Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Дэвид Вебер "Настоящая крепость" (Сэйфхолд 04)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Завоеванное Чарисом княжество Корисанда бурлит после убийства князя Гектора и его старшего сына, но крепнущие реформистские настроения помогают регентскому совету малолетнего наследника Дейвина ликвидировать враждебную сеть инквизиции в столице, а затем - и заговор аристократов. В центре земель Храма, городе Зионе инквизиторы арестуют реформистов высшего духовенства Церкви вместе с их близкими, пытками вымогают чудовищные признания и приговаривают к жесточайшей казни ради укрепления власти великого инквизитора. Для войны с Чарисийской империей Церковь строит огромные флоты в подконтрольных государствах, и Чарис уничтожает или заставляет сдаться вчетверо превосходящие силы объединенного флота земель Храма и Харчонга. А в семье императора Кэйлеба и императрицы Шарлиэн пополнение - родилась наследная принцесса Эйлана!

Дэвид ВЕБЕР

НАСТОЯЩАЯ КРЕПОСТЬ

  
   Бобби Райс. Жди нас, свекровь. Мы скучаем по тебе, но Шэрон, дети и я остаемся вместе.
  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Завоеванное Чарисом княжество Корисанда бурлит после убийства князя Гектора и его старшего сына, но крепнущие реформистские настроения помогают регентскому совету малолетнего наследника Дейвина ликвидировать враждебную сеть инквизиции в столице, а затем - и заговор аристократов. В центре земель Храма, городе Зионе инквизиторы арестуют реформистов высшего духовенства Церкви вместе с их близкими, пытками вымогают чудовищные признания и приговаривают к жесточайшей казни ради укрепления власти великого инквизитора. Для войны с Чарисийской империей Церковь строит огромные флоты в подконтрольных государствах, и Чарис уничтожает или заставляет сдаться вчетверо превосходящие силы объединенного флота земель Храма и Харчонга.
   А в семье императора Кэйлеба и императрицы Шарлиэн пополнение - родилась наследная принцесса Эйлана!
  
  
   СЕНТЯБРЬ, Год Божий 893
  
   .I.
   Площадь Лизардхерд, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   - Так что не знаю, как вам, люди, а с меня этого драконьего дерьма более чем достаточно! - крикнул Пейтрик Хейнри со своей импровизированной трибуны на цистерне муниципальной пожарной команды.
   - Ублюдки! - раздался голос из небольшой толпы, собравшейся у входа в таверну. Было раннее утро, среда, и, как и любое другое питейное заведение на территории Сэйфхолда и, в частности, города Мэнчир, в это время она была закрыта и останется такой до окончания утренней мессы. Солнце едва встало, узкие улочки все еще хранили тени, но облака над головой уже обещали дождь к полудню, и влажность была высокой.
   Как и вспыльчивость, - отметил Хейнри. - Это была небольшая толпа, на самом деле она была значительно меньше, чем та, на которую он надеялся, и, вероятно, по крайней мере, половина мужчин в ней была там скорее из любопытства, чем по обязанности. Но те, кто был посвящен...
   - Гребаные убийцы! - огрызнулся в ответ кто-то еще.
   Хейнри энергично кивнул, достаточно сильно, чтобы убедиться, что все в его разгневанной аудитории смогли распознать этот жест. По профессии он был серебряным дел мастером, а не актером или оратором и уж точно не священником! Но за последние несколько пятидневок у него была возможность воспользоваться опытом и советами довольно многих людей, которые были обученными священниками. Он узнал, как интонация голоса и "спонтанный" язык тела могут поддерживать и подчеркивать сообщение - особенно когда это сообщение подкреплялось искренним, жгучим возмущением.
   - Да! - крикнул он в ответ на последний возглас. - Чертовски верно, они убийцы, если только вы не хотите верить этому лживому ублюдку Кэйлебу! - Он вскинул руки в красноречивом презрении. - Конечно, он этого не делал! Почему, какой возможный мотив мог у него быть, чтобы отдать приказ об убийстве князя Гектора?
   Новый хор возмущения, на этот раз состоящий из чистого гнева, а не из чего-то столь же искусственного, как слова, ответил ему, и он свирепо улыбнулся.
   - Чертовы мясники! - крикнул еще один голос. - Убийцы священников! Еретики! Помни Фирейд!
   - Да! - Он снова кивнул головой, так же энергично, как и раньше. - Они могут говорить, что хотят - этот наш новый "архиепископ" и его епископы - но я не так уверен, что вы не правы насчет драгоценной "Церкви Чариса" Кэйлеба! Может быть, есть несколько священников, которые злоупотребляли своими должностями. Никто не хочет в это верить - я не хочу, а вы? Но помните, что сказал архиепископ Уиллим в своем отчете о резне в Фирейде! Нет сомнений, что Кэйлеб солгал о том, насколько ужасной была первоначальная атака, и чертовски уверен, что он и все его другие подхалимы лгали о том, насколько "сдержанной" была их реакция на это. Но даже в этом случае сама Мать-Церковь признала, что священники, которые были повешены - повешены нечестиво, без надлежащего церковного суда, собственным братом "архиепископа Мейкела", заметьте! - были виновны в проступках. Мать-Церковь сказала это, и великий викарий наложил личную епитимью на самого великого инквизитора за то, что он позволил этому случиться! Вам не кажется, что Матери-Церкви можно доверять? Как будто мы не можем положиться на нее в борьбе со злоупотреблениями и коррупцией? Как будто единственный ответ - бросить вызов собственной Божьей Церкви? Низвергнуть викария, рукоположенного самим Лэнгхорном?
   Раздался еще один яростный рык, но на этот раз, как отметил Хейнри, он был менее яростным, чем предыдущий. Он был немного разочарован этим, но на самом деле не удивлен. Жители Корисанды, по большому счету, никогда не чувствовали прямой угрозы со стороны политики Церкви Ожидания Господнего и рыцарей земель Храма. Конечно, не так, как чувствовали себя чарисийцы, когда обнаружили, что все их королевство оказалось под угрозой предания огню и мечу той же Церковью. Или, по крайней мере, людьми, которые ею управляли.
   Тем не менее, было бы неточно - и глупо - притворяться, что среди корисандцев было мало тех, у кого были свои собственные сомнения по поводу нынешнего правления Церкви. В конце концов, Мэнчир находился далеко от Храма или города Зион, и жители Корисанды в целом, несомненно, были более независимы в вопросах религии, чем действительно одобрили бы инквизиция или викариат в целом. Если уж на то пошло, у многих жителей Корисанды были сыновья, братья или отцы, убитые в битве при проливе Даркос, и всем было известно, что пролив Даркос стал катастрофическим последствием войны, в которой Корисанда и ее союзники были призваны действовать в качестве доверенных лиц Церкви. Те, для кого религиозный пыл и ортодоксальность были главной мотивацией, горели ослепительной, раскаленной добела страстью, которая превосходила все остальное. Большинство жителей Корисанды, однако, были менее увлечены этими конкретными проблемами. Их оппозиция Церкви Чариса в гораздо большей степени проистекала из того факта, что это была Церковь Чариса, связанная в их собственном сознании с завоеванием их княжества Домом Армак, чем из какого-либо оскорбленного чувства ортодоксальности. Если уж на то пошло, в Корисанде, несомненно, была своя доля сторонников реформ, и они вполне могли обнаружить, что их активно привлекает отколовшаяся церковь.
   Лучше не слишком зацикливаться на ереси, Пейтрик, - сказал себе Хейнри. - Оставь тех, кто уже горит из-за этого, гореть самим. Отец Эйдрин прав насчет этого, им и без тебя будет жарко. Потрать свои искры на другой трут.
   - Не сомневаюсь, что Бог и Лэнгхорн - и архангел Шулер - со временем разберутся с этим, - сказал он вслух. - Это дело Бога и Матери-Церкви, и я оставлю это им! Но то, что происходит за пределами Церкви - что происходит в Корисанде или здесь, на улицах Мэнчира, - это мужское дело. Наше дело! Мужчина должен знать, за что он выступает, и когда он знает, он должен по-настоящему стоять за это, а не просто размахивать руками и желать, чтобы все было по-другому.
   Последнее слово прозвучало в насмешку полуфальцетом, и он почувствовал, как вскипает свежий гнев.
   - Гектор! - крикнул жилистый мужчина с сильно изуродованной левой щекой. Хейнри не мог его видеть, но он достаточно легко узнал голос. В конце концов, он должен был его признать. Ран Эймейл был одним из его старших учеников до того, как вторжение чарисийцев разрушило некогда процветающий бизнес Хейнри, наряду со многими другими предприятиями осажденной столицы, и Хейнри находился рядом, когда треснувшая форма и брызги расплавленного серебра повредили щеку Эймейла и позднее образовали шрам.
   - Гектор! - повторил Эймейл. - Гектор!
   - Гектор, Гектор! - подхватили крик другие голоса, и на этот раз улыбка Хейнри могла бы быть улыбкой ящера.
   - Ну, - крикнул он тогда, - говоря по правде, нас чертовски намного больше, чем их! И не знаю, как вы, но я пока не готов предположить, что все наши лорды, великие люди и члены парламента готовы подлизываться к Кэйлебу, как этот так называемый регентский совет! Может быть, все, что им действительно нужно, - это небольшое указание на то, что некоторые из нас совсем не готовы к этому!
   ***
   - Гек-тор! Гек-тор!
   Сержант Эдвард Уистан поморщился, когда толпа подступила ближе, и ее пение стало громче и яростнее. Разобрать слова было достаточно легко, несмотря на слышимый рядом величественный, размеренный звон соборных колоколов. Конечно, одна из причин, по которой ему, возможно, было так легко распознать это пение, заключалась в том, что, к сожалению, за последние несколько пятидневок он уже слышал немало других песнопений, очень похожих на это.
   И это не то, чего я не услышу еще больше в течение следующих нескольких пятидневок, - мрачно подумал он.
   Сержант, один из снайперов-разведчиков, приписанных к первому батальону третьей бригады имперских чарисийских морских пехотинцев, лежал ничком на крыше, пристально глядя на узкую улочку под своим насестом. Толпа, текущая по этой улице, сквозь тени между зданиями, все еще казалась тронутой легкой нерешительностью. Гнев был достаточно искренним, и он не сомневался, что они начали в полном огне своего возмущения, но теперь они могли видеть купол и шпили собора, возвышающиеся перед ними. Идея... отметить свое несчастье больше не была сосредоточена на каком-то будущем событии. Сейчас это было уже почти здесь и могло иметь неприятные последствия для некоторых из них.
   Тем не менее, и все такое, не думаю, что это просто унесет легким ветерком. Здесь идет дождь - и что-то еще, не столь уловимое.
   Его пристальный взгляд медленно, неуклонно скользил по мужчинам и юношам, потрясающим кулаками и бросающим проклятия в сторону вооруженных винтовками людей, выстроившихся перед собором Мэнчира в традиционных темно-синих туниках и светло-синих брюках чарисийских морских пехотинцев. Эти морские пехотинцы образовали бдительную линию, барьер между кричащими и другой толпой - на этот раз гораздо более тихой, двигающейся быстро - когда она поднималась по ступенькам позади них.
   До сих пор ни одна из спорадических "спонтанных демонстраций" не вторгалась в собор или на его территорию. Уистан был на самом деле удивлен, что этого еще не произошло, учитывая готовый объединительный пункт, который "еретическая" Церковь Чариса предложила людям для организации сопротивления чарисийской оккупации. Может быть, до вторжения в Корисанде было даже больше религиозного недовольства, чем сержант мог вообразить? И, возможно, дело было просто в том, что даже самый воинственный бунтовщик не решался посягнуть на святость Матери-Церкви.
   И, возможно, эта толпа чувствует себя немного более предприимчивой, чем несколько предыдущих, - угрюмо подумал он.
   - Предатели! - крику удалось прорваться сквозь ритмичное пение имени убитого корисандского князя. - Убийцы! Убийцы!
   - Убирайтесь! Убирайтесь к черту - и заберите с собой своего ублюдка-убийцу "императора"!
   - Гек-тор! Гек-тор!
   Громкость возросла еще больше, как бы трудно это ни казалось, и толпа снова начала двигаться вперед с большей уверенностью, как будто ее собственные выкрикнутые в последнюю минуту проклятия сожгли любые колебания.
   Я бы хотел, чтобы у генерала Гарвея здесь были свои люди, - размышлял Уистан. - Если все пойдет так плохо, как думаю, это могло бы быть... - Группа вооруженных людей в белых и оранжевых цветах стражи архиепископа уверенно маршировала по улице к собору, и громкость криков усилилась еще больше, когда те же самые протестующие увидели белую сутану и шапку священника с белой кокардой и широкой оранжевой лентой в центре строя стражников.
   - Еретик! Предатель! - закричал кто-то. - Лэнгхорн знает своих - и Шан-вей тоже!
   Идеально, - с отвращением подумал Уистан. - Не мог же он войти с черного хода, не так ли? Не будь глупцом, Эдвард - конечно, он не мог! Только не сегодня, из всех дней! - Он покачал головой. - О, разве это не будет весело?
   ***
   Внизу, на уровне улицы, лейтенант Брад Талэс, молодой командир второго взвода роты "альфа", обнаружил, что думает почти теми же мыслями, что и находящийся над ним сержант-ветеран. На самом деле, он думал с еще большим вниманием, учитывая его близость к неуклонно растущей толпе.
   И его немалую ответственность за то, чтобы справиться с этим. - Не могу сказать, что мне все это так уж нравится, сэр, - пробормотал сержант взвода Жак Мейджи. Сержант был вдвое старше Талэса и впервые поступил на службу в королевскую морскую пехоту Чариса, когда ему было всего пятнадцать лет. С тех пор он побывал во многих местах и многое повидал - или, как он иногда выражался, "встретил много интересных людей... и убил их!" - и по пути основательно изучил свое ремесло. Обычно это делало его присутствие обнадеживающим, но в данный момент на его лице было сосредоточенное, сконцентрированное на деле выражение опытного сержанта, рассматривающего ситуацию, которая предлагала всевозможные варианты... ни один из них не был хорошим. Он старался говорить достаточно тихо, чтобы его мог услышать только Талэс, и лейтенант пожал плечами.
   - Мне самому это не очень нравится, - признался он тем же тихим голосом, более чем немного удивленный тем, насколько уверенно ему удалось это сказать. - Если у вас есть какие-либо предложения о том, как волшебным образом убедить всех этих идиотов просто исчезнуть, я, безусловно, открыт для них, сержант.
   Несмотря на ситуацию, Мейджи фыркнул. Ему скорее нравился его молодой лейтенант, и, что бы там ни было, у мальчика были крепкие нервы. Что, вероятно, имело какое-то отношение к тому, почему майор Портир выбрал его для своего нынешнего задания.
   И Мейджи, конечно.
   - Так вот, сэр, почему-то я не могу придумать, как это сделать прямо сейчас. Дайте мне поразмыслить над этим, и я вернусь к вам.
   - Хорошо. А пока следите за той группой вон там, у фонарного столба. - Талэс взмахнул рукой в ненавязчивом жесте, указывая на небольшую группу людей, которых он имел в виду. - Я наблюдал за ними. Большинство из этих идиотов выглядят как бездельники и сброд, которые могли бы просто собраться, но не эти парни.
   Мейджи рассмотрел группу корисандцев, которых выделил Талэс, и решил, что лейтенант был прав. Этих людей не было в первых рядах толпы, но и в тылу их тоже не было, и они казались странно... сплоченными. Как будто они были своей собственной маленькой группой, а не частью основной толпы. И все же они пристально наблюдали за окружающими мужчинами, с каким-то особым вниманием, которое отличалось от чьего-либо другого, и некоторые из этих других мужчин следили за ними в ответ. Как будто они... чего-то ждали. Или, может быть, предвидели что-то.
   ***
   Группа церковных оруженосцев теперь была ближе, - заметил Уистан, - и количество оскорблений, доносившихся из толпы, неуклонно росло. Они не могли стать намного громче, но становились все более... разнообразными, поскольку к продолжающемуся скандированию имени князя Гектора добавлялись крики и проклятия с четким, определенно религиозным содержанием.
   - Хорошо, ребята, - спокойно сказал сержант остальным членам отделения снайперов-разведчиков, находившимся вместе с ним на крыше. - Проверьте свою готовность, но никто даже ресницей не пошевелит без моего приказа!
   Тихий хор согласных возгласов донесся до него, и он одобрительно хмыкнул, но так и не отвел глаз от улицы под собой. Несмотря на его приказ, на самом деле его не беспокоили никакие зудящие пальцы на спусковом крючке. Все его морские пехотинцы были ветеранами, и все они были там, когда майор Портир изложил свои инструкции совершенно - можно было бы сказать, почти болезненно - ясно. Последнее, чего кто-либо хотел, - это чтобы чарисийские морские пехотинцы открыли огонь по "безоружной толпе" гражданских лиц на улицах столицы Корисанды. Ну, может быть, на самом деле это было предпоследнее. Уистан был почти уверен, что еще менее желательно было бы допустить, чтобы с архиепископом Клейрмантом случилось что-нибудь неприятное. Это, в конце концов, было тем, ради предотвращения чего был направлен сюда отряд Уистана.
   Конечно, если мы не готовы начать стрелять в кого-либо, как только они окажутся в пределах досягаемости, возможно, мы просто опоздаем, когда дело дойдет до "предотвращения", - подумал он с глубоким недовольством.
   ***
   - Богохульники! - крикнул Чарлз Добинс, размахивая кулаком в сторону приближающейся охраны архиепископа. Его голос надломился - у него все еще была раздражающая склонность делать это в стрессовые моменты - и его глаза блестели от возбуждения.
   По правде говоря, Чарлз на самом деле так или иначе не испытывал особых чувств по поводу этой чепухи о "Церкви Чариса". На самом деле, он не выбирал свой собственный боевой клич - это было предложено другом его старшего брата, Раном Эймейлом. И он тоже был не единственным человеком, который им пользовался. По меньшей мере дюжина других людей в толпе, большинство из которых были не старше самого Чарлза, начали выкрикивать то же самое слово, как они и репетировали, в тот момент, когда кто-то заметил приближение архиепископа Клейрманта.
   Судя по тому, как реагировали некоторые из окружающих их людей, Ран был прав, когда объяснял, насколько эффективным будет обвинение в богохульстве.
   Лично Чарлз даже не был до конца уверен, что такое "богохульство" - за исключением того, что его мать всегда била его по уху за это всякий раз, когда он произносил имя Лэнгхорна всуе. И он понятия не имел, как доктрина Церкви Чариса может расходиться с доктриной остальной Церкви. Он не был священником, это было точно, и он знал это! Но даже ему было трудно поверить в более впечатляющие истории об оргиях на алтарях и жертвоприношениях детей. Само собой разумеется, это никому не могло сойти с рук прямо здесь, в соборе, без того, чтобы все знали, что это происходит, и он еще не встречал никого, кто действительно это видел. Или, во всяком случае, кого-нибудь, кому он доверил бы сказать ему, идет дождь или нет!
   Что же касается остального, то, насколько он знал, в их новой "церкви" мог быть какой-то смысл. Если хотя бы четверть того, что некоторые люди говорили о так называемой "храмовой четверке", было правдой, он полагал, что мог понять, почему некоторые люди могут быть расстроены ими. Но это тоже не имело значения. Они были викариями, и, насколько Чарлз мог видеть, то, что говорили викарии, шло своим чередом. Он, конечно же, не собирался с ними спорить! Если кто-то еще хотел этого, это было их дело, и он знал, что немало корисандцев, казалось, соглашались с чарисийцами. На самом деле, в этот конкретный момент в соборе было намного больше людей, чем тех, кто стоял снаружи и кричал на них.
   Если уж на то пошло, собственная мать Чарлза была домоправительницей в доме священника в церкви святой Кэтрин. Он знал, где она была этим утром, и из того, что она сказала за последние несколько пятидневок, отец Тиман, казалось, тоже сильно склонялся к этой новой Церкви Чариса.
   Но, по мнению Чарлза, это действительно не имело отношения к делу. Во многом он разделял огромное уважение своей матери к отцу Тиману, но в данном случае она упускала истинную суть. Нет. Истинный смысл - или, по крайней мере, тот, который привел Чарлза сюда этим утром, - заключался не в доктрине и не в том, кто носил шапку архиепископа здесь, в Мэнчире. Или дело было бы не в том, кто носил шапку... за исключением того факта, что человек, который это сделал, поклялся в верности империи Чарис, а также Церкви Чариса, чтобы получить ее.
   Дело было не столько в том, что Чарлз был фанатичным патриотом Корисанды. На самом деле корисандских "патриотов" в том смысле, в каком кто-то из тысячелетней Земной Федерации мог бы понять этот термин, было не так уж много. Лояльность в большинстве королевств Сэйфхолда - были исключения, такие, как Чарис и республика Сиддармарк - как правило, была чисто местной. Верность определенному барону, или графу, или герцогу, возможно. Или князю, или отдельному монарху. Но не к понятию "нация" в смысле подлинного, осознающего себя национального государства. Молодой Чарлз, например, прежде всего считал себя мэнчирцем, жителем города с таким названием, а затем (в порядке убывания важности) подданным герцога Мэнчира и подданным князя Гектора, который оказался герцогом Мэнчира, а также князем Корисанды.
   Кроме того, до чарисийского вторжения Чарлз никогда по-настоящему глубоко не задумывался о том, кому он предан, или об отношениях между Корисандой и королевством Чарис. На самом деле, он все еще не совсем понимал, что именно спровоцировало открытую войну между Корисандой и Чарисом. С другой стороны, ему было всего шестнадцать сэйфхолдских лет (четырнадцать с половиной, по годам давно погибшей Земли), и ему была привычна неполная ясность во многих вопросах. Что он действительно знал, так это то, что в Корисанду вторглись; что город, в котором он жил, был взят в осаду; что армия Корисанды потерпела сокрушительное поражение; и что князь Гектор - единственный четко видимый (во всяком случае, с его точки зрения) символ единства и идентичности Корисанды - был убит.
   Этого было достаточно, чтобы расстроить любого, не так ли?
   Тем не менее, он был бы склонен оставить все как есть, не высовываться и надеяться на лучшее, если бы это зависело только от него. Но это было не так. Здесь, в Мэнчире, было много других людей, которые определенно не были склонны оставлять дела в достаточно хорошем покое, и некоторые из них выступали все громче и громче. Чарлзу казалось совершенно очевидным, что рано или поздно, если они добьются своего, людям придется выбирать, на чьей они стороне, и если ему придется это сделать, он знал, какую сторону выберет. Что бы ни привело к ссоре между Корисандой и Чарисом, ему не нужны были какие-то грязные иностранцы, которые совали палки в осиные гнезда здесь, в его родном городе.
   (И они должны были быть грязными иностранцами, не так ли? В конце концов, все иностранцы были такими, не так ли?)
   - Богохульники! - снова крикнул он.
   - Богохульники! - услышал он чей-то крик. На этот раз это тоже был не один из его друзей. Другие начали подхватывать крик, и Чарлз ухмыльнулся, сунув руку под тунику и ослабив короткую тяжелую дубинку на поясе.
   ***
   - Хватит!
   Скорее к удивлению Пейтрика Хейнри, голос молодого офицера-чарисийца перед собором действительно был слышен сквозь шум толпы. Вероятно, помогло то, что он использовал кожаную говорящую трубу, но, скорее всего, - размышлял Хейнри, - это было связано с тем фактом, что его учили быть услышанным сквозь гром поля битвы.
   Что удивило его еще больше, так это то, что первые ряды его толпы - нет, сборища, а не "толпы", - подумал он, - давай использовать честное слово, Пейтрик - на самом деле, казалось, колебались. Его глаза слегка расширились, когда он увидел это, затем снова сузились, когда он понял, по крайней мере, часть причины. Чарисиец, правда, повысил голос, чтобы его услышали, но это не был рев ответного гнева. Нет, это был голос... раздражения. И язык тела молодого человека тоже не был особенно воинственным. На самом деле, он держал одну руку на бедре, и это выглядело так, как будто он действительно постукивал носком по ступеням собора.
   Хейнри понял, что он больше похож на раздраженного собеседника, чем на армейского офицера, противостоящего враждебной толпе.
   - Сегодня утро среды! - продолжал чарисиец. - Вам всем должно быть стыдно за себя! Если вы сами не в церкви, самое меньшее, что вы можете сделать, это позволить другим людям спокойно ходить на мессу!
   - Что ты знаешь о мессе, еретик?! - крикнул кто-то - он подумал, что это мог быть Эймейл - в ответ.
   - Я знаю, что не собираюсь бросать камни в окна собора, - крикнул в ответ чарисиец. - Знаю это хорошо! - он заметно вздрогнул. - Только Лэнгхорн знает, что сделала бы со мной моя мать, если бы узнала об этом!
   Более одного человека в толпе удивили Хейнри - и, вероятно, самих себя - смехом. Другие только зарычали, и, по крайней мере, раздались дополнительные крики и проклятия, когда архиепископ Клейрмант прошел через двери собора за морскими пехотинцами.
   - Идите домой! - повышенный голос чарисийца звучал почти дружелюбно, с оттенком скорее смирения, чем гнева. - Если у вас есть что сказать, сделайте это где-нибудь в другом месте, в день, который не принадлежит Богу. Я не хочу видеть, как кто-то пострадает в среду! На самом деле, мне приказано избегать этого, если это возможно. Но мне также приказано защищать собор и всех, кто в нем находится, и если для этого мне придется причинить вред кому-то за его пределами, я это сделаю.
   Его голос теперь звучал значительно тверже, все еще как у человека, пытающегося быть разумным, но с оттенком, который предупреждал их всех, что его терпению есть предел.
   Хейнри оглядел лица четырех или пяти ближайших к нему мужчин и увидел, что они смотрят на него в ответ. Один из них поднял бровь и мотнул головой в ту сторону, откуда они пришли, и Хейнри очень слабо кивнул. Он сам не боялся встретиться лицом к лицу с морскими пехотинцами, но отец Эйдрин ясно дал понять, что работа Хейнри заключалась в том, чтобы воспитывать и направлять сопротивление против Чариса. Это сопротивление вполне может потребовать мучеников в ближайшие дни, но в то же время оно будет так же остро нуждаться в лидерах. Возможно, даже еще больше.
   Мужчина, приподнявший бровь, кивнул в ответ и отвернулся, прокладывая путь к передней части остановившейся толпы. Хейнри некоторое время смотрел ему вслед, затем он и еще несколько человек начали пробираться к задней части.
   ***
   Будь я проклят, если не думаю, что парень собирается это сделать! - с удивлением подумал взводный сержант Мейджи.
   Сержант не поставил бы ни единого харчонгского медяка на то, что лейтенант Талэс сможет уговорить толпу развернуться и отправиться домой, но Талэс явно задел за живое, напомнив им всем, что сегодня среда. Мейджи ожидал, что это приведет к обратным результатам, учитывая крики "богохульник" и "еретик", доносящиеся из толпы, но, похоже, лейтенант понял ее настроение лучше, чем он сам.
   - Продолжайте, а теперь, - сказал Талэс, его тон стал мягче, когда громкость толпы начала уменьшаться, и он смог немного понизить свой собственный голос. - Расходитесь, пока кто-нибудь не пострадал. Я этого не хочу. Если уж на то пошло, верите вы в это или нет, император Кэйлеб этого не хочет; архиепископ Клейрмант этого не хочет; и это чертовски точно - если вы простите мой язык - что Бог этого не хочет. Так что скажете, если мы с вами сделаем всех этих людей счастливыми?
   ***
   Чарлз Добинс поморщился, почувствовав, как изменилось настроение толпы вокруг него. Так или иначе, это было не то, чего он ожидал. Этот чарисийский офицер - Чарлз понятия не имел, как прочесть знаки различия этого человека, - должен был быть в ярости и кричать им, чтобы они разошлись. Угрожая им, ясно показывая свое презрение к ним. Он, конечно, не должен был просто разговаривать с ними! И урезонивать их - или, во всяком случае, притворяться таковым - было слишком хитро и коварно, чтобы в это можно было поверить.
   И все же Чарлз не был полностью невосприимчив к манерам чарисийца. И он был прав насчет того, что сегодня среда. Не только это, но и упоминание чарисийца о его матери сильно напомнило Чарлзу о его собственной матери... и как она, вероятно, отреагирует, когда узнает, чем занимался ее дорогой мальчик, когда он сам должен был быть на мессе.
   Он не знал, какие мысли бродили в головах остальной толпы, но он чувствовал, как вся толпа отступает назад, теряя поступательный импульс, который нес ее по улице. В ней все еще кричали некоторые люди - в том числе некоторые из друзей Чарлза - но их голоса потеряли большую часть своего пыла. Они звучали пронзительнее, более изолированно, как будто владельцы этих голосов чувствовали, что их собственная уверенность испаряется.
   Чарлз убрал руку с дубинки под туникой и был немного удивлен, обнаружив, что на самом деле он испытывал скорее облегчение, чем сожаление по поводу того, как все так неожиданно изменилось.
   Он начал отворачиваться, затем остановился, его глаза расширились от шока, когда мужчина, который только что подошел к нему сзади, вытащил что-то из-под своей туники.
   Чарлз никогда не видел ни одного из новых "ружей c кремневыми замками", которые вводились в корисандской армии, но он узнал то, что должен был видеть сейчас. Это было короткое, непропорциональное оружие - мушкет, приклад которого был обрезан, а ствол спилен до длины не более пары футов. Он все еще был намного больше и объемнее, чем пистолеты, которыми была оснащена имперская чарисийская стража, и, должно быть, его было чрезвычайно трудно прятать, но кремневый замок, который был установлен вместо его оригинального фитильного замка, не нуждался в неуклюжем, зажженном и медленно тлеющем фитиле, который невозможно спрятать. Это, вероятно, очень помогло в том, что касалось сокрытия, - почти спокойно подумал уголок сознания Чарлза.
   Он, замерев, наблюдал, как поднялось оружие. Оно торчало из-за плеча другого молодого человека, не более чем на год или около того старше самого Чарлза, стоявшего рядом с ним. Тот молодой человек дернулся от удивления, повернул голову, глядя поперек и вниз на дуло, когда оно вторглось в угол его поля зрения... как раз в тот момент, когда человек, державший его, нажал на спусковой крючок.
   ***
   Внезапный выстрел застал всех врасплох, даже таких опытных сержантов, как Уистан и Мейджи. Возможно, он не должен был застать сержантов внезапно, но очевидный успех Талэса в успокоении толпы немного расслабил даже их.
   Человек, державший этот мушкет, выбрал лейтенанта морской пехоты в качестве своей цели. Однако, к счастью для Брада Талэса, никто бы никогда не назвал оружие потенциального убийцы высокоточным инструментом. Это было гладкоствольное оружие с очень коротким стволом, заряженное молотым, а не мелкозернистым порохом. На самом деле при выстреле было израсходовано менее четверти этого медленно горящего, малокалорийного пороха, прежде чем остальное вылетело из ствола огромным ослепительным облаком, и полет пули можно было охарактеризовать только как... беспорядочный.
   Несчастный молодой человек, который смотрел на дуло в момент выстрела, закричал в шоке, когда его лицо было жестоко обожжено. Он отшатнулся, схватившись за свои навсегда ослепшие глаза, и еще четыре или пять человек, которым не повезло стоять прямо перед ним, закричали от собственной боли, когда пылающие хлопья пороха выжгли "татуировки угольщика" на задней части их шей. У одной особенно невезучей души в самом деле загорелись волосы, и он упал на колени, завывая от паники и боли, пытаясь сбить огонь обеими руками.
   Чарлз Добинс стоял достаточно далеко, получив лишь незначительные ожоги, и его голова резко повернулась в поиске цели мушкета.
   ***
   - Дерьмо.
   Лейтенант Талэс задался вопросом, осознал ли взводный сержант Мейджи, что произнес это вслух. В конце концов, это единственное слово было произнесено почти как в разговоре. Не то чтобы это имело большое значение.
   Лейтенант понял, что мушкетная пуля почти наверняка предназначалась ему, но она его не нашла. Вместо этого она врезалась в грудь одного из его рядовых, в добрых четырех футах справа от него. Морской пехотинец упал, схватившись за внезапно окровавившуюся тунику спереди, и Талэс понял кое-что еще. Приказы майора Портира были совершенно ясны относительно того, что должен был делать Талэс, если против кого-либо из его людей будет применено огнестрельное или холодное оружие.
   - Примкнуть штыки! - услышал он команду собственным голосом, и солдаты его взвода повиновались.
   Он видел, как многие из тех, кто был в толпе, внезапно попытались отступить, когда щелкнула сталь и длинные блестящие лезвия выросли на концах винтовок его морских пехотинцев. Некоторым из них это удалось, другие обнаружили, что их побег заблокирован массой тел позади них, а третьи отреагировали совсем по-другому. Выражения лиц оскалились, из-под туник появились дубинки и палки, и передняя часть толпы, казалось, каким-то образом затвердела, стягиваясь вместе. Казалось очевидным, что люди в этих первых рядах были готовы к бою.
   Пока, - мрачно подумал Брад Талэс. - На данный момент, возможно.
   Он посмотрел на своего окровавленного рядового, и его челюсть сжалась, а выражение лица стало гораздо старше, чем в его возрасте. Он достаточно повидал мертвецов на перевале Тэлбор. Он снова отвел взгляд, встретившись взглядом с Мейджи, и его юношеский голос был словно из кованого железа.
   - Сержант Мейджи, очистить улицу! - сказал он.
  
   .II.
   Мейкелберг, герцогство Истшер, королевство Чисхолм
  
   - Итак, - сказал сэр Кинт Кларик, генерал имперской чарисийской армии, бывший командир бригады имперской чарисийской морской пехоты, недавно посвященный в рыцари и удостоенный звания барона Грин-Вэлли, наливая вино в кубок своего гостя, - что вы думаете, сейджин Мерлин?
   - О чем, милорд? - мягко спросил высокий голубоглазый имперский стражник в черно-золотой форме Дома Армак.
   Он взял свой кубок и с удовольствием отхлебнул. Вкусы Кларика в вине всегда были хорошими, и его продвижение по службе не изменило бывшего морского пехотинца в этом отношении. Или в любом другом отношении, которое мог видеть Мерлин Этроуз. Он все еще оставался тем же компетентным офицером, каким был всегда, с той же готовностью засучить рукава и приступить к новому заданию. Свидетельством тому была палатка, в которой они сейчас сидели, в то время как ледяной осенний дождь барабанил по ее (номинально) водонепроницаемому брезентовому пологу. Послезавтра должна была состояться первая годовщина свадьбы Кэйлеба и Шарлиэн Армак, которая также стала годовщиной создания империи Чарис, и Мерлин не мог не сравнить холодную, влажную тоску за пределами палатки Грин-Вэлли с ярким солнцем, тропической жарой и цветами того свадебного дня.
   Разница была... очевидной, и хотя Грин-Вэлли мог быть простым бароном и одним из недавно пожалованных пэров империи в придачу (в конце концов, он носил свой новый титул менее четырех пятидневок), не было секретом, что император Кэйлеб и императрица Шарлиэн очень высоко ценили его. На самом деле, ни для кого не было секретом, что его перевели обратно в Чисхолм из недавно завоеванного (более или менее) княжества Корисанды именно из-за того, как высоко они его ценили. Учитывая все это, можно было бы разумно предположить, что человек с его связями мог бы найти удобное жилье в соседнем городе Мейкелберг, а не застрять под брезентом в преддверии зимы.
   И к тому же северной зимы, - сухо подумал Мерлин, взглянув на большое мокрое пятно в одном углу палатки, где теоретическая гидроизоляция полога оказалась недостаточной для сильного дождя. - В конце концов он парень с юга, и ему совсем не понравится зима в Чисхолме. Дождь и так сильный, но грядет еще хуже. Снег? Что это?!
   Что, как прекрасно понимал Мерлин, и было настоящей причиной, по которой Грин-Вэлли поселился в этой палатке вместо роскошного городского дома или, по крайней мере, комфортабельного номера в одной из респектабельных городских гостиниц. Очень многие другие бывшие морские пехотинцы Чариса собирались провести зиму в Чисхолме в далеко не идеальных условиях, и Грин-Вэлли не собирался перебираться из своей палатки до тех пор, пока последнему человеку под его командованием не будет предоставлено сухое, теплое место в спешно достраиваемых казармах.
   - О чем это? - повторил генерал, откидываясь на спинку складного походного стула рядом с чугунной печкой, которая делала все возможное - на данный момент успешно - для поддержания довольно комфортной температуры внутри палатки. - Сейчас, позвольте мне подумать... О чем я мог спросить? Хммм....
   Он нахмурился в очевидной, трудной задумчивости, почесывая подбородок с полузакрытыми глазами, и Мерлин усмехнулся. На планете Сэйфхолд было не так уж много людей, которые чувствовали бы себя достаточно комфортно рядом с грозным сейджином Мерлином, причиняя ему неудобства, и он дорожил теми, кто это делал.
   - Хорошо, милорд! - он признал поражение с усмешкой, затем позволил усмешке медленно исчезнуть. - На самом деле, - продолжил он значительно более серьезным тоном, - я был впечатлен. Вы и герцог Истшер, похоже, управляете процессом интеграции даже более плавно и быстро, чем ожидали их величества. У меня сложилось впечатление, что вы также в основном довольны возникающими командными отношениями.
   Его тон превратил последнюю фразу в вопрос, и Грин-Вэлли фыркнул.
   - Я ожидал от вас несколько более... дальновидного комментария, Мерлин, - сказал он. - На самом деле, я немного удивлен, что его величество счел необходимым послать вас сюда, чтобы, так сказать, посмотреть на все своими глазами.
   Мерлин ухитрился не вздрогнуть, хотя это в точности описывало ситуацию. С другой стороны, это было достаточно разумное наблюдение, учитывая, что Грин-Вэлли входил в относительно небольшое число людей, которые знали, что сейджин Мерлин был гораздо большим, чем просто личным оруженосцем и телохранителем императора Кэйлеба Армака.
   За последние несколько лет практически все в том, что стало империей Чарис, узнали, что старые басни и сказки о легендарных монахах-воинах сейджинах были не только правдой, но и фактически преуменьшали их смертоносность. Ни у кого не было абсолютно никаких сомнений в том, что сейджин Мерлин был самым опасным телохранителем, которым когда-либо обладал любой чарисийский монарх. Учитывая количество предотвращенных им попыток убийства, и не только императора, неудивительно, что его постоянно держали за спиной Кэйлеба наблюдать за ним и защищать его как в зале совета, так и на поле битвы.
   Но что знал Грин-Вэлли - и очень немногие из его собратьев-чарисийцев даже подозревали, - так это то, что у Кэйлеба и Шарлиэн была еще одна и совершенно особая причина держать Мерлина так близко.
   У сейджина были видения. Он мог видеть и слышать далекие события, знать, что происходило за тысячи миль отсюда, и даже когда именно это происходило. Его способность буквально присутствовать на военных советах и политических обсуждениях врагов Чариса была бесценным преимуществом для осажденной империи, а его роль телохранителя Кэйлеба была идеальным прикрытием. Он действительно был смертоносным и эффективным стражем, которым все его считали, но сама эта смертоносность давала достаточную причину для его постоянной близости к Кэйлебу и Шарлиэн. В конце концов, даже сейджин не смог бы защитить кого-то от убийцы, если бы его не было рядом, не так ли? И поэтому любые потенциально подозрительные души точно понимали, почему капитан Этроуз с его "нездешними синими сейджинскими" глазами постоянно находился рядом с императором, и это, очевидно, не имело никакого отношения к видениям. Мерлин был телохранителем, а не советчиком и оракулом. Любой деревенский дурачок мог бы это понять!
   Грин-Вэлли знал, что это не так. Действительно, он начал подозревать, что Мерлин был в такой же степени наставником, как и советником. Что большинство радикальных нововведений, которые до сих пор обеспечивали выживание Чариса перед лицом подавляющего численного преимущества его врагов, исходили от "предложений" сейджина чарисийцам, которые затем превратили их в работоспособные приложения. Барон подозревал это по той прекрасной причине, что он был одним из тех чарисийцев. Именно Грин-Вэлли, будучи майором королевской чарисийской морской пехоты, сыграл ведущую роль в разработке революционно новой тактики пехоты, основанной на полевой артиллерии и нарезных кремневых мушкетах, которые "просто случайно" появились в Чарисе вскоре после прибытия некоего Мерлина Этроуза. Он тесно сотрудничал с Мерлином в процессе выполнения этой задачи, и во многих отношениях они еще более тесно работали вместе во время кампании в Корисанде. Фактически, победа, которая принесла Грин-Вэлли его титул (с рыцарским званием) и закрепила поражение князя Гектора Корисандского, была возможна только потому, что Мерлин открыл ему свою способность наблюдать видения.
   Итак, да - барон Грин-Вэлли знал о Мерлине Этроузе гораздо больше, чем подавляющее большинство его собратьев-подданных. Но чего он не знал - и Мерлин искренне надеялся, что он даже не подозревал, - так это того, насколько Мерлин на самом деле был еще большим.
   Я бы очень хотел, чтобы его добавили во внутренний круг, - размышлял сейджин, - и знаю, что Кэйлеб и Шарлиэн тоже согласны со мной. На самом деле, думаю, мы должны добавить его. Просто не имеет смысла не вводить его полностью внутрь, и не думаю, что нам нужно беспокоиться о каких-либо кризисах религиозной совести с его стороны.
   Эта последняя мысль действительно почти заставила его вздрогнуть, учитывая ее прямое отношение к причине, по которой он был здесь.
   - Их величества на самом деле послали меня по нескольким причинам, милорд, - сказал он. - Одна из них, во многих отношениях, вероятно, самая важная, состояла в том, чтобы позволить мне оценить ваш прогресс - я имею в виду ваш и герцога Истшера - из первых рук. Когда я действительно смогу задавать вопросы, может быть, даже сделаю несколько предложений от имени его величества. Это трудно делать, если все, что ты делаешь, - наблюдаешь за видением.
   - Вижу, где это было бы правдой, - согласился Грин-Вэлли. Сейджин отметил, что его, похоже, нисколько не расстроила мысль о том, что Мерлин "оценивает" его успехи в выполнении нового задания.
   - И вторая причина, почти столь же важная, - признался Мерлин, - заключается в том, чтобы подвести меня достаточно близко к Истшеру, чтобы... взаимодействовать с ним.
   На этот раз Грин-Вэлли только кивнул. Мерлин не особенно удивился - барон всегда был проницательным и дипломатичным парнем. Он понимал, что даже ему Мерлин вряд ли мог прямо сказать: - Они хотят, чтобы я посмотрел, является ли Истшер тоже... предателем или нет.
   Хорошей новостью было то, что Мерлин был почти уверен, что Истшер не был им. Плохая новость заключалась в том, что, несмотря на все "несправедливые" преимущества сейджина, Мерлин был только "почти" уверен в этом. И, к сожалению, тот факт, что герцог фактически был дядей императрицы Шарлиэн по своему браку, что он был шурином недавно умершего герцога Холбрук-Холлоу, и что он был старшим офицером Холбрука-Холлоу, заместителем командующего королевской чисхолмской армией почти пятнадцать лет, означал, что "почти наверняка" было недостаточно.
   Не после предательства Холбрука-Холлоу.
   - Могу я спросить, каковы были ваши впечатления до сих пор? - вежливо спросил Грин-Вэлли. - В общем смысле, конечно. Я бы не хотел просить вас слишком подробно рассказывать о каких-либо особо достойных бывших морских пехотинцах - при условии, конечно, что они есть поблизости, - и смущать меня своей бурной похвалой, - добавил он, и Мерлин фыркнул.
   - Знаете, милорд, - сказал сейджин почти задумчивым тоном, - я всегда слышал, что определенная... дерзость, можно сказать, является неотъемлемой частью личности любого морского пехотинца. Вы случайно не знаете, как могли возникнуть эти слухи, не так ли?
   - Я? - Грин-Вэлли невинно расширил глаза. - Я не морской пехотинец, сейджин Мерлин! Я офицер имперской армии. На самом деле, у меня где-то здесь есть письменное подтверждение, чтобы доказать это. Так что же может знать грубоватый, честный, от природы скромный армейский офицер о морских пехотинцах и их завышенных представлениях о себе?
   - О, отличное замечание, - согласился Мерлин. - Не могу себе представить, что могло на меня найти, чтобы задать такой вопрос.
   - Я, конечно, надеюсь, что это так, - сказал Грин-Вэлли немного сурово, когда он взял бутылку вина и снова наполнил кубок Мерлина.
   - Ну, во всяком случае, отвечая на ваш вопрос, мои впечатления до сих пор были почти повсеместно хорошими. - Тон и выражение лица Мерлина снова стали серьезными. - Честно говоря, я на самом деле не совсем понимал, насколько хороша чисхолмская армия. Полагаю, мне следовало бы это сделать, учитывая ту роль, которую она играла при короле Сейлисе. Конечно, не говоря уже о том, чтобы сохранить королеву Шарлиэн на троне - и живой - после смерти Сейлиса. Имею в виду, что две трети его старших офицеров, в конце концов, ветераны кампаний Сейлиса, и очевидно, что Истшер - и Холбрук-Холлоу, если уж на то пошло, - отлично поработали над их обучением и оснащением.
   Грин-Вэлли медленно кивнул, его взгляд был задумчивым, и Мерлин пожал плечами.
   - Очевидно, - продолжил он, - их вооружение не настолько хорошо, как то, что мы взяли с собой в Корисанду, но, с другой стороны, если разобраться, его нет ни у кого больше. И так же, как вы, несомненно, обнаружили, их построение и тренировки ориентированы на тактику, которая только что устарела. Но, опять же, они вряд ли одиноки в этом. Учитывая оружие, доступное всем несколько лет назад, у меня сложилось впечатление, что войска Истшера могли бы, по крайней мере, при равной численности выстоять против любой из армий материка, и, вероятно, надрать им задницы, если уж на то пошло. За исключением Сиддармарка, конечно.
   Настала очередь Грин-Вэлли фыркнуть. Армия республики Сиддармарк была широко признана - и не без оснований - самой эффективной вооруженной силой в истории Сэйфхолда. По крайней мере, на суше. Военно-морского флота Сиддармарка практически не существовало, и королевский чарисийский флот безраздельно правил морями Сэйфхолда еще до прибытия Мерлина Этроуза в Теллесберг. Однако в любом месте, где фаланга сиддармаркских пик могла найти себе место, она царила без сомнений. Что объясняло успешную, устойчивую экспансию республики на юг в направлении Деснейрской империи за последние сто пятьдесят сэйфхолдских лет или около того. Эта экспансия была остановлена только тогда, когда рыцари земель Храма гарантировали границы великого герцогства Силкия в договоре о городе Силк в 869 году.
   Силкия, по крайней мере номинально, являлась независимой, хотя ее великий герцог ежегодно платил значительную дань Деснейру. Он также платил каждый год рыцарям земель Храма, хотя это называлось "десятиной" и до недавнего времени выплачивалось каждым правителем Сэйфхолда. Конечно, официально не для "рыцарей земель Храма", но это было только потому, что все рыцари земель Храма просто случайно оказались членами совета викариев Матери-Церкви. Их двойная роль как светских, так и церковных правителей давала им значительное несправедливое преимущество, но в то же время несла определенные недостатки. Особенно сейчас. Рыцари земель Храма долгое, долгое время нервничали из-за этой великолепной армии Сиддармарка по другую сторону их общей границы, и на протяжении многих лет они использовали свою власть как князей Церкви, чтобы препятствовать любому авантюризму со стороны сменявших друг друга лордов-протекторов республики. Договор о городе Силк, возможно, был самым вопиющим примером их вмешательства, но вряд ли он был единственным. Это не совсем помогло их отношениям с республикой, хотя, учитывая непререкаемое превосходство Церкви, вряд ли могло спровоцировать открытый разрыв, что бы ни думали некоторые викарии.
   Но теперь... теперь, когда верховенство Церкви стало оспариваться, все тревоги, которые испытывали декады церковных канцлеров, только что приобрели совершенно новый смысл. Не было никаких реальных свидетельств какого-либо общего движения сиддармаркцев за принятие Церкви Чариса, но это не помешало храмовой четверке - квартету могущественных викариев, которые действительно управляли Церковью, - беспокоиться о том, что еще может произойти.
   Я бы хотел, чтобы это произошло, - подумал Мерлин более чем с тоской, - но, как бы сильно Стонар ни возмущался Церковью - или, по крайней мере, храмовой четверкой, он не собирается лезть на рожон с Чарисом. Не думаю, что это потому, что он не согласен с обвинениями Чариса в коррупции в Церкви или потому, что у него есть какие-либо иллюзии относительно "святости" храмовой четверки и их мотивов. Но он чертовски прагматичен и так же хорошо осведомлен о балансе сил, как и любой другой. На самом деле, он знает об этом лучше, чем кто-либо другой. Кроме того, из того, что я видел, он не думает, что какой-либо шаг по разрыву с Церковью найдет общую поддержку в Сиддармарке. И, по крайней мере, на данный момент, похоже, что в этом он прав.
   - Честно говоря, что меня больше всего впечатляет в чисхолмцах, - продолжил сейджин вслух, - так это то, как легко и плавно они, похоже, приспосабливаются к новой тактике.
   Он поднял бровь, глядя на Грин-Вэлли, приглашая прокомментировать, и барон кивнул.
   - В этом вы правы, - согласился он. - Мне кажется, что их офицеры понимают причины новой тактики даже быстрее, чем в наших войсках. И они делают это не просто для того, чтобы их величества были счастливы. Если уж на то пошло, они даже не просто повторяют то, чему мы должны их научить. Вместо этого они думают о том, почему мы внесли именно такие изменения, и ищут способы сделать то, чего мы уже достигли, еще более эффективным.
   - У меня тоже сложилось такое впечатление, - признал Мерлин.
   - На самом деле, я не видел никаких признаков того, о чем больше всего беспокоился, - сказал Грин-Вэлли. Бровь Мерлина снова приподнялась, и барон пожал плечами. - У Чариса никогда не было ничего, что кто-либо в здравом уме назвал бы "армией", Мерлин. У нас был непревзойденный военно-морской флот, и никто не хотел сталкиваться с нашими морскими пехотинцами в море, но с точки зрения того, что сухопутная держава назвала бы армией, Чарис даже нельзя разглядеть на карте.
   - Однако здесь, в Чисхолме, - продолжил он, откидываясь на спинку стула с напряженным выражением лица, - армия явно доминирует. Именно армия сломила власть знати и обеспечила стабильность здесь, дома, которая позволила отцу императрицы - и ей, в свою очередь, конечно - достичь процветания королевства. Король Сейлис, возможно, начал строить флот, как только смог, поскольку Чисхолм нуждался в нем для защиты своей торговли от корисандских каперов, но лишь созданное армией процветание позволило ему это сделать. Так что, в то время как мы, чарисийцы, склонны расточать свое восхищение и гордость - не говоря уже о драконовской доле в нашем богатстве - военно-морскому флоту, в Чисхолме все было наоборот.
   Он снова пожал плечами.
   - В этих обстоятельствах я больше всего боялся того, что чисхолмцы автоматически отвергнут наши советы относительно новой тактики. Ведь что может знать кучка морских пехотинцев о реальных условиях и требованиях ведения войны на суше? Во многих отношениях это тоже был бы вполне разумный вопрос. Если уж на то пошло, полагаю, что многие чарисийские военно-морские офицеры чувствовали себя точно так же, когда дело касалось чисхолмского флота, если уж на то пошло. И тот факт, что именно наши морские пехотинцы вели все настоящие боевые действия в Корисанде - что их армия была полностью обделена, сидя здесь дома, - вполне мог разжечь их негодование. О, они сказали, что приняли аргументы в пользу логистики. Что они понимали, что мы могли доставить только столько людей через столько миль океана, а это означало, что мы не могли позволить себе взять с собой кого-либо, кто еще не был экипирован и обучен новому оружию. Но я боялся, независимо от их высказываний, что они возмутились бы, если бы с ними обращались как с какой-нибудь фермерской командой и оставили сидеть в землянке, пока игроки высшей лиги отправлялись на войну.
   - На самом деле, это было то, чего я ожидал, и не только из-за какой-то мелкой заботы об армейской "чести". Вы так же хорошо, как и я, знаете, что престиж - и способность указывать на прошлые достижения - играет большую роль в том, насколько большого успеха могут ожидать армия или флот. Это профессиональная армия с профессиональным офицерским корпусом, Мерлин. Они, должно быть, беспокоились о том, что когда их оставили дома, в то время как кто-то другой вел все боевые действия, могло... негативно повлиять на их карьерные перспективы, можно сказать. Я видел явный оттенок негодования у многих гражданских чисхолмских бюрократов, которые, похоже, считают, что Чарис получил несправедливую долю власти и преимуществ в империи, поэтому не думаю, что было бы неразумно, если бы армия чувствовала себя так же.
   - Знаю. - Мерлин кивнул. - Я видел то же самое - имея в виду бюрократов, - хотя по какой-то странной причине они кажутся немного более осторожными в проявлении своего негодования по отношению к императору или императрице.
   - Нет, правда? Интересно, почему это может быть? - Грин-Вэлли размышлял с невинной улыбкой, и Мерлин фыркнул.
   - Как я уже сказал, я действительно был обеспокоен возможным недовольством армии из-за того, что ее "оставили в стороне" от кампании в Корисанде, - продолжал Грин-Вэлли. - И я видел немного этого, но не очень много, спасибо Лэнгхорну.
   - Значит, они, похоже, тоже не расстроены внезапным вливанием всех морских пехотинцев? - спросил Мерлин.
   Он внимательно наблюдал за Грин-Вэлли. Барон был выбран для своего нынешнего назначения, несмотря на его относительную молодость - ему все еще не исполнилось сорока лет - и болезненно нового возвышения среди аристократии, не просто потому, что он был так хорош в своей работе, но из-за остроты его проницательности. Теперь Грин-Вэлли криво покачал головой сейджину, как бы упрекая его за то, что он задал вопрос, на который они оба, очевидно, уже знали ответ.
   - Нет, это не так, - сказал он вслух. - Отчасти, думаю, это из-за их профессионализма. Они больше заинтересованы в том, чтобы научиться выполнять свою работу еще лучше, чем в защите своей репутации о том, насколько хорошо они ее уже выполняют. В этом отношении они напоминают мне многих наших морских офицеров, таких как граф Лок-Айленд и барон Рок-Пойнт. В первую очередь они профессионалы, а примадонны - только во вторую или даже в третью.
   - Но, как я уже сказал, это только часть причины, - глаза Грин-Вэлли теперь были прищурены, выражение его лица было напряженным. - Думаю, что, вероятно, еще более значимо то, что, помимо самых высокопоставленных чинов, такой огромный процент офицеров армии - простолюдины. Одна из вещей, которая, я думаю, больше всего расстраивает знатных дворян, которые так недовольны императором и императрицей, - это то, что их лишили каких-либо реальных властных постов в армии. Полагаю, с их стороны было бы глупо удивляться этому, поскольку вся причина, по которой король Сейлис и барон Грин-Маунтин - и Холбрук-Холлоу, надо отдать должное этому человеку, - создали королевскую армию в первую очередь для того, чтобы восстановить прерогативы короны за счет дворянства. После того количества сражений, которые потребовались, не думаю, что кого-то должно удивлять, что они решили не назначать генералами любых дворян, в чьей лояльности короне они не были полностью уверены. И тот факт, что воины низкого происхождения могли - и достигли - высоких званий в армии, помогает объяснить, с каким энтузиазмом общественность поддерживает это. Здесь, в Чисхолме, армия занимает точно такое же положение - во всяком случае, в том, что касается общин, - как и военно-морской флот в Чарисе, и она достаточно молода и достаточно профессиональна, чтобы быть действительно гибкой. - Он покачал головой. - Честно говоря, я никогда не ожидал, насколько она гибка на самом деле.
   Мерлин кивнул в знак согласия. Он был немного более оптимистичен в отношении готовности королевской чисхолмской армии принять новое оружие и тактику, чем некоторые чарисийцы, но даже он был приятно удивлен энтузиазмом чисхолмцев по поводу изменений.
   В общем и целом, большинство чисхолмцев, казалось, были твердо едины в решении объединить королевства Чисхолм и Чарис (теперь почти повсеместно называемое "Старым Чарисом", просто чтобы все было правильно) в новую империю Чарис. Однако не все из них были такими. Некоторые - и особенно те, кто был наиболее склонен мыслить с точки зрения собственной власти и влияния, - сомневались в том, что обещанное равенство между Чисхолмом и Старым Чарисом действительно может (или будет) сохранено. При вдвое меньшем чем у Чисхолма населении экономическое богатство Старого Чариса было выше как минимум в четыре раза. Его мануфактуры и торговцы занимали преобладающее положение в экономике Чисхолма еще до объединения двух королевств, торговый флот Чариса доминировал во всех морях и океанах Сэйфхолда, а королевский флот Чисхолма исчез - почти бесследно - в гораздо более крупном королевском чарисийском флоте, даже если образовавшийся союз официально назывался имперским флотом.
   В сложившихся обстоятельствах, вероятно, было вполне разумно, по крайней мере, для некоторых чисхолмцев питать определенные сомнения относительно того, сколько времени пройдет, прежде чем Чисхолм открыто станет младшим партнером - можно сказать, партнером второго сорта - в имперских отношениях.
   Кэйлеб и Шарлиэн были полны решимости не допустить этого. Тот факт, что Шарлиэн была соправительницей Кэйлеба, что она управляла всей империей от своего и его имени из Теллесберга, пока Кэйлеб был на войне в Корисанде, и что именно она, а не Кэйлеб, наблюдала за созданием нового имперского парламента, в значительной степени способствовал достижению этой цели. Тот факт, что имперская столица будет располагаться в Черейте, столице королевства Чисхолм, в течение полугода, и в Теллесберге, столице королевства Чарис, в течение другой половины года, продвинул дело еще дальше. Это заверило граждан Чисхолма в том, что чарисийским взглядам не будет позволено доминировать в имперском правительстве просто потому, что люди, отстаивающие эту точку зрения, имели гораздо лучший, гораздо более близкий и непрерывный доступ к императору и императрице.
   Формирование имперской армии должно было стать еще одним подтверждением. Двумя главными опорами чисхолмской короны при короле Сейлисе и королеве Шарлиэн была яростная преданность чисхолмских общин и королевской армии. Как только что указал Грин-Вэлли, это была армия, поддерживаемая политически и финансово общинами, и ее ряды заполнялись в основном простолюдинами, с помощью которых король Сейлис сломил высокомерную власть великих магнатов аристократии Чариса. Именно та же самая армия и еще более яростная преданность - любовь - тех же самых простолюдинов к бесстрашной храбрости королевы-ребенка, которая сменила Сейлиса после его безвременной смерти, позволили Шарлиэн выжить. И те же самые глубокие источники поддержки помогли им принять ее решение выйти замуж за Кэйлеба и создать империю.
   Она и Кэйлеб полностью осознавали это, и именно поэтому, точно так же, как Кэйлеб настаивал на том, что чисхолмские торговцы и производители должны иметь равный доступ к рынкам империи, как иностранным, так и внутренним, они оба постановили, что именно Чисхолм возглавит формирование имперской армии. Среди королевских морских пехотинцев Чариса были те, кто возражал (хотя в большинстве случаев они были достаточно мудры, чтобы делать это тихо) против этого решения. Чье чувство гордости за свою собственную организацию, за то, как она так стремительно выросла, за то, как она сокрушила своих противников в Корисанде, было глубоко оскорблено идеей о том, что морские пехотинцы должны не только вернуться к тому, чтобы быть чисто корабельными и десантными силами, но и перевести в армию большинство ветеранов кампании в Корисанде.
   Те, кто был достаточно глуп, чтобы выдвинуть свои возражения, были таковыми... однако нашли себе другие обязанности.
   - Думаю, что, вероятно, еще одна часть, - сказал сейджин вслух, - заключается в том факте, что Кэйлеб и Шарлиэн так ясно дали понять, что, хотя Чарис разумно собирается взять на себя ведущую роль в военно-морских делах, имеет смысл отдать ту же роль Чисхолму, когда речь идет об армии. Вот почему ты теперь, конечно, армейский офицер. Решение перевести основную часть имперской морской пехоты в армию - и при этом уважать старшинство действующих офицеров армии - было непростым, но, как я думаю, Кэйлеб и Шарлиэн были правы, настаивая на этом.
   - Безусловно! - кивок Грин-Вэлли был более энергичным и решительным, чем у Мерлина. - Офицеры, с которыми я работаю, очевидно, рассматривают это решение как доказательство того, что их величества имели в виду то, что они сказали об организации вооруженных сил империи. Особенно после... ну...
   Голос барона затих на самой необычной ноте чего-то, что было почти - не совсем, но почти - смущением, и Мерлин улыбнулся без малейшего следа юмора.
   - Ты имеешь в виду, особенно после того, как командующий армией вступил в сговор со сторонниками Храма, чтобы убить - или, по крайней мере, похитить - Шарлиэн?
   - Ну, вообще-то, да, - признался Грин-Вэлли. Он слегка покачал головой. - На самом деле трудно винить их за то, что они беспокоятся об этом. На их месте я бы, конечно, опасался, что у короны возникнут серьезные сомнения в базовой надежности армии. Особенно учитывая, насколько популярен был Холбрук-Холлоу - среди простых солдат, а не только среди офицерского корпуса. Он тот, кто создал всю эту армию, Мерлин. Он сформировал ее, он командовал ею в большинстве важнейших сражений и вел ее солдат к победе в каждой кампании. Как они могли не беспокоиться о том, почувствует ли корона, что не может позволить себе доверять их лояльности после чего-то подобного? Если уж на то пошло, многие из них чувствовали себя пристыженными его действиями. Они не сделали ничего плохого, но он был их командиром, и, по крайней мере, некоторые из них чувствуют, что его измена запятнала и их тоже.
   - Точно знаю, что ты имеешь в виду, - серьезно сказал Мерлин.
   И правда в том, - сказал он про себя, - что, по крайней мере, некоторые армейские офицеры испытывают те же сомнения, что и Холбрук-Холлоу. Как, например, благородный граф Суэйл.
   Барка Раскейл, граф Суэйл, был молод, ему было всего тридцать семь лет по Сэйфхолду. Он также был очень высок для жителя Сэйфхолда, примерно на дюйм выше Мерлина, и невероятно красив со своими светлыми волосами, темными глазами и бронзовым от загара цветом лица. В те времена, когда Мерлин Этроуз был Нимуэ Элбан, она определенно внимательно посмотрела бы на Суэйла.
   Но в дополнение к своей привлекательной внешности и благородному происхождению Суэйл был убежденным сторонником Храма. Он скрывал это лучше, чем многие из его собратьев, включая Холбрука-Холлоу, но Мерлин не сомневался в его фундаментальных убеждениях. Чего он еще не знал, так это того, в чем заключалась преобладающая убежденность Суэйла. Приведет ли его отвращение к "отступничеству" и "ереси" Церкви Чариса - и, вполне возможно, смерть с позором командующего армией, которым он глубоко восхищался и уважал, - к собственной измене? Или давняя преданность его и его семьи Дому Тейт - на самом деле необычная среди высшей чисхолмской знати - и его клятва офицера королевской армии будут непоколебимы против этих сил?
   Мерлин боялся, что сможет угадать, в какую сторону в конце концов прыгнет Суэйл. Но он еще не прыгнул, и ни у Кэйлеба, ни у Шарлиэн не было привычки наказывать людей за то, что они могли бы сделать.
   Что вполне устраивало Мерлина Этроуза, когда дело доходило до этого.
   И, - подумал сейджин, - у Грин-Вэлли была даже лучшая точка зрения, чем мог бы понять сам барон, относительно важности армии в глазах чисхолмских подданных империи.
   Я слежу за всеми, кто, как мы знаем, разделял хотя бы некоторые сомнения Холбрук-Холлоу, - напомнил он себе. - И если Кэйлеб и Шарлиэн не собираются никого бить молотком до тех пор, пока кто-нибудь не решит подражать Холбрук-Холлоу, они также не будут колебаться, если когда-нибудь придет время опустить этот молоток. Знаю, они надеются, что им не придется этого делать, но они сделают это, если им действительно придется. И, по крайней мере, похоже, что те, кто придерживается приверженности Храму, определенно в меньшинстве... на данный момент.
   - А герцог Истшер? - спросил он вслух. - Что вы думаете о том, как он относится ко всему этому, милорд?
   - Вы просите меня обсудить моего командира, сейджин Мерлин, - сказал Грин-Вэлли с внезапной - и непривычной - суровостью и нахмурился. - Понимаю, почему вы обеспокоены, но, честно говоря, не думаю, что мне действительно уместно судить о верности его светлости короне.
   Мерлин позволил одной из своих бровей приподняться в легком удивлении. Он начал отвечать, потом остановился.
   На самом деле, - подумал он, - жесткость Грин-Вэлли была суждением о лояльности Истшера. Особенно потому, что это явно не проистекало из какого-либо нежелания рисковать противостоянием могущественному дворянину в чрезвычайно маловероятном случае, если слово о какой-либо критике с его стороны когда-либо вернется к Истшеру.
   Это показатель того, что он обнаружил, насколько сильно уважает Истшера, - сказал себе Мерлин. - Если бы у него были какие-то сомнения в лояльности Истшера, он бы тоже не стал его уважать, каким бы гибким герцог ни был в профессиональном смысле. Так что тот факт, что он не хочет отвечать, - это уже ответ.
   - Понимаю, милорд, - сказал он вслух, несколько более официально, чем это стало нормой для его бесед с Грин-Вэлли. Барон мгновение смотрел на него, затем почти незаметно кивнул, и его хмурое выражение исчезло.
   - Итак, в целом, вы удовлетворены? - Мерлин продолжил более нормальным тоном, и Грин-Вэлли снова кивнул, на этот раз тверже.
   - В целом, я очень доволен. Я хотел бы - и герцог Истшер тоже - чтобы нам могли предоставить еще больше морских пехотинцев в качестве опытных кадров, но мы оба понимаем, почему их величествам пришлось оставить генералу Чермину достаточно большой гарнизон в Корисанде. Я также хотел бы, чтобы мы могли быстрее открыть новые оружейные мастерские и литейные цеха здесь, в Чисхолме, но тут просто нет такого количества опытных механиков и мастеров, как у Старого Чариса. По крайней мере, первые две партии винтовок уже поступили, так что не все сверлят рукоятками метел.
   - С положительной стороны, в дополнение ко всему остальному, о чем мы только что говорили, должен признать, что герцог и его офицеры, похоже, лучше понимают реалии ведения боевых действий на суше, чем мы - чем я, а я разрабатывал всю нашу новую тактику пехоты. - Он фыркнул. - Они уделяют мне лестное внимание и чертовски внимательно слушают все, что я говорю, особенно учитывая тот факт, что, в отличие от них, у меня действительно есть опыт работы с новым оружием. Но правда в том, что они уже указали на множество мест, где мои идеи - и не только в тактике; у них гораздо больше опыта в армейской логистике, чем у нас, - могли бы быть улучшены. В некоторых случаях многое улучшается.
   И это говорит о вас очень хорошо, милорд, что вы не только распознаете правду, когда видите ее, но и готовы признать это - перед другими, а не только перед самим собой, - подумал Мерлин.
   - Так вы думаете, я могу вернуться в Черейт и сообщить их величествам, что проект интеграции единой армии продвигается успешно? - спросил он вслух.
   - Да, - сказал Грин-Вэлли, пристально глядя в голубые глаза сейджина, давая понять, на скольких уровнях он на самом деле говорил. - Да, думаю, вы можете сказать им, что все идет очень хорошо.
  
   .III.
   Королевский дворец, город Тэлкира, королевство Делфирак
  
   - Как ты думаешь, Филип, чего они на самом деле хотят?
   Тон Айрис Дейкин был спокойным, когда она смотрела поверх пустых тарелок за обеденным столом на своего законного опекуна, но карие глаза, которые она унаследовала от своей покойной матери, были темнее, чем можно было объяснить исключительно тусклым светом ламп.
   - В основном, думаю, то, что они сказали, ваше высочество. - Филип Азгуд, граф Корис, пожал плечами. - О, не сомневаюсь, что у них на самом деле на уме больше, чем они сказали до сих пор. Но что касается того, чем может быть это "больше", ваша догадка почти наверняка так же хороша, как и моя, - сказал он. И он имел в виду именно это. Айрис Дейкин могло быть всего семнадцать лет - меньше шестнадцати, по меркам планеты, на которой фактически развивалось человечество, - но ее едва ли можно было назвать типичной семнадцатилетней девушкой. Даже не типичной семнадцатилетней княжной.
   - Не ожидаю, что они прислали свое... приглашение, давайте назовем это, из-за их огромной заботы о Дейвине. - Тон Кориса был язвительным. Он бы никому другому не позволил услышать, как он говорит это о храмовой четверке, но ни у него, ни у Айрис не было никаких иллюзий относительно этого конкретного квартета, а за столом больше никого не было. - В то же время, - продолжал человек, который столько лет руководил шпионами князя Гектора Корисандского, - думаю, что это, вероятно, могло быть еще хуже, чем сейчас. По крайней мере, они не настаивают, чтобы вы вдвоем сопровождали меня!
   - Почему они должны утруждать себя, приглашая меня, каковы бы ни были их мотивы?
   Лицо Айрис напряглось, и Корис обнаружил, что кивает в знак согласия. Он имел в виду свою последнюю фразу, по крайней мере частично, как попытку пошутить, но на самом деле не был удивлен постфактум, что она провалилась. И он не больше, чем Айрис, сомневался в том, что для храмовой четверки она сама представляла очень малую ценность. Ее младший брат Дейвин, пусть в настоящее время он находился в изгнании, был законным князем Корисанды - даже Кэйлеб и Шарлиэн из Чариса признавали это. Но Айрис? Она была просто чем-то вроде второстепенного приложения. Она не имела внутренней ценности как политическая фигура в глазах храмовой четверки, и они, конечно, не собирались тратить время на беспокойство о том, что может подумать беглая княжна в изгнании, живущая исключительно (насколько они знали, во всяком случае) на скупую щедрость дальних родственников.
   Что было невероятно глупо с их стороны, по мнению Филипа Азгуда, независимо от того, насколько разумным они, очевидно, считали это.
   Во всяком случае, пока. Вполне возможно, что в конце концов они поймут ошибочность своего пути. Вероятно, довольно болезненно, - подумал он с некоторым несомненным удовлетворением.
   - Боюсь, что у вас есть мнение на этот счет, по крайней мере, с их точки зрения, - сказал он в ответ на ее вопрос. - С другой стороны, думаю, что моя собственная точка зрения остается в силе. Если бы у них были какие-то ближайшие планы, касающиеся Дейвина, они, вероятно, настояли бы, чтобы я взял с собой и его.
   Несмотря на самую настоящую привязанность, с которой она относилась к своему "опекуну", и, несмотря на свои собственные опасения, Айрис не смогла удержаться от ухмылки, услышав кислый тон Кориса. Конечно, на самом деле это было не смешно - путешествие на расстояние до девяти тысяч миль вряд ли было бы простой прогулкой по сельской местности, даже в середине лета. С быстрым приближением зимы это должно было быть крайне неприятным переживанием, что бы ни случилось. И его заключительная стадия потенциально могла быть активно опасной, если уж на то пошло.
   - Ты же не думаешь, что это только из-за всех трудностей поездки? - спросила она, косвенно выражая свое собственное беспокойство по поводу Кориса.
   - Нет, я не знаю, - губы графа сжались, и он покачал головой. - Дючейрн, вероятно, беспокоился бы об этом, особенно учитывая возраст Дейвина. Даже Тринейр мог бы подумать об этом, если уж на то пошло, хотя бы из-за его осведомленности о потенциальной ценности Дейвина. Однако сомневаюсь, что Мейгвейру даже пришло бы в голову беспокоиться о том, чтобы тащить девятилетнего ребенка по глубокому снегу. И Клинтан...
   Корис замолчал и пожал плечами, и настала очередь Айрис кивнуть. Викарий Замсин Тринейр, вероятно, был самым хладнокровным и расчетливым канцлером, какого Церковь Ожидания Господнего когда-либо производила за все девять пыльных столетий со дня сотворения мира. Он с гораздо большей вероятностью рассматривал Дейвина Дейкина исключительно как потенциальный политический актив, чем как маленького мальчика, чей отец был жестоко убит. И, судя по всем отчетам, Аллейн Мейгвейр, генерал-капитан Церкви, обладал примерно таким же воображением, как изношенный ботинок. Ожидать, что ему придет в голову беспокоиться о Дейвине, было бы столь же глупо, сколь и бесполезно.
   А потом еще Жэспар Клинтан. Айрис не больше, чем Корис, сомневалась в том, что великий инквизитор просто тупо посмотрел бы на любого, у кого хватило бы смелости предположить, что ему следует так или иначе беспокоиться о благополучии Дейвина.
   - Если бы они рассматривали какие-либо существенные изменения в своих расчетах, касающихся его, они могли бы захотеть, чтобы он был в Зионе, где им было бы удобнее, - продолжил граф. - Если уж на то пошло, думаю, что Клинтан, по крайней мере, хотел бы иметь возможность... произвести впечатление на Дейвина тем, насколько серьезно инквизитор и его помощники проявляют к нему интерес. - Он покачал головой. - Нет, я склонен думать, что это в значительной степени именно то, что предполагает сообщение Тринейра. Они хотят быть уверены, что я полностью понимаю их планы относительно него. И, конечно, чтобы получить мои собственные впечатления о ситуации в Корисанде.
   На мгновение Айрис выглядела так, словно хотела плюнуть, и Корис ни капельки ее не винил.
   - Уверен, что у них есть лучшие источники, чем у меня - чем у нас, - сказал он. - Или, по крайней мере, что их источники могут передавать свои отчеты в Зион быстрее, чем наши агенты могут передавать отчеты нам. Но все, что они знают о Корисанде, в лучшем случае из вторых рук, даже если это более свежо, чем все, что мы слышали. Не удивлюсь, если они захотят поковыряться в мозгах одного из советников твоего отца.
   - Особенно в мозгу его шпиона, ты имеешь в виду. - Губы Айрис дрогнули в короткой улыбке. Однако она была очень короткой. - И особенно теперь, когда отец умер. Без сомнения, они хотят получить твое представление о том, как, вероятно, отреагировали бы наши люди, когда Кэйлеб убил его.
   На этот раз Корис только кивнул. Он наблюдал, как растет Айрис Дейкин. На самом деле, как он однажды признался ей, он присутствовал не один раз, когда ей меняли подгузник. Он точно знал, насколько близка она была со своим отцом, точно знал, как она восприняла его убийство. И хотя он изо всех сил старался держать ее разум открытым для других возможностей, он точно знал, кого она обвиняла в этом убийстве.
   Личные подозрения Кориса лежали в несколько ином направлении. Но было опасно, особенно для нее, слишком открыто излагать ей эти подозрения.
   - Уверен, что это одна из вещей, которые они захотят обсудить, - согласился он. - В любом случае, думаю, что это, вероятно, означает, что они планируют оставить тебя и Дейвина здесь, в Тэлкире, с королем Жэймсом, по крайней мере, в обозримом будущем. Мне потребуется больше двух месяцев, чтобы только добраться до Зиона, и понятия не имею, насколько долгим они планируют мое пребывание после того, как я туда доберусь. Поскольку не думаю, что они собираются навсегда разлучить меня с Дейвином, или что они, вероятно, планируют отправить его куда-нибудь без меня в качестве его опекуна, это, вероятно, означает, что они собираются оставить его прямо здесь, по крайней мере, на пять или шесть месяцев. На самом деле, возможно, дольше.
   - Не могу сказать, что мне было бы очень жаль, если бы они это сделали. - Айрис вздохнула и покачала головой. - Никому из нас здесь на самом деле не нравится, но ему нужна некоторая стабильность, Филип. Нужно какое-то время в одном месте, чтобы исцелиться.
   - Знаю, - Корис потянулся через стол и нежно похлопал ее по тыльной стороне левой руки, - я знаю. И сделаю все возможное, чтобы убедить их и в этом тоже.
   - Знаю, что ты это сделаешь.
   Айрис улыбнулась ему, надеясь, что он не заметил страха за выражением ее лица. Она знала Филипа Азгуда. Несмотря на репутацию, которую некоторые приписывали ему, она знала, насколько он всегда был предан ее отцу, и сама безоговорочно доверяла ему. Возможно, даже больше, чем следовало бы, думала она иногда. Не потому, что она думала, что действительно существует какая-то вероятность того, что он предаст ее доверие, а просто потому, что, как всегда говорил ее отец, никто, кто сидел на троне или кто отвечал за поддержку того, кто это делал, никогда не мог позволить себе полностью доверять кому-либо.
   Но была причина, по которой ее отец выбрал Кориса ее собственным опекуном и опекуном Дейвина. И отчасти эта причина заключалась в том, что, по крайней мере, в случае Филипа Азгуда он отменил свой собственный запрет не доверять слишком глубоко.
   Именно поэтому они попытаются отделить нас от тебя, если узнают правду, Филип, - подумала она. - На данный момент они вполне могут поверить во все те истории о твоих собственных амбициях и зловещих мотивах, которые вы с отцом всегда поощряли. Но если они когда-нибудь поймут, в чем заключается твоя истинная преданность, что ты не готов с радостью пожертвовать Дейвином ради собственной выгоды или выслужиться перед ними, ты станешь потенциальной помехой, а не активом. И если это произойдет, Тринейр и Клинтан ни на мгновение не задумаются о том, чтобы объявить нас - или, по крайней мере, Дейвина - официальными подопечными совета викариев.
   Она посмотрела на него через стол в свете лампы, изучая выражение его лица, и, по крайней мере, на мгновение почувствовала себя такой же молодой, какой ее считал весь остальной мир. Желая, чтобы она была еще достаточно молода, чтобы забраться к нему на колени, положить голову ему на плечо и позволить ему обнять ее страхи, пока он обещал ей, что все будет хорошо.
   Но все больше никогда не будет "хорошо", и она это знала.
   Не позволяй им забрать тебя у меня, Филип, - подумала она. - Что бы еще ни случилось, не позволяй им забрать тебя.
  
   .IV.
   Город Мэнчир, герцогство Мэнчир, княжество Корисанда
  
   КОРИСАНДЦЫ!
   ГРАЖДАНЕ МЭНЧИРА!
   Кровь вашего убитого князя сочится из самых камней вашего города! Сапоги рабов и лакеев чудовища, пролившего эту кровь, маршируют по вашим улицам! Голоса священников-отступников звучат в ваших церквях! Защитники истинной веры вынуждены молчать и прятаться!
   Как долго вы еще будете терпеть эти оскорбления? Эти оскорбления как Бога, так и человека? Как долго еще...
   Пейтрик Хейнри сосредоточенно нахмурился, рассматривая верстатку и текущую строку шрифта. Как мастер по серебру, он был искусным гравером, но обнаружил (к своему удивлению), что между гравировкой и набором текста очень мало общего. Во-первых, у него все еще были сложности с чтением букв в зеркальном отображении. С идентификацией каждой буквы не было никаких проблем, поскольку он брал их из соответствующего места в рабочей коробке (хотя ему все равно приходилось смотреть, чтобы убедиться, что это правильное место), и было достаточно легко - заранее - наметить, какие буквы куда должны были идти на верстатке, прежде чем перенести их в форму и связать вместе. Но его мозг все еще продолжал читать каждое слово при наборе шрифта, и он обнаружил, что пытался обмануть его, заставляя читать буквы в "правильном" порядке, а не в обратном, в котором они должны были идти для печати.
   Тем не менее, этот навык можно было приобрести, и если это было не то же самое, что ювелирное дело, то сходство было. Ему всегда нравилась детальная работа, концентрация на мелочах, работа с металлами, тонкая координация рук и глаз. Печатное дело было другим искусством, но это все еще было искусством, и он обнаружил, что та его часть, которая никогда не ожидала стать уличным агитатором, ценила возвращение к роли ремесленника, даже если это было лишь временно.
   Он потянулся за следующим письмом, и его разум сосредоточился на поставленной задаче. Эта листовка будет распространена из тщательно спрятанной подвальной типографии через сеть преданных сторонников. Копии ее будут расклеены по всему городу к завтрашнему вечеру. Конечно, отряды городской стражи будут заняты их уничтожением к следующему рассвету. Не все из этих городских стражников согласились бы со своими приказами в этом отношении - Хейнри был уверен в этом - но они подчинились бы им. "Регентский совет" и этот предательский ублюдок Гарвей позаботятся об этом!
   Хейнри обнаружил, что его челюсть снова сжалась, и приказал ей расслабиться. Она повиновалась... в некотором роде, и он глубоко вздохнул. Одной мысли о сэре Корине Гарвее было достаточно, чтобы в каждой вене запульсировал гнев. Легкое поражение Гарвея от рук Кэйлеба Армака и его армии можно было бы списать на простую беспомощную некомпетентность. В более милосердном настроении Хейнри даже был бы готов списать хотя бы часть этого на простое невезение или на тот факт, что Шан-вей заботилась о своих подопечных. Но решение Гарвея фактически принять командование предательскими силами, готовыми исполнить волю Армака здесь, в Корисанде, должно было заставить человека задуматься. Действительно ли ему просто не повезло, или он был некомпетентен, или за этим стояло что-то более зловещее? Какое-то тихое маленькое взаимопонимание между ним и захватчиками?
   Началась ли его измена Корисанде и Дому Дейкин только после его поражения... или до него?
   Большую часть времени Хейнри был готов согласиться с тем, что нынешнее положение Гарвея было случаем оппортунизма после факта, а не признаком измены до факта. И он понял, даже без мягких намеков отца Эйдрина, что обвинять Гарвея и его отца в заговоре с Кэйлебом раньше времени было бы... на данный момент преждевременно. Со временем это может измениться, особенно по мере того, как назревали споры о том, чья именно рука наняла убийц, чтобы убить князя Гектора и его старшего сына. Лично Хейнри казалось очевидным, что те, кто больше всего выиграл от убийства князя, были теми, кто, скорее всего, планировал это убийство. И, если взять все вместе, он не мог вспомнить никого, кто получил бы большую прибыль, чем члены "регентского совета", созданного для управления княжеством в соответствии с требованиями Армака. Они могли сколько угодно называть себя советом князя Дейвина, но это не меняло того, перед кем они на самом деле отчитывались... или того факта, что им каким-то образом удалось не просто выжить, но и выйти с еще большей властью, чем у них было раньше.
   И это не изменило пассивной капитуляции парламента княжества, - подумал Хейнри, хмуро глядя на ручку для письма. - Он полагал, что было бы неразумно ожидать, что парламент бросит вызов воле Армака, так послушно выраженной через "регентский совет", когда чарисийский вице-король генерал Чермин и почти шестьдесят тысяч морских пехотинцев Чариса оккупировали Корисанду. У Чермина было двадцать тысяч таких морских пехотинцев прямо здесь, в Мэнчире, и, хотя он приложил некоторые усилия, чтобы не выставлять их слишком открыто напоказ по улицам города, все знали, что они там. Как и члены палаты лордов и палаты общин. Так что, неудивительно, что парламент проголосовал за то, чтобы дать Армаку все, о чем он просил.
   С другой стороны, вполне может быть разница между тем, за что они проголосовали, и тем, что они действительно намеревались сделать. По всем сообщениям, парламент вскоре распадется, и все его члены вернутся в свои дома, подальше от глаз - и штыков - оккупации. Было бы интересно посмотреть, что произойдет потом. Он знал, что здесь, в Мэнчире уже сформировался жесткий скелет организованного сопротивления, и его собственный контакт с этим скелетом заверил его, что за пределами города происходит то же самое. Ему еще предстояло обрасти сухожилиями и мышцами, но все остальное придет со временем. И не все из них из источников, которых Хейнри мог бы ожидать. На самом деле, судя по нескольким случайным словам, которые обронил его собеседник, Хейнри сильно подозревал, что руководство сопротивления уже вступило в осторожный контакт с несколькими членами парламента. Без сомнения, они посадили немало столь же незаметных семян, которые в свое время принесут плоды.
   Тем временем Пейтрик Хейнри сосредоточился на выращивании и удобрении своего собственного маленького участка прямо здесь, в столице.
   ***
   Хейнри был слишком поглощен своей работой, чтобы заметить крошечное устройство, расположенное в одном из углов потолка подвала. Даже если бы он не отвлекся на печатный станок, было крайне маловероятно, что он увидел бы эту штуку. Она была немногим больше чем микроскопически маленькой, хотя даже при этом была больше некоторых из ее еще меньших собратьев, и если бы кто-нибудь сказал ему, на что она способна, он бы отверг эти утверждения как нечто сказочное.
   К несчастью для него, он был бы неправ, и позже тем же вечером в далеком городе Черейт имперский стражник со свирепыми усами и аккуратно подстриженной бородой-кинжалом откинулся назад, закрыл глаза и задумчиво потер шрам на щеке пальцем, созерцая изображения, которые передал ему крошечный пульт наблюдения.
   Я бы очень хотел нанести визит мастеру Хейнри, - размышлял Мерлин Этроуз, даже не открывая глаз. - Он и его друзья становятся намного лучше организованными, чем я мог бы пожелать. С другой стороны, мы довольно подробно выявляем их организационную схему. Конечно, было бы лучше, если бы мы могли сказать кому-нибудь в Корисанде, что у нас есть, но полагаю, что нельзя иметь все.
   Он кисло поморщился при этой мысли, но в то же время знал, что был прав. Ему не нравилось, как много его собственного - и Совы, и Кэйлеба, и Шарлиэн - времени отнимал проект, но он широко распространил удаленные пульты своих снарков по всей столице Корисанды. По мере того, как идентифицировался каждый член формирующегося сопротивления, к нему на весь день подключался один из пультов-паразитов, а внутренняя организация этих людей была далеко не такой сложной, как могла бы быть. Эйдрин Уэймин - и он был тем, с кем Мерлин действительно хотел поговорить, - сделал все возможное, чтобы создать расширяющуюся организацию, по крайней мере, на самом верху. К несчастью для него, ему приходилось довольствоваться тем, что было доступно, и, по крайней мере, некоторые из его... коллег были слишком прямолинейны для такого рода изощренности. В них было гораздо больше энтузиазма, чем профессиональной скрытности. И, насколько Мерлин мог судить, до сих пор очень немногие сотрудники разведывательной службы графа Кориса были завербованы Уэймином.
   Конечно, мы не знаем, как долго это продлится, не так ли? - напомнил он себе.
   Были времена, когда Мерлин испытывал сильное искушение запрыгнуть в свой разведывательный скиммер, спуститься в Мэнчир и лично уничтожить Уэймина. Это было бы не особенно сложно. На самом деле, это было бы по-детски просто и, при данных обстоятельствах, одной из самых приятных обязанностей, которые он мог бы поручить себе сам. К сожалению, если бы он не был готов оставаться в Корисанде на полный рабочий день и проводить ночи, только и делая, что устраняя лидеров сопротивления, он скорее оказался бы в положении короля Канута. Хуже того, он лишил бы сопротивление его организованного руководства, а он этого не хотел. Гораздо лучше пока оставить Уэймина на месте, каким бы раздражающе компетентным и трудолюбивым он ни был, чем разрушать сплоченность сопротивления. Это может измениться, но сейчас было гораздо полезнее точно знать, кто его лидеры, где их можно найти, когда придет время, и какие именно планы они строят и какую информацию передают своим различным спутникам. Распад нынешней организации почти наверняка лишил бы ее растущей эффективности, но только ценой замены ее бесформенным, неорганизованным движением, которое было бы почти невозможно контролировать так, как они могли бы отслеживать в нынешней ситуации. Не говоря уже о том, что когда наконец настанет момент принять меры против него, искоренить его будет гораздо труднее.
   Я только хотел бы, - подумал он, возвращая свое внимание к изображениям снарка, - не ждать, чтобы они нанесли слишком большой ущерб за это время.
   ***
   - Знаю, что это заноза в заднице, - прорычал Хоуил Чермин, стоя, сцепив руки за спиной, и глядя из окна своего офиса на вид за дождем из облаков. - И, по правде говоря, что я действительно хотел бы делать, так это стрелять в ублюдков, как только они появятся!
   Бригадный генерал Жоэл Жэнстин, командир третьей бригады имперской чарисийской морской пехоты, посмотрел в спину своего начальника со слабой улыбкой. В основном это была улыбка любви, хотя в ней, возможно, была лишь тень веселья и, возможно, немного раздражения. Однако если это и произошло, то последняя эмоция была направлена на ситуацию, а не на вице-короля генерала Чермина.
   И если Старику нужно на ком-то излить свою злобу, полагаю, что я логичный кандидат, - размышлял Жэнстин. - Не похоже, что есть кто-то еще, с кем он мог бы ослабить бдительность.
   Это, вероятно, было бы справедливо практически для любого старшего офицера в незавидном положении Чермина, - подумал бригадный генерал. Совмещение ролей командующего силами оккупации и официального вице-короля императора Кэйлеба и императрицы Шарлиэн было бы достаточно сложной задачей практически для любого. Учитывая отвращение Чермина к политике в сочетании с его предыдущим постоянным успехом в том, чтобы избегать всего, что хотя бы отдаленно напоминало обязанности при дворе, было бы трудно найти кого-то, кто чувствовал бы себя менее подходящим для этой задачи.
   К счастью для Чарисийской империи, Хоуилу Чермину никогда не приходило в голову отказаться от своего нынешнего поста. И причина, по которой ему повезло, заключалась в том, что независимо от того, насколько неподходящим он себя считал, он почти наверняка был самым лучшим человеком, подходящим для этой работы. Генерал вице-король мог не любить политику, и он мог быть неполированным (мягко говоря) по придворным стандартам, но это не означало, что он не разбирался в политике, а его железное чувство долга и честность сочетались с драчливостью бульдога, которую любой дурак мог почувствовать с другого конца комнаты.
   Не было никаких сомнений в том, что дворяне и простолюдины, собравшиеся в парламенте здесь, в Мэнчире, во всяком случае, почувствовали это, и никто из них не был настолько глуп, чтобы бросить ему вызов. Во всяком случае, не открыто. Жэнстин не сомневался, что немало разговоров в разных гардеробных и частных квартирах было посвящено тайным способам уклониться от решимости Чермина проводить политику, которую император Кэйлеб изложил перед своим отъездом в Чисхолм. На данный момент, однако, генерал вице-король крепко держал руку на горле великих лордов Корисанды.
   Это облегчалось тем фактом, что, как и более состоятельным членам палаты общин, великим аристократам было слишком много чего терять. Это сделало их осторожными, не желающими пытаться оказать открытое сопротивление, особенно после того, как Чермин - в своем грубом, неотесанном, неучтивом, но кристально чистом стиле - совершенно ясно дал понять, что он намеревался сделать с любым дворянином, который нарушит свою новую клятву верности короне Чариса. Тот факт, что дипломатическая околичность была ему полностью чужда, во многом способствовал тому, чтобы никто из его слушателей ни на мгновение не усомнился в том, что точно означало каждое сказанное им слово. И что любые оправдания по поводу того, что клятвы отлученным не являются обязательными, оставят его удивительно равнодушным, когда он и его осадная артиллерия окажутся перед стенами замка любого клятвопреступника.
   - Но боль в заднице или нет, - продолжил Чермин, отворачиваясь от окна, чтобы повернуться лицом к бригадному генералу, все еще сцепив руки за спиной, - так оно и должно быть. По крайней мере, сейчас. - Он поморщился. - Имей в виду, я бы ничего так не хотел, как добраться до проклятых главарей! У меня нет особых сомнений в том, что большинство этих бедных ублюдков более или менее водят нас за нос. - Он издал звук отвращения, нечто среднее между фырканьем и рычанием. - И я читал проклятые расклеиваемые листовки, так же, как и ты. Кто-то помешивает в этом котле, и не сомневаюсь, что его величество был прав насчет того, что им нужно. Вот почему я не собираюсь отдавать это им.
   - Да, сэр, - подтвердил Жэнстин. Хотя, по правде говоря, это было не совсем так, как если бы он возражал против инструкций или политики вице-короля. С другой стороны, он почти уверился в том, насколько он понимал, по мнению самого Чермина, что "объяснение" его начальника было скорее способом для Чермина понизить собственное давление, прежде чем оно нанесет ему вред.
   - Последнее, что нам нужно предложить ублюдкам, стоящим за всем этим, - это мученичество, - прорычал Чермин, поворачивая голову, чтобы оглянуться на стекающие стекла. - Думаю, что большинство из этих людей, по крайней мере, готовы не высовываться, если нарушители спокойствия просто оставят их в покое. Не говорю, что мы могли бы вечно держать закрытой крышку на горшке, но все, что нам действительно нужно сделать, это держать ее завинченной до тех пор, пока Энвил-Рок, Тартариэн и остальные члены регентского совета не встанут на ноги. Создадут хотя бы немного легитимности. То дело у собора на днях, - он повернул голову назад, его глаза внезапно встретились с глазами Жэнстина, - могло обернуться неприятно. Достаточно плохо потерять одного из наших, но если этот ваш молодой парень - лейтенант Талэс, не так ли? - Он сделал паузу, пока Жэнстин не кивнул, затем снова фыркнул. - Если бы мальчик потерял контроль, позволил своим людям складывать тела так, как, я не сомневаюсь, они хотели, вместо того, чтобы довольствоваться расколотыми черепами и несколькими сломанными костями, это дало бы ублюдкам на другой стороне именно то, что они хотели.
   - Я уже выразил благодарность лейтенанту Талэсу, сэр, - сказал Жэнстин, не пытаясь скрыть, насколько он был доволен тем, что генерал вице-король запомнил имя молодого человека. - И я согласен с тем, что вы только что сказали. Все равно, сэр, если они продолжат давить, и особенно если мы потеряем больше людей, нам придется отступить. Одно дело проявлять сдержанность, другое дело, если другая сторона решит, что сдержанность - это действительно слабость.
   - Согласен. - Чермин мрачно кивнул. - Это одна из причин, по которой я хочу, чтобы формирования Гарвея как можно быстрее встали на ноги. Я бы предпочел придать всему этому противостоянию корисандское содержание, вернуть нас на второстепенную роль. - Он обнажил зубы в тонкой улыбке. - Как ты думаешь, кто-нибудь из этих людей поймет, насколько сильно мы не хотим убивать их больше, чем необходимо?
   - В идеальном мире, сэр, я уверен, они бы так и сделали. В мире, который у нас есть...? - Бригадный генерал пожал плечами, и Чермин резко усмехнулся. Затем он расправил плечи и направился обратно к своему столу. Он устроился в кресле за ним и взял первую из папок, сложенных на его бюваре.
   - Ну, как вы только что предположили, это несовершенный мир, генерал, - заметил он. - И в таком случае, я полагаю, пришло время разобраться с некоторыми из этих несовершенных мелких деталей. Начиная с этой просьбы бригадного генерала Майлса. - Он постучал указательным пальцем по верхнему листу бумаги в папке. - Думаю, что он прав насчет того, что его слишком разбросали.
   - Согласен, сэр. - Жэнстин поморщился. - Это не значит, что мне это нравится, но согласен, что у него есть проблема. И, к сожалению, уже вижу, что вы думаете о том, как найти людей и решить эту проблему за него.
   - Ты остер, как гвоздь, - сказал Чермин с другим, гораздо более веселым смешком. - Итак, как ты думаешь, с чего мне начать тебя грабить?
   - Ну, сэр, я подумал, что если бы мы взяли роту "альфа" из второго батальона третьей бригады, а затем взяли роту "чарли" из первого батальона четвертой бригады, у нас было бы довольно хорошее сочетание опыта и энтузиазма. Тогда, если мы добавим...
  
  
   ОКТЯБРЬ, Год божий 893
  
   .I.
   Разведывательный скиммер Мерлина Этроуза, круговая орбита Сэйфхолда, над морем Энвил
  
   Императрица Шарлиэн из Чариса была готова к чудесам - или, во всяком случае, думала, что готова. Но реальность оказалась настолько далека от ее ожиданий, что она обнаружила все свои приготовления недостаточными.
   Она сидела в пассажирском отсеке "разведывательного скиммера", ее нос находился примерно в двух дюймах от внутренней части прозрачного "бронепласта", который покрывал его, как какой-то идеально прозрачный пузырь, и смотрела в ночное небо. Луна стояла высоко и ясно, сияя, как новая, невероятно яркая серебряная монета на фоне самого черного неба, которое она когда-либо представляла, усыпанного звездами, которые были еще более невероятно яркими, чем луна. Они были странными, эти звезды, горевшие с четкостью булавочного укола, без малейшего следа мерцания. Она никогда не видела таких ярких и ясных звезд, даже в самую холодную зимнюю ночь, и вздрогнула, вспомнив объяснение Мерлина.
   Мы так высоко, что там даже нет воздуха. В любом случае, недостаточно, чтобы иметь значение. - Она покачала головой. - Мне даже не приходило в голову, что единственная причина, по которой они "мерцают", заключается в том, что мы видим их через столько миль воздуха, что это искажает наш обзор. Я всегда думала, что "ясно, как воздух" означает действительно ясно, но на самом деле, в конце концов, это не так. И теперь я выше всего этого. Нахожусь на самом пороге того, что Мерлин называет "пространством".
   Она знала, что ни одно другое рожденное на Сэйфхолде человеческое существо никогда раньше не поднималось так высоко. Даже Кэйлеб в его путешествии между Корисандой и Чарисом. Она смотрела вниз, вниз, туда, где сама планета превратилась в огромный изогнутый шар. Туда, где вершины облаков так далеко под скиммером были серебристыми и темно-черными, дрейфующими по морю Энвил, этой бурной водной глади между Чисхолмом и островом Хаммер. Она не могла разглядеть поверхность с такой высоты, не в темноте, не используя свои собственные простые смертные глаза. Однако она знала, что она там, и все, что ей нужно было сделать, это повернуть голову и посмотреть на "визуальный дисплей", чтобы увидеть этот огромный, взъерошенный ветром участок соленой воды в мельчайших деталях. Мерлин показал ей, как управлять элементами управления дисплеем, и управляемые компьютером датчики скиммера с радостью создавали яркие, как при дневном свете, изображения в истинном цвете всего, на что она хотела посмотреть. Она могла сфокусироваться ближе - "увеличить масштаб", как называл это Мерлин, - до тех пор, пока даже самые отдаленные объекты внизу тоже не казались чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
   И все же, как и предупреждал ее Кэйлеб, это чудо, этот Божий взгляд, бледнел по сравнению с тем, что видел ее собственный глаз, когда она смотрела сквозь бронепласт.
   Это потому, что "образы" - это магия, - подумала она. - Мерлин может называть это как угодно, но это магия, и мои эмоции знают это, что бы ни пытался им сказать мой разум. Это как что-то из детской сказки, что-то не совсем... реальное. Но это - луна, эти звезды, эти облака - я вижу их своими собственными глазами, и это значит, что они реальны. И вижу их с высоты тысяч и тысяч и тысяч футов в воздухе. Я на самом деле здесь, наверху, лечу среди них, и они действительно, действительно там, все надо мной, вокруг и подо мной.
   Она глубоко вздохнула, улыбнувшись более чем криво, поскольку эта мысль напомнила ей о предыдущем вечере....
   ***
   Шарлиэн закончила (как она надеялась) извергать содержимое своего желудка и вытерла лицо горячим влажным полотенцем. У нее во рту, - размышляла она, - был самый отвратительный вкус, какой она когда-либо могла припомнить. При этой мысли у нее снова скрутило живот, но она решительно подавила это ощущение. Мышцы колебались на грани бунта в течение нескольких опасных секунд, затем успокоились... по крайней мере, на мгновение.
   - Лучше? - спросил чей-то голос, и она со слабой улыбкой подняла глаза от тазика у себя на коленях.
   Несмотря на потрескивание огня за спиной ее мужа и встроенные под плиточным полом спальни трубы, по которым циркулировала горячая вода, воздух был, мягко говоря, прохладным, а свежее полотенце, которое он только что взял из чайника на камине в спальне, дымилось в его руке. В сложившихся обстоятельствах было понятно, что император завернулся в одеяло, стоя рядом с их кроватью, каким бы нереальным он ни выглядел в данный момент. На самом деле Шарлиэн придерживалась мнения, что это выходит за рамки нерегулярного и приводит к чему-то, приближающемуся к глупости.
   С другой стороны, - подумала она, - он действительно вылез из постели и протянул мне полотенце, как только услышал, что меня тошнит. Это должно что-то значить... даже если все это по его вине.
   - Лучше... я думаю, - сказала она, добавив условие, когда ее желудок снова неуверенно вздрогнул.
   - Хорошо.
   Он выхватил полотенце, которым она вытирала лицо - и которое уже заметно остыло - у нее из рук и заменил его тем, которое только что отжал. Использованное полотенце вернулось в чайник, и он отнес таз в смежную ванную. Мгновение спустя она услышала, как спустили воду в туалете. Затем он вернулся, осторожно поставил таз на прикроватный столик рядом с ней, прежде чем сам забрался обратно в кровать и обнял ее.
   - Ой! - возразила она, когда под ней зашевелились холодные ноги.
   - Что же, - Кэйлеб Жан Хааралд Брайан Армак, герцог Армак, принц Теллесберга, принц-протектор королевства, король Чариса и, милостью Божьей, император Чариса, разумно сказал Шарлиэн Эйлане Жинифир Алиссе Тейт Армак, герцогине Черейт, леди-протектору Чисхолма, королеве Чисхолма и, милостью Божьей, императрице Чариса, - они замерзли на службе вам. Самое меньшее, что вы можете сделать, это помочь мне снова их разморозить!
   - А если шок от того, что меня ткнули двумя кусками льда, снова доведет меня до тошноты? - мрачно спросила она.
   - С такой скоростью, с какой тебя тошнит, независимо от того, ткну я тебя льдом или нет, это не будет иметь никакого значения, - философски сказал он ей. - Кроме того, ты смотришь в другую сторону.
   Ни одна уважающая себя императрица не могла пропустить мимо ушей некоторые вещи, и Кэйлеб взвизгнул, когда она резко обернулась и тонкие, мстительные пальцы нашли его подмышки. В одной из менее справедливо устроенной вселенной он был гораздо более щекотлив, чем она, и она безжалостно использовала свое презренное преимущество.
   - Хорошо! Хорошо! - выдохнул он наконец. - Я сдаюсь! Я сам себе ноги оттаю, неблагодарная и неразумная девчонка!
   - Оооо! Девка, не так ли? - парировала она, и он закричал от смеха, когда она удвоила свою атаку. Затем он перекатился со спины, схватил ее за запястья и прижал их вниз. Она начала вырываться, но остановилась, когда он наклонился над ней и поцеловал в лоб.
   - Но ты моя самая любимая девчонка во всем мире, - тихо сказал он ей, и она с улыбкой покачала головой.
   - Вам действительно нужно поработать над своей техникой, ваше величество, - сказала она ему. - С другой стороны, учитывая источник - и тот факт, что это, вероятно, самое лучшее, что может сделать ваш бедный, примитивный мужской мозг, - я принимаю ваши извинения.
   - Извинения? - Он приподнял одну бровь. - Не помню, чтобы приносил какие-либо извинения...
   Она толкнула его бедром в бок, и он замолчал на полуслове с задумчивым выражением лица.
   - Что я хотел сказать, - поправил он себя с достоинством, - так это то, что я польщен - глубоко польщен - вашим прощением.
   - Вот почему ты доживешь до следующего рассвета, - сладко сказала она ему.
   - Соображение, которое действительно приходило мне в голову, - признал он и еще раз поцеловал ее в лоб, прежде чем откинуться назад.
   Учитывая вкус своего собственного рта, трудно было придраться к расположению его поцелуев, -признала она, когда его правая рука вернулась под нее и обхватила ее, и он опустил ее голову на свое правое плечо. Она прижалась ближе, наслаждаясь теплом их тел, вдыхая его запах, и он поднял руку позади нее в объятии, которое случайно позволило его правой руке погладить ее волосы.
   - Серьезно, - сказал он, - как долго, по-твоему, это будет продолжаться?
   - Слишком долго, как бы это ни тянулось, - невесело сказала она, затем пожала плечами. - Я не уверена. Мама говорит, что ее вообще никогда не тошнило по утрам, и бабушку тоже, насколько мама помнит, так что это не поможет. Или будет справедливо, если подумать. И, по словам Сейрей, ее мать страдала по утрам по меньшей мере десять месяцев. Или это был целый год? Два года? - Императрица снова пожала плечами. - Во всяком случае, что-то в этом роде.
   Она с нежностью скорчила гримасу, и Кэйлеб сочувственно усмехнулся. Сейрей Халмин была личной горничной Шарлиэн с тех пор, как она была маленькой девочкой, и, казалось, она наслаждалась настоящим моментом гораздо больше, чем императрица. Она, безусловно, старалась изо всех сил, и независимо от того, что мог сказать отец Дирак, дворцовый целитель, на Сейрей можно было положиться, думая об одной из ее бесчисленных предков женского пола, которая столкнулась с той же проблемой, только несравненно хуже. Без сомнения, она наивно воображала, что успокаивает свою подопечную, рассказывая, как ей повезло, что все оказалось гораздо менее плохо, чем могло бы быть.
   Или что-то в этом роде.
   - Ну, может быть, Мерлин сможет дать нам оценку, - сказал Кэйлеб.
   - Может быть. - Шарлиэн знала, что ее тон звучал немного неуверенно, но она также полагала, что имеет право хотя бы на небольшое беспокойство, учитывая характер ее предполагаемого маршрута.
   - Нервничаешь? - мягко спросил Кэйлеб, как будто только что прочитал ее мысли... Не то чтобы требовался какой-то эзотерический талант, чтобы точно понять, о чем она думала.
   - Немного, - призналась она, поудобнее прижимаясь к нему. - В конце концов, это не то, чем я когда-либо занималась раньше.
   - Ну, я сам делал это только дважды - на самом деле один раз, если говорить о поездках туда и обратно, - сказал Кэйлеб. - С другой стороны, Мерлин делал это часто. Конечно, он не вывел меня "из атмосферы", - император на мгновение надулся, - но тогда ему не пришлось заходить так далеко, как в этот раз. И если он уверен, что его "стелс-системы" готовы к поездке, я не собираюсь с ним спорить.
   - Очень великодушно с твоей стороны, поскольку не ты совершаешь это конкретное путешествие, - сухо заметила она.
   - Нет, не я, - согласился он. - На самом деле, я хотел бы быть там. - Он на мгновение крепче прижал ее к себе. - Тем не менее, учитывая, что он может вместить только одного пассажира, думаю, что в некотором смысле ты действительно можешь быть лучшим выбором для этой первой поездки. И знаю, что отец Дирак говорит, что все в порядке, что вся эта утренняя тошнота совершенно естественна, но все равно буду чувствовать себя лучше, если Сова скажет то же самое.
   - Я тоже, - признала она, затем немного нервно хихикнула, уткнувшись ему в плечо. - И все же, мне кажется немного странным говорить о том, чтобы узнать мнение... машины.
   - Просто "странно"? - тихо спросил Кэйлеб.
   - Хорошо, - сказала она через мгновение, ее собственный голос стал более серьезным, - признаю, что меня это еще немного беспокоит. Ничего не могу с этим поделать. Знаю, здесь, наверху, - она подняла руку, чтобы постучать себя по виску, - что все, чему нас когда-либо учила Церковь, - ложь. Знаю это и искренне верю в это. Но я все еще воспитана как дочь Матери-Церкви, Кэйлеб. Где-то глубоко внутри есть та маленькая девочка, читающая свой катехизис, которая не может не испытывать легкого страха, когда думает о том, чтобы войти в самое логово самой Шан-вей. Знаю, это глупо, но...
   Она позволила своему голосу затихнуть, и его рука крепче обняла ее.
   - Я вовсе не думаю, что это "глупо", - сказал он ей. - Прошло меньше пяти месяцев с тех пор, как ты узнала о Мерлине и обо всем остальном. На самом деле, думаю, что это одна из причин, по которой ты делаешь лучший выбор, чем я сейчас. В конце концов, у меня было намного больше времени, чем у тебя, чтобы приспособиться - по крайней мере, настолько, насколько это возможно для любого, - хотя я бы солгал, если бы сказал, что у меня все еще нет своих собственных тревожных моментов. И прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Дело не в том, чтобы сомневаться, а просто в том, чтобы осознать, насколько полностью и целиком ты порываешь со всем, что в тебе воспитали, зная, что ты должна была верить. С другой стороны, я обнаружил, что это помогает спросить себя, мог ли кто-то вроде "архангела Лэнгхорна" когда-либо позволить кому-то вроде храмовой четверки захватить его Церковь, если бы он действительно существовал!
   - Вот и все, - мрачно согласилась Шарлиэн.
   Кэйлеб был прав, - подумала она. - И, как он сказал, дело было не в том, что у нее тоже были какие-то сомнения в правдивости всего, что рассказал им Мерлин Этроуз. С другой стороны, случайные приступы глубоко запрограммированной тревоги, которые она испытывала, не давали ей полной уверенности в том, как отреагирует остальная часть населения планеты Сэйфхолд, когда наконец придет время раскрыть всю правду о Церкви Ожидания Господнего. Это должно было быть, по меньшей мере, некрасиво, и глубоко внутри она была уверена, что в конце концов все обернется гораздо хуже.
   На самом деле по-другому и быть не могло. Не тогда, когда каждого человека на всей планете учили тому же, чему учили ее. Верили в то же самое, во что верили всегда. Верили в изложенную в Священном Писании версию Божьего плана для Сэйфхолда и в описание дня Сотворения в Свидетельствах. И как они могли не верить в эти вещи? "Адамы" и "Евы", написавшие эти показания, сказали абсолютную правду, насколько они ее знали. Конечно, они не знали, что их воспоминания были изменены во время их долгого крионического путешествия (ей все еще было трудно понять, как это сработало) с обреченной планеты под названием Земля в их новый дом. Они не знали, что "архангелы", которые явились им в человеческом облике как посланники Бога и помощники, на самом деле были членами команды колонизационной экспедиции.
   И они не знали, что "архангел Лэнгхорн" и "архангел Бедар" намеренно и хладнокровно убили доктора Пей Шан-вей и всех остальных, кто не согласился с планом Лэнгхорна навсегда запереть Сэйфхолд в предтехнической цивилизации.
   Так что не было ничего удивительного в том, что их абсолютно точные рассказы о том, что они видели и пережили, думали и чувствовали после пробуждения здесь, на Сэйфхолде, должны быть такими чертовски последовательными и убедительными. Хуже того, их были буквально миллионы... и ни один из них не оспаривал официальную версию Церкви.
   Ну, может быть, кто-то из них и сделал это, - напомнила она себе, - думая о дневнике святого Жерно. Это не было частью официальных Свидетельств, и у нее не было никаких сомнений в том, что сделает инквизиция, если она когда-нибудь обнаружит существование этого дневника. Но святой Жерно - Джеримайя Ноулз - тоже был Адамом, и его версия событий не соответствовала Писанию, Свидетельствам или самой Матери-Церкви. Конечно, это было потому, что он был частью Александрийского анклава Пей Шан-вей. Он знал правду о Сэйфхолде, о геноциде Гбаба, который уничтожил нечто, называемое Земной Федерацией, и вынудил скрываться этот последний остаток человеческой расы. Он знал, что должно было произойти здесь, на Сэйфхолде, - знал, что планировщики миссии никогда не предполагали, что будет потеряна вся память о Гбаба. Что они признали, что рано или поздно человечество и Гбаба встретятся снова, и что, хотя для человечества было важно временно отказаться от технологии, пока оно бесследно пряталось среди звезд, было так же важно, чтобы эта технология снова появилась в полноте времени.
   И именно за знание этой правды - за отказ отказаться от этой правды - Пей Шан-вей и все остальные живые души в Александрийском анклаве были убиты Ракураи Лэнгхорна - катастрофической кинетической бомбардировкой, которая превратила Александрию в официально и навечно проклятый риф Армагеддон.
   Но Ноулз, его жена, его шурин и невестка выжили, спрятавшись в крошечном колониальном поселении под названием Теллесберг, которое однажды станет столицей королевства Чарис. Они написали свои собственные свидетельства, свою историю того, что произошло на самом деле, и спрятали ее, надеясь, что, когда она будет открыта заново, столетия спустя, кто-нибудь захочет признать правду, когда он наконец увидит ее.
   Кто-то оставался, и Братья Сент-Жерно хранили эти знания более четырехсот лет, передавая их, взращивая в тайне, постепенно работая над тем, чтобы подорвать сокрушительную политическую и духовную тиранию "Церкви", созданной Лэнгхорном и Бедар. Их никогда не было много, и им всегда приходилось быть безумно осторожными, но они никогда не сдавались.
   Тот факт, что они поверили дневнику Ноулза, когда прочитали его, все еще вызывал у Шарлиэн благоговейный трепет во многих отношениях. Интеллектуальная и духовная целостность, необходимая для того, чтобы принять этот одинокий голос несогласия, ошеломляла всякий раз, когда она думала об этом. Она надеялась, что смогла бы сделать то же самое, но в глубине души сомневалась в этом. Поверить в единый голос протеста, каким бы страстным он ни был, а не в массовое свидетельство восьми миллионов других Адамов и Ев? Принять слово того, кто умер почти за семьсот лет до рождения Шарлиэн, а не слово живой, дышащей Церкви Ожидания Господнего? Отвергнуть каждую веру в волю Божью, которой ее саму учили с детства?
   Нет. Несмотря на ее собственное глубокое разочарование в связи с недостатками Церкви, несмотря на ее признание вырождения и продажности людей, которые контролировали эту Церковь, несмотря на ее глубоко укоренившуюся убежденность в том, что Церковь должна быть каким-то невозможным образом очищена от накопившейся коррупции, она ни разу не подвергла сомнению фундаментальную, основополагающую "истину", которой ее учили о Лэнгхорне и Бедар. И, если быть честной, она бы никогда этого не сделала... если бы не встретила кого-то, кто был мертв даже дольше, чем Джеримайя Ноулз.
   Мерлин Этроуз. Сейджин Мерлин. Самый смертоносный воин в мире, наблюдатель видений, защитник Кэйлеба, наставник, друг и учитель. Все это сразу... а также ПИКА - "персональный интегрированный кибернетический аватар", в котором хранились воспоминания, надежды и мечты молодой женщины, которую когда-то звали Нимуэ Элбан.
   Мерлин, единственное существо на планете Сэйфхолд, которое знало правду о Земной Федерации и ее разрушении, потому что он видел это собственными глазами Нимуэ. Потому что сама Нимуэ умерла более девятисот лет назад, сознательно пожертвовав своей жизнью, чтобы эта планета, Сэйфхолд, могла когда-нибудь стать не просто убежищем человечества, но и колыбелью его возрождения.
   Нет, я бы никогда не поверила в это без Мерлина, - призналась она. - Я бы хотела, думаю, но я бы этого не сделала. Несмотря на то, как сильно я люблю Кэйлеба, не думаю, что даже он смог бы убедить меня в этом. Но у меня есть Мерлин. Он с нами. И учитывая это, как я могла не поверить?
   ***
   - Я бы хотела, чтобы ты был здесь, Кэйлеб, - сказала она теперь с тоской и услышала тихий смешок у своего уха.
   - Я бы тоже хотел быть с тобой, - сказал ее муж из их спальни в Черейте... более чем в шести тысячах миль отсюда. - И не только потому, что нам с Эдуирдом будет немного трудно объяснить, где ты находишься, если кто-нибудь случайно заметит, что тебя нет.
   Прозрачный, как вода, наушник, вставленный в ее правое ухо, передавал его голос с "защищенного коммуникатора", который она носила на золотой цепочке на шее.
   - К счастью, - заметил второй, более глубокий голос, - вы один из самых талантливых... фабрикаторов, с которыми я когда-либо сталкивался, Кэйлеб.
   - Любой дипломат учится лгать с лучшими из них, Мерлин, - ответил император.
   - Почему я подозреваю, что вы научились "лгать с лучшими из них", пытаясь объяснить такие мелочи, как разбитые окна, украденные яблоки и все те другие нарушения детства, в которых вы, несомненно, были виновны? - спросил Мерлин Этроуз из передней кабины скиммера.
   - Потому что ты его знаешь? - невинно предположила Шарлиэн.
   - Возможно, - сухо сказал Мерлин, и Шарлиэн усмехнулась.
   Что ж, может быть, "коммуникатор" и есть магия, - подумала она. - Но если это так, то, по крайней мере, это магия, к которой я начала привыкать. Интересно, дойду ли я когда-нибудь до того, чтобы принимать это как должное, как это делает Мерлин?
   Иногда она подозревала, что так и будет; в других случаях она была уверена, что этого никогда не произойдет. Это было просто слишком чудесно, слишком невозможно для этого. Но были и такие моменты, когда ее собственное незнание чудесных игрушек Мерлина на самом деле становилось преимуществом.
   Комм, который она носила на шее, был тому примером. Он был значительно меньше, чем тот, который Мерлин первоначально дал ей, и ее губы изогнулись в другой, менее кривой улыбке, когда она задумалась, почему это было так. Сначала ей не приходило в голову, что комм может быть меньше, чем тот, который он первоначально показал ей, но по мере того, как она сталкивалась с большим количеством примеров часто невероятно крошечных кусочков "технологии", которыми Мерлин поделился с ней и Кэйлебом, ей пришла в голову возможность.
   С самого начала она решила, что поиск способов скрыть такие вещи, как коммуникаторы, должен быть одним из их главных приоритетов. Какими бы маленькими ни были оригинальные портативные устройства, которые дал им Мерлин, они все равно выглядели явно - и опасно - инопланетными. Они не принадлежали к доморощенной (и допустимой) технологии Сэйфхолда, и любой, кто видел одно из них, понял бы это. Возможно, маловероятно, что кто-нибудь когда-нибудь увидит одно такое, но маловероятно - это не то же самое, что невозможно, и, как указал сам Мерлин, если храмовая четверка когда-нибудь обнаружит, что их враги действительно пользуются запрещенными знаниями Шан-вей, последствия могут быть катастрофическими.
   Особенно, если они смогут это доказать.
   Поэтому она спросила Мерлина, есть ли в "пещере Нимуэ" "коммы" поменьше, которые еще легче спрятать. Их не было, но когда Мерлин обдумал ее вопрос, он понял, что нет никакой весомой причины, по которой он не мог бы сделать их меньше. Размер большинства существующих устройств был скорее следствием необходимости обеспечить что-то достаточно большое, чтобы человеческая рука могла удобно манипулировать, чем из-за каких-либо неизбежных технологических ограничений. Те же самые базовые возможности могли бы быть предоставлены чем-то гораздо меньшим, если снять эти требования к манипуляциям. Фактически, до уничтожения Федерации они делались в форме хирургически имплантированных коммуникаторов, которые земные военные предоставляли своему персоналу. Конечно, у него не было ничего такого, и хирургическая установка чего-то, что могло бы навсегда приварить брови любого обнаружившего это целителя к его линии роста волос, вероятно, в любом случае была бы плохой идеей. Но если бы ему пришлось переделать комм, чтобы он отвечал только на устные команды - для "голосовой активации", как он это описал, - даже внешний комм можно было бы сделать лишь чуть больше концевого сустава тонкого большого пальца Шарлиэн.
   Именно это он и сделал, используя "производственную установку" в пещере, где Пей Шан-вей и коммодор Пей спрятали ПИКА Нимуэ (и все другие инструменты, которые они предоставили Мерлину для использования) для изготовления новых устройств. Точно так же, как он использовал тот же самый производственный блок, чтобы спрятать комм Шарлиэн в золотом нагрудном скипетре, который она носила на шее. Кэйлеб носил соответствующий скипетр - они были точными копиями, вплоть до печати производителя и мельчайших царапин, скипетров, которые она заказала в качестве подарка по случаю его возвращения из Корисанды, - и их нужно было буквально разбить, чтобы увидеть запрещенную технологию, скрытую в их сердцевинах.
   Пока он занимался этим, он создал еще одно чудо в виде "контактных линз", которые Шарлиэн носила в этот самый момент. Поначалу мысль о том, чтобы действительно вставить что-нибудь в свой собственный глаз - даже что-то такое прозрачное и крошечное, как "контактная линза", - была больше, чем она была готова предпринять. Однако Кэйлеб был более предприимчив, и его восторг был так велик, что Шарлиэн собралась с духом и сделала такой же решительный шаг.
   Она была рада, что сделала это, так как маленькие линзы не только исправили легкую, но раздражающую дальнозоркость, которая прогрессировала за последние пару лет, но и позволили ее новому крошечному компьютеру проецировать изображения непосредственно на линзы. Она могла просматривать удаленные изображения, передаваемые ей по комму, без предательской "голограммы", создаваемой первоначальным, более крупным коммом. Теперь она и Кэйлеб могли самостоятельно просматривать изображения, полученные с помощью снарков Мерлина - тех "самонаводящихся автономных разведывательно-коммуникационных" платформ, которые она все еще плохо понимала, - что фактически позволяло им помогать Мерлину и искусственному интеллекту под названием Сова в бесконечной борьбе за то, чтобы справиться со всеми разведывательными материалами, которые предоставляла сеть снарков Мерлина.
   Мерлин развил эту идею и предоставил такую возможность всем остальным, кто был добавлен в то, что Кэйлеб назвал "внутренним кругом" - список людей, которые знали всю правду и были допущены к использованию связи. К сожалению, пока их было немного, но список медленно рос. В некотором смысле это, конечно, только усугубляло ситуацию. Способность поддерживать тесную, мгновенную связь с людьми буквально за тысячи миль - не говоря уже о том, чтобы общаться с Совой или иметь возможность самостоятельно просматривать "видения" Мерлина - была преимуществом, важность которого было бы буквально невозможно переоценить. В то же время это было нечто такое, что требовало особой осторожности. Например, они не могли позволить, чтобы слишком много непосвященных людей начали задаваться вопросом, как именно им удавалось так идеально координировать свои действия на таких огромных расстояниях. И, в некотором смысле, возможность поговорить с некоторыми из их ближайших союзников только сделала их неспособность сделать то же самое со всеми ними еще более невероятно неприятной.
   Еще...
   Прекрати это, Шарли! - строго сказала она себе. - Ты намеренно позволяешь своим мыслям блуждать, и ты это знаешь.
   Что, по ее признанию, вероятно, было не слишком удивительно в данных обстоятельствах.
   Она посмотрела вперед и увидела огромный изгиб Сэйфхолда, простиравшийся перед ними. Она поняла, что начинает светлеть, и почувствовала новый прилив благоговейного восторга, когда поняла, что они действительно догоняют день, который уже оставил Чисхолм так далеко позади.
   - Сколько еще до твоей пещеры, Мерлин? - спросила она и услышала его тихий, веселый смешок по связи. Очевидно, ей не удалось произнести это так небрежно, как она намеревалась.
   - Около двадцати пяти минут, ваше величество, - ответил он. - Чуть больше семи тысяч пятисот миль или около того.
  
   .II.
   Пещера Нимуэ, горы Света, земли Храма
  
   Шарлиэн знала, что разинула рот, как ребенок, впервые наблюдающий за иллюзиями фокусника, но ничего не могла с собой поделать. Если уж на то пошло, ее это тоже не особенно заботило, поскольку она наблюдала, затаив дыхание, с неподдельным восторгом, пока Мерлин опускал разведывательный скиммер в более плотный воздух и яркий дневной свет гор Света.
   Более плотный воздух, действительно! - она фыркнула от собственной мысли. - Ты все еще под сильным кайфом, а на самом деле почти мгновенно потеряла бы в нем сознание - не говоря уже о том, чтобы замерзнуть до смерти почти так же быстро, - если бы не была заперта внутри скиммера Мерлина, глупая дурашка!
   Горные вершины, тянувшиеся к ним, были увенчаны толстыми вечными снежными покровами. В этих широтах уже стояла глубокая зима, но горы были покрыты снегом в любое время года, - подумала она и настроила визуальный дисплей, дрожа внутри, когда смотрела на их угрюмые, ледяные вершины и ледники, медленно стекающие по их склонам, и наблюдала, как ледяные кристаллы мерцают на слабом ветру, сверкая в ярком солнечном свете.
   Это был первый раз, когда она была на континенте Ист-Хэйвен. На самом деле, она вообще впервые была на материке. Она всегда намеревалась совершить паломничество в Зион и Храм, как предписывалось Писанием всем детям Божьим, но у нее всегда было слишком много времени, слишком много решений, которые нужно было принять. Слишком много политических кризисов, с которыми приходится иметь дело первой по-настоящему правящей королеве в истории Чисхолма.
   И последнее, что мне сейчас нужно, - это совершать какие-нибудь "паломничества" в Храм, не так ли? - с горечью подумала она. - Почему-то я не думаю, что мне понравились бы приветствия инквизиции. С другой стороны, викарий Жэспар, приближается день, когда многие чарисийцы отправятся в Зион, независимо от того, хочет инквизиция видеть нас там или нет.
   - Ты уверен, что нас никто не увидит, Мерлин? - спросила она, взглянув на дополнительный дисплей, на котором было видно лицо Мерлина.
   - Уверен, ваше величество, - ответил Мерлин, ободряюще улыбаясь ей в ответ с того же дисплея. - На самом деле здесь никто не живет, даже летом, и снарки держат всю территорию под наблюдением. Поверьте мне, там внизу никого нет. И даже если бы кто-то был, мой скиммер действует в режиме полной скрытности. Мы были бы невидимы, насколько это касается их.
   - Я не хотела колебаться, - сказала она наполовину извиняющимся тоном.
   - Ваше величество, Шарлиэн, насколько я себе представляю, вы справляетесь намного лучше, чем если бы мы поменялись местами, - заверил он ее.
   - Почему-то сомневаюсь в этом, - сухо сказала она. - Возможно, это просто потому, что я научилась притворяться лучше, чем ты думаешь. Думаю, это приходит с опытом жизни королевой. Марак всегда говорил мне, что жизненно важно убедить людей в том, что ты спокойна и ответственна, независимо от того, насколько ты напугана на самом деле.
   - Отец всегда говорил мне то же самое, - согласился Кэйлеб ей на ухо, и она услышала более резкие нотки зависти в его голосе. Она знала, что он наблюдал за изображениями, передаваемыми со скиммера, но знала также, что это не то же самое, что быть здесь на самом деле.
   И я, наверное, единственный человек, который хотел бы, чтобы он был здесь, больше, чем он сам!
   Она подавила нервный смешок при этой мысли.
   - В любом случае, это не займет много времени, - заверил ее Мерлин. - Смотрите.
   - Смотреть ч...? - начала Шарлиэн, затем замерла с широко раскрытыми глазами, когда Мерлин направился прямо в отвесную вертикальную каменную стену.
   На самом деле они двигались не так уж быстро, - осознал уголок ее мозга. - Во всяком случае, не по сравнению со скоростью их полета сюда! Но они двигались достаточно быстро, чтобы ее сердце подпрыгнуло к горлу. Она почувствовала, что бесполезно напрягается в ожидании удара, затем резко выдохнула, когда портал буквально распахнулся перед ними.
   - Мерлин!
   - Простите.
   В глубоком голосе звучало искреннее извинение... но в нем также чувствовалась несомненная нотка веселья, и Шарлиэн сделала мысленную заметку, чтобы выяснить, можно ли задушить ПИКА. И, если уж на то пошло, задушить своего невыносимого мужлана, - подумала она, слушая, как он смеется по комму.
   - Полагаю, ты думаешь, что это было удивительно забавно, не так ли, Кэйлеб? - спросила она опасно приветливым тоном, когда скиммер понесся по центру огромного, идеально круглого, ярко освещенного туннеля.
   - Ах, нет. Нет, на самом деле нет, - мгновенно ответил император, еще раз продемонстрировав свою тактическую проницательность.
   - Хорошо, - сказала она ему. - Что касается тебя, Мерлин Этроуз...!
   - Знаю, что вы заставите меня заплатить за это, - сказал он ей. - Но... оно того стоило.
   Кэйлеб снова рассмеялся, и на этот раз Шарлиэн обнаружила, что у нее нет другого выбора, кроме как присоединиться к нему. Ее пульс снова замедлился до нормального, и она покачала головой, пока туннель тянулся все дальше и дальше перед ними. Теперь они двигались достаточно медленно, чтобы она могла видеть, что каменные стены вокруг них были гладкими и отполированными, почти как зеркала, отражающие невероятно яркое свечение бесконечной линии верхних огней, идущей по центру изогнутой крыши. Там было достаточно места, чтобы по крайней мере полдюжины судов размером со скиммер прошли через него в ряд, и она обнаружила, что чувствует себя очень маленькой - почти крошечной - когда они плыли по нему.
   - Как далеко это уходит вниз? - спросила она.
   - Ну, пещера лежит под горой Олимп, - сказал ей Мерлин. - В данный момент мы все еще находимся примерно в двух милях от самой горы, приближаясь с севера. И когда мы доберемся туда, мы будем чуть более чем на двенадцати тысячах метров - это примерно семь с половиной миль - внизу.
   - Семь с половиной миль? - Шарлиэн повторила очень осторожно, и Мерлин усмехнулся. Она заметила, что в этом звуке было мало искреннего юмора, и задалась вопросом, почему.
   - Ну, это на семь с половиной миль ниже вершины, а не ниже уровня моря, - указал он, прежде чем ей пришла в голову причина боли, скрывающей его смешок. - Тем не менее, полагаю, что это достаточно глубоко, чтобы можно было работать дальше. - Она почувствовала, как он пожал плечами. - Коммодор Пей и Шан-вей хотели убедиться, что никто не наткнется на меня до того, как я проснусь.
   Шарлиэн начала отвечать, но остановила себя, внезапно поняв причину боли в его голосе. Иногда ей было трудно вспомнить, что люди, которые, по ее мнению, были мертвы большую часть тысячелетия, умерли всего несколько лет назад, что касается человека, который когда-то был Нимуэ Элбан.
   - В любом случае, - продолжил Мерлин через мгновение, его тон намеренно стал отчетливее, - после того, как они спрятали меня, они наполнили весь комплекс инертной атмосферой. А это значит, что на самом деле здесь не было ничего такого, чем мог бы дышать человек из плоти и крови. Но Сова обновил и запустил экологическую установку, так что, когда мы туда доберемся, воздуха будет предостаточно.
   - Что ж, это облегчение, - сухо сказала Шарлиэн, задаваясь вопросом, что именно такое "инертная атмосфера".
   - Стараемся угодить, ваше величество, - заверил ее Мерлин. - И говоря о том, чтобы добраться туда...
   Пока он говорил, разведывательный скиммер выскользнул из туннеля в гораздо более обширную камеру, и Шарлиэн резко вдохнула, когда зажглось еще больше верхних ламп, осветив огромную пещеру, имеющую форму сплющенной полусферы. Ее стены изгибались вверх и внутрь, гладкие, как и туннель, соединяясь с такой же гладкой плоской крышей в добрых двухстах футах над головой. И все же, какой бы высокой она ни была, она была намного, намного шире, и когда скиммер влетел в нее, она поняла, что ее огромный, ровный, как тротуар, пол был заставлен десятками устройств и машин, которые выглядели по меньшей мере так же великолепно, как и сам их транспорт. Скиммер грациозно скользил вперед еще несколько мгновений, затем плавно опустился на место рядом с вторым скиммером, расположенным под крылом другого, гораздо более крупного летательного аппарата. Они приземлились под сенью огромного крыла, которое затмевало их собственный транспорт, и, когда Шарлиэн посмотрела на крышу камеры, она поняла, что пещера имела по меньшей мере тысячу ярдов в поперечнике.
   - Боже мой, - услышала она свой собственный шепот.
   - Что это за штука, Мерлин? - спросил Кэйлеб по связи, и она тоже услышала удивление в его голосе.
   - Какая "штука"? - спросил Мерлин.
   - Та, рядом с которой ты только что приземлился!
   - О. - Мерлин пожал плечами. - Это то, что мы называем "штурмовой шаттл", - сказал он. - Думайте об этом как об одном из десантных кораблей, которые мы доставили на Корисанду, но предназначенном для переброски войск с орбиты на поверхность планеты.
   - Сколько войск? - голос Кэйлеба внезапно стал более решительным, более расчетливым, а изображения Мерлина и Шарлиэн посмотрели друг на друга с одинаковыми улыбками, когда включились военные инстинкты императора.
   - Всего пара сотен, - ответил Мерлин нарочито небрежным тоном.
   - Всего пара сотен, не так ли? - сухо повторил Кэйлеб.
   - Более или менее, - согласился Мерлин, и Шарлиэн выпрямилась, когда открылся двойной фонарь скиммера.
   Прохладный воздух, пахнущий свежестью, но с легким привкусом камня, окутал ее, и Мерлин выбрался на самовыдвигающийся трап и протянул ей руку.
   Она взяла его за руку и позволила ему вести ее вниз по лестнице, хотя едва ли была настолько стара и слаба - или беременна - чтобы нуждаться в помощи. С другой стороны, она поняла, что, возможно, ей действительно нужна небольшая помощь. Она была так занята, разглядывая все чудеса вокруг нее, что не осознавала, когда достигла подножия лестницы, пока ее ищущий носок обуви не коснулся твердой основы вместо того, чтобы найти следующую ступеньку, и она споткнулась, на грани падения, пока эта рука без усилий не вернула ее в вертикальное положение.
   Она встряхнулась, затем улыбнулась Мерлину.
   - Я впечатлена, - сказала она.
   - О, вы еще ничего не видели, - заверил он ее.
   ***
   - ...а это медицинский блок, - сказал Мерлин императрице Шарлиэн спустя почти час.
   У них не было неограниченного количества времени, но он намеренно потратил его достаточно для того, чтобы дать ей немного успокоиться. Ее способность справляться с происходящими с ней чудесами одновременно впечатлила и удивила его, хотя, вероятно, этого не должно было быть. Он уже знал, что она была одной из самых умных и решительных людей, которых он когда-либо встречал. Тем не менее, для нервной системы все это должно было быть чем-то большим, чем незначительный шок, как бы хорошо она ни была подготовлена, и у них было достаточно времени, чтобы позволить ей восстановить душевное равновесие, прежде чем она столкнется с экзаменом, ради которого она совершила путешествие в полпути вокруг всей планеты.
   - Понимаю, - сказала она теперь, наклоняя голову набок, чтобы рассмотреть блестящие изгибы диагностических инструментов над удобной мягкой кушеткой, похожей на кресло. В этих двух словах могла быть едва заметная дрожь, но даже со слухом ПИКА Мерлин не поклялся бы в этом. Она несколько мгновений смотрела на устройство, скрестив руки перед собой, нежно потирая ладонями предплечья, как будто от легкого озноба, затем криво улыбнулась ему.
   - Почему-то это не похоже ни на один кабинет целителя, который я когда-либо посещала, - заметила она.
   - Знаю. - Мерлин сочувственно улыбнулся. - Но обещаю, что доктор "в деле". - Он слегка повысил голос. - Сова?
   - Да, лейтенант-коммандер Элбан?
   Шарлиэн узнала голос ИИ - "искусственного интеллекта", которого Мерлин называл Совой. Теперь она довольно часто слышала этот голос в наушнике своего коммуникатора. Она даже обсудила кое-что с его владельцем... и по пути обнаружила, что Мерлин был прав насчет того, насколько буквален и лишен воображения Сова. Он все еще казался Шарлиэн достаточно чудесным, но мог быть немного медлительным. И все же в первый раз она услышала этот голос, обращающийся к ней с открытого воздуха, и быстро огляделась. Почти, - подумала она мгновение спустя, - как будто ожидала увидеть какого-нибудь маленького сморщенного ученого, выскочившего откуда-нибудь из шкафа.
   Эта мысль заставила ее улыбнуться, и она покачала головой Мерлину.
   - Привет, Сова, - сказала она вслух.
   - Доброе утро, ваше величество, - ответил компьютер. - Добро пожаловать.
   Шарлиэн увидела, как одна из бровей Мерлина приподнялась при последнем слове, и удивилась почему, но в данный момент у нее на уме были другие вещи.
   - Надеюсь, ты не обидишься, если я покажусь тебе немного... встревоженной, Сова, - сказала она. - Имею в виду, ни на мгновение не сомневаюсь в твоей компетентности, но все это для меня ново.
   - И мне, ваше величество, - ответил компьютер, и Шарлиэн фыркнула. Вот это было обнадеживающе для ее "целителя" - говорить ей об этом в такой момент!
   - Сова, возможно, никогда лично не делал этого раньше, - вставил Мерлин, бросив злобный взгляд на крошечный светящийся огонек, который, как внезапно поняла Шарлиэн, вероятно, указывал местоположение визуальной камеры Совы. - Но это потому, что он, по сути, тактический компьютер. Пока он не стал моим библиотекарем, он отвечал за работу с оружием, а не за проблемы со здоровьем. Медицинский компьютер, который на самом деле будет проводить обследование, делал это сотни раз, прежде чем коммодор и доктор Пей сняли его с транспорта и разместили здесь. Все, что собирается сделать Сова, - это сказать ему, чтобы он начал.
   - Понимаю. - Шарлиэн серьезно посмотрела на Мерлина, борясь с желанием улыбнуться его очевидному раздражению искусственным интеллектом. - Но сколько практики у него было с тех пор? - спросила она, намеренно придавая своему голосу нотку беспокойства.
   - Ну, что касается беременности, то не так уж много, - признался Мерлин. Скорее против своей воли, - подумала она и посмотрела на него так обеспокоенно, как только могла. - Тем не менее, это полностью соответствует его возможностям, - успокаивающе продолжал ПИКА. - И у него в файле уже есть ваши медицинские записи.
   - Действительно? - Шарлиэн моргнула. - Как это произошло? - спросила она, ее глаза сузились, когда ее живое любопытство было задето и отвлекло ее от поддразнивания Мерлина, чтобы поквитаться за этот трюк со скалой.
   - Ой. - На мгновение Мерлин выглядел озадаченным. Затем он встряхнулся. - Э-э, ну, вообще-то, - сказал он, - я должен был дать ему ваш полный профиль. Однажды ночью я воспользовался одним из удаленных диагностических устройств. Когда вы спали, - добавил он.
   - Когда я спала? - она посмотрела на него таким взглядом, каким смотрят няни на маленьких детей, которые настаивают, что они определенно ничего не знают ни о каком пропавшем печенье. Нет, мэм! Только не они! - И почему ты это сделал, сейджин Мерлин? - довольно резко спросила она. - Я имею в виду, не упоминая об этом мне.
   - Ну, в то время Братья все еще не согласились, что вам можно рассказать о Дневнике, - сказал Мерлин. - Это означало, что я не мог вам этого объяснить.
   - Это означало, что тогда ты не мог мне этого объяснить, - неумолимо заметила она. - Здесь ни слова не сказано о том, почему ты не мог объяснить мне это с тех пор. Это также не дает ответа на действительно важный вопрос. Это был бы вопрос о том, почему ты вообще это сделал.
   Мерлин долго смотрел на нее, затем покачал головой. Он знал, что этот момент наступит, - напомнил он себе. - И он действительно не ожидал, что она будет слишком расстроена из-за него....
   Конечно, нет, - сухо подумал он. - Вот почему ты так спешил признаться во всем, не так ли, сейджин Мерлин? И почему, черт возьми, Сова должен внезапно начать демонстрировать спонтанные автономные реакции прямо в эту минуту? Если бы он просто держал свой чертов рот на замке, как обычно...
   - Хорошо, - вздохнул он. - Причина, по которой я передал медицинскому компьютеру ваши записи - и ваши тоже, Кэйлеб, - добавил он императору, который, как он знал, слушал из Черейта, - заключалась в том, чтобы он мог выработать стандартные нанотехнологии для вас обоих.
   - "Нанотехнология"? - Кэйлеб повторил по комму, очень тщательно выговаривая слово, и Мерлин кивнул.
   - Да. Нанотехнология состоит из очень, очень крошечных машин - настолько крошечных, что вы не смогли бы разглядеть их с помощью самого мощного увеличительного стекла, какое только могло бы быть у любого оптика Сэйфхолда. В данном случае это медицинские машины, предназначенные для работы внутри человеческого тела, чтобы поддерживать его здоровым.
   - Внутри нас есть машины? - Шарлиэн знала, что ее немного потрясла эта идея, но это было достаточно справедливо. Она была потрясена. И даже не совсем немного, если она собиралась быть откровенной.
   - Да. Но они такие крошечные, что никто никогда не поймет, что они там были, - поспешно заверил ее Мерлин. - И они никоим образом не причинят вреда ни тебе, ни кому-либо еще!
   - Должен ли я предположить из того, что ты только что сказал, что ты поместил эти... машины внутрь нас обоих? - спросил Кэйлеб, и в этом вопросе была слабая, но неоспоримая суровость.
   - Да, - снова сказал Мерлин и расправил плечи. - Ты и твой отец оба отправлялись на войну, Кэйлеб, и вы оба были мне нужны. - Его лицо посуровело, а голос стал резче, тверже. - Я все равно потерял твоего отца, - проскрежетал он, даже сейчас не в состоянии полностью простить себя за это, - и не планирую терять тебя тоже. Конечно, я ничему не могу помешать! Поэтому ввел тебе стандартную нанотехнологию Федерации, когда ты спал. И сделал то же самое с Шарлиэн после того, как она приехала в Теллесберг. И, - он снова пожал плечами, - если сейчас самое время признаться, полагаю, я должен признать, что сделал это для Мейкела, Доминика и... некоторых других тоже.
   - Но... почему? - спросила Шарлиэн.
   - Потому что это убережет вас от болезней.
   - От каких болезней? - спросил Кэйлеб.
   - От чего угодно, - просто ответил Мерлин.
   - Что? - Шарлиэн снова моргнула, глядя на него. Конечно, он не имел в виду...
   - От чего угодно, - повторил Мерлин. - У вас больше никогда не будет ни рака, ни пневмонии, ни даже простуды. И если вас ранят, это поможет вам быстрее выздороветь. На самом деле, намного быстрее. Фактически, это была одна из причин, по которой я долго не решался вводить их. Если целитель случайно заметит, как быстро один из вас восстанавливается после пореза или перелома кости, это может привести к... вопросам.
   - Подожди минутку, - сказал Кэйлеб. - Просто подожди минутку. Ты хочешь сказать, что никто из нас больше никогда не заболеет? Никогда?
   - Вот именно. - Мерлин снова вздохнул. - У меня нет лекарств против старения, чтобы сдерживать его, даже если бы мы вообще осмелились использовать их, но это, по крайней мере, я мог сделать. И вы оба слишком важны для того, чего мы пытаемся достичь, чтобы я этого не сделал. - Он покачал головой, и выражение его лица все еще было жестким, как будто что-то выкованное из старого железа. - Я не могу уберечь тебя или Шарли от несчастного случая, Кэйлеб, и у нас уже было достаточно доказательств тому, не могу гарантировать, что тебя не убьют в какой-нибудь глупой битве. Но будь я проклят, если потеряю кого-нибудь из вас за минуту до того, как мне придется заняться чем-то таким глупым, как чертов микроб!
   Шарлиэн почувствовала, как выражение ее собственного лица смягчилось, когда она распознала грубую, искреннюю эмоцию, стоящую за этим ответом. Она все еще не была до конца уверена, что такое "микроб", хотя думала, что у нее есть довольно хорошая идея. Но на самом деле дело было не в этом, и она это знала. Нет, дело в том, что Мерлин Этроуз также все еще был Нимуэ Элбан, и что Нимуэ потеряла всю свою вселенную девятьсот лет назад. Точно так же, как Мерлин Этроуз знал, что он потеряет всю свою вселенную - или, по крайней мере, всех людей в ней, которые имели для него значение. Она и раньше пыталась (и, как она знала, безуспешно) представить, на что это должно быть похоже, каково это должно быть для того, кто так явно и глубоко любил друзей, которых он знал, что все они в конечном счете умрут и оставят его позади. Теперь, когда она смотрела в эти сапфировые глаза - и, черт возьми, это были глаза, а не кусочки стекла, металла и "технологии"! - Она знала, что, как бы ни были важны она и Кэйлеб для великой задачи Мерлина здесь, на Сэйфхолде, это была только часть - и не самая большая - его истинной мотивации.
   Тишина повисла в погребенной глубоко "пещере Нимуэ", а затем Шарлиэн Армак протянула руку. Она нежно коснулась предплечья ПИКА, в котором жила ее подруга. И улыбнулась.
   - Надеюсь, вы не обидитесь, если я укажу, что здесь просто немного прохладно - даже для чисхолмской девушки - чтобы раздеваться, доктор.
   - О, в этом нет необходимости, - заверил ее Мерлин с ответной улыбкой, его голубые глаза смягчились, когда он осознал преднамеренную смену темы. Или, по крайней мере, акцента. Он на мгновение легонько положил ладонь на ее тонкую кисть на своей руке, затем махнул той же рукой в сторону ожидающего диагностического сидения. - Просто ложитесь на кушетку, вот здесь. Оттуда Сова разберется со всем.
   Шарлиэн опять посмотрела на приподнятое сидение, пожала плечами и снова протянула ту же руку. Она взялась за его руку, взобралась на табурет рядом с сидением и села. Поверхность кушетки для осмотра двигалась под ней, приспосабливаясь к форме ее тела, но это она восприняла спокойно. В конце концов, она уже испытывала то же самое ощущение с летным креслом разведывательного скиммера.
   - Значит, я просто ложусь здесь? И это все?
   - Это все, - подтвердил Мерлин.
   Она смотрела на него, наверное, еще две секунды, затем глубоко вздохнула и откинулась на спинку кушетки.
   - Просто продолжайте и расслабьтесь, - подбодрил ее Мерлин, и ее брови поднялись, когда голос сейджина изменился. Его глубокий, мужской тембр стал выше, переходя в хриплое контральто, которого Шарлиэн никогда раньше не слышала. Каким-то образом он оставался узнаваемым голосом Мерлина, но императрица внезапно осознала, что на самом деле она впервые слышит Нимуэ Элбан, а не Мерлина Этроуза.
   Она повернула голову, глядя на него, и он улыбнулся. Это была нежная, странно грустная улыбка, и она склонила голову набок, вопросительно глядя на него.
   - Я давно не был Нимуэ, Шарлиэн, - сказало это контральто, - и мне пришло в голову, что при данных обстоятельствах тебе может быть немного комфортнее с ней, чем с Мерлином. Кроме того, ты здесь ради того, что Нимуэ всегда хотела испытать. Дети - младенцы... Они не были чем-то, что ответственные люди приносили в мир, когда она была жива. В любом случае, не тогда, когда все знали, что Гбаба собирались убить нас всех.
   Шарлиэн протянула руку и снова нежно положила ладонь на предплечье Мерлина/Нимуэ, когда узнала печаль, скрывающуюся за этой улыбкой.
   - Я всегда знала, что у меня никогда не будет ребенка, - тихо сказала Нимуэ из-за лица и усов Мерлина. Это была самая странная вещь, которую Шарлиэн когда-либо видела, но в то же время в ней была странная, совершенная "правильность".
   - Знала, что это было то, что никогда не могло случиться со мной. Но я никогда не осознавала, никогда не представляла, что буду стоять здесь сегодня, наблюдая за кем-то, кто собирается стать матерью. - Нимуэ грустно рассмеялась. - Это иронично, не так ли? Я всегда ожидала, что умру молодой. Теперь мне девятьсот лет, и - кто знает? - Я могла бы пробыть здесь еще девятьсот лет. И у меня все равно никогда не будет собственного ребенка.
   - О, да, ты это сделаешь, - мягко сказала Шарлиэн. - Этот ребенок твой, Мерлин... Нимуэ. Этот ребенок будет жить, вырастет только благодаря тебе. Мы с Кэйлебом никогда бы не встретились без тебя. Без тебя я умерла бы в конвенте святой Агты. Без тебя Чарис превратился бы в сожженные и уничтоженные руины. Без тебя победит храмовая четверка - победит Лэнгхорн.... В Писании говорится, что ребенок - это нечто большее, чем просто плоть от плоти своих родителей, и тот факт, что оно лжет о стольких других вещах, не означает, что оно лжет обо всем. Что бы ни случилось, мы с Кэйлебом всегда будем помнить, всегда будем знать, что это ребенок, которого мы разделяем с тобой, а также друг с другом. И я клянусь тебе, Нимуэ, - карие глаза заглянули глубоко в сапфирово-голубые глаза, отыскивая за ними умершую столетия назад молодую женщину, - что однажды, независимо от того, доживем мы с Кэйлебом до этого или нет, весь мир тоже это узнает.
   Они смотрели друг на друга несколько долгих, молчаливых мгновений, а затем Мерлин снова улыбнулся. В этой улыбке все еще была печаль, но было и нечто большее, и нежность, и жилистые пальцы мечника погладили тонкую женскую руку на его закованном в кольчугу предплечье.
   - Ну, в таком случае, почему бы нам не продолжить и не закончить осмотр?
  
