Как вы на это ответите? Здесь ничего нет, комиссар. Вам нечего спасать.
   Она прижала пальцы к вискам. - Адмирал, история человеческого понимания заключается в отказе от предрассудков, касающихся нас самих, других людей, природы жизни, разума. Мы прошли долгий путь, но все еще учимся. Возможно, даже настойчивое использование чувства времени само по себе является еще одним препятствием в нашем мышлении...
   Она видела, что Кард ее не слушает.
   Но, - подумала она, - дело не только в законах разумности, не так ли, адмирал? Вы не можете смириться с тем, что сегодня приняли неверное решение. Точно так же, как вы не можете смириться с тем, что здешние скромные создания, фермеры, этот мальчик и даже плесень, могут знать что-то, чего не знаете вы. Вы скорее уничтожите все это, чем согласитесь с этим.
   По ее панели поползли данные. Она опустила взгляд. Панель терпеливо продолжала обрабатывать данные об орбите. Восьмерка была редкой конфигурацией, как сообщила панель, исчезающе маловероятной. Слишком невероятной, чтобы быть естественной. Она почувствовала, как ее охватывает удивление. Были ли они, в конце концов, тщеславны? Прежде чем они превратились в эту скромную форму, даже утратили свой облик, оставили ли они грандиозную динамичную подпись, нацарапанную на небе?..
   Но уже слишком поздно, слишком поздно. Это место будет разрушено, и мы никогда не узнаем, что здесь произошло.
   Кард поднял свое искусственное лицо, беспокойный, прикованный к земле. - Лета, я ненавижу это, пыль и боль. Чем скорее вернусь на небо, тем лучше. Знаете что? Все это не имеет значения. Независимо от того, правы вы или нет в отношении формы, ваши мелкие моральные дилеммы не имеют значения, комиссар. Потому что ассимиляция почти завершена. Мы очистили эту Галактику. Теперь нам нечего противопоставить - ничего, кроме еще одного противника.
   - Я должна закончить свою оценку...
   - Здесь ничего не произошло, комиссар. Ничего.
   Томм откинулся на спину, улыбаясь.
   Ксере показалось, что лицо молодого пилота расслабилось, что ему стало немного легче дышать, прежде чем он успокоился.
  
   Лично я испытываю больше симпатии к Ксере и ее сложным этическим дилеммам, чем к Карду.
   Но именно высокомерное нетерпение Карда передало дух времени.
   Поколения поденок сменяются ужасно быстро. И почти все поденки, вписанные в историю, верят, что их эпоха вечна, что так будет до скончания веков. Почти все. Нужно быть особенной поденкой, чтобы понять, что она живет в эпоху перемен, время, когда великие силы меняются, и еще более особенным, чтобы иметь возможность влиять на эти силы.
   Кард оказался одним из таких.
   Как он и сказал, Галактика была очищена. Оставался только один противник. Оставалось завершить только одну войну.
   Но сначала ее нужно было начать.
  
  

БОЛЬШАЯ ИГРА

  
   12 659 г. н.э.
  
   Мы сидели в своем блистере и ждали высадки. Мои космические пехотинцы, пятьдесят человек в ярко-оранжевых скафандрах Юкавы, сидели беспорядочными рядами. Они пытались скрыть это, но я видел напряжение в том, как они сжимали свои опорные тросы, и их необычное нежелание прикасаться к флотским, "мокрым".
   Что ж, когда я посмотрел сквозь прозрачные стенки блистера на опасное небо, то сам это почувствовал.
   Мы находились далеко от главного диска, и лишь редкие оранжево-красные звезды гало виднелись на фоне самой Галактики - лужицы свернувшегося света, простиравшейся вправо и влево, насколько хватало глаз. Но когда наш корабль-сплайн отважно совершал сложные маневры уклонения, этот огромный слой света хлопал вокруг нас, как сломанное крыло птицы. Я мог видеть родное солнце нашей цели - оно было карликом, булавочной головкой, светящейся тусклым красным светом, - но когда сплайн подпрыгивал и перекатывался, даже звезда-цель покачивалась на небе.
   И, если оставить в стороне головокружение, то, что скрутило мои собственные мышцы от напряжения, так это то, что я мельком увидел корабли, которые роились, как мотыльки, вокруг этой карликовой звезды. Красивые пикирующие корабли с крыльями в виде семян платана - безошибочно узнаваемые ночные истребители ксили, НИКи. За ксили отвечал капитан сплайна, а не я. Но я не мог заставить свой сверхактивный разум перестать размышлять о том, что же привлекло такое их скопление так далеко от Ядра Галактики, их привычного места обитания.
   Учитывая напряжение, я испытал почти облегчение, когда Лиан вырвало.
   Скафандры Юкавы тяжелые и негнущиеся, они предназначены скорее для защиты, чем для гибкости, но ей удалось наклониться достаточно далеко вперед, чтобы ее ярко-желтая рвота попала в основном на пол. Ее приятели отреагировали так, как вы могли себе представить.
   - Извините, лейтенант. - В свои семнадцать лет она была самой молодой в отряде, на десять лет моложе меня.
   Я протянул ей салфетку. - Я видал и похуже, космический пехотинец. В любом случае, вы оставили мокрым что-нибудь, чтобы они почистили. Займете их делом, когда мы уйдем.
   - Да, сэр.
   Настроение было неустойчивым, но я справлялся с этим. Чего точно не хочется в такие моменты, так это визита начальства. Что, конечно, мы и получили.
   Адмирал Кард вышел из десантного отсека, что-то бормоча диспетчеру высадки и кивая космопехотинцам. Рядом с Кард стояла комиссар - с первого взгляда можно было сказать, что это ее роль, - высокая женщина без возраста с выбритой наголо головой, и в мантии до пола, классической одежде Комиссии по установлению исторической правды. Она выглядела такой же холодной и безжизненной, как и все комиссары, которых я когда-либо встречал.
   Адмирал Кард выбрал меня. - Лейтенант Нир, верно?
   Я встал, отряхивая рвоту с костюма. - Сэр.
   - Добро пожаловать на Шейд, - ровным голосом произнес он.
   Я видел, как напряглись солдаты. Нам это было не нужно. Но я не мог вышвырнуть адмирала, тем более на его флагманском корабле.
   - Мы готовы к высадке, сэр.
   - Хорошо.
   Как раз в этот момент, наконец, в поле зрения показалась планета назначения. Мы, пехотинцы, знали ее только по номеру. Это жуткое солнце было слишком тусклым, чтобы давать много света, и, несмотря на то, что оно находилось на низкой орбите, большая часть суши и моря были покрыты темным бархатом. Но по черной земле текли огромные оранжевые реки огня. Как было видно из космоса, это был страдающий мир.
   Комиссар, сложив руки за спиной, вглядывалась в наклонный ландшафт. - Поразительно. Это похоже на демонстрацию геологии. Взгляните на линии вулканов и ущелий. Все тектонические разломы в этом мире разрушились одновременно.
   Адмирал Кард пристально посмотрел на меня. - Вы должны простить комиссара Ксеру. Она действительно рассматривает вселенную как учебник, который лежит перед нами для нашего обучения.
   За это он был вознагражден свирепым взглядом.
   Я промолчал, чувствуя себя неловко. Все знают о напряженных отношениях между военно-космическим флотом, боевым подразделением Третьей экспансии человечества, и Комиссией, проводником политической воли. Возможно, это структурное соперничество и стало причиной этого импровизированного обхода, поскольку комиссар боролась за влияние на события, а адмирал пытался набрать очки, демонстрируя свои боевые подразделения.
   За исключением того, что сейчас это были мои солдаты, а не его.
   К ее чести, Ксера, казалось, почувствовала мое негодование. - Не волнуйтесь, лейтенант. Просто у нас с Кардом есть что-то вроде истории. На самом деле прошло два столетия с тех пор, как мы впервые встретились в мире, называемом Домом, за тысячи световых лет отсюда.
   Я заметил, как Лиан подняла голову. Два столетия? Согласно уставу, никто не должен был жить так долго. Я думаю, в семнадцать лет ты все еще думаешь, что все следуют правилам.
   Кард кивнул. - И ты всегда умела втягивать подчиненных в наши личные конфликты, Ксера. Что ж, возможно, сегодня мы творим историю. Нет, посмотри на солнце нашей цели, застывшую звезду.
   Я нахмурился. - Что такое застывшая звезда?
   Комиссар собралась было ответить, но Кард перебил ее. - Не будем вдаваться в научные подробности. Вы знаете, как все устроено. Экспансия достигла этого региона пятьсот лет назад. Когда наши люди позвали на помощь, флот откликнулся. Это наша работа. - У него были холодные искусственные глаза, и я почувствовал, что он проверяет меня. - А эти отряды ксили кишат как мухи. Мы не знаем, почему ксили здесь. Но мы знаем, что они делают с этим миром людей.
   - Это не доказано, - отрезала Ксера.
   Конечно, она была права. На самом деле, одной из наших целей было найти доказательства того, что ксили были ответственны за бедствия, обрушившиеся на колонистов этого разрушенного мира, Шейда. Но, несмотря на это, я видел, как взволновались мои люди, услышав слова адмирала. На протяжении веков между человечеством и ксили существовала напряженность, но никто из нас никогда не слышал о прямом нападении ксили на позиции людей.
   Лиан смело сказала: - Адмирал, сэр.
   - Да, рядовая?
   - Значит ли это, что мы находимся в состоянии войны?
   Адмирал Кард вдохнул полной грудью насыщенный озоном воздух. - После сегодняшнего дня, возможно, мы наконец-то станем такими. Как вы себя чувствуете, рядовая?
   Лиан и остальные посмотрели на меня в поисках совета. Я заглянул в свое сердце.
   За семь тысяч лет Третьей экспансии люди огромным роем распространились по Галактике, достигнув даже гало за пределами главного диска, подавляя другие формы жизни, когда мы с ними встречались. Со времен падения серебряных призраков мы не сталкивались ни с одним противником, способным к систематическому сопротивлению, - ни с кем, кроме ксили, другой великой силы Галактики, которые сосредоточились в Ядре, молчаливые, отчужденные.
   Так продолжалось на протяжении пяти тысяч лет. Во время моей офицерской подготовки меня учили значению таких чисел - например, это был промежуток времени, равный промежутку между изобретением письменности и запуском первых космических кораблей с Земли. Это было долгое время. Но Коалиция была еще старше, и ее коллективная память и ясность целей, скрепленные доктринами Друза, были безупречны даже через такие нечеловеческие промежутки времени. Поразительно, если вдуматься.
   И теперь, возможно, я был в начале последней войны, войны за Галактику. То, что я чувствовал, было благоговением. А также, возможно, страхом. Но это было не то, чего требовал момент.
   - Я скажу вам, что чувствую, сэр. Облегчение. Вперед!
   За что я получил вполне предсказуемый возглас и шлепок по спине от Карда. Ксера непонимающе уставилась на меня, выражение ее лица было непроницаемым.
   Затем вокруг блистера вспыхнула плазма, и поездка стала намного ухабистее. Сплайн входил в атмосферу планеты. Я сел, чтобы меня не сбросило вниз, и диспетчер высадки, наконец, увел начальство.
  
   - Набираем скорость, - скомандовал диспетчер высадки. - Пакеты для рвоты наготове. Десять минут.
   Мы скользили под высокими, тонкими, обледенелыми облаками. Мир превратился в ландшафт горящих гор и каменных рек, которые бежали подо мной. Все это происходило в жуткой тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием космопехотинцев.
   Корабль накренился вверх и вправо. Слева от нас теперь была гора; мы спустились уже так низко, что ее вершина была над нами. Согласно геодезическим картам многовековой давности, местные жители называли это место горой Совершенство, и, да, когда-то она, должно быть, имела классическую конусообразную форму, подумал я, - прекрасный ориентир земляного червя для наблюдения за горизонтом. Но теперь ее профиль был испорчен выпуклостями и выбоинами, вокруг нее рассыпался пепел, а в ландшафте были прорезаны более глубокие, заполненные грязью каналы, растопыренные, как пальцы руки.
   Где-то там, внизу, среди блеющих местных жителей, был академик по имени Тило, высаженный военно-космическим флотом на пару стандартных месяцев раньше, он был частью глобальной сети, которая собирала данные о причинах вулканизма. Работа Тило, откровенно говоря, заключалась в том, чтобы доказать, что во всем виноваты ксили. Академик каким-то образом оказался отрезанным от своего устройства связи. Нашей миссией, наряду с оказанием помощи в эвакуации местных жителей, было найти и вернуть Тило и его данные. Неудивительно, что Ксера была так враждебна, подумал я; комиссары, параноидально настроенные по поводу собственной власти, как известно, с подозрением относились к союзам между военно-космическим флотом и академиями.
   Зеленые огоньки осветили люк в прозрачной стене. Время шоу.
   Диспетчер высадки прошел вдоль строя. - Встать! Встать! - Космопехотинцы неуклюже подчинились. - Тридцать секунд, - сказал мне диспетчер. Это был крепкий, покрытый шрамами ветеран, прикрепленный к поручню пуповиной толщиной с мою руку. - Ветер хороший.
   - Спасибо.
   - На корме все чисто. Десять секунд. Пять.
   Замигали зеленые огоньки. Мы закрыли лица эластичными забралами.
   - Три, два...
   Люк открылся, и внезапный порыв ветра сделал все это реальным. Диспетчер высадки стоял у люка и кричал: - Вперед, вперед, вперед!
   Когда космические пехотинцы проходили мимо, я в последний раз проверял каждый неподвижный фал, резко дергая за него, прежде чем они прыгали в темноту. Девушка, Лиан, была предпоследней, а я был самым последним.
   И вот я оказался в воздухе нового мира.
   Мой поддерживающий трос натянулся и оторвался, включив нейтрализатор силы тяжести в моем скафандре Юкавы. Этот первый шок от невесомости может быть неприятным для желудка, но для меня, после полусотни капель злости, это было облегчением.
   Я посмотрел вверх и направо от себя. Увидел стройную шеренгу космопехотинцев, падающих в воздухе звездными рыбками. Один из них был намного ближе ко мне, чем остальные - Лиан, как я догадался. За ними я разглядел наш корабль-сплайн, корпус которого обуглился от поспешного вхождения в атмосферу. Наш открытый десантный блистер был блестящим шрамом на его боку. Сплайн выглядел огромным, его покрытый оспинами корпус напоминал перевернутый ландшафт надо мной. Это было великолепное зрелище, внушающая благоговейный трепет демонстрация человеческой силы и способностей.
   Но за ней я увидел огромное величие этой горы, затмевающее даже очертания сплайна. Возле ее усеченной вершины, подсвеченной огненным сиянием, висело плотное облако дыма и пепла.
   Я посмотрел вниз, в поисках долины, к которой стремился.
   Я смог определить цель. На картах Комиссии, составленных два столетия назад, была изображена обычная агломерация, окруженная широкими сверкающими полями репликаторов, где органическое вещество земли без проблем перерабатывалось в пищу. Но вид с воздуха был другим. Я мог видеть характерную пузырчатую форму куполообразной агломерации, но она выглядела темной и плохо ухоженной, в то время как вокруг нее выросли пригороды из более массивных зданий, как будто колонисты переехали из предоставленных им зданий. Что ж, здесь, на краю света, можно было ожидать небольшого отхода от ортодоксальности.
   Тем не менее, эта агломерация была целью для нашей эвакуации. Среди куполов я разглядел приземистый конусообразный корпус тяжелого шаттла, сброшенного здесь во время последнего прохождения сплайна через атмосферу и готового забрать население.
   Но теперь я понял, что у меня возникла проблема. Мои космические пехотинцы направлялись прямо к заданной цели - агломерации, как и следовало ожидать. Но на полпути к вершине горы виднелось еще одно скопление зданий и огней, гораздо меньших размеров. Не было никаких признаков куполообразной городской архитектуры, но, без сомнения, это были люди. Еще одна деревня? И тут я увидел бледно-розовый огонек, мигающий мне из середины этого скопления лачуг.
   Я не сентиментален и не склонен к героическим поступкам. В данной ситуации, при наличии ресурсов, вы делаете все, что в ваших силах, что возможно. Будь у меня свобода действий, я бы сосредоточил свои силы на эвакуации агломерации, в которой, несомненно, находилась основная часть населения. Я бы не пошел за этой изолированной горсткой людей, вообще не подошел бы к той деревне, если бы не этот розовый огонек. Это был маяк Тило. Кард достаточно ясно дал понять, что если я не вернусь домой с академиком или, по крайней мере, с его данными, то в следующий раз, когда совершу высадку, буду без скафандра Юкавы.
   Я замедлил падение и выкрикнул приказы. Я знал, что мои люди смогут проконтролировать эвакуацию главного населенного пункта без меня; это была простая миссия. Затем я перенаправил свой полет вниз, к небольшому поселку. Я бы сам вытащил оттуда Тило.
   Только после того, как я связал себя обязательствами, увидел, что одна из моих людей последовала за мной: это была Лиан.
   Сейчас нет времени думать об этом. Скафандр Юкавы хорош только для одного случая. Ты не можешь вернуться и передумать. Как бы то ни было, я был уже близко. Я заметил несколько ветхих зданий, их обращенные вверх грани блестели, как монеты.
   Затем земля понеслась мне навстречу. Ноги вместе, колени согнуты, спина прямая, перекатываешься при ударе - и затем опустошающий легкие удар о твердый камень.
  
   Лежа на холодной земле, я позволил себе три полных вдоха и убедился, что все еще цел.
   Затем встал и снял шлем. Воздух был пригоден для дыхания, хотя и насыщен запахом гари и серы. Но земля под моими ногами дрожала снова и снова. Меня это не слишком беспокоило - пока я не напомнил себе, что я больше не на корабле, что планеты должны быть стабильными.
   Там стояла Лиан, ее скафандр мягко светился. - Удачной посадки, сэр, - сказала она.
   Я кивнул, радуясь, что она в безопасности, но раздраженный; если бы она следовала приказам, ее бы здесь вообще не было. Отвернулся от нее, намеренно пренебрежительно, но на данный момент этого предостережения было достаточно.
   Я попытался сориентироваться. Небо было темным. За облаками пепла проплывали солнечные лучи. И за ними я увидел красную точку местного солнца и призрачный диск Галактики.
   Я был совсем рядом с деревней на склоне горы. Долина подо мной огибала подножие горы Совершенство, аккуратно отделяя ее от более пересеченной местности за ней. Ландшафт был темно-зеленым, его контуры покрывал лес, а прозрачные ручьи сливались в реку, которая текла по центру долины. Через долину был перекинут единственный элегантный мост, ведущий к старой агломерации на противоположной стороне. Выше по склону я увидел что-то похожее на лесозаготовительный завод - гигантское оборудование желтого цвета, стоявшее без дела среди огромных штабелей спиленных деревьев. Идиллическая картина, если вам нравятся такие вещи, а мне нет.
   Деревня на этой стороне долины представляла собой просто скопление сгрудившихся на нижних склонах горы хижин, часть которых была построена из дерева. Более крупные здания, возможно, были школой, медицинским центром, была также пара потрепанных наземных транспортных средств. За ними я разглядел прямоугольные очертания полей - по-видимому, вспаханных, и ни намека на технологию репликации. Это было похоже на выставку живой истории. Но сегодня все это было покрыто пеплом.
   Люди стояли и смотрели на меня, серые, как земля у них под ногами. Мужчины, женщины, дети, грудные младенцы на руках, старики, люди собирались небольшими группами. Всего их было около тридцати человек.
   Лиан стояла рядом со мной. - Сэр, я не понимаю. То, как они держатся вместе...
   - Это семьи, - пробормотал я. - Ты поймешь это.
   - Темная материя. - Новый голос был хриплым из-за дыма.
   Ко мне, прихрамывая, приближался мужчина. Примерно моего роста и возраста, но гораздо худощавее, он был одет в потрепанный темно-синий комбинезон и ковылял по каменистой земле, опираясь на импровизированный костыль, выглядевший как средство помощи при переломе ноги. Его лицо и волосы были серыми от пепла.
   Я сказал: - Вы академик.
   - Да, я Тило.
   - Мы здесь, чтобы вытащить вас.
   Он разразился лающим смехом. - Конечно, так и есть. Послушайте меня. Темная материя. Вот почему ксили здесь, они вмешиваются в эту систему. Возможно, это вообще не имеет к нам никакого отношения. События будут происходить быстро. Если я не выберусь отсюда... что бы ни случилось, просто помните об одном - это темная материя.
   Ко мне поспешила женщина. Одна из местных жительниц, на ней была простая рубашка из ткани и кожаные сандалии; на вид около сорока, сильная, но усталая. На плече у нее висел старинный переводчик. - Меня зовут Доэл, - сказала она. - Мы видели, как вы высадились.
   - Вы здесь главная?
   - Я... - Она устало улыбнулась. - Да, если хотите. Вы поможете нам выбраться отсюда?
   Она не выглядела, не говорила и не вела себя, как любой житель Экспансии, которого я когда-либо встречал. Здесь все действительно поплыло своим чередом. - Вы не в том месте. - Я был раздражен тем, как чопорно это прозвучало. Указал на агломерацию на другой стороне долины. - Вы должны быть там. На месте эвакуации.
   - Простите, - смущенно сказала она. - Мы живем здесь, в деревне, со времен моего деда. Нам там, в Блаженном, не нравилось. Мы приехали сюда, чтобы жить по-другому. Никаких репликаторов. Сами выращиваем урожай. Одежду, которую производим...
   - Матери, отцы и дедушки, - хихикнул Тило. - Что вы об этом думаете, лейтенант?
   - Академик, почему вы здесь, в этой деревне?
   Он пожал плечами. - Я приехал сюда, чтобы изучить эту гору как образец геологии планеты. Воспользовался гостеприимством этих людей. Это все. Они мне понравились, несмотря на их... чуждую культуру.
   - Но вы же оставили свое оборудование, - огрызнулся я. - У вас нет коммуникационных имплантов. Вы даже не взяли с собой мнемоническую жидкость, не так ли?
   - Я захватил свой радиомаяк, - самодовольно сказал он.
   - Лета, у меня нет на это времени. - Я повернулся к Доэл. - Послушайте, если вы сможете переправить своих людей через долину, туда, где находится транспорт, вас заберут вместе с остальными.
   - Но я не думаю, что у нас будет время...
   Я проигнорировал ее. - Академик, вы можете идти?
   Тило рассмеялся. - Нет. И вы не слышите гору, не так ли?
   Именно тогда взорвалась гора Совершенство.
  
   Позже Тило сказал мне, что, если бы я знал, куда и как смотреть, то мог бы разглядеть выступающий северный склон горы. Огромный хтонический разлом заметно увеличивался - на метр в день. Я этого не заметил. Благодаря каким-то ухищрениям акустики я даже не услышал извержения, хотя его услышали другие команды флота, работающие за сотни километров отсюда.
   Но последствия были достаточно очевидны. Вместе с Лиан и Доэл, а также академиком Тило, ковылявшим за нами, я взбежал на гребень горного хребта, чтобы посмотреть вниз, на долину.
   На наших глазах миллиард тонн горной породы обрушился в долину чудовищным оползнем. К темному небу уже поднималась огромная серая туча дыма и пепла. В результате сильного землетрясения вздувшийся склон горы сдвинулся с места и обвалился.
   Но это было только началом последовательности геологических событий, поскольку удаление всей этой массы было подобно вскрытию герметичной банки. Гора взорвалась - не вверх, а вбок, как при выстреле огромного орудия залпом перегретого газа и измельченной породы. Извержение быстро опередило оползень, и я увидел, как оно сносит деревья, завезенные с далекой Земли, столетних стражей, сплющенных как соломинки. Я был ошеломлен масштабами всего этого.
   И это было еще не все. Из разверзшегося склона горы сочилась хтоническая кровь, желто-серая, вязкая, дымящаяся. Она начала стекать по склону горы в изрезанные дождями долины.
   - Это лахар, - пробормотал Тило. - Грязь. Из-за жары тает вечная мерзлота - две недели назад гора была покрыта снегом, вы знали об этом? - образуется густая смесь вулканических обломков и талой воды. Я изучил здесь много эзотерической геологии, лейтенант.
   - Значит, это просто грязь, - неуверенно произнесла Лиан.
   - Просто ил. Вы ведь не земляной червь, не так ли, космопехотинец?
   - Посмотрите на лагерь лесорубов, - сказала Доэл.
   Грязь уже захлестнула тяжелое оборудование, большие желтые тракторы, огромные тросы и цепи, используемые для перевозки бревен, смяв все это, как бумагу. Груды распиленных бревен были разбросаны, огромные деревянные балки без особых усилий сваливались вниз по течению. От грязи, серой и желтой, шел пар, странно похожий на свернувшееся молоко.
   Просто грязь. Впервые я начал задумываться о том, что мы можем и не выбраться отсюда.
   В этом случае моей основной задачей было сохранить данные Тило. Я быстро воспользовался своим скафандром, чтобы установить связь. Мы смогли получить доступ к записям Тило, хранящимся в черепных имплантах, и запустить их в сплайн. Но на случай, если это не сработает...
   - Расскажите мне о темной материи, - попросил я. - Быстро.
   Тило указал на небо. - Эта звезда - естественное солнце, карлик - не должна существовать.
   - Что?
   - Она слишком мала. Ее масса составляет всего около двадцатой части массы земного Солнца. Это должна быть почти планета: коричневый карлик, похожий на большого, жирного Юпитера. Она не должна гореть - пока нет. Вы знаете, что звезды образуются из межзвездной среды - газа и пыли. Первоначально эта среда состояла из водорода и гелия, образовавшихся в результате Большого взрыва. Но звезды накапливают в своих недрах тяжелые элементы, такие как металлы, и выбрасывают их обратно в среду, когда умирают. Так что с течением времени среда становится все более загрязненной.
   Я нетерпеливо огрызнулся. - И в чем же суть?
   - Дело в том, что увеличение содержания примесей в межзвездной среде снижает критическую массу, необходимую для того, чтобы звезда могла сжигать водород. Так что со временем, когда среда становится более темной, начинают зажигаться звезды меньшего размера. Лейтенант, эта звезда не должна светить. Не в нашу эпоху, не через триллионы лет; межзвездная среда слишком чиста... Вы знаете, звезда настолько мала, что температура ее поверхности составляет не тысячи градусов, как у земного солнца, а равна точке замерзания воды. Это звезда с ледяными облаками в атмосфере. На ее поверхности может быть даже жидкая вода.
   Я поднял глаза, желая получше разглядеть застывшую звезду. Несмотря на важность момента, я вздрогнул, столкнувшись со странностями, с видением, открывшимся через триллионы лет после нас.
   Тило с книжным видом спросил: - Что все это значит? Это означает, что здесь, в гало, что-то, какой-то агент, делает межзвездную среду грязнее, чем она должна быть. Единственный способ сделать это - заставить звезды стареть. - Он махнул рукой в сторону загроможденного неба. - И если вы посмотрите, то увидите это по всей этой части гало; диаграммы звездной эволюции невероятно искажены.
   Я покачал головой; я был совершенно не в себе. Что могло заставить звезду стареть слишком быстро? ...О, темная материя?
   - Материя, из которой мы состоим - барионная материя, протоны, нейтроны и прочее - составляет лишь около десятой части всего объема Вселенной. Остальное - темная материя: она подвержена действию только гравитации и слабого ядерного взаимодействия и невосприимчива к электромагнетизму. Темная материя возникла в результате Большого взрыва, точно так же, как и барионное вещество. По мере того как формировалась наша Галактика, темная материя вытеснялась из основного диска... Но она осталась здесь. Это область темной материи, лейтенант. Здесь, в гало.
   - И это вещество может влиять на старение звезд.
   - Да. Концентрация темной материи в ядре звезды может изменять температуру и, таким образом, влиять на скорость термоядерного синтеза.
   - Вы сказали, что звезды стареют из-за "агента". Вы говорите так, будто это намеренно.
   Теперь он был осторожен, как академик, который не хотел связывать себя обязательствами. - Разрушение звезды кажется неслучайным.
   Я попытался понять, что это значит, с помощью жаргона. - Что-то использует темную материю?.. Или в темной материи есть формы жизни? - И какое это имеет отношение к ксили и проблемам здесь, на Шейде?
   Его лицо исказилось. - Я еще не разобрался со связями. Здесь много истории. Мне нужен мой информационный центр, - жалобно сказал он.
   Я вздернул подбородок, думая о картине в целом. - Академик, вы выполняете задание адмирала. Как думаете, вы нашли то, что он хотел услышать?
   Он внимательно посмотрел на меня. - Адмирал принадлежит к той фракции во флоте, которая стремится вступить в войну с ксили - при необходимости, даже спровоцировать конфликт. Некоторые называют их экстремистами. Действия Карда следует рассматривать в этом свете.
   Вообще-то, до меня доходили подобные слухи, но я напрягся. - Он мой командир. Это все, что имеет значение.
   Тило вздохнул. - Я понимаю. Но...
   - Лета, - внезапно сказала Лиан. - Извините, сэр. Но эта грязь движется быстро.
   Так оно и было, я сам увидел.
   Грязь заполняла долину, быстро поднимаясь, даже когда она приближалась к нам. Она скапливалась за фронтом, который сдерживался ее собственной вязкостью. По мере продвижения вперед грязь срывала зеленую оболочку земли, обнажая голые скалы, и было заметно, что она разъедает стены самой долины. Сквозь треск древесных стволов и грохот камней послышался шум, похожий на топот ног огромной бегущей толпы, и до меня донесся кислый, сернистый запах.
   Поток, хлынувший со склона горы, не подавал признаков того, что стихает. Этот фронт уже набрал высоту в десятки метров и скоро достигнет деревни.
   - Не могу поверить, как быстро растет этот уровень, - сказал я Тило. - Объем, который понадобится, чтобы заполнить такую долину, как эта...
   - Мы с вами привыкли к космическим кораблям, лейтенант, - сказал Тило. - Это масштабы человеческой инженерии. Планеты велики. И когда они отвернутся от вас...
   - Мы все еще можем вытащить вас отсюда. С нашими скафандрами сможем переправить вас по мосту к транспорту.
   - А как насчет жителей деревни?
   Я осознавал, что эта женщина, Доэл, молча стоит рядом со мной и просто ждет. Что, конечно, заставило меня почувствовать себя еще хуже, чем если бы она кричала и умоляла.
   Раздался крик. Мы посмотрели вниз с холма и увидели, что грязь уже достигла нижних строений деревни. Молодая пара с ребенком стояла на крыше низкой хижины, и их вот-вот отрежет.
   Лиан спросила: - Сэр? Ваши приказы?
   Я подождал еще один удар сердца, пока грязь не начала заливать крыльцо хижины.
   - Лета, Лета. - Я бежал вниз по склону, пока не наткнулся на грязь.
  
   На поверхности ила были мертвые рыбы, которые, должно быть, выпрыгивали из реки, спасаясь от жары. В потоке было много мусора, от пыли до гальки и небольших валунов: неудивительно, что он был таким абразивным.
   Даже с усилителями мощности скафандра было трудно пробираться по грязи - она была чуть теплой и по консистенции напоминала мокрый цемент. Вонь была настолько невыносимой, что я прикрыл рот забралом. К тому времени, как добрался до хижины, я уже сильно устал.
   Я застал маленькую "семью", родителей и ребенка, испуганными, но радующимися видеть меня. Женщина была крупнее и, очевидно, сильнее мужчины. Я заставил ее держать младенца над головой, а мужчину перекинул через плечо. Я шел впереди, а женщина держалась за мой пояс, и мы пробирались обратно к возвышенности.
   Все это время грязь неумолимо поднималась, заполняя долину, словно ее перекрыли плотиной, и каждый шаг отнимал у меня силы.
   Лиан и Доэл помогли нам выбраться из грязи. Я свалился на землю, тяжело дыша. Ноги молодой женщины были исцарапаны камнями в потоке; она потеряла одну сандалию, ее штанины оторвались.
   - Мы уже отрезаны от моста, - тихо сказала Лиан.
   Я заставил себя подняться на ноги. Я выбрал здание - не самое большое и не самое высокое, но вполне приемлемый компромисс. Оказалось, что это больница. - Вот это. Мы перенесем их на крышу. Я вызову другой транспорт.
   - Сэр, но что, если уровень грязи продолжит расти?
   - Тогда мы придумаем что-нибудь еще, - огрызнулся я. - Давайте делать.
   Она подбежала, чтобы помочь Доэл, пока та пристраивала импровизированную лестницу из решетчатого забора.
   Моей первоочередной задачей было надежно укрыть Тило на крыше. Затем я начал собирать местных жителей. Но мы не смогли добраться до всех из-за неумолимого подъема уровня грязи, которая была уже по щиколотку. Люди начали карабкаться на любые возвышенности, какие только могли найти, - веранды, груды ящиков, наземный транспорт, даже камни. Вскоре около дюжины человек оказались на мели, разбросанные на островках крыш вокруг пейзажа, который становился серым и скользким.
   Я снова вошел в грязь, направляясь к двум молодым женщинам, которые сидели на корточках на крыше небольшого здания, похожего на склад. Но прежде чем я добрался туда, подтопленное строение внезапно рухнуло, сбросив женщин в поток. Одна из них всплыла, и ее отбросило к деревьям, где она застряла, по-видимому, невредимая. Но другая перевернулась и скрылась из виду. Я добрался до женщины среди деревьев и вытащил ее. Вторая исчезла.
   Я снова забрался на крышу больницы, чтобы передохнуть. Вокруг нас текла грязная, дурно пахнущая серая река, усеянная обломками дерева и камней.
   Мои эмоции были глубокими и неприятными. Я никогда не встречал эту женщину, но ее потеря была для меня ощутимой. Как будто против своей воли я стал частью этого маленького сообщества, когда мы собрались вместе на крыше грубо построенной больницы. Не говоря уже о том, что теперь я не смогу полностью выполнять свои приказы.
   Я приготовился снова окунуться в поток.
   Тило схватил меня за руку. - Нет. Еще нет. Вы устали. В любом случае, вам нужно позвонить, помните? Если вы сможете связаться со службой сбора данных...
   Заговорила Лиан. - Сэр. Позвольте мне помочь местным жителям, оказавшимся в затруднительном положении. - Она смущенно сказала: - С этим я справлюсь.
   Пришло время искупления для этой молодой космопехотинки. - Не убей себя, - сказал я ей.
   С улыбкой она соскользнула с крыши.
   Я быстро воспользовался системой связи моего скафандра, чтобы установить новую связь со сплайном. Я запросил еще один канал - мне сказали, что это невозможно - и попросил Карда.
   Тило запросил виртуальную базу данных. Он наткнулся на нее, как только она появилась. Его облегчение не могло быть большим, как будто грязи не существовало.
   Когда они поняли, в какую ситуацию я втянул всех нас, адмирал Кард и комиссар Ксера прислали своих виртуальных аватаров. Они вдвоем парили над нашей деревянной крышей, чистые, сияющие, как боги, среди людей, облепленных грязью.
   Кард пристально посмотрел на меня. - Это полный бардак, лейтенант.
   - Да, сэр.
   - Вам следовало переправить Тило через этот чертов мост, пока вы могли. Мы сильно ограничены операциями ксили. Вы понимаете, что мы, вероятно, не сможем вытащить вас отсюда живыми.
   Мне показалось несколько ироничным, что в разгар военного кризиса, охватившего всю Галактику, я должен был погибнуть от грязи. Но я сделал свой выбор. - Так я и понимаю.
   - Но, Кард, - сказала Ксера, ее худое лицо было обрамлено крупными пикселями, - он выполнил свою основную миссию, которая заключается в том, чтобы вернуть нам данные Тило.
   Кард закрыл глаза, и его изображение замерцало; я представил, как данные и интерпретации Тило поступают в процессоры, которые поддерживают этот полуавтономный виртуальный образ, тесно интегрированный с оригинальным сенсориумом Карда. Кард сказал: - Ваш отчет нуждается в доработке, Тило. Заострении внимания. Слишком много всякой ерунды об этой темной материи, академик.
   Ксера мягко сказала, - Вы были здесь по заданию ваших начальников из военно-космического флота, с определенной целью. Они хотели знать, что задумали ксили. Но трудно закрыть глаза на вопиющую правду, не так ли, академик?
   Тило вздохнул, его лицо было покрыто грязью.
   - Мы должны обсудить это, - отрезал Кард. - Все мы, прямо сейчас. Нам нужно принять решение, рекомендовать пройти дальше - и нам нужно оценить то, что скажет нам Тило, на случай, если мы не сможем его выручить.
   Я сразу понял, что он имел в виду. Мы собирались посадить ксили на скамью подсудимых - мы, прямо здесь, на этой избитой планете, в то время как вокруг нас поднималась грязь. И рекомендация, которую мы дадим сегодня, может быть, распространится на все великие советы, принимающие решения, на самой Земле. Я почувствовал глубокое волнение. Даже местные жители зашевелились, очевидно, осознавая, что вот-вот произойдет что-то исторически важное, даже несмотря на то, что они, как и мы, застряли на этой обшарпанной деревянной крыше.
   Так все и началось.
  
   Поначалу Тило не помогал.
   - Просто не доказано, что этот вулканизм является результатом действий ксили, и, конечно, не доказано, что он намеренно направлен против людей, - он продолжал настаивать, несмотря на свирепый взгляд Карда. - Извините, адмирал, но это не совсем ясно.
   - Взгляните на контекст. - Он вытащил исторические материалы - изображения, текст, которые на мгновение промелькнули в темном воздухе. - Это не новая история. Есть свидетельства того, что человеческие ученые знали о загрязнении звезд темной материей еще до начала Третьей экспансии. Они назвали найденные формы жизни из темной материи "птицами-фотино". Похоже, что когда-то в самой Солнечной системе для их изучения был послан искусственный человек... Смелый проект. Но эти знания были в значительной степени утрачены во время искоренения кваксами, а после этого... Что ж, нам предстояло завоевать целую Галактику. Позже произошел инцидент, связанный с проектом "серебряных призраков", касающимся "солитонной звезды", но...
   Кард резко ответил: - Какое дело ксили до темной материи?
   Тило потер усталые глаза грязными кулаками. - Какими бы экзотичными они ни были, ксили - такие же барионные формы жизни, как и мы. Они не больше нас заинтересованы в том, чтобы солнца умирали молодыми. - Он пожал плечами. - Возможно, они пытаются это остановить. Возможно, именно поэтому они пришли сюда, в гало. К нам это не имеет никакого отношения.
   Кард махнул виртуальной рукой в сторону кровоточащих ран на горе Совершенство. - Тогда зачем все это, когда появляются ксили? Совпадение?
   Ксера запротестовала: - Адмирал...
   - Это не судебное разбирательство, Тило, - сказал Кард. - Нам не нужны абсолютные доказательства. Изображения - беженцы-люди, ночные истребители ксили, проносящиеся над головой, - это все, что нам нужно, чтобы обвинить ксили в этом разрушении.
   - Да, - сухо ответила Ксера. - Все, что нам нужно, - это убедить Коалицию, правящие советы и население Экспансии в необходимости развязать войну. - Казалось, они забыли обо всех нас, поскольку были вовлечены в спор, который явно вели до этого. - Это замечательно для вас, не так ли, адмирал? Это то, чего ждал флот вместе со своими друзьями из Академии. Повод для атаки.
   Лицо Карда было каменным. - Холодное высокомерие ваших изнеженных интеллектуалов иногда невыносимо. Это правда, что военно-космический флот готов сражаться, комиссар. Это наша работа. И мы готовы. У нас есть соответствующие планы...
   - Но требует ли наличие планов их выполнения? И давайте вспомним, какую огромную выгоду получит сам военно-космический флот. Война, несомненно, поддержит долгосрочные политические цели флота, как ведущего ведомства.
   Кард сверкнул глазами. - Мы все можем чего-то добиться. Ксера, вы, комиссары, несете ответственность за поддержание единства человечества; за общие принципы, общую цель, веру, которая вела Экспансию до сих пор. Но разве не очевидно, что вы терпите неудачу? Посмотрите на это место. - Он провел виртуальной рукой по волосам Доэл; женщина вздрогнула, и рука распалась на движущиеся пиксели. - Эта женщина - мать, очевидно, своего рода матриарх в своей большой семье. - Он произнес эти слова с отвращением. - Они даже не живут в своих куполах-агломерациях, предоставленных Коалицией. Как будто Хамы Друза никогда и не существовало!
   И если доктрины Друза рухнут, Комиссия не будет иметь смысла. Подумайте о том добре, которое делаете, потому что вы знаете намного лучше, чем большинство людей, как они должны думать, чувствовать, жить и умирать. Ваш проект на самом деле гуманитарный! Он должен продолжаться. Но для того, чтобы он восторжествовал, человечество нуждается в очищении. Идеологическом очищении. И именно это даст нам яркий огонь войны.
   Я видел, что его аргументы, направленные против тщеславия и личных интересов комиссара, оставили свой след. У меня сложилось представление о крупных агентствах Коалиции как о теневых независимых империях, вступающих в неясные и меняющиеся альянсы. И теперь каждое ведомство будет рассматривать возможность войны как возможность заработать политический капитал. Было неприятно слушать. Но я не хотел много знать о том, как управляется Коалиция. На самом деле, до сих пор не знаю.
   Они забыли об академике. Но Тило все еще пытался что-то сказать. Он показал мне еще несколько фрагментов доказательств, которые собрал на своей панели данных - мне, потому что я был единственным, кто все еще слушал. - Но думаю, теперь я знаю, почему здесь начался вулканизм, лейтенант. Забудьте о звезде: в ядре этой планеты необычайно высокая концентрация темной материи. При таких плотностях темная материя аннигилирует с обычной материей и выделяет тепло.
   Я рассеянно слушал. Что приводит к геологическим сдвигам.
   Он закрыл глаза, размышляя. - Вот сценарий. Ксили изгоняли существ из темной материи из застывшей звезды - и, спасаясь, они поселились здесь - и это вызвало вулканизм. Все это было непреднамеренно. Ксили пытаются спасти звезды, а не вредить планетам. Они, вероятно, даже не знают, что здесь есть люди... Ущерб, нанесенный планете, - чистая случайность.
   Но никто не обратил на это внимания. Ибо, как я понял, мы уже достигли той точки, когда доказательства не имели значения.
   Кард проигнорировал академика; он получил то, что хотел. Он повернулся к жителям деревни, грязным, измученным, сбившимся в кучу на крыше. - Что с вами? Вы - граждане Экспансии. Есть реформаторы, которые говорят, что с вас хватит колонизации и конфликтов, что в небе достаточно людей, и мы должны стремиться к стабильности и миру. Что ж, вы слышали, что мы хотели сказать, и видели наши могучие корабли. Будете ли вы доживать свои дни на этой дрейфующей скале, беспомощные перед потоком грязи, или же превзойдете свое рождение и умрете за великое дело? Война меняет все. Война - это самая дикая поэзия. Вы присоединитесь ко мне?
   Эти оборванные, скребущие грязь, борющиеся с ортодоксальностью фермеры на мгновение заколебались. Вы не могли бы найти менее подходящую группу солдат для участия в Экспансии. Но, поверите ли, они начали аплодировать адмиралу: все до единого, даже дети. Лета, у меня на глаза навернулись слезы.
   Даже Ксера казалась взволнованной.
   Кард закрыл глаза; металлические швы превратили его веки в складки. - Мы всего лишь горстка людей в этом пустынном, отдаленном месте. И все же здесь рождается новая эпоха. Они слушают нас, вы знаете, слушают в залах истории. И нас будут помнить вечно.
   Выражение лица Тило было загадочным. Он хлопнул в ладоши, и панель данных исчезла в облаке пикселей, оставив его работу незавершенной.
  
   Нам, простым людям, пришлось оставаться на крыше всю ночь. Мы ничего не могли поделать, кроме как цепляться друг за друга, пока мутная вода медленно поднималась вокруг нас, а дети плакали от голода.
   Когда на небо вернулись солнечные лучи, долина преобразилась. Река лахара проделала в земле глубокие протоки, а фермы утонули в безжизненной серой грязи, из которой лишь изредка торчали деревья и здания. Но лахар теперь тек медленно.
   Лиан осторожно подобралась к краю крыши и потрогала грязь ногой в ботинке. - Она очень плотная.
   Тило сказал: - Вероятно, из нее ушла вода.
   Лиан не могла стоять на иле, но если бы она легла на него, то не утонула бы. Она размахивала руками, брыкалась и скользила по поверхности. С серым от грязи лицом она смеялась, как ребенок. - Сэр, посмотрите на меня! Это намного проще, чем пытаться плыть или переходить вброд...
   Так оно и было, когда я попробовал это сам.
   Вот так мы и переправили жителей деревни через затопленную долину, одного за другим, в более крупную агломерацию - от нее к настоящему времени мало что осталось, - где нас ждал большой транспорт, чтобы забрать всех. В конце концов, мы потеряли только одну жительницу деревни, ту молодую женщину, которую захлестнула волна. Я пытался смириться с тем, что сделал все возможное для выполнения своих противоречивых задач - и это, в конечном счете, стало для меня самым важным результатом.
   Когда мы поднимались, на горе Совершенство произошло еще одно извержение.
   Тило, закутанный в медицинскую накидку, стоял рядом со мной в обзорном блистере, наблюдая за бессмысленной яростью планеты. Он сказал: - Знаете, вы не можете остановить лахар. Все происходит так, как он хочет. Похоже, как и эта война.
   - Наверное.
   - Мы, люди, так мало понимаем. Мы так мало видим. Но когда вы объединяете нас, мы превращаемся в огромную историческую силу, которую никто из нас не может остановить, как вы не можете перекрыть или отвести в сторону могучий лахар...
   И так далее. Я извинился и оставил его там.
   Я спустился в медотсек и понаблюдал, как Лиан ухаживает за детьми из деревни. Я освободил ее от обычных обязанностей, поскольку она была одной из немногих на борту, кто был знаком с травмированными детьми, поэтому она была полезна здесь. Теперь с детьми она была терпеливой, компетентной, спокойной. Я гордился этой молодой космопехотинкой; она сильно повзрослела за то время, что мы провели на Шейде.
   И когда я наблюдал за ее простой человечностью, то представлял себе триллион таких поступков, связывающих прошлое и будущее, историю и судьбу, великое полотно упорного труда и доброй воли, объединяющее человечество в могущественное воинство, которое однажды будет править Галактикой.
   По правде говоря, мне надоел Тило и его придирки. Война! Это было великолепно. Это было неизбежно. Я не понимал, что произошло на Шейде, и мне было все равно. Какая разница, как началась война, правдой или ложью? Мы скоро забудем о темной материи и непонятных, грандиозных проектах ксили, как это было раньше; мы, люди, не мыслили такими категориями. Все, что имело значение, - это то, что война наконец-то началась.
   Самым странным было то, что все это не имело никакого отношения к самим ксили. Нам нужна была война. Любой враг с таким же успехом послужил бы нашим целям.
   Я начал задумываться, что бы это значило для меня. Почувствовал, как мое сердце забилось быстрее, словно барабанный бой.
   Мы влетели в поднимающееся облако пепла, и осколки камня застучали по нашему корпусу, напугав детей.
  
   Да, война была неизбежна. Слишком многие слишком сильно хотели этого. Но мне показалось ироничным, что инцидент, спровоцированный действиями ксили, был связан с совершенно другой войной, войной, в которой мы всегда были сторонними наблюдателями, войной, которая однажды сокрушит всех нас.
   Когда, наконец, начался последний конфликт, цивилизация человечества, охватывающая всю Галактику, претерпела радикальную перестройку. На протяжении тысячелетий Коалиция была машиной для экспансии и завоеваний. Теперь она стала машиной войны.
   Человечество блистательно. Мы, бессмертные, спрятались, ожидая, пока утихнет буря.
   И человеческим сердцам, созданным для давно забытой саванны, пришлось приспосабливаться к условиям межзвездных сражений.
  
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: БЛИСТАТЕЛЬНЫЕ

  

ЛИНИЯ РАЗГРАНИЧЕНИЯ

  
   20 424 г. н.э.
  

I

  
   Мы не получили никакого предупреждения о возвращении поврежденного корабля- сплайна на базу 592, расположенную в самом сердце Галактики.
   Возвращении, если это можно так назвать. Но это было до того, как я поняла, что каждый космический корабль, летящий быстрее света, - это еще и машина времени. Подобные вопросы возникнут позже. А пока я просто должна была выполнять свой долг.
   Так получилось, что в это время мы находились за пределами базы, проводя "Адмирала Карда" в путь после ремонта и набора новой команды. "Кард" - это корвет: небольшая мобильная яхта, предназначенная для ближних субсветовых полетов. Мне было двадцать лет, я все еще была энсином, и меня назначили на этой рейс помощником старшего офицера Бараса. Когда я впервые оказалась на мостике, это был настоящий опыт, и я была рада компании Тарко, моего давнего собрата по группе, несмотря на то, что он был мужчиной и жирным толстяком. В холодном свете центра Галактики мы только что прошли через сложную последовательность скоростных заездов, экстренных поворотов, полного торможения, проверки приборов, контроля пожара и повреждений.
   Благодаря тому, что я оказалась на мостике с Тарко, мы одними из первых увидели поврежденный корабль, когда он выходил из гиперпространства. Это был военный корабль-сплайн, конечно, живой корабль, похожий на огромное мясистое глазное яблоко. Он просто появился из ниоткуда. Мы были достаточно близко, чтобы разглядеть зеленый четырехгранный символ, выгравированный на его теле. Но нельзя было не заметить дымящиеся руины огневых точек и огромную открытую дыру в корпусе, залитую запекшейся кровью. Скопление сбившихся в кучу огней поменьше напоминало спасательные капсулы.
   Вся команда на мостике замолчала.
   - Лета, - прошептал Тарко. - Откуда это взялось? - В то время мы не знали о каких-либо сражениях.
   Но у нас не было времени обсуждать это.
   Голос капитана Ианы разнесся по всему корвету. - Этот корабль - "Факел ассимилятора", - объявил он. - Запрашивает помощь. Вы все можете видеть, в каком он состоянии. Оставайтесь на своих местах. - Он начал отдавать отрывистые приказы руководителям своих отделов.
   Мы немедленно бросились на помощь. Но на большом лунообразном лице Тарко появилось выражение, которое я не узнала.
   - Что с тобой не так?
   - Я слышал это название раньше. "Факел ассимилятора". Он должен прибыть сюда, на базу 592, в следующем году.
   - Значит, еще рановато. И что?
   Он уставился на меня. - Ты не понимаешь, задница. Я видел декларацию. "Факел" - это новорожденный сплайн. Он даже не покидал Земли.
   Но поврежденный сплайн выглядел, по меньшей мере, десятилетней давности. - Ты допустил ошибку. Сам задница.
   Он не клюнул на приманку. Тем не менее, это был первый признак того, что здесь что-то не так.
   "Кард" оторвался от своей текущей позиции, и передо мной открылся великолепный вид на базу 592, планету, на которой мы находились. Из космоса это прекрасное зрелище - медленно вращающаяся сфера из черной вулканической породы, перемежающаяся серебристо-серыми верфями, настолько огромными, что они похожи на гигантские сверкающие ударные кратеры. Есть даже мерцающие голубизной искусственные океаны для удобства кораблей-сплайнов, которые плавают там в перерывах между миссиями.
   База 592 занимает важное стратегическое положение, поскольку находится на окраине спирального рукава протяженностью 3 килопарсека, окружающего Ядро Галактики, где сосредоточены ксили. Это место, удаленное от Земли примерно на десять тысяч световых лет, лежало настолько глубоко, насколько Третья экспансия человечества смогла проникнуть в центральные области главного диска. 592-я была увлекательным заданием. Мы были на передовой и знали это. Это создало атмосферу, которую можно было бы назвать лихорадочной. Но теперь я могла видеть, как со всех концов планеты поднимаются корабли, спешащие на помощь потерпевшему крушение судну. Это было трогательное, великолепное зрелище, человечество во всей красе.
   Когда мы приблизились к сплайну, "Кард" загудел, как хорошо отлаженный механизм. Я знала, что прямо сейчас по всему кораблю вся команда - офицеры и артиллеристы, повара, инженеры и обслуживающий персонал, опытные офицеры и полуобученные новички - все готовились спасать людей от великой пустоты, которая пыталась их убить. Это было то, что мы делали. Я с нетерпением ждала возможности сыграть свою роль.
   Вот почему я была не слишком рада услышать тихий голос комиссара Варкина позади себя. - Энсин. Вы, - он сверился со списком, - Дакк? У меня для вас особое задание. Пойдемте со мной. - Варкин, худой и высокий, служил на корвете офицером по политической части, как и на каждом боевом корабле с экипажем более ста человек. На его лице застыло выражение, которое я не могла понять, - холодный расчет.
   Все боятся комиссаров, но сейчас было неподходящее время для того, чтобы тратить время на рутинную работу. - Я получаю приказы от старшего помощника, сэр. - Я посмотрела на старшего офицера.
   Лицо Бараса оставалось бесстрастным. Я знала о давних разногласиях между военно-космическим флотом и Комиссией, но также знала, что сказал бы Барас. - Сделайте это, энсин. Вам, Тарко, тоже лучше пойти.
   У меня не было выбора, кризис или нет кругом. Поэтому мы поспешили за комиссаром.
   Вдали от просторного спокойствия мостика коридоры "Карда" были полны движения и шума, люди бегали во все стороны, таща оборудование и припасы, выкрикивая приказы и требуя помощи.
   Пока мы бежали трусцой, я шепнула Тарко: - Так откуда взялось это ведро? Где сейчас проходят сражения? SS 433?
   - Не там, - сказал Тарко. - Разве ты не помнишь? На SS 433 мы не понесли потерь.
   Это было правдой. SS 433, находящаяся в нескольких сотнях световых лет от 592-й, является обычной звездой, вращающейся вокруг массивной нейтронной звезды; сжатая гравитацией, та испускает высокоэнергетические струи тяжелых элементов, что очень полезно. За месяц до этого ксили предприняли попытку разрушить там человеческие технологические установки. Но благодаря разумным разведданным Комиссии по установлению исторической правды они получили ошеломляющий отпор. Это была знаменитая победа, повод для большого празднования.
   Пусть и немного жутковато. Иногда информация Комиссии о будущих событиях была настолько точной, что мы задумывались, нет ли у них шпионов среди ксили. Или, может быть, машины времени. Как я уже сказала, это пугает. Но здесь есть более широкая картина. После пятнадцати тысяч лет Третьей экспансии и восьми тысяч лет тотальной войны с ксили человечество контролирует около четверти диска Галактики, создав могущественную империю с центром на Солнце, включающую некоторые отдаленные территории в скоплениях гало. Но ксили контролируют все остальное, включая центр Галактики. И постепенно медленно полыхающая война между людьми и ксили разгорается все сильнее.
   Поэтому я была рада, что на моей стороне были комиссары с их очевидными пророческими способностями.
   Мы спустились на пару палуб и оказались в главном грузовом отсеке корвета. Большие главные двери были открыты, и за ними виднелась стена обгоревшей и разорванной плоти. Вонь стояла просто невыносимая, а на блестящем полу скапливались огромные озера желто-зеленого гноя.
   Стена была корпусом поврежденного сплайна. "Кард", как мог, состыковался с "Факелом ассимилятора", и вот результат. Инженеры работали, вырезая в стене пригодное для использования отверстие. Это была просто дыра в плоти, еще одна рана. За ней тянулся туннель, органический, похожий скорее не на коридор, а на горло.
   Я могла видеть движущиеся из туннеля фигуры, предположительно, они были из команды "Факела". Двое из них пытались поддержать третьего. Команда "Карда" бросилась вперед, чтобы забрать раненого тара. Я не могла сказать, был ли это он или она. Вот насколько серьезными были ожоги. Куски плоти свисали с конечностей, которые были похожи на веточки, а в некоторых местах виднелись кости, которые сами по себе были почерневшими.
   Мы с Тарко не очень-то хорошо отреагировали на это зрелище. Но медицинские накидки уже окутывали раненого тара, нежно, как ласка любовника.
   Я подняла глаза на комиссара, который терпеливо стоял рядом. - Сэр? Не могли бы вы сказать нам, зачем мы здесь?
   - Мы получили опознавательные сигналы от "Факела", когда он отключился. Здесь есть кое-кто, кто захочет с вами встретиться.
   - Сэр, кто...
   - Будет лучше, если вы посмотрите сами.
   К нам подошла одна с "Факела". Я заметила, что это была женщина примерно моего роста. Невозможно было скрыть пятна крови, ожоги и порезы, а также то, как она хромала; в верхней части бедра у нее была рана, которая еще дымилась. Но на воротничке у нее были капитанские нашивки.
   Мне показалось, что я узнаю ее лицо - этот прямой нос, маленький подбородок, - несмотря на грязь, покрывавшую ее щеки и шею, и запекшуюся кровь на лбу. У нее были длинные волосы, собранные сзади в конский хвост, что совсем не походило на мою обычную короткую стрижку. Но - таково было мое первое впечатление - ее лицо показалось мне странно изменившимся, как будто оно было зеркальным отражением того, к чему я привыкла.
   Я сразу почувствовала глубокую, неприятную тревогу.
   Я знакома не со многими капитанами, но она сразу узнала меня. - О! Это ты.
   Тарко был очень напряжен. Оказалось, что он продумал ситуацию немного лучше, чем я. - Комиссар, из какого сражения прибыл "Факел"?
   - Из Тумана.
   У меня отвисла челюсть. Каждый тар на базе 592 знал, что Туман - это межзвездное облако и основное скопление ксили, расположенное внутри Три кило, на добрую сотню световых лет дальше к центру Галактики. Я сказала: - Не знала, что мы зашли так далеко ко врагу.
   - Нет. Пока нет.
   - И, - напряженно произнес Тарко, - мы приветствуем поврежденный в бою корабль, который еще даже не покинул Землю.
   - Совершенно верно, - одобрительно сказал Варкин. - Энсины, вам выпала честь стать свидетелями этого. Этот корабль уцелел в битве, которая произойдет только через двадцать четыре года.
   Тарко что-то пролепетал.
   Что касается меня, то я не могла отвести глаз от капитана "Факела". Она в напряжении водила большим пальцем по щеке.
   - Я делаю так, - глупо сказала я.
   - О, Лета, - сказала она с отвращением. - Да, тар, я такая же, как ты, но взрослая. Смирись с этим. Мне нужно поработать. - И, бросив взгляд на комиссара, она повернулась и направилась обратно к своему кораблю.
   Варкин мягко сказал: - Идите за ней.
   - Сэр...
   - Сделайте это, энсин.
   Тарко последовал за мной. - Значит, и через двадцать четыре года ты все еще будешь задницей.
   Я с горечью осознала, что он был прав.
  
   Мы втроем протиснулись через узкий проход к "Факелу". Гравитация была неоднородной, и я подозревала, что она подавалась от инерционных генераторов "Карда".
   Я никогда раньше не сталкивалась с органической "технологией" сплайна. Мы действительно находились внутри огромного тела. Каждый раз, когда я прикасалась к поверхности, мои руки становились липкими, и чувствовалось, как соленая жидкость стекает по моей униформе. Стены коридора представляли собой сырую плоть, большая часть которой была обожжена, искорежена и изломана, даже глубоко под поверхностью корабля.
   Но это было лишь фоном для моих бурлящих мыслей. - Капитан Дакк, ради Леты.
   Капитан снова заметила, что я смотрю на нее. - Энсин, отойди. Мы не можем оторваться друг от друга, но в ближайшие несколько дней жизнь станет сложной для нас обеих. Так всегда бывает в подобных ситуациях. Просто делай шаг за шагом.
   - Сэр...
   Она пристально посмотрела на меня. - Не задавай мне вопросов. Какой мне интерес давать тебе плохие советы? Мне эта ситуация нравится не больше, чем тебе. Запомни это.
   - Да, сэр.
   Мы обнаружили ряды раненых, завернутых в накидки. Команда пыталась вынести их в "Кард". Но проход был слишком узким. На пути образовалась пробка, настоящий бардак. Это могло бы показаться смешным, если бы не стоны и крики, а также запах страха и отчаяния, витавший в воздухе.
   Дакк нашла регулировщика. На нем была форма работника службы контроля ущерба. - Кэди, что, во имя Леты, здесь происходит?
   - Это все из-за проходов, сэр. Они слишком изорваны, чтобы вытаскивать раненых с помощью грейферов. Поэтому нам приходится делать это вручную. - Он выглядел отчаявшимся и несчастным. - Сэр, я несу ответственность.
   - Вы поступили правильно, - мрачно сказала она. - Но давайте посмотрим, нельзя ли здесь немного прибраться. Вы двое, - рявкнула она на нас с Тарко. - Встаньте в линию.
   И это был последний раз, когда мы видели ее какое-то время, когда она, громко топая, направилась вглубь своего корабля. Она быстро организовала команду, как из "Факела", так и из "Карда", в живую цепь. Вскоре мы уже передавали закутанных в накидки раненых из рук в руки по коридору и в организованном порядке направляли их в грузовой отсек "Карда".
   - Я впечатлен, - сказал Тарко. - Где-то через четверть века тебе пересадят мозг.
   - Засунь это.
   Очередь перед нами выстроилась в ряд. Мы с Тарко обнаружили, что смотрим на одного из раненых, который был в сознании и озирался по сторонам, ожидая, когда его вынесут. Он был совсем мальчишкой, лет шестнадцати-семнадцати.
   Если все это было правдой, то в мое время он еще даже не родился.
   Он заговорил с нами. - Вы с "Карда"?
   - Да.
   Он начал благодарить нас, но я отмахнулась. - Расскажи, что с вами случилось.
   Тарко шепнул мне: - Эй. Не спрашивай его о будущем. Ты никогда не слышала о временных парадоксах? Держу пари, у Комиссии есть несколько правил на этот счет.
   Я пожала плечами. - Я уже познакомилась сама с собой. Насколько все может быть хуже?
   Либо раненый не знал, что мы из его прошлого, либо ему было все равно. Он коротко рассказал нам, как "Факел" участвовал в крупном сражении глубоко в Тумане. Он был стрелком, и из его кабины звездолома был хорошо виден весь бой.
   Мы напали на "рафинадную глыбу". Вы когда-нибудь видели такую? Большую старую огневую точку ксили. Но ночные истребители были повсюду. Мы терпели поражение. Поступил приказ отступать. Мы могли видеть эту чертову рафинадную глыбу, она была так близко, что ее можно было потрогать. Капитан проигнорировала приказ отступать.
   - Она проигнорировала приказ? - скептически спросил Тарко.
   - Мы пересекли разграничительную линию. - Разграничительная линия - это на самом деле поверхность, граница, проведенная военными между секторами в космосе - в данном случае, между спорной территорией внутри Тумана и пространством, контролируемым ксили. Ксили отвлеклись на отступающих, и "Факел" прорвался через их строй. - Продержались всего несколько минут. Но запустили "Санрайз".
   Тарко спросил: - Что? - Я пнула его, и он заткнулся.
   Неожиданно парнишка схватил меня за руку. - Мы едва добрались до дома. Но, Лета, когда забрезжил рассвет, мы чуть не распугали эту старую рыбину своими воплями, несмотря на то, что делали все, что могли.
   Тарко ехидно спросил: - Что ты думаешь о капитане Дакк?
   - Она настоящий лидер. Я бы последовал за ней куда угодно.
   Все, что я чувствовала, - это беспокойство. Никаких героев: это один из уроков доктрин Друза, символа веры, который объединял человечество на протяжении пятнадцати тысяч лет и который каждый день вдалбливают в каждого из нас комиссары на своих ознакомительных занятиях. Если мое будущее "я" забыло об этом, значит, что-то пошло не так.
   Но теперь стрелок пристально смотрел на меня. Я осознала, что провожу большим пальцем по щеке. Я опустила руку и отвернулась.
   Передо мной стояла капитан Дакк. - Узнавание. Тебе лучше к этому привыкнуть.
   - Я не хочу, - проворчала я. Меня начинала возмущать вся эта ситуация.
   - Не думаю, что то, чего ты или я хотим, имеет к этому какое-то отношение, энсин.
   Я пробормотала Тарко: - Лета. Я что, такая напыщенная?
   - О, да.
   Дакк сказала: - Думаю, на данный момент у нас все организовано. Я зайду позже, когда смогу подумать о мерах по устранению ущерба. А пока нам приказано пройти в кают-компанию вашего капитана. Нам обеим.
   Тарко нерешительно спросил: - Сэр, а что такое "Санрайз"?
   Она выглядела удивленной. - Верно. У вас их еще нет. "Санрайз" - это управляемая человеком торпеда. Оружие самоубийства. - Она посмотрела на меня. - Итак, ты слышала, что произошло в Тумане.
   - Совсем немного.
   Она погладила меня по щеке. Это был первый раз, когда она прикоснулась ко мне. Это было странно нейтральное ощущение, как прикосновение к собственной коже. - В свое время ты все узнаешь. - Это было восхитительно.
  
   Дакк провела нас на офицерскую сторону "Карда". Там нас встретил комиссар Варкин.
   Перегородки здесь были поспешно сняты, чтобы освободить большую часть палубы, которая служила госпиталем и отделением для выздоравливающих. Там была команда на всех стадиях выздоровления. Некоторые из них лежали на койках, ослабевшие, с ввалившимися глазами. Многие из них, казалось, умоляли санитаров вернуть их на "Факел", несмотря на их ранения, - как только вы теряете связь со своим кораблем в зоне боевых действий, найти его снова может быть невозможно. И многие из них трогательно спрашивали о самом "Факеле". Я видел, что они действительно заботились о своем живом корабле; эта потрепанная старая туша была одним из членов экипажа.
   У очень многих из них, как мужчин, так и женщин, волосы были собраны в хвостики, очевидно, в подражание своему капитану. Это было совсем не по-доктринальному.
   Увидев Дакк, они все закричали, зааплодировали и засвистели. Ходячие раненые столпились вокруг Дакк и хлопали ее по спине. Какая-то пара просто повернула головы на подушках и тихо заплакала. Я заметил, что глаза Дакк наполнились слезами; хотя она улыбалась во всю ширь помещения, но была на грани срыва.
   Я взглянула на Тарко. Так не должно было случиться.
   Среди медиков я заметила фигуру с бритой головой и в длинной одежде Комиссии. Она переходила от пациента к пациенту и вводила в них иглу. Но она не лечила их. На самом деле она брала кровь, небольшие образцы, которые хранила в сумке, висевшей у нее на боку.
   Сейчас было не время и не место для подобного сбора образцов. Я шагнула вперед, чтобы остановить ее. Что ж, это была естественная реакция. К счастью, Тарко удержал меня.
   Комиссар Варкин сухо заметил: - Я вижу, энсин, что в вас есть порывистость, присущая вам в будущем. Санитар просто выполняет свой долг. Без сомнения, ей так же неудобно, как и вам. Знаете, комиссары тоже люди.
   - Тогда что...
   - Перед тем, как отправиться в бой, каждому из членов экипажа, вероятно, ввели мнемоническую жидкость. Это то, что мы пытаемся восстановить. Чем больше точек зрения мы получим на это действие, тем лучше сможем его предвидеть. Мы также просматриваем корабельные базы данных и логи.
   Можете считать, что у меня нет воображения. Я все еще не понимала, какое невероятное стечение обстоятельств привело более взрослую версию меня в мою жизнь. Но тогда мне впервые пришло в голову, какое мощное оружие оказалось в наших руках. - Лета, - сказала я. - Только так мы выиграем войну. Если вы знаете ход будущих сражений...
   - Вам многое предстоит усвоить, энсин, - добродушно сказал Варкин. - Делайте шаг за шагом.
   Что, конечно, было моим собственным советом самой себе.
   Наконец, к моему некоторому облегчению, мы увели Дакк подальше от ее команды. Варкин провел нас по нескольким коридорам в роскошную кают-компанию капитана Ианы.
   Мы с Тарко стояли посреди ковра, осознавая, какие мы потрепанные, и боялись размазать сопли по всей мебели Ианы. Но Варкин все равно жестом указал нам на стулья, и мы неловко уселись.
   Я наблюдала за Дакк. Она развалилась в огромном кресле, слегка покачиваясь, выдавая свою усталость, теперь, когда была вдали от своей команды. Она была мной. Мое лицо изменилось в противоположность зеркальному отражению, с которым я выросла. Я была очень смущена. Мне была ненавистна мысль о том, что я стану такой старой, высокомерной, неортодоксальной. Но я видела в Дакк много такого, чем можно восхищаться: сила, умение командовать, завоевывать преданность. Часть меня хотела помочь ей. Другая часть хотела оттолкнуть ее.
   Но в основном я просто осознавала то единение, которое связывало нас. Не имело значения, нравилась она мне или нет; в любом случае, она всегда будет рядом, до конца моей жизни. Это было неприятное ощущение.
   Варкин наблюдал за мной. Мне показалось, будто он понял, что я чувствую. Но он перешел к делу, сцепив пальцы домиком.
   - Вот как это бывает. Мы пытаемся загрузить данные, чтобы составить хоть какую-то связную картину того, что произошло ниже по течению. "Ниже по течению" - это не последний жаргонный термин, к которому мне предстояло привыкнуть. - Вас ждут сюрпризы, энсин Дакк.
   Я немного визгливо рассмеялась и махнула рукой капитану. - Удивляетесь после всего этого? Продолжайте.
   Дакк выглядела недовольной. Тарко успокаивающе положил руку мне на спину.
   Варкин сказал: - Сначала вам, вернее, капитану Дакк, будет предъявлено обвинение. Состоится судебное разбирательство.
   - Предъявлено обвинение? В чем?
   Варкин пожал плечами. - Халатность, то есть безрассудная угроза кораблю. - Он посмотрел на Дакк. - Полагаю, будут и другие обвинения, связанные с различными нарушениями доктрин Друза.
   Дакк только улыбнулась, и на ее лице появилось леденящее душу выражение. Я удивлялась, как могла стать настолько циничной.
   Варкин продолжил: - Энсин, вы будете вовлечены.
   Я кивнула. - Конечно. Это мое будущее.
   - Вы не понимаете. Я имею к этому непосредственное отношение. Мы хотим, чтобы вы выступили в качестве адвоката обвинения.
   - Я? Сэр. - Я перевела дыхание. - Вы хотите, чтобы я сама привлекла себя к ответственности. За преступление, во всяком случае, за предполагаемое преступление, которое я не совершу в течение двадцати четырех лет. Я что-то не так поняла из сказанного?
   - Нет. У вас ведь есть соответствующая подготовка, не так ли?
   Дакк рассмеялся. - Это их способ, малыш. В конце концов, кто знает меня лучше?
   Я встала. - Комиссар, я не буду этого делать.
   - Сядьте, энсин.
   - Я пойду к капитану Иане.
   - Сядьте. На место.
   Я никогда не слышала такого командного тона. Я испуганно села.
   - Энсин, вы незрелый, неопытный и импульсивный человек. Вам предстоит многому научиться, чтобы выполнить это задание. Но вы - необходимый кандидат.
   И это еще не все. И снова я увидела проблеск человечности в этом заиндевевшем комиссаре. - Через четыре месяца вы явитесь в родильный комплекс на базе 592. Там вы попросите вот этого энсина Хаму Тарко о зачатии.
   Тарко быстро убрал руку с моей спины.
   - Разрешение будет получено, - сказал Варкин. - Я позабочусь об этом.
   Я не поверила. Потом разозлилась. Почувствовала себя так, словно попала в ловушку. - Откуда вы знаете, что я захочу ребенка от Тарко? Без обид, тупица.
   - Я не обижаюсь, - озадаченно сказал Тарко.
   Теперь комиссар выглядел раздраженным. - Откуда, по-вашему, я знаю? Разве вы не заметили, в какой ситуации мы оказались? Потому что это есть в личном деле "Факела". Потому что ребенок, которого вы родите...
   - Он будет гореть на "Факеле" вместе со мной, - сказала Дакк. - Его звали Хама.
   Клянусь, Тарко покраснел.
   - Был? Ребенка звали Хама? - Я почувствовала что-то вроде паники. Возможно, это были материнские узы, которых еще не могло быть, страх за благополучие ребенка, о котором я только что узнала. - Он мертв, не так ли? Он умер там, в Тумане.
   Варкин пробормотал: - Шаг за шагом, помните, энсин.
   Дакк наклонилась вперед. - Да, он погиб. Он летел на "Санрайзе". Именно он запустил монопольную бомбу в рафинадную глыбу ксили. Ты видишь? Твой ребенок, Дакк. Наш ребенок. Он был героем.
   Шаг за шагом. Я продолжала повторять это про себя. Но кают-компания словно завертелась вокруг своей оси.
  

II

  
   На яхте Дакк я обогнула огромный борт "Факела ассимилятора". Рядом с нами дрейфовали медицинские машины, заливая каким-то герметиком огромные раны живого корабля.
   Раненому сплайну позволили присоединиться к единственной в своем роде флотилии, обычным боевым кораблям. Живые звездолеты размером с город никогда не отличались изяществом, но я видела, что их движения были скоординированы, словно в огромном танце. Они даже прижимались друг к другу, как огромные рыбы, толкающиеся друг о друга.
   Дакк пробормотала: - Некоторые из этих потрепанных зверей служили людям тысячу лет или даже больше. Мы вырываем у них мозги и нервную систему - мы ампутируем их разум, - и все же что-то в них все еще остается, потребность в себе подобных, в комфорте. Поэтому мы позволили пострадавшим немного поплавать вместе.
   Я рассеянно слушала.
   Яхта пришвартовалась, и нас с капитаном подняли на борт "Факела". Я оказалась в чем-то вроде пещеры, подпираемой подпорками из какого-то хрящевого материала. Освещение было исправлено, гравитация на борту восстановлена.
   Мы бродили по отверстиям и проходам с круглыми стенами, продвигаясь вглубь сплайна. Мы не встретили никого из команды Дакк, только ремонтников с базы.
   Дакк сказала мне: - Ты ведь еще не служила на сплайне, не так ли? Корабль живой, не забывай. Здесь жарко. Во время сна можно прогуляться по кораблю и увидеть, что команда дремлет по всему судну, многие из них голые, некоторые растянулись на мешках с едой или оружием или просто на теплых поверхностях, где только можно. Можно услышать пульсацию крови сплайна, а иногда даже биение его сердца, похожее на отдаленный удар гонга. Это и возню крыс.
   Это звучало уютно, но не очень похоже на военно-космический флот, который я знала. - Крысы?
   Она рассмеялась. - Маленькие ублюдки забираются повсюду.
   Мы продолжили путь. Это было не так страшно, как в тот час, когда в кромешной тьме впервые появился сплайн, и нам пришлось вытаскивать раненую команду с поврежденного корабля. Но все равно это было похоже на пребывание в какой-то огромной утробе. Я не представляла, как смогу когда-нибудь привыкнуть к этой обстановке, как смогу служить на таком корабле. Но Дакк, казалось, была рада вернуться, так что я, очевидно, ошибалась.
   Мы подошли к глубокому месту, которое Дакк назвала "брюхом". Это было помещение, похожее на ангар, разделенное на отсеки огромными прозрачными пластинами из какого-то материала, похожего на мышцы, покрытыми слоем жира. В нишах были подвешены мешки с чем-то похожим на воду: зеленой, мутной водой.
   Я потрогала поверхность одного из мешков. Она покрылась легкой рябью. Я могла видеть плавающие растения, извивающихся рыб, улиток, несколько автономных роботов, плавающих среди скоплений. - Это как аквариум, - сказала я.
   - Так оно и есть. Океан в миниатюре. Зеленые растения - роголистники: без корней, почти полностью съедобные. А еще здесь есть морские улитки, рыба-меченосец и различные микробы. Здесь полностью автономная биосфера. Вот как мы живем; эта маленькая ферма кормит нас. На самом деле эти существа обитают в океанах Земли. Тебе не кажется, что это довольно романтично - сражаться с супернаукой ксили, имея в своем ядре каплю первозданных вод?
   - Как им удается не зарастать?
   - Водоросли сами по себе перестают расти. Улитки питаются дохлой рыбой. А рыбы регулируют свою численность, поедая собственную молодь.
   Кажется, я скривилась, услышав это.
   - Ты брезгливая, - резко сказала она. - Я этого не помню.
   Мы продолжили знакомство с чудесами сплайна. Я мало что поняла.
   По правде говоря, я с трудом могла функционировать. Уверена, что пережила своего рода шок. Человеческие существа не созданы для того, чтобы быть подверженными временным парадоксам, касающимся их будущего и нерожденных детей.
   И моя голова была занята моей работой по расследованию действий Дакк.
   Процедура дознания представляла собой своеобразное сочетание древних флотских традиций и судебных процедур Комиссии. Комиссар Варкин был назначен председателем суда, а я, как адвокат обвинения, была одновременно прокурором, юристом и секретарем суда. Остальной состав суда - коллегия из высокопоставленных лиц, представлявшая собой нечто среднее между судьей и присяжными, - состоял из комиссаров и офицеров военно-космического флота, а также нескольких гражданских лиц и даже академика для равновесия. Как мне показалось, все это было политическим компромиссом между Комиссией и флотом.
   Но судебное разбирательство было только первым этапом. Если будут выдвинуты серьезные обвинения, Дакк предстанет перед военным трибуналом и, возможно, перед самим Великим конклавом Коалиции. Таким образом, ставки были высоки.
   И сами обвинения, направленные, в конце концов, против меня самой в будущем, были обидными: из-за халатности подверглось опасности судно военно-космического флота; из-за преступной неэффективности при исполнении служебных обязанностей; из-за пренебрежения уставом и конкретными приказами, ставящими под угрозу военные цели флота; из-за самолюбия, поощряющего экипаж военно-космического флота отклониться от доктринального мышления...
   Доказательств было предостаточно. Мы провели виртуальную реконструкцию, основываясь на записях с "Факела" и мнемонических данных, полученных от экипажа корабля. И у нас был поток свидетелей, большинство из которых были ранеными с "Факела". Никому из них не сказали, как их показания вписываются в общую картину, и это многих расстроило. Но все они выразили свою преданность и восхищение капитаном Дакк, хотя, по мнению комиссаров, такое боготворение только усугубило бы проблемы их капитана.
   Все это могло помочь только до поры до времени. Я чувствовала, что упускаю мотив. Не понимала, почему Дакк сделала то, что она сделала.
   Я чувствовала, что не могу сосредоточиться на ней. Колебалась между презрением к ней и желанием защитить ее - и все это время меня угнетала парадоксальная связь, которая соединяла нас вместе. Я чувствовала, что она ощущает то же самое. Иногда она была нетерпелива ко мне, как к самому неопытному новобранцу, а иногда, казалось, пыталась взять меня под свое крыло. Ей, должно быть, тоже было нелегко вспоминать, что когда-то она была такой же незначительной, как и я. Но если бы мы были двумя половинками одного и того же человека, наши ситуации не были бы симметричными. Когда-то давно она была мной, а я была обречена стать ею; как будто она заплатила по счетам, которые все еще стояли передо мной.
   В любом случае, именно поэтому я попросила перерыв в обсуждениях, чтобы провести некоторое время с Дакк на ее родной территории. Я должна была узнать ее получше, хотя мне все больше не хотелось быть втянутым в ее мрачное будущее.
   Она привела меня в новое помещение, расположенное в глубине корабля-сплайна. В этом месте, пересеченном крест-накрест хрящевыми распорками, возвышалась колонна, сделанная из полупрозрачного красно-фиолетового троса. Слышался резкий запах озона.
   Я поняла, где нахожусь. - Это камера гипердвигателя.
   - Да. - Она протянула руку и погладила волокна. - Великолепно, не правда ли? Я помню, как впервые увидела сплайновую мышцу с гипердвигателем.
   - Конечно, вы помните.
   - Что?
   - Потому что это сейчас. Я вижу это впервые. И я - это вы. "Однажды, - мрачно подумала я, - я неизбежно окажусь в другом конце этого помещения и буду смотреть на свое собственное лицо". - Разве вы этого не помните? Я, двадцатилетняя, встречаю... вас?
   Ее ответ смутил меня. - Это так не работает. - Она сердито посмотрела на меня. - Ты понимаешь, почему я застряла в прошлом, глядя на твое покрытое прыщами лицо?
   - Нет, - неохотно призналась я.
   - Это был маневр Толмана. - Она внимательно посмотрела мне в лицо. - Каждый космический корабль, летящий быстрее света, - это машина времени. Да ладно тебе, энсин. Это всего лишь специальная теория относительности! Даже "Толман" - это фамилия какого-то давно умершего ученого, работавшего до искоренения. Этому учат четырехлетних детей.
   Я пожала плечами. - Забудь обо всем этом, если не хочешь стать штурманом.
   - С таким отношением к делу у тебя есть амбиции стать капитаном?
   - У меня, - медленно произнесла я, - нет амбиций стать капитаном.
   Это заставило ее задуматься. Но она сказала: - Суть в том, что если война ведется с помощью сверхсветовых космических кораблей, всегда возможны сбои во времени, и их следует предвидеть... Подумай об этом с другой стороны. Сейчас нет универсума. Скажем, сейчас полночь. Мы в световой минуте от базы. Так сколько сейчас времени в ваших бараках на 592-й? Что, если бы ты могла навести телескоп на наземные часы?
   Я подумала об этом. Потребуется минута, чтобы изображение часов на подставке дошло до меня со скоростью света. Значит, до полуночи осталась минута... - Хорошо, но если вы учтете временную задержку, необходимую для распространения сигналов со скоростью света, вы сможете создать стандарт уже сейчас, не так ли?
   - Если бы все были неподвижны, возможно. Но предположим, что этот старый скрипучий сплайн двигался бы со скоростью, равной половине световой. Даже ты, должно быть, слышала о замедлении времени. Наши часы замедлились бы, если смотреть с базы, а их часы замедлились бы, если смотреть отсюда. Подумай над этим еще раз. Здесь может быть целая флотилия кораблей, движущихся с разной скоростью, с разными временными рамками. Они никогда не смогут договориться.
   - Ты понимаешь, о чем я? В глобальном смысле прошлого и будущего не существует. Есть только события, похожие на точки на огромном графике, оси которых обозначены пространством и временем. Вот как об этом можно думать. События плавают вокруг, как рыбы, и, с вашей точки зрения, чем дальше они от вас, тем больше они плавают. Таким образом, ни на базе, ни на Земле, ни где-либо еще нет ни одного события, которое можно было бы однозначно соотнести с вашим настоящим моментом. На самом деле в отдаленных местах происходит целый ряд подобных событий, протекающих с разной скоростью.
   - Из-за этой неопределенности истории неоднозначны. Конечно, у каждого места на Земле есть своя история, и у базы тоже. Но Земля находится примерно в десяти тысячах световых лет отсюда. Бессмысленно сопоставлять даты конкретных событий на Земле с датами базы; они могут варьироваться на протяжении тысячелетий. У вас даже может быть история Земли, которая прослеживается в обратном направлении, если смотреть с движущегося корабля.
   - Теперь ты видишь, как скорость света все портит? Причинно-следственная связь определяется скоростью света. Пока свет успевает перемещаться от одного события к другому, они не могут перемениться, откуда бы на них ни смотреть, и причинно-следственная связь сохраняется. Но на корабле, движущемся быстрее света, можно перемещаться по пространственно-временному графику по своему усмотрению. Я совершила сверхсветовую вылазку в Туман. Когда я была там, с моей точки зрения, история здешней базы была неоднозначной на протяжении десятилетий... Когда я вернулась домой, то просто вернулась к событию, которое произошло перед моим отлетом.
   Я кивнула. - Но это была всего лишь случайность. Верно? Это происходит не всегда.
   - Это зависит от геометрии. Когда мы включили гипердвигатель, спасаясь от ксили, то летели к базе со скоростью, превышающей скорость света. Так что, да, это был несчастный случай. Но вы можете намеренно совершать маневры Толмана. И во время каждой операции мы всегда отправляем зонды Толмана: записи, копии журналов, направленные в прошлое.
   Я проверила еще раз. - Вы хотите сказать, что это преднамеренная тактика этой войны - отправлять информацию в прошлое?
   - Конечно. Если есть такая возможность, вы должны ею воспользоваться. Что может быть лучше разведданных? Военно-космический флот всегда в полной мере работал с ними. На войне нужно использовать все возможности.
   - Но разве ксили не поступают так же?
   - Конечно. Но весь фокус в том, чтобы попытаться остановить их. Переплетение прошлого и будущего зависит от относительных скоростей. Мы стараемся организовать сражения так, чтобы мы, а не они, получали выгоду. И, конечно, они отвечают взаимностью. - Дакк по-волчьи ухмыльнулась. - Это соревнование в ясновидении. Но мы делаем все, что в наших силах.
   Я попыталась сосредоточиться на том, что было важно. - Хорошо, - сказала я. - Тогда передайте мне сообщение из будущего. Расскажите, как вы перешли разделительную черту.
   Она расхаживала по комнате, в то время как странные мышцы гипердвигателя сплайна пульсировали. - Мы только что получили серьезный удар перед тем, как поступил приказ об отступлении. Ты знаешь, каково это? Твоя первая реакция - явное удивление от того, что это случилось с тобой. Удивление, и недоверие, и негодование. И гнев. Корабль живой, он - часть твоей команды. И ты живешь на нем, это как будто кто-то вторгся в твой дом. И это был шок. Но большая часть экипажа заняла боевые посты и начала выполнять свои обязанности в соответствии с инструкциями. Паники не было. Столпотворение, да, но не паника.
   - И, несмотря на все это, вы решили не подчиниться приказу об отступлении.
   Она посмотрела мне в глаза. - Я должна была принять немедленное решение. У нас была возможность; я верила, что мы были достаточно близко, чтобы нанести удар, но мы оказались в ситуации, когда мои приказы не были обоснованными. Так я считала. Я решила действовать.
   - Мы прошли прямо через разграничительную линию и направились в центр скопления ксили, истекая кровью от дюжины попаданий, сверкая звездоломами. Вот как мы сражаемся с ксили, видите ли. Они умнее нас и сильнее. Но мы просто льемся на них. Они думают, что мы паразиты, поэтому мы сражаемся как паразиты.
   - Вы запустили "Санрайз".
   - Хама был пилотом. - Мой нерожденный, так и не зачатый ребенок. - Он летал на монопольной торпеде: новейшая разработка. Рафинадная глыба ксили - это крепость в форме куба, со стороной в тысячи километров, мир с гранями и закоулками. Мы пробили дыру в ее стене, как будто она была бумажной.
   Но нам наносили попадание за попаданием. Удар за ударом.
   - Нам пришлось эвакуировать людей с внешних палуб. Ты бы видела корпус, люди кишели, как мухи на куче мусора, сновали туда-сюда, спасаясь от взрывов. Они цеплялись за крепления для оружия, стойки, спасательные тросы, за что угодно. Видишь ли, мы боимся падения. Я думаю, что некоторые члены экипажа боялись этого больше, чем ксили. Спасательные капсулы достались немногим из них. Мы потеряли сотни людей... - Ее лицо оживилось, и она, казалось, потянулась к более радостным воспоминаниям. - Ты знаешь, откуда это название "Санрайз"? Потому что оно связано с планетой. Ксили - обитатели космоса. Они не различают день и ночь. Каждый рассвет принадлежит нам, а не им - это единственное, чего они не могут у нас отнять. Это уместно, не так ли? И тебе стоит посмотреть, каково это, когда пилот "Санрайза" поднимается на борт.
   - Как Хама.
   - Когда торпеда выходит из порта, к ней присоединяется целая флотилия, как гражданских, так и военных судов, просто чтобы посмотреть, как пилот уходит. Когда пилот поднимается на борт, вся команда выстраивается в проходах, скандируя его или ее имя. - Она улыбнулась. - Твое сердце разорвется, когда ты увидишь Хаму.
   Я изо всех сил старалась сосредоточиться. - Поэтому пилотов боготворят. У нас не должно быть героев.
   - Лета, я и не подозревала, что была таким педантом! Малыш, война - это нечто большее, чем соблюдение доктрины. В любом случае, что такое пилоты "Санрайзов", как не высочайший образец идеалов Экспансии? Помни, что жизнь коротка, Друз сам это сказал, и пилот "Санрайза" применяет это на практике самым ярким и смелым образом из всех возможных.
   - И, - осторожно добавила я, - ты героиня для своей команды?
   Она нахмурилась, глядя на меня. Ее лицо превратилось в маску из морщин, борозд, которые годы врезали в мою плоть. Она никогда не была так непохожа на меня. - Я знаю, о чем ты думаешь. Я слишком стара, мне должно быть стыдно даже за то, что я жива. Послушай меня. Через десять лет после этой встречи ты примешь участие в битве вокруг нейтронной звезды под названием Кеплер. Посмотри ее. Вот почему твоя команда будет уважать тебя за то, чего ты достигнешь в этот день, даже если им не посчастливится и они погибнут. А что касается разграничительной линии, то я ни о чем не жалею. Мы нанесли удар, черт возьми. Я говорю о надежде. Вот чего никогда не поймут эти гребаные комиссары. Надежда и потребности человеческого сердца. Это то, что я пыталась донести... - Казалось, что-то ушло из нее. - Но сейчас все это не имеет значения. Я прошла через еще одну разграничительную линию, не так ли? Через отрезок времени, в прошлое, где я предстану перед судом.
   - Мне не поручали судить вас.
   - Нет. Ты делаешь это ради забавы, не так ли?
   Я не знала, что сказать. Чувствовала себя ущемленной. Любила ее и ненавидела одновременно. Должно быть, она чувствовала то же самое по отношению ко мне. Но мы знали, что не сможем расстаться друг с другом. Возможно, копии одного и того же человека из двух временных отрезков никогда не смогут ужиться друг с другом. В конце концов, мы не для этого эволюционировали.
   В молчании мы вернулись в кают-компанию Дакк. Там нас ждал Тарко.
  
