Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Стивен Бакстер "Кольцо" (Ксили 4)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Космический релятивистский корабль поколений с интерфейсом червоточины на борту отправляется в амбициозный полет по замкнутой траектории, чтобы через тысячу субъективных лет прибыть обратно, вернуться через червоточину в свою эпоху и, зная будущее, изменить историю в лучшую сторону. За прошедшие снаружи пять миллионов лет темная материя необычайно ускорила эволюцию большинства звезд вселенной, включая досрочно ставшее красным гигантом Солнце. Параллельно в результате звездных войн исчезло все человечество, кроме уцелевшего экипажа, а он не может повлиять на прошлое из-за разрушенного интерфейса. Приспособив для межгалактических путешествий найденный чужой корабль, люди с огромным трудом добираются до созданного ксили в безнадежной борьбе с темной материей последнего убежища-сингулярности в центре быстро вращающейся массивной космической струны и через нее попадают в иную молодую вселенную, становясь зародышем новой цивилизации. В конце книги приведена хронология цикла "Ксили", включая опубликованные на тот момент произведения.

Стивен БАКСТЕР

КОЛЬЦО

  

Моему племяннику Томасу Бакстеру

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Космический релятивистский корабль поколений с интерфейсом червоточины на борту отправляется в амбициозный полет по замкнутой траектории, чтобы через тысячу субъективных лет прибыть обратно, вернуться через червоточину в свою эпоху и, зная будущее, изменить историю в лучшую сторону. За прошедшие снаружи пять миллионов лет темная материя необычайно ускорила эволюцию большинства звезд вселенной, включая досрочно ставшее красным гигантом Солнце. Параллельно в результате звездных войн исчезло все человечество, кроме уцелевшего экипажа, а он не может повлиять на прошлое из-за разрушенного интерфейса. Приспособив для межгалактических путешествий найденный чужой корабль, люди с огромным трудом добираются до созданного ксили в безнадежной борьбе с темной материей последнего убежища-сингулярности в центре быстро вращающейся массивной космической струны и через нее попадают в иную молодую вселенную, становясь зародышем новой цивилизации. В конце книги приведена хронология цикла "Ксили", включая опубликованные на тот момент произведения.

ЧАСТЬ I

Событие: Солнечная система

1

  
   Даже в момент своего рождения она знала: что-то не так.
   Над ней нависло лицо: широкое, гладкое, улыбающееся. Щеки были влажными, глаза - огромными, блестящими. - Лизерль. О, Лизерль...
   Лизерль. В таком случае, это мое имя.
   Она изучала лицо перед собой, рассматривая морщинки вокруг глаз, изгиб улыбающегося рта, сильный нос. Это было умное, умудренное жизнью лицо. Это хороший человек, подумала она. Хорошая внешность...
   Хорошая внешность?
   Это было невозможно. Она была невозможна. Она чувствовала ужас от собственного взрывного сознания. Она даже не должна была быть в состоянии сфокусировать взгляд....
   Она попыталась дотронуться до лица своей матери. Ее собственная рука все еще была влажной от околоплодных вод, но она заметно росла, кости вытягивались и расширялись, заполняя дряблую кожу, как будто это была перчатка.
   Она открыла рот. Он был сухим, десны уже болели из-за прорезывающихся зубов.
   Сильные руки обхватили ее; костлявые пальцы взрослых впились в ноющую плоть ее спины. Она ощущала других взрослых, окружающих ее, кровать, в которой она родилась, очертания комнаты.
   Мать высоко держала ее перед окном. Голова Лизерль запрокинулась, разрастающиеся мышцы все еще были слишком слабы, чтобы выдержать массу ее растущего черепа. Слюна потекла по подбородку.
   Огромный свет залил ее глаза.
   Она вскрикнула.
   Мать заключила ее в объятия. - Солнце, Лизерль. Солнце...
  
   Первые несколько дней были самыми тяжелыми.
   Ее родители - невероятно высокие, вырисовывающиеся фигуры - водили ее по ярко освещенным комнатам, по саду, всегда залитому солнечным светом. Она научилась сидеть. Мышцы на ее спине напрягались, пульсируя по мере роста. Чтобы отвлечь ее от бесконечной боли, перед ней по траве кувыркались клоуны, хихикая огромными красными губами, прежде чем исчезнуть в облаках пикселей.
   Она росла взрывоопасно, постоянно питаясь, миллион впечатлений накапливался в ее мягком сенсориуме.
   Казалось, нет предела количеству комнат в этом месте, в этом доме. Постепенно она начала понимать, что некоторые из комнат были виртуальными камерами - пустыми экранами, на которые можно было проецировать любое количество изображений. Но даже в этом случае дом, должно быть, состоял из сотен комнат. И она - со своими родителями - была здесь не одна. Были и другие люди. Но сначала они держались в стороне, вне поля зрения, заметные только по их действиям: еде, которую они готовили, игрушкам, которые они ей оставляли.
   На третий день родители взяли ее с собой на прогулку на флиттере. Это был первый раз, когда она оказалась вдали от дома, его территории. Когда флиттер поднялся в воздух, она посмотрела в выпуклые окна, прижавшись носом к нагретому стеклу.
   Дом представлял собой нагромождение белых зданий кубической формы, соединенных коридорами и окруженных садом - травой, деревьями. Дальше были мосты и дороги, петляющие в воздухе над землей, еще больше домов, похожих на детские кубики, разбросанные по светящимся склонам холмов.
   Флиттер взмыл выше.
   Путешествие представляло собой дугу над игрушечным ландшафтом. Голубая гладь океана отделялась от суши, окружая ее со всех сторон. Это был остров Скирос, как рассказала ей Филлида - ее мать, и море называлось Эгейским. Дом был самым большим сооружением на острове. Она могла видеть огромные, выкрашенные в коричневый цвет сферы, усеивающие сердце острова: купола для улавливания углерода, сказала Филлида, полушария из сухого льда высотой в четыреста ярдов.
   Наконец флиттер прижался к травянистой лужайке недалеко от берега океана. Мать Лизерль подняла ее и поставила - на ее вытянутых, нетвердых ногах - на жесткую траву посреди песка.
   Взявшись за руки, маленькая семья спустилась по небольшому склону к пляжу.
   Солнце палило с невыносимо синего неба. Ее зрение казалось телескопическим. Она смотрела на далекие группы играющих детей и взрослых - далеко, на полпути к горизонту, - и ей казалось, что она сама была среди них. Ее ноги, все еще неуверенные, вдавливались в твердый, влажный песок.
   Она нашла мидий, цепляющихся за разрушенный пирс. Она собирала их игрушечной лопаткой и зачарованно смотрела на их покрытые слизью ножки. Она чувствовала вкус морской соли в воздухе; казалось, та пропитала саму ее кожу.
   Она сидела на песке со своими родителями, чувствуя, как легкий костюм натянут на ее все еще раскинутые конечности. Они играли в простую игру, в которой фишки перемещались по плавающей виртуальной доске с изображениями лестниц и шипящих змей. Был смех, притворные жалобы ее отца, тщательно продуманные пантомимы обмана.
   Ее чувства были наэлектризованы. Это был чудесный день, полный света и радости, необычайно ярких ощущений. Ее родители любили ее - она видела это по тому, как они двигались друг с другом, подходили к ней, играли с ней.
   Они, должно быть, знали, что она не такая, как все; но им, казалось, было все равно.
   Она не хотела отличаться - быть неправой. Она закрыла разум от своих страхов и сосредоточилась на змеях, лестницах, сверкающих фишках.
  
   Каждое утро она просыпалась в кровати, которая казалась ей слишком маленькой.
  
   Лизерль нравился сад. Ей нравилось наблюдать, как цветы тянут свои крошечные прелестные личики к Солнцу, пока огромное светило терпеливо взбирается по небу. Солнечный свет заставляет цветы расти, сказал ей отец. Может быть, она была похожа на цветок, подумала она, который слишком быстро растет под таким солнечным светом.
   Дом был полон игрушек: разноцветных кубиков, головоломок и кукол. Она брала их и вертела в своих растущих руках. Каждая игрушка ей быстро наскучивала, но одно маленькое приспособление привлекло ее внимание. Это была крошечная деревня, погруженная в шар с водой. Там были крошечные человечки, застывшие на полушаге, когда они шли или бежали по своему миру. Когда ее неловкие руки встряхивали шар, пластиковые снежинки кружились в воздухе, оседая на закрытых улицах и крышах. Она смотрела на погребенных жителей деревни, желая стать одной из них: застыть во времени, как они, освободиться от этого давления взросления.
   На пятый день ее отвели в просторный, неправильной формы, залитый солнечным светом класс. Эта комната была полна детей - других детей! Дети сидели на полу и играли с красками и куклами или серьезно разговаривали с ярко раскрашенными виртуальными фигурами - улыбающимися птичками, крошечными клоунами.
   Дети повернулись, чтобы посмотреть, как она входит со своей матерью, их лица были круглыми и яркими, как солнечные блики на листьях. Она никогда раньше не была так близка с другими детьми. Эти дети тоже были другими?
   Одна маленькая девочка сердито посмотрела на нее, и Лизерль испуганно прижалась к ногам матери. Но знакомые теплые руки Филлиды погладили ее спину. - Давай. Все в порядке.
   Пока она смотрела на хмурое лицо незнакомой девочки, вопросы Лизерль, ее слишком взрослые, слишком изощренные сомнения, казалось, испарились. Внезапно все, что имело для нее значение - все, что имело значение в мире, - это то, что она должна быть принята этими детьми: что они не узнают, насколько она другая.
   К ней подошел взрослый: мужчина, молодой, худощавый, черты его лица были мягкими от юности. На нем был комбинезон нелепого оранжевого цвета; на солнце он переливался у него до подбородка. Он улыбнулся ей. - Лизерль, не так ли? Меня зовут Пол. Мы рады, что ты здесь. Не так ли, люди?
   Ему ответили отрепетированным хором: - Да.
   - А теперь пойдем и найдем, чем тебе заняться, - сказал Пол. Он провел ее по заставленному детьми полу к месту рядом с маленьким мальчиком. Мальчик - рыжеволосый, с поразительно голубыми глазами - смотрел на виртуальную куклу, которая бесконечно формировалась и преображалась: фигура два, превращающаяся в две снежинки, двух лебедей, двух танцующих детей; фигура три, за которой следуют три медведя, три рыбы, плавающие в воздухе, три пирожных. Мальчик произнес цифры одними губами, следуя жестяному голосу виртуала. - Два. Один. Два и один равно трем.
   Пол представил ее мальчику - Томми - и она села рядом с ним. Томми, как она с облегчением обнаружила, был настолько очарован своим виртуалом, что, казалось, едва замечал присутствие Лизерль, не говоря уже о том, что отличался от других.
   Томми лежал на животе, подперев подбородок ладонями. Лизерль неловко скопировала его позу.
   Виртуал с числами прошел свой цикл. - Пока, пока, Томми! Прощай, Лизерль! - Он мигнул и исчез.
   Теперь Томми повернулся к ней - без оценки, просто глядя, с неосознанным одобрением.
   Лизерль спросила: - Мы можем посмотреть это еще раз?
   Он зевнул и засунул палец в ноздрю. - Нет. Давай посмотрим другое. Есть замечательная вещь о докембрийском взрыве...
   - О чем?
   Он пренебрежительно махнул рукой. - Ну, знаешь, берджесские сланцы и все такое. Подожди, пока не увидишь, как галлюцигения ползет по твоей шее...
   Дети играли, учились и дремали. Позже девочка, которая хмуро смотрела на Лизерль - Джинни - устроила неприятности. Она передразнивала то, как костлявые запястья Лизерль торчали из рукавов (темпы роста Лизерль замедлялись, но она все еще каждый день увеличивалась в размерах). Затем - неожиданно, поразительно - Джинни начала реветь, утверждая, что Лизерль прошла через ее виртуал. Когда подошел Пол, Лизерль начала объяснять, спокойно и рационально, что Джинни, должно быть, ошиблась; но Пол сказал ей, чтобы она не причиняла такого беспокойства, и в качестве наказания ее заставили десять минут посидеть отдельно от других детей, без стимуляции.
   Все это было отчаянно, жестоко несправедливо. Это были самые долгие десять минут в жизни Лизерль. Она сердито смотрела на Джинни, преисполненная негодования.
  
   На следующий день она поймала себя на том, что с нетерпением ждет возможности снова пойти в комнату к детям. Она отправилась со своей матерью по залитым солнцем коридорам. Они дошли до комнаты, которую помнила Лизерль, - там был Пол, немного задумчиво улыбающийся ей, и Томми, и девочка Джинни, но Джинни казалась другой: по-детски несформировавшейся...
   По крайней мере, на голову ниже Лизерль.
   Лизерль попыталась вернуть восхитительную враждебность, которая была накануне, но та исчезла, как только она вызвала ее в воображении. Джинни была всего лишь ребенком.
   Она чувствовала себя так, словно у нее что-то отняли.
  
   Мама сжала ее руку. - Пойдем. Давай найдем тебе новую комнату для игр.
  
   Каждый день был уникальным. Каждый день Лизерль проводила в новом месте, с новыми людьми.
   Мир сиял солнечным светом. Сияющие точки бесконечно тянулись по небу: низкоорбитальные жилые комплексы и ядра комет, привязанные для получения энергии и топлива. Люди шли сквозь море информации, имея доступ к виртуальным библиотекам, доступным в любой точке мира, по беззвучной команде. Пейзажи были пропитаны чувствительностью; было практически невозможно заблудиться, получить травму или даже заскучать.
   На девятый день Лизерль изучала себя в виртуальном голозеркале. Она повернула изображение так, чтобы можно было увидеть форму своего черепа, расположение волос. В ее лице все еще была какая-то детская мягкость, подумала она, но внутри нее уже проявлялась женщина, как будто ее детство было отступающим приливом. Она была бы похожа на Филлиду своим волевым носом, большими ранимыми глазами; но у нее был бы песочный цвет лица, как у ее отца Джорджа.
   Лизерль выглядела примерно на девять лет. Но ей было всего девять дней от роду.
   Она приказала виртуалу распасться; он разлетелся на миллион крошечных, размером с муху, изображений ее лица, которые разлетелись в залитом солнцем воздухе.
   Филлида и Джордж были прекрасными родителями, подумала она. Они были физиками; и оба принадлежали к организации, которую они называли "Суперэт". Они проводили время вдали от нее, просматривая технические документы, которые кружились в воздухе, как падающие листья, и изучая сложные виртуальные модели звезд, похожие на луковичные кольца. Хотя они оба были явно заняты, они отдались ей без колебаний. Она жила в счастливом мире улыбок, сочувствия и поддержки.
   Ее родители любили ее безоговорочно. Но этого не всегда было достаточно.
   Она начала задавать сложные, подробные вопросы. Например, каков был механизм, благодаря которому она так быстро росла? Казалось, что она ела не больше, чем другие дети, с которыми она сталкивалась; что могло способствовать ее абсурдным темпам роста?
   Откуда она так много знала? Она родилась с самосознанием, даже с зачатками языка в голове. Виртуалы, с которыми она общалась в классах, были забавными, и ей всегда казалось, что она узнает что-то новое; но благодаря виртуалам она усваивала не более чем обрывки знаний по сравнению с праздником озарений, с которым она просыпалась каждое утро.
   Чему ее научили в утробе матери? Чему учат ее сейчас?
   Эта странная маленькая семья вместе выработала несколько простых, домашних ритуалов. Любимой игрой Лизерль каждый вечер была игра в змеи и лестницы. Джордж принес домой старый набор - настоящую доску, сделанную из картона, и деревянные фишки. Лизерль уже была слишком взрослой для игры, но ей нравилось общество родителей, замысловатые шутки отца, простая сложность игры, ощущение потертых старинных фишек.
   Филлида показала ей, как использовать виртуальные устройства для создания собственных игровых досок. Ее первые попытки, на одиннадцатый день, были простыми, аккуратными формами, немногим отличающимися от копий рекламных досок, которые она видела. Но вскоре она начала экспериментировать. Она нарисовала огромную доску из миллиона квадратов. Доска занимала целую комнату - она могла пройти сквозь нее, как через плоский лист света примерно на высоте талии. Она напичкала доску замысловатыми извивающимися змеями, огромными лестницами, ярко светящимися квадратами - деталь громоздилась на детали.
   На следующее утро она с нетерпением направилась в комнату, где собирала свою доску, - и сразу же была разочарована. Ее усилия казались бледными, статичными, производными: очевидная работа ребенка, несмотря на помощь виртуального программного обеспечения.
   Она начисто стерла доску, оставив в воздухе сетку из бледных квадратиков. Затем она снова начала заполнять ее - но на этот раз анимированными змеями-полулюдьми, скользящими "лестницами" сотен форм. Она научилась получать доступ к виртуальным библиотекам и разграбила искусство и историю ста веков, чтобы заполнить свою доску.
   Конечно, играть в игры на доске больше было невозможно, но это не имело значения. Доска была вещью, миром в себе. Она немного отдалилась от своих родителей, проводя долгие часы в глубоких поисках в библиотеках. Она отказалась от своих ежедневных занятий. Ее родители, казалось, не возражали; они регулярно приходили поговорить с ней и проявляли интерес к ее проектам, но уважали ее частную жизнь.
   Доска сохранила ее интерес и на следующий день. Но теперь она придумала сложные игры, разделив доску на страны и империи произвольными полосами сияющего света. Армии людей-лестниц объединились с легионами змей в грубом воссоздании великих событий человеческой истории.
   Она наблюдала, как символы мелькают на виртуальной доске, мерцая, сливаясь воедино; она диктовала длинные хроники истории своих воображаемых стран.
   Однако к концу дня она начала проявлять больший интерес к историческим текстам, с которыми консультировалась, чем к своим собственным размышлениям над ними. Она легла спать, с нетерпением ожидая наступления следующего утра.
  
   Она проснулась в темноте, согнувшись пополам от боли.
   Она позвала свет. Она села в постели.
   Простыни были в пятнах крови. Она закричала.
  
   Филлида сидела рядом с ней, баюкая ее голову. Лизерль прижалась к теплу матери, пытаясь унять дрожь.
   - Думаю, пришло время тебе задать мне свои вопросы.
   Лизерль фыркнула. - Какие вопросы?
   - Те, которые ты носила с собой с того момента, как родилась. - Филлида улыбнулась. - Я видела это в твоих глазах даже в тот момент. Бедняжка... быть обремененной таким количеством информации. Прости, Лизерль.
   Лизерль отстранилась. Внезапно она почувствовала себя холодной и уязвимой. - Кто я, Филлида?
   - Ты моя дочь. - Филлида положила руки на плечи Лизерль и приблизила к ней лицо; Лизерль чувствовала тепло ее дыхания, а мягкий свет в комнате высвечивал седину в светлых волосах ее матери, заставляя их сиять. - Никогда не забывай об этом. Ты такой же человек, как и я. Но... - она заколебалась.
   - Но что?
   - Но ты... сконструирована. В твоем теле есть наноботы, - сказала Филлида. - Ты понимаешь, что такое нанобот? Машина на молекулярном уровне, которая...
   - Я знаю, что такое наноботы, - отрезала Лизерль. - Я знаю все об антивозрастной терапии (АВТ) и наноботах. Я не ребенок, мама.
   - Конечно, нет, - серьезно сказала Филлида. - Но в твоем случае, моя дорогая, наноботы были запрограммированы не на то, чтобы обратить старение вспять, а на то, чтобы ускорить его. Понимаешь?
   Наноботы кишели в теле Лизерль. Они укрепили кальцием ее кости, стимулировали образование новых клеток, заставили ее тело прорасти, как какой-то абсурдный человеческий подсолнух - они даже имплантировали воспоминания, искусственное обучение, прямо в ее кору головного мозга.
   Лизерль захотелось расцарапать себе кожу, выдолбить эту искусственную инфекцию. - Почему? Почему ты позволила этому случиться со мной?
   Филлида притянула ее к себе, но Лизерль оставалась неподвижной, безмолвно сопротивляясь. Филлида зарылась лицом в волосы Лизерль; Лизерль почувствовала мягкую тяжесть материнской щеки на своей макушке. - Пока нет, - сказала Филлида. - Пока нет. Еще несколько дней, любовь моя. Вот и все...
   Щеки Филлиды потеплели, как будто она беззвучно плакала, уткнувшись в волосы дочери.
  
   Лизерль вернулась к своей доске со змеями и лестницами. Она поймала себя на том, что смотрит на свое творение с любовью, но также и с ностальгической грустью; она чувствовала себя далекой от этой тщательно продуманной, слегка навязчивой смеси.
   Она уже переросла это.
   Она вышла на середину сверкающей доски и приказала Солнцу шириной в фут подняться из центра ее тела. Свет затопил доску, разбив ее вдребезги.
   Она была не единственным подростком, который создавал подобные фантастические миры. Она читала о Бронте в их уединенном доме священника на севере Англии и их тщательно продуманном общем мире королей, принцев и империй. И она прочитала об истории скромной игры "змеи и лестницы". Игра пришла из Индии, где она была учебным пособием по морали под названием "Мокша-Патаму". В ней было двенадцать пороков и четыре добродетели, а целью было достичь нирваны. Потерпеть неудачу было легче, чем добиться успеха... Британцы в девятнадцатом веке приняли игру в качестве учебного пособия для детей под названием "Кисмет"; Лизерль уставилась на изображения вызывающих клаустрофобию досок, запрещающих змей. Тринадцать змей и восемь лестниц показали детям, что если они будут хорошими и послушными, то их жизнь будет вознаграждена.
   Но несколькими десятилетиями позже игра утратила свой моральный подтекст. Лизерль нашла изображения начала двадцатого века с изображением маленького грустного клоуна, который героически карабкался по лестницам и беспомощно сползал по змеям.
   Игра, с ее очарованием и простотой, пережила двадцать столетий, прошедших со дня смерти этого забытого клоуна. Лизерль уставилась на него, пытаясь понять, чем привлекательны его мешковатые брюки, трость и маленькие усики.
   Она заинтересовалась числами, заложенными в различные версии игры. Соотношение "Мокша-Патаму", двенадцать к четырем явно делало эту игру более сложной для победы, чем "Кисмет", тринадцать к восьми - но насколько сложнее?
   Она начала рисовать новые доски в воздухе. Но эти доски были абстракциями, чистыми, бесцветными, немногим больше, чем наброски. Она запускала высокоскоростные имитационные игры, изучая их результаты. Она экспериментировала с соотношением змей и лестниц, с их размещением. Филлида посидела с ней и познакомила с комбинаторной математикой, теорией игр - с различными формами чудес.
   На пятнадцатый день она устала от собственной компании и снова начала посещать занятия. Она обнаружила, что восприятие других людей является освежающим контрапунктом к ее собственному быстрому обучению.
   Мир, казалось, раскрывался вокруг нее, как цветок; это был мир, полный солнечного света, бесконечных источников информации, вдохновляющих людей.
   Она прочитала о наноботах. Она узнала секрет борьбы со старением, процесса, который фактически сделал людей бессмертными.
   Клетки организма были запрограммированы на совершение самоубийства.
   Оставшись в одиночестве, клетка вырабатывала ферменты, которые разрезали ее собственную ДНК на аккуратные кусочки, и тихо прекращала жить. Самоубийство клеток было защитой от неконтролируемого роста - опухолей - и инструментом для лепки развивающегося организма: например, в утробе матери увядание нежелательных клеток вырезало пальцы рук и ног из тупых тканевых зачатков.
   Смерть была состоянием клетки по умолчанию. Организм должен был посылать химические сигналы, чтобы дать клеткам указание оставаться живыми. Это был механизм управления по типу "выключатель мертвеца": если бы клетки вышли из-под контроля - или если бы они отделились от своего родительского органа и блуждали по организму - успокаивающая среда химических сигналов была бы потеряна, и они были бы вынуждены умереть.
   Нанотехнологические манипуляции с этим процессом упростили процедуры предотвращения старения.
   Это также упростило изготовление Лизерль.
   Лизерль изучала это, рассеянно почесывая свои обитаемые, сконструированные руки.
  
   Она поискала слово Суперэт в виртуальных библиотеках. У нее не было доступа ни к одной ссылке на него. Она не была экспертом в интеллектуальном анализе данных, но ей показалось, что здесь есть дыра.
   Информацию о Суперэте от нее скрывали.
  
   С мальчиком по имени Мэтью, из своего класса, она впервые отправилась в путешествие вдали от дома без родителей. Двенадцатью днями ранее они отправились на флиттере к берегу, где она играла ребенком. Она нашла разрушенный пирс, где обнаружила мидии. Место казалось менее ярким, менее волшебным, и она почувствовала грустную ностальгию по утрате свежести своих детских чувств. Она удивлялась, почему никто из взрослых никогда не комментировал эту ужасную потерю остроты восприятия. Возможно, они просто забыли, подумала она.
   Но были и другие компенсации.
   Ее тело было сильным, гибким, а солнечный свет был подобен теплому маслу на ее коже. Она бегала и плавала, наслаждаясь блеском насыщенного озоном воздуха в легких. Они с Мэтью притворно боролись и гонялись в полосе прибоя, карабкаясь друг на друга, как дети, подумала она, но не совсем с полной невинностью.
   С приближением заката они позволили флиттеру вернуть их в дом. Они договорились встретиться на следующий день, возможно, съездить еще куда-нибудь. Мэтью легко поцеловал ее в губы, когда они расставались.
   В ту ночь она почти не могла заснуть. Она лежала в темноте своей комнаты, запах соли все еще был силен в ее ноздрях, образ Мэтью был жив в ее сознании. Ее тело, казалось, пульсировало от горячей крови, от ее бесконечного, непрекращающегося роста.
   На следующий день - ей исполнилось шестнадцать - Лизерль быстро встала. Она никогда не чувствовала себя такой живой; ее кожа все еще светилась от соли и солнечного света на берегу, и внутри нее было горячее напряжение, боль глубоко в животе, стеснение.
   Когда она добралась до отсека для флиттеров перед домом, Мэтью ждал ее. Он стоял спиной, и слабый солнечный свет заставлял светиться тонкие волоски у основания его шеи.
   Он повернулся к ней лицом.
   Он неуверенно потянулся к ней, затем позволил своим рукам опуститься по бокам. Казалось, он не знал, что сказать; его поза неуловимо изменилась, плечи слегка опустились; на ее глазах он начинал стесняться ее.
   Она была выше его. Заметно старше. Она внезапно осознала все еще детскую округлость его лица, неловкость его манер. Мысль о прикосновении к нему - воспоминание о ее лихорадочных ночных снах - казалась абсурдной, невозможно юношеской.
   Она почувствовала, как напряглись мышцы на ее шее; ей показалось, что она вот-вот закричит. Мэтью, казалось, отодвинулся от нее, как будто она смотрела на него через туннель.
   И снова трудящиеся наноботы - порочная, непрекращающаяся технологическая инфекция ее организма - отняли часть ее жизни.
   На этот раз, однако, это было слишком тяжело вынести.
  
   Филлида никогда не выглядела такой старой. Ее кожа, казалось, туго обтягивала кости лица, морщины были глубокими. - Мне жаль, - сказала она. - Поверь мне. Когда мы - Джордж и я - вызвались добровольцами на программу Суперэта, мы знали, что это будет больно. Но мы и представить себе не могли, насколько сильно. Ни у кого из нас раньше не было детей. Возможно, если бы они у нас были, мы смогли бы предвидеть, каково это будет.
   - Я урод - абсурдный эксперимент, - кричала Лизерль. - Конструкт. Почему вы сделали меня человеком? Почему не каким-нибудь бесчувственным животным? Почему не виртуалом?
   - О, ты должна была быть человеком. Настолько по-человечески, насколько это возможно...
   - Я человек по частям, - с горечью сказала Лизерль. - По осколкам. Которые у меня забирают, как только их находят. Это не человечность, Филлида. Это гротеск.
   - Я знаю. Прости, любовь моя. Пойдем со мной.
   - Куда?
   - На улицу. В сад. Я хочу тебе кое-что показать.
   Подозрительная, враждебная Лизерль позволила матери взять ее за руку; но она заставила свои пальцы лежать безжизненными, холодными в теплой ладони Филлиды.
   Была середина утра. Солнечный свет заливал сад; цветы - белые и желтые - тянулись к небу.
   Лизерль огляделась; сад был пуст. - Что я должна была увидеть?
   Филлида торжественно указала вверх.
   Лизерль запрокинула голову, прикрывая глаза от солнца. Небо представляло собой обжигающе-голубой купол, отмеченный лишь высоким шлейфом пара и огнями орбитальных поселений.
   Филлида осторожно отвела руку Лизерль от ее лица и, обхватив ее подбородок, повернула лицо, как цветок, к Солнцу.
   Свет звезды, казалось, заполнил ее голову. Ослепленная, она опустила глаза и уставилась на Филлиду сквозь пелену размытых изображений на сетчатке. - Солнце?
   - Лизерль, ты была... сконструирована. Ты это знаешь. Тебя заставляют проходить жизненный цикл человека в сотни раз быстрее обычного...
   - Каждый день по году.
   - Приблизительно, да. Но есть цель, Лизерль. Оправдание. Ты не просто эксперимент. У тебя есть миссия. - Она махнула рукой в сторону просторных, дружелюбных зданий, из которых состоял дом. - Большинство людей здесь, особенно дети, ничего о тебе не знают, Лизерль. У них есть работа, цели - собственная жизнь, которой они должны следовать. Но они здесь ради тебя.
   - Лизерль, дом здесь для того, чтобы привить тебе человечность. Твой опыт был спланирован - даже мы с Джорджем были выбраны - таким образом, чтобы первые несколько дней твоего существования были настолько человечными, насколько это возможно.
   - Первые несколько дней? - Внезапно непознаваемое будущее стало похоже на черную стену, надвигающуюся на нее; она почувствовала, что теряет контроль над своей жизнью, как будто была фишкой на какой-то огромной невидимой доске для игры в змейки и лесенки. Она подставила лицо теплу Солнца. - Кто я такая?
   - Ты... искусственная, Лизерль.
   - Через несколько недель твоя человеческая оболочка состарится. Ты перейдешь в новую форму... Твое человеческое тело будет...
   - Выброшено?
   - Лизерль, это так сложно. Этот момент покажется мне смертью. Но это не будет смертью. Это будет метаморфоза. У тебя появятся новые силы - даже твое сознание будет перестроено. Лизерль, ты станешь самым сознательным существом в Солнечной системе...
   - Я не хочу этого. Я хочу быть собой. Я хочу обрести свободу, Филлида.
   - Нет, Лизерль. Боюсь, ты не свободна; ты никогда не сможешь ею стать. У тебя есть цель.
   - Какая цель?
   Филлида снова подняла лицо к Солнцу. - Солнце дало нам жизнь. Без него - без других звезд - мы не смогли бы выжить.
   - Мы сильный биологический вид. Мы верим, что можем жить так же долго, как звезды - десятки миллиардов лет. И, возможно, даже дальше этого... Если нам позволят. Но у нас были проблески будущего, очень отдаленного будущего. Тревожные проблески.
   - Люди начинают планировать, чтобы убедиться, что нам предоставлена наша судьба. Люди работают над проектами, на реализацию которых уйдут миллионы лет... Такие люди, как те, кто работает в Суперэте.
   - Лизерль, ты - один из этих проектов.
   - Не понимаю.
   Филлида взяла ее за руку, нежно сжала; простой человеческий контакт казался неуместным, сад вокруг них - преходящим, химерой перед этим разговором о тысячелетиях и будущем вида.
   - Лизерль, с Солнцем что-то не так. Ты должна выяснить, что. Солнце умирает; что-то - или кто-то - убивает его. - Перед ней были огромные глаза Филлиды, пристально смотрящие, ищущие понимания. - Не бойся. Моя дорогая, ты будешь жить вечно. Если ты хочешь. И ты увидишь чудеса, о которых я могу только мечтать.
   Лизерль посмотрела в огромные, слабые глаза своей матери. - Но ты мне не завидуешь. Не так ли, Филлида?
   - Не завидую, - тихо сказала Филлида.
  

2

  
   Луиза Йе Армонк стояла на верхней палубе эсминца "Великобритания". Отсюда она могла видеть прекрасный паровой лайнер Брюнеля во всю длину: отполированную палубу, световые люки, воздушные мачты с петлями такелажа, единственную приземистую трубу посередине судна.
   А за светящимся куполом, укрывавшим старый корабль, небо на краю Солнечной системы вырисовывалось, как огромная пустая комната.
   Луиза все еще чувствовала себя немного нетрезвой - теперь уже похмельной - после вечеринки на орбите, которую она покинула несколькими минутами ранее. Она вполголоса отдала команду, чтобы наноботы прочесали ее кровеносную систему, и быстро протрезвела, слегка вздрогнув.
   Марк Бассетт Фриар Армонк Ву - бывший муж Луизы - стоял рядом с ней. Они оставили "Великий северянин", где вечеринка была в самом разгаре, и прибыли сюда, на поверхность Порт-Сола, в тесной капсуле. Марк был одет в цельный комбинезон из какой-то пастельной ткани; линии его шеи были длинными и элегантными, когда он повернул голову, чтобы осмотреть старый корабль.
   Луиза была рада, что они были одни, что никто из предполагаемых межзвездных колонистов "Северянина" не решил последовать за ними, чтобы провести последние несколько мгновений на этом аванпосте Солнца и вспомнить этот фрагмент прошлого Земли - хотя воспоминания были одной из причин, по которой в первую очередь Луиза приказала доставить сюда старый корабль.
   Марк коснулся ее руки; его ладонь сквозь тонкую ткань рукава казалась теплой, живой. - Ты несчастлива, не так ли? Даже в такой момент, как этот. Твой величайший триумф.
   Она вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, что он имеет в виду. Он был гладко выбрит, так что сквозь темную кожу просвечивал его тонкий, хрупкий на вид череп; нос у него был острый, губы тонкие, а голубые глаза - поразительные на этом смуглом лице - были окружены сеткой морщин. Однажды он сказал ей, что подумывал о том, чтобы разгладить морщины - это было бы достаточно легко в процессе обновления, но она выступила против этого. Не то чтобы ее это слишком волновало, но это стерло бы большую часть характера с этого элегантного лица - большую часть его налета времени, подумала она.
   - Я никогда не могла понять тебя, - сказала она наконец. - Может быть, именно поэтому наш брак в конце концов потерпел неудачу.
   Он слегка рассмеялся, в его голосе все еще слышались нотки опьянения. - О, да ладно. Мы продержались двадцать лет. Это не провал.
   - За двести лет жизни? - Она покачала головой. - Послушай. Ты спрашиваешь меня о моих чувствах. Любой, кто не знал тебя - нас - подумал бы, что тебе не все равно. Так почему же мне кажется, что в какой-то части твоей головы ты смеешься надо мной?
   Марк убрал руку с ее плеча, и она почти увидела, как опускаются шторки у него на глазах. - Потому что ты вспыльчивая, угрюмая, безжалостная - о, да ладно тебе.
   - В любом случае, ты прав, - наконец сказала Луиза.
   - Что?
   - Я недовольна. Хотя не уверена, что смогла бы сказать тебе почему.
   Марк улыбнулся; свет, исходящий от купола "Британии", разгладил морщинки вокруг его глаз. - Ну, если мы хоть раз будем честны друг с другом, мне действительно нравится видеть, как ты страдаешь. Совсем немного. Но мне тоже не все равно. Давай прогуляемся.
   Он снова взял ее за руку, и они пошли вдоль правого борта корабля. Подошвы их обуви издавали мягкие чавкающие звуки, поскольку встроенные ограниченные процессоры заставляли подошвы прилипать к поверхности палубы и освобождаться от нее, ненавязчиво усиливая микрогравитацию Порт-Сола. Туфли были почти идеальны; Луиза почувствовала, что споткнулась всего пару раз.
   Вокруг корабля был купол из полупрозрачного стекла, а за куполом - за озером света без источников, которым был залит лайнер, - пейзаж Порт-Сола простирался до самого горизонта. Порт-Сол представлял собой шар диаметром в сто миль из рыхлого камня и водяного льда со следами водорода, гелия и небольшого количества углеводородов. Он был похож на ядро огромной кометы. Усеченный ландшафт Порт-Сола был заполнен иллюзорными, тончайшими формами: скульптурами, поднятыми из древнего льда силами природы, которые из-за огромного расстояния от Солнца превратились в геологическую медлительность.
   Порт-Сол был объектом пояса Койпера. Вместе с бесчисленными спутниками он вращался вокруг Солнца за орбитой Плутона, направляемый туда резонансами гравитационных полей основных планет.
   Луиза оглянулась на "Великобританию". Даже на фоне волшебного Порт-Сола корабль Брюнеля по-прежнему поражал ее легкостью, изяществом и элегантностью. Она вспомнила, как ходила посмотреть на корабль в его сухом доке на Земле; сейчас, как и тогда, она зажмурилась, щурясь, пытаясь разглядеть форму этого предмета - платоновский идеал в железе, который бедный старый Изамбард пытался воплотить в реальность. Корабль из железа и дерева весил три тысячи тонн, но с его тонкими, резкими изгибами и мелкими деталями он был похож на вещь из фантастики. Луиза подумала о позолоченных украшениях и фигуре с гербом на корме, а также о простых, трогательных символах викторианской промышленности, вырезанных на носу: бухта каната, зубчатые колеса, квадрат, пшеничный сноп. Невозможно было представить, что такое хрупкое создание выдержит штормы Атлантики...
   Она запрокинула голову и посмотрела на яркую звезду в Козероге, которая была Солнцем, всего в четырех миллиардах миль отсюда. Конечно, даже такой провидец, как старый Изамбард, никогда бы не подумал, что его первый большой корабль совершит свое последнее плавание по такому огромному морю, как это.
   Марк и Луиза спустились по крутой лестнице в середине корабля на прогулочную палубу; они прошли по палубе мимо блоков крошечных кают к переборке машинного отделения.
   Марк провел кончиком пальца по поверхности стены каюты, когда они проходили мимо. Он нахмурился, потирая кончики пальцев друг о друга. - Поверхность на ощупь странная... не очень похожа на дерево.
   - Оно сохранилось. Внутри тонкой оболочки из полупрозрачного пластика, который герметизирует ее, питает ее... Марк, чертово судно было спущено на воду в 1843 году. Более двух тысяч лет назад. Без консервации от него мало что осталось бы. В любом случае, я думала, тебе это неинтересно.
   Он фыркнул. - Не совсем. Меня больше интересует, почему ты захотела спуститься сюда: сейчас, в разгар всех торжеств по поводу завершения строительства звездолета.
   - Я стараюсь избегать самоанализа, - тяжело сказала она.
   - О, конечно. - Он повернулся к ней, и его лицо осветилось мягким светом древнего дерева. - Поговори со мной, Луиза. Та часть меня, которая заботится о тебе, превозмогает ту часть, которая наслаждается, видя, как ты страдаешь, хотя бы на мгновение.
   Она пожала плечами. Она не смогла сдержать невеселого тона. - Ты сам скажи. У тебя всегда хорошо получалось диагностировать состояние моей головы. Очень долго и нудно. Может быть, я чувствую меланхолию после завершения моей работы над "Северянином". Может ли это быть так, как ты думаешь? Может быть, я переживаю что-то вроде посткоитальной депрессии.
   Он фыркнул. - Честно говоря, с тобой это было после, до и во время. Нет, не думаю, что дело в этом... И, кроме того, - медленно произнес он, - твоя работа над "Северянином" еще не закончена. Ты планируешь улететь с ним. Не так ли? Потратить субъективные десятилетия, чтобы вытащить его на Тау Кита.
   Она услышала собственное рычание. - Как ты узнал об этом? Неудивительно, что ты сводил меня с ума все эти годы. Ты чертовски интересуешься мной.
   - Но ведь я прав, не так ли?
   Теперь они добрались до столовой "Британии". Это была фантастическая викторианская мечта. Двенадцать белых и золотых колонн с декоративными капителями тянулись вдоль ее оси, а вдоль стен стояли еще два ряда по двенадцать колонн в каждом. Дверные проемы между колоннами вели в коридоры и спальни, а дверные арки были позолочены и увенчаны головками медальонов. Стены были лимонно-желтыми, с оттенками синего, белого и золотого; вездесущий, не имеющий источника свет исходил от столовых приборов и стеклянной посуды на трех длинных столах.
   Марк прошел по ковру и провел рукой по блестящей полированной поверхности стола. - Тебе следует что-то сделать с этим полуразумным пластиком: пусть он придаст поверхностям некоторое подобие их естественной текстуры. Прикосновение - половина красоты вещи, Луиза. Но ты всегда была... отстраненной, не так ли? Достаточно довольна поверхностью вещей - их видом, их внешней формой. Никогда не интересовалась прикосновениями, сближением.
   Она проигнорировала это. - У Брюнеля было немало стиля, ты знаешь. Он работал на строительстве туннеля под Темзой вместе со своим отцом.
   - Где? - Марк родился в Порт-Кассини, на Титане.
   - Темза. Река в Англии... на Земле. Туннель несколько раз затапливало. Однажды, когда его откачали, Брюнель устроил званый ужин на пятьдесят человек прямо напротив забоя. Он собрал группу колстримских гвардейцев, чтобы...
   - Хм. Как интересно, - сухо сказал Марк. - Может быть, тебе стоит поставить немного еды на эти столы? А что? Ее можно было бы сохранить с помощью твоего разумного пластика. У тебя могли бы быть кусочки мертвых животных. Съеденные самим великим Брюнелем.
   - У тебя никогда не было вкуса, Марк.
   - Не думаю, что твое настроение имеет какое-либо отношение к завершению "Северянина".
   - Тогда что?
   Он вздохнул. - Это ты, конечно. Так всегда бывает. Долгое время, пока мы были вместе, я думал, что понимаю твою мотивацию. Всегда найдется еще один огромный, прекрасный космический корабль, который нужно построить; еще одно грандиозное предприятие, в котором можно раствориться. И поскольку теперь мы все бессмертны, благодаря АВТ, я думал, тебе этого будет достаточно.
   - Но я ошибался. Это не так. Не совсем.
   Луиза ощущала сильный дискомфорт где-то глубоко внутри себя; она чувствовала, что хочет поговорить, почитать книгу, погрузиться в виртуал - что угодно, лишь бы заглушить его слова.
   - Ты всегда был умнее меня, Марк.
   - В некотором смысле, да.
   - Просто скажи то, что ты должен сказать, и покончим с этим.
   - Ты хочешь бессмертия, Луиза. Но не унылого буквального бессмертия АВТ - не просто обновления тела каждые несколько лет, - а такого бессмертия, которого достигли твои кумиры. - Он махнул рукой. - Брюнель, например. Добиваясь чего-то уникального, замечательного. И ты боишься, что никогда не сможешь этого сделать, независимо от того, сколько звездолетов ты построишь.
   - Ты чертовски снисходителен, - огрызнулась она. - "Северянин" - великое достижение.
   - Знаю, что это так. Я этого не отрицаю. - Он улыбнулся, в его глазах светилось торжество. - Но я прав, не так ли?
   Она почувствовала себя опустошенной. - Ты знаешь, что это так. Черт бы тебя побрал. - Она потерла глаза. - Это тень будущего, Марк...
  
   Полтора столетия назад будущее вторглось в Солнечную систему.
   Это была собственная вина человечества; все это признавали. Под руководством инженера по имени Майкл Пул был завершен проект интерфейса - червоточины, соединяющей будущее на полтора тысячелетия вперед.
   В то время Луиза Йе Армонк хорошо зарекомендовала себя в выбранной ею области кораблестроения... по крайней мере, настолько зарекомендовала себя, насколько это возможно для любого пятидесятилетнего человека в обществе, в котором все больше доминируют сохранившиеся гиганты недавнего прошлого. Луиза даже некоторое время работала с самим Майклом Пулом.
   Зачем была построена червоточина Пула со связью времен? Оправданий было бесконечное множество - какую силу может дать проблеск будущего? - но правда заключалась в том, как знала Луиза, что она была построена не более чем для чистого удовольствия от этого.
   Проект "Интерфейс" появился в конце столетий экспансии человечества. Солнечная система стала доступной, сначала с помощью кораблей с приводом ВЕС (Великой единой силы), а затем с помощью червоточин, и первый порт заправки звездолетов с ВЕС-приводом - Порт-Сол - уже функционировал.
   Луиза подумала, что сейчас трудно восстановить настроение тех времен. Уверенность - высокомерие... Антропные теории космологической эволюции были где-то на пике своей парадигмы. Некоторые люди верили, что человечество одиноко во Вселенной. Другие даже верили, что Вселенная была спроектирована неким закулисным агентством с единственной целью - доставлять и поддерживать людей. Со временем люди будут делать все, что угодно, отправляться куда угодно, достигать всего, что им заблагорассудится.
   Но интерфейс Пула был мостом в реальное будущее.
   Инцидент, последовавший за открытием червоточины, был запутанным, хаотичным, его трудно было распутать. Но это была война - короткая, зрелищная, не похожая ни на одно сражение, которое велось в Солнечном пространстве ни до, ни после, но, тем не менее, война.
   Будущая Земля - на другом конце временного моста Пула, через полтора тысячелетия - будет оккупирована инопланетным видом, о котором ничего не было известно, кроме их названия: кваксы.
   Восставших людей из эпохи оккупации преследовали назад во времени, через интерфейс Пула, два огромных военных корабля кваксов. Повстанцы с помощью Майкла Пула уничтожили военные корабли. Затем Пул загнал захваченный военный корабль в червоточину интерфейса, чтобы запечатать ее от дальнейшего вторжения - и в процессе сам Пул потерялся во времени. Повстанцы, застрявшие в своем прошлом, покинули Солнечную систему на захваченном корабле с ВЕС-приводом, очевидно, намереваясь использовать эффекты замедления времени, чтобы стереть годы, стремясь назад, в их собственную эпоху.
   Система, ошеломленная, медленно приходила в себя.
   Различные организации, такие как церковь света святого Суперэта, по прошествии ста пятидесяти лет все еще просматривают фрагменты данных об инциденте с интерфейсом, пытаясь ответить на неразрешимый вопрос.
   Например: что на самом деле случилось с Майклом Пулом?
   Было известно, что сама оккупация кваксов в конечном счете будет прекращена, и человечество возобновит свою экспансию - но теперь более осторожно и во Вселенную, о которой известно, что она населена враждебными конкурентами...
   Вселенная, содержащая, прежде всего, ксили. И было сказано, что до того, как червоточина Пула окончательно закрыла путь в будущее, была получена некоторая информация о далеком будущем - о миллионах лет спустя, далеко за пределами эры кваксов. Луиза понимала, как можно получить некоторые такие данные - например, с помощью потока частиц высокой энергии из устья коллапсирующей червоточины.
   И ходили слухи, что далекое будущее - и то, что оно сулит человечеству, - действительно безрадостно.
  
   Луиза и Марк стояли на палубе полубака и смотрели вверх, на Солнце.
   "Великий северянин", звездолет Луизы с ВЕС-приводом, безмятежно пролетел над их головами, следуя по своей величественной четырехчасовой орбите через неглубокий гравитационный колодец объекта Койпера. Хребет "Северянина" длиной в три мили, покрытый датчиками, выглядел так, словно был вырезан из стекла. ВЕС-привод был встроен в глыбу льда Порт-Сола, серебристую массу неправильной формы на одном конце хребта. Жилой купол диаметром в милю представлял собой стеклянный череп, прикрепленный к другому концу хребта. Из жилого купола исходили зеленые и синие огни; здесь, на краю системы, он выглядел как миска, полная земли.
   - Это красиво, - сказал Марк. - Похоже на виртуальное. Трудно поверить, что это реально. - Свет от купола "Британии" слабо освещал его лицо, подчеркивая тонкие морщинки вокруг рта. - И это хорошее имя, Луиза. "Великий северянин". Твой звездолет отправится туда, где все направления идут на север - прочь от Солнца.
   Глядя на мерцающий "Северянин", Луиза вспомнила виртуальные путешествия по призрачному, мертворожденному ремеслу: ремеслу, которое развивалось вокруг нее по мере того, как дизайнерское программное обеспечение отвечало ее мыслям. Как Брюнель преуспел бы с современным программным обеспечением, которое снова позволило видению отдельных людей доминировать в таких огромных инженерных проектах. И некоторые из этих потерянных кораблей были гораздо более элегантными и смелыми, чем окончательный дизайн, который, как всегда, был компромиссом между видением и экономикой.
   ...И в этом была проблема. Реальная вещь всегда разочаровывала.
   - Луиза, ты не должна бояться будущего, - сказал Марк.
   Луиза мгновенно разозлилась. - Я этого не боюсь, - сказала она. - Лета, неужели ты даже этого не понимаешь? Это Майкл Пул и его чертов инцидент с интерфейсом. Я не боюсь будущего. Проблема в том, что я это знаю.
   - Мы все боимся, Луиза, - сказал Марк, его терпение начинало казаться немного натянутым. - И большинство из нас не позволяют этому влиять на нас...
   - О, правда. Посмотри на себя, Марк. Что, например, с твоими волосами? - или, скорее, с их отсутствием.
   Марк смущенно провел рукой по голове.
   Она продолжила: - Все знают, что эта современная страсть к облысению исходит от этих странных людей-бунтарей из будущего, Друзей Вигнера. Так что ты не можешь сказать мне, что на тебя не влияет знание того, что должно произойти. Сама твоя прическа является заявлением о...
   - Хорошо, - отрезал он. - Хорошо, ты высказала свою точку зрения. Ты никогда не знаешь, когда нужно заткнуться, не так ли? Но, Луиза, разница в том, что мы не все одержимы будущим. В отличие от тебя.
   Он отошел от нее, его походка была напряженной от раздражения.
   Они спустились в машинное отделение. Разноцветный свет просачивался сквозь огромный световой люк. Из пола корабля торчали четыре наклонных цилиндра; поршни бездействовали, как конечности железных гигантов, а приводные механизмы опоясывала огромная цепь.
   Луиза потерла подбородок и уставилась на оборудование. - Одержимые? Марк, в будущем есть ксили - богоподобные существа, настолько далекие от нас, что мы, возможно, никогда не поймем, чего они пытаются достичь - и с технологией, с инженерией, как с магией. У них есть гипердвигатель. - Она позволила своему голосу смягчиться. - Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что где-то во Вселенной сейчас чертовы ксили разъезжают на сверхсветовых колесницах, по сравнению с которыми мой бедный "Северянин" выглядит как повозка, запряженная лошадьми.
   - И мы полагаем, что у них есть внутрисистемный двигатель - их так называемый разрывный привод, - который приводит в действие темные как ночь корабли с крыльями, похожими на листья платана, шириной в сотни миль...
   - Я не отрицаю, что мой модуль ВЕС-привода - прекрасное инженерное достижение. Я горжусь этим. Но по сравнению с тем, что мы понимаем в технологии ксили, Марк, это... это чертов паровой двигатель. Да ведь мы даже используем лед в качестве реакционной массы. Подумай только! Какой смысл создавать что-то, что, как я знаю, устарело еще до того, как я начала?
   Марк положил руку ей на плечо и сжал. Его прикосновение было теплым, твердым и, как он, без сомнения, и предполагал, смущающе интимным. - Так вот почему ты убегаешь.
   - Я бы вряд ли назвала отправку в одностороннюю колонизационную экспедицию к Тау Кита "бегством".
   - Конечно, это так. Вот где ты можешь достичь многого - здесь, с ресурсами Солнечной системы. Ты инженер, черт возьми. Что ты построишь на какой-нибудь планете Тау Кита? Может быть, настоящий паровой двигатель.
   - Но... - Она изо всех сил пыталась подобрать слова, которые даже для нее не звучали бы как нытье самооправдания. - Но, может быть, в общей схеме вещей это значило бы больше, чем дюжина более крупных и лучших "Северян". Ты понимаешь?
   - Не совсем. - Его голос звучал ровно, устало; возможно, он позволял себе протрезветь.
   Они постояли некоторое время в тишине, нарушаемой только их дыханием. Затем он сказал: - Прости, Луиза. Мне жаль, что ты позволяешь такому настроению испортить твой триумфальный вечер. Но с меня хватит; у меня такое чувство, будто я слушал это полжизни.
   Как обычно, когда его настроение менялось подобным образом, ее переполняло сожаление. Она попыталась накрыть его руку, которая все еще лежала на ее плече. - Марк...
   Он убрал руку. - Я возвращаюсь в капсулу, поднимаюсь на корабль и собираюсь еще немного напиться. Ты хочешь пойти со мной?
   Она подумала об этом. - Нет. Отправь капсулу вниз еще раз. Некоторые из здешних домиков обставлены; я могу...
   В воздухе перед ними что-то сверкнуло. Она в замешательстве отшатнулась; Марк придвинулся к ней поближе, чтобы вглядеться.
   Пиксели - маленькие кубики света - накладывались друг на друга, отбрасывая сверкающие блики от древнего оборудования Брюнеля. Они внезапно слились в полупрозрачное виртуальное изображение человеческой головы в натуральную величину: круглой, лысой, жизнерадостной. Лицо расплылось в улыбке. - Луиза. Извините, что беспокою вас.
   - Джиллибранд. Чего, черт возьми, вы хотите? Я думала, вы уже без сознания.
   Сэм Джиллибранд, сорока с лишним лет, был старшим помощником Луизы. - Я и был. Но мои наноботы были подключены к коммуникационной панели; они быстро отрезвили меня, когда пришло сообщение. Черт бы их побрал. - Джиллибранд выглядел достаточно бодрым. - О, ладно; я просто повторю все это еще раз, и...
   - Коммуникационная панель? Что было в сообщении, Сэм?
   Улыбка Джиллибранда стала неуверенной. - Администрация. В план полета внесены изменения. - Голос Джиллибранда был высоким, с сильным среднеамериканским акцентом, и на самом деле не был способен передать много драматизма. И все же Луиза почувствовала, что содрогнулась, когда Джиллибранд сказал: - В конце концов, мы не летим на Тау Кита.
  

3

  
   Пожилая женщина наклонилась вперед на своем сиденье рядом с Киваном Скоулзом.
   Поверхность Солнца, находившаяся всего в десяти тысячах миль под прозрачными стенами кабины "Лайтрайдера", была полом во Вселенной. Фотосфера представляла собой ландшафт, покрытый гранулами, каждая из которых была достаточно велика, чтобы поглотить Землю, а хромосфера - внешняя атмосфера толщиной в тысячу миль - покрывала все это тонкой дымкой.
   Скоулз не мог не уставиться на свою спутницу. Ее поза была напряженной, а руки - аккуратно сложенные на коленях поверх ремня безопасности - были изможденными, кожа пестрела старческими пятнами и свободно свисала с костей. Как перчатки, подумал он. На ней был простой серебристо-серый комбинезон, единственным украшением которого была маленькая брошь, приколотая к груди. На броши была изображена стилизованная змея, вплетенная в золотую лестницу.
   Маленький корабль пролетел над гранулой фотосферы; Скоулз рассеянно наблюдал, как она разворачивается под ними. Горячий водород вырывался из недр Солнца со скоростью полмили в секунду, а затем распространялся по поверхности фотосферы. Этот конкретный источник газа имел, возможно, тысячу миль в поперечнике, и на своей орбите, охватывающей фотосферу, "Лайтрайдер" двигался так быстро, что пролетел над гранулой за несколько минут. Оглянувшись назад, Скоулз увидел, что гранула уже начинает распадаться, а количество водорода в ее сердцевине уменьшается. Отдельные гранулы сохранялись в среднем менее десяти минут.
   - Как это красиво, - сказала его спутница, глядя вниз на солнечный пейзаж. - И как сложно - как запутанно, возможно, как какая-то огромная машина или даже целый мир. - Она повернулась к нему, ее рот, окруженный густой сетью морщин, был плотно сжат. - Я могу представить, как коротаю свою жизнь, просто наблюдая за медленной эволюцией этой поверхности.
   Скоулз окинул взглядом изобилующий солнечными лучами пейзаж. Фотосфера представляла собой массу тяжеловесного движения, напоминающую поверхность медленно кипящей жидкости. Гранулы, отдельные конвективные ячейки, сами по себе были сгруппированы в свободные ассоциации: супергранулы диаметром в десятки тысяч миль, грубо ограниченные тонкими подвижными стенками из стабильного газа. Пока он наблюдал, одна гранула взорвалась, ее вещество внезапно разлетелось по поверхности Солнца; соседние гранулы были отодвинуты в сторону, так что на фотосфере остался светящийся неструктурированный шрам, который медленно заживал за счет образования новых гранул.
   Скоулз изучал свою спутницу. Солнечный свет освещал ее лицо, углубляя линии и складки дряблой плоти. Это придавало ей почти демонический вид - или что-то из далекого, незапятнанного прошлого. Теперь она замолчала, наблюдая за ним; ожидалось какое-то реагирование, и он почувствовал, что его обычная бойкая легкомысленность, которая обычно сходила за беседу в обиталище Солнца, не подойдет.
   Не для нее.
   Он с некоторым трудом заставил себя улыбнуться. - Да, это красиво. Но... - Скоулз провел большую часть последних пяти лет в радиусе миллиона миль от сияющей поверхности Солнца, но, несмотря на это, едва начал привыкать к вечному присутствию звезды. - Невозможно забыть, что это здесь... Даже когда я нахожусь в "Тоте", за непрозрачными стенами - хотя, думаю, на самом деле я мог бы быть где угодно в системе. - Он заколебался, внезапно смутившись; ее холодные, слезящиеся глаза смотрели на него аналитически. - Мне жаль. Я не знаю, как это лучше объяснить.
   Был ли намек на улыбку на этом опустошенном лице? - Вам не нужно стесняться.
   Киван Скоулз вызвался добровольцем на это задание - простую трехчасовую орбитальную экскурсию с этой таинственной женщиной, которая несколькими днями ранее была доставлена на "Тот", станцию с невесомостью в центре проекта "Червоточина". Это должно было быть чуть больше, чем обзорная экскурсия - и шанс узнать больше об этой древней женщине и, возможно, об истинных целях самого проекта червоточины Суперэта.
   И, кроме того, это был перерыв в его собственной работе. Скоулз наблюдал за сборкой одной вершины интерфейса червоточины из компонентов экзотической материи. Когда червоточина будет завершена, один из пары ее тетраэдрических интерфейсов останется на близкой орбите вокруг Солнца. Другой, оснащенный амбициозным комплексом искусственного интеллекта, был бы сброшен на само Солнце.
   Работа была хорошо оплачиваемой, хотя и требовательной; но она была скучной, рутинной, не приносящей удовлетворения. Так что перерыв приветствовался... Но он не ожидал, что будет настолько сбит с толку этой необыкновенной женщиной.
   Он попробовал еще раз. - Видите ли, мы все здесь ученые или инженеры, - сказал он. - Чувство удивления не является обязательным условием для работы над этим проектом - на самом деле, это, вероятно, препятствие. Но, в конце концов, это звезда: почти миллион миль в поперечнике - пять световых секунд - и с массой в триста тысяч земных. Даже когда я ее не вижу, я знаю, что она там; возможно, это похоже на психическое давление.
   Она кивнула и снова повернула лицо к Солнцу. - Вот почему мы находим предположения о его разрушении такими необычайно тревожными. И, конечно, в какой-то степени мы действительно находимся внутри тела самого Солнца. Разве это не правда?
   - Я думаю, да. Нет простого определения того, где заканчивается Солнце; есть просто спад плотности, сначала резкий, затем становящийся менее заметным, как только вы оказываетесь за пределами фотосферы... Позвольте мне показать вам.
   Он прикоснулся к своему информационному планшету, и полуразумный корпус подавил свечение фотосферы. В своих новых ложных цветах солнечный пейзаж окрасился глубокими малиновыми и пурпурными оттенками; гранулы бурлили, как жерла подводных вулканов.
   - Честное слово, - пробормотала она. - Это похоже на пейзаж из средневекового ада.
   - Посмотрите вверх, - сказал Скоулз.
   Она сделала это и ахнула.
   Хромосфера представляла собой мягкий, безликий туман вокруг корабля. А корона - внешняя атмосфера Солнца, простирающаяся на много солнечных диаметров за пределы фотосферы - представляла собой собор из газа над ними, легко видимый теперь, когда свет фотосферы был подавлен. В этом газе были ленты, полосы высокой плотности; это было похоже на огромный, медленный взрыв вокруг них, расширяющийся, как будто заполняющий пространство.
   - Здесь так много структуры, - сказала она. Она смотрела вверх широко раскрытыми водянистыми глазами, не мигая. Скоулза встревожила ее напряженность. Он восстановил прозрачность корпуса, так что "корона" снова была перегружена.
   Солнечное пятно - глубоко черное в своей сердцевине, создающее впечатление раны огромной глубины на коже Солнца - тяжело развернулось под ними.
   - Кажется, мы путешествуем так медленно, - сказала она.
   Он улыбнулся. - Мы на свободной орбите вокруг Солнца. На самом деле мы движемся со скоростью триста миль в секунду.
   Он увидел, как расширились ее глаза.
   Он мягко сказал: - Я знаю. Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к размерам Солнца. Это не планета. Если бы Земля находилась в центре Солнца, вся орбита Луны была бы заключена в объеме Солнца...
   Теперь они были прямо над этим пятном; его центральная тень действительно была похожа на рану в сияющей плоти Солнца, темно-черную, с широкой серой полутенью вокруг нее. Теперь Скоулз увидел, что это было самое крупное из небольшого, взаимосвязанного семейства пятен; они выглядели как брызги краски на фоне фотосферы, а их полутени были соединены серыми дорожками. Под ними проплывал комплекс пятен - пейзаж, выполненный в оттенках серого.
   - Это похоже на туннель, - сказала Лизерль. - Мне кажется, я могу заглянуть в него, прямо в сердце Солнца.
   - Боюсь, это иллюзия. Пятно темное только по контрасту с окружающими регионами. Если бы крупный комплекс пятен можно было вырезать из Солнца и оставить висеть в космосе, он был бы таким же ярким, как полная Луна, видимая с Земли.
   - Но, тем не менее, иллюзия глубины поразительна.
   Теперь комплекс пятен проплывал под ними, быстро уменьшаясь в ракурсе.
   Скоулз неуверенно сказал: - Конечно, вы понимаете, что то, что вы видите на Солнце, здесь - это искажение цвета корпусом "Лайтрайдера". Этот корпус на самом деле почти идеально отражает свет. Избыточное тепло отводится в космос с помощью мощных лазеров, закрепленных на корпусе: "Райдер" эффективно охлаждает сам себя. На самом деле, если бы вы могли увидеть корабль снаружи, он бы светился ярче, чем сама фотосфера... - Скоулзу было неприятно осознавать, что он болтает лишнее.
   - Думаю, я понимаю. - Она изящно махнула рукой, похожей на коготь, на светящуюся поверхность. - Но черты, конечно, настоящие. Как и комплекс пятен.
   - Да. Да, конечно. - Лета, внезапно подумал он. Я что, покровительственно отношусь к ней?
   Его задачей было показать этой странной пожилой женщине достопримечательности - устроить ей VIP-экскурсию. Но он ничего о ней не знал - вполне возможно, она знала гораздо больше о предметах, которые он описывал, чем он сам.
   Церковь света святого Суперэта была печально известна своей скрытностью: о целях этого проекта солнечной червоточины и о роли, которую старуха будет играть в нем... хотя все знали, судя по тому, как с ней обращались с момента прибытия в околосолнечное пространство - как будто она была хрупкой и драгоценной, как яичная скорлупа, - что эта женщина каким-то образом была ключом ко всему происходящему.
   Но как много она знала?
   Он внимательно наблюдал за ее птичьим лицом. То, как ее седые волосы были зачесаны назад в маленький жесткий пучок, делало ее лицо с волевым носом еще более изможденным и угрожающим, чем могло бы быть в противном случае.
   Она спросила: - И этот процесс охлаждения - модель того, как будет работать зонд червоточины, чтобы приобрести способность проникать внутрь самого Солнца?
   Он заколебался. - Что-то вроде этого, да. Ключом к охлаждению объема является отвод тепла из него быстрее, чем оно поступает. Мы будем забирать солнечное тепло от комплекса искусственного интеллекта через червоточину и сбрасывать его за пределы самого Солнца; на самом деле мы планируем использовать эту энергию в качестве вторичного источника питания "Тота"...
   Она заерзала на кресле, напряженно и осторожно, как будто боялась что-то сломать. - Доктор Скоулз, скажите мне. Мы покинем режим "свободного падения"?
   Вопрос был неожиданным. Он посмотрел на нее: - Во время этого полета, на "Лайтрайдере"?
   Она спокойно ответила на его взгляд, ожидая.
   - На самом деле мы находимся на свободной орбите вокруг Солнца; так близко к поверхности период обращения составляет около трех часов... Мы совершим полный оборот. Затем мы поднимемся обратно к "Тоту"... Но мы проделаем весь путь с небольшим ускорением; вы почти ничего не почувствуете. Почему вы спрашиваете? - Он заколебался. - Вам неудобно?
   - Нет. Мне было бы неудобно, если бы мы начали набирать ускорение. Видите ли, я немного более хрупкая, чем была раньше. - Ее тон был озадачивающим - самоуничижительным, задумчивым, возможно, с оттенком обиды.
   Он кивнул и отвернулся, не зная, что ответить. - О, вот как. - Неожиданно она улыбнулась, обнажив мелкие зубы цвета желтого золота. - Извините, доктор Скоулз. Подозреваю, что пугаю вас.
   - Немного, да. - Он ухмыльнулся.
   - Вы действительно не знаете, что делать со мной, не так ли?
   Он развел руками. - Проблема в том, что, честно говоря, я не уверен, как много вы знаете. - Он заколебался. - Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление о моем покровительственном отношении, из-за...
   - Не чувствуйте этого. - Неожиданно она положила свою руку на его кисть; ее пальцы были похожи на сухие веточки, но ладонь была на удивление теплой, кожистой. - Вы очень хорошо выполняете мою просьбу об этой поездке. Предположим, я ничего не знаю; вы можете относиться ко мне как к пустоголовой туристке. - Ее улыбка превратилась в ухмылку, почти озорную; внезапно она показалась Скоулзу гораздо менее чуждой. - Такой же невежественной, как приезжий политик или даже высокопоставленный чиновник. Расскажите мне, например, о солнечных пятнах.
   Он рассмеялся. - Хорошо... Чтобы понять это, вам нужно знать, как устроено Солнце.
   Солнце состояло из слоев, как китайская шкатулка.
   В сердце Солнца находился огромный термоядерный реактор, простиравшийся на двести тысяч миль. Эта область ядра, составляющая всего четверть диаметра Солнца, обеспечивала почти всю солнечную яркость, энергию, которая заставляла Солнце светить.
   За пределами этого реактора в ядре Солнце состояло из разреженной плазмы. Фотоны - частицы излучения, испускаемые ядром, - прокладывали себе путь через этот радиационный слой, в среднем проходя не более дюйма, прежде чем отразиться от ядра или электрона. Отдельному фотону могут потребоваться миллионы лет, чтобы пробиться сквозь толпу к поверхности Солнца.
   С удалением от ядра плотность, температура и давление плазмы неуклонно падали, пока, наконец, на четырех пятых пути к поверхности электроны не могли зацепиться за ядра, образуя атомы, и, в отличие от голых ядер плазмы, атомы смогли поглощать энергию ядра в виде фотонов.
   Это было так, как если бы фотоны, вырвавшись из центра слияния, ударились о кирпичную стену. Вся их энергия была передана атомам. Газ над стеной реагировал - подобно кастрюле с водой, нагретой снизу, - конвекцией, при этом горячий материал поднимался, а более холодный материал сверху увлекался вниз.
   Зонд "червоточина" с его хрупким грузом смог бы проникнуть до самого дна этой конвективной зоны, то есть на двадцать процентов пути к центру Солнца.
   Она кивнула. - И фотосфера, которую мы видим, с ее гранулами и супергранулами, по сути, является верхним слоем конвективной зоны. Это похоже на поверхность вашей кастрюли с кипящей водой.
   - Да. И именно свойства материала в конвективной зоне вызывают появление солнечных пятен.
   Вещество конвективной зоны было сильно заряжено. Магнитное поле Солнца было интенсивным, и его магнитные трубки, каждая диаметром в сто ярдов, оказывались запертыми в заряженном материале.
   Вращение Солнца распространяло застывшие линии потока, растягивая их внутри Солнца подобно эластичным лентам. Трубки переплетались в веревки, потревоженные пузырьками поднимающегося газа и скрученные конвекцией. Перегибы в запутанных канатах стали достаточно плавучими, чтобы всплыть на поверхность и распространиться, образуя пятна и группы пятен.
   Она улыбнулась, когда он заговорил. - Вы знаете, я чувствую, что возвращаюсь в свое детство. Я интенсивно изучала физику Солнца, - сказала она. - И многое другое, кроме того. Я помню, как делала это. Но... - Она вздохнула. - Кажется, я сохраняю все меньше и меньше.
   - Видите ли, доктор Скоулз, Солнце - дело всей моей жизни. Я знала это с самого рождения. Когда-то я многое знала о Солнце. И в будущем, - двусмысленно продолжила она, - я снова буду знать очень многое. Возможно, больше, чем кто-либо из когда-либо живших.
   Он решил быть честным с ней. - В этом нет особого смысла.
   - Нет. Нет, не думаю, что это имеет значение, - резко сказала она. - Но это не важно, доктор Скоулз. Ваша задача - сделать именно то, что вы делали: показать мне достопримечательности, дать мне почувствовать Солнце с человеческой точки зрения.
   С человеческой точки зрения?
   Теперь она повернулась и посмотрела прямо ему в глаза; ее взгляд, каким бы водянистым он ни был, был открытым и сбивающим с толку, обжигающим. - Но ваше любопытство по поводу моей роли - это не то, что выводит вас из равновесия. Не так ли?
   - Я...
   - Это мой возраст. - Она снова улыбнулась, намеренно, как ему показалось, показав свои гротескные пожелтевшие зубы. - Я видела, как вы изучали меня уголком глаза... Не волнуйтесь, Киван Скоулз, я не обижаюсь. Мой возраст - это тема, которую вы вежливо обходите с тех пор, как я поднялась на борт вашего летающего холодильника.
   Он почувствовал обиду. - Вы надо мной издеваетесь.
   Она фыркнула. - Конечно. Но это правда, не так ли?
   Он старался не дать разгореться своему гневу. - Какой реакции вы ожидаете?
   - Ах,.. наконец-то честность. Я, конечно, не ожидала ничего меньшего, чем вашего довольно болезненного очарования. - Она подняла руки и изучила их, как будто они были артефактами, отделенными от ее тела; она повертела ими, разминая пальцы. - Как ужасно, что это старение когда-то было уделом всего человечества, это медленное разложение, переходящее в упадок, физический и ментальный. На самом деле, особенно физический... Мое тело, кажется, вытесняет мое сознание; иногда у меня нет времени ни на что другое, кроме как удовлетворять его насущные, недостойные потребности... - Она нахмурилась. - Но, возможно, антивозрастная терапия отняла у нашего вида гораздо больше, чем дала нам. В конце концов, даже самые тщеславные или наиболее ищущие внимания люди отказываются быть замороженными в возрасте более, скажем, шестидесяти лет. Таким образом, значимое взаимодействие ограничено физическим диапазоном всего в шесть десятилетий. Как печально.
   Он вздохнул. - Но вам, должно быть, - физически - восемьдесят?
   Ее губы дрогнули. - Это неплохое предположение для того, кто никогда раньше не встречал пожилых людей... если только вы когда-либо не сталкивались с несчастным человеком, для которого АВТ не принесла результатов. Если вдуматься, это люди в их естественном состоянии, но наше общество относится к ним как к больным - их следует бояться, избегать.
   Мягко он спросил: - Это то, что случилось с вами?
   - Терапия не помогла? - Ее белые, как бумага, щеки на мгновение дрогнули, и снова он уловил негодование, глубокий гнев, скрывающийся под ее резкой, приводящей в замешательство внешностью. - Нет. Не совсем.
   Он коснулся ее руки. - Посмотрите туда... впереди нас. - Перед ними было сооружение, вырисовывающееся на плоском бесконечном горизонте, поднимающееся из самой фотосферы. Это было похоже на виадук - серия арок, петель из светящегося малиновым светом газа, которые пересекали солнечную поверхность.
   Он снова услышал ее вздох.
   Он проверил свой информационный планшет. - Протуберанцы. Вся конструкция имеет сто тысяч миль в длину, двадцать тысяч в высоту... - Он взглянул вверх и проверил их курс. - Мы сами всего в десяти тысячах миль над поверхностью. Мы собираемся пройти через одну из этих арок.
   Она восторженно захлопала в ладоши, и внезапно показалась ему удивительно, пугающе юной - ребенок, запертый в разлагающейся оболочке тела, подумал он.
   Вскоре арка, через которую им предстояло пройти, стала перед ними огромной, и рты остальных начали закрываться, уменьшаясь в ракурсе. В этом пейзаже гигантов Скоулз обнаружил, что ему трудно представить масштаб сооружений; их приближение, казалось, длилось целую вечность, но они все равно росли, выступая из Солнца, как мечты какого-нибудь безумного инженера. Теперь он мог разглядеть детали - были места, где арка была неполной, и он мог видеть сгустки более высокой плотности в корональном газе, который, светясь, стекал по склонам магнитной формы к лужицам света у подножия арки. Но, несмотря на все это, иллюзия искусственности сохранялась, делая сооружение еще более устрашающим.
   Наконец арка нависла над ними, огромная, отчужденная, величественная. - Толщина пять тысяч миль, - медленно произнес он. - Только подумайте, вы могли бы подвесить Землю вон там, на вершине этой арки, как украшение для рождественской елки.
   Она фыркнула и прижала тыльную сторону ладони ко рту.
   Он посмотрел на нее с любопытством. Она - медленно осознал он - хихикала.
   Они прошли под аркой; огромная газовая скульптура медленно отступала позади них.
   Скоулз сверился со своим информационным планшетом. - Мы почти завершили нашу орбиту. Три миллиона миль большого солнечного круга пройдены за три часа...
   - Итак, наше путешествие почти завершено. - Она снова аккуратно сложила руки на коленях и повернулась лицом к прозрачной стене; свет короны играл на ее профиле, делая ее отстраненной, удивительно молодой.
   Он внезапно почувствовал себя тронутым ею - этой одинокой, озлобленной женщиной, изолированной своим возрастом и хрупкостью от остального человечества... и, как он смутно подозревал, изолированной какой-то гораздо более драматичной тайной.
   Он попытался успокоить ее. - Еще час, и вы будете в безопасности внутри обиталища. Там вам будет намного комфортнее. И...
   Она повернулась к нему. Она не улыбалась, но ее лицо, казалось, немного смягчилось, как будто она поняла, что он пытается сделать. Она снова протянула руку и коснулась тыльной стороны его ладони, и внезапный человеческий контакт был электрическим. - Спасибо вам за ваше терпение, доктор Скоулз. Я доставила вам немало хлопот, не так ли?
   Он нахмурился, обеспокоенный. - Я вообще-то не думаю, что был терпелив.
   - О, но вы были терпеливы.
   Любопытство горело в нем, как термоядерное ядро Солнца, освещая все, что он видел. - Вы в центре всего этого, не так ли? Я имею в виду проект Суперэта. Я не понимаю, в чем заключается ваша роль... Но это правда, не так ли?
   Она ничего не сказала, но позволила своей руке остаться на его кисти...
   Он нахмурился. Она казалась такой хрупкой. - И что вы чувствуете по этому поводу?
   - Что чувствую я? - Она закрыла глаза. - Знаете, я не уверена, спрашивал ли меня кто-нибудь об этом раньше. Как я себя чувствую? - Она прерывисто вздохнула. - Мне страшно, доктор Скоулз. Вот что я чувствую.
   Он позволил своим пальцам сомкнуться вокруг ее кисти.
   В основании его позвоночника почудился едва уловимый толчок, и звук двигателя "Лайтрайдера" превратился в глубокую, низкую вибрацию, сейсмический гул, который он ощущал глубоко внутри своего тела.
   Маленький корабль медленно поднимался прочь от кипящей поверхности Солнца.
  

4

  
   Флиттер вылетел из мерцающего зева транзитной червоточины, соединяющей Порт-Сол с Земным портом. Луиза Йе Армонк выглянула из тесной кабины, высматривая Землю. Марк сидел рядом с ней, держа на коленях книгу.
   Земной порт представлял собой рой интерфейсов червоточин, сгруппированных в L4 - одной из пяти гравитационно стабильных точек Лагранжа в системе Земля-Луна, которая опережает Луну по орбите вокруг Земли на шестьдесят градусов. Отсюда Земля казалась раздутым голубым диском; врата червоточин всех размеров дрейфовали по поверхности старой планеты, как четырехгранные снежинки цвета электрик.
   Флиттер - беспилотный, если не считать двух его пассажиров - без колебаний пронесся сквозь путаницу интерфейсов, сеть трафика, который бесконечно проходил через огромные межсистемные шлюзы. В отличие от запустения внешнего кольца, Луиза получила мощное, непосредственное впечатление от суеты, процветания, активности здесь, в сердце системы.
   При стандартном ускорении флиттера в одно g последний отрезок пути от L4 до самой Земли занял бы всего шесть часов; и Луизе уже казалось, что старая планета, беременная и зеленая, быстро приближается, словно выныривая из сложной паутины интерфейсов червоточин. Огромные термоядерные станции, построенные из ледяных спутников, отбуксированных на орбиту Земли из пояса астероидов и за его пределами, сверкали, проплывая над зелено-голубыми океанами. Сама планета была пронизана огнями, на суше и на море. В тонкой кромке атмосферы вблизи Северного полюса Луиза едва различала тусклое фиолетовое свечение огромного луча излучателя - рассеянного охлаждающего лазера, выбрасывающего часть отработанного тепла Земли в бесконечный космос.
   Луиза почувствовала, как абсурдный, сентиментальный комок подступает к горлу, когда она изучала медленно вращающуюся планету. В подобные моменты она чувствовала побуждение дать себе клятву проводить больше времени здесь: здесь, в жизненно важном ядре системы, а не на ее пустынной окраине.
   ...Но, резко напомнила она себе, окраина была тем местом, где строился "Северянин".
   Луизе нужно было работать. Она пыталась оборудовать космический корабль, черт возьми. У нее не было ни времени, ни сил возвращаться на Землю, чтобы играть в угадайки с каким-то невидимым авторитетом.
   Тихо зарычав, Луиза откинула голову на спинку дивана и попыталась уснуть. Марк, терпеливый и безмятежный, открыл новую страницу своей книги.
  
   Маленький корабль приземлился в Северной Америке всего через тринадцать часов после вылета из Порт-Сола - в четырех миллиардах миль отсюда. Флиттер доставил их на небольшую посадочную площадку недалеко от Центрального парка Нью-Йорка. Луиза увидела двух человек - мужчину и женщину - приближающихся к площадке по хрустящей траве.
   Автопилот флиттера направил их к небольшому безликому серому зданию рядом с площадкой.
   Луиза и Марк вышли на солнечный свет нью-йоркской весны. Луиза могла видеть выступы высоких древних небоскребов на краю парка, переплетенные снующими флиттерами. Невдалеке, в самом центре парка, за деревьями, она разглядела один из городских куполов для улавливания углерода. Купол представлял собой полусферу из сухого льда высотой в четыреста ярдов: изоляция была старой схемой Суперэта, когда каждый купол содержал пятьдесят миллионов тонн углекислого газа, намертво вымороженного из атмосферы и защищенного двухметровым слоем каменной ваты.
   Марк поднял лицо к солнцу и глубоко вдохнул. - Ммм. Цветущая вишня и свежескошенная трава. Я люблю этот запах.
   Луиза фыркнула. - В самом деле? Я не знала, что вишневые деревья растут в диком виде на Титане.
   - У нас есть купола, - сказал он, защищаясь. - В любом случае, каждому человеку позволено быть сентиментальным по поводу весеннего дня в Нью-Йорке. Посмотри на эти облака, Луиза. Разве они не прекрасны?
   Она посмотрела вверх. Небо было затянуто высокими, пушистыми, темными облаками. А за облаками она увидела ползущие точки света: обиталища и фабрики околоземного пространства. Это был прекрасный вид - но она знала, что он довольно искусственный. Даже облака были подделками: в них было добавлено моющее средство, чтобы ограничить рост капель воды, из которых они состояли. Капли меньшего размера отражали больше солнечного света, чем крупные, что делало полупостоянные облака эффективным щитом от чрезмерного солнечного нагрева.
   Вот вам и сентиментальность. Все было изготовлено.
   Луиза опустила голову. Как всегда по возвращении на Землю, она почувствовала себя дезориентированной открытостью неба над головой - казалось, вопреки всякой интуиции, ей приходилось верить, что тонкий слой голубого воздуха может адекватно защитить ее от суровости космоса.
   - Пошли, - сказала она Марку. - Давай покончим с этим.
   Следуя инструкциям автопилота, они приблизились к ближайшему зданию. Строение напоминало по форме кирпич, примерно десяти футов высотой; в центре ближней стены был низкий дверной проем.
   Когда они подошли ближе, от задней части здания к ним медленно направились двое людей, которых Луиза заметила с воздуха.
   Собеседники с любопытством уставились друг на друга.
   Мужчина шагнул вперед, заложив руки за спину. Он был худым и высоким, лет пятидесяти, с лысой бледной головой, окаймленной седыми волосами. Он откровенно уставился на Луизу. - Я узнаю ваше лицо, - сказал он.
   Луиза приподняла брови. - В самом деле? И вы...
   - Меня зовут Уваров. Гарри Бенсон Дэн Уваров. - Он протянул руку; в его голосе были ровные, бесцветные интонации старых лунных колоний, подумала Луиза. - Моя область - евгеника. И моя спутница, - он указал на женщину, которая вышла вперед. - Это Серена Милпитас.
   Женщина усмехнулась. Она была пухленькой, но сильной на вид, лет сорока, с коротко остриженными волосами. - Я Серена Харви Галлиум Харви Милпитас, - сказала она ленивым гнусавым голосом марсианки. - И я инженер.
   Уваров пристально посмотрел на Луизу, его глаза были поразительно голубыми. - Очень приятно познакомиться с вами, Луиза Йе Армонк. Я с интересом следил за строительством вашего звездолета. Но я занятой человек. Мне будет очень приятно узнать, зачем вы нас сюда вызвали.
   - Мне тоже, - прорычала Милпитас.
   Луиза смутилась. - Почему я вызвала вас...?
   Марк шагнул вперед и представился. - Думаю, вы неправильно поняли, доктор Уваров. Похоже, мы знаем не больше, чем вы. Нас тоже вызвали.
   Луиза уставилась на Уварова, чувствуя, как в ее сердце зарождается немедленная неприязнь к этому человеку. - Да. И бьюсь об заклад, нам также предстояло пройти дальше, чем вам.
   Марк выглядел невеселым. - Первое очко тебе, Луиза. Отличная работа. Пошли; похоже, единственный способ для всех нас выбраться отсюда - пройти через это.
   Уверенно шагая, он направился к низкому зданию.
   Подозрительно разглядывая друг друга, остальные последовали за ним.
  
   Луиза прошла через приземистый открытый дверной проем - и сразу же погрузилась в темноту космоса.
   Она услышала, как Марк ахнул; он остановился в шаге позади нее, его поступь была неуверенной. Она повернулась к нему. Он поднял голову к темному куполу над ними; кусочек лососево-розового (юпитерианского?) облака скользнул по краю купола, отбрасывая свет на его лицо, свет, который смягчил тени его очевидного возраста. Она потянулась и нашла его руку; та была тонкой, холодной. - Не позволяй этому добраться до тебя, - прошептала она. - Это просто трюк. Виртуальный трюк, предназначенный для того, чтобы вывести нас из равновесия.
   Он вырвал свою руку из ее хватки; его ногти слегка поцарапали ее ладонь. - Я знаю это. Лета, ты никогда не перестанешь относиться ко мне покровительственно, не так ли?
   Она подумала извиниться, но решила пропустить это.
   Уваров быстро зашагал вперед - казалось, надеясь застать врасплох виртуальных создателей этой иллюзии. Но камера двигалась мимо него плавно, убедительно, тени и скрытые аспекты разворачивались с плавной грацией.
   Все четверо находились в куполе, полусфере диаметром в сотню ярдов. В геометрическом центре купола находились откидные кресла управления. Вокруг кресел располагался ряд столов для ввода и вывода основных данных. Остальная часть помещения была разделена перегородками высотой по плечо на лабораторные помещения, камбуз, тренажерный зал, спальную зону и душевую. Душевая была закрыта сферическим баллоном из какого-то прозрачного материала - очевидно, предназначенным для работы в условиях невесомости, подумала Луиза.
   В спальной зоне был один спальный мешок. Было заметно отсутствие декора - каких-либо реальных признаков индивидуальности, подумала Луиза. Не было никаких уступок комфорту - например, никаких признаков зон развлечений. Даже тренажерный зал был функциональным, пустым, немногим больше открытого гроба, окруженного пневматическими силовыми тренажерами. Единственный цвет в зале исходил от экранов информационных столов и от кусочка облака Юпитера, видимого сквозь купол.
   Серена Милпитас направилась к Луизе, ее шаги громко стучали по твердому полу. Она провела кончиком пальца по поверхности стола обработки данных. - Это высококачественная виртуальная проекция с полуразумным резервным копированием поверхности, - сказала она. - Почувствуйте это.
   - Мне и не нужно, - проворчала Луиза. - Уверена, что это так. Черт возьми, дело не в этом. Очевидно, что это должен быть жилой купол ВЕС-корабля - небольшой, ограниченный, примитивный дизайн по сравнению с моим "Северянином", но, тем не менее, ВЕС-корабля. И...
   Свет цвета электрик залил купол. Взрыв яркости был ошеломляющим, обливающим; Луиза не могла не съежиться. Ее собственная тень - резкая, черная, совершенно искусственная - казалось, смотрела на нее снизу вверх, насмехаясь над ней.
   Она подняла голову. За прозрачным куполом над ней мимо оконечности планеты Юпитер проплыл артефакт - светящийся небесно-голубым тетраэдр. Это был каркас из светящихся стержней: на первый взгляд он казался открытым, но Луиза могла различить мерцание неуловимых коричнево-золотых световых мембран, натянутых на открытые грани. На этих мембранах были дразнящие изображения звездных полей, солнц, которые никогда не сияли над Юпитером.
   - Интерфейс червоточины, - выдохнула Милпитас.
   - Очевидно, - сказал Уваров. - Итак, мы в виртуальном космическом корабле, плывем к интерфейсу на орбите вокруг Юпитера. - Он повернулся к Луизе, демонстрируя свое раздражение. - Вы еще не поняли? - Он махнул рукой. - В чем смысл этого нелепого трюка?
   Луиза улыбнулась. - Мы в "Крабе-отшельнике", не так ли? На корабле Майкла Пула.
   - Да. Как раз перед тем, как он влетел в интерфейс Пула - как раз перед тем, как Пул погиб.
   - Не совсем.
   Новый голос раздался от кушеток управления в центре жилой зоны. Теперь одна из кушеток медленно повернулась, и из нее неуклюже выбрался мужчина. Он направился к ним, появляясь в ярком голубом свете интерфейса. Он сказал: - На самом деле мы не знаем, погиб ли Пул или нет. Он определенно потерялся. Он все еще может быть жив - хотя трудно сказать, какое значение имеют такие слова, как "все еще", когда рассматриваются пространственно-временные разрывы, охватывающие столетия.
   Мужчина улыбнулся. Он был худым, с усталым видом, на вид ему было около шестидесяти, как предположила Луиза; на нем был серый цельный комбинезон.
   Лицо - одежда - были поразительно знакомы Луизе; сотни воспоминаний теснились, нежеланные, требуя ее внимания.
   - Я знаю вас, - медленно произнесла она. - Помню вас; я работала с вами. Но вы потерялись во времени...
   - Меня зовут, - сказал мужчина, - Майкл Пул.
  
   Лизерль хотела умереть.
   Это был ее девяностый день жизни, и физически ей было девяносто лет. Она была невероятно хрупкой - не могла ходить, или есть сама, или даже умываться. Безликие мужчины и женщины, ухаживавшие за ней, чуть не закончили загрузку слишком поздно, подумала она с насмешкой; у них уже был один приступ паники, когда инфекция каким-то образом проникла к ней и поселилась в легких, едва не убив ее.
   Она была старой - физически, вероятно, самым старым человеком в системе. Она чувствовала себя так, словно находилась под водой: ее чувства превратились в кашу, так что она едва могла что-либо чувствовать, пробовать на вкус или видеть, как будто она была заключена в какую-то мертвящую, вязкую жидкость. И ее разум отказывал.
   Ближе к концу она чувствовала это. Это было похоже на ужасный обратный ход ее ускоренного детства; каждый день она просыпалась с новым уменьшением своего "я". Она боялась засыпать, но не могла избежать этого.
   И каждый день кровать казалась ей слишком большой.
   Но она сохранила свою гордость; она не могла вынести такого унижения. Она ненавидела тех, кто поставил ее в такое положение.
   Последний визит ее матери в обиталище, за несколько дней до загрузки, был странным. Лизерль с трудом узнала Филлиду - эту молодую плачущую женщину, постаревшую всего на несколько месяцев с тех пор, как она подняла свою малышку к Солнцу.
   Она не могла простить своей матери искусственность ее существования - за то, что от нее скрывали понимание ее натуры, даже данные о Суперэте, до тех пор, пока другие не сочли, что она готова.
   Лизерль прокляла Филлиду, отослала ее прочь.
   Наконец Лизерль в ее постели отвезли в загрузочную камеру в сердце "Тота". Крышка камеры, тревожно напоминающая гроб, закрылась над ее головой. Она закрыла глаза; она почувствовала свое собственное, покинутое, хрупкое тело вокруг себя.
   И затем...
   Это был сенсорный взрыв. Это было похоже на сон, а затем на пробуждение - нет, подумала она; это было нечто большее, гораздо большее, чем это.
   Фокус ее сознания оставался в той же функциональной больничной палате в центре солнечного обиталища. Она стояла, осматривая палату - нет, медленно осознала она, она не стояла: у нее не было реального ощущения своего тела...
   Она чувствовала себя бестелесной, бесплотной. Она почувствовала мгновенную панику.
   Но этот момент страха быстро прошел, когда она посмотрела на мир своими новыми глазами.
   Унылая, функциональная комната показалась ей такой же яркой, как тот золотой день, который она провела маленьким ребенком со своими родителями на том отдаленном пляже, когда ее чувства были настолько обострены, что казались почти прозрачными. В одно мгновение она снова стала молодой, все чувства были живыми и обостренными.
   И постепенно Лизерль начала осознавать новые чувства - чувства, выходящие за рамки человеческих. Она могла видеть блеск рентгеновских фотонов из солнечной фотосферы, просачивающихся сквозь защитную оболочку обиталища, тусклое инфракрасное свечение животов и голов людей, работающих вокруг оболочки ее собственного покинутого тела, и угасающий блеск самой этой холодной оболочки.
   Она заглянула внутрь. Она сохранила воспоминания о своем старом теле, о том, что было до загрузки, поняла она; но эти воспоминания качественно отличались от записей, которые она накапливала сейчас. Ограниченные, частичные, субъективные, записанные несовершенно: как выцветающие картины, подумала она.
   Она умерла и возродилась. Она почувствовала жалость к человеку, который когда-то называл себя Лизерль.
   Ясность ее новых чувств была поразительной. Это было все равно, что снова стать ребенком. Она радостно погрузилась в объективную реальность окружающей ее Вселенной.
  
   Он - оно - конечно, было виртуалом. Осознание этого принесло Луизе сокрушительное разочарование.
   Уваров фыркнул. - Это абсурд. Пантомима. Вы напрасно тратите мое время.
   Виртуал Пула выглядел смущенным; его улыбка исчезла. - Как так?
   - Я читал о Майкле Пуле. И знаю, что он ненавидел виртуалов всех мастей.
   Виртуал-Пул рассмеялся. - Хорошо. Итак, этот симулякр оскорбителен; вы думаете, Пул стал бы возражать. Что ж, возможно. Но, по крайней мере, это привлекло ваше внимание.
   Милпитас коснулась руки Уварова. - Почему вы так чертовски враждебны, доктор? Никто не причиняет вам никакого вреда.
   Уваров отдернул руку.
   - Она права. - Виртуал-Пул махнул рукой в сторону диванов в центре жилой зоны. - Почему бы вам не присесть? Хотите выпить или...
   - Я не хочу садиться, - ледяным тоном сказала Луиза. - И не хочу пить. Я что, ребенок, чтобы на меня произвели впечатление фейерверки? - Однако, даже говоря это, она осознавала, что червоточина, скользящая в пространстве над ними, застыла на своем пути в тот момент, когда виртуал-Пул поднялся со своего дивана; свет экзотической энергии хлынул на маленькую человеческую картину, как будто задерживая их в безвременье. Она чувствовала себя сбитой с толку, дезориентированной. Это не Майкл Пул. Но все виртуалы в какой-то степени были сознающими. Этот виртуал помнит, что был Пулом. Она хотела наброситься на него - причинить ему боль. - Черт возьми, было бы дешевле доставить нас на сам Юпитер, чем устраивать этот фарс здесь, на Земле.
   - Возможно, - сухо сказал виртуал-Пул. - Но эта диорама не просто для показухи. Я хочу вам кое-что продемонстрировать. Эта установка показалась мне лучшим способом добиться этого. Как увидите вы, если у вас хватит терпения.
   Луиза почувствовала, как напряглись мышцы ее челюсти. - Терпение? Я пытаюсь запустить космический корабль. Мне нужно быть в Порт-Соле, работать над "Северянином", а не торчать здесь, в этой коробке, в Нью-Йорке, разговаривая с чертовой марионеткой.
   Пул поморщился, выглядя искренне обиженным. Луиза презирала себя.
   Уваров сказал: - У меня тоже есть проекты, которые требуют моего времени.
   Небесно-голубой свет отбрасывал убедительные тени на скулы и челюсть Пула. - Эта симуляция служит нескольким целям. И одна из этих целей - осторожность. Послушайте, я лишь частично осознаю себя. Но в этой среде я автономен. Здесь нет канала ни внутрь, ни наружу; записи этого разговора не будет, если только один из вас не решит ее сделать.
   Милпитас фыркнула. - Почему мы должны вам верить? Мы все еще не знаем, кого вы представляете.
   В жесткости губ виртуала-Пула проступил след гнева. - Теперь вы ведете себя абсурдно. Почему я должен лгать? Луиза Йе Армонк, у меня есть для вас предложение. На самом деле, вызов - как для всех вас. Вы можете отказаться от вызова. Вас, конечно, нельзя заставить принять это. Итак, мы встречаемся тайно; если вы откажетесь, никто никогда не узнает.
   - Чушь собачья, - проворчал Уваров; розовый юпитерианский свет блеснул на его лысине. - Давайте оставим загадки и перейдем к делу. Кто стоит за вами, Пул?
   Вкратце, виртуал-Пул выглядел огорченным - почти так, как будто он слишком устал для подобной конфронтации. Луиза вспомнила, что, хотя Майкл Пул согласился на АВТ, он упорно отказывался от коррекции сознания. Глубокий страх перед редактированием памяти удерживал таких людей, как Пул, подальше от устройств перезагрузки, даже когда эффективность их сознания, забитого десятилетиями работы памяти, начинала снижаться.
   Виртуал-Пул, казалось, пришел в себя. - Расскажите мне, что вы знаете.
   Заговорил Марк. - Очень немного. Нам позвонили из администрации Порт-Сола и попросили приехать сюда. - Он улыбнулся. - Сложилось впечатление, что у нас не было особого выбора, кроме как подчиниться. Но было неясно, кто стоял за повестками и почему нас разыскивали.
   Милпитас и Уваров подтвердили, что они тоже получили подобные звонки.
   - Но, - сухо сказала Луиза, - очевидно, это был кто-то намного выше начальника порта Порт-Сол.
   Виртуал-Пул потер нос; тени убедительно двигались по его руке. - Да, - сказал он. - И в то же время нет. Вы, без сомнения, слышали о нас. Мы не отчитываемся перед Порт-Солом - или перед какой-либо отдельной страной. Мы частная корпорация, но работаем не ради прибыли. Мы получаем некоторую поддержку от ООН, но также и от большинства отдельных национальных государств в системе. И от множества корпораций, которые...
   Луиза подозрительно изучала виртуального Пула. - Кто вы такой?
   Лицо Пула напряглось, и Луиза задалась вопросом, насколько сильно была ограничена свобода воли виртуала. Лета, я ненавижу технологии разумности, подумала она. Пул этого не заслуживает.
   Пул сказал: - Я представитель группы под названием Суперэт. Церковь света святого Суперэта...
   - Суперэт. - Марк улыбнулся. По его виду он почувствовал облегчение. - И это все? Суперэт достаточно безобиден. Не так ли?
   - Возможно. - Виртуал-Пул улыбнулся. - Не все с этим согласны. Суперэт хорошо известен своими инициативами по терраформированию Земли в прошлом. Но, видите ли, не все проекты Суперэта - это простые шарики из сухого льда. Некоторые из них более амбициозны. И не все считают, что проектам с такими временными рамками следует разрешать развиваться.
   Луиза подалась вперед, ища понимания в мягком, наигранном выражении лица виртуала. - Какие временные рамки? Насколько долгосрочные?
   - Бесконечно, - тихо сказал виртуал-Пул. - Спонсоры Суперэта - это люди, которые хотят инвестировать в выживание самого вида, Луиза.
   Последовало долгое молчание.
   - Боже мой. - Милпитас покачала головой. - Не знаю, как вам, но мне нужно присесть. А как насчет того, чтобы выпить, Пул?
  

5

  
   Лизерль была подвешена внутри тела Солнца.
   Она широко раскинула руки и подняла лицо. Она находилась глубоко внутри конвективной зоны Солнца, широкой мантии из турбулентного материала под светящейся фотосферой. Конвективные ячейки размером больше Земли, опутанные нитями магнитного потока, наполняли окружающий мир сложным, динамичным трехмерным гобеленом. Она слышала рев огромных газовых фонтанов, чувствовала запах застоявшихся фотонов, распространяющихся в космос из удаленного ядра.
   Ей казалось, что она одна в какой-то огромной пещере. Подняв глаза, она увидела, как фотосфера образует светящуюся крышу над ее миром, возможно, в пятидесяти тысячах миль над ней, а внутренняя излучающая зона была сияющим, непроницаемым морем еще в пятидесяти тысячах миль под ней. Излучающая зона представляла собой шар плазмы, занимавший восемьдесят процентов диаметра Солнца - с самим термоядерным ядром, погребенным глубоко внутри, - конвективная зона была сравнительно тонким слоем над плазмой, а фотосфера - всего лишь корой на границе космоса. Она могла видеть огромные волны, пересекающие поверхность "моря" радиационной зоны: волны были g-модами - гравитационными волнами, подобными океанским волнам на Земле - с гребнями в тысячи миль в поперечнике и периодами в несколько дней.
   Лизерль? Вы меня слышите? С вами все в порядке?
   Она опустила руки по бокам и взмыла вверх, в "воздух" конвективной зоны; она сделала петлю назад, позволяя полу и крыше этого пещерного мира вращаться вокруг нее. Она открыла свои новые чувства, так что могла ощущать турбулентность газа с его почти земной плотностью, как дуновение ветерка на своей коже, а теплое свечение жестких фотонов, распространяющихся из ядра, было не более чем нежным теплом на ее лице.
   Лизерль?
   Она подавила вздох.
   - Да. Да, Киван. Со мной все в полном порядке.
   Черт возьми, Лизерль, вам придется реагировать должным образом. Все и так достаточно сложно без...
   - Знаю. Мне жаль. Кстати, как вы себя чувствуете?
   Я? Я в порядке. Но вряд ли в этом дело, не так ли? А теперь давайте, Лизерль, здешняя команда на меня наседает, давайте пройдемся по тестам.
   - Вы хотите сказать, что я здесь не для того, чтобы развлекаться?
   Тесты, Лизерль.
   - Да. Ладно, сначала электромагнитные. - Она настроила свой сенсориум. - Я погружена во тьму, - сухо сказала она. - На всех частотах очень мало свободного излучения - возможно, рентгеновское свечение фотосферы; это немного похоже на небо поздним вечером. И...
   Давайте, Лизерль. Мы знаем, что системы функционируют. Мне нужно знать, что вы видите, что вы чувствуете.
   - Что я чувствую?
   Она раскинула руки и поплыла назад по бьющемуся воздуху. Она снова открыла глаза.
   Огромные полустабильные конвекционные ячейки вокруг нее простирались от фотосферы до основания конвективной зоны; они сталкивались друг с другом, как живые существа, огромные киты в этом иллюзорном море газа. И активность этих сот была вызвана бесконечным потоком энергичных фотонов из излучающего моря плазмы под ней.
   - Я чувствую себя прекрасно, - сказала она. - Я вижу фонтаны. Пещеру, полную их.
   Хорошо. Продолжайте говорить, Лизерль. Вы знаете, чего мы здесь пытаемся достичь; ваши чувства - ваши виртуальные чувства - это составные части, конструкции из широкого спектра входных данных. Я вижу, что отдельные элементы функционируют; что мне нужно знать, так это насколько хорошо интегрируется виртуальный сенсориум...
   - Хорошо. - Она перевернулась на живот, так что теперь скользила лицом вниз, осматривая плазменное море под собой.
   Лизерль, что теперь?
   Она еще раз подкорректировала зрение. Трубки магнитного потока выступили вперед, затвердевая в воздухе; за ними конвективный узор представлял собой схематичную структуру, наложенную друг на друга. - Я вижу магнитный поток, - сообщила она. - Вижу то, что хочу видеть. Думаю, все работает так, как должно; я могу выбрать любую особенность мира по своему желанию.
   Мира?
   - Да, Киван. - Она взглянула на фотосферу, символический барьер, навсегда отделяющий ее от Вселенной человечества. - Теперь это мой мир.
   Может быть, просто не теряйтесь там, Лизерль.
   - Не буду.
   Это прозвучало так, как будто в его голосе было некоторое сочувствие - зная Кивана, вероятно, так оно и было; они почти сблизились за те несколько дней, которые у нее остались после ее тура с ним вокруг Солнца.
   Но это было трудно сказать. Канал связи, соединяющий их, был путем через червоточину, от интерфейса, установленного рядом с обиталищем за пределами Солнца, к порталу, который был сброшен на Солнце и который теперь поддерживал ее. Система связи была изобретательной и казалась надежной, но она не слишком хорошо передавала сложные интонации.
   Расскажите мне о трубках потока.
   Каждая из трубок была шириной в сотню ярдов, каналы магнитной энергии прорезали воздух; они были длиной в тысячи миль и заполняли воздух вокруг нее, вплоть до моря плазмы.
   Лизерль нырнула в трубку, в ее недра; она почувствовала покалывание от возросшей мощи магнитного поля. Она опустила голову и позволила себе парить вдоль трубки, так что ее стенки проносились мимо нее, грациозно изгибаясь. - Это потрясающе, - сказала она. - Я в огромном туннеле; это похоже на ярмарочный аттракцион. Я могла бы пройти по этому пути вокруг Солнца.
   Может быть. Я не знаю, нужна ли нам поэзия, Лизерль. А как насчет других трубок? Вы все еще их видите?
   - Да. - Она повернула голову, и вызванные токи в ее виртуальном теле заставили ее лицо заискриться излучением. - Я вижу сотни, тысячи трубок, все они изгибаются в воздухе...
   Воздух?
   - Газы конвективной зоны. Другие трубки более или менее параллельны моей. - Она искала способ передать это ощущение. - У меня такое чувство, будто я скольжу по коже головы какого-то огромного гиганта, Киван, следуя за линиями волос.
   Скоулз рассмеялся. - Что ж, неплохое изображение. Трубки потока могут запутываться или ломаться, но они не могут пересекаться. Прямо как волосы.
   - Знаете, это почти расслабляет...
   Хорошо. - И снова она уловила этот намек на сочувствие - или это была жалость? - в голосе Кивана. - Я рад, что вы чувствуете себя... э-э... счастливой, Лизерль.
   Она позволила свежему магнитному потоку заиграть на своих щеках, резкому, яркому, живому. - Мое новое "я". Что ж, это улучшение по сравнению со старым, вы должны признать.
   Теперь трубка потока последовательно изгибалась вправо; она была вынуждена отклониться, чтобы не врезаться в непрочные стенки трубки.
   Следуя за трубкой, она осознала, что следует по спиральной траектории. Она позволила себе расслабиться в движении и наблюдала за пещерным миром из трубчатого колеса вокруг нее. Трубки потока, соседствующие с ее собственной, тоже скрутились в спирали, поняла она; она следовала за одной нитью в жгуте из скрученных вместе трубок потока.
   Лизерль, что происходит? Мы видим, что ваша траектория быстро меняется.
   - Я в порядке, Киван. Я запуталась в жгуте, вот и все...
   Лизерль, вам следует убираться оттуда.
   Она позволила трубе развернуть ее. - Почему? Это весело.
   Может быть. Но жгут направляется в фотосферу. Вам не стоит выходить на поверхность; мы обеспокоены стабильностью червоточины...
   Лизерль вздохнула и позволила себе сбавить скорость. - О, черт возьми, Киван, с вами просто неинтересно. Я бы с удовольствием прорвалась сквозь солнечное пятно. Какой отличный способ умереть.
   Лизерль...
   Она выскользнула из магнитной трубки, наслаждаясь острым запахом магнитного поля, когда пересекала его. - Хорошо, Киван. Я к вашим услугам. Что дальше?
   Мы еще не закончили с тестами, Лизерль. Мне жаль.
   - Что вы хотите, чтобы я сделала?
   Ещё один...
   - Просто скажите мне.
   Проведите полную самопроверку, Лизерль, всего на несколько минут... отбросьте виртуальные конструкции.
   Она колебалась. - Почему? Я думала, вы сказали, что системы функционируют в соответствии со спецификациями, и...
   Да. Дело не в этом... Мы все еще тестируем, насколько хорошо они интегрированы...
   - Интегрированы в мой сенсориум. Почему бы вам просто не сказать, чего вы добиваетесь, Киван? Вы хотите проверить, насколько сознательна эта машина по имени Лизерль. Верно?
   Лизерль, вам не нужно усложнять мне задачу. - Голос Скоулза звучал оборонительно. - Это стандартный набор тестов для любого ИИ, который...
   - Ладно, черт возьми.
   Она закрыла глаза и внезапным, импульсивным усилием воли позволила своему виртуальному образу себя - иллюзии человеческого тела вокруг нее - разрушиться.
  
   Это было похоже - на что? Словно очнуться ото сна, мягкого, уютного сна детства, проснуться и обнаружить себя погребенной в машине, грубой конструкции из болтов, тросов и шестеренок.
   Но даже это было иллюзией, думала она, метафорой для себя, за которой она пряталась.
   Она рассматривала себя.
   Интерфейс червоточины был подвешен в теле Солнца. Тонкий, обжигающе горячий газ конвективной зоны вливался в его треугольные грани, так что интерфейс был встроен в скульптуру из поступающего газа, цветок, динамично вырезанный из плоти Солнца. Этот материал перекачивался через червоточину ко второму интерфейсу на орбите вокруг Солнца; там выделялись газы из зоны конвекции, вспыхивая, превращая дрейфующий тетраэдр во второе миниатюрное Солнце, вокруг которого вращалось хрупкое человеческое обиталище под названием "Тот".
   Таким образом, интерфейс охлаждал сам себя, выживая вместе со своим драгоценным, хрупким грузом хранилищ данных... Хранилищ, которые поддерживали сознание ее самой. И поток материи через грани интерфейса контролировался, чтобы позволить ей перемещать интерфейс по телу Солнца.
   Она осмотрела себя на многих уровнях одновременно.
   На физическом уровне она изучала четкие матрицы данных, смещающиеся, объединяющиеся, паттерны битов, которые вместе составляли ее воспоминания. Затем на это накладывался - визуально, если она того желала, как призрачная надстройка - ее логический уровень, хранилище данных и пути доступа, которые представляли компоненты ее сознания.
   Хорошо... Хорошо, Лизерль. Вы отправляете нам хорошие данные.
   Она проследила пути и связи через чередующиеся и взаимозависимые структуры своей собственной личности. - Это функционирует хорошо. В соответствии со спецификацией. Даже за ее пределами. Я...
   Мы это знаем. Но, Лизерль, как вы себя чувствуете? Это то, чего мы не можем сказать.
   - Вы продолжаете спрашивать меня об этом, черт возьми. Я чувствую...
   Улучшенной.
   Больше не запертой в одной точке, в костяной коробке в нескольких дюймах позади глаз, сделанных из желе.
   Она была в полном сознании.
   Каким было ее сознание? Это была способность осознавать, что происходит в ней самой, и в окружающем мире, и в прошлом.
   Даже в своем старом, потрепанном, быстро стареющем теле она, конечно, была в сознании. Она могла вспомнить кое-что из того, что произошло с ней или в ее сознании несколькими мгновениями ранее.
   Но теперь, с ее функциональной памятью, она могла бы заново пережить свой опыт, бит за битом данных, если бы захотела. Ее чувства выходили далеко за рамки человеческих. А что касается внутреннего восприятия - почему бы и нет, она могла видеть себя раскрытой сейчас в своего рода динамическом проекте.
   Согласно любому тесту, она была более сознающей, чем любой другой человек, потому что у нее было больше механизмов сознания. Она была самым сознательным человеком, который когда-либо жил.
   ...Если, подумала она с беспокойством, я все еще человек.
   Лизерль?
   - Да, Киван. Я вас слышу.
   И?
   - Я гораздо более сознательна. - Она рассмеялась. - Но, возможно, не намного умнее.
   Она услышала его смех в ответ. Это был призрачный виртуальный звук, подумала она, передаваемый через дефект в пространстве-времени и - возможно - через границу между видами.
   Давайте, Лизерль. У нас есть над чем поработать.
   Она позволила своему сознанию еще раз воплотиться в виртуально-человеческую форму.
   Ее восприятие сразу упростилось. Видеть явно человеческими глазами было приятно... в некотором смысле. И все же, подумала она, ограничивающим.
   Неудивительно, что Суперэт был так озабочен тем, чтобы внушить ей симпатию к человечеству... прежде чем полностью лишить ее человечности.
   Возможно, пройдет совсем немного времени, прежде чем она почувствует, что готова отказаться даже от этого тонкого остатка человечности.
   И что потом?
  