   .III.
   Замок Мейруин, город Сирэйбор, баронство Ларчрос, княжество Корисанда
  
   Черт возьми, здесь достаточно холодно, чтобы отморозить яйца горному дракону, - подумал Саламн Трейгейр, граф Сторм-Кип, наконец слезая с седла.
   Октябрь в Корисанде был летним месяцем, а не зимним, но никто не мог бы доказать это по холодному, ледяному дождю, хлеставшему по улицам и крышам Сирэйбора. Тот же ледяной горный дождь, который обрушивался на него и его спутников весь прошедший день. Не то чтобы Сторм-Кип был незнаком с местной погодой. Его собственное графство лежало к северо-востоку от Ларчроса, и он был довольно частым гостем здесь на протяжении многих лет. Более того, зубчатые горы Мартак служили границей между Ларчросом и графством Крэгги-Хилл. Несмотря на то, что экватор проходил прямо через север гор Мартак, на их самых высоких вершинах почти круглый год лежал снег, а горы Баркор, в предгорьях которых приютился Сирэйбор, были еще выше.
   Думаю, на самом деле недостаточно холодно, чтобы кого-нибудь заморозить, - неохотно признал он, потянувшись назад, чтобы помассировать зад, когда остальная часть их многочисленной группы слуг, прочей прислуги и охранников спешилась вокруг него. - Хотя, черт возьми, это точно так и кажется!
   - Добро пожаловать в замок Мейруин, милорд, - произнес голос, и Сторм-Кип повернулся к говорившему. Ражир Мейруин, барон Ларчрос, был таким же мокрым - и выглядел почти таким же несчастным, - как и Сторм-Кип, но ему все же удалось улыбнуться. - Если вы не слишком сильно замерзли, я ожидаю, что нас ждет огонь и горячее какао - или, может быть, даже что-нибудь покрепче.
   - Вот это, Ражир, звучит как лучшая идея, которую я слышал за весь день! - сказал Сторм-Кип, улыбаясь в ответ.
   - Тогда давайте поищем и то, и то, - пригласил Ларчрос и махнул Сторм-Кипу, чтобы он сопровождал его, пока умелые конюхи уводили их лошадей.
   Граф кивнул, и они вдвоем вышли из вымощенного кирпичом конюшенного двора, пересекли главный двор замка и поднялись по ступенькам к массивной, старомодной центральной башне. Замку Мейруин было более трех столетий, и, несмотря на увеличенные окна со множеством стекол, которые заменили большую часть верхних щелей для стрельбы, старая крепость выглядела на свой возраст. Лично Сторм-Кип предпочитал свою собственную гораздо более новую резиденцию в городе Тилита, откуда открывался вид на сверкающие голубые воды залива Тилит. Во всяком случае, он определенно предпочитал тот пейзаж. Какими бы живописными ни были узкие извилистые улочки Сирэйбора, они были далеки от широких прямых проспектов Тилиты. Но это было потому, что Сирэйбор находился на вершине "холма", который, вероятно, назвали бы горой где угодно, кроме Баркора. Последняя миля или около того до городских ворот представляла собой непрерывный подъем в гору, который был чистым, безудержным страданием для их лошадей, а сам замок венчал прочную глыбу гранита, вокруг которой так давно был построен Сирэйбор.
   И все же, - подумал Сторм-Кип, - тот, кто выбрал это место для строительства замка, знал, что делал. Просто добраться до этого было бы настоящей занозой в заднице. А уж штурмовать это место на самом деле было бы чертовски хуже, чем добраться!
   Это было не то соображение, на которое он потратил бы много времени всего три месяца назад, однако на данный момент оно занимало важное место в его мышлении.
   Они поднялись по ступенькам и вошли в главный зал замка. Леди Ларчрос ждала их, приветственно улыбаясь, и Сторм-Кип был рад увидеть, что она действительно держала в каждой руке по дымящейся чашке горячего какао.
   - Добро пожаловать домой! - сказала Рейченда Мейруин, улыбаясь мужу, затем переключила свое внимание на Сторм-Кипа. - И дважды приветствую гостя, милорд! Стража предупредила меня, что вы приедете, и, учитывая погоду, я была уверена, что вы оба оцените это.
   Она протянула дымящиеся чашки, и Сторм-Кип широко улыбнулся, обхватив обеими замерзшими руками желанное тепло.
   - Вы хозяйка из хозяек, леди Рейченда, - сказал он, затем поднял чашку и с благодарностью отхлебнул. Тепло, казалось, разлилось по нему, и он вздохнул от блаженства. - Лэнгхорн вознаградит вас на Небесах, - заверил он ее.
   - Возможно, так, милорд. - Ее голос и выражение лица стали серьезными. - Однако следует надеяться, что это будет нечто большее, чем простая чашка какао.
   - Да будет так, - пробормотал он, спокойно глядя ей в глаза. Очевидно, она прониклась доверием своего мужа еще глубже, чем предполагал Сторм-Кип.
   Что же, ты уже много лет знаешь, что он в ней души не чает, - напомнил он себе. - И женщина она или нет, но она одна из самых умных людей, которых ты знаешь, если уж на то пошло. Даже если бы он не сказал ей ни слова, она бы достаточно скоро догадалась, что происходит.
   - Тем временем, однако, - продолжила она, - для вас обоих приготовлены горячие ванны. Мейра, - она кивнула одной из служанок, маячивших на заднем плане, - покажет вам вашу комнату, милорд. Полагаю, есть большая вероятность, что ваш багаж, по крайней мере, немного отсырел, учитывая погоду. Но вы с Ражиром, похоже, почти одного роста, и я приготовила для вас подборку из его одежды. Я пришлю вашего камердинера присоединиться к вам, как только он вернется из конюшни. А пока, пожалуйста, идите, выгоните холод из ваших костей!
   ***
   Час или около того спустя, чувствуя себя почти греховно согретым и уютно устроившимся, Сторм-Кип обнаружил, что сидит в богато обитом кресле в комнате, которую Ларчрос использовал в качестве кабинета. Секретаря барона нигде не было видно, но отец Эйруэйн Йер, капеллан и духовник Ларчроса, сидел в кресле чуть попроще по другую сторону камина. Дождь барабанил по окнам и музыкально булькал в водосточных желобах и трубах, на неглубокой решетке тихо горел уголь, на мраморной каминной полке над камином блестел декоративный хрусталь, и у всех троих близ локтей стояли бокалы с бренди. Это была такая мирная и приветливая сцена, какую только можно было себе представить, но выражение лица Йера было встревоженным, когда он посмотрел на Ларчроса.
   - Значит, предатели действительно решили капитулировать перед Кэйлебом, милорд? - голос священника звучал так, словно даже сейчас ему было трудно в это поверить.
   - Справедливости ради, отец, - сказал Сторм-Кип, прежде чем барон успел заговорить, - у регентского совета был не то чтобы большой выбор. Поскольку князь Гектор и его старший сын оба мертвы, Дейвин покинул княжество, а Кэйлеб осадил столицу, их единственными реальными вариантами были сдача или нахождение в осаде, которая могла закончиться только одним способом.
   - Верно, Саламн, - голос Ларчроса был значительно жестче, чем у графа, - но есть разница между тактическим решением сдать город и тем, что отец Эйруэйн так метко назвал "капитуляцией".
   Ларчрос почти рычал, но не мог оспорить точку зрения графа. Князю Фронзу, отцу князя Гектора, потребовалось больше двадцати лет, чтобы завершить процесс лишения своих дворян феодальных наборов рекрутов, но в конце концов ему это удалось. И, по правде говоря, Сторм-Кип и большинство его коллег-аристократов увидели мудрость его политики - по крайней мере, постфактум. В конце концов, королевская армия, с ее ядром профессиональных, постоянных войск, в любом случае превратила бы в фарш любые формирования, которые один из них (или даже союз нескольких из них) мог бы выставить против него. Никто из них не мог позволить себе содержать силы, которые могли бы это изменить, даже если предположить, что Фронз был готов позволить им попробовать. Он не был готов. Он высказал это довольно твердо, и простая правда заключалась в том, что большинство его магнатов были так же счастливы избежать случайного братоубийства, которое с мрачной предсказуемостью разрушало части Корисанды при отце и деде Фронза. По крайней мере, таким образом каждый из них был избавлен от расходов на содержание своих собственных частных войск, в то время как армия следила за тем, чтобы никто из его товарищей не мог угрожать ему самому.
   К сожалению, эта политика князя Фронза только что вернулась домой с удвоенной силой.
   - Самой большой силы, которой может командовать любой из нас - даже такой, как у герцогов, - едва хватает, чтобы поддерживать мир в наших собственных землях, и ни у кого из нас нет нового оружия, - безжалостно указал граф. - Не хотели бы вы попробовать противостоять с тем, что есть, батальону или двум чарисийских морских пехотинцев, с их проклятыми винтовками и артиллерией?
   На мгновение воцарилась тишина, достаточно глубокая, чтобы все они могли услышать стук дождя по окнам палаты. Затем Ларчрос покачал головой.
   - Нет, - сказал он. - Или... по крайней мере, пока.
   - Точно, - сказал Сторм-Кип очень, очень тихо, и они с бароном посмотрели друг на друга.
   Не то чтобы они подробно не обсуждали ситуацию во время бесконечной поездки из Черейта в Сирэйбор. Они должны были быть, по крайней мере, немного осмотрительными, поскольку никто не мог сказать, какая пара ушей, даже среди их собственных слуг, могла бы захотеть выслужиться перед чарисийскими оккупантами, пересказывая услышанное. Но они знали друг друга уже очень давно. Ни у одного из них не оставалось никаких сомнений относительно того, где стоял другой. С другой стороны...
   - С этим нужно обращаться осторожно, - мягко заметил Сторм-Кип.
   - О, полностью согласен. - Ларчрос поморщился. - Если не ошибаюсь, по крайней мере, некоторые из этих южан действительно готовы встать в очередь, чтобы лизнуть руку Кэйлеба... или его задницу, если уж на то пошло! - Он с отвращением покачал головой. - И я никогда не думал, что скажу это, но почти уверен, что Энвил-Рок тоже.
   - Правда, милорд? - Йер покачал головой. - Признаюсь, я всегда думал, что граф полностью предан князю Гектору. Не говоря уже о Матери-Церкви!
   - Я тоже так думал, Эйруэйн. - Ларчрос пожал плечами. - Однако, судя по тому, как он реагировал на любое предложение потянуть время, я начинаю думать, что мы оба ошибались в этом. Либо это, либо из него вышло все мужество. Не говоря уже о его проклятом сыне!
   Сторм-Кип подумал о том, чтобы указать на то, что сэр Корин Гарвей, сын графа Энвил-Рока, вероятно, поступил так же хорошо, как и любой другой, перед лицом сокрушительного тактического превосходства чарисийцев. Обвинение Гарвея в поражении его армии, каким бы удовлетворительным оно ни было, вряд ли было проявлением беспристрастности.
   С другой стороны, беспристрастность - это тоже не совсем то, что нам сейчас нужно, - напомнил себе граф. - И если злость на Энвил-Рока и Гарвея поможет... мотивировать Ражира или некоторых других, то так тому и быть.
   - В любом случае, отец, - сказал он вслух, глядя на священника, - Энвил-Рок, Тартариэн и Норт-Коуст достаточно ясно дали понять, что они не готовы поддерживать какое-либо вооруженное сопротивление. И перед тем, как отправиться в Чисхолм, Кэйлеб - будь проклята его душа! - еще яснее дал понять, что любой, кто не готов присягнуть ему на верность, будет лишен своих титулов и земель. - Он пожал плечами. - Не могу сказать, что это стало для меня большим сюрпризом. В конце концов, в первую очередь он вызвал нас всех в Мэнчир именно по этой причине. И какой бы горькой ни была пилюля на вкус, именно он выиграл проклятую войну, так что не думаю, что кто-то должен удивляться, когда он играет эту роль.
   - И эта... мерзость, мой господин? Эта его "Церковь Чариса"?
   - И он поставил такой же ультиматум духовенству, отец, - тяжело признался Сторм-Кип. - Уверен, что достаточно скоро вы услышите об этом от своего епископа - полагаю, должен сказать, вашего нового епископа.
   - Епископ-исполнитель Томис принял раскол? - Йер недоверчиво уставился на графа.
   - Нет. На самом деле, епископу-исполнителю и отцу Эйдрину, по-видимому, удалось выбраться из Мэнчира, несмотря на линии осады, - ответил барон Ларчрос за Сторм-Кипа. - Похоже, никто точно не знает, как они это сделали, но тот факт, что они, похоже, сделали это, наводит на мысль, что "император Кэйлеб" не так непогрешим, как ему хотелось бы, чтобы мы поверили в это!
   - Тогда кто?..
   - Епископ Клейрмант. Или, полагаю, я должен сказать "архиепископ Клейрмант", - с горечью сказал Ларчрос, и Йер заметно побледнел.
   Клейрмант Гейрлинг, епископ тартариэнский, один из самых уважаемых прелатов княжества Корисанда, происходил из самих земель Храма. Безусловно, Гейрлинги едва ли составляли одну из действительно великих церковных династий. Если бы они были такими, Клейрмант, несомненно, получил бы более престижное епископство. Но он все еще был, по крайней мере, дальним родственником нескольких нынешних викариев, что всегда давало ему большой моральный авторитет в рядах духовенства Корисанды. Хуже того, он служил своему престолу уже шестнадцать лет, не совершив ни одной поездки на отдых обратно в Зион, и в процессе заработал репутацию необыкновенного благочестия. То, что он признал главенство еретика Стейнейра, стало серьезным ударом по авторитету Церкви, и одна из рук Йера поднялась. Она начертала скипетр Лэнгхорна, и барон Ларчрос разразился лающим смехом, в котором было очень мало юмора.
   - Боюсь, что добрый епископ - не единственный слуга Матери-Церкви, который переодел свой сюртук - или я должен сказать, свою сутану? - отец, - решительно сказал он. - На самом деле, думаю, что это, возможно, было самой тревожной вещью в этом "специальном парламенте" Кэйлеба, если разобраться. Более трети - на самом деле почти половина - епископов княжества были готовы заявить о своей верности "Церкви Чариса". - Его губы скривились от отвращения. - И там, где епископы прокладывали путь, стоит ли удивляться, что остальная часть священства последовала их примеру?
   - Не могу... - Йер покачал головой. - Я не могу поверить...
   Он замолчал, и Сторм-Кип протянул руку, чтобы с утешением похлопать его по колену.
   - Еще рано, отец, - тихо сказал он. - Да, боюсь, что Гейрлинг действительно намерен... достичь соглашения, скажем так, с Кэйлебом и Стейнейром. Не претендую на то, что знаю все его мотивы. С одной стороны, он знает Тартариэна много лет, и, насколько я знаю, они всегда были в отличных отношениях. Это может быть частью этого. И, отдавая должное Шан-вей, полагаю, что, возможно, он, по крайней мере частично, пытается предотвратить какой-либо погром здесь, в Корисанде. В конце концов, чарисийская версия инквизиции вряд ли будет мягко относиться к любому открытому сопротивлению "сторонников Храма".
   Хотя, - признался он себе немного неохотно, морские пехотинцы этого "вице-короля" Чермина были намного "мягче", чем я ожидал... по крайней мере, до сих пор. Приклады мушкетов и штыки - это достаточно плохо, но пули еще хуже, а он был очень скуп на них, учитывая обстоятельства.
   - И, возможно, предотвращая любые "погромы", Гейрлинг, Энвил-Рок и Тартариэн видят возможность расправить свои собственные гнезда и Шан-вей, - едко сказал Ларчрос в ответ на последнее замечание графа.
   - Возможно, и это тоже, - признал Сторм-Кип.
   - Вы сказали, что более трети епископов признали власть Стейнейра, милорд, - сказал Йер Ларчросу. - Что случилось с теми, кто отказался?
   - Полагаю, большинство из них ушли в подполье, как епископ Эймилейн, - ответил барон, и на этот раз в его тонкой улыбке был, по крайней мере, намек на неподдельный юмор.
   Эймилейн Гарнат, епископ Ларчроса, "таинственно исчез" еще до того, как Ларчрос отправился в Черейт. Барон официально не знал точно, куда отправился Гарнат, но он знал, что отцу Эйруэйну это известно. Как и Сторм-Кип. Это, собственно, и было главной причиной, по которой граф был готов говорить так откровенно перед простым капелланом, которого он едва знал лично.
   - С семафорными станциями в руках подхалимов Гейрлинга, - продолжил барон более мрачно, - конечно, трудно понять, что происходит на самом деле. Многие епископы и верховные священники вообще отказались - как епископ Эймилейн - подчиниться призыву Кэйлеба. В случаях отказавшихся епископов, он и Гейрлинг назначили замену перед его отъездом, и "генерал вице-король" Чермин объявил о своем намерении отправить войска вместе с каждой из этих замен. Он говорит, что не будет массовых арестов или преследований "сторонников Храма" до тех пор, пока они воздерживаются от актов "восстания", - злобно фыркнул Ларчрос. - Могу только представить, как долго это продлится!
   - Но... но Кэйлеб и Стейнейр были отлучены от церкви! - запротестовал Йер. - Никакая клятва ни одному из них не может быть обязательной в глазах Бога или человека!
   - Это я и сам имел в виду, - согласился Ларчрос с мрачной улыбкой.
   - И я, - сказал Сторм-Кип. - На самом деле, полагаю, что немало дворян князя Дейвина думали об этом. Если уж на то пошло, я полностью уверен, что епископ Мейлвин тоже был таким.
   - В самом деле? - Йер заметно оживился. Мейлвин Норкросс был епископом Баркора. В отличие от Гейрлинга, он был уроженцем Корисанды. На самом деле он был двоюродным братом барона Баркора, и его семья обладала значительным влиянием как в Церкви, так и в светском плане.
   - Я бы не сказал, что мы на самом деле обсуждали это, вы понимаете, отец, - сказал Сторм-Кип, - но из пары "случайных замечаний", которые он умудрился отпустить в моем присутствии, полагаю, что епископ Мейлвин считает, что сейчас будет разумнее оказать услугу этой Церкви Чариса. Во всяком случае, я чувствую достаточную уверенность в том, что он сделает все возможное, чтобы... смягчить удары по тем, кто остается втайне верен Матери-Церкви.
   - На самом деле, - Ларчрос многозначительно посмотрел на своего капеллана, - если бы у кого-нибудь была возможность обсудить это с епископом Эймилейном, я подозреваю, что епископ Мейлвин был бы готов спокойно предоставить свою защиту коллеге-прелату, несправедливо лишенному своего поста.
   Йер оглянулся на него на мгновение, затем кивнул, и Сторм-Кип пожал плечами.
   - Правда в том, отец Эйруэйн, что никто на самом деле не знает, что произойдет. Насколько я понимаю, Кэйлеб намерен оставить дела здесь, в Корисанде, в руках регентского совета... "по совету" своего вице-короля генерала Чермина, конечно. Очевидно, он лелеет веру - или, возможно, надежду, - что теперь, когда он отправился в Чисхолм, люди могут забыть, что он убил князя Гектора. Вот истинная причина, по которой мы все провели так много пятидневок в Мэнчире, даже после того, как он отплыл в Черейт. Энвил-Рок, Тартариэн и другие были заняты тем, что вдалбливали всем нам в голову, насколько глубоко они привержены тому, чтобы сделать все возможное, чтобы сохранить княжество в неприкосновенности и защитить его древние прерогативы. Они говорят, что Кэйлеб пообещал им, что оставит Корисанде как можно больше "самоуправления". Предоставляю вам судить, сколько "самости" будет в этом "правлении"!
   Ноздри священника презрительно раздулись, и граф кивнул.
   - Совершенно верно, - сказал он. - На данный момент, по крайней мере, он оставил Энвил-Рока и Тартариэна, чтобы они занимались поддержанием порядка, пока он сваливает... сложную проблему, скажем так, урегулирования церковных дел в руки Гейрлинга. По Мэнчиру ходили слухи, что сам Стейнейр может посетить нас через несколько месяцев. На данный момент два или три высших священника из Чариса играют роль интендантов Гейрлинга и, без сомнения, следят за ним в рамках версии инквизиции Стейнейра. Если я серьезно не ошибаюсь, Кэйлеб считает, что его лучший шанс - это, по крайней мере, притвориться, что он планирует ехать на Корисанде не натягивая поводьев, если только мы ему позволим.
   - Вы думаете, именно поэтому он согласился принять Дейвина как наследника князя Гектора, милорд?
   - Думаю, что это, безусловно, часть проблемы. - Сторм-Кип медленно взмахнул рукой, как человек, пытающийся проложить путь сквозь туман. - Честно говоря, не вижу, какой у него был еще вариант. Он достаточно ясно дал понять, что хотим мы этого или нет, Корисанда только что стала частью его "Чарисийской империи". При любых обстоятельствах это было бы достаточно горькой пилюлей, чтобы пропихнуть ее через горло княжества; после убийства князя Гектора это будет еще труднее. Если бы он решил сразу поставить одного из своих фаворитов на место князя или претендовал на корону непосредственно от своего имени, он знает, что все княжество сгорело бы в огне. Таким образом, он и "регентский совет" могут спрятаться за легитимностью Дейвина. Он даже может притвориться, что заботится об интересах мальчика, поскольку, в конце концов, он никогда не имел никакого отношения к убийству князя Гектора, не так ли? О, нет, конечно, он этого не делал!
   Ирония графа была иссушающей.
   - И еще есть соображение, что, поскольку Дейвин благополучно покинул княжество, он аккуратно лишил любое потенциальное сопротивление точки сбора здесь, в Корисанде, - отметил Ларчрос. - Хуже того, Энвил-Рок и Тартариэн могут утверждать, что они на самом деле заботятся о притязаниях Дейвина на корону, когда они двинутся, чтобы подавить любое возникающее сопротивление! Посмотрите, какое прикрытие это им дает! И если Дейвин когда-нибудь окажется настолько глуп, чтобы вернуться в зону досягаемости Кэйлеба, с ним всегда можно поступить так же, как поступили с его отцом и старшим братом, если только Кэйлеб решит, что он ему больше не нужен. И в этот момент мы посадим на трон одного из его проклятых фаворитов!
   - Во многих отношениях я не завидую Кэйлебу в том, что он откусил кусок здесь, в Корисанде, - откровенно сказал Сторм-Кип. - Убийство князя и молодого Гектора, вероятно, было самой глупой вещью, которую он мог сделать, но Лэнгхорн знает, что ненависти достаточно, чтобы заставить человека совершать глупые поступки. Я не могу вспомнить ни одну другую пару людей, которые ненавидели бы друг друга больше, чем он и князь Гектор, особенно после убийства Хааралда в проливе Даркос. И давайте даже не будем начинать с того, как к князю относилась Шарлиэн! Так что, возможно, он просто решил, что личное удовлетворение от мести будет стоить любых политических головных болей, которые оно создаст. И если бы он не знал, что Дейвин уже покинул княжество, он, вероятно, решил, что контролировать маленького мальчика будет легче, чем контролировать кого-то молодого в возрасте Гектора, поэтому убийство наследного княжича, возможно, тоже показалось ему разумным... в то время. Если уж на то пошло, как ты только что отметил, Ражир, он всегда мог заставить Дейвина пострадать от одного из тех "несчастных случаев в детстве", которые, похоже, время от времени случаются с нежелательными наследниками. - Выражение лица графа было невеселым, и он пожал плечами. - Но теперь, в конце концов, у него в руках нет Дейвина, и это оставляет всю ситуацию в состоянии неопределенности.
   - Как вы думаете, что должно произойти, милорд? - тихо спросил Йер. - В конце концов, я имею в виду.
   - На данный момент я действительно не знаю, отец, - сказал граф. - Если регентский совет сможет контролировать ситуацию в течение следующих нескольких месяцев, и если Гейрлинг и другие церковные предатели смогут организовать какой-то плавный переход в эту Церковь Чариса, он действительно может добиться успеха с завоеванием. Думаю, что шансы против этого, и, честно говоря, - он обнажил зубы в улыбке, в которой не было абсолютно никакого юмора, - я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы сделать их хуже, но ему, возможно, удастся это сделать. По крайней мере, на какое-то время. Но в долгосрочной перспективе?
   Он пожал плечами.
   - В долгосрочной перспективе, пока Дейвин остается на свободе, там будет светская точка сбора для сопротивления. Она может быть расположена где-то в другом месте, и поддерживать какой-либо прямой контакт между нами и им может быть практически невозможно, но символ все равно будет там. Также не имеет значения, утверждает ли "регентский совет", что действует от его имени, или нет. Пока он находится за пределами княжества, а "его" совет, очевидно, подчиняется приказам Кэйлеба, его легитимность будет, мягко говоря, сомнительной. И то же самое верно и для епископа-исполнителя Томиса. До тех пор, пока сохраняется иерархия истинной Церкви, даже если она загнана в подполье, любые попытки заменить ее "Церковью Чариса" будут построены на песке. В конце концов, Кэйлеб и его кошачьи лапы окажутся лицом к лицу с настоящим народным восстанием, отец. Когда это произойдет, думаю, они обнаружат, что их авторитет проник гораздо менее глубоко, чем они думали. И природа подобных вещей такова, что одно восстание сеет семена для следующего, независимо от того, удастся оно или нет. Поэтому, если настанет день, когда Кэйлеб будет вынужден вывести свои войска с территории Корисанды и отозвать свои корабли из вод Корисанды, чтобы справиться с угрозами ближе к дому, думаю, что те из нас, кто планировал, работал и ждал этого дня, будут в состоянии преподнести ему самый неприятный сюрприз.
  
   .IV.
   Башня короля Арналда, королевский дворец, город Горэт, королевство Долар
  
   Ливис Гардинир, граф Тирск, был не в самом веселом настроении, когда стражники отдали честь, и их командир поклонился ему через открытую дверь.
   Лэнгхорн, как я ненавижу политику - особенно придворную политику, - резко подумал он. - И особенно придворную политику в нынешнее время!
   Конечно, - признал он немного неохотно, когда один из бесчисленных секретарей герцога Ферна встретил его с глубоким поклоном прямо в башне короля Арналда, - могло быть и хуже. На самом деле, последние два года или около того было хуже - намного хуже. Сейчас дела шли в гору, по крайней мере, для него лично, и он был благодарен, что это было правдой. С другой стороны, он мог бы пожелать, чтобы они начали поиски немного раньше... и не такой катастрофической ценой для всех остальных.
   Секретарь провел его по короткому широкому коридору, повернул за угол, поднялся по пологой лестнице и осторожно постучал в украшенную резьбой деревянную дверь.
   - Войдите! - раздался глубокий голос, и секретарь широко распахнул богато украшенную панель.
   - Граф Тирск здесь, ваша светлость, - объявил он.
   - Превосходно. Превосходно! Входите, милорд!
   Тирск повиновался приглашению глубокого голоса и прошел мимо секретаря в роскошный, залитый солнцем кабинет. Стены башни короля Арналда были толщиной более трех футов, но какой-то ремонтник тщательно прорезал окна, простиравшиеся сквозь толстую каменную кладку почти от пола до потолка. Они наполнили комнату светом и, по крайней мере, иллюзией тепла. Это была приятная иллюзия, учитывая ледяную погоду на улице. Однако реальность огня, потрескивающего в широком очаге, значительно больше помогала сдерживать холод, и он был благодарен за это, даже если дымоход, казалось, немного дымил.
   - Спасибо, что пришли так быстро, милорд, - сказал обладатель глубокого голоса, вставая из-за своего стола.
   Сэмил Какрейн, герцог Ферн, был мужчиной среднего роста, широкогрудым, с все еще сильными руками и кистями, несмотря на годы, проведенные в офисах, очень похожих на этот. Его волосы засеребрились с возрастом, но все еще были густыми и вьющимися, несмотря на то, что он был на несколько лет старше седого Тирска. Однако в наши дни эти жилистые руки были мягкими и ухоженными, без мозолей от меча, которыми они хвастались, когда он был моложе, и он обнаружил, что гусиное перо было гораздо более смертоносным оружием, чем любой клинок, которым он когда-либо владел.
   - Мое время принадлежит его величеству, ваша светлость, - сказал Тирск, кланяясь первому советнику королевства Долар, - а морские офицеры рано узнают, что нет ничего дороже времени. - Он снова выпрямился с улыбкой, которая была явно очень тонкой. - Меняющиеся приливы и отливы не вызывают сострадания, а ветры, как известно, меняются всякий раз, когда у них возникает настроение, поэтому моряк учится не мешкать, когда они благоприятны.
   - Понимаю. - Ферн ответил на улыбку графа еще более тонкой улыбкой, затем изящным жестом указал на другого мужчину, который ждал в кабинете. - На самом деле, - продолжил он, - мы с герцогом Торэстом только что обсуждали это. Не так ли, Эйбрэм?
   - Да, верно, - ответил Эйбрэм Зейвьер, герцог Торэст. Однако на его лице совсем не было улыбки, и "поклон", которым он одарил Тирска, был гораздо ближе к короткому кивку.
   - Обсуждали, ваша светлость? - спросил Тирск, слегка приподняв бровь в направлении Торэста. Вероятно, это было неразумно с его стороны, но в сложившихся обстоятельствах он не мог удержаться от того, чтобы не вложить в свой тон некое невинное любопытство.
   - Да, мы обсуждали, - сказал Ферн, прежде чем его коллега герцог смог ответить. Слова были идентичны словам Торэста, но в них чувствовалась небольшая, но отчетливая нотка. Тирск услышал это и встретился взглядом с первым советником. Послание в них было достаточно ясным, и граф кивнул в знак признания и согласия.
   Наверное, он тоже прав, - подумал Тирск. - Как бы мне ни хотелось посмотреть, как этот ублюдок извивается, мне все равно придется с ним работать, так что втирать слишком много соли в раны, вероятно, не самое умное, что я мог бы сделать. Но, черт возьми, это было так приятно!
   - Как скажете, ваша светлость, - сказал он вслух. - И, честно говоря, не могу сказать, что я полностью удивлен, услышав это. Ведь ни у кого из нас нет неограниченного запаса времени, не так ли?
   - Верно, нет, - согласился Ферн и махнул рукой на большое кресло, стоящее напротив его стола. - Пожалуйста, садитесь, милорд. Нам нужно многое обсудить.
   - Конечно, ваша светлость.
   Тирск сел в указанное кресло и откинулся на спинку, выражение его лица было внимательным. Хотя в доставленной записке Ферна не была указана официальная причина его вызова в личный кабинет первого советника, он был совершенно уверен, о чем идет речь. То, что Торэст ждет вместе с первым советником - и в придачу выглядит как ящерокошка, расстающаяся с рыбьими костями, - подтвердило первоначальное предположение графа. Что еще оставалось выяснить, так это то, насколько далеко Тирска собирались официально "реабилитировать".
   - Как, я уверен, вы знаете, милорд, - начал Ферн через мгновение, - генерал-капитан Матери-Церкви викарий Аллейн несколько месяцев назад решил, что наши первоначальные программы кораблестроения требуют определенной степени... модификации.
   Что ж, можно и так выразиться, - кисло подумал Тирск. - В конце концов, вряд ли стоило бы говорить: - Гребаный идиот наконец вытащил большой палец из задницы и понял, что потратил впустую только Лэнгхорн знает сколько марок, строя совсем не те проклятые корабли, - даже если это было бы значительно точнее.
   - Хотя я уверен, что многие из галер, которые мы заложили изначально, все равно окажутся полезными, - продолжил Ферн, - очевидно, что, как указал викарий Аллейн, нам понадобится собственный флот галеонов, когда придет время вернуть войну Матери-Церкви отступнику.
   Именно это я и указал этому идиоту в своих отчетах - моих подробных отчетах - восемнадцать месяцев назад, если мне не изменяет память, - размышлял Тирск.
   Конечно, ему тактично, но твердо - очень твердо - дали понять, что он должен держать рот на замке о том, как долго викарий Аллейн Мейгвейр полностью игнорировал его собственные предупреждения о том, что тяжелые, вооруженные пушками галеоны Кэйлеба Армака сделали с галерами королевского флота Долара в битвах у Рок-Пойнт и Крэг-Рич.
   - Как я уверен, вы знаете, генерал-капитан приказал серьезно изменить наши планы строительства шесть месяцев назад, - сказал первый советник. - Потребовалось несколько пятидневок, чтобы это изменение направления было интегрировано в наши собственные усилия здесь, в Горэте - на самом деле, это заняло более двух месяцев, как прекрасно знал Тирск, - но мы предприняли крупномасштабную программу преобразования существующих торговых галеонов. Сейчас также полным ходом идет работа над новыми кораблями, и несколько наших оригинальных судов переделываются на ходу. Герцог Торэст, - Ферн кивнул в сторону Торэста, - сказал мне, что первый из наших переоборудованных галеонов будет готов сойти со стапелей в течение месяца, и что первый из наших новых галеонов будет спущен на воду довольно скоро после этого, хотя, очевидно, потребуется гораздо больше времени, чтобы их оснастили и подготовили к выходу в море. Однако, когда они будут готовы к выходу в море, милорд, я намерен призвать вас командовать ими.
   - Польщен, ваша светлость, - тихо сказал Тирск. - Могу я спросить, однако, должен ли я командовать ими на службе короля Ранилда или на службе Храма?
   - Разве это имеет значение? - спросил Торэст резким тоном, и Тирск спокойно посмотрел на него.
   - Во многих отношениях, совсем нет, ваша светлость, - ответил он. - Однако, если верно мое соображение о количестве кораблей, которые должны быть укомплектованы, у нас не будет другого выбора, кроме как произвести впечатление на моряков. Будет чрезвычайно сложно просто найти опытных офицеров, если предположить, что это вообще возможно, и наш запас опытных моряков вполне может быть еще более ограниченным по сравнению с тем количеством, которое мне потребуется.
   Губы Торэста сжались. Казалось, он собирался что-то сказать, потом взглянул на Ферна и явно передумал.
   Наверное, так же хорошо, что я не указал на то, что его идиотский шурин Мэйликей - одна из главных причин, по которой нам так не хватает моряков, - сухо подумал граф. - Особенно с учетом того, что последние два года он делал все, что мог, чтобы повесить ответственность за это фиаско на мою шею! И то, что каперы Кэйлеба сделали с нашим торговым флотом - на его собственных глазах - тоже ничем не помогло нехватке. Не говоря уже о значительном сокращении потенциального предложения тех переоборудованных галеонов, о которых только что говорил Ферн.
   - И к чему вы клоните, милорд? - спросил Ферн, как будто он совершенно не знал о мыслях Тирска... о которых он определенно подозревал.
   - Моя точка зрения, ваша светлость, заключается в том, что будет иметь большое значение, произведет ли на этих моряков впечатление королевство Долар или Мать-Церковь. Хотя понимаю, что никому не нравится это признавать, но многие подданные его величества практически не испытывают угрызений совести из-за того, что избегают вербовщиков военно-морского флота, и с сожалением должен сказать, что многие другие подданные не испытывают угрызений совести, помогая им в этом. Честно говоря, боюсь, было бы неразумно ожидать чего-то другого, учитывая участь обычного моряка на борту военного корабля.
   - Если, однако, на них произведет впечатление служба во имя Матери-Церкви, думаю, что, вероятно, многие, кто в противном случае попытался бы избежать службы, будут поступать более охотно. Более того, полагаю, что еще более вероятно, что те, кто в противном случае мог бы помочь... с меньшим энтузиазмом избегать вербовщиков, с гораздо меньшей вероятностью сделают это, если это будет противоречить заповедям Матери-Церкви.
   Ферн задумчиво нахмурился. Хотя первый советник сам никогда не служил в море, он дослужился до высокого звания в королевской армии, прежде чем заняться политической карьерой. Он понял, какой вопрос на самом деле задавал Тирск.
   - Понимаю вашу точку зрения, и она хорошо обоснована, милорд, - признал герцог через несколько секунд. - К сожалению, в данный момент я не могу ответить на вопрос.
   - Могу я говорить откровенно, ваша светлость?
   - Конечно, милорд. - Ферн слегка откинулся на спинку стула, его глаза сузились, и Тирск слегка пожал плечами.
   - Ваша светлость, понимаю, что великий викарий Эрик еще не решил объявить священную войну против Чариса. - Торэст заметно напрягся, но Ферн только сидел неподвижно, а Тирск продолжал тем же спокойным голосом. - Однако думаю, что уместна определенная степень прямоты между нами, как людьми, которые будут отвечать за то, чтобы ответить на призыв Матери-Церкви, когда он придет. Никто во всем королевстве не может усомниться в том, почему Мать-Церковь строит такой огромный флот. Учитывая действия чарисийцев за последние пару лет, неизбежно, что Мать-Церковь открыто выступит против Кэйлеба и Шарлиэн, как только это станет практически возможным. Уверен, что Кэйлеб и Шарлиэн тоже это понимают, если только все их шпионы чудесным образом не стали глухими и слепыми. В таком случае, считаю, что было бы лучше с самого начала определить, кому именно будут служить корабли - и их экипажи - и почему. Притворство в обратном никого не обманет, но может затруднить укомплектование кораблей персоналом. В сложившихся обстоятельствах я бы предпочел иметь возможность с самого начала указывать своим офицерам и солдатам, что им предстоит делать.
   Большую часть минуты в кабинете царила тишина. Даже Торэст выглядел скорее задумчивым, чем воинственным - по крайней мере, на данный момент. Наконец Ферн медленно кивнул.
   - Опять же, понимаю вашу точку зрения, милорд, - сказал он. - И, признаюсь, склонен согласиться с вами. Однако на данный момент у меня нет никаких инструкций от генерал-капитана или канцлера на этот счет. Без таких инструкций, несомненно, было бы... преждевременно, скажем так, начинать в одностороннем порядке заявлять о нашей вере в грядущую священную войну. В таком случае, я не верю, что мы можем разрешить вам начать производить впечатление на людей от имени Матери-Церкви. По крайней мере, пока. Но что я могу сделать, так это попросить епископа-исполнителя Арейна проконсультироваться с генерал-капитаном по семафору. Я сообщу викарию Аллейну, что согласен с вами в этом вопросе. Склонен думать, что, хотя великий викарий, возможно, не захочет объявлять священную войну так скоро, викарий Аллейн - или, по крайней мере, остальная часть храмовой четверки, первый советник тщательно не произнес это вслух - согласится с самоочевидностью, что флот воспитывается в служении Матери-Церкви.
   - Спасибо, ваша светлость, - пробормотал Тирск.
   - Не за что. - Ферн одарил его улыбкой, которая выглядела почти искренней, затем перешел к другим вопросам.
   - Кое-что, о чем вы, возможно, не знаете, милорд, - быстро сказал он, - это то, что великий инквизитор лично постановил, что новые артиллерийские установки не представляют собой никакого нарушения Запретов. Хотя я уверен, что все мы могли бы пожелать, чтобы этот момент был прояснен раньше, вся наша новая артиллерия будет модифицирована по мере ее отливки, чтобы включить эти "цапфы". Кроме того, мне сообщили, что была разработана методика добавления "цапф" к существующим пушкам. Я сам совсем не ремесленник, поэтому детали процесса для меня мало что значат, но уверен, что такой опытный морской офицер, как вы, поймет их.
   - Кроме того, мы будем внедрять новое парусное вооружение, и мне сообщили, что наши оружейники скоро также начнут производство нового и улучшенного мушкета. Все вместе, полагаю, это означает...
  
   .V.
   Дворец архиепископа, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Еще бокал, Бинжэймин? - пригласил архиепископ Мейкел Стейнейр, протягивая длинную руку, чтобы поднять графин с бренди, и многозначительно изогнув бровь цвета соли с перцем.
   - Полагаю, при данных обстоятельствах это не повредит, ваше высокопреосвященство, - согласился Бинжэймин Рейс, барон Уэйв-Тандер.
   Барон был крупным мужчиной с совершенно лысой головой и мощным носом, и он прошел путь от скромного начала до своего нынешнего положения в королевском совете Старого Чариса. Хотя официальным имперским советником по разведке стал князь Эмерэлда Нарман, Уэйв-Тандер был начальником разведки короля Хааралда до того, как Кэйлеб взошел на чарисийский трон, и он продолжал занимать почти наверняка самый чувствительный из разведывательных постов новой империи Чарис. Он занимал эту должность, потому что был очень хорош в том, что делал, хотя недавно приобрел определенные преимущества, о существовании которых раньше и не мечтал.
   Он и Стейнейр сидели в кабинете священнослужителя на третьем этаже архиепископского дворца рядом с собором Теллесберга, слушая фоновые звуки погруженного во мрак города через открытые окна кабинета. Ночь была относительно прохладной - во всяком случае, для Теллесберга в октябре, - что было облегчением после дневной жары, и этим поздним вечером городские шумы были приглушенными. Конечно, они никогда полностью не прекратятся. Не в Теллесберге, городе, который никогда по-настоящему не спал. Но они определенно уменьшались по мере того, как сгущалась ночь, а дворец находился достаточно далеко от вечно оживленных доков, чтобы продолжавшиеся шумы приглушались расстоянием.
   Официальная резиденция архиепископа располагалась в величественном парке площадью чуть менее трех лесистых, красиво озелененных акров, которые сами по себе стоили не столь уж малого состояния, учитывая цену недвижимости в Теллесберге. Сам дворец был великолепным зданием, построенным из мрамора золотистого цвета Армаков и предназначенным для размещения одного из архиепископов Матери-Церкви в великолепии, соответствующем его высокой должности, но вкусы Стейнейра были несколько проще, чем у большинства предыдущих прелатов Старого Чариса. Великолепная мебель, которой, например, его непосредственный предшественник наполнил этот кабинет, была убрана в начале пребывания Стейнейра в должности. Он заменил их мебелью, которую они с Ардин Стейнейр, его давно умершей женой, собрали за время совместной жизни. Вся она была подобрана с достаточным вкусом, но в то же время оставалась старой, удобной и (очевидно) любимой.
   В данный момент Стейнейр полулежал, откинувшись назад, в глубоком кресле, которое его жена Ардин заказала для него, когда он впервые был рукоположен в епископы. С тех пор он восстанавливал его по меньшей мере дважды, и, судя по состоянию ткани, в ближайшее время ему придется снова обновить его. Причина, по которой он собирался это сделать (на этот раз), удовлетворенно лежала, свернувшись калачиком у него на коленях, мурлыча от счастливого собственничества. Белоснежный ящерокот, чьи когти разодрали обивку когтеточки в форме кресла, которой его так любезно снабдили, и которого тоже звали Ардин, несмотря на то, что он оказался самцом, явно не сомневался в том, кто кому принадлежит, что бы ни думали глупые люди.
   Теперь Ардин-ящерокот прервался и поднял голову, чтобы неодобрительно взглянуть на Стейнейра, когда архиепископ отклонился достаточно далеко в сторону, чтобы налить свежую порцию бренди в предложенный бокал Уэйв-Тандера. К счастью для взгляда ящерокота на правильную организацию Вселенной, процесс наполнения не занял много времени, и анатомия его матраса относительно быстро вернулась в соответствующее положение. Что еще лучше, руки, которые были отвлечены от своей надлежащей функции, возобновили свое послушное поглаживание.
   - Такое облегчение осознавать, что духовный пастырь империи сделан из такого сурового материала, - сухо заметил Уэйв-Тандер, указывая бокалом на большие, сильные руки, ритмично поглаживающие шелковистую шкурку ящерокота. - Мне бы не хотелось думать, что тобой можно легко манипулировать - или, не дай Бог, позволить доминировать над собой!
   - Понятия не имею, о чем ты говоришь, - ответил Стейнейр с безмятежной улыбкой.
   - О, конечно, нет! - Уэйв-Тандер фыркнул, затем позволил новому глотку бренди прокатиться по его языку и отправить медовый огонь вниз по горлу. Он наслаждался этим ощущением, но затем выражение его лица стало серьезным, когда он снова обратил свое внимание на истинную причину сегодняшнего вечернего визита.
   - Понимаю логику твоих планов путешествия, Мейкел, - сказал он трезво, - но я бы солгал, если бы не сказал, что у меня тоже есть некоторые существенные оговорки по этому поводу.
   - Не понимаю, как человек, на которого возложены твои обязанности, может чувствовать себя иначе. - Стейнейр слегка пожал плечами. - На самом деле, во многих отношениях я сам действительно предпочел бы остаться прямо здесь, дома. И не только из-за возможности подстерегающих убийц или каких-либо более приземленных опасностей, связанных с поездкой, или даже из-за того факта, что я предполагаю провести довольно много времени, испытывая невыразимую скуку. - Он поморщился. - С другой стороны, и даже учитывая все эти причины, по которым я должен оставаться дома, их справедливое значение, я все равно не могу оправдать отказ от поездки. Во-первых, потому что это моя духовная ответственность как архиепископа Церкви Чариса. У нас было более чем достаточно отсутствующих архиепископов, которые посещали свои архиепископства на один или два месяца каждый год! Дети Божьи заслуживают лучшего, и я намерен проследить, чтобы - в меру своих возможностей - они это получили.
   Губы Стейнейра сжались, а глаза потемнели. Уэйв-Тандер лучше, чем кто-либо другой, знал, что Мейкел Стейнейр был одним из самых нежных от природы людей, которых когда-либо создавала человеческая раса. Однако в тот момент, глядя в эти глаза, видя это выражение, он еще раз осознал, какая огромная пропасть лежит между словами "нежный" и "слабый".
   - И даже если бы это было неправдой - а это так, и вы знаете это так же хорошо, как и я, - продолжил Стейнейр через мгновение, - абсолютно необходимо, чтобы у людей за пределами Старого Чариса было лицо, которое можно было бы связать с моим именем. Или, скорее, с моей должностью. Пройдет совсем немного времени, прежде чем храмовой четверке удастся провести контратаку. Когда это произойдет, Церковь Чариса столкнется с первым настоящим испытанием своей силы и стабильности. И, честно говоря, в данный конкретный момент степень этой силы и стабильности все еще остается неизвестной величиной. Я уверен в состоянии Церкви здесь, в Старом Чарисе, и с оптимизмом смотрю на Эмерэлд и Чисхолм, учитывая мою переписку и... другие доступные нам разведывательные возможности. Но было бы ужасно несправедливо по отношению к таким людям, как архиепископ Фейрмин в Эмерэлде или архиепископ Поэл в Чисхолме, ожидать, что они будут твердо стоять перед лицом надвигающейся бури и поддерживать свое духовенство, по крайней мере, не имея возможности встретиться со своим старшим архиепископом лицом к лицу.
   - Я сказал, что понял логику, - указал Уэйв-Тандер. - Но я, возможно, просто немного больше сосредоточен на этих возможностях убийства, чем ты. Знаю, что с тобой будут твои собственные стражники, и, честно говоря, тот факт, что ты будешь движущейся мишенью, на самом деле сделает любую скоординированную атаку, подобную той, что произошла с Шарлиэн, более трудной для организации. Однако это все еще может случиться, Мейкел, и я не буду очень рад такой возможности, пока ты либо не окажешься в безопасности под присмотром Мерлина в Чисхолме, либо не вернешься сюда, где я смогу присматривать за тобой. Есть слишком много людей, даже не считая храмовую четверку, которые очень, очень хотели бы видеть тебя мертвым прямо сейчас. Однако, если я добьюсь своего, они будут продолжать разочаровываться в этом отношении, если ты не будешь слишком сильно возражать.
   Он бросил на архиепископа строгий взгляд, который превратился во что-то более похожее на сердитый, когда Стейнейр ответил на него с полным спокойствием. Секунду или две они смотрели друг на друга, и первым прекратил борьбу Уэйв-Тандер.
   - Однако в дополнение к этой небольшой проблемной области, - продолжил он, - то, что ты так долго будешь отсутствовать в королевстве, вызовет свою долю проблем, которые никоим образом не связаны непосредственно с Церковью - или любыми потенциальными убийцами - и ты это знаешь. Во-первых...
   Он постучал указательным пальцем по мочке правого уха, и Стейнейр кивнул, его собственное выражение лица было более серьезным, чем раньше. Как и у Уэйв-Тандера, в его собственном ухе был почти невидимый штеккер одного из новых коммуникаторов Мерлина Этроуза. Барон был одним из его собственных самых первых кандидатов, которые были добавлены во "внутренний круг" Кэйлеба, когда Мерлин сделал устройства доступными после того, как ужасающе близкой к успеху оказалась попытка убийства Шарлиэн.
   За почти пять месяцев, прошедших с момента покушения, и Стейнейр, и Уэйв-Тандер привыкли ко многим преимуществам, которые предоставляла связь. Действительно, архиепископ часто думал, что Уэйв-Тандер находит эти преимущества даже большими, чем он сам, что было неудивительно, учитывая характер обязанностей барона. Как священник, Стейнейр не мог быть полностью доволен степенью вторжения в чужую жизнь, которую сделали возможными снарки Мерлина, но он также знал, что Мерлин, с решительного одобрения Кэйлеба и Шарлиэн, установил "фильтры" (какими бы они ни были, что было предметом, все еще находящимся далеко за пределами понимания Стейнейра), чтобы максимально ограничить это вмешательство. Если уж на то пошло, и несмотря на тот факт, что любой человек мог бы соблазниться целесообразностью, потратив столько времени, сколько Уэйв-Тандер потратил на управление всеми шпионскими сетями Чариса, Стейнейр достаточно доверял честности барона, чтобы не проводить слишком много ночей без сна, беспокоясь о том, какие личные тайны он может нарушать. Он знал, что барон обычно проводил по крайней мере час каждую ночь, совещаясь с Совой и просматривая разведывательную информацию за день, но он также знал, что был более чем доволен тем, что оставил фактический мониторинг различных разведывательных платформ на усмотрение компьютера. Если Уэйв-Тандер и смотрел на что-то, то только потому, что это попадало в параметры, которые он определил для Совы - параметры, призванные гарантировать, что это действительно важно, - а не из-за какого-либо вуайеризма.
   К сожалению, количество других людей в Старом Чарисе, которые были допущены к уровню информации, доступной им двоим, буквально можно было пересчитать по пальцам одной руки. (Предполагая, что Ардин был готов отказаться от одной из рук Стейнейра достаточно долго, чтобы вычисление было выполнено.) Фактически, до сих пор людьми, которые были оснащены устройствами многосторонней связи, кроме императора, императрицы и Мерлина, оставались сам Стейнейр; Уэйв-Тандер; доктор Ражир Маклин из королевского колледжа; адмирал сэр Доминик Стейнейр, барон Рок-Пойнт (и брат Мейкела Стейнейра); сэр Эдуирд Хаусмин, который, несомненно, был самым богатым подданным империи Чарис; и отец Жон Биркит, настоятель монастыря святого Жерно. Были и другие, кого Стейнейр отчаянно предпочел бы добавить в этот список, но это решение ни он, ни Кэйлеб, ни Шарлиэн не могли принять в одиночку. И, несмотря на свое собственное нетерпение, он должен был согласиться с первоначальным решением Кэйлеба устроить все таким образом. Как бы часто это ни сводило с ума, он был готов признать непреодолимую силу аргументов в пользу того, чтобы действовать с почти безумной осторожностью там, где речь шла о расширении внутреннего круга.
   Это, пожалуй, единственное, что позволяет мне сохранять подобие терпения по отношению к Жону и остальным Братьям, - напомнил он себе. - Однако факт заключается в том, что кто-то должен быть этим голосом предостережения. И давай будем честны сами с собой, Мейкел. На данный момент гораздо важнее, чтобы мы не говорили кому-то, кому, как оказалось, мы все-таки не могли доверять, чем добавлять в список всех, кого хотели бы.
   - Доминик уже покинул королевство, - продолжил Уэйв-Тандер, - Хаусмин сейчас в значительной степени привязан к своему литейному цеху - который, я мог бы отметить, находится ни больше ни меньше как в одиннадцати сотнях миль от того места, где сидим мы сейчас, на случай, если это вылетело у тебя из головы - и отец Жон настолько близок к отшельнику, насколько может быть кто-то, живущий в центре Теллесберга. Так что, когда ты покинешь королевство, прямой доступ к императору или императрице здесь, в столице останется только у меня и Ражира. Ражир вообще не является членом совета - по крайней мере, пока - и, говоря откровенно, у меня нет такого влияния на Рейджиса, как у тебя. Мы с ним друзья и коллеги, и он доверяет моему суждению во многих конкретных областях. Но у меня нет тех отношений, которые есть у тебя с ним. Или с остальными членами совета, если уж на то пошло. Если они двинутся в каком-то неверном направлении, я не смогу обуздать их так, как это мог бы сделать ты.
   - Согласен.
   Стейнейр кивнул, и его глаза на мгновение потемнели. Уэйв-Тандер был совершенно прав относительно его собственного влияния на сэра Рейджиса Йованса, графа Грей-Харбор и первого советника королевства Старого Чариса. Они знали друг друга почти буквально с детства и безоговорочно доверяли друг другу. И все же это была не единственная причина, по которой Грей-Харбор так глубоко доверял суждениям архиепископа Мейкела Стейнейра.
   Точно так же, как это не единственная причина, по которой я даже не подумал о том, чтобы предложить Рейджису присоединиться к "внутреннему кругу", - отметил он с более чем легкой грустью, а затем поморщился от собственной извращенности. - Действительно, довольно глупо для архиепископа сожалеть о глубине личной веры первого советника королевства, - сурово сказал он себе.
   Возможно, так оно и было, но в некотором роде он сожалел об этом и был слишком честен с самим собой, чтобы отрицать это, особенно в уединении своих собственных мыслей. Как и любой другой житель Сэйфхолда, Грей-Харбор вырос в Церкви Ожидания Господнего, и, несмотря на его жгучую ненависть к храмовой четверке и другим людям, которые развратили эту Церковь, его вера была глубокой. Это было абсолютно важной частью того, кем он был, того, что делало его таким сильным и благородным человеком.
   И это было причиной того, что сэру Рейджису Йовансу никогда не могли сказать правду об "архангеле Лэнгхорне" и всей извращенной лжи, на которой покоилась Церковь Лэнгхорна. Это уничтожило бы его. А может быть, и нет. Он был сильным человеком, и его вера была могущественной. Он мог бы пережить шторм... но Стейнейр был уверен, что борьба будет ужасной. Которая, по крайней мере, ввергнет его в мучительный кризис совести, который парализует сильную, уверенную решительность, которая была такой неотъемлемой частью его - та самая вещь, которая сделала его таким выдающимся в его нынешнем положении.
   Лично Стейнейр принес бы глубокую, искреннюю молитву благодарности, если бы все, чего им это стоило, сохранило бы самого эффективного, по меньшей мере за два поколения, первого советника, который служил королевству Чарис. Возможно, это было недальновидно с его стороны как архиепископа, но он был священником задолго до того, как стал епископом, и каждую ночь молился о том, чтобы "государственные дела" никогда не заботили его больше, чем отдельные души. И все же священник в нем ужасно боялся, что первый советник - это не все, чего им это стоило... и в этом факте заключался микрокосм истинного затруднительного положения Мейкела Стейнейра как человека Божьего.
   У Стейнейра не было сомнений в том, что Бог должен был признать силу и страсть веры такого человека, как Рейджис Йованс, однако эта вера была искажена теми самыми людьми, которым было поручено воспитывать его душу. Как однажды сказал сам Стейнейр Мерлину Этроузу, Бог может многого требовать от некоторых своих слуг, но кем бы Он ни был, глупым Он не был. Он никогда бы не осудил такого человека, как Рейджис, за то, что он верил так, как его учили верить.
   И все же, когда - и как - Стейнейр и другие, подобные ему, знавшие правду, провозгласили эту правду? Этот день должен в конце концов наступить. В конечном счете, вера не может основываться на преднамеренной лжи, и те, кто знал, что была сказана ложь, должны разоблачить ее. Но как? Когда? И какой ценой для тех, кто был воспитан, чтобы верить в ложь? Несмотря на свою собственную веру, Мейкел Стейнейр ни на мгновение не сомневался, что, когда будет рассказана правда, многие решат, что Сам Бог тоже должен быть ложью. Он боялся этого момента, боялся возможной цены для всех этих душ, но все же знал, что это должно быть сделано в любом случае. Точно так же, как он знал, что религиозный конфликт, который этот раскол вызовет к жизни, во многих отношениях затмит нынешний.
   Вот почему они сначала должны были уничтожить храмовую четверку и разорвать мертвую хватку Церкви Ожидания Господнего на всем Сэйфхолде.
   Что, в свою очередь, вернуло его к проблеме его собственного предстоящего ухода и дыры, которая останется в совете.
   - Сказать по правде, Бинжэймин, на самом деле я не очень беспокоюсь о Рейджисе, - сказал он. - В конце концов, это не значит, что нам с тобой приходилось тратить все наше время на то, чтобы "направлять его" на то, что, как мы знаем, хотят сделать Кэйлеб и Шарлиэн. Имею в виду, что он уже делает это, и, видит Бог, он достаточно часто демонстрировал, насколько он компетентен на самом деле. Кроме того, существуют практические ограничения на объем "рулевого управления", которое мы могли бы выполнить. Если только ты не хочешь встать посреди следующего заседания совета и объявить, что ты "слышишь голоса"?
   - Маловероятно! - Уэйв-Тандер фыркнул.
   - Ну, когда ты дойдешь до этого, тогда оно и придет. - Стейнейр снова пожал плечами. - Рейджис не из тех, кто бросается в каком-то особом направлении, по крайней мере, не обсудив это сначала с остальными членами совета. Когда это произойдет, если ты думаешь, основываясь на чем-то, что ты знаешь неизвестное ему, что он вот-вот совершит ошибку, тебе просто придется сделать все, что в твоих силах. В любом случае, на твоем месте я бы не стал настаивать на этом слишком сильно, пока у тебя не будет возможности обсудить это напрямую с Кэйлебом и Шарлиэн. Вполне может быть, что если мы все соберемся с мыслями, то сможем придумать какой-нибудь способ... скажем так, обуздать его энтузиазм. И, зная Рейджиса, даже если мы не сможем найти способ сделать это, он вряд ли сделает что-нибудь глупое или достаточно рискованное, чтобы создать реальную опасность.
   - Вероятно, ты прав насчет этого, - признал Уэйв-Тандер. - Нет, в этом ты прав. И все же мне действительно не нравится, что двор в Черейте устроен таким образом, - он поморщился. - Я уверен, что Грин-Маунтин и королева-мать Эйлана чувствовали себя примерно так же, когда двор был здесь, в Теллесберге, и знаю, что нам всем придется к этому привыкнуть, но это не значит, что мне это нравится.
   - Да, это так, - согласился Стейнейр. - На самом деле, огромное расстояние - и то, сколько времени требуется для передачи сообщений между различными ее частями, по крайней мере открыто, - это самая большая слабость империи, и мы все это знаем. Я почти уверен, что храмовая четверка тоже так делает, и полагаю, что любой такой умный, как Тринейр и Клинтан, сделает все возможное, чтобы воспользоваться этим преимуществом. Конечно, - Стейнейр обнажил зубы в самой не архиепископской улыбке, - они не знают всего, не так ли? Возможно, мы сидим здесь и беспокоимся о том, как "управлять" Рейджисом, но они понятия не имеют о том факте, что ты или я можем обсудить ситуацию "лицом к лицу" с Кэйлебом и Шарлиэн в любое время, когда нам понадобится!
   - Что только больше расстраивает, когда мы не можем поговорить с кем-то еще в любое время, когда нам нужно, - прорычал Уэйв-Тандер, и архиепископ усмехнулся.
   - В Писании говорится, что терпение - одна из благочестивых добродетелей, - отметил он. - Интересно, что так же поступают и все другие религии, о которых читали мы с Совой. Так что ты не получишь от меня большого сочувствия только потому, что это добродетель, которой тебе особенно не хватает, Бинжэймин!
   - Я надеюсь, ты все еще найдешь это забавным, когда будешь сидеть на галеоне посреди моря Чисхолма, - ответил Уэйв-Тандер, сверкая темными глазами. - Терпение, я имею в виду.
   - Почему-то я подозреваю, что штиль в море Чисхолма будет одной из наименьших моих проблем в середине зимы, - криво усмехнулся Стейнейр. - По какой-то причине мне посоветовали взять с собой много золотоягодного чая.
   Блеск в глазах Уэйв-Тандера превратился в веселое фырканье. Чай, заваренный из листьев и плодов золотоягодного дерева, которое достигало высоты около десяти футов и произрастало практически в любом климате, был стандартным сэйфхолдским средством для лечения морской болезни.
   - Возможно, тебе эта мысль покажется забавной, - строго сказал Стейнейр, - но я сомневаюсь, что буду чувствовать то же самое, когда мы будем смотреть на волны высотой со шпиль собора!
   - Вероятно, нет, - признал Уэйв-Тандер с усмешкой. Он откинулся на спинку своего стула и несколько мгновений потягивал бренди, затем снова посмотрел на Стейнейра.
   - А Нарман? - спросил он. - Ты давил на отца Жона по этому поводу в последнее время?
   - Не совсем, - признался Стейнейр. - Если честно, я сам все еще в раздумьях. Понимаю, насколько ценным мог бы быть Нарман, но на самом деле я еще недостаточно хорошо его чувствую - как человека, а не просто как князя, - чтобы чувствовать себя комфортно, предсказывая, как он отреагирует на полную правду.
   - Он достаточно хорошо справился с версией правды "у Мерлина есть видения", - отметил Уэйв-Тандер.
   - Как и Рейджис, - возразил Стейнейр. - О, не пойми меня неправильно, Бинжэймин. Если и есть кто-то, кто... скажем так, достаточно гибок в ментальном плане, чтобы принять правду, то это должен быть Нарман. И я очень склонен верить, что Мерлин - и Кэйлеб, если уж на то пошло, - правы в том, где он сейчас разместил свои основные привязанности. Может быть, проблема просто в том, что Эмерэлд так долго был врагом. Имею в виду, вполне возможно, что у меня есть какое-то автоматическое предубеждение ко всему эмерэлдскому, включая самого князя Нармана. Я так не думаю, но это не значит, что я не такой. Мне просто... не по себе от того, насколько... стабильна его лояльность. Это неподходящее слово. - Архиепископ махнул рукой с выражением человека, непривычного к тому, что он не может точно выражать свои мысли. - Предполагаю, что все сводится к тому, что я на самом деле не смог провести с ним достаточно времени, чтобы почувствовать, что действительно знаю его.
   - Что ж, это достаточно справедливо, - признал Уэйв-Тандер. Князь Нарман провел в Теллесберге не более полутора месяцев, прежде чем отправиться в кампанию на Корисанде вместе с императором Кэйлебом. Он вернулся в Старый Чарис два месяца назад, но пробыл в Теллесберге менее двух пятидневок, прежде чем отправиться в Эмерэлд. Ни один разумный человек не мог бы жаловаться на его приоритеты, учитывая тот факт, что он не видел ни свою жену, ни своих детей почти год, но это означало, что Стейнейр - и Уэйв-Тандер, если на то пошло - не могли пользоваться драгоценной возможностью по-настоящему узнать его.
   - Может быть, у тебя будет возможность познакомиться поближе во время вашего пастырского визита, - отметил барон, и Стейнейр кивнул.
   - Я планирую обратить на это внимание, - сказал он. - Если уж на то пошло, думаю, вполне возможно, что в конечном итоге он тоже отправится обратно в Чисхолм со мной. И, как ты так тактично указал несколько минут назад, - архиепископ поморщился, - это должно дать мне достаточно времени, чтобы "познакомиться".
   - Понимаю, что океанские круизы должны быть отличной возможностью завести дружбу на всю жизнь, - заметил Уэйв-Тандер, и Стейнейр фыркнул. Затем выражение лица архиепископа стало немного более задумчивым.
   - На самом деле, - сказал он тоном человека, привыкшего признаваться в чем-то, что он находил, по крайней мере, слегка удивительным, - думаю, что настоящая дружба с Нарманом определенно возможна. - Он покачал головой с озадаченным видом. - Кто бы мог подумать об этом год или два назад?
   - Только не я, это точно! - Уэйв-Тандер потряс своей головой еще сильнее, затем взглянул на часы. - Что ж, - он поставил свой бокал с бренди обратно, - полагаю, мне пора возвращаться домой. Я хотел бы сказать, что Лиин будет задаваться вопросом, где я нахожусь. К сожалению, правда в том, что она уже знает, где я нахожусь, и у нее, вероятно, есть довольно четкое представление о том, чем мы вдвоем занимались. - Он поморщился. - Не сомневаюсь, что она собирается провести "тест на проверку" моего дыхания, как только я войду в дверь.
   Стейнейр усмехнулся. Лиин Рейс, леди Уэйв-Тандер, иногда описывали как "грозную женщину", что было достаточно точным, насколько это было возможно. Она была почти такого же роста, как ее муж, и никто никогда не обвинял ее в хрупкости. У нее также были твердые мнения по многим вопросам, острый язык, который она совсем не боялась использовать, и острый ум, который довольно часто помогал ее мужу решить особенно сложную проблему. Она также была добросердечной и глубоко заботливой, о чем епископ, так долго бывший ее священником, знал лучше большинства. Однако она приложила немало усилий, чтобы скрыть этот факт. Хотя на самом деле у нее это не очень хорошо получалось. Она и Бинжэймин были женаты почти двадцать пять лет, и, хотя Стейнейр знал, что Уэйв-Тандер забавно разыгрывал перед друзьями "мужа, которого клюет виверна", все, кто их знал, признавали, что правда была совсем иной. Тем не менее, нельзя было отрицать, что Лиин Рейс занимала явно собственническую позицию в том, что касалось кормления ее мужа и ухода за ним.
   - Настоящая причина, по которой она пристает к тебе, - это сердечный приступ, ты же знаешь, - мягко сказал архиепископ.
   - Конечно, знаю! - Уэйв-Тандер криво улыбнулся. - С другой стороны, это было шесть лет назад, Мейкел! Все целители говорили, что немного вина время от времени - или даже виски, в умеренных количествах - мне ничуть не повредит. На самом деле, они говорят, что это, вероятно, полезно для меня!
   - Если бы я не знал, что они дали тебе разрешение, я бы не пригласил тебя истощать мои запасы, - отметил Стейнейр.
   - Ну, я просто хотел бы, чтобы кто-нибудь из них еще раз поговорил с ней!
   - Чепуха! - Стейнейр погрозил ему пальцем. - Не пытайся ввести меня в заблуждение. Это часть игры, в которую вы двое играете уже много лет, и я действительно не уверен, кому из вас это нравится больше. - Он проницательно посмотрел на Уэйв-Тандера. - На самом деле, большую часть времени я думаю, что тебе.
   - Это просто смешно. - Стейнейр заметил, что голос мастера шпионажа звучал не совсем убедительно, когда он поднялся со стула. - Но, в любом случае, мне действительно нужно возвращаться домой.
   - Знаю, - ответил Стейнейр, но что-то в его манере остановило Уэйв-Тандера на полпути к подъему. Брови барона поползли вверх, а затем он снова откинулся назад, склонив голову набок.
   - И что ты только что решил, что все-таки собираешься мне сказать, Мейкел? - спросил он.
   - Мы знаем друг друга довольно давно, не так ли? - Стейнейр наблюдал немного искоса.
   - Да, верно. И я знаю это выражение. Так почему бы тебе не пойти дальше и не рассказать мне вместо того, чтобы сидеть там, пока я вытягиваю по дюйму то, что тебе известно и что ты собираешься рассказать мне?
   - На самом деле, - голос Стейнейра был непривычно серьезным, почти нерешительным, - это немного сложно для меня, Бинжэймин.
   - Почему? - спросил Уэйв-Тандер заметно другим тоном, его глаза сузились от беспокойства, когда архиепископ выказал неподдельный - и весьма необычный - дискомфорт.
   - Завтра рано утром, - сказал Стейнейр, - отец Брайан будет в твоем офисе, чтобы доставить тебе полдюжины ящиков. Они не очень большие, но довольно тяжелые, потому что почти полностью заняты бумагой.
   - Бумагой, - повторил Уэйв-Тандер. Он снова откинулся на спинку стула, скрестив ноги. - Какого рода бумага, Мейкел?
   - Документы, - ответил Стейнейр. - Фактически, дела. Сборники меморандумов, свидетельских показаний, личных писем. Вы можете думать о них как о... доказательстве.
   - Доказательстве чего? - пристально спросил Уэйв-Тандер.
   - Что-то вроде двадцатилетней задокументированной коррупции в викариате и инквизиции. - Голос Стейнейра внезапно стал очень ровным, глаза холодными. - Доказательства конкретных актов вымогательства, шантажа, краж - даже изнасилований и убийств. И доказательства того, что Жэспар Клинтан, по крайней мере, знал о многих из этих деяний и сговорился их скрыть.
   Несмотря на свой многолетний опыт, Уэйв-Тандер почувствовал, как у него отвисла челюсть. Он уставился на своего старого друга в течение нескольких секунд, буквально потеряв дар речи, затем яростно встряхнулся.
   - Ты ведь не шутишь, не так ли? Ты действительно это имеешь в виду!
   - Знаю, - вздохнул Стейнейр. - И я действительно не собирался говорить тебе, что они у меня. К сожалению, несчастные случаи действительно случаются, и в ближайшие несколько месяцев я собираюсь совершить несколько довольно длительных путешествий. Поэтому на всякий случай я решил, что должен передать их кому-нибудь перед отплытием.
   - И как давно они у тебя? - осторожно спросил Уэйв-Тандер.
   - Я изучаю их уже около месяца, - признался Стейнейр. - Потребовалось некоторое время, чтобы добраться сюда из... Ну, не обращай на это внимания.
   - И ты не собирался никому об этом рассказывать? - Уэйв-Тандер медленно покачал головой. - Мейкел, если твое описание того, что у тебя есть, является точным, тогда ты должен понимать даже лучше, чем я, насколько важными могут быть такого рода доказательства. Особенно если мы сможем это задокументировать.
   - Честно говоря, это часть проблемы. - Стейнейр откинулся на спинку своего стула. - То, что у меня есть, - это дубликаты первоначальных доказательств. Лично я полностью убежден в их подлинности, но никак не смогу доказать, что все это не просто искусная подделка, и это определенно делает их палкой о двух концах. Честно говоря, думаю, что мы могли бы нанести себе огромный ущерб в пропагандистской войне между нами и Зионом, опубликовав утверждения, которые мы не можем доказать.
   - Может быть, - признал Уэйв-Тандер. - С другой стороны, независимо от того, какие "доказательства" у нас были, храмовая четверка и ее рупоры в любом случае поклялись бы, что все это подделка. Имею в виду, что не важно, сколько у нас подлинных доказательств; люди с обеих сторон будут принимать решения, основываясь на том, во что они уже верят. Или, во всяком случае, во что они готовы верить.
   - Знаю. И я подумал об этом. Но есть и еще одна проблема, связанная с этим.
   - Какого рода "проблема"? - осторожно спросил Уэйв-Тандер.
   - Эта информация была передана мне под печатью исповеди, - сказал Стейнейр. - Человек, который доставил ее мне, согласился доверять моему усмотрению в отношении того, как я могу ее использовать, но источник документации сообщили мне в моей роли священника. И человек, который передал мне это, не хочет, чтобы личность источника стала известна.
   - Даже Кэйлебу или Шарлиэн?
   - Никому. - Выражение лица Стейнейра было мрачным. - Думаю, что человек, который передал это мне, вероятно, чрезмерно осторожен, Бинжэймин, но это не мое решение. И должен согласиться, учитывая то, что мне сказали - и то, что я уже видел в самой документации, - что если храмовая четверка заподозрит, даже на мгновение, что у нас есть эта информация и - особенно! - как она попала в наше распоряжение, последствия для очень смелого человека были бы разрушительными. Если уж на то пошло, последствия были бы фатальными и, вполне вероятно, также для большого числа других людей.
   Глаза архиепископа, как понял Уэйв-Тандер, были такими встревоженными, какими барон их еще никогда не видел.
   - Полагаю, что по многим причинам я действительно должен был передать это на хранение Хейнрику, - медленно сказал Стейнейр. - Я думал об этом... и усердно. Но, в конце концов, решил, что это тот случай, когда поиск наилучшего способа сбалансировать мои обязанности перед империей и мои обязанности перед Богом требует очень тщательного рассмотрения. Я не полностью удовлетворен ответом, к которому пришел, но это лучшее, что я смог сделать после настолько усердной молитвы и медитации, как я когда-либо молился или медитировал в своей жизни.
   Уэйв-Тандер медленно кивнул. Хейнрик Уэйнейр, епископ Теллесберга, был вторым по рангу членом епископата Церкви Чариса здесь, в Старом Чарисе. Фактически, Уэйнейр будет исполняющим обязанности архиепископа Чариса до возвращения Стейнейра. Он также входил в братство святого Жерно, а это означало, что - как и Уэйв-Тандер и Стейнейр - он знал правду, стоящую за ложью "архангела Лэнгхорна" и Церкви Ожидания Господнего. Он и Стейнейр были очень старыми друзьями, а также коллегами и братьями одного ордена, и Уэйв-Тандер знал, что Стейнейр безоговорочно доверял Уэйнейру, как человеку, так и священнику. Барон не сомневался, что, должно быть, действительно потребовалось много молитв и размышлений, чтобы довести архиепископа до того, что он оставил это ему, а не Уэйнейру.
   - В качестве члена имперского совета, архиепископа Чариса и советника Кэйлеба и Шарлиэн, у меня нет абсолютно никаких сомнений в том, что я уже должен был передать всю эту информацию и рассказать тебе и им, откуда она взялась, Бинжэймин, - продолжил Стейнейр. - Но, говоря как отец Мейкел - как священник, - я не могу нарушать святость исповеди. Я не буду. Церковь Ожидания Господнего может быть ложью, но Бог - нет, как и вера человека, который доверился мне в этом вопросе.
   Уэйв-Тандер начал открывать рот, чтобы возразить. Теперь он снова закрыл ее, осознав несгибаемую броню веры и честности Мейкела Стейнейра. Говоря исключительно за себя, Бинжэймин Рейс обнаружил, что он значительно менее уверен в существовании Бога после того, как узнал правду о Церкви Ожидания Господнего. Ему было неловко признаваться в этом даже самому себе, но все же возникало мучительное подозрение - возможно, результат необходимого цинизма его как начальника разведки - что если одна религия могла быть намеренно сфабрикована, то все они могли быть сфабрикованы. Он был слишком интеллектуально честен с самим собой, чтобы отрицать это сомнение перед самим собой, но оно также не мешало ему спать по ночам. Независимо от того, существовал Бог или нет, империя Чарис все еще была вовлечена в смертельную борьбу с храмовой четверкой, и, подвергая себя обвинениям в атеизме (слово, о котором Уэйв-Тандер никогда даже не слышал, пока не получил доступ к компьютерным записям Совы), он только вручил бы кому-то вроде Клинтана смертельное оружие.
   Но какие бы сомнения он ни испытывал, он знал, что в Мейкеле Стейнейре не было никаких сомнений. Архиепископ был настолько далек от фанатика, насколько это вообще возможно для человека. Уэйв-Тандер был почти уверен, что Стейнейр знал о его собственных сомнениях, но он был еще более уверен, что если бы архиепископ знал о них, он никогда бы не осудил барона за них. Стейнейр просто так не делал, и Уэйв-Тандер поймал себя на том, что надеется, что Бог, в которого верил Мейкел Стейнейр, - Бог, который мог породить такого человека, как Мейкел Стейнейр, - действительно существовал. Но если Стейнейр дал свое слово как священник, то он скорее умрет, чем нарушит его.
   Что, если разобраться, и есть настоящая разница между ним и кем-то вроде Клинтана, не так ли? - подумал Уэйв-Тандер. Клинтан верит в Церковь. Во власть Церкви, а не Бога, несмотря на то, что никто никогда не показывал ему ни малейшего доказательства, которое могло бы поставить под сомнение существование Бога. Мейкел знает, что Церковь - это ложь... но его вера в Бога никогда не колебалась ни на мгновение.
   - Хорошо, Мейкел, - тихо сказал он. - Понимаю твои мысли. И уважаю это. Но если ты предоставишь мне эти доказательства, то моим долгом будет воспользоваться ими. Или, по крайней мере, изучить все это очень внимательно. Ты знаешь, как много информации мы получили о Церкви и инквизиции из файлов, которые Доминик захватил в Фирейде. Из того, что ты говоришь, эти документы могли бы рассказать нам чертовски намного больше - если ты извинишь за язык - чем сделали те.
   - Понимаю это. Это одна из причин, по которой я так долго колебался, стоит ли отдавать их тебе. Я даже подумывал оставить их здесь, чтобы доставить тебе только в том случае, если со мной что-то случится, вместе с сопроводительным письмом, объясняющим, что это такое. В конце концов, однако, я решил, что мне нужно объясниться с тобой лично, и по многим из тех же причин решил оставить это тебе, а не Хейнрику. Хейнрик - мой брат в Боге и один из моих самых дорогих друзей, и он обладает мужеством великого дракона, но его глубочайшая и истинная радость заключается в его священстве, в служении нуждам своей паствы. Это во многом то, что сделало его таким идеальным выбором в качестве епископа Теллесберга - ну, честно говоря, это и тот факт, что я знал, что могу полностью доверять его лояльности. Но если бы я оставил это ему, это поставило бы его в крайне неудобное положение. Думаю, что он признал бы те же проблемы, которые я признаю, но не могу быть уверен в этом и отказываюсь ставить его в положение выполнения обязательных инструкций от меня, которые могли бы нарушить его совесть как священника.
   - С более практической точки зрения, он действительно ненавидит политику - даже церковную политику, хотя и знает, что должен быть в курсе ее. Однако светская политика, дипломатия и стратегия - это вещи, которые он предпочел бы оставить в других руках. Поэтому он гораздо менее информирован и осведомлен об... имперских реалиях, скажем так, чем ты или я. Он определенно не был бы лучшим человеком для оценки информации в этих файлах на предмет ее возможной значимости и ценности для империи.
   - У тебя, с другой стороны, очень остро развито чутье на все эти вещи. Если во всем Старом Чарисе есть хоть один человек, который мог бы более точно оценить ценность этого материала, я понятия не имею, кем еще он может быть. Вот почему я решил оставить это тебе... и чтобы ты знал о причинах, по которым я не могу точно сказать, откуда они взялись или кто доставил их нам. Доверяю твоему благоразумию и знаю, что ты будешь обращаться с ними с исключительной осторожностью. И, - Стейнейр спокойно посмотрел в глаза Уэйв-Тандера, - знаю, что ты не скажешь ни одной живой душе, где ты их взял, пока я не дам тебе на это разрешения.
   Барон хотел возразить, но, увидев это, понял, что упражнение бесполезно. И тот факт, что Стейнейр доверял ему настолько, чтобы вручить ему нечто подобное, означал, что немыслимо, чтобы он нарушил это доверие.
   - Хорошо, - снова сказал он. - Даю тебе мое слово в этом отношении. Но при одном условии, Мейкел!
   - И что это за условие?
   - Если с тобой что-то случится - не дай Бог - тогда я поступлю так, что, по моему мнению, будет лучше всего с этими доказательствами. - Уэйв-Тандер выдержал взгляд Стейнейра так же спокойно, как только что выдержал его архиепископ. - Я сделаю все возможное, чтобы защитить твой источник, кем бы он ни был, и буду настолько осторожен, насколько смогу. Но не предприму что-то подобное без понимания того, что потребуют мои собственные обязанности и ответственность при решении, что с этим делать, если тебя больше не будет рядом, чтобы переговорить. Это понятно?
   - Конечно, - просто сказал Стейнейр.
   - Хорошо.
   Последовало несколько мгновений тишины, а затем Уэйв-Тандер тихо фыркнул.
   - Что? - спросил архиепископ.
   - Ну, мне просто пришло в голову спросить, не собираешься ли ты рассказать об этом Кэйлебу и Шарлиэн?
   - Ни в коей мере не спешу это делать, - криво усмехнулся Стейнейр. - Уверен, что они будут уважать обязанности моего офиса. Однако это не то же самое, что сказать, что они были бы этому рады. Так что, если ты не против, я просто оставлю этого спящего дракона лежать дальше.
   - На самом деле, - криво улыбнулся Уэйв-Тандер, - думаю, что это, возможно, лучшая идея, которую я слышал за весь вечер!
  
   .VI.
   Церковь святой Кэтрин, Кэндлмейкер-лейн, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Людей было гораздо больше, чем отец Тиман Хасканс привык видеть в своей церкви каждую среду.
   Церковь святой Кэтрин всегда была переполнена, особенно во время поздней мессы. И он это знал (хотя и старался изо всех сил избегать чувства чрезмерного удовлетворения), особенно когда он служил на этой службе, а не на утренней мессе, которую он предпочитал на самом деле. Писание предписывало всем людям смирение. Отец Тиман усердно старался помнить об этом, но ему не всегда удавалось это сделать. Он был таким же смертным и подверженным ошибкам, как и любой другой человек, и количество присутствовавших прихожан, когда доска с расписанием у церкви святой Кэтрин объявила, что он будет проповедовать в эту среду, иногда трогало его грехом гордыни. Он изо всех сил старался отбросить эту неприличную эмоцию в сторону, но было бы нечестно притворяться, что ему всегда это удавалось. Особенно когда один из его прихожан сказал ему, что слышал, как одну из его проповедей цитировал кто-то из другой церкви.
   И все же этим утром, когда он стоял перед алтарем, прямо за ограждением святилища, слушая хор за спиной и глядя на переполненные скамьи и толпу, собравшуюся у внешней стены святой Кэтрин, он чувствовал себя более встревоженным, чем когда-либо за последние десятилетия. Не потому, что у него были какие-то сомнения относительно того, что он собирался сказать - хотя он и не ожидал, что эта проповедь будет, мягко говоря, безумно популярна во всех кварталах города, - а потому, что он наконец собирался это сказать. За эти годы его достаточно часто заставляли молчать, предупреждали гораздо чаще, чем ему хотелось бы, о том, чтобы держать рот на замке по определенным темам, и вызывали на ковер всякий раз, когда он слишком близко подходил к этим ограничениям.
   И теперь, когда ты наконец-то сможешь говорить от чистого сердца, Тиман, по крайней мере половина твоей аудитории решит, что ты проклятый Шан-вей предатель, заискивающий перед оккупантами!
   Он почувствовал, что его лицо пытается скорчить гримасу, но снова разгладил это выражение с легкостью долгой практики. В свои пятьдесят шесть лет он более десяти лет занимал кафедру святой Кэтрин. Он совсем не был каким-то недавно рукоположенным младшим священником и хорошо знал, как не стоит демонстрировать что-либо, что могло быть неверно истолковано даже самыми изобретательными как неуверенность или нерешительность. Только не за кафедрой. Там он говорил собственным голосом Бога, по крайней мере, теоретически. По большому счету, Хасканс всегда был уверен, что Бог даст ему нужные слова, но он также должен был признать, что бывали времена, когда ему было трудно услышать голос Бога за посланием Церкви.
   На этот раз, по крайней мере, у него не было этой конкретной проблемы. Конечно, как предупреждало само Писание более чем в одном отрывке, донесение Божьего послания не всегда было лучшим способом завоевать популярность среди детей Божьих. У людей была склонность решать, что Бог должен быть достаточно умен, чтобы согласиться с ними... и игнорировать все, что Он мог бы сказать по какому-либо вопросу, если это не согласуется с ними. На самом деле, иногда посланнику везло, если все, что они делали, - это игнорировали его.
   По крайней мере, архиепископ Клейрмант и епископ Кейси пообещали ему свою поддержку, если - когда - дела пойдут плохо. Это сильно отличалось от отношения епископа-исполнителя Томиса к этому конкретному вопросу, хотя Хаскансу еще не совсем было ясно, кто их поддержит. Новый архиепископ и новый епископ Мэнчира уже достаточно наделали шума, и он подозревал, что будет более чем достаточно уродства, прежде чем они снова благополучно доберутся до порта.
   Предполагая, что они это сделают.
   Что, когда он теперь подумал об этом, было еще одной вещью, относительно которой Писание никогда не обещало, что она всегда будет происходить.
   Хор приблизился к концу благодарственного гимна, и Хасканс поднял правую руку и нарисовал скипетр Лэнгхорна.
   - Воспряньте духом, дети мои.
   Знакомые, любимые слова литургии слетели с его языка, когда последняя нота органа последовала за голосами хора в тишине. Простое предписание прозвучало тихо в этой тишине, и все же он почувствовал, как его утешение, как всегда, укрепило его голос.
   - Мы возносим наши сердца к Господу и архангелам, которые являются Его слугами.
   Массированный ответ прогрохотал в унисон, заполняя древнюю церковь, отражаясь от почерневших от времени балок над головой.
   - Давайте теперь возблагодарим Бога, который создал нас, и Лэнгхорна, который был, есть и всегда будет его слугой, - сказал он.
   - Это достойно и правильно.
   Все эти присутствующие голоса придавали ответу дополнительную силу, но в этой силе было нечто большее, чем простые цифры. Формальный ответ нес в себе пыл, говорил о потребности, которая выходила далеко за рамки обычного комфорта и общения массы. Это были уже не просто слова заезженной, возможно, чересчур знакомой литургии. На этот раз, сегодня, в этой церкви люди, стоявшие за этим ответом, осознали себя детьми Божьими в мире, плавающем по пресловутому морю проблем. Они были напуганы и обратились - как всегда - к Матери-Церкви и ее духовенству за утешением и руководством.
   - Вполне уместно, правильно и наш священный долг, чтобы мы всегда и во всех местах благодарили Тебя, о Господь, Творец и Строитель Вселенной, Вечный Бог. Поэтому, вместе с архангелом Лэнгхорном и архангелом Бедар, и всей благословенной компанией архангелов, мы восхваляем и возвеличиваем Твое славное Имя; вечно восхваляя Тебя и говоря...
   - Свят, свят, свят, - ответили собравшиеся, их голоса слились и окутали его собственный голос в их объединенном величии, - Господь Бог Саваоф, небо и земля полны Твоей славы: Слава Тебе, Господи Всевышний. Аминь.
   - Аминь, - тихо закончил Хасканс в тишине после этих многочисленных голосов и улыбнулся, когда спокойствие его призвания снова нахлынуло на него.
   Все в порядке, - подумал он. - Что бы ни случилось, куда бы это ни привело, все в порядке, пока Ты идешь со мной.
   - Садитесь, дети мои, - пригласил он, и по всей церкви зашаркали ноги и зашуршала одежда, когда те, кто садился на скамьи, повиновались ему. Те, кто стоял у стены, не могли сесть, хотя он чувствовал, что многие из них прислонились спиной к прочной каменной кладке и древним деревянным панелям. И все же во многих отношениях расслабление прихожан было чисто физическим. Только расслабление мышц и сухожилий, чтобы умы и души могли еще полнее сосредоточиться на том, что должно было произойти.
   Он улыбнулся и подошел к кафедре, где открыл огромный экземпляр Священного Писания, ожидающий там. Массивный том был значительно старше самого Хасканса. На самом деле, он был подарен церкви святой Кэтрин в память о глубоко любимых матери и отце одной из немногих по-настоящему богатых семей прихода за три года до рождения его собственного отца, и даже тогда он, вероятно, стоил почти вдвое больше годового дохода Хасканса. Это было одно из сокровищ святой Кэтрин - не тиражный экземпляр, а красивое издание, написанное от руки, с подсвеченными заглавными буквами и великолепными иллюстрациями, заполняющими поля и стекающими по желобам между столбцами слов. Аромат свечного воска и благовоний глубоко въелся в украшенную драгоценными камнями обложку и тяжелые, кремовые, с богатой текстурой страницы. Когда он открыл книгу, этот аромат поднялся до Хасканса, как само благоухание Бога, и он глубоко втянул его в легкие, прежде чем снова взглянуть на ожидающую паству.
   - Сегодняшнее Писание взято из пятой главы Книги Бедар, начиная с девятнадцатого стиха, - сказал он этому морю лиц и получил от этого некоторое дополнительное утешение. Возможно, это было добрым предзнаменованием, что текст в эту среду был взят из книги патронессы его собственного ордена.
   - Вот, - прочитал он, - я скажу вам великую истину, достойную всех людей и священную для Господа. Услышьте это и внимайте, ибо в Последний день от вас потребуют отчета. Церковь создана Богом и Законом Лэнгхорна, чтобы быть хранителем и учителем человеческих душ. Она не была предназначена служить воле человека или подчиняться его тщеславным амбициям. Она была создана не для того, чтобы прославлять человека или быть использованной человеком. Ей была дана жизнь не для того, чтобы этой жизнью можно было злоупотреблять. Она - великий маяк, собственный Божий светильник, установленный на могучем холме в Зионе, чтобы быть отражателем Его величия и силы, чтобы она могла дать свой Свет всему миру и отогнать тени Тьмы. Убедись, что ты держишь дымоход этой лампы чистым и святым, светлым и незамутненным, без загрязнений или пятен. Вспомни Закон, данный тебе, волю Божью, которая приведет тебя к Нему в безопасности в последний, предельный конец времен. Охраняй ее всегда, сохраняй верность Писанию, и все будет хорошо с тобой, и с твоими детьми, и с детьми твоих детей, до последнего поколения, когда ты увидишь Его и Нас, Его слуг, лицом к лицу в истинном Свете, которому не будет конца.
   Он поднял глаза в тишину, которая внезапно стала гораздо более напряженной, чем была, и улыбнулся.
   - Это Слово Божье для Детей Божьих, - сказал он им.
   - Благодарение Богу и архангелам, которые являются его слугами, - ответили прихожане, и он закрыл Писание, сложил руки на успокаивающем авторитете этой могущественной книги и повернулся к ним лицом.
   Его прежний страх, его прежняя тревога исчезли. Он знал, что они объявятся, потому что он был простым смертным, а не одним из архангелов, вернувшихся в Сэйфхолд. И все же сейчас, в этот день, он наконец был свободен, чтобы передать послание, которое так долго горело в его сердце. Послание, которое, как он знал, горело в сердцах гораздо большего числа Божьих священников, чем могли когда-либо подозревать те, кто носил оранжевую форму викария.
   - Дети мои, - начал он глубоким, звучным голосом, - нам не дано жить в спокойные времена. Если, конечно, у вас нет несколько иного определения "спокойного", чем я смог найти в любом из моих словарей!
   Его улыбка стала шире, и глубокий шепот веселья - почти, но не совсем смех - пронесся по церкви. Он дорожил этим, но затем позволил своей улыбке исчезнуть, сменившись более мрачным выражением лица, и покачал головой.
   - Нет, - сказал он тогда. - Не спокойные. Не мирные. И настолько пугающие. И давайте будем честны друг с другом, дети мои. Это пугающие времена, и не только для нас самих. Какой отец не старается изо всех сил, чтобы его дети были сыты и в безопасности? Какая мать не отдаст все, что у нее есть, чтобы уберечь своих детей от вреда? Чтобы прогнать тени кошмара и дурного сна? Чтобы залечить все душевные раны, а также поцарапанные колени и ободранные пальцы ног в детстве? Все, что есть внутри нас, взывает к тому, чтобы уберечь их от опасности. Чтобы защитить их. Охранять их и держать любую угрозу далеко-далеко от тех, кого мы любим.
   Тишина в церкви была глубокой, и он медленно повернул голову, окидывая взглядом прихожан, вступая в прямой контакт с как можно большим количеством других глаз.
   - Задача Матери-Церкви также состоит в том, чтобы уберечь всех своих детей от вреда, - сказал он им. - Мать-Церковь - это крепость детей Божьих, воздвигнутая и поставленная архангелами, чтобы быть Божьим слугой в мире, утвержденным как великий учитель для своего народа. И поэтому во времена опасности - во времена эпидемии, смуты, шторма, пожара и землетрясения... и войны - дети Божьи обращаются к Святой Церкви Божьей, как ребенок ищет объятий своего отца во время бури, объятий своей матери, когда кошмар правит его ночью. Она - наш дом, наше убежище, наш пробный камень в мире, слишком часто искаженном насилием, жестокостью и амбициями людей. Как говорит нам сама Святая Бедар, она - великий светильник, установленный высоко на холме, освещающий всех нас, поскольку она освещает каждый дюйм Божьего творения отражением Его святого Света.
   Он снова сделал паузу, чувствуя их, чувствуя тяжесть в их глазах, когда его слова нахлынули на них, и глубоко вздохнул.
   - Это одно из тех времен смятения и войны, - тихо сказал он. - В наше княжество вторглись. Наш князь лежит убитый, и его сын и наследник вместе с ним. Мы были оккупированы иностранной армией, и духовенство чужой церкви - раскольнической церкви, отделившейся и обособившейся от Матери-Церкви, находящейся в состоянии войны с Матерью-Церковью - пришло к нам с пугающими, еретическими словами. Тысячи наших отцов, сыновей и братьев были убиты в битве при проливе Даркос или пали в бою здесь, защищая свою собственную землю, свои собственные дома. И когда мы смотрим на эту волну катастроф, на эту барабанную дробь бедствий, мы взываем к Богу, к архангелам - к Матери-Церкви - ища обещанного руководства и защиты, умоляя о внутреннем озарении, которое приведет всех нас к Свету посреди такой Тьмы. Позвольте нам разобраться в этом хаосе и каким-то образом найти голос Бога среди грома.
   - Я знаю, что в этом княжестве, в этом самом городе есть много людей, которые призывают нас подняться в справедливом сопротивлении, бросая вызов окружающим нас иностранным мечам и штыкам. Сбросить цепи и бесчестье угнетения. И я знаю, что многие из вас, дети мои, раздираемы, напуганы и сбиты с толку зрелищем того, как собственное священство Матери-Церкви раскалывается, распадается на противоположные фракции. На фракции, осуждаемые - и осуждающие друг друга - как предатели, еретики, отступники. "Богохульник!" - кричат одни, и другие отвечают "Растлитель невинности!", и когда пастухи нападают друг на друга, где овцы найдут истину?
   Он разжал руки и очень, очень нежно, благоговейно погладил огромную книгу, лежащую перед ним закрытой.
   - Вот, дети мои.
   Он говорил так тихо, что тем, кто находился дальше всех от кафедры, приходилось напрягаться, чтобы расслышать его, но все равно его великолепно натренированный голос звучал отчетливо.
   - Здесь, - повторил он. - В этой Книге. В слове Самого Бога и архангелов, которых Он послал в Свой мир, чтобы совершать Свою работу и нести нам Свой Закон. Вот где мы найдем истину.
   - И все же, - его голос немного окреп, немного прибавил властности, - как и предупреждал нас сам Лэнгхорн, правду не всегда приятно слышать. Истина не всегда приходит к нам в том обличье, которое мы бы предпочли. Она не всегда говорит нам о том, что мы были правы, что, должно быть, ошибся кто-то другой, и она не всегда безопасна. Она требует многого и не терпит самообмана. Если мы упадем с дерева, истиной может быть ушиб, или растяжение, или перелом конечности... или шеи. Если мы не прислушиваемся к слову Божьему в мирное время, если мы игнорируем Его истину во времена спокойствия, тогда мы должны изучать ее во время бури. Он пошлет Свою истину в любой форме, в какой Он должен, чтобы заставить нас - Его упрямых, своевольных, эгоцентричных детей - услышать ее, и эта форма может включать иностранные военные корабли, иностранные мечи и штыки и даже "еретических" священников, навязанных нам на острие меча иностранными правителями.
   Тишина была такой же глубокой, такой же внимательной, как всегда, но она тоже изменилась. Она была... жестче, напряженнее. Он был осмотрителен и насторожен, затаив дыхание, как будто люди, стоявшие за этой тишиной, знали, что он собирается сказать что-то, чего ему никогда раньше не разрешали говорить.
   - Святая Бедар говорит нам в сегодняшнем Священном Писании, что Мать-Церковь не является слугой Человека. Что она не должна быть извращена и использована для тщеславных, продажных амбиций этого мира. Что она должна быть сохранена без единого пятнышка или порока. Мы не хотим верить, что она когда-либо могла быть кем-то другим. Что Бог когда-либо позволит Своей Церкви впасть во зло. Позволит Его великому светильнику стать источником не света, а Тьмы. Мы кричим в гневе, если кто-нибудь осмеливается сказать нам, что наши желания напрасны. Мы клеймим тех, кто говорит нам, что такие вещи могут случиться с Матерью-Церковью, всеми мерзкими ярлыками, которые мы можем придумать - богохульник, еретик, отступник, отлученный от церкви, проклятый Богом, слуга Тьмы, отродье Шан-вей, дитя зла... список можно продолжать вечно. И все же, как бы это ни огорчало меня, как бы горько ни плакало мое сердце внутри меня, это не "еретики" лгали нам. Не Церковь Чариса стала служанкой Шан-вей.
   - Это Мать-Церковь.
   Глубокий, хриплый, невнятный звук протеста прокатился по собранию. Он был пронзителен, наполнен болью, и все же никто из слушавших его не нашел слов, чтобы придать этому протесту содержание и форму. Никто не закричал в ответ. И эта неудача, тот факт, что протест был зачаточным, неоформленным - крик горя, а не отрицания - многое рассказал Тиману Хаскансу об овцах его стада.
   Слезы жгли его глаза, когда он чувствовал противоречивые волны, захлестывающие сердца его прихожан. Когда он осознал их печаль, страх не просто перед тем, что он уже изложил перед ними, но и перед тем, что, как они чувствовали, еще впереди, и глубокий душевный страх, который был предвестником принятия.
   - Я не единственный из священников Матери-Церкви, кто жаждал воззвать против ее угнетения, - сказал он им. - Не единственный из ее любящих детей, чьи глаза видели, как разложение растет и гноится в самом ее сердце. Нас больше, чем вы, возможно, когда-либо догадывались, и все же нам было приказано хранить молчание. Чтобы никому не говорить, что мы видели, как растут пятна, дымоход ее лампы покрылся грязью. Притворяться, что мы не видели, как мирская власть, богатство, пышность и светская слава князей становятся более важными для тех, кому поручено сохранять ее в безопасности и чистоте, чем их собственный долг перед Богом и архангелами.
   Его голос повысился, постепенно набирая силу, тронутый обличительной силой провидца, и его темные глаза вспыхнули.
   - Нам было велено - мне было велено - молчать обо всех этих вещах, но я больше не буду молчать. Я открою рот и скажу вам, да. Да! Дети мои, я видел все это, и мои глаза, обострившиеся от горя и разочарования, утратили иллюзии. Я видел зло, скрывающееся под маской справедливости Матери-Церкви. Я видел людей, призванных к оранжевому, которые отвернулись от истинного послания Божьего, отдали свои сердца не Богу, а своей собственной власти и амбициям. Я видел ее пленение, и слышал ее крики о помощи, и горевал о ее неволе в темные ночные часы, как и другие, и наши сердца тяжелы, как камни, ибо если она может дать приют разложению, то, несомненно, все может. Если она не является доказательством против зла, тогда, конечно, ничего нет, и у нас нет надежды. Никакой помощи нам, ибо мы не выполнили великого поручения святой Бедар, и собственная Божья Церковь была осквернена. Сама Мать-Церковь стала вратами зла, порталом для темного яда души Шан-вей, и мы - мы, дети мои! - те, кто позволил произойти этому ужасному, ужасному превращению. Своим молчанием, своим согласием, своей трусостью мы стали сообщниками ее осквернителей и ни на секунду не сомневаемся, что в конце концов нас призовут к ответу за наши самые тяжкие ошибки!
   - И все же...
   Его голос затих в тишине, и он позволил этой тишине задержаться. Пусть она нарастает и тяжело нависает, наполняя святую Кэтрин, как какая-то пульсирующая грозовая туча, беременная самим Ракураи Бога. И затем, наконец, спустя крошечную вечность, он заговорил снова.
   - О, да, дети мои... и все же. Великое "и все же". Великолепное "и все же"! Потому что, в конце концов, Бог снова послал нам надежду. Отправил его в самом невероятном обличье из всех. В словах "отступника", в разделении "раскольников" и в учениях "еретиков". Знаю, как многие из вас должны быть потрясены, услышав это, как смущены. Как испуганы. И все же, когда я изучаю доктрину этой "Церкви Чариса", я не нахожу в ней никакого зла. Я нахожу гнев. Я нахожу восстание. Я нахожу осуждение и неповиновение. Но ничего из этого, дети мои, - ничего из этого! - я не нахожу направленным против Бога. Или против Писания. Или против того, чем Мать-Церковь была предназначена быть и, с Божьей помощью, однажды снова станет!
   - Я не говорю, что Империя Чарис пришла к нашим берегам исключительно из любви, которую все дети Божьи призваны разделять друг с другом. Не буду говорить вам, что мирские амбиции, соперничество князей, ссорящихся из-за безделушек и иллюзии власти, не сыграли никакой роли в том, что здесь произошло... или в том, что произошло в проливе Даркос, когда продажные люди в Зионе послали наших сыновей и братьев уничтожить тех, кто осмелился отвергнуть их собственную коррупцию. Люди есть люди. Они смертны, подвержены ошибкам, несовершенны, подвержены амбициям и ненависти этого мира. Они и есть все это. И все же, несмотря на это, они живут в Божьем мире, и Бог может - и будет - использовать даже их слабости для Своей великой цели. И когда я смотрю на Его мир, когда я размышляю над Его словом, - снова руки нежно погладили лежащую перед ним великую книгу, - я вижу, что Он делает именно это. Я говорю вам сейчас, и ни один "иностранный еретик" не вложил слова в мои уста, то, что Церковь Чариса говорит вам о коррупции, упадке, зле "храмовой четверки" и тех, кто служит их воле, - это собственная Божья правда, донесенная до нас в бурю войны, потому что во время спокойствия Божья Церковь не услышала бы Его. Люди в Зионе, люди, которые считают себя хозяевами Божьей Церкви, не пастухи, а волки. Они служат не Свету, а самой глубокой, самой черной Тьме. И они не хранители человеческих душ, а враги Самого Бога, выпущенные на свободу, чтобы навлечь гибель Шан-вей на всех нас... если только те, кто действительно служит Свету, не остановят их и не низвергнут полностью.
   - Божий меч был выпущен в мир, дети мои. Нам суждено жить в тени этого меча, и каждый из нас должен решить, где мы будем стоять, когда Его истина потребует от нас отчета. Этот выбор стоит перед каждым из нас. Мы игнорируем его на свой страх и риск, ибо те, кто не решат встать на сторону Света, в свое время окажутся отданными Тьме. Я умоляю вас, когда вы столкнетесь с этим смутным временем, выбирайте. Выбирайте! Встаньте на сторону Бога, поскольку Бог дает вам силу видеть это, и приготовьтесь к грядущему более великому и суровому испытанию.
   ***
   Мерлин Этроуз встряхнулся и открыл глаза, позволяя изображениям, записанным крошечными датчиками, установленными внутри церкви святой Кэтрин, ускользнуть от него. Он сидел в своем кресле в Черейте, за тысячи миль от Мэнчира, ощущая вокруг себя сонную тишину дворца, и что-то глубоко внутри его сердца из молициркона, казалось, билось в тесной клетке из синтетических композитов его груди.
   Сила и страсть проповеди Тимана Хасканса эхом отозвались в нем, движимые личной, горячей верой этого человека. Часть Мерлина даже сейчас хотела высмеять и опровергнуть эту веру, потому что, в отличие от Хасканса, он знал ложь, на которой она зиждилась. Он знал, какой на самом деле была Адоре Бедар. Знал, что во многих отношениях Жэспар Клинтан и Замсин Тринейр были намного, намного ближе к Эрику Лэнгхорну, чем когда-либо мог быть кто-то вроде Мейкела Стейнейра. Он страстно желал - страстно желал с глубиной и силой, которые шокировали его больше, чем немного, даже сейчас, - ненавидеть Тимана Хасканса за поклонение массовым убийцам, таким как Бедар и Лэнгхорн.
   И все же он не мог. Он буквально не мог этого сделать и криво улыбнулся, размышляя о возвышенной иронии всего этого. Адоре Бедар была лично ответственна за промывание мозгов каждому колонисту, высаженному на планете Сэйфхолд, заставив его поверить, что он или она были созданы, наделены дыханием самой жизни, в тот самый момент, когда их глаза впервые открылись на этот мир. Она построила всю эту ложь, кирпичик за кирпичиком. Каждое слово "Книги Бедар", независимо от того, действительно ли она написала ее сама или ее просто приписали ей после ее собственной смерти, было посвящено поддержке этой лжи, укреплению принудительного здания церковной тирании.
   И все же, несмотря на все это, именно орден Бедар - такие люди, как Тиман Хасканс, как Мейкел Стейнейр, - были во главе реформистского движения. Которое настаивало на том, чтобы взять слова Адоре Бедар и фактически применить их. Настаивало на привлечении к ответственности тех, кто развратил церковную власть.
   Мерлин Этроуз не собирался совершать ошибку, предполагая, что любой, кто поддерживал Церковь Чариса, автоматически поддерживал и Чарисийскую империю. Мир - и работа человеческого сердца - были слишком сложны, слишком разнообразны, чтобы управляться таким простым параллелизмом. Тем не менее, Мерлин также знал, благодаря уникальной перспективе, которую ему предоставили его снарки, что гнев против коррупции храмовой четверки никогда не ограничивался исключительно королевством Чарис. Даже он не смог в полной мере оценить силу этого гнева, когда он бурлил под спудом, поскольку принудительная власть Церкви - и особенно инквизиции - удерживала его под поверхностью. Невидимо и неслышимо, где не разрешалось оспаривать авторитет и власть тех, кто сделал себя хозяевами Церкви.
   Были и другие, подобные Хаскансу. Мерлин знал это с самого начала этой борьбы. Он никогда не сомневался, что они потребуют права высказывать свое мнение и свои сердца и в том, что касается Церкви Чарис, но он знал, что они осознают зло, которое постигло Храм. Он надеялся, что они обретут свой голос, когда удушающая рука инквизиции будет снята с их уст, и он был глубоко доволен, когда имя Тимана Хасканса возглавило список подтвержденных приходских священников в первом провозглашении Клейрманта Гейрлинга архиепископом Корисанды. Осознавал ли это сам Хасканс или нет, снарки Мерлина давным-давно открыли ему, что настоятель церкви святой Кэтрин был одним из самых уважаемых священников во всем Мэнчире. И на это была причина, причина, по которой Хасканс заслуживал то уважение, которое ему оказывали миряне столицы Корисанды, и не просто потому, что он был одаренным проповедником. Конечно, он был таким, но истинная причина, по которой его так уважали - даже любили - заключалась в том, что только самые слепые или циничные люди могли отрицать интеллект, честность и безграничную любовь, которые наполняли этого Божьего человека.
   Он тоже человек Божий, - подумал теперь Мерлин. - Отфильтрованный через призму Церкви Ожидания Господнего или нет, Хасканс действительно нашел свой собственный путь к Богу. Как он сам говорит, он не единственный священник в Корисанде, который видел коррупцию в Зионе, но, черт возьми, в Мэнчире нет другого человека, который мог бы увидеть это более ясно... или осудить это более бесстрашно. И если бы я когда-нибудь сомневался в том, что Бог действительно существует, то находка такого человека в церкви прямо посреди Мэнчира доказала бы, что он есть.
   Человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, снова покачал головой, а затем, хотя ему больше никогда не понадобится кислород, сделал глубокий и очищающий вдох.
   - Хорошо, Сова, - пробормотал он. - Теперь давай посмотрим на съемку из Мэнчирского собора. Я сомневаюсь, что архиепископ Клейрмант сможет победить, но давай дадим ему шанс попробовать.
   - Конечно, лейтенант-коммандер, - послушно ответил далекий ИИ, и Мерлин снова закрыл глаза.
  
   .VII.
   Корабль его императорского величества "Сноу лизард", город Ю-Шей, провинция Швей, империя Харчонг
  
   - Добро пожаловать на борт, милорд.
   - Спасибо, капитан...? - ответил Филип Азгуд, приподняв бровь и отвечая на поклон коренастого бородатого мужчины в форме имперского харчонгского флота, который ждал его на внутреннем конце посадочного трапа.
   - Ютейн, мой господин. Капитан Горджа Ютейн, военно-морской флот его императорского величества, к вашим услугам. - Офицер снова поклонился, более низко, с тем особым изяществом, на которое, казалось, были способны только харчонгцы.
   - Спасибо, капитан Ютейн, - повторил граф Корис, принимая представление, и улыбнулся с искренней, хотя и усталой благодарностью.
   Это был не первый его визит в Ю-Шей, но в первый раз он не очень-то интересовался городом. Горожане его не беспокоили, но городская и провинциальная администрация обладали всеми признаками высокомерия и невыносимого чувства превосходства, присущего всем харчонгским бюрократам. Управлявшая империей постоянная бюрократия была высококвалифицированной. При правильной мотивации она могла совершать удивительные подвиги с поразительным мастерством и эффективностью. К сожалению, она была в равной степени коррумпирована, и это мастерство и эффективность, как правило, исчезали, как снег летом, когда не предлагались надлежащие "спонтанные дары". Тот факт, что тогда он и его высокопоставленные подопечные были не более чем политическими беглецами - и при этом беглецами, которые находились очень, очень далеко от дома, - означал, что местные чиновники ожидали значительно более щедрых "даров", чем обычно, и у Филипа Азгуда было органическое возражение против такого давления.
   Однако этот капитан Ютейн снова был чем-то другим. Корис узнал тип, который он достаточно часто видел дома, в Корисанде, - профессиональный моряк, за плечами которого было немало лет тяжелой морской службы, и у него явно не хватало терпения по отношению к бюрократам, которые с первого же захода вымогали у графа все, что могли. Корис сомневался, что Ютейн отвернется от возможности получить несколько дополнительных марок здесь или там. Возможно, он даже не был полностью выше небольшой разумной контрабанды - или, во всяком случае, выше того, чтобы смотреть в другую сторону, пока кто-то другой занимался контрабандой. Но любая продажность с его стороны была бы не более чем поверхностной, если только Корис не ошибся в своей догадке, а его компетентность - и его собственная уверенность в этой компетентности - были очевидны.
   Это было хорошо, и проблеск юмора, который граф, казалось, заметил в глазах Ютейна, был еще одним хорошим знаком. Если Корис не ошибался, капитану Ютейну понадобится хорошее чувство юмора - и вся эта компетентность - в ближайшие несколько пятидневок. Ледяной ветер был достаточно резким здесь, у доков, в укрытии волнорезов и прибрежных зданий. Он должен был также стать намного оживленнее, как только они выйдут из порта. Была причина, по которой путешествие на галере через залив Долар в разгар зимы в Уэст-Хэйвене не предвещало ничего хорошего. И то, что ждало его после прибытия в порт Фейрсток, в имперской провинции Мэйлэнсат, обещало быть еще менее приятным, чем эта часть.
   Корис прекрасно понимал это, и все же после более чем месячного путешествия попеременно в каретах и верхом мысль о том, чтобы провести три или четыре пятидневки на борту корабля, была определенно заманчивой. Палуба могла двигаться у него под ногами, возможно, довольно сильно, по крайней мере один раз во время путешествия. Но Филип Азгуд родился и вырос в островном княжестве. Он рано обнаружил, что на самом деле был очень хорошим моряком... и он только что в очередной раз убедительно доказал, что не был хорошим наездником. На самом деле, ему потребовалось все свое самообладание, чтобы удержаться от того, чтобы размять свой ноющий зад.
   - Могу сказать, что до сих пор у вас было не очень спокойное путешествие, милорд, если вы извините меня за мои слова, - заметил Ютейн, карие глаза слегка блеснули, когда он взглянул на покрытые грязью сапоги Кориса и слегка кривоногую позу. - "Сноу лизард" - не совсем круизное судно, и боюсь, что в это время года оно, скорее всего, тоже оправдает свое имя, как только мы покинем сушу. Но мы не отплывем до завтрашнего утреннего прилива, так что, даже если вы захотите уложить свой багаж на борт, то сможете хотя бы одну ночь неплохо выспаться на земле. Если уж на то пошло, - он мотнул головой в сторону освещенных фонарями окон таверны в конце пристани, - "Медный чайник" предлагает хороший стол, и к нему на заднем дворе пристроена приличная баня. Человек, который провел последние несколько пятидневок в седле, возможно, думает, что хорошая, горячая, дымящаяся ванна была бы лучшим способом начать свой вечер.
   - Действительно, я мог бы, капитан, - согласился Корис с улыбкой, которая была еще более благодарной, и оглянулся через плечо на такого же измученного путешествием слугу, следовавшего за ним по пятам.
   Роб Сиблэнкит был высоким, худощавым человеком, вероятно, около пятидесяти лет, с сутулыми плечами, каштановыми волосами, темными глазами и окладистой, но аккуратно подстриженной бородой. Он также мог похвастаться длинным носом и обычно угрюмым выражением лица. Честно говоря, он выглядел как человек, склонный к навязчивому беспокойству, от которого никто никогда не слышал шуток, но он был компетентным, хотя иногда и чрезмерно суетливым камердинером, а также был корисандцем. Это не было второстепенным соображением, когда Корис нанял его после того, как капитан Жоэл Харис благополучно доставил графа и двух его подопечных княжеского рода в Ю-Шей при их первом визите в город по пути в Делфирак. Учитывая их скромное прикрытие, не было и речи о том, чтобы взять слуг с собой на борт тесной торговой галеры "Уинг", и Корис по нескольким причинам был рад нанять Сиблэнкита, когда того отыскало харчонгское агентство по найму. Акцент этого человека был утешительным напоминанием о доме, и его компетентность - не только в одной области - была более чем желанной в течение долгих, утомительных пятидневок с тех пор, как Корис взял его в услужение.
   - Да, милорд? - спросил теперь Сиблэнкит, правильно истолковав взгляд своего работодателя.
   - Думаю, что совет капитана Ютейна превосходен, - сказал Корис. - Я полностью намерен воспользоваться той горячей ванной, о которой он только что упомянул. Почему бы тебе не пойти дальше и не погрузить наш багаж на борт? Если у меня есть сухая смена одежды, распакуй ее и отнеси в... "Медный чайник", не так ли, капитан? - Ютейн кивнул, и Корис снова повернулся к Сиблэнкиту. - Принеси ее, чтобы мне было что надеть, и если кухня выглядит так хорошо, как описывает капитан Ютейн, приготовь для меня ужин.
   - Конечно, милорд.
   - И не забудь о себе тоже, - предупредил Корис, подняв указательный палец и помахав им в направлении камердинера. - Полагаю, ты так же замерз, как и я, и уверен, что у них есть не одна ванна.
   - Да, мой господин. Спасибо вам!
   Обычное выражение лица Сиблэнкита заметно посветлело, но Корис просто отмахнулся от его благодарности.
   - А теперь, капитан, - сказал граф, возвращая свое внимание к Ютейну, - пожалуйста, не сочтите меня грубым, но чем скорее я залезу в свою горячую ванну, тем лучше. И хотя уверен, что "Сноу лизард" - замечательно удачно найденное судно, я также собираюсь провести довольно много времени в качестве вашего гостя. Уверен, что у нас будет слишком много времени, чтобы узнать друг друга поближе на пути к Фейрстоку.
   ***
   Баня "Медного чайника" была обставлена просто, но хорошо построена и полностью оборудована. Корис провел почти час, погрузившись по шею, полузакрыв глаза в дремотном довольстве, пока горячая вода вымывала боль из его мышц. За последние несколько месяцев он провел больше времени верхом - или в одном из подпрыгивающих, раскачивающихся дилижансов, которые курсировали между почтовыми домами на более оживленных участках, - чем за все свое предыдущее существование, и он чувствовал каждую эту утомительную милю глубоко в своих костях. Справедливости ради, главные дороги здесь, в Ховарде, были спроектированы, построены и обслуживались гораздо лучше, чем когда-либо их подходящие аналоги в Корисанде. Широкие, вымощенные камнем, с хорошо продуманным дренажом и прочными мостами, они позволяли ему проходить в среднем чуть более ста миль в день. Он никогда не смог бы сделать этого на дорогах Корисанды, и, честно говоря, он даже жалел, что ему пришлось делать это на дорогах Ховарда. Тот факт, что это было возможно, не делал это чем-то отдаленно похожим на приятное, и пожизненное предпочтение графа морским путешествиям полностью подтвердилось в течение месяца с момента его отъезда из Тэлкиры.
   Конечно, это была легкая часть его предполагаемого путешествия, - невесело напомнил он себе, когда наконец вылез из воды и потянулся за полотенцем, которое грелось перед огромной изразцовой печью, отапливающей баню. - Залив Долар в октябре был примерно таким жалким участком морской воды, какой только можно было надеяться найти. И хотя у Кориса сложилось хорошее первоначальное впечатление о компетентности капитана Ютейна, "Сноу лизард" была галерой, а не галеоном. Она выглядела прилизанной, с малой осадкой и низкой посадкой... и опытному глазу графа было очевидно, что в морском путешествии она станет собственной сучкой Шан-вей.
   Предполагая, что они переживут переход через залив (на что были, по крайней мере, равные шансы, если капитан Ютейн окажется столь же опытным, каким его считал Корис), оставалась восхитительная перспектива еще тринадцати сотен миль сухопутного путешествия - на этот раз по глубоким ноябрьским снегам - только для того, чтобы достичь южных берегов озера Пей. А потом была еще более восхитительная перспектива четырехсотмильного путешествия по озеру. Которое, несомненно, замерзнет к тому времени, когда он туда доберется, что, в свою очередь, означало, что ему придется проделать всю поездку - о, радость! - на ледяной лодке.
   Этот опыт, он не сомневался, заставил бы "Сноу лизард" выглядеть точно так же, как прекрасный круизный корабль, которым, как заверил его Ютейн, галера не была.
   Хорошо, что тебе еще нет пятидесяти, Филип, - безрадостно сказал он себе, закончив вытираться полотенцем и потянувшись к бельевому ящику, который Сиблэнкит предусмотрительно поставил погреться перед плитой. - Ты, вероятно, выживешь. Хорошо, что ты заранее позаботился о том, чтобы твое завещание было в порядке, но ты, наверное, выживешь. По крайней мере, до тех пор, пока на самом деле не доберешься до Зиона.
   И в этом действительно была суть дела, не так ли? Что должно было произойти, когда он достигнет Зиона и Храма? Тот факт, что приказ о его вызове был подписан также великим инквизитором, а не только канцлером, не совсем успокоил его. Неудивительно, предположил он, поскольку он сильно сомневался, что это было предназначено для чего-то подобного. Тринейр и Клинтан никак не могли рассматривать Дейвина как нечто большее, чем потенциально полезную пешку. Когда-нибудь, если бы он, наконец, смог каким-то образом добраться до последнего ряда шахматной доски, он мог бы быть повышен - преобразован во что-то более ценное, чем сейчас. Но, если отвлечься от остального, Дейвин Дейкин был всего лишь очень маленьким мальчиком, и, по крайней мере, Клинтан ни на минуту не забывал, что пешки предназначены для жертвоприношения.
   Корис сделал все возможное, чтобы успокоить Айрис, и он слишком хорошо знал княжну, чтобы пытаться утешить ее ложью. По мнению графа, девочка была даже умнее, чем был ее отец, и не боялась использовать острый ум, данный ей Богом и архангелами. У нее была вся способность ее отца таить обиду, пока та не умрет от старости, а затем набить ее чучело и установить где-нибудь, где она могла бы регулярно любоваться ею, но - по крайней мере, до сих пор - она обычно проявляла достаточную осмотрительность в выборе того, какие обиды держать. Это вполне могло измениться - действительно, могло уже измениться - учитывая, как ее мир разлетелся вверх тормашками за последний год или около того, но, несмотря на ее молодость, она была такой же способной, как и сам Корис, когда дело доходило до чтения политического ветра, распознания грозовых туч, собирающихся вокруг ее младшего брата. Вот почему он сообщил ей абсолютную правду, когда сказал, что сомневается, что у храмовой четверки есть какие-либо ближайшие планы относительно того, как они могли бы наиболее выгодно использовать Дейвина. И все же рано или поздно у них появятся планы, и именно по этой причине они решили протащить его все эти тысячи миль зимой по материку.
   Когда придет время, они захотят быть уверенными, что Филип Азгуд понимает свое место. Распознает своих истинных хозяев, с ясным видением, незамутненным какой-либо затянувшейся, неуместной преданностью Дому Дейкин. Они намеревались подчеркнуть это ему... и увидеть его своими глазами, составить о нем собственное суждение. И если это решение окажется неблагоприятным, они отстранят его от должности опекуна Дейвина и Айрис. Если бы ему совершенно неоправданно повезло, он мог бы даже пережить отстранение, а не тихо и эффективно исчезнуть. В данный момент он дал бы шансы, о, по крайней мере, один к пятидесяти, что ему это удастся.
   Что ж, Филип, мой мальчик, - подумал он, надевая вышитую рубашку из шелка стального чертополоха, - тебе просто нужно будет убедиться, что у них сложится благоприятное мнение, не так ли? Это не должно быть так уж сложно. Не для такого опытного, коварного лжеца, как ты. Все, что тебе нужно сделать, это не дать никому из них подобраться достаточно близко, чтобы понять, что ты на самом деле думаешь. Насколько это может быть трудно?
   ***
   - Мне пора возвращаться в "Медный чайник", - сказал Робейр Сиблэнкит. - Он наверняка уже закончил принимать ванну. Он захочет свой ужин, и как только я его подам, он удивится, почему я не в бане. - Он поморщился. - Если уж на то пошло, я сам буду удивляться, почему не сижу в воде по шею!
   - Понимаю, - ответил человек по другую сторону шаткого стола в маленьком офисе портового склада.
   Офис не был ни особенно чистым, ни особенно теплым, и его крошечное окошко было так тщательно покрыто грязью, что никто не мог видеть сквозь него. Все это только делало его еще более подходящим для их целей.
   - Понимаю, - повторил другой мужчина, - и пока, по крайней мере, считаю, что мое начальство будет удовлетворено. В любом случае, не думаю, что кто-нибудь захочет дать вам какие-либо... более активные инструкции.
   - Надеюсь, что нет, - сказал Сиблэнкит с явным чувством. Другой мужчина выгнул бровь, и камердинер фыркнул. - Этот человек не дурак, отец. Я уверен во всем, что сообщил до сих пор, и думаю, что первоначальная оценка вашего "начальства" о его характере, вероятно, была не так уж ошибочна. Но я бы действительно предпочел, чтобы меня не просили делать ничего такого, что могло бы заставить его задуматься обо мне. Если он когда-нибудь поймет, что я сообщаю обо всем, что он делает, кому-то другому, он, скорее всего, предпримет что-нибудь решительное по этому поводу. Пожалуйста, не забывайте, что он был шпионом Гектора. Вы знаете - тот, кому докладывали все убийцы Гектора? - Сиблэнкит поморщился. - Корисандская разведка никогда не стеснялась сбрасывать тела подходящей массы в удобные озера или заливы - или болота, если уж на то пошло, - а мы вдвоем собираемся переплыть залив Долар зимой. Я вроде как хотел бы добраться до другой его стороны.
   - Как думаете, действительно вероятно, что он так отреагирует? - Другой мужчина на самом деле казался немного удивленным, - кисло заметил Сиблэнкит.
   - Не знаю, и если вам все равно, отец, предпочел бы не выяснять. Всегда возможно, что он проявил бы немного сдержанности, если бы выяснил, кто подсадил меня на него в последний раз, когда он был в Ю-Шее, но он также может этого не сделать. Если уж на то пошло, ему может быть все равно, кто это был.
   - Ну, мы не можем этого допустить! - Другой мужчина встал, поправляя свою пурпурную сутану с огненными знаками, и поднял правую руку, чтобы благословить скипетром Лэнгхорна. - Мои молитвы будут с тобой, сын мой, - торжественно сказал он.
   - О, спасибо вам, отец.
   Возможно, это было признаком того, насколько Сиблэнкит действительно был озабочен более непосредственной угрозой возможной реакции графа Кориса, что он позволил собственному раздражению окрасить свой тон. Или, возможно, дело было просто в том, как долго он знал другого мужчину. Возможно, он понял, что на самом деле это не так рискованно, как мог подумать кто-то другой.
   В конце концов, даже у одного из личных специалистов по устранению неполадок великого инквизитора могло быть чувство юмора, когда было высказано все остальное.
  