   - Задница, - сказал он официально.
   - Ведро с салом, - ответила я.
   На том корабле из будущего, в моей собственной будущей кают-компании, мы смотрели друг на друга, каждый из нас был озадачен, а может, и напуган. Мы ни разу не оставались наедине с тех пор, как узнали, что у нас будет ребенок. И даже сейчас капитан Дакк сидела там, словно воплощение судьбы.
   Согласно доктринам Друза, любовь не запрещена. Но дело не в этом. Но потом я поняла, что здесь, на границе, где люди гибли вдали от дома, все было немного сложнее, чем предполагали мои тренировки и воспитание.
   Я спросила: - Что ты здесь делаешь?
   - Ты послала за мной. Твоим будущим, тем, как ты будешь выглядеть умнее и привлекательнее.
   Капитан Дакк сухо сказала: - Очевидно, вам двоим есть что обсудить. Но, боюсь, не могу уделить вам время. События не терпят отлагательств.
   Тарко повернулся к ней лицом. - Тогда давайте продолжим, сэр. Почему вы спрашивали обо мне?
   Дакк сказала, - Флотская разведка проанализировала записи с "Факела". Они начали процесс установления контактов с теми, кто будет служить на корабле, или с их персоналом, если это дети или еще не родились, чтобы проинформировать их об их будущих назначениях. Такова политика.
   Тарко выглядел встревоженным. - И это относится ко мне?
   Дакк уклонилась от прямого ответа. - Существуют протоколы. Когда корабль возвращается с боевого дежурства, капитан или старший офицер, оставшийся в живых, обычно отправляет письма с соболезнованиями тем, кто потерял своих близких, или навещает их.
   Тарко кивнул. - Однажды я сопровождал капитана Иану в серии подобных визитов.
   Я осторожно заметила: - Но в данном случае сражение еще не началось. Те, кто умрет, еще не получили назначения на корабль. Некоторые даже не родились.
   - Да, - мягко сказала Дакк. - Но я все равно должна написать свои письма.
   Это было для меня непостижимо. - Почему? Никто еще не умер.
   - Потому что все хотят знать, как можно больше, что мы можем им рассказать. Что было бы лучше - лгать им или хранить секреты?
   - Как они реагируют?
   - А ты как думаешь? Энсин Тарко, что произошло, когда вы с Ианой делали обход?
   Тарко пожал плечами. - Думаю, некоторые восприняли это как завершение. Некоторые плакали. Некоторые разозлились и даже выгнали нас. Другие отрицали, что это было на самом деле... Все они хотели получить больше информации. Как это произошло, для чего это было нужно. Казалось, всем хотелось, чтобы им сказали, что те, кто погиб, отдали свои жизни за что-то стоящее.
   Дакк кивнула. - Через некоторое время ты тоже увидишь все эти реакции. Некоторые не открывают сообщения. Они помещают их в капсулы времени, как будто возвращая историю в прежнее русло. Другие смотрят, находят иные способы справиться с новостями. Мы не указываем людям, как реагировать. Но мы ничего от них не скрываем, такова политика, - она изучающе посмотрела на меня. - Это война путешественников во времени, энсин. Война, подобной которой мы еще не вели. Мы применяем все наши процедуры и даже проявляем гуманность, чтобы справиться с последствиями. Но к этому привыкаешь.
   Тарко с опаской произнес: - Сэр, пожалуйста, а как же я?
   Дакк с серьезным видом протянула ему таблицу данных.
   - Привет, задница, - сказал он, читая. - Назначишь меня своим помощником. Как насчет этого? Может, это был неудачный год для выбора.
   Мне было не до смеха. - Прочти все.
   - Я знаю, что там написано. - Его широкое лицо расслабилось.
   - Ты не доберешься домой. Вот что там написано, не так ли? Ты умрешь там, в Тумане.
   Он на самом деле улыбнулся. - Я ждал этого с тех пор, как "Факел" вошел в порт. А ты?
   Мой рот открывался и закрывался, как будто я была меч-рыбой в брюхе сплайна. - Считай, что у меня нет воображения, - сказала я. - Как ты можешь соглашаться на это задание, зная, что оно убьет тебя?
   Он казался озадаченным. - А что еще мне оставалось делать?
   - Да, - сказала капитан. - Это твой долг. Разве ты не видишь, насколько это благородно, Дакк? Разве не правильно, что он должен знать - что должен прожить свою жизнь, полностью осознавая обстоятельства своей смерти, и, несмотря на это, исполнять свой долг до последнего предсказанного мгновения?
   Тарко схватил меня за руку. - Привет. До этого еще много лет. Мы увидим, как растет наш ребенок.
   - Какая-то любовная история получается, - уныло сказала я.
   - Да.
   Виртуальная голова комиссара Варкина появилась в воздухе. Без предисловий он сказал: - Планы меняются. Энсин, становится ясно, что имеющихся доказательств будет недостаточно для предъявления обвинений. В частности, невозможно сказать, препятствовали ли действия Дакк достижению общих целей войны. Чтобы установить это, нам придется обратиться в библиотеки центрального штаба Комиссии.
   Я внимательно посмотрела. - Сэр, это на Земле.
   Бестелесная голова огрызнулась: - Я в курсе.
   Я понятия не имела, каким образом книжные черви-комиссары на Земле, за десять тысяч световых лет от нас, могут располагать доказательствами, касающимися этого инцидента на передовой. Но комиссар объяснил, и я поняла, что в этой индустрии "посланий из будущего" есть нечто большее, чем я могу себе представить. На Земле Комиссия по установлению исторической правды составляла карту будущего. На протяжении пятнадцати тысяч лет.
   Я сказала: - Все и без этого было не так уж странно.
   Мое будущее "я" пробормотало: - Ты привыкнешь к этому.
   Выражение лица Варкина немного смягчилось. - Думайте об этом как о возможности. Каждый гражданин Экспансии должен увидеть свой родной мир перед смертью.
   - Пойдем со мной, - импульсивно сказала я Тарко. - Пойдем со мной на Землю.
   - Хорошо.
   Дакк положила руки нам на плечи. - Лета, но это великолепное предприятие.
   Я ненавидела ее; я любила ее; я хотела, чтобы она исчезла из моей жизни.
  

III

  
   Варкин прекрасно сделал, что приказал нам прибыть на Землю. Военно-космический флот не собирался без боя отдавать одного из своих людей Комиссии по установлению исторической правды, и начались длительные споры о целесообразности и даже законности перевода следственного суда на Землю. В конце концов, к делу была привлечена команда юристов флота.
   Я думаю, мы были странной командой: двое влюбленных, члены суда, юристы военно-космического флота, действующие офицеры, комиссары и все остальные. Не говоря уже о другой версии меня. Атмосфера была напряженной на всем пути от базы 592.
   Но в конце путешествия все наши разногласия, политические и эмоциональные неурядицы были отброшены в сторону, когда мы столпились у корпуса, чтобы осмотреть пункт нашего назначения.
   Земля!
   Поначалу она казалась ничем не примечательной: просто еще один скалистый шар, вращающийся вокруг непримечательной звезды в углу фрагментированного спирального рукава. Но станции наблюдения, Снежинки, огромными оболочками вращались по орбите вокруг планеты, вплоть до единственной затасканной Луны, и стаи сплайнов резвились в волнах могучего океана, покрывавшего половину поверхности планеты. Было жутковато думать, что где-то там, внизу, в этом море, находится еще один "Факел ассимилятора", младшая версия потрепанного старого корабля, который, прихрамывая, входил в порт на наших глазах.
   Этот маленький мир стал столицей Третьей экспансии, империи, которая простиралась на все звезды, которые я могла видеть, и далеко за их пределы. И это был настоящий дом для каждого человека, который когда-либо жил. Я была в восторге. Когда наш флиттер вошел в атмосферу и окутался бело-розовой плазмой, я почувствовала, как рука Тарко скользнула в мою.
   По крайней мере, во время полета у нас было время побыть вместе. Мы разговаривали. Мы даже занимались любовью, хотя и поверхностно.
   Но это не принесло нам особой пользы. Другие люди слишком много знали о нашем будущем, и, похоже, у нас все равно не было выбора. Не может быть более тонкой разведки, чем знание будущего - способность предвидеть исход еще не начавшейся битвы или наметить поворотные моменты еще не объявленной войны, - и все же какой прок от этой разведывательной деятельности, если будущее предопределено, если мы все вынуждены жить в условиях, предшествующих этому? - запрограммированные жизни? Я чувствовала себя крысой, пробирающейся по лабиринту. Какое место было отведено радости?
   Я надеялась, что в будущих библиотеках Комиссии узнаю, что это не так. Конечно, я не беспокоилась о войне и судьбе человечества. Просто хотела знать, действительно ли я обречена стать капитаном Дакк, побитой, озлобленной, высокомерной, далекой от ортодоксальности, или все еще свободна, вольна быть самой собой.
   Флиттер пронесся над континентом. Я мельком увидела многолюдную землю и множество огромных огневых точек, предназначенных на случай крайней необходимости для обороны родного мира. Затем мы начали снижаться к агломерации. Это было обширное, сверкающее поселение, состоящее из домов-пузырей, выдуваемых из коренных пород и соединенных каналами. Но все еще виднелись шрамы от пятнадцати сотен лет оккупации кваксов. Большая часть суши блестела серебристо-серым цветом там, где когда-то работали лучи звездоломов и нанорепликаторы, превращая равнины и горы в безликую силикатную пыль.
   Комиссар сказал: - Сама эта агломерация была построена кваксами. Она до сих пор известна по своей древней регистрации кваксами за 11729 год. Это было больше похоже на исправительно-трудовой лагерь или загон для животных, чем на человеческий город. Именно здесь сам Хама Друз разработал Доктрины, которые с тех пор определяют судьбу человечества. Здесь находится штаб-квартира Комиссии. Было принято решение оставить работу кваксов нетронутой. Это снова показывает, что с нами будет, если мы дрогнем или потерпим неудачу...
   И так далее. Его вытянутое лицо было серьезным, глаза горели праведным рвением. На него было немного страшно глядеть.
   Нас отвезли в комплекс, расположенный в самом сердце старой агломерации. Он был построен на основе примитивной архитектуры кваксов, но внутри жилые дома-пузыри были собраны воедино и расширены под землей, образуя обширный комплекс, границ которого я никогда не видела.
   Варкин представил ее как Библиотеку будущего. Когда-то библиотеки были независимым учреждением, рассказал нам Варкин, но Комиссия подчинила их более трех тысяч лет назад. Очевидно, между бюрократами тогда разгорелась грандиозная война.
   Каждому из нас с Тарко выделили отдельную каюту. Моя каюта казалась огромной, занимала несколько уровней и была очень хорошо оборудована, с камбузом и даже баром. По выражению лица капитана Дакк я поняла, что она думает об этой роскоши и дороговизне. Тем не менее, этот бар делал неплохую "Кровь Пула".
   Было очень странно оказаться в месте, где "день" длился как обычный день, а "год" - как обычный год. По всей Экспансии стандарты устанавливаются по земному календарю - конечно, а что еще вы могли бы использовать? Например, "день" на базе 592 длился более двухсот стандартных дней, что на самом деле было больше, чем "год", который составлял примерно половину стандартного. Но на Земле все сходилось.
   Судебное разбирательство должно было возобновиться на второй день. Но Варкин сказал, что хотел бы обсудить выводы Комиссии с нами - со мной, капитаном Дакк и Тарко - до того, как все выяснится в присутствии самого суда.
   Итак, рано утром в тот решающий день нас троих вызвали в помещение, которое Варкин называл картографической комнатой.
  
   Это было похоже на огромный улей, с множеством ниш и отсеков, простирающихся от гигантского центрального атриума. На нескольких уровнях с серьезным видом прогуливались бритоголовые фигуры в длинных одеждах, поодиночке или группами, что-то бормочущие, в сопровождении сверкающих облаков виртуалов.
   Я думаю, все мы трое, простые флотские, Тарко и я, даже старшая Дакк, чувствовали себя потрепанными и подавленными.
   Варкин стоял в центре открытого атриума. Он был в своей стихии и только улыбался. И слегка театрально взмахнул рукой.
   Перед нами, словно страницы огромной книги, пронеслась серия виртуальных диорам.
   В те первые несколько мгновений я увидела, как огромные флоты бросаются в бой или, ковыляя, возвращаются домой опустошенными; увидела миры, сверкающие, как драгоценные камни, маяки человеческого богатства и власти - или покинутые, изуродованные, безжизненные, как земная Луна. И, что самое печальное, там были голоса. Я слышала торжествующий рев, крики о помощи.
   Я знала, что вижу. Я была в восторге. Это были каталогизированные судьбы человечества.
   Варкин сказал: - Здесь работает полмиллиона человек. Большая часть перевода автоматизирована, но ничто еще не заменило человеческий взгляд, пристальное внимание и суждение. Вы понимаете, что чем дальше вы находитесь от места, тем больше неопределенности проявляется в отношении его временной шкалы по сравнению с вашей. Таким образом, мы на самом деле заглядываем дальше в будущее, касающееся самых отдаленных событий...
   - И вы видите войну, - сказал Тарко.
   - О, да. Насколько мы можем видеть, в каком бы направлении мы ни смотрели, мы видим войну.
   Я обратила на это внимание. В каком бы направлении это ни происходило... - Комиссар, вы ведь не просто составляете карту будущего, не так ли? Я имею в виду единое будущее.
   - Нет. Конечно, нет.
   - Я так и знала, - радостно сказала я, и все они как-то странно посмотрели на меня. - Вы можете изменить будущее. - И я не собиралась становиться капитаном Дакк. - Так что, если вы видите, что битва проиграна, вы можете отказаться от участия в ней флота. Простым решением вы можете спасти тысячи жизней.
   - Или вы могли бы увидеть приближение ксили, - взволнованно сказал Тарко. - Например, к SS 433. Итак, вы разместили корабли на позициях - это была идеальная засада.
   Дакк сказала: - Помните, что ксили обладают точно такой же мощью.
   Я об этом не подумала. - Так что, если бы они предвидели SS 433, они могли бы вообще не посылать туда свои корабли.
   - Да, - сказал Варкин. - На самом деле, если бы разведка была совершенной с обеих сторон, не было бы ни поражений, ни побед. Только потому, что разведданные будущего несовершенны - ксили не предвидели засады на SS 433, - возможны какие-либо подвижки.
   Тарко спросил: - Сэр, что произошло в первый раз? Каков был исход SS 433 до того, как обе стороны начали вмешиваться в будущее?
   - Ну, мы не знаем, энсин. Возможно, никакого сражения вообще не было, и та или иная сторона увидела стратегическую брешь, которую можно было залатать. Не очень полезно так думать. Вы должны думать о будущем как о черновом наброске, который мы - и ксили - постоянно перерабатываем, придаем ему форму и шлифуем. Мы как будто разрабатываем историю будущего, с которой совместно можем согласиться.
   Я все еще пыталась разобраться в основах. - Сэр, а что насчет временных парадоксов?
   Дакк проворчала: - О, Лета, начинаем. Кто-нибудь всегда должен спросить о временных парадоксах. И это должна быть ты, не так ли, энсин?
   Я настаивала. - Имею в виду, - я махнула рукой на диорамы, - предположим, вы нашли маяк с данными о битве. Но вы решили изменить будущее; битва так и не состоялась... Что с маяком? Он перестает существовать? И теперь у вас есть запись о битве, которая никогда не произойдет. Откуда взялась эта информация?
   Тарко с энтузиазмом продолжил: - Возможно, создаются параллельные вселенные. В одной из них битва продолжается, в другой - нет. Сигнал просто передается из одной вселенной в другую.
   Дакк выглядела скучающей.
   Варкин отнесся к этому пренебрежительно. - Мы здесь не очень-то занимаемся метафизикой. Оказывается, у космоса есть определенный здравый смысл в таких вопросах. Если вы создаете временной парадокс, то в этом нет никакой магии. Просто аномальный фрагмент данных, который никто не создавал, элемент технологии, не имеющий происхождения. Возможно, это вызывает беспокойство, но лишь незначительное, по крайней мере, по сравнению с существованием параллельных вселенных или объектов, которые появляются и исчезают. Что нас больше всего беспокоит изо дня в день, так это последствия этого знания.
   - Последствия?
   - Например, утечка информации из будущего в прошлое оказывает влияние на эволюцию человеческого общества. Инновации передаются в обратном направлении. Мы становимся статичными. На протяжении очень долгого времени мы не можем двигаться вперед. Конечно, это помогает контролировать ведение войны на таких огромных пространствах пространства и времени. Что касается войны, то многие сражения заходят в тупик из-за предусмотрительности обеих сторон. Вполне вероятно, что мы фактически продлеваем войну.
   У меня закипела кровь. - Мы говорим о знании будущего. И все, что мы с этим делаем, - это создаем одно безвыходное положение за другим таким же.
   Конечно, Варкину не понравилось, что ему перечит невежественная энсин. Он огрызнулся: - Послушайте, никто еще так не вел войну. Мы придумываем это по ходу дела. Но, поверьте мне, мы делаем все, что в наших силах.
   И запомните это. Знание о будущем не меняет определенных принципов ведения войны. Ксили старше нас. Они более могущественны, более продвинуты во всех возможных отношениях. По логике вещей, учитывая их ресурсы, они должны победить нас, что бы мы ни делали. Мы не можем гарантировать победу никакими действиями, которые мы предпринимаем здесь, это очевидно. Но подозреваем, что если мы ошибемся, то можем обречь себя на поражение. - Его лицо стало непроницаемым. - Если вы работаете здесь, вы становитесь осторожным. Консервативным. Чем дальше мы заглядываем в будущее, тем более масштабными становятся последствия наших решений. Одним взмахом руки в этой комнате я могу отправить триллионы душ в небытие - или, скорее, в небытие, которого никогда не будет.
   - Так что не стоит махать рукой, - прагматично заметил Тарко.
   - Вполне. Все, на что мы можем надеяться, - это сохранить хотя бы возможность победы в каком-то из будущих периодов. И мы считаем, что если бы не картография, человечество уже проиграло бы эту войну.
   Меня это не убедило. - Вы можете изменить историю. И все равно отправите Тарко на тот свет, зная, что он умрет. Почему?
   Лицо Варкина исказилось, когда он попытался сдержать раздражение. - Вы должны понимать, что происходит здесь с процессом принятия решений. Мы пытаемся выиграть войну, а не просто сражение. Мы должны попытаться увидеть не только отдельные события, но и цепь последствий, которые за ними следуют. Вот почему мы иногда отправляем корабли в битву, которая, как мы знаем, будет проиграна, - вот почему мы посылаем воинов на верную смерть, зная, что их смерть не принесет ни малейшего немедленного преимущества, - вот почему иногда мы даже позволяем победе обернуться поражением, если долгосрочные последствия победы обходятся слишком дорого. И это лежит в основе обвинений, выдвинутых против вас, капитан.
   Дакк резко бросила: - Ближе к делу, комиссар.
   Варкин снова махнул рукой.
   Перед массивом вариантов будущего появилась мерцающая виртуальная диаграмма. Это была полупрозрачная сфера со множеством слоев, чем-то похожая на луковицу. Ее внешние слои были зелеными, внутри переходящими в желтый, с ярко-белой звездой в центре. Внутри плавали туманные фигуры. Она отбрасывала зеленое свечение на наши лица.
   - Красиво, - сказала я.
   - Это монополь, - сказала Дакк. - Схематичное изображение.
   - Боеголовка торпеды "Санрайз".
   - Да. - Варкин подошел к диаграмме и начал указывать на особенности. - Вся структура размером примерно с атомное ядро. В этой внешней оболочке находятся W- и Z-бозоны. Далее находится область, в которой слабые ядерные и электромагнитные взаимодействия объединены, но сильные ядерные взаимодействия различны. В этой центральной области, - он обхватил маленькую звездочку ладонью, - достигается великое объединение.
   Я заговорила. - Сэр, так как же это может повредить ксили?
   Дакк пристально посмотрела на меня. - Энсин, монополь является основой оружия, которое обладает физическими характеристиками, присущими ксили. Ты понимаешь, что вакуум имеет структуру. В этой структуре есть дефекты. На самом деле ксили используют двумерные дефекты - листы - для полета своих истребителей. Но в трехмерном пространстве также могут быть одномерные дефекты - струны - и дефекты нулевой размерности.
   - Монополи, - догадалась я.
   - Ты поняла.
   - И поскольку ксили используют пространственно-временные дефекты для управления своими кораблями...
   - Лучший способ поразить их - это использовать другой пространственно-временной дефект. - Дакк ударила кулаком по ладони. - И вот так мы пробили дыру в этой рафинадной глыбе.
   - Но ужасной ценой. - Варкин заставил монополь исчезнуть. Теперь нам показали что-то вроде тактического дисплея. Мы увидели план центральных областей Галактики - компактный вихрь Три кило, плотно охватывающий Ядро. Вспышки синего света показывали расположение передовых баз людей, таких как база 592, окружавших скопление ксили в Ядре.
   И мы видели, как вокруг Три кило бушевали сражения, волна за волной синие огоньки людей продвигались к центру, но разбивались о неприступные красные оборонительные рубежи ксили.
   - Это следующая фаза войны, - сказал Варкин. - В большинстве случаев такие атаки начинаются через столетие. В конце концов, мы проходим через периметр ксили и добираемся до Ядра - или, скорее, мы видим множество вариантов будущего, в которых такой исход все еще возможен. Но цена в большинстве сценариев огромна.
   Дакк сказала: - И все из-за моей единственной проклятой торпеды.
   - Да, из-за информации, которую вы предоставите. Вы одной из первых применили оружие с монополями. Итак, после вашего столкновения ксили узнали, что оно у нас есть [такое оружие впервые было применено против ксили в альтернативной реальности еще в четвертом тысячелетии, см. "Ксили: Месть" (Ксили 12)]. Приказ об отступлении, который вы проигнорировали, был основан на решении более высокого уровня не применять монопольное оружие при столкновении с Туманом, чтобы оставить его на потом. Пройдя через линию разграничения, вы нарушили решение своего начальства.
   - Я не могла знать, что было принято такое решение.
   - Мы считаем, что, исходя из здравого смысла, вы должны были быть в состоянии судить об этом. Ваша ошибка приведет к большим страданиям, ненужным смертям. Данные Толмана доказывают это. Ваше суждение было ошибочным.
   Так оно и было. Диаграмма Галактики распалась на пиксели. Тарко застыл рядом со мной, а Дакк замолчала.
   Варкин сказал мне: - Энсин, я знаю, что это тяжело для вас. Но, возможно, теперь вы понимаете, почему вас назначили прокурором-защитником.
   - Думаю, да, сэр.
   - И вы согласитесь с моими рекомендациями?
   Я все обдумала. Что бы я сделала в пылу битвы, окажись на месте Дакк? Почему бы и нет - именно это и нужно было остановить, чтобы предотвратить грядущую катастрофу. Конечно, я бы поддержала заключение Комиссии. Что еще я могла сделать? Это был мой долг.
   Нам еще предстояло пройти все формальности в следственном суде и, без сомнения, в военном трибунале, который должен был последовать за этим. Но вердикты казались неизбежными.
   Вы могли бы подумать, что я уже не удивляюсь, но то, что произошло дальше, застало меня врасплох.
   Варкин стоял между нами, моим настоящим и будущим "я". - Мы будем настаивать на жестких санкциях.
   - Уверена, капитан Дакк примет все, что угодно...
   - Против вас тоже будут применены санкции, энсин. Извините.
  
   Я поняла, что меня не выгонят из военно-космического флота. Но в мое личное дело попало бы письмо с выговором, которое гарантировало бы, что я никогда не дослужусь до звания капитана - более того, мне, скорее всего, вообще не дали бы места в космосе.
   Было очень много всего, что можно было усвоить сразу. Но даже после того, как Варкин изложил это, я начала понимать логику. Изменить будущее можно только действуя в настоящем. С личной историей Дакк ничего нельзя было поделать; она будет нести то, что сделала, всю оставшуюся жизнь, как тяжелое бремя. Но из-за хода войны моя жизнь была бы разрушена, так что я никогда не смогла бы стать такой, как она, и никогда не сделала бы того, что сделала она.
   Более того, любое мое заявление о зачатии ребенка от Тарко, в конце концов, не было бы удовлетворено. Хама никогда бы не родился. Комиссары хотели быть вдвойне уверенными, что никто никогда не поднимется на борт этой торпеды "Санрайз".
   Я посмотрела на Тарко. Его лицо ничего не выражало. У нас никогда не было настоящих отношений, у нас никогда не было этого ребенка, и все же все это у нас отнималось, становясь не более реальным, чем одно из описанных Варкином будущих.
   - Какая-то история любви, - сказала я.
   - Да. Стыдись, задница.
   - Да. Думаю, мы оба сразу поняли, что отдалимся друг от друга. Возможно, мы даже никогда не поговорим об этом как следует.
   Тарко повернулся к Варкину. - Сэр, я должен спросить...
   - Для вас ничего существенного не меняется, энсин, - мягко сказал Варкин. - Вы по-прежнему занимаете должность старшего помощника на "Факеле" - вы будете способным офицером.
   - Я все еще не возвращаюсь домой из Тумана.
   - Нет. Извините.
   - Не стоит, сэр. - В его голосе действительно звучало облегчение. Не знаю, восхищалась я этим или нет.
   Дакк смотрела прямо перед собой. - Сэр. Не делайте этого. Не стирайте славу.
   - У меня нет выбора.
   Губы Дакк зашевелились. Затем она заговорила пронзительным голосом. - Вы, чертовы комиссары, сидите в своих позолоченных гнездах. Вершите судьбы, как мелкие божки. Вы когда-нибудь сомневались в том, что делаете?
   - Постоянно, капитан, - печально сказал Варкин. Он положил руку на плечо Дакк. - Мы позаботимся о вас. Вы не одиноки. У нас есть много других реликтов из утраченного будущего. Некоторые из них находятся гораздо дальше по течению, чем вы. У многих есть интересные истории.
   - Но, - сухо сказал Дакк, - моя карьера закончена.
   - О, да, конечно.
   На мгновение возникло напряжение. Затем, казалось, что-то пошло не так. - Ну, думаю, я врезалась в очередную разграничительную линию. Вся моя жизнь никогда не сложится. И я даже не чувствую себя комфортно, когда перестаю существовать.
   Я повернулась к Дакк. - Зачем вы это сделали?
   Ее улыбка была искажена. - Зачем я это сделала? Потому что это того стоило, энсин. Потому что мы нанесли удар по ксили. Потому что Хама - наш сын - отдал свою жизнь наилучшим из возможных способов.
   Наконец-то я подумала, что понимаю ее.
   В конце концов, мы были одним и тем же человеком. Когда я выросла, мне вдолбили в голову, что в старости нет ничего почетного, и что-то в Дакк даже сейчас, несмотря на все, что ей пришлось пережить, все еще чувствовало то же самое. После того, как она выжила в предыдущих сражениях, ее не устраивало быть живым героем. На каком-то глубинном уровне ей было стыдно за то, что она жива. Поэтому она позволила Хаме, нашему потерянному ребенку, осуществить свою мечту - мечту о неминуемой смерти в юности. Даже несмотря на то, что в процессе она нарушила приказы. Даже несмотря на то, что это нанесло ущерб делу человечества. И теперь она завидовала Хаме в момент его славного юношеского самоубийства, хотя это был случай, затерявшийся в далеком будущем.
   Думаю, Дакк хотела сказать что-то еще, но я отвернулась. Я понимала, что нахожусь не в своей тарелке; советоваться со старшей версией по поводу краха всей ее карьеры, не говоря уже о ребенке, - это не совсем та ситуация, с которой сталкиваешься каждый день.
   Как бы то ни было, я была в приподнятом настроении. Несмотря на позор из-за преступления, которого я никогда не совершала, несмотря на мою собственную загубленную карьеру, несмотря на потерю ребенка, о котором я никогда не узнаю, несмотря на разрушение любых отношений, которые у меня могли быть с Тарко, я почувствовала облегчение. Честно говоря, я была рада, что не превращусь в побитую эгоистку, которую видела перед собой. И мне никогда больше не пришлось бы переживать эту сцену, стоя в другом конце комнаты и глядя на свое собственное лицо.
   Это жестоко? Я ничего не могла с собой поделать. Я была свободна.
   Тарко хотел задать вопрос. - Сэр, мы победили?
   Варкин сохранил бесстрастное выражение лица. Он хлопнул в ладоши, и изображение над нашими головами изменилось.
  
   Это было так, словно масштаб увеличился.
   Я видела флоты, в которых кораблей было больше, чем звезд. Видела, как сгорали планеты, как звезды вспыхивали и гасли. Видела, как Галактика превратилась в россыпь багровых звезд, которые оплывали, как догорающие свечи. Видела людей, но таких, о которых я никогда не слышала: людей, живущих на одиноких аванпостах, подвешенных в пустых межгалактических пространствах, людей, плавающих внутри звезд, людей, запертых в абстрактных средах, которые я даже не могла распознать. Видела сияющих людей, которые летали в космосе, обнаженные, как боги.
   И видела, как люди умирали огромными волнами, бесчисленными ордами.
   Варкин сказал: - Мы считаем, что в ближайшие несколько тысячелетий произойдет важный поворот. В центре Галактики произойдет жизненно важное событие. Многие исторические события, похоже, сходятся в этой точке. Дальше все остается неопределенным. Чем дальше вниз по течению, тем более туманными становятся видения, тем более странными становятся главные герои, даже люди... Есть пути к славному будущему, к потрясающему будущему победоносного человечества. А есть пути, которые ведут к поражению - даже к вымиранию, к уничтожению всех человеческих возможностей. Ваш вопрос непростой, энсин.
   Дакк, Тарко и я обменялись взглядами. Наши судьбы переплелись, и это было непросто. Но готова поспорить, что в тот момент у нас троих в голове была только одна мысль: как мы рады, что мы простые флотские, что нам не приходится иметь с этим дело.
   На этом все почти закончилось. Должен был состояться официальный суд, заседание было окончено.
   Но меня все еще кое-что беспокоило. - Комиссар?
   - Да, энсин?
   - У нас есть свобода воли?
   Капитан Дакк поморщилась. - О, нет, энсин. Только не у нас. У нас есть долг.
   Мы вышли из картографической комнаты, где нереализованное будущее мелькало, как крылья мотылька.
  
   По мере того, как обе стороны работали над своими последовательными набросками истории, по мере того, как временные рамки растягивались, чтобы соответствовать огромной пространственной арене Галактической войны, Коалиция прилагала все усилия, чтобы сохранить единство человечества. Это удалось на удивление успешно.
   Но всегда оставалось достаточно места и времени для развития событий.
   Одним из таких темных уголков был наблюдательный пост, расположенный далеко за пределами Галактики.
  

В НЕ-ЧЕРНОМ

  
   22 254 г. н.э.
  
   В тот день, когда Ла-ба встретила Ка-си, она спасла ему жизнь.
   Она не хотела этого. Это было не доктринально. Это просто случилось. Но это все изменило.
   Это был неудачный день для Ла-ба. Она танцевала. Это не было нарушением доктрины, не совсем так, но руководители группы не одобрили это. Она была ведущей танцев, и ей пришлось десять дней заниматься уборкой выгребных ям. Это была тяжелая, грязная работа, наихудшая из всех.
   И там, в яме, процветали потенциальные убийцы. Они пробирались вплавь через саму грязь, чтобы достать тебя.
   Это произошло всего через два часа после того, как она приступила к работе. Обнаженная, она стояла по колено в воде, состоящей из непонятной жижи без запаха. Две сильные руки схватили ее за лодыжки и уронили лицом вниз. Внезапно ее глаза, рот, нос и уши наполнились густыми, липкими отходами.
   Ла-ба потянулась к пальцам ног. Она обнаружила руки на своих лодыжках, а еще выше - бритый череп и большие бесформенные уши.
   Она узнала его по этим ушам. Он был Ве-ку, одним из группы двойников, которые вышли из родильного чана в одно и то же время и с тех пор держались вместе. Если у них когда-то и были собственные имена, они давно от них отказались.
   Она не собиралась погибать от рук Ве-ку. Она уперлась пальцами ему в глаза и толкнула.
   Ее лодыжки начали выскальзывать из его рук. Чем сильнее он сжимал ее, тем сильнее давили пальцы. Она подняла носки и толкнула сильнее.
   Тогда она была свободна.
   Она вынырнула на поверхность и выплюнула огромный ком грязи изо рта. Она приготовилась снова сразиться с Ве-ку, локти и колени наготове, пальцы нащупали нож, пристегнутый к бедру.
   Но он не пришел за ней, ни на один удар сердца, ни на два, ни на три. Она рискнула вытереть слезы.
   Ве-ку уже нашел другую жертву. Он вжимал чье-то тело в грязь своими огромными толстыми руками. Если бы он повалил свою жертву на дно, его ноги-поршни за считанные секунды сломали бы позвоночник или раздробили череп.
   Ве-ку был чудовищем из крови и грязи. Его глаза были окружены синяками в тех местах, где она его ранила.
   Что-то в Ла-ба восстало.
  
   В подобное время, время перенаселенности, было много смертей.
   Было видно, что слишком много младенцев высыпало из родильного чана - большого розового шара, который парил в воздухе в самом центре наблюдательного поста. В часы собраний вы могли заглянуть за чан с другой стороны поста, где люди маршировали по крыше, повернув к вам головы, и вы могли видеть, что почти все площади для групп были переполнены.
   Скоро придут комиссары, которые принесут с собой Память. Они будут отбирать, если понадобится. Чем меньше комиссарам придется отбирать, тем счастливее они будут. Долг каждого гражданина, каждой группы - сократить их численность.
   Если бы вы хорошо справились, то улетели бы отсюда на шаттле. Вы бы полетели на Землю, где жизнь не закончилась. Так было сказано руководителями групп. И если ты спрячешься и съежишься, даже если до тебя не доберутся дилетанты, это сделает Старик. Так говорили в общежитии. Земля - это рай, это жизнь; Старик - это демон, это смерть. Это было все, что находилось за стенами поста.
   У Ла-ба не было причин не верить этому. Она видела, как сотни людей были убиты другими. Она сама убила семнадцать человек.
   Ла-ба была высокой, с гибким телом: она была хороша в том, к чему ее готовили, - в убийстве, сексе и тяжелой физической работе.
   Ла-ба было пять лет. Половина ее жизни уже прошла.
   Она выпрыгнула из грязи и упала на спину Ве-ку с ножом в руке.
  
   Ве-ку не знал, что делать: прикончить смертника у своих ног или разобраться с тощей угрозой на спине. И он был сбит с толку, потому что то, что делала Ла-ба, не соответствовало Доктрине. Это замешательство дало Ла-ба несколько секунд, в которых она нуждалась.
   И все же ей пришлось почти начисто отрубить ему голову, прежде чем он перестал сопротивляться.
   Наконец, он погрузился в грязь, которая теперь была испачкана темно-красными разводами. Голова, висящая лишь на кусочках хрящей и кожи, покачивалась в липких потоках грязи.
   Намеченная жертва Ве-ку с трудом поднялась на ноги. Он был примерно того же роста и возраста, что и Ла-ба, с подтянутым, мускулистым телом. Он был обнажен, но покрыт коркой грязи.
   Она была возбуждена. Смерть всегда возбуждала ее. Взглянув вниз, на его промежность, на твердый член, торчавший там из грязи, она увидела, что этот другой чувствует то же самое.
   - Ты совершила преступление, - выдохнул он и уставился на нее глазами, которые на фоне грязи казались ярко-белыми.
   Он был прав. Ей следовало сначала дождаться его гибели, а потом уже использовать Ве-ку. Тогда было бы две смерти вместо одной. Она была не доктринальна.
   Она огляделась. Поблизости никого не было. Никто не видел, как умер Ве-ку.
   Никто, кроме этого человека, намеченной жертвы.
   - Ка-си, - сказал он. - Четырнадцатая группа. - Это было по ту сторону неба.
   - Ла-ба. Шестая группа. Ты доложишь? - Если он это сделает, ее могут казнить без суда и следствия, обезглавив еще до конца дня.
   Он все еще смотрел на нее. Момент затянулся.
   Он сказал: - Мы должны обработать Ве-ку.
   - Да.
   Тяжело дыша, они потащили громоздкий труп Ве-ку к бункеру. Работа сблизила их. Она чувствовала тепло его тела.
   Они втолкнули Ве-ку в бункер. Тот был уже наполовину заполнен спутанными конечностями, фиолетовыми кишками и человеческими останками. Ла-ба оставила себе одно уродливое ухо Ве-ку в качестве трофея.
   Ла-ба и Ка-си занялись сексом прямо здесь и сейчас, в скользкой грязи.
   Позже, в конце смены, они помылись и снова занялись сексом.
   Еще позже они присоединились к танцу, в огромном заброшенном водовороте, в котором участвовало не менее сотни горожан. Затем они снова занялись сексом.
   Он так и не сообщил о ее преступлении. Не сделав этого, он, конечно, сам совершил преступление. Возможно, это их сблизило.
   Они продолжали заниматься сексом, какова бы ни была причина.
  
   Хама стоял рядом со своим наставником Арлесом Траном, в то время как жители наблюдательного поста выстроились перед ними в очередь. Марширующие трутни уставились на посеребренную кожу Хамы и почтительно потянулись, чтобы погладить сверкающую Память в форме яйца, которую Арлес держал в руке: сокровище, привезенное с самой Земли, которое комиссары держали здесь, чтобы подарить трутням, занимающим этот пост.
   Древним бессловесным жестом Арлеса каждый третий трутень, проходивший мимо, отправлялся на отбраковку. Возможно, половина из тех, кто проходил отбор, выживала. Каждый трутень, к которому прикасался Арлес, шарахался в сторону от сверкающего пальца.
   Когда Хама посмотрел на уходящий ввысь горизонт, он увидел, что линия терпеливо стоящих в очереди трутней растянулась на четверть пути вокруг внутреннего экватора поста.
   Этот наблюдательный пост представлял собой сферу, настолько маленькую, что Хама мог бы обойти ее изнутри за день. В складчатом небе было полно площадей для групп, спальных корпусов, учебных центров и центров идеологической обработки, а также огромных пространств, связанных с биологическими функциями поста, выгребных ям, рециклеров и садов, зеленых, коричневых и сверкающих голубизной. Огромный родильный резервуар висел прямо над его головой, в геометрическом центре сферы, розовый и плодородный, как непристойное солнце. Трутни ходили по всей внутренней поверхности сферы, удерживаемые там инерционными генераторами, манипулирующими гравитацией. Воздух был насыщен запахом растительности, грязи и пота. Хаме казалось, что он попал в ловушку в чреве какого-то огромного живого существа.
   Его настроение не улучшалось при мысли о том, что прямо под полом у него под ногами бушевала атмосфера планеты-хозяина: вечный водородный шторм, насыщенный высокочастотным излучением и заряженными частицами.
   Он рассеянно сунул руку под свою серую монашескую рясу и коснулся груди. Он погладил прохладную, посеребренную планковским нулем кожу, почувствовал тихое журчание жидкости внутри, в которой лениво плавали инопланетные рыбы. Здесь, в этом мрачном болоте, погруженный в первобытность, он едва мог уловить настроение даже Арлеса, который стоял рядом с ним. Он тосковал по прохладной межзвездной бездне, по бескрайнему простору, где слитые воедино мысли комиссаров звучали среди триллионов звезд...
   - Хама, обратите внимание, - рявкнул Арлес Тран.
   Хама неохотно перевел взгляд на мягкие круглые лица трутней и увидел, что они выдают волнение и растерянность из-за его поведения.
   - Помните, что для них это великий день, - сухо пробормотал Арлес. - Это первый визит Комиссии за тысячу лет, и это происходит в течение короткой жизни этого существа. - Его посеребренная рука снисходительно погладила непокрытую голову трутня, стоявшего перед ним. - Как же им повезло, даже если нам придется отдать приказ о смерти стольких из них. В их жизни так мало интересного - немногим больше, чем изображения на стенах, которые никогда не меняются, бессмысленная борьба за положение в иерархии группы...
   И танец, - неохотно подумал Хама, - их дикий незаконный танец. - Они вызывают у меня отвращение, - прошипел он, удивляясь самому себе. И все же это было правдой.
   Арлес взглянул на него. - Вам повезло, что они не понимают.
   - Они отвратительны мне, потому что их язык превратился в тарабарщину, - сказал Хама. - Они отвратительны мне, потому что довели себя до перенаселения.
   Арлес пробормотал: - Хама, когда вы приняли на себя бремя долголетия, вы выбрали гордое имя. Иногда я задаюсь вопросом, хватит ли у вас благородства, чтобы соответствовать этому имени. Имена этих существ были выбраны для них случайным сочетанием слогов.
   - Они тратят свою жизнь на самообслуживание. Они едят, трахаются и умирают, копошась в собственных испражнениях. Зачем имя огоньку свечи?
   Арлес теперь хмурился, сапфировые глаза мерцали на серебристой маске его лица. - Вы забыли основной принцип Доктрин? Короткая жизнь горит ярко, Хама. Эти существа и их предки несли свою одинокую вахту здесь, за пределами Галактики, наблюдая за ходом войны, в течение пяти тысяч лет. Мы пренебрегали ими; они дрейфовали в изоляции. Но эти трутни - суть человечества. И мы, комиссары, обреченные на знание, обреченные на жизнь, - мы их слуги.
   - Возможно. Но эта "сущность человечества" основана на лжи. Мы уже достаточно хорошо понимаем их болтовню, чтобы понимать это. Эти их абсурдные легенды...
   Арлес поднял руку, быстро заставляя его замолчать. - Системы верований меняются, как и языки. Пламя Доктрин все еще горит здесь, хотя и не так ярко, как нам хотелось бы. И, независимо от того, является ли этот пост доктринальным или нет, он полезен. Всегда помните об этом, Хама: полезность - это важный фактор. В конце концов, это война.
   Теперь перед Хамой стояли, взявшись за руки, двое трутней, мужчина и женщина, обнаженные, как и все остальные. Эта пара наклонилась близко друг к другу, демонстрируя легкую физическую близость.
   Он сразу понял, что они занимались любовью. Не один раз, а много раз. Возможно, даже совсем недавно. Он почувствовал неприятный укол ревности. Но на шее у женщины было надето что-то, ужасно похожее на высушенное человеческое ухо. Рыба в его груди задергалась.
   Он резко спросил: - Как вас зовут?
   Они не поняли его слов, но уловили смысл. Они указали себе на грудь. - Ла-ба. - Ка-си.
   Арлес улыбнулся, насмешливо и презрительно. - У нас с вами взгляды богов. У них есть только мгновения просветления и тепло тел друг друга... Что это, Хама? Испытываете некоторое влечение, несмотря на отвращение? Немного завидуете?
   Сердитым жестом Хама приговорил обоих трутней к отбраковке. Трутни, явно шокированные, прижались друг к другу.
   Арлес рассмеялся. - Не волнуйтесь, Хама. Вы еще молоды. Вы отдалитесь. - Арлес передал ему Память.
   Хама взвесил эту Память, она оказалась на удивление тяжелой. В ней содержалась история войны со времени последнего посещения Комиссией этого захолустного наблюдательного поста, великолепная история, переданная простыми героическими образами. Содержимое Памяти будет загружено в структуру поста и размещено на его стенах в виде изображений, достаточно вневременных, чтобы противостоять дальнейшему языковому дрейфу. На поверхности поста больше ничего нельзя будет написать или нарисовать - и уж точно ничего, что было бы сделано обитателями этого места. Что им нужно было написать или нарисовать? Что им нужно было прочитать, кроме замечательного прогресса человечества?
   - Продолжайте в том же духе. Возможно, это станет для вас полезной тренировкой. Каждый третий из них будет отбракован. И помните - осуждая их, любите их. - Арлес ушел.
   Пара трутней двинулась дальше. Мимо него проплывали еще больше уродливых бритых голов, все одинаковые, ничего не значащие.
   Позже той же ночью, когда в посте погас свет, Хама наблюдал, как трутни танцуют свои дикие танго, чувственные и прекрасные. Он цеплялся за мысль о том, на что обрек влюбленных: их потрясенные лица, то, как они схватили друг друга за руки, их отчаяние.
  
   После очередного сна Ла-ба и Ка-си были изгнаны с поста. Вернуться мог только один из них, Ла-ба или Ка-си, - один или никто из них, в зависимости от исхода их сражения. Это был отбор. Способ отсеять сильнейших, сохранив при этом численность населения.
   Для Ла-ба, застывшей в своем скафандре, было странным и неприятным ощущением проходить сквозь оболочку поста, чувствовать, как смещается гравитация, чувствовать, как верх превращается в низ. И тогда ей пришлось осмыслить пол, который изгибался под ней, чтобы понять, что горизонт теперь скорее скрывал то, что находилось за ним, чем открывал его.
   Пост дрейфовал в облаке, в багровом тумане, который окутывал Ла-ба. Бескрайний воздух, как вверху, так и внизу, сотрясали огромные штормы. Далеко внизу она увидела ровный блеск ядра этого мира, твердой, невообразимо странной равнины металлического водорода. Между огромными черными тучами сверкали молнии. Вокруг нее хлестал дождь, град раскаленных камешков. Они стучали по гладкой обшивке поста и ее защитному скафандру.
   Облака состояли из силикатного пара. Дождем был расплавленный камень с примесью чистого железа.
   Пост был безликим шаром, который парил в этом свирепом небе, миром, дрейфующим внутри мира. Огромный трос тянулся от обшивки перед ней вверх, к многолюдному небу над ней, вверх, как говорили, к холодной пустоте космоса за его пределами. Ла-ба никогда не видела пространства, хотя и верила, что оно существует.
   Ла-ба, привыкшая к замкнутости, хотела съежиться, прижаться к полу, как, по слухам, некоторые младенцы прижимаются к гладким теплым стенкам родильного чана. Но она держалась прямо.
   Чей-то кулак ударил ее по затылку.
   Она упала вперед, ее конечности в защитном скафандре с грохотом ударили по обшивке.
   На ее спину и ноги давил какой-то груз. Она почувствовала, как кто-то царапает ее шею. Пальцы нащупали место соединения шлема с остальной частью скафандра. Если бы скафандр был открыт, она бы сразу умерла.
   Она не сопротивлялась.
   Она почувствовала, как чьи-то пальцы убрались с ее шеи.
   Резким движением ее перевернули на спину. Нападавший, тяжелый в своем скафандре, сел ей на ноги. По его плечам барабанил каменный дождь, сверкающие красным камешки, которые прилипали на секунду, а затем осыпались, остывая и становясь серыми.
   Это, конечно же, был Ка-си.
   - Ты перестала охотиться на меня, - сказал он, и его слова эхом отдавались в ее ушах. - А теперь ты перестала сопротивляться мне. - Она почувствовала его руки на своих плечах и вспомнила, как его кожа касалась ее, но сквозь скафандр этого не ощущалось. Он сказал: - Ты совершишь преступление, если избавишь меня от смерти. Ты совершишь преступление, если позволишь мне убить тебя.
   - Это правда. - Так оно и было. Согласно Доктринам, которые формировали их жизнь, долг сильного заключался в уничтожении слабого.
   Ка-си откинулся назад. - Я убью тебя. - Но он провел руками в перчатках по ее телу, по груди, по животу.
   И обнаружил там выпуклость, скрытую под облегающим скафандром.
   Его глаза расширились.
   - Теперь ты знаешь, - закричала она на него.
   Его лицо за толстой пластиной исказилось. - Я должен убить тебя, даже если ты беременна.
   - Да! Убей меня! Покончи с этим!
   - ...Нет. Есть другой способ.
   На плечо Ка-си легла чья-то рука. Он вздрогнул и дернулся.
   Над ними возвышался еще один человек, заслоняя бушующие каменные тучи. Этот другой был одет в древний, потертый защитный скафандр. Сквозь поцарапанный и покрытый звездочками лицевой щиток Ла-ба разглядела один глаз, одну темную глазницу, сеточку морщин.
   Это был Старик, чудовище, о котором младенцы шептались друг с другом еще до того, как покидали родильную камеру.
   Ка-си упал. Он все кричал и кричал от ужаса. Ла-ба лежала, оглушенная, не в силах вымолвить ни слова.
   Старик наклонился и поднял Ла-ба на ноги. - Пойдем. - Он потянул ее к тросу, который соединял пост с космосом.
   В тросе была дверь.
  
   Хама держал Ка-си под стражей.
   Мальчик расхаживал взад-вперед по маленькой камере, которую создал для него Хама, его мышцы играли под кожей. Иногда он что-то бормотал, взволнованный, явно обеспокоенный тем, что стало с его потерянной любовью.
   Но когда Ка-си осмотрел посеребренную кожу комиссара и рыбу, плававшую в его груди, на его мясистом, мягком лице появилось другое выражение. Это было выражение благоговения, непонимания и - признай это, Хама! - отвращения.
   Он знал, что Арлес не одобрял его одержимости этим мальчиком. - Результат твоего отбора был удовлетворительным, - сказал он. - Двое ушли, один вернулся. Какое это имеет значение?
   Но Хама указал на очевидные недостатки - наиболее очевидным из них было отсутствие трофеев на теле. - Все эти отвратительные трутни берут трофеи от своих жертв. Здесь что-то не так.
   - Есть несколько способов проявить слабость, Хама. Если другая женщина позволит себе умереть, то в любом случае будет лучше, если ее вычеркнут из генофонда.
   - Это не соответствует строгим Доктринам.
   Арлес вздохнул и провел мерцающей ладонью по серебристой щеке. - Но даже наше долголетие является нарушением Доктрин, если это необходимо. Друз мертв уже семнадцать тысяч лет, Хама. Его Доктрины стали... зрелыми. Вы научитесь.
   Но Хаму это не удовлетворило.
   Хама повернулся к мальчику. Он заставил свое посеребренное лицо расплыться в улыбке. - Вы долгое время были здесь изолированы.
   - Сто рождений, - угрюмо сказал мальчик.
   Это было почти правдой: за тысячу лет, прошедших с последнего визита Комиссии, сменилось сто коротких поколений этих трутней. - Да. Сотня рождений. И со временем языки меняются. Вы знали об этом? Всего через несколько тысяч лет разделения два идентичных языка разойдутся настолько, что у них не будет никаких общих черт, кроме базовых грамматических конструкций - например, того, как язык обозначает владение или использует более тонкие черты, такие как эргативность, которая...
   Мальчик просто смотрел на него, тупо, даже без обиды.
   Хама почувствовал себя глупо, а потом разозлился из-за того, что его заставили так себя чувствовать. Он строго сказал: - Исправлять языковые ошибки - часть нашей обязанности. Я имею в виду Комиссию по установлению исторической правды. Мы переучим вас по стандарту. Точно так же, как мы оставим вам память об истории человечества с тех пор, как вас посещали в последний раз, и заберем вашу историю, чтобы рассказать ее другим. Мы объединяем человечество на всех наших разбросанных островах. Так же, как это ваш долг...
   - До смерти.
   - Умереть. Да. Вы спрятаны внутри планеты, газового гиганта, вне поля зрения врага. Здешние машины следят за врагом. Они наблюдали пять тысяч лет и, возможно, будут наблюдать еще пять тысяч лет. Если враг придет, ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы уничтожить его, а если не сможешь, ты должен уничтожить машины, пост и самого себя.
   На самом деле, этот мальчик был не более чем резервным механизмом, подумал Хама. Окончательного самоуничтожения, на случай, если автоматическая защита станции выйдет из строя. Ради этой единственной цели пятьсот поколений людей жили, любили, плодились и умирали здесь, в межгалактической пустыне.
   Ка-си тупо наблюдал за ним, сжав свои мощные руки в кулаки. Глядя на живот мальчика, Хама почувствовал неприятное внутреннее тепло, беспокойство.
   Повинуясь внезапному порыву, он выпалил: - С кем мы сражаемся? Ты знаешь?
   - Мы сражаемся с ксили.
   - За что мы сражаемся?
   Мальчик уставился на него.
   Хама приказал: - Посмотри на меня. - Он распахнул свою мантию. - Эта серебристая кожа принадлежит существу, называемому серебряным призраком. Когда-то призраки владели мирами и строили города. Теперь мы выращиваем их шкуры. Рыбки в моем животе называются скримы. Когда-то они завоевали человечество, оккупировали саму Землю. Теперь они просто симбиоты в моей груди, позволяющие мне общаться с моими коллегами по всей Галактике. Это триумф человечества.
   Выражение лица Ка-си навело Хаму на мысль, что он не считает свое состояние триумфом.
   Сердитый, странно смущенный, Хама огрызнулся: - Я знаю, что ты не убивал девочку. Почему ты пощадил ее? Почему она пощадила тебя? Где она?
   Но мальчик не ответил.
   Казалось, что Хама ничего не мог сделать, чтобы добраться до Ка-си, как он того хотел.
  
   Ла-ба поднялась в неизвестность.
   В полом тросе был пол, который поднимал вас вверх, и окна, чтобы вы могли смотреть наружу. Оказавшись внутри, она перенеслась с воздуха в место, залитое резким ровным светом.
   Когда она посмотрела вниз, то увидела пол из бурлящего красного газа. Полярные сияния отражались в его текстурированных слоях, придавая им фиолетовый оттенок. Когда она подняла глаза, то увидела только один горящий, ослепительный огонек.
   Старик попытался объяснить ей. - Свет - это солнце. Красный - это мир. Пост парит в воздухе над миром. Мы поднялись из воздуха в космос.
   Она не могла оторвать взгляда от его лица. Оно было покрыто множеством морщин. У него был один глаз, одна темно-фиолетовая впадина. Его лицо было гораздо более странным, чем солнце и бурлящий мир.
   Трос заканчивался еще одним гигантским шаром, похожим на пост. Но этот шар был испещрен большими черными ямками, похожими на синяки, оставленные ее ладонями на лице Ве-ку. И он парил в пространстве, а не в воздухе. Это был спутник, прикрепленный к тросу.
   Внутри шара была полость, но там не было ни людей, ни рабочих мест, ни родильного чана: только огромные механические конечности, которые зловеще блестели, скользя друг по другу.
   - Здесь не живут люди, - сказала она.
   Он улыбнулся. - Один человек живет.
   Он показал ей свой дом внутри "привязанного спутника". Это была просто хижина, сделанная из кусков блестящего пластика. На полу были разбросаны одеяла, одежда и пустые пакеты из-под еды. Там было грязно и немного пахло.
   Она огляделась. - Здесь нет раздатчика продуктов.
   - Люди дают мне еду. Воду и одежду. Из своих пайков.
   Она пыталась понять. - Почему?
   Он пожал плечами. - Потому что жизнь коротка. Люди хотят...
   - Чего?
   - Что-то большее, чем война.
   Она подумала об этом. - Есть танец.
   Он ухмыльнулся, и его пустая глазница сморщилась. - Я никогда не умел танцевать. Пойдем.
   Он подвел ее к огромному окну. Машины заслоняли яркий свет солнца сверху и жар перегретой планеты внизу.
   Между солнцем и планетой была только чернота.
   - Нет, - мягко сказал Старик. - Не чернота. Посмотри.
   Они ждали там несколько долгих мгновений.
   Наконец она увидела слабое свечение, выделявшееся на фоне черноты. У него была структура, тонкие нити. Это было красиво, жутковато, отдаленно.
   - Оно не черное.
   Он указал на солнце. - Солнце одиноко. Если бы поблизости были другие солнца, мы бы увидели их в виде светящихся точек. Солнца собираются в лужицы, подобные этой. - Он указал вниз, но диск Галактики был скрыт массивной планетой. - Не-черное - это скопления солнц, очень далеких.
   Она поняла это.
   - До меня здесь жили другие, - сказал он. - Они научились видеть с помощью машин. Они оставили записи о том, что видели. - Он порылся в кармане и вытащил горсть костей: человеческих, маленьких косточек рук или ног. Они были испещрены мелкими отметинами.
   - Они разговаривают с тобой при помощи костей?
   Он пожал плечами. - Если замазать стены кровью или грязью, они отпадут. На чем еще мы можем рисовать, кроме наших костей и наших сердец? - Он осторожно ощупал кости.
   - О чем говорят кости?
   Он указал на громоздкие механизмы. - Эти машины наблюдают за небом в поисках следов кораблей. Но они также видят и то, что не является черным: свет, самый слабый свет, весь свет, который только есть. Часть света исходит от солнц и скоплений солнц. Большая часть света была создана при рождении Вселенной. Сейчас он старый, поношенный, и его трудно разглядеть. Но в нем есть закономерности...
   Для нее это ничего не значило. Ошеломленная происходящим, она попыталась вспомнить Доктрины. - Я совершила преступление. Я не умерла и хотела, чтобы меня умертвили. Даже желание было преступлением. Тогда ты совершил преступление. Ты мог убить меня. И здесь...
   - Здесь я совершаю преступление. - Он ухмыльнулся. - С каждым вздохом я совершаю преступление. Каждая из этих костей - преступление, летопись древних преступлений. Как и тебя, меня спасли.
   - Спасли?
   - Привезли сюда.
   Она задала самый трудный вопрос из всех. - Когда?
   Он улыбнулся, и морщинки на его лице разгладились. - Двадцать лет назад. Вдвое больше, чем вся твоя жизнь.
   Она нахмурилась, с трудом понимая. Она прислонилась к окну, сложила ладони рупором и выглянула наружу.
   Он спросил: - Что ты сейчас ищешь?
   - Шаттлы на Землю.
   Он мягко сказал: - Шаттлов нет.
   - Руководители групп...
   - Они повторяют то, что им говорят. Не думая. Ты когда-нибудь видела, чтобы кто-нибудь уезжал на шаттле? Шаттлов не бывает.
   - Это ложь?
   - Это ложь. Если ты доживешь до десяти лет, руководители групп убьют тебя. Они верят, что завоюют место в шаттлах. Но их, в свою очередь, убивают другие лидеры групп, которые верят, что они украдут их места в шаттлах. И так далее. Ложь пожирает друг друга.
   Никаких шаттлов. Она вздохнула, и от ее дыхания затуманилась гладкая поверхность окна. - Как же мы тогда улетим?
   - Мы не можем улететь. Мы слишком далеко. Только комиссары приходят и уходят. Только комиссары. Не мы.
   Она почувствовала, как что-то шевельнулось в ее сердце.
   - Шаттлы нереальны. Земля реальна? Война реальна?
   - Возможно, Земля - это ложь. Но война реальна. О, да. Кости говорят о том, как вспыхивают далекие солнца. Война реальна, и она повсюду вокруг нас, хотя очень далека и очень стара. Но она формирует нас. - Он изучал ее. - Скоро руководители групп извлекут этого ребенка из твоего чрева и положат его в родильную камеру. Он будет жить и умирать ради одной цели - ради войны.
   Она ничего не сказала.
   Старик мечтательно произнес: - Некоторые из стариков, живших до меня, видели закономерности в непроглядном мраке. Они пытались понять их, как руководители групп помогают нам понять образы, запечатленные в памяти о войне. Возможно, эти закономерности - мысли. Застывшие мысли о существах, которые жили в первую ослепительную секунду рождения вселенной. - Он покачал головой и уставился на кости. - Я не хочу смерти. Я хочу большего, чем война. Я хочу научиться этому.
   Она едва слышала его. Она спросила: - Кто дает вам еду?
   Он назвал ей имена людей, которых она знала, и людей, которых она не знала.
   Их количество потрясло ее.
  
   Хама и Арлес Тран парили в космосе бок о бок, две серебряные статуи. Перед ними этот мир, похожий на горячий Юпитер, продолжал свой бесконечный безумный вальс вокруг своего слишком близкого солнца. Солнце было блуждающей звездой, которая давным-давно испарилась из своей родительской галактики и стала дрейфовать здесь, бессмысленный маяк в межгалактической тьме.
   Хаме было уютно здесь, в космосе, в вакууме, вдали от вызывающего клаустрофобию помещения поста. Инопланетные существа плавали в его грудной клетке, незаметно питаясь отдаленными звонками комиссаров со всей Галактики. Хаме казалось, что он находится в огромной комнате, где в каждом темном углу звучат тихие голоса, серьезные и мудрые.
   - Парадокс, - пробормотал Арлес Тран.
   - Что это?
   - Да, это так. Вы знаете, ваша перестройка вышла за рамки поверхностного. Вы были перестроены, из вас были сконструированы слои эволюционной случайности. Внутренние химические конфликты, унаследованные человечеством от прошлого, вас не беспокоят. Вы не слышите голосов в своей голове, вы не выдумываете богов, чтобы избавиться от своих внутренних мучений. Вы - одно из самых цельных человеческих существ, которые когда-либо жили.
   - Если я все еще человек, - сказал Хама. - У нас нет искусства. Мы не ученые. Мы не танцуем.
   - Да, - серьезно ответил Арлес. - Наши переделанные сердца слишком холодны для этого. Или для желания завести детей, чтобы заполнить образовавшиеся пустоты. И все же мы нужны, мы, долгожители.
   - За всю человеческую жизнь невозможно осознать масштаб и сложность межзвездной войны. И все же краткость человеческой жизни является ключом к войне: мы сражаемся как паразиты, потому что для ксили мы и есть паразиты - это центральная неприятная истина Доктрин. Мы, те, кто не умирает, являемся парадоксальной необходимостью, поддерживающей концентрацию внимания всего вида.
   - Но мы знаем свои недостатки, Хама. Мы знаем, что эти жестокие создания там, внизу, на посту, занятые борьбой, прелюбодеянием, размножением и смертью, они - истинное сердце человечества. И поэтому мы должны подчиниться им. - Он посмотрел на Хаму, ожидая его ответа.
   Хама с трудом выговорил: - Я несчастлив.
   - Вам обещали интеграцию, а не счастье.
   - Мне не удалось найти девушку. Ла-ба.
   Арлес улыбнулся в пустоту. - Я выследил ее. Она сбежала к сенсорной установке.
   - Какой установке?
   - На привязном астероиде. Там живет еще один ренегат. С какой целью, я не могу себе представить.
   - Это место с изъянами, - с горечью сказал Хама.
   - О, да. С большими изъянами. Существует сеть трутней, которые снабжают ренегата. И есть более тонкие проблемы: многоплодие, происходящее в чане; получение трофеев от убитых; танцы... Эти трутни ищут удовлетворения за пределами Доктрин. Произошел идеологический сдвиг. Это позор. Можно подумать, что в таком изолированном месте, как это, можно поддерживать определенную чистоту. Но человеческое сердце, похоже, полно спонтанного несовершенства.
   - Они должны быть наказаны.
   Арлес внимательно посмотрел на него. - Мы не наказываем, Хама. Мы только исправляем.
   - Как? Программа идеологической обработки, перестройки...
   Арлес покачал головой. - Для этого все зашло слишком далеко. Даже доводы в пользу полезности не могут перевесить очевидный доктринальный дрейф. Есть много других наблюдательных постов. Мы позволим этим ущербным трутням умереть.
   Комиссары по всей Галактике пришли к единому мнению, все они были слабо связаны своим мышлением, все они были согласны с решением Арлеса.
   Хама понял, что он потрясен. - Они исполняли свой долг здесь пять тысяч лет, и теперь вы готовы уничтожить их так небрежно, ради небольшого отклонения от нормы?
   Арлес схватил Хаму за руки и повернул его так, чтобы они смотрели друг на друга. В глазах Хамы мелькнула холодная сила; Арлесу Трану было уже пять столетий. - Оглянитесь вокруг, Хама. Взгляните на Галактику, на огромную арену, раскинувшуюся глубоко в пространстве и времени, на которой мы сражаемся. Наш враг невообразимо древен и обладает невообразимыми силами. И кто мы такие, как не полуразвитые обезьяны с равнин какой-нибудь пыльной, затерянной планеты? Возможно, мы недостаточно умны, чтобы вести эту войну. И все же мы сражаемся, несмотря ни на что.
   И чтобы сохранить единство в достижении нашей цели, у этого огромного множества людей, разбросанных по большему количеству галактик, чем любой из нас мог бы сосчитать, есть Доктрины, наше кредо о смертности. Позвольте мне кое-что вам сказать. Доктрины несовершенны. Возможно, они даже не позволят нам выиграть войну, как бы долго мы ни сражались. Но они завели нас так далеко, и это все, что у нас есть.
   - И поэтому мы должны уничтожить этих трутней не ради войны...
   - Но ради соблюдения Доктрин. Да. Теперь, наконец, вы начинаете понимать.
   Арлес отпустил его, и они разошлись.
  
   Ла-ба осталась со Стариком.
   Она проснулась. Она лежала в тишине. Было странно не просыпаться под небом, полным людей. Она чувствовала, как ее ребенок внутри нее брыкается, словно ему не терпелось добраться до родильного чана.
   Пол содрогнулся.
   Старик подбежал к ней. Он рывком поставил ее на ноги. - Начинается, - сказал он.
   - Что?
   - Они перерезают трос. Ты должна вернуться. - Он подвел ее к люку, который вел к полому тросу.
   Там, внутри троса был Ве-ку, его жирное лицо расплылось в ухмылке, а уши широко раскрылись.
   Она подняла ногу и ударила Ве-ку в лоб. Он с воем рухнул на пол.
   Старик оттащил ее назад. - Что ты сделала?
   - Это Ве-ку.
   - Смотри. - Старик показал пальцем.
   Ве-ку поднимался на ноги и потирал голову. У него была сумка, набитая пайками. Теперь пакеты были разбросаны по полу, некоторые порвались.
   Старик сказал: - Не обращай внимания на еду. Отведи ее обратно. - И он снова толкнул Ла-ба, подталкивая ее к тросу. Неохотно, следуя за Ве-ку, она начала спускаться.
   Она почувствовала сильный толчок в бок. Весь этот огромный трос вибрировал взад-вперед, как будто его дергали огромным пальцем.
   Она подняла глаза на круг света, обрамлявший лицо Старика. Она была смущена и напугана. - Я принесу тебе поесть.
   Он горько рассмеялся. - Просто помни обо мне. Вот. - И он вложил что-то в ее ладонь. Затем захлопнул крышку люка.
   Когда она разжала руку, то увидела, что в ней были вырезанные кости.
   Трос оборвался, свет погас, и они с криками погрузились в темноту.
  
   Хама стоял в камере лицом к Ка-си. Стены скрипели. Он услышал крики, бегущие шаги.
   Из-за обрыва крепежного троса пост начал опускаться ниже расчетной высоты, все глубже погружаясь во мрак атмосферы горячего Юпитера. Задолго до того, как он достигнет мерцающего загадочного металлически-водородного ядра, он взорвется.
   Рот Ка-си задвигался, как будто он хватал ртом воздух. Он сказал Хаме: - Отведи меня к шаттлам.
   - Там нет шаттлов.
   Ка-си закричал: - Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
   Хама прикоснулся посеребренной рукой к лицу мальчика. - Я люблю тебя, - сказал он. - Разве ты этого не видишь? Моя работа - любить тебя. - Но его посеребренная кожа не могла ощутить тепло мальчика, и Ка-си вздрогнул от его прикосновения, от запаха гари, оставшегося после вакуумной обработки.
   - ...Я знаю, чего ты хочешь.
   Ка-си ахнул. Хама обернулся.
   В дверном проеме стояла Ла-ба. Она была грязной, окровавленной. В руках у нее был кусок разбитой перегородки. На экране мелькали отрывочные анимированные изображения великолепных сцен из прошлого человечества.
   Хама сказал: - Ты.
   Она провела ногтем по серебряному панцирю на его руке. - Ты ненавидишь быть таким. Ты хочешь быть похожим на нас. Вот почему ты пытался убить нас.
   И она подняла обломок перегородки и ударила его в грудь. Соленая вода хлынула из живота Хамы, расплескивая крошечных серебристых рыбок, которые бились и умирали.
   Хама упал на спину, согнувшись пополам. Его системы посылали ему сигналы тревоги и боли - и, что еще хуже, он чувствовал, что потерял связь с огромным количеством других комиссаров. - Что ты наделала? О, что ты наделала?
   - Теперь ты такой же, как мы, - просто сказала Ла-ба.
   Свет мигнул и погас. Выглянув из камеры, Хама увидел, что огромный родильный чан смещается со своего места в геометрическом центре поста. Вскоре он ударился об пол с ужасным влажным звуком.
   - Я должен был пойти с Арлесом, - простонал он. - Не знаю, почему я медлил.
   Ла-ба склонилась над Хамой и схватила его за руку. С кряхтением двое трутней подняли его на ноги.
   Ла-ба спросила: - Почему вы убиваете нас?
   - Это война. Только война.
   - Почему мы воюем?
   В отчаянии Хама быстро заговорил: - Мы сражались с ксили десять тысяч лет. Забыли, зачем начали. Не видим конца. Сражаемся, потому что должны. Не знаем, что еще делать. Не можем остановиться, так же как ты не можешь перестать дышать. Ты видишь?
   - Возьми нас, - сказала Ла-ба.
   - Взять вас? Куда? Ты можешь представить себе другое место?
   Возможно, она не смогла. Но на застывшем лице Ла-ба была безжалостная решимость, воля к выживанию, которая рассеяла туман его собственного слабого мышления.
   Доктрины верны, подумал он. Смертность придает силы. Короткая жизнь горит ярким светом. Ему стало стыдно за себя. Он попытался выпрямиться, не обращая внимания на пронзительную боль в разбитом животе.
   Девушка сказала: - Это не Доктрина. Но я убила твою рыбу. Никто не узнает.
   Он выдавил из себя смешок. - Так вот почему ты убила скримов?.. Ты наивна.
   Она сильнее сжала его руку, словно пытаясь согнуть его металлическую плоть. - Доставь нас на Землю.
   - Вы знаете, на что похожа Земля?
   Ка-си сказал: - Это место, где ты живешь снаружи, а не внутри. Это место, где вода падает с неба, а не со скалы.
   - Как вы будете жить?
   Ла-ба сказала: - Ве-ку помогли Старику выжить. Другие помогут нам выжить.
   Возможно, это было правдой, подумал Хама. Возможно, если бы эти двое выжили в каком-нибудь цивилизованном мире - мире, где другие граждане могли бы видеть, что делается во имя войны, - они могли бы объединить усилия для сопротивления. Нет, не сопротивления, а сомнения.
   И сомнение может уничтожить их всех.
   Он должен был оставить этих существ на верную смерть. Это был его прямой долг, его обязанность перед человечеством.
   Раздался треск ломающейся перегородки. Пост повернулся, заставив их троих пошатнуться, прижатыми друг к другу.
   Ка-си выказал свой страх. - Мы погибнем.
   - Отведи нас на Землю, - настаивала Ла-ба.
   - Мне пришлось бы прятать вас от Арлеса, - слабым голосом произнес Хама. - И ты разорвала мою связь с Комиссией. Возможно, я не смогу найти дорогу. Эта связь помогает мне ориентироваться. Понимаешь?
   - Попытайся, - прошептала она. Она закрыла глаза и прижалась щекой к его холодной посеребренной груди.
  
   Флиттер Хамы парил в вакууме.
   Солнце светило невероятно ярко. Планета представляла собой полубесконечный слой бурлящего газа. Вверху Хама мог видеть сенсорную установку поста. Она уплывала в космос, болтаясь на привязи, как невероятно длинная пуповина. В ярком солнечном свете она была поразительно яркой, как скульптура.
   Из-под клубящихся облаков планеты беззвучно вырвался луч света, который замерцал и погас. Пять тысяч лет истории закончились, это был второй этап запутанной эволюции человечества; долгая стража закончилась. Ла-ба в отчаянии заерзала, обхватив руками выпуклость на животе.
   Хама крепко прижал к себе влюбленных.
   Флиттер развернулся и устремился в гиперпространство, направляясь к Земле.
  
   Гораздо позже изначальные космические мысли, обнаруженные трутнями этого наблюдательного поста, будут распознаны и оценены по достоинству - и монады, разумы с незапамятных времен, сыграют решающую роль в захвате человеком Ядра Галактики. Все это позже.
   Забавно наблюдать, как поденки забывают и вновь находят, забывают и вновь находят, снова и снова. Такие комиссары, как Арлес и Хама, с их инопланетными симбионтами, вообразили, что их методы продления жизни - это что-то новое, а их долгая жизнь - это новая стратегия.
   Для нас даже они были поденками.
   Галактика полыхала войной. Время все еще тянулось, прошлое было забыто, будущее предугадано. Война стала бесконечной, превратив человечество в мясорубку.
   И все же человечество победило.
  

ВЕРХОМ НА СКАЛЕ

  
   23 479 г. н.э.
  

I

  
   Когда Люка вошел в конференц-зал библиотеки, встреча комиссара Доло и капитана Тиил уже началась. Они сидели на стульях с жесткими спинками и тихо разговаривали, а у их локтей стояли подносы с напитками.
   Над их головами, словно сны, проносились виртуальные диорамы, полупрозрачные, мимолетные. Это были возможные судьбы человечества, собранные из обломков межзвездной войны трудолюбивыми бюрократами здесь, в Земной библиотеке будущего, и выставленные на всеобщее обозрение для развлечения посетителей библиотеки. Но ни Доло, ни Тиил не обращали на это никакого внимания.
   Люка ждал у двери. Он не был ни терпеливым, ни нетерпеливым. Он был всего лишь начинающим, в свои двадцать лет едва прошел половину формального срока посвящения в члены Комиссии, а начинающие привыкли ждать.
   Но он знал, кто такая эта капитан Тиил. Офицер космического флота, она пришла со службы на Фронте - неофициальном названии огромного кольца укреплений людей, окружавшего Ядро Галактики, где скрывались ксили, непримиримые враги человечества. Военно-космический флот и Комиссия по установлению исторической правды, конечно же, тоже были давними и непримиримыми врагами. Поэтому Тиил ни за что не стала бы придерживаться аскетичного дресс-кода Комиссии, даже здесь, в ее штаб-квартире. Но ее униформа была темно-серого цвета с зелеными вкраплениями, а волосы, если и не были выбриты, то были коротко подстрижены; значит, этот боевой офицер проявила уважение к скопищу бюрократов, которых она приехала навестить.
   Наконец Доло заметил Люку.
   - Вы посылали за мной, комиссар, - сказал Люка.
   Капитан Тиил повернула к нему голову. Она выглядела усталой, но Люка заметил, как сложный, изменчивый свет множества будущих смягчил выражение ее лица.
   Доло наблюдал за Люкой, слегка приподняв уголок рта, как будто в ответ на какую-то шутку. У Доло не было бровей, и его череп был выбрит, как и у Люки. - Да, начинающий, я позвал вас. Думаю, мне понадобится ассистент для этого проекта, и Лета знает, что вам нужен опыт работы в полевых условиях.
   - Проект, комиссар?
   - Сядьте, помолчите, слушайте и учитесь. - Доло махнул рукой, и из угла комнаты появился третий стул.
   Люка сел и рассеянно следил за их продолжающимся разговором.
   Из разговоров в общежитиях он уже догадывался, зачем капитана Тиил вызвали сюда, на Землю. В подразделении солдат на каком-то пустынном участке фронта произошла вспышка анти-доктринального мышления, которое, как показалось плохо осведомленному Люке, могло даже носить религиозный характер. Если так, то, конечно, это было опасно для большей эффективности Третьей экспансии. Тогда это важный вопрос. Но не очень интересный.
   Пока они разговаривали, он украдкой изучал Тиил.
   Он полагал, что ожидал увидеть какого-нибудь закаленного в боях ветерана рейдов на позиции ксили. Но эта офицер флота была молода, наверняка примерно того же возраста, что и он сам, - двадцать лет. У нее было продолговатое лицо, узкий, четко очерченный нос, слегка раздувающиеся ноздри, расслабленный, но полный рот. Ее кожа была безупречной, хотя и бледной, почти бескровной; он напомнил себе, что из всех бесчисленных миров, населенных ныне человечеством, лишь на горстке из них человек мог выходить на открытый воздух без защитного скафандра. Но эта бледность придавала ее коже полупрозрачность. Но его привлекли не черты лица Тиил - ее едва ли можно было назвать красивой в общепринятом смысле этого слова, - а нечто более утонченное, присущее ей спокойствие, которое, казалось, притягивало его к ней подобно гравитационному полю. Она была солидной, подумал он, как будто была единственным реальным человеком в этом месте, кишащем бюрократами. Еще до того, как она заговорила с ним, он понял, что Тиил не похожа ни на кого из тех, кого он встречал раньше.
   - Начинающий. - Взгляд комиссара пронзил Люку насквозь.
   К своему стыду, Люка почувствовал, что краснеет, как ребенок, впервые попавший в команду. Капитан Тиил без всякого выражения смотрела куда-то мимо него. - Простите, - сказал он.
   Доло отмахнулся от этого. - Скажите мне, о чем вы думаете. На поверхности вашего сознания.
   Люка посмотрел на Тиил. - При всем уважении, капитан молода.
   Доло кивнул, его голос звучал спокойно. - Как могла такая молодая женщина - на самом деле моложе вас, начинающий - достичь столь многого?
   Люка сказал: - Короткая жизнь горит ярко.
   Губы Тиил приоткрылись, и Люке показалось, что она вздохнула. Древний лозунг повис в воздухе, банальный и смущающий.
   Улыбка Доло была жесткой. - Я принял решение. Я посещу место, где произошло это нарушение Доктрины. И вы, начинающий, пойдете со мной.
   - Комиссар, вы хотите, чтобы я отправился в Ядро? - Для начинающего путешествие в такую даль было почти неслыханным.
   - Не сомневаюсь, что это поможет вам выполнить свое обещание, Люка. Займитесь приготовлениями.
   Внезапно его отпустили. Люка встал, поклонился комиссару и капитану и повернулся, чтобы уйти.
   Эмоции переполняли Люку: смущение, удивление, страх - и странная, неожиданная крупица надежды. Конечно, для комиссара все это было всего лишь игрой; Доло заметил реакцию Люки на Тиил и импульсивно решил поиграть с ним. Доло был чрезвычайно высокомерен. Вряд ли можно было ожидать, что станешь одним из самых могущественных представителей бюрократии, правящей диском Галактики, не научившись при этом высокомерию. Но для Люки это была хорошая возможность, возможно, бесценный материал для его будущей карьеры.
   Но в глубине души он понимал, что все это не имеет значения, поскольку, каким бы ни был более широкий контекст, Люка теперь проведет в компании этого интригующего молодого офицера военно-космического флота несколько недель, даже месяцев, и кто мог сказать, к чему это приведет?
   У двери он оглянулся. Тиил и Доло продолжали обсуждать эту неинтересную доктринальную проблему в центре Галактики; она по-прежнему не смотрела на него.
  