   Залитые светом Юпитера, Луиза, Уваров, Милпитас и Марк сидели на мягких диванах с откидывающимися спинками. Виртуал Майкла Пула держал бокал старого бренди; бокал был наполнен убедительными сине-золотыми искорками интерфейса, и виртуал-Пул потягивал его со всеми признаками удовольствия - как будто это был первый и последний такой бокал, которым он когда-либо наслаждался.
   Как, вероятно, и было для этой конкретной автономной разумной копии, подумала Луиза.
   - За выживание вида. - Луиза подняла свой бокал и отхлебнула виски, прекрасного торфяного виски. - Но какое это имеет отношение ко мне? У меня даже нет детей.
   - Суперэт имеет долгую историю, - сухо сказал виртуал-Пул. - Возможно, вы этого не знаете, но Суперэту уже тысяча лет. Он получил свое название от древней, малоизвестной религиозной секты в Северной Америке, которая поклонялась первому ядерному оружию...
   Кредо Суперэта, по мнению Луизы, в некотором смысле воплощало суть оптимизма человечества до Пула. Суперэт верил, что нет ничего за пределами возможностей человечества.
   Пул уставился в свой стакан. - Суперэт верит, что если что-то физически возможно, то это всего лишь вопрос техники. - Выражение лица виртуала было сложным - почти измученным, подумала Луиза. Виртуал продолжил: - Но это требует планирования - возможно, в огромных временных масштабах.
   Луиза почувствовала, как в ней закипает смутный гнев. Уваров был прав. Это не Майкл Пул. Пул не стал бы так защищать грандиозные претензии Суперэта. Это пародия на программирование, противоречащая разуму.
   - В прошлом, - продолжал виртуал, - Суперэт спонсировал многие проекты экоинженерии, которые восстановили большую часть биосферы Земли - купола для улавливания углерода и так далее.
   Луиза знала, что это правда. Великие макроинженерные проекты последнего тысячелетия, дополненные нанотехнологиями атмосферы и литосферы и переносом за пределы планеты большинства энергетических и промышленных предприятий, стабилизировали и сохранили хрупкую экосистему Земли. Сейчас в регионах с умеренным климатом было больше лесов, чем когда-либо со времен последнего оледенения, что удерживало большую часть избытка углекислого газа, от которого страдали предыдущие столетия. И огромное сокращение численности видов, произошедшее после индустриализации пару тысяч лет назад, уже давно было обращено вспять благодаря использованию генетических архивов и тщательной реконструкции по разрозненным потомкам - утраченных генотипов.
   Земля была первой планетой, подвергшейся терраформированию.
   Виртуал сказал: - Но цели Суперэта были изменены после инцидента с "Друзьями Вигнера"...
   - Если Суперэт - такая святая организация, - проворчал Уваров, - тогда почему в ней столько теневого? К чему эти секреты?
   Пул сказал: - Суперэту тысяча лет, доктор. Ни одна человеческая организация такого долголетия никогда не была полностью открыта. Подумайте о великих устоявшихся религиях, обществах, таких как тамплиеры, масоны. Группировки, подобные Суперэту, со временем обрастают традициями и изоляцией.
   - И, - резко сказал Уваров, - без сомнения, в долгой карьере Суперэта было несколько темных фаз...
   Пул не ответил.
   Луиза сказала: - Вы сказали, что цели Суперэта изменились из-за инцидента с Друзьями.
   - Да. Позвольте мне воспользоваться этим набором виртуальных трюков, чтобы объяснить.
   Тетраэдр снова ожил. Он вращался над ними, как безвкусная безделушка диаметром в несколько миль.
   - Интерфейс "Коши", - сказал виртуал. - В то время было построено самое большое устье червоточины - фактически, крупнейшее упражнение в инженерии экзотической материи.
   Лицо виртуала в меняющемся свете интерфейса было изможденным - задумчивым, подумала Луиза.
   Майкла Пула справедливо прославляли за его достижения, подумала она. Он был Брюнелем своего времени и даже больше. Его проекты с червоточинами открыли систему во многом так же, как великие железные дороги открыли Великобританию двумя тысячами лет назад.
   Червоточина была изъяном в пространстве-времени - горловиной, соединяющей два события в пространстве-времени, которые в противном случае были бы разделены световыми годами или тысячелетиями. Червоточины существовали естественным образом во всех масштабах, большинство из них имели размер планковской длины - десять в минус сорок третьей степени сантиметра, уровень, при котором само пространство становилось зернистым.
   Работая на орбите Юпитера, Майкл Пул и его команда взяли естественные червоточины и расширили их; Пул сделал червоточины достаточно большими, чтобы через них могли проходить космические корабли.
   Червоточины по своей сути нестабильны. Пул пронизал свои червоточины каркасами из экзотической материи - материи с отрицательной плотностью энергии, с давлением, превышающим энергию массы покоя. Экзотическая материя создавала отталкивающие гравитационные поля, способные удерживать открытыми горловины и устья червоточин.
   Луиза помнила волнение тех времен. Интерфейсы Пула были отбуксированы с орбиты Юпитера и установлены по всей системе. Червоточины позволили пересекать внутреннюю систему на субсветовых кораблях за считанные часы, а не месяцы. Система Юпитера стала центром межпланетной торговли. Порт-Сол - перестроенный объект Койпера на окраине системы - был создан в качестве базы для первых великих межзвездных путешествий.
   Майкл Пул открыл Солнечную систему в результате взрыва доступности, более впечатляющего, чем что-либо со времен великих морских исследовательских экспедиций на Старой Земле.
   - Это было замечательное время. Но у вас были большие амбиции, - сказала она. - Не так ли, Майкл?
   Виртуал уставился на дисплей наверху с застывшим выражением лица, очевидно, не в силах говорить.
   Марк мягко спросил: - Ты имеешь в виду "Коши", Луиза?
   - Да. Майкл Пул использовал технологию червоточин для путешествий - не только в пространстве, но и во времени. - Она указала на тетраэдр в куполе. - Это всего лишь один интерфейс из величайшего проекта Пула по созданию червоточин: терминалы три мили в поперечнике, а само горло шириной не менее мили. Второй интерфейс червоточины был присоединен к ВЕС-кораблю "Коши".
   Космический корабль с ВЕС-приводом был запущен в субрелятивистский полет за пределы Солнечной системы - круговой тур, предназначенный для окончательного возвращения к Юпитеру. "Коши" нес с собой один из интерфейсов червоточины Пула. Другой был оставлен на орбите вокруг Юпитера.
   Полет длился пятнадцать столетий - но благодаря эффектам замедления времени для экипажа "Коши" прошло всего два субъективных столетия.
   Два интерфейса оставались связанными через дефект червоточины. Из-за этой связи, когда он вернулся в Солнечную систему более чем через тысячелетие после будущего системы, которую он покинул, интерфейс "Коши" все еще был подключен к своему близнецу на орбите вокруг Юпитера, где с момента ухода "Коши" прошло всего два столетия, как и для команды "Коши".
   - Проходя через червоточину, - сказала Луиза, - можно было путешествовать во времени взад и вперед. Таким образом, Пул использовал технологию червоточины, чтобы установить мост через полторы тысячи лет в будущее.
   Марк скривил губы. - Мы все знаем, что стало с этим великим мостом времени. Но - я никогда не понимал - зачем Пул его построил?
   Виртуал заговорил, его голос был усталым, сухим - таким знакомым, что Луиза почувствовала, как дрогнуло ее сердце. Майкл Пул сказал: - Это был эксперимент. Я был больше заинтересован в доказательстве технологии - концепций, - чем в конечном применении. Но...
   - Да, Майкл? - подсказала Луиза.
   - У меня было видение - возможно, мечта - о создании больших туннельных магистралей во времени, а также в пространстве. Если технология возможна, почему бы и нет? Какая власть может быть предоставлена человеческому виду с открытием таких информационных каналов?
   - Но будущее не приветствовало эту великую мечту, - сухо сказал Уваров.
   - Да, это не так, - сказал виртуал-Пул.
   Пол жилой зоны "Краба-отшельника" стал прозрачным; космическая тьма нахлынула на них внезапным потоком, заставившим Милпитас громко ахнуть.
   Луиза встала и посмотрела вниз. Под ее ногами было пространство - пустота; глаза сказали ей, что она висит над огромной пропастью, и ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы, обессилев, не упасть обратно на свой стул...
   И затем, с запозданием, она осознала, что видит: под жилым куполом, простираясь на сотни ярдов во все стороны, был пол из какого-то сломанного, неровного, окровавленного материала - пол из того, что выглядело как плоть, хотя никак не могло ею быть.
  
   Луиза медленно повернулась, пытаясь разглядеть геометрию того, что она видела.
   Поверхность из плоти, залитая болезненным светом Юпитера, изгибалась от нее во всех направлениях; "пол" на самом деле был внешней поверхностью сферы - как будто жилая зона была встроена в невозможную луну из плоти, может быть, в милю шириной. Если приводная секция "Краба" все еще существовала, то она была похоронена где-то глубоко внутри этой огромной туши. Чистые металлические линии хребта корабля - который соединял жилую зону с приводным блоком - были окутаны зияющей раной в этом пласте плоти.
   Помимо этой нанесенной "Крабом" огромной раны в мясистом полу (раны, из которой вытекло что-то, неприятно напоминавшее кровь), было несколько оспин, в которых поблескивал металл - огневые точки? - и другие... глаза, огромные, затемненные аналоги ее собственных глазных яблок.
   Здесь чувствовалось страдание, подумала она: боль в огромных масштабах раненого бога.
   Она более внимательно всмотрелась в ближайшую оспину, пытаясь понять природу встроенного в нее устройства. Но изображение было немногим больше, чем эскиз - намек на форму, выполненный в сияющем хроме.
   Виртуал-Пул, а также Марк, Уваров и Милпитас стояли рядом с ней. Виртуал мрачно изучал ландшафт плоти. - Маршрут через червоточину в будущее стал каналом для вторжения кваксов, внеземной расы, которая оккупировала систему почти с момента установления моста. Здесь вы видите реконструкцию одного из двух военных кораблей кваксов, которые вернулись через червоточину. Это сплайны, живые существа, возможно, даже разумные - технология, не похожая ни на что из того, что разработали мы.
   Уваров указал на схематичную поверхность сплайна. - Ваша реконструкция не столь впечатляюща.
   Виртуал-Пул теперь казался более собранным, подумала Луиза - больше виртуала, меньше Пула. Она была благодарна за это. Он сказал: - Мы мало что знаем о сплайнах, кроме их названия и грубой формы. Я - Пул - с помощью восставших людей из оккупационного будущего уничтожил вторгшиеся корабли-сплайны. - Он посмотрел вниз на хребет "Краба", огромный, разрушенный эпидермис. - Вы можете видеть, как я - как он - протаранил один из военных кораблей, пронзив его ВЕС-приводом "Краба". Военный корабль был выведен из строя, но не уничтожен; на самом деле было возможно взять на себя некоторые из высших функций военного корабля.
   - Я собираюсь показать вам реконструкцию последних нескольких минут известного существования Майкла Пула.
   Небесно-голубой свет вокруг них начал смещаться, скользить по столам с оборудованием. Луиза подняла глаза. Интерфейс над кораблем грациозно двигался по небу; одна треугольная грань шириной в три мили открылась - и, словно какой-то огромный рот, опустилась к ним.
   Серена Милпитас сказала: - Лета. Мы проходим через это, не так ли? Мы отправляемся в будущее.
   Луиза посмотрела на Пула. Виртуал посмотрел вверх, его взгляд затвердел от воспоминаний. - Я ввел сплайн в червоточину. Червоточину нужно было уничтожить - закрыть мост в будущее ... Это было моей единственной целью.
   Треугольная рама теперь огибала корпус военного корабля-сплайна; жилая зона содрогнулась - деликатно, но убедительно. Сине-белые вспышки полыхнули по всему периметру жилой зоны - повреждения, нанесенные плоти сплайна, как догадалась Луиза, в результате задевающих столкновений с каркасом из экзотической материи.
   Внезапно они оказались внутри четырехгранного интерфейса - и перед ними открылась сама червоточина. Это был туннель над жилой зоной, очерченный полосами осенне-золотого света - и ведущий (невероятно) за пределы интерфейса и уходящий дугой в бесконечность.
   Луизе хотелось прикоснуться к Пулу. Эта копия была ближе к Майклу Пулу, чем любой клонированный близнец; он разделял воспоминания Пула, даже его сознание. Каково это - вот так пережить свою смерть?
   Пул сказал: - Вспышки в горле червоточины представляют собой распад тяжелых частиц, вызванный, в свою очередь, ослаблением энергии сдвига в искривленных пространственно-временных стенках червоточины, что...
   Уваров проворчал: - Пропустите ярмарочную прогулку; просто расскажите нам, что произошло. Как Пул уничтожил червоточину?
   Виртуал повернул лицо к Луизе, его сильные, постаревшие черты были очерчены дрожащим светом червоточины. - Корабли-сплайны имели гипердвигатель неизвестной природы. Я запустил его захваченный гипердвигатель здесь...
   Виртуал поднял руки.
   Пол под ними прогнулся. Червоточина была залита полосами сине-белого света, которые мчались к ним и вниз мимо жилой зоны, создавая у Луизы внезапное впечатление огромной, неконтролируемой скорости.
   Пул вскричал: - Как бы ни работал гипердвигатель, он должен быть основан на манипулировании многомерностью пространства. И если это так - и если бы он работал внутри червоточины, где пространство-время уже искажено...
   Теперь полосы света собрались в нити, извилистые змеи свечения, которые обвивались вокруг ВЕС-корабля, разрывая пространственно-временные стены.
   Марк сказал: - Значит, гипердвигатель заставил червоточину схлопнуться?
   - Возможно. Или... - Виртуальный Пул поднял свою смоделированную голову навстречу буре света червоточины.
   Нити света, казалось, погружались в ткань самой червоточины. В ее стенках открылись дефекты - трещины и слои, обнажив множество туннелей-червоточин, похожий на гидру взрыв раздувающихся червоточин.
   "Краб-отшельник" неуправляемо погружался в будущее через одну червоточину за другой.
  
   "Краб", наконец, обрел виртуальный покой.
   Последнее устье червоточины закрылось за ним, напряжения его искаженной пространственно-временной структуры, наконец, уступили в потоке тяжелых частиц.
   Небо за пределами жилого купола было темным - почти пустым, за исключением случайной россыпи тусклых, покрасневших звезд. Не было никаких признаков жизни: ни крупномасштабной структуры, ни целенаправленного движения.
   Внезапный прилив темноты поразил. Луиза, подняв глаза, вздрогнула; у нее возникло ощущение глубокой старости. - Майкл, вы наверняка ожидали, что умрете при разрушении червоточины.
   - Да... но, как вы можете видеть, возможно, червоточина не просто схлопнулась. - Он выглядел смущенным. - Я симулякр, Луиза; я не делю эти воспоминания с Пулом... Но есть доказательства. Некоторые из частиц, проникших из коллапсирующей границы раздела в наше время, обладали слишком высокими энергиями, чтобы образоваться при коллапсе одной-единственной червоточины.
   - Мы думаем, что воздействие на самом деле создало - или, по крайней мере, расширило - больше разветвляющихся червоточин, которые перенесли "Краба" дальше в будущее. Возможно, намного дальше.
   - У нас есть симуляции, которые показывают, как это могло произойти при правильной форме физики гипердвигателя - особенно если бы в Солнечной системе эпохи оккупации уже существовали другие межвременные червоточины - возможно, созданные кваксами. Фактически, предположение о том, что ветвление действительно имело место, позволяет нам исключить классы теории гипердвигателей...
   Виртуал встал и медленно прошелся по прозрачному полу. - Я был полон решимости перекрыть мост времени, чтобы устранить угрозу вторжений из будущего. Но - я должен вам сказать - Суперэт считает, что это было ошибкой. - Виртуал сложил руки вместе. - В конце концов, мы уже отбили одно вторжение сплайнов. После ухода Пула изучение инцидента с кваксами стало главным направлением Суперэта. Но поскольку червоточина закрыта, Суперэт выводит правду о будущем нашего вида из фрагментов, из косвенных свидетельств...
   Луиза сказала: - Вы же не верите, что это была ошибка, Майкл.
   Пул выглядел затравленным; и снова Луиза с внутренней болью осознала, что его личность вступала в противоречие с программой, навязанной ему Суперэтом.
   Марк уставился на гаснущие звезды. - Итак, Пул выжил?
   Луиза сказала: - Мне хотелось бы думать, что он выжил. Пусть даже ненадолго, чтобы он смог понять то, что увидел.
   Милпитас откинулась на спинку дивана и уставилась на россыпь тусклых, покрасневших звезд. - Я не космолог... но эти звезды выглядят такими старыми. Как далеко во времени он продвинулся?
   Виртуал не ответил.
   Уваров сказал: - Зачем вы показали нам все это? Чего вы хотите?
   Виртуал-Пул поднял свои тонкие руки к пустынному небу. - Оглянитесь вокруг, Уваров. Возможно, это конец времени; это, безусловно, конец звезд, барионной жизни. Возможно, существуют другие формы жизни, не воспринимаемые нами - существа из темной материи, небарионного вещества, которое составляет девять десятых Вселенной. Но - где же человек? На самом деле здесь вообще нет никаких признаков жизни, человеческой или какой-либо другой.
   - Суперэт собрал воедино некоторые фрагменты истории будущего из обломков, оставленных "Крабом". Например, мы знаем о ксили. Мы даже знаем - мы думаем - название величайшего проекта ксили: Кольцо. Но - что происходит с нами? Что происходит с человеческим видом? Что разрушает нас, подобно тому, как гаснет свет звезд?
   - И, - спрашивает Суперэт, - можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы предотвратить эту, окончательную катастрофу?
   Луиза посмотрела на гаснущие звезды. - Ах. Кажется, я понимаю, почему я здесь. Суперэт хочет, чтобы я последовала за "Крабом-отшельником". Отправилась на "Великом северянине" - не к Тау Кита, а по кругу, как "Коши" Пула, чтобы установить мост времени. Суперэт хочет найти способ - стабильный способ - достичь этой эры: конца времен.
   - Понимаю. Мы уже давно взяли на себя ответственность за управление нашими планетами - за выживание их экологии. Почему бы нам теперь не взять на себя ответственность за наше собственное долгосрочное выживание как вида? - Ей захотелось рассмеяться. - Суперэт действительно мыслит масштабно, не так ли?
   Милпитас присела на краешек ее кушетки. - Но что означает выживание в таких временных масштабах? Конечно, даже при АВТ выживание отдельных людей - нас - в неопределенном будущем невозможно. Что тогда? Выживание генотипа? Или в культуре нашего вида - мемах, культурных элементах, возможно, сохранившихся в той или иной форме...
   Теперь Уваров выглядел очарованным, подумала Луиза; все его нетерпение и раздражительность исчезли, он жадно уставился на виртуальное изображение будущего. - Возможно, либо то, либо другое. Говоря как человек из плоти и крови, я разделяю естественную человеческую склонность к сохранению фактического генотипа в той или иной форме. Сохранение простой информации представляется мне бесплодным вариантом.
   - Но, что бы ни значило выживание, это не имеет значения. Выгляните за пределы купола. В это время, в которое путешествовал Майкл Пул, никто из нас не выжил, ни в какой форме. И это ясно определенная Суперэтом катастрофа, которую мы должны предотвратить своими действиями.
   Луиза прикусила губу. - Если это такой убедительный довод, почему Суперэт является небольшой тайной организацией? Почему его цели не должны мотивировать основную деятельность расы?
   Пул вздохнул. - Потому что дело не такое уж убедительное. Очевидно, Луиза, как биологический вид, мы не привыкли мыслить в таких временных масштабах. Ещё нет. Ходят разговоры о высокомерии: о сравнениях с Друзьями Вигнера, которые, очевидно, вернулись назад во времени - чтобы манипулировать историей, предотвратить оккупацию кваксов. - Он устало посмотрел на Луизу. - Нет согласия даже по поводу того, что вы видите здесь. Я показал вам только один сценарий, реконструированный на основе свидетельств инцидента с интерфейсом. Возможно, утверждается, что мы решаем проблемы, которых на самом деле не существует.
   Луиза скрестила руки на груди. - И что, если это правда?
   Уваров сказал: - Но если есть хотя бы малейший шанс, что эта интерпретация верна - тогда разве это не стоит некоторых инвестиций, несмотря на небольшую вероятность?
   Марк нахмурился. - Итак, мы используем "Северянина", чтобы полететь в будущее. Предполагается, что полет к Тау Кита займет всего столетие.
   Пул кивнул. - При современных технологиях полет "Северянина" в будущее должен длиться не более тысячи субъективных лет...
   Марк рассмеялся. - Пул, это невозможно. Ни один корабль не смог бы продержаться так долго физически. Никакая закрытая экология не смогла бы выжить. Закрытое общество развалилось бы на части... Мы даже не знаем, может ли АВТ поддерживать жизнь людей в течение таких периодов.
   Луиза уставилась на искусственные звезды. Тысяча лет? Марк был прав; это было нечеловечески долго, но у нее было чувство, что этого недостаточно...
   Уваров кивнул. - Но очевидно, что именно поэтому были выбраны вы: Луиза, лучший инженер современности, обладающая достаточной волей, чтобы поддерживать грандиозные проекты. Вы, Марк Ву, хороший социальный инженер...
   - Есть и получше, - сказал Марк.
   - Но не женаты на Луизе.
   - Был женат раньше.
   Пул повернулся к Милпитас. - Предложение заключается в том, что вы, Серена, сделаете самого "Великого северянина" жизнеспособным для его беспрецедентного тысячелетнего полета. А вы, доктор Уваров, обладаете глубоким пониманием сильных сторон и ограничений инженерии человеческой формы; вы поможете Марку Ву сохранить людей - биологический вид - живыми.
   Луиза увидела, как заблестели глаза Уварова.
   - Я не собираюсь лететь этим рейсом, - сказал Марк. - И, кроме того, на "Северянине" уже есть корабельный инженер. И чертов врач, если уж на то пошло.
   Пул улыбнулся. - Не для этой миссии.
   - Подождите, - сказала Луиза. - Чего-то не хватает. - Она обдумала то, что должна была сказать: релятивистская математика, выполненная в уме, была рискованной. Но все же... - Пул, тысячелетнее путешествие не может быть достаточно долгим. - Она посмотрела на гаснущие звезды. - Я не космолог. Но я вообще не вижу там звезд главной последовательности. Я бы предположила, что мы смотрим на небо из далекого будущего - по крайней мере, на десятки миллиардов лет.
   Пул покачал головой. Его виртуальное лицо было трудно разглядеть в тусклом свете звезд. - Нет, Луиза. Вы ошибаетесь. Путешествия на тысячу субъективных лет вполне достаточно.
   - Как это может быть?
   - Потому что небо, которое вы видите, не в десятке миллиардов лет отсюда. Оно в пяти миллионах лет вперед. Вот и все - пять мегалет, ничто в космологическом времени...
   - Но как...
   - Звезды разрушит не только время, Луиза. Если эта реконструкция хоть сколько-нибудь точна, то существует некий фактор, который, должно быть, действует даже сейчас, систематически уничтожая звезды...
   - И, как следствие, нас.
   Уваров поднял ничего не выражающее лицо к темнеющему небу.
   Виртуал-Пул сказал: - У нас есть основания полагать, что даже наше собственное Солнце подвержено этому таинственному нападению. - Он встал перед Луизой. - Послушайте, Луиза, вы знаете, что я не сторонник космической инженерии - я был тем, кто выступал против Друзей Вигнера, которые сделали все возможное, чтобы закрыть мой собственный мост в будущее. Но это другое. Даже я могу посочувствовать тому, что пытается здесь сделать Суперэт. Теперь вы понимаете, почему они хотят, чтобы вы последовали за "Крабом"?
   Световое шоу на куполе начало исчезать; очевидно, представление закончилось.
   Пул все еще стоял перед Луизой, но его очертания расплывались в облаках пикселей. Она протянула к нему руку, но его лицо уже стало гладким, пустым; задолго до того, как рассеялись последние пиксели его изображения, она поняла, что все следы сознания исчезли.
  
   Лизерль парила в своей конвективной пещере, позволяя своему сенсорному диапазону расширяться и сужаться почти наугад.
   Она подумала о Солнце.
   При всем своем величии Солнце, как механизм, было простым. Когда она посмотрела вниз и открыла глаза, то смогла увидеть свидетельство сгорающего термоядерного ядра, свечение нейтринного света под океаном излучающей плазмы. Если бы это ядро когда-либо погасло, то поток энергичных фотонов из ядра в радиационный и конвективный слои был бы остановлен. Солнце находилось в гидростатическом равновесии - давление излучения от фотонов уравновешивало тенденцию Солнца сжиматься внутрь под действием силы тяжести. И если бы радиационное давление было снято, внешние слои взорвались бы, свободно падая к центру, в течение нескольких часов.
   Солнце не всегда было таким стабильным, как сейчас... и не всегда оставалось бы таким.
   Солнце сформировалось из сжимающегося облака газа - протозвезды. Сначала аморфное тело с мягкими краями светилось только за счет преобразования своей гравитационной энергии.
   Когда температура в центре достигла десяти миллионов градусов, в ядре началось термоядерное горение ядер водорода.
   Сжатие остановилось, и быстро была достигнута стабильность. Термоядерный синтез был ограничен внутренним ядром, окруженным морем плазмы и конвективной "атмосферой". Солнце, стабильное, спокойно горящее, стало звездой главной последовательности; к тому времени, когда Лизерль вошла в конвективную зону, Солнце горело пять миллиардов лет.
   Но Солнце не останется на главной последовательности навсегда.
   Масса, преобразуемая в энергию, составляла миллионы тонн в секунду. Масса Солнца была настолько огромной, что это была крошечная доля; за всю свою пятимиллиардную историю Солнце сожгло только пять процентов своего водородного топлива...
   Но топливо в активной зоне неумолимо истощалось. Постепенно в активной зоне накапливался гелий, и температура в центре падала бы. Хрупкий баланс между гравитацией и радиационным давлением был бы нарушен, и ядро взорвалось бы под тяжестью окружающих, более холодных слоев.
   Парадоксально, но такая имплозия привела бы к повторному повышению температуры ядра - настолько, что стали бы возможны новые процессы термоядерного горения, - и общая выработка энергии звездой возросла бы.
   Внешние слои сильно расширились бы, вытесняемые вновь разгорающимся ядром. Солнце поглотило бы Меркурий и, возможно, другие внутренние планеты, прежде чем достигло бы нового равновесия между гравитацией и давлением - в качестве красного гиганта. Эта фаза продолжительностью в сто миллионов лет была бы впечатляющей, поскольку светимость Солнца увеличилась бы в тысячу раз.
   Но это расточительное расширение не было устойчивым. Сложные элементы сжигались бы со все возрастающим отчаянием в расширяющейся, покрытой клинкером активной зоне, пока, наконец, не было бы исчерпано все доступное топливо.
   Поскольку температура активной зоны внезапно упала бы, равновесие было бы потеряно с внезапной безудержностью. Солнце взорвалось бы еще раз, стремясь к новой стабильности. Наконец, как белый карлик, Солнце состояло бы немногим больше, чем из собственного мертвого ядра, его плотность была бы в миллион раз выше, чем раньше, а дальнейшему сжатию препятствовало бы давление высокоскоростных электронов внутри него.
   Постепенно остаток остынет и, наконец, превратится в темного карлика, окруженного - словно преданными детьми - обугленными останками своих планет.
   ...По крайней мере, Лизерль считала, что такова теория.
   Если бы законам физики было позволено беспрепятственно следовать их собственной логике, до стадии красного гиганта Солнца все еще оставались бы миллиарды лет... а не просто миллионы лет, как предполагали данные Суперэта.
   Задачей Лизерль было выяснить, что вредит Солнцу.
   Лизерль. Попробуйте уловить p-моды; мы хотим посмотреть, работает ли этот сенсорный механизм...
   - Абсолютно. Гелиосейсмология, я иду, - легкомысленно сказала она.
   Она снова открыла глаза.
   Ее процессоры создали новый узор, свежее наложение поверх изображений конвективных ячеек и запутанных трубок потока: постепенно она разглядела структуру из призрачно-голубых стен и вращающихся плоскостей, которые распространялись по конвективной пещере. Это были р-моды: звуковые волны, импульсы давления, распространяющиеся по солнечному газу в результате взрывных явлений, таких как разрушение гранул на поверхности. Волны захватывались конвективным слоем, отражались от вакуума на границе фотосферы и отклонялись от ядра из-за увеличения скорости звука внутри. Волны подавляли и усиливали друг друга до тех пор, пока не остались только стоячие волны, режимы колебаний которых соответствовали геометрии конвективной пещеры.
   Моды заполняли пространство вокруг нее призрачными, вращающимися узорами; их характер менялся по мере того, как она осматривала глубину пещеры, причем масштабы длины увеличивались по мере того, как она заглядывала внутрь. Посмотрев вверх своим улучшенным зрением, Лизерль смогла увидеть, как участки солнечной поверхности шириной в тысячи миль колеблются под ударами волн со смещением в пятьдесят миль и скоростью в полмили в секунду.
   Солнце звенело, как колокол.
   Хорошо... хорошо. Это потрясающие данные, Лизерль.
   - Я рада услужить, - сухо сказала она.
   Все в порядке. Теперь давайте попробуем сложить это воедино. Используйте поток нейтрино, какой он есть, и данные гелиосейсмологии, и все остальное, что у вас есть... Давайте выясним, как много мы можем увидеть.
   Лизерль почувствовала трепет возбуждения - едва уловимый, но реальный - когда начала подчиняться. Теперь она приближалась к сути своей миссии, даже своей жизни: заглянуть в самое сердце Солнца, чего раньше не делал ни один человек.
   Пока процессоры работали над объединением данных, она вызвала из своей долговременной памяти шаблон: стандартную модель Солнца. Процессоры придали пещере вокруг нее еще один уровень сложности, заполнив ее значками, графикой, линиями сетки и буквенно-цифровыми надписями, показывая ей основные свойства стандартной модели. Модель, усовершенствованная и пересмотренная на протяжении тысячелетий, отражала лучшее понимание человечеством того, как работает Солнце. Она посмотрела в сторону ядра и увидела, как, согласно модели, давление и температура плавно повышаются по направлению к ядру; температурный график отображался в виде сложной трехмерной сферы в розовых и красных тонах, достигая интенсивно-алого цвета в пятнадцать миллионов градусов в самом центре.
   Медленно ее процессоры сопоставляли реальность - как она воспринимала ее сейчас - с теорией; графики и схемы расцветали друг над другом, как гроздья разноцветных цветов.
   Через несколько минут ее зрение стабилизировалось. Она оглядела сложные изображения, заполняющие пещеру, увеличивая масштаб отдельных аспектов, подчеркивая различия.
   О, нет, - сказал Скоулз. - Нет. Что-то не так.
   - Что?
   Несоответствия, Лизерль. Особенно в том, что касается сути. Этого просто не может быть.
   Ее это позабавило. - Вы приложили столько усилий, чтобы сконструировать меня, отправить сюда в таком виде, и теперь, когда я здесь, вы не собираетесь верить тому, что я вам говорю?
   Но посмотрите на расхождения с моделью, Лизерль. - По команде Скоулза фактический и прогнозируемый температурные градиенты были выделены сияющими розовыми цветами. - Взгляните на это.
   - Хм...
   Согласно стандартной модели, температура должна была довольно быстро падать вдали от области термоядерного горения - на целых двадцать процентов ниже значения в центре после прохождения десятой части радиуса Солнца. Но на самом деле падение температуры было гораздо слабее... Лизерль увидела, что падение составило всего несколько процентов более чем на четверти радиуса.
   - Это не так уж удивительно. Верно? - В ответ она наложила собственное изображение, вариант стандартной модели. - Посмотрите на это. Вот модель с компонентом темной материи - фотино, вращающимся вокруг ядра. - Темная материя - быстро движущиеся, почти неосязаемые частицы, удерживаемые вокруг сердца Солнца его гравитационным полем, - переносит энергию из ядра в окружающие слои. - Видите? Фотоны просто извлекают кинетическую энергию - тепловую энергию - из ядра. Температура в центре снижена, и ядро становится изотермическим с равномерной температурой примерно до десяти процентов радиуса.
   Голос Скоулза звучал раздраженно, нетерпеливо. Да, сказал он, но то, на что мы здесь смотрим, - это изотермическая область, охватывающая в три раза больший радиус - в двадцать пять раз больше объема, предсказанного даже самым гибким из вариантов стандартной модели. Это невозможно, Лизерль. Должно быть, что-то не так с...
   - С чем? Глазами, которые вы мне построили? Или вашими собственными ожиданиями?
   В раздражении она отозвала все схемы. Сферы и контурные линии рассыпались искорками пикселей, открывая естественную панораму конвективной пещеры, сложное, призрачное наложение трубок потока, p-мод и конвекционных ячеек.
   Расстроенная, с неким подобием нервной энергии, накапливающейся в ней, она отправила свое виртуальное "я" парить по пещере. Она гонялась за вращающимися режимами р-моды, прорезала трубки потока. - Киван. Что, если эффект, который мы наблюдаем, реален? Может быть, это расхождение в ядре и есть то, ради чего вы послали меня сюда.
   Может быть... Лизерль, что вы будете делать дальше?
   - Пока рано, но думаю, что скоро узнаю здесь все, что смогу.
   Здесь?
   - В пещере - конвективной зоне - все доказательства, которые у нас есть, косвенные, Киван. Реальное действие происходит глубже, в ядре.
   Но вы не можете проникнуть глубже, Лизерль. Ваш замысел смертелен... червоточина взорвется, если вы попытаетесь проникнуть в зону излучения...
   - Возможно. Что ж, вам решать, Киван.
   Она взмыла к светящемуся своду пещеры и со скоростью сотен миль в секунду устремилась вниз, к плазменному морю, мимо медленно пульсирующих боков гигантских р-мод.
  

6

  
   Подобно насекомому, кружащему вокруг слона, капсула скользила вокруг корпуса "Великого северянина".
   Марк Ву, Луиза Армонк, Гарри Уваров и Серена Милпитас сидели и наблюдали, как их крошечная капсула огибает звездолет. Они молчали, что, как подумал Марк, было достаточно глубоким и внушающим благоговейный трепет, даже для них четверых, которые были так близки к завершающим стадиям проекта. И, возможно, таково было сегодняшнее намерение Луизы, подумал он, подтекст того, что якобы было простой инспекционной поездкой по кораблю состава его высшего руководства.
   Что ж, если так, то она определенно преуспевала.
   Жилой купол "Северянина" напоминал скорее приземистый прозрачный цилиндр шириной в милю. Было невероятно думать, что ВЕС-корабль Майкла Пула - приводная секция и все остальное - поместился бы внутри этой сверкающей коробки; Марк попытался представить себе "Краба-отшельника", подвешенного в этом огромном цилиндре, как какая-то огромная модель под стеклом.
   Марк мог ясно видеть многочисленные этажи купола, и во всем его объеме царили движение и свет, а также глубокая, освежающая зелень растущих растений. Он знал, что адаптация большей части купола и остального корабля все еще не завершена; большая часть того, что он видел, была не более чем виртуальной проекцией. Но все же он был впечатлен масштабом и энергией всего этого. Эта жилая зона была бы автономным городом - нет, даже больше: миром в себе, биосферой, подвешенной между звездами.
   Домом для пяти тысяч человек на тысячу лет.
   Теперь они направлялись к нижней стороне жилого купола. Капсула приблизилась к огромной, запутанной структуре главного хребта "Северянина" и пролетела параллельно хребту около трехсот ярдов к основанию купола.
   Хребет представлял собой трехмильную металлическую магистраль, усеянную модулями питания, антеннами и другими датчиками, обращенными к далеким звездам, как рты. За ними хребет вел в таинственную темноту секции привода, где, как мухи, ползали огоньки рабочих - людей и роботов. И, прикрепленный к хребту золотыми лентами прямо перед секцией привода, был огромный интерфейс, конечная точка червоточины, которую они должны были отбуксировать в будущее. Четырехгранная рама выглядела как безвкусная, сверкающая игрушка из сияющей голубой ленты.
   Уваров растопырил длинные, интеллигентные пальцы и положил ладони на блестящий корпус капсулы. - Лета, - сказал он. Огни капсулы отбрасывали блики на его костлявый профиль, когда он всматривался в хребет. - Это может быть ненастоящим, но это красиво.
   Луиза рассмеялась; рядом с худым, изможденным специалистом по евгенике она выглядела невысокой, компактной, подумал Марк. - Достаточно реальным, - сказала она. - Каркас хребта реализован на сто процентов. Незавершенной остается просто надстройка. - Она на мгновение задумалась, затем позвала: - Вызовите 3-Б.
   Похожие на цветы усики, расположенные вдоль хребта, растаяли, превратившись в ливень пиксельных кубиков, которые падали подобно снежинкам. На несколько сюрреалистических секунд над хребтом расцвели виртуальные конфигурации модулей оборудования; сквозь снежную бурю модулей Марк смог разглядеть простую и элегантную структуру треугольных позвонков в сердцевине хребта.
   Наконец буря изображений утихла; хребет превратился в новую россыпь линз и антенн. Для неопытного глаза Марка это выглядело почти так же, как оригинал - возможно, несколько реже, - но он заметил, что Серена Милпитас кивает, почти задумчиво.
   - Это первоначальная конфигурация, - сказала она. - Это то, что планировалось, когда корабль проектировался для его одностороннего перелета к Тау Кита, которая находится всего в столетии отсюда.
   Марк с любопытством изучал Милпитас. Новый главный инженер проекта выглядела на сорок, но Марк знал, что ей по меньшей мере вдвое больше. Он также знал, что между Милпитас и Луизой были довольно серьезные трения; поэтому он был удивлен, обнаружив, что теперь Милпитас хвалит дизайн Луизы. - В вашем голосе звучит легкая ностальгия. Вы действительно думаете, что этот дизайн лучше?
   - О, да. - Широкое лицо Милпитас расплылось в улыбке; казалось, она была удивлена вопросом. - А вы нет? Разве вы этого не видите?
   Уваров хмыкнул. - Не особенно.
   - Нам навязали неэлегантность. Послушайте, в тысячелетнем полете огромные проблемы надежности. - У нее был явный, уверенный марсианский акцент. - На этом корабле около тысячи миллионов различимых компонентов. И все они должны работать идеально, постоянно. Верно? Теперь, по нашим оценкам, вероятность существенного отказа любого из этих компонентов - сбоя, достаточно серьезного, чтобы вывести из строя, скажем, систему корабля, - составляет десятую часть одного процента в год. Довольно неплохие шансы, как вы могли бы подумать. Но с годами шансы на неудачу возрастают, и они срабатывают кумулятивно. - Она пристально посмотрела на Марка. - Как вы думаете, каковы будут шансы на такую неудачу через сто лет?
   Уваров проворчал: - О, пожалуйста, избавьте нас от игр.
   Марк пожал плечами. - Несколько процентов?
   - Неплохо. Десять процентов. Не замечательно, но с этим можно жить.
   Уваров прищелкнул языком. - Ненавижу вашу грамматику Монс Олимпа, инженер.
   Милпитас проигнорировала его. - Но через тысячу лет вероятность неудачи превышает шестьдесят процентов. Вы достигаете шансов отказа пятьдесят на пятьдесят всего через семь столетий...
   - То, что она пытается вам сказать, - тяжело произнес Уваров, его ровный лунный тон выдавал его скуку, - это очевидный факт, что им пришлось провести обширную реконструкцию, чтобы корабль выдержал тысячелетний полет.
   - Как? Луиза ни черта мне не рассказывает.
   Уваров усмехнулся. - Бывшие жены никогда этого не делают. Я должен знать. Я...
   Милпитас вмешалась: - С современными технологиями мы не смогли добиться достаточно высоких показателей надежности механических, электрических или полуразумных компонентов. - Она махнула рукой на полувиртуальную панораму за корпусом. - Удивительно, не правда ли? Мы думаем, что зашли так далеко. Мы думали, что благодаря постоянному ремонту и замене на ненаблюдаемом глазом уровне технологий наноботов - проблемы с надежностью остались в прошлом. Я имею в виду, посмотрите на этот хребет. В нем чувствуется все, вплоть до гаек и болтиков.
   - Здесь нет никаких гаек и болтиков, Серена, - сухо сказала Луиза.
   Милпитас проигнорировала ее. - И все же не требуется особых усилий, чтобы вывести нас за пределы наших возможностей. Строго говоря, тысячелетний полет все еще нам не по средствам.
   - Это звучит зловеще, - с беспокойством сказал Марк.
   - Итак, - сказала Луиза, - нам пришлось обратиться к прошлому - простым методам, используемым для повышения надежности в таких проектах, как первые полеты за пределы Земли. - Она крикнула: - Центральная конфигурация, - и вихрь виртуальных компонентов снова закружился вокруг хребта, наконец-то приняв форму, которую Марк помнил еще до изменений Луизы.
   Милпитас указала, - И это то, с чем мы отправляемся к звездам. Посмотрите на это. Даже на этом грубом макроскопическом уровне вы можете видеть, что компонентов гораздо больше.
   И действительно, теперь Марк понял, что здесь было больше антенн, больше сенсорных наконечников, больше модулей технического обслуживания; структура хребта выглядела более загруженной, гораздо более загроможденной.
   - Тройное резервирование, - сказала Милпитас с гримасой. - Слова - и техника из двадцать пятого века. Или даже еще раньше, насколько я знаю; вероятно, со времен этих отвратительных старых ядерных реакторов. Перевозить по три штуки всего - или даже больше, для ключевых компонентов - чтобы свести вероятность катастрофы к невидимо малой.
   - Захватывающе, - сказал Уваров. - Но, может быть, мы продолжим как-нибудь попозже? Насколько я помню, нам нужно осмотреть весь корабль целиком.
   Основание жилой зоны расширялось в поле зрения Марка, пока не закрыло небо, превратившись в огромную, сложную, полупрозрачную крышу; направляющие огни и очертания иллюминаторов - больших и маленьких - окрашивали поверхность, и повсюду было движение, постоянный поток грузов, капсул и людей в скафандрах проходит через множество шлюзов. И снова у Марка сложилось впечатление, что это был не столько корабль, сколько город: огромный, оживленный, занятый бесконечным поддержанием своей собственной структуры.
   Подвешенный под жилой зоной на тросах, виднелся темный, дико неуместный силуэт "Великобритании". Марк подумал, что тот похож на огромную спасательную шлюпку; он ухмыльнулся, наслаждаясь этим свидетельством сентиментальности Луизы.
   Работающая автономно капсула безупречно вошла в один из огромных шлюзов. Через пару минут шлюз завершил свой цикл.
   Они вчетвером поднялись в воздух у основания жилой зоны "Северянина". Марку показалось, что само основание, построенное из универсального полупрозрачного пластика, было стеной, разделяющей Вселенную на две половины. Перед ним был тщательно продуманный, сверкающий чистотой интерьер жилища; позади него был жесткий, угловатый остов космического корабля и неподвижная темнота трансплутонового пространства.
   Луиза подвела их к ряду скутеров для нулевой гравитации; скутеры прижимались к прозрачному основанию, аккуратные и эффективные. Марк взял скутер. Это была простая платформа, ее пневматические двигатели управлялись поворотами поднятых ручек.
   Они разбились на пары - Луиза и Уваров впереди, Марк и Милпитас за ними. С почти беззвучными вздохами воздуха скутеров четверка строем двинулась вверх, к сердцу жилой зоны.
   Нижняя часть зоны глубиной в пятую долю мили была известна как погрузочный отсек: единственный гулкий зал, ярко освещенный и свободный от перегородок. Крыша отсека - нижняя сторона первой обитаемой секции, называемая переборкой технического обслуживания, - представляла собой окутанный туманом клубок инфраструктуры далеко вверху. Сегодня погрузочный отсек был заполнен громоздким оборудованием и ящиками с припасами; огромные массы, буксируемые людьми на скутерах или роботами, пересекали воздух во всех направлениях, выходя из дюжины шлюзов.
   Серена Милпитас выполнила медленную, легкую спираль, поднимаясь в воздух рядом с Марком. - Мне нравятся эти штуки со скутерами, а вам?
   Марк улыбнулся. - Конечно. Но это ленивый способ путешествовать при нулевой гравитации. И от них будет мало проку, когда мы отправимся в путь.
   - Да. Постоянная нагрузка одно g в течение тысячи лет. Какая тоска.
   Марк изучал инженера, пока она разбиралась со своими ручками; выражение ее лица было спокойным, почти отсутствующим, со всеми признаками того, что она была поглощена простым физическим удовольствием от езды на скутере. Марк спросил: - Как вы отнеслись к необходимости копаться в этих старых методах - процедурах обеспечения надежности?
   - Что я чувствовала? - Милпитас стабилизировала свой скутер и изучала Марка с полуулыбкой на лице. - Вы говорите как кеплерианец... Дома, на Марсе, они более тупые, чем кто-либо другой. Ах, но, я полагаю, это ваша работа, не так ли? Социальная инженерия.
   Марк улыбнулся. - Возможно. Но я сейчас не при исполнении.
   - Конечно, вы правы. - Милпитас на мгновение задумалась. - Думаю, наша работа не так уж сильно отличается, Марк. Ваша работа, насколько понимаю, заключается в том, чтобы придумать способы, как нам прожить друг с другом более тысячи лет. Моя задача - обеспечить, чтобы сам корабль - внешняя структура миссии - мог поддерживать себя все это время. Когда дело дошло до редизайна "Северянина", честно говоря, мне не понравилось портить приятный, чистый дизайн Луизы. Но если вы собираетесь преуспеть в чем-то подобном, вы не должны рисковать. Вы должны планировать. - Ее взгляд стал рассеянным, как будто она смотрела на что-то далекое. - Это должно было быть сделано. И это того стоило. Все чего угодно стоит, ради проекта, конечно. - Выражение ее лица прояснилось, и она посмотрела на Марка, выглядя смущенной. - Это ответ на ваш вопрос?
   - Думаю, да.
   Марк немного отстал и позволил Милпитас пройти вперед, к переборке комплекса технического обслуживания. Он поравнялся с Луизой.
   - Ты не выглядишь таким счастливым, - сказала Луиза.
   Марк пожал плечами. - Просто Серена немного напугала меня, я думаю.
   Луиза фыркнула. - Разве не все мы такие.
   Многие из первоначального экипажа "Северянина" - которые, в конце концов, видели себя потенциальными колонистами системы Тау Кита, а не путешественниками во времени с квазимистическими целями спасения вида - решили не оставаться на корабле после того, как Луиза объявила о его новом плане полета. Луиза, например, потеряла добродушного Сэма Джиллибранда, своего первоначального первого помощника. С другой стороны, Серена Милпитас - и Уваров, если уж на то пошло, - казалось, горели желанием присоединиться к проекту после того, как его пересмотрел Суперэт.
   И Милпитас, и Уваров казались Марку естественными сторонниками Суперэта; они с пугающей готовностью восприняли вводные программы, которые Суперэт предложил им всем.
   Милпитас и Уваров стали новообращенными, подумал с беспокойством Марк.
   - Знаешь, мне всегда нравился Сэм Джиллибранд, - задумчиво сказал он. - Сэм хочет отправиться на Тау Кита и строить дома при свете нового солнца; мрачные возможности, открывающиеся через пять мегалет, не могли заинтересовать его. Однако Серена другая. За всей этой грубоватой марсианской болтовней и уверенной инженерной работой скрывается что-то более темное, более целеустремленное. Даже одержимое.
   - Возможно, - сказала Луиза. - Но точно так же, как человеческая инженерия еще не доросла до тысячелетних полетов, так и среднестатистическая человеческая голова не способна мыслить в масштабах тысячелетнего времени. - Она вздохнула и провела пальцами по своим коротко остриженным волосам. - Серена Милпитас может победить в этой миссии, Марк. И Милпитас, и Уваров, похоже, способны мыслить тысячелетиями - даже мегагодами. И как следствие, или как причина, они темные, многоуровневые, сложные люди. - Она печально посмотрела на Марка. - Согласна, история с Суперэтом жутковата. Но я думаю, что это связано с территорией, Марк.
   Возможно, в сложностях будущего такие домостроители, как Сэм, устареют, их простые навыки и мотивация будут вытеснены в опасную Вселенную, подумал Марк. Возможно, Суперэт и его новообращенные представляли человека будущего - следующую волну эволюции, то, чем должен был стать вид, чтобы выжить в космических масштабах времени.
   Может быть. Но - судя по Милпитас и Уварову - смеха было бы не так уж много.
   В любом случае, мрачно подумал он, у него будет десять столетий с этими людьми, чтобы узнать о них побольше... И для него самого было задачей Леты построить жизнеспособное общество вокруг них.
   - Меня все еще удивляет, что ты согласилась подписаться на это, - сказал он. - Я имею в виду, они лишили тебя миссии.
   Луиза пожала плечами. - Мы обсуждали это достаточно много раз. Давай посмотрим правде в глаза, они бы в любом случае забрали у меня "Северянина". Я хочу увидеть, как корабль справляется. И...
   - Да?
   Она усмехнулась. - Кроме того, после того, как я преодолела свое раздражение по поводу того, как Суперэт управляет своими делами, то поняла, что раньше никто никогда не пробовал совершить тысячелетний перелет. Или не пытался установить временной мост через пять миллионов лет. Я могу навести справки о Майкле Пуле, где бы он ни был...
   - Да, но посмотри, что с ним случилось.
   Марк мог видеть, что происходит в голове Луизы. С миссией Суперэта - с этим грандиозным трюком - она собиралась обойти пугающую тень будущего, просто перепрыгнув через нее. И она, очевидно, была очарована идеей довести свою технологию до предела. Но он задавался вопросом, действительно ли она - на самом деле - представляла себе масштаб проблем, с которыми они столкнутся.
   Он открыл рот, чтобы заговорить.
   Луиза с необычной нежностью приложила ладонь к его губам, закрывая их. - Давай, Марк. У нас есть тысяча лет, чтобы обдумать все проблемы. Времени достаточно. Сегодня корабль яркий и новый; сегодня мне достаточно верить, что миссия обещает быть веселой.
   С внезапным приливом энергии она крутанула ручку своего скутера и поспешила за остальными.
  
   Лизерль. Не принимайте это близко к сердцу. У вас все хорошо получается.
   Она посмотрела вверх, запрокинув голову. Она уже выпадала из сложного, волнующего мира конвекционной области с ее огромными турбулентными ячейками, запутанными трубками потока и гулкими р-модами. Она посмотрела вверх, позволив себе роскошь ностальгии. Пещера с конвективной зоной стала казаться почти домашней, поняла она.
   Домашней... по крайней мере, по сравнению с регионами, в которые она собиралась попасть сейчас.
   Мы по-прежнему получаем хорошую телеметрию, Лизерль.
   - Хорошо. Я чувствую облегчение.
   Лизерль, как вы себя чувствуете?
   Она рассмеялась. Со смесью раздражения и нежности она сказала: - Я почувствую себя лучше, когда вы потеряете свою "хорошую телеметрию", Киван, и мне больше не придется выслушивать ваши идиотские вопросы.
   Вы будете скучать по мне, когда я уйду.
   - На самом деле, - сказала Лизерль, - это, вероятно, правда. Но будь я проклята, если скажу вам это.
   Скоулз рассмеялся, его синтезированный голос был на удивление нереалистичным. - Вы не ответили на мой вопрос.
   Все еще раскинув руки, она опустила взгляд на свои босые ноги. - На самом деле, я чувствую себя немного похожей на Христа. Возможно, Христос Дали, подвешенный в воздухе над безразличным пейзажем.
   Да, - небрежно сказал Скоулз. - В точности моя мысль.
   Теперь она ныряла сквозь последние призрачные формы конвективных ячеек. Это было в точности похоже на падение с гряды облаков. Под ней открылась молочно-белая поверхность плазменного моря; огромные волны в режиме g-моды ползли по его поверхности, словно мысли, пронизывающие чей-то огромный разум.
   Скорость ее падения внезапно возросла. У нее было такое чувство, будто у нее в животе что-то выпало.
   - Лета, - прошептала она.
   Лизерль?
   Она почувствовала, что у нее сдавило грудь - и это, конечно, было абсурдно, потому что у нее не было груди. Она пыталась заговорить. - Я в порядке, Киван. Это просто небольшое головокружение.
   Головокружение?
   - Виртуальное головокружение. Я чувствую, что падаю. Эта иллюзия чертовски хороша.
   Что ж, вы падаете на самом деле, Лизерль. Ваша скорость увеличилась, теперь вы вне зоны конвекции.
   - Мне страшно, Киван.
   Не принимайте это близко к сердцу. Телеметрия такая...
   - К черту телеметрию. Просто поговорите со мной.
   Он заколебался. - Вы находитесь на глубине ста тысяч миль под фотосферой. Вы близки к границе радиационной зоны; центр Солнца находится еще на семьсот тысяч миль ниже вас.
   - Вниз не смотреть, - выдохнула она.
   Верно. Не смотрите вниз. Послушайте, вы можете гордиться; это глубже, чем любое исследование, которое мы проводили раньше.
   Несмотря на свой страх, она не могла оставить это без внимания. - Так я теперь зонд?
   Извините. Сейчас мы наблюдаем, как через другой конец вашей червоточины-холодильника просачивается новый материал. Я едва вижу интерфейс научных платформ, сгруппированных вокруг него. Это великолепное зрелище, Лизерль; университеты со всей системы выстраиваются в очередь, чтобы понаблюдать. Плотность газа вокруг вас составляет всего около одного процента от плотности воды. Но температура составляет полмиллиона градусов.
   - Крепкий напиток.
   Слезы ангела, Лизерль...
   Море плазмы устремлялось к ней, мягкое, всепожирающее. Внезапно она поверила, что вместе с ее хрупкой червоточиной может исчезнуть в этом огненном колодце едва вспыхнувшей искрой. - О, Лета! - Она подтянула колени к груди и обхватила руками голени, так что падала, свернувшись калачиком.
   Лизерль, вы не готовы к этому. Если вы хотите уйти оттуда...
   - Нет. - Она закрыла глаза и уткнулась лбом в колени. - Нет, все в порядке. Мне жаль. Просто иногда я не такая крутая, как мне кажется.
   Червоточина держится. Мы думаем, что после переделки, которую мы провели, вы сможете проникнуть, по крайней мере, на первые несколько тысяч миль радиационной зоны, не нарушая целостности червоточины. Возможно, глубже; градиенты температуры и давления довольно малы. Но вы знаете, что мы не советовали делать это погружение...
   - Я знаю это. - Она открыла глаза и снова посмотрела на надвигающееся море. Страх все еще был огромным, как тиски, сжимающие ее мысли. - Киван, я бы никогда не набралась смелости пройти через это во второй раз. Сейчас или никогда. Я даже постараюсь насладиться поездкой.
   Не сдавайтесь, Лизерль.
   - Да, - прорычала она. - И вы останетесь со мной...
   Внезапно ее падение прекратилось. Ей показалось, что она налетела на стеклянную стену; ее раскинутые конечности уперлись в невидимый барьер, а дыхание выбило из ее иллюзорных легких. Беспомощную, ее даже подбросило обратно в "воздух" на небольшое расстояние; затем ее падение возобновилось, еще более стремительное, чем раньше.
   Она закричала: - Киван!
   Мы видели это, Лизерль. Я все еще здесь; все в порядке. Все номинально.
   Номинально, кисло подумала она. Как утешительно. - Что, во имя Леты, это было?
   Вы находитесь в нижней части конвективного слоя. Вам следовало ожидать чего-то подобного.
   - Да? - прорычала она. - Ну, может быть, вам, черт возьми, следовало сказать мне - дааа!
   И снова эта внезапная резкая остановка, за которой последовал сбивающий с толку подброс в воздух, как будто она была осенним листом на ветру.
   Как змеи и чертовы лестницы, подумала она.
   Вы проходите через пограничный слой между излучающей и промежуточной зонами, вот и все, - сказал Скоулз с нарочитым спокойствием. - Под вами плазма; над вами атомарный газ - вещество, достаточно холодное, чтобы электроны могли прилипать к ядрам.
   Фотоны, выходящие из термоядерного ядра, просто отскакивают от плазмы, но они отдают всю свою энергию атомарному газу. Это процесс, который питает промежуточную зону, Лизерль. Процесс, который приводит в действие источники этой зоны, большие, чем миры. Так что вы не должны удивляться, если столкнетесь с небольшой турбулентностью. На самом деле, здесь нас всех интересует тот факт, что пограничный слой кажется таким тонким...
   Мы все еще следим за вами, Лизерль; вам не следует бояться. Вы уже преодолели турбулентность, не так ли? Вы должны снова свободно падать.
   - Да. Да, падаю. Значит, теперь я в море?
   Море?
   - Плазменное море. Радиационная зона.
   Да.
   - Но...
   Внезапно, почти без предупреждения, знакомый небесный пейзаж с конвекционными камерами и трубками потока затуманился у нее перед глазами, побелел. Над ней, перед ней, под ней была белизна; она словно висела внутри какой-то огромной, леденящей душу яичной скорлупы.
   Но что? Что это, Лизерль? Что не так?
   Впервые она почувствовала, как ее охватывает настоящая паника.
   - Я ничего не вижу, Киван.
  
   Марк, поднимаясь в ярко освещенном воздухе, посмотрел вниз. Теперь он приближался к верхней части погрузочного отсека. Далеко внизу под ним был стеклянный пол, а за ним призрачными очертаниями виднелись хребет и секция привода; люди и роботы пересекали отсек, перетаскивая свои грузы.
   Марк попытался проанализировать свои собственные впечатления по мере того, как они нарастали. На мгновение он поборол иррациональный приступ головокружения: ощущение - несмотря на то, что его глаза свидетельствовали о том, что он находится в невесомости, - что если он упадет с этого скутера, то упадет на тот стеклянный пол, далеко внизу. Он сосредоточился на окружающей среде, на толстом слое теплого, яркого воздуха вокруг него. Но из-за этого очертания хребта и двигателя - грубых конечностей корабля - казались нереальными, как будто пустота космоса за хрупкими стенами купола была иллюзией.
   Марку стало не по себе. Корабль был таким огромным, таким сложным - таким убедительным. Через несколько десятилетий было бы ужасно легко поверить, что этот корабль - целый мир, забыть, что за его стенами есть что-то реальное или значительное.
   Теперь они приближались к крыше отсека: ремонтной переборке. Марк поравнялся с Гарри Уваровым, и они уставились на инженерный слой шириной в милю над ними. Переборка представляла собой переплетение труб, воздуховодов и кабелей, перевернутый промышленный ландшафт. Марк вообразил даже корни деревьев. Повсюду сновали люди и роботы, работая быстро и, по-видимому, эффективно; даже когда Марк наблюдал, сложная поверхность переборки, казалось, эволюционировала, воздуховоды и трубки расползались по поверхности, как живые существа. Это было немного похоже на наблюдение за тем, как жизнь распространяется по какому-то лесу из металла и пластика.
   - Удивительно, насколько все это примитивно, - сказал Марк Уварову. - Кабели и воздуховоды - это похоже на какую-то скульптуру из музея промышленной археологии.
   Уваров интеллигентно махнул рукой в сторону труб над ним. - Мы несем людей - едва эволюционировавшие, неопрятные мешки с водой и ветром - к звездам. Мы пещерные люди внутри космического корабля. Вот почему внутренняя поверхность этой переборки кажется вам такой грубой, Марк; это просто отражение грубости нашего собственного человеческого замысла. Мы летаем к звездам. У нас даже есть наноботы, которые перестроят нас, когда мы состаримся. Но мы остаемся примитивами; и когда путешествуем, нам нужны огромные коробки с трубами и воздуховодами, чтобы переносить наше дыхание, мочу и дерьмо. - Он ухмыльнулся. - Марк, моя страсть, моя карьера - это улучшение основных человеческих качеств. Вы представляете, что ксили таскают с собой весь этот мусор?
   Они прошли через порты доступа в переборке технического обслуживания и поднялись в жилые отсеки.
   В жилом куполе глубиной в милю было пятнадцать пригодных для жилья палуб, каждая примерно в сотне ярдов друг от друга. Некоторые из основных уровней были разделены, так что внутренняя часть жилой зоны представляла собой сложный лабиринт камер всех размеров. Шахты лифтов и переходы пронизывали палубы. Шахты уже использовались в качестве каналов доступа в условиях невесомости; их оставят незавершенными, без оборудования, почти до приближения отправления.
   Теперь маленькая группа вошла в одну шахту и начала медленно подниматься мимо прорезанных палуб.
   Многие помещения все еще были недостроены, и в некоторых из них опробовалась последовательность виртуальных проектов; Марк смотрел на бурю парков, библиотек, жилых помещений, театров, мастерских, проносящуюся по помещениям.
   Уваров сказал: - Как очаровательно. Как похоже на Землю. Конечно, больше уступок примитивному в нас.
   Марк нахмурился. - Примитивно это или нет, Уваров, но мы должны в какой-то мере учитывать потребности человека при проектировании подобной среды. Как вам должно быть известно, помещения были спроектированы в человеческом масштабе; важно, чтобы люди не чувствовали себя карликами из-за масштаба окружающих их артефактов - или, с другой стороны, стесненными стенами корабля. Ведь некоторые помещения настолько велики, что обитатель мог бы вообще забыть, что он или она находится внутри корабля.
   Уваров хмыкнул. - Действительно. Но разве это не лишнее доказательство того, что мы как биологический вид на самом деле еще не готовы к подобному полету? Было бы так легко погрузиться в чувственные впечатления "здесь и сейчас", которые гораздо более реальны, чем хрупкость корабля, пустота за тонкими стенами. Было бы заманчиво воспринимать этот корабль как мир сам по себе, неуязвимый фон, на фоне которого мы можем разыгрывать наши собственные крошечные, сложные человеческие драмы, подобно тому, как это делали наши далекие предки на равнинах Африки, за миллиарды миль отсюда.
   - Подумайте о трубах и воздуховодах под этой переборкой для технического обслуживания. Возможно, наши предки в более простые времена представляли, что под плоской Землей находится какая-то подобная инфраструктура. Вселенная была коробкой, полом которой была Земля. Небо представляло собой корову, чьи ноги покоились на четырех углах Земли, или, возможно, женщину, опирающуюся на локти и колени, или сводчатую металлическую крышку. Вокруг стен ложного мира текла река, по которой каждый день плыли боги солнца и луны, входя и исчезая через двери сцены. Неподвижные звезды были светильниками, подвешенными к своду. И, предположительно, под всем этим лежал какой-то лабиринт туннелей и протоков, по которым воды и боги могли путешествовать, чтобы начать свои ежедневные путешествия заново. Небеса могли меняться, но они были предсказуемы; для человеческого сознания - все еще полусонного - это была безопасная, замкнутая, уютная Вселенная, похожая на утробу матери. Марк Ву, неужели наш сегодняшний "Северянин" так непохож на Землю, какой ее представлял себе, скажем, вавилонянин или египтянин?
   Марк потер подбородок. Покровительственный стиль Уварова раздражал его, но его замечания были тесно связаны с его собственным смутным чувством беспокойства. - Может быть, и нет, - резко ответил он. - Но тогда вы, я и другие несем ответственность за то, чтобы обитатели корабля не скатились обратно в какое-то дорациональное состояние. Чтобы они не забыли.
   - Ах, но будет ли это так просто через тысячу лет?
   Марк с беспокойством разглядывал недостроенные библиотеки и парки.
   Уваров сказал: - Я слышал о некоторых программах, которые разрабатываете вы и ваши команды социальной инженерии. Исследовательские инициативы и так далее - очевидно, что они работают.
   - Вовсе нет. - Марк снова поймал себя на том, что сдерживается. - Я не собираюсь отрицать, что нам нужно найти занятие для людей. Как вы продолжаете говорить, мы примитивы; мы не способны сидеть сложа руки в комфорте тысячу лет, пока разворачивается путешествие.
   - Часть работы очевидна, например, техническое обслуживание и усовершенствование корабля. Но будут программы исследований. Помните, что большую часть путешествия мы будем отрезаны от остальной человеческой Вселенной. Некоторые из ваших собственных проектов попадают в эту категорию, Уваров, например, ваша программа улучшения АВТ. - Он подумал об этом, затем провокационно сказал: - Возможно, вы могли бы придумать какой-нибудь способ воспроизвести идеи Милпитас о тройном резервировании в наших собственных телах.
   Уваров невозмутимо рассмеялся. - Возможно. Но я бы надеялся поработать в более творческом ключе, чем это, Марк Ву. В конце концов, антивозрастная терапия представляет собой огромный шаг вперед в нашей эволюционной истории - один из наших самых значительных шагов в сторону от тирании генов, которые безжалостно уничтожали нас с самого начала нашей истории. Но должны ли мы полагаться на инъекции наноботов для достижения этой цели? Насколько было бы лучше, если бы мы могли изменить фундаментальную основу нашего существования как вида...
   Марк находил Уварова пугающим. Его холодный, аналитический взгляд на человечество в сочетании с необычайно долгосрочной перспективой его мышления вызывали глубокое беспокойство. Обращение в веру Суперэта, казалось, только усилило эти тенденции в личности Уварова.
   И, да, Уваров должен был стать доктором.
   - Нас не должно сдерживать то примитивное, что есть в нас, Марк Ву, - говорил Уваров. - Мы должны думать о возможном. А затем определить, что нужно сделать, чтобы достичь этого... Любой ценой.
   Боюсь, ваши предложения по социальной структуре на этом корабле - еще один пример ограниченного мышления.
   Марк нахмурился, его гнев нарастал. - Вы не одобряете мои предложения?
   Голос Уварова, под толстым слоем лунного акцента, звучал насмешливо. - У вас есть проект конституции для единой демократической структуры...
   - С глубоким разделением власти и подотчетностью на местах. Да. У вас с этим проблемы? Уваров, я основывал свои предложения на наиболее успешных примерах закрытых обществ, которые у нас есть - например, на ранних колониях на Марсе. Мы должны извлекать уроки из прошлого...
   Луиза была номинальным лидером экспедиции. Но она не собиралась становиться единственным руководителем; никакая иерархическая структура командования не может просуществовать тысячу лет. И не было никакой гарантии, что АВТ сможет поддержать любого человека в течение такого периода. Сама по себе эта терапия была не так уж хорошо известна; самому старому из ныне живущих людей было всего около четырех столетий. И кто знал, какой кумулятивный эффект окажет редактирование сознания на протяжении столетий?
   ...Так что вполне возможно, что никто из экипажа, остающегося в живых на старте, - даже сами Луиза и Марк - не доживут до конца путешествия.
   Но даже если последний человек, который помнил Солнце, умрет, Луиза и ее окружение должны были найти способы гарантировать, что цель миссии не будет потеряна вместе с ними.
   Задачей Марка было спроектировать общество для заселения замкнутой среды корабля - общество, достаточно стабильное, чтобы просуществовать более десяти столетий... и поддерживать основную миссию корабля.
   Уваров выглядел скептически. - Но простая демократия?
   Марк был удивлен глубиной своего негодования по поводу такого покровительства со стороны Уварова. - Мы должны с чего-то начать - со структуры, которую обитатели корабля смогут использовать, на которую можно опираться. Конституция будет гибкой. На законных основаниях можно будет даже полностью отказаться от конституции...
   - Вы не улавливаете моей мысли, - вкрадчиво сказал Уваров. - Марк, демократии как методу взаимодействия людей уже тысячи лет. И мы знаем, как легко подорвать любой демократический процесс. Существует бесконечное множество примеров того, как люди используют демократическую систему как систему правил теории игр для достижения своих собственных целей.
   Используйте свое воображение. Действительно ли нет ничего лучше? Неужели мы ничего не узнали о себе за все это время?
   - Демократии не воюют друг с другом, Уваров, - холодно сказал Марк. - Демократии - какими бы несовершенными они ни были - отражают волю многих, а не немногих. И тем более не одного человека.
   Как вы мне сказали, Уваров, мы остаемся примитивами. Возможно, мы все еще слишком примитивны, чтобы доверять самим себе и действовать без демократических рамок.
   Уваров склонил свою элегантную, посеребренную сединой голову - но без убежденности или согласия, как будто просто уступая спорный момент.
   Четыре скутера плавно поднялись над недостроенными палубами.
  

7

  
   Она была подвешена в ванне с заряженными частицами. Это было изотропно, непрозрачно, безлико...
   Она вступила в новое царство материи.
   Лизерль, Лизерль! Знаю, вы меня слышите; я отслеживаю циклы обратной связи, просто послушайте меня. Ваши органы чувств перегружены; им потребуется время, чтобы адаптироваться к этой среде. Вот почему вы отключены. Вы не созданы для этого, черт возьми. Но ваши процессоры скоро смогут интерпретировать поток нейтрино, градиенты температуры и плотности, даже некоторые паттерны g-моды, и создать для вас сенсориум. Вы снова сможете видеть, Лизерль; просто подождите, пока подействуют процессоры...
   Голос продолжал жужжать у нее в ухе, как какое-то насекомое. Он казался неуместным, отдаленным. В этом месиве плазмы она даже не могла видеть собственного тела. Она была подвешена в изотропии и однородности - одинаковой везде и во всех направлениях. Как будто это плазменное море, эта радиационная зона были какой-то огромной ванной для сенсорной депривации, устроенной специально для нее.
   Но она не боялась. Теперь ее страх исчез, смытый жемчужным светом. Тишина...
   Черт возьми, Лизерль, я не собираюсь терять вас сейчас! Послушайте мой голос. Вы отправились туда, чтобы найти темную материю, а не потерять свою душу.
   Лизерль, потерявшаяся в белизне, позволила тихому голосу шептать у себя в голове.
   Ей снились фотино.
  
   Темная материя была лучшим кандидатом для старения Солнца.
   Темная материя составляла всю массу Вселенной, за исключением пятнадцати сотых; видимая материя - барионная материя, из которой состояли звезды, галактики, люди, - была глазурью, тонкой россыпью по темному морю.
   Эффекты темной материи были очевидны задолго до того, как физики-люди обнаружили хотя бы одну частицу этого вещества. Сама галактика Млечный Путь была заключена в сплющенный диск из темной материи, масса которого в десять раз превышала массу ее видимых компонентов. Звезды Млечного Пути не вращались вокруг ее ядра, как это было бы в отсутствие темной материи; вместо этого галактика вращалась так, как если бы она была сплошным диском - освещенный диск был похож на огромную игрушку, вставленную в темное стекло.
   Согласно Стандартной модели, в сердце Солнца - возможно, в сердце каждой звезды - находился сгусток холодной темной материи.
   Итак, Лизерль приснилось, что, возможно, к гибели Солнца вела темная материя, проходящая через термоядерное горение водорода, как во сне о зиме.
  
   Теперь, медленно, изотропия мира исчезла. Появился намек на цвет - розоватый, более теплый, источник которого терялся в облаках под ней. Сначала она подумала, что это, должно быть, какой-то артефакт ее собственного сознания - иллюзия, созданная ее изголодавшимися чувствами. Заполнение было ровным, без каких-либо особенностей, за исключением постепенного углубления, от зенита ее неба до самого глубокого красного цвета в надире у нее под ногами. Но оно оставалось на месте вокруг нее, объективно реальное, даже когда она поворачивала голову. Это было где-то там, и его было достаточно, чтобы восстановить структуру мира - дать ей определенное представление о верхах и низах.
   Она поймала себя на том, что вздыхает. Она почти сожалела о возвращении внешнего мира; она могла бы очень быстро привыкнуть парить в небытии.
   Лизерль. Вы это видите? Что вы видите?
   - Я вижу слонов, играющих в баскетбол.
   Лизерль...
   - Я вижу температурный градиент, не так ли?
   Да. Приятно, что вы вернулись, девочка.
   Мягкое, уютное свечение было светом термоядерного ада ядра, просачивающимся через ее ставшими детскими виртуальные органы чувств.
   Она знала, что здесь был свет - или, по крайней мере, были фотоны: пучки рентгеновской энергии, выходящие из ядра Солнца, где они создавались в миллиардах термоядерных вспышек. Если бы Лизерль могла проследить путь одиночного фотона, она бы увидела, что он движется случайным зигзагообразным образом, отскакивая от заряженных частиц, словно в какой-то субатомной игре. Шаги в ходе случайного блуждания, пройденные со скоростью света, были в среднем меньше дюйма в длину.
   Температурный градиент в этой части Солнца был крошечным. Но он был реальным, и его было достаточно, чтобы побудить несколько зигзагообразных фотонов проложить себе путь наружу, к поверхности, а не внутрь. Но пути были длинными - среднему фотону требовалась тысяча миллиардов миллиардов шагов, чтобы достичь внешней границы излучающего слоя. Путешествие заняло десять миллионов лет - и поскольку фотоны двигались со скоростью света, сами траектории были длиной в десять миллионов световых лет, наматываясь друг на друга подобно огромным отрезкам смятой ленты.
   Теперь, когда подключились другие "органы чувств", она начала лучше различать окружающую среду. Градиенты давления и плотности проявлялись в оттенках синего и зеленого, усиливаясь по интенсивности к центру, что точно соответствовало перепадам температур. Это было так, как если бы она была подвешена внутри какой-то огромной трехмерной диаграммы уравнения состояния Солнца.
   Словно по сигналу, включились предсказания Стандартной модели теоретической физики, наложив градиенты давления, температуры и плотности, как сетку вокруг ее лица. Отклонения от Стандартной модели были выделены светящимися проволочными нитями.
   Она увидела, что все еще были расхождения с моделью. Расхождения были повсюду. И они были еще больше, чем раньше.
  
   Темная материя и барионная материя притягивают друг друга гравитационно. Частицы темной материи могут взаимодействовать с барионной материей с помощью других сил: но очень слабо и в условиях высочайшей плотности - например, в сердце звезд. В условиях, подобных земным, миры барионной и темной материи скользили друг сквозь друга, почти ничего не подозревая, подобно колониям призраков из разных тысячелетий.
   Это затрудняло изучение темной материи. Но после столетий исследований людям удалось поймать несколько неуловимых частиц.
   Темная материя состояла из частиц - призрачных зеркальных отражений обычных частиц барионной материи.
   Отражений в каком зеркале? слабо удивилась Лизерль. Когда она сформулировала вопрос, ответ сложился для нее сам собой, но - поскольку она была в дрейфе - было трудно сказать, исходил ли он от голоса Кивана Скоулза, или от принудительного обучения, которому она подверглась в детстве, или из хранилищ данных, содержащихся в ее червоточине.
   Трудно сказать, и еще труднее сохранить интерес.
   Зеркалом частиц была суперсимметрия, великая теория, которая, наконец, показала, как различные физические силы - гравитационные, электромагнитные, сильные и слабые ядерные - являются аспектами единой, унифицированной суперсилы. Суперсила возникала при экстремальных температурах и давлениях, мерцая подобно лезвию из какого-то закаленного металла в сердцевинах сверхновых звезд или в первые мгновения самого Большого взрыва. Вдали от этих крайностей времени и пространства сверхсила распалась на свои компоненты, и суперсимметрия нарушилась.
   Суперсимметрия предсказывала, что у каждой барионной частицы должен быть суперсимметричный двойник: спаренная частица. Электрон был соединен с селектроном, фотон с фотино - и так далее.
   Конкретный вариант единой теории, называемый SO (10), со временем стал стандартом. Лизерль несколько раз покатала его на языке. SO (10). Подходящее абсурдное название для тайны Вселенной.
  
   Расхождение теории с наблюдениями было огромным - и увеличивалось по направлению к центру Солнца.
   - Киван, здесь слишком жарко.
   Мы видим это, Лизерль, - сухо сказал он. - Пока мы просто регистрируем данные. Хорошо, что вы не взяли с собой зимнее пальто.
   Она заглянула внутрь себя, в какие-то свои вспомогательные органы чувств. - И я уже улавливаю какой-то рассеянный поток фотино.
   Уже? Так далеко от центра? - голос Скоулза звучал встревоженно. - Вы уверены?
   Когда звезда, подобная Солнцу, пронеслась по своему пути вокруг центра галактики через огромное неосязаемое море темной материи, фотино попали в ее крошечный гравитационный колодец и собрались вокруг ее сердца.
   Фотино на самом деле вращались вокруг центра Солнца, роясь в его ядре вокруг геометрического центра, подобно крошечным, кружащим по кругу пожирателям падали, субатомным планетам, орбитальные "годы" которых длятся считанные минуты. Фотино прошли сквозь горящий водород, как будто это был легкий туман...
   Почти.
   Шансы взаимодействия фотино с частицами плазмы были невелики, но не равны нулю. На каждой орбите фотино рассеивалось бы от барионной частицы, возможно, протона. Фотино отбирало у протона некоторое количество энергии. Рост энергии увеличил орбитальную скорость фотино, заставив его вращаться немного дальше от сердца Солнца.
   Действуя таким образом, проходя через сгорающий водород с его коагулированной массой захваченных фотонов, фотино были чрезвычайно эффективны при транспортировке тепла из центра Солнца.
   Согласно Стандартной модели, температура в центре должна была быть снижена на десятую часть, а тепловая энергия термоядерного синтеза распределилась по окружающим, более холодным областям, сделав центральные области почти изотермическими - с одинаковой температурой. Ядро было бы немного холоднее, чем должно было быть в противном случае, а окружающий материал немного теплее.
   ...Совсем немного. Согласно Стандартной модели.
   Теперь Лизерль изучила температурные контуры вокруг себя и поняла, насколько реальность расходится с древним, почитаемым теоретическим изображением. Изотермическая область простиралась далеко за пределы термоядерного ядра - далеко, далеко за пределы предсказаний Стандартной модели с ее скромным маленьким узлом кружащихся фотино.
   - Киван, из ядра отсасывается гораздо больше тепла, чем предсказывала Стандартная модель. Вы же понимаете, что нет никакого способа подогнать модель под эти наблюдения.
   Да. - Наступила тишина, и Лизерль представила, как Скоулз вздыхает в микрофон. - Я думаю, это означает прощание со старым другом.
   Она позволила контурным формам Стандартной модели исчезнуть из ее сенсориума, оставив открытыми градиентные кривые физических свойств окружающей ее среды. Без ложных деталей, создаваемых наложением контуров Стандартной модели, градиентные кривые казались слишком плавными, обманчиво невыразительными; она почувствовала, как к ней возвращаются остатки ее прежнего, лишенного чувствительности спокойствия. Не было ни ощущения движения, ни реального ощущения масштаба; это было похоже на пребывание внутри наложенных друг на друга облаков, светящихся розовым и голубым от какого-то скрытого неонового источника.
   - Киван, я все еще падаю?
   Теперь вы достигли своей номинальной глубины.
   - Номинальная. Ненавижу это слово.
   Извините. Вы все еще падаете, но гораздо медленнее; мы хотим быть уверены, что сможем справиться с перепадами энергии.
   Но она едва коснулась поверхности плазменного моря; восемьдесят процентов радиуса Солнца - целых две световые секунды - все еще лежали под ней.
   И вы также улавливаете некоторый боковой дрейф. Там есть какие-то течения, Лизерль.
   Это было так, как если бы ее виртуальные чувства адаптировались к темноте; теперь она могла видеть больше структуры на восковой температурной карте вокруг себя: очаги более высокой температуры, медленные дрейфующие течения. - Верно. Кажется, я вижу это. Конвекционные камеры?
   Может быть. Или какое-то новое явление. Лизерль, вы собираете данные, которых мы никогда раньше не видели. Этому материалу всего несколько минут; пока рановато выдвигать гипотезы, даже для умных парней из "Тота".
   Жаль, что вы не можете увидеть интерфейс - здесь, на другом конце вашего радиатора. Глубинная солнечная плазма просто извергается из него, перекачиваясь со всех сторон; это как если бы взорвалась маленькая новая звезда, прямо в сердце системы. Лизерль, можете в это не поверить, но вы на самом деле освещаете фотосферу. Держу пари, если бы мы посмотрели достаточно внимательно, то обнаружили бы, что вы отбрасываете тени от протуберанцев.
   Она улыбнулась.
   Я слышу, как вы улыбаетесь, Лизерль. Я такой умный. Вам нравится быть героиней, не так ли?
   - Может быть, совсем чуть-чуть. - Она позволила своей улыбке стать шире. - Я отбрасываю тени на Солнце. Неплохой памятник.
  
   Самый верхний уровень пригодной для жилья части "Северянина" представлял собой квадратную милю тропического леса.
   Четыре аэроскутера поднялись через цилиндрический шлюз. Марк обнаружил, что поднимается, подобно какому-то древнему богу, в самую гущу джунглей.
   Воздух был густым, душным, насыщенным плотными ароматами, криками и уханьем птиц и животных. Его окружали стволы деревьев без ветвей, колонны из твердых пород дерева - некоторые с экстравагантными подпорками, - которые поднимались до густого лиственного полога; стволы исчезали во мраке, ряд за рядом, как будто он находился внутри какого-то рожденного природой исламского храма. Лесная подстилка, лишенная света из-за полога, была на удивление голой и казалась твердой под ногами: это был ковер из листьев, прорезанный входами-шлюзами, которые открывали неуместные виды на прохладные, огромные пространства под этим подземным миром. Грибы размножались по всему полу, распространяя нити сквозь опавшую листву и образуя плодовые тела в форме зонтиков и шаров, платформ и шипов, подвешенных к кружевным юбкам.
   Повинуясь внезапному порыву, Марк преодолел сотню футов вдоль гниющего остова мертвого дерева. Кора была густо покрыта папоротниками и мхами, которые образовали богатый компост в расщелинах коры. Огромные, безвкусные орхидеи и бромелии заселили кору, питаясь плесенью листьев и собирая влагу из воздуха своими свисающими корнями.
   Он подвинулся вдоль дикого банана. Его широкий поникший лист был отмечен линией отверстий по обе стороны от средней жилки. Марк приподнял лист и обнаружил несколько подвешенных к нижней стороне белых, покрытых мехом шариков примерно два дюйма в поперечнике: летучие мыши-кочевники, укрывающиеся от дождя в этом искусственном лесу.
   Позади него послышалось движение; он обернулся.
   Уваров последовал за ним и теперь оценивающе наблюдал. - Каждый день, - нараспев произнес Уваров, его лицо вытянулось во мраке, - искусственное солнце будет проезжать на своей колеснице по стеклянному небу этого мира джунглей. И машины будут направлять дождевую воду в искусственные облака. Мы живем в эпоху высокотехнологичной реализации наших самых древних представлений о Вселенной. Интересно, что говорит нам о нас самих тот факт, что мы построили этот корабль таким образом?
   Марк не ответил. Он оттолкнулся от дерева, и они спустились, чтобы присоединиться к остальным, прямо над лесной подстилкой.
   Луиза хлопнула по стволу дерева. Она усмехнулась. - Один из немногих реальных объектов на всем этом чертовом корабле, - сказала она. Она огляделась. - Это нулевая палуба. Я хотела, чтобы наша сегодняшняя экскурсия закончилась здесь. Я горжусь этим лесом. Это практично - он будет легкими корабля, ключевой частью нашей экологии - и у него также есть более высокие цели; с ним на борту мы никогда не сможем забыть, кто мы такие и откуда пришли.
   Она переводила взгляд с одного на другого в зеленом полумраке. - Мы все пришли в этот проект с разных сторон. Меня интересует техническая задача. И у некоторых из вас, симпатизирующих Суперэту, есть гораздо более амбициозные цели, которых нужно достичь. Но мы четверо, прежде всего, несем ответственность за то, чтобы этот проект сработал. Лес является символом для всех нас. Если эти деревья переживут наши десять столетий, то, несомненно, переживет и наш человеческий груз.
   Серена Милпитас запрокинула голову; Марк последовал ее примеру и обнаружил, что смотрит на далекие звезды сквозь щель в куполе. Внезапно у него произошел сдвиг перспективы - разрыв воображения, который моментально раскрыл ему истинную природу этих игрушечных джунглей с пустым, лишенным света пространством над ними и сложным лабиринтом людей внизу.
   Гарри Уваров сказал: - Но если прогнозы Суперэта верны, кто знает, какие звезды будут сиять этим деревьям через тысячу лет?
   Марк протянул руку и дотронулся до ствола дерева; он нашел что-то успокаивающее в его теплой, влажной твердости. Он услышал пронзительный хор высоко над собой; в ветвях над головой он увидел стаю райских птиц - по меньшей мере дюжину из них - танцующих вместе, их восторженное золотое оперение мерцало на фоне трансплутоновой тьмы за пределами небесного купола.
   Тысяча лет...
  
   Темная материя может состарить звезду.
   Узел фотино в центре Солнца понизил температуру и, таким образом, подавил скорость термоядерной реакции. Наивно, предположила Лизерль, можно было бы подумать, что это продлит жизнь Солнца, а не уменьшит ее, замедляя скорость, с которой расходуется водород.
   Но так не получилось. Извлечение тепловой энергии из ядра сделало Солнце более нестабильным. Хрупкий баланс между гравитационным коллапсом и радиационным взрывом был нарушен. Солнце достигло бы критической точки раньше - то есть оно покинуло бы главную последовательность, семейство стабильных звезд, раньше, чем в противном случае.
   Согласно Стандартной модели, фотино должны сократить жизнь Солнца всего на миллиард лет.
   Только?
   Миллиард лет - это долгий срок - сама Вселенная возникла всего менее четырнадцати миллиардов лет назад из яйца Большого взрыва, - но у Солнца все равно осталось бы много миллиардов лет стабильного существования в главной последовательности...
   Согласно Стандартной модели. Но она уже знала, что модель была неправильной, не так ли?
   Лизерль.
   - Хм?
   У нас есть ответ. Мы думаем.
   - Скажите мне.
   Стандартная модель предсказывает, что облако фотино должно содержаться внутри термоядерного ядра, в пределах десяти процентов от общего диаметра Солнца. Верно? Но, согласно наилучшему соответствию, которое мы получили с вашими данными...
   - Продолжайте, Киван.
   На самом деле значительная плотность фотино наблюдается до тридцати процентов диаметра. В три раза больше, чем в модели; почти треть от...
   - Лета. - Она посмотрела вниз. Сердце Солнца все еще мирно сияло чередующимися оттенками розового и голубого. - Это, должно быть, означает, что термоядерное ядро заполнено фотино.
   Даже через грубую телеметрическую связь с червоточиной она могла расслышать тревогу в его голосе. - Температура в центре сильно упала, Лизерль. На самом деле...
   - На самом деле, - тихо сказала она, - возможно, процессы термоядерного синтеза уже полностью прекратились. Не так ли, Киван? Возможно, ядро Солнца уже погасло, как задушенное пламя.
   Да. Лизерль, больше всего меня беспокоит то, что никто здесь не может придумать механизм естественного образования такого облака фотино...
   - Каков прогноз жизненного цикла? Сколько времени осталось жить Солнцу?
   На этот раз без колебаний. - Ноль.
   Сначала это грубое слово не имело никакого смысла. - Что?
   Ноль в масштабах, о которых мы говорим, - временных масштабах, измеряемых миллиардами лет. На практике нам остается, возможно, от одного до десяти миллионов лет. Лизерль, это ничто с космической точки зрения.
   - Знаю. Но это связано с предсказаниями Суперэта, не так ли? Данные, которые они собрали с помощью "цепочки червоточин" Майкла Пула.
   Да.
   - Киван, вы не должны слишком расстраиваться. Пять миллионов лет - это в пятьдесят раз больше продолжительности человеческой истории на данный момент...
   Может быть. - Голос Кивана зазвучал жестче, как будто он лично возмущался старением Солнца. - Но у меня есть дети. Я надеюсь, что через пять миллионов лет у меня все еще будут живы потомки. Черт возьми, я надеюсь, что сам все еще буду разумным. Почему нет? Прошло всего пять мегалет; мы вышли из средневековья, Лизерль.
   Она заглянула глубоко в сердце Солнца, подсознательно пытаясь задействовать больше своих функций. У нее были органы чувств, позволяющие улавливать призрачные оттенки потоков нейтрино и фотино, и если бы она просто - достаточно - постаралась, то смогла бы разглядеть само облако темной материи.
   - Мне придется копнуть глубже, - пробормотала она.
   Что?
   - Я сказала, что иду глубже. Я хочу выяснить, что там внизу. В ядре.
   Лизерль...
   - Давайте, Киван. Избавьте меня от предупреждений об осторожности. Вы не можете сказать мне, что Суперэт вложил в меня так много до сих пор только для того, чтобы заставить меня вернуться обратно, прямо в чертову фотосферу.
   Вы уже достигли поразительного.
   - И я могу достичь гораздо большего. Я ухожу, Киван. Как и было задумано. Я хочу увидеть, что именно потушило наше Солнце. - Или, с беспокойством подумала она, кто.
   Скоулз колебался. - Правда в том, что вы всего лишь эксперимент, Лизерль. Черт возьми, мы даже не знали, с какими условиями вы там столкнетесь.
   - Так что я не буду торопиться. Вы можете переделать меня по ходу дела. У меня есть все время в мире.
   Я буду следовать за отскакивающими фотонами. Возможно, мне потребуется миллион лет, чтобы добраться до центра. Но я собираюсь добраться туда.
   Лизерль, Суперэт хочет, чтобы вы продолжали. Но - вы должны это выслушать - он готов рискнуть тем, что вы не вернетесь. Ваше путешествие может быть односторонним, Лизерль. Вы понимаете? Лизерль?
   Она отключилась от шепчущего, отдаленного голоса и уставилась в океанические глубины Солнца.
  
  

ЧАСТЬ II

Траектория: Подобная времени

  

8

  
   Обхватив ногами ветку дерева капок, Мастер стрел поднял свой лук в сторону небесного купола. Натянутая тетива врезалась в твердую плоть его трех средних пальцев, а сам лук вызывал ощущение тяжести, мощи. Стрела балансировала в его руке, легкая, совершенная.
   Голая, безволосая кожа Мастера была скользкой от напряжения во время восхождения. Здесь он был близко к вершине навеса, и щелчки, шорохи, трели и кашель приближающегося вечера раздавались отовсюду в огромном слое жизни вокруг него. Где-то группа обезьян-ревунов заявляла о своих территориальных претензиях, их жуткие, почти хоровые вопли то усиливались, то затихали.
   Он отпустил тетиву лука.
   Стрела со свистом взмыла в воздух, и направляющая леска, которую она буксировала, распустилась мимо лица Мастера легчайшим дуновением ветерка.
   Он услышал треск в ветвях в нескольких ярдах от себя, когда стрела вернулась обратно. Но леска не упала; Мастеру удалось зацепить ее за верхнюю ветку капока.
   Он перекинул лук через плечо, подобрал колчан и стал карабкаться по ветвям, его босые ноги легко находили опору на покрытой мхом коре. Он нашел стрелу в куче мха на стыке ствола баньяна с веткой. Работая быстро и эффективно, Мастер стрел распутал веревку у себя на поясе и прикрепил ее к леске; веревка, сплетенная его дочерью из волокон лианы, была толщиной с его палец, и, действуя на ощупь, Мастер обнаружил, что веревка тяжелая и завязать ее непросто.
   Когда веревка была надежно закреплена, он стал тянуть за направляющую леску. Веревка заскользила вверх сквозь слои листьев. Вскоре Мастер протянул ее вокруг ветки наверху. Он потянул за веревку; невидимая ветка капока немного подалась, но хватка была более чем достаточной, чтобы выдержать его тяжесть.
   Он отсоединил направляющую леску и обмотал ее вокруг талии. Он прикрепил к веревке две металлические рукоятки. К каждой рукоятке было присоединено стремя, и Мастер вставил в них свои ноги. Стоя и перенеся тяжесть тела на одно стремя, он передвинул другое на несколько футов вверх. Затем приподнялся и передвинул другое стремя выше первого. Таким образом, Мастер плавно поднялся сквозь оставшиеся слои навеса. Рукоятки легко скользили по веревке вверх, но храповики не позволяли им сдвинуться вниз. Одна из рукояток немного болталась - он подозревал, что она изношена, - но оставалась достаточно надежной.
   Пробираясь сквозь слои зелени к небу, Мастер расслабился в знакомом ритме простого упражнения, наслаждаясь ощущением жара в суставах, когда его мышцы работали. Тяжелый пояс на его талии с карманами для инструментов и еды мягко врезался в кожу; он едва замечал лук и колчан, перекинутые через плечо.
   Рукояти, веревки и стремена принадлежали Мастеру стрел по меньшей мере двадцать лет. Они были одним из самых ценных его владений: от них зависела его жизнь, и они были почти незаменимы. Жители леса умели делать веревки, луки и краску для лица, но у них просто не было сырья для изготовления захватов и стремян - или, если уж на то пошло, ножей, очков и многих других необходимых повседневных предметов. Даже старик Уваров, катающийся по лесной подстилке в своем кресле, признавал это.
   Чтобы получить свой набор альпинистского снаряжения, молодой Мастер стрел обменялся с нижними людьми.
   Он провел много дней, собирая лесные продукты: фрукты, мясо птиц, чаши с соком копайферы. Он сложил свои товары в один из огромных шлюзов, установленных в глубине леса. Он сообщил о своих потребностях нижним людям с помощью тщательно продуманной серии царапин, сделанных острием его ножа на покрытой шрамами поверхности шлюза.
   Когда он вернулся в шлюз на следующий день, там лежало альпинистское снаряжение, которое он хотел, сверкающее новизной и аккуратно разложенное. Лесных товаров не было и в помине.
   Лесной народ полагался на артефакты нижних людей, чтобы выжить. Но точно так же Мастер стрел часто думал, что, возможно, нижним людям нужна лесная пища, чтобы выжить. Возможно, там, внизу, под лесом, было темно, они были отрезаны от света; возможно, нижние люди не могли выращивать себе пищу самостоятельно. Мастер вздрогнул; ему внезапно представилось племя ночных существ с огромными глазами, крадущихся, как лори, по безжизненным, вечно темным уровням у него под ногами.
   Он добрался до верха своей веревки. Ветвь, через которую она была переброшена, насчитывала в толщину всего пару ладоней, но держалась достаточно прочно. Гнездо древесного стрижа - шар из коры и перьев, склеенный слюной, - прилепилось сбоку к ветви, укрывая его единственное яйцо.
   Он выбрал ветвь потолще и уселся на нее, обхватив ногами место соединения со стволом. Он аккуратно положил свой лук и колчан рядом с собой, надежно закрепив их. Он достал из-за пояса немного сушеного мяса и принялся жевать жесткую соленую мякоть, осматриваясь по сторонам.
   Теперь он подобрался вплотную к верхушке дерева капок. Несколько последних ветвей огромного дерева вырисовывались силуэтами на фоне темнеющего небесного свода над ним, их гроздья коричневатых листьев шелестели.
   Массив кроны была, возможно, ярдах в тридцати ниже небесного купола, но этот единственный гигантский капок возвышался над остальными, его верхние ветви почти касались неба. Вечерняя темнота делала этот верхний мир почти таким же темным, как лесная подстилка далеко внизу. Но Мастер знал толк в капоке; в конце концов, он взбирался на него большую часть своих восьмидесяти лет.
   Он был на вершине мира. Вдалеке по небу пронеслась птица, ее цвета казались яркими всплесками на фоне угасающего света. За небесным куполом проступали звезды. Ветви капока были густой, спутанной массой под ним, скрывая его огромный ствол. Семена - кусочки пушистого пуха - плавали повсюду, листья наполнялись последними лучами дневного света. В десяти ярдах под кроной дерева лес представлял собой волнистый ковер, плотный слой зелени, с приближением ночи становившийся маслянисто-черным, который простирался до горизонта, упираясь в стены самого небесного купола.
   Гарри Уваров отправил Мастера стрел сюда, чтобы осмотреть небо. Поэтому Мастер поднял лицо.
   Было заманчиво протянуть руку и посмотреть, сможет ли он дотронуться до неба.
   Конечно, он не мог сделать это - небесный купол по-прежнему находился по меньшей мере в двадцати футах над ним, но было бы достаточно легко пустить стрелу и посмотреть, как она ударит по невидимой крыше.
   Небо не изменилось. Звезды были тонкой, нерегулярной россыпью, едва нарушавшей глубокую пустоту неба. Большинство звезд были тусклыми красными точками света, похожими на капли крови, которые часто было трудно разглядеть.
   Уваров никогда раньше не проявлял интереса к звездам; теперь, внезапно, он приказал Мастеру залезть на деревья, сказав ему, что небо должно быть усеяно звездами, белыми, желтыми и синими. Что ж, он был совершенно неправ.
   Мастер чувствовал, что старый Уваров был важен: драгоценен, как талисман. Но с годами его слова и повеления казались все более иррациональными.
   Мастер искал небесные узоры, знакомые ему с детства. Там были три звезды одинаковой яркости, расположенные аккуратным рядом; там был знакомый круг звезд, в котором доминировал яркий алый отблеск.
   Ничего не изменилось в небе над ним, в звездах за куполом. Мастер даже не знал, что Уваров ожидал от него найти.
   Он забрался на самую верхушку капокового дерева, чтобы между ним и голым небом был приятный слой зелени. Затем он привязал себя к стволу веревочной петлей, положил голову на руку как на подушку и стал ждать сна.
  
   Вибрирующий вой клаксона эхом отразился от домов, пустых улиц, небесных стен.
   Морроу проснулся сразу.
   Какое-то мгновение он лежал в постели, уставившись в свет без видимых источников, заливавший потолок над ним.
   По крайней мере, проснуться было легко. Иногда по утрам клаксон не звучал - он был таким же несовершенным и подверженным поломкам, как и любое другое оборудование в мире, но в те дни Морроу обнаружил, что его глаза открываются вовремя, как обычно. Он представлял свой мозг как изношенную древнюю вещь, на поверхности которой отпечатались бороздки привычки. Он просыпался каждый день в одно и то же время.
   Точно так же, как делал это последние пять столетий.
   Он с трудом спустил ноги со своего тюфяка и встал. Он начал обдумывать предстоящую смену. Сегодня ему предстояла беседа с планировщиком Милпитасом - еще одна беседа, подумал он, - и почувствовал, как у него упало сердце.
   Он подошел к окну и помахал руками взад-вперед, чтобы немного улучшить кровообращение в верхней части тела. Из своего дома здесь, на второй палубе, Морроу мог разглядеть сквозь открытый многослойный настил некоторые детали третьей палубы внизу; он смотрел вниз на дома, фабрики, офисы и - возвышающиеся над всеми остальными зданиями - внушительные выступы храмов планировщиков, разбросанные по разделенным уровням подобно массивным облакам. За зданиями и улицами возвышались стены мира: листы металла, ребристые для прочности. И над всем этим простиралось многоуровневое небо, крышка из балок и панелей, ограждающая и давящая.
   Он выполнял свои утренние ритуалы - умывался, брил лицо и кожу головы, ел какую-нибудь скучную пищу с высоким содержанием клетчатки. Он надел свои самые чистые рабочие брюки стандартного образца. Затем он отправился на встречу с планировщиком Милпитасом.
   Сообщество занимало две палубы, вторую и третью. Жилые палубы были расположены в соответствии с круговой геометрией, в виде секторов и сегментов, отделенных друг от друга дорогами, очерчивающими хорды и радиусы. Четвертая палуба, уровень под третьей, была доступна, но необитаема; Суперэт давным-давно постановил использовать ее в качестве источника сырья. И был еще один уровень выше, называемый палубой номер один, который также был необитаем, но служил другим целям.
   Морроу понятия не имел, что находится над первой палубой или под четвертой. Планировщики не поощряли любопытство.
   Когда он пересекал палубу, вокруг было мало людей. Он, конечно, шел пешком; мир был всего в милю шириной, поэтому почти всегда было достаточно пеших прогулок или езды на велосипеде. Морроу жил в сегменте 2, непрестижном участке палубы рядом с внешним корпусом. Храм находился в секторе 3 - почти диаметрально противоположном, но близко к центру палубы. Морроу смог сократить радиальные проходы, миновав сектор 5, и пройти почти прямо к храму.
   Большая часть сектора 4 все еще была известна как Пул-парк - Морроу слышал, что это название закрепилось за ним с момента запуска корабля. Впрочем, сейчас в нем не было ничего похожего на парк. Морроу не спешил пораньше добраться к Милпитасу и медленно шел мимо рядов бедных, похожих на лачуги жилищ и лавок. На лавках были написаны имена их владельцев и названия их товаров, а также грубые, яркие изображения того, что можно было приобрести внутри. Тут и там, между стенами магазинов за выживание боролись сорняки и полевые цветы. Он миновал пару роботов-ремонтников: низко подвешенные тележки, оснащенные щетками и совками, с трудом пробирались по изношенным улицам.
   Ряды небольших жилых домов, квадратные склады и места встреч, библиотеки и фабрики выглядели так же, как и всегда: не совсем уныло - каждую ночь все очищалось дождевальными машинами, - но однообразно.
   Какая-то старая искра шевельнулась в усталом сознании Морроу. Единообразие. Да, это было подходящее слово. Ужасно однообразно. Теперь он приближался к храму планировщиков. Четырехгранная пирамида была высотой в добрых пятьдесят ярдов, построена из сверкающего металла, а ее края выделены синим цветом. Приближаясь к ней, Морроу почувствовал себя карликом, и его шаги невольно замедлились; в мире, где лишь немногие здания были выше двух этажей, храмы были видны повсюду, огромные, безликие - и пугающие.
   Какими, без сомнения, они и должны были быть.
  
   Планировщик Милпитас снова и снова вертел кусочек металла в своих длинных пальцах, разглядывая Морроу. Его стол был пуст, стены без украшений. - Вы задаете слишком много вопросов, Морроу. - Голый скальп планировщика толщиной с бумагу был натянут на череп и выдавал едва заметный узор шрамов.
   Морроу попытался улыбнуться; уже в начале беседы он чувствовал себя безмерно уставшим. - Я всегда так делал.
   Планировщик не улыбнулся. - Да. Вы всегда так делали. Но моя проблема в том, что ваши вопросы иногда беспокоят других.
   Морроу старался сдержать дрожь. На поверхности его сознания были страх и чувство бессилия, но под этим скрывался гнев, который, как он знал, следовало контролировать изо всех сил. Милпитас мог, если бы захотел, сделать жизнь Морроу очень неприятной.
   Милпитас поднял артефакт. - Скажите мне, что это.
   - Это кольцо в виде восьмерки.
   - Вы его сделали?
   Морроу пожал плечами. - Не знаю. Возможно. Это стандартный дизайн в магазинах на четвертой палубе.
   - Хорошо. - Милпитас с тихим звоном положил кольцо на свой стол. - Расскажите мне, что еще вы изготавливаете. Дайте мне список.
   Морроу закрыл глаза и задумался. - Детали для некоторых машин - например, для раздатчиков пищи. Не внутренности, конечно - мы оставляем это наноботам, - а основные внешние компоненты. Материал для зданий - балки, трубы, кабели. Очки, столовые приборы: простые вещи, которые не могут починить ремонтные бригады наноботов.
   Милпитас кивнул. - И?
   - И такие вещи, как ваше кольцо-восьмерка. - Морроу изо всех сил старался, вероятно, безуспешно, скрыть нотку разочарования в своем голосе. - И храповики, и стремена. Скребки...
   - Хорошо. Итак, Морроу, ценность балки или пары очков очевидна. Но что вы думаете об этом вопросе: какова ценность ваших колец в виде восьмерки, храповиков и стремян?
   Морроу заколебался. Это был именно тот вопрос, из-за которого у него были неприятности в первую очередь. - Не знаю, - выпалил он наконец. - Планировщик, меня сводит с ума то, что я не знаю. Я смотрю на эти вещи и пытаюсь понять, для чего они могут быть использованы, но...
   Планировщик поднял руки. - Вы не отвечаете мне, Морроу.
   Морроу был сбит с толку. Он давно понял, что, когда имеешь дело с такими людьми, как Милпитас, слова превращаются в оружие, тонкие лезвия, за движениями которых он едва мог уследить. - Но вы спросили меня, для чего нужны храповики.
   - Нет. Я спросил вас, что вы думаете об этом вопросе, а не ради ответа на сам вопрос. Это совсем другое.
   Морроу попытался разобраться в этом. - Мне жаль. Я не понимаю.
   - Да. - Планировщик положил свои длинные, покрытые хирургическими шрамами пальцы на стол перед собой. Милпитас, казалось, был одним из тех несчастных людей, страдающих частичной недостаточностью антивозрастной терапии, что требовало такого рода грубой переделки его тела. - Да, я действительно верю, что вы не понимаете. И именно в этом проблема, не так ли, Морроу?
   Он встал и подошел к окну своего кабинета. Отсюда Морроу мог видеть внешний каркас храма; его фасад представлял собой наклонную плоскость золотого света. Широкое костлявое лицо Милпитаса было обрамлено железным небом, лишенным источника дневного света.
   - Вопрос не имеет ценности, - сказал наконец Милпитас. - И поэтому ответ на него не имел бы ценности - он был бы бессмысленным, потому что вопрос сам по себе не имеет отношения ни к чему ценному. - Он повернулся к Морроу и испытующе улыбнулся. - Я знаю, вам не нравится этот ответ. Давайте, не бойтесь. Скажите мне, что вы думаете.
   Морроу вздохнул. Думаю, ты сумасшедший. - Я думаю, вы играете словами. - Он взял кольцо. - Конечно, у этой штуки есть цель. Она существует физически. Мы прилагаем усилия, чтобы создать ее...
   - Все, что мы делаем, имеет цель, Морроу, и только одну цель. - Милпитас выглядел серьезным. - Вы знаете, что это такое?
   Морроу почувствовал смутное раздражение. - Выживание вида. Я не ребенок, планировщик.
   - Вот именно. Хорошо. Вот почему мы здесь; вот почему Суперэт построил этот наш корабль-мир; вот почему моя бабушка - теперь, конечно, мертвая - и другие инициировали это путешествие. Это цель, которая лежит в основе всего, что мы делаем.
   Раздражение Морроу переросло в смутное бунтарство. Все? Даже уничтожение детей?
   Он задавался вопросом, сколько бесед, подобных этой, он пережил за эти годы.
   Смутно он помнил время, когда все было по-другому. В самом начале его жизни, полтысячелетия назад, великие виртуальные устройства, спрятанные где-то в структуре мира, покрыли серые стены корпуса сценами утраченных прекрасных панорам: он помнил виртуальные солнца и луны, пересекающие виртуальное небо, детей, бегающих по улицам.
   Было ощущение пространства - бесконечности. У виртуалов была сила заставить этот мир-коробку казаться огромным, без ограничений.
   Но Суперэт закрывал виртуальные машины одну за другой, обнажая похожую на череп реальность мира, которая скрывалась за иллюзией. Теперь, казалось, никто не знал, где находятся виртуальные машины или как получить к ним доступ, даже если они все еще работали.
   В то же время Суперэт сначала не поощрял, а затем и вовсе отменил деторождение. Фактически Морроу был одним из последних детей, появившихся на свет.
   Виртуальные диорамы - и голоса детей - больше не были нужны, сказал Суперэт.
   Молодежи не было, и люди старели. Не было ни дня, ни ночи, а только бесконечный, серо-стальной, не имеющий источника свет, который, отражаясь от металлического корпуса, создавал впечатление непрерывного рассвета. Досуговые мероприятия - театры, учебные группы, игровые коллективы - вышли из употребления. Мир был структурирован только бесконечной нудной работой.
   Работой и, конечно, изучением слов основателей Суперэта.
   Милпитас повернул свое широкое, довольно грубое лицо к Морроу. - Единственный императив Суперэта - обеспечить выживание вида - физически, через наши гены, и культурно, через мемы, которые мы несем, - в неопределенном будущем. - Он указал на железное небо. - Все, что мы делаем, руководствуется этой логикой, Морроу. Насколько нам известно, мы единственные живые люди где бы то ни было. И поэтому мы должны оптимизировать использование наших ресурсов.
   - В настоящее время мы преуспеваем. Наше население хорошо приспособлено; мы не нуждаемся в новых поколениях - по крайней мере, до тех пор, пока не изменится ситуация с нашими ресурсами.
   Но, - дико подумал Морроу, - население нестабильно. Каждый год люди умирали - в результате несчастных случаев или непонятных неудач. Итак, каждый год население фактически сокращалось.
   На протяжении столетий он был свидетелем неуклонного сокращения населения, медленного отступления с нижних палуб. Когда Морроу родился, он был уверен, что жилая зона была заселена вплоть до восьмой палубы - и говорили, что под ней было еще семь или восемь палуб. Сейчас заняты были только вторая и третья палубы.
   Он задавался вопросом, может ли быть точка, ниже которой раса не сможет регенерировать себя, даже если будет отменено временное бесплодие?
   Что тогда сделает Суперэт?
   Милпитас снова сел. Когда он заговорил снова, планировщик, казалось, пытался быть добрым. - Морроу, вы не должны мучить себя - и тех, кто вас окружает - вопросами, на которые нет ответов. В принципе, вы знаете, почему наш мир такой, какой он есть. Разве этого недостаточно? Вам действительно необходимо понимать каждую деталь?
   Но если я не понимаю, - кисло подумал Морроу, - тогда ты можешь контролировать меня. Произвольно. И это то, с чем мне трудно смириться.
   Милпитас сложил пальцы домиком. - Вот еще одно измерение, о котором вам нужно подумать. - Теперь его голос звучал резче. - Скажите мне, каковы ваши взгляды на внутренние противоречия между мемом и двойственностью генов?
   Морроу, нахмурившись, отказался отвечать.
   Милпитас улыбнулся изысканно покровительственно. - Вы не поняли вопроса, не так ли? Вы умеете читать?
   - Да, я умею читать, - раздраженно сказал Морроу. - Мне пришлось научиться самому, но, да, я умею читать.
   Милпитас нахмурился. - Но вам не обязательно уметь читать. Большинству людей это и не нужно. Это роскошь, Морроу; поблажка.
   - Мы все должны признать наши ограничения, Морроу; вы должны признать, что есть люди, которые знают лучше, чем вы.
   Морроу собрался с духом. Вот оно. Никакое наказание не должно было быть ужасно обременительным, но любое нарушение его дневного распорядка становилось для него все более трудным, даже болезненным.
   - Четыре недели на первой палубе, - быстро сказал Милпитас, делая пометку. - Я согласую это с вашим начальником в цехах. Мне жаль это делать, Морроу, но вы должны понять мою позицию; мы не можем допустить, чтобы вы мешали окружающим своим - своим недисциплинированным мышлением.
   Палуба первая. Шлюзы. Одно из самых сложных, если не сказать пугающих, мест для работы на всех палубах. Это было суровое наказание за то, что он все еще не мог признать преступлением...
   Но, тем не менее, он поймал себя на том, что подавляет усмешку над иронией происходящего. Потому что шлюзы - и странная, незаконная торговля, которая осуществлялась через них - были явным воплощением противоречий внутри его общества.
  