  
   НОЯБРЬ, Год божий 893
  
   .I.
   Императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм, и
   КЕВ "Доун уинд", 54, плес Долфин
  
   - Что вы думаете о последних отчетах Мерлина и Совы о Корисанде, Мейкел? - спросила Шарлиэн.
   Они с Кэйлебом сидели в апартаментах принца Тимана, комнатах прямо по коридору от их собственных апартаментов, которые были преобразованы в объединенную библиотеку и кабинет. Тут не было отремонтированных полов с подогревом, как в их спальне, но была установлена совсем новая чугунная печь от металлургического завода Хаусмина, и угольный огонь в ее чреве излучал желанное тепло.
   - Вы оба видели те же изображения, что и я, из снарков Мерлина, - указал Мейкел Стейнейр поверх штекера в правом ухе. Его голос звучал удивительно ясно для кого-то, кто находился более чем в четырех тысячах миль полета виверны из Черейта. - А вы сами что думаете?
   - Нет, так не годится, - с усмешкой парировал Кэйлеб. - Мы спросили тебя первыми!
   - Харумпф! - Стейнейр сурово прочистил горло, и Шарлиэн ухмыльнулась своему мужу. Их контактные линзы принесли им изображение архиепископа, когда он сидел в своей корабельной каюте, глядя на море на закате, с Ардином, растянувшимся на коленях. Его собственные линзы тоже показали ему ее ухмылку, и он скорчил ей гримасу. Но затем он пожал плечами, и его тон стал более серьезным, когда он продолжил.
   - Что касается Церкви, я думаю, что мы были чрезвычайно благословлены Гейрлингом и - особенно - такими людьми, как отец Тиман, - сказал он очень трезво. - В ближайшее время мы не найдем никаких чарисийских "патриотов" в Корисанде, даже среди духовенства, но реформаторский элемент в иерархии Корисанды оказался гораздо сильнее, чем я смел надеяться до вторжения. И действительно хорошая новость, во многих отношениях, заключается в том, что многие из этих реформистов являются коренными жителями Корисанды, такими как отец Тиман. Это придает голосам разума корисандское лицо, и это будет невероятно ценно в будущем.
   - С более чисто политической точки зрения, - продолжил архиепископ, - я думаю, что генерал Чермин, Энвил-Рок и Тартариэн находятся в курсе событий настолько, насколько мы могли бы разумно пожелать, ваше величество. Это также мнение Бинжэймина, если уж на то пошло. В любом случае, никто из нас не видит, как кто-то мог бы работать лучше, учитывая обстоятельства убийства Гектора и тот факт, что во всей Корисанде, вероятно, найдется не более полудюжины людей - даже среди наиболее настроенных на реформы членов священства - которые думают, что за этим не стоял Кэйлеб.
   - Согласен, - сказал Кэйлеб с серьезным выражением лица. - Тем не менее, должен признать, что чувствовал бы себя намного лучше, если бы Братья позволили нам пойти дальше и полностью ввести Хоуила внутрь. Если бы мы могли дать кому-нибудь в Корисанде один из коммуникаторов Мерлина, я бы спал по ночам намного крепче.
   Шарлиэн кивнула, хотя, по правде говоря, она не была полностью уверена, что была бы за то, чтобы дать Хоуилу Чермину коммуникатор. Не то чтобы она хоть в малейшей степени сомневалась в лояльности, уме или умственной стойкости генерала морской пехоты. Нет, проблема заключалась в том, что, несмотря на искреннюю ненависть Чермина к храмовой четверке, он все еще верил - глубоко и полностью - в доктрину Церкви. Как и в случае с Рейджисом Йовансом и Мараком Сандирсом, просто не было возможности узнать, как он отреагирует, если они попытаются сказать ему правду.
   И это не значит, что они единственные, к кому это относится, - с несчастьем призналась она себе. - Или как будто они были единственными, кто мог бы быть намного более способными, если бы мы только осмелились рассказать им все, что знаем.
   К сожалению, они не смогли этого сделать, несмотря на возникшие трудности. Было достаточно плохо, что они не могли сказать Грей-Харбору, учитывая его положение действующего первого советника империи Чариса, но Сандирс, барон Грин-Маунтин, был, по крайней мере, не менее важен в свете его обязанностей первого советника королевства Чисхолм.
   Не говоря уже о том крошечном факте, что он мамин любовник (независимо от того, должна я это знать или нет) и человек, который научил меня всему, что я знаю о том, как быть королевой, - с сожалением подумала она. - Почему, о, почему два политических советника, на которых мы с Кэйлебом больше всего опираемся, не могли быть чуть менее честными... по крайней мере, в том, что касается Церкви?
   - Я сделал все возможное, чтобы успокоить Жона и остальных, ваша светлость, - сказал Стейнейр Кэйлебу немного насмешливым тоном. - И в интересах справедливости должен сказать, что они на самом деле стали гораздо более гибкими в одобрении дополнений к вашему внутреннему кругу. После столь долгой скупости с их одобрением - на протяжении стольких многих поколений Братьев, если разобраться, - это действительно весьма примечательно, если подумать об этом.
   - Согласен, - еще раз сказал Кэйлеб, признавая слегка резкий, но безошибочно предостерегающий тон своего архиепископа. - Согласен! И как бы это ни раздражало иногда, я должен признать, что чье-то торможение моих собственных случайных вспышек... чрезмерного энтузиазма, не совсем плохо. - Император скорчил гримасу. - Думаю, что все монархи склонны становиться жертвами целесообразности, если они не будут осторожны. И иногда я думаю, что остальные Братья, возможно, были правы, когда беспокоились о моем "юношеском нетерпении", пока обсуждали, рассказать ли мне об этом.
   - Не думаю, что зашел бы так далеко, - ответил Стейнейр. - В то же время, однако, не буду притворяться, что мне тоже не легче слышать, как ты это говоришь.
   - О, я взрослею, взрослею, - сухо заверил его Кэйлеб. - Вы знаете, наличие Мерлина и Шарли прямо здесь, под рукой, чтобы двинуть меня по голове, когда я теряю шляпу, как правило, дает такой эффект.
   - Может быть, так бы и было, если бы твой череп не был таким толстым, - сказала ему жена, улыбаясь и проводя пальцами по его волосам. Он улыбнулся ей в ответ, и она весело фыркнула. Но потом она откинулась на спинку своего стула и покачала головой.
   - По крайней мере, в том, что касается Корисанды, мы с тобой сейчас ближе к ней, чем Теллесберг, - отметила она вслух. - И даже с надводными участками семафор отсюда и туда - или отсюда до Эрейстора, если уж на то пошло, - сейчас работает на нас, а не на храмовую четверку. Из Черейта мы можем доставлять депеши в Мэнчир намного быстрее.
   - Это помогает, - согласился Кэйлеб. - На самом деле, что касается семафора, мы действительно находимся здесь в лучшем положении, чем в Теллесберге, поскольку Черейт намного ближе к нашему географическому центру. Однако это не то же самое, что быть там и самому следить за происходящим в Корисанде. И, если уж на то пошло, я не слишком рад тому, что мне пришлось отправлять их по суше через Зибедию, даже если мы лично проверили менеджеров семафора, - добавил он немного кисло.
   - Конечно, это не то же самое, что быть там, - признала она. С другой стороны, они оба знали, почему он все еще не был в Мэнчире, лично наблюдая за включением беспокойного княжества в империю. И полностью оставляя в стороне все личные причины, по которым она была рада, что он не был - включая ту, которая только начинала сказываться на ее фигуре, - хладнокровный политический расчет, который привел его "домой" в Черейт, казалось, оправдывался на практике. Шарлиэн не была настолько глупа, чтобы думать, что граф Энвил-Рок и граф Тартариэн навсегда закроют крышку над многочисленными и разнообразными кипящими обидами покоренного княжества. "Спонтанные" уличные демонстрации в Мэнчире - и довольно многие из них действительно были спонтанными, - признала она, полностью в соответствии с действиями таких людей, как Пейтрик Хейнри, - были зловещим признаком тяжелой погоды прямо за горизонтом. Но по рычанию Мерлина было очевидно, что если бы Кэйлеб остался в Корисанде, было бы еще хуже. По крайней мере, в отличие от Кэйлеба, Энвил-Рок и Тартариэн сами были корисандцами. И, по крайней мере, они управляли Корисандой (во всяком случае, официально) как регенты князя Дейвина, а не от имени иностранного завоевателя. Каждый все еще мог видеть этого иностранного завоевателя, скрывающегося прямо за (пустым) троном Дейвина, но это все еще давало им определенную степень легитимности в глазах корисандцев, которой вице-король генерал Чермин просто не мог наслаждаться сам.
   Конечно, это была его собственная банка с червями. И к тому же это была особенно извивающаяся банка.
   Хотела бы я не сочувствовать Айрис так сильно, как сочувствую, - невесело подумала она. - И знаю, что не могу позволить этому сочувствию влиять на меня. Но я также знаю, каково это - остаться после убитого отца. Точно знаю, что это может сделать с кем-то, и как бы сильно я ни ненавидела и не любила Гектора Дейкина, он был ее отцом. Она любила его, любила его так же сильно, как я любила своего, и она никогда не простит Кэйлеба за то, что его убили, так же как я никогда не прощала Гектора за то, что он заказал убийство моего отца.
   И, - размышляла она, - анализ разведывательного "сопровождения" Совы, как называет это Мерлин, помогает нам оценить, почему кто-то присоединился к сопротивлению. Я никогда не понимала, насколько это может быть ценно, пока он не указал на это. Знание того, что побуждает людей активно противостоять вам, невероятно полезно, когда дело доходит до оценки эффективности вашей политики. Или, во всяком случае, как другие люди воспринимают эту политику. И нам тоже не помешает возможность судить о характере ваших противников. Не все, кто присоединяется к таким людям, как Хейнри и Уэймин, принадлежат к одной корзине с ними. На другой стороне есть хорошие и порядочные люди - люди, которые искренне думают, что их поступки правильны, что Бог хочет, чтобы они поступали так. Достаточно трудно помнить об этом, даже имея доказательства прямо перед собой. Без этого я не думаю, что вообще смогла бы вспомнить, когда наступит время вынесения приговора.
   По крайней мере, эти усилия не отнимали у них столько времени, сколько могли бы. Теперь, когда Мерлин отладил процесс и запустил его, Сова регулярно назначал датчиков-паразитов каждому дополнительному активисту античарисийского сопротивления по мере его идентификации. На данный момент ни Мерлин, ни Кэйлеб, ни Шарлиэн не пытались отслеживать всех, кого добавляли в файлы. Если бы "фильтры", установленные Мерлином, выполняли свою работу, Сова идентифицировал бы любого важного корисандского церковника, дворянина или члена парламента, который пересекся с кем-либо из базы данных. В этот момент те, кто был вовлечен, будут доведены до сведения Мерлина и отмечены для более пристального наблюдения в будущем. Несколько наиболее важных (или, по крайней мере, более активных) уличных агитаторов также были добавлены в список "особого наблюдения", и Сова регулярно уведомлял Мерлина о любом новичке, который пересекал пути этих людей, независимо от ранга новичка. По большей части, однако, все, что они действительно делали, - это разрабатывали свой список активных противников и продолжали составлять карту медленно растущей, неуклонно усложняющейся организации, которую создавали эти оппоненты. И как ни тяжело было наблюдать, как она растет, когда они не могли пресечь ее в зародыше, никто из них не был настолько глуп, чтобы думать, что они могли бы предотвратить это в той или иной форме, что бы они ни делали.
   И рано или поздно мы также сможем разрушить их организацию, - подумала Шарлиэн. - На самом деле, рано или поздно нам придется это сделать, и не только в Мэнчире. - "Северный заговор" тоже будет в нашем маленьком списке. В конце концов, они предоставят нам доказательства, которые мы сможем использовать, как только мы "обнаружим это" более приемлемыми способами. И когда мы это сделаем, они поймут, насколько эффективны наши палачи.
   На самом деле она с нетерпением ждала этого дня.
   - Что ж, - сказала она, - по крайней мере, не похоже, что завтра утром Корисанда сгорит в огне. То, что ты направляешься с первым пастырским визитом как сюда, так и в Корисанду, тоже не повредит, Мейкел. И я полагаю, - ее голос стал немного самодовольным, несомненно, он стал самодовольным, - что, как только станет известно, что мы наконец собираемся произвести наследника, это расстроит некоторых людей, которых я могла бы упомянуть, почти так же сильно, как это успокоит всех наших людей.
   - О, уверен, что это так, - согласился Кэйлеб тоном глубокого удовлетворения. - Я уверен, что это так.
   - И Эмерэлд тоже, - сказал им обоим Стейнейр. - Насчет горения в огне, я имею в виду.
   Никто из них не говорил громко, но голос архиепископа был тише, чем у Кэйлеба или Шарлиэн. У них было преимущество толстых каменных стен и тяжелой двери из массива псевдодуба, охраняемой двумя имперскими стражниками, лично отобранными для выполнения своих обязанностей Мерлином Этроузом и Эдуирдом Сихэмпером. Никто не собирался подходить достаточно близко, чтобы подслушать их.
   Стейнейр, с другой стороны, уютно устроился в адмиральской каюте на борту КЕВ "Доун уинд", одного из новейших галеонов флота Чариса. Поскольку помещения размещались на борту тесных, переполненных военных кораблей, это было не просторное жилище, хорошо подходящее для достоинства архиепископа и уединения, которого часто требовали обязанности его должности - не говоря уже о его собственной потребности в медитации и молитве. Конечно, это было на борту одного из вышеупомянутых тесных, переполненных военных кораблей. Это означало, что переборки были тонкими, двери были совсем непрочными, и люди могли непреднамеренно вторгнуться в его частную жизнь в любой момент. К счастью, у него уже прочно установилась традиция каждый вечер удаляться в свою каюту, чтобы полюбоваться закатом через кормовые иллюминаторы и поразмышлять. К настоящему времени его сотрудники привыкли защищать его частную жизнь в такие моменты. До тех пор, пока он говорил тихо - и люк в потолке каюты был закрыт, - было крайне маловероятно, что кто-нибудь услышит его голос за неизбежными звуками идущего парусника. И еще менее вероятно, что кто-нибудь, кто слышал, как он говорил, смог бы разобрать слова. Логичным предположением было бы просто предположить, что он молился, и любой, кто думал, что это то, что происходит, уберется из зоны подслушивания так быстро, как только сможет.
   - На самом деле, - продолжил архиепископ, - я думаю, что Эмерэлд будет почти так же счастлив услышать о вашей беременности, как и любой другой в Старом Чарисе или Чисхолме, Шарлиэн. Сейчас они привержены делу - они это знают - и они так же стремятся обеспечить преемственность, как и все остальные.
   - Действительно? - сказала Шарлиэн. - Думаю, что это было мое собственное впечатление, - призналась она, - но я также должна признать, что немного боялась, что это было мое впечатление, потому что это было то впечатление, которого мне бы хотелось, если вы понимаете меня. - Она слегка поморщилась. - В некотором смысле, думаю, наличие всего этого доступа, любезно предоставленного снарками Мерлина, только затрудняет понимание того, о чем на самом деле думают люди. Я потратила годы на то, чтобы научиться точно оценивать подобные вещи на основе сообщений из вторых и третьих рук. Интерпретируя на свой взгляд, как вы могли бы сказать. Теперь я на самом деле пытаюсь смотреть на людей напрямую и решать сама, и я обнаружила, что из прямого наблюдения трудно получить какое-то объективное представление о том, что многие люди думают на самом деле. Неудивительно, что Мерлин склонен погружаться в "перегрузку данными".
   Ее голос смягчился с последним предложением, и Кэйлеб кивнул в знак согласия. Он все еще не до конца понимал, как функционировал "высокоскоростной интерфейс передачи данных", которым когда-то обладало тело ПИКА Мерлина, но ему не нужно было понимать, как он работал, чтобы понять, что он сделал. Или понять, как горько Мерлин сожалел о его потере. Теперь, когда у него был личный опыт с огромным количеством изображений и аудиозаписей, поступающих через сеть разведывательных платформ Мерлина, охватывающую всю планету, он только жалел, что у него нет "высокоскоростного интерфейса".
   К счастью, они добились хотя бы небольшого прогресса. И хотя Кэйлеб не был уверен, он подозревал, что Сова постепенно совершенствуется в сортировке и расстановке приоритетов информации. Однако, что бы ни делал Сова, способность обозначать определенные части того, что Мерлин называл "получением информации", чрезвычайно помогла многим, кроме самого Мерлина. Конечно, были и ограничения. Ни у кого больше не было встроенного коммуникационного оборудования Мерлина; вместо обмена электронными данными они должны были говорить вслух, если они хотели общаться с Совой (или с кем-либо еще), что сильно ограничивало, где и когда они могли взаимодействовать с ИИ. И все они также были существами из плоти и крови, жертвами всех слабостей плоти, включая потребности в пище и, по крайней мере, разумном количестве сна.
   Если уж на то пошло, даже Мерлин на собственном горьком опыте убедился, что ему действительно нужен по крайней мере эквивалент отдыха, если он собирается сохранять концентрацию ума. Более того, Кэйлеб тоже это понял и приказал ему брать "время простоя", необходимое для того, чтобы оставаться свежим и бодрым.
   Шарлиэн Армак слишком хорошо знала о горько-ироничных параллелях между ней и Айрис Дейкин, и, несмотря на свою собственную жгучую ненависть к Гектору из Корисанды, она действительно испытывала глубокое, пронизанное болью сочувствие к выжившим детям-сиротам Гектора. И если и был хоть один человек в Сэйфхолде, который никогда бы не стал недооценивать, насколько опасной может быть пылающая решимость "простой девушки" отомстить за это убийство, то это была Шарлиэн из Чисхолма.
   Что только заставляет меня еще больше беспокоиться о Ларчросе, Сторм-Кипе и всех их проклятых друзьях и соседях. Если бы только мы могли просто пойти дальше и арестовать их всех за то, что, как мы знаем, они делают.
   Это, однако, было той самой вещью, которую они абсолютно не могли сделать. Кэйлеб был прав, когда решил, что не может просто заменить побежденных князей и дворян людьми, которые неизбежно будут рассматриваться как его фавориты. Нет, он должен был оставить законных дворян, которые поклялись ему в верности, на месте... до тех пор, пока у него не будет неопровержимых доказательств того, что упомянутые князья и дворяне виновны в государственной измене. Что, поскольку они не могли представить доказательства от снарков ни в одном открытом суде, означало, что все, что они могли сделать, это внимательно следить за тем, что Мерлин окрестил "северным заговором".
   И, откровенно говоря, она еще более страстно желала, чтобы они могли открыто выступить и против уличных агитаторов. Она предположила, что на самом деле не было никаких причин, по которым они не могли арестовывать простолюдинов "по подозрению", предполагая, что был какой-то способ идентифицировать их для генерала Чермина. Или для Корина Гарвея. Но как же можно было идентифицировать их кому-либо за пределами внутреннего круга, не поднимая всевозможных потенциально катастрофических вопросов? И даже если оставить в стороне это не столь уж незначительное соображение, действительно ли они хотели пойти по этому пути? Она не сомневалась, что может наступить время, когда у них не будет выбора, но, как только что заметил Кэйлеб, всегда было заманчиво (и редко мудро) поддаться целесообразности. Что касается ее, то она предпочла бы оттянуть то время, когда у них не останется выбора, как можно дольше.
   Конечно, были и некоторые другие весомые, чисто прагматические аргументы в пользу их нынешнего подхода "пока не трогать". "База данных" агитаторов, которую Мерлин создал, продолжала неуклонно расти, и было много преимуществ в том, чтобы позволить этому продолжаться без помех... по крайней мере, до определенного момента. Они не только знали, где найти своих организованных врагов, когда, наконец, наступит момент, но и позволили другой стороне беспрепятственно проводить вербовку, что также помогло бы собрать наиболее опасную оппозицию в одну группу, чтобы дать им единственную цель, которую они могли обезглавить одним ударом.
   Что, собственно, и было именно тем, что он делал в этот самый момент. Или, во всяком случае, ему было бы чертовски лучше, потому что, если бы Кэйлеб или Шарлиэн поймали его за подслушиванием, когда он должен был "спать" - и Сове было приказано сообщить о нем, если это произойдет, - пришлось бы чертовски дорого заплатить.
   - Что ж, в данном случае, ваше величество, думаю, что ваше впечатление верно, - сказал ей Стейнейр. - На самом деле, полагаю, я мог бы также пойти дальше и признать, что мои собственные наблюдения здесь принесли мне огромное облегчение.
   "Здесь" на самом деле было уже не совсем правильным словом, - размышляла Шарлиэн. - "Доун уинд" отплыл из залива Эрейстор с послеполуденным приливом. В данный момент он пробирался - медленно, особенно для того, кто летал на разведывательном скиммере Мерлина - в западную половину плеса Долфин, и он не был виверной, способной игнорировать рифы, отмели, острова, течения и неблагоприятные ветры. Если им повезет, и если кораблю "Доун уинд" удастся - о, маловероятное событие! - избежать каких-либо серьезных штормов и совершить относительно быстрый переход для этого времени года, он преодолеет семь тысяч триста морских миль до Черейта "всего" примерно за десять пятидневок.
   Шарлиэн ненавидела - абсолютно ненавидела - оставаться на борту корабля так долго, но все же была вынуждена согласиться с ним, что на самом деле у них не было большого выбора. Для рукоположенного главы Церкви Чариса было важно посетить все земли новой империи, и, в отличие от Церкви Ожидания Господнего, Церковь Чариса с самого начала постановила, что ее епископы и архиепископы будут постоянными жителями своих епархий. Вместо кратких ежегодных визитов к душам, вверенным их попечению, они каждый год совершали один - и только один - визит на ежегодное собрание Церкви Чариса. Остальное время они будут проводить дома, заботясь о своих собственных духовных потребностях и духовных нуждах своей паствы, сохраняя сосредоточенность на том, что действительно важно. И ежегодное собрание Церкви каждый год проводится в другом городе, и ему не разрешалось постоянно пребывать в одном месте, которое неизбежно стало бы имперским городом - чарисийским эквивалентом города Зиона - само по себе.
   Это означало, что архиепископ Чариса будет путешествовать большую часть года так же уверенно, как и любой из его подчиненных прелатов. Для любого великого викария было бы немыслимо совершить такое же путешествие и подвергнуть себя всем изнурительным усилиям, связанным с ним, - или, если уж на то пошло, неизбежным опасностям ветра и погоды, присущим таким длительным путешествиям, - но Мейкела Стейнейра это устраивало. Чем больше и многочисленнее будут различия между Церковью Чариса и Церковью Ожидания Господнего, тем лучше, по многим причинам, которые его беспокоили, и он был полон решимости твердо установить эту модель. Достаточно твердо, чтобы ни один его преемник, участвующий в строительстве империи, не счел бы, что эту традицию легко разрушить.
   Его нынешнее турне было частью создания этой традиции. И все же это было нечто большее, поскольку он был полон решимости лично посетить каждую столицу каждой политической единицы империи Чариса - и как можно больше крупных городов, которых только мог достичь. Как ворчливо заметил Уэйв-Тандер перед его отъездом в Эмерэлд, во многих отношениях это был кошмар безопасности. Одному Богу известно, сколько приверженцев Храма просто с удовольствием воткнули бы что-нибудь острое и заточенное между ребер "архиеретика Стейнейра", как окрестили его лоялисты, но их число должно было быть огромным. Однажды такая попытка уже предпринималась прямо в его собственном соборе. Кто знает, какие возможности могут возникнуть - или могут быть созданы - в чужом соборе? С другой стороны, он был прав. Он должен был установить такого рода личный контакт с как можно большим количеством духовенства новой Церкви, если он ожидал, что духовенство согласится с тем, что он действительно заботится о его заботах, его делах, его мучительных кризисах совести, поскольку оно справляется с духовными требованиями раскола.
   И ему не все равно, - подумала Шарлиэн. - Он действительно так думает. Он понимает, о чем он их просит. Не верю, что кто-то, не полностью ослепленный нетерпимостью и ненавистью, мог не понять этого через пять минут в его присутствии, и именно по этой причине он должен это делать, однако то, что я действительно хочу сделать, - это запереть его в целости и сохранности в соборе Теллесберга и дворце архиепископа.
   - Значит, ты, по крайней мере, доволен Эмерэлдом. Я имею в виду, что касается Церкви, - сказал Кэйлеб, и Стейнейр кивнул.
   - Не думаю, что у подданных князя Нармана столько же... огня в животах, скажем так, как у нас дома, в Теллесберге, - сказал он. - С другой стороны, они также не были теми людьми, которых храмовая четверка намеревалась изнасиловать и убить. В то же время, однако, я глубоко удовлетворен тем, насколько ясно люди в Эмерэлде уже осознали фундаментальную коррупцию, которая в первую очередь позволила храмовой четверке прийти к власти. Для меня становится все более очевидным, что многие - на самом деле, испытываю искушение сказать большинство, если это не тот случай, когда я позволяю своему собственному оптимизму ускользнуть от меня - из церковников Эмерэлда видели это.
   Во всяком случае, развращение Храма произошло задолго до того, как Нарман решил присягнуть вам двоим на верность. И, поверьте мне, те, кто узнал это, знают, что они могли бы стать следующей мишенью Клинтана, даже если бы это было не в первый раз. На самом деле, я прихожу к выводу, что в большинстве мест мы можем обнаружить более масштабное реформистское движение и приверженность, чем мы первоначально предполагали.
   - Приверженность реформам, - повторил Кэйлеб, и Стейнейр снова кивнул, с гораздо большим спокойствием, чем Шарлиэн нашла бы в себе при ответе на тот же вопрос.
   - Шаг за шагом, Кэйлеб, - спокойно сказал архиепископ. - Шаг за шагом. Мерлин был прав, когда сказал, что Бог может проникнуть сквозь щели, когда захочет, но думаю, нам придется позволить Ему сделать это в свое время. Во-первых, давайте исправим грубые, очевидные злоупотребления. Как только у наших людей появится привычка по-настоящему задумываться о вопросах доктрины и церковной политики, настанет время начать предлагать... более существенные изменения.
   - Он прав, Кэйлеб, - тихо сказала Шарлиэн. Кэйлеб посмотрел на нее, и она протянула руку, чтобы коснуться его лица. Это был разговор, который они вели достаточно часто, и она знала, как горько это задевало его чувство ответственности, что он буквально не осмеливался сорвать маску, обнажить всю отвратительную степень лжи и извращенной веры, которые были всем основанием Церкви Ожидания Господнего. Не делать этого должно было стать истинным высшим испытанием в его жизни.
   - Знаю, что это так, любовь моя, - ответил Кэйлеб. - Мне это не должно нравиться - и не буду притворяться, что мне это нравится, - но я знаю, что он прав.
   - В то же время я начинаю думать, что молодой Сейтуик действительно может стать хорошим кандидатом во внутренний круг через год или два, - сказал Стейнейр.
   - Ты шутишь! - Шарлиэн поняла, что сидит, выпрямившись в кресле, с широко раскрытыми глазами.
   - Не знаю, почему вы должны думать о чем-то подобном, ваше величество. - Тон Стейнейра был сама невозмутимость, хотя в его глазах был легкий огонек, и Шарлиэн почувствовала, как ее собственные глаза сузились. Фейрмин Сейтуик недавно стал рукоположенным архиепископом Эмерэлда. Ему едва исполнилось сорок лет - на самом деле, меньше тридцати семи стандартных земных лет - он происходил из консервативной семьи, и его кандидатура была твердо поддержана палатой лордов Эмерэлда. Вряд ли это было родословной мятежного радикала, - подумала она. - И все же, когда она изучала выражение лица Стейнейра...
   - Ты не шутишь, - медленно произнесла она.
   - Конечно, нет. - Он мягко улыбнулся ей. - Возможно, вам стоит помнить, что именно я несу главную ответственность за оценку отчетов Совы о высшем духовенстве, - отметил он. - Учитывая это, не думаю, что для меня должно быть слишком удивительно иметь несколько иную точку зрения. С другой стороны, вы также должны помнить, кто выдвинул его кандидатуру в первую очередь.
   - Нарман, - задумчиво произнес Кэйлеб.
   - Совершенно верно, ваша светлость. - Стейнейр склонил голову в полупоклоне в сторону Кэйлеба. - Вы, конечно, никогда не сталкивались с необходимостью выдвигать кандидатуру первосвященника, учитывая мое собственное случайное - и чрезвычайно квалифицированное - присутствие прямо там, в Теллесберге.
   Кэйлеб издал нескромный звук, и Стейнейр усмехнулся. Но затем выражение его лица стало серьезным.
   - Однако в Корисанде у тебя не было такой роскоши, Кэйлеб. А у Шарлиэн этого не было в Чисхолме. Или у Нармана в Эмерэлде. Имейте в виду, я был вполне удовлетворен всем, что видел в Брейнейре. И тем, как он поддержал меня и корону, когда Шарлиэн организовала имперский парламент здесь, в Теллесберге, и тем, как с тех пор он поддерживал вас обоих - и меня - там, в Черейте. И думаю, что вы тоже были им вполне довольны.
   Он не сводил глаз с Кэйлеба, пока император не кивнул, затем пожал плечами.
   - Мы берем то, что дает нам Бог, и делаем с этим все, что в наших силах, Кэйлеб, - просто сказал он. - И в этом случае, думаю, Он дал нам несколько надежных людей для работы. Поэл Брейнейр - хороший, солидный, надежный человек. Он верен Богу и Шарлиэн в таком порядке, и как бы ему ни хотелось, чтобы это было не так, он признает, насколько коррумпированным стал викариат. Мне жаль говорить, но я не думаю, что он когда-нибудь будет готов к полной правде, не больше, чем Рейджис или барон Грин-Маунтин, но он такой же хороший человек, как и они.
   - И все же я на самом деле склонен думать, что Нарман, возможно, нашел еще большее сокровище в Сейтуике. - Губы архиепископа, казалось, на мгновение дрогнули, и он покачал головой. - Я совсем не уверен, заметьте, но у меня скорее сложилось впечатление, что он пытался понять, насколько... революционным, в доктринальном смысле, я готов быть. Не имею пока ни малейшего представления, куда именно он хочет отправиться, хотя уверен, что скоро разберусь с этим. Хочу еще немного понаблюдать за ним в действии, имейте в виду, но я серьезно. Думаю, что в конечном счете он может стать очень хорошим кандидатом во внутренний круг. И давайте посмотрим правде в глаза: чем больше высокопоставленных церковников мы сможем завербовать, тем лучше.
   - Ну, я сомневаюсь, что кто-нибудь мог бы с этим поспорить, - признала Шарлиэн. Затем она встряхнулась и встала.
   - И на этой ноте, архиепископ Мейкел, я собираюсь закончить это совещание и затащить моего мужа в постель, прежде чем он решит выпить виски и не спать всю ночь, пьянствуя с вами на расстоянии.
   - Пьянствуя?- повторил Кэйлеб обиженным тоном. - Хочу, чтобы ты знала, что никто не "пьянствует" с архиепископом!
   - Я тоже не говорила, что он будет тем, кто будет пьянствовать, - заметила она с суровым огоньком. - И хотя там, где он находится, едва ли двадцатый час, здесь уже далеко за двадцать четвертый. Императрице в моем хрупком состоянии нужен сон, и если я собираюсь хоть немного поспать, мне нужна моя грелка. Я имею в виду моего любимого мужа. - Она улыбнулась ему. - Не могу себе представить, как я дошла до того, чтобы... так неправильно выразиться.
   - О, нет? - Кэйлеб поднялся со своего кресла, его глаза смеялись, в то время как они оба слышали, как Стейнейр посмеивался по комму. Шарлиэн посмотрела на него невинными ясными глазами и покачала головой.
   - Абсолютно, - заверила она его. - Я бы никогда не подумала о тебе в таких чисто утилитарных и эгоистичных терминах! Не могу себе представить, как подобная фраза могла как-то вырваться таким образом!
   - Ну, я могу, - зловеще сказал он ей. - И уверяю вас, юная леди - за это будет наказание.
   - Действительно? - Она склонила голову набок, затем уставилась на него. - О, молодец! Должна ли я попросить одного из стражников найти нам персиковое варенье? В конце концов, ты знаешь, пройдет не так уж много времени, прежде чем я начну терять фигуру, чтобы по-настоящему наслаждаться им.
   Кэйлеб издал сдавленный звук, его лицо приобрело довольно тревожный оттенок красного, когда он боролся со смехом, и она радостно захихикала, затем посмотрела на архиепископа и мило улыбнулась.
   - И на этой ноте, Мейкел, спокойной ночи.
  
   .II.
   Дворец архиепископа, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   - Итак, милорд, - архиепископ Клейрмант Гейрлинг говорил более легким тоном, чем на самом деле чувствовал в этот конкретный момент, - теперь, когда вы пробыли здесь уже пятидневку, что вы думаете?
   - В каком отношении, ваше преосвященство? - вежливо уточнил епископ Жирэлд Адимсин, когда архиепископ и двое его гостей вошли в кабинет Гейрлинга.
   - Жирэлд... - сказал епископ Кейси Макинро, укоризненно подняв указательный палец, и Адимсин усмехнулся. Затем он снова посмотрел на Гейрлинга.
   - Простите меня, ваше преосвященство. - В его голосе слышалось раскаяние. - Боюсь, мое чувство юмора иногда выдает меня в неподобающем легкомыслии. Думаю, что это, по крайней мере частично, ответ на то, насколько серьезно я привык относиться к себе. И, как сказано в Писании, Бог создал Человека, чтобы он улыбался, так же, как и плакал.
   - Это верно, милорд, - согласился Гейрлинг. - И иногда, думаю, смех - это единственный способ избежать слез. - Он обошел стол, подошел к удобному вращающемуся креслу позади него и вежливым движением правой руки указал на еще более удобные кресла напротив. - Пожалуйста, милорды. Расслабьтесь. Могу предложить вам что-нибудь освежающее?
   - Не для меня, спасибо, ваше преосвященство. - Адимсин сел в одно из указанных кресел. - После того, как мы закончим наше обсуждение здесь, я ужинаю с графом Энвил-Роком и его сыном. Я так понимаю, граф Тартариэн и, по крайней мере, один или два других члена регентского совета также присоединятся к нам. - Он насмешливо поморщился. - Как епископ-исполнитель Матери-Церкви, я развил в себе удивительно твердую голову. Теперь, снова став скромным епископом и придерживаясь несколько более воздержанных привычек, я, похоже, не обладаю достаточной способностью в том, что касается алкоголя, прежде чем мои шутки станут слишком громкими, а мое суждение станет несколько менее надежным, чем думаю. - Он задумчиво нахмурился, потирая одну бровь. - Или, во всяком случае, это одна из возможностей. Другое дело, что я никогда не был настолько невосприимчив к его воздействию, как думал, но ни у кого не хватило смелости указать мне на это.
   Он широко улыбнулся, но затем выражение его лица стало серьезным, и он очень спокойно посмотрел в глаза Гейрлингу через стол архиепископа.
   - Странно, не правда ли, что никто, похоже, не хочет оспаривать суждение старшего духовенства Матери-Церкви?
   На мгновение или два повисло молчание, а затем Гейрлинг поднял глаза на помощника, который сопровождал его и его гостей из Мэнчирского собора во дворец архиепископа.
   - Думаю, что это все, Симин, - сказал он. - Если ты мне понадобишься, я позвоню.
   - Конечно, ваше преосвященство.
   Темноволосый, смуглый молодой младший священник носил скипетр ордена Лэнгхорна на коричневой сутане, как и белая сутана Гейрлинга с оранжевой отделкой, и в них было что-то вроде семейного сходства, хотя младший священник, очевидно, был уроженцем Корисанды. Если бы он был на несколько лет моложе или если бы Гейрлинг был на несколько лет старше, он мог бы быть сыном архиепископа. Как бы то ни было, Адимсин был относительно уверен, что это был просто случай, когда молодой человек моделировал свое собственное поведение и манеры по образцу поведения начальника, которого он глубоко уважал.
   И, похоже, в архиепископе есть много чего для уважения, - подумал Адимсин. - Во всяком случае, гораздо больше, чем можно было уважать во мне в старые добрые времена!
   Его губы снова дрогнули, вспомнив некоторые разговоры, которые когда-то происходили между ним и тогдашним епископом Мейкелом Стейнейром. Было, - размышлял он (далеко не в первый раз), - очень удачно, что чувство юмора Стейнейра было столь же живым, сколь глубоким было его сострадание.
   Дверь за ушедшим помощником закрылась, и Гейрлинг снова обратил внимание на своих гостей. За последние месяц или два он на удивление хорошо узнал Макинро. Или, возможно, не удивительно, учитывая, насколько тесно он был вынужден работать с другим человеком с момента своего собственного возвышения до архиепископа Корисанды и назначения Макинро епископом Мэнчира. Они пока еще не зашли так далеко, чтобы называться друзьями. "Коллеги", несомненно, было лучшим термином, по крайней мере, пока. Однако их объединяло сильное чувство взаимного уважения, и он понял, что Макинро был выбран на его нынешнюю должность, по крайней мере отчасти, потому, что он сочетал поистине выдающийся интеллект с глубокой верой и удивительно глубоким чувством сопереживания. Несмотря на то, что он был поставлен "иностранной, еретической, раскольнической церковью", он уже продемонстрировал мощную способность слушать священников - и мирян - своего епископства. Не просто слушать, а убедить их, что он действительно слышал то, что они говорили... и что он не будет откровенно выступать против них. Никто никогда не обвинил бы его в слабости или нерешительности, но и ни один честный человек не смог бы обвинить его в тирании или нетерпимости.
   Адимсин, с другой стороны, до сих пор был полностью неизвестной фигурой. Гейрлинг знал, по крайней мере, голые основы его официальной истории, но уже было очевидно, что "официальная история" умолчала о довольно многих вещах. Он знал, что Адимсин был епископом-исполнителем архиепископа Эрейка Динниса в Чарисе до того, как Диннис впал в немилость и в конечном итоге был казнен за ересь и измену. Он знал, что Адимсин происходил из просто респектабельной семьи земель Храма, со значительно меньшими - и более низкими - связями, чем могла похвастаться собственная семья Гейрлинга. Он знал, что Адимсин, как епископ-исполнитель, не раз делал выговор и наказывал архиепископа Мейкела Стейнейра, когда Стейнейр был просто епископом Теллесберга, и что он был заключен в тюрьму - или, по крайней мере, помещен под "домашний арест" - после решения королевства Чарис открыто бросить вызов Церкви Ожидания Господнего. И он знал, что с тех пор Адимсин стал одним из самых надежных и ценных "специалистов по устранению неполадок" Стейнейра, что объясняло его нынешнее присутствие в Корисанде.
   Чего Гейрлинг не знал, и в чем ему быстро становилось очевидным его незнание, так это в том, как - и почему - Жирэлд Адимсин совершил этот переход. Он подумал об этом несколько секунд, затем решил, что прямота, вероятно, была лучшей политикой.
   - Простите меня, мой господин, - сказал он теперь, отвечая на ровный взгляд Адимсина, - но я начал подозревать, что мои первоначальные предположения о том, как вы... заняли свое нынешнее положение, скажем так, возможно, были несколько ошибочными.
   - Или, другими словами, - сухо сказал Адимсин, - ваши "первоначальные предположения" заключались в том, что, увидев, куда дует ветер в Чарисе, и понимая, что, какую бы защиту я ни мог представить, великий инквизитор и канцлер вряд ли будут вне себя от радости, увидев меня снова в Храме или Зионе, я решил вывернуть свое пальто - или это должна быть моя сутана? - когда это оказалось уместным. Будет ли это примерно похоже, ваше преосвященство?
   Это, - подумал Гейрлинг, - было гораздо более прямолинейно, чем он имел в виду. К несчастью...
   - Ну, вообще-то, да, - признался он, напомнив себе, что, каким бы он ни стал, он был архиепископом, в то время как Адимсин был просто епископом. - Как уже сказано, я начал думать, что был неправ, веря в это, но, хотя не думаю, что сформулировал бы это именно так, это было более или менее мое первоначальное предположение.
   - И, без сомнения, именно так это было представлено вам здесь, в Корисанде, перед вторжением, - предположил Адимсин.
   - Да, - медленно произнес Гейрлинг, его тон был более задумчивым, и Адимсин пожал плечами.
   - Ни на минуту не сомневаюсь, что храмовая четверка представила все именно так, неважно что бы они ни думали на самом деле. Но и в данном случае я ни на мгновение не сомневаюсь, что это именно то, что, по их мнению, произошло. - Он снова поморщился. - Отчасти уверен, потому что именно так они думали бы при тех же обстоятельствах. Но также очень боюсь, что они разговаривали с людьми, которые действительно знали меня. Мне неприятно это признавать, ваше преосвященство, но мое собственное отношение - состояние моей веры - в то время, когда все это началось, должно было сделать эту гипотезу весьма разумной для тех, кто был хорошо со мной знаком.
   - Это удивительно откровенное признание, милорд, - Гейрлинг говорил тихо, его кресло мягко скрипнуло, когда он откинулся в нем. - Сомневаюсь, что это легко дается тому, кто когда-то сидел так близко к креслу архиепископа, как вы.
   - Это дается легче, чем вы думаете, ваше высокопреосвященство, - ответил Адимсин. - Понимаете, не скажу, что это была приятная правда, когда мне впервые пришлось столкнуться с ней, но я обнаружил, что правда есть правда. Мы можем прятаться от нее и можем отрицать ее, но мы не можем изменить ее, и я потратил по меньшей мере две трети отведенного мне времени здесь, в Сэйфхолде, игнорируя ее. Это не оставило мне много времени для работы над собственным бухгалтерским балансом, прежде чем я буду призван представить свои отчеты перед Богом. В сложившихся обстоятельствах не думаю, что мне следует тратить их впустую на бессмысленные увертки.
   - Понимаю, - сказал Гейрлинг. - И начинаю думать, что понимаю, почему Стейнейр доверял вам настолько, что послал сюда от своего имени, - про себя добавил архиепископ. - Но поскольку вы были так откровенны, милорд, могу я спросить, что на самом деле в первую очередь заставило вас "столкнуться с правдой", как вы выразились?
   - Довольно много вещей, - ответил Адимсин, откидываясь на спинку кресла и скрещивая ноги. - Одним из них, честно говоря, был тот факт, что я понял, какое наказание мне грозит, если я когда-нибудь вернусь на земли Храма. Поверьте мне, этого было достаточно, чтобы заставить любого задуматься... даже до того, как мясник Клинтан замучил архиепископа Эрейка до смерти. - Лицо бывшего епископа-исполнителя на мгновение напряглось. - Сомневаюсь, что кто-либо из нас, старших членов священства, когда-либо действительно задумывался о применении к нам Наказания Шулера. Это была угроза - дубинка, которую нужно было держать над головами мирян, чтобы запугать их и заставить исполнять волю Божью. Которая, конечно же, была показана нам с совершенной ясностью.
   Язвительный тон Адимсина мог бы откусить куски от мраморного фасада дворца Гейрлинга, а его взгляд был жестким.
   - Так что я на самом деле не ожидал, что меня могут замучить до смерти на самых ступенях Храма, - продолжил он. - Вы понимаете, я смирился с тем, что моя судьба будет неприятной, но мне никогда не приходило в голову бояться этого. Поэтому я ожидал, по крайней мере поначалу, что буду заключен в тюрьму где-нибудь в Чарисе, вероятно, до тех пор, пока законным силам Матери-Церкви не удастся освободить меня, после чего буду наказан и отправлен в деревню с позором, доить коз и делать сыр в какой-нибудь малоизвестной монашеской общине в горах Света. Поверьте мне, в то время я ожидал, что это будет более чем достаточным наказанием для человека с моими собственными изысканными эпикурейскими вкусами.
   Он сделал паузу и посмотрел вниз, и его взгляд на мгновение смягчился, словно при каком-то воспоминании, когда он погладил один рукав своей удивительно простой сутаны. Затем он снова посмотрел на Гейрлинга, и мягкость исчезла.
   - Но потом мы узнали в Теллесберге, что случилось с архиепископом, - решительно сказал он. - Более того, я получил от него письмо - то, которое ему удалось передать контрабандой перед казнью. - Глаза Гейрлинга расширились, и Адимсин кивнул. - Оно было написано на чистой странице, которую он взял из копии Священного Писания, ваше преосвященство, - тихо сказал он. - Я нахожу это удивительно символичным, учитывая обстоятельства. И в нем он рассказал мне, что его арест - суд и осуждение - поставили его лицом к лицу с правдой... и что ему не понравилось то, что он увидел. Это было короткое письмо. У него был только один лист бумаги, и я думаю, что он писал в спешке, чтобы один из его охранников не застал его врасплох во время составления письма. Но он сказал мне - приказал мне, как мой духовный начальник, - не возвращаться в Зион. Он рассказал мне, каков был его собственный приговор и каким, несомненно, был бы мой, если бы я попал в руки Клинтана. И он сказал мне, что инквизиторы Клинтана пообещали ему легкую смерть, если он осудит Стейнейра и остальную иерархию "Церкви Чариса" за отступничество и ересь. Если бы он подтвердил версию храмовой четверки о причине, по которой они решили опустошить невинное королевство. Но он отказался это сделать. Уверен, что вы слышали, что он на самом деле сказал, и уверен, что вы задавались вопросом, было ли то, что вы слышали, правдой или какой-то ложью, созданной чарисийскими пропагандистами. - Он улыбнулся совсем без тени юмора. - В конце концов, мне бы, конечно, пришло в голову задуматься об этом. Но уверяю вас, это не было ложью. С того самого эшафота, на котором ему предстояло умереть, он отверг ложь, которую требовала от него храмовая четверка. Он отверг легкую смерть, которую они ему обещали, потому что та правда, с которой он наконец столкнулся, была для него важнее, там, в самом конце его жизни, чем что-либо еще.
   В кабинете Гейрлинга было очень тихо. Медленное, размеренное тиканье часов на одном из книжных шкафов архиепископа было почти громоподобным в тишине. Адимсин позволил этому молчанию продлиться несколько мгновений, затем пожал плечами.
   - Ваше высокопреосвященство, я знал реальность высших уровней иерархии Матери-Церкви... точно так же, как уверен, их знали вы. Знал, почему Клинтан приговорил архиепископа, почему впервые Наказание Шулера было применено к высокопоставленному члену епископата. И я знал, что, каковы бы ни были его недостатки - и Лэнгхорн знает, что их было почти столько же, сколько моих собственных! - Эрейк Диннис не заслуживал такой смерти как простого способа для безнадежно коррумпированного викария поддержать свою собственную власть. Я огляделся вокруг в Чарисе и увидел мужчин и женщин, которые верили в Бога, а не в продажную власть и амбиции таких людей, как Жэспар Клинтан, и когда увидел это, я узрел то, чем хотел быть. Узрел кое-что, что убедило меня в том, что даже на таком позднем сроке у меня - даже у меня - может быть настоящее призвание. Лэнгхорн знает, Богу потребовалось некоторое время, чтобы найти молот, достаточно большой, чтобы пробить эту возможность через такой толстый череп, как у меня, но в конце концов Ему это удалось. И, по-моему, возможно, многословно, но это ответ на ваш вопрос. Боюсь, это не ответ на все мои вопросы - пока нет, - но это нечто не менее важное. Это начало всех моих вопросов, и я обнаружил, что, в отличие от тех дней, когда я был посвященным вице-регентом Матери-Церкви в Чарисе, со всей помпой и властью этой должности, я стремлюсь найти ответы на эти вопросы.
   Адимсин глубоко вздохнул, затем пожал плечами.
   - Я больше не епископ-исполнитель, ваше преосвященство. В Церкви Чариса их нет, но даже если бы они были, я бы не стал снова одним из них. Предполагая, что кто-нибудь поверит, что я один из них, после той выдающейся работы, которую я проделал в прошлый раз!
   На этот раз это была не просто улыбка. Это была широкая, сверкающая улыбка, хорошо подходящая для любого подростка, объясняющего, что феи только что опустошили банку с печеньем. Затем она снова исчезла, но теперь глаза больше не были жесткими, голос больше не был отягощен воспоминаниями о гневе и вине. Он посмотрел на Гейрлинга с лицом, с трудом завоеванным спокойствием, и его голос был таким же безмятежным.
   - Теперь я нечто гораздо более важное, чем "епископ-исполнитель", ваше преосвященство. Я священник. Возможно, впервые за всю мою жизнь я действительно священник. - Он покачал головой. - Честно говоря, это было бы слишком трудным поступком для любой высокой епископальной должности.
   Гейрлинг долго и задумчиво смотрел на него в ответ, затем перевел взгляд на Макинро. Ничто из этого не было тем ответом, которого он ожидал от Жирэлда Адимсина, но почему-то ему ни на мгновение не пришло в голову усомниться в искренности собеседника.
   Что, на самом деле, является самым большим сюрпризом из всех, - подумал он. - И к чему это приводит тебя, Клейрмант?
   Он тщательно обдумал это. Он был рукоположен архиепископом Корисанды, насколько это касалось Церкви Чариса. Что, конечно же, делало его совершенно проклятым еретиком-отступником, когда дело касалось Матери-Церкви. После того, что случилось с Эрейком Диннисом, как только что напомнил ему Адимсин, у него не было сомнений в том, что произойдет, если он, Адимсин или Макинро когда-нибудь попадут в руки инквизиции. Это была мысль, подходящая для того, чтобы разбудить человека в холодном поту от ночных кошмаров, и так было не раз. На самом деле, это часто будило его, заставляя задуматься о том, что в мире - что, во имя всего святого, - он думал, что делает, когда принимал свою нынешнюю должность.
   А теперь это.
   Как архиепископ, он был духовным настоятелем Адимсина. Конечно, Адимсин не был приписан к его архиепископству, поэтому он должным образом подчинялся приказам Гейрлинга только тогда, когда эти приказы никоим образом не противоречили инструкциям, которые он уже получил от Мейкела Стейнейра. Тем не менее, в этом княжестве, в этом архиепископстве и на этом посту Адимсин не мог ни отдавать приказы Гейрлингу, ни судить его. Все, что он мог сделать, это доложить Стейнейру, который находился за тысячи миль отсюда, в Чисхолме, предполагая, что он выполнил запланированный график поездок, или в пути между Эрейстором и Черейтом, или даже дальше, в Эмерэлде, если его расписание сорвалось. И все же Адимсин был личным представителем Стейнейра. Он был здесь специально для того, чтобы проложить путь, подготовить почву для первого пастырского визита Стейнейра в Корисанду. Несмотря ни на что, Гейрлинг ожидал гораздо более откровенного политического представителя, особенно учитывая иерархическую родословную Адимсина. Но то, что он получил... то, что он обнаружил, вызвало в его собственном сознании почти столько же вопросов - вопросов о нем самом, - сколько они ответили о Жирэлде Адимсине.
   - Милорд, - сказал он наконец, - я польщен честностью, с которой вы описали свои собственные чувства и убеждения. И буду честен и скажу, что мне никогда не приходило в голову, что вы могли бы... выдержать такую степень подлинного духовного возрождения. - Он поднял одну руку, мягко помахав ею над своим столом. - Я не имею в виду, что вы приняли свой нынешний пост исключительно из-за каких-то циничных амбиций, пытаясь заключить наилучшую сделку, какую вы могли, в ситуации, которая полностью провалилась для вас в Чарисе. Но должен признаться, что оказал вам серьезную медвежью услугу, предположив, что именно это и произошло. Теперь, после того, что вы только что сказали, я нахожусь в затруднительном положении.
   - Затруднении, ваше преосвященство? - Адимсин приподнял бровь, и Гейрлинг фыркнул.
   - Честность заслуживает честности, милорд, особенно между людьми, которые оба утверждают, что являются слугами Божьими, - сказал он.
   - Ваше высокопреосвященство, я очень сомневаюсь, что вы могли бы - честно - сказать мне что-нибудь, что стало бы огромным сюрпризом, - сухо сказал Адимсин. - Например, я был бы удивлен - чрезвычайно удивлен - узнав, что вы приняли свое нынешнее архиепископство исключительно из чувства глубокой преданности и приверженности Чарисийской империи.
   - Что ж, - голос Гейрлинга был еще более сухим, чем у Адимсина, - полагаю, что могу легко успокоить вас в этом вопросе. Однако, - он слегка наклонился вперед, и выражение его лица стало гораздо более серьезным, даже мрачным, - должен признать, что, несмотря на все мои усилия, я почувствовал не одну мысленную оговорку, когда принимал обеты моей новой должности.
   Адимсин склонил голову набок, и Гейрлинг быстро взглянул на Макинро. Это было не то, в чем он признавался епископу Мэнчира, но все же он увидел только спокойный интерес в глазах другого человека, прежде чем снова посмотрел на Адимсина.
   - Во-первых, я бы никогда и ни при каких обстоятельствах не согласился на этот пост, если бы не согласился с тем, что Мать-Церковь - или, по крайней мере, викариат - безнадежно коррумпирована. И когда я говорю "безнадежно", это именно то слово, которое я хотел использовать. Если бы я хоть на мгновение поверил, что кто-то вроде Замсина Тринейра может потребовать реформы, или что кто-то вроде Жэспара Клинтана разрешил бы это, если бы тот это сделал, я бы отказался от архиепископства прямо и немедленно. Но сказать, что я верю, что Мать-Церковь была смертельно ранена своими собственными викариями, - это не то же самое, что сказать, что я верю, что Церковь Чариса автоматически должна быть правильной. Это также не означает, что я каким-то волшебным образом свободен от любых подозрений в том, что Церковь Чариса была кооптирована империей Чарис. Мать-Церковь, возможно, впала во зло, но она никогда не предназначалась для того, чтобы быть служанкой светских политических амбиций, и я не буду добровольно служить никакой "Церкви", которая является не более чем политическим инструментом. - Он поморщился. - Духовная гниль в Зионе сама по себе является результатом извращения религии в погоне за властью, и я не готов просто заменить извращение во имя власти прелатов извращением во имя власти князей.
   - Понятно. - Адимсин кивнул. - И все же проблема, конечно, в том, что Церковь Чариса может выжить только до тех пор, пока империя Чарис способна защитить ее. Эти два понятия неразрывно связаны друг с другом, по крайней мере, в этом отношении, и неизбежно наступят времена, когда религиозная политика будет формироваться и отражать светскую политику. И наоборот, уверяю вас.
   - Ни на секунду в этом не сомневаюсь. - Гейрлинг поднял руку и осторожно сжал свою переносицу большим и указательным пальцами. - Ситуация настолько невероятно сложная, с таким количеством вариантов, с таким количеством опасностей, что вряд ли могло быть по-другому. - Он опустил руку и посмотрел прямо на Адимсина. - Тем не менее, если Церковь будет рассматриваться как создание империи, она никогда не получит всеобщего признания в Корисанде. Нет, если только что-то не изменится более кардинально, чем я могу себе сейчас представить. В этом отношении было бы гораздо лучше, если бы она была переименована в "реформаторскую церковь", возможно, вместо Церкви Чариса.
   - Об этом думали, - сказал ему Адимсин, - и отклонили, потому что в конечном счете храмовая четверка неизбежно собиралась назвать это "Церковью Чариса", как бы мы ее ни называли. В таком случае, казалось, что лучше пойти дальше и самим принять титул - я говорю здесь, конечно, используя церковное "мы", - объяснил он с очаровательной улыбкой, - поскольку я сам не участвовал в этом конкретном решении. И еще одной частью этого, очевидно, была та взаимная зависимость друг от друга в плане выживания, о которой я уже упоминал. В конце концов, думаю, решение состояло в том, что честность и прямота были важнее политических или пропагандистских нюансов названия.
   - Возможно, и так, но это волшебным образом не устраняет неудачные ассоциации в умах очень многих корисандцев. Или, если уж на то пошло, в моем собственном сознании, а я сам не родился здесь, в Корисанде. - Гейрлинг покачал головой. - Я не утверждаю, что сам понимаю все свои собственные мотивы, милорд. Думаю, что любой человек, который притворяется, что он это делает, виновен, по меньшей мере, в самообмане. Однако моими основными причинами для принятия этого поста были четыре.
   - Во-первых, я считаю, как я уже говорил, что Мать-Церковь зашла слишком далеко по пути коррупции при ее нынешней иерархии, чтобы реформироваться изнутри. Если реформа вообще возможна для нее на этом позднем этапе, это произойдет только потому, что внешняя угроза вынудит викариат сделать это, и, как я вижу, Церковь Чариса представляет эту внешнюю угрозу, это внешнее требование перемен.
   - Во-вторых, потому что я хочу, прежде всего, предотвратить или, по крайней мере, смягчить религиозные преследования и контрреволюцию, которых я боюсь, когда смотрю на конфликт, подобный этому. Страсти людей редко бывают так сильны, как тогда, когда они сталкиваются с проблемами души, милорд. Будь вы лично таким мирным священником - будь архиепископ Мейкел таким нежным - достаточно скоро сыграют свою роль насилие, месть и ответное возмездие. Это не обвинение в ваш адрес и даже не обвинение в адрес Церкви Чариса. Это начали не вы, в храмовая четверка, когда она отправила пять других королевств и княжеств к горлу королевства Чарис. Но, в своем роде, это только доказывает мою точку зрения, и то, что произошло в Фирейде, только подчеркивает это. Я не хочу, чтобы этот цикл начался здесь, в Корисанде, и когда мне предложили этот пост, я увидел в нем лучшую возможность сделать что-то, чтобы хотя бы умерить его в княжестве, которое стало моим домом.
   Он сделал паузу, пристально глядя на Адимсина, пока тот медленно не кивнул.
   - В-третьих, - продолжил Гейрлинг, - знаю, что есть гораздо больше членов священства Корисанды, которые разделяют мой взгляд на состояние души Матери-Церкви, чем когда-либо полагал кто-либо в Храме или в Зионе. Уверен, что мне вряд ли нужно говорить вам об этом после того, что вы видели в Чарисе, и в Эмерэлде, и в Чисхолме, но думаю, что это все равно заслуживает упоминания. Храмовая четверка и викариат в целом допустили серьезную, грубую ошибку, предположив, что если они могут подавить внутренние голоса критики - если они могут использовать власть инквизиции для подавления требований реформы - тогда эти голоса и эти требования не имеют силы. Не представляют никакой угрозы. К несчастью для них, они ошибаются, и в этом самом городе есть пасторы, которые доказывают мою точку зрения. Епископ Кейси уже знает о некоторых из них, но я надеюсь, милорд, что вы скоро воспользуетесь возможностью посетить мессу в церкви святой Кэтрин. Думаю, вы услышите голос, который узнаете в отце Тимане. Надеюсь, однако, что вы также поймете, что услышанное вами будет голосом корисандца, а не человека, который считает себя чарисийцем.
   Он снова сделал паузу, приподняв одну бровь, и Адимсин снова кивнул, более решительно.
   - Действенное различие, и я постараюсь помнить об этом, - признал епископ. - С другой стороны, я сам едва ли думал о себе как о "чарисийце", когда все это началось. Полагаю, что со временем ваш отец Тиман действительно может совершить нечто вроде такого же перехода на своих собственных условиях.
   - Он может, мой господин. - Тон Гейрлинга выражал нечто меньшее, чем уверенность в этом конкретном переходе, и он поморщился.
   - Буду честен, - продолжал архиепископ, - и признаю, что камнем преткновения для многих жителей Корисанды является убийство князя Гектора и его наследника. Каковы бы ни были его личные недостатки с точки зрения других княжеств, и я, вероятно, лучше осведомлен о них, чем подавляющее большинство жителей Корисанды, князь Гектор был уважаем и популярен здесь, в Корисанде. Многие из его подданных, особенно здесь, в столице, горько возмущены его убийством, и тот факт, что Церковь Чариса не осудила Кэйлеба за это, делает Церковь, в свою очередь, подозрительной в их глазах. И, если быть предельно откровенным, это тот момент, на котором играют со значительным успехом те, кто пытается организовать оппозицию как Церкви, так и империи.
   - Церковь, - сказал Адимсин, и впервые в его голосе прозвучали жесткие, холодные нотки, - не осудила императора Кэйлеба за убийство князя Гектора, потому что Церковь не верит, что он был ответственен за это. Очевидно, что осуждать правителей единственного светского защитника Церкви за акт хладнокровного убийства было бы политически очень сложно и опасно. Тем не менее, я даю вам свое личное заверение в том, что архиепископ Мейкел - и я - искренне и твердо верим, что император не имел никакого отношения к убийству князя Гектора. Хотя бы по какой-то другой причине, кроме как потому, что с его стороны было бы невероятно глупо сделать что-либо подобное! На самом деле...
   Он закрыл рот с почти слышимым щелчком и сделал сердитый жест отмашки, прежде чем решительно откинуться на спинку кресла. Несколько секунд в кабинете было очень тихо и беззвучно, пока, наконец, Гейрлинг не зашевелился за своим столом.
   - Если вы помните, милорд, - сказал он, и его тон был странно спокойным, почти мягким, учитывая то, что только что произошло между ним и Адимсином, - я сказал, что у меня есть четыре основные причины для принятия этой должности. Как я полностью осознаю, то, что вы собирались сказать, то, что вы удержали в себе, потому что поняли, насколько эгоистично это прозвучит, заключается в том, что вы верите, что именно Мать-Церковь убила князя Гектора.
   Адимсин, казалось, напрягся в своем кресле, но Гейрлинг спокойно встретил его взгляд, удерживая на месте.
   - Я не верю, что Мать-Церковь приказала убить князя Гектора, - очень, очень тихо сказал архиепископ Корисанды, не сводя глаз с Адимсина. - Но я также не верю, что это был император Кэйлеб. И это, милорд, четвертая причина, по которой я согласился на этот пост.
   - Потому что вы верите, что благодаря этому вы сможете помочь выяснить, кто это заказал? - спросил Адимсин.
   - О, нет, милорд. - Гейрлинг покачал головой с мрачным выражением лица и сделал признание, которое он никогда не собирался делать, когда эти двое мужчин вошли в его кабинет. - Я сказал, что не верю, что Мать-Церковь убила князя Гектора. Это, однако, потому, что я морально уверен в том, кто это сделал. - Глаза Адимсина расширились, и Гейрлинг невесело улыбнулся. - Я не верю, что это была Мать-Церковь... но верю, что это был великий инквизитор Матери-Церкви, - тихо сказал он.
   - Вы верите? - Несмотря на все свое потрясающее самообладание и весь свой многолетний опыт, Адимсин не смог полностью скрыть удивление в своем голосе, и тонкая улыбка Гейрлинга стала чуть шире, не став ни на градус теплее.
   - Как и вы, милорд, я не могу представить себе ничего глупее, что мог бы сделать Кэйлеб, а молодой человек, которого я встретил здесь, в Мэнчире, совсем не глуп. И когда я рассматриваю всех других возможных кандидатов, одно имя неизбежно приходит мне на ум. В отличие от подавляющего большинства людей здесь, в Корисанде, я действительно встречался с викарием Жэспаром. Могу я предположить, что вы сделали то же самое?
   Адимсин кивнул, и Гейрлинг пожал плечами.
   - В таком случае, уверен, вы поймете, когда я скажу, что если в Зионе есть один человек, который одновременно более подготовлен, чем Жэспар Клинтан, к примату целесообразности, более уверен, что его собственные предрассудки точно отражают волю Бога, и более уверен, что его интеллект намного превосходит интеллект любого другого смертного человека, я понятия не имею, кем он еще может быть. Убийство князя Гектора, его мгновенное превращение из еще одного проигрывающего войну князя в мученика Матери-Церкви показалось бы Клинтану маневром без каких-либо недостатков, и я так же уверен, как и сижу здесь, что он лично заказал убийство. Я не могу этого доказать. Пока нет. На самом деле, думаю, что, вероятно, никто никогда не сможет это доказать, и даже если бы когда-нибудь я смог, это не сделало бы внезапно магически приемлемой для корисандцев идею подчинения чарисийскому контролю. Но, зная то, что я знаю об этом человеке, веря в то, что он уже сделал, - и что это подразумевает в отношении того, что он готов сделать в будущем, - у меня не было выбора, кроме как противостоять ему. В этом отношении, по крайней мере, я такой же верный сын Церкви Чариса, как и любой другой человек на земле.
   Жирэлд Адимсин снова откинулся на спинку кресла, несколько мгновений молча смотрел на него, затем пожал плечами.
   - Ваше высокопреосвященство, это именно тот момент, с которого я начал свое собственное духовное путешествие, поэтому я едва ли в состоянии критиковать вас за то, что вы делаете то же самое. И что касается Церкви Чариса, думаю, вы обнаружите, что архиепископ Мейкел вполне готов принять эту отправную точку в ком угодно, даже если выяснится, что вы никогда не достигнете той же цели, что и я. Разница между ним и Жэспаром Клинтаном не имеет ничего общего с их уверенностью в том, что когда-нибудь они достигнут Божьих целей. Ни один из них никогда не поколеблется в этой вере, в этой решимости. Разница в том, что Клинтан готов сделать все возможное, чтобы достичь цели, которую он продиктовал Богу, в то время как архиепископ Мейкел доверяет Богу достичь любой желаемой цели. И, - глаза епископа потеплели, - если вы действительно сможете встретиться с архиепископом Мейкелом, провести в его присутствии пятидневку или две и не обнаружить, что любая Церковь, за строительство которой он отвечает, достойна вашей искренней поддержки, тогда вы будете первым встреченным мной человеком, который может это сделать!
  
   .III.
   Княжеский дворец, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Сэр Корин Гарвей вздохнул с облегчением, войдя в источающую тепло громаду дворца и убравшись с прямого пути свирепого солнца. Ноябрь в Мэнчире всегда был теплым, но этот ноябрь, казалось, был полон решимости установить новый стандарт.
   Что нам точно не нужно, вдобавок ко всему прочему, - подумал он, быстро шагая по коридору. - Лэнгхорн знает, что у нас достаточно других вещей, генерирующих "тепло" по всему проклятому княжеству!
   Действительно, "тепла" хватало, и Гарвей, к сожалению, был в гораздо лучшем положении, чтобы оценить этот незначительный факт, чем он мог бы пожелать.
   Стражники, стоявшие за дверью зала совета, вытянулись по стойке смирно при его приближении, и он кивнул в ответ, признавая военную вежливость. Он узнал их обоих. Они были частью его штабного подразделения до этой... неприятности на перевале Тэлбор, что было главной причиной, по которой их выбрали для их нынешней службы. Как раз в данный момент количество людей, которым он мог доверить оружие, было, мягко говоря, ограничено, - подумал он, проходя через садовую дверь.
   - Извините, я опоздал, - сказал он, когда его отец оторвался от разговора с графом Тартариэном. - Последний отчет Эйлика прибыл как раз в тот момент, когда я собирался покинуть свой офис.
   - Не беспокойся об этом, - сказал его отец немного кисло. - На самом деле ты не так уж много пропустил, так как сегодня нам не удалось сделать чертовски много.
   Гарвей хотел бы, чтобы кислинка в этом ответе стала неожиданностью, но сэру Райселу Гарвею, графу Энвил-Рок, было из-за чего расстраиваться. Как старший из двух назначенных соправителей князя Дейвина, он стал главой регентского совета князя, что, должно быть, было самой неблагодарной задачей во всем княжестве. Ну, возможно, кроме нового назначения сэра Корина Гарвея.
   Если во всем княжестве было шесть дворян, которые искренне верили, что Энвил-Рок не заключил какую-то личную сделку с Кэйлебом Армаком, Гарвей понятия не имел, кем они могут быть. Помимо Тартариэна (которого, вероятно, в наши дни ненавидели так же сильно, как и самого Энвил-Рока), Гарвей мог вспомнить ровно троих советников покойного князя Гектора, которые искренне верили, что Энвил-Рок и Тартариэн действовали не только для себя.
   К счастью, сэр Линдар Рейминд, который продолжал служить хранителем кошелька, был одним из этих троих. Двое других - Эдуэйр Гартин, граф Норт-Коуст, и Трумин Саутмин, граф Эйрит - оба также согласились работать в регентском совете (хотя и с заметным отсутствием энтузиазма со стороны Норт-Коуста), потому что они поняли, что кто-то должен это сделать. Архиепископ Клейрмант Гейрлинг, чье положение автоматически делало его также членом совета, похоже, согласился с Норт-Коустом и Эйритом в том, что касалось Энвил-Рока и Тартариэна, но он никогда не был одним из советников Гектора. Последние два члена совета, герцог Марго и граф Крэгги-Хилл - ни один из которых в данный момент не присутствовал - занимали должности в совете Гектора... и в полной мере разделяли общее подозрение остальной знати относительно мотивов Энвил-Рока и Тартариэна.
   Отсутствие их здесь сегодня тоже не сделает их счастливее, когда они узнают об этой встрече, - подумал Гарвей, направляясь к своему месту за круглым столом совета. - С другой стороны, я не могу придумать ничего, что сделало бы их счастливыми.
   Сэр Бейрмон Чалмейр, герцог Марго, был самым высокопоставленным дворянином регентского совета. Он также был дальним - очень дальним - кузеном князя Гектора, и, вероятно, его возмущение тем, что регентом Дейвина вместо него был простой граф, было не слишком удивительно. Валис Хиллкипер, граф Крэгги-Хилл, с другой стороны, был кракеном совершенно другой породы. Вполне возможно, что в сложившихся обстоятельствах Марго лелеял какие-то собственные амбиции. Гарвей не думал, что он это сделал, но вполне мог бы, и не без, по крайней мере, некоторого оправдания, учитывая нынешние, необычные обстоятельства. И все же, если у Гарвея и были какие-то сомнения по поводу него, то в отношении Крэгги-Хилла их не было вообще. Амбиции графа были скрыты гораздо хуже, чем он, очевидно, думал, несмотря на то, что, в отличие от Марго, он не обладал ни малейшими притязаниями на корону.
   Хорошей новостью было то, что эти двое были в меньшинстве против шести всякий раз, когда дело доходило до голосования. Плохая новость заключалась в том, что сама их неспособность влиять на решения совета только сблизила их. Хуже того, один из них - по крайней мере, один из них - передавал свою собственную версию обсуждений в совете посторонним ушам.
   Что, вероятно, объясняет, почему отец не приложил никаких особых усилий, чтобы привести их двоих сюда сегодня, - размышлял Гарвей.
   - На самом деле, Райсел, говорить, что мы сегодня ничего не добились, не совсем справедливо, - сказал Тартариэн довольно мягким тоном.
   - О, простите меня! - Энвил-Рок закатил глаза. - До сих пор нам удалось договориться о том, насколько большое пособие выделить Дейвину из его собственного дохода. Конечно, мы еще не придумали, как мы собираемся донести его до него, но уверен, что мы что-нибудь придумаем... в конце концов.
   - Понимаю, что ты, вероятно, устал от всего этого еще больше, чем я, - сказал Тартариэн. - И я тебя тоже не виню. Но правда в том, что нам, по крайней мере, удалось разобраться с корреспонденцией генерала Чермина.
   - Разобраться? - повторил Энвил-Рок. - Как именно мы "справились" с этим, Тарил? Если я правильно помню, это было скорее получение наших приказов по походным порядкам, чем "разборка" чего-либо.
   Очевидно, - подумал Гарвей, - его отец был в одном из своих неважных настроений. Неудивительно.
   - Я бы вряд ли назвал их "походными порядками", - спокойно ответил Тартариэн. - И ты бы тоже не стал, если бы не был так занят, расточая язвительность.
   Глаза Энвил-Рока широко раскрылись. Он начал что-то отвечать, затем явно заставил себя остановиться.
   - Хорошо, - неохотно согласился он. - Достаточно справедливо. Постараюсь не срывать свое плохое настроение.
   - Небольшой выпуск пара совсем не помешает нам, Райсел, - сказал ему Рейминд с легкой улыбкой. - Это не значит, что остальные из нас не чувствуют себя точно так же время от времени. И все же в словах Тарила есть смысл. Из того, что я прочитал, генерал вице-король - Гарвею было ясно, что Рейминд намеренно использовал официальный титул Чермина, - все еще делает все возможное, чтобы не давить на нас сильнее, чем нужно.
   Энвил-Рок выглядел так, как будто ему хотелось бы оспорить этот анализ. Вместо этого он кивнул.
   - Должен признать, что он, по крайней мере, старается быть вежливым, - сказал он. - И, по правде говоря, я ценю это. Но прискорбный факт, Линдар, заключается в том, что он не говорит нам ничего такого, чего мы не знаем. И еще более прискорбным фактом является то, что на данный момент я не вижу ни черта, что мы можем с этим поделать!
   Он оглядел сидящих за столом, как бы приглашая своих коллег высказать свои предложения. Однако, похоже, ничего подобного не последовало, и он кисло фыркнул.
   - Могу я предположить, что генерал вице-король выразил свою озабоченность по поводу последних инцидентов? - спросил Гарвей через мгновение, и его отец кивнул.
   - Это именно то, что он делал. И я его совсем не виню. На самом деле, на его месте я бы, вероятно, к этому моменту сделал больше, чем просто выразил озабоченность.
   Гарвей серьезно кивнул. Учитывая раскаленную добела волну ярости, охватившую Корисанду после убийства князя Гектора, неудивительно, что княжество кипело от негодования и ненависти. Не было также ничего особенно удивительного в том, что негодование и ненависть, о которых идет речь, вылились в публичные "демонстрации", которые имели ярко выраженную тенденцию перерастать в беспорядки. Беспорядки, которые, казалось, неизменно перемежались грабежами и поджогами, если городская стража или (чаще, чем хотелось Гарвею) морские пехотинцы Чермина не могли подавить их почти сразу.
   По странному стечению обстоятельств, люди, чаще всего страдающие от этих поджогов, как правило, были торговцами и владельцами магазинов, многих из которых обвинили в спекуляции и завышении цен, как только действительно начала кусаться чарисийская блокада Корисанды. Гарвей был уверен, что под прикрытием этих беспорядков было сведено немало давних личных счетов (которые, черт возьми, были связаны с лояльностью к Дому Дейкин) - и, если уж на то пошло, что часть этих поджогов была предназначена для уничтожения записей о том, кто кому что должен - хотя он был не в состоянии доказать что-либо подобное. Пока, по крайней мере. Но даже если некоторые мотивы были несколько менее бескорыстными, чем возмущенный патриотизм и ярость по поводу убийства Гектора, нельзя было отрицать неподдельный гнев по поводу "иностранной оккупации" Чарисом Корисанды, который кипел в глубине этого.
   И, неизбежные или нет, понятные или нет, волнения, вызванные гневом, имели столь же неизбежные последствия сами по себе. Условия, которые ввел император Кэйлеб, были гораздо менее суровыми, чем могли бы быть, особенно в свете обострения давней вражды между Чарисом и Корисандой. Тем не менее, Гарвей был уверен, что они были более карательными, чем Кэйлеб действительно предпочел бы. К сожалению, император мог читать надпись на стене так же ясно, как и любой другой.
   - Согласен, отец, - сказал он вслух. - Полагаю, что в сложившихся обстоятельствах хорошо, что генерал вице-король признает неизбежность такого рода вещей. По крайней мере, он вряд ли будет реагировать слишком остро.
   - По крайней мере, пока, - сказал Норт-Коуст.
   Граф был коренастым мужчиной, живот которого становился немного толще по мере того, как он приближался к среднему возрасту. В его редеющих волосах все еще сохранилось несколько угольков огненно-рыжего цвета его юности, а серые глаза были встревожены.
   - Не думаю, что он, скорее всего, будет слишком остро реагировать, что бы ни случилось, милорд, - откровенно сказал Гарвей. - К сожалению, если мы не сможем справиться с этими беспорядками, думаю, что он будет вынужден самостоятельно предпринять значительно более решительные шаги. Честно говоря, не вижу, чтобы у него был какой-то выбор.
   - Должен согласиться с тобой, Корин, - мрачно сказал граф Эйрит. - Но когда он это сделает, боюсь, что это только ухудшит ситуацию.
   - Несомненно, именно поэтому он пока проявляет сдержанность, - отметил Рейминд. Он слегка поерзал на стуле, повернувшись к Гарвею более прямо. - Что, в свою очередь, приводит нас к вам, сэр Корин.
   - Знаю, - вздохнул Гарвей.
   - Вы сказали, что у вас есть отчет от Эйлика? - спросил Энвил-Рок.
   - Да. На самом деле, этот отчет, вероятно, ближе всего к хорошим новостям, которые я получил за последнее время. Он говорит, что его конные констебли почти готовы.
   - Это хорошая новость, - сказал Энвил-Рок, хотя его чувства, очевидно, были, по крайней мере, несколько смешанными, за что Гарвей его ни капельки не винил.
   Сэр Эйлик Артир, граф Уиндшер, слыл чем-то вроде не самого острого предмета. С вполне заслуженной репутацией, если Гарвей собирался быть откровенным. Его не раз обвиняли в том, что он думает своими шпорами, и ни один словарь никогда не собирался использовать "Уиндшера", чтобы проиллюстрировать слова "спокойный аргументированный ответ".
   С другой стороны, он понимал, что был не самым блестящим человеком, который когда-либо рождался, и Гарвей знал лучше большинства, что импульсивный граф действительно научился останавливаться и думать - о, по крайней мере, тридцать или сорок секунд - прежде чем броситься в бой. Во многих отношениях он был далек от идеального командира для конных патрулей, которые собирались взять на себя ответственность за поддержание порядка в сельской местности, но у него были две блестящие черты, которые перевешивали любые возражения.
   Во-первых, что бы ни думал кто-либо другой, выжившие в армии Гарвея доверяли Уиндшеру так же безоговорочно, как и самому Гарвею. Они знали, независимо от того, была ли остальная часть княжества готова поверить в это или нет, что в сложившихся обстоятельствах никто не смог бы выполнить работу лучше, чем Гарвей, Уиндшер и сэр Чарлз Дойл. Что сочетание винтовок чарисийских морских пехотинцев, дальнобойности чарисийской артиллерии и смертоносной амфибийной мобильности чарисийского флота было слишком сильным для любого простого смертного генерала, чтобы преодолеть его. И они знали, что другой командир, другие генералы, вполне могли бы привести к гибели гораздо больше из них, доказывая это. Как следствие, они были готовы продолжать доверять своим старым командирам, и это доверие - эта преданность - была дороже рубинов.
   И, во-вторых, столь же важным, как и доверие войск к Уиндшеру, было то, что Гарвей полностью доверял графу. Возможно, не без некоторых оговорок относительно суждения Уиндшера, - признал он, - хотя у него было гораздо больше уверенности в этом суждении, чем у некоторых членов регентского совета. Но какие бы сомнения он ни питал по поводу... проницательности графа, он полностью и безоговорочно верил в преданность, честность и мужество Эйлика Артира.
   Так что, вполне возможно, у него не самый острый ум в княжестве, чтобы дополнить перечисленные черты. В эти дни я буду опираться на три его качества из четырех и поблагодарю Лэнгхорна, что они у меня есть!
   - А как насчет остальной армии, Корин? - спросил Тартариэн.
   - Могло быть лучше, могло быть и хуже. - Гарвей пожал плечами. - Генерал Чермин вернул достаточно мушкетов нашим общим разрешенным силам, и мы переделали их все, чтобы вооружиться новыми штыками. На данный момент у нас все еще нет никакой артиллерии, и, честно говоря, я не могу винить его за это. И все мушкеты по-прежнему гладкоствольные. С другой стороны, они чертовски лучше, чем у кого-либо другого. Это сторона "могло быть и хуже" - ни один из нарушителей спокойствия, с которыми мы, вероятно, столкнемся, не будет обладать такой огневой мощью, как у нас. К сожалению, у меня и близко нет такого количества людей, сколько я хотел бы иметь. Столько, сколько, я чертовски уверен, нам понадобится до того, как все это закончится, судя по тому, как все идет на самом деле. И все те, что у меня есть, изначально были обучены как солдаты, а не как городские стражники. Пока мы на самом деле не увидим их в действии, я не так уверен, как хотелось бы, в том, что они будут реагировать не как боевые войска, а не как стражники, что может привести к... беспорядку. Это сторона "могла бы быть лучше".
   - Сколько их у тебя? У нас? - спросил Норт-Коуст. Гарвей посмотрел на него, и он пожал плечами. - Знаю, что ты разослал нам всем памятку об этом. И я прочитал ее - действительно прочитал. Но, честно говоря, при этом я уделял больше внимания военно-морской стороне дел.
   Что ж, в этом есть смысл, - предположил Гарвей. - Графство Норт-Коуст располагалось на острове Уинд-Дотер, отделенном от главного острова Корисанды проливом Ист-Марго и проливом Уайт-Хорс. Уинд-Дотер был почти вдвое меньше острова Корисанда, но на нем проживало меньше четверти общего населения. Большая часть его все еще была покрыта переспелым лесом, и девяносто процентов населения жило почти у самой воды. Народ Уинд-Дотер склонен был считать жителей "большого острова" иностранцами, и (по крайней мере, пока) они казались гораздо менее возмущенными, чем жители Мэнчира, убийством князя Гектора. В сложившихся обстоятельствах Гарвея на самом деле не удивило, что Норт-Коуст больше беспокоился о том, как морские патрули Чариса могут повлиять на его рыбаков, чем о численности гарнизона, который может получить остров.
   - Наши общие силы - то есть полевые силы - составляют чуть меньше тридцати тысяч, - сказал он. - Знаю, что тридцать тысяч звучит как много людей, и, честно говоря, я более чем немного удивлен, что Кэйлеб вообще согласился позволить нам вернуть под ружье столько корисандцев. Но правда в том, что на самом деле это не такая уж большая цифра. Милорд, только не тогда, когда мы говорим о чем-то размером с целое княжество. Пока я могу держать их сосредоточенными, они могут справиться со всем, с чем им, вероятно, придется столкнуться. Однако, если мне придется начать делить их на меньшие силы - а я это сделаю так же точно, как и Шан-вей, - шансы начнут меняться. Честно говоря, я не вижу никакого способа, которым я смогу разместить отряды везде, где они нам действительно понадобятся. Нет, если я собираюсь держать их достаточно большими, с новыми мушкетами или без них, чтобы сделать любого из нас счастливым.
   Норт-Коуст невесело кивнул.
   - Настоящая проблема, - заметил Энвил-Рок, - заключается в том, что у нас будет достаточно боевой мощи, чтобы подавить любые возникающие пожары, но у нас не будет достаточного количества людей, чтобы обеспечить нам такой охват, который в первую очередь мог бы предотвратить вспышки искр. - Он выглядел несчастным. - И настоящая проблема с затаптыванием пожаров заключается в том, что все остальное в окрестностях также имеет тенденцию топтаться.
   - Совершенно верно, отец. Вот почему я был так рад увидеть отчет Эйлика. Я собираюсь начать перебрасывать его людей в другие крупные города, особенно здесь, на юго-востоке, как можно быстрее. Он не сможет сделать ни один из своих отрядов таким большим, как нам всем хотелось бы, но они будут более мобильными, чем любые из наших пехотинцев. Они смогут охватить гораздо больше территории, и, честно говоря, я думаю, что кавалерия будет более... обнадеживающей для местных городских стражников.
   - Обнадеживающей? - Его отец слегка улыбнулся. - Разве ты не имеешь в виду более устрашающую?
   - В какой-то степени, полагаю, что да, - признался Гарвей. - С другой стороны, немного напугать людей, которые, скорее всего, доставят этим стражникам проблемы, - это хорошо. И я не собираюсь жаловаться, если констебли в качестве еще одной хорошей вещи предложат местным офицерам стражи помнить, что они должны поддерживать общественный порядок, а не руководить патриотическими восстаниями.
   - Я тоже не буду, - сказал Энвил-Рок. - Даже несмотря на ту мою часть, которая предпочла бы делать именно это - возглавлять патриотическое восстание, я имею в виду, - вместо того, что я делаю.
   Никто не отреагировал на это конкретное замечание, и через мгновение граф пожал плечами.
   - Хорошо, - сказал он. - Линдар, теперь, когда у Корина есть свои войска, готовые к развертыванию, полагаю, пришло время нам выяснить, как мы собираемся им платить, не так ли? - Его улыбка была ледяной. - Уверен, что это тоже будет очень весело.
  
   .IV.
   КЕВ "Ракураи", 46, залив Горэт, королевство Долар, и
   КЕВ "Девэстейшн", 54, Кингз-Харбор, остров Хелен, королевство Старый Чарис
  
   Свежий послеполуденный ветер резко проносился по темно-синим водам, взъерошивая поверхность двухфутовыми волнами. Тут и там почти игриво вздымались гребни белой пены, и острый ветер гудел в снастях. Залив Горэт был хорошо защищенной якорной стоянкой, и здесь круглый год никогда не было льда. Но сегодняшняя температура воздуха была едва выше нуля, и чтобы заставить человека вздрогнуть, требовалось совсем немного ветра, проносившегося c обширной безлесной равнины у залива.
   Доларские моряки, собравшиеся на палубе КЕВ "Ракураи", безусловно, испытывали свою долю дрожи, стоя в ожидании приказов.
   - Спустить верхушки мачт!
   Голос капитана Рейсандо раздался с юта переоборудованного торгового судна официальным подготовительным приказом, и старшины бросили на свои рабочие группы предупреждающие взгляды. Граф Тирск решил почтить "Ракураи" своим присутствием сегодня днем, и всем на борту было совершенно ясно, что сегодня будет очень плохой день, чтобы быть менее идеальным.
   - Вантовые брам-стенег наверх!
   По палубе застучали ноги, затем назначенные вантовые затопали вверх по оснастке. Они поднимались по ней, как ящерицы-мартышки, проходя вверх, в такелаж, но нежные тона старшин мягко поощряли их быть еще проворнее.
   - Наверх, к брам-стеньгам!
   Свежая команда поступила до того, как они закончили собираться на верхних площадках, и заставила их взмыть еще выше, поднявшись почти до уровня верхушки мачты.
   - Взяться за канаты брам-стенег и мачт!
   Еще больше моряков заняли свои места на уровне палубы, закрепляя канаты, проходящие через ведущие блоки на палубе, затем через блоки, прикрепленные к одной стороне каждой верхней части мачт, и вниз через бронзовые шкивы, установленные в квадратных пятках верхушек мачт. Затем каждый мачтовый канат снова поднимался по своей мачте к другой стороне верхушки мачты и крепежному рым-болту. В результате получился трос, протянутый через верхнюю часть мачты, предназначенный для ее поддержки, когда она опускается сверху, и контролируемый палубной командой, назначенной для каждой мачты. Другие руки ослабили крепления верхушек мачт и ванты, слегка отдав их, и прозвучала следующая команда.
   - Натянуть туго!
   Канаты мачт натянулись, и офицер, отвечающий за каждую мачту, критически осмотрел свою зону, затем поднял руку, сигнализируя о готовности.
   - Раскачать и вынуть фиксаторы!
   Моряки навалились еще сильнее на канаты мачт, и высоко над палубой верхушка каждой мачты слегка приподнялась, когда канат, проходящий через ее гнездо, стронул ее снизу. Ее пятка поднялась достаточно далеко из квадратного гнезда (едва достаточно большого, чтобы пятка могла двигаться в нем) в бимсах верхушки мачты, чтобы ожидающая рука извлекла опорный фиксатор - конический штифт из твердой древесины, который обычно проходил через пятку и опирался на бимсы, чтобы принимать на себя массу верхушки и фиксировать ее на месте.
   - Опустить вместе!
   Верхушки мачт плавно, грациозно скользнули вниз почти в идеальном унисоне, когда люди на мачтовых канатах повиновались команде. Задние лини и пяточные канаты одновременно направляли и удерживали мачты, хотя якорная стоянка была достаточно защищена от ветра, даже при резком бризе, так что не было реальной опасности того, что рангоут собьется с пути,.
   Цель упражнения состояла не в том, чтобы убрать мачты на палубу и уложить их, и их продвижение вниз закончилось, когда их пятки оказались чуть выше гнезд на соответствующих нижних частях мачт. В то же время, когда опускались мачты, вантовые следили за верхним такелажем. Они осторожно ослабили стойки и подпорки, когда мачты опустились, затем закрепили их на верхушках мачт. Если бы брам-стеньги оставались бездействующими в течение какого-либо периода времени, стержень кабестана был бы продет через закрепленные стойки и закреплен на месте, чтобы помочь держать ситуацию под контролем. Однако сегодня днем никто не озаботился этим особым уточнением. Особого смысла в этом не было, так как все участники знали, что им предстоит насладиться мольбой о том, чтобы завершить упражнение еще как минимум три раза, прежде чем закончится день.
   - Спуститься сверху!
   Приказ заставил матросов спуститься обратно, после того как через каждое отверстие для фиксатора была пропущена тяжелая привязь и закреплена вокруг верхушки мачты, чтобы удержать ее на месте. Корабль выглядел усеченным по его брам-стеньги и сдвоенными таким образом верхушками мачт, но сами верхушки мачт были надежно закреплены таким образом, что высота такелажа уменьшилась почти на треть. Результатом было уменьшение сопротивления ветру на высоте и снижение центра масс ее оснастки, что вполне могло бы послужить разницей между выживанием и крушением в лапах зимнего шторма.
   Последний линь был пройден, последняя привязь закреплена, и все матросы в ожидании наблюдали, как капитан и адмирал осматривают дело их рук. Это был момент напряженной тишины, своего рода притихшей настороженности, приправленной звуками ветра и волн, свистом виверн и криками чаек. Затем граф Тирск посмотрел на Рейсандо и серьезно кивнул.
   Никто не был настолько глуп, чтобы радоваться свидетельству удовлетворения адмирала. Даже самые зажатые люди корабельной команды пробыли на борту достаточно долго, чтобы научиться чему-то большему. Но тут и там были широкие ухмылки, рожденные сочетанием облегчения (никто из них не хотел думать о том, как отреагировал бы капитан, если бы они смутили его перед адмиралом) и гордости, осознания того, что они все сделали хорошо. Завершение подобного упражнения в гавани было детской забавой по сравнению с выполнением ее в море, в темноте, на качающемся, взбрыкивающем корабле. Большинство из них знали это - некоторые, относительно небольшое число опытных моряков, рассеянных среди них, по крайне неприятному личному опыту, - но они также знали, что в конечном итоге им придется это сделать. Никто из них не был более очарован идеей потеть ради пота, чем любой другой человек, но большинство из них предпочли овладеть необходимыми навыками здесь, а не пытаться овладеть ими в последнюю минуту перед лицом потенциально чрезвычайной ситуации, связанной с жизнью или смертью на море.
   Это было необычное отношение во многих отношениях, особенно для экипажей, в которых был такой большой процент неопытных сухопутных вояк. Моряки, которых схватили вербовщики, как правило, возмущались тем, что их утаскивают из их уютных домов на берегу - и от жен и детей, которые зависели от их поддержки. Учитывая риск сражений, не говоря уже о превратностях болезни или несчастного случая, шансы были немногим выше, чем даже то, что они когда-нибудь снова увидят этих жен и детей. Этого было достаточно, чтобы разбить сердце любому мужу или отцу, но при этом даже не учитывался тот факт, что их уход, как правило, в одночасье лишал их семьи средств к существованию. Не было никакой гарантии, что те, кого они любили, сумеют выжить в отсутствие своих мужчин, и даже если бы они это сделали, трудности и голод были почти гарантированы большинству из них. В сложившихся обстоятельствах едва ли было удивительно, что чаще всего насильно принужденных людей приходилось заставлять выполнять свои задачи, часто с расчетливой жестокостью, пока они не сливались в сплоченную корабельную команду. Иногда они вообще не достигали этого слияния, и даже многим из тех, кто в конечном итоге нашел бы свои места, просто не хватало опыта - по крайней мере, пока - чтобы понять, почему неустанная подготовка важна для них самих, а не просто для их требовательных, суровых офицеров и упрямых старшин. Это было не то отношение, которое обычно вызывало жизнерадостное стремление подниматься и спускаться по мачтам в ледяной полдень, когда они могли бы быть под палубами, подальше от пронизывающего ветра.
   Однако отношение команды "Ракураи" сильно отличалось от этого. На самом деле, оно отличалось от того, что раньше можно было увидеть на борту почти любого доларского военного корабля с таким количеством людей. Отчасти это объяснялось тем, что на этот раз было относительно мало жестокости, и та, что была применена, была тщательно рассчитана, соответствовала обстоятельствам, которые этого требовали, и применялась с безжалостной справедливостью. Все еще было, по крайней мере, несколько инцидентов, когда в этом не было необходимости, когда помощник боцмана "старой школы" прибегал к использованию кулаков или чрезмерному увлечению своим "стартером" (веревка с узлом, используемая для подстегивания "отстающих"), но их было удивительно мало по сравнению с тем, что произошло бы в большинстве прежних флотов Долара.
   Отчасти это было связано с тем, что так много помощников боцманов "старой школы" военно-морского флота (и капитанов, если уж на то пошло) погибли в катастрофической кампании, которая закончилась в Рок-Пойнте и Крэг-Хуке. Главным образом, однако, это было потому, что новый командующий флотом объяснил свою позицию по этому конкретному вопросу, среди прочего, с кристальной ясностью. И потому, что оказалось, что он также имел это в виду на самом деле. На этот момент одиннадцать капитанов, которые допустили ошибку, предположив, что он несерьезно относится к своим приказам, касающимся ненужных наказаний или жестокости, были уволены с позором. Учитывая тот факт, что двое из этих капитанов были даже более благородного происхождения, чем граф, и что один из них пользовался покровительством самого герцога Торэста, ни один из его оставшихся капитанов не был склонен сомневаться, что он имел в виду то, что сказал в первый раз.
   Однако была и другая причина - та, которая проистекала из признания снизу даже больше, чем из сдержанности сверху, и та, которая снискала графу Тирску степень преданности, почти неслыханную среди впечатленных моряков. Никто точно не знал, как об этом стало известно, но на флоте было общеизвестно, как граф лично утверждал, что, поскольку флот укомплектовывался для службы Матери-Церкви, Мать-Церковь должна взять на себя ответственность за благополучие семей пострадавших мужчин. Жалованье простого матроса в королевском доларском флоте было невелико, но Мать-Церковь позаботилась бы о том, чтобы деньги выплачивались непосредственно семье мужчины во время его отсутствия, если бы такова была его просьба. Более того, и это было совершенно беспрецедентно, Церковь пообещала выплатить пенсию вдове любого моряка, погибшего на действительной службе, а также обеспечить содержание его несовершеннолетних детей.
   Все это помогло объяснить, почему было удивительно мало стонов смирения, когда капитан и адмирал вернулись на кормовую палубу "Ракураи", и капитан снова потянулся к своей говорящей трубе.
   - На брам-стеньги!
   ***
   - У них это получается лучше, чем мне бы хотелось, - тихо заметил сэр Доминик Стейнейр, барон Рок-Пойнт.
   Одноногий адмирал удобно откинулся на спинку мягкого кресла, деревянный колышек, заменявший нижнюю часть его правой ноги, покоился на низкой скамеечке перед ним. Ярко горели лампы с маслом кракена, свисая с палубы, и спящая громада его нового флагмана затихла рядом, стоя на якоре, пока он наблюдал, как перед его глазами воспроизводятся записанные изображения. Опущенные верхушки мачт возвращались на место так же плавно, как и опускались, как будто управлялись одной рукой, и он покачал головой.
   - Согласен, - ответил в правом ухе голос Мерлина Этроуза, говорившего из своей дворцовой спальни в Черейте, почти за семь тысяч миль отсюда. В Кингз-Харбор было чуть за полночь, но из окна Мерлина виднелись первые, очень слабые признаки ледяного зимнего рассвета. - Конечно, все это по-прежнему тренировка, при почти идеальных обстоятельствах. И они все еще не так хороши в этом, как наши люди.
   - Может быть, и нет, - признал Рок-Пойнт. - С другой стороны, никто так хорошо в этом не разбирается, как наши люди, и я бы предпочел, чтобы так оно и оставалось. - Он снова покачал головой. - Мастерство укрепляет уверенность, Мерлин, и последнее, что нам нужно, - это чтобы эти люди начали чувствовать себя уверенно, встречаясь с нами в море. - Он на мгновение замолчал, склонив голову набок, словно в раздумье, затем фыркнул. - Позволь мне исправиться. Предпоследнее, что нам нужно, - это чтобы они начали чувствовать уверенность в своей компетентности. Последнее, что нам нужно, - это чтобы они действительно развили эту компетенцию. И это, к сожалению, именно то, что, похоже, делает Тирск.
   - Согласен, - повторил Мерлин, на этот раз в чем-то гораздо более похожем на вздох. - Я обнаружил, что, несмотря на себя, скорее восхищаюсь Тирском, - продолжил он. - Тем не менее, я также обнаружил, что не могу не пожелать, чтобы он получил пулю в Крэг-Хук. Если уж на то пошло, я не могу не пожелать, чтобы король Ранилд пошел дальше и казнил его как козла отпущения за риф Армагеддон. Это было бы крайне несправедливо, но этот человек слишком хорош в своей работе для моего душевного спокойствия.
   - Полагаю, неизбежно, что они смогли найти по крайней мере одного компетентного моряка, если искали достаточно долго и усердно, - кисло согласился Рок-Пойнт.
   - Я также думаю, что ему помогает все то время, которое он провел на отдыхе, - заметил Мерлин. Рок-Пойнт вопросительно поднял бровь, и Мерлин поморщился. - У этого человека мозги, вероятно, не хуже, чем у Алфрида, - отметил он, - и у него больше реального морского опыта, чем у кого-либо еще, к кому может обратиться Церковь. Думаю, полностью очевидно, что он потратил время, которое они оставили его гнить на берегу, используя этот мозг и этот опыт, чтобы проанализировать все ошибки, которые совершали Мейгвейр и идиоты вроде Торэста. Они поступили глупо, припарковав его там, и я рад, что они это сделали, но недостатком является то, что они дали ему достаточно времени для размышлений. Теперь он воплощает плоды всех этих размышлений в жизнь.
   Рок-Пойнт издал раздраженный звук подтверждения - что-то среднее между ворчанием и рычанием. Как Мерлин и Кэйлеб, барон пришел к выводу, что в настоящее время Тирск почти наверняка был самым опасным противником Чариса. Как только что заметил Мерлин, у этого человека были мозги, и опасно компетентные. Хуже того, он ни капельки не боялся того, что Мерлин называл "нестандартным мышлением". Например, его настойчивость в том, чтобы Церковь обеспечивала семьи погибших моряков, была неслыханной. Вся эта идея вызвала ожесточенное сопротивление, и не только со стороны Церкви. Довольно много старших офицеров доларского флота предприняли яростную попытку отвергнуть это предложение. Отчасти это сопротивление было чисто рефлекторным в защиту "того, как все было всегда". Отчасти это было вызвано опасением, что такая практика станет обычной - что военно-морской флот, как ожидается, возьмет на себя те же финансовые обязанности в будущем. Но в большей степени это было вызвано простым негодованием по поводу авторитета Тирска и поддержки, которую оказали ему герцог Ферн и генерал-капитан Мейгвейр. И от готовности Тирска использовать эту поддержку, чтобы пробиться сквозь их угрюмое сопротивление. Реформаторов редко любили, и уровень вызываемых ими негодования и ненависти обычно был прямо пропорционален тому, насколько отчаянно требовались реформы.
   В этом есть урок, - размышлял Мерлин. - Или, во всяком случае, чертовски острая ирония, учитывая, насколько непопулярными "реформаторами" в Храме только что оказались такие люди, как Кэйлеб Армак и Мейкел Стейнейр!
   - Вы понимаете, - сказал барон через секунду или две, - если ему действительно удастся реорганизовать их флот для них, Торэст и другие бросят его кракенам, как только решат, что могут обойтись без него.
   - Конечно, бросят, - согласился Мерлин немного грустно. - Думаю, он тоже это знает. Что только делает его еще более опасным, с нашей точки зрения.
   - Так что нам просто придется самим что-то с ним сделать, - сказал Рок-Пойнт более оживленно. - Гвилим почти готов к отплытию.
   - Я знаю, - нахмурился Мерлин. - По многим причинам, однако, я бы хотел, чтобы ты пошел вместо него.
   - Гвилим такой же способный, как и я, - отметил Рок-Пойнт. В его тоне, возможно, чувствовалась некоторая жесткость, и Мерлин быстро покачал головой.
   - Дело не в способностях, Доминик, - сказал он. - Поверьте мне, никто не испытывает большего уважения к Гвилиму, чем я! Просто я бы предпочел, чтобы парень, отвечающий за огонь в бороде короля Ранилда, имел доступ к снаркам. Особенно учитывая, насколько компетентным, как мы только что договорились, оказывается Тирск.
   Рок-Пойнт кивнул в знак согласия, хотя признание, о котором шла речь, было явно немного неохотным. И все же он действительно не мог спорить по этому поводу. Адмирал сэр Гвилим Мэнтир был флаг-капитаном Кэйлеба в битвах при Рок-Пойнте, Крэг-Хуке и проливе Даркос. Он был опытным моряком, обладал исключительным вниманием к деталям и железными нервами. Однако он не был одним из "внутреннего круга", которому был доступна правда о Мерлине, что означало, что он не собирался изучать какие-либо "спутниковые снимки". Как и, если уж на то пошло, никто из его экипажей.
   К сожалению, сам Рок-Пойнт был единственным из старших военно-морских офицеров Кэйлеба и Шарлиэн, кто входил во внутренний круг. Привлечение в него некоторых других было первоочередной задачей, но, опять же, это не то, с чем можно было бы поспешить. Сам Рок-Пойнт решительно выступал за включение в список верховного адмирала Брайана Лок-Айленда, и он, и Мерлин были уверены, что Братья Сент-Жерно довольно скоро одобрят его принятие. Конечно, тогда возник вопрос о том, кто именно проинформирует Лок-Айленда. С уехавшими из Старого Чариса Кэйлебом, Шарлиэн и архиепископом Мейкелом было бы практически невозможно найти подходящего посланника - кого-то, кто мог бы заставить Лок-Айленда выслушать, если бы он не воспринял это хорошо, и кого-то, кому он доверял бы достаточно, чтобы поверить, когда он слушал. Барон Уэйв-Тандер может послужить в случае крайней необходимости, но все же.... - Я, вероятно, мог бы уговорить Брайана послать меня вместо Гвилима, - сказал барон через мгновение, но выражение его лица было несчастным, а тон неуверенным.
   - Нет. - Мерлин снова покачал головой. - Кэйлеб и Шарлиэн правы в этом. Ты тоже нужен нам прямо там, где ты есть. Или, скорее, там, где ты вот-вот окажешься. И давайте посмотрим правде в глаза, Долар вызывает беспокойство, но Таро находится прямо по соседству. И Уайт-Форд тоже не бездельничает.
   Настала очередь Рок-Пойнта поморщиться, но он не мог не согласиться.
   Имперский чарисийский флот был самым большим и мощным флотом, которым когда-либо могло похвастаться какое-либо отдельное государство Сэйфхолда. Он быстро увеличился до более чем девяноста галеонов и продолжал расширяться. К сожалению, ему не суждено было сравниться ни с одним другим королевством Сэйфхолда, ему предстояло столкнуться с объединенными флотами практически всех материковых королевств. Хуже того, Церковь Ожидания Господнего выделила ошеломляющие суммы на субсидирование этих флотов, хотя не все строительные программы различных королевств и империй были одинаково развиты. Земли Храма и более северные порты империи Харчонг значительно отставали от верфей Долара и Деснейрской империи, и в ближайшее время эта ситуация для Церкви не собиралась улучшаться. Но простая, уродливая правда заключалась в том, что даже с неограниченным потенциалом роста (которого у нее не было) Чарисийская империя, возможно, не смогла бы сравниться с совокупным строительным потенциалом материковых королевств. Не были безграничными и кадровые ресурсы в Чарисе. Девяносто галеонов, каждый с экипажем примерно в пятьсот человек, требовали сорока пяти тысяч человек. До сих пор военно-морскому флоту удавалось удовлетворять свои потребности в наборе моряков, не прибегая к собственной вербовке, в основном потому, что он всегда следовал политике, подобной той, которую Тирск навязал Долару и Церкви. Однако это должно было измениться, потому что было не так много добровольцев, которых можно было привлечь, независимо от того, каковы были стимулы, и ситуация с комплектованием только ухудшалась по мере того, как продолжала расти численность флота.
   И с этим придется считаться. Предполагая, что Церковь завершит свои текущие строительные программы, она будет командовать флотом из более чем трехсот девяноста галеонов - более чем в четыре раза больше нынешней численности чарисийцев. Сто пятьдесят из них должны были быть переоборудованными торговыми судами, как и четверть галеонов чарисийского флота. И это даже не считая двухсот с лишним галер, построенных Церковью до того, как она осознала, насколько бесполезными стали галеры. Возможно, они не очень хорошо подходят для решающих поединков борт к борту, но они более чем удвоили общее количество корпусов, которые Церковь могла бросить в своих противников, и если бы они могли свободно действовать, пока галеоны Церкви нейтрализовали галеоны Чариса... Хорошей новостью было то, что корабли, о которых шла речь, были разбросаны между пятью широко разделенными флотами. Ни одно королевство или империя не могли сравниться по численности с чарисийцами, хотя Харчонг приблизится к ним, как только будет завершено его отложенное на зиму строительство. Собрать эти широко разбросанные эскадры было бы по меньшей мере так же сложно, как сосредоточить силы, предусмотренные для первоначальных планов храмовой четверки по уничтожению Старого Чариса. И даже после того, как они будут сосредоточены, их экипажи будут, к сожалению, неопытны по сравнению с экипажами имперского флота.
   Граф Тирск, по крайней мере, явно признавал этот факт. Так же поступил и Гавин Мартин, барон Уайт-Форд, старший адмирал Горджи, короля Таро. К сожалению, с точки зрения Церкви, они были единственными двумя командующими флотом, все еще доступными для нее, которые когда-либо сталкивались с флотом Чариса в бою. Герцог Блэк-Уотер, командующий флотом Корисанды в проливе Даркос, погиб там, а Гарт Ралстан, граф Мандир, и сэр Льюк Колмин, граф Шарпфилд, которые командовали эмерэлдской и чисхолмской частями флота Блэк-Уотера, теперь находились в чарисийском подчинении. К еще большему сожалению (для Церкви), тот факт, что Тирск и Уайт-Форд потерпели сокрушительное поражение от тогдашнего наследного принца Кэйлеба, привел к тому, что их советы были отвергнуты почти всеми их коллегами-флагманами.
   В случае с Тирском ситуация явно менялась, но ни Харчонг, ни Деснейрская империя, ни земли Храма, казалось, не были слишком склонны извлекать выгоду из примера Долара. Таро так и сделало, но король Горджа продолжал томиться под облаком неодобрения. Казалось очевидным, что храмовая четверка продолжала обвинять Таро в катастрофической утечке разведданных, которая позволила королю Хааралду из Чариса и его сыну узнать стратегию Церкви и разработать контрстратегию, чтобы победить ее в деталях. Это было крайне несправедливо, хотя без знаний о снарках Мерлина это было достаточно понятно. Особенно учитывая усилия Чариса по стимулированию именно такой реакции.
   Как следствие, ни одна из галер Церкви не была заложена на верфях Таро. После запоздалого перехода храмовой четверки к основанному на галеонах флоту Таро было допущено к программе строительства, но даже тогда таротийский компонент оставался самым малым из всех. И Уайт-Форд, который, вполне возможно, был даже лучшим боевым командиром, чем Тирск, был почти полностью проигнорирован.
   В сложившихся обстоятельствах численное преимущество Церкви было значительно менее подавляющим, чем могло показаться. Однако в противовес этому империя Чарис была очень большой и очень уязвимой мишенью. Чарис и Чисхолм, в частности, находились на расстоянии шести тысяч миль друг от друга для полета виверны, а от Порт-Ройяла в Чисхолме до мыса Тарган в Корисанде было еще более двух тысяч миль. Корабль, развернутый для защиты Чариса, находился как минимум в месяце плавания от Чисхолма даже при самых благоприятных условиях ветра и погоды, и кораблю, дислоцированному в Чисхолме, потребовалось бы почти столько же времени, чтобы добраться до Мэнчира в Корисанде.
   Расстояния и время в пути, подобные этому, не позволяли верховному адмиралу Лок-Айленду сосредоточить свои собственные силы на центральной позиции. Фактически, он был вынужден разместить двадцать галеонов в Чисхолме под командованием адмирала Шарпфилда и при поддержке уцелевших галер чисхолмского флота. Еще десять галеонов и двадцать пять галер были размещены в водах Корисанды под командованием графа Мандира, а Лок-Айленд сохранил двадцать галеонов под своим командованием, прикрывая бухту Рок-Шоул и подходы к заливу Хауэлл и морю Чарис.
   Это оставляло едва сорок галеонов для других надобностей, и высвободить даже такое количество было возможно только потому, что военный флот Церкви был так широко разбросан... и все еще так далек от завершения. По мере того, как для службы Церкви становились доступными все больше галеонов, различные оборонительные флоты Чариса должны были усилиться, что еще больше уменьшило бы численность, доступную для выполнения других задач.
   Если только за это время не удастся что-то сделать, чтобы уменьшить число противостоящих им людей.
   Это должно было быть заданием Мэнтира и Рок-Пойнта. Мэнтир с восемнадцатью галеонами и шестью тысячами морских пехотинцев направлялся в море Харчонг. Более конкретно, он направлялся в бухту Хардшип, на практически необитаемый остров Кло. Были причины, по которым на острове Кло жило очень мало людей. Он был не очень большим - едва ли сто двенадцать миль в длину. Кроме того, он находился чуть более чем в двухстах милях к югу от экватора, и его бесплодные, в основном безлесные пространства скал и песка были примерно такими же гостеприимными, как печь такого же размера. С другой стороны, бухта Хардшип предлагала хорошую глубоководную якорную стоянку, а небольшой город Кло-Кип мог предложить его эскадре порт приписки... во всяком случае, в некотором роде. Что еще более важно, до Теллесберга было более чем двадцать одна тысяча миль по морю, то есть он находился "едва" в пяти тысячах морских миль от залива Горэт. Однако он также располагался поблизости от западного побережья Южного Харчонга, где строилась четверть галеонов империи Харчонг, и находился менее чем в полутора тысячах миль от устья залива Долар.
   Путешествие на остров Кло на самом деле было бы немного короче, если бы он плыл на восток, через Чисхолм, а не на запад, мимо рифа Армагеддон и вокруг южной оконечности континента Ховард, но у него были бы как благоприятные ветры, так и течения, идущие на запад, особенно в это время года. Вероятно, он будет проходить в среднем по меньшей мере на пятьдесят или шестьдесят миль больше в день по своему предполагаемому курсу... и все равно ему потребуется больше трех месяцев, чтобы завершить путешествие.
   Как только он доберется туда, его морских пехотинцев должно быть более чем достаточно, чтобы захватить Кло-Кип и разместить на острове гарнизон, тем более что единственным надежным источником воды на всей выжженной солнцем косе были артезианские колодцы, которые обслуживали сам Кло-Кип. Это обеспечило бы ему надежную базу, с которой он мог бы действовать как против Долара, так и против Харчонга. Он был бы далеко от дома, хотя и находился бы в пределах девяти тысяч миль от Чисхолма, но у него были бы хорошие возможности блокировать залив Долар и перехватить любые попытки объединить галеоны Тирска с харчонгским контингентом, строящимся дальше на юг вокруг залива Шипврек, в провинциях Кейрос, Кузнецов и Селкар. Даже если бы он ничего не делал, кроме как сидел там (и Мерлин был уверен, что офицер со способностями и личностью Мэнтира должен найти всевозможные способы сделать себя раздражающим вредителем), маловероятно, что Церковь - или король Ранилд, или император Уэйсу, если на то пошло - были бы готовы терпеть присутствие чарисийцев так близко к ним.
   Его галеоны будут значительно уступать численностью - почти вчетверо по сравнению с одним только Доларом, если предположить, что доларцы достроили и укомплектовали все свои собственные военные корабли, - но больший опыт его экипажей и капитанов компенсировал бы большую часть этого недостатка. И тот простой факт, что Чарис снова проявил инициативу, несмотря на численный перевес, будет иметь глубокие последствия для уверенности и морального духа его противников.
   И если случится худшее, он всегда сможет погрузить своих морских пехотинцев обратно на борт своих транспортов и отступить.
   По крайней мере, такова идея, - подумал Мерлин. - И как способ внести свои помехи в планы Церкви, это может многое порекомендовать. Но я все равно чувствовал бы себя лучше, если бы командовал Доминик. Или если бы мы могли хотя бы дать Гвилиму связь! Я ненавижу, когда такая большая часть военно-морского флота находится на конце такой длинной ветки, когда мы даже не можем поговорить с ее командиром.
   К сожалению, как он сам только что отметил, Рок-Пойнт им понадобится поближе к дому. Он и оставшиеся двадцать галеонов, которыми в настоящее время располагает Чарис, перенесут свою операционную базу в Хэнт-Таун в бухте Маргарет, через Трэнжирский проход напротив королевства Таро. Его новая база будет хорошо расположена, чтобы помочь Лок-Айленду противостоять любой угрозе Старому Чарису из Ист-Хэйвена или Деснейра. Что еще более важно, однако, он был бы в состоянии действовать непосредственно против Таро.
   И в этом Шарлиэн тоже была права, - размышлял Мерлин. - Сейчас важнее, чем когда-либо... убедить Горджу подумать о добровольном присоединении к империи. Или, в противном случае, представить ему несколько более веский аргумент. Нейтрализация Таро была бы полезна сама по себе. Получить Таро в качестве передовой базы прямо у побережья Ист-Хэйвена было бы еще более целесообразно. И заполучить в свои руки галеоны, которые Горджа строит для Церкви, тоже ни черта не повредит!
   - Я хотел бы иметь возможность делать многое из того, что мы не можем сделать прямо сейчас, - сказал он вслух. - Деснейр начинает меня беспокоить, во-первых, и я действительно хотел бы, чтобы мы могли добраться до Харчонга и верфей земель Храма! Но мы не можем позволить себе оголить Старый Чарис и Чисхолм, и так оно и есть. Однако, если Гвилим сможет занять Долар достаточно долго, чтобы вы с Грей-Харбором убедили Горджу увидеть свет, это очень поможет.
   - Тогда нам просто нужно посмотреть, что мы можем с этим сделать, не так ли, сейджин Мерлин? - с улыбкой сказал Рок-Пойнт. - Мы просто должны посмотреть, что мы можем сделать.
  
   .V.
   Город Фейрсток, провинция Мэйлэнсат, восток империи Харчонг
  
   Падающий снег был таким густым, что никто не мог видеть больше, чем на длину корабля или два в любом направлении.
   Граф Корис счел это менее чем обнадеживающим, когда "Сноу лизард" осторожно прокралась на рейд Фейрстока. Капитан Ютейн свернул парус и перешел на весла, как только рулевой на носу обнаружил дно на глубине десяти саженей. Шестьдесят футов представляли собой значительно большую глубину воды, чем требовалось "Сноу лизард", но только дурак (которым Ютейн не был, что он убедительно продемонстрировал) позволял себе вольности с каналом Фейрсток. Он насчитывал примерно двести пятьдесят миль с севера на юг, и если большая его часть была легко проходимой для судов, то были и другие участки, которые были совсем другими. И свободного места было не так уж много. В самом узком месте, где также были одни из самых отвратительных, зыбучих песчаных отмелей, он был едва ли четырнадцать миль в ширину... при высокой воде. Сам залив Фейрсток был великолепно защищенной якорной стоянкой шириной более двухсот миль, но попасть в него иногда было непросто.
   Особенно в разгар снежной бури.
   Честно говоря, Корис предпочел бы отложить вход в канал до тех пор, пока погода не прояснится. К сожалению, не было никакой гарантии, что в ближайшее время погода прояснится, и капитану Ютейну было приказано доставить своего пассажира в Фейрсток как можно быстрее. Поэтому он очень осторожно и медленно подкрадывался к берегу, пока не смог провести серию промеров, которые позволили ему определить местонахождение, сопоставив их с глубинами, записанными на его карте. Однако даже после того, как он уверился, что знает, где находится, он продолжал действовать с осторожностью, которую Корис искренне одобрил. Мало того, что в таких условиях видимости было вполне возможно, что "Сноу лизард" на самом деле находилась не там, где он думал, но всегда существовала столь же неприятная вероятность того, что они могут столкнуться с другим судном лоб в лоб. Узость канала и ужасная видимость только делали это еще более вероятным, и Филип Азгуд не зашел так далеко по призыву совета викариев только для того, чтобы утонуть или замерзнуть до смерти.
   - По мерке, семь саженей!
   Крик донесся с носа корабля, странно приглушенный и размытый падающим снегом, и, несмотря на свое толстое пальто и теплые перчатки, Корис вздрогнул.
   - Полагаю, вы будете рады сойти на берег, милорд, - заметил капитан Ютейн, и Корис быстро повернулся к нему лицом. Он позаботился о том, чтобы не мешать капитану сосредоточиться, пока Ютейн осторожно вел "Сноу лизард" вверх по каналу. Это был не тот момент, когда стоит толкать кого-то под локоть, - размышлял он.
   Что-то из его мыслей, должно быть, отразилось на выражении его лица, потому что Ютейн ухмыльнулся в бороду.
   - Следующий маленький кусочек не так уж и плох, милорд, - сказал он. - Я бы не хотел показаться слишком самоуверенным, но сказал бы, что все действительно сложные моменты благополучно позади. Нет, но полагаю, что был момент или два, когда вы были менее чем уверены, что мы зайдем так далеко.
   - Чепуха, капитан. - Корис покачал головой с ответной улыбкой. - Ни на секунду не сомневался в вашем мореходном мастерстве или качестве вашего корабля и команды.
   - Ах, конечно! - Ютейн покачал головой. - Очень мило с вашей стороны так заявлять, но не уверен, что такая страшная ложь полезна для здоровья вашей души, милорд.
   - Если бы это была ложь, возможно, это не пошло бы на пользу моему духовному здоровью. Однако, поскольку это было абсолютно правдивое заявление, я не особенно обеспокоен, капитан.
   Ютейн усмехнулся, затем склонил голову набок, прислушиваясь к свежему сообщению матроса с бака о глубине. Он задумчиво нахмурился, глядя на карту, очевидно, заново фиксируя в уме свое положение, и Корис наблюдал за ним с уважением, которого заслуживал профессионал.
   Как это случилось, то, что он только что сказал Ютейну, действительно было правдой. С другой стороны, несмотря на признание мастерства капитана и способностей его команды, был не один момент, когда Корис сильно сомневался, что они когда-нибудь доберутся до Фейрстока. Залив Долар зимой оказался еще опаснее, чем он боялся, и как только они прошли проход между островом Клифф и островом Уэйл, то столкнулись с воющим штормом, который, как он был уверен в глубине души, собирался полностью поглотить низкорослую, хрупкую галеру с мелководной осадкой. Крутые, бушующие волны были почти такими же высокими, как мачта галеры, и в какой-то момент они были вынуждены стоять на плавучем якоре целых два дня, постоянно работая насосами. В течение этих двух дней не было горячей пищи - даже кок Ютейна не мог поддерживать огонь на камбузе - и не раз в каюте графа ледяная вода доходила до лодыжек, пока корабль боролся за свою жизнь. В конце концов, они пережили этот конкретный кризис, но это едва ли было концом плохой погоды - или кризисов - с которыми они столкнулись. Снег, плохая видимость и обледеневший такелаж только усугубили ситуацию, и уважение Кориса к Ютейну и его людям росло с каждым днем.
   Несмотря на это, он с трудом мог дождаться, когда сойдет с корабля. Было бы достаточно утомительно провести целый месяц в таком замкнутом пространстве при любых обстоятельствах. В условиях, связанных с зимним переходом через залив, "утомительное" быстро уступило место чему-то гораздо более близкому к "невыносимому".
   Конечно, есть тот маленький факт, что каждый шаг, приближающий меня к Фейрстоку, также приближает меня к Зиону и Храму, - напомнил он себе. - С другой стороны, как сказала архангел Бедар, "для этого дня зла достаточно". Если я выберусь с этого проклятого корабля живым, я буду полностью готов к тому, что будущие проблемы решатся сами собой!
   - До нашей якорной стоянки нам добираться еще примерно три часа, милорд, - сказал Ютейн, возвращаясь от созерцания карты. - Если бы видимость была лучше, рядом с нами, вероятно, уже была бы лодка с пирса. Как бы то ни было, я не очень удивлюсь, если нам придется пробираться на ощупь самостоятельно. В любом случае, думаю, мы доставим вас на берег как раз к ужину.
   - Ценю это, капитан. Сомневаюсь, что кто-нибудь мог бы лучше позаботиться обо мне во время перехода, чем вы, но надеюсь, что не обижу вас, если признаю, что мне действительно хотелось бы спать в кровати, которая не двигается ночью. - Он поморщился. - Сомневаюсь, что у меня будет больше одной ночи - может быть, две, если мне действительно повезет, - но я намерен насладиться этим в полной мере!
   - Ну, не могу сказать, что виню вас, - сказал Ютейн. - Имейте в виду, сам я никогда по-настоящему не понимал, почему кто-то предпочитает спать на берегу, когда у него есть выбор. Хотя, честно говоря, еще до того, как у меня появилась собственная каюта и собственная койка, я, по-моему, относился к этому несколько иначе. К счастью для моего образа морского пса, - он снова ухмыльнулся своему пассажиру, - это было достаточно давно, и моя память не слишком ясна!
   - Уверен, что для такого опытного моряка, как вы, движение корабля подобно тому, как мать качает колыбель, - ответил Корис. - Тем не менее, думаю, что это приобретенный вкус. И если вам все равно, то я бы с таким же успехом не стал его приобретать.
   - Каждому свое, милорд, - невозмутимо согласился Ютейн.
   ***
   Как это случилось, предсказание Ютейна оказалось точным. Им пришлось прокладывать свой собственный путь, пока они не увидели размытые, расплывчатые очертания других судов, стоящих на якоре, и не бросили свой собственный якорь. На самом деле, они прошли достаточно близко к борту одного из других кораблей, чтобы вызвать гневный крик предупреждения с его якорной вахты.
   - О, прекрати шуметь! - Ютейн проревел в ответ через свою говорящую трубу. - Это имперский корабль по делам Церкви! Кроме того, если бы я хотел утопить твою жалкую задницу, глупый ублюдок, я бы ударил тебя прямо посередине корабля, а не прошел через твой незаконнорожденный нос!
   Шум с другого судна внезапно прекратился, и Ютейн подмигнул Корису.
   - По правде говоря, милорд, - признался он гораздо более низким голосом, - я даже не видел их до последнего момента. Думаю, что так же удивлен, как и они, что не перерезал их трос! Не то чтобы я когда-нибудь признался бы им в этом, даже под пытками!
   - Ваш секрет со мной в безопасности, капитан, - заверил его Корис, а затем спустился вниз, чтобы убедиться, что Сиблэнкит все упаковал для высадки на берег.
   - Я проверил и перепроверил, милорд, - сказал тогда камердинер с обычным мрачным лицом. - И все же, не сомневаюсь, что я что-то забыл. Или положил не на то место. Или что один из матросов капитана Ютейна с липкими пальцами избавил нас от него, когда я не смотрел.
   - Обещаю, что не буду считать тебя ответственным за чужую кражу, Робейр, - заверил его Корис. Если обещание и помогло как-то развеять уныние Сиблэнкита, Корис этого не заметил. С другой стороны, его камердинер знал их маршрут так же хорошо, как и он, и он скорее сомневался, что Сиблэнкит больше, чем он, стремился к заключительному этапу путешествия.
   Теперь, когда граф сидел посредине палубы десятивесельного катера, который (в конце концов) появился, чтобы переправить его на берег, он обнаружил, что его собственные мысли сосредоточены на перспективе рассматриваемого путешествия. По натуре он был менее угрюмым человеком, чем Сиблэнкит, но в тот момент он обнаружил, что его настроение очень созвучно настроению камердинера. Единственной хорошей вещью в погоде было то, что ветер был очень слабым, но это не мешало открытой лодке чувствовать себя как в собственном ледяном доме Шан-вей, и он был уверен, что сильный холод, который он чувствовал в данный момент, был лишь слабым предзнаменованием того, что будет, когда они достигнут озера Пей.
   Или, если уж на то пошло, насколько холодно будет между этим местом и озером Пей, - кисло сказал он себе. - Лэнгхорн, надеюсь, что я действительно проведу по крайней мере две ночи подряд под крышей в теплой постели, которая одновременно не качается и не катится подо мной!
   - Спокойно всем! - крикнул рулевой катера. - На весла... и вперед, Анди!
   Корис поднял глаза и увидел длинную каменную набережную, вырисовывающуюся совсем близко. Прилив начался достаточно давно, чтобы оставить гирлянду водорослей и моллюсков на расстоянии полутора футов от гавани, и катер скользнул вдоль каменных ступеней, ведущих вниз в море. Две или три нижние из открытых ступеней выглядели явно коварными, покрытыми слякотной смесью остатков морской воды и падающего снега (где они все еще не были регулярно покрыты усталой зыбью), но верхние ступени выглядели не намного лучше. Движения было достаточно, чтобы снег превратился в лед, и не похоже, чтобы за последние несколько часов кто-то посыпал их свежим песком.
   - Следите за опорой под ногами, милорд, - предупредил рулевой, и Корис кивнул в знак согласия. Он также полез в свой кошелек, чтобы добавить дополнительную четверть марки к чаевым команде лодки. Вероятно, это было именно то, на что надеялся рулевой, и граф знал это, но это не изменило его благодарности за напоминание.
   - И ты тоже следи за своей опорой, Робейр, - бросил он через плечо, вставая и осторожно ступая на твердый камень впервые за месяц.
   Твердый камень, о котором шла речь, казалось, изгибался и проваливался под ногами, и он поморщился от этого ощущения. Это не поможет ему подняться по этой проклятой лестнице целым, невредимым и без трещин, - мрачно размышлял он.
   - Не хотелось бы выуживать вас - или багаж - из проклятой гавани, - добавил он, когда один из гребцов катера помог камердинеру переместить тщательно уложенный сундук Кориса.
   - Если вам все равно, милорд, я бы предпочел, чтобы вам и не пришлось этого делать, - ответил Сиблэнкит, и Корис фыркнул, крепко (и благодарно) ухватился за пропущенную через установленные на стороне причала рым-болты веревку, которая служила перилами, и осторожно поднялся по скользким ступеням.
   Он вздохнул с облегчением, когда наконец добрался до широкой ровной поверхности причала в целости и сохранности. Все, казалось, все еще двигалось у него под ногами, и он задавался вопросом, сколько времени ему потребуется, чтобы на этот раз твердо встать на ноги. Учитывая, насколько продолжительным (и оживленным) был переход через залив, он не удивился бы, если бы это заняло значительно больше времени, чем обычно.
   Он отошел от верхней ступеньки лестницы, стараясь не слишком осторожно передвигаться по явно раскачивающемуся причалу, затем повернулся, чтобы посмотреть, как Сиблэнкит и один из гребцов катера осторожно поднимают багаж. Выражение лица камердинера было еще более мрачным, чем обычно, и его длинный нос, красный от холода, казалось, дрожал, как будто он действительно мог учуять какой-то несчастный случай или упавший сундук, незаметно подкрадывающийся ближе под покровом покрывающего снега.
   Однако, несмотря на любой трепет, который мог бы испытывать Сиблэнкит, сундуки и чемоданы Кориса совершили опасное путешествие на набережную, не пострадав от катастрофы. Сиблэнкит только что спустился по скользким ступенькам за своей более скромной дорожной сумкой, когда кто-то прочистил горло позади графа.
   Он обнаружил, что стоит лицом к лицу с мужчиной, одетым в коричневую сутану младшего священника ордена Чихиро с голубой отделкой под толстым, явно теплым бушлатом. Священник казался слишком молодым для своего духовного звания, и хотя на самом деле он был лишь немного выше среднего роста, он также казался каким-то образом немного крупнее, чем в жизни. Значок с пером Чихиро на левом плече его бушлата был скрещен с мечом в ножнах, что еще больше идентифицировало его как члена ордена Меча. Орден Чихиро был уникален тем, что был разделен на две части: орден Меча, в котором был высокий процент офицеров храмовой стражи, и орден Пера, в котором был почти одинаково высокий процент церковных клерков и бюрократов. Корис явно сомневался, учитывая очевидно мускулистое телосложение этого парня и мозоли от меча на пальцах его руки, что кому-то действительно нужен значок на плече, чтобы знать, какому аспекту ордена Чихиро он служил.
   - Граф Корис? - вежливо осведомился младший священник.
   - Да, отец? - ответил Корис.
   Он вежливо поклонился в знак признательности, надеясь, что на его лице не отразилось смятение. То, что кто-то появился прямо здесь, на набережной, посреди снегопада, в морозный день, когда никто не мог знать, что "Сноу лизард" выберет сегодняшний день для своего прибытия, не показалось ему хорошим знаком. Или нет, по крайней мере, в том, что касалось его надежды провести день или два в уютной, теплой комнате.
   - Я отец Халис Тэннир, милорд, - сказал ему младший священник. - Жду вас уже несколько дней.
   - Боюсь, погода не слишком благоприятствовала, - начал Корис, - и...
   - Пожалуйста, мой господин! - Тэннир быстро улыбнулся. - Это была не жалоба, уверяю вас! На самом деле, я довольно хорошо знаю капитана Ютейна и уверен, что он доставил вас сюда так быстро, как только возможно для человека. На самом деле, учитывая, какой по моим предположениям была погода, он показал гораздо лучшее время, чем я ожидал даже от него. Нет, нет. - Он покачал головой. - Я не жаловался ни на какое опоздание с вашей стороны, милорд. Просто представляюсь как человек, ответственный за то, чтобы проводить вас на следующем, несомненно, неприятном этапе вашего путешествия.
   - Понимаю.
   Корис на мгновение задумался над словами младшего священника. Тэнниру не могло быть больше тридцати пяти, - решил он, - и, вероятно, даже меньше. Он был темноволосым и кареглазым, со смуглым лицом и худощавыми, живыми чертами лица мужчины, которому никогда не составит труда привлечь женское общество. В глубине этих глаз плясало что-то подозрительно похожее на юмор, и даже просто неподвижно стоя на снегу, он, казалось, излучал изобилие энергии. И компетентность, - решил граф.
   - Что ж, отец Халис, - сказал он через несколько секунд, - поскольку вы были так откровенны, не буду притворяться, что с нетерпением жду... суровости нашего путешествия, скажем так?
   - И вам не следует бояться, - весело сказал ему Тэннир. - Плохая новость в том, что для полета виверны отсюда до Лейквью почти тысяча триста миль, а мы не виверны. По дороге это немного меньше, чем тысяча семьсот, а учитывая снег, лед и горы Уишбоун прямо на пути, нам потребуется почти месяц, чтобы добраться туда. По крайней мере, главная дорога проходит по долине Рейуорт, так что нам не придется тратить все наше время на подъемы и спуски. И я договорился о том, чтобы сменные снежные ящеры ждали на церковных почтовых станциях по всему нашему маршруту, так что, полагаю, мы проведем достаточно времени в пути, пока не будем активно зависеть от погоды. Но даже долина на добрых семьсот или восемьсот футов выше, чем Фейрсток, так что думаю, мы можем с уверенностью предположить, что в любом случае погода будет достаточно плохой, чтобы держать нас подальше от дорог, по крайней мере, на что-то вроде пятидневки или около того.
   - В ваших устах это звучит восхитительно, отец, - сухо сказал Корис, и Тэннир рассмеялся.
   - В Писании говорится, что правда всегда лучше лжи, милорд, и попытки убедить себя, что все будет лучше, чем мы думаем, не сделают нас счастливее, когда мы застрянем в какой-нибудь жалкой деревенской гостинице в горах Уишбоун, ожидая, когда пройдет метель, не так ли?
   - Верно, не думаю, что сделают, - согласился Корис. И, в конце концов, Тэннир не говорил ему что-то, чего он еще не понял.
   - Хорошая новость, какая бы она ни была, - сказал Тэннир, - заключается в том, как я думаю, что вас ждет небольшое удовольствие, как только мы наконец доберемся до Лейквью.
   - В самом деле? - Корис склонил голову набок, и Тэннир кивнул.
   - Эта зима была суровой, милорд, и, согласно семафору, озеро уже довольно сильно замерзло. К тому времени, как мы доберемся туда, нам не придется беспокоиться о том, что на нашем пути попадется какая-нибудь открытая вода. Ну, - поправил он себя с рассудительным видом, который был лишь слегка подпорчен огоньком в его глазах, - нам, вероятно, не придется беспокоиться об этом. Никогда нельзя быть полностью уверенным, что неожиданно не откроется полынья.
   - Значит, мы определенно отправимся на ледяной лодке из Лейквью в Зион? - Корис с легким сомнением покачал головой. - Я достаточно часто бывал в море, но никогда не плавал под парусом по льду.
   - Так мы и сделаем, и думаю, вы найдете этот опыт... интересным, - заверил его Тэннир. Младший священник, очевидно, заметил смешанные чувства Кориса и снова улыбнулся. - Большинство людей так и делают, особенно в первый раз, когда они совершают поездку. "Хорнет", конечно, немного меньше "Сноу лизард", но намного быстрее, поверьте мне.
   - А? - Корис приподнял бровь. - Это прозвучало довольно собственнически, отец. Должен ли я так понимать, что вы собираетесь быть моим капитаном на другом берегу озера, а также безопасно проводить меня отсюда до Лейквью?
   - Действительно, мой господин. - Тэннир отвесил ему что-то вроде небрежного полупоклона. - И могу заверить вас, что еще никогда не терял пассажира во время зимнего перехода.
   - И я уверяю вас, что должным образом утешен вашим заверением, отец. Даже если в нем, казалось, содержался хотя бы намек на квалификацию.
   Улыбка Тэннира превратилась в ухмылку, и Корис почувствовал, что немного расслабляется. Он все еще не предвкушал путешествие, но Халис Тэннир был примерно так же далек, как кто-либо мог бы подумать, от мрачно сосредоточенного сторожа-шулерита, с которым он ожидал столкнуться на заключительном этапе своего путешествия.
   - Серьезно, милорд, - продолжил Тэннир, - "Хорнет" намного быстрее, чем вы, возможно, предполагали. У него нет сопротивления, которое вода оказывает корпусу галеры, так что тот же ветер будет толкать его намного быстрее, и преобладающие в это время года ветры будут в нашу пользу. Не говоря о том факте, что мы уже достаточно далеко зашли в зиму, когда лед довольно хорошо нанесен на карту и отмечен, так что я могу позволить себе уделить лодке больше внимания, чем мог бы в начале года. Не удивлюсь, если во время самого пересечения озера мы будем в среднем делать до тридцати миль в час.
   - Действительно?
   Вопреки себе, Корис не мог скрыть, насколько впечатлила его оценка скорости. Или тем фактом, что он радикально пересмотрел в сторону понижения свою первоначальную оценку того, сколько времени потребуется, чтобы пересечь озеро Пей. Конечно, это была палка о двух концах. Это означало, что он будет проводить меньше времени, дрожа и чувствуя себя несчастным на льду, но это также означало, что он встретится с канцлером Тринейром и великим инквизитором намного быстрее.
   И это не делало месячное путешествие из Фейрстока в Лейквью менее трудным, чем уже обещал младший священник.
   Полагаю, мне следует потратить некоторое время на то, чтобы поблагодарить Лэнгхорна за то, что я все еще достаточно молод, чтобы иметь реальную перспективу пережить этот опыт, - кисло подумал он.
   - Действительно, мой господин, - заверил его Тэннир, отвечая на его последний вопрос. - На самом деле, идя с ветром в хорошую снежную бурю на озере, я разгонял ее до скорости более пятидесяти миль в час - это тоже средняя скорость на протяжении двадцати миль, так что уверен, что мы будем быстрее, по крайней мере, порывами - не один раз. На этот раз я постараюсь не навлекать на вас столь впечатляющую погоду. Это не совсем то, что для слабонервных - или, как выразилась бы моя мама, для людей в здравом уме. - Он подмигнул. - Тем не менее, пожалуй, могу обещать, что вы найдете переход незабываемым.
   Младший священник улыбнулся с явной гордостью за свое судно, затем повернул голову, наблюдая, как Сиблэнкит снова выходит на причал с последним предметом багажа. Несколько секунд он задумчиво смотрел на камердинера, затем снова перевел взгляд на Кориса, и в его глазах появился почти заговорщический блеск.
   - Понимаю, милорд, что вы, несомненно, хотите завершить свое путешествие как можно быстрее. Не сомневаюсь, что ваше нетерпение снова отправиться в путь больше, чем когда-либо, в свете нынешней ненастной погоды и явно напряженного характера той части путешествия, которую вы только что завершили. Боюсь, однако, что я не совсем удовлетворен командой ящеров, зарезервированной для первого этапа нашего путешествия. Не только это, но у меня появилось несколько новых мыслей о наших запланированных остановках по пути. Я пришел к выводу, что вся поездка могла бы быть немного лучше спланирована и скоординирована, и думаю, что мы, вероятно, завершим ее быстрее в долгосрочной перспективе, если я потрачу немного времени... на изменение моих нынешних договоренностей. Приношу свои глубочайшие извинения за задержку, но как человек, которому поручено доставить вас в целости и сохранности, я действительно не чувствовал бы себя комфортно, отправляясь в такое долгое путешествие, как это, не убедившись сначала, что все наши приготовления будут максимально беспроблемными.
   - Ну, мы, конечно, не могли допустить, чтобы вы ощущали давление в сторону опрометчивости, отец, - ответил Корис, не пытаясь скрыть свою внезапную благодарность. - И я, безусловно, готов положиться на ваше профессиональное суждение. Нельзя допускать, чтобы вы экономили на своих приготовлениях, если чувствуете, что что-то из них может быть улучшено, не так ли? Во что бы то ни стало, позаботьтесь об этом, прежде чем мы отправимся в путь!
   - Я ценю вашу готовность проявить такое понимание, милорд. Предполагая, что погода даст нам окно для семафора, я ожидаю, что приведение в порядок дел займет не более, о, - Тэннир внимательно посмотрел на графа, как на испытуемого, почти так, как если бы он мог физически измерить усталость Кориса, - день или два. Возможно, три. На самом деле, нам лучше рассчитывать на три. Так что, боюсь, вам, вероятно, придется провести здесь, в Фейрстоке, по меньшей мере четыре ночи. Я надеюсь, что это не разочарует вас слишком сильно.
   - Поверьте мне, отец, - сказал Корис, глядя ему в глаза, - я верю, что сумею справиться со своим разочарованием.
  