   Они должны были подняться на орбиту на маленьком флиттере и там присоединиться к флотской яхте, которая доставила Тиил на Землю.
   Люка покидал Землю всего пару раз за все время своего обучения, да и то лишь для того, чтобы совершить прыжок за пределы атмосферы. Когда флиттер оторвался от земли, его корпус стал прозрачным, так что казалось, будто они втроем поднимаются внутри дрейфующего пузыря. Когда земля ушла из-под ног, Люка попытался не обращать внимания на горячую кровь, прилившую к шее, и на то, как сильно, до смущения первобытно сжался его сфинктер.
   Он пытался черпать силы в неподвижности Тиил. Теперь Люка заметил, что у нее голубые глаза. Раньше, в колеблющемся свете Библиотеки, он не мог этого разглядеть.
   Когда они поднялись, открылась агломерация. Это было сверкающее скопление домов-пузырей, выдуваемых из скальной породы. Пейзаж за ними был плоским - сверкающая серебристо-серая равнина, лишенная холмов, и не было рек, только прямолинейные прорези каналов. Единственными живыми существами, которых можно было увидеть, помимо людей, были птицы. Так было на большей части планеты. Инопланетные кваксы начали преобразование земли во время своей оккупации, лучи их звездоломов и нанорепликаторы превратили землю в безликую силикатную пыль.
   Они говорили об этом. Тиил пробормотала: - Но кваксы были здесь всего несколько столетий.
   Доло кивнул. Серебристый свет отразился от его лица; ему было около пятидесяти лет. - Многое из этого - дело рук людей, работа Коалиции. Кваксы пытались уничтожить наше прошлое, вырвать нас из истории. Их мотивация была ошибочной, но их методы были действенными. Помните, что мы находились в прямом конфликте с ксили на протяжении одиннадцати тысяч лет. Мы преуспели. Мы стерли их с лица земли на галактическом диске. Но они по-прежнему прячутся в своей крепости в Ядре, а за пределами нашего маленького островка среди звезд они кишат в бесчисленных количествах. Мы должны забыть о прошлом, потому что оно отвлекает. Если ксили победят нас, у нас не будет будущего - и в таком случае, какое значение будет иметь прошлое?
   - Ваша идеология сильна.
   Доло кивнул. - Единая идея, достаточно мощная, чтобы объединить человечество на протяжении сотен тысяч световых лет и десятков тысячелетий.
   Тиил сказала: - Но горы и реки Земли были намного старше человечества. Как странно, что мы пережили их.
   Люка был поражен этим анти-доктринальным настроем. Доло лишь заинтересованно посмотрел на него и ничего не сказал.
   Яхта взмыла ввысь, пролетая сквозь огромные ряды станций наблюдения-Снежинок, которые простирались до самой Луны, и сама планета превратилась в сверкающий камешек, исчезающий в темноте.
   Им потребовался бы день, чтобы долететь до Сатурна. Люка, совершая это первое путешествие за пределы гравитационного поля Земли, ожидал увидеть родственные Земле миры - возможно, даже сам могущественный Юпитер, тысячелетия назад превратившийся в сверкающую черную дыру в тщетном протесте. Но он не видел ничего, кроме темноты за корпусом, ни единой пылинки, и даже когда они летели через внешнюю систему, звезды на небе не менялись, уменьшая видимость путешествия, которое он совершал.
   Сам Сатурн представлял собой раздутый желто-коричневый шар, выплывший из темноты. Он был заметно сплющен на полюсах и казался туманным в слабом свете уже удаленного солнца. Его окружали яркие кольца, похожие на керамические листы. Сам по себе этот мир был экзотическим местом, поскольку, как говорили, в его облаках были подвешены могучие военные машины, чтобы защитить Солнечную систему, если случится немыслимое и инопланетный враг нанесет удар по дому человечества. Но если машины и существовали, то их не было видно, и Люка был разочарован, когда яхта прекратила свое приближение, когда планета все еще была не больше, чем он мог охватить рукой.
   Но целью их путешествия был не Сатурн.
   Доло пробормотал: - Смотри.
   Люка увидел артефакт - тетраэдр, сияющий небесно-голубым светом, - проплывающий мимо края планеты. При нескольких километрах в поперечнике он представлял собой каркас из светящихся стержней, а по открытым граням тянулись коричнево-золотые световые мембраны. Эти мембраны содержали дразнящие изображения звездных полей, солнц, которые никогда не сияли над Сатурном или Землей.
   - Интерфейс червоточины, - выдохнул Люка. Это было похоже на сон о запретном прошлом.
   Червоточины - это разрывы в пространстве и времени, которые соединяют точки, разделенные световыми годами - или столетиями - проходами искаженного пространства. В масштабе невидимо малого, где действуют таинственные эффекты квантовой гравитации, пространство-время похоже на пену, пронизанную крошечными червоточинами. Более двадцати тысяч лет назад легендарному инженеру Майклу Пулу потребовался гений, чтобы извлечь такую червоточину из пены и придать ей желаемый размер и форму, то есть достаточно большую, чтобы вместить космический корабль.
   - Когда-то это, должно быть, было великолепно, - сказала теперь Тиил. - Пул и его последователи построили сеть червоточин, которая охватила Солнечную систему от Земли до самого дальнего ледяного спутника. На самой Земле врата червоточин всех размеров располагались на поверхности планеты, как скульптуры. - Это воспоминание было на удивление поэтичным. Но, с другой стороны, Тиил выросла в самом Ядре - дальше от Земли уже некуда, - и Люка задавался вопросом, как много для нее значило это путешествие в родную систему.
   Но Доло строго сказал: - Это было, конечно, до оккупации. Кваксы разрушили все это, уничтожили червоточины Пула. Но сейчас мы создаем новую мощную сеть, огромную систему артерий, которая проходит не только через Солнечную систему, но и до самого ядра Галактики. В этих кольцах вращаются тысячи терминалов червоточин. И если у нас есть это в настоящем, нам не нужны мечты о прошлом, не так ли?
   Тиил не ответила.
   Яхта неслась дальше, следуя за системой великого кольца, скрываясь в тени планеты.
   Повсюду сновали корабли, похожие на булавочные уколы в темноте. Сатурн, самая крупная планета в системе после взрыва Юпитера, использовался просто как удобная точка гравитационного причала для устьев червоточин, туннелей сквозь пространство и время. А его кольца добывались, лед и обломки скал сбрасывались в устье червоточин, чтобы прокормить людей в отдаленных местах. Люка слышал, как в семинариях роптали по поводу неуклонного разрушения этого уникального места. Было предсказано, что еще через пару столетий ненасытные червоточины поглотят так много земли, что кольца станут едва заметны, превратившись в жалкие подобия самих себя. Но, как заметил бы Доло, если бы Люка поднял этот вопрос, если бы победоносные ксили привели человечество к вымиранию, вся красота во Вселенной не имела бы смысла, потому что не было бы человеческих глаз, которые могли бы ее увидеть.
   Теперь они приближались к стыку червоточин. Огромная треугольная грань открывалась перед Люкой все шире и шире, пока не стала похожа на пасть, готовую проглотить яхту. По серо-золотистому полупрозрачному покрытию, закрывавшему лицевую сторону, скользнула искра света - отраженный свет двигателя яхты.
   Внезапно Люка понял, что он сам находится всего в нескольких шагах от того, чтобы провалиться в жерло червоточины, и его сердце бешено заколотилось.
   Вспыхнуло сине-фиолетовое пламя, и яхта содрогнулась. Фрагменты структуры экзотической материи интерфейса уже ударялись о корпус яхты. Серо-золотой лист распался на фрагменты света, которые вылетели из исчезающей точки прямо перед ним. Это было излучение, возникшее в результате разрушения напряженного пространства-времени глубоко в горле червоточины. Впервые с тех пор, как они покинули Землю, он по-настоящему ощутил скорость, безграничную, неконтролируемую скорость, и яхта показалась ему хрупкой, уязвимой вещью, лепестком цветка во время грозы.
   Люка вцепился в поручень. Чувствуя, что Тиил стоит рядом, он старался не съеживаться, не прятать голову от нависшего над ним неба.
  
   После нескольких дней прыжков с гипердвигателем и падений через разветвленные червоточины они достигли Линии Ориона. Это был самый внутренний участок спирального рукава Галактики, в котором находилось солнце Земли. Они появились в новом скоплении интерфейсов червоточин, огромном транспортном узле, по сравнению с которым порт на Сатурне казался карликом, и благодаря которым торговля человечества распространялась на тысячи световых лет.
   Здесь они перенеслись на сплайн, живое существо, превращенное в военный корабль космического флота. Такая защита была необходима во все более опасных регионах, в которые они теперь отправлялись.
   Прежде чем продолжить свое путешествие в центр, они поужинали втроем в прозрачном контейнере, прикрепленном к внешнему корпусу сплайна. За маленьким столиком их обслуживали не автоматы, а люди, рядовые военно-космического флота, которые расставляли столовые приборы, тарелки, яства и даже что-то вроде вина. Для Люки это был сюрреалистический опыт, потому что вокруг стола, за мерцающими стенами блистера, эпидермис сплайна простирался вдаль, как поверхность мясистой луны, а за близким горизонтом, как капли дождя, мерцали устья червоточин.
   Комиссар Доло казался слегка пьяным. Он разглагольствовал об истории Линии Ориона. - Вы знакомы с географией Галактики, начинающий? Посмотрите туда. - Он указал вилкой. - Это рукав Стрельца, следующий спиральный рукав от нашего. Серебряные призраки веками пытались удержать нас подальше от этих звездных полос. - Он продолжал рассказывать об эпохальном поражении призраков и последовавшей за этим бурной экспансии, о том, как великие ведомства Коалиции - военно-космический флот, Комиссия, Стража, Академии и другие - работали сообща, чтобы добиться этих побед, и как чиновники, такие как инспектор по налогам и генерал-аудитор, трудились над поддержанием в рабочем состоянии мощной экономической машины, которая подпитывала бесконечную войну, и, конечно же, над тем, как его собственный отдел в Комиссии, Управление доктринальной ответственности, контролировал все остальное. В его устах это прозвучало так, будто завоевание Галактики было всего лишь бумажной работой.
   Пока комиссар говорил, Люка, думая, что Доло не наблюдает за ним, изучал Тиил.
   В ее ловком обращении со столовыми приборами, в мощных мускулах, двигавшихся на ее щеках, было что-то звериное. Как будто она не могла быть уверена, когда ей принесут еду в следующий раз. Все, что она делала, было намного более цельным и ярким, чем что-либо еще в его жизни, и гораздо более захватывающим, чем огромные звездные облака, освещавшие империю людей. Он был в восторге от того, что они делили это временное уединение.
   Когда Доло замолчал, Люка воспользовался своим шансом. Он слегка наклонился к Тиил. - Я полагаю, что пища, которую мы едим, одинакова в разных концах Галактики.
   Она не смотрела прямо на него, но повернула голову. - Поскольку эта пища поступает из чрева корабля сплайнов, и поскольку сплайны используются по всей Галактике, - да, я полагаю, вы правы, начинающий.
   - Но не все одинаково, - пробормотал он. - Мы примерно одного возраста, но наши жизни вряд ли могли бы быть более разными. В вас есть многое, чему я завидую.
   - Вы очень мало знаете о моей жизни.
   - Да, но даже если так...
   - Чему вы завидуете больше всего?
   - Товариществу. Я родился в родильном доме и попал в группу. Так было со всеми. Группы распределены по циклам; тебе не разрешается слишком сближаться со своими братьями и сестрами. Даже в семинариях я соревнуюсь с другими начинающими. Близость считается неизбежной, но в то же время считается слабостью.
   - Близость?
   - У меня были любовницы, - сказал он, - но у меня нет товарищей. - Он пожалел о своих глупых словах, как только они были произнесены. - На фронте все знают...
   - То, что известно каждому, всегда подвергается сомнению, начинающий, - сказал Доло. Внезапно он перестал казаться пьяным, и Люка подумал, не угодил ли он в какую-нибудь хитроумную ловушку. Доло повернулся на стуле, помахав пустым стаканом в сторону присутствующих.
   Когда Люка оглянулся, Тиил уже отвернулась. Она вглядывалась в полосу света, отбрасываемую рукавом Стрельца, как будто своими глубокими глазами могла видеть это более отчетливо.
  
   Галактика простиралась на сотни тысяч световых лет в поперечнике, и на большей части ее протяженности звезды были разбросаны реже, чем песчинки, разбросанные на километры друг от друга. В таких масштабах даже величайшее предприятие человечества казалось ничтожным. И все же, по мере приближения к центру, ощущение активности, трудолюбия усиливалось.
   Они двигались в пределах Трехкилопарсечного рукава, Три кило, самого внутреннего из спиральных рукавов, плотно охватывающего область Ядра. Здесь, всего в нескольких тысячах световых лет от Ядра, сплайн пополнился припасами на орбите вокруг блестящего мира, полностью покрытого металлом. Это был мир-фабрика, предназначенный для производства вооружений. Огромные скопления устьев червоточин парили над его сверкающей поверхностью, окруженные облаком наблюдательных постов в виде Снежинок.
   Доло нарисовал на панели данных концентрические круги. - Само Ядро окружено нашими крепостями, воинственными мирами и городами. Как вы увидите, начинающий. За всем этим находимся мы во внутренних районах. Вокруг пояса толщиной в сотни световых лет расположены миры-фабрики, производящие материалы, необходимые для ведения войны. А за всем этим стоит огромный и нескончаемый приток ресурсов со всего диска Галактики, поток через червоточины и грузовики с сырьем для оружейных заводов, жизненная сила Галактики, стекающаяся в центр, чтобы разжечь войну.
   - Это великолепно, - выдохнул Люка. - Организация, охватывающая всю Галактику, созданная людьми и управляемая ими.
   - Но, - сухо отметила Тиил, - как вы думаете, Галактика вообще замечает, что мы здесь?
   Люка снова был обеспокоен ее заигрываниями с не-доктриной.
   Доло тихо рассмеялся. Он обратился к Люке: - Расскажите мне, что вы узнали о нашей миссии. Почему мы здесь? Почему капитану Тиил потребовалось проделать такой долгий путь до Земли? Что такого есть в этом всплеске веры, который происходит так далеко от Земли и который нас волнует?
   Что меня беспокоит, - подумал Люка, - так это мои отношения с Тиил. Но помимо этого, конечно, это был его долг; он стремился стать комиссаром, поскольку Комиссия по установлению исторической правды была разумом и совестью Третьей экспансии, и он действительно очень серьезно относился к своей миссии. - Только доктрины Друза объединяют нас, делают возможной эффективную экспансию. Если даже нашим войскам на передовой позволено тратить энергию на глупую болтовню, не связанную с доктринами...
   - Капитан? Что вы думаете?
   Тиил прикусила губу, и Люка увидел там крошечные волоски, блестевшие в свете звезд. - Я думаю, что на карту поставлено нечто большее, чем просто эффективность.
   - Конечно, это так. Возможно, я обучаю не того начинающего, - печально сказал Доло. - Люка, история человечества - это не просто повествование, история, которую рассказывают детям. Это больше похоже на кучу песка.
   - Песок?
   - Громоздится, - сказал Доло, передразнивая именно это. - И по мере того, как вы добавляете больше крупиц - по одной за раз, добавляя случайные события в историю, - куча упорядочивается сама собой. Но куча, угол наклона, всегда находится в таком состоянии, при котором она может рухнуть при добавлении всего лишь еще одного зерна, но вы никогда не можете знать, какого именно. Это называется "самоорганизующейся критичностью". И так происходит с историей.
   Люка нахмурился. - Но Коалиция контролирует ход истории.
   Доло рассмеялся. - Никто из нас не настолько самонадеян, чтобы считать, что мы что-то контролируем - и уж точно не историческую дугу общества, охватывающего Галактику, даже такую единую, как наша. Даже предсказания будущего, собранные Библиотеками, не помогут. Все, что мы можем делать, - это наблюдать за падением песчинок.
   Люку пугала мысль о том, что великая структура экспансии была такой хрупкой. Не менее ужасающим было осознание того, сколько знаний ему еще предстояло приобрести. - И вы считаете, что религиозная вспышка в Ядре является одним из таких дестабилизирующих факторов?
   - Надеюсь, что этого не произойдет, - сказал Доло. - Но единственный способ узнать это - пойти туда и посмотреть.
   - И остановить падение зерна.
   - И принять правильное решение, - пробормотал Доло, поправляя его.
   Они покинули мир-фабрику и направились вглубь, к Ядру, сквозь все новые завесы звезд.
   Наконец они оказались перед огромной стеной света. Это были облака, из которых рождались звезды. На этом сложном, неспокойном фоне Люка мог различить шаровые скопления, плотные скопления звезд. Повсюду, насколько хватало глаз, бесшумно проплывали корабли. Но из-за завесы звезд и кораблей лился вишнево-красный свет, как будто пылал сам центр Галактики.
   - Строго говоря, - сказала Тиил, - мы уже находимся внутри самого Ядра. Центр Галактики окружен огромным резервуаром газа диаметром около полутора тысяч световых лет - этого достаточно, чтобы испечь сто миллиардов звезд, втиснутых в область меньшего размера, чем те несколько тысяч звезд, которые видны человеческому глазу с Земли. Стена, которую вы видите, является частью Молекулярного кольца, огромного пояса газовых и пылевых облаков, областей звездообразования и небольших скоплений. Кольцо окружает сам центр, где сосредоточены ксили.
   - Кольцо расширяется, - ровным голосом произнес Доло. - Считается, что оно образовалось в результате взрыва в Ядре миллион лет назад. Мы понятия не имеем, что это вызвало.
   - Как замечательно, - сказал Люка. - В этом густонаселенном месте это обломки взрыва: огромная катящаяся волна рождения звезды. И что это за розовый свет, пробивающийся сквозь облака?
   Впервые за все дни, прошедшие с тех пор, как он встретил ее, Тиил посмотрела прямо на него. Ее голубые глаза казались такими же широкими, как океаны Земли, и он почувствовал, как у него перехватило дыхание. - Это, - просто сказала она, - Фронт. В этом свете люди умирают.
   Люка ощутил сложную смесь страха и предвкушения. Всю свою жизнь он прожил в человеческом пространстве глубиной в тысячи световых лет. Он мог посмотреть на небо и выбрать любую звезду на свой вкус, и знать, что либо там были люди, либо они побывали там и ушли, оставив систему безжизненной и заминированной. Но теперь все было по-другому. Этот кусок неба с его густыми облаками и молодыми звездами не принадлежал человеку. До сих пор он был слишком озабочен своими отношениями с Тиил и Доло, а кроме того, своим долгом, чтобы думать о будущем. Он понял, что понятия не имеет, что он может найти здесь, в самом Ядре, совсем ничего.
   Он машинально произнес: - Короткая жизнь горит ярко.
   - Здесь у нас другой лозунг, - пробормотала Тиил. - Смерть - это жизнь.
   Корабль-сплайн двинулся дальше, осторожно приближаясь к огромным облакам света.
  

II

  
   У астероида был официальный номер и даже вдохновляющее название, предоставленное комиссарами на далекой Земле. Но солдаты, которые летали на нем, называли его просто Скалой.
   - Но, с другой стороны, - тихо сказала Тиил Люке, - так они называют каждый астероид.
   И с поверхности этой скалы все казалось крошечным на фоне великолепного неба. Теперь они были очень близко к сердцу Галактики, и небеса были усеяны яркими горячими маяками, которые, удаляясь, сливались с облаками света, где они родились. За ним виднелась завеса из сияющих молекулярных облаков, отгораживающая истинный центр Галактики, - завеса, сквозь которую непрерывно лился вишнево-красный свет, сияние битвы, сохранявшееся уже много веков.
   Они втроем, вместе с флотским охранником, прогуливались по поверхности Скалы в легких защитных скафандрах. Астероид представлял собой просто каменный шар диаметром около пятидесяти километров, один из роя, окружавшего горячую бело-голубую звезду. Слабый свет молодого солнца отбрасывал резкие тени от каждого кратера, которых было множество, и от каждой ямочки и пылинки у ног Люки. Он обнаружил, что его завораживают мелкие детали - то, как пыль, которую вы поднимаете, вздымается и опускается по аккуратным параболам и прилипает к вашим ногам, так что кажется, будто вас окунули в черную краску, и как некоторые кратеры засыпаны гораздо более мелким бело-голубым порошком, который каким-то образом будет обтекать вашу перчатку почти как вода, будучи связан электростатически.
   Но это была трудная обстановка. Ботинки с инерционным управлением приклеивали его ноги к пыльной скале, но в условиях микрогравитации астероида его тело не имело ощутимой тяжести, и ему казалось, что он плывет в какой-то невидимой жидкости, приклеившись ступнями к каменистому полу - или, если он не был внимателен к своему чувству перспективы, ему могло казаться, что он поднимается по стене или даже свисает с потолка. Он знал, что остальные, особенно Тиил, заметили его отсутствие ориентации, и каждый неуклюжий шаг, который он делал, приводил его в ужас.
   Между тем, по всей поверхности этой Скалы, в свете бесконечной войны, трудились солдаты.
   Солдаты были одеты в защитные скафандры военного образца, сложные наряды, изобилующие сосками и розетками и покрытые въевшейся астероидной грязью. Некоторые скафандры были отремонтированы; на них виднелись выцветшие заплаты и грубые швы, вваренные в их поверхность. Эти одетые в заплатки фигуры двигались сквозь огромные облака черной пыли, в то время как машины лязгали, парили и ползали вокруг них.
   Головы большинства солдат были гладко выбриты, что было практично, если вы были обречены носить скафандр без перерыва в течение нескольких дней. Из-за въевшейся в поры грязи невозможно было определить, сколько им лет. Они выглядели уставшими, но, несмотря на это, продолжали свою работу, что было далеко за пределами человеческих возможностей. Они были совсем не похожи на воинов со стальными глазами, которых Люка себе представлял. Они выглядели экспертами только по выносливости.
   Люке показалось, что они в основном копали землю. Многие из них пользовались простыми лопатами или даже голыми руками. Они рыли траншеи, котлованы и норы, выкапывали подземные камеры, и каждый солдат, благодаря микрогравитации, вытаскивал огромные массы покореженной породы. Люка представил себе, как эта сцена повторяется на огромном множестве этих дрейфующих скалистых миров: солдаты бесконечно роются в грязи, как будто они строят единую огромную траншею, которая окружает само ядро Галактики.
   Доло сделал замечание по поводу залатанных скафандров.
   Тиил пожала плечами. - Скафандры здесь дорогие. Сами солдаты стоят дешевле.
   Люка сказал: - Не понимаю, зачем они роют ямы в земле.
   - Чтобы спасти свои жизни, - сказала Тиил.
   - Это называется "верхом на Скале", начинающий, - сказал Доло.
   Люка узнал, что, когда астероид будет подготовлен, он будет выброшен из своей родительской системы и направится через Молекулярное кольцо к скоплениям ксили. На первом этапе полета будет задействована энергия, но после этого Скала будет падать свободно. Солдаты, съежившись в своих норах в земле, должны были "работать бесшумно", как они это называли, используя только самые слабые источники энергии, производя как можно меньше шума и вибрации. Цель состояла в том, чтобы одурачить ксили, заставив их думать, что это безобидный обломок, и для прикрытия в них будет брошено много незанятых камней по похожим траекториям. На ближайшем расстоянии к позиции ксили - рафинадной глыбе - солдаты выскакивали из укрытий и начинали штурм.
   - Это звучит как грубая тактика, но она работает, - сказал Доло.
   - Но ксили наносят ответный удар, - сказал Люка.
   - О, да, - сказала Тиил, - ксили наносят ответный удар. Сами скалы обычно выживают. Каждый раз, когда скала возвращается, нам приходится разгребать завалы и заново строить траншеи и укрытия. И хоронить мертвых.
   Люка нахмурился. - Но зачем копать вручную? Конечно, было бы гораздо эффективнее доверить это машинам.
   Доло осторожно заметил, - Солдаты, похоже, считают, что укрытие, построенное машиной, никогда не будет таким безопасным, как то, которое вы выкопали сами.
   - Это не имеет смысла, - сказал Люка. - Все, что имеет значение, - это глубина укрытия, его конструктивные качества...
   - Мы говорим не о смысле, - сказал Доло. - Мы затрагиваем проблему, которую хотели изучить. Давайте, начинающий, вспомните свои исследования о компенсаторных системах верований.
   Люке пришлось вспомнить это слово по памяти. - О, да. Суеверие. Солдаты суеверны.
   Доло сказал: - Это достаточно распространенная реакция. Солдаты практически не контролируют свою жизнь, даже свою смерть. Поэтому они стремятся контролировать все, что могут - например, землю, которую они роют, стены, которые их защищают, - и приходят к убеждению, что такие действия, в свою очередь, могут умиротворить более могущественные силы. Все это, конечно, совершенно не соответствует доктрине.
   Люка фыркнул. - Это признак слабости.
   Тиил бесстрастно произнесла: - Представьте, что эта скала трескается, как яйцо. Иногда такое случается в бою. Представьте, что люди выброшены, что их, беззащитных, отправляют в космос. Представьте, что они прячутся в темноте и ждут, что это произойдет в любой момент. А теперь скажите мне, насколько мы слабы.
   - Простите, - взволнованно сказал Люка.
   Доло был раздражен. - Простите, простите меня. Дитя, откройте глаза и закройте рот. Так нам всем будет намного лучше.
   Они пошли дальше.
   Горизонт был близок, и впереди постоянно появлялись новые участки, открывая все больше ям, все больше трудящихся солдат. У Люки возникло неприятное ощущение, что он действительно идет по экватору гигантского скального зала, и головокружение грозило вернуться.
   Он был так занят, пытаясь справиться с тошнотой, что не заметил арку, пока они почти не прошли под ней. Это была аккуратная парабола высотой около двадцати метров. Под ней, заложив руки за спину, стояла одинокая женщина-солдат, застывшая по стойке "смирно" при приближении Тиил.
   - А, - сказал Доло, слегка запыхавшись от напряженной ходьбы в скафандре. - Так вот на что мы приехали посмотреть.
   Люка стоял под аркой. Ее изящный пролет сужался над ним, образуя черную полосу на фоне неба. Арка была выполнена так гладко, что сначала он подумал, что ее, должно быть, возвели с помощью машины, возможно, из выдуваемого камня. Но когда он наклонился поближе, то увидел, что арка была сложена из небольших блоков, каждый не больше его кулака, которые были обработаны и отполированы. На каждом блоке были выгравированы надписи: имена, по два или три на каждом камне.
   Тиил встала сбоку от арки, подняла камешек из конгломерата и осторожно подбросила его вверх. В безвоздушном пространстве он описал плавную дугу, которая почти соответствовала размаху арки. - Геометрически арка почти идеальна, - сказала она.
   Доло наклонился, чтобы осмотреть каменную кладку. - Поразительно, - пробормотал он. - Здесь нет ни раствора, ни гвоздей.
   - Это было сделано вручную, - сказала Тиил. - Солдаты начали с краеугольного камня и возводили его бок о бок, поднимая то, что уже было построено, над новыми секциями. Легко в условиях микрогравитации.
   - А камень?
   - Взят из недр астероида, на глубине в километры. Материал, находящийся ближе, был поврежден ударами, разбит вдребезги и сгруппирован. Чтобы добраться до нетронутой породы, им пришлось рыть специальные шахты.
   - И все это делалось скрытно, в тайне от своих командиров.
   - Да.
   Доло повернулся к Люке. - Что вы об этом думаете, парень?
   Люке пришлось бы долго подыскивать подходящее слово, если бы он не изучал эту специфическую область девиантности. - Это часовня, - сказал он. Он подумал, что это часовня мертвых, чьи имена здесь начертаны. Он взглянул на пролет арки. Там было исписано все, что он мог разглядеть. Значит, сотни имен.
   - Да, часовня. - Доло подошел к единственному солдату, стоявшей под аркой. Она осталась на своем месте, но с опаской посмотрела на комиссара.
   - Это Бейла, - сказала Тиил.
   - Та, что на дежурстве.
   - Ей предъявлено типовое обвинение в противоречащем доктрине поведении. Аналогичные обвинения будут предъявлены и другим сотрудникам этого подразделения в зависимости от результатов слушания - от вашего решения, джентльмены.
   Доло оглядел дежурную с головы до ног, как будто мог прочесть ее мысли, изучая ее фигуру в скафандре. - Рядовая. Вы понимаете, в чем вас обвиняют. Вы виновны?
   - Да, сэр.
   - Расскажите мне о Майкле Пуле.
   Бейла замолчала на мгновение, явно испуганная; визор ее скафандра запотел. Она взглянула на Тиил, которая кивнула.
   И Бейла, запинаясь, рассказала историю о том, как великий инженер древности Майкл Пул преодолел последнюю червоточину, ведущую во времениподобную бесконечность, к концу самого времени. Там он ждал, наблюдая за тем, как разворачиваются события во вселенной, - и там он был готов приветствовать тех, кто помнил его имя, и почтить тех, кто пал, - и оттуда его великая сила простиралась, чтобы спасти тех, кто следовал его примеру.
   Доло бесстрастно слушал это. - Сколько раз вы ездили верхом на Скале?
   - Дважды, сэр.
   - А чего вы больше всего боитесь, рядовая?
   Бейла снова взглянула на Тиил. - Что вы не позволите мне вернуться.
   - Куда вернуться?
   - Чтобы снова взобраться на Скалу.
   - Почему это вас пугает?
   Потому что она не хочет бросать своих товарищей, - подумал Люка, наблюдая за ней. - Потому что она виновата в том, что осталась жива, когда другие погибли рядом с ней. Потому что она боится, что они умрут, оставив ее жить в одиночестве.
   Но Бейла сказала только: - Это мой долг, комиссар. Короткая жизнь горит ярко.
   Тиил сказала: - Просто говорите то, во что верите, солдат; произносить лозунги вам не поможет.
   - Да, сэр.
   Люка вернулся к арке, потому что теперь Тиил стояла под ней, проводя рукой в перчатке по ее поверхности. - Это красиво, - сказал он.
   Она пожала плечами. - Это дань уважения, а не произведение искусства. Но да, это красиво.
   После своего глупого замечания о слабости он захотел восстановить с ней связь. - Имена. - Он взглянул на буквы, расположенные над его головой. Он смело сказал: - Упоминать падших, возможно, не соответствует Доктрине, но здесь это кажется уместным. Если бы у меня было время, я бы взобрался на эту арку и пересчитал все имена.
   - Это может занять у вас больше времени, чем вы думаете.
   - Не понимаю.
   Она указала на имя, написанное на поверхности перед его лицом. - Что вы видите?
   - Этта Марис, - прочитал он. - Имя и фамилия.
   - Теперь взгляните на первую букву. На визоре вашего скафандра есть функция увеличения, просто скажите, что вы хотите сделать.
   Потребовалось несколько попыток, прежде чем у него получилось. Перед его лицом возникло виртуальное изображение увеличенной буквы. Даже в таком масштабе резьба была почти безупречной - это был самоотверженный труд, и он был тронут. Но теперь, присмотревшись повнимательнее, он увидел, что в вырезанных углублениях буквы вписаны другие имена.
   Он отступил назад, потрясенный. - Да ведь здесь, в одной букве, должно быть, столько имен, сколько написано на всей арке.
   - Не знаю, - холодно ответила Тиил. - Выберите имя и посмотрите еще раз.
   Он снова увеличил одну букву из написанного имени - и снова обнаружил больше имен, тысячи их, скопившихся далеко за пределами видимости человека.
   - Имена на верхнем слое были вырезаны вручную, - сказала Тиил. - Затем они использовали уолдо, лазеры и, в конечном счете, нанотехнологии-репликаторы...
   Он снова и снова увеличивал изображение, находя все больше слоев имен, вложенных одно в другое. Слоев было больше, чем он мог сосчитать, больше имен, чем смог бы прочесть, если бы простоял здесь всю оставшуюся жизнь. Только на этом камне. И, возможно, такие же мемориалы были и на других обломках, разбросанных по всем местам размещения по всему Ядру Галактики, огромной полосе смерти, протянувшейся на три тысячи световых лет в пространстве и на две тысячи лет вглубь времени. Он отступил назад, потрясенный.
   Тил внимательно изучала его лицо. - С вами все в порядке?
   Он обнаружил, что его глаза были влажными. Он попытался сморгнуть влагу, но, к своему огорчению, почувствовал, как горячая слеза скатилась по щеке. Это было мрачное озарение, этот шок от названий.
   - Я не обязана учить вас Доктринам, - сказала Тиил сравнительно мягко. - У каждого из нас есть одна жизнь. Каждый из нас умирает. Вопрос в том, как вы проведете эту жизнь. - Она протянула руку в перчатке, чтобы коснуться его влажной щеки, но, конечно же, ее палец коснулся его визора, и она опустила руку и почти застенчиво отвела взгляд.
   Он был поражен. В этот краткий миг собственной слабости, когда он был ошеломлен чем-то гораздо большим, чем он сам, наконец, приобрел в ее глазах хоть какой-то вес; он, наконец, установил с ней тот контакт, о котором мечтал с тех пор, как они встретились.
  
   После нескольких часов, проведенных на поверхности, их препроводили в то, что Тиил назвала биоцентром, в герметичный купол, где солдаты могли заниматься собой и обслуживать свои скафандры, есть, пить, выводить отходы жизнедеятельности, спать, прелюбодействовать, играть.
   По периметру центрального атриума располагались небольшие отдельные кабинеты со спальнями, туалетами и душевыми. Доло и Люке предстояло делить одно маленькое грязное помещение, на что Доло нахмурился. Люка нашел туалет и с облегчением воспользовался им. Он был не в состоянии сделать это в своем скафандре, в котором нужно было просто расслабиться и позволить ему впитать все это; ему мешало и то, что скафандры были полупрозрачными.
   Он неуверенно бродил по большому центральному помещению. Под тканевой крышей было слишком жарко. Из банков репликаторов пахло перегретой пищей, а пол был грязным от пота и астероидной грязи. Солдаты, одетые в грязные комбинезоны, ходили и смеялись, спорили и боролись. В то время как Люка был в ботинках с инерционным управлением, солдаты в основном ходили босиком; они прыгали, ползали и даже кувыркались, чувствуя себя непринужденно в условиях низкой гравитации. Многие из них сидели торжественными кругами и пели песни, иногда под аккомпанемент флейт и барабанов, которые были приспособлены из фрагментов музыкального оборудования. Они играли сентиментальные мелодии, но Люка не мог разобрать слов; лексикон солдат был странным и специализированным, изобилующим аббревиатурами.
   Стены были испещрены граффити. На одном грубом наброске были изображены безошибочно узнаваемые расклешенные очертания ночного истребителя ксили в сочетании с древним символом клыкастого демона, а на другом - поразительно непристойные намеки одного подразделения на некомпетентность и сексуальную неадекватность солдат другого. Ему бросились в глаза несколько лозунгов: "Любовь к последнему поколению выше, чем любовь к ближнему. За что следует любить человека, так это за то, что он находится в переходном возрасте". И еще: "Я стал Смертью, Разрушителем миров". Другая рука добавила: "Я стал Скукой, разрушителем мотивации".
   Он присоединился к Доло на небольшой сцене, установленной перед рядами кресел. Вскоре здесь должен был начаться ежедневный инструктаж. Люка рассказал о граффити, которые он видел. - Я не узнаю источники.
   - Вероятно, это было перед занятием. О, не выглядите таким шокированным. Всего много, мы не можем контролировать все. На самом деле, я думаю, что узнаю первое. Фредерик Ницше. - Его произношение было сдавленным.
   - Для меня это прозвучало как хорошее изложение доктрин Друза.
   - Возможно. Но мне интересно, сколько вреда принесли эти слова на протяжении тысячелетий. Скажите, что вы думаете об этой проторелигии?
   - Элементы достаточно знакомы, - сказал Люка. - Старая легенда о Майкле Пуле объединилась с верованиями друзей Вигнера. - Во время оккупации кваксов повстанческая группа под названием "Друзья Вигнера" выработала убеждение, основанное на древних принципах квантовой философии, что ни одно событие не становится реальным, пока за ним не наблюдает разумный человек, и, следовательно, сама вселенная не станет реальной, пока за всей ее историей не будет наблюдать Конечный Наблюдатель во времениподобной бесконечности, в самом конце времен. Если бы такое создание существовало, то, возможно, к нему можно было бы обратиться - именно этого Друзья и намеревались достичь во время своего, в конечном счете, бесполезного восстания против кваксов. - Просто в данном случае Пул сам стал этим Наблюдателем.
   Доло кивнул. - Как ни странно, Майкл Пул в некотором смысле затерялся во времени - говорят, что его последним поступком было намерение направить свой корабль в бесконечную сеть разветвленных червоточин, чтобы спасти человечество от вторжения из будущего. Возможно, он все еще где-то там, где бы он ни был. Вы, конечно, можете видеть, какой резонанс вызвала его история у этих оседлавших Скалу. Пул пожертвовал своей жизнью ради своего народа - и все же, ставши трансцендентным, он продолжает жить. Какой образец для подражания! - Он даже подмигнул Люке. - Иногда я думаю, что даже если бы мы смогли достичь состояния абсолютной чистоты, когда наши умы будут полностью очищены от истории человечества, даже тогда спонтанно начали бы прорастать такие убеждения. Но вы должны признать, что это хорошая история. - Его голос звучал на удивление мягко.
   Люка был потрясен. - Но, сэр, мы, конечно, должны действовать, чтобы остановить этот отход от доктринальной приверженности. Эта новая вера коварна. Вы не должны молиться о личном спасении, важен вид. Если подобные вещи происходят по всему Фронту, возможно, нам следует подумать о более решительных шагах.
   Глаза Доло сузились. - Вы говорите об иссечении.
   В семинариях на протяжении тысячелетий ходили разговоры о происхождении религиозных импульсов, которые без конца терзали массы людей, находящихся под опекой Комиссии. Некоторые утверждали, что эти импульсы обусловлены особенностями человеческого мозга. Таким образом, возможно, характерное чувство единства с высшей сущностью возникало из-за временного разъединения внутри теменной доли, отделяющего обычное ощущение себя самого, контролируемого левой стороной этой области, от ощущения пространства и времени, контролируемого правой стороной. И, возможно, чувство благоговения и значимости возникало из-за сбоя в работе лимбической системы, глубокой и древней системы, отвечающей за эмоции. И так далее. Если бы мистический опыт был просто симптомом сбоя в работе мозга - например, эпилептического припадка, - то этот сбой можно было бы устранить, а симптомы подавить. И, если немного поработать с геномом, такие дефекты могли бы быть устранены у всех последующих поколений.
   - Будущее без богов, - сказал Люка. - Как это было бы чудесно.
   Доло кивнул. - Но если бы вам сделали такое иссечение и вы стояли под аркой имен, смогли бы вы оценить ее значение? Смогли бы вы понять, прочувствовать это так, как тогда? О да, я наблюдал за вами. Возможно, эти аспекты нашего мозга, наше сознание, эволюционировали с определенной целью. Иначе зачем бы они существовали?
   Люка не нашелся, что ответить. И снова он был потрясен.
   - В любом случае, - сказал Доло, возвращаясь к ортодоксии, - вмешательство в эволюцию человека - или даже пассивное допущение этого - само по себе противоречит доктринам Друза. Мы выиграем эту войну как люди или не выиграем вовсе - и мы нарушим это правило на свой страх и риск. Мы сохранили единство, несмотря на расстояния в десятки тысяч световых лет и невообразимо огромное население, потому что все мы одинаковы. Хотя это не значит, что эволюция сама по себе не уводит человечество в сторону от нормы, которую, возможно, признавал сам Хама Друз.
   - Комиссар?
   - Что ж, оглянитесь вокруг. Большинство из этих солдат - дети - очевидно, как могло быть иначе? И безжалостный отбор на войне работает на формирование нового типа людей, лучше подготовленных к бою. В конце концов, выжившие в боях - это те, кто продолжает размножаться. Их потомки уже сейчас крепкие, гибкие, уверенные в себе на трехмерной арене с низкой или нулевой гравитацией. Кое-какие исследования даже предполагают, что их глаза приспосабливаются к напряжению трехмерного боя - например, некоторые из них могут определять скорость, воспринимая едва заметные доплеровские изменения в цветах приближающихся или удаляющихся объектов. Подумайте, какое преимущество это дало бы на поле боя! Еще несколько тысяч лет, и, возможно, мы не узнаем солдат, которые сражаются за всех нас.
   - Кажется, я теряю ориентацию, - честно признался Люка.
   Доло похлопал его по плечу. - Нет. Вы просто учитесь, вот и все.
   - И что вы узнали о моих солдатах? - Тиил присоединилась к ним на маленькой сцене, и солдаты начали выстраиваться перед ними в шеренги.
   Люка научился быть честным с ней. - Я нахожу их... странными.
   - Странными?
   - Они все катались на Скале, да?
   - Большинство их.
   - Значит, они видели, как гибли их товарищи. Они знают, что их снова отправят туда, где им придется столкнуться с тем же ужасом. И все же, здесь и сейчас, они смеются.
   Тиил подумала над этим и осторожно ответила: - Вдали от Фронта не принято говорить о том, что там происходит. Это как бы секрет. Вы видели нечто, выходящее за рамки обычного человеческого опыта. Если вы показываете свой страх или даже признаетесь в нем самому себе, то вы допускаете утечку информации между этой, нормальной человеческой жизнью и тем, что находится снаружи. Вы впускаете это внутрь. И если это произойдет, нигде не будет безопасно. Вы понимаете?
   Он наблюдал за ее лицом; на лбу у нее выступил пот, следы астероидной грязи. - Вы так себя чувствуете?
   - Я стараюсь ничего не чувствовать, - сказала она.
   Люка оглядел купол. - А это место такое убогое. - Он почувствовал что-то вроде праведного гнева и подбодрил его в себе, надеясь произвести впечатление на Тиил. - Если эти люди готовы умереть за экспансию, у них должен быть хоть какой-то комфорт.
   Доло покачал головой. - Вы опять не понимаете, начинающий. Подумайте о жизни солдата. Это ограниченное существование: моменты рождения и роста, товарищества, решимости, изоляции - и, наконец, после краткости света, почти неизбежное завершение в боли и смерти. Они должны знать, что борются за что-то лучшее. И поэтому они должны видеть, что настоящее несовершенно. Солдаты должны жить в вечном настоящем, полном нищеты и тяжелого труда, чтобы их можно было убедить, что мы будем продвигаться вперед из таких мест, пока не одержим славную победу, и все будет сделано идеально - даже если на самом деле такого прогресса никогда не будет.
   - Значит, все здесь предназначено для какой-то цели, - сказал Люка, удивляясь. - Даже убогость.
   - Это машина, созданная для войны, начинающий.
   Младший офицер призвал солдат к порядку. Сидя на своих грубых сиденьях, сделанных из простых глыб астероидного камня, они замолчали.
   Тиил встала. Она четко произнесла: - Восемнадцать тысяч триста девяносто один год назад инопланетная сила захватила родную планету человечества. Мы здесь для того, чтобы подобное больше никогда не повторилось. - Она подняла табличку с данными и прочитала короткий некролог, в котором рассказывалось о жизни и смерти одного рядового солдата. Люка предположил, что это был еще один мемориал павшим - и опять же, не строго доктринальный. Затем Тиил перешла к своего рода отчету о ситуации, суммируя инциденты, произошедшие прямо вокруг Молекулярного кольца, опоясывающего центр Галактики.
   Солдаты внимательно слушали. Люка наблюдал за их лицами. Пока Тиил говорила, их взгляды были прикованы к ней, их рты были открыты, как у восхищенных детей, некоторые из них даже тихо повторяли за ней слова. Когда она закончила: - Давайте запихнем звездоломы ксили в их собственные глотки, порожденные Летой! - раздались одобрительные возгласы и даже слезы.
   Тил пригласила Доло подняться к ней. Как эмиссар Коалиции, он должен был выступить с краткой речью перед солдатами, оказавшимися вдали от дома. Его приветствовали свистом и топотом ног. Люка подумал, что в своей безупречно чистой одежде комиссара он выглядит маленьким и неуместным.
   Доло в общих чертах рассказал о войне. Он сказал, что "Кольцевой театр военных действий" был испытательным полигоном для будущих операций, включая возможное нападение на скопления ксили в самом Ядре, которое, как он намекнул, может оказаться ближе, чем кто-либо ожидал. - Это знаменательное время, - сказал он, - и на вас возложена важная миссия. Вы были призваны историей. Это тотальная война. Наш враг неумолим и могущественен. Но если мы дадим волю нашему видению Вселенной и самих себя и полностью примем его, те, кто помнит нас, будут петь о нас песни много лет спустя...
   Люка пропустил эти слова мимо ушей. Когда войска разошлись, он нашел способ сблизиться с Тиил.
   Она спросила: - Как думаете, вы увидели то товарищество, которому так завидовали?
   - Они любят вас.
   Она покачала головой. - Они думают, что я удачливый командир. Я уже четыре раза летала на этой Скале и до сих пор цела и невредима. Они надеются, что я поделюсь с ними частью своей удачи. И в любом случае, они должны любить меня, это входит в мои должностные обязанности. Они не позволят вышибить себе мозги из-за набитой рубашки...
   - Нет, дело не только в этом. Они последуют за вами куда угодно. - Его кровь бурлила от желания стать частью ее жизни, и он безрассудно сказал:
   - Как и я.
   Казалось, это застало ее врасплох. - Вы сами не понимаете, что говорите.
   Он наклонился ближе. - Вы знали, что между нами что-то есть, связь, более глубокая, чем слова, с того самого момента, как мы встретились...
   Но тут появился Доло, и этот момент уже миновал. Комиссар поднял небольшую табличку с данными: - Начинающий, завтра у нас есть шанс повысить ваше образование. Мы будем сопровождать вербовочную группу.
   - Сэр?
   - Будьте готовы пораньше.
   Тиил воспользовалась паузой, чтобы ускользнуть и присоединиться к своим войскам. Люка видел, как светилось ее лицо, когда она разговаривала с теми, с кем сражалась. Он безнадежно ревновал.
   Доло прошептал: - Не теряйте себя в ней, начинающий. Послезавтра мы посмотрим, будете ли вы по-прежнему завидовать этим солдатам.
  

III

  
   Из темноты выплыла голубая планета.
   Доло сказал: - Вы знаете, что планеты здесь встречаются редко. Так близко к Ядру, при таком количестве звезд, стабильные орбиты планет - редкость. Все бесформенные обломки, из которых в других местах могли бы образоваться миры, здесь образуют огромные пояса астероидов - вот почему скалы используются такими, какие они есть; их достаточно много.
   - Этот прекрасный мир, однако, был открыт колонистами Второй экспансии более двадцати тысяч лет назад. Почти неизбежно они называют его Новой Землей: названия колонизированных планет редко бывают оригинальными. Они принесли с собой очень странную систему верований и примитивные технологии, но приложили немало усилий для терраформирования этого места. Хотя оно расположено немного близко к своему солнцу...
   Люка не нашелся, что ответить. Мир был похож на покрытую водой Землю, думал он, с мировым океаном, отмеченным крошечными ледяными шапками на полюсах и россыпью темно-коричневых островов. Он неожиданно почувствовал ностальгию.
   Доло наблюдал за выражением его лица. - Помните, хоть вы и начинающий, вы представляете Комиссию. Мы - главный источник силы для этих людей. Оставьте свои страхи при себе.
   - Я понимаю свой долг, сэр.
   - Хорошо.
   Яхта плавно скользнула в плотную воздушную среду планеты. Под затянутым облаками голубым небом океан превратился в серо-голубую пелену, уходящую к туманному горизонту.
   Яхта зависла над крупнейшим архипелагом, представляющим собой нагромождение островов, образовавшихся из древней вулканической кальдеры, и опустилась на землю. Она приземлилась на территории большой базы военно-космического флота, выделенной ярко-темно-зеленым цветом и окруженной высоким забором. За забором простиралась каменистая местность, неизменная, если не считать извилистых дорог, разбросанных ферм и маленьких деревушек.
   Люка и Доло присоединились к горстке солдат в скиммере с открытым верхом. Зависнув в паре метров над землей, скиммер пронесся над территорией базы - Люка мельком увидел пузырчатые купола, негерметичные хижины, аккуратные штабеля оборудования, - а затем проскользнул через расширяющийся вход во внешней стене и понесся над сельской местностью.
   Они были вынуждены носить маски на лице. Даже после двадцати тысяч лет терраформирования этого мира в воздухе все еще не хватало кислорода; половина этого времени ушла только на то, чтобы уничтожить большую часть местной жизни. Но они могли оставить свои защитные скафандры, и Люка радовался ощущению солнечного света на своей открытой коже.
   Доло сказал, перекрывая шум ветра: - То, что вы увидите, - это то, откуда родом многие из тех солдат, которым вы завидуете.
   Люка ответил: - Я представлял себе родильные дома. - Похожие на тот, в котором он родился на Земле.
   - Да. В таких местах выращивают детей солдат. Но вы сами видели, что в таких популяциях наблюдается "дрейф" под безжалостным давлением боевых действий. Было бы неплохо освежить генофонд за счет прививки диких животных.
   - Дикие? Комиссар, что такое "вербовочная группа"?
   - Сейчас увидите.
   Скиммер прибыл в деревню на побережье.
   Люка вышел из зависшего в воздухе аппарата. Сквозь тонкие подошвы его ботинок вулканическая порода казалась бугристой. В скале была вырублена гавань в форме полумесяца, и маленькие лодки лениво покачивались на маслянистой воде. Даже сквозь фильтры своей маски Люка ощущал сильный соленый запах морского воздуха и резкий привкус озона. Но вулканические породы были преимущественно черного цвета, так же как галька и песок, а вода выглядела устрашающе темной.
   Он оглянулся на побережье. Построенные из вулканической породы дома были разбросаны вдоль дороги, которая вела к более плотному скоплению зданий. То тут, то там среди черноты мелькала зелень - трава, деревья, земная жизнь, изо всех сил пытающаяся расцвести на этой чуждой почве. Было ясно, что эти люди добывали себе пропитание за счет сельского хозяйства: выращивали зерновые культуры на преобразованной земле, ловили рыбу в засеянных морях. Вторая экспансия произошла до того, как кваксы принесли на Землю эффективную технологию репликаторов, непреднамеренное наследие, которое до сих пор кормит большую часть человечества. И вот эти люди занимались сельским хозяйством - пережиток их поведения.
   Из дверного проема ближайшего дома на него смотрела девочка лет десяти, засунув палец в ноздрю, с широко раскрытыми от любопытства глазами. На ней не было маски; местным жителям при рождении имплантировали дыхательные аппараты.
   Он сказал, удивляясь: - Это не мир Коалиции.
   - Да, это не так, - сказал Доло. - В идеале все люди по всей Галактике должны были бы каждый момент думать об одном и том же; именно к этому мы должны в конечном счете стремиться. Но здесь, на периферии экспансии, где ресурсы ограничены, все обстоит проще. Три миллиона местных жителей были предоставлены самим себе - например, у них была своя особая форма правления, которая превратилась в своего рода монархию. Война с ксили важнее, чем очищение умов нескольких рыбаков на таком грязном шаре, как этот.
   - Пока они платят налоги.
   Доло ухмыльнулся ему. - Неожиданно циничное замечание от моего юного начинающего-идеалиста! Но да, именно так.
   Вместе с солдатами они направились к дому. Маленькая девочка исчезла в помещении. Люка почувствовал запах готовящейся пищи, запах выпечки, похожий на хлеб, и более резкий привкус, который, возможно, принадлежал какому-то отбеливателю. Простые домашние запахи. Верхнюю часть дверного проема украшали цветы в виде яркой полосы, а с самой двери свисали два маленьких колокольчика, слишком маленьких, чтобы служить сигналом для жильцов, - культурный символ, который Люка не смог расшифровать. Солдаты в своей ярко-зеленой форме выглядели поразительно неуместно, все формы и цвета были неправильными, как будто их вырезали из какой-то другой реальности и поместили в эту залитую солнцем сцену.
   Здесь есть целый мир, подумал Люка, общество, которое на протяжении двадцати тысяч лет шло своим путем, со всеми вытекающими отсюда тонкостями и индивидуальностью. Я ничего об этом не знаю, даже никогда не слышал о нем до того, как попал сюда, в Ядро. И Галактика, которой я, как комиссар, буду управлять, должна быть полна таких мест, таких миров, осколков человечества, разбросанных по звездам.
   На пороге появилась женщина - мать маленькой девочки? - с волевым лицом, лет сорока, с руками, грязными от работы в поле или саду. По первому впечатлению Люка решил, что она смирилась. Ее взгляд равнодушно скользнул по комиссарам, и она повернулась к старшему солдату.
   Она заговорила на языке, которого он не узнал. Искусственный голос переводчика был тихим и жестяным.
   Люка сказал: - Должно быть, они принесли свой язык с собой. Эта женщина говорит на языке, существовавшем до искоренения. - Он был взволнован. - Возможно, этот язык аборигенов можно восстановить. Население этого островного мира разбросано по всему миру, оно изолировано. Их языки, должно быть, разошлись. Сравнивая диалекты разных групп...
   - Конечно, это было бы возможно, - сказал Доло, и в его голосе прозвучало легкое раздражение. - Но зачем вам это понадобилось?
   Женщина прижала руку к панели данных солдата, поставила простую подпись и назвала имя. Маленькая девочка вернулась к двери. Это был худенький ребенок с открытым, симпатичным личиком; Люка подумал, что она выглядела озадаченной, а не испуганной. Мать наклонилась и протянула девочке небольшой саквояж. Она положила руку девочке на спину, как будто хотела подтолкнуть ее к солдатам.
   Люка понял, что происходит, на мгновение раньше самой девочки. - Мы здесь для того, чтобы забрать ее, не так ли?
   Доло поднял палец, призывая его к молчанию.
   Девочка посмотрела на высокие фигуры в доспехах. Ее лицо исказилось от страха. Она бросила саквояж и, повернувшись, уткнулась лицом в живот матери, крича и что-то бормоча. Мать тоже плакала, но пыталась оторвать ребенка от своих ног.
   - Она всего лишь ребенок, - сказал Люка. - Она не хочет расставаться со своей матерью.
   Доло пожал плечами. - Ребенок она или нет, но обязана знать свой долг.
   Поначалу солдаты казались терпеливыми. Они стояли на солнце, бесстрастно наблюдая, как мать мягко уговаривает ребенка. Но через пару минут старший из них шагнул вперед и положил руку в перчатке на плечо девочки. Девочка, извиваясь, отстранилась. Солдат, похоже, неправильно оценил настроение матери, потому что она что-то сердито сказала ему, втащила ребенка в дом и захлопнула дверь. Солдаты переглянулись, устало пожали плечами и потрогали оружие на поясах.
   Доло дернул Люку за рукав. - Нам не нужно видеть, как разрешится эта маленькая неприятность. Проходите. Позвольте мне показать вам, что произойдет с этим ребенком.
  
   Командир отряда согласился, что Доло может взять скиммер, если ему пришлют замену. Итак, Люка забрался обратно в скиммер вместе с Доло, оставив позади портовую деревню. Вскоре они снова оказались за стеной базы флота, отрезанные от сложного, беспорядочного местного мира моря, скал и света. Люка почувствовал огромное облегчение, как будто вернулся домой.
   Доло направил скиммер к группе зданий, сгрудившихся у стены. Эти блочные хижины были расположены вокруг прямоугольника расчищенной территории и отгорожены от остальной части флотской базы. Оказавшись внутри этого комплекса внутри самой базы, Доло и Люка вышли из скиммера и зашагали по тщательно подметенной земле.
   Повсюду Люка видел детей. Они были разного возраста - от десяти или около того до шестнадцати лет. Одна группа маршировала в строю, другая стояла в шеренгах, третья проходила какую-то физическую подготовку, преодолевая примитивную полосу препятствий, четвертая стояла на неровной площадке, наблюдая за чем-то в центре. Люка представил, что это место, должно быть, достаточно большое, чтобы вместить тысячу детей, а может, и больше.
   - Что это за место?
   - Назовите это школой, - сказал Доло. - Смотрите в оба, слушайте и учитесь. И помните...
   - Знаю. Я - Комиссия. Я не должен показывать, что чувствую.
   - А еще лучше, чтобы вы не чувствовали ничего неуместного с самого начала. Но не показывать этого - уже начало. Первое впечатление?
   - Регулярность, - сказал Люка. - Везде прямые линии. Все спланировано, все упорядочено. Ничего спонтанного.
   - А дети?
   Люка ничего не сказал. Наступила тишина, нарушаемая только отрывистыми командами; казалось, никто из детей ничего не говорил.
   Доло сказал: - Вы должны понимать, что с детьми, привезенными из дикой природы, труднее управляться, чем с теми, кто воспитывается в родильных домах из числа солдат, для которых война - это образ жизни; они не знают ничего другого. Этих диких детей нужно научить, что ничего другого нет. Таким образом, они проведут шесть или более лет своей жизни в местах, подобных этому. Конечно, после тринадцати лет - а в некоторых случаях и моложе - их используют в боевых действиях.
   - Тринадцать?
   - В этом возрасте их полезность ограничена. Тех, кто выживает, возвращают для дальнейшего обучения и воспитания остальных. Видите ли, это помогает им привыкнуть к смерти, когда они возвращаются с полей сражений в места, подобные этому, которые продолжают заполняться все большим количеством людей, людей, людей, так что смертность становится тривиальной, обычным явлением в статистике... А теперь сюда; вот куда доставят эту хорошенькую маленькую девочку с побережья, когда солдаты заберут ее у цепляющейся за нее матери.
   Это было неприметное здание, перед которым рядами стояли дети. Мальчики и девочки, не старше десяти-одиннадцати лет, были одеты в простые оранжевые комбинезоны и все были босиком. Перед ними стояла женщина. В руке у нее была короткая дубинка. Дети стояли прямо, их головы были неподвижны, но Люка видел, как их взгляды устремились в сторону дубинки.
   Одного ребенка позвали вперед. Это была стройная девочка, возможно, чуть моложе остальных. Женщина говорила с ней почти ласково, но Люка слышал, что она описывает какое-то мелкое преступление, связанное с тем, что она не закончила стирку вовремя. Девочка дрожала, широко раскрыв глаза, и Люка с изумлением увидел, как по ее ноге стекает струйка мочи.
   Затем, без предупреждения, женщина выхватила дубинку и ударила ребенка по голове. Ребенок упал в пыль и остался лежать неподвижно. Люка хотел шагнуть вперед, но Доло предвидел эту реакцию и схватил его за руку. Женщина тут же переключила свое внимание на остальных. Она перешагнула через распростертое тело и прошлась взад и вперед по рядам, вглядываясь в их лица; казалось, она чувствовала запах их страха.
   Люке пришлось отвести взгляд. Он посмотрел вверх. Центр Галактики сиял за молочно-голубым небом.
   Доло пробормотал: - О, не волнуйтесь. Здесь знают, как правильно делать такие вещи. Ребенок не сильно пострадал. Конечно, другие дети этого не знают. Преступление девочки было незначительным, ее наказание не имело смысла - разве что в качестве примера для остальных. Они подвергаются насилию; они должны привыкнуть к нему, а не бояться его. Их нужно научить не подвергать сомнению власть над ними. И - ах, да.
   Женщина вытащила мальчика из рядов притихших детей. Люке показалось, что в его круглых глазах блестят слезы. Снова сверкнула дубинка женщины, и ребенок снова упал на землю.
   Люка в ужасе спросил: - И в чем же заключалось его преступление?
   - Он проявил чувства к другой, к девочке. Это тоже должно быть запрограммировано. Какая польза от таких эмоций под небом, полным ночных истребителей ксили? - Доло изучал его. - Люка, я знаю, это тяжело. Но таков путь Доктрин. Однажды такое обучение может спасти жизнь этому мальчику.
   Они пошли дальше, а детей заставили подобрать своих упавших товарищей.
   Они подошли к группе детей в более оборванном виде. Люка заметил, что некоторые из них были постарше, лет двенадцати-тринадцати. Его встревожила мысль о том, что среди этой группы босоногих ребятишек могут быть ветераны боевых действий. В центре группы дрались двое младших детей - десятилетних. Остальные молча наблюдали за происходящим, но глаза у них были живые.
   Доло пробормотал: - Это следующий этап. Теперь дети должны научиться применять насилие по отношению к другим. Старших поставили над младшими. Их самих регулярно избивали, теперь они с удовольствием отвечают тем же по отношению к другим. Видите ли, они заставляют этих двоих драться, возможно, просто для развлечения.
   Наконец одна из драчунов повалила своего противника на землю. Упавшего ребенка оттащили в сторону. Победительницей оказалась коренастая девочка; изо рта и костяшек пальцев у нее сочилась кровь. Один из детей постарше, ухмыляясь, вышел на грубо сколоченный ринг и оказался лицом к лицу с коренастой девочкой.
   Доло кивнул с одобрительным видом знатока. - Эта боец сильна, - сказал он. - Но теперь она заново узнает, что есть много людей сильнее ее.
   - Эти босоногие кадеты, должно быть, мечтают сбежать.
   - Но их тюрьма - это не просто стены. В некоторых местах режим более суровый. Когда их забирают из дома, детей иногда заставляют совершать там зверства.
   - Зверства?
   Доло махнул рукой. - Это не имеет значения. Всегда есть преступники того или иного класса, которые нуждаются в исправительном обращении. Но после совершения такого поступка ребенок мгновенно преображается в своем собственном сердце и в сердцах своей семьи. Семья, возможно, даже не захочет возвращать ребенка. Таким образом, она знает, что даже если сбежит из этого места, то никогда не сможет вернуться домой. - Он улыбнулся. - В идеале, конечно, это был бы удар по члену семьи; это был бы самый сильный удар из всех возможных.
   - Как эффективно.
   - Даже перед лицом насилия социальные и моральные представления ребенка на удивление устойчивы; проходит год или больше, прежде чем окончательно разрушаются такие вещи, как семейные узы. После этого ребенок переступает внутренний порог. Его чувство преданности - да что там, его самоощущение - вплетено не в его семью, а в режим. И, конечно, первый опыт борьбы сам по себе является последним этапом. После всего, что он увидел и сделал, он не может вернуться домой. Он переродился. Он даже не хочет быть где-то еще.
   Они подошли к краю территории. За рядами зданий в заборе был пролом. На каменистой равнине за ним группа детей под присмотром взрослых лежала на животах в грубо вырытых ямах. Они работали с оружием, заряжали, разбирали, чистили его и стреляли по удаленным целям. Оружие казалось тяжелым, грязным и шумным; при каждом выстреле раздавался треск, заставлявший Люку подпрыгивать.
   Доло спросил: - Сейчас. Вы видите, что здесь происходит?
   - Больше идеологической обработки. Детей нужно научить обращаться с оружием, использовать силу разрушения и убивать?
   - Есть местные животные - летающие существа, похожие на птиц, - на которых они охотятся. В наши дни животных, конечно, выращивают именно для этой цели; по иронии судьбы, это спасло их от вымирания. Да, они должны научиться убивать.
   - А люди?
   - Ксили не похожи на нас, но они разумны. Поэтому полезно осознать моральный конфликт, связанный с убийством разумного существа, прежде чем возникнет необходимость сделать это для спасения своей жизни. Так что, да, и людей тоже, когда это уместно.
   - Комиссар, неужели мы должны идти на такое варварство, чтобы вести нашу войну?
   Доло выглядел удивленным. - Но здесь нет никакого варварства. Начинающий, а чего вы ожидали? Этот режим, эта грубая империя грязи, дубинок и крови, на самом деле представляет собой сложную систему обработки. Это превращает людей, детей, в машины.
   - Тогда зачем вообще использовать людей? Почему бы не вести войну с помощью машин? - Его потрясло, что он даже высказал такие мысли вслух.
   Доло казался терпеливым. - Этот вопрос каждый должен задать себе хотя бы раз, Люка. Мы сражаемся так, как сражаемся, исходя из характера нашего врага и самих себя. Ксили не похожи на людей, даже на такие виды, как серебряные призраки, наши соперники по межзвездным путешествиям в первые века экспансии. Прочитайте свою историю, начинающий. С ксили никогда не было возможности вести переговоры, дипломатию, идти на компромисс. Никогда. На самом деле никаких контактов вообще не было - если не считать жестоких столкновений в ходе конфликта. Ксили игнорируют нас до тех пор, пока мы не сделаем что-нибудь, что их встревожит, и тогда они начинают наступать на нас, нанося сокрушительные удары, пока мы не будем покорены. Для них мы - паразиты. Что ж, паразиты дают отпор.
   - И мы делаем это, - сказал Люка, - поглощая наших детей.
   - Да, наши дети - наша человеческая плоть и кровь. Потому что это все, что у нас есть. - Доло поднял руки и согнул пальцы в свете Галактики. - Мы не были созданы для ведения галактической войны, как, похоже, ксили. Мы носим в своих телах наше прошлое, прошлое, когда мы прятались на деревьях, на равнинах, без оружия, даже без огня, чтобы защитить себя, когда приближались хищники. Но мы пробили себе путь из этой ямы, точно так же, как пробиваем себе путь из этой - не отрицая свою природу, а используя ее, размножаясь, размножаясь, размножаясь, заполняя каждое пустое место своими огромными стаями. Мы - всего лишь плоть и кровь, но в подавляющем большинстве случаев даже нежная плоть может одержать верх. Наша человечность - наше единственное, последнее оружие, и именно так мы победим. - Пока он говорил, его широкое лицо светилось каким-то удовольствием.
   Вокруг Люки группы детей занимались рутинными тренировками, наказаниями, поощрениями и издевательствами, их юные умы были похожи на кусочки раскаленного металла. Он представил себе лицо Тиил, ее мягкую человечность над жестким воротничком военной формы.
   Доло снова наблюдал за ним. - Вы думаете о прекрасном капитане. Вот откуда она родом. - Он махнул рукой. - Призывница в этом унылом учебном лагере, здесь, на Новой Земле, она была стойким бойцом. В двенадцать лет увидела свою первую миссию, выжила и вернулась за продолжением. Как вы думаете, зачем я привел вас сюда?
   Люка, сбитый с толку, уставился в землю.
   Доло наугад подозвал маленького мальчика, стоявшего в ряду других. Взглянув на своего надсмотрщика, мальчик подбежал и встал перед ними по стойке "смирно". Его глаза были яркими и оживленными. Доло наклонился и улыбнулся. - Ты знаешь, кто мы такие?
   - Нет, сэр, - отрезал мальчик.
   - Тогда кто ты?
   - Кто я такой, не имеет значения. Сэр, - поспешно добавил он.
   - Хорошо. Тогда кто же ты такой?
   Когда они вернулись на Скалу, там уже шла эвакуация и спешное переоснащение. Штатских и прочих невоюющих вывели из Скалы, оборудование, склады и людей поспешили скрыть под землей, оружие, датчики и приводные устройства были быстро установлены и протестированы. Тем временем солдаты проверяли свои скафандры и другое снаряжение и вводили себе мнемоническую жидкость - для записи, которая могла бы помочь военным аналитикам восстановить то, что с ними произошло.
   Оказалось, что приказы были изменены. Скала должна была отправиться на новое задание на фронт всего через несколько дней, на несколько недель раньше прежнего графика. Возможно, с содроганием подумал Люка, библиотекари-предсказатели на далекой Земле заметили какие-то сдвиги в своих туманных картах будущего, и Скалу следовало послать, чтобы обеспечить некую знаменитую предопределенную победу - или предотвратить какую-то предопределенную катастрофу.
   Но для него самым важным последствием этой цепочки событий было то, что его должны были снять со Скалы и доставить на другое место, в то время как Тиил должна была еще раз прокатиться на Скале к самому Фронту.
   Он поспешил к ней домой.
   Помимо маленькой ванной комнаты, в комнате было всего два предмета мебели: простая кровать и стол. Она сидела на кровати и изучала панель данных. Верхняя пуговица ее униформы была расстегнута; его взгляд упал на крошечный треугольничек плоти, который виднелся там.
   Она поставила панель на стол. - Я знала, что ты придешь.
   - Знала?
   - Ты узнал о новых приказах. Ты в замешательстве.
   Он осторожно присел рядом с ней на кровать. - Я не в замешательстве. Я не хочу расставаться с тобой.
   - Ты думаешь, я должна пренебречь своим долгом? Или ты своим?
   - Нет. Я просто не хочу тебя терять.
   Ее голубые глаза были широко раскрыты и глубоки, как океаны. - Дело не в этом. Ты был на Новой Земле. Теперь ты знаешь, откуда я родом и кто я такая. Ты хочешь спасти меня, не так ли?
   Он был разгорячен, несчастен, сбит с толку. - Я не могу понять, издеваешься ли ты надо мной.
   Она взяла его за руку и сжала ее в своей. - Иди домой.
   - Возьми меня с собой, - сказал он.
   - Что?
   Казалось, он формулирует свои мысли, даже когда слова слетают с его губ. - Вперед. Дай мне место на Скале.
   - Это абсурд. Ты простой комиссар-начинающий в этом деле. У тебя нет соответствующей подготовки.
   Он придал своему голосу твердость. - Я, несомненно, мог бы быть таким же полезным, как и двенадцатилетние призывники, которые полетят с тобой.
   - Ты знаешь, с чем тебе придется столкнуться?
   - Я знаю, что ты будешь там. - Он приблизил свое лицо к ее лицу, совсем чуть-чуть, пока не почувствовал ее дыхание на своих губах. Это был его последний добровольный поступок.
   Ее страсть была первобытной, как и то, как она ела, как будто после этого момента ей больше нечем было наслаждаться. И на протяжении всего времени, пока они занимались любовью, и в последующие часы, когда они спали вместе, он чувствовал в ней силу - силу, которую она сдерживала, словно боясь причинить ему вред.
  

IV

  
   Люка скорчился на дне траншеи. Это была просто выемка, грубо выдолбленная на поверхности скалы.
   Он смотрел на огромную полосу неба, залитую вишнево-красным светом, на небо, по которому, словно облака, плыли огромные скалы. Иногда они подплывали так близко к его Скале, что он мог видеть людей, движущихся по их перевернутым поверхностям. Казалось невероятным, что такие огромные объекты могут находиться так близко. Малейшее прикосновение одной из этих огромных скал к другой могло раздавить его и эти неглубокие впадины и камеры, полностью стерев его самого и любые следы, свидетельствующие о том, что он когда-либо существовал, начисто вычеркнув его жизнь из вселенной. Он был в тяжелобронированном скафандре, но чувствовал себя совершенно беззащитным. Он был всего лишь частичкой мягкой крови и плоти, пойманной в ловушку этого кошмарного механизма из вращающегося камня и смертоносного света.
   Все это происходило в полной, нечеловеческой тишине, если не считать тихого шороха его собственного дыхания и постоянной непонятной болтовни по коммуникатору.
   На самой Скале кипела непрерывная, сбивающая с толку активность. Мимо него постоянно проходили солдаты, огромные вереницы которых перебегали с места на место, перенося оборудование и припасы. У них были бесстрастные, упрямые лица, их скафандры были тщательно вымазаны астероидной грязью, вероятно, в тщетной надежде, что такой камуфляж поможет им выжить. Иногда они наступали Люке на ноги, и он вжимался в грязь в своем окопе, пытаясь стать маленьким и незаметным.
   Однако с ним была Бейла, дежурная, обвиняемая в подстрекательстве к религиозным беспорядкам. Тиил поручила ей "присматривать" за ним. Люка не видел саму Тиил с тех пор, как они прорвались через последний кордон кораблей-сплайнов флота и оказались в полной боевой готовности, и начались последние приготовления. Какие бы фантазии у него ни были о совместной работе с Тиил, о том, чтобы как-то участвовать в этом начинании, они давно испарились. Единственным человеческим утешением, которое он находил, было ощутимое прикосновение ноги Бейлы к его собственной ноге.
   Бейла продолжала сверяться с хронометром и списками, которые просматривались на поверхности рукава ее комбинезона. Но каждые несколько минут она останавливалась, чтобы проверить, как там Люка. - С вами все в порядке?
   - Да. - Ему снова пришлось посторониться, чтобы пропустить колонну солдат. - Я не понимаю, как они могут выполнять свою работу.
   - А что еще им остается делать?
   - Они, должно быть, боятся.
   Он заметил, как она нахмурилась. - Мы учимся жить со страхом. Это все равно, что жить с болезнью.
   - Страх смерти или травмы?
   - Нет, не это. - Она говорила медленно, казалась безмятежной. - Скорее, это может не иметь смысла. Тебе кажется, что ты не в том мире, не в то время. Что так не должно быть. Если ты позволишь этому проявиться, это и будет настоящим страхом.
   Он, конечно, не понял.
   На рукаве Бейлы вспыхнула оранжевая нашивка. - Извините. - Она выкрикнула команду.
   Шеренга солдат торопливо пробиралась по грязи и занимала свои позиции. Он заметил, что у них были инструменты. Все солдаты казались маленькими и легкими. Он понял, что они молоды. Бейла подняла руку, еще раз проверила время, а затем резко опустила ее вниз. Солдаты перебрались через край траншеи, используя перекладины и тросы или просто опоры для ног, выдолбленные в более твердой породе.
   В ответ вспыхнул свет.
   Некоторые солдаты тут же отступили, обмякнув, как куклы. Остальные солдаты распластались на животе в грязи, под светом фонаря, и начали отползать, лицом вниз, подальше от поля зрения Люки. По траншее пробежали другие солдаты с медицинскими накидками. Они завернули павших и унесли их - безвольные свертки, с которыми было неудобно обращаться при низкой гравитации.
   Перед Люкой возник вихрь кубических пикселей. Он сложился в компактную фигуру Доло. На нем не было скафандра, и его одежда была чистой. В этом месте, полном грязи, камней и огня, он был похож на видение недостижимого рая. Он улыбнулся. - Как мы держимся, начинающий?
   Люке было трудно говорить. - Те солдаты, которые вышли из траншеи в первой волне. Они были детьми. Возможно, некоторые из них прибыли из призывного лагеря на Новой Земле.
   - Подумайте об этом с точки зрения эффективности. Они проворны, ими легко командовать. Но они плохие солдаты. У них больше потерь, чем у их взрослых коллег, отчасти потому, что недостаток зрелости и опыта заставляет их идти на неоправданный риск. И их молодые тела более восприимчивы к осложнениям в случае травм. Но в их подготовку пока мало что вложено.
   - Так что они - расходный материал.
   - Мы все - расходный материал, - сказал Доло. - Но некоторые из нас более расходные, чем другие. Они не будут страдать, Люка: если это случится, смерть здесь обычно быстрая. И если они увидят, что их товарищи падают, они не будут горевать; их детское сочувствие было выбито из них. - Виртуал подплыл ближе к Люке, изучая его лицо, достаточно близко, чтобы Люка мог разглядеть зернистость пикселей. - Вы все еще думаете, что это бесчеловечно, не так ли? Эволюция вашего сознания - увлекательное исследование, начинающий. Конечно, это бесчеловечно. Все, что имеет значение, - это цифры, уровень смертности, вероятности и цена успеха. Это статистическая война, какими войны были всегда.
   В переговорном устройстве раздался пронзительный свист. Виртуальный Доло, ухмыляясь, исчез из поля зрения.
   Несколько детей-солдат вскарабкались обратно на край траншеи - очень немногие, и некоторые из них были ранены. По траншее, словно стайки крыс, сновали новые солдаты. Вскоре они выстроились в двойную шеренгу, у большинства было ручное оружие или инструменты, и они вглядывались в небо.
   На несколько мгновений все замерли в ожидании.
   Бейла стояла рядом с Люкой, такая же сосредоточенная, как и все остальные. Люка прошептал ей: - Что вы сделали напоследок, прежде чем мы покинули биологический центр?
   - Я отправила своей дочери виртуальное сообщение.
   Дочь. Сыновья и дочери, как и семейная жизнь в целом, были строго настроены против доктрин. - Где она?
   - На Новой Земле. Я рассказала ей, как в детстве она смеялась, глядя мне в лицо. Как она спала в моих объятиях, как мы вместе купались. Я сказала ей, что, когда она вырастет и захочет узнать обо мне побольше, ей следует спросить своего отца или тетю. Что бы ни случилось со мной, она никогда не должна думать о себе как о ребенке, оставшемся без матери. Я всегда буду наблюдать за ней.
   - С твоего места во времениподобной бесконечности, - рискнул он.
   - Я хочу, чтобы она была хорошей и чтобы нравилась другим. Но я сказала ей, что сожалею о том, что была плохой матерью, отсутствующей матерью. Когда она была совсем маленькой, у нее была кукла-солдатик. Я ношу ее с собой как талисман на удачу. - Она похлопала по своей покрытой пылью груди. Люка заметил на ней небольшую выпуклость. - Таким образом, она всегда со мной. В последний раз я видела ее во время моего последнего отпуска на Новой Земле. Она была с другими детьми. Они выстроились в линию, чтобы помахать флагами и спеть для нас. В моей памяти запечатлелось ее лицо в тот день. Я сказала ей, что, когда она услышит о моей смерти, она должна порадоваться за меня, потому что я достигну своей цели.
   - Вы принимаете смерть, но мечтаете о своей семье.
   Бейла взглянула на него. - Что еще мне остается делать?
   Еще один пронзительный вопль в коммуникаторе Люки. Нет, это было слово, понял он, слово, произнесенное так громко, что заглушило саму систему. В ответ раздался приглушенный рев - еще больше голосов, тысячи голосов, кричащих одновременно, возможно, от каждого солдата на Скале.
   Бейла снова подняла руку, наблюдая, как на ее рукаве вспыхивают огоньки. - Подождите, подождите. - Вишнево-красный свет в небе становился все ярче, переходя в розовый. Это было похоже на тихий, приближающийся восход солнца, как будто Скала повернулась лицом к какому-то огромному источнику тепла, и в ответ поднялся шум.
   Бейла рубанула рукой вниз.
   Первый ряд солдат рванулся вперед, изо всех сил пытаясь выбраться из траншеи. Вспыхнул красный свет. Большинство из них тут же упали навзничь, сломленные, обмякшие, из разорванных скафандров начали выходить газы, а крики сменились воплями боли. Без колебаний вторая шеренга устремилась за первой. Они топтали тела своих товарищей, даже тех, кто еще двигался, пробираясь через плоть и грязь к краю траншеи. Но и они, в свою очередь, падали назад, как будто их тела взрывались. Собралась еще одна шеренга солдат и тоже начала перебираться через край траншеи.
   Внезапно Люка почувствовал, что его подхватывает, словно огромная волна крови поднимает этих вопящих солдат в бой. Не отдавая себе отчета, он неуклюже разгреб грязь неуклюжими руками и вытащил свое тело из траншеи.
  