   Первые лучи утреннего света, словно живые существа, поползли вверх по небесному куполу. Тусклые звезды исчезли.
   Мастер стрел слез со своей ветки и размял затекшие конечности. Ветерок здесь, наверху, был свежим и сухим. Он помочился на ствол дерева; горячая жидкость потемнела на древесине и потекла вниз, к кроне. Он пожевал немного мяса со своего пояса и слизнул влагу росы с листьев капока. Воды было немного, но позже он найдет еще в углублениях с орхидеями и бромелиями.
   Он подобрал свой лук и колчан, подошел к веревке, которую оставил болтаться, и приготовился к первому этапу своего спуска. Он пропустил веревку через металлическое кольцо в виде восьмерки, пристегнул его к поясу и привстал на стременах. Он легко соскользнул вниз, рукой контролируя движение веревки через кольцо. Кольцо в виде восьмерки, потертое от долгого использования, тихо зазвенело, когда он спускался.
   Полог, возвышавшийся на пятьдесят ярдов над лесной подстилкой, представлял собой слой растительности глубиной в двадцать ярдов. Вскоре Мастер стрел скрылся от ветра самого верхнего уровня, и воздух стал влажным, душноватым, комфортным.
   Он нашел лиану и разрезал ее; вода хлынула ему в рот. Во время своего последнего визита в навес Мастер заметил фиговое дерево, которое, казалось, вот-вот начнет плодоносить; он решил сделать крюк, прежде чем вернуться к Уварову. Он обмотал веревку вокруг талии, заткнул за пояс альпинистское снаряжение и стал карабкаться по кроне, перебираясь с ветки на ветку.
   Мох и водоросли покрывали кору деревьев и свисали с веток, делая древесину опасно скользкой. Лианы, корни инжира и свисающие корни орхидей, бромелиевых и папоротниковых растений обвивали ветви, как веревки. Листья сияли во мраке, похожие на маленькие зеленые наконечники стрел. Некоторые цветы, предназначенные для привлечения внимания колибри и солнечных птиц, отсвечивали красным в полумраке; другие, бледные, зловонные, терпеливо ждали, пока летучие мыши съедят их плоды и таким образом распространят семена.
   За суматохой жизни Мастер мог видеть лишенные ветвей стволы деревьев кроны. Стволы поднимались сквозь зелень, как столбы дыма, гладкие и массивные.
   Фиговое дерево представляло собой нелепый клубок, растущий из ствола дерева кроны, паразит, питающийся за счет дерева-хозяина. Приблизившись к фиговому дереву, он понял, что был прав насчет плодоношения. Попугай висел вниз головой на ветке, его перья были ярко-малиновыми, и он жевал инжир, который держал в одной лапе. Густой запах спелого инжира доносился от листьев, а ветви были полны животных и птиц.
   Было даже семейство обезьян-сребролистов. Мастер подобрался довольно близко к одной самке, за спину которой цеплялся детеныш. Несколько мгновений Мастер наблюдал, как она работает с фруктами; казалось, она нюхает каждый инжир по отдельности, словно пытаясь определить по запаху, готов ли он к употреблению. Наконец она нашла инжир по своему вкусу и целиком запихнула его в рот, в то время как ее малыш мяукал у нее на шее.
   Самка внезапно осознала присутствие Мастера стрел. Ее маленькая, совершенная головка повернулась к нему, глаза округлились, и на мгновение она застыла, встретившись взглядом с Мастером. Затем она повернулась и побежала прочь сквозь шелестящие листья, через мгновение пропав из виду.
   Он пробирался к инжиру, крича и хлопая в ладоши, чтобы отпугнуть падальщиков. Он даже разбудил стайку плодовых летучих мышей, необычно питавшихся днем; они разбежались при его приближении, шелестя своими огромными, свободными, кожистыми крыльями.
   Наконец он добрался до обвитой корнями инжира ветви дерева кроны. На самом деле это был инжир-душитель, понял он; крона инжира была настолько густой, что закрывала свет от своего хозяина и в конечном итоге должна была занять его место в кроне.
   - Мастер стрел.
   Его имя внезапно прошептали прямо у него за спиной. Он испуганно обернулся и чуть не выпустил покрытую водорослями ветку под собой; его лук неуклюже стукнул по голой спине.
   Это была Прядильщица веревок. В полумраке ее лицо казалось круглым, когда она улыбалась ему. Прядильщице, его старшей дочери, было пятнадцать лет, и ее невысокое худощавое тело было гибким, как у обезьяны. За спиной она несла полный мешок. Яркий мазок алой краски пересекал ее лицо, выделяя глаза и нос наподобие маски; ее волосы были зачесаны назад и свисали бахромой над ушами до плеч, насыщенно-черные. Ее металлические очки блестели в зеленом свете.
   - Попался, - сказала она.
   Он попытался восстановить свое достоинство. - Это было безответственно.
   Она фыркнула и потерла свой вздернутый нос. - О, конечно. Я видела, как ты подкрадывался к бедной серебролистой. И с ее ребенком. - Присев на корточки в ветвях, она угрожающе двинулась к нему. - Может, мне стоит забраться тебе на спину и посмотреть, как тебе это понравится...
   - Не беспокойся. - Он прислонился к суку дерева, сорвал с ветки инжир и откусил от него. - Что в мешке?
   - Инжир, медовые соты и несколько клубней, которые я ранее выкопала с пола... Я позавтракала личинками жуков, найденными в упавшем стволе вон там. - На мгновение она выглядела отстраненной, вспомнив о своей еде. - Вкусно... Что ты вообще здесь делаешь? Я думала, ты внизу со стариной Уваровым.
   - Ты права. В принципе. Теперь моя очередь...
   Пятьдесят человек племени прожили большую часть своей жизни под навесом. Итак, Гарри Уваров установил распорядок дня, определив людей, которые должны были проводить время с ним внизу. Уваров приходил в ярость, если расписание нарушалось, настаивая на том, что даже само расписание старше любого живого человека, кроме него самого.
   - Уваров отправил меня наверх - к гигантскому капоку - посмотреть, изменились ли звезды.
   Прядильщица хмыкнула; она сама взяла инжир и съела его целиком, как обезьяна. Она вытерла губы листиком. - Почему?
   - Не знаю...
   - Тогда он старый дурак. И ты тоже.
   Мастер стрел вздохнул. - Тебе не следует так говорить, Прядильщица. Уваров - старик, очень древний человек. Он помнит, когда был запущен корабль, и...
   - Я знаю, я знаю. - Она выковыривала семечки из зубов мизинцем. - Но он также сумасшедший старик и становится все безумнее.
   Мастер решил не спорить. - Но так это или нет, мы все равно должны заботиться о нем. Мы не можем позволить ему умереть. Ты бы этого хотела? - Он вглядывался в ее лицо, отыскивая признаки понимания. - И если ты - и твои друзья - не будете выполнять свои обязанности по очереди...
   - Чего мы не делаем.
   - ...тогда это означает, что таким людям, как я, приходится нести больше, чем положено по закону.
   Прядильщица веревок торжествующе ухмыльнулась, на ее лице проступила яркая краска. - Итак, ты признаешь, что тебя возмущает необходимость ухаживать за этой старой реликвией там, внизу.
   - Да. Нет. - Несколькими словами она поставила его в крайне неловкое положение, что, казалось, удавалось ей так часто и так легко. - О, я не знаю, Прядильщица. Но мы не можем позволить ему умереть.
   Она откусила еще одну фигу и небрежно сказала: - Почему бы и нет?
   - Потому что он человек, который заслуживает достоинства, если не чего-то другого, - огрызнулся он. - И...
   - И что?
   И, подумал он, я боюсь, что если Уварову позволят умереть, миру придет конец.
   Мир был таким явно искусственным.
   Лес был заключен в коробку. Можно было пустить стрелу в небо. В полу были дыры и целые уровни - владения нижних людей - под миром. Скрытые машины каждый день освещали небесный купол, заставляли дождь падать на ожидающие листья и нагнетали воздух вокруг верхушек навеса. Возможно, существовали и более хитроумные механизмы, размышлял он иногда, которые поддерживали этот маленький замкнутый мирок другими способами.
   Прядильщице мир, должно быть, казался огромным. Но в глазах Мастера он стал маленьким и хрупким, и по мере того, как он становился старше, он все больше осознавал, насколько все люди леса зависят от механизмов, которые были древними и недоступными.
   Если механизмы выйдут из строя, они все умрут; для Мастера стрел это было так просто и незабываемо.
   Гарри Уваров был старым дураком в инвалидном кресле, не имевшим очевидного влияния на механизмы, которые поддерживали в них жизнь. И все же, казалось несомненной правдой, что он действительно был так стар, как утверждал - что ему была тысяча лет, столько же лет, сколько самому кораблю, - что он помнил Землю.
   Уваров был связующим звеном с днями постройки корабля. Мастер с глубоким суеверным страхом чувствовал, что если Уваров умрет - если эта осязаемая связь с прошлым когда-нибудь прервется, - то, возможно, погибнет и сам корабль, вокруг них.
   И потом, как они вообще смогут выжить?
   Он обеспокоенно посмотрел на свою дочь, задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь объяснить ей это.
  

9

  
   Лизерль пробудилась - медленно, прерывисто - от своего долгого сна.
   Она раздраженно пошевелилась, огляделась, моргая виртуальными глазами, пытаясь понять, что ее потревожило. Какое-то движение?
   Движение в этом супе с температурой в миллион градусов?
   Сложив виртуальные руки на груди, поджав под себя ноги, она медленно плыла сквозь сжатую плазму радиационной зоны. Вокруг нее, почти незамеченные, высокоэнергетические фотоны исполняли свой сложный танец продолжительностью в миллионы лет, прокладывая себе путь из ядра к поверхности.
   По прошествии всего этого времени она переместилась к расстоянию не более трети солнечного радиуса от центра самого Солнца.
   Она провела краткую диагностическую проверку своих оставшихся хранилищ данных. Она, конечно, обнаружила больше повреждений; больше кумулятивного опустошения непрекращающейся руки энтропии. Она смутно задавалась вопросом, сколько из ее первоначальных возможностей обработки и памяти у нее осталось к настоящему времени. Десять процентов? Может быть, меньше?
   Что бы она почувствовала, если бы сейчас полностью пришла в себя? В любом случае, она никогда не использовала свои возможности в полной мере - в системы была встроена огромная избыточность, - но она наверняка осознавала бы какую-то потерю: возможно, пробелы в памяти или ухудшение восприятия своего виртуального тела - онемение, неидеально реализованная кожа.
   Лизерль, сказала она себе, ты стареешь, снова и снова. Первый человек в истории, который состарился во второй раз.
   Еще один раз, для леди-уродки.
   Она улыбнулась и прижалась лицом к коленям. Когда-то глубина ее самосознания и способность получать доступ к огромным хранилищам памяти сделали ее самым сознательным человеком - или, во всяком случае, квазичеловеком - в истории. Так ей сказали.
   Что ж, это больше не могло быть правдой.
   Всегда предполагая, что еще остались люди, с которыми можно сравнивать себя, конечно.
   Плазма все еще струилась по поверхностям интерфейса, в котором хранились ее древние, потрепанные хранилища данных; где-то за пределами Солнца энергия, сбрасываемая через охлаждающую червоточину, должно быть, все еще сияет подобно миниатюрной звезде, возможно, отбрасывая свои тени на фотосферу. Она знала, что холодильная система червоточины, должно быть, все еще работает, и что различные усовершенствования, внесенные в нее инженерами, поскольку она вышла далеко за рамки своего дизайна в своем стремлении глубже проникнуть под Солнце, должно быть, все еще работают. Во всяком случае, в некотором роде.
   Она знала все это, потому что, если бы связь не работала, она была бы мертва.
   Было даже возможно, что на другом конце червоточины все еще были люди, получающие полезные данные из связи. На самом деле, она смутно надеялась на это, несмотря ни на что. В конце концов, в этом прежде всего и был смысл этой экспедиции. То, что они больше не хотели с ней разговаривать, не означало, что их там не было.
   В любом случае, это едва ли имело значение; она не собиралась просыпаться от дремотного полусна, в котором коротала годы - и столетия, и тысячелетия...
   Но снова этот намек на движение. Что-то неуловимое, преходящее...
   Это была не более чем тень, скользнувшая по краю ее сенсориума, едва различимая даже ее обостренными чувствами. Она попыталась повернуться, чтобы проследить за неуловимым призраком, но оказалась жесткой, неуклюжей, ее "конечности" заржавели от столетий заброшенности.
   Шипящая тень снова описала дугу перед ее глазами, пронеслась по прямой линии и исчезла из поля зрения.
   Работая с непривычной поспешностью, она запустила процедуры самовосстановления во всей своей системе. Она проанализировала увиденное, разложив сложное изображение, представленное ей визуально, на лежащие в его основе формы компонентов.
   Она почувствовала смутное возбуждение. Она знала, что если бы она все еще была человеком, ее сердце билось бы быстрее, а прилив адреналина заставил бы ее кожу натянуться, дыхание участиться, чувства обостриться. Впервые за многие исторические века она почувствовала раздражение из-за кокона отключенных виртуальных чувств, который окутывал ее; это было так, как если бы механизм мешал ей чувствовать...
   Она обдумала результаты своего анализа. Изображение едва ли существовало; неудивительно, что оно показалось ей призраком. Это была не более чем слабая тень на фоне потока нейтрино из солнечного ядра, смутная согласованность среди искорок взаимодействия с медленно движущимися протонами плазмы...
   Тень, которую она видела, была структурой темной материи. Нечто из фотино, вращающееся вокруг сердца Солнца.
   Она чувствовала ликование. Наконец-то - и как раз на глубине, в трети солнечного радиуса от центра, как они с Киваном предполагали все эти годы назад, она нашла то, за чем пришла сюда - приз, ради которого ее человечность была отброшена. Наконец-то она добралась до края теневого ядра темной материи Солнца, до почти невидимой язвы, которая гасила его термоядерный огонь.
   Она ждала возвращения объекта фотино.
  
   Мастер стрел скользнул к земле.
   Он прошел сквозь еще один слой листьев: это был лесной подлесок, состоящий из адаптированных к темноте пальм и немногих саженцев, молодых деревьев, растущих из семян, оброненных кронами деревьев. Свет на этом уровне - даже сейчас, в полдень - был тусклым, пропитанным зеленью кроны. Воздух был горячим, застоявшимся, влажным.
   Мастер достиг грунта, недалеко от основания огромного дерева. Под одной из его босых подошв извивался жук, прокладывая себе путь через гниющие листья. Мастер рассеянно наклонился, поднял жука и отправил его в рот.
   Он спустил с дерева свою веревку и пошел по лесной подстилке.
   Под тонкой почвой он чувствовал толстый слой корешков дерева. Деревья поддерживались огромными контрфорсами: растущими из густых стволов треугольными ребрами, шириной в пять ярдов у основания. Тонкая цепочка термитов - лента длиной в сотни ярдов - уверенно шествовала по полу рядом с его ногами, направляясь к расщелине ствола дерева, в которой находилось их гнездо.
   Он проходил мимо разноцветных брызг среди разлагающейся лесной подстилки - в основном это были мертвые цветы, упавшие с кроны, - но была также одна огромная раффлезия: единственный цветок в ярд шириной, без листьев, с толстыми темно-бордовыми лепестками, кожистыми и покрытыми бородавками. Изнутри исходил отвратительный запах гниения, и мухи, загипнотизированные ароматом, роились вокруг огромной чаши.
   Мастер, озабоченный, обошел вокруг гротескного цветка.
   - ...Где, во имя Леты, ты был?
   Кресло Уварова покатилось к Мастеру из тени его укрытия.
   Мастер, пораженный, отшатнулся назад. - Я остановился, чтобы собрать инжир. Он был спелым. Я встретил свою дочь - Прядильщицу веревок - и...
   Гарри Уваров игнорировал его. Уваров вкатил свое кресло обратно в укрытие, его колеса тяжело проминали мягкую лесную подстилку. - Расскажи мне о звездах, которые ты видел, - прошипел он. - Звезды...
   Убежище Уварова представляло собой не более чем крышу из веревок и пальмовых листьев, паутину, подвешенную между стволами деревьев. Под этой крышей джунгли были расчищены и устланы грубо отесанными деревянными досками, по которым Уваров мог кататься, а колеса его кресла жужжали, возя его туда-сюда, туда-сюда. К стенам были прикреплены незажженные смоляные факелы. Уваров хранил здесь свои немногочисленные пожитки, большинство из которых было непонятно Мастеру стрел: коробки, закрытые стеклянными дисками, пожелтевшие и выцветшие от использования книжные полки, шкафы, стулья и кровать, на которую Уваров больше не мог забраться.
   Ничто из этого никогда не срабатывало при жизни Мастера стрел.
   Гарри Уваров был завернут в кожаное одеяло, которое скрывало его бесполезные конечности. Его голова - огромная, похожая на череп, окаймленная небесно-белыми волосами и с глазами, ввалившимися от разложения, - болталась на шее, которая стала слишком слабой, чтобы ее поддерживать. Если бы Уваров мог стоять, он был бы выше Мастера на три фута. Но, развалившись в кресле, Уваров был похож на какую-то гротескную куклу, грубую вещь, сделанную из тряпок и черепа какого-то животного, возможно, обезьяны.
   Мастер с беспокойством изучал Уварова. Старик никогда не отличался рациональностью, но сегодня в его голосе, казалось, появились дополнительные нотки - возможно, наконец-то острие настоящего безумия.
   И если это было правдой, как он - Мастер стрел - собирался с этим справиться?
   - Ты чего-нибудь хочешь? Я тебе принесу...
   Уваров поднял голову. - Просто скажи мне, черт бы тебя побрал... - Его похожие на листья щеки затряслись, а на подбородке появились брызги слюны, что означало ярость. Но его голос, реконструированный какой-то машиной несколько поколений назад, был мягким, нечеловеческим шепотом.
   - Я забрался на капок - самое высокое дерево... - Мастер, запинаясь, попытался описать то, что он видел.
   Уваров слушал, запрокинув голову и приоткрыв рот.
   - Звездный лук, - сказал он наконец. - Ты видел звездный лук?
   Мастер стрел покачал головой. - Я никогда не видел звездный лук. Расскажи мне, как он выглядит.
   Ярость, казалось, охватила Уварова; его кресло каталось взад-вперед, взад-вперед, грохоча по расшатанным половицам. - Я так и знал! Никакого звездолета... Корабль замедляет ход. Мы прибыли. Я так и знал...
   - Они пытались исключить меня. Эти ублюдочные планировщики-выживальщики и, возможно, даже эта сморщенная сука Армонк. Если она все еще жива. - Он развернулся, пытаясь стать лицом к Мастеру стрел. - Разве ты этого не видишь? Если звездного лука нет, значит, корабль прибыл. Путешествие окончено... Спустя тысячу лет мы вернулись на Солнце.
   - Но в твоих словах нет смысла, - слабо запротестовал Мастер стрел. - Звездного лука никогда не было. Я не знаю, что...
   - Ублюдки... Ублюдки. - Уваров продолжал свою бесконечную катавасию. - Мы вернулись, чтобы выполнить нашу миссию - миссию Суперэта, а не Луизы Йе, черт возьми, Армонк! - и они хотят меня выкинуть. Вас тоже, дети мои... Мои бессмертные дети.
   - Послушайте меня. - Уваров снова повернулся к Мастеру. - Вы должны услышать меня, это очень важно. Вы - будущее, Мастер стрел... Вы, бедные, невежественные, какими бы вы ни были: вы и ваши люди - будущее вида.
   Теперь он подкатился к краю своего настила и поднял голову к Мастеру стрел. Мастер увидел лужи свернувшейся крови в углублениях пустых глазниц и отшатнулся от тяжелого, зловонного запаха разлагающегося тела под одеялом. - Вы не будете преданы своими чертовыми наноботами, как я. Когда роботы иссушили мои конечности и выкололи мои чертовы глаза пять столетий назад, я понял, что был прав с самого начала...
   - Но теперь мы вернулись домой. Миссия окончена. Вот что говорят тебе звезды, если бы у тебя только были глаза, чтобы видеть.
   - Я хочу, чтобы ты собрал людей. Возьмите оружие - луки, духовые трубки - все, что сможете найти.
   - Почему?
   - Потому что вы собираетесь вернуться на палубы. Впервые за столетия. Вы должны добраться до интерфейса. Интерфейса червоточины, Мастер.
   Палубы...
   Мастер стрел попытался представить, как проходит через шлюзы в лесной подстилке, входит в неизвестную темноту бесконечных уровней у себя под ногами. Нарастала паника, остро и болезненно в горле.
   Мастер, спотыкаясь, вышел из маленькой хижины и вернулся в знакомые ароматы джунглей. Он поднял лицо к кронам деревьев над головой и сияющему небу за ними.
   Мог ли Уваров быть прав? Неужели тысячелетнее путешествие наконец закончилось?
   Внезапно мир Мастера показался ему крошечным, хрупким, пылинкой, плывущей по течению среди невероятных опасностей. Ему страстно захотелось вернуться под навес, раствориться в густом, влажном воздухе, в аромате растущих растений.
  
   - Милпитас был прав, - сказала Целеустремленность. - Твоя беда в том, что ты слишком много думаешь, Морроу. - Ее громкий голос гремел, эхом отражаясь от голых металлических стен первой палубы; Целеустремленность, казалось, не замечала огромной пустоты вокруг них - заброшенных жилищ, бесконечных, затененных уголков этого необитаемого места.
   Целеустремленность открыла шлюз. Шлюз представлял собой простой цилиндр, который поднимался от пола и плавно сливался с потолком в сотне ярдов над их головами. Целеустремленность открыла дверь в боковой части шлюза, но внутри цилиндра в двадцати футах над ними также (Морроу заметил) был люк, перекрывающий верхнюю часть цилиндра.
   Все шлюзы были одинаковыми. Но Морроу никогда не видел, как открывается верхний люк, и не знал никого, кто бы это делал.
   Сегодня в этом шлюзе лежала груда ананасов, сочных и спелых, и несколько бутылей сока копафейры. Морроу открыл сумку, и Целеустремленность начала методично выгребать фрукты из шлюза и складывать в сумку, напрягая свои огромные бицепсы. - Ты должен принимать вещи такими, какие они есть, - продолжила она. - Наш образ жизни здесь не менялся веками - ты должен это признать. Значит, планировщики, должно быть, что-то делают правильно. Почему бы не предоставить им преимущество сомнения?
   Целеустремленность была крупной, дородной женщиной, которая обычно носила туники без рукавов, обнажавшие огромные мускулы ее рук. Ее лицо тоже было сильным, широким и терпеливым, обычно безмятежным под выбритой головой. Нижняя половина ее тела, напротив, была изможденной, тонкой, что придавало ей странно неуравновешенный вид.
   Морроу сказал Целеустремленности: - Ты всегда разговариваешь со мной так, как будто я все еще ребенок. - Таким, в глазах Целеустремленности, он, вероятно, всегда и будет. Целеустремленность была на двадцать лет старше Морроу, и она всегда брала на себя роль старшей наставницы - даже сейчас, после пяти столетий жизни, когда всего пара десятилетий могла пролететь незаметно. Тот факт, что они когда-то были женаты в течение нескольких десятилетий, в долгосрочной перспективе никак не повлиял на их отношения. - Послушай, Целеустремленность, столь многое в нашем маленьком мире просто не имеет смысла. И мысль об этом сводит меня с ума.
   Целеустремленность выпрямилась и уперлась кулаками в бедра; ее лицо блестело от пота. - Нет, это не так.
   - Что?
   - Это не сводит тебя с ума. Никто в таком возрасте, как ты - или я - не способен из-за чего-либо сойти с ума. У нас больше нет сил злиться, Морроу.
   Морроу вздохнул. - Хорошо. Но это должно свести меня с ума. И тебя. Так много всего просто-напросто недосказанного. - Он поднял наполовину полную сумку фруктов. - Посмотри, какую работу мы делаем даже сейчас. Это просто нелогично.
   - Достаточно логично. Сок копафейры - полезное топливо. И нам нужны фрукты, чтобы пополнить машины снабжения, которые не работают должным образом с тех пор, как...
   - Да, - раздраженно сказал Морроу, - но откуда берутся фрукты? Кто приносит это сюда, к этим шлюзам? И...
   - И что?
   - И что им нужно от храповиков, ножей и колец в виде восьмерки, которые мы им приносим?
   Морроу взял бутыли с соком, а Целеустремленность перекинула сумку с фруктами через плечо. Они начали стометровую прогулку к следующему шлюзу. Целеустремленность двигалась неровно, почти вразвалочку, ее похожие на палки ноги казались слишком слабыми, чтобы поддерживать массивную верхнюю часть тела. Из-за какого-то непонятного сбоя наноботов ее ноги стали сморщенными, тонкими и - как подозревал Морроу, хотя Целеустремленность никогда не жаловалась - страдали артритом.
   - Не знаю, - просто сказала Целеустремленность. - И я не думаю об этом. - Она искоса посмотрела на Морроу.
   - Но это не имеет смысла. - Морроу нервно посмотрел на переборку над собой. - Этот фрукт должен откуда-то взяться. Там, наверху, должны быть люди, Целеустремленность, люди, которых мы никогда не видели, чье существование никогда не признавалось планировщиками, или...
   - Тогда люди, чье существование ни черта не значит.
   - Но это не так. Мы торгуем с ними. - Он остановился и протянул свой мешок с фруктами. - Посмотри на это. Мы ведем с ними эту торговлю - тем самым косвенно признавая их существование - уже несколько десятилетий.
   Целеустремленность продолжала идти, испытывая боль. - На самом деле, столетия.
   Когда Морроу был молодым человеком, он почти все время злился, вспоминал он. Сейчас - даже сейчас - он почувствовал призрачный прилив того старого гнева. Он почувствовал смутную гордость за себя: чувство гнева в наши дни было таким же редким явлением, как достижение эрекции. - Но это означает, что наше общество по своей сути слегка безумно.
   Целеустремленность покачала своей массивной головой и изучающе посмотрела на Морроу с выражением терпимости на лице. - Продолжай в том же духе, и ты проведешь остаток своей жизни здесь. Или где-нибудь похуже.
   - Только подумай об этом, - сказал Морроу. - Целое общество, живущее в массовом заблуждении... Неудивительно, что они закрыли виртуалы. Неудивительно, что они запретили детей.
   - Но нас всех кормят. Не так ли? Так что это не может быть таким уж безумием. - Она улыбнулась, и на ее широком лице появилось выражение мудрости. - Люди - очень ущербный вид, Морроу. Кажется, мы просто не способны действовать рационально очень долго. Такого рода вещи - торговля с несуществующими неизвестными наверху - кажутся мне незначительным отклонением от нормы.
   Морроу с любопытством изучал ее. - Ты в это веришь? И я думаю, что отношусь к себе скептически.
   Целеустремленность достигла следующего шлюза; она бросила свою сумку и прислонилась к изогнутой металлической стене, положив руки на колени. - Знаешь, друг мой, мы разговариваем об этом каждые несколько лет.
   Морроу нахмурился. - В самом деле? Не так ли?
   - Конечно. - Целеустремленность улыбнулась. - В нашем возрасте даже сомнения становятся привычкой. И мы никогда не приходим ни к какому выводу, а мир продолжается. Как и всегда. - Она выпрямилась, осторожно разминая свои тонкие ноги. - Пошли. Давай продолжим нашу работу.
   Одним движением своих огромных рук Целеустремленность открыла дверь шлюза.
   Затем - вместо того, чтобы шагнуть вперед и собрать продукты - она нахмурилась и неуверенно посмотрела на Морроу. - ...Я не понимаю.
   - Что это?
   - Смотри.
   Шлюз был пуст.
   Морроу уставился на Целеустремленность, а затем в пустую камеру. Он не мог поверить в то, что видел. Раньше эти сделки никогда не шли наперекосяк.
   - Ножи исчезли, - сказал он.
   - Мы оставили их здесь вчера.
   - Но мяса нет.
   - Но царапины ясно говорят о том, что ножи были тем, что они хотели...
   Этот диалог продолжался, наверное, минут пять. Часть Морроу смогла выйти наружу - посмотреть на себя и Целеустремленность с определенной отстраненностью, даже с жалостью. Перед ним были два пожилых человека, слишком безнадежно привязанных к привычкам, чтобы реагировать на неожиданное.
   Целеустремленность права. Я стал похож на машину, подумал он с гневом и грустью. Хуже, чем машина.
   Целеустремленность сказала: - Я пойду и проверю маркировку. Возможно, мы допустили какую-то ошибку.
   - Мы никогда раньше не ошибались. Как мы могли?
   - Я все равно пойду проверю.
   Целеустремленность шагнула вперед в шлюз и, прищурившись, всмотрелась в торговую маркировку.
   ...И люк в верхней части шлюза, в двадцати футах над ее головой, начал открываться.
  
   Внутри плазменного моря время мало что значило для Лизерль.
   Когда она погрузилась в Солнце, она отказалась от всех своих виртуальных чувств, за исключением зрения и остаточного осознания тела; дрейф сквозь вздымающуюся облачную плазму был похож на детское видение сна или бесконечную океаническую медитацию. Она замедлила ход часов, которые управляли ее сознанием, и позволила себе впадать в длительные периоды истинного "сна" - неосознанности, когда она дрейфовала, и только ее автономные системы терпеливо функционировали.
   И она без сожаления позволила разорваться важнейшему звену синхронизации между ее сенсориумом и внешней Вселенной. Пока она дрейфовала вокруг ядра Солнца, почти незаметно погружаясь все глубже в его сердце, в мирах человечества прошли десятки столетий...
   И вот снова появилась структура фотино.
   На этот раз она была готова. Она вглядывалась в структуру, когда она проходила мимо нее, все чувства были открыты.
   И все же она едва могла разобрать ее; это было похоже на грубый набросок углем на фоне светящейся плазмы.
   Она с тоской наблюдала, как облако фотино снова исчезает из виду, проходя сквозь плазму, как будто оно было не более материальным, чем туман, на своей минутной орбите вокруг Солнца.
   Но...
   Но не отклонился ли объект фотино от своей орбиты, когда проходил мимо нее? Возможно ли, что он действительно отреагировал на ее присутствие?
   Теперь она стала замечать больше движения внизу и впереди себя. Движущиеся фигуры были призрачными, до бешенства неуловимыми на сверкающем, почти безликом фоне. Расстроенная, она напрягла все свои органы чувств, требуя, чтобы ее старые процессоры извлекли из получаемых данных все до последнего бита информации.
   Постепенно изображения увеличивались, приобретая четкость.
   Там были сотни - нет: тысячи, миллионы - следов фотино. Может быть, это были паттерны стоячих волн, подумала она, следы когерентности в облаке темной материи.
   Медленно она создала в своей голове образ, составную модель узоров: примерно линзовидной формы, длиной, возможно, в пятьдесят ярдов - и, как она постепенно осознала, некоторые намеки на внутреннюю структуру.
   Внутренняя структура?
   Что ж, вот и конец теории стоячей волны. Эти вещи казались дискретными объектами, а не просто паттернами когерентности в континууме.
   Она наблюдала за объектами, описывающими свои орбиты вокруг центра Солнца. Парящие формы линз напомнили ей графику содержимого кровеносного русла; она задалась вопросом, действительно ли эти структуры похожи на антитела или тромбоциты - кровяные пластинки, роящиеся в поисках раны. Они роились друг над другом, чудесным образом не сталкиваясь.
   Нет, медленно осознала она. В этом не было ничего чудесного. Объекты удалялись друг от друга, паря по своим орбитам.
   Это была стая. Структуры темной материи были живыми.
   Живыми и целеустремленными.
  
   Медленно она подплыла к стае птиц-фотино (как она их предварительно назвала). Они кружили вокруг нее, грациозно избегая ее.
   Они явно реагировали на ее присутствие. Они явно были осведомлены - если не разумны, подумала она.
   Она задавалась вопросом, что делать дальше. Ей хотелось, чтобы рядом с ней был Киван Скоулз, с которым можно было бы поговорить об этом.
   Милый, терпеливый Киван пришел в проект Солнца младшим научным сотрудником; предполагалось, что его срок службы составит всего несколько лет. Но он гораздо дольше оставался на околосолнечной орбите, чтобы стать ее терпеливым командиром, что выходило далеко за рамки чувства долга или дружбы. В конце концов, ее отношения со Скоулзом на расстоянии длились десятилетия.
   Что ж, она была благодарна ему за преданность. Он безмерно помог ей пережить те первые трудные годы внутри Солнца.
   Судорожно она пыталась вспомнить, когда он в последний раз разговаривал с ней.
   В конце концов его просто убрали. Почему? Чтобы способствовать каким-то организационным, политическим, культурным изменениям? Ей никогда не говорили.
   Со временем она узнала, что человеческие организации - даже если в них работают законсервированные полубессмертные - имеют период полураспада всего несколько десятилетий. Те, что выжили дольше, сохранились лишь в виде оболочек, обычно преобразованных в что-то далекое от целей их основателей. Она подумала о медленном разложении церкви святого света Суперэта, очевидном даже за то короткое время, что она провела вне Солнца, которая превратилась в ядро организации фанатиков, сгрудившихся вокруг некоего вечного огня древней веры.
   Сменяющие друг друга контактеры занимали свои места у микрофонов на другом конце ее канала связи с червоточиной. Ей показывали их лица на изображениях, переданных по каналам телеметрии. Так что она знала, как они выглядят, этот парад все более странно выглядящих мужчин и женщин с их мимолетными модами и стилями и все более отстраненным выражением лица. Эволюция языка и другие культурные изменения были загружены в ее хранилища данных, так что смещение человеческих миров от того времени, в котором она выросла (пусть и ненадолго), не вызвало у нее проблем с общением. Но ничто из этого ее не занимало. После Кивана Скоулза она не проявляла особого интереса или сочувствия к череде людей-светлячков, которые общались с ней.
   Иногда она задавалась вопросом, какой она, должно быть, кажется им - капризным, античным квазичеловеком, запертым внутри части шаткой старой технологии.
   Потом, наконец, они вообще перестали с ней разговаривать.
   Однако, как ни странно, она все еще чувствовала себя - несмотря ни на что - преданной человечеству. Они довольно цинично создали ее для своих собственных целей и, в конце концов, бросили ее здесь, в сердце этого чуждого мира; и все же она не могла мысленно отрезать себя от людей. В конце концов, заговорили бы они с ней или нет, ее канал охлаждения в червоточине мог быть легко отключен - с отключением ее сознания - так же тривиально, как выключение света. Но этого не произошло.
   Итак, обиженно подумала она, они не потрудились убить ее. За это ли она обязана им верностью? Она пыталась быть циничной. Должна ли она кланяться и расшаркиваться, просто ради того, чтобы сохранить свою жизнь?
   Но, несмотря на свою решимость быть непреклонной, она обнаружила, что у нее сохранилось остаточное стремление к общению - передавать свои новости за пределы Солнца, рассказывать все, что она узнала о птицах-фотино, - просто на случай, если кто-нибудь слушает.
   Это было нелогично. И все же, ей было не все равно; это было ноющее чувство ответственности - даже долга - которое она просто не могла выбросить из своего сознания.
   На самом деле, через некоторое время она начала с подозрением относиться к самой этой настойчивости. В конце концов, для Суперэта своего времени она представляла собой неплохую инвестицию. Ее задание состояло в том, чтобы выяснить, что происходит с Солнцем, и она могла четко выполнить свое задание только в том случае, если отчитается перед кем-нибудь. Так что, возможно, потребность в общении, даже с невосприимчивыми слушателями, была глубоко заложена в программировании систем, лежащих в основе ее осознания. Возможно, это было даже встроено в физические системы.
   Спустя столько времени они все еще манипулируют мной, кисло подумала она.
   Но даже если бы это было правдой, она мало что могла с этим поделать; в результате, однако, у нее остался раздражающий зуд - и не было возможности почесать его.
  
   Морроу просто смотрел. Он не чувствовал ни страха, ни любопытства. Верхний люк никогда раньше не открывался. И - хотя глаза говорили ему обратное - сейчас этого произойти не могло.
   За люком был туннель, поднимающийся вверх - туннель был внутренней частью цилиндрического шлюза, понял он. Свет над люком был тусклым, зеленоватым. Воздух из цилиндра казался горячим, влажным, насыщенным тайными фруктовыми ароматами.
   Он попытался найти какой-нибудь подходящий ответ, сформулировать какой-нибудь план; но это новое событие скользило по изношенной привычками поверхности его разума, как ртуть по стеклу, не в силах проникнуть внутрь. Он мог только наблюдать, как разворачиваются события, одно за другим, как будто он был низведен до состояния ребенка, неспособного связать события какой-либо причинно-следственной последовательностью.
   Целеустремленности, похоже, тоже было трудно принять все это. Она стояла в шлюзе, запрокинув голову, глядя вверх, приоткрыв рот...
   Затем раздался шипящий звук, мягкий влажный удар.
   Целеустремленность схватилась за себя рукой.
   Она посмотрела на Морроу с полным непониманием - и тут ему показалось, что ее иссохшие ноги наконец-то подвели ее, потому что они медленно подогнулись, опуская ее на пол шлюза. Несколько секунд она сидела, неловко подогнув под себя ноги. Она выглядела удивленной, сбитой с толку. Затем огромное туловище завалилось набок, раскинув ноги.
   Наконец Морроу смог пошевелиться. Он бросился в шлюз и с усилием поднял Целеустремленность на ноги. Глаза ее были открыты, но видны были только белки; изо рта у нее текла слюна. Ее кожа была влажной и холодной. Морроу лихорадочно поискал пульс на запястье Целеустремленности, затем на массивных сухожилиях ее шеи.
   Из люка наверху свисала веревка, истрепанная, коричневая. Кто-то - что-то - спускалось, рука за рукой, легко опускаясь на пол.
   Морроу попытался изучить захватчика, но это было так, как будто он даже не мог видеть его или ее. Это было просто слишком странно, слишком шокирующе; его глаза, казалось, ускользали от захватчика, как будто отказываясь принимать его реальность.
   Баюкая Целеустремленность в своих объятиях, он заставлял себя делать это шаг за шагом. Прежде всего: человек, конечно. Он уставился на четыре конечности, поразительно яркие глаза за очками, белые зубы. Очень невысокая, не более четырех футов ростом. Значит, ребенок? Возможно - но с формами, грудью и бедрами женщины. И одета в какой-то коричневый костюм с разноцветными вставками; возможно, рабочие брюки, которые...
   Нет. Он заставил себя вглядеться. За исключением пояса на талии, оттопыренного карманами, эта особа была обнажена. Ее кожа была насыщенного коричневого цвета. Ее голова частью была выбрита наголо, но украшена бахромой густых, черных, намасленных волос. Ее нос и глаза покрывала маска из красной краски. В руках она держала длинную деревянную трубку с тонкой резьбой. Лицо у нее было круглое - некрасивое, но...
   Но молодое. Ей не могло быть больше пятнадцати или шестнадцати лет.
   Но в том возрасте было невозможно применить АВТ. Итак, это был ребенок - настоящий ребенок; первый, кого он увидел за пять столетий.
   Она осторожно подняла трубку, словно готовясь ударить его или отбиться от него.
   - Меня зовут Прядильщица веревок, - сказала она. - Я не причиню тебе вреда.
  
   Старый нижний человек был гротеском. Почти так же плох, как Уваров: лысый, тощий, с выцветшей кожей, одетый в какую-то душную, серую одежду - и такой же высокий, каким был бы Уваров, если бы его разложили вдоль.
   Потерявшая сознание подруга нижнего, женщина, была еще хуже, с ее огромной верхней частью тела и тонкими ногами. Они выглядели такими старыми, такими неестественными.
   Она почувствовала отвращение. От этих людей веяло разложением, плесенью. Ей хотелось уничтожить их, убежать, вернуться к чистому воздуху леса...
   - Что происходит? - голос Мастера гулко доносился из шахты шлюза. - Прядильщица? С тобой все в порядке?
   Она заставила себя отбросить эмоции, подумать. Этот высокий старик был отвратителен. Но он явно не представлял угрозы.
   - Да, - ответила она вверх по шахте. - Я в порядке, Мастер стрел. Спускайся.
   Она молча ждала те несколько минут, которые потребовались ее отцу - кряхтящему, неуклюжему - чтобы спуститься по веревке с лесной подстилки. Наконец, преодолев последние несколько футов до палубы, он приземлился, пригнувшись, с ножом в одной руке.
   Он был поражен, обнаружив там двух нижних людей, но, казалось, быстро оценил ситуацию. - Она мертва? С тобой все в порядке?
   - Нет и да. - Она подняла свою духовую трубку, извиняясь. - Я использовала это. Теперь я не думаю, что мне это было нужно. Я...
   - Это не имеет значения.
   Глаза старого нижнего человека были бледно-голубыми и водянистыми; казалось, ему было трудно сфокусироваться на них. Он указал на духовую трубку. - Вы убили Целеустремленность... этим? - Его акцент был странным, певучим, но вполне понятным.
   Прядильщица заколебалась. - Нет... - Она протянула ему трубку, но нижний не взял ее; он просто сидел, баюкая свою подругу. - Трубка бамбуковая. Дротики внутри трубки герметично закрываются волокнами от семян. Яд получается из лягушек, зажаренных на вертеле, и...
   - Мы сожалеем о вашей подруге, - сказал Мастер стрел. - Она поправится. И в этом не было необходимости.
   Нижний выглядел вызывающе. - Да, - сказал он. - Да, черт возьми, так оно и было. - Он переводил взгляд с одного на другую. - Чего вы хотите?
   Прядильщица и ее отец неуверенно посмотрели друг на друга. Наконец Мастер стрел сказал: - У нас есть старик. Уваров. Он говорит, что помнит Землю. И он говорит, что путешествие окончено - что космический корабль прибыл в пункт назначения. И теперь мы должны отправиться к интерфейсу. - Мастер посмотрел на нижнего нерешительно, сбитый с толку. - Ты поможешь нам? Ты проведешь нас к интерфейсу? - Затем выражение его лица стало жестче. - Или мы должны пробиваться мимо вас с боем, как предсказывает Уваров?
   Нижний уставился на Мастера. Каким-то образом, подумала Прядильщица, он, казалось, выходил из своего паралича и замешательства. - Уваров, интерфейс - я понятия не имею, о чем вы говорите...
   Затем, неожиданно, он удивленно сказал: - Но я слышал о Земле.
   Они втроем стояли в холодном свете шлюза, изучая друг друга с боязливым любопытством.
  
   Она спускалась глубже к Солнцу, сквозь удушающую ядро стаю птиц-фотино. Птицы парили мимо и вокруг нее, крошечные планеты из темной материи мчались по своим узким солнечным орбитам.
   Птицы постоянно приближались друг к другу, или удалялись, словно орда спутников, маневрирующих для стыковки. Многие из временных скоплений, которые они образовывали - и проносились мимо нее слишком быстро, чтобы как следует изучить, - казались невероятно сложными, и она сохранила последовательность изображений. Должна была быть причина для всей этой активности, подумала она.
   Некоторые движения на краю сферического скопления были более простыми по структуре и их было легче интерпретировать.
   Отдельные птицы-фотино прилетали из-за пределов стаи, проносясь сквозь внешние слои Солнца по гиперболическим траекториям, и присоединялись к рою своих собратьев, вращающихся по орбите. Иногда какая-нибудь птица отделялась от остальных и взлетала по разомкнутой траектории к...
   Куда? Обратно в какой-то рассеянный океан темной материи за пределами Солнца? Или к какой-то другой звезде?
   И если да, то почему?
   Она терпеливо наблюдала, как птицы прилетают и улетают из своей стаи, позволяя образам выстраиваться в ее голове.
  

10

  
   Люк в верхней части шлюза был заклинен, открывая взору круг пышной зелени. Это было окно в другой мир. Вой стаи каких-то невообразимых животных эхом отдавался в металлических пещерах первой палубы.
   Морроу стоял у основания шахты шлюза, пытаясь подавить желание убежать, снова погрузиться в рутинный ритм своей повседневной жизни.
   У края верхнего люка сидели на корточках, глядя вниз на Морроу, четверо или пятеро лесных жителей. Все они были обнажены, их голую гладкую кожу украшали брызги фруктовой краски, и они казались невероятно юными. Между собой они поддерживали веревочную люльку, и в люльке висел Гарри Уваров - медленно, неуверенно опускаясь по мере того, как лесной народец отпускал отрезки веревки.
   Голова необыкновенно древнего человека высовывалась из-под массы толстых одеял. Сквозь одеяла Морроу мог разглядеть массивное, механическое, коробчатой формы передвижное кресло, на котором сидел Уваров, так что Уваров выглядел почти нечеловечески, как будто он слился со своим креслом, причудливый, сморщенный киборг.
   Девушка в очках - Прядильщица веревок - подошла и встала рядом с Морроу на дне шахты. На ней было свободное ожерелье из лепестков орхидеи и почти ничего больше. Ее голова была на уровне локтя Морроу, и - теперь, когда он начал привыкать к ней, - ее ярко-красное лицо выглядело почти комично. Она коснулась его руки; ее ладонь была нежной, маленькой, невероятно легкой. - Не бойся, - сказала она.
   Он был поражен. - Я не боюсь. Чего тут бояться? Как ты думаешь, почему я боюсь? Если бы я боялся, был бы я здесь, помогал бы тебе?
   - Это то, как ты выглядишь. То, как ты стоишь. - Она пожала обнаженными плечами. - Все. Уваров похож - я не знаю, на какую-то огромную личинку - но он всего лишь человек. Очень старый человек.
   - На самом деле я думал, что он похож на своего рода бога. Получеловеческий, полумеханический бог. С вами, людьми, в качестве его слуг.
   Она сморщила свой маленький носик и сдвинула очки еще выше, размазав краску по щекам; глядя на него снизу вверх, она выглядела раздраженной. - В самом деле. Ну, мы не суеверные дикари. Как думаете вы, нижние. Не так ли?
   - Нет, я...
   - Мы знаем, что Уваров не бог. Он просто человек - хотя и очень древний, странный и особенный человек; человек, который, кажется, помнит, для чего на самом деле предназначался этот корабль.
   - Морроу, я живу на дереве и делаю вещи из дерева и лозы. Ты живешь, - она неопределенно махнула рукой, - в каком-нибудь квадратном доме и делаешь вещи из металла и стекла. Но это единственная разница между нами. Мой народ не примитивен, и мы не невежественны. Мы знаем, что все мы живем внутри огромного космического корабля. Возможно, понимаем это лучше, чем вы, поскольку действительно можем видеть небо.
   Но дело не в этом. Мы с тобой разные, раздраженно подумал он. Более разные, чем ты можешь себе представить.
   Прядильщица веревок была пятнадцатилетней девочкой - живой, любознательной, бесстрашной, непочтительной. Прошло пять столетий с тех пор, как Морроу исполнилось пятнадцать. Даже тогда Прядильщица показалась бы ему смешной. Морроу с тоской подозревал, что Прядильщица была ему более чужда, чем Гарри Уваров.
   К ним подошел один из лесных жителей. Сквозь редкую маску из краски на лице мужчина улыбнулся Морроу. - Она что, доставляет тебе неприятности?
   Прядильщица обиженно фыркнула.
   Морроу уставился на вновь прибывшего, пытаясь вспомнить, кто он такой. Черт возьми, все эти маленькие человечки выглядят одинаково - он вспомнил: это был Мастер стрел, отец Прядильщицы. Он сделал усилие, чтобы улыбнуться в ответ. - Нет, нет. На самом деле, думаю, она пыталась меня утешить, объясняла, что мне не следует бояться старика Уварова.
   Кресло Уварова ударилось о поверхность первой палубы. Древесные люди столпились вокруг него, снимая веревки с кресла; веревки втянулись обратно через люк над ними, извиваясь, как живые существа. Незрячие глазницы Уварова открылись, и он прорычал указания своим помощникам.
   Мастер наблюдал за лицом Морроу. - И ты боишься Уварова?
   Морроу осознал, что дергает себя за пальцы, его движения были напряженными, колющими; он старался не шевелиться. - Нет. Поверьте мне, в моем мире много таких же неудачных случаев, таких же - ах, поразительных - как у Уварова. Хотя, возможно, никто не настолько стар.
   К ним подошла Прядильщица веревок. - Уваров готов. Так что, если вы не хотите стоять здесь и разговаривать весь день, думаю, нам следует продолжить...
  
   Маленькая группа выстроилась на первой палубе. Морроу шел впереди медленным прогулочным шагом. Уваров в своем кресле следовал за ним, скрытый мотор кресла шумно жужжал. Мастер и Прядильщица двигались по бокам кресла, направляя незрячего Уварова нежными, бессловесными прикосновениями к его плечу.
   Когда лесной народец шел по палубе, их ноги мягко ступали по изношенному металлу; они оставляли за собой следы, отпечатки лесной грязи и пота. Мастер стрел нес лук и колчан, перекинутые через плечо, а духовая трубка Прядильщицы болталась у нее на поясе, темная и смертоносная. Их обнаженная, раскрашенная плоть выделялась необыкновенными красками на фоне тусклых серо-коричневых оттенков палуб. Их глаза, смотревшие сквозь яркие маски из краски, были широко раскрыты от настороженности, и этот эффект едва ли смягчался очками Прядильщицы.
   Морроу удалось договориться о встрече с планировщиком Милпитасом. Он решил ограничить это путешествие во внутренние помещения палуб - это первое за столетия смешение культур двух миров корабля - только этими тремя. Он не хотел подвергать общество палуб еще большему культурному стрессу, чем это было необходимо.
   Они отошли от открытого шлюза, из которого в последний раз открывался вид на лес, и вошли в помещение с металлическими стенами, типичное для палуб. Походка Прядильщицы, поначалу твердая, стала более неуверенной; казалось, она утратила часть своей дерзости и побледнела под краской на лице.
   Морроу почувствовал определенное удовольствие. - Что с тобой такое? Нервничаешь?
   Она вызывающе посмотрела на него, с трудом сглотнув. - А разве я не должна? А ты нет?
   Мастер начал: - Прядильщица...
   - Но дело не в этом. - Она сморщила свое круглое лицо, отчего очки сползли ей на нос. - Это вонь. Она повсюду. Гнетущая, затхлая... Разве ты не чувствуешь этого запаха?
   Морроу поднял лицо, слегка встревоженный. Даже слепой старик Уваров, прикованный к своему креслу, повернул лицо, втягивая воздух через свой изуродованный нос.
   Морроу сказал: - Не понимаю...
   - Прядильщица. - Голос Мастера стрел был терпеливым. - Я не думаю, что что-то не так. Это просто - люди. Люди, и металл, и машины. Здесь, внизу, другой мир; нам придется научиться принимать это.
   Прядильщица на мгновение пришла в ужас. - Ну, это отвратительно. Они должны что-то с этим сделать.
   Морроу почувствовал раздражение и веселье. - Сделать что-нибудь? Например, что?
   - Например, посадить несколько деревьев. - Вызывающе она подняла гирлянду из орхидей, висевшую у нее на шее, и прижала ее к лицу, демонстративно вдыхая аромат лепестков.
   Мастер стрел шел рядом с Морроу. - Она не хотела никого обидеть, - серьезно сказал он.
   Морроу вздохнул. - Не беспокойся об этом. Но... я старый человек, Мастер стрел. Возможно, старше, чем ты можешь себе представить. - Он искоса взглянул на маленького человечка из леса. Мастер стрел выглядел компетентным, практичным - и его четырехфутовое тело, босые ноги и раскрашенное лицо были совершенно неуместны в стерильной обстановке первой палубы. - Я немного более беспокойный, чем большинство людей здесь, внизу. И у меня было достаточно проблем из-за этого. Но, несмотря на это, я стар. Я не могу не бояться перемен - непредсказуемости - больше всего на свете. Вы, люди, представляете собой огромное вмешательство в палубы - почти вторжение. Моя жизнь уже никогда не будет прежней. И это неудобно.
   Мастер замедлил шаг. - Ты поможешь нам? - ровным голосом спросил он. - Ты сказал...
   - Да, я помогу вам. Я не потеряю самообладания, Мастер стрел; я сдержу свое слово. Я уже давно осознаю, что то, как здесь все устроено, нелогично. Может быть, помогая вам - помогая Уварову - я смогу разобраться во всем этом чуть больше. А может, и нет. - По крайней мере, подумал он, теперь я понимаю, для чего на самом деле нужны все эти металлические защелки и петли, которые я делал столько десятилетий. Он ухмыльнулся и провел рукой по своей бритой голове. - Но я не совсем понимаю, что из этого выйдет. Ты такой другой.
   Мастер стрел улыбнулся. - Тогда быть напуганным - по крайней мере, осторожным - это единственный рациональный ответ.
   - Если только тебе не пятнадцать лет.
   - Я слышала это. - Прядильщица присоединилась к ним; она легонько ударила Морроу по ребрам; ее маленький твердый кулачок погрузился в слои жира, и он постарался не отреагировать на внезапную легкую боль.
   Они спустились по трапу и прошли с первой палубы на вторую, первый из обитаемых уровней.
   Морроу попытался взглянуть на свой мир свежим взглядом лесного народа. Серые, покрытые пятнами поверхности переборок сверху и снизу, далекие, слегка окутанные туманом стены корпуса - все это создавало рамку вокруг мира - правильную, упорядоченную, замкнутую. Огромные полотнища зеленого цвета с медными разводами уродовали одну стену корпуса. Лестничные пандусы вились между палубами, как паутина длиной в сто ярдов, а шахты лифтов представляли собой вертикальные колонны, которые пронизывали уровни, очевидно, поддерживая металлическое небо. Жесткую круглую геометрию второй палубы было легко различить. Здания - жилые дома, фабрики, храмы планировщиков - послушно сгруппировались в аккуратных секторах и сегментах палубы.
   Морроу чувствовал себя смущенным, смутно подавленным. Его мир был лишен воображения, тесен - как внутренности какой-то огромной машины, подумал он. И к тому же потрепанная, выходящая из строя, стареющая машина.
   Они направились по хорде, которая вела прямо к храму Милпитаса.
   К ним приблизилась женщина. Морроу знал ее - ее звали Перпетуция; она владела магазином в бедной части сектора 4. Она уверенно шла к ним, опустив глаза. Она выглядела усталой, подумал Морроу; должно быть, ее смена закончилась.
   Затем она подняла глаза и увидела лесной народ. Перпетуция замедлилась и остановилась на полушаге, ее рот отвис. Морроу увидел, как на ее голове выступили капельки пота.
   Боковым зрением Морроу увидел, как Прядильщица веревок потянулась к своей духовой трубке.
   Он поднял руку и попытался улыбнуться. - Перпетуция. Не пугайтесь. Мы направляемся в храм, чтобы...
   Он позволил своему голосу затихнуть. Он видел, что Перепетуция его не слышит. На самом деле, ей, казалось, было трудно поверить собственным глазам; она продолжала смотреть мимо сопровождающих Морроу, вдоль пути хорды, в сторону своего дома.
   Это было так, как будто лесной народ не существовал - не мог существовать - для нее.
   Она выглядела нелепо. Но она тревожно напомнила Морроу о его собственной первой реакции на Прядильщицу веревок.
   Перпетуция сбежала с тропинки, обежала их и продолжила свой путь, не оглядываясь. Прядильщица, казалось, расслабилась. Она снова перекинула свою духовую трубку через плечо.
   - Ради любви к жизни, - рявкнул Морроу на девушку, внезапно потеряв терпение, - тебе не грозила никакая опасность со стороны этой бедной женщины. Она была в ужасе. Разве ты этого не видела?
   Прядильщица ответила ему немым взглядом, широко раскрыв глаза.
   Уваров поднял слепое лицо; Мастер стрел коротко объяснил, что произошло. Уваров расхохотался. - Ты ошибаешься, Морроу. Конечно, Прядильщица была здесь в опасности. Мы все в опасности.
   Мастер стрел, шагавший рядом с Морроу, нахмурился. - Я не понимаю. Это странное место, но я не видел никакой опасности.
   Морроу сказал: - Согласен. Тебе здесь ничего не угрожает...
   Уваров рассмеялся. - Ты так не думаешь? Мастер, постарайся запомнить этот урок. Возможно, это поможет тебе прожить немного дольше. Самое ценное для человека - это образ мыслей: даже дороже собственной жизни. История человечества преподносила нам этот урок снова и снова, с ее бесконечной чередой войн - массовыми человеческими жертвоприношениями - тысячами смертей из-за самых тривиальных различий в религиозной интерпретации.
   - Мы не вписываемся в образ мыслей людей на этих палубах. Эта бедная женщина обходила нас кругом, убеждая себя, что мы ненастоящие! Своим присутствием здесь - фактически, самим нашим существованием - мы нарушаем образ мыслей здешних людей... в частности, тех древних, которые контролируют это общество.
   - Они могут даже сами этого не осознавать, но они будут стремиться уничтожить нас. Жизни трех или четырех незнакомцев - это дешевая цена за сохранение образа мыслей, поверьте мне.
   - Нет, - сказал Морроу. - Я не могу с этим согласиться. Я не всегда согласен с планировщиками. Но они не убийцы.
   - Ты так думаешь? - Уваров снова рассмеялся. - Борцы за выживание - ваши планировщики - это психопаты. Конечно. Такие же, каков и я. И ты. Мы - в корне ущербный биологический вид. Большая часть человечества на протяжении большей части своей истории была движима серией массовых психотических заблуждений. Названия становились другими, но природа заблуждений почти не менялась...
   Уваров вздохнул. - Мы построили этот чудесный корабль - мы создали Суперэт. Мы мечтали спасти сам вид. Мы стартовали навстречу звездам и будущему...
   Но, к сожалению, нам пришлось забрать содержимое наших голов с собой.
   Морроу вспомнил выражение лица Перпетуции, когда она систематически закрывала глаза на существование лесного народа. Возможно, мрачно подумал он, это будет даже труднее, чем он ожидал.
  
   Лизерль вспомнила, как впервые полностью потеряла связь с внешним миром людей. Это причинило ей больше боли, чем она ожидала.
   Она протестировала свои системы; телеметрическая связь все еще функционировала, но вход с дальнего конца просто прекратился - довольно внезапно, без предупреждения.
   Смущенная, сбитая с толку, обиженная, она на некоторое время замкнулась в себе. Если люди, которые спроектировали ее и бросили в это чуждое место, теперь решили бросить ее - что ж, и она их тоже....
   Затем, когда она немного успокоилась, она попыталась выяснить, почему связь была разорвана.
   Из подсказок, предоставленных донкихотским полетом Майкла Пула через червоточину в будущее, Суперэт составил схематичную хронологию будущей истории человечества. Лизерль сопоставила свои внутренние часы с хронологией Суперэта.
   Когда она впервые потеряла контакт, с момента ее загрузки на Солнце прошли уже тысячелетия.
   Земля, как она обнаружила, была оккупирована.
   Люди рассеялись за пределы Солнечной системы на своих громоздких ВЕС-кораблях, летающих медленнее света. Это было время оптимизма, надежды, экспансии в безграничное будущее.
   Затем где-то среди звезд был обнаружен первый внеземной разум: скримы, раса существ группового разума с широкой сетью торговых колоний.
   Невероятно быстро скримы превзошли военные возможности человечества и оккупировали Землю. Была начата систематическая эксплуатация солнечных ресурсов - в интересах инопланетной державы.
   Иногда Лизерль размышляла о том, почему страшные предупреждения Суперэта, основанные на данных Пула, не смогли предотвратить те самые катастрофы, подобные оккупации скримов, которые предсказывал Суперэт. Может быть, в истории была неизбежность - может быть, просто невозможно было предотвратить ход событий, какими бы катастрофическими они ни были.
   Но Лизерль не могла принять такой фаталистический взгляд.
   Вероятно, простая истина заключалась в том, что к тому времени, когда прошло достаточно столетий, чтобы предсказания Суперэта сбылись, эти предсказания просто перестали приниматься на веру. Люди, которые действительно столкнулись со скримами, должно быть, были первопроходцами - торговцами, строителями новых миров. Для них Земля и ее окрестности были далекой легендой. Если бы они когда-нибудь даже услышали о Суперэте, то отнеслись бы к нему как к отдаленной маргинальной группе, фанатично цепляющейся за осколки мрачных предсказаний из прошлого, не более значимых, чем астрологи или прорицатели.
   Но Лизерль поняла, что предсказания Суперэта на самом деле были верными.
   После междуцарствия скримов контакт с ней внезапно восстановился.
   Она вспомнила, как слова и изображения внезапно снова хлынули по восстановленным каналам телеметрии. Сначала она была в ужасе от этого внезапного вторжения в ее китоподобный дрейф через сердце Солнца.
   Ее новый связной - оборванный, недоедающий, но бесконечно восторженный - сообщил ей, что ярмо скримов сброшено. Люди снова стали свободными, способными эксплуатировать себя и свои собственные ресурсы так, как они считают нужным. Лизерль узнала, что не только это, но и то, что оккупация скримов оставила людям в наследство высокие технологии - гипердвигатель, средство передвижения между звездами со скоростью, превышающей скорость света.
   Технология гипердвигателей возникла не у скримов, ей быстро научились. Они приобрели ее у какого-то другого вида, честным путем или нечестным; точно так же, как человечество теперь "унаследовало" ее.
   Истинные прародители большей части технологий в Галактике были известны... по крайней мере издалека.
   Ксили.
   С потерянными человеческими колониями на близлежащих звездах установили контакт и возродили их, и началась новая, взрывная волна экспансии, приводимая в действие гипердвигателем. Люди распространились по Галактике подобно инфекции, снова став энергичными и оптимистичными.
   Лизерль, плывущая сквозь свои фантазии о солнечных облаках, ошеломленно наблюдала за всем этим издалека. Контакт с ней поддерживался лишь урывками; Лизерль с ее технологией червоточин была реликтом - причудливым артефактом из прошлого, медленно дрейфующим к какой-то забытой цели внутри Солнца.
   В первые несколько лет после свержения скримов люди процветали, расширялись. Но Лизерль становилась все более подавленной по мере того, как она быстро просматривала историю человечества. Вселенная за пределами Солнечной системы казалась местом, полным мелких, нетворческих рас, бесконечно конкурирующих за объедки ксили. Но, возможно, невесело подумала она, это делало ее хорошей ареной для человечества.
   Затем - опустошительно - началась война, проигранная другой инопланетной державе: кваксам.
   Земля снова была оккупирована.
  
   К стае присоединялось больше птиц, чем покидало ее, медленно осознала она.
   Птицы, присоединившиеся к облаку, прилетели со случайных направлений. Но в траекториях улетающих птиц была определенная закономерность: наблюдался постоянный поток улетающих птиц в одном направлении, в экваториальной плоскости Солнца, к какому-то неизвестному пункту назначения.
   Суть в том, что прилетало больше птиц, чем улетало. Облако в центре Солнца увеличивалось. Птицы намеренно расширяли облако.
   Она чувствовала себя так, словно ее неохотно тащили по дедуктивной цепочке туда, куда она не хотела идти. Она обнаружила, как это ни абсурдно, что птицы ей нравятся; она не хотела думать о них плохо.
   Но она должна была рассмотреть такую возможность.
   Было ли это на самом деле правдой? Что, если бы птицы знали, что они делают с Солнцем? О, точная форма их интеллекта - их осознанность - не имела значения. Они могли даже быть какой-то формой группового сознания, как скримы. Ключевым вопросом было их намерение.
   Могли ли, в конце концов, быть верными самые смелые предположения Суперэта? Представляли ли птицы некую форму злонамеренного разума, который намеревался погасить Солнце?
   Намеренно ли они тушили термоядерный огонь Солнца?
   И если да, то почему?
   Задумавшись, она глубже погрузилась в стадо, наблюдая, сопоставляя.
  
   Они достигли храма планировщиков Суперэта в секторе 3.
   Маленький отряд замедлил шаг. Мастер стрел и Прядильщица, казалось, до сих пор хорошо справлялись со зрелищами и звуками своего путешествия, но светящаяся четырехгранная громада храма, нависшая над ними, казалось, наконец-то внушила им благоговейный трепет. Морроу обнаружил, что ему трудно контролировать собственную нервозность. В конце концов, прошло всего несколько смен с момента его последней, болезненной, личной беседы с Милпитасом; и теперь, стоя здесь, он удивлялся собственной опрометчивости, заставившей его вернуться в таком виде.
   Гарри Уваров пошевелился в своем коконе из испачканного одеяла, его незрячее лицо искало. Когда он заговорил, его щеки, тонкие, как бумага, зашуршали. - Что происходит? Почему мы остановились?
   - Мы прибыли, - сказал Морроу. - Это храм планировщиков. И...
   Уваров презрительно фыркнул. - Храм. Конечно, они назвали бы это так, - огрызнулся он. - Мастер стрел, скажи мне, что ты видишь.
   Мастер нерешительно описал четырехгранную пирамиду, ее светящиеся голубым ребра, мерцающие коричнево-золотые полосы, натянутые на грани.
   Голова Уварова задрожала; казалось, он пытался кивнуть. - Макет интерфейса. Эти проклятые выживальщики, всегда такие самоуверенные. Храм. - Он повернул голову; Морроу, зачарованный, мог видеть, как позвонки его шеи артикулируют по отдельности. - Ну? Чего мы ждем?
   Морроу, чувствуя, как тревога и нервозность сжимаются в груди, двинулся вперед, к храму.
  
   - Милпитас? Милпитас? - На изможденном лице Уварова отразился некоторый интерес. - Я знал одну Милпитас: Серену Харви Галлиум Харви Милпитас...
   - Моя бабушка, - сказал планировщик Милпитас. Он откинулся на спинку кресла и сцепил свои длинные пальцы - знакомый жест, за которым Морроу наблюдал как зачарованный. - Одна из первоначальной команды. Она умерла давным-давно...
   Кресло Уварова беспокойно каталось взад-вперед по мягкому ковру Милпитаса; Мастер стрел, Морроу и Прядильщица были вынуждены протиснуться в заднюю часть маленького кабинета Милпитаса, чтобы уклоняться от Уварова. - Я все это знаю, черт возьми. Я не спрашивал историю ее жизни. Я сказал, что знал ее. У нее был бойкий язык, как у всех марсиан.
   Милпитас, сидевший за своим столом, посмотрел на Уварова. Морроу с некоторым уважением признал, что хладнокровие планировщика, его уверенность нисколько не были поколеблены вторжением в его упорядоченный мир этих раскрашенных дикарей, этого изможденного древнего времен самого отлета.
   Планировщик спросил: - Зачем вы пришли сюда?
   - Потому что ты не вышел меня встретить, - прорычал Уваров. - Ты высокомерный ублюдок. Я должен был...
   - Но почему, - настаивал Милпитас с терпеливым отвращением, - вы вообще хотели встретиться со мной? - Теперь он окинул холодным взглядом молчаливых лесных жителей. - Почему бы вам не остаться в ваших джунглях, лазая по деревьям со своими здешними друзьями?
   Морроу услышал, как Прядильщица веревок зарычала себе под нос.
   Ноздри Уварова раздулись, тонкая, как бумага, кожа натянулась. - Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали такие, как ты. Кто здесь главный?
   - Я, - спокойно сказал Милпитас. - А теперь ответьте на мой вопрос.
   Гарри Уваров поднял лицо; в приглушенном, лишенном источника свете кабинета Милпитаса его глазницы казались бесконечно глубокими. - Вы, люди, всегда были одинаковыми.
   Милпитас выглядел удивленным. - Какие именно люди?
   - Вы, выживальщики. Твоя благословенная бабушка и остальная команда, с которой она подружилась, которые думали, что они единственные, священные хранители миссии Суперэта. Всегда пытались контролировать всех остальных, вписать нас всех в свою чертову иерархию.
   - Если вы проделали весь этот путь, чтобы обсудить социальные структуры, тогда давайте сделаем это, - непринужденно сказал Милпитас. - Есть причины для создания иерархических обществ - цели для создания бюрократии. Вы когда-нибудь думали об этом, старик? - Он вяло махнул рукой. - Мы заключены здесь - очевидно - в ограниченной среде. У нас ограниченные ресурсы. У нас нет средств получить больше ресурсов. Поэтому нам нужен контроль. Мы должны планировать. Нам нужна последовательность поведения: регулируемое общество, поддерживаемое ради максимизации эффективности до тех пор, пока не будет достигнута великая цель. И бюрократия - лучший способ...
   - Власть! - голос Уварова внезапно стал напыщенным.
   Его голова дернулась вперед на своей длинной шее. - Вы построили стены вокруг мира, стены вокруг людей. Последовательность поведения, черт возьми. Мы говорим о власти, Милпитас. Это все. Власть подавлять и контролировать - насаждать неграмотность - даже лишать права на размножение. Вы чертовски бесчеловечны; вы, люди, всегда были такими. И...
   Милпитас рассмеялся; он казался совершенно невозмутимым. - Как долго вы были изолированы там, на деревьях, доктор Уваров? Сколько веков? И все это время вы лелеяли эту горечь?
   - Вы одержимы контролем. Вы, выживальщики... С вашим извращенным видением сверхцели, вашим исключительным доступом к истине.
   Смех Милпитаса угас, и в его глазах появился холодный огонек. - Я знаю вашу историю, доктор Уваров. Это достаточно знакомо. Ваш отказ от антивозрастной терапии, ваш странный эксперимент по продлению жизни ваших людей - ваших жертв, я бы сказал... И вы говорите мне об одержимости. О контроле. Вы смеете говорить мне об этих вещах...
  
   За короткое время, проведенное с лесным народом, Морроу узнал о евгенических амбициях Уварова.
   Уваров отвергал АВТ - и любые искусственные средства - как путь к бессмертию. Чтобы улучшить поголовье, необходимо было изменить вид, утверждал он.
   Людьми управляют их гены. Они - и любое другое живое существо - были машинами, сконструированными генами для обеспечения их собственного - генов - выживания. Гены давали своим хозяевам жизнь - и убивали их.
   Гены, которые убивали своих хозяев, как правило, удалялись из генофонда. Таким образом, ген, который убивал молодые тела, не мог быть передан потомству. Но ген, который убивал старые тела после того, как они размножились, мог выжить.
   Таким образом, как ни странно, смертельные гены в более старых телах могли размножаться.
   Уваров пришел к пониманию того, что старческое увядание было просто результатом позднего действия смертельных генов, которые никогда нельзя было отобрать из генофонда путем размножения среди молодежи.
   После двух столетий полета Гарри Уваров решил улучшить популяцию человечества, которую космический корабль нес в будущее. В ходе АВТ использовались наноботические методы для устранения последствий старения напрямую, на биохимическом уровне, но не воздействовали непосредственно на гены.
   Еще до того, как АВТ начало давать сбои в его случае, Уваров объявил войну смертоносным генам, которые убивали его.
   Он и его последователи заняли лесную палубу, фактически изолировав ее. Он отправил своих людей в лес и сказал им, что у них будет простая жизнь: добывать пищу в лесу, изготавливать простые инструменты. АВТ прекратилась, и в течение нескольких лет подстилка и полог леса наполнились голосами детей.
   Затем Уваров запретил любое размножение до достижения сорока лет.
   Уваров соблюдал свое правило с железной дисциплиной; крадучись по лесу или поднимаясь с мрачным лицом в кроны деревьев, Уваров и команда его ближайших последователей сделали несколько быстрых и аккуратных абортов.
   После нескольких поколений подобных действий он увеличил предел зачатия до сорока пяти. Затем до пятидесяти.
   Популяция в лесу сократилась, но медленно начала восстанавливаться. И постепенно смертельные гены были исключены из генофонда.
   Со временем между обитателями нижних уровней и народом джунглей установился некоторый контакт - своего рода скрытая торговля. Но не было никакого вторжения снизу, никакого желания взломать нулевую палубу. И вот, с железной решимостью, Уваров столетие за столетием проводил свой грандиозный эксперимент.
   Мастер стрел и Прядильщица веревок - пигмеи с раскрашенными лицами, старый и молодая - были выдающимся результатом.
  
   Милпитас, по-видимому, ошеломленный, слушал разглагольствования Уварова. - Когда я начинал эту работу, средняя продолжительность жизни без АВТ составляла около ста лет. Сейчас у нас есть люди старше двухсот пятидесяти лет... - Слюна заструилась по его беззубому рту. - Тысячи лет недостаточно. Десяти тысяч было бы недостаточно. Я говорю об изменении природы вида, человек...
   Милпитас посмеялся над ним. - Был ли когда-нибудь более навязчивый контроль над каким-либо несчастным населением, чем этот? Отрицать преимущества АВТ для стольких поколений... - Планировщик покачал своей обнаженной, покрытой шрамами головой. - Растратить впустую столько человеческого потенциала, столько "немых, бесславных мильтонов"...
   - Я преобразую сам вид, - прошипел Уваров. - И это работает, черт бы тебя побрал. Мастеру стрел, вот этому, - он неопределенно огляделся, - восемьдесят лет. Восемьдесят. Посмотри на него. Последовательно выводя смертельные гены, я...
   - Если ваша программа была такой похвальной, то почему вы сочли необходимым забаррикадироваться на лесной палубе?
   Морроу, беспомощный, чувствовал себя так, словно ввязался в старый, заезженный спор. Он вспомнил свою последнюю встречу с Милпитасом, в котором тот - спокойно и последовательно - отрицал реальность общества над первой палубой: общества, независимое существование которого было очевидно задолго до того, как Мастер стрел и другие пришли, стреляя дротиками вниз через открытые люки шлюзов. И теперь, даже столкнувшись с Уваровым и этими раскрашенными примитивами, Милпитас, казалось, не мог оторваться от своего собственного ограниченного мировоззрения.
   Уваров был шумным, с чуждой внешностью, явно полубезумным и замкнутым в себе, частичным, незавершенным - и в то же время совершенно негибким - складом ума. Милпитас, напротив, был спокоен, его манеры и речь упорядочены, контролируемы. И все же, с беспокойством размышлял Морроу, Милпитас был по-своему столь же непреклонен в своем мышлении, столь же готов отвергать свидетельства своих чувств.
   Мы - застывшее общество, мрачно подумал Морроу. Интеллектуально мертвое. Возможно, Уваров прав насчет менталитета. Возможно, мы все сошли с ума после этого долгого перелета. И все же... и все же, если Уваров прав насчет окончания полета, то, возможно, мы не можем позволить себе оставаться в таком состоянии еще долго.
   С чувством отчаяния он повернулся к Милпитасу. - Вы должны выслушать его. Ситуация изменилась, планировщик. Корабль...
   Милпитас проигнорировал его. Он выглядел усталым. - Мне это начинает надоедать. Я задам свой вопрос еще раз. А потом вы уйдете. Все вы.
   - Уваров, зачем вы сюда пришли?
   Уваров покатил свое кресло вперед; Морроу услышал глухой стук, когда рама кресла мягко ударилась о стол Милпитаса. - Выживальщик, - сказал он, - путешествие окончено.
   Милпитас нахмурился. - Какое путешествие?
   - Полет "Великого северянина". Наша одиссея сквозь иней и космос к концу истории. - Его изуродованное лицо исказилось. - Мне неприятно это признавать, но наша фракционность больше не служит цели. Теперь мы должны работать вместе, чтобы достичь интерфейса червоточины и...
   - Почему, - уверенно спросил Милпитас, - вы верите, что путешествие закончено?
   - Потому что я видел звезды.
   - Невозможно, - отрезал Милпитас. - У вас нет глаз. Вы сумасшедший, Уваров.
   - Мой народ... - голос Уварова пересох до хрипоты. Прядильщица веревок шагнула вперед, взяла деревянную чашу с водой с подставки внутри корпуса кресла и позволила небольшому количеству жидкости просочиться в пещеру рта Уварова.
   - Мой народ - мои глаза, - задыхаясь, сказал Уваров. - Мастер стрел забрался на самое высокое дерево и изучал звезды. Я знаю, Милпитас. И я понимаю.
   Глаза Милпитаса сузились. - Вы ничего не понимаете. - Он коротко и пренебрежительно взглянул на Мастера стрел, который ответил ему взглядом с холодным расчетом. - Я понятия не имею, что этот - человек - увидел, когда забрался на свое дерево. Но я знаю, что вы не правы, Уваров. Нам нечего обсуждать.
   - Но звезды - разве ты не видишь, Милпитас? Звездного лука нет. Релятивистская фаза полета, должно быть, закончилась...
   Милпитас тонко улыбнулся. - Даже сейчас, сквозь туман, окутавший ваш интеллект, вы, вероятно, признаете, что одной из сильных сторон бюрократии, которую вы так презираете, является ведение документации.
   - Уваров, мы ведем хорошие записи. И мы знаем, что вы ошибаетесь. По прошествии стольких лет существует некоторая неопределенность, но мы знаем, что тысячелетнему полету осталось как минимум полвека.
   При этих словах что-то шевельнулось в сердце Морроу. Он подозревал, что почему-то никогда до конца не верил заявлению Уварова, но авторитет планировщика - это нечто другое. Всего пятьдесят лет...
   - Ты чертов дурак, - выругался Уваров; его кресло задергалось взад-вперед, демонстрируя его волнение.
   Милпитас холодно сказал: - Без сомнения. Но мы справимся с концом путешествия, когда он наступит. А теперь я хочу, чтобы вы убрались из моего кабинета, старина. У меня более чем достаточно работы, чтобы обойтись без...
   Морроу не удержался и выступил вперед. - Планировщик. Это все, что вы можете сказать? Первый контакт между палубами за сотни лет...
   - И последний, если я имею к этому какое-то отношение. - Милпитас поднял лицо к Морроу; его реконструированная плоть была похожа на скульптуру, отвлеченно подумал Морроу, вещь из холодных, твердых плоскостей и краев. - Уберите их отсюда, Морроу. Заберите их обратно в их мир джунглей.
   - Я был неправ, приведя их сюда?
   - Уберите их. - В голосе Милпитаса чувствовалось напряжение, а мышцы на его шее напряглись. - Уберите их.
  
   Она задавалась вопросом, как она должна выглядеть перед этими существами фотино.
   Им было бы так же трудно воспринимать барионную материю, как ей, барионному существу, было трудно видеть их. Возможно, птицы увидели бледный тетраэдр, слабую тень темной материи на границе раздела экзотической материи, которая составляла основу ее существа. Возможно, они уловили какое-то смутное ощущение самой червоточины, горла пространства и времени, через которое она откачивала тепло, которое в противном случае уничтожило бы ее.
   Старые теории предсказывали, что частицы темной материи сталкиваются с роящимися протонами солнечного ядра, поглощая немного их энергии и таким образом выводя тепло из горящего термоядом сердца. Считалось, что именно так темная материя охлаждает Солнце.
   Теперь она видела, что эти представления были правильными по сути, но слишком грубыми. Птицы поглощали солнечную тепловую энергию. Они питались взаимодействиями с протонами в плазме. Используя энергию фотино-протонных взаимодействий в своих структурах, птицы росли и по спирали вылетали из более горячего и плотного сердца Солнца, забирая с собой тепловую энергию.
   Древние теоретики предполагали физический процесс, основанный на частицах, для извлечения тепла ядра и, таким образом, подавления процессов термоядерного синтеза. Правда заключалась в том, что птицы питались солнечным теплом.
   И, питаясь - подобно неразумным паразитам - они в конечном итоге убьют своего хозяина.
   Неразумно - если, конечно, это не было намерением с самого начала.
  
   Лизерль узнала о кваксах.
   Кваксы возникли как скопления неспокойных клеток в морях молодой планеты. Поскольку их было так мало, кваксы от природы не были воинственными - индивидуальная жизнь была для них слишком дорога. Они были прирожденными торговцами; кваксы работали друг с другом как независимые корпорации, в условиях совершенной конкуренции.
   Они оккупировали Землю просто потому, что это было так легко - потому что они могли.
   Лизерль поняла, что единственным законом, управляющим враждующими младшими расами Галактики, было железное правило экономики. Кваксы поработили человечество просто потому, что это было экономически обоснованным предложением.
   Им пришлось учиться методам угнетения у самих людей. К счастью для кваксов, в истории человечества не было недостатка в наглядных уроках.
   Станция червоточины, поддерживающая связь с Лизерль, была заброшена, в очередной раз, во время оккупации кваксами.
   В конце концов кваксы были свергнуты. Лизерль не были ясны детали; это было как-то связано с человеком по имени Джим Болдер и маловероятным полетом на украденном заброшенном корабле ксили к месту величайшего проекта ксили: Кольцу...
   Это был первый раз, когда Лизерль услышала о Кольце.
   После переворота люди снова вернулись на Солнце и восстановили контакт со стареющим, все более неуместным артефактом, в котором содержалась Лизерль.
   На этот раз Лизерль была шокирована людьми, которые приветствовали ее.
   Кваксы во время оккупации изъяли технологию борьбы со старением. Смерть, болезни вернулись в миры человечества. Тяжелому труду и болезням не потребовалось много времени, чтобы стереть с лица земли большинство старых бессмертных - часть которых все еще помнила дни даже до появления скримов, - и в течение нескольких поколений люди забыли многое из своего прошлого.
   Разрыв в человеческой культуре после кваксов был неизмеримо больше, чем тот, который возник в результате оккупации скримами. Новые люди, появившиеся из эры кваксов - и которые теперь смотрели с отрывочных изображений на Лизерль в ее коконе из солнечной плазмы, - казались ей чужими, с их бритыми головами и изможденными, фанатичными выражениями лиц.
   Экспансия началась снова, но на этот раз подпитываемая непреклонной решимостью. Никогда больше человечество не будет вынуждено служить какой-то инопланетной силе. Лизерль в своем сне о китах, наблюдая, как столетия мелькают в фрагментах изображений и речи, увидела, как люди снова вырываются из своих систем. Начался новый период - период, называемый Ассимиляцией.
   Во время Ассимиляции люди - агрессивно и преднамеренно - поглощали ресурсы и технологии других видов.
   Человеческая культура в этот период быстро развивалась. Связь с Лизерль поддерживалась, но со все более длительными перерывами. Мотивация этих далеких людей, казалось, была проявлением враждебного любопытства; на лицах, обращенных к ней, она видела только расчет. Она подозревала, что на нее смотрели только как на еще один ресурс, который можно использовать для продолжающейся, бесконечной экспансии человечества.
   Вскоре - поразительно быстро - люди стали доминирующей из младших рас. Рост могущества и влияния человечества рос в геометрической прогрессии.
   В конце концов, только сами ксили остались могущественнее человечества... И легенда о достижениях ксили - конструкционном материале, манипулировании пространством и временем, самом Кольце - превратилась в глубоко укоренившуюся мифологию.
   Затем, в последний раз, ее телеметрическая связь с червоточиной была отключена.
   Дрейфуя по бесконечному, неизменному океану плазмы, она почувствовала отдаленный укол сожаления - чувство, которое вскоре растворилось в мирной, оцепенелой тишине вокруг нее.
   Люди стали ей чужими. Ей было лучше без них.
  
   У птиц должен быть какой-то жизненный цикл, подумала она; круг рождения, жизни и смерти, как у любого барионного существа. Отдельные птицы-фотино пролетали мимо нее слишком быстро, чтобы уследить за ними; но, тем не менее, она внимательно изучала их и была вознаграждена проблесками, как ей показалось, роста.
   В конце концов она увидела, как птица размножается.
   Она могла видеть, что в этой птице было что-то необычное, даже когда она приблизилась. Птица была жирной, раздувшейся от протонной тепловой энергии. Каким-то образом она казалась более плотной - более реальной для барионных чувств Лизерль - чем ее соседи.
   Птица вздрогнула - раз, другой - ее линзовидный ободок задрожал. Она почти почувствовала некоторое сочувствие к существу; оно, казалось, билось в агонии.
   Внезапно - испугав Лизерль - птица сорвалась со своей орбитальной траектории. Она зависла на мгновение, а затем снова устремилась вниз, в богатое теплом ядро Солнца. Процессоры Лизерль сообщили ей, что птица казалась немного менее массивной, чем раньше.
   И она что-то оставила после себя.
   Лизерль усилила свои чувства настолько, насколько это было возможно. Птица-мать оставила после себя копию самой себя - призрачную копию, представленную сгустками более высокой плотности в протон-электронной смеси плазмы. Это было трехмерное изображение матери в барионной материи. В течение долей секунды сгустки начали рассеиваться - но не раньше, чем вокруг сложного узора барионной материи собралось больше частиц фотино, быстро покрывая его внутреннюю структуру.
   Весь процесс занял меньше секунды. В конце концов, новая птица-фотино, гладкая и маленькая, удалилась от места своего рождения; последние следы барионного материала более высокой плотности, оставленные птицей-матерью, улетучились.
   Лизерль прокручивала последовательность изображений снова и снова. Как метод воспроизведения, это было далеко от любой земной формы - даже клонирования. Это было больше похоже на создание прямой копии - оттиска с трехмерной формы, опосредованного барионной материей.
   Новорожденный должен быть почти точной копией своего родителя - даже более точной, чем любой клон. Предположительно, он нес копию воспоминаний своего родителя - даже, возможно, его осознания...
   И, предположительно, копию поколения до этого - и до этого, и...
   Лизерль улыбнулась. Каждый ребенок-фотино, должно быть, несет в себе душу всех своих бабушек, глубокое древо осознания, уходящее корнями прямо к зарождению вида.
   И все это опосредовано барионной материей, с удивлением подумала она. Птицы зависели от относительной прозрачности темной и барионной материи, чтобы создавать свои подробные трехмерные копии самих себя.
   Но это означало, поняла она, что птицы-фотино могли размножаться только в местах, где они могли найти высокую плотность барионной материи. Они могли размножаться только в сердцах звезд.
   Она прокручивала в голове образы рождения снова и снова.
   В птицах фотино было что-то грациозное, безмерно привлекательное, и она обнаружила, что проникается к ним теплотой. Духовно она чувствовала себя теперь гораздо ближе к птицам, чем к суровоглазым людям Ассимиляции, живущим за океаном Солнца.
   Она надеялась, что ее теория о том, что птицы намеренно уничтожают Солнце, ошибочна.
  
   Обратный путь показался намного длиннее. Морроу чувствовал злость, разочарование, усталость. - Я не могу понять, как отреагировал Милпитас. - Он покачал головой. - Как будто он даже не видел вас, люди...
   - О, я понимаю. - Уваров покрутил головой. - Я понимаю. Видите ли, мы все слишком стары. В некотором смысле Милпитас прав насчет меня; в конце концов, я сам разделяю некоторые из этих недостатков. - Голос Уварова, все еще искаженный возрастом, был спокойнее, рациональнее, чем когда-либо во время беседы с Милпитасом, подумал Морроу.
   Уваров продолжил: - Но, по крайней мере, я могу признать свои ограничения - узкое видение моего возраста и состояния. И, распознав это, справляюсь с этим.
   Прядильщица веревок первой поднималась по стометровому трапу на первую палубу. Теперь, когда она приблизилась к вершине, она замедлила шаг. Ее рука, казалось, автоматически потянулась к духовой трубке и маленькому мешочку с оперенными дротиками на поясе.
   - Что это? - сухо спросил Морроу. - Опять проблемы с запахом человеческого тела?
   Она повернулась, ее глаза за стеклами очков стали огромными. - Не это. Но что-то... Что-то не так.
   Мастер стрел поднял лицо. - Я тоже чувствую этот запах.
   - Опиши, - рявкнул Уваров.
   - Резкий. Дымчатый. Немного похоже на огонь, но более интенсивный...
   Уваров хмыкнул. В его голосе звучало какое-то удовлетворение. - Кордит, наверное.
   Мастер стрел выглядел озадаченным. - Что?
   Они добрались до верха пандуса. Поспешно, с оружием в руках, оба лесных жителя направились к шлюзу, вниз по которому спустили Уварова.
   Приблизившись к шлюзу, они замедлили шаг, почти синхронно. Они втроем - Мастер стрел, Морроу и Прядильщица - стояли и смотрели на шлюз.
   Уваров скривил лицо влево и вправо. - Скажи мне, что случилось. Это шлюз, не так ли?
   - Да. - Морроу осторожно шагнул вперед. - Да, это шлюз. - Металлический цилиндр был вскрыт где-то около его центра; кусочки корпуса, скрученные, опаленные, размером не больше его ладони, были разбросаны по поверхности палубы. Пахло дымом и огнем - предположительно, кордитом Уварова.
   Мастер стрел стоял, сжимая свой лук, с открытым ртом, беспомощный. Прядильщица побежала к следующему шлюзу, ее босые ноги шлепали по металлическому полу.
   Уваров кивнул. - Просто и эффективно. Нам следовало этого ожидать.
   Морроу наклонился, чтобы поднять кусок металла корпуса; но искореженный, обожженный обломок был все еще горячим, и он поспешно отдернул пальцы.
   Прядильщица прибежала обратно. Она выглядела запыхавшейся, с широко раскрытыми глазами и очень юной; она стояла рядом с отцом и сжимала его руку. - Следующий шлюз тоже вылетел. Я думаю, что они все вылетели. Шлюзы непроходимы. Мы не можем попасть домой.
   Уваров прошептал: - Мы должны проверить. Но я уверен, что она права.
   Морроу стукнул кулаком по ладони. - Почему? Я просто не понимаю. Почему это разрушение - это расточительство?
   - Я сказал вам, почему, - спокойно сказал Уваров. - Существование верхнего уровня было неприемлемым вызовом мышлению Милпитаса и остальных ваших чертовых планировщиков. Сомневаюсь, что они нанесли какой-либо ущерб самой лесной палубе. Изолировать ее - изолировать от самих себя, по-видимому, навсегда - тоже должно сработать.
   - Но это безумие, - запротестовал Морроу.
   Уваров прошипел: - Никто никогда не говорил, что это не так. Мы люди. Чего ты ожидал?
   Мастер стрел расхаживал по палубе. Морроу с тревогой заметил, как от гнева напряглись мышцы на спине маленького человечка; лицо Мастера залила краска. - Было это намеренно или нет, но мы здесь в ловушке. Мы в реальной опасности. Итак, что, во имя Леты, мы собираемся делать?
   Страх Морроу, казалось, был выжжен из него гневом на глупость и расточительность уничтожения шлюзов. - Я помогу вам. Я не брошу вас. Отведу вас к себе домой - я живу один; вы можете спрятаться там. Позже, возможно, мы сможем найти какой-нибудь способ снова открыть шлюз, и...
   Мастер стрел выглядел благодарным; но прежде чем он успел заговорить, Уваров развернулся вперед.
   - Нет. Мы не вернемся в лес.
   Мастер стрел сказал: - Но, Уваров...
   - Ничего не изменилось. - Уваров повернул свое слепое лицо из стороны в сторону. - Разве ты этого не видишь? Мастер стрел, ты сам видел звезды. Путешествие корабля окончено. И мы должны продолжать.
   Прядильщица вцепилась в руку отца. - Продолжать? Куда?
   - Независимо от реакции этих чертовых дураков-выживальщиков, мы продолжим. Пройдемся по этим палубам и дальше... Перейдем к самому интерфейсу.
   Мастер стрел, Прядильщица и Морроу обменялись потрясенными взглядами.
   Уваров запрокинул голову, обнажив костлявое горло. - Мы путешествовали пять миллионов лет, Мастер стрел, - прошептал он. - Пять миллионов лет... Теперь пора возвращаться домой.
  

11

  
   Она вздрогнула. Внезапно ей стало странно холодно.
   Холодно? Нет. Давай, Лизерль, подумай.
   Иногда ее иллюзорная форма виртуального человека была помехой; это заставляло ее очеловечивать подлинные переживания.
   Только что с ней что-то случилось; каким-то образом изменилось ее окружение. Как?
   И вот это повторилось - тот глубокий, внутренний укол иллюзорного холода.
   Она посмотрела на себя сверху вниз.
   Призрачная форма - птица-фотино - появилась из ее виртуального желудка и улетела по своей орбите вокруг Солнца. Другая прошла через ее ноги; еще больше - через руки и грудь - и, наконец, одна птица пролетела через ее голову, место, где она жила. Ощущение холода было реакцией на частицы энергии, которые птицы забирали у нее, пролетая сквозь нее.
   Раньше птицы-фотино избегали ее; предположительно, осознавая ее присутствие, они скорректировали свои траектории, чтобы проноситься вокруг нее. Теперь, однако, они, казалось, делали прямо противоположное. Казалось, они целились в нее, сворачивая со своего пути так, что намеренно проходили сквозь нее.
   Ей хотелось кричать - бороться, отбиваться от этих тварей кулаками.
   От этого будет много пользы. Она заставила себя оставаться неподвижной, наблюдать, ждать.
   Позади нее птицы, казалось, собирались в новую формацию: конус с ней на вершине, конус, в который они устремлялись потоком.
   Могут ли они причинить мне вред? Даже убить меня?
   Ну, могли бы они? Темная материя может взаимодействовать с барионной в ограниченной степени. Если их плотность вокруг нее станет достаточно высокой - если скорость взаимодействия между птицами и частицами, из которых она состояла, станет достаточно высокой, - тогда, поняла она, птицы смогут делать все, что угодно.
   И она ни черта не могла с этим поделать; погруженная в это месиво плазмы, она никогда не смогла бы вовремя убежать от них.
   Она чувствовала себя так, словно по ней хлестал жесткий, игольчатый дождь с мокрым снегом. Это было неудобно - покалывание, - но не больно по-настоящему, медленно осознала она.
   Может быть, они не собирались уничтожать ее, - сонно подумала она. - Может быть... может быть, они пытались понять ее...
   Она протянула руки и позволила птицам-фотино осмотреть себя.
  
   Они выстроились в неровную колонну - впереди шел Мастер стрел, затем Уваров, за ним Морроу и Прядильщица веревки, причем Прядильщица время от времени подталкивала кресло Уварова.
   Морроу перешагнул через пологий выступ трапа и начал пологий спуск длиной в сто ярдов обратно в сравнительный свет и тепло второй палубы.
   - Послушай меня, - прохрипел Гарри Уваров. - Мы на вершине жилого купола. Нам нужно добраться до нижней части купола, примерно в миле под нами. Затем нам нужно будет найти капсулу и пересечь половину длины хребта "Северянина", направляясь к приводному устройству; и именно там мы найдем интерфейс. Понятно?
   Большая часть этого была невообразима для Морроу. Он попытался сосредоточиться на той части, которую понял. - Что вы имеете в виду под основанием жилого купола? Четвертую палубу?
   Взрыв смеха Уварова. - Нет, я имею в виду грузовой отсек. Под пятнадцатой палубой.
   Морроу почувствовал, как внутри у него что-то съежилось. Я слишком стар для этого... - Но, Уваров, под четвертой палубой ничего нет...
   - Не будь таким чертовски глупым, чувак.
   - ...Я имею в виду, ничего обитаемого. Даже четвертая палуба используется просто как шахта для добычи сырья. - Он попытался представить, как спускается под мрачную, похожую на пещеру палубу, на которой он провел большую часть своей трудовой жизни. Там, внизу, может быть, душно. И там наверняка было бы темно. И...
   Над его ухом прошелестел воздух, раздался грохот, когда что-то ударилось о металл пандуса позади него.
   Мастер стрел замер, мгновенно потянувшись за своим луком. Прядильщица остановила кресло Уварова, и старый доктор огляделся вокруг своими незрячими глазами.
   - Что это было? - рявкнул Уваров.
   Морроу сделал пару шагов назад по пандусу и осмотрел поверхность. Вскоре он заметил блеск металла. Он наклонился, чтобы поднять маленький артефакт.
   Он понял, что это был крюк - простая конструкция, которую он сотни раз изготавливал сам в мастерских четвертой палубы для торговли с лесным народом. Возможно, у Мастера стрел и Прядильщицы даже сейчас в наборе были точно такие же крюки.
   Но этот крюк, казалось, был заточен; его острие поблескивало шероховатыми, выструганными поверхностями...
   Снова послышался шелест воздуха.
   Прядильщица вскрикнула. Она схватилась за левую руку и наклонилась вперед, медленно оседая на палубу.
   Мастер стрел склонился над ней. - Прядильщица? Прядильщица?
   Прядильщица крепко прижимала левую руку к телу, и кровь сочилась сквозь пальцы, которыми она прижимала свою плоть.
   Мастер стрел убрал руку своей дочери от ее предплечья. Кровь стекала по ее обнаженной плоти из аккуратного, чистого на вид прокола; из центра прокола торчал металлический крючок. Прядильщица не выказывала ни боли, ни страха; выражение ее лица было пустым, возможно, с оттенком тупого удивления, мелькнувшего в глазах за очками.
   Без колебаний Мастер стрел схватил крючок, обхватил пальцами его основание на теле Прядильщицы и потянул.
   Устройство аккуратно выскользнуло. Прядильщица что-то пробормотала, ее лицо побледнело под аляповатой краской.
   Мастер стрел поднял окровавленный артефакт. Это был еще один крюк. - Кто-то стреляет в нас, - спокойно сказал он.
   - Стреляют? - Уваров повернул слепое лицо к Морроу. - Что это, бумажная душа? Суперэт теперь вооружает вас всех?
   Морроу сделал несколько шагов вниз по трапу, дальше на освещенную палубу номер два, и заглянул вниз.
   К нему по трапу поднимались четыре человека: две женщины и двое мужчин, одетые в серую, поразительно обычную рабочую униформу. Они выглядели испуганными, даже сбитыми с толку; но их продвижение было уверенным и размеренным. Они направляли устройства ему в грудь. Он прищурился, чтобы разглядеть эти устройства: полосы блестящего металла, изогнутые в кривые с помощью отрезков троса.
   - Я в это не верю, - прошептал он. - Арбалеты. У них с собой арбалеты.
   Оружие, очевидно, было изготовлено из материала, добытого из внутренних перегородок. Оно, должно быть, было изготовлено в мастерских четвертой палубы - возможно, всего в нескольких ярдах от того места, где Морроу провел десятилетия, изготавливая кольца для лазания, храповики, оправы для очков и части столовых приборов для лесного народа, которого он никогда не ожидал встретить.
   Одна из четырех нападавших, женщина, подняла свое оружие и начала настраивать его, увеличивая натяжение с помощью небольшого рычага. Она достала из кармана туники крюк и вставила его в прорезь на верхней части арбалета. Она подняла его и прицелилась прямо в него, в его грудь.
   Морроу зачарованно наблюдал. Ему показалось, что он узнал эту женщину. Разве она не работает на гидропонном заводе в сегменте 2? И...
   Плотная масса врезалась ему в ноги. Его тело швырнуло на твердую ребристую поверхность пандуса, щека ударилась о пол с поразительной силой.
   Еще один вздох воздуха над его головой; он снова услышал стук заостренного крюка по металлу.
   Рука Мастера стрел легла ему на спину, прижимая его к ребристой поверхности пандуса. - Тебе, черт возьми, лучше проснуться, если хочешь остаться в живых, - прошипел лесной человек. - Давай. Назад по пандусу. Прядильщица, помоги Уварову.
   Прядильщица веревок, на предплечье которой все еще была кровь, забралась за кресло Уварова и начала втаскивать его задом наперед вверх по трапу.
   Морроу осторожно сел. У него болела щека, болел левый бок - там, где он упал, - и трап под ногами казался удивительно твердым. Искры боли были подобны фрагментам сенсорного взрыва. Он медленно осознал, что не участвовал в драке - или в какой-либо другой физической ситуации - с тех пор, как был молодым человеком.
   Рука Мастера стрел схватила его за воротник и оттащила назад, прижав к пандусу. - Пригнись, черт возьми. Смотри на меня. Делай, что я.
   Морроу с усилием перевернулся на живот; выступы пандуса болезненно впились в мягкую плоть над бедром.
   Мастер стрел согнувшись быстро поднимался по трапу. Он был маленьким, компактным, решительным; его голые конечности извивались по металлу, как независимые животные. Позади него Прядильщица уже оттащила Уварова за пределы прямой видимости, в темноту первой палубы.
   Морроу попытался скопировать движение Мастера, но его одежда зацепилась за неровности ската, и грубая поверхность царапала ладони.
   Еще один крюк просвистел у него над головой.
   Он поднялся на четвереньки и, не обращая внимания на боль в коленных чашечках, опирающихся на неровности поверхности, продвинулся на несколько ярдов по пандусу и перелез через его край.
   Мастер стрел оторвал полоску от одеяла Уварова и быстро обернул ею раненую руку своей дочери. Мастер сказал: - Они поднимаются по трапу. Они будут здесь меньше чем через минуту. В какую сторону, Морроу?
   Морроу перевернулся на спину и сел, расставив ноги. Он не мог до конца поверить в то, что с ним произошло, и все это менее чем за минуту. - Оружие, - сказал он. - Как они могли сделать его так быстро? И...
   Из полумрака первой палубы он услышал лающий смех Уварова. - Ты действительно такой наивный?
   Мастер стрел закончил накладывать импровизированную повязку. - Морроу. В какую сторону нам идти?
   - К лифтовым шахтам, - прохрипел Уваров из темноты. - Они перекроют все пандусы. Шахты - наш единственный шанс. И шахты проходят прямо сквозь палубы, вплоть до основания купола...
   - Но шахты заброшены, - нахмурившись, сказал Морроу. Шахты были закрыты после того, как были заброшены нижние палубы, столетия назад.
   Уваров поморщился. - Тогда нам придется спускаться, не так ли?
   Морроу слышал медленные, осторожные шаги четверых нападавших, когда они поднимались по трапу.
   Палубы были не очень большим миром, и он жил уже долгое время. Он должен был знать этих людей.
   И они пришли, чтобы убить его. Если бы кто-то другой имел несчастье оказаться на первой палубе, когда Мастер стрел и Прядильщица впервые просунули головы в люк, тогда, возможно, он, Морроу, был бы сейчас в этом охотничьем отряде, с арбалетами и болтами из добытого металла корпуса....
   На него упала тень. Он посмотрел в глаза женщине, работавшей в отделе гидропоники сегмента 2. Она направила ему в лицо сверкающий арбалетный болт.
   Раздался свист воздуха.
   Женщина поднесла руку к лицу, ладонь с глухим хлопком коснулась щеки. Она упала навзничь и прокатилась несколько шагов вниз по трапу. Арбалет выпал из ее ослабевших пальцев и со звоном упал на палубу.
   За упавшей женщиной Морроу мельком увидел, как трое других палубных служащих отступают обратно по пандусу.
   Прядильщица веревок опустила свою духовую трубку; под очками у нее дрожали губы.
   - Все в порядке, Прядильщица веревок, - настойчиво сказал Мастер. - Ты поступила правильно.
   - Морроу, - сказал Уваров. - Покажи им дорогу.
   Морроу с трудом поднялся на ноги и, спотыкаясь, отошел от пандуса.
  
   Шахта лифта представляла собой металлический цилиндр десяти ярдов в поперечнике; она поднималась от пола до потолка на сотню ярдов над ними.
   Прядильщица веревок, темная повязка которой пропиталась кровью, прислонилась к шахте. Она выглядела усталой, испуганной, подавленной. Она действительно всего лишь ребенок, подумал Морроу.
   Но она вызывающе сказала: - Вы, нижние, не привыкли драться, не так ли? Может быть, эти четверо не ожидали, что мы дадим отпор. Значит, они испугаются. Станут осторожными. Это замедлит их...
   - Но не остановит, - пробормотал Мастер стрел. Он провел рукой по поверхности шахты, ощупывая небольшие углубления на ее поверхности. - Итак, у нас не очень много времени... Морроу, как мы попадем в... О.
   В ответ на случайные тычки Мастера стрел панель скользнула назад и в сторону. Открылся ведущий в шахту дверной проем с закругленными краями, высотой примерно с Морроу и возвышающийся над лесным народом.
   Внутри шахты была только темнота.
   Мастер стрел просунул голову внутрь проема и осмотрел шахту вдоль и поперек. - На внутренней поверхности есть перекладины. Это похоже на лестницу. Хорошо. По ней будет легко спускаться. И...
   Прядильщица коснулась его руки. - А что с Уваровым?
   Мастер стрел повернулся к старому доктору, его лицо озабоченно сморщилось.
   Морроу с тревогой посмотрел на зияющую шахту. - Мы никогда не сможем донести это кресло, не то что спуститься по лестнице...
   - Тогда несите меня. - Изуродованное, помятое лицо Уварова было в глубокой тени, когда он поднял к ним голову. - Забудьте о кресле, черт возьми. Несите меня.
   Морроу услышал шаги, эхом отражающиеся от голых стен первой палубы. - У нас нет времени, - сказал он Мастеру стрел. - Мы должны оставить его. Мы не можем...
   Мастер посмотрел на него, его лицо было напряженным и надменным под яркой краской. Затем он отвернулся. - Прядильщица, помоги мне. Сними с него одеяло.
   Девушка взялась за край черного одеяла и осторожно откинула его. Тело Уварова напоминало обнаженное: истощенное, угловатое, костлявое, одетое в серебристый комбинезон, сквозь который Морроу отчетливо видел выпуклости ребер и таза. Под туникой Уварова были какие-то бугорки: возможно, пакеты для колостомы или аналогичные медицинские принадлежности. Хотя он, должно быть, был такого же роста, как Морроу, тело Уварова выглядело так, словно весило не больше детского. Одна рука лежала на его колене, покачиваясь маятниковой дрожью с интервалом в секунду или около того, а другая обхватила простой джойстик, который, как предположил Морроу, управлял креслом.
   Мастер стрел взял Уварова за запястье и осторожно отвел его руку от джойстика; кисть осталась скрюченной, как клешня. Затем Мастер наклонился вперед, уткнулся головой Уварову в грудь и выпрямился, аккуратно подняв Уварова с кресла и положив его на свое плечо. Пока Мастер стоял так, ноги Уварова в тапочках свисали до пола, а колени были почти распрямлены.
   Уваров подчинялся всему этому пассивно, без комментариев или жалоб; Морроу, наблюдая за ними, почувствовал, что Мастер привык так обращаться с Уваровым - возможно, он служил старому доктору чем-то вроде обычной медсестры.
   Пока Морроу изучал крепкого маленького человечка, почти скрытого своим болтающимся человеческим грузом, он почувствовал укол стыда.
   Прядильщица веревок подняла одеяло Уварова и перекинула его через плечо. - Пойдем, - сказала она с тревогой.
   - Ты ведущая, - сказал Мастер стрел.
   Прядильщица ухватилась за раму открытого люка и аккуратно скользнула в шахту. Она изогнулась, ухватилась за перекладины под дверной рамой и спустилась вниз, скрывшись из виду.
   - Теперь ты, Морроу, - прошипел Мастер стрел.
   Морроу положил ладони, теперь уже сильно вспотевшие, на дверной косяк. Черт возьми, он был на пятьсот лет старше Прядильщицы. И даже когда ему было пятнадцать, он никогда не отличался гибкостью...
   - Шевелись!
   Он поднял одну ногу и перекинул ее через край дверной рамы. Рама впилась ему в промежность. Он попытался перекинуть вторую ногу - и в процессе чуть не потерял хватку. Он вцепился в раму обеими руками, чувствуя, как вся поверхность его кожи покрылась холодным потом.
   Он попробовал еще раз, медленнее, и на этот раз ему удалось перебросить обе ноги. Мгновение он сидел, свесив ноги над пропастью, глубина которой была скрыта темнотой.
   Если шахта была открыта до самого дна жилого купола, то под ним был обрыв в милю.
   На мгновение он подумал о том, чтобы выбраться обратно из шахты. Сможет ли он действительно справиться с этим? В конце концов, он мог попробовать сдаться... Но, как ни странно, именно мысль о последующем позоре перед лицом Мастера стрел и Прядильщицы сделала этот вариант невозможным.
   Он вытянул правую ногу и осторожно опустил ее. Путь до первой ступеньки показался ему долгим, но, наконец, он зацепился за нее пяткой. Перекладина показалась толстой и обнадеживающе твердой. Он поставил обе ноги на перекладину и выпрямился. Затем, все еще соблюдая предельную осторожность, он повернулся, позволив подошвам своих ног вращаться на металлической перекладине.
   Он согнул колени и потянулся к следующей перекладине. Она была примерно на восемнадцать дюймов ниже первой. Как только он спустился на две или три ступеньки и начал привыкать к рутине, держась обеими руками и ногами за перекладины, идти стало легче...
   Пока он внезапно не осознал, что спускается в темноту.
   Он ни черта не видел, даже металлическую поверхность шахты перед своим лицом или белизну собственных рук на перекладинах.
   Он остановился как вкопанный и посмотрел вверх, внезапно отчаянно нуждаясь даже в тусклом освещении первой палубы. Мгновенно он почувствовал тепло босых ног Мастера стрел, топающих по тыльной стороне его ладоней на перекладинах, и неуклюжее давление этих ног на его плечи и голову; что-то стукнуло его по спине - предположительно, ноги Уварова.
   Из шахты донесся голос Прядильщицы. - Что происходит?
   - Что, во имя Леты, ты делаешь? - прошипел Мастер стрел.
   - Мне жаль. Было темно. Я...
   - Морроу, твои друзья доберутся до шахты в любой момент...
   Что-то металлическое с грохотом отскочило от стен шахты, гулкие удары стали раздаваться все дальше по мере того, как оно падало.
   Голос Уварова звучал из области выше ног Мастера. - Поправка, - сухо сказал он. - Они достигли шахты...
   Отчаянно, настойчиво Морроу снова начал спускаться.
  
   Лизерль лежала на спине в светящейся водородно-гелиевой смеси, раскинув руки и закрыв глаза, и чувствовала, как вокруг нее медленно танцуют фотоны продуктов термоядерного синтеза. Следуя по своим минутным орбитам вокруг ядра Солнца, длинные линзовидные формы птиц-фотино проплывали мимо Лизерль. Она позволила роящимся птицам успокоить ее, погружаясь в удушающее сердце Солнца, паря, словно во сне.
   И, наконец, она добралась до области глубоко внутри Солнца, в которой не производилось никаких новых фотонов.
   Много лет назад она и Скоулз были правы. Ядро погасло.
   Постоянное высасывание стаями птиц-фотино энергии из ядра Солнца, синтезирующего гелий из водорода, наконец, стало невыносимым. Давным-давно - вероятно, еще до рождения Лизерль - температура ядра упала настолько, что синтез гелия прекратился.
   Теперь, когда его сердце уже успокоилось, Солнце переживало свои многолетние предсмертные муки. Несмотря на медленную, продолжающуюся миграцию последних фотонов наружу в результате остановленных процессов термоядерного синтеза, здесь, в сердце Солнца, сохранялось небольшое радиационное давление, чтобы уравновесить тенденцию ядра к коллапсу под действием силы тяжести. Таким образом, погасшее ядро еще больше замкнулось в себе, стремясь к новому равновесию, его температура повышалась по мере сжатия массы.
   Лизерль знала, что эти процессы, наконец, произойдут, как в сердце каждой звезды солнечной массы - даже без вмешательства такого агента, как птицы-фотино из темной материи. Как только водород в ядре будет исчерпан, процессы синтеза гелия из водорода в нем прекратятся, и начнется это окончательное оседание ядра, пропитанного гелием.
   Разница заключалась в том, что ядро Солнца все еще изобиловало несгоревшим водородом; термоядерные процессы прекратились не из-за истощения водорода, а из-за кражи энергии неутомимыми стаями птиц-фотино.
   И, конечно же, Солнце должно было прожить десять миллиардов лет на главной последовательности, прежде чем достичь этого ужасного состояния. Птицы-фотино позволили Солнцу прожить всего миллионы лет, прежде чем вызвать эту дряхлость.
  