   .VI.
   Близ Хеннет-Хед, залив Мэтиэс
  
   Кто-то с планеты, которую человечество когда-то называло Землей, мог бы описать это как шесть баллов по старой шкале Бофорта. Энсин Гектор Эплин-Армак, герцог Даркос, никогда не слышал о шкале Бофорта, но он провел в море почти пять из своих четырнадцати лет. Ну, из тринадцати лет и девяти месяцев, так как в следующем месяце у него будет день рождения. И на его опытный взгляд, одиннадцатифутовые волны с их белыми пенистыми гребнями и высоким гудящим звуком, доносящимся через стойки, были результатом того, что моряк назвал бы либо сильным бризом, либо жестким марсельным бризом, которому оставалось подрасти еще на четыре или пять миль в час, прежде чем он официально приблизился бы к шторму.
   Гектор подозревал, что большинство сухопутных жителей сочли бы тревожным движение корабля, то, как он наклонялся своими парусами, и то, как при его мощном движении взлетающие вокруг его уреза брызги поднимались в виде бриллиантового дождя, когда раннее утреннее солнце освещало его. На самом деле, было время - хотя сейчас он уже не мог этого вспомнить, - когда он бы счел это совершенно очевидным. Теперь, однако, он нашел это волнующим (особенно с его желудком, так недавно обернутым вокруг завтрака из поджаренного печенья и хорошо подслащенной овсянки с изюмом), несмотря на острые, ледяные зубы ветра, и он хлопнул в ладоши в перчатках и широко улыбнулся, когда посмотрел на зарифленные марсели и брамсели, затем повернулся к старшему из двух мужчин на штурвале.
   - Как он себя чувствует, шеф? - спросил он.
   - Достаточно хорошо, сэр.
   Главстаршина Франклин Уэйган был примерно в три раза старше молодого энсина, а Гектор был примерно таким же младшим, каким только мог быть офицер. Когда-то давно, всего три или четыре месяца назад, к нему относились бы не как к "энсину", а как к "прошедшему мичману" - мичману, который успешно сдал экзамен на лейтенанта, но еще не получил свое звание - поскольку по закону он не мог получить звание полного лейтенанта, пока ему не исполнится по крайней мере шестнадцать лет. Новое звание "энсин" было введено в рамках огромного расширения военно-морского флота, и флот все еще находился в процессе привыкания к нему. Но если Уэйган и испытывал какое-то раздражение из-за того, что его допрашивал офицер нежных лет энсина Эплина-Армака и отсутствия выслуги лет, он не выказал никаких признаков этого.
   - Берет немного больше управления по погоде, чем мне бы хотелось, - добавил Уэйган, - но не настолько.
   Гектор кивнул. На любом парусном судне приходилось хотя бы немного управлять штурвалом, когда оно приближалось к ветру, и в данный момент "Дестини" был близок к этому - шел на восток-северо-восток галсами по правому борту под одинарно зарифленными брамселями и марселями с ветром с юго-юго-востока, чуть более чем в трех градусах от курса. Это было очень близко к тому, насколько мог приблизиться КЕВ "Дестини"; Гектор сомневался, что они могли бы приблизиться к ветру больше, чем на один градус или около того, и чертовски немногие другие суда с прямоугольными парусами могли подойти так близко.
   Конечно, это было оживленное плавание, но это было частью удовольствия, и даже с уменьшенными парусами корабль должен был развивать скорость около семи узлов - ну, по крайней мере, более шести с половиной. Это был отличный показатель скорости, хотя они, вероятно, могли бы нести больше парусов и демонстрировать немного большую скорость, если бы капитан Йерли решил выжать больше из высоких рифов и пойти на это.
   Не то чтобы он, скорее всего, сделал что-то подобное без чертовски веской причины, - подумал Гектор с легкой внутренней улыбкой. - Это никак не соответствовало бы его имиджу суетливого беспокойного капитана!
   Правда заключалась в том, что Гектор понимал, насколько ему повезло, что его в первую очередь назначили в команду Йерли. И не только из-за способностей капитана как наставника в тактике и морском деле. Гектор сомневался, что во всем флоте мог быть лучший учитель для любого из этих навыков, но, как бы он ни был благодарен за эту подготовку, он был еще более благодарен за время, которое Йерли потратил на обучение Гектора Эплина-Армака некоторым другим, не менее важным навыкам.
   Несмотря на свой нынешний высокий патент на благородство, Гектор Эплин определенно не был рожден в аристократии. Он происходил из семьи крепких, трудолюбивых моряков торгового флота, и назначение молодого Гектора мичманом в королевский флот Чариса стало значительным шагом вперед для Эплинов. Он надеялся сделать достойную карьеру для себя - чарисийский флот действительно был единственным на Сэйфхолде, где у простолюдина были отличные шансы подняться даже до самых высоких чинов, и не один человек столь же обычного происхождения, как у него, получил рыцарское звание и адмиральский вымпел за свои заслуги. Он мог вспомнить по меньшей мере полдюжины тех, кто получил титул барона, и по крайней мере одного, кто умер графом, если уж на то пошло. Но ему и в голову не приходило, что он может стать герцогом!
   С другой стороны - его веселье померкло - он никогда не ожидал, что его король умрет у него на руках, или будет жить с осознанием того, что его монарх получил смертельную рану, сражаясь, чтобы защитить его. Никогда не предполагал, что он окажется одним из тридцати шести выживших из всего экипажа флагманского корабля короля Хааралда VII. На самом деле, трое из тех, кто выжил, в конце концов, умерли от ран, несмотря на все, что могли сделать целители, а из остальных тридцати трех одиннадцать были так тяжело ранены, что никогда больше не выйдут в море. Шансы на то, что он мог просто пережить бойню такого уровня, а тем более остаться на действительной службе после нее, сами по себе показались бы ему достаточно крошечными. Возможность того, что он будет принят в Дом Армак, станет законным сыном самого императора Кэйлеба, никогда бы не пришла ему в голову в самом диком бреду. И если бы кто-нибудь когда-нибудь предложил ему такую возможность, он бы убежал с криком ужаса от такой перспективы. Что у него, сына первого офицера торгового галеона, могло быть общего с королевской семьей? Сама идея была абсурдной!
   К сожалению, это произошло. Вероятно, со временем Гектор собирался прийти к выводу, что это хорошо. Он был полностью готов допустить такую возможность - в конце концов, он был не глуп, - но его немедленной реакцией была крайняя паника. Вот почему он был так благодарен, что попал на "Дестини". Сэр Данкин Йерли сам едва ли принадлежал к высшим слоям знати, но он, по крайней мере, состоял в родстве, хотя и отдаленном, с тремя баронами и графом. Более того, он с самого начала приложил все усилия, чтобы лично проинструктировать молодого мичмана Эплина-Армака по этикету, который соответствовал его новому высокому аристократическому званию.
   Начиная с того, какую вилку использовать, - размышлял Гектор, снова ухмыляясь, вспомнив, как капитан резко ударил его по костяшкам пальцев своей собственной вилкой, когда он потянулся не за той. - Я был уверен, что он их сломал! Но полагаю...
   - Вижу парус! - раздался оклик с наблюдательного пункта, расположенного на площадке грот-мачты, в ста десяти футах над палубой. Оттуда горизонт был почти на одиннадцать с половиной миль дальше, чем с уровня палубы, и в такой ясный день, как сегодня, он, несомненно, мог видеть так далеко.
   - Два паруса, пять румбов на левый борт! - мгновение спустя передал впередсмотрящий.
   - Мастер Эплин-Армак! - произнес более близкий, глубокий голос, и Гектор повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с лейтенантом Робейром Лэтиком, первым лейтенантом "Дестини", который нес вахту.
   - Есть, сэр? - Гектор коснулся груди правым кулаком, отдавая честь. Лэтик был высоким мужчиной - достаточно высоким, чтобы постоянно держать голову под балками корабельной палубы, - и у него был короткий разговор с бездельниками. Он всегда настаивал на надлежащей военной вежливости, особенно со стороны крайне младших офицеров. Но он также был прекрасным моряком и (обычно) не старался изо всех сил придираться.
   - Поднимайтесь наверх, мастер Эплин-Армак, - сказал Лэтик, передавая ему подзорную трубу. - Посмотрим, что вы можете рассказать нам об этих парнях.
   - Есть, есть, сэр!
   Гектор схватил подзорную трубу, перекинул ремень через плечо и проворно прыгнул к веревкам. Лэтик легко мог послать одного из мичманов галеона, но Гектор был рад, что он не сделал этого. Одна из вещей, которую он упустил, благодаря своему недавнему повышению и назначению исполняющим обязанности пятого лейтенанта "Дестини", заключалась в том, что ни одному лейтенанту - даже тому, кто на самом деле был скромным энсином - не разрешалось гонять своих товарищей вверх и вниз по вантам так, как простых мичманов. В отличие от многих своих собратьев, Гектор родился с отличным чувством высоты. Ему нравилось проводить время наверху, и его никогда по-настоящему не беспокоили прогулки по реям, даже в самую плохую погоду. Да, иногда он был напуган, но всегда с неким оттенком возбуждения, чтобы составить компанию ужасу, и теперь он взбежал по гудящим от погоды снастям, как ящерица-мартышка.
   Он проигнорировал лаз для неуклюжих, когда добрался до верха грот-мачты, повиснув на пальцах рук и ног, вместо этого взобрался на ванты футтока вокруг основания верхушки мачты, а затем перебрался на ванты этой верхушки. Ветер свистел холодом у него в ушах и обжигал холодом легкие, а в глазах светилась мольба, когда до него донесся пронзительный свист одной из морских виверн, следовавшей за кораблем в постоянной надежде поймать какой-нибудь лакомый кусочек мусора.
   - Куда теперь, Жэксин? - спросил он дозорного, добравшись до головокружительного насеста моряка. Наблюдатель сидел на перекладине, одна нога небрежно болталась между погодными брасами, одна рука обнимала подножие верхушки мачты, и он ухмыльнулся, когда его глаза встретились с глазами Гектора.
   Здесь, наверху, было холоднее, и ветер всегда становился свежее по мере того, как человек поднимался выше над палубой. (Это было общеизвестным фактом, хотя Гектор понятия не имел, почему это должно быть так.) Несмотря на напряжение во время восхождения, он был благодарен за свой толстый бушлат, тяжелые перчатки и мягкий вязаный шарф, который принцесса Жанейт подарила ему в прошлый день середины зимы. Верхушка грот-мачты была почти полтора фута в диаметре, где ее верхний конец проходил через насадку над реями, которая помогала поддерживать эту верхушку, и когда он прислонился к ней спиной, она отдавала дрожью у него в позвоночнике, вибрируя, как живое существо, от силы ветра и волны. Когда он посмотрел прямо вниз, то увидел не палубу "Дестини", а серо-зеленую и белую воду, расходящуюся с подветренной стороны, когда корабль наклонился, чтобы прижать свои паруса. Если бы он упал со своего нынешнего положения, то ударился бы о воду, а не о доски. Не то чтобы это имело бы большое значение. Какой бы холодной ни была эта вода, его шансы продержаться достаточно долго, чтобы кто-нибудь на борту корабля сделал что-нибудь, чтобы спасти его, были бы фактически нулевыми.
   К счастью, он не собирался делать ничего подобного.
   - Там, сэр, - сказал впередсмотрящий и указал.
   Гектор проследил за указательным пальцем, кивнул и надежно обхватил одним коленом верхушку мачты, затем поднял тяжелую подзорную трубу обеими руками в перчатках и заглянул в нее.
   Стабилизировать что-то размером с мощный телескоп, особенно когда оно проносится по головокружительной дуге вместе с движением корабля, было нелегкой задачей. Тот факт, что Гектор никогда не станет таким крупным, крепко сложенным мужчиной, как Лэтик, тоже не облегчал задачу. С другой стороны, его стройное мальчишеское телосложение неуклонно превращалось в мускулистую фигуру, и у него было много практики. Он поддерживал трубу на левом предплечье, раскачивая ее по компенсирующей дуге, и запечатлел бледные лоскуты верхних парусов далеких кораблей с устойчивостью, которую трудно было бы оценить сухопутному жителю.
   Даже отсюда корпуса кораблей, которым принадлежали эти паруса, оставались опущенными ниже горизонта. Он мог полностью видеть только их марсели, хотя в поле зрения появлялись вершины их гротов, когда и они, и "Дестини" поднимались одновременно. Предполагая, что их мачты были такой же длины, как у "Дестини", это позволило бы разместить их грот-реи примерно в пятидесяти футах над водой, что давало расстояние до них примерно в четырнадцать с половиной миль.
   Он внимательно, терпеливо изучал их, определяя их курс и пытаясь хоть как-то оценить их скорость. Его глаз болел, когда он смотрел в подзорную трубу, но он не моргал и не опускал трубу, пока не удовлетворился. Затем он вздохнул с облегчением, позволил трубе снова свисать с плечевого ремня и потер глаз.
   - Что вы о них думаете, сэр? - спросил моряк.
   Гектор повернул голову, чтобы приподнять бровь, и моряк ухмыльнулся. По меньшей мере, маловероятно, что он был бы достаточно прямолинеен, чтобы задать тот же вопрос лейтенанту Лэтику, и Гектор знал, что некоторые из его коллег-офицеров - лейтенант Гарейт Симки, второй лейтенант "Дестини", довольно быстро пришел на ум - поспешили бы подавить "притязания" этого матроса. Если уж на то пошло, он полагал, что у простого энсина было даже больше причин, чем у большинства, быть уверенным, что он защищает свою власть от чрезмерной фамильярности со стороны людей, которыми он командовал. Капитан Йерли, с другой стороны, у которого, казалось, никогда не было особых трудностей с поддержанием своего авторитета, просто ответил бы на вопрос, и если бы это было достаточно хорошо для капитана... - Ну, - сказал Гектор, - все еще немного далеко, чтобы разглядеть детали, даже с помощью трубы, но, если я не ошибаюсь, по крайней мере, на ближайшем из них развевается церковный вымпел.
   - Вы этого не говорили, сэр! - ухмылка Жэксина стала значительно шире. Он даже потер руки в предвкушении, поскольку наличие церковного вымпела автоматически делало несущий его корабль законным призом, ожидающим, когда его заберут, и Гектор ухмыльнулся ему в ответ. Затем энсин позволил своей улыбке смениться более серьезным выражением лица.
   - Хорошо сделал, что заметил их, Жэксин, - сказал он, похлопывая по плечу пожилого мужчину (хотя, справедливости ради, Жэксину было всего под тридцать; вантовых обычно выбирали из самых молодых и приспособленных членов корабельной команды).
   - Спасибо, сэр! - теперь Жэксин буквально сиял, и Гектор кивнул ему, а затем снова потянулся к вантам. У него было сильное искушение соскользнуть вниз по опоре, но юношеский энтузиазм его мичманских дней остался позади - лейтенант Лэтик довольно твердо заявил об этом только в прошлую пятидневку - и поэтому он спустился более неторопливо.
   - Ну что, мастер Эплин-Армак? - спросил первый лейтенант, когда он добрался до поручней корабля, спрыгнул на палубу и снова направился на корму.
   - Их определенно двое, сэр - во всяком случае, насколько их видно. Галеоны, переоборудованные в военные корабли, но, думаю, не такие высокие, как мы. Во всяком случае, они не несут бом-брам-стеньги. Расстояние до них примерно четырнадцать или пятнадцать миль, и они плывут по ветру, почти точно с северо-запада на север. Они показывают свои гроты, фоки и марсели, но не брамсели, и думаю, что на ближнем из них развевается церковный вымпел.
   - Точно так ли это? - задумался Лэтик.
   - Да, сэр. И когда он поднялся, я смог лишь мельком увидеть его бизань. Я не мог видеть его передние паруса, поэтому не могу с уверенностью сказать, что у него новые кливера, но у него определенно есть спинакер на гафеле. На нем также новая парусина - совсем не выветрилась - и я думаю, что она большая, сэр. Я бы удивился, если бы он был намного меньше нас.
   Глаза Лэтика сузились, и Гектор почти почувствовал, что он следует той же логической цепочке, которую Гектор уже исследовал. Затем первый лейтенант слегка кивнул и повернулся к одному из мичманов, стоявших поблизости.
   - Мое почтение капитану, мастер Жоунс, и сообщите ему, что мы заметили два галеона, направляющихся почти точно с северо-запада на север, на расстоянии около четырнадцати миль, и мастер Эплин-Армак, - первый лейтенант слегка улыбнулся Гектору, - твердо придерживается мнения, что по крайней мере один из них - большой, недавно переоборудованный галеон, находящийся на службе Церкви.
   - Есть, есть, сэр! - пропищал юный Жоунс. Ему было не больше двенадцати лет, что показалось Гектору абсурдно юным... несмотря на то, что сам он к тому времени, когда ему исполнилось столько лет, провел в море уже три года.
   Мичман бросился к люку, затем замер на полубегу, когда Лэтик прочистил горло достаточно громко, чтобы его было слышно даже сквозь шум ветра и волн. Мальчик секунду смотрел на него огромными глазами, затем поспешно выпрямился и вытянулся по стойке смирно.
   - Прошу прощения, сэр! - сказал он, а затем повторил сообщение Лэтика слово в слово.
   - Очень хорошо, мастер Жоунс, - подтвердил Лэтик кивком, когда закончил, и мичман снова бросился прочь. Гектор смотрел ему вслед и вспомнил время, когда он исказил сообщение, и не какому-нибудь простому капитану, мастеру после Бога. Он был уверен, что умрет от унижения прямо на месте. И, предполагая, что он пережил это, он знал, что капитан Тривитин бросит на него взгляд, который был бы значительно хуже, когда он услышал о преступлении.
   Полагаю, это было так же хорошо, - напомнил себе энсин, сумев не улыбнуться, когда Жоунс исчез в главном люке, - что его величество все-таки простил меня.
   ***
   - Итак, Русейл, что ты о нем думаешь? - спросил коммодор Уэйлар, выходя из-под прохода на ют, и капитан Русейл Абат, командир галеона имперского деснейрского флота "Аркейнджел Чихиро", быстро повернулся к нему лицом.
   - Прошу прощения, сэр Хейрам, - капитан отдал честь. - Не знал, что вы выйдете на палубу.
   - Ну, до этой самой минуты я этого не делал, - сказал Уэйлар немного раздраженно. Коммодор был крепко сложенным мужчиной, его темные волосы начинали седеть на висках. В его аккуратно подстриженной бороде тоже было несколько седых прядей, но его темные глаза были острыми и настороженными.
   Его сопровождал отец Обрей Лейрейс, его капеллан, в пурпурной сутане ордена Шулера с огненными знаками.
   - Да, сэр. Конечно, вы этого не сделали, - быстро ответил Абат, но в его голосе все еще звучали те же нотки полутревожного извинения, и он выглядел так, как будто собирался еще раз отдать честь, на что Уэйлару было трудно не поморщиться. Он знал, что ему повезло иметь флаг-капитана с опытом Абата, но он действительно хотел, чтобы после более чем трех тысяч миль и трех с половиной пятидневок плавания капитан забыл, что он был родственником - отдаленным и только по браку - графу Хэнки.
   - Нет причин, по которым ты должен был понять, что я здесь, пока не заговорил. - Коммодор попытался (в основном успешно) скрыть преувеличенное терпение в своем тоне и довольно многозначительно взглянул на впередсмотрящего, чей доклад вызвал его на палубу.
   - Похоже, это, вероятно, чарисийский галеон, сэр, - сказал Абат в ответ на намек. - Дозорный должен был заметить его раньше, но он все еще в добрых одиннадцати или двенадцати милях от нас. Тем не менее, он достаточно близко, чтобы мы могли хорошо рассмотреть его паруса, и у него, очевидно, новая оснастка. У него также много парусов для таких погодных условий, и он направляется прямо к нам. - Он слегка пожал плечами. - Учитывая, что большую часть года почти все вооруженные корабли, курсирующие в этих водах, были чарисийскими, сомневаюсь, что кто-либо, кроме чарисийца, отправился бы в плавание, чтобы осмотреть кого-то, кого они определенно не идентифицировали как друга.
   Уэйлар медленно кивнул, обдумывая анализ Абата по мышлению другого капитана галеона. Это имело смысл, - решил он, и после двадцати шести лет службы в королевской армии у него самого было более чем достаточно опыта в качестве офицера, чтобы оценить то, что его флаг-капитан предложил о мыслительных процессах вероятного чарисийца. К сожалению, он был гораздо менее квалифицирован, чтобы оценить некоторые другие факторы, связанные с развитием ситуации, поскольку почти весь его собственный опыт был на берегу, в основном в качестве командира кавалерии в имперской армии. Как и в большинстве королевств Сэйфхолда, традиционная деснейрская практика всегда заключалась в том, чтобы назначать армейских командиров на свои военные корабли (которых у империи было очень мало), на каждом из которых был опытный моряк, чтобы воплощать эти решения и команды в действие. В конце концов, это была работа командира военного корабля - сражаться, а у профессионального военного были более важные заботы, чем технические детали того, как заставить лодку идти туда, куда она должна была идти.
   Или, во всяком случае, такова теория, - кисло сказал себе Уэйлар. - И полагаю, что, если быть справедливым, это всегда достаточно хорошо срабатывало против других людей, которые делают то же самое. К сожалению, - снова прозвучало это слово, - Чарис этого не делает. И этого не происходило, по крайней мере, в течение долгого времени.
   Как верный подданный Мариса IV и послушный сын Матери-Церкви, сэр Хейрам Уэйлар был полон решимости добиться успеха в своем нынешнем задании, но у него было мало иллюзий относительно собственных знаний о военно-морских делах. Он был не в своей тарелке (он мысленно поморщился от собственного выбора фразы) как командир одного из новых галеонов военно-морского флота, не говоря уже о целой эскадре, и именно поэтому он был так благодарен Абату за опыт.
   Даже если ему и хотелось время от времени пнуть капитана под зад.
   - Ты говоришь, что он направляется к нам, капитан, - сказал Уэйлар через мгновение. - Ты имеешь в виду, что он преследует нас?
   - Скорее всего, сэр. - Абат описал одной рукой полукруг в общем направлении другого корабля, все еще невидимого с палубы "Аркейнджел Чихиро". - Там много океана, сэр Хейрам, и в нем не так много судов с тех пор, как проклятые чарисийцы начали заниматься каперством. Для торгового галеона было бы вполне разумно направляться в бухту Терренс, как и мы. Но, как я уже сказал, не зная наверняка, что мы дружелюбны, я бы ожидал, что любой шкипер торгового судна будет держаться на расстоянии. Я бы подумал, что он, безусловно, уменьшил бы паруса, чтобы сохранить наше нынешнее расстояние, даже если он направляется в город Силк или в крепость Хейрман, как и мы. И хотя наблюдатель не уверен, он думает, что этот парень поставил больше парусов.
   - Он не уверен в чем-то подобном? - Уэйлар приподнял одну бровь.
   - Он говорит, что это возможно, сэр. Конечно, можно позвать его сюда, чтобы он рассказал вам лично. - Флаг-капитан снова слегка пожал плечами. - Однако я уже попросил лейтенанта Чеймбирса поговорить с ним. По мнению лейтенанта, то, что действительно привлекло внимание наблюдателя в первую очередь, было установкой дополнительного полотна на том другом корабле.
   - Понимаю.
   Ответ Абата только что четко сформулировал как его величайшую силу, так и, по мнению Уэйлара, его величайшую слабость как флаг-капитана. Или как любого другого военного командира, если уж на то пошло. Судя по его тону и языку тела, он был полностью готов вызвать дозорного на палубу, чтобы Уэйлар мог лично запугать этого человека, но он также поручил лейтенанту Жастину Чеймбирсу, второму лейтенанту "Аркейнджел Чихиро", сначала расспросить моряка. Чеймбирс сам был отличным молодым офицером - к которому Уэйлар уже присматривался в целях его продвижения по службе - и он получил бы самую лучшую оценку наблюдателя, не запугивая его. Это было так похоже на Абата - сделать совершенно правильный выбор в отношении того, как получить максимально точную информацию, с одной стороны, и в то же время быть готовым позволить, возможно, раздраженному начальнику излить свою злобу на моряка, который ее предоставил, с другой. Особенно если этот начальник обладал таким влиянием при дворе, которое могло бы принести пользу его собственной карьере.
   Будь справедлив, Хейрам, - напомнил себе коммодор, наверное, в тысячный раз. - В отличие от тебя, у Абата вообще нет связей, и этому человеку уже - что? Сорок три? Что бы там ни было. Во всяком случае, он достаточно взрослый, чтобы понять, что не поднимется намного выше без того, чтобы кто-то его подтолкнул. Хотя я бы подумал, что тот факт, что они выбрали его командовать одним из самых первых галеонов, должен хотя бы немного успокоить его.
   С другой стороны, военно-морской флот никогда не был особенно привлекателен в глазах деснейрцев. Довольно многим кадровым морским офицерам, с которыми Уэйлар встречался за последние несколько месяцев, казалось, было немного трудно понять, насколько сильно это должно измениться.
   - Хорошо, Русейл, - сказал он вслух после нескольких секунд раздумий. - Что ты посоветуешь?
   - Рекомендовать, сэр? - Взгляд Абата на мгновение метнулся вбок, в сторону Лейрейса.
   - Мы позволим ему поймать нас или сами поставим больше парусов? - Уэйлар раздулся в слегка опасном тоне.
   Взгляд Абата вернулся к лицу коммодора, и Уэйлар сумел сдержать раздраженный вздох. Насколько он мог судить, к физической храбрости Абата не было никаких упреков, но было очевидно, что у него было не больше намерения ошибиться перед Лейрейсом, чем оскорбить самого Уэйлара.
   Что, был вынужден признать Уэйлар по более зрелом размышлении, в конце концов, было, вероятно, во многих отношениях мудро с его стороны. Лейрейс не был личным выбором коммодора в качестве капеллана. Он был назначен к Уэйлару епископом-исполнителем Мартином Рейслейром, и его присутствие было четким указанием на то, кому на самом деле принадлежал "Аркейнджел Чихиро". Он мог бы плавать под черным конем Деснейра на желтом поле, но была причина, по которой над национальными цветами развевался вымпел Матери-Церкви. На данный момент никто много не говорил об этой причине - во всяком случае, открыто. Но только полный идиот (которым, несмотря на его подобострастие, Абат явно не был) не мог понять, что все слухи о неизбежности священной войны действительно имели под собой очень вескую основу.
   По мнению Уэйлара, в отце Обрее, казалось, к счастью, было мало фанатизма. Страстная преданность, да, чего и следовало ожидать от священника, которого епископ-исполнитель выбрал в качестве своих личных глаз и ушей в штате Уэйлара, но не фанатизм. Вряд ли он стал бы использовать честное мнение Абата против флаг-капитана, каким бы оно ни было, но Уэйлар предположил, что на самом деле ему не следует винить Абата за то, что он был осторожен перед ним.
   - Полагаю, сэр, что это зависит от того, чего мы хотим достичь, - наконец сказал флаг-капитан. - Если наша единственная забота - забрать слитки из крепости Хейрман, то я бы не советовал предпринимать никаких действий. - Его глаза снова попытались метнуться к Лейрейсу, но он продолжал, сохраняя похвальную твердость в голосе. - Хотя нас двое, а он только один, вполне возможно - даже вероятно, - что мы понесем хоть какой-то ущерб даже от одного такого капера. Если это один из их военных галеонов, вероятность этого значительно возрастает. И любой ущерб, который мы могли бы понести, пришлось бы снова исправлять, прежде чем мы смогли бы отплыть со слитками, что, несомненно, задержало бы их доставку.
   Разумный ответ, - размышлял Уэйлар. - И правильно подмеченный момент, если уж на то пошло.
   Он не знал точной стоимости груза золота, ожидающего два его корабля, но знал, что он был большим. На самом деле, это была значительная часть ежегодной десятины Деснейра Матери-Церкви. Что, учитывая невероятные расходы, которые Храм направлял на строительство новых военных кораблей как по Ховарду, так и по Хэйвену, придавало определенную срочность доставке этого золота в целости и сохранности в казну Храма в Зионе. Казначейство викария Робейра нуждалось во всех наличных деньгах, которые оно могло получить, и, учитывая типичные зимние дорожные условия, имело смысл отправить ее морем на как можно большую часть пути. Или, по крайней мере, так бы и было, если бы не вездесущие чарисийские каперы, и если бы корабли, строящиеся в заливе Джарас, удобно расположенном недалеко от крепости Хейрман, были достаточно близко, чтобы быть готовыми к выходу в море, чтобы забрать его. Однако, как это случилось, эти чарисийские каперы действительно, казалось, были почти повсюду, и ни один из новых кораблей в Итрии или Маросе недостаточно продвинулся для выполнения этой задачи. Что объясняло, почему он и первые два полностью исправных корабля его эскадры были отправлены из столицы империи Деснейр-Сити (называемой так, чтобы отличать от остальной империи), чтобы забрать его.
   Мы тоже уже отстаем от графика, и епископ-исполнитель Мартин не поблагодарит меня, если я еще больше опоздаю, - подумал он. - Однако нас двое, и рано или поздно нам придется скрестить с ними мечи. Лэнгхорн знает, что явный ужас от репутации чарисийцев - одно из их самых эффективных орудий! Полагаю, это заслуженно. Но они всего лишь смертные, и не больше, и нам нужно начать разрушать эту репутацию....
   Он взглянул на "своего" капеллана.
   - Отец, я склонен позволить этому прекрасному джентльмену догнать нас, если таково его намерение. Или, во всяком случае, позволить ему подойти хотя бы немного ближе. Достаточно близко, чтобы мы могли разглядеть, кто он на самом деле. Если он всего лишь капер, я полагаю, он сбежит, как только поймет, что преследовал пару военных галеонов, и, честно говоря, я бы хотел подпустить его достаточно близко, чтобы у нас был шанс поймать его, если он побежит.
   - А если он сам военный галеон, коммодор? - Глубокий голос Лейрейса звучал еще глубже, исходя от кого-то столь моложавого, как младший священник, и коричневая кокарда его шапки священника развевалась на сильном ветру, проносящемуся по юту "Аркейнджел Чихиро".
   - Если это военный галеон, то, я полагаю, вполне возможно, что он будет продолжать приближаться, - ответил Уэйлар. - Если он это сделает, как только что указал капитан, нас двое, что должно дать нам значительное преимущество, если мы сможем заманить его в зону поражения. Как вы думаете, его преосвященство согласится потерпеть небольшую задержку, пока мы исправим любые боевые повреждения в обмен на захват или потопление одного из военных кораблей Кэйлеба?
   ***
   - Эй, палуба! Ближайший корабль уменьшает брамсели при нашем приближении!
   Капитан сэр Данкин Йерли поднял глаза на перекладины бизань-мачты и слегка нахмурился, когда сверху донеслось объявление.
   - Он свертывает брамсели, сэр! - продолжал наблюдатель. - И тот, и другой! - добавил он минуту или около того спустя, и Йерли нахмурился еще сильнее.
   Однако Гектор Эплин-Армак заметил, что это был всего лишь задумчивый хмурый взгляд, и решил последовать мыслям капитана.
   Возможно, другие корабли просто решили, что у них слишком много парусов для безопасности. Два других галеона направились более северным курсом, примерно на северо-северо-запад, и подняли свои брамсели, как только поняли, что "Дестини" преследует их, но это не означало, что их командир был доволен своим собственным решением. Оснащение его кораблей могло быть значительно более мощным, чем два или три года назад, но очень немногие суда в мире имели столь мощное - и хорошо сбалансированное - парусное вооружение, как у нынешнего чарисийского флота.
   Мачты "Дестини" были пропорционально выше и включали в себя высокие бом-брам-стеньги, которых не хватало преследуемым кораблям, но дело было не только в большей высоте мачты. Если бы он установил каждый клочок парусины, который у него был, включая все передние и задние стаксели и все три кливера, он показал бы двадцать пять парусов. Мало того, новые чарисийские ткацкие станки с водяным приводом означали, что его паруса имели гораздо более плотное плетение, что позволяло им улавливать больше силы ветра, и они были вырезаны по новому плоскому рисунку, представленному сэром Дастином Оливиром. Корабли, которые он преследовал, не несли бом-брам-стеньги или стаксели, при тех же обстоятельствах они показали бы только десять. Их паруса все еще были скроены по старому образцу "мешочного паруса", действуя как закругленные мешки, чтобы ловить ветер, а не как более плоская, более перпендикулярная - и, следовательно, более эффективная - поверхность парусов "Дестини". Гектор вынужден был признать, что паруса-мешки выглядели так, как будто они должны были быть более мощными, но превосходство новых моделей Оливира было убедительно продемонстрировано в ходе соревновательных парусных испытаний в заливе Хауэлл.
   Пропорции парусов других кораблей также значительно отличались, поскольку марсели "Дестини" имели как больший подъем, так и более широкую головку, что придавало каждому из них значительно большую площадь и делало их более мощными. Фактически, его марсели в действительности были основными парусами, в то время как установленные под ними грот и фок оставались основными парусами для кораблей, которые он преследовал.
   Конечно, существовала огромная разница между общим количеством парусины, которое судно могло установить в оптимальных условиях, и количеством, которое оно могло безопасно нести при любом заданном состоянии моря. В некоторых отношениях, на самом деле, "Дестини" и его собратья действительно были слишком перегружены парусами. Было бы легко поставить слишком большие паруса, вести корабль слишком рискованно - даже опасно рискованно - при неподходящих обстоятельствах. Кроме того, был момент, когда скопление большего количества парусов фактически замедляло корабль, слишком глубоко погружая его в море или так резко креня, что искажало поток воды вокруг его корпуса, даже если на самом деле это не угрожало ему. Таким образом, в большинстве случаев количество парусов на корабле имело меньшее значение, чем общая площадь парусов, которую он мог показать при текущей скорости ветра и высоте волн.
   Но имело значение, как была распределена эта площадь, из-за того, как она влияла на движение корабля. На данный момент, например, одна из причин, по которой капитан Йерли установил фок, заключалась в том, что, в отличие от других прямоугольных парусов корабля, фок на самом деле имел тенденцию слегка приподнимать нос, облегчая движение судна, вместо того, чтобы опускать нос глубже и сильнее. Капитан также должен был думать о защитном эффекте своих парусов, и, вообще говоря, чем выше парус, тем сильнее его кренящий эффект. Таким образом, в тяжелую погоду стандартный порядок уменьшения парусов состоял бы в том, чтобы сначала снять верхние брамсели (предполагая в первую очередь, что корабль нес их), затем нижние брамсели, грот и фок и, наконец, марсели. (Грот и фок шли раньше более высоких марселей из-за их большего размера и сложности в обращении с ними, несмотря на больший эффект крена от марселей.)
   Собственная первоначальная оценка Гектора о том, что другие галеоны были такими же большими, как "Дестини", тоже оказалась завышенной. Другие корабли были, по крайней мере, немного меньше, чем он думал, хотя и не сильно, что означало, что "Дестини" мог безопасно нести больше парусины, чем в этих условиях могли противники. Капитан Йерли делал именно это, отдав свои рифы и установив фок (грот был зарифлен, чтобы он не закрывал фок-мачту, когда ветер дул в корму на его новом курсе), и даже без верхних брамселей скорость "Дестини" возросла почти до восьми узлов. Последние пять часов они неуклонно нагоняли другие суда, несмотря на то, что те оба самостоятельно поставили дополнительные паруса, как только наконец заметили, что их преследуют, так что, безусловно, возможно - вероятно, на самом деле - решили, что они все-таки не смогут убежать от "Дестини". И если это было так, то не было никакого смысла рисковать повреждением парусов или такелажа, неся слишком много парусины. Особенно потому, что всегда было возможно, что что-то случится с "Дестини", и в этом случае они могли бы еще опередить его.
   С другой стороны, брамсели были бы свернуты в первую очередь, если бы капитан решил сократить парусность по какой-либо причине, а не просто из-за проблем с погодой. Так что, возможно, и другие корабли просто решили позволить "Дестини" настигнуть их. Что приводило бы либо к очень глупому торговому шкиперу, учитывая грабежи чарисийских каперов и военно-морских крейсеров, либо...
   - Полагаю, что мы должны подготовить корабль для действий примерно через, момент... три часа, как я думаю, мастер Лэтик, - спокойно сказал Йерли. - Думаю, мы скоро придем на обед, так что нет смысла торопить события. Но проследите, чтобы все моряки получили что-нибудь горячее, чтобы поесть, и побольше, пожалуйста.
   - Есть, сэр, - подтвердил первый лейтенант. Он подозвал одного из мичманов и начал давать парню четкие инструкции, а Йерли взглянул на Гектора.
   - Вы же не думаете, что они все-таки торговцы, не так ли, сэр? - тихо спросил Гектор. Некоторые капитаны откусили бы голову любому офицеру, неважно как сильно он связан с аристократией, за дерзость задать им такой вопрос без приглашения. Однако Гектора это не беспокоило, и не из-за его собственного дворянского титула.
   - Нет, мастер Эплин-Армак, я не знаю, - ответил Йерли. Он кивнул вперед, туда, где теперь с палубы были видны паруса других кораблей, когда "Дестини" поднимался вместе с волнами. - Оба этих парня приглашают нас догнать их, и ни один шкипер торгового судна не сделал бы этого, даже если бы они еще не видели наши цвета. Чего они, вполне может быть, и не сделали.
   Он взглянул вверх, туда, где с бизань-мачты реяло знамя империи, жесткое и суровое на вид. При новом курсе "Дестини", идущего почти прямо по ветру, когда он устремлялся за другими кораблями, вполне возможно, что его цвета были скрыты от его добычи полотном на его фок-мачте и грот-мачте.
   - Они могут не понимать, что мы королевский корабль - я имею в виду, имперский корабль, - Йерли поморщился, исправляя себя, - но они должны предположить, что мы, по крайней мере, капер. При таких обстоятельствах торговые суда продолжали бы бежать изо всех сил в надежде держаться подальше от нас до наступления темноты. Имейте в виду, не думаю, что у них получится, но они могут, и никто никогда не знает, что сделает ветер.
   Он сделал паузу, приподняв одну бровь, и Гектор понял намек.
   - Итак, если они не бегут изо всех сил - если они решили, что хотят, чтобы мы догнали их, пока у нас обоих еще будет дневной свет, - вы тоже думаете, что это военные галеоны, сэр, - сказал он.
   - Думаю, что это очень вероятно, мастер Эплин-Армак. - Йерли слегка кивнул с удовлетворением учителя, чей ученик сделал правильный вывод. - Я на мгновение подумал, прежде чем они оба сократили парусность, что это может быть торговец с эскортом, высаживающимся за кормой корабля под его защитой. Но ни один эскорт не был бы настолько глуп, чтобы держать своего подопечного в непосредственной близости, если бы он решил отступить, чтобы вступить с нами в бой, поэтому мне кажется, что мы должны предположить, что это оба военных корабля. Согласно последним оценкам барона Уэйв-Тандера, у Деснейра должно быть по меньшей мере дюжина их переоборудованных галеонов, готовых к выходу в море. Пока нет возможности быть уверенным, но я буду очень удивлен, если это не два из них. Единственный вопрос, который у меня на уме, - продолжил капитан, его голос стал немного мечтательным, а глаза расфокусировались в раздумьях, - это то, что двое из них делают здесь сами по себе.
   - Возможно, они просто тренируются, сэр, - неуверенно предположил Гектор, и Йерли кивнул.
   - Действительно, могли бы, но не так далеко в море, я думаю. - Он указал на резкий ветер, движение корабля при мощном давлении, дернув головой. - Эти условия немного оживленные для такой неуклюжей компании, как деснейрский флот, не так ли, мастер Эплин-Армак? Я бы ожидал, что они будут держаться ближе к дому, если все, что им нужно, - это парусная тренировка, особенно если их всего двое. Мы находимся в добрых шестистах пятидесяти лигах от их верфей в Гейре - и более чем в ста лигах от Хеннет-Хед, если уж на то пошло. Возможно, они с кораблей, строящихся в заливе Джарас, а не на верфях Гейры. Видит Бог, они строят в заливе гораздо больше своего военно-морского флота, чем в Гейре. Но даже это был бы ужасно долгий путь, чтобы просто обучить их экипажи, и я думаю, что барон Джарас немного нервничал бы из-за того, что всего двое из его людей встретили эскадру или пару наших галеонов, когда они решили отправиться в более глубокие воды. Он определенно был таким... по крайней мере, пока, достаточно осторожным в подобных вещах. Так что мне интересно...
   Капитан постоял в раздумье еще несколько мгновений, затем снова кивнул, на этот раз явно самому себе, прежде чем еще раз взглянуть на молодого энсина, стоявшего рядом с ним.
   - Могу придумать одну вескую причину, по которой они должны быть здесь, мастер Эплин-Армак, - сказал он с легкой улыбкой. - И если я прав, люди будут немного недовольны тем, что мы заметили их сейчас, а не через несколько дней.
   - Сэр? - Гектор подавил желание озадаченно почесать в затылке, и улыбка Йерли стала шире.
   - Итак, мастер Эплин-Армак! Капитан должен хранить по крайней мере несколько маленьких секретов, вам не кажется?
  
   ***
   - Извините, сэр.
   Капитан Абат повернулся, приподняв одну бровь, лицом к лейтенанту Лейзейру Мартинсину, первому лейтенанту "Аркейнджел Чихиро".
   - Да, Лейзейр? Что это? - Тон Абата был немного резким. Обычно они с Мартинсином неплохо ладили, но в тот момент, когда нижние мачты преследующего судна начали вырисовываться над горизонтом даже с уровня палубы, у капитана было несколько мыслей. Расстояние до другого корабля составляло немногим более семи миль, и, учитывая их нынешнюю скорость, он должен был добраться до "Аркейнджел Чихиро" не более чем за два или два с половиной часа. Если уж на то пошло, они были бы на дистанции оживленной стрельбы чуть более чем через девяносто минут.
   - Мастер Чеймбирс, - Мартинсин слегка повернул голову в направлении верхней части бизань-мачты, где лейтенант Чеймбирс устроился, наблюдая за другим кораблем, - сообщает, что он только что видел их цвета, сэр. На нем развевается знамя Чариса... и комиссионный вымпел.
   Лицо Абата слегка напряглось. Только тот, кто хорошо знал капитана, мог бы это заметить, но Мартинсин действительно хорошо его знал. И он также точно знал, о чем думал Абат. Тот факт, что Чеймбирс наконец-то увидел цвета, которые были замаскированы холстом, только подтвердил прежнюю почти уверенность капитана в том, что они должны быть чарисийцами. Но каперский вымпел... это было что-то совсем другое. Ни у одного капера не могло быть такого корабля. Это мог быть только корабль королевского флота Чариса - или в наши дни, скорее, имперского чарисийского флота.
   - Понимаю, - сказал Абат через мгновение. - И у него была возможность оценить их силу?
   - Мы еще не видели их порты, сэр, но на нем по меньшей мере десять или двенадцать их коротких пушек на палубе. Возможно, даже больше. И, - добавил Мартинсин почти извиняющимся тоном, - мастер Чеймбирс говорит, что он не похож на купца, построенного для торговли.
   Напряжение вокруг глаз капитана на этот раз было более заметным. Если оценки Чеймбирса были верны - а второй лейтенант был вполне компетентным офицером - тогда их преследователь был не просто имперским военным кораблем, а одним из новых специально построенных галеонов чарисийского флота, тогда как оба корабля Уэйлара были переоборудованными торговыми судами.
   - Понимаю, - повторил Абат, кивая своему первому помощнику. - Спасибо, мастер Мартинсин.
   Мартинсин коснулся груди в знак приветствия, затем отошел к левому борту юта, в то время как Абат сцепил руки за спиной и повернулся к перилам, глядя на гребни волн в явной задумчивости.
   В этот момент лейтенант не завидовал своему капитану. С другой стороны, он не испытывал и особого сочувствия. По большей части он уважал Абата как моряка, хотя за все годы службы на флоте у капитана было очень мало опыта обращения с галеонами. Практически все свое предыдущее время он провел на борту ограниченного числа галер деснейрского флота, и его навыки управления кораблем, хотя и были адекватными, были не так хороши, как у самого Мартинсина. Фактически, это было одной из причин, по которой Мартинсина назначили его первым лейтенантом.
   Однако с точки зрения военного опыта Абат был гораздо более квалифицированным командиром, чем Мартинсин, и лейтенант знал это. Конечно, ни у кого на деснейрской службе не было никакого опыта в тактике артиллерийского залпа, но, по крайней мере, Абат чувствовал запах порохового дыма в реальном бою, а это было больше, чем у Мартинсина. Учитывая этот опыт, Абат должен был (или, черт побери, должен был, во всяком случае) быть осведомлен о балансе боевых сил надвигающейся конфронтации даже лучше, чем Мартинсин. Не говоря уже о том малозначительном факте, что офицеру с его опытом, возможно, стоило быть немного более внимательным, потратить немного больше времени на обдумывание того, что он рекомендовал коммодору Уэйлару. На первый взгляд, два корабля Уэйлара должны были иметь преимущество. Ведь их было двое. Но это было не все, что здесь было задействовано - далеко не все. Один из новых галеонов чарисийского флота должен был нести не менее пятидесяти орудий (а возможно, и больше) вместо сорока орудий "Аркейнджел Чихиро". Хуже того, они были бы более тяжелыми орудиями. "Аркейнджел Чихиро", как и его брат, "Блессэд уорриор", нес двадцать шесть "ящеров" на своей орудийной палубе и четырнадцать "соколов" на верхней палубе. Может показаться, что это давало ему восемьдесят процентов бортового залпа чарисийца, и все их орудия не только имели новые цапфы и лафеты, но и использовали новые пороховые заряды в мешках, введенные чарисийцами, так что они также должны быть в состоянии соответствовать скорострельности огня другого корабля. Пока все хорошо, - сухо подумал Мартинсин. - Но ядра "ящеров" весили немногим больше двадцати фунтов каждое, а ядра "соколов" меньше девяти, а если слухи о чарисийцах верны, то на другом корабле на орудийной палубе должны были быть длинные тридцатифунтовые пушки, а короткие тридцатифунтовые орудия - то, что чарисийцы называли "карронадами" - на его верхней палубе.
   Что дало бы ему вдвое больше массы залпа "Аркейнджел Чихиро". На самом деле, он нес бы большую массу бортового залпа, чем оба деснейрских корабля вместе взятых... при гораздо более прочном каркасе и обшитом досками корпусе. И это значительно изменяло предыдущие расчеты Абата. Мало того, что каждый удар будет гораздо более разрушительным, чем он почти наверняка ожидал, но и более тяжелый корпус противника получит значительно меньше урона от каждого ответного удара.
   Конечно, два более легких корабля, если их хорошо использовать, должны быть способны перехитрить одного противника, и крайне маловероятно, что на "чарисийце" была достаточно большая команда, чтобы полностью укомплектовать батареи обоих бортов - особенно если ему приходилось резервировать людей, чтобы управлять своими многочисленными парусами. Если бы они могли схватиться с ним с обеих сторон одновременно, они должны были бы одолеть его в довольно короткий срок. Но в то время как навыки управления парусами команды "Аркейнджел Чихиро" значительно улучшились с тех пор, как они покинули Деснейр-Сити, Мартинсин очень сильно сомневался, что они смогут даже приблизиться к уровню компетентности опытного экипажа чарисийцев.
   Он был вполне уверен, что, поскольку другой корабль плавал один, и с ним больше никого не было, Абат предположил, что он, скорее всего, был капером, а не обычным военным кораблем. Во многих отношениях это было бы достаточно разумным предположением, и если бы оно оказалось точным, он был бы гораздо более легко обстрелян, в то время как качество команды его корабля также было бы гораздо более проблематичным. Кроме того, каперы не занимались нанесением сильных ударов, если могли этого избежать. Если бы шкипер капера понял, что он преследует два деснейрских военных корабля, а не пару толстых торговых призов, он почти наверняка решил бы, что его время можно было бы потратить с большей пользой в другом месте. Капитан чарисийского флота, скорее всего, отнесся бы к этому немного иначе.
   Но как же капитан сообщает новости коммодору? - немного сардонически поинтересовался Мартинсин. - Извините меня, коммодор, но оказывается, что там, сзади, вместо этого военный галеон. И я просто немного менее уверен в том, чтобы победить его, чем в том, чтобы победить капера. - Лейтенант мысленно фыркнул. - Конечно, я просто слышу, как он это говорит!
   Нет. Абат не собирался рисковать, выводя Уэйлара из себя, проявляя осторожность в этот момент. И поскольку Уэйлару не хватало опыта плавания, чтобы точно понять, насколько масса металла в залпе и - особенно - относительные навыки управления кораблем действительно влияют на морское сражение, маловероятно, что он собирался признать, насколько рискованной может оказаться вся эта ситуация. Он, конечно же, не собирался пытаться избежать действий в этот момент. Во всяком случае, без того, чтобы Абат не предложил этого.
   А это означало, что в ближайшие два часа или около того все станет немного оживленнее.
   ***
   Сэр Данкин Йерли посмотрел вперед на возвышающиеся полотнища деснейрских кораблей и задумчиво почесал подбородок. Как всегда, перспектива битвы вызвала у него в животе чувство пустоты и беспокойства. Никто из его офицеров и солдат, казалось, не разделял его опасений, и, конечно, для него было немыслимо раскрыть им это. Он часто задавался вопросом, действительно ли он в корне отличается от них в этом отношении, или они просто лучше скрывают свои эмоции, чем он.
   Не то чтобы это имело значение в данный момент.
   - Что ж, - заметил он вслух, не позволяя ни своему голосу, ни выражению лица намекать на какое-либо внутреннее беспокойство, - по крайней мере, они, похоже, поняли, что мы не просто какое-то глухое, немое и слепое торговое судно!
   Люди, дежурившие на карронадах юта, услышали его, как он и предполагал, и ухмыльнулись. Некоторые из них весело подталкивали друг друга локтями, а парочка даже хихикнула. Никаких признаков того, что они чувствовали что-то, кроме уверенного предвкушения!
   Жизнерадостные идиоты, не так ли? - подумал Йерли, но в его отражении было столько же нежного веселья, сколько и раздражения.
   Он отогнал эту мысль в сторону, переосмысливая свою позицию.
   Он был уверен, что теперь у него есть точная оценка вооружения других кораблей, и он скорее хотел бы иметь дело с несколько меньшими орудиями. Его собственные были тяжелее, и он не сомневался, что его орудийные расчеты были намного опытнее и почти наверняка лучше обучены, в придачу. Но восемьдесят пушек - это все равно восемьдесят пушек, а у него было всего пятьдесят четыре.
   Интересно, там бывший командир галеры? - задумался он.
   Это вполне могло бы иметь значение, учитывая связанные с этим привычки мышления. Капитаны галер мыслили с точки зрения лобовых подходов - поскольку их вооружение было погонным, всегда состояло из самых тяжелых орудий и стреляло только прямо вперед - и тактики абордажа. И капитан галеры почти наверняка был бы менее опытен, когда дело доходило до маневрирования такой принципиально неуклюжей штукой, как галеон с прямоугольной оснасткой. Кроме того, на галерах были весла. Капитаны, привыкшие грести прямо против ветра, как правило, менее живо оценивали ценность погодных условий.
   Йерли перестал чесать подбородок и сцепил руки за спиной, с отстраненным выражением лица созерцая сужающуюся полосу воды между "Дестини" и его противниками. Деснейрцы были не совсем в строю. Ветер отступил примерно на пять румбов - с юго-юго-востока на восток-юго-восток - в течение долгих часов с начала погони, и задний из двух кораблей находился в добрых двухстах ярдах с подветренной стороны и за кормой спутника, когда они плыли правым галсом. Йерли задался вопросом, было ли это выполнено намеренно или просто по небрежности. Или, если уж на то пошло, это просто означало отсутствие опыта у его противников. В конце концов, деснейрская империя все еще следовала традиции ставить армейских офицеров во главе военных кораблей.
   Давай не будем слишком самоуверенными в этом отношении, Данкин, - напомнил он себе. - И все же мы можем надеяться, не так ли?
   Двести ярдов могли показаться не таким уж большим расстоянием для сухопутного жителя, но Йерли не был сухопутным жителем. Для артиллериста, привыкшего мыслить в терминах наземных сражений, которые велись на красивых, неподвижных участках земли, двести ярдов приравнивались бы к дальности легкой стрельбы из чего-то вроде бидона, где любому мало-мальски компетентному орудийному расчету было бы трудно промахнуться по цели длиной пятьдесят с лишним ярдов, высотой шесть или семь ярдов и шириной не менее десяти ярдов. Для моряка, привыкшего к тому факту, что его орудийная платформа, скорее всего, будет двигаться по крайней мере в трех разных направлениях одновременно, совершенно независимо от движения его цели, дальность в двести ярдов была чем-то совершенно другим.
   Как на идеально подходящем расстоянии, чтобы полностью израсходовать порох и выстрелить, - сухо подумал капитан. - Это означает, что эти два парня вон там находятся вне зоны эффективной поддержки друг друга. Во всяком случае, если я не буду настолько любезен, чтобы плыть прямо между ними!
   Он взглянул на свои собственные паруса и принял решение. - Мастер Лэтик.
   - Да, сэр?
   - Давайте снимем брамсели, пожалуйста.
   - Есть, есть, сэр! - Первый лейтенант коснулся груди в знак воинского приветствия, затем поднял свою кожаную говорящую трубу. - Вахта, готовься уменьшить брамсели! - проревел он сквозь нее, и в ответ по палубному настилу загрохотали ноги.
  
   ***
   Лейзейр Мартинсин наблюдал за чарисийцем прищуренными глазами со своего поста на юте "Аркейнджел Чихиро". Он неуклонно приближался с незаряженной батареей его правого борта, когда повернул в сторону левого борта "Аркейнджел Чихиро", что не очень удивило Мартинсина. Ему это не понравилось, но и не удивило. Единственное, в чем он был полностью уверен, так это в том, что у Кэйлеба Армака не было привычки назначать на свои самые мощные военные корабли людей, которые не знали, что с ними делать, и что капитан-чарисиец, очевидно, признал огромное преимущество в маневре, которое ему дало его владение метеоусловиями. Из-за его положения с наветренной стороны выбор того, когда и как начать действовать, полностью находился в его руках, и он четко понимал, что именно делать с этим преимуществом.
   Мартинсин только хотел бы быть более уверенным в том, что капитан Абат понимает то же самое.
   Понимал это Абат или нет, но Мартинсину уже было до боли очевидно, что чарисийский галеон управляется гораздо более умело, чем его собственный корабль. Парусная подготовка "Аркейнджел Чихиро" неизмеримо улучшилась во время его длительного путешествия из Деснейр-Сити. Однако, несмотря на это, точность маневров другого корабля, когда он уменьшал парусность, только подчеркивала, как далеко еще предстояло зайти собственной команде "Аркейнджел Чихиро". Фок "чарисийца" был свернут, и его нижние брамсели исчезли с механической точностью, как будто унесенные взмахом волшебной палочки одного волшебника. Два его кливера также исчезли, когда он перешел на боевой парус, но даже с резко уменьшенной площадью паруса он продолжал неуклонно приближаться.
   Его скорость упала с уменьшением парусности, но это не сделало Мартинсина намного счастливее. "Аркейнджел Чихиро" и "Блессэд уорриор" прошли свои собственные курсы подготовки к битве, и это стоило им еще большей потери скорости, чем у "чарисийца". У того все еще было преимущество почти в два узла, и он был всего в восьмистах ярдах за кормой. Через пятнадцать минут, плюс-минус, он будет прямо рядом, и было очевидно, что имел в виду его капитан. Он намеревался держаться с подветренной стороны от "Аркейнджел Чихиро", обстреливая его левый борт из своих собственных орудий правого борта. С изменением ветра оба корабля теперь кренились сильнее, так что его выстрелы могли быть более высокими, но это позволило бы ему атаковать флагман в изоляции, где "Блессэд уорриор" не смог бы атаковать его из-за своего удаления. В прямой дуэли бортов более тяжелый чарисийский галеон почти наверняка одолел бы "Аркейнджел Чихиро" в относительно короткий срок.
   Тем не менее, если планы капитана и коммодора сработают, это не будет прямой бортовой дуэлью, не так ли?
   Нет, этого не будет. К сожалению, лейтенант Мартинсин подозревал, что у этого капитана-чарисийца, возможно, просто есть несколько собственных планов.
   ***
   - Хорошо, мастер Лэтик, - сказал сэр Данкин Йерли, - думаю, что самое время.
   - Есть, сэр, - серьезно ответил первый лейтенант и поманил Гектора. - Будьте готовы, мастер Эплин-Армак, - сказал он, и Гектор кивнул - в чрезвычайно особых обстоятельствах, сложившихся в данный момент, ему было специально поручено не отдавать честь в знак понимания приказа, когда кто-либо на вражеском корабле мог это увидеть - и лениво подошел немного ближе к решеткам люка в центре спардека "Дестини". Он взглянул вниз сквозь решетку на нижнюю палубу. Длинные тридцатифунтовые орудия были подготовлены и ждали по правому борту, и он улыбнулся, заметив распределение орудийных расчетов.
   Это было не особенно приятное выражение.
   - К стопорам и брасам! - услышал он крик Лэтика позади себя.
   ***
   Коммодор Уэйлар стоял на кормовой палубе "Аркейнджел Чихиро", пристально глядя на неуклонно приближающийся чарисийский корабль.
   Для него было очевидно, что капитан Абат был не в восторге, обнаружив, насколько силен на самом деле их противник. Что ж, у самого Уэйлара тоже не было соблазна вкручивать какие-либо праздничные колеса. И хотя весь предыдущий боевой опыт коммодора, возможно, был исключительно на суше, его корабли провели достаточно артиллерийских учений, чтобы он заподозрил, что их точность окажется удручающей. В какой-то степени, однако, это должно быть справедливо для обеих сторон, и тот факт, что у него было почти в два раза больше общего количества орудий, также должен означать, что он наберет больше общих попаданий.
   Предполагая, что он сможет привести их всех в действие.
   Пока что он делает то, что предсказал Абат, Хейрам, - напомнил он себе. - Теперь, если он просто продолжит делать это... По крайней мере, до того, как они разошлись на свое нынешнее расстояние друг от друга, "Аркейнджел Чихиро" и "Блессэд уорриор" смогли подойти достаточно близко друг к другу, чтобы Уэйлар и Абат могли посовещаться с капитаном Томисом Мантейном, командиром "Блессэд уорриор", через свои говорящие трубы. Мантейн был хорошим человеком - младше Абата выслугой и немного моложе, но в то же время более агрессивным из них двоих. И он точно понял, что имели в виду Абат и Уэйлар. Коммодор был уверен в этом, а также в том, что он может положиться на Мантейна в выполнении его инструкций.
   Более того, было очевидно, что предсказание Абата о том, что враг попытается атаковать только один из кораблей Уэйлара, если представится такая возможность, было точным. Намеренно открыв брешь между двумя деснейрскими галеонами, он и Уэйлар предложили "Аркейнджел Чихиро" в качестве заманчивой цели. Если бы "чарисиец" держался левого борта, приближаясь к "Аркейнджел Чихиро" с подветренной стороны, он мог бы встать рядом с флагманом Уэйлара и нанести удар по нему своим превосходящим количеством и массой залпа орудий, когда ни одно из орудий "Блессэд уорриор" не могло быть задействовано в поддержке флагмана.
   Но когда вражеский корабль воспользуется предложенным преимуществом, Мантейн выполнит инструкции, которые ему дали ранее. "Блессэд уорриор" немедленно сменил бы курс, изменив направление с северо-северо-запада на запад через север или даже с запада на юго-запад, принимая ветер почти точно по траверзу. Этот курс привел бы его прямо к носу чарисийского корабля, что дало бы ему возможность обстрелять более крупный и тяжелый галеон с позиции, в которой ни одно из орудий чарисийца не могло бы выстрелить в него в ответ.
   Как только он пересекал курс чарисийца, Мантейн возвращался на свой первоначальный курс... к этому времени (если бы все шло по плану) чарисиец и "Аркейнджел Чихиро" настигли бы "Блессэд уорриор". Больший галеон оказался бы в ловушке между двумя более легкими судами Уэйлара, где их превосходящее количество орудий должно было оказаться решающим.
   Конечно, маловероятно, что все пойдет точно "по плану", - напомнил себе Уэйлар. - С другой стороны, даже если мы не справимся с этим в точности, мы все равно должны получить тактическое преимущество.
   Чарисиец не смог бы отвернуть, чтобы помешать "Блессэд уорриор" атаковать его спереди, не подставляя свою столь же уязвимую - и даже более хрупкую - корму под удар "Аркейнджел Чихиро". У него не было бы особого выбора, кроме как оставаться бортом к борту с флагманом. Так что, если "Аркейнджел Чихиро" не понесет сокрушительный урон в своем снаряжении в первых залпах, или если кто-то не столкнется с кем-то другим, преимущество все равно должно достаться деснейрцам.
   И столкновение тоже пойдет нам на пользу, - мрачно подумал Уэйлар. - Как бы ни были хороши имперские морские пехотинцы Чариса, экипажи Уэйлара превосходили бы численностью чарисийцев в два раза. Столкновение, которое позволило бы им подняться на борт более крупного корабля и уладить все с помощью холодного оружия, было бы не самым худшим исходом, который он мог себе представить.
   ***
   Капитан Йерли наблюдал, как кончик утлегаря "Дестини" неуклонно приближается к деснейрскому галеону. Теперь он мог прочитать название другого корабля на его корпусе - "Аркейнджел Чихиро", что не оставляло особых сомнений в том, для службы на кого он на самом деле был построен, - и даже без своей подзорной трубы он мог довольно четко различить отдельных офицеров и людей.
   "Аркейнджел Чихиро", несмотря на свой более короткий обрубленный корпус, стоял выше над водой, чем "Дестини", что, несомненно, делало его более капризным и подверженным ветру. Он также был более пузатым (несомненно, наследие его торгового происхождения), а его бак и кормовая надстройка были, по крайней мере, несколько урезаны во время переделки. Однако он сохранил достаточную высоту на корме для полной кормовой палубы, и в некотором смысле Йерли хотел, чтобы "Дестини" обладал такой же особенностью. Положение рулевых на юте "Дестини" оставляло их полностью незащищенными - как для мушкетного, так и для пушечного огня, - в то время как штурвал "Аркейнджел Чихиро" располагался под палубой на корме, где он был скрыт и защищен.
   Словно в подтверждение размышлений Йерли, с другого судна начали стрелять из мушкетов. У них были фитильные замки, а не кремневые, что давало им ужасно низкую скорострельность. Они также были гладкоствольными, что не должно было творить никаких чудес с точки зрения их точности, хотя точность стрельбы с одного движущегося корабля по персоналу на палубе другого движущегося корабля не имела большого значения. Была ли на самом деле поражена какая-либо конкретная цель при таких обстоятельствах или нет, в значительной степени зависело от случая, хотя было немного трудно вспомнить об этом, когда мушкетная пуля жужжала мимо уха.
   Как только что сделала одна из них, - отметил он краешком сознания.
   Стрелки морской пехоты на фок- и грот-мачтах открыли ответный огонь, и если их нарезное оружие не было намного точнее в сложившихся условиях, тот факт, что они были вооружены кремневыми, а не фитильными замками, по крайней мере, давал им значительно более высокую скорострельность. Кто-то закричал на одной из карронад на миделе правого борта, когда один из чужих фитильных мушкетов нашел цель, и Йерли увидел, как тело свалилось с бизань-мачты "Аркейнджел Чихиро" и рухнуло на палубу кормы с силой, разрушающей кости, когда один из его морских пехотинцев вернул комплимент.
   Я думаю, что мы уже достаточно близки, - размышлял он и взглянул на Лэтика. - Итак, мастер Лэтик! - решительно сказал он, и первый лейтенант свистнул в свисток.
   ***
   Сэр Хейрам Уэйлар даже не повернул головы, когда позади него рухнуло на палубу тело моряка. Человек, вероятно, был мертв еще до того, как упал; теперь он почти наверняка был мертв, и это был не первый труп, который когда-либо видел Уэйлар. Он обратил на это не больше внимания, чем на осколки, внезапно покрывшие обшивку вокруг его ног, когда три или четыре пули чарисийских мушкетов с глухим стуком вонзились в палубу. Он отметил, что стрелки другого корабля, очевидно, узнали в нем офицера, даже если они не понимали точно, насколько богатым призом он является. И все же это было отстраненное наблюдение, которому не позволялось проникать под поверхность его разума. Коммодор почти не подозревал о своей собственной смертности, но у него были другие причины для беспокойства, когда кончик длинного, похожего на копье утлегаря "чарисийца" начал приближаться к поручню "Аркейнджел Чихиро".
   Лэнгхорн, это скоро случится! - сказал он себе. - Чарисиец подошел даже ближе, чем он ожидал. Выглядело так, как будто капитан другого галеона намеревался вступить в бой с расстояния не более тридцати ярдов. На таком расстоянии даже относительно неопытные стрелки Уэйлара, скорее всего, не промахнулись бы, и он поморщился, представив себе бойню, которая вот-вот должна была начаться.
   Но в нас обоих, мой друг-еретик, - мрачно подумал он. - В нас обоих.
   Еще несколько минут, и...
   ***
   - Руль налево! - рявкнул сэр Данкин Йерли. - Кругом, немедленно!
   - Руль налево, есть, сэр! - Шеф Уэйган подтвердил это, и он и его помощник размыто крутанули спицы большого двойного колеса влево.
   Движение штурвала переместило румпель корабля на левый борт и повернуло руль в противоположном направлении. Что, в свою очередь, заставило корабль резко повернуться на правый борт.
   ***
   Глаза Уэйлара расширились, когда чарисиец внезапно изменил курс. Это было последнее, чего он ожидал, особенно то, как это заставило его отвернуть от "Аркейнджел Чихиро" - развернуться с наветренной стороны поперек кильватера его флагмана, а не идти рядом с подветренной стороны, как он ожидал. Его реи отслеживались с точностью метронома, когда его курс менялся, продолжая вести его, но он резко замедлился, когда его новый курс приблизил его к ветру, и первоначальное удивление Уэйлара начало превращаться в хмурое замешательство, когда он обнаружил, что смотрит на орудийные порты левого борта чарисийского галеона.
   Их закрытые орудийные порты по левому борту, тогда как для него это был правый борт с незаряженными орудиями, неготовыми к бою.
   ***
   - Кругом, ребята! Кругом! - Гектор крикнул вниз через решетки люка.
   В предостережении, вероятно, не было необходимости. Офицеры и матросы, отвечающие за основное вооружение "Дестини", несомненно, слышали свисток лейтенанта Лэтика почти так же хорошо, как артиллеристы карронад на орудиях спардека. Однако капитан Йерли был не из тех, кто рискует чем-то подобным. Одним из его основополагающих принципов было то, что компетентный офицер делал все возможное перед боем, чтобы свести к минимуму вероятность ошибок или недоразумений. В любом случае, они должны были произойти, как только сражение вступит в силу, но хороший офицер сделал все возможное, чтобы их было как можно меньше... и чтобы они не произошли раньше, чем должны были.
   И эта конкретная эволюция предоставила множество возможностей для того, чтобы что-то пошло не так.
   Когда корабль развернулся с наветренной стороны, моряки, которые демонстративно управляли карронадами на левом борту (как мог ясно видеть любой тупоглазый идиот на другом корабле), повернулись как один и бросились, повинуясь свистку Лэтика, на другую палубу. Короткие, кургузые карронады батареи левого борта, уже заряженные и подготовленные, выкатывались быстро, за достаточное время, но более тяжелые орудия на орудийной палубе были гораздо более массивными и гораздо менее удобными.
   Хорошей новостью было то, что никто на борту "Аркейнджел Чихиро" не смотрел на эту палубу "Дестини". Капитан Йерли смог отправить полные расчеты на свою батарею левого борта, не выдавая своих намерений. Теперь орудийные порты левого борта распахнулись, командиры орудий выкрикивали приказы, и люди кряхтели от взрывного усилия, наваливаясь на боковые спицы. Лафеты орудий визжали, как разъяренные свиньи, когда они грохотали по настилу, посыпанному песком для лучшего сцепления, и длинные злобные морды кракенов новой модели высовывались из внезапно открытых портов.
   Времени на то, чтобы прицелиться, было не так уж много.
   К счастью, командиры орудий КЕВ "Дестини" имели достаточно практики.
   ***
   Мир разлетелся на части в оглушительном раскате грома, пронзенного молниями.
   Сэр Хейрам Уэйлар никогда не представлял себе ничего подобного. Честно говоря, никто из тех, кто никогда этого не испытывал, не мог бы точно представить себе это. Он стоял на высокой, узкой кормовой палубе своего флагмана - палубе длиной чуть более сорока футов и шириной едва двадцать футов в самом широком месте - и двадцать семь тяжелых пушек взорвались длинной, нескончаемой барабанной дробью, выплевывая огонь и ослепляющий, удушающий дым, когда "Дестини" пересек корму "Аркейнджел Чихиро", и его бортовой залп был нанесен с расстояния, возможно, пятьдесят футов. Два корабля были так близко друг к другу, что утлегарь "Дестини" фактически пролетел над кормой его врага, едва миновав бизань-ванты "Аркейнджел Чихиро", когда он изменил курс почти полностью с северо-востока на восток, и сила сотрясения этого множества пушек, заряженных картечью поверх ядер и стреляющих на таком коротком расстоянии, была неописуемой. Он действительно почувствовал жар взрывающегося пороха, почувствовал огромные невидимые кулаки дульных взрывов, пробивающие все его тело огромными пузырями избыточного давления. Почувствовал, как корпус его флагманского корабля вздрагивает и дергается - ударяя вверх по его ногам, как будто какой-то маньяк колотил по подошвам его обуви бейсбольной битой, - когда в нее врезался чарисийский огонь. Обшивка раскололась, стекло больших кормовых иллюминаторов "Аркейнджел Чихиро" просто исчезло, а крики и пронзительные вопли людей, которые были застигнуты врасплох так же, как и сам Уэйлар, разрывали его уши даже сквозь невероятный гром орудий "Дестини".
   Подготовленная к бою орудийная палуба "Аркейнджел Чихиро" представляла собой одну огромную пещеру, простиравшуюся от носа до кормы. Пещеру, окаймленную пушками, выглядывающими через открытые порты и ожидающими, когда перед ними появится цель. Но цели там не было. Она была за их кормой, где артиллеристы, управлявшие этими орудиями, даже не могли ее видеть, не говоря уже о том, чтобы стрелять в ответ, и шестидюймовые железные сферы с воем пронеслись по всей длине пещеры, как собственные демоны Шан-вей.
   Полдюжины "ящеров" галеона получили прямые попадания, их лафеты рассыпались на тучи дополнительных осколков, тяжелые бронзовые орудийные стволы взмыли вверх, а затем рухнули обратно, чтобы раздавить и искалечить выживших членов их расчетов. Человеческие существа, оказавшиеся на пути одного из этих ядер, разрывались пополам с непринужденной, ужасающей легкостью. Осколки корабельного корпуса - некоторые из них достигали шести футов в длину и трех или четырех дюймов в диаметре - врезались в хрупкую плоть и кровь, как копья, брошенные каким-то разъяренным титаном. Люди кричали, хватаясь за разорванные и искалеченные тела, а другие люди просто отлетали назад, их головы, грудь или плечи разрывались со взрывами крови, когда в них врезалась картечь - каждая почти три дюйма в диаметре.
   Этот единственный залп убил или ранил почти половину экипажа "Аркейнджел Чихиро".
   ***
   - Отведи нас от ветра, Уэйган!
   Капитану пришлось повысить голос, чтобы его услышали, но шефу Уэйгану он показался до нелепости спокойным, почти задумчивым.
   - Есть, есть, сэр! - резко ответил старшина, и штурвал повернулся в противоположном направлении, когда руль "Дестини" был повернут вспять.
   Галеону это не понравилось, но он ответил как настоящий корабль, каким и был. Его корпус неуклюже вздымался, когда он поворачивал обратно на запад, поперек волн, но Йерли почти идеально рассчитал маневр, и ветер помог ему развернуться.
   "Дестини" вернулся назад перед ветром, затем пронесся еще дальше по левому борту, принимая ветер на четверть левого борта вместо скулы правого борта, и его реи марселей качнулись с машинной точностью, когда они были убраны назад.
   Он сильно потерял скорость в воде, а движение "Арканджела Чихиро" продолжало уносить его от корабля Йерли по его прежнему курсу. Но на борту деснейрского корабля было слишком много неразберихи, чтобы капитан Абат - или, скорее, лейтенант Мартинсин, поскольку Русейл Абат столкнулся с одним из ядер "Дестини" - мог даже подумать об изменении курса. Его офицеры все еще боролись за восстановление контроля после невероятной бойни того первого залпа, когда "Дестини" снова пронесся по корме "Аркейнджел Чихиро", на этот раз с северо-востока на юго-запад, а не с юго-запада на северо-восток.
   У его орудийных расчетов не было времени перезарядить орудия, но в этом и не было необходимости. Орудия правого борта были заряжены до того, как их выкатили, и даже при таком количестве рук, выделенных для обслуживания брасов, офицерам батареи правого борта оставалось более чем достаточно членов экипажа, чтобы стрелять из уже заряженного оружия. Дальность стрельбы была намного больше - на этот раз более ста ярдов. На самом деле, ближе к ста пятидесяти. Но недостаточно близко к ста пятидесяти.
   ***
   - Уберите эти обломки! Перекиньте их через борт - сейчас же! - крикнул сэр Хейрам Уэйлар.
   Коммодор не имел права позволять себе отвлекаться от своих обязанностей флаг-офицера. Уэйлар, может быть, и не был моряком, но он знал это очень хорошо. К сожалению, в данный момент он больше ничего не мог сделать, и он действительно схватился за один конец сломанного мостика, который упал на орудия верхней палубы. Он тяжело дышал, кряхтя от усилий, пытаясь убрать обломки, блокирующие орудия, затем развернулся, подняв голову, его глаза метнулись к разорванному ветром дыму за кормой его флагмана, когда КЕВ "Дестини" выпустил свой второй залп.
   Последствия еще почти тридцати тяжелых выстрелов с ревом обрушились на него. На этот раз дальность стрельбы была намного больше, и, в отличие от предыдущего залпа, многие из этих ядер совсем не попали в "Аркейнджел Чихиро". Но некоторым из них повезло, и одно из таких влетело прямо в бизань-мачту, аккуратно разрезав ее на две части в восьми футах над палубой. Она опрокинулась вперед, врезавшись в грот-мачту всей своей массой, добавленной к давлению ветра, и грот-мачта полетела вместе с ней. "Аркейнджел Чихиро" содрогнулся, как смертельно раненый рогатый ящер, затем вздрогнул, когда поток разбитого рангоута и разорванного полотна обрушился на его палубы или погрузился в море рядом. Он дико рванулся, устремляясь к внезапному плавучему якорю в виде своего собственного рангоута и такелажа, и раздались новые крики, когда еще больше членов его команды было раздавлено падающим рангоутом или разорвано на части чарисийским огнем.
   Уэйлар, пошатываясь, выбрался из снастей снесенной бизань-мачты, правой рукой сжимая левую руку. Эта рука была сломана почти так же сильно, как и его флагман, - подумал уголок его мозга - не то чтобы это имело большое значение в данный момент.
   Он наблюдал с горечью понимания в глазах, как чарисийский галеон снова изменил курс. Он качнулся назад, полностью возвращаясь назад перед ветром, его реи снова вращались, как будто управлялись одной рукой. Он наклонился к ветру под жестким управлением, когда снова ускорился, и он увидел, как раскрылись брамсели над его марселями. Они упали, как занавеси, затем затвердели, когда поймали ветер и натянулись, и "Дестини" пронесся мимо "Аркейнджел Чихиро".
   Уэйлар обернулся, отыскивая "Блессэд уорриор".
   Он знал, что капитан Мантейн, должно быть, был застигнут врасплох неожиданными маневрами чарисийцев по меньшей мере так же сильно, как Абат и он сам. "Блессэд уорриор" почти автоматически изменил курс, когда "Дестини" открыл огонь, развернувшись на западном направлении, как и было первоначально запланировано. К сожалению, это была единственная часть первоначальных договоренностей Уэйлара, которая сработала так, как планировалось. Хуже того, ни "Дестини", ни "Аркейнджел Чихиро" не были там, где он ожидал их увидеть, когда планировал свою первоначальную тактику. Теперь "Блессэд уорриор" был далеко к юго-западу от своего первоначального места... и "Дестини", двигаясь с севера на северо-запад, уже направлялся к тому, чтобы пройти за его кормой - и к тому же с преимуществом по ветру - вместо того, чтобы оказаться лицом к лицу с обоими своими противниками сразу.
   Правый борт чарисийского галеона снова вспыхнул и загремел, когда он пронесся мимо "Аркейнджел Чихиро", направляясь к своей второй жертве. Фок-мачта, уже ослабленная потерей опор, которые когда-то вели на корму к исчезнувшей грот-мачте, упала за борт, оставив "Аркейнджел Чихиро" полностью без парусов. Корабль катился безумно, пьяно, неописуемо закручиваясь в штопор, когда внезапная потеря всего его верхнего яруса уничтожила любые остатки устойчивости, только для того, чтобы яростно оборваться, когда он резко остановился у обломков, все еще прикрепленных к его борту оставшимися вантами. Лейтенант Мартинсин каким-то образом все еще был на ногах, выкрикивал команды, вел группы своих выживших моряков убирать обломки. Мелькали и стучали топоры, перерубая запутанные веревки, сражаясь за освобождение корабля, в то время как другие моряки и морские пехотинцы вытаскивали рыдающих, кричащих или молча корчащихся раненых из-под обломков.
   Мимолетный залп "Дестини" добавил еще больше разорванных и изломанных тел к его жестоким потерям, но было очевидно, что "Аркейнджел Чихиро" стал не более чем запоздалой мыслью для чарисийцев. Флагманский корабль Уэйлара представлял собой разбитые руины, так сильно искалеченные, с таким количеством убитых или раненых, что его можно было забрать в любое время, когда заблагорассудится "Дестини". В данный момент у врага были более важные заботы, и челюсти Хейрама Уэйлара сжались от чего-то гораздо худшего, чем боль в сломанной руке.
   Он знал Томиса Мантейна. Если во всем теле Мантейна и была хоть капля слабости, Уэйлар никогда не видел даже намека на это, а "Блессэд уорриор" уже менял курс. Его парусной тренировке не хватало отточенной слаженности "Дестини", и корабль, к несчастью, повернул на свой новый курс, паруса хлопали и гремели в знак протеста. Его маневр удачно отвернул корму от врага прежде, чем "Дестини" смог нанести ему удар, как это было с "Аркейнджел Чихиро", и его орудия правого борта демонстративно выстрелили. Тем не менее, каким бы быстрым и решительным, несомненно, ни был Мантейн, неуклюжесть, с которой его корабль вышел на новый курс, только подчеркивала, насколько тяжело было сравнивать уровень мастерства его команды с уровнем чарисийского галеона, приближающегося к нему. Он был не просто лучше вооружен и более массивен; он был выше классом, и часть сэра Хейрама Уэйлара хотела, чтобы у него все еще была неповрежденная мачта и сигнальные фалы. Хотел бы он приказать Мантейну прекратить стрельбу и бежать.
   Или сдаться, - признался он себе с мрачной, ужасной честностью, наблюдая, как корабль сэра Данкина Йерли набрасывается на свою свежую добычу, как охотящаяся виверна. Он не может оторваться - не может убежать от него или избежать его. И поскольку он не может...
   Новый раскат грома прокатился по ледяному послеполуденному морю, когда чарисийский галеон, такой же безжалостный, как эмблема Армаков в виде кракена, летящая с его бизань-реи, снова открыл огонь.
  
   .VII.
   Дворец архиепископа, город Тейрис, провинция Гласьер-Харт, республика Сиддармарк
  
   Это была самая холодная зима, которую Жэйсин Канир мог припомнить... более чем одним способом.
   Канир был худощавым человеком, и Бог потратил очень мало жира, когда создавал его. В результате он обычно чувствовал холод сильнее, чем многие другие, и всегда думал, что его назначение в архиепископство Гласьер-Харт, в горах Сиддармарка, было доказательством того, что у Бога и архангелов есть чувство юмора.
   В последнее время, казалось, этот юмор было несколько труднее обнаружить.
   Он стоял, глядя из окна своего кабинета на втором этаже своего дворца в городе Тейрис. Это был не такой уж большой дворец, как обычно считали великие лорды Матери-Церкви. Если уж на то пошло, Тейрис, несмотря на его неоспоримый статус крупнейшего города провинции Гласьер-Харт, на самом деле был не более чем большим городом по стандартам более богатых и густонаселенных провинций.
   Жители архиепископства Канира, как правило, были бедными, трудолюбивыми и набожными. Большая часть ограниченного богатства, которым могло похвастаться Гласьер-Харт, поступала из шахт провинции, которые, к сожалению, производили не золото, серебро, сапфиры или рубины, а просто уголь. Канир ничего не имел против угля. На самом деле, по его мнению, он обладал гораздо большей внутренней ценностью, чем любая из этих более дорогих безделушек, а уголь Гласьер-Харт был хорошим, чистым антрацитом. Это был... честный продукт. Такого рода, что можно было бы использовать для целей, которые, как он был совершенно уверен, одобрил Бог. Тот, который обеспечивал дома отчаянно необходимым теплом в разгар зимнего льда и снега. Тот, с которым, по крайней мере, несколько владельцев литейных заводов здесь, в Сиддармарке, начали экспериментировать, превращая его в кокс в подражание нынешней практике чарисийцев.
   И все же были времена, когда архиепископ мог бы пожелать чего-нибудь более яркого, немного более соответствующего тщеславным желаниям этого мира. То, что обеспечило бы его трудолюбивым, прилежным прихожанам большую отдачу. И то, что, несмотря на все усилия ордена Паскуале, не отправляло бы слишком многих из этих прихожан в ранние могилы с черными легкими.
   Рот Канира дернулся при знакомой мысли, и он покачал головой.
   Конечно, ты этого хочешь, Жэйсин, - отругал он себя, хотя ругань была мягкой, ее жесткие края стерлись от частого повторения. - Любой священник, достойный своей шапки и скипетра, хочет, чтобы его люди жили дольше, здоровее и богаче! Но будь благодарен Богу, что Он, по крайней мере, дал им уголь для добычи и способ доставить его на рынок.
   Эта мысль привлекла его внимание к сильно замерзшему сейчас каналу Тейрис, который соединял город с рекой Грейуотер. Грейуотер была судоходной - по крайней мере, для движения барж - на большей части своей четырехсотмильной протяженности, хотя в нескольких местах требовались шлюзы. Она соединяла озеро Айс, расположенное к северо-западу от Тейриса, с озером Гласьерборн, в двухстах милях к юго-западу. Оттуда могучая река Сиддар протекала тысячу шестьсот миль, извиваясь через последние горы Гласьер-Харт, затем через предгорья провинции Шайло и в Старую провинцию до столицы, самого Сиддар-Сити. Это означало, что баржи с углем Гласьер-Харт можно было сплавлять по рекам вплоть до Сиддар-Сити, где его можно было перегружать на каботажные суда и морские галеоны для отправки по всему миру.
   Значительная часть его использовалась прямо здесь, в республике, либо сбрасываясь в одном из речных портов по пути, либо доставлялась прямо в Сиддар-Сити, прежде чем продавалась. Из того, что не нашло применения ни в одном из этих мест, большая часть отправлялась вверх по побережью Ист-Хэйвена до прохода Син-ву, затем на запад, через проход, чтобы удовлетворить ненасытный зимний аппетит города Зион. Тот факт, что его можно было отправлять по воде на всем пути, делал цену доставки конкурентоспособной по сравнению с сухопутными источниками, даже когда эти источники были намного ближе и даже в самом далеком Зионе, а его качество высоко ценилось взыскательными клиентами. Большая часть его покупной цены, конечно, присваивалась торговцами, грузоотправителями и посредниками, через чьи руки он проходил. Очень небольшая часть конечной цены продажи попадала в руки - узловатые, мозолистые, со сломанными ногтями, покрытые угольной пылью руки, - которые фактически вырвали его из недр гор Гласьер-Харт. Но этого было достаточно, хотя и едва-едва, и жители архиепископства Канира были благодарны за это. Они были провинциальным народом, обладавшим лишь самыми несовершенными знаниями о мире за пределами скалистых, заснеженных частоколов своих горных горизонтов, и все же они знали, что им живется лучше, чем многим другим людям в Сэйфхолде.
   Это была одна из вещей, которые Канир любил в них. О, ему также нравилось их благочестие. Он любил чистую радость в Боге, которую слышал в их хорах, видел на их лицах. Но как бы сильно он ни любил эти вещи, как бы ими ни дорожил, именно их прочная независимость, их упрямая уверенность в себе действительно находили отклик где-то глубоко внутри него. У них было чувство самодостаточной целостности. Всегда готовые прийти на помощь соседу, всегда щедрые, даже когда их собственные кошельки были печально стеснены, в них было что-то такое, что требовало, чтобы они стояли на своих двоих. Они знали, что значит зарабатывать себе на жизнь в поте лица, непосильным трудом в глубоких и опасных шахтах. Они рано выходили на рынок труда и поздно покидали его, и по пути научились ценить себя. Признать, что они дали хорошую отдачу и даже больше за эти средства к существованию. Что им удалось поставить еду на столы своих семей. Что они выполнили свои обязательства и что они не были обязаны никому, кроме самих себя.
   Клинтан, Тринейр и Рейно никогда не понимали, почему я так люблю этих людей, - думал сейчас архиепископ, окидывая взглядом окутанные туманом заснеженные горы. - Их идеал - это то, что Рейно получает в Харчонге, - крепостные, забитые люди, которые "знают свое место". Лицо Канира посуровело. Им нравится знать, что их "стада" не станут нахальными. Не собираются спорить со своими светскими и мирскими хозяевами. Не собираются начинать думать самостоятельно, задаваясь вопросом, почему Мать-Церковь так невероятно богата и могущественна, в то время как ее дети голодают. Мы не собираемся начинать требовать, чтобы князья Матери-Церкви помнили, что они служат Богу... а не наоборот.
   Канир знал, что подавляющее большинство его коллег-прелатов никогда не понимали, почему он настаивал на том, чтобы совершать два длительных пастырских визита в свое архиепископство каждый год, вместо одного неохотного визита в год, который совершало большинство из них. Тот факт, что он добровольно проводил зиму в Гласьер-Харт, вдали от удобств Храма, развлечений Зиона, политических маневров и создания альянсов, которые были столь важны для существования викариата, всегда забавлял их. О, один или двое из них поняли, как он полюбил захватывающую красоту, скалистость высоких гор, снежные шапки и густые вечнозеленые леса. Водопады, которые низвергались на сотни футов сквозь кружевные знамена брызг. Глубокие, ледяные озера, питаемые высокогорными ледниками, от которых провинция получила свое название. Несколько других - в основном люди, которых он знал в семинарии, когда был намного моложе, - знали о его давнем интересе к геологии, о том, как он всегда любил изучать Божью работу в костях мира, о его верности спелеологии и соборной тишине, которую он находил в глубоких полостях и пещерах.
   Тем не менее, даже те, кто знал об этих сторонах его натуры, кто мог смутно понять, что такой человек, как он, может видеть в таком архиепископстве, как у него, все еще находили его предпочтение Гласьер-Харт и его длительные визиты к его неотесанным, деревенским жителям трудными для понимания. Это было так эксцентрично... Так..... необычно. Они никогда не понимали, как он черпал силу и поддержку в вере, которая так ярко горела здесь, в Гласьер-Харт.
   Они также никогда не понимали, что жители Гласьер-Харт - как дворяне (какими бы они ни были и что бы в них ни было), так и простолюдины - знали, что он искренне заботится о них. Те другие архиепископы и викарии не беспокоились о таких мелочах. Даже лучшие из них слишком часто считали, что они выполняли свою работу и даже больше, удерживая десятину в допустимых пределах, следя за тем, чтобы в их архиепископства направлялось достаточное количество других священников, чтобы их церкви и монастыри были заполнены, следя за тем, чтобы их епископы-исполнители не снимали слишком много со своих прихожан. Они больше не были деревенскими священниками; Бог призвал их к более важным и серьезным обязанностям в управлении своей Церковью, и было много других священников, обеспечивающих пастырскую заботу, на которую у них больше не было времени.
   Именно так вся эта история в Чарисе сумела застать их всех врасплох, - мрачно подумал Канир. Он покачал головой, пристально вглядываясь в горизонт - пристальнее, чем лед и снег, на которые они смотрели. - Идиоты. Дураки! Они насмехаются над попытками реформировать Мать-Церковь, потому что она работает просто отлично... для них. Для их семей. За их власть и за их кошельки. И если она работает на них, то, очевидно, она должна работать на всех остальных. Или, по крайней мере, для всех остальных, кто имеет значение. Потому что они правы. Они больше не священники... и они даже не понимают, какой мерзостью в глазах Бога становится епископ или викарий, когда он забывает, что в первую очередь, в последнюю очередь и всегда он пастор, пастырь, защитник и учитель. Когда он отказывается от своего священства во имя власти.
   Он заставил себя отступить от гнева. Заставил себя глубоко вздохнуть, затем встряхнулся и отвернулся от окна. Он подошел к камину, открыл решетку и щипцами положил на решетку пару свежих кусков угля. Он прислушался к внезапному, яростному потрескиванию, когда пламя исследовало поверхность нового топлива, и несколько мгновений стоял, согревая руки. Затем он поставил экран на место, вернулся к своему столу и сел за него.
   Он знал истинную причину, по которой его гнев против коррупционеров Матери-Церкви в эти дни так легко превратился в раскаленную добела ярость, потрескивающую и ревущую, как пламя на его решетке. И он знал, что его гнев больше не был простым результатом возмущения. Нет, теперь это было скорее более заостренным и гораздо более... личным.
   Он закрыл глаза, начертил знак скипетра на груди и пробормотал еще одну короткую, искреннюю молитву за своих друзей в Зионе. Для других членов Круга, которых он был вынужден оставить позади.
   Он задавался вопросом, раскрыл ли Сэмил Уилсин личность предателя. Обнаружил ли он смертельную слабость в стенах крепости Круга? Или он все еще гадал? Все еще вынужденный держать свои знания при себе, чтобы Клинтан не понял, что он знал, что произойдет, и не нанес еще более быстрый и безжалостный удар?
   Я не должен был этого говорить, Господи, - подумал архиепископ, - но спасибо Тебе за то, что избавил меня от бремени Сэмила. Я прошу Тебя быть с ним и защищать его и всех моих братьев. Если их можно спасти, тогда я прошу Тебя спасти их, потому что я люблю их, и потому что они такие хорошие люди и так нежно любят Тебя. И все же Ты - Главный Строитель всего этого мира. Ты один знаешь истинный план Твоей работы. И поэтому, в конце концов, больше всего я прошу Тебя о том, чтобы Ты укрепил меня в ближайшие дни и помог мне быть послушным любому Твоему плану.
   Он снова открыл глаза и откинулся на спинку кресла. Это кресло было единственной настоящей роскошью, которую позволил себе Канир, - единственной экстравагантностью. Хотя, справедливости ради, правильнее было бы сказать, что это была единственная настоящая экстравагантность, которую он позволил себе принять. Восемь лет назад, когда Гарт Горджа, его давний личный секретарь, сказал ему, что люди архиепископства хотят купить ему специальный подарок на середину зимы, и попросил у него совета, Канир прокомментировал, что ему нужен новый стул для его офиса, потому что старый (который, вероятно, был по крайней мере на год или два старше отца Гарта) вконец износился. Отец Гарт кивнул и ушел, а архиепископ не слишком задумывался об этом. До тех пор, пока он не приехал со своим обычным зимним пастырским визитом - долгим, когда он постоянно проводил здесь, в Гласьер-Харт, не менее двух месяцев, - и не обнаружил, что кресло ждет его.
   Его прихожане заказали его в самом Сиддар-Сити. Оно стоило - легко - эквивалента годового дохода для семьи из шести человек, и стоило каждой марки своей непомерной цены. Канир только позже обнаружил, что Фрейдмин Томис, его камердинер, предоставил свои аккуратные мерки, чтобы мастер, который изготовил это кресло, мог точно подогнать его под него. Во многих отношениях это был строгий дизайн, без обивки, расшитой золотыми нитями, и украшенной драгоценными камнями резьбы, которую могли бы потребовать другие, но это идеально соответствовало индивидуальности и вкусам Канира. И если бы деньги не были потрачены впустую на показное убранство, это было бы самое греховно удобное кресло, в котором когда-либо сидел Жэйсин Канир.
   В данный момент, однако, его комфорт предлагал очень мало удовольствия.
   Его губы кисло скривились, когда он понял, о чем только что подумал, но это не сделало его нынешнюю ситуацию более забавной, и короткая вспышка юмора быстро исчезла.
   Он был глубоко тронут, когда Уилсин рассказал ему о своих подозрениях, о его растущей уверенности в том, что Круг был скомпрометирован, предан Клинтану и инквизиции. Тот факт, что Сэмил доверял ему достаточно, чтобы рассказать ему, знал, что он не предатель, наполнил его странной радостью, даже когда ужас от последствий этого предательства захлестнул его. А Сэмил был таким же прямолинейным и откровенным, как всегда.
   - Одна из причин, по которой я говорю тебе, Жэйсин, - сказал он, - заключается в том, что, в отличие от любого из нас, у тебя есть прекрасный повод покинуть Зион в середине зимы. Все знают о твоих "странностях", так что никто - даже Клинтан - не подумает, что тебе не свойственно возвращаться в Гласьер-Харт, как обычно. Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы уберечь как можно больше других наших архиепископов и епископов от опасности, но если нас так основательно предали, как я думаю, все мы будем отмечены для инквизиции. Это касается и тебя.
   Уилсин посмотрел ему в глаза, затем протянул руку и положил по одной на каждое из плеч Канира.
   - Ты забрал последние письма Эрейка Динниса из его камеры, Жэйсин. И мы отправили их его жене - его вдове - в Чарис. Сейчас будет не так просто. На этот раз они знают о нас. Но я не думаю, что они, скорее всего, предпримут открытые действия против нас, по крайней мере, еще месяц или два. Так что у тебя будет немного времени, как только ты доберешься до Гласьер-Харт. Используй это, Жэйсин. - Руки на его плечах встряхнули его с сильным, нежным акцентом. - Используй это. Составь свои планы, как сможешь, а потом исчезни.
   Канир открыл рот, чтобы возразить, но обнаружил, что Уилсин снова трясет его.
   - Ты ничего не смог бы здесь добиться, даже если бы остался, - сказал ему викарий. - Все, что ты мог бы сделать, это умереть вместе с нами остальными. Знаю, что ты готов сделать это, Жэйсин, но думаю, что у Бога на уме для тебя еще больше, чем мученичество. Как бы мне ни было неприятно это признавать, я пришел к выводу, что "Церковь Чариса" стала нашей единственной настоящей надеждой. Ну, не настолько большой, как нужно лично нам, поскольку я не вижу, что Стейнейр или Кэйлеб могли бы сделать для спасения Круга, даже если бы они знали о нашем затруднительном положении. Но это наша единственная надежда на то, что мы намеревались сделать в первую очередь. Гниль слишком глубоко проникла здесь, в Храме. Клинтан и Тринейр - но особенно Клинтан - слишком коррумпированы. Они активно стремятся поддерживать то самое зло, которое превращает Мать-Церковь в мерзость, и если у нас когда-либо действительно была какая-то надежда остановить их, то сейчас мы ее потеряли. У нас мало времени. Так что единственная надежда, которую я вижу, - это то, что чарисийцам удастся бросить им вызов. Что пример Чариса извне заставит реформироваться изнутри. Что это в конечном счете означает для универсальности Матери-Церкви, не могу сказать, но я пришел к выводу, что важнее, чтобы она была Божьей Церковью, будь она разбита на сколько угодно частей, чем чтобы она оставалась единой целостной сущностью, порабощенной силой Тьмы.
   Канир видел боль в глазах Уилсина, понял горечь этого признания. И в этом признании он понял, что Уилсин тоже пришел поговорить с ним. Сама его душа содрогнулась при мысли о расколе, кошмаре религиозной борьбы - огромном просторе для доктринальных ошибок, - который должен охватить мир, если Мать-Церковь распадется на конкурирующие секты. И все же даже это было предпочтительнее, чем наблюдать, как Божья Церковь все глубже и глубже погружается в коррупцию, ибо это была худшая и самая мрачная "доктринальная ошибка", о которой Жэйсин Канир мог только мечтать.
   И все же, несмотря на то, что он неохотно согласился с анализом Уилсина, и даже несмотря на то, что он полностью разделял настойчивость Уилсина, он понятия не имел, как ему удастся в конце концов избежать инквизиции. Правда, у него, вероятно, было бы, по крайней мере, немного больше шансов в Гласьер-Харт, чем в самом Храме, но это мало о чем говорило.
   Он был уверен, что отец Брайан Тигман, интендант Гласьер-Харт, был, по крайней мере, в целом осведомлен о подозрениях Клинтана. Интендант, как и все интенданты, был назначен в Гласьер-Харт управлением инквизиции, и, так же как и все интенданты, он был членом ордена Шулера. Он также был холодным, суровым сторонником дисциплины. Канир несколько раз пытался добиться его замены, и каждый раз его просьба отклонялась. Это было, мягко говоря, необычно и свидетельствовало о заинтересованности инквизиции на очень высоком уровне в том, чтобы оставить Тигмана здесь, и все это означало, что у Канира не было сомнений в том, где лежит лояльность "его" интенданта. И все же, к сожалению, Тигман был не самым ловким агентом, которого мог выбрать Клинтан. Возможно, великий инквизитор посчитал, что достаточная самоотверженность заменит определенный недостаток утонченности? Или он решил, что для того, чтобы присматривать за явно помешанным "эксцентричным" типом вроде Канира, требуется лишь умеренная степень компетентности? Какова бы ни была логика, Тигман в последнее время очень плохо справлялся с тем, чтобы скрыть подозрение, с которым он относился к своему номинальному начальнику. Он был намного внимательнее, чем обычно, постоянно беспокоил архиепископа, советовался с ним, убеждался, что у него нет неожиданных потребностей или задач для своего верного интенданта. Что касается способов следить за кем-то, то это было примерно так же незаметно, как бросить булыжник в окно. Что, к сожалению, не делало его менее эффективным.
   Хуже того, эта самая техника грубой силы многое сказала Каниру. Это говорило ему о том, что Клинтан уверен, что архиепископ у него под каблуком и может быть схвачен в любой момент. Это означало, что Тигман будет настороже в отношении любых мер, которые может предпринять Канир, а Тейрис был достаточно маленьким городом, чтобы интенданту и инквизиции было нетрудно следить за его действиями. У него не было абсолютно никакого представления о том, что он собирается делать после того, как достигнет своего архиепископства, даже первого слабого проблеска плана.
   Что было одной из причин, по которой он был удивлен, когда прибыл сюда и обнаружил, что, по-видимому, был не единственным, кто думал об этом.
   Теперь он сунул руку во внутренний карман сутаны и снова вытащил письмо.
   Он не знал, кто его отправил, и не узнал почерк. Он предположил, что вполне возможно, что это было отправлено ему по приказу Клинтана как средство спровоцировать его на ложный шаг, чтобы помочь оправдать его собственный арест, когда придет время, но это казалось маловероятным. Степень утонченности, которую подразумевала такая стратегия, выходила далеко за рамки всего, что Клинтан или инквизиция когда-либо прежде тратили впустую.
   Кроме того, великому инквизитору не было необходимости выдумывать или провоцировать какие-либо действия по самообвинению со стороны Канира. У него были полномочия приказать арестовать Канира, когда бы он ни захотел, и он всегда мог рассчитывать на мастерство и энергию своих инквизиторов, чтобы представить любые "доказательства", которые, по его мнению, ему требовались. Учитывая это и учитывая презрение, с которым он так явно относился к Каниру, расставлять какую-то сложную, тонкую ловушку было бы совершенно не в его характере.
   Что оставляло недоумевающий вопрос о том, кто именно еще мог отправить это письмо.
   Он был уверен, что оно не от Уилсина. Во-первых, потому, что письмо опередило его здесь. Если бы Уилсин захотел сообщить ему его содержание, он мог бы просто поговорить с ним лицом к лицу, напрямую, без защитной уклончивости письма, прежде чем он покинул Зион. Во-вторых, если бы Уилсин действительно отправил его после того, как Канир по какой-то причине покинул Зион, он отправил бы его зашифрованным и не потратил бы так много времени на то, чтобы говорить загадками.
   Теперь Канир развернул его, и его глаза сузились, когда он еще раз перечитал единственную страницу.
   Понимаю, ваше высокопреосвященство, что в настоящее время у вас есть причины для беспокойства, и знаю от общего друга, почему это так. Я также понимаю, что вы понятия не имеете, кто я такой, и не стал бы винить вас, если вы просто немедленно сожжете это письмо. На самом деле, сжечь его вполне может быть вашим лучшим выбором, хотя мне хотелось бы думать, что сначала вы прочтете его полностью. Но наш общий друг поделился со мной своими опасениями. Полагаю, что он был готов сделать это, потому что я, можно сказать, никогда не входил в его ближайшее окружение. Тем не менее, я осведомлен о ваших надеждах и чаяниях... и о ваших нынешних трудностях. Возможно, я смогу оказать некоторую помощь в преодолении этих трудностей.
   Я взял на себя смелость предложить несколько альтернатив. Степень, с которой любая из них может быть применима, будет, конечно, зависеть от многих факторов, которые я, возможно, не смогу должным образом оценить в настоящее время с такого расстояния. И тот факт, что я не могу дать вам обратный адрес, лишит вас возможности сообщить мне, какие из предложенных мной альтернатив кажутся вам наиболее приемлемыми, если таковые имеются.
   Из-за этого я также взял на себя смелость сделать несколько определенных распоряжений. Критический момент, ваше высокопреосвященство, заключается в том, что любые успешные планы поездок с вашей стороны потребуют, чтобы вы были в одном из трех мест в течение определенного периода времени. Если вы сумеете добраться до одного из этих мест в нужное время, я верю, что вы найдете там дружелюбное лицо, ожидающее вас. То, как именно все может развиваться дальше, - это больше, чем я осмеливаюсь писать в настоящее время. В этом мы можем уповать только на Бога. Полагаю, кто-то может сказать, что это кажется бесполезным доверием, учитывая тьму, с которой вы - и все мы - сталкиваемся. И все же, несмотря на эту нынешнюю Тьму, всегда есть гораздо больший Свет, ожидающий нас, чтобы принять. С этим в наших сердцах, как мы можем не рисковать небольшой потерей в этом мире, если это должно быть ценой того, чтобы приложить наши руки к работе, которую, как мы знаем, Бог приготовил для нас?
   В письме не было ни второй, ни третьей страницы. Или, скорее, больше не было ни второй, ни третьей страницы. По крайней мере, в этом Канир принял близко к сердцу совет своего таинственного корреспондента. Но он сохранил первую страницу. Это был его талисман. Более того, это был физический аватар надежды. Надежды, этого самого хрупкого и самого замечательного из товаров. Если автор этого письма написал правду - и, несмотря на добросовестные усилия сохранять скептицизм, Канир верил, что так оно и было, - тогда в Божьем мире все еще были люди, готовые действовать так, как, по их мнению, Он хотел от них. Все еще готовые приложить свои руки к этой задаче, даже зная, что Клинтан и извращенная сила инквизиции могут сделать с ними.
   Вот почему он хранил этот единственный листок бумаги, написанный неизвестной рукой, и почему носил его в кармане сутаны, близко к сердцу. Потому что это напомнило ему, вернуло надежду, что Свет сильнее Тьмы. И причина, по которой Свет был сильнее, заключалась в том, что он обитал в человеческом сердце, в человеческой душе и в человеческой готовности рисковать всем, чтобы поступать правильно.
   И до тех пор, пока даже проблеск этой готовности горит в одном сердце, освещает одну душу, Тьма не может победить, подумал Жэйсин Канир, складывая этот единственный бесценный лист и еще раз почти благоговейно кладя его обратно в карман рядом со своим сердцем.
  
  
   ФЕВРАЛЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   Кабинет герцога Холмана, город Итрия, залив Джарас, Деснейрская империя
  
   - Проклятие!
   Дейвин Бейрат, герцог Холман и старший советник императора Мариса IV по имперскому деснейрскому флоту, скомкал лист бумаги в смятый комок и швырнул его в мусорную корзину. Аэродинамические качества импровизированного снаряда оставляли желать лучшего, и он приземлился на ковер в его кабинете, дважды подпрыгнул и проплыл под книжный шкаф.
   - Дерьмо, - пробормотал герцог с отвращением, затем откинулся на спинку стула за своим столом и сердито посмотрел на человека, сидящего в кресле лицом к нему.
   Его гость - сэр Урвин Халтар, барон Джарас - был невысоким, плотного телосложения человеком с каштановыми волосами и проседью на висках. В отличие от более высокого, седовласого Холмана, у него была пышная борода, а не аккуратно подстриженные усы герцога. Кроме того, он был более чем на десять лет моложе, с гораздо более обветренным цветом лица.
   И, что не особенно его утешало в данный момент, он был генерал-адмиралом имперского деснейрского флота. Это было великолепно звучащее название. К сожалению, это был также пост, на котором ни у одного деснейрца не было никакого предыдущего опыта, поскольку раньше в нем никогда не было необходимости. Деснейрский военно-морской флот никогда не был особенно "имперским" до недавних неприятностей между королевством Чарис и рыцарями земель Храма. На самом деле, он никогда не мог похвастаться более чем сорока кораблями в своем самом большом составе. Хуже того, этот уровень мощи был достигнут почти семьдесят лет назад; численность флота на момент битвы при проливе Даркос составляла всего двенадцать кораблей, и все они были куплены где-то в другом месте, а не построены на какой-либо деснейрской верфи. Несмотря на великолепные гавани залива Джарас, Деснейр никогда не был морской державой - особенно за последние полтора столетия или около того, когда он конкурировал с такой же ориентированной на сушу республикой Сиддармарк.
   Барон Джарас, однако, был чем-то странным для деснейрского дворянина. Он служил - достойно, если не выдающимся образом - в имперской армии, как и ожидалось от любого высокопоставленного аристократа, но его семья была гораздо более активной в торговле, чем большинство родовитых деснейрцев. На самом деле, они были даже более активны, чем готовы были признаться большинству своих знатных родственников и сверстников. Джарас, фактически, контролировал крупнейший торговый дом во всей Деснейрской империи, и (какой бы сомнительной честью это ни было для настоящего дворянина) этот торговый дом владел флотом не менее чем из тридцати одного торгового галеона.
   Вот так он и оказался назначенным командовать новорожденным флотом императора Мариса.
   Конечно, - подумал он сейчас, старательно сохраняя бесстрастное выражение лица, - было бы лучше, если бы я когда-нибудь командовал военным кораблем военно-морского флота до того, как обнаружил, что командую всем проклятым флотом! Или, если уж на то пошло, если бы нашелся хоть один деснейрец, который имел бы представление о том, как организовать флот.
   - Его величеству это не понравится, Урвин, - наконец сказал Холман более спокойным тоном. И, -размышлял Джарас, - с монументальным преуменьшением.
   - Знаю, - сказал барон вслух. Несмотря на огромную пропасть между их титулами, Джарас, хотя и был простым бароном, был почти так же богат, как Холман. Он также был женат на двоюродной сестре Холмана, и это сочетание, к счастью, позволило ему говорить откровенно, что он теперь и сделал.
   - С другой стороны, - продолжил он, - вряд ли я могу сказать, что удивлен. - Он пожал плечами. - Уэйлар был хорошим человеком, но у него было не больше опыта командования галеоном, чем у любого из наших старших офицеров.
   Холман фыркнул. Он не мог не согласиться с этим конкретным утверждением, хотя мог бы добавить, что ни один из их старших офицеров также не имел особого опыта командования галерами. Что, учитывая очевидные различия между галерами и галеонами, не обязательно может быть плохой вещью. Он только хотел бы, чтобы он, как имперский советник, непосредственно отвечающий за строительство и управление новым флотом императора, имел некоторое представление о том, в чем именно заключались эти различия.
   - Это может быть правдой, - сказал теперь герцог. - Но когда его величество получит свою копию этого, - он ткнул указательным пальцем в направлении исчезнувшего бумажного шарика, - он взлетит до крыши, и ты это знаешь. Хуже того, епископ-исполнитель Мартин собирается сделать то же самое.
   - Я знаю это, - согласился Джарас, - но, честно говоря, они должны были предвидеть это - или что-то в этом роде - когда решили отправить десятину морем. - Он с несчастным видом пожал плечами. - У меня было достаточно опыта в том, что случилось с моими собственными торговыми галеонами, чтобы знать, на что способны чарисийские каперы и военно-морские крейсера.
   - Но согласно этому, - палец Холмана снова ткнул в воздух, - один из их галеонов только что выбил дерьмо из двух наших. А нашими командовал тот, кого вы сами только что назвали "хорошим человеком". На самом деле, один из наших лучших людей.
   - Это то, что я пытался объяснить с самого начала, Дейвин, - сказал Джарас. - Морские сражения не похожи на сухопутные, и мы просто не подготовлены к ним. К тому времени, когда деснейрскому дворянину исполняется восемнадцать, у него есть, по крайней мере, некоторое представление о том, как вести кавалерийскую атаку, а армия имеет хорошо развитую организацию, по крайней мере, с некоторым опытом в том, как снабжать кавалерию и пехоту в полевых условиях. Мы знаем, сколько времени потребуется, чтобы добраться из пункта А в пункт Б, на сколько миль мы можем ожидать продвижения армии, по каким дорогам и в какую погоду, сколько подков и гвоздей нам понадобится, какие повозки, сколько кузнецов и кузниц. Мы можем строить планы, основываясь на всем этом. Но сколько бочонков пороха нужно галеону? Сколько запасных снастей, парусины и рангоута? Если уж на то пошло, сколько времени потребуется галеону, чтобы доплыть из Гейры в Итрию? Ну, это зависит от обстоятельств. Это зависит от того, насколько он быстр, насколько опытен его капитан, какая погода - всевозможные вещи, в которых ни один из офицеров его величества на самом деле не имеет никакого опыта.
   Барон снова пожал плечами - не беспечно, а с некоторой беспомощностью.
   - Когда мы думаем о том, чтобы сражаться с Чарисом в море, мы говорим о том, чтобы вести чужую войну, - сказал он. - Я был бы рад возможности встретиться с ними на суше, независимо от того, какие нелепые истории мы слышим из Корисанды. Но на море мы никак не сможем сравниться с ними по опыту и подготовке, как они не могли бы сравниться с нами в кавалерийском ближнем бою. До тех пор, пока у нас не будет возможности накопить некоторый опыт, так и останется.
   Холману удалось снова не выругаться, хотя это было нелегко. С другой стороны, одной из хороших черт Джараса (помимо того факта, что он был членом семьи) было то, что он был готов открыто высказывать свое мнение, по крайней мере, Холману. И он был прав. Честно говоря, герцог никогда не был слишком впечатлен военной доблестью своего кузена по браку, но у Джараса был один из лучших мозгов Деснейрской империи, когда дело доходило до управления всем, что имело отношение к торговле, судоходству или мануфактурам. Ну, один из лучших аристократических умов, когда дело доходило до решения подобных вопросов, но это было почти одно и то же. В конце концов, было немыслимо, чтобы кому-то, кто не был аристократом, были даны полномочия, которые требовались генерал-адмиралу военно-морского флота.
   Свидетельством присущей Холману гибкости ума было то, что он даже смутно осознавал, что где-то в Деснейре мог быть неаристократ, обладающий большим опытом в этих вопросах, чем он или Джарас. Сама мысль об этом никогда бы не пришла в голову подавляющему большинству его собратьев-дворян, и даже Холману никогда не приходило в голову, что кто-то, кроме дворянина, должен занимать его или Джараса нынешние должности. Абсолютной абсурдности такой идеи было бы достаточно, чтобы она вообще не пришла ему в голову. И если бы кто-то другой предложил это, он бы немедленно отверг это, поскольку для этого теоретического офицера простого происхождения было бы невозможно осуществлять какую-либо эффективную власть над "подчиненными", родившимися намного выше, чем он.
   Но тот факт, что у Джараса был, вероятно, лучший из доступных мозгов, когда дело доходило до проблем, связанных с созданием военно-морского флота с нуля, не обязательно означал, что он действительно справлялся с этой задачей. Если уж на то пошло, по оценке Холмана, архангел Лэнгхорн, возможно, не справился бы с этой задачей!
   - Согласен со всем, что ты только что сказал, Урвин, - сказал герцог через мгновение. - Во всяком случае, Лэнгхорн знает, что мы достаточно часто это обсуждали. И это тоже не то, о чем мы не предупреждали его величество и епископа-исполнителя. Но это все равно не решит нашу проблему, когда император и епископ-исполнитель Мартин услышат об этом.
   Джарас кивнул. Хорошей новостью было то, что император Марис и епископ-исполнитель находились в Гейре, в тысяче трехстах милях от офиса Холмана в Итрии. Были времена, когда это физическое расстояние между штаб-квартирой Холмана и императорским двором работало против них, особенно учитывая неприятные распри, которые так часто отмечали деснейрскую политику. В конце концов, у соперников был гораздо более легкий и быстрый доступ к императорскому уху. С другой стороны, большинство из этих конкурентов быстро поняли, что, несмотря на огромные возможности для взяточничества, присущие созданию военно-морского флота с нуля, это, скорее всего, окажется неблагодарной задачей. Каким бы оптимистично воинственным ни был император Марис и - особенно - епископ-исполнитель Мартин, Джарас сомневался, что какой-либо деснейрский аристократ, когда-либо родившийся, мог бы с нетерпением ждать возможности сразиться с чарисийским флотом на море. Никто из тех, кто когда-либо делал это, не наслаждался этим опытом... момент, который был довольно решительно подчеркнут тем, что недавно сделали чарисийцы с объединенной боевой мощью пяти других флотов.
   В сложившихся обстоятельствах, в то время как враги Холмана, несомненно, с нечестивым ликованием ухватились бы за любую возможность подорвать его авторитет перед короной, они были бы осторожны, чтобы не делать этого таким образом, который мог бы привести к тому, что их выбрали на его место. Если уж на то пошло, положение Джараса, несмотря на его гораздо менее высокое происхождение, было еще более надежным. На самом деле, если бы он мог придумать какой-нибудь способ избежать этого самому в первую очередь, он бы сделал это в мгновение ока. Но, по крайней мере, огромное расстояние между ними и Гейрой давало им явную степень автономии, без соперников или придворных лакеев, постоянно заглядывающих им через плечо. Таким образом, они вдвоем находились достаточно далеко от столицы империи и достаточно хорошо защищенными от высылки, чтобы быть достаточно уверенными в том, что не просто переживут гнев своего монарха, но и сохранят свои нынешние позиции.
   О, радость, - с иронией подумал он.
   - Давай будем честными, Дейвин, - сказал он вслух. - Ничто не заставит императора или епископа-исполнителя меньше злиться из-за того, что случилось с Уэйларом. Это данность. На самом деле, думаю, мы должны использовать это, чтобы подчеркнуть тот факт, что мы всегда предупреждали всех, что мы обязательно пострадаем, по крайней мере на начальном этапе, преследуя чарисийцев в их собственной стихии. Мы не единственные, кто знает Уэйлара или понимает, что его репутация хорошего командира вполне заслужена. Все в порядке. Давайте обратим внимание его величества на то, что один из наших лучших командиров, с двумя нашими лучшими кораблями под его командованием, был побежден одним чарисийским галеоном менее чем за сорок пять минут ближнего боя. И не вини его за это. На самом деле, давай подчеркнем тот факт, что он сражался с большой отвагой и решимостью. Если уж на то пошло, насколько я могу судить из сообщения этого капитана Йерли, это именно то, что сделал Уэйлар! Скажем императору, что мы добиваемся больших успехов в создании военно-морского флота, но на его подготовку уйдет гораздо больше времени.
   Холман задумчиво нахмурился. В том, что только что сказал Джарас, содержалось очень многое. Фактически, экономика залива Джарас и залива Мароса достигла почти чарисийского ажиотажа с тех пор, как Церковь Ожидания Господнего начала вкладывать деньги в создание там верфей. Этот район наводнили квалифицированные плотники, кузнецы, канатные и парусные мастера, лесорубы, швеи, производители пороха, литейщики, а также фермеры и рыбаки, чтобы обеспечить продовольствием всех их. Местные жители, возможно, были не слишком высокого мнения о харчонгских "советниках", которых послали (теоретически) помочь им, но они с готовностью взялись за выполнение самой задачи, движимые энтузиазмом, почти в равной степени основанным на религиозном рвении и возможности получения прибыли.
   ***
   Если уж на то пошло, Холман и Джарас в процессе значительно увеличили состояние своих собственных семей. Конечно, это было одним из стандартных, общепринятых преимуществ их происхождения и положения, и их собственная доля взяток была учтена в первоначальной смете расходов военно-морского флота. Имея это в виду, они фактически опережали график и даже укладывались в бюджет, когда речь шла о реальных строительных программах, а местная металлообрабатывающая промышленность переживала бум. Не совсем случайно, что почти все расширенные литейные заводы - и все новые литейные заводы, поставляющие оборудование для строительства кораблей в Итрии, Маросе и крепости Хейрман, были расположены в герцогстве Холман, но на самом деле были некоторые веские логистические аргументы в поддержку гораздо более важных доводов зарабатывания денег на этом. И производство быстро росло. Орудия, выпускаемые на этих литейных заводах, могли стоить более чем вдвое дороже, чем те же орудия стоили бы на чарисийских литейных заводах, и у них могло быть в два или три раза больше шансов разорваться при стрельбе, но они все еще отливались и сверлились гораздо быстрее, чем когда-либо производилась деснейрская артиллерия, и они прибывали в количестве, почти достаточном для вооружения новых корпусов, когда они выходили с верфей.
   - Мы можем сказать им это, - сказал герцог. - И, если уж на то пошло, хочет ли его величество признать это или нет, он почти наверняка поймет, что для экипажей и обучения такого количества кораблей потребуется время. Но он все равно захочет получить какую-то оценку того, сколько времени это займет, и не думаю, что он еще долго будет довольствоваться общими фразами. Даже если бы он хотел, епископ-исполнитель Мартин не потерпит этого.
   - Вероятно, нет, - согласился Джарас.
   Барон несколько секунд сидел, уставившись на одну из картин на стене кабинета Холмана, поглаживая бороду и размышляя. Затем он пожал плечами и переключил свое внимание на другого человека.
   - Думаю, нам нужно сказать епископу-исполнителю, что, будет ли это удобно или нет, в этом году нам придется отправить десятину в Зион по суше. Я дам вам официальный отчет и рекомендацию на этот счет. И затем, думаю, нам нужно отметить, что на самом деле нам удается строить и вооружать корабли быстрее, чем люди, ответственные за обеспечение экипажами, могут доставить к нам людей. Когда я напишу свою рекомендацию отправить десятину по суше, также укажу, как то, что случилось с Уэйларом, подчеркивает очевидную необходимость более длительной и интенсивной подготовки даже после того, как мы соберем экипажи. И по мере поступления людей давайте распределим их пропорционально по всем кораблям, готовым к вводу в эксплуатацию, вместо того, чтобы полностью укомплектовывать экипажи их меньшего числа.
   Глаза Холмана сощурились, и он почувствовал, что начинает медленно кивать. Если бы они объявили, что у них есть даже ограниченное количество новых галеонов, полностью укомплектованных людьми, они почти неизбежно оказались бы под давлением, чтобы повторить тот же самый катастрофический эксперимент, который только что так решительно провалился на Уэйларе. До тех пор, пока они могли честно сообщать о том, что экипажи кораблей оставались серьезно недоукомплектованными, не было бы никакого давления (или, во всяком случае, такого, которому нельзя было бы противостоять), чтобы отправить их в море по одному и по двое, где чарисийцы могли отрезать их, как убитые морозом почки.
   И если мы распределим людей между как можно большим количеством кораблей, мы сможем сделать это, продолжая посылать доклады о персонале, которые показывают, что мы используем каждого человека, которого они нам дают. Что это не наша вина, что присылаемое количество не может удовлетворить все наши потребности, как бы мы ни старались....
   - Хорошо, - согласился он. - В этом есть смысл. А если они все равно будут настаивать на определенном графике?
   - Нашим первым ответом должно быть сказать, что мы должны посмотреть, насколько успешно они отправят нам людей, которые нам нужны, - быстро ответил Джарас. - Между прочим, это чистая правда. Скажите им, что нам понадобится некоторое время - вероятно, по крайней мере месяц или два - чтобы сформировать какую-то реалистичную оценку того, сколько времени потребуется, чтобы полностью укомплектовать корабли, которые нам нужны, с той скоростью, с которой они могут предоставить экипажи.
   - После этого нам понадобится время, чтобы обучить их. Предполагаю, что это займет по крайней мере еще несколько месяцев, а сейчас уже февраль. - Барон снова пожал плечами. - В сложившихся обстоятельствах я бы сказал, что август или сентябрь будут самыми ранними, на которые мы могли бы рассчитывать, чтобы действительно подготовиться, и даже тогда - и я также упомяну об этом, конечно, тактично, в моем отчете вам, - мы будем достаточно неопытны, что было бы нереалистично ожидать наших побед без значительного численного преимущества. Очевидно, - его губы дрогнули в слабой улыбке, - было бы разумнее избегать операций, которые позволили бы чарисийцам сократить наши собственные силы до тех пор, пока нас не смогут подкрепить достаточным количеством кораблей, строящихся в других местах, чтобы обеспечить нам необходимое численное преимущество.
   - Конечно, - согласился Холман.
   Август или сентябрь, а? - подумал он, сдерживая собственную улыбку. - Приближается октябрь, на самом деле, с неизбежным - и объяснимым - срывом графика, не так ли, Урвин? Проскальзывание, в котором мы можем с полным основанием обвинить людей, которые не предоставляют нам необходимый персонал. Более вероятно, даже в ноябре следующего года... что произойдет примерно в то время, когда проход Син-ву замерзнет окончательно. В этот момент ни один из этих кораблей, "строящихся в другом месте", не сможет усилить нас до весны.
   Это не ускользнуло от мыслей герцога, когда он обдумывал то, что только что сказал Джарас, что растягивание графика также предоставит возможность направить еще больше щедрот Церкви в его собственный кошелек и кошелек барона. По правде говоря, однако, этот расчет был не более чем спинальным рефлексом, неизбежным у любого деснейрского дворянина. Что было более важным, по крайней мере, в том, что касалось сознательного анализа Холмана, так это то, что действовать слишком опрометчиво - быть первым пловцом, который погрузится в море, полное кракенов, управляемых чарисийцами, - было бы полной катастрофой для военно-морского флота, который он и Джарас должны были строить. Гораздо лучше быть уверенным, что у этих кракенов есть по крайней мере другие цели, между которыми они могли бы распределить свои усилия.
   - Иди и напиши свой отчет, - сказал герцог Холман своему генерал-адмиралу. - На самом деле, думаю, что было бы неплохо сделать это задним числом, по крайней мере, частично. Мы действительно думали об этом некоторое время, так что давайте разъясним это его величеству. - Герцог слегка улыбнулся. - В конце концов, не годится, чтобы он решил, что мы просто пытаемся прикрыть свои задницы после того, что случилось с Уэйларом.
  
   .II.
   Ледовый корабль "Хорнет", озеро Пей, земли Храма
  
   Графу Корису никогда в жизни не было так холодно. Что, после предшествующих нескольких месяцев зимнего путешествия, говорило о многом. Однако в данный момент ему было все равно. На самом деле, в данный момент он даже не беспокоился о неизбежности своего прибытия в город Зион или о том, что произойдет после того, как он наконец туда доберется. Он был слишком занят, пытаясь не закричать от чистого восторга, когда ледоход "Хорнет" рассек бесконечную ледяную равнину озера Пей, как собственная бритва Лэнгхорна, в россыпи радужных ледяных осколков.
   Он никогда не представлял себе ничего подобного. Даже описания, которыми Халис Тэннир делился с ним за едой или случайной кружкой пива во время утомительной поездки по суше из Фейрстока в Лейквью, были неадекватными. Не из-за недостатка стараний или потому, что отцу Халису не хватало ни энтузиазма, ни описательного дара для выполнения этой задачи, а просто потому, что воображению Кориса никогда не давали ничего, что можно было бы использовать для сравнения. Если бы кто-нибудь спросил его, он бы просто-напросто отбросил возможность того, что кто-то когда-либо сможет двигаться быстрее, скажем, пятнадцати миль в час. Честно говоря, даже это показалось бы почти невозможным, за исключением, возможно, спринта на специально выведенных лошадях. Ящеры-резаки были быстрее, когда они атаковали - он слышал оценки, согласно которым их скорость в рывке достигала сорока миль в час, - но ни один человек никогда не ездил на таком ящере... за исключением очень кратких рассказов в некоторых баснях, цель которых состояла в том, чтобы продемонстрировать неразумность попытки.
   Теперь, когда ледяные брызги летели, как алмазная пыль, с визжащих полозьев ледяной лодки, и невероятная вибрация проникала в него через ступни и ноги, Корис, наконец, испытал то, что пытался объяснить ему Тэннир, и уголок сознания графа вернулся к прошлым, утомительным пятидневкам путешествия, которое привело его к этому моменту.
   ***
   Сплошное, медленное, мучительное страдание их путешествия по долине Рейуорт, где она образовывала открытую букву "V" с севера на юг в самом сердце гор Уишбоун, только сделало описания Тэннира о скорости его ледяной лодки еще менее правдоподобными. Единственным спасительным аспектом поездки, как ни странно, были снежные условия, с которыми они были вынуждены справляться. Огромные сани, которые раздобыл Тэннир, показали удивительно хорошее время - действительно, лучшее время, чем экипажи или даже всадники, которые могли бы проехать по этим зимним дорогам, - со сменяемыми командами снежных ящеров с шестью конечностями, которых младший священник организовал через систему семафоров Церкви.
   Снежные ящеры, в отличие от пассажиров саней, совсем не возражали против температуры льда и снега. Их многослойные шкуры обеспечивали почти идеальную изоляцию (не говоря уже о том, что Корис обнаружил в одном из почтовых домиков, в которых они ночевали, самые греховно чувственные ковры, по которым когда-либо ходил босиком человек), а их огромные ступни с перепонками между подушечками несли их даже по самому глубокому снегу. Они были значительно меньше горных драконов, используемых для тягловых целей в более умеренном климате, но все равно были почти вдвое больше хорошей верховой лошади. И хотя им было бы трудно сравниться с лошадью в спринте, они обладали всей выносливостью драконов, что означало, что они могли почти бесконечно поддерживать темп, который быстро истощил бы или даже убил бы любую лошадь.
   Снежные ящеры были бы полностью счастливы, пробираясь в самой пасти снежной бури в горах Уишбоун. Предполагая, что ветер стал слишком сильным даже для них, они просто свернулись бы в огромные шары - двое или трое из них, по возможности, прижимались друг к другу - и позволили воющему ветру укрыть их удобным снежным одеялом. Человеческие существа, к сожалению, были изолированы несколько хуже, и поэтому, даже с помощью снежных ящеров, Корис и Тэннир оказались в плену погоды в трех отдельных случаях - один раз почти на три дня. В основном они пользовались церковными почтовыми домами, поскольку большинство постоялых дворов (которые казались значительно больше тех, к которым привык Корис), похоже, закрыли свои двери на зиму. Неудивительно, предположил он, учитывая, что погода, несомненно, побудила остаться дома до весны всех, кроме самых выносливых - или самых сумасшедших - путешественников. Даже почтовые отделения были и больше, и несколько роскошнее, чем он ожидал, но, учитывая количество высокопоставленных церковников, которые часто путешествовали этим маршрутом, он понял, что не должен был особенно удивляться этому открытию.
   Задержки с погодой были достаточно неприятными, несмотря на комфорт почтовых домиков, но и короткие зимние дни тоже не помогли, хотя снежные ящеры были совершенно счастливы продолжать движение даже в почти полной темноте. Они растягивали время в пути каждый день, насколько могли, но все же были участки - даже в защищенной и (относительно) низменной долине - где дороги были слишком извилистыми, крутыми и обледенелыми, чтобы кто-нибудь, кроме идиота, мог двигаться по ним в темноте. Учитывая все это, граф не был особенно удивлен, обнаружив, что первоначальная оценка Тэннира о том, сколько времени займет поездка, на самом деле была немного оптимистичной.
   Несмотря на это, они наконец добрались до Лейквью, снова (неизбежно) в разгар густого снегопада. К тому времени, когда они прибыли, уже наступила ночь, и здания древнего города, казалось, жались друг к другу, сгорбив плечи и крыши от непогоды. Многие окна города были закрыты ставнями от холода, но свет ламп, льющийся из других, превращал падающие снежинки в танцующий, кружащийся гобелен, сотканный невидимыми духами. Их двигающиеся сани резко замедлились, как только они достигли улиц Лейквью, но темнота и непогода уже заставили большинство жителей города убраться с этих улиц, и они быстро добрались до "Отдыха архангелов", отеля, где для них были зарезервированы комнаты.
   Это было огромное заведение, высотой в целых шесть этажей, с роскошными спальными комнатами и полноценным рестораном на первом этаже. На самом деле, "Отдых архангелов" затмевал все, что Корис когда-либо видел в Корисанде, или даже самую большую из огромных гостиниц, мимо которых они проезжали по пути из Фейрстока. Если уж на то пошло, он был почти уверен, что это было больше всего, что он когда-либо видел где-либо, за исключением собора в какой-нибудь столице. Едва ли казалось уместным описывать его просто как "гостиницу", и он предположил, что именно поэтому кто-то придумал слово "отель", чтобы описать это сооружение.
   Однако на данный момент он явно работал с сильно сокращенным персоналом. Он упомянул об этом Тэнниру, и младший священник усмехнулся.
   - Летом здесь обычно полно народу, - объяснил он. - На самом деле, они обычно хотели бы, чтобы у них было еще больше комнат для сдачи в аренду. Разве вы не заметили, насколько больше были постоялые дворы вдоль большой дороги? - Корис кивнул, а Тэннир пожал плечами. - Ну, это потому, что, когда все не покрыто льдом и снегом, тысячи паломников обычно пользуются этой большой дорогой, чтобы добраться до Храма или из него в любой момент времени. В конце концов, всем им нужно где-то переночевать, и все дороги к озеру Пей с юга сходятся здесь, что делает Лейквью конечной остановкой на берегу озера для тех, кто едет в Зион или Храм по дороге, точно так же, как Порт-Харбор является основным пунктом высадки для тех, кто путешествует туда через проход Син-ву. Поверьте мне, если бы вы были здесь в середине лета, вы бы поклялись, что каждый взрослый в Сэйфхолде пытался добраться до Храма... и что каждый из них пытался остаться в "Отдыхе". Однако в это время года три верхних этажа полностью закрыты. Если уж на то пошло, я был бы удивлен, если бы в настоящее время занято более трети - или даже четверти - комнат, которые не были закрыты на зиму.
   - Как, черт возьми, они оправдывают то, что вообще держат его открытым, если зимой они теряют так много своего бизнеса? - спросил Корис.
   - Ну, качество их ресторана очень помогает! - Тэннир рассмеялся. - Поверьте мне, вы сами в этом убедитесь за ужином. Таким образом, им удается полностью занять свой кухонный персонал, независимо от того, какое сейчас время года. Что касается остального, - он пожал плечами, - Мать-Церковь частично владеет "Отдыхом", а храмовый фонд помогает субсидировать расходы в зимние месяцы. На самом деле, у Матери-Церкви такая же договоренность со многими крупными гостиницами и отелями здесь, в Лейквью. И в Порт-Харборе, если уж на то пошло.
   Корис понимающе кивнул. Говоря откровенно, он понял, что должен был сам подумать о такой возможности. Очевидно, что Церковь была бы сильно заинтересована в предоставлении жилья тем, кто совершает паломничество в Храм, предписанное всем истинно верующим Священным Писанием.
   И, - подумал он чуть более цинично, - готов поспорить, что прибыль, которую получает казначейство в пиковые месяцы паломничества, более чем достаточна, чтобы покрыть расходы на круглогодичное поддержание мест открытыми.
   Как бы то ни было, он был вынужден признать, что "Отдых архангелов" предоставил путешественникам самые удобные и роскошные условия, с которыми он когда-либо сталкивался, и контраст между ними и условиями, которые они слишком часто испытывали в других местах во время их трудного путешествия, был глубоким. Он был уверен, что немногие из других люксов отеля были такими же роскошными, как те, в которые сопровождали его и Тэннира, а ресторан был таким же превосходным, как и обещал Тэннир. На самом деле Корис поймал себя на том, что с тоской жалеет, что они не могли провести в качестве его гостей больше одной ночи.
   К сожалению, он знал, что этого не случится, и попытался изобразить радостное одобрение, когда на следующее утро последовал за Тэнниром в доки. По очевидному веселью младшего священника было ясно, что ему не удалось обмануть другого человека, но, несмотря на живое (и смешливое) чувство юмора Тэннира, ему каким-то образом удалось удержаться от поддразнивания своего подопечного.
   Корис оценил терпение младшего священника и подозревал, что его реакция, когда он наконец впервые увидел "Хорнет", была своего рода наградой за это терпение.
   Он действительно остановился как вкопанный, в изумлении уставившись на ледяную лодку. Несмотря на все описания, которые он слышал, он не был готов к реальности, когда увидел шикарное судно, стоящее на сверкающих стальных ножках своих огромных, похожих на коньки полозьев. Одной мысли о том, сколько, должно быть, стоил каждый из этих бегунков, было достаточно, чтобы заставить человека задуматься, особенно если у этого человека был непосредственный опыт в таких вещах, как затраты на литейное производство, потому что он недавно участвовал в попытке построить с нуля флот на базе галеонов, вооруженных пушками. И снова, однако, он понял, что смотрит на пример огромных финансовых ресурсов Церкви.
   Ледоходы типа "Хорнет" были не просто непомерно дорогими. Они также были узкоспециализированными предложениями, и их единственной функцией было пересечь озеро Пей после того, как замерзала огромная поверхность воды. От Лейквью до Зиона было почти четыреста пятьдесят миль, и каждый год, когда по-настоящему наступала зима, озеро становилось лишь ограниченно судоходным. Действительно, как только оно целиком покрывалось льдом, оно полностью закрывалось для обычного судоходства, и ледяные лодки становились единственным путем в Зион или из него. Они не могли перевозить такое количество грузов, какое могли бы перевозить обычные корабли, поэтому для доставки каких-либо значительных запасов продовольствия или топлива потребовался бы огромный флот, а это означало, что ни Зион, ни Храм не могли рассчитывать на импорт большого количества ни того, ни другого из своих обычных южных источников после того, как озеро начинало замерзать всерьез. Но, по крайней мере, некоторые грузы - в основном предметы роскоши - и довольно много пассажиров все еще должны были пересекать границу, независимо от сезона. А Мать-Церковь обладала монополией в том, что касалось владения ледоходами.
   Сам "Хорнет" был очень похож на курьерскую галеру Церкви на огромных коньках. Были некоторые различия, но ее происхождение от курьерского корабля было очевидным. И это имело некоторый смысл, - предположил Корис, учитывая, что были случаи - особенно в начале ледового сезона - когда, как предположил Тэннир, не было ничего неслыханного в том, чтобы одна из ледяных лодок столкнулась с все еще открытым потоком незамерзшей озерной воды. Или, если уж на то пошло, довольно внезапно обнаружить, что слой льда был тоньше, чем казался. Способность плавать в подобном случае, несомненно, была хорошей вещью.
   Корис никогда не слышал о чем-то, что уроженец Старой Терры назвал бы "подводными крыльями", но во многих отношениях это было бы разумным аналогом того, на что он смотрел. Выносные опоры "Хорнета" выходили гораздо дальше за пределы его корпуса, потому что, в отличие от судна на подводных крыльях, они должны были скользить по поверхности льда, а не полагаться на гидродинамику для обеспечения устойчивости. Однако, помимо этого, принцип был почти таким же, и, взглянув на стройную, лихую грацию ледохода, он понял, что Халис Тэннир был именно тем человеком, который подходил для капитана такого судна. В его случае, по крайней мере, Церковь аккуратно вставила круглый колышек в столь же круглое отверстие, и Корис поймал себя на том, что задается вопросом, насколько типичным для капитанов ледоходов озера Пей на самом деле был Тэннир.
   Гордость младшего священника за свое командование была очевидна, и очевидное восхищение графа - или, по крайней мере, благоговение - явно доставляло ему удовольствие. Жизнерадостность экипажа при виде его также была очевидна, и они доставили Кориса, Сиблэнкита и их багаж на борт и быстро разместили их.
   - Ветер, похоже, благоприятствует быстрому переходу, милорд, - сказал ему Тэннир, когда они вдвоем стояли на палубе "Хорнета", глядя на замерзшую гавань. Несмотря на выпавший за ночь снег, ветер очистил лед, и Корис смог увидеть шрамы от коньков других ледоходов, ведущих через широкий темный слой льда и выходящих через проход в волнорезе Лейквью. Однако в данный момент в доках, казалось, дул очень слабый ветерок, и он приподнял бровь, глядя на младшего священника.
   - О, я знаю, что здесь не так много ветра, - ответил Тэннир с усмешкой. - Однако за волнорезом, как только мы выйдем с подветренной стороны Лейквью... поверьте мне, милорд - там много ветра!
   - Я вполне готов в это поверить, - ответил Корис. - Но как же нам добраться отсюда туда?
   - Любезно предоставлено, милорд. - Тэннир махнул рукой, и когда Корис повернулся в указанном направлении, он увидел команду по меньшей мере из тридцати снежных ящеров, направляющихся к ним. - Они отбуксируют нас достаточно далеко, чтобы поймать ветер, - уверенно сказал Тэннир. - Может показаться, что это займет вечность, но как только мы это сделаем, обещаю, вы подумаете, что мы летим.
   ***
   Теперь, вспомнив обещание младшего священника, Корис решил, что Тэннир был прав.
   Граф отклонил предложение Тэннира спуститься вниз, в убежище дневной каюты "Хорнета". Он думал, что увидел одобрение своего решения в глазах младшего священника, и Тэннир доверил его заботам старого седого моряка - или, задался вопросом Корис, правильнее было бы "айсмена"? - с инструкцией найти графу безопасное место, откуда можно наблюдать за отправлением в путешествие.
   "Буксировка" из доков была далеко не таким трудоемким делом, как можно было предположить по описанию Тэннира. Возможно, это было связано с тем, что Корис никогда раньше не испытывал этого, и поэтому у него не было недостатка в притупляющем удивление знакомстве, которое нужно было преодолеть. В отличие от Тэннира и его команды, он видел это в первый раз и зачарованно наблюдал, как снежные ящеры встали на место. Было очевидно, что эти ящеры проделывали это много раз раньше. Они и их погонщики двигались с сочетанием плавного опыта и терпения, а прочные цепи и стопорные штифты музыкально звенели за вспенивающейся поверхностью команд и поощрений, когда тяжелые тросы прикреплялись к специализированным буксирным кронштейнам на носу "Хорнета". Учитывая сложность задачи, они справились с ней за удивительно короткое время, а затем - поощряемые гораздо более громкими криками - снежные ящеры наклонились к своим ошейникам со своеобразным, хриплым, почти лающим свистом усилий, с которым Корис познакомился за последний месяц или около того. На мгновение ледяная лодка отказалась двигаться. Затем полозья оторвались ото льда, и она начала грациозно скользить вслед за напряженными снежными ящерами.
   Как только они привели ее в движение, она двигалась достаточно легко, и когда они неуклонно удалялись от доков, Корис почувствовал первые ледяные пальцы освежающего бриза, который, как обещал Тэннир, ждал их на озере. Им потребовалось больше трех четвертей часа, чтобы уйти достаточно далеко для удовлетворения Тэннира, но затем снежных ящеров отцепили, старший погонщик весело помахал рукой, и команда буксировщиков направилась обратно в Лейквью.
   Корис наблюдал за их уходом, но только до тех пор, пока четкие команды с тесного юта не отправили команду "Хорнета" на свои места для установки паруса. Близкое увлечение этими приготовлениями отвлекло его внимание от удаляющихся снежных ящеров, и он наблюдал, как опускался свернутый латинский парус ледяной лодки. В некотором смысле его знакомство с обычными кораблями только сделало этот процесс еще более странным. Несмотря на то, что его мозг знал, что под ними, вероятно, сотни футов воды, он не смог избавиться от ощущения, что стоит на суше, и было странно и сказочно наблюдать за моряками, снующими по палубе корабля, когда сверкающий лед простирался так далеко, насколько мог видеть глаз, с твердой, как скала, прочностью.
   Но если он так думал, то, очевидно, был единственным на палубе "Хорнета", кто так думал. Или, возможно, остальные просто были слишком заняты, чтобы беспокоиться о таких причудливых впечатлениях. И они, безусловно, знали свое дело. Это стало ясно, как только был опущен парус. Парусина жаловалась, тяжело хлопая на сильном ветру, свистящему по палубам, и "Хорнет" зашевелился под ногами, как будто ледяная лодка дрожала от нетерпения. Затем парус был установлен, рея встала как нужно, и судно начало двигаться.
   Сначала медленно, со своеобразным скрежещущим и в то же время свистящим звуком от ее полозьев. Движение под ногами было странным, вибрируя по настилу палубы с силой и... твердостью, которых Корис никогда не испытывал ни на одном водном судне. Это был не совсем правильный способ описать это, но Корис не смог придумать лучшего, и он протянул руку, коснувшись поручня, чувствуя ту же вибрацию, дрожащую по всей ткани судна и мягко танцующую в его собственных костях.
   Вначале ледяная лодка набирала скорость очень медленно, но по мере того, как она постепенно уходила все дальше от ветровой тени Лейквью, она начала неуклонно ускоряться. На самом деле быстрее, чем любая галера или галеон, и Корис почувствовал, как его губы поджались от внезапного понимания. Он должен был подумать об этом раньше, - понял он, - когда Тэннир впервые описал ему скорость "Хорнета". На своих полозьях ледяная шлюпка избегала огромного сопротивления воды, создаваемого погруженным корпусом обычного судна. Конечно, она ускорялась быстрее... и без этого самого сопротивления она должна была быть намного быстрее при любом заданном наборе условий ветра.
   Что было именно тем, что она показывала.
   ***
   - Наслаждаетесь, милорд?
   Халису Тэнниру пришлось практически прокричать в ухо Корису, чтобы вопрос был услышан сквозь рев скользящих полозьев. Корис не заметил его приближения - он был слишком занят, глядя вперед, цепляясь за поручни, в то время как его глаза сверкали от восторга, - и он быстро повернулся, чтобы встретиться взглядом с капитаном "Хорнета".
   - О, я, конечно, рад, отец! - крикнул в ответ граф. - Боюсь, я на самом деле не поверил вам, когда вы сказали мне, какая она быстрая! Она, должно быть, делает - что? Сорок миль в час?
   - Не при таком ветре, милорд. - Тэннир покачал головой. - Она быстра, но потребовался бы, по крайней мере, сильный шторм, чтобы переместить ее так быстро! Хотя мы могли бы дойти до тридцати.
   У Кориса не было выбора, кроме как поверить младшему священнику на слово. И, по его признанию, у него самого не было опыта в оценке таких больших скоростей.
   - Я удивлен, что по ощущениям не становится еще холоднее, чем сейчас! - прокомментировал он, и Тэннир улыбнулся.
   - Мы движемся по ветру, милорд. Это значительно снижает кажущуюся скорость ветра на палубе. Поверьте мне, если бы мы двигались с наветренной стороны, вы бы это почувствовали!
   - Без сомнения, так бы и было. - Граф покачал головой. - И поверю вам на слово относительно нашей скорости. Но я никогда не представлял, что что-то может двигаться так быстро - особенно по такой твердой поверхности, как эта!
   - Помогает то, что лед такой же гладкий, как и здесь, - ответил Тэннир.
   Он махнул одной рукой, указывая на лед вокруг них, затем указал на еще один флагшток, установленный вертикально на замерзшей поверхности озера и поддерживающий флаги того или иного цвета, мимо которых "Хорнет" проходил через равные промежутки времени с тех пор, как покинул Лейквью.
   - Видите это? - спросил он, и граф кивнул. Этот конкретный шток мог похвастаться зеленым флагом, и Тэннир ухмыльнулся. - Зеленый указывает на гладкий лед впереди, милорд, - сказал он. - Только дурак полностью доверяет флагам - вот почему мы держим ухо востро. - Он мотнул головой в сторону явно замерзшего человека, сидевшего в вороньем гнезде "Хорнета". - Тем не менее, обслуживающие группы хорошо справляются с обновлением флагов. Мы должны увидеть желтые предупреждающие флажки задолго до того, как выйдем на ледяной торос, а сами торосы будут отмечены красными флажками. И флаги также служат нашими знаками для стоянки судов - как портовые буи - для пересечения границы.
   - Как, во имя Лэнгхорна, они вообще установили флаги? - Корис почти прокричал вопрос сквозь буйный рев их прохода, и ухмылка Тэннира стала еще шире.
   - На самом деле не слишком сложно, как только лед станет прочным и твердым, милорд! Они просто вырубают дыру, вставляют в нее флагшток, а затем дают снова замерзнуть!
   - Но как они удерживают флагшток от того, чтобы он просто не опустился прямо в воду?
   - Шток сидит в полой скобе с перекладинами, - ответил Тэннир, размахивая руками, как бы иллюстрируя то, что он говорил. - Кронштейны железные, около трех футов высотой, с двумя парами перекладин, расположенных под прямым углом примерно на полпути по их длине. Перекладины намного длиннее ширины лунки, и они держатся поверх льда, удерживая скобу в нужном положении, пока лунка снова замерзает. Затем они просто вставляют флагшток в скобу. Когда мы приблизимся к весне, они будут поддерживать каждую скобу, чтобы она не затонула, когда лед растает, чтобы они могли восстановить их и снова использовать следующей зимой.
   Корис понимающе кивнул, и они вдвоем несколько минут стояли бок о бок, наблюдая, как лед проплывает мимо, когда "Хорнет" рванулся вперед. Затем Тэннир пошевелился.
   - Предполагая, что моя оценка скорости точна - и скромно признаю, что на самом деле я очень хорош в оценке такого рода вещей, милорд, - мы все еще в добрых одиннадцати или двенадцати часах езды от Зиона, - сказал он. - Обычно я бы предположил, что даже дольше, чем это, но погода ясная, и сегодня ночью у нас будет полнолуние, так что нам не придется так сильно снижать скорость, когда не будет дневного света. Но хотя я рад, что вам здесь нравится, возможно, вы захотите подумать о том, чтобы спуститься вниз и выпить чего-нибудь горячего. Честно говоря, я бы очень хотел, чтобы вас доставили незамерзшим, и мы тоже придем на обед через пару часов, если уж на то пошло.
   - Думаю, я бы предпочел прибыть размороженным сам, - ответил Корис. - Но мне бы очень не хотелось пропустить что-нибудь из этого!
   Он взмахнул обеими руками, указывая на солнечный свет, палубу вокруг них, мачту с резко натянутым парусом и сверкающую ледяную крошку, осыпающуюся с неуклонно скрежещущих полозьев, когда они пробивались сквозь яркое (хотя, несомненно, ледяное) утро.
   - Знаю. И не пытаюсь приказывать вам идти вниз, милорд! - Тэннир громко рассмеялся. - Честно говоря, я бы немного лицемерил, если бы сделал это, учитывая, как мне нравится здесь, на палубе! Но вы, возможно, захотите подумать о будущем. И не забывайте, у вас впереди целый день, чтобы с нетерпением ждать этого. Поверьте мне, если вы думаете, что это волнующе прямо сейчас, подождите, пока не увидите это при лунном свете!
  