   Он стоял в потоке света. Из сотен тех, кто был до него, почти никто не стоял рядом с ним. Через каждые несколько шагов виднелись сваленные в кучу скафандры, а над ними беспомощно парили тела, как луны этого астероида, лишенные контакта с поверхностью, и их пронзали безжалостные мерцающие лучи багрового света. Когда он оглянулся, то увидел, что из траншеи выходит еще одна волна солдат. Они дергались, как куклы, когда их насквозь пронизывал яркий свет. Вскоре следующая волна с трудом продвигалась через пространство, заваленное трупами.
   Пространство было пронизано вишнево-красными лучами, их огромное плоское полотно мерцало, исчезало и появлялось снова. Подняв глаза, он увидел еще больше лучей, слой за слоем, абсолютно прямых, которые поднимались вверх, словно геометрическая демонстрация. Свет заполнял пространство, пока не стало казаться, что для всего этого нет места, что лучи вот-вот начнут резать и уничтожать друг друга.
   А люди все еще падали вокруг него. Он и представить себе не мог, что такое возможно. Это было так, словно он перенесся в какую-то новую и неприятную реальность, где старые физические законы были неприменимы...
   Кто-то ударил его в спину.
   С мучительной медлительностью он упал в грязь. Что-то упало на него сверху. Это не было тяжелым, но он почувствовал, насколько оно массивное; инерция удара выбила из него дух. На мгновение его прижало лицом к земле, и он уставился на мелкозернистый астероидный грунт и отражение своего собственного лица с ввалившимися глазами. Но вишнево-красный свет все равно ослеплял его; даже когда он закрывал глаза, он мог видеть его.
   Он извивался и бился, сбрасывая массу со спины. Он увидел, что это была солдат. Она сопротивлялась, билась в конвульсиях. На ее груди зияла воронка. Хлынувшая кровь тут же замерзла, превратившись в сверкающие кристаллы, как будто она просто изливала себя в пространство. Ее глаза встретились с глазами Люки; они были голубыми, как у Тиил, но это была не Тиил. Люка, охваченный паникой и отвращением, бился до тех пор, пока не оттолкнул ее.
   Но без солдата на спине он был беззащитен. Какой-то инстинкт заставил его попытаться зарыться в грязь. Возможно, он смог бы спрятаться там. Но глубже, чем на ширину ладони, земля была плотной, затвердевшей за века и не поддавалась его царапающим пальцам.
   На свету мелькнула тень. Люка вздрогнул и посмотрел вверх. Это был корабль, огромный изящный силуэт корабля, вырисовывавшийся на фоне поля битвы.
   Ночной истребитель ксили, НИК, представлял собой выкрашенное в черный цвет семя платана размахом в сотню метров. Крылья расходились от центральной части, сплющиваясь и утончаясь, пока их задние края не становились такими тонкими, что Люка мог видеть сквозь них огонь звездоломов. НИК летел низко над поверхностью астероида - невероятно низко, невероятно грациозно, совершенно нечеловечески. Нити света звездолома соединяли его с землей, смертоносные импульсы распространялись со скоростью света. Люка не мог сказать, был ли их источник на корабле или на земле. Там, где проходила тень корабля, на поверхности астероида вспыхивали взрывы, и тела и обломки оборудования взлетали в воздух, описывая аккуратные прямолинейные траектории.
   Под пристальным взглядом этой темной птицы Люка чувствовал себя совершенно беззащитным.
   В нескольких метрах от него виднелась свежая воронка, подобие укрытия. Он закрыл глаза. Раз, два, три. Он поднялся на четвереньки и попробовал ползти в условиях низкой гравитации, отталкиваясь от поверхности руками и зарываясь носками обуви в пыль, извиваясь по земле, как насекомое.
   Он добрался до кратера и бросился в него. Но низкая гравитация снова обманула его, и ему потребовалась целая вечность, чтобы завершить падение.
   Массивное крыло ночного истребителя пронеслось над ним. Оно было всего в нескольких метрах над ним; если бы он подпрыгнул, то мог бы коснуться его. Он почувствовал, как что-то, похожее на прилив, пробежало по его телу, и вокруг него вспыхнул свет. Он обхватил голову руками и закрыл глаза.
   Вишнево-красный свет померк, и странное ощущение тяжести прошло. Он рискнул поднять глаза. НИК отошел от него. Он приближался к горизонту астероида, заходя, как огромное темное солнце, и, проходя мимо, оставлял за собой полосу красного света.
   Наступило короткое затишье. Свет от более отдаленных столкновений заливал землю более бледным, рассеянным сиянием.
   Что-то зашевелилось на земле. Это был солдат, выползавший из ямы, которая была чуть глубже, чем у Люки. Он или она двигался, сгорбившись, и был только наполовину похож на человека. Одна нога волочилась. Теперь Люка увидел, что у солдата оторвана ступня, а нижняя часть скафандра перетянута грубым жгутом. Все больше солдат выбирались из ям и окопов, или даже из-под прикрытия тел своих товарищей. Они ползли, шли, шлепали обратно к своим окопам.
   Но красный свет вспыхнул снова, освещая неровный ландшафт. Лучи пронзали тела раненых, когда они пытались ползти, они шатались и падали, их вспарывали и кромсали - или они просто взрывались, внутреннее давление их тел уничтожало их беззвучными кровавыми вспышками.
   Люка все еще был цел и невредим, как будто этот испепеляющий огонь был запрограммирован на то, чтобы избегать его. Но, перевернутый и побитый, он не знал, где находится его окоп, куда ему следует идти. И от беззвучных взрывов вокруг него поднялась пыль, застилая обзор. Он увидел впереди яркий свет, холодную белизну, словно видимую сквозь туман из пыли и замерзшей крови. Он выбрался из воронки и пополз в ту сторону.
   Огонь снова ненадолго угас. Не было воздуха, который удерживал бы пыль, и как только стрельба прекратилась, та быстро упала обратно на землю или рассеялась в пространстве. Когда пыль рассеялась, появился белый свет.
   Это было не человеческое убежище, а сама рафинадная глыба, нависшая над Скалой.
   Сооружение ксили, огромная проекция мощи, представляло собой сияющий белый куб, который медленно вращался вокруг меняющихся осей: это был артефакт размером с небольшую планету, коробка, в которой могла бы поместиться земная Луна. И он был прекрасен, - зачарованно подумал Люка, - как игрушка, его грани сияли белизной, а края и закоулки представляли собой геометрический идеал. Но эти грани были покрыты шрамами и каменными россыпями.
   Он увидел это сквозь поток камней, которые летели по своим сложным орбитам к рафинадной глыбе. Они были похожи на гравий, брошенный в светящееся окно. Но это были астероиды, каждый из которых был похож на его собственную Скалу, диаметром в километр или больше.
   Красный луч пронзил его плечо. Он, ничего не понимая, смотрел, как кровь хлынула струйкой толщиной с карандаш, прежде чем его скафандр закрылся и поток прекратился. Он смог поднять руку, даже пошевелить пальцами, но не чувствовал конечности, как будто спал на ней. Однако он чувствовал боль, которая проникала в его потрясенную нервную систему.
   В нескольких метрах от него прогремел взрыв.
   Волна грязи и мусора опрокинула его на спину. Наконец в руке запульсировала острая, как игла, боль. Но пыль быстро рассеялась, песчинки по миллионам парабол осели на поверхность, с которой их сбросили, и снова стало видно открытое небо.
   Поверхность рафинадной глыбы нависала над ним, скользя, словно полупрозрачная крышка, по всему миру, края которой были слишком далеки, чтобы их можно было разглядеть. Астероиды скользили мимо ее поверхности, искрясь от выстрелов. Поверхность глыбы покрылась рябью, отверстия расширились, как растягивающиеся рты, и из них хлынули новые корабли ксили, ночные истребители, похожие на стремительных птиц, чьи крылья неуверенно раскрывались.
   Но из Скалы вырвался новый поток огня, ослепительный град бело-голубых искр, которые ударили в поверхность самой глыбы. Люка знал, что это был огонь монопольной пушки, и эти бело-голубые искры были точечными дефектами в пространстве-времени. Летательный аппарат ксили, вылетевший из рафинадной глыбы, попытался расправить крылья. Но синие искры вонзились в них. Один из ночных истребителей потерял управление и рухнул обратно на поверхность глыбы.
   Эти несколько секунд минимального сближения были сутью боя, его главной целью. Монопольные заряды, точечные дефекты, могли проделать дыру в крыле ночного истребителя или в поверхности рафинадной глыбы. Но для их попадания нужно было подобраться достаточно близко. И нужно было поражать корабли ксили, когда они были уязвимы, а это означало, что всего через несколько секунд или мгновений после того, как ночные истребители появились из укрытий рафинадной глыбы, когда они были медлительны, неповоротливы, как птенцы, вылетающие из гнезда. Вот почему вы должны были подобраться так близко к такой глыбе, несмотря на яростный огонь, и вы должны были использовать драгоценные секунды для наименьшего сближения, насколько это было возможно, а затем попытаться выбраться до того, как ксили соберут свое превосходящее оружие. Вот почему Люка был здесь; вот почему так много людей кричало и умирало вокруг него.
   Люка почувствовал, как в нем поднимается ненависть, ненависть к ксили и к тому, что они сделали с человечеством, к смертям и боли, которые они причинили, к огромному искажению человеческих судеб. И когда оружие людей проделало дыры в укреплениях ксили, он издал дикий крик, полный отвращения и триумфа.
   Но теперь кто-то стоял над ним, скрытый тенью от грани рафинадной глыбы.
   - Бейла? Тиил?
   Тяжелая рука протянулась вниз, схватила Люку за скафандр и вытащила наверх. Его понесло по поверхности, на негнущихся конечностях, с поразительной скоростью и эффективностью. Небо над ним, все еще переполненное конфликтами, качалось.
   Его швырнуло в яму в земле. Он упал из-за низкой гравитации и приземлился в темноте на груду тел, переплетение конечностей. Раненые были закутаны в медицинские накидки, но многие из них светились ярко-синим, цветом смерти, так что это помещение в камне было наполнено жуткими электрически-синими тенями.
   За Люкой хлынули новые тела, падая на него сверху. Вход в туннель закрылся, закрывая поле боя. На секунду воцарилась тишина. Люка извивался, пытаясь выбраться из-под груды тел.
   Затем послышался топот. Ощущение было такое, будто кто-то огромным сапогом обрушился на астероид. Людей, находившихся в камере, подбросило вверх, отбросило назад, встряхнуло. Сквозь слои грязи в туннель просочились лучи яркого белого света. Люка обнаружил, что катается по земле, пинаясь и нанося удары кулаками. Не обращая внимания на боль в плече, он отбивался кулаками и ногами, пока не обнаружил, что забился в угол между стеной и полом. Он прижал колени к груди, превратив себя в маленький твердый валун.
   Грохот продолжался. Он чувствовал это всем своим существом. Он закрыл глаза. Он попытался вспомнить город, в котором родился, и где присоединился к своим первым братьям по группе. Это было открытое место с парками и разрушенными куполами кваксов. По утрам он все бежал и бежал, его плащ развевался вокруг ног, росистая трава колола босые ступни. Он никогда не был более живым - и уж точно более, чем сейчас, запертый в этом скафандре в яме под содрогающейся землей.
   Он съежился, мечтая о Земле. Возможно, если бы он порылся поглубже в себе, то нашел бы безопасное место для жизни, в своей памяти, в безопасности от этой войны. Но все равно, когда он вспоминал росу на траве, он все сильнее и сильнее топал ногами.
  
   Люка. Начинающий Люка.
   Он никогда этого не понимал.
   О, логически он знал о бесконечных войнах в сердце Галактики, о безжалостных смертях, о детях, брошенных в огонь. Но он никогда не понимал этого на глубинном, человеческом уровне. Так много человеческих тел, - подумал он, - похоронено в таких же бессмысленных скалах, как эта, или разбросано по космосу, как будто сам диск Галактики прогнил от наших трупов. Там они ждут, пока к ним не присоединится последнее поколение, падая, как искры, в темноту.
   Люка.
   Он попытался вспомнить свои амбиции, что он чувствовал раньше, когда война была увлекательным упражнением в логистике и идеологии, источником бесконечных карьерных возможностей для талантливых молодых комиссаров. Как он мог быть настолько ослеплен подобными фантазиями?
   Это было похоже на то, как если бы совершалось великое преступление, скрытое от посторонних глаз. Независимо от того, выиграют люди эту войну или нет, ничто уже не будет прежним - ничто не сможет компенсировать безжалостное зло, творящееся здесь. Мы как те несчастные дети на Новой Земле, вынужденные совершать зверства против тех, кого они любят, - подумал он. Мы не можем вернуться назад. Только не после того, что мы здесь натворили.
   Люка. Люка... Люка. Ты жив, нравится тебе это или нет. Посмотри на меня, начинающий.
   Неохотно сбросив остатки своего кокона воспоминаний о травянисто-зеленом, он открыл глаза. Он все еще находился в земляной камере. Света не было, только тусклое свечение медицинских накидок. Ничто не двигалось; все были неподвижны. Но тут он понял, что топот прекратился.
   И вот перед ним проплыла виртуальная голова Доло, расплывчатый шар из пикселей, светящийся в темноте.
   - Я в могиле, - сказал Люка.
   - Пожалуйста, начинающий, поменьше мелодрамы. Военно-космический флот знает, что вы здесь. Они уже в пути, чтобы откопать вас.
   - Тиил...
   - Мертва. Как и Бейла, наша религиозная противница доктрин. - Доло назвал еще имена, всех, кого Люка смог вспомнить из тех подразделений, с которыми он встречался. - Все мертвы, кроме вас.
   Тиил была мертва. Он попытался вспомнить свои чувства к ней, ту особенную тоскливую любовь, на которую она отвечала взаимностью на каком-то уровне, которого он никогда не понимал. Всего несколько часов назад, думал он, это было для него всем на свете, и даже после того, что он увидел о детях-солдатах на Новой Земле и остальных, его голова была полна мечтаний сражаться бок о бок с ней - и, да, спасти ее из этого места, именно так, как она поняла. Теперь все это казалось далеким, воспоминанием о воспоминании или воспоминанием об истории, рассказанной кем-то другим.
   Доло спросил, как будто они снова были в семинарии: - Скажите мне, о чем вы думаете. О том, что у вас на уме.
   - Я не имею представления об истинном масштабе этого, о моральном масштабе. Я даже не знаю, чего стоит моя собственная жизнь. Я слишком маленький. Мне не с чем сравнивать.
   - Но именно эти весы спасли вас. Какая защита у нас, слабых людей, от ксили?
   - Никакой.
   - Неправильно. Послушайте меня. Мы ведем войну межзвездного масштаба. Ксили вырываются из Ядра, а мы без конца оттесняем их назад. Фронт - это обширный пояс трения, расположенный прямо вокруг центра Галактики, трения между огромными колесами, вращаемыми ксили и нами самими, которые уничтожают жизни и материалы так быстро, как только мы успеваем их влить. Так продолжалось, практически без изменений, в течение двух тысяч лет.
   - Но если вы окажетесь в центре событий, ваша защита - это цифры. Ваша защита - это статистика. Если вас будет достаточно, даже если других убьют, вы сможете выжить. Вероятно, мы использовали такие стратегии еще с тех времен, когда на какой-нибудь безлесной равнине Земли не было ни огня, ни инструментов. Когда придут хищники, пусть они заберут ее - самую медлительную, самую молодую или самую старую, самую слабую, самую невезучую, - но я выживу. Смерть - это жизнь, помните; так сказала Тиил: "смерть других - это моя жизнь".
   Люка посмотрел в глаза Доло; на некачественном изображении были видны только пустые глазницы. - Это стратегия паразитов.
   - Мы и есть паразиты.
   - Арка все еще стоит?
   - Она расположена на дальней стороне астероида, вдали от основных оружейных баз. Да, она стоит.
   - Пусть будет так, - сказал Люка. - Религия. Поклонение Пулу во времениподобной бесконечности.
   Доло придвинулся ближе. - Почему?
   - Потому что это придает солдатам смысл, которого не могут дать сухие Доктрины. Вера в рай для простых солдат ничего не меняет.
   - Но это действительно имеет значение, - тихо сказал Доло. - Помните, что нам нужно поддерживать историческую стабильность Экспансии. Теперь я верю, что эта проторелигия не только не разрушительна, но и может быть полезна для обеспечения этого. - Он рассмеялся. - Мы, вероятно, будем поддерживать ее, но незаметно. Возможно, мы даже напишем для нее какой-нибудь подходящий текст. Мы уже делали это раньше. В конце концов, нам все равно, за что, по их мнению, они борются, главное, чтобы они боролись.
   - Почему?
   - Почему что?
   - Зачем вы это делаете? И...
   - И почему мне это так явно нравится? Ха! - Доло приподнял свое виртуальное лицо. - - Потому что это своего рода исследование, начинающий. Всегда будет новое поле битвы - другая звезда, даже, однажды, другая Галактика - и каждое из них очень похоже на предыдущее. Но здесь мы исследуем глубины самой человечности. До какой степени человек может деградировать и становиться жестоким, прежде чем что-то внутри него сломается? Могу вам сказать, что мы еще не докопались до сути и продолжаем копать.
   - И еще есть сама война, великолепие предприятия. Подумайте об этом: мы пытаемся создать идеальную машину для убийства из мягких человеческих компонентов, из кишащих животных, которые эволюционировали в совершенно другом месте, очень далеко отсюда. Это замечательное интеллектуальное упражнение, не так ли?
   Люка опустил голову. Он спросил: - Как мы можем выиграть эту войну?
   Доло выглядел озадаченным. - Но мы заинтересованы не в простой победе, а в совершенствовании человечества. И чтобы достичь этого, нам нужна вечность, вечная война. Победа по сравнению с этим - пустяк.
   - Нет, - сказал Люка.
   - Начинающий...
   На него посыпалась грязь. Осколки посыпались в виртуал Доло, заставляя его мерцать. Люка поднял глаза. Машина пробила свод пещеры, открывая свет Ядра Галактики.
   Вокруг дыры столпились солдаты в скафандрах. Один из них спрыгнул вниз и просто подхватил Люку под плечи. Люка вскрикнул от боли в ране, но его подняли к небу и отпустили.
   Секунду, две он парил в вакууме, словно во сне.
   Затем его подхватили другие сильные руки. На него набросили медицинскую накидку. Она окутала его, и он сразу почувствовал его тепло.
   Куда бы он ни посмотрел, везде он видел копающие бригады и тела, всплывающие из земли. Казалось, что вся Скала была кладбищем диаметром в пятьдесят километров, извергающим своих мертвецов. И в своей системе связи он услышал громкий приглушенный стон. Он понял, что это было слияние тысяч голосов, тысяч раненых, которые все еще лежали на этой разрушенной скале, которых было намного больше, чем мертвых.
   - Нет, - пробормотал он.
   Над ним нависло лицо в маске. - Что нет?
   - Мы должны найти способ выиграть эту войну, - прошептал Люка.
   - Конечно, хотим. Береги силы, приятель. - Медицинская накидка коснулась его плеча. Он почувствовал острую боль.
   А потом его охватил сон, заслонив от него свет войны.
  
   Неосторожно посеянное Доло и другими семя, позволившее выжить новой религии солдат, принесло свои плоды не сразу.
   В то же время Люка был прав. Человечество должно было найти способ выиграть войну, прежде чем оно проиграет из-за полного истощения. Победа была одержана благодаря медленному подстрекательству Люки и ему подобных к мятежу.
   Но прошло еще два кровавых тысячелетия, прежде чем героизм того, что стало известно как "поколение Ликующих", прорвал заслон на Фронте, и силы человечества устремились к самому Ядру.
   Я сыграла небольшую роль в этой победе. Мы, бессмертные, спрятавшиеся от мира, иногда считали нужным управлять историей человечества. Проявив терпение, вы можете изменить ситуацию к лучшему. Но поденок, слепых к долгосрочной перспективе, невозможно загнать в стадо. Вы никогда не добьетесь всего, чего хотите.
   И все же это победа.
   Внезапно Галактика стала населяться людьми.
   Дети-солдаты-победители, ничего не понимая, оглядывали то, что они выиграли, и гадали, что делать дальше.
  
   Человечество стремилось к новым целям.
   Впервые за многие тысячелетия были предприняты путешествия, направленные на открытие, а не на завоевание. Некоторые даже вышли за пределы самой Галактики.
   И даже там они нашли реликвии сложной истории человечества.
   Некоторым из них было почти столько же лет, сколько и мне.
  
  

ЧАСТЬ ПЯТАЯ: ТЕНЬ ИМПЕРИИ

  

МЭЙФЛАУЭР II

  
   5420-24 974 гг. н.э.
  

I

  
   За двадцать дней до конца мира Русел услышал, что его должны спасти.
   - Русел. Русел... - Шепот был настойчивым. Русел перевернулся на другой бок, пытаясь стряхнуть с себя действие своего обычного мягкого успокоительного. Комната отреагировала на его движение, и мягкий свет сгустился вокруг него. Его подушка была мокрой от пота.
   Рядом с кроватью в воздухе зависло лицо его брата. Дилук ухмылялся. На виртуальном изображении его лицо казалось еще шире, чем обычно, а нос - еще более выпуклым.
   - Лета, - хрипло произнес Русел. - Ты уродливый ублюдок.
   - Ты просто завидуешь, - сказал Дилук. - Извини, что разбудил тебя. Но я только что услышал то, что тебе нужно знать...
   - Знать что?
   - Блен появился в лазарете. - Блен был нанохимиком, назначенным на третий корабль. - Представь себе: у него шумы в сердце. - Вернулась улыбка Дилука.
   Русел нахмурился. - Ради этого ты меня разбудил? Бедный Блен.
   - Это не так серьезно. Но, Рус, это врожденное.
   Успокоительное притупило мышление Русела, и ему потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в этом.
   Эти пять кораблей должны были эвакуировать последние, самые светлые надежды Порт-Сола с пути надвигающейся опасности - сил молодой Коалиции. Но они были достаточно тихоходными транспортами, и им потребовалось бы много столетий, чтобы добраться до места назначения. Только самые здоровые, как телом, так и геномом, могли быть допущены на борт звездолета поколений. И если у Блена был наследственный порок сердца...
   - Он покинул корабль, - выдохнул Русел.
   - А это значит, что ты на борту, брат. Ты второй лучший нанохимик на этой глыбе льда. Тебя здесь не будет, когда прибудет Коалиция. Ты будешь жить!
   Русел откинулся на смятую подушку. Он чувствовал, что онемел.
   Его брат продолжал говорить. - Ты знал, что Коалиция запрещает семьи? Их граждане рождаются в резервуарах. Сам факт нашего родства обречет нас, Рус! Я пытаюсь договориться о переводе с пятого на третий. Если мы будем вместе, это уже что-то, не так ли? Знаю, что это будет трудно, Рус. Но мы можем помочь друг другу. Мы справимся с этим...
   Все, о чем мог думать Русел, - это о Лоре, с которой ему придется расстаться.
  
   На следующее утро Русел договорился встретиться с Лорой в Лесу предков. Он сел в наземный транспорт на надувных колесах и рано утром отправился в путь.
   Порт-Сол был планетезималью, незавершенным памятником формирования Солнечной системы. Населенный на протяжении тысячелетий, он был сильно разработан, его поверхность была изрыта карьерами и усеяна заброшенными городами. Кваксы никогда не бывали здесь; кое-кто поговаривал, что Порт-Сол был музеем времен, предшествовавших оккупации. Но некоторые районы оставались нетронутыми на протяжении долгого времени существования Порт-Сола, и, проезжая по нему, Русел придерживался отмеченной трассы, чтобы не раздавить хрупкие ледяные скульптуры, которые образовались здесь за четыре миллиарда лет.
   А за близким горизонтом ледяного спутника виднелся приземистый цилиндр, туманный силуэт в слабом солнечном свете. Это был корабль номер три, готовившийся к прыжку в кромешную тьму.
   Здесь был самый край Солнечной системы. Небо было усыпано звездами, а его экватор небрежно пересекало неровное сияние Галактики. В этом рассеянном свете сияло солнце, ярчайшая звезда, достаточно яркая, чтобы отбрасывать тени, но такая далекая, что казалась просто точкой. Вокруг солнца Русел мог разглядеть крошечную лужицу света: внутреннюю часть системы, диск из миров, лун, астероидов, пыли и другого мусора, который был ареной всей человеческой истории до первых межпланетных путешествий примерно три тысячи лет назад и до сих пор является домом для всех, кроме невидимой части рода человеческого. Это было смутное время, и сегодня, незаметные в этом бледном сиянии, люди сражались и умирали. И даже сейчас из этого теплого центра выходил карательный флот, направляясь к Порт-Солу.
   Вся эта ситуация была нежелательным следствием освобождения Земли от инопланетных кваксов всего тринадцать лет назад. Временная правительственная коалиция, новая, идеологически чистая и решительно настроенная центральная власть, возникшая из хаоса только что освобожденной Земли, уже прокладывала себе путь через миры и спутники Солнечной системы. Когда прибудут корабли Коалиции, лучшее, на что вы могли надеяться, - это на то, что ваша община будет разгромлена, ваше оборудование конфисковано, а вас отправят обратно в лагерь для заключенных на Земле или на Луне для "перекондиционирования".
   Но если обнаруживалось, что мир укрывает кого-то, кто сотрудничал с ненавистными кваксами, наказание для него было гораздо более суровым. Русел слышал слова "обновление личности".
   Теперь Коалиция обратила свое внимание на Порт-Сол. Этим ледяным спутником управляли пять "фараонов", как их называли местные, элитная группа, которая действительно сотрудничала с кваксами, хотя и описывала это как "устранение последствий оккупации на благо человечества", и в награду они получали омолаживающие процедуры. Таким образом, Коалиция заявила, что Порт-Сол был "гнездом незаконных бессмертных и коллаборационистов", и направила свои войска, чтобы "очистить его". Казалось, ее не волновал тот факт, что, помимо фараонов, Порт-Сол называли своим домом около пятидесяти тысяч человек.
   У фараонов была разветвленная шпионская сеть на Земле, и они получили некоторое предупреждение о приближении Коалиции. Поскольку у колонистов была лишь самая легкая батарея устаревшего вооружения - да и весь ледяной спутник, ставший убежищем при оккупации, был довольно низкотехнологичным, - никто не ожидал, что они смогут оказать сопротивление. Но выход был.
   Были поспешно собраны пять огромных кораблей. На каждом корабле, капитаном которого был фараон, должны были находиться несколько сотен человек, отобранных по состоянию их здоровья и навыкам: в общей сложности, возможно, тысяча из пятидесятитысячного населения спаслась бы от надвигающейся катастрофы. В Порт-Соле не было технологий, позволяющих передвигаться быстрее света; это были бы космические корабли поколений. Но, возможно, это было и к лучшему. Между звездами было бы место, где можно спрятаться.
   Все эти могущественные исторические силы теперь сосредоточились на жизни Русела, и они угрожали разлучить его с возлюбленной.
   Лора ждала его в Лесу Предков. Они встретились на поверхности, крепко обнявшись через свои защитные скафандры. Затем установили палатку-купол и пролезли через складной воздушный шлюз.
   В длинных тенях Леса Русел и Лора занимались любовью: сначала страстно, а затем снова, более медленно и вдумчиво. В жилых комплексах инерционные генераторы поддерживали гравитацию на уровне одной шестой стандартной, примерно такой же, как на Луне. Но здесь, в Лесу, не было системы управления гравитацией, и, прижавшись друг к другу, они парили в прохладном воздухе палатки, легкие, как сны.
   Русел рассказал Лоре свои новости.
   Русел был способным нанохимиком, по возрасту подходил для работы в команде корабля, а его здоровье и родословная были безупречны. Но, в отличие от своего брата, он не был достаточно хорош, чтобы выиграть в лотерею "один к пятидесяти" и получить место на корабле. Ему было двадцать восемь лет - неподходящий возраст для смерти. Но он смирился со своей судьбой, во всяком случае, верил в это, потому что у Лоры, его возлюбленной, не было надежды на место. В двадцать лет она была студенткой, многообещающей специалисткой по виртуальной реальности, но пока не обладала достаточными навыками, чтобы иметь шанс побороться за место на корабле. Так что, по крайней мере, он будет с ней, когда небо обрушится на нее.
   Он был честен с самим собой и не был сентиментален; никогда не был уверен, что его благородное спокойствие сохранилось бы после появления кораблей Коалиции в темном небе Порт-Сола. И теперь, казалось, он никогда этого не узнает.
   Лора была стройной, хрупкой. Население этого спутника с низкой гравитацией было склонно к высокому росту и тонкой кости, но Лора казалась ему более похожей на эльфа, чем большинство, и у нее были большие темные глаза, которые всегда казались немного рассеянными, как будто ее внимание было сосредоточено где-то в другом месте. Именно это ощущение хрупкости иного мира впервые привлекло к ней Русела.
   Укутав ноги одеялом, она взяла его за руку и улыбнулась. - Не бойся.
   - Я тот, кто будет жить. Чего мне бояться?
   - Ты смирился со смертью. Теперь тебе нужно привыкнуть к мысли о том, что значит жить. - Она вздохнула. - Это так же тяжело.
   - И жить без тебя. - Он сжал ее руку. - Может быть, именно это пугает меня больше всего. Я боюсь потерять тебя.
   - Я никуда не собираюсь уходить.
   Он смотрел на молчаливые, настороженные фигуры Предков. Эти "деревья", высотой около трех-четырех метров, были пнями с "корнями", уходящими в ледяную землю. Это были живые существа, наиболее развитые представители низкотемпературной аборигенной экологии Порт-Сола. Это была их стадия сидячего образа жизни. В юности эти существа, называемые "изготовителями инструментов", были подвижны и обладали настоящим интеллектом. Они передвигались по пересеченной местности Порт-Сола в поисках подходящего склона кратера или горного хребта. Там они пустили бы свои корни и позволили своей нервной системе и разуму раствориться, когда их цели были достигнуты.
   Русел задумался, какие мечты о жидком гелии могли медленно витать в остаточных умах Предков. Теперь они были не в состоянии принимать решения; в некотором смысле он завидовал им.
   - Может быть, Коалиция пощадит Предков.
   Она фыркнула. - Сомневаюсь в этом. Коалиция заботится только о людях - и притом о таких, как они.
   - Моя семья живет здесь уже давно, - сказал он. - Есть история, согласно которой мы улетели вместе с первой волной колонизации. - Это было легендарное время, когда инженер Майкл Пул проделал долгий путь через всю систему в Порт-Сол, чтобы построить свои великие звездолеты.
   Она улыбнулась. - У большинства семей есть подобные истории. Кто может сказать наверняка, спустя тысячи лет?
   - Это мой дом, - выпалил он. - Это уничтожение не только нас, но и нашей культуры, нашего наследия. Всего, ради чего мы трудились.
   - Но именно поэтому ты так важен. - Она села, сбросив одеяло, и обвила руками его шею. В тусклом свете Солнца ее глаза казались озерами жидкой тьмы. - Ты - будущее. Фараоны говорят, что в конечном счете Коалиция приведет к гибели человечества, а не только нас. Кто-то должен сохранить наши знания, наши ценности для будущего.
   - Но ты... - Ты останешься одна, когда прилетят корабли Коалиции. Сверкнуло решение. - Я никуда не уйду.
   Она отстранилась. - Что?
   - Я решил. Расскажу фараону Андрес и своему брату. Не могу уйти отсюда без тебя.
   - Ты должен, - твердо сказала она. - Ты лучше всех подходишь для этой работы, поверь мне; иначе фараоны не выбрали бы тебя. Так что ты должен уйти. Это твой долг.
   - Какой человек бросил бы тех, кого любил?
   Ее лицо было сосредоточенным, и она казалась намного старше своих двадцати лет. - Умереть было бы легче. Но ты должен жить, жить дальше и дальше, жить как машина, пока работа не будет выполнена и человечество не будет спасено.
   Перед ней он чувствовал себя слабым, незрелым. Он прижался к ней, уткнувшись лицом в мягкую теплоту ее шеи.
   Девятнадцать дней, подумал он. У нас еще есть девятнадцать дней. Он решил дорожить каждой минутой.
   Но, как оказалось, у них было гораздо меньше времени.
  
   Он снова проснулся в темноте. Но на этот раз свет в его комнате был включен на полную мощность, ослепляя его. И в воздухе рядом с его кроватью маячило лицо фараона Андрес. Он сел, сбитый с толку, его организм был перегружен успокоительным.
   - ...тридцать минут. У вас есть тридцать минут, чтобы добраться до третьего корабля. Наденьте свой защитный скафандр. Больше ничего не берите с собой. Если вы не будете на месте через тридцать минут, то есть в двадцать девять сорок пять, мы улетаем без вас.
   Сначала он не мог вникнуть в то, что услышал. Он поймал себя на том, что пристально смотрит на ее лицо. У нее не было ни волос, ни скальпа, ни бровей, ни даже ресниц. Ее кожа была странно гладкой, черты лица мелкими; она не выглядела молодой, но казалось, что ее лицо со временем сублимировалось, как ледяные пейзажи Порт-Сола, превратившись в настоящий палимпсест. Ходили слухи, что ей было двести лет.
   - Не отвечайте на это сообщение, просто двигайтесь. Мы взлетаем через двадцать девять минут. Если вы член экипажа третьего корабля, у вас есть двадцать девять минут, чтобы добраться до...
   Она совершила ошибку, - было его первой мыслью. - Неужели она забыла, что до прибытия кораблей Коалиции оставалось еще шестнадцать дней? Но по выражению ее лица он понял, что ошибки не было.
   Двадцать девять минут. Он потянулся к прикроватной тумбочке, достал нано-таблетку и проглотил ее, не запивая. Реальность поблекла, став холодной и суровой.
   Он натянул скафандр и плотно застегнул его. Он оглядел свою комнату, свою кровать, несколько предметов мебели, виртуальный блок на комоде с изображениями Лоры. Ничего не бери с собой. Андрес была не из тех женщин, которых можно ослушаться хоть в малейшей степени.
   Не оглядываясь, он вышел из комнаты.
   В коридоре снаружи царил настоящий бедлам. Подо льдом обитали тысячи человек, и все они, похоже, сегодня вечером были на улице. Они бегали туда-сюда, многие в защитных скафандрах, некоторые тащили узлы со снаряжением. Он протолкался сквозь толпу. Чувство паники было осязаемым - и, вдыхая свежий воздух, ему показалось, что он чувствует запах гари.
   У него упало сердце. Очевидно, что это была попытка к бегству, но единственным способом покинуть спутник были корабли, которые могли принять не более тысячи человек. Неужели внезапное сокращение оставшегося времени вызвало эту панику? Неужели в этой чрезвычайной ситуации жители Порт-Сола утратили все свои ценности, все свое чувство общности? Бросаясь на корабли, на которых для них не было места, чего они могли надеяться достичь, кроме как увлечь всех за собой на дно? Но что бы я стал делать на их месте? Он мог позволить себе роскошь благородства; он собирался убраться отсюда.
   Двадцать минут.
   Он добрался до вестибюля по периметру. Здесь наземный транспорт упирался в ряд простых воздушных шлюзов. Некоторые из них были уже открыты, и люди толпились внутри, толкая детей и связки багажа. Он с облегчением увидел, что его собственная машина все еще здесь. Он расстегнул перчатку от скафандра и поспешно прижал ладонь к стене. Дверь с шипением открылась.
   Но прежде чем он успел пройти, кто-то схватил его за руку.
   Перед ним стоял незнакомый мужчина, невысокий, плотный, лет сорока. Позади него женщина прижимала к себе маленького ребенка и грудного младенца. У взрослых за спиной были свернутые из одеял свертки. Мужчина был одет в скафандр цвета электрик, но его семья была в повседневной одежде.
   Мужчина в отчаянии спросил: - Друг, у тебя в этой штуке найдется место?
   - Нет, - сказал Русел.
   Взгляд мужчины стал жестким. - Послушай. Шпионы фараонов ошиблись. Неожиданно выяснилось, что Коалиция прилетает всего через семь дней. Послушай, друг, ты видишь, как я собрался. Коалиция разрушает семьи, не так ли? Все, о чем я прошу, - это дать мне шанс попасть на корабли.
   - Но там не будет места для тебя. Неужели ты не понимаешь? И даже если бы там было... - На кораблях при запуске не должно было быть детей: таково было суровое правило фараонов. В первые годы долгого полета все на борту должны были работать максимально продуктивно. Время размножения наступит позже.
   Мужчина сжал кулаки. - Послушай, друг...
   Русел толкнул мужчину в грудь. Тот упал навзничь, споткнувшись о своих детей. Его сверток с одеялом разорвался, и на пол высыпались вещи: одежда, подгузники, детские игрушки.
   - Пожалуйста. - Женщина подошла к нему, переступив через своего мужа. Она протянула ему ребенка. - Не позволяйте Коалиции забрать его. Пожалуйста.
   Малыш был теплым, мягким, улыбающимся. Русел машинально протянул руку. Но он сдержался и отвернулся.
   Он сел в свою машину, захлопнул дверцу и ввел на панели управления заданную программу. Женщина с ребенком продолжала звать его. Как я мог это сделать? Я больше не человек, подумал он.
   Машина оторвалась от стыка с воздушным шлюзом, игнорируя все правила безопасности, и начала подниматься на надувных колесах по пандусу из подземного помещения на поверхность. Дрожа, Русел открыл забрало. Возможно, ему удастся увидеть обреченную семью в шлюзовом отсеке. Он не оглянулся.
   Так не должно было случиться.
   Перед ним возникла виртуальная голова Андрес. - Шестнадцать минут, чтобы добраться до корабля номер три. Если вас там не будет, мы отправимся без вас. Пятнадцать сорок пять. Пятнадцать сорок...
   На поверхности царил почти такой же хаос, как и в коридорах жилого модуля, так как транспорт всех типов и возрастов катился, полз или подпрыгивал. Не было никаких признаков стражей порядка, полиции фараонов, и он опасался, что его задержат в этой давке.
   Он протиснулся сквозь скопление и направился к дорожке, которая вела через Лес Предков к кораблю номер три. Здесь было оживленное движение, но оно было более или менее упорядоченным, каждый направлялся в свою сторону. Он разогнал машину до максимальной скорости, установленной правилами безопасности. Несмотря на это, его постоянно обгоняли. От волнения у него скрутило живот.
   Лес с безмятежными профилями Предков, мерцающими в тусклом солнечном свете, выглядел ничуть не изменившимся с тех пор, как он видел его в последний раз, всего несколько дней назад, по пути на встречу с Лорой. Он почувствовал необъяснимую обиду из-за того, что внезапно потерял так много времени, из-за того, что его тщательно продуманный план длительного прощания с Лорой был сорван. Он задавался вопросом, где она сейчас. Возможно, он мог бы позвонить ей.
   Тринадцать минут. Нет времени, нет времени.
   Движение впереди замедлялось. Машины в конце очереди лавировали, пытаясь найти свободные места, и сбились в плотную толпу.
   Русел нажал на кнопку на панели управления и вывел на экран виртуальное изображение сверху. Перед скоплением машин дорогу пересекала канава. Люди толпились, сотни людей. Дорожный блокпост.
   Одиннадцать минут. На мгновение его мозг, казалось, застыл, как лед в Порт-Соле; обезумевший, сбитый с толку, переполненный чувством вины, он не мог думать.
   Затем из скопления позади него вырвался тяжелый грузовик дальнего следования. Свернув с дороги налево, он начал прокладывать себе путь через Лес. Элегантные восьмиконечные фигуры Предков были не чем иным, как ледяными скульптурами, и они разлетелись вдребезги под напором грузовика. Это было ужасно, и Русел знал, что каждый удар уничтожал жизнь, которая могла бы длиться еще столетия. Но грузовик расчищал дорогу.
   Русел рванул на себя руль и съехал с дороги. Впереди него, в кильватере грузовика, было всего несколько машин. Грузовик двигался быстро, и он смог увеличить скорость.
   Он увидел, что они уже приближаются к блокпосту. Несколько человек в скафандрах съехали с дороги в Лес, чтобы преградить путь головному грузовику; сотрудники блокпоста, должно быть, пришли в ярость, увидев, что их цели так легко ускользают от них. Русел не сбавлял скорости. Еще несколько секунд, и худшее было бы позади.
   Но прямо перед ним стояла фигура с ярким фонарем на шлеме, одетая в защитный скафандр цвета электрик, с поднятыми руками. Когда датчики автомобиля зафиксировали фигуру, включились процедуры безопасности, и он почувствовал, что машина колеблется. Он хлопнул ладонью по панели управления, отключая систему безопасности. Девять минут.
   Он закрыл глаза, когда машина сбила стоящего.
   Он вспомнил синий скафандр. Он только что свалил человека в шлюзе, который так отчаянно пытался спасти свою семью. Он понимал, что не имеет права критиковать мужество, мораль или преданность других.
   Мы все просто животные, которые борются за выживание. Мое место на третьем корабле не делает меня лучше. У меня даже не хватило смелости посмотреть.
   Восемь минут. Он отключил систему безопасности и позволил машине мчаться по пустой дороге, набирая скорость.
  
   Прежде чем он добрался до третьего корабля, ему пришлось миновать еще один блокпост, но этот был занят стражами порядка. Они выстроились в стройную линию поперек дороги, одетые в ярко-желтые скафандры своей униформы. Очевидно, плотно окружили пять кораблей. По крайней мере, они по-прежнему были верны.
   Стоять в очереди было мучительно. Всего за пять минут до истечения срока, установленного Андрес, страж прижал насадку к стеклу машины, направил луч лазера в лицо Руселу и махнул ему, чтобы он проезжал.
   Корабль номер три находился прямо перед ним. Это был барабан, приземистый цилиндр около километра в поперечнике и вдвое меньше в высоту. Он находился на дне собственного кратера, так как лед Порт-Сола был выдолблен и грубо налеплен на его корпус. Он подумал, что это больше похоже не на корабль, а на здание, покрытое толстым слоем льда, словно давно заброшенное. Но это действительно был космический корабль, корабль, рассчитанный на путешествие продолжительностью не менее столетий, и фонтаны кристаллов уже искрились вокруг его основания аккуратными параболическими дугами: пар от корабельных ракет, немедленно превращающийся в лед. Люди толпились у его основания, неуклюже передвигаясь в условиях низкой гравитации, и взбирались по пандусам, которые спускались от его корпуса к земле.
   Русел бросил машину, выскочил на лед и побежал к ближайшему пандусу. Последовало еще одно мучительное ожидание, пока страж порядка в ярко-желтом скафандре проверял личность каждого. Наконец, после еще одной ослепительной вспышки лазерного света в его глазах, он прошел.
   Он поспешил в воздушный шлюз. Пока все шло своим чередом, ему пришло в голову, что, поднявшись на борт этого корабля, он больше никогда не покинет его: что бы с ним ни случилось, этот корабль был всем его миром на всю оставшуюся жизнь.
   Шлюз открылся. Он сорвал с себя шлем. Загорелся аварийный красный свет, и по всему кораблю зазвучали сирены; воздух был холодным и пах страхом. Лета, он был на борту! Но, возможно, оставалась всего минута.
   Он бежал по холодному, покрытому льдом коридору к более светлому помещению.
   Он добрался до амфитеатра, примерно круглой формы, уставленного противоперегрузочными креслами. В воздухе прогремел голос Андрес: - Садитесь в кресло. Любое кресло. Это не имеет значения. Сорок секунд. Пристегнитесь. Никто не сделает это за вас. Вы сами несете ответственность за свою безопасность. Двадцать пять секунд. - Люди столпились в поисках свободных кресел. Руселу эта сцена показалась абсурдной, как детская игра.
   - Рус! Русел! - Сквозь толпу Русел различил машущую руку. Это был Дилук, его брат, одетый в свой характерный оранжевый скафандр. - Лета, я рад тебя видеть. Я приготовил для тебя кресло. Давай же!
   Русел рванулся в ту сторону. Десять секунд. Он бросился на кресло. Было неудобно застегивать ремни на скафандре.
   Пока возился, он уставился на виртуальный дисплей, висевший у него над головой. Это был вид, открывающийся с тупого носа корабля, если смотреть вниз. Эти пандусы все еще были на месте и расходились ко льду. Но теперь темная масса закипела у основания изогнутого корпуса: люди, пешие и на машинах, приближалась толпа людей. Среди этой массы были ярко-желтые точки. Значит, некоторые из стражей порядка предали своих командиров. Но другие держались стойко, и в эту последнюю секунду Русел увидел яркие искры оружейного огня по всему корпусу корабля.
   Из основания корабля вырвалось ослепительно белое облако. Это был лед Порт-Сола, разогретый до состояния пара при температуре в десятки тысяч градусов. Изображение содрогнулось, и Русел почувствовал, как у него внутри все затрепетало. Корабль стартовал точно в назначенное время, его огромная масса поднималась на ракетах.
   Когда рассеялся этот мощный всплеск пара, Русел увидел маленькие темные фигурки, неподвижно лежащие на льду: тела как верных, так и неверных, их жизни оборвались за долю секунды. На Русел обрушился огромный позор, в котором смешались все эмоции, переполнявшие его с того рокового звонка Дилука. Он бросил свою возлюбленную умирать; он, вероятно, сам убивал других; и теперь он сидел здесь в безопасности, в то время как другие умирали на льду внизу. Какой человек повел бы себя подобным образом? Он чувствовал, что стыд никогда не пройдет, никогда не оставит его.
   Ледяная равнина уже отступала, и тяжесть начала давить ему на грудь.
  

II

  
   Вскоре Порт-Сол исчез, и среди звезд затерялись даже другие корабли, и казалось, что третий корабль остался один во вселенной.
   На начальном этапе своего тысячелетнего путешествия третий корабль представлял собой не что иное, как паровую ракету, поскольку его двигатели постоянно сублимировали ледяную оболочку и выбрасывали пар из огромных сопел. Но эти двигатели использовали энергию, которая когда-то обеспечивала расширение самой Вселенной. Позже корабль раскрутится из-за искусственной гравитации и переключится на экзотический прямоточный двигатель, и начнется его настоящее путешествие.
   Самое сильное ускорение за все время путешествия пришлось на первые часы, когда корабль стремительно удалялся от Порт-Сола. После этого ускорение снизилось примерно до трети стандартного - в два раза больше лунного тяготения и той силы тяжести, к которой привыкли колонисты Порт-Сола. На какое-то время противоперегрузочные ложементы были собраны в большом амфитеатре, и во время ночных вахт все спали там, все двести человек собрались в одном огромном общежитии, их мышцы ныли от боли, вызванной вдвое превышающей норму гравитацией.
   План состоял в том, что в течение двадцати одного дня корабли должны были направляться к Солнцу. Им следовало проникнуть в Солнечную систему до орбиты Юпитера, где, используя маневр в гравитационном поле планеты-гиганта, они должны были повернуть к конечному пункту назначения. Казалось парадоксальным начать исход с того, чтобы броситься вглубь внутренней системы, на территорию Коалиции. Но космос был огромен, курсы кораблей были рассчитаны таким образом, чтобы избежать вероятной траектории приближающегося конвоя Коалиции, и корабли должны были двигаться безмолвно, даже не связываясь друг с другом. Шансы на то, что их обнаружат, были ничтожно малы.
   Несмотря на изнуряющую гравитацию, первые дни после старта были напряженными для всех. Внутреннее убранство корабля пришлось переделывать по сравнению с его стартовой конфигурацией, чтобы выдержать этот этап полета с высокими ускорениями. И нужно было наладить распорядок дел во время долгого путешествия, самым важным из которых была уборка.
   Корабль представлял собой замкнутую среду, и внутри него было множество гладких поверхностей, на которых быстро образовывались биопленки - города насекомых, устойчивые к воздействию моющих средств. Мало того, остатки человеческого груза на корабле - частички кожи, волос, слизи - становились питательной средой для бактерий. От всего этого необходимо было избавиться; капитан Андрес заявила, что хочет, чтобы на корабле было чисто, как в больнице.
   Наиболее эффективным способом достижения этой цели - и наиболее "перспективным", на устойчивом жаргоне Андрес, - было старомодное использование человеческих мускулов. Каждый должен был внести свой вклад, даже сама капитан. Русел тратил положенные по распорядку полчаса в день на то, чтобы энергично оттирать стены, полы и потолки вокруг баков с нанопродуктами, которые были его основной обязанностью. Он приветствовал бессмысленность этой работы и продолжал искать способы отвлечься от бремени мыслей.
   Короткое время он болел. В первые пару недель все простудились друг от друга. Но вирусы быстро распространились по небольшому количеству людей на корабле, и Русел почувствовал смутную уверенность в том, что, скорее всего, больше никогда в жизни не подхватит простуду.
   Через несколько дней после старта его разыскал Дилук. Русел был по локоть в жиже, пытаясь найти неисправность в сливном отверстии бака нанопродукции. Работая без перерыва, Русел почти не видел своего брата. Он был удивлен тем, каким жизнерадостным показался Дилук и с какой энергией он погрузился в работу над системами циркуляции воздуха. Он с воодушевлением рассказывал о своих "детищах" - вентиляторах и насосах, увлажнителях и осушителях воздуха, фильтрах, скрубберах и оксигенаторах.
   По мнению Русела, в своей реакции на внезапный перенос запуска команда, казалось, разделилась на два лагеря. Были такие, как Дилук, которые вели себя так, как будто внешней вселенной не существовало; они были яркими, дерзкими, слишком громкими, их смех был натянутым. Другой лагерь, к которому, по мнению Русела, принадлежал он сам, отступил в другую сторону, погрузившись во внутреннюю тьму, полную сложных теней.
   Но сегодня настроение Дилука было сложным. - Брат, ты считал дни?
   - С момента запуска? Нет. - Он не хотел думать об этом.
   - Сегодня седьмой день. Есть место, где можно понаблюдать. Одно из мест наблюдения. Капитан Андрес говорит, что это не обязательно, но если...
   Руселу потребовалось некоторое время, чтобы обдумать это. День седьмой: день, когда конвой Коалиции должен был прибыть в Порт-Сол. Русела передернуло от этой мысли. Но одним из худших моментов этого хаотичного старта было то, что он сбил отчаявшегося отца и поехал дальше, даже не имея смелости посмотреть, что тот делает. Возможно, это искупило бы вину. - Давай сделаем это, - сказал он.
   Третий корабль, как и его четыре собрата, представлял собой толстый тор. Чтобы добраться до места наблюдения, братьям пришлось подняться на лифте через несколько палуб к точке на приплюснутом носу корабля, расположенной ближе к краю. Зал, битком набитый оборудованием для создания виртуальной реальности, уже был перестроен на предстоящий этап полета, и большая часть мебели была прикреплена к стенам, которые должны были стать полом. Зал был достаточно велик, чтобы вместить человек пятьдесят, и почти полон; Руселу и Дилуку пришлось протиснуться внутрь. Фараон Андрес - теперь капитан Андрес, напомнил себе Русел, - была здесь, сидела в глубоком, тяжелом на вид кресле, в центре перед огромным, сияющим экраном.
   Перед их глазами величественно вращался ледяной шар. Конечно же, это был Порт-Сол; Русел сразу узнал ледяную географию его древних кратеров, на которую наложился человеческий узор из карьеров и шахт, жилых домов и поселков, посадочных портов. В жилых зданиях горел свет, вызывающе яркий в сумраке внешней системы. Это была скульптура в бело-серебряных тонах, и в ней не было никаких признаков хаотической паники, которая, должно быть, царила в ее коридорах.
   От этого зрелища у Русела перехватило дыхание. Где-то там, внизу, была Лора; мысль об этом была почти невыносимой, и он всем сердцем пожалел, что не остался с ней.
   Колонна Коалиции приближалась.
   Ее корабли материализовались на краю трехмерного изображения, словно выплывая из другой реальности. Во флоте доминировали пять, шесть, семь боевых кораблей-сплайнов. Конфискованные у изгнанных кваксов, они были живыми кораблями, каждый шириной в километр или больше, их корпуса были утыканы оружием и датчиками и грубо разрисованы зеленым тетраэдром, который был символом освобожденного человечества.
   Желудок Русела сжался от страха. - Это серьезная сила, - сказал он.
   - Они пришли за фараонами, - мрачно сказал Дилук. - Коалиция демонстрирует свою мощь. Подобные изображения, без сомнения, транслируются по всей системе.
   И тут началось. Первое прикосновение вишнево-красных энергетических лучей было почти нежным, и лед Порт-Сола взорвался каскадами сверкающих осколков, которые вернулись на поверхность или улетели в космос. Затем новые лучи пробили лед, и структуры начали разрушаться, таять или разлетаться на части. Растущее облако кристаллов начало окутывать Порт-Сол, создавая временную жемчужную атмосферу. Это было безмолвно, почти красиво, слишком масштабно, чтобы разглядеть отдельные смерти, хореография энергии и разрушения.
   - Мы пройдем через это, - пробормотал Дилук. - Мы пройдем через это.
   Русел чувствовал оцепенение, не горе, а только стыд за собственную эмоциональную неадекватность. Это было разрушение его дома, целого мира, и оно было за пределами его воображения. Хуже того, Порт-Сол, который пережил инопланетную оккупацию Солнечной системы, был опустошен людьми. Как такое могло случиться? Он попытался сосредоточиться на одном человеке, на Лоре, чтобы представить, что она, должно быть, делала, если была еще жива: возможно, спасалась бегством по обрушивающимся туннелям или пряталась в глубоких убежищах. Но в звенящей тишине этого зала, наполненного свежим запахом нового оборудования, он даже представить себе этого не мог.
   По мере продолжения штурма на дисплее высвечивались цифры, свидетельствующие о почти кощунственном подсчете предполагаемых погибших.
  
   Даже после катастрофы Порт-Сола продолжались работы по запуску жизненно важных систем, которые должны были поддерживать их жизнь.
   В обязанности Русела, как старшего нанохимика на корабле, входило создание банков нанопродуктов, которые должны были сыграть решающую роль в переработке отходов в продукты питания и другие расходные материалы, такие как одежда. Работа была сложной с самого начала. Банки были основаны на инопланетной технологии, на наноустройствах, украденных у оккупантов-кваксов; их понимали лишь отчасти, они были капризными и требовательными.
   Не помогло и то, что из двух помощников, которых ему обещали дать - большинство людей в этом маленьком новом сообществе были специалистами широкого профиля, - на корабль попал только один. Оказалось, что в финальной схватке около десяти процентов экипажа остались позади; и наоборот, около десяти процентов из тех, кто действительно находился на борту, вообще не должны были находиться здесь. Несколько пристыженных "пассажиров" были стражами порядка в желтой форме, которые в последние минуты покинули свои посты и укрылись в глубине корабля.
   В любом случае работу нужно было выполнить. И это было срочно; пока не была доступна нанопродукция, временные запасы на корабле неуклонно истощались. Давление на Русела было сильным. Но Русел был рад своей работе, столь напряженной морально и физически в условиях повышенной гравитации, что у него не было времени думать, и когда он ложился ночью на диван, то засыпал легко.
   На пятнадцатый день Русел добился небольшого личного триумфа, когда из его нанобаков выкатилась первая порция съедобной пищи. Капитан Андрес придерживалась правила отмечать небольшие достижения и присутствовала при том, как Русел церемонно проглотил первый кусок своей еды, сама принявшись за второй. Раздались аплодисменты и последовали похлопывания по спине. Дилук, как обычно, широко улыбнулся. Но Русел, внутренне оцепеневший, не испытывал особого желания праздновать. Люди понимали это; половина команды, по некоторым оценкам, все еще пребывала в некотором шоке. Он убрался из давки так быстро, как только смог.
   На двадцать первый день корабль должен был приблизиться к Юпитеру.
   Капитан Андрес собрала всю команду в амфитеатре, оборудованном для разгона, - все двести человек - и установила в воздухе над ними виртуальный дисплей. Мало кто из команды раньше покидал Порт-Сол; они вытянули шеи, чтобы посмотреть. Солнце оставалось всего лишь точечкой, хотя и гораздо более яркой, чем видно из Порт-Сола, а Юпитер представлял собой сплющенный облачный шар, испещренный грозовыми тучами, похожими на синяки, - результат, как говорили, древней битвы.
   Самым интригующим зрелищем из всех были четыре искры света, которые скользили на фоне звезд. Это были другие корабли, под номерами один, два, четыре и пять; маленькому флоту предстояло собраться у Юпитера в первый и последний раз с тех пор, как он покинул Порт-Сол.
   Андрес прошла сквозь толпу, сидевшую на кушетках, декламируя легко, непринужденно и достаточно громко, чтобы все слышали. - Мы, фараоны, обсуждали места назначения, - сказала она. - Очевидно, что цели должны были быть выбраны до того, как мы достигли Юпитера; нам нужно было спланировать углы выхода из гравитационного поля Юпитера. Коалиция мстительна и решительна, и у нее есть корабли, которые летают быстрее света. Они могут скоро настигнуть нас, но космос огромен, и пять безмолвных космических кораблей поколений будет трудно заметить. Но даже в этом случае, очевидно, лучше разделиться, дать им пять целей для преследования, а не всего одну.
   - Итак, у нас есть пять направлений. И наше, - сказала она, улыбаясь, - самое уникальное из всех.
   Она перечислила цели других кораблей, звездные системы, разбросанные по диску Галактики - ни одна не находится ближе, чем в пятистах световых годах. - Все они соответствуют проектным параметрам кораблей, - сказала она, - и, возможно, находятся достаточно далеко, чтобы быть в безопасности. Но мы идем дальше.
   Она закрыла изображение сияющих кораблей красноватой бесформенной массой тумана. - Это карликовая галактика Большой Пес, - сказала она. - В двадцати четырех тысячах световых лет от Солнца. Это ближайшая из галактик-спутников, но она находится за пределами основной Галактики и, несомненно, в обозримом будущем будет недоступна Коалиции.
   Рассел услышал вздохи по всему амфитеатру. Отправиться за пределы Галактики?..
   Андрес подняла руки, чтобы заглушить ропот. - Конечно, такое путешествие намного превосходит то, что мы планировали. Ни один космический корабль поколений еще не планировал лететь на такие расстояния, не говоря уже о том, чтобы преодолевать их. - Она огляделась вокруг, уперев кулаки в бока. - Но если мы можем продержаться в полете тысячу лет, мы можем продержаться и десять, и пятьдесят - почему бы и нет? Мы сильны, мы так же решительны, как Коалиция и ее трутни, даже больше, потому что мы знаем, что правы.
   Русел не привык подвергать сомнению решения фараонов, но он поймал себя на том, что удивляется высокомерию их горстки, принимающей такие решения от имени своих экипажей, не говоря уж о еще не родившихся поколениях.
   Серьезного протеста не последовало. Возможно, все это было просто за гранью воображения. Дилук пробормотал: - Не могу сказать, что это имеет большое значение. Тысяча лет или десять тысяч, я умру через столетие и не увижу конца света...
   Андрес восстановила изображения кораблей. Юпитер быстро увеличивался в размерах, и другие корабли подбирались все ближе.
   Андрес сказала: - Мы обсудили названия для наших судов. В таком грандиозном путешествии цифры не годятся. У каждого корабля должно быть название! Мы присвоили нашим кораблям-домам имена великих мыслителей и названия великих судов прошлого. - Она обвела пальцем виртуальное изображение. - Циолковский. Великий северянин. Олдисс. Авангард. - Она посмотрела на свою команду. - Что касается нас, то возможно только одно название. Подобно более ранней группе пилигримов, мы бежим от нетерпимости и тирании; мы плывем во тьму и неизвестность, неся с собой надежды века. Мы - "Мэйфлауэр".
   Историю в Порт-Соле не изучали. Никто не понял, о чем она говорила.
   В момент наибольшего сближения золотисто-коричневые облака Юпитера заволокли обращенные к небу лица наблюдавшей за происходящим команды, и корабли устремились сквозь гравитационный колодец Юпитера. Даже сейчас правило молчания не было нарушено, и пять кораблей расстались, не оставив друг другу даже прощального послания.
   С этого момента, куда бы ни вела эта невидимая небесная дорога, второй "Мэйфлауэр" был один.
  

III

  
   По мере того как дни растягивались в недели, а недели - в месяцы, Русел продолжал с головой погружаться в работу - и ее хватало на всех.
   Проблемы управления звездолетом поколений были в какой-то степени знакомы экипажу, поскольку колонисты Порт-Сола имели большой опыт в экосинтезе, в создании и поддержании замкнутой искусственной среды обитания. Но на Порт-Соле у них были внешние ресурсы - лед, камень и органическая химия самого ледяного спутника. Теперь корабль был отрезан от внешней вселенной.
   Таким образом, циркуляция воздуха, воды и твердых частиц должна была поддерживаться с эффективностью, близкой к ста процентам. Герметизация корабля от утечек была жизненно важной, и поэтому наномашины трудились над соединениями корпуса. Борьба со следами загрязняющих веществ и вредителями должна была быть очень жесткой: еще больше наноботов было отправлено в погоню за частичками волос и кожи.
   Мало того, проект корабля был разработан в спешке, и судно даже не было достроено к моменту запуска. В любом случае, строительство было поспешным проектом, и сокращение этих последних десяти или двенадцати дней подготовки, когда флот Коалиции подкрался в темноте, существенно изменило ситуацию. Таким образом, в полете команда работала над совершенствованием систем корабля.
   По мнению Русела, наиболее существенной трудностью было внезапное повышение проектных показателей. Одно дело - тысячелетний круиз, номинальный проектный лимит. Теперь было подсчитано, что при скорости, равной примерно половине световой, кораблю потребуется в три с половиной раза больше времени, чтобы достичь Большого Пса. Даже релятивистское замедление времени изменило бы субъективную продолжительность всего на несколько процентов. Как следствие, допуски к системам корабля были ужесточены на порядки.
   У всего этого восстановления была еще одна цель. Ключевой урок экосинтеза заключался в том, что чем меньше биосфера, тем более она нуждается в осмысленном контроле. Корабль представлял собой гораздо меньшую среду обитания, чем Порт-Сол, и это создавало проблемы со стабильностью; экологическая система была плохо защищена и всегда была подвержена разрушению. Было ясно, что этой маленькой, тесной биосферой всегда нужно будет сознательно управлять, если она хочет выжить.
   С этим можно было справиться, пока команду составляет первый экипаж, получивший образование в Порт-Соле. Но для обеспечения этого в долгосрочной перспективе основные системы корабля должны были быть максимально упрощены и автоматизированы, чтобы снизить уровень квалификации, необходимый для их обслуживания. Они не могли предвидеть всего, что может случиться с кораблем, и поэтому пытались "обеспечить перспективу" проекта, выражаясь на жаргоне Андрес: низвести экипаж до статуса непроизводительной полезной нагрузки.
   Как выразился Дилук с мрачным юмором, - мы не можем допустить, чтобы цивилизация рухнула здесь.
   Несмотря на ужас Порт-Сола, тяжелую работу и жесткие временные рамки, установленные Андрес, в которые, как подозревал Русел, все равно никто не верил, ритм человеческой жизни продолжался.
   Дилук нашел новую партнершу, полную, жизнерадостную женщину лет тридцати по имени Тила. Дилук и Тила расстались с любовниками на Порт-Соле, и Тила была вынуждена отказаться от ребенка. Теперь они, казалось, находили утешение друг в друге. Дилук был несколько обескуражен, когда их обоих затащили в маленький личный кабинет Андрес, чтобы расспросить об их отношениях, но Андрес, после тщательного изучения генетических карт, одобрила их дальнейшую связь.
   Русел был рад за своего брата, но Тила казалась ему загадкой. У большинства из отобранной команды не было потомства, дети остались на Порт-Соле; лишь немногие люди с детьми, зная, что им придется их оставить, предложили себя для отбора. Но Тила бросила ребенка. Он не заметил никаких признаков этой утраты ни на ее лице, ни в ее поведении; возможно, ее новых отношений с Дилуком и даже перспективы завести с ним еще детей в будущем было достаточно, чтобы успокоить ее. Однако ему было интересно, что происходит у нее в голове.
   Что касается Русела, то его социальные контакты ограничивались работой. Капитан Андрес оказывала ему неуловимое расположение, как и ряду других старших техников корабля. На корабле не было формальной иерархии - никакой структуры командования ниже самой Андрес. Но эта группа из примерно дюжины человек, меритократия, отобранная исключительно по доказанным достижениям, начала объединяться в своего рода руководящий совет корабля.
   Это было примерно то, чего хотел Русел. В остальном он просто работал до изнеможения и засыпал. Сложная смесь эмоций, поселившаяся в нем - агония из-за потери Лоры, шок от того, что его дом был разрушен, стыд от того, что он продолжал жить, - не проявляла никаких признаков ослабления. Он верил, что ничто из этого не повлияло на его вклад в развитие корабля. Он был расколот надвое, на внутреннюю и внешнюю части, и сомневался, что когда-нибудь исцелится. На самом деле он не хотел исцеляться. Однажды он умрет, как и многие другие, как, вероятно, умерла Лора; однажды он искупит свой грех выживания после смерти.
   А пока что у него всегда был корабль. Постепенно он расширил сферу своей деятельности и начал понимать корабль в целом. По мере того как внедрялись системы, корабль как будто медленно оживал, и он научился прислушиваться к ритму работы насосов, чувствовать вздохи циркулирующего воздуха.
   Хотя Андрес продолжала использовать то причудливое название, которое она ему дала, Русел и все остальные думали о нем так, как думали всегда: как о третьем корабле - или, все чаще, просто как о корабле.
  
   Почти через год после пролета Юпитера Андрес созвала свой "совет" из двенадцати человек в амфитеатре у основания корабля. Из этого большого зала убрали противоперегрузочные кресла, и эта дюжина человек сидела на временных стульях посреди пустого серо-белого помещения.
   Андрес сказала им, что хочет немного поговорить об антропологии.
   В свойственной ей манере она прошлась по залу, нависая над своей командой. - У нас был хороший год, за что я благодарю вас. Наша работа на корабле не завершена - в некотором смысле, она никогда не будет завершена, - но теперь я уверена, что "Мэйфлауэр" переживет это путешествие. Если мы потерпим неудачу в нашей миссии, нас предадут не технологии, а люди. И это то, о чем мы должны начать думать прямо сейчас.
   "Мэйфлауэр" - это космический корабль поколений, - сказала она. - К настоящему времени человечество накопило тысячелетний опыт запуска таких кораблей. И, насколько нам известно, все до единого из них потерпели неудачу. И почему? Из-за людей.
   - Самый главный фактор - это контроль численности населения. Казалось бы, это достаточно просто! Корабль - это среда фиксированного размера. Пока каждый родитель производит на свет по одному ребенку за свою жизнь, численность населения в среднем должна оставаться стабильной. Но, безусловно, наиболее распространенными причинами потерь в ходе миссий являются демографические катастрофы, при которых численность экипажа падает ниже уровня жизнеспособного генофонда, а затем идет к вымиранию, или, что более впечатляюще, популяционные взрывы, при которых слишком много людей прогрызают себе путь к корпусу своего корабля, а затем уничтожают друг друга - в последовавших за этим войнах.
   Дилук сухо заметил: - Возможно, вы доказываете, что это просто глупая идея. Масштаб путешествия слишком велик, чтобы мы, бедняги, могли с ним справиться.
   Андрес с вызовом посмотрела на него. - Немного поздно говорить это сейчас, Дилук!
   - Конечно, мы должны думать не только о цифрах, но и о генетическом здоровье нашего населения, - отметил Руул. Этот долговязый серьезный мужчина был старшим генетиком корабля. - Мы, конечно, уже начали. Все мы прошли генетический скрининг, прежде чем нас отобрали. Это всего двести человек, но мы настолько разнообразны в генетическом отношении, насколько это возможно среди населения Порт-Сола. Мы должны избежать эффекта основателей - ни у кого из нас нет генетически передающихся заболеваний, которые могли бы распространиться среди населения, - и, при условии, что будем осуществлять какой-то контроль над партнерствами по разведению, сможем избежать генетического дрейфа, при котором будут иметь место дефектные копии генных кластеров.
   Дилук выглядел слегка недовольным. - Контроль над партнерствами по разведению? Что это за формулировка такая?
   Андрес огрызнулась: - Такой язык нам придется усвоить, если мы хотим выжить. Мы должны контролировать репродуктивные стратегии. Помните, что на этом корабле цель рождения детей не в том, чтобы получать удовольствие от этого или подобные приматам награды, а в том, чтобы поддерживать популяционный уровень экипажа и генетическое здоровье и тем самым выполнять нашу миссию. - Она посмотрела на Дилука. - О, я не против комфорта. Когда-то я была человеком! Но нам придется разделять потребности в общении и требования к воспитанию. - Она огляделась по сторонам. - Я уверена, что вы все достаточно умны, чтобы понять это сами. Но даже этого недостаточно, если мы хотим обеспечить достижение целей миссии.
   Дилук спросил: - Так ли?
   - Конечно, да. Это невероятно маленькая вселенная. Мы всегда будем полагаться на системы корабля, и ошибки или отклонения будут караться катастрофой - до тех пор, пока длится миссия. Продолжительность жизни немодифицированного человека в среднем составляет около столетия; мы просто не развились настолько, чтобы думать дальше. Но столетие - это всего лишь мгновение для нашей миссии. Мы должны ориентироваться на будущее; я говорила это снова и снова. И для этого нам понадобится непрерывность памяти, целеустремленность и контроль, выходящие далеко за пределы вековых горизонтов наших временных сотрудников.
   Временные сотрудники: это был первый раз, когда Русел услышал, как она употребила это слово.
   Ему показалось, что он понял, к чему все это ведет. Он осторожно добавил: - Порт-Сол не был нормальным человеческим обществом. С уважением. Потому что в его сердце были вы, фараоны.
   - Да, - одобрительно сказала она, ее маленькое личико ничего не выражало. - И это ключ к разгадке. - Она поднесла руку к лицу и внимательно изучила ее. - Два столетия назад губернатор кваксов лишил меня возраста. Что ж, я служила кваксам, но моей главной целью всегда было служение человечеству. Вместе с другими я бежала с Земли, чтобы спастись от кваксов. Порт-Сол всегда был убежищем для бессмертных. Теперь мне пришлось бежать из самой Солнечной системы, чтобы спастись от своих собратьев-людей. Но я продолжаю служить человечеству. И именно непрерывность, которую я обеспечиваю, непрерывность, выходящая за рамки человеческих временных рамок, позволит добиться успеха в этой миссии, где даже Майкл Пул потерпел неудачу.
   Дилук скривился. - Чего вы хотите от нас - чтобы мы поклонялись вам как богу?
   Раздались удивленные возгласы; с фараоном так не разговаривают. Но Андрес казалась невозмутимой. - Бог? Нет, хотя немного благоговения с твоей стороны не помешало бы, Дилук. И в любом случае, это, вероятно, буду не я. Помните, что не человеческая организация предоставила мне мои омолаживающие средства, а кваксы...
   Строение тела кваксов не имело ничего общего с человеческим. Они были технически развиты, но их медицинские манипуляции с людьми всегда были грубыми.
   - Вероятность успеха составляла всего около сорока процентов, - сказала Андрес. Она осмотрела свою руку, потянув за дряблую кожу. - О, я бы очень хотела пережить эту миссию, все пятьдесят тысячелетий ее существования, и довести ее до конца. Но, боюсь, это вряд ли произойдет. - Она обвела их взглядом. - Я не могу справиться с этим в одиночку, в этом суть. Мне понадобится помощь.
   Дилук внезапно понял это, и у него отвисла челюсть. - Вы это несерьезно.
   - Боюсь, что так. Для блага миссии необходимо, чтобы некоторые из присутствующих в этой комнате не умирали.
   Руул, генетик, выпрямился во весь рост, поднимаясь со стула. - Мы верим, что это возможно. У нас есть технология кваксов. - Он без всякого драматизма показал желтую таблетку.
   Последовало долгое молчание.
   Андрес холодно улыбнулась. - Это не привилегия. Мы не можем позволить себе умереть. Мы должны помнить, в то время как все остальные забудут.
   - И мы должны управлять. Мы должны добиться тотального социального контроля - контроля над каждым важным аспектом жизни нашей команды - и мы должны так же жестко управлять жизнью их детей, насколько мы можем предвидеть будущее. Общество должно быть таким же жестким, как перегородки, которые его удерживают. О, мы можем предоставить экипажу свободу действий в определенных пределах! Но нам необходимо обеспечить соблюдение социальных норм, при которых конфликты сведены к минимуму, поддерживается соответствующий уровень квалификации, и, что самое важное, обязанность по обслуживанию корабля вбивается в каждого человека с рождения. Вот почему долгоживущая элита должна обеспечивать идеальную преемственность и полный контроль.
   Русел сказал: - Элита? А как насчет прав тех, кого вы называете временными жителями? Вы, фараоны, лишили бы их всякого значимого выбора - и их детей, и детей их детей.
   - Права? Права? - Она нависла над ним. - Русел, единственная цель временного - жить, размножаться и умирать упорядоченно, сохраняя таким образом свои гены для далекого будущего. На этом корабле нет места демократии, нет места любви! Временный ребенок - это всего лишь проводник для его генов. У него нет никаких прав, не больше, чем у куска трубы, по которой вода поступает из источника в раковину. Наверняка вы об этом подумали. Когда мы доберемся до Большого Пса, когда мы найдем мир, в котором сможем жить, когда у нас снова будет изобилие - тогда мы сможем поговорить о правах. А пока мы будем контролировать. - Выражение ее лица было сложным. - Но вы должны понимать, что мы будем контролировать с помощью любви.
   Дилук изумленно уставился на нее. - Любовь?
   - Технология кваксов была основана на генетических манипуляциях. Нам, фараонам, было обещано, что наш дар передастся нашим детям. И у нас были эти дети! Но мы, фараоны, редко плодились правильно. У меня самой однажды был ребенок. Она не выжила. - Она заколебалась всего на секунду. Затем продолжила: - Но к настоящему времени гены бессмертия или, по крайней мере, долголетия уже есть у всех людей - даже у вас. Теперь вы понимаете, почему нам пришлось строить эти ковчеги - почему мы не могли сбежать и бросить вас или просто взять замороженные зиготы или яйцеклетки? - Она широко развела руками. - Потому что вы мои дети, и я люблю вас.
   Никто не двинулся с места. Руселу показалось, что он видит слезы в ее застывших глазах. Он подумал, что она нелепа.
   Дилук осторожно спросил: - Фараон, могу ли я взять с собой Тилу? А наших детей, если они у нас будут?
   - Извините, - мягко сказала она. - Тила не подходит. Кроме того, социальная структура просто не была бы устойчивой, если бы...
   - Тогда на меня не рассчитывайте. - Дилук встал.
   Она кивнула. - Я уверена, что ты будешь не единственным. Поверьте мне, это не подарок, который я вам предлагаю. Долголетие - тяжелое бремя.
   Дилук повернулся к Руселу. - Брат, ты идешь со мной?
   Русел закрыл глаза. Мысль о своей возможной смерти на самом деле была для него утешением - исцеляла его внутренние раны, снимала чувство вины, которое, как он знал, он будет нести всю свою жизнь. Теперь даже перспектива смерти была отодвинута на второй план, и на смену ей пришло лишь бессрочное продление срока службы. Но он понял, что должен был это сделать. Как сказала ему сама Лора, он должен был продолжать жить, как машина, и выполнять свою функцию. Вот почему он был здесь; только так он мог искупить свою вину.
   Он посмотрел на Дилука. - Прости меня, - сказал он.
   На лице брата отразились сложные эмоции: гнев, отчаяние, возможно, что-то вроде несостоявшейся любви. Он повернулся и вышел из комнаты.
   Андрес вела себя так, словно Дилука никогда не существовало.
   - Нам всегда придется бороться с культурным дрейфом, - сказала она. - Это пагубное влияние звездолета поколений. У нас уже есть несколько беременностей; скоро у нас появятся первые дети, которые будут жить и умрут, не зная ничего, кроме этого корабля. А через несколько поколений - ну, об остальном вы можете догадаться сами. Сначала вы забываете, куда направляетесь. Затем забываете, что вообще куда-то направляетесь. Затем забываете, что находитесь на чертовом корабле, и начинаете думать, что корабль - это вся вселенная. И так далее! Вскоре не остается ничего, кроме гнилого яблока, полного червей, падающего в пустоту. Даже великий инженер Майкл Пул страдал от этого; спроектированный им космический корабль поколений в полторы тысячи лет - первый "Великий северянин" - едва добрался домой. О, время от времени у вас могут возникать восхитительные моменты, когда какой-нибудь дикарь-каннибал взбирается на палубу и с благоговением смотрит на звезды, но это не утешает в связи с потерей миссии.
   - Что ж, не в этот раз. Вы, инженеры, наверняка знаете, что мы почти завершили этап полета на ВЕС-приводе; запас топлива почти исчерпан. А это значит, что корпус корабля очистился. - Она хлопнула в ладоши - и, к еще большему изумлению команды, пол амфитеатра внезапно стал прозрачным.
   Русел сидел на полу из звезд; что-то внутри него сжалось.
   Андрес улыбнулась их реакции. - Скоро мы покинем пределы Галактики, и что это будет за зрелище! В прозрачном корпусе наша команда никогда не сможет забыть, что находится на корабле. На моем дежурстве не будет никаких концептуальных прорывов!
  

IV

  
   Когда лед иссяк, ВЕС-двигатели корабля были отключены. Отныне сравнительно слабую, но устойчивую тягу будет обеспечивать прямоточный реактивный двигатель на темной материи.
   Темная материя составляла большую часть запаса массы Вселенной, а "светлая материя" - вещество тел, кораблей и звезд - была лишь незначительной частью. Ключевым преимуществом темной материи для тех, кто планировал полет корабля, было то, что она была обнаружена в больших количествах далеко за пределами видимого диска Галактики и могла стать обильным источником топлива на протяжении всего полета. Но темная материя взаимодействовала со своим светлым аналогом только благодаря тяготению. Итак, теперь перед кораблем развернулись невидимые крылья гравитационной силы. Простираясь на тысячи километров, они действовали как ковш, втягивающий темную материю в полый центр корабля в форме тора. Там, сконцентрировавшись, большая ее часть аннигилировала и вынуждена была отдать свою массу-энергию, которая, в свою очередь, вытесняла остатки из корабля в виде реакционной массы.
   Таким образом, корабль погрузился в темноту.
   И снова он был переделан. Ускорение, обеспечиваемое прямоточным двигателем темной материи, было намного ниже, чем у паровых ракет, и поэтому корабль вращался вокруг своей оси, чтобы создать искусственную гравитацию за счет центробежной силы. Это было древнее и примитивное решение, но оно сработало и в будущем не потребует особого ухода.
   Раскрутка сама по себе стала впечатляющей вехой, когда полы превратились в стены, а стены - в потолки. Без амортизационных кресел прозрачный пол амфитеатра превратился в стену, усеянную звездами, чья холодная пустота начинала нравиться Руселу.
   Тем временем новые "старейшины", десятеро тех, кто принял вызов Андрес, начали курс антивозрастной терапии. Процедурами руководили генетик Руул и женщина по имени Селур, старший врач корабля. Медики проводили этот процесс достаточно медленно, чтобы уловить какие-либо побочные реакции, по крайней мере, они на это надеялись. Для Русела это было достаточно безболезненно, всего лишь инъекции и таблетки, и он старался не думать о инопланетных нанозондах, внедряющихся в его организм, очищающих от токсинов старения, восстанавливающих повреждения клеток, перестраивающих сам его геном.
   Его работа по-прежнему была увлекательной, и когда у него появлялось свободное время, он погружался в учебу. Вся команда в той или иной степени была специалистами широкого профиля, но ожидалось, что десять новых старейшин станут хранилищем памяти и мудрости, которых хватит на всю человеческую жизнь. Итак, они все изучали все подряд и учились друг у друга.
   Русел начал с дисциплин, которые, по его мнению, будут наиболее важны в будущем. Он изучал медицину, антропологию, социологию и этику, экосинтез и все аспекты корабельного оборудования жизнеобеспечения, работу двигательных установок корабля, методы колонизации, а также географию Галактики и ее спутников. Он также следил за Андрес и впитывал ее знания по истории человечества. Между тем, наносистемы, разработанные на основе систем кваксов, были настолько распространены на корабле, что собственный опыт Русела был весьма востребован.
   Его дни проходили как во сне, как будто само время теперь текло для него по-другому. Его главной целью по-прежнему было использовать как можно больше своего сознательного времени для работы. Учеба была бесконечно разнообразной и приносила огромное удовлетворение его природному стремлению к освоению. Он обнаружил, что способен целыми днями погружаться в эзотерические аспекты той или иной дисциплины, как будто он был абстрактным интеллектом, почти забывая, кто он такой.
   Однако спокойная жизнь старейшин не была безоблачной. Биотехнология кваксов была далека от совершенства. В первый год терапии у одного мужчины развилась почечная недостаточность; он выжил, но его пришлось вывести из программы.
   И для всех старейшин было большим потрясением, когда сам генетик Руул скончался от скоротечного рака, поскольку технологическая перестройка его клеток пошла наперекосяк.
   На следующий день после смерти Руула, когда старейшины смирились с потерей его компетентности и сухого юмора, Русел решил, что ему нужен перерыв. Он вышел из тесных кают старейшин и прошел по коридорам корабля, направляясь к тому месту, где его брат и Тила построили свой собственный дом.
   На всех цилиндрических палубах корабля внутренняя география была заполнена коридорами и каютами, расположенными концентрическими кругами вокруг небольших открытых пространств - "деревенских площадей". Русел знал социальную теорию: предполагалось, что корабль будет разделен на небольшие поселения размером с деревню, но он быстро запутался в деталях; расположение стен, полов и подвесных потолков менялось снова и снова по мере того, как команда разбиралась в обстановке.
   Наконец он добрался до нужной двери в нужном коридоре. Он уже собирался постучать, когда из открытой двери вылетел мальчик лет пяти с копной густых черных волос и пробежал между ног Русела. На ребенке был простой корабельный комбинезон, который, судя по его грязи, давно пора было сдать на переработку.
   Это, должно быть, Томи, подумал Русел, старший сын Дилука. Ребенок и старейшина молча оценивали друг друга. Затем малыш высунул язык и убежал обратно в хижину.
   Через мгновение из двери выскочил Дилук, вытирая руки полотенцем. - Смотри, что, черт возьми, происходит, Русел! Это ты. Добро пожаловать, добро пожаловать!
   Русел обнял брата. От Дилука пахло детской отрыжкой, стряпней и потом, и Русел был потрясен, увидев седую прядь в волосах брата. Возможно, Русел был заперт в своих кабинетах дольше, чем он предполагал.
   Дилук привел Русела к себе домой. Это был комплекс из пяти небольших соединенных между собой комнат, включая кухню и ванную. Кто-то ткал гобелены; одну из стен занимали яркие, заполняющие пространство абстрактные узоры.
   Русел сел на диван, переделанный из амортизационной кушетки, и сделал глоток какого-то напитка. Он сказал: - Прости, что напугал Томи. Полагаю, я позволил себе стать незнакомым.
   Дилук приподнял бровь. - Об этом можно сказать по двум причинам. Не столько "незнакомый", сколько "странный". - Он провел рукой по голове.
   Русел невольно повторил этот жест и почувствовал прикосновение обнаженной кожи. Он давно забыл, что первым побочным эффектом терапии фараонов была потеря волос; его голова была такой же лысой, как у Андрес. Все дни Русел был окружен другими старейшинами, и, как он полагал, привык к этому. Он сухо сказал: - В следующий раз надену парик. В чем еще я ошибся?
   - Это не Томи. Томи был у нас первым. Сейчас ему восемь. Это был маленький Рус, как мы его называем. Ему пять лет.
   - Пять? - Но Русел присутствовал на церемонии наречения малыша. Казалось, это было вчера.
   - А теперь нам нужно дать еще одно имя. Мы скучали по тебе, Рус.
   Русел чувствовал, что его жизнь уходит из-под ног. - Прости.
   В комнату торопливо вошла Тила с младенцем на руках, ведя за собой охваченного благоговейным страхом маленького Руса. Она тоже, казалось, внезапно постарела: прибавила в весе, и ее лицо избороздили мелкие морщинки. Она сказала, что Томи готовит ужин - конечно, дядя Русел останется перекусить, не так ли? - села рядом с мужчинами и предложила им выпить.
   Они поговорили о пустяках и о своей жизни.
   Дилук, в ярости покинувший неформальный совет Андрес, стал кем-то вроде лидера в своем собственном новом сообществе. Андрес приказала, чтобы команда из двухсот человек была рассредоточена и жила сплоченными "племенами" по двадцать человек или около того, каждое из которых размещалось в одной "деревне" из коридоров и кают. Связи между племенами должны были быть более тесными для таких целей, как поиск партнеров для брака или размножения. Таким образом, корабль был объединен в единый "клан". Андрес сказала, что эта социальная структура была наиболее распространенной формой, встречавшейся среди людей "в дикой природе", как она выразилась, еще в дотехнологические времена на Земле, и, скорее всего, будет стабильной в долгосрочной перспективе. Было это правдой или нет, но до сих пор ситуация оставалась стабильной.
   Андрес также указала, к какому типу правления должно стремиться каждое племя. В таком маленьком мире каждого человека следует ценить за его уникальные навыки и ценность полученного образования. Люди взаимозависимы, сказала Андрес, и то, как они управляют собой, должно отражать это. Даже демократия тут не поможет, поскольку в обществе, где ценятся личности, подчинение меньшинства воле большинства - это, должно быть, плохо. Итак, племя Дилука управлялось на основе консенсуса.
   - Мы говорим и говорим, - сказал Дилук с печальной усмешкой, - пока все не согласимся. Иногда это занимает часы. Однажды - всю ночную вахту.
   Тила фыркнула. - Только не говори мне, что тебе это не нравится. Тебе всегда нравился звук твоего собственного голоса!
   Самые важные и трудные решения, которые приходилось принимать племени, касались размножения, и большинство взрослых людей заключали более или менее моногамные браки. Но между браками для дружеских отношений и связями для продолжения рода должно было быть разделение; генофонд был слишком мал, чтобы допускать спаривания по таким тривиальным причинам, как любовь.
   Дилук показал Руселу проект "общественного договора", который он готовил, чтобы отразить все это. - Во-первых, по достижении совершеннолетия вы подчиняетесь потребностям группы в целом. Например, ваш выбор профессии зависит от того, что нам нужно, а также от того, что вы хотите делать. Во-вторых, вы соглашаетесь заводить детей только по мере необходимости. Если нам не хватает оптимального уровня населения, у вас может быть трое, четверо или пятеро детей, хотите вы этого или нет, чтобы увеличить численность; если мы превысим целевой показатель, у вас может вообще не быть детей, и вы умрете бездетными. В-третьих, вы соглашаетесь как можно дольше откладывать принятие родительских обязанностей и продолжать работать как можно дольше. Таким образом, вы максимально увеличиваете инвестиции, которые племя вложило в ваше образование. В-четвертых, вы можете сами выбрать себе супруга для потомства, который может быть тем же, как и ваш супруг-компаньон.
   - Нам повезло, - горячо сказала Тила.
   - Но он не может быть ближе, чем троюродный кузен или кузина. И вы должны смириться с тем, что ваш выбор одобрят старейшины. Это ты. - Он ухмыльнулся Руселу. - Ваша пара будет проверена на генетическую пригодность и на то, чтобы максимально сохранить свежесть генофонда - все это. И, наконец, если, несмотря ни на что, вам не повезло родиться с каким-либо наследственным дефектом, который, в случае его распространения, может снизить шансы корабля на выполнение миссии, вы соглашаетесь вообще не размножаться. Ваша генетическая линия обрывается на вас.
   Русел нахмурился. - Это евгеника.
   Дилук пожал плечами. - Что еще мы можем сделать?
   Дилук не изучал историю Земли, как это делал теперь получавший образование старейшина Русел, и без этого, как понял Русел, это слово не имело для него ни одного из тех ужасающих значений, которые оно когда-то обозначало. Как и предполагал Дилук, у них в любом случае не было особого выбора, учитывая ситуацию, в которой они оказались. Кроме того, евгеника с помощью организованных спариваний была менее технологичной, чем генная инженерия, и более перспективной.
   Русел изучил проект контракта. - А что произойдет, если кто-то нарушит правила?
   Дилуку стало не по себе; внезапно Русел осознал, что он старейшина, а также брат этого человека. - Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него, - сказал Дилук. - Послушай, Рус, у нас здесь нет полиции, и нет места для тюрем. Кроме того, каждый человек действительно важен для общества в целом. Мы не можем принуждать. Мы работаем методом убеждения; надеемся, что такие ситуации будут легко разрешаться.
   Дилук говорил и о личном: об успехах своих мальчиков в школе, о том, как Томи всегда ненавидел многочасовую уборку стен, которой ему приходилось заниматься каждый день, в то время как маленькому Русу нравилось заводить друзей.
   - Они хорошие ребята, - сказал Русел.
   - Да. И тебе нужно чаще встречаться с ними, - многозначительно сказал Дилук. - Но, знаешь, Рус, они не такие, как мы. Они - первое поколение рожденных на кораблях. Они другие. Для них все наши истории о Порт-Соле и Большом Псе - это множество легенд о местах, которые они никогда не увидят. Этот корабль - их мир, а не наш: мы, рожденные в других местах, здесь чужие. Знаешь, мне все время кажется, что мы откусили больше, чем можем прожевать. Несмотря на все планы Андрес, все уже плывет по течению. Неудивительно, что звездолеты поколений всегда терпят неудачу!
   Русел попытался ответить на их открытость, рассказав им что-то о себе. Но он обнаружил, что ему почти нечего сказать. Его разум был поглощен учебой, но в его жизни было очень мало человеческих событий. Он с тревогой подумал, что это было бы так, если бы его вообще не было на свете.
   Дилук был потрясен известием о смерти Руула. - Этот напыщенный генетик - полагаю, в некотором смысле, правильно, что он ушел первым. Но не позволяй этому завладеть тобой, брат. - Поддавшись порыву, он подошел к Руселу и положил руку на плечо брата. - Знаешь, мне всего этого достаточно: Тила, дети, дом, который мы строим вместе. Приятно осознавать, что наша жизнь служит высшей цели, но это все, что мне нужно для счастья. Может быть, у меня не так много воображения, как ты думаешь?
   Или, может быть, в тебе больше человечности, чем во мне, подумал Русел. - Мы все должны сделать свой выбор, - сказал он.
   - Но ты все еще можешь сделать другой выбор, - осторожно заметил Дилук.
   - Что ты имеешь в виду?
   Он наклонился вперед. - Почему бы тебе не отказаться от этого, Рус? Эта дрянная старая наномедицина кваксов, это ужасное средство против старения - ты все еще молод; ты мог бы выйти из этого состояния, избавиться от этого дерьма, отрастить волосы, найти какую-нибудь милую женщину, которая снова сделает тебя счастливым...
   Русел попытался сохранить бесстрастное выражение лица, но у него ничего не вышло.
   Дилук отступил. - Прости. Ты все еще помнишь Лору.
   - Я всегда буду помнить. Ничего не могу с собой поделать.
   - Мы все пережили необыкновенный опыт, - сказала Тила. - Полагаю, все реагируем по-разному.
   - Да. - Тила, вспомнил он, оставила после себя ребенка.
   Дилук посмотрел ему в глаза. - Ты никогда не выйдешь отсюда, не так ли? Потому что никогда не сможешь сбросить с себя этот тяжелый груз вины.
   Русел улыбнулся. - Неужели это так очевидно?
   Тила была радушной хозяйкой. Она заметила его смущение, и они заговорили о старых временах, о днях, проведенных в Порт-Соле. Но, когда вошел Томи и объявил, что ужин готов, Русел почувствовал себя лучше, охотно расправился с едой и ушел, с облегчением погрузившись снова в бескровный монашеский покой своего кабинета.
  