   Вокруг него слышался шум его собственного дыхания, мягкий, звенящий звук его рук и ног по металлическим перекладинам, и - еще дальше, искаженные эхом - едва различимые звуки лесного народа, когда они опускались. Стоял всепроникающий запах металла, на который накладывался привкус затхлости.
   В темноте Морроу не мог определить время, и только растущая боль в мышцах позволяла измерить пройденное расстояние. Но постепенно - к его удивлению - зрение начало возвращаться, приспосабливаясь к полумраку. На самом деле здесь было довольно много света: наверху, на первой палубе, был открытый портал, и тонкие швы в стенах шахты сияли в темноте, как стрелы серо-серебристого цвета. Он мог видеть смутные, укороченные силуэты Мастера стрел и Прядильщицы, над и под собой; они карабкались с гибкой грацией, как животные. И в самой шахте он мог видеть тень тросов, свисающих, бесполезных.
   По мере того, как он работал, его мышцы, казалось, теряли часть своей жесткости. Он с удивлением осознал, что наслаждается этим...
   - Стоп. - До него донесся голос Прядильщицы, смягченный эхом.
   Он остановился, цепляясь за перекладины, и прошипел предупреждение Мастеру стрел.
   - Что это?
   - У нас неприятности, - тихо сказала Прядильщица.
   - Нет, это не так, - сказал Мастер стрел. - Мы спускаемся быстрее, чем те головорезы с арбалетами. Они не последовали за нами сюда. Поэтому им приходится спускаться по пандусам; мы спускаемся прямо.
   Прядильщица вздохнула. - Черт возьми, Мастер, я бы хотела, чтобы ты меня послушал. Смотри вниз. Видишь?
   Мастер стрел выпрямил руки и перегнулся через лесенку; Уваров безучастно повис на нем. - Ой.
   Морроу повернул голову, чтобы посмотреть.
   На некотором расстоянии под ними шахту пересекал грубый каркас. Он почувствовал внезапный прилив надежды; неужели его восхождение почти завершено? - Это основание шахты?
   Он увидел, как блеснули во мраке зубы Прядильщицы, когда она улыбнулась отцу. - Нет, - сказала она. - Нет, не совсем.
   Мастер стрел сказал: - Как далеко, по-твоему, мы спустились, Прядильщица? Пятьсот ярдов?.. Едва треть пути до основания жилого купола, если размеры Уварова верны.
   Пятьсот ярдов... Значит, они едва миновали четвертую палубу, и Морроу понял: за обшарпанными стенами шахты находились мастерские, в которые он ходил на работу каждую смену. Или были, пока он не стал преследуемым преступником.
   Мимолетное наслаждение покинуло его; дрожащая боль охватила ноги и предплечья. Предстояло пройти еще в два раза больше, чем он уже прошел...
   - Ты понимаешь их веселье, Морроу? - едко спросил Уваров, его голос был приглушен его обмякшей позой. - Шахта заблокирована.
   - Мастер, - прошептала Прядильщица. - Я вижу, там внизу кто-то движется.
   Морроу зацепился рукой за перекладину и посмотрел вниз более внимательно.
   Платформа, перегораживающая шахту, была довольно грубой, из балок и плит, наскоро скрепленных друг с другом, грубо сваренных. По платформе осторожно проползла тень; мелькнула вспышка лазерного сварного шва, небольшой сноп искр.
   Прядильщица права. Кто-то движется там, внизу, - строит это сооружение прямо у нас на глазах. Намеренно перекрывает шахту, чтобы остановить нас. Сколько раз он использовал подобные лазерные инструменты? Тысячи? Это вполне мог быть он там, внизу.
   ...На самом деле, внезапно осознал он, ему следовало бы знать, кто этот рабочий.
   Он наклонился еще дальше и уставился, прищурившись, пытаясь получше разглядеть коренастую фигуру. Он увидел тунику без рукавов, мускулистые руки и торс, удивительно худые ноги...
   - Целеустремленность. Целеустремленность.
   При звуке голоса Морроу, доносившегося из мрака над ней, Целеустремленность среагировала. Она уронила свой лазерный сварочный аппарат, который тут же погас, и попятилась назад по платформе, которую строила. Морроу увидел, как она напряженно отводит раненую руку от тела.
   Морроу быстро спустился по лестнице, оттолкнув Прядильщицу плечом. Он добрался до платформы и спрыгнул на нее. - Целеустремленность, - прошептал он. - Это я, Морроу.
   Целеустремленность с опаской поднялась на ноги. Она сдвинула с глаз защитные очки. Морроу увидел, как на ее широких плечах блестел пот; там, где были защитные очки, вокруг глаз залегла грязь. - Что, во имя Леты...
   - Все в порядке. Тебе не нужно бояться.
   - Морроу. Что происходит?
   - Ты должна пропустить нас.
   - Нас? - Целеустремленность нервно вглядывалась в темноту.
   - Со мной лесной народ. Ты помнишь.
   - Конечно, я чертовски хорошо помню. - Целеустремленность рефлекторно потерла затекшую руку и попятилась к стене шахты. - Эта маленькая преступница выстрелила в меня.
   - Да, но - ну, она была напугана. Послушай меня - ты должна пропустить нас. Через этот барьер.
   Целеустремленность посмотрела на него, на ее лице были видны недоумение и подозрение. - Почему? Что ты делаешь?
   - Разве ты не знаешь? - На самом деле, размышлял Морроу, Целеустремленность, вероятно, не знала... Планировщики, скорее всего, разослали инструкции перекрыть все старые шахты без объяснения причин. Все для того, чтобы заманить в ловушку его и этих лесных жителей. Мне просто повезло найти Целеустремленность...
   - Я не глупа, Морроу, - сказала Целеустремленность. - Я не совсем понимаю, что происходит. Но планировщики, очевидно, пытаются заманить в ловушку этих древесных людей. И я не удивлена. Они убийцы. И если ты им помогаешь...
   - Послушай, убийцы - сами планировщики. Или, по крайней мере, они пытаются превратить таких, как мы, в убийц. - Морроу описал арбалеты и заточенные крюки, оружие, созданное из ужасно обыденных предметов.
   Пока он говорил, разум Морроу, казалось, мчался вскачь, совершая скачки индукции. Он вспомнил, как Уваров насмехался над ним за наивность. Действительно ли возможно, что Суперэт так быстро изготовил это оружие в ответ на прибытие лесного народа?
   Нет, решил он. У него не было времени. У Суперэта, должно быть, были запасы оружия.
   Но Целеустремленность качала головой. - Я тебе не верю, - сказала она.
   - Поверь в это, - огрызнулся Морроу. - Прядильщицу - девушку с дерева - ранили в руку. Крюком, ради Леты. Хочешь, покажу тебе рану?
   Целеустремленность неуверенно подняла голову. - Я... нет.
   - Целеустремленность, если ты пропустишь нас, мы будем свободны. Планировщики, конечно, не будут преследовать нас ниже четвертой палубы; это последнее, где они могут остановить нас... Но если ты остановишь нас здесь, ты убьешь нас, так же верно, как если бы сама держала в руках арбалет...
   Морроу пытался контролировать собственное прерывистое дыхание, чтобы не дать Целеустремленности осознать его растущий страх.
   - ...Хорошо. - Внезапно Целеустремленность символически отодвинулась в сторону. - Поторопитесь. Я скажу, что не заметила вас.
   Морроу протянул руку, затем уронил ее. - Спасибо.
   Целеустремленность нахмурилась. - Просто уходи, чувак. - Она наклонилась и, используя силу своей неповрежденной руки, стала поднимать частично приваренный лист, создавая узкий проход сквозь блокирующую платформу.
   После секундного колебания лесной народец спустился по лестнице и легко спрыгнул на платформу. Целеустремленность уставилась на Прядильщицу веревок. Прядильщица ответила ей пристальным взглядом, задумчиво поглаживая духовую трубку у себя на поясе.
   - Двигайся, - сказал Морроу Прядильщице. - Через эту пластину.
   Лесные люди поспешили по платформе, шлепая босыми ногами, и Прядильщица начала пролезать через дыру.
   Теперь Целеустремленность уставилась на Уварова, все еще висевшего на плече Мастера стрел.
   - Он мертв?
   - Кто? Старик? Не совсем, но настолько близко, насколько... черт возьми, я полагаю... Если я снова пройду этим путем, то объясню.
   - Но ты ведь не вернешься, не так ли? - Тупое лицо Целеустремленности было серьезным.
   - ...Нет. Не думаю, что я это сделаю.
   Целеустремленность отступила, подняв руки. - Ты сумасшедший. Возможно, мне все-таки следовало остановить тебя.
   Мастер стрел с Уваровым уже прошли через платформу, и Морроу присел на край ямы. Он поднял голову. - Пожелай мне удачи.
   Но Целеустремленность уже ушла, покинув шахту и вернувшись в обыденный мир палуб: к прежней жизни Морроу.
   Морроу осторожно пробрался через платформу.
  
   Вскоре плечи и ноги Морроу снова одеревенели и начали серьезно болеть, и он был вынужден делать все более длительные перерывы. Основание шахты, освещенное кольцом открытых иллюминаторов, было отдаленным островком света, который поднимался к нему с бесконечной, жестокой медлительностью.
   Теперь они были намного ниже самого глубокого обитаемого уровня. Он знал, что за холодными стенами шахты была только темнота, спертый воздух, заброшенные дома. Холод, казалось, пронизывал шахту насквозь; он чувствовал себя маленьким, хрупким, изолированным.
   Они нашли выступы, на которых можно было отдохнуть - вытянуться и даже немного вздремнуть. Мастер стрел уложил Уварова плашмя на твердую металлическую поверхность и показал Морроу, как массировать свои собственные мышцы, чтобы они не затекали. Прядильщица достала еду - сушеные фрукты и мясо - из сумки, висевшей у нее на поясе; Морроу попытался поесть, но в животе у него все сжалось.
   Он пересчитывал палубы, когда они проходили мимо них. Десять... Одиннадцать... Двенадцать... Палубы над четвертой - на самом деле весь мир, который он знал, - становились все более отдаляющимся пузырем света и тепла далеко над ним.
   И все же, если это путешествие было странным и тревожным для него, насколько сложнее оно должно быть для лесного народа? По крайней мере, Морроу привык к металлическим стенам. Прядильщица и ее отец выросли среди деревьев, животных, птиц - живых организмов. Они, должно быть, задаются вопросом, увидят ли они когда-нибудь снова свой дом.
   Наконец, однако, пришло время, когда он смог сосчитать последние двадцать перекладин; затем последнюю дюжину; а затем...
   Он, шатаясь, отошел на несколько шагов от лестницы и распростерся на металлическом полу. Здесь, у основания шахты, в стенах был прорезан ряд открытых, освещенных люков. - Клянусь водами Леты, - сказал он. - Что за день. Я никогда не думал, что буду так счастлив просто не подвергаться опасности упасть.
   Мастер стрел снял Уварова со своего плеча и осторожно прислонил его, как куклу, к стене шахты лифта. Морроу увидел, как рука Уварова продолжала свое бесконечное маятниковое дрожание, а рот открывался и закрывался с тихими непристойными звуками. - Мы на месте? Мы внизу?
   Мастер размял незагруженное плечо, размахивая рукой. - Да, - сказал он. - Да, мы там... - Он подошел к одному из люков, но нервно замедлил шаг, приблизившись к свету.
   Морроу поднялся на ноги. Он попытался вспомнить, насколько все это, должно быть, чуждо этим людям; возможно, пришло время ему взять на себя ответственность. Наугад выбрав люк, он уверенно вышел из шахты на яркий, лишенный источника свет.
   Яркость после мрака шахты была ослепительной и огромной. Мгновение он стоял там, у выхода из шахты, прикрывая руками слезящиеся глаза.
   Он находился в светлом, чистом зале. Он был, должно быть, в милю шириной и в пятую часть мили глубиной. Нижняя сторона последней палубы представляла собой потолок высоко над ним, переплетение труб и кабелей, потемневших от времени. Зал был совершенно пуст, хотя там были какие-то темные, безымянные устройства - погрузчики? - подвешенные на стропах к стенам и верхней переборке. Морроу почувствовал, что дрожит; пустота этого огромного замкнутого пространства, казалось, давила на него. А под ним...
   Он посмотрел вниз.
   Пол был прозрачным. Под его ногами были звезды.
  

12

  
   После непостижимого, похожего на сон промежутка времени Лизерль ощутила смутное чувство дискомфорта - не совсем боли, но нелокализованной ломоты, которая пронизывала ее тело.
   Она вздохнула. Если дискомфорт не был специфичен для какой-либо части ее виртуального тела, должно было быть что-то не так с автономными системами, которые поддерживали ее сознание - основными системами охлаждения, встроенными в горловину червоточины, или, возможно, с экранированными процессорными блоками, внутри которых находилось ее сознание.
   Неохотно она вызвала диагностику из своих центральных систем. Черт...
   Она быстро поняла, что произошли изменения. Но на самом деле проблема была не в ее собственных системах. Изменения были во внешней среде. Был гораздо больший поток фотонов из солнечного материала в ее интерфейс червоточины. Ее холодильные установки могли справиться с таким большим притоком энергии, но для этого им пришлось отрегулировать свою работу - и эта автономная регулировка была тем, что она отметила как смутный дискомфорт.
   Возросший поток фотонов озадачил ее. Почему это должно быть так? Она провела несколько кратких, оживленных исследований солнечной среды. Оставшиеся фотоны все еще рассеивались в своих миллионнолетних случайных блужданиях по направлению к фотосфере. Могло ли быть так, что убивающее ядро действие птиц, их постоянное вымывание энергии ядра, оказывало какое-то влияние на поток фотонов?
   Она искала и нашла структуру увеличенного потока. Сила потока была самой мощной, безусловно, в направлении орбит птиц-фотино. Эта корреляция, конечно, не могла быть совпадением; каким-то образом птицы влияли на скорость потока.
   И - как она узнала - увеличенный поток был довольно локализован. Он проявлялся не более чем в нескольких милях от ее собственного местоположения.
   Понимание приходило медленно, почти болезненно.
   Поток фотонов следовал за ней повсюду.
   Она заставила себя принять тот факт, что птицы-фотино делали это намеренно. Они отклоняли случайные блуждания фотонов, чтобы наводнить ее этими чертовыми штуками.
   На какое-то время страх коснулся ее сердца. Пытались ли птицы убить этого нежелательного пришельца посреди своей стаи - возможно, стремясь перегрузить ее холодильную систему?
   Если так, то она мало что могла с этим поделать. У нее не было никакой помощи, к которой можно было бы обратиться, и не было реального способа сбежать. Долгое время она хромала вслед за птицами в их бесконечном кружении над ядром, следя за потоком фотонов и пытаясь контролировать свой страх, чувство заточения и панику.
   Но поток оставался почти постоянным - увеличивался, но легко переносился ее бортовыми системами. И птицы не проявляли никаких признаков враждебных намерений по отношению к ней; они продолжали кружиться вокруг нее яркими потоками, или же они собирались позади нее в свои огромные, аккуратные, конусообразные образования. Они не пытались оградить от нее своих детенышей или защитить свои хрупкие на вид внутренние структуры.
   И постепенно она начала понимать.
   Это преднамеренное перенаправление потока фотонов на нее не было угрозой или попыткой уничтожить ее. Возможно, они подумали, что она ранена или даже умирает. Они должны быть способны воспринимать лучистую энергию, исчезающую в ее глотке-червоточине. Птицы помогали ей - пытались снабдить ее большим количеством того, что, по их мнению, должно было быть необходимым для ее жизни.
   Подарок, конечно, был бесполезен - на самом деле, учитывая возросшую нагрузку на ее холодильные системы, хуже, чем бесполезен. "Но, - с иронией подумала она, - важна сама мысль".
   Птицы пытались покормить ее.
   Чувствуя странное тепло, она с благодарностью приняла дар птиц-фотино.
  
   Время шло, и она наблюдала, как все быстрее угасает Солнце. Она чувствовала неясный, мрачный трепет, когда вокруг нее разворачивались масштабные физические процессы.
   Ядро, все еще страдающее от птичьих стай фотино, сжалось и продолжало нагреваться. Наконец, в слоях водорода, окружающих изъязвленное ядро, была достигнута температура в десятки миллионов градусов. Оболочка из сгорающего до гелия водорода воспламенилась за пределами ядра и начала прожигать свой путь из сердца Солнца. Сначала Лизерль задавалась вопросом, попытаются ли птицы-фотино погасить эту новую энергетическую оболочку, поскольку у них было водородное ядро. Но они пронеслись сквозь эту оболочку, не обращая внимания на ее сияние. Гелиевый пепел оседал оболочкой на мертвом ядре; ядро продолжало увеличиваться по массе, еще больше разрушаясь под собственной тяжестью.
   Тепловая энергия, выделяемая оболочкой, вместе с тепловой энергией инертного разрушающегося ядра, была больше, чем та, которая выделялась термоядерным синтезом в первоначальном ядре.
   Солнце не смогло выдержать возросшую теплоотдачу своего нового сердца. За удивительно короткий промежуток времени оно было вынуждено расшириться - стать гигантским.
  
   Луиза Йе Армонк стояла на полубаке "Великобритании", глядя вниз на южный полюс Тритона.
   "Британия" плыла в космосе в полумиле над тонкой, сверкающей шапкой азотного льда спутника; из единственной трубы корабля в космос тянулся невероятный пар. Ледяная шапка изгибалась под носом корабля так же плавно, как огромная яичная скорлупа. Южное полушарие крупнейшего спутника Нептуна только вступало в свое сорокалетнее лето, и ледяная шапка отступала; когда Луиза запрокинула голову, она смогла увидеть тонкие, высокие перистые облака азотного льда, несущиеся на север вместе с ветрами испаренного материала полюса.
   Она прошла по палубе мимо корабельного колокола, подвешенного в своей замысловатой подставке. Огромная туманная громада Нептуна отражалась в блестящей поверхности колокола, и Луиза провела рукой по прохладным контурам фигурного металла, заставляя его мягко покачиваться; многочисленные аморфные изображения Нептуна грациозно скользили по металлу.
   Отсюда Солнце казалось яркой звездой, отдаленной точкой света; а голубой свет Нептуна, устрашающе похожий на земной, заливал очертания старого корабля, заставляя его казаться неземным, не совсем материальным - парадоксально, размышляла Луиза, поскольку в настоящий момент "Британия" была фактически единственным реальным артефактом в ее сенсориуме.
   Когда "Британия" приблизилась к неровному краю ледяной шапки Тритона, почти прямо перед плавающим кораблем вырвался гейзер. Темный субстрат, пронизанный азотным льдом, взметнулся в воздух, поднявшись на десять миль от равнины; когда он достиг слабого высотного ветра, шлейф повернул под прямым углом и заструился по поверхности Тритона. Луиза подошла к краю носовой палубы и проследила за линией шлейфа обратно к поверхности спутника, где она могла видеть только мелкий кратер во льду у основания шлейфа. Выброс гейзера был вызван воздействием солнечного тепла на скопления газа, запертые под тонкой коркой льда. Осколки льда были разбросаны вокруг места извержения, и некоторые из них все еще вращались в разреженной азотной атмосфере, медленно возвращаясь на поверхность под слабым притяжением Тритона.
   Это была одна из ее любимых виртуальных диорам, хотя на самом деле она была одной из наименее знакомых. Возможности ее процессоров по созданию этих диорам были огромны, но не бесконечны; она намеренно сохранила диораму Нептуна в резерве, распределив ее использование на неизменные столетия, чтобы попытаться сохранить ее привлекательность.
   Было нетрудно проанализировать, почему именно эта виртуальная сцена так сильно привлекла ее. Ландшафт этого удаленного спутника был необычным и незнакомым, и на удивление полным перемен, подпитываемых энергией далекого Солнца; а голубая масса Нептуна с его узорами азотистых перистых облаков была достаточно похожа на Землю, чтобы вызвать у нее глубокое, почти похороненное чувство ностальгии - и все же достаточно отличалась, чтобы ссылки на ее отношения с Землей были почти подсознательными, достаточно неясными, чтобы у нее не возникло соблазна погрузиться в болезненную тоску. И...
   Внезапно перед ней закружились пиксели, тысячи световых блоков, вращающихся по собственной орбите. Удивленная, она чуть не споткнулась; она ухватилась за поручень на краю палубы, чтобы не упасть.
   Пиксели с беззвучным сотрясением слились в изображение Марка Ву. Проекция была плохой: виртуал парил в нескольких дюймах над палубой и не отбрасывал тени в бледном свете Нептуна.
   - Воды Леты, - сказала Луиза, - не делай этого. Ты меня напугал.
   - Прости, - сказал Марк. Луиза заметила, что даже его голос был грубым и отрывистым. - Это срочно. Мне пришлось прервать тебя. Я...
   - И эта проекция паршивая. Что с тобой такое? - Луиза почувствовала, как ее разум удобно скользит в одно из своих привычных состояний - то, что Марк называл ее аналитической хваткой. Она смогла бы скоротать добрую часть пустого дня, допрашивая процессор, вникая в детали этого изображения Марка. - Ты даже паришь над палубой, черт возьми. Я не удивлюсь, если в следующий раз ты начнешь терять иллюзию цельности. И...
   - Луиза. Я сказал, что это срочно.
   Она обнаружила, что ее голос затихает, а концентрация рассеивается.
   Марк шагнул к ней, и его лицо заметно преобразилось, обретя фиолетово-синие тона света Нептуна. Процессоры, проецирующие Марка, очевидно, пытались помочь ей в этом взаимодействии. Но остальная часть его тела оставалась не более чем трехмерным наброском - признак того, что он перенаправлял большую часть доступной вычислительной мощности на другой приоритет. - Луиза, - сказал Марк мягким, но настойчивым голосом. - Что-то случилось. Что-то изменилось.
   - Изменилось? Ничего не изменилось - незначительно - почти за тысячу лет...
   Марк улыбнулся. - Твой рот открыт.
   Она сглотнула. - Мне жаль. Я думаю, тебе придется дать мне немного времени разобраться с этим.
   - Я собираюсь выключить диораму.
   Она с беспричинной паникой посмотрела на далекий лик Нептуна. - Почему?
   - Что-то случилось, Луиза...
   - Ты это уже говорил.
   - Жилая зона. - Его глаза были прикованы к ней.
   Она чувствовала себя сонной, легкой, почти беззаботной, и ей стало интересно, не пичкают ли ее наноботы, работающие внутри тела, каким-нибудь тонким транквилизатором. - Скажи мне.
   - Кто-то пытается воспользоваться одним из портов основания жилого купола. - Взгляд Марка был глубоким, испытующим. - Ты понимаешь, Луиза? Ты слышишь, что я говорю?
   - Конечно, понимаю, - отрезала она.
   После пяти столетий отсутствия контакта кто-то покидал жилой купол. Она попыталась осознать реальность заявления Марка, представить это. Кто-то вылетал.
   - Выключи проекцию, - устало сказала она Марку. - Я готова.
   Нептун внезапно сжался, как лопнувший воздушный шарик; Тритон превратился в миллиард уменьшающихся пикселей, и свет Солнца погас. На мгновение осталась только "Великобритания", неоспоримая реальность старого корабля Брюнеля, жесткого и неуместного в центре этой бесконечности серости, отсутствия формы; Марк стоял перед ней на потрепанной палубе, его слишком реальное лицо было устремлено на нее, успокаивая.
   Затем Вселенная вернулась.
  
   Мастер стрел выпадал из мира.
   Он сидел в летательном аппарате - этой капсуле, как назвал ее Уваров, - лук и колчан были аккуратно сложены на сиденье рядом с ним. Его голые ноги свисали с гладкого края кресла. Перед ним, в пределах досягаемости, находилась простая консоль управления.
   Стенки капсулы были прозрачными, что делало цилиндрический корпус почти невидимым. Капсула была ничем иным, как призрачной мечтой; четыре сиденья с Мастером и его нелепым, бесполезным луком, казалось, падали в воздух без поддержки.
   Уваров указал ему на капсулу. Мастер стрел едва смог разглядеть ее - полупрозрачную странную коробку в мире странностей.
   Уваров велел ему залезть в капсулу. Мастер, казалось, не задумываясь, повиновался.
   Сквозь пол капсулы он мог видеть приближающийся порт. Это был прямоугольник, расположенный в основании жилого купола, мрачный и ничем не украшенный, окаймленный линией бледного сияния. Он все еще мог видеть звезды сквозь основание купола, но теперь понял, что оно не было идеально прозрачным. Оно частично отражало не имеющий источника внутренний свет купола, что делало его настоящим полом по всему миру. Возможно, за долгие столетия на основании скопился слой пыли, испортивший его первозданную чистоту.
   Напротив, в расширяющейся рамке порта не было ничего - ничего, даже звезд Уварова. Рамка приближалась к нему, готовясь проглотить его и это дурацкое судно, как открывающийся рот.
   Порт был дверью в пустоту.
   Он почувствовал, как у него ослабли внутренности. Страх постоянно был с ним, постоянно угрожая вырваться из-под его контроля...
   Голос Прядильщицы звучал тихо, искаженно, исходил из воздуха. - Мастер? Ты меня слышишь? С тобой все в порядке?
   Он вскрикнул и схватился за края сиденья. Его горло так сжалось от напряжения, что он не мог говорить. Он закрыл глаза, отгородившись от огромной, причудливой нереальности происходящего вокруг него, и попытался взять себя в руки. Он поднял руки к поясу; он коснулся веревки из лианы, которую Прядильщица обернула вокруг него как талисман удачи, как раз перед его уходом.
   - Мастер? Мастер стрел?
   - ...Прядильщица, - выдохнул он. - Я слышу тебя. С тобой все в порядке?
   Она рассмеялась, и на мгновение он представил себе ее круглое насмешливое лицо, то, как она поправляет очки на коротком носу. - Вряд ли в этом дело, не так ли? Вопрос в том, с тобой все в порядке?
   - Да. - Он осторожно открыл глаза. Невидимые двигатели этой капсулы-пузыря загудели почти беззвучно, и под ним выход из жилого купола показался полом серой пустоты, расширяющейся к нему с восхитительной медлительностью. - Да, со мной все в порядке. Ты меня немного напугала, вот и все.
   - Я не удивлен. - Голос высокого сухощавого мужчины с палуб - Морроу - звучал еще более ровно, чем обычно, из-за искажений скрытых устройств связи. - Возможно, нам следовало потратить больше времени, чтобы показать тебе, чего ожидать.
   - Ты чего-нибудь хочешь?
   - Да, Прядильщица веревок. - Мастер стрел чувствовал себя маленьким, хрупким, изолированным, как ребенок в транспортном средстве, созданном для взрослых. Вокруг него стоял резкий, пустой запах: пластика и металла, отсутствия жизни. Он тосковал по густой влажности джунглей. - Я бы хотел, чтобы мы могли вернуться домой, - сказал он своей дочери.
   - Ради жизни, прекрати эту болтовню. - Голос Гарри Уварова был похож на стук кости о стекло. - Мастер стрел, - сказал Уваров. - Где ты находишься?
   Мастер колебался. Выход из жилого купола теперь был огромен перед ним - на самом деле он был так близко к нему, что его углы и кромки были укорочены; полупрозрачная поверхность жилого купола превратилась в далекий, усыпанный звездами ковер вокруг этой огромной полости. Он почувствовал, что съеживается. Он вслепую потянулся за своим луком и прижал его к груди; это был маленький признак нормальности в этом мире странностей. - Я не могу быть дальше, чем в дюжине футов от выхода. И я...
   Ярко освещенный край порта теперь скользил вверх вокруг капсулы; Мастеру казалось, что он погружается в какой-то бездонный бассейн.
  
   Когда она поняла, что птицы пытаются ее покормить, она попыталась выделить особей среди огромных стай. Она сказала себе, что хочет изучать птиц: узнать больше об их жизненном цикле, опосредованном барионной материей, и, возможно, даже попытаться стать сопереживающей птицам, попытаться понять их индивидуальные и расовые цели.
   Но, как выяснилось, подружиться с птицами-фотино - установить контакт с отдельными особями в обычном человеческом смысле - у нее просто не было возможности. Они были так похожи - в конце концов, размышляла она, учитывая их простую стратегию размножения, птицы были почти клонами друг друга, поэтому для нее было практически невозможно отличить их друг от друга. И на своих коротких орбитах вокруг Солнца они проносились мимо нее так быстро. Она, конечно, не могла идентифицировать их достаточно точно, чтобы проследить за отдельными особями на последовательных орбитах мимо нее.
   Таким образом, хотя она была окружена птицами и купалась в их странной, сияющей щедрости, Лизерль по-прежнему оставалась в основном одинокой.
   Она почувствовала сильное разочарование по этому поводу. Сначала она сказала себе, что это симптом ее ограниченного понимания птиц: Лизерль, как разочарованного ученого.
   Но она знала, что это всего лишь рационализация.
   Она заставила себя быть честной. Чего какая-то часть ее души действительно хотела, в глубине души, так это чтобы птицы-фотино приняли ее - если не как одну из своих, то как терпимого пришельца среди них.
   Когда она впервые поставила себе такой диагноз, она почувствовала себя униженной. Впервые она была рада, что за ней никто не наблюдает, без современного эквивалента Кивана Скоулза, изучающего ее телеметрию и делающего выводы о ее психическом состоянии. Была ли она действительно такой жалкой, такой внутренне слабой, что ей нужно было цепляться за крохи дружбы - даже этих существ из темной материи, чья чуждость ей была настолько фундаментальной, что делала различия между людьми и кваксами похожими на близкое родство?
   Была ли она действительно такой одинокой?
   Последовавшему за этим смущению и приступу отвращения к себе потребовалось много времени, чтобы пройти.
   Индивидуальный контакт с птицами в любом случае был бы бессмысленным. Поскольку они были так одинаковы, их поведение как индивидуумов было таким недифференцированным, расовые цели казались птицам гораздо более важными, чем индивидуальные. Личность была подчинена предназначению вида в гораздо большей степени, чем это когда-либо было с людьми - даже во времена Ассимиляции, думала она, когда противостояние ксили стало четкой расовой целью человечества.
   Она бесконечно наблюдала за размножением птиц, за стаями неуклюжих детенышей, несущихся по неконтролируемым эллиптическим орбитам вокруг ядра Солнца в погоне за своими родителями.
   Способ размножения птиц с помощью копирования, казалось, определял ход их жизни.
   Поначалу копирование казалось ограничивающим - даже вызывающим клаустрофобию. Расовые цели, загружаемые в детенышей непосредственно из сознания матери, перевешивают любые индивидуальные амбиции. Детеныши были роботами, решила она, запрограммированными с рождения на выполнение задач вида.
   Но, с другой стороны, она тоже была запрограммирована своим видом - и так, в какой-то степени, поступал каждый человек, который когда-либо жил, подумала она. Все дело в степени.
   И в любом случае, действительно ли это так ужасно - быть птицей-фотино?
   С программированием, ориентированным на виды, должен прийти огромный запас мудрости. Самая молодая птица-фотино пришла бы к осознанию с расширенным набором расовых воспоминаний и движущих сил, которые, несомненно, находятся за пределами понимания любого человека.
   Филлида хвасталась, что она - Лизерль - благодаря тщательному и точному контролю над своими воспоминаниями и функциями своего разума станет самым сознательным человеком, который когда-либо жил. Возможно, когда-то это было правдой. Но даже на пике своих способностей степень осознанности Лизерль, несомненно, была всего лишь свечкой по сравнению с огромной сознательной силой, доступной самой скромной из птиц-фотино.
   И, возможно, с тоской подумала она, все эти птицы были компонентами некоего расширенного группового разума - возможно, анализировать сознание любой отдельной птицы было бы так же бессмысленно, как изучать осознание отдельного компонента в ее собственных банках обработки данных или одного нейрона в мозге обычного человека.
   Возможно.
   Но Лизерль это казалось неважным по сравнению с чувством сопричастности, которое должны испытывать птицы.
   Лизерль, вечный аутсайдер, наблюдала, как птицы проносятся мимо нее в своих оживленных, скоординированных полетах. Она испытывала благоговейный трепет - и кое-что еще: зависть.
  
   Она оторвалась от сжимающегося ядра Солнца, прошла сквозь обжигающий слой, состоящий из водорода, и взмыла вверх, в наружную оболочку - раздутую газовую мантию, в которую превратились внешние сорок процентов массы Солнца-гиганта. Оболочка представляла собой вселенную из разреженного газа - настолько разреженного, как ей представлялось, что если она достаточно сильно постарается, то сможет заглянуть сквозь эти изобилующие слои к звездам за ними (или к тому, что от них осталось).
   Солнце было красным гигантом. Оно само по себе превратилось в карманный космос, со своей собственной звездой - оболочкой из горящего термоядерным пламенем водорода вокруг мертвого ядра - пылающей в центре этого забитого газом пространства. Но внешние слои, мантия, настолько раздулись, что совершенно затмили ядро. Она поняла, что на самом деле относительные размеры Солнца подобны размерам атома, при этом сжатое, пылающее ядро занимает ту же долю пространства внутри его мантийного облака, что и ядро атома внутри облака электронов.
   Птицы-фотино сгрудились вокруг сжимающегося сердца Солнца, безжалостно потягивая из его запасов энергии. Теперь она была вне основной массы стаи, хотя некоторые наблюдатели все еще проносились мимо нее, направляясь в стаю из внешней Вселенной. С новым чувством отстраненности она начала испытывать растущее беспокойство по поводу деятельности птиц. С этой точки зрения птицы казались ей падальщиками или крошечными злобными паразитами.
   Беспокойная, встревоженная, Лизерль двигалась по огромной оболочке. Она увидела, что даже в этом огромном объеме была какая-то структура. Фотосфера нового красного гиганта - его огромная светящаяся поверхность - на самом деле стала более прозрачной для излучения; ее температура упала настолько, что электроны рекомбинировали с ядрами, увеличивая прозрачность поверхностных слоев. Таким образом, несмотря на то, что температура его поверхности упала, Солнце на самом деле излучало в целом больше энергии, чем до своего увеличения.
   Чтобы подпитывать эту повышенную светимость, были запущены огромные циклы конвекции - ячейки, которые простирались на миллионы миль и которые сохранялись в течение сотен дней. Циклы конвекции проникали глубоко в мантию, извлекая энергию из областей ядра для откачки в космос - и Лизерль видела, что наряду с извлечением энергии конвекция изменяла состав Солнца, загрязняя внешние области продуктами нуклеосинтеза, такими как азот-14, извлекаемый из регионов ядра.
   Когерентное мазерное излучение вспыхнуло по бокам конвекционных ячеек, поразив ее своей интенсивностью.
   Проходя сквозь разреженный газ, она почувствовала слабый толчок, покачивание каркаса из экзотической материи ее интерфейса.
   Здесь была турбулентность. Процесс конвекции был не совсем эффективным, и энергия, изо всех сил пытавшаяся вырваться из внутренних областей, была вынуждена рассеиваться в сложном, заполняющем пространство массиве турбулентных ячеек. Эта турбулентность повлияла на магнитное поле Солнца. Она видела, как поток выталкивался изнутри ячеек, образуя тонкие слои на поверхности ячеек, но эти слои были нестабильными, и они лопались, как листы мыльной пленки, оставляя нити потока на пересечениях ячеек турбулентности. Лизерль проплыла сквозь сеть магнитных жгутов протяженностью в миллион миль.
   Было странно думать, что - если бы она захотела - она могла бы путешествовать до прежнего радиуса орбиты Земли, никогда не покидая субстанции Солнца.
   Лизерль знала - с отстраненной, абстрактной грустью, - что внутренние планеты, вплоть до Земли, должно быть, были поглощены остывающей, окрашенной в красный цвет мантией Солнца. Она вспомнила свое недолгое золотое детство: сверкающие пляжи Эгейского моря, острый, манящий запах моря, ощущение песка между пальчиками ее младенческих ног. Возможно, где-то люди все еще наслаждались подобными переживаниями.
   Но Земля, единственный мир, который она знала, исчезла навсегда.
  

13

  
   - Мастер стрел, скажи мне, что ты видишь. Ты видишь звезды?
   Мастер стрел посмотрел вниз, сквозь корпус капсулы. - Я не понимаю.
   Голос Уварова, бестелесный, стал прерывистым; Мастер стрел представил, как старик слабо бьется под одеялом. - Ты видишь Солнце? Ты уже должен был это видеть. Мастер стрел - Земля там? Это...
   - Нет.
   - Мастер...
   - Нет.
   Мастер стрел выкрикнул последнее слово, и Уваров затих.
   Освещенный край порта теперь проходил прямо над капсулой; он был виден Мастеру как рамка света над его головой. Внешняя темнота окружила капсулу... Нет, он думал об этом неправильно. Темнота была Вселенной; как будто при каком-то непристойном механическом рождении капсула была изгнана из жилого купола во тьму.
   Основание жилого купола нависало над ним, как огромное чрево из стекла и металла, медленно удаляясь, его кривизна становилась очевидной. И сквозь него - искаженное, затуманенное материалом основы - он разглядел наполненную светом внутреннюю часть купола. Он мог разглядеть отдельные детали: шахты лифтов с верхних палуб, пульты управления, подобные тому, за которым он оставил Прядильщицу, Морроу и Уварова - да ведь если бы у него было достаточно острое зрение, он, вероятно, смог бы сейчас поднять глаза и увидеть подошвы ног своей дочери.
   Внезапно реальность происходящего поразила его. Он путешествовал за пределами жилого купола. Он был за пределами его защитного корпуса - возможно, первый человек, отважившийся выйти наружу за полтысячелетия - и теперь он был подвешен в пустоте, которая составляла большую часть неприступной, безжизненной Вселенной.
   - Мастер стрел. Поговори с нами.
   Мастер стрел рассмеялся, его голос прозвучал пронзительно в его собственных ушах. - Я подвешен в стеклянном пузыре, окруженный пустотой. Я вижу жилой купол. Это похоже на...
   - На что похоже? - голос Морроу, звучащий заинтригованно.
   - Как световой короб. Довольно красивый. Но очень хрупкий на вид...
   Уваров вмешался: - О, дай мне сил. Что еще, Мастер стрел?
   Мастер стрел покрутил головой влево и вправо.
   Справа от капсулы сквозь пространство пронеслась огромная колонна из скульптурного металла. Она была огромна, как ствол какого-то причудливого искусственного дерева, по сравнению с ним капсула казалась карликом. Колонна органично сливалась с жилым куполом и была инкрустирована чашечками, ребрами и цветами из профилированного металла.
   Мастер описал это.
   - Хребет, - нетерпеливо сказал Уваров. - Ты движешься параллельно хребту корабля с ВЕС-приводом. Да, да; именно так, как я тебе говорил. Мастер стрел, ты видишь интерфейс? Червоточину?
   Мастер наклонился вперед и посмотрел вниз, мимо сидений и стоек, сквозь основание капсулы. Этот хребет опускался на большое расстояние, его инкрустация паразитическими формами уменьшалась с перспективой, пока он не сужался до простой неправильной линии. Уваров сказал ему, что вся форма была длиной не менее трех миль.
   За концом хребта виднелась полоса света, скрывавшая половину неба. Свет был голубым, как яичная скорлупа, и с мягкой текстурой; он был похож на огромный перевернутый лепесток цветка, испещренный линиями более яркого и бледного оттенка. Вглядываясь, он мог видеть медленную эволюцию световых узоров: более бледные линии мягко колыхались, сливались и разделялись, как волосы на ветру. Свет отбрасывал насыщенные синие блики от структур вдоль хребта.
   Он смотрел на ВЕС-привод: свет исходил от первобытных энергий, как сказал ему Уваров, которые забрасывали корабль и весь его груз сквозь пространство и время на тысячу лет.
   На фоне сияния творения, чуть ниже основания хребта, вырисовывалась темная масса неправильной формы, слишком далекая, чтобы Мастер стрел мог ее разглядеть: это был привязанный ледяной астероид, который все еще - после стольких лет - терпеливо отдавал свою плоть, служа реактивной массой для огромного корабля. И...
   - Уваров. Интерфейс. Я вижу это.
   Там, на полпути вниз по сверкающей длине хребта, виднелась четырехгранная структура: окантованная сияющим синим цветом, прикрепленная к хребту чем-то похожим на золотые обручи.
   - Хорошо. - Он услышал дрожащее облегчение в голосе Уварова. - Хорошо. Теперь, Мастер стрел, осмотри небо и опиши звезды, которые ты видишь.
   Мастер стрел уставился за борт корабля. Хребет, интерфейс были погружены во тьму.
   Речь Уварова стала торопливой, почти невнятной. - Что ж, мы могли бы определить наше местоположение - и дату - по созвездиям. Если я смогу найти старые каталоги; эти чертовы выживальщики на палубах, должно быть, сохранили их. И...
   - Уваров. - Мастер стрел постарался придать своему голосу силу. - Послушай меня. Здесь что-то не так.
   - Этого не может быть. Я...
   - Здесь нет созвездий. Здесь нет звезд. - За пределами корабля была только пустота; казалось, что огромный корабль с его пылающим двигателем и кишащим обиталищем был единственным объектом во Вселенной...
   Нет, это было не совсем так. Он посмотрел налево и направо, сканируя экватор серо-черного неба вокруг себя; казалось, там что-то было - лента света, слишком слабая, чтобы различить цвет.
   Он описал это Уварову.
   - Звездный лук. - Голос Уварова теперь звучал намного слабее. - Но это невозможно. Если есть звездный лук, мы, должно быть, все еще движемся с релятивистскими скоростями. Но этого не может быть. - Старый, мертвый голос надломился. - Мастер, ты сам видел звезды.
   - Нет. - Мастер стрел постарался придать своему голосу мягкость. - Уваров, все, что я когда-либо видел, были точки света в небесном куполе... Возможно, это были вовсе не звезды.
   Если, с сожалением подумал он, звезды вообще когда-либо существовали.
   Он уставился на массив хребта, скользящий мимо него вверх, внезапно наслаждаясь его необъятностью, его деталями. Он был рад, что здесь не было звезд. Если бы этот корабль был всем, что существовало где-либо во Вселенной, тогда ему было бы достаточно и этого. Он мог бы потратить всю жизнь, исследуя миры, заключенные в его жилом куполе, и всегда был бы лес, в который можно было бы вернуться. И...
   Капсулу наполнил свет: его буря, разноцветные кубы и сферы, которые роились вокруг него, ослепляя его. Затем, так же внезапно, как и появились, кубы столкнулись и слились воедино.
   Внутри капсулы рядом с Мастером стрел сидел мужчина, одетый в серо-серебристую тунику и брюки. Его руки были спокойно сложены на коленях, и сквозь его живот и бедра Мастер мог видеть колчан со стрелами, который он оставил на сиденье - он действительно мог видеть колчан сквозь плоть мужчины.
   Мужчина улыбнулся. - Меня зовут Марк - Марк Бассетт Фриар Армонк Ву. Не пугайтесь.
   Мастер стрел закричал.
  
   Лизерль проплыла с птицами-фотино сквозь сердце раздутого Солнца. Птицам-фотино, казалось, понравилось новое воплощение Солнца. Колебания плазмы вызывали выброс энергии из ядра в парах нейтрино-антинейтрино, и птицы кружили вокруг ядра, упиваясь этим новым сиянием.
   Вещество в инертном коллапсирующем ядре стало настолько сжатым, что выродилось, его плотность была настолько высока, что межмолекулярные силы, которые управляли его поведением как газа, разрушились. Теперь гравитационное падение было уравновешено давлением самих электронов: таинственное правило квантовой механики, называемое принципом запрета Паули, которое гарантирует, что никакие два электрона не могут иметь одинаковый энергетический уровень.
   Но Лизерль поняла, что это новое состояние равновесия не могло длиться долго. Оболочка из горящего в термояде водорода вокруг ядра продолжала прожигать себе путь наружу, осыпая ядро гелиевым пеплом; и таким образом, ядро продолжало расти, нагреваться.
   Теперь, когда внутренние планеты исчезли, она чувствовала себя совершенно изолированной.
   Да что там, даже бюрократы с каменными лицами периода Ассимиляции были своего рода контактерами. Она находила чрезвычайно ценной возможность поделиться впечатлениями с кем-то еще - с кем-то за пределами ее собственного сенсориума. На самом деле, она задавалась вопросом, возможно ли для любого человека оставаться в здравом уме, учитывая достаточно длительный период отсутствия общения.
   Но опять же, с иронией подумала она, она не была человеком...
   С этими словами она погрузилась в Лету. Она закрыла глаза и потянулась. Она провела медленную, тщательную инвентаризацию своего виртуального образа тела. Она пошевелила пальцами, наслаждаясь детальным ощущением скользящих сухожилий и растягивающейся кожи; она выгнула спину и почувствовала, как напряглись мышцы передней части бедер; она двигала ступнями вперед и назад, как будто готовилась к какому-то небесному балету, и сосредоточилась на медленной, плавной работе своих лодыжек и пальцев ног.
   Она была человеком, все верно, и она была полна решимости оставаться такой - даже несмотря на то, как с ней обращались сами люди в ее короткой, но все еще яркой телесной жизни. Кем она была, как не уродом, экспериментом, от которого в конечном счете отказались?
   Она ничего не должна людям, сказала она себе.
   Может быть.
   Но снова ее охватило затаенное желание рассказать обо всем этом: она чувствовала, что должна кому-то рассказать обо всем этом, предупредить их.
   Но она знала, что эти чувства были нелогичны. Поскольку телеметрическая связь с червоточиной была отключена, у нее все равно не было возможности связаться. И пока она мечтала, здесь, в подвергшемся опасности сердце Солнца, снаружи Солнечной системы прошло пять миллионов лет. Насколько она знала, в живых, возможно, нигде не осталось людей, которые могли бы услышать все, что она могла бы сказать.
   ...И все же ей не терпелось поговорить.
   И снова из конвекционного объема вырвалось мазерное излучение и заискрилось над ней, яркое и когерентное.
   Заинтригованная, она проследила путь одной из конвекционных ячеек, когда та вылетела из сердца Солнца, неся свой груз тепловой энергии; она попыталась проследить источник мазерного излучения.
   Она обнаружила, что излучение исходит от тонкого следа монооксида кремния в мантийном газе. Столкновения между частицами, как она увидела, насыщали газ энергией, оставляя молекулы монооксида быстро вращающимися, в нестабильном, возбужденном состоянии.
   Фотон нужной частоты, воздействующий на возбужденную молекулу, может привести к тому, что молекула выйдет из своего нестабильного состояния. Молекула потеряет энергию и испускает другой фотон той же частоты. Таким образом, в результате получилось два фотона там, где раньше был один... И два фотона стимулировали еще две молекулы, в результате чего образовались четыре фотона... Последовала цепная реакция, нарастающая в геометрической прогрессии, с потоком фотонов от стимулированных молекул монооксида кремния - все на одной и той же микроволновой частоте и все когерентные - с одной и той же фазой.
   Лизерль знала, что для получения значительных мазерных эффектов накачиваемые молекулы должны располагаться на прямой видимости, чтобы обеспечить длинную траекторию когерентности. Конвекционные ячейки с их огромными, многомиллионными путешествиями к поверхности и обратно, обеспечивали именно такие пути. Мазерное излучение каскадом струилось вверх и вниз по длинным стенкам ячеек, проникая в гелиевое ядро и выходя из него.
   Она увидела, что мазерное излучение могло даже полностью уйти от Солнца. Конвекционные фонтаны касались поверхности в самых экстремальных точках; мазерная энергия выбрасывалась по касательной к поверхности разбухшего Солнца, образуя крошечные, точные маяки когерентного света.
   И мазерные маяки, поняла она с растущим волнением, были очень, очень характерными.
  
   Взволнованная, она заметалась взад и вперед по огромным конвекционным ячейкам. Она обнаружила, что изменить параметры когерентных мазерных лучей из монооксида кремния было несложно; она наложила структуру на поляризацию лучей, фазу и длину когерентности.
   Она начала с простых сигналов: последовательностей простых чисел, простых двоичных массивов символов. Она могла продолжать в том же духе почти бесконечно; благодаря времени, которое требовалось когерентному излучению, чтобы достичь своих излучающих точек на поверхности, ей было достаточно возвращаться к конвекционным камерам каждые несколько дней, чтобы повторно инициировать свою последовательность сигналов. Фактически, она могла проследить отголоски своих сигналов, сохраняющиеся даже в нисходящих сторонах клеток.
   Затем, по мере того как ее уверенность росла, она начала накладывать значимое информационное наполнение на свою простую сигнальную структуру. Используя бинарные представления изображений в двух и трех измерениях и данные, представленные на всех известных ей человеческих языках, она начала рассказывать историю о том, что произошло с ней здесь, в сердце Солнца, и о том, что птицы-фотино делали со звездой человечества.
   Она лихорадочно работала над мазерными сигналами, в то время как развертывалась окончательная гибель Солнца.
  
   В кормовом камбузе "Великобритании" Луиза сидела за своим информационным столом. Маленькая капсула из жилого купола появилась в виде блока пикселей, скользящего мимо схемы "Северянина".
   По радиосвязи она услышала крики.
   - О, ради Леты, Марк, не пугай его окончательно.
   Голос Марка звучал обиженно. - Я делаю все, что в моих силах.
   Луиза чувствовала себя слишком уставшей, слишком измотанной, чтобы справиться с этим внезапным потоком событий.
   Иногда она пыталась вспомнить, каково это - быть молодой. Или даже не такой старой. Конечно, все могло бы быть по-другому, если бы Марк выжил: его АВТ рухнула спустя четыре столетия, вскоре после того, как они с Луизой переехали из жилого купола в "Британию". Может быть, если бы Марк был жив, если бы она провела все эти годы с другим человеком - не одна, - она бы не чувствовала себя такой чертовски черствой.
   Она утешала себя мыслью, что, что бы ни происходило сегодня, огромное путешествие "Северянина" сейчас близится к концу. Еще несколько десятилетий, когда она будет руководить интерфейсом червоточины и разношерстными обитателями жилого купола - теми, кто выжил среди этих сражающихся, кишащих масс - на протяжении всех этих ужасных лет, она наконец сможет отпустить все это. Может быть, тогда он взорвется, подумала она, как какая-нибудь высохшая шелуха.
   Она вызвала проекцию его траектории. - Ну, он направляется не к "Британии", - сказала она виртуалу-Марку. - Он движется мимо нас...
   Теперь из ее информационной панели донесся потрескивающий новый голос. - Мастер стрел. Мастер стрел. Послушай меня. Ты должен добраться до интерфейса. Не позволяй им остановить тебя...
   Для Луизы это был голос из мертвого прошлого. Он был искажен возрастом, почти превратился в карикатуру, отдаваясь эхом, как будто столетия были пустыми комнатами.
   Она определила источник передачи - письменный стол в основании жилого купола, рядом с ангарами для капсул - и открыла двустороннюю связь. - Уваров? Гарри Уваров?
   Голос внезапно умолк.
   Она услышала, как Марк в капсуле сказал: - Теперь просто успокойся. Знаю, это странно для тебя, но я не собираюсь причинять тебе боль. - Пауза. - Я не смог бы, даже если бы попытался. Открою тебе секрет: я ненастоящий, - видишь? Моя рука проходит прямо сквозь твою руку, и...
   Снова крики, еще пронзительнее, чем раньше.
   О, Марк...
   - Давайте, Уваров, - сказала она. - Я знаю, что это вы. Я все еще узнаю этот чертов лунный акцент. Поговорите со мной.
   - О, Лета, Луиза, - сообщил Марк, - он сошел с ума. Он схватил ручку управления: он ускоряется - прямо к интерфейсу.
   Она увидела, что Марк был прав; скорость капсулы увеличилась, и она явно направлялась туда, где интерфейс червоточины был заключен в паутину сверхпроводящих обручей, прикрепленных магнитным полем к конструкции корабля.
   Она набрала быстрые запросы. Оставалось меньше двух минут до того, как капсула достигнет интерфейса.
   - Уваров, послушайте меня, - настойчиво сказала она. - Вы должны ответить. Пожалуйста. - Пока она говорила, ее руки порхали над столами; она приказала своим процессорам найти какой-нибудь способ взять под контроль капсулу. Она молча проклинала себя за свою беспечность. У нее в буквальном смысле были столетия на то, чтобы найти способы обездвижить капсулы жилого купола. Но она никогда не представляла себе такого сценария: какой-то сумасшедший дикарь с раскрашенным лицом вводит капсулу в интерфейс, пока они все еще двигались с релятивистской скоростью.
   Что ж, черт возьми, она должна была это представить.
   - Уваров. Вы должны ответить. Мы все еще в полете. - Она попыталась представить состояние старого евгеника, дико экстраполируя те несколько слов, которые она слышала от него. - Уваров, вы меня слышите? Вы должны остановить его - человека в капсуле, этого Мастера стрел. Он уничтожит себя... - И, невесело подумала она, возможно, и весь чертов корабль тоже. - Вы не хуже меня знаете, что интерфейсом нельзя пользоваться во время полета. Разница в кинетической энергии между нашим интерфейсом и тем, что было в прошлом, сделает червоточину нестабильной. Если ваш Мастер стрел запустит туда капсулу, он разрушит червоточину.
   - Вы лжете, - прохрипел Уваров. - Путешествие окончено. Мы видели звезды.
   - Уваров, послушайте меня. Мы все еще в релятивистском режиме, придерживаемся теории относительности. - Она повернулась, чтобы выглянуть в маленькие иллюминаторы камбуза. "Британия" висела под брюхом жилого купола, так что купол был огромным и сверкающим над ней; остов пронзал пространство в нескольких сотнях ярдов от нее. И по всему хребту, бесконечно далеко, тускло мерцал звездный лук - кольцо звездного света, искаженного их движением.
   Уголком сознания она жаждала отгородиться от всего этого, создать какую-нибудь виртуальную иллюзию, в которой можно спрятаться.
   - Я вижу чертов звездный лук, Уваров. Своими собственными глазами, прямо сейчас. Мы замедляемся, но все еще в рамках теории относительности. У нас впереди еще десятилетия этого путешествия... - Возможно ли, что Уваров забыл?
   На заднем плане она слышала голос Марка, терпеливо умоляющего примитивное существо в модуле; на ее рабочих столах были показаны бесконечные изображения неудачных попыток процессоров переопределить автономные системы капсулы и поразительно быстрого сближения капсулы с интерфейсом.
  
   Он выдвинул грубый рычаг управления вперед настолько, насколько это было возможно. Капсула пронеслась мимо хребта. Он чувствовал себя загипнотизированным, вовлеченным в экстраординарные события вокруг него, вне всяких остатков страха.
   И снова рамка света охватила капсулу, расширяясь, охватывая ее, как глотающий рот. На этот раз рамка была треугольной, а не прямоугольной; она была окружена голубым светом, а не серебристо-белым. И в нем была не мрачная, угольно-серая пустота, а озеро золотого света, неуловимого, мерцающего.
   В этом озере были звезды. Как иронично, подумал Мастер стрел, что, возможно, здесь он наконец найдет звезды, о которых мечтал старый безумец Уваров.
   Человек-призрак - Марк - все еще что-то настойчиво говорил ему; но призрак рассыпался на кубики света, которые рассеялись в воздухе, уменьшаясь и тая.
   Мастер стрел едва обратил на это внимание.
  
   Внезапно ей показалось, что она поняла.
   Она быстро заговорила. - Уваров, послушайте. Пожалуйста. Небесный купол над лесом на самом деле не прозрачен. Он полуразумный - он предназначен для устранения искажающих эффектов полета, для создания иллюзии звезд, обычного неба. Гарри, вы меня слышите? Купол показывает реконструкцию неба, и я думаю, вы забыли, что это реконструкция. Лесной народ не мог видеть звезд. - Она пыталась найти слова, чтобы достучаться до этого человека, которого впервые узнала тысячу лет назад. - Мне жаль, Гарри. Я действительно сожалею. Но вы должны заставить его вернуться.
   - Луиза. - Голос Марка был отрывистым, настойчивым. - Мастер стрел не отвечает. Я начинаю расходиться; мы уже в экзотическом поле интерфейса, и...
   Уваров закричал: - Интерфейс, Мастер стрел! Ты перенесешься на пять миллионов лет назад - скажи им, что мы здесь, что мы сделали это, Мастер стрел!
   Теперь на канале Уварова были другие голоса: мужчина, девушка. - Мастер! Мастер! Вернись...
   Голос Марка затих.
   На столе Луизы сверкающие, похожие на игрушки изображения модуля и интерфейса слились воедино.
  
   Сине-белый каркас теперь был повсюду вокруг него, его сияние заливало кабину капсулы светом без теней и изгоняло хребет и жилой купол, как будто они были нематериальными. Капсула содрогнулась, ее каркас засветился сине-фиолетовым.
   Голос Прядильщицы веревок, его дочери, стал неразличимым.
   Он позвал ее: - Присмотри за своей сестрой, Прядильщица веревок.
   Он не смог разобрать ее ответа. Вскоре остался только тон ее дорогого голоса, умоляющий, настойчивый.
   Перед ним открылся туннель, выложенный полосами света, мерцающий, невероятно длинный.
   Он погрузился в золотой бассейн, и даже голос Прядильщицы пропал.
  
   Луиза помассировала виски и закрыла глаза. Больше она ничего не могла сделать. Не сейчас.
   Она вспомнила, как стало ясно - в начале полета, спустя шокирующе короткое время, - что хрупкое искусственное общество "Северянина" вот-вот рухнет. Марк помог ей понять тесную социальную динамику, происходящую внутри жилого купола: по его словам, купол содержал замкнутую систему с механизмами положительной социальной обратной связи, приводящими к дикой нестабильности, и...
   Но понимание не помогло им справиться с крахом.
   Первое восстание было инспирировано одним из ближайших союзников Луизы: вдохновленным евгеникой Уваровым, который возглавил уход своих сторонников в лес. После этого Суперэт, или, скорее, планировщики, превратившие первоначальную философию Суперэта в причудливую идеологию, ниспровергли ту власть, которую сохранила Луиза, и навязали свою волю оставшимся обитателям жилого купола.
   Луиза и Марк удалились в это место: в преобразованную, безопасную "Великобританию". Отсюда Луиза изолировала основные системы звездолета - жизнеобеспечение и контроль - от обитателей купола. В течение долгих столетий - спустя долгое время после смерти Марка, долгое время после того, как обитатели купола забыли о ее существовании - она наблюдала за кишащими массами внутри жилой зоны: регулировала их воздух, следила за поддержанием баланса маленькой замкнутой экологии, направляла корабль к его конечному пункту назначения.
   То, что люди делали друг с другом, во что они верили, было вне ее контроля. Возможно, так было всегда. Все, что она стремилась сделать, это сохранить как можно больше из них в живых.
   Но теперь, если червоточина была потеряна, все было напрасно. Напрасно.
  
   Кинетическая энергия капсулы разрушила пространственно-временную брешь, которая была червоточиной. Портал за ней взорвался со скоростью света, и гравитационные волны и экзотические частицы запульсировали вокруг корабля.
   Мастер стрел почувствовал, как воздух сгустился в его легких, холод коснулся обнаженной кожи. Капсулу тряхнуло, и его чуть не выбросило из кресла; он спокойно снял с пояса веревку-лиану Прядильщицы и обвязал ее вокруг туловища и сиденья, надежно привязав себя.
   Он поднес руки к лицу. Он увидел иней, блестевший на его коже; от его дыхания в воздухе перед ним поднимался пар.
   Хрупкий корпус капсулы треснул и раскололся; одна за другой системы кораблика - отопление, освещение, подача воздуха - вышли из строя под ударами молота этого невозможного движения.
   Через временную сеть червоточин, которая схлопнулась позади него в штормах тяжелых частиц и гравитационных волн, Мастер стрел падал сквозь прошлое и будущее, свет сжимающегося пространства-времени играл на его дрожащей плоти.
  
   Свет вспыхнул от интерфейса. Он струился из каждой грани тетраэдра, как какая-то жидкость, омывая северян фиолетовым огнем.
   Это было похоже на маленькое солнце.
   Звездолет содрогнулся. Ровное свечение ВЕС-двигателя замерцало - по-настоящему замерцало, впервые за столетия. "Британия", старая и хрупкая в своей колыбели, раскачивалась взад-вперед, и Луиза услышала отдаленный стук падающих предметов, неуместный домашний звук отодвигаемой мебели.
   По всему жилому куполу замигал и погас свет.
  

14

  
   Он был последним человеком.
   Он был вне времени и пространства. Великие квантовые функции, охватывающие Вселенную, скользили мимо него подобно огромной бурной реке, и его глаза были наполнены серым светом, на фоне которого все явления кажутся тенями.
   Время текло незаметно.
   И затем...
  
   Там был ящик, дрейфующий в космосе, четырехгранный, с прозрачными стенками.
   Из-за невозможного угла в ящик влетел человек. Он сидел в потрепанном, хрупком летательном аппарате, который кувыркался в космосе. Вокруг его талии была обмотана веревка, и он был одет в обработанные шкуры животных. Он был изможден, покрыт коркой грязи, его кожа была изъедена морозом.
   Он изумленно уставился на звезды.
   Пространственно-временной огонь вспыхнул в ящике, наконец поглотив маленький корабль.
  
   Что-то изменилось. История возобновилась.
   Расширенное сознание Майкла Пула зашевелилось.
  
  

ЧАСТЬ III

Событие: Сол

15

  
   Луиза Йе Армонк стояла на короткой лесенке капсулы. Под ней в дымчатом кольцевом свете Юпитера лед Каллисто был темным, полным таинственных глубин.
   Она почувствовала вспышку удивления. Впервые за тысячу субъективных лет она собиралась ступить на поверхность мира.
   Она шагнула вперед.
   Ее ноги с слабым хрустом опустились на лед. Ее ботинки оставляли четкие ребристые отпечатки на мелком инее, покрывавшем поверхность Каллисто.
   Толстый защитный костюм казался тяжелым, несмотря на легкость при тринадцатипроцентной гравитации Каллисто. Луиза подняла руки и сжала ладони вместе; она едва ощущала свои пальцы в неуклюжих перчатках. Костюму было тысяча лет. Запертая внутри этой штуки, она чувствовала себя омертвевшей, постаревшей, как будто ее заставляли работать в какой-то клейкой жидкости.
   Она огляделась, вглядываясь сквозь свою мутную лицевую панель, щурясь, чтобы разглядеть детали изображения с плохим качеством. По мере того как угасало ее чувство удивления, она чувствовала, как растет раздражение; она знала, что это было слабостью с ее стороны, но, черт возьми, ей не хватало кристальной ясности ее виртуальных диорам.
   Юпитер и Солнце находились ниже бесконечно плоского ледяного горизонта маленького спутника, но новые кольца Юпитера эффектно выступали из-за горизонта и пересекали небо. Дальний край системы колец закрывал звезды, острые, как бритва, а частицы льда и камня в кольцах сверкали молочно-малиновым в холодном, далеком солнечном свете.
   Кольца были похожи на огромный артефакт, подумала она. Здесь она чувствовала себя карликом, ничтожеством, пылинкой на ледяной равнине.
   Она запрокинула голову и посмотрела на звезды.
   Прошел уже год с тех пор, как скорость "Северянина" упала настолько, что последние релятивистские эффекты исчезли для него из Вселенной, год, в течение которого они медленно приближались от внешней системы к Юпитеру. "Северянин" находился на орбите вокруг спутника Юпитера уже несколько дней, и Морроу большую часть этого времени работал здесь. Проведенное "Северянином" предварительное сканирование показало им, что внутри свежезамороженного льда Каллисто погребено что-то - что-то аномальное. Морроу со своей командой роботов пытался выяснить, что это было.
   Но это был первый спуск Луизы на поверхность. И ощущение погружения в небо - настоящее, раскинувшееся, без искажений звездное небо - было пугающей новизной для нее после столь долгого пребывания в окружении размытого звездного неба с почти световой скоростью.
   Но что это было за небо - тусклый, пустой бархатный балдахин, усеянный трупами звезд: сморщенными, остывающими карликами, раздутыми телами гигантов - некоторые из них были настолько велики, что даже на межзвездных расстояниях был виден диск, - и тут и там виднелись россыпи обломков, пригоршни раскинутой по небу паутины - паутины, которая отмечала места возникновения сверхновых.
   Раздалось ворчание, и на лед упала размытая тень.
   Луиза обернулась. Вслед за ней из капсулы медленно и осторожно выбиралась Прядильщица. Ее маленькое тело, казавшееся громоздким из-за костюма не по размеру, вырисовывалось силуэтом на фоне огней капсулы. Она намеренно осторожно ставила каждый шаг на поверхность и вытянула руки перед собой.
   Луиза улыбнулась Прядильщице. - Ты выглядишь нелепо.
   - О, спасибо, - кисло сказала Прядильщица. Сквозь тускло отражающую лицевую панель Луиза могла видеть блеск очков Прядильщицы, блеск краски на лице, белизну зубов. Прядильщица сказала: - Я просто не хочу поскользнуться на этом ледяном шаре спутника.
   Луиза посмотрела вниз и потерла поверхность носком ботинка, оставив глубокие царапины. Внутри льда она увидела дефекты: плоскости, нити и звездообразные узелки, дефекты, оставшиеся в процессе замораживания. - Это лед, но он не совсем гладкий.
   Прядильщица вразвалочку подошла к ней и принюхалась; звук был похож на царапанье в наушнике Луизы. - Может быть, - сказала Прядильщица. - Но он намного мягче, чем был раньше.
   - ...Да.
   - Смотри, - сказала Прядильщица, указывая пальцем. - А вот и "Северянин". - Луиза послушно повернулась и посмотрела вверх. "Северянин", двигаясь по своей часовой орбите, находился в тысяче миль над поверхностью. Мысленно она приказала своему лицевому щитку увеличить изображение. Корабль превратился в отдаленную спичку, ярко-красную в свете Солнца; он выглядел невероятно хрупким, как какая-то огромная игрушка, подумала она. Астероидный лед, который так долго обеспечивал реакционную массу, превратился в темную безымянную глыбу, едва видимую теперь, когда огромное голубое пламя ВЕС-двигателя погасло после тысячелетней службы. Хребет, с его инкрустацией из антенн и сенсорных портов, был похож на органическое существо, костлявое, покрытое обесцвеченными паразитами. Красный солнечный свет, как кровь, скапливался в чашечках антенн. К хребту все еще были прикреплены обломки интерфейса червоточины - скрученные так, что их четырехгранная форма была утрачена до неузнаваемости, электрически-голубое сияние его каркаса из экзотической материи потускнело.
   И сам жилой купол - хрупкий, как яичная скорлупа, - был огромен на этом тощем хребте, как череп ребенка. Большая часть купола была затемнена - закрыта, непроницаема, - но несколько верхних слоев все еще блестели от света.
   Луиза размышляла о том, что две тысячи человек по-прежнему жили своей маленькой, рутинной жизнью в этих успокаивающих стенах. Помимо Луизы и ее близких коллег, в разрозненных сообществах обитаемого купола было очень мало тех, кто хотя бы знал, что огромное путешествие "Северянина", наконец, закончилось.
   - Как у тебя там дела?
   Она вздрогнула. Внезапно раздавшийся у нее в ухе голос был хриплым, слишком громким - еще одна проблема с этим чертовым старым костюмом.
   - Марк, я в порядке. Как ты?
   - Что ты видишь? О чем ты только думаешь?
   - В основном я могу видеть внутреннюю часть этой лицевой панели. Ты не мог бы ее почистить? Пахнет так, как будто в ней что-то жило тысячу лет.
   Он рассмеялся.
   - ...Я вижу звезды. То, что от них осталось.
   - Да. - Марк на мгновение замолчал. - Что ж, это именно то, что мы подозревали из восстановленных данных во время полета... но, возможно, никогда до конца не верили. По всему небу одна и та же картина, Луиза; мы не нашли исключений. Это невероятно. За пять миллионов лет нашего полета эволюция звезд была ускорена по меньшей мере на пять миллиардов лет. И эффект не ограничивается этой Галактикой. Например, мы даже не можем увидеть Малое Магелланово облако.
   Небо было низким, гнетущим. Она сказала: - Суперэт примерно так и понял, верно? Помнишь проекции, которые они показывали нам в виртуальном куполе в Нью-Йорке, когда вербовали нас?
   - Да... сморщенные звезды, поблекшие галактики. Удручает, не правда ли?
   Она улыбнулась. - Возможно. Но небо стало лабораторией мечты астрофизика.
   - Но вряд ли это было большой мечтой для тех, кто остался в живых здесь, в Солнечной системе, когда начали взрываться эти новые и сверхновые. Поток жесткого излучения и массивных частиц, должно быть, был неумолимым в течение миллиона лет...
   - Да. Действительно сильный дождь. Который стерилизовал все это чертово место...
   - ...если бы к тому времени здесь остался кто-нибудь в живых. Чему нам еще предстоит найти доказательства. Что ж, мы все еще отслеживаем наши четыре зацепки - мазерное излучение, исходящее от Солнца, очень странные гравитационные волны, исходящие из Стрельца, артефакт во льду здесь, на Каллисто, и тот слабый маяк в трансплутоновом пространстве... Но мы ни на шаг не продвинулись в понимании всего этого.
   - Я вижу лес, - пробормотала Прядильщица, подняв вверх лицо.
   Луиза изучила жилой купол более внимательно, расцветила изображение искусственными красками - и там, действительно, смогла разглядеть тонкий слой землисто-зеленого цвета на переднем краю купола, слой живых организмов, потемневший от света старого Солнца.
   Этот любимый лес, внезапно подумала она, возможно, единственный зеленый, оставшийся где-либо во Вселенной.
   Абсурдно, но она почувствовала, как у нее сжалось горло; ей было трудно отвести взгляд от этой дрейфующей частицы дома.
   На ее плече лежала рука, тяжесть которой едва ощущалась сквозь онемевшую, жесткую ткань костюма. Прядильщица улыбнулась. - Я знаю, что ты чувствуешь.
   Луиза посмотрела сквозь лицевую панель на эту странную девушку-женщину в блестящих очках и с круглым детским лицом.
   После того, как отец Прядильщицы разрушил интерфейс, а вместе с ним и все шансы вернуться домой, Луиза предложила Прядильщице и ее людям антивозрастную терапию. И, глядя на Прядильщицу сейчас, пятьдесят лет спустя, трудно было вспомнить, что это уже не ребенок, а шестидесятипятилетняя женщина.
   - Сомневаюсь, что ты понимаешь, что я чувствую, - холодно сказала она. - Очень в этом сомневаюсь.
   Прядильщица несколько мгновений изучала ее, ее раскрашенное лицо ничего не выражало за лицевой панелью.
  
   Они забрались обратно в капсулу.
   Маленький корабль поднялся на высоту мили, затем выровнялся и полетел параллельно поверхности. Луиза оглянулась. Их посадочные двигатели проделали во льду широкую неглубокую воронку; она портила равнину, которая простиралась, гладкая и невыразительная, до самого горизонта.
   Луиза сидела на своем месте; окруженная обескураживающе прозрачным корпусом, она чувствовала себя - как всегда в этих капсулах - подвешенной в пространстве. Под ними равнина Каллисто была геометрической абстракцией; над ними "Северянин" терпеливо поднимался мимо глубоких, сверкающих колец Юпитера, как искра на фоне этих плавных дуг.
   Основная деятельность на Каллисто была сосредоточена вокруг места раскопок Морроу на обратной стороне спутника, обращенной к Юпитеру. Целью этой прогулки было провести общую разведку и дать Прядильщице веревок еще немного опыта работы вне корабля, почувствовать себя стоящей на поверхности небесного тела... Даже, подумала Луиза, эта поверхность была настолько невыразительной, а небо таким голым, что спутник превратился почти в абстрактное изображение планеты.
   Тем не менее, Луиза знала, что ей пошло на пользу сбежать с корабля, который был ее домом и тюрьмой на протяжении стольких столетий - и который, если не произойдет чуда, должен был поддерживать ее и ее людей до конца ее жизни. Каллисто был - когда-то был - восьмым спутником Юпитера, одним из четырех больших галилеевых спутников. На момент запуска "Северянина" Каллисто представлял собой шар из водяного льда и камня, покрытый множеством кратеров. Из ярких ядер ударных кратеров по таинственной поверхности разлетелись осколки; из космоса Каллисто выглядел как стеклянная сфера, изрешеченная выстрелами. Одна впадина, называемая Валгалла, имела четыреста миль в поперечнике и представляла собой огромный амфитеатр, окруженный концентрическими стенами, похожими на террасы.
   Луиза вспомнила, как человеческие города, питавшиеся древней водой Каллисто, сверкали в тени стен Валгаллы, словно разноцветные драгоценные камни.
   Что ж, кратеры теперь исчезли - как и Валгалла, и все города. Казалось, исчезли без следа. Каллисто был стерт с лица неба, незапятнанный, если не считать ее собственных следов.
   Во время или после обезлюдения Каллисто растаял. И когда он снова замерз, что-то оказалось в ловушке во льду...
   Капсула скользила по гладкому краю спутника. Они направлялись над северным полюсом спутника, и вскоре, поняла Луиза, они пройдут над четким терминатором и выйдут на дневной свет.
   ...Или к тому, что в эти сузившиеся времена считалось дневным светом, подумала она.
   Рядом с ней Прядильщица нацепила на глаза лицевую панель, ниже оставив ее открытой. Она огляделась вокруг сквозь непрочные стенки капсулы. По отсутствующему, расфокусированному выражению ее глаз Луиза могла сказать, что она использовала функции увеличения изображения.
   - Я вижу спутники, - сказала Прядильщица. - Небо, полное спутников.
   - Рада за тебя, - сухо сказала Луиза. - Их должно быть восемь - раньше дальше Каллисто было восемь. Маленькие, неправильной формы: вероятно, захваченные астероиды. Внешние четыре из них были ретроградными, двигаясь назад по сравнению с собственным вращением планеты.
   - Я удивлена, что какие-либо спутники пережили разрушение планеты.
   Луиза пожала плечами. - Самый удаленный из внешних спутников находился в ста пятидесяти радиусах Юпитера от него, прежде чем планета взорвалась... помни, даже Каллисто выжил, находясь всего в двадцати шести радиусах от нее. - Орбиты уцелевших спутников, конечно, были искажены в результате происшествия с Юпитером; взрыв рассеял их ударом гравитационных волн, и теперь они кружили вокруг своего разрушенного родителя по орбитам с большим эксцентриситетом, подобно птицам, потревоженным подземными толчками.
   В пределах орбиты Каллисто не уцелело ничего.
   Теперь, когда капсула пролетала над полюсом, кольцевая система Юпитера развернулась перед Луизой подобно огромному полу, бесконечно плоскому и испещренному полосами теней.
   Эта новая кольцевая система, обломки миров, лежала там, где когда-то была экваториальная плоскость Юпитера - плоскость, некогда занятая исчезнувшими спутниками. Каллисто все еще лежал в экваториальной плоскости, терпеливо кружа вокруг планеты-гиганта сразу за пределами системы колец, так что диск из материала колец - если бы он растянулся так далеко - аккуратно разделил бы Каллисто пополам.
   Кольцевая система не заканчивалась резкой внутренней границей, как у Сатурна. Вместо этого кремовый, сглаженный материал тянулся внутрь - эта система на самом деле была скорее диском, чем системой колец, медленно осознала Луиза. По мере того, как ее взгляд приближался к центру, текстура диска медленно менялась - Луиза увидела, что она становится более грубой, с узлами высокой плотности, закрепленными на поверхности вспенивания, вращающимися по замкнутым кругам, заметно кружащимися.
   Рассеянный солнечный свет окрасил всю конструкцию в малиновый цвет.
   Кольца были почти безликими - невыразительными, без сложных цветов и переплетений, характерных для системы Сатурна. Луиза вздохнула. Гравитационное взаимодействие спутников придало кольцам Сатурна их фантастическую структуру. Проблема заключалась в том, что оставшиеся спутники Юпитера просто не справлялись с задачей влияния на кольца. Для бедного, мертвого Юпитера только одна темная полоса отмечала орбитальный резонанс самой Каллисто.
   Теперь центр диска-кольца возвышался над резким горизонтом Каллисто. Луиза могла ясно видеть неоднородности, клубящиеся вокруг геометрического центра диска, извивающиеся по своим переполненным, извилистым орбитам. Но сам центр диска был непримечательным - просто более яркое пятно, вращающееся вместе с остальной частью диска. Это было как-то неприятно, как будто чего-то не хватало.
   Голос Прядильщицы звучал разочарованно. - Я ничего не вижу в середине. Там, где раньше была планета.
   Луиза усмехнулась. - Вряд ли ты этого ожидала. Черная дыра с массой Юпитера имела бы диаметр всего двадцать футов или около того...
   - На более высоких частотах можно многое увидеть, - вмешался Марк. - Рентгеновский снимок и более высокие...
   - Ближе к сердцу системы у нас есть настоящий аккреционный диск, - продолжил он, - материя сильно нагревается, прежде чем упасть в саму черную дыру. Она небольшая, но там много структуры, если посмотреть на нее в правильных диапазонах.
   Прядильщица с видимым рвением поправила панель на лице, и Марк объяснил ей, как исправить настройки. Вскоре глаза Прядильщицы снова приняли тот расфокусированный вид, когда они приспособились к улучшенному изображению.
   Луиза оставила свой собственный визор у себя на коленях; черная дыра и ее огромное молочно-белое кольцо достаточно угнетали ее в видимом свете.
   Новая кольцевая система Юпитера, с ее мягкой бледностью и теснящимся водоворотом в центре, была далека от красоты на любой длине волны. Было слишком очевидно, что это место крушения, разрухи - разрухи, которая явно продолжалась, поскольку черная дыра вгрызалась в свой аккреционный диск. И, на взгляд инженера Луизы, система с ее пустым центром выглядела чем-то незавершенным, временным. В этой системе не было души, думала она, не было равновесия в масштабе колец: по сравнению с этим кольца Сатурна были украшением, ожерельем изо льда и камня на шее и без того прекрасного мира.
   Прядильщица повернулась к ней, ее глаза в очках были скрыты лицевой панелью. - Все это похоже на водоворот, - сказала она.
   Луиза пожала плечами. - Полагаю, да. Водоворот, окружающий дыру в пространстве-времени.
   - Водоворот газа...
   - ... газ, камень и водяной лед: кусочки разрушенных миров...
   Луиза начала рассказывать Прядильщице веревок об исчезнувших спутниках Юпитера. Она вспомнила Ио с его вулканами высотой в сто миль и их жерлами, его окрашенную серой поверхность и окружающий его тор из подпитываемой вулканами плазмы; она вспомнила минеральные рудники Ио, приютившиеся в тени огромного вулкана Баббар Патера. Она рассказала Прядильщице о Ганимеде: размером больше Меркурия, покрыт множеством кратеров и геологически богат - самый стабильный и густонаселенный из всех спутников Юпитера. И о Европе, с покрывающей слой жидкости под собой шаровой ледяной оболочке с яркой гладкой поверхностью, постоянно обновляющейся в результате таяния и тектонических напряжений. Европа, возможно, была яркой предшественницей нынешнего сглаженного трупа Каллисто.
   Миры, все населенные - все исчезли.
   Луиза горячо надеялась, что у людей было время эвакуироваться со спутников до окончательной катастрофы. Если нет, то, при дрейфе по орбите Юпитера среди обломков камня и льда, из которых состояли эти кольца, там будут встречаться остатки человечества: осколки разрушенных домов, детские игрушки, трупы.
   Прядильщица подняла лицевую панель и потерла глаза. - Я думаю, мне бы хотелось увидеть Юпитер с его спутниками и всеми этими городами... Возможно, Юпитер можно было бы спасти. В конце концов, ты сказала мне, что взрыв, должно быть, занял тысячи лет.
   Луиза удержалась от саркастического ответа. - Да. Но извлекать черные дыры из сердца газового гиганта, очевидно, было слишком сложно даже для людей, живших на много тысячелетий позже моего времени.
   Юпитер был разрушен действиями Друзей Вигнера.
   Друзья были людьми-повстанцами из будущего, оккупированного кваксами, которые бежали назад во времени через туннель времени Майкла Пула.
   Друзья задумали какой-то грандиозный, невозможный план изменения истории. Их план включал запуск черных дыр массой с астероид в Юпитер.
   Проект Друзей был прерван прибытием военных кораблей кваксов через червоточину Пула - но не раньше, чем Друзьям удалось пронзить планету-гигант несколькими из своих крошечных сингулярностей.
   Точечные сингулярности петляли в плотной атмосфере Юпитера, как смертоносные насекомые, оставляя за собой нити плазмы. Когда дыры встретились, они закружились друг вокруг друга, прежде чем слиться, их горизонты событий схлопнулись друг в друга в планковских масштабах времени.
   Вибрация от слияния горизонтов событий испускала яростные импульсы гравитационных волн. Из планеты были выброшены фонтаны плотной, химически сложной атмосферы, причудливые вулканы в мире газа.
   Амбиции Друзей были далеко идущими. Перед окончательным взрывом они намеревались ободрать огромную планету с помощью этих направленных гравитационно-волновых импульсов, порождаемых сложными взаимодействиями их сингулярных пуль.
   Луиза теперь угрюмо смотрела на невыразительный диск из светящихся обломков. Что ж, друзья определенно преуспели в части своего проекта - уменьшении Юпитера. Настоящий памятник таким амбициям спустя пять миллионов лет, подумала Луиза: разрушенный Юпитер и череда разрушенных человеческих миров.
   И все ради чего? Черной дыры не того размера...
   - Там становится светлее, - сказала Прядильщица, указывая.
   Луиза посмотрела направо, на Каллисто. По льду разливался тусклый, ровный малиновый свет. Сияние отбрасывало длинные непропорциональные тени от низких неровностей гладкой поверхности Каллисто, превращая ледяную равнину в сложный ландшафт из сверкающих рубинами выступов и кроваво-красных лужиц тени.
   На горизонте по небу поднимались дымные завитки малинового газа.
   - Восход солнца на Каллисто, - кисло сказала Луиза. - Ну, давай садиться. Мы же не хотим пропустить всю красоту единственного оставшегося чуда Солнечной системы, не так ли?
  
   На поверхности Каллисто, стоя рядом с Луизой в ее защитном костюме, Прядильщица подняла руки, подставляя Солнцу растопыренные ладони; стоя там, на залитом светом ледяном полу, с распухшим шаром, отраженным, искаженным в ее лицевой панели, Прядильщица веревок больше, чем когда-либо, походила на ребенка.
   Солнце, нависшее над горизонтом, представляло собой стену кроваво-красного дыма. Оно было достаточно прозрачным, чтобы видеть далекие звезды примерно на четверть радиуса диска - на самом деле вещество было настолько тонким, что Луиза могла различить постепенно углубляющийся цвет более плотных слоев по направлению к ядру.
   Солнце больше даже не похоже на звезду, устало подумала она. Предполагалось, что звезда должна быть твердой, яркой, горячей; предполагалось, что ты не сможешь видеть сквозь нее.
   - Еще одна мечта астрофизика, - сухо сказал Марк. - Просто стоя там и наблюдая, можно узнать о природе эволюции звезд больше, чем за все первые пять тысячелетий человеческой астрономии.
   - Да. Но какую цену приходится платить.
   Когда-то с орбиты Юпитера Солнце главной последовательности было бы точечным источником света - далеким, горячим, желтым. Теперь размер солнечной дуги должен был составлять не менее двадцати градусов. Его громада занимала пятую часть поля зрения Луизы: в двадцать раз больше ширины полной Луны, если смотреть с Земли.
   Юпитер находился в пяти а.е. от центра Солнца - а.е. была астрономической единицей, радиусом орбиты Земли. Чтобы Солнце наклонялось под таким углом, оно должно быть в поперечнике не менее двух а.е.
   Две астрономические единицы. Взорвавшись и став гигантом, Солнце поглотило Землю и планеты в пределах земной орбиты - Венеру, Меркурий.
   Прядильщица веревок изучала ее, беспокойство смешивалось с любопытством за этими светлыми очками.
   - О чем ты думаешь, Луиза?
   - Этого не должно было случиться еще пять миллиардов лет, - сказала Луиза. У нее перехватило горло, и ей было трудно говорить ровным голосом. - Солнце было только на полпути к выгоранию - на половине своего стабильного жизненного цикла на главной последовательности.
   - Этого не должно было случиться. Кто-то сделал это намеренно, лишив нас нашего будущего, наших миров - черт возьми, это было наше Солнце...
   - Луиза. - Синтезированный голос Марка был бодрым, настойчивым.
   Она глубоко вздохнула, пытаясь прогнать свой гнев, свое негодование, сосредоточиться на настоящем.
   - Что еще?
   - Тебе лучше вернуться на "Северянин". Морроу что-то нашел... Что-то во льду. Он думает, что это космический корабль.
  

16

  
   - Уваров. Уваров.
   Гарри Уваров резко проснулся. Было темно. Он попытался открыть глаза...
   Как всегда, в самый первый миг пробуждения - даже после стольких лет - он забыл. Слепота навалилась на него, пятнистая тьма застилала глаза, превращая каждое новое пробуждение в дикий ужас.
   - Гарри. Вы не спите?
   Это был заботливый голос того фальшивого человека. Марк Бассетт Фриар Армонк Ву. Уваров покрутил головой, пытаясь определить источник искусственного голоса. Казалось, он был повсюду вокруг него. Он попытался заговорить; он почувствовал, как его липкий рот открывается с хлопком, как у рыбы. - Марк Ву. Где вы, черт возьми?
   - Прямо здесь. О. - Последовала секунда молчания. Затем: - Я тут.
   Теперь голос раздавался прямо перед ним, из точного, хорошо сфокусированного места.
   - Лучше, - проворчал Уваров.
   - Извините, - сказал Марк. - У меня не сложилось образа. Я не думал...
   - Вы не потрудились, - огрызнулся Уваров. - Поскольку я вас не вижу, вы решили, что этого достаточно, чтобы парить вокруг меня в воздухе, как какой-то чертов дух.
   - Я не думал, что это будет так важно для вас, - сказал Марк.
   - Да, - сказал Уваров. - Подумать только, это было бы слишком по-человечески для такого импринта, как вы, не так ли?
   - Вам что-нибудь нужно? - спросил Марк с напряженным терпением. - Немного еды или...
   - Ничего, - отрезал Уваров. - Это кресло позаботится обо всем. У меня с одного конца входит и с другого выходит, даже глотать не нужно. - Он растянул губы и ухмыльнулся. - Как вы знаете. Так зачем же вы потрудились поинтересоваться моим здоровьем? Просто чтобы заставить меня почувствовать себя зависимым?
   - Нет. - Голос Марка звучал спокойно, но более уверенно в себе. - Я думал, что спросить было бы по-человечески.
   Уваров позволил себе хихикнуть над этим. - Прикоснитесь.
   - Просто вы так долго спите, Уваров, - сухо сказал Марк.
   - Вы бы тоже спали, если бы не были мертвы, - оживленно сказал Уваров.
   Он слышал хриплое собственное дыхание, приглушенное тиканье огромных старинных часов где-то здесь, в обеденном салоне старого парохода Луизы. Тащить эту бесполезную реликвию на пять мегалет в будущее было, конечно, абсурдным поступком, и это свидетельствовало о фундаментальной слабости характера Луизы Йе Армонк. Но все же Уваров вынужден был признать, что текстура старого материала - крашеные стены, зеркала, полированное дерево двух длинных столов - должна была выглядеть чудесно.
   - Полагаю, у вас была причина разбудить меня.
   - Да. Солнечные мазерные зонды...
   - Да?
   - Мы начинаем получать значимые данные, Уваров. - Теперь голос Марка звучал взволнованно, но Уваров никогда не позволял себе забывать, что каждая интонация голоса этого искусственного интеллекта была простой выдумкой.
   И все же, несмотря на этот циничный расчет, Уваров тоже начал ощущать явный всплеск интереса - удивления. Значимые данные?
   Мазерное излучение исходило из горячих точек на самой фотосфере - участков интенсивной мазерной яркости, эквивалентной десяткам миллионов градусов температуры, на фоне, более холодном, чем когда-то была поверхность желтого Солнца. Механизм конвекции, лежащий в основе когерентных траекторий мазерных вспышек, давал импульсы излучения по касательной к фотосфере. Итак, "Северянин" отправил небольшие зонды, чтобы прочесать вздутую, рассеянную поверхность фотосферы, направляясь по траекториям скользящих по поверхности мазерных лучей.
   - Расскажите мне о данных.
   - Это повторяющаяся группа, Уваров. Передача на мазерных длинах волн, изнутри того, что осталось от Солнца... Уваров, я думаю, это сигнал.
  
   Они мало что узнали о Солнечной системе за год, прошедший с момента их неуклюжего, прихрамывающего прибытия из прошлого. Так много населенных человеком миров просто больше не существовало.
   Тем не менее, в спокойное время перед прибытием "Северянина" на Юпитер Уваров и ИИ-конструкт провели несколько общих исследований Солнечной системы - того, что от нее осталось. И они обнаружили несколько странностей...
   Там было то, что выглядело как один цельный артефакт - аномальный объект Морроу, погребенный во льдах Каллисто. И, кроме него, было всего три источника того, что можно было интерпретировать как разумно направленные сигналы: это мазерное излучение от Солнца, затухающий маяк с края системы и - самое странное и интригующее из всех, по мнению Гарри Уварова - эти странные импульсы гравитационного излучения с направления созвездия Стрельца.
   Уваров провел небольшое частное исследование структуры Вселенной в направлении Стрельца. Что интересно, он узнал, что космическая структура, называемая Великим аттрактором, должна была находиться там, прямо в том месте, куда указывал луч фотино. Аттрактором была огромная концентрация массы: источник галактического потока на расстоянии сотен миллионов световых лет вокруг. Мог ли аттрактор быть связан с g-модами?
   И затем была вся эта странная активность фотино внутри Солнца и вокруг него.
   Данные были фрагментарными и трудными для интерпретации - в конце концов, темную материю почти по определению практически невозможно изучить... но там было что-то странное.
   Уваров подумал, что обнаружил поток.
   Наблюдался постоянный поток структур фотино из сердца гигантского Солнца... и далее за пределы Солнечной системы. Это был луч фотино, направленный, как маяк, из Солнца - прямо к источнику аномальных гравитационных волн в Стрельце.
   Что-то происходило в Стрельце - что-то огромное, чудесное и странное. И каким-то невероятным образом это было связано с тем, что происходило в сердце бедного, страдающего Солнца.
   ...Виртуал, Марк Армонк, снова разговаривал с ним. Или, возможно, на него, невесело подумал Уваров.
   - Я бы хотел, чтобы вы обратили внимание, Уваров...
   - Без меня, с кем можно было бы поговорить, вы бы впали в бесчувственность, лишенным независимой воли, - заметил Уваров. - Так что избавьте меня от лекций.
   Марк затараторил: - Солнце, Уваров. Мазерное излучение фотосферы является стандартным - генерируется монооксидом кремния на частоте 43 Гигагерца. Существуют естественные механизмы для генерации таких сигнатур. Но в данном случае мы обнаружили намеки на модуляцию излучения монооксида кремния... преднамеренную модуляцию.
   - Мы везде находим структуру, Уваров. - Снова это фальшивое волнение в голосе Марка; Уваров почувствовал, как растет его раздражение. Марк продолжал: - В амплитуде лучей, их интенсивности, фазировке, поляризации - даже в доплеровском смещении сигналов - есть структура. Уваров, там кто-то - или что-то - пытается подать сигнал с помощью модулированных естественных мазеров, изо всех сил. Я пытаюсь решить это, но...
   Уваров попытался поерзать на кресле, тщетно пытаясь найти более удобную позу - приз, который он искал большую часть тысячи лет, с таким же усердием, с каким Язон когда-то искал свое руно, подумал он. Каким жалким, каким ограниченным он был!
   Он пытался игнорировать свое тело, сосредоточить свои аналитические способности - свое воображение - на концепции разума внутри Солнца...
   Но это было так трудно.
   Его разум снова блуждал. Он подумал о своей лесной колонии. Он подумал о Прядильщице веревок.
   Иногда Уваров задавался вопросом, насколько лучше могли бы жить молодые люди, если бы им была предоставлена такая возможность учиться, используя эту странную, потрепанную Вселенную в качестве интеллектуальной игровой площадки. Насколько больше могла бы открыть молодежь своими свежими глазами и умами, чем он!
   Прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как - в своем заблуждении, временном помешательстве - он вдохновил своих лесных детей предпринять их опасное путешествие за пределы их жилой зоны. Пятьдесят лет: когда-то большая часть человеческой жизни, подумал он, - и все же сейчас это едва ли перерыв в его собственной, абсурдно долгой жизни, когда он застрял в этом разлагающемся коконе тела.
   Так что даже Прядильщице веревок, умнице-дочери Мастера стрел, должно быть... сколько, шестьдесят пять по земной хронологии? Семьдесят, может быть? Уже старуха. Но все же, благодаря АВТ, она сохранила черты - и большую часть внешнего вида, насколько он мог судить, - ребенка.
   Он почувствовал, как на него навалилась огромная печаль. Конечно, теперь его эксперимент был проигран; его тщательно разработанный генофонд уже был загрязнен, без сомнения, скрещиванием между лесным народом и палубами, контролируемыми Суперэтом, и его бессмертный штамм был подавлен обработками АВТ.
   Но прогресс, которого он достиг, все еще был налицо, думал он; гены были там, дремлющие, готовые. И когда - если - жители "Северянина" переживут это трудное время, когда они достигнут того нового мира, который их ждал, тогда великий эксперимент можно будет начать заново.
   Но тем временем...
   Он снова подумал о Прядильщице веревок, девочке-женщине, которая выросла среди деревьев и листьев, а теперь бродит по обломкам Солнечной системы.
   Уваров совершил много ошибок. Что ж, у него было на это время. Но он мог гордиться хотя бы этим: что в эту эпоху всеобщего запустения и разрухи он, Гарри Уваров, восстановил хотя бы видимость свежести юности.
   - ...Уваров, - сказал Марк.
   Уваров повернулся. Синтезированный голос ИИ звучал по-другому - странно ровным, лишенным выражения. Значит, никаких этих чертовых фальшивых интонаций, подумал Уваров со слабым торжеством. Это было так, как если бы вычислительная мощность виртуальной машины на короткое время была перенаправлена куда-то еще. Что-то произошло.
   - Ну? Что это?
   - Я сделал это. Я распознал сигнал - информацию в мазерных импульсах. В базе данных формируется изображение...
   - Изображение? Скажите мне, черт бы вас побрал.
   Это было женское лицо (по словам Марка), грубо нарисованное цветными пикселями. Человеческое лицо. На вид женщине было около шестидесяти пяти лет; у нее были коротко подстриженные волосы песочного цвета, волевой нос с горбинкой, широкий рот и большие ранимые глаза.
   Ее губы шевелились.
   - Женское лицо - спустя пять миллионов лет, переданное мазерными сигналами из сердца Солнца, превратившегося в красного гиганта? Я в это не верю.
   Марк на мгновение замолчал. - Верьте во что хотите. Я думаю, она пытается что-то сказать. Но у нас пока нет звука.
   - Как это неудобно.
   - Подождите... А. Вот и он.
   Теперь Уваров услышал это, услышал голос невозможного образа из прошлого. Сначала тембр был прерывистым, слова практически неразборчивыми и, как сообщил ему Марк, сильно не совпадали с движением губ.
   Затем, через несколько минут - и при значительном усилении сигнала процессорами обработки данных - сообщение очистилось.
   - Лета, - сказал Марк. - Я даже узнаю язык...
   Меня зовут Лизерль. Добро пожаловать домой, кто бы вы ни были. Полагаю, вам интересно, почему я пригласила вас сюда сегодня вечером...
  
   На тускло-красном фоне разрушенного, раздутого Солнца сверкал аккреционный диск черной дыры Юпитера, огромный и угрожающий.
   И снова капсула с "Северянина" доставила Прядильщицу веревок - на поверхность Каллисто, на этот раз в одиночку. Прядильщица повернулась, чтобы посмотреть вниз сквозь стеклянные стенки маленькой капсулы; когда она двигалась, биомедицинские датчики внутри ее костюма скользили по коже, приводя в замешательство.
   Аппарат из-подо льда, выкопанный и распростертый на поверхности командой автономных роботов, был похож на птицу с темными, как ночь, крыльями длиной в сотню ярдов, отходящими от небольшого центрального корпуса. Материал крыльев выглядел хрупким, невещественным. Сквозь задние кромки крыльев, казалось, просвечивал лед Каллисто.
   Луиза и Марк сказали ей, что корабль был создан по инопланетной технологии. И у него был гипердвигатель, как они думали...
   Она почесала плечо, где один из проклятых биосенсоров Марка особенно неприятно впивался в ее плоть. Когда она высадится, Луизе, черт возьми, придется рассказать ей, почему она была так застегнута.
   Аппарат больше походил на какое-то огромное насекомое с черными крыльями, покоящееся на листе стекла, подумала Прядильщица. Его элегантные изгибы были окружены приземистыми блестящими формами капсул "Северянина" и другими элементами оборудования. Прядильщица могла видеть, как маленький беспилотный робот ползет по поверхности одного крыла ночной темноты, волоча за собой скрученные нити кабеля и тщательно изучая инопланетный материал с помощью множества датчиков. Лед Каллисто вокруг корабля был покрыт шрамами и трещинами, изрыт посадочными струями капсул и пересечен гусеницами транспортных средств.
   Корабль был необъятен. Деятельность людей и их машин выглядела совершенно неадекватной, чтобы сдержать мощь этого искусственного зверя... если бы он пробудился от своего многовекового сна.
   Страх Прядильщицы, казалось, возрастал обратно пропорционально ее близости к кораблю. Как будто зловещая насекомоподобная фигура, прижатая ко льду, излучала угрозу.
   Она задрожала, плотнее закутываясь в ткань своего защитного костюма.
  
   Улицы и дома вокруг Морроу были пусты. Бесконечные завывающие крики сирены эхом отражались от голых стен разрушенных зданий и стального подбрюшья неба.
   Абордажный крюк - грубая штука из заостренного, искореженного металла - пролетел мимо лица Морроу, заставив его вздрогнуть. Крюк зацепился за какую-то неровность в полу палубы, и веревка, которая тянулась за ним, напряглась, дергаясь. Через несколько секунд вдоль веревки по полу палубы пробралась Охотница на лягушек; ее коричневые конечности, блестящие от пота, казались цветными вспышками на фоне серой серости палубы, лишенной источника света, а ее духовая трубка и мешочек с дротиками подпрыгивали у нее за спиной, когда она двигалась.
   Морроу вздохнул и опустил лицо. В невесомости они катились по полу второй палубы. Металлическая поверхность перед его лицом была ровной, неуместно знакомой, гладкой от бесчисленных поколений ног, включая его собственную. Он вывернул шею и бросил взгляд назад. Остальные его спутники растянулись по поверхности палубы позади него, их лица были обращены к нему, как множество цветов: Целеустремленность с ее размеренно работающими мощными руками и болтающимися, ослабевшими ногами, виртуальный Марк Ву, горстка лесного народа. Виртуал пытался защитить их чувства, Морроу видел, как он устроил шоу, карабкаясь по канатам вместе с остальными.
   Храм планировщиков был задумчивой громадой, очерченной синим цветом, все еще в сотнях ярдов впереди, на другой стороне палубы.
   Многие дома, фабрики и другие здания были повреждены - некоторые довольно серьезно. В одном углу второй палубы обнаруживался след крупного пожара, овал, который даже лизнул серый металлический потолок наверху.
   Морроу попытался представить, каково это было - находиться здесь, в тесном, замкнутом мире палуб, когда, наконец, отключили ВЕС-привод - когда исчезла гравитация. Он представил, как идет по дороге на очередной рутинный рабочий день - и затем это странное чувство легкости, когда его ноги отрываются от палубы...
   Клаксон выл с тех пор, как они спустились через шлюзы из леса сюда, на палубы; возможно, он так выл с тех пор, как произошла сама катастрофа в условиях невесомости. Из-за шума было трудно даже думать; он пытался контролировать свое раздражение и страх.
   Охотница повернулась и ухмыльнулась ему. - Давай, Морроу, просыпайся. Однажды ты спустился по шахте лифта с Прядильщицей веревок, не так ли? И это было под действием силы тяжести. Невесомость - это легко.
   - Охотница, в моем возрасте ничего не дается легко.
   Охотница рассмеялась над ним со всей уверенностью юности. И это была настоящая молодость, подумал он; ей было - сколько? Восемнадцать, девятнадцать? Дети продолжали рождаться в лесу, даже спустя все эти десятилетия после открытия шлюзов на первой палубе и оказания медицинской помощи лесному народу.
   - Знаешь, - сказал он, - ты напоминаешь мне Прядильщицу веревок.
   Охотница легко извивалась, как будто ее маленькое обнаженное тело обладало гибкостью самой веревки; ее лицо было круглой, нетерпеливой пуговкой. - В самом деле? Прядильщица веревок там, наверху, что-то вроде героини, знаешь ли. В лесу. Должно быть, потребовалось немало мужества, чтобы последовать за Уваровым через шлюзы и...
   - Возможно, - раздраженно сказал Морроу. - Я имел в виду, что в твоем возрасте ты такая же надоедливая, какой была она.
   Охотница нахмурилась; он увидел россыпь веснушек на ее маленьком приплюснутом носике и еще одну россыпь, которая тянулась назад по окаймленному темной бахромой участку выбритой головы. Затем ее улыбка снова вспыхнула, и он почувствовал, как тает его сердце; ее лицо напомнило ему восход яркой звезды над ледяными полями Каллисто. Она вытянула шею и легонько поцеловала его в нос.
   - Все это входит в комплект, - сказала она. - А теперь пошли.
   Она снова вскарабкалась по веревке; через несколько секунд она добралась до своего абордажного крюка и собиралась пробросить еще один через палубу, готовясь к следующему этапу похода.
   Устало, чувствуя себя даже старше своих пяти столетий, Морроу пробирался, перебирая руками, по своей веревке.
   Он старался сосредоточить взгляд на потертой поверхности пола перед своим лицом. Почему эта чертова прогулка казалась ему такой трудной? В конце концов, он был Морроу, Героем лифтовой шахты, как сказала Охотница. И с тех пор он был снаружи, за ребристыми стенами, окружавшими палубы, в открытом космосе. Он ходил по поверхности Каллисто и наблюдал, как раздувшийся труп легендарного Солнца поднимался над ледяными равнинами спутника; он даже руководил раскопками того древнего инопланетного космического корабля. Тогда он проявил мужество, не так ли? Должно быть, он так и сделал - да ведь он даже не подумал об этом. Так почему же он чувствовал себя так по-другому, когда вернулся сюда, снова на палубу - в коробку с металлическими стенами, которая была его единственным миром на протяжении половины тысячелетия?
   Он испытывал опасения с тех пор, как Луиза попросила его возглавить эту экспедицию.
   - Я не хочу туда возвращаться, - прямо сказал он Луизе.
   Луиза Йе Армонк прилетела на Каллисто, чтобы поздравить его с успехами в археологии и дать ему это новое задание. Она выглядела усталой, постаревшей; она провела рукой по седеющим волосам. - Нам всем приходится делать то, чего мы не хотим, - сказала она, словно разговаривая с ребенком, ее терпение едва сдерживалось. Когда она посмотрела на него, Морроу заметил презрение в ее глазах. - Поверь мне, если бы мне нужно было послать кого-то другого, я бы отправила их.
   Морроу испытал чувство паники - как будто его попросили вернуться в тюремную камеру. - Какой в этом смысл? - спросил он, его отчаяние росло. - Планировщики закрыли палубы столетия назад. Они не хотят знать, что происходит снаружи. Почему бы не оставить их в покое?
   Губы Луизы были плотно сжаты, вокруг них появились мелкие морщинки. - Морроу, мы больше не можем позволить себе "оставлять их в покое". Вселенная снаружи - мы - влияем на то, что происходит внутри. И у нас есть доказательства, полученные с наших мониторов, что планировщики... э-э... плохо реагируют на изменения.
   - Морроу, там, на палубах, две тысячи человек. Снаружи нас всего горстка - всего несколько сотен, даже со всем лесным народом на нулевой палубе. Мы не можем позволить себе бросить эти две тысячи на произвол безумных прихотей планировщиков.
   Морроу услышал, как скрипнули его собственные зубы. - Значит, ты говоришь о долге.
   Луиза изучала его. - Да, в некотором смысле. Но самый фундаментальный долг из всех: не передо мной, или перед планировщиками, или даже перед миссией корабля. Это долг перед видом. Если мы хотим, чтобы вид выжил, мы должны защитить людей, запертых там, вместе с планировщиками - как можно больше, чтобы сохранить генетическое разнообразие на будущее.
   - Защищать, - невесело сказал он. - Забавно. Вероятно, это именно то, что, по мнению планировщиков, делают они сами...
   Теперь он оглядывал заброшенные дома в их сюрреалистических рядах, подвешенные к тому, что теперь казалось ему вертикальной стеной, а не полом; он прислушивался к тишине, нарушаемой только жалобными криками клаксона. Все люди ушли - вероятно, планировщики увели их в храмы, - оставив только эту оболочку мира; и теперь элементы этого гнетущего места, казалось, двигались вокруг него, давя на него, как элементы ночного кошмара...
   Возможно, именно из-за того, что это место было таким знакомым, ему было так неуютно. Возвращаясь сюда - даже спустя все эти десятилетия - он чувствовал себя так, словно никогда и не уезжал; обитые металлом стены и потолок, ряды прямоугольных домов, нависающие четырехгранные громады храмов планировщиков - все это тесно обступало его, снова угнетая его дух. Как будто огромная, удивительная Вселенная за этими стенами - с коллапсирующими звездами, ледяными лунами и волшебными космическими кораблями пришельцев с крыльями шириной в сотню ярдов - никогда не существовала, как будто все это было какой-то причудливой пятидесятилетней фантазией.
   В старые времена, до своей первой встречи с Мастером стрел и Прядильщицей, он считал себя кем-то вроде бунтаря. Независимый дух; отступник - не такой, как остальные трутни вокруг него. Но правда, конечно, была другой. На протяжении веков культура планировщиков приучала его к подчинению. Если бы не вторжение лесного народа - событие, произошедшее за пределами его мира, - у него никогда не хватило бы смелости или инициативы, чтобы освободиться от господства планировщиков.
   На самом деле, теперь он понял, что независимо от того, что он сделал или куда пошел в будущем, и независимо от того, чем закончится этот конфликт с планировщиками, он никогда не освободится от этого гнета.
   Теперь он достиг конца своей веревки. Он позволил себе немного оторваться от палубы и пролетел по воздуху несколько футов до следующего каната, закрепленного Охотницей. Он снова оглянулся; маленькая группа была вытянута вдоль цепочки канатов, которая вела обратно к трапу с верхних уровней.
   Над его головой пронесся поток воздуха, раздался шипящий звук.
   Инстинктивно он пригнулся, прижавшись всем телом к палубе, тут же отскочил от покрытой шрамами поверхности, но ухватился за края палубных плит и удержался.
   Звук был похож на жужжание насекомого. Но на палубах было очень мало насекомых...
   Еще одно шипение, вздох воздуха над ним. И он донесся со стороны храма, который был - он украдкой взглянул вверх - все еще в сотне ярдов от него. Еще один шепот над ним - и еще, и теперь их целая стая.
   Кто-то позади него вскрикнул, и он услышал звон металла о палубу.
   Охотница на лягушек спустилась к нему по веревке; без всякого стеснения она вскарабкалась по его рукам и прижалась к его боку - теплый, твердый комок мышц; ее выбритый участок кожи головы был гладким на его щеке. Она была не более четырех футов ростом, и он чувствовал, как ее твердые колени прижимаются к его бедрам.
   - Это планировщики, - прошептала она ему на ухо. Ее дыхание было сладким, пахнущим лесными фруктами. - Они стреляют в нас из храма.
   Он чувствовал себя сбитым с толку. - Стрельба? Но это невозможно. Зачем им это?
   Она зарычала, и снова ему вспомнилась молодая Прядильщица веревок десятилетия назад, которая тоже потратила много времени на то, чтобы разозлиться на него. - Откуда мне знать? - огрызнулась она. - И, кроме того, "почему" вряд ли имеет значение. Важно то, чтобы мы выбрались отсюда до того, как нам причинят вред.
   Дезориентированный, он вцепился в свою веревку. Возможно, ему следовало быть готовым к этому. Возможно, планировщики действительно настолько сошли с ума.
   Но если это было правдой, что он должен был с этим делать?
   Теперь кто-то еще карабкался за ним. Это была Целеустремленность, прокладывающая себе путь по палубе своей огромной, сильной правой рукой; в левой она сжимала что-то блестящее и твердое. Эти исхудавшие ноги, неуместно подумал Морроу, выглядели еще стройнее, чем у Охотницы; они стучали по палубе, бледные и бесполезные.
   - Морроу. - Целеустремленность раскрыла левую руку. Предмет, спрятанный внутри, был заостренным крюком: грубые, выструганные поверхности его острия блестели в свете без источника. - Это выглядит знакомо? Планировщики снова используют против нас свои чертовы арбалеты.
   - Но почему?
   Целеустремленность выглядела раздраженной, даже удивленной. - "Почему" вряд ли имеет значение, не так ли?
   Охотница легонько ударила Морроу по ребрам; он поморщился, когда ее маленький твердый кулачок вонзился в мягкую плоть. - Это то, что я ему тоже говорила, - сказала она Целеустремленности.
   - В данный момент они падают на палубу позади нас, - настойчиво сказала Целеустремленность. - Они стреляют над нашими головами. Может быть, они пытаются определить зону своего действия. Или, может быть, они просто пытаются предупредить нас; я не знаю. Но как только они захотят, они смогут нас перехватить... Ну давай же. Мы должны отступить.
   Морроу, все еще сбитый с толку, повернул голову, чтобы изучить храм перед собой.
   Четырехгранная форма здания с его контурами цвета электрик и треугольными гранями золотисто-коричневого цвета больше не была единым целым. В ближайшем фасаде были выбиты стекла, оставив черные зияющие шрамы. Он увидел в этих окнах маленькие фигурки: мужчин и женщин, одетых в серые форменные комбинезоны, которые он сам носил столько веков.
   Они поднимали арбалеты в его сторону.
   - Хорошо, - сказал он, желая только, чтобы это поскорее закончилось. - Давайте отойдем подальше. Давай, Целеустремленность, ты показываешь дорогу...
  