   .III.
   Храм, город Зион, земли Храма
  
   Бесшумные снежинки бились в окна от пола до потолка, как заблудившиеся призраки. Яркое, мистическое освещение, которое всегда освещало внешнюю часть Храма, превращало кружащиеся хлопья в сверкающие драгоценные камни, пока ветер не подхватил их и не унес к месту встречи с окном. Хоуэрд Уилсин наблюдал, как они превращаются из великолепных драгоценных камней в пернатых призраков, и почувствовал холод, гораздо более глубокий, чем холод ночи за окнами, шепчущий и шепчущий в глубине его костей.
   Он отвел взгляд от превращающихся снежинок и посмотрел на роскошные апартаменты, отведенные его брату. У каждого викария были личные апартаменты в огромном, величественном здании Храма, и, как и следовало ожидать, апартаменты Сэмила Уилсина не были особенно огромными. Они также не были крошечными, но все же были значительно скромнее, чем мог бы потребовать викарий с таким старшинством, как у Сэмила.
   Они также были обставлены более просто и непритязательно, без чрезмерной роскоши, которой требовали другие викарии. Жэспар Клинтан, нынешний великий инквизитор, был тому примером. Ходили слухи (почти наверняка верные), что одни только сокровища искусства в его покоях, вероятно, стоили общего годового дохода большинства баронств. И это даже не учитывало тот факт, что Клинтан потребовал и получил одни из желанных угловых апартаментов с окнами, выходящими как на восток, так и на север, что позволяло ему обозревать крыши, башни и здания города Зион через одну сторону и великолепный купол и колоннаду главного Храма через другую.
   Хоуэрд предположил, что можно было бы привести аргумент - как, очевидно, сделал Клинтан, - что такие помещения просто соответствовали должности человека, ответственного за надзор за состоянием души Матери-Церкви. Не раз он слышал, как Клинтан благочестиво декламировал о необходимости должным образом поддерживать авторитет и престиж великого инквизитора. О необходимости подчеркивать необходимую - всегда необходимую - степень власти этого должностного лица над всеми детьми Матери-Церкви способами, которые могла бы распознать даже самая мирская душа. Обратиться к тем, кого слишком легко впечатлить атрибутами и силой этого мира, способами, которые даже они не могли игнорировать. Речь никогда не шла о его собственном прожорливом, жадном, развратном, властолюбивом личном образе жизни или желаниях. О, Лэнгхорн, нет!
   Хауэрд почувствовал, как его губы сжались, а в животе закипела кислота, когда он сравнил избранную братом простоту - отсутствие скульптур, нехватку бесценных ковров, отсутствие потрясающих картин маслом величайших мастеров, которых когда-либо создавал Сэйфхолд, - с Клинтаном. На стенах Сэмила висели картины, но это были портреты как его первой, так и нынешней жены, трех сыновей, двух дочерей, зятя и первого внука. Мебель была удобной и, конечно, недешевой, но все же это была всего лишь мебель, выбранная потому, что она была удобной, а не для того, чтобы подчеркнуть важность ее владельца. И произведения искусства, украшавшие его книжные полки и молитвенный стол, были скромными и сдержанными, почти все изящно выполненные, но в своем большинстве менее известными художниками, которых он решил поддержать своим покровительством, потому что что-то в этих произведениях тронуло его собственное сердце, его собственную душу и веру.
   Если бы только Сэмил победил на выборах, - с горечью подумал Хоуэрд. - Он подошел так близко. На самом деле, я все еще не уверен, что Клинтан действительно победил. В конце концов, за подсчет голосов отвечал этот лизоблюд Рейно, и посмотрите, чем он кончил!
   Конечно, если бы победил Сэмил, если бы он стал новым великим инквизитором вместо Клинтана, огромная пропасть между тем, как он обставил бы свои апартаменты в Храме, и тем, как Клинтан сделал то же самое, была бы наименьшим из различий Матери-Церкви.
   Во-первых, этого проклятого раскола никогда бы не произошло. Сэмил никогда бы не согласился на спонтанное предложение Клинтана полностью уничтожить целое королевство только потому, что это его разозлило. Если уж на то пошло, Клинтан вообще не был бы в том положении, чтобы отвергать подобные предложения! Конечно, - мрачно признал Хоуэрд, - возможно, по меньшей мере с такой же вероятностью, что если бы Сэмил победил, его бы уже убили. В конце концов, это случалось не с одним из наших предков. Так что, по крайней мере, пока нас пощадили.
   Не то чтобы в конце концов это что-то изменило.
   Он глубоко вздохнул, и его суровый взгляд смягчился, когда он взглянул на своего брата. Они с Сэмилом всегда были близки, несмотря на почти десятилетнюю разницу в возрасте. Он всегда восхищался Сэмилом, всегда знал, что Сэмилу суждено совершить великие дела для Бога и Матери-Церкви.
   Он знал, что его мать была встревожена, когда Сэмил выбрал шулеритов. Возможно, она и не была Уилсин по рождению, но вряд ли была слепа к тому, как наследие семьи, в которую она вступила, выйдя замуж, за последние три или четыре столетия настроило так много ее членов против церковной коррупции. Она поняла, что привлекло Сэмила в орден Шулера, признала его горячее желание сделать что-то, чтобы бороться со злом, которое, как он видел, собиралось вокруг Храма... и тогда она вспомнила, что случилось с его прадедом чуть более ста лет назад. Великий викариат святого Эвирахарда был самым коротким в истории, и, что бы ни говорили официальные истории, никто никогда не сомневался, что его "случайное падение" было прямым результатом его усилий по реформированию викариата. И великий викариат великого викария Тейрела, двоюродного дедушки Сэмила и Хоуэрда, был почти таким же коротким. Не было никаких слухов, указывающих на то, что смерть Тейрела была подстроена, но он был стар и болен, когда его возвели на трон Лэнгхорна, без силы и энергии, которые характеризовали Эвирахарда. Его коллеги-викарии, возможно, считали, что они могли бы просто подождать естественных причин, чтобы положить конец его усилиям по реформированию. Конечно, также всегда было возможно, что "естественные причины", которые в конце концов убили его, были немного подтолкнуты вперед, несмотря на то, что кто-то мог подумать.
   Ну что ж, мама, - подумал теперь Хоуэрд. - Ты была права, что беспокоилась. Я просто рад, что вас с отцом здесь не будет, чтобы посмотреть, что произойдет. Уверен, что вы все равно узнаете, но в Писании говорится, что со стороны Бога все имеет смысл. Надеюсь, что это правда, потому что с того места, где я сижу прямо в эту минуту, в том, что сейчас произойдет, нет ни смысла, ни здравомыслия. И уж точно, как Шан-вей, в этом нет и следа справедливости!
   - Что ты думаешь о вине? - спокойно спросил Сэмил, и Хоуэрд фыркнул.
   - Я подумал, что оно превосходно. От святого Хиндрика, не так ли? 64-го? - Сэмил безмятежно кивнул, и Хоуэрд снова фыркнул, на этот раз громче. - Ну, по крайней мере, это единственное, до чего Клинтан не доберется своими свинячьими лапками!
   - Не совсем причина, по которой я решил подать его сегодня вечером, но мысль, которую стоит запомнить, я полагаю. - Сэмил согласился так безмятежно, что в глубине души Хоуэрду захотелось закричать на него в отчаянии. Эта безмятежность, эта полная, всегда обоснованная вера были одной из тех вещей, которыми Хоуэрд всегда больше всего восхищался в своем брате. Однако в данный момент это действовало ему на нервы почти так же сильно, как и успокаивало. И настоящая причина, по которой это произошло, как бы мало он ни хотел исследовать истину, заключалась в том, что спокойствие Сэмила - его принятие Божьей воли - фактически заставило Хоуэрда усомниться в своей собственной вере.
   Он боролся с этим сомнением изо всех сил, но так и не смог полностью победить его. Несомненно, истинно справедливый Бог, архангелы, которые действительно служили Свету, никогда бы не покинули такого хорошего человека, как его брат, который стремился только служить Богу и любить своих ближних. Не просто бросить его, а отдать в руки мерзкого, продажного, злого человека, такого как Жэспар Клинтан. В руки человека, готового уничтожить целое королевство. Руки человека, который был вооружен всеми ужасными наказаниями Книги Шулера... и совершенно готового, страстно желающего обрушить каждое из них на непорочных детей Божьих, чьим единственным преступлением было сопротивление его собственному развращению.
   Хоуэрд Уилсин знал свои собственные слабости, свои собственные недостатки. Он тоже не мог честно сказать, что считал что-то из них настолько ужасным, чтобы оправдать судьбу, уготованную им Клинтаном, но все же был готов признать, что тоже стал жертвой греха честолюбия. Что иногда он позволял соблазнительной силе своего рождения и занимаемой должности вести его по легкому пути, принимая короткий путь, используя Бога вместо того, чтобы использовать себя в Божьей службе. Но он также знал, что Сэмил этого не делал. Что Сэмил действительно был духовным наследником святого Эвирахарда, а не просто его потомком. О чем мог думать Бог, чтобы позволить человеку, который должен был быть Его защитником, человеку, который охотно принял бы собственную смерть, чтобы искупить Свою Церковь, прийти к такому концу?
   Это был не тот вопрос, который кто-либо, а тем более кто-то, посвященный оранжевому цвету, должен был задавать Богу. И викарий Церкви Ожидания Господнего не должен был ругать Бога, обвинять Его в том, что Он оставил даже самого безупречного из Своих слуг. Вот для чего должна была быть вера. Помочь человеку принять то, чего он не мог понять.
   Он начал говорить именно это. Выразить свои сомнения, свой гнев Сэмилу, как он часто делал раньше, зная, что его брат выслушает без осуждения, а затем произнесет тихие слова утешения (или мягко строгие слова предостережения), которые ему нужно было услышать. Но на этот раз никакие слова не могли успокоить вопросы, пылающие глубоко внутри Хоуэрда Уилсина, точно так же, как никакие слова предостережения не могли прогнать их. И на этот раз он не хотел - не мог - добавлять бремя собственных сомнений к тому грузу, который уже обрушился на его брата.
   По крайней мере, мы вывезли из Зиона как можно больше младших членов Круга до того, как по-настоящему пошел снег, - напомнил он себе. - И по пути, я думаю, некоторые другие викарии, должно быть, поняли, что делает Сэмил. Во всяком случае, надеюсь, что некоторые из них это сделали. Что они смогли придумать планы, которые могли бы дать им хотя бы крошечную надежду на побег, когда инквизиторы придут за всеми нами. По крайней мере, это единственная причина, которую я могу придумать, почему так много их семей "исчезли".
   Его взгляд вернулся к портретам семьи брата. Эта семья тоже исчезла, хотя он не думал, что это устроил Сэмил. На самом деле, они находились здесь, когда его брат получил письмо от своей жены Лисбет, в котором сообщалось, что она все-таки приедет в Храм этой зимой... несмотря на его конкретные инструкции держаться подальше. Он видел, как обвисли лицевые мышцы Сэмила, несмотря на все его усилия скрыть свою реакцию, и он точно понял, почему его брат перед ним сразу постарел на пять лет. Но затем, когда до Зиона оставалось еще три дня пути, Лисбет и дети однажды ночью пропали.
   Там были следы борьбы, но никаких признаков того, с кем могла быть борьба, и Лисбет, двое ее сыновей и дочь просто исчезли. Сначала Сэмил выглядел еще старше и более... сломленным, чем раньше, но затем постепенно он понял, что, независимо от случившегося, его семья в конце концов не была тихо взята под стражу инквизицией. Никто, казалось, не имел ни малейшего представления о том, что с ними произошло, и были, по крайней мере, некоторые выражения сочувствия, но именно едва скрываемая ярость Жэспара Клинтана убедила Хоуэрда, что инквизиция действительно не имела никакого отношения к "похищению" семьи Сэмила.
   Очевидно, что похищение семьи викария вызвало одну из самых интенсивных охот за людьми в истории Матери-Церкви, но при этом не было обнаружено ни единого признака преступников. В течение последующих пятидневок Сэмил постоянно находился в напряжении, день за днем проводя без требования выкупа, без угроз, вообще без единой весточки. Хоуэрд был полностью уверен, что инквизиция все еще наблюдает за его братом, как королевская виверна, ожидающая момента для нападения, надеясь на какой-то прорыв, какое-то общение, которое приведет его к Лисбет. Однако по прошествии стольких дней даже агенты Клинтана, казалось, потеряли надежду на это.
   И, вероятно, исчезновение Лисбет вдохновило некоторых других членов Круга позаботиться о своих собственных семьях. Хоуэрд надеялся, что эти меры были приняты вовремя и что они окажутся эффективными.
   И я надеюсь - молюсь - чтобы остальные поняли, почему мы не могли предупредить их напрямую.
   По его собственному мнению, Хоуэрд сузил круг подозреваемых не более чем до полудюжины. Проблема заключалась в том, что он не знал, кто из этой полудюжины мог стать информатором, предать их всех Клинтану, раскрыть существование - и членство - организации реформистов. Если уж на то пошло, он мог и ошибаться. Предатель, возможно, не был одним из тех людей, которых он подозревал. И они не могли предупредить никого из членов Круга, не предупредив их всех... включая предателя.
   Если бы они сделали это, Клинтан нанес бы удар с мгновенной, злобной силой, вместо того, чтобы ждать, пока, по его мнению, наступит идеальный момент. Хоуэрд был уверен, что он ждет, чтобы насладиться сладким букетом своего грядущего триумфа над людьми, осмелившимися бросить вызов его власти.
   И поэтому они ничего не сказали, используя время, пока Клинтан ждал, чтобы сделать то немногое, что они могли, и смягчить удар, когда он наконец набросится. Вывезти всех младших епископов и архиепископов, каких только можно, из Зиона, туда, где они могли бы быть в безопасности. Предупредив свою сеть корреспондентов и агентов за пределами внутреннего круга, чтобы они тихо подготовили самые глубокие лазейки, которые только могли придумать.
   Слава богу, я так и не женился, - подумал Хоуэрд. - Может быть, это был еще один способ, которым у меня было меньше веры, чем у Сэмила, потому что я никогда не был готов доверять Богу настолько, чтобы отдать этих заложников кому-то вроде Клинтана.
   - Я так понимаю, Корис прибыл сегодня вечером, - сказал он вслух, и Сэмил слабо улыбнулся очевидным попыткам своего младшего брата найти что-то "безопасное" для разговора.
   - Да, так я слышал, - ответил он и покачал головой. - Должно быть, это было кошмарное путешествие в это время года.
   - Уверен, что так оно и было, но сомневаюсь, что эта мысль особенно беспокоила Клинтана или Тринейра, - кисло сказал Хоуэрд. - Полагаю, мы должны быть благодарны, что они не настояли на том, чтобы он потащил мальчика с собой!
   - Уверен, что они не видели в этом необходимости, - пожал плечами Сэмил. - Он всего лишь маленький мальчик, Хоуэрд. По крайней мере, в течение следующих нескольких лет Дейвин будет делать то, что ему говорят старшие, просто потому, что он привык это делать. Я полагаю, Клинтан считает, что у него достаточно времени, чтобы... впечатлить его реалиями своего положения, скажем так, прежде чем он станет достаточно взрослым, чтобы превратиться в упрямого молодого князя.
   - При условии, что он и Тринейр вообще позволят мальчику вырасти. - Тон Хоуэрда был резким, горьким, но в нем было меньше горечи, чем в его глазах.
   - Если предположить, что да, - вынужден был уступить Сэмил. - Я молился об этом. Конечно, я был бы настроен более оптимистично, если бы не казалось таким очевидным, что Бог решил позволить всему идти своим чередом.
   Мышцы челюсти Хоуэрда снова напряглись, когда он подавил очередной приступ гнева. Тем не менее, как неоднократно указывал Сэмил, Бог не дал бы человеку свободу воли, если бы не ожидал, что тот ею воспользуется. И это означало, что те, кто решил творить зло, могли творить зло. Что автоматически подразумевало, что другие люди - и даже маленькие мальчики - могли и будут страдать от последствий этих злых действий. Без сомнения, все это действительно было частью великого Божьего плана, но были времена - как сейчас, - когда это казалось излишне тяжелым для жертв.
   - Что ж, надеюсь, что Корис так умен, как я всегда слышал, - сказал Хоуэрд через мгновение. - Этому мальчику - и его сестре - понадобится все, что они смогут найти, если они хотят выжить.
   На этот раз Сэмил только кивнул, и его глаза на мгновение смягчились от любви. Так похоже на его брата, - подумал он, - беспокоиться о маленьком мальчике и девочке-подростке, которых он даже никогда не видел. В нем был храмовый стражник, драчливая, защитная жилка, которая заставила его служить Богу сначала мечом, а только потом сердцем и разумом. Он был рад, что Хоуэрд уже знал, как глубоко он его любит, что никому из них не нужно было говорить это в это время, в этом месте.
   - И на этой ноте, - сказал Хоуэрд, взглянув на часы на стене - часы, которые, как и все другие часы в Храме, всегда показывали идеальное, точно синхронизированное время, - а затем поднялся со стула, - Боюсь, мне пора идти. У меня есть пара поручений, которые мне нужно выполнить сегодня вечером.
   - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил Сэмил, и Хоуэрд снова фыркнул, на этот раз гораздо мягче.
   - Ты можешь не поверить в это, Сэмил, но уже много лет я сам застегиваю свою рубашку и завязываю шнурки на своих ботинках.
   - Замечание принято. - Сэмил тихо хихикнул. - И я знаю об этом. Так что иди и займись своими делами. Завтра вечером поужинаем у тебя дома?
   - Годится, - сказал Хоуэрд, затем кивнул своему брату и ушел.
   ***
   - Аааааааххххх-чххеее, ву-ву-ву!
   Чихание, казалось, снесло верхнюю часть головы викария Робейра Дючейрна. Даже священные, всегда удобные помещения Храма, казалось, не могли победить обычную простуду. Это была третья простуда, которую Дючейрн уже пережил этой зимой, и она выглядела хуже, чем любая из ее предшественниц.
   Он задержался достаточно надолго, чтобы достать носовой платок и высморкаться - воспользовавшись возможностью одновременно оправиться от чихания, - затем продолжил свой путь по коридору. Он уже опаздывал на запланированную встречу, хотя время на самом деле не было таким уж критичным. В конце концов, он был казначеем Церкви Ожидания Господнего.
   Люди, которые ждали его, все отчитывались перед ним и не могли начать что-то без него. И не то чтобы он действительно с нетерпением ждал совещания, если уж на то пошло. Казначейство теряло деньги с тех пор, как королевство Чарис отбило первоначальную атаку на него, и он не видел, чтобы эта ситуация улучшилась в ближайшее время. Особенно с учетом того удара, который понес денежный поток Церкви. Мало того, что королевства Чарис и Чисхолм, а также княжества Эмерэлд и Корисанда - не говоря уже о великом герцогстве Зибедия - внезапно перестали платить десятину (которая в случае Чариса была очень большой десятиной), но неустанное уничтожение торговли их врагов нанесло серьезный ущерб экономике этих врагов. И по мере того, как их экономики замедлялись, падала и их способность выплачивать десятину. Согласно последним оценкам Дючейрна, денежный поток от ежегодной десятины материковых королевств сократился примерно на десять процентов... а общая десятина, включая ту, которая должна были поступать с земель, ныне восставших против Матери-Церкви, сократилась более чем на треть. К счастью, у Церкви было так много других прибыльных источников дохода, но все же был предел тому, сколько слабины можно было выжать из этих других источников. Впервые на памяти смертных Церковь Ожидания Господнего тратила деньги быстрее, чем получала, и подобные вещи не могли продолжаться вечно.
   Что, к сожалению, казалось, было трудно понять некоторым из его коллег.
   Выражение его лица потемнело, когда он подумал об этих других коллегах. Ни Тринейр, ни Клинтан не упоминали ему, что сегодня утром они намеревались "взять интервью" у графа Кориса. Он был вполне уверен, что у него есть источники, о которых ни один из этих двоих не подозревал, но он не собирался рисковать, раскрывая существование этих источников, бросая вызов своим "коллегам" в том, о чем он ничего не должен был знать. Он сомневался, что кто-либо из них был бы готов сделать из этого проблему, если бы он внезапно появился на их "собеседовании", но все же он был совершенно уверен, что они намеренно рассчитали время так, чтобы оно просто совпало с его уже запланированной встречей. Оба они, каждый по своим причинам, сочли бы решительно нежелательным присутствие Дючейрна на обсуждении, которое они имели в виду.
   И это, к сожалению, четко подчеркивало различия между ним и ними... и опасности, подстерегающие его из-за этих различий.
   Он сделал паузу, глядя в окна, которые занимали полностью одну сторону коридора. Снегопад прекратился вскоре после рассвета, и яркий солнечный свет искрился и отражался от новых, более глубоких слоев белого без следов, которые покрывали территорию Храма. Однако мистический, небьющийся, идеально изолированный кристалл окон приглушал снежный блеск, а первозданная чистота ледяной перспективы заставляла его остро ощущать теплый воздух, мягко движущийся вокруг него.
   И заставило его подумать обо всех людях за пределами Храма, особенно о многочисленных бедняках города Зиона, которым тоже было совсем не тепло и не уютно в это морозное утро. Это была еще одна мысль, которой он не был готов поделиться со своими бывшими коллегами по храмовой четверке. Не потому, что они еще не поняли, что это пришло бы ему в голову, а потому, что это не принесло бы никакой пользы и могло бы принести довольно много вреда.
   Замсин Тринейр просто посмотрел бы на него с некоторым нетерпеливым непониманием. Если канцлер Церкви Ожидания Господнего вообще когда-либо думал о бедных Зиона, то, несомненно, должен был вспомнить отрывок из Книги Лэнгхорна, в котором архангел предупреждал, что бедные всегда будут с ними. Если этого было достаточно для Лэнгхорна, то и для Тринейра этого было достаточно.
   Аллейн Мейгвейр, с другой стороны, вероятно, даже не заметил бы, что Дючейрн упомянул о них. Особенно в эти дни, когда все мысли и усилия генерал-капитана Церкви были полностью сосредоточены на создании флота, необходимого для того, чтобы раз и навсегда сокрушить империю выскочек Чариса. Тот факт, что он начал строить не тот флот, и что казначейство Дючейрна потратило ошеломляющую сумму на оплату сотен галер, которые были фактически бесполезны, несомненно, придавало определенный акцент его концентрации. Конечно, Мейгвейр вообще никогда не был перегружен интеллектом. Сосредоточение всего того скудного запаса, которым он обладал, не должно было потребовать таких больших усилий. Он должен был хотя бы немного подумать о мужчинах, женщинах и детях - особенно о детях, - за которых должен был отвечать каждый викарий.
   А потом был Клинтан. Великий инквизитор. Единственный член храмовой четверки, который не отнесся бы к заботе Дючейрна о бедных ни с непониманием, ни с безразличием. Дючейрну иногда хотелось, чтобы он сам почувствовал себя призванным в орден Бедар, а не в орден Чихиро. Он был почти уверен, что любой бедарист, который не боялся великого инквизитора, без колебаний поставил бы ему диагноз параноика, причем такого, чья паранойя неуклонно углублялась. Конечно, найти любого бедариста, который был бы достаточно безумен, чтобы не бояться Клинтана, вероятно, было бы невыполнимой задачей. Тем не менее, Дючейрну хотелось бы иметь что-то помимо своего собственного мнения непрофессионала - по крайней мере, в том, что касалось вопросов разума, - чтобы продолжать.
   Не то чтобы это имело большое значение. Ему не нужен был официальный диагноз, чтобы знать, что Клинтан воспринял бы любой комментарий о предписании Закона заботиться о бедных и наименее удачливых из детей Божьих как критику церковных записей в этом отношении. На самом деле, он был бы совершенно прав, если бы так и поступил, - признал Дючейрн. - Но в этот конкретный момент, когда Жэспар Клинтан разделил весь мир всего на три категории - тех, кто был его союзниками, тех, кто имел хотя бы мимолетную ценность в качестве инструментов, и тех, кого следовало безжалостно уничтожать, - предполагать, что какой-либо аспект управления Церковью может оказаться недостаточным, было опасно.
   Дючейрн обнаружил, что бывают моменты, когда ему действительно на это наплевать. Когда его гнев, его возмущение, боль, вызванная признанием его вновь обретенной веры в собственной вине в крови, фактически заставили его искать конфронтации с Клинтаном. Когда он обнаружил, что почти жаждет разрушения, даже мученичества, со всеми вытекающими последствиями, как своего рода искупления за свою собственную жизнь. За его собственное признание коррупции викариата. Его собственное пожизненное стремление извлечь выгоду из этой коррупции. За то, что он стоял там и не просто принял предложение Клинтана полностью уничтожить королевство Чарис, но фактически согласился с ним. Помог это устроить.
   Дючейрн заставил себя продолжить движение к ожидающим его подчиненным, но его глаза были такими же безрадостными, как снег за окнами коридора, когда он еще раз признал свою вину перед самим собой. Он не стал бы притворяться, что не испугался того, что сделал бы с ним Клинтан, если бы дело дошло до открытой конфронтации. Что он точно не знал, насколько жестоким примером Клинтан мог бы сделать любого члена храмовой четверки, который, казалось, отвернулся от него. И все же не этот страх заставил его прикусить язык, спрятать свое яростное осуждение мерзости Клинтана за стиснутыми зубами. Нет, его заставлял молчать совсем другой страх: страх, что если он позволит слишком легко уничтожить себя, то совершит еще более тяжкий грех - умрет, по крайней мере, не попытавшись исправить ужасный, ужасный ущерб, который он помог нанести собственному Божьему миру.
   Не то чтобы я еще не придумал, как все это отменить, - уныло признался он. - Может быть, это часть моего покаяния? Является ли это частью моего наказания - быть вынужденным наблюдать, как все становится все хуже и хуже, не видя никакого способа снова сделать их лучше? Но в Писании говорится, что Бог всегда найдет способ, независимо от того, сможет человек или нет. Так что, может быть, Он действительно хочет, чтобы я перестал так стараться, перестал быть таким высокомерным, чтобы думать, что я могу каким-то образом исправить катастрофу мирового масштаба. Может быть, Он хочет, чтобы я наконец смирился с тем, что мне нужно позволить Ему показать мне, что делать, а потом...
   Размышления Робейра Дючейрна были внезапно прерваны, когда он на полном ходу врезался в стену, которую кто-то неосмотрительно оставил точно в центре коридора.
   Во всяком случае, так оно и было на ощупь, хотя внезапное "Ух!" стены наводило на мысль, что на самом деле это могло быть не такое твердое гранитное препятствие, каким оно казалось.
   Он отшатнулся назад, чуть не упав. На самом деле, он бы упал, если бы чьи-то руки не схватили его за плечи и не удержали в вертикальном положении. Он покачал головой, в ушах зазвенело холодом, и его глаза расширились, когда они сфокусировались на лице человека, с которым он столкнулся.
   Дючейрн не был низкорослым человеком, но и великаном он тоже не был. На самом деле, он всегда был худощав, и последние двадцать или тридцать лет вел решительно сидячий образ жизни. Мужчина, с которым он только что столкнулся, был на полголовы выше его, широкоплечий и крепко сложенный, и он, очевидно, провел последние несколько лет своей жизни, тренируясь, чтобы поддерживать физическую выносливость, которой он наслаждался, будучи старшим офицером храмовой стражи. Он, должно быть, превосходил Дючейрна на добрых сорок или пятьдесят фунтов, и очень малая часть из этого преимущества в массе была жиром.
   И еще его случайно звали Хоуэрд Уилсин.
   Дючейрн обнаружил, что временно парализован, глядя в серые глаза Уилсина. Они были твердыми, эти глаза, с отшлифованной, похожей на кварц целеустремленностью. Глаза человека, который, в отличие от Робейра Дючейрна, никогда не шел на компромисс с коррупцией Храма. Человека, у которого были все основания бояться Жэспара Клинтана... и вообще нет причин бояться Бога.
   - Ты должен быть немного осторожнее, Робейр, - сказал Уилсин, полностью ставя его на ноги, прежде чем отпустить руки Дючейрна. Он почти нежно похлопал невысокого человека, словно желая убедиться, что тот не сломан, и его улыбка была тонкой. - Ты можешь навредить себе, столкнувшись с такими людьми. Жизнь слишком коротка, чтобы так рисковать, тебе не кажется?
   Уилсин слегка наклонил голову в этом вопросе, и Дючейрн почувствовал, как по его венам пробежала сосулька. Было что-то в тоне Уилсина, что-то в блеске этих жестких глаз.
   Он знает, - подумал Дючейрн. - Он знает, что я предупреждал его брата. И, помоги мне Бог, он знает, что Клинтан собирается убить их обоих. И что у меня не хватает смелости попытаться остановить его.
   Казначей Церкви почувствовал, что его рот открылся, не имея ни малейшего представления о том, что из этого выйдет, но затем Уилсин покачал головой. Это был быстрый жест, который остановил то, что когда-либо Дючейрн, возможно, собирался холодно сказать.
   - Конечно, это так, - сказал обреченный человек. - Я имею в виду, слишком коротка. Есть слишком много дел, которые нам всем нужно закончить, а не просто тратить на них время. Разве в Писании не сказано, что Бог указывает путь, по которому должен двигаться каждый человек?
   - Да, - услышал Дючейрн свой собственный голос. - Да, это так.
   - Ну, тогда я не думаю, что Он закончит с кем-либо из нас, пока мы не закончим это дело. Так что будь осторожнее. - Он действительно слабо улыбнулся, помахав указательным пальцем перед носом Дючейрна. - Смотри, куда идешь, иначе у тебя не будет времени сделать все, что задумал для тебя Бог.
   Дючейрну потребовалась вся сила самообладания, чтобы сдержать то, что он хотел сказать. Он посмотрел в эти серые глаза и на самом деле не доверял себе, чтобы говорить вообще, когда понял, что на самом деле видно в этих глазах напротив. Уилсин только снова улыбнулся ему, на этот раз мягко, и еще раз похлопал по плечу, затем повернулся и ушел.
   ***
   - Граф Корис, ваше святейшество, - сказал верховный священник, с поклоном пропуская Филипа Азгуда в маленькую частную комнату для совещаний.
   Это был не очень большой поклон, - подумал Корис. - С другой стороны, верховный священник был назначен в канцелярию канцлера. Он, вероятно, видел герцогов дюжинами и графов пачками, и одному Богу известно, со сколькими стаями простых баронов он мог сталкиваться каждый год. Не говоря уже о том факте, что большинство герцогов и графов, которые пересекали его путь, не были обездоленными изгнанниками, живущими на чью-то благотворительность.
   - Так я и вижу, - ответил голос. - Входите, милорд.
   Корис повиновался зову и оказался лицом к лицу с высоким худощавым мужчиной с угловатым лицом, коротко подстриженной бородой и глубокими умными глазами. На нем была оранжевая сутана викария, и он вполне соответствовал описанию викария Замсина Тринейра.
   Тринейр протянул руку, и Корис наклонился, чтобы поцеловать кольцо с сапфиром, затем выпрямился.
   - Ваше святейшество, - признал он.
   - Мы ценим оперативность, с которой вы откликнулись на наш призыв, милорд, особенно в это время года, - сказал Тринейр. Его улыбка никогда не касалась глаз. - Если бы все сыновья Матери-Церкви так хорошо помнили о своем долге перед ней.
   - Не буду притворяться, что это не было трудным путешествием, ваше святейшество. - Корис позволил себе легкую, кривую улыбку. - Но в детстве меня всегда учили, что когда Мать-Церковь зовет, ее сыновья отвечают. И это также было интересно, особенно путешествие через озеро Пей, в то время как возможность наконец посетить Храм дает дополнительное благословение.
   - Хорошо.
   Единственное небрежное слово исходило не от Тринейра, а от более низкого, дородного, седовласого викария с тяжелой челюстью, который не потрудился встать, когда вошел Корис. Также не было никаких сомнений в его личности, - подумал граф, - хотя он был просто немного удивлен, осознав, что Жэспар Клинтан так полностью соответствовал описаниям, которые он получил. Вплоть до пятен, оставленных пролитой едой на его сутане.
   Должно быть правило, согласно которому настоящим злодеям не разрешается выглядеть как типичные злодеи, - подумал Корис и почувствовал, как по его телу пробежала легкая дрожь, когда он понял, как только что позволил себе описать Клинтана. На самом деле эта мысль не была неожиданной, в конце концов, он двигался в этом направлении уже много лет. И все же было странное чувство привязанности к этому моменту, как будто он пересек какой-то невозвратный мост, даже если был единственным, кто это понял.
   И тебе, черт возьми, лучше убедиться, что ты единственный, кто понимает, что с тобой, Филип! - сказал он себе.
   Судя по выражению лица Клинтана, ему было все равно, что в данный момент происходит в голове у Кориса. И при этом он, похоже, не испытывал искушения оказать какую-либо любезность их посетителю. Там, где глаза Тринейра сохраняли холодное бесстрастие шахматного мастера, глаза Клинтана светились пылом фанатика. Пыл, который подтвердил давнее мнение Кориса о том, что Клинтан был, безусловно, более опасным из них двоих.
   - Пожалуйста, садитесь, милорд, - пригласил Тринейр, указывая на единственный стул со стороны Кориса за столом в комнате для совещаний.
   Это был самый простой стул, который Корис когда-либо видел в Храме - с прямой спинкой, явно без подкладки, утилитарный предмет мебели. Это, конечно, было далеко от похожих на трон кресел, в которых расположились Тринейр и Клинтан, но когда он уселся на него, то чуть не вскочил на ноги от удивления, когда то, что казалось простой деревянной поверхностью, казалось, сдвинулось под ним. Оно двигалось - текло - и он не мог удержаться от того, чтобы его глаза не расширились, когда кресло идеально приспособилось к конфигурации его тела.
   Он поднял глаза и увидел, что Тринейр задумчиво смотрит на него, и заставил себя улыбнуться канцлеру. Это было выражение, в котором смешалось признание удивления с изрядной долей мальчишеского удовольствия, и Тринейр позволил себе небольшой смешок хозяина, который успешно удивил гостя.
   Клинтан - вероятно, предсказуемо - казалось, совершенно не обращал внимания на этот маленький момент, - отметил Корис.
   Лучше не предполагать ничего подобного, Филип, - сказал он себе. - Я бы ни капельки не удивился, если бы Клинтан уже давно понял, насколько полезно, когда потенциальные противники переоценивают свою наблюдательность. Единственная вещь в мире, более опасная, чем дурак, особенно когда дело доходит до "большой игры", - это умный человек, которого вы считаете глупым. Нарман, безусловно, должен был многому тебя научить!
   - Что ж, - оживленно начал Тринейр через мгновение, - теперь, когда вы здесь, милорд, полагаю, нам следует сразу перейти к делу. Как вы знаете, я, как канцлер Матери-Церкви, и действуя по особым указаниям великого викария Эрика, официально признал юного князя Дейвина законным правителем Корисанды. Учитывая его нежные годы, нам показалось ненужным привозить его в Храм, чтобы обсудить с ним его будущее. Вы, с другой стороны, являетесь его законным опекуном. Поскольку мы не признаем - и никогда не признаем - эту пародию на "регентский совет", которую Кэйлеб и Шарлиэн навязали Богу, мы также считаем вас самым близким, что есть у Дейвина в настоящее время, к настоящему регенту.
   Он сделал паузу, как бы приглашая прокомментировать, но Корис не собирался бросаться в эту конкретную ловушку. Вместо этого он ограничился медленным понимающим кивком и внимательным выражением лица.
   - В свете сложившихся обстоятельств, - продолжил канцлер несколько секунд спустя, - мы считаем необходимым... упорядочить положение Дейвина. Хотя на данный момент он, по-видимому, находится в достаточной безопасности под защитой короля Жэймса, особенно учитывая тот факт, что Делфирак уже воюет с отступниками, есть определенные аспекты его ситуации, которые, по нашему мнению, требуют официального разъяснения.
   Он снова сделал паузу, и на этот раз было очевидно, что он намеревался сделать паузу до тех пор, пока Корис не ответит.
   - Официального разъяснения, ваше святейшество? - послушно повторил граф. - Могу я спросить, какого рода разъяснения?
   - О, перестаньте, милорд! - Клинтан вступил в дискуссию, махнув рукой в пренебрежительном жесте. - Вы были шпионом князя Гектора. Вы знаете, как ведется игра, если кто-нибудь может знать лучше!
   - Ваше святейшество, - ответил Корис, подбирая слова более тщательно, чем когда-либо в своей жизни, - вы правы. Я был шпионом князя Гектора. Но, если вы простите меня за то, что я так говорю, моя точка зрения из одного княжества, расположенного так далеко от Храма, не может совпадать с вашей точкой зрения прямо здесь, в центре всех забот Матери-Церкви и в центре всех источников информации, которыми обладает Мать-Церковь. Признаю, что потратил много времени, пытаясь проанализировать имеющуюся у меня информацию, пытаясь предугадать, ради чего именно вы и канцлер вызвали меня сюда, чтобы объяснить. Однако я не настолько глуп, чтобы на мгновение предположить, что у меня достаточно информации, чтобы сделать какие-либо действительно обоснованные выводы. Я могу вспомнить несколько аспектов нынешней ситуации князя Дейвина, которые могут потребовать "разъяснения", но без лучшего понимания того, как именно князь Дейвин - и я, конечно, - можем наилучшим образом служить Матери-Церкви, я действительно не знаю, что вы и викарий Замсин, возможно, имеете в виду.
   В глазах Тринейра мелькнуло то, что могло быть раздражением, когда заговорил Клинтан. Теперь канцлер откинулся на спинку своего стула, сложив руки на столе перед собой, с задумчивым выражением лица. Клинтан, с другой стороны, одарил Кориса странно торжествующей улыбкой, как будто ответ графа прошел какое-то испытание.
   - Мы, естественно, испытываем облегчение, узнав, что вы думали о том, как лучше всего Дейвин - и вы сами - можете служить Матери-Церкви, - сказал великий инквизитор, и акцент на слове "вы" был таким же безошибочным, как и блеск в его глазах. - Я уверен, что мы сможем так же полностью полагаться на ваш интеллект и усердие, как когда-либо полагался князь Гектор.
   И нам, черт возьми, было бы лучше это сделать, а, ваше святейшество? Это все? - язвительно подумал Корис. - Каким бы умным Клинтан ни был на самом деле, он был опасно прозрачен, по крайней мере, в некоторых отношениях. Конечно, когда человек контролировал все рычаги власти, которые соединялись в кабинете великого инквизитора, он, вероятно, мог позволить себе определенную степень прозрачности, по крайней мере, когда это соответствовало его собственным целям, чтобы перейти прямо к делу.
   - Я, безусловно, сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие, ваше святейшество, - сказал он вслух.
   - Тогда, надеюсь, вы не поймете как отражение недостатка доверия к вам лично, милорд, что я собираюсь сказать, - сказал Тринейр. Корис оглянулся на него, и канцлер слегка пожал плечами. - В сложившихся обстоятельствах великий викарий считает, что лучше всего официально передать полномочия регента князя Дейвина в викариат, а не какому-либо светскому дворянину. Его отец принял мученическую смерть от поборников отступничества и нечестивой ереси. Великий викарий считает, что Мать-Церковь обязана открыто - и недвусмысленно - распространить свою защиту на наследника князя Гектора.
   - Конечно, ваше святейшество, - ответил Корис.
   Он был уверен, что Тринейр предположит - точно, - что он признал эту историю с великим викарием Эриком чистой выдумкой. Много лет назад Тринейр собственноручно выбрал нынешнего великого викария из короткого списка подходящих марионеток, и если Эрик когда-либо лелеял хоть одну разумную мысль с тех пор, как занял трон великого викария, эта мысль, несомненно, давно умерла от одиночества.
   - Во многих отношениях, - продолжил Тринейр, - это изменение будет представлять собой не более чем формальность. Как я уже говорил ранее, в настоящее время нет необходимости еще больше дестабилизировать жизнь молодого Дейвина. Лучше оставить его там, где он есть, под присмотром кого-то, кому он доверяет и знает, что о его интересах заботятся.
   Особенно если тот, кому он доверяет, вместо этого заботится об интересах Церкви - или, по крайней мере, храмовой четверки, - подумал Корис.
   - И, честно говоря, милорд, - сказал Клинтан, - мы придерживаемся мнения, что не повредит, если за ним присмотрит человек с вашим особым набором навыков и опыта. - Корис посмотрел на него, и великий инквизитор пожал своими мускулистыми плечами. - В конце концов, Кэйлеб уже убил отца мальчика. Никто не знает, когда кто-то вроде него - или эта сука Шарлиэн - может решить, что пришло время провести полную зачистку всего Дома Дейкин. Я понимаю, что они сталкиваются со значительными народными волнениями в Корисанде. Они могли бы просто прийти к выводу, что было бы хорошей идеей убрать молодого Дейвина как потенциальный объект притяжения для более беспокойных элементов населения княжества.
   - Понимаю, ваше святейшество. - Корис молился, чтобы сосулька, которая только что пробежала по его позвоночнику, не была заметна ни одному из викариев. - Очевидно, я обсудил безопасность князя Дейвина с королем Жэймсом, прежде чем покинуть Тэлкиру. Как вы сказали, не думаю, что мы могли бы быть слишком осторожны, когда речь идет о его безопасности. И уверяю вас, что как только вернусь в Делфирак, буду осуществлять личный надзор за мерами по этой безопасности.
   - Хорошо! - Клинтан широко улыбнулся. - Уверен, что наше решение положиться на вас и ваше суждение окажется верным, милорд.
   - Я тоже, - поддержал Тринейр. - Тем временем, однако, нам нужно обсудить еще несколько вопросов, - продолжил канцлер. - Уверен, что нам потребуется несколько сеансов, чтобы охватить их все, и вы, конечно же, останетесь почетным гостем Храма, пока мы их не завершим. На данный момент, однако, что мы действительно хотели бы сделать, так это немного пораскинуть мозгами. Очевидно, у нас было много сообщений о ситуации в Корисанде и отношении жителей Корисанды, но вы сами корисандец. И тот, кто был в очень выгодном положении, чтобы увидеть последствия вторжения Кэйлеба с точки зрения Корисанды. Без сомнения, с момента вашего отъезда из княжества произошло много изменений, но вы по-прежнему представляете собой бесценный ресурс с нашей точки зрения. Есть много моментов, по которым мы были бы очень признательны услышать все, что вы можете нам рассказать. Например, кто из дворян князя Гектора - сейчас я, конечно, имею в виду князя Дейвина - как вы думаете, с наибольшей вероятностью организовал бы эффективное сопротивление чарисийской оккупации?
   Что ж, я вижу, что это займет некоторое время, - сухо подумал Корис. - Тем не менее, лучше быть осторожным в том, как мы действуем, особенно когда мы не знаем, сколько информации у них уже есть.
   - Это сложный вопрос, ваше святейшество, - начал он. - Я могу вспомнить по крайней мере дюжину ближайших союзников князя Гектора среди лордов Корисанды, которые почти наверняка думают в этом направлении. Не имея лучшего ощущения, чем у меня сейчас, - пожалуйста, помните, что я путешествовал почти четыре месяца, что помешало мне получать данные от какой-либо надлежащей сети, - однако я бы заподозрил, что те, кто находится дальше от Мэнчира, были бы в лучшем положении, чтобы действовать в соответствии с такими мыслями.
   - Имея это в виду, я был бы склонен думать, что граф Сторм-Кип и граф Крэгги-Хилл, вероятно, уже начали предпринимать шаги именно в этом направлении. Ни один из них не будет чувствовать себя особенно хорошо по отношению к Кэйлебу и Шарлиэн, и оба находятся далеко на севере, вне легкой досягаемости от столицы.
   - Возвращаясь на юг и запад, - продолжил он, - я не был бы ужасно удивлен, обнаружив, что герцог Блэк-Уотер - это был бы сэр Эдалфо, новый граф - движется в том же направлении. Если уж на то пошло, барон Баркор, вероятно, склонен к тому же, и...
   ***
   - Итак, мастер Сиблэнкит. Вижу, вы снова превосходно справились со своим заданием.
   - Я, безусловно, пытался это сделать, ваше преосвященство.
   Робейр Сиблэнкит склонился над рукой архиепископа Уиллима Рейно, поцеловав предложенное кольцо, затем выпрямился. Выражение его лица было вежливо внимательным, он ждал, когда Рейно начнет задавать вопросы, и архиепископ очень легко улыбнулся.
   Рейно был невысоким, темноволосым и стройным. Как всегда, он привычно носил темно-пурпурную рясу простого монаха ордена Шулера. Но по той же привычке он носил увенчанный пламенем меч генерал-адъютанта ордена, что делало его заместителем викария Жэспара Клинтана и очень опасным человеком на деле. Его всегда немного забавляло то, как на него реагировали различные агенты инквизиции. Более того, за эти годы он понял, что эти реакции являются ценным критерием для оценки способностей агента. Возьмем, к примеру, Сиблэнкита. Никто из тех, кто поднялся так высоко в службе инквизиции, как он, не был бы настолько глуп, чтобы относиться к генерал-адъютанту легкомысленно, и при этом он не мог не знать о потенциальных последствиях его разочарования, но глаза корисандца спокойно встретились с Рейно, и его самообладание казалось искренним.
   Может быть, он действительно так спокоен, как выглядит, - подумал архиепископ. - А может быть, и нет. Интересно, что это такое? Если ему действительно так удобно встречаться со мной для личного собеседования в самый первый раз, он может оказаться глупее, чем я ожидал. Ничье сознание не настолько ясно, чтобы в этих обстоятельствах они не испытывали хотя бы небольшого беспокойства. С другой стороны, если он способен выглядеть так комфортно при тех же обстоятельствах, то его способность притворяться даже больше, чем указано в его досье. И в этом случае я уверен, что смогу найти выгодную работу для агента его уровня в другом месте, как только ему больше не нужно будет присматривать за Корисом.
   - Я читал ваши отчеты, - вслух продолжил Рейно. - Я должен сказать, что по сравнению с некоторыми отчетами, которые попадают на мой стол, ваши были четкими, краткими и всеобъемлющими. И грамматика действительно была правильной!
   Его причудливая улыбка не коснулась глаз, и Сиблэнкит сумел сдержать неприличное искушение рассмеяться.
   - Из этих отчетов, - продолжил Рейно, - похоже, что граф Корис осведомлен о политических реалиях положения князя Дейвина, а также... достаточно прагматичен, скажем так, чтобы осознавать, как эти реалии могут повлиять на его собственное будущее. В то же время он, кажется, даже более компетентен, чем я ожидал. Полагаю, мне действительно не следует слишком сильно удивляться этому, учитывая, как долго он занимал свой пост при князе Гекторе. Однако у меня есть несколько конкретных вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, и за эти годы я обнаружил, что даже самые лучшие письменные отчеты иногда... неполны.
   Сиблэнкит слегка пошевелился, и Рейно поднял правую руку в мягком, трепещущем жесте.
   - Не предполагаю, что что-то было намеренно опущено, мастер Сиблэнкит. Конечно, я видел, как это иногда случалось, - он снова тонко улыбнулся, - но на самом деле я имел в виду, что письменные отчеты не заменяют устных, в которых можно задавать вопросы, отдельные моменты могут быть прояснены более полно, и я могу быть уверен, что действительно понял, что вы хотели сказать с самого начала.
   Он сделал паузу, слегка склонив голову набок, с выражением ожидания на лице, и Сиблэнкит кивнул.
   - Понимаю, что вы имеете в виду, ваше преосвященство. И, очевидно, если у вас есть какие-либо вопросы или какие-либо моменты, которые вы хотели бы обсудить более подробно, я к вашим услугам. Однако хотел бы отметить, что граф будет ожидать найти меня в своих покоях, когда вернется после беседы с викарием Замсином и викарием Жэспаром.
   - Отличный момент, который следует иметь в виду, - согласился Рейно. - С другой стороны, канцлер и великий инквизитор будут довольно долго копаться во внутренней политике Корисанды. По моим оценкам, этот процесс займет не менее двух-трех часов, и, честно говоря, мастер Сиблэнкит, как бы это ни было важно во многих отношениях, боюсь, у меня нет двух или трех часов, чтобы посвятить этому сегодняшнее утро.
   - Конечно, ваше преосвященство, - пробормотал Сиблэнкит с легким поклоном. Рейно кивнул, довольный тем, что корисандец понял суть. Никогда не помешает поощрять краткость и лаконичность в отчете агента.
   - В таком случае, мастер Сиблэнкит, давайте начнем. - Рейно устроился в удобном кресле за своим столом, не предложив Сиблэнкиту сесть. Он откинулся назад, положил локти на подлокотники кресла и скрестил пальцы на груди. - Во-первых, - сказал он, - ваши сообщения показывают, что князь Дейвин, похоже, безоговорочно доверяет Корису. Не могли бы вы вкратце объяснить, почему вы так думаете?
   - Ваше высокопреосвященство, князь сейчас очень маленький мальчик, - без колебаний ответил Сиблэнкит. - Он знает, что его отец мертв и что его собственная жизнь была бы в опасности, если бы чарисийские убийцы смогли добраться до него.
   Глаза агента снова встретились с глазами Рейно, и уважение архиепископа к другому человеку поднялось еще на одну ступеньку. Очевидно, у Сиблэнкита были свои подозрения относительно того, кто на самом деле стоял за убийством Гектора. Столь же очевидно, что он не собирался когда-либо высказывать эти подозрения вслух. Но в то же время он был достаточно умен, чтобы понять, что Рейно действительно хотел открыть.
   - При таких обстоятельствах и учитывая тот факт, что он знал графа всю свою жизнь - не говоря уже о том факте, что он знает, что его отец специально назначил графа его законным опекуном - неудивительно, что Дейвин должен доверять этому человеку. И, честно говоря, граф сделал все, что мог, чтобы укрепить это доверие. - Сиблэнкит чуть заметно улыбнулся. - Он был шпионом князя Гектора в течение многих лет, ваше преосвященство. Убедить маленького мальчика считать его своим лучшим другом, а также своим защитником - это детская игра после чего-то подобного.
   - Значит, по вашему мнению, Корис намеренно поощряет поведение мальчика по отношению к нему?
   - На самом деле я бы не стал выражаться именно так, ваше преосвященство. - Сиблэнкит слегка поджал губы, задумчиво прищурив глаза, подыскивая именно те слова, которые хотел произнести.
   - Ему не нужно поощрять действия князя по отношению к нему, - продолжил агент через мгновение. - Всем уже ясно, включая Дейвина и княжну Айрис, что они оба полностью зависят от него. Король Жэймс может быть их официальным защитником, но, честно говоря, сомневаюсь, что его величество хотя бы наполовину так умен, как граф Корис. - Сиблэнкит пожал плечами. - Это только вопрос времени, когда граф заставит весь двор в Тэлкире плясать под свою дудку, кто бы ни был официально главным. Так что дело не столько в том, что он поощряет зависимость Дейвина, сколько в том, что он поощряет доверие Дейвина. О том, чтобы заставить мальчика относиться к нему не просто как к своему главному советнику, а как к своему единственному советнику. Уверен, что, по крайней мере, часть этого для блага самого князя, - благочестиво улыбнулся Сиблэнкит, - но в результате, когда придет время графу "рекомендовать" князю Дейвину курс действий, мальчик не будет колебаться ни мгновения. И он собирается последовать совету графа, независимо от того, что кто-то еще, даже его сестра, может сказать по этому поводу.
   - Так ты веришь, что Корис сможет контролировать мальчика?
   - Полагаю, что он будет в состоянии контролировать решения мальчика, ваше преосвященство. На данный момент король Жэймс контролирует физическую безопасность мальчика. - Сиблэнкит снова встретился взглядом с архиепископом. - Если его величество по какой-то причине решит, что князю Дейвину может быть... выгодно попасть в чужие руки, сомневаюсь, что граф сможет это предотвратить.
   - И вы считаете, что существует некоторая опасность того, что король Жэймс примет такое решение? - глаза Рейно сузились, и Сиблэнкит пожал плечами.
   - Ваше преосвященство, я не состою на службе у короля Жэймса, и мое понимание того, что касается его, гораздо более ограничено, чем все, что я мог бы рассказать вам о графе. Я не пытаюсь предположить, что у его величества вообще есть какие-либо планы в отношении князя Дейвина - конечно, кроме тех, которые он, возможно, уже обсуждал с вами и великим инквизитором, - но в Тэлкире не секрет, что в данный момент он находится под большим давлением. Чарисийский флот полностью уничтожил его торговый флот, и чарисийские рейдовые отряды свободно действуют вдоль всего его побережья. Его армия не более успешна в том, чтобы остановить их на берегу, чем его флот в том, чтобы остановить их в море. При таких обстоятельствах кто угадает, как он может в конечном итоге поддаться искушению разыграть карту, подобную князю Дейвину?
   Рейно медленно кивнул. Это было весьма примечательное замечание, и тот факт, что Сиблэнкит сделал это, был еще одним свидетельством интеллекта и общих способностей этого человека. И его предположение о том, что Жэймс, возможно, не самый надежный из стражей... это может быть к сожалению хорошо воспринято, учитывая то, что уже произошло с некоторыми другими правителями (на ум довольно быстро пришел князь Нарман из Эмерэлда), которые оказались на пути Кэйлеба из Чариса. Все еще... - Не думаю, что в данный момент нам нужно слишком сильно беспокоиться о короле Жэймсе, - заметил он, наполовину обращаясь к Сиблэнкиту, наполовину просто размышляя вслух. - Очень сомневаюсь, что он, скорее всего, проигнорирует какие-либо указания Храма, касающиеся Дейвина.
   - Уверен, что он бы этого не сделал, ваше преосвященство, - согласился Сиблэнкит, но в его тоне было что-то такое, легкая нотка... чего-то. Рейно склонил голову набок, нахмурившись, а затем его собственные глаза расширились. Мог ли корисандец предполагать..?
   - Естественно, - сказал архиепископ, - мы должны быть хотя бы немного обеспокоены нынешней безопасностью Дейвина. В конце концов, безопасность его отца в Мэнчире казалась вполне достаточной. И полагаю, что мы действительно должны думать о нескольких уровнях защиты для мальчика. К сожалению, это правда, что человеческую природу легко испортить, и всегда существует вероятность того, что кто-то, ответственный за его защиту, может быть подкуплен теми, кто больше заинтересован в том, чтобы причинить ему вред. Или в... передаче его под чужую опеку, скажем так.
   - Именно так, ваше преосвященство. - Сиблэнкит еще раз поклонился. - И, если я позволю себе быть таким смелым, не повредит быть вдвойне уверенным, что человек, отвечающий за безопасность князя, считает свою первую и главную преданность принадлежностью Матери-Церкви.
   Глаза Рейно снова сузились, на этот раз с большим, чем просто малым удивлением. Сиблэнкита выбрали для его нынешнего задания не только потому, что он был корисандцем, которого можно было вовремя поместить в Ю-Шей, чтобы он нанялся в качестве камердинера Кориса. За эти годы он выполнил не одну политически чувствительную миссию инквизиции, но архиепископ не ожидал, что он с такой готовностью поднимет этот конкретный вопрос.
   - И вы верите, что "первая и главная верность" Кориса - это верность Матери-Церкви? - мягко спросил генерал-адъютант.
   - Полагаю, что первой и главной преданностью графа была преданность князю Гектору, - ответил Сиблэнкит с видом человека, очень тщательно подбиравшего слова. - Я не готов размышлять о том, насколько эта лояльность могла быть обусловлена его собственными амбициями и властью, которой он пользовался как один из ближайших советников князя Гектора, но верю, что она была искренней. Однако князь Гектор сейчас мертв, ваше преосвященство, а земли графа в Корисанде захвачены Кэйлебом и Шарлиэн. Он человек, привыкший распоряжаться властью, и она была отнята у него с падением Корисанды и его собственным изгнанием. Он не настолько глуп, чтобы поверить, что Кэйлеб или Шарлиэн когда-либо будут доверять кому-либо, кто был так близок к Гектору, как он, поэтому даже если бы у него возникло искушение попытаться достичь с ними какого-то соглашения - и я ни на мгновение не верю, что это так - он бы знал, что усилия, вероятно, в лучшем случае бессмысленны. В худшем случае Кэйлеб мог бы с радостью согласиться дать ему все, о чем бы он ни попросил... по крайней мере, до тех пор, пока он не сможет заполучить графа в пределы досягаемости.
   - Более того, ваше преосвященство, мне кажется очевидным, что граф признает, что в конечном счете Чарис не сможет победить. Не думаю, что у него возникнет сильное искушение продать свою преданность стороне, которая в конце концов неизбежно проиграет. В таком случае я не могу отделаться от ощущения, что мирские амбиции - в дополнение к духовной преданности - склонят его к тому, чтобы связать свою судьбу с Матерью-Церковью. И он очень прагматичный человек. - Сиблэнкит слегка пожал плечами. - Уверен, что, будучи начальником разведки Гектора, он давно понял, что иногда бывает... необходимо принять практические меры.
   - Понимаю.
   Рейно несколько секунд обдумывал слова Сиблэнкита. Время от времени он и сам немного беспокоился о возможности того, что Корис попытается договориться с Кэйлебом. В конце концов, граф был в состоянии доставить князя Дейвина в Чарис, а Кэйлеб - и Шарлиэн, черт бы побрал ее душу - должны были знать, насколько ценным противником стал Дейвин. С другой стороны, любая попытка передать юного князя Чарису была бы сопряжена с трудностями и опасностями, и Корис не мог не знать о том, что Мать-Церковь сделает с ним, если он предпримет такую попытку и потерпит неудачу.
   И все же Рейно не до конца рассмотрел два других вопроса, которые только что поднял Сиблэнкит. Действительно, было маловероятно, что Кэйлеб, и особенно Шарлиэн, когда-либо окажут хоть каплю доверия графу Корису. Во-первых, Шарлиэн никогда не собиралась забывать, что Корис был шпионом Гектора, когда был убит ее отец, - что именно Корис фактически договорился о найме продажных "пиратов", ответственных за смерть короля Сейлиса. И даже если оставить это соображение в стороне, была оценка Сиблэнкита мнения Кориса о том, кто в конечном итоге выиграет эту войну. Если только не случится чего-то, что катастрофически изменит баланс сил между двумя сторонами, Чарис не сможет победить Мать-Церковь. Было возможно, хотя Рейно и не хотелось это признавать, что бездействующий Чарис мог пережить гнев Матери-Церкви, но ничто, кроме божественного вмешательства, не могло создать обстоятельств, при которых Чарис действительно мог победить Церковь и ее фактически безграничные ресурсы. Из всего, что он когда-либо видел или слышал о графе Корисе, этот человек, безусловно, был достаточно умен, чтобы прийти к выводам, которые только что приписал ему Сиблэнкит. И человек, потерявший все, на что он потратил свою жизнь, должен был думать о том, чтобы восстановить хотя бы малую толику того, что у него было отнято.
   Это, безусловно, стоит иметь в виду, - сказал себе архиепископ. - Все мои отчеты о Корисе свидетельствуют о том, что Сиблэнкит прав, когда говорит, что граф намного умнее Жэймса. А это значит, что у него гораздо меньше шансов поддаться искушению совершить какую-нибудь выдающуюся глупость. Оставить его там, где он есть, в качестве опекуна Дейвина, было бы самым разумным, что мы могли бы сделать. Всегда предполагая, что прочтение Сиблэнкита его характера достоверно.
   Он подумал об этом еще несколько мгновений, затем мысленно пожал плечами. Тринейр и Клинтан, несомненно, сформируют свое собственное мнение о Корисе и его надежности в течение следующих нескольких пятидневок. Они, вероятно, больше полагались бы на свое собственное суждение, чем на какие-либо советы извне, но для Рейно было бы неплохо иметь наготове свою собственную рекомендацию, если ее попросят.
   Он отложил это соображение в сторону, засунув его в мысленную ячейку для дальнейшего размышления, и вернул свое внимание к Сиблэнкиту.
   - Это очень интересные наблюдения, мастер Сиблэнкит, - признал он. - Однако есть еще несколько моментов, которые мне нужно обсудить с вами, и боюсь, что время поджимает. Итак, имея это в виду, что вы можете рассказать мне о собственном отношении князя Дейвина к Чарису?
   - Как я уже сказал, ваше преосвященство, он очень маленький мальчик, чей отец был убит, и какие бы опровержения ни выдвигали Кэйлеб и Шарлиэн, я не верю, что у Дейвина есть какие-либо сомнения в том, кто отвечает за это. При таких обстоятельствах я не думаю, что очень удивительно, если он ненавидит и не доверяет - и боится - Кэйлеба всеми фибрами своего существа. Графу Корису и королю Жэймсу тоже было нетрудно поощрять эти эмоции. - Сиблэнкит еще раз слегка пожал плечами. - В сложившихся обстоятельствах, - сказал он, в его тоне была легкая ирония, - поощрение его к таким чувствам, конечно, может только повысить его собственные шансы на выживание.
   Он снова встретился взглядом с Рейно, и на этот раз архиепископ обнаружил, что не может полностью сдержать невольную улыбку. Он определенно собирался найти будущую работу для Сиблэнкита, - подумал он. - Этот человек оказался еще более проницательным и (что еще более ценно для агента) готовым поделиться своими впечатлениями, чем ожидал Рейно.
   - Понимая это, - продолжил корисандец, - Дейвин также достаточно зол, чтобы искать любой возможный способ причинить вред Кэйлебу или Чарис. По общему признанию, он всего лишь мальчик, но это не вечно будет правдой. К тому времени, когда он достигнет зрелости - при условии, что он достаточно долго для этого сможет избегать чарисийских убийц, - он будет полностью привержен уничтожению этой "Чарисийской империи" и всех ее произведений. На самом деле, я думаю...
   Уиллим Рейно откинулся на спинку стула, внимательно слушая. Возможно, ему все-таки придется отменить свою следующую встречу, подумал он. Учитывая остроту понимания Сиблэнкитом внутренней работы корисандского двора в изгнании в Тэлкире, возможно, было бы очень полезно узнать впечатления этого человека о городах и провинциях, через которые они с Корисом проезжали по пути в Храм. У Рейно было множество сообщений от инквизиторов и интендантов со всех материковых королевств, но у Сиблэнкита явно был острый и проницательный взгляд, а ранг Кориса был достаточно высок, чтобы Сиблэнкит посещал высшие круги земель, через которые они путешествовали. Правда, он был всего лишь камердинером графа, но любой шпион знал, что из слуг получаются самые лучшие шпионы. Они видели и слышали все, но те, кто был выше их, склонны были думать о них как о части пейзажа, не более чем о живой мебели. Все это означало, что точка зрения Сиблэнкита на отчеты агентов Рейно на месте может быть чрезвычайно ценной.
   Я действительно должен следить за этим, - сказал себе архиепископ, слушая отчет Сиблэнкита. Шпионы, которые действительно могут думать, слишком редки - и ценны - чтобы занимать их рутинными обязанностями.
   ***
   Робейр Дючейрн откинулся на спинку стула, устало потирая лоб. Еще полчаса, - подумал он, - и они наконец смогут сделать перерыв на обед. Он с нетерпением ждал этого, и не только потому, что в то утро поскупился на завтрак. Его голова пульсировала, уши были заложены сильнее, чем когда-либо (голос клерка, который в данный момент говорил, звучал так, как будто тот находился в бочке под водой), и ему очень хотелось немного побыть наедине, чтобы обдумать свою неожиданную встречу с Хоуэрдом Уилсином.
   Не то чтобы он ждал ощущения большого комфорта после того, как все обдумает, - подумал он.
   Он почувствовал, что у него потекло из носа, и пробормотал короткую едкую фразу, которая довольно плохо сочеталась с достоинством его августейшего поста. Он терпеть не мог сморкаться на публике, но альтернатива казалась еще хуже. Поэтому он полез в карман за носовым платком - и замер.
   На мгновение ни один мускул не дрогнул, а затем он заставил себя расслабиться, по одному нерву за раз. Он надеялся, что никто не заметил его реакции. И когда он подумал об этом, на самом деле не было никаких причин, по которым кто-то должен был это делать. Но это не помешало ему почувствовать себя так, как будто он каким-то образом в это мгновение приклеил к своей спине огромную мишень лучника.
   Или, возможно, кто-то другой повесил ее туда.
   Кончики его пальцев исследовали маленький, но толстый конверт, который каким-то образом оказался у него под носовым платком. Его там не было, когда он выходил из своего номера этим утром, и он знал, что с тех пор его туда не клал. На самом деле, он мог вспомнить только одного человека, который был достаточно близок, чтобы найти возможность незаметно положить что-нибудь в его карман.
   И именно в этот момент он не мог придумать ни одного подарка, который мог бы преподнести ему этот человек, который не был бы, по крайней мере, потенциально более смертоносным, чем если бы он весь состоял из цианида.
   Странно, - подумал уголок его мозга. - Для того, кто был так голоден несколько секунд назад, я, кажется, удивительно быстро потерял аппетит.
  
   .IV.
   Королевский колледж, дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   - Барон Симаунт здесь, доктор.
   Ражир Маклин оторвал взгляд от лежащих перед ним заметок, когда Дейрак Боуэйв просунул голову в дверь кабинета. Боуэйв был жизнерадостным молодым человеком, не на много лет старше императора Кэйлеба, и когда он не работал непосредственно с Маклином, он обычно проводил время с зятем Маклина, Эйзаком Канклином, в библиотеке королевского колледжа. Там определенно было чем заняться, - мрачно размышлял Маклин. - Они многого добились с тех пор, как одиннадцать месяцев назад было сожжено дотла первоначальное здание колледжа, но их нынешняя коллекция оставалась не более чем тенью того, чем она была, и организация нового материала по мере его поступления была огромной задачей.
   Конечно, хотя Эйзак и Боуэйв этого не знали, то, к чему теперь имел доступ Маклин, затмевало все, что они потеряли.
   Не то чтобы он мог сказать об этом кому-то из них.
   - Попроси барона войти, пожалуйста, Дейрак, - сказал он вслух.
   - Конечно. - Боуэйв улыбнулся, кивнул и исчез, а Маклин начал аккуратно складывать исписанные от руки страницы.
   Записки, о которых шла речь, были от Сандры Ливис. Он просматривал их, готовясь к этой самой встрече, и его забавляло то, как легко он мог следить за ними... сейчас. Стиль письма доктора Ливис всегда был четким и лаконичным, даже элегантным, но ее почерк был также тем, что можно было бы милосердно назвать "паучьим", а близорукость Маклина - "миопия", как называл ее Мерлин Этроуз, - в течение многих лет неуклонно росла. Несмотря на лучшие линзы, которые можно было отшлифовать, ему становилось все труднее и труднее читать даже печатное слово. До самого недавнего времени так оно и было. Теперь предоставленные Мерлином "контактные линзы", в сочетании с "коммом" Маклина, также исправили его зрение до чудесной ясности. На самом деле, Маклин подозревал, что оно стало лучше, чем было даже во времена его теперь уже далекой юности. Конечно, эта юность была достаточно давно, золотое сияние памяти вполне могло сыграть с ним злую шутку, но он знал, что его способность видеть вещи при плохом освещении значительно улучшилась. У него все еще не было такой остроты зрения при слабом освещении, как у Мерлина Этроуза, но все же он видел намного лучше, чем кто-либо другой.
   - Барон Симаунт, доктор, - сказал молодой Боуэйв, вводя довольно невысокого, пухлого офицера в небесно-голубой тунике и свободных черных [в других случаях - темно-синих] брюках имперского чарисийского флота в большую, залитую солнцем комнату.
   - Алфрид! - Маклин встал за своим столом, протянув правую руку, и двое мужчин взялись за предплечья.
   До прибытия Мерлина Этроуза в Чарис они знали друг друга совсем немного, но за последние три года оба стали важными членами небольшой, медленно растущей группы советников и новаторов, которых император Кэйлеб собрал вместе. В отличие от Маклина, Симаунт все еще не знал всей правды о Мерлине. Или, если уж на то пошло, полной правды о конечной природе борьбы Чариса не на жизнь, а на смерть против храмовой четверки. Ничто из этого не помешало ему внести огромный вклад в выживание Чариса.
   И если Биркит наконец сможет привести в чувство остальных Братьев, мы добьемся его принятия во внутренний круг. - И в прошлый раз, черт возьми, мы тоже это сделали, - сердито подумал Маклин.
   - Ражир, - сэр Алфрид Хиндрик ответил на приветствие своей собственной улыбкой. - Я рад, что ты смог меня вписать.
   - Полагаю, что его величеству было бы что сказать, если бы я не счел возможным "вписать" тебя, несмотря на мой чрезвычайно плотный график, - сухо сказал Маклин, махнув барону, чтобы он сел в кресло перед своим столом. - И даже если бы его величество этого не сделал, чертовски хорошо знаю, что сделала бы ее величество.
   Маклин добавил последнее предложение с легким чувством, и Симаунт усмехнулся. Императрица Шарлиэн проявила глубокий интерес к многим проектам барона. Она не только хорошо понимала преимущества и тактические последствия его усилий, но ее подвижный, постоянно активный мозг выработал немало собственных в высшей степени полезных предложений. И в процессе между ней и бароном возникла настоящая дружба.
   - С другой стороны, - продолжил Маклин, - чтобы заставить тебя встретиться со мной, на самом деле не потребовалась угроза потенциального имперского недовольства. - Он пожал плечами. - У меня никогда не хватает времени полностью следить за твоими заметками, Алфрид, но я достаточно хорошо слежу за тобой, чтобы знать, что ты и твои приспешники с острова Хелен снова поднимаете всевозможные волны. Слава Богу.
   - Мы стараемся, - признал Симаунт. - Хотя должен признать, что когда капитан Этроуз покинул королевство, темп, кажется, немного замедлился. - Взгляд, который он бросил на Маклина, был более чем немного задумчивым, но штатский привык к случайным проверкам пухлого коммодора, когда дело касалось Мерлина.
   - Похоже, у него действительно есть этот... оплодотворяющий эффект, не так ли? - сказал он в ответ.
   - Я и не подозревал, что ты умеешь так преуменьшать, - заметил Симаунт с тонкой улыбкой.
   - Мы, ученые, неизбежно становимся мастерами языка, - сказал Маклин с соответствующей улыбкой, затем откинулся на спинку своего вращающегося кресла. - Итак, что же сумело вытащить тебя из Кингз-Харбор?
   - На самом деле, главное, что я хочу сделать, как, кажется, упоминал в своей записке, - это провести немного времени с доктором Ливис. У меня есть пара вопросов, на которые мне нужны ее ответы, если она сможет их дать. Но я также хотел бы в общих чертах проинформировать тебя о том, где мы находимся в данный момент.
   Маклин кивнул. Учитывая тот факт, что стремление королевского колледжа к знаниям всегда было слишком близко к краю Запретов Джво-дженг, чтобы быть удобным для некоторых священнослужителей, казалось хорошей идеей держать его подальше от короны, когда его изначально создал старый король Кэйлеб I. К тому времени, когда Маклин стал главой колледжа, это разделение стало прочной традицией, и, несмотря на его собственное участие в первоначальных инновациях, которые предложил Мерлин Этроуз, он не видел причин менять это.
   До тех пор, пока поджигатели не разрушили первоначальный колледж и в процессе чуть не убили самого Маклина. В этот момент император Кэйлеб - только в то время он все еще был королем Кэйлебом - решил, что истекло время подобной чепухи. Он перенес колледж на территорию дворца Теллесберг, возложил ответственность за его безопасность на королевскую стражу и полностью ввел некоего Ражира Маклина в свой внутренний круг. Одним из внешних признаков этого изменения был тот факт, что Маклин также был официально назначен главой "имперского исследовательского совета", когда императрица Шарлиэн создала его.
   - Так сообщи мне, - предложил он сейчас, заложив руки за голову и откинувшись еще дальше на спинку кресла.
   - Ну, - начал Симаунт, - во-первых, я наконец-то создал свой экспериментальный совет - ты знаешь, тот, о котором я так долго думал в качестве концепции. Признаю, мне понадобилось некоторое время, но во многом это было связано с тем, сколько времени потребовалось, чтобы найти подходящего человека, который возглавил бы его. Но, думаю, я наконец-то это сделал. Не могу вспомнить - ты когда-нибудь встречался с коммандером Мандрейном?
   - Мандрейн? - медленно повторил Маклин, задумчиво нахмурившись. Затем его глаза сузились. - Высокий, худой, молодой парень, с черными волосами? Всегда выглядит так, будто его брюки вот-вот загорятся?
   - Не уверен, что я бы описал его именно так. - Губы Симаунта дрогнули, хотя ему удалось не рассмеяться вслух. - Тем не менее, он всегда немного нервничает, так что сказал бы, что ты нашел подходящее описание.
   Маклин кивнул, хотя "немного беспокойный" не соответствовал молодому человеку, которого он помнил. Его собственное впечатление о Мандрейне складывалось как о человеке, обладающем избытком - можно было бы даже сказать, переизбытком - нервной энергии. Физически коммандер мог быть намеренно спроектирован как антитеза Симаунта, но Маклин мог видеть гораздо большее и более важное сходство под кожей.
   - В любом случае, - продолжил коммодор, - я поручил Урвину - это его имя - следить за другими моими умными молодыми офицерами. На самом деле, я сказал ему, что хочу, чтобы он начал с изучения всего, что, как мы думаем, мы уже знаем.
   - То, что, как мы думаем, мы уже знаем? - Маклин приподнял бровь, и настала очередь Симаунта кивнуть.
   - Вот именно. Дело в том, Ражир, что за последние несколько лет мы так быстро изменились, что мне не по себе от того, насколько бессистемно мы подходили к этой ситуации. О, - он махнул левой рукой, на которой не хватало первых двух пальцев, любезно пожертвованных в давнем инциденте с порохом, - я удовлетворен тем, что мы чрезвычайно далеко впереди всех остальных. Но мы двигались так быстро, преодолели так много, что я почти уверен, что по крайней мере некоторые из вещей, которые мы сделали, были... менее оптимальными. Поэтому я попросил Урвина начать с чистого набора предположений. Чтобы посмотреть на то, что мы сделали, и посмотреть, сможет ли он найти какие-нибудь выгодные способы, которые мы пропустили по пути. Или, если уж на то пошло, сделанный нами выбор, который, оглядываясь назад, возможно, был не самым лучшим. Места, которые мы могли бы выбрать по-другому, если бы у нас было больше времени подумать об этом.
   - Понятно. - Маклин мягко раскачивал свое кресло из стороны в сторону, обдумывая только что сказанное Симаунтом. И, поразмыслив, он понял, насколько разумно высказался коммодор.
   На самом деле, я должен был предложить что-то подобное несколько месяцев назад, - признался он. - Интересно, почему мне это даже в голову не приходило? - Он мысленно фыркнул. - Нет, ты этого не сделаешь, - сказал он себе. - Ты точно знаешь, почему этого не произошло. Это потому, что ты знаешь правду о Мерлине. Ты знаешь обо всех "компьютерных записях", которые держит Сова, так что ты знаешь, что у Мерлина есть все ответы под рукой. Вот почему ты предполагаешь, что он, должно быть, дал вам "правильные ответы" на наши различные проблемы.
   Но то, к чему Мерлин стремился с самого начала, почти наверняка означает, что он не всегда старался изо всех сил просто дать нам "лучший ответ" на проблему, не так ли? Он хочет, чтобы мы работали над этим... и осознавали потенциал для самостоятельного поиска лучших решений, без того, чтобы он вел нас к ним за руку. - Маклин мысленно покачал головой. - Он прав - мы действительно должны развивать и культивировать свое собственное мышление, но мне интересно, насколько трудно, должно быть, просто не указывать нам, как что-то делать? Особенно то, что в конце концов может оказаться критичным, каким бы оно ни казалось на данный момент?
   При этой мысли его и без того огромное уважение к человеку, который был Нимуэ Элбан, поднялось еще на одну ступеньку, и он вернул свое внимание к Симаунту.
   - По-моему, это отличная идея, - твердо сказал он. - Уже обнаружилось что-нибудь поразительное?
   - На самом деле, думаю, что получится несколько вещей. Некоторые из них мне придется обсудить с адмиралом Лок-Айлендом и Дастином Оливиром, но не удивлюсь, если мы внесем некоторые изменения в дизайн следующего класса галеонов. - Он покачал головой, выражение его лица было печально-озадаченным. - Полагаю, мы не должны удивляться, учитывая, насколько радикально мы перевернули традиционную военно-морскую архитектуру с ног на голову, но оказывается - если Урвин и остальная часть экспериментального совета правы - что мы были виновны в том, что пытались добиться слишком многого хорошего, по крайней мере, в паре способов.
   - Они также проводят те подробные артиллерийские эксперименты, для наблюдения за которыми я пытался найти время в течение последних полутора лет. - Он снова покачал головой, и на этот раз в его глазах было нечто большее, чем просто усталость. - Это одна из причин - на самом деле главная - почему мне хотелось создать совет, Ражир. У меня просто не хватает часов в сутках, чтобы лично следить за всем, за чем нужно. Несколько месяцев назад я понял, что на самом деле превратил себя в узкое место, пытаясь это сделать. Думаю, что Урвин очень поможет в этом отношении.
   - Лично я за то, чтобы сократить вашу рабочую нагрузку любым возможным способом, - сказал Маклин немного мягко. - На самом деле, если бы я подумал об этом - и если бы думал, что смогу уговорить тебя на это - вероятно, сам предложил бы тебе что-то подобное. Хотя мне стыдно признаться, что я об этом не подумал.
   - Ну, это не значит, что у всех нас не было на уме нескольких других вещей, - сухо заметил Симаунт.
   - Да, не значит, - согласился Маклин. И, - размышлял он, - должно быть, чрезвычайно трудно добровольно отступить в подобной ситуации. Особенно для того, кто был так чертовски хорош в том, что делал. Компетентному человеку, занимающемуся тем, что он любил так же сильно, как, очевидно, Симаунт любил свою собственную работу, должно было быть трудно позволить кому-то другому встать между ним и любым из "практических" аспектов этого.
   - В любом случае, думаю, что мы получим первый официальный отчет правления для тебя и исследовательского совета в ближайшую пятидневку или около того. Это первое, о чем я хотел тебе сказать. Вторая вещь, о которой я хотел с тобой поговорить, и настоящая причина, по которой я хочу встретиться с доктором Ливис сегодня днем, заключается в том, что, пока Урвин приступал к этому, у меня появилось немного дополнительного времени, чтобы подумать о новой артиллерии.
   - И? - Маклин позволил своему креслу почти полностью выпрямиться, положив локти на подлокотники и сцепив пальцы на животе.
   - Ну, во-первых, новое соединение доктора Ливис, похоже, работает так, как было обещано.
   Симаунт просиял, и Маклин почувствовал, что улыбается в ответ. Сандра Ливис была старшим химиком колледжа, хотя теперь, когда Маклин получил доступ к компьютерной библиотеке Совы, он предположил, что на данный момент правильным термином, вероятно, будет "алхимик". Колледж нащупывал путь к тому, что Мерлин называл "научным методом исследования" еще до его собственного прибытия, но условия, установленные Эриком Лэнгхорном и Адоре Бедар в Священном Писании, сделали процесс... трудным, если не сказать больше. И опасным.
   Создав Церковь Ожидания Господнего, Лэнгхорн и Бедар поняли, что простого рассказа людям о том, что Бог запретил им делать, никогда не будет достаточно, чтобы навсегда подавить человеческое любопытство, поэтому они предоставили "чудесные" объяснения невероятной широты явлений, которые в противном случае могли бы спровоцировать вечно любознательных людей задаваться вопросом, почему что-то произошло. Предлагая эти объяснения под непогрешимым руководством архангелов - и, если уж на то пошло, Самого Бога, - они проделали удивительно хорошую работу по короткому замыканию этих вопросов "почему". Возможно, не слишком удивительно, когда сомнение или оспаривание этих объяснений приравнивалось к сомнению в Боге, что было немыслимо для любого, кто вырос под эгидой Святой Матери-Церкви и ее инквизиции.
   В то же время, однако, потенциальные семена для такого рода вопросов были заложены в самом Писании, в направлениях, требовавшихся для успешной колонизации планеты, которая изначально не была предназначена для жизни человечества. Мерлин назвал этот процесс "терраформированием", и это была колоссальная задача для любого мира, не имеющего передовых технологий.
   Это также было то, что поставило "архангелов" перед чем-то вроде дилеммы. Первоначальным колонистам (и их потомкам) абсолютно требовались, по крайней мере, некоторые технологические инструменты, если они хотели выйти из своих первоначальных анклавов, претендовать на всю поверхность планеты и - прежде всего - выжить. Что, в конце концов, вообще было целью создания колонии. Даже такие сумасшедшие, как Лэнгхорн и Бедар, были вынуждены признать это! И если бы эти инструменты не были предоставлены с самого начала, потребность в них очень скоро привела бы к их коренному развитию... таким образом, возникло бы то самое новшество, которое они оба были полны решимости предотвратить. Таким образом, у "архангелов" не было другого выбора, кроме как давать "божественные инструкции" по таким вещам, как животноводство, методы внесения удобрений, гигиена, базовая профилактическая медицина, определенные производственные процессы "на уровне дома" и целый ряд других необходимых навыков и методов.
   Тот факт, что эти инструкции всегда срабатывали, если им следовали должным образом, служил опорой и мощным подкреплением "чудесного", в корне ненаучного мировоззрения, которое сохранялось в течение стольких столетий. И все же люди оставались людьми. Всегда находились те, кто хотел копнуть немного глубже, понять вещи еще более тщательно, и, несмотря на пристальный взгляд, который инквизиция не спускала с этих пытливых душ, иногда вопросы все равно задавались.
   Несмотря на это, прогресс в развитии чего-либо подобного научному методу оставался крайне медленным, даже в королевском колледже. Однако при короле Хааралде этот процесс набрал скорость и получил более широкое признание... по крайней мере, в Чарисе. Что, как подозревал Маклин, вполне могло иметь некоторое отношение к личной и разъедающей ненависти Жэспара Клинтана к далекому королевству.
   С момента прибытия Мерлина - и начала открытого конфликта между Чарисом и храмовой четверкой - процесс значительно ускорился, и доктор Ливис была одной из его самых восторженных приверженцев, хотя ее фактические знания в области химии оставались в основном эмпирическими. Она знала, что произойдет в огромном количестве химических реакций, и она знала, как получить очень большое количество полезных химических соединений, но она - по крайней мере, пока - не понимала, почему происходили эти реакции или образовывались эти конкретные соединения. Если только Маклин не ошибался, это должно было измениться в течение следующих нескольких лет. На самом деле, это уже менялось, но на данный момент любые ответы, которые она могла бы придумать на вопросы Симаунта, все равно были бы основаны на этих чисто эмпирических знаниях.
   - На самом деле изготовить нужное соединение ничуть не сложнее, чем порох, - продолжил коммодор. - В чем-то немного рискованно, в чем-то - менее рискованно. Хорошей новостью является то, что многие ингредиенты уже были доступны оптом в таких местах, как у производителей удобрений. Плохая новость заключается в том, что, как и сам порох, смешивание этих ингредиентов может быть немного опасным. - Он фыркнул. - Думаю, вряд ли могло быть иначе, учитывая, что вся идея заключалась в том, чтобы придумать что-то, что надежно воспламенялось бы от трения. И оно действительно так делает!
   Он покачал головой, на его лице отразилось искаженное веселье.
   - Не слишком ли это рискованно? - спросил Маклин. - Слишком чувствительно?
   - Нет. Нет, не совсем. - Симаунт покачал головой. - На самом деле, это кажется почти идеальным - по крайней мере, в качестве основы для артиллерийского взрывателя. Урвин сейчас запускает для меня тестовую программу по этому вопросу. У нас почти нет настоящих снарядов, чтобы поиграть с ними - не тогда, когда людям Эдуирда приходится изготавливать для нас индивидуально каждый из них, - но он придумал несколько хитроумных способов проверить нашу текущую конструкцию взрывателя, и надежность пока действительно, действительно впечатляет, Ражир.
   Маклин кивнул. Базовая конструкция, о которой говорил Симаунт, на самом деле, по крайней мере частично, была работой императрицы Шарлиэн. Именно Симаунт придумал идею использования детонирующего от трения соединения внутри небольшой герметичной трубки. Он понял, что наиболее надежным методом подрыва нарезного снаряда было бы покрыть внутреннюю часть трубки надлежащим горючим составом, затем позволить железному шарику внутри нее лететь вперед, когда снаряд попадет в цель, ударяя по внутренней части трубки, воспламеняя соединение и детонируя снаряд.
   Однако именно Шарлиэн предложила закрепить шарик в середине трубки с помощью отрезка проволоки, разрывающейся при ускорении снаряда в канале ствола оружия. Проволока надежно удерживала шарик на месте, помогая предотвратить случайную детонацию до тех пор, пока снаряд не был выпущен. Тогда силы ускорения разрывали проволоку, и шарик отлетал к заднему (и непокрытому) концу трубки и оставался там до тех пор, пока снаряд не останавливался, достигнув своей цели. В этот момент шарик, освобожденный от удерживающей проволоки, по инерции продолжал движение вперед, врезался в переднюю часть трубки, воспламенял состав, которым она была покрыта, и - бум!
   Это было элегантно простое решение... предполагая, что кому-то удалось придумать подходящий зажигательный состав, вот и все. Существовало множество соединений, которые могли воспламеняться от трения или удара, трудность заключалась в том, чтобы найти такое, которое могло бы сделать это надежно, и рассчитывать на то, что оно не сделает этого в... неподходящие моменты. Этот поиск был поручен Сандре Ливис, и ее ответ заключался в возврате к самому Писанию в поисках предостерегающих указаний о различных соединениях и процессах, которые "архангелы" предоставили в рамках этих требований к терраформированию. Например, фосфор производился для использования в качестве удобрения с самого дня Сотворения, и хотя ни один гражданин давно умершей Земной Федерации никогда бы не подумал, что используемые методы производства были чем-то иным, кроме безнадежно примитивных, для целей Сэйфхолда они работали достаточно хорошо. И это были не единственные методы производства, которые Священное Писание изложило для детей Матери-Церкви. Например, селитра использовалась как в удобрениях, так и в консервировании пищевых продуктов, а "слезы Шулера" (которые кто-то в Федерации назвал бы "азотной кислотой") использовались в металлургии, в качестве чистящего средства и даже как способ удаления засоров из водопровода.
   Однако никто никогда не имел ни малейшего представления о реальных химических процессах, связанных с производством чего-либо из этих вещей. Это означало, что у жителей Сэйфхолда не было возможности самостоятельно распознать потенциальные опасности, из-за которых на протяжении веков могло очень легко погибнуть много людей. Что еще хуже - по крайней мере, с точки зрения Лэнгхорна - если люди терпели бедствия, следуя указаниям "архангелов", это, скорее всего, заставило бы кого-то усомниться в этих указаниях... или, по крайней мере, начать искать альтернативные методы. Что положило бы начало всему инновационному процессу, который Лэнгхорн был полон решимости подавить.
   Чтобы предотвратить это, "архангелы" включили в свои инструкции меры предосторожности против таких вещей, как случайные взрывы - или другие потенциальные опасности. Например, белый фосфор на самом деле был проще в производстве, чем красный фосфор, однако Писание строго запрещало использовать белый фосфор для большинства целей под страхом проклятия "горящей челюсти". Чего Маклин не знал, пока ему не стала доступна библиотека Совы, так это того, что ужасные симптомы "горящей челюсти" не имели ничего общего с проклятием архангела Паскуале за неправильное использование запрещенного белого фосфора. Фактически, это было состояние, которое было известно на планете, которая когда-то называлась Земля, как "фосфорный некроз челюсти" или "челюсть фосси", и это было совершенно естественным следствием чрезмерного воздействия паров белого фосфора. Не существовало мстительного архангела исцеления, набрасывающегося, чтобы наказать грешников за процесс, который вызывал абсцесс челюстных костей и их свечение в темноте... и в конечном итоге приводил к смерти, если пораженные кости не были удалены хирургическим путем.
   Конечно, "горящая челюсть" была лишь одним из многих примеров "проклятий", которые ждали тех, кто согрешил, нарушив торжественные ритуалы и наставления архангелов. Различные проклятия чумы - периодические вспышки болезней, которые всегда рано или поздно следовали за нарушением директив Паскуале по общественной гигиене, - были еще одним, как и болезни вроде цинги и рахита, которые следовали за нарушением законов о питании. Существовали буквально сотни проклятий, а правила и "религиозные законы", к которым они были привязаны, затрагивали почти все аспекты жизни сэйфхолдцев.
   Что сделала Ливис, так это отследила все запреты, наказуемые такими вещами, как самовозгорание и взрывы "гнева архангелов", и использовала их для указаний на вещи, которые можно было заставить взорваться. В данный момент она и Симаунт использовали комбинацию того, что химик назвал бы хлоратом калия, сульфидом сурьмы, камедью и крахмалом.
   - Пока частота отказов взрывателей составляет всего около одного на тысячу, - продолжил Симаунт. - И предложения доктора Ливис о наших пороховых мельницах - те "проблемы контроля качества", о которых говорил Мерлин, - тоже были чрезвычайно полезны.
   Он снова покачал головой, и на этот раз его улыбка была явно едкой. - Я очень гордился качеством и консистенцией нашего пороха, - признался он. - И это справедливо, думаю, по сравнению с тем дерьмом, которое творили все остальные. Но каждая партия по-прежнему, по крайней мере, немного отличается от любой другой партии. Доктор Ливис говорит, что это потому, что никто не может гарантировать одинаковое качество селитры или древесного угля - или, если уж на то пошло, даже серы - которую мы используем. Но ей удалось добиться некоторых значительных улучшений в этой области - в основном за счет того, что она настаивала на стандартах проверки и обработки, достаточно фанатичных, чтобы удовлетворить саму Джво-дженг! И она также выдвинула несколько действительно хороших предложений о том, как мы можем проверить каждую партию пороха. Сейчас мы стреляем одинаковыми зарядами из каждой партии, используя тестовую крупнокалиберную пушку на фиксированной высоте и измеряя полученные дальности. Это позволяет нам маркировать каждую партию дальностью, достигнутой с помощью стандартного пробного заряда, так что бедный проклятый стрелок, которому придется использовать его в действии, сможет намного эффективнее оценивать дальность и точность.
   - Это похоже на Сандру, - признал Маклин со своей собственной улыбкой.
   - Она сделала еще одно предложение, которое, как оказалось, тоже имеет некоторые... интересные последствия, - сказал ему Симаунт.
   - Какого рода последствия? - немного настороженно спросил Маклин. - Ну, давным-давно, когда Мерлин впервые предложил нам возможность гранулировать порох, он сказал мне, что одна из причин, по которой такой порох был более мощным, чем молотый порох, заключалась в том, что между каждым зерном было больше пространства, поскольку пространство означало, что огонь - а все, что порох действительно делает, он очень быстро горит - может гореть еще быстрее и полностью. Однако, по словам доктора Ливис, это не совсем точно.
   - Это не так? - спросил Маклин и постарался не нахмуриться.
   - Нет, это не так, - сказал Симаунт. - Имейте в виду, это достаточно точно описывает последствия того, что происходит, и я пришел к выводу, что Мерлин объяснял это так, чтобы это имело смысл для меня. Но, согласно доктору Ливис - и моим собственным экспериментам, когда я пытался стабилизировать скорость горения для взрывателей, - мелкозернистый порох на самом деле сгорает быстрее, чем крупнозернистый, но более крупные зерна производят гораздо больше энергии. До того, как мы начали производить зернистый порох, мы использовали тридцатифунтовый заряд в длинных тридцатифунтовых пушках, теперь нам хватает заряда в девять с половиной фунтов. Вот насколько мощнее новый порох, несмотря на то, что зерна горят медленнее, а не быстрее, по мере того как они становятся больше. Итак, я пришел к выводу, что сказанное мне Мерлином на самом деле было абсолютно точным, даже если это было не так.
   - Прошу прощения? - Маклин моргнул, глядя на него, и Симаунт усмехнулся.
   - Приготовление пороха очень связано с проблемами консистенции и "контроля качества" Мерлина. Самое главное - это то, как предотвратить разделение ингредиентов, а также сделать его менее восприимчивым к сырости, особенно с тех пор, как мы начали глазировку зерен, по предложению доктора Ливис. Но еще одна вещь, которую она делает, - это одновременно подвергает воспламенению большую площадь поверхности пороха. И это позволяет большему количеству пороха воспламениться до того, как несгоревший порох начнет выбрасываться в ствол перед взрывом. Другими словами, несмотря на то, что фактическая скорость сгорания ниже, мы сжигаем больше пороха одновременно, и это означает, что мы сжигаем больше пороха при более короткой длине ствола, чем когда-либо удавалось раньше. Что, кстати, также означает, что порох оставляет намного меньше загрязнений - меньше сажи - потому что он горит более полно. В этом есть смысл?
   - На самом деле, так оно и есть, - медленно сказал Маклин.
   - И думаю, что это именно то, что Мерлин хочет, чтобы мы выяснили самостоятельно... по какой-то причине.
   - Вероятно, ты прав, - согласился Маклин, старательно не замечая резкого взгляда, который бросил на него коммодор.
   - Ну, - продолжил Симаунт, когда Маклин не клюнул на приманку, - то, о чем я действительно не думал, пока мы с Урвином не начали обсуждать это с доктором Ливис, заключалось в том, что, по логике вещей, увеличение размеров зерен должно дать нам еще большую мощность при заданном весе заряда.
   - Что приведет к еще большему давлению в стволе, - задумчиво сказал Маклин.
   - О, поверь мне, мы тоже думали об этом аспекте. - Симаунт закатил глаза. - Хорошая новость заключается в том, что я только что получил еще одно письмо от Хаусмина, и он говорит, что предложение Мерлина об использовании проволоки для укрепления орудийных труб должно быть вполне осуществимым, согласно его механикам. Они говорят, что производство такого количества проволоки будет настоящей занозой в заднице, но он заставил их работать над новым оборудованием для волочения проволоки - и оборудованием для равномерной намотки проволоки вокруг стволов орудий при достаточно высоком натяжении - и он уверен, что они справятся с этим... в конце концов. Как только они это сделают, говорит он, он начнет производить оружие, которое будет и легче, и прочнее, и чертовски дешевле. К сожалению, по его лучшим оценкам, на это уйдет не менее года, а тем временем оружейные заводы по-прежнему остаются главным узким местом в том, что касается военно-морского флота. Мы можем строить корабли быстрее, чем сможем отливать столько орудий, сколько нам понадобится, и он не уверен, как переход на нарезные орудия повлияет на наши производственные графики. И еще есть все мелкие проблемы, связанные с изготовлением и заполнением полых оболочек с достаточным контролем качества, чтобы они не были такими же опасными для нас, как и для их целей.
   - Замечательно.
   - На самом деле, могло быть и хуже. - Симаунт пожал плечами. - По крайней мере, к тому времени, когда он будет готов приступить к изготовлению орудий и снарядов с использованием новых технологий, у нас должно быть время еще больше улучшить характеристики нашего пороха.
   - Я вижу это. - На этот раз Маклин кивнул с твердым, безоговорочным одобрением. - И это было то, что Сандра предложила вам?
   - О, нет. - Покачивание головы Симаунта удивило его. - Полагаю, что если я действительно собираюсь быть точным, это было не столько тем, что она предложила, чтобы мы делали, как ее предложение о том, чего нам не стоит делать.
   - Если твоя цель запутать меня, Алфрид, у тебя получается очень хорошо, - сказал Маклин немного колко, и барон усмехнулся.
   - Извини! Я имел в виду, что доктор Ливис - очень... дотошная женщина. Она прислала нам список практически всего, что могло быть использовано для взрывателей наших снарядов. Мы удовлетворены - по крайней мере, пока - тем, на котором мы предварительно остановились, но прочих было довольно много. Включая те, которые, как она предупредила нас, почти наверняка будут слишком чувствительными или неподходящими по какой-то другой причине.
   - Это похоже на нее, - сказал Маклин с легкой улыбкой.
   - Ну, кое-что, что она включила, было то, что она назвала "гремучим живым серебром". - Он поднял бровь на Маклина, который очень осторожно не проявил никакой реакции, кроме вежливого кивка, приглашающего своего посетителя продолжать.
   - Она предупредила нас, что гремучее живое серебро слишком чувствительно для чего-то такого... быстрого, как артиллерийский снаряд. Мы, конечно, проверили это - осторожно! - и я полностью с ней согласен. Но пару дней назад один из моих других умных молодых офицеров предложил Урвину, что, хотя оно слишком чувствительно для применения в оболочках снарядов, должен быть какой-то способ использовать ее в качестве инициирующего состава. Что-то, что действительно могло бы заменить кремневые запалы.
   Маклин позволил своему креслу полностью выпрямиться, не делая теперь никаких попыток скрыть свой внезапный, пристальный интерес. "Гремучее живое серебро" - то, что коренной землянин назвал бы "гремучей ртутью", - едва ли было чем-то, с чем он хотел бы работать, хотя бы из-за потенциального риска для здоровья. Но у него были некоторые очень интересные свойства, и эти свойства привели к тому, что оно долгое, долгое время использовалось в огнестрельном оружии Старой Земли. Он открыл их для себя, используя свой компьютер и исследовательскую помощь Совы в одну из, к сожалению, частых ночей, когда его стареющие кости не давали заснуть. Существовали и другие, более безопасные способы достижения того же эффекта, но этот уже был здесь, под рукой, если только кто-нибудь осознает последствия. Просматривая последние отчеты Ливис, он задавался вопросом, как он мог бы случайно привлечь ее внимание к некоторым из этих объектов. Было ли это возможно...?
   - Продолжай, - настаивал он.
   - Этот материал достаточно чувствителен, его можно взорвать, просто уронив, что создает некоторые проблемы, - сказал Симаунт, сам наклоняясь вперед и размахивая своей изуродованной рукой, что Маклин счел довольно резким акцентом. - Буду удивлен, если для большинства из них не найдется способа получить решение. И если мы сможем...! Ражир, его фактически можно взорвать под водой! Если мы сможем найти способ заставить это работать, винтовки наших морских пехотинцев будут стрелять так же надежно в разгар грозы в Теллесберге, как и в солнечный день! Не только это, но возможно, что это уменьшило бы время блокировки - интервал между ударом молоточка и взрывом основного заряда. И если это произойдет, это также должно повысить индивидуальную точность.
   - Понимаю. - Маклин энергично закивал головой. - Думаю, что ваш "умный молодой офицер" нащупал здесь что-то очень важное, Алфрид. Это то, чем мы должны немедленно заняться!
   - Полностью согласен, - сказал барон, затем фыркнул. - Он тоже действительно умный парень. На самом деле, он также придумал еще одно интересное применение взрывчатого вещества доктора Ливис.
   - Правда?
   - О, да. На самом деле, думаю, что он, возможно, собирается вывести из бизнеса производителей трутниц, - сказал Симаунт и усмехнулся озадаченному выражению лица Маклина. - Он попробовал нанести немного нового состава на конец щепки и обнаружил, что может воспламенить его, поцарапав по шероховатой поверхности. Во многих отношениях это почти как волшебство. Проклятая штука сработает почти в любом месте, и если он покроет щепку небольшим количеством парафина, чтобы добавить ему надежного топлива, это не только защитит состав от воды, но и сам осколок будет гореть намного горячее - и намного дольше - чем все, что я когда-либо видел от трутницы или искр при обычном ударе.
   - В самом деле? Похоже, у него может быть много применений за пределами военно-морского флота!
   - Предполагаю, что так и будет, но к этому потребуется некоторое привыкание. Он воспламеняется... немного энергично и разбрасывает сумасшедшие искры. На самом деле, вы должны быть немного осторожны при использовании одной из этих вещей. Не говоря о вони...! - Он скорчил гримасу, затем внезапно ухмыльнулся. - Так или иначе, не думаю, что храмовая четверка на самом деле, скорее всего, одобрит прозвище, которое совет дал этой штуке.
   - Что за прозвище? - спросил Маклин.
   - Ну, учитывая искры и вонь - на самом деле это пахнет так же, как сера, - они называют эти штуки "свечами Шан-вей", - сказал Симаунт с еще одной гримасой. - Я не так уверен, что мы хотим поощрять кого-либо использовать это конкретное прозвище, когда храмовая четверка занята обвинением всех нас в ереси и поклонении Шан-вей!
   - Вероятно, нет, - согласился Маклин. - Вероятно, нет.
   И все же, даже когда он согласился, другая мысль промелькнула в очень укромном уголке его мозга.
   Возможно, ты прав насчет того, чтобы не использовать его сейчас, Алфрид. На самом деле, уверен, что так оно и есть! Но знают они об этом или нет, ваши "яркие молодые офицеры" повесили на него совершенно правильное название. Потому что эта "свеча" - часть того, что разрушит тиранию Церкви Ожидания Господнего, и где бы она ни была, Пей Шан-вей будет подбадривать нас на протяжении всего пути.
  
   .V.
   Императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   - О, как я рада тебя видеть, Мейкел!
   Императрица Шарлиэн протянула руки Мейкелу Стейнейру, который был значительно выше ее ростом. Казалось, она на мгновение исчезла, когда он обнял ее, и Кэйлеб, ожидая своей очереди обнять Стейнейра, был совершенно уверен, что глаза его жены и его архиепископа не были полностью сухими.
   - Я также рад вас видеть, ваше величество, - ответил Стейнейр через мгновение, отступая достаточно далеко, чтобы положить руки на плечи Шарлиэн и заглянуть ей глубоко в глаза. - В последний раз прошло не так уж много времени с тех пор, как эти маньяки пытались тебя убить.
   - Знаю. - Глаза Шарлиэн на мгновение потемнели, и она протянула руку, чтобы похлопать его по правому плечу. Затем выражение ее лица снова стало более оживленным, и она строго покачала головой, глядя на него. - Я знаю, - повторила она, - но не думайте, радость от того, чтобы увидеть вас снова, заставит меня не заметить неприличие выбранной вами формы обращения!
   На секунду Стейнейр действительно казался немного озадаченным, но затем его собственные глаза заблестели, и он отступил, чтобы поклониться ей в притворном раскаянии.
   - Прости меня... Шарлиэн, - сказал он.
   - Лучше, - сказала она ему, и он усмехнулся, повернувшись, чтобы поприветствовать Кэйлеба, в свою очередь.
   С большинством мужчин Кэйлеб удовлетворился бы сцепленными предплечьями, но это был Мейкел Стейнейр, которого он не видел лицом к лицу больше года, и его собственные глаза не были полностью сухими, когда он яростно обнимал архиепископа.
   - Полегче, Кэйлеб! Полегче! - охнул Стейнейр. - Осторожнее с ребрами! Они не моложе меня, ты же знаешь!
   - Они - и ты - крепче старого ботинка, Мейкел! - Кэйлеб ответил немного хрипло.
   - Вот так теперь уважительно описывают архиепископа, - заметил Стейнейр, и Кэйлеб рассмеялся и махнул в сторону кресла, ожидающего перед камином с углем, тихо шипящим на решетке.
   - Что ж, нам просто нужно посмотреть, сможем ли мы загладить свою вину. Зная тебя так хорошо, как я, ожидаю, что это будет довольно хорошее начало. - Он указал на графин с виски на столике с края между креслом и маленькой кушеткой рядом с ним. - На самом деле, купажированное с острова Уэст. Было трудно уговорить Шарли расстаться с ним - оно хранилось двадцать четыре года, - но она согласилась, что это, вероятно, будет лучшим способом привлечь ваше безраздельное внимание.
   - У вас двоих, очевидно, прискорбно низкое - и пугающе точное - представление о моем характере, - сказал Стейнейр.
   Архиепископ последовал за своими хозяевами к ожидающему его креслу и позволил себе сесть раньше них. Большинство - не все, конечно, но определенно большинство - архиепископов Церкви Ожидания Господнего потребовали бы приоритета над любым простым монархом. Можно было бы ожидать, что его хозяева останутся стоять, пока он не займет свое место. Стейнейр этого не сделал... что было одной из причин, по которой они все равно настаивали на этом.
   Как только они усадили его в удобное кресло, Шарлиэн свернулась калачиком на одном конце кушетки, сбросив туфли и поджав под себя ноги, в то время как Кэйлеб занялся тем, что налил терпкого янтарного виски в три прочных бокала. Он добавил воды во все три и немного льда (из того, что Чисхолм производил оптом в зимние месяцы) в свой бокал и бокал Стейнейра. Шарлиэн, которую барон Грин-Маунтин научил правильно ценить изысканные напитки, расценивала загрязнение исключительно хорошего виски льдом как чарисийское извращение. Когда она была в лучшем настроении, чем обычно, она была готова признать, что, учитывая теплый круглогодичный климат Старого Чариса, варварский обычай мог иметь некоторое оправдание в действительно экстремальных условиях, но это не делало его тем, чем пристало заниматься порядочным людям. Конечно, совсем другое дело - немного родниковой воды, чтобы смягчить алкоголь ровно настолько, чтобы выявить весь спектр ароматов и оттенков.
   - О боже, - вздохнул Стейнейр, полузакрыв глаза от блаженства, когда несколько мгновений спустя опустил свой бокал. - Вы знаете, не часто что-то действительно превосходит свою репутацию.
   - Должен признать, что винокурни Чисхолма действительно лучше, чем наши в Чарисе, - согласился Кэйлеб. - Я все еще нахожусь в процессе отбора проб и правильного развития своего вкуса. И хорошая новость заключается в том, что мне понадобятся годы, чтобы попробовать их все.
   - Это невероятно мягко, - сказал Стейнейр, делая еще один глоток и осторожно перекатывая его по языку, прежде чем проглотить.
   - Они перегоняют его трижды, - сказал ему Кэйлеб. - И большинство винокурен также обугливают внутренности бочек. Винокурня острова Уэст находится недалеко от Трейнсайда, и они добавляют немного торфа в сушильную печь - вот откуда берется этот легкий привкус дыма. Мерлин говорит, что, помимо торфа, это очень напоминает ему то, что на Старой Земле называли "Бушмиллс".
   - Каким-то образом, когда он сказал нам об этом, это сделало больше, чем что-либо еще - по крайней мере, для меня, - чтобы установить связь между нами, прямо здесь, сегодня, на Сэйфхолде, и откуда мы все действительно пришли в самом начале, - тихо сказала Шарлиэн. - Мы не только все еще перегоняем виски, но и кто-то, кто был там - на Старой Земле, - узнает это, когда мы это делаем.
   - Во всяком случае, распознает вкус. - Улыбка Кэйлеба была столь же кривой, сколь и печальной. - По-видимому, ПИКА больше не может по-настоящему ценить алкоголь. И для меня это говорит о том, что Мерлин отказался от всего, чтобы быть здесь.
   - Аминь, - тихо сказал Стейнейр, и это единственное слово было такой же молитвой, как и простым согласием. Архиепископ посидел несколько секунд, глядя в свой бокал, затем снова неторопливо отхлебнул и откинулся на спинку стула.
   - Кстати, о Мерлине?.. - сказал он, приподняв одну бровь.
   - Он будет здесь к ужину, - заверил его Кэйлеб. - Он выполняет наше поручение с Албером Жастином и графом Уайт-Крэгом.
   - А? - приподнялась другая бровь Стейнейра.
   Сэр Албер Жастин был чисхолмским эквивалентом Бинжэймина Рейса, а Хоуэрстат Томпкин, граф Уайт-Крэг, был лордом-судьей Чисхолма. Жастин и Уайт-Крэг тесно сотрудничали, потому что в чисхолмской традиции шпионские функции распределялись несколько иначе. Жастин отвечал за слежку за другими людьми, в то время как одной из обязанностей Уайт-Крэга было не позволять другим людям шпионить за Чисхолмом.
   - Могу я спросить, в чем суть поручения? - спросил архиепископ.
   - На самом деле, он в основном готовит почву для завтрашнего совещания Нармана с ними, - ответила Шарлиэн и скорчила гримасу. - Я боюсь, что даже сейчас Хоуэрстату трудно представить, как он встретит Нармана с распростертыми объятиями. Что-то о том, сколько лет он потратил, пытаясь отбиться от эмерэлдских шпионов.
   - Так почему же это может быть? - сухо поинтересовался Стейнейр.
   - Не имею ни малейшего представления, - сказал Кэйлеб еще более сухо, а затем фыркнул со смешком. - Ты бы видел их двоих, когда мы останавливались здесь, в Черейте, по пути в Чисхолм [конечно, в Корисанду, потому что Черейт - столица Чисхолма] в прошлом году, Мейкел! - Он покачал головой. - Никто не мог бы быть вежливее, но почему-то каждый раз, когда Нарман начинал немного приближаться к обсуждению чего-либо из того, во что Уайт-Крэг так долго не хотел пускать другой нос, лорд-судья внезапно обнаруживал что-то еще, что он абсолютно, непременно должен был сделать прямо в тот момент.
   - Я ругала его за это с тех пор, как вернулась домой. - Шарлиэн выглядела немного смущенной. - Он пообещал, что на этот раз будет вести себя лучше. Но, если быть до конца честной, я бы предпочла, чтобы он был чрезмерно подозрительным, а не слишком самодовольным.
   - О, тут не о чем спорить. - Кэйлеб энергично кивнул. - И Нарман, очевидно, понял. Кроме того, Уайт-Крэг был совершенно готов поделиться со мной любой информацией, которая у него была, так что Нарман все равно получил все это из вторых рук. Тем не менее, нам действительно нужно, чтобы наш имперский советник по разведке имел прямой доступ ко всем поступающим к нам разведданным. Именно это Мерлин - и Албер, который немного более... гибок в этих вещах, - подчеркивают Уайт-Крэгу прямо в эту минуту. - Император пожал плечами. - К настоящему времени все здесь, в Чисхолме, считают Мерлина моим личным посланником. И Шарли, если уж на то пошло. Они все готовы согласиться с тем, что он говорит непосредственно от нашего имени, но он может быть немного более откровенным, чем любой из нас, без того, чтобы все стало слишком официальным. И, если уж на то пошло, люди могут быть "более откровенными" в ответах ему, в то время как все делают вид, что это не вернется к нам.
   - Понимаю. - Стейнейр покачал головой и усмехнулся. - Почему-то немного трудно думать о Мерлине, играющем посредника.
   - Действительно? - Кэйлеб склонил голову набок, глядя на архиепископа со странным выражением, наполовину улыбкой, наполовину гримасой. - Поверь мне, "посредник" - довольно хорошее описание пары вещей, которые он имеет в виду.
   - Какого рода вещи? - спросил Стейнейр более чем настороженно, но Кэйлеб только покачал головой.
   - О, нет, Мейкел! Мы не собираемся обсуждать эту конкретную маленькую дискуссию до тех пор, пока Мерлина не будет здесь, чтобы самому принять в ней участие. Если уж на то пошло, он был немного загадочным даже с Шарли и со мной, так что мы вместе с вами с нетерпением ждем возможности услышать, чем он на самом деле занимается!
   Стейнейр задумчиво посмотрел на своих монархов. Бывали времена, когда ему приходилось напоминать себе, что у Мерлина Этроуза были свои собственные планы. Или, возможно, было бы точнее сказать, что у Нимуэ Элбан были свои собственные планы. А еще лучше - ее собственная миссия. Архиепископ никогда не сомневался в преданности Мерлина Чарису и людям, которые стали его друзьями, его семьей. И все же под всем этим - иногда скрытым этой преданностью, какой бы она ни была, - скрывалась гранитная цель, которая сознательно послала Нимуэ Элбан на смерть, чтобы девять столетий спустя ее ПИКА мог ходить по земле планеты, которую она сама никогда не видела. Должны были быть моменты, - подумал Стейнейр, - когда Мерлин обнаруживал, что императивы миссии Нимуэ вступают в противоречие с его собственной лояльностью здесь, на Сэйфхолде. Вряд ли могло быть по-другому, и архиепископ надеялся, что тема его сегодняшних мыслей не подпадает под эту категорию. И все же, если бы это произошло, он знал, что Мерлин встретил бы этот вызов так же непоколебимо, как и любой другой вызов, и Стейнейр обнаружил, что бормочет тихую, искреннюю молитву за душу, которая приняла такое бремя.
   - Что ж, - сказал он затем, протягивая бокал с виски, который каким-то таинственным образом опустел, - полагаю, мне, вероятно, следует еще немного укрепить свои нервы, прежде чем меня подвергнут такому стрессовому откровению.
   - О, какое чудесное обоснование, Мейкел! - Шарлиэн рассмеялась. - Подождите минутку, пока я допью свой бокал и присоединюсь к вам!
   - Не слишком укрепляйтесь, вы оба, - строго сказал Кэйлеб. - Или, по крайней мере, не раньше, чем мы закончим с нашими непосредственными делами.
   - Неотложные дела? - повторил Стейнейр.
   - О, я знаю, о чем он говорит, - сказала Шарлиэн. Архиепископ посмотрел на нее, и она пожала плечами. - Нарман.
   - Нар..? - начал Стейнейр, затем кивнул с внезапным пониманием. - Вы имеете в виду, следует ли его допускать во внутренний круг или нет? - Кэйлеб кивнул, и архиепископ с любопытством посмотрел на него. - Я просто немного удивлен, что ты хочешь обсудить это, когда здесь нет Мерлина, чтобы он вложил свою четверть марки.
   - Мерлин, - сказал Кэйлеб, - уже проголосовал. И, я мог бы добавить, относился к Шарли и ко мне довольно справедливо... содержательно комментируя Братьев. Что-то о процессах принятия решений, ледниках, капризных стариках и наблюдаемых горшках.
   - О боже, - повторил Стейнейр совсем другим тоном и со смешком покачал головой. - Я удивлялся, почему он не приставал к Жону по этому поводу в последнее время. Однако мне и в голову не приходило, что это может быть из-за чего-то столь немерлинского, как тактичность!
   - Я бы сам не зашел так далеко, - сухо сказал Кэйлеб. - Думаю, что, возможно, дело было скорее в том, что он не доверял себе, чтобы оставаться вежливым. На самом деле он чертовски непреклонен в этом. И, честно говоря, я думаю, отчасти это потому, что он почти уверен, что Нарман уже выяснил даже больше, чем мы ему сказали. - Глаза Стейнейра расширились от того, что могло быть признаком тревоги, но император махнул рукой в жесте отмашки. - О, не думаю, что даже Нарман смог бы подобраться слишком близко к разгадке того, что происходит на самом деле. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы он это сделал, вы были бы в лучшем положении, чем кто-либо другой, чтобы заметить это, учитывая, где вы двое были последние несколько месяцев. Но я действительно думаю, что Мерлин прав в том, что он собрал достаточно информации, чтобы, по крайней мере, задавать себе вопросы, на которые мы еще не удосужились ответить за него. И, как мы все знаем, у Нармана есть явная тенденция в конечном итоге получать ответы, когда он отправляется на их поиски.
   Вот это, - подумал Стейнейр, - выдающийся пример преуменьшения. Возможно, в Сэйфхолде были один или два человека, которые были умнее Нармана Бейца, - размышлял архиепископ. Однако он был совершенно уверен, что их было не трое. Если у него когда-либо и были какие-то сомнения на этот счет, то они были окончательно развеяны в течение долгих дней длительного путешествия из Эмерэлда в Чисхолм. С собственным двоюродным братом, графом Пайн-Холлоу, остающимся в Эмерэлде, чтобы следить за государственными делами, пухлый маленький князь Нарман был совершенно готов вернуться в Чисхолм. Главным образом, подозревал Стейнейр, потому что именно там находился императорский двор, и Нарман просто не мог оставаться в стороне от "великой игры", даже если он оказался призван в чужую команду после того, как его собственная выбыла в начале плей-офф. Единственное, на чем он настоял, так это на том, чтобы его жена, княгиня Оливия, на этот раз присоединилась к нему, и, наблюдая за ними во время путешествия, Стейнейр тоже прекрасно это понимал.
   На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана, которая была одной из самых проницательных женщин, когда-либо встречавшихся архиепископу, помогала держать в центре внимания иногда потенциально слишком умного для его же блага Нармана, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.
   - На самом деле, Кэйлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, - сказал он вслух. - И с Мерлином, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я давил на Жона, требуя решения. Которого, я мог бы добавить, он мне еще не дал.
   - Нет?
   Кэйлеб откинулся на спинку стула, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.
   - Возможно, он еще не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придется это сделать.
   В этот конкретный момент, - подумал Стейнейр, - Кэйлеб был очень похож на своего отца. В его карих глазах было очень мало юмора, и - что не менее важно - выражение лица Шарлиэн было таким же серьезным, как и у ее мужа.
   - Я не хочу вздымать своего высокого имперского дракона на Братьев чаще, чем это необходимо, - продолжил Кэйлеб, - но в данном случае, думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Эмерэлд, ради Бога, и я не могу позволить этому продолжаться дольше. Я собираюсь настоять на том, чтобы они дали мне решение - сейчас.
   Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твердо встретившись с ними взглядом.
   - Если вы хотите принять решение, ваша светлость, то оно у вас будет, - серьезно сказал он. - Но вы подумали о последствиях, если Братья согласятся, и все пройдет... плохо?
   - Конечно, - невесело сказала Шарлиэн, прежде чем Кэйлеб смог ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. - Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придется делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдет, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, - она мрачно улыбнулась. - В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы "привели внутрь". До сих пор мы каждый раз "становились золотыми", как любит выражаться Кэйлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братьев всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать все как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибемся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки... Точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.
   - Очень хорошо, ваше величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.
   ***
   - Это, Харвей, как всегда, было восхитительно, - сказала Шарлиэн с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. - Вы бесстыдно балуете нас, знаете ли. Вы и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо... и, пожалуйста, передайте это также госпоже Бар и остальному кухонному персоналу,.
   - Конечно, ваше величество, - согласился сэр Харвей Фэлгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фэлгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование... и которой мало кто мог достичь. Учитывая персоны приглашенных на ужин к императору и императрице, он лично отвечал за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и был явно доволен комплиментами Шарлиэн.
   - А теперь, - сказал Кэйлеб, - я думаю, что некоторое время мы можем позаботиться о себе, Харвей. Просто оставь бутылки на боковом столике, и мы позвоним, если нам понадобится что-нибудь еще.
   Говоря это, он улыбался, и Фэлгрейн улыбнулся в ответ. Затем мажордом еще раз поклонился - на этот раз более общей вежливостью, адресованной всем обедающим, - и удалился.
   Кэйлеб смотрел ему вслед, пока за ним не закрылась дверь, затем снова обратил свое внимание на гостей его и Шарлиэн.
   В каком-то смысле - во многих отношениях, если быть честным, - ему хотелось, чтобы этих гостей было только двое, а не трое. Он предположил, что они могли бы настоять на том, чтобы это был "рабочий ужин", на который не была бы приглашена княгиня Оливия. На самом деле, они начали делать именно так. Но потом они еще немного подумали об этом и поняли, насколько это могло оказаться неразумным.
   Во-первых, это было бы нехарактерно грубо. Он и Шарлиэн пожалели бы об этом, но они могли бы с этим смириться. К сожалению, Оливия Бейц была очень, очень умной женщиной. Если бы ее исключили из приглашения и... что-то случилось с Нарманом, она была более чем способна задавать именно те вопросы, которые задал бы сам Нарман. Вполне возможно, что она тоже получит ответы на них, и даже если бы она этого не сделала, настроить ее против Чариса было бы лишь ненамного менее катастрофично, чем превратить Нармана во врага.
   Во-вторых, однако, Нарман и Оливия, по-своему, были, по крайней мере, так же близки, как сами Кэйлеб и Шарлиэн. Укрепляющее влияние, которое она оказывала на него, проистекало из этой близости, силы этой приверженности и любви. Если бы они не рассказали ей об этом после того, как рассказали Нарману, дородный маленький князь оказался бы в таком же незавидном положении, в каком был Кэйлеб до того, как Шарлиэн наконец узнала правду. И, вдобавок ко всему этому, вполне возможно, что, рассказав об этом одновременно и ему, и Оливии, им обоим будет легче принять правду.
   Ни Кэйлеб, ни Шарлиэн не были полностью довольны решением, к которому они наконец пришли, но, в конце концов, это было единственное, к чему они могли прийти.
   Что ж, если Мерлин прав насчет них обоих, это не будет проблемой, - еще раз сказал себе Кэйлеб. Конечно, Мерлин был бы первым, кто признал бы, что совершил пару ошибок на этом пути.
   Кстати, об этом... - Почему бы тебе не подойти сюда и не присоединиться к нам, Мерлин? - пригласил он, оглядываясь через плечо на высокого голубоглазого стражника, стоявшего сразу за дверью столовой.
  
   ***
   Мерлин Этроуз слегка улыбнулся, когда Оливия Бейц слишком быстро оторвалась от своего тихого разговора с Шарлиэн. Княгиня Оливия провела десятилетия замужем за правящим главой государства. По пути она научилась скрывать такие мелочи, как удивление, гораздо лучше, чем это когда-либо удавалось большинству простых смертных.
   Обычно, по крайней мере.
   С другой стороны, у Нармана было достаточно возможностей понаблюдать за взаимодействием Кэйлеба и Мерлина во время кампании в Корисанде. На самом деле, ему уже сообщили, что сейджин наблюдал "видения". Что его функции провидца и советника были даже важнее, чем его функции личного телохранителя Кэйлеба. Попутно он также пришел к пониманию того, что отношения капитана Этроуза как с императором Кэйлебом, так и с императрицей Шарлиэн были даже ближе, чем могло предположить большинство других людей.
   Это было тем, что он научился учитывать при анализе "видений" Мерлина. Однако это не было знанием, которым он когда-либо делился со своей женой, и тот факт, что император и императрица, по-видимому, решили, что для Оливии также настало время открыть хотя бы часть того, что он сам уже знал, должно было стать для него значительным сюрпризом. Если и так, то это не было очевидно. Он просто склонил голову набок со слегка задумчивым выражением лица, которое, вероятно, одурачило бы кого угодно. Однако Мерлин узнал пухлого маленького князя по крайней мере так же хорошо, как Нарман узнал его, и он мог почти буквально видеть мысли, мелькающие в этом подвижном мозгу.
   - Конечно, ваша светлость, - пробормотал он вслух и подошел к столу. Кэйлеб взмахом руки указал на стул между ним и Мейкелом Стейнейром, и Мерлин поклонился в знак признательности. Он отстегнул ремень портупеи с оружием, прислонил к стене катану и вакадзаси в ножнах, затем отодвинул указанный стул и сел на него.
   - Вина, Мерлин? - спросил Стейнейр с причудливой улыбкой.
   - Если вам будет угодно, ваше преосвященство, - ответил Мерлин и краем глаза наблюдал за ошеломленным выражением лица княгини Оливии, когда предстоятель Церкви Чариса наливал вино простому телохранителю. Архиепископ передал стакан, и Мерлин кивнул в знак благодарности и сделал глоток.
   - Нарман, Оливия, - сказал затем Кэйлеб, снова привлекая внимание князя и княгини, - как я уверен, вы оба уже поняли, Шарлиэн и я пригласили Мерлина присоединиться к нам за столом, чтобы он высказал свое мнение. И в этот момент, как я уверен, вы оба уже поняли, заключается в том, что Мерлин - нечто большее, чем просто мой телохранитель. На самом деле, Оливия, Нарман уже был знаком с этим незначительным фактом, хотя знаю, что он не поделился этим знанием с тобой.
   - Действительно, он этого не сделал, ваша светлость, - сказала Оливия, когда он на мгновение замолчал, и, несмотря на это, в ее голосе прозвучала тревога.
   - Мы это знаем, - быстро сказала Шарлиэн, протягивая руку, чтобы ободряюще коснуться руки пожилой женщины. Оливия посмотрела на нее, и императрица улыбнулась. - Поверьте мне - когда я говорю, что мы знаем, что Нарман никогда не выдавал ни одного из наших секретов, даже вам, мы действительно правы. Вы поймете, что я имею в виду, после того, как Мерлин закончит свое объяснение.
   - Объяснение, ваше величество? - На этот раз замешательство Оливии проявилось гораздо яснее, и Шарлиэн кивнула. Затем она взглянула на Мерлина.
   - Почему бы тебе не пойти дальше и не начать? - пригласила она.
   - Конечно, ваше величество. - Мерлин склонил голову в знак признательности, затем посмотрел через стол на Оливию. - Князь Нарман уже слышал часть этого, ваше высочество, - сказал он, - но еще большая часть будет для него в равной степени новой. Или, возможно, я должен сказать, что он вот-вот обнаружит, что информация, которую ему уже дали, была... неполной. Прошу прощения за это, ваше высочество, - сказал он, на мгновение переключив свое внимание на Нармана, - но это был один из тех пунктов, которые "не нужно знать", поскольку уверен, вы поймете, когда я закончу объяснять.
   - Должен ли я предположить, что что-то изменилось и дало мне "необходимость знать" в конце концов, сейджин Мерлин? И, по какой-то причине, Оливии тоже? - Нарман задал этот вопрос спокойно, но в то же время протянул руку, чтобы ободряюще взять жену за руку. В этом маленьком жесте защиты было что-то глубоко трогательное, - подумал Мерлин и почувствовал, как его сердце потеплело к пухлому эмерэлдцу.
   - Это не столько что-то изменилось, сколько свой путь прошел процесс принятия решения, ваше высочество, - сказал ему Мерлин. - Думаю, что в принятии этого решения участвовало больше людей, чем могли подозревать даже вы. И большинству этих других людей не хватало... можно сказать, несправедливых преимуществ, которыми, как вы уже знали, обладаю я сам. Это, как правило, делало их более нерешительными - ну, осторожными на самом деле было бы лучшим словом, - чем они могли бы быть в противном случае.
   - Но не ты? - пробормотал Нарман с улыбкой, и Мерлин пожал плечами.
   - Мы бы не вели этот разговор, если бы Кэйлеб, Шарлиэн и архиепископ Мейкел уже не были вполне уверены в том, как все получится, ваше высочество. Никто из нас не является непогрешимым, так что, возможно, мы все ошибаемся в этом. Хотя не думаю, что это очень вероятно.
   - Что ж, полагаю, это облегчение, - сказал Нарман. - С другой стороны, возможно, вам следует продолжить и начать это объяснение. Сейчас.
   - Конечно, ваше высочество.
   Несмотря на потенциальную серьезность момента, Мерлину было трудно не усмехнуться от смешанного раздражения, нетерпения и юмора в тоне Нармана. Затем искушение исчезло, и он наклонился вперед в своем кресле, сложив руки на основании своего бокала с вином, и серьезно посмотрел на Нармана и Оливию.
   - Я понимаю лучше, чем кто-либо из вас, вероятно, даже начинает подозревать, насколько вы оба разочарованы храмовой четверкой, - сказал он очень спокойно. - Знаю - не подозреваю, не думаю, не оцениваю, знаю, - что княгиня Оливия испытывает такое же отвращение, горе и гнев, как и сами Кэйлеб или Шарлиэн, из-за того, как Клинтан и Тринейр используют и злоупотребляют авторитетом Церкви и верой каждого жителя Сэйфхолда. Точно так же я знаю, ваше высочество, что ваше собственное отвращение к вопиющей коррупции храмовой четверки и пристрастию к тирании гораздо глубже, чем вы действительно хотели бы, чтобы кто-либо еще догадывался, учитывая образ того циничного, прагматичного, безжалостного политика, который вы так долго культивировали. - Он слабо улыбнулся слегка оскорбленному выражению лица Нармана, но ни следа веселья не коснулось его мрачного тона, когда он продолжил. - Но чего ни один из вас не знает, так это того, что храмовая четверка едва ли первая, кто злоупотребляет верой всех жителей Сэйфхолда в своих собственных целях. На самом деле, они следуют традиции, которая была установлена еще до дня Сотворения.
   Муж и жена, сидевшие за столом напротив него, одновременно напряглись, их глаза расширились в замешательстве, и на этот раз его улыбка была намного, намного мрачнее.
   - Видите ли, чуть более тысячи лет назад...
   ***
   Тишина в столовой была глубокой, когда два часа спустя Мерлин закончил свое объяснение. Слабый, ледяной вздох зимнего ветра, треплющего карнизы, зубчатые стены и фронтоны, постукивающего невидимыми пальцами по закрытым оконным стеклам, был отчетливо слышен, несмотря на прочность древней каменной громады дворца.
   Нарман и Оливия Бейц сидели бок о бок, держась за руки, с того момента, как начал Мерлин, и глаза Оливии были огромными темными озерами в свете лампы, когда они цеплялись за коммуникатор, компактный голографический проектор и голый вакадзаси, лежащий на столе перед ней. Мерлин задавался вопросом, глядя на нее, какие из его технологических доказательств, подтверждающих историю, она сочла наиболее убедительными. В каком-то смысле, как он подозревал, это, вероятно, был вакадзаси. Коммуникатор и проектор выглядели чужими, странными, даже волшебными. Вакадзаси был не таким, но она наблюдала, как он использовал невероятно острое лезвие из боевой стали, чтобы отрезать длинные кусочки железа от кочерги, которую он выбрал из инструментов камина в столовой. Тот факт, что вакадзаси, очевидно, еще не выглядел инопланетным, вероятно, сделал его еще более... впечатляющим.
   И мне лучше, черт возьми, убедиться, что кочерга исчезнет навсегда, - напомнил он себе. - Пусть лучше слуги гадают, куда она делась, чем найдут ее разрубленной, как рождественский гусь.
   Он почувствовал краткую боль от собственного выбора сравнений и задался вопросом, не было ли это его изложением истинной истории человечества, которое напомнило ему об этом.
   Выражение лица Нармана выдавало гораздо меньше, чем выражение лица его жены. Ее удивление и сопровождавшие его призрачные глаза были очевидны. Глаза Нармана были просто прикрыты, задумчивы, губы поджаты, как будто он размышлял над повседневной головоломкой, а не о полном и фундаментальном изменении вселенной, о которой он всегда думал.
   - Ну? - наконец Кэйлеб тихо произнес в тишине:
   Оливия вскинула голову, ее глаза метнулись к императору, как испуганные кролики. Нарман просто посмотрел на Кэйлеба, но его свободная рука потянулась, чтобы присоединиться к той, что уже держала руку его жены. Он нежно, успокаивающе похлопал ее по тыльной стороне ладони, затем посмотрел через стол на Мерлина.
   - В конце концов, это не телохранители ее величества спасли ей жизнь, не так ли, сейджин Мерлин? - спокойно спросил он. - Не совсем?
   - Не совсем, нет, ваше высочество. - Голос Мерлина был низким, его сапфировые глаза ПИКА потемнели. - Без них я бы опоздал, хотя... И это моя вина, что так много из них погибло. В тот день я неудачно уронил мяч.
   Шарлиэн пошевелилась на стуле, как будто хотела оспорить его вердикт, но не стала, и Нарман слабо улыбнулся.
   - Я просто прокручивал в уме все то утро. - Его тон был почти капризным. - Вот, думал, ты так много объяснил, когда оказывается, что было еще так много всего, чего ты даже не коснулся! - Он покачал головой. - Должен признать, что некоторые вещи сейчас имеют гораздо больше смысла, чем тогда. Во-первых, я постоянно был озадачен тем, до какой степени их величества, похоже, думают так одинаково. Имейте в виду, у меня достаточно опыта, чтобы понять, насколько хорошо муж и жена могут научиться читать мысли друг друга. И, - кожа вокруг его глаз сморщилась, когда он коротко, но тепло улыбнулся Оливии, - о том, как они все еще могут удивлять друг друга, даже спустя годы. Но вы двое, - он перевел взгляд обратно на Кэйлеба и Шарлиэн, - были вместе не так давно, вот почему вы не раз поражали меня тем, насколько плавно ваши действия и решения согласовывались, несмотря на то, что вы были в месяцах пути друг от друга. Например, то, как ее величество самостоятельно решила вернуться домой в Чисхолм после покушения. Это было именно то, что, по моему мнению, необходимо было сделать. На самом деле, это было то, что я довольно настойчиво советовал в то самое утро, но мне никогда не приходило в голову, что она действительно может сделать это так быстро. Теперь я понимаю, как это удавалось вам двоим.
   - Справедливости ради по отношению к Кэйлебу и Шарлиэн, ваше высочество, до покушения у них не было преимущества мгновенной связи, - отметил Мерлин, и Нарман задумчиво кивнул.
   - Ты прав, - согласился он. - И они работали почти так же гладко даже до этого, не так ли?
   - Да, "они работали", - довольно сухо сказал Кэйлеб. - Что возвращает меня к моему первоначальному вопросу, ваше высочество.
   - Не скажу, что это не стало большим сюрпризом, ваша светлость, - признал Нарман. - Конечно, подозреваю, что вы были бы немного разочарованы, если бы этого не произошло! Странно, однако, то, что я не думаю, что это действительно потрясло меня.
   - Этого не произошло?
   В голосе его жены слышалась слабая, но отчетливая дрожь. Он быстро взглянул на нее, и она слегка неуверенно улыбнулась, увидев беспокойство в его глазах.
   - Могу с уверенностью сказать, что это потрясло меня, - продолжила она. - И, - она перевела взгляд на Кэйлеба и Шарлиэн, - должна признать, что меня это тоже беспокоит. Даже со всеми доказательствами сейджина Мерлина вы просите нас поверить во многое. Или, возможно, я должна сказать, во многое не верить. Вы больше не говорите только о храмовой четверке. Не только о коррупции в Церкви или о злых людях, искажающих Божье послание. Вы говорите нам, что само послание - ложь. Что вера, которой мы доверили наши души - души наших детей, - это не что иное, как одна огромная ложь.
   В душе этой женщины есть сталь, - с уважением подумал Мерлин. - Она говорит правду, когда говорит, что шокирована, но она сразу переходит к сути всей истории, к тому, что действительно важно для нее.
   - Отчасти это именно то, что говорит вам Мерлин, - ответил Стейнейр, прежде чем кто-либо другой смог это сделать. Она посмотрела на архиепископа, и он печально улыбнулся ей. - Церковь Ожидания Господнего - это ложь, "огромная ложь", как вы только что назвали, - сказал он. - Но мужчины и женщины, которые создали эту ложь, построили ее из фрагментов подлинной веры в Бога. Они украли кусочки правды, чтобы создать ложь, и именно это сделало ее такой чертовски - и я тщательно выбираю свое наречие, ваше высочество, - правдоподобной так надолго. Но, как сказал Мерлин, когда начинал, на самом деле нет такой уж большой разницы между Эриком Лэнгхорном и храмовой четверкой. Помимо того факта, что, согласны мы с ним или нет, Лэнгхорн действительно мог бы утверждать, что само выживание человеческой расы зависело от успеха его лжи.
   Глаза Оливии сузились, и Стейнейр пожал плечами.
   - Я не буду оспаривать ни единого слова, сказанного Мерлином о Лэнгхорне, Бедар и остальных "архангелах". Они были массовыми убийцами и, очевидно, страдали манией величия, и то, что они создали, было чудовищем и мерзостью перед Богом. Я сам бедарист, и открытие правды о покровительнице моего ордена было одним из самых неприятных событий в моей жизни. Но, все же, орден Бедар сделал огромное количество добра на протяжении веков. Полагаю, что это переросло во что-то совершенно отличное от того, что имела в виду Адоре Бедар, когда она была занята "перепрограммированием" сознания беспомощных, спящих людей, чтобы заставить их поверить в ложь, но я также был вынужден признать, что могу ошибаться в этом. Мы знаем, что сделали она и Лэнгхорн; мы никогда не узнаем, о чем они на самом деле думали, когда делали это. Я не утверждаю, что благородство их мотивов, если предположить, что они действительно обладали чем-то подобным, оправдывает их действия. Я просто говорю, что мы, как человеческие существа, склонны судить на основе того, что мы понимаем, что мы видим, даже когда мы знаем интеллектуально, что почти наверняка есть вещи, которые мы не понимаем и еще не видели. Мы делаем это с другими людьми. Мы делаем это даже с самими собой, когда подходим прямо к этому. Думаю, мы должны признать это, ваше высочество. И, возможно, мы могли бы попытаться избежать того же самого по отношению к Богу.
   Она пристально смотрела на него несколько мгновений, затем медленно кивнула. На самом деле это не было жестом согласия - по крайней мере, пока. Но это была уступка в знак понимания. Или, возможно, о начале понимания.
   - Со временем, Оливия, - сказала Шарлиэн, - каждому человеку придется самому решать, как реагировать на ложь. Знаю, как отреагировала я, но никто не может предсказать, как отреагируют все остальные. Это одна из причин, по которой мы были так осторожны, когда дело доходило до решения, кому мы можем открыть правду.
   - А если окажется, что вы были неправы, открыв это кому-то, ваше величество? - очень тихо спросила Оливия. - Что происходит потом?
   - Тот факт, что вы спросили, означает, что вы уже знаете ответ, - ответила Шарлиэн, ее голос был таким же мягким, но непоколебимым. - Мы не можем - и не будем - притворяться по этому поводу. Одному Богу известно, сколько людей погибнет до того, как закончится эта борьба, и информация, которой Мерлин поделился с вами и Нарманом сегодня вечером, была бы разрушительной в руках сторонников Храма. Если бы вы были на нашем месте, что бы вы хотели сделать, чтобы это не дошло до них?
   Снова повисла тишина, напряженная и хрупкая. Затем, к удивлению, Оливия Бейц улыбнулась. Это была слабая улыбка, но искренняя, - понял Мерлин.
   - Я была замужем за Нарманом почти столько же, сколько живете вы, ваше величество, - сказала она. - Все эти годы он делал все возможное, чтобы "защитить меня" от суровых реалий "великой игры". Боюсь, однако, что на самом деле он никогда не преуспевал в этом так хорошо, как думал, даже если у меня не хватило духу сказать ему, что это не так.
   Она повернула голову, ее улыбка стала шире и теплее, когда ее глаза встретились с глазами мужа, и она сжала его руку. Затем она оглянулась на Шарлиэн и Кэйлеба, и выражение ее лица снова стало серьезным.
   - Но после всего этого, конечно, я знаю, что бы вы сделали, и я ни на секунду не сомневаюсь, что Нарман поступил бы точно так же на вашем месте. Если уж на то пошло, - она спокойно посмотрела Шарлиэн в глаза, - я бы тоже так поступила. Так что, полагаю, это хорошо, ради всех нас, что вам не придется.
   - Мы не будем? - тихо спросил Кэйлеб, и Оливия покачала головой.
   - Ваша светлость, если бы Нарман был склонен осудить вас как еретиков и демонопоклонников, он бы сделал это в тот момент, когда вы сказали ему, что сейджин Мерлин наблюдает "видения". Вам не нужно было говорить ему, что сейджин тоже летает по воздуху, и ему не нужно делать такие мелочи, как "о, дыши", чтобы он понял, что в нем работает нечто большее, чем догадывается храмовая четверка. С этого момента он знал, что Мерлин был "неестественным существом", и я не сомневаюсь, что предупреждение Писания о том, что такие вещи служат Шан-вей, прошло у него в голове. Это очень активный ум, знаете ли.
   Она снова улыбнулась, качая головой Нарману, но одновременно умудряясь не отрывать взгляда от Кэйлеба, когда продолжила.
   - Знаю своего мужа, - просто сказала она, - и хотя не сомневаюсь, что сейджин смог бы держать его под постоянным наблюдением, думаю, что ему удалось бы предать вас, если бы он решил, что вы с Мерлином действительно служили Шан-вей. Возможно, он и не пережил бы этого опыта, но он бы преуспел. И я думаю, теперь, когда вы узнали его получше, вы, вероятно, понимаете, что он сделал бы это, зная, что не выживет, если бы он действительно верил, что вы намеревались предать весь мир Тьме.
   Мерлин заметил, что лицо Нармана приобрело интересный оттенок розового, но пухлый маленький князь не дрогнул.
   И насчет него она тоже права, клянусь Богом, - подумал Мерлин и мысленно покачал головой. - Я бы сам так не подумал, когда впервые встретил его, но она права. Если бы он так думал, то сделал бы именно то, что она только что сказала.
   - Как бы то ни было, - продолжала Оливия, - я в значительной степени верю в его суждения. Это не безошибочно, и он совершил свою долю ошибок. Но это несколько меньшая доля, чем у многих других князей, которых я могла бы упомянуть. И в этом случае, я думаю, мое суждение совпадает с ним.
   Она посмотрела на Стейнейра. - Ваше высокопреосвященство, я бы очень хотела получить возможность ознакомиться с некоторыми другими священными писаниями, о которых вы упомянули. Уверена, что когда я это сделаю, у меня возникнет множество собственных вопросов. Но я была готова довериться вам против Храма, когда ваш отказ от толкования Матерью-Церковью единственного известного мне Писания не был основан ни на чем, кроме веры. Возможно, сейчас вы просите нас поверить еще больше, но вы также предлагаете нам гораздо больше доказательств и подтверждений. - Она пожала плечами. - Без сомнения, кто-то вроде Клинтана все равно найдет всевозможные причины, чтобы отвергнуть их. Я уже решила, что он не поклоняется тому же Богу, что и я, так что для меня это не проблема.
   Мерлин почувствовал, что расслабляется, когда понял, что она имела в виду каждое слово. Он оглядел сидящих за столом и увидел, что его собственная реакция в большей или меньшей степени отражается на лицах каждого из присутствующих. Кроме, возможно, Нармана.
   Князь Эмерэлда не смотрел на Мерлина Этроуза. И даже не на его императора и императрицу. Нет, он смотрел на кого-то гораздо более важного, чем любая из этих августейших особ.
   Он смотрел на свою жену, и на этот раз, когда его глаза встретились с ее глазами, в выражении его лица или эмоциях вообще не было никакой настороженности.
  
   .VI.
   Гостиная князя Нармана, императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   - Доброе утро, ваше высочество.
   - Да, это так, не так ли? Утро, я имею в виду. - Нарман Бейц выглянул из окна дворца на зимний серый чисхолмский день и вздрогнул.
   На самом деле было не так уж и рано, - размышлял Мерлин, - но опять же, Черейт находился на четыре часовых пояса восточнее Эрейстора. Конечно, Нарман наслаждался довольно длительным путешествием, так что у него было достаточно времени, чтобы сбросить свои внутренние часы. Что привело Мерлина к печальному выводу, что князь Нарман просто не был тем, кого прискорбно веселые люди на Старой Земле упорно называли "жаворонком".
   Справедливо, - подумал Мерлин, подавляя искушение улыбнуться. - В конце концов, я тоже никогда не был "жаворонком", если бы мог этого избежать.
   - И что я могу для вас сделать в этот безбожный, холодный час? - спросил Нарман, подходя ближе к огню, потрескивающему в очаге гостевой гостиной. Он протянул руки к огню, хотя, честно говоря, в гостиной было не особенно холодно. Или, во всяком случае, не по чисхолмским стандартам.
   - На самом деле, мне нужно обсудить с вами несколько вещей, ваше высочество, - сказал Мерлин, и глаза Нармана сузились, выражение его лица стало более серьезным, когда он посмотрел на сейджина.
   - В моей роли имперского советника их величеств по разведке? - спросил он. - Или в моей роли нового посвященного во "внутренний круг"?
   - Вообще-то, и то, и другое. - Мерлин слегка пожал плечами. - Уверен, что вы уже поняли, по крайней мере теоретически, как изменится ваша способность анализировать разведданные, как только мы должным образом проинструктируем вас об использовании нашего компьютера. Однако я сомневаюсь, что вы полностью готовы к этому. Не хочу никого обидеть, когда говорю это, но, честно говоря, не понимаю, как кто-то, кто еще не испытал этого, может быть полностью подготовлен.
   - Почему-то я в этом нисколько не сомневаюсь. - Тон Нармана был сухим, и он покачал головой. - Я вспоминал все те аккуратно написанные "резюме", которые предоставили вы и... Сова, и пытался представить, каково это было на самом деле наблюдать за тем, о чем вы так подробно рассказывали. - Он снова покачал головой. - Единственный вывод, к которому я определенно пришел, заключается в том, что независимо от того, насколько сильно я пытаюсь это представить, реальность будет еще более... впечатляющей, скажем так?
   - Думаю, что это, вероятно, безопасная оценка. Тем не менее, я также думаю, что вы привыкнете быстрее, чем ожидаете прямо сейчас. - Мерлин улыбнулся. Затем выражение его лица немного посерьезнело. - Но еще одна вещь, которую вы, к сожалению, обнаружите, - это то, что называется "информационная перегрузка". - Настала его очередь покачать головой. - Вот так Шарлиэн чуть не погибла, несмотря на все мои ухищрения и "жучков". Ко мне просто поступало слишком много данных, даже с помощью Совы, чтобы я мог отслеживать все. И в отличие от вас, ваше высочество, я действительно могу обходиться без сна практически бесконечно, когда мне это нужно.
   - Пожалуй, это достаточно верно, - задумчиво сказал Нарман. - Если уж на то пошло, я думал о том, как трудно, должно быть, их величествам просто найти время - и уединение - чтобы сесть и "посмотреть" на все материалы, которые вы описывали. Это же не значит, что они могут просто сидеть в тронном зале, игнорируя всех остальных, в то время как они слушают голоса, которые никто другой не может услышать, не так ли? Рано или поздно люди начали бы говорить.
   - Поверьте мне, это даже хуже, чем вы, возможно, думали. - Мерлин закатил глаза. - Полагаю, что с вами будет по крайней мере так же плохо, если уж на то пошло.
   - По крайней мере, так же плохо? - повторил Нарман, приподняв обе брови.
   - Теперь у вас есть доступ к компьютерным файлам Совы, ваше высочество, и я знаю, откуда у ваших старших детей появится вкус к чтению. Я содрогаюсь при мысли о том, что произойдет, когда вы найдете исторические банки Совы. И да поможет нам всем Бог, когда вы получите в свои руки экземпляр Макиавелли!
   - Макиавелли, - медленно повторил Нарман странно звучащее имя, осторожно обводя языком странные слоги. - Какое странное имя. - Он склонил голову набок. - Это название книги или автора?
   - Позволю вам выяснить это самостоятельно, ваше высочество. - Мерлин действительно слегка вздрогнул. - Вероятно, мне вообще не следовало упоминать об этом, но я сказал Сове, чтобы он помог всем пользователям системы разобраться, как выполнять поиск данных, и, зная вас, вы бы достаточно скоро нашли всевозможные ссылки на него самостоятельно.
   - Ты понимаешь, что только разжигаешь во мне еще большее любопытство, - заметил Нарман.
   - Да, наверное, так и есть. - Мерлин подошел к окну и встал, глядя на унылую по-зимнему сельскую местность за окном. - Думаю, что отчасти это связано с тем, что наконец-то у меня есть кто-то, с кем я вообще могу поговорить об этом, - медленно сказал он. - Это почти... почти так, как будто человеческая история на самом деле больше не мертва, и я по-настоящему не осознавал, как сильно я скучал по ней, пока не обнаружил других людей, с которыми я действительно могу осмелиться поделиться ею.
   Выражение лица Нармана смягчилось, и он легонько положил руку на плечо сейджина.
   - Есть такая пословица, - тихо сказал он. - Предполагаю, что на "Старой Земле" у них было что-то подобное. Там сказано: "Одинока голова, которая носит корону". - Он покачал головой, глядя в окно рядом с Мерлином. - Я понял много лет назад, насколько это было правдой, но мне никогда не приходило в голову, что может быть кто-то, кому было так же одиноко, как, должно было быть тебе, когда ты проснулся в своей пещере.
   Мерлин повернул голову, на мгновение посмотрел сверху вниз на пухлого маленького эмерэлдца, затем медленно кивнул.
   - Вы знаете, ваше высочество, - сказал он намеренно легким тоном, - я с каждым днем становлюсь все счастливее, что нам удалось уладить эту неприятность между Чарисом и Эмерэлдом, не сделав никого на фут или около того ниже, чем он был раньше.
   - Особенно тех, у кого с самого начала было так мало лишних дюймов, - криво согласился Нарман, глядя на возвышающегося сейджина.
   - Чтобы быть уверенным. - Мерлин улыбнулся. Затем он встряхнул себя. - Но полагаю, мне следует вернуться к настоящей причине, по которой я пришел к вам сегодня утром, - сказал он более оживленно.
   - Конечно, - пригласил Нарман.
   - Дело в том, что я уезжаю в Мейкелберг, как только мы с вами закончим этот разговор. У меня там есть поручение их величеств - то, которое на самом деле имеет некоторое отношение к нашему нынешнему разговору. Поскольку я буду в отъезде, я не смогу провести вас и княгиню Оливию через ознакомление с вашими коммуникационными возможностями так, как сделал бы в ином случае. Однако Кэйлеб и Шарлиэн прекрасно справятся с этим, и полагаю, что они собираются пригласить вас - и архиепископа Мейкела - на ужин сегодня вечером, чтобы сделать именно это.
   Он сделал паузу, подняв брови, пока Нарман не кивнул в знак понимания, а затем продолжил.
   - Как только мы введем вас в курс дела и вы освоитесь с интерфейсом Совы, мы попросим вас помочь снять часть информационной нагрузки с остальных. У Кэйлеба и Шарлиэн уже есть доступ к аспектам общего интеллекта Совы, которые отвечают за ежедневную проверку. Самое сложное, что нас беспокоит, - это избежать соблазна по-настоящему нагрузить вас. Честно говоря, ваше высочество, я считаю, что вы лучший аналитик, который у нас есть. У вас это определенно получается лучше, чем у меня, и думаю, что на самом деле у вас это получается лучше, чем у Уэйв-Тандера, если уж на то пошло. Поэтому нам нужно найти правильный баланс между тем, чтобы вы сами проверяли исходные данные, и тем, чтобы рассмотреть все более важные вещи, которые вам предложил кто-то другой - кто-то, кто не так хорош как аналитик.
   - Я вижу это, - задумчиво произнес Нарман. Если он и был смущен комплиментами Мерлина по поводу его аналитических способностей, то хорошо это скрывал, - криво усмехнулся сейджин.
   - Однако есть некоторые области, в которых мы хотим, чтобы вы сначала взглянули на сами данные, - сказал он вслух. - Что подводит меня к моей поездке в Мейкелберг.
   - В каком смысле? - спросил Нарман, когда Мерлин сделал паузу.
   - Некоторые люди, - сейджин тщательно подбирал слова, - либо уже разговаривают с людьми, с которыми им не следует разговаривать, либо ищут таких людей. Некоторые из них занимают довольно высокое положение.
   - Я не удивлен, - кисло сказал Нарман. - На самом деле, я, вероятно, мог бы рискнуть предположить о некоторых из "высокопоставленных" людей, о которых идет речь. В тех сводках, которые вы мне передавали, содержалось несколько таких имен, если уж на то пошло. Должен ли я предположить, что кто-то в Мейкелберге попадает в эту категорию?
   - На самом деле, в Мейкелберге есть несколько человек, которые попадают в эту категорию, ваше высочество. - Мерлин поморщился. - К счастью, гораздо больше тех, кто мог бы попасть в это, но не попал. Герцог Истшер, например.
   - Действительно? - Нарман пристально посмотрел на Мерлина, затем медленно кивнул. - Хорошо. Хорошо! - Он кивнул более решительно. - Я думал, что, вероятно, так оно и есть, но рад, что это подтвердилось!
   - Вы не совсем одиноки в этом, - с чувством сказал Мерлин, затем пожал плечами. - По очевидным причинам мы не можем арестовывать людей, когда мы не можем представить в открытом суде доказательства - подтверждения - их измены. Мы можем использовать то, что знаем, чтобы вывести людей из особенно щекотливых положений, когда мы знаем, что не можем им доверять, и мы это делаем. Но есть относительно небольшая горстка тех, кого мы знаем как предателей, которых мы либо не можем отстранить без какого-либо железного доказательства, либо которых по разным причинам мы не хотим отстранять.
   - Знание того, кто является предателем, позволяет вам контролировать поток информации, - сказал Нарман.
   - Вот именно. - Мерлин энергично кивнул. - Это мышление, лежащее в основе большинства решений Кэйлеба и Шарлиэн оставить людей на таких должностях, и они собираются попросить вас взять на себя контроль за этим потоком информации.
   Нарман снова кивнул, все еще задумчиво глядя на Мерлина. - Кроме того, однако, есть очень мало людей - на самом деле всего лишь горстка - которые были оставлены на месте по очень специфическим причинам. Причины, которые на самом деле не имеют большого отношения к контролю информации, которую они передают кому-то другому. Кэйлеб называет их нашими "фирменными блюдами мастера Трейнира".
   Он выжидающе наблюдал за выражением лица Нармана. Князь на мгновение нахмурился, затем обнаружил, что снова кивает при упоминании легендарного режиссера кукольного театра Сэйфхолда.
   - Значит, ваше путешествие в Мейкелберг как-то связано с одной из этих марионеток. - Его тон был задумчиво-умозрительным. - Кого-то, кого ты заставляешь делать что-то самому? Или кого-то, кого вы используете, чтобы заставить кого-то другого что-то сделать?
   - Ваше высочество, наблюдать за вами в действии - одно из моих греховных удовольствий, - сказал ему Мерлин с усмешкой. - Если уж на то пошло, это было одним из моих греховных удовольствий, даже когда вы были на другой стороне!
   - Я очарован, обнаружив, что подарил тебе так много часов развлечений, сейджин Мерлин. - Тон Нармана был сухим, но его глаза блеснули, и Мерлин фыркнул.
   - Позвольте мне рассказать вам о благородном графе Суэйле, - сказал он. - Он довольно интересный парень. У него тоже есть еще более интересные друзья, и Кэйлеб, и Шарлиэн - и я - были бы признательны за ваш взгляд на него. И, если уж на то пошло, о том, как именно я должен действовать... представиться в ходе выполнения того поручения, о котором я упоминал несколько минут назад. Вы видите...
  