V

  
   Он снова вспомнит этот трудный визит много позже, когда за ним придет мальчик.
   С течением времени старейшины все больше отдалялись от экипажа. Они отвели себе отдельную изолированную жилую зону. Та располагалась ближе к оси корабля, где искусственная гравитация была немного ниже, чем в отдалении, что давало меньшую нагрузку на мышцы и кости, которые, как ожидалось, ослабнут с течением веков. Андрес в шутку назвала это убежище "Монастырем". И старейшины были избавлены от рутинной работы по кораблю, даже от уборки, которая была обязанностью остальной команды. Вскоре стало трудно отделаться от ощущения, что команда здесь только для того, чтобы прислуживать старейшинам.
   Конечно, все это было частью грандиозного социального замысла Андрес, заключавшегося в том, что в конечном итоге между бессмертными и временными жителями должна была возникнуть "пропасть благоговения", как она выразилась. Но Русел задавался вопросом, в любом ли случае неизбежно определенное дистанцирование. Разница в возрасте между временными людьми и старейшинами стала очевидна на удивление быстро. Когда старейшина встречал временного человека, он смотрел на лицо, которое вскоре искажалось от старости и исчезало, в то время как временный человек видел таинственно неизменяющуюся фигуру, которая замечала события, происходившие спустя долгое время после смерти этого человека. Русел наблюдал, как под воздействием этого стресса распадались дружеские отношения и даже любовные романы.
   Однако все более изолированные старейшины, предпочитавшие общество друг друга, не были дружелюбным клубом. Все они были умными, амбициозными людьми, иначе их не пропустили бы в ближайшее окружение Андрес, и там всегда царила определенная напряженность и препирательства. Доктор Селур кисло заметила, что это все равно, что вечно находиться в окружении кучки завистливых ученых.
   Но старейшины также были осторожны друг с другом, - подумал Русел. В глубине души он всегда думал о том, что долгое время ему придется жить с этими людьми. Поэтому он старался не наживать себе врагов и, наоборот, не сближаться ни с кем слишком близко. Вечность с любимым человеком - это одно, но с бывшим любовником это было бы адом. Лучше бы все было пресно, но терпимо.
   Жизнь наладилась. В тишине Монастыря время текло гладко и безболезненно.
   Однажды в дверь робко постучался мальчик и спросил, где Русел. Ему было около шестнадцати лет.
   Руселу показалось, что он узнал его. Он долгое время жил один, и его навыки общения подзабылись, но он постарался сосредоточиться и тепло поприветствовать мальчика. - Томи! Я так давно тебя не видел.
   Глаза мальчика округлились. - Меня зовут Поро, сэр.
   Русел нахмурился. - Но в тот день, когда я пришел навестить вас, ты приготовил нам всем ужин, мне, Дилуку и Тиле, пока маленький Рус играл... - Но это было давно, сказал он себе, он не был уверен, как давно, и замолчал.
   Мальчик, казалось, был готов к этому. - Меня зовут Поро, - твердо сказал он. - Томи...
   - Твой отец.
   - Мой дедушка.
   Итак, это был правнук Дилука. Лета, сколько времени я провел в этом ящике?
   Мальчик оглядывал Монастырь. Его глаза не мигали, а рот растянулся в какой-то нервной усмешке. Никто из старейшин не отличался особым сочувствием, особенно к гостям, но Русел внезапно почувствовал, что видит это место глазами этого ребенка.
   Монастырь походил, пожалуй, на библиотеку. Или на больничную палату. Старейшины сидели в своих креслах или медленно прогуливались в тишине комнат, каждый их шаг был рассчитан таким образом, чтобы уменьшить риск причинения вреда их хрупким, драгоценным телам. Так было задолго до рождения Поро, эти заплесневелые создания преследовали свои холодные интересы. И я, который когда-то любил Лору, когда она была ненамного старше этого ребенка, являюсь частью этой пыльной тишины.
   - Чего ты хочешь, Поро?
   - Дилук болен. Он спрашивает тебя.
   - Дилук...?
   - Твой брат.
   Оказалось, что Дилук был не просто болен, он умирал.
   И Русел отправился с мальчиком, впервые за много лет выйдя за пределы Монастыря.
   Он больше не чувствовал себя здесь как дома. Первоначальная команда постепенно вымирала, следуя демографической кривой, которая не сильно отличалась от той, которую они испытали бы, если бы остались на Порт-Соле. Русел привык видеть, как лица, которые он знал с детства, с возрастом меняются и исчезают у него на глазах. Тем не менее, для всех старейшин было шоком, когда это первое поколение достигло преклонного возраста, и, поскольку многие из них были примерно одних лет на момент запуска, их смерть стала массовым явлением.
   Он не знал ни одного из молодых временных. В новых поколениях все было по-другому: то, как они перестраивали внутреннюю архитектуру корабля, их манеры общения друг с другом, манера причесываться - даже их язык, который был полон гортанного жаргона. Однако временные, даже самые юные, знали его. Они смотрели на него с любопытством, или непочтением, или, что хуже всего, с благоговением.
   Базовая инфраструктура самого корабля, конечно, осталась неизменной. В каком-то смысле он стал отождествлять себя с этим уровнем реальности гораздо больше, чем с мимолетными, быстротечными изменениями, вызванными временными. Хотя его чувства постепенно притуплялись - терапия кваксов замедлила его старение, но не остановила его полностью, - он чувствовал, что становится более восприимчивым к тонким вибрациям и шумам корабля, его механическим настроениям и радостям. Временные приходили и уходили, возясь с перегородками, а другие старейшины были неуклюжими стариками, но сам корабль был его постоянным другом, требовавшим только его заботы.
   Когда они шли, он увидел, что у мальчика на лбу синяк. - Что с тобой случилось?
   - Наказание. - Поро пристыженно отвел глаза. Один из его учителей огрел его линейкой за "дерзость", что, как оказалось, означало задавать слишком сложные вопросы.
   В философии образования на борту корабля возник парадокс. Быстро выяснилось, что обучение должно быть ограниченным, а любопытству нельзя позволять оставаться бесконтрольным. Ученики должны были быть достаточно сообразительными и информированными, чтобы иметь возможность обслуживать системы корабля. Но здесь не было места для расширения или инноваций. Как ни странно, существовал только один способ делать что-то: каким образом вас научили этому.
   Русел понимал, что это было необходимо. Нельзя было допустить, чтобы неграмотные люди что-то переделывали. Таким образом, вы узнавали только то, что вам нужно было знать, и вас учили не спрашивать больше, не исследовать. Но ему не понравилась идея принуждать учащихся к подчинению за "преступление", вызванное любопытством. Возможно, он поговорит об этом с Андрес, чтобы выработать новую политику.
   Они добрались до деревни-коридора Дилука.
   Прежде чем он смог увидеть своего брата, его должны были встретить несколько достойных представителей племени. Дородные мужчины и женщины в серой корабельной одежде собрались с торжественными лицами. Их приветствия были длинными и сложными. Временные, казалось, разработали усложненные ритуалы, которые использовались при любых общественных мероприятиях: встречах, расставаниях, приеме пищи. Русел понимал ценность таких ритуалов, которые отнимали время и уменьшали трения в обществе. Но угнаться за постоянно меняющимися правилами было трудно. Единственной константой было то, что эти игры в вежливость становились все более изощренными - и было очень легко понять что-то не так и обидеться.
   Достойные люди выглядели обеспокоенными возможной потерей Дилука, как и следовало ожидать.
   Введенный Андрес принцип "правления на основе консенсуса" оказался неэффективным. В некоторых из примерно дюжины племен, обитавших на корабле, происходила бесконечная перепалка, которая парализовала принятие решений. В других местах сильные личности начали захватывать власть, более или менее открыто. Андрес не слишком беспокоилась этим, пока выполнялась работа и соблюдались основные правила: кто бы ни был главным среди временных работников, он все равно должен был получить одобрение старейшин, и поэтому Андрес и ее команда все еще могли оказывать сдерживающее влияние.
   Однако ситуация в племени Дилука была более сложной. Будучи братом старейшины, Дилук обладал уникальной харизмой, и он использовал эту силу, чтобы подтолкнуть своих сверстников к выводам, к которым они иначе не пришли бы. Он был лидером, но лучшим из лучших, думал Русел, невидимым лидером, идущим сзади. Теперь он вот-вот должен был умереть, и его люди знали, что им будет его не хватать.
   Когда все важные персоны убрались с дороги, старейшина был представлен детям, внукам и правнукам Дилука. Все они, даже самые маленькие дети, прошли через более сложные ритуалы представления старейшине с неулыбчивой интенсивностью, которая показалась Руселу тревожной.
   Наконец, он неохотно вошел в апартаменты Дилука. Комнаты были почти такими же, какими он их помнил, хотя гобелены на стенах изменились.
   Тила была еще жива, хотя и сгорбилась, ее волосы побелели, а лицо напоминало сморщенную маску. - Спасибо, что пришел, - прошептала она и обхватила руки Русела своими руками. - Знаешь, нас осталось так мало, так мало тех, кто не родился на корабле. И он все время спрашивал о тебе.
   Русел сдержанно, неловко пожал ее руку. Он чувствовал себя непривычным к общению с людьми, к эмоциям; перед этой старухой с разбитым сердцем он чувствовал себя совершенно неадекватным.
   Сам Дилук лежал на кровати, укрытый поношенным одеялом. Русел был потрясен тем, как его брат сдал с возрастом. И даже сквозь одеяло он мог видеть, как выросла опухоль желудка, которая убивала его.
   Он думал, что Дилук спит. Но его брат открыл один глаз. - Привет, Русел, - сказал он хриплым голосом. - Ты ублюдок.
   - Прости...
   - Тебя не было здесь пятьдесят лет.
   - Не так уж и долго.
   - Пятьдесят лет! Пятьдесят лет! Это же не... - он закашлялся. - Это же не такой большой корабль...
   Они разговаривали, как и раньше. Дилук рассказывал бессвязные истории о своих внуках и правнуках, прошедших правильный генетический отбор, замечательных детях.
   Руселу пришлось рассказать ему об отбраковке старейшин.
   По словам доктора Селур, у этого были разные причины, но Андрес отнеслась к этому скептически. - Я видела это раньше. Назовите это желанием умереть, - сказала она. - Вы достигаете возраста, когда ваше тело понимает, что пришло время умирать. Вы принимаете это. Возможно, это своего рода нейронное программирование, утешение, когда мы сталкиваемся с неизбежным. - Она хихикнула; она тоже старела, и теперь у нее не было зубов. - Терапия кваксов ничего не меняет. И это уносит больше потенциальных бессмертных, чем вы можете себе представить. Странно, не правда ли? Оказывается, долголетие зависит не только от тела, но и от ума.
   Русел провел несколько лет в легком беспокойстве, гадая, сработает ли его собственная ментальная программа, направленная на поиски тьмы, и если да, то когда. Но этого так и не произошло, и он задумался, есть ли у него какая-то неожиданная сила - или, возможно, недостаток.
   Дилук поморщился. - Значит, даже бессмертные умирают. - Он протянул руку. Русел пожал ее; кости были хрупкими, плоть почти исчезла. - Присмотри за ними, - сказал Дилук.
   - За кем?
   - За всеми. Ты знаешь. И береги себя. - Он посмотрел на своего брата, и Русел увидел жалость в его глазах - жалость иссохшего, умирающего человека к нему.
   Он смог выдержать еще несколько минут. Он больше никогда не увидит своего брата.
   Он попытался обсудить с капитаном свои чувства по поводу смерти Дилука. Но Андрес отмахнулась. - Дилук был трусом, который пренебрег своим долгом, - сказала она. - В любом случае, лучше, когда все члены первой команды ушли. Они всегда считали нас в какой-то степени равными себе. Поэтому сопротивлялись нашим идеям, нашему лидерству; это было естественно. Новому поколению людей мы совершенно чужды, и это сделает их более податливыми.
   - И новая партия никогда не страдала от того, что Порт-Сол был разгромлен у них на глазах. Психологическая травма была глубокой, Русел, ты не единственный, кто пострадал... Эта новая партия более здоровая, приспособленная к условиям корабля, потому что они не знали ничего другого. Когда останутся только они, мы наконец сможем навести здесь порядок. Вот увидишь.
   Русел с облегчением вернулся к своим занятиям, подальше от сложностей, с которыми сталкивается человечество. И снова время плавно потекло мимо него, и тот трудный день отступил в тускнеющие коридоры его памяти.
   Больше никто из родственников никогда не навещал его.
  

VI

  
   - ...Русел. Русел! - Голос был хриплым - голос Андрес.
   В эти дни сон был глубоким, и ему потребовалась целая вечность, чтобы прийти в себя. И когда он открылся свету, то поплыл сквозь слои снов и воспоминаний, пока не перестал понимать, что реально, а что нет. Он, конечно, всегда знал, где находится, даже в самом глубоком сне. Он был на корабле, в своей дрейфующей могиле. Но никак не мог вспомнить, когда это было.
   Он попытался сесть. Кушетка откликнулась на его слабые движения, и ее спинка плавно подняла его в вертикальное положение. Он огляделся в тусклом золотистом свете Монастыря. Там было три кушетки, огромные громоздкие механические устройства, наполовину кровати, наполовину системы медицинской поддержки: всего три, потому что в живых осталось только трое старейшин.
   Кто-то двигался вокруг него. Это, конечно, была случайная временная, молодая женщина, медсестра. Он не узнал ее; с тех пор, как просыпался в последний раз, она была новенькой. Она отводила глаза, а ее руки трепетали, совершая сложный ритуал приветствия с извинениями. Он отмахнулся от нее резким жестом; на такую ерунду можно потратить целый день.
   Андрес наблюдала за ним, ее глаза на изуродованном лице были острыми. Она была похожа на огромного жука в своем коконе из одеял.
   - Ну? - рявкнул он.
   - У тебя текут слюни, - мягко сказала она. - Не при временных, Русел.
   Раздраженный, он вытер подбородок рукавом.
   - О, - сказала она, не меняя тона, - и Селур умерла.
   Эта новость, произнесенная так небрежно, была как удар в горло. Он неуклюже повернулся, придавленный одеялами и средствами жизнеобеспечения. Кушетку доктора окружали санитары, которые снимали тело, похожее на мумию. Как он смутно видел, они дрожали, осторожно, благоговейно работая в тишине.
   - Она мне никогда особо не нравилась, - сказал Русел.
   - Ты уже говорил это раньше. Много раз.
   - Но я буду скучать по ней.
   - Да. А потом их стало двое. Русел, нам нужно поговорить. Нам нужна новая стратегия борьбы с временными. Мы должны вызывать благоговение. Посмотри на нас. Посмотри на бедную Селур! Мы не можем допустить, чтобы они снова увидели нас в таком состоянии.
   Он с опаской взглянул на временных медсестер.
   - Не волнуйся, - сказала Андрес. - Они не могут понять. Лингвистический разнобой. Я думаю, нам больше не следует допускать сюда временных. Машины могут нас прокормить. Лета знает, что запасных частей достаточно, а сейчас у нас так много свободных кушеток! Что я предлагаю, так это...
   - Прекрати, - сердито сказал он. - Ты всегда так, старая ведьма. Ты всегда хочешь запихнуть мне в глотку решение еще до того, как я пойму, в чем проблема. Дай мне собраться с мыслями.
   - Перестань, перестань, - гротескно повторяла она.
   - Заткнись. - Он закрыл глаза, чтобы не слышать ее, и откинулся на спинку кушетки. Через имплант в задней части черепа он пропускал данные о своем теле, корабле и вселенной за его пределами в свой сенсориум.
   В первую очередь, конечно, его тело, медленно выходящая из строя биомашина, ставшая его тюрьмой. Хорошей новостью было то, что спустя более двух столетий после смерти брата его медленное старение достигло предела. С тех пор, как он в последний раз проверялся, - Лета, прошел месяц, а казалось, что это было вчера, сколько же он проспал на этот раз? - ничего существенно не ухудшилось. Но он застрял в теле девяностолетнего старика, к тому же немощного. Он спал почти все время, его периоды осознанности становились все более разнесенными, в то время как кушетка кормила его, удаляла испражнения, осторожно поворачивала его взад и вперед и манипулировала его тонкими, как палка, конечностями. О, и каждые несколько недель ему делали переливание крови, пожертвование старейшинам от благодарных временных за пределами Монастыря. С таким же успехом он мог быть жертвой комы, мрачно подумал он.
   Его возраст не имел значения, его существование было скучным. Он бодро двинулся дальше.
   Его виртуальный обзор блуждал по кораблю. Несмотря на прошедшие столетия, физическая планировка деревни-коридора, которая раньше принадлежала Дилуку, осталась прежней, за исключением деталей, тех же узлов коридоров вокруг "деревенской площади". Но люди изменились, как и всегда, молодость расцвела, старость канула в лету.
   Автарх, которого он помнил по своему последнему осмотру, все еще был на месте. Это был здоровенный громила, который называл себя Руулом, изощренно игнорируя различные запреты брать имя старейшины, даже давно умершего. По крайней мере, он не выглядел сильно постаревшим с тех пор, как Русел наблюдал его в последний раз. К Руулу, окруженному двумя своими женами, выстроилась очередь просителей, которые искали "мудрости" автарха по поводу той или иной мелкой проблемы. Суждения Руула были четкими и действенными, и, пока Русел слушал, - хотя язык, на котором он изъяснялся, с трудом поддавался расшифровке, - в краткой резкости автарха он не смог заметить каких-либо существенных отступлений от доктрин.
   Он позволил своей точке зрения двигаться дальше.
   Он наблюдал, как жители деревни занимаются своими делами. Четверо из них по очереди очищали стены от грязи, что они делали каждый день. Двое солидных на вид мужчин обсуждали вопросы этикета, их манеры были сложными и отнимали много времени. На стенах появилось несколько новых произведений искусства, многие из которых были поражавшими воображение картинами с глубокой перспективой, созданными для того, чтобы коридоры корабля казались больше, чем они были на самом деле. Одна женщина ухаживала за "садом" из кусочков полимерных отходов, причесывая их маленькими металлическими граблями. Эти временные, поколениями рождавшиеся на кораблях, никогда не слышали о садах дзен; они заново открыли для себя этот вид искусства в маленьком мире.
   Небольшую группу детей учили разбирать и обслуживать канальный вентилятор; они повторяли названия его деталей, заучивая их наизусть. Русел знал, что больше их ничему не научат. Здесь не было ничего принципиального: ничего о том, как работает вентилятор как механизм, или о том, как он вписывается в основные системы самого корабля. Вы узнавали только то, что вам нужно было знать.
   Пока он осматривал деревню, перед его расширенным зрением яркой колонкой проносились статистические данные. Если смотреть шире, все было в норме. Техническое обслуживание выполнялось удовлетворительно. Правила размножения, установленные автархом и его коллегами в других деревнях, в основном соблюдались, и генетический состав был приемлемым.
   Ситуация была стабильной. Но в деревне Дилука свободным был только автарх.
   Нехарактерно наивная мечта Андрес о том, чтобы уважающие друг друга общины управлялись на основе консенсуса, едва ли пережила смерть Дилука. Сильные личности со своими семьями быстро взяли власть в деревнях в свои руки и в большинстве случаев стали наследственными правителями. Андрес ворчала по этому поводу, но это была явно стабильная социальная система, и в конце концов старейшины хитрыми способами предоставили автархам свою мистическую власть.
   Тем не менее, автархи постепенно отдалялись от своего подчиненного населения.
   Некоторые временные всегда оказывались более долгоживущими, чем другие. Казалось, что вмешательство кваксов в геномы фараонов действительно передалось последующим поколениям, пусть и несовершенно, и этот генный комплекс - тенденция к долголетию - постепенно проявлял себя. На самом деле, автархи активно искали себе партнеров для размножения, которые происходили из семей, проявлявших подобные склонности.
   Таким образом, со временем автархи и их отпрыски старели медленнее, чем их временные подданные.
   Это был всего лишь естественный отбор, утверждала Андрес. Люди всегда добивались власти, чтобы их гены были в выигрыше. Традиционно вы распространяли свои гены, делая все возможное, чтобы превзойти своих подданных. Но если бы вы были автархом, что бы вы должны были делать в замкнутом пространстве корабля? Очевидно, что здесь не было места для толпы принцев, бастардов или кого-то еще. Кроме того, правила старейшин для генетического здоровья не допускали ничего подобного. Таким образом, автархи стремились доминировать над своим населением за счет собственной долгой жизни, а не количества потомства.
   Андрес, казалось, находила все это просто интересным с интеллектуальной точки зрения, разработкой теории генетических игр. Русел задумался, что произойдет, если так пойдет и дальше.
   Он продолжил свои блуждания наугад. Все были заняты своими делами. Некоторые даже казались счастливыми. Но Руселу все это казалось скучным, жители деревни были одеты в бесцветную корабельную одежду, их жизнь ограничивалась гладкими, как полировка, переборками корабля. Даже их язык был скучным и становился все скучнее. У переселенцев не было слов, обозначающих "горизонт" или "небо", но, словно в качестве компенсации, у них было более сорока слов, описывающих степень любви.
   Он позволил своему сознанию вернуться в собственное тело. Когда он вынырнул, то обнаружил, что Андрес наблюдает за ним, как она часто делала.
   - Нам нужен новый способ взаимодействия с временными, - повторила она. - Некоторые из автархов - жесткие клиенты, Русел. Если они начнут думать, что мы слабы, например, если мы проспим три дня, прежде чем дадим ответ на простейший вопрос...
   - Я понимаю. Мы не можем позволить временным увидеть нас. - Он раздраженно вздохнул. Но что еще мы можем сделать? Раздача указов бестелесными голосами не поможет. Если они не увидят нас, то скоро забудут, кто мы такие. - "Скоро" на языке старейшин означает "через одно-два поколения".
   - Верно, - отрезала она. - Значит, мы должны восстановить свою власть. Что ты думаешь об этом? - Она слабо взмахнула рукой, и в воздухе над ее головой появился виртуал.
   На нем был изображен Русел. Здесь он был молодым человеком, по локоть погруженным в баки с нанопродукцией, и трудился, чтобы корабль был готов к долгому путешествию. Здесь он был молодым старейшиной, лысым, как лед, и давал советы благодарным временным. Были даже его фотографии, сделанные в те предшествовавшие запуску далекие дни, на которых он был запечатлен с улыбающейся Лорой.
   - Где ты взяла это?
   Она фыркнула. - Из судового журнала. Твоего собственного архива. Да ладно, Русел, у нас почти нет секретов друг от друга после стольких лет! Симпатичная девушка.
   - Что ты собираешься с этим делать?
   - Мы покажем это временным. Мы покажем тебя во всей красе, Русел, ты на пике своих сил, ты идешь по тем же коридорам, по которым они идут сейчас, - ты как человек, и даже больше, чем человек. Это то, что мы хотим: участие в их мелкой жизни, сопереживание и в то же время благоговение. Мы придадим твоему голосу лицо.
   Он закрыл глаза. Это, конечно, имело смысл; логика Андрес была мрачной, но всегда обоснованной. - Но почему я? Было бы лучше, если бы мы оба...
   - Это было бы неразумно, - сказала она. - Я бы не хотела, чтобы они видели, как я умираю.
   Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она имела в виду, что она, Андрес, первая из старейшин, наконец-то терпит неудачу. Русел никак не мог смириться с этим: ее смерть означала бы разрушение опоры вселенной. - Но ты не увидишь пункт назначения, - раздраженно сказал он, как будто она сделала неправильный выбор.
   - Нет, - хрипло ответила она. - Но "Мэйфлауэр" доберется туда! Оглянись вокруг, Русел. Корабль функционирует безупречно. Наше созданное общество стабильно и выполняет свою работу по сохранению родословных. А ты, ты всегда был самым умным из всех. Ты доведешь дело до конца. Для меня этого достаточно.
   Это было правдой, предположил Русел. Ее замысел был выполнен; корабль и его экипаж теперь работали именно так, как всегда мечтала Андрес. Но прошло всего двести пятьдесят лет, всего половина процента от той устрашающей пустыни времени, которую он должен был пересечь, чтобы добраться до Большого Пса, - и теперь, похоже, ему предстояло проделать остаток этого путешествия в одиночку.
   - Нет, не одному, - сказала Андрес. - У тебя всегда будет корабль...
   Да, корабль, его постоянный спутник. Внезапно ему захотелось сбежать от бесконечных сложностей человечества и погрузиться в его огромное технологическое спокойствие.
   Он откинулся на спинку кушетки и снова погрузился в размышления. На этот раз его сознание переместилось из яркого теплого человеческого пространства в сердце корабля, сквозь тесный тор корпуса в царство пульсирующих прямоточных реактивных двигателей, тонких гравитационных крыльев, за которыми плыл корабль, и бескрайних пространств за его пределами. Корабль преодолел лишь часть своего эпического путешествия, но уже поднимался над галактической плоскостью, и Ядро, многолюдное сердце Галактики, подобно солнцу взошло над пыльными полосами спиральных рукавов. Это было потрясающее, успокаивающее зрелище.
   К тому времени, когда он вернулся из своих межгалактических грез, Андрес уже умерла, ее кушетку разобрали на запчасти, а тело поместили в цистерны замкнутого цикла.
  

VII

  
   Русел очнулся от долгого сна, увидев лицо мальчика, искаженное гневом - гневом, направленным на него.
   Оглядываясь назад, он должен был предвидеть приближение восстания. Все признаки были налицо: изменение социальных структур временных, растущая напряженность. Это должно было случиться.
   Но ему было так трудно обращать внимание на короткую жизнь этих временных, на их непонятный язык и обычаи, на их мелкие заботы и склоки. В конце концов, Хилин был мальчиком сорок пятого поколения с момента запуска: сорок пять поколений. Лета, почти тысяча лет...
   Однако подвиги Хилина привлекли его внимание.
   Хилину было шестнадцать лет, когда все это началось. Он родился в деревне-коридоре Дилука.
   К этому времени правители разных деревень вступили в браки, чтобы сформировать единую систему власти. Они жили в среднем в два раза дольше своих подданных и установили монополию на судовое водоснабжение. Водная империя, управляемая геронтократами, имела тотальный контроль.
   Хилин не принадлежал к потомству местного автарха; его семья была бедной и бесправной, как и все подданные автарха. Но они, казалось, смирились со своей участью. Играя в коридорах, полимерные полы которых были испещрены следами ног многих поколений людей, Хилин рос сообразительным и счастливым ребенком. В молодости он казался послушным, с радостью драил переборки, когда подходила его очередь, и терпел тумаки от учителей, когда задавал дерзкие вопросы.
   Его всегда странным образом завораживала фигура самого Русела - или, скорее, полумифического существа, показываемого жителям деревни на повторяющихся виртуальных раскадровках. Хилин впитал в себя историю благородного старейшины, который был вынужден выбирать между жизнью, полной бесконечных обязанностей, и своей возлюбленной Лорой, и в конце концов стал бессмертным примером для тех, кем он правил.
   По мере взросления Хилин преуспевал в образовании. В четырнадцать лет его приняли в элитную касту. По мере снижения интеллектуального уровня грамотность в значительной степени была утрачена, а древние руководства так или иначе рассыпались в прах. Таким образом, эти монашеские мыслители теперь заучивали наизусть все важные заповеди, касающиеся работы корабля и их собственного общества. Вы начинали заниматься этим жизненно важным проектом в четырнадцать лет и не ожидали, что закончите его, пока вам не перевалит за пятьдесят, а к этому времени уже было готово взять верх новое поколение летописцев.
   Русел сухо называл этих терпеливых мыслителей друидами: его не интересовали собственные имена групп временных, которые все равно изменились бы в одно мгновение ока. Он, безусловно, одобрял эту практику, когда она появилась. Все это бесконечное заучивание наизусть было прекрасным способом тратить бессмысленные жизни - и это создало основу для соперничества с автархами.
   Хилин снова процветал и проходил одну друидическую аттестацию за другой. Даже бурный роман с Сейл, девушкой из соседней деревни, не отвлек его от учебы.
   Когда пришло время, пара попросила у своих семей разрешения вступить в дружеские отношения - брак, и разрешение было предоставлено. Они обратились к автарху за разрешением завести детей. К их радости, оказалось, что их генетические особенности, отображенные в обширной памяти друидов, были достаточно совместимы, чтобы позволить и это.
   Но, несмотря на это, друиды запретили этот союз.
   Хилин в ужасе узнал, что это произошло из-за результатов его последнего друидического экзамена, проверки его общего интеллекта и потенциала. Он провалился, показав не слишком низкую оценку, а слишком высокую.
   Русел, задумавшись, понял. Евгеническое устранение слабостей, в целом, было применено мудро. Но в условиях дуополии автарх-друид были неизбежны попытки отсеять слишком ярких, любопытных - всех, кто мог проявить бунтарство. Так что, если вы умны, вам нельзя позволять размножаться. Русел пресек бы эту практику, если бы даже заметил ее. Если так пойдет и дальше, временное население станет пассивным, вялым, автархи и друиды будут легко манипулировать им, но оно будет бесполезно для более масштабных целей миссии.
   Для Хилина было уже слишком поздно. Ему запретили когда-либо видеть свою Сейл. И приближенные автарха сказали ему, что это было сделано по приказу самого старейшины, хотя Русел, проводивший всю свою жизнь в грезах, ничего об этом не знал.
   После этого Хилин провел долгие часы в похожем на святилище помещении, где бесконечно разыгрывались виртуалы Русела. Он пытался понять. Он сказал себе, что мудрость старейшины превосходит его собственную; этот разрыв с возлюбленной, должно быть, к лучшему, какую бы боль это ему ни причинило. Он даже пытался найти утешение в том, что видел параллели между своим собственным обреченным романом и Руселом с его потерянной Лорой. Но понимание не приходило, и его недоумение и боль вскоре переросли в негодование и гнев.
   В отчаянии он попытался разрушить святилище старейшины.
   В качестве наказания автарх запер его на два дня в камеру. Хилин вышел из своего заключения внешне подавленным, но внутренне готовым взорваться.
   Позже Русел корил себя за то, что не смог разглядеть опасности в сложившейся ситуации. Но сейчас было так трудно вообще что-либо разглядеть.
   Его центральная нервная система медленно разрушалась, так ему сообщила его кушетка. Он все еще мог двигать руками и ногами, даже ходить, но не чувствовал никаких ощущений в ногах, ничего, кроме легчайшей боли в кончиках пальцев. По мере того как отступали боль и удовольствие, он чувствовал, что отрывается от мира. Когда он приходил в себя, то часто был потрясен, обнаружив, что год пролетел как один день, как будто его чувство времени стало логарифмическим.
   А тем временем, по мере того как он постепенно отключался от физического мира, его разум перестраивался сам по себе. По прошествии тысячи лет его воспоминания, особенно самые глубокие, самые драгоценные из всех, были, как полы в корабельных коридорах, изношены от долгого использования; он уже не был уверен, помнит ли он сам, или у него остались только воспоминания о воспоминаниях.
   Если он не мог полагаться даже на память, если он плыл по течению и от настоящего, и от прошлого, кем же он был? Был ли он вообще человеком? Конечно, последний набор временных не значил для него ровным счетом ничего: ведь каждый из них состоял из атомов и молекул его предков, пропущенных через системы корабля сорок или более раз, перемешанных в бессмысленных комбинациях. Они никак не могли тронуть его сердце.
   По крайней мере, он так думал, пока Хилин не привел ему девушку.
   Они вдвоем стояли перед виртуальным святилищем Русела, где, по их мнению, должно было находиться сознание старейшины. Пытаясь соответствовать собственным временным рамкам старейшины, они простояли там долгие часы, почти не двигаясь. Лицо Хилина было напряженным, искаженным гневом и решимостью. Она, однако, была спокойна.
   Наконец-то внимание Русела привлекло что-то знакомое. Девушка была выше большинства временных, бледная, с тонкими чертами лица. И ее глаза были большими, темными, какими-то рассеянными, даже когда она смотрела в невидимые системы визуализации.
   Лора.
   Конечно, этого не могло быть! Как это могло быть? На корабле у Лоры не было родственников. И все же Русел, погруженный в воспоминания, не мог оторвать глаз от ее образа.
   Как и планировал Хилин.
   И пока Русел беспомощно вглядывался в лицо "Лоры", по всему кораблю вспыхнуло восстание. В каждой деревне автархов и их семьи выгоняли из их роскошных кают. Автархи, веками командовавшие своими недолговечными стадами, были совершенно неподготовлены, и мало кто сопротивлялся; они даже не представляли, что такое восстание возможно. Старые правители и их необычные дети собрались в богато разодетую толпу в самом большом зале корабля - перевернутом амфитеатре, где Русел давным-давно пережил отплытие из Порт-Сола.
   Восстание было централизованно спланировано, тщательно рассчитано по времени и скрупулезно выполнено. Несмотря на поколения селекции, направленной на устранение инициативы и хитрости, временные жители больше не казались такими робкими, и в Хилине они обнаружили генерала. И все было кончено еще до того, как внимание старейшины отвлеклось от девушки, до того, как он даже заметил это.
   Теперь Хилин, король коридоров, стоял перед алтарем старейшины. И он притянул к себе лицо девушки, похожей на Лору. Это была маска, всего лишь маска; Русел со стыдом осознал, что с помощью такого простого устройства мальчик манипулировал эмоциями существа, которому больше тысячи лет.
   С окровавленной дубинкой в руке Хилин выкрикнул вызов своему бессмертному богу. Системы Монастыря перевели язык мальчика, который через тысячу лет был совсем не похож на язык Русела. - Вы позволили этому случиться, - закричал Хилин. - Вы позволили автархам питаться нами, как [непереводимо - паразитами на теле?]. Мы моем для них палубы своей кровью, в то время как они скрывают воду от наших детей. А вы, вы [непереводимо - непристойность?] позволили этому случиться. И знаете, почему? - Хилин подошел ближе к алтарю, и его лицо возникло перед глазами Русела. Потому что вас не существует. Никто не видел вас веками - если вообще видел! Вы - ложь, состряпанная автархами, чтобы поставить нас на место, вот что я думаю. Что ж, мы больше не верим в вас, ни во что из этого [непереводимо - фекалии?]. И мы изгнали автархов. Мы свободны!
   "Свободными" они и были. Хилин и его последователи разграбили апартаменты автархов и наелись еды и напились воды, что автархи припасли для себя, и трахали друг друга до бесчувствия, беспечно пренебрегая запретами, касающимися генетического здоровья. И ни одна палубная панель не была очищена.
   Через три дня, когда хаос не собирался утихать, Русел понял, что это был самый серьезный кризис за всю долгую историю корабля. Он должен был действовать. Ему потребовалось еще три дня, чтобы подготовиться к выступлению, три дня, в основном, потраченные на борьбу с препятствующими протоколами его медицинского оборудования.
   Затем он приказал двери Монастыря открыться, впервые за много столетий. Она действительно застряла, пристывши к месту. В конце концов поддалась с громким треском, сделав его появление еще более эффектным, чем он планировал.
   Но рядом не было никого, кто мог бы стать свидетелем его воплощения, кроме маленького мальчика, не старше пяти лет. С крепко зажатым пальцем в ноздре и округлившимися от удивления глазами, малыш был душераздирающе похож на Томи, сына Дилука, который давным-давно умер и был отправлен на переработку.
   Русел стоял, поддерживаемый сервомеханизмами, и храбро держался за ходунки. Он попытался улыбнуться мальчику, но не чувствовал собственного лица и не знал, удалось ли ему это. - Приведите ко мне главных друидов, - сказал он, и в воздухе вокруг него раздался шепот перевода.
   Мальчик завопил и убежал.
   Друиды преклонили перед ним колени, закрывая лица. Он ходил среди них очень осторожно, позволяя им даже прикоснуться к своей одежде. Он хотел убедиться, что они принимают его реальность, чувствуют исходящий от него запах многовековой пыли. Возможно, в глубине души эти монашеские философы, такие как Хилин, никогда по-настоящему не верили в существование старейшины. Что ж, теперь их мессия внезапно воплотился среди них.
   Но сам Русел смотрел на них как бы сквозь искаженную линзу; он почти ничего не слышал, не чувствовал, не ощущал ни запаха, ни вкуса. Он подумал, что это все равно что ходить в скафандре.
   Однако он был разгневанным богом. Правила корабельной жизни были нарушены, прогремел он. И он имел в виду не только недавнюю неразбериху. Больше не должно быть ни водных империй, ни империй знаний: друидам придется позаботиться о том, чтобы каждый ребенок знал основные правила обслуживания кораблей и генетически здорового разведения.
   Он приказал, чтобы автархи не возвращались на свои властные места. Вместо этого, в этом поколении править будет друид - он наугад выбрал одну испуганную женщину. До тех пор, пока она будет править мудро и хорошо, старейшина будет поддерживать ее. После ее смерти народ выберет преемника, который не может быть более близким родственником предшественницы, чем троюродные брат или сестра. Династий больше не будет.
   Старых автархов и их потомство, тем временем, должны были пощадить. Они должны были быть навсегда заперты в своей тюрьме-амфитеатре, где были запасы, необходимые для поддержания их жизни. Русел верил, что они и их странные, медленно растущие дети вымрут; через поколение, через мгновение, эта проблема исчезнет. Он уже совершил свою долю убийств, - подумал он.
   Затем вздохнул. Худшее еще предстояло пережить. - Приведите мне Хилина, - приказал он.
   Они вытащили связанного полосками ткани короля в коридор. Русел увидел, что он пострадал; его лицо было разбито, а одна рука, похоже, сломана. Этот бывший мятежник уже был наказан за свое богохульство теми, кто искал расположения старейшины. Но Хилин с вызовом смотрел на Русела, и на его лице читались сила и интеллект. Израненное сердце Русела сжалось еще сильнее, потому что сила и интеллект были последними чертами, которые хотелось бы видеть во временном.
   Хилин, конечно, должен был умереть. Его свежий труп должны были выставить перед усыпальницей старейшины в назидание будущим поколениям. Но у Русела не хватило смелости посмотреть, как это будет сделано. Он вспомнил человека в ярко-синем спортивном костюме: ты всегда был трусом, подумал он.
   Возвращаясь в свою обитель, он еще раз оглянулся. - И приберите этот чертов бардак, - сказал он.
   Он знал, что пройдет много времени, даже по его меркам, прежде чем ему удастся забыть презрительный вызов на юном лице Хилина. Но Хилин канул во тьму, как и все его преходящие предки, и вскоре его братья, сестры, племянницы и все, кто хотя бы отдаленно походил на него, тоже исчезли, канули в лету, и вскоре в живых остался только Русел, который помнил восстание.
   Русел больше никогда не покинет Монастырь.
  

VIII

  
   Через некоторое время после этого случилась опустошительная эпидемия чумы.
   Это было вызвано сочетанием факторов: медленным неконтролируемым накоплением раздражителей и аллергенов в окружающей среде судна, а затем внезапным появлением латентного вируса среди и без того ослабленной популяции. Это был множественный несчастный случай, который не смогли предусмотреть проектирующие корабль фараоны, несмотря на всю свою изобретательность. Но по прошествии достаточного времени - более пяти тысяч лет -неизбежно происходили такие маловероятные события.
   Оставшаяся в живых популяция находилась на грани жизнеспособности. В течение нескольких десятилетий Русел был вынужден вмешиваться с помощью постоянно растущего населения, чтобы обеспечить поддержание корабля на базовом уровне, при даже более тщательном, чем обычно, соблюдении генетических норм и планировании брачных связей.
   Низкая численность, однако, принесла свои плоды. Системы корабля теперь производили припасы со значительным избытком, и не было никакой предпосылки для создания новых водных империй. Русел, в своем ледниковом стиле, всерьез рассматривал возможность создания конечной популяции на более низком уровне, чем раньше.
   Его заинтриговало то, что маловероятное появление чумы отразилось на перестройке его собственных мыслительных процессов. Сейчас его почти не отвлекали повседневные дела корабля и шум сменяющихся поколений. Вместо этого он начал осознавать более медленные импульсы, более глубокие ритмы, находящиеся далеко за горизонтом осознания любого проходящего человека.
   Его восприятие риска изменилось. Проведенный им бесконечный анализ систем корабля выявил неясные способы отказа: определенные комбинации параметров, которые могли нарушить работу управляющего программного обеспечения, взаимные сбои в работе наномашин, которые все еще работали над системами корабля внутри и снаружи. Подобные сбои были крайне маловероятны; по его оценкам, корабль мог получать значительные повреждения примерно раз в десять тысяч лет. На Земле целые цивилизации возникали и рушились с гораздо большей частотой, чем за это время. Но он должен был планировать такие вещи, готовить защиту корабля и стратегии восстановления. В конце концов, эпидемия была всего лишь крайне маловероятным событием, но прошло достаточно времени, и она произошла.
   Поведение новых поколений экипажа, тем временем, менялось в зависимости от временных рамок.
   Примерно раз в десять лет жители деревни-коридора Дилука подходили к святилищу старейшины, где все еще виднелся мерцающий экран. Один из них наряжался в длинную мантию и с преувеличенной медлительностью шествовал за ходунками, в то время как остальные прятались. А потом они набрасывались на манекен и разрывали его на куски. Русел несколько раз наблюдал за подобными представлениями, прежде чем понял, что происходит: это, конечно же, была ритуализированная реконструкция его последнего выступления, самого ковыляющего лидера, манекена бедного сверхъяркого Хилина. Иногда кульминацией этого театрального действа было сдирание кожи с живого человека, чего, по их воображению, он и требовал; когда появлялись такие дикие поколения, Русел отводил свой холодный взгляд.
   Тем временем, в деревне, где родилась обреченная на смерть возлюбленная Хилина Сэйл, местные временные пытались использовать другую тактику, чтобы завоевать его расположение. Возможно, это было еще одним результатом хитроумных действий Хилина, а может быть, это было изначально присуще ситуации.
   Девочки, изящные девочки-эльфы с темными неуловимыми глазами: по мере того, как сменялись поколения, ему казалось, что все больше их бегает по коридорам, строит глазки моющим стены мускулистым мальчикам, качают детей у себя на коленях. Они были похожи на мультяшные версии Лоры: высокие и низкие, худые и толстые, счастливые и грустные.
   Это было селекционное размножение, хотя, по-видимому, и неосознанное, людей, превращающих себя в точные копии изображений в виртуальном пространстве. Они взывали непосредственно к его собственному холодному сердцу: если старейшина так сильно любил эту женщину, то пусть выберет жену, хотя бы немного похожую на нее, в надежде, что у них будут дочери с ее нежной внешностью, и таким образом завоюет ее расположение.
   Русел был одновременно тронут и потрясен. Но он не стал вмешиваться. Они могли делать все, что им заблагорассудится, сказал он себе, пока выполняли свою работу.
   Тем временем в старом амфитеатре, по другую сторону возведенной им баррикады, автархи и их долгоживущие семьи не вымерли, как ожидал Русел - на самом деле надеялся. Они продолжали жить. И по мере того, как они свирепо скрещивались, их жизнь растягивалась все дольше и дольше.
   И снова это имело смысл с точки зрения их наследственности, подумал он. В их замкнутом пространстве просто не было места для увеличения популяции. Таким образом, наилучший способ размножения генов в будущем, который всегда был их единственной целью, заключался в продлении жизни их носителей. Взрослые там теперь жили веками, а детство для исчезающе малого числа родившихся детей длилось десятилетиями.
   Русел находил этих существ с пустыми глазами и высохшими полудетскими лицами особенно тревожными. С другой стороны, он все еще не мог заставить себя убить их. Возможно, в них он видел искаженное отражение самого себя.
   На корабле было одно постоянное явление. По обе стороны барьера временные явно становились все тупее.
   По мере того как сменялись поколения - и к настоящему времени, из-за боязни повторить судьбу Хилина, потенциальных партнеров отталкивали любые признаки интеллекта выше среднего, - было очевидно, что дети временных становились глупее. Во всяком случае, среда автархов была менее стимулирующей, чем у их собратьев на остальной части корабля, и, несмотря на более медленный цикл смены поколений, они с еще большим энтузиазмом избавлялись от ненужного интеллекта, возможно, в ответ на явную скуку.
   Однако временные поддерживали корабль в рабочем состоянии и в своих все более жестких связях скрупулезно соблюдали требования генетического здоровья. Это озадачивало Русела: конечно, к настоящему времени они не могли по-настоящему понять, почему они делают такие странные вещи.
   Но он заметил, что, когда приходило время искать пару, из толпы выделялись самые ярые любители подметать палубу и отвергать двоюродных братьев и сестер. Это имело смысл: в конце концов, склонность угождать неоспоримой реальности старейшины была характерной чертой выживания, и поэтому ее стоило демонстрировать, если она у вас была, и сохранять в наследственности ваших детей. Он хранил в архиве такие наблюдения и прозрения.
   К этому времени ничто из того, что происходило внутри корпуса корабля, не интересовало его так сильно, как то, что происходило снаружи.
   Он был основательно подключен к кораблю, чье электромагнитное и другое оборудование заменило его собственные отказавшие биологические органы чувств. Он путешествовал с ним по межгалактическому пространству, ощущая покалывание частиц темной материи, когда они проникали внутрь корабля, ощущая тонкую ласку магнитных полей. Его завораживало то, как за миллионы лет вращалась Галактика, чье сверкающее лицо продолжало открываться за убегающим кораблем. Даже пространство между галактиками оказалось гораздо интереснее, чем он когда-либо себе представлял. Оно вовсе не было пустотой. Он увидел, что здесь была какая-то структура, сложная паутина из темного вещества, которая охватывала Вселенную, паутина, в которой галактики были пойманы в ловушку, как светящиеся мухи. Он научился следить за течениями и рифами темной материи, которые жадно поглощала гравитационная пасть корабля.
   Тогда он был наедине с галактиками и со своим собственным суровым разумом.
   Однажды, всего один раз, блуждая в темноте, он услышал странный сигнал. Он был холодным и ясным, как звук трубы, раздавшийся далеко в гулкой межгалактической ночи. Это было совсем не по-человечески.
   Он слушал тысячу лет. Больше он никогда этого не слышал.
  

IX

  
   К нему подошла Андрес. Он мог ясно видеть ее лицо, эту гладкую, лишенную выражения кожу. Остальная часть ее тела была размытым пятном, намеком.
   - Оставь меня в покое, ты, ворчливая старая ведьма, - проскрипел он.
   - Поверь мне, я бы к тебе не обращалась, - горячо сказала Андрес. - Но есть проблема, Русел. И тебе нужно выбраться из своей чертовой скорлупы и разобраться с ней.
   Он страстно желал, чтобы она оставила его, но понимал, что это не выход. Где-то в глубине своего измученного сознания он понимал, что эта виртуальная проекция его последней спутницы, синтез его собственного отражения и корабельных систем, была сигнализацией, срабатывающей только в случае крайней необходимости.
   - Что за проблема?
   - С временными. Что же еще? Тебе нужно взглянуть.
   - Не хочу. Это больно.
   - Знаю, что больно. Но это твой долг.
   Долг? Она это сказала или он сам? Он был наяву или во сне? Со временем все стерлось, все категории, все границы.
   Конечно, теперь он был далеко за пределами биологии. Только технология помогала ему выжить. Со временем корабль внедрил свои методы лечения и системы глубже в оболочку того, что когда-то было его телом. Казалось, он стал просто еще одной системой корабля, вроде очистителей воздуха или воды, такой же старой и неповоротливой, и так же нуждающейся в бесконечной нежной заботе.
   Разрушение его центральной нервной системы зашло так далеко, что он не был уверен, передает ли она какие-либо сигналы в затвердевающий участок его мозга; он не был уверен, воспринимает ли вообще он внешнюю вселенную без фильтров. И даже стены его сознания начали разрушаться. Он представлял себе свой разум как темный зал, заполненный движущимися формами, похожими на скульптуры в невесомости. Это были его воспоминания - или, возможно, воспоминания о воспоминаниях, переработанные, повторенные заново, отредактированные и обработанные.
   И он был здесь, острие осознания, которое порхало между дрейфующими рифами памяти. Временами, когда он плыл сквозь абстракцию пустоты, свободный от воспоминаний или предвкушений, действительно свободный от каких-либо сознательных мыслей, кроме первобытного самоощущения, он чувствовал себя странно свободным - легким, ничем не обремененным, даже снова молодым. Но всякий раз, когда этот невинный момент погружался в темную пучину воспоминаний, чувство вины возвращалось, глубокий грязный стыд, происхождение которого он наполовину забыл и разрешение которого он больше не мог себе представить.
   Однако он был не одинок в этом глубоком осознании. Иногда из темноты доносились голоса. Иногда появлялись даже лица, черты которых смягчались, а возраст не поддавался определению. Здесь был Дилук, его брат, или Андрес, или Руул, или Селур, или кто-то еще. Он знал, что все они давно умерли, кроме него, который продолжал жить. У него были смутные воспоминания о том, как он создавал некоторых из этих виртуальных персонажей в качестве терапии для себя или как способ привлечь его внимание к кораблю - Лета, даже как к компании. Но к этому времени он уже не был уверен, что было реальностью, а что сном, шизоидной фантазией его расшатанного разума.
   Однако Лоры там никогда не было.
   А Андрес, холодная фараон, которая стала его самым долгоживущим спутником, была его самым настойчивым посетителем.
   - Никто никогда не говорил, что это будет легко, Русел.
   - Ты уже говорила это раньше.
   - Да. И буду повторять это до тех пор, пока мы не доберемся до Большого Пса.
   - Большой Пес?.. - Пункт назначения. Он снова забыл об этом, забыл, что всему этому может быть положен конец, даже если это теоретически возможно. Беда была в том, что размышления о таких вещах, как начало и конец, заставляли его осознавать время, а это всегда было ошибкой.
   Сколько времени? Ответ прозвучал как шепот. Круглые цифры? Прошло двадцать тысяч лет. Двадцать тысяч лет. Это, конечно, было смешно.
   - Русел, - рявкнула Андрес. - Тебе нужно сосредоточиться.
   - Ты даже не Андрес, - проворчал он.
   Ее рот округлился в притворном ужасе. - Правда? О, нет! Какая экзистенциальная катастрофа для меня. - Она сверкнула глазами. - Просто сделай это, Рус.
   Поэтому, скрепя сердце, он собрал всю свою рассеянную концентрацию и направил взгляд внутрь корабля. Он смутно осознавал, что Андрес движется с ним, как призрак за его плечом.
   Он нашел место, о котором до сих пор думал как о деревне Дилука. Структура коридоров и кают, конечно, не изменилась; этого просто не могло быть. Но с тех пор, как он был здесь в последний раз, даже непрочные перегородки, которые когда-то возводились и разрушались каждым последующим поколением временных, остались нетронутыми. Люди больше не занимались строительством.
   Он забрел в маленькую анфиладу комнат, которые когда-то были домом Дилука. Мебели там не было. В каждом углу комнаты были разбросаны гнезда - беспорядочные кучи ткани и полимерных отходов. Он видел, как временные доставали из корабельных систем раздачи стандартную одежду и тут же начинали рвать ее руками или зубами, чтобы сделать из нее грубую подстилку. В воздухе стоял сильный запах мочи и дерьма, крови и молока, пота и секса - самых элементарных биологических веществ человека. Но команда оставалась безупречно чистой. Каждые несколько дней весь этот хлам подметали и отправляли в мусорные баки.
   Так теперь жили люди. Они устраивали гнезда в каютах космических кораблей.
   Снаружи стены и перегородки были чистыми, сверкающими и стерильными, как и все поверхности, которые он мог видеть, пол и потолок. Одну перегородку натирали до тех пор, пока она не истончилась настолько, что сквозь нее пробивался свет: еще пара поколений, и она совсем сотрется, подумал он. Команда по-прежнему выполняла свои основные обязанности; это осталось, в то время как многое другое исчезло.
   Но эти последние временные не были членами экипажа корабля, руководствовавшимися осознанными целями, как когда-то его поколение. Они делали это по более глубоким причинам.
   Временные соревновались в том, насколько хорошо они справляются со своей работой по дому, чтобы привлечь партнеров, и это давление отбора со временем сформировало популяцию. К этому времени временные обслуживали системы звездолета так же, как когда-то танцевали пчелы, олени трясли рогами, а павлины распускали свои бесполезные хвосты: они делали это ради секса и возможности произвести потомство. Когда разум отступает, подумал Русел, верх берет биология.
   Пока они делали свое дело, Руселу было все равно. Кроме того, это помогало поддерживать корабль в рабочем состоянии. Сексуальные временные, казалось, очень эффективно контролировали поведение с точностью, необходимой для поддержания функционирования систем корабля: вы могли закрепить вентиляционную решетку на потолке с показным размахом или без него, но вы должны были сделать это совершенно правильно, чтобы произвести впечатление на противоположный пол, даже если вы не понимали, для чего это нужно. Даже когда разум покидал тебя, ты должен был делать все правильно.
   Он услышал плач неподалеку.
   Он окинул взглядом коридор, следуя за звуком. Он завернул за угол и наткнулся на жителей деревни.
   Их было человек двадцать пять, взрослых и детей. Все они, конечно, были обнажены; одежды никто не носил уже тысячелетия. У некоторых из них на руках или на спине были младенцы. Сидя на корточках в коридоре, они сгрудились вокруг центральной фигуры, женщины, которая плакала. Она что-то прижимала к себе, окровавленный лоскуток. Остальные протянули руки и погладили ее по спине и голове; Русел заметил, что некоторые из них тоже плакали.
   Он сказал: - Их сочувствие очевидно.
   - Да. Они потеряли так много всего, но не это.
   Внезапно они повернули головы, все лица, кроме плачущей женщины, повернулись, как антенны. Что-то их встревожило - возможно, крошечный парящий дрон, который был физическим воплощением Русела. У них были низкие брови, но лица все еще были человеческими, с прямыми носами и изящными подбородками. Рассел подумал, что это было похоже на цветочную клумбу из лиц, повернутых к свету. Но их рты были растянуты в гримасах страха.
   И каждая из них была более или менее похожа на Лору, с ее тонким, как у эльфа, лицом и даже чем-то похожим на ее неуловимые глаза. Конечно, они это сделали: слепой фильтр естественного отбора, действовавший в течение нескольких поколений в этом злополучном стаде, давно определил, что, хотя разум больше не нужен, такой взгляд может смягчить сердце этого сморщенного существа, которое правит миром.
   Странная картина из обращенных к ним лиц Лоры длилась всего мгновение. Затем временные обратились в бегство. Они хлынули прочь по коридору, бегая, припадая на костяшки пальцев, отталкиваясь от стен и потолка.
   Андрес проворчала: - Готова поклясться, с каждым поколением они становятся все больше похожи на шимпанзе.
   Через несколько секунд они исчезли, все, кроме плачущей женщины.
   Русел перевел взгляд на женщину. Он двигался осторожно, не желая ее пугать. Она была молода - двадцать, двадцать один год? Определить возраст этих временных становилось все труднее; казалось, что в каждом поколении они достигают половой зрелости позже. У этой девушки явно миновал период менархе - на самом деле она родила, и совсем недавно: ее живот был дряблым, груди налиты молоком. Но ее грудь была перепачкана кровью, которая казалась ярко-алой на сером фоне коридора. И то, что она баюкала, не было ребенком.
   - Лета, - сказал Русел. - Это рука. Детская рука. Кажется, меня сейчас вырвет.
   - У тебя больше нет приспособлений для того, чтобы блевать. Посмотри поближе.
   Из окровавленной массы плоти торчал белый обрубок кости. Кисть была отрублена у запястья. А два крошечных пальца были почти лишены плоти, связок и мышц, остались только крошечные кости.
   - Это запястье, - безжалостно сказала Андрес, - прокушено насквозь. Зубами, Русел. И на этих пальцах тоже поработали зубы. Подумай об этом. Немного потренировавшись, ты сможешь зажать один из этих маленьких кусочков между резцами и просто отделить мякоть и мышцы...
   - Заткнись! Лета, Андрес, я сам вижу. Мы всегда избегали каннибализма. Я думал, мы достаточно сильно вдолбили это в их усыхающие черепа.
   - Так мы и сделали. Но я не думаю, что это каннибализм - или, скорее, то, что сделало это, было не из ее породы.
   Русел поднял визор и огляделся. Он увидел кровавый след, тянущийся от женщины, размазанный по стенам и полу, который ни с чем нельзя спутать, как будто что-то утащили.
   Андрес сказала: - Думаю, что в наших квартирах внезапно появился хищник.
   - Не так уж внезапно, - сказал Русел. Какая-то часть его рассеянного сознания просматривала корабельные журналы, которые долгое время игнорировались. Подобные инциденты происходили на протяжении пары столетий. - Раньше это случалось редко, раз или два на поколение. В основном, это были старики, которых забирали, или очень молодые - уязвимые, ненужные или заменимые. Но теперь, похоже, их количество растет.
   - И это сокращает число временных.
   - Да. Ты была права, что привела меня сюда. Это нужно было решить. - Но чтобы сделать это, подумал он с растущим страхом, ему придется встретиться лицом к лицу с ужасом, который он скрывал от своего сознания на протяжении тысячелетий.
   - Я здесь, с тобой, - мягко сказала Андрес.
   - Нет, это не так, - отрезал он. - Но я все равно должен с этим разобраться.
   - Да, это так.
   Его взгляд был прикован к кровавому следу, который вился по коридорам-поселкам временных. Местами этот след был прерывистым и вился в тени или сквозь дыры, проделанные в стенах. Это был скрытный след охотника, подумал он.
   Наконец Русел подошел к переборке, которая разделяла корабль надвое, обозначая границу владений временных. Он давно выбросил из головы то, что находилось за этой стеной: на самом деле, если бы он мог срезать кормовой отсек корабля и позволить всему этому бардаку улететь в космос, он бы давно это сделал.
   Но в переборке было отверстие, достаточно широкое, чтобы в него могло пролезть худощавое тело.
   Переборка была сделана из металла и полимера, чрезвычайно прочная, толщиной в метр; отверстие представляло собой аккуратный туннель, не обычный, а с гладкими стенками, просверленный насквозь. - Не могу поверить, что у них есть инструменты, - сказал он. - Так как же они пролезли?
   - Зубы, - сказала Андрес. - Зубы, ногти и время, которого у них предостаточно. Помни, с чем ты имеешь дело. Даже если бы переборка была сделана из алмаза, они бы в конце концов прорвались.
   - Я надеялся, что они мертвы.
   - Надейся! Принимай желаемое за действительное! Это всегда было твоей слабостью, Русел. Я всегда говорила, что в первую очередь тебе следовало убить их. Они просто истощают ресурсы корабля.
   - Я не убийца.
   - Да, это так.
   - И они такие же люди, как и временные.
   - Нет, это не так. И теперь, похоже, они едят наших временных.
   Его взгляд переместился к дыре в стене. Андрес, казалось, почувствовала его страх; она ничего не сказала.
   Он прошел сквозь барьер.
   Он оказался в перевернутом помещении, которое все еще считал амфитеатром, прямо в основании корабля. Это был большой пустой объем в виде цилиндра, положенного на бок. После раскрутки он использовался для реализации более масштабных проектов реконструкции, необходимых для подготовки корабля к длительному межгалактическому путешествию, и на его полу и стенах были установлены давно заброшенные реликвии тяжелого машиностроения: порталы, металлические платформы, похожие на гигантские скелеты огромные краны для низкой гравитации. Повсюду висели лампы-шары, отбрасывая желто-белый свет, переплетающийся с тенями. Это было удивительно величественное зрелище, подумал Русел, и оно пробудило воспоминания о более ярких, целеустремленных днях. На стене камеры, которая раньше была полом, он даже смог разглядеть кронштейны, на которых в день старта крепились амортизационные кушетки.
   Теперь все открытые поверхности были изъедены коррозией. Ничто не двигалось. И этот перевернутый пол, который Андрес сделала прозрачным всего через год после запуска, был покрыт чем-то похожим на камень. Это была затвердевшая куча фекалий, обрывков ткани и грязи, стена из дерьма, отгораживающая Галактику.
   Поначалу в этих инженерных дебрях он не мог разглядеть ничего живого. Затем, когда погрузился в изношенную атмосферу этого места, он научился видеть.
   Они были похожи на тени, подумал он, стройные, прямые тени, которые скользили по мосткам, крадучись, осторожно. Временами они выглядели как люди - явно прямоходящие, двуногие, целеустремленные, - хотя их конечности были тонкими, а животы раздутыми. Но затем они опускались на четвереньки и, согнувшись, убегали прочь, и это впечатление человечности исчезало. Казалось, на них было не больше одежды, чем на временных. Но, в отличие от последних, их тела были покрыты чем-то вроде густой шерсти темно-коричневого цвета, похожей на мех.
   То тут, то там за волочащимися существами летали дроны, разнося еду и воду. Существа игнорировали этих посланцев корабля, который поддерживал в них жизнь.
   Андрес мрачно сказала: - Я знаю, что ты не хотел думать об этих реликтах, Русел. Но на корабле за ними присматривают. Конечно, их снабжают едой. Одеждой, одеялами и тому подобным - они рвут все это на части, чтобы использовать в качестве материала для гнездования, как это делают временные. Они не отправляются к раздатчикам за припасами, как это делают временные; дроны должны приносить им все, что им нужно, и вывозить отходы. Но на самом деле они довольно пассивны. Они не возражают против дронов, даже когда те чистят их, обрабатывают раны или лечат. Они привыкли к тому, что за ними ухаживают машины.
   - Но чем же они занимаются весь день?
   Андрес рассмеялась. - Ну, ничем. Только едят то, что мы им даем. Может быть, немного лазают по мосткам?
   - Должно быть, у них есть хоть капля любопытства, осведомленности. У временных есть! Они люди.
   - Их предки были такими. Теперь они совсем безмозглые... Там, смотри. Они собираются в одном из мест своей кормежки. Возможно, нам удастся увидеть, что они делают.
   Местом для кормежки служило неглубокое углубление, выдолбленное в стальном полу. Его основание было испачкано зеленым и коричневым. Дрон доставил в центр ямы запас еды - груду сфер, цилиндров и дисков размером с человеческую руку, все ярко раскрашенные.
   Из-за угла амфитеатра появились животные, которые шли, подпрыгивая, двигаясь с медленной неуклюжестью из-за низкой гравитации - и в то же время с преувеличенной осторожностью, подумал Русел, как будто они были очень хрупкими, очень старыми. Они собрались вокруг груды еды. Но не потянулись за едой, а просто опустились на землю, словно обессиленные.
   Теперь из леса мостков появились существа поменьше. Они двигались нервно, но так же осторожно, как и более крупные существа. Русел подумал, что это, должно быть, дети, но в их движениях не было ни спонтанности, ни энергии. Они сами были похожи на маленьких старичков. Детей было гораздо меньше, чем взрослых, всего горстка на всю примерно полусотню особей.
   Именно дети подходили к куче с едой, отламывали кусочки яркого корма и приносили взрослым. Взрослые встречали это безразлично или, в лучшем случае, ворчливо, с легким ударом по голове или плечу. Каждый ребенок-слуга упрямо возвращался к куче за добавкой.
   - Они не особенно гигиеничны, - заметил Русел.
   - Нет. Но это и не обязательно. По сравнению с временными у них гораздо более крепкая иммунная система. И корабельные системы поддерживают здесь порядок.
   Русел спросил: - Почему взрослые не берут еду сами? Это было бы быстрее.
   Андрес пожала плечами. - Это их обычай. И они едят совсем другую пищу.
   В самом центре углубления виднелся широкий шрам темно-малинового цвета, усеянный белыми бугорками.
   - Это кровь, - удивленно сказал Русел. - Засохшая кровь. И эти белые штуки...
   - Кости, - ровным голосом произнесла Андрес. Русел подумал, что она выглядит странно возбужденной, взволнованной представшим перед ней унизительным зрелищем. - Но здесь слишком много остатков, чтобы это можно было объяснить их редкими набегами на чужую территорию.
   Русел содрогнулся. - Значит, они еще и едят друг друга.
   - Нет. Не совсем. Старики пожирают молодых, матери пожирают своих детей. Таков их обычай.
   - О, Лета... - Андрес была права: Русела не могло стошнить. Но он осознавал, что его тело, прижатое к борту пострадавшего корабля, слабо бьется в беде.
   Андрес бесстрастно произнесла: - Я не понимаю твоей реакции.
   - Я не знал...
   - Тебе следовало хорошенько подумать - подумать о последствиях своего решения оставить этих существ в живых.
   - Ты чудовище, Андрес.
   Она невесело рассмеялась.
   Конечно, он знал, что это за животные. Это были автархи - или отдаленные потомки долгоживущего, кровнородственного клана, который когда-то правил временными. На протяжении почти двадцати тысяч лет давление отбора работало безостановочно, и комплекс генов, который изначально давал им преимущество перед временными животными, - гены долголетия, предрасположенность, введенная в геном человека кваксами, - обрел полное выражение. А между тем, в стерильной атмосфере этого места у них было еще меньше причин тратить драгоценную энергию на большие мозги.
   С течением времени они жили все дольше и дольше, но думали все меньше и меньше. Теперь эти автархи были почти бессмертны и почти лишены разума.
   - На самом деле, они довольно увлекательны, - весело сказала Андрес. - Я пыталась разобраться в их экологии, если хочешь.
   - Экология? Тогда, может быть, ты объяснишь, как это может быть полезно для живого существа - так обращаться со своими детьми. Кажется, что эти детеныши выращиваются на фермах. Жизнь - это сохранение генов: даже в нашем маленьком искусственном мире это остается правдой. Так как же употребление в пищу собственных детей помогает достичь этого? ...Ах. - Он посмотрел на волосатых существ перед собой. - Но эти автархи не смертны.
   - Вот именно. Они потеряли рассудок, но остались бессмертными. А когда разум исчез, естественный отбор поработал с тем, что нашел.
   Даже для этих странных существ интересы генов были превыше всего. Но теперь необходимо было разработать новую стратегию. Это было предсказано еще при жизни первых автархов. Не было возможности распространять гены путем увеличения популяции, но если бы отдельные особи могли стать фактически бессмертными, гены могли бы выжить благодаря им.
   Андрес сказала: - Но простого долголетия было недостаточно. Даже самые долгоживущие рано или поздно умрут в результате какого-нибудь несчастного случая. Сами гены могут быть повреждены, например, из-за радиационного облучения. Копирование безопаснее! Для своего собственного сохранения гены должны обеспечить рождение нескольких детей, а также выживание некоторых, самых умных и сильных.
   - Но, видишь ли, жизненное пространство здесь ограничено. Родители вынуждены бороться за пространство со своими собственными детьми. Они не заботятся о детях. Они используют их как работников, а при избытке - как ресурс для людоедства... Но всегда есть один или двое детей, которые борются за то, чтобы пробиться во взрослую жизнь, и этого достаточно, чтобы сохранить численность стада. В некотором смысле давление со стороны взрослых - это механизм, гарантирующий, что выживут только самые умные и сильные из детей. Это смешанная стратегия.
   - С точки зрения генов, это механизм резервирования, - сказал Русел. - Так сказал бы инженер. Дети - это просто защита от сбоев.
   - Именно так, - подтвердила Андрес.
   Это была биология, эволюция: судьба "Мэйфлауэра" свелась к этому.
   Русел размышлял о судьбе своих подопечных и изучал, как время всегда формировало историю человечества. И он решил, что все дело в масштабах времени.
   Осознанная цель корабля поддерживала внимание экипажа в течение столетия или около того, пока первые два поколения и непосредственная память о Порт-Соле не канули в прошлое.
   Тысячелетия, однако, были временными рамками исторических эпох на Земле, на протяжении которых возвышались и рушились империи. Его исследования показали, что для достижения цели в такие периоды требуется задействовать более глубокие слои человеческой психики: скажем, идею Рима или преданность Христу. Если первое столетие путешествия было ареной для осознанного полета, то со временем бессознательное взяло верх. Русел сам видел, как временные прониклись идеей корабля и его миссией, воплощенной в его собственном виртуале. Даже восстание Хилина было выражением этого культа идей. Называйте это мистицизмом: как бы то ни было, это действовало на протяжении тысячелетий.
   Андрес и другие фараоны были способны предвидеть и планировать все это. Но большего даже они не могли себе представить; Русел плавал по неизведанным водам.
   И по мере того, как время складывалось в десятки тысячелетий, он преодолел промежуток времени, сравнимый с расцветом и падением не только империй, но и целых видов. Непрерывность такого рода, которая заставляла временных обихаживать стены в течение таких периодов, могла возникнуть только благодаря даже не глубинным слоям сознания, а гораздо более фундаментальным биологическим факторам, таким как половой отбор: временные занимались уборкой ради секса, а не по какой-либо причине, связанной с целями корабля, они больше не могли воспринимать такие абстракции. А тем временем естественный отбор сформировал обитавшие в его колыбели популяции, состоящие как из временных жителей, так и из автархов.
   Иногда он испытывал тошноту, возможно, даже чувство вины из-за искаженной судьбы, которой подвергалось поколение за поколением, и все это ради давно умершего фараона и его эгоистичной, высокомерной мечты. Но отдельные мимолетные моменты вскоре исчезали, их крошечные проблески радости или боли вскоре растворялись в темноте. Сама их краткость успокаивала.
   Конечно, если биология заменила даже самые глубокие слои разума в качестве определяющего элемента в судьбе миссии, то роль самого Русела стала еще более важной, как единственного сохранившегося элемента целостности, а точнее, сознания.
   Как бы то ни было, пути назад не было ни для кого из них.
   Андрес все еще наблюдала за автархами. - Знаешь, бессмертие, победа над смертью - одна из древнейших грез человечества, но бессмертие не делает тебя богом. У тебя есть бессмертие, Русел, но, если не считать твоего костыля - корабля, - у тебя нет власти. И у них - у животных - есть бессмертие, но больше ничего.
   - Это чудовищно.
   - Конечно! Разве жизнь не вечна? Но генам все равно. И в бессмысленных прыжках автархов ты можешь увидеть высшую логику бессмертия: ведь бессмертные, чтобы выжить, в конце концов должны съесть своих собственных детей.
   Но все на этом корабле были детьми этой чудовищной матери, - подумал Русел, - чьи извращенные желания в первую очередь подтолкнули их к этой миссии. - Это что, своего рода признание, фараон?
   Андрес не ответила. Возможно, она и не смогла бы. В конце концов, это была не Андрес, а виртуал, созданный программой комфорт для угасающего сознания Русела, на пределе его возможностей. И любая вина, которую он видел в ней, могла быть только отражением его самого.
   Усилием воли он отстранил ее.
   Один из взрослых самцов сел, почесал грудь и направился к центру кормушки. Детеныши разбежались при его приближении. Самец разбросал остатки пищи основного цвета и подобрал что-то маленькое и белое. Русел увидел, что это был череп, череп ребенка. Взрослый раздавил его, разбросал осколки и побрел прочь, бесцельный, бессмертный, лишенный разума.
   Русел удалился и заделал прогрызенную переборку. После этого он установил новый барьер, охватывающий корабль параллельно переборке, и устроил между ними тонкую щель в межгалактический вакуум, чтобы ничто не могло проникнуть через этот барьер. И он никогда больше не задумывался о том, что находится по ту сторону.
  

X

  
   Через двадцать пять тысяч лет после конца мира Русел услышал, что его нужно спасти.
   - Русел. Русел...
   Русел хотел, чтобы голоса прекратились. Сейчас ему не нужны были голоса - ни Дилука, ни даже Андрес.
   У него не было ни тела, ни живота, ни сердца; он вообще не нуждался в людях. Его воспоминания были рассеяны в пустоте, как слабые пятна, которые были отдаленными галактиками вокруг корабля. И, подобно кораблю, который он направлял в будущее, неуклонно, бесцельно, его жизнь была лишена смысла. Меньше всего ему хотелось слышать голоса.
   Но они не исчезали. С большой неохотой он заставил свое рассеянное внимание собраться.
   Голоса доносились из деревни-коридора Дилука. Смутно он видел там людей, возле двери - той самой двери, в которую его когда-то втолкнул маленький Томи, вспомнил он осколком яркого теплого воспоминания, пришедшего из прошлого, - двух человек у этой самой двери.
   Люди стояли прямо. Люди были одеты.
   Они не были временными. И они выкрикивали его имя в воздух. Огромным усилием воли он заставил себя прийти в сознание.
   Они стояли бок о бок, мужчина и женщина, оба молодые, лет двадцати с небольшим. На них была элегантная оранжевая форма и ботинки. Мужчина был чисто выбрит, а женщина несла на руках младенца.
   Вокруг них столпились временные. Голые, бледные, с широко раскрытыми от любопытства глазами, они присели на корточки и протянули свои длинные руки к улыбающимся пришельцам. Некоторые из них лихорадочно скребли пол и стены, оскалив зубы в кривых ухмылках. Они пытались произвести впечатление на новоприбывших своим мастерством в уборке, единственным известным им способом. Женщина позволила временным погладить ее ребенка. Но она смотрела на них суровым взглядом и с застывшей улыбкой. И рука этого мужчины никогда не отходила далеко от оружия, висевшего у него на поясе.
   Руселу потребовалось немало усилий, чтобы найти микросхемы, которые позволили бы ему говорить. Он сказал: - Русел. Меня зовут Русел.
   Когда из воздуха раздался бестелесный голос, мужчина и женщина вздрогнули, а временные съежились. Вновь прибывшие с восторгом посмотрели друг на друга. - Это правда, - сказал мужчина. - Это действительно "Мэйфлауэр"! - прошептал Руселу автопереводчик.
   Женщина усмехнулась. - Конечно, это "Мэйфлауэр". Что еще это может быть?
   Русел спросил: - Кто вы?
   Мужчину звали Пириус, а женщину - Торек.
   - Мы на Большом Псе?
   - Нет, - мягко сказал Пириус.
   Эти двое прибыли из родной Галактики - по их словам, из самой Солнечной системы. Они прилетели на корабле, летевшем быстрее света; он догнал "Мэйфлауэр" за несколько недель. - Вы проделали путь в тринадцать тысяч световых лет от Порт-Сола, - сказал Пириус. - И на это у вас ушло более двадцати пяти тысяч лет. Это рекорд для звездолета поколений! Поразительный подвиг.
   Тринадцать тысяч световых лет? Даже сейчас корабль проделал лишь половину пути до места назначения.
   Торек взяла в ладони лицо проходившей мимо девушки - лицо Лоры. - И, - сказала Торек, - мы пришли, чтобы найти вас.
   - Да, - сказал Пириус, улыбаясь. - И ваш плавучий музей!
   Русел задумался над этим. - Значит, человечество продолжает жить?
   - О, да, - сказал ему Пириус. Мощная экспансия, от которой бежала команда "Мэйфлауэра", проложила себе путь по всей Галактике. Это была эпоха войн; триллионы людей канули во тьму. Но человечество выстояло.
   - И мы победили! - весело сказал Пириус. Пириус и Торек сами участвовали в какой-то экзотической битве за завоевание центра Галактики. - Теперь это человеческая Галактика, Русел.
   - Человеческая? Но как вы можете оставаться людьми?
   Они, казалось, поняли вопрос. - Мы находились в состоянии войны, - сказал Пириус. - Мы не могли позволить себе развиваться.
   - Коалиция...
   - Пала. Исчезла. Ушла. Теперь они не причинят вам вреда.
   - А как же моя команда?
   - Мы заберем их домой. Есть места, где о них позаботятся. Но...
   - Но сам корабль слишком велик, чтобы развернуться, - подхватила Торек. - Слишком много массы и энергии. Я не уверена, что мы сможем вернуть вас обратно.
   Однажды он увидел себя, сурового мужчину без возраста, глазами правнука Дилука Поро, глазами ребенка. Теперь, всего на мгновение, он увидел себя глазами Пириуса и Торек. Сморщенное, обугленное существо, подвешенное на паутине из проводов и трубок.
   Это, конечно, не имело значения. - Я выполнил свою миссию?
   - Да, - мягко сказал Пириус. - Вы выполнили ее очень хорошо.
  
   Он не знал, что Пириус и Торек выводят временных и автархов из корабля в их собственный абсурдно маленький корабль. Он не слышал прощального крика Пириуса, когда они уносились прочь, обратно к ярким огням Галактики людей, оставляя его одного. Теперь он осознавал только присутствие корабля, терпеливого, невозмутимого корабля.
   Корабль - и одно лицо, наконец-то открывшееся ему: лицо эльфа с рассеянными глазами, он не знал, была ли она подарком Пириуса или даже Андрес, была ли она снаружи его собственной головы или внутри. Ничто из этого, казалось, не имело значения, когда, наконец, она улыбнулась ему, и он почувствовал, как спадает напряжение двадцатипятитысячелетней давности, как растворяется сгусток древней вины.
   Корабль устремился в бесконечную тьму, его коридоры были такими же чистыми, светлыми и пустыми, как и его мысли.
  
   Я знала Андрес. Я знала о пяти кораблях, которые стартовали из Порт-Сола. Мне всегда было интересно, что с ней случилось.
   У некоторых кораблей были еще более экзотические судьбы, чем у "Мэйфлауэра". Но это уже другая история.
   Завоевание Галактики, возможно, стало звездным часом человечества. Министры, генералы и комиссары, составлявшие ядро Коалиции, оглядывались на огромные достижения своего идеологического правительства с, возможно, оправданной гордостью.
   Но ирония заключалась в том, что, как только победа была одержана, Коалиция утратила свою цель и контроль.
   Ирония в том, подумала я, что примитивная вера детей-солдат, объявленных Коалицией вне закона, не только пережила саму Коалицию, но и повлияла на историю, последовавшую за ее падением.
  
  

МЕЖДУ МИРАМИ

  
   27 152 г. н.э.
  