   Капсула села близко к корме корабля, погруженного в темноту ночи. Прядильщица спустилась на лед Каллисто.
   Вокруг талии она обвязала отрезок своей собственной веревки, а внутри ее скафандра, подвешенный на нитке между грудей, был один из наконечников стрел ее отца. Она поднесла руку к груди и прижала перчатку к ткани своего костюма; холодный металл наконечника стрелы впился в ее плоть, успокаивающая и знакомая форма. Она попыталась выровнять дыхание, ища крупицы комфорта, стабильности. Конечно, даже гравитация здесь была неправильной; и присутствие тяжелого скафандра на ее теле с биостатическими зондами Марка внутри было постоянным, не дающим забыть раздражителем.
   Луиза Йе Армонк подошла к капсуле, оставляя неглубокие следы на инее Каллисто. Инженер включила внутреннее освещение за своей лицевой панелью.
   - Прядильщица веревок. - Луиза протянула руку и улыбнулась. - Ну, вот мы и снова здесь. Ну давай же. Я покажу тебе корабль.
   Прядильщица взяла Луизу за руку. Медленно, ее ноги мягко хрустели по истертому льду, она пошла с Луизой к кораблю.
   Кольца Юпитера описывали дугу по небу - равнина окровавленного замерзшего дыма. Корабль лежал на льду, темный, живой.
   Они остановились примерно в десяти футах от края ближайшего крыла. Крыло зависло в нескольких футах надо льдом, очевидно, без поддержки; возможно, оно было настолько легким, что не нуждалось в поддержке, кроме соединения с центральным корпусом корабля, подумала Прядильщица. За передней кромкой крыло мягко изгибалось, подобно медленному, застывшему клубу дыма; его форма, укороченная в ракурсе, была четко очерчена на фоне мягкого льда Каллисто, но из-за полной темноты было трудно судить о масштабе изгибов крыла. На задней кромке крыла материал был настолько тонким, что Прядильщица, наклонившись и посмотрев вверх, могла видеть сквозь ткань крыла тусклое сияние звезд.
   - По форме корабль похож на семя платана. - Луиза взглянула на Прядильщицу. - У вас в лесу растут платаны?.. Вот эти чудесные крылья, которые простираются назад на сотню ярдов. Маленькая центральная кабина пилота расположена на "плечах" корабля - основании крыльев.
   Прелестно, сказала Луиза. Что ж, размышляла Прядильщица, возможно, здесь и была определенная прелесть, но это была красота совершенно нечеловеческая и бесконечно угрожающая.
   - Это не человеческий корабль, - медленно произнесла она. - Не так ли, Луиза?
   - Да. - Луиза пожала плечами. - Черт возьми, - кисло сказала она. - Мы нашли один относительно цельный артефакт в обломках Солнечной системы, и он должен быть инопланетным...
   - Прядильщица, мы думаем, что это корабль ксили. Мы проверили старые проекции Суперэта; мы думаем, что это то, что Друзья Вигнера - люди из эпохи оккупации кваксов - называли ночным истребителем ксили (НИК). Небольшой, высокомобильный, универсальный разведывательный корабль.
   Передний край крылышка из семени платана был на уровне лица Луизы; теперь она подняла руку в перчатке и сделала вид, что хочет провести по этому краю кончиком пальца. Затем, задумчиво, она убрала руку. - На самом деле, мы бы не советовали тебе ни к чему прикасаться, если только в этом нет необходимости. Этот материал острый. Крылья и остальная часть корпуса, вероятно, сделаны из конструкционного материала ксили.
   Она наклонила голову и посмотрела вдоль плоскости крыла. Прядильщице пришлось встать на цыпочки, чтобы сделать то же самое. Когда ей все-таки удалось поднять глаза на уровень крыла, материал ксили, казалось, исчез, настолько он был тонким. Даже с такого близкого расстояния он был совершенно черным, не отражая ни льда, ни колец Юпитера наверху. Это не было похоже ни на что реальное, подумала она; как будто из мира вынули кусочек, оставив эту дыру - этот дефект.
   Луиза сказала: - Это вещество не поддается анализу. Уваров и Марк предполагают, что конструкционный материал представляет собой лист связанных нуклонов - связанных вместе сильным ядерным взаимодействием, я имею в виду, как если бы это было какое-то огромное, раздвинутое атомное ядро.
   - Но я не так уверена. Плотность, во-первых, кажется неправильной. У меня есть собственная теория: то, на что мы смотрим, является чем-то более фундаментальным. Я думаю, что ксили нашли способ подавить принцип запрета Паули и, таким образом, нашли свой путь к совершенно новому состоянию материи. Конечно, проблема с этой теорией в том, что в принципе запрета не должно быть никаких лазеек. Ну, я думаю, никто не сказал ксили об этом...
   - Как они это приготовили?
   Луиза улыбнулась. - Если верить старым реконструкциям Суперэта, они вырастили его из "цветов". Конструкционный материал просто прорастал, как лепестки из цветов, в присутствии лучистой энергии.
   - В первую очередь, было бы интересно узнать, как этот корабль попал сюда, на Каллисто, - сказала она. - Захват корабля ксили, должно быть, был великим триумфом для людей любой эпохи.
   - Уваров считает, что эта луна использовалась в качестве лаборатории. Это место, удаленное от населенных колоний, было мастерской - безопасным местом для изучения корабля ксили. Должно быть, здесь были исследовательские центры, построенные вокруг НИКа, поскольку люди того времени пытались выведать секреты его внутрисистемного привода, гипердвигателя, конструкционного материала. Но мы нашли мало свидетельств какой-либо человеческой деятельности, кроме как рядом с этим кораблем. Когда началась война...
   - Какая война?
   Луиза опустила свою безликую голову в шлеме. - Война против ксили, Прядильщица. Одна из многих войн. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем больше.
   - В последней войне человеческие объекты - и все люди здесь - были уничтожены, все, за исключением нескольких обломков. Но...
   - Но НИК выжил, - сказала Прядильщица.
   Луиза улыбнулась. - Да, ксили строили на века. Что бы ни случилось, этого было достаточно, чтобы растопить лед Каллисто. Но НИК погрузился в новые океаны и оказался там в ловушке, когда Каллисто снова замерз.
   Прядильщица подумала: Пойманный в ловушку, бездействующий в течение неизмеримого времени - возможно, миллиона лет.
   - И они так и не вернулись, - сказала Луиза. - Люди, я имею в виду. Люди. Они так и не оправились, чтобы вернуться сюда и отстроиться заново. Возможно, это действительно была война за прекращение всех войн, насколько это касалось Солнца...
   - Вот клетка для пилота, Прядильщица веревок... Что ж, теперь ты понимаешь, почему мне нужна твоя помощь.
   Прядильщица веревок уставилась на приземистую клетку из конструкционного материала ксили. Она была едва ли шести футов в поперечнике.
   Она почувствовала, как по ее конечностям пробежал колючий холод.
  

17

  
   Простая металлическая стремянка прислонялась к стенке клетки; лестница выглядела неуместно примитивной среди всей этой чуждой высокой технологии.
   Прядильщица с ужасом посмотрела на лестницу. - Луиза, - сказала она. - Я должна забраться внутрь. Не так ли?
   Луиза, громоздкая и безликая в своем защитном костюме, стояла рядом с ней. - Ну, это общая идея. Послушай, Прядильщица веревок, нам нужен пилот... - Ее голос затих; она неуверенно пожала плечами.
   Прядильщица закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь глубоко в животе. - Лета. Так вот почему я вся взвинчена.
   - Прости, что мы не сказали тебе до того, как привезли сюда, Прядильщица. Мы не знали, что будет лучше. Если бы я рассказала тебе, стало бы хоть немного легче?
   - У меня нет выбора, не так ли?
   Лицо Луизы сквозь лицевую панель виднелось суровым. - Ты лучший кандидат, который у нас есть, Прядильщица веревок. Ты нам нужна.
   Не позволяя себе думать об этом, Прядильщица схватилась за лестницу и подтянулась наверх.
   Она заглянула в кабину пилота. Это была открытая сфера, сделанная из трубок конструкционного материала. Трубки были расположены в виде открытой решетки, которая соответствовала простой схеме долготы и широты. Внутри клетки была консоль из черного материала ксили в форме подковы. Другие устройства, сделанные из тусклого металла, выглядевшие грубо по сравнению с консолью, очевидно, человеческие, были прикреплены к ее подкове.
   В клетку перед консолью была вмонтирована кушетка для человека. С нее свисали ремни. Чтобы поместиться в тесной клетке, кушетка была сделана маленькой, слишком маленькой для любого человека с палубы, кроме ребенка... или женщины-ребенка из леса.
   - Я собираюсь забраться внутрь, Луиза.
   - Хорошо. Но ради спасения жизни, Прядильщица веревок, пока я тебе не скажу, ничего не трогай.
   Прядильщица легко перебросила ноги через каркас из конструкционного материала в клетку.
   Кушетка плотно облегала ее тело - как и должно быть, обиженно подумала она, поскольку, очевидно, была сделана для нее, - но была тесновата. Кушетка - ремни на груди и талии, громоздкая консоль перед ней - поглотила ее. Клетка была местом теней, перекрещивающихся и таинственных, отбрасываемых кольцом Юпитера и льдом под ней. Она теснилась вокруг нее, едва вмещая кушетку и консоль.
   Она посмотрела сквозь свою темную лицевую панель, за пределы клетки из материалов ксили, на ледяные равнины Каллисто. Она увидела массивные формы роботов "Северянина", капсулу, которая доставила ее сюда, темную фигуру Луизы. Все это казалось далеким, недостижимым. Единственной реальностью была она сама, внутри этого скафандра, этого инопланетного корабля - и звук ее собственного дыхания, громко отдававшийся в ушах.
  
   Прядильщица привыкла ко многим переменам за те несколько десятилетий, что прошли с тех пор, как они с отцом спустились через жилой купол вместе с Морроу. Просто не стареть было достаточно сложной задачей. Большинство ее соотечественников в лесу отказались от процедур АВТ, предложенных им Луизой, и через несколько лет физические различия в возрасте стали заметными и быстро накапливались.
   У Прядильщицы была младшая сестра: Рисовальщица лиц, младшая дочь Мастера стрел. К тому времени, когда маленькая девочка стала старше, чем Прядильщица могла помнить свою мать, Прядильщица позволила себе реже бывать в лесу.
   Жизнь лесного народа продолжалась почти так же, как и всегда, несмотря на окончание путешествия "Северянина" и открытие смерти Солнца. Из-за своей большей осведомленности - своего более широкого понимания - Прядильщица чувствовала себя отрезанной от этого старого, замкнутого мира.
   Изолированная возрастом и собственным экстраординарным опытом, она пыталась привыкнуть к причудливой Вселенной за стенами корабля. И за эти годы она многому научилась; Луиза Йе Армонк, несмотря на отвратительную манеру покровительствовать Прядильщице, часто уверяла ее в том, каких больших успехов она добилась для человека с ее низкотехнологичным воспитанием.
   Но сейчас ей страстно хотелось оказаться подальше от этого мрачного, угрожающего места - снова быть обнаженной и пробираться сквозь деревья леса.
  
   - Прядильщица веревок. - Это был голос искусственного человека, Марка, мягкий внутри ее шлема. - Ты должна попытаться расслабиться. Показатели твоего биостата значительно повысились...
   - Заткнись, Марк. - Луиза Йе Армонк подошла к клетке ксили и прижалась всем телом к черным прутьям, заглядывая внутрь; она включила свет за лицевой панелью, чтобы Прядильщица могла видеть ее лицо. - С тобой все в порядке?
   Прядильщица глубоко вздохнула. - Я в порядке. - Она попыталась сосредоточиться на своем раздражении: на покровительственной Луизе, жужжащем призрачном Марке. Она раздула свое раздражение в пламя гнева, чтобы сжечь холодок своего страха. - Просто скажи мне, что я должна сделать.
   - Хорошо. - Луиза подняла руки и отступила от клетки. - Насколько мы можем судить, клетка, в которой ты находишься, является центром управления "ночным истребителем", НИКом. Очевидно, ты можешь видеть, что он был адаптирован для использования людьми. Мы поставили кушетку для тебя. У тебя есть уолдо...
   - У меня есть что?
   - Уолдо, Прядильщица. Металлические коробки поверх подковы. Видишь?
   Коробок было три, каждая длиной около фута, одна перед Прядильщицей и по одной с каждой стороны. На крышках коробок были подсвечены сенсорные панели - теперь уже достаточно знакомые ей. Она протянула руку к коробке перед собой...
   - Не трогай, черт бы тебя побрал, - огрызнулась Луиза.
   Прядильщица отдернула свои пальцы.
   С явно натянутым терпением Луиза сказала: - Прядильщица веревок, элементы управления в этих коробках были привязаны к тому, что, как мы полагаем, является элементами управления внутри консоли-подковы - и это настоящие элементы управления НИКа, механизмы ксили. Вот почему мы назвали коробки уолдо... Работая с уолдо, ты сможешь работать с элементами управления ксили. Уолдо - это реконструкции, основанные на фрагментах, оставшихся после разрушения первоначальной лаборатории.
   - Хорошо. - Прядильщица провела языком по губам; пот, засохший в уголках ее рта, имел привкус соли. - Понятно. Давай продолжим.
   За клеткой Луиза подняла руки. - Нет. Подожди. Это не так просто. Мы реконструировали уолдо по подсказкам, оставленным первоначальными исследователями-людьми. Мы верим, что они сработают... Но, - сухо продолжила она, - мы не знаем, что они заставят делать НИК. Мы не знаем, что произойдет, когда ты прикоснешься к уолдо.
   Так что нам придется набраться терпения. Поэкспериментировать.
   - Хорошо, - сказала Прядильщица. - Но первые исследователи, до войны, должны были знать, что они делали. Не так ли?
   Марк сказал: - Не обязательно. В конце концов, если бы они смогли разобраться в технологии ксили, возможно, они бы не проиграли войну...
   - Заткнись, Марк, - мягко сказала Луиза. - А теперь, Прядильщица, слушай внимательно. У тебя есть три уолдо - три коробки. Мы полагаем - мы думаем, - что та, что прямо перед тобой, подключена к управлению гипердвигателем, а две по бокам от тебя подключены к внутрисистемному приводу.
   - Внутрисистемный?
   - Субсветовая тяга, которая позволит тебе путешествовать по Солнечной системе. Хорошо? Итак, Прядильщица, сегодня мы не будем касаться гипердвигателя - фактически, этот уолдо отключен. Мы просто хотим посмотреть, что мы можем сделать с внутрисистемным приводом. Все в порядке?
   - Да. - Прядильщица посмотрела на две коробки; индикаторы сенсорной панели ровно светились обнадеживающими желтыми и зелеными цветами.
   - На левом уолдо ты увидишь желтую панель. Она должна быть подсвечена. Видишь ее?
   - Да.
   Луиза колебалась. - Прядильщица, постарайся быть готовой. Мы не знаем, чего ожидать. Могут быть изменения...
   - Я готова.
   - Прикоснись к желтой подушечке - один раз и так быстро, как сможешь...
   Прядильщица попыталась отбросить свой страх. Она подняла руку...
   Прядильщица веревок. Не бойся.
  
   Вздрогнув, она заерзала на своем диване.
   Это был сухой, усталый голос - мужской голос, звучавший откуда-то изнутри ее шлема.
   Конечно, она была одна в клетке.
   Это всего лишь машина, сказал голос сейчас. Бояться нечего...
   Она подумала: Лета. Что теперь? Я схожу с ума?
   Но, как ни странно, этот голос - ощущение чьего-то невидимого присутствия здесь, в клетке, рядом с ней - каким-то образом успокаивал.
   Прядильщица подняла правую руку над уолдо. Она прижала палец в перчатке к желтой панели.
  
   Едва заметное изменение освещения вокруг нее. Не было ни шума, ни ощущения движения.
   Она посмотрела вниз, сквозь прутья своей клетки.
   Лед исчез. Каллисто исчез.
   Она поерзала в кресле, ремни врезались ей в грудь, и выглянула из своей клетки. Кольца Юпитера и распухшая форма Солнца покрывали небо, не потревоженные исчезновением простого спутника. Она не могла видеть "Северянина".
   Она заметила ледяной шар, достаточно маленький, чтобы его можно было обхватить кулаком, справа от себя, под НИКом.
   Могла ли это быть Каллисто? Если так, то она пролетела тысячи миль от спутника меньше, чем за удар сердца - и ничего не почувствовала.
   Она оглянулась.
   НИК расправил свои крылья из семян платана. Простертые из-под своих стоярдовых оболочек, простыни ночной тьмы - длиной в сотни миль - вились в пространстве позади нее, закрывая звезды.
   От ее прикосновения древнее ремесло ксили ожило.
   Она закричала и спрятала лицевую панель в перчатках.
  
   Лизерль вылетела из ядра, сквозь оболочку из горящего термоядом водорода, и осмотрела свои мазерные конвекционные петли. Она почувствовала искаженное эхо своего последнего набора сообщений, поскольку они пережили свои циклы по путям когерентности конвекционных петель.
   Она скорректировала информационное содержание своих мазерных ссылок и инициировала новые сообщения. Она добавила последнюю собранную ею информацию и переформулировала - настолько сильным и простым языком, насколько смогла, - свои предупреждения о вероятной будущей эволюции Солнца.
   Закончив, она почувствовала, как что-то внутри нее расслабилось. Еще раз она преодолела этот зуд общения; еще раз она успокоила свое абсурдное, древнее чувство вины...
   Но только после того, как отправила свое сообщение, она должным образом изучила циклические остатки своих последних сигналов.
   Она снова позволила мазерным вспышкам отразиться на себе. Сообщения изменились - и на этот раз это была не простая деградация. Как это было возможно? Возможно, какой-то неизвестный физический процесс на поверхности красного гиганта? Или - размышляла она, ее волнение росло по мере того, как она начинала видеть следы структуры в изменениях, - или был кто-то снаружи: кто-то все еще живой и, несомненно, человек - и пытался заговорить с ней?
   Она лихорадочно поглощала тонкий поток информации, содержащийся в мазерных вспышках.
  
   В пятидесяти тысячах миль от Каллисто капсулы с "Северянина" висели неровной сферой. В центре сферы великолепные крылья корабля ксили оставались развернутыми, мрачно мерцая - почти живые.
   Прядильщица сидела с Луизой внутри безопасных, окружающих стеклянных стен капсулы. Луиза, прикоснувшись к маленькой консоли управления перед собой, направила капсулу вокруг НИКа; соседние капсулы скользили в пространстве пузырями света и тепла. Крылья казались огромными скульптурами в космосе, черными на черном. Прядильщица слышала, как Марк что-то шепчет Луизе на ухо, а цифры и схемы перекатываются по информационному планшету на коленях Луизы.
   Лицевая панель Прядильщицы болталась у нее за спиной, и она наслаждалась ощущением свежего воздуха на лице. Было чудесно просто не вдыхать собственные застоявшиеся испарения.
   Она вытащила из своего скафандра отцовский наконечник стрелы, так что он болтался у нее на груди; она теребила его, непроизвольно проводя руками по гладким линиям.
   Луиза взглянула на Прядильщицу. - Теперь с тобой все в порядке? - В ее голосе звучало извинение. - Марк добрался до тебя так быстро, как только смог. И...
   Прядильщица веревок коротко кивнула. - Я не пострадала.
   - Да. - Луиза снова взглянула на свой планшет; ее внимание явно было сосредоточено на поступающих данных об активированном НИКе. Она пробормотала: - Да, ты отлично справилась.
   - Да, - проворчала Прядильщица. - Что ж, надеюсь, это того стоило.
   Луиза подняла взгляд от своей грифельной доски. - Так и было. Поверь мне, Прядильщица; даже если тебе, возможно, трудно понять, как. Сам факт того, что эта небольшая прогулка не причинила тебе физического вреда, говорит нам о многом.
   Теперь в воздухе зазвучал голос Марка. - Ты преодолела десятки тысяч миль за долю секунды, Прядильщица. Тебя должно было размазать по прутьям той клетки. Вместо этого что-то защитило тебя...
   Луиза посмотрела на Прядильщицу. - У него есть способ расставлять все по своим местам, не так ли?
   Они вместе рассмеялись. Прядильщица почувствовала, как оцепенение понемногу покидает ее.
   - Марк прав, - сказала Луиза. - Благодаря тебе мы с фантастической скоростью узнаем новое о НИКе. Для начала, мы знаем, что можем использовать его, не убивая себя ... И, Прядильщица, понимание - это ключ к превращению чего угодно из угрозы в возможность.
   Луиза пустила капсулу по широкой дуге вокруг развернутых крыльев корабля ксили. Крылья были похожи на отверстие без звезд, вырезанное в пространстве под Прядильщицей веревок; они сохранили общую форму семени платана при каркасе из конструкционного материала, но значительно расширились. Прядильщица могла видеть роботов, терпеливо трудящихся по поверхности крыльев.
   - На таком удалении масса-энергия системы крыльев фактически притягивает капсулу гравитационно, - пробормотала Луиза. - Масса крыльев эквивалентна массе небольшого астероида... Я вижу на своем планшете, что системам капсулы приходится корректировать возмущение крыльев.
   - Давай продвинемся немного.
   Она повела капсулу по низкой, размашистой дуге над краем одного крыла и вниз, к его поверхности. Крыло в сотню миль в поперечнике раскинулось под Прядильщицей, как кожа какого-то темного мира; маленькая капсула уверенно скользила над черным ландшафтом.
   Луиза продолжала говорить. - Крыло тонкое - насколько мы можем судить, его толщина равна планковской длине, кратчайшему возможному расстоянию. У него чрезвычайно высокое поверхностное натяжение - или, что эквивалентно, высокая плотность поверхностной энергии - фактически настолько высокая, что его гравитационное поле по своей сути неньютоновское; на самом деле оно релятивистское... Для тебя это имеет какой-нибудь смысл, Прядильщица?
   Прядильщица ничего не ответила.
   Луиза сказала: - Смотри: издалека капсула притягивалась к крыльям, как если бы они состояли из обычной материи. Но это не так. И, находясь так близко, я могу уловить разницу.
   Она остановила капсулу и позволила ей медленно опуститься к поверхности крыла.
   Прядильщица, глядя вниз, не могла сказать, как далеко был черный, как ночь, безликий пол. Намеревалась ли Луиза сесть там?
   Снижение капсулы замедлилось.
   Луиза, работая со своей консолью управления, запустила маленькие верньерные двигатели капсулы, раз, другой, снова направляя их вниз, к поверхности крыла. Но снова капсула замедлилась; она постепенно остановилась, затем медленно начала подниматься, как будто отскакивая.
   Лицо Луизы оживилось от волнения. - Прядильщица, ты это почувствовала? Ты видишь, что происходит? На таком близком расстоянии поверхность крыла на самом деле гравитационно отталкивает. Это отталкивает нас!
   Прядильщица посмотрела на нее. - Я знаю тебя, Луиза. Ты уже выяснила, как будет работать разрывной привод. Ты ожидала этого антигравитационного трюка, не так ли?
   Луиза улыбнулась и махнула рукой в сторону корабля ксили. - Ну, ладно. Возможно, я сделала несколько обоснованных предположений. Этот корабль не волшебный. Даже этот антигравитационный эффект. Все это просто упражнение по высшей физике. Конечно, мы не смогли бы построить ничего подобного. - Ее глаза смотрели отстраненно. - Во всяком случае, пока...
   - Расскажи мне, как это работает, Луиза.
  
   При экстремальных температурах и давлении пространство-время становилось очень симметричным, как Луиза рассказала Прядильщице. Фундаментальные силы физики объединялись в единую сверхсилу.
   Когда условия становились менее напряженными, симметрии нарушались. Физические силы - гравитационные, ядерные, электромагнитные - вымораживались из сверхсилы.
   - Теперь, - сказала Луиза, - представь, как лед вымораживается из воды. Вспомни, что мы видели на Каллисто - все эти трещины внутри льда, помните? Замерзание воды происходит неравномерно симметрично. Обычно во льду есть дефекты - неоднородности.
   - И точно так же, когда физические силы замерзают вне единого состояния, могут возникнуть дефекты - но сейчас это дефекты в самом пространстве-времени.
   Пространство было трехмерным. Были возможны три типа стабильных дефектов: в нулевом, одном или двух измерениях. Дефекты были точками - монополями - или линиями - космическими струнами - или плоскостями - доменными стенками.
   Дефекты были подлинными искажениями пространства-времени. Внутри дефектов были слои - или точки, или линии - ложного вакуума: места, где все еще сохранялись условия высокой плотности, симметричного, единого состояния - подобно слоям жидкой воды, заключенным в лед.
   - Эти объекты могут образовываться естественным путем, - сказала Луиза. - На самом деле, возможно, многие из них образовались, когда Вселенная расширилась в результате Большого взрыва. И, возможно, - медленно продолжила она, - дефекты также могут быть созданы искусственно.
   Прядильщица уставилась из капсулы на НИК. - Ты хочешь сказать...
   - Я говорю, что ксили могут создавать пространственно-временные дефекты и контролировать их. Мы думаем, что "крылья" этого корабля представляют собой дефекты - доменные стенки, ограниченные петлями космической струны.
   - Прядильщица веревок, ксили используют листы антигравитации для управления своим космическим кораблем...
   Доменные стенки были по своей сути нестабильны; предоставленные самим себе, они распадались бы во вспышках гравитационного излучения и пытались бы распространяться со скоростями, близкими к скорости света. НИК на самом деле должен активно стабилизировать дефекты, чтобы предотвратить это, а затем дестабилизировать их, чтобы получить ускорение.
   Луиза полагала, что контроль ксили над антигравитационным эффектом доменной стенки, должно быть, стоит за способностью корабля защищать кабину пилота от эффектов ускорения.
   - Все это звучит невероятно, - сказала Прядильщица.
   - Такого слова нет, - агрессивно сказала Луиза. - Твоя поездка была настоящим достижением. - Луиза, явно взволнованная инженерным мастерством ксили, говорила так живо и с таким энтузиазмом, какого Прядильщица никогда от нее не слышала. - Ты дала нам первый большой прорыв, которого мы добились в понимании того, как работает этот корабль - и, что более важно, как мы можем использовать его, не погибая сами.
   Прядильщица нахмурилась. - И это так важно?
   Луиза серьезно посмотрела на нее. - Прядильщица, мне нужно как следует обсудить это с тобой. Но подозреваю, что от того, насколько хорошо мы будем использовать этот НИК, зависит, выживем ли мы - человеческий вид - или погибнем здесь вместе с нашим Солнцем.
   Прядильщица уставилась на корабль ксили, на множество роботов-дронов, которые деловито карабкались по поверхности его крыльев.
   Возможно, Луиза была права; возможно, понимание того, как что-то работает, действительно делало это менее угрожающим. НИК не был монстром. Это был инструмент - ресурс, который люди могли использовать.
   - Хорошо, - сказала она. - Что дальше?
   Луиза усмехнулась. - Далее, я думаю, пришло время сообразить, как отправить этот НИК в небольшую пробную поездку по Солнечной системе. Я бы хотела посмотреть, что, черт возьми, здесь произошло. И, - сказала она, и ее лицо посуровело, - я хочу знать, что происходит с нашим Солнцем...
  

18

  
   Милпитас отложил ручку.
   Досадно, но она оторвалась от поверхности его стола и поднялась в воздух, медленно вращаясь; Милпитас быстро сгреб оскорбительный предмет и убрал его в ящик, где он мог дрейфовать сколько душе угодно.
   Он неуклюже поднялся с кресла и медленно вышел из кабинета.
   Вдоль лабиринта коридоров храма были натянуты тонкие белые веревки. Разумно проводя по ним сжатыми кулаками, можно было довольно легко поддерживать иллюзию - для себя и других - что идешь как обычно. Он прошел мимо другого планировщика, молодой женщины с высоким, выбритым куполом головы довольно изящной формы. Ее ноги были скрыты длинным одеянием, так что - во всяком случае, на первый взгляд - могло показаться, что она идет пешком. Милпитас улыбнулся девушке, и она серьезно кивнула ему, когда они проходили мимо.
   Превосходно, подумал он. Это, конечно, был способ справиться с этой ужасной, оскорбительной ситуацией невесомости: не принимать ее реальность, не допускать вмешательства в нормальный ход вещей - в обычный, плавный ход их мыслей. Таким образом, они могли выжить, пока не восстановится гравитация. Он шел по коридорам своего храма, мимо кабинетов планировщиков, которые были спешно приспособлены под общежития и продовольственные склады. За закрытыми дверями он слышал медленный, приглушенный гул голосов своего народа, а за стенами храма продолжался ровный, печальный вой клаксона.
   Он проложил себе путь из недр здания к сверкающей коже храма. Он проводил подобную инспекционную поездку каждую смену с начала чрезвычайной ситуации. Его помощники, конечно же, сформировали сложную информационную сеть по всему храму, и всякий раз, когда он запрашивал отчеты, они были готовы. Благодаря тщательно отобранным посредникам даже поддерживались некоторые контакты с другими храмами. Но, несмотря на все эти данные, Милпитас все равно обнаружил, что ничто не может заменить того, чтобы выйти из своего офиса и самому увидеть, что происходит.
   И, он льстил себя мыслью, возможно, это утешало людей - потерянных детей, которых он собрал здесь под свою защиту, в разгар этого их величайшего кризиса - осознавать, что он, Милпитас, их планировщик, был среди них.
   Но, подумал он, что, если гравитация никогда не вернется?
   Он потянул себя за подбородок, его ногти задержались на сети шрамов, которые они там обнаружили.
   Им придется приспосабливаться. Это было так просто. Он разработал примерные схемы для натягивания сетей из веревок поперек палуб; на самом деле не было причин, по которым нормальная жизнь - по крайней мере, близкое ее подобие - не должна была возобновиться.
   Дисциплина планировщиков сохранялась уже почти тысячу лет. Конечно, небольшая локальная проблема с гравитацией не должна была ничего изменить.
   И все же, подумал он, некоторые события - какими бы нежелательными они ни были - все же проникают в сознание человека. Например, момент, когда исчезла гравитация. Милпитас вспомнил, как цеплялся за свое собственное кресло, с ужасом наблюдая, как артефакты на его столе - обычные, будничные предметы повседневной жизни - растворяются в предательском воздухе.
   На палубах царила паника.
   Милпитас протрубил в клаксон - и сейчас он все еще звучал - призывая людей к нему, к защите храма.
   Медленно, по одному или маленькими группами, испуганно прижимаясь друг к другу, они подходили к нему. Он разместил их в офисах, обеспечив им безопасность в виде четырех крепких людей, расхаживающих рядом с ними.
   Люди беспомощно висели в воздухе. Между палубами были перекинуты канаты, огромные сети были натянуты в воздухе, чтобы поймать бьющихся людей-рыб. Всех их привели к нему, некоторые были почти в оцепенении от страха, их старые, немолодые лица были жесткими и белыми.
   Он достиг четырехгранного внешнего корпуса храма. Обшивка представляла собой стену из золотистого стекла, которая изящно нависала над ним, смягчая резкий свет палуб; каркас стены отбрасывал длинные тени с мягкими краями на внешние коридоры.
   ...Но сегодня освещение изменилось, заметил он только сейчас. Он быстро взглянул вверх, поверх своей головы. Лучи непривычного нефильтрованного, серого дневного света с палубы просачивались сквозь отверстия в золотой стене. У каждой щели в стене маячил часовой, прикрепленный к стеклянной стене свободным куском веревки.
   Отверстия были пробиты часовыми за последние несколько минут или часов; должно быть, они каким-то образом увидели, как кто-то приближается к храму.
   Ближайший часовой взглянул вниз при приближении Милпитаса. Милпитас увидел, что это была женщина; она нервно прижимала арбалет к груди.
   Он улыбнулся ей и помахал рукой. Затем, как только почувствовал, что может опустить глаза, двинулся дальше.
   Черт. Его самообладание, общая картина его настроения были совершенно нарушены видом часовых и выбитыми стеклами. Конечно, он сам выставил этих часовых в качестве меры предосторожности (меры предосторожности против чего, он не хотел гадать). Он действительно надеялся, что часовых не понадобится использовать, что вторжений извне больше не произойдет.
   Очевидно, эта надежда еще не оправдалась. Его планы расселения по палубам придется отложить еще на некоторое время.
   Что ж, здесь, в храмах, все еще оставалась еда и другие предметы первой необходимости. И когда запасы иссякнут, их наноботы АВТ смогут сохранять их всех в течение длительного времени; нанороботы позволят каждому древнему человеческому организму потреблять свои собственные ресурсы, копаясь все глубже и глубже, чтобы сохранить наиболее жизненно важные функции.
   И даже провал этого последнего запасного варианта, в конце концов, конечно, не будет иметь значения.
   Люди останутся с ним, планировщиком Милпитасом, здесь, в храме. Где они будут в безопасности. Он должен был защитить будущее вида. Это была его миссия: миссия, которой он неуклонно следовал на протяжении веков. Он не собирался отказываться от своего долга перед подопечными сейчас.
   Даже если бы это означало держать их здесь вечно.
  
   Крылья НИКа возвышались над разбитой поверхностью Порт-Сола.
   Релятивистские эффекты полета - интенсивное синее смещение впереди, намек на звездный лук, опоясывающий небо, - быстро исчезли из сенсориума Прядильщицы. Вселенная за пределами ее клетки из конструкционного материала приняла свой обычный вид, с высохшими звездами, равномерно разбросанными по небу, и кроваво-красной громадой Солнца, огромной и задумчивой.
   Она убрала руки с пульта управления и откинулась на спинку кушетки. Она закрыла ноющие глаза и попыталась унять дрожь в руках.
   Она пососала яблочный сок из соски внутри шлема. Вкус сока был немного странным - как обычно, из-за питательных добавок в нем. После двух дней, проведенных в этой клетке, ее ноги и спина затекли, мышцы были как деревяшки. Сантехническое оборудование, которым ее снабдили, снова натирало, и где-то под спиной у нее была складка ткани на скафандре, складка, которая с энтузиазмом впивалась в ее плоть. Даже веревочная петля на талии казалась тугой, сковывающей.
   - Прядильщица веревок. Ты меня слышишь? - Это был голос Луизы, доносившийся из уютной комнаты отдыха, которую она прикрепила к плечам НИКа. - С тобой все в порядке?
   Прядильщица вздохнула. - Примерно в таком порядке, в каком ты от меня ожидала. - Она сжала ладони вместе и провела пальцами сквозь толщу материала перчаток, пытаясь расслабить мышцы. Перенапряжение рук, вероятно, будет ее самой большой проблемой, размышляла она. Управлять кораблем ей помогали вычислительные мощности, которые Луиза установила в комнате отдыха, но все же, и довольно часто, Прядильщице приходилось прибегать к ручному вмешательству.
   - Прядильщица, ты не хочешь закрыть крылья?
   Прядильщица нажала кнопку на левом уолдо. Она не потрудилась оглянуться, чтобы посмотреть, как контролируемые дефекты пространства-времени заживают сами собой; без крыльев качество освещения в салоне немного изменилось, стало ярче.
   - Ладно. Не хочешь ненадолго зайти сюда?
   Еще один чертов выход в открытый космос? Она закрыла глаза; ее глазные яблоки покалывало от усталости. - Нет, спасибо, Луиза.
   - Ты уже тридцать шесть часов лежишь на этой кушетке, Прядильщица. Тебе нужно быть осторожнее с собой.
   - О чем ты беспокоишься? - кисло спросила Прядильщица. - О пролежнях?
   - Нет, - спокойно ответила Луиза. - Нет, о безопасности корабля ксили...
   Прядильщица быстро поняла, что время в пути на НИКе будет долгим. Луиза вычислила, что разрывный привод может разогнать его более чем до половины световой скорости. Потрясающе. Но большая часть Солнечной системы представляла собой пустое пространство. В ней было много места. Во время полета корабля мало что заметно менялось, даже от часа к часу - но это делало худшие моменты, когда он резко падал к какой-нибудь планете или спутнику, еще более ужасающими, с их ощущениями столь интенсивной скорости.
   Прядильщица не почувствовала никаких эффектов ускорения, и Луиза заверила ее, что ее скафандр и действие каркаса из конструкционного материала вокруг нее защитят ее от любого жесткого излучения или тяжелых частиц, с которыми она может столкнуться... Но, тем не менее, она была вынуждена сидеть в этой проклятой клетке и смотреть, как звезды смещаются к ней.
   Возможно, ксили никогда не страдали от головокружения, но она быстро обнаружила, что у нее оно точно есть.
   - Ну, вот мы и в Порт-Соле. Луиза, как долго ты хочешь здесь пробыть?
   Луиза заколебалась. - Не думаю, что надолго. Я не ожидала ничего найти тут, и теперь, оказавшись здесь, все еще так думаю.
   - Тогда я останусь в капсуле. Чем скорее мы сможем улететь, тем комфортнее я буду себя чувствовать.
   - Хорошо. Я принимаю это. Прядильщица веревок, скажи мне, что ты видишь.
   Прядильщица с некоторой неохотой открыла глаза и посмотрела за пределы клетки из конструкционного материала.
   В отличие от переполненного неба над руинами системы Юпитера, здесь царила пустота.
   Солнце было тускло-красным шаром под клеткой и справа от нее. Даже здесь, на краю системы, оно по-прежнему выглядело большим диском и посылало кровавый свет, косо проникающий сквозь ее клетку.
   Слева от нее медленно вращался мирок, который Луиза называла Порт-Сол. Маленькое ледяное тело было изуродована сотнями кратеров: глубоких, удивительно правильных. Крошечный объект снабжал межзвездные ВЕС-корабли льдом для получения реакционной массы. Здесь все еще были здания, плотные скопления их по всей поверхности; Прядильщица могла видеть остатки куполов, пилонов и арок, впечатляющую для условий микрогравитации архитектуру, обслуживание которой, должно быть, было абсурдно дорогим.
   Но здания были закрыты, затемнены, и тонкий слой инея покрывал их поверхности; пилоны и изящные купола были разрушены, а осколки стекла и металла торчали, как сломанные кости.
   - Я узнаю кое-что из этого, - сказала Луиза. - Я имею в виду кое-что из географии. Я могла бы даже назвать тебе названия мест. Ты можешь в это поверить - спустя пять мегалет?
   - ...Но, я полагаю, это просто говорит нам о том, что Порт-Сол был заброшен вскоре после моего появления. Как только был приобретен гипердвигатель скримов, транспортные ВЕС-линии - даже операторы маршрутов через червоточины - должно быть, внезапно устарели. Больше не было никакой экономической логики для поддержания Порт-Сола. Интересно, какими были последние дни.... Возможно, порт какое-то время поддерживался за счет туризма. И, оглядываясь назад, нашлось бы несколько человек, которые не захотели бы возвращаться в переполненную яму внутренней системы. Возможно, некоторые из них оставались здесь до тех пор, пока их АВТ окончательно не дала сбой...
   - Может быть, так оно и было, - сказала она. - Но я думаю, что предпочла бы представить, что они закрыли это место после одной крупной вечеринки.
   - Как Порт-Сол пережил войны?
   - Кто бы захотел прилететь сюда? - сухо спросила Луиза. - За что тут бороться? Здесь нет ничего, что стоило бы разрушать. Прядильщица, Порт-Сол, должно быть, был заброшен большую часть пяти мегалет с момента ухода "Северянина". Он дрейфовал по краю системы, никем не замеченный и никогда не посещаемый, в то время как волны войн ксили захлестывали внутренние миры. Система, вероятно, усеяна подобными объектами - заброшенными, слишком удаленными, чтобы их стоило выслеживать для изучения, эксплуатации или даже уничтожения. Все они инкрустированы фрагментами человеческой истории - и потерянными жизнями, и костями.
   Прядильщица неловко рассмеялась; она не привыкла к таким размышлениям инженера.
   Она повернула голову, оглядывая небо. - Мне здесь не нравится, Луиза, - сказала она. - Здесь пусто. Заброшено. Я думала, что система Юпитера плоха, но...
   Кроме Солнца и Порт-Сола, здесь сияли только далекие тусклые звезды, невероятно далекие. Прядильщица чувствовала себя запуганной окружающей ее мрачной необъятностью: она чувствовала, что ее собственная искра человеческой жизни и тепла была такой же незначительной на фоне всей этой тьмы, как тусклое свечение лампочек сенсорных панелей на ее коробках уолдо.
   Пусто. Бесплодно. Таковы были истинные условия Вселенной, думала она; жизнь, разнообразие и энергия были изолированными отклонениями. Лесная поляна "Северянина" - весь этот замкнутый мир, который казался ей таким огромным в детстве, - была не чем иным, как отдаленным клочком неуместной зелени, неуместным во всей этой пустоте.
   Луиза сказала: - Понимаю, что ты чувствуешь. По крайней мере, на Юпитере в небе что-то было. Верно? Послушай меня, Прядильщица; все дело в масштабе. Порт-Сол - это объект пояса Койпера - ледяной шар, обращающийся вокруг Солнца на расстоянии около пятидесяти астрономических единиц. Астрономические единицы - это означает...
   - Я знаю, что это значит.
   - Прядильщица, Юпитер находится всего в пяти астрономических единицах от центра Солнца. Таким образом, мы в десять раз дальше от сердца системы, чем "Северянин"... так далеко, что мы находимся на краю Солнечной системы, так далеко, что другие тела в системе - за исключением самого Солнца - превращаются в светящиеся точки, невидимые без усиления. Прядильщица, пустота - это то, чего ты должна ожидать здесь.
   - Конечно. Так скажи мне, что ты при этом чувствуешь.
   Луиза заколебалась. - Прядильщица веревок, пять миллионов лет назад я пришла сюда работать в старые добрые времена, когда строился "Великий северянин"...
   Луиза говорила о шумных, разросшихся, энергичных человеческих сообществах, гнездящихся среди древних ледяных шпилей объекта Койпера. Небо было полно космических кораблей и звезд, а Солнце сияло ярко-желтым в Козероге.
   - Но теперь, - сказала Луиза напряженным голосом, - посмотри на Солнце... Прядильщица веревок, даже с такого расстояния - даже с пятидесяти астрономических единиц - эта чертова штука в два раза шире Луны, если смотреть со старой Земли. Для меня это непристойно. Это не позволяет мне забыть, даже на мгновение, о том, что было сделано.
   Прядильщица мгновение сидела молча. Воспоминания о Земле ничего для нее не значили, но она почувствовала боль в голосе Луизы.
   - Луиза, ты хочешь высадиться здесь?
   - Нет. Там, внизу, для нас ничего нет... Это было всего лишь побуждение, которое в первую очередь привело меня сюда; у нас не было доказательств того, что что-то уцелело. Прости, Прядильщица.
   Прядильщица вздохнула. - Куда теперь?
   - Ну, раз уж мы здесь в темноте, давай не будем выходить. Мы все еще улавливаем этот удаленный маяк.
   - Откуда поступает сигнал?
   - Дальше, чем мы сейчас, - примерно в сотне а.е. - и на приличном расстоянии по экваториальной плоскости от Порт-Сола. Прядильщица веревок, тебе предстоит провести в седле еще несколько дней. Ты выдержишь это?
   Прядильщица вздохнула. - Легче не становится. Но хуже ведь не будет, не так ли?.. - И, подумала она, база, которую они основали среди руин системы Юпитера, не была таким уж фантастически привлекательным местом, куда хотелось вернуться. - Давай покончим с этим.
   - Хорошо. Я уже записала твой курс...
  
   Гарри Уваров считал, что между Лизерль - странной, одинокой изгнанницей под Солнцем - и командой вернувшегося "Великого северянина" не могло быть настоящего диалога.
   Труп Юпитера находился всего чуть более чем в световом часе от центра гигантского Солнца, но мазерным посланиям Лизерль требовалось гораздо больше времени, чтобы просочиться от Солнца по краям их огромных конвекционных ячеек. Таким образом, обмен сообщениями туда и обратно - между "Северянином" и устаревшим терминалом червоточины, который поддерживал осознанность Лизерль, - занимал несколько дней.
   Тем не менее, как только контакт был установлен, по несовершенной линии связи взад и вперед асинхронно передавалось огромное количество информации.
   - Невероятно, - пробормотал Марк. - Она относится к нашей собственной эре - она была помещена внутри Солнца почти в то же время, что и наш запуск.
   Это прозвучало так, как будто Марк говорил откуда-то из глубины собственной головы Уварова. Уваров обвел своим незрячим лицом обеденный зал. - Вы снова забываете о пространственной ориентации, - рявкнул он. - Я знаю, вы взволнованы, но...
   Произошло легкое сотрясение; Уваров представил, как виртуальные источники звука перестраиваются по всему салону. - Извините, - сказал Марк из точки в воздухе в нескольких футах от головы Уварова.
   - Насколько могу судить, она человек, - сказал Марк. - Во всяком случае, человеческий аналог. Женщина пробыла там, одна, пять миллионов лет, Уваров. Я знаю, что субъективно она не выдержала бы все это время в нормальном человеческом темпе, но все же...
   - Она - еще один суперпроект - такой же, как и мы. Вот почему такое совпадение дат. Мы с ней, должно быть, относимся к самому активному периоду Суперэта, Уваров.
   Уваров улыбнулся. - Возможно. И все же, к чему привели все грандиозные замыслы тех дней? Суперэт планировал изменить будущее человечества - обеспечить успех вида. Но каков результат? У нас есть: один полусумасшедший реликт женщины-виртуала, блуждающий внутри Солнца, один разбитый космический корабль "Северянин"... и Солнце, ставшее гигантом в безжизненной Солнечной системе. - Он пошевелил онемевшим ртом, но в нем не было мокроты, чтобы сплюнуть. - Вряд ли это можно назвать триумфом. Вот вам и способности людей управлять проектами в такие сроки. Вот и Суперэт!
   - Но Лизерль следила за большей частью истории человеческой расы - фрагментарно и издалека, и она знает больше, чем мы могли бы когда-либо надеяться раскрыть иным способом. Она потеряла контакт с остальной расой только тогда, когда люди вступили в поздний период, называемый Ассимиляцией, когда человечество занялось прямой конкуренцией с ксили.
   Уваров не мог оторвать своего воображения от бедственного положения Лизерль. - Но, интересно, являются ли эти несколько жалких обрывков данных достаточной компенсацией за сто тысяч жизней одиночества, пережитых этой несчастной Лизерль в сердце умирающей звезды?
   Марк фыркнул. - Не знаю, - откровенно сказал он. - Может быть, вы лучший философ, чем я, Уваров; может быть, вы сможете прийти к суждениям о моральной ценности данных. В данный момент меня действительно не волнует, откуда взялась эта информация.
   - Нет, - сказал Уваров. - Я не думаю, что вы понимаете.
   - Я просто благодарен, что благодаря существованию Лизерль нам удалось узнать кое-что о пятимегалетнем прошлом человечества... и о птицах-фотино.
   - Птицы-фотино?
   Тембр голоса Марка изменился; Уваров представил, как его глупое, рассредоточенное по пикселям лицо расплывается в улыбке. - Это фраза Лизерль. Она нашла то, за чем ее послали - энергетические потоки темной материи, высасывающие энергию из ядра Солнца. Но это не был какой-то неодушевленный процесс, как ожидали ее проектировщики: Лизерль обрела жизнь, Уваров. Она не одинока. Она окружена птицами-фотино. И я думаю, что ей скорее нравится компания...
   - Лизерль... - Уваров покатал это имя во рту, смакуя его странность. - Необычное имя, даже тысячу лет назад. - Отрывочная, ненадежная память Уварова вбрасывала случайные факты в его усталый передний мозг. - У Эйнштейна была дочь по имени Лизерль. Я имею в виду Альберта Эйнштейна, того...
   - Я знаю, кем он был.
   - Его жену звали Милева, - сказал Уваров. - Почему я это помню?.. У них родился ребенок, Лизерль, но вне брака: источник большого позора в начале двадцатого века, как я понимаю. Ребенок был усыновлен. Эйнштейну пришлось выбирать между своим ребенком и научной карьерой... всей этой его прекрасной наукой. Какой выбор приходится делать любому человеку!
   - Итак, у этой женщины имя бастарда, - сказал он. - Имя, отдающее изоляцией. Как уместно. Какой одинокой она, должно быть, была...
   И теперь она наслаждается обществом форм жизни из темной материи, - размышлял он. - Интересно, помнит ли она все еще, что когда-то была человеком.
  
   Порт-Сол находился в двадцати световых часах от источника маяка, по оценкам Луизы. НИК сможет завершить полет за пятьдесят часов.
   Прядильщица веревок, с растущей уверенностью управляясь со своими элементарными пультами управления, раскрыла крылья-паруса корабля. Она оглянулась через плечо, чтобы посмотреть на крылья. Ее обзор был частично закрыт комнатой Луизы, импровизированной инкрустацией, которая сидела на корточках на толстых выступах конструкционного материала креплений крыльев корабля, сразу за ее собственной клеткой. Там же была установлена одна из маленьких капсул "Северянина" со стеклянными стенками.
   НИК использовал свой антигравитационный эффект доменной стенки, чтобы защитить комнату, в которой находилась Луиза, от экстремальных ускорений. После долгих экспериментов они обнаружили, что надежного крепления комнаты и других артефактов к конструкции НИКа было достаточно, чтобы заставить корабль относиться к усовершенствованиям как к части своей конструкции.
   Но все же, несмотря на препятствия, чинимые людьми, Прядильщица могла видеть блеск космических струн-ободков крыльев, когда они, извиваясь, пересекали сотни миль пространства, распахивая ночную тьму самих крыльев доменной стенки. Когда они раскрылись, крылья изогнулись сами по себе с грацией и изяществом, поразительными, подумала Прядильщица, для таких огромных артефактов - и все же эти изгибы, казалось, были наполнены потрясающим ощущением энергии, могущества.
   Она прикоснулась к уолдо.
   Крылья один раз запульсировали.
   Было мгновение, когда она увидела, как Порт-Сол удаляется от нее, впечатление от приземистых человеческих зданий и зияющих ледяных ран, которые превратились в световую точку с ужасающей, беспомощной скоростью.
   А затем мирок исчез. В мгновение ока Порт-Сол стал слишком тусклым даже для того, чтобы выделяться в виде точки - и больше не было системы отсчета, по которой она могла бы судить о своей скорости.
   Затем, с медленной уверенностью, по мере того как ее скорость увеличивалась, синее смещение снова начало окрашивать звезды впереди нее. В течение нескольких часов релятивистские эффекты ложно возвращали этим старым огням нечто похожее на блеск, которым они когда-то наслаждались.
   ...И снова у нее возникло ощущение, почти неопределимое, что есть кто-то здесь, с ней, внутри клетки - присутствие, несомненно, человека, с тоской смотрящего на смещенные к синему звезды, как и она.
   Она задумалась, стоит ли ей рассказать об этом Луизе. Но - реальный или нет, внешний по отношению к ее собственному, затуманенному разуму или нет - ее спутник не представлял угрозы.
   И, кроме того, что бы сказала об этом Луиза? Что она могла с этим поделать?
   Когда звездный лук снова сомкнулся вокруг нее, Прядильщица веревок закрыла свой лицевой щиток, поерзала на кушетке, пока не разгладилась раздражающая складка ткани за ее спиной, и попыталась уснуть.
  
   Медленные, широкие орбиты Порт-Сола и источника маяка разнесли их на девяносто градусов, если смотреть из центра Солнца. Луиза проложила курс, который вывел НИК на широкую, высокую траекторию высоко над плоскостью системы, описывая дугу через ее внешние области. Путь корабля был подобен прыжку мухи над тарелкой, от одной точки на краю тарелки к другой.
   Солнце сидело, как раздутый, гротескный паук, в самом сердце своей разрушенной системы. Все внутренние планеты - Меркурий, Венера, Земля с Луной - исчезли... за исключением только Марса, который превратился в выжженный пепел, несомненно, лишенный жизни, его орбита проходила сквозь внешние слои нового красного гиганта.
   Еще через несколько тысячелетий и эта хрупкая орбита разрушится, и Марс тоже окажется в огне.
   Внешние газовые гиганты - Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун - все выжили с небольшими изменениями, за исключением взорвавшегося Юпитера. Но самая внешняя планета из всех - двойной мир Плутон/Харон - исчезла.
   Прядильщица слушала, как Луиза описывает все это. - Так куда же делся Плутон?
   - Понятия не имею, - сказала Луиза. - Нигде на его старой орбитальной траектории не видно никаких следов. Возможно, мы никогда этого не узнаем.
   - Прядильщица, многие второстепенные тела системы, похоже, серьезно пострадали. Отчасти это, без сомнения, связано с новым, экстремальным состоянием Солнца... но, возможно, что-то из этого тоже было преднамеренным.
   Когда-то Солнечная система служила пристанищем миллиардам малых тел. Облако Опик-Оорта было - когда-то было - роем из ста миллиардов комет, кружащих в огромной, разреженной оболочке космоса на расстоянии от четырех световых месяцев до трех световых лет от Солнца. Теперь это облако рассеялось.
   Луиза сказала: - Многие из комет, должно быть, были уничтожены ростом Солнца - превратились в пар из-за его огромного выброса тепловой энергии в одном последнем, экстравагантном броске... На самом деле они были бы видны из других систем; они бы вкратце вписали водяные линии в спектр Солнца: своего рода последний спектральный столб для Солнечной системы, если бы где-нибудь остался кто-нибудь, способный заметить это.
   Дальше по направлению к Солнцу находились объекты Койпера, такие как Порт-Сол; ледяные мирки, вращающиеся недалеко от самых далеких планетных орбит. И по всей Системе было больше колец из мелких объектов, таких как астероиды, выведенных на полустабильные орбиты гравитационным взаимодействием крупных планет.
   - Но все эти кольца-мирки исчезли, - сказала Луиза. - Теперь часть этого исчезновения, должно быть, связана с вынужденной эволюцией Солнца, не говоря уже о потере трех внутренних планет. Но в эпоху войн ксили многие из небольших объектов, должно быть, были заселены.
   - Таким образом, объекты могли быть намеренно уничтожены - больше жертв войны.
   - Верно.
   Прядильщица поболтала яблочным соком во рту, жалея, что у нее нет возможности выплюнуть его - или, еще лучше, почистить зубы.
   Прядильщица знала о Солнечной системе только из книг и записей Луизы, но у нее сложилось впечатление об огромной, шумной, процветающей системе миров. Там были огромные орбитальные города-поселения, густонаселенные миры, соединенные транзитными маршрутами-червоточинами, и корабли, похожие на огромные, экстравагантные бриллианты, пересекающие поверхность желто-золотого Солнца. Где-то внутри себя - несмотря на все страшные предупреждения Суперэта - она надеялась прилететь сюда и найти все именно так, как она читала.
   Вместо этого было только это угасшее Солнце и его разрушенные миры... Казалось, даже маршруты червоточин были перекрыты. И вот она здесь, застрявшая в кабине пилота инопланетного корабля, мчащаяся через десятки миллиардов миль в поисках единственного, печального, изолированного маяка.
   Она начала упражнять свое тело с помощью простого режима ритмической гимнастики, действий, которые она могла выполнять, не вставая с кушетки. - Итак, Луиза. Ты говоришь мне, что Солнце мертво. Система мертва. И ты... расстроена из-за этого. Но что еще ты ожидала найти?
   - Я ничего не ожидала. Я надеялась на большее, - сказала Луиза. - Но полагаю, что медленного разрушения Солнца вкупе с нападениями ксили было достаточно, чтобы стереть систему с лица земли...
   Прядильщица внезапно почувствовала глубокую подавленность, как будто на нее навалился груз всех этих потерянных лет, сотен миллиардов жизней, в результате которых не осталось ничего, кроме этих космических обломков.
   - Луиза, я больше ничего не хочу слышать.
   - Ладно, Прядильщица. Я...
   Прядильщица оборвала ее.
   Она закрыла лицевую панель и наполнила ее внутреннюю сторону успокаивающим, прохладным зеленым светом, светом, который просачивался сквозь листья от искусственного солнца, освещая ее детство. Она погрузилась в ощущение тепла своих мышц, выполняя упражнения.
  
   Погруженный в крики клаксона, отряд Морроу держал военный совет.
   - Я провел разведку, - сказал Марк. - И, насколько могу судить, на всех палубах одно и то же. Нигде ни души. Та же пустота... Всех увели в храмы. И вывести их оттуда будет нелегко.
   - Тогда давайте оставим их там, - практично сказала Охотница на лягушек. - Если это то, чего они хотят.
   Морроу изучал ее круглое, без единой морщинки лицо. - К сожалению, это не вариант, - мягко сказал он. - Мы должны защитить их.
   - От них самих?
   - Если необходимо, то да. Во всяком случае, от планировщиков Суперэта.
   Охотница подняла к нему лицо. - Почему?
   Морроу начал терять терпение. - Потому что мы должны. Послушай, Охотница, я хотел отправиться на эту прогулку по палубам не больше, чем ты. Я не виноват, что в нас стреляют...
   - Умори их голодом, - просто сказала Охотница.
   Морроу повернулся к ней. - Что?
   - Морите их голодом. - Она повернулась, чтобы окинуть храм оценивающим взглядом, как будто прикидывая его вместимость. - Там, должно быть, сотни людей - и в других храмах. У них не может быть столько еды и воды; там просто нет места. Я предлагаю подождать здесь, пока они не умрут с голоду. Просто.
   Целеустремленность злобно ухмыльнулась. - Мы могли бы перекрыть выходы канализации. Я знаю, где находятся выходы; это было бы легко. Это было бы весело. И действовало бы намного быстрее.
   Марк завис перед ней, его искусственное лицо выражало суровое неодобрение. - И вызвать чуму, болезни и смерть в массовом масштабе? Это действительно то, что вы предлагаете?
   Целеустремленность выглядела сомневающейся; она провела массивной рукой по голове.
   - Послушайте меня, - медленно произнес Марк. - Это моя область - в конце концов, я социоинженер. Был, как бы там ни было. Последнее, чего мы хотим, - это осада здесь. Вы понимаете? Я не уверен, есть ли у нас ресурсы, чтобы прорвать осаду. Если бы мы попытались, последствия - болезни и смерть - оказали бы огромное давление на инфраструктуру "Северянина".
   - Кроме того... - он заколебался.
   Морроу сказал: - Да?
   - Кроме того, я не уверен, что прорыв осады вообще возможен.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Послушай: планировщики считают себя мессиями. Они, и только они, могут спасти "своих" людей. Если мы их осадим, планировщики просто не будут реагировать так, как поступил бы рациональный человек - изучая свои ресурсы, оценивая шансы на успешный прорыв и так далее. Хуже того, мы - осаждающие - стали бы частью их иллюзии, воплощением внешних угроз, которые обрушиваются на их народ.
   Морроу нахмурился. - Не понимаю.
   Марк, очевидно, забыв, что гравитация, создаваемая двигателем, отсутствует, начал расхаживать по палубе, его виртуальные ступни беззвучно не доставали до пола на долю дюйма. - Ты должен понимать вещи с точки зрения людей, находящихся там у власти: планировщиков. - Он обратил откровенный взгляд на Морроу. - Я изучал тебя, Морроу. Я знаю, ты все еще напуган - этим местом, близостью планировщиков. Не так ли? - несмотря на все, что ты пережил здесь, за этими стенами.
   Морроу ничего не сказал.
   - Эта культура обладает огромной властью, - сказал Марк. - Почти вся она сосредоточена в руках планировщиков, при этом масса людей безмолвно соглашается. Завтра планировщики возьмут логику выживания вида Суперэта - логику, которая, в конце концов, лежит в основе всей миссии "Северянина" - и экстраполируют ее на нечто большее - нечто почти религиозное.
   - Мы имеем дело с мощной концепцией, ребята; той, которая, кажется, касается кнопок, встроенных глубоко в нашу человеческую психику. Люди на этих палубах следовали тому, что планировщики вели почти тысячелетие - включая тебя, Морроу.
   - Когда мы с Луизой увидели, что эта тенденция развивается, довольно рано в начале полета, мы решили, что не сможем ее преодолеть - и пытаться было бы расточительно разрушительно.
   - Итак, мы удалились в "Великобританию", оставив на месте достаточную инфраструктуру физического контроля, чтобы обеспечить бесперебойную работу корабля.
   - Что ж, возможно, мы были неправы, поступая так; потому что теперь комплекс мессии у планировщиков ведет нас к кризису...
   Морроу обнаружил, что ему крайне не нравится, когда его анализирует таким образом виртуальная конструкция. - Но что нам делать? - огрызнулся он. - Как нам использовать эти твои ошеломляющие прозрения?
   - Ситуация непредсказуема, - прямо сказал Марк. - Но возможно, что планировщики скорее уничтожат своих людей - и самих себя - чем позволят нам победить.
   Маленькая компания обменялась потрясенными взглядами.
   Охотница сказала: - Но это безумие. Это даже противоречит их осознанным целям - защищать свой народ.
   Улыбка Марка была слабой. - Никто не говорил, что это должно иметь смысл. К сожалению, в истории человечества есть множество прецедентов.
   Целеустремленность сказала: - С такими недостатками, которые прочно засели в наших головах, удивительно, что мы вообще попали в космос. - Она позволила себе немного оторваться от палубы, свесив ноги под себя, и, прищурившись, изучала храм. - Что ж, если мы не сможем прорвать осаду, у нас будут проблемы. Во-первых, их больше, чем нас. И, во-вторых, их арбалеты имеют гораздо большую дальнобойность, чем эти духовые трубки, которыми орудуют Охотница и ее друзья...
   - Возможно, - медленно произнесла Охотница на лягушек, - но я думала об этом. Я имею в виду, планировщики могли убить нас раньше, когда мы растянулись по палубе. Разве не так?
   Марк нахмурился. - Они стреляли поверх нас. Возможно, они пытались предупредить нас.
   - Возможно. - Охотница на лягушек неохотно кивнула. - Или, может быть, они пытались попасть в нас, но не смогли. Посмотри на это.
   Она вытащила дротик из сумки на поясе и поднесла к губам духовую трубку. Она выплюнула дротик, не нацелившись ни в кого, в воздух по ровной траектории, параллельной палубе.
   Морроу, ошеломленный, проследил за маленьким снарядом. Он быстро потерял большую часть своей начальной скорости из-за сопротивления воздуха, но его траектория оставалась плоской и ровной, по-прежнему параллельной палубе. В конце концов, предположил Морроу, он замедлится настолько, что упадет на палубу, и...
   Нет, этого не произойдет, медленно осознал он. Привод был отключен: не было силы тяжести. Даже если сопротивление воздуха полностью остановит дротик, он все равно не упадет.
   - Когда гравитация впервые исчезла, - сказала Охотница, - я ни черта не могла попасть. Каждый раз мне казалось, что я целюсь слишком высоко. Я быстро поняла почему: даже на довольно коротких расстояниях гравитация немного опускает дротик - или стрелу из арбалета. Я выросла, компенсируя это, неосознанно допуская это, когда целюсь во что-то.
   - В отсутствие силы тяжести дротик просто летит по прямой, пока не попадет во что-нибудь. - Она взвесила духовую трубку. - Мне потребовались часы практики, прежде чем я почувствовала себя уверенно с этой штукой в невесомости; это было все равно что учиться заново с нуля.
   Марк медленно кивал. - Так ты думаешь, арбалетчики планировщиков хотели поразить нас.
   - Я уверена в этом. Но они стреляли слишком высоко. Они не научились приспосабливаться к нулевой гравитации; они, конечно, не учли этого, когда стреляли в нас.
   Целеустремленность обхватила подбородок. - Возможно, ты права. Но я не понимаю, как это нам поможет. Даже если они целятся немного не так, их достаточно, чтобы засыпать нас болтами, если мы попытаемся подобраться слишком близко.
   - Да, - сказал Марк, и в его искусственном голосе послышалось волнение, - но, возможно, мы сможем использовать проницательность Охотницы по-другому. Она права; планировщики - все в этом здании - не могут научиться справляться с отсутствием силы тяжести. На самом деле, они, кажется, отрицают, что такое отсутствие вообще существует. - Он огляделся по сторонам, уставившись на переплетение веревок, которые они проложили от подъездных пандусов, как будто видел их впервые. - И мы тоже. Посмотрите, как мы путешествовали - спускаясь по полу, придерживаясь знакомых двух измерений, которыми нас ограничивает гравитация.
   Морроу нахмурился. - Что ты предлагаешь?
   Марк поднял лицо к железному небу. - Что мы попробуем мыслить немного нестандартно...
  
   У истоков слабого древнего сигнала Луиза и Прядильщица нашли мирок. Это был грязный снежный ком диаметром в триста миль, медленно вращающийся во внешней тьме.
   Когда Луиза освещала мирок прожекторами из своей гостиной, сверкал битый лед, испещренный разноцветными брызгами: ржаво-коричневыми, серыми.
   Этот потерянный маленький фрагмент следовал по сильно эллиптической траектории, каждый из его искаженных оборотов длился миллион лет или больше. Его самое близкое сближение с Солнцем произошло где-то между орбитами Сатурна и Урана, в то время как на самом дальнем расстоянии он оказался на полпути к ближайшей звезде - в двух световых годах от внутренних миров.
   - Странно, - размышляла Луиза. - У него орбитальные характеристики долгопериодической кометы, но ни одной из соответствующих физических характеристик. По морфологии он больше похож на объект Койпера, такой как Порт-Сол. Но тогда он должен находиться на достаточно круговой орбите...
   Прядильщица веревок выглянула из своей клетки в темный маленький мир, гадая, что же все еще может жить там, внизу.
   Тут и там, в ямах во льду, поблескивал металл.
   - Артефакты, - сказала Луиза. - Ты видишь это, Прядильщица? Артефакты по всей поверхности.
   - Человеческие?
   - Я бы предположила, что да. Но я ничего не узнаю. И сомневаюсь, что многое еще работает...
   - Провожу радарное сканирование. Там, внутри, сотни камер. И наш маяк где-то внутри: все еще вещает на всех длинах волн, с пиком в микроволновом диапазоне... Жизнь знает, что питает его.
   - Этот ледяной шар обитаем? Здесь есть кто-нибудь?
   - Не знаю. - Прядильщица услышала, как Луиза заколебалась. - Думаю, мне придется спуститься, чтобы выяснить.
  
   Маленькие струи капсулы вспыхивали на неровной поверхности мирка, когда Луиза спускалась. Прядильщица наблюдала; капсула была единственной движущейся вещью во всей ее Вселенной.
   - Я уже близко к поверхности, - сообщила Луиза. - Выравниваюсь. Они определенно испортили эту поверхность. Думаю, что эти артефакты - части кораблей, Прядильщица. Не то, чтобы я могла назвать многое из этого - большая часть этой технологии, должно быть, на десятки тысячелетий отстала от нас.... Лета, я бы хотела, чтобы у нас было время побыть здесь, изучить все это.
   - Но, по крайней мере, они человеческие. - Ее голос звучал напряженно. - Первые следы человечества, которые мы обнаружили во всей этой чертовой системе, Прядильщица.
   - Думаю, люди высадились здесь и разобрали свои корабли для строительства жилья, чтобы заселить внутренние районы.
   - Сейчас я иду на посадку. Вижу что-то похожее на иллюминатор.
  
   Луиза никак не могла найти способ открыть широкий, похожий на люк иллюминатор, ведущий внутрь. Вместо этого ей пришлось соорудить пластиковый пузырь, служащий воздушным шлюзом над входом, и прорубить себе путь, медленно работая в условиях микрогравитации.
   - Хорошо, я внутри. - Ее дыхание было прерывистым, неглубоким - почти как если бы она шептала, подумала Прядильщица. - Здесь темно, Прядильщица. У меня есть фонари; я собираюсь оставлять за собой их свет, когда буду проходить.
   Прядильщица, прислушиваясь в своей клетке, молилась, чтобы с Луизой там, внизу, не случилось ничего плохого. Если бы это случилось, что могла бы она - Прядильщица - сделать? Хватило бы у нее смелости даже попытаться приземлиться на ледяной мирок?
   Сомнение затопило ее, чувство неадекватности, неспособности справиться...
   Ты справишься, Прядильщица веревок.
   Тот же сухой, лишенный источника голос.
   Странно, но ее страхи, казалось, утихли. Она огляделась; конечно, она была одна в клетке, а корабль ксили пассивно висел над ледяным мирком. Но все же - снова - у нее было впечатление, что кто-то был здесь, с ней. Она не могла видеть ни его, ни ее - но каким-то образом она знала, что бояться нечего; она ощущала массивное, успокаивающее присутствие, похожее на ее собственного потерянного отца.
   Но все еще слышать голоса? Что, во имя Леты, происходит в моей голове?
   - ...Множество камер, - сказала Луиза, слегка задыхаясь. - Это коробки, вырезанные во льду и покрытые металлом и пластиком. Немного тесновато... Воздух здесь есть, но вонючий; я не буду нарушать герметичность своего скафандра. Это определенно была человеческая колония, Прядильщица. Но здесь все опрятно. Опрятное; заброшенное упорядоченным образом.
   - Думаю, им потребовалось много времени, чтобы умереть. У них было время прибраться после себя - может быть, даже похоронить своих мертвецов, когда они отступили. Я думаю, когда их численность сократилась, они ушли глубже, к центру мира... Это в некотором роде достойно, тебе не кажется? Нет никаких признаков паники или конфликта. Интересно, как бы мы повели себя в подобных обстоятельствах. Прядильщица, я продолжаю.
   Позже: - Нахожусь на более глубоком уровне доступа. Думаю, я нашла источник сигнала. - Она помолчала некоторое время. Затем: - Они уверены, что построили это надолго.
   - Что ж, они все сделали правильно.
   - Я все еще не могу определить, что приводит его в действие... Предполагаю, что это одна из установок ВЕС-привода корабля на поверхности. Думаю, они использовали наноботов для обслуживания маяка, Прядильщица. Возможно, адаптировали наноботов из своих медицинских запасов. - Тон ее голоса неуловимо изменился, и Прядильщица представила, как она улыбается. - Они были полны решимости сделать так, чтобы это выжило. Но прошли миллионы лет... и боты совершили несколько накопившихся ошибок. Чертова штука выглядит так, как будто все расплавилось, Прядильщица. Но он все еще подает свой сигнал, так что мы не можем слишком сильно критиковать...
   - Луиза, - медленно спросила Прядильщица, - Почему эти люди были здесь? Что они пытались сделать?
   Луиза задумалась на некоторое время. - Прядильщица, я думаю, они пытались сбежать.
   По словам Луизы, этот ледяной мир был типичным для небольших субпланетных тел, которые когда-то можно было найти по всей Солнечной системе, загнанных крупными планетами в орбитальные скопления.
   - Но, - сказала Луиза, - орбиты многих из этих маленьких тел были только полустабильными. Видишь ли, их орбиты были по своей сути хаотичными... Это означает, что в течение достаточно длительного периода времени малые тела могли отклоняться от своих стабильных траекторий. Они могли даже упасть в гравитационные колодцы крупных планет или быть вообще выброшены из системы. Это форма испарения - испарение миров и спутников из звездных систем. Фактически, в достаточно длительном масштабе - а сейчас я говорю о десятках миллиардов лет - то же самое произошло бы и с крупными планетами - и со звездами, которые могли бы испариться из своих родительских галактик... Если бы, - кисло продолжила она, - у них когда-нибудь был такой шанс.
   - Значит, ты думаешь, что этот маленький мир просто оторвался от Солнца под действием силы тяжести?
   - Нет... не обязательно.
   Луиза размышляла о завершающих стадиях конфликтов ксили. Она представила человечество, пойманное в ловушку в своей родной системе, сползающее к окончательному поражению. Ближе к концу, возможно, даже связь между мирами прервалась. Человечество было бы сведено к изолированным очагам, съеживающимся под натиском ксили.
   Но некоторые, возможно, увидели бы выход - способ попытаться избежать окончательного захвата ксили всей системы.
   Луиза сказала: - Представь, что этот маленький мирок движется по своему полустабильному пути - скажем, между орбитами Сатурна и Урана. Не потребовалось бы многого, чтобы сдвинуть его с орбиты достаточно далеко, чтобы вызвать орбитальную нестабильность. И как только равновесие было потеряно, отход от стандартных орбитальных траекторий мог быть довольно быстрым - скажем, в пределах нескольких оборотов - и уход, возможно, не потребовал бы никаких дальнейших преднамеренных - и наблюдаемых - импульсов.
   Бесшумно, почти невидимо для любого наблюдателя, маленький мирок с его драгоценным грузом съежившихся, испуганных людей сделал петлю по своей все более возмущающейся орбите и наконец - после многих витков, возможно, охватывающих столетия, - попал в гравитационное поле одной из главных планет.
   Затем, наконец, мирок был выброшен из Солнечной системы.
   - Если бы они все сделали правильно, - сказала Луиза, - возможно, это был бы жизнеспособный план. Если бы эти люди летели к звездам самым высокотехнологичным способом, который только можно себе представить. Потребовалось бы десятки тысяч лет, чтобы добраться даже до ближайшей звезды - ну и что с того? У них были десятки тысяч лет, чтобы поиграть, благодаря АВТ - или ее эквиваленту, который они разработали к тому времени. И заперты во льдах этого мира, там было, вероятно, столько же воды, сколько во всем Атлантическом океане... Полет к звездам на ледяной комете, безусловно, был лучшим шансом, чем остаться здесь, чтобы ксили разделались с ними - это был реальный способ выбраться из всего этого, практически незаметный.
   - Схема, очевидно, получила поддержку. Ты можешь видеть обломки кораблей, усеивающие поверхность.... Люди, должно быть, тихо бежали сюда со всей разрушающейся системы. Я думаю, миссия была маяком надежды.
   - Но...
   - Но что?
   - Но они все неправильно поняли.
   - Теперь я собираюсь копнуть глубже, Прядильщица.
   - Будь осторожна, Луиза.
  
   Последовало долгое молчание, нарушаемое только звуком поверхностного дыхания Луизы. Прядильщица снова наполнила лицевую панель прохладным зеленым светом листвы и уставилась в нее, стараясь не представлять, что Луиза находит там, внизу, в маленьком мире-гробнице.
   Наконец Луиза сказала: - Ну, вот и все. Полагаю, я здесь: последнее место, которое они занимали... единственное место, где они не смогли прибраться за собой.
   Прядильщица уставилась в зеленую пустоту. - Что ты видишь?
   - Брошенную одежду. - Нерешительно. - Повсюду пыль. Никаких костей, Прядильщица; никаких крошащихся трупов... можешь отбросить свое воображение.
   Через пять мегалет останется только пыль, подумала Прядильщица: медленно оседающее последнее облако из хлопьев костей и крошащейся плоти.
   - Если они и оставили записи, я не могу их найти, - сказала Луиза. Ее голос звучал так, как будто она пыталась быть беззаботной - сохранить самообладание, - но Прядильщице показалось, что она услышала хрупкость в этом ровном голосе. - Возможно, где-то в электронике. Но на это потребовались бы годы интеллектуального анализа данных, даже если бы мы смогли восстановить подачу электроэнергии. И мы, вероятно, в любом случае рассматриваем технологии, которые на сто тысяч лет превосходят наши...
   - Луиза, ты ничего не сможешь там сделать. Думаю, тебе следует выйти.
   - ...Да. Похоже, ты права, Прядильщица веревок. У нас нет на это времени.
   Прядильщице показалось, что она услышала облегчение в голосе Луизы.
  
   Маленькая капсула "Северянина" выбралась из неглубокого гравитационного колодца мирка к кораблю ксили.
   Луиза, находящаяся теперь в безопасности в своей комнате отдыха, сказала: - Они не могли достаточно хорошо управлять гравитационной пращей. Или, может быть, в их планы вмешались ксили.
   - Их не выбросило из системы, как они планировали, по разомкнутой гиперболической траектории с открытым концом; вместо этого они были выведены на эту широкую и смертельно опасную эллиптическую орбиту - орбиту, которая была замкнутой, очень медленно уводя их в никуда.
   - Думаю, они пытались продержаться. Ну, они разбили свои корабли; у них не было выбора. Возможно, если бы у нас было время для надлежащего археологического исследования, мы смогли бы выяснить, как долго они продержались. Кто знает? Сотни тысяч лет? Может быть, все это время они надеялись на спасение из какого-нибудь дивного нового будущего, когда люди снова избавятся от ксили.
   - Но это было будущее, которое так и не наступило.
   - К тому времени, когда они установили свой маяк, свою последнюю мольбу о помощи, они, должно быть, поняли, что с ними покончено - и что некому прийти им на помощь.
   - Некому, кроме нас.
   - Да, - проворчала Луиза. - И что мы можем предложить им сейчас?
   - Что насчет маяка?
   - Я отключила его, - тихо сказала Луиза. - Он не служил никакой цели... уже пять миллионов лет.
   Прядильщица сидела в своей каюте, созданной ксили, и смотрела, как мрачная ледяная гробница разворачивается под ее носом. - Луиза? Куда теперь?
   - Во внутреннюю систему. Думаю, что с меня хватит всей этой мрачности и мрака. Прядильщица веревок, давай полетим на Сатурн.
  

19

  
   Окруженная парящими птицами-фотино, Лизерль проплыла вокруг ядра Солнца. Она позволила водородному свету играть на ее лице, согревая ее.
   Гелиевое ядро, окруженное пылающей водородной оболочкой, пробивающейся наружу сквозь истончающиеся слои, продолжало расти под непрерывным градом пепла из оболочки. Неоднородности в оболочке гиганта - облака и сгустки газа, ограниченные нитями магнитного потока, - перемещались по поверхности ядра, и звезда-ядро фактически отбрасывала тени наружу, высоко в расширяющуюся оболочку.
   Птицы-фотино, ничего не замечая, пронеслись сквозь сияющую термоядерным синтезом оболочку и дальше, в само инертное ядро. Лизерль наблюдала, как группа птиц отделилась и поплыла в неизвестном направлении, за пределы Солнца. Она изучала птиц. Увеличилась ли их активность? У нее сложилось смутное впечатление о большей срочности, связанной с пикирующими орбитами птиц, их вечными погружениями в ядро.
   Возможно, птицы знали, что древний космический корабль людей, "Северянин", был здесь. Возможно, они реагировали на присутствие людей... Это казалось фантастичным - но было ли это возможно?
   Процессы, разворачивающиеся вокруг Солнца, были удивительно красивы. На самом деле, размышляла она сейчас, каждая стадия эволюции Солнца была прекрасна независимо от того, ускорялась она птицами-фотино или нет. Было бы слишком антропоморфно рассматривать жизненный цикл звезды как некую аналогию рождения, жизни и смерти человека. Звезда была конструкцией физических процессов; эволюция, через которую она проходила, была просто поиском стадий равновесия между изменяющимися, противоборствующими силами. Здесь не было ни жизни, ни смерти, ни потерь, ни приобретений: просто процесс.
   Почему это не должно быть красиво?
   Она улыбнулась самой себе. Иронично. И вот она, искусственный интеллект возрастом в пять миллионов лет, обвиняет себя в чрезмерном антропоморфизме...
   Но, с беспокойством подумала она, возможно, ее истинная вина заключалась в недостаточном антропоморфизме.
   Внезапное сообщение от людей снаружи - шепот мазерного света, который просачивался по бокам огромных, немых конвекционных камер, - потрясло ее до глубины души.
   Она сильно подозревала, что взялась за свой цикл сообщений, потому что ее подтолкнула к этому какая-то зловещая программа, похороненная глубоко внутри нее: не по собственному выбору и не потому, что она верила, что действительно может получить ответ. Поэтому она дополнила данные своими фотографиями и небольшими ироничными шутками - все это, как она полагала, предназначалось для того, чтобы дать себе понять, что это ненастоящее: что все это игра, недостойная того, чтобы ее воспринимали всерьез, потому что там не осталось никого, кто мог бы услышать.
   Что ж, теперь казалось, что она ошибалась. Эти люди - примерно ее собственной эпохи, сохранившиеся благодаря релятивистскому замедлению времени на своем странном корабле "Великий северянин" - вернулись в Солнечную систему.
   И они были - она пришла к убеждению - людьми, которые не одобряли ее.
   Они не говорили об этом прямо. Но она подозревала, что в них была внутренняя холодность, скрытая в долгих сообщениях, которыми они с ней обменивались.
   Они думали, что она утратила объективность - забыла, по какой причине ее вообще сюда поместили. Они думали, что она стала бесполезным наблюдателем, соблазненная ритмичной красотой птиц-фотино.
   Лизерль, возможно, была своего рода предательницей.
   Ибо правда заключалась в том, что в глазах мужчин и женщин "Северянина" птицы-фотино были смертельно опасны. Птицы были настроены против людей. Они убивали Солнце.
   Они не могли понять, как Лизерль могла не знать об этой неприкрытой вражде.
   Она закрыла глаза и обхватила колени; водородная оболочка, горящая термоядом при температуре в десять миллионов градусов, ощущалась на ее виртуальном лице как теплый летний солнечный свет. Она наблюдала, как птицы-фотино год за годом выполняют свою медленную, терпеливую работу, вымывая термоядерную энергию Солнца медленными, смертоносными каплями. Она пришла к пониманию, что птицы убивают Солнце - и все же ей никогда не приходило в голову по-настоящему задуматься о том, что происходит за пределами Солнца, на других звездах. Предполагала ли она смутно, что птицы-фотино каким-то образом являются родными для Солнца, как локализованная инфекция? Но этого, конечно, не могло быть, потому что она видела, как птицы улетали отсюда и скользили вниз по оболочке, чтобы присоединиться к стае, вращающейся вокруг ядра. Итак, за пределами Солнца должны быть птицы - их значительные стаи.
   Теперь она с леденящей душу ясностью осознала, что принятое ею предположение о том, что птицы обитают только на одной звезде, вкупе с заинтригованным восхищением самими птицами привели к оправданию действий птиц в ее собственном сердце. Для нее даже не имело значения, что результатом деятельности птиц станет смерть Солнца - возможно, даже вымирание человека.
   Она содрогнулась от этого нежелательного проникновения в собственную душу. В конце концов, когда-то она была человеком; действительно ли она была такой рассудительной, такой чуждой?
   Убийство Солнца было бы достаточно плохо. Но на самом деле - команда "Северянина" рассказала ей в жестоких и недвусмысленных деталях - по всему небу умирали звезды: раздувались, превращаясь в больных гигантов, крошились, превращаясь в карликов. Вселенная была усеяна планетарными туманностями, выбросами сверхновых и другими обломками умирающих звезд, богатыми сложными - и бесполезными - тяжелыми элементами.
   Птицы-фотино убивали звезды: и не только Солнце, звезду человека, но и все звезды, насколько могли уловить сенсоры "Северянина".
   Людям уже некуда было бежать во Вселенной.
   И она, Лизерль, - как, казалось, полагала команда "Северянина", - должна была делать нечто большее, чем передавать короткие сообщения через свои мазерные конвекционные ячейки. Она должна была выкрикивать предупреждения.
   Сквозь ее сложные чувства, смесь неуверенности в себе и одиночества, прорвался гнев. В конце концов, какое право имела команда "Северянина" критиковать ее, даже косвенно? У нее не было выбора в отношении этого назначения - ее бессмертного изгнания в сердце Солнца. Ей не позволили жить. И это не она отключила телеметрическую связь через червоточину во время Ассимиляции.
   Почему, после миллионов лет заброшенности, она должна проявлять хоть какую-то лояльность к человечеству?
   И все же, подумала она, прибытие "Северянина" и свежий взгляд его экипажа заставили ее взглянуть на птиц - и на себя - холоднее, чем она смотрела долгое время.
   Она представила себе теневую вселенную темной материи: вселенную, которая пронизывает, едва касаясь, видимые миры, которые когда-то населяли люди... И все же, по ее мнению, этот образ вводил в заблуждение, поскольку темная материя не была тенью: она составляла большую часть общей массы Вселенной. Светящаяся барионная материя была всего лишь сверкающей пеной на поверхности этого темного океана.
   Птицы-фотино и их непознаваемые собратья из темной материи, возможно, столь же отличающиеся от птиц, как кваксы от человечества, скользили по черным водам, как рыбы, слепые и затаившиеся.
   Но небольшая, сияющая доля барионной материи казалась жизненно важной для существ из темной материи. Это стало катализатором цепочек событий, которые поддерживали их вид.
   Начнем с того, что темная материя не могла образовывать звезды. И птицам, по-видимому, требовались гравитационные колодцы барионных звезд.
   Когда сгусток барионного газа коллапсировал под действием силы тяжести, электромагнитное излучение уносило большую часть выделяемого тепла - это было похоже на то, как если бы излучение охлаждало газовое облако. Остаточное тепло, оставшееся в облаке, в конечном счете уравновесило гравитационное притяжение, и равновесие было найдено: образовалась звезда.
   Но темная материя не могла производить электромагнитное излучение. И без охлаждающего эффекта излучения облако темной материи, сжимающееся под действием силы тяжести, удерживало гораздо больше тепла от сжатия. В результате равновесной формой для темной материи были гораздо большие облака - больше галактик.
   Итак, ранняя Вселенная была населена огромными, холодными, бесцветными облаками темной материи: это был космос почти без структуры.
   Затем собралась барионная материя, и звезды начали взрываться - сиять. Лизерль представила, как по всему космосу вспыхивают первые звезды, крошечные гравитационные колодцы с булавочными уколами в гладких океанах темной материи.
   Птицы-фотино жили за счет взаимодействий протон-фотино, которые подпитывали их медленным, устойчивым притоком энергии. И чтобы получать достаточный поток энергии, птицам требовалась плотная материя - плотности, которые не могли бы образоваться без барионных структур.
   И зависимость птиц от барионной материи расширилась еще больше. Она знала, что птицам нужны шаблоны из барионного материала даже для размножения.
   Итак, звезды из барионной материи дали птицам-фотино само их существование, а теперь кормят их и позволяют им размножаться.
   Лизерль задумалась. Прекрасная гипотеза. Но почему же тогда птицы так стремятся уничтожить своих матерей-звезд?
   И снова болтовня людей с "Северянина" прошла через ее сенсориум, едва уловимая. Они задавали ей больше вопросов, требуя более подробных прогнозов вероятной будущей эволюции страдающего Солнца.
   Она угрюмо плыла вокруг ядра, думая о звездах и птицах-фотино.
   И ее разум установил связи, которые ей не удавалось завершить раньше за миллионы лет.
  
   Наконец-то она увидела это: полную, безрадостную картину.
   И внезапно показалось срочным - ужасно срочным - ответить на вопросы людей о будущем.
   Она поспешила к основанию своих конвекционных камер.
  
   Острые, как иглы, струи воды брызнули на кожу Луизы. Она плавала в центре душевой кабинки, слушая пронзительное журчание воды, когда ее откачивали из кабинки. Она подняла руки и позволила воде заиграть у себя на животе и груди; вода была достаточно горячей, а давление - достаточно высоким, чтобы вызвать покалывание на ее потрепанной старой коже, как будто над ней работали тысячи крошечных массажистов.
   Она ненавидела находиться в невесомости. Так было всегда, и она ненавидит это до сих пор; она даже ненавидела необходимость иметь насос, чтобы откачивать воду из душа. Она настояла на установке этого душа, отгороженного занавеской в углу комнаты, как на единственной уступке роскоши - нет, черт возьми, подумала она, это не роскошь; душ - это моя уступка тому, что осталось от моей человечности.
   Горячий душ был одним из немногих чувственных переживаний, которые остались яркими, несмотря на то, что она так нелепо постарела. Горячая вода под высоким давлением все еще могла пробиться сквозь налет возраста, который омертвел на ее коже.
   Больше почти ничего не осталось. С тех пор как ее обоняние наконец-то отмерло, прием пищи превратился в процесс элементарной дозаправки, который приходилось терпеть, а не получать удовольствие. И, кроме ее виртуалов, ничто особенно не стимулировало ее умственно; потребовалось бы больше тысячи лет жизни, чтобы исчерпать библиотеки человечества, но она уже давно устала от древних, застывших мыслей других, ставших ненужными из-за смерти Солнца.
   Она выключила кран. Горячий воздух хлынул вокруг нее, быстро высушивая. Когда капли перестали стекать с ее кожи, она отдернула занавеску для душа.
   Комната была простой - в ней было немногим больше, чем этот душ, небольшой камбуз, спальный кокон и ее компьютерный стол с блоком процессоров. Собранная на скорую руку из кусков материала корпуса "Северянина", комната представляла собой приземистый цилиндр пяти ярдов в поперечнике, примостившийся на плечах корабля ксили подобно злобному паразиту - совершенно портящему очертания изящного НИКа, с сожалением подумала Луиза. Стены комнаты были окрашены в невыразительный серый цвет, что делало ее довольно мрачной и вызывающей клаустрофобию. И в помещении царил беспорядок. В воздухе плавали предметы ее одежды, скомканные и грязные, и она ощущала затхлый запах. Ей действительно следовало привести себя в порядок; она знала, что ей совершенно не хватает навязчивой аккуратности, необходимой для долгого выживания в условиях нулевой гравитации.
   Она потянулась за полотенцем, парящим в воздухе неподалеку. Она энергично растерлась, наслаждаясь ощущением грубой ткани на своей коже. Простое дуновение воздуха никогда не оставляло у нее ощущения сухости.
   Ощущение теплого полотенца на коже заставило ее отстраненно подумать о сексе.
   У нее всегда был мрачный имидж на публике: люди видели в ней инженера, одержимого своей работой, созданием чего-то там. Но в ней было нечто большее - были элементы, которые Марк распознал и которыми дорожил во время их брака. Секс всегда был важен для нее: не только из-за получаемого от него физического удовольствия, но и из-за того, что он символизировал: что-то глубокое и древнее внутри нее, отголосок древнего моря, следы которого люди все еще хранят даже сейчас. Она думала, что контраст этого океанского опыта с ее работой сделал ее более целостной.
   После того, как они с Марком помирились - неуверенно, неохотно, в знак признания их совместной изоляции на "Северянине", - они возобновили свою активную сексуальную жизнь. И это было хорошо, оставаясь жизненно важным в течение длительного времени. Дольше, чем любой из них имел право ожидать, предположила она. Она обернула полотенце вокруг спины и начала растирать ягодицы. Возможно, если бы Марк остался жив.
   Стены гостиной стали прозрачными; ее затопила космическая тьма.
   Луиза вскрикнула и обернула полотенце вокруг своего тела.
   С ее пульта связи донесся смех.
   Она полезла в шкафчик за свежей одеждой. Дверцу шкафчика, оборудованного на скорую руку, заклинило, и она дернула ее, ругаясь, осознавая, что полотенце сползает с нее.
   - Клянусь водами Леты, Прядильщица, что, по-твоему, ты делаешь?
   Луиза едва могла разглядеть клетку Прядильщицы, коробку с мигающими огнями на носу НИКа. Тень скользнула по огням - вероятно, Прядильщица повернулась на своей кушетке, чтобы насмешливо взглянуть на нее. - Мне жаль. Я знала, что тебе будет неловко.
   Луиза нашла комбинезон; теперь она сунула в него ноги. - Тогда почему, - сердито спросила она, - ты вторглась в мою личную жизнь, сделав это?
   - Какая разница? Луиза, здесь никого нет, мы в миллиарде миль от ближайшей живой души. И тебе тысяча лет. Тебе действительно следует избавиться от этих табу.
   - Но это мои табу, - прошипела Луиза. - Так случилось, что они мне нравятся, и они имеют для меня значение. Если ты когда-нибудь доживешь до моего возраста, Прядильщица веревок, может быть, ты научишься немного терпимости.
   - Ну, может быть. В любом случае, я сняла непрозрачность с твоих стен не для того, чтобы застать тебя без штанов. - В ее голосе звучало озорство.
   Подозрительно Луиза спросила: - Тогда почему?
   - Потому что... - Прядильщица заколебалась.
   - Что потому что?
   - Посмотри вперед.
   Далеко впереди, за клеткой Прядильщицы, была светящаяся точка: точка, которая теперь раздувалась, взрываясь у ее лица...
   Сатурн, стремительно падающий на нее из пустоты.
   Луиза вскрикнула и закрыла лицо руками.
   - Потому что, - тихо сказала Прядильщица, - мы на месте. Я подумала, тебе понравится наблюдать за нашим прибытием.
   Луиза осторожно разжала пальцы.
   Ровный оранжево-коричневый свет заливал ее комнату: свет планеты, освещенной раздутым телом своего Солнца.
   Прядильщица тихо смеялась.
   Луиза медленно произнесла: - Прядильщица, если это Сатурн, то где кольца?
   - Кольца? Какие кольца?
   Сама планета представляла собой ту же вздутую массу водорода и гелия в двадцать раз массивнее Земли, с каменным ядром, нетронутым глубоко внутри. Сложные облачные системы все еще вились вокруг шара планеты, похожие на акварельные полосы коричневого и золотого, как она и помнила. И самый большой спутник, Титан, все еще был там.
   Но кольца исчезли.
   Луиза поспешила к своему информационному столу.
   - ...Луиза? С тобой все в порядке?
   С поверхности города-мира Титана кольца казались линией света, геометрически точной, яркой на фоне осеннего золота Сатурна...
   Луиза заставила себя ответить. - Думаю, я оплакиваю кольца, Прядильщица. Они были самым прекрасным зрелищем в Солнечной системе. Кто мог разрушить такую безобидную, великолепную красоту? И, черт возьми, они были нашими.
   - Но, - сказала Прядильщица, - здесь есть кольцо. Я вижу это. Смотри...
   Следуя указаниям Прядильщицы, Луиза изучала свой информационный стол.
   Кольцо было видно как слабая полоса на фоне звезд, тень на фоне вздувшейся, невозмутимой громады самой планеты.
   Когда-то за пределами орбиты Титана вращались три ледяных спутника: Япет, Гиперион и ретроградная Феба. Все, что осталось от этих трех лун, - это след из обломков. Тонкое, бесцветное, без признаков структуры кольцо из ледяных глыб, светящееся красным в свете умирающего Солнца, окружало планету примерно до ее шестидесяти радиусов, бледный призрак своего великолепного предшественника.
   И где были другие спутники?
   Луиза пролистала свой информационный стол. Когда-то у Сатурна было семнадцать спутников. Теперь - насколько она могла судить по их орбитам - остались только Титан и Энцелад. И от Энцелада вообще мало что осталось; маленький спутник все еще вращался по орбите примерно на четырех планетных радиусах от Сатурна, но его траектория была гораздо более эллиптической, чем раньше. Его поверхность - всегда изломанная, неровная - превратилась в щебень. Не было никаких признаков маленьких человеческих аванпостов, которые когда-то сверкали в тени его изогнутых хребтов и изрытых кратерами равнин.
   Остальные спутники - даже безобидные острова из водяного льда шириной в десять миль - исчезли.
   Луиза вспомнила древние красивые названия. Пан, Атлас, Прометей, Пандора, Эпиметей... Имена теперь почти такие же древние, как мифы, из которых они были взяты; имена, пережившие объекты, которым они были присвоены.
   - Луиза?
   - Прости, Прядильщица.
   - Все еще в трауре?
   - ...Янус, Мимас, Тетис, Телесто...
   - Да.
   - Думаю, кто-то должен это сделать.
   - Прядильщица, что здесь произошло?
   - Битва, - тихо сказала Прядильщица. - Очевидно.
   Калипсо, Диона, Елена, Рея, Гиперион, Япет, Феба...
   НИК расправил свои крылья длиной в сто миль, затмевая обломки разбитых спутников.
  
   Милпитас сидел в своем кабинете. Со всего храма доносились крики, вопли, выкрикиваемые слова, слишком неразборчивые, чтобы он мог их расслышать.
   Крики, казалось, раздавались все ближе.
   Он убрал намагниченную поверхность стола, убирая бумагу, ручки, планшеты с данными в ящики. Он сложил руки и держал их над столом.
   Дверь в его кабинет открылась.
   Отступник извне парил в воздухе. С точки зрения Милпитаса, он был почти горизонтален: как будто бросал вызов планировщику, который пытался вписать его в свою упорядоченную, структурированную гравитацией Вселенную.
   Отступник развел пустые руки. - Я не собираюсь причинять вам боль.
   - Я знаю вас, - медленно произнес Милпитас.
   - Возможно, и знаете. - Отступник был высоким, довольно мускулистым; на нем был практичный комбинезон, снабженный дюжиной карманов, которые были набиты неопознанными инструментами. Он носил короткую стрижку, но не чисто выбрит; вид у него был уверенный, даже возбужденный. Милпитас попытался представить себе этого человека без волос - и с чуть меньшей чертовой уверенностью в себе - в стандартном сером комбинезоне Суперэта и с более подходящей осанкой: возможно, сутулые плечи, сложенные перед собой руки...
   - Меня зовут Морроу. У вас были определенные... неприятности... со мной. - Отступник оглядел офис, словно вспоминая какой-то неприятный опыт. - Я был здесь несколько раз, когда вы пытались объяснить мне, насколько я ошибался в своих мыслях...
   - Морроу. Вы исчезли.
   Морроу нахмурился. - Нет. Нет, я не исчезал. Милпитас, вы говорите как ребенок, который верит, что как только объект исчезает из поля зрения, он больше не существует...
   Милпитас улыбнулся. - Что вы знаете о детях?
   - Теперь много, - сказал Морроу. Он, в свою очередь, улыбнулся, вполне владея собой. - Я не исчезал, Милпитас. Я отправился куда-то еще. Я совершал экстраординарные поступки, планировщик - видел замечательные достопримечательности.
   Милпитас сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. - Как вы вошли?
   - Мимо ваших часовых? - Морроу улыбнулся. - Мы вошли сверху. Прошло несколько секунд, и мы не шумели. Ваши часовые были расставлены так, чтобы следить за приближением с другой стороны палубы; они и представить себе не могли, что кто-то может проникнуть через их головы. Они даже не знали, что мы были в здании, пока мы их не вывели из строя.
   - Вывели их?
   - Они без сознания, - сказал Морроу. - Лесные жители используют определенный тип лягушачьего яда, который... ну, неважно. Часовые невредимы.
   Милпитас попытался придумать, что бы такое сказать - какие-нибудь слова, с помощью которых он мог бы вернуть контроль над ситуацией. Он почувствовал нарастающую панику; внезапно его приказы не были выполнены. Он чувствовал себя так, словно находился в сердце какой-то огромной умирающей машины, тыкая в кнопки и рычаги, которые больше ни с чем не были связаны.
   Голос Морроу был нежен. - Все кончено. Знаю, вы верите, что поступаете правильно, ради людей. Но это к лучшему, Милпитас. Больше смертей было бы непростительно. Вы понимаете это, не так ли?
   - А миссия? - с горечью спросил Милпитас. - Цели Суперэта? Что из этого?
   - Это еще не конец, - сказал Морроу. - Пойдемте со мной, Милпитас. Там есть замечательные вещи. Миссия все еще актуальна... Я хочу, чтобы вы помогли мне - помогли нам - достичь ее.
   Милпитас снова закрыл глаза; внезапно он почувствовал себя невероятно старым, как будто энергия, которая поддерживала его большую часть тысячи лет, внезапно иссякла.
   - Не знаю, смогу ли я, - честно сказал он. Кто-то в глубине храма наконец заглушил клаксон; последнее, леденящее душу эхо его вопля отразилось от тесного, вызывающего клаустрофобию металлического неба.
  

20

  
   Капсула плавно и бесшумно заскользила вниз, к Титану.
   Луиза вцепилась в свое сиденье. Корпус был совершенно прозрачным, так что казалось, будто она - закутанная в скафандр, с неловко воткнутым в нее катетером - беспомощно висит над бледно-коричневыми облаками Титана.
   Над ней НИК сложил свои огромные крылья.
   Титан, крупнейший спутник Сатурна, сам по себе был целым миром: около трех тысяч миль в поперечнике, больше, чем Луна Земли. По мере того, как она снижалась, облачный ландшафт приобретал вид бесконечно плоской, текстурированной плоскости. Огромные системы низкого давления закручивались спиралью в фотохимическом смоге по всему миру, и маленькие высокие облака неслись по стратосфере.
   Первые тонкие струйки воздуха обвивались вокруг стен капсулы. Звезды над головой уже начали затуманиваться.
   Внезапно капсула резко упала. Ее вдавило в сиденье. Затем маленькое суденышко дернуло вбок, тревожно раскачивая.
   - Лета, - печально сказала Луиза, потирая позвоночник.
   Луиза оставила Прядильщицу в комнате отдыха, чтобы следить за продвижением капсулы на информационном столе. - С тобой все в порядке? - тут же спросила Прядильщица.
   - Мне стало лучше... Я не ранена, Прядильщица веревок.
   - Ты знала, что должна была ожидать такого обращения. Толщина атмосферы Титана составляет сто миль: достаточно возможностей для создания погодных воздействий. И там, в верхних слоях атмосферы, дуют сильные ветры.
   В кабине стало совсем темно; непрозрачная атмосфера полностью окутала капсулу, и только свет кабины отражался от прозрачных стен.
   Прядильщица продолжала: - А ты знала, что на Титане есть времена года? Сейчас весна; следует ожидать сильной турбулентности.
   По мере того, как капсула опускалась все ниже, она содрогалась от нового натиска; на этот раз Луизе показалось, что она действительно услышала скрип ее конструкции.
   - Весна, - пробормотала Луиза. - Где песни весны? Эй, где они?
   - Луиза?
   - Джон Китс, Прядильщица веревок. Неважно.
   Теперь толчки маленького корабля, казалось, уменьшились; должно быть, он прошел через стратосферу с сильным ветром. Она немного ослабила ремни, которыми была привязана к сиденью. За корпусом огни кабины высвечивали хлопья аммиачного льда, и тонкие струйки мутного газа поднимались мимо капсулы и исчезали из виду.
   - Чертовски темно, - пробормотала она.
   - Луиза, ты падаешь в месиво из метана, этана и аргона. Там смог из фотохимических соединений, образующихся в результате воздействия солнечной магнитосферы на воздух - я вижу много цианистого водорода и...
   - Я все это знаю, - прорычала Луиза, вцепившись в сиденье, когда капсула снова накренилась. - Не зачитывай мне всю эту чертову таблицу данных. Фотохимические соединения - это не то, за чем я сюда спустилась.
   - Что тогда?
   - ...Люди, Прядильщица.
   Когда-то это был самый густонаселенный мир за пределами орбиты Юпитера: на Титане располагались самые отдаленные города человечества. Несомненно, - подумала Луиза, - если где-то что-то и уцелело после обрушившегося на внутренние миры опустошения, то это было здесь.
   Ей нужно было увидеть, что происходит. Луиза ударила по панели управления перед собой. Стены капсулы стали жемчужно-прозрачными. Она вызвала виртуальное изображение, смесь радарных и других данных.
   Под ней, в виртуальных окнах капсулы, пейзаж Титана складывался сам по себе, словно из элементов сна.
   Она накренила капсулу и повела ее, скользя над грубым виртуальным изображением, в пятидесяти милях над поверхностью.
   В центре Титана находилось каменное ядро, покрытое толстой мантией замерзшего водяного льда. Под плотным покровом атмосферы восемьдесят процентов поверхности твердого льда было покрыто океанами жидкого метана и этана, сильно загрязненных более сложными углеводородами. Оставшаяся часть "сухой" ледяной суши была слишком редкой, чтобы сформироваться в крупные континенты; вместо этого гряды водяного льда, выступающие над метаном, образовывали цепочки островов и длинных полуостровов.
   Что ж, океаны все еще были здесь. Луиза прокрутила в голове древние, знакомые названия: море Койпера, архипелаг Галилея, океан Гюйгенса, залив Джеймса Максвелла...
   Но от людей, которые когда-то дали название этой местности, не осталось и следа. На самом деле, выглядело так, как будто их никогда и не было.
   Когда-то эти океаны со сложным составом бороздили огромные корабли-фабрики, оставляя за собой высокие маслянистые следы; на этих гигантских кораблях производилось достаточно продовольствия, чтобы прокормить весь Титан, а также большинство других спутников-колоний в системе Сатурна. Сейчас здесь не было кораблей. Возможно, если бы она поискала достаточно внимательно, то обнаружила бы следы огромных металлических корпусов, погребенных на ледяном дне химических морей.
   ...Но теперь, казалось, что-то приближалось из-за резко изгибающегося горизонта: особенность, которая не вязалась с ее памятью. Она наклонилась вперед на своем сиденье, пытаясь разглядеть, что происходит впереди.
   Это была ледяная гряда, нависшая над океанами, простиравшаяся из стороны в сторону в поле ее зрения, когда она пересекала край света.
   - Прядильщица - смотри.
   - Я не могу полностью разобрать это - кажется, оно не соответствует картам...
   - Карты? - пробормотала Луиза. - С таким же успехом мы можем выбросить эти чертовы штуки.
   Это был край кратера - кратера настолько огромного, что он тянулся, как огромный шрам, по всему изгибу спутника. За стенами кратера высотой в милю плескало свои огромные волны с низкой гравитацией новое море, глубокое и спокойное.
   - Ну, раньше его здесь не было, - сказала Прядильщица. - Он уничтожил половину поверхности спутника.
   Луиза попросила Прядильщицу загрузить проекции общей формы кратера, глубокий профиль, скрытый от глаз круглым океаном метана, который охватывал его.
   Под поверхностью океана кратер был почти цилиндрическим, с острыми вертикальными стенками и плоским основанием.
   - Как ты думаешь, вулканический? - спросила Прядильщица.
   - Это не похоже ни на одно жерло вулкана, которое я когда-либо видела, - медленно произнесла Луиза. - В любом случае, Титан геологически инертен.
   - Тогда что? Может ли это быть ударный кратер? Может быть, когда спутники раскололись...
   - Посмотри на это, Прядильщица, - нетерпеливо сказала Луиза. - Форма неправильная, это не было ударом.
   - И что дальше?
   Луиза вздохнула. - Что ты думаешь? Мы проделали весь этот путь, чтобы найти еще один реликт войны, Прядильщица веревок. Теперь мы знаем, что случилось с людьми. Когда это, чем бы они ни было, поразило Титан, вся поверхность спутника, должно быть, содрогнулась. Неудивительно, что города были разрушены...
   Она представила, как ледяной покров трескается, на короткое время снова становится жидким, поглощая целые сообщества; в метановых морях с низкой гравитацией, должно быть, были приливные волны высотой в милю, которые в считанные мгновения захлестывали корабли с продовольствием.
   Прядильщица некоторое время молчала. Затем: - Ты хочешь сказать, что это было сделано намеренно?
   Луиза улыбнулась. Суперэт, реконструируя будущее по проблескам, оставленным встречей Майкла Пула с кваксами, наткнулся на концепцию звездолома: способного сокрушать небесные тела оружия, которым владеют ксили - оружия, основанного на сфокусированных гравитационных волнах. У Суперэта даже были доказательства того, что звездолом ограниченной мощности был развернут внутри самой Солнечной системы: захватчиками-кваксами из будущего, во время их неудачного нападения на корабль Друзей Вигнера.
   Она сказала Прядильщице: - Тебе уже следовало бы привыкнуть к этому. Мы знаем, что у ксили было оружие, достаточное для уничтожения миров. По какой-то причине они пощадили Титан. Вместо этого они зачистили его от людей. Так же, как они сделали с Каллисто.
  
   Луиза спустилась на капсуле к одному из крупнейших отдельных островов, недалеко от неровного края моря Койпера. При ее посадке раздался тихий хруст, когда капсула придавила рыхлую поверхность льда.
   Сбоку корпуса капсулы образовался небольшой воздушный шлюз, и Луиза пролезла через него.
   Мгновенно ее окутала оболочка тьмы. Во мраке фотохимического смога свет ее скафандра проникал едва ли на несколько футов. Посмотрев вниз, она смогла разглядеть только поверхность. Под толстым слоем инея, который скрипел, сжимаясь под ее ботинками, грунт был твердым, ровным. Она приподнялась на цыпочки, пробуя свой вес; она чувствовала себя легкой, пружинистой при тринадцатипроцентной гравитации Титана. Дул мягкий ветерок, который толкал ее в грудь.
   Ее лицевую панель начал покрывать снег, падающий из огромной атмосферы; он был белым и тягучим, и - когда она попыталась стереть его перчаткой - от него остались прилипшие остатки. Это был снег из сложных органических полимеров, падающий из химического супа толщиной в сто миль у нее над головой.
   - Луиза? Ты все еще меня слышишь?
   - Я слышу тебя, Прядильщица.
   Она сделала несколько шагов вперед, прочь от сверкающей капсулы; вскоре ее огни почти затерялись в полимерном мокром снегу.
   - Знаешь, мы терраформировали Титан, - сказала Луиза Прядильщице. - Там были корабли для добычи пищи и воздуха из морей. По поверхности можно было ходить в одном костюме с подогревом. Мы очистили атмосферу, Прядильщица веревок. Можно было видеть Сатурн и кольца. И Солнце. Вы знали, что вы здесь не одни - что вы часть системы...
   Теперь терраформирование исчезло. Титан вернулся к прежнему. Это было так, как если бы люди никогда не ходили по поверхности Титана.
   - Раньше здесь был город, Прядильщица. Порт Кассини. Огромные сверкающие пещеры во льду; иглу на поверхности... По меньшей мере сто тысяч человек.
   - Марк родился здесь. Ты знала об этом? - Она рассеянно огляделась. - И насколько я помню, на этом месте был дом его родителей...
   Она попыталась представить, каково это было - стоять здесь, когда пала последняя защита вокруг Титана и началось наступление ксили. Лучи "звездолома" - вишнево-красные геометрические абстракции - горели в углеводородном смоге от невидимых НИКов далеко над поверхностью. Метановые моря вспыхнули - испарились за считанные мгновения - и древний водяной лед мантии впервые за миллиарды лет превратился в жидкость...
   - Луиза? Теперь ты готова идти домой?
   - Домой? - Луиза подняла лицо к скрытому за горизонтом небу и позволила первозданному полимерному снегу осесть на лицевой панели; на мгновение слезы, древние и соленые, ослепили ее. - Да. Пойдем домой, Прядильщица веревок.
  
   - Гелиевая вспышка, - сказал Марк.
   Уваров дремал; его сны, как обычно, были наполнены птицами: уродливыми пожирателями падали с огромными черными крыльями, пикирующими на желтое Солнце. Когда Марк заговорил, сны оборвались, оставив его слепым и снова прикованным к креслу. Он почувствовал легкое, холодное ощущение в правой руке: еще одно поступление концентрированных пищевых продуктов, обеспечиваемых его креслом.
   Вкуснятина, подумал он. Завтрак.
   - Марк, - прошептал он.
   - С вами все в порядке?
   - Тем лучше для ваших веселых расспросов, вы, конструкт. - Он говорил с огромным усилием, борясь со всеохватывающей усталостью. - Если вы так беспокоитесь о моем здоровье, подключитесь к диагностике моего кресла и убедитесь сами. Сейчас. Повторите мне еще раз, что вы сказали. И что, во имя Леты, это значит...
   - Гелиевая вспышка, - повторил Марк.
   Уваров почувствовал себя старым и глупым; он попытался собрать свои разрозненные мысли.
   - Мы получили известие от Лизерль. Уваров, птицы продолжают ускорять эволюцию Солнца. - Марк заколебался; его интонация стала вялой, для Уварова это означало, что он отвлекся. - Я объединил наблюдения Лизерль с небольшой собственной экстраполяцией. Думаю, мы можем сказать, что будет дальше... Уваров, жаль, что я не могу показать вам. В картинках - виртуальная симуляция - это было бы легко.
   - Ну, вы не можете, - кисло сказал Уваров, кривя лицо из стороны в сторону. - Извините, что доставляю столько неудобств. Вам просто придется подключить еще несколько процессорных блоков, чтобы усилить свое воображение, и рассказать мне, не так ли?
   - ...Уваров, Солнце умирает.
   В течение миллионов лет птицы-фотино питались от ядра Солнца, выделяющего водород. Каждый глоток энергии каждой из птиц Лизерль незначительно снижал температуру ядра.
   Со временем, после миллиардов взаимодействий, температура ядра упала настолько, что в нем стал невозможен синтез гелия из водорода. Ядро превратилось в шар из гелия, мертвый, сжимающийся. Тем временем оболочка из продолжающего сгорать в синтезе водорода прожигала себе путь к выходу из Солнца, обрушив на ядро дождь гелиевого пепла.
   - Инертное ядро неуклонно становится более массивным - сжимается и нагревается. В конце концов гелий в коллапсирующем ядре стал вырожденным - он перестал вести себя как газ, потому что...
   - Я знаю, что такое вырожденная материя.
   - Хорошо. Но вы должны четко понимать, почему это важно для того, что будет дальше. Уваров, если вы нагреваете вырожденную материю, она не расширяется, как это было бы с газом... Вырожденная материя - это не газ; она не подчиняется никаким газовым законам.
   - Итак, у нас есть это вырожденное, мертвое ядро из гелия, горящая оболочка вокруг него. Что дальше?
   - Теперь мы начинаем строить предположения. Уваров, в обычном гиганте, когда масса ядра достаточно высока - около половины массы Солнца, - температура становится настолько высокой, сто миллионов градусов или больше, что запускается новая цепная реакция синтеза: тройная альфа-реакция, которая...
   - Синтез углерода из гелиевой "золы".
   - Да. Внезапно "мертвое" ядро наполняется энергией термоядерного горения гелия. Теперь помните, что я вам говорил, Уваров: ядро вырождено. Поэтому оно не расширяется, чтобы компенсировать все это тепло...
   - Вы превращаете снисходительность в вид искусства, - нетерпеливо проворчал Уваров.
   - Поскольку ядро не может расширяться, оно не может остыть. Происходит безудержная термоядерная реакция - вспышка гелия, длящаяся не более секунды. После этого ядро снова начинает расширяться, и в конечном итоге достигается новое равновесие...
   - Хорошо. Это стандартная история; теперь давайте вернемся к Солнцу. Солнце - это не обычный гигант, чем бы оно ни было.
   - Да. Но оно приближается к точке воспламенения гелия.
   - Не подавят ли действия птиц этот гелиевый выброс - гелиевую вспышку точно так же, как они подавляли синтез водорода все это время?
   - Нет, Уваров. Они не забирают достаточно энергии, чтобы остановить вспышку... Возможно, они и не собираются этого делать. И, конечно, тот факт, что ядро Солнца так необычно богато водородом, повлияет на результат. Возможно, там также произойдет какой-нибудь водородный термояд, сложная множественная реакция.
   - Марк, вы сказали, что после гелиевой вспышки будет достигнуто новое равновесие. - Уварову не понравилось, как это прозвучало. Он задавался вопросом, будет ли полезно находиться рядом, в то время как искусственно созданный красный гигант изо всех сил пытается обрести новую стабильность после взрыва своего ядра... - Что произойдет после гелиевой вспышки?
   - Ну, импульсу тепловой энергии, выделяемой вспышкой, потребуется время - несколько столетий - чтобы пробиться сквозь оболочку. Оболочка будет расширяться дальше, стремясь к новому балансу между гравитацией и радиационным давлением. И энергия, выделяемая при вспышке, будет огромной, Уваров.
   - Огромной?
   - Уваров, будет суперветер.
  