   .VII.
   Дворец архиепископа, город Тейрис, провинция Гласьер-Харт, республика Сиддармарк
  
   - Вы уверены в этом, ваше преосвященство?
   Отец Гарт Горджа не смог скрыть собственных сомнений в своем тоне, и Жэйсин Канир улыбнулся. Горджа был почти наполовину моложе Канира и был с архиепископом буквально с тех пор, как окончил семинарию. Он был искусен во всех навыках, необходимых настоящему секретарю, и Канир не сомневался, что любое количество других епископов или архиепископов с радостью наняли бы столь способного молодого человека. Однако Горджа никогда не проявлял ни малейшего интереса ни к одному из поступивших ему предложений. Канир надеялся и верил, что многое из этого было связано с тем, что Гордже нравилось работать на него. Он, безусловно, ценил заслуги младшего священника, хотя и полагал, что с его стороны было эгоистично не подтолкнуть молодого человека к принятию одного из этих конкурирующих предложений. В конце концов, архиепископ с более могущественными связями, вероятно, мог бы быстрее продвинуть карьеру Горджи. К настоящему времени он, несомненно, был бы, по крайней мере, верховным священником, если бы состоял на службе у одного из этих прелатов с лучшими связями.
   Но еще одним аспектом лояльности его секретаря, как хорошо знал Канир, был тот факт, что он родился и вырос прямо здесь, в Гласьер-Харт. Его отец и старшие братья все ушли в шахты еще в позднем детстве, но родители решили, что юный Гарт будет стремиться к большему, и вся его семья пошла на жертвы, чтобы добиться этого.
   Церковь бесплатно предоставляла всем Божьим детям пятилетнее школьное образование (как и следовало бы, - кисло подумал сейчас Канир, - учитывая, сколько марок десятина выжимала из них каждый год), но это была редкая семья из Гласьер-Харта, которая могла выделить потенциальному работнику достаточно времени, чтобы ребенок приобрел что-то большее, чем базовая грамотность. Родители Гарта были полны решимости добиться большего, и каким-то образом им удалось удержать его подальше от шахт и продолжить его образование. Их местный священник тоже увидел в парне что-то такое, что привлекло к Гарту больше внимания со стороны его учителей, которые, в свою очередь, обнаружили, что у этого невысокого, коренастого сына шахтера был первоклассный ум.
   С этого момента путь юноши был в значительной степени предопределен. Мать-Церковь всегда нуждалась в талантах, и с самого начала стало очевидно, что у Гарта есть истинное призвание. Это привлекло к нему внимание предшественника Канира в Гласьер-Харт, и при поддержке своего архиепископа Гарт окончил семинарию в самом Зионе. Предыдущий архиепископ намеревался взять молодого семинариста в свой штат, и когда Канир был возведен на освободившуюся после его неожиданной смерти должность, новый архиепископ сразу же проникся симпатией к недавно рукоположенному отцу Гарту.
   Что, вероятно, объясняет, почему юный росток чувствует себя вправе смотреть на меня так, как будто я слегка помешанный дядя, - размышлял сейчас архиепископ.
   - Если вы имеете в виду, уверен ли я, что это хорошая идея, - сказал он вслух задумчивым тоном, - ответ - да. Если вы имеете в виду, уверен ли я, что это будет самое приятное время года для возвращения, то ответ - нет. Если вы имеете в виду, уверен ли я, что инструкции, которые только что дал вам, были теми, которые я хотел вам дать, тогда, опять же, ответ - да.
   Он почесал подбородок в явном раздумье на одно мгновение, затем бросил на молодого человека сердитый взгляд. Он был ужасным, этот свирепый взгляд, воплощение величия и силы... слегка испорченный юмором, светящимся в его глазах.
   - В целом, я полагаю, что у "да" преимущество. Не так ли?
   - Конечно, ваше преосвященство! - Горджа действительно немного покраснел, но он также покачал головой с истинным упрямством Гласьер-Харт. - Просто, как вы говорите, сейчас не лучшее время года для уединения. Особенно в Саммит-хаусе. Я даже не знаю, в каком состоянии находится дом, и вполне вероятно, что вы прибудете туда без предупреждения. Если вы будете там, наверху, и за вами некому присматривать, кроме Фрейдмина, а погода становится действительно плохой...
   Он позволил своему голосу затихнуть, и Канир улыбнулся. - Я ценю твою заботу, Гарт, действительно ценю. Но я совершенно уверен, что даже пара старых чудаков, таких как Фрейдмин и я, смогут пережить несколько дней изоляции. А Саммит-хаус стоит на этой вершине уже более ста лет, так что сомневаюсь, что какой-нибудь шторм может обрушить его на наши макушки. И, наконец, если условия будут немного суровыми, это вряд ли минус для духовного уединения, не так ли?
   - Нет, ваше преосвященство. Конечно, нет. Это просто...
   - Только то, что ты не хочешь выпускать меня из виду, когда я могу попасть в беду? - сухо закончил Канир, приподняв одну бровь.
   Горджа снова покраснел, затем рассмеялся. - Виновен, ваше преосвященство, виновен! - признался он с улыбкой. Но затем выражение его лица посерьезнело, и он испытующе посмотрел в глаза своему начальнику.
   Канир ответил на этот взгляд спокойно, уверенно, но не отвечая на вопросы, которые он задавал. Он не мог - не хотел - давать Гордже эти ответы. Не сейчас. Он давно решил, что чем меньше юный Гарт будет знать о рискованных действиях своего архиепископа, тем лучше. Нелегко было держать младшего священника вне такой большой части его жизни, но он был активен в Круге задолго до того, как Горджа поступил на службу. Его каналы связи с Уилсинами и Кругом уже были в действии, и он просто отказался поставить в известность о них своего нового секретаря.
   Бывали времена, когда он сомневался в этом решении, и не только из-за того, что оно делало его собственную жизнь более трудной, чем она могла бы быть. Он распознал родственную душу внутри Гарта Горджи, и у него не было особого беспокойства - нет, никакого беспокойства, ни один человек никогда не мог быть абсолютно уверен в чем-либо до испытания - что молодой человек предал бы его или Круг. Если уж на то пошло, он был уверен, что его секретарь быстро согласился бы присоединиться к деятельности Круга. Но он отказался позволить юноше принять это решение на таком раннем этапе его собственной жизни. Это была не та вещь, от которой человек мог бы просто уйти, если бы позже решил, что совершил ошибку, и он более чем наполовину боялся, что Горджа согласился бы, по крайней мере, в значительной степени просто из-за его уважения и симпатии к самому Каниру.
   К тому времени, когда прошло несколько лет, и он был более уверен, что Горджа принял бы обоснованное решение по правильным причинам, появились и другие факторы. Клинтан стал великим инквизитором, что резко повысило ставки. Сам Круг решил, что отныне все сведения о его деятельности и самом его существовании будут распространяться только на ряды епископата. Только ограниченное число младших священнослужителей уже знало об этих вещах, и Круг решил, что лучше оставить все как есть, как для безопасности, так и для защиты своих младших. И, наконец, Горджа женился на своей возлюбленной юности, и первый из имеющихся ныне троих детей уже был на подходе.
   Учитывая все это, Канир решил, что его долг - держать Горджу подальше от этой части своей жизни. На самом деле, в течение последних пяти лет Горджа даже не сопровождал его обратно в Храм между пастырскими визитами. В Зионе Канир нанимал другого секретаря - который, как он был уверен, на самом деле докладывал инквизиции, в то время как он делегировал все больше и больше рутинных обязанностей здесь, в Гласьер-Харт, Гордже. Когда секретарь епископа-исполнителя Уиллиса Хеймлтана, который был намного старше, умер от пневмонии три года назад, Горджа одновременно занял должность секретаря Хеймлтана, так что здесь, в Тейрисе, никогда не случалось так, чтобы он не был полностью загружен множеством его законных обязанностей.
   Бывали времена, особенно в последние несколько месяцев, когда Канир чувствовал себя глубоко виноватым из-за того, что не рассказал Гордже о Круге. Он был далек от уверенности, что Клинтан поверит, что Горджа ничего не знал о деятельности своего начальника. Хуже того, он подозревал, что Клинтану было бы все равно, принимал ли Горджа активное участие или нет. Великий инквизитор вполне мог решить, что, виновен он или нет, Горджа стал бы еще одним прекрасным наглядным примером, и, в конце концов, не было недостатка в младших священниках, которые могли бы заменить его.
   И все же, в конце концов, архиепископ твердо решил не впутывать молодого священника в его собственную судьбу. Его секретарь из Зиона видел каждую часть его переписки с Горджей, что было одной из причин, по которой Канир оставил его даже после того, как убедился, что этот человек регулярно отчитывается перед инквизицией. В этой переписке никогда не было даже намека на что-либо, касающееся Круга или его деятельности, и его единственной реальной надеждой было то, что ее рутинный характер в сочетании с искренним незнанием Горджи о "нелояльной" деятельности своего начальника станет лучшей защитой его секретаря.
   Как бы плохо это ни оказалось в конце концов, Гарт, - подумал архиепископ, - это лучшее, что я могу для тебя сделать. - Он улыбнулся немного печально. - Я даже не могу пригласить тебя бежать со мной - при условии, что у меня когда-нибудь действительно будет шанс бежать. Отчаянное бегство в условиях горной зимы с тремя маленькими детьми и беременной женой - это последнее, что тебе нужно.
   - Очень хорошо, ваше преосвященство, - наконец сказал Горджа. - Не скажу, что думаю, что вы ведете себя глупо, поскольку я слишком исполнен долга, чтобы когда-либо допускать такие неуважительные поступки. И пропади пропадом мысль о том, что пара... уважаемых джентльменов, ни один из которых еще не дожил до шестидесяти, не вполне способны позаботиться о себе даже в самых примитивных условиях. - Он бросил на Канира суровый взгляд, затем вздохнул и покачал головой, когда архиепископ вежливо ответил ему тем же. - Я все устрою. И если вы дадите мне пятидневку, я позабочусь о том, чтобы ящики с углем были полны, а кладовая также была должным образом заполнена.
   - Спасибо тебе, Гарт. - Канир мягко похлопал молодого человека по плечу. - Это очень заботливо с твоей стороны. Я ценю это.
   Что было правдой, - подумал он. - И что еще лучше, задержка, о которой просил секретарь, была бы почти точно нужной продолжительности.
  
   .VIII.
   Штаб-квартира герцога Истшера, Мейкелберг, герцогство Истшер, королевство Чисхолм
  
   Если бы я все еще был человеком из плоти и крови, - размышлял Мерлин Этроуз, когда его последний конь бодро бежал под ним, - я бы действительно устал от этого конкретного упражнения. Или, во всяком случае, от этой конкретной поездки.
   Город Мейкелберг был построен отцом Шарлиэн, королем Сейлисом. Он располагался чуть менее чем в ста пятидесяти милях к северу от Черейта, на узком перешейке между озером Морган и заливом Черри, и с самого начала был задуман как город-крепость.
   Тремя истинными ключами к успеху короля Сейлиса в разрушении власти дворян, которые оттеснили его отца и деда, были, во-первых, королевская армия, которой командовал его зять, герцог Холбрук-Холлоу; во-вторых, союз короны с палатой общин, который был организован и сколочен его другом детства Мараком Сандирсом, бароном Грин-Маунтин; и, в-третьих, география. Ну, география в сочетании с проницательной дипломатией Грин-Маунтина.
   Грин-Маунтин очень осторожно заручился поддержкой герцога Лейкшора, герцога Брокен-Рока и графа Хелены, хотя ему пришлось заниматься чем-то похожим на торговлю драконами гораздо чаще, чем ему действительно хотелось, особенно в случае Брокен-Рока. В сочетании с горячей поддержкой свободного города Порт-Чарлз (который был переименован его гражданами в Порт-Ройял в знак своего энтузиазма по отношению к короне), их поддержка дала Сейлису (который сам был герцогом Черейт) прочную собственную территориальную базу. Защищенный озерами Морган и Меган на западе и морем на востоке и юге, он контролировал лучшие порты королевства и самых производительных ремесленников, что составляло главное преимущество перед его капризной, враждующей между собой оппозицией.
   Мейкелберг был построен в герцогстве тогдашнего герцога Истшера, который не был одним из самых больших поклонников Сейлиса, как раз для защиты этих преимуществ. Он предназначался для того, чтобы удержать Истшера на его собственной стороне озера Морган, тем самым развязывая Сейлису руки, чтобы сосредоточиться на более опасных, более широких подходах через герцогства Лейкшор и Уиндшор. И король с осторожностью постепенно расширял свой контроль, продвигаясь на запад, никогда не обнажая спины.
   Старый герцог Истшер был достаточно тактичен, чтобы погибнуть в бою раньше чем он произвел на свет своего собственного наследника. В тот момент титул перешел к побочной линии, и новый герцог - отец нынешнего герцога - поняв, в какую сторону дует ветер, стал одним из верных приверженцев короны. Несмотря на это, Сейлис содержал стены Мейкелберга в отличном состоянии, и Шарлиэн последовала его примеру. Конечно, Шарлиэн также завершила планы своего отца в отношении озера Морган и озера Меган, связав озеро Морган с заливом Черри каналом короля Сейлиса, а два озера - каналом Эдиминд. Каналы еще больше стимулировали экономику района вокруг Черейта, и не случайно канал короля Сейлиса был идеально расположен для защиты Мейкелберга.
   Близость Мейкелберга к заливу Черри и озеру Морган обеспечивала ему отличные водные коммуникации, что сделало его логичным местом для штаб-квартиры нынешнего герцога Истшера, чтобы он занялся организацией новой имперской армии. Он также был соединен с Черейтом тщательно ухоженной большой дорогой, и капитан Этроуз, как член личной охраны императора Кэйлеба, пользовался приоритетом в получении свежих лошадей на почтовых станциях, которые корона содержала по пути. Все это означало, что он мог совершить путешествие между двумя городами верхом примерно за два долгих сэйфхолдских дня. Если бы он немного ускорил темп, то мог бы проделать ту же поездку за полтора дня или даже чуть меньше.
   Конечно, если бы я мог использовать скиммер, я мог бы сделать это примерно за десять минут, не так ли? - сухо размышлял он, когда (наконец) увидел, как перед ним возвышаются стены Мейкелберга. При этой мысли он лишь наполовину насмешливо поморщился.
   По крайней мере, это не значит, что время потрачено впустую, - напомнил он себе.
   Нимуэ Элбан была в лучшем случае равнодушной наездницей. Она более или менее научилась ездить верхом еще маленькой девочкой, только потому, что на этом настоял ее богатый отец - сам игрок в поло мирового класса. Ее собственные интересы лежали в другом месте... Что, очевидно, озадачивало ее отца, который был твердо убежден, что каждая девочка, когда-либо рожденная, боготворила лошадей. Может быть, так было у каждой другой девочки, когда-либо родившейся, но Нимуэ гораздо больше интересовали парусные лодки.
   Однако, как следствие, навыки верховой езды Мерлина Этроуза также были далеко не блестящими. К счастью, предпочтительным стилем на Сэйфхолде было то, что инструкторы по верховой езде юной Нимуэ называли "западным стилем" (в удивительно неодобрительных тонах). Также, к счастью, Мерлин обладал реакцией, силой и способностью ПИКА буквально программировать свое искусственное тело с помощью навыков "мышечной памяти". Благодаря этим преимуществам его поведение на спине лошади значительно улучшилось, что было к счастью для его репутации сейджина.
   К настоящему времени Мерлин был способен установить себя на автопилот, как только он забирался в седло, и выступал там с отточенным мастерством, которое могли бы улучшить немногие живые люди. Фактически, с ситуационной осведомленностью, обеспечиваемой его искусственно усиленными органами чувств, и скоростью реакции его волоконно-оптической нервной системы он мог легко позволить себе многозадачность во время длительной поездки между Черейтом и Мейкелбергом, что дало ему возможность наверстать упущенное по некоторым из бесконечных дампов данных, поступающих к нему с пультов Совы.
   Это было именно то, чем он занимался с тех пор, как покинул дворец, и, как обычно случалось, когда у него была непрерывная возможность изучить данные, он обнаружил несколько ранее не замеченных аллигаторов, выползающих из болота. Большинство из этих аллигаторов еще не доросли до потенциально катастрофической стадии, но по крайней мере один из них, скорее всего, приведет к "интересному" разговору с архиепископом Мейкелом.
   В сложившихся обстоятельствах, думаю, мне лучше отложить дело до тех пор, пока я не смогу вернуться домой и лично поговорить с ним.
   Это размышление привело Мерлина и его нынешнего коня к мосту Мейкела, самому большому из трех разводных мостов через канал короля Сейлиса. Подкованные железом копыта глухо застучали по балкам моста, и Мерлин переключил мысленные передачи, полностью вернувшись в настоящий момент. Разговоры со Стейнейром могли подождать, пока он не вернется в Черейт; разговор, который он собирался провести здесь с герцогом Истшером, скорее всего, окажется достаточно "интересным", чтобы продолжить его.
   ***
   - Сейджин Мерлин.
   Русил Тейрис, герцог Истшер, был сорока пяти лет, темноволосый и кареглазый, ростом на пару дюймов ниже шести футов и коренастый для своего роста. Хотя он был одним из самых знатных дворян королевства Чисхолм, он поднялся на ноги, когда Мерлина ввели в его кабинет.
   - Ваша светлость, - ответил Мерлин и низко поклонился.
   - Рад снова вас видеть, - продолжил Истшер, протягивая руку. Они пожали друг другу руки, и герцог немного криво улыбнулся.
   - Рад вас видеть, - повторил он, - но не могу не задаваться вопросом, почему именно я вас вижу. Или, скорее, вижу вас снова так скоро.
   - На самом деле, ваша светлость, есть несколько причин, но одна из них важнее всех остальных. - Ответная улыбка Мерлина была несколько более кривой, чем у его хозяина. - В частности, у их величеств есть для вас сообщение, которое, по их мнению, должно быть доставлено лично.
   - А? - Истшер приподнял одну бровь.
   - И, честно говоря, ваша светлость, это также немного... сложно. Думаю, мне потребуется немного времени, чтобы все правильно объяснить.
   - Понимаю.
   Истшер задумчиво посмотрел на своего посетителя. Несмотря на свою собственную преданность короне и, в частности, Шарлиэн Тейт Армак, герцог был до мозга костей чисхолмским дворянином. После измены герцога Холбрук-Холлоу Мерлин убедился (как из личного контакта, так и из записей снарков Совы), что верность Истшера империи - и, несмотря на несколько первоначальных оговорок, также Церкви Чариса, - была подлинной. При всем том, Истшер был одним из тех людей, которым было трудно по-настоящему понять концепцию того, что большинство простолюдинов были такими же людьми, как и он. В его случае это было даже не высокомерие, а просто непонимание. Естественное и врожденное превосходство благороднорожденного было настолько неотъемлемой частью мира, в котором он вырос, что для него было буквально невозможно совершить этот скачок на чем-либо, кроме чисто интеллектуальной основы.
   Тем не менее, была одна область, в которой это было явно не так, поскольку у него не было никаких трудностей с принятием простолюдинов, которые также оказались армейскими офицерами, как равных своим более аристократическим собратьям. На самом деле, он был хорошо известен тем, что безжалостно пресекал любые попытки создать сети аристократического покровительства "старых друзей", когда дело доходило до продвижения по службе и назначений.
   Отчасти это, как подозревал Мерлин, объяснялось тем, что Истшер считал "всех" своих офицеров, включая простолюдинов, членами своей собственной большой семьи. Другая часть, однако, вероятно, была институциональной, учитывая тот факт, что армия была специально создана для того, чтобы ослабить власть аристократии в Чисхолме. Она была создана вокруг простолюдинов, а не аристократов, и, несмотря на высокое благородство его собственного происхождения, у Истшера не было проблем с поддержанием этой традиции. По крайней мере, в армии; вне армии он, казалось, совершенно спокойно относился к господству своих коллег-аристократов, поддерживаемому покровительством.
   В случае с Мерлином Истшер, очевидно, решил, что он подпадает под категорию "солдат", и соответственно относился к нему, даже если у него был дурной вкус родиться где-то помимо Чисхолма. И хотя официальное звание Мерлина по-прежнему было всего лишь "капитан", Истшер, который не был дураком, ясно понимал, что некоторые капитаны были более равны, чем другие. В частности, капитан императорской стражи, назначенный возглавлять личную охрану императора, который впервые представился императору, предотвратив попытку убийства, когда рассматриваемый император был простым наследным принцем, и который обычно использовался как императором, так и императрицей в качестве их личного посланника и для устранения неполадок, был чертовски намного более равным, чем другие капитаны. Это, как решил Мерлин некоторое время назад, и было причиной того, что Истшер обычно обращался к нему "сейджин", а не использовал его официальный ранг. И это, вероятно, также было причиной того, что он относился к простолюдину - и к тому же к простолюдину иностранного происхождения - как к чему-то очень близкому к равному. Не совсем, конечно. Но близко.
   - Если их величества считают, что мне нужно услышать что-то от вас лично, почему бы вам не присоединиться ко мне за ужином? - спросил дальше герцог. - Леди Истшер уехала навестить нашу последнюю внучку, и она вернется только завтра поздно вечером, так что я все равно планировал поужинать в штаб-квартире, а затем отправиться в свои апартаменты здесь, вместо того, чтобы возвращаться домой. Я намеревался попросить кое-кого из моих сотрудников присоединиться ко мне. Должен ли я предположить, что характер вашего послания сделает более целесообразным, чтобы мы с вами поужинали наедине?
   - На самом деле, ваша светлость, - пробормотал Мерлин, - думаю, что это может быть очень хорошей идеей.
   ***
   - Итак, сейджин Мерлин, - сказал Истшер три часа спустя. - Насчет того сообщения?
   - Конечно, ваша светлость.
   Ординарец Истшера наблюдал за слугами, которые убирали посуду, затем наливали вино, ставили графин на стол у локтя Истшера и удалялись из частной столовой, примыкающей к покоям герцога здесь, в цитадели Мейкелберга. Это был превосходный ужин, - с удовлетворением подумал Мерлин, - и вино тоже было неплохим. ПИКА, работающий на термоядерном топливе, не нуждался в питании, хотя его внутренние устройства были спроектированы так, чтобы извлекать материал, необходимый ему для производства его "естественно растущих" волос и бороды из пищи, которую он употреблял. Большая часть этой пищи просто должна была быть утилизирована позже, но ПИКА были разработаны так, чтобы позволить их владельцам делать все, что они могли бы сделать в своих собственных биологических телах. Вкусовые рецепторы Мерлина были полностью функциональны, хотя любой целитель Сэйфхолда впал бы в невнятное безумие, если бы Мерлин попытался объяснить ему, как именно они функционируют. Он наслаждался едой, и, помимо определенной степени туннельного зрения, возникающего из-за этого единственного слепого пятна, когда речь шла о простолюдинах, Истшер был проницательным наблюдателем с острым умом. Беседа за столом была такой же приятной, как и еда, и Мерлин надеялся, что это не изменится.
   Интересно будет посмотреть, взбесится он или нет, - подумал сейджин. Кэйлеб и Шарлиэн заключили пари между собой, и он подозревал, что они вдвоем наблюдали через один из снарков, чтобы узнать, кто из них был прав. Если уж на то пошло, Нарман, вероятно, тоже заглядывает туда, - подумал он.
   Истшер смотрел на него через стол, - понял он, - и в пристальном взгляде герцога было больше, чем намек на нетерпение.
   Перестань колебаться, Мерлин, - твердо сказал он себе и прочистил горло. - Я уверен, вы знаете, ваша светлость, - начал он, - что должны были быть некоторые... опасения по поводу противоречивой лояльности в офицерском корпусе армии.
   - Вы имеете в виду мое понимание, что их величества, должно быть, задавались вопросом, сколько остальных их офицеров собираются пойти тем же путем, что и Холбрук-Холлоу, - решительно сказал Истшер. Брови Мерлина невольно приподнялись от резкости комментария герцога, и Истшер немного язвительно усмехнулся.
   - Вы всегда были воплощением вежливости, сейджин Мерлин, - сказал он, - но только идиот, которым, уверяю вас, я не являюсь, мог не понять, что одной из причин, по которой вы нанесли так много визитов в Мейкелберг от имени их величеств, было изучение этого самого беспокойства. И, честно говоря, я с самого начала предполагал, что вы должны были присматриваться ко мне внимательнее, чем к кому-либо другому, учитывая, что Биртрим был женат на моей сестре и как долго мы с ним дружили даже до этого. Не говоря уже о том факте, что я унаследовал свой нынешний пост непосредственно от него. Однако я также предположил, что, поскольку меня не сняли с этого поста, и поскольку их величества всегда относились ко мне вежливо и откровенно, ваши доклады им должны были быть, по крайней мере, в целом благоприятными.
   Мерлин молча смотрел на него минуту или две, затем пожал плечами. - Надеюсь, я не был слишком очевиден в этом, ваша светлость, - сказал он немного криво, и Истшер издал еще один, чуть менее резкий смешок.
   - На самом деле, когда я сказал, что вы - воплощение вежливости, то имел в виду именно это. И, честно говоря, был бы разочарован, если бы у Шарлиэн и Кэйлеба не было оговорок. - Настала его очередь пожать плечами. - В частности, я наблюдал за ее величеством с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, сейджин Мерлин. Она не выжила бы в тени королевы Исбелл, если была бы глупа. Однако она сделала это не потому, что была настолько неуклюжей, чтобы тыкать людей носом в тот факт, что ей приходилось считать их ненадежными, пока они не доказали обратное. Я бы сказал, что вы прекрасно послужили ей в обоих этих отношениях.
   - Спасибо. - Мерлин слегка поклонился через стол, затем улыбнулся. - И да, ваша светлость, вердикт по вашему делу был полностью благоприятным. И хотя, возможно, на самом деле мне не пристало это добавлять, у меня сложилось впечатление, что на личном уровне ее величество была так же довольна этим, как и в своей официальной ипостаси. Не верю, что она рассматривает - или ценит - вас исключительно как вассала или даже как командующего своей армией.
   - Хорошо. - Выражение лица Истшера смягчилось. - Я не мог винить ее за беспокойство, но все равно не буду притворяться, что меня это не беспокоило. - Печаль коснулась его карих глаз. - Полагаю, что во многом это было из-за причины, по которой она должна была волноваться в первую очередь. - Он покачал головой. - Мне было интересно, как Биртрим собирается справиться с этим конфликтом привязанностей. Я знал, что ему будет тяжело, но...
   Герцог замолчал, снова покачав головой, но сильнее. В этом движении было что-то такое, почти как у призового бойца, пытающегося избавиться от последствий мощного удара слева, и его глаза были отстраненными, глядя на что-то, что мог видеть только он. Затем он слегка передернул плечами, сделал глоток вина и снова повернулся к Мерлину с более оживленным видом.
   - А теперь, по поводу того сообщения...?
   - Что ж, отбросив все вежливые эвфемизмы и околичности, которые я собирался использовать, ваша светлость, короткая версия заключается в том, что их величества и князь Нарман определили, что, в отличие от вас, один из офицеров вашего штаба определенно нелоялен. Фактически, доказательства, имеющиеся в распоряжении князя Нармана, свидетельствуют о том, что офицер, о котором идет речь, активно участвует в государственной измене.
   И каждое слово, которое я только что сказал, является абсолютной правдой, - размышлял он, даже если Шарлиэн и Кэйлеб - и Нарман - сделали это определение на основе предоставленной мной информации.
   Истшер резко выпрямился в кресле, и выражение его лица резко посуровело. Прилагательное, пришедшее на ум, решил Мерлин, было "громоподобный".
   - Кто этот ублюдок?! - потребовал герцог, и его тон был еще более резким, чем выражение его лица. - Я поджарю его гребаные яйца на медленном огне! И это будет самое нежное, что с ним случится!
   Что ж, пока, похоже, Кэйлеб собирается выиграть пари, - сухо подумал Мерлин. - Пожалуйста, ваша светлость! - Мерлин поднял обе руки и сделал нежные, похлопывающие движения "иди медленно". - Я предупреждал вас, что это будет сложно. Полагаю, что у их величеств возникнут кое-какие проблемы, если вы сделаете именно это... в конце концов.
   - В конце концов?! - Выражение лица Истшера сменилось недоверием. - Лэнгхорн, сейджин! Вы только что сказали, что он в моем собственном штате! Вы понимаете, что это означает, к какой информации у него есть доступ? Сколько вреда он может нанести?
   - Вот причина - или, по крайней мере, одна из причин - почему их величества послали меня обсудить это с вами. - Мерлин поморщился. - Чтобы быть совершенно откровенным, ваша светлость, думаю, что было некоторое беспокойство по поводу того, насколько хорошо вы смогли бы притворяться, если бы знали, что офицер, о котором идет речь, был предателем. Я не решаюсь сказать это, но вы не... точно известны личной тонкостью.
   На мгновение показалось, что Истшер буквально не мог поверить в то, что только что услышал. Мерлин спокойно оглянулся, гадая, взорвется герцог или нет, но вместо этого Истшер поразил его резким лающим смехом.
   - Не славится утонченностью, не так ли? - герцог ткнул указательным пальцем в своего гостя за ужином. - Тонкость!
   - Только в личных отношениях, ваша светлость, - серьезно сказал Мерлин. - Когда дело доходит до политики, ее величество считает, что вы можете лгать, обманывать и лицемерить наравне с лучшими!
   Истшер снова рассмеялся, затем покачал головой и одарил Мерлина умеренно суровым взглядом.
   - Хорошо, сейджин. Замечание принято. Но, - выражение его лица снова стало серьезным, и он слегка наклонился вперед, - я остаюсь при своем первоначальном наблюдении. Любой из моих сотрудников знает слишком много о новом оружии, новой тактике, нашем стратегическом мышлении и планировании, силах наших войск. Он снова покачал головой. - Если кто-то передает такого рода информацию, даже просто нашим собственным сторонникам Храма, это чертовски хорошо доходит до Храма!
   - Согласен. - Мерлин кивнул, и выражение его лица стало гораздо серьезнее, чем было раньше. - С другой стороны, думаю, что часть процесса принятия решений заключалась в том, что, поскольку семафорные системы в империи теперь находятся в наших руках, а не в руках храмовой четверки, любой информации из Чисхолма потребуются месяцы, чтобы добраться до Зиона. К тому времени, когда это произойдет, она будет полностью устаревшей и неактуальной. Во всяком случае, не будет иметь для них никакой непосредственной тактической ценности.
   - Но это может иметь довольно большую ценность с точки зрения доктрины и того, как работает новое оружие, - возразил Истшер. - Чем дольше им потребуется, чтобы разобраться в подобном дерьме, тем больше мне это понравится.
   - Ваша светлость, как бы мне ни хотелось, чтобы было иначе, не все люди, служащие Клинтану и Мейгвейру, идиоты, а разведывательные службы инквизиции всегда были одними из лучших в этом мире. Вряд ли могло быть по-другому, учитывая обязанности инквизиции, не так ли?
   Мерлин не сводил глаз с Истшера, пока герцог слегка не кивнул, затем пожал плечами. - В таком случае, думаю, мы должны предположить, что в руки Храма попадет больше информации, чем нам хотелось бы, особенно о новом оружии, что бы мы ни делали. Если уж на то пошло, к этому времени кому-то почти наверняка удалось переправить их экземпляры в руки сторонников Храма. Я был бы крайне удивлен, если бы, например, к настоящему времени у них в Зионе уже не было хотя бы нескольких наших винтовок. И думаю, мы должны принять как данность, что все, что Корисанда выяснила до нашего фактического вторжения, также было передано в Храм. Так что, несмотря на то, что наш штабной офицер-предатель может нанести некоторый ущерб в этом отношении, их величества придерживаются мнения, что ущерб, который он может нанести, перевешивается... другими соображениями.
   - Другие соображения, - повторил Истшер, его глаза сузились. - Должен ли я предположить из этого, сейджин Мерлин, что их величества - о, и давайте не будем забывать князя Нармана - придумали какую-то стратегию, чтобы использовать этого предательского ублюдка?
   - О, думаю, вы можете принять это как данность, ваша светлость. - Мерлин злобно улыбнулся. - На самом деле, если вы сможете сдержать свой порыв - совершенно естественный и вполне понятный, хотя это и так, - отрезать ему яйца и поджарить их, думаю, мы сможем использовать одного относительно незначительного "предательского ублюдка", чтобы устроить небольшую ловушку для очень крупного "предательского ублюдка".
   - Я сказал что-то, что заставило вас подумать, что я намеревался отрезать яйца, прежде чем поджарить? - едко осведомился Истшер, и, несмотря на то, что Нимуэ Элбан родилась женщиной, Мерлин слегка поморщился, поняв, что герцог имел в виду именно это.
   - Моя ошибка, ваша светлость, - извинился он. - Тем не менее, моя точка зрения остается в силе.
   - Понимаю.
   Истшер снова откинулся на спинку стула, правой рукой поигрывая ножкой бокала, в то время как пальцы левой руки медленно и ритмично барабанили по льняной скатерти.
   - Мне приходит в голову, - сказал он наконец, - учитывая то, что вы только что сказали о моей "тонкости" или ее отсутствии, что их величества не послали бы вас рассказать мне об этом, если бы я не был им нужен, чтобы заставить работать эту их стратегию. Я имею в виду, что они предпочли бы ничего мне об этом не говорить и дать мне возможность - в моей собственной неподражаемой манере - предупредить его, что он под подозрением. - Герцог на мгновение обнажил зубы. - Представляю, например, что сдавить его голову, как прыщ, в следующий раз, когда я увижу его, может быть просто крошечной частью дела.
   - Действительно. - Мерлин решил не отвечать прямо на это последнее замечание и удовлетворился еще одним кивком, затем продолжил немного более оживленно. - На самом деле, есть две нужные им вещи, которые вам желательно сделать. Во-первых, они хотели быть уверенными, что вы знали о нем - и об их планах - до того, как вам стало известно о его деятельности самостоятельно. Они были почти уверены, что если это произойдет, вы немедленно арестуете его, а затем сообщите им о том, что обнаружили.
   Он сделал короткую паузу, и Истшер понимающе кивнул. - Во-вторых, - продолжил Мерлин, - они хотят, чтобы вы действительно немного помогли его измене.
   Лицевые мышцы герцога слегка напряглись, и на мгновение показалось, что он собирается возразить. Однако он этого не сделал.
   Думая, что если кто-то еще заметит, что вы "помогаете его измене", они, скорее всего, решат, что вы тоже предатель, не так ли, ваша светлость? - подумал он. - Что ж, я вас не виню. И, честно говоря, тот факт, что эта мысль пришла вам в голову и вы автоматически не возразили, только заставляет меня думать о вас еще лучше.
   - Кто этот парень? - вместо этого спросил Истшер.
   - Граф Суэйл, ваша светлость, - тихо ответил Мерлин.
   Герцог поморщился. В этом выражении была боль - неудивительно, учитывая, как долго семьи Тейрис и Раскейл знали друг друга. Но удивления было меньше, чем могло бы быть.
   - Я задавался вопросом об этом. Или, возможно, мне следует сказать, что я этого боялся. - Голос Истшера был еще тише, чем у Мерлина, и он печально покачал головой. - В последнее время он молчит об этом - особенно после того случая в святой Агте - но его первоначальная реакция на предложение руки и сердца была... несчастной. - Герцог снова покачал головой. - Думаю, он обвинил императора в том, что тот "заманил" королеву в отступничество. Если он это сделал, то это было глупо с его стороны. Я не могу вспомнить, когда в последний раз - или, если уж на то пошло, в первый раз - кому-либо удавалось "заманить" Шарлиэн во что-то, чего она сама никак не хотела делать! Тем не менее, я не удивлюсь, если именно это втянуло его в активную измену. Предполагая, что доказательства князя Нармана верны.
   - Если окажется, что подозрения их величеств беспочвенны, то, что они задумали, не причинит вреда, ваша светлость. Однако, если их подозрения верны, мы можем сделать несколько очень полезных вещей.
   - Хорошо, сейджин Мерлин, - сказал Истшер с оттенком печали. - Соглашусь, по крайней мере, предварительно, с тем, что он стал изменником. И не только буду держаться от него подальше, но и притворюсь, что он все еще один из моих доверенных офицеров... и друзей. А теперь, пожалуйста, будьте так добры, скажите мне точно, что их величества имеют в виду.
   - Конечно, ваша светлость. Главное в том, что...
  
   .IX.
   Церковь святой Кэтрин, улица Кэндлмейкер и склад, город Мэнчир, княжество Корисанда, и
   комната капитана Мерлина Этроуза, казармы имперской армии, город Мейкелберг, герцогство Истшер, королевство Чисхолм
  
   - Итак, вот ты где!
   Тиман Хасканс дернулся, затем поднял глаза с явно виноватым выражением лица. Дейлорс Хасканс стояла наверху узкой лестницы в ночной рубашке, глядя на него сверху вниз, скрестив руки на груди, в то время как пальцы одной босой ноги очень мягко постукивали по площадке. Она была высокой, стройной женщиной, на восемь лет моложе своего мужа, с каштановыми волосами, только начинающими седеть, и сине-зелеными глазами. В данный момент эти глаза были строго прищурены, - отметил Хасканс. - Он подумал - ненадолго - увильнуть, но после тридцати лет брака это было бы бесполезным упражнением. Итак, поскольку его все равно поймали, он решил, что лучше всего будет мужественно признаться в своих проступках.
   - Я обсуждал проповедь на эту пятидневку с Жейфом Лейтиром.
   - Ты имеешь в виду, что вы пили пиво с Жейфом Лейтиром до бесконечности, не так ли? - спросила она.
   - Мы могли бы, возможно, выпить по кружке-другой. Исключительно как источник отчаянно необходимого пропитания, пока мы размышляем о важных вопросах теологии, - ответил он с невероятным достоинством, и уголки ее рта дрогнули. Это была едва заметная тень широкой ухмылки, которую он обычно видел в этот момент в их знакомом, заезженном разговоре, но все же его сердце успокоилось - по крайней мере, немного - когда он увидел это.
   Отец Жейф Лейтир был настоятелем церкви святых торжествующих Архангелов на площади Грей-Лизард, через два прихода от церкви святой Кэтрин, возглавляемой Хаскансом, и они были друзьями много лет. Несмотря на то, что Хасканс был бедаристом, в то время как Лейтир был паскуалатом, они сходились во мнениях по многим вопросам... в том числе по тем, о которых им обоим было запрещено говорить.
   Вот почему глаза Дейлорс были встревоженными, и ей было так трудно улыбнуться.
   - Отчаянно нуждающиеся в пропитании, не так ли? - Она склонила голову набок, намеренно отыскивая утешение в успокаивающей рутине. - Должна ли я предположить из того факта, что вы были вынуждены прибегнуть к жидкой пище, что госпожа Данзей каким-то образом была неспособна обеспечить вас и вашего приятеля бутербродами?
   Лизбит Данзей была домоправительницей в доме священника святых торжествующих Архангелов даже дольше, чем Эзмелда Добинс занимала тот же пост в церкви святой Кэтрин. За эти годы она научилась искусно ухаживать и кормить отца Жейфа и, вероятно, почти так же хорошо заставляла его заботиться о себе, как Дейлорс и госпожа Добинс заставляли Хасканса делать то же самое.
   - На самом деле, мы дополнили потребление жидкости одним или двумя бутербродами с грудкой виверны, - признал Хасканс.
   - Хорошо. В таком случае, возможно, вы двое оставались достаточно трезвыми, чтобы действительно сделать что-то стоящее, - заметила его жена, и он усмехнулся, поднимаясь по лестнице и заключая ее в объятия.
   Она напряглась всего на мгновение, и он почувствовал еще один приступ печали, когда осознал напряжение, сковавшее ее мышцы. Затем она расслабилась, прислонившись щекой к его груди и обняв его в крепком объятии, сила которого говорила все то, что она не позволяла себе озвучивать.
   Он склонился над ней, подложив ее макушку под подбородок и подняв правую руку, чтобы очень нежно погладить ее по волосам. После стольких лет совместной жизни он знал, что ему не нужно извиняться или объяснять - что она точно знала, что побудило его, заставило его занять ту позицию, которую он занял. Ей это не нравилось. На самом деле, она спорила с ним, когда он впервые сказал ей, что намерен признать власть архиепископа Клейрманта и епископа Кейси. Не потому, что у нее была какая-то большая любовь к предыдущему епископу Мэнчира или к епископу-исполнителю Томису, потому что у нее этого не было. Но она боялась того, куда может завести его внутренний гнев по поводу коррупции в Церкви. И она более чем немного боялась, что его решение заклеймит его как предателя Корисанды, а также Матери-Церкви.
   И все же, несмотря на ее опасения, несмотря на ее вполне реальный страх за мужа, которого она любила, она не спорила ни долго, ни упорно. Возможно, это было потому, что она поняла, что спорить бесполезно. Что, в конце концов, он собирался сделать то, чего требовали от него вера и совесть, несмотря ни на что. Однако он думал, что дело не только в этом. Ее забота была о его безопасности, а не результатом какого-либо неприятия его убеждений, поскольку она разделяла эти убеждения. Возможно, она была менее страстной, чем он, более готовой работать постепенно, а не противостоять всей массе церковной коррупции лицом к лицу, но она признала эту коррупцию. Она так же хорошо, как и он, знала, какой пародией на первоначальный замысел Бога стала Церковь.
   Что ничуть не сделало ее счастливее при мысли о том, что он и Жейф Лейтир, чье реформаторское рвение было таким же глубоким, как и его собственное, координировали свои проповеди на предстоящую среду.
   - Прости, любимая, - прошептал он ей на ухо, и ее объятия сжались еще крепче. - Не хотел тебя расстраивать, но...
   - Но ты упорный, решительный, страстный, упрямый сумасшедший бедарист, - перебила она, не отрывая щеки от его груди, и издала смех, который лишь слегка дрожал по краям. Она оставалась на месте еще мгновение или два, затем откинулась назад ровно настолько, чтобы приподняться на цыпочки и поцеловать его в бородатую щеку.
   - Не могу притворяться, что не знала этого, когда ты сделал мне предложение. Хотя, теперь, когда я думаю об этом, упрямство, по крайней мере, вероятно, стало немного более выраженным за последние несколько десятилетий.
   - Полагаю, что так оно и есть, - мягко сказал он, его живые карие глаза потеплели от нежной благодарности.
   - О, уверена, что так оно и есть! - Она оглянулась на него, в последний раз нежно сжала его в объятиях, а затем отпустила. - Наверное, несмотря на твое нынешнее одурманенное алкоголем состояние, ты захочешь переписать свои записи проповеди, прежде чем ляжешь спать?
   - Боюсь, что да, - согласился он.
   - Ну, не могу сказать, что удивлена. И Эзмелда оставила тарелку с бутербродами с ветчиной в твоем кабинете. Ты понимаешь, просто на случай, если голод снова будет угрожать одолеть тебя.
   - И кружку пива в придачу к этому? - с надеждой спросил он, смеясь над ней глазами.
   - И кувшин холодной воды в придачу, - строго ответила она. - Мы с ней придерживались мнения, что ты, вероятно, выпил достаточно пива, пока "размышлял о важных вопросах теологии" с Жейфом.
   - Увы, ты, вероятно, была права, - сказал он ей, протягивая руку, чтобы слегка коснуться ее щеки.
   - Тогда иди - иди! - Она сделала прогоняющие движения обеими руками. - И не засиживайся всю ночь, - предупредила она, когда он снова начал спускаться по лестнице.
   ***
   Спустя почти два часа Хасканс откинулся на спинку стула и слегка потер глаза. Эти глаза уже не были такими молодыми, как когда-то, и хотя Эзмелда Добинс держала отражатели ламп ярко отполированными, их освещение было плохой заменой дневному свету.
   И у тебя также не самый лучший почерк в мире, Тиман, - напомнил он себе.
   Что было достаточно правдиво. К счастью, он как раз заканчивал. Он хотел дать мыслям покрутиться в своем мозгу еще день или около того, прежде чем облечь их в окончательную форму. И там была пара отрывков из Священных Писаний, которые ему нужно было рассмотреть, чтобы вставить. Как правило, он старался не нагружать свои проповеди слишком большим количеством таких вставок, но...
   Его мысли резко оборвались, когда сзади ему на голову опустился тяжелый матерчатый мешок.
   Полный шок обездвижил его на одно сердцебиение... которого было как раз достаточно для человека, так тихо прокравшегося в кабинет сзади него, что он ничего не услышал, чтобы туго затянуть горловину мешка вокруг его шеи. Он начал тянуться вверх и назад, выгибаясь дугой, чтобы выпрыгнуть со стула, затем остановился, когда холодная, острая сталь коснулась его горла чуть ниже края мешка.
   - Издай хоть один звук, - прошипел голос ему в ухо, - и я перережу твою гребаную глотку прямо сейчас!
   Он замер, сердце бешено колотилось, и кто-то тихо рассмеялся. Это был уродливый, голодный звук.
   - Лучше, - сказал голос, и теперь он знал, что их было по крайней мере двое, потому что он не принадлежал мужчине, который смеялся. - Теперь ты идешь с нами, - продолжал голос.
   - Нет. - Хасканс был удивлен тем, как спокойно, как твердо прозвучало это слово. - Давай, режь, если это то, для чего ты здесь, - продолжил он.
   - Если это то, чего ты хочешь, - сказал голос. - Конечно, если ты этого хочешь, нам также придется перерезать глотку этой сучке наверху, не так ли?
   Сердце Хасканса замерло. - Ты не подумал об этом, не так ли? - усмехнулся голос. - Теперь ты не такой самоуверенный, не так ли, гребаный предатель?
   - Я был многим в своей жизни, - ответил Хасканс так спокойно, как только мог, с ножом у горла и ужасом за свою жену в сердце, - но никогда не был предателем.
   - Вижу, ты также лжец, - проскрежетал голос. - А вот и сюрприз! Но в любом случае, ты идешь с нами - сейчас. - Нож надавил сильнее. - А разве нет?
   Хасканс на мгновение замолчал, а затем заставил себя кивнуть.
   ***
   Тиман Хасканс понятия не имел, как долго он просидел привязанным к стулу.
   У него было лишь смутное представление о том, где он может быть. Они привезли его сюда в грузовой тележке, прикрытой брезентовым чехлом, с ослепляющим мешком, все еще надетым на голову. Он не думал, что они таскали его достаточно долго, чтобы действительно покинуть город, хотя он не мог быть в этом уверен. Он думал о том, чтобы закричать, несмотря на то, что вряд ли кто-нибудь бродил по улицам столицы, чтобы услышать его в такой поздний час, но его похитители заткнули ему рот кляпом после того, как связали его, и голос с ножом все время сидел на корточках у его головы.
   Судя по звуку, который издали колеса тележки, когда они наконец достигли места назначения, и шуму, похожему на звук тяжелых раздвижных дверей, он заподозрил, что находится где-то в складском помещении. Их было достаточно, все еще стоявших без дела и пустовавших после чарисийской осады, и этот казался довольно большим. Достаточно велик, как он был уверен, чтобы никто за его стенами не мог услышать ничего из того, что происходило внутри.
   Он проводил свое время, молча читая Священные Писания. Знакомые отрывки помогали, но даже они не могли растворить холодный, замерзший комок в животе. Характер его похищения и угроза в адрес Дейлорс слишком много рассказали ему о людях, стоявших за этим, а он был всего лишь смертным. Были пределы количеству страха, которое могла свести на нет даже самая сильная вера.
   Без сомнения, они оставили его здесь, брошенного и одинокого, чтобы позволить этому страху воздействовать на него. Он хотел бы сказать, что стратегия не сработала, но...
   Внезапно позади него открылась дверь. Он напрягся, мышцы сократились, затем болезненно заморгал от света, когда наконец с его головы сорвали мешок.
   Свет, как он понял мгновение спустя, на самом деле был не таким ярким, каким казался его привыкшим к темноте глазам. Им потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться, а затем его взгляд сфокусировался на жилистом, темноволосом, кареглазом мужчине, стоявшем лицом к нему, скрестив руки на груди. Мужчина был, вероятно, по меньшей мере на двадцать лет моложе Хасканса, с сильно изуродованной щекой. Это было похоже на старый ожог, и даже сейчас Хасканс почувствовал укол сочувствия к тому, какая травма могла оставить такой глубокий и уродующий шрам.
   - Итак, - сказал человек со шрамом на лице, и сочувствие Хасканса внезапно испарилось, когда он узнал голос из своего кабинета, - вы наслаждались тихой небольшой медитацией, отец?
   Его насмешка превратила церковный титул в непристойность, и Хасканс почувствовал, как его собственные глаза посуровели в ответ.
   - На самом деле, - он заставил себя сказать спокойно, - так и было. Ты мог бы когда-нибудь попробовать это сам, сын мой.
   - Я не твой "сын", ты, гребаный предатель! - прорычал человек со шрамом на лице. Его руки резко разжались, правая рука легла на рукоять уродливого ножа, висевшего в ножнах на поясе.
   - Возможно, и нет, - сказал Хасканс. - Но любой человек - сын Матери-Церкви и Бога... если только он не решит им не быть.
   - Как ты, - прошипел человек со шрамом на лице.
   - Я не выбирал ничего подобного. - Хасканс встретил уродливый, ненавидящий взгляд другого мужчины так твердо, как только мог.
   - Не лги мне, ублюдок! - Человек со шрамом на лице вытащил клинок на четверть дюйма из ножен. - Я сам сидел в твоей гребаной церкви. Слышал, как ты извергаешь грязь против Матери-Церкви! Я видел, как ты лизал задницу проклятым чарисийцам из Шан-вей и этим трусливым чудакам из "регентского совета"!
   - Никто так не слеп, как те, кто отказывается видеть, - тихо процитировал Хасканс.
   - Не смей цитировать мне Писание! - Голос человека со шрамом на лице резко повысился, но Хасканс просто пожал плечами, как мог, учитывая, насколько крепко он был привязан к стулу.
   - Вот почему это было дано нам, - ответил он. - И если бы вы не заткнули уши и не закрыли глаза, точно так, как имел в виду Лэнгхорн, когда давал нам этот отрывок, вы бы знали, что я никогда не "извергал" ни единого слова "грязи" против Матери-Церкви. Я говорил только правду о ее врагах.
   Нож с шипением вылетел из ножен, и человек со шрамом на лице запустил пальцы левой руки в волосы Хасканса, откидывая его голову назад. Острая сталь снова надавила на его изогнутое горло, и губы другого мужчины растянулись в уродливом зверином оскале.
   - Ты ее враг! - прошептал он полушепотом, его глаза горели ненавистью. - Каждый раз, когда ты открываешь рот, ты доказываешь это! И ты втягиваешь других в ересь, отступничество и измену!
   - Ибо будет так, что мудрый человек будет говорить мудрость глупцу, а глупец не узнает ее.
   Хасканс понятия не имел, как ему удалось произнести эти слова, когда он уставился в этот полный ненависти взгляд. Это была часть того же отрывка из Книги Лэнгхорна, который он уже цитировал, и на мгновение ему показалось, что его похититель собирается перерезать ему горло прямо здесь и сейчас. На самом деле, часть священника надеялась, что он так и сделает.
   Но человек со шрамом на лице заставил себя остановиться. Он скрутил волосы в левой руке достаточно сильно, чтобы Хасканс зашипел от боли, несмотря на все, что он мог сделать, затем откинул голову пленника набок и отступил назад.
   - Я сказал им, что ты не сможешь сказать ничего стоящего, - сказал он тогда спокойно, почти ласково. - Они думали, что ты можешь, но я знал. Я слушал твои проповеди, ты, никчемный сукин сын. Я точно знаю, какого рода...
   - Этого достаточно, Ран.
   Хасканс не слышал, как за его спиной снова открылась дверь, но теперь он повернул голову и увидел другого мужчину. Этот был одет в пурпурную рясу ордена Шулера и шапочку с коричневой кокардой младшего священника, и мышцы живота Хасканса сжались, когда он увидел его.
   Новоприбывший несколько секунд молча смотрел на Хасканса, затем покачал головой.
   - Молодой Ран может быть немного импульсивным, и его речь часто бывает несдержанной, отец Тиман, - сказал он. - Тем не менее, у него есть способ проникнуть в суть вещей. И уверен, что в глубине своего сердца ты даже сейчас понимаешь, что все, что он сказал, правда.
   - Нет, это не так, - ответил Хасканс, и теперь в его голосе была странная безмятежность. - Ты - и он - можете закрыть глаза, если хотите. Бог дал вам свободу воли; Он не остановит вас в ее осуществлении, независимо от того, как вы, возможно, извратили свое собственное понимание Его истины. Но тот факт, что ты предпочитаешь не видеть солнце, не делает его менее ярким.
   - По крайней мере, я вижу, ты помнишь слова Священного Писания. - Улыбка шулерита была тонкой. - Жаль, что вы решили отвернуться от его значения. "Я основал Его Святую Церковь, как Он повелел мне, и теперь я отдаю ее на ваше попечение и на попечение ваших собратьев, избранных Богом. Управляйте ею хорошо и знайте, что вы - мои избранные наследники и пастыри Божьего стада в мире". Лэнгхорн дал это поручение викарию, а не мне, и, безусловно, не тебе. Когда ты повышаешь свой голос в нечестивых нападках на викариат, ты нападаешь на Лэнгхорна и Самого Бога!
   - Я этого не делаю, - категорично сказал Хасканс, слова были взвешенными и холодными. - В самом следующем стихе Лэнгхорн сказал: "Смотрите, чтобы вы не потерпели неудачу в этом поручении, потому что от вас потребуют отчета, и каждая потерянная овца будет весить на весах вашего управления". Викарий Жэспар и его друзья должны были помнить об этом, потому что я почему-то сомневаюсь, что Бог забудет об этом, когда придет их время встретиться с Ним. Я не Он, чтобы требовать такой отчетности, но я священник. Я тоже пастух. Я тоже должен однажды отчитаться, и я не потеряю ни одной из своих овец из-за "великого инквизитора", настолько погрязшего в коррупции и амбициях, что он по прихоти предает целые королевства огню и разрушению!
   Глаза шулерита блестели, но он был более дисциплинирован, чем человек со шрамом на лице. Его ноздри могли раздуваться, а лицо могло потемнеть от гнева, но он заставил себя глубоко вздохнуть.
   - Шан-вей может заманить людей в ловушку многими способами, - холодно сказал он. - И высокомерие духа, чистое тщеславие, которое ставит ваш собственный интеллект выше святого слова Божьего, является одним из самых соблазнительных. Но Мать-Церковь всегда готова принять домой даже худших из грешников, если их раскаяние и покаяние искренни.
   - Или если инквизиция будет пытать их достаточно долго, - мрачно ответил Хасканс.
   - Щадить плоть и терять душу - едва ли путь благочестивой любви, - сказал шулерит. - И в вашем собственном случае, отец, вы нанесли огромный ущерб Матери-Церкви. Мы не можем этого допустить. Итак, мы предлагаем вам выбор. Откажитесь от своей ереси, своей лжи, своих ложных обвинений и гнусного посягательства на самые основы Божьего творения в этом мире, и Мать-Церковь снова примет вас.
   - Ты имеешь в виду, что хочешь, чтобы я снова стоял за своей кафедрой и лгал. - Хасканс покачал головой. - Я не буду. Мы с тобой оба знаем, что я не говорил ничего, кроме правды. Я не откажусь от нее по приказу того, кто продолжает служить грязи и коррупции, гноящимся в сердце Храма.
   - Шулер знает, как бороться с врагами Матери-Церкви, - зловеще сказал шулерит, и Хасканс удивил их обоих коротким, резким лающим смехом. Это был звук презрения, а не юмора.
   - Ты думаешь, я уже не понял, куда ты клонишь? - Он снова покачал головой, в его глазах был вызов. - Я знаю, что ваш учитель в Зионе сделал с архиепископом Эрейком и знаю истинную причину, по которой он это сделал. Что касается меня, то я не испытываю любви к империи Чарис, но Церковь Чариса знает врагов Бога, когда видит их. Я тоже так думаю. И знаю, с кем я хочу быть рядом.
   - Теперь ты говоришь смело, - холодно и мягко сказал шулерит. - Ты скоро запоешь по-другому, когда поймешь, что Шан-вей не протянет руку, чтобы спасти тебя от справедливого Божьего гнева.
   - Я могу. - Хасканс не пытался скрыть страх, который, как они оба знали, свернулся в его глубине, как какая-то замерзшая змея, но его голос был тверд. - Я всего лишь человек, а не архангел, и плоть моя слаба. Но что бы ни случилось с моей плотью, я буду смотреть в лицо Богу без страха. Я делал только то, что Он повелел делать всем Своим священникам. Я уверен, что совершал ошибки на этом пути. Все люди так поступают, даже те, кто призван к Его служению. Но, по крайней мере, в этом я не ошибся, и мы с тобой оба знаем, что это истинная причина, по которой я здесь. Ты должен заткнуть мне рот, пока я не причинил еще больший вред этому блуднику Клинтану.
   - Молчать!
   Шулерит наконец вышел из себя, и его открытая ладонь ударила Хасканса по лицу. Та же рука вернулась с другой стороны, ударив связанного священника наотмашь, и Хасканс застонал от боли, почувствовав вкус крови, и еще больше крови хлынуло из его ноздрей. Только веревки, привязывающие его к стулу, удерживали его на нем.
   Шулерит резко отступил назад, уперев руки в бока, и Хасканс выплюнул густую струю крови на пол склада.
   - Значит, говорить правду о Клинтане - худшее преступление, чем "предательство" Матери-Церкви, не так ли? - спросил он затем, его голос стал более хриплым, так как он был вынужден дышать через рот.
   - Ты оскверняешь сам воздух Божий каждым произносимым тобой словом, - категорично сказал ему шулерит. - Мы изгоняем тебя. Мы отправляем тебя во внешнюю тьму, в уголок Ада, предназначенный для твоей темной госпожи. Мы вычеркиваем твое имя из числа детей Божьих и навсегда вычеркиваем тебя из общества искупленных душ.
   Мышцы живота Хасканса превратились в сплошной кусок свернувшегося свинца, когда он услышал формальные слова осуждения. Они не стали неожиданностью - не после того, что уже прошло, - и все же он обнаружил, что на самом деле их слушание несло в себе ужас, чувство завершенности, которого он не ожидал даже сейчас. Возможно, - предположил уголок его сознания, - это было потому, что он не осознавал, что может чувствовать еще больший ужас, чем уже испытывал.
   И все же это было нечто большее, чем простой страх, нечто большее, чем паника. Было осознание того, что для него настал момент отплатить за все радости, дарованные ему Богом. Он насмешливо наблюдал, как человек со шрамом на лице медленно снова вытаскивает нож, и, несмотря на свой страх, тихо произнес благодарственную молитву. Он никогда не сомневался: то, что должно было произойти, будет хуже - намного хуже - чем все, что он мог себе представить, но, по крайней мере, его похитителям не хватало полного набора орудий пыток, которые Книга Шулера предписывала врагам Матери Церкви. Что бы с ним ни случилось, он будет избавлен от всего ужаса, который инквизиция навлекла на Эрейка Динниса. И когда он смотрел, как вынимают нож, даже когда чья-то рука снова откинула его голову назад, а другая рука разорвала его сутану вокруг талии, он молился, чтобы он обрел то же мужество, ту же веру, что и Диннис.
   ***
   Глаза Мерлина Этроуза резко открылись.
   Нимуэ Элбан всегда спала глубоко и спокойно. Ей никогда по-настоящему не нравилось просыпаться, и процесс приведения ее мозга в состояние полного бодрствования обычно занимал не менее минуты или двух. Мерлин был не таким. Для него переход между "сном", которого требовал от него Кэйлеб каждую ночь, и полным пробуждением был таким же резким, как поворот выключателя.
   Что, в конце концов, именно так и произошло.
   Поэтому, когда эти сапфировые глаза открылись, он полностью осознал свое окружение и время. Это означало, что он также полностью осознавал, что его внутренние часы не должны были будить его еще час и двенадцать минут.
   - Лейтенант-коммандер Элбан.
   Глаза Мерлина, верные непроизвольным рефлексам своего человеческого прототипа, расширились от удивления, когда голос тихо заговорил в его электронном мозгу.
   - Сова? - выпалил он, настолько удивленный, что почти заговорил вслух. - Это ты, Сова? - продолжил он, тем самым (как он понял мгновение спустя) подтвердив свое удивление, поскольку он никак не мог не узнать голос далекого ИИ. Но, по крайней мере, ему все же удалось не заговорить. Немаловажное соображение, учитывая, что стены его гостевой спальни здесь, в штаб-квартире герцога Истшера в Мейкелберге, едва ли можно было назвать звуконепроницаемыми.
   - Да, лейтенант-коммандер Элбан, - подтвердил компьютер.
   - Что такое? - потребовал Мерлин, его расширенные глаза снова сузились в раздумье.
   - Возникла ситуация, не предусмотренная моими инструкциями, и мне требуется ваше руководство для ее разрешения, лейтенант-коммандер Элбан.
   - В каком смысле? - Голос Мерлина был напряжен. Это был первый раз, когда искусственный интеллект вступил с ним в контакт без конкретных инструкций для этого. Таким образом, это было доказательством того, что действительно может начать проявляться полностью осознанное самосознание, которое, как обещало руководство, постепенно разовьется в Сове. Но тот факт, что компьютер разбудил его, наводил на мысль, что побудившее его раскрыть свои развивающиеся способности не подпадало под категорию хороших новостей.
   - Я только что получил обычную загрузку с удаленного снарка Чарли-Браво-Семь-Девять-Один-Три, - ответил Сова на его вопрос. - Анализ его содержания предполагает, что желательно привлечь к нему ваше внимание.
   - Какого рода контент? - спросил Мерлин. Первые две буквы обозначения снарка указывали на то, что это была одна из разведывательных платформ Корисанды, но, хотя его собственная память была такой же совершенной, как у Совы, в эти дни он не пытался "запомнить" полное обозначение ни одной из них.
   - Субъект Хасканс, отец Тиман, был похищен, - сказал Сова.
   - Что? - Мерлин резко сел на кровати.
   - Субъект Хасканс, отец Тиман, был похищен, - повторил Сова, и, с развитым самосознанием или нет, электронный голос ИИ звучал слишком спокойно. Бескорыстно.
   - Когда? - потребовал Мерлин, поворачиваясь всем телом, чтобы поставить ноги на пол, и уже потянувшись за своей одеждой.
   - Он был похищен примерно пять часов девятнадцать минут и тридцать одну секунду назад, лейтенант-коммандер, - ответил Сова.
   - И ты говоришь мне об этом только сейчас? - Мерлин знал, что вопрос был несправедливым, даже когда он его задал. Тот факт, что Сова сам решил вообще упомянуть об этом, был почти чудом, но даже так...
   - У меня не было конкретных инструкций следить за похищениями, лейтенант-коммандер, - спокойно сказал ему Сова. - В отсутствие таких инструкций мои фильтры не сразу привлекли мое внимание к этому событию. Я обнаружил ситуацию только в результате обычного сброса данных от Чарли-Браво-Семь-Девять-Один-Три. Когда я загрузил данные, я сразу же связался с вами.
   Мерлин встал, натягивая штаны и потянувшись за туникой. - Какова текущая ситуация Хасканса? Дай мне сообщение со снарка в реальном времени!
   - Конечно, лейтенант-коммандер.
   ИИ повиновался инструкции почти мгновенно, и Мерлин Этроуз потрясенно хрюкнул, когда изображение внезапно появилось в его электронном мозгу.
   Боже милостивый, - ошеломленно подумал уголок его сознания. - Боже милостивый!
   Он вздрогнул, когда аудиосенсоры снарка добросовестно наполнили его чувства раздирающим горло криком. Кровавый ужас этой сцены обрушился на него, и тот же самый оцепенелый, далекий уголок его сознания знал, что если бы он все еще был существом из плоти и крови, его желудок автоматически поднялся бы в знак протеста.
   Этот ужас заморозил его, а он уже насмотрелся ужасов на дюжину обычных жизней. Он начал было приказывать Сове подготовить разведывательный скиммер, но приказ остался непроизнесенным. Он был почти в трех тысячах миль от Мэнчира. Ему потребуется сорок минут, чтобы совершить полет, даже на скорости пять Махов, и еще пятнадцать минут, чтобы доставить сюда разведывательный скиммер и самого себя на его борт. Если уж на то пошло, каким бы осторожным он ни был, всегда существовала вероятность, что кто-нибудь заметит, как его подбирает скиммер. Судя по ужасным повреждениям, которые уже были нанесены священнику, Хасканс никак не мог продержаться достаточно долго, чтобы Мерлин успел добраться туда. И, учитывая ограничения медицины Сэйфхолда, его жестокие раны, несомненно, уже были смертельными.
   Даже если Мерлин решил бы рискнуть и выдать свои собственные "демонические" способности, Тиман Хасканс уже был мертвецом.
   И, да поможет мне Бог, чем скорее он умрет, тем лучше, - болезненно подумал Мерлин.
   Он снова опустился на кровать, сапфировые глаза ослепли, когда зрелище и звуки прорвались через его прямую трансляцию из снарка. Он должен закрыть это, - сказал он себе. - Он ничего не мог поделать, не сейчас. Было слишком поздно. И у него не было никакой необходимости - никакой причины - подвергать себя ужасу смерти Хасканса.
   Но была необходимость и была причина. Теперь он понимал Эйдорей Диннис лучше, чем когда-либо прежде. Понял, почему она не смогла отвернуться, отказаться быть свидетелем того, что инквизиция сделала с ее мужем.
   Кто-то должен был знать. Кто-то должен был быть свидетелем.
   И, - мрачно сказал он себе, - кто-то должен был помнить.
  
   .X.
   Монастырь святого Жастина, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Эйдрин Уэймин откинулся на спинку стула и устало потер глаза. Сообщения и отчеты перед ним начинали расплываться, когда он пытался их прочитать, и здравый смысл пытался настоять на том, что ему пора отправляться спать. Он все еще мог поспать пару часов до рассвета, и Лэнгхорн знал, что они ему нужны.
   Казалось, что в сутках никогда не бывает достаточно часов. Это было справедливо для любого интенданта, даже когда он действовал открыто из своего кабинета во дворце своего архиепископа. Когда же он был вынужден выполнять свои обязанности из укрытия, скрываясь, чтобы те самые светские власти, которые должны были подчиняться его указаниям, не нашли его и не потащили к отступнику "архиепископу", ситуация могла только ухудшиться.
   И все же, - криво усмехнулся он, опуская руку, - есть по крайней мере какие-то компенсирующие факторы, не так ли? Например, потеря семафора. - Он фыркнул. - Возможно, мне приходится беспокоиться о таких мелочах, как проклятие потерянных душ, быть схваченным и осужденным за измену, быть казненным - подобных мелких проблемах. Но, по крайней мере, чертов трафик сообщений значительно сократился!
   Его губы дрогнули от собственной слабой попытки пошутить, но в этом было больше, чем немного правды. Здесь, у святого Жастина, он был в такой же безопасности, как и в любом другом месте завоеванной Корисанды, и правда заключалась в том, что он почти не боялся быть выданным властям. Это было не совсем то же самое, что отсутствие страха, но все же было близко к этому. И по мере того, как здесь, в городе распространялось движение сопротивления, его щупальца и информационные каналы продолжали распространяться и расти вместе с ним. И все же, несмотря на то, что это означало неуклонно растущий поток сообщений и отчетов, его потерянный доступ к семафорным станциям Матери-Церкви полностью отрезал его от событий в остальной части княжества.
   Те несколько депеш, дошедших до него сюда от епископа-исполнителя Томиса Шайлейра, доставленных контрабандой доверенными курьерами, были короткими и загадочными. По сравнению с плавным, почти мгновенным общением, к которому он привык до вторжения чарисийцев, это было похоже на то, что его сделали глухим и слепым. Ему это совсем не нравилось, и особенно не нравилось из-за того, как мало он знал о том, что на самом деле происходило за пределами Мэнчира.
   Ты имеешь в виду, - сказал он себе, - что беспокоишься об этом, потому что на самом деле не доверяешь способности епископа Томиса справиться с чем-то подобным. Он не самый умный епископ, которому ты когда-либо служил, не так ли? Но, по крайней мере, он полон решимости что-то сделать, вместо того, чтобы продавать себя чарисийцам, и нечего на это чихать, Эйдрин!
   На самом деле это было не так, и, чтобы быть справедливым по отношению к свергнутому епископу-исполнителю, контакты, которые он, по-видимому, установил с такими людьми, как граф Сторм-Кип, граф Дип-Холлоу и барон Ларчрос, звучали гораздо более многообещающе, чем ожидал Уэймин даже несколькими месяцами ранее. Конечно, у Уэймина не было никаких реальных подробностей о том, куда именно придут епископ-исполнитель Томис и его светские союзники, или что именно они имели в виду, и даже здесь он был мучительно осторожен, чтобы не записать ни единого слова о них в письменном виде. Впрочем, на самом деле это не имело значения. Его собственные инструкции исходили от самого великого инквизитора и были направлены в качестве мер предосторожности задолго до вторжения чарисийцев. Шайлейр примерно знал, каковы были эти инструкции, и Уэймин не сомневался, что он учитывал эти знания в своих планах и планах своих новых союзников, но что бы они ни задумали, это не изменило миссию Уэймина.
   И викарий Жэспар был прав, еще раз напомнил себе интендант. То, что происходит на севере, важно, может быть, даже критично, но то, что происходит прямо здесь, в Мэнчире, еще важнее. Это не просто столица, это самый большой город во всем княжестве, и все остальные города и поселки следят за тем, что здесь происходит. Если этот "регентский совет" и "генерал вице-король Кэйлеба" не смогут сохранить здесь свой контроль, то остальная часть княжества будет гораздо охотнее бросать им вызов.
   Он снова подался вперед и потянулся за следующим отчетом. В некотором смысле он ненавидел записывать все это, хотя и старался использовать кодовые имена, известные только ему, для идентификации большинства своих агентов. Письменные записи были не самой безопасной вещью для заговорщика, чтобы хранить их повсюду, но без них он быстро потерял бы способность отслеживать свои собственные операции. Это был вопрос достижения наилучшего баланса, который он мог найти между безопасностью и эффективностью.
   Он нахмурился, читая памятку, которая добралась до вершины текущей стопки. Она была от Албейра Камминга, и Эйдрин Уэймин был очень раздумчив в том, что касалось Камминга. Этот человек, несомненно, был способным, и в прошлом он оказался чрезвычайно полезным. К сожалению, одна из причин, по которой он оказался таким полезным, заключалась в том, что, насколько мог судить Уэймин, он был совершенно свободен от чего-либо, отдаленно похожего на угрызения совести. Попросту говоря, он был профессиональным убийцей. Один из лучших убийц, которых можно купить за деньги... что и было той самой причиной, по которой Уэймин проявлял двойственность в том, что касалось его самого. Деньги купили ему услуги Камминга, всегда было возможно, что больше денег из другого источника купят предательство Камминга.
   И если Албейр Камминг решит предать Уэймина, последствия могут быть катастрофическими, поскольку только Камминг знал истинную личность человека, который на самом деле заказал убийство князя Гектора и заплатил за него.
   Уэймин подумывал о том, чтобы тихо устранить Камминга. На самом деле, он довольно часто думал об этом, но никогда не решался. Во-первых, потому, что Камминг продолжал доказывать свою полезность и энергичность. Действительно, у Уэймина возникло искушение заключить, что Камминг питал искреннюю (хотя и несколько анемичную) преданность Матери-Церкви, хотя интендант не был бы готов поставить на такую вероятность какую-либо огромную сумму. Но вторая причина, по которой Уэймин до сих пор воздерживался от организации постоянного исчезновения убийцы, заключалась в подозрении, что Камминг принял собственные меры, чтобы защитить себя. Это было бы так похоже на этого человека - спрятать улики, связывающие Уэймина - и, соответственно, самого великого инквизитора - с убийством Гектора. Уэймин мог придумать несколько способов, которыми Камминг мог бы устроить все так, чтобы любое такое доказательство попало в руки оккупантов, если он сам пострадает от несчастья. И интендант был уверен, что Камминг был более чем достаточно изобретателен, чтобы придумать немало подходов, которые ему даже не приходили в голову.
   С другой стороны, тот факт, что он был причастен к убийству Гектора, отрезает оба пути, - подумал интендант. - Он не может позволить, чтобы меня схватили и заставили говорить, больше, чем я могу позволить, чтобы его схватили. Так что у нас двоих есть отличная причина заботиться друг о друге, не так ли? И это, по иронии судьбы, делает его самым надежным агентом, который у меня есть.
   И в том, чтобы полагаться на профессионала, были определенные преимущества. Каковы бы ни были другие его недостатки, Камминг вряд ли собирался совершить фатальную ошибку из-за фанатизма, и это было больше, чем можно было сказать о некоторых недавно завербованных агентах Уэймина. У таких людей, как Пейтрик Хейнри, было много энтузиазма, который слишком часто подпитывался горькой обидой и ненавистью. Но тот же самый энтузиазм мог затруднить их контроль, что было главной причиной, по которой Уэймин был так осторожен, сохраняя свою анонимность, когда дело касалось их. Хейнри был одним из немногих исключений из этого правила, но он также думал, что интендант давно "сбежал" из города. Это была одна из причин, по которой Уэймин назначил Камминга ответственным за управление его контактами с группой Хейнри.
   Это также было одной из причин, по которой он решил доверить Каммингу решать, кого использовать для текущей операции. Интендант выбрал инквизитора, которому было поручено выполнение миссии, но он дал Каммингу возможность выбрать, кто предоставит то, что убийца назвал "мускулами", чтобы действительно выполнить ее. Камминг был гораздо лучше знаком с отдельными агентами, которых он завербовал, - с их способностями, личностями и мотивами, - чем Уэймин. И Уэймин был уверен, что Камминг использовал все свои значительные таланты, чтобы убедиться, что ни один из этих агентов не сможет навести на него стражу. Что, в свою очередь, означало, что они также не были в состоянии привести ту же самую стражу обратно к Уэймину.
   И это не второстепенное соображение, когда речь идет об этом, - мрачно размышлял интендант.
   Правда заключалась в том, что, по крайней мере, крошечная часть его сожалела о том, что он приказал похитить и казнить отца Тимана. Конечно, это была лишь крошечная часть, учитывая, насколько сильно собственные действия священника осудили его. Едва ли он был единственным членом духовенства, который проклял себя, перейдя в "Церковь Чариса", но, несмотря на его относительно невысокий церковный ранг, он стал явным лидером "реформистских" предателей здесь, в Корисанде. Что касается его самого, то Уэймин часто наслаждался проповедями отца Тимана еще до вторжения чарисийцев. Священник всегда был вдохновенным проповедником, обладавшим подлинным даром достигать своей паствы - фактически, выходить за рамки своей собственной паствы. С другой стороны, еще до вторжения Уэймин знал о том, как Хасканс раздражался из-за дисциплины епископа-исполнителя Томиса. Действительно, его праведное негодование, его горячее желание осудить "коррупционеров" в Храме не раз привлекали к нему внимание инквизиции. Он несколько раз оказывался в кабинете Уэймина, и Уэймин сомневался, что у Хасканса могли быть какие-либо сомнения относительно того, как интендант Корисанды относился к его высокомерию, осмеливавшемуся судить о действиях викария. Только тот факт, что он так хорошо выполнял все свои другие священнические обязанности - и был достаточно мудр, чтобы держать рот на замке по поводу своих личных забот - помешал ему быть изгнанным из церкви святой Кэтрин по крайней мере в двух случаях.
   Так что Уэймин был менее чем удивлен, когда Хасканс предал свои клятвы Матери-Церкви и присягнул на верность порожденной Чарисом мерзости. Однако что его удивило, так это энергия и красноречие, которые Хасканс привнес в свое предательство... и насколько эффективным предателем он оказался. Он стал ядром небольшой, но неуклонно растущей группы церковников, которые называли себя "реформистами" и открыто нападали на Мать-Церковь на каждом шагу. Этого было достаточно. Однако еще хуже было то, насколько эти "реформисты" были сосредоточены здесь, в Мэнчире. Их церкви, по большому счету, служили простым жителям города, и это делало их опасными. Узаконив Церковь Чариса среди столичных простолюдинов, они также придавали легитимность империи Чарис, и люди, которые их слушали, были теми самыми людьми, которых Уэймин должен был привлечь, если он собирался эффективно бросить вызов контролю оккупантов над столицей.
   Несмотря на свою собственную горькую ярость по поводу действий Хасканса, Уэймин никогда не верил, что священник нарушил свои клятвы из личных амбиций или жадности. Нет, к сожалению, все было еще хуже. С амбициями можно было бы поработать, а к жадности можно было бы обратиться. Но высокомерие самооправданного негодования, явная наглость человека, который мог противопоставить свою собственную веру - свою собственную изолированную интерпретацию Писания - могуществу и величию собственной Церкви Божьей - это было что-то еще. Хаскансу было наплевать на личную власть, богатство или роскошь; именно это и делало его таким эффективным - таким опасным. И все же, как бы он ни приукрашивал это для потребления своей паствой, как бы искусно он ни искажал Священное Писание, чтобы оно выглядело как подтверждение его собственного отступничества, и как бы первая брешь в его собственной вере ни пробила защиту его души, теперь этот человек полностью отдался служению Шан-вей. Он отвернулся от Бога и викария, и именно поэтому Уэймин едва ли мог притворяться, что испытывает какое-то истинное сожаление по поводу того, что приказал устранить предателя.
   И устранить таким образом, который даст остальным его "реформистским"... коллегам повод пересмотреть свое отступничество. Челюсть интенданта сжалась. Судя по отчету Камминга, мы можем рассчитывать на то, что этот Эймейл сделает именно это, и он вообще не имеет ни малейшего представления о том, что я отдал приказ. Если уж на то пошло, то и отец Дейшан тоже.
   В отличие от Эймейла, отец Дейшан Зачо точно знал, кто такой Эйдрин Уэймин, поскольку работал непосредственно на него более шести лет. Но у Зачо были веские основания полагать, что Уэймин выбрался из Мэнчира с епископом-исполнителем Томисом, поскольку Уэймин специально сказал Зачо, что собирается сделать именно это. Так что даже в том маловероятном случае, если бы он и Эймейл оба были схвачены властями, Зачо не смог бы привести эти власти обратно к святому Жастину. И из всех инквизиторов, которые были приставлены к Корисанде, Зачо был наименее склонен хоть на мгновение колебаться по поводу казни священника-отступника.
   Не могу притворяться, что сожалею, что это пришлось сделать, - признал бывший интендант, - и, по крайней мере, у меня были нужные люди, чтобы позаботиться об этом.
   Он закончил отчет Камминга, затем обнаружил, что сильно зевает, откладывая его в сторону.
   Хватит! Я начну совершать ошибки из-за простой усталости, если буду продолжать в том же духе. Время немного поспать. - Он снова зевнул. - Завтра будет другой день.
   По крайней мере, для некоторых из нас.
  
   .XI.
   Площадь Грей-Лизард, особняк сэра Корина Гарвея, и монастырь святого Жастина, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Резкий, колющий жест заставил эскорт сэра Корина Гарвея резко, с грохотом остановиться на булыжниках. Гнев в чрезмерно контролируемом сигнале руки Гарвея, сжатой в кулак, был в высшей степени необычным. В его эскорте были люди, которые были с ним в битве при Харил-Кроссинг и служили вместе с ним во время кампании на перевале Тэлбор. Они видели его в разгар битвы, видели, как он навещал своих раненых и утешал умирающих, даже видели, как он выезжал, чтобы сдать свою армию Кэйлебу из Чариса. Они видели его сердитым, видели, как он беспокоился, видели, как он горевал, видели, как он был полон решимости.
   Они никогда не видели его таким.
   Эскорт сдерживал своих лошадей скорее как встревоженные дети, крадущиеся в тени плохо понятного гнева отца, чем как элитные, отборные войска, которыми они были на самом деле. Они оглядели здания, окружающие площадь Грей-Лизард, залитые ранним утренним солнцем под темно-синим небом. Воздух был свежим и прохладным, предупреждая о грядущей жаре, но еще более приятным, потому что его теперешняя прохлада должна быть такой мимолетной. Витрины, яркие навесы, киоски и прилавки рынка Грей-Лизард, обычно одного из самых больших и оживленных в городе, сверкали в золотых лучах солнца.
   Однако эти киоски и прилавки были пусты. Люди, которые должны были заполонить площадь, торгуясь и препираясь, стояли притихшие, столпившиеся по краям, удерживаемые там мрачными оруженосцами городской стражи. Тишина и безмолвие этой толпы людей были глубокими, настолько абсолютными, что слабый, но ясный свист виверн высоко над головой звучал почти шокирующе.
   Гарвей спешился. Йерман Улстин, его личный оруженосец, спрыгнул с седла рядом с ним, но рубящая рука предупредила Улстина, что даже его присутствие в этот день нежелательно. Ему это явно не нравилось, но темноволосый оруженосец служил семье Гарвей с пятнадцати лет, и его назначили к сэру Корину с тех пор, как генерал был мальчиком. Вероятно, он знал настроение сэра Корина лучше, чем любой другой живой человек, и поэтому он просто принял приказ, взял поводья своего хозяина и стоял, наблюдая, как Гарвей подошел к белой простыне с красными пятнами.
   Я бы не хотел быть тем, кто стоит за этим. - Мысли Улстина были резкими от его собственного гнева. - Я служил его отцу и генералу, мальчику, затем мужчине, и никогда не видел ни одного из них таким. Он найдет того, кто это сделал, и когда он это сделает...
   ***
   Сэр Корин Гарвей шел по булыжной мостовой, как человек, идущий в бой, чувствуя тишину вокруг себя, остро ощущая контраст между прохладным утренним воздухом и раскаленной добела яростью, бушующей внутри него. Он заставил свое лицо изобразить маску спокойствия, но эта маска была ложью, потому что в нем не было спокойствия.
   Медленно, Корин. Медленно, - напомнил он себе. - Вспомни все эти наблюдающие глаза. Помни, что ты генерал, личный представитель регентского совета, а не просто мужчина. Помни.
   Он добрался до испачканной красными пятнами простыни. Рядом с ней на коленях стоял священник, светловолосый мужчина, начинающий седеть, с окладистой бородой. На нем была зеленая ряса и кадуцей брата ордена Паскуале, а на его шапочке красовалась зеленая кокарда верховного священника.
   Священник поднял глаза, когда Гарвей подошел к нему, и генерал увидел слезы в серых глазах пожилого человека, но выражение лица священника было спокойным, почти безмятежным.
   - Отец. - Гарвей знал, что его односложное приветствие прозвучало резче, чем он намеревался, и он попытался сделать свой краткий приветственный поклон менее резким. Он сильно сомневался, что ему это удалось.
   - Генерал, - ответил священник. Он протянул руку и нежно положил ее на простыню. - Мне жаль, что вас вызвали сюда для этого, - сказал он.
   - Мне тоже, отец. - Гарвей глубоко вздохнул. - Простите меня, - сказал он тогда. - Боюсь, сегодня утром я немного зол, но это слабое оправдание невежливости. Вы..?
   - Отец Жейф Лейтир. Я настоятель церкви святых торжествующих Архангелов. - Священник мотнул головой в сторону каменного шпиля церкви на ближнем конце площади, и выражение его лица напряглось. - Вполне уверен, что они оставили его здесь, по крайней мере отчасти, как послание мне, - сказал он.
   Глаза Гарвея на мгновение сузились, но затем он понимающе кивнул, узнав имя Лейтира. Сэр Чарлз Дойл, командовавший его артиллерией в начале кампании на перевале Тэлбор, теперь был его начальником штаба. Кроме того, Дойл выполнял роль главного аналитика разведки Гарвея, и слова из его докладов о растущем реформистском движении здесь, в Мэнчире, сами собой всплыли в памяти Гарвея.
   Да. Ублюдки, которые это сделали, хотели бы убедиться, что Лейтир получит "сообщение", - подумал он.
   - Боюсь, что вы, вероятно, правы насчет этого, отец, - сказал он вслух. - С другой стороны, я полагаю, что они задумали это как "послание" для всех нас. - Он на мгновение обнажил зубы. - И когда мы выясним, кто они такие, у меня тоже будет небольшое сообщение для них.
   - Паскуале - архангел исцеления, генерал, - сказал Лейтир, снова глядя на покрытую простыней форму. - Но только на этот раз, думаю, он простит меня за то, что я пожелаю вам всяческих успехов. - Его рука скользнула по простыне, поглаживая ее, и он покачал головой. - Они не должны были так поступать с ним. - Его голос был таким тихим, что даже Гарвей едва мог его услышать. - Они не должны были этого делать, они хотели это сделать.
   - Думаю, что и в этом вы правы, отец, - так же тихо ответил Гарвей. Лейтир снова посмотрел на него, и он слегка пожал плечами. - До сих пор я видел очень мало ненависти со стороны Церкви Чариса или ваших собственных реформистов. Однако я видел довольно много таких выходцев из приверженцев Храма.
   - Как и я, - признал Лейтир. - И думаю, что одна из причин, по которой они это сделали, заключается в том, чтобы разжечь эту ненависть и среди нас. - Он снова посмотрел вниз на прикрытое тело. - Тиман никогда никого не ненавидел, за исключением, возможно, тех коррумпированных людей в Зионе, и никто никогда не мог слушать его проповеди, не осознавая этого. Думаю, именно поэтому он был так эффективен. И вот почему лоялисты хотят, чтобы мы ненавидели так же горячо, как и они. Они хотят, чтобы мы набросились на них - позволили нашему собственному гневу разжечь конфликт между нами, сделать брешь еще шире и глубже. Пусть наша невоздержанность оправдает их собственную.
   - Возможно, вы правы насчет этого, отец, - мрачно сказал Гарвей. - И как сын Матери-Церкви, я надеюсь, что вы и другие священники, которые высказались, сможете противостоять этой ненависти, этому гневу. Но я представляю светские власти, и в мои обязанности не входит прощать подобные вещи.
   - Да. Да, полагаю, что это не так.
   Лейтир еще несколько мгновений смотрел вниз, затем поднялся. Судя по скованности его движений, Гарвей заподозрил, что он стоял на коленях на этих неподатливых булыжниках с тех пор, как тело было впервые обнаружено, и генерал протянул руку, чтобы поддержать его. Пожилой мужчина с благодарностью принял помощь, затем встряхнулся и еще раз кивнул в сторону своей церкви.
   - Знаю, что нам пришлось оставить его здесь, пока вы сами не осмотрите место происшествия, генерал. Я это понимаю. Но его жена там, в доме священника, с моей домоправительницей. Я предложил остаться с ней, но она настояла, чтобы я вместо этого остался с Тиманом. Это было все, что я мог сделать, чтобы уговорить ее позволить мне составить ему компанию, пока вы не приедете вместо нее. Не думаю, что мне бы это удалось, если бы она была в состоянии ясно мыслить или спорить. Теперь, однако... - Лейтир покачал головой. - Пожалуйста, генерал, я... не хочу, чтобы она его видела. Не так, как сейчас.
   - Понимаю. - Гарвей спокойно встретил взгляд священника. - Когда вернетесь к ней, скажите, что мы должны забрать тело для наших собственных целителей, чтобы проверить их отчеты. Держите ее там, пока мы не уйдем. Скажите ей, что это моя просьба в рамках расследования. Я попрошу своих людей сделать все, что в их силах, прежде чем мы передадим ей тело. - Его губы сжались. - Судя по предварительным сообщениям, не ожидаю, что смогу многое сделать. Но если вы могли бы доставить в мой штаб одежду для него, мы оденем его прилично, когда закончат целители. Надеюсь, это, по крайней мере, скроет худшее.
   - Спасибо, генерал. - Священник положил руку на предплечье Гарвея и слегка сжал. - Боюсь, по моей реакции она уже знает, что это скверно, но есть разница между этим и тем, чтобы на самом деле увидеть, что сделали эти мясники.
   На последней фразе голос Лейтира стал хриплым, и он снова сжал предплечье Гарвея. Затем он немного шумно прочистил горло.
   - Я уже попрощался, - тихо сказал он. - И я уже просил Бога, может ли Тиман немного подождать, пока остальные из нас не наверстают упущенное. Так что, если вы меня извините, мне нужно утешить вдову дорогого друга.
   - Конечно, отец, - мягко сказал Гарвей. Он снова поклонился, более низко, и Лейтир нарисовал знак скипетра Лэнгхорна, затем повернулся и медленно пошел к своей церкви и дому священника по соседству.
   Гарвей смотрел ему вслед, читая в плечах священника смесь возмущения, горя и решимости. В уверенной походке Лейтира также чувствовалась отвага, которой Гарвей позавидовал. Что касается его самого, то он предпочел бы столкнуться с атакой тяжелой кавалерии - или даже с шеренгой чарисийских стрелков - чем с тем, с чем собирался столкнуться Лейтир. На мгновение он задумался, что именно это говорит о разнице между физическим мужеством и моральным мужеством. Затем он сделал еще один глубокий вдох, опустился на одно колено, потянулся к углу простыни и приготовился к тому, что ему предстояло увидеть.
   ***
   Гораздо позже тем же вечером Гарвей сидел за письменным столом в своем кабинете в городском доме. Он был один, без наблюдающих глаз, и поэтому позволил выражению своего лица показать горький гнев и разочарование, которые никому другому никогда не позволялось видеть.
   Он откинулся на спинку своего дорогого вращающегося кресла, протирая глаза. Они казались сухими и колючими, отчасти от усталости, но в основном, как он подозревал, от того, как много он читал в последнее время. Отчеты накапливались, и его очень беспокоили развивавшиеся тенденции, которые он видел.
   Жестокость убийства отца Тимана - и целители Гарвея подтвердили, что священник, вероятно, на самом деле не умер до самого конца катаклизма зверств и увечий, которые ему нанесли, - затмила все остальное, что произошло еще, но нападения на духовенство и мирян Церкви Чариса медленно, но неуклонно нарастали. Большинство из них были все еще относительно незначительными - драки на кулаках, разрушенные дома и имущество, анонимные угрозы, прибитые гвоздями к дверям церквей или обернутые вокруг камней, брошенных в окна.
   Большинство из этих инцидентов, по его мнению - и Дойл согласился - были действительно спонтанными, результатом личного гнева или разочарования, и они арестовали, посадили в тюрьму и оштрафовали нескольких ответственных за них людей. Лично Гарвей предпочел бы более суровое наказание, но вице-король генерал Чермин решительно поддержал мнение архиепископа Клейрманта о том, что реакция властей должна сочетать строгость и сдержанность. Чермин ясно дал понять, что до тех пор, пока не будет беспорядков или крупномасштабного насилия, он намеревался позволить Гарвею и регентскому совету определять политику в таких вопросах, но он также подчеркнул, что его собственные инструкции от императора Кэйлеба и императрицы Шарлиэн не допускали больше репрессий, чем абсолютно возможный минимум.
   Большую часть времени Гарвей ценил эту сдержанность со стороны Чермина. Если уж на то пошло, большую часть времени он соглашался с вице-королем генералом и архиепископом. Но было несколько - неуклонно растущий поток - более уродливых, более жестоких нападений, и он сильно сомневался, что эти инциденты были спонтанными и незапланированными. Его беспокоила картина, которую он наблюдал за последние несколько пятидневок, и теперь было это. Не было никакого способа притвориться, что похищение, пытки и убийство отца Тимана было импульсивным поступком какой-то отдельной горячей головы. Это было тщательно спланировано и осуществлено, и задумывалось как вызов светским и церковным властям, так и предупреждение другим священникам, настроенным реформистски.
   Есть сдержанность, а есть слабость, - мрачно подумал Гарвей. - Когда они выбрали отца Тимана, они намеренно выбрали одного из самых любимых людей во всем этом городе. Они решили убить средоточие всей этой любви, всего этого доверия, и они сделали это, по крайней мере частично, чтобы доказать, что они могут это сделать. Чтобы воодушевить лоялистов - которые, вероятно, ненавидели его так же сильно, как все остальные любили его, - и продемонстрировать, что мы даже не можем их найти, не говоря уже о том, чтобы помешать им сделать это снова, когда бы они ни захотели. Я не думаю, что даже архиепископ будет выступать за большую "сдержанность", когда мы найдем мясников, которые это сделали. Но в этом-то и загвоздка, не так ли, Корин? Сначала ты должен найти их, а ты даже не знаешь, с чего начать поиски!
   Он ненавидел - ненавидел - признавать это, но было бессмысленно притворяться, что это не так. О, у него и Дойла были свои собственные агенты, и удивительное количество людей выходило вперед, как правило, чтобы спокойно поговорить со своими приходскими священниками о том, что они видели или слышали. С помощью этих намеков агенты Дойла проникли по меньшей мере в дюжину отдельных групп - "ячеек", как называл их Дойл, сравнивая их с отдельными ячейками в пчелиных сотах, - но все они до сих пор были относительно низкого уровня. На самом деле большинство из них были не более чем группами собутыльников с бандитским складом ума. И все же даже некоторые из них действовали с большей... изощренностью, чем должны были быть способны. Для Дойла - и Гарвея - было очевидно, что за кулисами действовала гораздо более организованная и централизованно управляемая власть, которая руководила и использовала эти группы низкого уровня, никогда не идентифицируя себя с ними, и Дойл пришел к выводу, что на самом деле она была организована и создана, по крайней мере частично, задолго до вторжения чарисийцев. Что, учитывая принадлежность предыдущей церковной иерархии здесь, в Корисанде, наводило на мысль, что это, вероятно, была работа отца Эйдрина Уэймина, интенданта епископа-исполнителя Томиса.
   Учитывая определенные подозрения, которые возникли у Гарвея и Дойла относительно того, кто на самом деле был ответственен за убийство князя Гектора, генерал жаждал возможности... обсудить несколько вопросов лицом к лицу с отцом Эйдрином.
   Но этого не произойдет. Он слишком глубоко зарылся в землю для этого, - с горечью подумал Гарвей. - Я знаю, что этот ублюдок где-то в городе. Знаю это! но понятия не имею, где именно, и без этого...
   Дзынь-крак!
   Внезапный звон бьющегося стекла вырвал Гарвея из его мыслей. Он поднялся на ноги, правая рука инстинктивно потянулась к рукояти кинжала, который он снял, когда вошел в кабинет. Он повернулся к окнам кабинета, которые выходили на ландшафтный сад в центре площади перед особняком, присел на корточки, и его сердце бешено заколотилось.
   Он ждал, напрягая мышцы, удивляясь, как кто-то прошел мимо его часовых. Но больше ничего не произошло. Было так тихо, что он мог слышать тиканье часов в одном углу, на самом деле слышать тихий звук "свист-щелчок" маятника, когда тот равномерно, монотонно качался. Через несколько мгновений он почувствовал, что расслабляется - по крайней мере, немного - и выпрямился из своего полуприседа.
   За окнами не было света, и он осторожно обошел стол, оглядываясь по сторонам, затем снова остановился.
   На его ковре лежал камень, окруженный ореолом осколков стекла. Это был небольшой камень, но его глаза сузились, когда он понял, что кто-то обернул что-то вокруг него, прежде чем запустить в окно его кабинета.
   Он подошел к нему, слушая, как хрустит битое стекло под его ботинками, и с осторожностью поднял его. Камень был завернут в бумагу, перевязанную бечевкой, и он держал его в левой руке, пальцами правой руки смахивая прилипшие к нему осколки стекла.
   Его брови нахмурились, и он прошел остаток пути к разбитому окну, глядя наружу сквозь разбитые стекла. Лунный свет лился на сад. Луж серебра и чернильной черноты было достаточно, чтобы сбить с толку глаз, но не настолько сильно, чтобы он не мог сказать, что сад пуст. Никто крупнее карлика не смог бы спрятаться за его кустарником или цветочными клумбами. Так что тот, кто бросил это в окно, очевидно, не задержался, чтобы посмотреть, как отреагирует Гарвей. Но как они вообще попали в сад? И добравшись туда, как они смогли вернуться незамеченными? Гарвей знал подготовку солдат, назначенных охранять его резиденцию. Если бы кто-нибудь из них что-нибудь видел или слышал - в том числе звук бьющегося стекла, - его кабинет в этот самый момент был бы полон вооруженных, злых, настороженных людей.
   Чего, очевидно, не было.
   Он вернулся по хрустящему стеклом ковру и снова сел за свой стол, положив завернутый в бумагу камень на бювар перед собой. Он несколько секунд смотрел на него сверху вниз, затем перочинным ножом перерезал бечевку и развернул бумагу.
   Бумага была конвертом, понял он, и снаружи было написано его собственное имя. Он не был особенно удивлен тем фактом, что, насколько ему было известно, он никогда раньше не видел этого почерка, но почувствовал странное волнение, когда взвесил конверт в пальцах и понял, что в нем должно быть несколько листов бумаги. Он понятия не имел, почему его неизвестный корреспондент решил доставить свою почту таким нетрадиционным способом, но сомневался, что потребовалось бы больше одного листа, чтобы выразить даже самые страстные угрозы смертью, что наводило на мысль, что это должно быть нечто совершенно отличное от его изначальных предположений.
   Тем же перочинным ножом он разрезал конверт и извлек его содержимое. Там было восемь листов тонкой дорогой бумаги, испещренных строчками, написанными через равные промежутки тем же аккуратным, четким почерком, что и адрес на внешней стороне конверта. Он положил их на бювар и поправил настольную лампу, затем с любопытством склонился над письмом.
   ***
   - Открывай! Открывай во имя короны и святой Матери-Церкви!
   Громогласный рев был прерван внезапным оглушительным грохотом, когда шестнадцать человек, несших десятифутовый таран с железной головкой, врезали им по закрытым воротам. Тот, кто выдвинул это требование, явно не ждал ответа.
   - Что?! - воскликнул другой голос в явном замешательстве. - Что ты, по-твоему, делаешь?! Это дом Божий!
   Монах, назначенный ночным привратником, выскочил из своей маленькой каморки у ворот, заламывая руки, и побежал к воротам монастыря, как раз когда таран врезался в них во второй раз. Он почти добрался до закрытого портала, когда обе половинки ворот резко распахнулись. Кусок разбитой перекладины ворот ударил его в плечо, сбив с ног, а затем он застонал от боли, когда большой тяжелый ботинок опустился ему на грудь. Он начал протестующе кричать, затем резко замер с полуоткрытым ртом, когда обнаружил, что смотрит вверх на острие очень острого, очень твердого штыка, примерно в восемнадцати дюймах от своего носа.
   Он был не один, этот ботинок на его груди. На самом деле, это был всего лишь один из десятков сапог, когда целая рота пехотинцев с мрачными лицами ворвалась в ворота. Сверкнуло еще больше штыков, голоса выкрикивали резкие команды, и еще больше дверей распахнулось, когда в них врезались приклады мушкетов и плечи.
   Все больше братьев монастыря вываливались из своих келий, растерянно моргая и выкрикивая вопросы. Они получили очень мало ответов. Вместо этого их глаза расширились от недоверия, когда нечестивые руки схватили их, развернули и швырнули лицом в каменные стены и колонны. Никто из них никогда не представлял себе такого жестокого, прямого нападения на монахов Матери-Церкви, и особенно на братьев ордена Шулера. Явный, ошеломленный шок от такого невероятного нечестия овладел ими. Они были инквизиторами Матери-Церкви, хранителями и держателями ее закона. Как посмел кто-то нарушить святость одного из их монастырей?! Тут и там один или двое начинали сопротивляться, барахтаться, но только для того, чтобы закричать, когда ожидающие мушкетные приклады сбивали их на колени.
   - Как ты смеешь?! - крикнул один из них, вскакивая на ноги, но тут же замолчал со сдавленным криком, когда окованный медью приклад мушкета врезался ему на этот раз в рот, а не в плечо. Он упал, выплевывая зубы и кровь, и только быстрый окрик сержанта удержал мушкет от того, чтобы ударить его по затылку со смертельной силой.
   Еще больше рук дернули недоверчивых шулеритов за руки, крепко связали запястья веревкой с грубыми волокнами, а затем их потащили - не слишком осторожно - обратно во двор монастыря. Солдаты с суровыми глазами повалили их на колени, и они обнаружили, что стоят на коленях на булыжниках, окруженные штыками, которые слабо, но убийственно поблескивали в лунном свете, пока они со страхом смотрели вверх, оцепеневшие мозги пытались понять, что происходит.
   Сэр Корин Гарвей оставил это опытным сержантам пехотной роты. Его собственная штаб-квартира находилась недалеко от прихода святой Кэтрин, и отец Тиман был так же популярен среди многих его солдат, как и у большинства людей, которые когда-либо слышали его проповеди. Даже те, кто не был полностью согласен с ним, уважали его, и его проповеди энергично обсуждались штаб-квартирой команды Гарвея. После того, что с ним случилось, генерал скорее подозревал, что этим сержантам будет труднее сдерживать своих людей, чем мотивировать их, и у него были другие дела, которыми нужно было заняться.
   Каблуки его ботинок звенели по каменному полу, когда он целеустремленно шел по коридору, сопровождаемый по пятам Йерманом Улстином и капитаном Франклином Нейклосом, командиром роты. Их сопровождало одно из отделений Нейклоса, а Улстин и двое солдат из отделения несли кувалды, а не мушкеты.
   Гарвей завернул за угол, затем посмотрел вниз, сверяясь с написанным от руки листом бумаги.
   - Там, - решительно сказал он, указывая на настенную мозаику. - Отойдите, сэр, - мрачно ответил Улстин, затем кивнул одному из солдат, вооруженных кувалдами. - Вон там, Жок, - сказал он, мотнув головой, и солдат кивнул в ответ. Он и Улстин стояли бок о бок, глядя на мирную пасторальную сцену мозаики, а затем молотки замахнулись почти в идеальном унисоне.
   Железные наконечники с хрустом врезались в мозаику, разбивая плитки. Звук ломающегося камня заполнил коридор, и сквозь него Гарвей смутно слышал голоса с улиц за стенами монастыря. Монастырь святого Жастина был одним из старейших и крупнейших в самом городе Мэнчир, располагался в зажиточном районе менее чем в десяти кварталах от Мэнчирского собора, и соседи братьев были явно ошеломлены и немало напуганы внезапным всплеском полночного насилия.
   Что ж, им просто придется смириться с этим, - резко подумал он, наблюдая, как снова поднимаются кувалды. - И, похоже, мы тоже действительно удивили этих ублюдков. Так что, возможно, крысы, которых я ищу, все еще в своих норах. Или, - его зубы сверкнули в свирепой, хищной усмешке, - может быть, они заняты тем, что бегут по своему спасительному туннелю. Я бы почти предпочел это, даже если меня там не будет, чтобы увидеть выражение их лиц, когда они бросятся прямо в объятия Чарлза!
   Кувалды снова ударили в стену. Полетели еще кусочки мозаики, но раздался и другой звук. Глухой звук, который звучал не совсем правильно, исходил от одной из древних, прочных каменных стен монастыря.
   Молоты ударили в третий раз, и ухмылка сэра Корина Гарвея стала шире - и более жестокой - когда в том, что должно было быть сплошной стеной, внезапно появились дыры. И не темные дыры, выбитые в каменной кладке. Нет, они были освещены с другой стороны, и он услышал голос, говоривший что-то безумное, когда молоты снова забарабанили в стену, и снова, и снова.
   Дыры в стене становились все больше, расширяясь, сливаясь в одну, а затем целая секция тонких каменных блоков отвалилась. Что-то громко взорвалось, вспышка из дула вырвала удушливое облако порохового дыма, и один из пехотинцев Нейклоса вскрикнул, когда мушкетная пуля попала ему в левую ногу. Прежде чем Гарвей успел что-то сказать, один из товарищей раненого по отделению приставил к плечу свой собственный мушкет, и второй выстрел пробил уши, уже заложенные от первого. Повалил свежий дым, густой и мерзко пахнущий, и кто-то закричал с другой стороны.
   - Внутрь! - рявкнул капитан Нейклос. - И помните, ублюдки нужны нам живыми!
   - Есть, сэр! - мрачно подтвердил сержант отделения. Затем - Вы слышали капитана! Прыгай!
   Невредимые члены отделения плечами прокладывали себе путь через дыру, проход их тел расширял ее по мере того, как они шли. Комната на другой стороне была такой же большой, как и указывали точные указания таинственного корреспондента Гарвея. И в соответствии с теми же указаниями, это была также только первая из полудюжины комнат, которые были скрыты первоначальным архитектором монастыря более пяти столетий назад. В отличие от некоторых приоратов, монастырей или конвентов, которые на протяжении многих лет неоднократно меняли владельцев и религиозную принадлежность, дом святого Жастина всегда был домом шулеритов, и Гарвей поймал себя на мысли, сколько других скрытых комнат могло быть спрятано в других религиозных домах и поместьях ордена.
   Никто не знает, - подумал он, пригибая голову, чтобы последовать за Улстином и Нейклосом через дыру в стене. - Это первый раз, когда я слышу о ком-либо из них. Если уж на то пошло, ни архиепископ Клейрмант, ни епископ Кейси никогда не слышали ни о чем подобном. Или, во всяком случае, я не думаю, что они это знали. - Он мысленно поморщился. - Черт. Теперь я начинаю задаваться вопросом, не скрывают ли даже епископы, которым я доверяю, нужную мне информацию!
   Он услышал громкие голоса - сердитые, угрожающие голоса. Они доносились из соседней комнаты, и он закашлялся от свежего облака дыма, когда вошел в нее через дверь. На этот раз не пороховой дым, заметил он. Вместо этого это был дым горящей бумаги, и его глаза защипало, когда он увидел перевернутую жаровню. Очевидно, кто-то сжигал документы, когда прибыли его люди, и даже когда он наблюдал, Улстин тушил последние проблески пламени в стопке бумаги, которую он бросил на пол.
   Двое мужчин, оба в ночных рубашках, стояли, прислонившись спиной к стене, с напряженными бледными лицами, глядя на острия штыков его солдат. Он без труда узнал одного из них.
   - Отец Эйдрин Уэймин, - сказал он каменным голосом, - я арестовываю вас именем короны и Матери-Церкви, по поручению регентского совета князя Дейвина и архиепископа Клейрманта, по обвинению в подстрекательстве к мятежу, измене и убийстве.
   - У вас нет полномочий арестовывать меня! - выплюнул в ответ Уэймин. Он был явно потрясен, и в выражении его лица, казалось, было столько же недоверия, сколько и гнева. - Вы и ваши хозяева-отступники не имеете власти над истинной Церковью Божьей!
   - Возможно, и нет, - ответил Гарвей тем же каменным голосом. - Но у них достаточно власти для меня, священник. И советую вам вспомнить, что случилось с инквизиторами Фирейда.
   Страх промелькнул за возмущением и яростью в глазах Уэймина, и Гарвей тонко улыбнулся.
   - Другие мои солдаты обращаются к мастеру Эймейлу прямо сейчас, когда мы разговариваем, - сказал он бывшему интенданту. - И мастера Хейнри тоже сейчас навещают.
   Уэймин заметно дернулся, когда услышал эти имена, и улыбка Гарвея стала шире, не став ни на градус теплее.
   - Почему-то я подозреваю, что один из этих прекрасных джентльменов собирается подтвердить то, что мы уже знаем, - сказал он. - Это даже не потребует тех пыток, которые вы так любите. Что, по моему личному мнению, очень жаль. - Он заглянул глубоко в глаза Уэймина и увидел, как мерцание страха поднялось выше. - Есть часть меня, которая сожалеет о том факте, что император, императрица и архиепископ Мейкел специально отказались от Наказания вашей собственной Книги за убийство священников. С другой стороны, это, наверное, и к лучшему для состояния моей собственной души. Мне бы не хотелось оказаться проклятым на тех же углях, что и вы, так что, полагаю, мне просто придется довольствоваться веревкой.
   - Ты не посмеешь! - Уэймин вышел из себя.
   - Уверен, что инквизиторы в Фирейде тоже так думали, - заметил Гарвей. Он еще мгновение холодно разглядывал бывшего интенданта, затем повернулся к Нейклосу.
   - Ваши люди хорошо поработали здесь сегодня ночью, капитан, и вы тоже, - сказал он. - Теперь я хочу, чтобы всех этих заключенных перевезли в тюрьму Касимар. - Он одарил Уэймина еще одной ледяной улыбкой. - Понимаю, что их там ждут.
  
   .XII.
   Малый зал совета, императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   - Ваши величества.
   Князь Нарман Эмерэлдский поклонился, проходя мимо стражников за дверью в ответ на приглашение к завтраку. Кэйлеб и Шарлиэн сидели за столом у одного из окон зала. Было все еще темно, и безлунное, беззвездное зимнее небо было достаточно облачным, чтобы никто не ожидал увидеть солнце, даже когда оно наконец соизволит взойти. Час был немного ранний, даже для энергичных, молодых монархов, - размышлял Нарман. - С другой стороны, для него это было нечто большее, чем "немного рано", учитывая, что он предпочитал более неторопливый график, и на самом деле он не ожидал, что его вызовут на совещание еще до завтрака.
   Помещение было оборудовано одной из новых чугунных печей литейного завода Хаусмина, ее труба выходила в дымоход огромного, но старомодного и намного менее эффективного камина, и в зале действительно было комфортно тепло, даже по субтропическим эмерэлдским стандартам Нармана. Высокий, дымящийся графин с горячим какао стоял рядом с таким же дымящимся чайником для чая, и оба они сопровождались чашками, тарелками и подносом, плотно уставленным булочками и кексами. До своего приезда сюда, в Черейт, Нарман никогда не сталкивался с булочками, посыпанными орехами и ягодами шиповника, но они были местным фирменным блюдом, и он с энтузиазмом одобрил их. Особенно когда они были еще горячими из духовки и в наличии было много свежего масла.
   Он заметно оживился, увидев их, и не только потому, что еще не ел. Это было довольно важно для его реакции, но были и другие факторы. В частности, с тех пор, как он и Оливия обзавелись своими собственными компьютерами и доступом к компьютерным файлам Совы, его жена начала беспокоиться о его привычках в еде. Сам Нарман уже много часов с восторгом изучал те же самые файлы, но его интересовали совершенно другие их части. Он предположил, что был рад получить доступ к информации, рассказывавшей им правду о проблемах со здоровьем, которые Священное Писание понизило до заученного подчинения "религиозному закону", но он мог бы пожелать, чтобы эта информация не содержала таких слов, как "холестерин" и "атеросклероз". По его мнению, было достаточно плохо, когда обученные Паскуале целители суетились над ним из-за того, что он ел, не имея никакого представления о действительных причинах диетических предложений Паскуале.
   Он улыбнулся при этой мысли, но затем его улыбка исчезла, когда он увидел выражения лиц императора и императрицы.
   - Доброе утро, Нарман, - ответила Шарлиэн на его приветствие. Ее голос был вежливым, но в ее тоне было что-то жесткое, сердитое. Однако, что бы это ни было, по крайней мере, казалось, что оно не было направлено на него, за что князь был благодарен. - Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
   - Конечно, ваше величество.
   Нарман подошел к указанному креслу, повернулся лицом к Кэйлебу и Шарлиэн через стол и посмотрел в окно позади них. Он сел, и Шарлиэн налила горячее какао и протянула ему. Он принял чашку, пробормотав благодарность, отпил глоток, затем поставил ее на стол перед собой, обхватив руками, в то время как обдумывал возможные причины своего неожиданного вызова. Его первой мыслью было, что это как-то связано с миссией Мерлина в Мейкелберг, но он наблюдал за "образами" разговора Мерлина с самим герцогом Истшером. Казалось маловероятным, что там что-то пошло не так, но если не это, то...?
   - Простите меня, ваше величество, - сказал он, глядя на Шарлиэн, - но, судя по вашему тону, произошло что-то, чего я не знаю.
   Его собственный тон и поднятые брови превратили это утверждение в вопрос, и Кэйлеб издал резкий, уродливый смешок. Нарман перевел свое внимание на императора и склонил голову набок.
   - Можно и так сказать, - сказал Кэйлеб. - Когда я проснулся этим утром, то обратился с помощью Совы к его данным. Обычно я так и делаю, и обычно у меня есть пара вещей, за которыми он следит, - конкретные вещи, которые меня особенно интересуют. - Он пожал плечами. - Большинство из них, честно говоря, не особенно впечатляют. Вы могли бы даже назвать их чисто эгоистичными. Например, такие вещи, как результаты и турнирная таблица по бейсболу в Старом Чарисе. Или слежение за Гектором и "Дестини". Что-то в этом роде.
   Он сделал паузу, и Нарман понимающе кивнул. - Ну, одна из вещей, за которыми я заставил его следить, - это проповеди отца Тимана в Мэнчире. Не столько из-за их политических последствий, сколько потому, что они мне очень понравились на личном уровне. Поэтому сегодня утром я спросил его, как отец Тиман собирается выступить на проповеди в эту среду. - Лицо императора напряглось, а его голос стал резким и ровным. - К сожалению, в конце концов, он не будет проповедовать в эту пятидневку. Эти ублюдки Уэймина убили его позавчера ночью. На самом деле, они замучили его до смерти, а затем бросили его обнаженное тело на площади Грей-Лизард вчера утром.
   Нарман напрягся, и его взгляд метнулся к Шарлиэн. Теперь он понимал ярость, сверкающую в ее глазах. Императрица с нетерпением ждала того дня, когда наконец встретится со священником, который стал духовным лидером корисандских реформистов. Он знал, как сильно она стала уважать Хасканса, и подозревал, что убийство священника, особенно по прямому приказу Уэймина, должно быть, перекликается с воспоминаниями о том, как так много ее собственных стражников было убито в результате планов другого высокопоставленного церковника убить ее.
   - Сова уверен, что Уэймин лично заказал это, ваша светлость? - спросил он как можно более нейтральным тоном, решив адресовать вопрос Кэйлебу, и император издал звук, нечто среднее между рычанием и рычанием.
   - О, он уверен, все в порядке. Этот ублюдок передал приказ через Хейнри Эймейлу.
   - Понимаю. - Выражение лица Нармана было просто задумчивым, но что-то более жесткое и холодное блеснуло в глубине его обычно мягких карих глаз. - Должен признать, что немного удивлен его решением обострить ситуацию таким образом, - продолжил пухлый князь через мгновение. - Понимаю, что его связи с епископом-исполнителем Томисом и "северным заговором" являются окольными и ограниченными, но, несомненно, он должен знать, что их планы слишком незавершены для какой-либо прямой конфронтации с регентским советом и генералом Чермином.
   - Очевидно, мы все в это верили, - сказала Шарлиэн. Теперь, когда Нарман знал, что произошло, он распознал в этом холодном, жестком тоне отголосок с трудом обретенной самодисциплины, которой так давно научилась королева-дитя. Было до боли очевидно, что потребовалось довольно много самодисциплины, чтобы контролировать гнев глубоко внутри нее.
   - Однако, во что бы мы ни верили, - продолжала она, - мы ошибались.
   - Не думаю, что это именно то, что произошло, - сказал Кэйлеб. Она посмотрела на него, ее глаза были значительно холоднее и ровнее, чем обычно, и он покачал головой. - Я имею в виду, он прекрасно понимает, что епископ-исполнитель и его светские приспешники еще не готовы к выступлению, и мы знаем, что он пытался координировать действия в Мэнчире, чтобы постепенно довести город до кипения. Чтобы взорвать ситуацию в тот момент, когда будет готов северный заговор. Это наводит меня на мысль, что должно было произойти что-то, что изменило его планы.
   - Полагаю, что согласен с его светлостью, ваше величество, - сказал Нарман Шарлиэн через мгновение. Он протянул руку и начал рассеянно намазывать маслом еще теплую булочку. - Конечно, у Уэймина всегда была проблема с этими плохими коммуникациями. Ни о какой точной координации с Шайлейром, Сторм-Кипом и остальными не могло быть и речи. Тем не менее, было очевидно, что он признает необходимость координировать свои собственные усилия с ними, насколько это возможно, поэтому я сильно склонен полагать, что к этому решению его привел какой-то чисто местный фактор - тактический, можно сказать, а не фундаментальный сдвиг в его стратегическом мышлении.
   По выражению лица Шарлиэн было очевидно, что кажущаяся отстраненность Нармана раздражала ее. Однако князя это не слишком беспокоило. К этому времени они с Кэйлебом знали его достаточно хорошо, чтобы она могла понять, как он обычно подходил к такого рода анализу. Это раздражение в ней пробудили ее собственные боль и гнев, и Шарлиэн Тейт Армак, несмотря на всю свою молодость, была более чем достаточно мудра, чтобы признать и это.
   - У меня было немного больше времени, чтобы подумать об этом, чем у тебя, Нарман, - сказал Кэйлеб, потянувшись за своей собственной чашкой какао, - и полагаю, что на самом деле это было сочетание нескольких вещей. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что отец Тиман оказался более эффективным в объединении поддержки Церкви Чариса, чем ожидал Уэймин. И хотя я не думаю, что это было то, что на самом деле имел в виду отец Тиман, это вылилось, по крайней мере, в неохотное принятие империи Чарис среди значительной части населения столицы. Уверен, что Уэймин видел это, независимо от того, видели это Тиман и остальные реформисты или нет, и сомневаюсь, что его заботило влияние, которое это оказывало на его собственные планы и организацию. Если уж на то пошло, мы знаем, что он был обеспокоен количеством людей, которые начали потихоньку передавать обрывки информации о его операциях священникам, таким как Тиман. Итак, моя теория заключается в том, что он дошел до решения, что Тиман оказался неприемлемой помехой, и его следовало убрать. И то, как он убил его, и то, где он бросил тело, было предназначено чтобы... препятствовать не только коллегам-реформистам Тимана из духовенства, но и любым мирянам, которые могли бы быть склонны "сотрудничать" с ними.
   - Все это имеет смысл, ваша светлость, - согласился Нарман через мгновение. Он откусил кусочек булочки с маслом, медленно и тщательно прожевал, его глаза были задумчивыми, затем проглотил.
   - Все это имеет смысл, - повторил он, - и я склонен согласиться с вашим анализом. В то же время, однако, полагаю, что вы упустили из виду еще один фактор.
   - Уверен, что упустил из виду десятки других факторов! - Кэйлеб фыркнул. - О каком из них, в частности, вы думали?
   - Характер Уэймина, ваша светлость, - категорично сказал Нарман. - Нет особых сомнений в том, что он глубоко и лично ненавидел отца Тимана за его "предательство" и "отступничество". И этот человек - шулерит. Для него это было бы не просто вопросом передачи сообщения, хотя это определенно должно быть важно. Это также было бы вопросом надлежащего наказания священника за ересь и предательство его обетов послушания великому викарию.
   - Другими словами, - голос Шарлиэн был еще более ровным, чем у Нармана, - это было личное.
   - Ваше величество, это почти всегда "личное", по крайней мере, в какой-то степени, - немного грустно сказал Нарман. - Если бы у меня была марка за каждого князя или викария, который позволил личному гневу подтолкнуть его к какой-то действительно выдающейся, монументально глупой катастрофе, я мог бы купить Храм у Дючейрна, и мы все могли бы вернуться домой и жить долго и счастливо. Если разобраться, то вся эта война - результат того, что Жэспар Клинтан сделал именно это, в конце концов.
   - Это достаточно верно, - через мгновение согласилась она.
   - Что сказал об этом Мерлин? - спросил Нарман, оглядываясь на Кэйлеба.
   - Мы еще не обсуждали это. - брови Нармана снова поднялись, и Кэйлеб пожал плечами. - Мне было достаточно трудно заставить его взять "время простоя", в котором он нуждается каждую ночь, и события продолжают подбрасывать слишком много веских, законных причин для того, чтобы я вытащил его раньше. У меня не войдет в привычку делать это, если только это не действительно чрезвычайная ситуация, а отец Тиман уже был мертв. - Император взмахнул рукой в прерывистом жесте отмашки. - Пробуждение Мерлина ничего не могло изменить, и он все равно вернется "онлайн" через пятнадцать минут или около того. Мы можем подождать еще столько же, прежде чем встретимся с ним.
   - Понятно.
   Несмотря на свой собственный шок и гнев из-за того, что случилось с Хаскансом, Нарман почувствовал, что его губы пытаются изогнуться в неуместной улыбке. Он знал, что не должен был находить это забавным, но яростная защита Кэйлеба - и Шарлиэн, если уж на то пошло, - когда речь шла о тысячелетнем, бессмертном, практически неразрушимом ПИКА, была гораздо более очевидной, чем кто-либо из них, вероятно, подозревал. И довольно трогательной, если уж на то пошло.
   - Тем временем, однако, - сказала Шарлиэн, - считаю, нам нужно пересмотреть, насколько разумно было бы позволить Мейкелу продолжить путь в Корисанду так, как он планировал. Если Уэймин в открытую зашел достаточно далеко - или, по крайней мере, был готов зайти достаточно далеко, чтобы убить отца Тимана, я думаю, мы должны предположить, что он также будет готов предпринять попытку убийства Мейкела. Знаю, что Гарвей до сих пор на удивление хорошо справлялся с защитой Церкви в Корисанде, но эти акты вандализма все еще случаются, и теперь они добрались и до отца Тимана. Если мы не готовы послать Мерлина, чтобы лично защитить Мейкела, я не думаю, что мы можем позволить себе рисковать возможностью того, что им снова повезет. Особенно, когда у нас нет никого в Корисанде, с кем мы могли бы напрямую общаться с помощью снарков.
   - Ваше величество, есть некоторые задачи, которые я готов решать с большей готовностью, чем другие, - сухо сказал Нарман. - После того, как я проплыл весь путь от Эмерэлда до Чисхолма в компании с архиепископом, считаю, что вам больше бы повезло с запретом выпадать снегу или подниматься приливу, чем сказать ему, что он не может отправиться в Корисанду, потому что вы беспокоитесь о его физической безопасности.
   Несмотря на мрачность их общего настроения, и Кэйлеб, и Шарлиэн неохотно улыбнулись. Затем императрица потянулась за одной из булочек, словно следуя примеру князя. Однако ее беременность - и утренняя тошнота - зашли достаточно далеко, чтобы она была чрезвычайно осторожна в том, что ела, особенно ранним утром. Состояние ее желудка также было причиной того, что она пила чай вместо богатого темного какао и с тоской посмотрела на булочку Нармана с измельченными орехами и смешанными ягодами, политую растопленным маслом, затем откусила простую, сухую, без масла кукурузную лепешку.
   - Понимаю, что он, вероятно, будет... упрям в этом, - начала она, ее голос был немного невнятным, когда она жевала, но Кэйлеб прервал ее с печальным смехом. Она вопросительно посмотрела на него, и он пожал плечами.
   - Я просто вспомнил оценку офицера, которую Брайан показал мне несколько лет назад. Речь шла о некоем мастере-мичмане Армаке... иначе известном, по крайней мере в общественных местах, как кронпринц Кэйлеб.
   - Это было? - Глаза Шарлиэн сузились, затем их темнота осветилась легким оттенком истинного юмора. - И можно спросить, почему верховный адмирал Лок-Айленд поделился с вами этим, несомненно, захватывающим документом?
   - На самом деле, он высказывал свою точку зрения.
   - Извините меня, ваша светлость, - вставил Нарман, - но я впервые слышу об "офицерских оценках". Это стандартная часть процедур вашего военно-морского флота? Или была какая-то особая причина, по которой было написано о... ах, о мичмане, о котором идет речь?
   - О, они были частью нашей регулярной практики уже тридцать или сорок лет, - ответил Кэйлеб. - Дедушка учредил их, когда сам был офицером. Каждый командир несет ответственность за составление оценки каждого офицера, находящегося под его непосредственным командованием, каждый год. Они попадают в личные дела соответствующих офицеров, чтобы быть доступными для будущих советов по продвижению по службе. - Он снова пожал плечами. - В моем случае, очевидно, советы по продвижению по службе не будут иметь значения, поскольку отец уже решил, что я нужен ему в качестве дублера в Теллесберге больше, чем моя служба где-то на флоте. Тем не менее, я был мичманом, а оценки пишутся на каждого мичмана, так что одна была написана на меня.
   - Понятно. И кто был офицер, который предъявил этот документ, любовь моя? - спросила Шарлиэн.
   - Парень по имени Данкин Йерли, - ответил Кэйлеб. Брови Шарлиэн взлетели вверх от неподдельного удивления, и император усмехнулся. - В то время он был всего лишь лейтенантом, но, да, это одна из причин, по которой я назначил Гектора на "Дестини". И я специально сказал капитану Йерли, что не хочу, чтобы Гектору говорили, что я был мичманом под его началом. Сомневаюсь, что он бы сделал это в любом случае, но я просто подумал, что должен убедиться.
   - В таком случае, при сложившихся обстоятельствах, должен ли я предположить, что лейтенант Йерли представил блестящее свидетельство вашего безупречного характера, ваша светлость? - спросил Нарман с легкой улыбкой, снова поднимая свою чашку с какао.
   - Ну, это зависит от вашего определения блестящих отзывов. - Кэйлеб улыбнулся в ответ. - На самом деле он сказал следующее: - Его высочество обладает избытком того качества, которое я лично охарактеризовал бы как упорство и целеустремленность, но которое в случае его высочества я могу описать только как явное упрямство с кровавыми намерениями.
   Нарман, который был достаточно неразумен, чтобы потягивать какао в этот конкретный момент, поперхнулся и выплюнул остаток обратно в чашку. Шарлиэн удивила их всех - и, вероятно, больше всего саму себя - внезапным радостным хихиканьем, и Кэйлеб покачал головой им обоим.
   - Понимаю, почему вы не были слишком обеспокоены его способностью справиться с внезапным старшинством энсина герцога Даркоса, ваша светлость, - сказал Нарман, промокая губы салфеткой.
   - Да, не был, - согласился Кэйлеб. Затем выражение его лица слегка посерьезнело. - С другой стороны, его описание меня в тринадцать лет - лишь бледное отражение Мейкела Стейнейра в семьдесят два. Он может перехитрить упрямого дракона. Если уж на то пошло, он, вероятно, может превзойти даже ящерокошку, не говоря уже о простом императоре или императрице!
   - Боюсь, вы правы насчет этого, ваша светлость. - Нарман положил салфетку на стол и на мгновение поджал губы. - И хотя понимаю ваши опасения, ваше величество, - продолжил он затем, глядя на Шарлиэн, - боюсь, что на чисто интеллектуальной основе я должен был бы согласиться с архиепископом.
   - Прошу прощения? - Шарлиэн, казалось, была слишком удивлена его заявлением, чтобы сердиться из-за этого, и в свете ее общего настроения Нарман продолжил немного быстрее, прежде чем это могло измениться.
   - Ваша светлость, о его визите уже объявлено, как в Мэнчире, так и здесь. Все в Корисанде знают, что он приедет, и они знают, что он приедет специально, чтобы нанести пасторский визит и продемонстрировать свою поддержку местной Церкви. Если он вдруг решит отменить эту поездку, люди будут задаваться вопросом, почему. Если он объявит о его отмене сейчас - немедленно - до того, как новости об убийстве отца Тимана успеют дойти до нас обычным способом, мы могли бы утверждать, что его решение не имело никакого отношения к каким-либо конкретным опасениям по поводу его безопасности. Проблема в том, что я очень сомневаюсь, что он захотел бы... изворачиваться таким образом. И даже если бы это было так, нашлось бы множество людей - на самом деле большинство - которые никогда бы не поверили в действительную последовательность событий. Что бы мы ни говорили и какие бы доказательства ни приводили, все будут считать, что он принял решение только после того, как узнал об убийстве отца Тимана.
   - В этом он прав, Шарли, - сказал Кэйлеб с гримасой.
   - И если они действительно в это поверят, то для храмовой четверки и сторонников Храма будет детской забавой изобразить его решение как трусость, - продолжал Нарман с неумолимой логикой. - Если уж на то пошло, давайте будем честны - в некотором смысле так оно и было бы. О, - он мягко махнул рукой, прежде чем Шарлиэн успела возразить, - согласен, что лучшим словом для этого было бы "благоразумие", ваше величество. На самом деле, я пойду дальше и назову это простым благоразумием или даже здравомыслием. И все мы трое знаем, что это было бы благоразумно с нашей стороны, а не с его. Что нам придется позвать Мерлина сюда, чтобы заставить его подчиниться, прежде чем он согласится. Но впечатление в Корисанде, и, вероятно, даже в Чисхолме и Эмерэлде, будет заключаться в том, что он держался подальше, чтобы избежать угрозы убийства. Уверен, что многие люди, которые уже поддерживают Церковь Чариса, были бы рады, если бы он сделал именно это; к сожалению, еще больше людей, которые выступают против Церкви Чариса, со своей стороны были бы так же рады этому. Они будут настаивать на том, что даже у собственного архиепископа Церкви недостаточно искренней веры, чтобы рисковать смертью в поддержку своих убеждений. И если они смогут проделать это с успехом, ваше величество, - пухлый маленький князь очень спокойно встретил взгляд Шарлиэн, - тогда все, чего уже достиг архиепископ Мейкел, и все, ради чего отец Тиман умер, пытаясь достичь в Корисанде, было бы напрасно.
   Тишина в зале совета была ошеломляющей. Тихое потрескивание угля в печке по контрасту казалось почти оглушительным, а за окнами редкие сухие хлопья снега начали падать с облаков, задевая оконные стекла, как безмолвные призраки. Тишина длилась несколько секунд, а затем Шарлиэн неохотно кивнула.
   - Ты прав, - сказала она с явным несчастьем. - Это именно то, что сказал бы Мейкел... и он был бы прав, черт возьми. - Она посмотрела на лепешку в своей правой руке и обнаружила, что дробит ее на кусочки пальцами левой руки. - Хуже того, я тоже это знаю. И, что еще хуже, все, что я произнесла бы, если бы попыталась отговорить его от этого, сделало бы его еще более упрямым.
   Она продолжала постепенно уничтожать лепешку еще минуту или около того, затем снова подняла глаза, и ее глаза были свирепыми.
   - Но если это так, то мы, черт возьми, отправим Мерлина вместе с ним! Думаю, мы могли бы оправдать это тем, что случилось с отцом Тиманом, без того, чтобы кто-нибудь решил, что Мейкелу не хватает смелости в его убеждениях. И если есть кто-то - кроме меня - кто тоже хотел бы послать Мерлина присматривать, это должен быть Кэйлеб! И это не значит, что нам действительно нужно, чтобы Мерлин был прямо здесь, в Черейте, чтобы мы могли совещаться с ним, когда нам это понадобится.
   - Да, это верно. - Глаза Кэйлеба были задумчивыми. - Мне это никогда не приходило в голову, но ты права. Мы уже отправляли его с небольшими поручениями для нас здесь, в Чисхолме, как, например, его нынешний визит к Истшеру. Чтобы мы могли...
   Кто-то тихонько постучал в дверь зала совета, и все трое повернулись к нему лицом. Затем она открылась, и их глаза расширились от изумления, когда Мерлин Этроуз вошел в нее, как будто простое упоминание его имени волшебным образом вернуло его из Мейкелберга. Его сапоги были покрыты толстым слоем грязи, еще больше грязи забрызгало его бриджи и шинель с капюшоном, которую он носил поверх нагрудника и кольчуги, а плечи были припорошены тающим снегом.
   - Ваши величества. - Он поклонился Кэйлебу и Шарлиэн, затем Нарману. - Ваше высочество.
   Дверь за ним закрылась, и он выпрямился.
   - И тебе тоже доброе утро, - сказал Кэйлеб, вопросительно склонив голову набок, когда закрывшаяся дверь снова предоставила им уединение. - Прости меня за этот вопрос, но разве ты все еще не должен быть в Мейкелберге, обсуждая дела с Грин-Вэлли и герцогом?
   - Так и есть, - согласился Мерлин. - Однако кое-что прояснилось. Я подумал, что было бы лучше обсудить это с вами лицом к лицу, а не по комму, поэтому вчера отправился домой. - Он поморщился и посмотрел вниз на свои грязные сапоги. - Боюсь, я не воспользовался своим временем простоя прошлой ночью. - Он снова поднял голову. - Я менял лошадей дюжину раз или около того, и надеялся, что успею вовремя, чтобы этим утром первым делом поговорить с вами и Шарлиэн. - Он снова скорчил гримасу, на этот раз с оттенком юмора. - Я не ожидал, что вы двое встанете так рано.
   - Полагаю, это было потому, что ты не учел мой регулярный приступ утренней тошноты, - криво усмехнулась Шарлиэн. - По общему признанию, обычно это не заставляет нас покидать спальню так рано, но, уверяю тебя, мы обычно уже просыпаемся.
   Нарман откусил еще кусочек булочки с маслом в качестве простейшего средства подавить улыбку.
   - Вы правы, ваше величество. Мне каким-то образом удалось забыть об этом. Я прошу прощения. - Сейджин снова поклонился ей, немного глубже, чем раньше.
   - Ты сказал, что собирался поговорить с нами "первым делом утром", - сказал Кэйлеб, когда Мерлин снова выпрямился. Глаза императора были полны решимости. - Должен ли я предположить, что ты намеревался обсудить определенные события в Корисанде?
   - Вижу, вы уже знаете об этом. - Тон Мерлина был немного странным, подумал Нарман. Почти - не совсем, но почти - некомфортным.
   - Можно и так сказать, - мрачно ответил Кэйлеб. - Я просил Сову присматривать за проповедями отца Тимана. Когда я спросил его об обновлениях сегодня утром, он сообщил мне.
   - Понятно.
   Голос Мерлина все еще казался немного ненормальным, - подумал Нарман и почувствовал, как воспрянуло его собственное любопытство.
   - Мы только что обсуждали с Нарманом, следует ли нам разрешить Мейкелу продолжить свой пастырский визит, - сказала Шарлиэн. - Очевидно, что Кэйлеб и я не особенно рады такой перспективе в свете всего этого. Поэтому мы подумали, что нам следует послать тебя с ним, чтобы убедиться, что Уэймин и его мясники не выстрелят в него.
   - Этот Уэй..? - начал Мерлин, затем остановился.
   Мгновение он переводил взгляд с Кэйлеба на Шарлиэн и обратно с очень странным выражением лица, затем прочистил горло. Все три члена его аудитории из плоти и крови знали, что у ПИКА не было абсолютно никаких причин когда-либо делать что-либо подобное, точно так же, как все трое давно поняли, что эта манера служила Мерлину своего рода затяжкой времени. Что объясняло, почему все трое обнаружили, что оглядываются на него в разной степени замешательства, недоумения и размышлений.
   - Мерлин? - спросил Кэйлеб с суровой, слегка возвышающейся интонацией родителя, который подозревает, что его отпрыск что-то замышляет. Мерлин оглянулся на него, затем сделал еще одну вещь, которую ПИКА никогда не должен был делать, и вздохнул.
   - Вы сказали, что Сова сообщил вам, что отец Тиман был убит, - сказал он немного уклончиво. - Я предположил из этого, что вы попросили у него полный отчет о ситуации.
   - О чем там было спрашивать? - возразил Кэйлеб. - Тиман был уже мертв, и не похоже, чтобы то, что мы решим сегодня утром, возымеет какой-либо немедленный эффект в Корисанде. Если уж на то пошло, в Мэнчире еще даже не рассвело.
   - На самом деле, - поправил Мерлин со скрупулезной точностью, - в Мэнчире сейчас рассвет. И я мог бы добавить, что у них там тоже прекрасная ясная погода.
   - А что еще происходит в Мэнчире, капитан Этроуз? - потребовала Шарлиэн, глядя на него с явным подозрением.
   - Ну, на самом деле, так получилось, что в этот конкретный момент Корин Гарвей и его отец, Чарлз Дойл, генерал Чермин, епископ Кейси и архиепископ Клейрмант впервые беседуют с Эйдрином Уэймином.
   - Они что?! - Кэйлеб действительно приподнялся на дюйм или два со своего стула, и глаза Шарлиэн расширились от удивления. Нарман, с другой стороны, просто откинулся на спинку стула со своей чашкой какао в руке.
   - Мне жаль, Кэйлеб, - сказал Мерлин. - Когда вы сказали мне, что Сова рассказал вам о случившемся, я подумал, вы имели в виду, что он рассказал вам все.
   - Что ж, - сказал Кэйлеб с похвальной сдержанностью, снова садясь на место, - очевидно, ты ошибся.
   - Как я только что понял, - немного сухо ответил Мерлин. Затем он покачал головой. - На самом деле, Сова наконец-то начинает проявлять признаки настоящего автономного самосознания. Он осознал, что происходит, и понял, что я хотел бы знать об этом, поэтому он разбудил меня. - Искусственные мышцы лица сейджина напряглись. - К сожалению, он понял это слишком поздно. Даже если бы я осмелился отправиться в Мэнчир, чтобы вмешаться, я бы никогда не добрался туда вовремя. Так что все, что я мог сделать, это сидеть там и смотреть, как он умирает.
   Лицо Мерлина теперь превратилось в мрачную, суровую маску. Шарлиэн никогда раньше не видела его таким, даже после покушения в святой Агте. Кэйлеб был... на юте галеры "Ройял Чарис", когда Мерлин понял, что, в конце концов, он не успел спасти короля Хааралда.
   - Это было ужасно, - тихо сказал Мерлин. - Очень уродливо. И я не мог сделать ни единой чертовой вещи, чтобы остановить это. - Его правая рука сжалась в кулак, и он посмотрел на него сверху вниз, как будто он принадлежал кому-то другому. - Я не видел никакой причины звонить вам двоим и будить вас посреди ночи, чтобы показать что-то подобное, когда никто из нас все равно ничего не мог с этим поделать. - Он снова посмотрел вверх. - Поэтому решил, что подожду, пока не смогу вернуться сюда лично, а затем расскажу вам - желательно не раньше, чем вы позавтракаете, так как я не ожидал, что у вас будет большой аппетит после этого. Но когда я добрался до дворца, Фрэнз Астин сказал мне, что вы уже встали и что вы вызвали Нармана. Я боялся, что знаю почему.
   - Хорошо, - медленно сказал Кэйлеб. - Я это прекрасно понимаю. Но что это за дело с Уэймином?
   - Я не смог удержать их от убийства отца Тимана, - ответил Мерлин. - Но решил, что смогу удержать их от убийства кого-либо еще. И что мне было бы чертовски лучше, если бы я не хотел, чтобы еще больше реформистов были убиты и выброшены где-нибудь на углах улиц. Поэтому я воспользовался одним из пультов Совы, чтобы написать небольшую записку, а затем бросить ее в окно Корина Гарвея. - Он слабо улыбнулся, несмотря на свое мрачное настроение. - Думаю, это привлекло его внимание. И когда он прочитал это...
   ***
   - ...вот так примерно, в чем дело, - закончил Мерлин несколько минут спустя. - Люди Гарвея схватили Эймейла и, по крайней мере, три четверти остальных лидеров ячеек Уэймина. Однако Хейнри услышал, как они приближаются, и сумел ускользнуть от них. И так же поступил этот мерзкий кусок дерьма Камминг. Но Гарвей конфисковал все четыре их основных тайника с оружием, и у него более чем достаточно людей для допроса. - Мерлин поморщился. - Они также не слишком деликатны в том, как задают вопросы. Они скрупулезно стараются держаться подальше от Книги Шулера, но это не мешает им быть чертовски... настойчивыми. Полагаю, что он и Дойл будут придумывать всевозможные "нормальные" зацепки, чтобы помочь держать в бегах то, что осталось от организации Уэймина в Мэнчире.
   - Боже мой, Мерлин. - Кэйлеб сидел молча во время рассказа Мерлина. Теперь он покачал головой. - Прости меня за вопрос, но разве мы все не решили, что нам нужно оставить этих людей в покое? Присматривать за ними и создавать эту вашу "базу данных"?
   Кэйлеб откинулся на спинку стула со своей стороны стола, пристально глядя на высокого голубоглазого мужчину в почерневших доспехах, украшенных золотыми, синими и серебряными эмблемами империи Чарис, стоящего с другой стороны. Нарман задавался вопросом, кого Кэйлеб видел в этот момент: имперского стражника или ПИКА с душой мертвой женщины?
   Затем император на мгновение взглянул на Шарлиэн и пожал плечами. - Во-первых, Мерлин, позволь мне сказать - и полагаю, что в этом также говорю от имени Шарли, - что в сложившихся обстоятельствах я всем сердцем одобряю твое решение.
   Он приподнял бровь, глядя на жену, которая кивнула в знак твердого согласия, затем снова обратил свое внимание на Мерлина.
   - Во-вторых, однако, я хотел бы напомнить тебе о разговоре, который у тебя был когда-то давным-давно с моим отцом. "Я уважаю вас и во многом восхищаюсь вами", - сказал ты ему. - "Но моя истинная преданность? Это принадлежит не вам или Кэйлебу, а будущему. Я воспользуюсь вами, если смогу, ваше величество".
   В зале совета снова воцарилась тишина, и Кэйлеб слегка улыбнулся. - Ты удивлен, что я знал, что ты ему сказал? - спросил император.
   - Немного, - признался Мерлин через мгновение. - Я не знал, что он рассказал тебе об этом.
   - Он не рассказывал. Так поступил Чарлз Гардэйнер. Отец не говорил ему не делать этого, и когда он увидел, как мы с тобой сблизились, то подумал, что я должен знать. Дело было не в том, что он не доверял тебе, Мерлин. Просто Чарис был его первой, последней верностью и всегда был таким. Верностью Дому Армак.
   - И вы злитесь, что мой дом другой? - тихо спросил Мерлин.
   - Мерлин. - Кэйлеб покачал головой с внезапной, неожиданной улыбкой. Эта улыбка была немного кривой, но это определенно была улыбка. - Мерлин, я всегда это знал. Даже если бы Чарлз не сказал мне, ты говорил достаточно часто и открыто. Это не помешало тебе предложить нам с Шарли свою дружбу - даже свои услуги. Ради бога, ты пролетел полпланеты, чтобы спасти ей жизнь! Конечно, я мог бы пожелать - надеяться - что мы всегда придем к общему согласию. И признаю, что предпочел бы получить хотя бы небольшой доклад, прежде чем ты натравил Гарвея на Уэймина. В связи с этим, пожалуйста, не стесняйся будить меня посреди ночи так же свободно, как я всегда себя чувствовал, когда будил тебя. Но не думай, что я ожидаю, что ты сделаешь хоть на дюйм меньше того, чего, по твоему мнению, требует от тебя твой долг. Я не настолько глуп. И также не настолько эгоистичен, Мерлин. - Он снова покачал головой. - Есть фраза, которую ты однажды сказал мне о ком-то другом. Ты сказал, что он "заплатил наличными" за право принять собственное решение о чем-то. Ну, и ты тоже.
   Последовало еще одно мгновение тишины, затем Мерлин усмехнулся. - Я надеялся, что вы так это воспримете, - сказал он. - Я бы солгал, если бы сказал, что был уверен, что вы это сделаете.
   - И имело бы хоть какое-то значение для твоих будущих действий, если бы я решил устроить имперскую истерику по поводу того, что у тебя хватило наглости принять решение, не посоветовавшись со мной и Шарли?
   - Нет, - немного криво ответил ему Мерлин. - Нет, не совсем.
   - Я тоже так думал, - сказал Кэйлеб.
  