I

  
   - Она хочет вернуться домой, - сказал капитан звездолета.
   - Но она не может сделать это, - сказал послушник Фьючерити Дрим. Его ставила в тупик сама просьба, как будто женщина, которая заперлась с бомбой в каюте звездолета, совершала философскую ошибку категориального масштаба.
   Капитан Тахгет сказал: - Она говорит, что ей нужно поговорить со своей дочерью.
   - У нее нет дочери!
   - Да, судя по записям, нет. Загадка, не так ли?
   Капитан Тахгет сидел очень неподвижно и не мигая глядел на молодого послушника. Это был крупный мужчина лет сорока, со шрамом на половине головы. У него явно был военный опыт, но ничем не украшенный бронежилет, как и голые стены личного кабинета, ничего не говорили о его характере; в эти изменчивые, неопределенные времена, когда сражались брат с сестрой, невозможно было сказать, кому он мог служить.
   Перед этим солидным офицером Фьючерити, которому было всего двадцать лет, чувствовал себя нервным, беспомощным - не просто слабым, а похожим на тень, не способным контролировать события.
   Фьючерити поднял свою компьютерную панель и еще раз просмотрел анкету с "Вежливого запроса". Имя пассажирки было выделено красным: МАРА. О дочери ничего не сказано. - Она беженка. Ее дом - Чандра. Черная дыра в центре Галактики.
   - Я знаю, что такое Чандра.
   - Или, скорее, - нервно сказал Фьючерити, - домом является или был Серый Мир, маленькая планетка на орбите вокруг черной дыры-спутника, которая, в свою очередь, вращается вокруг Чандры...
   - Все это я тоже знаю, - сказал капитан с каменным выражением лица. - Продолжайте, послушник.
   Начальник Фьючерити, иерократ, нанял Тахгета, чтобы тот прибыл на эту пересадочную станцию, расположенную на орбите вокруг базы 478. Здесь он должен был забрать Мару и других беженцев, изгнанных Кардишской империей из своих домов в Ядре Галактики, а затем доставить их на Землю, где правящая Идеократия пообещала радушно принять своих граждан. Но Мара отказалась продолжать путешествие. Из-за нее корабль удерживался на орбите вокруг базы, а остальные беженцы были эвакуированы и отправлены обратно в центры временного содержания на поверхности.
   И теперь Фьючерити предстояло разобраться в этой неразберихе. Он понятия не имел, с чего начать.
   Фьючерити облизал губы и снова посмотрел на светящийся куб на столе капитана. Это был монитор-аквариум, виртуальное изображение интерьера каюты женщины. Мара сидела на своей койке, по-своему такая же неподвижная, как и Тахгет. Она была стройной, с выбритой головой; в свои тридцать шесть лет выглядела скромной, рассудительной, нетребовательной. Ее маленький чемодан лежал нераспакованным на низком комоде, который был вторым существенным предметом мебели в каюте. Запертая дверь была заблокирована перевернутым стулом - обычная баррикада.
   А перед ней на полу лежала причина, по которой она смогла навязать свою волю капитану звездолета, сотням беженцев и по меньшей мере трем межзвездным политическим образованиям. Это было громоздкое сооружение из металла и полимера, уродливая скульптура, совершенно неуместная в убогой обстановке каюты. Было ясно видно, что она была вырезана из оружейного отсека какого-то потерпевшего крушение корабля. Это была бомба, монопольная бомба. Датируемая временем Коалиции и ее галактической войны, ей было по меньшей мере две тысячи лет. Но Коалиция строила хорошо, и не было никаких сомнений в том, что бомба могла уничтожить этот корабль и нанести большой ущерб самой базе 478.
   Фьючерити не знал, откуда взялась бомба, хотя после тысячелетней войны 478-я, как известно, была полна тайников с оружием. И он понятия не имел, как бомба попала на борт этого звездолета "Вежливый запрос". Но иерократ ясно дал понять, что Фьючерити не нужно ничего об этом знать; все, что Фьючерити нужно было сделать, - это разрешить эту запутанную ситуацию.
   - Но она не может вернуться домой, - повторил он слабым голосом. - С юридической точки зрения, ее дома больше не существует. И очень скоро его не будет и физически. Она беженка. - Фьючерити ничего не понимал в этой ситуации. - Мы пытаемся ей помочь. Неужели она этого не понимает?
   - Очевидно, нет, - сухо ответил Тахгет. Он не пошевелил ни единым мускулом, но Фьючерити чувствовал его растущее нетерпение. - Послушник, ни политика Галактики, ни география черной дыры не имеют для меня ни малейшего значения. - Он ткнул пальцем в аквариум. - Все, что меня волнует, - как убрать бомбу у этой женщины. Мы не можем обезвредить эту штуку. Мы не можем силой проникнуть в каюту, не...
   - Не убив женщину?
   - О, меня это не волнует. Нет, мы не можем проникнуть внутрь, не приведя эту штуку в действие. Вам нужно знать технические подробности, о виртуальных растяжках, о выключателях мертвой руки? Достаточно сказать, что применение силы - это не вариант. И поэтому я обращаюсь к вам, послушник. В конце концов, 478-я - это мир вашей церкви.
   Фьючерити развел руками: - Что я могу сделать?
   Тахгет беззаботно рассмеялся. - То, что у вас, священников, получается лучше всего. Поговорить.
   Ужасный груз ответственности, который Фьючерити почувствовал с тех пор, как иерократ "вызвал" его на это задание и послал на орбиту, теперь тяжело давил на него. Но, как он обнаружил, больше всего он боялся не за свою собственную безопасность и даже не за судьбу этой бедной женщины, а просто за то, что выставил себя дураком перед этим суровым капитаном. Как тебе не стыдно, Фьючерити Дрим!
   Он заставил себя сосредоточиться. - Как мне с ней поговорить?
   Капитан махнул рукой. В воздухе возникло изображение головы Мары, и Фьючерити увидел, как в маленькой диораме ее каюты появилось его собственное миниатюрное изображение. Итак, он вступил в контакт с этой бомбисткой.
   Он попытался прочесть выражение ее лица. Она выглядела моложе своих тридцати шести лет. У нее было красивое овальное лицо с довольно мягкими чертами - длинный нос, маленький рот. Ее никогда не назвали бы красивой, хотя что-то в форме ее черепа, подчеркиваемого короткой стрижкой в стиле Идеократии, было утонченно привлекательным. Пока она изучала его, явно без любопытства, выражение ее лица было ясным, лоб гладким. Она выглядела любящей, подумал он, любящей и довольной собой, своей жизнью. Но вокруг ее глаз залегли напряженные тени. Это была нежная женщина, оказавшаяся в ужасающей ситуации. Она, должно быть, была в отчаянии.
   Ее губы тронула улыбка, слабая, но быстро исчезнувшая. Она спросила его: - Вы ничего не собираетесь сказать?
   Капитан закатил глаза. - Наша террористка смеется над тобой! Хорошее начало, послушник.
   - Простите, - выпалил Фьючерити. - Я не хотел пялиться. Просто я пытаюсь привыкнуть ко всему этому.
   - Это не та ситуация, которая мне нужна, - сказала Мара.
   - Уверен, что мы сможем найти способ ее разрешить.
   - Выход есть, - сказала она без колебаний. - Просто отвезите меня домой. Это все, о чем я просила с самого начала.
   Но это невозможно. Фьючерити никогда раньше не вел переговоры с вооруженными беглецами, но слышал много признаний и знал цену терпению и обходным путям. - Мы еще вернемся к этому, - сказал он. - Меня зовут Фьючерити Дрим. Я живу на планете под названием база 478. Наше правительство называется Экклесия.
   - Вы священник.
   Он машинально ответил: - Всего лишь послушник, дитя мое.
   Теперь она открыто смеялась над ним. - Не называйте меня ребенком! Я сама мать.
   - Прошу прощения, - пробормотал он. Но боковым зрением он еще раз просмотрел данные в декларации. Она путешествовала одна; ни на корабле, ни на Чандре не было никаких упоминаний о ребенке. Не противоречь, - сказал он себе. Не устраивай перекрестного допроса. Просто поговори. - Вам придется помочь мне справиться с этим, Мара. Вы сами исповедуете какую-нибудь веру?
   - Да, - фыркнула она. - Но не в вашем вкусе.
   С момента падения Коалиции религия, которой служил Фьючерити, известная как "Друзья Вигнера", претерпела множество расколов. Он выдавил улыбку. - Но мне придется это делать, - сказал он. - Капитан обратился за помощью к моему иерократу. Мара, вы должны понимать, что для того, чтобы разобраться в этой ситуации, вам придется поговорить со мной.
   - Нет.
   - Нет?
   - Мне нужно поговорить. Это очевидно. Но не с послушником. И не священником, или епископом, или...
   - Иерократом. - Он нахмурился. - Тогда с кем?
   - Майклом Пулом.
   Это древнее, священное имя заставило Фьючерити на мгновение замолчать. Он взглянул на капитана Тахгета, который удивленно поднял брови. Вы видите, с чем я столкнулся? Возможно, эту женщину все-таки ввели в заблуждение.
   Фьючерити сказал: - Мара, Майкл Пул - наш мессия. В эпоху первых Друзей он отдал свою жизнь на благо человечества...
   - Я знаю, кем он был, - отрезала она. - Как вы думаете, почему я спросила о нем?
   - Тогда, - осторожно произнес он, - вы должны знать, что Пул мертв - или, по крайней мере, потерян для нас - уже более двадцати трех тысяч лет.
   - Конечно, я это знаю. Но он здесь.
   - Духом Пул всегда с нами, - благочестиво произнес Фьючерити. - И он ждет нас во времениподобной бесконечности, где будут очищены мировые линии реальности.
   - Не так. Он здесь, на базе...
   - 478.
   - 478. Вы, люди, держите его взаперти.
   - Правда?
   - Мне нужен Майкл Пул, - настаивала Мара. - Только он. Потому что он поймет. - Она отвернулась от Фьючерити. Система визуализации последовала за ней, но она закрыла лицо руками, поэтому он не мог прочитать выражение ее лица.
   Капитан Тахгет сухо сказал: - Думаю, вам нужно поговорить со своим иерократом.
  

II

  
   Иерократ отказался обсуждать подобные вопросы по каналам связи, поэтому Фьючерити пришлось вернуться на поверхность. В течение часа флиттер Фьючерити удалился от звездолета.
   Из космоса "Вежливый запрос" представлял собой удивительное зрелище. Это был грубый цилиндр, возможно, около километра в длину, но ему не хватало симметрии ни по одной оси, и его основная форма была почти скрыта выступающими на его поверхности структурами: плавниками, парусами, шипами, насадками, ковшами, перепонками. Закаленный межзвездным пространством, корабль сиял металлом и полимером. Но выглядел он скорее как нечто органическое, чем механическое, выросшее само по себе, возможно, как колючая рыба из далеких глубин базы 478, а не как нечто, созданное разумом.
   Было что-то глубоко тревожащее в отсутствии симметрии на корабле. Но, как предположил Фьючерити, симметрия была навязана людям устойчивыми направленными вверх и вниз гравитационными полями планет. Если вы плаваете между звездами, вам не нужна симметрия.
   И, кроме того, как утверждали семинарские сплетни, несмотря на контролирующее присутствие Тахгета и его команды, на самом деле это был вовсе не человеческий корабль. Вблизи он, конечно, не выглядел таким.
   Фьючерити почувствовал облегчение, когда его флиттер вырвался из леса корабельных шипов и сетей и начал снижаться к базе 478.
   478-я была миром руин: из высоких слоев атмосферы земля выглядела так, словно ее расплавили, покрыв пузырящимся бетонно-серым шлаком. Когда-то все ресурсы этого мира были направлены на ведение галактической войны. База 478 была учебным центром, и здесь миллионы человеческих граждан превращали в солдат, чтобы бросить их в ужасные схватки войны в сердце Галактики, откуда мало кто вернулся. Даже сейчас мир сохранил тот номер, под которым он был зарегистрирован в исчезнувших каталогах Земли.
   Но времена изменились. Война закончилась, Коалиция распалась. Многие из этих огромных зданий военного времени сохранились - они были слишком прочными, чтобы их можно было снести, - но будущее видело среди серого всплески зелени, места, где древние здания были расчищены, а земля обнажена. Эти островные фермы работали, чтобы прокормить уменьшившееся население 478-й. Фьючерити сам вырос на такой ферме задолго до того, как надел рясу.
   Он никогда не покидал пределы своего родного мира - на самом деле, он летал на орбиту только однажды, во время обучения в семинарии; его наставник настаивал, что нельзя притворяться священником пангалактической религии, не увидев, по крайней мере, свой собственный мир, висящий без опоры в сиянии Галактики. Но Фьючерити много учился и пришел к выводу, что, хотя в этой Галактике, населенной людьми, есть гораздо более захватывающие и экзотические места для жизни - не в последнюю очередь сама Земля, - на свете мало мест, столь упорядоченных и цивилизованных, как его собственный маленький мир, с его гордыми традициями военного и инженерного дела, а также с его глубоко набожным правительством. И со временем ему это понравилось. Ему даже понравились слои монументальных руин, которые покрывали каждый континент, потому что то, как их заселяли и использовали повторно, стало для него уроком стойкости человеческого духа.
   Но столь древний мир скрывает множество тайн. После того, как его флиттер приземлился и иерократ допустил его в помещение, расположенное глубоко под старейшим колледжем Экклесии, Фьючерити почувствовал, как его душа сжимается от удушающего бремени истории.
   И когда Майкл Пул открыл глаза и посмотрел на него, Фьючерити задался вопросом, кто из них был самым растерянным.
  
   Комната была пустой, ее стены были бледно-голубыми. Ее архитектура была четырехгранной, разработанная с уважением геометрия напоминала об иконе прошлого Майкла Пула - четырехгранных входах в червоточины, которые великий инженер когда-то построил, чтобы открыть Солнечную систему. Но эти наклонные стены делали комнату замкнутой: это была не часовня, а келья.
   Когда Фьючерити вошел, единственный обитатель комнаты поднял глаза. Он сидел на единственном предмете мебели - низкой кровати. Фьючерити сразу же вспомнил о Маре, которая находилась в другой, просто обставленной комнате, точно так же захваченная своим таинственным прошлым. Мужчина был грузным и невысоким - ниже, чем представлялось Фьючерити. У него были черные волосы и темно-карие глаза. На вид ему было около сорока, но этот человек вышел из эпохи, когда регулярно применялась антивозрастная терапия, так что ему могло быть сколько угодно лет. Мускулы на его плечах напряглись, а руки были сцеплены вместе, большие, сильные руки инженера. Он выглядел напряженным, сердитым, затравленным.
   Пока Фьючерити колебался, мужчина вперил в него агрессивный взгляд. - Кто ты такой, во имя Леты? - Язык был архаичным, и на ухо Фьючерити тихо прошептали перевод.
   - Меня зовут Фьючерити Дрим.
   - Фьючерити? - Он громко рассмеялся. - Еще один беспокоящийся о бесконечности.
   Фьючерити был шокирован тем, что этот человек так небрежно высказывался о ереси. Но на сегодня с него было достаточно того, что его запугивали, и он взял себя в руки. - Вы живете в мире, где беспокоят бесконечно, сэр.
   Мужчина посмотрел на него с невольным уважением. - Полагаю, с этим не поспоришь. Я не напрашивался сюда. Просто помни об этом. Так что я знаю, кто ты. Кто я?
   Фьючерити глубоко вздохнул. - Вы Майкл Пул.
   Пул поднял руку и повертел ею взад-вперед, изучая. Затем он встал и без предупреждения ударил Фьючерити по щеке. Пальцы Пула рассыпались на облако пикселей, а Фьючерити ничего не почувствовал.
   - Нет, - пробормотал Пул. - Думаю, ты ошибаешься. Майкл Пул был человеком. Кем бы я ни был, это не так.
   Секунду Фьючерити не мог вымолвить ни слова. Он пытался взять себя в руки, несмотря на этот шквал потрясений.
   К удивлению Фьючерити, Пул сказал: - Извини. Возможно, ты этого не заслуживал.
   Фьючерити покачал головой. - Мои потребности не имеют значения.
   - О, да, так и есть. Если ты об этом забудешь, все пойдет прахом. - Он бросил взгляд на четырехгранную камеру. - Что нужно сделать, чтобы раздобыть здесь солодовый виски?.. Ой. Я забыл. - Он посмотрел вверх, на приземистый шпиль тетраэдра, и протянул руку в обхвате. Через мгновение в ней появился стакан с лужицей янтарной жидкости. Пул с удовлетворением отхлебнул из него. Затем он окунул пальцы в напиток и стряхнул капли в сторону Фьючерити. Когда капли попали на рясу послушника, они разлетелись на маленькие кусочки света. - Протоколы соответствия, - пробормотал Пул. - Как тебе это? Почему я здесь, Фьючерити Дрим? Почему я разговариваю с тобой, почему я снова в сознании?
   Фьючерити прямо сказал: - Мне нужна ваша помощь.
   Пул сел, отхлебнул из своего стакана и хмыкнул. - Опять о вашей декадентской тупой теологии?
   - Не о теологии, - спокойно ответил Фьючерити. - О человеческой жизни.
   Это, казалось, привлекло внимание Пула. Но он спросил: - Сколько времени на этот раз?
   Фьючерити, проинструктированный иерократом, точно знал, что он имел в виду. - Чуть больше тысячи лет.
   Пул закрыл глаза и помассировал виски. - Вы ублюдки, - сказал он. - Я ваш виртуальный Иисус. Мессия-симулякр. И я был недостаточно хорош. Поэтому вы поместили меня в хранилище памяти, в ящик, о котором я не мог даже мечтать, и оставили там на тысячу лет. А теперь вы снова откопали меня. Почему? Чтобы распять меня на дне червоточины, как первого Пула?
   Фьючерити начал раздражаться. - Я ничего не знаю ни об Иисусе, ни о распятии. Но я всегда думал, что понимаю Майкла Пула.
   - Как ты мог? Он умер двадцать тысячелетий назад.
   Фьючерити безжалостно заявил: - Тогда, возможно, я неправильно оценил его характер. Мы вернули вас не для того, чтобы причинить вам вред. Мы вернули вас вовсе не ради вас. Вы здесь, потому что кто-то, попавший в беду, просит вас о помощи. Возможно, вам стоит подумать о ком-то другом, кроме себя, как, несомненно, поступил бы Майкл Пул.
   Пул покачал головой. - Я в это не верю. Ты пытаешься манипулировать мной?
   - Я бы и не подумал об этом, сэр.
   Пул отхлебнул свой невероятный напиток. Затем он вздохнул. - Так в чем проблема?
  

III

  
   У Пула не было физического местоположения как такового; он "находился" там, куда его спроецировали. Он мог бы проявиться на борту "Вежливого запроса" посредством проекции из подземных хранилищ Экклесии. Но Пул сам настоял на том, чтобы данные, определяющие его личность, были загружены в хранилище корабля, поскольку в противном случае задержки на скорости света создали бы барьер между ним и этой хрупкой женщиной, которая просила его о помощи.
   Казалось, Пул получил то, что хотел.
   Властям Экклесии потребовался целый день, чтобы согласовать протоколы передачи с капитаном Тахгетом и его командой. Фьючерити, не специалисту в таких вопросах, было трудно понять эту задержку, но оказалось, что Пул определялся на квантовом уровне. - И вы можете передавать квантовую информацию, - сказал Пул, - но не можете ее скопировать. Таким образом, ваши монахи не могут создать резервную копию меня, Фьючерити, так же, как и вашу. Звучит обнадеживающе, не так ли? И именно поэтому монахи такие нервные. - Но Пул был взбешен тем, что экклезиасты убедили Тахгета в том, что они владеют авторскими правами на него и будут защищать свою "интеллектуальную собственность" от "пиратства". - Авторское право! На меня! Они что, думают, я - геном червя?
   Между тем, капитана Тахгета оскорбило само предположение о пиратстве, и он пожаловался на задержки, которые ему никто не компенсировал, не говоря уже о риске того, что нестабильная ситуация с женщиной с бомбой на борту его корабля будет продолжаться так долго.
   Фьючерити эти операции показались необычными, и с ними было ужасно трудно справиться. В конце концов, когда Фьючерити впервые поднялся на орбитальный космический корабль, он даже не подозревал о существовании этого подобия Майкла Пула.
   Его иерократ сказал, что виртуальный Пул был глубочайшей тайной Экклесии. Действительно, такой младший послушник, как Фьючерити, вообще не должен был слышать ни о чем подобном, и иерократ ясно дал понять, что винит Фьючерити в том, что он не смог разрешить ситуацию со звездолетом, не прибегнув к этому: по мнению иерократа, Фьючерити уже потерпел неудачу.
   Это началось полторы тысячи лет назад. Это был эксперимент в области теологии, эпистемологии и виртуальных технологий, эксперимент, корни которого восходили к основанию самой Экклесии.
   Сам Пул знал всю подноготную. - Я - или, скорее, он, Майкл Пул, настоящий человек - стал для вас фигурой мессии, не так ли? Для вас, помешанных на бесконечности, и этой вашей странной веры в квантовую механику. У вас были теологические вопросы, на которые, как вы думали, Пул мог ответить. Ваши священники не смогли его откопать. И поэтому вы сотворили его. Или, скорее, вы сотворили меня.
   Техники древней Гильдии виртуального идеализма применили самые передовые доступные технологии для создания виртуального Пула. Было загружено все, что было известно о Пуле, его жизни и временах, и там, где в знаниях были пробелы - а их было много, - над экстраполяцией и интерполированием трудились команды экспертов по технике, истории и теории. Это был замечательный проект и достаточно дорогостоящий: иерократ не сказал, во сколько он обошелся, но, похоже, Экклесия все еще платила в рассрочку.
   Наконец все было готово, и голубая четырехгранная часовня была построена. Верховный Экклезиарх взмахнула рукой - и Майкл Пул, или, по крайней мере, некий Майкл Пул, открыл глаза впервые за более чем двадцать тысяч лет.
   Фьючерити все это казалось еретическим. Но когда Пул внезапно появился в наблюдательном зале "Вежливого запроса", окруженный изумленной командой и нервничающими техниками Экклесии, Фьючерити почувствовал дрожь удивления.
   Пулу, казалось, потребовалась секунда, чтобы прийти в себя, как будто собираясь с мыслями. Затем он посмотрел на свое тело и размял пальцы. Фьючерити подумал, что в ярком свете палубы он казался странно неуместным - не призрачным, как большинство виртуалов, а более непрозрачным, более плотным, словно вторжение из другой реальности. Пул оглядел толпу глазеющих на него незнакомцев. Когда он увидел лицо Фьючерити, то улыбнулся, и на сердце у послушника беспомощно потеплело.
   Но лицо Пула было мрачным, сосредоточенным, решительным. Фьючерити впервые пришло в голову задуматься, чего сам Пул хотел бы от этой ситуации. Он был виртуалом, но таким же разумным, как и Фьючерити, и, без сомнения, у него были свои цели. Возможно, он видел какое-то преимущество в этом перемещении за пределы планеты, какую-то перспективу для работы.
   Пул повернулся и быстрым шагом направился к большому иллюминатору, встроенному в корпус. Его голова систематически вращалась взад и вперед, пока он осматривал переполненный звездами вид. - Так это и есть центр Галактики. Вы, чертовы священники, никогда раньше не позволяли мне даже взглянуть на небо.
   - Это не совсем центр. Здесь мы находимся внутри Ядра, центральной выпуклости Галактики. - Фьючерити указал на стену света, которая закрывала половину неба. - Это Масса - Центральная звездная масса, сгусток плотности, окружающий Чандру, сверхмассивную черную дыру в самом центре.
   - Лета, я не знаю, мог ли я представить, что люди когда-нибудь заберутся так далеко. И на протяжении тысячелетий это было зоной военных действий?
   - Война окончена. - Фьючерити выдавил из себя улыбку. - Мы победили!
   - И теперь люди снова убивают людей, верно? Все та же старая история. - Пул осмотрел поверхность планеты внизу. - Мир-город, - пренебрежительно произнес он. - Бывали и лучшие времена. - Он, прищурившись, оглядел небо. - Так где же солнце?
   Фьючерити был озадачен этим вопросом.
   Капитан Тахгет сказал: - На базе 478 нет солнца. Это странствующая планета-изгой. Здесь, в Ядре звезды сосредоточены, Майкл Пул. Не так, как в приграничье, откуда вы родом. Сближение происходит постоянно.
   - Значит, планеты отделяются от своих солнц. - Пул посмотрел вниз на фермы, зеленеющие среди бетона. - Солнечного света для фотосинтеза нет. Но если небо залито светом Галактики, солнце вам не нужно. Спектр света, конечно, отличается от солнечного, но, я думаю, это тоже разные растения...
   Фьючерити был очарован этими быстрыми цепочками предположений и дедукций.
   Пул указал на засыпанный щебнем неглубокий кратер диаметром в километр, выдолбленный в застроенной поверхности. - Что там произошло?
   Фьючерити пожал плечами. - Вероятно, упало летающее здание, когда отключилось электричество.
   Пул неловко рассмеялся. - Пласты истории! Не думаю, что я когда-нибудь узнаю и половину из этого. - Теперь он обратил внимание на то, как "Вежливый запрос" выглядит в его органической форме. - И что это за космический корабль? - Он наугад указывал на детали корпуса, на шипы, шпили и щиты. - А это для чего? Антенна, мачта датчиков? А это? Думаю, это может быть прямоточный реактивный двигатель. А эта сетка может быть ионным двигателем.
   Возникло чувство неловкости. Фьючерити сказал: - Мы не задаем таких вопросов. Это дело капитана и его команды.
   Пул поднял брови, но капитан Тахгет лишь непонимающе посмотрел на него. - Разделение знаний? Мне это никогда не нравилось. Это мешает научному методу. Но сейчас ваше тысячелетие. - Он хлопнул в ладоши. - Итак, я здесь. Может быть, нам стоит приступить к работе, пока ваша псих в третьем классе не разнесла нас всех в пух и прах.
   Техники Экклесии перешептывались между собой и готовили перемещение Пула.
  
   Фьючерити наблюдал за происходящим в виртуальном окне просмотра аквариума Тахгета. Каюта Мары выглядела точно так же, как и раньше: женщина терпеливо сидела на кровати, комод и бомба, лежащая на полу, были совершенно неуместны. Единственным отличием был стоявший на столе поднос с остатками еды.
   Пул появился из ниоткуда, словно маленький манекен в аквариуме. Мара сидела как вкопанная.
   Пул наклонился, упершись руками в колени, и заглянул ей в лицо. - Ты измучена. Твои глаза - как дырки в снегу. - Никто в офисе Тахгета никогда не видел снега; переводчикам приходилось переводить.
   Пул щелкнул пальцами, чтобы вызвать виртуальный стул, и сел. Мара склонилась перед ним. - Успокойся, - сказал он. - Тебе не обязательно вытирать мне ноги своими волосами. - Еще одна архаичная фраза, которую Фьючерити не понял. - Я знаю, что запутался в ваших мифах. Но я всего лишь мужчина. На самом деле, даже меньше.
   - Простите, - хрипло произнесла Мара, выпрямляясь.
   - За что? Ты здесь настоящий человек, у тебя настоящая проблема. - Он взглянул на угрюмую громаду бомбы.
   Мара сказала: - Я заставила их привести вас сюда. Теперь я не знаю, что вам сказать.
   - Просто поговори. Не думаю, что кто-то понимает, чего ты хочешь, Мара. Даже этот сообразительный парень Фьючерити.
   - Кто? О, послушник. Я говорила им, но они не слушали.
   - Тогда скажи мне. - Он рассмеялся. - Я как спящая красавица. Лета знает, что у меня нет предубеждений.
   - Я хочу домой. Я с самого начала не хотела уезжать. Нас эвакуировали силой.
   Он наклонился вперед. - Кто это сделал?
   - Войска нового Карда.
   - Кто...? Неважно, я разберусь с этим. Хорошо. Но твой дом - это планетоид, вращающийся вокруг черной дыры. Да? Черной дыры-спутника, возникшей в аккреционном диске чудовища в сердце Галактики. - Он потер подбородок. - Замечательное место для посещения. Но кто бы захотел там жить?
   Мара выпрямилась. - Я бы хотела. Я там родилась.
   Мара рассказала ему, что это был проект первых лет после победы человечества в центре Галактики. После победы в войне древняя Коалиция, правительство объединенного человечества, быстро распалась, и по всей Галактике возникли государства-преемники. Остатки Коалиции, называвшие себя Идеократией, цеплялись за Землю и другие разрозненные территории. А в Центре, на месте величайшей победы человечества, был начат новый проект. Инженеры-идеократы собрали астероиды и ледяные спутники, которые они заставили вращаться по орбитам вокруг черных дыр-спутников, усеивающих аккреционный диск Чандры. Одной из таких была скала, которую Мара называла Серым Миром.
   - Ты говоришь, что родилась там?
   - Да, - сказала Мара. - И мои родители, и их родители до них.
   Пул уставился на нее. Затем, в поле зрения Фьючерити, маленькая фигурка Пула подошла к краю аквариума и с вызовом посмотрела вверх. - Эй, послушник. Помоги мне разобраться. У меня небольшие проблемы со сроками.
   Фьючерити заглянул в свой компьютер. - При Идеократии эти колонии на аккреционном диске существовали на протяжении двух тысяч лет, почти с момента окончательной победы в Ядре Галактики.
   Пул, человек четвертого тысячелетия, казался ошеломленным. - Две тысячи лет?
   Капитан Тахгет наклонился вперед и заглянул в резервуар. - В виртуальном мире мы однажды вели войну, которая растянулась на десятки тысяч световых лет. Мы научились планировать в сопоставимых масштабах. Во время войны были отдельные сражения, которые длились тысячелетия.
   Пул покачал головой. - А я-то думал, что мыслю масштабно. Я действительно перенесся далеко в будущее, не так ли?
   - Вы и в самом деле заглянули туда, сэр, - сказал Фьючерити.
   Пул снова сел и повернулся к Маре. - Я понимаю, почему ты не хотела уезжать. Твои корни были глубоко в твоем Сером Мире.
   - Время поджимало, - сказала она. - Мы это знали. Наша черная дыра медленно погружалась по спирали в аккреционный диск Чандры. Вскоре наступили бы турбулентность, повышенная плотность энергии, приливы - мы бы уже не смогли удержаться.
   - Хотя, - сказал Пул, - сама черная дыра все равно будет двигаться дальше, пока не достигнет горизонта событий Чандры.
   - Да.
   Пул сказал: - Я все еще не понимаю. Если вы знали, что ваш мир обречен, вы, должно быть, смирились с тем, что вам нужно эвакуироваться.
   - Конечно.
   - Тогда что...
   - Мне просто не понравилось, как это было сделано. - На ее лице отразились глубокие эмоции, скрывавшиеся под маской самообладания. - У меня не было возможности попрощаться.
   - С кем?
   - С Шарн. С моей дочерью.
   Пул внимательно посмотрел на нее. Затем он мягко сказал: - Видишь, я снова не поспеваю за тобой, Мара. Мне жаль. Согласно судовой декларации, у тебя нет дочери.
   - У меня была дочь. Ее у меня забрали.
   - Кто?
   - Идеократы.
   - Но, видишь ли, Мара, вот в чем моя проблема. Я видел записи. Когда эвакуация закончилась, на Сером Мире никого не осталось. Итак, твоя дочь...
   - Ее не было на Сером Мире.
   - Тогда где?
   - Она живет в черной дыре-спутнике, - просто ответила Мара. - Куда ее отправили идеократы.
   - В черной дыре?
   - Она живет в ней, как ты, Майкл Пул, живешь на свете.
   - Как своего рода виртуальное представление?
   Мара покачала головой. - Прости. Я не могу объяснить это лучше. Мы, обитатели Серого Мира, не ученые, как вы.
   - Он задумался. - Тогда кто же ты?
   - Мы фермеры. - Она пожала плечами. - Некоторые из нас - техники. Мы следим за машинами, которые обслуживают другие машины, поддерживают чистоту воздуха и подачу воды.
   Пул спросил: - Но почему ты вообще здесь, Мара? Чего добивалась Идеократия? В чем заключается ваш долг?
   Она улыбнулась. - Чтобы отдать наших детей черной дыре. И таким образом послужить целям человечества.
   Фьючерити быстро сказал: - Она, вероятно, больше ничего не знает, Майкл Пул. Помните, это была Идеократия, наследница Коалиции. А при Коалиции вас не поощряли к тому, чтобы вы знали больше, чем нужно. Считалось, что так вы будете более эффективны.
   - Похоже на все тоталитарные режимы, начиная с Гильгамеша. - Пул долго изучал Мару. Затем встал. - Ладно, Мара. Думаю, на сегодня достаточно. Ты дала мне пищу для размышлений. Тебе что-нибудь нужно? Еще еды?
   - Я устала, - тихо сказала она. - Но я знаю, что, если я лягу, капитан или помощник прокрадутся сюда и обезвредят бомбу или причинят мне вред, и...
   Пул сказал: - Посмотри на меня, Мара. Если ты не будешь спать, все очень быстро пойдет наперекосяк. Никто не причинит тебе вреда и ничего здесь не изменит. Ты можешь мне доверять.
   Она уставилась на его виртуальное лицо. Затем, спустя мгновение, легла на свою койку, подтянув колени к груди, как ребенок.
   Изображение Пула в аквариуме исчезло.
  
   Пул, Тахгет и Фьючерити сидели друг против друга за столом в кабинете Тахгета.
   Тахгет сказал: - Мы должны разрешить эту ситуацию.
   Пул держал в руке еще один стакан виртуального виски. - Эта женщина настроена решительно. Поверьте мне, мать нельзя разлучать с ее ребенком. Она скорее взорвет нас всех, чем уступит.
   - Тогда что вы предлагаете нам делать? - холодно спросил Тахгет.
   - Выполнить ее желание. Отвезти ее обратно на Чандру, в центр Галактики, в райский сад в ее черной дыре. И помочь ей найти ее ребенка.
   Фьючерити сказал: - Нет никакого ребенка. Она сказала, что ребенок живет в черной дыре. Это просто невозможно. Ни один человек...
   - А кто сказал, что это дело рук человека? - огрызнулся Пул. - Я сын своей матери, и я не человек. Уже нет. А черные дыры - это сложные создания, Фьючерити. Ты ученый, ты должен это знать. Кто может сказать, возможно это или нет?
   - На самом деле я ничего не знаю о черных дырах, - сказал Фьючерити.
   - Знаешь, у тебя действительно закрытый ум, - сказал Пул. - Вы, экклезиасты, выходцы из инженерной гильдии, не так ли? Но теперь ты хочешь стать священником, а весь смысл быть священником в том, чтобы держать свои знания при себе. Что ж, возможно, тебе придется научиться мыслить в большей степени как инженеру, а не как послушнику, чтобы справиться с этим.
   Тахгет свирепо смотрел на Пула. - Если вы настаиваете на этой абсурдной погоне к центру Галактики, Майкл Пул, вы добьетесь своего. Вас уважают. На мой взгляд, даже слишком.
   Пул ухмыльнулся. - Разве это не правда?
   - По крайней мере, это позволит нам выиграть время, - сказал Фьючерити, пытаясь успокоить Тахгета. - Но вы должны надеяться разрешить эту ситуацию до того, как доберетесь до Чандры, где обнаружите, что в сингулярности нет волшебного ребенка, а состояние женщины изменится от отрицания к отчаянию.
   - Или все получится как-то по-другому, - спокойно сказал Пул. - Не суди заранее, послушник, это скверная привычка. Одно условие. Я тоже пойду с тобой.
   Они оба пристально посмотрели на него.
   Фьючерити нерешительно произнес: - Не думаю, что иерократ стал бы...
   - В Лету с вашими епископами и их "авторскими правами"! Я не просил их воскрешать меня из мертвых. Я всего лишь хочу немного повидать вселенную, прежде чем меня снова отключат. Кроме того, сейчас я единственное разумное существо, которому доверяет бедная Мара. Думаю, я нужен вам на борту, не так ли, капитан?
   Фьючерити открыл рот и закрыл его. - Как сказал капитан, если вы попросите об этом, я думаю, это будет исполнено, хотя у иерократа от волнения заскрежещут зубы.
   Тахгет проворчал: - Вашему иерократу придется подумать и о большем, чем это. - Он схватил Фьючерити за запястье своей массивной рукой. - Если Майкл Пул присоединяется к нашему круизу, то и ты, послушник, тоже. Когда этот виртуальный дурак начнет доставлять неприятности, мне нужен кто-то, на ком я мог бы отыграться.
   Фьючерити охватила паника; для мальчика, который никогда раньше не бывал дальше низкой орбиты, это становилось пугающим приключением, выходящим из-под контроля.
   Пул рассмеялся и потер руки. - Отлично! Просто оставьте от него кусочек, чтобы иерократ мог его проглотить.
   Тахгет отпустил Фьючерити. - Но у меня есть собственное условие. - Он взмахнул рукой над столом, и его поверхность превратилась в схему Галактики. - Вот наш первоначальный маршрут, запланированный, но теперь позабытый. Это была простая пунктирная линия, тянувшаяся от базы 478 в Ядре к редкому краю Галактики, где ждала Земля. По пути было несколько остановок, в основном на условных политических границах. Одна остановка была у флажка с надписью "Три кило", расположенного за пределами Ядра, и Тахгет постучал по нему ногтем. - Это самый внутренний спиральный рукав Галактики, протяженностью 3 килопарсека. Каким бы ни был наш конечный пункт назначения, сначала мы отправимся сюда.
   Фьючерити не понял. - Но это неправильный путь. Трехкилопарсечная база находится за пределами Ядра. - Покидать базу было достаточно неприятно. Его ужас усилился при мысли о том, что его вынесут из ярко освещенного Ядра в неизведанное пространство за его пределами. - Если мы стремимся к центру Галактики, нам придется затем возвращаться. А это займет дополнительное время - с бомбой...
   - Я понимаю всю серьезность ситуации, - отрезал Тахгет.
   Пул спросил: - Так почему вы хотите лететь в Три кило?
   - Не я хочу, - сказал Тахгет. - "Вежливый запрос" хочет. На таком корабле, как этот, вы летите туда, куда он хочет. - Тахгет выключил дисплей на столе и встал. - Вы многого никогда не поймете в наш век, Майкл Пул. Даже об этом корабле. Встреча окончена. - Он вышел.
   Фьючерити и Пул уставились друг на друга. Пул сказал: - Значит, это не просто красивое название. На этом корабле действительно нужно вежливо спрашивать.
   Фьючерити заглянул в аквариум в каюту Мары, где женщина не двигалась с тех пор, как легла в присутствии Пула.
  

IV

  
   "Вежливый запрос" провел еще один день на орбите вокруг 478-й. Затем корабль бесшумно скользнул в глубокий космос.
   Фьючерити стоял в одиночестве в обзорной рубке, наблюдая, как сжимается его родная планета, пока она не превратилась в тускло-серую гальку, теряющуюся на фоне яркого сияния Ядра Галактики. Он действительно направлялся в холод и темноту. Он вздрогнул и отвернулся от прозрачного окна. По словам Тахгета, поездка в 3 кило займет три дня, с большими задержками на пограничных постах, поскольку они пересекают территории различных враждующих государств.
   Фьючерити провел большую часть первого дня в одиночестве. По пустым коридорам разносилось эхо; корабль, рассчитанный на сотню пассажиров, казался пустым, когда их было всего трое, считая Пула.
   Он быстро обнаружил, что его возможности передвижения ограничены. У него был доступ к коридорам и помещениям только на двух палубах, ограниченных ромбовидным пространством у одного конца грубого цилиндра корабля. Коридоры были мрачными, обшитыми голыми сине-серыми полимерными панелями, без каких-либо украшений или персонализации. Даже внутри ромба многие помещения были для него закрыты, например, мостик, или просто неинтересны, например, трапезная, хранилища нанопродуктов и снаряжение для аэроциклеров.
   Ромбовидный проход занимал не более пятидесяти метров на корабле длиной в километр. На самом деле, как он начал понимать, весь этот жилой модуль был чем-то вроде запоздалой мысли, надстройки, прикрепленной к "Вежливому запросу", как будто эти коридоры и люди в них вовсе не были целью корабля.
   И никто не хотел с ним разговаривать. Тахгет и его команда были заняты, и они просто не обращали внимания на Фьючерити, простого земляного червя, как они его называли. Женщина по имени Мара проспала весь день. Майкл Пул остался в кабинете капитана. Казалось, он часами сидел неподвижно, погруженный в свои глубокие виртуальные размышления. Фьючерити не осмеливался его потревожить.
   Послушник считал себя дисциплинированным человеком. Он не был лишен внутренней энергии. Ему выделили каюту, и он привез с собой компьютерную панель и другие материалы. Итак, он сел, уткнулся в свою инфопанель и попытался продолжить семинарские уроки - как оказалось, постичь божественную природу Майкла Пула.
   Вера Друзей Вигнера основывалась на утешительном представлении о том, что вся история пристрастна, что это всего лишь черновой набросок. Конечно, все это было основано на квантовой физике, на старом представлении о том, что реальность - это совокупность вероятностей и возможного, которое становится реальным только тогда, когда сознательный разум делает наблюдение. Но этот сознательный разум, со всеми его наблюдениями, в свою очередь, не осознавался до тех пор, пока второй разум не наблюдал за ним - но этому второму разуму, в свою очередь, требовался третий наблюдатель, чтобы стать реальным, которому требовался четвертый...
   Эта парадоксальная путаница разрешится в конце времен, говорили вигнерианцы, когда Конечный Наблюдатель, высший Разум, сделает последнее наблюдение из всех возможных, прервав цепочки возможностей, которые восходят к рождению Вселенной. В это величественное мгновение печальная история настоящего с ее болью и войнами, страданиями, короткими жизнями и смертями была бы стерта, и все, кто когда-либо жил, оказались бы вовлеченными в светлую, оптимальную историю.
   Это было зернышком веры, которое вселяло глубокую надежду в последние дни существования Коалиции, когда вся Галактика была наводнена солдатами-людьми, многие из которых были совсем еще детьми. Эта вера всегда была нелегальной, но власти и командиры закрывали на нее глаза, видя, какое утешение она приносит их воинам.
   А когда Коалиция пала, вера обрела свободу.
   Экклесия базы 478 берет свое начало в Гильдии инженеров, древней организации, которая сама участвовала в создании Коалиции. В прошлом Гильдия пережила множество политических потрясений. Теперь она пережила падение Коалиции и снова доказала свою приспособляемость. Гильдия заняла заброшенную тренировочную базу 478 Коалиции и создала независимое правительство. Как и многие другие, она полностью приняла недавно получившую свободу веру Друзей Вигнера, увидев в ней кратчайший путь к власти и легитимности. Вскоре глава Гильдии инженеров провозгласила себя Верховным Экклезиархом, объявив, что она одна владеет истиной о вере - опять же, как и многие другие.
   Мастера гильдий, следуя своим старым интеллектуальным наклонностям, заинтересовались теологическими основами своей новой веры. Их колледжи на базе 478-й быстро завоевали репутацию лучших вигнерианских мыслителей Галактики даже среди конкурирующих ортодоксий.
   Но в те пьянящие первые дни теологической свободы постоянно возникали расколы, ересь и противодействие ереси, поскольку ученые обсуждали один из самых увлекательных и сложных аспектов религии: странную карьеру Майкла Пула. Говорили, что этот предприниматель, инженер и искатель приключений в далекой истории человечества перенесся в далекое будущее через разрушающуюся сеть червоточин. Он сделал это, чтобы спасти человечество. Пул, искупитель, столкнувшийся лицом к лицу с времениподобной бесконечностью, пришел, чтобы воплотить в жизнь и очеловечить холодные квантовые абстракции веры. Он был сыном той отчужденной матери, которая была Конечным Наблюдателем.
   Казалось, не было никаких сомнений в том, что Пул действительно существовал как историческая личность. Вопрос заключался в следующем: каковы были его отношения с Конечным Наблюдателем? Был ли Пул просто еще одним просителем, пусть и необычным, его жизнь - всего лишь еще одной нитью в гобелене, задуманном вигнеровским божеством? Или, как утверждали некоторые, возможно, следует отождествить Пула и Наблюдателя: возможно, Наблюдателем был Майкл Пул. Проблема с этим аргументом заключалась в том, что Пул, несомненно, был человеком, кем бы он ни был, хотя его достижения были далеко не заурядными. Так можно ли воплотить бога?
   Это был вопрос, который всегда интересовал Фьючерити. На самом деле, это настолько заинтриговало некоторых из его предшественников, что они заказали виртуального Пула у Идеалистов, чтобы можно было спросить его об этом: это был грубый инженерный подход к глубокому теологическому вопросу.
   Но, как ни странно, рядом с реальной вещью - или, по крайней мере, тревожащим симулякром - в коридоре этого корабля сухая ученость Фьючерити казалась бессмысленной. Ему с трудом верилось, что у самого Пула найдется время на эту пыльную чепуху.
   Через пару часов Фьючерити сдался. Он вышел из своей каюты и снова отправился на разведку.
   Бродя по коридорам, он наблюдал за работой экипажа. Все они, казалось, были командным составом, за исключением нескольких стюардов, которые выполняли такие обязанности, как подача капитану еды и перемещение мебели для обустройства кают пассажиров. Это озадачивало. Фьючерити не имел опыта жизни на борту космических кораблей, но он не мог понять, как сложные дискуссии и бесконечные совещания экипажа связаны с реальной работой корабля. И он так и не заметил инженера, человека, который мог бы отвечать за системы, которые на самом деле управляли кораблем.
   Вероятно, он неправильно оценил ситуацию. Но Майкл Пул, который когда-то сам строил космические корабли, также пришел к выводу, что в этом корабле было что-то очень странное.
   На второй день он обсудил это с Фьючерити. Тахгет предоставил Пулу некоторый ограниченный доступ к тем местам, где он мог "появляться", как он выразился, и он смог продвинуться немного дальше, чем Фьючерити. Но не намного дальше. Его собственные протоколы внутренней согласованности, разработанные для того, чтобы дать ему некоторую опору в человечестве, не позволяли ему перемещаться в районы, которые были бы опасны для людей. И когда капитан заметил, что Пул взламывает зоны, доступ к которым был запрещен, такие привилегии были быстро заблокированы.
   - Но я успел увидеть кое-что, прежде чем меня закрыли, - сказал Пул и подмигнул. - Мы не одни на этом корабле. Это большое место, а мы заперты в этой маленькой коробке. Но в более длинных коридорах по краям нашей клетки я заметил кое-что: тени, крадущиеся движения. Похожие на призраков. И если присмотреться, то все, что видишь, исчезает в тени.
   Фьючерити нахмурился. - Вы же не хотите сказать, что на корабле есть привидения?
   - Нет. Но я думаю, что есть, э-э, вторая команда, команда под командой, которая на самом деле управляет этим чертовым кораблем. И, по-видимому, именно для того, чтобы удовлетворить их потребности, мы все летим на Три кило, потому что, конечно, это не для нас. Чего я еще не понял, так это кто эти люди, почему они скрываются от нас и какое отношение имеют к Тахгету и его шайке пиратов. Но я доберусь до этого, - весело сказал он. - Скажу тебе кое-что еще более странное. Не уверен, что те приземистые человечки, которых я видел мельком, вообще носили одежду!
   Будущее никогда не переставало восхищать Пула. В двадцать восьмом тысячелетии он был туристом, явившимся из глубин прошлого. И все же он ориентировался в том, что, должно быть, представляло собой очень странное будущее, с гораздо большей уверенностью, чем, по мнению Фьючерити, он смог бы обрести за сотню жизней.
  
   К утру третьего дня "Вежливый запрос" вышел за пределы Ядра, и Фьючерити все больше беспокоило небо.
   Они все еще находились всего в нескольких тысячах световых лет от центра Галактики, а позади корабля Ядро представляло собой светящуюся массу, слишком яркую, чтобы ее можно было увидеть невооруженным глазом. Но Фьючерити уже мог сказать, что находится в плоскости галактического диска: вокруг были звезды, но в одних направлениях они были более плотными, чем в других. Если он смотрел прямо перед собой, то более далекие звезды сливались в полосу света, которая прочерчивала небо, образуя звездный горизонт, но если он смотрел вверх или вниз, звезды рассеивались, и он мог видеть сквозь завесу света небо, которое было заметно пустым - и черным.
   Фьючерити никогда раньше не видел черного неба. Ему казалось, что его собственный разум рушится, как будто разрушается яркая поверхность реальности, открывая бездонную тьму под ней. Он страстно желал вернуться на 478-ю, где все небо всегда было залито светом.
   Но Пул был воодушевлен. - Какое потрясающее небо! Знаешь, из Солнечной системы можно разглядеть всего несколько тысяч звезд, а Галактика - это просто неровная полоса мягкого света. Ядро должно быть видно с Земли - оно должно быть таким же ярким, как Луна, - но спиральные пылевые облака мешают, и оно невидимо. В прошлом люди поняли, что они вообще живут в Галактике, всего за несколько десятилетий до первого полета человека в космос! Это было так, как если бы мы жили в хижине, затерянной в лесу, в то время как яркие огни города вокруг нас были скрыты за деревьями.
   Пул отличался добротой и чуткостью. Он почувствовал дискомфорт Фьючерити и, чтобы отвлечь его, привел послушника в кабинет капитана и побудил его рассказать о себе. Фьючерити был польщен его интересом - это был Майкл Пул! - и в ответ разразился потоком слов.
   Фьючерити всегда отличался живым, пытливым умом. В детстве на семейной ферме, окруженной оставшимися после войны мрачными руинами, он трудился, выращивая здоровые растения на почве, освещенной бледным светом из центра Галактики. По-своему это приносило удовлетворение, и Фьючерити, оглядываясь назад, понял, что, уделяя время самим процессам жизни, он удовлетворял некоторые из своих внутренних духовных устремлений. Но неизменных ритмов фермы было недостаточно для поддержания его интеллекта.
   Единственные библиотеки на базе 478 находились глубоко под землей, где знатоки Экклесии и книжники трудились над малоизвестными аспектами вигнеровской теологии, а единственной академической карьерой, доступной Фьючерити, была семинария. На самом деле, в мире, управляемом священниками, стать экклезиастом того или иного ранга было единственным способом построить хоть какую-то карьеру. - На 478-й даже сборщики налогов были священниками, - как печально сказал отец Фьючерити.
   Так мальчик распрощался с фермой и облачился в рясу послушника. Он сменил свое детское имя на вигнерианский лозунг Фьючерити Дрим.
   Учеба была тяжелой, правление иерократов и наставников - властным и деспотичным, но жизнь была не так уж плоха. Его интеллект был полностью удовлетворен погружением в бесконечные и все более причудливые исследования Экклесией исторических, философских и теологических корней своей веры. Однако он со смирением отказался от пастырской стороны своей работы. Ему было больно слышать исповеди граждан, которые были старше и мудрее его. Но именно это смирение, как однажды сказал ему один проницательный иерократ, может свидетельствовать о том, что у него есть потенциал стать прекрасным священником.
   Как бы то ни было, теперь, семь лет спустя, казалось бы, неизбежный выбор им профессии привел его к этой необычной ситуации.
   - И кто же эти "карды"? - спросил Пул.
   - Кардишская империя - это новая держава, которая выросла в Ядре, - рассказал Пулу Фьючерити. - Названа в честь знаменитого адмирала, участвовавшего в войнах Ядра. Экспансивного, агрессивного, нетерпимого, амбициозного.
   - Знаю таких людей
   Карды были агрессивны. В Галактике, состоящей из множества мелких государств, была только одна сила, способная противостоять кардам, и это была Идеократия, остатки распавшейся Коалиции.
   До сих пор Идеократия относилась к кардам так же равнодушно, как и ко всем государствам-преемникам, которые она считала незаконными и временными отделениями от своей собственной власти. Но проблема, с которой столкнулись карды, была серьезной. Земля, база Идеократии, была домом человечества. Но Ядро Галактики было центром войны, и там погибло на порядок больше людей, чем все те, кто жил и умер на Земле до эры космических полетов. "Ядро было моральным и духовным капиталом Homo galacticus", - сказал новый Кард. Вопрос заключался в том, кто был истинным наследником мантии Коалиции, Империя или Идеократия? Репутация Коалиции все еще была на высоте, а ее название ярко пылало в воображении людей; тот, кто выиграет этот спор, может унаследовать Галактику.
   Это и стало причиной ужасных разногласий, которые разрушили жизнь Мары и бесчисленного множества других беженцев.
   - И теперь, - говорилось в сообщении Фьючерити, - они зачищают последние анклавы Идеократии в Ядре.
   Как мир Мары.
   - Да. Идеократия мало что может сделать, кроме как начать тотальную войну. Что касается нас, - продолжал Фьючерити, - Экклесия просто пытается сохранить мир. Благодаря своей вере служители Экклесии и ученые имеют связи, которые пересекают новые, меняющиеся политические границы. Майкл Пул, вера Друзей Вигнера никогда не была легальной в рамках Коалиции, но она распространилась по всей Галактике и по-своему объединила человечество. Она пережила падение Коалиции. Сейчас, несмотря на нашу раздробленную политику и даже несмотря на то, что сама вера раскололась снова и снова, она по-прежнему объединяет нас - или, по крайней мере, дает нам пищу для разговоров друг с другом. И обеспечивает моральный и цивилизационный центр в наших делах. Если бы не сдерживающее влияние веры, для большей части человечества падение Коалиции было бы гораздо тяжелее.
   Судьба Мары была тому примером. Для обеспечения относительно безопасного прохода беженцев Идеократии из Ядра использовались дипломатические связи вигнерианцев. Таким образом, в местах, подобных базе 478, беженцев, таких как Мара, передавали от одной власти к другой, следуя по цепочке убежищ из Ядра к их новым домам в отдаленных мрачных уголках приграничья.
   Пул, казалось, относился к этому цинично. - Услуга, за которую вы, без сомнения, берете солидную плату.
   Фьючерити был уязвлен. - Мы не богаты, Майкл Пул. В основном полагаемся на пожертвования паломников, которые помогают нам выжить. Нам приходится взимать плату с беженцев или их правительств за проезд; в противном случае мы сами впали бы в нищету.
   Но Пула это, похоже, не убедило. - Паломники? И что же эти паломники хотят увидеть на базе 478? Усыпальницу великого мессии? Это я? Вы откопали мои кости? У вас есть какой-нибудь невнятный манекен, с которым я прыгаю по памятнику и выпрашиваю наличные?
   Фьючерити попытался опровергнуть это: не в буквальном смысле. Но в обвинении Пула была доля правды, подумал он с неловкостью. Конечно, тело Пула было потеряно, когда он провалился в червоточину во времениподобной бесконечности, и поэтому он был спасен от позора стать реликтом. Но по мере того, как развивалась вигнерианская религия, Экклесия организовала несколько экспедиций на Землю и вернулась с такими сокровищами, как кости отца Пула Гарри...
   Пул, казалось, знал все это. Он посмеялся над замешательством Фьючерити.
   Капитан окликнул их. Они прибыли на Три кило, и Тахгет в своей прямолинейной, испытующей манере сказал, что его пассажирам, возможно, понравится открывшийся вид.
  
   Пул был очарован скоплением звезд на Три кило. Для Фьючерити эти звезды в спиральных рукавах, рассеянные и старые, были тонкой завесой, которая едва отвлекала его от ужаса, скрывающегося за темнотой.
   Но они были здесь не для того, чтобы увидеть звезды.
   Пул указал пальцем. - Что это, во имя Леты?
   На фоне звезд трехкилопарсечного рукава быстро перемещался объект. Силуэт был темным, его форма сложной и неправильной.
   Пул был очарован. Может быть, астероид - нет, для этого он слишком негладкий. Тогда ядро кометы? Я провел некоторое время в поясе Койпера, поясе ледяных спутников на окраине Солнечной системы. Строил там космические корабли. Большая работа, долгая история, и теперь, полагаю, все они исчезли. Но многие из этих объектов Койпера были такими же: миллиардолетние скульптуры из инея и льда, нагроможденные в темноте. Бессмысленно красивые. Так это объект Койпера, отделившийся от какой-либо системы? Но для этого он выглядит слишком маленьким.
   Фьючерити снова был поражен живостью ума Пула, открытостью его любопытства - и это была всего лишь неполная виртуальная реальность. Он с тоской подумал, каково было бы встретиться с настоящим Майклом Пулом.
   И тут Пул увидел это. - Это корабль, - сказал он. - Корабль, покрытый шпилями, выступами, контрфорсами и резьбой, совсем как наш собственный "Вежливый запрос". Корабль, похожий на собор в стиле барокко. Я думаю, он приближается к нам! Или мы приближаемся к нему.
   Фьючерити сразу понял, что он был прав. Он почувствовал смутное возбуждение. - И - о! Вот еще один. - Он указал. - И еще один.
   Внезапно по всему небу появились осторожно сближающиеся корабли. Каждый из них был уникален. Хотя было трудно судить о расстояниях и размерах, Фьючерити смог разглядеть, что некоторые из них были больше, чем "Вежливый запрос", некоторые меньше; некоторые были примерно цилиндрической формы, как "Вежливый запрос", другие были сферами, кубами, тетраэдрами, даже тороидами, а некоторые вообще не имели заметной регулярности. И все они щеголяли яркими наружными особенностями, ничуть не менее эффектными, чем у "Вежливого запроса". Там были огромные ковшеобразные рты и гигантские расширяющиеся выхлопные патрубки, тонкие шипы и толстые стрелы, а также шарнирные рычаги, которые изящно двигались взад-вперед, как ножки насекомого. У некоторых кораблей даже были обтекаемые крылья, плавники и гладкие носы, хотя ни один из них не выглядел так, как будто мог пережить вход в атмосферу. Эти мерцающие скульптуры парили по всему небу.
   Пул сказал: - Прямо карнавал какой-то. Посмотри на все это дерьмо: колючки, шипы, сети и плавники. Похоже, что все это прилепил какой-то мальчишка-великан, мастерящий игрушечные космические корабли. Не могу поверить, что от большинства этих деталей есть какая-то польза.
   Фьючерити сказал: - К тому же это уродливо. Какой беспорядок!
   - Да, - сказал Пул. - Но у меня такое чувство, что мы не те, на кого это должно произвести впечатление. - Он указал пальцем. - А этот выглядит так, словно хочет стать немного более интимным, чем остальные.
   Из толпы вынырнул огромный корабль и приблизился к "Вежливому запросу". Это была грубая сфера, но ее геометрия была почти скрыта фантастическим корпусом из металла, керамики и полимеров. Двигаясь с невероятно медленной грацией, он приблизился к "Вежливому запросу", который пассивно ждал.
   Наконец сложная масса большой сферы заслонила большую часть обзорного зала. За окном заскользили джунгли сопел и штанг. Фьючерити смутно подумал, насколько близко она приблизится, прежде чем остановится.
   И тут он понял, что она вообще не собирается останавливаться.
   Капитан Тахгет пробормотал: - Приготовьтесь к столкновению. - Фьючерити схватился за поручень.
   Столкновение двух огромных кораблей было медленным, почти плавным. Фьючерити, заключенный в инерциальное поле управления "Вежливого запроса", едва почувствовал это, но услышал стон напряженного металла, донесшийся сквозь корпус корабля. Два клубка надстроек проскрежетали друг мимо друга; тарелки разбились, а шипы сломались, прежде чем корабли остановились, сцепившись вместе.
   Из корпусов обоих кораблей высунулись полупрозрачные переходные трубы, которые извивались в пространстве, словно ищущие опоры псевдоподии. Фьючерити показалось, что он увидел кого-то или что-то, пробирающееся по трубам, но это было слишком далеко, чтобы разглядеть как следует.
   Пул уставился на него с открытым ртом. - Смотрите - вот и еще один корабль приближается, чтобы присоединиться к вечеринке.
   Так оно и было, как увидел Фьючерити. Это был относительный карлик по сравнению с монстром, который первым добрался до "Вежливого запроса". Но он вплотную прижался к корпусам двух сцепившихся кораблей с еще более громким скрежетом металла.
   Пул рассмеялся. - Боже, космические путешествия, несомненно, сильно изменились с тех пор, как я был здесь!
   Капитан Тахгет сказал: - Шоу окончено. Мы пробудем здесь два дня, может быть, три, прежде чем закончится роение.
   Пул вопросительно взглянул на Фьючерити. Роение?
   Тахгет сказал: - До тех пор мы поддерживаем работу наших систем и ждем. Позвольте напомнить, что сейчас ночная вахта; возможно, вы, пассажиры, захотите немного поспать. - Он взглянул на Пула. - Или что-то в этом роде.
   Фьючерити вернулся в свою каюту и попытался уснуть. Но ночью было больше столкновений, больше едва заметных содроганий, больше стонов напряженного материала, таких глубоких, что они казались почти дозвуковыми.
   Ему казалось, что этот опыт не имеет ничего общего с космическим полетом. Я в брюхе рыбы, - подумал он, - огромной космической рыбы, которая прилетела в это место рассеянных звезд в поисках себе подобных. И она даже не знает, что я здесь, внутри нее.
  

V

  
   Во время простоя на Три кило капитан Тахгет приказал своей команде прочесать жилые помещения корабля, занимаясь уборкой, переоборудованием и ремонтом. Это была искусственная работа, чтобы занять экипаж и пассажиров, но через несколько часов Фьючерити признал, что он был рад замене накопившегося на корабле слабого запаха пота, мочи и адреналина на отдушку антисептических средств.
   Но продолжающийся отказ Мары, несговорчивой террористки, выходить из своей каюты вызвал кризис.
   - Она должна покинуть свою каюту, по крайней мере, на некоторое время, - прогремел Тахгет. - Это правила компании, а не мои.
   - Почему? - спокойно спросил Пул. - Вы очищаете воздух, обеспечиваете ее водой и едой. Дайте ей чистые простыни, и я уверен, она сама сменит постель.
   - Это космический корабль, Майкл Пул, искусственная среда обитания. В таком замкнутом, маленьком пространстве, как ее каюта, могут накапливаться токсины и болезнетворные микроорганизмы. И я напоминаю вам, что она делит свою каюту с монопольной бомбой, отвратительной штукой, которой по меньшей мере две тысячи лет, и Лета знает, что из нее вытекает. Нам нужно вычистить ее гнездо.
   Глаза Пула сузились. - Что еще?
   - Этой женщине нужна физическая нагрузка. Вы видели записи. Она встает с постели только для того, чтобы сходить в туалет, да и то всего пару раз в день. Что хорошего, если она упадет в обморок от тромбоза еще до того, как мы доберемся до "Чандры"? Особенно, если у нее, как она утверждает, есть "ключ мертвеца".
   - Это все причины разлучить Мару с ее бомбой, несмотря на ваши обещания обратного? Я не доверяю вам настолько, капитан. А если я этого не делаю, то как сможет Мара?
   Капитан Тахгет свирепо посмотрел на него; он был крупным, сердитым, решительным мужчиной, и его шрам был багрово-бледным. - Майкл Пул, моя единственная забота - это безопасность корабля и всех, кто находится на борту, - да, включая Мару. Я честный человек, и если у вас есть хотя бы половина той интуиции, которой славился ваш оригинал, вы это поймете. Я даю вам слово, что, если Мара захочет ненадолго покинуть свою каюту для этих важных целей, ее положение не изменится. Когда она вернется, все будет по-прежнему. Я надеюсь, что мы сможем добиться прогресса цивилизованным путем и на основе взаимного доверия.
   Пул изучал его в течение долгих секунд. Затем он взглянул на Фьючерити и пожал плечами. - В конце концов, - сказал Пул, - она все равно сможет взорвать свою бомбу, независимо от того, находится с ней в каюте или нет.
   Итак, Мара вышла из своей каюты, первый раз с тех пор, как Фьючерити высадился на корабль.
   Странная процессия двигалась по кораблю во главе с самим Тахгетом и горсткой членов экипажа, в основном женщин, окружавшей центральное ядро из Пула, Фьючерити и Мары. Мара настояла, чтобы Пул и Фьючерити все время оставались с ней, по одному с каждой стороны, и принесла из своей каюты подушку, которую прижимала к груди, как щит. Фьючерити не мог придумать, что сказать этой женщине, которая держала их всех в заложниках, но Пул продолжал успокаивающе бормотать сладкозвучный светский треп.
   Фьючерити заметил, что команда тайком осматривала Мару. Возможно, они искали устройства, которые связывали ее с бомбой. Но под ее бесформенной серой одеждой ничего не было видно. Несомненно, любое такое устройство было имплантом, решил он.
   Необычная экскурсия завершилась в смотровом зале, где вид все еще был наполовину закрыт корпусом чересчур дружелюбного корабля, который боком подобрался к "Вежливому запросу". Чуть дальше по небу дрейфовали корабли, похожие на связки деформированных воздушных шаров.
   Впервые с тех пор, как Мара покинула свою каюту, она проявила проблеск любопытства. - Корабли такие странные, - сказала она.
   - Так оно и есть, - сказал Пул.
   - Что они делают?
   - Я не знаю. И капитан мне не говорит.
   Она указала пальцем. - Смотрите. Эти два дерутся.
   Фьючерити и остальные столпились у окна, чтобы посмотреть. Это было правдой. Два корабля столкнулись с явным недружелюбием. Оба были неуклюжими зверями длиной в километр, не собирались предпринимать ничего скорого, но столкнулись друг с другом, отступили, а затем выполнили еще одно замедленное столкновение. Когда они вращались и скрежетали, фрагменты отделки корпусов гнулись и отламывались, и корабли были окружены бледным облаком обломков, оторванных шпилей и щитов, сопел, антенн и черпаков.
   - Это своеобразная битва, - сказал Фьючерити. - Они не используют никакого оружия. Все, что они делают, это крушат надстройки друг друга.
   - Но, возможно, в этом и есть смысл, - сказал Пул.
   - Так странно, - повторила Мара.
   Капитан Тахгет преградил ей путь. - Но, - сказал он, - это не так странно, как то, что вы, мадам, смогли пронести на мой корабль монопольную бомбу.
   Настроение сразу изменилось. Мара, явно испуганная, прижалась к Пулу, подойдя так близко, что задела его, отчего его бок засверкал искаженными пикселями.
   Пул предостерегающе сказал: - Капитан, вы обещали, что не будете вмешиваться в ее дела.
   Тахгет поднял свои большие руки. - И я сдержу свое слово. Никто не притронется ни к бомбе, ни к Маре, и мы полетим на Чандру, как и договаривались.
   - Но, - тяжело вздохнул Пул, - у вас был скрытый мотив доставить ее сюда, несмотря на ваши обещания.
   - Хорошо, - отрезал капитан Тахгет. - Мне нужны ответы на некоторые вопросы. Я должен знать, как она втянула нас всех в эту ситуацию.
   Фьючерити спросил: - Почему?
   Тахгет едва взглянул на него. - Чтобы это больше не повторилось. - Он свирепо посмотрел на Мару. - Кто тебе помог? Кто-то же должен был помочь. Ты всего лишь беженка с Чандры; ты прибыла на 478-ю ни с чем. Кто помог тебе пронести бомбу на борт? Кто снабдил тебя средствами для ее применения? И зачем? Я знаю, чего ты хочешь - не понимаю этого, но я слышал, что ты сказала. Чего я не знаю, так это чего хотят твои благодетели. И мне нужно знать.
   Она с вызовом посмотрела на него. - Я хочу вернуться в свою каюту.
   Но Тахгет не отступал. Противостояние было напряженным, и Фьючерити, с бьющимся сердцем, не видел выхода.
   Вмешался Пул. - Мара, возможно, будет лучше рассказать ему то, что он хочет знать.
   - Но...
   - Если ты расскажешь ему, кто помог тебе, это ничего не изменит для тебя. Ты же не собираешься проделать этот путь снова, не так ли? И я могу согласиться с другой точкой зрения. Капитан Тахгет отвечает за свой корабль. - Мара колебалась, но Пул продолжал ее успокаивать. - Я верю, что он сдержит свое слово. Просто скажи ему.
   Она глубоко вздохнула. - Ее зовут идеатор первого класса Лиин.
   Тахгет прорычал: - Кто?
   Но Фьючерити был потрясен. Он знал это имя: женщина, которая помогла Маре все это организовать, была священником, принадлежащей к Гильдии виртуального идеализма.
   У Пула отвисла челюсть, когда он услышал это. - Мои собственные создатели! Какая прелесть.
   Мара начала объяснять, как идеатор помогла ей пронести бомбу и другое оборудование на борт, но Тахгет жестом велел ей замолчать. - Если здесь замешана эта шайка иллюзионистов, с нами могли бы сделать все, что угодно, и мы бы об этом не узнали. - Его подозрительный взгляд стал еще более хмурым. - А потом, оказавшись на борту, ты попросила позвать самого Пула. Так это было частью плана?
   - Нет, - настаивала она. - Идеатор действительно сказала мне, что Майкл Пул перевоплотился на 478-й. Но спросить о нем было моей идеей, а не ее.
   Пул покачал головой. - Я в этом не участвую, капитан, поверьте мне. Я всего лишь порождение идеалистов - полагаю, таких же, как Мара.
   Теперь свирепый взгляд капитана был устремлен на Фьючерити. - И ты, - прорычал Тахгет, его шрам побагровел. - Какое ты имеешь к этому отношение? Скажи правду, сейчас же.
   Фьючерити, взволнованный, запротестовал: - Да ничего, капитан. Вы знаете, зачем меня пригласили - для переговоров с Марой. Вы просили Экклесию о помощи! И не понимаю, почему вы вообще задаете мне такой вопрос. Я инженер, а не идеалист.
   Тахгет фыркнул. - Но вы все одинаковы, вы, гильдии. Все вы цепляетесь за свои маленькие мирки, за украденные вами осколки солдатской веры, за ваши святые реликвии и святыни-обереги!
   Фьючерити был потрясен. - Капитан, поверьте мне, инженеры и идеалисты никогда не стали бы сотрудничать в подобной схеме. Это немыслимо. - Он подыскивал подходящее слово. - Мы можем показаться вам похожими. Но мы соперники.
   - Возможно, в этом и есть смысл, - спокойно сказал Пул. - Послушник, я полагаю, что у идеалистов есть свой поток паломников, а также свои деньги.
   - Да, это правда.
   - Что будет, если бомба Мары взорвется? Как это повлияет на торговлю Экклесии?
   - Мы считаем это не торговлей, а долгом перед беспомощными...
   - Просто ответь на вопрос, - прорычал Тахгет.
   Фьючерити все продумал. - Для нас это было бы катастрофой, - признал он. - Беженка совершает путешествие только раз в жизни. Она берет с собой своих детей. Если бы у нее была возможность выбирать, никто бы не приехал в такое небезопасное место, чтобы позволить случиться чему-то подобному.
   - И не стало бы никаких беженцев с их скудными сбережениями, которыми можно было бы поживиться, - сказал Пул, с холодным весельем наблюдая за реакцией Фьючерити. - Никаких паломников и их подношений. Ваши конкуренты нанесли бы мощный экономический удар, не так ли?
   Тахгет сказал: - Моя компания, конечно, не стала бы дотрагиваться до твоего убогого маленького мира вооруженной рукой, послушник. Возможно, мы этого и не сделаем. - На лбу у него запульсировала вена. - Итак, мы все марионетки в руках этих иллюзионистов. И в радиусе световых лет нет ни одного из них, чью голову я мог бы расколоть!
   Мара выслушала все это. Теперь она сказала: - Все это не имеет значения. Что действительно важно, так это я и моя дочь.
   - И твоя бомба, - тихо сказал Пул.
   - Отведите меня обратно в мою каюту, - сказала она. - И не просите меня покидать ее снова, пока мы не доберемся до Чандры.
   Коротко кивнув, Тахгет отпустил ее.
   Фьючерити вернулся в свою каюту. Он почувствовал облегчение от того, что маленький кризис миновал, но его щеки горели от стыда и гнева, что весь этот инцидент был подстроен, чтобы напасть на его собственную Экклесию - что ответственность должна быть возложена на другую гильдию - и только Пул увидел это, Пул, виртуал, созданный самими идеалистами!
   Но, поразмыслив, он понял, насколько похожи эти две гильдии. И не мог не задаться вопросом: если идеалисты были способны на такой обман, может ли быть так, что его собственная Экклесия не была бы выше таких грязных трюков? Все это было политикой, как, вероятно, сказал бы Пул, политикой и деньгами, а также конкуренцией за грязную торговлю беженцами и пилигримами. Возможно, даже сейчас экклезиасты замышляли такие же коварные и беспринципные маневры против своих соперников.
   В его сознании зародились нежелательные семена сомнения и подозрительности. Чтобы избавиться от них, он взял свой компьютер и начал яростно составлять длинный отчет обо всем случившемся для своего иерократа.
   Но прежде чем он закончил работу, его снова потревожили. На этот раз неприятности команде доставила не Мара, а Пул, который пропал без вести.
  
   Тахгет встретился с Фьючерити в наблюдательном отсеке.
   Фьючерити сказал: - Я не понимаю, как можно потерять виртуала.
   Тахгет хмыкнул. - Мы знаем, что он где-то проецируется. Мы можем сказать это по утечке энергии. Чего мы не знаем, так это где. Его нет на мониторах. Мы проверили на глаз все разрешенные зоны. Что он задумал, послушник?
   Фьючерити снова вздрогнул от свирепого взгляда Тахгета. - Вы знаете, капитан, то, как вы используете свое физическое присутствие, чтобы запугать меня...
   - Отвечай на вопрос!
   - Я не могу! Я в этом путешествии из-за Пула - поверьте, я бы хотел, чтобы меня здесь вообще не было, - но я не его опекун.
   - Послушник, если ты что-то скрываешь...
   Фьючерити заметил тень, промелькнувшую над ним. Он обернулся.
   Это был Пул.
   Он был снаружи корпуса, стоял горизонтально, поставив ноги на поверхность иллюминатора, отбрасывая рассеянную тень в салон. Он был одет в защитный скафандр и смотрел на Фьючерити сверху вниз с широкой улыбкой, которую было хорошо видно сквозь его визор. Виртуальное изображение было достаточно хорошим, чтобы Фьючерити смог разглядеть узор на подошвах ботинок Пула. Позади него, словно облака, проплывали спутавшиеся корабли.
   Фьючерити разинул рот. - Майкл Пул! Почему - как?
   - Могу рассказать, как это сделано, - сказал Тахгет. Он подошел к окну, сжав огромные кулаки. - Вы взломали свое собственное программное обеспечение, не так ли? Вы отменили запретительные протоколы.
   - Это был интересный опыт, - сказал Пул. Для Фьючерити его голос звучал приглушенно, как будто он находился в другой комнате. - Я не столько переписывал программное обеспечение, сколько довел себя до нервного срыва. - Он поднял руку в перчатке. - И можете видеть, что я не избавился от всех запретов. Я не был уверен, как далеко смогу зайти, что будет безопасно. Фьючерити, думаю, вполне возможно, что если я сломаю этот визор, вакуум убьет меня так же быстро, как и вас.
   Фьючерити захотелось посмеяться над выходками Пула. Но в то же время в нем закипал гнев. - Пул, что вы там делаете? Вы единственный, кому доверяет Мара. Все, что вы делаете, - это дестабилизируете опасную ситуацию, неужели вы этого не видите?
   Пул выглядел слегка раздраженным. - Дестабилизирую? Не я создавал этот беспорядок, послушник. И, конечно, не напрашивался на то, чтобы быть здесь, в этом твоем запутанном веке. Но раз уж я здесь, чего я хочу от этого? Разобраться, вот что. Иногда я думаю, что это все, чего я когда-либо хотел.
   Тахгет спросил: - И что же вы хотели выяснить, выйдя в открытый космос, Пул?
   Пул озорно ухмыльнулся. - А если, капитан, я хотел узнать о вашем волосатом народе?
   Фьючерити нахмурился. - Какой волосатый народ?
   Тахгет только сверкнул глазами.
   Пул сказал: - Показать ему? - Он махнул рукой. Рядом с ним материализовался новый виртуал, зависший в вакууме. На фрагментарных изображениях были видны темные фигуры, снующие по коридорам корабля и по полупрозрачным переходным трубам, которые змеились между переплетенными кораблями.
   Сначала они казались Фьючерити детьми. Казалось, они бегали на четвереньках и были одеты в какую-то темную одежду. Но когда он пригляделся повнимательнее, то увидел, что они не столько ползали, сколько бегали, карабкаясь по трубе, используя большие руки и очень гибкие на вид ноги, чтобы ухватиться за поручни. Было что-то странное и в пропорциях их тел: у них была большая грудь, узкие бедра, длинные руки и короткие ноги, так что все четыре конечности были примерно одинаковой длины.
   - И, - с содроганием произнес Фьючерити, - этот темный материал - не одежда, не так ли?
   Вместо ответа Пул остановил изображение. В центре кадра на Фьючерити пристально смотрела фигура, отчетливо видимая сквозь полупрозрачную стенку переходной трубы. Хотя конечности этого существа выглядели такими же мускулистыми, как и у других, он увидел, что это была самка: из-под спутанного меха выглядывали маленькие груди. Ее лицо, обращенное к Фьючерити, было очень человеческим, с заостренным подбородком, маленьким носом и пронзительными голубыми глазами. Но ее лоб представлял собой низкий костяной выступ, над которым был плоский череп.
   - Постчеловек, - выдохнул Фьючерити.
   - О, конечно, - сказал Пул. - Очевидно, приспособлен к микрогравитации. Это пропорциональное тело предназначено для лазания, а не для ходьбы. Интересно, что они, похоже, вернулись к строению тела, унаследованному от нашей собственной линии гоминидов, когда наши предки жили на деревьях Земли. Леса исчезли, как и эти предки или все, что было похоже на них. Но что-то вроде отголоска вернулось сюда, в центр Галактики. Как странно! Конечно, при Коалиции эти существа были бы вне закона, насколько я понимаю. В те времена эволюционные расхождения не были обычным делом. Но Галактика большая, и, очевидно, это все равно произошло. Не похоже, чтобы ее так уж интересовали тонкости закона, не так ли?
   Фьючерити спросил: - Капитан, почему вы позволяете этим существам разгуливать по вашему кораблю?
   Пул рассмеялся. - Капитан, боюсь, он не понимает.
   Тахгет проворчал: - Послушник, мы называем этих существ "корабелами". И не я позволяю им что-то делать - скорее наоборот.
   Пул весело сказал: - Отсюда и название корабля - "Вежливый запрос"!
   - Но вы же капитан, - растерянно сказал Фьючерити.
   Пул сказал: - Тахгет - капитан маленькой капсулы, которая поддерживает вас, послушник, и которую я очень ясно вижу застрявшей в переплетении надстроек корпуса. Но он не командует кораблем. Все, что он делает, - это ведет переговоры. На самом деле, вы все не более чем пассажиры. Вы похожи на вшей в волосах ребенка.
   Тахгет пожал плечами. - Вы оскорбляете меня, Пул, но я не возражаю против правды.
   Фьючерити все еще не понял этого. - Корабли принадлежат этим корабелам? И они позволяют вам ехать с ними?
   - За определенную плату. Им все еще нужны материалы с земли - еда, воздух, вода - ни одна система рециркуляции не работает на сто процентов. И это то, что мы используем, чтобы оплатить проезд.
   Пул ухмыльнулся. - Я плачу вам кредитами. Вы платите им бананами!
   Капитан проигнорировал его слова. - У нас есть способы сообщить корабелам, куда мы хотим, чтобы они нас доставили.
   - Как? - заинтересованно спросил Пул.
   Тахгет вздрогнул. - Корабелы почти безмозглые. Я оставляю это на усмотрение специалистов.
   Фьючерити уставился на изображения обезьян, сделанные Пулом, и его страх рос. - Почти безмозглые. Но кто поддерживает "Вежливый запрос"? Кто управляет двигателями? Капитан, кто управляет этим кораблем?
   - Волосатый народ, - сказал Пул.
  
   - Все это было вопросом времени, - сказал Майкл Пул.
   - В этом вашем странном будущем прошло более двадцати тысяч лет с тех пор, как люди впервые покинули Солнечную систему. Двадцать тысяч лет! Может быть, вы привыкли думать о подобных периодах, но я в некотором роде непроизвольный путешественник во времени, и это приводит меня в ужас, потому что этот чудовищный промежуток составляет значительную часть возраста самого человеческого вида.
   - И этого времени более чем достаточно, чтобы естественный отбор сформировал нас, если бы мы дали ему шанс. Замороженное воображение Коалиции удерживало большую часть человечества в состоянии застоя. Но там, в темноте, когда мы скользили между этими скалистыми островками, все было по-другому: никто не мог контролировать то, что там происходило. И со временем мы разошлись.
   - После того как первые люди покинули Землю, большинство из них сразу же нырнули в другой гравитационный колодец, подобно земноводным, прыгающим между прудами. Но были и такие, совсем небольшая часть, которые предпочли остаться в более спокойных пространствах между мирами. Они жили в колониях-пузырях, вырытых на ледяных спутниках или кометах, или выдуваемых из астероидных пород. Другие путешествовали на космических кораблях поколений, без удивления обнаруживая, что их корабль-дом стал гораздо более подходящим местом, чем любое место назначения, запланированное для них благонамеренными, но давно умершими предками. Некоторые из них просто остались на своих кораблях, зарабатывая на жизнь торговлей.
   - Мой собственный народ занимался этим, - сказал Фьючерити. - Считается, что так оно и есть. Первые инженеры оказались на нескольких кораблях в космосе, когда Земля была оккупирована. Они не могли вернуться домой. Они столетиями выживали за счет торговли, пока Земля не была освобождена.
   - Захватывающий фрагмент семейной истории, - презрительно произнес Тахгет.
   Пул сказал: - Только подумай об этом, послушник. Эти волосатые люди были подвешены между мирами на протяжении тысячелетий. И это сформировало их. Они потеряли многое из того, что им не нужно - ваше тело, приспособленное к нормальной гравитации, ваш чрезмерно большой мозг.
   Фьючерити сказал: - Учитывая ситуацию, я не вижу, каким образом снижение интеллекта может стать преимуществом.
   - Подумай, парень! Ты управляешь космическим кораблем, а не домашней мастерской. Ты здесь навсегда. Все отлажено, и малейшая ошибка может тебя погубить. Ты можешь только поддерживать, а не изобретать. Мастерить - одно из твоих самых сильных табу! Необходим абсолютный культурный стазис, даже на протяжении эволюционного периода. А чтобы достичь этого, нужно задействовать еще более фундаментальные факторы. Есть только одна сила, которая может изменить поведение гоминидов таким образом и так надолго - это секс.
   - Секс?
   - Секс! Позволь мне рассказать тебе историю. Когда-то существовал вид гоминидов- предтеч, человек прямоходящий. Они, конечно, жили на старой Земле. У них были тела, как у людей, и мозг, как у обезьян. Я всегда представлял себе, что они были прекрасными созданиями. И у них была простая технология. Основой всего этого был ручной топор: обтесанный камень или кремень каплевидной формы с тонким лезвием. С его помощью можно было сбрить волосы, разделать животное, убить соперника - это был хороший инструмент.
   - И одна и та же конструкция использовалась без каких-либо существенных изменений в течение миллиона лет. Подумай об этом, послушник! Какой это поразительный стазис - ведь инструмент сохранялся даже вне границ видов, даже когда один вид прямоходящих вытеснял другой. Но знаешь ли ты, что именно вызвало этот застой на такой поразительный промежуток времени?
   - Секс?
   - Вот именно! Эректус использовал эту технологию не только как инструмент, но и как способ произвести впечатление на потенциальных партнеров. Подумай об этом: чтобы найти сырье, вы должны проявить знание окружающей среды; чтобы сделать ручной топор, вам нужно проявить зрительно-моторную координацию и способность к абстрактному мышлению; чтобы пользоваться им, вам нужны двигательные навыки. Если вы можете сделать ручной топор, вы показываете, что являетесь ходячим, говорящим выражением здорового набора генов.
   Но есть и обратная сторона. Если вы выбрали топор в качестве способа произвести впечатление на противоположный пол, дизайн должен быть заморожен. Это не путь к инновациям! Вы можете сделать свои топоры лучше, чем у любого другого парня, - или больше, или даже меньше, - но они никогда не будут отличаться от других, потому что вы рискуете перепутать цель ваших чар. И именно поэтому ручные топоры не менялись в течение нескольких миллионов лет - и именно поэтому, держу пари, технология этих несговорчивых космических кораблей тоже не менялась на протяжении тысячелетий.
   Фьючерити начал понимать его точку зрения. - Вы хотите сказать, что корабелы поддерживают свои звездолеты в рабочем состоянии, как... как...
   - Как эректус когда-то делал свои ручные топоры. Они делают это не из-за полезности самой вещи, а как демонстрацию сексуального статуса. Неудивительно, что я никак не мог понять назначение этой надстройки из шипов, совков и насадок. В ней нет никакой пользы! У этого нет другой цели, кроме как хвастовства перед потенциальными партнерами, но эта сексуальная роль сослужила свою службу и закрепила свой замысел.
   Фьючерити вспомнил, что слышал о другом подобном случае - о звездолете поколений под названием "Мэйфлауэр", затерявшемся за пределами Галактики, где давление отбора в замкнутой среде сказалось на команде. Очевидно, это был не единичный случай.
   Как обычно, Пул, казалось, был рад, что обнаружил что-то новое. - "Вежливый запрос" - это космический корабль, но это также и павлиний хвост. Как все это странно, - засмеялся он. - И многие мои старые приятели были бы потрясены, узнав, что их мечты о межзвездном господстве приведут к такому результату.
   - Вы очень проницательны, Майкл Пул, - сказал капитан с легкой усмешкой.
   - Я всегда был таким, - сказал Пул. - И это принесло мне много пользы.
   Фьючерити повернулся к капитану. - Это правда?
   Тахгет пожал плечами. - Я бы не стал выражаться так грубо, как Пул. Мы, команда, просто выполняем свою работу. Время от времени приходится соглашаться с подобными собраниями корабелов. Они демонстрируют свои корабли, их последние усовершенствования. Иногда дерутся. И перебрасывают эти трубы между кораблями, набрасываются на других и несколько дней скручивают друг другу головы. Когда они выдохнутся, можно идти своей дорогой.
   Фьючерити спросил: - Но зачем использовать этих существ и их необычные корабли? Посмотрите, какой крюк нам пришлось сделать, несмотря на то, что у нас на борту бомба! Почему бы людям просто не управлять кораблями самим, как мы всегда делали?
   Тахгет вздохнул. - Потому что у нас нет выбора. Когда Коалиция распалась, военно-космический флот и государственные торговые флоты рухнули вместе с ней. Послушник, если только вы не очень могущественны или богаты, в этом уголке Галактики такой корабль - единственный способ передвижения. Нам просто приходится работать с корабелами.
   Фьючерити разозлился. - Тогда почему бы не рассказать об этом людям? Разве это не ложь - притворяться, что корабль под вашим контролем?
   Тахгет моргнул. - А если бы ты знал правду? Поднялся бы ты на борт корабля, если бы знал, что он находится под контролем таких низколобых животных, как эти?
   Фьючерити наблюдал, как корабелы возбужденно копошатся у своих переходных труб в поисках пищи или партнеров.
  