   Суперветер...
   Гелиевая вспышка унесла бы половину массы Солнца в расширяющуюся оболочку, раздувающуюся наружу со скоростью сотен миль в секунду.
   Ядро - обнаженное, сморщенное вещество из задушенного углеродом гелия - превратилось бы в звезду-белый карлик: быстро остывающая, с массой в половину солнечной, но всего в несколько тысяч миль в поперечнике, не больше старой Земли. Стаи птиц-фотино, бестелесных звездных убийц, продолжали бы кружить вокруг центра Солнечной системы с пониженной гравитацией.
   В настоящее время - до вспышки - Солнце было красным гигантом диаметром около двух астрономических единиц. После сверхветра оболочка превратится в шар в двадцать тысяч раз большего размера, во вздымающееся остывающее облако диаметром в триста световых дней.
   Самая удаленная планета от сердца старого Солнца находилась всего в сорока астрономических единицах - шести световых часах. Таким образом, расширяющаяся оболочка, в конце концов, поглотит всех детей Солнца.
   Затем, когда сверхветер закончится, карликовый остаток испустит свой собственный новый ветер: поток горячих, быстрых частиц, которые будут дуть на расширяющийся шар, выталкивая внутренние слои. Вся система превратилась бы в планетарную туманность - огромную, остывающую, полую оболочку из газа, флуоресцирующую в свете умирающего карлика в ее сердце.
  
   Марк сказал: - В конце концов, конечно, запас термоядерно сгорающего гелия в активной зоне будет исчерпан. Затем ядро будет сжиматься еще раз, пока температура областей вокруг ядра не станет достаточно высокой для начала термоядерного горения гелия - в оболочке вне ядра, но внутри оболочки, сжигающей водород. А при горении гелия углеродная зола будет осаждаться на ядро, увеличиваясь в массе и нагревая его - до тех пор, пока не начнется горение углерода...
   - Цикл повторяется, Уваров. Будут вспышки углерода, а позже вспышки кислорода и кремния... Наконец, у гиганта может оказаться ядро из почти чистого железа, со структурой луковичной скорлупы, состоящей из кремния, кислорода, углерода, гелия и водорода вокруг него. Но железо - это тупик; оно может только поглощать энергию, а не высвобождать ее.
   - И все это произойдет с Солнцем?
   Марк заколебался. - Наши стандартные модели говорят, что реакции доходят до железа только в звездах намного массивнее Солнца - скажем, двенадцать солнечных масс или больше. - Он театрально вздохнул. - Получим ли мы термоядерный синтез железа в центре Солнца? Я не знаю, Уваров. Думаю, мы можем с таким же успехом отказаться от наших теоретических моделей. Если птицы-фотино так распространены, как кажется, во Вселенной может не быть ни одной звезды, которая прошла бы "стандартный" жизненный цикл.
   - Суперветер, - выдохнул Уваров. - Как скоро произойдет гелиевая вспышка на Солнце?
   - Наблюдения Лизерль по этому поводу отрывочны. Но, Уваров, условия подходящие. Вспышка, возможно, уже произошла. Сверхветер, возможно, уже выходит из-под контроля...
   - Как скоро, черт бы тебя побрал?
   - У нас есть несколько столетий. Не больше.
   Уваров обвел взглядом салон. Он представил разрушенную систему Юпитера за этими стенами, раздутую звезду, доминирующую в небе снаружи.
   - Тогда мы не можем здесь оставаться, - сказал он.
  

21

  
   К тому времени, как она взобралась на вершину гигантского капокового дерева, ее ладони стали скользкими от пота, а легкие быстро наполнялись воздухом. Прядильщица веревок сняла очки и протерла линзы уголком набедренной повязки. При нулевой гравитации или нет, все равно требовалось усилие, чтобы тащить себя по этому лесу... усилие, которое, казалось, увеличивалось с возрастом, несмотря на все методы лечения в мире.
   Она была на кроне капока. Огромное дерево представляло собой плотную, спутанную массу ветвей под ней. Семена разлетались повсюду, наполняя колеблющийся полог точками света - как ей показалось, блуждающими звездами. Где-то группа обезьян-ревунов пронзительным криком сообщила о своем присутствии. Их жуткие завывания, нарастающие и затихающие, напомнили ей о клаксоне, который когда-то призывал нижних людей к их унылой работе...
   Она решительно выбросила эту мысль из головы. Она вытащила из-за пояса немного сушеного мяса и прожевала его, наслаждаясь знакомым солоноватым вкусом. Она чувствовала себя усталой, черт возьми; она пришла сюда одна, потому что хотела - всего на несколько часов - выбросить из головы все странности, царящие под лесной палубой и за пределами небесного купола, чтобы еще раз погрузиться в простой мир, в котором она выросла.
   Вдалеке с пронзительным криком захлопала крыльями птица, ее яркие цвета выделялись на фоне мягкой послеполуденной синевы небесного купола.
   Птица летела вверх тормашками.
   - Прядильщица веревок.
   Голос был рядом с ее ухом. Продолжая жевать мясо, Прядильщица медленно повернулась.
   Луиза Йе Армонк зависла в нескольких футах от нее, стоя на приземистой, аккуратной платформе скутера для нулевой гравитации. Луиза усмехнулась. - Я заставила тебя подпрыгнуть? Прости, что сжульничала с этим скутером; не уверена, что справилась бы с подъемом.
   Прядильщица веревок сердито посмотрела на нее. - Луиза. Никогда-никогда - не подкрадывайся к кому-то на верхушке дерева.
   Луиза не выглядела слишком обеспокоенной. - Почему бы это? Потому что ты можешь потерять хватку и слететь с ветки на пару футов? Какая катастрофа.
   Прядильщица пыталась сдержать свой гнев, но начала чувствовать себя глупо. - Да ладно, Луиза. Я пытаюсь донести свою мысль.
   Луиза умело подвела свой скутер поближе к Прядильщице; без особой грации она слезла со скутера и забралась на ветку рядом с Прядильщицей. - Вообще-то, - мягко сказала она, - я тоже. - Она глубоко вдохнула влажный лесной воздух и оглядела небо. - Я видела, как ты наблюдала за этой птицей.
   Прядильщица сдвинула очки на переносицу. - Ну и что?
   Луиза поковыряла кору дерева. - Что ж, птица, похоже, делает все возможное, чтобы выжить в условиях нулевой гравитации.
   - Возможно. Не у всех здесь все так хорошо, - тяжело вздохнула Прядильщица. Потеря силы тяжести медленно, но верно разрушала лесную биоту. - Высшие птицы и животные, похоже, хорошо адаптируются... Обезьяны быстро научились приспосабливаться к тому, как они лазают и прыгают. Но в остальном все разваливается сотней крошечных способов. - Она подумала о пауках, которые больше не могли плести паутину, о лягушках, обитающих на деревьях и обнаруживающих, что их крошечные пруды на листьях уплывают в воздух. - Мы делаем все возможное, чтобы все работало - спасаем все, что можем, - сказала она. - Но, черт возьми, даже дождь больше не идет как надо.
   Луиза потянулась и взяла ее за руку; кожа старого инженера была холодной, шершавой. - Прядильщица, мы должны все это восстановить. Навсегда. - Луиза подняла лицо; рассеянный свет купола смягчил резкие возрастные линии. - Помни, я спроектировала эту лесную террасу. И это единственный сохранившийся фрагмент Земли где-либо во Вселенной - насколько нам известно.
   Прядильщица веревок отдернула руку. - Я знаю, о чем была твоя маленькая притча о птице, Луиза. Я должна приспособиться, как отважная маленькая птичка. Верно? Ты хочешь, чтобы я вернулась в корабль ксили.
   Луиза кивнула, изучая ее.
   - Ну, это была глупая притча. Птица - исключение, а не правило. И...
   - Прядильщица, я знаю, тебе был нужен перерыв. Но ты уже давно лазаешь по этим деревьям. Мне нужно, чтобы ты вернулась - нам всем нужно. Знаю, тебе это трудно, но ты единственный человек, который у меня есть, из тех, кто мог бы выполнить эту работу.
   Прядильщица скептически наблюдала за выражением ее лица. - Но сейчас мы говорим не о простых прогулках по Солнечной системе с разрывным приводом. Не так ли, Луиза?
   - Да. - Луиза избегала встречаться с ней взглядом.
   Прядильщица почувствовала пустоту в груди - как будто она расширилась, оставив ее сердце трепетать, как птицу, в какой-то огромной полости. Гипердвигатель...
   - Прядильщица, нам нужен гипердвигатель. Ты понимаешь это, не так ли? Солнце умирает. Возможно, мы могли бы попытаться основать что-то вроде колонии здесь, в Солнечной системе. Но нам нужно выяснить, что происходит за пределами системы. Остались ли где-нибудь люди? Может быть, мы сможем присоединиться к ним - найти место получше, чем стала Солнечная система.
   - Но без гипердвигателя подобные путешествия заняли бы тысячелетия, даже больше, даже с разрывным приводом. И я не думаю, что у нас есть тысячелетия...
   Прядильщица глубоко вздохнула. - Да, но... Луиза, что произойдет, когда я переброшу переключатель? Каково это будет?
   Луиза колебалась. - Не знаю, Прядильщица. Это правда; это то, что мы хотим выяснить в первом полете. Мы не узнаем наверняка, пока не попробуем это в кураже. Мы с Марком только начали строить теории о том, как работает этот чертов гипердвигатель... Прядильщица, все, что мы знаем, это то, что это как-то связано с размерностью.
  
   Обычный корабль (по словам Луизы) работал в пространстве-времени "три плюс одно" - три пространственных измерения плюс одно временное. И в пределах этих измерений природа описывалась рядом фундаментальных констант - зарядом электрона, скоростью света, гравитационной постоянной, постоянной Планка и другими.
   Но - люди верили - физика управлялась теорией SO (10), которая описывала симметрии между силами природы. И симметрии должны были быть выражены в более высоких измерениях, чем четыре.
   - Итак, Прядильщица веревок, существует более трех пространственных измерений, - сказала Луиза. - Но "дополнительные измерения" компактифицированы...
   - Они что?
   - Сжаты до минимально возможного масштаба - до масштаба Планка, ниже которого квантовая физика и гравитация сливаются.
   Когда-то - сразу после начальной сингулярности - физические силы были едины, и Вселенная была полностью многомерной. Затем началось великое расширение.
   - Три пространственных измерения быстро расширились до масштабов, которые мы видим сегодня. Остальные измерения остались компактифицированными.
   - Почему расширились три измерения? Почему не четыре, или два, или одно - или вообще ничего?
   Луиза рассмеялась. - Это хороший вопрос, Прядильщица. Жаль, что у меня нет хорошего ответа.
   - Геометрически трехмерные пространства обладают некоторыми уникальными свойствами. Например, только в трех измерениях планеты могут иметь стабильные орбиты, управляемые центральными силами, создаваемыми звездами. Ты знала об этом? Планеты в четырехмерном космосе дрейфовали бы в космосе или вращались бы по спирали к своим солнцам. Итак, если жизни нужны миллиарды лет стабильной планетной среды, три измерения - единственная возможность. Материя также нестабильна в более высоких измерениях: волновое уравнение Шредингера не имело бы ограниченных решений... И волны могут распространяться без искажений только в трех измерениях. Итак, если нам нужны высокоточные акустические или электромагнитные сигналы, чтобы иметь возможность осмысливать окружающий мир, то, опять же, трехмерность - это единственная возможность.
   - Прядильщица, может быть, где-то там есть альтернативные вселенные, где после первоначальной сингулярности расширилось более трех измерений. Но, насколько мы можем видеть, жизнь - наш вид жизни - не могла развиться там; фундаментальная геометрия пространства-времени не позволила бы этого...
   - Помни, однако, что дополнительные измерения все еще здесь, но они свернуты очень плотно, в сверхтонкие трубки, в поперечнике с планковскую длину.
   - Таким образом, мы не можем их видеть.
   - Да. Но - и вот трюк, который, как мы думаем, использовали ксили, - дополнительные измерения действительно оказывают влияние на нашу Вселенную. Кривизна этих планковских трубок определяет значение фундаментальных физических констант. То есть способ, которым сложены трубки, определяет такие вещи, как заряд электрона или сила притяжения.
   Прядильщица медленно кивнула. - Хорошо. Но какое это имеет отношение к гипердвигателю?
   - Прядильщица веревок, мы думаем, что ксили нашли способ скорректировать некоторые из этих универсальных чисел. Изменяя физические константы - в небольшой области пространства вокруг себя - гипердвигатель может заставить пространство-время развернуться, совсем немного. - Луиза подняла лицо. - Тогда НИК может перемещаться на небольшое расстояние через одно из высших измерений.
   - Представь себе лист бумаги, Прядильщица. Если ты ограничена двумя измерениями - ползаешь по бумаге, - то тебе потребуется много времени, чтобы добраться с одной стороны на другую. Но если бы можно было передвигаться в третьем измерении - сквозь бумагу - тогда ты могла бы перемещаться с огромной кажущейся скоростью из одного места в другое...
   Прядильщица нахмурилась. - Кажется, я это понимаю. Это что-то вроде путешествия через червоточину?
   Луиза заколебалась. - Не совсем. Червоточины - это дефекты в нашем трехмерном пространстве-времени, Прядильщица; они не связаны с более высокими свернутыми измерениями. И червоточины фиксированы. С помощью червоточины можно перемещаться только из одного места в другое, если только не таскать с собой терминалы. С приводом ксили, как мы думаем, можно путешествовать куда угодно, практически по своему желанию. Это похоже на разницу между фиксированным железнодорожным маршрутом и флиттером.
   Прядильщица обдумала это. - Звучит просто.
   Луиза рассмеялась. - Поверь мне, это не так. - Она отвернулась, отвлекшись. - Привет. Смотри, - сказала она, указывая на небесный купол.
   Прядильщица подняла глаза, щурясь сквозь очки от яркого света купола. - Что?
   Луиза наклонилась ближе, чтобы Прядильщица могла смотреть вдоль ее вытянутой руки. - Видишь? Эти тени на фоне купола, вон там...
   Тени, десять или дюжина форм, карабкались по маленькому уголку небесного купола, занятые, активные.
   Прядильщица улыбнулась. - Обезьяны-ревуны. Они колонизировали небесный купол. Интересно, как они туда забрались.
   - Суть в том, - мягко сказала Луиза, - что они тоже адаптировались. Прямо как тот попугай.
   - Еще одна притча, Луиза?
   Луиза пожала плечами с самодовольным видом.
   Прядильщица чувствовала себя, решила она, как одна из нижних людей Морроу. Она больше не была свободна; ее угнетала необходимость служить огромному, аморфному проекту Луизы.
   - Хорошо, Луиза, ты высказала свою точку зрения. Давай вернемся к кораблю ксили.
  
   Лизерль впервые поняла, что такое птицы-фотино.
   Она подумала о новых и сверхновых.
   Когда только что засиявшие звезды вступили в свой многомиллиардный период жизни на главной последовательности, Вселенная, должно быть, показалась птицам-фотино прекрасным местом. Звезды казались стабильными: вечными, аккуратными гнездышками из компактных гравитационных колодцев и термоядерной энергии.
   Затем наступила первая нестабильность.
   Расширения красных гигантов и новые звезды, должно быть, были достаточно опасны. Но даже новая звезда была ограниченным взрывом, который мог оставить звезду нетронутой: пригодной для выживания, по мнению зараженных птиц. Однако взрыв сверхновой может уничтожить звезду за считанные секунды, не оставив после себя ничего, кроме сморщенной, быстро вращающейся нейтронной звезды.
   Лизерль попыталась увидеть эти события с точки зрения птиц-фотино. Нестабильность, мощные взрывы, должно быть, опустошили целые стаи в ядре. Возможно, размышляла она теперь, птицы даже развили цивилизацию в прошлом; она представила себе огромные вращающиеся города из темной материи в сердце звезд, города, разорванные на части первыми смертями звезд.
   Если бы она была птицей-фотино, она бы этого не потерпела.
   Птицам не нужны были эффектные, сверкающие звезды. Им, конечно, не нужна была нестабильность, новые и сверхновые, разрушение умирающих звезд. Все, что они требовали от звезды, - это стабильный гравитационный колодец и источник энергии взаимодействия протонов с фотино.
   Она подумала о Солнце.
   Когда птицы покончат с Солнцем - после того, как суперветер пронесется по разрушенной системе, - останется белый карлик: маленький остывающий комочек вырожденной материи, меньший, чем Земля. История Солнца закончилась бы. Его не могли ожидать никакие изменения, кроме медленного угасания; в будущем Солнца, безусловно, не было бы никаких катастрофических событий...
   Но карлик сохранил бы более половины первоначальной массы Солнца. И было бы много плотной материи для взаимодействия и энергии от медленного сжатия звезды.
   Солнце стало бы идеальной средой обитания для птиц-фотино.
   Лизерль увидела все это теперь с ужасающей ясностью.
   Птицы-фотино не были готовы принять Вселенную, полную молодых, горячих, опасных звезд, которые могут взорваться в любой момент. Поэтому они решили покончить с этим - управлять старением звезд как можно быстрее.
   И когда великая задача птиц будет выполнена, Вселенная наполнится тусклыми, неизменными белыми карликами. Единственное движение исходило бы от темных потоков птиц-фотино, проплывающих между своими кастрированными звездными гнездами.
   Это было величественное видение: инженерный проект самого грандиозного из возможных масштабов - проект, которому никогда не было равных.
   Но это превращало Вселенную - всю Вселенную целиком - в место, враждебное людям.
  
   Она изучала разбухающее ядро Солнца. Его температура поднималась выше почти ежедневно; гелиевая вспышка была близка - или, возможно, действительно уже произошла.
   Люди, казалось, усвоили данные, которые она им отправила. Ответ пришел к ней через ее слабые пути мазерного излучения.
   Она медленно перевела. Улыбающееся лицо, грубо закодированное в двоичной цепочке искаженных доплером мазерных импульсов. Слова благодарности за ее данные. И - приглашение.
   Присоединяйтесь к нам, сказал человек.
  
   И снова Прядильщица веревок сидела в клетке НИКа. Ее окружали дуги из конструкционного материала; за ними маячила раздутая громада Солнца, огромная и бледная, как какой-то огромный призрак.
   Она попыталась устроиться поудобнее на своей кушетке. Между каждой прогулкой в клетке она просила Марка отрегулировать контуры кушетки, но все равно казалось, что та не подходит ей должным образом. Возможно, это было из-за датчиков биостата, которыми ее продолжали оснащать для каждого полета...
   Или, может быть, удрученно подумала она, просто она так устала от этой бомбардировки странностями.
   Она потрогала свою грудь, на которой - под костюмом - висел наконечник стрелы ее отца. Перед ней была черная подкова консоли управления ксили с тремя приживленными е ней уолдо. Она уставилась на уолдо прямо перед собой - тот самый, который управлял гипердвигателем. Внешне уолдо был просто еще одной коробкой из металла и пластика, его контрольные сигналы тепло светились; но теперь он, казалось, вырисовывался в ее поле зрения огромным, даже больше, чем труп Солнца...
   - Прядильщица. Ты меня слышишь?
   - Да, Луиза. Я здесь.
   - С тобой все в порядке? Ты на своей кушетке?
   Прядильщица позволила себе раздраженно вздохнуть. - Да, на своей кушетке, как раз там, где ты меня видела пять минут назад.
   Луиза рассмеялась. - Ладно, Прядильщица, извини. Я в комнате отдыха. Послушай, на какой бы риск ты ни пошла, я буду рядом и разделю его с тобой...
   Теперь рассмеялась Прядильщица. - Спасибо, Луиза; от этого я чувствую себя намного лучше.
   Луиза на мгновение замолчала, и Прядильщица представила ее кривую, довольно усталую улыбку. - Я никогда не была большим мотиватором. Удивительно, что я вообще продвинулась так далеко в жизни... Ты готова начать?
   Прядильщица глубоко вздохнула; у нее перехватило горло, и она почувствовала легкость, отстраненность, как будто все это было каким-то виртуальным шоу, не связанным ни с чем реальным.
   - Я готова, - сказала она.
   Наступила тишина; Луиза Йе Армонк, казалось, затаила дыхание.
   - Прядильщица веревок, если тебе нужно больше времени...
   - Я сказала, что готова. - Прядильщица открыла глаза, устроилась на своей противоаварийной кушетке и пошевелила пальцами в перчатках. Перед ней засветились сенсорные панели уолдо гипердвигателя.
   - Скажи мне, что делать, Луиза.
  
   Солнце нависало над ней справа, заливая клетку тусклым красным светом.
   Там было три сенсорные панели в ряд, все светились желтым. Не задумываясь об этом. Прядильщица ткнула указательным пальцем в среднюю сенсорную панель.
   Окружающее освещение изменилось.
   Она осознавала, что перестала дышать; даже ее пульс, громко отдававшийся в ушах внутри этого шлема, казалось, замедлился до минимума.
   Она смотрела на свою руку в перчатке, вытянутый указательный палец все еще касался поверхности уолдо; за ней боковым зрением она могла видеть ребра каркаса из конструкционных материалов. Все было точно так же, как и мгновение назад.
   ...За исключением того, что тени, которые ее рука отбрасывала на коробку уолдо, неуловимо изменились.
   Раньше рассеянный шар Солнца заливал поле ее зрения багровым, кровавым сиянием, и ее клетка была заполнена полосатыми тенями с мягкими краями. Но теперь тени переместились почти на сто восемьдесят градусов. Как будто Солнце - или какой бы там ни был источник света, работающий сейчас, - переместилось слева от нее.
   Она подняла руку и повертела ею перед лицом, изучая, как свет падает на ее пальцы, на складки материала перчатки. Качество самого освещения тоже изменилось; теперь оно казалось более рассеянным - тени еще мягче, свет розовее, ярче.
   Она прижала руку к груди. Сквозь слои материала скафандра она чувствовала твердые края наконечника стрелы своего отца, прижимающиеся к ее груди. Она вдавила острие в свое тело, чувствуя, как трескается кожа; крошечная точка боли была как единственная неподвижная точка реальности среди этой Вселенной вращающегося света.
   Она медленно повернула голову.
   Солнце зашло. Там, где его огромная громада затянула небо багровым дымом, была только пустота - чернота, размазанная по сморщенным звездам.
   А слева от нее появилась стена розоватого газа, рассеченная темными полосами, края которой терялись в черноте. Это было облако, полное звезд; оно, должно быть, имело световые годы в поперечнике.
   Она, должно быть, преодолела сотни, а может, и тысячи световых лет. И она ничего не почувствовала. Простое нажатие кнопки...
   Она наклонилась вперед, уронив голову на колени. Она прижимала наконечник стрелы к груди, снова и снова вонзая его в кожу; она прижала одну руку к лицевой панели и царапала ее, отыскивая свое лицо. Она почувствовала, как ее мочевой пузырь расслабился; теплая жидкость хлынула через катетер.
  
   - Прядильщица веревок. Прядильщица...
   Руки на ее плечах, встряхивающие ее; далекий голос. Ее большой палец был зажат во рту. Боль в груди превратилась в тупую ноющую боль.
   Кто-то осторожно отвел ее руку ото рта.
   Перед ней было квадратное, усталое лицо, озабоченность сквозила сквозь неровную улыбку, копна седых жестких волос.
   - Луиза...?
   Улыбка Луизы стала шире. - Итак, ты снова с нами. Спасибо жизни за это; добро пожаловать обратно.
   Прядильщица огляделась. Она все еще была в своей клетке; уолдо все еще сидели перед ней на своей угольно-черной подкове из конструкционного материала, на их сенсорных панелях горели огоньки. Но вокруг клетки был накинут купол из какого-то молочного непрозрачного материала, закрывающий невозможные виды снаружи.
   Луиза серьезно посмотрела на нее. Она зависла за клеткой, прикрепленная короткой страховочной веревкой; просунув руку сквозь прутья клетки, она протянула увлажненную тряпку. - Вот. Тебе лучше привести себя в порядок.
   Прядильщица взглянула на себя. Ее шлем лежал у нее на коленях. Ее руки были влажными от слюны - и она стекала по подбородку - а там, где Луиза расстегнула ее костюм на груди, было множество маленьких кровоточащих проколов.
   - Какой беспорядок, - сказала Прядильщица. Она приложила руку к груди.
   Луиза пожала плечами. - Это не большая проблема, Прядильщица. Хотя мне пришлось действовать быстро; нужно было накрыть тебя воздушным куполом, прежде чем ты успела открыть лицевую панель.
   Прядильщица подняла свой шлем; просунув руку сквозь лицевую панель, она нашла соску для яблочного сока. - Луиза, что со мной случилось?
   Луиза усмехнулась и протянула руку сквозь прутья из конструкционного материала; своей старой, кожистой рукой она коснулась щеки Прядильщицы. - С тобой случился гипердвигатель. Тебе нечего стыдиться, Прядильщица. Я знала, что это будет нелегко, но понятия не имела, насколько травмирующим это будет.
   Прядильщица нахмурилась. - Не было никакого ощущения движения вообще. Это казалось волшебством, невозможным. Даже с разрывным приводом есть визуальные эффекты; можно видеть надвигающиеся планеты, и синее смещение, и...
   Луиза вздохнула и потерла лицо. - Знаю. Иногда мне кажется, будто я забываю, что это корабль ксили. Он просто не предназначен для комфорта людей... Думаю, мы можем сделать вывод, что ксили немного жестче психологически, чем мы.
   - Но сработало ли это, Луиза?
   - Да. Да, это сработало, Прядильщица. Мы преодолели более двух тысяч световых лет - за такое короткое время, что я даже не смогла его измерить...
   Луиза отняла руку от щеки Прядильщицы и положила ее себе на плечо. - Прядильщица, я могу снять непрозрачность с этого купола. Если ты чувствуешь, что хочешь, чтобы я это сделала.
   Прядильщица не хотела думать об этом. - Сделай это, Луиза.
   Луиза подняла свой шлем и прошептала инструкции в микрофон на шее.
  
   Тройная туманность, видимая с Земли, когда-то была слабым сиянием в созвездии Стрельца - таким же широким, как полная Луна на небе, но гораздо более тусклым; на расстоянии более двух тысяч световых лет от Земли требовались мощные телескопы, чтобы раскрыть ее великолепные цвета. Свету требовалось целых тридцать лет, чтобы пересечь ее протяженность.
   Луиза и Марк выбрали эту туманность в качестве первой цели для гипердвигателя. Даже если траектория НИКа отклонялась на сотни световых лет, туманность, несомненно, должна была стать безошибочным ориентиром.
   Но уолдо сработал. Программа Луизы привела НИК на расстояние шестидесяти световых лет от края туманности.
   Туманность представляла собой стену, растянувшуюся на половину неба Прядильщицы. Это был этюд с мягкими краями в розовых и красных тонах. Темные полосы пересекали поверхность туманности в виде грубой Y-образной формы, разделяя облако на три части. Материал казался довольно гладким, подумала Прядильщица, как на какой-то огромной акварельной картине. Звезды сияли сквозь бледные внешние края туманности - и также сияли изнутри ее объема.
   - Это эмиссионная туманность, Прядильщица, - рассеянно сказала Луиза. - Внутри газа есть звезды; ультрафиолетовый свет звезд ионизирует водород в туманности, заставляя газ, в свою очередь, светиться... - Она указала. - В этих темных разломах нет звезд; они имеют длину в десятки световых лет. Туманность называется Тройной из-за того, что полосы разделяют поверхность на три части... видишь? И - видишь ли ты эти маленькие компактные темные пятна? Они называются глобулами Бока... места рождения новых звезд, формирующихся внутри туманности.
   Прядильщица веревок повернулась к Луизе; голос инженера звучал ровно, отстраненно.
   - Луиза? Что случилось?
   Луиза взглянула на нее. - Прости, Прядильщица. Наверное, я должна праздновать. В конце концов, гипердвигатель доставил нас именно туда, где я ожидала оказаться. И все равно я использовала Тройную туманность только как ориентир. Но, черт возьми, раньше она была намного больше, Прядильщица. Цвета по всему спектру от синего и зеленого, вплоть до красного... Там были горячие, яркие молодые звезды, которые заставляли ее пылать.
   - Но теперь этих звезд больше нет. Погасли, или взорвались, или прошли свой жизненный цикл; как и любая другая звезда в этой чертовой Галактике.
   - Мне просто трудно принять все это. Я пытаюсь, но время от времени случается что-то подобное и бросается мне в глаза.
   Прядильщица снова повернулась к туманности, пытаясь раствориться в ее свете.
   Луиза улыбнулась, ее лицо было очерчено мягким светом туманности. - А что насчет тебя?.. Почему ты плачешь, Прядильщица?
   Удивленная, Прядильщица поднесла запястье к щекам. Там была влага. Она смущенно смахнула ее. - Я в порядке, - сказала она. - Это просто...
   - Да?
   - Это так красиво. - Прядильщица уставилась на орлиные крылья туманности, упиваясь ее бледными красками. - Луиза, мне так повезло быть здесь, видеть это. Уваров, возможно, отправил бы кого-то другого через шлюзы в тот первый раз; не меня и Мастера стрел. Ты могла бы попросить не меня, а кого-то другого научиться управлять твоим НИКом вместо тебя.
   - Луиза, я, возможно, пропустила бы это. Я могла бы умереть, так и не увидев этого - даже не узнав о его существовании. - Она неуверенно посмотрела на Луизу. - Ты понимаешь?
   Луиза улыбнулась. - Нет. - Она просунула руку в клетку и похлопала Прядильщицу по руке. - Но когда-то я чувствовала бы то же самое. Давай, Прядильщица. Мы сделали то, зачем пришли. Пойдем домой.
   Прядильщица веревок подняла свой шлем. Застегивая скафандр, она не сводила глаз с невозможной красоты Тройной туманности.
  

22

  
   Лизерль вошла в обеденный зал "Великобритании".
   Она нерешительно остановилась в низком дверном проеме. Она была ошеломлена античной красотой этого места: изящными колоннами и лепниной, зеркалами, мерцающими на стенах. Она пришла последней на этот странный ужин; шесть человек - трое мужчин и три женщины - уже сидели лицом друг к другу в середине одного из длинных столов. Единственный свет исходил от свечей (настоящих или виртуальных?), установленных на столе между ними. Пока люди разговаривали, их лица, изящные столовые приборы и бокалы сияли в мерцающем золотистом свете; тени ложились на остальную часть старого салона, превратив его в место таинственное и даже романтичное.
   Один из мужчин повернулся, когда она вошла. Он встал, отодвинув стул, и направился к ней, улыбаясь. Его голубые глаза сияли на смуглом лице.
   Она почувствовала странный, абсурдный комок нервозности в горле; она поднесла руку ко рту и почувствовала грубость своей плоти, глубокие морщины, запечатлевшиеся там. Это было ее первое настоящее общение с человеком за пять миллионов лет... Но как нелепо так страдать от подростковых нервов! Она была искусственным интеллектом, геологически старым, но всего за несколько субъективных дней после возвращения в компанию людей снова погрузилась в сложный, невероятно трудный мир человеческих взаимодействий.
   Она почувствовала внезапное, сильное, ностальгическое желание вернуться в чистые, яркие недра Солнца. Все эти тысячелетия, проведенные на орбите вокруг ядра вместе с птицами-фотино, теперь казались ей долгим фантастическим сном: промежутком внутри настоящей человеческой реальности...
   Мужчина потянулся и коснулся ее руки. Его плоть была твердой, теплой.
   Она вскрикнула и отшатнулась назад.
   Пять лиц, освещенных светом свечей, повернулись к ней, и разговор прекратился.
   Никто не прикасался к Лизерль уже несколько лет.
   Мужчина наклонился к ней, его голубые глаза были яркими и озорными. - Мне жаль, - сказал он. - Я не смог устоять перед этим. Я Марк Бассетт Фриар Армонк Ву.
   Она чопорно выпрямилась и пристально посмотрела на него. Внезапное прикосновение вызвало дрожь глубоко в животе, и она была уверена, что румянец залил ее щеки, несмотря на ее физический возраст - шестьдесят. Она отчетливо осознавала - слишком осознавала, отвлекающе ощущала - присутствие Марка рядом с ней.
   Он снова взял ее за руку, более деликатно, и повел на званый ужин. - Я больше не испугаю вас, обещаю. И я здесь единственный виртуал, кроме вас, конечно.
   - Эти виртуальные иллюзии иногда просто чертовски хороши, - сказала она. Ее голос звучал как-то слабо, как ей показалось. Ей понадобится много времени, чтобы простить Марку Ву этот трюк.
   Он подвел ее к стулу и выдвинул его для нее - так что это тоже было виртуально - и она села вместе с остальными.
   Женщина напротив нее наклонилась вперед и улыбнулась. Лизерль увидела квадратное волевое лицо, усталые глаза, копну седеющих волос. - Я Луиза Йе Армонк, - сказала она. - Добро пожаловать сюда, Лизерль.
   - А, - сказала Лизерль. - Луиза. Лидер.
   Один из мужчин - гротескно слепой, лысый, завернутый в одеяло - позволил своей голове откинуться назад на веретенообразной шее и расхохотался.
   Луиза выглядела усталой. - Лизерль, познакомьтесь с Гарри Уваровым... Вы говорили с ним раньше.
   Луиза представила остальных: Морроу, худощавого, сдержанного мужчину, который вместе с Уваровым наблюдал за ее загрузкой по мазерной ссылке из каркаса интерфейса (ныне заброшенного) внутри Солнца; и двух крошечных, молодо выглядящих женщин со странными именами - Прядильщица веревок, Охотница на лягушек - их обнаженная плоть поразительно неуместна в официальной обстановке салона. Их лица были раскрашены яркими, устрашающими алыми пятнами, а участки их скальпов были выбриты наголо. Та из пары, что выглядела постарше, носила блестящие очки, а на ремешке, повязанном вокруг шеи, - грубый наконечник стрелы.
   Лизерль была еще достаточно новенькой для всего этого, чтобы остро осознавать свою внешность. Ее руки отбрасывали мягкие тени, а брошь - из переплетенных змей и лестниц - блестела в свете свечей. Выглядывая из двойных впадин своих глаз, она увидела, как мерцающий свет с поразительной точностью отражается на размытых очертаниях ее собственного лица; она знала, что для окружающих, должно быть, выглядит вполне естественно.
   Она улыбнулась Луизе Йе Армонк. - Вы вложили в меня много вычислительных мощностей.
   Луиза выглядела немного защищающейся; она слегка отодвинулась от стола. - Мы можем себе это позволить. "Северянин" простаивает. У нас много свободных мощностей.
   - Я не критиковала. Я благодарила вас. Вижу, вы пытаетесь оказать мне радушный прием.
   Марк, сидевший рядом с Лизерль, наклонился к ней. - Не обращайте внимания на Луизу. Она всегда была колючей, как дикобраз...
   Прядильщица веревок, девушка в очках, спросила: - Что?
   - ...и именно поэтому я с ней развелся.
   - Я развелась с ним, - сказала Луиза Йе Армонк. - И все равно не смогла от него избавиться.
   - В любом случае, - сказал Марк Лизерль, - может быть, вам стоит приберечь свою благодарность до тех пор, пока вы не увидите еду.
   Еду подавали автономные роботы. Робот - предположительно, виртуальный - обслуживал Марка и Лизерль.
   Это блюдо Луиза Йе Армонк назвала "традиционным британским" - как раз то, что, по ее словам, когда-то в подобном случае понравилось бы кому-то по фамилии "Брюнель". Лизерль с сомнением уставилась на тарелки с имитацией мяса животных. Тем не менее, она наслаждалась вином и ощущением свежих фруктов; с помощью осторожных субвокальных команд она позволила себе слегка опьянеть.
   Беседа протекала достаточно оживленно, но показалась Лизерль немного неестественной, утратившей новизну.
   Во время трапезы Охотница на лягушек наклонилась к ней. - Лизерль...
   - Да?
   - Почему ты такая старая?
   Уваров, врач-калека, запрокинул голову и снова разразился своим жутким смехом. Охотница выглядела смущенной, даже огорченной. Наблюдая за Уваровым, Лизерль почувствовала, что в ней начинает зарождаться глубокая, сильная неприязнь.
   Она намеренно улыбнулась Охотнице. - Все в порядке, дорогая. - Она развела руки, разминая тонкую перепонку между большим и указательным пальцами, погружаясь в новую реальность ощущений. - Просто такой я себя помню. Я выбрала эту виртуальную оболочку, потому что, полагаю, она отражает то, что я все еще чувствую внутри.
   - Такой ты была до того, как тебя загрузили на Солнце? - спросила Прядильщица веревок.
   - Да... хотя к тому времени, когда я достигла своей загрузки, я была немного старше, чем мой нынешний аспект. Видишь ли, они фактически позволили мне умереть от старости... Я была первым человеком за долгое время, который сделал это.
   Она начала рассказывать им о том, каково это было - о возрастных болезнях, слезящихся глазах, слабеющих мочевых пузырях и мышцах, похожих на куски старой ткани, - но Прядильщица веревок подняла руку. Прядильщица улыбнулась, ее глаза за стеклами очков стали большими. - Мы знаем, Лизерль. Как-нибудь мы отведем тебя в лес; мы тебе все расскажем.
   Трапезу завершили кофе и бренди, которые подали сдержанные роботы. Лизерль не очень любила бренди, но ей понравился вкус кофе. Виртуальный или нет.
   Марк кивнул в знак ее признательности. - Подлинность кофе неслучайна. Я потратил годы, чтобы правильно определить его вкус. После того, как я застрял в этой виртуальной форме, я отвел больше времени на воспроизведение ощущений от кофе, чем на что-либо еще. - Его голубые глаза сияли. - На все, что угодно, кроме, может быть, секса...
   Смущенная Лизерль опустила глаза.
   Однако провокационное замечание Марка заставило ее задуматься. Секс. Возможно, именно этого элемента не хватало этому собранию древних полубессмертных. Некоторые сохранились лучше, чем другие, а некоторые, как Прядильщица веревок, были даже по-настоящему (почти) молоды, но здесь не было сексуального напряжения. Эти люди просто не осознавали друг друга как людей-животных.
   Она знала об экспериментах Уварова по евгенике на лесной палубе, вдохновленных стремлением непосредственно улучшить вид. Возможно, это собрание, с его молчаливым свидетельством ограничений технологии АВТ, было частичным оправданием проекта Уварова, подумала она.
   Луиза Йе Армонк легонько постучала ложечкой по своему пустому бокалу из-под бренди; он тихо звякнул. - Ладно, народ, - сказала она. - Думаю, нам пора перейти к делу.
   Уваров ухмыльнулся Лизерль, показав рот, лишенный зубов. - Добро пожаловать на военный совет, - прошипел он.
   - Что ж, возможно, это война, - серьезно сказала Луиза. - Но в данный момент мы просто свидетели, попавшие под перекрестный огонь. Мы должны рассмотреть наши варианты и решить, куда мы пойдем дальше.
   - Мы в сложной ситуации. - Луиза Армонк выглядела чрезвычайно уставшей, измотанной ответственностью, которую она взяла на себя, и Лизерль почувствовала, что немного потеплела к этой довольно пугающей женщине-инженеру. - Наша работа заключалась в том, чтобы доставить интерфейс червоточины в эту эпоху, в конец времен, а затем вернуться через интерфейс в нашу собственную эпоху. Что ж, мы знаем, что из этого ничего не вышло. Интерфейс разрушен, червоточина схлопнулась - и мы застряли здесь, в этой эпохе.
   - Что я хочу решить здесь, так это то, как мы собираемся сохранить будущее нашего народа. Все остальное - абсолютно все - подчинено этому. Согласны?
   На мгновение за столом воцарилась тишина; Лизерль заметила, как мало кто из них был готов встретиться с холодным взглядом Луизы.
   Морроу наклонился вперед, к свету. Лизерль с легким удивлением увидела, как его костлявые запястья торчат из рукавов. - Я согласен с Луизой. У нас есть один приоритет, и только один. И это защита людей на этом корабле: их две тысячи, на палубах и в лесу. Вот что реально.
   Луиза улыбнулась. - Морроу, тебе предоставляется слово. Как именно?
   - Это очевидно, - сказал Морроу. - Хорошо это или плохо, но теперь мы являемся хранителями тысячелетней культуры - культуры, которая развивалась в условиях, навязанных ей во время полета. Замкнутое пространство, ограниченные ресурсы... и постоянная сила тяжести в одно g.
   - Но теперь полет окончен. И мы убрали гравитацию, практически без предупреждения. Вы знаете, что нам удалось прорвать осаду храма без особых травм или человеческих жертв. Но, Луиза, я не могу сказать вам, что жизнь на палубах вернулась в нормальное русло. Как такое могло случиться? Большинство людей едва сохраняют рассудок, не говоря уже о том, чтобы вернуться на работу. Никто не производит никаких продуктов питания. В данный момент мы пробавляемся благодаря складам, но это ненадолго.
   Охотница подалась вперед. - И в лесу тоже биота - это...
   Луиза подняла руки. - Достаточно. Морроу высказал свою точку зрения. Дайте мне совет, пожалуйста.
   Морроу и Охотница обменялись взглядами. - Если бы существовала Земля, на которую можно вернуться, - медленно произнес Морроу, - я бы посоветовал вернуться туда.
   - Но ее нет, - едко сказал Уваров. Его голос был хриплым, синтезированным каким-то устройством в горле. - Или вы не уловили суть?
   Морроу был явно раздражен, но полон решимости отстаивать свою точку зрения. - Я знаю, что Земли нет.
   - И что? - спросила Луиза.
   - Итак, - медленно произнес Морроу, - я предлагаю нам остаться на корабле. Мы быстро отремонтируем его и получим больше реактивной массы. Затем отправим его в полет с ускорением в одно g.
   - Куда? - спросил Марк.
   - Куда угодно. На самом деле это не имеет значения. Мы могли бы облететь вокруг Солнца по какой-нибудь управляемой орбите, мне все равно. Смысл в том, чтобы перезапустить двигатель: восстановить вызванную ускорением гравитацию внутри корабля. Позвольте нам... позвольте людям там снова вернуться к нормальной жизни и начать жить.
   На мгновение воцарилась тишина. Затем Прядильщица веревок сказала: - На самом деле, в этом сценарии, безусловно, было бы лучше остаться в Солнечной системе, на управляемой орбите. Новый запас реакционной массы со временем будет израсходован; не лучше ли оставаться достаточно близко к Солнцу, чтобы быть уверенным в возможности последующей дозаправки?.. Даже если это произойдет не раньше, чем через тысячу лет.
   - Возможно. - Луиза задумчиво потерла переносицу. - Но я не уверена, что корабль будет пригоден для пребывания на нем. Не в долгосрочной перспективе. - Она вздохнула. - Старый добрый "Северянин" великолепно справился со своей работой - он превзошел все ожидания конструкторов. И, может быть, он смог бы продержаться еще тысячу лет.
   - Но, в конце концов, он выйдет из строя. Возможно, это произойдет не через десять тысяч лет, но неудача наступит. И что тогда? - Она нахмурилась. - Тогда нас, возможно, не будет рядом, чтобы наблюдать за любым переходом в другую среду.
   - Есть более фундаментальный момент, - серьезно сказал Марк. - Инженерия - гайки и болты - возможно, и пережила поездку, но социальная структура "Северянина" не так хорошо выдержала напряжение. Рассмотрим поведение планировщиков ближе к концу; их мессианские видения, которые вынашивались тысячу долгих лет, фактически превратились в психотический бред. - Он многозначительно посмотрел на Уварова. - И на этом пути у нас возникли еще одна или две небольшие местные трудности.
   - Да. - Усталость Луизы была написана на ее лице. - Я думаю, в конце концов, мы не очень хорошо справились с сохранением нашей рациональности, несмотря на пустыню времени, которую мы преодолели...
   Марк оглядел сидящих за столом. - Люди, мы не ксили. Мы не созданы для того, чтобы жить друг с другом веками или тысячелетиями. Мы просто не знаем, как построить общество, которое могло бы существовать бесконечно долго в тесной, закрытой коробке, подобной кораблю. Нам уже не удалось это сделать.
   - У тебя есть альтернатива? - спросила Луиза.
   - Конечно. Мы остаемся в системе. Но мы выберемся с этого чертова корабля. Мы могли бы попытаться колонизировать некоторые из уцелевших лун. Они могут дать нам сырье для обитания, по крайней мере. Мы могли бы разобрать "Северянин", чтобы дать начало новым колониям... Луиза, я за то, чтобы дать нам пространство, прежде чем мы поубиваем друг друга.
   Уваров повернулся лицом к виртуалу; его слепая улыбка была похожа на змеиную, подумала Лизерль. - Милая романтическая мысль, - сказал он. - Но, боюсь, нежизнеспособная.
   - Почему нет?
   - Из-за гелиевой вспышки. - Уваров в замешательстве повернулся прямо к Лизерль; его глаза превратились в затененные ямы. - Вспышка: грядущий подарок от милых друзей Лизерль из темной материи внутри Солнца. По нашим лучшим прогнозам, она разразится в Солнце самое большее через несколько столетий. - Он повернул голову в сторону Луизы. - И после этого мы можем ожидать углеродную вспышку, и кислородную вспышку, и... Друзья мои, благодаря птицам-фотино Солнечная система практически непригодна для жизни.
   Марк пристально посмотрел на старого врача. - Тогда придумайте идею получше.
   Луиза подняла руки. - Подождите. Давайте немного поговорим о птицах-фотино. - Она взглянула на Лизерль. - Вы знаете о них больше, чем кто-либо из нас. Полагаю, прогнозы Уварова верны.
   - О продолжающейся принудительной эволюции Солнца? О, да. - Лизерль кивнула, чувствуя себя неуютно в центре внимания; она осознавала, что мерцающий свет свечей играет вокруг ее носа и глаз. - Я наблюдала за птицами пять миллионов лет. Все это время они сохраняли свою модель поведения; у меня нет причин полагать, что они изменятся сейчас. И ваши наблюдения показывают, что каждая вторая звезда, насколько мы можем судить, населена ими...
   Уваров нахмурился. - Заражена. Эти ваши птицы - эти создания из темной материи - они наш истинный враг.
   Луиза посмотрела на Лизерль. - Как вы думаете, в этом он прав?
   Лизерль хорошенько подумала. - Нет. Не совсем. Луиза, я не думаю, что птицы на самом деле знают, что мы здесь. В конце концов, мы для них так же незаметны, как и они для нас. - Она закрыла глаза; иллюзия внутренних век была удивительно точной, рассеянно подумала она. - Думаю, они узнали обо мне довольно рано... Я уже говорила вам, что, по-моему, они пытались найти способы сохранить мне жизнь. Но они никогда не проявляли никакого желания отправиться на поиски других представителей моего вида. И они никогда не пытались связаться со мной... И все же, - твердо сказала она, - я не думаю, что это правда, будто птицы-фотино - враги.
   Уваров рассмеялся. - Тогда что же это, воды Леты? Они соответствуют большинству критериев врага, которые я могу придумать.
   Лизерль вздрогнула от резкости тона человека-развалины, но продолжала настаивать. - Я просто не думаю, что полезно думать о них в таком ключе. Они делают то, что делают - разрушают наше Солнце - потому что это то, что они делают. Ускоряя жизненный цикл звезд, они строят лучшую Вселенную для себя и своих отпрысков, для своего будущего. - Она поискала изображение. - Они как насекомые. Возможно, муравьи. - Она оглядела стол. - Кто-нибудь из вас понимает, о чем я говорю? Птицы следуют своим собственным видовым императивам. Которые просто случайно пересекаются с нашими, вот и все.
   Марк кивнул. - Считаю, что ваша аналогия удачна. Птицам даже не обязательно быть живыми в нашем смысле этого слова, чтобы совершать огромные вещи - изменения космического масштаба. Судя по тому, как вы описали их жизненные циклы, они выглядят как классические самовоспроизводящиеся машины фон Неймана...
   Уваров наклонился вперед; его голова, казалось, закрутилась на тонкой шее. - Послушайте меня. Живые или нет, в сознании или нет, птицы-фотино - наши вечные, истинные враги. Поскольку они состоят из темной материи, а мы состоим из барионной материи.
   Луиза осушила свой бокал с бренди и налила себе новую порцию. - Может быть, и так. Но на протяжении большей части человеческой истории - насколько мы можем судить по старым проекциям Суперэта и по отчетам, предоставленным нам Лизерль, - врагом человека считались ксили.
   Уваров зловеще улыбнулся. - Я, конечно, этого не отрицаю. Почему вас должно удивлять такое чудовищное непонимание? Друзья мои, даже первые несколько тысячелетий человеческой истории до нашего ухода из потоков времени на "Северянине" были чередой ужасных ошибок: трагикомическая проработка недостатков, глубоко укоренившихся в нашей психике, череда нелепых, обреченных проектов, подпитываемых иллюзиями и бредом. Для начала отсылаю вас к истории религиозных конфликтов и экономической идеологии. И не вижу причин предполагать, что люди стали мудрее после того, как мы улетели. - Он повернул голову к Марку. - Вы были социоинженером, прежде чем пали замертво, - прямо сказал он. - Вы подтвердите то, что я говорю. Мне кажется, что война ксили - или войны - были не более чем еще одной ужасной, эпохальной ошибкой человечества. Мы знаем, что в интеллектуальном плане ксили обитали на более высоком уровне, чем когда-либо могли люди: вам нужно только рассмотреть этот замечательный корабль, НИК, чтобы понять это. Но люди, будучи людьми, никогда не смогли бы с этим смириться. Люди верили, что они должны бросить вызов ксили: свергнуть их, стать мелкими королями барионного космоса.
   - Это абсурдное соперничество привело, в конце концов, к фактическому уничтожению человеческого вида. И - что еще хуже - это ослепило нас в отношении истинной природы ксили и их целей, а также угрозы со стороны царства темной материи.
   - Теперь мне ясно, что в этой Вселенной существует фундаментальный конфликт между темной и светлой формами материи - конфликт, который, в конце концов, привел звезды к их исчезновению. Различия между барионными видами - например, ксили и нами самими - ничто по сравнению с этим великим расколом.
   Луиза Йе Армонк нахмурилась. - Это довольно мрачный сценарий, Уваров. Потому что, если это правда...
   - Если я прав, перед нами стоит нечто большее, чем простой поиск безопасности за пределами этой подвергающейся опасности Солнечной системы. Возможно, мы не сможем найти место, где можно спрятаться в этом космосе. Даже если бы мы смогли основать какую-нибудь жизнеспособную колонию, птицы прилетели бы, чтобы найти ее и уничтожить. Потому что они должны.
   Марк, виртуал, казалось, подавлял смех. - Эта Вселенная недостаточно велика для нас с ними... Позвольте мне подвести итог: все мертвы, и вся Вселенная обречена. Хорошо. Как мы должны справиться с подобной чрезвычайной ситуацией? - ухмыльнулся он.
   Лизерль с любопытством изучала его лицо. После их краткого физического контакта она остро ощутила присутствие Марка. И все же ее беспокоило, что он мог говорить так легкомысленно.
   Ибо если Уваров был прав, то вполне возможно, что люди на этом хрупком старом корабле были единственными людьми, оставшимися в живых в неумолимо враждебной Вселенной.
   Лизерль, казалось, замкнулась в себе, как будто съежилась внутри этой недавно вновь обретенной оболочки человечности; она оглядела серьезные, молодо-старые лица в свете свечей. Могло ли это быть правдой? Было ли это, - подумала она с уколом жалости к себе, - было ли это последней ироничной шуткой, которую сыграла с ней злая судьба? Она родилась инопланетянкой среди представителей своего собственного вида. Теперь она вернулась - ее даже приветствовали - и было ли это только для того, чтобы обнаружить, что история человека закончилась?
   - Мне жаль, - говорил Марк; казалось, он намеренно успокаивался. - Послушайте, Уваров, то, что вы говорите, звучит абсурдно. Невероятно пессимистично.
   - Абсурдно? Пессимистично? - Уваров перевел свои слепые глаза на Марка. - У вас есть зрение, а у меня нет. Покажите мне участок неба, свободный от порчи, вызванной этими воронами из темной материи.
   Улыбка Марка стала неуверенной. - Но мы не можем сбежать из космоса.
   Теперь Уваров улыбнулся, показав черноту своего беззубого рта. - Точно не можем?
   Лизерль с интересом наблюдала за Уваровым. Его анализ ситуации с "Северянином" отличался поразительной ясностью. Казалось, он был готов решать проблемы с непоколебимой честностью - честнее, чем кто-либо другой, включая ее саму.
   Возможно, именно поэтому Луиза Армонк держала Уварова при себе, предположила Лизерль. Как человек, он был едва ли приемлем, и его здравомыслие висело на волоске. Но его логика была безжалостной.
   Прядильщица веревок сложила обнаженные руки на скатерти. - Итак, доктор, вы знаете лучше, чем все поколения людей, которые когда-либо жили.
   Уваров вздохнул. - Возможно, так и есть, моя дорогая. Но в таком случае у меня есть преимущество взгляда назад.
   - Тогда расскажите нам, - сказала Луиза. - Вы сказали, что люди были слепы к целям ксили. Чем занимались ксили все это время?
   - Это очевидно. - Уваров обвел стол пустыми глазами, словно ожидая реакции. - Ксили - доминирующий барионный вид - барионные повелители. И они возглавили борьбу, кульминационную битву за Вселенную, против этих роев птиц-фотино из темной материи. Они стремились сохранить себя перед лицом угрозы темной материи.
   - И войны людей с ксили...
   - ...были не более чем раздражением для ксили, насколько я могу судить. Но ужасной стратегической ошибкой человечества.
   Группа погрузилась в молчание; Лизерль заметила, что глаза Охотницы на лягушек стали огромными от удивления, как у ребенка. Она уставилась на пламя свечи, как будто там можно было найти правду в словах Уварова.
   - Хорошо, - резко сказала Луиза. - Уваров, что мне нужно понять, так это к чему это нас приводит. Что нам на самом деле следует делать?
   Из-под одеял, в которые был завернут Уваров, послышался булькающий звук; Лизерль с беспокойством осознала, что кресло кормит его, пока он говорит.
   - То, что мы должны делать, - сказал он, - очевидно. Мы никак не можем защититься от птиц-фотино. Следовательно, мы должны отдаться на милость наших старших кузенов - мы должны искать защиты у барионных повелителей, ксили.
   Марк рассмеялся. - И как именно мы это сделаем?
   - У нас есть доказательства того, что ксили возводят последний редут, - сказал Уваров. - Последний оборонительный периметр, в пределы которого они, должно быть, намерены отступить. Мы должны отправиться туда.
   Луиза выглядела озадаченной. - Какие доказательства? О чем вы говорите?
   Марк на мгновение задумался. - Он имеет в виду Великий аттрактор... - Он кратко изложил результаты аномальных выбросов гравитационных волн со стороны аттрактора.
   Луиза нахмурилась. - Откуда ты знаешь, что это как-то связано с ксили?
   - Ну, это может иметь смысл, Луиза; по гравитационным волнам, которые мы уловили, мы знаем, что что-то происходит в месте притяжения. Какая-то активность... что-то огромное. И больше нигде нет никаких признаков жизни...
   Уваров кивнул, его голова дернулась. - Аттрактор - это, возможно, огромная строительная площадка: последний великий барионный проект. Мы можем даже догадываться о его природе.
   - Да? - огрызнулась Луиза.
   - Мы знаем, что их технология была основана на манипулировании пространством-временем, - сказал Уваров. - У нас есть свидетельства о "звездоломе" - гравитационно-волновом оружии - и приводе с дефектом доменной стенки НИКа. Полагаю, что объект в Стрельце, чем бы он ни был, является конструкцией.
   - Конструкцией чего?
   - Манипулируемым пространством-временем, - сказал Уваров.
   - Это логично, Луиза, - сказал Марк. - Подумай об этом. Только благодаря пространственно-временным эффектам, включая гравитацию, ксили могут взаимодействовать с птицами-фотино. Итак, они разработали оружие и артефакты, основанные на манипулировании пространством-временем: двигатель доменной стенки НИКа, звездолом...
   - Кольцо, - выдохнула Лизерль. - Возможно, это - Великий аттрактор - и есть Кольцо. Величайший, последний проект ксили... Возможно ли это? Доктор Уваров, вы нашли Кольцо?
   Гарри Уваров повернулся к ней. - Может быть.
   Марк кивал. - Возможно, вы правы... У нас есть доказательства того, что существа из темной материи тоже знают об активности в Стрельце. - Обращаясь к Лизерль, он сказал: - Мы видели их потоки, приходящие и уходящие от Солнца и направляющиеся в направлении аттрактора... как будто он тоже является целью их деятельности.
   Уваров улыбнулся. - Это последнее поле битвы.
   - Как далеко? - спросила Лизерль.
   Луиза поморщилась, скривив рот. - К Великому аттрактору? Триста миллионов световых лет... Это не прогулка вокруг квартала.
   - Но мы могли бы добраться туда, - сказал Марк. Лизерль заметила, что его тон был ровным, более отстраненным, чем раньше. - У нас есть гипердвигатель НИКа. У нас нет доказательств того, что гипердвигатель ограничен расстоянием. Люди уже оценили полеты Прядильщицы...
   Лизерль увидела, как Прядильщица веревок неуловимо отодвинулась от стола и уронила свои маленькие ручки на колени, ее круглое лицо ничего не выражало.
   Луиза Йе Армонк нахмурилась. - Очевидно, нам пришлось бы найти способ транспортировки наших людей.
   Марк развел руками. - Конечно, это возможно. Наверное, нам придется отсоединить обитаемый купол от "Северянина", каким-то образом прикрепить его к кораблю ксили...
   Луиза кивнула. - Хотя придется укрепить купол изнутри... Очевидно, нам понадобится сотрудничество с палубами, Морроу - можем ли мы рассчитывать на него?
   Морроу наклонился вперед, к свету, чтобы ответить.
   Лизерль сложила руки на столе и попыталась унять их дрожь. Она позволила остальному разговору, по мере того как он углублялся в детали, захлестнуть ее.
   Тогда решение, казалось, было принято почти по умолчанию. Она проанализировала его в своем уме.
   Была ли какая-либо альтернатива? Учитывая разрушительную логику Уварова, вероятно, нет.
   Но логика Уварова подразумевала, что она - Лизерль - собиралась закончить свою долгую, странную жизнь в центре всех мифов - мифов, которые сохранялись на протяжении большей части печальной истории человечества.
   Она направлялась к Кольцу...
  
  

ЧАСТЬ IV

Траектория: Пространственная

23

  
   От верхней лесной палубы до погрузочного отсека на основании потрепанного жилого купола "Северянина" горели огни. Человеческий свет разливался по бесстрастному конструкционному материалу ксили, не вызывая никакого отражения.
   Прядильщица веревок сидела в своей тесной пилотской кабине. Ее шлем был наполнен назойливой болтовней, передаваемой из жилого купола.
   Ее руки ерзали, теребя швы перчаток; они были похожи на нервных, трепещущих птиц, подумала она. Она намеренно прижала руки к ткани своих брюк, успокаивая их. Экипаж все еще не был готов. Сколько, по их мнению, она сможет выносить это ожидание?
   Позади нее плавные линии крыльев НИКа с разрывным приводом проносились в пространстве, очерченные кроваво-красным раздувшимся корпусом Солнца. Обитаемый купол "Великого северянина", оторванный от его колоннообразного хребта, был грубо посажен на плечи корабля ксили и зафиксирован внутри надстройки из строительных лесов, которая охватывала весь купол и крепила его к НИКу. За куполом на этом корабле присел источник питания ВЕС-привода, демонтированный с заброшенного "Северянина", кабели змеились от него к куполу. И тоже зафиксирован внутри крепежной надстройки. Прядильщица могла видеть короткий, изящный профиль "Великобритании": старый морской корабль, вновь спасенный от забвения сентиментальностью Луизы Йе Армонк, был темной тенью на фоне обитаемого купола, словно какое-то насекомое, прилипшее к его светящемуся лицу.
   Жилой купол был инкрустацией шириной в милю на крутой морфологии технологии ксили; он затмевал корабль ксили, который его нес, выглядя на нем, как гротескный паразит, подумала она.
   Прядильщица закрыла глаза, пытаясь отгородиться от окружающей, давящей вселенной событий. Она прислушалась к своему собственному учащенному дыханию. Очки под шлемом сдавливали переносицу с небольшим, знакомым дискомфортом, и она чувствовала прохладу отцовского наконечника стрелы у своей груди. Цепкие датчики биостата прилипли к ее телу, острые и холодные, но маленькие щупы, по крайней мере, стали привычными: не такими неудобными, какими они казались ей вначале. От скафандра пахло пластиком и металлом и немного ею самой; но на одном из сосков шлема также блестела апельсиновая цедра.
   - ...Прядильщица веревок.
   Голос возник из фонового бормотания жилого купола, как чистый голос гобоя в оркестре. (И это, подумала она, была метафора, которая не пришла бы ей в голову за несколько дней до того, как она высунула голову из леса.)
   - Слушаю тебя, Луиза.
   - Думаю, мы готовы.
   Прядильщица рассмеялась. - Ты шутишь? Не могу представить, чтобы вы все казались менее готовыми.
   Луиза вздохнула, явно раздраженная. - Прядильщица, мы готовы настолько, насколько это вообще возможно. Мы работаем над этим уже год. Если мы будем ждать, пока не будут затянуты все болты - и пока каждый чертов работник на палубах, каждый антикварный гребаный комитетчик в каждом из чертовых комитетов Морроу по запуску не будет готов дать свое неохотное согласие, - мы все еще будем сидеть здесь, когда солнце остынет.
   - Это немного отличается от твоих прежних дней, Луиза, - печально сказала Прядильщица. Она видела снимки первого запуска "Северянина" - экстравагантные вечеринки, которые ему предшествовали, флотилия внутрисистемных кораблей, которые кружились вокруг огромного ВЕС-корабля, когда он выходил из системы.
   Луиза хмыкнула. - Да, что ж, думаю, те времена прошли. Теперь все немного сложнее, Прядильщица.
   Да, обиженно подумала Прядильщица, но проблема в том, что это мое место; мои штаны.
   Луиза сказала: - В любом случае, технически мы готовы, согласно отзывам Марка. Мы ввели координаты полета в твои системы уолдо... все, что мы можем сейчас сделать, это посмотреть, работают ли они.
   - Правильно. - Прядильщица невесело спросила: - Может, мне начать обратный отсчет? Ты могла бы передать его по палубам; это могло бы быть забавно. Десять - девять -
   - Давай, Прядильщица. Не играй в игры. Пора это сделать. И, пожалуйста...
   Прядильщица уставилась на солнечный свет. - Да?
   - ...Будь готова.
   Негодование Прядильщицы росло. Она знала, что это значит. Если что-то пойдет не так с этим первым настоящим полетом на гипердвигателе - настолько плохо, что это не было предсказано бесконечными виртуальными сценариями, настолько плохо, что автоматика не справится, - тогда результат будет зависеть от нее, Прядильщицы веревок, и знаменитых штанов на ней. И именно поэтому она все еще была здесь, в этой проклятой открытой клетке: потому что Луиза и Марк не смогли найти способ автоматизировать этот человеческий фактор.
   Она знала, что от ее реакции и быстроты мышления может зависеть не только ее собственная жизнь и жизни ее друзей, безопасность леса, но и будущее вида.
   Мне следовало заняться плетением веревок, мрачно подумала она.
   Она потянулась к своему уолдо гипердвигателя. Она поймала себя на том, что смотрит на собственную руку, осознавая чудовищность действия, которое собиралась предпринять. Свет заходящего солнца заливал клетку кроваво-красными оттенками; яркие золотистые блики отражались от материала ее перчатки.
   Внезапно ее охватило глубокое чувство меланхолии. Она подавила крик; настроение было настолько сильным, что почти подавляло...
   И поток эмоций исходил не от нее, а извне. Она поняла, что он исходил от ее спутника; ее молчаливого, невидимого спутника здесь, в клетке...
   Голос Луизы звучал напряженно, почти невыносимо. - Прядильщица? Мы ждем.
   Прядильщица веревок оглядела пустое небо Солнечной системы: обломки Солнца, блестящий аккреционный диск Юпитера. Несмотря на отчуждающее опустошение, было странно думать, что она будет последним человеком, который увидит этот вызывающий боль, отдающийся эхом собор космоса и истории. - Луиза, никто никогда не вернется сюда, не так ли?
   - В Солнечную систему? Нет, - быстро ответила Луиза.
   - Это кажется неправильным, - медленно произнесла она.
   - Что не так?
   - Что мы должны просто уйти вот так. Луиза, мы последние люди. Разве мы не должны...
   Луиза рассмеялась. - Что? Прибить мемориальную доску к Каллисто? Толкнуть речь? "Кто уходит последним, выключите свет"?
   - Не знаю, Луиза. Но...
   - Прядильщица. - Всегда было совершенно очевидно, когда Луиза заставляла себя быть терпеливой. - Все кончено. Просто нажми на чертову кнопку.
   Прядильщица веревок нажала рукой на уолдо.
   Солнечный свет взорвался.
  
   Прядильщица веревок погрузилась в темноту, в море теней, заполнивших клетку. Она посмотрела на свои колени. Единственным освещением было тусклое малиновое свечение - гораздо менее яркое, чем у Солнца, - которое едва очерчивало контуры ее собственного тела.
   Прыжок на гипердвигателе был таким же внезапным и плавным, как и тестовые прогоны. Внутреннего ощущения движения вообще не было: просто изменение освещения, как будто все это было не более чем каким-то мелким виртуальным трюком.
   Она поерзала на своей кушетке. Позади нее жилой купол все еще покоился на хрупких на вид плечах корабля ксили, по-видимому, неповрежденный; бледный на фоне пустоты космоса, желтый человеческий свет, имитирующий потерянное Солнце, все еще исходил из сотен источников.
   А за жилым куполом виднелась звезда, достаточно близкая, чтобы можно было разглядеть ее шар - такая же красная, как Солнце, но, очевидно, гораздо более тусклая и холодная. Звезда давала мало доступного света. За светящимся краем звезды зигзагообразной линией тянулись по небу шесть далеких звезд - немного ярче среднего. Рубиново-красная звезда на одном конце компактного созвездия сияла сквозь разреженную внешнюю атмосферу близлежащего звездного шара.
   Более отдаленные созвездия представляли собой множество малиновых и желтых пятен, разбросанных по небу. Насколько она могла судить, они не изменились. Что ж, в этом не было ничего удивительного: она знала, что в эту первую прогулку Луиза не планировала уходить далеко.
   - Как дела, Прядильщица веревок?
   - Отлично, - бодро сказала Прядильщица. - Уверена, что ты знаешь это лучше меня, благодаря рассказам Марка.
   Луиза рассмеялась. - Я научилась никогда не доверять этим чертовым приборам. Как прошла поездка?
   - Так же хорошо, как и всегда. Так же плохо, как и всегда... Я так понимаю, мы все выжили.
   - Я просто проверяю свои сводки. Насколько могу судить, никаких структурных повреждений. Один случай шока, - фыркнула она. - Мужчина, который упал с твоего большого дерева капок, Прядильщица веревок, когда скрылось Солнце. Дурак плавал вокруг, пока его не удалось поймать и втащить внутрь. Как мы и надеялись, инерционное экранирование доменной стенки НИКа защитило весь жилой купол от любых побочных эффектов прыжка... Прядильщица, не думаю, что многие люди на палубах даже поняли, что мы совершили прыжок.
   - Хорошо. Похоже, так будет лучше. - Прядильщица веревок обвела взглядом небо. - Луиза, я думала, что Солнечная система достаточно удручающая. Но эта система - могила.
   - Знаю, Прядильщица. Мне жаль. Но она на нашей траектории полета. Прядильщица, мы собираемся выйти из плоскости Галактики в направлении созвездия Центавра: к Великому аттрактору...
   - Кольцу ксили.
   - Если это так, то да. И эта звезда тоже находится в созвездии Центавра.
   Главные звезды созвездия Центавра располагались на расстояниях от четырех световых лет до пятисот световых лет от Солнца. НИК, с сидящим на нем куполом "Северянина", собирался двигаться по грубой прямой линии через этот трехмерный макет, а затем дальше, за пределы Галактики, к самому Великому аттрактору.
   - Прядильщица, поверишь ли, что я решила по сентиментальным причинам, будто мы должны прибыть сюда, в первый же прилет?
   - Сентиментально? Об этом месте? Ты шутишь?
   - Прядильщица, этот тусклый шар - Проксима Центавра: ближайшая к Солнцу звезда, удаленная от нас менее чем на четыре световых года. Когда я была ребенком и росла на Земле, мы едва достигли звезд на первых космических кораблях. Системы, подобные Проксиме, были местами дикой романтики, полными необычайных приключений и возможностей. Мрачные предупреждения Суперэта о непримиримо враждебных инопланетных видах, обитающих где-то там, только добавляли привлекательности для таких детей, как я... Я чувствовала, что должна выбраться сюда и увидеть все своими глазами.
   Существо, находившееся вместе с ней в клетке, казалось, было удивлено этим - даже удовлетворено, подумала Прядильщица.
   Прядильщица хмыкнула и принялась теребить материал своего скафандра. - Что ж, наконец-то ты добралась до Проксимы. И я тронута этими детскими воспоминаниями, - кисло сказала она.
   Ты слишком сурова к ней, Прядильщица веревок...
   Прядильщица продолжила: - Эта Проксима похожа на красного гиганта. Так что, я полагаю, птицы-фотино уже проделали здесь свою работу...
   - Нет, - сказала Луиза. - На самом деле, Проксима - красный карлик... Это звезда главной последовательности, довольно стабильная.
   - Действительно? - Прядильщица веревок изогнулась на кушетке и уставилась на тусклый диск Проксимы. - Ты хочешь сказать, что так было всегда?
   Луиза рассмеялась. - Боюсь, что так, Прядильщица. Просто она намного менее массивна, чем Солнце, и поэтому всегда была намного тусклее - фактически, в двадцать тысяч раз менее яркой, чем Солнце. Птицам-фотино не нужно было делать ее холодной и красной, как Солнце; Проксима всегда была карликом. Стабильной и безвредной - и совершенно бесполезной.
   - Бесполезной для нас. Для барионной жизни. Но, возможно, не для птиц.
   - Нет, - сказала Луиза. - Я думаю, красный карлик - идеальная звездная форма для них: модель, к которой они направляют каждую чертову звезду во всех галактиках. Конечно, у Проксимы есть свои особенности: это довольно ярко вспыхивающая звезда - ультрафиолетовый тип Кита. Ее яркость может меняться на величину...
   - Может? - Несколько секунд Прядильщица изучала бледно-малиновый диск. - Ты хочешь, чтобы мы подождали и посмотрели, не произойдет ли с ней чего-нибудь захватывающего?
   - Нет, Прядильщица. В любом случае, подозреваю, что птицы-фотино к настоящему времени уже положили конец подобном легкомыслию... Ой. Только одно. Прядильщица веревок, повернись.
   Ослабляя привязь, Прядильщица заерзала на сиденье. - Что теперь?
   - Прядильщица, ты видишь это созвездие справа от диска Проксимы?
   Луиза, должно быть, имеет в виду неровный ряд из шести звезд позади Проксимы, решила Прядильщица. - Да. Что насчет него?
   - С Земли это созвездие раньше называлось Кассиопея: названо в честь царицы Цефея, матери Андромеды...
   - Побереги сказки, Луиза, - проворчала Прядильщица.
   - Но отсюда созвездие выглядит по-другому. Отсюда характерная W-образная форма рисунка немного испорчена добавлением этой ярко-красной звезды в левом конце ряда.
   Прядильщица уставилась на нее; звезда была рубиновым драгоценным камнем, мерцающим сквозь туманные внешние слои Проксимы.
   - Первые колонисты Проксимы - или, скорее, системы Альфы, частью которой является Проксима, - назвали новое созвездие Обратным ходом.
   - Прядильщица, эта дополнительная звезда - Солнце. Наше Солнце, видимое с Проксимы. Еще один прыжок, и Солнце станет невидимым; Прядильщица веревок, твои глаза - последние человеческие, которые когда-либо видели солнечный свет...
   Гигантское Солнце сияло сквозь малиновый бархат Проксимы; Прядильщица смотрела на него, пытаясь разглядеть диск, пока у нее не заболели глаза.
   Наконец она отвела взгляд. - Хватит, - сказала она. - Давай, Луиза, хватит о прошлом.
   - Хорошо...
   Прядильщица снова обхватила уолдо рукой.
  
   ...И задумчивый шар Проксимы был внезапно заменен, без какого-либо внутреннего ощущения перехода, новой звездной системой. Это была еще одна красная звезда - огромная, с неровными краями, - но на этот раз со спутником: желтой звездой поменьше, светящейся точкой, находящейся всего в одном диаметре от красного шара. Спутник-карлик придал гиганту эллиптическую форму, и Прядильщице показалось, что она видит тусклый мост из материала, соединяющий две звезды, дугу из красного светящегося звездного вещества, вытянутую из гиганта.
   - ...Прядильщица?
   - Да, Луиза. Я все еще здесь. Ты действительно показываешь мне достопримечательности, не так ли?
   - Это Менкент - Гамма Центавра. Мы находимся дальше в созвездии Центавра: уже в ста шестидесяти световых годах от Солнца. Менкент когда-то был великолепной двойной системой класса А... Но птицы-фотино поработали. Сейчас один из компаньонов проходит стадию гиганта, а другой уже превратился в карлика. Отвратительно. Угнетающе.
   Прядильщица веревок изучала звезды-близнецы, кружевные нити малинового газа, выходящие из гиганта, чтобы обнять его карликового близнеца. - Депрессивно? Не знаю, Луиза... Это все равно прекрасно.
   Да, Прядильщица веревок. И это последняя звезда, которую мы посетим, достаточно значимая, чтобы ее назвали астрономы, работающие на Земле, перед полетами в космос. Еще одна маленькая мрачная веха...
   - Не становись болезненным, - сказала Прядильщица.
   - Прядильщица?
   - Ничего. Прости, Луиза.
   - Хорошо, Прядильщица, мы установили, что все функционирует достаточно хорошо. Сейчас я включу главную навигационную последовательность, и мы попробуем несколько основных прыжков... Как думаешь, ты готова?
   Прядильщица закрыла глаза. - Я готова, Луиза.
   - Знаю, что это будет трудно, но тебе поможет, если ты будешь понимать то, что увидишь. Мы направляемся за пределы Галактики, примерно на двадцать градусов ниже плоскости ее диска. Мы собираемся совершать каждый прыжок на тридцать пять световых лет - и будем совершать прыжок каждую секунду. С такой скоростью мы должны преодолеть сто пятьдесят миллионов световых лет до Аттрактора за...
   - Примерно за пятьдесят дней. Я знаю, Луиза.
   - Я в лесу, Прядильщица. Смотрю сквозь небесный купол вместе с Морроу и Уваровым, Охотницей на лягушек, несколькими другими. Итак, ты там не одна; мы можем видеть то, что видишь ты, Прядильщица...
   - Еще одна ободряющая речь? Я знаю, Луиза, знаю, - вздохнула она. - Луиза, ты великий инженер и сильный человек. Но ты чертовски ужасный лидер.
   - Прости, Прядильщица. Я...
   - Давай сделаем это.
   Импульсивно Прядильщица хлопнула ладонью по уолдо.
  
   - и задумчивые спаренные звезды Менкент мгновенно сменились другой двойной парой. На этот раз звезды - близнецы-красные гиганты - казались более похожими друг на друга, и их соединял мост из остывающего, светящегося материала. Широкая, расширяющаяся спираль тусклого газа плотно обвивалась вокруг гигантов, и...
   - прежде чем она успела подумать об этом, появилась еще одна двойная пара, на этот раз гораздо дальше от корабля, с яркой, горячей голубой звездой, пересекающей распадающийся корпус тусклого красного гиганта. Она увидела, как гигант завис за голубой звездой, как дым за бриллиантом...
   - когда ее снова унесло прочь, и теперь перед ней висел мягко мерцающий шар света: планетарная туманность, узнала она, расширяющийся труп красного гиганта, разорванный на части вызванным птицами сверхветром, но прежде...
   - чем она могла задаться вопросом, будет ли Солнце когда-нибудь выглядеть так же, туманность исчезла, сменившись безымянным далеким звездным полем, которое...
   - исчезло, потому что теперь ее окружал тусклый красный смог; она поняла, что на самом деле находится внутри гигантской звезды, внутри ее остывающей внешней оболочки и...
   - это тоже исчезло, сменившись огромной рваной туманностью - местом образования сверхновой? - которая
   - взорвалась, и
   - над ней нависла звезда, опухшая, румяная, до боли похожая на Солнце, но не Солнце, и
   - и - и - и-и...
   Звезды были огромным небесным заграждением вокруг ее головы. За непосредственным ударом света более отдаленные созвездия скользили по пространству, элегантные, отдаленные, как деревья в лесу.
   Прядильщица неподвижно сидела на своем сиденье-кушетке, позволяя беззвучным вспышкам звездного света омывать ее клетку.
  
   ...И так же внезапно, как и началось, заграждение из звездных полей поредело, уменьшилось, исчезло. Теперь перед НИКом была только однородная, умиротворяющая темнота; на поверхности клетки играл мягкий розовый свет, исходивший из какого-то источника позади нее.
   Все кончено.
   Прядильщица веревок почувствовала, как обмякла на своей кушетке. Ей показалось, что ее кости превратились в воду. Она отодвинула перчаткой лицевую панель, отгородившись от Вселенной, и пососала соску с апельсиновым соком; острый, домашний вкус, казалось, наполнил ее голову.
   Она почувствовала, что снова погружается в маленький космос своего собственного тела, в тайники своей собственной головы. Здесь уютно, сонно подумала она. Может быть, мне никогда больше не стоит выходить наружу...
   - Прядильщица. - Голос Луизы звучал очень нежно. - Как ты себя чувствуешь?
   Прядильщица обиженно отпила апельсинового сока. - Примерно так, как ты и ожидала. Не задавай глупых вопросов, Луиза.
   - Ты чертовски хорошо справилась с этим.
   Прядильщица проворчала: - Откуда ты знаешь, что я действительно выдержала это?
   - Потому что я не слышала, чтобы ты кричала. И потому что мои датчики показывают мне, что ты не грызешь внутреннюю часть своего шлема. И...
   - Луиза, я знала, чего ожидать.
   - Возможно. Но все равно это было бесчеловечно. Ксили, возможно, понравилась бы эта поездка... Людям, похоже, нужно работать в меньших масштабах.
   - Расскажи это кому-нибудь еще.
   - ...Когда будешь готова, оглянись назад.
   Прядильщица оторвала лицо от соска. Розоватый свет от источника позади нее все еще играл на поверхности уолдо, на мятой ткани скафандра на ее бедрах.
   Она осторожно ослабила путы и обернулась.
   Над ней был потолок из света. Это была огромная плоскость из свернувшегося дыма: ярко-красная в центре и с яркими всплесками цветов - желтого, оранжевого и синего дальше. Вид был уменьшен в ракурсе, так что она смотрела сквозь ребристые полосы газа на выпуклый, беременный центр. Дымчатый газ был обернут вокруг ядра кружевными цветными спиралями.
   Плоскость света удалялась, почти незаметно медленно, от корабля. Плоскость была крышей собора, а НИК - с его драгоценным грузом людей и всеми надеждами человечества - был мухой, ныряющей вниз и удаляющейся от этой необъятной поверхности.
   - Луиза, это прекрасно. Я понятия не имела...
   - Ты понимаешь, что видишь, Прядильщица веревок? - голос Луизы звучал хрупко, как будто она боролась с чудовищностью того, что говорила. - Прядильщица, ты смотришь на нашу Галактику - со стороны. И вот почему этот шквал звезд закончился... Толщина диска нашей Галактики составляет всего около трех тысяч световых лет. Двигаясь наискось к плоскости, мы покинули ее всего за пару минут.
   НИК вылетел из Галактики примерно в двух третях пути по радиусу от центра к краю. Корабль должен был пройти под центром диска; эта раздутая выпуклость малинового света выглядела бы как некая небесная люстра, тысячи световых лет в поперечнике, висящая над ее головой. Спиральные рукава - облачные, струящиеся - безмятежно двигались над ее головой. Она увидела, что вдоль рукавов были разбрызганы пузырьки газа, вздувшиеся цветные пузыри.
   - Прядильщица, диск насчитывает сто тысяч световых лет в поперечнике. Нам потребуется всего пятьдесят минут, чтобы пересечь его ширину...
   Прядильщица услышала, как Луиза отвернулась и что-то пробормотала.
   - Что это было?
   - Твоя младшая сестра, Рисовальщица лиц. Она спросила, почему мы не видим релятивистских искажений.
   Прядильщица ухмыльнулась. - Скажи ей, чтобы не беспокоила нас такими глупыми вопросами.
   - Не все мы такие закаленные космические пилоты, как ты, Прядильщица веревок...
   Не было никакого релятивистского искажения - ни звездного лука, ни красного или синего смещения, потому что НИК не перемещался по Вселенной. "Он прыгал с точки на точку, как древесная лягушка, прыгающая между бромелиями", - подумала Прядильщица. И в конечной точке каждого прыжка корабль оставался неподвижным - всего на секунду - относительно Галактики.
   Итак, синего смещения не было.
   Но НИК падал из Галактики с эффективной скоростью, в миллионы раз превышающей скорость света. Именно частота прыжков создавала у Прядильщицы иллюзию постоянного, размеренного движения.
   Все получилось, как и планировалось.
   - Мы справляемся, Луиза, - сказала Прядильщица. - Мы делаем так, чтобы это произошло.
   - Да... Но...
   Прядильщица издала притворный стон. - Но теперь ты собираешься рассказать мне, что все снова не так, как было раньше, не так ли?
   - Что ж, это правда, Прядильщица, - сердито сказала Луиза. - Посмотри на это... Даже с такого расстояния, за пределами Галактики, ты можешь увидеть дело рук этих чертовых птиц-фотино.
   Луиза рассказала Прядильщице, что галактика содержит два основных класса звезд. Звезды популяции I, такие как Солнце, эволюционировали в богатых водородом спиральных рукавах, удаленных от центра. Некоторые из них - например, голубые сверхгиганты - были в сотни раз больше Солнца и излучали свою энергию в течение короткой, безумно расточительной юности. Звезды этой популяции имели тенденцию взрываться, обогащая межзвездную среду - и более поздние поколения звезд - сложными продуктами их нуклеосинтеза.
   Напротив, звезды популяции II сформировались в регионах, где водородное топливо было в дефиците: в старых областях, близких к ядру, или в скоплениях за пределами главного диска. Звезды II были более однородными по размеру и - к эпохе зарождения человеческой астрономии - уже были старыми, для них характерны скопления красных гигантов.
   - Посмотри на этот диск, - рявкнула Луиза. - Я не думаю, что чертовы птицы сильно повлияли на скучную, стабильную звездную популяцию II; они уже были наполовину мертвы. Но посмотри - о, посмотри на спиральные рукава...
   Прядильщица увидела, какими неровными были спирали, прерываемые пузырями желто-красного света, которые разбухали на полосах пыли.
   - Эти пузыри - остатки сверхновых, - с горечью сказала Луиза. - Прядильщица, не каждая звезда отреагировала бы так же мирно на обработку птиц-фотино, как наше бедное старое Солнце. Многие из более впечатляющих и красивых звезд популяции I просто взорвались, разрывая себя на части... Вероятно, птицы запустили цепную реакцию образования сверхновых, когда обломки одной звезды дестабилизируют другую.
   Прядильщица уставилась на остатки диска, запутанные спиральные рукава.
   ...Мы уже на сорок тысяч световых лет ниже диска, Прядильщица, - сказал ее спутник. Свет, который ты сейчас видишь, покинул звезды сорок тысячелетий назад... Подумай об этом. За сорок тысяч лет до моего рождения люди все еще дрожали на краях ледников, делая ножи из кусочков камня. И чем дальше мы продвигаемся, с каждой секундой свет становится старше: Прядильщица веревки, ты ведешь нас сквозь град древнего света...
   Прядильщица рассмеялась. - Тебе следовало стать поэтом.
   - Что?
   - ...Скажи мне, что будет дальше, Луиза.
   - Хорошо. Прядильщица, ты знаешь, что такое шаровое скопление?
   Прядильщица нахмурилась. - Думаю, да. - Она закрыла глаза. - Стабильный шар звезд, возможно, около ста тысяч, вращающийся вокруг главного диска в галактическом гало.
   - Верно, - сказала Луиза. - Это звезды популяции II. И одно конкретное скопление, называемое Омега Центавра, было одним из самых ярких скоплений, видимых со старой Земли.
   Прядильщица обдумала это. - Омега Центавра. Это название означает, что оно находилось в зоне прямой видимости созвездия Центавра.
   - Правильно.
   - Ты имеешь в виду...
   - Мы направляемся прямо к нему. Держи глаза крепко закрытыми, Прядильщица веревок.
   Прядильщица повернулась и посмотрела вперед.
   За пределами хрупкой клетки на нее смотрели гигантские звезды, ослепляя ее своей колышущейся тишиной.
  

24

  
   Выпрямившись на своих скутерах для нулевой гравитации, Лизерль и Милпитас спустились в глубокий погрузочный отсек у основания жилого купола "Северянина". Над Лизерль простиралась ремонтная переборка у основания пятнадцатой палубы - невероятное переплетение воздуховодов, кабелей и корней деревьев.
   Краем глаза Лизерль с любопытством наблюдала за Милпитасом. Он с нескрываемым ужасом смотрел на пропасть у себя под ногами. Милпитас тысячу лет путешествовал на звездолете, но, очевидно, он был обитателем гравитационного колодца. Он явно страдал в этой среде с нулевой гравитацией, его инстинкты совершенно не приспособились к тому факту, что даже если его скутер полностью выйдет из строя, он просто совершенно безопасно будет дрейфовать по воздуху.
   Под толстым слоем промозглого, пустого воздуха, в который она опускалась, основание жилого купола "Северянина" стало прозрачным. Оно показалось Лизерль озером прохладной темноты - и там, прижатая к нижней стороне этого основания, словно какое-то огромное насекомое, погруженное в пруд, виднелась стройная фигура НИКа, который нес их сквозь космос. Его похожие на семя платана крылья казались почему-то темнее, чем пустота между звездами.
   Планировщик натянуто повернулся к ней и улыбнулся. - Вам кажется некомфортно - на этом скутере.
   Она подавила усмешку. Мне? - Неудобно? Не совсем. - Она щелкнула пальцами, и ее скутер исчез. Она улыбнулась Милпитасу, чувствуя себя озорной. Она сделала двойное сальто назад в воздухе; чистый пол под ней завертелся перед глазами.
   В итоге она снова упала рядом с Милпитасом. - Я не чувствую себя неловко, - сказала она. - Просто - ну, немного глупо. Иногда мне кажется, что эти виртуальные маски, которые Марк создает для меня, немного натянуты.
   Милпитас отвернулся от ее выходок, его лицо побледнело; он так сильно сжал ручки своего скутера, что побелели костяшки пальцев.
   Она поспешно потребовала вернуть ее виртуальный скутер. - Мне жаль, - искренне сказала она. - Наверное, мне не следовало этого делать.
   Она увидела, как пот блестит на лоскутных шрамах у него на лбу, но он решительно держался прямо на своем скутере. - Не извиняйтесь, - чопорно сказал он. - Мы здесь с инспекционной поездкой... обследовать положение корабля, а не мое благополучие.
   Итак, после этого краткого мгновения человеческой слабости Милпитас вернулся в свою раковину. Она отвернулась, слегка разочарованная.
   Теперь они приближались к основанию погрузочного отсека. Лизерль могла видеть, как два маленьких двигателя ее скутера отражаются в прозрачном полу; подобно притягивающим звездам, она слилась со своим собственным изображением - на самом деле это было изображение изображения, подумала она с иронией; процессоры, которые поддерживали ее, сегодня хорошо справляются с созданием виртуальной реальности.
   Милпитас выровнялся напряженным движением костлявого, покрытого шрамами запястья и поплыл параллельно поверхности. Лизерль последовала за ним, отставая на несколько футов.
   Под основанием купола НИК расправил свои огромные, дремотные крылья из конструкционного материала.
  
   - Доброе утро, Прядильщица веревок, - сказала Луиза.
   Прядильщица потянулась. Позволив себе медленно просыпаться, она высосала витаминизированный фруктовый сок из сосков шлема и позволила скафандру очистить ее кожу ультразвуком; она почувствовала, как теплая струйка мочи попала в ее катетер.
   Она хмыкнула в ответ Луизе.
   Это был десятый день Прядильщицы в клетке НИКа.
   Она ослабила путы и огляделась - и обнаружила, что смотрит в межгалактическую пустоту. Вдалеке виднелись пятна мутного света, которые могли быть галактиками или скоплениями галактик - настолько далекими, что даже при огромной скорости НИКа в три миллиона световых лет в день она не могла различить никакого заметного движения.
   Прядильщица откинулась на спинку кушетки. - Лета. Еще один день посреди этой серой, безжизненной пустыни, - кисло сказала она.
   Луиза, наблюдавшая, как знала Прядильщица, из своего лагеря на лесной палубе "Северянина", сочувственно рассмеялась. - Но сегодняшний день должен быть немного интереснее, чем обычно, Прядильщица веревок. Мы достигли важной вехи. Или, скорее, камня размером в мегасветовой год...
   - Это так?
   - За десять дней мы удалились на тридцать миллионов световых лет от Солнца. Прядильщица, мы достигли центра скопления Девы - сверхскопления галактик, членом которого является наша Галактика. Далеко позади тебя находится небольшое пятно света: это местная группа - три миллиона световых лет в поперечнике, некрупное скопление, в котором доминируют наша Галактика и галактика Андромеды. А слева от тебя, примерно на одиннадцать часов, виден центр самого скопления Девы: массивная группа из нескольких тысяч ярких галактик. Во всяком случае, раньше они были яркими...
   Прядильщица разглядела центральную группу галактик. Это было серое зернистое облако света. - Завораживающе.
   - Да ладно, Прядильщица. Послушай, мы совершаем здесь эпическое путешествие - мы путешествуем так далеко, что замечаем изменения в крупномасштабной структуре пространства-времени. Ты не можешь не испытывать - ну, приподнятого настроения.
   - Но я ничего этого не вижу, Луиза, - раздраженно сказала Прядильщица.
   Луиза на мгновение замолчала. Затем она сказала: - Хорошо, Прядильщица. Я покажу тебе, где ты находишься.
   Шар яркого белого света, быстро расширяющийся примерно до фута в поперечнике, появился в нескольких ярдах перед клеткой корабля ксили.
   Прядильщица откинулась на спинку кушетки и скрестила руки на груди. - Еще одна образовательная виртуальная демонстрация, Луиза?
   - Потерпи, Прядильщица веревок. Посмотри на это. Вот Вселенная, расширяющаяся с момента Большого взрыва - такой, какой она была, возможно, через триста тысяч лет. Космос представляет собой смесь излучения и материи - смесь темного и светлого вариантов.
   - Температура все еще слишком высока для образования атомов. Таким образом, барионная материя образует плазму. Но плазма довольно непрозрачна для излучения, поэтому давление излучения не позволяет веществу слипаться. Здесь нет ни звезд, ни планет, ни галактик.
   Внезапно виртуальная вселенная расширилась вдвое и стала четкой; вспышка света озарила лицо Прядильщицы, заставив ее моргнуть.
   - Сейчас температура упала ниже трех тысяч градусов, - сказала Луиза. - Внезапно электроны получили возможность объединяться с ядрами, образуя атомы, а атомы не сильно взаимодействуют с фотонами. Итак, Вселенная впервые прозрачна, Прядильщица. Излучение, свободно распространяющееся в космосе, никогда больше не будет взаимодействовать с материей. И на самом деле сегодня мы все еще можем видеть первичное излучение - если присмотреться внимательнее, его длина волны сильно увеличилась из-за расширения Вселенной - как космическое фоновое микроволновое излучение.
   - Но ключевым моментом, Прядильщица, является то, что после этого разделения излучение больше не могло препятствовать сгущению материи.
   Модельная Вселенная теперь представляла собой облако из роящихся, сталкивающихся частиц.
   - Это похоже на туман, - сказала Прядильщица.
   - Верно. Думай об этом как о росе. Она распределена тонко и равномерно: в среднем один атом водорода находится в пространстве размером с одну из наших транспортных капсул. И в этот момент расширение Вселенной раздвигает капли росы еще дальше друг от друга. Но теперь структуры материи - галактики, скопления и сверхскопления галактик - готовы к слиянию; они будут конденсироваться, как капли росы на паутине.
   Прядильщица улыбнулся. - Какого-то паука. Но где же эта паутина?
   Туманный шар теперь был заполнен тонким узором линий; игрушечная Вселенная выглядела как треснувшая стеклянная сфера. - Вот паутина, Прядильщица, - сказала Луиза. - Ты смотришь на космические струны. Струны - это дефекты пространства-времени...
   - Я знаю о струнах, - сказала Прядильщица. - Ксили использовали струны - и доменные стенки - при создании НИКов.
   - Верно. Но эти струны образовались естественным образом. Они являются остатками фазовых переходов ранней Вселенной, остатками от распада единой сверхсилы (ВЕС), которая вышла из сингулярности... Космические струны - это остаточные следы сверхвысокого симметричного вакуума эпохи ВЕС, внедренные в "пустое пространство" нашей Вселенной, подобно остаточным линиям жидкой воды в твердом льду. И струны сверхпроводящие; когда они движутся через первичные магнитные поля, в струнах индуцируются огромные токи - в сто миллиардов миллиардов ампер или больше...
   Струны извивались в пространстве, подобно медленным, взаимосвязанным змеям. Частицы тумана, представляющие равномерное распределение вещества, начали дрейфовать к струнам. Они собирались в узкие колонны вокруг струн и в тонкие слои в кильватере струн.
   - Это прекрасно, - сказала Прядильщица.
   - Струны движутся со скоростью, близкой к скорости света, - сказала Луиза. - Они оставляют за собой плоские следы - плоскости, к которым притягивается материя, со скоростью несколько миль в секунду. В следах начинает формироваться структура, так что мы получаем узор из нитей и слоев барионной материи, окружающих пустоты... - Теперь барионная материя, объединяющаяся вокруг струнной структуры, взорвалась под действием собственной силы тяжести. Крошечные виртуальные галактики - очаровательные, похожие на драгоценные камни - ожили, нанизанные на паутину космической нити.
   - И это еще не все, - сказала Луиза. - Посмотри на это.
   Теперь это была петля космической струны, скручивающаяся в пространстве и дико колеблющаяся.
   - Струнные петли могут образовываться, когда струны пересекают друг друга, - сказала Луиза. - Но они нестабильны. Когда петли образуются, они быстро распадаются... если только они не стабилизированы, как ксили стабилизировали крылья своих НИКов. Итак: помни, я говорила тебе, что струны - это сверхпроводящие нити, пропускающие огромные электрические токи? Когда струны распадаются, вся эта электромагнитная энергия должна куда-то уходить...
   Внезапно петля резко сжалась, и в лицо Прядильщице снова ударил свет.
   Она поднесла руку к лицевому щитку. - Я бы хотела, чтобы ты прекратила это делать, - сказала она.
   - Прости. Но смотри, Прядильщица. Видишь, что случилось?
   Прядильщица опустила руку и заморгала ослепленными глазами.
   Взрыв струнной петли проделал огромную дыру в середине сетки галактических нитей.
   Прядильщица кивнула. - Я поняла. Есть импульс электромагнитной энергии, который взрывает пузырь в облаках материи.
   - Не совсем, - сказала Луиза. - Прядильщица, помни, что темная материя прозрачна для фотонов - для электромагнитного излучения. Итак, электромагнитный импульс петли выбрасывает только барионную материю; он оставляет дыру, заполненную темной материей, но очищенную от звездного вещества.
   - Прядильщица, вся эта космическая инженерия, вызванная струнами - изначальными семенами - оставила нам фрактальную структуру, фрактальность означает, что пена имеет одинаковую общую структуру во всех масштабах. Она выглядит одинаково, независимо от того, как далеко или как близко вы изучаете. Наша Галактика является частью небольшого скопления - местной группы, - которое вместе с несколькими другими скоплениями является частью сверхскопления, называемого скоплением Девы... которое, в свою очередь...
   - Я поняла идею, - сказала Прядильщица.
   - Барионная материя сгруппирована в нити и слои вокруг огромных пустот, заполненных только темной материей. Это похоже на пену, Прядильщица - и это очень активная пена, возможно, как поверхность океана; нити несутся в пространстве со скоростью, близкой к световой, и поэтому в пене происходят огромные движения, течения.
   - Луиза, ты собиралась показать мне, где я нахожусь.
   - Хорошо, Прядильщица...
  
   Под блестящим полом очертания НИКа переливались, как у какой-то огромной скульптуры. Всего в нескольких футах от нее находился конструкционный материал ксили, и Лизерль захотелось протянуть руку и погладить его, как будто чужой корабль был каким-то огромным животным в клетке. Но материал был отделен от нее как основанием жилого купола, так и слоем глубокого вакуума - и, с сожалением подумала она, слоем нереальности, который мог пробить только Марк Ву и его гаджеты.
   - Вы вдумчивы, - сказал Милпитас.
   Она потерла подбородок. - Я подумала, насколько живым выглядит этот корабль ксили. Совсем не похоже на образец технологии. Это похоже на какого-то огромного океанского зверя, пойманного в ловушку под замерзшей поверхностью; я как будто вижу мышцы под этой оболочкой из конструкционного материала.
   Милпитас хмыкнул. - Это привлекательный образ, - сухо сказал он. - Хотя я не совсем уверен, насколько он полезен.
   Лизерль взглянула на технический слой, расположенный в пятой части мили над ней, с его переплетением корней деревьев и водопроводных труб. - По контрасту посмотрите на этот примитивный беспорядок там, наверху... Воды Леты, Милпитас, этот космический корабль был спроектирован так, чтобы прослужить тысячу лет. Некоторые элементы этого дизайна выглядят так, как будто они появились еще до римлян. - Она вздохнула. - Вы знаете, я уловила несколько проблесков человеческих технологий, по мере того, как мы продвигались вперед на протяжении многих лет после запуска "Северянина". Очевидно, со временем мы становились лучше. Но мы всегда - всегда - заканчивали тем, что таскали с собой нашу чертову сантехнику. Я не думаю, что люди когда-либо, за всю свою долгую историю, были близки к тому, чтобы сравниться с простым совершенством этого единственного артефакта ксили, этого НИКа.
   Милпитас наклонился ближе к прозрачной поверхности основания и пристально всмотрелся сквозь нее. - Возможно, вы правы. Но означает ли это, что мы должны преклоняться и поклоняться ксили и всем их творениям?
   - Нет, - холодно сказала она. - Но это подразумевает, что ксили были умнее, чем мы когда-либо были или могли бы стать.
   Она увидела, как его брови приподнялись на долю дюйма; в остальном он ничего не ответил.
   Теперь они были близко к краю основания, у прозрачной изогнутой стены погрузочного отсека. Здесь широкие плечи НИКа прижимались к нижней стороне основания; толстые ленты вились от основания вокруг изгибов корабля ксили и скрывались из виду, прижимая его к обитаемому куполу.
   Милпитас склонился над панелью управления своего скутера, вглядываясь в крепежные ленты. Он казался совершенно бесстрашным, с некоторым удивлением подумала Лизерль, теперь, когда он был всего в нескольких футах над основанием жилого купола: близко к дну своей жесткой ментальной вселенной, в которой доминировала гравитация.
   Она позволила себе плавно плыть вдоль линий корабля ксили. Плечи - да, это был хороший ярлык для этой части НИКа, у основания крыльев; здесь, так близко к кораблю, у нее было настоящее ощущение, что ее несут на широких, сильных плечах какого-то гиганта из чуждого конструкционного материала.
   Милпитас выпрямился, закончив осмотр.
   - Итак, как дела с инженерией? - спросила она.
   - Отлично, - сказал он, не поднимая глаз. - То есть в пределах допустимого... Ползучесть сегодня минимальна.
   - Ползучесть?
   Он изучал ее. - Возможно, вы не в курсе проблем, с которыми мы столкнулись, устанавливая обитаемый купол на этот корабль ксили. Лизерль, конструкционный материал ксили практически не испытывает трения, и он тверже любого известного нам вещества. Он непроницаем даже для экзотических веществ... Знаете, мы предположили, что при его изготовлении, возможно, был нарушен принцип запрета Паули...
   - Я слышала об этом.
   - Итак, когда мы решили прикрепить жилой купол, мы не могли просто прибить надстройку к НИКу. Ни один известный клей также не прилипал к его материалу. Поэтому вместо этого мы соорудили свободную клетку вокруг корабля.
   Управляемые процессорами "Северянина", роботы натянули ленты, удерживающие клетку, медленно и неуклонно подтягивая обитаемый купол к НИКу.
   - Итак, - сказал планировщик, - конструкция лент плотно прижимает НИК к нам, не привязывая нас к нему. Но этого, очевидно, достаточно, чтобы убедить корабль ксили безопасно нести обитаемый купол через гиперпространство.
   - И - сползание?
   - Поскольку клетка не закреплена на корабле и поскольку мы подвержены различным нагрузкам, ленты клетки скользят по поверхности конструкционного материала. Они ползут. Но у нас есть наноботы, которые постоянно работают, перенастраивая ленты и компенсируя нагрузку.
   Лизерль кивнула. - Это разумное решение, Милпитас.
   Он сардонически поклонился. - Возможно. Но я не могу поставить это себе в заслугу. Я просто воплотил дизайн, который...
   Внезапно она почувствовала укол жалости к этому покрытому шрамами, низкорослому мужчине. - Не стоит недооценивать себя, - импульсивно сказала она. - Поверьте мне, вы многого добились...
   - Для сумасшедшего? - обезоруживающе спросил он и улыбнулся ей. - Знаю, вы считаете меня довольно глупым, жестким человеком, Лизерль.
   Пораженная, она открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку.
   - Ну, возможно, так оно и есть. Но я отвечал, в значительной степени, за команды роботов, которые создали этот каркас для НИКа. Знаю, что наши датчики могли бы рассказать нам гораздо больше о состоянии инфраструктуры, которая привязывает нас к этому кораблю, чем когда-либо смог бы мой невооруженный взгляд. И все же...
   - И все же, вы чувствуете, что хотите увидеть это своими глазами? - Она улыбнулась. - Вы ошибаетесь, планировщик. Вы не самый простой человек, с которым мне когда-либо приходилось ладить, но не думаю, что вы настолько глупы, чтобы следовать своим инстинктам.
   Он изучал ее, холодно оценивая. - Вы так считаете?
   - Я это знаю, - твердо сказала она. - В конце концов, в этом был весь смысл моего пребывания на Солнце - фактически, смысл самого моего существования. Множество зондов было сброшено на Солнце до меня и после меня. Меня послали туда, чтобы - по крайней мере, через суррогат - человеческие глаза могли видеть, что там происходит.
   Он хмыкнул. - Хотя, похоже, мы очень мало использовали полученные вами знания.
   - Возможно, так оно и есть. - Она рассмеялась. - Но я не могла это контролировать.
   Он изучал ее. - Возможно, вы суррогатная мать, - сказал он. - Но, Лизерль, несмотря на это, ваша человечность сильна и очевидна.
   Это привело ее в замешательство. Она сохраняла невозмутимое выражение лица. Она отдавала субвокальные команды, игнорируя автономную симуляцию своего лица; она была непреклонна в том, что на ее щеках не должно быть и намека на румянец. - Спасибо, - сказала она беспечно. - Хотя я не уверена, что вам нужна благодарность. Вы ведь не напрашиваетесь на комплименты, не так ли? Я подозреваю, что вы не хвалитесь, планировщик; вы заслуживаете похвалы, - сказала она.
   - Возможно. - Он отвернулся, закрывая тему.
   Она изучала его потрепанный профиль. Милпитас производил впечатление человека, владеющего собой, но, возможно, он выдал больше, чем рассчитывал. У Милпитаса передача информации была только одной функцией - и притом вспомогательной - речи. Настоящей целью разговора для Милпитаса был контроль. Она чувствовала, что он постоянно фехтует с ней - проверяет ее сообразительность и силу воли.
   Это был человек, привыкший к власти и привыкший проявлять ее даже в самом тривиальном разговоре. Но что это был за человек, который - после столетий субъективного существования - потрудился бы фехтовать с такой усталой старой виртуалкой, как она?
   Милпитас продолжал свой осмотр, медленно, методично.
   Возможно, он был немного не похож на человека - даже меньше, чем она, подумала она. И все же, - осторожно признала она, - в Милпитасе была сила, которой она не могла не восхищаться.
   Милпитас был вынужден наблюдать, как его мир - мир, который он контролировал, - разваливается у него на глазах. И он упорно боролся, чтобы сохранить его. Но потом он перестал бороться, когда понял, что его старого мира больше нет - что его убеждения на самом деле не оправдались.
   И это было самое трудное. Это, размышляла она, было точкой, с которой не смогли вернуться бесконечные вереницы мучеников, разбросанных по кровавой истории человечества. А он с тех пор продолжал функционировать - внося свой вклад в миссию.
   Она усмехнулась. - Думаю, вы крепче, чем кажетесь, планировщик Милпитас. Я имею в виду, вам удалось вырваться из тюрьмы своего прошлого...
   Он повернулся. - Но прошлое - это не тюрьма, - мягко сказал он. - Прошлое постоянно изменяется нашими действиями в настоящем. Каждое новое действие переоценивает значение прошлого...
   Она была удивлена. - Это звучит как поверхность глубокой философии.
   - Глубокой и старой, - сказал он. Он посмотрел на нее, в тусклом свете погрузочного отсека узор шрамов на его голове казался ярким. - Мы в Суперэте никогда не были одномерными угнетателями, Лизерль. Мы считали себя хранителями лучшего из мудрости человечества и постоянно стремились интерпретировать наше настоящее и будущее в свете истории...
   Она хмыкнула. - Хм. Интересно. Возможно, понятие изменчивого прошлого, переработанное в свете наших меняющихся предположений, является единственной философией, которая позволит расе бессмертных оставаться в здравом уме. Возможно, я все еще недооцениваю вас, Милпитас.
   Он коснулся панели управления и мягко поднялся в воздух. Его лицо было бесстрастным. - Оставьте эту мысль, - сухо сказал он.
  
   Изображение Вселенной расширилось, сосредоточившись на сравнительно небольшом объеме; Прядильщица изучила невзрачный кусок космической пены, скопление нитей, пустот и листов сияющей материи.
   - Хорошо, Прядильщица веревок: вот трехмерная карта нашего района. Пустоты в среднем имеют около ста миллионов световых лет в поперечнике.
   - А теперь вот местная достопримечательность - знаменитая пустота под названием Дыра в ботинке, двести миллионов световых лет в поперечнике - и, смотрите, вот Великая стена: крупнейшая когерентная структура во Вселенной, скопление галактик длиной в пятьсот миллионов световых лет. - Луиза сделала паузу, а когда заговорила снова, ее голос был мрачнее, с оттенком обиды и наполовину подавленного гнева, которые Прядильщица уже успела распознать. - Конечно, Стена уже не совсем тот туристический объект, каким она была, когда я была девочкой, - кисло сказала она. - Чертовы птицы-фотино там тоже поработали... По всей Стене, насколько мы можем наблюдать, от них появились свидетельства деградации.
   Прядильщица позволила себе улыбнуться. Она могла представить, о чем подумала Луиза. Черт возьми, это наша Стена!
   Луиза говорила: - Вот это облако - фрагмент тумана размером с твою ладонь, помеченный маленькой красной стрелкой, - это скопление Девы. Наше местное сверхскопление. - Небольшая область внутри облака Девы начала вспыхивать желтым, и прямая синяя линия, извиваясь, вышла из желтого сгустка, пронзив сердце Девы. - Маленький желтый объем - это местная группа, где находится Солнце, - сказала Луиза, - а линия представляет наше путешествие с НИКом на этот момент: прямо через середину сверхскопления Девы.
   Прядильщица хмыкнула. - Не очень далеко.
   - Да ладно тебе, Прядильщица, подумай о масштабе этой картины!
   - Теперь взгляни на это, - сказала Луиза. Появились маленькие лимонно-зеленые векторные стрелки, ощетинившиеся на пыльной поверхности скопления Девы. - Видишь это? Все наше сверхскопление движется в пространстве - и со значительной скоростью, миллион миль в час или больше. Настолько быстро, что движение было заметно даже с Земли - оно наложило доплеровский сдвиг на всю Вселенную, то есть на само микроволновое фоновое излучение.
   Теперь больше стрелок скорости появилось на другом массивном скоплении, близком к скоплению Девы. - Есть еще один суперкластер, называемый Гидра-Центавр, - сказала Луиза. - И вот угадай: он движется в том же направлении, что и Дева.
   Стрелки скоростей теперь ощетинились по всей пенистой области пространства... и все стрелки, как увидела Прядильщица, указывали внутрь, на безымянную область в центре трехмерной диаграммы.
   И спроецированная голубая линия полета НИКа потянулась к центру огромного взрыва.
   - Я знаю, что это такое, - выдохнула Прядильщица. - В центре взрыва. Это Великий аттрактор. Место, куда падают все галактики...
   - Да. Кажется, там сосредоточена масса, притягивающая галактики на расстоянии сотен миллионов световых лет. Аттрактор находится в ста пятидесяти миллионах световых лет от Солнца, и при массе в десять тысяч галактик...
   Вглядываясь в игрушечную Вселенную, Прядильщица веревок почувствовала, как затрепетало ее сердце. - И если это действительно артефакт...
   - Если это так, то это артефакт настолько массивный, что притягивает сверхскопления, как мотыльков, Прядильщица; настолько массивный, что фактически противодействует расширению Вселенной в этой части космоса... Это артефакт за пределами нашего воображения.
   Да, подумала Прядильщица. За гранью воображения. И именно к этому мы направляемся...
  