   .XIII.
   Апартаменты архиепископа Мейкела, дворец архиепископа, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   Мейкел Стейнейр оторвал взгляд от книги, лежащей у него на коленях, когда кто-то легонько постучал в дверь его комнаты.
   Утро было таким тихим, каким может быть только зимнее утро. Он расположился у выходящего на восточную сторону окна своей комнаты, чтобы воспользоваться утренним светом для чтения, но это также позволяло ему смотреть на заснеженный чисхолмский пейзаж. Он пробыл в Черейте недостаточно долго, чтобы новизна снега исчезла, и находил грациозный, плавный спуск снежинок бесконечно увлекательным. Ардин, с другой стороны, решил, что снег - ужасная идея. К счастью для душевного спокойствия ящерокота, его корзина была достаточно большой, чтобы вместить действительно роскошное, невероятно мягкое одеяло - фактически подарок императрицы Шарлиэн - и в настоящее время он зарылся под ним, выставив наружу только самый кончик носа.
   Кем бы ни был их посетитель, он постучал снова, немного громче. - Да? - позвал Стейнейр, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее просунулась человеческая голова. Голова, о которой идет речь, принадлежала отцу Брайану Аширу, его личному секретарю и самому доверенному помощнику.
   - Извините, что беспокою вас, ваше преосвященство, но сейджин Мерлин спрашивает, не можете ли вы уделить ему минутку вашего времени?
   Белоснежные брови Стейнейра приподнялись. Он посидел так с минуту, затем вложил закладку в том, лежавший у него на коленях, и закрыл его.
   - Конечно, Брайан. Попросите сейджина войти, пожалуйста.
   - Конечно, ваше преосвященство, - пробормотал Ашир, и его голова снова исчезла.
   Дверь снова открылась - шире - через несколько секунд, и в нее вошел Мерлин Этроуз. Стейнейр был удивлен, увидев его, по нескольким причинам. Во-первых, он думал, что Мерлин останется в Мейкелберге по крайней мере еще на день или около того. Во-вторых, он был немного озадачен тем, почему Мерлин мог прийти к нему лично, а не просто использовать их связь, поскольку снарки сейджина, должно быть, сказали ему, что Стейнейр был один в своей комнате, что означало, что никто бы не заметил, как он разговаривал сам с собой.
   - Спасибо, что приняли меня так быстро, ваше преосвященство, - сказал Мерлин, когда Ашир снова закрыл за собой дверь.
   - Всегда пожалуйста, - с улыбкой ответил Стейнейр. - И все же, должен признаться, немного удивлен вашим визитом.
   - Уверен, что это так. - Мерлин улыбнулся в ответ, но затем улыбка исчезла. - Однако я только что вернулся со встречи с Кэйлебом, Шарлиэн и Нарманом. Ну, - поправил он себя, - я только успел после этого принять ванну и надеть чистую форму.
   - Что за встреча?
   - В Мэнчире произошли некоторые... неожиданные события. - Глаза Стейнейра сузились, когда голос Мерлина неожиданно стал мрачным. - На самом деле, одна из причин, по которой я здесь, состоит в том, чтобы попросить вас присоединиться к ним троим, чтобы обсудить эти события. Они хотели подождать, пока вы не позавтракаете. По нескольким причинам.
   - Должен ли я предположить, что "неожиданные события", о которых идет речь, не являются счастливыми? - тихо спросил Стейнейр.
   - Боюсь, что так. И, честно говоря, я также боюсь, что они будут иметь некоторые последствия для вашего собственного визита.
   - Понимаю. - Стейнейр отложил книгу в сторону и начал подниматься со своего удобного кресла.
   - Минутку, ваше преосвященство. Пожалуйста.
   Брови архиепископа снова поднялись, когда Мерлин жестом велел ему оставаться на месте. Он откинулся назад, склонив голову набок.
   - Да? - пригласил он. - Я сказал, что одна из причин, по которой я пришел, - это передать их приглашение, - сказал Мерлин. - Однако у меня есть еще одна. Один вопрос, который мне действительно нужно обсудить с вами, прежде чем я доведу этот вопрос до их сведения.
   - Это как-то связано с тем, что произошло в Мэнчире?
   - Нет, ваше преосвященство. Или, во всяком случае, не напрямую. Это связано с вашей беседой с бароном Уэйв-Тандером перед тем, как вы отправились в Эмерэлд.
   - Прошу прощения? - Стейнейр моргнул, и Мерлин одарил его рассеянной улыбкой.
   - Прежде чем покинуть Теллесберг, ваше преосвященство, вы договорились с отцом Брайаном о том, чтобы он доставил барону несколько ящиков с документами. Документы, которые были отправлены вам из Зиона... через мадам Диннис.
   Стейнейр напрягся. На мгновение простое удивление - и шок - заставили его застыть на стуле, его глаза расширились от изумления. Затем его обычно кроткое лицо потемнело. Широко раскрывшиеся глаза сузились, и все его тело, казалось, задрожало, когда его пронзила волна негодования.
   - Мерлин!.. - начал он жестким, сердитым голосом.
   - Пожалуйста, ваше преосвященство! - быстро сказал Мерлин, поднимая руку в миролюбивом жесте. - У меня нет намерения каким-либо образом нарушать ваше доверие!
   - Ты уже сделал это! - Стейнейр был в такой ярости, какой Мерлин его еще никогда не видел. - Я понимаю, что вся эта "Церковь Ожидания Господнего" - всего лишь фарс, и не очень хороший, - резко сказал он, - но ты прекрасно знаешь, что я все еще серьезно отношусь к своим священническим обязанностям! И ты, очевидно, также знаешь, что мадам Диннис пришла ко мне под печатью исповеди!
   - Да, знаю, - согласился Мерлин, стараясь, чтобы его собственный голос звучал намеренно спокойно. - И я узнал об этом только потому, что Сова дал мне информацию в обычном дампе данных. К сожалению, мне тогда еще не пришло в голову установить фильтр, который уважал бы частную жизнь и конфиденциальность ваших пастырских бесед с отдельными членами Церкви. После того случая я так и сделал.
   Стейнейр впился в него взглядом, и Мерлин спокойно посмотрел в ответ. - Вы можете проконсультироваться об этом с Совой, ваше преосвященство, - сказал он очень тихо.
   На мгновение повисла напряженная, хрупкая тишина. Затем ноздри Стейнейра раздулись, когда он глубоко вдохнул.
   - В этом нет необходимости. - Его голос был таким же тихим, как и у Мерлина. - Твоего слова для меня более чем достаточно, сейджин Мерлин. Так было всегда.
   - Спасибо, - искренне сказал Мерлин.
   - Однако я должен предположить, - продолжил Стейнейр с видом человека, намеренно отступающего от края пропасти, - что есть причина, по которой вы обратили мое внимание на вашу... осведомленность об этой конкретной ситуации?
   - Есть.
   Мерлин подошел к окну и остановился, глядя на снег. Несколько секунд он больше ничего не говорил, затем повернул голову и посмотрел на архиепископа.
   - Ваше высокопреосвященство, я узнал о существовании файлов госпожи Анжилик чисто случайно, и я точно понимаю, почему мадам Диннис хочет защитить свою личность - и ее - от случайного предательства. Чего я не знаю, из-за тех фильтров, которые Сова установил после вашего первого разговора с ней, так это того, говорила ли вам мадам Диннис когда-либо о личностях тех людей в Храме, кто работал с Анжилик?
   Стейнейр на мгновение задумался над вопросом, затем пожал плечами. - Нет, она этого не сделала.
   - На самом деле я не удивлен. - Мерлин снова повернулся к окну. - Однако с тех пор, как я узнал о вашем разговоре, я... присматриваю за госпожой Анжилик.
   - Что? - В голосе Стейнейра послышалась тревога. - Я думал, ты сказал...
   - Что я сказал, - перебил Мерлин, не отрывая взгляда от окна, - так это то, что не осмеливаюсь управлять снарками или их пультами внутри самого Храма. - Он пожал плечами. - Я все еще не имею ни малейшего представления о том, что представляют собой все эти источники энергии под Храмом. Очевидно, что довольно многие из них должны быть связаны с экологическими услугами Храма и автоматизированными дистанционно управляемыми пультами, которые поддерживают все его "мистические" функции в рабочем состоянии. Однако думаю, что для этого требуется больше, чем нужно, и не собираюсь рисковать, используя какие-либо датчики поблизости. Но городской дом Анжилик находится достаточно далеко от Храма, чтобы я мог присматривать за ним. Осторожно, конечно. На самом деле, - он оглянулся на архиепископа со странной, мерцающей легкой улыбкой, - я действительно был в Зионе, вы знаете.
   - Ты был в Зионе? - Стейнейр не смог полностью скрыть своего удивления, и Мерлин усмехнулся.
   - Это было до того, как я смог рассказать кому-либо из вас правду. Скажите, вы никогда не задавались вопросом, как именно архиепископ Эрейк так удачно упал на ступеньках Анжилик?
   Глаза Стейнейра снова расширились, и Мерлин кивнул. - Разве это не было немного рискованно? - спросил архиепископ через мгновение. - Из того, что вы сказали, я бы подумал, что это будет представлять значительный риск обнаружения.
   - Так и было, - согласился Мерлин. - К сожалению, это был единственный способ, который я мог придумать, чтобы предотвратить его пастырский визит, и нам нужно было время.
   - Это достаточно верно, - с чувством признал Стейнейр, и Мерлин пожал плечами.
   - В любом случае, как я уже сказал, я не спускал с нее глаз. И, честно говоря, все больше и больше беспокоюсь о ее безопасности.
   - Обеспокоен? Почему? Что происходит? - быстро спросил Стейнейр.
   - Я не совсем уверен, - признался Мерлин, - но у нее были некоторые необычные контакты. И она занималась чем-то другим... странными делами. Помимо всего прочего, у нее есть несколько групп людей, спрятанных в разных местах, разбросанных по всему Зиону. Я не смог идентифицировать большинство из них, но знаю, по крайней мере, некоторых из них.
   - Кто они? - спросил Стейнейр, когда он сделал паузу.
   - Это семейные группы. Я в этом почти уверен. И если я не ошибаюсь, это семьи высокопоставленных церковников. Викариев и архиепископов.
   Карие глаза встретились с сапфировыми, и в комнате Стейнейра на несколько вдохов стало очень, очень тихо.
   - Эти "реформаторы" Эйдорей, - сказал тогда Стейнейр очень тихо.
   - Вот что я думаю... чего боюсь. - Мерлин покачал головой. - Чем больше я видел Анжилик, тем больше восхищался ею. Это очень способная леди, ваше преосвященство, и уверен, что она подготовила свой собственный путь к отступлению, хотя мне и не удалось поймать ее на этом. Вероятно, это хороший знак, а не плохой; если мы с Совой не наткнулись ни на какие улики, то и инквизиция вряд ли наткнулась бы на них. С другой стороны, нет никакого способа быть уверенным в этом, тем более что я не осмеливаюсь направлять дистанционно управляемые пульты непосредственно в Храм. И какими бы хорошими ни были ее договоренности, огромное количество людей, которых она пытается вытащить, будет работать против нее. Уверен, что Клинтан и Рейно уже пытаются выяснить, куда делись многие из этих людей, и если есть что-то, в чем инквизиторы хороши, так это в поиске людей.
   - Понимаю.
   Стейнейр откинулся на спинку стула, его глаза были встревожены, одна рука играла с нагрудным скипетром его облачения. Он сидел так несколько секунд, затем снова посмотрел на Мерлина.
   - Куда именно ты направляешься, Мерлин?
   - В Зион, я думаю, - ответил Мерлин.
   На этот раз глаза Стейнейра даже не дрогнули. Ему явно не нравилось, к чему это, казалось, вело, но было так же ясно, что он не был удивлен.
   - Как? - просто спросил он.
   - То, что я имею в виду, на самом деле не так уж и сложно. Возможно, немного рискованно, но не сложно.
   - Ты наводишь на меня ужас, - сухо сказал Стейнейр, и Мерлин усмехнулся.
   - На самом деле, меня заставило задуматься об этом то, что сегодня утром сказала Шарлиэн. Она и Кэйлеб планируют отправить меня с вами в Корисанду, чтобы присматривать за вами. Как она указала Кэйлебу, теперь мы можем поддерживать связь, где бы я ни был, и для Кэйлеба действительно имело бы смысл послать своего личного оруженосца для защиты архиепископа Чариса. Но если они смогут отправить меня в Корисанду и оставаться на связи, тогда и я смогу отправить себя в Зион, не теряя связи.
   - И просто пойти прогуляться по городу? Без сомнения, в твоей форме имперской стражи?
   - Не совсем. - Мерлин слегка улыбнулся. - На самом деле, я могу перенастроить свой ПИКА, ваше преосвященство. Есть ограничения на изменения таких вещей, как рост, но можно изменить цвет своих волос, цвет глаз, цвет кожи лица. - Он пожал плечами. - Поверьте мне, я настоящий мастер маскировки. Или, возможно, мне следует сказать "госпожа".
   Стейнейр кивнул. Теперь он видел фотографии Нимуэ Элбан и должен был признать, что никто никогда бы не узнал ее в Мерлине Этроузе. Между ними было очевидное - и, безусловно, понятное - "семейное сходство", но Мерлин безошибочно был мужчиной.
   - Не буду притворяться, что такая моя близость к Храму со всей электроникой, спрятанной внутри меня - не говоря уже о моей энергостанции - не заставляет меня нервничать, - продолжил Мерлин, - но никто из увидевших или встретивших меня не сможет ассоциировать меня с Мерлином Этроузом. Даже если они позже встретят Мерлина.
   - Хорошо, это понятно, - признал Стейнейр.
   - Ну, в то время как я признаю некоторые ограничения, полагаю, я также должен согласиться, что буду в значительной степени играть с листа, как только доберусь туда. - Мерлин пожал плечами. - По-другому и быть не может. Но у меня будет несколько преимуществ, которых нет у Анжилик, и я всегда могу объяснить, что, например, я еще один сейджин - друг сейджина Мерлина, который помогает ему. Это должно помочь объяснить некоторые из этих "преимуществ", если мне придется ссылаться на них при свидетелях.
   - И где именно будет "сейджин Мерлин", пока все это происходит? - Стейнейр покачал головой. - Тебе придется уехать по крайней мере на несколько дней - скорее всего, на несколько пятидневок.
   - Это одна из причин, по которой я пришел к вам, - сказал Мерлин. - Думаю, что мы, вероятно, сможем прикрыть хотя бы короткое отсутствие с моей стороны, используя истории о сейджинах. Согласно, по крайней мере, некоторым рассказам, им нужно "удаляться от мира", чтобы время от времени медитировать. Сейджин Мерлин, с другой стороны, постоянно "дежурил" с тех пор, как впервые прибыл в Чарис. Без сомнения, ему давно пора обратиться к такого рода занятиям. Назовите это "духовным уединением". Учитывая тот факт, что Кэйлеб и Шарлиэн хотят отправить меня с вами в Корисанду, и что все, что они собираются делать сами в ближайшем будущем, - это оставаться здесь, во дворце, с кучей стражников, чтобы присматривать за ними вместо меня, думаю, нам могло бы сойти с рук объяснение с любым, кто спросит, что я пользуюсь этой возможностью для вышеупомянутого духовного уединения, прежде чем мы с вами уедем.
   - Полагаю, мы могли бы это сделать, - медленно согласился Стейнейр, его глаза были задумчивыми.
   - Проблема в том, что мы должны убедить Кэйлеба и Шарлиэн согласиться со всем этим. - Губы Мерлина дернулись в чем-то на полпути между улыбкой и гримасой. - Не думаю, что кому-то из них понравится эта идея, но я не собираюсь предпринимать что-то подобное, не проинформировав их полностью. Мы только что, э-э, немного поговорили именно об этом, собственно говоря. - Выражение его лица на мгновение превратилось в настоящую улыбку, затем разгладилось. - Однако не могу сказать им, куда я хочу пойти и почему, не рассказав им об Анжилик, ваше высокопреосвященство. И не могу этого сделать, если это нарушит вашу уверенность и неприкосновенность исповеди.
   - Понимаю, - снова сказал Стейнейр.
   Он сидел больше двух минут, напряженно размышляя, затем его глаза снова сфокусировались на Мерлине.
   - Это неловкая ситуация, - сказал он. - Во-первых, вы уже имеете доступ к информации, покрытой печатью исповеди. Технически это означает, что вам не нужно мое разрешение, чтобы поделиться этой информацией - информацией, которая попала в ваше распоряжение без преднамеренного нарушения исповеди - с Кэйлебом и Шарлиэн. Если уж на то пошло, вы даже не церковник, так что печать исповеди к вам вообще неприменима. Однако мы с вами оба знаем, что это просто юридический аргумент.
   Мерлин молча кивнул, и Стейнейр глубоко вздохнул. - Как архиепископ, я уполномочен снимать печать исповеди при определенных четко определенных обстоятельствах. Честно говоря, я бы даже не подумал нарушать его по большинству оправданий, которые признает Церковь Ожидания Господнего, поскольку они в основном связаны с передачей людей инквизиции. Однако даже Церковь Лэнгхорна признает, что бывают случаи, когда необходимо учитывать непосредственную безопасность других людей. В данном случае это, очевидно, верно! И, к сожалению, у меня нет возможности проконсультироваться с Эйдорей и вовремя спросить ее разрешения, чтобы принести какую-либо пользу. В то же время я должен сказать вам, что если бы не неизбежность угрозы мадам Анжилик и невинным людям, которым, по вашим словам, она пытается помочь сбежать, я бы даже не рассматривал это. Вы это понимаете?
   Мерлин просто кивнул еще раз, и Стейнейр вздохнул. - Хорошо, Мерлин. Учитывая ситуацию, я поддержу вас перед Кэйлебом и Шарлиэн.
  
   .XIV.
   Особняк мадам Анжилик Фонда, город Зион, земли Храма
  
   Тихая музыка разливалась по роскошно обставленной гостиной. Богато одетые мужчины, большинство в сутанах из хлопчатого шелка или из шелка стального чертополоха, некоторые в оранжевых одеждах викариев, сидели или стояли в комнате, держа бокалы с вином или с бренди. Дела у мадам Анжилик всегда шли хорошо и лучше всего в зимние месяцы, когда граждане Зиона неизбежно обращались к внутренним занятиям. Молодые женщины - всех оттенков кожи, но одинаково красивые - сидели или стояли со своими гостями, непринужденно болтая, смеясь. Все они были со вкусом одеты, большинство с элегантно неброской косметикой. Трудно было бы представить что-либо менее похожее на популярную концепцию проституток.
   Именно поэтому мадам Анжилик всегда добивалась такого успеха.
   Никакой вульгарности среди ее юных леди! Никаких обычных, грубых или неуместных разговоров. Никакого низкопробного юмора. Все куртизанки мадам Анжилик были умными, живыми, хорошо образованными. Их поощряли читать, следить за последними новостями, обсуждать любую тему, которая могла возникнуть, с сочетанием остроумия и такта. Они привлекали только клиентов самого высокого уровня, и всей иерархии Храма было известно, что дамы мадам Анжилик были неизменно сдержанны.
   Стандарты Анжилик были высокими, но не выше тех, с которыми она встречалась в свои дни "работающей девушки", и было поразительно, как много членов викариата поддерживали свои... близкие отношения с ней, даже сегодня. Теперь она пересекла комнату, останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов то тут, то там с теми, кого знала особенно хорошо. Изящное, ласковое прикосновение к плечу. Целомудренный поцелуй в щеку, для более избранных. Смеющаяся улыбка, шутка для других. Никто, глядя на нее, не мог бы догадаться, что она испытывает хоть малейшее беспокойство по поводу чего-либо.
   Конечно, одним из самых первых требований успешной куртизанки были актерские способности.
   Ее голова повернулась, когда она краем глаза уловила движение, а затем бровь приподнялась, когда в комнату вошел хорошо одетый мужчина, которого она никогда раньше не видела.
   Он был высоким, чисто выбритым, с карими глазами. Его каштановые волосы были немного длиннее, чем предписывала нынешняя мода Зиона, собраны сзади в простой конский хвост, скрепленный застежкой с драгоценными камнями, а тяжелое, припорошенное снегом пальто, которое он только что вручил лакею, было отделано белым зимним мехом горного ящера-резака. Тяжелая золотая цепь на его шее и такие же золотые кольца на его ухоженных пальцах были дополнительными признаками достатка, и все еще прекрасный лоб Анжилик слегка нахмурился в задумчивом интересе.
   - Извините меня, - пробормотала она своему нынешнему собеседнику. - Мне кажется, я вижу кого-то, кого я должна приветствовать, ваше преосвященство.
   - Конечно, моя дорогая, - ответил архиепископ, с которым она разговаривала.
   - Спасибо, - сказала она, тепло улыбаясь ему.
   Она грациозно направилась к новоприбывшему, который оглядывался по сторонам, не навязчиво, но с явным интересом. Он заметил ее приближение, и она снова улыбнулась, еще шире, протягивая тонкую руку.
   - Добро пожаловать, - просто сказала она.
   - Спасибо, - ответил он приятным тенором. Он галантно поднес ее руку к губам и поцеловал. - Надеюсь, у меня есть право обратиться к самой мадам Анжилик? - спросил он.
   - Действительно, сэр, - признала она. - А вы кто такой?
   - Абрейм Живонс. - Он слегка поклонился, и она кивнула. Он говорил с легким, но узнаваемым деснейрским акцентом, - подумала она.
   - Вы гость в нашем городе, мастер Живонс?
   - Пожалуйста, зовите меня Абрейм. - Белые зубы сверкнули в очаровательной улыбке, и его карие глаза тоже улыбнулись ей. - Действительно, так и есть. Неужели мой акцент выдал меня? Я говорю слишком по-деревенски?
   - О, вряд ли по-деревенски... Абрейм! - Ее серебристый смех был таким же очаровательным, как и все остальное в ней. - Но я, кажется, уловила, по крайней мере, небольшой акцент. Деснейрец?
   - Почти. - Его улыбка стала немного озорной. - Вообще-то, силкиец.
   - О, простите меня! - На этот раз ее смех был немного громче. Многие граждане великого герцогства Силкия возмущались тем, что их идентифицировали как деснейрцев.
   - Здесь нечего прощать, - заверил он ее. - И если бы это было так, я бы обязательно попросил прощения у кого-нибудь столь очаровательного, как вы.
   - Похоже, вы сами не скупитесь на очарование, Абрейм, - заметила она.
   - Во всяком случае, моим родителям хотелось бы думать, что это так.
   - Могу я спросить, что привело вас в Зион в это время года? - Анжилик деликатно поморщилась. - Хотя я бы никогда не стала подвергать сомнению суждения архангелов, но иногда задавалась вопросом, о чем они думали, размещая Храм где-то здесь в зимнем климате Зиона!
   - Действительно, поездка в город немного трудновата в это время года, - признал он, слегка пожав плечами. - К сожалению, дела требовали моего присутствия здесь. И каким бы трудным ни было путешествие, компания, ожидающая на другом конце пути, безусловно, сделала его стоящим.
   - Рада, что вы так думаете. Могу я представить вас одной из моих юных леди? - Тон Анжилик был таким же вежливым и любезным, как всегда, но каким-то образом ей удалось совершенно ясно дать понять, что ее собственные "рабочие дни" остались позади. Живонса, казалось, позабавил этот намек.
   - Думаю, что это было бы очень хорошей идеей, - сказал он. - Надеюсь, однако, что у нас будет возможность, по крайней мере, еще немного поговорить?
   - О, уверена, что так и будет, - заверила она его, взяв его за руку и положив ее себе на локоть с собственническим видом, когда повела его через гостиную к потрясающе привлекательной голубоглазой золотоволосой молодой женщине.
   - Абрейм, позвольте мне представить Марлис, - сказала Анжилик. - Марлис, это Абрейм. Он только что прибыл из Силкии.
   - Действительно? - Марлис одарила Живонса ослепительной улыбкой. - О, я знаю, почему мадам представила вас мне, Абрейм!
   - Я тоже, - ответил Живонс, узнав ее собственный, значительно более сильный акцент. - Я улавливаю акцент самого Силк-Тауна?
   - Это действительно так, - заверила его Анжилик, передавая плененную руку Марлис. - Я подумала, что вы, возможно, найдете это утешительным так далеко от дома.
   - О, - широко улыбнулся Живонс, - уверен, что это меня очень утешит.
   ***
   Несколько часов спустя гостиная была практически пуста, когда Абрейм Живонс снова вошел в нее. Марлис Фарно сопровождала его, и улыбка на ее лице была больше, чем просто профессиональной, - подумала Анжилик, когда они подошли к ней. - Это было хорошо. Марлис была одной из ее любимых девушек, и она надеялась, что молодая женщина найдет компанию Живонса приятной. Однако первое впечатление всегда может быть обманчивым, и она была рада, что это, по-видимому, не так.
   - Вы покидаете нас, Абрейм?
   - Боюсь, я должен, - ответил он. - Завтра утром у меня назначена встреча, чтобы обсудить один из контрактов на судостроение. Мне нужно отдохнуть, прежде чем я померяюсь умом с приспешниками викария Робейра.
   - Очень мудрое отношение!
   - Так мне сказали. - Он улыбнулся ей. - Однако, прежде чем я уйду, я хотел бы спросить, могу ли я поговорить с глазу на глаз?
   - Наедине? - Ее брови изогнулись.
   - У меня есть просьба... от друга.
   - Понимаю. - Выражение лица Анжилик было всего лишь вежливо внимательным, но мысленные уши насторожились, уловив что-то в тоне ее гостя. Это было очень слабо, чем бы оно ни было - почти больше воображаемое, чем слышимое. И все же оно было там. Она была странно уверена в этом.
   - Конечно, - пригласила она после очень короткого колебания и изящным жестом указала на одну из маленьких боковых комнат. - Это будет достаточно конфиденциально?
   - Прекрасно, - заверил он ее и предложил ей руку.
   Они прошлись по почти пустой комнате, непринужденно болтая, и Живонс небрежно закрыл за ними дверь в меньшую комнату. Затем он повернулся лицом к Анжилик.
   - А теперь, Абрейм, - сказала она, - по поводу этой твоей "просьбы"?..
   - На самом деле все очень просто, - сказал он ей. - Эйдорей была бы признательна, если бы вы присоединились к ней в Чарисе.
   Несмотря на буквально десятки лет с трудом приобретенного опыта и дисциплины, глаза Анжилик широко распахнулись. Она уставилась на него на мгновение, затем побледнела, осознав, как выдала себя. Одна тонкая рука поднялась к горлу, и ее пальцы сомкнулись на медальоне, который она носила на шее на шелковой ленте.
   - Не надо, - мягко сказал Живонс. Она уставилась на него огромными глазами, и он покачал головой. - Не думаю, что Эйдорей была бы очень рада, если бы вы проглотили эту таблетку цианида... Ниниэн.
   Она замерла, едва дыша, и он криво улыбнулся ей. - Знаю, о чем вы думаете, но подумайте немного усерднее. Если бы Клинтан и Рейно подозревали вас - если бы они знали достаточно, чтобы знать имя, которое дали вам ваши тетя и дядя, - у них не было бы причин заманивать вас в ловушку. Вы бы уже были под стражей.
   Она пристально посмотрела на него, краска медленно возвращалась к ее лицу, но она не убрала руку с медальона.
   - Это может меняться, - сказала она после еще одной долгой паузы, и ее голос был удивительно ровным в данных обстоятельствах. - Я могу придумать несколько сценариев, в которых обманом заставить меня довериться вам могло бы быть более полезным - по крайней мере, выгодным, - чем просто арестовать меня и задать мне вопрос.
   - Уверен, что можете, - кивнул он. - В то же время, я думаю, вы знаете Клинтана лучше, чем других. Рейно, - он слегка пожал плечами, - может быть достаточно хитер, чтобы попытаться сделать что-то подобное. Но Клинтан? - Он покачал головой. - Не в вашем случае. Нет, если он даже начал подозревать о всех документальных доказательствах, которые вы послали Эйдорей в Теллесберг. Или, если уж на то пошло, что в первую очередь вы были тем, кто вытащил ее и мальчиков из земель Храма.
   Ее глаза сузились от еще одного доказательства того, как много он знал о ней. И он прав, - подумала она с внутренней дрожью, которой не позволила коснуться своих глаз. - Если бы эта свинья Клинтан имел хоть малейшее представление о том, сколько вреда я причинила, я бы сейчас кричала в одной из "допросных камер" инквизиции. И продолжала бы кричать очень долго.
   - Хорошо, - сказала она наконец, хотя ее пальцы оставались в контакте с медальоном. - Я предполагаю, что вы действительно от Эйдорей. Во всяком случае, - она очень криво улыбнулась, - похоже, нет большого смысла притворяться, что не знаю, о чем вы говорите. Но почему она послала вас? Почему именно сейчас?
   - Если быть до конца честным, - осторожно сказал он, - она не посылала меня. Она даже не знает, что я здесь.
   - Но вы сказали... - ее рука снова сжала медальон.
   - Осторожно!
   Его собственная рука взлетела с ослепительной скоростью, быстрее, чем она когда-либо видела - или воображала! - человеческая рука могла двигаться. Она сомкнулась на ее запястье, и ее глаза широко распахнулись. Его хватка была почти абсурдно нежной, но с таким же успехом это могли быть стальные тиски. Она дернула его изо всех сил, достаточно сильно, чтобы на самом деле пошатнуться на полшага вперед, и он не сдвинулся ни на долю дюйма.
   - Я сказал, что она не знает, что я здесь, Анжилик, - тихо сказал он. - Я также сказал, что она хотела бы, чтобы вы присоединились к ней в Теллесберге. Оба эти утверждения были точными.
   - Что вы имеете в виду?
   Она оставила свои бесполезные попытки вырваться из его хватки, и ее глаза снова задумчиво сузились.
   - Уверен, что даже здесь, в Зионе, вы слышали истории о "сейджине Мерлине" и его службе Чарису. - Тон Живонса превратил это утверждение в вопрос, и она кивнула. Он пожал плечами. - Ну, вы могли бы сказать, что я сделан из того же теста, что и сейджин, и архиепископу Мейкелу и Мерлину... стало известно о некоторых событиях, происходящих здесь, в Зионе. На основании того, что они узнали, они вдвоем решили, что было бы разумно послать меня сюда. К сожалению, у них не было времени объяснить свои опасения Эйдорей или проконсультироваться с ней по этому поводу, прежде чем они это сделают. Вот почему я знаю о вас очень много, но не все.
   - Так вы тоже утверждаете, что вы сейджин? - Анжилик звучал более чем скептически, и Живонс улыбнулся.
   - Как и сам Мерлин, я просто говорю, что обладаю некоторыми способностями, которые легенда приписывает сейджинам. - Он пожал плечами. - Тем не менее, это удобный ярлык. - Он сделал паузу, спокойно глядя на нее. - Если я отпущу ваше запястье, вы пообещаете не отравлять себя достаточно долго, чтобы мы могли поговорить? - спросил он ее затем с тенью улыбки.
   - Да, - сказала она. - Но только если вы отпустите мое запястье... и немного отступите. - Она выдержала его пристальный взгляд своим собственным непоколебимым, и он потратил секунду или две, очевидно, обдумывая ее требование. Затем кивнул.
   - Очень хорошо. - Он отпустил ее запястье и отступил на три шага назад. Это было примерно все, что он мог сделать в маленькой комнате, и затем снова сардонически улыбнулся, скрестив руки на груди в явно не угрожающем жесте. - Этого достаточно, миледи? - спросил он.
   - Полагаю, это должно сработать, не так ли? - ответила она, хотя, увидев, как быстро он может двигаться, она подозревала, что он все еще был более чем достаточно близко, чтобы остановить ее, прежде чем она действительно отправит яд в рот. - Итак, вы что-то говорили?
   ***
   Анжилик Фонда села в постели, прислонившись к роскошной стопке подушек, поставила поднос с завтраком на колени и уставилась в свое морозное окно сквозь струйки пара, поднимающиеся от свежей чашки какао, зажатой между ее тонкими руками. Солнце только вставало, касаясь кристаллов инея на оконных стеклах переливчатым золотом и красным, и выражение ее лица было безмятежно задумчивым.
   Она часто начинала свое утро таким образом, хотя редко вставала так рано, учитывая, что обычно работала допоздна. Но хотя никто бы не догадался об этом по выражению ее лица, она очень мало спала прошлой ночью, и ее мысли были гораздо более тревожными, чем можно было предположить по ее хорошо тренированному выражению лица.
   Кто-то очень осторожно постучал в дверь ее спальни, и она отвернулась от окна.
   - Да?
   - Марлис здесь, госпожа, - ответила Сандария Гэтфрид, личная горничная Анжилик, с другой стороны закрытой двери.
   - Тогда входите - обе.
   Дверь открылась, и в нее вошла Сандария, за которой последовала Марлис. Контраст между двумя женщинами был примечателен, и не только потому, что Сандария была одета так же аккуратно и сдержанно, как всегда, в то время как на Марлис был вышитый халат поверх ночной рубашки, а ее волосы свободно рассыпались по плечам. Сандария была на добрых двадцать пять лет старше Марлис, с каштановыми волосами мышиного цвета, карими глазами и почти смуглым цветом лица, унаследованным от ее матери-харчонгки. Кроме того, она была по меньшей мере на четыре дюйма ниже золотоволосой силкийки. Тем не менее, за глазами обеих женщин скрывался богатый интеллект, и хотя Сандария никогда бы не соответствовала требованиям красоты для одной из юных леди Анжилик, она была на службе у своей госпожи почти двадцать лет. В действительности, хотя никому больше это не было известно, Сандария знала Анжилик гораздо дольше.
   - Да, госпожа? - спросила теперь Сандария. Хотя Анжилик наняла официального управляющего, который одновременно был ее дворецким и мажордомом, все в ее доме знали, что истинным управляющим этого дома была Сандария.
   - У меня есть несколько дел, которые нам с тобой нужно обсудить, Сандария, - ответила Анжилик. - Но сначала я хотела спросить вас, Марлис, какое у вас сложилось впечатление о мастере Живонсе?
   Марлис задумчиво нахмурилась. Неудивительно, потому что мадам Анжилик очень заботилась о своих юных леди. Большинство ее клиентов были ей хорошо известны или за них поручился кто-то из знакомых. В тех случаях, когда появлялся кто-то, о ком она ничего не знала, она обычно расспрашивала ту из ее юных леди, которая проводила с ним время. Все они ожидали этого... точно так же, как они знали, что пара крепких молодых оруженосцев, нанятых мадам Анжилик в качестве "лакеев", всегда были под рукой, когда они находились в компании кого-то, с кем мадам Анжилик еще не была знакома.
   - Он мне понравился, мадам, - просто сказала она через мгновение. - Он был вежливым, остроумным, великодушным и джентльменом. - Она очаровательно сморщила носик. - У него не было никаких особых просьб, и на самом деле он был довольно нежен. Один из тех мужчин, которые, похоже, заботятся не только о том, чтобы получить удовольствие, но и доставить его. И, - она улыбнулась еще более очаровательно, - это тоже неплохо.
   - Я так понимаю, вы двое даже потратили немного времени на разговоры? - спросила Анжилик со своей собственной улыбкой, и Марлис усмехнулась.
   - Немного, - призналась она.
   - Должно быть, было приятно иметь возможность поговорить с кем-то из дома.
   - На самом деле, мадам, я никогда так сильно не скучала по Силкии. - Марлис поморщилась. - Не думаю, что семья моей матери одобряла меня после смерти отца - даже до того, как они поняли, что если у меня и было "призвание", то уж точно не с Матерью-Церковью! - Она снова улыбнулась, на этот раз значительно более едко. - Тем не менее, должна признать, что мне очень понравилось быть в курсе событий в Силк-Тауне. И Абрейм знал обо всех нынешних скандалах!
   Марлис закатила голубые глаза, и Анжилик усмехнулась. - Что ж, я так понимаю, вы не были бы недовольны, если бы он снова навестил нас?
   - О, думаю, вы могли бы принять это как данность, мадам!
   - Хорошо. - Анжилик кивнула. - Думаю, что это отвечает на все мои вопросы, Марлис. Почему бы тебе сейчас не пойти и не поискать себе завтрак?
   - Конечно, мадам. Спасибо.
   Марлис сделала краткий реверанс и удалилась, а Анжилик склонила голову набок, глядя на Сандарию, когда дверь за молодой женщиной закрылась.
   - Да, госпожа? - Сандария была единственным членом дома Анжилик, который обычно обращался к ней этим титулом, а не "мадам".
   - Наш посетитель из Силкии прошлой ночью был гораздо интереснее, чем думает Марлис, - сказал ей Анжилик. Сандария приподняла одну бровь, и Анжилик фыркнула. - На самом деле, если он говорит правду - а я думаю, что это скорее всего так, - он вообще не силкиец. Или, по крайней мере, он здесь не по делам Силкии.
   - Нет, госпожа? - спокойно спросила Сандария, когда Анжилик сделала паузу.
   - Он говорит, и я склонна ему верить, что он здесь как представитель чарисийцев, - категорично сказала Анжилик.
   - Могу я спросить, почему вы ему верите, госпожа?
   - Потому что он много знает обо мне, - ответила Анжилик. - Он знает о материалах, которые я отправила Эйдорей. Он знает о Ниниэн. - Ее глаза встретились с глазами Сандарии. - И, что самое тревожное, он знает по крайней мере о некоторых наших... гостях.
   - Понимаю. - Если Сандария и была встревожена, то никак этого не показала. Она просто задумчиво нахмурилась, на мгновение полуприкрыв глаза, затем снова посмотрела на свою госпожу. - Уверена, что вы рассматривали возможность того, что он не совсем честен с вами.
   - Конечно, рассматривала. - Анжилик пожала плечами. - На самом деле, я, так сказать, подняла с ним этот самый вопрос. И он указал в ответ, что если бы он был агентом Клинтана, они бы не тратили время, пытаясь заманить меня в ловушку.
   - Если только они не хотят, чтобы вы привели их к этим "гостям", госпожа.
   - Я знаю. - Анжилик вздохнула, возвращая свой взгляд к пораженному светом инею на окне спальни. - Хотя, думаю, он, вероятно, прав в том, что Клинтан просто приказал бы арестовать меня и допросить.
   В ее голосе послышалась легкая дрожь. Никто, кто не знал ее очень хорошо, никогда бы этого не заметил, но Сандария действительно хорошо ее знала, и глаза горничной слегка сузились, когда она ругала себя за то, что не заметила медальон на шее Анжилик. Это не входило в обычную одежду ее хозяйки для сна.
   - Но даже если допустить, что он прав насчет Клинтана, - продолжала Анжилик, не обращая внимания на реакцию Сандарии на медальон, - всегда возможно, что вместо этого он работает на Рейно. В прошлом мы видели, как Рейно скрывал что-то от Клинтана до тех пор, пока он не расследовал это к своему собственному удовлетворению.
   - Верно, госпожа. - Сандария кивнула. - С другой стороны, действительно ли вероятно, что он сделал бы что-то подобное при нынешних обстоятельствах?
   - Думаю.., что нет, - медленно произнесла Анжилик. Она покачала головой - сначала слегка, потом более решительно. - Учитывая, с какой энергией Клинтан искал их, не думаю, что Рейно стал бы пропускать какие-либо подсказки относительно их местонахождения, которые могли бы ему попасться. Это одна из причин, по которой я склонна верить "мастеру Живонсу".
   - Одна из причин? - повторила Сандария, снова приподняв бровь.
   - Одна, - сказала Анжилик, ее улыбка стала немного не по центру, когда она вспомнила ослепительную скорость Живонса и невероятную силу его нежной хватки.
   - Очень хорошо, госпожа. - Сандария кивнула, ее полное доверие к суждению Анжилик было очевидным. - Что вы хотите сделать?
   - Я беспокоюсь о Круге, - категорично сказала Анжилик. - Честно говоря, я удивлена, что Клинтан ждал так долго, предполагая, что Сэмил прав насчет его планов. - Ее прекрасные глаза потемнели, затененные предчувствием долгожданного горя. - Однако он не будет долго ждать - я в этом уверена. И когда он приступит, вы знаете, что все, кого он заберет, будут подвергнуты Вопросу... по меньшей мере.
   Сандария снова кивнула. Обе они точно знали, насколько эффективно инквизиция выпытывала информацию у своих заключенных. Когда заключенные, о которых идет речь, были личными врагами великого инквизитора, следователи могли рассчитывать на то, что они будут еще более безжалостными, чем обычно.
   - Сэмил и Хоуэрд - единственные, кто знает о нас, - продолжила Анжилик. - Во всяком случае, я на это надеюсь и верю. И полностью доверяю их мужеству. Но если их схватят, мы должны предположить, что в конце концов они раскроют мое - наше - участие, какими бы смелыми они ни были. И боюсь, что мы не можем быть полностью уверены, что никто из наших гостей не общался со своими супругами, так что вполне возможно, что кто-то другой может быть сломлен и приведет инквизицию, по крайней мере, к своей собственной семье. Что, в свою очередь...
   Она пожала плечами, и ее горничная кивнула. - В сложившихся обстоятельствах, Сандария, - сказала Анжилик, - думаю, мы должны предположить, что этот человек тот, за кого себя выдает. И если это так, то мы должны принять его предупреждение о том, что пришло время тайно вывезти наших гостей из Зиона. Сейчас.
   - Да, госпожа. - Сандария склонила голову в странно формальном поклоне, как оруженосец, выполняющий приказ своего господина.
   - Боюсь, тебе придется пройтись по магазинам сегодня днем. - Анжилик слабо улыбнулась. - Посмотри, сможешь ли ты найти мне немного голубого шелка стального чертополоха.
   - Конечно, госпожа.
  
   .XV.
   Храм, улицы Хариман и Маркет, город Зион, земли Храма
  
   - Полагаю, у тебя нет никаких хороших новостей для меня, Уиллим?
   Викарий Жэспар Клинтан, генеральный епископ ордена Шулера и великий инквизитор Церкви Ожидания Господнего, смотрел на архиепископа Чьен-ву холодными, несчастными глазами. Выражение его лица было не более веселым, чем его глаза, и большинство членов ордена Шулера почувствовали бы холодный, твердый комок паники, лежащий у них в животе, как замороженный выстрел, если бы Клинтан обратил на них эти глаза и это выражение.
   Однако, если Уиллим Рейно и испытывал какую-то панику, он хорошо ее скрывал.
   - Боюсь, не на фронте, о котором вы спрашиваете, ваша светлость, - сказал он с поразительным спокойствием. - Последние сообщения из Корисанды действительно указывают на то, что там ситуация может измениться в пользу Матери-Церкви, но они очень предварительные и, как и каждое сообщение оттуда в наши дни, довольно сильно устарели. Программы судостроения - по крайней мере, в незамерзающих портах - похоже, продвигаются довольно успешно, хотя все еще существуют узкие места и задержки. Граф Тирск, похоже, добивается отличных успехов в своих тренировках, и Таро наконец-то начало свою часть программы строительства. И, конечно же, я поделился отчетами Сиблэнкита о пригодности... графа Кориса для целей Матери-Церкви. - Он слабо улыбнулся. - Ничто из этого не касается вопроса, о котором вы спрашивали, не так ли, ваша светлость?
   - Нет, Уиллим. Это не так. - В глубине глаз Клинтана, возможно, мелькнул проблеск уважения к спокойному поведению Рейно. С другой стороны, его тоже могло и не быть. - Так почему бы тебе не обратиться к вопросу, который я поднимал?
   - Очень хорошо, ваша светлость. - Рейно слегка поклонился. - Со времени моего последнего доклада мы не добились успеха в поиске семей предателей. Они, похоже, исчезли с лица земли.
   - Понимаю. - Клинтан, казалось, не удивился признанию Рейно. Он откинулся на спинку стула, пристально глядя через свой стол на генерал-адъютанта ордена Шулера, и сложил руки на животе. - Полагаю, ты понял, что я не очень доволен этим, Уиллим, - сказал он с тонкой, холодной улыбкой.
   - Конечно, я в курсе этого, ваша светлость. На самом деле, я бы предположил, что я, вероятно, почти так же недоволен этим, как и вы. Вы бы предпочли, чтобы я пообещал вам, что мы добиваемся прогресса в их поиске, когда на самом деле я знаю, что это не так?
   Глаза Клинтана на мгновение сверкнули, но затем его ноздри раздулись, когда он глубоко вдохнул.
   - Нет, я бы этого не предпочел, - признал он, и это было правдой.
   Одной из причин, по которой он так высоко ценил Рейно, было то, что генерал-адъютант не стал бы лгать, пытаясь скрыть свои собственные недостатки... или неудачи. Клинтан был уверен, что бывали случаи, когда Рейно "управлял" новостями, воздерживаясь от привлечения его внимания в неподходящий момент. Однако это было совсем другое дело, чем откровенная ложь, и Клинтан встречал более чем достаточно людей, которые были достаточно глупы, чтобы поступить именно так. Похоже, они не учли того факта, что рано или поздно великий инквизитор обнаружит ложь, и в этот момент последствия будут еще хуже.
   Однако у него были дополнительные причины ценить Рейно. Среди них был тот факт, что архиепископ в полной мере продемонстрировал свою собственную лояльность. Более того, Клинтан знал, что Рейно прекрасно понимает, что сам он никогда не сможет претендовать на кресло великого инквизитора. У него было слишком много врагов и недостаточно рычагов воздействия, чтобы одолеть их, и это означало, что его нынешнее положение было самым высоким, насколько он мог надеяться подняться... и что он наверняка потеряет то, что у него было, если Клинтан откажется от власти или откажется поддерживать его. А это означало, что у Рейно были все основания служить своему начальнику с непоколебимой преданностью.
   Кроме того, генерал-адъютант был чрезвычайно хорош в том, что он делал. Правда, семья Сэмила Уилсина ускользнула у него из рук на самом пороге Зиона, но это была не вина Рейно. Он держал женщину и ее детей под наблюдением не менее трех своих самых доверенных инквизиторов... все они также исчезли в тот же вечер. Клинтан пришел к выводу, что по крайней мере один из этих инквизиторов на самом деле должен был быть предателем. Каким бы нелепым это ни было, это был единственный ответ на успешное исчезновение Лисбет Уилсин, который он мог придумать, и все же он лично просмотрел дела всех троих пропавших мужчин. Если один из них стал предателем, ничто в его досье заранее не указывало на такую возможность. Клинтан, конечно, не видел ничего, что наводило бы его на мысль, что Рейно, во всяком случае, должен был это предвидеть. И нынешняя неспособность генерал-адъютанта найти семьи не менее трех викариев и двух архиепископов, которые добрались до Зиона - семьи, которые, как они знали, почти наверняка были где-то у них под носом, даже сейчас - была крайне необычной. На самом деле, великий инквизитор мог вспомнить только один другой случай, когда Рейно потерпел подобную неудачу.
   - Значит, никакого прогресса вообще не было?
   - К сожалению, должен сказать, что нет, ваша светлость. - Рейно покачал головой. - Ни с кем из них не было никакой связи с тех пор, как они исчезли, и наши агенты по всему городу не обнаружили ни единого следа. - Он помолчал мгновение, затем склонил голову набок. - Мы всегда могли бы попросить Стэнтина расспросить о них.
   - Нет. - Клинтан мгновенно покачал головой. - С таким же успехом мы могли бы пойти дальше и спросить их самих! Если уж на то пошло, учитывая тот факт, что мы не можем найти их семьи, мы должны, по крайней мере, рассмотреть возможность того, что они сами могут ускользнуть от нас, если подумают, что мы собираемся взять их.
   Рейно кивнул, хотя и не был уверен, что в данном случае согласен со своим начальником. Никлас Стэнтин, архиепископ Хэнки, был "кротом" Клинтана в группе викариев, настроенных на реформы, которые называли себя "Кругом". На самом деле, именно Стэнтин первым открыл великому инквизитору существование Круга. Рейно казалось очевидным, что другие члены Круга - или, по крайней мере, его руководство - должны понимать, что один из них предал их, хотя они, очевидно, не знали, кто именно. Лично Рейно был, по крайней мере, наполовину склонен следить за Стэнтином. Была пара членов Круга - на ум пришел Хоуэрд Уилсин, - которые, как подозревал Рейно, будут готовы в открытую перерезать горло Стэнтину. В конце концов, это их не спасло бы, но они, вероятно, все равно получили бы от этого определенное удовлетворение. И когда они это сделают, это станет убедительным доказательством их собственной вины, которое можно будет легко продемонстрировать оставшейся части викариата. Это было бы немного тяжело для Стэнтина, но его ценность все равно исчезла бы в тот момент, когда Круг был разорван. По мнению Рейно, в этот момент он был бы гораздо полезнее как мученик, чья смерть подчеркнула бы измену Круга.
   И если бы это не подчеркивало эту измену, Стэнтин в любом случае не был бы большой потерей.
   Что касается понимания ренегатами того, что Клинтан просто выжидал, прежде чем их арестовать, Рейно был уверен, что они, должно быть, уже поняли, что грядет. По словам Стэнтина, по крайней мере один викарий, который был членом Круга более десяти лет, покончил с собой месяцем ранее. Еще двое погибли в результате чего-то похожего на случайную смерть, хотя Рейно был уверен, что внешность обманчива.
   Нет, все трое покончили с собой, - снова подумал он. - Они решили, что это будет более легкий конец, чем тот, который Книга Шулера уготовила еретикам. И они, вероятно, решили, что это единственный способ удержать инквизицию от преследования оставшихся членов их семей.
   Он не знал, были ли они правы в этом последнем пункте или нет. Это было бы решением Клинтана, и хотя первым побуждением великого инквизитора, несомненно, было бы также привести примеры из семей предателей, он мог бы этого не делать. Если бы он держал себя в руках в этом отношении, это могло бы побудить будущих врагов предпринять тот же самый побег - убрать себя с пути викария, не заставляя его беспокоиться о том же самом. Было бы интересно посмотреть, какой подход в конце концов выберет Клинтан.
   А пока, - бесстрастно подумал Рейно, - он наслаждается осознанием того, что остальные поняли, что их ждет. Вряд ли они смогли бы далеко уйти в самый холодный месяц зимы Зиона, даже если бы попытались бежать, а тем временем они должны видеть его каждый день и знать, что с ними будет. Как и все остальные в викариате, независимо от того, хотят они это признать или нет.
   Рейно был уверен, что это и была настоящая причина, по которой Клинтан ждал так долго. Это было не то, что великий инквизитор собирался подробно обсуждать даже с ним, но Рейно не служил Клинтану так долго и так хорошо, не понимая, как думает викарий.
   Клинтан намеренно разжигал неуклонно растущий страх в викариате, но не из простого садизма или даже из простого желания наказать тех, кто осмелился бросить вызов контролю храмовой четверки. Нет. Он использовал гложущий ужас, чтобы обострить внутреннюю, фракционную напряженность, которая всегда поражала Храм в зимние месяцы, до еще более острой, более опасной грани. Он хотел навязать решения, заставить даже тех, кто традиционно пытался держаться в стороне от внутриполитической борьбы викариата, выбрать чью-то сторону. Взять на себя обязательство. И он хотел, чтобы они сделали это в обстоятельствах, которые он контролировал. Его собственное командование инквизицией и командование Аллейна Мейгвейра храмовой стражей дали храмовой четверке абсолютную монополию на силу в Храме и Зионе, и зима поймала в ловушку всю высшую иерархию Матери-Церкви прямо здесь. В буквальном смысле не было никакой противодействующей силы, а это означало, что все знали, что Клинтан был в состоянии обрушить всю репрессивную мощь своего управления на любого, кто обозначил себя как врага храмовой четверки.
   Перед лицом такого рода угроз едва ли было удивительно, что даже многие из тех, кто питал серьезные сомнения относительно того, как храмовая четверка справится с кризисом, обнаружили, что ищут способы доказать свою лояльность. Выслужиться, как испуганная собака, лизать руку, которая угрожала ее избить, в надежде купить какое-то милосердие. Или, по крайней мере, обеспечить краткосрочное выживание. Потому что даже самый недалекий тупица должен был признать, что без краткосрочного выживания нельзя выжить на долгий срок.
   Без сомнения, Клинтана забавляло использование врагов и соперников в своих собственных политических целях. На самом деле, Рейно никогда не сомневался, что это так, и он предположил, что проявленная им жестокость, даже садизм, была серьезным недостатком. И все же он давным-давно пришел к выводу, что у всех людей есть недостатки, и что чем выше положение человека, тем больше у него недостатков. И то, что Клинтану нравилось заставлять страдать своих врагов, делало его стратегию не менее эффективной. Кроме того, на самом деле вряд ли была возможна любая другая стратегия, поскольку между Сэмилом Уилсином и Жэспаром Клинтаном не могло быть сближения. Этого просто не могло произойти - хотя бы по той причине, что другие потенциальные противники, по ожиданиям Клинтана, воспримут это как проявление слабости с его стороны. Компромисс он признавал только тогда, когда сомневался в силе своего железного кулака. Было важно, чтобы он доказал, что у него нет таких сомнений... и что он не потерпит существования этого сомнения в сознании любого другого викария.
   Чтобы сделать это, он должен использовать эту силу. Он должен был сокрушить своих врагов открыто и полностью, и он это сделает. Он мог оттянуть момент, мог растянуть мучительное ожидание, чтобы заставить других предложить ему свою покорность, но конечный результат никогда не вызывал сомнений. Никогда не могло быть сомнений том, что это не должно быть воспринято как нерешительность или робость с его стороны.
   Рейно понимал это, и, по его собственным оценкам, Клинтан достиг практически всех своих целей. Дальнейшая задержка мало что даст с точки зрения внутренней динамики членов викариата, которые, вероятно, переживут предстоящую чистку. Это означало, что в этот момент Клинтан держал их за руку по чисто личным причинам. Достигнув своих политических целей во всем существенном, он испытывал хищное удовлетворение, наблюдая, как его обреченные враги испытывают все муки ожидания.
   И если кто-нибудь еще поймет, что это то, что он делает, это только заставит их еще больше бояться пересекаться с ним в будущем. Так что даже сейчас он все еще убивает двух виверн одним камнем, так сказать.
   Единственным недостатком в удовлетворении великого инквизитора была возможность того, что некоторые семьи его врагов все-таки могли сбежать от него, но ни он, ни Рейно не были обеспокоены возможностью того, что кто-то, кто еще не исчез, может сделать то же самое. Рейно до сих пор не понял, как пропавшим членам семьи - и особенно Уилсинам - удалось так тщательно исчезнуть, хотя он начал подозревать, что в деле был еще один игрок. Тот, о ком Стэнтин не знал и поэтому не мог предать. Было какое-то ощущение... что касается исчезновений семей, которые сильно напомнили Рейно исчезновение семьи архиепископа Эрейка Динниса. Он все еще не мог понять, как это произошло, но у него появилось неохотное уважение к тому, кто сумел вывести их из земель Храма в Чарис, не оставив после себя ни единого следа. Генерал-адъютант с радостью принял бы участие в казни этого парня, кем бы он ни был, но он действительно уважал качества своего противника.
   Однако, каким бы хорошим ни был этот противник, ни одна из других семей не собиралась исчезать. Все они находились под постоянным наблюдением, и он лично выбрал инквизиторов, ответственных за их поддержание в таком состоянии. Конечно, он сделал это и в случае Уилсинов, но на этот раз он назначил двойные команды для каждой семьи, и ему показалось чрезвычайно маловероятным, что у него могло быть так много предателей (если это действительно произошло в случае Уилсинов) в его собственных рядах. Нет, другие семьи никуда не собирались без его ведома. На самом деле, ему скорее хотелось, чтобы кто-нибудь из них предпринял такую попытку. Если бы они это сделали, они все еще могли бы привести его инквизиторов к остальным, и он в глубине души убедился, что это был единственный способ найти этих других на данный момент.
   Не то чтобы у него было какое-то намерение отказаться от охоты. А тем временем... - Вы больше не думали о том, когда именно вы хотите их арестовать, ваша светлость? - спросил он через минуту.
   - Думаю, мы можем дать им еще пятидневку или около того, не так ли, Уиллим? - Вопрос генерал-адъютанта, казалось, вернул великому инквизитору чувство юмора, и он весело улыбнулся. - Нет никакой необходимости сокращать для других время, проведенное со своими семьями, не так ли?
   - Полагаю, что нет, ваша светлость. - Рейно ответил на улыбку своего начальника более сдержанно.
   В отличие от Клинтана, Рейно не получил бы личного удовлетворения от уничтожения врагов великого инквизитора. Он также не особенно надеялся на то, что члены их семей ответят на поставленный перед ними Вопрос. Он признал, что это был один из наиболее эффективных методов извлечения информации шулеритами, и их неспособность применить его к сбежавшим членам семьи, вероятно, помогла объяснить, по крайней мере, часть разочарования Клинтана. Что касается его самого, однако, Рейно был бы просто счастлив избежать как можно большего количества подобных вещей. В любом случае в этом вряд ли была необходимость. У них уже было много доказательств, они могли рассчитывать на то, что обвиняемый в конце концов признается (обвиняемый всегда признавался в конце, не так ли?). И, кроме нескольких младших епископов и архиепископов, которым удалось выбраться из города до наступления зимы, они могли наложить свои руки на виновных в любое время, когда они захотят.
   Даже те, кто ухитрился выбраться из Зиона, лишь отсрочили неизбежное. За всеми ними наблюдали доверенные инквизиторы, которые просто ждали семафорного сообщения, чтобы взять их под стражу.
   Полагаю, отдаленно возможно, что одному или двум из них удастся сбежать, по крайней мере ненадолго. Но не больше одного или двух... И любой, кто побежит, далеко не уйдет.
   ***
   Никто из тех, кто знал Лисбет Уилсин, не узнал бы ее в Чантахэл Бландей в ее теплом, но чрезвычайно простом пончо в стиле Харчонга, надетом поверх столь же практичного шерстяного пальто с капюшоном. По крайней мере, - подумала Лисбет, засунув руки в рукавицах под пончо, глубже зарывшись подбородком в свой тканый шарф и наклонив голову от ветра, - она искренне надеялась, что этого не произойдет.
   Она всегда ненавидела Зион зимой. Поместья ее мужа находились на южных землях Храма, прямо через границу с княжеством Тэншар. Собственная семья Лисбет, хотя и имела связи со многими великими церковными династиями, была из Тэншара, и, хотя зима в Тэншарском заливе могла быть достаточно холодной, она никогда не была такой студеной, как зима в Зионе. Ее муж родился всего в пяти милях от границы земель Храма, и он полностью понимал - и разделял - ее отвращение к зимам Зиона. Он редко настаивал на том, чтобы она оставалась с ним здесь на зимние месяцы.
   Он также не планировал, что она присоединится к нему этой зимой, и по гораздо более веским причинам, чем ее неприязнь к снегу. На самом деле, он послал ей сообщение (очень осторожно), что, по его мнению, для нее было бы разумно составить альтернативные планы поездок. К сожалению, она узнала, еще до того, как пришло его сообщение, о том факте, что за ней и детьми наблюдают.
   Большинство людей не обратили бы на это внимания, но Лисбет Уилсин не была "большинством людей". Она была умной, наблюдательной женщиной, которая поняла, когда приняла предложение Сэмила Уилсина, что свадьба с мужем из этой конкретной династии неизбежно втянет ее в храмовую политику. Эта мысль вызвала у нее отвращение, но, несмотря на разницу в их возрасте, Сэмил определенно этого не сделал - ее губы дрогнули в горько-сладком воспоминании - и она разделила его возмущение тем, во что превратилась Мать-Церковь.
   Она не ожидала, что все обернется так плохо. Не совсем. Никто никогда по-настоящему не ожидал конца своего мира, даже когда они искренне думали, что готовы к нему. Тем не менее, она всегда была, по крайней мере, интеллектуально готова к возможности катастрофы, и за последние пару лет - особенно после катастрофического нападения храмовой четверки на королевство Чарис - она спокойно принимала собственные меры предосторожности. И в отличие от других членов окружения Сэмила в викариате, Лисбет знала, кто был истинным центром коммуникаций реформистов. Когда Эйдорей Диннис была вынуждена бежать в Чарис после ареста мужа, она переложила свои обязанности на Лисбет. В процессе ей пришлось предоставить Лисбет определенную информацию, которой обладали только Эйдорей и Сэмил, и это означало, что Лисбет узнала о важности Анжилик Фонда для Круга... хотя почти никто в Круге не питал ни малейшего подозрения об этой важности.
   Насколько знала Лисбет, она и Сэмил - и брат Сэмила, Хоуэрд - теперь были единственными людьми на землях Храма, которые вообще знали о связи Анжилик с Кругом. Поэтому, когда она поняла, что за ней и детьми наблюдают, что любая попытка сбежать будет немедленно пресечена, она решила разработать собственный план. Вместо того, чтобы держаться подальше от Зиона, она написала - открыто, используя свои привилегии жены старшего викария, чтобы отправить это по церковному семафору, - чтобы сказать Сэмилу, что она присоединится к нему там этой зимой, в конце концов. И она приняла меры, чтобы сделать именно это.
   Затем она заключила несколько иные (и гораздо более спокойные) договоренности с Анжилик. Она не ожидала, что все трое инквизиторов, которые шпионили за ней, в конечном итоге умрут в процессе, но она также не пролила ни одной лицемерной слезы по поводу их кончины. К сожалению, первоначальный план Анжилик немедленно вывезти ее и детей из земель Храма оказался неосуществимым в свете тайных, но интенсивных поисков, которые спровоцировал Уиллим Рейно. Открытая охота на "похитителей" ее семьи была бы серьезным препятствием при лучших обстоятельствах, но именно безжалостно эффективная тайная охота Рейно заставила Анжилик проявить осторожность.
   И ее решимость вывезти из города как можно больше других семей, - напомнила себе Лисбет сейчас. - Эгоистичная мать в ней - мать, которая хотела, чтобы ее дети были в безопасности, и Шан-вей с чьими-либо еще детьми! - горько возмущалась этим решением Анжилик. Большая часть ее, однако, была полностью согласна. Несмотря на свой страх за безопасность собственной семьи, она знала, что просто бросить кого-то еще, кого они могли бы спасти, было бы предательством всего, за что когда-либо выступал Круг.
   И поскольку ее муж, и ее деверь, и большинство их самых близких друзей в викариате собирались умереть за то, за что выступал Круг, Лисбет Уилсин не могла предать их дело больше, чем Анжилик.
   Ничто из этого не облегчило изматывающие нервы многие пятидневки пряток здесь, в Зионе, городе, который стал сердцем самого зверя. Хорошей новостью было то, что Чантахэл Бландей совсем не походила на Лисбет Уилсин. Она была старше, волосы у нее были другого цвета, на подбородке виднелась родинка, и она была по меньшей мере на тридцать фунтов тяжелее стройной, юной мадам Уилсин. И не только это, но в то время как мадам Уилсин сопровождали оба ее сына и дочь, когда она исчезла, у Чантахэл был только один сын.
   Было удивительно, насколько опытным стал тот, кто последовал призванию Анжилик, когда дело дошло до косметики и краски для волос, а зимняя одежда намного утяжеляла фигуру, чтобы никто этого не заметил. И хотя большинство матерей обычно не хотели бы, чтобы их двенадцатилетние дочери и восьмилетние сыновья проводили зиму в том, что было "домом с дурной репутацией", каким бы элегантным он ни был, Лисбет не беспокоилась о случае Жанейт или Арчбалда. На самом деле, она не могла придумать, где они могли бы быть в большей безопасности, и ее больше всего беспокоило то, что один из них - особенно Арчбалд, учитывая его молодость - мог непреднамеренно выдать их всех инквизиции. С другой стороны, ее старшему сыну Томису сейчас было четырнадцать - серьезный мальчик, который уже разделял печаль (и гнев) своего отца по поводу того, во что превратилась Мать-Церковь. Однако он также был племянником своего дяди. Как и Хоуэрд, он собирался сделать карьеру в храмовой страже, и, несмотря на свою молодость, был искусным фехтовальщиком и отличным стрелком, будь то мушкет с фитильным замком, арбалет или стандартный лук. Он также отчаянно защищал свою мать и наотрез отказался присоединиться к своим скрывающимся младшим брату и сестре.
   По правде говоря, Лисбет не так уж сильно старалась убедить его сделать это. Отчасти потому, что она узнала сына его отца и поняла, что это бесполезная попытка, когда увидела его. Но главным образом потому, что, как бы сильно она ни доверяла Анжилик и как бы эффективно Анжилик себя ни проявляла, Лисбет не смогла заставить себя сложить все яйца в одну корзину. Что также было причиной того, что Анжилик приняла совершенно другие меры, чтобы увезти старшую дочь Лисбет (ну, технически, падчерицу, хотя она была единственной матерью, которую Эрейс когда-либо знала), а также ее мужа и сына из-под носа инквизиции. Лисбет подозревала, что ее собственная готовность приехать в Зион была фактором, повлиявшим на способность Анжилик сделать именно это. Она так явно хотела попасть прямо в паутину, что бдительность инквизиции в отношении сэра Фреймана Жардо, его жены и сына ослабла, по крайней мере немного.
   Она радовалась тихой, горячей благодарностью, когда Анжилик передала ей слова о том, что Фрейман, Эрейс и юный Сэмил благополучно спаслись... по крайней мере, в настоящее время. Но теперь, под отполированным ветром небом ледяной синевы, когда она пробиралась по обледенелому тротуару, наполовину заваленному ночными сугробами, растоптанными по середине ногами прошедших ранее пешеходов, она почувствовала знакомую тяжесть отчаяния. Не ради ее собственной безопасности, и на самом деле не ради безопасности ее детей и внуков - хотя это была гораздо более острая, более режущая тревога, чем любая, которую она могла испытывать за себя. Она не собиралась становиться беспечной, но все же пришла к выводу, что если бы инквизиция собиралась найти ее или ее детей, она бы уже сделала это. Нет, отчаяние, которое она испытывала, было не из-за себя, а из-за своего мужа и всего, к чему он так долго стремился. Для друзей и доверенных коллег, которые отдали ему свою преданность и свою помощь... и которые собирались разделить его мучительную смерть, когда настанет момент.
   Не то чтобы он обманул или ввел в заблуждение кого-то из них, заставив поддержать его, - подумала она, плотнее обнимая себя под пончо, когда острый ветер свистел между многоквартирными домами по обе стороны улицы. Все они были так же злы и решительны, как и он, и все они знали, что это может случиться. И все же знать, что это произойдет, что кто-то вроде этого жадного, кровожадного ублюдка Клинтана все-таки победит...
   Лисбет никак не могла понять, как ее собственные мысли, ее собственный гнев на Бога за то, что он позволил этому случиться, отразили реакцию ее деверя. Если бы она знала, это бы ее не удивило, она знала Хоуэрда так же долго, как и Сэмила, и во многих отношениях они с Хоуэрдом были больше похожи, чем она и Сэмил. Что, вероятно, и было причиной того, что с самого начала ее гораздо сильнее влекло к Сэмилу, чем когда-либо к Хоуэрду - по крайней мере, как к мужу и любовнику. Как деверь, он всегда был ее любимцем. На самом деле он был ей дороже (хотя она никогда бы в этом не призналась), чем любой из ее родных братьев. Была причина, по которой она была так довольна, видя, что Томис так сильно похож на своего дядю, потому что она не могла представить лучшего образца, который он мог бы выбрать для себя.
   Она дошла до угла, где улица Хариман пересекалась с Маркет-стрит, на полпути между ее дешевой, по-спартански обставленной квартирой в многоквартирном доме и третьим по величине рынком Зиона, и посмотрела через улицу на лавку модистки.
   Она даже не остановилась, когда повернула за угол, и ее шаг никак не изменился, но ее глаза сначала расширились, а затем сузились, когда она увидела витрину магазина. Рулон синей ткани - шелк стального чертополоха, подумала она, - был выставлен в этом окне, а грузчик угля в магазине, должно быть, уронил пару больших кусков угля прямо по другую сторону запертых ворот, когда он делал утреннюю доставку. По крайней мере, кто-то их там оставил. Лисбет могла видеть блестящие черные куски, отчетливо видимые на фоне грязного снега, достаточно далеко внутри ворот, чтобы никто из отчаявшихся городских бедняков не мог их достать.
   Ей хватило всего одного взгляда, чтобы заметить шелк и уголь, и она наклонила голову немного глубже, обнаружив, что теперь идет прямо навстречу ветру.
   Она решила, что продолжит идти к рынку. Это был обычный день покупок Чантахэл, и она торговалась за разорительно дорогую картошку и зимнюю морковь, которую пришла купить. Она могла бы даже купить несколько луковиц, если предположить, что они не были слишком дорогими в конце зимы, прежде чем снова отправиться в свой дом.
   Однако, что бы она ни делала, она не подавала никаких сигналов и вообще никаких признаков того, что видела этот голубой шелк или эти куски угля.
   Что она распознала в них предупреждение Анжилик о том, чтобы быть готовой действовать в любой момент.
  
   .XVI.
   Особняк мадам Анжилик, и Храм, город Зион, земли Храма
  
   Абрейм Живонс посмотрел в зеркало на свои карие глаза и каштановые волосы. Было слабое - очень слабое - "семейное сходство" с Мерлином Этроузом и Нимуэ Элбан, - подумал он. - Что-то в губах, что ему не удалось замаскировать так сильно, как он намеревался. Он задавался вопросом, было ли его подсознание ответственно за это, или это была просто перенесенная причуда в программном обеспечении ПИКА. До своего кибернетического перевоплощения Нимуэ никогда особенно не интересовалась программным обеспечением, которое позволяло по желанию изменять внешний вид ПИКА. Ее больше интересовало его применение в экстремальных видах спорта. Если уж на то пошло, она вообще никогда по-настоящему не хотела ПИКА; это был подарок от ее богатого отца, от которого у нее просто не хватило духу отказаться. Таким образом, она далеко не так хорошо разбиралась в "косметических" аспектах своего нынешнего физического аватара, как могла бы быть, и вполне возможно, что что-то в ее программном обеспечении могло быть ответственно за перенос.
   Конечно, это могло быть так, - сардонически подумал Абрейм. - Но это было не так. Ты прекрасно это знаешь, Мерлин.
   Это было странно, - подумал он, отворачиваясь от зеркала. Он все еще думал о себе как о "Мерлине", а не как о Нимуэ или Абрейме. - Вероятно, потому, что именно таким он был последние несколько лет. Или, возможно, потому, что он наконец смирился с тем, что Нимуэ мертва, а он - совершенно другой человек. Или, возможно, опять же, просто потому, что ему нужна была единая личность, на которую можно было бы повесить свое чувство личности, если он не собирался полностью сойти с ума. Что также могло бы объяснить этот маленький сбой с губами.
   Что ж, все равно никто не заметит, даже если они видели и Абрейма, и Мерлина, - сказал он себе. Во всяком случае, не после того, как Мерлин отрастит усы и бороду.
   Он выглянул из окна своего гостиничного номера. Снова шел снег. Его хватало здесь, в Зионе, и он еще раз задался вопросом, не выбирали ли "архангелы" место для города исключительно ради того, чтобы сделать "мистически поддерживаемый" внутренний комфорт Храма еще более впечатляющим для тех, кто его видел. Более вероятно, однако, решил он, первоначальное решение разместить штаб-квартиру планетной колонии в этом конкретном месте было принято потому, что климат был настолько плохим, что, вероятно, отбил бы охоту у низкотехнологичных колонистов и их потомков селиться в этом районе. До разрушения Александрийского анклава (и ответной атаки коммодора Пея на Лэнгхорна и Бедар) Храма еще не было. Мерлин начал подозревать, что Лэнгхорн и Бедар рассматривали место своей штаб-квартиры как нечто вроде труднодоступной горы Олимп - где-то за пределами обычной досягаемости простых смертных, но в достаточной близости к миру этих смертных, чтобы создать ощущение архангелов, постоянно парящих прямо над горизонтом. В конце концов, для них климат не был бы проблемой, а "сказочные дворцы архангелов" помогли бы укрепить божественный статус команды для любых колонистов, которые побывали здесь.
   Конечно, у него не было никаких доказательств этого. С другой стороны, пара ссылок в загрузке коммодора Пея намекала на такое мышление, и вполне вероятно, что Чихиро и Шулер (которые, по-видимому, стали лидерами "архангелов" после уничтожения первоначального штаба ядерной микробомбой в жилетном кармане коммодора Пея), последовали тому же ходу мыслей. И также было вполне вероятно, что они намеренно строились на том же месте, чтобы подчеркнуть победу "сил Света" над "темными легионами Шан-вей из Ада". Точно так же, как они построили весь Храм как осязаемое напоминание о силе "архангелов".
   В каком-то смысле это имело бы смысл, - снова подумал Мерлин, наблюдая, как снежинки танцуют на резком, неуклонно усиливающемся ветру. - После того, как так много людей Лэнгхорна погибло в огненном шаре коммодора, им понадобилось бы что-то, чтобы напомнить колонистам, что "архангелы" все-таки победили. Возможно, было бы немного трудно убедить в этом всех, учитывая потери, которые они понесли, без чего-то довольно радикального, чтобы довести дело до конца.
   Какова бы ни была логика, стоящая за этим, это было совершенно жалкое место для размещения крупнейшего города планеты Сэйфхолд - по крайней мере, зимой. Летом все было совсем по-другому. С другой стороны, "лето" в Зионе было мимолетным переживанием. То, которого не будет еще довольно долго, что имело печальные последствия для ближайших планов "Абрейма" на будущее.
   Как он сказал Мейкелу Стейнейру, он тайно следил за Анжилик Фонда с тех пор, как поразительные откровения Эйдорей Диннис показали, насколько Анжилик была большим, чем первоначально предполагал Мерлин. Он принял чрезвычайные меры предосторожности, используя дистанционно управляемые пульты, которые записывали свои данные, а затем физически извлекались, вместо того, чтобы передавать - пусть и украдкой - на его орбитальные коммуникационные системы. Это сильно затруднило его наблюдение, но также обеспечило дополнительный уровень безопасности, который казался весьма целесообразным, учитывая те источники энергии под Храмом.
   Это также, к сожалению, сделало невозможным для него - или Совы - перемещать эти дистанционно управляемые пульты "на лету" так, как они могли бы делать в другом месте. В Зионе он не мог перемещать свои датчики, чтобы надежно отслеживать людей, как мог бы в любом другом месте на планете, а это означало, что у него было гораздо меньше полной информации, чем он мог бы пожелать. Однако, несмотря на это, за последнюю пятидневку он понял, что Анжилик вела свою опасную игру даже дольше, чем он предполагал после откровений Эйдорей. На самом деле, он пришел к выводу, что Анжилик, вероятно, связалась с Сэмилом Уилсином, а не наоборот.
   Мерлин противился такой возможности, когда впервые узнал об этом. Не из-за каких-либо сомнений в способностях Анжилик, а потому, что она, очевидно, была "всего лишь" ретранслятором связи для организации Уилсина. Учитывая то, что Мерлин видел молодого Пейтира Уилсина в Чарисе, и то, что он смог почерпнуть из изучения своими теллесбергскими удаленными средствами - как только Стейнейр согласился разрешить это - документов, которые Эйдорей передала архиепископу, было очевидно, что участие семьи Уилсин в усилиях реформирования викариата было делом нескольких поколений. Исходя из этого, было очевидно, что Сэмил, должно быть, завербовал Анжилик.
   Но это совсем не то, что произошло, - размышлял он. - Если я не ошибаюсь, на самом деле произошло то, что Анжилик узнала о его организации и предложила свои услуги, чтобы управлять его коммуникациями. Но у нее была своя собственная организация, уже созданная и работающая, еще до того, как она связалась с ним, и она никогда не объединяла их вместе. Вот почему она смогла так гладко вывезти Эйдорей и ее мальчиков из земель Храма. И вот как ей удалось "исчезнуть" Лисбет Уилсин и остальным.
   В Анжилик Фонда все еще было довольно много такого, чего он не понял. Конечно, тот факт, что он не мог понять ее, даже со всеми преимуществами, которыми он пользовался - даже здесь, в Зионе, несмотря на его ограничения по сравнению с другими мирами, - вероятно, помог объяснить, как ей удавалось так долго избегать внимания инквизиции. Это также означало, что он понятия не имел, как она связалась с другими пятью семьями, которых она спрятала прямо здесь, в Зионе. Единственное, что он решил, когда дело касалось этого, заключалось в том, что она снова была той, кто установил контакт.
   Наконец-то ему удалось найти Лисбет и Томиса Уилсина, и, изучая результаты поиска "жучков", которые он установил на Лисбет, он понял, что Сэмил Уилсин, должно быть, видел, что происходит, но не хотел - или не мог - сообщить остальным членам Круга. Мерлину было трудно понять, что могло помешать человеку с очевидной честностью Уилсина передать эту информацию дальше, но он был совершенно уверен, что именно это и произошло. И все же было столь же очевидно, что Анжилик знала об этом. Судя по всему, именно она инициировала свой первоначальный контакт с другими семьями и тайно заставила их скрываться, даже не обсудив это с их мужьями и отцами.
   Эти бедные люди, вероятно, задаются вопросом, удалось ли их женам и детям избежать Клинтана - по крайней мере, пока - или ублюдок уже где-то держит их под стражей, - мрачно подумал Мерлин. - Боже, я и не подозревал, какой он на самом деле садист. Если Круг - или, по крайней мере, Уилсин - предвидел это так давно, как я думаю, то этот больной, извращенный сукин сын наблюдал, как они извиваются, в течение нескольких месяцев. И из всего, что я смог увидеть, он чертовски наслаждался этим.
   Жэспар Клинтан понятия не имел, как ему повезло, что он никогда не покидал пределы Храма. Если бы он когда-нибудь это сделал - если бы он хоть раз забрел в область, где Мерлин мог добраться до него, не рискуя вызвать какую-то неопознанную сенсорную систему или автоматическую реакцию в Храме, - он был бы покойником. Со стороны Мерлина не было ни вопросов, ни колебаний по этому поводу.
   Но это также не было чем-то таким, что должно было произойти. Во всяком случае, не в ближайшее время. Недостаточно скоро, чтобы спасти кого-либо из нынешнего списка жертв Клинтана. Мерлин был вынужден смириться с этим, и теперь его внимание было сосредоточено на том, чтобы вывезти этих членов семьи - и как можно большую часть остальной организации Анжилик, какой бы большой или маленькой она ни была, насколько он мог - из земель Храма.
   Что, скорее, и было целью сегодняшнего вечернего визита, - напомнил он себе и потянулся за пальто Живонса.
   ***
   - Добрый вечер, Абрейм, - сказала Анжилик Фонда с приветливой улыбкой.
   - Добрый вечер, моя дорогая! - Мерлин снова склонился над ее рукой, галантно целуя ее. Возможно, одна из причин, по которой я думаю о себе как о "Мерлине", а не о Нимуэ, - подумал он, - заключается в том, что Нимуэ никогда не интересовалась другими женщинами. Мерлин, с другой стороны... Он снова отложил это соображение в сторону, хотя на самом деле не был уверен, был ли это законный случай, когда Мерлин интересовался "другими женщинами", или Мерлин интересовался "противоположным полом" (каким бы он ни был в данный момент), или Мерлин обнаружил в себе что-то, о чем Нимуэ никогда не подозревала о себе, или просто Мерлин нашел что-то еще, о чем нужно беспокоиться, что не имело бы значения для кого-либо еще на всей планете.
   - Рада, что вы смогли присоединиться к нам этим вечером, - продолжила Анжилик. - Хотя боюсь, что компания будет немного скудной в такую ночь, как эта.
   - Я не удивлен. - Мерлин склонил голову набок, прислушиваясь к вою ветра, доносящемуся со двора городского дома Анжилик.
   Температура снаружи была восемь градусов ниже нуля - восемь градусов ниже нуля по Фаренгейту - и все еще падала. Ветер тоже дул со скоростью почти сорок миль в час, и Мерлин мрачно осознавал, что даже сейчас, когда он стоял в уютном тепле городского дома Анжилик, снаружи мужчины и женщины - да, и их дети - буквально замерзали до смерти. Он знал о сарае садовника на территории Анжилик и о четырех бедных семьях, которые переехали в него этой зимой. Он знал, как она защищала их от непогоды, как делала это каждую зиму. Как она позаботилась о том, чтобы для установленной там кирпичной печи было достаточно угля. И он знал, как, несмотря на все ее усилия, члены этих семей жались друг к другу, делясь теплом тел, а также живительным теплом этой печи. Они будут замерзшими, окоченевшими и несчастными, и он сомневался, что кто-нибудь из них действительно заснет, так сильно они дрожали. И все же утром, в отличие от слишком многих бедняков, сгрудившихся в поисках тепла вокруг вентиляционных отверстий для отработанного тепла экологической системы Храма, они были бы живы.
   И она точно знает, что там происходит, - подумал Мерлин, глядя на улыбающееся лицо своей хозяйки. Та же самая женщина, которая пошла на все, чтобы дать им шанс выжить, которая организовала связь Уилсина и спрятала эти семьи беженцев где-то здесь, в Зионе, улыбается и смеется, как будто ей все равно в этом мире.
   Он почувствовал, как его восхищение поднялось еще на одну ступеньку, и он положил ее руку на сгиб своего локтя и повел ее через гостиную к одному из столов для фуршета. Слуга подал ему тарелку, доверху набитую отборными деликатесами - булочками с ветчиной, тонкими ломтиками редкой говядины, грудкой виверны и цыпленка, креветками-пауками, оливками, яйцами, маринованными огурцами, сыром, хлебом.... На столе было достаточно еды, чтобы кормить людей, сгрудившихся в сарае садовника Анжилик, по крайней мере, целый месяц, - размышлял он. - И в любое конкретное утро, он знал, именно туда отправлялись "остатки" со вчерашнего вечернего фуршета. Туда и в одну из столовых, управляемых орденом Бедар.
   И есть еще одна вещь, которая меня бесит, - размышлял он. - Если кто-то из других первоначальных "архангелов" и был помощником Лэнгхорна, то это была Бедар. И - я знаю, что это глупо, черт возьми! - Но я бы действительно предпочел, чтобы "ее" орден был таким же больным и извращенным, как орден Шулера, а это не так. Во всяком случае, больше нет. Почему первоначальные злодеи этой пьесы не могут по-прежнему оставаться злодеями?
   - Полагаю, что Марлис четко изложила свое расписание для вас этим вечером, Абрейм, - сказала ему Анжилик с улыбкой, и он улыбнулся в ответ.
   - На самом деле, - тихо сказал он, поворачиваясь, чтобы осмотреть почти пустую гостиную, - как бы ни была очаровательна Марлис, и как бы мне ни нравилось ее общество, сегодня вечером я пришел поговорить с вами.
   - А? - Она приподняла бровь, глядя на него, и он слабо улыбнулся.
   - Не уверен, - выражение его лица было выражением человека, обменивающегося несущественной светской беседой со своей прекрасной хозяйкой, - но думаю, что время наступает.
   Он на мгновение встретился с ней взглядом, затем снова посмотрел в другой конец комнаты. - Да, боюсь, что это так. - Она улыбнулась ему, явно удивленная тем, что он только что сказал, но ее мягкий голос был невыразимо печален. - Я надеялась, что смогу вытащить еще несколько человек, - продолжала она. - К сожалению, не могу. У нас нет времени.
   - Нет? - Настала его очередь приподнять бровь, и она покачала головой.
   - У меня есть источник внутри инквизиции. Клинтан начинает завтра.
   - Против вас? - Несмотря на самого себя, несмотря даже на то, что он был ПИКА, а не существом из плоти и крови, Мерлин не мог полностью скрыть беспокойство в своем голосе и глазах.
   - Я так не думаю, - ответила она. - Во всяком случае, не сразу. Но когда он начинает задавать людям Вопросы...
   Она позволила своему голосу затихнуть, и он слегка кивнул, но его мысли неслись вскачь. В отличие от Анжилик, у него был доступ к целой сети метеорологических спутников. Он знал, что воющий ветер и резкие перепады температур этого вечера несколько ослабнут в течение следующих нескольких дней, но за оттепелью надвигалась еще одна зимняя буря. Та, которая должна быть, по крайней мере, такой же плохой.
   - Есть ли здесь, в городе, какое-нибудь место, где вы могли бы спрятаться на пятидневку-две?
   - Если мне придется, - сказала она, а затем слабо улыбнулась. - Почему? Неужели одно из ваших "сейджинских" умений говорит вам о чем-то, чего я не знаю, Абрейм?
   - Что-то в этом роде, - сказал он ей с ответной улыбкой. - Погода будет необычно суровой в течение следующих нескольких дней. - Она выглядела немного скептически, и он похлопал ее по руке своей свободной рукой. - Просто доверьтесь мне, Анжилик. Если можно избежать этого, мы не хотим, чтобы вы - или кто-либо другой - пытались путешествовать в эти дни.
   Мгновение она задумчиво смотрела на него, затем пожала плечами. - В любом случае мне потребуется день или около того, чтобы организовать фактическое перемещение из города, - сказала она. - И, честно говоря, вероятно, не помешает поработать еще несколько дней. Предполагая, что я добилась такого успеха, как мне кажется, в создании своих убежищ!
   - Думаю, что да, - заверил он ее.
   - Ну что ж. - Она на мгновение оглядела гостиную, затем снова пожала плечами. - Буду скучать по этому месту, - сказала она почти с тоской. - Я сделала здесь по крайней мере несколько полезных вещей. Жалею только, что в конце концов потерпела такую полную неудачу.
   - Вы не потерпели неудачу, - тихо сказал он ей. Она снова посмотрела на него, и он покачал головой. - Поверьте мне, дни храмовой четверки - дни Храма - сочтены. Это займет больше времени, чем хотелось бы вам или мне, но это произойдет, и такие люди, как вы и Эйдорей Диннис, являются одной из причин этого.
   - Но сколько из них сначала умрет, Абрейм? - печально спросила она, выражение ее лица все еще было выражением женщины, праздно болтающей с любимым гостем. - Сколько людей умрет в первую очередь?
   - Слишком много, - сказал он непоколебимо. - Но это не ваша вина и причина не в вас, и благодаря вам их будет намного меньше, чем было бы в противном случае. Итак, если вы не возражаете, вместо того, чтобы беспокоиться о том, насколько вы "потерпели неудачу", давайте просто посмотрим, как вытащить вас и как можно больше других людей из этого живыми, хорошо?
   ***
   Капитан храмовой стражи Ханстанзо Фэндис быстро шел по коридору Храма. На нем была кираса из полированной стали и алая туника стражника поверх тяжелого шерстяного свитера, который казался немного чересчур теплым здесь, в самом Храме. Его меч был в ножнах у бедра, перчатки заткнуты за пояс, и хотя он снял тяжелую шинель в гардеробе, когда вошел в Храм, его высокие сапоги и штанины брюк были усеяны мокрыми пятнами, оставленными растаявшим снегом.
   Выражение лица капитана Фэндиса не было счастливым, но в эти дни он был не один такой. На самом деле, он обнаружил, что довольно многие из его коллег-офицеров стражи этим утром тоже явно были на взводе, и в воздухе витало что-то невидимое - что-то невидимое, без запаха, к чему невозможно прикоснуться, но всепроникающее.
   Едва ли это был первый раз, когда такое было правдой за три года, прошедшие после катастрофического провала нападения на еретическое королевство Чарис. Это было землетрясение такого рода, которое случается, возможно, раз в сто лет, - подумал теперь Фэндис. - Это было не то, о чем должен был думать простой капитан стражи, но не было смысла притворяться, что он не знал, что это правда. Точно так же, как не было смысла притворяться, что толчки, которые последовали за отступничеством Чисхолма, Эмерэлда и Зибедии и завоеванием Корисанды, пробежав по Храму и рядам викариата, не были по-своему еще более смертоносными.
   Для большинства подданных материковых королевств все эти далекие земли были неважны, затерянные за пределами их собственных интересов. Кроме того, хотя богатство Чариса могло быть предметом сказочной (и завистливой) легенды, население островного королевства, безусловно, было слишком малым, чтобы представлять какую-либо угрозу для власти таких великих королевств, как Деснейр, Долар, Харчонг, даже республики Сиддармарк. Сама идея была нелепой... и это полностью упускало из виду тот факт, что Бог, в Своей мудрости, никогда не допустил бы процветания агрессии таких вероотступнических и еретических земель!
   И все же у тех, кто носил оранжевый цвет Матери-Церкви, был несколько иной взгляд на вещи. Хотя они, возможно, и не хотели этого признавать - и, действительно, многие категорически отказывались это признавать, - они знали, что восстание "Церкви Чариса" нашло пугающие отголоски в других землях новорожденной Чарисийской империи. Они начали понимать, хотя и смутно, что такие люди, как Сэмил и Хоуэрд Уилсин, возможно, с самого начала были правы. Что роскошный образ жизни и личная власть, к которым они привыкли, на самом деле могут быть не такими всеобщими любимыми и одобренными, как они говорили друг другу.
   Что в своем нападении на Чарис храмовая четверка, возможно, просто высвободила силы, которые могли уничтожить их всех.
   Подобные соображения были делом тех, кто намного превосходил капитана Фэндиса по рангу, и он знал это. Однако он не был идиотом, и его назначение в курьерскую службу поставило его в идеальное положение, чтобы понять, что происходит, поскольку через его руки проходило так много сообщений о мировых событиях. И даже если бы это было неправдой, он находился здесь, в Храме, уже более двух лет. За эти годы - и особенно прошлой зимой - он увидел, как все изменилось со времени его последнего посещения Храма. Он видел то, что видели другие, признавал то, что признавали другие, и у него не было сомнений в том, что великий инквизитор Жэспар и собственный высший начальник Фэндиса, генерал-капитан Мейгвейр, решили, что они не могут позволить себе подвергаться угрозе более чем на одном фронте одновременно.
   Именно это и привело Фэндиса сюда сегодня, когда он должен был быть в своем собственном кабинете в пристройке курьерской службы на берегу озера.
   Он дошел до поперечного коридора и повернул налево. Пара викариев стояла у одного из окон, вглядываясь в морозное раннее утро. Их головы вскинулись, как испуганные виверны, когда появился Фэндис. Они действительно заметно вздрогнули, прежде чем снова взяли себя в руки, и капитан задался вопросом, о чем они так тихо разговаривали. Учитывая то, как они отреагировали на появление простого капитана стражи, вероятно, это было то, что им не следовало обсуждать... по крайней мере, в том, что касается храмовой четверки, - мрачно размышлял он. - В последнее время вокруг было много такого.
   Ханстанзо Фэндис служил в храмовой страже более пятнадцати лет, и это было его четвертое пребывание здесь, в самом Храме. Однако за все эти годы он никогда не видел такой зимы, как эта. Никогда не видел, чтобы самые высокопоставленные чины епископата и самого викариата разбивались на такие неровные группы встревоженных, слишком часто наполовину напуганных людей, которые следили за своими собственными спинами, боясь раскрыть свои истинные внутренние мысли даже среди своих самых близких.
   Он вежливо поприветствовал викариев, проходя мимо них. Ни один из них не ответил на его приветствие. Они только уставились на него так, как ледяная виверна, сидящая на краю незамерзшего потока, могла бы наблюдать, как мимо скользит кружащий кракен.
   Он продолжил путь по коридору, повернул за угол, спустился по короткой широкой лестнице и оказался перед закрытой дверью. Он сделал очень короткую паузу - колебание, которое скорее чувствовалось, чем было видно, - затем резко постучал.
   - Да? - спросил чей-то голос.
   - Могу я поговорить с вами минутку, майор Карнейкис? - ответил Фэндис. - Боюсь, это довольно важно, сэр.
   Голос ответил не сразу. Затем - Войдите, - коротко сказал он, и двери с мистическим приводом бесшумно открылись, когда кто-то взмахнул рукой над волшебным глазом, который командовал ими.
   Майор Жафар Карнейкис был высоким мужчиной с рыжевато-каштановыми волосами, кустистыми бровями и темными глазами. Он был немного необычен тем, что одновременно занимал должность как в собственно храмовой страже, так и в ордене Шулера, и Фэндис почувствовал, как его пульс слегка участился, когда он увидел меч Карнейкиса в ножнах, лежащий на его столе вместо того, чтобы висеть на стене в его внутреннем кабинете.
   - В чем дело, Фэндис? - сказал майор с ноткой нетерпения. У него был вид озабоченного человека. Фэндис распознал это нетерпение, но все же улучил момент, чтобы взглянуть на ординарца, сидящего за своим столом в приемной. Карнейкис проследил за его взглядом. Рот майора сжался, явно от раздражения намеком, но затем он поморщился и покачал головой.
   - Дайте нам минуту, сержант, - резко сказал он.
   Сержант поднял глаза, затем быстро поднялся. - Да, сэр! - Ему удалось скрыть большую часть любопытства в своих глазах, когда он проходил мимо Фэндиса, но часть его все равно просочилась наружу. Как и неоспоримый проблеск облегчения, когда двери закрылись за ним, защищая его от того, что когда-либо приводило Фэндиса в гости к Карнейкису.
   Майор посмотрел, как закрываются двери, затем оглянулся на Фэндиса. - Ну? - резко спросил он, и капитан глубоко вздохнул.
   - Сэр, - сказал он более чем обеспокоенным голосом, - Я только что осознал кое-что, что... беспокоит меня. Кое-что, что, как я подумал, должно привлечь внимание подходящего человека.
   - У тебя что, эй? - глаза Карнейкиса сузились, и он склонил голову набок. - И из того факта, что ты стоишь в моем кабинете, я должен предположить, что ты решил, что я тот "подходящий человек", капитан?
   - В некотором смысле, - согласился Фэндис. - Во всяком случае, вы первый, о ком я подумал. - Он позволил своему взгляду ненадолго задержаться на значке Карнейкиса "меч и пламя" шулерита.
   - Понимаю. - Карнейкис откинулся назад и скрестил руки на груди. - Очень хорошо, Фэндис. Расскажи мне об этом.
   - Сэр, сегодня утром я дежурю как офицер курьерской службы, - начал Фэндис, - и...
   - Если вы дежурный курьер, то что вы делаете здесь, а не в своем кабинете в пристройке? - Карнейкис резко прервал его. У него была репутация требовательного сторонника дисциплины.
   - Сэр, я был на своем посту, когда обнаружил приказ, который... показался мне странным, - сказал Фэндис, явно тщательно подбирая слова. - Учитывая характер этого приказа, я чувствовал, что у меня не было выбора, кроме как передать обязанности лейтенанту Вирнану, пока не приду к вам и не доложу об этом.
   - Какого рода приказ? - Карнейкис явно сомневался в суждениях Фэндиса, что могло плохо сказаться на будущем капитана, но сейчас он был полон решимости.
   - Сэр, это был заказ на проезд на утреннем ледоходе до Лейквью. - Карнейкис нахмурился, и Фэндис поспешил дальше. - Авторизация была зарегистрирована прошлой ночью, и я, вероятно, не заметил бы этого, если бы не занимался некоторыми своими обычными бумажными делами. Но причина, по которой это показалось мне странным, заключалась в том, что в списке пассажиров не было указано имя; место должно было быть зарезервировано, но не было никаких указаний относительно того, кем будут пассажиры. Поэтому я сверил это с книгой заказов, и там также не было указано имя офицера, который подписал первоначальное разрешение. Сэр, насколько я могу судить, приказ только что появился, и никто его официально не санкционировал.
   - Что? - Карнейкис нахмурился еще сильнее. - В этом нет никакого смысла.
   - Нет, сэр, я тоже так подумал. - Облегчение Фэндиса от реакции майора было очевидным. - Так что я еще кое-что проверил дополнительно. И, насколько я могу судить по номерам бланков, заказ был вставлен в очередь через некоторое время после часа Лэнгхорна сегодня утром. Вы знаете, как все тихо тогда?
   - Да, да! - сказал Карнейкис, раскрывая руки, чтобы нетерпеливо махнуть одной рукой. - Конечно, знаю. Продолжай!
   - Ну, сэр, примерно в это время ночной дежурный офицер зарегистрировал длинное сообщение от одного из викариев. На самом деле, оно было достаточно длинным - и, по-видимому, достаточно важным, - чтобы викарий, отправивший его, лично принес его в пристройку... несмотря на то, какой ужасной была погода. - Фэндис пожал плечами. - Я знаю, что в это время года погода всегда отвратительная, но прошлая ночь была особенно плохой. Должно быть, он наполовину замерз к тому времени, как пересек колоннаду до самого флигеля. И поскольку комната приема сообщений обычно закрыта в это время ночи, дежурному офицеру пришлось кого-то разбудить, чтобы открыть ее для него.
   - Вы предполагаете, капитан, что, пока он открывал комнату приема и регистрировал это сообщение, кто-то вставлял это анонимное бронирование ледяной лодки в очередь? - Фэндис заметил, что в голосе Карнейкиса не было такого недоверия, как могло бы быть.
   - Сэр, думаю, что именно это и произошло, - признал капитан. Он покачал головой, выражение его лица было явно несчастным. - Майор, знаю, что мы не должны официально знать все, что происходит. И, сэр, Лэнгхорн знает, что я не хочу совать свой нос туда, где этого не должно быть! Но для меня это просто не имеет смысла, не так, как это, кажется, произошло, и, ну... при данных обстоятельствах....
   Его голос затих, и Карнейкис одарил его тонкой улыбкой. И все же, несмотря на всю тонкость, в ней было, по крайней мере, немного одобрения, - подумал Фэндис.
   - Понимаю, капитан. И... ценю деликатность вашей ситуации. Но скажите мне, какому викарию понадобилось отправлять это длинное послание в такой нечестивый час?
   На мгновение повисла тишина, как будто Фэндис понял, что стоит на краю пропасти. Что с этого момента пути назад быть не может. Но правда заключалась в том, что он знал это еще до того, как открыл рот в первый раз, и поэтому он просто расправил плечи и посмотрел Карнейкису прямо в глаза.
   - Это был викарий Хоуэрд, сэр, - тихо сказал он, и глаза Карнейкиса вспыхнули темным огнем.
   - Понимаю. - Он смотрел на Фэндиса, казалось бы, бесконечное мгновение, затем резко кивнул, отодвинул стул и вскочил на ноги, потянувшись к поясу с мечом, когда поднялся.
   - Капитан, если мне показалось, что я сомневаюсь в твоем суждении, когда ты принес его мне, то прошу прощения. Ты поступил совершенно правильно. А теперь идем со мной!
   ***
   Сэмил Уилсин взял свою чашку с какао, обхватил ее обеими руками и посмотрел поверх нее на своего брата, сидящего по другую сторону стола с завтраком. Глаза Сэмила были задумчивыми, и он склонил голову набок, изучая выражение лица Хоуэрда.
   - Ты готов рассказать мне, почему пригласил меня на завтрак этим утром? - спросил он. Хоуэрд оторвал взгляд от сосиски, которую он бесцельно гонял по тарелке последние десять минут, и Сэмил мягко улыбнулся. - Я всегда рад разделить трапезу со своим любимым братом Хоуэрдом. Моим единственным братом, когда я задумываюсь над этим. Но в лучшие времена ты точно не был большим поклонником раннего подъема, и раньше мне практически приходилось стоять над тобой с дубинкой, чтобы заставить присоединиться ко мне за завтраком. Если уж на то пошло, - он кивнул на вилку с сосиской, совершающую очередную прогулку на тарелке своего брата, - не думаю, что тебе удалось съесть хоть что-нибудь этим утром. Так что я должен признаться в изрядной доле любопытства.
   - Я был настолько очевиден? - ответная улыбка Хоуэрда была кривой.
   - Вообще-то, да, - сказал Сэмил. Он помолчал немного, потягивая какао, затем глубоко вздохнул. - Может случиться так, что твои контакты предложили тебе что-то, указывающее на то, что у нас может быть не так много завтраков, чтобы разделить их?
   Мощные плечи Хоуэрда напряглись. Он начал быстро отвечать, но потом остановился и несколько секунд пристально смотрел на своего старшего брата.
   - Да, - сказал он тогда. Он поморщился. - Знаешь, у меня все еще есть несколько друзей в страже. Один из них - я бы предпочел не говорить, кто именно, даже тебе - предупредил меня, что у нас мало времени, Сэмил. Думаю... я хочу, чтобы ты пересмотрел то, что мы обсуждали последнюю пятидневку. Пожалуйста.
   - Нет. - Тон Сэмила был мягким, почти сожалеющим, но твердым.
   - Сэмил, ты знаешь... - начал Хоуэрд, но Сэмил поднял руку и покачал головой.
   - Да, Хоуэрд. Я действительно знаю. И не буду притворяться, что я не в ужасе - что твое предложение не заманчиво. Очень заманчиво. Но я не могу. Что бы еще ни случилось, кем бы я ни был, я все еще викарий Матери-Церкви. И все еще священник.
   - Сэмил, даже в Книге Шулера ясно сказано, что когда ситуация действительно безнадежна, нет греха в...
   - Я сказал, что это было заманчиво, - перебил Сэмил, его тон был немного суровее. - Но ты знаешь, что отрывки из Шулера, о которых ты говоришь, гораздо больше связаны с болезнями, чем с вопросами веры.
   - Ты распускаешь нюни! - голос Хоуэрда был тверже, в нем слышались разочарование и беспокойство. - Черт возьми, Сэмил! Ты знаешь, что Клинтан собирается сделать с тобой - в первую голову и особенно с тобой! - если он доберется до тебя!
   - Есть момент, когда это уже не имеет значения, - ответил Сэмил. - Это всего лишь вопрос о том, больше или меньше, Хоуэрд, и он собирается сделать то же самое с людьми, которых мы знали и любили годами. Братьями, даже если мы с тобой не делим с ними наших родителей. Должен ли я отказаться от них? Я тот, кто вовлек их в Круг в первую очередь. Я был их лидером в течение многих лет. Теперь ты хочешь, чтобы я выбрал легкий путь и оставил их пожинать плоды урагана?
   - О, ради Лэнгхорна! - рявкнул Хоуэрд, его глаза вспыхнули. - Это случится с ними, что бы ты ни делал, Сэмил! И не притворяйся, что ты сам втянул их во все это - что они точно не знали, что делали! Ты не единственный взрослый в викариате, черт возьми, и не отнимай это у них. И у меня! - Хоуэрд впился взглядом в своего брата. - Да, все мы последовали твоему примеру. И я почти уверен, что, по крайней мере, некоторые другие сделали это по тем же причинам, что и я, включая тот факт, что я люблю тебя. Но мы также сделали это, потому что ты был прав! Потому что мы обязаны Богу хотя бы попыткой отвоевать Его Церковь у таких ублюдков, как Клинтан. Даже от таких ублюдков, как Тринейр, который никогда не был таким откровенным садистом, как Клинтан! Это был наш выбор, и мы его сделали, и не смей отнимать его у нас сейчас!
   - Хоуэрд, я...
   Голос Сэмила был хриплым, и он замолчал, глядя на снежное утро и быстро моргая. Затем он прочистил горло и снова посмотрел на своего брата.
   - Мне очень жаль, - смиренно сказал он. - Я не имел в виду, что...
   - О, заткнись. - Слова были резкими, но голос Хоуэрда был мягким, жесткие грани смягчены любовью, и он покачал головой. - Я не имел в виду то, как это прозвучало. И я тоже знаю, что ты не это имел в виду. Но это ничего не меняет. Думаю, это то, что действительно выводит меня из себя. Ты не хуже меня знаешь, что это ничего не изменит. Все, что ты делаешь, это упрямишься, а это глупо.
   - Может быть, так оно и есть, - признал Сэмил. - Ты вполне можешь быть прав. Но я не собираюсь доставлять Клинтану такое особое удовольствие. Я не собираюсь предстать перед Богом и архангелами с кем-то вроде него, думающим, что я покончил с собой, потому что был так напуган тем, что он намеревался со мной сделать.
   - Значит, вместо того, чтобы доставить ему это удовольствие, ты собираешься доставить ему удовольствие от того, что он действительно замучит тебя до смерти?! - Хоуэрд сильнее замотал головой. - Сэмил, это словарное определение слова "глупый"!
   - Возможно. - Улыбка Сэмила была кривой, но в ней была тень настоящего веселья. Затем улыбка исчезла, и настала его очередь покачать головой. - Эрейк Диннис нашел в себе моральное мужество и веру, чтобы говорить правду, когда ему дали шанс купить легкую смерть ложью, Хоуэрд. Могу ли я сделать меньше? И могу ли я дать Жэспару Клинтану орудие моего собственного самоубийства? Дать ему возможность крикнуть всему миру, что членам Круга, в конце концов, не хватило веры, чтобы ответить на Вопрос и Наказание Шулера за то, во что мы действительно верили? Позволить ему снизить нашу приверженность до уровня его собственных амбиций и жадности? Ты знаешь, что у него никогда не хватило бы смелости столкнуться с чем-то подобным из-за своей веры, из-за того, во что он верит. Должен ли я сказать остальным членам викариата, остальной Церкви Божьей, остальным детям Божьим, что на самом деле это была всего лишь еще одна борьба за власть? Еще одно соревнование по поводу того, кто у кого собирается отнять политическую власть? Если я это сделаю, что произойдет со следующим Кругом? К следующей группе мужчин и женщин, которые могли бы успешно противостоять Жэспару Клинтану? Или его преемнику? Или преемнику его преемника?
   Хоуэрд Уилсин посмотрел на своего брата, и на мгновение, когда он услышал страсть, все еще светящуюся в голосе Сэмила, увидел абсолютную, непреклонную приверженность, все еще горящую в глазах Сэмила, он увидел и кое-что еще. Воспоминание о другом дне, когда ему было... что? Шесть лет? Что-то в этом роде, - подумал он, - вспоминая тот день в лодке, вспоминая, как его старший брат - старший брат, которому он всем сердцем хотел подражать, - насаживал для него наживку на крючок.
   Это было странно. Он не думал о том дне буквально годами, но теперь сделал это и вспомнил его с такой абсолютной ясностью. Солнечный свет Тэншара согревал его плечи, то, как он наблюдал за пальцами Сэмила, восхищаясь их ловкостью и желая, чтобы у него были такие же. Бессвязный разговор, который сопровождал их долгую, ленивую рыбалку - с прохладой, исходящей от воды и охлаждающей лодку под их босыми ногами, даже в то время, как банки на лодке становились неудобно горячими под густым солнечным светом, льющимся сверху, и ветерок с берега доносил пыльцу и запах шиповника, щекочущий их ноздри, как густой золотистый фимиам.
   Он вспомнил, что они поймали не так уж много. Не в тот день. Конечно, не хватило на ужин для всех, хотя их мать преданно очистила и зажарила их скудный улов для них двоих - и для нее, родителя, чьи отважные охотники и рыбаки все-таки сумели ее накормить, в то время как их отец изо всех сил старался - так сильно! - не смеяться.
   Но если Хоуэрд Уилсин в тот день поймал не так уж много рыбы, то он поймал кое-что еще. Он поймал великий приз, рокового кита призов, радостный приз, левиафана, которому он отдал всю свою жизнь. Ибо, пока они рыбачили и вялый разговор плыл, как еще один ветерок над озером, Сэмил пересказывал истории. Чудесные истории об архангелах и об их обязанностях. О наследии, которое Шулер оставил семье Уилсин. О рассказываемых шепотом легендах, согласно которым они были... могли быть... могли быть потомками самого Шулера. О цене, которую заплатили их предки, чтобы служить Матери-Церкви, и о торжественном, наполненном радостью бремени долга.
   Сэмил не в первый раз рассказывал ему эти истории, но в тот день все было по-другому. Тогда он этого не понимал. Не совсем. На самом деле, - с удивлением подумал он, - до этого самого момента он по-настоящему не осознавал, насколько все было по-другому. В тот день, когда он увидел блеск в глазах Сэмила и ощутил то же самое в своих собственных, он не понимал, куда эти истории приведут их обоих.
   Теперь он это сделал. И он почувствовал, как горько-сладкая улыбка появилась на его губах, когда это осознание наконец коснулось его.
   Глупо, правда, подумал он. Это было единственное подходящее слово для этого. Глупо для двух мальчиков - даже Сэмилу не могло быть больше пятнадцати - думать о таких серьезных мыслях. Распознать их священническое призвание в благовониях озерной воды и пыльцы, в запахе банки с наживкой, в краске и лаке гребной лодки. Чтобы осознать, по прошествии лет, что это был тот день, когда они по-настоящему посвятили себя задаче, которую Бог поставил перед их семьей много веков назад. И все же это было именно то, что они сделали. Теперь он знал, что эта золотая жемчужина дня была истинным началом их решения взяться за дело, посланное им Богом.
   И вот теперь они пришли к этому, и радость от того, что они отдали себя, была тронута ужасным льдом страха. Горьким осознанием того, что они потерпели неудачу. Из-за ужаса судьбы, которую им предстояло постичь во имя того самого архангела, чьими потомками, как решили эти мальчики, они действительно должны быть. Этот страх изменил все. Превратил радость в печаль, а надежду - в отчаяние. Не отчаяние за конечную судьбу своих собственных душ, ибо ни один из них ни на мгновение не усомнился в этом, а за свою неудачу. В Писании говорилось, что все, чего Бог действительно просил от человека, - это лучшее, что он мог сделать, и они сделали это, но в конце концов этого оказалось недостаточно, и от этого знания глаза Хоуэрда наполнились слезами.
   И все же, когда он посмотрел в глаза Сэмила этим утром, он увидел, что в них все еще горит та же решимость. Та же страсть к делу, которому они посвятили себя. И та же любовь к младшему брату, который следовал его примеру в течение стольких утомительных лет, взвалил на свои плечи свою долю бремени их задачи без протеста или колебаний. Бывали времена, когда Хоуэрд считал Сэмила безнадежным идеалистом, когда младший брат... изменял их планы, не говоря об этом старшему. И все же он никогда не колебался в своей приверженности и ни на одно мимолетное мгновение не сомневался в постоянстве непоколебимой любви Сэмила к нему.
   Слава Богу, их родителей уже не было в живых. Лисбет и детям все-таки каким-то образом удалось исчезнуть. А у самого Хоуэрда не было ни жены, ни детей. Если не считать горстки дальних родственников, они снова были одни - только они вдвоем, снова дрейфующие в этой рыбацкой лодке. Бог дал им столько благодати, несмотря на их неудачу, и - несмотря на их неудачу - они все еще были преданы делу. Даже сейчас. Каким бы глупым это, несомненно, ни было, это тоже было правдой, и Хоуэрд Уилсин не изменил бы этой правде, даже если бы с самого первого дня точно знал, куда она их приведет.
   И Сэмил тоже не стал бы этого делать.
   В этих глазах напротив Хоуэрд узнал тот же аргумент, который он пытался обойти в течение пятидневок... и теперь он знал, что это был такой довод, который он не собирался обходить. Были и другие вопросы, которые он мог бы поднять - другие вопросы, которые он поднимал, и не один раз. Как и тот факт, что, что бы ни делал Сэмил на самом деле, Жэспар Клинтан провозглашал, какая история, какая версия "фактов" служила его собственным целям. Или тот факт, что, в конце концов, даже кого-то с такой сильной верой и решимостью, как у Сэмила, вполне можно заставить "признаться" в грехах, которых он никогда не совершал, отказаться от того, за что он боролся всю свою жизнь. Или тот факт, что даже если он позже откажется от своего "признания", Клинтан все равно будет торжествующе размахивать им, как только Сэмил будет благополучно мертв и не сможет оспорить утверждение великого инквизитора о том, что это доказало победу инквизиции над силами Шан-вей.
   Или тот факт, что из всего Круга только Сэмил и Хоуэрд знали правду о причастности Анжилик. Что если кого-то из них действительно сломают, они могут привести инквизиторов Клинтана к Анжилик, ко всем ее собственным контактам... к Лисбет, Жанейт и мальчикам.
   Это слишком, Сэмил, - подумал он, и глаза его загорелись, когда он вспомнил ту лодку. - Слишком. Бог может требовать от нас готовности умереть за нашу веру, но ты всегда настаивал на том, что Он любящий Бог, и ты прав. И любящий Бог не требует - не может - требовать всего остального, что ты готов заплатить. Но я не могу убедить тебя в этом, не так ли? И это настоящая причина, по которой я пригласил тебя на завтрак сегодня утром. - Он почувствовал, как его губы дрогнули в короткой, совершенно неожиданной улыбке, и мысленно покачал головой. - Вечность - долгий срок, сказал он себе. - Вероятно, достаточно долго, чтобы ты простил меня... в конце концов.
   - Сэмил... - начал он вслух, затем напрягся, когда тяжелая рука постучала в дверь его номера, и он понял, что, какой бы долгой ни была вечность, у него просто не осталось времени, чтобы убедить своего брата.
   Голова Сэмила резко повернулась на звук этого стучащего кулака. Его лицо напряглось, и он глубоко вдохнул, но его рука была твердой, когда он отставил свою чашку с какао в сторону.
   - Боюсь, что пришло время, Хоуэрд, - сказал он удивительно спокойным голосом, не отводя взгляда от арки, ведущей в вестибюль люкса, когда кулак ударил снова. - Я люблю тебя...
   - И я тоже люблю тебя, Сэмил, - прошептал Хоуэрд Уилсин сквозь слезы, когда меч, который он спрятал под столом для завтрака, перерезал спинной мозг его старшего брата.
   Сила удара выбросила труп Сэмила из кресла. И это был всего лишь его труп. Сэмил Уилсин был мертв еще до того, как его тело коснулось пола, стоявшая за этим ударом сильная, хорошо обученная, любящая рука стражника позаботилась об этом.
   - Прости, - сказал Хоуэрд своему брату, когда стук сменился пронзительным воем одной из палочек инквизиции. Хоуэрду не требовалась последовательность предупреждающих отметок с двери его номера, чтобы сообщить ему, что замок был разблокирован, но он воспользовался еще одним моментом, чтобы опуститься на колени рядом с Сэмилом и закрыть испуганные глаза. - Не мог позволить тебе сделать это, - хрипло сказал он, вспоминая воду озера и солнечный свет, торжественную радость и запах собственной любви Бога к миру, который Он создал в пыльце и цветущем шипе растения. - Если это убийство, я рискну поспорить с Богом.
   Он начертил знак скипетра на лбу своего брата, затем смахнул слезы с глаз рукой, испачканной кровью брата, встал и шагнул в арку как раз в тот момент, когда первый стражник в доспехах бросился к ней.
   - Хоуэрд Уилсин, я арестовываю вас в... - голос, который он слишком хорошо узнал, проревел из-за спины атакующего стражника, только чтобы прерваться, когда первый смертельный удар Хоуэрда попал в цель над защитным нагрудником первого человека, и кровь хлынула фонтаном из перерезанного горла.
   - О, пошел ты, Карнейкис! - Хоуэрд почти весело щелкнул по кувыркающемуся телу. - Ты всегда был придурком!
   Второй стражник внезапно попятился, пытаясь остановиться, когда обнаружил, что перед ним не испуганный, охваченный паникой, безоружный викарий, а обученный воин с оружием в руке. К сожалению, у него не было времени приспособиться к неожиданной ситуации.
   - И к черту Клинтана тоже! - сказал Хоуэрд, когда кончик его меча прошел мимо отчаянно выставленного предплечья стражника и попал мужчине прямо в правый глаз.
   Роскошный вестибюль внезапно наполнился запахом крови и опорожненных кишок. Послышались испуганные голоса, и Хоуэрд бросился вперед. В отряде Карнейкиса было по меньшей мере две дюжины стражников, но в вестибюль одновременно могли протиснуться не более четверых. Хоуэрд рассчитывал на это, когда строил свои планы на этот день, и оскалил зубы, атакуя своих врагов. Третий стражник упал прежде, чем остальные, наконец, вытащили свое оружие. Сталь зазвенела о сталь, и еще один стражник отшатнулся назад. Этот был только ранен, а не мертв - или, по крайней мере, еще не умер; это может измениться, - подумал Хоуэрд, наблюдая, как кровь хлещет из глубокой раны на бедре другого мужчины, - и двое его товарищей разделились, чтобы подойти к викарию с обеих сторон.
   Хоуэрд отступил на шаг, наклонился, чтобы выхватить кинжал из-за пояса первого убитого им стражника. Он добрался до арки, где никто не мог обойти его с фланга, и остановился с мечом в одной руке, кинжалом в другой и смертельной, ядовитой улыбкой на губах.
   - Давайте, ребята! - пригласил он.
   Оба стражника атаковали одновременно. Кинжал в левой руке Хоуэрда парировал первый выпад, отведя его в сторону, и его собственный меч снова скользнул вперед. Нагрудник другого его противника не защитил от острия меча, которое вошло в цель на ширину ладони над ним, и Хоуэрд повернулся к товарищу внезапного трупа. Молниеносный шквал финтов и выпадов, и еще один стражник был повержен.
   Хоуэрд отшатнулся на полшага назад, почувствовав внезапный прилив крови.
   Думаю, броня действительно помогает, - подумал уголок его мозга, когда его левый локоть прижался к глубокой ране, которую меч пятого стражника открыл в его ребрах перед смертью.
   Раненый викарий покачал головой, моргая, чтобы прояснить глаза, и увидел еще одного стражника, приближающегося к нему. На нем были знаки различия капитана, и Хоуэрд только что сумел парировать первый ослепительный выпад.
   - Сдавайтесь! - крикнул капитан Фэндис, в свою очередь парируя встречный выпад викария.
   - Иди нах..! - жахнул в ответ Хоуэрд, и сталь заскрежетала о сталь, когда нагрудник капитана отразил мощный выпад кинжала в левой руке викария.
   Двое мужчин столкнулись в вихре зазубренного металла. Мечи звенели - не как колокола, а как безумный звон собственной наковальни Шан-вей - и Хоуэрд был выше и сильнее Фэндиса, и более опытен в придачу. Но он также был старше, уже ранен... и без доспехов.
   Никто из стражников Карнейкиса никогда не видел подобной драки. Кто бы мог подумать, что они могут наблюдать, как один из викариев Матери-Церкви и член собственной стражи Храма схлестнутся во взрыве смертоносной схватки на мечах здесь, на собственной священной земле Храма. Оранжевая сутана Хоуэрда была более глубокого, темного цвета, когда кровь пульсировала из его раны, но в его руке с мечом не было ничего ослабленного, как и в холодном, сфокусированном свете его глаз. Он отбросил Фэндиса назад - один шаг, потом другой. Третий. Капитан отступил, затем остановился и контратаковал, и в яростной жестокости этого обмена было что-то прекрасное. Что-то свирепое, хищное. Что-то... чистое.
   Майор Карнейкис что-то кричал, но никто не мог разобрать его слов из-за звона мечей. И никто на самом деле тоже не слушал. Не совсем. Они все наблюдали. Наблюдая, как истекающий кровью викарий отвергает искажение власти инквизиции. Наблюдая за одним раненым человеком - человеком, который знал, что он обречен, что коррумпированный враг, которого он презирал всем сердцем, собирался сокрушить каждый голос оппозиции в собственной Церкви Бога, - бросил вызов десятку вооруженных и бронированных врагов... и улыбнулся, когда он это сделал.
   Это было то, что, как они знали, они никогда не забудут. То, чем, как они знали, им никогда не позволят поделиться с другими... и чем, как они уже знали, они все равно поделятся, шепотом, таким тихим, что даже Жэспар Клинтан никогда их не услышит. Кем бы ни был Хоуэрд Уилсин, он был одним из них, командовал некоторыми из тех же людей - людьми, подобными самому Ханстанзо Фэндису, - которые теперь врывались в его апартаменты, и, наблюдая за его безнадежной битвой, его отказом сдаться, они знали, что, что бы ни говорил ордер инквизиции на арест, он был достоин их повиновения.
   Что он все еще достоин этого.
   А затем, внезапно, Хоуэрд поднялся на цыпочки, выгнув спину дугой, когда меч капитана Фэндиса вонзился ему в грудь. Он поймал викария, когда тот приближался, и масса и инерция его собственного тела в сочетании с силой самого удара полностью провели лезвие насквозь.
   Он хрюкнул и выронил кинжал, схватившись за гарду меча Фэндиса, когда упал на колени. Стражник почти автоматически отпустил рукоять, и Уилсин наклонился вперед, сгибаясь в агонии от смертельной раны. Но затем упавший викарий сумел выпрямиться. Каким-то образом он нашел в себе силы еще раз поднять голову. Кровь пузырилась у него на губах, но его глаза встретились с глазами Фэндиса, и в них что-то было. Что-то вроде... благодарности.
   Затем глаза Хоуэрда Уилсина закрылись навсегда, и он повалился вперед на убивший его меч.
  