VI

  
   Когда встреча на орбите Три кило, по-видимому, завершилась, "Вежливый запрос" направился обратно к центру Галактики. Для Фьючерити было утешением, когда корабль снова скользнул в густонаселенное небо Ядра, и звездный свет окутал его, как одеяло, отгородив от темноты.
   Но теперь "Вежливый запрос" окружили корабли Кардишской империи. Все столпились у иллюминаторов, чтобы посмотреть.
   Они назывались "зелеными кораблями" и имели архаичную конструкцию, похожую на трехзубую клешню. Являясь частью огромного военного наследия войны в центре Галактики, они когда-то были выкрашены в зеленый цвет, как и их название - зеленый, воображаемый цвет далекой Земли - и на них красовался четырехгранный знак, который когда-то был признан по всей Галактике общим символом свободного и сильного человечества. Но все это было символикой ненавистной Коалиции, и теперь эти корабли были кроваво-красными, а на их корпусах красовались не тетраэдры, а сжатый кулак - эмблема новейшего Карда.
   Они могли быть древними и переделанными, но, тем не менее, зеленые корабли кружились и пикировали вокруг "Вежливого запроса", танцуя на фоне света Галактики. Это была демонстрация угрозы, бессмысленная, захватывающая и прекрасная. Команда "Вежливого запроса" застыла с открытыми ртами.
   - Команда завидует, - пробормотал Фьючерити Пулу.
   - Конечно, так и есть, - сказал Пул. - Там, на этих зеленых кораблях, человек должен летать именно так. Это шипастое, неуклюжее чудовище никогда бы так не танцевало! И эта "команда" может распоряжаться своей судьбой не больше, чем блохи на крысе. Но я полагаю, что вы бы не записались даже на такой корабль, если бы не мечтали о полетах. Как, должно быть, они завидуют этим пилотам-кардишам!
   Фьючерити понял, что в то время, как "Вежливый запрос" бегал по всей Галактике, между Идеократией, Империей и Экклесией велись интенсивные трехсторонние переговоры о ситуации на корабле. Все стороны предварительно согласились с тем, что это был уникальный гуманитарный кризис, и все должны работать сообща, чтобы разрешить его, в интересах соблюдения норм приличия. Но Земля находилась на расстоянии двадцати восьми тысяч световых лет, и здесь и сейчас нельзя было отрицать грубую силу кардов.
   Итак, сопровождаемый эскортом вооруженных штурмовиков, корабль скользнул вглубь переполненного неба. Вся группа примерно синхронно совершала смелые прыжки на сверхсветовой скорости. Вскоре они достигли Центральной звездной массы.
   Фьючерити застал Пула в наблюдательном отсеке, смотрящим в затянутое тучами небо. Ближайшие звезды висели подобно лампам-шарам, их диски были отчетливо видны, а за ними виднелся глубокий трехмерный массив других звезд - звезды за звездами, звезды за звездами, все они были горячими и молодыми, пока не сливались в дымку света, которая полностью скрывала любую беспокоящую темноту.
   На этом фоне Пул выглядел низкорослым и угрюмым, и даже всеохватывающее сияние, казалось, не смягчало его мрачности. Выражение его лица, как всегда, было сложным.
   - Я никогда не могу сказать, о чем вы думаете, Майкл Пул.
   Пул взглянул на него. - Наверное, это хорошо... Лета, это центр Галактики, и звезды сгрудились вместе, как песчинки в мешке. Это ужасно! Все вокруг залито светом - если бы не защита этого корабля, мы бы все мгновенно сгорели. Но для тебя, послушник, это нормально, не так ли?
   Фьючерити пожал плечами. - Это то, с чем я вырос.
   Он попытался обрисовать для Пула географию центра Галактики. Структура была концентрической. - Как луковица, - прокомментировал Пул, - с плотными и сложными слоями, сосредоточенными на Чандре, нависающей сверхмассивной черной дыре в центре всего. - Само Ядро представляло собой центральный балдж Галактики, толстый эллипсоид из звезд и сияющих туманностей, расположенный в центре диска из спиральных рукавов. Внутри Ядра находился еще более плотный узел Центральной звездной массы. Помимо миллионов звезд, скопившихся на расстоянии нескольких световых лет, эта Масса содержала реликты приложения огромных астрофизических сил, расширяющиеся пузыри, оставшиеся от вспышек сверхновых, и огромные фронты бурлящего газа и пыли, выброшенные в результате более мощных взрывов в сердце Галактики. Еще более странной была врезанная глубоко в Массу в форме толстой запятой Детская спираль, похожая на миниатюрную галактику со своими собственными рукавами из молодых звезд и горячих газов.
   И в центре всего этого была сама Чандра, черная дыра, одиночный объект с массой в миллионы звезд. Центр Галактики был местом невероятного насилия, где в результате огромных взрывов рождались и разрывались на части звезды. Но сама Чандра была массивной и неподвижной, она была стержнем огромных астрофизических механизмов, прочно привязанных к пространству-времени.
   Пул был заинтригован поверхностными знаниями Фьючерити о географии Ядра, хотя послушник никогда раньше не покидал пределы 478-й. - Вы знаете это так же, как я знал очертания континентов Земли по школьным картам, - сказал он. Но он был обескуражен бесцеремонными ярлыками, которые Фьючерити и команда дали характеристикам центра. "Ядро", "Масса", "Детская спираль" - это были солдатские названия, непочтительные и фамильярные. В огромном сиянии Ядра не было видно никаких следов трехтысячелетней войны человечества, но эти названия, по словам Пула, указывали на это место как на поле битвы - точно так же, как следы сложных органических молекул, которые когда-то были человеческими существами, полчища которых были убиты и испарились, иногда все еще обнаруживаясь в виде загрязняющих веществ в этих сияющих облаках.
   Что-то в сложности локации заставило Пула осторожно рассказать о своем собственном опыте: виртуальном, а не оригинальном.
   - Когда я впервые полностью пришел в себя, мне показалось, что я проснулся. Но у меня в голове не было ничего из того, что обычно бывает во сне: никаких четких воспоминаний о том, где я был, когда засыпал, что делал накануне и даже сколько мне было лет. Священники расспрашивали меня, и я постепенно понял, где нахожусь и даже кем являюсь. Я был потрясен, когда узнал, кем был. Позволь сказать тебе, - мрачно сказал Пул, - что вынести поклонение себе как богу труднее, чем услышать.
   - Вы можете вспомнить свою прошлую жизнь? Я имею в виду жизнь Пула.
   - О, да. Я помню это так, словно пережил ее сам. Мне говорили, что меня не столько программировали, - задумчиво произнес Пул, - сколько вырастили. Они собрали все, что могли, о моей жизни, а затем быстро переслали мне все это.
   - Итак, вы прожили жизнь в компьютерной памяти.
   Пул сказал: - Моя память остра до предела. Я помню своего отца Гарри, который вернулся спустя долгое время после своей смерти, чтобы преследовать меня в виртуальном мире. Я помню Мириам - ту, которую я любил, - хрипло сказал он. - Я потерял ее во времени задолго до того, как потерял себя. Но это все обман. Я помню, что у меня была свобода воли и я мог делать выбор. Но я был крысой в лабиринте; правда в том, что у меня никогда не было такой свободы.
   - И проблема в том, что записи становятся нечеткими как раз в том месте, где моя, или, скорее, его биография становится интересной для вас, теологов. То, что произошло после того, как я потерял Мириам, похоже не на воспоминание, а на сон - догадку, вымысел, который кто-то написал для меня. Даже мысль об этом затуманивает мое самоощущение. В любом случае, я ничему из этого не верю!
   - Так что, думаю, я был большим разочарованием. О, священники продолжали развивать меня. Они загружали обновления; я просыпался отдохнувшим, перезагруженным. Конечно, всегда задавался вопросом, остался ли я тем же, каким был, когда ложился спать. Но я так и не смог ответить на вопросы теологов о Конечном Наблюдателе, или о моей прогулке по червоточинам, или о том, что я видел или чего не видел во времениподобной бесконечности. Хотел бы я это сделать! Я бы сам хотел это знать.
   В конце концов, они отключили меня в последний раз. Они обещали мне, что я скоро проснусь, как и всегда. Но меня оставили в моем виртуальном гробу на тысячу лет. Ублюдки. Следующее, что я увидел, было уродливое лицо твоего иерократа, склонившегося надо мной.
   - Возможно, они все-таки распяли вас, в конце концов.
   Пул пристально посмотрел на него. - В тебе есть глубина, несмотря на твое глупое имя, малыш. Возможно, так оно и было. Чего я действительно не понимаю, так это почему они просто не стерли меня из банков данных. Просто сентиментальны, наверное.
   Фьючерити сказал: - О, только не это. - Иерократ в своем поспешном инструктаже ясно дал это понять. - Они слишком усердно работали над вами, Майкл Пул. Они слишком много вложили. Ваше виртуальное представление теперь более насыщено информацией, чем я, а плотность информации определяет реальность. Может быть, вы и не бог. Может быть, вы даже не Майкл Пул. Но кем бы вы ни были, сейчас вы более реальны, чем мы.
   Пул уставился на него. - Ты не можешь сказать. - Затем он рассмеялся и отвернулся.
   Но "Вежливый запрос" все глубже проникал в Ядро Галактики.
  

VII

  
   Наконец "Вежливый запрос" в сопровождении кардишей прорвался сквозь звездную завесу в место, которое команда называла Полостью. Под теми же строгими гарантиями, что и раньше, Пул привел Мару в смотровой отсек.
   Корабль остановился, подвешенный в шероховатой сфере, окруженной толпящимися звездами. Это был пузырь в огромной звездной пене, заполняющей центр Галактики, пузырь, начисто выметенный гравитацией черной дыры. Капитан Тахгет указал на несколько более ярких точек; это была горстка звезд из сотен миллиардов в Галактике, чьи орбиты были ближе всего к Чандре. Ни одна звезда не могла приблизиться, потому что ее разорвало бы на части приливами Чандры.
   Когда Фьючерити посмотрел вперед, он увидел лужицу света, подвешенную в самом центре Полости. Она была маленькой, словно карлик по сравнению с размерами самой Полости. С его точки зрения, она выглядела эллиптической, но он знал, что это был грубый диск, и он отмечал самое сердце Галактики.
   - Это похоже на игрушку, - удивленно сказала Мара.
   Пул спросил: - Ты знаешь, что это такое?
   - Конечно. Это аккреционный диск, окружающий Чандру.
   - Дом, - сухо ответил Пул.
   - Да, - сказала Мара. - Но я никогда раньше не видела все таким. Кардиши отправили нас на своих больших кораблях. Только грузовые шаланды. Оттуда не очень-то хорошо видно.
   - И где-то там...
   - Моя дочь. - Она повернулась к нему, и тусклый свет разгладил морщины на ее измученном заботами лице, отчего она выглядела моложе. - Спасибо вам, Майкл Пул. Вы вернули меня домой.
   - Пока нет, - мрачно ответил Пул.
   "Вежливый запрос" со своим эскортом устремился к центру Полости. Вдали показалась лужица, а за ней - широкое море бурлящего газа, над которым проносились корабли.
   Падающая материя стекала в этот центральный водоворот, аккреционный диск, где она беспомощно вращалась часами, неделями или годами, перемешиваемая приливами и разогреваемая сжатием до тех пор, пока не разрушались все остатки структуры, оставляя лишь тонкую светящуюся плазму. Именно это месиво в конце концов попадало в черную дыру. Таким образом, Чандра медленно поглощала Галактику, сердцем которой она была.
   В конце концов Фьючерити разглядел саму Чандру - сгусток яркого света, расположенный в геометрическом центре аккреционного диска, настолько яркий, что скопления турбулентности отбрасывали на поверхность диска тени длиной в несколько световых дней. Конечно, он видел не сам горизонт событий, а отчаянное свечение материи, раздавленной до предела в последние мгновения перед тем, как ее полностью высосало из Вселенной. Горизонт событий был поверхностью, с которой ничто, даже свет, не могло вырваться наружу, но он был навсегда скрыт сиянием обреченной материи, упавшей на него.
   Пул был прикован к окну. - Поразительно, - сказал он. - Черная дыра - это трещина в космосе, в которую просачивается Галактика. А этот аккреционный диск - раковина шириной с Солнечную систему!
   Именно Мара заметила влагу на щеках Пула. - Вы плачете.
   Он раздраженно отвернулся. - Виртуалы не плачут, - сказал он хрипло.
   - Вы не грустный. Вы счастливый, - сказала Мара.
   - И виртуалы не становятся счастливыми, - сказал Пул. - Это просто - быть здесь, видеть это! - Он повернулся к Фьючерити, который увидел под его радостным возбуждением гнев, даже что-то вроде отчаяния, мощные эмоции, смешанные воедино. - Но знаешь, что сводит меня с ума? Я не он. Я не Пул. Ты словно разбудил меня, чтобы мучить экзистенциальными сомнениями! Он никогда этого не видел - и кем бы я ни был, его давно уже нет, и я не могу поделиться этим с ним. Так что это бессмысленно, не так ли?
   Фьючерити задумался над этим. - Тогда оцените это сами. Это ваш момент, а не его. Наслаждайтесь тем, как это подчеркивает вашу индивидуальность - вашу, уникальную, а не его.
   Пул фыркнул. - Типичный ответ священника! - Но он замолчал и, казалось, немного успокоился. Фьючерити подумал, что на этот раз он мог бы немного утешить Пула.
   - Пока у вас не заслезились глаза, - мрачно сказал Тахгет, - вспомните, что это была зона боевых действий. - Он рассказал Пулу, что когда-то Чандра была окружена технологией, сетчатым покрытием, созданным существами, которые окружили сверхмассивную черную дыру и запустили ее в работу. - Всю эту установку пришлось изрядно поломать, - ровным голосом сказал Тахгет. - Когда мы закончили эту работу, мы завоевали Галактику.
   Пул уставился на него. - Вы, новые поколения, - потрясающая компания.
   В аккреционном диске были звезды. Тахгет указал на них.
   Диск был неспокойным местом, где могли образовываться водовороты и узлы с массой многих солнц, которые то тут, то там сжимались и разгорались термоядерным огнем. Эти звезды сияли, как драгоценные камни, среди темных обломков на краю диска. Но они были обречены, их так же неудержимо тянуло к Чандре, как и остальные обломки диска, из которого они родились. В конце концов, самая массивная звезда была бы разорвана на части, ее собственная гравитация не соответствовала бы приливам Чандры. Иногда на поверхности диска можно было увидеть пятно света: остатки ободранной и выпотрошенной звезды, материал которой все еще горел термоядерным пламенем.
   Некоторые звезды не выдерживали даже такой срок. Массивные, раздутые, эти монстры взрывались как сверхновые почти сразу после своего образования, оставляя за собой остатки: нейтронные звезды или даже черные дыры, объекты звездной массы. Даже Чандра не смогла бы расколоть черную дыру, но она с удовольствием поглотила бы этих младенцев. Говорили, что когда черная дыра столкнется с Чандрой, этот огромный горизонт событий зазвенит, как колокол.
   Именно к одной из этих черных дыр-спутников и спустился теперь "Вежливый запрос".
   Попадание в аккреционный диск было похоже на падение в сияющее облако: волны и пузыри, нити и слои светящегося газа проплывали мимо корабля вверх. Несмотря на то, что эти волны были больше планет - поскольку аккреционный диск, как заметил Пул, был таким же широким, как и сама солнечная система, - Фьючерити мог видеть, как на его глазах бурлят волны, как будто корабль падал в кошмар из огромных, медленно движущихся скульптур.
   Подход был осторожным, плавным. Капитан Тахгет сказал, что корабелов пришлось подкупить дополнительными подарками; карабкающиеся существа были очень недовольны тем, что им пришлось вести свой корабль в это опасное место. Это показалось Фьючерити очень рациональной точкой зрения.
   Посреди всего этого они наткнулись на черную дыру.
   Чтобы увидеть это, им понадобились увеличительные устройства смотрового отсека. Солнце, масса которого в два раза превышала массу Земли, представляло собой сгусток мрачного света, плывущий сквозь аккреционные облака. Как и у Чандры, темная маска ее горизонта событий - на самом деле всего несколько километров в поперечнике - была скрыта электромагнитным излучением вещества, которое она высасывала из Вселенной. У нее даже был свой собственный аккреционный диск, как показало исследование Фьючерити, небольшая лужица света вокруг центральной искры.
   И у этого солнца размером с город была своя планета. - Серый Мир, - выдохнула Мара. - Я никогда не думала, что увижу его снова.
   Этот астероид, переживший падение в аккреционный диск Чандры, был извлечен идеократами из мусора и переведен на безопасную орбиту вокруг черной дыры-спутника. Маленький мирок вращался вокруг своей звезды примерно на том же расстоянии, на котором Земля вращается вокруг Солнца. И Серый Мир оправдал свое название, отметила Фьючерити, поскольку его поверхность была серебристо-серой, гладкой и безупречно чистой.
   Маре казалось, что это и есть дом. - Мы живем под крышей, - сказала Мара. - Она держится над поверхностью на сваях.
   - Раньше мы называли это паратерраформированием, - сказал Пул. - Превращением вашего мира в одно огромное здание. Низкая гравитация позволяет вам многое делать, не так ли?
   - Крыша отлично отражает свет, - сказала Мара. - Мы используем свободную энергию центра Галактики, чтобы выжить, но она не достигает наших домов в первозданном виде.
   - Думаю, что нет, - тепло ответил Пул.
   - Это прекрасное место, - улыбнулась Мара. - Мы строим наши дома высокими; некоторые из них парят или свисают с крыши мира. И ты чувствуешь себя в безопасности, защищенным от жестокости галактических бурь снаружи. Вам стоит как-нибудь это увидеть, Майкл Пул.
   Пул удивленно поднял брови. - Но, Мара, твое "безопасное" убежище настолько небезопасно, насколько это вообще возможно, несмотря на волшебную крышу.
   - Он прав, - сказал Тахгет. - Эта черная дыра и ее орбитальная свита уже на пути к Чандре. Примерно через десять лет приливы оторвут планетоид от ее дыры, а затем сорвут эту причудливую крышу. Потом весь этот бардак попадет в горизонт событий Чандры, и на этом все закончится.
   - Вот почему Серый Мир пришлось эвакуировать, - сказал Фьючерити.
   - Последняя Кард известна своими гуманными порывами, - сухо заметил Тахгет.
   - Ладно, Мара, - сказал Пул, - вот мы и на месте. Что теперь? Ты хочешь, чтобы тебя отвезли в Серый Мир?
   - О, нет, - сказала она. - Какой в этом смысл? - Она казалась слегка раздраженной. - Я же говорила вам, Майкл Пул. Моей дочери нет на Сером Мире. Она там. - И она указала на мерцающую черную дыру.
   Тахгет и его команда обменялись многозначительными взглядами.
   Фьючерити ощутил смутное предчувствие, возвращение страха. Это путешествие в сердце Галактики было настолько удивительным, что ему удалось на время забыть об опасности, в которой они находились. Но все это было лишь развлечением. В конце концов, эта женщина контролировала бомбу, и теперь они приближались к критическому моменту.
   Пул отвел его в сторону. - Ты выглядишь обеспокоенным, послушник, - пробормотал он.
   - Я беспокоюсь. Мара все еще просит невозможного. Что нам теперь делать?
   Пул казался гораздо спокойнее, чем чувствовал себя Фьючерити. - У меня всегда была философия. Если ты не знаешь, что делать, собери больше данных. Откуда ты знаешь, что то, чего она хочет, невозможно? - Он повернулся к Тахгету. - Капитан, как близко вы можете подвести нас к черной дыре-спутнику?
   Тахгет покачал головой. - Это пустая трата времени.
   - Но у вас нет предложения получше, не так ли? Давайте посмотрим. Что еще мы можем сделать?
   Тахгет поворчал, но подчинился.
   Итак, корабль оторвался от Серого Мира, и снова сформировалась его свита из кораблей кардишей. Мара улыбнулась, как будто наконец возвращалась домой. Но Фьючерити вздрогнул, потому что в том месте, куда они направлялись, не было ничего даже отдаленно человеческого.
  
   Медленно приближался зловещий свет черной дыры-спутника.
   - Послушник, - пробормотал Пул. - У тебя есть инфопанель?
   - Да.
   - Тогда начинай наблюдения. Изучай эту черную дыру, Фьючерити. Разберись, что здесь происходит. Это твой шанс хоть раз заняться настоящей наукой.
   - Но я не ученый.
   - Да, не совсем, не так ли? Ты слишком скомпрометирован для этого. Но однажды ты сказал мне, что тебе было любопытно. Именно это заставило тебя покинуть ферму и броситься в объятия Экклесии. - Он вздохнул. - Знаешь, в мое время у такого парня, как ты, было бы больше возможностей.
   Фьючерити почувствовал, что готов защищать свое призвание. - Я не думаю, что вы понимаете все богатство теологии...
   - Просто сядь за эту чертову панель!
   Фьючерити поспешил в свою каюту и вернулся со своим пультом управления данными. Это была самая современная модель на Экклесии. Он прижал пульт к блистеру смотрового отсека и стал проверять, поступают ли данные.
   - Я взволнован, - сказал он.
   - Ты должен это сделать, - сказал Пул. - Ты мог бы сделать здесь какое-нибудь оригинальное открытие. И, что более важно, ты мог бы придумать, как спасти все наши шкуры, включая мою виртуальную.
   - Я взволнован, но обеспокоен, - признался Фьючерити.
   - Это похоже на тебя.
   - Майкл Пул, как может человеческий ребенок выжить в черной дыре?
   Пул одобрительно взглянул на него. - Хорошо, это правильный вопрос. Тебе нужно быть непредвзятым, послушник. Давайте предположим, что Мара говорит серьезно, что она знает, о чем говорит.
   - Что она не сумасшедшая.
   - Непредвзято! Мара, как мне кажется, подразумевала, что мы говорим не о ребенке в ее физическом облике, а о какой-то загрузке, например, виртуальной.
   Фьючерити спросил: - Но какая информация может храниться в черной дыре? Дыра определяется только ее массой, зарядом и вращением. Для определения виртуала требуется гораздо больше трех чисел. Но ни одна человеческая наука не знает способа сохранить в черной дыре больше данных, хотя считается, что другие, возможно, делали это в прошлом.
   Пул посмотрел на него. - Другие?.. - Он хлопнул себя по щеке. - Не обращай внимания. Сосредоточься, Пул. Тогда давай отвлечемся от самой дыры, этого релятивистского объекта. Мы ищем структуру, место, куда вы могли бы записать информацию. Каждая черная дыра встроена в большую Вселенную, и у каждой из них есть свой багаж. У этой дыры-спутника есть свой собственный аккреционный диск. Возможно, там...
   Но проведенное Фьючерити сканирование диска ничего не дало. - Майкл Пул, это, по сути, спектр турбулентности. Существует определенная структурная корреляция по окружности, которая во времени зависит от периода обращения черной дыры вокруг своей оси.
   - Но это всего лишь гравитация, закон обратных квадратов, определяемый одним числом: массой черной дыры. Итак, что еще у нас есть? - Пул неумело постучал по виртуальному клону панели Фьючерити. Он увеличил изображение самой дыры. Это был яркий точечный снимок, даже при сильном увеличении. Но Пул поиграл со светофильтрами, пока не уменьшил центральный блик и не показал детали неба на заднем плане.
   Появилось текстурированное свечение. Черная дыра и большая часть ее аккреционного диска были окружены шероховатой сферой жемчужного газа, а внутри сферы ближе к дыре сгущался сплющенный эллипсоид из более светлого тумана.
   - Так, так, - сказал Пул.
   Фьючерити, зачарованный, наклонился поближе, чтобы рассмотреть. - Я никогда не знал, что у черных дыр есть атмосфера! Взгляните, Майкл Пул, это почти как глаз, который смотрит на нас - видишь, белый цвет, а внутри радужная оболочка, а сама черная дыра - зрачок.
   Тахгет выслушал это с презрением. - Очевидно, никто из вас не сталкивался с черными дырами. - Он указал на изображение аккреционного диска. - Магнитное поле дыры вытягивает материал из диска и швыряет его в эти более широкие оболочки. Мы называем внешние слои короной.
   Фьючерити сообщил, что внешняя атмосфера звезды - это тоже корона.
   - Отличная работа, - сухо сказал Тахгет. - Газовые оболочки вокруг черных дыр и звезд образуются в результате сходных процессов. Та же физика, то же название.
   Пул сказал, - И магнитное поле нагнетает энергию в эти слои. Фьючерити, взгляни на этот температурный профиль!
   - Да, - сказал Тахгет. - В аккреционном диске температура может достигать миллионов градусов. Во внутренней короне - "радужной оболочке" глаза - температура будет в десять раз выше, а во внешних слоях еще в десять раз больше.
   - Но магнитное поле вращающейся черной дыры и ее аккреционного диска не столь простое, - сказал Пул. - Поле будет передавать не только энергию, но и сложность. - Теперь он все лучше разбирался в работе с данными. Он выбрал участок внутренней короны и увеличил изображение. - Что ты думаешь об этом, Фьючерити?
   Послушник увидел пучки света, нити из более плотного материала в турбулентных газах, переплетенные, медленно извивающиеся. Они были похожи на призраков, движимых сложными магнитными полями, и все же, как сразу подумал Фьючерити, у них была определенная автономия. Призраки, танцующие в атмосфере черной дыры! Он рассмеялся от беспомощного восторга.
   Пул ухмыльнулся. - Думаю, мы только что нашли нашу структуру.
   Мара улыбалась. - Я же говорила вам, - сказала она. - И там моя дочь.
  

VIII

  
   Потребовалось детальное изучение структур в атмосфере черной дыры, перекрестный допрос Мары, помощь опытного капитана Тахгета и кропотливый поиск в корабельных хранилищах данных - вместе с чрезвычайно творческой интерполяцией Майкла Пула - прежде чем у них появилась предварительная гипотеза, которая соответствовала фактам о том, что здесь произошло.
   Как и многое другое в современном мире, это произошло после распада Временной правительственной коалиции.
   Пул сказал: - Размножайтесь, упорно сражайтесь, умирайте молодыми и оставайтесь людьми: в этих нескольких словах можно подытожить философию Коалиции. В ходе своей социальной инженерии Коалиция запустила процесс положительной обратной связи; она запустила рой быстро размножающихся людей по всей Галактике, пока не заполнила все звездные системы. - Пул ухмыльнулся. - Не самый благородный способ сделать это, но он сработал. И мы действительно оставались людьми в течение двадцати тысяч лет. Эволюция отложена!
   - Все было не так просто, - предостерег Фьючерити. - Возможно, этого и не могло быть. Те же корабелы просчитались. Ходили даже слухи о расхождениях между солдатами на передовой, когда они приспосабливались к давлению тысячелетней войны.
   - Конечно. - Пул махнул рукой. - Но это исключения. Вы не можете отрицать тот основной факт, что Коалиция остановила эволюцию человечества для подавляющей части человечества в эпических масштабах пространства и времени. И, сделав это, они выиграли свою войну. Вот тогда-то и начались настоящие неприятности.
   Наследники Коалиции были, пожалуй, еще более фанатичны в отношении своей идеологии и целей, чем их предшественники. Они называли себя Идеократией именно для того, чтобы подчеркнуть превосходство идей, которые завоевали целую Галактику, но о которых все остальные временно забыли.
   На своих конклавах идеократы искали новую стратегию. Теперь, когда старая угроза была устранена, Коалиция больше никому не была нужна. Возможно, поэтому идеократы цинично мечтали, что одного представления о будущих угрозах будет достаточно, чтобы напугать рассеянное человечество и вернуть его в единое целое, где оно снова будет подчинено единому командованию - то есть под командованием идеократов - как в старые добрые времена. Осуществятся ли эти потенциальные угрозы когда-либо или нет, было чисто теоретическим вопросом. Причина была очевидна, благородна сама по себе.
   Внимание идеократов сосредоточилось на Чандре, центре Галактики и главном символе войны. Великая черная дыра когда-то использовалась врагом человечества в качестве военного ресурса. Что, если теперь человеческие силы смогут каким-то образом захватить Чандру? Это стало бы защитой от любого будущего возвращения ксили - и постоянным напоминанием всему человечеству об угрозе, с которой так долго боролась предшественница Идеократии и на которой Идеократия сосредоточена даже сейчас. Трудно представить себе более убедительный призыв к объединению; стратеги Идеократии представляли себе ликующее человечество, с благодарностью возвращающееся под ее юрисдикцию.
   Но как можно отправить людей в черную дыру? В конце концов, способ был найден. - Но, - сказал Пул, - им пришлось нарушить свои собственные правила...
   Далекие от того, чтобы сопротивляться эволюции человека, идеократы теперь приказали преднамеренно модифицировать человечество: создать специально созданных постлюдей для размещения в новых условиях. - В данном случае, - сказал Пул, - в разреженной атмосфере черной дыры.
   - Это невозможно, - сказал капитан Тахгет, явно не веря своим ушам. - Не может быть, чтобы человек питался сгустками перегретой плазмы, как бы вы его ни модифицировали.
   - Не человек, а постчеловек, - раздраженно сказал Майкл Пул. - Вы что, капитан, никогда не слышали о пантропии? Сейчас ваш век, а не мой! Эволюция в ваших руках, так было на протяжении тысячелетий. Вам не нужно думать о мелочах вроде нескольких изменений в костной структуре здесь, увеличении переднего мозга там. Вы можете пойти гораздо дальше. Я сам являюсь тому примером.
   - Стандартное определение данных человека воплощено в плоти и крови, в структурах биохимии углерод-вода. Я воплощен в узорах компьютерных ядер и в формах света. Вы могли бы спроецировать эквивалентное человеческое определение на любой носитель, который будет хранить данные, - на любой технологический носитель, на альтернативные химические составы кремния или серы, на все, что вам нравится, от пенящихся кварков в протоне до гравитационных колебаний самой Вселенной. И тогда ваши постлюди, освоившиеся в новой среде, смогут прижиться и размножаться. - Он увидел их лица и рассмеялся. - Я вас шокирую! Какая прелесть. Спустя две тысячи лет после распада Коалиции ее табу все еще действуют на человеческое воображение.
   - Ближе к делу, виртуал, - огрызнулся Тахгет.
   - Суть в том, - вставила Мара, - что в воздухе черной дыры есть люди. Там. Те призрачные фигуры, которые вы видите, - это люди. Это действительно так.
   - Это, безусловно, возможно, - сказал Пул. - В этих сгустках магнетизма и плазмы более чем достаточно структуры, чтобы хранить необходимые данные.
   Фьючерити спросил: - Но какой в этом был бы смысл? Какова была бы функция этих постлюдей?
   - Оружие, - просто ответил Пул.
   Даже когда Серый Мир будет вырван и уничтожен приливами Чандры, черная дыра-спутник продолжит плыть, нагруженная своим аккреционным диском и атмосферой, а также плазменными призраками, которые жили в этой атмосфере и выжили там, где не смог бы выжить ни один нормальный человек. Возможно, призраки смогли бы проскакать по спутниковой дыре до самой Чандры, и, возможно, поскольку прожорливый центральный монстр поглотит маленькую дыру, они смогли бы переместиться в гораздо более обширную атмосферу самой Чандры.
   - Однажды Чандру заполонили инопланетяне, - сказал Пул. - Нам потребовалось три тысячи лет, чтобы избавиться от них. Поэтому идеократы решили и собрались заселить Чандру людьми - или, по крайней мере, постлюдьми. Тогда Чандра будет нашей навсегда.
   Капитан Тахгет покачал головой, ворча по поводу разглагольствований теоретиков и переписывания истории.
   Фьючерити счел все это замечательной историей, независимо от того, правда это или нет. Но он не мог забыть, что на борту корабля все еще была бомба. Он осторожно спросил Мару: - И один из этих... э-э-э... постлюдей - ваша дочь?
   - Да, - сказала Мара.
   Тахгет все больше терял терпение. - Но, женщина! Неужели ты не понимаешь, что даже если предположить, что этот устаревший виртуал прав насчет пантропии и постлюдей, то, что могло быть спроецировано в атмосферу черной дыры, может быть твоей дочерью не больше, чем Пул может быть твоим сыном? Ты - углерод и вода, а это - тонкая струйка плазмы. Какие бы чувства вас ни связывали, световое шоу в этом облаке не имеет к вам никакого отношения.
   - Я не сентиментальна, - четко произнесла она. - Узы настоящие, капитан. Человек, которого они отправили в эту черную дыру, - моя дочь. Видите ли, все дело в преданности.
   Идеократы, которые были настоящими мастерами в том, что касалось подчинения своим собратьям-людям, не имели опыта общения с постлюдьми. Они понятия не имели, как обеспечить дисциплину и лояльность существам, для которых "настоящие" люди могут показаться такими же чуждыми, как муха для рыбы. Поэтому они приняли меры предосторожности. Каждый кандидат в пантропы рождался как полноценный биологический человек, из материнской утробы, и каждый из них провел свои первые пятнадцать лет в нормальной жизни, учитывая, что он родился на крытой планетке на орбите вокруг черной дыры.
   - Затем, в свой шестнадцатый день рождения, Шарн была похищена, - сказала Мара. - И ее скопировали.
   - Это как создание виртуальной реальности, - задумчиво произнес Пул. - Копирование, должно быть, было квантовым процессом. И эти данные были введены в плазменные структуры в атмосфере черной дыры. - Он ухмыльнулся. - Вы не можете винить идеократов за то, что они не мыслят масштабно! И именно поэтому здесь, в первую очередь, есть люди - я имею в виду, колония с семьями, - чтобы эти несчастные изгнанники могли приобщиться к человечеству и оставаться лояльными. Изобретательно.
   - Это звучит ужасно манипулятивно, - сказал Фьючерити.
   - Да. Повинуйся нам, или твоей семье достанется...
   Мара сказала: - Мы знали, что потеряем ее, с того самого дня, как родилась Шарн. Знали, что это будет тяжело. Но мы знали о своем долге. В любом случае, на самом деле мы ее не теряли. Она всегда будет с нами, там, в небе.
   - Я не понимаю, - проворчал капитан. - Почему после того, как вашу дочь "скопировали", она просто не вышла из копировальной будки?
   - Потому что квантовую информацию невозможно скопировать, капитан, - мягко объяснил Пул. - Если вы делаете копию, то должны уничтожить оригинал. Вот почему начальство юного Фьючерити было так взволновано, когда меня перевели в хранилище данных этого корабля: существует только одна моя копия. Шарн никогда не могла выйти из этой будки. Ее уничтожили в процессе.
   Фьючерити смотрел в сторону черной дыры, где клубился воздух. - Тогда, если все это правда, где-то среди этих обрывков ваша дочь. Единственная копия вашей дочери.
   Пул сказал: - В глубоком философском смысле это правда. Это действительно ее дочь, изображенная в свете.
   Фьючерити спросил: - Она может говорить с вами?
   - Это никогда не разрешалось, - задумчиво произнесла Мара. - Только командиры имели доступ по защищенным каналам. Должна сказать, мне было нелегко. Я даже не знаю, что она чувствует. Ей больно? Каково это - быть ею сейчас?
   - Как печально, - сказал Пул. - У вас есть долг - колонизировать новый мир, странный воздух черной дыры. Но вы не можете отправиться туда; вместо этого вам придется потерять своих детей. Вы - переходное существо, не принадлежащее ни к миру ваших предков, ни к миру ваших детей. Вы застряли между мирами.
   Для Мары это было уже слишком. Она шмыгнула носом и выпрямилась. - Знаете, это была военная операция. Мы все это приняли. Я же говорила вам, у нас был свой долг. Но потом появились корабли кардов, - с горечью сказала она. - Они просто схватили нас и увезли, и мы даже не успели попрощаться.
   Тахгет сверкнул глазами. - Вот почему ты захватила мой корабль и потащила нас всех в центр Галактики!
   Она слабо улыбнулась. - Я сожалею об этом.
   Фьючерити поднял руки вверх. - Думаю, что сейчас нам нужно найти стратегию выхода.
   Пул ухмыльнулся. - Наконец-то ты говоришь как инженер, а не как священник.
   Фьючерити сказал, - Мара, мы привезли вас сюда, как и обещали. Полагаю, вы сможете повидаться со своей дочерью. Что теперь? Если мы доставим вас на планетоид, вы сможете поговорить с ней?
   - Вряд ли, - сказала Мара. - Войска кардишей украли старое снаряжение Идеократии еще до того, как мы стартовали. Я думаю, они сочли весь проект каким-то нездоровым.
   - Да, - сказал Пул. - Я могу себе представить, что они будут использовать это как инструмент пропаганды в своей борьбе с Идеократией.
   - Тьфу, - сплюнул Тахгет. - Не обращайте внимания на политику! Служитель спрашивает, мадам, не откажешься ли ты теперь от своей бомбы, чтобы мы все могли продолжать жить своей жизнью.
   Мара в нерешительности посмотрела на черную дыру. - Я не хочу доставлять вам хлопоты.
   Тахгет горько рассмеялся.
   - Я просто хотела бы поговорить с Шарн.
   - Если мы не можем этого сделать, может быть, сможем отправить сообщение, - сказал Майкл Пул. Он ухмыльнулся, щелкнул пальцами и исчез.
   И появился снова в своем скафандре, в космосе, по другую сторону блистера.
  
   Капитан Тахгет бушевал: - Как вы это делаете? После вашей последней выходки я приказал отключить все ваши основные процессоры!
   - Не вините свою команду, капитан, - раздался приглушенный голос Пула. - Я прорубил себе дорогу обратно. В конце концов, никто не знает меня так хорошо, как я сам. А ведь когда-то я был инженером.
   Тахгет беспомощно сжал кулаки. - Будьте вы прокляты, Пул, мне следовало бы заткнуть вас навсегда.
   - Слишком поздно для этого, - весело сказал Пул.
   - Майкл Пул, что вы собираетесь делать? - спросил Фьючерити.
   Мара была первой, кто это увидел. - Он собирается последовать за Шарн. Собирается загрузить себя в воздух черной дыры.
   Фьючерити уставился на Пула. - Она права?
   - Я собираюсь попробовать. Конечно, я придумываю это по ходу дела. Моя процедура не опробована; все или ничего.
   Тахгет фыркнул. - Возможно, вы стали еще большим дураком, чем были при жизни, Пул.
   - Да?
   - Это всего лишь предположение. Даже если Идеократия и намеревалась заселить черную дыру постлюдьми, у нас нет доказательств, что это сработало. В этих разреженных газах, возможно, нет ничего живого. А даже если и есть, то, возможно, это уже не человек! Вы об этом не думали?
   - Да, - сказал Пул. - Конечно, слышал. Но мне всегда нравились большие шансы. Вот это приключение, а?
   Фьючерити не мог не улыбнуться его безрассудному оптимизму. Но он подошел к окну. - Майкл Пул, пожалуйста...
   - Что случилось, послушник? Ты беспокоишься о том, что с тобой сделает твой иерократ, когда ты вернешься домой без его интеллектуальной собственности?
   - В общем, да. Но я также беспокоюсь за вас, Майкл Пул.
   Пул изобразил двойной дубль. - Ты такой и есть, не так ли? Я тронут, Фьючерити Дрим. Ты мне тоже нравишься, и я думаю, что у тебя впереди большое будущее - если сможешь развеять теологический туман в своей голове. Ты мог бы изменить мир! Но, с другой стороны, у меня такое чувство, что ты также станешь прекрасным священником. Я бы хотел остаться и посмотреть, что из этого выйдет. Но, без обид, ради этого не стоит возвращаться в холодильник.
   Мара сказала прерывающимся голосом: - Если найдете Шарн, скажите ей, что я люблю ее.
   - Я так и сделаю. И кто знает? Возможно, когда-нибудь мы найдем способ снова связаться с тобой. Не теряй надежды. Я никогда этого не делаю.
   - Не буду.
   - Просто для полной ясности, - тяжело вздохнул капитан Тахгет. - Мара, тебе хватит этого, чтобы избавиться от этой чертовой бомбы?
   - О, да, - сказала Мара. - Я всегда доверяла Майклу Пулу.
   - И ей не предъявят никаких обвинений, - сказал Пул. - Не так ли, капитан?
   Тахгет посмотрел на потолок. - Когда я уберу бомбу со своего корабля и когда кто-нибудь заплатит мне за эту прогулку, она может быть свободна.
   - Тогда моя работа здесь закончена, - сказал Пул с притворной серьезностью. Он повернулся лицом к черной дыре.
   - Вы сомневаетесь, - сказал Фьючерити.
   - Не так ли? Интересно, какова ожидаемая продолжительность жизни разумной структуры там... Что ж, у меня есть столетие до того, как черная дыра обрушится на Чандру, и, возможно, найдется способ пережить это.
   - Я надеюсь, что выживу! Было бы забавно посмотреть, что будет дальше в этой Галактике людей. Конечно, это не будет похоже на то, что было раньше. Вы знаете, это опасный прецедент, это преднамеренное образование видов: неужели после эпохи единства мы теперь будем переживать эпоху бифуркации, когда человечество целенаправленно разделится и будет разделяться снова? - Он снова повернулся к Фьючерити и ухмыльнулся. - И это мое собственное приключение, не так ли, послушник? То, чем настоящий Пул никогда не делился. Он, вероятно, был бы потрясен, насколько я знаю его. Я паршивая овца! Что это было насчет "более реального"?
   Мара сказала: - Я буду с вами во времениподобной бесконечности, Майкл Пул, когда это бремя пройдет.
   Это была стандартная вигнеровская молитва. Пул мягко сказал: - Да. Возможно, я увижу тебя там, Мара. Кто знает? - Он кивнул Фьючерити. - Прощай, инженер. Помни - открытый разум.
   - Открытый разум, - тихо сказал Фьючерити.
   Пул повернулся, отпрыгнул от корабля и исчез в мерцании пикселей.
  
   После этого Фьючерити провел долгие часы, изучая мимолетные узоры в атмосфере черной дыры. Он пытался убедить себя, что видит больше структуры: новые текстуры, более глубокое богатство. Возможно, Майкл Пул действительно был там, вместе с Шарн. Или, возможно, Майкл Пул уже отправился к своему следующему пункту назначения, или к следующему после этого. Сказать наверняка было невозможно.
   Он сдался, повернулся к своей инфопанели и начал обдумывать, как он собирается объяснить все это иерократу.
   Пока корабелы сновали по коридорам и переходным трубам, корабль оторвался от аккреционного диска Чандры и направился к базе 478, а затем к Земле.
  
   В конце концов Идеократия и Кардишская империя неизбежно столкнулись друг с другом.
   Такие войны за наследство унесли тысячелетия и бесчисленное количество жизней. Это была не самая благородная эпоха, хотя и породившая множество героев.
   Но время взяло свое. Войны отгорели сами собой. Вскоре Коалиция со всеми ее достижениями и наследием была забыта.
   Что касается вигнерианской религии, то она превратилась в самую могущественную и глубокую из всех религий человечества и принесла утешение триллионам людей. Но в следующий момент и это было совершенно забыто.
   И люди, выброшенные на миллион чужих берегов, трансформировались и адаптировались.
   Это была бифуркация человечества. Как бы это привело в ужас этого старого сухаря Хаму Друза! Конечно, войны все еще продолжались. Но теперь друг с другом сталкивались разные человеческие расы, и фундаментальная ксенофобия приводила к геноциду.
   Как понял бедняга Русел с "Мэйфлауэра II", судьба человечества решается в перекрывающихся временных масштабах. Империя обычно длится тысячу лет - Коалиция была патологией. Религия может существовать пять или десять тысяч лет. Даже человеческий подвид неузнаваемо изменится через пятьдесят или сто тысяч лет. Таким образом, на самом протяженном отрезке времени человеческая история представляет собой сложный диссонанс, в котором ноты звучат на множестве частот - от целенаправленных до эволюционных, и в его фрактальном переплетении можно различить только самые общие закономерности.
   Вы научитесь этому, если проживете достаточно долго, как Русел, как я.
  
   Эпоха бифуркации внезапно закончилась.
   Спустя шестьдесят пять тысяч лет после завоевания Галактики генетическая случайность привела к появлению нового завоевателя. Харизматичный, чудовищный, беспечно тратящий человеческие жизни в огромных масштабах, самозваный Объединитель использовал один человеческий тип в качестве оружия против другого, прежде чем один из его многочисленных врагов лишил его жизни, и его империя распалась, недолговечная, как и все предыдущие.
   И все же Объединитель посеял семена более глубокого единства. С момента распада Коалиции продолжатели рода человеческого не вспоминали о том, что их предки жили в одном теплом пруду. Спустя еще десять тысяч лет это единство нашло общее решение.
   С таким трудом завоеванная человечеством Галактика была всего лишь приливным озерцом мутного света, в то время как вокруг простирался океан инопланетных культур. Теперь эти необъятные пространства стали ареной новой войны. Как и во времена Объединителя, в конфликт были вовлечены разные человеческие типы; даже специально выводились новые подвиды для того, чтобы служить оружием.
   Эта война продолжалась в различных формах в течение ста тысяч лет. В конце концов, как и Объединитель, человечество потерпело поражение из-за огромных масштабов арены и времени, которое разрушает все человеческие цели.
   Но человечество не вернулось к полной фрагментации, не совсем. На данный момент в политике человечества начала появляться новая сила.
   Бессмертные. Мы. Я.
  
   Со времен Майкла Пула в рядах человечества были бессмертные. Некоторые из нас были созданы для этого, а другие были детьми созданных. Мы появились и умирали в наших собственных медленных поколениях, часть человечества.
   Враждебность смертных была неумолима. Это сплачивало нас, даже если часто мы испытывали взаимную ненависть. Но мы всегда зависели от основной массы человечества. Бессмертные или нет, мы все равно оставались людьми; нам нужны были наши недолговечные родственники. Однако большую часть своей долгой жизни мы провели, скрываясь.
   Мы, бессмертные, скорее наслаждались долгим днем Коалиции, несмотря на все преследования со стороны властей. Стабильность и централизованный контроль были тем, к чему мы стремились превыше всего. Для нас крах Коалиции и последовавшие за ним бурные века были катастрофой.
   Когда, спустя двести тысяч лет после времен Хамы Друза, наконец утихла буря внегалактической войны, мы решили, что с нас хватит. Мы всегда действовали тайно, то тут, то там корректируя историю - как я вмешивалась в судьбу Ликующих. Теперь все было по-другому. В этот момент человеческой раздробленности и слабости мы вышли из тени и начали действовать.
   Мы создали новое централизованное правительство под названием Содружество. Медленно - так медленно, что большинство поденок жили и умирали, даже не замечая, что мы делаем, - стремились бросить вызов времени, остановить течение истории. Наконец-то обрести контроль.
   И мы попытались достичь более глубокого единства, объединения разумов, называемого Трансцендентностью. Эта сверхчеловеческая сущность охватила бы все человечество своим радостным единством, проникнув даже в глубины прошлого, чтобы искупить прошлые омраченные жизни. Но пропасть между человеком и богом оказалась слишком широка, чтобы через нее можно было перекинуть мост.
   Через полмиллиона лет после того, как человечество впервые покинуло Землю, Трансцендентность оказалась пределом мечтаний человечества.
   Когда она пала, наши главные враги окружили ее.
  
   Сначала был период застоя - историки назвали его Долгим затишьем. Это продолжалось двести тысяч лет. Затишье было лишь относительным; история человечества возобновилась со всей своей обычной многоволновой турбулентностью.
   Затем начали гаснуть звезды.
   Это было возвращение ксили: главного врага человечества, превосходящего всех, неумолимого, изгнанного из родной Галактики, но так и не побежденного.
   Считалось, что ксили были отвлечены войной против более могущественного врага, существ из темной материи, называемых "птицами-фотино", которые вмешивались в эволюцию звезд в своих собственных целях - конфликт, который давным-давно использовал адмирал Кард, чтобы спровоцировать войну людей и ксили. Ксили не отвлеклись.
   Считалось, что ксили забыли о нас. Они не забыли.
   Мы назвали месть ксили "Бичом". Это была простая стратегия: звезды, которые согревали человеческие миры, укрывались непроницаемой оболочкой из легендарного "конструкционного материала" ксили. Это было даже экономично, поскольку такие оболочки создавались из энергии самих звезд. На самом деле это была технология, на которую задолго до этого наткнулись люди-мигранты во время Второй экспансии, а затем ее заново открыли миссионеры Коалиции - открыли, даже колонизировали, но так и не поняли.
   Один за другим обитаемые миры погружались во тьму. Самое жестокое, что, когда человечество было изгнано, ксили вновь открыли очищенные звезды.
   Люди разучились сражаться. Они бежали в родную Галактику, а затем отступили еще дальше, в спиральные рукава. Но даже там рассеянные звезды гасли одна за другой.
   Ксили потребовалось триста тысяч лет, но, наконец, спустя миллион лет после появления первых космических кораблей, потоки беженцев стали видны в небе Земли.
   Но птицы-фотино тоже были заняты, разрабатывая свой собственный космический проект - старение звезд.
   Когда само Солнце начало умирать, а его ядро покрылось язвами темной материи, человечеству внезапно стало некуда идти.
  
  
  

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ: ПАДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

  

ОСАДА ЗЕМЛИ

  
   около 1 000 000 г. н. э.
  

I

  
   Канал идеальной линией пересекал плоский марсианский ландшафт, устремляясь прямо к багровому ободку солнца на горизонте.
   Прогуливаясь по берегу канала, Саймат был поражен масштабом, с которым люди изменили ландшафт ради определенной цели - в данном случае, чтобы перенести воду с постоянно теплой стороны Марса на холодную. Конечно, весь этот мир был спроектирован, но терраформирование мира было за пределами воображения Саймата, в то время как канал - нет.
   Его мать всегда говорила, что у него были задатки инженера. Но было маловероятно, что он когда-нибудь станет инженером, потому что в то время люди ничего не строили. Спустя миллион лет после того, как человек впервые ступил на его древнюю почву, Марс снова погрузился в безмолвие.
   Однако Саймату было четырнадцать лет, и для него именно столько лет было миру. И он был несчастлив по гораздо более насущным причинам, чем космическое предназначение человека. Он спотыкаясь побрел дальше в одиночестве.
   Прошло уже несколько часов с тех пор, как он выбежал из родительского дома, хотя из-за того, что день не менялся, было трудно определить время. Никто не знал, где он находится. Он приказал Туману, вездесущему искусственному разуму Марса, не преследовать его. Но путешествие оказалось труднее, чем он ожидал, и уже начали ощущаться голод и жажда.
   Возможно, было бы проще, если бы у его путешествия был пункт назначения, определенная конечная точка. Но он не столько направлялся куда-то, сколько убегал. Он хотел показать своим родителям, что настроен серьезно, что его отказ присоединиться к великому исходу из реальности через трансферные кабинки был не просто приступом раздражения. Что ж, он это сделал. Но у его бегства было начало, но не было конца.
   Пытаясь отвлечься от усталости, он уставился на полоску солнца на горизонте. Солнце было таким большим и красным, что глазам не было больно, даже когда он смотрел прямо на него. Солнце, конечно, никогда не двигалось, если не считать того, что оно медленно поднималось по мере того, как вы приближались к нему.
   За миллион лет небо Марса изменилось. Саймат знал, что когда-то на небе Марса были три утренние звезды, внутренние планеты. Но Венера и Меркурий уже давно были поглощены разрастающимся Солнцем, Земля отдалилась прочь, и Марс был ближайшим из оставшихся детей Солнца.
   И это солнце никогда не меняло положения на небе. В те дни Марс был постоянно повернут одной стороной к солнцу, а другой - в противоположную от него сторону: одна дневная сторона, одна темная сторона и полоса сумерек, в которой жили последние люди.
   Что-то ненадолго затмило солнце. Он остановился, моргая; глаза у него были сухие и воспаленные. Увидел, что прошел сквозь тень шпиля.
   Он пошел дальше.
   Вскоре он вошел в город. Здания были высокими и залитыми солнечным светом, а над водой канала висели мосты, тонкие, как паутина. Но по этим мостам не ходили люди, вокруг шпилей не сновали флиттеры, а улицы были усыпаны красной пылью. Это было похоже на прогулку по торжественному и безмолвному музею.
   Одно сооружение возвышалось почти у него над головой - шар из гладкого, не содержащего окаменелостей марсианского песчаника, насаженный на алмазный шпиль. Саймат, прижавшийся к берегу канала, обошел его стороной: даже по прошествии стольких лет человеческие инстинкты по-прежнему формировались под влиянием более сильной земной гравитации, когда такая несбалансированная структура была бы невозможна.
   Время наложило свой отпечаток. Прямо в центре города рухнул один тонкий мост. Он мог видеть в воде упавшие камни, белую полоску под поверхностью.
   Не доходя до разрушенной опоры на берегу канала, он наткнулся на россыпь камней. Он собрал около дюжины булыжников и обиженно уставился на одно из самых солидных зданий. Его плоские окна, похожие на мертвые глаза, казалось, насмехались над ним. Он поднял булыжник, прицелился и швырнул его. Его первый бросок безрезультатно ударился о полированный камень. Но вторым броском он попал в окно, которое разбилось с искрящимся звоном. Этот звук взволновал его, и он швырнул еще больше камней. Но шум прекращался каждый раз, когда он переставал бросать, твердо напоминая ему, что он один.
   Удрученный, он выкинул последний булыжник и повернулся обратно к каналу. Он сидел на его берегу, свесив ноги над голубой проточной водой, которая бесконечно текла от холодной стороны света к теплой.
   Саймату очень хотелось пить.
   Берег канала представлял собой каменную стену, плавно спускавшуюся к воде. Там было бы легко соскользнуть вниз, прямо в воду. Он мог бы напиться досыта и смыть с себя пыль Марса. Но как он выберется? Взглянув вниз по течению, он увидел руины того моста. Берег под опорой был разрушен; конечно, он мог бы найти за что ухватиться руками.
   Без воды ему пришлось бы повернуть назад. Это был решающий момент в его одиссее.
   Не позволяя себе думать об этом, он снял ботинки, брюки и куртку и соскользнул вниз по гладкой наклонной стене. Вода была такой холодной, что он испугался, и глубокой, он не чувствовал дна. Когда вынырнул обратно, его слегка встревожило, что его уже отнесло к обрывку моста. Течение, должно быть, было сильнее, чем казалось.
   Несколькими гребками он добрался до стенки канала. Та была гладкой, но, упираясь в нее руками, он смог противостоять течению. Почувствовав себя в большей безопасности, он опустил голову, очистил волосы от пыли и сделал большой глоток воды. Она была прохладной, потому что это была талая вода с темной стороны, и слегка искристой; марсианская вода богата углекислым газом.
   Освеженный, он почувствовал, что к нему возвращается энергия. Вдоль канала, словно жемчужины на ожерелье, тянулись новые города. Он мог бы прятаться целыми днями, как бы это ни заставляло его родителей волноваться.
   Но глубоко внутри он начал ощущать холод. Пора выбираться. Он оттолкнулся от стены и поплыл вниз по течению. Добравшись до разрушенной опоры, он ухватился за выступающие камни. Но все они были покрыты какой-то зеленой слизью и злобно выскальзывали у него из рук. Испугавшись, он крепче схватился за эти камни. Ему удалось остановить скольжение вниз по реке, но только потому, что он цеплялся за камни всеми конечностями, как паук, и вода все еще хлестала его по ногам и туловищу.
   Он сильно замерз и быстро утомился, мышцы у него болели. Он несколько часов шел вдоль канала и не видел ничего, кроме гладких стен. Если он здесь ослабит хватку, его смоет течением, и он утонет - или, что еще хуже, Туман предупредит его родителей, которые прилетят на семейном флиттере, чтобы спасти его. Первое реальное решение, которое он принял, было глупым, и все его дерзкие мечты доказать родителям, что он достоин их уважения, рухнули.
   Он начал дрожать. У него не было выбора. Он приготовился позвать на помощь Туман.
   - Сюда, наверх.
   Голос доносился откуда-то сверху. Подняв глаза, он увидел силуэты трех голов на фоне неба, три маленьких любопытных личика, смотрящих вниз. - Кто вы?
   - Попробуй туда! - Средняя фигура наклонилась и указала. Это была девочка, немного моложе его. Она указывала на полку на стене канала, которую с его места почти не было видно. Он с усилием поднял руку и ухватился за полку. Она была сухой, и он легко держался за нее, уже чувствуя себя в большей безопасности.
   - Хорошо, - крикнула девочка вниз. - Теперь посмотрим, сможешь ли ты дотянуться до той точки опоры. Слева от тебя, сразу за тем обломком камня...
   Таким образом, когда девочка указывала одну опору для рук или ног за другой, ему удалось выбраться из воды.
  
   Обессиленный, он плюхнулся животом на берег.
   Он впервые как следует разглядел детей, которые помогли ему. Это были девочка и два мальчика. Девочке на вид было около двенадцати, а мальчикам, у которых глаза были широко раскрыты, было не больше восьми-девяти лет. На них были простые рубашки из ярко-синей ткани, которые выглядели странно чистыми. Они не были похожими, не походили на братьев и сестру, на семью.
   Один из мальчиков подошел к нему, и Саймат протянул руку. Но раздался тихий звон, и его пальцы прошли сквозь ладонь мальчика. Мальчик вскрикнул и отпрянул, как будто ему было больно.
   Саймат посмотрел на девочку. - Вы виртуалы.
   Она пожала плечами. - Все трое. Извини, мы не можем помочь тебе подняться.
   - Я справлюсь сам. - Не желая позориться перед этой девочкой, он перевернулся на спину и сел, тяжело дыша.
   Виртуалы уставились на него. - Меня зовут Мела, - сказала девочка. - Это Тод, а это Чэм.
   - Я застрял, - сказал Саймат, сильно смутившись.
   Мела кивнула, но он заметил, как дернулись уголки ее рта. - Тебе следует переодеться, пока ты не замерз.
   Один из мальчиков, Тод, сказал писклявым голосом: - Мы не можем сделать это за тебя.
   - Извини, - сказал другой, Чэм. - Не хочешь ли чего-нибудь поесть?
   - Да.
   - Мы тебе покажем.
   Саймат вытерся курткой как полотенцем и оделся. Его одежда быстро высохла и, почувствовав низкую температуру тела, согрела его. Трое виртуальных детей молча наблюдали за ним.
   Они повели его в город, подальше от канала. Они шли, шурша одеждой и даже хрустя ботинками по рассыпанному песку. Но из них четверых только Саймат оставлял следы.
   - Мы видели, как ты разбивал окна, - сказал Тод. - Зачем ты это сделал?
   - Почему бы и нет?
   Тод задумался. - Нехорошо ломать вещи.
   - Но сюда никто не вернется. Люди вообще покидают планету. Какое это имеет значение?
   - Мои родители возвратятся, - сказал Чэм.
   Мела тихо сказала: - Чэм...
   - Я бы не стал бросать камни, - сказал мальчик. - Моим родителям это не понравилось бы.
   - Каким родителям?.. Ты все равно не смог бы бросить камни, - сказал Саймат. - Ты виртуал.
   Казалось, это задело мальчика, и он отвел взгляд.
   Мела была стройной, задумчивой, серьезной. Она никак не отреагировала на этот обмен репликами. Но каким-то образом заставила Саймата устыдиться того, что он расстроил виртуального парня.
   Они подошли к зданию, невзрачному блоку в окружении хрустальных шпилей. Оно было таким же неосвещенным, как и остальные. - Здесь есть еда, - настаивал Тод. - Через эту дверь. - Они стояли и ждали, когда он откроет дверь.
   - Почему бы вам не войти? Вы виртуалы. Вы могли бы просто пройти сквозь стену.
   Мела сказала: - Нарушение протокола. Мы не должны этого делать.
   - Это больно, - сказал Чэм.
   Саймат сказал: - Я мало общался с виртуалами. - Он шагнул вперед, толкнул полированную поверхность двери, и она открылась.
   Здание было многоквартирным. Они бродили по комнатам. Тяжелая мебель осталась - стулья, столы и кровати, но мелкие предметы были унесены.
   - Я видел, как люди забирали вещи, - сказал Саймат. - Одежду, украшения и игрушки, даже наборы тарелок для ужина. Они перевозят их в чемоданах и коробках, когда отправляются в путь.
   Мела спросила: - Куда?
   - В переходные кабинки. Представьте, что вы переносите тарелки, вилки и ножи в другую вселенную!
   - А что они должны были взять? - резонно спросила Мела.
   Они пришли куда-то вроде кухни, где все еще работал репликатор нанопродуктов. Саймат попросил его приготовить что-нибудь теплое, и вскоре воздух наполнился насыщенными запахами.
   - Вероятно, нужно пополнить запасы, - сказал Мела. - Думаю, ты можешь набрать немного водорослей в канале.
   Чэм резко сказал, - Если не застрянешь! - Они с Тодом рассмеялись.
   Мела упрекнула мальчиков. Саймат сел за стол и стал есть в напряженном молчании. Виртуалы стояли вокруг стола, наблюдая за ним.
   Чэм сказал: - Конечно, тебе не придется больше пополнять коробку для нанопищи, если твои родители придут за тобой.
   - Они не придут, - сказал Саймат, продолжая жевать. Мела наблюдала за ним со спокойной серьезностью, и ему захотелось добавить: - Они не знают, что я здесь.
   - Ты что, прячешься? - спросил Чэм. - Что, сбежал из дома?
   - Ты что-то сделал не так? - спросил Тод, широко раскрыв глаза.
   - Они хотят, чтобы я зашел с ними в трансферную кабину. Я не хочу идти.
   Чэм сказал: - Почему бы и нет?
   - Потому что это было бы равносильно смерти. Я еще не покончил с этим миром.
   Чэм весело сказал: - Я бы пошел со своими родителями. Я всегда делаю все, что они хотят.
   Тод ехидно заметил: - Они бы пошли без тебя. Наверное, они уже это сделали.
   - Нет, они этого не сделали. - Губы Чэма задвигались. - Они вернутся ко мне, когда...
   - Когда, когда, когда, - пропел Тод. - Когда - никогда. Они никогда не вернутся!
   - И твои тоже!
   - Но мне уже все равно, - сказал Тод. - А тебе нет. Ха-ха!
   Чэм в ярости, со слезами на глазах, бросился на Тода. Борющиеся мальчики упали на пол и пролетели сквозь ножки стола. Полетели пиксели и запищали предупреждения о нарушении протокола, но стол даже не дрогнул.
   Саймат с любопытством наблюдал за происходящим. Он жил в мире, насыщенном чувствами, где все было осознанно, все потенциально обладало чувствами. Он понимал, что виртуальным детям может быть больно, но не знал, что может причинить им боль.
   - Хватит. - Мела бросилась между ними и растащила мальчиков в разные стороны. Чэм, обливаясь слезами, выбежал из комнаты. Мела сказала Тоду: - Ты же знаешь, как его расстраивают твои слова.
   - Это правда. Наши родители никогда не вернутся. Его родители - тоже. Мы все это знаем.
   Мела приложила руку к сердцу. - Он этого не знает. Только не здесь.
   - Тогда он глуп, - сказал Тод.
   - Может, и так, а может, и нет. Но мы должны за ним присматривать. Все, что у нас есть сейчас, - это мы сами. Иди за ним.
   - О-о-о... - Тод скривился, но послушно вышел.
   Мела посмотрела на Саймата. - Дети, - сказала она, слабо улыбаясь.
   Саймат, с головой погруженный в собственные проблемы, жевал свою еду.
   Когда он поел, квартира стала казаться немного более походящей на дом, чем на незнакомое место. И хотя его мышцы все еще болели после долгого пребывания в воде, он понял, что устал. Он нашел ванную и спальню, в которых не было легкой мебели. Сел на тюфяк.
   Трое виртуалов столпились в дверном проеме, глядя на него.
   - Я собираюсь поспать, - сказал он.
   - Хорошо. - Они отступили в тень.
   Саймат лег на тюфяк, и его одежда, почувствовав его намерения, свернулась вокруг тела в теплый кокон. В порядке эксперимента он приказал комнате приглушить свет; команда сработала. Он перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
   Ему показалось, что он заснул.
   Но услышал шепот. В тусклом свете он увидел двух мальчиков, стоявших в изножье его тюфяка - нет, они парили, их ноги едва доставали до земли. И они разговаривали, тихо и слишком быстро, чтобы он мог расслышать, как при ускоренной речи. Он услышал чье-то название: - Стражи. - Затем один из них прошептал: - Он очнулся! - И они убежали, проскользнув сквозь сплошную стену, как призраки, сопровождаемые тихим звоном.
   Слишком много нарушений протокола, сказал себе Саймат. Эти виртуалы были жуткими. Он не понимал, откуда они взялись и чего хотели. Но он напомнил себе, что они были искусственными, и, как и все артефакты, были здесь, чтобы служить человечеству - ему. Он завернулся в свою одежду и снова заснул.
  
   Когда он встал и вышел из квартиры на неизменный солнечный свет, трое виртуалов уже ждали его. Они сидели на низкой каменной ограде, или, по крайней мере, казалось, что они так делают, Мела в центре, а два мальчика по обе стороны.
   - Эм, спасибо, что привели меня в это место. С едой.
   - Ты человек. Это наша работа, - сказала Мела.
   - Полагаю, так оно и есть. В любом случае, спасибо. - Он пошел вниз по улице к каналу.
   Когда он оглянулся, они последовали за ним. Возможно, ждали, что он отдаст им еще какие-нибудь команды. Он бы не признался в этом, но был рад компании.
   Идя вдоль канала, они вскоре оставили город позади. Канал по-прежнему тянулся к неподвижному солнцу, но теперь вода в нем казалась мутной, илистой.
   Пока Мела шла с Сайматом, мальчики бегали сами по себе. Они играли в сложные игры в прятки, которые могли заключаться в том, чтобы спрятаться за стеной, что, очевидно, было не так уж и больно; воздух был наполнен предупреждающими звуками и смехом мальчиков. Это тревожно напомнило Саймату об их странном поведении в спальне прошлой ночью. Возможно, они были подавлены из-за того, что нарушали свои правила в его присутствии. Если так, то сдержанность постепенно проходила.
   Они пришли в маленький поселок, такой же пустой, как и город позади. Мальчики побежали на разведку. Мела и Саймат сидели на низкой стене.
   Он спросил ее: - Почему я не видел вас вчера, до того, как вы нашли меня в канале?
   - Мы не хотели, чтобы ты нас видел.
   Ему стало интересно, от чего должен скрываться виртуал. - Почему Чэм говорит о "родителях"? У виртуалов нет родителей.
   - У нас были.
   Несколько поколений назад это было повальное увлечение. Это началось после того, как людей вытеснили обратно в Солнечную систему.
   - Люди все еще хотели детей, - сказала Мела. - Но не хотели, чтобы дети жили в побежденном мире. Поэтому вместо них у них были мы.
   Виртуальный ребенок мог стать очень убедительным подобием реального. Вы могли бы растить его с младенчества, учить его, учиться самим. Было бы проще простого воплотить ребенка физически, загрузив сложную сенсорную информацию в оболочку из плоти и крови, но такие "куклы" были непопулярны, очевидно, нарушая какой-то еще более глубокий набор инстинктов. Было гораздо комфортнее находиться с виртуалами, даже если вы не могли их обнять.
   И у виртуальных детей на самом деле были преимущества. Вы могли создавать их резервные копии, воспроизводить любимые моменты. Вы могли даже стереть их с лица земли, если бы совсем напутали с их выращиванием, хотя законы о разумности этого не допускали.
   Одной из особенностей, популярной, но горячо обсуждаемой с этической точки зрения, была возможность остановить рост вашего ребенка в определенном возрасте. Вы могли продлить детство на столько, на сколько хотели, чтобы оно соответствовало вашей собственной продолжительности жизни. Некоторые люди держали своих виртуальных детей в качестве вечных младенцев; однако, как правило, выбирался возраст от восьми до десяти лет.
   - Мне двенадцать, - сказала Мела. - Мало кто доживал до моего возраста. Долгое время я была окружена детьми младше меня.
   - Давно? Как долго?
   Мела задумалась. - О, почти двести лет.
   Саймат, потрясенный, не знал, что сказать.
   - Времена изменились, - сказала Мела. - Теперь все больше людей покидают этот мир, проходя через трансферные кабины в неизвестном направлении. И виртуальные дети не могли последовать за вами: вы могли взять свои кастрюли и сковородки, но не могли взять своего виртуального ребенка.
   Более того, мягко сказала ему Мела, виртуальные дети просто вышли из моды, как и многие другие технологические игрушки, которые были до них. Стало неловко признавать, что кому-то нужна такая эмоциональная опора.
   По всем этим причинам дети были изолированы или, чаще всего, просто брошены, возможно, после столетий дружеских отношений, столь же прочных, как связь между родителями и настоящим ребенком.
   - Каждая мать говорила, что вернется. Я всегда знала правду. Мне было двенадцать лет. Но Чэму всего восемь. Ему всегда будет восемь. И он все еще верит. Каждый день он разочаровывается.
   Каждый день на протяжении веков, - подумал Саймат, - Чэм просыпается, полный бессмысленных надежд, попавший в ловушку детства. - Тод, кажется, понимает.
   - На самом деле он моложе, чем Чэм, но у него более жесткий характер.
   - Как же так?
   Она пожала плечами. - Его родители создали его таким. Вы могли выбрать то, что вам нравилось. Родители Чэма, должно быть, хотели, чтобы ребенок был более зависимым, более уязвимым.
   - Но они все равно отказались от него.
   - О, да.
   Саймат сказал: - Но я все равно не понимаю...
   Он услышал пронзительный крик. Мела сорвалась с места и побежала в поселок. Саймат поспешил за ней.
  
   Они вышли на открытую площадку. Там собралось около дюжины детей, не старше восьми-девяти лет. Нет, не дети - они были скорее виртуалами, как мог судить Саймат по сверкающим пикселям и крошечным звуковым сигналам, которые отмечали мелкие нарушения протокола. Все были одеты в простые рубашки и комбинезоны, как Мела и мальчики.
   И эти дети стояли плотным кольцом вокруг Чэма и Тода. Мальчики скорчились на земле, цепляясь друг за друга.
   Мела подбежала к ним. - Отойдите от них!
   Саймат поспешил за ней. - Что это за игра?
   - Это не игра, - крикнула она в ответ. - Это кровососы. Они пытаются убить мальчиков.
   - Убить их? Как можно убить виртуала?
   Мела не ответила. Она бросилась к нападавшим детям, хватая их и оттаскивая в сторону. Но их было слишком много; они окружили ее и с насмешками оттеснили назад.
   Саймат бросился вперед, сжав кулаки. - Отойдите.
   Одна из девочек повернулась к нему лицом. Она была ниже его ростом, с жестким, холодным лицом и восковой, почти прозрачной кожей. Он понял, что она сильно отклонилась от своей основной программы. - Чей ты ребенок?
   - Я не ребенок. Я человек.
   Девочка усмехнулась и ткнула пальцем в Чэма. - Он думает, что он человек.
   Саймат замахнулся рукой на ее лицо. Его пальцы прошлись по ее бледной коже, разбрасывая пиксели. Она вздрогнула, потрясенная; это было больно.
   - Делай, что я говорю, - сказал Саймат. - Оставь моих друзей в покое.
   Девочка быстро пришла в себя. - Ты не можешь нам приказывать. И ты не можешь причинить нам боль.
   - Но мы можем причинить вред тебе, - сказал мальчик с хитрым лицом.
   - Проекции не могут причинить вреда человеку.
   - О, да, мы можем, - сказал мальчик. - Мы можем приходить к тебе ночью. Можем прятаться в стенах, в твоей одежде, даже в твоем теле, человек. Ты больше никогда не будешь спать.
   Девочка сказала: - Не обязательно быть настоящим, чтобы причинять боль. Мы поняли это за те годы, что провели здесь. Мы будем преследовать тебя.
   Чэм плакал. - Пожалуйста, Саймат, не позволяй им причинить нам боль.
   Саймат стоял в нерешительности. Угрозы вышедших из-под контроля виртуалов наполнили его ужасом. И это была не его битва; в конце концов, он не встречался с Мелой и мальчиками до вчерашнего дня. Но Мела не сводила с него глаз. Его кулаки снова сжались, он шагнул вперед. - Оставь их в покое, или...
   Девочка бросилась на него, пробила ему грудь и просунула руки сквозь его череп, так что внутренности его глазных яблок взорвались светом. - Или что? Что ты будешь делать, человек?
   Но остальные не последовали ее примеру.
   - Кири, - сказал хитрый мальчик. - Посмотри на него.
   Девочка повернулась, посмотрела на Саймата - и отступила назад, у нее отвисла челюсть.
   Дети окружили Саймата. Даже Мела и мальчики смотрели на него широко раскрытыми глазами. Он заметил, что их уважение к протоколу ослабевает; некоторые из них приподнимались от земли, а другие наклонялись набок, достигая немыслимых углов. Они были похожи на парящих призраков, а не на детей. Они начали перешептываться - странная, быстрая речь, которую он слышал от мальчиков ночью; он услышал, как они снова пробормотали это странное название - Стражи.
   И каким-то образом Саймат почувствовал, что круг пристального внимания выходит за пределы ограниченного круга этих детей. В конце концов, напомнил он себе, эти виртуалы были всего лишь проявлениями Тумана, облака искусственного разума, в которое был погружен весь Марс, - и внезапно он оказался в центре внимания.
   Он понятия не имел, что происходит, но должен был этим воспользоваться. Он поднял руки. - Убирайтесь!
   Незнакомые дети повернулись и убежали, оставив двух мальчиков рыдать на земле.
   Мела и Саймат подбежали к ним. Мела обняла их. Чэм поднял глаза на Саймата, по его лицу текли слезы. - Не оставляй меня снова, Саймат. Береги меня, пока мои родители не вернутся за мной. О, береги меня!
   - Я обещаю, - беспомощно сказал Саймат.
  
   Они покинули поселок и пошли дальше, вдоль канала, все дальше на запад. Солнце поднималось все выше, все больше показывая свое раздутое красное брюхо, и воздух становился все теплее. Вода в канале теперь была густой и вялой, а из-за отложений приобрела темно-красно-коричневый оттенок.
   Саймат выходил из сумеречной зоны в полушарие постоянного дневного света.
   Виртуалы последовали за ним. Мальчики подавленно держались поближе к Саймату и Меле. Они не жаловались, хотя Саймат видел, что им так же жарко и они устали, как и он. Их тела, очевидно, соответствующим образом реагировали на погоду, и они не могли нарушить одно из правил.
   - Итак, - обратился он к Меле. - Кровососы?
   - Это то, как мы их называем. Многие дети слишком малы, чтобы понять правду.
   - Что это?..
   Кровососы научились красть нечто гораздо более ценное для любого виртуала, чем кровь: процессорное время.
   - Возможности Тумана огромны, но ограничены, - сказал Мела. - Существуют правила, согласно которым ненужные программы в конечном итоге закрываются.
   - Ненужные, как брошенные виртуальные дети?
   - Да. Но кровососы научились интегрировать других в свои собственные программы. Таким образом, они используют вашу долю процессорной мощности.
   - И живут дольше.
   - В этом и заключается идея.
   Саймат был ошеломлен. Он жил в городе, все еще населенном людьми, где виртуалы всегда были для него чем-то второстепенным. Он понятия не имел, что среди них, вне поля зрения человечества, творился такой дикий каннибализм. - Так вот почему вы прятались от меня.
   Мела пожала плечами. - Мы не знали, виртуал ты или нет.
   - Пока ты не застрял в воде, - сказал Тод, и Чэм рассмеялся.
   Чего еще он не знал? - Мела, когда я пытался заснуть, то услышал, как мальчики что-то бормочут. Что-то о Стражах. И в разгар драки вы все как-то странно посмотрели на меня. Я снова услышал это имя. Стражи. - Он неуверенно посмотрел на нее. - Что происходит?
   Мела согнула руку и подняла ее к солнцу, как будто пытаясь заглянуть сквозь него. - Ты же понимаешь, что мы, виртуалы, индивидуальны. Но все мы - проекции, порожденные Туманом и более широкими искусственными умами, чем это. Так что мы не такие, как ты, Саймат. Мы - размыты. Это трудно объяснить...
   Мела была проекцией массового искусственного разума, который, будучи слабо интегрированным, охватывал Марс и то, что осталось от Солнечной системы, - на самом деле, когда-то он охватывал большую часть Галактики. Марсианский туман был лишь его частью. Мела рассказала ему, что этот межпланетный коллоквиум разумов, объединенных бесконечной беседой, называется "Конклав". И иногда она и другие виртуалы могли проникать в глубинные мысли этого разума, в обширные подводные течения его сознания.
   Саймат понял, какой странной она была, пока она говорила, странной во всех смыслах. Она выглядела как довольно серьезная двенадцатилетняя девочка; большую часть времени она вела себя именно так. Но она была старой - намного старше его, ей было несколько столетий. Все это время ей было двенадцать, и она присматривала за другими нестареющими детьми. А за ее спиной, глядя на него ее глазами, стояли туманные ряды древних искусственных разумов.
   - И Конклав, - сказала она, - очень хорошо осведомлен о тебе, Саймат.
   - Обо мне? Я не важная персона. Я всего лишь ребенок.
   - Очевидно, ты нечто большее.
  
   Вода почти иссякла. Дно канала было забито рифами запекшегося ила.
   Они замедлили шаг и остановились, сбившись в мрачную группу.
   - Мы уже миновали то место, где насосы замкнутого цикла отдают воду обратно, - сказала Мела. - Никто больше не пытается выращивать растения западнее этого места. Там слишком жарко и сухо. И с каждым годом эта точка отодвигается все дальше. - Она посмотрела на Саймата. - Так что мы не можем идти дальше.
   - Смотрите. - Тод указал на голую землю в сотне шагов от канала. - Там флиттер.
   Саймат прикрыл глаза от солнца, чтобы лучше видеть.
   Мела сказала: - Это твои родители, не так ли? Они ждали тебя здесь, где ты не можешь идти дальше.
   - Я должен встретиться с ними лицом к лицу, - мрачно сказал Саймат. - Может быть, теперь они воспримут меня всерьез.
   Из пыльного воздуха появился еще один виртуал. Это была мать Саймата, серьезная, скромно одетая. Саймата поразили дорожки слез у нее под глазами. - Возвращайся домой, сынок, - сказала она. - Мы здесь. Во плоти, на нашем флиттере. Мы пришли за тобой. Пожалуйста, вернись. - Казалось, она даже не заметила виртуальных детей рядом с ним.
   Саймат порывисто раскрыл объятия. - У меня появились друзья. Позволь мне забрать их с собой.
   - Это невозможно.
   - Тогда одну. Позволь мне взять одну.
   Его мать искоса взглянула на Саймата; Саймат представил, как она смотрит на его отца, сидящего в семейном самолете, и слушает этот хрипловатый голос. Подари ему победу. Какое это имеет значение?
   - Очень хорошо, - сказала его мать. - Кто из них?
   Саймат повернулась к Меле. - Пойдем со мной.
   Она заколебалась. - А как же мальчики?
   - Думаю, мне нужна твоя помощь.
   Она посмотрела на него, и у него снова возникло странное чувство, что она знает о нем больше, чем он сам, что другие люди смотрят на него ее глазами. - Может быть, и так.
   - Нет! - Чэм схватил Мелу. - Не оставляй нас!
   Саймат видела, что она разрывается на части. - Я вернусь, - сказала она. - Это может быть важно. Просто держитесь подальше от кровососов, и все будет в порядке.
   Мать Саймата обняла Мелу своей виртуальной рукой. - Пойдем, дорогая. - Они направились по песку к флиттеру.
   Чэм в отчаянии крикнул Саймату вслед: - Ты обещал, что останешься, ты обещал, что сохранишь нам жизнь.
   - Я вернусь.
   - Они всегда так говорят. Ты не вернешься. Ты не вернешься!..
   Саймат с разбитым сердцем последовал за Мелой и своей матерью.
  