25

  
   - Не знаю, зачем тебе понадобилось тащить меня сюда, в лес, - проворчала Луиза. - Не сейчас. Ты не мог подождать, пока не будешь уверен в своих данных?
   Марк сказал: - Но данные...
   - Частичны, неполны и вряд ли являются окончательными. Что у тебя есть - всего два двойных изображения?
   - Но спектральное соответствие изображений двойной галактики почти идеально в каждом случае. Говорю тебе, что это, должно быть, струна, - настаивал Марк.
   - А я говорю тебе, что это невозможно, - продолжала ворчать Луиза. Она почувствовала, как растет ее раздражение. - Как могла существовать космическая струна посреди такой пустоты?
   Уваров поднял свое похожее на череп лицо и захихикал, наслаждаясь конфликтом.
   Они втроем висели прямо под лесным небесным куполом. Луиза была на скутере для нулевой гравитации, а Уваров был пристегнут ремнями к разобранному креслу жизнеобеспечения, прикрепленному к трем маленьким ловким скутерам.
   Марк, что раздражало, предпочел проявить себя в виде бестелесной головы в два раза больше натуральной величины, парящей в воздухе. - Как поживает Прядильщица веревок? - спросил он Луизу.
   Она хмыкнула. - Держится. Мы идем по плану тридцать три дня, и тридцать третий день Прядильщица проводит на этой кушетке. И последние десять из них в этой чертовой дыре в небе.
   - Что ж, это действительно довольно захватывающая часть путешествия, - сказал Марк. - Мы пересекаем край величайшей космологической пустоты, когда-либо обнаруженной: более двухсот миллионов световых лет в поперечнике. Насколько можно судить, мы - единственный ощутимый кусочек барионной материи во всей этой необъятности. Это захватывающая мысль даже без моих доказательств существования космической струны...
   - Для Прядильщицы это неинтересно, - сухо сказала Луиза. - Для нее эта пустота - не что иное, как сенсорная депривация.
   - Хммм, - сказал Уваров. - Вселенная как огромный резервуар для сенсорной депривации... Возможно, это хороший образ, подводящий итог космической деятельности птиц-фотино.
   Теперь схематичные изображения удаленных галактик - их целые листы на границе огромной пустоты - усеивали купол всплесками фальшивого цвета; тут и там фрагменты текста и дополнительные изображения были вкраплены в похожие на насекомых галактические рои.
   Голова Марка повернулась к Луизе. - Послушай, мне жаль, если ты считаешь неуместным, что я притащил тебя сюда. Возможно, мне следовало дождаться доказательств существования струны. Ну, я не считал, что мы здесь для занятий наукой. Я думал, мы пытаемся найти способы остаться в живых - предвидеть, с чем мы столкнемся. И это означает реагировать - и думать, Луиза, - настолько быстро и гибко, насколько это возможно. Ладно, может быть, я только гадаю. Но - что, если это космическая струна? Ты думала об этом?
   Луиза неуверенно подняла лицо к куполу. - Если это струна - здесь - тогда, возможно, мы приближаемся к чему-то еще более необычному, чем мы ожидали.
   Уваров усмехнулся. - Возможно, нам следует придерживаться фактов, мой дорогой Марк.
   - Фактов нет, - сказала Луиза. - Только несколько наблюдений. И - на расстояниях, измеряемых сотнями миллионов световых лет, и снятых с платформы, движущейся в режиме гипердвигателя, - к тому же это чертовски неточные наблюдения.
   Уваров повернул голову к виртуалу. - Тогда расскажите мне о своих наблюдениях. Почему эти двойные изображения так важны?
   - Я проводил наблюдения за дальней стороной пустоты, - сказал виртуал. - Я искал свидетельства гравитационного воздействия... Искажения света удаленных объектов гравитационным полем какой-то огромной, расположенной между нами массы. Я не искал конкретно струну. Я пытался понять, смогу ли обнаружить какую-либо структуру внутри пустоты - какие-либо концентрации плотности.
   - Значит, струны настолько массивны, что могут так сильно искажать свет?
   Луиза сказала: - На самом деле все не так просто, Уваров. Да, струны массивны: их диаметр равен лишь планковской длине, но их плотность огромна - длина в один дюйм будет иметь массу около десяти миллионов миллиардов тонн... струна, протянувшаяся, скажем, от Солнца до Сатурна, имела бы массу около одной солнечной. Мы ожидаем, что струны будут найдены либо в виде петель диаметром в тысячи световых лет, либо они будут бесконечными - растянутыми прямо по Вселенной за счет расширения из сингулярности.
   Уваров кивнул. - Следовательно, если они настолько массивны, то их гравитационные поля соответственно огромны.
   - Не совсем, - сказала Луиза. - Струны - очень экзотические объекты. Они не похожи на звезды, или планеты, или даже галактики. Они просто не являются ньютоновскими объектами, Уваров. Релятивистские гравитационные поля вокруг них другие.
   Уваров повернулся к ней. - Вы хотите сказать, что струны антигравитационные, как доменные стенки крыльев НИКа с разрывным приводом?
   - Нет...
   Достаточно далеко от петли - струны конечной длины - масса струны притягивала бы другие тела, точно так же, как и любой другой массивный объект. Но наблюдатель, находящийся близко к струне, будь то петля или часть бесконечной струны, не испытал бы гравитационных эффектов, ожидаемых от таких огромных концентраций вещества.
   Луиза сказала: - Уваров, гравитационное притяжение работает, искажая пространство-время. Пространство-время плоское, если в нем нет тяжелых объектов; объект будет перемещаться по нему по прямой линии, как шарик по столешнице. Пространство-время вблизи ньютоновского объекта, такого как звезда, искажается, образуя колодец, в который падают другие объекты. Но вблизи струны пространство-время локально плоское - это то, что называется пространством-временем Минковского. Объекты, находящиеся поблизости, не притягиваются к струне, несмотря на огромную массу...
   - Но, - сказал Марк, - пространство-время вокруг струны искажено. Оно коническое.
   Уваров нахмурился. - Коническое?
   - Представьте пространство-время в виде плоского листа. Наличие струны удаляет кусочек с этого листа - как кусок пирога, вырезанный из пространства-времени. То, что осталось от пространства-времени, объединено - отверстие, оставленное отсутствующим фрагментом, заделано так, что пространство-время напоминает конус. Все еще плоское, но без фрагмента.
   - Если бы вы нарисовали круг вокруг струны, вы бы обнаружили, что ее окружность короче, чем можно было бы ожидать по ее радиусу - это все равно, что нарисовать круг вокруг вершины конуса.
   - И этого небольшого пространственно-временного дефекта достаточно, чтобы вызвать двойные изображения, о которых вы говорите?
   - Да, - сказал Марк.
   Космическая струна не была видна непосредственно. Но ее траекторию можно было сделать видимой с помощью цепочки двойных, разделенных примерно шестью угловыми секундами, изображений удаленных объектов по всей длине струны.
   Луиза сказала: - Уваров, представьте себе два фотона, летящих к нам из отдаленной галактики, находящейся за пределами струны. Один из них приближается к нам напрямую. Второй, проходя по дальней стороне струны, идет через конический дефект. Второму фотону на самом деле нужно преодолеть меньшее расстояние, чтобы достичь нас, благодаря дефекту; его время в пути меньше, чем у первого, примерно на десять тысяч лет. Отсюда и двойные изображения.
   Уваров хмыкнул. - Луиза, вы объяснили мне, как сеть струн была паутиной, вокруг которой объединялись галактики. Я не понимаю, как это может быть, если гравитационное воздействие этих струн настолько незначительно.
   Луиза вздохнула. - Струны - это первобытные объекты: они были сформированы в течение неощутимой доли секунды после самого Большого взрыва, во время потери симметрии, вызванной распадом единой сверхсилы. С тех пор расширение Вселенной растянуло струны. Таким образом, струны находятся под большим напряжением - напряжением, вызванным расширением самой Вселенной... Струны несутся в пространстве со скоростью, близкой к скорости света.
   - Там, где проходят струны, их конические дефекты оставляют за собой след. Материя падает в направлении двумерной, похожей на лист траектории, ометаемой струной. И именно это падение привело к образованию структур барионной материи, которые мы наблюдаем сейчас: скоплений галактик в виде нитей и слоев.
   - На самом деле, - сказал Марк, - след сам по себе наблюдаем. Или должен быть. Это накладывает небольшой доплеровский сдвиг на микроволновое фоновое излучение. Я должен был бы видеть небо немного ярче с одной стороны невидимой нити, чем с другой...
   - А вы это видели? - огрызнулся Уваров.
   - Нет, - признался Марк. - Черт возьми, "Северянин" не мог бы быть намного худшей платформой для такого рода измерений; микроволновый доплер ниже моего уровня разрешения.
   - Но, как вы думаете, нашли какие-то пары изображений, - настаивал Уваров.
   - Да, - сказал Марк, снова говоря взволнованно. - Пока две пары и несколько других кандидатов. Две пары выровнены, как и следовало ожидать, если причиной является струна...
   - Хватит, - отрезал Уваров. Он поднял свое кресло в воздух над ними и прошелся по нижней стороне небесного купола, его изуродованный профиль вырисовывался силуэтом на фоне ненатуральных цветов галактик. - Теперь скажите мне, что это значит. Давайте признаем, Луиза, что ваш виртуальный любовник нашел фрагмент этой струны. Ну и что? Почему нас это должно волновать?
   - Мы в пустоте, Уваров, - терпеливо сказала Луиза. - Мы ожидали бы найти струны в сердце огромных барионных структур - таких, например, как Великая стена, слой скоплений длиной в полмиллиарда световых лет, который...
   - Но мы не находимся в центре такой огромной барионной структуры. Вы хотите сказать это, Луиза?
   - Да. В этом-то и суть. Нет никаких причин, по которым мы должны искать струну здесь, в этой пустоте, вдали от любых скоплений материи.
   - Понимаю. Там нет ничего, кроме темной материи, - тихо проворчал Уваров. - Ничего, кроме птиц-фотино и их еще более экзотических собратьев - и того, что они решили построить, здесь, в сердце своей темной империи, вдали от любой барионной структуры.
   Уваров развернулся лицом к Луизе, его скутеры выпустили клубы реакционного газа. - Если струна существует, окажет ли она какое-либо воздействие на птиц-фотино?
   - Возможно, - сказал Марк. - Струны - это гравитационные дефекты. На темную материю влияет гравитация...
   Уваров кивнул. - Так что, возможно, струны здесь для того, чтобы причинить вред птицам-фотино. Возможно ли это? Возможно, струна была перенесена сюда намеренно.
   - Я не думал об этом, но считаю, это возможно. - Марк всмотрелся в купол, его жуткая, лишенная тела голова выглядела странно. - Да. Если кто-то ведет войну с птицами-фотино, то, возможно, он использует в качестве оружия отрезки космической струны. Подумайте об этом. И еще: кто в этой Вселенной способен на такой поступок, кроме самих ксили?
   - Лета - ведут войны с помощью кусочков космической струны. Как у них хватает наглости даже вообразить такое оружие?
   Луиза взглянула на схематичное, безвкусное изображение Вселенной на куполе. Внезапно эти обрывки данных показались жалкими, их понимание безнадежно ограниченным. Разыгрывались ли последние войны за судьбу Вселенной между ксили и птицами-фотино где-то в этой огромной пустоте, даже сейчас, когда она смотрела вверх в своей слепоте и невежестве?
   - Продолжай собирать свои данные, Марк, - сказала она. - Через несколько дней мы выберемся из этой проклятой пустоты.
   - Мы как крысы, пересекающие границу какой-то огромной зоны боевых действий, - сказал Марк, его огромное лицо ничего не выражало. - Мы едва можем осознать происходящее вокруг нас. И мы направляемся на последнее поле битвы...
  
   Подвешенные между палубами, посреди облака плавающих цыплят, Марк и Лизерль занимались любовью.
   После этого Лизерль положила голову на обнаженную грудь Марка. Его кожа под ее щекой была грубой, покрытой короткими, туго завитыми темными волосками и скользкой от пота - на самом деле она чувствовала вкус пота, его соленый привкус. Она почувствовала приятную влажную боль в бедрах.
   - У меня все еще перехватывает дыхание. Может быть, я слишком стара для этого, - сказала она.
   Марк уткнулся носом в ее волосы. - Тогда сделай себя моложе.
   - Нет. - Она прижалась лицом к его груди. - Нет, я не хочу ничего менять. Давай оставим все как есть, Марк; давай сохраним это в реальности.
   - Конечно.
   Она помолчала мгновение. Затем, вопреки себе, добавила: - И это чертовски реально, ты знаешь. Великолепная иллюзия.
   Она почувствовала, как он улыбнулся.
   - Я же говорил тебе, что потратил много времени, чтобы все сделать правильно, - сказал он. - Это и кофе.
   Она рассмеялась и отстранилась; ее кожа отлепилась от него с мягким, влажным чавкающим звуком. - Интересно, наблюдал ли кто-нибудь за нами.
   Марк потянулся; цыплята, трепеща и кудахча, неуклюже поплыли по воздуху прочь от его рук. Он огляделся. - Я никого не вижу. А если бы и были, тебе не все равно?
   - Конечно, нет. На самом деле, это могло бы пойти им на пользу. Встряхнуло бы их еще немного.
   Лизерль перекатилась в воздухе, завела руку за спину и начала поправлять волосы. Палубы медленно вращались вокруг нее, огромная коробка со стенами, обитыми зеленым мехом. После капитуляции храмов наступление нулевой гравитации медленно вторглось в жизнь людей - нижних, как их все еще называла Прядильщица веревок, - которые жили здесь, между палубами. Наиболее заметной была обработка всех доступных поверхностей палуб; теперь стены и потолки были покрыты лугами, участками лесов, полями пшеницы и других сельскохозяйственных культур. Деревья, конечно, росли немного беспорядочно, но их учили расти прямо. И без давления ног при ходьбе трава в парках и других местах начинала выглядеть немного дикой.
   Кучка людей собралась под тем, что раньше было крышей второй палубы - нижней частью первой палубы. Марк - или, скорее, его вторая проекция - проводил колеблющихся молодых и пожилых людей через программу обучения грамоте и использованию виртуальной реальности. Лизерль знала, что в других местах инфраструктура палуб модернизировалась, чтобы избавиться от вынужденной зависимости их от пиктограмм.
   Эти инициативы обрадовали Лизерль. Она вспомнила мир своего недолгого детства, залитый солнечным светом, данными, виртуалками и разумом: возможно, самая информационно насыщенная среда в истории человечества. Контраст с чахлой, лишенной данных средой палуб был разительным.
   В одном месте, близко к поверхности, она увидела Милпитаса и Морроу, трудившихся вместе. Двое стариков сооружали сферу из воды, скрепленную каркасом из дерева и тростника: водный сад при нулевой гравитации, как назвал его Морроу. Лизерль вспомнила его улыбку. - Все это часть терапии Милпитаса, - сказал он.
   Вся окружающая обстановка создавала очаровательную перспективу: палубы превратились из мрачной тюрьмы с железными стенами, которой они были по замыслу планировщиков во время долгого полета, в утопающую в зелени лесную фантазию. Деревья росли прямо на вас с неба, ради жизни. И какая-то вдохновенная душа освободила коробки с семенами диких цветов из долговременных запасов "Северянина"; теперь перевернутые луга чаще всего были усыпаны колокольчиками.
   Конечно, старые полы все еще были покрыты старыми квадратными домами и фабриками. Но многие дома были заброшены; они стояли на поверхности, как пустые раковины. Вместо этого в воздухе были построены новые дома: вытянутые, открытые жилища, свободно прикрепленные к любой поверхности, которая была ближе всего, или закрепленные на тонких, невероятно хрупких стержнях.
   Она держала Марка за руку и плыла сквозь куриное облако, вдыхая запах птичьего детства, фермерского двора (...или, по крайней мере, его виртуальную, очищенную версию). - Знаешь, - сказала она, - возможно, невесомость была лучшим, что могло случиться с этим обществом. Постепенно палубы превращаются в приличное место для жизни.
   Марк хмыкнул. - Но на это ушло много времени. И иногда мне кажется, что все это немного нереально.
   - Что такое?
   Он махнул рукой. - Странное воздушное общество, которое было создано здесь. Я имею в виду, что за этими стенами из травы нет ничего - ничего, кроме межгалактической пустыни, через которую мы бежим в поисках защиты от инопланетного вида, с которым человек воюет уже миллионы лет...
   Мы бежим через всю Вселенную, - думала Лизерль, - с куриными яйцами и колокольчиками...
   - Может быть, это и правда, - сказала она. - Ну и что с того? Разве это плохо? Что могут делать здешние люди, кроме как жить своей жизнью и поддерживать инфраструктуру обитаемого купола? Как мне кажется, осознание того, что находится снаружи - Вселенной как многолетнего небесного поля битвы, по которому мы бежим, - похоже на болезненное, парализующее осознание смерти. Марк, мы свидетели в разгар войны. Подозреваю, что последнее, в чем кто-либо из нас нуждается, - это чувство перспективы.
   Он ухмыльнулся и положил руки на ее обнаженные бедра. Его глаза были живыми, ярко-голубыми на смуглом, как кофе, лице. - Наверное, ты права. - Он притянул ее к себе, и она ощутила на своем лобке упругость восстановившейся эрекции. - Что может сделать любой из нас, кроме как следовать своим инстинктам?
   Она почувствовала, как маленькая, замкнутая частичка ее самой раскрывается в его тепле. Секс - даже эта его виртуальная реконструкция - был замечательным, и, отдаленно, это еще раз напомнило ей о том, как много от нее скрывали в течение ее короткой, сконструированной жизни. Она обрела разум на пять миллионов лет, но была лишена своего древнего человеческого наследия.
   Она подняла руки и обвила ими шею Марка. - Ты должен быть осторожен со мной, - сказала она. - Я старая леди, ты знаешь...
   Он наклонил к ней голову и поцеловал; она провела языком по его острым зубам.
   Вокруг них тихо шуршали цыплята, выпавшие перья кружились в воздухе, как снег.
  

26

  
   Это был хороший день для Прядильщицы веревок.
   Она нашла большой улей высоко на дереве. Пчелы встревоженно зажужжали, когда она приблизилась, но она осторожно обошла вокруг ствола, держась подальше от их злобных укусов. Она развела небольшой костер в углублении в коре немного ниже толстой, бугристой формы улья и подбросила в огонь побольше влажных листьев, позволив густому дыму подниматься вверх и окутывать улей. Пчелы, дезориентированные и встревоженные, хлынули в дым и рассеялись, не причинив вреда.
   Прядильщица, торжествующе вопя, вернулась к заброшенному улью, взломала его своим топором из металла нижних людей и выгребла огромные пригоршни сотов, с которых капал густой мед. Она наслаждалась сочной золотистой начинкой, запихивая ее в рот; мед размазался по ее лицу и забрызгал круглые очки. Этого было бы более чем достаточно, чтобы наполнить два кожаных мешочка, которые она носила на поясе.
   ...Затем, сидя на своей ветке и поедая мед, она обнаружила, что дрожит. Она нахмурилась. Почему ей должно быть холодно? Еще не было и полудня.
   Она отбросила странное ощущение.
   На ближайшем дереве, в сотне ярдов от Прядильщицы, сидел мужчина. На нем был потрепанный комбинезон, а лицо под копной седых волос выглядело усталым, морщинистым. Он тоже ел: фрукт, возможно, батат. Он улыбнулся и помахал ей.
   Он был другом. Она помахала в ответ.
   Она ополоснула лицо в луже воды внутри толстого куста бромелии и спустилась на землю.
   Она легко бежала по ровной, покрытой листьями земле леса. Она знала, что Мастер стрел будет ухаживать за своими бамбуковыми зарослями; было всего несколько рощ этого вида, которые давали прямые стебли длиной в шесть футов, необходимые Мастеру стрел для изготовления его духовых трубок, и Мастер выращивал заросли с любовью и заботой, ревниво охраняя их от своих соперников. Прядильщица подбежала к нему и показала медовое лакомство, которое она нашла, а потом...
   Прядильщица веревок. Я знаю, что ты проснулась.
   ...а потом...
   Давай, Прядильщица, поговори со мной.
   Прядильщица замедлила шаг и остановилась.
   С сожалением она еще раз взглянула на мед, которым не сможет насладиться, и отдала негромкую команду.
   Вместо воздуха ее конечности окутал защитный скафандр, словно паутина из серебристой ткани, и вокруг ее тела материализовалась громоздкая кушетка. Подобно черепу, пробивающемуся сквозь разлагающуюся плоть, темнота космоса, резкие предательские огни ее уолдо проступили сквозь лесной сон.
   - Прядильщица веревок. Прядильщица.
   Ее сердце билось так же быстро, как у птицы. - Да, Луиза.
   - Прости, что мне пришлось вот так вытаскивать тебя из твоего виртуала. Ты, ах, ты не хотела возвращаться к нам, как я думаю.
   Прядильщица хмыкнула, когда скафандр приступил к ежедневной процедуре звуковой ванны. - Ну, разве ты можешь винить меня за желание сбежать? - Она позволила унынию за пределами клетки затопить ее разум. Как чудесно было снова стать десятилетней, когда перед глазами не было ничего, кроме дневной охоты на лягушек со своим отцом! Но ей не было десяти лет; со времен охоты за медом прошло более пяти десятилетий, и с тех пор на нее свалилась огромная ответственность. Обновленное осознание того, кем она была, навалилось на нее, как осязаемый груз: груз, который она носила с собой все это время, но который она забыла заметить.
   Она снова вздрогнула - и внезапно почувствовала острую подозрительность. Она прошипела короткие субвокальные команды и вызвала дисплей температуры воздуха в ее скафандре. Было около восемнадцати градусов по Цельсию. Не совсем ледяной, но все же заметно прохладный. Она вызвала на лицевой панели график того, как менялась температура ее скафандра за последние несколько дней.
   Холод, который она ощущала во сне, был реальным. Температура в скафандре была изменена. Больше недели температура поддерживалась на уровне двадцати пяти градусов - на целых семь градусов теплее, чем сегодня.
   - Луиза, - строго сказала она.
   Она услышала вздох Луизы. - Я здесь, Прядильщица веревок.
   - Что, во имя Леты, происходит? Что ты пыталась сделать, поджарить меня до смерти?
   - Нет, Прядильщица. Послушай, мы начали понимать - возможно, немного запоздало, - насколько тяжела для тебя эта поездка. Я бы хотела, чтобы сейчас мы нашли какое-то другое решение: возможно, чтобы кто-то другой заменил тебя. Но для этого уже слишком поздно. Мы попали в ситуацию, в которой очень зависимы от тебя и от твоего дальнейшего хорошего функционирования в этой клетке, Прядильщица.
   - А жара?
   - Жара действует как мягкое успокоительное, Прядильщица веревок. Пока твой водный баланс не нарушен - а мы следим за этим - это совершенно безвредно. Я подумала, что это хорошее решение проблемы...
   Прядильщица потерлась щекой о подкладку своего шлема. - Верно. Итак, ты давала мне успокоительное без моего согласия, Луиза Йе Армонк, инженер человеческих тел и душ...
   - Думаю, мне следовало обсудить это с тобой.
   - Да, считаю, тебе следовало, - тяжело сказала Прядильщица. - И что теперь?
   Луиза колебалась. - Становилось все труднее и труднее вытаскивать тебя из твоих фантазий, Прядильщица. Я боялась, что мы можем потерять тебя совсем.... потерять тебя из-за мечты о лесе.
   Мечта о лесе.
   Со вздохом она выпрямилась на кушетке. - Не волнуйся, Луиза. Я тебя не подведу.
   - Знаю, что не сделаешь этого, Прядильщица. - Голос Луизы звучал нервно, что было нехарактерно для нее. - Прядильщица веревок... Сегодня пятьдесят первый день. Оглянись вокруг.
   Прядильщица ослабила свои путы и огляделась по сторонам, сначала увидев только пустоту. Раздраженная, она включила субвокалы, и лицевая панель начала увеличивать изображение для невооруженного глаза.
   - Прядильщица, мы преодолели сто пятьдесят миллионов световых лет. Мы приближаемся к концу запрограммированных прыжков с гипердвигателем...
   - Все почти закончилось, Прядильщица веревок. Мы почти на месте.
   Когда лицевая панель заработала, появились смутные очертания - похожие на мотыльков очертания далеких галактик, повсюду вокруг нее. Она увидела спирали, эллиптические формы, гигантские неправильные формы: огромные скопления галактик в их характерных нитях и слоях, все это выглядело невероятно хрупким.
   Но в бледных изображениях было что-то странное.
   - Мы прибыли, Прядильщица веревок, - сказала Луиза. - Мы в центре событий.
   Синее смещение, Прядильщица веревок. Синее смещение повсюду... Ты видишь это?
   Да. Галактики - все вокруг нее на небе - были окрашены в голубой цвет, поняла она теперь. Синее смещение.
   Наконец-то она добралась до места, куда падают все галактики.
  
  

ЧАСТЬ V

Событие: Кольцо

27

  
   Корабль ксили - со своим хрупким грузом людей, преодолевающий тридцать пять световых лет с каждым прыжком гипердвигателя - по дуге снижался к диску изуродованной галактики. Прядильщица веревок сидела в своей клетке, позволяя уолдо выполнять их программу; значки в уголке поля зрения ободряюще подмигивали.
   Эта галактика представляла собой широкую спираль с множеством рукавов, плотно обернутых вокруг компактного светящегося ядра. Звездная система представляла собой лужицу ржаво-красного цвета, перемежающуюся отблесками новых и сверхновых звезд: таким образом, она увидела, что галактика не избежала опустошения от действий птиц-фотино. И сверкающий диск был обезображен одной потрясающей особенностью: огромным углублением в виде шрама, каналом из пыли и светящегося звездного вещества, который пересекал диск от края до сердцевины.
   Теперь мелькающий в гиперпространстве НИК приближался к краю диска, близко к окончанию шрама.
   Возможно, это была изначальная Галактика людей, подумала Прядильщица, и ей стало интересно, сидит ли Луиза Армонк под небесным куполом над лесом, вглядываясь в это скопление звезд. Возможно, это ностальгическое сходство и было причиной того, что Луиза и остальные выбрали именно эту галактику из сотен тысяч вокруг каверны для более тщательного изучения.
   Внезапно плоскость диска показалась прямо перед ней - и корабль ксили с ними аккуратно скользнул в выемку, выдолбленную в диске.
   - Хорошая навигация, Луиза, - сказала она. - Прямо в канал.
   - Ну, попасть было не так уж трудно. Ширина канала более двух тысяч световых лет, и он прямой, как одна из твоих духовых трубок. Канал был создан так недавно, что вращение галактики не успело слишком сильно исказить его - хотя еще через несколько сотен тысяч лет от этой особенности не останется и следа...
   НИК нырнул вдоль расщелины, и вид был захватывающим. Над ней было мрачное, испещренное галактиками небо Аттрактора; внизу и вокруг нее был открытый туннель из звезд, проносящихся мимо нее. Глядя вперед, она, казалось, могла видеть весь путь до сверкающего ядра галактики. Было трудно вспомнить, что эта аккуратная долина, окруженная звездными стенами, была не менее пятидесяти тысяч световых лет в длину...
   При скорости тридцать пять световых лет в секунду корабль достигнет ядра менее чем за тридцать минут.
   Теперь корабль нырнул в облако непрозрачной пыли, а затем вырвался из него, звезды засверкали малиновым и золотым на стенах туннеля, охватывающего галактику.
   Прядильщица ударила кулаком по ладони и вскрикнула.
   Она услышала смех Луизы. - Тебе нравится кататься, Прядильщица веревок?
   Позади Луизы Армонк раздались голоса. - Я вижу это. - Возбужденные крики. - Я вижу это...
   Я тоже это вижу.
   Прядильщица повернулась на сиденье, ремни безопасности неловко натянулись на ее груди. Голос звучал так, как будто он исходил слева от нее.
   Конечно, это был голос мужчины из ее лесных снов. Она почти ожидала увидеть эту стройную темную фигуру, сидящую там, за клеткой: шестидесятилетнее лицо, волосы цвета серого перца с черными крапинками, ранимые карие глаза...
   Каким-то образом она почувствовала, что он приближается к ней. Он появлялся.
   Но там никого не было. Она почувствовала разочарование, тоску.
   - Это вмешался Морроу, - говорила Луиза. - Прости, Прядильщица. Хочешь, я подключу тебя к разговору?.. Прядильщица? Ты меня слышала? Я сказала...
   - Я слышала тебя, Луиза, - сказала она. - Мне жаль. Да, подключи меня, пожалуйста.
   - ...прямо перед нами, в конце этой выемки, - говорил Морроу. - Там... там... Видишь?
   - Прядильщица, я перекину тебе наши видимые эффекты, - сказала Луиза.
   Изображение лицевой панели Прядильщицы внезапно покрылось фальшивыми цветами: кричащими красными, желтыми и синими, что упрощало распознавание деталей.
   Светящиеся стены звездной долины превращались в тусклый туман в бесконечности. И в конце долины - почти в самой точке схода - было сооружение: скульптура из нитей, окрашенная в ложно-голубой цвет.
   - Я вижу это, - выдохнула Прядильщица. Про себя она попросила увеличить изображение.
   - Ты знаешь, на что смотришь, Прядильщица? - В ровном голосе Луизы слышались благоговение и смирение. - Это то, что, как мы подозревали, должно было пробить эту долину. Это фрагмент космической струны...
  
   В центре огромной полости, окруженной теснящимися галактиками, Лизерль и Марк медленно вращались друг вокруг друга, теплые человеческие планеты.
   Небо было усеяно пыльными спиралями галактик, их было больше, чем звезд на небе древней Земли. Но стенки полости были неровными и нечетко очерченными, так что казалось, будто Лизерль находится в центре какого-то огромного взрыва. И каждая из галактик была окрашена синим смещением: свет от каждого из этих огромных, хрупких звездных грузов был заметно сжат за миллиард лет своего падения в это место.
   Марк взял ее за руку. Его ладонь была теплой на ее руке, и когда он осторожно потянул за нее, ее тело медленно повернулось в пространстве, пока она не оказалась лицом к нему.
   - Не понимаю, - сказала Лизерль. - Эта - полость - пуста. Где Кольцо?
   Свет сотен тысяч галактик, смещенный в синюю сторону, омыл его лицо. Марк улыбнулся. - Наберись терпения, Лизерль. Сначала сориентируйся.
   - Оглянись вокруг. Мы прибыли в область, почти свободную от галактик, десять миллионов световых лет в поперечнике: область прямо на месте Великого аттрактора. Вся она заполнена гравитационным излучением. Ничего не видно, но мы знаем, что здесь, в полости, что-то есть... Это просто не то, чего мы ожидали.
   Лизерль подняла лицо, чтобы окинуть взглядом переполненное небо, галактики, встроенные в стены этой огромной небесной пещеры. Одна галактика с активным ядром - возможно, сейфертовским - испустила длинный шлейф газа из своего ядра; газ, светящийся в луче прожектора ионизирующего излучения из ядра, тянулся за падающей галактикой подобно хвосту какой-то огромной кометы. И там был гигантский эллиптический объект, который выглядел так, словно был близок к распаду, ставший нестабильным из-за падения в чудовищный гравитационный колодец аттрактора; она могла ясно видеть многочисленные ядра эллиптической системы, вращающиеся друг вокруг друга в тумане, состоящем по меньшей мере из тысячи миллиардов звезд.
   Некоторые галактики были достаточно близко, чтобы она могла разглядеть отдельные звезды - их огромные кружевные потоки в разорванных спиральных рукавах, - а в некоторых местах сверхновые сверкали, как бриллианты, на фоне более бледного гобелена меньших звезд. Она выбрала одну спираль в виде решетки с толстым блестящим ядром, которое тянулось за своими ослабевающими ветвями, как разматывающимися бинтами. И там была спираль, душераздирающе похожая на ее собственную Галактику - претерпевающая медленное, величественное столкновение с неглубокой эллиптической; диски галактик пересекли друг друга, и вдоль линии, где они сливались, взрывающиеся звезды вспыхивали желто-белым, как рана.
   Это было, подумала она, как если бы Вселенная была скомкана, спрессована в этот глубокий, интенсивный гравитационный карман.
   Повсюду она улавливала ощущение движения, активности, но это было движение огромного масштаба, застывшее во времени. Галактики были похожи на огромные звездные корабли, думала Лизерль, плывущие сюда, к центру всего сущего, - но это были корабли, застигнутые врасплох внезапным осознанием ее собственной человечности. Она мечтала о вневременной перспективе бога, чтобы она могла перенести эту огромную диораму-ловушку вперед во времени.
   - Все это очень красиво, - сказала она. - Но выглядит почти искусственно - как экспозиция планетария.
   Марк хмыкнул. - Больше похоже на демонстрацию пойманных насекомых. Может быть, мотыльков, привлеченных невидимым гравитационным пламенем. Мы все еще просматриваем данные, которые собираем, - тихо сказал он. - Интересно, было ли у каких-либо астрономов в истории человечества когда-либо такое богатое небо для изучения... даже если это действительно знаменует конец времен.
   - Но мы нашли одну аномалию, Лизерль.
   - Аномалию? Где?
   Он поднял руку и указал на безликий участок неба по ту сторону впадины. - Вон там. Источник в водородном радиодиапазоне. Насколько мы можем судить, он исходит из системы нейтронной звезды - но нейтронная звезда движется с огромной скоростью, ненамного ниже скорости света. Аномалии повсюду, верно? Источник трудно выделить на фоне всей этой галактической каши на переднем плане. Но он, несомненно, есть...
   - Что в этом такого особенного?
   Он заколебался. - Лизерль, это, кажется, сигнал.
   - Сигнал? От кого?
   - Откуда мне знать?
   - Может быть, это ошибка, артефакт наших приборов.
   - Вполне возможно. Но мы все равно собираемся проверить это. Это всего в миллионе световых лет отсюда. - Он печально улыбнулся. - Всего-то восемь часов пути, если добираться на НИКе...
   Сигнал, здесь, на краю пространства и времени... Возможно ли, что разношерстная команда "Северянина" все-таки была не одна?
   Волосы у основания ее черепа встали дыбом. В конце этой долгой-предолгой жизни она думала, что ее уже ничем не удивишь.
   Очевидно, она ошибалась.
   Марк сказал: - Лизерль, то, на что ты здесь смотришь, - это видимый свет: виртуальный дисплей, внутри которого мы перемещаемся, основан на изображениях, полученных прямо из центра видимого человеком спектра. Ты видишь именно то, что увидел бы любой другой человек своим зрением без посторонней помощи. Но изображение было улучшено с помощью синего сдвига: красные, тусклые звезды стали выглядеть синими и яркими.
   - Понимаю.
   Теперь синее пятно исчезло с изображений галактик, просачиваясь, как некачественная краска.
   Новый цвет залил остатки галактик, но это был цвет распада, в котором преобладали ярко-красные и багровые тона, хотя местами он перемежался ослепительным сине-белым светом сверхновых. И без усиления, обеспечиваемого синим смещением, некоторые галактики вообще исчезли из поля зрения.
   Галактики превратились в огненные корабли, подумала она.
   Профиль Марка теперь был выделен кровавыми красками. - Посмотри хорошенько вокруг, Лизерль, - мрачно сказал он. - Я скорректировал синее смещение; вот как обстоят дела на самом деле.
   Она посмотрела на него с любопытством; его тон внезапно стал враждебным. Хотя он все еще держал ее за руку, его пальцы казались жесткими, как в клетке. - Что ты говоришь?
   - Вот результат работы твоих питомцев, птиц-фотино, - сказал он. - За неделю, прошедшую с момента нашего прибытия, мы смогли каталогизировать более миллиона галактик, окружающих эту полость. В каждой из этих миллионов мы видим звезды, выталкиваемые за пределы главной последовательности, либо со взрывом в виде новой или сверхновой, либо в ходе расширения в цикле красных гигантов. Повсюду звезды близки к завершению своих жизненных циклов - и, что еще хуже, нигде нет никаких признаков образования новых звезд.
   Внезапно она поняла. - Ах. Вот почему ты устроил для меня это представление. Ты испытываешь меня, не так ли? - Она почувствовала, как глубоко в животе нарастает гнев. - Ты хочешь знать, что я чувствую из-за всего этого. Даже сейчас - даже после того, как мы были так близки - ты все еще не уверен, что я полностью человек.
   Он ухмыльнулся, его зубы, сверкающие красным, были похожи на капли крови во рту. - Ты должна признать, что у тебя была довольно необычная история жизни, Лизерль. Я не уверен, что кто-нибудь из нас может тебе посочувствовать.
   - Тогда, - отрезала она, - может быть, тебе, черт возьми, стоит попробовать. Возможно, в этом и заключалась проблема большей части истории человечества. Посмотри на все это: мы здесь являемся свидетелями гибели галактик. И тебе интересно, что я при этом чувствую? Ты думаешь, все это каким-то образом было подстроено как проверка моей преданности человечеству?
   - Лизерль...
   - Скажу тебе, что я чувствую. Я чувствую, что нам здесь нужно чувство перспективы, Марк. Ну и что, если это - эта космическая неоднородность - неудобно для таких, как мы с тобой? - Она отстранилась от него и выпрямила спину. - Марк, это величайший подвиг космической инженерии, который когда-либо увидит наша бедная Вселенная, - самое значительное событие со времен Большого взрыва. Возможно, нам, людям, пора отказаться от нашего видоспецифического шовинизма - нашего мелочного возмущения тем, что Вселенная развернулась таким образом, который нас не устраивает.
   Он улыбался ей. - Неплохая речь.
   Она ударила его, довольно мягко, под ребра, наслаждаясь тем, как ее кулак погрузился в его плоть. - Что ж, ты это заслужил, черт возьми.
   - Я не имел в виду...
   - Да, ты это сделал, - резко сказала она. - Что ж, мне жаль, если я провалила твой тест, Марк. Послушай, мы с тобой - всеми правдами и неправдами - пережили упадок и уничтожение нашего вида. Знаю, что нам придется бороться за выживание, и буду сражаться бок о бок с тобой, насколько смогу. Но это не умаляет великолепия этой космической инженерии - точно так же, как разрушение муравейника, чтобы освободить место для строительства собора, не лишило бы величия результат.
   Все еще держа ее руку в своих негнущихся пальцах, он повернул лицо к небу, усеянному галактиками. Его обида на ее слова была ощутимой; должно быть, он потратил много вычислительной мощности на этот угрюмый упрек. - Иногда ты чертовски холодна, Лизерль.
   Лета, подумала она. Люди. - Нет, - сказала она. - Просто у меня более дальняя перспектива, чем у тебя. - Она вздохнула. - О, да ладно, Марк. Покажи мне Кольцо, - сказала она.
  
   Скульптура струны, вонзающейся в сердце изуродованной галактики, была несимметричной. По виду это была грубая восьмерка; но на каждый лепесток фигуры накладывались более сложные формы волн - серия возмущений в виде ряби, завершающихся острыми выступами.
   - Ты видишь это, Прядильщица? - спросил Марк. - Это петля из струны шириной почти в тысячу световых лет.
   Прядильщица улыбнулась. - Это не петля. Это узел.
   - Он движется к ядру галактики со скоростью, превышающей половину скорости света. Его масса равна массе ста миллиардов звезд... Ты можешь в это поверить? Он такой же массивный, как сама галактика среднего размера. Неудивительно, что он прорезает эту полосу среди звезд; эта чертова штука похожа на косу, рассекающую поверхность этой галактики.
   Луиза рассмеялась. - Узел. Вязание узлов - это навык там, в лесу, не так ли, Прядильщица? Держу пари, ты бы гордилась тем, что придумала подобную структуру.
   - На самом деле, - сказал Марк, - и я ненавижу быть педантичным, но это не узел, говоря топологически. Если бы вы могли каким-то образом растянуть его - выпрямить выступы и изгибы - вы бы обнаружили, что он превратился бы в простую петлю. Круг.
   Прядильщица услышала скрежет Гарри Уварова. - И я, в свою очередь, ненавижу быть педантом, но на самом деле простая замкнутая петля - это узел, который топологи называют тривиальным.
   - Спасибо, доктор, - сухо сказала Луиза.
   Прядильщица нахмурилась, вглядываясь в детальное изображение струнной петли; в фальшивых цветах ее лицевой панели это был голубой узор, застывший на отдаленном фоне ядра галактики. Теперь она поняла, что смотрит на проекцию сложного трехмерного объекта. Про себя она попросила увеличить глубину и изменить перспективу.
   Петля, казалось, надвигалась на нее, отрываясь от звездного фона, а нить была утолщена, превратившись в трехмерную трубку, так что она могла видеть тени там, где одна нить накладывалась на другую.
   Изображение повернулось. Это было похоже на скульптуру переворачивающегося на себя шланга.
   Марк прокомментировал: - Но струна, конечно, не неподвижна. Я имею в виду, что вся петля проходит через эту галактику со скоростью более половины световой, но, кроме того, структура находится в постоянном сложном движении. Космическая струна находится под огромным напряжением - напряжением, которое растет с увеличением кривизны, - и поэтому те петли и выступы, которые вы видите, все время пытаются выпрямиться. Большая часть длины струны движется со скоростью, близкой к световой - действительно, острия движутся со скоростью света.
   - Абсурд, - услышала Прядильщица рычание Уварова. - Ничто материальное не может достичь скорости света.
   - Верно, - терпеливо сказал Марк, - но космическая струна на самом деле не материальна в этом смысле, Уваров. Помните, это дефект пространства-времени... изъян.
   Прядильщица наблюдала, как красивая, сверкающая конструкция поворачивается снова и снова. Это было похоже на какое-то замысловатое ювелирное изделие, возможно, филигрань из стекла. Как могло нечто столь сложное, столь реальное, как это, быть сделано из ничего, кроме пространства-времени?
   - Я не вижу, чтобы она двигалась, - медленно произнесла она.
   - О чем это, Прядильщица?
   - Марк, если струна движется со скоростью, близкой к световой, почему я ее не вижу? Эта штука должна извиваться, как какая-то огромная змея...
   - Ты забываешь о масштабе, Прядильщица веревок, - мягко сказал Марк. - Эта петля имеет более тысячи световых лет в поперечнике. Потребовалось бы тысячелетие, чтобы нить переместилась по диаметру петли. Прядильщица, она извивается в пространстве, как ты и говоришь, но в масштабах, намного превосходящих твои или мои...
   - Но посмотри на это.
   Внезапно трехмерное изображение струны ожило. Она скручивалась, ее изгибы выпрямлялись или собирались в острия, отрезки струны перекручивались друг над другом.
   Марк сказал: - Это истинное движение струны, спроецированное на распределение скоростей по ее длине. Движение на самом деле периодическое... Оно принимает одну и ту же форму каждые двадцать тысяч лет или около того. Этот график, конечно, строится с видимой скоростью в миллиарды раз быстрее - период в двадцать тысячелетий покрывается примерно за пять минут.
   - Но рисунка достаточно, чтобы показать тебе важную особенность этого движения. Оно непересекающееся... Струна не перерезается ни в одной точке периодической траектории. Если бы это произошло, от нее отделились бы меньшие подпетли, которые колебались бы и разрезались дальше, и так далее... струна быстро распадалась бы, сморщиваясь через тысячи разрезов с вытеканием своей энергии через гравитационное излучение.
   Прядильщица внезапно пожалела, что она человек: что она не может наблюдать за развитием этой петли, не полагаясь на безвкусные проекции Марка. Как было бы чудесно иметь возможность выйти из времени!
   ...Закрой глаза, Прядильщица.
   - Что?
   Ты можешь выйти из времени, как только пожелаешь. Закрой глаза и представь, что ты бог.
   ...И здесь, перед ее мысленным взором - гораздо более драматично, чем в любой виртуальной реальности! - появился узел струны, выплывающий из пространства. Узел извивался, как какой-то огромный червь, смыкаясь сам на себе, словно заглатывая собственный хвост.
   Узел ударил по краю этой беззащитной галактики и устремился к ядру, отбрасывая звезды в сторону, как травинки.
   Это была тревожная, удивительная картина. Она резко открыла глаза, прогоняя видение; страх затопил ее, покалывая плоть.
   Обычно у нее не было такого богатого воображения, сухо подумала она. Возможно, ее спутник имел какое-то отношение к этому краткому, яркому видению...
   Она вернула свое внимание к безобидному на вид виртуальному дисплею. Теперь Марк показал Прядильщице индуцированное магнитное поле петли - желтое свечение энергии, которое перекрывало фальшивый синий цвет самой нити.
   - Проходя через магнитное поле галактики, эта струна излучает много электромагнитной энергии, - сказал Марк. - Я вижу поток фотонов высокой энергии...
   Космическая струна на самом деле не была идеально одномерной; будучи планковской длины в поперечнике, она представляла собой тонкую трубку, содержащую заряженные частицы: кварки, электроны и их античастицы, собранные в сверхтяжелые кластеры. В результате струна действовала как сверхпроводящий провод.
   Узел струны прорезал магнитное поле этой галактики. При этом в струне индуцировались огромные электрические токи - в сто миллиардов миллиардов ампер или более. Эти токи создавали сильнейшие магнитные поля вокруг струны.
   Индуцированное струной поле было сильнее, чем у нейтронной звезды, и доминировало в пространстве на десятки световых лет вокруг узла.
   Марк сказал: - Струна обладает максимальной пропускной способностью по току. Если она перегружена, то начинает терять энергию. Она светится гамма-излучением. И потерянная энергия кристаллизуется в вещество: ионы и электроны, шепотом возникающие по всей длине струны. - Прядильщица увидела изображения частиц - конечно, не в масштабе - появляющиеся вокруг изображения струны. - Итак, струна светится так же ярко, как звезда.
   - Да, - вставила Луиза. - Но распределение излучения странное, Марк. Посмотри на это. Излучение направлено вперед по ходу движения петли - параллельно этому прямому всплеску гравитационного излучения.
   - Как прожектор, - сказал Морроу.
   Или копье...
   Она услышала, как Морроу сказал: - Марк, что движет струной? Что движет ее через пространство и в эту галактику?
   - Гравитационное излучение, - просто сказал Марк.
   Луиза сказала: - Морроу, гравитационные волны испускаются всякий раз, когда в пространстве перемещаются большие массы. Поскольку петля асимметрична, она выталкивает свое гравитационное излучение в определенных направлениях - всплесками, впереди и позади себя. Она приобретает импульс... Это гравитационная ракета, использующая свое излучение для перемещения в пространстве.
   Марк сказал: - Конечно, гравитационное излучение уносит энергию - струна медленно сжимается. В конце концов она превратится в ничто.
   - Но недостаточно быстро, чтобы спасти эту галактику, - проворчал Уваров.
   - Нет, - сказала Луиза. - Прежде чем она успеет распасться, нить достигнет ядра - и опустошит галактику.
   Закрой глаза.
   Прядильщица веревок вздрогнула. И снова голос раздался слева от нее - откуда-то снаружи скафандра. Она уставилась на виртуальное изображение в своем лицевом щитке, не осмеливаясь оглянуться.
   Закрой глаза. Подумай о своем видении еще раз - о струнной петле, прорезающей звезды. Это напугало тебя, не так ли? Что означало это изображение, Прядильщица веревок? О чем оно тебе говорило?
   Внезапно она увидела это.
   - Марк, - сказала она. - Это не просто гравитационная ракета.
   - Что?
   - Подумай об этом. Узел на струне, должно быть, снаряд.
  
   Изображения галактик потускнели, оставив Марка и Лизерль подвешенными в темноте с малиновым оттенком. Затем на этом фоне начали появляться новые формы: пятна света, нечеткие, образующие призрачные очертания тора, обращенного к ней открытой стороной.
   - Конечно, это ложное цветовое представление, - сказал Марк. - Изображения были восстановлены по излучению гравитационных волн и гамма-лучей...
   Тор в целом отдаленно напоминал ей кольца Сатурна; это был круг, охватывающий окруженную галактикой полость.
   Сначала она подумала, что составные крапинки - это просто точки света: они были похожи на звезды, подумала она, или бриллианты, разбросанные на бархатном фоне блеклого света галактики. Но когда она присмотрелась повнимательнее, то увидела, что некоторые из ближайших объектов были не простыми точками, а имели какую-то структуру.
   Значит, это были не звезды, подумала она, и это не была какая-то уменьшенная галактика: там было всего (она быстро прикинула) несколько тысяч сияющих форм, в отличие от миллиардов звезд в галактике... И, кроме того, эта полость, охватывающая тор, была огромной: она могла видеть, как кроваво-темные трупы галактик проплывали сквозь ее разреженную структуру.
   Она знала, что Галактика людей была диском из звезд диаметром в сто тысяч световых лет. Этот тор должен быть по меньшей мере в сто раз шире - более десяти миллионов световых лет в поперечнике.
   Она повернулась к Марку; он изучал ее лицо, теперь в его глазах появилась определенная доброта. - Я знаю, что ты чувствуешь. Это великолепно, не так ли?
   - Это не может быть кольцо, - медленно произнесла она. - Не так ли? Насколько нам известно, Джим Болдер сообщил о твердом объекте - единственном непрерывном артефакте.
   - Посмотри внимательнее, Лизерль. Немного схитри, улучши зрение. Что ты видишь?
   Она повернула голову и издала оживленный субвокальный звук. Часть тора взорвалась прямо перед ней; разлетевшиеся в стороны осколки произвели на нее краткое, дезориентирующее впечатление внезапной скорости.
   Ее зрение стабилизировалось. Теперь она как будто находилась внутри самого тора, а сверкающие составные объекты были повсюду вокруг нее.
   Фрагменты не были простыми дисками или эллипсами, или любой другой формой, в которую звезда или галактика могут быть искажены присутствием других. Она могла видеть тьму в сердцевине этих объектов.
   Фрагменты были узлами.
   - Марк...
   - Ты смотришь на петли космической струны, - спокойно сказал он. - Этот огромный тор состоит из узлов струны, их около десяти тысяч, каждый диаметром в тысячу световых лет.
   Она осознавала, что ее рука судорожно сжимает его. - Я не понимаю. Это - фантастика. Но это не то кольцо, которое описывал Болдер.
   Он выглядел отстраненным, задумчивым. - Но оно должно быть. Мы знаем, что пришли в нужное место, Лизерль. Это, несомненно, место расположения Великого аттрактора: петли, вместе взятые, обладают достаточной массой, чтобы вызвать локальное движение галактик.
   - И мы знаем, что эта сборка должна быть искусственной. Первобытные струнные петли могли образоваться во время формирования Вселенной после сингулярности. Но их должно было быть не более миллиона - во всей Вселенной, Лизерль, - расположенных на расстоянии десятков миллионов световых лет друг от друга. Просто невозможно, чтобы коллекция из десяти тысяч этих чертовых штуковин спонтанно собралась в полости диаметром всего в десять миллионов световых лет...
   - Но, - терпеливо сказала Лизерль, - но Болдер сказал, что Кольцо было сплошным. Если он был прав...
   - Если он был прав, тогда Кольцо было уничтожено, Лизерль. Эти петли - обломки. Мы смотрим на обломки Кольца. Птицы-фотино победили. - Он повернулся к ней, его лицо было скульптурным, невыразительным, явно искусственным. - Мы опоздали, Лизерль.
   Она была сбита с толку. - Но если это правда - куда нам идти?
   У Марка не было ответа.
   Луиза спросила: - О чем ты говоришь, Прядильщица?
   - Разве ты не видишь этого? - Она закрыла глаза и снова наблюдала, как струнная петля пробивает хрупкую надстройку галактики. - Марк - Луиза, эта струнная петля была нацелена довольно точно. Это оружие. Оно проносится по этой галактике со своими гравитационными ракетами, уничтожая все на своем пути сфокусированными лучами электромагнитной и гравитационной энергии...
   Луиза резко спросила: - Марк?
   Марк колебался. - Мы не можем доказать, что она права, Луиза. Но шансы на то, что петля случайно попадет по такой точной траектории, ничтожны...
   - Это кажется безумием, - сказал Морроу. - Кто осмелится использовать петлю космической струны длиной в тысячу световых лет в качестве оружия войны?
   Уваров хмыкнул. - Разве это не очевидно? Те самые сущности, ради поиска которых мы проделали весь этот путь, у которых мы надеемся получить убежище - ксили, Морроу; барионные повелители.
   - Но почему? - спросил Марк. - Зачем уничтожать галактику, подобную этой?
   - Для обороны, - отрезал Уваров.
   - Что?
   - Разве это тоже не ясно? Ксили были мастерами манипулирования пространством-временем. Их вооружение состояло из этих огромных структур пространственно-временных дефектов. И эти дефекты использовались против оружия их врагов - таких, как эта галактика.
   На мгновение воцарилась тишина. Тогда Морроу сказал: - Вы что, с ума сошли, Уваров? Вы хотите сказать, что эту галактику швырнули, как какой-то камень, - намеренно?
   - Почему нет? - спокойно ответил Уваров. - Птицы-фотино - существа из темной материи, которая гравитационно притягивает барионную материю. Мы легко можем представить себе какую-то огромную темную колесницу, которая тащит эту хрупкую галактику, с силой швыряя ее через пространство...
   - Подумайте об этом. Птицы-фотино, должно быть, начали проектировать отклонение траектории этой галактики много миллионов лет назад - возможно, они намеревались запустить эту огромную ракету в Кольцо задолго до того, как люди ступили на Землю. И ксили, должно быть, готовили свой ответ, эту петлю из струны, почти за такой же промежуток времени.
   Теперь Прядильщица веревок почувствовала, как в ее собственном горле поднимается пузырь дикого смеха. У нее возник абсурдный образ двух гигантов, оседлавших искривленную Вселенную, швыряющих галактики и петли струн друг в друга, как комья грязи.
   - Мы действительно находимся в центре зоны военных действий, - холодно сказал Уваров. - Эта галактика, с пулей из космической струны, нацеленной так точно в ее сердце, - всего лишь один инцидент из десяти миллионов на огромном поле битвы. Для нашего мимолетного восприятия поле боя застыло во времени - мы жужжим, как мухи, вокруг пули, когда она вонзается в грудь своей цели, - и все же битва бушует вокруг нас.
  
   Не бойся.
   Прядильщица закрыла глаза и подумала о лесном человеке из сна, улыбающемся ей со своего дерева и поедающем его плоды...
   Я знаю, кто это, внезапно осознала она. Я видела его лицо в старых виртуалках Луизы...
   - Я знаю тебя, - сказала она ему.
   Да. Не бойся, сказал Майкл Пул.
  

28

  
   Луиза Армонк попросила Прядильщицу отвести НИК к источнику аномального сигнала Марка в водородном диапазоне.
   Она показала Прядильщице некоторые данные о сигнале. - Вот график основной последовательности, Прядильщица веревок. - На лицевой панели Прядильщицы появилась гистограмма, выполненная яркими желтыми и синими цветами. - Мы очень взволнованы этим. Во-первых, это периодично - одна и та же картина повторяется каждые два часа или около того. Поэтому мы почти уверены, что она должна быть искусственной. И посмотри на это, - сказала Луиза. Последовательность из тридцати полос, скрытая среди остальных, теперь была выделена синим цветом. - Ты можешь это видеть?
   Прядильщица смотрела на последовательность возрастающих столбцов, изо всех сил стараясь разделить волнение Луизы. - Что мне надо искать, Луиза?
   Она услышала, как Луиза нетерпеливо зарычала. - Прядильщица, амплитуда этих импульсов пропорциональна первым тридцати простым числам.
   Теперь полосы цвета электрик были разделены на отдельные блоки, чтобы Прядильщица могла видеть узор. Она сосчитала блоки: один, два, три, пять, семь...
   Она почувствовала невидимую улыбку. Прямо как детская головоломка, не так ли?
   - О, заткнись, - легко сказала она.
   - Что это было?
   - Ничего... Прости, Луиза. Да, теперь я это понимаю.
   - Послушай, обнаружение этой последовательности простых чисел интересно тем, что оно означает, будто сигнал почти наверняка принадлежит человеку.
   - Откуда вы это знаете, только по этой схеме?
   - Мы, конечно, не знаем наверняка, - нетерпеливо сказала Луиза. - Но это чертовски хорошая подсказка, Прядильщица веревок. У нас есть основания полагать, что простые числа имеют уникальное значение для людей.
   - Простые числа являются фундаментальными структурами арифметики - по крайней мере, дискретной арифметики, которая, кажется, естественна для людей. Мы компактные, дискретные существа: я здесь, вы где-то там. Раз, два. Подобный подсчет кажется нам естественным, и поэтому мы склонны думать, что это фундаментальный аспект Вселенной. Но можно представить и другие виды математики.
   - А как же существа, подобные кваксам, которые были рассеянными сущностями, не имевшими четких границ между индивидуумами? Что насчет скримов с их групповым сознанием? Почему простой подсчет должен быть для них естественным? Возможно, их самые ранние формы математики были непрерывными - или, возможно, изучение бесконечностей пришло к ним естественно, так же естественно, как арифметика к людям. У нас иерархия бесконечностей Кантора была довольно поздней разработкой. И...
   Прядильщица почти не слушала. Люди? Здесь, на границе времени и пространства? - Луиза, ты расшифровала что-нибудь из остального?
   - Ну, кое в чем мы можем разобраться, - защищаясь, сказала Луиза. - Во всяком случае, мы так думаем. Но помни, Прядильщица, мы, возможно, имеем дело с людьми из культуры, далекой по времени от нашей собственной - возможно, на миллионы лет. Люди такого далекого будущего могут быть почти так же далеки от нас, как инопланетный вид. Даже Лизерль не смогла помочь нам разобраться в этом...
   - Но вы добились некоторого прогресса. Верно?
   Луиза заколебалась. - Да. Мы думаем, что это сигнал бедствия.
   - О, отлично. Что ж, мы, безусловно, в состоянии помочь богочеловекам через пять миллионов лет после нашего рождения.
   - Кто знает? - сухо сказала Луиза. - Может быть, так оно и есть. В любом случае, это мы и собираемся выяснить.
   ...Слева от Прядильщицы послышалось движение. Она обернулась.
   Внезапно стал виден человек из лесных грез. Он сидел там, совершенно непринужденно - вне клетки из конструкционного материала - на плече корабля ксили. На нем не было защитного костюма, ничего, кроме простого серого комбинезона. Его руки были сложены на коленях. Свет - из какого-то невидимого источника - высветил морщинки вокруг его рта, следы усталости в глазах.
   Наконец он появился. Он мягко кивнул ей.
   Она улыбнулась.
   - ...Прядильщица?
   - Я здесь, Луиза. - Она попыталась сосредоточить свое внимание на своих задачах; она потянулась к уолдо гипердвигателя. - Ты готова?
   - Да.
  
   НИК пронесся сквозь гиперпространство. Двигаясь на нем со скоростью более ста тысяч световых лет в час, "Северянин" огибал тор из фрагментированных струнных петель, как муха огибает край пустыни.
   Путешествие заняло десять часов. Когда оно приблизилось к своему концу, Прядильщица веревок ненадолго вздремнула; когда она проснулась, системы ее скафандра освежили ее кожу, и она опорожнила свой мочевой пузырь.
   Она проверила дисплей на лицевой панели. Осталось двадцать прыжков. Еще двадцать секунд, и...
   Что-то ярко-голубое взорвалось из космоса прямо на нее, ударив в лицо.
   Она вскрикнула и закрыла лицевую панель руками.
   Все в порядке, мягко сказал Пул.
   - Прости, Прядильщица веревок, - сказала Луиза Армонк. - Я должна была предупредить тебя...
   Прядильщица осторожно опустила руки.
   Струна была повсюду.
   Клубок космической струны, окрашенный в электрически-голубой цвет из-за ложной окраски лицевой панели, лежал прямо перед кораблем. Вдоль скрученных концов поблескивали выступы, движущиеся со скоростью света. Она наклонилась вперед и посмотрела вверх и вниз, влево и вправо; нити струны пересекали небо крест-накрест, как текстурированная стена в пространстве, насколько она могла разглядеть. Вглядываясь глубже в огромное сооружение. Прядильщица увидела, как отдельные нити объединяются вместе, сливаясь в мягкий туман в бесконечности.
   Веревочная петля была барьером на небе, разделяющим Вселенную надвое. Это было довольно красиво, подумала она, но смертельно опасно. Это была космическая паутина, с нитями, достаточно длинными, чтобы покрыть расстояния между звездами: паутина, готовая поймать ее и ее корабль.
   И она знала, что это был всего лишь один фрагмент длиной в тысячу световых лет, среди тысяч в торе...
   - Лета, - сказала она. - Мы почти внутри этой чертовой штуки.
   - Не совсем, - сказала Луиза. Ее голос, тем не менее, был напряженным, выдавая ее собственную нервозность. - Помни о своих шкалах расстояний, Прядильщица. Петли струны в этой тороидальной системе имеют около тысячи световых лет в поперечнике. Мы так же далеки от края этой петли, как Солнце от ближайшей звезды.
   - За исключением того, - вмешался Марк Ву, - что у петли нет легко определяемого края. Это путаница. Космическую струну чертовски трудно обнаружить; дисплей, на который ты смотришь, Прядильщица, - это всего лишь виртуальная реконструкция; это просто наше лучшее предположение о том, что там находится.
   - Тогда подвергаемся ли мы риску, находясь здесь? - спросила Прядильщица.
   Конечно, сказал Майкл Пул.
   - Нет, - сказала Луиза.
   - Да, - сказал Марк. - Брось, Луиза. Прядильщица, мы работаем над тем, чтобы свести риски к минимуму. Но опасность существует. Ты должна быть готова отреагировать - чтобы быстро вытащить нас отсюда. В уолдо заложены программы эвакуации, как для гипердвигателя, так и для разрывного привода.
   - Я буду готова, - спокойно сказала она. - Но почему мы здесь? Человеческий сигнал исходит откуда-то оттуда - изнутри клубка?
   - Нет, - сказала Луиза. - К счастью, Прядильщица, сигнал поступает из системы нейтронной звезды, находящейся всего в нескольких световых часах отсюда. Мы ввели...
   - последовательность запуска разрывного привода в уолдо, - сухо сказала Прядильщица. - Я знаю. - Она потянулась к пульту управления. - Скажи мне, когда будешь готова, Луиза.
  
   Пул выглядел усталым, его карие глаза глубоко запали в сетку морщин. - Ты знаешь, я работал с Луизой Армонк, - сказал он. Он улыбнулся. - И вот мы снова вместе. Мир тесен, не так ли? Она была хорошим инженером. Думаю, она им и остается.
   - Знаю, что ты решил закрыть свой временной мост через червоточину, - сказала Прядильщица. - Расскажи мне, что с тобой случилось.
   Пул сидел, явно расслабленный, на плече НИКа; его глаза были закрыты, голова наклонена вперед. - Помню, как жилой купол моего ВЕС-корабля входил в интерфейс, - медленно произнес он. - Вокруг края купола был сине-фиолетовый свет, похожий на огонь. Я знал, что это плоть сплайна, горящая на каркасе из экзотической материи интерфейса. Помню - чувство утраты, отчуждения.
   - Утраты?
   - Я выходил за рамки своего времени. Прядильщица веревок, каждый из нас (он поднял полупрозрачные руки) - даже я - связан с миром квантовыми функциями. Я был нелокально связан со всем, к чему прикасался, что видел, что пробовал на вкус... Теперь все эти квантовые связи были разорваны. Я был так одинок, каким никогда не был ни один человек.
   Я включил гипердвигатель.
   Кусочки червоточины, казалось, отпадали. Помню потоки бело-голубого света... Я почти поверил, что могу чувствовать эти твердые фотоны, проносящиеся сквозь жилой купол.
   Пространство-время пронизано червоточинами: оно подобно листу изношенного стекла, покрытого трещинами. Когда Пул запустил свой гипердвигатель внутри червоточины, это было так, как если бы кто-то разбил это стекло молотком. Трещины вырвались из точки удара и расширились; они соединились в сложную, распространяющуюся сеть трещин, ветвящийся узор, который постоянно формировался и переформировался по мере того, как пространство-время исцелялось и разрушалось заново.
   Пространственно-временные трещины разверзлись, как разветвляющиеся туннели, уводящие в бесконечность... - Пул улыбнулся, самоуничижаясь. - Я начал задаваться вопросом, был ли это, в конце концов, хороший план.
  
   Капсула отчалила от жилого купола "Северянина".
   Лизерль сидела на виртуальной проекции кресла капсулы рядом с Марком Ву; впереди них слепой Уваров был закутан в одеяла, его рот был разинут, дыхание было хриплым. Огромные крылья НИКа с разрывным приводом раскинулись над капсулой, как сводчатая крыша какой-нибудь огромной церкви.
   Далеко под капсулой вращалась унылая безвоздушная планета, на которую они опускались. Глядя вниз, на маленький островок прочности, вырисовывающийся из светящегося тумана, Лизерль испытала внезапное - и довольно абсурдное - чувство головокружения. Ей казалось, что она подвешена на этом кресле без всякой защиты высоко над поверхностью планеты; у нее возникло желание, которое она решительно подавила, схватиться за края своего кресла.
   Головокружение... После всего, что она пережила внутри Солнца, и несмотря на то, что она прекрасно знала, что ей не причинят вреда, даже если капсула взорвется здесь и сейчас, поскольку она была немногим больше, чем виртуальной проекцией основных процессоров "Северянина", с дополнением от процессорных блоков капсулы - после всего этого у нее закружилась голова.
   И все же, подумала она, было приятно осознавать, что она сохранила достаточно человечности, чтобы просто немного испугаться. Может быть, ей стоит рассказать Марку; возможно, это заставит его думать о ней немного лучше.
   Система нейтронной звезды была огромной картиной вокруг них за прозрачным корпусом капсулы.
   Сама нейтронная звезда была крошечным, ярко-желто-красным шаром. У нее был спутник - обычная звезда - и она была окружена кольцом газа, которое мягко светилось. И внутри этого дымового кольца находилось несколько планет, обращающихся вокруг нейтронной звезды.
   На самом деле аномальный сигнал исходил от одной из планет, маленького мирка, к которому Лизерль сейчас снижалась.
   НИК сбросил их в кольцо дыма, которое вращалось вокруг звезды. Это было похоже на погружение в туман. Вблизи капсулы Лизерль могла видеть плотные завихрения газа кольца - сгустки и вихри турбулентного вещества, - а за ними остальная часть кольца представляла собой полосу бледного света, разделяющую Вселенную пополам. Она могла видеть саму нейтронную звезду, маленький твердый уголек, светящийся желто-красным в центре этого кольца дыма. Рядом с ней висела ее звезда-компаньон, огромная, бледная, искаженная в форму сплюснутого яйца сильным гравитационным полем нейтронной звезды. Газовые щупальца отходили от остова компаньона и слепо тянулись к нейтронной звезде.
   А за ним, безумно наклоненный по сравнению с газовым тором, находился звездный лук.
   Эта нейтронная звезда двигалась с необычайной скоростью: она стремительно неслась в пространстве со скоростью, близкой к скорости света. В результате такой высокой скорости нейтронная звезда и ее система были единственными видимыми объектами во Вселенной Лизерль. Все остальное - галактики со смещенным синим цветом, близлежащая стена космической струны - было сжато в этот бледный звездный лук, полосу света вокруг экватора движения звезды. А вдали от звездного лука была только темнота.
   Уваров наклонил голову, и внутреннее освещение капсулы отбросило тени на его провалившиеся глазницы. - Скажите мне, что вы видите, - прошипел он.
   - Я вижу нейтронную звезду, - сказал Марк. - Обычный представитель своего вида. Всего десять миль в поперечнике, но с массой ненамного меньше Солнечной... Что сделало эту звезду необычной, так это тот факт, что у нее есть компаньон, который является - был - обычной звездой.
   Перед Марком возникла виртуальная диорама двойной системы; шары нейтронной звезды и ее компаньона были пересечены линиями ложного цвета, показывающими, как подозревала Лизерль, гравитационные градиенты, линии магнитного потока и другие наблюдаемые объекты. В воздухе рядом со светящимися объектами плавали фрагменты текста и вспомогательной графики.
   - Когда-то, - сказал Марк, - эти звезды были двойной парой - впечатляющей парой, поскольку нейтронная звезда наверняка была ярким гигантом. Каким-то образом компаньон пережил взрыв сверхновой-гиганта. Но остаток этого взрыва - нейтронная звезда - все равно убивает своего компаньона. - Он указал. - Гравитационный колодец нейтронной звезды высасывает материал из компаньона... Посмотри на это, Лизерль; эти тонкие на вид завитки дыма могли бы поглотить Юпитер. Часть потерянного компаньоном вещества падает на саму нейтронную звезду. И по мере увеличения массы там, внизу, вращение нейтронной звезды будет сбоить - нейтронная звезда должна страдать от звездотрясений, причем довольно регулярно. Остальной газ улетучивается, образуя вращающееся вокруг нейтронной звезды кольцо, в котором находимся мы.
   - Как думаешь, Марк, птицы вызвали взрыв сверхновой? - спросила Лизерль.
   Он покачал головой. - Нет. Система слишком стабильна... Думаю, взрыв произошел задолго до того, как птицы проявили интерес.
   - А компаньон?
   Он улыбнулся, вглядываясь в сложное небо. - Лизерль, это единственная звезда, которую птицам не нужно убивать. Нейтронная звезда выполняет за них их работу.
   Виртуальное изображение нейтронной звезды расширилось перед его лицом, вытеснив компаньона и другие объекты из диорамы. Марк всмотрелся в сложный узел света на том, что выглядело как один из магнитных полюсов звезды.
   Лизерль отвела взгляд. Планета теперь была недалеко внизу; медленно она превращалась из каменного шара, подвешенного в пустоте, в ландшафт - голый, унылый, изрезанный трещинами.
   - А как насчет планет? - спросила Лизерль. - Как они могли пережить взрыв сверхновой?
   - Предполагаю, что они этого не делали, - сказал Марк, все еще глядя на полюс звезды. - Думаю, что они, вероятно, сформировались после взрыва: сложились из материала в газовом кольце и из обломков, оставшихся от самого взрыва - возможно, от предыдущей планетной системы, если она была... Лизерль, Лета. Посмотри на это.
   - Что?
   Виртуальное изображение нейтронной звезды пронеслось по капсуле к ней; ей в лицо был направлен маленький сгусток света на полюсе. Лизерль вздрогнула, но храбро уставилась на светящееся сложное изображение.
   Марк улыбался, в его голосе слышалось возбуждение. - Ты видишь это?
   - Да, Марк, - терпеливо сказала она, - но тебе придется рассказать мне, что я вижу.
   - В гравитационных градиентах на этом магнитном полюсе наблюдается серьезное нарушение. - Стрелки сгруппировались вокруг полюса звезды, образуя двумерную плоскость. - Ты это видишь?
   - Что с этим?
   В голосе Марка звучало нетерпение. - Лизерль, я думаю, там внизу разрыв листа. Двумерный дефект. Доменная стенка внутри звезды...
   Лизерль нахмурилась. - Это невозможно.
   - Конечно, это так, - усмехнулся он. - Как мог образоваться дефект доменной стенки в структуре нейтронной звезды? Невозможно... если только его туда не поместили.
   Изуродованный рот Уварова растянулся в улыбке. - Поместили туда?
   - Мы задавались вопросом, как получилось, что эта нейтронная звезда оказалась здесь сама по себе - вдали от любой галактики, и движется так чертовски быстро. Что ж, теперь мы знаем.
   Лизерль обнаружила, что смеется. - Это возмутительно. Ты предполагаешь...
   - Да, - серьезно сказал он. - Я думаю, кто-то, возможно, человек, установил разрывный двигатель на магнитном полюсе этой нейтронной звезды и использовал его, чтобы перебросить всю систему через космос со скоростью, близкой к световой.
   - Но это абсурд, - сказала она. - Зачем кому-то делать такое?
   Теперь над ней посмеялся Уваров. - Все еще рационалистка, Лизерль, после всего нашего опыта? Что ж, возможно, мы скоро узнаем ответы на такие вопросы. Но в одном я уверен - что это как-то связано с этой бесконечной, кровавой войной на небесах, в которую мы попали.
   Спуск капсулы завершился, и маленький корабль поплыл над изуродованным ландшафтом планеты.
   Наконец Марк сказал: - Мы над источником сигналов... Вон там, - внезапно сказал он. - Видишь это?
   Уваров наклонил голову на тонкой шее.
   Лизерль посмотрела вниз.
   - Сооружение, - сказал Марк. - Там, на поверхности... Какое-то здание. Пойдем, я отведу нас вниз.
  
   Я провалился в будущее через сеть нестабильных червоточин, которые схлопывались вслед за мной. Мои приборы были разбиты, но я знал, что мой жилой купол, должно быть, был наводнен высокоэнергетическими частицами и гравитационными волнами. Я был беспомощен, как новорожденный младенец.
   Пул сидел прямо в вакууме на плече НИКа, поджав под себя ноги в позе лотоса, удобно положив руки ладонями вверх на колени. Прядильщица могла видеть рифленый узор, обыденно нанесенный на подошвы его ботинок.
   Он сказал: - Я провалился через пять миллионов лет...
  
   Марк Ву - или, скорее, один из фокусов его виртуального сознания на "Северянине" - вглядывался в петлю космической струны сотнями глаз корабельных сенсоров. Он был недоволен: его многогранный взгляд был мутным, неточным.
   Проблема была в том, что корабль находился на орбите вокруг этой чертовой планеты нейтронной звезды, которая падала в космосе с такой скоростью, что наблюдаемая Вселенная превратилась в тощую, бледную звездную дугу. Это было похоже на возврат к тысячелетнему полету "Северянина". Марку пришлось устранить последствия движения со скоростью, близкой к световой: чтобы Вселенная снова вышла за пределы звездного лука.
   У Марка были подпрограммы для достижения этого. Но это было, с беспокойством подумал он, немного похоже на разборку яйца. Полученные изображения были не совсем четкими.
   Внутри своей коробки с процессорами Марк Ву работал в наносекундных масштабах времени. Он мог обрабатывать данные со скоростью, в несколько миллионов раз превышающей скорость, достижимую людьми, и иногда требовалось усилие воли, чтобы выйти оттуда и вернуться к тягучей медлительности человеческого мира.
   Прошло семь столетий с момента его физической смерти и загрузки в банки искусственного интеллекта "Северянина", и он неуклонно становился все более опытным в нечеловеческих операциях. Прямо сейчас, например, он поддерживал обычную человеческую виртуальную связь в капсуле с Лизерль и Уваровым, а другую - с Луизой в "Великобритании", параллельно со своим непосредственным взаимодействием с системами "Северянина".
   Управлять этими множественными фокусами сознания казалось странным, но он привык терпеть незначительные неудобства, когда возникала необходимость.
   И сейчас необходимость была.
   Возможно, ему следовало попытаться наложить вето на это путешествие к нейтронной звезде, подумал он. Это приблизило "Северянина" близко - чертовски близко - к этому кольцевому облаку космической струны. Когда имеешь дело с объектом в тысячу световых лет в поперечнике, кисло подумал он, расстояние в несколько световых лет кажется недостаточным.
   Марк выделил ряд более подчиненных фокусов и приступил к сканированию перекрывающихся секторов неба.
   Его представление о Вселенной представляло собой мозаику, сложенную из фрагментов, поступающих к нему от датчиков; он представлял, что это немного похоже на то, как смотреть на мир многофасеточными глазами мухи. И Вселенная была повсюду пересечена нитями двойных изображений - как будто небо было каким-то огромным стеклянным куполом, подумал он, испещренным огромными трещинами.
   Изучая двойные изображения звезд и галактик, Марк смог проверить околосветовые скорости сегментов струны; он постоянно обновлял поддерживаемую им внутреннюю модель локальной динамики струны, стараясь обеспечить, чтобы корабль оставался на безопасном расстоянии от...
   Бдительная подпрограмма подала сигнал тревоги. Марк почувствовал покалывание смутного беспокойства, дрожь.
   ...В поле зрения одного из датчиков было движение. Он переключил свое сознание, сосредоточив большую часть своего внимания на аномалии, зафиксированной этим набором датчиков.
   На фоне красивой спиральной галактики с голубыми пятнами он увидел двойную дорожку из множества звездных изображений.
   Там должно было быть две длины нити, понял он: две дуги этой единой огромной петли нити, разделенные не более чем световыми часами. И по тающему потоку изображений звезд он мог видеть, что дуги скользят мимо друг друга в противоположных направлениях; возможно, в конце концов они пересекутся.
   В некоторых местах было три изображения одиночных звезд. Свет от каждой из этих звезд доходил до него тремя путями - слева от пары струн, справа от них и между струнами.
   Причина тревоги была очевидна. Он увидел, что по всем двойным дорожкам скользят изображения звезд, словно проскальзывая сквозь тающее пространство-время. Эти нити должны быть близко - возможно, даже в пределах двух световых лет, которые он установил для себя в качестве приблизительного запаса прочности.
   Он быстро перепроверил программы, которые он настроил для контроля расстояния между нитями и кораблем. Он задумался, следует ли ему рассказать об этом Луизе и Прядильщице...
   И вдруг в его сознании зазвучали тревожные сигналы. Это было похоже на мгновенную панику; он почувствовал, как адреналин затопил его организм.
   Что, черт возьми?
   Он быстро и кратко проанализировал свои действия. Потребовалось всего наносекунды, чтобы понять, что было не так.
   Пара струнных дуг оказалась ближе, чем он думал сначала. Его процедуры оценки расстояния были сбиты взаимодействием двух струн, тем, как пара совместно искажала изображения звезд.
   Таким образом, струны были ближе, чем сообщили ему его системы мониторинга. Проблема была в том, что он не мог сказать, насколько близко; возможно, они были намного ближе.
   Черт, черт. Я должен был предвидеть это. Он лихорадочно запустил процедуру перепрограммирования, гарантируя, что в будущем его не введут в заблуждение многочисленные изображения от пар струн подобной длины - или, на самом деле, от любой комбинации.
   Но сейчас это не помогло бы.
   Он быстро выполнил обходную процедуру, пытаясь получить первоначальную оценку истинного расстояния между струнами...
   Он не поверил ответу. Он модифицировал процедуру и запустил ее снова.
   Ответ не изменился.
   Что ж, вот и вся моя зона безопасности в два световых года.
   Пара струн находилась всего в десяти миллионах миль от "Северянина" - меньше световой минуты.
   Одна из пары струн удалялась, но другая направлялась прямо к кораблю.
   Он провел дополнительные проверки. Ошибки не было.
   Через пятьдесят секунд эта наступающая струна ударит по "Северянину".
   Он вырвался из машины и вернулся в мир людей. С нетерпением он ждал, когда пиксели застынут в воздухе, когда его лицо соберется воедино; он чувствовал, что его сознание замедляется до человеческого.
  

29

  
   Через пять миллионов лет после первого конфликта между людьми и кваксами обломки военного корабля-сплайна появились, кувыркаясь, из устья червоточины, которая пылала гравитационным излучением. Червоточина закрылась, сверкая.
   Обломки - темные, почти лишенные энергии - медленно поворачивались в тишине. В них не было жизни.
   Почти.
   Я до сих пор не уверен, как выжил. Но помню - я помню, как на меня нахлынули квантовые функции. Они были похожи на капли дождя; я как будто мог видеть их, Прядильщица веревок. Это было больно. Но это было все равно, что родиться заново. Я вернулся во времени.
   Пулу не потребовалось много времени, чтобы проверить статус заброшенного судна, в которое превратился его корабль. Во внутренних ячейках жилого купола было достаточно энергии, возможно, на несколько часов. Но у него не было энергии для движения - даже функционирующего канала передачи данных из жилого купола к остальной части его корабля.
   Помню, какой мертвой выглядела Вселенная. Я не мог понять, как звезды так быстро состарились; я знал, что не мог падать больше нескольких миллионов лет.
   Но я знал, что был один. Чувствовал это.
   Я приготовил себе поесть. Выпил стакан чистой воды... Его лицо, мягко просвечивающее, было задумчивым. Знаешь, я даже сейчас помню вкус этой воды. Принял душ... Думал почитать книгу.
   Но свет погас.
   Я ощупью добрался до своего дивана. Лежал там. Становилось холоднее.
   Я не боялся смерти, Прядильщица веревок. Как ни странно, я чувствовал себя обновленным.
   - Но ты не умер, - сказала она. - Это так, Майкл?
   Да. Да, я не умер, сказал Пул.
   А потом прилетел корабль.
   Пул, умирая, удивленно смотрел вверх.
   Это было что-то вроде семени платана, выкрашенного в угольно-черный цвет. Темные, как ночь, крылья, простиравшиеся на сотни миль, нависали над обломками корабля Пула, мягко колыхаясь.
   - Корабль ксили, - выдохнула Прядильщица.
   Да. Мне стало еще холоднее. Я не мог дышать. Но сейчас я не хотел умирать. Хотел пожить еще немного - чтобы понять, что это значит.
   И затем...
   - Да?
   А потом что-то вытащило Пула из-под обломков. Это было так, как если бы гигантская рука обхватила его сознание, как будто взяла пламя из оплывающей свечи.
   А потом меня вывернуло наизнанку...
   Пул стал бестелесным. У него больше не было даже сердцебиения.
   Он чувствовал себя так, как будто его освободили из костяной пещеры, которая была его головой.
   Верю, что я стал конструкцией квантовых функций, сказал он. Гобеленом акаузальных и нелокальных эффектов... Я не претендую на то, что понимаю это. И мой спутник все еще был там. Это было похоже на огромный потолок надо мной.
   - Что это было?
   Возможно, это был ксили. А возможно, и нет. Казалось, это было за пределами возможностей даже ксили, возможно, их конструкт, но не они сами...
   Прядильщица веревок, ксили были - и остаются - хозяевами пространства и времени. Я верю, что они даже путешествовали назад во времени - изменили свою собственную эволюционную историю - для достижения своих огромных целей. Думаю, что мой спутник был как-то связан с этой программой: возможно, анти-ксили, как античастица, движущаяся назад во времени.
   Я почувствовал веселье, медленно произнес Пул. Его позабавили мой страх, мое удивление, мое стремление выжить. Она услышала слабый оттенок горечи в его голосе.
   Через некоторое время он растворился. Я остался один. И, Прядильщица, я обнаружил, что не могу умереть.
   Сначала я разозлился. Я был в отчаянии. Он поднял свою светящуюся руку и задумчиво осмотрел ее, поворачивая перед своим лицом. Я не мог понять, почему это было сделано со мной - почему я был сохранен таким гротескным образом.
   Но - со временем - это прошло. И у меня было время: его было предостаточно...
   Он замолчал, и она наблюдала за его лицом. Оно было пустым, невыразительным; она почувствовала укол страха и задалась вопросом, какие переживания он пережил, один среди умирающих звезд.
   - Майкл, - мягко сказала она. - Почему ты заговорил со мной?
   Мрачное выражение его лица исчезло, и он улыбнулся ей. Я увидел человеческое существо, сказал он. Человек, одетый в шкуры, обмороженный, на хрупком маленьком корабле... Он неконтролируемо нырнул через интерфейс червоточины во враждебное будущее.
   Это было экстраординарное событие... Итак, я - вернулся. Мне было любопытно. Я исследовал связи червоточины - и нашел тебя, Прядильщица веревок.
   Прядильщица кивнула. - Это был Мастер стрел. Он был моим отцом, - сказала она.
   Майкл Пул закрыл глаза.
   - ...Прядильщица веревок, - сказала Луиза Армонк. Ее голос звучал настойчиво, обеспокоенно.
   - Да, Луиза.
   - Не знаю, что, черт возьми, происходит в твоей голове, но тебе лучше прояснить это побыстрее. - Прядильщица услышала, как Луиза отдает команды через плечо. - ...У нас проблема.
   - Что за проблема?
   - Послушай меня, Прядильщица. Вот что ты должна...
   Голос Луизы внезапно оборвался.
   - Луиза? Луиза?
   Воцарилась тишина.
   Прядильщица заерзала на своем диване. Позади нее громада обитаемого купола возвышалась над четкими линиями НИКа стеной из стекла и ровного света.
   Но теперь на верхние уровни купола легла мягкая паутина, сетка из едва видимых нитей.
   - Лета, - прошипела Прядильщица. - Это струна.
  
   Впервые за несколько лет палубы наполнились воем клаксона.
   Морроу, парящий в зеленоватом воздухе недалеко от второй палубы, оторвался от своей работы. Его спина приятно ныла, а на руках были теплая грязь и вода; он почувствовал, как на лбу выступили капельки пота.
   Он рассеянно огляделся, высматривая источник тревоги.
   Милпитас, с закатанными рукавами и глубокими шрамами на лице, по которым струился пот, изучал его. Планировщик потрогал пальцами пучок тростника, торчавший из сферического пруда. - Морроу? Что-то не так? Почему клаксон?
   - Не знаю, планировщик.
   Звук клаксона был оглушительным - одновременно знакомым и резковатым, мешающим думать. Морроу оглядел палубы, наблюдая за спокойным трехмерным движением людей и роботов, занимающихся своими делами; вдалеке над покрытыми травой поверхностями вырисовывались выступы храмов. Все выглядело обычным, безмятежным; он чувствовал себя расслабленным и в безопасности.
   Морроу работал с Милпитасом на территории, которая когда-то была парком Пула. Они все еще пытались создать свой водный объект с нулевой гравитацией. Милпитас и Морроу насадили шар из земли на тонкий шест, прикрепили его к поверхности палубы и окружили водяным шаром диаметром пять футов, ограниченным тонкой оболочкой из пористого пластика. Тростник и лилии были посажены в комок земли и уже росли из поверхности воды. Их видение состояло в том, что тростника и лилий - возможно, сплетенных каким-то образом - вместе с естественным поверхностным натяжением воды в конечном итоге будет достаточно, чтобы удерживать пруд вместе, и они смогут отказаться от пластиковой мембраны.
   Тогда, наконец, они смогут заселить пруд рыбами и лягушками.
   Это был небольшой, почти тривиальный проект. Но на самом деле это была идея Милпитаса, и Морроу был рад предложить поработать над ней вместе с ним, как часть того, что он считал реабилитацией Милпитаса к условиям невесомости. По мнению Морроу, все, что заставляло планировщика - и тех, на кого он влиял, - думать и работать в условиях нулевой гравитации, было хорошо.
   - Морроу. - Голос Луизы Армонк раздался откуда-то в воздухе. Он звучал громко и настойчиво в его ухе. - Морроу, ты меня слышишь?
   Морроу посмотрел вниз, на покрытый травой пол палубы; он знал, что Луиза находится где-то под его полом на своем старом пароходе, изучая систему нейтронной звезды. - В чем дело, Луиза?
   - Морроу, тебе нужно убираться оттуда.
   - Но, Луиза...
   - Двигайся, черт возьми. Куда угодно.
   Милпитас изучал его. - Ну? Есть проблема?
   - Милпитас. Пойдем.
   Морроу схватил планировщика за плечи. Он согнул колени, уперся ступнями прямо в поверхность палубы и оттолкнулся в воздух, увлекая за собой Милпитаса. Посмотрев вниз, он увидел, что сферический пруд уходит под ними.
   Сопротивление воздуха заставило их остановиться в воздухе, в пяти ярдах над поверхностью палубы.
   Морроу выпустил планировщика. Руки Милпитаса все еще были мокрыми по локоть, а его костлявые ноги торчали из-под халата.
   - Луиза? Ладно, мы двинулись. А теперь, может быть, ты скажешь мне, что случилось?
   - У нас проблемы. - Морроу услышал панические крики на фоне голоса Луизы и ровные команды, отдаваемые Марком. - Мы на пути участка струны... Если наши прогнозы верны, она пройдет прямо через Пул-парк.
   Морроу обвел взглядом палубы. Внезапно металлические стены этого места, покрытые растениями и людьми, показались невероятно хрупкими. - Но как такое может быть? Я думал, что петля находится за много световых лет отсюда.
   - Мы тоже так думали, Морроу. Мы пытаемся подтвердить траекторию струны, чтобы мы могли запрограммировать уолдо разрывного привода, и...
   Тут голос Луизы пропал.
  
   Лизерль и Марк стояли на поверхности планеты нейтронной звезды в виртуальных макетах защитных скафандров. Они неуверенно посмотрели друг на друга.
   - Что-то не так, - сказала Лизерль.
   - Знаю. - За наброском лицевой панели выражение лица Марка было безжизненным, холодным; Лизерль знала, что это означает переключение им вычислительных мощностей на более высокие приоритеты.
   Поверхность под ногами Лизерль была серой, как пемза, и выглядела рыхлой. Рядом с ними, терпеливо ожидая, стоял робот - тележка на толстых колесах, оснащенная несколькими шарнирными рычагами и датчиками. Лизерль увидела, что пыль планеты окрасила колеса робота в серый цвет.
   В нескольких ярдах от них находился толстый блестящий цилиндр капсулы; внутри прозрачных стен Лизерль могла видеть Уварова, завернутого в одеяло.
   Небо было фантастическим. Газовое кольцо представляло собой пояс дыма, который охватывал весь мир до самого горизонта. Дальняя сторона кольца представляла собой бледную белую полосу, рассекающую небо пополам. Она едва могла разглядеть саму нейтронную звезду, крошечную зловещую кроваво-жемчужину, нанизанную на линию дыма; а ее огромный спутник был разреженным шаром желто-серого тумана, выпускающим газ на своего злобного близнеца.
   Звездный лук был трещиной в пустоте вдали от плоскости кольца; высоко над своей головой Лизерль могла видеть мерцающие огни жилой зоны "Северянина" на удаленной орбите корабля вокруг планеты.
   Здание, которое они обнаружили с орбиты, представляло собой тетраэдр высотой двадцать футов, бесстрастно стоящий на поверхности.
   Лизерль почувствовала разочарование. Неужели они зашли так далеко, подошли к этой удивительной тайне так близко только для того, чтобы их каналы связи вышли из строя?
   Она постучала по своему шлему. - У меня такое чувство, будто я оглохла, - сказала она.
   - Я тоже. - Марк тонко улыбнулся, часть выражения вернулась к восковому изображению его лица. - Ну, мы определенно потеряли голосовую связь с "Северянином". - Он с беспокойством поднял голову. - Интересно, что, черт возьми, там происходит.
   - Может быть, они пытаются вызывать нас.
   Марк пожал плечами. - А может, и нет. - Он посмотрел на нее. - Лизерль, ты чувствуешь какие-то изменения? Насколько я могу судить, ссылки на центральные процессоры на "Северянине" все еще функционируют, хотя в данный момент я работаю только на чтение.
   Она закрыла глаза и заглянула внутрь себя. - Да. У меня то же самое. - Доступ только для чтения означал, что она не могла передать свои впечатления и новые воспоминания, которые она записывала, обратно процессорам на "Северянине", которые теперь были ядром ее сознания. Она посмотрела на ровный желтый свет "Северянина". - Как думаешь, нам стоит возвращаться?
   Марк заколебался, оглядываясь на капсулу.
   Уваров зашевелился, как насекомое в стеклянном коконе, подумала Лизерль. - Я единственный из нас, кто находится здесь в настоящей опасности, - прохрипел он. - Вы двое - всего лишь проекции. Виртуальные фантомы. Вы носите эти чертовы скафандры только как костыли для своей психики, во имя Леты. Даже если эта планета взорвется сейчас, все, что вы потеряете, - это несколько часов ввода данных. - Последние слова он прорычал как оскорбление.
   - К чему вы клоните, Уваров? - спросил Марк.
   - Продолжайте свои поиски, - отрезал Уваров. - Хватит тратить время впустую. Вы ничего не можете поделать с проблемами, возникающими на "Северянине". Ради жизни, взгляните на картину в целом. Барионная Вселенная подходит к концу. Что может случиться, чтобы все стало еще хуже?
   Несколько мрачно Марк рассмеялся. - Хорошо, доктор. Пошли, Лизерль.
   Они побрели по поверхности к зданию.
  
   Сирена смолкла. Внезапная тишина была шокирующей.
   Морроу постучал себя по уху - подумал он самоуничижительно, как будто это могло восстановить виртуальную проекцию голоса Луизы.
   Милпитас отошел от него. С удивительной ловкостью планировщик поплыл по воздуху вниз, прочь от Морроу, обратно к пруду.
   Высоко над ним раздался скрежет металла. Он услышал одинокий крик - неземной звук, эхом отразившийся от стен, прогремевший в тишине палуб. И тут раздался еще один крик - но на этот раз, как понял Морроу, это был не человеческий голос; визг был от воздуха, выходящего из пробитого корпуса.
   Он всмотрелся в сияющий воздух, отыскивая брешь. Там. У одной стены над прямой раной, прорезавшей поле карликовой пшеницы, собирался туман. Там работал класс по восстановлению грамотности; теперь люди с криками поднимались в воздух, подальше от клубящегося тумана.
   Он услышал ворчание Милпитаса. Морроу посмотрел вниз.
   Милпитас уставился на свой живот и сложил руки на нем. На его покрытом шрамами лице появилось выражение неодобрительного удивления, и - в это последнее мгновение - Морроу вспомнил планировщика Милпитаса таким, каким он был когда-то: жестким, контролирующим, заставляющим мир подчиняться его воле.
   Затем Милпитас наклонился вперед, по линии чуть ниже своего солнечного сплетения. В первую долю секунды показалось, что он согнулся пополам от боли, но Морроу с нарастающим ужасом увидел, что Милпитас продолжал сгибаться, пока Морроу не услышал хруст раздавливаемых ребер, более глубокий треск позвонков.
   Рядом с Милпитасом ничего не было видно, никого не было; это было так, как если бы он сам навлекал на себя этот невообразимый ужас, или как если бы тело планировщика было сжато в каком-то огромном прозрачном кулаке.
   Затем, казалось, тот же самый огромный кулак - мощный, непреодолимый, невидимый - схватил самого Морроу и швырнул его вниз, на палубу.
   Он закричал и обхватил голову руками.
   Он врезался в сферический пруд, с такой любовью построенный им самим и Милпитасом. Тростник и лилии хлестали его по лицу и рукам, солоноватая вода попадала в глаза и рот.
   Затем он пересек пруд, и поверхность палубы с невообразимой силой понеслась ему навстречу.
  
   Тетраэдр был обильно покрыт пылью. Марк велел роботу подкатиться вперед и предварительно протереть поверхность здания. Под слоем пыли толщиной в полдюйма материал конструкции тетраэдра был молочно-белым, бесшовным. Треугольные грани придавали сооружению вид чего-то непрочного или временного, подумала Лизерль, - как палатка из ткани.
   Марк предложил им подойти к этому сооружению в человеческом облике. - Мы хотим знать - среди прочего - построили ли эту штуку люди и почему, - утверждал он. - Как еще мы сможем по-настоящему прочувствовать это место, если не посмотрим на него человеческими глазами? - Лизерль не была уверена. Ограничивать себя человеческим обликом - больше, чем было необходимо для взаимодействия с Уваровым - казалось неэффективным. Но, взглянув сейчас на конструкцию, Лизерль поняла, какая это была хорошая идея.
   - Это тетраэдр, - заметила Лизерль. - Похоже на портал интерфейса.
   - Что ж, это характерная черта человеческой архитектуры, - пробормотал Марк. - Само по себе это ничего не значит. И, судя по слою этой пыли, мы знаем, что это место было заброшено в течение длительного времени.
   - Хм. Дверь выглядит вполне по-человечески.
   Дверь представляла собой простой люк семи футов высотой и трех шириной, расположенный в основании одной из треугольных стен тетраэдра. Там была сенсорная панель управления, установленная на высоте талии среднего человека.
   Марк пожал плечами. - Давай попробуем открыть ее.
   Робот бесшумно покатился вперед, слегка подпрыгивая на неровной поверхности, несмотря на свои толстые мягкие колеса. Он вытянул руку, оснащенную грубым механическим захватом, осторожно постучал в дверь, а затем нажал на панель управления.
   Дверь скользнула в сторону, внутрь тетраэдра. На них хлынул поток воздуха. Несколько пылинок вылетели наружу, и, когда воздух рассеялся, аккуратными параболами упали на поверхность.
   За дверью находилась небольшая прямоугольная камера, достаточно большая для четырех или пяти человек. Стены были из того же молочного материала, что и внешняя оболочка, и не имели украшений. В дальней стене камеры была еще одна дверь, идентичная первой.
   - По крайней мере, мы знаем, что электричество еще есть, - сказал Марк.
   - Это воздушный шлюз, - сказала Лизерль, заглядывая внутрь маленькой камеры. - Простой, функциональный. Очень обычный. Ну, что теперь? Мы заходим?
   Марк указал роботу.
   Робот уже вкатывался в шлюз. Он ударился о выступ и остановился в центре шлюза.
   Лизерль и Марк колебались несколько секунд; робот терпеливо ждал внутри шлюза.
   Марк ухмыльнулся. - Очевидно, мы заходим!
   Он протянул Лизерль руку. Рука об руку они вошли вслед за роботом в шлюз.
   Шлюз, в котором находились робот и они вдвоем, был немного тесноват. Лизерль поймала себя на том, что шарахается от огромных пыльных колес робота, как будто могла испачкать свой защитный костюм.
   Робот протянул руку и нажал на кнопку управления, чтобы открыть следующую дверь. Раздалось шипение выравнивающегося давления.
   Робот показал множество химических датчиков, и Марк приоткрыл лицевую панель и тщательно принюхался.
   - О, перестань выпендриваться, - сказала Лизерль.
   - Воздух, - сказал он. - Более или менее нормальный для Земли. Несколько странных микроэлементов. Никаких необычных запахов - и вполне стерильно. Мы могли бы дышать этим веществом, если бы пришлось, Лизерль.
   Внутренняя дверь шлюза распахнулась, открывая помещение большего размера. Робот втолкнул в помещение лампу магниево-белого цвета, и свет отразился от стен. Лизерль мельком увидела обычную мебель: кровати, стулья, длинный письменный стол. Стены камеры поднимались к вершине; эта единственная комната выглядела достаточно большой, чтобы занимать большую часть четырехгранного объема здания.
   Робот покатился вперед. Марк быстрым шагом вышел из шлюза в камеру; Лизерль последовала за ним.
   - Марк Ву? Лизерль? - хриплый голос Уварова громко отдавался у нее в ушах.
   - Да, доктор, - ответила Лизерль. - Мы вас слышим. Вам не нужно кричать.
   - О, правда, - сказал Уваров. - В отличие от вас, я просто не предполагал, что наши передачи пройдут сквозь то, из чего сделаны эти стены.
   Лизерль улыбнулась Марку. - Вы беспокоились о нас, Уваров?
   - Нет. Я беспокоился о роботе.
   Лизерль вышла на середину главного зала и огляделась.
   Стены четырехгранного сооружения поднимались вокруг нее, сходясь в аккуратной точке в пятнадцати футах над ее головой. Она могла видеть разделенные секции в двух углах. Спальни? Ванные комнаты? Может быть, камбуз?
   Робот сновал по краю комнаты, его многочисленные руки ощупывали углы и кромки. Он оставлял за собой следы пыли планеты.
   Главным предметом мебели был длинный письменный стол, сделанный из того, что выглядело - для всего мира - как дерево. Лизерль увидела какие-то мониторы, встроенные в поверхность стола. Мониторы были выключены, но выглядели как обычные сенсорные экраны. Лизерль протянула руку в перчатке, жалея, что не может потрогать деревянную поверхность.
   Перед столом в ряд стояли кресла - четыре штуки, бок о бок. Они явно были сконструированы человеком, с прямыми спинками, мягкими сиденьями и двумя подлокотниками, усеянными кнопками управления.
   - Марк, посмотри на это, - сказала она. - Эти кресла подошли бы любому из нас.
   Марк что-то нашел - два предмета - на конце стола; он велел роботу подкатиться и поднять предметы. Лицо Марка озарилось удивлением; он наклонился, чтобы осмотреть первый предмет, который робот держал перед ним в изящном захвате. - Это что-то вроде стилуса, - сказал он. - Это может быть что-то такое же простое, как чернильная ручка... - Робот поднял второй предмет. - Но эту вещь ни с чем не спутаешь, Лизерль. Посмотри на нее. Это чашка. - Положив руки на колени, он посмотрел на нее снизу вверх. - Строители этого места, должно быть, ушли миллион лет назад. Но похоже на то, как будто они только что вышли наружу.
   Уваров прохрипел: - Кто? Я бы хотел, чтобы вы заговорили со мной, черт возьми. Что вы нашли?
   Марк и Лизерль посмотрели друг на друга.
   - Людей, - сказала Лизерль. - Мы нашли людей, Уваров.
  
   Марк сидел с Луизой в ее отделанной дубовыми панелями спальне в "Великобритании". Марк вызвал виртуальную схему жилой зоны "Северянина"; схема представляла собой цилиндр высотой в три фута, нависающий над ее кроватью. На схеме была изображена обитаемая зона, сверкающая стеклом и светом, а под куполом в верхней части сияла зелень лесной террасы.
   Луиза почувствовала, как что-то шевельнулось внутри нее; жилой купол выглядел таким прекрасным - таким хрупким.
   Она оглядела знакомые полированные стены своей спальни - на самом деле это были две каюты старого корабля, объединенные и переоборудованные. Здесь был центр ее мира, если вообще где-то был; здесь были ее несколько предметов старой мебели, ее одежда, ее первый, антикварный информационный планшет, на котором все еще хранились инженерные наброски "Великобритании", которые она подготовила во время своего первого посещения старого корабля подростком, пять миллионов лет назад и за полвселенной отсюда. Если бы только, подумала она, если бы только она могла обернуть эту комнату вокруг себя, как какое-нибудь огромное деревянное одеяло, чтобы никогда не оказаться в сложном мире ужасов...
   Но вот Марк, вежливо сидящий на краешке ее кровати и наблюдающий за ее лицом. И теперь он тихо сказал: - Вот оно, Луиза.
   Она заставила себя взглянуть на виртуальную обитаемую зону.
   Марк указал на среднюю часть жилого купола. Появилась горизонтальная линия бело-голубого света; она ярко мерцала на фоне прозрачной субстанции купола, подобно лезвию меча.
   - Струна врезалась в нас с этой стороны. Думаю, мы можем быть благодарны, что относительная скорость на самом деле была довольно низкой...
   Струна легко вошла в вещество купола, как раскаленная проволока в масло.
   Луиза, наблюдавшая за происходящим в тишине своей каюты, почувствовала, как струна врезается в ее собственное тело; ей почудилось, что она слышит свист теряемого воздуха, крики своих беспомощных подопечных.
   Марк выглядел озадаченным, пока работали его процессоры. Он быстро сказал: - След вырвал кусок из корпуса толщиной в десятки ярдов. Мы теряем много воздуха, Луиза, но системы самовосстановления работают хорошо... Большая часть нашей инфраструктуры быстро вышла из строя - чертовски быстро; я думаю, нам нужно еще раз взглянуть на наши сокращения, если мы справимся с этим...
   - А палубы? Что там происходит?
   Он заколебался. - Не могу сказать, Луиза.
   Она чувствовала себя бесполезной; панели управления в комнате насмехались над ней своим бессилием. Она почувствовала, что вина за этот ужасный несчастный случай легла на ее плечи ощутимым грузом. Я несу ответственность за то, что все эти процедуры оценки дистанции провалились. Я несу ответственность за недостаточное резервирование - и за то, что потеряла связь с Прядильщицей в клетке, как раз тогда, когда она нужна нам больше всего. Если бы только я могла поговорить с Прядильщицей, возможно, она смогла бы вытащить нас отсюда. Если бы только...
   - Геометрия струны в точности соответствует предсказаниям теории, - сказал Марк. - Я получаю измерения числа "пи" в областях вокруг струны... 3,1402, по сравнению со значением в плоском пространстве 3,1415926... Коническое пространство имеет угловой дефицит в четыре минуты дуги.
   - На данный момент у нас есть струна длиной в четверть мили, фактически внутри жилой зоны, Луиза. Это общая масса в четыреста миллиардов миллиардов тонн. - Марк выглядел ошеломленным. - Луиза, подумай об этом; это масса луны приличных размеров...
   Ее самоанализ был тщетным. Разрушение жилого купола могло произойти внезапно - всего через несколько секунд. И, в конце концов, она была беспомощна. Все, что она могла сделать в те последние, безумные мгновения, это включить чертов клаксон...
  
   Над Прядильщицей шелестел свет паутины. Она могла видеть, как нить заставляла звезды скользить по небу прямо над жилым куполом. Надвигающаяся нить была похожа на предвестие какой-то огромной, сверхъестественной бури вокруг "Северянина".
   Не бойся...
   Она изогнулась на кушетке и затянула ремни. - Кем, черт возьми, ты хочешь меня видеть? - закричала она на Пула. - В нас попала космическая струна, черт возьми. Она может нас прикончить. Я должна вытащить нас отсюда. - Она положила руки на уолдо. - Но я не знаю, что делать. Луиза? Луиза, ты меня слышишь?
   Ты знаешь, что она не слышит.
   Прядильщица лихорадочно сказала: - Может быть, мы уже поражены; может быть, именно поэтому связь прервалась. Но что, если ей удалось загрузить программу в уолдо до того, как мы потеряли связь? Может быть...
   Давай, Прядильщица веревок. Ты знаешь, что это неправда.
   - Но я должна переместить корабль! - причитала она. Стук ее сердца звучал невероятно громко в замкнутом пространстве шлема. - Разве ты этого не видишь?
   Да. Да, я понимаю это.
   - Но я не знаю, как - или куда - без Луизы...
   Чья-то рука легла на ее руку. Несмотря на толщину ткани перчатки, она чувствовала теплую шероховатость ладони Майкла Пула.
   Я помогу тебе. Я покажу тебе, что ты должна сделать.
   Невидимые пальцы сжались, прижимая ее руки к уолдо. Позади нее корабль ксили раскрыл крылья.
  
   Морроу, скорчившийся на палубе рядом с раздавленным телом планировщика Милпитаса, смотрел вверх, на след космической струны.
   Конструкция средних палуб была хрупкой; она просто рухнула в кильватерную струю. Морроу увидел, как дома, простоявшие тысячу лет, оторвались от поверхности палубы, словно во власти какого-то огромного торнадо; здания взорвались, и металлические листы закружились в воздухе. Более новые конструкции, вращавшиеся в воздухе при нулевой гравитации, легко смялись, когда кильватерный след прошел мимо. Большая часть поверхности второй палубы была оторвана и обрушилась над ним, куски металла с грохотом ударялись друг о друга. Морроу увидел узоры из прямых линий и дуг на этих фрагментах палубы: осколки бездушной круговой геометрии, которая веками доминировала в планировке палубы.
   Люди, разбросанные в воздухе, как куклы, стукались друг о друга в кильватере. Струна прошла через храм. Золотой тетраэдр - самый гордый символ человеческой культуры - рухнул, как лопнувший воздушный шар, на пути нити, и осколки золотисто-коричневого стекла, длинные и смертоносные, разлетелись по воздуху.
   И теперь струна проходила через другое человеческое тело, тело несчастной женщины. Морроу услышал банальные, обыденные звуки ее смерти: крик, внезапно оборвавшийся, влажный, рвущийся звук и хруст кости, похожий на то, как откусывают хрустящее яблоко.
   Тело женщины, искаженное до неузнаваемости, было отброшено в сторону; кувыркаясь, оно мягко ударилось о палубу.
   След космической струны... След был механизмом, который построил крупномасштабную структуру Вселенной. Это было семя галактик. "И мы выпустили это на волю внутри нашего корабля", - подумал Морроу.
   Как только нить полностью пройдет через жилой купол, "Северянин", наконец, умрет, так же верно, как если бы тело было отделено от головы...
   Морроу, погруженный в собственную боль, хотел закрыть глаза, погрузиться в беспамятство. Неужели так все и должно было закончиться спустя тысячу лет?
   Но качество шума над ним - свист воздуха, крики - казалось, изменилось.
   Он посмотрел вверх.
   Струна, все еще легко проходившая сквозь конструкцию, замедлилась и остановилась.
  
   - Марк, - прошипела Луиза. - Что происходит?
   Нить врезалась в жилой купол на четверть мили. На мгновение голубая светящаяся нить зависла, словно скальпель, вонзенный в плоть.
   Затем виртуальный дисплей снова ожил. Струна цвета электрик описала крутой изгиб и проложила себе обратный путь из купола, выйдя, возможно, на четверть мили выше точки входа.
   Луиза пожалела, что на свете нет бога, которому можно было вознести ее благодарность.
   - При выходе она нанесла гораздо больший ущерб, но мы остались со слегка поврежденным жилым куполом, - сказал Марк. - Роботы и автономные системы заделывают пробоины в корпусе. - Он посмотрел на Луизу. - Думаю, у нас получилось выжить.
   Луиза, парящая над своей кроватью, прижала колени к груди. - Но я не понимаю как, Марк.
   - Нас спасла Прядильщица веревок, - просто сказал Марк. - Она включила разрывный двигатель и увела нас оттуда со скоростью в половину световой - и как раз в нужном направлении. Видишь? - Марк указал. - Она оттянула корабль назад, подальше от нити.
   Она посмотрела в его знакомые усталые глаза и пожалела, что не может прижать его к себе. - Это была Прядильщица веревок. Ты прав. Должно быть, так оно и было. Но голосовая связь с ней была одной из первых вещей, которые мы потеряли. И у нас, конечно, не было времени разработать программу для уолдо.
   - На самом деле, мы все еще не общаемся с Прядильщицей, - сказал Марк.
   - Так как же она узнала? - Луиза изучала изуродованный виртуальный жилой купол. - Траектория, которую она выбрала, чтобы вытащить нас из этого, была почти идеальной, Марк. Как она узнала?
   Прядильщица веревок спрятала лицевую панель в перчатках; в своем защитном костюме она неудержимо дрожала.
   Все кончено, Прядильщица. Ты молодец. Пришло время заглянуть в будущее.
   - Нет, - сказала она. - Струна ударилась о корабль. Смерти, ранения...
   Не зацикливайся на этом. Ты сделала все, что могла.
   - В самом деле? А ты, Майкл Пул? - выплюнула она.
   Что ты имеешь в виду?
   - Неужели ты не мог помочь нам больше? Разве ты не мог предупредить нас, что эта штука приближается?
   Он рассмеялся, тихо и печально. Прости, Прядильщица. Я не сверхчеловек. Меня предупредили не раньше, чем ваших людей. Я в значительной степени связан законами физики, как и ты...
   Она опустила руки и стукнула по краю кушетки. По-прежнему не было связи - ни голосовой, ни информационной - с Луизой и остальной командой. Она была здесь изолирована - застряла в кабине пилота инопланетного корабля, в компании лишь призрака возрастом в пять миллионов лет.
   Она почувствовала, как в груди нарастает смех; она сдержалась.
   Прядильщица веревок?
   - Мне страшно, Майкл Пул. Я боюсь даже тебя.
   Я тебя не виню. Я тоже боюсь себя.
   - Я не знаю, что делать. Что, если Луиза не сможет снова выйти на связь?
   Он помолчал мгновение. Затем: Послушай, Прядильщица, ваши люди не могут здесь оставаться. В этих временных рамках, я имею в виду.
   - Почему нет?
   Потому что здесь для вас ничего нет. Кольцо, за которым вы пришли, разрушено. Это нагромождение фрагментов струн ничего не может вам предложить.
   - Тогда что?
   Ты должна двигаться дальше, Прядильщица. Ты должна отвести своих людей туда, где они смогут найти убежище и спастись. Его руки, теплые и твердые, невидимо сомкнулись на ее ладонях еще раз. Я покажу тебе. Ты доверишься мне?
   - Куда мы идем?
   В поисках Кольца.
   - Но... но Кольцо здесь. И оно уничтожено. Ты сам так сказал.
   Да, терпеливо сказал он. Но так было не всегда...
  

30

  
   Робот суетливо катился по полу, его толстые колеса хрустели по пыли, которую он принес с поверхности планеты нейтронной звезды. Он держал перед собой связку датчиков на гибкой руке. От сенсорной руки исходил ослепительно белый свет. Лизерль подумала, что то, как робот протягивал свой набор датчиков, было довольно чопорным, как будто робот не совсем одобрял то, что его заставляли здесь осматривать.
   Робот подкатился к одному из четырех кресел и осторожно обнюхал его.
   - Здесь есть экзотическая материя, - внезапно сказал Марк.
   - Что?
   - Робот обнаружил экзотическую материю, - ровным голосом повторил Марк. - Где-то внутри здания.
   Уваров проворчал из капсулы: - Но мы не видели здесь никаких свидетельств строительства червоточины. И эта структура слишком мала, чтобы вместить интерфейс червоточины.
   - Я просто передаю то, что говорит мне робот, - отрезал Марк, показывая свое раздражение. - Может быть, нам следует собрать еще несколько фактов, прежде чем тратить время на рассуждения, Уваров.
   Робот все еще задерживался возле одного из кресел - второго слева в ряду из четырех, безразлично отметила Лизерль. Пока она наблюдала, робот вытянул еще больше рук, развернул еще больше пакетов с сенсорным оборудованием; он угрожающе навис над креслом, как какой-то механический паук.
   Марк подошел к роботу с ничего не выражающим лицом. - Это где-то внутри кресла. Экзотика...
   - Внутри кресла? - Лизерль захотелось рассмеяться, почти истерично. - Что случилось, кто-то уронил экзотическую материю за подушку во время просмотра виртуального шоу?
   Он впился в нее взглядом. - Перестань, Лизерль. В это кресло встроена конструкция из экзотической материи. Она крошечная - всего несколько долей дюйма в поперечнике - но она есть. - Он повернулся к роботу. - Может быть, мы сможем создать какое-нибудь увеличенное виртуальное изображение...
   Пиксели закружились перед лицом Лизерль, неосязаемо коснувшись ее щек; она отступила назад.
   Пиксели слились в грубый набросок, зависший в воздухе. Он выглядел как драгоценный камень - чистый, цельный и бесшовный, висящий перед ней. Внутри были намеки на дополнительную структуру, еще не разрешенную системами визуализации робота.
   Она узнала форму.
   - Лета. Еще один тетраэдр, - сказала она.
   - Да. Еще один тетраэдр... Форма, кажется, стала символом человечности, не так ли? Но этот составляет едва ли шестнадцатую часть дюйма в поперечнике.
   Пиксели всех цветов метались по внутренней части маленького тетраэдра, словно стремясь к согласованности. Лизерль уловила неуловимые, дразнящие намеки на структуру. В какой-то момент ей показалось, что она видит, как формируется другой, меньший тетраэдр, вложенный внутрь первого - точно так же, как эта конструкция была вложена в тетраэдрическую форму основания в целом. Ей стало интересно, не напоминает ли вся эта конструкция русскую матрешку с рядом тетраэдров, аккуратно вложенных друг в друга...
   Увеличенное изображение показалось ей довольно приятным. Это напомнило ей игрушку, которая была у нее в детстве: крошечная деревушка, погруженная в водный шар, с замерзшими людьми и пластиковыми снежинками... Подумав об этом, она почувствовала краткий, неуместный укол сожаления о том, что ее детство, каким бы неудовлетворительным оно ни было, теперь так далеко.
   - Ну, где-то там есть зерно моей экзотической материи, - сказал Марк. - Но у робота возникли проблемы с дальнейшим разрешением. - Он выглядел смущенным. - Лизерль, внутри этой маленькой четырехгранной коробки есть что-то очень странное.
   Она сохраняла бесстрастное выражение лица; временами быть виртуальной было довольно удобно - это давало ей такой контроль. Странное. Верно. Но что может быть более странным, чем оказаться здесь: на планете нейтронной звезды, несущейся со скоростью света через поле боя в конце времен? Что может быть более странным, чем это?
   - Там есть капля сверхтекучей нейтронной жидкости, - сказал Марк. Он вгляделся в бесформенную внутренность тетраэдра, как будто одной лишь силой воли мог заставить его выдать свои секреты. - Очень плотная, при огромных температурах и давлениях... Лизерль, тетраэдр содержит вещество в условиях, которые мы ожидали бы найти глубоко внутри нейтронной звезды - в области под твердой корой, называемой мантией. Это то, во что пытается проникнуть робот.
   Лизерль уставилась на клубящийся туман внутри тетраэдра. Она знала, что нейтронная звезда имеет массу обычной звезды, но сжата в шар диаметром всего в несколько миль. Материя была настолько плотной, что электроны и протоны слипались в нейтроны; эта сверхтекучая жидкость из нейтронов была в сто миллиардов миллиардов раз плотнее воды.
   - Если это так, то как удерживается давление? Эта конструкция похожа на бомбу, готовую взорваться.
   Он покачал головой. - Что ж, похоже, что люди, которые построили это место, нашли способ. И конструкция, возможно, была стабильной в течение длительного времени - возможно, миллионы лет. Знаешь, я бы хотел, чтобы у нас было больше времени, чтобы поработать здесь. Мы даже не знаем, сколько лет этой базе - на сколько лет старше нашего времени датируется эта технология.
   - Но зачем строить такую штуку? - Она уставилась на тетраэдр. - Зачем заполнять маленькую коробку реконструированным материалом нейтронной звезды? Марк, как ты думаешь, это была своего рода лаборатория для изучения условий жизни нейтронных звезд?
   Срывающийся голос Уварова резанул ее по ушам смехом. - Лаборатория? Моя дорогая женщина, это зона военных действий; я думаю, фундаментальная наука вряд ли стояла на повестке дня мужчин и женщин, которые построили эту базу. Кроме того, эта нейтронная звезда вряд ли типична. Люди, которые прибыли сюда, установили двигатели с разрывным приводом на полюсе звезды и погнали ее через космос со скоростью, близкой к световой. Итак, по вашему мнению, какой исследовательской цели это служило?
   Марк проигнорировал его. Он присел на корточки перед изображением и всмотрелся в него; свечение смещающихся пикселей внутри тетраэдра отбрасывало блики на его лицо и защитный костюм. - Не думаю, что материал там был реконструирован, Лизерль.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Подумай об этом. - Он указал на изображение. - Мы знаем, что там есть экзотическая материя... и, насколько нам известно, основное назначение экзотической материи - создание пространственно-временных кротовых нор. Я думаю, там есть интерфейс червоточины, Лизерль.
   Она нахмурилась. - Устья червоточин имеют сотни ярдов - или миль - в поперечнике.
   Он выпрямился. - Это верно для интерфейсов, которые мы можем создать. Кто знает, что станет возможным в будущем? Или, скорее...
   - Мы знаем, что вы имеете в виду, - рявкнул Уваров из капсулы.
   - Давайте предположим, что внутри этой крошечной конструкции есть вход в червоточину, - сказал Марк. - Червоточина настолько тонкая, что это просто ниточка... но она ведет через космос внутрь нейтронной звезды. Лизерль, я думаю, что сверхтекучая нейтронная жидкость здесь - это не какая-то человеческая реконструкция - я думаю, что это образец материала, взятый из самой нейтронной звезды.
   Лизерль невольно оглядела зал, как будто могла увидеть миниатюрную червоточину, пронизывающую пространство, сияющий след, соединяющий это мягкое человеческое окружение с невероятно враждебным сердцем нейтронной звезды.
   - Но почему?
   - Разве это не очевидно? - огрызнулся Уваров.
   Марк улыбался ей; очевидно, он тоже это понял.
   Она чувствовала себя медлительной, глупой, лишенной воображения. - Просто скажи мне, - тупо произнесла она.
   Марк сказал: - Лизерль, связь существует для того, чтобы люди, построившие эту базу, могли попасть внутрь нейтронной звезды. Я думаю, они загрузили туда оборудование: наномашины, каких-то роботов - возможно, даже каких-то аналогов людей.
   - Они заселили нейтронную звезду, Лизерль.
   Уваров пророкотал в знак согласия. - Более того, - прохрипел он. - Они сконструировали эту чертову штуку.
  
   Замкнутые временные кривые, Прядильщица веревок.
   НИК описывал дугу в запутанном, искаженном теорией относительности небе; система нейтронной звезды вращалась вокруг Прядильщицы, как какая-то безвкусная световая демонстрация. Позади нее огромные крылья корабля ксили били в пространство так энергично, что ей почти показалось, что она слышит шелест огромных, невозможных перьев.
   Она почувствовала, как задрожали ее маленькие пальчики в перчатках, которые внезапно показались ей слишком большими. Но руки Майкла Пула лежали поверх ее ладоней, большие, теплые.
   Корабль рванулся вперед.
   Мы собираемся построить замкнутые временные кривые...
  
   Игнорируя протесты своей уставшей спины, Луиза выпрямилась и оттолкнулась от поверхности палубы. Она взмыла в воздух, мышцы ее ног болели, и она позволила сопротивлению воздуха замедлить ее, остановив в нескольких футах над палубой.
   Когда-то здесь был парк, недалеко от центра второй палубы. Теперь парк превратился в нижний слой импровизированной трехмерной больницы, и высокая трава была примята слоем тел, перевязочных материалов, медицинских принадлежностей. Был установлен грубый прямоугольный ряд канатов, тянущийся вверх от поверхности палубы на тридцать футов. Пациенты были свободно размещены внутри ряда; они выглядели как крупинки крови и грязи внутри каких-то огромных воздушных сот, подумала Луиза.
   Неподалеку группа тел - неподвижных, завернутых в простыни - была поднята в воздух и небрежно привязана к каркасу того, что когда-то было оранжереей.
   Лизерль неуверенно приблизилась к Луизе. Она протянула руку, как будто хотела взять Луизу за руку. - Тебе следует отдохнуть, - сказала она.
   Луиза сердито покачала головой. - На это нет времени. - Она сделала глубокий вдох, но ее легкие быстро наполнились больничной вонью крови и мочи. Она закашлялась и провела рукой по лбу, понимая, что, должно быть, оставляет там след из крови и пота. - Черт возьми. Черт бы побрал все это.
   - Давай, Луиза. Ты делаешь все, что в твоих силах.
   - Нет. Этого недостаточно. Уже нет. Я должна была предусмотреть этот сценарий, катастрофический сбой в системе жизнеобеспечения. Лизерль, мы перегружены. Мы превратили все отделения неотложной помощи в центры помощи пострадавшим, и мы по-прежнему переполнены. Посмотрите на эту так называемую больницу, которую нам пришлось импровизировать. Это похоже на что-то из средневековья.
   - Луиза, ты ничего не смогла бы сделать. У нас просто не было ресурсов, чтобы справиться с этим.
   - Но мы должны были. Лизерль, врачи и роботы проводят сортировку здесь. Сортировку на моем звездолете.
   ...И не помогло то, что я перенаправила большую часть наших запасов медицинских наноботов на корпус... Вместо того, чтобы работать здесь с людьми - ползать по искалеченным телам, восстанавливать поврежденные кровеносные сосуды, бороться с бактериальной инфекцией в разорванных брюшных полостях - наноботов небрежно - и по моему решению - заставили бродить по грубым заплатам, поспешно наложенным на пробитый корпус, пытаясь неумело исцелить его повреждения, снова соединить разорванный металл в единое целое.
   Она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. - Что, если ксили сейчас изучают нас? Что они подумают о нас? Я перенесла этих людей через сто пятьдесят миллионов световых лет - и пять миллионов лет только для того, чтобы позволить им умереть, как животным...
   Лизерль смотрела ей прямо в лицо, уперев маленькие крепкие кулачки в бока; морщинки собрались вокруг ее широкого рта, когда она пристально посмотрела на Луизу. - Это сентиментальная чушь, - отрезала она. - Я удивляюсь тебе, Луиза Йе Армонк. Послушай меня: здесь речь идет не о том, что ты чувствуешь. Ты пытаешься выжить - найти способ позволить расе выжить.
   Суровое морщинистое лицо Лизерль с волевым носом и глубокими глазами внезапно напомнило Луизе властную мать. Она огрызнулась в ответ: - Что ты знаешь о моих чувствах? Я человек, черт возьми. Не и-и...
   - Искусственный интеллект? - Лизерль спокойно встретила ее взгляд.
   - О, Лета, Лизерль. Мне жаль.
   - Все в порядке, Луиза. Ты совершенно права. Я артефакт. У меня много нечеловеческих качеств. - Она улыбнулась. - Например, в данный момент у меня есть два фокуса сознания, функционирующих независимо: один здесь, а другой внизу, на планете. Но... - Она вздохнула. - Когда-то я была человеком, Луиза. Если вкратце. Так что я понимаю.
   - Знаю, Лизерль. Мне жаль. - Луизе никогда не было легко выражать свою привязанность. С трудом она сказала: - На самом деле, ты одна из самых человечных людей, которых я когда-либо встречала.
   Лизерль оглядела импровизированный госпиталь, прислушиваясь к тихим крикам раненых. - Луиза, - медленно произнесла она, - У меня дальняя перспектива. Подумай об истории расы. Наши временные линии возникли из океанов и миллионы лет вращались вокруг Солнца вместе с Землей. Затем, в результате краткого, впечатляющего взрыва причинно-следственной связи, временные линии рассыпались дикими каракулями по всей Вселенной. Человечество было повсюду.
   - Но теперь наши возможности сократились.
   - Луиза, все потенциальные пути расы - все временные линии, идущие от тех древних океанов прошлого, через миллионы лет к неизвестному будущему - все они сузились до одного события в пространстве-времени: здесь, на этом корабле, сейчас. И это событие находится под твоим контролем.
   Лицо Лизерль теперь маячило перед Луизой, заполняя ее поле зрения; Луиза посмотрела в ее мягкие, ранимые глаза, и - впервые по-настоящему - у нее появилось внезапное, глубокое понимание личности Лизерль. Эта женщина действительно древняя - престарая и мудрая.
   - Луиза, ты не женщина - или, скорее, ты больше, чем женщина. Ты - механизм выживания: лучшее, что можно найти для этого решающего момента, благодаря нашим генам, нашей культуре и нашему разуму. Если бы в тебе сейчас не было силы провести нас через эти причинно-следственные врата в будущее, тебя бы не выбрали. Но у тебя хватит сил продолжить, - сказала Лизерль. - Найди выход. Загляни в себя, Луиза. Воспользуйся этой силой...
   Вокруг Луизы раздался глубокий, почти дозвуковой стон. Это прозвучало как раскат грома, подумала она.
   Это был звук металла, испытывающего огромное напряжение.
   Она отстранилась от Лизерль и изогнулась в воздухе. Она посмотрела на участок корпуса, пробитый дугой струны. Свежая и отполированная заплата, которая была наложена поверх повреждения струной, ярко блестела в центре покрытой травой поверхности корпуса. Нарушение ее цельности - еще одно нарушение жизнеобеспечения - убило бы их всех. Но заплата выглядела так, как будто держалась нормально... не то чтобы визуальный осмотр с такого расстояния что-то значил.
   Словно по сигналу, перед ней материализовалась проекция головы Марка. - Луиза, мне жаль.
   - Что еще?
   - Пойдем со мной. Нам нужно поговорить.
   - Нет, - сказала она. Внезапно она почувствовала огромную усталость. - Больше никаких разговоров, Марк. Я и так причинила достаточно вреда.
   Позади нее Лизерль предостерегающе произнесла: - Луиза...
   - Я слышала, что ты сказала, Лизерль. - Луиза улыбнулась. - Но все это слишком мистично для такого усталого старого инженера, как я. Я собираюсь остаться здесь. Помогать в больнице.
   Лизерль хмуро посмотрела на нее. - Луиза, ты инженер, а не врач. Честно говоря, я бы не хотела, чтобы меня лечила ты.
   Марк улыбнулся. - Кроме того, у нас нет времени на всю эту жалость к себе, Луиза. Это важно.
   Она вздохнула. - Что у тебя?
   Он прошептал на удивление нереалистичным шипением: - Разве ты не слышала шум от напряжения корпуса? Прядильщица снова перемещает корабль.
  
   Думай о пространстве-времени как о матрице, прошептал Майкл Пул. Четырехмерной сетке, обозначенной расстоянием и продолжительностью. Есть события: точки во времени и пространстве, в узлах сетки. Это происшествия, которые отмечают нашу жизнь. И, соединяя события, существуют траектории.
   Звездный лук на небе расширился. Это означало, что скорость корабля снизилась, поскольку релятивистское искажение уменьшилось. Прядильщица вызвала дисплей на лицевой панели. Да: скорость корабля упала до доли, превышающей половину световой.
   Траектории - это пути в пространстве-времени, сказал Пул. Есть траектории, подобные времени, и есть траектории, подобные пространству. Корабль, движущийся медленнее света, следует по траектории, подобной времени. И, Прядильщица, мы - все люди с начала истории - прокладываем свой улиткоподобный путь по времениподобным траекториям в будущее. Наконец, наши мировые линии закончатся в месте, называемом времениподобной бесконечностью, в бесконечно отдаленном, истинном конце времени.
   Но "космоподобный" означает движущийся быстрее света. Тахион - частица, летящая быстрее света, - следует по космоподобной траектории, как и этот корабль ксили с гипердвигателем.
   Она заерзала на своем сиденье. Система нейтронной звезды уже исчезла, растворившись в красном смещении. А прямо перед ней было облако космической нити; пространство выглядело так, как будто оно было пересечено трещинами, вокруг которых, как капли масла, скользили изображения звезд, смещенных синим.
   Невидимые руки Пула крепче сжали ее, когда корабль бросился в облако нитей.
   Мы знаем, по крайней мере, три способа следовать космоподобным траекториям, Прядильщица веревок: три способа путешествовать быстрее света. Мы, конечно, можем использовать гипердвигатель ксили. Или мы можем использовать пространственно-временные червоточины. Или, медленно произнес Пул, мы можем использовать коническое пространство-время вокруг отрезка космической струны...
   Подумай об эффекте гравитационного линзирования, который создает двойные изображения звезд вокруг струн. Фотону, огибающему одну сторону струны, может потребоваться на десятки тысяч лет больше времени, чтобы достичь наших телескопов, чем фотону, следующему по пути с другой стороны струны.
   Таким образом, пройдя через конический разрез струны, мы можем фактически обогнать луч света...
   Теперь вокруг корабля была струна, запутанная, сложная, ее множество уходило в бесконечность. Пара длинных нитей, так переплетенных друг с другом, что они были почти сплетены, пронеслись над ее головой. Она посмотрела вверх. Нити тянулись ослепительными дорожками преломляющихся звездных образов.
   Позади нее широко распахнулись огромные крылья, ликующие.
   Этот чертов корабль ксили был создан для этого, подумала она.
   Под руководством Пула Прядильщица резко остановила аппарат; крылья в режиме разрыва сложились чашечкой, когда они устремились в космос. Затем Прядильщица быстро развернула аппарат - невероятно быстро - и снова направила его на пару струн. НИК взмыл вверх, и на этот раз две нити прошли под носом корабля.
   ...И если можно двигаться по пространственно-подобным траекториям, вращаясь вокруг струны, то можно построить замкнутые временные кривые.
  
   Система нейтронной звезды была старой.
   Когда-то система представляла собой впечатляющую двойную пару, украшавшую какую-то затерянную в небе галактику. Затем одна из звезд взорвалась сверхновой, ненадолго и великолепно затмив свою родительскую галактику. Взрыв уничтожил все планеты и повредил звезду-компаньон. После этого оставшаяся от взрыва нейтронная звезда медленно остыла, испытывая сбои при вращении, словно какой-то гигант, шевелящийся во сне, в то время как ее звезда-компаньон проливала свое жизненное водородное топливо на сморщенную плоть нейтронной звезды. Также медленно образовалось кольцо потерянного газа, и вторично возникла странная, призрачная система планет.
   Затем сюда прибыли люди.
   Люди парили над системой, исследуя ее. Они поселились на самой большой планете в дымовом кольце. Они запустили микроскопические устья червоточин в остывающий труп нейтронной звезды, и вниз через червоточины они запустили устройства и - возможно - человеческие аналоги, сделанные достаточно прочными, чтобы выжить в невероятно суровых условиях нейтронной звезды.
   Устройства и их человеческие аналоги были крошечными, как игрушки, украшенные драгоценными камнями.
   Люди-аналоги и их устройства устремились к магнитному полюсу нейтронной звезды, и там были установлены огромные машины: двигатели разрыва, возможно, приводимые в действие огромными запасами энергии самой нейтронной звезды.
   Сначала медленно, затем с возрастающим ускорением нейтронная звезда - увлекая за собой сопутствующего компаньона, кольцо и планеты - была извлечена из своей родительской галактики и брошена в космос снарядом звездной массы, пущенным почти со скоростью света.
   - Снаряд. Да, - задумчиво произнес Уваров в капсуле. - Подходящий термин.
   Лизерль уставилась на кружащиеся неразрешенные пиксели внутри четкой четырехгранной рамки виртуального изображения. - Интересно, есть ли там еще люди, - сказала она.
   Марк нахмурился. - Где?
   - Люди-аналоги. Внутри нейтронной звезды. Интересно, сохранились ли они.
   Он пожал плечами, явно безразличный. - Сомневаюсь в этом. Если они не были необходимы для технического обслуживания, их наверняка закрыли бы после завершения их функционирования.
   Прекратить... Но это были люди. Что, если бы их не "закрыли"? - Лизерль закрыла глаза и попыталась представить. - Каково было бы прожить свою жизнь крошечным, похожим на рыбу существом ростом меньше толщины волоса, живущим внутри пронизанной флюидами мантии нейтронной звезды? На что был бы похож их мир?
   - Снаряд, - снова сказал Уваров. - И снаряд, выпущенный нашими предками - прямо в сердце этой конструкции ксили.
   Она открыла глаза.
   Марк нахмурился. - О чем вы говорите, Уваров?
   - Разве вы еще не видите этого? Марк, как вы думаете, какова была цель этого грандиозного инженерного зрелища? Мы уже знаем из данных Суперэта и фрагментов, предоставленных нам Лизерль, что соперничество между человечеством и ксили продолжалось миллионы лет. За это время оно не просто сохранилось - оно разрослось, превратившись в навязчивую идею, которая - в конце концов - поглотила человечество.
   Лизерль спросила: - Вы хотите сказать, что все это - разрывные двигатели на нейтронной звезде, ее бросок через космос - все это было задумано как нападение на ксили?
   - Но это безумие, - сказал Марк.
   - Конечно, это так, - беспечно сказал Уваров. - Мои дорогие друзья, у нас есть множество доказательств того, что человечество не является особенно разумным видом - во всяком случае, по сравнению с его великими соперниками ксили. И я тоже никогда не верил, что человечество в целом достаточно вменяемо.
   - Вам лучше знать, доктор, - проворчал Марк.
   - Я не понимаю, - сказала Лизерль. - Люди, должно быть, знали о птицах-фотино - черт возьми, я им рассказала! Они, должно быть, видели, какую опасность эти птицы представляют для будущего всех барионных видов. И они, должно быть, видели, что ксили - пусть отдаленные и непостижимые - тоже были, по крайней мере, барионными. Таким образом, цели ксили, если и были направлены против птиц, должны были отвечать долгосрочным интересам человечества.
   Уваров рассмеялся над ней. - Боюсь, вы все еще ищете рациональные объяснения иррациональному поведению, моя дорогая. Лизерль, я верю, что ксили заняли то место в человеческих душах, которое когда-то занимали образы богов и демонов. Вот, наконец, появился бог, который был конечен - который занимал ту же смертную сферу, что и люди. Бог, на которого можно было напасть. И мы атаковали: на протяжении долгих веков, в то время как звезды гасли вокруг нас, почти игнорируемые.
   - Итак, - мрачно сказал Марк, - мы швырнули нейтронную звезду в Кольцо.
   - Впечатляющий жест, - сказал Уваров. - Возможно, величайший инженерный подвиг человечества... Но, в конечном счете, бесполезный. Ибо как простая нейтронная звезда могла разорвать петлю космической струны? И, кроме того, технологии звездолома ксили, несомненно, было достаточно, чтобы уничтожить звезду раньше...
   - Но это не сработало, - медленно произнесла Лизерль.
   Марк пристально смотрел на сенсорного робота; приземистая машина остановилась перед креслом, ее сенсорные рычаги повисли в воздухе. - Что ты имеешь в виду?
   - Подумай об этом, - сказала она. - Нейтронная звезда удаляется от места расположения Кольца. И это явно не было навязано звездоломами.
   - Да. Значит, что-то пошло не так, - сказал Уваров. - Ну, точная последовательность вряд ли имеет значение, Лизерль. И...
   Это произошло в мгновение ока.
   Свет погас. Древнее сооружение погрузилось во тьму.
  
   Луиза и Марк покинули импровизированную больницу и нашли заброшенный дом. Дом был лишен мебели, его владельцы уехали жить в небо с нулевой гравитацией (но, конечно, жилища с нулевой гравитацией теперь исчезли, мрачно отметила Луиза, сметенные с неба вторжением космической струны).
   Марк быстро нарисовал в воздухе виртуальную диаграмму: геометрический набросок линий и углов, обозначенных буквами и стрелками.
   Луиза не смогла сдержать улыбку. - Лета, Марк. В такой момент ты даешь мне диаграмму, которую узнал бы Евклид.
   Он серьезно посмотрел на нее. - Луиза, вычисление пространственно-временной геометрии космической струны - сложная задача в общей теории относительности. Но, учитывая эту геометрию, все остальное - не более чем теорема Пифагора...
   - Насколько я могу понять, это то, что задумала Прядильщица. - В воздухе была пара трубок, светящихся электрическим синим светом, как неон. - Мы летим вокруг пары космических струн. Итак, вот угловые отклонения конических пространств-времен струн. - Клинья воздуха, похожие на длинные ломтики сыра, были подсвечены бледно-голубым; по одному клину тянулось вдоль каждой длины струны.
   - Ладно. А вот и "Северянин". - Корабль был представлен карикатурным изображением семени платана черного цвета. - Ты можешь видеть, что мы движемся по изогнутой траектории вокруг пары струн, двигаясь против их собственного вращения.
   Теперь семя изогнулось дугой в клиновидном свечении дефицита угла одной из струн. Как только оно достигло границы, оно исчезло, чтобы мгновенно появиться снова на противоположной стороне дефицита.
   Марк щелкнул пальцами. - Видишь это? Путешествие со скоростью, превышающей скорость света: космическая траектория прямо через дефицит.
   Теперь маленькая модель корабля вернулась по дуге и замерцала за дефицитом угла наклона второй струны. - Луиза, струны движутся со скоростью, чуть меньшей скорости света - на самом деле, с точностью до трех знаков после запятой. У Прядильщицы скорость "Северянина" чуть больше половины световой. Повороты и ускорения невероятны... Инерционное экранирование доменной стенки, кажется, работает довольно хорошо, хотя есть небольшая утечка.
   Луиза кивнула. верно. Вот почему экипаж жалуется.
   - Да. Луиза, "Северянин" не был создан для этого - как и наша дурацкая комбинация "Северянина" и НИКа. Но мы ничего не можем поделать. Нам остается только молиться, чтобы все это не развалилось, пока Прядильщица веревок не закончит свое веселое катание...
   - В любом случае, траектория, по которой она движется, рассчитана довольно точно ... Мы перемещаемся от одной стороны струнной пары к другой за световые минуты, но при этом пересекаем световые годы благодаря пространственно-подобной экономии. Луиза, я думаю, что Прядильщица веревок собирает замкнутые временные кривые из этих пространственно-подобных траекторий.
   Луиза уставилась на корабль с семенами; она почувствовала желание протянуть руку и схватить его в воздухе. - Но почему, Марк? И как?
  
   - Я знаю, что такое замкнутая времениподобная кривая, - сказала Прядильщица. Она снова остановила корабль и развернула его носом к струне; хотя она все еще была защищена от невероятных ускорений, но почувствовала, что задыхается, когда Вселенная вокруг нее накренилась. - Первоначальная миссия "Великого северянина" с его интерфейсом червоточины состояла в том, чтобы следовать отрезку замкнутой времениподобной кривой...
   Да. Замкнутая времениподобная кривая - это круг во времени. Следуя замкнутой времениподобной кривой до ее начальной точки, ты, наконец, встретишь себя, Прядильщица веревок... Замкнутые времениподобные кривые позволяют тебе путешествовать во времени и в прошлое.
   Снова НИК бросился на пару космических струн; снова Прядильщица вцепилась в уолдо, волоча корабль по кругу. Огромные крылья били в пространстве-времени.
   Она закричала: - Сколько еще, черт возьми?
   Прядильщица, каждый обход пары струн переносит нас на тысячу лет в прошлое. Но нам нужно вернуться назад на сто тысячелетий, а то и больше...
   - Сотня обходов, - прошептала она.
   Ты сможешь это сделать, Прядильщица? У тебя хватит сил?
   - Нет, - сказала она. - Но не думаю, что у меня большой выбор, не так ли?
  
   Лизерль в замешательстве оглядела темную комнату. Яркий фонарь робота погас. Внезапно стены превратились в тускло-серые простыни, сомкнувшиеся над ее головой, вызывая клаустрофобию.
   - Лизерль. - Лицо Марка вынырнуло перед ней из темноты; его голубые глаза, белые зубы были яркими. Он двигался с наносекундной скоростью, окончательно отбросив человеческую медлительность.
   Смутно она осознавала, что бедный Уваров сидит в капсуле. Он был заморожен в человеческом времени и не мог следить за их высокоскоростным жужжанием насекомых. - Что это? Что случилось?
   - Робот вышел из строя. Лизерль, он контролировался процессорами корабля. Ссылка для скачивания с корабля, должно быть, отключилась...
   Она сразу же почувствовала потерю поддержки процессора. Ей показалось, что ее разум погрузился в сумеречную пещеру, наполненную эхом; она почувствовала, что уплывает.
   - Они бросили нас.
   - Вероятно, у них не было выбора, Лизерль.
   Значит, мне предстоит пережить смерть. Но - так внезапно?
   Лизерль, конечно, выживет - как и Марк, как проекции на борту "Северянина". Но эта проекция - она, эта уникальная ветвь ее древнего сознания - не могла поддерживаться исключительно ограниченными процессорами на капсуле.
   Она почувствовала приступ сожаления о том, что никогда не сможет рассказать Луизе и Прядильщице веревок о замечательных маленьких людях, заключенных в потоке нейтронной звезды.
   Она потянулась к Марку. Их защитные костюмы растаяли; они отчаянно прижались друг к другу. С глубоким, диким желанием она приникла губами к теплому рту Марка, и...
  
   - Лета. И мы даже не можем с ней поговорить. - Луиза выглянула из каюты и посмотрела через весь жилой купол, в неопределенном направлении клетки корабля ксили. - Марк, Прядильщица - умная женщина, но она не эксперт по динамике струн. И она там без существенной поддержки процессора. Я не понимаю, как она вообще вычисляет траектории, по которым мы следуем.
   Марк нахмурился. - Я - подожди. - Он поднял руку, и выражение его лица стало пустым.
   - Что это?
   - Мы остановились. Я имею в виду, обходы вокруг пары струн прекратились. - Он на мгновение задумался. - Луиза, я насчитал сто семь полных кругов...
   - Луиза? Марк?
   Голос прозвучал из воздуха рядом с ухом Луизы. - Да, Охотница на лягушек. Я слышу тебя. Где ты?
   - В лесу. Я...
   - Да?
   - Думаю, тебе лучше подняться сюда.
   Луиза посмотрела на Марка; он хмурился, и, без сомнения, какая-то его субпроекция уже была с Охотницей.
   - Почему? - спросила Луиза. - Что случилось, Охотница?
   - Все в порядке. Не совсем. Это просто... по-другому...
  
   Невидимое призрачное прикосновение Майкла Пула испарилось. Прядильщица веревок оторвала руки от уолдо.
   Значит, ее работа была выполнена. Она засунула пальцы в перчатки и сжала затекшие руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Она почувствовала, что дрожит от страха и изнеможения. Она почувствовала острую боль в пояснице и между лопатками, чуть ниже шеи; она повернулась на кушетке и согнула спину, пытаясь избавиться от скованности.
   Затем она впервые выглянула наружу, за пределы клетки из конструкционного материала.
  

31

  
   - Доктор Уваров. Доктор Гарри Уваров.
   Голос, ровный и механический, пробудил его от прерывистого сна.
   Он открыл рот, чтобы ответить, и тягучая слюна потекла по его губам. - Что еще?
   - Вам что-нибудь нужно? - в голосе, генерируемом ограниченными процессорами капсулы, не было даже подобия человечности, и он исходил - сводя с ума! - отовсюду вокруг него.
   - Да, - сказал он. Он почувствовал, что дрожит, отстраненно; ему стало холодно. Неужели здесь уже отключилось электричество?
   Сколько времени прошло с тех пор, как Лизерль и Марк Ву внезапно бросили его?
   - Да, - снова сказал он капсуле. - Да, мне кое-что нужно. Отвези меня обратно на "Северянин".
   Капсула замолчала на долгие секунды.
   Уваров почувствовал, как холод пробирает его до костей. Так ли он должен был умереть, погруженный в мысли идиотской механики? Должен ли он был пострадать от окончательного предательства со стороны технологий, точно так же, как наноботы АВТ медленно убивали его в течение многих лет?
   Что ж, если бы ему суждено было умереть, он унес бы с собой одно глубокое и острое сожаление: о том, что он не дожил до завершения своего грандиозного замысла, своего эксперимента по продлению естественного долголетия своей расы. Он знал, каким его видели другие: одержимым своими целями в области евгеники, возможно, маньяком. Но - ах! Каким достижением это было бы! Какой памятник...
   В нем все еще пылало честолюбие, сильное, почти всепоглощающее, преданное отказом его тела.
   Его мысли смягчились, и он почувствовал, что становится более рассеянным, его сознание уплывает в теплые, уютные пещеры его памяти.
   Капсула заговорила снова. - Я не в состоянии выполнить вашу просьбу, доктор. Я не могу зафиксировать "Северянина". Мне жаль. Вы бы хотели, чтобы я...
   - Тогда убей меня. - Он покрутил головой из стороны в сторону, наслаждаясь уколами боли в шее. - Я застрял здесь. Я умру, как только закончатся мои припасы. Убей меня сейчас. Выключи это чертово электричество.
   - Я также не могу согласиться с этим, доктор Уваров.
   Но Уваров уже не слушал. Он снова почувствовал, что проваливается в беспокойный - возможно, последний - сон, и его изуродованные губы медленно зашевелились.
   - Убей меня, чертова механика...
  

32

  
   Тор из рваных, фрагментированных струнных петель исчез. Теперь полость пересекала космическая струна: огромные, дикие, торжествующие ее завитки, сияющие ложным электрическим голубым светом в тепловизоре небесного купола.
   Эта одна, огромная, сложная, множественная петля струны заполняла полость на дне гравитационного колодца. Это был - поразительно, невыносимо - единственный объект, артефакт, по меньшей мере, десяти миллионов световых лет в поперечнике.
   Луиза Йе Армонк - вместе с Марком, Лизерль и Морроу - парили на скутерах с нулевой гравитацией, подвешенных под крышей небесного купола. Под Луизой - она смутно осознавала это - слои леса были наполнены богатыми, успокаивающими звуками: криками птиц и обезьян и мягкой отрыжкой лягушек, звуками оживленной жизни, которые сохранились даже здесь, в конце времен...
   За прозрачным куполом струна наполняла Вселенную.
   Здесь, на сто тысяч лет в прошлом, галактики все еще падали, дробясь и окрашиваясь в синий цвет, в самый глубокий гравитационный колодец во Вселенной. И "Северянин" вышел из своих блужданий по пространственно-временным дефектам струнной петли, чтобы снова оказаться внутри полости со звездными стенами, на дне этого вселенского колодца.
   Однако на этом сходство заканчивалось, подумала Луиза. Стенки полости были гораздо более гладкими, чем в будущем, и содержали гораздо меньше неровных отверстий, которые она заметила.... Стены здесь выглядели почти искусственно гладкими, с беспокойством подумала она.
   И, конечно же, там было Кольцо, целое и великолепное.
   Кольцо представляло собой обруч, сплетенный из космической нити длиной в миллиард световых лет. "Северянин" располагался где-то над плоскостью Кольца. Ближняя сторона артефакта образовывала запутанный, непроницаемый забор над жилым куполом, обильно закрученный в дуги и выступы, с осколками изображений галактик, сверкающими сквозь трясину пространственно-временных дефектов. А дальняя сторона объекта была видна как бледная, твердая полоса, отдаленная на фоне посиневшего неба.
   Неровный диск пространства, окруженный Кольцом - диск не менее десяти миллионов световых лет в поперечнике, напомнила себе Луиза, - казался практически пустым. Возможно, размышляла она, в эту эпоху ксили активно работали над тем, чтобы сохранить этот центральный регион чистым.
   ...Чистым, увидела Луиза, присмотревшись повнимательнее, за исключением единственной светящейся точки прямо в геометрическом центре Кольца. Она увидела, как Лизерль уставилась на эту точку света, приоткрыв рот.
   Торопливые действия Прядильщицы веревок перенесли их назад во времени к другому моментальному снимку - временному срезу этой войны на небесах... и, казалось, это была эпоха, недалекая от окончательного падения Кольца.
   Она чувствовала на себе их взгляды - Марка, Лизерль, Морроу, устремленные на нее в ожидании. На нее.
   Помни, что сказала Лизерль, сказала она себе. Я - механизм выживания. Это все. Я должна продолжать функционировать, еще совсем немного... Она потянулась глубоко внутрь себя.
   Она хлопнула в ладоши. - Хорошо, люди - Марк, Лизерль. Давайте немного поработаем. Думаю, очевидно, что мы оказались прямо в центре зоны боевых действий. Мы знаем, что в этот момент птицы-фотино, должно быть, атакуют это Кольцо со всех сторон - потому что мы знаем, что в течение ста тысяч лет Кольцо будет разрушено. Это дает мне ощущение, что у нас не так много времени, прежде чем та или иная сторона заметит, что мы здесь...
   - Считаю, что ты права, Луиза, - сказал Марк. Оба виртуала, подключенные к центральным процессорам по широкополосным каналам передачи данных, работали над разными аспектами ситуации. - Я не думаю, что нас должен вводить в заблуждение тот факт, что большая часть действий в этой невероятной войне, похоже, происходит на субсветовых скоростях, так что в таком масштабе она движется со скоростью колонны муравьев, пересекающей Сахару. Давайте не будем забывать, что у ксили есть гипердвигатель, который мы украли, и, насколько нам известно, у птиц-фотино тоже есть что-то похожее. Нас могут обнаружить в любой момент.
   - Итак, дайте мне краткое описание окружающей среды.
   Марк кивнул. - Прежде всего, наше положение во времени: Прядильщица веревок построила достаточно замкнутых временных путей, чтобы мы смогли переместиться на сто тысяч лет в прошлое, назад из эпохи, в которую привело нас наше первое путешествие. - Он поднял лицо к небесному куполу и поднялся в воздух на несколько футов, по рассеянности забыв взять с собой свой виртуальный скутер. - Насколько мы можем судить, в эту эпоху Кольцо завершено. Его масса огромна - на самом деле мы испытываем инерционное сопротивление из-за него. На самом деле, довольно сильное сопротивление... Кольцо тащит нас по кругу, сквозь пространство. Прядильщица веревок, кажется, компенсирует его...
   - Лизерль. Расскажи мне, что у тебя.
   Лизерль, казалось, с трудом оторвала взгляд от этой дразнящей точки света в центре Кольца. Она посмотрела на Луизу.
   - У меня есть Кольцо, Луиза. Мы вернулись в эпоху, предшествовавшую его разрушению. Кольцо Болдера - это единая петля космической струны... но огромная, не менее десяти миллионов световых лет в поперечнике и с массой десятков тысяч галактик, объединенных в одно неразрывное целое. Струна перекручивается сама на себя, как шерстяная нить, обернутая вокруг мотка; топография Кольца состоит из дуг струны, движущихся со скоростью, близкой к световой, и выступов, которые на самом деле достигают скорости света. Движение сложное, но, насколько я могу судить, оно непересекающееся. Кольцо может сохраняться вечно.
   - Луиза, этот монстр никоим образом не мог образоваться естественным путем. Наши лучшие теории говорят, что любые естественные петли струн должны быть всего лишь в тысячу световых лет в поперечнике. - Она подняла глаза, и голубой ложный цвет изображений струн отразился на ее профиле, выделяя морщинки вокруг глаз. - Каким-то образом, - она коротко рассмеялась, - каким-то образом ксили нашли способ протащить космическую нить через космос - или же изготовить ее в поистине героических масштабах - а затем связать ее в этот огромный артефакт.
   Луиза уставилась на Кольцо, прослеживая переплетение нитей в небе, позволяя статистике Лизерль проноситься у нее в голове. И я могла бы умереть, не увидев этого. Спасибо тебе. О, спасибо вам...
   - Космология здесь... впечатляющая, - сказала Лизерль, улыбаясь. - По сути, мы имеем чрезвычайно массивный тор, вращающийся очень быстро. И это разрушает структуру пространства-времени. Огромная масса Кольца создала гравитационный колодец такой глубины, что материя - галактики - притягивается к этой точке через сотни миллионов световых лет. Даже наша первоначальная Галактика, Галактика человечества, была притянута массой Кольца. Итак, мы знаем, что Кольцо действительно было "Великим аттрактором", идентифицированным человеческими астрономами.
   - И вращение оказывает значительное влияние. Луиза, мы находимся на границе метрики Керра - классического релятивистского решения гравитационного поля вращающейся массы. Фактически, это то, что называется предельной метрикой Керра: поскольку тор вращается так быстро, угловой момент намного превышает массу в гравитационных единицах...
   - Как сказал Марк, вращение Кольца оказывает большой крутящий момент на корабль. Это инерционное сопротивление: скручивание пространства-времени вокруг вращающегося кольца.
   Морроу нахмурился. - Инерционное сопротивление?
   Лизерль сказала: - Морроу, наивные представления о гравитации предсказывали, что вращение объекта не повлияет на его гравитационное поле. Независимо от того, насколько быстро вращается звезда, вас будет притягивать просто к ее центру, как если бы она вообще не вращалась.
   - Но теория относительности говорит нам, что это неправда. В уравнениях есть нелинейные члены, которые связывают вращающуюся массу с внешним полем. Другими словами, вращающийся объект увлекает за собой пространство, - сказала она. - Инерционное сопротивление. И это тот самый момент, который сейчас переживает "Северянин".
   - Что еще? - спросила Луиза. - Марк?
   Он кивнул. - Во-первых, мы тонем в радиоволнах...
   Это было неожиданно. - О чем ты говоришь?
   - Именно об этом, - серьезно сказал он, поворачиваясь к ней лицом. - Это единственное наиболее существенное различие в нашей общей физической среде по сравнению с эпохой, из которой мы пришли: сейчас мы погружены в плотную мешанину радиоволн. - На мгновение он выглядел отсутствующим. - И их интенсивность растет. Происходит усиление, медленное, но значительное в масштабах этой войны; время удвоения составляет около тысячи лет. Луиза, ничего из этого не проявится в будущей эре. К тому времени радиоволны исчезнут.
   Луиза покачала головой. - Я не могу в этом разобраться. Что вызывает усиление?
   Он театрально пожал плечами. - Это меня поражает. - Он оглядел небо. - Но посмотри вокруг. Кольцо заключено в оболочку из галактического материала, Луиза. Частоты радиоволн ниже плазменной частоты межзвездной среды. Таким образом, волны заперты в этой коробке со стенами из галактики. Мы внутри огромной резонансной полости, десять миллионов световых лет в поперечнике, с отражающими стенами.
   Морроу неуверенно посмотрел за пределы небесного купола. - В ловушке? Но что произойдет, когда...
   Лизерль вмешалась: - Марк, думаю, я поняла это. Причину усиления радиоволн.
   Он взглянул на нее. - Что?
   - Это инерционное сопротивление. Мы наблюдаем рассеяние сверхизлучения в гравитационном поле. Фотон, попадающий в гравитационный колодец Кольца, объединяется с Кольцом инерционным сопротивлением, а затем выбрасывается с дополнительной энергией...
   - Ах. Верно. - Марк кивнул, глядя вдаль. - Это дало бы увеличение на несколько десятых процента при каждом пересечении... почти соответствует моим наблюдениям.
   Морроу нахмурился. - Правильно ли я это понял? Звучит так, как будто фотоны запускают гравитационные пращи вокруг этого Кольца.
   Луиза улыбнулась ему, почувствовав его страх. - Верно. Инерционное сопротивление позволяет каждому фотону извлекать немного энергии из Кольца; излучение усиливается, и Кольцо продолжает вращаться чуть медленнее...
   - Лизерль. Расскажите нам больше о метрике пространства-времени. - Она посмотрела вверх, на точку света в центре Кольца. - Что мы видим там, в середине?
   Лизерль подняла голову, ее лицо было спокойным. - Думаю, вы знаете, Луиза. Это сингулярность в центре самого Кольца. Она имеет форму обруча, круговой разлом в пространстве: разрыв, вызванный вращением огромной массы Кольца. Сингулярность насчитывает около трехсот световых лет в поперечнике - очевидно, намного меньше диаметра Кольца...
   - Если бы Кольцо вращалось медленнее, метрика Керра вела бы себя вполне корректно. Сингулярность была бы скрыта двумя горизонтами событий - односторонними мембранами в центре - и, за ними, эргосферой: областью, в которой инерционное сопротивление настолько сильно, что ничто субсветовое не может противостоять ему. Если бы мы были в эргосфере, у нас не было бы другого выбора, кроме как вращаться вместе с Кольцом. На самом деле, если бы оно вообще не вращалось, поле Керра схлопнулось бы в простую стационарную черную дыру с точечной сингулярностью, единственным горизонтом событий и отсутствием эргосферы.
   - Но Кольцо вращается... и слишком быстро, чтобы позволить сформироваться горизонту событий или эргосфере. Итак...
   Луиза подсказала: - Да, Лизерль?
   - Итак, сингулярность обнажена.
  
   Майкл Пул сидел, удобно скрестив ноги, на плече НИКа. Его пристальный взгляд был устремлен на лицо Прядильщицы, твердо и прямо.
   Кольцо - это машина, единственная цель которой - создать эту обнаженную сингулярность. Разве ты не видишь? Ксили сконструировали это огромное Кольцо и заставили его вращаться - для того, чтобы проделать дыру во Вселенной.
   Прядильщица веревок усилила ложный цвет центральной особенности на своей лицевой панели. Дефект выглядел как твердый диск - возможно, монета - почти ребром к ней, но слегка наклоненный, чтобы можно было видеть его верхнюю поверхность.
   На этой поверхности плавал белый звездный свет. (Белый?)
   Она сказала Пулу: - Ксили построили все это - они изменили историю, нарушили пространство-время, привели галактики к их уничтожению на сотни миллионов световых лет - только ради этого?
   Пул приподнял брови. Это величайший барионный артефакт, Прядильщица веревок. Величайшее достижение ксили...
   Сингулярность была подобна драгоценному камню, окруженному беспорядочной вязью самого Кольца.
   - Это очень красиво, - признала она.
   Пул улыбнулся. Ах, но его красота заключается в том, что оно делает...
   Он повернул свое изможденное, усталое лицо к сингулярности. Прядильщица веревок, люди приписывали этому артефакту множество назначений. Но Кольцо - это не крепость, не последний редут, не линкор и не база, с которой ксили могут вернуть свою барионную Вселенную, печально сказал он. Прядильщица, ксили знают, что проиграли эту войну на Небесах. Возможно, они всегда знали это, даже на заре своей истории.
   - Не понимаю.
   Прядильщица, сингулярность - это спасательный люк.
  
   Лизерль и Марк повернулись друг к другу нечеловечески быстро. Они смотрели друг другу в глаза, как будто обменивались данными каким-то невидимым для людей способом, их пустые выражения были похожи на зеркальные отражения.
   - Что это? - спросила Луиза. - Что случилось?
   Пиксели, дефекты виртуальной проекции, поползли по щеке Марка. - Нам нужна Прядильщица, - рявкнул он. - Мы не можем ждать ремонта каналов передачи данных. Мы пытаемся найти обходные пути - работаем быстро...
   Луиза нахмурилась. - Почему?
   Марк повернулся к ней, его лицо ничего не выражало. - У нас неприятности, Луиза. Здесь копы.
  
   Прядильщица веревок спросила: - Как разрушить петлю космической струны размером в десять миллионов световых лет?
   Это не так сложно, Прядильщица веревок... если у вас есть ресурсы вселенной и миллиарды лет, чтобы поиграть с ними. Пул, сидевший на плече НИКа, указал на град падающих галактик, заполонивший близлежащий участок Кольца. Если Кольцо запутывается - если космическая струна самопересекается - оно разрезает само себя, сказал он. Оно взаимодействует. И образуется новая петля, отпочковывающаяся от старой. И, возможно, эта петля тоже самопересечется и разделится на еще более мелкие петли... и так далее.
   Прядильщица кивнула. - Думаю, я понимаю. Это был бы экспоненциальный процесс, если бы он начался. Довольно скоро Кольцо распалось бы на тор из обломков, который мы нашли, и который найдем через сто тысяч лет...
   Да. Без сомнения, движение Кольца было разработано ксили таким образом, чтобы оно не разрезалось само по себе. Но все, что нужно сделать, это запустить процесс нарушения периодического поведения Кольца. И это, очевидно, то, что пытаются сделать птицы-фотино, швыряя в Кольцо камни, похожие на галактики.
   Прядильщица фыркнула. - Кажется, довольно грубая техника.
   Пул рассмеялся. Барионный шовинизм, Прядильщица веревок? Кроме того, у птиц есть и другие механизмы. Я...
   - ...Прядильщица. Прядильщица веревок. Ты меня слышишь?
   Прядильщица резко выпрямилась на своей кушетке и схватилась за шлем. - Лизерль? Это ты?
   - Послушай меня. У нас не так много времени.
   - О, Лизерль, я уже начала думать, что никогда...
   - Прядильщица! Заткнись, черт бы тебя побрал, и слушай.
   Прядильщица затихла. Она никогда раньше не слышала, чтобы Лизерль говорила таким тоном.
   - Используй уолдо, Прядильщица. Ты должна вытащить нас отсюда. Подними нас прямо вверх, с помощью гипердвигателя, над плоскостью Кольца. У тебя получится? Используй самую длинную дистанцию прыжка, которую сможешь найти. Мы пытаемся внедрить подпрограммы в уолдо, но...
   - Лизерль, ты пугаешь меня до смерти. Ты не можешь сказать мне, что не так?
   - Нет времени, Прядильщица. Пожалуйста. Просто сделай это...
   Вселенная потемнела.
   На какое-то мрачное, замирающее сердце мгновение Прядильщица подумала, что слепнет. Но контрольные знаки на уолдо все еще сияли перед ней, так же ярко, как и всегда.
   Она подняла глаза. Перед кораблем что-то было, закрывая смещенные в синеву фрагменты галактики, скрывая Кольцо.
   Она увидела темные, как ночь, крылья, распростертые во всю ширь, нависающие над "Северянином".
   Корабли ксили.
   Она повернулась на сиденье. Их были сотни - невероятно много, темные фонари, висящие в небе.
   Это были ксили. "Северянин" был окружен.
   Прядильщица закричала и ударила кулаками по уолдо гипердвигателя.
  
   Корабли ксили двигались сквозь электрически-голубую космическую нить, как птицы сквозь ветви леса. В эту эпоху их было так много. Они были холодны и великолепны, их темные формы простирались глубоко в космос вокруг нее. Лизерль уставилась на пикирующие, скользящие фигуры, заставляя себя разглядеть их более отчетливо. Были ли когда-нибудь люди ближе к ксили, чем сейчас?
   Ксили двигались плотным строем, как птичьи стаи или косяки рыб; они внезапно меняли направление, взмахивая крыльями доменной стенки, отрядами, простирающимися на миллионы миль, - абсолютно в унисон. Теперь Лизерль увидела, как следует обращаться с этими кораблями, в отличие от серьезной, неуклюжей работы Прядильщицы. НИКи были скульптурами пространства-времени, с изящной красотой, которая заставляла ее дрожать: это была барионная технология, доведенная до совершенства, до высшего искусства, подумала она.
   Она была поражена контрастом между этой эпохой и эпохой опустошения - победы птиц-фотино, - к которой "Северянин" впервые доставил их. Здесь Кольцо было завершенным и великолепным, а ксили в своей пышности заполняли пространство. Она уже знала, что окончательное поражение неизбежно, и ксили, по правде говоря, прятались в своем последнем редуте. Но, тем не менее, ее сердце билось сильнее, когда она смотрела на это, на превосходство барионной жизни.
  
   Накладывающиеся друг на друга отрезки струны плавно скользили вниз, мимо жилого купола, по мере подъема "Северянина". НИКи, как скворцы, проносились по струне и вокруг "Северянина" - нет, внезапно поняла Прядильщица, они мелькали в пространстве.
   - Они используют свой гипердвигатель, - выдохнула она.
   Да. Пул уставился на корабли ксили, его морщинистое лицо стало прозрачным. И мы тоже переходим на гипердвигатель. Ты перегибаешь палку, Прядильщица; мы никогда не пробовали прыжки такого масштаба, даже в тестах. Ты знаешь, с какой скоростью ты летишь? Десять тысяч световых лет с каждым разом... Но даже в этом случае ксили легко поспевают за нами.
   Конечно, так и есть, подумала Прядильщица. Они и есть ксили.
   Эти корабли могли остановить "Северянина" в любое время - даже уничтожить их всех. Но они этого не сделали.
   Почему?
   НИК поднимался высоко над плоскостью Кольца. Клубок струн исчез с переднего плана, и теперь она могла легко разглядеть изгиб ветви сооружения длиной в миллион световых лет. И в центре Кольца сингулярность, казалось, разворачивалась к ней, почти приветствуя.
   Корабли ксили выросли вокруг нее, как листья во время шторма. Они не могут поверить, что мы представляем угрозу. Я думаю, люди никогда не были угрозой, по правде говоря. Теперь это почти как если бы ксили сопровождали нас, - подумала она.
   - Лизерль, - сказала она.
   - Я слышу тебя, Прядильщица веревок.
   - Скажи мне, что, во имя Леты, мы делаем.
   - Ты выводишь нас из плоскости Кольца...
   - А потом?
   - Вниз... - Лизерль заколебалась. - Послушай, Прядильщица, мы должны убраться подальше от ксили, пока они не изменили свое мнение о нас. И нам больше некуда бежать, во всей Вселенной.
   - И это ваш план? - Прядильщица услышала истерику в собственном голосе; она почувствовала, как страх растекается по ее животу и груди, словно холодная жидкость. - Полететь в сингулярность?
  
   Марк ударил себя по бедру. - Я был прав, черт возьми, - сказал он. - Я был прав с самого начала.
   Напряжение было болезненным ощущением, сдавившим горло Луизы. - Черт возьми, Марк, будь конкретен.
   Он повернулся к ней. - О значении потока радиоэнергии. Разве ты не понимаешь? Птицы-фотино создали эту огромную полость из звезд и раздробленных галактик, чтобы заключить Кольцо в тюрьму. - Он оглядел небесный купол. - Лета. Должно быть, им потребовался миллиард лет, но они это сделали. Они построили огромное зеркало из звездного материала по всему Кольцу. Это подвиг космической инженерии, почти такой же, как строительство самого Кольца.
   - Зеркало?
   - Межзвездная среда непрозрачна для радиоэнергии [это не так, радиоизлучение хорошо проходит через эту среду, как нам известно по работе радиотелескопов, поскольку длины большинства волн радиодиапазона намного короче расстояний между звездами. Непрозрачность вызывается поглощением радиоволн конденсированной материей и разреженными, но протяженными облаками и туманностями.]. Таким образом, каждый радиофотон отражается обратно в резонатор. Фотон вращается вокруг Кольца - и при каждом проходе его сверхизлучение усиливается, как описала Лизерль, и таким образом высасывает немного больше энергии из инерционного сопротивления вращению Кольца. И затем фотон снова устремляется наружу... но он все еще захвачен зеркалом галактики. Он возвращается обратно, чтобы получить немного большее усиление... Вы видите? Это классический пример положительной обратной связи. Захваченные радиомоды будут бесконечно увеличиваться, вымывая энергию из самого Кольца...
   - Но моды не могут расти бесконечно, - сказал Морроу.
   - Да, - сказал Марк. - Этот процесс - инерционная бомба, Морроу. Все это электромагнитное давление будет накапливаться в полости, пока его больше нельзя будет сдерживать. И в конце концов - вероятно, всего через несколько десятков тысячелетий - оно разнесет полость на части.
   Луиза оглядела небо, снова увидев плавное распределение галактик, которое она отметила ранее. Верно. И через сто тысяч лет "Северянин" влетит прямо в середину обломков от этого мощного взрыва.
   Теперь корабль плыл высоко над плоскостью Кольца; Луиза могла видеть всю конструкцию, раскинувшуюся перед ней подобно краю мерцающего зеркала, с искоркой сингулярности в его центре.
   Лизерль сказала: - Луиза, враждебная активность птиц-фотино, которую мы отмечали ранее - прямое нападение на само Кольцо кусками материи - впечатляет, но Марк прав: этот трюк с радиобомбой - это то, что действительно разрушит Кольцо. - Тонкая улыбка заиграла на ее губах. - Это чертовски умно. Птицы истощают само Кольцо, извлекая энергию из гравитационного поля, используя инерционное сопротивление. Они собираются использовать собственную массу-энергию Кольца, чтобы разрушить его.
   Луиза вполголоса сверилась со своим хронометром. Прошло менее двадцати минут с тех пор, как Марк и Лизерль приказали Прядильщице начать движение корабля, но они уже, должно быть, преодолели восемь миллионов световых лет - они уже должны были находиться прямо над сингулярностью.
   - Марк. Куда мы направляемся?
  
   Пул, очевидно, пытаясь успокоить Прядильщицу, рассказал ей, что произойдет с их кораблем, когда он приблизится к сингулярности диска.
   Пул сказал ей, что траектория, подобная временной траектории, может достичь верхней поверхности диска. Корабль может достичь плоскости сингулярности. Но - так гласили уравнения метрики Керра - никакая времениподобная траектория не могла бы пройти через петлю сингулярности и выйти с другой стороны.
   - Так что же произойдет? Корабль будет уничтожен?
   Нет.
   - Но если корабль не может пройти через петлю - куда он направляется?
   Видишь ли, Прядильщица веревок, в метрике не может быть разрыва. - Пул колебался. - Прядильщица веревок, плоскость сингулярности - это место, где целуются вселенные.
   - Лета, - сказала Луиза. - Ты планируешь забрать нас из Вселенной?
   Марк повернул к ней голову, неестественно напряженно; ухудшение изображения его лица - ползучие пиксельные дефекты, кричащий цвет глаз - придавало ему совершенно нечеловеческий вид. - Нам больше некуда бежать, Луиза. Если у тебя нет идеи получше...
   Она уставилась на сингулярность. ИИ, работая сообща с нечеловеческой скоростью, придумали ответ на этот сценарий. Но правы ли они? Она чувствовала, что ситуация ускользает от нее; она пыталась спланировать, смириться с этим.
   Лизерль сухо сказала: - Конечно, выбор времени будет иметь решающее значение. Или мы можем оказаться не в той вселенной...
   Морроу вцепился в свой скутер, его глаза были широко раскрыты, костяшки пальцев побелели. - О чем, во имя Леты, ты сейчас говоришь?
   Марк заколебался. - Конфигурация струны постоянно меняется. Это динамическая система. И это меняет топологию метрики Керра - это меняет основу аналитического продолжения пространства через плоскость сингулярности...
   - Черт бы тебя побрал, - сказал Морроу. - Я бы хотел, чтобы ты придерживался английского.
   - Плоскость сингулярности - это точка, в которой одна Вселенная плавно соприкасается с другой. Так? Но из-за колебаний Кольца точка соприкосновения с другой вселенной не является постоянной. Она меняется. Каждые несколько минут, иногда чаще - интерфейс переключается на другую область продолжения - в другую вселенную.
   Морроу нахмурился. - Это важно для нас?
   Марк провел рукой по волосам. - Только потому, что изменения непредсказуемы ни по времени, ни по масштабу. Может быть, изменения происходят по кругу, насколько я знаю, так что, если мы подождем достаточно долго, у нас будет второй шанс.
   - Но у нас нет времени ждать.
   - Нет. Ну, мы точно этого не планируем... Мы не сможем выбрать, в какой вселенной окажемся в конечном итоге. И, конечно, не каждая вселенная пригодна для жизни...
   Луиза прижала костяшки пальцев к вискам. - Хорошая мысль, Марк. Мы решили взять на себя обязательство исчезнуть из нашей Вселенной, и в этом процессе у нас на хвосте уже половина кораблей ксили ... а теперь ты принес мне это. Что я должна с этим делать?
   - Скажи мне, что ты видишь сквозь это прямо сейчас, - сказала она. - Расскажи мне о вселенной по ту сторону интерфейса Керра.
   - Сейчас? - Марк выглядел сомневающимся. - Луиза, ты просишь меня провести анализ целого космоса - основанный на нескольких сумбурных взглядах - за несколько секунд. Потребовалась вся история человечества даже для того, чтобы начать частичное...
   - Просто сделай это, - отрезала она.
   Он бегло изучил ее, даже выражение его лица не изменилось. - Некоторые из вселенных-близнецов отличаются от нашей физическими законами. В этом нет ничего удивительного; физические константы - это просто произвольное выражение того, как были нарушены симметрии в начале времен... Но даже те вселенные, законы которых идентичны нашим, могут сильно отличаться из-за изменившихся граничных условий в начале времен - или даже просто из-за того, что их эволюционные циклы отличаются от наших.
   - А в этом конкретном случае? - спросила она сурово.
   Он закрыл глаза. Луиза могла видеть, что случайные пиксели, желтые и фиолетовые, снова перемещались по виртуальным изображениям его щек. Его глаза резко открылись, напугав ее. - Высокая гравитация, - сказал он.
   - Что?
   - Изменение законов. Скажем, в соседней вселенной постоянная тяготения высока - чрезвычайно высока - по сравнению, э-э, с этой.
   Морроу выглядел взволнованным. - Что бы это значило? Нас раздавит?
   Еще больше пикселей, сбоев в изображении, поползли по щекам Марка. - Нет. Но у человеческих тел были бы заметные гравитационные поля. Вы могли бы почувствовать массу Луизы, Морроу, по притяжению около половины g.
   Морроу выглядел еще более встревоженным.
   - Звезды могли быть не больше мили в диаметре, и они горели бы всего год, - сказал Марк. - Планеты размером с Землю немедленно разрушились бы под собственным весом...
   Лизерль нахмурилась. - Смогли бы мы там выжить?
   Марк пожал плечами. - Не знаю. Жилой купол немедленно взорвался бы под собственной тяжестью. Нам нужно было бы найти источник пригодного для дыхания воздуха, и быстро. И нам пришлось бы жить в условиях свободного падения; любая значительная масса создавала бы невыносимо высокие гравитационные силы. Но, может быть, мы могли бы соорудить что-то вроде плота из обломков "Северянина"...
   Лизерль посмотрела вверх, на плоскость сингулярности, и выражение ее лица смягчилось. - Мы знаем, что на Кольцо были нападения людей - например, ракета "нейтронной звезды". Так что, возможно, мы не первые пилигримы-люди, провалившиеся сквозь Кольцо. Марк, ты сказал, что мост в другую вселенную проходит циклы. Интересно, есть ли люди по ту сторону этой границы даже сейчас, цепляющиеся за плоты, сделанные из разбитых военных кораблей, борющиеся за выживание в своем мире с высокой гравитацией...
   Марк улыбнулся; казалось, он расслабился. - Ну, если они и есть, мы с ними не встретимся. Это продолжение закрыто; открывается новое... Куда бы мы ни направлялись, его там не будет.
   Луиза взглянула на небо фальшивого цвета. - ...Думаю, пришло время выяснить, - сказала она.
   "Северянин" достиг зенита своей дуги, высоко над плоскостью Кольца.
   Прядильщица чувствовала себя так, словно она подвешена на вершине какого-то огромного космического дерева высотой в миллион световых лет. Корабль парил над центром сингулярности, сверкающим озером спутанного звездного света, а за ним, на краю поля зрения, виднелись титанические очертания самого Кольца.
   Стая НИКов кружила вокруг нее и над ней, расправив крылья. Корабли были четкими, элегантными формами, заполняющими пространство.
   Прядильщица веревок сомкнула руки над уолдо гипердвигателя.
   Теперь это было похоже на падение с дерева.
   НИК падал сквозь пространство, преодолевая десять тысяч световых лет каждую секунду.
   Сингулярность - это врата в другие вселенные, сказал Майкл Пул. Кто знает? - возможно, к лучшим, чем эта.
   На самом деле, сказал ей Пул, во вселенной за ее пределами должны были существовать другие врата, ведущие в еще большее количество космосов... Он нарисовал картину мозаики вселенных, соединенных светящимися дверями положительных и отрицательных сингулярностей Керра. Это чудесно, Прядильщица веревок.
   Прядильщица уставилась на сингулярность. - Это то, что они задумали? Собирались ли ксили построить сингулярность как врата?
   Конечно, они это сделали. Как ты думаешь, почему они сделали сингулярность такой чертовски большой?.. Чтобы корабли могли проходить через нее, не разрушаясь приливными силами от нити сингулярности.
   Прядильщица веревок, это самое великолепное достижение ксили. Я бы хотел как-нибудь рассказать тебе, как было построено это Кольцо... как ксили вернулись во времени и даже перестроили свою собственную эволюцию, чтобы наделить себя возможностями для достижения этого.
   - Ты хотел бы рассказать мне...?
   Да. Голос Пула звучал грустно. Прядильщица, у меня не будет шанса... Я не могу следовать за тобой.
   - Что?
   Это было так, как если бы она спускалась по огромному туннелю, окруженному стенами далеких, неуместных форм галактик со смещенным синим цветом. Сингулярность была освещенным звездами открытым основанием этого туннеля, из которого она должна была упасть в...
   Во что?
   Тем не менее, стаи НИКов скворцами кружились вокруг корабля.
   - Знаешь, - сказала она, - ксили могли остановить нас практически в любой момент. Я уверена, что они могли бы уничтожить нас даже сейчас.
   Уверен, что могли.
   - Но они этого не сделали.
   Возможно, они помогают нам, Прядильщица веревок. Возможно, среди барионных видов, в конце концов, сохранилась некоторая остаточная лояльность.
   - ...Прядильщица веревок.
   - Да, Лизерль.
   - Послушай меня. Путешествие через сингулярность будет... сложным.
   - О, хорошо, - сухо сказала Прядильщица.
   - Прядильщица, пространственно-временное многообразие здесь не простое. Достаточно далеко сингулярность притянет нас - втянет в себя. Но вблизи плоскости сингулярности в гравитационном поле существует потенциальный барьер.
   Она вздохнула. - Что это значит?
   - ...Антигравитация, Прядильщица веревок. Плоскость действительно оттолкнет нас. Если у нас не будет достаточной кинетической энергии при приближении к плоскости, нас оттолкнет: либо обратно в асимптотически плоские области - я имею в виду, в бесконечность, далеко от плоскости, - либо обратно в зону притяжения. Мы могли бы колебаться, вращаться, попеременно падая и отталкиваясь.
   - Что произойдет с другой стороны? Втянет ли нас обратно в плоскость?
   - Нет. - Лизерль колебалась. - Когда мы проходим через плоскость, в метрике меняется знак координат... Сингулярность оттолкнет нас. Она швырнет нас дальше, вглубь новой вселенной.
   - Итак, что я должна сделать?
   - Чтобы преодолеть потенциальный барьер, нам нужно накопить кинетическую энергию до того, как мы достигнем плоскости сингулярности. Прядильщица, тебе придется управлять своим разрывным приводом параллельно с гипердвигателем. Долей секунды между прыжками, когда мы будем в нормальном пространстве, будет достаточно, чтобы позволить нам начать наше ускорение в нормальном пространстве.
   Прядильщица почувствовала, как струйки пота стекают по ее лицу, собираясь под глазами за очками. Внезапно она поняла, что боится: но не необычности или того, что может находиться за ее пределами, а неудачи. - Это смешно, Лизерль. И как я, по-твоему, должна это провернуть? Я что, обезьяна-паук?
   Лизерль рассмеялась. - Ну, извини, Прядильщица веревок. Мы придумываем это по ходу дела, ты знаешь...
   - Я не могу этого сделать.
   - Я знаю, что ты можешь, - спокойно сказала Лизерль.
   - Откуда ты знаешь?
   Лизерль на мгновение замолчала. Затем она сказала: - Потому что у тебя есть помощь. Не так ли, Прядильщица веревок?
   И Прядильщица почувствовала, как теплые руки Майкла Пула снова сомкнулись на ее ладонях, сильные, ободряющие.
   Крылья с разрывным приводом развернулись за корпусом жилого купола, мощные и грациозные.
   - Если это тебя утешит, Прядильщица, мы будем представлять собой захватывающее зрелище, когда столкнемся с плоскостью, - сказала Лизерль. - Мы сбросим излучение Керра одним всплеском гравитационных волн...
   Плоскость сингулярности расширялась; это был диск, наполненный беспорядочным звездным светом, открывающийся, как рот.
   - Майкл, будут ли в новой вселенной птицы-фотино?
   Не знаю, Прядильщица.
   - Будут ли там ксили?
   Не знаю.
   - Я хочу, чтобы ты пошел со мной.
   Я не могу. Мне жаль. Квантовые функции, которые поддерживают меня, не пересекают плоскость сингулярности.
   Корабли ксили кружились вокруг ее клетки, грациозные, их крылья цвета ночной тьмы трепетали. Они заполняли пространство до бесконечности, великолепные здесь, в центре их окончательного поражения. Плоскость сингулярности была морем серебристого света под ней.
   Конструкционный материал ее клетки, крыльев, начал светиться, словно раскаленный добела.
   Майкл Пул повернулся к ней и мягко кивнул. Свет от конструкционного материала проникал сквозь его полупрозрачное лицо, делая его похожим на скульптуру из света, подумала она. Он открыл рот, как будто хотел заговорить с ней, но она не могла его услышать; и теперь свет был повсюду вокруг него, поглощая его.
   - Пойдем со мной! - закричала она.
   И теперь, внезапно, драматично, сингулярность была здесь. Ее край взорвался наружу, вокруг нее, и она беспомощно упала в лужу мутного звездного света.
   Она съежилась и прижала руки к груди; изношенный наконечник стрелы вонзился ей в грудь крошечной частичкой человеческой боли.
  

33

  
   Жилая зона погрузилась во тьму.
   Звуки джунглей под Луизой были приглушенными, как будто внезапно наступила ночь... или как если бы затмение закрыло Солнце.
   Жилой купол протяжно застонал; это было похоже на то, как будто его заперли в груди какого-то огромного страдающего зверя. Это была нагрузка на корпус: изменение координат, поскольку корабль пересек плоскость сингулярности.
   Значит, мы вошли в новый космос. Все кончено? Луиза чувствовала себя животным, беспомощным и обнаженным под грозовым небом.
   Лизерль говорила о том, что вся история человечества проходит через этот единственный, непрочный момент. Если бы это было правдой, то, возможно, прежде чем она успела бы сделать больше нескольких вдохов, ее собственная жизнь - и долгая, кровавая история человечества - были бы закончены.
   ...И все же Луиза увидела, что небо за куполом не было полностью темным. Там были серые вкрапления: неуловимые, почти невидимые. Когда она вглядывалась в этот бесцветный мрак, это было все равно, что вглядываться в кровеносные сосуды, которые она видела, закрывая собственные веки; она испытывала тревожное чувство нереальности, как будто ее тело - и "Северянин", и вся его незадачливая команда - внезапно оказались погребенными в каком-то огромном расширении ее собственная голова.
   Раздался шорох, как будто чиркнули спичкой. Луиза вскрикнула.
   Из мрака появилось лицо Марка, драматично подсвеченное мерцающим пламенем. Лизерль рассмеялась.
   - Лета, - сказала Луиза с отвращением. - Даже в такое время, как это, ты не можешь не выпендриваться, не так ли, Марк?
   - Извини, - сказал он, по-мальчишески улыбаясь. - Что ж, хорошая новость в том, что мы все еще живы. И, - более нерешительно, - я не могу обнаружить никаких изменений физических констант от нашей собственной Вселенной. Похоже, мы сможем выжить здесь. По крайней мере, какое-то время...
   Лизерль фыркнула. - Ну, если эта вселенная так ослепительно похожа на нашу, то где же звезды?
   Теперь жизнь в куполе начала светлеть, поскольку Марк приступил к процедурам улучшения изображения. Это было почти как восход солнца, - подумала Луиза, за исключением того, что в этом случае распространяющийся свет не исходил ни от одного из "горизонтов" жилого купола; он просто пробивался сквозь мутную тьму прямо через купол.
   Через несколько ударов сердца изображение стабилизировалось.
   Луиза сразу увидела, что здесь были звезды. Но это были гиганты - и не похожие на раздутый полутруп, в который превратилось Солнце, а огромные, энергичные, сверкающие белые тела, каждое из которых выглядело так, словно могло бы проглотить сотню Солнц бок о бок.
   Гиганты заполонили небо, почти как если бы они толкали друг друга. Некоторые из них были достаточно близко, чтобы были видны их диски, ровные белые пятна света.
   Нигде в ее собственной Вселенной, поняла Луиза, никто не смог бы увидеть подобного зрелища.
   Лизерль рядом с ней вздохнула. - О-о-о, - сказала она.
  
  

ЧАСТЬ VI

Событие: Новое Солнце

34

  
   Неослабевающий, ослепляющий свет нового солнца отражался от прозрачного корпуса капсулы. Луиза наблюдала за лицами Марка, Прядильщицы веревок и Морроу, когда они вглядывались в новый космос. Капсула медленно поворачивалась вокруг своей оси, и яркие молодые лампы этой новой вселенной сменялись вокруг них, заливая их профили интенсивным белым сиянием.
   Своим новым солнцем команда "Северянина" выбрала конкретный ОМО (очень массивный объект), звезду массой в тысячу солнечных масс - типичного представителя этого альтернативного космоса. Эта звезда дрейфовала через гало галактики, за пределами ее главного диска. Огромные оболочки вещества, испущенные, когда звезда была еще моложе, окружали новое солнце, расширяясь от него со скоростью, близкой к скорости света.
   Сам "Великий северянин" завис в нескольких милях от капсулы. В резком, бесцветном свете нового солнца Луиза могла разглядеть громоздкие очертания жилого купола, с гладкими темными очертаниями НИКа, все еще прикрепленного к основанию купола - и там, все еще отчетливо видимый, был шрам на корпусе, оставленный столкновением с нитью космической струны.
   Потрепанный корабль вращался вокруг нового солнца так же робко, как ледяные кометы когда-то вращались вокруг самой Солнечной системы - так далеко, что каждый "год" здесь длился бы более миллиона земных лет. Корабль был достаточно далеко, чтобы яркость ОМО уменьшилась с расстоянием примерно до солнечной. Но даже в этом случае, подумала Луиза, не было никакой возможности, что ОМО когда-либо можно было принять за скромную звезду G-типа, подобную Солнцу. Диаметр ОМО был всего в десять раз больше диаметра старого Солнца, так что с этого огромного расстояния размер звезды уменьшался до простой световой точки, но ее фотосфера была в сто раз горячее солнечной. ОМО был ослепительной точкой, висящей в темноте; если она рассматривала его слишком долго, точка света оставляла следы на ее травмированной сетчатке.
   Внешне жилой купол "Северянина" выглядел почти так же, как и на протяжении всей его долгой и невероятной карьеры: огни корабля вызывающе сияли на фоне яркого света этого нового космоса, а лес был всплеском земной зелени, расцветающей в отфильтрованном свете нового солнца. Но внутри "Северянин" стал совсем другим. За год, прошедший с момента его прибытия через Кольцо, купол был преобразован в мастерскую- фабрику по производству экзотической материи и беспилотных летательных аппаратов-черпаков.
   Морроу, стоявший рядом с Луизой, щурился от света нового солнца. Сложенная чашечкой ладонь прикрывала глаза, тени от пальцев резко выделялись на лице. Он хмурился и выглядел бледным. Он поймал взгляд Луизы. - Здесь, конечно, все по-другому, - криво усмехнулся он.
   Она улыбнулась. - Если мы когда-нибудь построим здесь мир, в нем не будет солнца на небе. Вместо этого днем там будет этот единственный точечный источник, сияющий, как какая-то бесконечная сверхновая. Тени будут длинными и глубокими... А ночью небо будет сиять. Это будет казаться очень странным.
   Он пристально взглянул на нее. - Ну, я думаю, это будет странно для тех из вас, кто помнит Землю, - сказал он. - Но, честно говоря, вас здесь уже не так много...
   Теперь вращение капсулы унесло новое солнце за пределы видимости, за ограниченный горизонт капсулы. И - медленно, величественно - огни их новой галактики поднялись над их головами.
   Эта галактика имела плоскую эллиптическую форму, но казалась бы карликом по сравнению с огромными галактиками по другую сторону Кольца: при массе в миллиард солнц звездная система составляла всего сотую часть объема Млечного Пути, или Андромеды, и ненамного больше по отношению к старым Магеллановым облакам, второстепенным галактикам-компаньонам Млечного Пути. И - поскольку средний размер звезд здесь был в сто раз больше, чем в Млечном Пути - в этой галактике было всего десять миллионов звезд по сравнению со ста миллиардами в Млечном Пути... Но каждая из этих звезд была ослепительно белой ОМО, превращая эту галактику в гобелен из пронзительно ярких точек света. Луиза подумала, что это было похоже на поле из десяти миллионов драгоценных камней, прикрепленных к бархатной подстилке.
   Эта вселенная была переполнена этими безвкусными, игрушечными галактиками; они заполняли пространство случайным, но однородным массивом, насколько можно было видеть во всех направлениях. Этот космос был молод - слишком молод для того, чтобы огромные, медленные процессы времени сформировали великие структуры галактических скоплений, сверхскоплений, стен и пустот, которые однажды будут доминировать в космосе.
   Морроу с беспокойством уставился на парящие очертания галактики. Очевидно, неосознанно, он прижал обе руки к животу.
   - Морроу, ты в порядке?
   - Я в порядке, - неубедительно сказал он Луизе. - Думаю, я просто немного восприимчив к центробежной силе.
   Луиза похлопала его по рукам. - На самом деле, это, вероятно, сила Кориолиса - боковая сила. Но ты не должен позволять вращению капсулы беспокоить себя, - сказала она. Она обдумала это. - На самом деле, тебе следует приветствовать свою морскую болезнь.
   Морроу приподнял свои выбритые брови. - Действительно?
   - Это ощущение, которое говорит тебе, что ты здесь, Морроу. Вживленный в эту новую вселенную...
   Законы физики были выражением основных симметрий, сказала ему Луиза. А симметрии между системами отсчета были одними из самых мощных симметрий, какие только существовали.
   Морроу выглядел сомневающимся. - Какое это имеет отношение к космической болезни?
   - Что ж, смотри: вот особый тип симметрии. Капсула вращается в центре неподвижной Вселенной. Итак, ты ощущаешь центробежные силы и силы Кориолиса, скручивающие силы. Именно они вызывают у тебя дискомфорт. Но как насчет симметрии? Попробуй мысленный эксперимент. Представь, что капсула неподвижна в центре вращающейся Вселенной. - Она подняла руки к галактике, вращающейся над ними. - Как бы ты определил разницу? Звезды выглядели бы одинаково, двигаясь вокруг капсулы.
   - И мы почувствовали бы те же силы вращения?
   - Да, мы бы почувствовали. Тебя бы так же подташнивало, Морроу.
   - Но откуда могли взяться эти силы?
   Она улыбнулась. - В том-то и дело. Они возникли бы из-за инерционного сопротивления вращающейся Вселенной: сопротивления, создаваемого огромной рекой звезд и галактик, текущей вокруг вас.
   - Так что тебе не следует беспокоиться или смущаться из-за своей тошноты. Это ощущение твоей новой вселенной, цепляющейся за тебя пальцами инерционного сопротивления.
   Он слабо улыбнулся и провел ладонью по голой, покрытой капельками пота голове. - Что ж, спасибо за мысль, - сказал он. - Но почему-то от этого я не чувствую себя намного лучше.
   Прядильщица веревок и Марк сидели на двух сиденьях позади Луизы и Морроу. Теперь Марк наклонился вперед. - Ну, так и должно быть, - сказал он. - Тот факт, что здесь работает общая теория относительности - как, собственно, и все наши знакомые законы, насколько мы можем судить до пределов точности наблюдения, - вероятно, является причиной того, что мы все еще живы.
   Прядильщица веревок фыркнула; свет ОМО отразился от подвески в виде наконечника стрелы, которую она все еще носила между грудей. - Может и так. Но если эта вселенная так чертовски похожа, мне неясно, почему она должна быть настолько другой. Если вы понимаете, что я имею в виду.
   Марк развел руками и запрокинул голову, чтобы посмотреть на карликовую галактику. - Единственное реальное различие, Прядильщица, заключается в точке зрения. Все дело в том, когда.
   Прядильщица нахмурилась. - Что ты имеешь в виду, "когда"? - Маленькое круглое личико Прядильщицы за стеклами очков казалось собранным, сосредоточенным на разговоре, но Луиза заметила, как ее руки без конца теребят друг друга, словно маленькие зверьки, извивающиеся у нее на коленях. Прядильщица слишком долго оставалась в клетке пилота НИКа, подумала Луиза. Прядильщица увидела слишком много и слишком быстро...
   С тех пор как ее извлекли из клетки, Прядильщица казалась достаточно здоровой, и Марк заверил Луизу, что она сохранила здравомыслие. Даже ее иллюзия общения с Майклом Пулом - иллюзия, с которой она рассталась, когда они проходили через Кольцо, - казалось, имела какую-то непостижимую основу в реальности, сказал Марк.
   Отлично. Но Луиза чувствовала, что Прядильщица веревок все еще не полностью оправилась от своего испытания. Она все еще не была цельной. Потребуется время - возможно, десятилетия - чтобы посттравматический стресс вышел из ее организма. Что ж, у Прядильщицы веревок будет столько времени, сколько ей нужно, Луиза была полна решимости.
   Марк сказал: - Прядильщица, эта вселенная точно такая же, как наша, за исключением того, что она примерно на тринадцать миллиардов лет моложе.
   - Это новорожденный космос. Он возник в результате собственного Большого взрыва менее миллиарда лет назад. И он меньше - у космического расширения не было времени проникнуть так далеко, как в нашей старой Вселенной, так что этот космос примерно в сотую часть ее размера. А звезды...
   - Да?
   - Прядильщица, это первые звезды, которые когда-либо сияли здесь. Ни одной из звезд, которые мы видим там, не больше миллиона лет.
   В результате первичного нуклеосинтеза сингулярности здесь возникли облака водорода и гелия, практически не загрязненные более тяжелыми элементами. Новое небо было темным, освещенное лишь угасающим эхом излучения, исходившего из сингулярности. Затем газовые облака собрались в протогалактические скопления, каждое массой в миллиард Солнц. Тепловая нестабильность привела к дальнейшему коллапсу протогалактик, образовав узлы массой в сотню Солнц или более.
   Вскоре первые из этих мягко горящих звезд пробудились к жизни: блестящие монстры, часть из которых имела массу миллиона Солнц.
   Постепенно небо наполнилось светом.
   - Способ, которым родились эти звезды, уникален, - сказал Марк, - потому что они первые. Предыдущих звезд не было. Таким образом, протогалактики были намного более однородными - газовые облака не были полностью взбиты теплом и гравитацией более ранних поколений звезд. И в газе не было тяжелых элементов. Тяжелые элементы охлаждают молодые звезды и ограничивают размер формирующихся звезд. Вот почему эти младенцы такие огромные.
   - Это то, что мы называем звездами популяции III, Прядильщица. Или ОМО - очень массивные объекты.
   - Если они такие массивные, - медленно произнесла Прядильщица, - тогда, я думаю, они не продержатся так долго, как звезды, подобные Солнцу.
   Луиза оценивающе посмотрела на нее. - Это проницательно, Прядильщица. Ты права. ОМО быстро сжигают свое водородное топливо. Каждая из них пробудет на своей главной последовательности не более нескольких миллионов лет - в лучшем случае два или три. Солнце, с другой стороны, должно было просуществовать десятки миллиардов лет без вмешательства птиц-фотино.
   - Что потом? - спросила Прядильщица. - Что мы будем делать, когда погаснет Новое Солнце?
   Морроу улыбнулся. - Тогда, я думаю, мы двинемся дальше: к другой звезде, и еще, и еще... Думаю, у нас есть время разобраться с этим, Прядильщица веревок.
   Теперь Новое Солнце снова поднималось над краем капсулы. Все четверо инстинктивно повернулись к свету, его ровная белизна разгладила морщины возраста и усталости на их лицах.
   - На самом деле, - сказал Марк, - выбранная нами звезда - Новое Солнце - уже значительно превысила свой средний возраст. Вероятно, ей осталось жить не более трех четвертей миллиона лет.
   Прядильщица нахмурилась. - Это кажется глупым. Почему бы не выбрать молодую звезду и не переехать туда, пока есть возможность? Может случиться так, что, когда умрет Новое Солнце, мы не сможем улететь.
   - Нет, - терпеливо сказал Марк. - Прядильщица, нам нужна звезда постарше.
   Звезда под названием Новое Солнце приближалась к концу второй фазы своего существования. На первой она превратила водород в гелий. Теперь, в свою очередь, в ней сжигался гелий, и дождь из более сложных элементов образовал новое внутреннее ядро: в основном кислород, но также неон, кремний, углерод, магний и другие [на этой стадии синтез углерода из гелия кажется более вероятным, чем синтез кислорода].
   А позже, на третьей фазе своей жизни, когда начнет сгорать кислород, звезда умрет... хотя как именно, было далеко не ясно.
   - Потрясающе, - сказала Прядильщица. - И мы умрем вместе с ней.
   - Нет, - серьезно сказал Марк. - Прядильщица веревок, это без нее мы умрем. Неужели ты не понимаешь? Новое Солнце полно кислорода...
   Морроу возбужденно показывал пальцем. - Смотрите, смотрите. Вот и червоточина... Я думаю, что почти пора.
   Луиза повернулась на своем сиденье.
   Теперь над горизонтом вращающейся капсулы появился новый вид: знакомая форма интерфейса червоточины. Этот интерфейс был всего сто ярдов в поперечнике - намного меньше, чем монстр шириной в милю, который "Северянин" протащил через другое пространство-время, - но, как и его более грандиозные собратья прошлого, он имел классическую четырехгранную раму, сияющий электрический синий цвет его стоек из экзотической материи и мерцание осеннего золота его граней. Дюжина беспилотных кораблей-разведчиков рыскала вокруг интерфейса, терпеливо ожидая.
   Луиза почувствовала, как на глаза навернулись слезы; она нетерпеливо смахнула их. Мы уже что-то здесь строим, подумала она. Мы уже проектируем эту вселенную.
   Марк сказал Прядильщице: - Если бы здесь были планеты, мы могли бы приземлиться и попытаться терраформировать одну из них. Но здесь нет планет, на которых мы могли бы высадиться. Нигде. Это очень молодая вселенная. Здесь нет ничего, кроме следов тяжелых элементов, и то только в недрах протозвезд. Здесь нет ни лун, ни комет, ни астероидов... У нас нет сырья для строительства, за исключением остова "Северянина" - за исключением того, что мы привезли сюда сами. Мы даже не можем обновить нашу атмосферу.
   Морроу кивнул. - Итак, - сказал он, - мы добываем материалы из звезды.
   Вторая конечная точка этой червоточины была заброшена в тело Нового Солнца. Лизерль сопровождала интерфейс - точно так же, как когда-то она путешествовала в сердце старого Солнца. Вскоре обогащенные газы из сердца новой звезды хлынут в космос - здесь, вдали от жара Нового Солнца, они будут доступны.
   У кораблей-черпаков были сконструированные из электромагнитных полей устья, которые могли сортировать и накапливать звездные выбросы из объемов в миллионы кубических миль. Когда червоточина начинала работать, черпаки отсеивали по несколько крупинок драгоценных тяжелых элементов.
   - Первоочередной задачей являются атмосферные газы, - сказал Марк. - Мы потеряли большую часть наших запасов, пригодных для повторного использования, во время столкновения со струной. Еще один подобный случай, и нам конец.
   - Все ли необходимые нам газы там, внутри звезды?
   - Ну, кислорода здесь хватает, Прядильщица, - сказала Луиза. - Но одного его недостаточно. Атмосфера, состоящая исключительно из кислорода, не особенно стабильна - она слишком легко воспламеняется. Нам нужен нейтральный буферный газ, который будет поддерживать давление в сотни миллибар, необходимое нам для выживания.
   - Как азот, - сказала Прядильщица.
   - Да. Но в Новом Солнце не так много азота. Хотя мы могли бы использовать неон...
   - Мы можем заменить другие наши запасы. Использовать кислород для производства воды и пищи.
   - Мы можем сделать больше, чем это, Прядильщица веревок, - сказал Марк. - В долгосрочной перспективе мы сможем извлекать и другие элементы: магний, кремний, углерод - возможно, даже железо. В Новом Солнце они присутствуют только в следовых количествах, но они там есть. Мы можем построить флот "Северян", если будем достаточно терпеливы. Да ведь мы можем даже делать камни.
   Прядильщица посмотрела на Новое Солнце, и точечный свет блеснул в ее глазах, заставив ее выглядеть очень юной, подумала Луиза. Прядильщица сказала: - Страшно подумать, что - за исключением, может быть, ксили - мы одни здесь, в этой вселенной. Звезды, подобные этой, когда-то горели в нашей Вселенной - но все они были погашены, уничтожены задолго до того, как люди обрели сознание.
   - Мы можем просуществовать здесь миллионы лет. Но, в конце концов, нас не станет. Новое Солнце и все эти другие звезды уничтожат сами себя. В конечном итоге в обогащенных галактиках сформируется новое поколение звезд - звезд, подобных Солнцу. И, я полагаю, разум возникнет здесь...
   - Но не раньше, чем через миллиарды лет после того, как нас не станет.
   Прядильщица повернулась к Луизе, ее глаза были большими, выражение лица хрупким, обеспокоенным. Ее руки сжимали друг друга и играли с кулоном в виде наконечника стрелы у нее на груди. - Луиза, ничто из того, что мы строим, не выдержит такого долгого времени. Ни один мыслимый памятник или запись не сохранятся. О нас забудут. Никто никогда не узнает, что мы были здесь.
   Луиза перегнулась через спинку стула и взяла руки Прядильщицы в свои руки, успокаивая их нервные движения. Она снова почувствовала прилив ответственности за хрупкое состояние Прядильщицы. - Это неправда, Прядильщица, - мягко сказала она. - Мы все еще будем там. Эти ОМО оставят следы на микроволновом фоне - пики энергии на фоне плавных кривых излучения. Подобные следы были в микроволновом спектре нашей собственной Вселенной - вот как мы знаем о наших собственных изначальных ОМО. И будут другие следы, реликты этого времени. Эти гигантские протозвезды обогатят вещество здешних молодых галактик тяжелыми элементами. Без тяжелых элементов никогда не смогли бы образоваться звезды, подобные старому Солнцу... и мы будем частью этого обогащения, ниточкой, крошечными следами, атомами, которые сформировались в другой Вселенной.
   Прядильщица веревок нахмурилась. - Вспышка на фоне микроволнового излучения? Это будет наш последний памятник?
   - Возможно, этого будет достаточно, чтобы люди будущего поняли, что мы были здесь. И, кроме того, у нас впереди может быть миллиард лет, Прядильщица. Достаточно времени, чтобы что-нибудь придумать. - Она погладила руки Прядильщицы. - Это заняло бы много времени, но мы могли бы построить планету для себя здесь, на краю гравитационного колодца Нового Солнца. - Она улыбнулась. Может быть, они смогли бы построить океан, достаточно широкий, чтобы "Великобритания" снова могла плавать. Что бы сказал об этом старый Изамбард? И...
   - Нет, - мягко сказал Морроу.
   Луиза удивленно повернулась к нему. Его лицо, худощавое, с выбритыми волосами, в свете Нового Солнца выглядело гладким и уверенным.
   - Что ты сказал? - спросила Луиза.
   Он повернулся к ней. - Планеты неэффективны, Луиза. О, это удобные платформы, если они уже существуют. Но - чтобы строить планету? Зачем хоронить всю эту с трудом добытую материю внутри вашей пригодной для жизни поверхности?
   Луиза поймала себя на том, что хмурится; она осознавала, что Марк раздраженно улыбается ей. - Но какова альтернатива?
   Морроу сказал: - Мы можем строить структуры в космосе: кольца, полые сферы - суть в том, чтобы максимально увеличить пригодную для жизни поверхность, доступную для данной массы, - распределить ее как можно шире. Луиза, сферическая планета дает вам минимальную поверхность для данной массы.
   Луиза с любопытством изучала Морроу. На его худом лице все еще была заметна бледность от укачивания, но он говорил с энергией, ясностью, в которую она не поверила бы, когда впервые встретила его, вскоре после его появления на палубе. Возможно ли, что столетия угнетения души и тела, которые он перенес там, наконец-то начали ослабевать?
   Марк улыбнулся ей. - Тебе лучше посмотреть правде в глаза, Луиза. Мы с тобой выросли в разных мирах, и поэтому думаем о восстановлении того, что потеряли. Нам лучше отойти в сторону и оставить будущее этим способным молодым ребятам.
   Она поймала себя на том, что улыбается в ответ. Она проговорила: - Хорошо, я понимаю вашу точку зрения. Но неужели Морроу - умный молодой человек?
   - Может быть, мы просто построим корабли, - напряженно сказала Прядильщица. - Целые армады. Мы можем просто летать; кому вообще нужно приземляться? Мы могли бы рассредоточиться здесь. Может быть, ксили уже здесь - в конце концов, мы прошли через их врата. Мы могли бы посмотреть, сможем ли их найти...
   Марк почесал подбородок. - Это хорошая идея, Прядильщица веревок. Знаешь, думаю, Гарри Уваров гордился бы тобой.
   Она впилась в него взглядом. Она отняла руки от Луизы, и на мгновение мазок алой краски на лице и очки, сверкающие светом Нового Солнца, напомнили Луизе маленькую дикарку, которой она когда-то была.
   - Может быть, он бы так и сделал, - огрызнулась Прядильщица. - Ну и что с того? Я не творение Гарри Уварова. Уваров был угнетателем, безумцем.
   Луиза пожала плечами. - Возможно, в конце концов, он был таким и капризным. Но он также был проницательным, иконоборцем. Он никогда не позволял нам отворачиваться от правды, в любой ситуации, какой бы неудобной она ни была...
   Уваров не заслуживал смерти, слепым и одиноким, в отдаленном, заброшенном будущем.
   Возможно, Уваров тоже был прав в мотивах своего великого евгенического эксперимента. Не в своих методах, конечно... Но, возможно, естественное, независимое от технологий бессмертие было действительной целью для этого вида.
   Луиза осознавала, что она и ее команда приложили немало усилий, чтобы сохранить сущность человечества во время коллапса барионной Вселенной. Они отправили через Кольцо не просто записи о человечестве или виртуальные представления о том, каким был человек: они привезли людей со всеми их недостатками, двусмысленностями, слабостями и сантехникой. И теперь, когда они преуспели, возможно, пришло время человеческому роду начать развиваться: встретиться лицом к лицу с ограничениями тела и духа, которые, в конце концов, привели к вымиранию человечества в старой, покинутой Вселенной, и превзойти их.
   Она задавалась вопросом, действительно ли через несколько поколений потомки Прядильщицы веревок будут летать по этой новой вселенной на своих сверкающих кораблях. Возможно, когда они, наконец, встретятся с ксили, они будут на равных; возможно, новые люди будут сильными, бессмертными - и здравомыслящими.
   - ...Начинается! - сказал Морроу высоким и напряженным голосом. Он указал, задрав рукав. - Посмотрите на это.
   С внезапным извержением света с четырех сторон интерфейса расцвел газ. Все еще горящий термоядерным синтезом, этот газ быстро превратился в растущее охлаждающееся облако. Луиза могла видеть четырехгранную форму самого интерфейса в пылающем сердце этой анимированной скульптуры из газа.
   Капсулу заливал рассеянный свет. Это было так, как если бы здесь, на краю гравитационного колодца Нового Солнца, зажглась новая крошечная звезда. Дроны мигом открыли свои электромагнитные приемники и двинулись в светящиеся, рассеивающиеся облака, терпеливо осматриваясь.
   - Воды Леты, - выдохнул Морроу. - Это прекрасно. Это как цветок.
   - Более того, - сказал Марк с усмешкой. - Это прекрасно, потому что это чертовски сработало. - Он повернулся к Луизе, его голубые глаза блестели, а лицо выглядело молодым и живым.
   - Луиза, - сказал он, - я думаю, мы все-таки сможем пережить это.
   Луиза потянулась к панели управления капсулы. Скоро прибудут первые партии атмосферных газов. И нужно было строить дома. Пришло время возвращаться на "Северянин" и приниматься за работу.
   Жизнь будет продолжаться, думала она: такая же сложная, беспорядочная и драгоценная, как всегда.
  
   Лизерль снова раскинула руки и взмыла в недра звезды. Но теперь ее игровой площадкой был не просто желтый карлик типа G, как Солнце: это было Новое Солнце - супергигант, спасенный для нее с незапамятных времен, целых десять миллионов миль в поперечнике.
   Воды Леты. Я и забыла, как чудесно это ощущается, каким ограниченным может быть человеческое тело...
   Я рождена для этого, подумала она.
   Она описала дугу вверх, к фотосфере - поверхность звезды представляла собой стену газа, который обжигал пространство при температуре в сто тысяч градусов, - а затем с криком нырнула вниз, в ядро. В Солнечной системе термоядерное ядро было ограничено несколькими процентами диаметра. Здесь ядром была звезда, простирающаяся почти до самой фотосферы. Термоядерный синтез горел повсюду. Повсюду вокруг нее гелий превращался в кислород, выделяя огромное количество тепловой энергии в непрозрачную плоть звезды. В ответ огромные конвективные ячейки, часть которых была достаточно велика, чтобы поглотить само Солнце, хлынули внутрь.
   Возраст этой звезды составлял не более пары миллионов лет. Но, к ее глубокому сожалению, она уже пропустила одну из самых интересных фаз ее существования.
   Звезда сформировалась в виде шара из сгорающего водорода, в две тысячи раз массивнее Солнца. Тогда тоже существовали конвекционные ячейки, которые приводили к нестабильности в гигантской звезде; она дышала, увеличиваясь и сжимаясь на десятую часть своего диаметра за день. Нестабильность росла в геометрической прогрессии, что привело, в конце концов, к сбрасыванию огромных оболочек материала с поверхности звезды, подобно серии повторяющихся взрывов новых звезд; "Северянин" проплыл сквозь эти древние оболочки, направляясь к своей орбите вокруг Нового Солнца.
   Тем временем гелиевое ядро росло, неуклонно сжималось и нагревалось.
   Наконец, ядро достигло половины массы первоначального ОМО - около тысячи солнечных масс. И оболочка из водорода вокруг ядра воспламенилась.
   Всего за несколько часов в энергию преобразовалась масса трех старых Солнц, израсходовав запас, которого могло бы хватить на десять миллиардов лет непрерывного горения того Солнца. Ветер от взрыва сорвал все еще горящую фотосферу, создав еще одну расширяющуюся оболочку вокруг остатков гелиевой звезды.
   Теперь, когда Лизерль пролетала сквозь звезду, гелий, в свою очередь, сгорал до кислорода, который откладывался в ядре звезды. В конечном итоге кислород тоже воспламенится. И затем...
   И тогда результат не был однозначен. Ее процессоры все еще работали над прогнозами: собирали данные, разрабатывали сценарии. Все зависело от критических значений массы звезды. Если масса была достаточно низкой, звезда могла просуществовать много миллионов лет с медленными колебаниями ее диаметра ... и довольно тускло, подумала Лизерль. Но еще немного массы, и звезда могла бы уничтожить себя при взрыве сверхновой - или, если она достаточно массивна, превратиться в черную дыру.
   Лизерль изучала потоки данных, поступающие в ее сознание. Скоро она узнает. Она почувствовала дрожь возбуждения. Если звезда нестабильна, конец наступит в течение миллиона лет. И затем...
   ...Лизерль?
   Голос Луизы Йе Армонк ворвался в ее мысли. Черт. Лизерль подняла руки над головой и окунулась в огромный конвекционный фонтан; вещество сгорающей в термояде звезды заиграло на ее виртуальном теле, согревая ее до глубины души.
   Но она не могла убежать от голоса Луизы, так же как не смогла убежать от Кивана Скоулза.
   Давай, Лизерль. Знаю, ты меня слышишь. Помни, я слежу за твоими данными...
   Лизерль вздохнула. - Хорошо, Луиза. Да, я тебя слышу.
   Лизерль, - Луиза заколебалась, что для нее нехарактерно.
   - Мне кажется, я знаю, что ты собираешься сказать, Луиза.
   Да. Держу пари, что знаешь, - проворчала Луиза. - Лизерль, мы благодарны тебе за то, что ты вошла в Новое Солнце с интерфейсом червоточины. И ты присылаешь нам много замечательных данных. Но...
   - Да, Луиза?
   Лизерль, ты не оставила запасной вариант.
   - Ах. - Лизерль улыбнулась и закрыла глаза. Поток нейтрино из сердца Нового Солнца коснулся ее лица, нежно, как крыло бабочки. - Мне было интересно, сколько времени тебе потребуется, чтобы это заметить.
   Черт возьми, Лизерль, здесь твоя единственная копия!
   - Знаю. Разве это не чудесно?
   Ты не понимаешь. Что, если бы с тобой что-то случилось? - Луиза тяжело продолжила: - Лизерль, мы никогда раньше не запускали червоточину с виртуальной машиной. Мы не уверены, что произойдет.
   - Да. Что ж, до меня никто никогда не запускал червоточину в Солнце. Ничего особенного не меняется, не так ли?
   Черт возьми, Лизерль. Я пытаюсь сказать тебе, что ты можешь умереть.
   - Ты думаешь, я этого не знаю? Разве ты не понимаешь - в этом весь смысл?
   Луиза не ответила.
   - Луиза, я очень стара. Я наблюдала, как стареет и умирает моя родная звезда. Я благодарна тебе за то, что ты забрала меня с Солнца: я бы не пропустила эту поездку по Кольцу ни за... ни за половину запаса моей памяти. Но, Луиза, я не думаю, что смогу дальше быть человеком - даже виртуальной копией человека. И я не хочу создавать миры... это для Прядильщицы веревок, и Охотницы на лягушек, и Рисовальщицы лиц, и других детей из леса и палуб. Не для меня.
   Лизерль, ты хочешь умереть?
   - О, Луиза. Я уже умирала однажды - по крайней мере, мы так думаем, на планете нейтронной звезды вместе с беднягой Уваровым - и даже не почувствовала этого. Я не хочу проходить через это снова.
   - Это то, где я хочу быть, Луиза. Здесь, внутри этой новой звезды. - Она улыбнулась. - Это то, для чего я была создана, помни.
   Луиза некоторое время молчала. Затем: - Возвращайся домой, Лизерль.
   - Луиза - дорогая Луиза - я дома.
   Лизерль...
   С тоской она отключила голосовую связь с "Северянином". Она откроет ее позже, сказала она себе: когда Луиза привыкнет к мысли, что Лизерль здесь - здесь и нигде больше - и здесь она собиралась остаться.
   А тем временем, с растущим волнением осознала она, процессоры, размещенные в охлаждающей червоточине, пришли к выводу о судьбе ее звезды. Нового Солнца.
   Она вызвала виртуальное изображение звезды; оно вращалось перед ней, как грубая луковичная скорлупа.
   Она уже знала, что кислород начинает сгорать в карманах по всей звезде, осаждая последующие элементы - углерод [как уже говорилось, более вероятно, что сначала в звездных термоядерных реакциях синтезируется углерод, а затем кислород], кремний, неон, магний, - для поиска которых и была спроектирована червоточина. Со временем ядро звезды, сжигающее гелий, сжалось бы, оставив мантию из охлаждающегося гелия и пепла вокруг центра, становящегося все более горячим.
   В конце концов - возможно, через полмиллиона лет, согласились исследователи - в ядре начнется серьезное сжигание кислорода...
   С растущим волнением Лизерль наблюдала за виртуальной диорамой, готовая узнать, как она умрет.
   Когда в ядре начнется сжигание кислорода, звезда немедленно станет нестабильной.
   Мантия взорвется. Вращающаяся звезда начнет сжиматься асимметрично.
   Затем ядро резко взорвется.
   Энергия гравитационного притяжения гигантской звезды была бы преобразована в поток нейтрино, проходящий через коллапсирующее ядро. Некоторые из нейтрино были бы захвачены взрывом ядра. Другие, в последние несколько миллисекунд перед окончательным коллапсом ОМО в черную дыру, вырвались бы в виде мощного нейтринного импульса...
   Она вспомнила первые секунды своей жизни: руки матери у нее за спиной, ослепительный свет в глазах. Солнце, Лизерль. Солнце!
   В последние мгновения ее долгой жизни нейтринный огненный шар играл бы на костях ее лица.
   Лизерль улыбнулась. Это было бы великолепно.
  

35

  
   Время шло.
   После определенного момента даже измерение времени стало бессмысленным. Для Майкла Пула этот момент наступил, когда нигде не осталось ядерного топлива, которое можно было бы сжечь, и последняя звезда мигнула и погасла.
   Вселенная уже была в сто тысяч раз старше ее возраста на момент ухода ксили.
   Пул мрачно наблюдал, как звезды испаряются в результате столкновений из оседающей оболочки галактик или скатываются в огромные черные дыры, образующиеся в центрах галактик. Затем, когда долгая ночь космоса сгустилась, коллапсировали даже протоны, и оставшиеся звездные трупы начали разрушаться.
   Пулу надоело ломать голову над огромными, медленными проектами птиц-фотино.
   Он искал то, что когда-то было нейтронной звездой. Покрытая углеродом сфера, дрейфующая по орбите вокруг гигантской черной дыры, нагревалась - по крайней мере, поддерживалась на несколько градусов выше абсолютного нуля - за счет распада протонов внутри ее объема. Пул, словно отыскивая утешение, сосредоточил свое внимание поближе к этой тени барионной славы.
   Возможно, во Вселенной остались другие барионные разумные существа. Возможно, были даже другие люди или производные от них. Пул не искал их. С закрытием Кольца барионная история была закончена.
   Майкл Пул одиноко прижался к холодной поверхности нейтронной звезды. Его сознание вспыхнуло и угасло.
   Река времени текла, ничем не отмеченная, к бескрайним морям подобной времени бесконечности.
  
  

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

  
   "Кольцо" завершает серию "Ксили".
   Роман стоит сам по себе, хотя в нем упоминаются события трех моих предыдущих романов, а также связанных с ними рассказов.
   Альтернативная вселенная с высокой гравитацией, упомянутая в главе 32, исследуется в моем романе "Плот". Карьера Майкла Пула, впервые упомянутая в главе 2, лежит в основе моего романа "По ту сторону времени". Проект колонизации нейтронных звезд, отмеченный в главе 29, полностью описан в моем романе "Поток".
   Ниже приводится полная хронология событий серии "Ксили". Включены романы и повести серии, романы - заглавными буквами.
   Будьте уверены, что, хотя "Кольцо" - это хронологический конец истории ксили, есть еще истории, которые нужно рассказать...
  

ВРЕМЕННАЯ ШКАЛА

  
   Сингулярность: Большой взрыв
  
   ЭПОХА: ПЕРВОБЫТНАЯ
  
   13 миллиардов лет назад: Первый контакт между птицами-фотино и ксили. Корабли времени ксили начинают модификацию эволюционной истории ксили.
   10 миллиардов лет назад: Начинается строительство Кольца.
   5 миллиардов лет назад: Начинается штурм Кольца птицами-фотино. Рождение Солнца.
   4 миллиарда лет назад: Зарождается жизнь на Земле.
   1 миллиард лет назад: Первое заражение Солнца птицами-фотино.
  
   ЭПОХА: ЭКСПАНСИЯ
  
   3000+ г. н.э. Освоение Солнечной системы с помощью технологий привода великой единой силы (ВЕС) и червоточин. Начинается первая внеземная экспансия человечества.
   3621 г. н.э.: Рождение Майкла Пула.
   "Человек-солнце"
   "Логический бассейн"
   "ПО ТУ СТОРОНУ ВРЕМЕНИ"
   3717 г. н.э.: Запуск космического корабля "Коши".
   3829 г. н.э.: Вторжение в систему из эры оккупации кваксами.
   3953 г. н. э.: Запуск космического корабля "Великий северянин".
   "Золотые реснички"
   "Лизерль"
  
   ЭПОХА: ОККУПАЦИЯ СКРИМОВ
  
   "Хирон"
   "Цветок ксили"
   4874 г. н.э.: Завоевание скримами человеческих планет.
   4925 г. н. э.: Свержение скримов.
   5000+ г. н.э.: Начинается вторая экспансия.
   "Больше, чем время или расстояние"
  
   ЭПОХА: ОККУПАЦИЯ КВАКСОВ
  
   5088 г. н.э.: Завоевание кваксами человеческих планет.
   5274 г. н.э.: Возвращение в систему космического корабля "Коши".
   "Синее смещение"
   5407 г. н.э.: Свержение кваксов. Люди приобретают технологии сплайнов и звездолома.
   5500+ г. н.э.: Начинается третья экспансия.
   "Исходная квагма"
   "Планковский ноль"
  
   ЭРА: АССИМИЛЯЦИЯ
  
   10 000+ н.э.: Люди становятся доминирующим после ксили видом. Быстрое расширение и поглощение видов и технологий. Запуск кораблей времени ксили в глубокое прошлое.
   "Подсолнухи Геделя"
   "Вакуумные диаграммы"
  
   ЭРА: ВОЙНА ЗА ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЙН
  
   100 000+ н.э.: Начинаются нападения людей на скопления ксили.
   "ПЛОТ"
   "Тирания небес"
   "Герой"
   "ПОТОК"
   1 000 000 год н.э.: Финальная осада Солнечной системы силами ксили. Поражение человека.
  
   ЭПОХА: БЕГСТВО
  
   Более 4 000 000 лет н.э.: Миграция ксили через Кольцо. Солнце покидает главную последовательность. Разрушение Кольца птицами-фотино.
   Более 5 000 000 лет н.э.: Последние люди возвращаются к Солнцу на космическом корабле "Великий северянин" и отправляются к Кольцу.
   "КОЛЬЦО"
  
   ЭПОХА: ПОБЕДА ФОТИНО
  
   10 000 000+ н.э.: Фактическое исчезновение барионной жизни. Майкл Пул - последний разумный человек.
  
   Сингулярность: Времениподобная бесконечность
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2024.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"