II

  
   Флиттер с идеальной точностью летел по направлению к столице Марса Кахре, где вырос Саймат. После долгого пешего перехода по гулкой пустыне полет казался ему раздражающе легким.
   И когда флиттер опустился низко над крышами Кахры, он увидел вереницы людей, тянущихся к трансферным кабинам. Население Марса пассивно перемещалось в другую вселенную. Саймат взглянул на отца, задаваясь вопросом, не была ли эта часть полета специально организована, чтобы показать ему кабинки и очереди к ним, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. Гектор ответил ему бесстрастным взглядом.
   Вилла родителей Саймата, расположенная на окраине Кахры, была просторной и светлой. Мела и Саймат бродили по ней. Стеклянные стены сияли, как огонь, в лучах солнца. Даже после миллиона лет, проведенных на Марсе, какой-то внутренний инстинкт подсказывал, что такой высокий, открытый дизайн был бы невозможен при тяжести Земли, и это место казалось еще более замечательным.
   - Оно прекрасно, - сказала Мела.
   После своего неудачного приключения Саймат захотел пробудить в ней благоговейный трепет. - В этом нет ничего особенного. По всей Кахре, да и вообще по всему сумеречному поясу, есть здания гораздо величественнее этого. Все они пустые, - резко сказал он. - Ты можешь просто зайти и взять все, что захочешь.
   - Но это твой дом. И это самое главное.
   - Мне здесь не нравится.
   - Но тебе больше некуда пойти. Вы все застряли здесь вместе, ты и твоя семья.
   Он внимательно посмотрел на нее. - Ты очень хорошо разбираешься в таких вещах. Проницательна.
   - Ты думаешь, я слишком умная. - Казалось, ее проецируемое изображение на мгновение дрогнуло.
   Саймат разозлился. Зачем ему понадобилось заводить дружбу со странным сверхчеловеком, которому двести лет? Неужели он не мог просто найти кого-нибудь нормального? - Тебя даже здесь нет, не так ли? Не совсем. Ты всего лишь проекция чего-то огромного, затянутого паутиной.
   - Я здесь. - Она постучала себя по голове. - Просто я что-то слышу. Ничего не могу с собой поделать. Если хочешь, я уйду.
   - Нет. - Прошло много времени с тех пор, как сюда приходил кто-нибудь в возрасте Саймата. С самого начала здесь было мало детей, и все его друзья детства давно последовали за родителями в кабинки. Ему была невыносима мысль о том, что он снова останется один. - Тебе придется это сделать, - сказал он.
   Она, казалось, поняла и кивнула.
   Они обошли виллу и нашли родителей Саймата. Гектор и Пелле сидели в самой роскошной гостиной виллы, а маленький бесшумный робот с гармонирующим с архитектурой стеклянным корпусом расставлял на столе еду и напитки.
   Гектор остался сидеть, но Пелле, мать Саймата, встала с обнадеживающей улыбкой на губах. - Вот и вы. Проходите и садитесь. Все еще голодны? - Она взмахнула рукой над столом, и некоторые блюда зазвенели и раскрылись. - У нас также есть кое-что для тебя, Мела.
   Мела улыбнулась. - Спасибо. - Она выбрала кресло и осторожно села. Умная среда создала для нее поверхность, которая идеально соответствовала реальному креслу. Она протянула руку, сорвала фрукт и начала есть.
   Саймат тоже сел. Вернувшись домой, он почувствовал, что снова превратился в ребенка. Но было очевидно, что его мать, по крайней мере, прилагала усилия, чтобы достучаться до него; она даже была внимательна к Меле. И почему-то в присутствии Мелы было бы неправильно выказывать свое негодование. Поэтому он согласился на напитки.
   Когда Саймат подрос, он часто чувствовал себя неуютно рядом со своими родителями. Они были так непохожи на него, оба высокие и стройные, соответствуя архитектуре их марсианской виллы, в то время как Саймат был коренастым, приземистым и плотноватым. Сегодня Пелле была одета небрежно, но на Гекторе была оранжевая мантия ученого, а его голова была выбрита наголо. Оба родителя Саймата посвятили свою долгую жизнь архивированию прошлого человечества на Марсе, участвуя в общественной акции памяти, которая должна была завершиться перед окончательным переходом через трансферные кабины. Но в этой домашней обстановке Гектор в мантии выглядел официально и строго, что только усиливало контраст с его сыном.
   Однако, когда он заговорил, тон Гектора был мягким. - Итак, что мы будем делать дальше?
   - Мы просто хотим знать, что ты чувствуешь, - сказала Пелле Саймату. - Что заставило тебя... - она запнулась.
   - Убежать?
   - Тебе не обязательно извиняться, сынок. Мы просто хотим понять.
   Его отец наклонился вперед. - Что я хочу знать, так это куда, по-твоему, ты направлялся? Ты знаешь географию. Идти некуда.
   Пелле огрызнулась: - Гектор. Ему четырнадцать лет. Каких планов ты от него ждешь?
   Гектор сказал: - Это все из-за кабинок, не так ли? Все остальные проходят через это достаточно счастливо. Все твои маленькие друзья ушли. - Он загибал пальцы, перечисляя имена. - Джен. К'пил. Моро.
   - Я не хочу заходить в кабинку, - раздраженно сказал Саймат.
   Как всегда, его отец казался искренне озадаченным. - Почему бы и нет?
   Саймат махнул рукой на сверкающие стеклянные стены. - Потому что это мой дом. Мой мир. Моя вселенная! Я почти ничего не знаю о другой. Почему я должен желать оказаться в пустоте?
   - Не совсем ничего, - сказал Гектор. - Это карманная вселенная, соединенная с нашей пуповиной из...
   - Саймат, - перебила его мать, - я бы не изменила и волоска на твоей голове. Никогда так не думай, никогда. Но я хочу для тебя самого лучшего. И это... это как если бы ты отказывался от медицинского лечения, скажем. Мы не можем просто игнорировать это. Поверь мне, лучше всего было бы зайти в кабинку - ксили придут - и, в конечном счете, это единственный выход.
   - Я думаю, в этом-то и проблема, - бодро вставила Мела. - Проблема в том, что он вам не верит.
   Гектор прорычал: - Кто тебя спрашивал, виртуал?
   Мела вздрогнула.
   Пелле подняла руку. - Нет. Она права. Саймат, мы всегда пытались обучить тебя. Но на каком-то уровне у нас ничего не получалось. - Казалось, она перешла к отрепетированному предложению. - Итак, позволь нам показать тебе. Дай нам один день, вот и все. Просто послушай, понаблюдай, хотя бы один день. Попробуй взглянуть на вещи с нашей точки зрения. И тогда ты сможешь понять, как относишься к кабинкам.
   Саймат колебался. - А что, если я все равно не захочу этого делать?
   - Тогда мы не будем тебя заставлять, - сказала его мать.
   - На самом деле мы не можем, - сухо сказал Гектор. - Таков закон. Но ты должен понимать, что мы пройдем в кабины, с тобой или без тебя. После этого ты можешь делать все, что захочешь. Оставаться здесь. Уйти. Есть и другие, которые предпочитают не проходить. Другие чудаки и бездельники...
   - Просто дай нам один день, - твердо сказала Пелле.
   Саймат взглянул на Мелу. Она кивнула. - Хорошо, - сказал он.
   Гектор встал. - Тогда давайте не будем больше терять времени. - Он обратился в воздух. - Готовьте флиттер. Мы вылетаем через пять минут. - Он хлопнул в ладоши, и робот начал убирать едва тронутую еду.
   Пелле похлопала Саймата по руке. - Не волнуйся, - сказала она. - Мы всегда сможем поесть на корабле.
  
   Флиттер поднялся с Марса, как камень, выброшенный из темно-красной чаши. Маленький аппарат, сверкая, медленно набирал высоту. Мела выглянула из прозрачного корпуса флиттера, широко раскрыв глаза; очевидно, она никогда не видела мир таким, как сейчас.
   Отсюда было хорошо видно, как Марс разделен на два полушария - бесплодные ландшафты, жаркие и холодные, отделенные узкой полосой непрестанных сумерек. Сверкающие иссиня-черные каналы пересекали эту драгоценную полосу. Кахра, столица, почти такая же древняя, как и заселение Марса человеком, была зеленым драгоценным камнем, мерцавшим на пустынной поверхности планеты.
   Теперь, когда Саймат посмотрел вниз, его впервые поразило, что Кахра находится в середине сумеречной полосы, точно на границе между тьмой и светом. Но он знал, что, когда Кахра была основана, Марс все еще вращался вокруг своей оси. Он задавался вопросом, было ли такое расположение счастливой случайностью - или замедление вращения Марса каким-то образом было подстроено так, что Кахра оказалась именно там, где ей нужно было быть. Он понятия не имел, как можно управлять вращением целого мира, но ведь говорили, что люди прошлого обладали силами, недоступными воображению любого из ныне живущих.
   Пока флиттер совершал свой стремительный суборбитальный прыжок, взошло солнце. Раздутое, окруженное бурлящей короной, алое лицо солнца было испещрено огромными пятнами. Отец Саймата рассказывал ему, что все солнце было полем битвы между силами, неподвластными человеку, и отсюда это выглядело именно так.
   Флиттер устремился к дневной стороне, залитому солнцем лику Марса. На выжженных алых скалах все еще сверкали города. Но в городах не было никаких признаков жизни, никакого движения, а каналы были совершенно сухими.
   Гектор сказал: - Посмотри туда, внизу. В глубине скал не осталось ничего, кроме вирусов. Все, что могло гореть в этих городах, уже исчезло. Сынок, если бы ты перенес нашу виллу туда, она превратилась бы в блестящую лужицу расплавленного стекла. И становится все хуже.
   - Потому что солнце припекает все больше.
   - Так оно и есть. Мы ничего не можем сделать, чтобы обратить это вспять. Скоро сумеречный пояс исчезнет, зажатый между жарой и холодом, и Марс станет непригодным для жизни, таким, каким он был до прихода людей и их терраформирования. И последним из нас придется покинуть его или умереть.
   Эта безрадостная перспектива повергла Саймата в уныние, противиться которому было в его характере. - До этого может и не дойти. Что, если солнце снова остынет?
   Пелле коснулась руки Саймата. - Этого не произойдет. Те, кто уничтожает солнце, этого не допустят.
   В конечном итоге солнце должно было вырасти в гиганта, но не раньше, чем через миллиарды лет. Эта преждевременная дестабилизация Солнца была преднамеренной. Злобные и безжалостные существа кишели в его ядре, тормозя процессы термоядерного синтеза и таким образом сокращая продолжительность жизни звезды до нескольких мегалет. И Солнце было не единственной звездой, которая задыхалась в собственном тепле. Достаточно было взглянуть на небо, усеянное красными звездами, чтобы понять это. - Но в этом нет ничего личного, - как-то с черным юмором сказал Саймату учитель. - Птицы-фотино в сердце Солнца, вероятно, даже не подозревают о нашем существовании...
   - Солнце умирает, - сказал Гектор с мрачной решимостью, - и Марс умирает вместе с ним, и мы ничего не можем с этим поделать. А тут еще и Бич.
   Это была ловушка истории, захлопнувшаяся при жизни Саймата. В то время как одна сила уничтожала солнце, другая, ксили, оттесняла человечество от звезд.
   - Нам некуда было идти, - сказал Гектор. - Пока мы не обнаружили кабинки.
   Саймат подозрительно спросил: - Обнаружили?
   - Да, нашли. Ты же не думал, что это изобретение человека?
   Саймат предполагал, что это так, но он никогда особо об этом не задумывался. Кроме того, об этом просто не говорили.
   Несколько поколений назад кабинки просто стали появляться в разных местах, разбросанных по городам и паркам оставшихся миров человечества. Их принцип действия был прост, а исполнение внушало благоговейный трепет. Если бы вы прошли через кабинку, то перенеслись бы не просто в другое место, как если бы это была какая-то причудливая система телепортации, а в другую вселенную: карманную вселенную, как называют ее космологи, складку в ткани пространства-времени, пришитую к родительской с помощью пуповины, похожей на червоточину. Вы могли путешествовать между мирами со своим багажом на спине и ребенком на руках. И как только вы закончите путешествие, вы будете в безопасности, защищенные от вмешательства как ксили, так и от птиц-фотино.
   Никто точно не знал, как эти общеизвестные сведения о кабинках достигли человеческого населения. Конечно, не из самих кабинок, которые были односторонними: никто не возвращался, чтобы рассказать о том, что было на другой стороне. Народная мудрость, казалось, просто внезапно оказалась там, в базах данных, в воздухе. Но в это верили достаточно широко, чтобы неуклонно растущая часть человечества доверяла этому странному выходу свое собственное будущее и будущее своих детей.
   Гектор сказал: - Очевидно, были предположения. Я полагаю, что кабинки могли быть созданы древним человеком; кто может сказать, что когда-то было возможно? Или они могли представлять какую-то инопланетную культуру, хотя наша привычка порабощать, ассимилировать или уничтожать большинство инопланетян, с которыми мы сталкивались, может показаться, говорит против этого. - Он заговорщически добавил: - Возможно, это были сами ксили. Что ты об этом думаешь? Наш величайший враг, который изгоняет нас из вселенной, но при этом дает нам возможность скрыться.
   - И вот во что вы хотите меня втянуть, - сказал Саймат.
   - Мы не можем сказать тебе ничего такого, чего не говорили бы уже дюжину, а то и пятьдесят раз, - сухо произнес Гектор. - Почему-то тебе это никогда не нравилось, как другим детям.
   - Но я подумала, что если мы покажем тебе, - сказала Пелле, - покажем тебе мир, небо, положение вещей, тогда, возможно, все станет понятнее.
   - Понятнее? Но зайти в кабинку - все равно что умереть. Ты не сможешь вернуться. И ты не знаешь, что на другой стороне, потому что никто так и не вернулся, чтобы рассказать нам. Это все равно что умереть.
   - Ну вот, опять, - проворчал Гектор. - Пелле, я же говорил тебе, что это пустая трата времени. Мы ведем подобные разговоры с тех пор, как ему исполнилось пять лет, и каждый раз все заканчивается одинаково. Мы ведем себя разумно, а он становится злым и упрямым.
   Саймат и Пелле заговорили одновременно. - И ты думаешь, что это моя вина? - Гектор, пожалуйста...
   Неожиданно вперед выступила Мела. Она серьезно сказала: - Неудивительно, что вы спорите. Вы исходите из разных предпосылок. Разных позиций. Вы разные люди.
   Глаза Гектора сузились.
   - Что значит "разный"? - спросила Пелле. - Он мой сын. Насколько он может отличаться?
   - Бич продолжается уже триста тысяч лет. Для ксили Бич - это сознательный проект. Для людей он стал условием нашего обитания. - Голос Мелы был нейтральным, ее слова, как показалось Саймату, были не совсем ее собственными. - Постоянное воздействие на население в течение достаточно долгого времени становится фактором отбора. В такой среде будут процветать те, кто психологически способен принять реальность неизбежного поражения. И именно поэтому вы готовы доверчиво заходить в кабинку, даже не зная, что находится за ней. Ваши предки научились безоговорочно мириться с подобными убежищами еще на заре вашей истории. На протяжении десяти тысяч поколений вас приучали к кабинкам! Возможно, это даже было частью грандиозного замысла Бича.
   Гектор сказал: - У тебя широкий кругозор для двенадцатилетнего ребенка.
   Обеспокоенный Саймат подумал, что он мельком увидел Конклав, огромный сложный разум, рупором которого, казалось, иногда была Мела. - Но ведь она права, не так ли? Но почему я не могу просто зайти в кабинку вместе с остальными?
   - Потому что ты другой, - сказала Мела почти весело. - Разве ты этого не видишь? Вы даже выглядите по-другому.
   Саймат оглядел свою семью: его высокие, элегантные, удлиненные марсианские родители возвышались над его собственной приземистой, ширококостной фигурой.
   Мела сказала почти озорно: - Различия уходят корнями в гены. Тебя можно было бы назвать атавизмом, Саймат. Но знаешь что? Ты такой, каким должен быть.
   Пелле резко ответила: - О чем ты говоришь?
   Саймат спросил: - Кто хотел, чтобы я стал таким?
   Гектор повернулся к девочке. - Ты действуешь мне на нервы. Почему ты здесь?
   Мела, казалось, была расстроена кратким проявлением враждебности со стороны семьи, но быстро пришла в себя. Саймату казалось, что в ее голову постоянно загружаются новые данные. - Саймат, ты же не хочешь следовать за своими родителями в кабинки. Проблема в том, что ты не можешь представить себе альтернативу. Но есть другой выход.
   - Есть?
   - Это зависит от тебя. Конклав хотел связаться с тобой, Саймат. Вот почему я здесь. Если бы ты не нашел меня, это был бы кто-то другой. Другой виртуал. Есть кое-кто, кто хотел бы встретиться с тобой. Действительно, очень хотел.
   Она больше не походила на двенадцатилетнюю девочку. Глядя ей в глаза, Саймат почувствовал страх. Краем глаза он заметил, как его мать, расстроенная, вцепилась в руку Гектора.
   - Куда мне придется пойти?
   - Далеко от Марса... - улыбнулась Мела, внезапно снова став собой. - Разве это не захватывающе?
  

III

  
   Пелле настояла, чтобы они одолжили их сыну семейный флиттер для его путешествия: - По крайней мере, он будет в безопасности. - Гектор неохотно согласился.
   Итак, Саймат и Мела снова ступили на борт корабля, теперь вдвоем. Флиттер поднимался все выше, пока мир не превратился в клочок земли. Саймату показалось, что он взобрался на вершину столба высотой в миллион километров, и у него закружилась голова.
   Перед ним возникло обеспокоенное лицо матери. - Мы должны передать корабль Туману, - сказала она.
   До этого момента кораблем управляли его родители, находившиеся на Марсе. Но теперь высшие силы, которые вызвали Саймата через Мелу, должны были взять управление флиттером на себя и увести его в темноту, подальше от родительской защиты.
   - Знаешь, тебе не обязательно уходить, - поспешно сказала виртуальная Пелле. Она бросила на Мелу недоброжелательный взгляд. - Ты не обязан делать то, что говорит она. И ты не... о, ты не потеряешь лицо, если развернешься и вернешься к нам.
   - Мама, я запутался в какой-то тайне. Мне нужно понять. Я делаю взрослый выбор. Я думаю.
   Она кивнула, плотно сжав губы. - Тогда я не буду тебя останавливать. Но буду следить за каждым твоим шагом. - Виртуальная система отключилась, превратившись в облако пикселей.
   Корабль перевернулся, и Марс исчез.
   Мела наблюдала за ним. - Ты в порядке?
   Саймат почувствовал укол сожаления. Но он сделал свой выбор и теперь должен был довести его до конца. - Я в порядке. А как ты?
   - Я не важна.
   - Да, это так.
   - Со мной все в порядке.
   Он попытался сосредоточиться на путешествии. Марс исчез, и огромное Солнце удалялось. - Мы летим от Солнца. Куда? На Сатурн? Его познания в географии Солнечной системы были весьма смутными, но он знал, что Сатурн - это гигантский мир, затерянный в темноте, далеко за орбитой Марса.
   - Не настолько далеко. Не сразу. - Ее маленькое личико сморщилось от сосредоточенности. Она словно прислушивалась к тихому голосу, который могла слышать только она.
   - Так куда же? Юпитер?
   - Нет. Юпитер сейчас находится на обратной стороне Солнца.
   Саймат был слегка разочарован. Ему хотелось увидеть остатки черной дыры и ее разрушенные спутники. - А потом что? Астероид? Между Марсом и Юпитером есть пояс астероидов.
   - Был. Но разработки в поясе давно закончились. А потом, когда солнце начало расширяться, многие из оставшихся ледяных тел были уничтожены. Когда-то солнечная система была намного интереснее. - Голос у нее был задумчивый.
   - Так куда мы направляемся?
   Она улыбнулась. - Ты увидишь.
   Он с любопытством изучал ее. - На что это похоже?
   - На что?
   - Когда тебе в голову загружают все подряд.
   Она нахмурилась, пытаясь подобрать слова. - Как будто я потеряла память, а потом восстановила ее.
   - Звучит не очень уютно. Только не тогда, когда чувствуешь, что тебе плохо.
   Она вздохнула. - Это неудобно. И я никак не могу это контролировать. Все это просто льется мне в голову, когда это нужно - когда нужно тебе. Иногда это приходит, даже когда я сплю.
   - Я не знал, что такие, как ты, спят, - сказал он. Она выглядела обиженной, и он поспешно добавил: - Извини. И мне жаль, что тебе приходится мириться с этим ради меня.
   - Это не твоя вина. И в любом случае, если бы меня не было рядом, когда Конклав решил, что ему нужно поговорить с тобой, если бы они выбрали какую-нибудь другую виртуалку, я бы никогда не увидела всего этого. - Она махнула рукой в сторону кромешной тьмы за стенами флиттера, и они оба расхохотались.
   Саймат хлопнул в ладоши, чтобы сделать корпус непрозрачным, и внезапно флиттер показался уютной комнатой. - Так что, поиграем в игру?
   Мела улыбнулась. - Хорошо.
   Уже не дети, но еще и не взрослые, они вдвоем бегали и смеялись в тесноте крошечного корабля, пока он плыл в выработанную пустоту Солнечной системы.
  
   После целого дня молчаливого путешествия из темноты выплыл пункт назначения.
   На первый взгляд, это был просто кусок льда, может быть, пару сотен километров в поперечнике. Окрашенный в странный красно-фиолетовый цвет, он был лишь отдаленно похож на сферический. Невозможно было сказать, были ли шрамы на его поверхности естественными или искусственными, поскольку лед, очевидно, сильно растаял, а гребни и стенки кратеров размягчились и обвалились. Но этот ледяной остров был заселен. Саймат увидел яркие зеленые и белые огни, мерцающие в тени кратеров.
   И когда флиттер начал снижаться, над неровным горизонтом показалась веретенообразная башня высотой в километры. Она была до нелепости непропорциональна этому маленькому миру. Присмотревшись повнимательнее, Саймат увидел призрачный фиолетовый отблеск на вершине башни - ракетный выхлоп.
   Даже с учетом башни, этот мир вряд ли можно было назвать примечательным. Но он должен был признать, что все-таки был впечатлен, когда Мела сообщила ему название этого места. Это был Порт-Сол.
   - Это невозможно, - немедленно возразил Саймат. - Порт-Сол - это объект Койпера. Ледяной спутник, один из огромного скопления спутников, дрейфующих далеко за орбитой самых отдаленных планет. - Мы находимся внутри орбиты Сатурна. Что он здесь делает?
   Посреди каюты возник виртуал. - Думаю, я могу ответить на этот вопрос. - Это был мужчина, возможно, ровесник отца Саймата, хотя физический возраст определить было трудно. Но, в отличие от Гектора, он был невысоким, приземистым, с короткими конечностями и большим животом.
   Саймат возмутился такому внезапному вторжению. Он рявкнул: - Кто вы такой?
   - На самом деле у меня нет имени. Вы можете называть меня по должности - Куратор. - Несмотря на свою неизменную ухмылку, он действительно выглядел как куратор. Он был лыс и одет в черную, ниспадающую до пола мантию старинного вида, украшенную на груди зеленым четырехгранным символом.
   Мела спросила: - Куратор чего?
   - Ну, Порт-Сола, конечно. Это один из самых ценных бастионов человечества - и по сей день остается рабочим местом.
   Саймат добавил: - Но Порт-Сол больше не находится в поясе Койпера.
   - Конечно, нет. Сейчас он движется по длинной эллиптической траектории, которая тянется от Сатурна до самой орбиты Земли. Он был доставлен сюда из тьмы вместе с целым рядом других объектов, находящихся за пределами системы. И все это с определенной целью.
   - Почему вы такой толстый? - прямо спросила Мела.
   Куратор похлопал себя по животу, явно не обидевшись. - Скажи, что у тебя на уме, дитя мое! На морозе, чем округлее твоя фигура, тем лучше для тебя. Спроси серебряного призрака! А там, откуда родом Порт-Сол, поверьте мне, холодно даже сейчас. Ты Мела, не так ли? В Конклаве о тебе ходило много сплетен. Образно говоря, конечно. Ты хорошо справляешься со своей работой. Многие из нас завидуют. - Он протянул руку и взъерошил коротко остриженные волосы Мелы. Она отпрянула, бросив на него сердитый взгляд.
   Саймат тяжело вздохнул: - Разве вы не видите, что ей это не нравится?
   - Вообще-то, нет. Я слабо разбираюсь в программировании чувств. На самом деле, в области эмпатии. Хотя надеюсь, что недостаток индивидуальности компенсирую обаянием. Конечно, могу ошибаться на этот счет. Но откуда мне знать? - Он слегка рассмеялся.
   Мела пристально посмотрела на него. - Как вы можете быть таким? Разве вы не хотите большего, стать цельным?
   - Не совсем. Поверьте, когда вы увидите, какую работу мне приходится выполнять, вы поймете почему. - Даже сейчас он продолжал улыбаться. - Добро пожаловать в Порт-Сол!
  
   Под легким управлением Куратора флиттер снизился и пронесся над разрушенными достопримечательностями Порт-Сола.
   Каждый ребенок в Солнечной системе знал о Порт-Соле. Сам по себе он был древним, это был фрагмент необработанного щебня, оставшийся со времен образования Солнечной системы. И его человеческая история тоже уходила далеко в прошлое, почти с первых робких шагов человека за пределы родной планеты.
   - Когда-то здесь строили космические корабли, - сказал Куратор. - Даже до времен гипердвигателя. В качестве реакционной массы они использовали водный лед, добываемый на планете, и выкапывали огромные ямы, подобные этой. - Карьер, на который он указал, представлял собой углубление в земле, неотличимое от тысячи других. - Когда появился гипердвигатель, это место какое-то время обходили стороной. Но затем, поскольку оно было спрятано и забыто, сюда пришли первые из Восходящих.
   - Восходящие? - спросил Саймат.
   - Бессмертные, - тут же ответила Мела.
   Куратор приподнял тонкую бровь. - За свою долгую историю их называли многими именами - ясофты, фараоны, - и лишь немногие из них были лестными. Я думаю, "Восходящие" - это не так уж плохо: в конце концов, мы все их потомки... Как бы они ни назывались, я забочусь о них. Это мое призвание! В любом случае, вы увидите. Вы с ними познакомитесь. Они хотят познакомиться с тобой, Саймат.
   Саймат постарался переварить это и не реагировать на очевидный страх Мелы.
   Флиттер быстро кружил над этим маленьким миром, и вскоре они снова приблизились к мачте, на верхушке которой горела голубая вспышка. У основания башни теснились здания, а машины, похожие на гигантских жуков, рыли яму во льду, прорезая бледные следы старых выработок.
   Саймат сказал: - Это ракета, не так ли? И она толкает этот спутник.
   Куратор кивнул: - Очень проницательно. На самом деле мы находимся на одном из полюсов вращения спутника - отличное место для приложения усилий. - Он указал. - Двигатели - это ВЕС-приводы, одна из старейших технологий человечества, чрезвычайно надежная. Выхлоп - это плазма, заряженная материя, поток которой формируется магнитными полями. И, как и в двигателях древних космических кораблей, в качестве реакционной массы используется материал самого Порт-Сола. Вы можете видеть, как инженеры здесь взбили старую поверхность. Не считая саму Землю, Порт-Сол, вероятно, является ключевым историческим объектом системы. Но Восходящие мало интересуются археологией. - Он вздохнул. - Я полагаю, никто не стал бы интересоваться, если бы мог все это запомнить!
   Мела сказала: - Итак, это проект Восходящих.
   - Ну, конечно. Масса Порт-Сола огромна, и по сравнению с ней ракета обеспечивает лишь небольшой толчок. Придется очень долго толкать, прежде чем его можно будет сдвинуть с орбиты. Но это всего лишь своего рода долгосрочная, упорная программа, в которой преуспевают Восходящие.
   Ракетная башня скрылась за горизонтом, и флиттер устремился вниз, к ледяной равнине, сильно растаявшей от жары выхлопов при многократных посадках. Неподалеку виднелось скопление куполов, очевидно, их пункт назначения.
   Когда земля скрылась из виду под снижающимся флиттером, Саймат заметил тонкую черную колонну, явно искусственного происхождения, стоящую посреди того, что странно напоминало лес, "деревья", вылепленные изо льда. - Смотри, Мела. Трансферная кабина! Даже здесь они спасаются бегством.
   Куратор выглядел удивленным. - О, это не для людей. Вы думали, что кабинки предназначены только для людей? - Он рассказал им, что, когда Порт-Сол был впервые обнаружен, в нем обитала местная фауна - медлительные обитатели предельных холодов, у которых вместо крови был жидкий гелий. - Когда-то мы выращивали их на фермах, мы пересадили их на другие холодные планеты. Каким-то образом они пережили миллионы лет совместного проживания с человечеством - даже то ужасное лето, которое мы перенесли в Порт-Сол, переместив его в сердце системы. И вот теперь, прямо посреди Леса их предков, появилась кабинка, и с нашей помощью мастера-инструментальщики, те, кто находится в стадии становления, идут навстречу своей собственной судьбе. Могу вам сказать, что это медленный процесс... - Казалось, он был удивлен их непониманием. - В Солнечной системе есть много форм жизни - или были до нашего появления, - но даже сейчас многие из них выживают. И, насколько мы можем судить, каждая из них, достигшая самого высокого уровня развития, была снабжена кабинками, чтобы они могли укрыться от солнца. Трогательно, не правда ли? И не только это, в записях есть предположения, что давно обреченные на вымирание другие виды тоже обеспечили подобными путями спасения. Например, серебряных призраков... Кабинки, очевидно, являются частью долгосрочной стратегии спасения, разработанной тем, кто несет за это ответственность. Это могли быть ксили, - размышлял он. - Некоторые так и говорят. Ксили наслаждаются разнообразием жизни и стремятся защитить ее, даже когда она нападает на них, как это было с нами...
   Посеребренные купола у основания ракетной башни оказались верхними уровнями гораздо более обширных сооружений, погребенных глубоко подо льдом.
   Куратор провел их вниз через люк в днище флиттера, через своего рода воздушный шлюз, а затем внутрь базы. Им не пришлось идти в вакууме, по льду. Саймат, который никогда не ходил пешком в таких местах, где требовался бы скафандр, был слегка разочарован тем, что лишился небольшого приключения.
   Они прошли по холодным гулким коридорам, мимо закрытых комнат. Казалось, здесь, как и на Марсе, было мало людей. Саймат начал воспринимать Солнечную систему как череду пустых планет и спутников, похожих на пыльные комнаты в заброшенном доме.
   Куратор спросил, не хотят ли они отдохнуть или перекусить, но они оба были слишком взволнованы или полными предчувствий. Куратор сдался, весело пожав плечами. - Тогда я отведу вас к Восходящим.
   Он провел их по нескольким коридорам, пока они не оказались в ярко освещенной зоне, в комплексе коридоров, где сильно пахло антисептиками, как в больнице. Куратор остановился у двери. - Теперь, когда ты войдешь, - сказал он Саймату, - постарайся не пугаться.
   Саймат раздраженно сказал: - Давайте продолжим. - Он не собирался колебаться в присутствии Мелы. Он смело шагнул вперед. Дверь скользнула в сторону.
   Он вошел в низкую, широкую комнату с белыми стенами, залитую бледным светом. Здесь были кровати - нет, они больше походили на медицинские посты; рядом с каждой висели в воздухе коробки с оборудованием. Роботы протирали стены и доставляли припасы. Он не увидел людей-сопровождающих, но было много виртуалов, которые кивали Куратору. У таких же толстяков, как он, были широкие лица и широкие улыбки.
   Саймат осмотрел место более внимательно. Робот подозрительно завис, но ему никто не помешал. Каждый пост представлял собой поддон, накрытый полупрозрачным пузырем. На этом был номер: 247, выделенный жирным шрифтом. Внутри пузыря на тюфяке лежал человек. Его конечности были похожи на палки, живот втянулся, а из-за ползающих по телу крошечных роботов он выглядел скорее мертвым, чем живым. Но когда тень Саймата упала на его лицо, эта похожая на череп голова повернулась. Саймат вздрогнул и отступил назад.
   Они пошли дальше, между рядами постов. Пол был мягким, и шаги Саймата были беззвучны.
   Куратор сказал: - Некоторым из них невообразимо много лет, а другие, не помня о своем самом глубоком прошлом, даже не знают, сколько им самим лет. Лучший способ определить их возраст - это использовать антивозрастные технологии, встроенные в их тела. Но даже это ненадежно.
   Когда они проходили мимо, обнаженные восходящие зашевелились и зашептались, шурша сухой кожей.
   - Мы им мешаем, - тихо сказала Мела.
   - Не беспокойтесь об этом. Они - существа рутины, как и все мы, но у них это доведено до крайности. И все, что нарушает эту рутину, беспокоит их самих. Вот почему в качестве обслуживающего персонала используются только боты и виртуалы. Вы же не хотите пугать их появлением нового лица примерно раз в столетие!
   Саймату стало интересно, сколько лет самому Куратору.
   Одна пожилая женщина, к удивлению Саймата, встала с кровати. Она была обнажена, ее кожа была такой дряблой, что казалась расплавленной, а из всех ее отверстий торчали трубки. Но ей удалось дойти до шкафчика, стоявшего в нескольких шагах от ее кровати, где она дрожащей рукой достала кусочки еды, которые запихнула в беззубый рот.
   - Ей нравится есть самой, - сказал Куратор. - Или, по крайней мере, я верю, что ей это нравится. Для нее полезно иметь немного независимости. Но посмотрите сюда.
   Пол был прорезан глубокими колеями, твердый металл и керамика были стерты мягкими ступнями этой пожилой женщины. И там, где она лежала в своей постели, она оставила очертания своего тела, вдавленного в матрас.
   Куратор сухо заметил: - Возможно, вы понимаете, почему многие из нас, работающих в этом месте, предпочитают отказываться от индивидуальности. Лучше не думать об этом. А еще лучше не иметь возможности думать...
   Посты были расположены ровными рядами, аккуратной прямоугольной сеткой. Саймат насчитал не более двадцати - двадцати пяти рядов в каждом направлении: здесь было всего несколько сотен Восходящих.
   Куратор, казалось, знал, о чем он думает. - Четыреста тридцать семь. Если бы вы пришли сюда десять лет назад, их было бы четыреста тридцать восемь.
   Мела спросила: - И это все?
   - Как группа, они были неистребимы. Время на их стороне: это то, что вы всегда должны помнить о Восходящих. Если вы попытаетесь избавиться от них, неважно, насколько вы сильны, все, что им нужно будет сделать, это дождаться, когда вы состаритесь и умрете, и ваши дети и внуки тоже умрут; ждать, пока от вас не останется ничего, кроме фрагмента данных в историческом тексте, и тогда они просто возвращаются в дом.
   - Однако они вымирают.
   Куратор пожал плечами. - Никто больше не создает бессмертных. И в конце концов энтропия настигает всех нас. Но, несмотря на их странность, они являются сокровищницами человечества.
   Мела спросил: - Почему вы так говорите?
   - Из-за всего, что они видели, - сказал Куратор. - Из-за мудрости, которую они накопили, если вы можете извлечь ее из них. И из-за всего, что они сделали для нас - и продолжают делать. Именно бессмертные основали Трансцендентность, они пытались вывести нас на совершенно новый уровень бытия. В конечном счете они потерпели неудачу, но что за великолепные амбиции!
   - И вы говорите, они все еще работают на нас? - спросила Мела.
   - Переместив Порт-Сол, - сразу понял Саймат.
   - Да, - сказал Куратор, - но то, что они сделали, гораздо более зрелищно, чем подталкивание обычного ледяного спутника! Видите ли, давным-давно бессмертные решили сдвинуть саму Землю...
  
   Это, конечно, было из-за Солнца.
   Когда поток солнечной радиации стал слишком интенсивным, на Земле перестали поддерживаться естественные процессы. И когда растущая солнечная фотосфера захлестнет ее подобно туманному приливу, Земля будет стерилизована, выжжена, расплавлена или даже испарена? Прошло бы много времени, сотни тысяч лет, прежде чем Земля была бы полностью уничтожена. Но Восходящие беспокоились о длительных сроках. Можно сказать, что в этом был смысл их существования.
   Как спасти мир от перегревающегося солнца? Человечество никогда не имело возможности вмешиваться в процессы, происходящие в самих звездах. Можно ли защитить мир с помощью зеркал и зонтиков, запущенных в космос? Но любой такой щит рано или поздно будет разрушен по мере расширения солнца. Был только один выход: сдвинуть саму Землю с места. Но как?
   Вы могли бы нажать на нее. Вы могли бы установить гигантскую ракету на полюсе вращения, как это было сделано в Порт-Соле, или даже несколько ракет вокруг экватора. Но при этом вы потребите огромное количество собственного вещества Земли, и любая нестабильность может привести к тому, что кора планеты разлетится на куски. В конечном итоге вы можете принести больше вреда, чем пользы.
   В качестве альтернативы вы могли бы использовать гравитацию. Если бы у Земли все еще была Луна, вы могли бы использовать ее в качестве тягового устройства: отталкивайте Луну так сильно, как вам нравится, и позволяйте лунному притяжению постепенно уводить Землю по медленной спирали от Солнца. Но Луна была отделена от Земли в ходе давно забытой войны.
   Или вы могли бы сделать это по частям.
   Восходящие установили почтенные ВЕС-двигатели на целой флотилии ледяных спутников пояса Койпера, включая их собственную базу Порт-Сол. Потребовалось много времени, чтобы медленные толчки плазменных ракет возымели действие, но в конце концов спутники вынырнули из темноты во внутреннюю часть системы, выйдя на сложные орбиты, которые курсировали между Землей и величайшими планетами, Юпитером и Сатурном.
   И с каждым прохождением спутника орбита Земли отклонялась, совсем незначительно.
   С помощью длинной серии таких сближений Земля постепенно отодвигалась от Солнца, в то время как гиганты незаметно приближались. Это было похоже на то, как если бы Восходящие связали Землю с ее гигантскими родственниками невероятно длинными цепями, которые медленно притягивали их друг к другу. Потребовалось бы миллион сближений со спутниками размером с Порт-Сол, чтобы Земля переместилась к месту назначения - на новую орбиту вокруг Сатурна. При частоте два-три сближения в год на это потребовались бы тысячи столетий. Но у бессмертных всегда было время в избытке, время и терпение. И Земля была в пути.
   Это был типичный проект бессмертных, рассчитанный на огромные сроки, хотя низкотехнологичный. Но, по мнению Саймата, нужно было сохранять чувство перспективы. Там, где ксили блокировали свет солнц в сверхскоплении галактик, все, что смогли сделать люди, - это подтолкнуть один маленький мир в Солнечной системе.
   И, в конце концов, даже этого грандиозного упражнения в упорстве оказалось недостаточно. Бессмертные спасли Землю от расширения ее солнца. Теперь ксили прибыли в Солнечную систему, и над ней нависла новая опасность.
   Но, похоже, бессмертные снова готовились к этому.
  
   Они втроем продолжали идти среди рядов бессмертных, мимо постов, у каждого свой номер.
   Когда они проходили мимо смутно шевелящихся фигур, Куратор продолжал улыбаться.
   Саймат с любопытством спросил: - Почему вы так улыбаетесь?
   - Все они плохо видит. Но многие из них реагируют на простые выражения.
   - Улыбающееся человеческое лицо, - удивилась Мела. - Как младенцы. Младенец может распознать улыбающееся лицо почти сразу после рождения.
   - Да. Поразительно, не правда ли? Как будто жизнь - это большой круг. Вот почему мы все время улыбаемся. - Он похлопал по зеленому тетраэдру у себя на груди. Кажется, многим из них это тоже доставляет удовольствие. Мы не уверены, почему. Должно быть, это какой-то очень древний символ.
   Саймат спросил Куратора о номерах медицинских постов.
   - Они предназначены для наших целей. Мы нумеруем их в порядке возрастания, насколько это возможно. Когда кто-то умирает, приходится перенумеровать тех, кто помоложе - хотя молодость вряд ли подходит для таких созданий, как эти! - но их так мало, что это не слишком обременительно.
   По мере того, как они шли, цифры возраста уменьшались, опустившись ниже двадцати, пятнадцати и, наконец, до однозначных цифр. Саймат почувствовал, как его сердце необъяснимо заколотилось. А затем Куратор подвел их к кровати, на которой лежала невысокая стройная фигура, скрытая полупрозрачным тентом. На кровати красовалась единственная цифра: 1.
   - Самая старая, - выдохнула Мела.
   - У нее было много имен, - сказал Куратор. - Леропа, Люру Парц, другие варианты; возможно, одно из них - ее настоящее имя. Если она и знает, то не скажет нам. Она утверждает, что знает дату своего рождения, но это было так давно, что мы не можем сопоставить ее даты с современной хронологией точнее, чем пять тысяч лет... Присмотрись внимательно, Саймат. Она, безусловно, самый старый человек, которого кто-либо из нас когда-либо видел. Ей, наверное, миллион лет. Подумать только!
   Внезапно глаза женщины распахнулись. Мела ахнула.
   Саймат шагнул вперед, пульс гулко отдавался в ушах. И когда он подошел к кровати, чья-то рука, похожая на клешню, схватила его за запястье. Он заставил себя не вздрогнуть, опасаясь, что кости могут переломаться, как сухие ветки.
   Ее черные глаза смотрели на него. Она открыла разбитый рот и прошептала: - Тебе нужно задать несколько вопросов.
   Для четырнадцатилетнего подростка она была фигурой из ночного кошмара. Но ее жесткая ладонь на его коже была теплой. Она была старой, очень странной, но была человеком, он это чувствовал. - Я не знаю, как это должно быть, - сказал он.
   - Что?
   - Чтобы быть похожей на вас.
   Она на мгновение закрыла глаза; он даже услышал, как зашуршала сухая кожа на ее глазных яблоках. - Если бы ты знал, сколько раз меня об этом спрашивали... Я так часто думала об одном и том же, что мне больше не нужно думать об этом. Тогда, возможно, я робот. Конечно, я больше не человек, если когда-либо им была, с того момента, как приняла таблетку, которую дала мне Джимо Кана, эта кровожадная ведьма...
   - Кто?
   - Но, видите ли, именно поэтому я и ценна. Я и мне подобные. Ведь даже после того, как любовь и ненависть ушли в прошлое, даже после того, как смысл жизни потерян, мы продолжаем жить, и жить, и жить. И, если дать нам достаточно времени, мы достигнем величия.
   - Вы сдвинули Землю.
   - Да. Галактика, населенная людьми, была всего лишь мечтой. Земля - дом человека, и пока Земля существует, будет существовать человек.
   - Но этого недостаточно, - сказал Саймат.
   - Да. Потому что здесь ксили.
   - Люди бегут. Кабинки...
   Ее лицо, представляющее собой маску из обвисшей кожи, слегка сморщилось, выражая отвращение. - Кабинки. Решение для скота, выращенного для поражения, побежденного еще до рождения. Ты когда-нибудь слышал о первородном грехе?
   - Нет.
   - Дитя, ты знаешь, что есть лучший способ. И именно поэтому ты должен отправиться на Сатурн.
   У него голова шла кругом. - Ничего не знаю о Сатурне. Что я должен там делать?
   - Узнаешь, - сказала она. Она откинулась на подушку, ее глаза закрылись, но она продолжала держать его за руку. - В конце концов, именно для этого я тебя и создала...
   Саймат, пораженный, наэлектризованный, мог только смотреть на нее.
  

IV

  
   Порт-Сол исчезал в темноте. Саймат и Мела летели впереди ледяного спутника по его бесконечной циклической траектории между сферами Земли и Сатурна, но там, где Порт-Сол совершал один оборот за годы, флиттеру потребовались бы считанные дни.
   И вот теперь во флиттере появился третий пассажир. На Кураторе была его старинная мантия с четырехгранным гербом, а на широком лице застыла привычная улыбка. Но когда Порт-Сол превратился в точку малинового света, Саймату показалось, что он увидел страх в его виртуальных глазах.
   Это была идея Мелы привезти его сюда. - Возможно, вы смогли бы нам помочь, - сказала она ему. - Вы знаете эту Люру. Может быть, сможете во всем разобраться.
   - Я Куратор, - запротестовал он. - Сохраняю жизнь этим музейным экспонатам. Я не создан для того, чтобы интерпретировать их безумный бред. - Но Мела продолжала настаивать, чтобы он пошел.
   Саймат был очарован этим разговором. Он напомнил себе, что они оба являются выражением гораздо более обширного взаимосвязанного сознания. Когда Куратор и Мела спорили, ему казалось, что он прислушивается к внутреннему диалогу единого разума.
   Они определенно не были людьми, даже Мела; Саймат был здесь единственным человеком. И по мере того, как корабль погружался в темноту, он чувствовал себя все более одиноким и далеким от дома.
   У флиттера были внутренние перегородки, которые можно было сделать непрозрачными, и он заперся в маленькой квадратной каюте. Он не хотел иметь дело с Куратором и его недовольным ворчанием, и ему даже не очень хотелось быть с Мелой.
   После целого дня таких занятий Мела попросила встретиться с ней. Он не впустил ее, поэтому она просто прошла сквозь стены, слыша предупреждения протокола. Она трясла руками и разминала пальцы, пока все ее неугомонные пиксели не встали на место. - Это было больно.
   Саймат лежал на тюфяке. - Тогда не делай этого.
   Она неуверенно села. - Что ты делаешь?
   - Ничего. - Он читал, смотрел "глупые детские игры", которые нравились ему много лет назад. Теперь он почувствовал странную неловкость и закрыл все это.
   Она спросила: - Хочешь поиграть в игру?
   - Нет, я не хочу играть в глупую игру.
   - Что с тобой такое? С тобой не очень-то весело.
   - Мне что-то не хочется веселиться. Я чувствую себя...
   - Как?
   - Мне надоело, что мной помыкают. Мои родители хотели, чтобы я шел за ними в кабинку. Поэтому я сбежал. Но потом через тебя до меня добрался Конклав. Теперь я нахожу эту глупую старуху, Люру, которая говорит, что планировала меня для какой-то цели задолго до моего рождения. И в итоге я проделал весь этот путь сюда, в темноту.
   - Добро пожаловать в мой мир, - огрызнулась Мела. - Я постоянно так себя чувствую. Куратор, наверное, тоже.
   - Ты не человек.
   - Но мы же разумные существа, - парировала она. - Так вот как ты обо мне думаешь, что я просто часть какой-то ловушки?
   Он вздрогнул. - Прости. Я не это имел в виду.
   Она немного смягчилась. - В любом случае, виртуальный он или человек, какая разница? Оглянись вокруг, Саймат. Все старо. Все во Вселенной было создано людьми или их врагами. Все важные решения были приняты давным-давно. Так что у нас очень ограниченный выбор. Моя мама когда-то чувствовала то же самое, - сказала она с легкой тоской.
   Это был первый раз, когда она упомянула о своих родителях. - Правда?
   - Она сказала, что сама всегда чувствовала себя ребенком, ребенком, который вырос в залах какого-то огромного и пыльного музея, где все было заморожено и выставлено на всеобщее обозрение, вне пределов ее досягаемости... Послушай, Саймат, если у тебя есть какая-то цель, это должно быть важно.
   - Но если у меня нет выбора, что же мне остается?
   Она задумалась над этим. - Достоинство? - Она встала. - Ну же. Пойдем, дунем ветром на Куратора. Я хочу знать, что за нижнее белье у него надето под этой дурацкой мантией.
   Смеясь, они вышли из каюты.
  
   Из темноты вынырнул Сатурн.
   Это было совсем не похоже на приближение к Порт-Солу. Тогда они в мгновение ока опустились на тот искусно спроектированный маленький мирок. Сатурн, самая большая из сохранившихся планет Солнечной системы, был величественным и статным, как туманный диск, окрашенный солнцем в красный цвет. Его размеры были очевидны и угнетали.
   Корабль пронесся сквозь огромную тень Сатурна. Саймат увидел, как в облаках вспыхнули фиолетовые и белые молнии, когда разразились штормы, которые могли бы поглотить весь Марс. Это была сила природы, подумал он, даже сейчас затмевающая человечество и его мечты. Сердце Саймата забилось быстрее, когда он увидел это, и его охватила паника. Подумать только, он мог бы жить и умереть на Марсе или даже последовать за своими родителями в кабинку, но не увидеть таких чудес!
   Флиттер устремился прочь от Сатурна, поднимаясь вверх и выходя из его глубокого гравитационного колодца, сбрасывая энергию своей траектории. И Куратор показал Саймату, как искать его спутники.
   Человечество, стремящееся в космос, подобно урагану, пронеслось по Солнечной системе, разрушив за несколько тысячелетий терпеливое геологическое построение эпох. Ледяные спутники Сатурна, если и не были полностью истощены, то были в значительной степени разработаны. Однако один спутник был более интересным. Куратор назвал его "Титан". Когда-то этот маленький мир был покрыт слоями облаков, под которыми протекали сложные химические процессы; люди посылали корабли-разведчики и траулеры для добычи воздуха и углеводородов из морей. Но Титан, страдавший от недостатка тепла, так и не породил жизнь. Теперь, когда Солнце засияло ярче, Титан наконец пробудился от своего холодного сна. Это была чудесная перспектива - рождение нового мира прямо в середине Солнечной системы: даже в эти безрадостные последние дни вы все еще могли найти новую жизнь. Но ни один человеческий ученый не изучал чудеса, происходящие в облаках Титана. Это был не век науки.
   Они оставили Титан позади. И по мере того, как флиттер продолжал кружить вокруг гравитационного колодца Сатурна, постепенно раскрывалось истинное предназначение этой системы для людей.
   - Вы видите? - Куратор наклонился и указал на огни, разбросанные среди спутников. - А это? Это дроны. Сенсорные станции, оружейные платформы. Все они разумны.
   Небо было заполнено ими, машинами, которые кружились, как металлические птицы, в постоянно меняющемся гравитационном поле Сатурна и его спутников. Некоторые из них собирались в опоясывающие экватор Сатурна кольца, которые, по словам Куратора, были отголоском еще более странного чуда прошлого - естественных колец изо льда и пыли, которые давно были разрушены войной. А когда-то вы могли увидеть еще более впечатляющие артефакты - руины входов в червоточины, остатки транспортной системы, которая когда-то охватывала Галактику, но рухнула с гибелью ее создателей, Коалиции.
   Но Саймат понимал, что смысл вооруженных облаков не в красоте. Их целью было уничтожение. Вся система Сатурна была крепостью. И все это из-за Восходящих.
   Когда началось массовое отступление человечества, даже когда были эвакуированы только самые отдаленные колонии, бессмертные с их жутким дальновидением спланировали финал игры. Прежде чем начнется осада самой Земли, необходимо было выстоять.
   Сатурн всегда был военным оплотом. Давным-давно, когда Ликующие предприняли героическую попытку завоевать галактическое Ядро, в самых глубоких облаках планеты были спрятаны огромные военные машины, готовые броситься на защиту Земли, если какой-нибудь враг осмелится напасть на столичную планету. Эти самоподдерживающиеся и самосовершенствующиеся машины стали известны как Стражи.
   Теперь, когда появился гораздо более грозный враг, Восходящие снова обратились к Сатурну. Сама Земля должна была быть охвачена внешней гравитацией и перенесена сюда, чтобы вращаться на краю мощного гравитационного колодца Сатурна, где ее можно было бы защитить. И военные машины под этими облаками, и без того мощные, были усовершенствованы благодаря накопленному опыту миллионов лет межзвездных войн.
   Цель бессмертных была непоколебимой. Но этот проект не был полностью под их полным контролем, как им хотелось бы. Был риск.
   - Не понимаю, - сказала Мела. - Какой риск?
   Куратор взмахнул рукой, и воздух наполнился высокоскоростным обменом автоматическими сигналами. Саймату показалось, что он уловил вопросы и ответы, рукопожатия, своего рода диалог. Куратор сказал: - Стражи очень стары. Они уже давно привыкли принимать собственные решения. Когда в их пространство вторгается такой корабль, как наш, они становятся очень подозрительными. Разве вы не видите, как вокруг нас роятся дроны? Все, что сейчас удерживает нас от уничтожения, - это ответы нашего флиттера на постоянные расспросы Стражей.
   - И когда Восходящие решили перенести сюда Землю - Лета, целую планету, скользящую по Солнечной системе, - одно неверное слово, и дом человечества мог быть разнесен на куски машинами, предназначенными для его защиты.
   Саймат сказал: - Мы воюем с ксили уже миллион лет. Что может быть у этих Стражей такого могущественного, что могло бы изменить ситуацию сейчас? И почему это не было задействовано в войне раньше?
   - Думаю, я могу ответить на этот вопрос. - Глаза Мелы затуманились, и на ее лице появилось какое-то восковое выражение нереальности происходящего. Она наморщила лоб, пытаясь осмыслить информацию, хлынувшую в ее голову.
  
   Давным-давно, когда человечество продвигалось по Галактике, целые инопланетные культуры были уничтожены, а их технологии и знания украдены в рамках целенаправленной программы, называемой Ассимиляцией. Большинство таких сокровищ, как и предполагал Саймат, были брошены на военные нужды. Но некоторые из них были припрятаны терпеливыми бессмертными. Они подумали об этом как о страховке на будущее.
   Одной из них была технология, получившая название Снежинка. Она была обнаружена на орбите древней звезды в шаровом скоплении в гало Галактики. Это был потрясающий артефакт - правильный тетраэдр длиной более четырнадцати миллионов километров по ребру. Люди дали ему такое название потому, что, подобно снежинке, это сооружение имело фрактальную архитектуру, с мотивом тетраэдра, повторяющимся во всех масштабах. А Снежинка, как выяснилось, была полна информации: это была тонкая паутина данных, какофония битов, бесконечно танцующих против нарушений энтропии.
   У снеговиков, так люди называли исчезнувших создателей этого кружевного монстра, была совершенно чуждая мотивация. Снеговики решили, что записывать события - и только записывать - это высшее призвание в жизни. Они разобрали свой мир на части и перестроили его в виде чудовищной системы хранения данных. После этого они наблюдали за ходом времени и ждали, пока Вселенная остынет, чтобы собрать еще больше данных.
   Таким образом, Снежинка висела в космосе тринадцать миллиардов лет. Затем, во время Ассимиляции, прилетел корабль людей.
   Команда военно-космического флота, намеревавшаяся пограбить добычу, действовала бесцеремонно, но их корабль был разрушен неожиданным ударом, его разнесло на части пучком направленных гравитационных волн.
   Потребовалось некоторое время, чтобы понять, что произошло, и как Снежинка нанесла ответный удар.
   Меле не хватало словарного запаса, чтобы выразить те идеи, которые возникали у нее в голове, и она посмотрела на Куратора. Он неохотно закрыл глаза и начал говорить, обдумывая услышанное. - Здесь действует глубокий принцип. Когда-то он был известен как принцип Маха. Мах, Марке, что-то в этом роде. Каждая частица во Вселенной связана друг с другом. Вот почему существует инерция: когда вы что-то толкаете, вселенная сама притягивает это обратно.
   Саймат нахмурился. - Какие связи? Гравитация?
   Куратор нахмурился. - Это, и квантовые волновые функции, и, и - я вижу это, но не могу сказать! Древние понимали. Если использовать сложную арифметику для расширения большинства космологических теорий...
   Саймат поднял руку. - Просто расскажи мне, что произошло.
   - У снеговиков была защитная система. Они нашли способ манипулировать этими космическими связями. Способ использовать их в качестве оружия.
   Саймат едва ли понял достаточно, чтобы удивиться. - Как?
   - Это имеет значение? Думаю, за тринадцать миллиардов лет можно многому научиться.
   Благодаря своему оружию, работающему по принципу Маха, в тот первый раз Снежинка была спасена от ассимиляторов. Но люди, конечно же, вернулись, уклонились от оружия и забрали то, что хотели. Они использовали технологию самой Снежинки в своих собственных системах хранения информации по всей Галактике.
   И они забрали странную систему оружия ради глобальных манипуляций, но понять это оказалось гораздо труднее. Когда оно не принесло первых результатов, приоритет был снижен, его передавали из одного исследовательского центра в другой, пока, несмотря на всю свою мощь, оно не стало настолько малоизвестным, что клика бессмертных смогла забрать его и использовать в своих собственных целях.
   Куратор с беспокойством посмотрел на Сатурн. - И это, похоже, то, что скрывается за этими облаками. Оружие последней инстанции.
   - Но, - сказал Саймат, - какое отношение это имеет ко мне?
   Внезапно лицо Мелы изменилось, и тон ее голоса охрип. - Ты нужен нам, потому что Стражи не хотят нас слушать. Тебе это достаточно ясно?
   Саймат был потрясен. На этот раз вмешательство было грубым, как будто в нее вселилась совершенно другая личность.
   Куратор шагнул вперед и схватил ее за руку, один виртуально держал другую. - Восходящая. Покажись. Оставь этого ребенка в покое.
   Мела дернулась, и ее глаза закатились, показав белизну в глазницах. Она на мгновение расплылась и превратилась в грубую скульптуру из блоков пикселей. Затем Мела отшатнулась назад, вновь появившись из облака пикселей.
   И из этого сгустка света возникла новая фигура. Внезапно их стало четверо, и крошечная кабина флиттера показалась очень тесной.
  
   Вошедшей оказалась женщина, одетая в коричневую мантию, такую же бесцветную, как у Куратора. Маленькая, смуглая, с гладким лицом, но Саймат сразу понял, что эта гладкость - признак преклонного возраста.
   Черные глаза уставились на Саймата.
   - Восходящая-один, - выдохнул Куратор.
   - Ты не можешь быть Люру, - тут же сказал Саймат. - Я видел ее. Она похожа на высохший скелет. Она едва могла двигаться.
   - Я - проекция, - невозмутимо ответила новая виртуальная фигура. - Я такая же, какой она была давным-давно. И мое восприятие совпадает с ней, хотя и смещено во времени.
   Голос Куратора звучал неуверенно. - Большинство Восходящих каждый день приходят в сознание лишь на короткое время. Реальной Люру потребуется много времени, чтобы пережить то, что пережила эта виртуальная. Но у нее, конечно, есть время.
   - Ее воля - моя, - сказала виртуальная. - Когда я говорю, говорит и она. Запомни это.
   Саймат был глубоко встревожен. Видеть, как Мела раскололась надвое и породила эту чудовищную форму, было неприятным напоминанием о том, какими странными были все эти виртуальные существа, какими бесчеловечными - и насколько взаимосвязанными были их личности, каким-то образом перетекающие одна в другую. Он собрал свое неповиновение в узел. - Ты сказала мне, что Стражи не послушают тебя.
   Люру пристально посмотрела на него. - Но они послушают тебя.
   Саймат почувствовал, как вселенная вращается вокруг него, как будто странное космическое оружие Стражей было направлено против него. - Я? Я мог бы командовать Стражами?
   - Конечно, - сказала она. - Вот почему мы тебя вырастили. - Она подошла к нему ближе, и ему показалось, что он чувствует ее запах, сухой, как запах затхлой библиотеки. - Я покажу тебе, - сказала она. - Спустись на Землю.
  

V

  
   Так странная одиссея Саймата закончилась на Земле, планете его самых отдаленных предков.
   В голове Саймата была Земля, туманно представленная как мир воды и жизни, синего и зеленого. Она была снята с неба Марса давным-давно, за много поколений до его рождения, и отправлена на Сатурн. Вы не говорили об этом, о потере родного мира.
   Но Земля, которая вырисовывалась из-за холода внешней системы, не была похожа на то видение из книги рассказов. Горы были разрушены, а морское дно было покрыто соляными отложениями, на которых остались лишь темные лужи. Воздух казался разреженным, в нем виднелись лишь легкие облачка. И хотя несколько городов все еще сверкали, земля стала кирпично-красной, как Марс, от ржавчины и безжизненности.
   - Земля состарилась, - сказал он.
   Люру наблюдала за ним, явно интересуясь его реакцией. - Древняя, как и ее дети.
   - Она хорошо охраняется, - пробормотала Мела.
   - Нет ничего более ценного, - сказала Люру.
   На последнем подлете к планете флиттер осторожно снижался, минуя корпуса автоматических часовых и искусственные солнца, которые кружили по низким орбитам, отбрасывая всплески желтого света. Люру сказала, что не на всех этих спутниках было оружие. Магнитное поле Земли ослабло. Солнце теперь было далеко, но электромагнитная среда вокруг газового гиганта была чрезвычайно энергичной. Там, где природа терпела неудачу, должны были вмешаться люди, и поэтому на орбите Земли появились устройства, защищающие ее новыми магнитными экранами.
   Флиттер нырнул глубоко в воздух, и небо окрасилось в мутный красно-коричневый цвет. Все молчали, пока Земля уходила из-под носа корабля.
   Города были разбросаны довольно редко, и Саймат не видел никакой логики в их расположении. Возможно, они были расположены на берегах давно высохших рек или на берегах исчезнувших океанов; города сохранились там, где география разрушилась. Многие здания были воздушными изделиями из стекла и света, которые не выглядели бы неуместно на Марсе. Но эти современные города были хрупкими цветами, выросшими из могучих руин, покрытых слоем красной пыли.
   Мела выбирала узоры. - Смотрите. На многих старых развалинах нарисованы круги. Видишь, Саймат?
   Она была права. Иногда круги были очевидны - кольца фундаментов или низкие стены, которые могли достигать нескольких километров в поперечнике. В других местах определить круги можно было только по тому, как вокруг них располагались другие руины, заполняя их внутреннее пространство или теснясь по окружности.
   Глаза Люру, черные как ночь, ярко заблестели, когда она посмотрела на эту древнюю архитектуру. Возможно, в этих памятниках она увидела какой-то след своей собственной долгой жизни, размышлял Саймат.
   В каждом городе, мимо которого они проезжали, Саймат замечал трансферные кабинки. Даже Земля, которую Люру и ее потомки так долго пытались спасти, теряла население.
   На землях между последними городами обитали дикие существа. Флиттер пролетал над местами, похожими на поросшие травой равнины, и даже над лесами с низкорослыми деревьями, и время от времени на его пути попадались стада животных. Но там были участки растительности, которые даже не были зелеными.
   Наконец флиттер пронесся над южным континентом, который казался еще более истощенным, чем остальные, и остановился на окраине еще одного города.
   Саймат намеренно выпрыгнул из люка, пролетев около полуметра до пыльной земли. Он падал медленно, хотя, как только его ноги оказались в грязи, невидимые инерционные системы обеспечили ему нормальное ощущение тяжести. Гравитация здесь действительно была низкой, подумал он, где-то ниже, чем на Марсе. Но Земля, материнский мир, всегда определяла стандартный уровень гравитации: как же тогда можно было уменьшить ее?
   Он огляделся. Город был невзрачным. Хорошо были видны обычные круговые следы, но постройки, которые они когда-то поддерживали, были разрушены до основания. Среди этих древних круговых фундаментов стояла лишь небольшая, обшарпанная группа более современных стеклянных зданий.
   Вокруг никого не было. Восходящая тихо брела вдоль кругового профиля одной из исчезнувших стен.
   Саймат спросил: - Люру, зачем вы привели нас сюда?
   - Думаю, это место что-то значит для нее, - сказала Мела. Она догадалась: - Вы здесь выросли, Люру? Родились здесь?
   Лицо Люру оставалось бесстрастным, но она кивнула. - Да, я родилась здесь, или, скорее, в руинах еще более древнего города на этом месте - на самом деле, я родилась в резервуаре, потому что так было принято в те дни.
   Саймату было трудно представить, что Люру Парц когда-либо была молода, что она вообще родилась.
   - Вся Земля была во власти инопланетных завоевателей. Они построили этот город, сровняв руины с землей. Они назвали его агломерацией 5204. Эти круги, которые вы видите, были основаниями куполов из выдуваемой породы. Место было по-своему красивым. Здесь было много мест для игр, для меня и моих братьев и сестер по группе.
   - Это был дом, - сказала Мела.
   - О да. Даже тюрьма становится домом.
   Куратор посмотрел на нее почти с сочувствием. - Вы никогда не рассказывали мне об этом.
   - Вам сказали то, что вам нужно было знать, - резко сказала Люру. - Я работала здесь в организации под названием Управление искоренения. Моей работой было стирать прошлое человечества. Мы, люди, были полезны нашим завоевателям, но доставляли им много хлопот. Оторвать нас от нашей истории, лишить нас идентичности - вот их стратегия контроля над нами.
   Саймат почувствовал отвращение. - И вы проделали эту работу для них?
   - У меня не было выбора, - пробормотала она. - И работа была сложной в интеллектуальном плане. Искоренять так же приятно, как и созидать, если не думать дальше самого действия. Конечно, мы потерпели неудачу. Оглянитесь вокруг! - Она рассмеялась и развела руками; это было гротескное зрелище. - Со времени великого выравнивания в те дни все больше городов возводилось на фундаментах старых, но только для того, чтобы снова и снова превращаться в руины. Что бы вы ни делали, история продолжает накапливаться.
   Мела с любопытством спросила: - У вас были дети, Люру Парц?
   - Я об этом не знала. Если бы знала, то не прожила бы так долго. В бессмертии есть логика.
   - Значит, у вас были любовники, - сказала Мела. - У вас, должно быть, были любовники.
   Люру улыбнулась. - Да, дитя. Один любовник. Но мы поссорились. Он стал оборванцем. Бежал из городов завоевателей, предпочитая жить в дикой природе. Мы были по разные стороны баррикад в споре о том, как бороться с оккупацией. Однако он умер достойно. Умер за то, во что верил. - Она произнесла это нейтральным тоном, ее лицо ничего не выражало.
   Мела тихо спросила: - Как его звали?
   Люру судорожно вздохнула. - Суван. Саймат Суван.
   У Саймата отвисла челюсть.
   Куратор уставился на него. - Итак, теперь мы знаем, зачем ты был сотворен, мальчик. - Он громко рассмеялся.
  
   Скопление искусственных солнц исчезло с неба, и наступила ночь. Казалось, на Земле все еще существовали существа, которым требовалась смена дня и ночи. Но в темноте открылось небо, усеянное звездами и оружием, с туманным Сатурном и раздутым Солнцем.
   Саймат и его спутники вернулись во флиттер. Мела делила каюту с Сайматом; она легла в постель и, казалось, сразу же заснула. Саймат никак не мог успокоиться. Слишком много странного крутилось у него в голове - и ничто так не тревожило, как тот факт, что его назвали в честь любовника Восходящей, человека, умершего миллион лет назад.
   Когда небо начало светлеть, он выскользнул из кабины, не потревожив Мелу. Снаружи флиттера воздух был прохладным, но таким сухим, что в нем не было ни капли росы. Свет по-прежнему был тускло-серым, и рассвет был сложным, отражаясь от множества солнц, которые беспокойно кружились над горизонтом.
   Люру Парц стояла в тени крыла флиттера, как безмолвный столбик, наблюдая за ним.
   - Я не мог уснуть, - сказал он.
   Она пожала плечами. - Ты молод. Выживешь... Посмотри.
   Вглядевшись в полумрак, Саймат заметил движение. Темные силуэты были животными, стадо медленно двигалось по равнине за городом. Одно животное, помоложе, отделилось от остальных, и Саймат увидел его силуэт более отчетливо. Он насчитал две, четыре, шесть ног.
   Люру сказала: - Интересно, не правда ли? Эта планета была столицей галактической империи. Сейчас большая ее часть заброшена и одичала.
   - Я никогда не видел животных с шестью ногами.
   - Кажется, их называют "веретенниками". Они родом не с Земли. И взгляни на это. - Она отошла на несколько шагов от флиттера к лужайке.
   Саймат наклонился и взъерошил траву пальцами. Трава была сухой, как кость, но она была живой, приспособленной к засушливости. И когда свет стал еще ярче, он увидел, что среди зеленых стеблей есть какой-то волокнистый нарост темно-черного цвета.
   - Зеленая трава, вероятно, является местной: существует множество способов использовать солнечный свет для получения энергии, но использование зеленого хлорофилла встречается довольно редко. Несомненно, это как-то связано со спектром нашего солнца до его модификации птицами-фотино. Но эта черная циновка - не местная, она такая же, как и веретенники. И - вот! - Люру указала почти нетерпеливо. - Видишь это?
   Саймат увидел маленькую фигурку, двигавшуюся сквозь миниатюрные травяные джунгли. У нее был серебристый панцирь, и он подумал, что это может быть жук. Но затем между ее челюстями промелькнул свет.
   - Лазерный луч?
   - Они произошли от крошечных машин, предназначенных для стрижки травы. Теперь они следуют своей собственной программе эволюции. Если выпустить машины в дикую природу, эволюционируют даже они, Саймат.
   Саймат подумал о диковинных технологиях, которые он видел собственными глазами на Марсе: брошенные виртуальные дети, ставшие каннибалами. И он вспомнил медлительную обитающую в жидком гелии фауну Порт-Сола, расселенную человечеством по другим холодным мирам Галактики.
   Люру сказала: - Где бы они ни находились, живые существа, перемещающиеся между звездами, даже машины, находят способы объединяться, образуя новую богатую экологию. После миллиона лет космических полетов каждый населенный людьми мир похож на этот. И даже если завтра разум исчезнет с лица Земли, пока планета жива, вы сможете смотреть на эту межзвездную неразбериху и говорить: "Да, когда-то люди из этого места достигали звезд".
   - Но это не единственный след прошлого. - Это была Мела; маленькая, собранная, она вышла из тени флиттера. Куратор следовал за ней.
   - О, отлично, - сухо сказала Люру. - Все на ногах.
   Саймат спросил: - Что ты имеешь в виду, Мела?
   - Магнитное поле ослабло. Разреженный воздух, осушенные океаны. - Она подпрыгнула и опустилась обратно на землю, медленно, как снежинка. Саймат знал, что это всего лишь иллюзия, но она убедительно доказала свою правоту: даже земное притяжение уменьшилось.
   Люру вздохнула. - Земля истощилась.
   Земля, родина человечества, была столицей империи, завоевавшей Галактику и не только ее. И все это время сама Земля несла на себе удивительно тяжелое бремя ресурсной нагрузки.
   - Земля лишь изредка подвергалась нападениям и никогда не попадала в руки врага после прекращения оккупации кваксов, - сказала Люру. - Но ее воздух и драгоценная вода были рассеяны кораблями по всей Галактике. Металлы были извлечены из ее недр. Ее внутреннее тепло использовалось для получения энергии.
   Вот почему магнитное поле разрушилось: когда тепло планеты иссякло, ее жидкое ядро кристаллизовалось, и магнетизм Земли ослабел. Внутреннее охлаждение также ослабило мощные мантийные потоки. Так что больше не было ни вулканов, ни землетрясений, и разрушающиеся в настоящее время горы были последними, которые когда-либо увидит старый свет.
   Люру прошептала: - В последнем безумии своих войн инженеры воспользовались главным источником энергии планеты - ее гравитационным колодцем. Они высосали массу-энергию - они уменьшили эффективную массу планеты. Вот почему у тебя такая легкая походка, Саймат; вот почему мы можем возводить здания настолько изящные, что они больше подошли бы для карликового мира, такого как Марс. Земля - это маленький мир, который вел галактическую войну! Но, в конце концов, это не могло дать нам ничего больше.
   - Вот почему, - подсказал Куратор, - вы считаете, что мы должны сохранить это сейчас.
   - Да. И я потратила полмиллиона лет, пытаясь спасти Землю от набухающего солнца, не для того, чтобы сейчас увидеть, как ксили предадут ее пламени. У меня есть план, - сказала Люру. - Пойдем. Наступает рассвет. Пойдем со мной к свету, и мы поговорим.
  
   Все зависело от Стражей и их технологии космической связи - Снежинок. Люру сказала: - С помощью такой технологии можно делать практически все, что только удастся представить себе. Да что там, можно искажать само пространство-время...
   Именно это Люру и намеревалась сделать.
   Если вы спускались в гравитационный колодец, то обнаруживали, что ваши часы идут медленнее, чем у ваших коллег на орбитальном корабле, находящемся гораздо выше. Все это было обычным делом. Даже при такой низкой силе тяжести, как на Земле, время для Саймата текло медленнее, чем для наблюдателя в открытом космосе. В черной дыре, в самом глубоком гравитационном колодце, эффект растяжения времени, в конечном счете, становился доминирующим, пока на самом горизонте событий время для вас совсем не переставало течь.
   Куратор покачал головой. - Восходящая, я не физик. Вы планируете превратить Землю в черную дыру?
   - Нет. Но я хочу изменить ее пространство-время.
   Люру планировала превратить Землю в яму с замедленным временем. Как если бы мы смотрели в черную дыру, снаружи время на ее поверхности казалось бы растянутым. И наоборот, если бы вы стояли на ее поверхности, то увидели бы, как звезды с голубым смещением движутся по небу, вспыхивая и угасая. По ее словам, все это можно было сделать, тонко манипулируя пространством-временем; для этого не нужна была огромная и концентрированная масса черной дыры.
   Мела выглядела странно отсутствующей; Саймат представил, как множество разумных существ смотрят ее глазами и слушают ее ушами, и заполняют ее разум своими предположениями. Она сказала: - Это должно быть довольно круто. Разница в течении времени была бы ощутимой даже на росте человека - разница между вашей головой и пальцами ног!
   Саймат почесал в затылке. - Это было бы странное место для жизни.
   - Люди приспосабливаются. И если бы их жизнь растянулась на миллионы лет, - сказала Люру, - жители Земли были бы в безопасности от набегов ксили или кого-либо еще. Им даже не понадобится энергия извне, поскольку внутреннее тепло Земли, снизившееся до минимума, будет подпитывать их медленно развивающуюся биосферу. Конечно, необходимо проработать несколько деталей. Это должно быть долгосрочным решением. Спасенной Земле - или "Старой Земле", как я ее называю, - потребуется сбалансированная экология, самообновляющаяся биосфера, некий эквивалент тектонической обработки. На ней потребуются день и ночь. Я пока не придумала, как.
   Куратор рассмеялся. - Типичное решение Восходящих - спасти мир, подарив ему время!
   - Но, - с тревогой спросил Саймат, - сработает ли это?
   - О, да, - спокойно ответила Люру. - Стражи могут это сделать. - Я смогла проконсультироваться с ними по этому поводу. Они могут направить свое оружие против самой Земли и использовать ресурсы Вселенной, чтобы изменить ее по своему усмотрению.
   Куратор покачал головой. - Если это оружие-Снежинка способно на такие замечательные подвиги, почему бы не использовать его против ксили? Мы могли бы рассеять их флотилии ночных истребителей, как мух.
   - Мы? - Люру передразнила его. - Куратор, для оболочки программы, лишенной индивидуальности, вы накопили слишком много агрессии.
   Он нахмурился в ответ на ее насмешку, и Саймат увидел на его лице многовековую горечь. - Почему бы просто не ответить на вопрос?
   - Мы покончили с войнами. После всего этого времени, возможно, мы, люди, научились немного мудрости и смирению. - Она прищурилась, глядя в небо. - Мы, люди, сразились с ксили. Поразительно, если вдуматься: обезьяны саванны против сверхгалактической державы. Мы нанесли им некоторый урон, изгнали их из Галактики. Но ксили намного сильнее, чем мы были когда-либо; мы никогда не смогли бы победить их. И мы едва заметили истинного врага, врага и нас самих, и ксили, и всего, что сделано из барионной материи, такой материи, как наша собственная.
   - Темная материя, - сказала Мела. - Птицы-фотино на солнце.
   - В каждом солнце - да, дитя. Вы, поденки, сталкивались с ними в далеком прошлом, даже находили их в ядре земного солнца, но забыли о них. Вы снова обнаружили их позже, в гало Галактики, где доминирует темная материя - ксили уже сражались с ними там, задолго до нашей войны за Галактику, - и снова, через поколение или два, вы забыли то, что видели. Вы так невыносимо быстротечны!
   - Ну, мы не можем бороться с птицами-фотино. Мы никогда не могли. Возможно, даже ксили не могут, но они пытаются. Есть свидетельства того, что ксили участвуют в грандиозных по масштабам сверхгалактических проектах - некоторые давно забытые исследователи рассказывали захватывающие истории.
   Но это не имеет значения. Мы, люди, оказались в ловушке, здесь, в самой Солнечной системе, между двумя огромными силами - уничтожением солнца и угасанием звезд. Да, Куратор, мы могли бы взмахнуть нашим последним мечом и отрубить еще несколько конечностей. Но нам не победить. Так что, я думаю, нам лучше просто уйти со сцены, не так ли?
   - Я верю, что мое решение правильное. Стражи могут это сделать, если у них есть желание и если им прикажут. Но я не могу отдать такой приказ.
   Саймат прошептал: - И тут вступаю в игру я, не так ли?
   - Послушай, дитя мое. Единственная цель Стражей - служить человечеству. Но что такое человечность? С тех пор, как Стражи были впервые установлены, мы, люди, разделялись, внедряли инновации, перестраивали себя. Даже те, кто остался на Земле и Марсе, как и ваша собственная семья, адаптировались по-своему. Каждый из этих подтипов является "человеческим" в том смысле, что все они могут вести свою родословную от общего корня. Но ни один из них не идентичен коренному виду. И определение человечества, данное биологом, не обязательно подходит для системы вооружения.
   - А-а, - кивнул Куратор. - Стражи настолько стары, что больше не признают высокоразвитых потомков своих создателей за людей. Даже тебя, старуха! Какая ирония судьбы. - Он покачал головой и рассмеялся.
   Люру проигнорировала его. Она сказала Саймату: - Я нашла решение для Земли, и мне нужна помощь Стражей, чтобы воплотить его в жизнь. Но они меня не послушали. Мне нужен был настоящий человек, Саймат, по крайней мере, "настоящий" в разборчивых глазах Стражей. И, поскольку я не смогла найти ни одного, мне пришлось его вырастить...
   Рассматривалась возможность генной инженерии. Даже если бы уже не существовало никого похожего на прародителей человечества, ур-людей, остались бы записи об их биомолекулах. Но Стражи легко смогли бы обнаружить любую подобную инженерию; они бы отвергли жалкий результат как подделку.
   Поэтому Люру пришлось прибегнуть к более естественным методам. Она обследовала население Солнечной системы. Идентифицировала участки исходной ДНК в виде фрагментов, разбросанных по мирам. И начала программу терпеливого скрещивания, стремясь собрать воедино нужные ей штаммы.
   На это ушла тысяча лет. Но тысячелетие - это мгновение для бессмертного.
   - И кульминацией всего этого стал я, - сказал Саймат.
   - Я же говорила тебе, что ты другой, Саймат! - сказала Мела. - Неудивительно, что ты не похож на своих родителей. И неудивительно, что Конклав наблюдал за тобой.
   - Вероятно, ты тоже не очень похож на ур-человека, - сухо сказала Люру, - но думаю, что обманешь Стражей. И это все, что имеет значение.
   Куратор спросил: - А знали ли эти поколения трудолюбивых селекционеров, как вы их используете, Восходящая?
   - Для проекта было безопаснее, чтобы они этого не знали. Было достаточно небольшой социальной инженерии.
   - И это ваш гениальный план? После галактической войны и миллионов лет истории будущее человечества зависит от решения четырнадцатилетнего ребенка?.. Лета, Восходящая, что дает вам право делать выбор, который изменит все будущее человечества - даже через этого мальчика?
   - Только у меня есть видение такого решения, - пробормотала она. - Только у меня хватит сил довести это до конца. Это дает мне право.
   Саймат спросил: - Что я должен буду сделать?
   - Стражи наблюдают за тобой, Саймат, через Конклав, через все наши виртуальные глаза. Все, что тебе нужно сделать, это сформулировать свое решение, и оно будет принято. Тебе не нужно будет перебрасывать переключатель.
   - Это произойдет немедленно?
   - Зачем ждать?
   Глаза Мелы сузились. - А что будет с Сайматом?
   Люру нахмурилась. - На короткое время он станет эпицентром космических сил. Люди - хрупкие создания.
   - Я бы этого не пережил, - медленно произнес Саймат. - Я скоро умру. - Но почему-то даже это не нарушило его зловещего спокойствия.
   - Саймат, ты не обязан этого делать, - сказал Мела.
   Люру протянула руку, словно хотела дотронуться до него, но, конечно, не смогла. - Каждый истинный спаситель должен отдать свою жизнь, - сказала она.
   - Так же, как и ваш Саймат, - сказала Мела. - Вы сказали, что он умер за свои убеждения.
   - Да, - огрызнулся Куратор. - И теперь вы придумали еще одного Саймата, который пойдет тем же путем. Что происходит в вашей голове, Восходящая? Это действительно для спасения Земли или просто об избавлении от чувства вины, которому миллионы лет? Это все из-за вас?
   - Ты вызываешь у меня отвращение, Куратор, ты и твоя глупая ухмылка, - холодно сказала Люру. - Ты скрываешь свой страх передо мной за своей пустотой. Но я знаю тебя.
   Куратор был явно шокирован, и Саймат снова увидел, как в нем вспыхнуло яростное негодование. Но он настаивал: - И что вы будете делать, если он откажется? Если, после всех ваших планов и приготовлений, вам теперь помешает прихоть мальчишки...
   - Я начну с начала, - спокойно сказала она. - У Восходящей всегда есть время. Ты должен это знать, Куратор.
   - Достаточно, - сказал Саймат.
   Все замолчали.
   Он все еще чувствовал себя спокойным, казалось, спокойнее, чем любой из этих виртуалов. - Вы говорите, что это единственный выбор, - сказал он Люру. - Единственный путь вперед для человечества. Либо это, либо кабинки.
   - Или это, или кабинки, - подтвердила она.
   Он посмотрел на небо, полное гаснущих звезд. Он напомнил себе, что он был мальчиком, всего лишь мальчиком, настолько неразумным, что чуть не утонул в канале. Кто он такой, чтобы принимать такое решение? Но человечество не могло оставаться здесь, в этой разрушающейся системе. И сам он никогда не зашел бы в кабинку. Возможно, другие чувствовали то же самое. Так что у него был только один выход. Да, он был ребенком, но он знал, что, сколько бы ни прожил, параметры его жизни не изменятся, как и его выбор.
   Он сказал так ясно, как только мог: - Я принял свое решение.
   И даже когда он говорил, ему показалось, что он почувствовал волнение, исходящее из глубины облаков Сатурна, как будто там назревала великая буря.
   Черные глаза Люру засияли. - Ты сделал правильный выбор. Ты дал человечеству шанс.
   Куратор пробормотал: - У тебя есть мужество, мальчик. Я просто надеюсь, что у тебя есть и мудрость.
  
   Поднялся ветер, подняв красную пыль, которая заволокла небо.
   Куратор воскликнул: - Смотрите!
   Небо озарилось новым светом. Облака Сатурна всколыхнулись, и вспыхнул резкий, безжалостный свет. Саймат подумал, что это было похоже на треск чудовищного яйца.
   Люру Парц рассмеялась.
   - Так быстро? - воскликнула Мела.
   Люру улыбнулась. - Стражи ждали миллион лет, прежде чем начать действовать. Они готовы.
   Но Саймат сомневался, готов ли он. Он знал, что был слишком молод, чтобы смириться с мыслью о личной смерти. И вот теперь, внезапно, ему пришлось столкнуться с этим лицом к лицу.
   Мела подбежала к Саймату и попыталась схватить его. Шум ветра был слишком громким, чтобы он услышал неизбежный звон колоколов. Ее глаза были широко раскрыты, лицо истерзано, когда она кричала на него.
   - Что ты сказал?
   Она закричала громче. - Возможно, так не должно быть...
   Яйцо треснуло еще шире. Где-то в городе позади них разбилось стекло, и каждая пылинка с Земли взлетела в воздух. Небо залил ослепительный свет. И затем...
  

VI

  
   - Ты меня слышишь? Саймат, ты меня слышишь? - Это был голос Мелы, но она была далеко.
   Это было похоже на пробуждение. Но он не чувствовал своего тела, кровати, одеял и простыней. Он был окружен светом.
   Он был легким, подумал он, но эта мысль его не беспокоила. Он был легким, приближался к средоточию.
   И вдруг он прозрел. Перед ним возникло озабоченное лицо Мелы. Рядом с ней были другие дети. Он узнал Чэма, Тода.
   Он стоял. На мгновение растерялся, словно пытаясь обрести равновесие, и слегка пошатнулся.
   Он стоял на пыльной земле, рядом с кристально чистой водой канала. Зловещий красный луч солнца показался из-за горизонта, но воздух был неподвижен и приятно прохладен.
   - Так что я пережил это.
   - Вроде того, - сказал Чэм.
   - Земли больше нет, - сказала Мела. - Ее отправили в будущее. Но Марс все еще здесь.
   - Мои родители.
   - Они идут. - Она выглядела более серьезной. - Это будет трудно для них. Для тебя.
   Он посмотрел на свою руку. - Я виртуал.
   - Да. Ты виртуал.
   - Моя мама не сможет прикоснуться ко мне. Моим родителям будет казаться, что они потеряли меня.
   - И ты потерял их. Но ты нашел нас. - Импульсивно она потянулась к его рукам и сжала их. Ее ладони были теплыми и мягкими.
   Он улыбнулся. - Я же говорил тебе, что вернусь, - сказал он Чэму.
   Чэм ухмыльнулся.
   - Ты не торопился, - сказал Тод.
   - Послушай, - сказал Мела. - Ты их слышишь?
   Саймат огляделся. - Слышал что?
   - Не снаружи. Внутри. - Она постучала себя по груди.
   Когда он прислушался, то услышал отдаленный шепот, голоса сливались, как море. Это был Конклав, сообщество разумных существ, охватившее Солнечную систему и теперь принявшее его, сообщество, частью которого он будет всегда. - Да, - сказал он. - Да, я слышу их.
   - Итак, что ты хочешь делать сейчас?
   - Не знаю... - Детский ботинок ударил его в грудь.
   Его бросил Тод. - Ты можешь спасти мир, но тебе не поймать меня!
   - О, неужели?..
   Они побежали вчетвером, и их смех эхом отдавался от берегов пересыхающего марсианского канала.
  
   Итак, Земля умерла, но не погибла. Итак, Саймат умер, но не умер.
   Я, конечно, не умерла.
   Как я могла умереть? Я завершила этот проект, но я завершала проекты и раньше, и история продолжает накапливаться, что бы я ни делала. И вот я здесь, в темноте, одна.
   Жду, что будет дальше.
   Я помню так много, и в то же время так мало. Я видела, как человечество поднималось и падало - вот это история! Но что остается в моей памяти, так это лица, бесконечный поток лиц, от Саймата-оборванца, которого я любила, до Саймата-идеалиста, мальчика-мессии, которого я вырастила, чтобы он умер. Каждое лицо расцветает, как цветок, и увядает, превращаясь в пыль, снова оставляя меня в одиночестве. Каждое лицо - это предательство. И все же они - все, что у меня есть.
   Иногда мне кажется, что все это было сном с того момента, как я положила в рот таблетку Джимо Кана. Возможно, через мгновение я проснусь и обнаружу, что нахожусь под сияющими куполами агломерации 5204. А потом, вместе со своими братьями и сестрами по группе, побегу, смеясь, в желтом свете Солнца.
  
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2024.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"