   .XVII.
   Склад "Брустейр и сыновья", и Храм, город Зион, и северная главная дорога, земли Храма
  
   Организация поездки должна была быть... уникальной.
   Человек, который в настоящее время был Абреймом Живонсом (и он начинал думать, что ему действительно нужна программа, в которой перечислен весь список команды, чтобы помочь ему в любой момент подтвердить свою личность), задавался вопросом, как именно Анжилик намеревалась вывезти пару десятков скрывавшихся от инквизиции человек из того, что составляло столицу Церкви Ожидания Господнего, в середине зимы, без того, чтобы каждый из них был бы замечен, остановлен и арестован. Однако на самом деле, как он обнаружил, она вовсе не собиралась перевозить "пару дюжин человек", она намеревалась переместить вдвое больше.
   На самом деле, даже немного больше, чем вдвое. На самом деле, точное общее число составляло пятьдесят семь.
   Он уставился на нее, когда она впервые сообщила ему об этом незначительном моменте. Тем не менее, быстро стало очевидно, что он (в очередной раз) недооценил масштабы ее операций, и на этот раз, решил он, у него было еще меньше оправданий. С того момента, как он впервые прибыл в Зион, было ясно, что Анжилик планировала сама покинуть город, а не просто вывезти контрабандой семьи нескольких высокопоставленных прелатов. В таком случае для него должно было быть столь же очевидно, что ее планы также включали бы побег любых членов ее собственной организации, которые могли быть разоблачены (или к которым могло привести инквизицию ее собственное исчезновение). Он предположил, что одной из причин, по которой это не пришло ему в голову, был сам масштаб этого дела. Должно быть, потребовалась огромная доза того, что когда-то называлось наглостью, чтобы даже подумать об эвакуации (особенно одним усилием) в масштабах, которые имела в виду Анжилик.
   - Вы шутите, - тихо сказал он сейчас, стоя рядом с ней в ледяной, гулкой пустоте склада.
   Анжилик отказалась от дорогой, прекрасно сшитой, изысканно модной одежды, которую носила столько лет. Она также отказалась от своих длинных, тщательно уложенных волос, элегантной косметики, украшений, безупречно ухоженных рук. Невысокая женщина, стоявшая рядом с Живонсом, ее дыхание слегка отдавало паром на холоде склада, была одета в стеганые брюки, практичные ботинки из замши и толстый, но практичный и прискорбно серый шерстяной свитер. Правда, она была стройной, но все же излучала некую компактную солидность, которая, к сожалению, не вязалась с модно томной, слегка трепещущей, какой-то неземной Анжилик. В данный момент на ней также было расстегнутое пальто, которое удивительно походило на один из зимних бушлатов для дозора имперского чарисийского флота. Эта штука должна была весить столько же, сколько кираса Мерлина Этроуза, но она, несомненно, была непроницаема для чего-то столь незначительного, как метель ниже нуля.
   - Шучу? - Анжилик посмотрела на него снизу вверх и одной рукой пригладила свои теперь коротко остриженные волосы. - Почему вы так думаете, Абрейм?
   - Вы хотите сказать, что вам действительно удалось организовать все это, - "Живонс" обвел руками склад, - "прямо под носом у Клинтана"?
   - Нет, не совсем.
   Анжилик сама оглядела склад. Как и многие подобные здания в Зионе, в начале зимы это прочное сооружение было забито до отказа. В случае с этим складом в основном сыпучими продуктами питания, хотя по меньшей мере четверть его площади была отведена под упакованный уголь Гласьер-Харт, в то время как более половины складского двора снаружи было покрыто огромными кучами блестящего черного ископаемого из глубоких шахт гор Света. К концу сезона более двух третей содержимого склада было распродано (несомненно, с приличной прибылью), и его персонал был соответственно сокращен.
   - На самом деле, - продолжила она, возвращая свое внимание к гостю, - я сделала большинство этих приготовлений задолго до того, как Клинтан был утвержден в качестве великого инквизитора. - Она поморщилась, ее выразительные глаза стали мрачными и намного холоднее, чем интерьер магазина, при упоминании этого имени. - Я всегда верила в заблаговременное планирование, Абрейм. Еще в те дни, когда была достаточно глупа, чтобы поверить, что даже викарий не может быть настолько коррумпированным - настолько глупым - чтобы назвать кого-то вроде Клинтана инквизитором. Теперь...
   Она быстро, сердито пожала плечами, и Живонс кивнул. После ее собственного исчезновения информационная сеть Анжилик была в значительной степени отключена, но едва ли это понадобилось им, чтобы подтвердить, что ее худшие оценки намерений Клинтана были ужасающе точными. Ни один член Круга Сэмила Уилсина в Храме или здесь, в Зионе, не сбежал. У горстки епископов и архиепископов низшего ранга, которым удалось выбраться из города до наступления зимы, все еще мог быть какой-то слабый шанс избежать инквизиторов, но никто другой - кроме членов семей, до которых Анжилик добралась вовремя - не справился с этим.
   Потребовалось три дня, чтобы подтвердить смерть Сэмила и Хоуэрда Уилсина, и Анжилик удалилась в крошечную каморку здесь, в складском помещении, которое заменило ее роскошный городской дом. Она очень тихо закрыла за собой дверь, и только тонкий слух ПИКА мог уловить тихие, сдавленные, сдержанные, бесконечно горькие, сокрушенные рыдания, которые были ее спутниками в этой темной маленькой комнате. Когда она вернулась через час, ее глаза, возможно, были немного опухшими, но если и так, это был единственный признак ее бездонного горя.
   И Уилсины были не единственными людьми, которых ей приходилось оплакивать. Они были единственными членами Круга, которые действительно знали о деятельности Анжилик, но многие другие знали "мадам Анжилик", и многие из них за эти годы стали близкими личными друзьями. Очень немногие имели что-то против нее из-за своего отношения к профессии Анжилик, и большинство из них постепенно узнали о ее благотворительной деятельности и, особенно, о ее вкладах в зимние столовые и приюты. Если Сэмил и Хоуэрд были потеряны для нее навсегда, по крайней мере, они уже были мертвы, другие ее друзья, которым повезло меньше, были во власти Клинтана, и у нее не было иллюзий относительно того, что происходило с ними в этот самый момент.
   И здесь, в этом складском помещении, собрались вместе шесть семей, и все они были вынуждены жить с одним и тем же знанием.
   По крайней мере, они больше не будут "собираться здесь", - подумал Живонс. - Слава Богу. Этот город был достаточно плох с того момента, как я сюда попал. Теперь все в десять раз хуже.
   Известие об аресте Круга ударило по Зиону, как молот. Как и сама Анжилик, большинство членов Круга активно участвовали в благотворительной деятельности города. Многие из них были бедаристами или паскуалатами, связанными с церковными приютами, которые поддерживали эти ордена. Неадекватные, недостаточно финансируемые, недостаточно укомплектованные и в значительной степени игнорируемые их Матерью-Церковью, какими бы ни были эти приюты, они по-прежнему представляли разницу - буквально - между жизнью и смертью для многих городских бедняков, и высокопоставленные церковники, которые соизволили поддержать их - в некоторых случаях они фактически служили в них на регулярной основе - были глубоко любимы теми же бедными гражданами Зиона. Другие работали с отдельными церквями, которые серьезно относились к своей обязанности заботиться о своих менее удачливых братьях и сестрах, и их тоже знали и любили нуждающиеся в Зионе.
   Помимо граждан, которым эти викарии и архиепископы помогали напрямую, для младшего духовенства и мирян, которые работали с ними, была очевидна искренность их веры и сострадания. Новость о том, что они были арестованы за измену и ересь, что они должны были быть осуждены - фактически уже были осуждены - как "тайные еретики", связанные с "чарисийским отступничеством" (не говоря уже о всевозможных невыразимых личных извращениях), ошеломила всех этих людей. На первый взгляд это казалось невозможным, очевидной ошибкой. Однако слухи об арестах оказались правдой, и на поверхность уже начали всплывать "признания", полученные в ходе "бесед" инквизиторов со своими заключенными.
   Зион пребывал в очень тихом, очень скрытном смятении. Никто не осмеливался сказать об этом вслух, но было много людей, которые подозревали, что произошло на самом деле. Людей, которые видели в уничтожении Круга безжалостный, хладнокровно спланированный и выполненный маневр, чтобы заставить замолчать все, что могло быть истолковано как инакомыслие. Это было искоренение какой-либо толерантности. Официальное подтверждение фанатичной преданности не просто Матери-Церкви, но и викариату и - особенно - храмовой четверке.
   Жэспар Клинтан сжал железный кулак вокруг Храма и самого сердца Церкви Ожидания Господнего, и город Зион затаил дыхание, дрожа, ожидая, чтобы узнать цену его триумфа.
   Пройдет совсем немного времени, прежде чем начнутся доносы, - печально сказал себе Живонс. - У инквизиции всегда были свои агенты и свои шпионские сети по всему Сэйфхолду. Здесь, в Зионе и Храме, больше, чем где-либо еще, и по чертовски веским причинам. Но теперь люди начнут искать кого-то - кого угодно - кого они могли бы оговорить, чтобы доказать свою собственную ортодоксальность, свою собственную лояльность и надежность. Людей, которых они могут бросить кракенам, чтобы защитить себя и свои семьи.
   - Должна признать, - продолжила Анжилик с мрачным, горьким удовлетворением, - что, хотя я начала планировать это задолго до того, как Клинтан пришел к власти, мне очень приятно использовать эту свинью, чтобы вытащить всех этих людей из Зиона.
   Живонс снова кивнул, хотя, если ей пришлось признать это, он сам должен был признаться, что явная дерзость ее плана заставила его более чем немного нервничать. Но эта дерзкая наглость, вероятно, была именно тем, что должно было заставить все сработать, - напомнил он себе.
   Он уже понял, что Анжилик Фонда была проницательной деловой женщиной, а также искусной заговорщицей. Однако он не совсем понимал, насколько богатой она стала. Он полагал, что его не должно удивлять, что кто-то, кто так долго скрывал свою деятельность от инквизиции, был столь же успешен в сокрытии своих различных деловых предприятий от городских и церковных сборщиков налогов. Хотя, честно говоря, он был почти уверен, что она действительно заплатила все свои налоги и лицензионные сборы за ведение бизнеса - и, вероятно, также несколько достаточно щедрых взяток на стороне. Она просто заплатила их не от своего имени. Фактически, теперь, когда он знал, что искать, ему удалось идентифицировать не менее девяти совершенно легальных бизнес-предприятий, которые она создала и поддерживала - в одном случае почти двадцать шесть лет - и он был уверен, что все еще не нашел их все. Она была связана с деловым сообществом Зиона, включая его не совсем легальные аспекты, задолго до рождения Кэйлеба Армака, и почти все ее различные предприятия приносили прибыль. На самом деле уровень прибыли варьировался от случая к случаю - от уровня "просто лучше, чем безубыточность" до уровня "лицензия на чеканку денег", - но совокупный объем и разнообразие ее активов были поразительными.
   Включая этот склад и компанию "Брустейр и сыновья", которая официально владела совершенно законным и высокорентабельным складским и грузовым бизнесом. Конечно, как и многие подобные операции, особенно здесь, в Зионе, "Брустейр и сыновья" внесла свой собственный вклад в "серую экономику". На самом деле, довольно большой вклад в случае "Брустейра". "Грузовым перевозчикам Брустейр", фактически подразделению "Брустейр и сыновья", было пятьдесят семь лет, а численность персонала составляла более двухсот человек, когда Анжилик приобрела его (через подходящих анонимных и / или фиктивных посредников) у последнего из первоначальных "и сыновей", и оно значительно выросло под ее руководством. Такая крупная и прибыльная транспортная компания (в прошлом году она показала чистую прибыль в размере почти восьмидесяти тысяч марок, что было ошеломляющей прибылью для такой фирмы на материке) не продержалась бы столь долго в Зионе, не достигнув соответствующих договоренностей с членами викариата и церковной иерархией в целом. Например, было удивительно, как мало импортных пошлин на самом деле было уплачено за груз, предназначенный для кого-то вроде, скажем, викария Жэспара Клинтана.
   Кое-что из этого происходило всегда, но за последнее столетие или около того ситуация неуклонно ухудшалась. К настоящему времени никто даже не трудился настаивать на хороших поддельных документах. Таможенные агенты и сборщики налогов знали лучше, что не стоило внимательно присматриваться к чему-либо, предназначенному для старших членов Церкви, и только Лэнгхорн мог помочь случайному - очень случайному - агенту или сборщику, достаточно наивному (или достаточно глупому) и совершившему ошибку, заметив то, что он не должен был замечать!
   Конечно, их было не так уж много. По словам Анжилик, когда он высказал ей эту озабоченность, последний раз честного таможенного агента в Зионе с достоверностью видели чуть более тридцати семи лет назад. Дело было не в том, что нынешнее поколение чиновников не было эффективным или способным; просто они очень четко понимали, что значительная часть (по текущей оценке Живонса достигавшая двадцати пяти процентов, если не больше) городской торговли - особенно дорогими предметами роскоши - на самом деле осуществлялась викариями, архиепископами или епископами (или для них), которые фактически были освобождены от налогов. И поскольку никто так и не удосужился сделать это освобождение от налогов законным, даже самые преданные таможенные агенты признавали, что они содействовали незаконной торговле.
   И как только вы поймете, что делаете это, вы должны начать задаваться вопросом, почему бы не создать собственное маленькое гнездышко, - резко подумал он, сравнивая местную ситуацию и безудержную коррупцию, которой она способствовала, со всем, что ни на мгновение не потерпели бы в империи Чарис.
   Не то чтобы он собирался жаловаться. И особенно не учитывая, что Анжилик Фонда обладала обоими талантами, чтобы заставить эту коррупцию так хорошо работать на нее... и хладнокровные стальные нервы, чтобы привлечь не иначе как собственного управляющего делами Жэспара Клинтана в качестве молчаливого партнера в "Брустейр и сыновья".
   Наглая дерзость этого внушала благоговейный трепет "сейджину Живонсу". Какой налоговый агент, какой таможенный инспектор в здравом уме стал бы вмешиваться в незаконную торговлю контрабандой Жэспара Клинтана даже в лучшие времена? Сама идея была нелепой! И в этот момент, когда Клинтан устанавливал свое собственное царство террора по всему городу, никто не собирался давать ни малейшего повода привлечь к себе внимание раздраженного великого инквизитора. Что делало его связь с "Брустейром" лучшей и наиболее эффективной защитой Анжилик от его собственных мстительных поисков людей, которых она защищала.
   Изысканная ирония ее решения была прекрасна, несмотря на все напряжение, - восхищенно подумал он.
   - Мы будем готовы к отъезду утром, - сказала теперь Анжилик. - Что ваши "способности, присущие сейджину", говорят вам о погоде, Абрейм?
   - Судя по всему, сейчас до конца месяца должно быть ясно и холодно, - ответил он. - Примерно в середине следующей пятидневки у нас будет еще один день или около того со снегопадом, но ничего похожего на метели, которые мы наблюдали. Вероятно, не больше, чем еще десять дюймов или фут там, где вы будете путешествовать.
   Она бросила на него задумчивый взгляд, на который он ответил самой вежливой из улыбок. Он больше не сомневался, что очень скоро после передачи своих подопечных Старому Чарису Анжилик Фонда окажется допущенной в другой круг. В то же время ему скорее нравилось наблюдать за острым, как бритва, мозгом, за этим задумчивым выражением лица, пытающимся понять, как ему удавались такие невероятно точные прогнозы погоды.
   Среди прочего. - Я рада это слышать, - сказала она через мгновение. Затем она снова оглядела похожий на пещеру склад и покачала головой. - Я действительно буду скучать по этому месту, - вздохнула она.
   - Могу я спросить, какие меры вы предприняли для своих предприятий здесь, в Зионе, после того, как вы, э-э, уедете? - спросил он, и она пожала плечами.
   - На самом деле у меня было искушение оставить их все в рабочем состоянии, - призналась она. - Я потратила так много времени на то, чтобы вообще собрать их вместе, что отказ от них почти подобен ампутации. Не ожидала, что буду так относиться к этому, но должна признать, что чувствую это. И как только я наконец призналась в этом самой себе, то также обнаружила, что пытаюсь убедить себя в том, что поддержание их на расстоянии обеспечит мне ценную оперативную базу здесь, в Зионе. Ту, которая может пригодиться для... того, чтобы в один прекрасный день причинить вред Клинтану и его дружкам.
   Она покачала головой, сжав челюсти, и он увидел, как в глубине ее глаз вспыхнула мрачная ненависть, когда она уставилась на то, что могла видеть только она.
   - Но?.. - подсказал он через мгновение, когда она сделала паузу. - Что? - Она встряхнулась, моргнула и снова посмотрела на него. - Ой. Извините. Я просто... думала.
   - Понимаю это. Но из того, что вы говорили, похоже, что вы решили не пытаться поддерживать их в рабочем состоянии?
   - Да. - Она пожала плечами. - То, как я сейчас все устроила, означает, что все мои деловые интересы в Зионе будут либо тихо ликвидированы, либо переданы в собственность людей, которые все это время управляли ими для меня. Я давным-давно решила, что было бы лучше тихо сложить свою палатку и похоронить свои следы, чем иметь дюжину или около того предприятий, которые внезапно и таинственно обанкротятся примерно в то же время, когда Анжилик Фонда растворилась в воздухе. Кроме того, большинство людей, которые работали на меня - даже если большинство из них никогда не осознавали, что работают на меня, если вы понимаете, что я имею в виду, - хорошо выполняли свою работу. - Она снова пожала плечами. - Я думаю об этом как о чем-то вроде пенсионного соглашения.
   - Вижу это. - Он кивнул. - С другой стороны, подозреваю, что вознаграждение за их преданность и усердную работу - не единственное, что у вас на уме.
   - Это не так. - Она посмотрела на него снизу вверх. - Если в чем-то под небесами можно быть уверенным, Абрейм, так это в том, что Клинтан собирается усилить свою власть во всех материковых королевствах. Вероятно, он не сможет управлять Сиддармарком так плотно, как ему хотелось бы, во всяком случае, до тех пор, пока он не проделает гораздо больше подготовительной работы в республике. Но другие королевства, империи - это те, которыми он собирается править железным кулаком во имя Матери-Церкви. И если он собирается делать это где-либо, вы знаете, что его контроль будет более жестким и даже более строгим здесь, в Зионе, чем где-либо еще. Итак, как бы ни было заманчиво держаться здесь за опору, я никак не могу оправдать то, что подвергаю всех этих людей потенциальному наказанию как "агентов Шан-вей". Я была очень осторожна, чтобы избежать прослеживаемых связей между любой из моих операций здесь, в Зионе, и Кругом. Я не собираюсь подвергать опасности людей, которые так долго работали на меня, вовлекая их в активные операции против Храма сейчас, когда Клинтан так явно жаждет крови.
   - Понимаю. Конечно, - он тонко улыбнулся ей, - это скорее подразумевает, что вы намерены продолжать эти "активные операции против Храма", как только сами благополучно покинете Зион, не так ли?
   - О, думаю, вы можете положиться на это, Абрейм, - сказала она очень тихо, и никто бы никогда не принял сверкание ее белых зубов за улыбку. - Вы знаете, я очень богатая женщина, - продолжила она. - Даже после того, как я бросила все свои дела здесь, в Зионе, я все равно буду чувствовать себя вполне обеспеченной. Вы были бы поражены - ну, вы, может быть, и нет, но большинство людей были бы поражены - суммами, которые я спрятала на счетах в Теллесберге или в Доме Квентина в Сиддармарке. Из того, что вы передали от Эйдорей, думаю, вероятно, могу рассчитывать на то, что император Кэйлеб и императрица Шарлиэн также предоставят мне крышу над головой. В этом случае все эти деньги - и все мои контакты на материке - будут доступны, чтобы помочь мне сделать все возможное, чтобы превратить жизнь Жэспара Клинтана в сущий ад... и, - ее темные глаза вспыхнули голодным огнем, - как можно короче, насколько это возможно для человека.
   ***
   - Это все, Робейр? - спросил граф Корис, наблюдая, как Робейр Сиблэнкит закончил закрывать и закреплять последний сундук.
   - Так и есть, мой господин. - Сиблэнкит положил одну руку на багажник, повернувшись, чтобы встретиться взглядом со своим работодателем, и, хотя его тон был таким же деловым, как всегда, потребовался бы кто-то гораздо более глупый и менее наблюдательный, чем Филип Азгуд, чтобы не заметить облегчения в глазах своего камердинера.
   - В таком случае, давайте отправим их на "Хорнет". - Корис улыбнулся без особого юмора, но с облегчением, которое было даже большим, чем у Сиблэнкита. - Отец Халис ожидает нас, и я бы предпочел не разочаровывать его опозданием.
   - Нет, милорд, - горячо согласился Сиблэнкит. - Я доставлю их на борт в течение часа.
   - Хорошо, Робейр. Хорошо.
   Корис похлопал своего камердинера по плечу, затем повернулся и подошел к окну, глядя в окно на город Зион.
   Боже, я не могу дождаться, когда вернусь через озеро! - Он покачал головой. - По дороге сюда я думал, что хуже быть не может. Как мало я знал... Его собственные встречи с Замсином Тринейром и Жэспаром Клинтаном были достаточно плохими. Он пришел к выводу, что на самом деле недооценил цинизм Клинтана... и безжалостность. Честно говоря, он бы не поверил, что Клинтан может быть еще более безжалостным и расчетливым, чем он предполагал вначале, но ему пришлось это сделать. И если бы ему каким-то образом удалось уцепиться за какой-то крошечный фрагмент иллюзии в этом отношении, жестокая чистка Клинтаном любой оппозиции внутри викариата избавила бы его от этого заблуждения.
   Корис сложил руки за спиной, крепко сжав их вместе. На самом деле он никогда не встречался с Сэмилом или Хоуэрдом Уилсинами, но он встречал викария Чияна Хисина из Харчинг-Хисинс, и кого-либо, менее похожего на ненасытного еретика, который приставал к маленьким девочкам, было бы невозможно представить. И все же это были преступления, в которых обвинялся Хисин... и в которых, по словам "потрясенных и ошеломленных" инквизиторов, он уже признался.
   У Кориса не было сомнений в том, что истинное преступление Хисина - точно так же, как и истинное преступление всех остальных, кто был арестован, или убит при сопротивлении аресту, или просто умер при загадочных обстоятельствах за последние три пятидневки - состояло в том, чтобы противостоять, или думать о противостоянии, или даже отдаленно казаться противостоящим - храмовой четверке. Похоже, действительно имелись по крайней мере какие-то подлинные доказательства... тайной деятельности Хисина. Корис вынужден был признать это. Но даже несмотря на то, что он не смог создать ничего похожего на разведывательную сеть, которую он мог бы создать в другом месте при более благоприятных обстоятельствах, ему удалось провести по крайней мере несколько зондажей через Храм и город. И все эти щупальца согласились - тихо, осторожно, шепотом, чтобы избежать чьего-либо внимания, - что любая "тайная деятельность" со стороны Хисина и остальных викариев и прелатов, которые были названы "Кругом Чариса", была направлена на храмовую четверку и безудержные злоупотребления среди духовенства и не предназначалась для того, чтобы каким-то образом предать Храм и Бога в руки отступников.
   Конечно, именно этим они и занимались, - холодно подумал граф. - Дураки. О, дураки! Как они могли?.. - Он покачал головой. - Будь справедлив к ним, Филип. До того, как у всех на глазах взорвалась вся эта история с Чарисом, выступать против Клинтана было только безумно рискованно, а не автоматически самоубийственно. Они не просто решили начать делать это позавчера... и Клинтан не наносил своего удара в ожидании этого момента, потому что он искренне думает, что у них были какие-то непосредственные планы устроить какой-то переворот внутри викариата. Это всего лишь случай, когда он убивает двух виверн одним камнем... и чертовски наслаждается этим, когда он это делает.
   Он на мгновение закрыл глаза, прислонившись лбом к ледяному оконному стеклу в краткой, безмолвной молитве за людей, которые, несомненно, в этот самый момент подвергались пыткам проклятых в руках инквизиции. Люди, которым предстояло столкнуться с той же ужасной смертью, с которой уже столкнулся Эрейк Диннис... если только Клинтан не придумает что-нибудь еще хуже.
   И мужчины, чьи семьи были арестованы вместе с ними. - Ты должен вернуться в Тэлкиру, - сказал он себе решительно, почти отчаянно. - Ты должен вернуться к Айрис и Дейвину. - Он покачал головой, все еще не открывая глаз. - Если Клинтан готов сделать это, готов арестовать каждого десятого из самого викариата и приговорить их к смерти только для того, чтобы обезопасить свое положение, тогда я чертовски уверен, что он выбросит Дейвина в мгновение ока.
   Корис покачал головой. Единственным членом храмовой четверки, которому, казалось, не было по-настоящему наплевать на благополучие Дейвина, был Робейр Дючейрн. Он встречался с казначеем всего дважды, но больше ему не пришлось встречаться с ним. Эти встречи - официально для обсуждения финансовых потребностей Дейвина и надлежащего размера церковной субсидии для поддержки его двора в изгнании - были организованы со стороны Дючейрна, и для Кориса было очевидно, что сам викарий организовал это специально для того, чтобы он и Корис могли встретиться с глазу на глаз.
   Граф оценил это, хотя и старался не показывать этого. Он был почти уверен - но, к сожалению, только почти, - что забота Дючейрна о Дейвине была подлинной. Во всяком случае, это соответствовало его собственным более ранним оценкам отношения Дючейрна, и печаль, скрывающаяся в глазах викария, выглядела достаточно искренней. Однако в этом нельзя было быть уверенным, и всегда было возможно, что Дючейрн просто проверял пригодность Кориса в качестве инструмента храмовой четверки более тонким способом, чем это могло прийти в голову Клинтану. Идти по натянутому канату между тем, чтобы сделать все возможное для будущих интересов Дейвина, и поддерживать свою собственную персону как должным образом коррумпированного приспешника, было не самой легкой вещью, которую когда-либо делал Корис, хотя карьера шпиона на протяжении всей жизни помогла.
   Но каким бы реальным (или притворным) ни было беспокойство Дючейрна, не было никаких сомнений в том, где находились остальные члены храмовой четверки. Нынешняя способность Кориса следить за новостями из Корисанды была ограничена, особенно на таком большом расстоянии, но его источники здесь, в Храме, какими бы фрагментарными они ни были, все указывали на то, что для интересов Храма в Корисанде дела идут не очень хорошо. Тон его недавних бесед с Тринейром тоже наводил на то же самое. Хотя канцлер сделал все возможное, чтобы преуменьшить любое беспокойство, которое он мог испытывать лично, ситуация в столице, в частности, казалось, склонялась к подлинному примирению с Кэйлебом и Шарлиэн - или, по крайней мере, с Церковью Чариса. И в тот момент, когда Жэспар Клинтан решил бы, что корисандскому огню нужен еще один удар, что еще одно подлое чарисийское убийство может повернуть Мэнчир в другую сторону... - Я должен вернуться в Тэлкиру.
   ***
   Она действительно справилась с этим, - подумал Абрейм Живонс. - Боже мой, она действительно справилась с этим!
   Или, по крайней мере, так было до сих пор, - напомнил он себе. - Все еще было возможно, что колеса оторвутся, но когда он наблюдал за караваном массивных саней, запряженных снежными ящерами, скользящими по обледенелой дороге, стало очевидно, что его первоначальные опасения по поводу безопасности Анжилик Фонда были немного преждевременными.
   Во многих отношениях время побега Анжилик из Зиона вряд ли могло быть лучше. В конце зимы, когда дороги и земля замерзали, как железо, тяжелые грузы на самом деле было легче перевозить по суше по снегу и льду на должным образом сконструированных санях (при условии наличия тягловых животных, таких как снежные ящеры Сэйфхолда), чем перевозить их на колесных повозках осенью или в начале зимы... и гораздо легче, чем это было бы после начала весенней оттепели, через месяц или около того. На самом деле, в некотором смысле это было даже легче, чем было бы летом. И это было чертовски хорошо, что тоже было правдой. Несмотря на существование множества складов, зернохранилищ и снабженческих возможностей в Зионе, к этому моменту зимой город всегда остро нуждался в пополнении запасов. В Зион и Храм всегда направлялись регулярные грузовые перевозки, за исключением месяца или около того каждый год, когда погода полностью изолировала город. Теперь, когда установился достаточно сильный мороз с глубоким снегом, в течение нескольких пятидневок темп доставки неуклонно увеличивался, несмотря на зимние штормы, которые недавно пронеслись по северным землям Храма.
   И точно так же, как движение в город усилилось, усилилось и движение из города, включая большую колонну "Грузовых перевозчиков Брустейр". В ней было довольно много товаров широкого потребления, в том числе несколько сотен бутылок отличного бренди и виски. Лично Живонс считал, что чисхолмский виски превосходит все, что поступает из Зиона, но нельзя было отрицать престиж винокурен Зиона и Храма. Независимо от того, были ли они на самом деле лучшими доступными напитками или нет (чего, по его скромному мнению, определенно не было), они требовали непомерных цен исключительно благодаря своим этикеткам.
   Однако в дополнение к спиртным напиткам там были также ящики с книгами из издательств Зиона, предметы религиозного искусства стоимостью около четверти миллиона марок и партия изысканных ювелирных изделий, которые, вероятно, были по меньшей мере столь же ценными. Большая часть других грузов состояла из относительно невесомых (хотя часто довольно громоздких) предметов - таких как впечатляющий ассортимент гобеленов, прекрасных ковров и тканых предметов роскоши из шерсти церковных стад овец и горных драконов - многие из них были дорогостоящими товарами, и в подобных случаях безопасность всегда была серьезной проблемой. Что объясняло, почему так много саней "Грузовых перевозчиков Брустейр" были построены вокруг больших, прочных, обшитых толстыми досками грузовых ящиков. В некоторых случаях они были почти такими же большими, как грузовые контейнеры, которые Нимуэ Элбан видела загруженными на борт звездолетов во время своей военно-морской карьеры. И, конечно же, они были заперты - и надежно запечатаны - таможенными агентами с буравящими глазами еще до того, как они покинули Зион. Каждый предмет на санях был тщательно проверен... по крайней мере, согласно документам. И на самом деле они были проверены так же тщательно, как и всегда. Это означало, что таможенные агенты изучили декларации, обнаружили, что в качестве одного из грузоотправителей указан управляющий делами Жэспара Клинтана, и быстро опечатали грузовые ящики саней так официально, как кто-либо мог бы попросить.
   Однако в их, несомненно, похвальном рвении ускорить продвижение имущества викария Жэспара, от их пристального внимания, по-видимому, ускользнули несколько небольших... нарушений. В частности, похоже, они не заметили, что шесть из больших саней были оборудованы, в дополнение к тщательно запертым и запечатанным люкам, через которые были загружены их ценные грузы, также небольшими, странно незаметными люками снизу. Грузовыми дверями, которые по какой-то неизвестной (но, несомненно, разумной) причине были спроектированы так, чтобы до них мог добраться только тот, кто действительно опустился на четвереньки (или, для большинства взрослых, на живот) и прополз под санями между полозьями.
   Люками, через которые более пятидесяти беглецов от инквизиции проникли в эти сани.
   Это был не самый удобный когда-либо изобретенный способ передвижения, но грузовые ящики саней были толстостенными и водонепроницаемыми. Отсеки для перевозки пассажиров, спрятанные внутри них, были достаточно большими, чтобы вместить матрасы и спальные мешки и позволить хоть какое-то движение, и они были окружены и тщательно скрыты коврами и гобеленами, грудами дорогих одеял, изготовленных в Зионе, и другим дорогостоящим текстилем. На самом деле, людям, спрятанным в этих укромных уголках, было теплее, чем кому-либо другому во всей колонне. И как только они оказались по крайней мере в паре дней езды от Зиона, им разрешили покинуть свои укрытия, после того как сани остановились на ночь, и ненавязчиво - очень ненавязчиво - пообщаться с погонщиками и возчиками. Которые, увы, не были непривычны к тому, что время от времени в подобных путешествиях появлялось новое лицо или новые лица.
   Поездка не будет короткой. На самом деле сани должны были следовать по южному берегу прохода Син-ву на всем пути от Зиона до берегов моря Айсуинд. По пути они оставляли по крайней мере часть своего груза в различных городах и небольших поселках, расположенных вдоль прохода, но настоящая причина выбора этого конкретного маршрута заключалась в том, что он избегал чрезвычайно труднопроходимой местности гор Света.
   Чтобы помочь им в этом, Мать-Церковь, земли Храма и республика Сиддармарк на протяжении веков сотрудничали в строительстве и обслуживании главной дороги, которая проходила параллельно Проходу. Когда морской маршрут был судоходным, на большой дороге в буквальном смысле росла трава, когда зима закрывала проход Син-ву, большая дорога снова вступала в свои права. К настоящему времени Анжилик и ее беженцы прошли почти треть пути до Сиддар-Сити и галеонов, которые в конечном итоге доставят их в Теллесберг и, надеюсь, в безопасное место. Если только что-то не пойдет ужасно не так, они должны быть на борту корабля в течение двух месяцев... и в Теллесберге через семь или восемь пятидневок после этого.
   Самое позднее к концу июня. Не могу поверить, как легко она все это обставила. - Живонс удивленно покачал головой, направляясь к саням, предназначенным для "госпожи Франсин Талбат", которая, как ни странно, совсем не походила на изящную, хрупкую, прелестную Анжилик Фонда. Нет, госпожа Талбат была достаточно приятной на вид, но она также явно была опытным, профессиональным, разумно одетым старшим клерком, которого "Брустейр и сыновья" назначили для перевозки ценных предметов этого конкретного конвоя.
   Он легонько постучал в боковую дверь саней, затем открыл ее и поднялся по короткой ступеньке, когда голос пригласил его сделать это.
   - Доброе утро, Абрейм, - сказала госпожа Талбат с улыбкой. - Что могу сделать для вас сегодня?
   - Вообще-то, я просто пришел попрощаться с вами, - ответил он. Она откинулась на спинку стула за маленьким встроенным столом, подняв брови, и он пожал плечами. - Насколько я могу судить, вы вышли сухой из воды, - сказал он. - Мы оба можем ошибаться на этот счет, но я так не думаю. И теперь, когда я выяснил ваш маршрут эвакуации, я могу организовать, чтобы за вами присматривали некоторые из других приятелей сейджина Мерлина. - Он внезапно усмехнулся. - В конце концов, горы Света - это традиционные тренировочные площадки для сейджинов, не так ли?
   - Так я слышала, - признала она, затем повернула свое напольное вращающееся кресло в сторону и встала. - Знаете, я буду скучать по вам, - сказала она, делая два шага, необходимых, чтобы пересечь свой крошечный передвижной офис и протянуть руку. На этот раз он просто взял ее обеими руками, сжимая, не целуя, и она улыбнулась. - Я увижу вас снова?
   В ее голосе прозвучала странная нотка, - подумал он. - Почти причудливая. Или задумчивая, возможно. Они знали друг друга меньше месяца, но он был уверен, что она так же хорошо, как и он, поняла, что они родственные души.
   Еще одна из этих способных, нахальных женщин, - подумал он. - Она и Шарлиэн будут ладить, как в горящем доме - я уже это вижу. И полагаю, что я тоже все еще подпадаю под этот ярлык "способной, нахальной женщины". По крайней мере, в несколько запутанной манере выражаться.
   - О, думаю, вы можете на это рассчитывать, - сказал он вслух. - Мне говорили, что я немного похож на дурную привычку или простуду. - Ее брови поднялись еще выше, и он усмехнулся. - Имею в виду, что от меня почти невозможно избавиться, как только вы заполучите меня.
   - Хорошо. - Она улыбнулась и сжала его руку в ответ. - Буду с нетерпением ждать этого.
   - Я тоже, - заверил он ее. - Я тоже.
  
   .XVIII.
   Королевский дворец, город Трэнжир, королевство Таро
  
   Король Горджа III был в дурном настроении.
   Это, к сожалению, стало обычным явлением за последние пару лет. С момента фактически полного уничтожения его флота в битве при Рок-Пойнте, которая на самом деле произошла почти ровно два года назад, если кто-нибудь отмечал его календарь, чтобы отслеживать такое событие.
   Гордже не нужно было отмечать какие-либо календари, но он определенно следил за ними. У него была довольно сильная мотивация в этом отношении.
   В данный момент он стоял, глядя из окна своего дворца на северо-запад, вдоль залива Тол. Залив Тол простирался на семьсот с лишним миль от города Трэнжир до мыса Тол и Норт-Хед, а за ним - канал Таро и континент Ист-Хэйвен. Это был великолепный участок соленой воды. Местами он мог быть немного мелким, местами его отмели были немного коварными, но в целом он предлагал Трэнжиру великолепный доступ к морям мира, а широкий размах городских причалов и складов был достаточным доказательством того, как развивалась мировая торговля, чтобы воспользоваться этим доступом.
   Когда-то давно, - сердито подумал он.
   Он провел рукой по своей косынке, традиционному яркому, красочному головному убору королевства Таро, и его дурное настроение усилилось, когда он подумал об отсутствии торгового судоходства на этой якорной стоянке. О нехватке лихтеров, курсирующих между этими неиспользуемыми торговыми судами и городскими причалами. О странной нехватке грузчиков и складских работников, которые когда-то занимались погрузкой и разгрузкой грузов, больше не заполнявших эти обширные склады.
   Была причина для этого отсутствия, для этой нехватки. Причина, которая имела какое-то отношение к эскадре имперского чарисийского флота - не более чем горстки шхун, поддерживаемых единственным дивизионом галеонов, - которая обосновалась в заливе Тол. У которых хватило наглости на самом деле устроить собственную якорную стоянку в Холм-Рич, далеко внутри защитных мысов залива. Отправить группы моряков и морских пехотинцев на берег острова Хоургласс, чтобы сажать огороды и ухаживать за ними для обеспечения своих экипажей свежими овощами и салатами! Каким-то образом, по какой-то причине, которую Горджа сам толком не понимал, эта особая чарисийская дерзость особенно бесила.
   Возможно, - иногда думал он, - потому что знал, что сам навлек это на себя. По крайней мере, в основном; он все еще не видел никакого способа отказаться от "предложения".
   Не то чтобы ты так уж усердно старался, - угрюмо подумал он сейчас. - В конце концов, в то время это казалось такой хорошей идеей. Что, вероятно, должно было напомнить тебе, что вещи, которые кажутся слишком хорошими, чтобы быть правдой, обычно таковыми и являются. Именно по этой причине Эдминд с самого начала возражал против этого.
   Король поморщился, вспомнив дипломатический язык, которым Эдиминд Растмин, барон Стоун-Кип, пытался сдержать его собственный восторженный отклик на приманку, которую ему подкинули.
   Гримаса Горджи стала еще уродливее при этом воспоминании.
   Я хотел бы сказать, что во всем виновата Церковь - ну, во всяком случае, храмовая четверка. И полагаю, что так оно и было. Но будь честен, Горджа. Эдиминд был абсолютно прав, пытаясь... умерить твой энтузиазм, не так ли? И ты бы не послушал, не так ли? Они точно определили, на какой рычаг нужно нажать в твоем случае, не так ли? Тебя чертовски возмущал договор - не говоря уже о том, что в нем были и хорошие стороны, - и ты решил, что это шанс вернуть свое. И почему ты так подумал? Потому что ты был чертовым идиотом, вот почему!
   Его гримаса на мгновение превратилась во что-то похожее на рычание. Затем оно исчезло, и он сложил руки за спиной, повернулся спиной к окну и подошел к богато украшенному резьбой, не совсем трону, но креслу во главе блестяще отполированного стола. Летний солнечный свет из окна отражался от несовершенного зеркала столешницы, отбрасывая яркое пятно на потолок зала совета, когда он уселся. Кресло было изготовлено на заказ для его отца, который был значительно выше и плотнее стройного темноволосого Горджи. Король унаследовал от своей матери - по крайней мере, физически - гораздо больше, чем когда-либо от своего отца, и он размышлял (не в первый раз) о желательности заказать новое - такое, которое заставляло бы его меньше походить на ребенка, сидящего в кресле своего родителя. С точки зрения политической психологии, его способности доминировать на совещаниях, эта идея, вероятно, имела много оснований для рекомендации, но кресло было почти греховно удобным. Кроме того, будучи мальчиком, тогдашний принц Горджа провел немало часов, сидя на коленях у своего отца в этом самом кресле. Эти воспоминания возвращались к нему каждый раз, когда он садился в него, и особенно в последние пару лет, когда его маленький сын Ролинд сидел у него на коленях.
   Интересно, удастся ли ему когда-нибудь сесть в него? - мрачно задумался король. - Если уж на то пошло, интересно, сколько еще я сам смогу в нем сидеть!
   Оба вопроса были обоснованными, и его не очень интересовали ответы, которые, как правило, напрашивались сами собой.
   У Кэйлеба из Чариса были очевидные причины желать его крови, учитывая то, как Таро нарушил условия их договора. Простого добавления флота Таро к атаке на Чарис было бы достаточно, но Горджа на этом не остановился. О, нет! Он следовал приказам канцлера Тринейра, как хороший мелкий приспешник, и также солгал королю Хааралду. Пообещал выполнить свои договорные обязательства, даже когда приказывал барону Уайт-Форду встретиться с королевским флотом Долара. Тот факт, что Хааралд впоследствии был убит, только усугубил ситуацию в этом отношении, хотя Горджа мог, по крайней мере, возразить, что ни один из его кораблей не участвовал в битве при проливе Даркос. Так что он мог утверждать, что лично он не причастен к смерти Хааралда... не то чтобы он ожидал, что это особо тонкое различие сильно повлияет на сына Хааралда.
   К сожалению, Кэйлеб был не единственным человеком, о котором должен был беспокоиться Горджа. На самом деле, если бы Кэйлеб был его единственной заботой, он был бы значительно счастливее. Но, несмотря на все его усилия, храмовая четверка, казалось, чувствовала, что он оказался немного неумелым как изменник, негодяй и вообще предатель. И, честно говоря, Горджа не мог с этим не согласиться. Он пытался - он действительно пытался - но кто-то при его дворе слил Хааралду планы "рыцарей земель Храма", тем самым аккуратно сведя на нет все его собственные усилия в этом направлении.
   Он все еще не знал, кто это сделал, и не из-за отсутствия попыток выяснить.
   Безжалостное, тщательное расследование выявило множество интересных вещей - от мелких проступков до взяточничества и вымогательства - со стороны его знати и чиновников. Это, несомненно, было полезно, - подумал он. - По крайней мере, он так сильно ударил по своей знати и бюрократам, что выжившие были глубоко заинтересованы в том, чтобы выполнять свою работу эффективно - и, прежде всего, честно - так, как Таро не видел десятилетиями. На самом деле, возможно, несколько поколений. И все же все его усилия не дали ни одного ключа к разгадке того, как планы храмовой четверки достигли Чариса.
   Горджа почтительно указал в своей переписке с викарием Замсином, что его расследованиям лично помогали епископ-исполнитель Тирнир и отец Франклин Сумир, его интендант. Если уж на то пошло, все ресурсы инквизиции здесь, в Таро, были брошены на выполнение этой задачи, и ни одно из этих усилий не нашло даже следа того, кто совершил утечку. Возможно, предположил король как можно дипломатичнее, это указывало на то, что сбой в системе безопасности на самом деле все-таки произошел не в Таро?
   Насколько мог судить Горджа, Фейликс Гарбор, архиепископ королевства в далеком Зионе, поддержал его доводы. Во всяком случае, у Гарбора, безусловно, было множество личных причин для этого. И официально - официально - канцлер Тринейр оправдал самого Горджу во всех проступках. Однако это было неохотное разрешение. Горджа не мог сказать, что это его удивило. Если уж на то пошло, если бы он был в сутане канцлера, он, вероятно, даже не зашел бы так далеко. Потому что ужасная правда заключалась в том, что единственным королевским двором, который мог допустить утечку информации, на основании которой Хааралд из Чариса действовал так решительно, был собственный двор Горджи. Просто не было времени, чтобы из другого места информация достаточно быстро дошла до Чариса.
   Учитывая это, предположил он, и особенно в свете того, насколько разрушительной была засада чарисийцев у рифа Армагеддон, неудивительно, что Тринейру потребовалось больше года, чтобы продвинуться так далеко, как он сделал. В течение этого года, к сожалению, Горджа и все его королевство страдали от неодобрения Матери-Церкви. Например, его верфи были намеренно и демонстративно исключены из первоначальной программы строительства Церкви. Что, учитывая тот факт, что практически весь королевский флот Таро был уничтожен, сделало Горджу еще более несчастным, чем он мог бы быть в противном случае. Ему нужны были новые корабли, и почти так же сильно, как он нуждался в них, ему нужен был доступ к рекам золота, которые Церковь влила в свой новый флот галер.
   На самом деле, он нуждался в деньгах еще острее, учитывая разрушительные экономические последствия, к которым привело его опрометчивое решение предать Чарис. В то время все казалось чрезвычайно простым. Храмовая четверка постановила уничтожить Чарис, и поэтому Чарис должен был быть уничтожен. Возможность того, что Церковь может не выполнить свое предназначение, никогда не приходила ему в голову. И почему это должно было случиться? Никто - ну, возможно, никто, кроме Хааралда из Чариса - не мог бы на мгновение принять такую нелепую идею всерьез! А с уничтожением Чариса Таро почти неизбежно поглотил бы солидный кусок бывшей морской монополии Чариса.
   Эта радужная дорога в будущее, к сожалению, столкнулась с небольшой выбоиной, когда Чарис отказался погибнуть по расписанию. Мало того, что очумелое королевство было достаточно неуклюжим, чтобы выжить, но его флот стал еще более мощным, чем когда-либо, и чума чарисийских каперов развлекалась тем, что уничтожала все остальные торговые суда мира ради развлечения и прибыли. Торговый флот Таро привлек особое и любящее внимание, и за грабежами каперов последовали прибрежные рейды морских пехотинцев Чариса под прикрытием галеонов имперского чарисийского флота. А затем, что еще хуже, императрица Шарлиэн приказала ИЧФ ввести официальную блокаду залива Тол.
   Вместо того, чтобы улучшить свое положение, торговый флот Таро вымер, что имело катастрофические последствия для доходов королевства. Однако даже это было не самое худшее, потому что в Таро все еще шел значительный поток товаров из Чариса, хотя Горджа позаботился о том, чтобы у него не было официальных сведений об этом положении дел. Конечно, все это не было законным. Чарис объявил блокаду, и Мать-Церковь - или, по крайней мере, канцелярия великого инквизитора - официально закрыла все мировые порты для торговых судов Чариса. Поэтому очевидно, что никто не мог поставлять продукцию чарисийских мануфактур в такое законопослушное королевство, как Таро!
   К сожалению, Таро нуждался в этой продукции. Никто в королевстве не мог производить ее в достаточном количестве - или достаточно дешево - для удовлетворения потребностей подданных Горджи, и последнее, что ему было нужно, - это негодование подданных, которые не могли обеспечить свои семьи всем необходимым для жизни, потому что их король беспокоился о мелких юридических тонкостях, связанных с закрытыми портами и товарами, на которые наложено эмбарго. И поэтому он прикрыл глаза на оживленную подпольную торговлю контрабандистов, доставляющих грузы по всему юго-восточному побережью герцогства Трэнжир.
   Но во многих отношениях контрабанда только усугубила ситуацию. Никто из контрабандистов особенно не интересовался благотворительностью. Они требовали - и получали - холодную звонкую монету за свои товары. Это означало, что ограниченный (и сокращающийся) запас твердой валюты Таро неуклонно просачивался в самые карманы врагов королевства! Отказ Храма оказать свою щедрость Гордже был особенно болезненным ударом в этих обстоятельствах.
   И сейчас дела обстоят не намного лучше, - мрачно подумал он. - Не то чтобы я мог винить во всем храмовую четверку.
   После того, как Тринейр официально снял с Горджи обвинение в предательстве планов храмовой четверки, королевство, наконец, было неохотно включено в планы строительства Церкви. Вероятно, даже это произошло только из-за того, насколько сильно изменились эти планы, как только этот несравненный военный гений Аллейн Мейгвейр наконец понял, что с самого начала они должны были строить галеоны. Гавин Мартин, барон Уайт-Форд, довольно решительно высказал это мнение в своем собственном первоначальном отчете о кампании на рифе Армагеддон. Разумеется, этот отчет был полностью проигнорирован. На самом деле, было несколько резких комментариев о побежденных, некомпетентных адмиралах, предлагающих оправдания своим собственным неудачам. Было определенное горькое удовлетворение в том, что Уайт-Форд был оправдан, хотя Горджа не был особенно удивлен, когда никто в Зионе не потрудился официально подтвердить это. И не было никаких сомнений в том, что изменение планов Церкви, вызванное внезапной потребностью в еще большем объеме мощностей верфей, во многом было связано с тем фактом, что она наконец начала размещать заказы даже в Таро.
   Однако неохотный характер включения Таро был очевиден по количеству кораблей, которые были назначены королевству. Из двухсот сорока с лишним военных галеонов новой постройки, которые Церковь приказала заложить, только двадцать два были заказаны у Таро, несмотря на тот факт, что один только Трэнжир мог бы построить половину этого количества. И королевству также было поручено переоборудовать менее двадцати торговых галеонов для военно-морских целей. Даже Деснейрской империи, у которой раньше никогда не было флота, было выделено вдвое больше судов... и заплачены абсурдно завышенные цены, которые потребовали деснейрские верфи. Если уж на то пошло, Церковь в первую очередь помогла построить их проклятые верфи!
   К сожалению, Горджа не мог притворяться, что решение Церкви бросить такой маленький кусочек пирога в сторону Таро было продиктовано исключительно досадой. Печальная правда заключалась в том, что Таро был единственной строительной площадкой Церкви, которая не была связана с материком. Чарисийские каперы и крейсера достаточно сильно жалили, мешали и грабили прибрежные суда, перевозившие военно-морские материалы на материковые верфи; их способность доминировать в канале Таро между Таро и провинцией Уиндмур Сиддармарка фактически пресекла любые попытки доставить те же материалы в Трэнжир. Древесину можно было бы распилить внутри страны и перетащить по суше на верфи, пусть медленно и кропотливо. Корпуса можно было построить. Можно было даже соткать паруса и установить такелаж. Но ни один литейный завод в Таро не обладал опытом производства морской артиллерии. Все довоенные орудия королевского флота Таро были доставлены с чарисийских литейных заводов, которые - по какой-то странной причине - казались умеренно не склонными доставлять такие товары в Трэнжир именно в данный момент.
   Во многих отношениях Чарис был мастером железа для всего мира, ибо даже Сиддармарк или империя Харчонг не могли по-настоящему соперничать с продукцией его литейных цехов. Мало того, что было намного дешевле покупать железные изделия, включая артиллерию, у Чариса, но и опыт, а также чисто физически заводы с литейными цехами также были в подавляющем большинстве сосредоточены в Чарисе. Таким образом, даже если бы Горджа обладал неограниченными финансовыми ресурсами (которых у него определенно не было), у него не было опытных мастеров-литейщиков, которые знали бы, как создавать пушки, которые не взрывались бы при втором или третьем выстреле. Пара небольших отечественных литейных заводов добилась определенного прогресса в приобретении необходимых навыков, но это было удручающе сложно и мучительно медленно.
   И, как отметил Уайт-Форд, вероятно, не совсем неразумно, чтобы экипажи немного опасались оружия, которое продемонстрировало такую ярко выраженную тенденцию убивать или калечить своих стрелков, - с отвращением подумал он.
   Что ж, возможно, сегодняшняя утренняя встреча могла бы привести к некоторому улучшению этой ситуации. Это было маловероятно, но человеку всегда свойственно надеяться.
   - Хорошо, - сказал он, устраиваясь поудобнее на подушках кресла своего отца, поворачивая голову, чтобы посмотреть на камергера, стоящего прямо в дверях зала совета. - Скажи сэру Рику, что теперь он может войти.
   - Конечно, ваше величество.
   Камергер поклонился, открыл дверь и вышел в коридор. Минуту спустя в комнату вошел плотный, коренастый мужчина лет шестидесяти с небольшим. Он был почти лыс, а его оставшаяся челка полностью поседела, но брови оставались густыми и черными, а в окладистой бороде лишь слегка виднелись серебряные прожилки. Глаза у него были очень темно-серые, а нос явно кривой, сломанный в юности в драке на корабле. Он также ступал с явной хромотой, вызванной падением с высоты, которое положило конец его карьере в море и отправило его в ученичество в литейный цех Чариса. За прошедшие десятилетия сэр Рик Фармин стал одним из самых богатых мастеров-литейщиков Таро... пока большая часть его богатства - как и у многих других подданных Таро - не была в значительной степени уничтожена в результате блокады Чариса.
   Фармин все еще был в гораздо лучшем положении, чем большинство других подданных Горджи. На самом деле, он был в состоянии возместить большую часть того, что потерял, потому что он также был одним из немногих людей во всем королевстве, у которых был хоть какой-то опыт в литье и сверлении артиллерии.
   - Ваше величество, - сказал владелец литейного цеха, почтительно кланяясь.
   - Сэр Рик. - Горджа кивком поблагодарил за любезность, затем махнул пожилому мужчине, чтобы тот снова выпрямился. Фармин повиновался жесту, и Горджа откинулся на спинку своего огромного кресла. - Скажите мне, - сказал король, - чему я обязан тем, что сегодня утром нахожусь в вашем обществе?
   - Во-первых, ваше величество, позвольте мне поблагодарить вас за согласие встретиться со мной. Я понимаю, что обратился с просьбой об аудиенции в довольно сжатые сроки.
   Левая рука Горджи отмахнулась, и Фармин слегка наклонил голову, признавая милость короля.
   - Во-вторых, ваше величество, - продолжил Фармин, - я пришел пригласить вас присоединиться к барону Уайт-Форду на литейном заводе через пару дней - думаю, во вторник - для пробной стрельбы из нашей последней попытки изготовить удовлетворительное тридцатишестифунтовое орудие. - Губы мастера железа слегка скривились. - Надеюсь, что этот раз пройдет немного лучше, чем предыдущий. Сказав это, однако, я не собираюсь позволять вам - или барону Уайт-Форду - приближаться к этой штуке, когда она действительно заряжена, ваше величество.
   - Уверен, что королева Мейил оценит это, - пробормотал Горджа с легкой, причудливой улыбкой.
   - Я всегда стараюсь оставаться на стороне королевы, ваше величество, - заверил его Фармин, и в его серых глазах мелькнул ответный юмор.
   - Мудрое решение, поверьте мне, - ответил Горджа. Затем он склонил голову набок. - И это были ваши единственные причины, по которым вы хотели встретиться со мной сегодня утром?
   Его тон был по-прежнему приятным, но в нем также чувствовалась явная нотка твердости. Не гнев, а указание на то, что он был совершенно уверен, что это были не единственные причины просьбы Фармина... и предложение владельцу литейного цеха перейти к другим и, предположительно, более важным мотивам.
   - Нет, ваше высочество, - признал Фармин, и его тон тоже немного изменился. На самом деле, к удивлению Горджи, в нем появился намек на... осторожность. Это было не совсем то слово, которое искал король, и он знал это, но оно подходило ближе, чем все остальное, что он мог придумать.
   Владелец литейного цеха сделал паузу - можно было бы почти сказать, что он колебался - на мгновение, затем слегка пожал плечами.
   - Как я уверен, вы знаете, ваше величество, - продолжил он затем, немного уклончиво, - первоначально я обучался в Чарисе. На протяжении многих лет я также вел довольно много дел с чарисийскими фабриками. Или, возможно, мне следует сказать, что я действительно имел с ними довольно много дел до нынешних... неприятностей.
   Он снова сделал паузу, наблюдая за выражением лица короля, и Горджа кивнул. - Конечно, я в курсе всего этого, сэр Рик, - сказал он немного нетерпеливо. - И вы едва ли одиноки в том, что у вас были финансовые отношения - или, если уж на то пошло, личные отношения - с Чарисом! Не думаю, что есть кто-то, участвующий в наших текущих строительных программах, кто этого не делал, если вас это беспокоит.
   - Не беспокоюсь об этом, ваше величество, но это имеет определенное отношение к причине, по которой я попросил вас о встрече сегодня утром. - Фармин спокойно посмотрел на короля. - Так случилось, ваше величество, что недавно мне было доставлено письмо кем-то, кто, увы, я подозреваю, получил его у контрабандиста из Чариса.
   Брови Горджи поднялись, и Фармин деликатно кашлянул в поднятую руку.
   - Не говорю, что он получил его непосредственно у контрабандиста, ваше величество, - сказал он затем. - Я только говорю, что, по-моему, именно так письмо, о котором идет речь, первоначально попало в королевство. Однако оно было адресовано мне, что, как я уверен, ваше величество оценит, вызвало у меня немалое беспокойство. - Он снова пожал плечами. - Моей первой мыслью было передать его непосредственно отцу Франклину, хотя с готовностью признаюсь вашему величеству, что меня совсем не радовала перспектива привлечь внимание инквизиции к человеку, который передал мне письмо.
   Что ж, я не удивлен, услышав это, сэр Рик, - сухо подумал Горджа. - И не просто потому, что вы не хотели втягивать другого парня - кем бы он ни был - в неприятности. О, окажу вам любезность, поверив, что вы думали об этом, но я также уверен, что держать себя подальше от глаз инквизиции было не совсем второстепенным фактором в вашем решении не приставать к интенданту!
   Но Фармин еще не совсем закончил.
   - Я также не был рад перспективе привлечь внимание инквизиции к адресату письма, которое было вложено в письмо, адресованное мне, - продолжил пожилой мужчина. - Потому что этим адресатом, ваше величество, являетесь вы.
   Глаза Горджи расширились, и он наклонился вперед в своем кресле.
   - Прошу прощения? - сказал он очень осторожным тоном, и Фармин невесело улыбнулся.
   - Моя собственная реакция была почти такой же, ваше величество. Я открыл свое собственное письмо только потому, что очень долго знал человека, который послал его мне, и потому, честно говоря, хотел оценить, насколько это может скомпрометировать меня в глазах инквизиции. - Он сделал это признание спокойно. - Насколько мне было известно, я не сделал и не сказал ничего такого, что могло бы создать для меня проблему с законом, но в такие времена никогда нельзя быть слишком осторожным в подобных вещах.
   Он непоколебимо выдержал пристальный взгляд короля, и Горджа медленно кивнул, когда до него дошел смысл слов собеседника. Король мог придумать немало возможных последствий того, что инквизиция обнаружит, что кто-то в Чарисе также адресовал корреспонденцию непосредственно ему. Как ни странно, ни одно из этих последствий не было бы приятным.
   - Как только я нашел вложение, - продолжил Фармин, - я всерьез подумывал о том, чтобы сжечь оба письма. Однако при более зрелом размышлении я понял, что у меня нет возможности узнать, будут ли отправлены дополнительные письма, если это письмо не приведет к тому результату, который имел в виду его отправитель. Идея о том, что по королевству будет распространяться неизвестное количество писем чарисийцев, адресованных мне - и, вполне возможно, вашему величеству, - мне не понравилась. И, честно говоря, мысль о том, что отправитель письма может попытаться связаться с вами по другому каналу, который в конечном итоге может довести все это до сведения инквизиции, была еще менее привлекательной.
   Владелец литейного цеха не упомянул о вероятности того, что "другой канал" не знал бы, что начальное письмо пришло через Фармина. Что, по-видимому, означало бы, что другой человек, насколько было известно инквизиции, не был бы замешан в попытке установить какую-то тайную связь с королем. Фармин был слишком проницателен, чтобы не подумать об этом, и тот факт, что он не сказал об этом ни слова, многое подсказал королю Гордже из Таро.
   - Должен ли я предположить, сэр Рик, - осторожно сказал он через несколько секунд, - что вы принесли это письмо мне?
   - Оно со мной, ваше величество.
   Фармин серьезно поклонился, затем извлек из-за пазухи большой конверт. Увидев это, Горджа протянул руку, и Фармин, прихрамывая, обошел стол, чтобы положить ее ему на ладонь. Но он помедлил, прежде чем вручить его своему королю.
   - Ваше величество, я принес вам оба письма, - сказал он, глядя Гордже в глаза. - Очевидно, я не открывал письмо, адресованное вам. Я понятия не имею, что в нем содержится. Если вы решите передать все это в руки инквизиции, я буду сотрудничать любым способом, который они - или вы - потребуете. Действительно, если вы этого хотите, я немедленно отнесу оба письма к отцу Франклину, даже не упоминая об этой встрече.
   - Ценю щедрость вашего предложения, сэр Рик, - ответил Горджа, и он имел в виду именно это. - Тем не менее, как и вы, я считаю, что мне следует сначала посмотреть, что содержится в этом письме. - Он блеснул белыми зубами, а его темные глаза сверкнули искренним, хотя и сардоническим юмором. - Я могу придумать довольно много способов, с помощью которых можно было бы создать письмо, чтобы вызвать у кого-то всевозможные подозрения.
   - Я обдумывал это, ваше величество, - признал Фармин. - В то же время, однако, мне пришло в голову, что если идея заключалась в том, чтобы внедрить ложную информацию, ложные подозрения в сознание инквизиции, вероятно, для графа Грей-Харбор или барона Уэйв-Тандер существовали более простые и надежные способы "случайно" позволить их переписке "попасть" в руки инквизиции.
   Глаза Горджи задумчиво сузились. У Фармина не было необходимости высказывать это последнее замечание, и король удивился, почему он это сделал.
   Это просто ваш способ намекнуть, что вы думаете, что все, что говорит эта проклятая штука, является подлинным? Или это ваш способ предложить мне прочитать это... и, возможно, серьезно подумать над тем, что в нем говорится?
   Он подумал, не задать ли этот вопрос вслух, но ненадолго. В любом случае, это действительно не имело значения... за исключением того, что - опять же, в любом случае - владелец литейного цеха, очевидно, считал, что ему следует это прочитать.
   - Это отличная мысль, - сказал он вместо этого и слегка пошевелил пальцами своей вытянутой руки.
   Фармин понял намек и положил конверт ему на ладонь. Горджа оставил его лежать там на мгновение, пока он смотрел на него сверху вниз, ощущая его вес, задаваясь вопросом, что он сказал. Затем он снова посмотрел на Фармина.
   - Сэр Рик, прекрасно понимаю, что донести это до меня было нелегким решением. Ценю проявленное вами мужество и откровенность вашего объяснения. И, если уж на то пошло, мудрость вашего анализа. Теперь, однако, думаю, что для вас было бы лучше вернуться к себе домой, пока я изучу это и подумаю об этом.
   - Конечно, ваше величество. - Фармин начал пятиться от стола, избегая социального унижения - поворачиваться спиной к своему монарху, но Горджа поднял указательный палец свободной руки, и владелец литейного завода остановился.
   - Если я приду к решению, что инквизиция должна быть проинформирована об этом, сэр Рик, - тихо сказал король, - сначала я отправлю вам сообщение. Прежде чем свяжусь с отцом Франклином. - Он увидел, как лицо Фармина слегка напряглось. - Полагаю, что обязан вам этой любезностью. И, что бы ни случилось, обещаю вам, что не забуду вашу услугу, когда вы принесли его мне.
   Он сделал ударение на последнем местоимении очень слегка, но намеренно, и Фармин кивнул.
   - Благодарю вас, ваше величество. А теперь, с разрешения вашего величества...? - Он указал в направлении двери, и Горджа кивнул.
   - Непременно, сэр Рик, - согласился он, затем наблюдал, как владелец литейного цеха вышел из зала совета, и дверь за ним тихо закрылась.
   Король Таро смотрел на эту закрытую дверь добрых две минуты. Затем, наконец, он положил конверт на стол перед собой, открыл его и извлек его содержимое. Он не сразу обратил внимание на сопроводительное письмо к Фармину. Вместо этого он медленно развернул второй конверт, который был вложен в первый, и его глаза расширились, когда он увидел почерк. Он сделал паузу всего на мгновение, затем расправил его на столе, удерживая на мгновение обеими руками, как человек мог бы сдерживать маленькое неизвестное животное, которое может оказаться кусачим.
   Ну, не думаю, что это удивительно, - размышлял уголок его мозга, когда он изучал написанный от руки адрес. - Или, может быть, так оно и есть. Я уверен, что у него где-то есть секретарша, которой он мог бы доверить практически любую корреспонденцию. С другой стороны, полагаю, он мог бы быть вполне уверен, что это был бы один из способов привлечь мое внимание. - Король удивил самого себя, фыркнув с юмором. - Не то чтобы его довольно драматичный способ доставки уже не позаботился об этом!
   Король Горджа покачал головой, глядя на конверт, отправленный чрезвычайно занятым и влиятельным человеком. У короля не было никаких сомнений в том, что человек, сделавший это, ожидал, что его адресат узнает его почерк, поймет, что письмо действительно от него.
   Теперь оставалось только посмотреть, что именно скажет ему Рейджис Йованс, граф Грей-Харбор и, по сути, первый советник Чарисийской империи.
  
  
   МАРТ, Год Божий 894
  
   .I.
   КЕВ "Дансер", 56, у полуострова Тейрман, Южный океан
  
   На палубе было прохладно, несмотря на яркий солнечный свет, так как резкий восточный ветер неуклонно гнал КЕВ "Дансер" на запад, в сопровождении шума такелажа, плеска и пузырей воды вокруг корпуса. Галеон показывал почти лучший результат в своем плавания, ветер дул прямо в четверть правого борта, и, поставив все брамсели, он делал почти десять узлов. Это был очень приличный показатель скорости для любого галеона, даже если он вышел из порта всего два месяца назад. Конечно, как и каждый галеон имперского чарисийского флота, "Дансер" был обшит медью ниже ватерлинии. Это защищало его как от бурильщиков, которые слишком часто незаметно пожирали корабельный каркас (до тех пор, пока у корабля не выпадало дно), так и от водорослей, которые также снижали скорость. Ничто не могло полностью остановить неуклонное загрязнение дна корабля, но медь "Дансера" давала ему огромное преимущество. Это должно было сделать его быстрее, чем большинство кораблей, которые он мог встретить, даже так далеко от дома, как залив Долар.
   Тем не менее, он мог бы двигаться немного быстрее, чем с нынешней скоростью, если бы плыл один, - думал адмирал сэр Гвилим Мэнтир, мерно шагая взад и вперед по огражденному перилами проходу, который тянулся во всю ширину его кормы. - Корабли, плывущие в компании, всегда двигались медленнее, чем могли бы плыть в одиночку, потому что каждое парусное судно было уникальным, у каждого была своя лучшая точка плавания. Даже родственные корабли с одной и той же верфи, похожие на сторонний взгляд как две капли воды, по-разному воспринимали волну и ветер, развивали свою наивысшую скорость немного в разных условиях. Капитан, который знал свой корабль так же хорошо, как капитан Рейф Магейл, знал, что "Дансер" может добиться наилучших результатов от своей команды при любом ветре и море, но когда корабли плавали в компании, они всегда были ограничены лучшей скоростью самого медленного судна при любых условиях, которые когда-либо складывались в настоящее время.
   Эта мысль была в значительной степени академической, когда Мэнтир командовал КЕВ "Дреднот", тогдашним флагманом принца Кэйлеба. Несмотря на то, что "Дреднот" был флагманом флота, в обязанности Мэнтира не входило решать, что этот флот собирается делать дальше, или беспокоиться о том, сколько времени потребуется всем его кораблям, чтобы добраться из одной точки в другую.
   Конечно, он больше не был простым флаг-капитаном.
   Он потерял "Дреднот" в проливе Даркос, и это воспоминание до сих пор причиняло ему сильную боль, и не только из-за того, как сильно он любил этот корабль. В конце концов он потерял его, потому что намеренно воткнул его в корисандскую галеру под всеми парусами, которые он мог поднять. Несмотря на удар носом, в этот момент он двигался слишком быстро, и удар широко разорвал его швы. При этом он также пробил добрых двадцать футов обшивки своего корпуса, причинив слишком много повреждений ниже ватерлинии, чтобы его экипаж мог спасти корабль, хотя они отчаянно пытались сделать это. Задолго до того, как они нанесли удар, он знал, что тоже понесет потенциально смертельный урон. Но не это было причиной того, что воспоминания причиняли такую сильную боль. Нет, нет, это было так больно, потому что, несмотря на это, он опоздал. Потому что, несмотря на все, что он и его команда смогли сделать - а он, без сомнения, знал, что они сделали все, что было в человеческих силах, - они опоздали на десять минут, чтобы спасти жизнь своего короля.
   Гвилим Мэнтир отправил бы дюжину галеонов на дно в обмен на эти десять минут.
   Он понял, что перестал расхаживать, что стоит, положив руки на поручни на корме, и смотрит назад, в кильватер "Дансера". Он посмотрел на бескрайние просторы Южного океана и встряхнулся. Единственным человеком в мире, который винил его в том, что он опоздал, был он сам, и он тоже это знал. Его рыцарское звание и повышение от капитана до адмирала были бы достаточным доказательством этого, даже без его нынешнего назначения.
   Его эскадра была самой удаленной из всех разбросанных эскадр Чариса. С восемнадцатью военными галеонами, шестью шхунами и не менее чем тридцатью транспортами он находился в двух месяцах пути от большой базы военно-морского флота на острове Лок, и ветер и погода благоприятствовали ему совершенно необоснованно. Действительно, он опередил на две пятидневки свое первоначально запланированное время прохождения, находясь примерно в ста милях к югу от полуострова Тейрман, обогнув южную оконечность континента Ховард, чтобы пройти через пролив Госсет между островом Уэстбрейк и западной оконечностью чрезвычайно большого острова, называемого Барренлэндз, в море Хартиа. Это означало, что он находился в девяти тысячах миль от острова Лок, но это было по прямой, а корабли не могли просто летать по воздуху. Чтобы достичь этой точки, эскадре Мэнтира пришлось проплыть более пятнадцати тысяч миль, и им все еще оставалось пройти почти пять тысяч. На таком огромном расстоянии от любого из своих начальников Мэнтир был полностью предоставлен самому себе, что было довольно убедительным свидетельством доверия этих начальников к нему и его суждениям, как бы он на это ни смотрел. В конце концов, у него были только ресурсы на борту его собственных кораблей - плюс то, что он мог "освободить", - и не к кому было обратиться за приказами или указаниями.
   В некотором смысле это ничем не отличало его от капитана любого военного корабля, находящегося на независимом дежурстве. В конечном счете, каждый капитан в такой ситуации всегда был сам по себе, когда дело доходило до принятия решения. И что бы ни решил этот капитан, кто-то другой, скорее всего, решит, что он был неправ, и скажет об этом - громко. Но это была часть цены за командование королевским (или, теперь, имперским) кораблем.
   И все же, подумал он, глядя на это огромное пространство темно-синей воды, должен признать, что я никогда по-настоящему не ценил, как простой капитан, насколько... отвратительнее все это становится на месте флаг-офицера.
   Его губы скривились. Одна вещь, которую он усвоил давным-давно, заключалась в том, что перспектива всегда была разной. Будучи мичманом, он думал, что капитаны - это Бог, а лейтенанты - архангелы. Будучи лейтенантом, он начал понимать, что капитаны были только господами после Бога, но они все еще были, по крайней мере, равны архангелам в их божественной власти и силе. Как капитан, он пришел к осознанию - впервые в полной мере осознал - всей сокрушительной тяжести ответственности, которую капитан взвалил на свои плечи в обмен на свою всемогущую власть на море. Но теперь, когда он сам был адмиралом, он понял, что во многих отношениях мир флаг-офицеров был худшим из всех миров. Несмотря на всю свою данную свыше власть, они командовали эскадрами и флотами, а не кораблями. Они руководили, они управляли, они разрабатывали стратегии, и вся тяжесть ответственности за успех или неудачу лежала на них, но они были вынуждены полагаться на других в выполнении своих планов, выполнении своих приказов. Они могли бы даже руководить движениями своих эскадр вплоть до того момента, когда сражение действительно вступило в силу, но как только корабли под их командованием наконец вступали в бой, они становились зрителями. Пассажирами. Несмотря на всю их полноту власти направлять движение других кораблей, они никогда больше не будут командовать своими собственными, и он не понимал, насколько это будет больно.
   О, прекрати это, Гвилим! - он резко усмехнулся. - Если ты так себя чувствуешь, ты всегда можешь попросить их забрать милый адмиральский вымпел обратно! Или ты мог бы попросить их вообще не давать его тебе. За все есть цена, и ты усвоил это задолго до того, как получил звание капитана. Ты действительно думаешь, что сможешь убедить кого-нибудь - включая самого себя! - что ты не хочешь быть здесь и делать то, что делаешь?
   Вероятно, нет, - подумал он, а затем, в ответ на некое урчание в животе, вытащил часы из кармана.
   Неудивительно, что он чувствовал голод. Время обеда наступило десять минут назад, и он не сомневался, что капитан Магейл и остальные его офицеры уже сидели за большим столом в его столовой и ждали его.
   Еще одно доказательство того, что ранг имеет свои привилегии, - иронично подумал он, закрывая часы. Он выпрямился и еще раз глубоко вдохнул чистый запах океана. - Они все сидят там и ждут меня, в то время как я стою здесь в величественном великолепии и одиночестве. Интересно, сколько еще они будут готовы ждать, прежде чем Данилд так почтительно придет искать меня?
   Он должен был признать, что крошечная, неприятная часть его была наполовину склонна подождать и посмотреть, сколько времени потребуется Данилду Разману, его высокоэффективному флаг-лейтенанту, чтобы преодолеть свое естественное почтение и так дипломатично напомнить своему адмиралу, что гости ждут его на обед. Но это было только наполовину искушение. Может быть, даже только четверть соблазна, - рассудительно размышлял он. - Нет, это было, по крайней мере, треть искушения, - решил он. - Что, вероятно, говорило не слишком лестно о его собственной натуре.
   Он широко улыбнулся и покачал головой.
   Хорошо быть адмиралом, Гвилим, - сказал он себе. - Хотя, возможно, было бы неплохо не позволять этому лезть тебе в голову. Думаю, адмирал Лок-Айленд сказал что-то в этом духе, когда отдавал тебе приказы, не так ли? В своей неподражаемой дипломатичной манере, конечно.
   Эта мысль превратила ухмылку в глубокий раскатистый смех. Он еще раз покачал головой, затем повернулся и шагнул через застекленную дверь с кормы в свою дневную каюту.
  
   .II.
   Домик Саммит-хаус, провинция Гласьер-Харт, республика Сиддармарк
  
   - Ваше преосвященство, как долго я был вашим камердинером?
   Жэйсин Канир повернулся и задумчиво посмотрел на Фрейдмина Томиса. Он слишком хорошо знал этот многострадальный тон.
   - В течение довольно долгого времени, - мягко сказал он, на что Томис скрестил руки на груди и действительно очень строго посмотрел на него.
   В данный момент архиепископ Гласьер-Харт сидел перед огнем, который едва ли не ревел. Домик Саммит-хаус, название, которое какой-то архиепископ давным-давно дал своему летнему пристанищу, располагался значительно выше в горах за городом Тейрис, чем сам город. Относительно скромный домик, несмотря на крутую из-за выпадающего зимой снега крышу, необходимую для всех зданий в этих горах, предназначался для летней резиденции. Места, где архиепископ и его любимые гости могут уединиться в деревенском уединении и расслабиться. (Канир подозревал, что по крайней мере один из его предшественников также рассматривал Саммит-хаус как уединенное место для пьяных вечеринок и случайных оргий, достаточно далеко от неодобрительных взглядов своих прихожан, чтобы избежать любого официального скандала.) Однако тот факт, что он рассматривался в первую очередь как летняя резиденция, также означал, что, несмотря на то, что он был защищен от непогоды, на самом деле он не был предназначен для проживания в самый холодный месяц зимы в Ист-Хэйвене. Несмотря на высокую кучу угля в камине гостиной, температура воздуха оставляла желать лучшего. Вот почему Канир надел толстый свитер поверх своей тяжелой шерстяной зимней сутаны.
   Несмотря на это, он испытывал определенную симпатию к окороку, повешенному в леднике.
   - В течение сорока трех лет, ваше преосвященство, - сказал ему сейчас Томис. - Вот как долго я был вашим камердинером.
   - Действительно? - Канир склонил голову набок. - Я на самом деле верю, что ты прав. Странно. Я почему-то думал, что это было дольше.
   Что-то блеснуло в глазах Томиса, и его сурово сжатые губы, возможно, слегка дрогнули. Во всяком случае, это было возможно.
   - Что ж, ваше высокопреосвященство, прошу прощения и все такое, я надеюсь, вы не поймете меня неправильно, если скажу вам, что из всех безумных полетов, которые вы совершали, - и да, я помню ту вашу "вечеринку", когда вас чуть не вышвырнули из семинарии - это худший.
   - Не то чтобы у меня действительно был большой выбор на данный момент, Фрейдмин, - ответил Канир гораздо более серьезным тоном. - И глубоко сожалею, что втянул тебя во все это. Но...
   Он пожал плечами, и Томис фыркнул.
   - Насколько помню, ваше преосвященство, я был в таком же восторге от этого, как и вы. На вашем месте не стал бы присваивать себе все заслуги.
   - Ну, полагаю, это достаточно справедливо. Но я здешний архиепископ. Это неправильно, что ты должен страдать из-за моих действий. Или что ты должен торчать здесь со мной, надеясь, что тот, кто написал это письмо, имел в виду то, что сказал.
   - А где еще мне быть? - потребовал Томис. - У меня не больше цыплят или детей, чем у вас, ваше преосвященство, и вам нужен кто-то, кто присматривал бы за вами. У меня вошло в привычку делать это, - он пожал плечами. - Смотрите на это как хотите, но нет смысла сожалеть и еще меньше пытаться изменить то, что сделано.
   - Ну, - улыбнулся Канир, чувствуя, как его глаза слегка горят, - если ты так себя чувствуешь, тогда почему эта внезапная критика моих планов?
   - Ну, что касается этого, если бы случилось так, что у вас были какие-то "планы", о которых можно было бы говорить, тогда я бы не открыл рта. - Почему-то Каниру было немного трудно в это поверить. - Как это бывает, как иногда бывает, насколько я могу судить, ваши "планы" состоят в том, чтобы появиться посреди ночи в горах в середине зимы в одной смене одежды и надеяться, что кто-то, кого вы никогда не встречали, и даже не знаю, как зовут того, будет ждать вас там. Может быть, я понял это более или менее правильно, ваше преосвященство?
   - На самом деле, думаю, что это довольно мастерское подведение итогов, - признал архиепископ.
   - И вы думаете, что все это хорошая идея, не так ли? - потребовал Томис.
   - Нет, я просто думаю, что это лучшая идея, доступная нам, - ответил Канир. - Почему? Вы не придумали что-нибудь получше?
   - Нет, и это тоже не мое дело - думать о лучших. - Если Томиса и смутил вызов Канира, он не подал виду. Кроме того, как они оба прекрасно понимали, его долгом было озвучивать голос мрака и гибели, а не подсказывать, как можно избежать его мрачных пророчеств. - Просто я хотел быть уверенным, что все это у меня в голове.
   - Я бы сказал, что да, - рассудительно сказал Канир.
   - Ну, в таком случае, и видя, как вы приняли решение, мне лучше подумать о том, чтобы закончить собирать вещи, не так ли?
   ***
   Намного позже в тот же день Жэйсин Канир стоял, глядя из окна своей спальни в Саммит-хаусе. В такое позднее время дня, особенно здесь, на восточной стороне горы Тейрис, самой высокой вершины хребта Тейрис, вечер уже превратился бы в ночь даже при самых благоприятных условиях. В нынешних условиях он мало что мог разглядеть, кроме хлопьев крепко сбитого снега, которые летели сквозь слабое освещение падающего из окна света.
   Ветер завывал по вечерам в Саммит-хаусе, и, несмотря на огонь в очагах, от его дыхания шел пар. Это была бы отличная ночь для того, чтобы замерзнуть до смерти, - подумал он.
   Он повернулся, чтобы осмотреть спальню, в которой ему все-таки не придется спать этой ночью. Он понимал, почему его решение отступить сюда встревожило Гарта Горджу. Примитивных удобств Саммит-хауса, его изоляции и возможности такой погоды, как обещала эта ночь, было более чем достаточно, чтобы заставить секретаря беспокоиться о его благополучии. Если уж на то пошло, Канир был вынужден признать, что разделяет некоторые опасения Горджи. С другой стороны, он знал кое-что о Саммит-хаусе, что, как он полагал, даже не пришло его секретарю в голову, пока он думал о вещах, о которых стоит беспокоиться. Не было никаких причин, по которым он должен был думать об этом, учитывая, как тщательно Канир держал молодого человека в неведении относительно обрушившихся на него забот. И те самые вещи, которые заставили Горджу беспокоиться о том, что Канир проведет пару пятидневок в горах, активно успокоили Брайана Тигмана... который совершенно определенно не знал об особенностях Саммит-хауса.
   Вполне возможно, что епископ-исполнитель Уиллис действительно знал облик Саммит-хауса, который сделал его таким подходящим для нынешних целей Канира, несмотря на время года и погоду. Он служил последним архиепископам Гласьер-Харт более восьми лет, еще до того, как Канир был утвержден в качестве архиепископа, и сам часто пользовался резиденцией в самые жаркие пятидневки лета. Таким образом, вполне возможно, что он сделал то же открытие, что и Канир. Конечно, даже если бы он это сделал, ему, вероятно, не пришло бы в голову беспокоиться об этом.
   Возможно.
   Канир не знал, был ли епископ-исполнитель активно завербован инквизицией. Он сомневался в этом, но в то же время понимал, что хочет усомниться в этом из-за того, как сильно ему нравился Уиллис Хеймлтан. Епископ-исполнитель был трудолюбив, предан благополучию архиепископства и его народа и удивительно сдержан в том, что касалось взяток, которые он взимал. Он не был невосприимчив к хищениям, которые заразили Церковь, но этого следовало ожидать. На самом деле, ожидалось, что он найдет побочный способ положить в свой кошелек несколько не совсем законных марок. Как бы ни было печально архиепископу признавать это, эта практика стала настолько общепринятой, что казначейство допускало ее при установлении официального вознаграждения епископа-исполнителя.
   И тот факт, что Хеймлтан был частью этой системы, был единственной реальной критикой в его адрес, которую мог бы выдвинуть Канир. К сожалению, он никогда не проявлял особой осведомленности или рвения атаковать гораздо большую и уродливую коррупцию в сердце Храма. Не то чтобы он одобрял ее. По крайней мере, в этом Канир был уверен. Но Уиллис Хеймлтан был провинциальным епископом-исполнителем, назначенным в одно из беднейших архиепископств во всем Ист-Хэйвене. Он никогда не собирался служить в Зионе или Храме, что бы ни случилось, и поэтому он решительно сосредоточился на своем мире и своих обязанностях в нем, оставив заботы о более великих и могущественных этим более великим и могущественным.
   Канир не мог винить его за это, но именно по этой причине он никогда не обращался к епископу-исполнителю по поводу своей собственной деятельности. Это означало, что он вряд ли мог спросить Хеймлтана, знал ли он истинный мотив Канира для "отступления" в Саммит-хаус.
   О, прекрати это, - сказал он себе. - Во-первых, ты, вероятно, оказываешь Уиллису медвежью услугу, даже учитывая ту возможность, что он в сговоре с Тигманом. Во-вторых, даже если это так, Тигман, очевидно, не возражал против того, чтобы ты прибыл сюда. Так что либо он не знает о твоем маленьком секрете, либо не понимает, как это может иметь какое-либо отношение к текущей ситуации.
   Несмотря на серьезность момента, Канир фыркнул в сухом веселье. Судя по реакции Тигмана на его решение провести несколько дней в Саммит-хаусе, интендант явно решил именно то, на что надеялся Канир: надежно упрятать архиепископа в изолированном домике для отдыха, куда можно добраться только по единственной узкой дороге (на самом деле, во многих местах чуть больше, чем тропа) идеально подходило для нужд инквизиции. Не было никакого способа, которым Канир мог бы прокрасться обратно из Саммит-хауса в Тейрис и дальше через город без ведома Тигмана.
   Все это, - подумал Канир, - было совершенной правдой... и совершенно не имело отношения к его собственным планам. Такими, какими они были, и что из них следовало, во всяком случае.
   Костяшки пальцев постучали в дверь его спальни, едва слышно из-за штормового воя, бушующего вокруг Саммит-хауса, и Канир отвернулся от окна, когда дверь открылась.
   - Пора, ваше преосвященство, - сказал Фрейдмин Томис и протянул тяжелую парку.
   ***
   Гласьер-Харт была шахтерской страной и всегда была таковой. Ни один из ныне живущих людей не имел четкого представления о полном объеме шахт, галерей и раскопок, которые были сооружены в костях мира поколениями шахтеров. Конечно, были схемы и карты, но никто не был настолько глуп, чтобы поверить, что они были хоть сколько-нибудь всеобъемлющими. Или, если уж на то пошло, точными.
   Шахта, которая находилась под тем, что в конечном итоге стало Саммит-хаусом, не была показана ни на одной из этих схем, ни на одной из этих карт. Она была очень старой, и Канир часто задавался вопросом, кто провел ее. Было очевидно, что она следовала за толстым слоем угля, но было столь же очевидно, что к тому времени, когда шахта достигла этой точки, уголь истощился, а Саммит-хаус находился буквально в нескольких милях от реки Грейуотер или канала Тейрис. Если уж на то пошло, Канир подозревал, что эта конкретная шахта была заброшена задолго до того, как был построен канал или сооружены речные шлюзы. Так что даже когда шахта действовала, простая доставка угля на рынок, должно быть, была непосильной задачей.
   Однако в данный момент имело значение то, что однажды давним летом Жэйсин Канир провалился сквозь давно прогнившие бревна, закрывающие один из аварийных шахтных выходов.
   Выход был проложен в самом конце галереи прямо под сторожкой, в результате чего его длина составляла не более тридцати или сорока футов. Он был крутым, но не вертикальным, что оказалось еще удачнее для Канира. Он был в синяках и запыхался от падения, но в то время он также был моложе, и любопытство быстро вытеснило желание сидеть в темноте, нянчась с ободранной голенью и бормоча слова, которые Мать-Церковь не одобрила бы. Итак, он поднялся на ноги, вернулся в Саммит-хаус и распорядился, чтобы Гарт Горджа и Фрейдмин Томис (которые уже обнаружили его страсть к спелеологии) снабдили его мешком со свечами, куском мела и мотком веревки.
   Он все еще не знал, почему никогда никому не рассказывал о своем открытии. Не то чтобы он когда-либо решал, что ему лучше держать это в секрете на случай какой-нибудь отчаянной необходимости в будущем сбежать от инквизиции. И, честно говоря, ему следовало бы рассказать об этом кому-нибудь другому, особенно если он намеревался продолжать копаться внутри горы. Он вырос не здесь, не в Гласьер-Харт, но, будучи опытным исследователем пещер, слишком хорошо знал об опасностях обвалов, газа, воды, случайных падений - всех многообразных способах, которыми мир может лишить жизни людей, достаточно опрометчивых, чтобы попытаться украсть его сокровища. Он был осторожен и в других случаях никогда не был настолько глуп, чтобы идти один (хотя, честно говоря, ни он, ни Томис никогда больше не смогут претендовать на прилагательное "проворный"), но это открытие он упорно держал при себе.
   Частью этого, как он позже понял, была тишина в шахте. Тишина. Тишина. Старая угольная шахта была далека от естественных пещер и каверн, которые впервые привлекли его к спелеологии. Это было даже не очень интересно, когда дело доходило до сути. Это была просто очень длинная, очень глубокая, очень темная дыра в земле.
   И все же это была очень старая дыра, проделанная руками человека, а не постепенно промытая водой. Было такое ощущение, что ты шагнул в прошлое, прикоснулся к жизни шахтеров, которые трудились здесь за десятки - сотни - лет до рождения самого Канира. Странным образом эта шахта превратилась в собор. Его монотонная, прислушивающаяся тишина стала для него идеальным местом, где он мог просто сидеть, размышлять и чувствовать присутствие Бога. Во многих отношениях это стало его истинным духовным убежищем, и он не делил его ни с кем, кроме своего секретаря, камердинера и Бога. На самом деле он никогда не приказывал двум другим не упоминать о своих открытиях кому-либо еще, но он давно понял, что они оба поняли его желание сохранить это при себе.
   Однако он не проводил все свое время в шахте в медитации. На самом деле он провел много часов, исследуя окрестности, бродя по галереям и шахтам. Гора здесь была из прочного материала, и он обнаружил мало крепи, которая могла поддаться гниению и старению и создать смертельные ловушки. Была одна галерея, которую он старательно избегал после одного взгляда на ее крышу, и он также столкнулся с несколькими затопленными секциями, которые, очевидно, предотвратили исследования в этих направлениях. Тем не менее, он прошел более нескольких миль под поверхностью земли, отмечая стены по пути, всегда волоча за собой веревку на случай катастрофы.
   Теперь он остановился прямо внутри шахты, которую обнаружил много лет назад, отряхивая руками в рукавицах набившийся снег с передней части своей парки. Короткий путь от Саммит-хауса до входа в шахту оказался намного труднее, чем он ожидал. Ветер был еще сильнее, чем он думал, слушая, как он завывает вокруг домика, и температура все еще падала. Они с Томисом перенесли небольшую стопку предметов первой необходимости в шахту на следующий день после того, как прибыли в домик, и хорошо, что не стали ждать. Просто в нынешних условиях даже одни рюкзаки, которые они несли, были достаточно обременительны.
   Он закончил отряхивать как можно больше толстого слоя снега, затем стянул одну рукавицу и вытащил свои принадлежности для огня. Было достаточно холодно, и его рука так дрожала, что ему потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы зажечь закрытый фонарь "яблочко" с круглым окошком, но его свечение, как только он зажег фитиль, было достаточной компенсацией за все усилия. Большинство людей, возможно, можно было бы оправдать за их мысли о том, что голый, холодный камень стен спасательной шахты нельзя считать приятным зрелищем, но "большинство людей" не были Жэйсином Каниром и не знали, что инквизиция просто выжидала своего момента, прежде чем наброситься.
   - Ну, пока все хорошо! - весело сказал он.
   - Да? - Томис скептически оглядел его в свете фонаря. - И как долго будет "пока", ваше преосвященство?
   - В Писании говорится, что самое длинное путешествие начинается с первого шага, - безмятежно ответил Канир.
   - Так оно и есть, ваше преосвященство, и я не из тех, кто спорит с архангелами. И все же, несмотря ни на что, мне приходит в голову, что нам предстоит предпринять еще немало шагов.
   - Вот это, Фрейдмин, очень здравый доктринальный тезис. - Канир взял фонарь и поднял свой шест от ручной двухколесной тележки, на которой были сложены их припасы. - Нам не пора трогаться? - пригласил он.
   ***
   Несколько часов спустя ноги Канира устали так сильно, как никогда раньше.
   Прошло некоторое время с тех пор, как он был так глубоко в шахте, и он забыл, как далеко это было. Или, скорее, он был моложе, когда был здесь в последний раз, поэтому не учел, насколько длиннее казалось расстояние с прошедшего времени. И должно было пройти гораздо больше часов, прежде чем они выйдут с другой стороны. На самом деле, к тому времени, как они доберутся туда, снова должен был наступить вечер.
   Он устало улыбнулся этой мысли, сидя на краю тележки и жуя бутерброд, который предложил ему Томис. Хлеб был нарезан толстыми ломтями, а мясо, сыр и лук были восхитительны. Ему бы также хотелось немного салата, но салат-латук не часто можно было увидеть зимой в Гласьер-Харт. В течение многих лет он подумывал о том, чтобы пристроить теплицу к дворцу архиепископа, и всегда собирался это сделать. Теперь, однако... Он отбросил эту мысль в сторону, достал свои часы и наклонил их так, чтобы разглядеть циферблат в свете фонаря. Здесь, глубоко под землей, всегда было легко отключиться от мирового времени. Не видя солнца или неба, не имея контакта с погодой, было труднее оценить прошедшие часы, чем мог бы предположить тот, кто никогда не предпринимал такой попытки. По крайней мере, в шахте держалась постоянная, неизменная температура, хотя он никогда бы не ошибся, назвав ее "теплой", и, несмотря на необходимость прокладывать себе путь по сложному лабиринту подземных переходов, они потратили гораздо меньше времени, чем если бы попали в лапы снежной бури, воющей снаружи горы. Тем не менее, они должны были добраться до места назначения в течение "промежутка времени", определенного его таинственным автором письма.
   - Нам нужно двигаться дальше, - сказал он, прожевав и проглотив кусок бутерброда на полный рот.
   - Без сомнения. - Томис протянул ему глубокую кружку, наполненную пивом. - И как только вы доедите этот бутерброд, мы двинемся дальше.
   - Я могу жевать и идти одновременно, - мягко сказал Канир, убирая часы обратно в карман, чтобы освободить руку и принять кружку. - Если уж на то пошло, я могу глотать и ходить одновременно, если сильно сконцентрируюсь.
   - Тот факт, что вы можете это сделать, не означает, что вы делаете это хорошо, ваше преосвященство, - ответил его не впечатленный приспешник. - А пока ешьте.
   ***
   Канир мгновение смотрел на него, затем покачал головой - но кротко, кротко! - и поел.
   ***
   - И остановка для еды все-таки заставила нас отстать от графика, ваше преосвященство?
   В этом вопросе, по меркам Фрейдмина Томиса, был лишь слабый след удовлетворения, и Канир смиренно покачал головой. Единственное, что было хуже, чем правота Томиса в чем-то подобном, - это почти неслыханные случаи, когда он ошибался. В этот момент простому архиепископу может стать чрезвычайно трудно с ним мириться.
   - Нет, Фрейдмин, на самом деле мы даже немного опережаем его, - признался он.
   - Представьте себе это сейчас, - пробормотал Томис. Канир очень старательно не расслышал этого комментария.
   - Так что же нам теперь делать, ваше преосвященство? - спросил камердинер через мгновение.
   - Мы высунем головы наружу и посмотрим, как выглядит погода, - сказал Канир, поднимая фонарь с окошком, и так и сделал.
   Ему пришлось пригнуться, когда он приблизился к входу в туннель. Насколько он смог определить из своих исследований, туннель, по которому он сейчас пробирался, был проложен - вероятно - много лет спустя после того, как была заброшена основная шахта. Сам он был начат снаружи, и ему было интересно, как отреагировали люди, копавшие его, когда они прорвались и обнаружили, что кто-то другой уже выкопал уголь, который они надеялись обнаружить.
   К счастью, им не пришлось заходить так далеко, чтобы сделать это открытие. Туннель был едва ли в сотню ярдов длиной, и он никогда не был больше, чем шахтой с неровными краями. Ему приходилось выбирать путь с определенной осторожностью, тем более что он не хотел подходить слишком близко к устью туннеля с зажженным фонарем. Примерно в пятнадцати ярдах от конца туннеля он закрыл заслонку фонаря и медленно и осторожно двинулся дальше, одной рукой ощупывая стену.
   Он чувствовал, как усиливается холод по мере того, как он подходил все ближе и ближе к склону горы, и снова задался вопросом, что вдохновило автора письма выбрать для одного из назначенных им свиданий место, к которому направлялись они с Томисом. Во многих отношениях это был достаточно логичный выбор: скромный почтовый дом в сельской местности на перекрестке дорог. Не на самой главной дороге, а там, где две проселочные дороги - горные проселочные дороги - встретились и мимоходом кивнули друг другу, прежде чем продолжить свой путь. Одна из этих дорог, хотя и очень редко использовавшаяся зимой, соединяла два небольших города, расположенных чуть более чем в ста милях друг от друга. Извилистый, поворачивающий, скалолазный и ныряющий характер горных дорог объяснял, почему люди обычно выбирали шоссе, которое огибало центральную часть хребта Тейрис и, хотя и дольше, но проходило через то, что считалось низинами в Гласьер-Харт.
   Вторая дорога зимой использовалась еще менее интенсивно. В основном она шла на юго-запад, к южному краю хребта Тейрис и городу Маунтин-Лейк на берегу озера Гласьерборн.
   В это время года почтовое отделение не могло бы обслуживать большого количества людей. Владельцы были бы рады видеть любых клиентов, которых они могли бы заполучить, и оно было достаточно изолировано, чтобы новость о слоняющихся поблизости незнакомцах с малой вероятностью достигла Тейриса до того, как закроется "окно времени", и они уйдут. С другой стороны, оно было не совсем удобно расположено по отношению к дворцу архиепископа. На самом деле, от него было почти восемьдесят миль до Тейриса для полета виверны и более трехсот по дороге. Даже если предположить, что от Саммит-хауса до перекрестка была бы дорога, Каниру все равно нужно было бы пересечь почти сорок пять миль зимнего горного склона. Конечно, благодаря заброшенной угольной шахте он и Томис выйдут из своего подземного хода чуть более чем в пятнадцати милях от места назначения, но кто-то, пишущий из того, что должно было быть Зионом, вряд ли мог рассчитывать на это. С такой отдаленной точки зрения это было явно наименее удобное из трех мест встречи, предложенных автором письма, и архиепископ подозревал, что на самом деле это был не более чем запасной вариант последней надежды. Казалось маловероятным, что кто-то мог искренне ожидать, что Канир каким-то образом доберется до почтового отделения.
   И теперь, когда мы здесь, - подумал Канир, осторожно пробираясь сквозь темноту, - я все еще не знаю, как мне войти в почтовое отделение и установить контакт. Я все же не совсем неизвестный человек в Гласьер-Харт! Всегда можно надеяться, что никто не узнает меня так далеко от Тейриса, но почему-то я думаю, что рассчитывать на это, возможно, не самое умное, что можно было бы сделать. Итак, как мне незаметно...
   Его мысли прервались, и он замер, когда его привыкшие к темноте глаза внезапно расширились. Свет! Впереди был свет, и...
   - На самом деле, ваше преосвященство, - раздался голос впереди него, - я ожидал вас скорее прошлой ночью.
   Глаза Канира расширились еще больше, чем когда-либо. Этого не может быть! - Гарт?! - услышал он свой собственный хриплый голос.
   - Что ж, - сказал его секретарь, появляясь из-за поворота туннеля со своим собственным фонарем и широко улыбаясь, - мое участие немного облегчило доставку этого письма, не так ли, ваше преосвященство?
   ***
   - Ты сошел с ума, Гарт, - сказал Жэйсин Канир с мягким, но непреклонным ударением несколько минут спустя. - Бог свидетель, я потратил годы, чтобы держать тебя подальше от всего этого! И ты отец - и Саманта беременна, ради Паскуале!
   - Да, - согласился Гарт Горджа с удивительно спокойным кивком. - Выбор времени Клинтаном для всего этого мог бы быть гораздо более продуманным, вам не кажется? - Он бросил на своего начальника решительно строгий взгляд, его юное лицо в тени фонаря казалось старше. - И если вы действительно думали, что у вас получилось держать меня в неведении о вашей деятельности все это время, ваше преосвященство, могу только удивляться, как такому неумелому заговорщику удалось столь долго оставаться безнаказанным.
   - Но... - начал Канир.
   - Ваше высокопреосвященство, мы можем спорить об этом столько, сколько вы хотите, - прервал его Горджа, - но я действительно думаю, что мы должны продолжать двигаться, пока мы тут. Если только вы не хотите развернуться, подняться обратно через эту гору и просто забыть об этом. Однако я бы не рекомендовал этого делать. Почти уверен, что потрох ящера Тигман со дня на день ожидает приказа арестовать вас.
   Канир закрыл рот, и Горджа протянул руку, чтобы мягко коснуться его руки. - Ваше преосвященство, вы не вербовали меня. Что бы я ни делал, делаю это потому, что сам так решил, и у Саманты было довольно четкое представление о том, как я мыслю, во что я верю, еще до того, как я попросил ее выйти за меня замуж. Я ничего не делал, не посоветовавшись с ней, и она поддерживала меня на каждом шагу. Поверьте мне, она согласна с вами по поводу выбора времени Клинтаном, и я не говорю, что она не - что мы оба не - напуганы до глубины души, думая о том, что может случиться с нами и, особенно, с детьми. Но это не значит, что мы тоже никогда этого не предвидели.
   - Но что это ты делаешь, Гарт? - спросил Канир. - Почему-то я не думаю, что ты просто сидел и присматривал за мной на случай, если я попаду в беду. И если ты не принимал активного участия в том, чем я занимался, тогда во что ты был вовлечен?
   - Правда в том, ваше преосвященство, что я в основном "сидел и присматривал" за вами. - Горджа пожал плечами. - Я расскажу вам все об этом, как только смогу - как только у меня будет разрешение. На данный момент, однако, просто примите тот факт, что кто-то еще знал о вас и ваших друзьях в Храме. Не знаю, кто эти другие, и не знаю всего, чем вы занимались. Теперь я знаю, почему вы поручили мне провести некоторые исследования в архивах архиепископства. Почему вы искали доказательства коррупции или указаний Храма, которые были... скажем так, не совсем уместны для одного из Божьих викариев или архиепископов. И теперь я понимаю, почему вы заняли некоторые из тех позиций, которые вы заняли, несмотря на то, что вы знали, что они будут крайне непопулярны среди других членов епископата.
   - Признаю, что сначала мне было больно, когда я понял, что происходит что-то глубокое и опасное, о чем вы мне не рассказывали. Поначалу я думал, что вы мне не доверяете. Или, что еще хуже, вы не думали, что я чувствую то же самое, что и вы, когда я смотрел на то, как Мать-Церковь так далеко отстает от того, чем она должна была быть. Потом я понял, что вы делали это, чтобы защитить меня, а позже, чтобы защитить Саманту и детей, и я любил вас за это. - Его рука сжала руку Канира, и его голос на мгновение охрип. Он сделал паузу и прочистил горло, затем продолжил.
   - Я любил вас за это и понял, что вы были правы. У меня действительно были другие люди, о которых нужно было беспокоиться - "заложники фортуны", как выразилась Бедар. Так что я позволил вам идти дальше и исключить меня. Но когда со мной связался кто-то еще, кто знал о вашей деятельности, и когда этот кто-то еще убедил меня, что он не был замаскированной инквизицией, и что все, что он хотел, чтобы я остался прямо здесь, в Гласьер-Харт, чтобы координировать способы вытащить вас, если то, что вы делали, наконец, взорвется у вас перед носом, я был в восторге. Радовался, ваше преосвященство.
   - Кем бы ни был ваш друг в Зионе, он прислал мне сообщение несколько месяцев назад, что это произойдет, и с тех пор я принимаю меры. Тигман даже не заметил этого. На самом деле, я был одним из его помощников последние пару лет. - Секретарь злобно улыбнулся. - Это была одна из вещей, которые ваш друг в Зионе предложил как способ убедиться, что в моем направлении не было никаких подозрений. Не могу притворяться, что мне понравилось, когда он поверил, что я действительно думаю так же, как и он, но ваш друг был прав насчет того, какое это было идеальное прикрытие. Каждое слово, которое я когда-либо сообщал ему, тоже было правдой, так что я уверен, что меня считают очень надежным источником. С дополнительным преимуществом, что он был так занят, наблюдая за вами, и я уверен, что он даже не взглянул в мою сторону.
   Младший священник пожал плечами. - Итак, ваше высокопреосвященство, в результате Саманта и дети ждут в почтовом отделении, владельцем которого, оказывается, является ее двоюродный брат. Он не знает точно, что мы делаем, но знает, что вы в беде, и, как и удивительное количество людей здесь, в Гласьер-Харт, любит вас. Все, что ему нужно сделать, это не упоминать о том, что он когда-либо видел нас, потому что не думаю, что инквизиции придет в голову, что вам каким-то образом удалось добраться из Саммит-хауса на другую сторону горы Тейрис во время одной из самых сильных метелей за последние тридцать лет. Я также не думаю, что они поверят, будто вы могли спуститься с горы и сбежать через сам Тейрис, но это покажется им намного более разумным, чем наш вариант. Поэтому я ожидаю, что они сосредоточат свои усилия на движении в Тейрис и из него. На самом деле, в это время года, думаю, им почти придется сосредоточить свои основные усилия на Грейуотер и речному пути к Маунтин-Лейк, а затем в Сиддар-Сити. Тем временем, однако, мы собираемся направиться на запад в Клифф-Пик, а затем повернуть на юг через Саутмарч в Силкию.
   Канир уставился на него. Он понятия не имел, кем может быть его таинственный благодетель, или как у кого-то так давно могло хватить предусмотрительности устроить нечто подобное. И, несмотря на все, что только что сказал Горджа, какая-то его часть протестовала против того, чтобы вовлекать своего младшего священника-секретаря - и особенно его семью - в собственные опасности. Но было очевидно, что все вышло из-под его контроля, по крайней мере на данный момент.
   В Писании говорится, что Бог действует таинственными путями, Жэйсин, - напомнил он себе. - И вспомните, о чем вы думали, когда впервые получили это письмо, как оно доказывало, что были и другие, которые видели то, что видели вы, и узнали то, что узнали вы и Круг. - Его губы криво скривились. - И которые, похоже, сорганизовались чуть более эффективно, когда дело доходит до этого. Если все еще есть люди, которые могут собрать что-то подобное вместе, даже если я ничего не замечу на этом пути, и действительно осуществить это, то, похоже, в фундаменте аккуратного маленького домика Клинтана и Тринейра может быть больше крысопауков, чем я когда-либо представлял. Думаю, что Сэмил прав - настоящие перемены, настоящие реформы будут зависеть от внешней угрозы, от Церкви Чариса. Но, может быть, только может быть, внутри Матери-Церкви будет больше людей, готовых действовать, чем когда-либо подозревал Клинтан или я когда-либо надеялся.
   При последней мысли он почувствовал краткий укол стыда. Стыд за высокомерие, которое не давало ему заподозрить, что там были эти другие люди. За то, что он исключил Гарта Горджу, какими бы благородными ни были его мотивы, из того, в чем молодой священник, очевидно, так сильно хотел участвовать. За то, что сомневался в том, что Бог может найти сердца и души, в которых Он нуждался, всякий раз, когда Он решал призвать их.
   Он протянул руку, положил ладонь на голову молодого человека сбоку, обхватил его щеку и улыбнулся ему в свете фонаря.
   - Я все еще думаю, что ты сумасшедший, - тихо сказал он, - но если это так, то и я тоже. - И иногда сумасшедший - это именно то, что нужно Богу.
  
   .III.
   КЕВ "Чихиро", 50, залив Горэт, королевство Долар
  
   - Милорд, епископ Стейфан и адмирал Халинд вот-вот подойдут к нам.
   Граф Тирск поднял глаза от сообщения на своем столе, когда довольно лихой молодой человек с угольно-черными волосами почтительно просунул голову в дневную каюту с объявлением. Лейтенант Абейл Бардейлан - на общественных мероприятиях сэр Абейл Бардейлан, - был младшим братом барона Уэстбара. Это баронство располагалось в юго-западной части герцогства Уиндборн, которое, как оказалось, не имело выхода к морю. Несмотря на это, Бардейлан с раннего возраста ясно дал понять, что предпочитает военно-морскую карьеру. На самом деле, по словам его несколько раздраженного брата, его самая первая фраза была похожа на морскую команду "стой там, няня!" Большинство людей сочли это вероятным преувеличением, но его семья, которая с незапамятных времен снабжала королевскую армию офицерами, действительно сделала все возможное, чтобы отговорить его от такого неестественного шага. Упрямство, однако, было одной из наиболее ярко выраженных черт молодого Бардейлана, и его многочисленные братья, сестры, двоюродные братья, тети и дяди отказались от этой задачи еще до того, как ему исполнилось двадцать. (Его родители были достаточно мудры, чтобы отказаться от этой затеи гораздо раньше.)
   Теперь, примерно пять лет спустя, молодой Бардейлан оказался назначенным флаг-лейтенантом Тирска. Он, мягко говоря, не придал большого значения этому заданию, когда оно было ему впервые предложено. Он бы предпочел командовать одним из новых бригов военно-морского флота или, в крайнем случае, стать первым лейтенантом на одном из галеонов. И, честно говоря, его квалификации было бы достаточно и для того, и для другого. Правда, он не был моряком, каким были многие из старых парусных мастеров военно-морского флота, но, в отличие от слишком многих офицеров "старого флота", он добросовестно старался овладеть хотя бы начатками мореходства, и в его храбрости или боевых способностях никогда никто не сомневался.
   Несмотря на это, он смирился со своим новым постом с минимумом жалоб. Позже он признался Тирску, что его первоначальным намерением было сделать все возможное, чтобы казаться "безмозглым благородным щеголем", чтобы убедить Тирска заменить его, но он быстро справился с этим, когда обнаружил, что погрузился в огромную задачу создания совершенно нового военно-морского флота - военно-морского флота, основанного на профессиональной чарисийской модели - от ватерлинии. В отличие от слишком многих офицеров "старого флота", он не только понимал, чего хотел достичь Тирск, но и искренне одобрял это. Он также был достаточно проницателен, чтобы распознать врагов, которых Тирск наживал на своем пути, и непоколебимая готовность графа сделать именно это вызвала восхищение Бардейлана. Восхищение, которое превратилось в преданность за последние напряженные пятидневки и месяцы.
   Что, вероятно, объясняло тревогу, витавшую в его глазах. Эта тревога была хорошо скрыта, но Тирск слишком хорошо знал его, чтобы не заметить этого.
   - Спасибо за предупреждение, Абейл, - мягко сказал граф, услышав дудку боцмана и топот ног по палубе. Капитан Бейкет, очевидно, заметил приближающийся баркас и вызвал соответствующую команду.
   - Пожалуйста, идите и убедитесь, что Мартин готов присоединиться к нам, - продолжил Тирск. - И скажите Пейеру, чтобы он открыл бутылку моего лучшего виски. Затем будьте готовы сопроводить наших гостей на корму.
   - Да, мой господин. - Бардейлан начал отступать, но поднятый палец Тирска остановил его. - Да, милорд?
   - Я знаю адмирала Халинда очень много лет, Абейл, и до сих пор, по крайней мере, слышал, что епископ Стейфан довольно рассудителен. Не ожидаю, что окажусь запертым в смертельной схватке с кем-либо из них в ближайшие несколько часов. - Он слегка улыбнулся. - Надеюсь, я ясно выразился?
   - Да, мой господин. Конечно! - Бардейлан, возможно, немного покраснел, хотя это было трудно сказать по его темному (и смуглому) цвету лица. Затем молодой человек немного застенчиво улыбнулся. - Извините за это, милорд, - сказал он более естественным тоном. - Это просто...
   Он замолчал, быстро покачав головой, и улыбка Тирска стала шире. - Поверьте мне, Абейл, я точно знаю, что это такое. И я ценю ваше... отношение к лояльной поддержке, скажем так? - Его глаза резко сверкнули, когда Бардейлан поднял руку в жесте фехтовальщика, признающего касание. - Думаю, совершенно очевидно, что никто не мог бы продвигать верфи быстрее, чем мы, - продолжил граф, его улыбка сменилась более серьезным выражением лица, - и боюсь, герцогу Торэсту и его друзьям просто придется мириться с моими маленькими тренировочными миссиями.
   Бардейлан выглядел так, словно ему очень хотелось поспорить по поводу этого последнего утверждения. Хотя его старший брат был простым бароном, Бардейлан приходился дальним родственником герцогу Уиндборну, и он с молоком матери впитал реалии смертельной борьбы между знатью королевства Долар. Он прекрасно понимал, что герцог Торэст и его союзники, как бы глубоко они ни выражали свою лояльность публично, никогда не упускали возможности вонзить еще один кинжал в спину Тирска. В данный момент они сосредоточились на "позорной лени", с которой строился флот, с одной стороны, и на "непродуманных и явно опасных" учениях графа, с другой. И то, и другое (независимо от того, решил граф признать, что это его беспокоит, или нет), очевидно, имело некоторое отношение к сегодняшней утренней встрече.
   - Давай, давай. - Тирск сделал прогоняющее движение одной рукой. Бардейлан быстро улыбнулся ему, кивнул и исчез, а Тирск собрал сообщение, которое читал, и аккуратно сложил страницы вместе. Он переложил их в папку, сунул папку в ящик стола и поднялся со стула, чтобы подойти к большим кормовым иллюминаторам каюты.
   Он заложил руки за спину, глядя сквозь покрытое пятнами соли стекло на залив Горэт. Было холодно, дул резкий ветер, и он надеялся, что епископ Стейфан Мейк и адмирал Поэл Халинд не слишком сильно промокли во время долгого путешествия к "Чихиро". Независимо от того, удалось им остаться сухими или нет, они, несомненно, будут основательно замерзшими, и он оглянулся через плечо, когда в каюту тихо вошел Пейер Сабрахэн, его камердинер.
   Сабрахэн был невысоким мужчиной, даже ниже Тирска, с быстрыми, ловкими руками, который был необычайно эффективен и нисколько не стеснялся запугивать своего адмирала, заставляя его помнить о таких мелочах, как еда или сон. Он также был отличным поваром, который, вероятно, мог бы зарабатывать на жизнь в качестве шеф-повара, если бы захотел, и Тирск был полностью уверен в его способности управлять винным погребом и спиртными напитками.
   Несмотря на это, камердинер никогда не пользовался популярностью у других сотрудников Тирска, будь то прислуга или военно-морской флот. Они ценили его хорошие качества, но они также были слишком хорошо - можно сказать, болезненно хорошо - осведомлены о его тщеславии и вторичном высокомерии. Сабрахэн был гораздо больше озабочен уважением, оказываемым человеку такого происхождения и ранга, как Тирск, чем когда-либо сам граф. Было известно, что он доводил персонал гостиниц и отелей до безумия, требуя свежего постельного белья, чистых полотенец, горячей воды, и никаких оправданий, пожалуйста! Он был вполне способен делать то же самое на борту корабля, и у него была заслуженная репутация безжалостного запугивания камердинеров и стюардов простых капитанов кораблей. Ни один из которых даже не рассматривал его легендарные ссоры с поварами и казначеями различных флагманов на протяжении многих лет.
   Тирск был так же хорошо осведомлен о слабостях своего камердинера, как и любой другой, и Сабрахэн знал, что лучше не делать ничего подобного в присутствии графа. В то же время Тирск также понимал, как трудно было бы найти столь же способную замену. Кроме того, Сабрахэн был с ним почти восемь лет.
   Теперь камердинер быстро прошагал по толстому ковру, покрывавшему палубу, поставил большой серебряный поднос с двумя графинами виски и одним бренди на боковой столик и повернулся лицом к Тирску.
   - Я принес Сталмин, Уэйхэн и Таристэн, мой господин, - сказал он, указывая на графины. - Вас это устроит?
   - В высшей степени, - согласился Тирск.
   - Я также сообщил на камбузе, что вам потребуется горячее какао для ваших гостей, если они того пожелают, - продолжил Сабрахэн. - И, как вы проинструктировали, обед будет готов к подаче в четырнадцать часов, без промедления.
   - Хорошо. - Тирск кивнул головой, затем посмотрел мимо камердинера, когда в дневную каюту вошел Мартин Вануик, его личный секретарь и старший клерк.
   Секретарь был значительно выше Сабрахэна, несмотря на небольшую сутулость в плечах, и немного близорук. Тем не менее, он был одним из лучших секретарей, которыми когда-либо посчастливилось обладать Тирску... и они с Сабрахэном искренне ненавидели друг друга.
   Что ж, справедливо, справедливо, - сухо подумал граф, наблюдая, как они очень осторожно стараются не смотреть друг на друга в его присутствии. Я думаю, что на самом деле почти все ненавидят Пейера. И как бы мне ни было неприятно это признавать, он дает им множество поводов.
   - Если вы удовлетворены, милорд, я удалюсь и займусь приготовлениями, - сказал камердинер. Тирск кивнул в знак согласия, и Сабрахэн выпрямился, слегка поклонился и удалился с подчеркнутым величием... в процессе каким-то образом умудрившись полностью игнорировать существование Вануика.
   Лэнгхорн! - задумался Тирск. - И я еще думал, что отношения между мной и Торэстом были плохими!
   Он все еще посмеивался над этой мыслью, когда лейтенант Бардейлан снова постучал в дверь его каюты.
   - Войдите! - сказал Тирск и быстро пересек каюту, чтобы поприветствовать своих посетителей. Поэл Халинд был почти ровесником Тирска, почти на фут выше его и выглядел значительно менее потрепанным погодой. Вспомогательный епископ Стейфан Мейк находился где-то посредине между Тирском и Халиндом по росту, с густыми серебристыми волосами и живыми карими глазами. Он был энергичным человеком, излучавшим ощущение сдерживаемой энергии, хотя Тирску говорили, что епископ питает серьезную слабость к сладкому хлебу. Согласно источникам графа, эта склонность к сладостям была одной из причин, по которой Мейк так фанатично относился к физическим упражнениям. Те же источники сообщили, что Мейк сделал все возможное, чтобы скрыть эту слабость, очевидно, полагая, что это плохо сочетается с репутацией ордена Шулера в строгости и самодисциплине. Что касается самого Тирска, то он счел это довольно обнадеживающим признаком того, что шулерит он или нет, официальный интендант флота или нет, епископ тоже был человеком.
   - Мой господин. - Граф первым поприветствовал Мейка, склонившись над его протянутой рукой, чтобы слегка поцеловать епископский перстень. Затем он выпрямился и протянул руку Халинду, который широко улыбнулся, когда взял ее. - Поэл.
   - Адмирал, - ответил Мейк с улыбкой. - Рад вас видеть, хотя должен признаться, что поездка через гавань была несколько более... оживленной, чем я позволил себе надеяться.
   - Мне жаль это слышать, милорд. Как вы знаете...
   - Пожалуйста, милорд! - сказал епископ, поднимая левую руку с вытянутым указательным пальцем. - Я прекрасно осведомлен о причинах - официальных причинах - нашей встречи здесь.
   - Милорд? - сказал Тирск немного осторожно, и епископ усмехнулся. Однако это был не особенно веселый звук, и эти живые карие глаза были прищурены.
   - Я сказал, что мне известны официальные причины, по которым мы встречаемся на борту вашего флагмана, а не в комфортабельном офисе где-нибудь на берегу, - сказал он сейчас. - И я также осведомлен о неофициальных причинах. Например, списке тех, кто еще мог присутствовать на какой-либо встрече в вышеупомянутом комфортабельном офисе на берегу.
   - Понимаю. - Тирск повернулся к епископу, его собственные глаза были спокойны, и Мейк долго изучал выражение его лица. Затем священник снова улыбнулся, немного криво.
   - По странному стечению обстоятельств, милорд адмирал, в данном случае я согласен с вашей стратегией. Понимаю, что мне не следовало этого говорить. Если уж на то пошло, полагаю, мне действительно не следует признаваться, что я вообще знаю о неприязни между вами и герцогом Торэстом. К сожалению, то, что я делаю что-то подобное, не служит ничьим целям.
   - Милорд, сожалею о... "неважных отношениях", о которых вы упомянули, - спокойно сказал Тирск. - Однако я согласен с тем, что они существуют. И очень боюсь, что все стало еще хуже из-за решений, которые я был вынужден принять. Или, скорее, из-за сопротивления герцога и его возмущения этими решениями.
   - Правда, граф Тирск, - сказал Мейк, проходя через каюту, чтобы сесть в одно из кресел напротив стола Тирска, - заключается в том, что Торэст ненавидит вас. Верно, что он возмущен вашими решениями, но его сопротивление им гораздо больше связано с тем фактом, что это ваши решения, чем с чем-либо, имеющим хоть малейшее отношение к их фактическим достоинствам. Поэтому, учитывая их принятие вами, очень сомневаюсь, что он вообще потрудился рассмотреть их.
   Невольно глаза Тирска слегка расширились от прямоты епископа, и Мейк снова усмехнулся, на этот раз с искренним юмором. Возможно, кислым юмором, но искренним.
   - Конечно, я в курсе ситуации, - сказал он. - Я был бы плохим выбором для интенданта военно-морского флота, если бы не был в курсе! К сожалению, не вижу простого решения этой проблемы. - Он сделал паузу и указал на кресло рядом со своим собственным и на кресло за столом Тирска. - Пожалуйста, джентльмены, садитесь.
   Оба адмирала повиновались, хотя Тирск поймал себя на том, что скрывает легкую улыбку от того, как легко Мейк взял на себя, по крайней мере, временное владение его дневной каютой. Епископ взглянул на Вануика, но, очевидно, уже оценил благоразумие секретаря и снова обратил свое внимание на графа.
   - Дело в том, - сказал он, - что я не верю, как все, что вы могли бы сделать, компенсировало бы, по мнению Торэста, тот факт, что вы были полностью правы перед битвой у Армагеддонского рифа, а его шурин был совершенно неправ. Он никогда не простит вас за невероятное оскорбление, вызванное тем, что вы доказали, что герцог Мэйликей был полностью беспомощным, некомпетентным командиром.
   Тирск почувствовал, что откидывается на спинку стула, и епископ сверкнул зубами в натянутой, мимолетной улыбке.
   - Существуют ограничения на объем открытого сопротивления, которое Торэст готов продемонстрировать, - продолжил он почти клиническим тоном. - На данный момент король Ранилд ясно дал ему понять, что нападать на вас слишком открыто было бы... нецелесообразно. Я также указал ему на это, по-своему, более тонко, как и епископ-исполнитель Арейн. Итак, на данный момент он собирается ограничиться такого рода намеками, которые даже инквизиции почти невозможно проследить до их источника. И он собирается содействовать любому вашему приказу, хотя, как я уверен, вы знаете, он не упускает возможности добавить свои собственные тщательно обоснованные оговорки ко многим из этих приказов в своих отчетах мне. - Мейк поморщился. - Это, к сожалению, его право и привилегия.
   - Милорд, - сказал Тирск, - не буду притворяться, что не в курсе всего, что вы только что сказали. Однако должен признать, что никогда не ожидал, что вы подойдете к этим вопросам так... прямолинейно.
   - Правда в том, адмирал, - мрачно сказал Мейк, - что связи Торэста в конечном счете намного сильнее и достигают гораздо большего, чем ваши, и он играл в такого рода игры всю свою жизнь. Все, что у вас есть на вашей стороне, - это добродетель, ум, мужество, мастерство, опыт и честность, которые, увы, гораздо более ценны на поле битвы, чем в кинжально-острой атмосфере в залах заседаний и салонах совета. В конечном счете, если что-то радикально не изменится, ему удастся уничтожить вас. И тот факт, что вы совершили непростительный грех, оказавшись правы, когда все его дружки были так же неправы, как и он, только облегчит ему задачу, когда пройдет нынешняя чрезвычайная ситуация.
   Тирск просто посмотрел на него через стол, а епископ изучал выражение лица адмирала. Затем он медленно кивнул.
   - Вижу, что действительно не сказал ничего такого, что удивило бы вас, милорд. Это только укрепляет мое и без того высокое уважение к вам. И даю вам слово, что до тех пор, пока остаюсь интендантом флота, буду полностью учитывать позицию герцога Торэста - и причины этого. - На данный момент я вас полностью поддерживаю, и, честно говоря, не предвижу никаких обстоятельств, которые могли бы это изменить. Однако, как я уверен, вы также знаете, и как я не должен признавать, Мать-Церковь далеко не свободна от пагубных последствий политики и клик. Герцог Торэст имеет давние отношения с несколькими влиятельными представителями духовенства. Это вполне возможно... нет, давайте будем честными, практически наверняка он готов использовать эти отношения, чтобы подорвать мои позиции, а также ваши, как только он осознает, насколько маловероятно, что я поддержу его в любом вашем столкновении с ним.
   - Упоминаю об этом, потому что единственное средство, которое вижу, чтобы удержать вас там, где вы есть, делая то, что так остро необходимо сделать, - это чтобы мы вдвоем добились успеха, пока все еще достаточно обеспокоены, чтобы оставить нам - или, скорее, вам - вашу голову. И не просто незначительные успехи. Не просто построить и укомплектовать флот. Очевидно, что первое важно, но для того, чтобы по-настоящему ослабить атаки герцога, важно, чтобы мы продемонстрировали, что можем добиваться побед. Вы были правы перед Рок-Пойнтом и Крэг-Хуком, но мы все равно проиграли обе эти битвы. Теперь вы должны доказать не только то, что вы снова правы, но и то, что ваши действия ведут к победе.
   Несколько секунд в дневной каюте было очень тихо, затем Тирск резко выдохнул и склонил голову набок, глядя на Мейка.
   - Я не могу обещать победу, милорд, - тихо сказал он. - Во-первых, потому что никто никогда не может обещать победу, но, во-вторых, потому что независимо от того, насколько хорошо мы строим и как усердно тренируемся, мы все равно будем противостоять чарисийскому флоту. Назовите его имперским флотом или королевским флотом - это все тот же флот, с теми же адмиралами, теми же капитанами и теми же экипажами. Они не супермены. Их можно победить. Но на данный момент они представляют самый подготовленный, самый опытный боевой флот в морях Сэйфхолда. На самом деле, вполне возможно, что это самый обученный и опытный боевой флот, когда-либо бороздивший моря Сэйфхолда. Я не возражаю против того, чтобы встретиться с ними в море, и готов это сделать. Однако правда в том, что мы, скорее всего, потерпим еще больше неудач, прежде чем добьемся многих побед. Мы находимся в процессе изучения нашего ремесла, и в целом слишком многие из наших офицеров и наших моряков в ужасе, хотят они это признать или нет, от репутации чарисийцев. И они правы, что беспокоятся, потому что эта репутация была полностью заработана еще до Рок-Пойнта, Крэг-Рича и Даркос-Саунда. Нам придется продемонстрировать нашим собственным людям, что они могут побеждать чарисийцев, прежде чем они смогут победить их в решающей битве.
   Епископ оглянулся на него с задумчивым выражением лица.
   - Что ж, это, безусловно, откровенно, - сухо сказал он.
   - Я отказываюсь быть кем-то другим, - категорически заявил Тирск.
   - Так я и заметил. - Мейк откинулся на спинку кресла, сложив кончики пальцев перед грудью и поджав губы. - Что я, кажется, слышу, как вы говорите, адмирал, - сказал он через мгновение, - так это то, что вы верите, что сможете построить флот, который в конечном итоге сможет противостоять чарисийцам на равных, но вы считаете, что сначала необходимо будет пролить кровь наших офицеров и солдат? И что в процессе кровопролития мы, вероятно, увидим по крайней мере несколько дополнительных поражений?
   - Думаю, очень вероятно, что именно это и произойдет, - ответил Тирск. - Я могу ошибаться, и мне бы хотелось ошибаться. Вполне возможно, что нам представится возможность задействовать наши силы раньше, чем я ожидаю. И уверяю вас, милорд, я намерен добиться, чтобы любая наша эскадра, которая вступает в бой, делала это, планируя победу, а не ожидая неизбежного поражения даже до того, как прозвучит первый выстрел. Более того, ветер и волна не играют в фаворитов, а ресурсы чарисийцев истощены до предела. Они не могут быть сильны везде, и если мы сможем наброситься на несколько отрядов, разрезать их в нескольких локальных битвах, прежде чем мы вступим в полноценное сражение, ситуация, скорее всего, изменится в нашу пользу. Я просто не могу обещать, что это произойдет, и при отсутствии какого-либо стечения обстоятельств, подобных этому, мы понесем больше потерь, прежде чем нанесем врагу значительные собственные потери.
   - Если я смогу завершить свои учебные программы, и если смогу заставить наших нынешних флагманов и капитанов наших нынешних кораблей начать думать с точки зрения тактики галеона и стратегии, основанной на галеонах, тогда в конечном счете ожидаю, что мы победим. У нас есть цифры, и у нас есть ресурсы. Простой, холодный факт заключается в том, что нам не обязательно быть такими же хорошими, как они, из расчета "корабль за корабль", пока мы можем построить еще достаточно кораблей и быть почти такими же хорошими, как они. Это то, что, я думаю, могу вам дать... независимо от того, буду ли я все еще рядом, чтобы командовать или нет.
   В дневной каюте стало еще тише, когда граф наконец признался в этом кому-то вслух, и Мейк посмотрел на него долгим пристальным взглядом.
   - Понимаю, - наконец сказал епископ, - и мое уважение к вам только что возросло еще больше. Надеюсь, что вы ошибаетесь, что у вас будет возможность одержать эти победы для нас, командуя флотом, который вы строите. В то же время, думаю, что теперь я более полно понимаю, чего именно вы пытаетесь достичь. Причина, например, в том, почему вы были так непреклонны в создании эскадр, а не просто отдельных корабельных экипажей, а затем отправляли эти эскадры на учения в море, несмотря на погодные условия.
   Мейк взглянул на Халинда, который все еще не произнес ни слова. Тем не менее, по выражению лица другого адмирала было очевидно, что он хранил молчание не потому, что не соглашался с Тирском, и епископ медленно кивнул, признавая поддержку Халиндом позиции графа.
   - Вы понимаете, милорд, - сказал он, поворачиваясь обратно к Тирску, - что Торэст критиковал ваши действия именно на этом основании. - Епископ поморщился. - Он едва ли может критиковать то, как вы ускорили выполнение своих обязанностей по строительству и укомплектованию персоналом, поэтому он сконцентрировал свой огонь на том, как вы организуете корабли по мере их ввода в строй... и насколько строго вы их ведете. По сути, его позиция заключается в том, что, поскольку пройдет еще некоторое время, прежде чем основная часть нашего строительства будет готова к вводу в эксплуатацию, нет смысла отправлять такие небольшие силы в море - особенно зимой, и особенно когда они продолжают возвращаться с повреждениями, которые требуют ремонта и отвлекают рабочих верфи от нового строительства. Лучше поберечь наши силы здесь, в порту, где мы сможем провести учения с оружием и парусные учения в безопасности, пока все это не будет готово к развертыванию. В конце концов, какой смысл терять трудно заменяемые реи, мачты и паруса из-за зимних штормов, когда в радиусе двух тысяч миль от залива Горэт нет ни одного чарисийского галеона?
   - Мы теряем не только реи и мачты, милорд. Мы также теряем людей, - непоколебимо признал Тирск. - Но это потому, что единственное место, где можно научиться морскому делу, - это море, а соленая вода - суровый учитель. Хотим мы это признавать или нет, но чарисийские моряки - лучшие в мире, и у Чариса гораздо больше подготовленных моряков, на которых можно опереться. С другой стороны, огромный процент наших экипажей пришел из сухопутных войск, и если они не научатся ремеслу моряка к тому времени, когда скрестят мечи с эскадрой чарисийцев, тогда мы могли бы также подготовить их к тому, чтобы спустить свои знамена прямо сейчас.
   Граф поморщился и покачал головой. - Конечно, понимаю, что герцог Торэст критиковал меня за мои "копеечные" развертывания и стоимость ремонта поврежденных кораблей. И также, конечно же, он упирал на то, как я "выбрасываю" жизни наших моряков. И правда в том, что если бы у нас было время сделать это любым другим способом, я бы действительно согласился со многим из того, что он говорит.
   - Но не думаю, что у нас есть время. Чарисийцы знают, что мы строим военно-морской флот, и пройдет не так много времени, прежде чем они начнут посылать собственные эскадры, чтобы что-то с этим сделать. Понимаю, что здесь, в Доларе мы находимся за тысячи миль от Чариса, и у них есть о чем беспокоиться гораздо ближе к дому. Но они уже продемонстрировали, что отправили каждый галеон, который у них был, так далеко от дома, как к рифу Армагеддон, когда они даже не могли точно знать, где находятся наши корабли. Не вижу причин полагать, что они не послали бы мощный отряд из своего нынешнего, гораздо большего флота галеонов в наши воды, чтобы преследовать нас, когда они точно знают, где нас найти, ведь залив Горэт не может перемещаться. Когда это произойдет, мне понадобится по крайней мере несколько эскадр, готовых к испытанию в бою. Это не поможет нам иметь огромный флот, который не готов - мы уже видели это в Рок-Пойнте и Даркос-Саунде. Это поможет нам иметь боеспособное ядро кораблей, даже если оно относительно небольшое, с некоторыми шансами встретиться с чарисийцами на равных.
   - Понимаю, адмирал Тирск, - тихо сказал Мейк. - И я согласен. Сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать вас, как с Матерью-Церковью, так и с его величеством. Конечно, в некоторых случаях мне, возможно, придется действовать немного... косвенно. Как я уже отмечал, у герцога есть собственные влиятельные связи и союзники. Чем дольше я смогу удерживать его от осознания того, что я решил оказать вам полную поддержку, тем медленнее он начнет эффективно использовать эти связи и союзников.
   Тирск кивнул, и епископ слегка улыбнулся. - Я уже могу придумать несколько способов смягчить некоторые из его возражений, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, и, вероятно, без того, чтобы он понял, что делаю это намеренно. И думаю, важно, чтобы мы с вами оставались незаметными - незаметными, адмирал - в общении вне официальных каналов. - Он покачал головой. - Защитникам Матери-Церкви не следует ползать вокруг, скрывая, что они замышляют, просто для того, чтобы эффективно защищать ее. К сожалению, Бог дал человеку свободу воли, и не все из нас пользуются ею мудро. На самом деле, некоторые из нас - лошадиные задницы.
   Тирск неожиданно для самого себя рассмеялся, и епископ улыбнулся ему. - Ну, теперь нет смысла притворяться, что луковица - это роза, не так ли? Хотя в случае с одним дворянином, которого мы обсуждали сегодня утром, думаю, что это скорее случай кучи драконьего дерьма, пахнущего розой. Так что, как бы то ни было, и пока я в состоянии это сделать, я посмотрю, что можно сделать, чтобы убрать как можно больше этого дерьма с вашего пути. Помимо этого, - епископ посмотрел прямо в глаза Тирску, выражение его лица внезапно стало серьезным, - это будет зависеть от вас и адмирала Халинда.
  
   .IV.
   Тюрьма Касимар, город Мэнчир, и Крэг-хаус, город Валейна, графство Крэгги-Хилл
  
   Отец Эйдрин Уэймин стоял, глядя в зарешеченное окно на виселицы во дворе тюрьмы. Эти виселицы были заняты в течение последних нескольких пятидневок, и он смог узнать лица по меньшей мере четверти приговоренных, когда их вели вверх по крутой деревянной лестнице к ожидающим петлям.
   Наверное, я должен быть польщен тем, что они позволили мне подождать до последнего, - подумал он. - Ублюдки!
   Его лицо напряглось, а ноздри раздулись, когда он провел рукой по простой, колючей тюремной тунике, которая заменила его шелковую сутану. Они любезно позволили ему сохранить свой скипетр, и его пальцы потянулись к знакомой, успокаивающей тяжести, висящей у него на шее, но это было все, на что они были готовы пойти. Он крепко сжал скипетр, прислонившись лбом к решетке, и вспомнил, как ярость - и, хотя ему не хотелось в этом признаваться, ужас - захлестнули его.
   Он все еще понятия не имел, кто его предал. Кто-то должен был это сделать. Хуже того, это должен был быть кто-то из его собственного ордена, и это было горько, как желчь на его языке. И все же, как бы ему ни было противно смотреть правде в глаза, это был единственный способ, которым они могли узнать, где его найти в монастыре святого Жастина. Только орден Шулера знал о скрытых комнатах, о потайном входе в дальнем конце тщательно скрытого туннеля. И это должен был быть кто-то близкий ему, кто-то, кому он доверял, потому что этот вечно проклятый предатель Гарвей точно знал, кого нужно схватить. В ту единственную катастрофическую ночь он и другие предатели из регентского совета полностью обезглавили - нет, полностью уничтожили - организацию сопротивления, которую Уэймин создавал так тщательно и кропотливо. У него скрутило живот - буквально; он даже сейчас чувствовал, как в животе поднимается тошнота, - когда узнал, что уроженцы Корисанды, люди, которые утверждали, что любят Бога, сознательно и намеренно разрушили единственное организованное сопротивление в Мэнчире грязи, яду и лжи проклятых еретиков-отступников, которые служили "Церкви Чариса".
   Он подавил тошноту и заставил себя глубоко вдохнуть, открыв глаза и снова уставившись на виселицу.
   Завтра настанет его очередь подниматься по этой лестнице. При этой мысли он почувствовал, как страх подступил к горлу, но гнев снова взял верх над страхом. Он был готов умереть за Бога и не извинялся за то, что защищал истинную волю Бога, Его план для всех людей, от нечестивой лжи и извращений других. Но он был рукоположенным, посвященным священником. Он не был обычным преступником, не был случайным преступником, чтобы быть повешенным неосвященными руками светской власти - даже если бы он на один удар сердца признал законность этой власти! Само Писание делало это ослепительно ясным. Только Мать-Церковь имела власть над своим духовенством. Только она могла назначить им наказание, и только она могла привести его в исполнение.
   Но у них тоже есть ответ на этот вопрос, не так ли? Его губы растянулись в оскале, а пальцы, сжимавшие нагрудный скипетр, побелели. Гражданские власти не могут повесить священника? Очень хорошо, просто лишите его священства!
   И это было именно то, что они сделали. Отлученные от церкви предатели осмелились - осмелились! - осквернить священника, посвященного руками великого викария в самом Храме. Они поставили свою проклятую Шан-вей гордыню и высокомерие превыше всего остального, выше архангелов и даже Самого Бога, и сказали ему, что он больше не Божий священник. Что они - они - признали его преступником не просто против светских марионеток Чариса, но против закона Божьего. Они заявили, что казнь предателя Хасканса была не правосудием инквизиции, а простым убийством. И этот еще больший предатель, Гейрлинг - "архиепископ Клейрмант" - на самом деле предстал перед судом и заявил, что он, Уэймин, как тот, кто приказал убить, своими действиями нарушил святость священнического звания. Гейрлинг, клятвопреступник, отлученный от церкви, вынес приговор законному интенданту Корисанды и, грубо и еретически нарушив все церковные законы, исключил Уэймина из священства Церкви за "пытки и убийство собрата-священника, брата и невинного дитя Божьего".
   Уэймин не мог поверить, что у кого-то может хватить низости, наглости перед Богом, чтобы претендовать на власть делать что-либо подобное. Однако "архиепископ" сделал именно это, и светские власти приняли его решение. Действительно, они аплодировали этому.
   Он понял, что снова скрипит зубами, и заставил себя остановиться. Это было нелегко. За пятидневки своего заключения у него это вошло в привычку, и он мрачно, без юмора улыбнулся, подумав, что, по крайней мере, ему больше не придется беспокоиться об этой конкретной проблеме.
   Он оттолкнулся от окна и медленно прошелся взад и вперед по своей камере. Она была лучше, чем некоторые камеры, - предположил он, - но, опять же, это была камера обычного преступника. Десять футов в сторону, с узкой койкой, одним столом, стулом, кувшином с водой, умывальником, помятой чашкой и ночным горшком. Это было все, если не считать копии Священного Писания, которую они так милостиво ему разрешили. Строгая экономия была еще одним продуманным оскорблением, способом подчеркнуть их презрение к человеку, который был избранным защитником Матери-Церкви.
   В конце концов, однако, у них не хватило смелости - или наглости - по-настоящему воплотить в жизнь убеждения, которые они так громко провозглашали. Эйдрин Уэймин был слишком хорошо осведомлен о наказаниях, которые Книга Шулера предписывала любому, кто был виновен в преступлениях, за которые его осудили. Действительно, то, что было сделано с предателем Хаскансом, было далеко не полным таким наказанием, это просто было лучшее, что можно было сделать в то время и с помощью доступных инструментов.
   Уэймин был шулеритом. Если кто-то и знал это, так это он, и он не собирался притворяться, даже перед самим собой, что не был молитвенно благодарен за их слишком большую трусость, чтобы задать ему Вопрос или назначить Наказание Шулера. Мысли о колесе, дыбе, раскаленном добела железе - о кастрации и ослеплении, о том, что ему вспорют живот и вытащат кишки живым, а затем сожгут, - было достаточно, чтобы напугать любого мужчину, и это правильно. Шулер ввел эти меры как для предотвращения подобных преступлений, так и для наказания за них. И все же, если бы "архиепископ Клейрмант" и его регентский совет действительно обладали мужеством своих убеждений, они бы вынесли постановление о полном Наказании Шулера за его предполагаемые преступления, а не ограничились простым повешением.
   Его губы презрительно скривились, когда он вспомнил, что "Церковь Чариса" называла допросом. Они отказались использовать даже самые щадящие методы инквизиции. Лишение сна, да, и бесконечные смены следователей, долбящих, долбящих, долбящих. И он должен был признать, что они получили от него больше, чем он ожидал. Однако это было главным образом потому, что они уже так много знали. Оказалось гораздо труднее, чем он когда-либо предполагал, не отвечать на их вопросы, когда они уже продемонстрировали, что знают по крайней мере две трети ответов, прежде чем они задавали вопросы. И по мере того, как нарастала усталость, становилось все труднее и труднее предотвращать выпадение мелких кусочков и осколков.
   Но они не добились от меня главного признания, - мрачно подумал он. - Они не раз подходили ближе, чем когда-либо предполагали, но так и не поняли этого. По крайней мере, эта тайна сохранилась. Они знали - или были уверены, как подозревала Шан-вей, - кто отдал приказ, но у них, очевидно, нет никаких доказательств этого, и Камминг, по крайней мере, должен был уйти. Этот ублюдок предал бы меня через минуту, если бы ему это предложили. Но они так и не заставили меня признаться в этом - ни разу! Его глаза вспыхнули мрачным, ненавидящим торжеством - и презрением к своим врагам - при этой мысли. Дураки. Любого можно заставить признаться при должном убеждении, инквизитор знает, как сделать это! Если бы они захотели задать этот Вопрос, они бы вытянули его из меня, как бы я ни старался сопротивляться, но трусы этого не сделали.
   Светские власти были более склонны принимать... строгие методы. Действительно, Уэймин был потрясен готовностью простых солдат наложить жестокие, нечестивые руки на его персону. Похоже, предатель Хасканс был даже более популярен среди войск Гарвея, чем среди основной массы граждан Мэнчира. Явная, пылающая ненависть в их глазах, когда они узнали, что Уэймин приказал похитить и казнить священника, ошеломила интенданта, а последовавшие за этим удары кулаками и ботинками были еще хуже. Он был избит, в синяках, истекал кровью, полуголый и менее чем в полубессознательном состоянии, когда капитан, два лейтенанта и четверка сержантов в кожаных куртках спасли его. И был момент или два здесь, в тюрьме, когда один из его тюремщиков помог ему "упасть", или пара из них нанесла жестокое, умелое, методичное избиение, которое не оставляло синяков там, где кто-либо мог их увидеть.
   Сначала он думал, что солдаты, ответственные за эти действия, на самом деле действовали по приказу. Что они были истинным лицом благочестивого публичного отрицания методов инквизиции "Церковью Чариса". Но постепенно он пришел к выводу, что ошибался. Во-первых, потому, что это было так бессистемно, так некоординированно и неэффективно. Любой достойный инквизитор справился бы со всем этим гораздо лучше, гораздо эффективнее, даже не допрашивая заключенного официально. В конце концов, Уэймин делал именно это по меньшей мере дюжину раз во время своего собственного послушничества.
   Но во-вторых, и, вероятно, еще более убедительно, по крайней мере трое тюремщиков, которые были ответственны за предоставление ему "особого обращения", были строго наказаны своим собственным начальством. Это не остановило случайные злоупотребления, но он был убежден, что их наказание было искренним.
   Когда он наконец смирился с этим, то испытал два противоречивых чувства. Одним из них было еще более глубокое презрение к его похитителям, за их трусливый отказ эффективно допросить его даже под прикрытием "спонтанных" действий простых солдат. Но другим, тем, что все еще шокировало и смущало его, было осознание того, что солдаты делали это самостоятельно. Что солдаты были так разъярены смертью Хасканса, что фактически игнорировали приказ не избивать и оскорблять рукоположенного священника.
   И хуже, гораздо хуже, было сокрушительное осознание того, что солдаты были не одиноки в своем гневе.
   Несмотря на все остальное, что они сделали, его похитители, по крайней мере, разрешили ему доступ к духовнику. Он не сомневался, что их готовность позволить это была таким же циничным расчетом, как и все остальное, что они сделали, но он не мог притворяться, что не был благодарен. Они даже позволили ему встречу с настоящим священником - одним из Божьих слуг, у которого хватило честности, морального и духовного мужества оставаться открыто соблюдающим "приверженность Храму" - вместо того, чтобы дать ему возможность отвергнуть их собственное ложное и неверное духовенство. Ему разрешили исповедаться, но как осужденному убийце ему не разрешалось разговаривать наедине даже со своим духовником. Всегда при этом присутствовал священник "Церкви Чариса", поклявшийся (конечно) уважать святость исповеди (не то, чтобы Уэймин на мгновение поверил, что он действительно это сделает), даже когда он вводил юридические ограничения на исповедь. Это помешало Уэймину использовать его для передачи сообщений кому-либо за пределами тюрьмы через исповедника. С другой стороны, у него тоже не осталось никого, кому можно было бы передать сообщения, учитывая чистую прополку, которую провел Гарвей.
   Но визиты исповедника трижды за пятидневку давали ему, по крайней мере, ограниченное представление о событиях за стенами тюрьмы Касимар, и это окно подтвердило версию его пленителей о событиях в Мэнчире. Другой священник не хотел говорить ему об этом - из жалости и сострадания, как подозревал Уэймин. Он не хотел, чтобы интендант обнаружил, насколько полностью и окончательно он потерпел неудачу. И все же, в конце концов, кусочки и фрагменты, которые он был готов признать, убедили Уэймина в том, что рассказы его следователей, насмешки тюремщиков и простых солдат были слишком правдивы.
   Итак, теперь он должен был быть повешен, его великая работа во имя Бога полностью разрушена глупой доверчивостью и сентиментальностью невежественных, немытых кретинов, которые позволили себе пускать слюни над единственным провинциальным верховным священником и той судьбой, которую навлекло на него его предательство Бога и его собственных клятв.
   Эйдрин Уэймин снова закрыл глаза, расхаживая, расхаживая, и расхаживая, в то время как дымящаяся лава ненависти, неудачи и отчаяния текла через него.
   ***
   - Это подтверждено, ваше преосвященство, - мрачно сказал Валис Хиллкипер, граф Крэгги-Хилл. - У меня только что был посыльный с семафорной станции. Они повесили его сегодня утром.
   - Пусть Бог и архангелы приветствуют его как своего собственного, - пробормотал епископ-исполнитель Томис Шайлейр, проводя пальцем по скипетру Лэнгхорна.
   В роскошно обставленной комнате на мгновение воцарилась тишина и безмолвие. Было так тихо, что они могли слышать отдаленные голоса города Валейна из-за стен роскошной резиденции графа. Крэг-хаус был скорее особняком, чем замком, хотя и был окружен двадцатифутовой стеной. Он также был достаточно большим и имел достаточно... незаметных входов и выходов, чтобы Шайлейр чувствовал себя в достаточной безопасности, посещая его. Это было не так далеко и безопасно, как крошечный монастырь за пределами Сирэйбора, где он был гостем Эймилейна Гарната, законного епископа Ларчроса, но это было достаточно безопасно. Особенно теперь, когда Крэгги-Хилл, подобно графу Сторм-Кип и барону Ларчрос, незаметно увеличил численность своих собственных воинов.
   И, честно говоря, - подумал Шайлейр сейчас, - я чувствую себя здесь гораздо в большей безопасности, чем в Сардоре.
   На хорошо натренированном лице епископа-исполнителя не было и следа его мысленной гримасы. Он и Марак Халинд, его секретарь и помощник, были "гостями" Мейлвина Норкросса, епископа Баркора, почти месяц, прежде чем переехали в Ларчрос. Норкросс был одним из старших священнослужителей, которые поклялись в послушании "Церкви Чариса", чтобы сохранить свой престол, и он предложил то, что казалось самым многообещающим портом во время шторма, когда Шайлейр бежал из Мэнчира. Однако в данном случае дворец Норкросса в Сардоре, столице баронства Баркор, оказался менее подходящим, чем он надеялся.
   Тот факт, что Норкросс поклялся подчиняться и следовать указаниям "архиепископа Клейрманта", не беспокоил ни его, ни Шайлейра, поскольку никто не мог дать действительную клятву тому, кого Мать-Церковь отлучила от Церкви. И Шайлейр был уверен в преданности Норкросса законной Церкви. Его возмущение и гнев по поводу ереси "Церкви Чариса", безусловно, казались искренними, даже если епископ, официально поклявшийся в своей верности этой церкви, должен был быть осторожен в том, где он позволял им проявляться. И, во всяком случае, епископ Баркора увяз слишком глубоко, чтобы сейчас отступать. Но это не сделало Шайлейра счастливее оттого, что его безопасность зависела от барона Баркора.
   Он пришел к выводу, что сэр Жер Сумирс, нынешний барон, гораздо лучше умеет хвастаться и обещать, чем действовать. Его усилия по увеличению числа личных оруженосцев были жалкими по сравнению с усилиями таких людей, как Крэгги-Хилл и барон Ларчрос, и он был гораздо более готов давать экстравагантные гарантии в частной беседе, чем подвергать себя малейшему риску, чтобы воплотить эти гарантии в жизнь. Фактически, Шайлейр пришел к выводу, что, несмотря на всю несомненную ненависть Баркора к сэру Корину Гарвею и членам регентского совета, он был слишком робок, чтобы сделать что-либо, что могло бы привлечь к нему внимание. Он был достаточно готов говорить, даже вкладывать значительные суммы денег в организацию сопротивления, но не рисковал переходить к открытым действиям.
   Он прикрывает свою задницу, вот что он делает, - холодно подумал Шайлейр. - Если мы победим - когда мы победим - он напомнит нам всем, что он был на нашей стороне с самого начала, и он будет ожидать своей доли вознаграждения Матери-Церкви ее верным сыновьям. И если случится так, что мы не победим, он снова скроется и сделает вид, что ничего об этом не знал. Только не он! Да ведь он всегда был верным и преданным подданным князя Дейвина! Тем, кому и в голову не пришло бы бросить вызов законным приказам регентов Дейвина! А что касается церковных вопросов, то он определенно не имеет права выносить такие суждения! Кто он такой, чтобы ставить свое суждение выше утвержденного и посвященного архиепископа, сидящего в Мэнчире? Сама эта мысль никогда не приходила ему в голову.
   Но мысли о Баркоре оставили неприятный привкус во рту епископа-исполнителя, и ему не нужны были еще какие-то нехорошие ощущения в дополнение к новостям Крэгги-Хилла. Он решительно задвинул отсутствующего барона на задний план и посмотрел на людей, сидевших с ним за столом.
   Крэгги-Хилл, как их хозяин и старший дворянин их стратегического совета, сидел во главе стола. К ним присоединились граф Сторм-Кип и барон Ларчрос, также присутствовали епископ Эймилейн и капеллан Ларчроса, отец Эйруэйн Йер. Брайан Селкир, граф Дип-Холлоу, и сэр Эдалфо Линкин, герцог Блэкуотер, к сожалению, не смогли присутствовать, что и было настоящей причиной, по которой Халинд делал заметки. Это было не то же самое, как их личное присутствие, но, по крайней мере, позволило бы им быть в курсе любых решений, которые были фактически приняты сегодня.
   И нравилось им это или нет, на самом деле это был единственный способ сохранить координацию. Никому из них не нравилась идея изложения своих планов и надежд на бумаге, даже в самом надежном шифре, который только могла придумать Мать-Церковь, и все же полагаться на письменные сообщения было менее рискованно, чем если бы все участники их заговора собрались в одном месте и раскрыли себя для действий, которые, несомненно, уже осуществляли Энвил-Рок и его сын. Если уж на то пошло, граф Уиндшер разместил тридцать своих "конных констеблей" здесь, в самой Валейне. Они не добивались особого сотрудничества от подданных Крэгги-Хилла, которые были настолько замкнуты и упрямо преданы своему графу, насколько кто-либо мог бы попросить, но просто скрывать неуклонно растущее число оруженосцев Крэгги-Хилла было проблемой. На данный момент он распределил их по полудюжине поместий, разбросанных по внутренним районам его графства, где, надеюсь, никто не поймет, что каждая группа была лишь небольшой частью общей силы, которую он собирал. Однако скрывать приезды и отъезды крупных феодалов было труднее, чем спрятать несколько десятков или даже несколько сотен вооруженных людей в сельской местности.
   - Были ли какие-либо признаки беспорядков в Мэнчире после казни отца Эйдрина, милорд? - спросил Шайлейр, глядя через стол на Крэгги-Хилла.
   - Никаких, ваше преосвященство, - непоколебимо ответил высокий, крепко сложенный граф.
   - Это не обязательно означает, что их не было, ваше преосвященство, - неуверенно заметил Марак Халинд, отрываясь от своих записей. Секретарь Шайлейра был близок с Уэймином, и в его глазах горел упрямый огонек. - Это пришло по официальному семафору, - напомнил он теперь своему начальнику. - Вы же не думаете, что Энвил-Рок, или Гарвей, или - особенно - Гейрлинг признались бы в чем-либо подобном в официальном коммюнике, не так ли?
   - Хотелось бы думать, что вы, возможно, правы, отец Марак, - сказал Крэгги-Хилл, прежде чем Шайлейр смог ответить. Секретарь посмотрел на него, и граф пожал плечами. - Послание не было отправлено для всеобщего распространения, отец, - объяснил он почти мягко. - Оно было отправлено мне, к моему сведению, как члену регентского совета, и в нем конкретно сообщалось, что после казни в столице было спокойно.
   Лицо Халинда напряглось, и Шайлейр почувствовал, что он пытается сделать то же самое.
   - Итак, - сказал граф Сторм-Кип через мгновение. - Звучит так, как будто им удалось изменить ситуацию, по крайней мере, в Мэнчире.
   - Боюсь, что так оно и есть, - подтвердил Крэгги-Хилл. Он был единственным членом регентского совета, который принимал активное участие в сопротивлении, и все остальные внимательно следили за выражением его лица.
   - Не думаю, что Энвил-Рок и Тартариэн действительно доверяют мне, - начал он, - и знаю, что этот ублюдок Гарвей и его лизоблюд Дойл не доверяют. С другой стороны, если бы у них были какие-то конкретные доказательства против меня, они бы уже действовали в соответствии с ними. И что бы мы еще ни могли сказать, Энвил-Рок и Тартариэн тщательно следили за тем, чтобы все члены совета были полностью проинформированы, когда мы не можем лично находиться в Мэнчире. - Он поморщился. - У них нет особого выбора, учитывая условия их полномочий в соответствии с актом парламента, но должен признать, что они были более откровенны в своих отчетах, чем я ожидал. Из-за этого я почти уверен, что они не лгут и даже не искажают свой взгляд на ситуацию, когда говорят, что арест отца Эйдрина и его сообщников, похоже, сломил хребет любому эффективному сопротивлению в самом Мэнчире.
   Граф помолчал всего мгновение, пристально глядя на Шайлейра странно непроницаемыми карими глазами, затем пожал плечами.
   - Правда в том, ваше преосвященство, что отец Эйдрин, похоже, сильно недооценил популярность отца Тимана в Мэнчире. Мы знали, что он всегда был популярен среди сброда, обычного городского отребья, но, похоже, его также слушал значительный процент лучших людей. Я не говорю, что они согласились с ним, но кажется совершенно очевидным, что его... казнь вызвала общее чувство возмущения. И когда Гарвей последовал за этим возмущением, арестовав отца Эйдрина и практически всю его руководящую группу - и когда ему удалось собрать так много доказательств, полностью исключающих необходимость каких-либо дополнительных признаний во всем, чего они уже достигли, а также их планов на будущее, - это было довольно решительно.
   - Боюсь, Валис прав в этом, ваше преосвященство, - тяжело сказал Сторм-Кип. Епископ-исполнитель поднял бровь, глядя на него, и граф покачал головой. - То, что аресты последовали так быстро после казни Хасканса, особенно когда до этого было так мало арестов, показало Гарвея не просто решительным, но и эффективным. Многие люди, которые пытались решить, в чем заключается их истинная лояльность, колебались в значительной степени из-за неопределенности в вопросе о том, может ли регентский совет обеспечить стабильность или нет. Есть ли у него силы стоять на ногах. Что ж, - он поднял правую руку ладонью вверх, - теперь, похоже, вынесен вердикт. По крайней мере, в том, что касается Мэнчира. И, честно говоря, сдержанность, проявленная Гейрлингом, способствует общему признанию авторитета как регентского совета, так и "Церкви Чариса".
   - Сдержанность! - повторил Эймилейн Гарнат, недоверчиво глядя на Сторм-Кипа. - У него повешены пять священников Матери-Церкви, включая законного интенданта архиепископства, и двадцать один брат из монастыря святого Жастина, милорд. Повешены светскими властями в прямое нарушение Писания! Еще двадцать пять или тридцать священников и братьев все еще находятся под стражей - светской стражей - для отбывания тюремных сроков. Тюремные сроки для посвященных священников Бога!
   - Это правда, епископ Эймилейн. - Голос Сторм-Кипа был несколько холоднее, чем тот, которым он обычно разговаривал с епископом. - С другой стороны, предполагая, что он серьезно относится к утверждению власти от имени Церкви в Корисанде, Гейрлинг мог бы с таким же успехом подвергнуть всех их Вопросу и приговорить к полному Наказанию Шулера. Так уж получилось, что нет никаких доказательств того, что кого-либо из них, включая отца Эйдрина, даже допрашивали под давлением. Мы с вами, возможно, осознаем чудовищность преступления Гейрлинга против Матери-Церкви и Бога, - по его тону Шайлейр подумал, что граф был гораздо менее впечатлен серьезностью этого преступления, чем Гарнат, - но большинство простых людей - нет. Они рассматривают церковное право как дело Церкви, и они видят, что "архиепископ Клейрмант" мог бы допросить каждого из своих заключенных за убийство священника до того, как они сами были казнены. Возможно, они не знают обо всем остальном, что предписывает Книга Шулера для такого рода преступлений, но они знают это достаточно хорошо, и они знают, что Гейрлинг этого не делал. И остальная часть духовенства, по крайней мере, знает, какое наказание Шулер назначает для всех, кто осужден за убийство священника. Что касается людей, которые видят эти вещи, милорд, то это сдержанность, и нет смысла притворяться, что это не так. Мы должны иметь дело с тем, что есть, а не с тем, с чем нам бы хотелось, и обманывать самих себя - лучший способ, который я могу придумать, чтобы потерпеть неудачу в наших усилиях по устранению всей этой мерзости.
   Гарнат начал горячо отвечать, но Шайлейр поднял руку, останавливая его. - Мир, Эймилейн, - сказал он тихо, но твердо. - Боюсь, граф Сторм-Кип не сказал ничего, кроме правды. И он прав насчет того, что простые люди оставляют вопросы церковного права на усмотрение Церкви. Если уж на то пошло, это именно то, что они должны делать. Просто... прискорбно, что в данном случае люди, утверждающие, что говорят от имени Матери-Церкви, на самом деле служат Шан-вей.
   Выражение лица Гарната было явно несчастным, но он откинулся на спинку стула, повинуясь жесту Шайлейра. Епископ-исполнитель мгновение пристально смотрел на него, затем снова обратил свое внимание на Крэгги-Хилла.
   - Из того, что вы сказали, и из того, что сказал Саламн, - он кивнул на Сторм-Кипа, - кажется, что сейчас, по крайней мере, у нас нет выбора, кроме как отказаться от любой надежды на народное восстание в Мэнчире. Вы бы согласились?
   - Боюсь, что да, ваше преосвященство. - Крэгги-Хилл откинулся на спинку стула и потянул себя за мочку уха. - Всегда было трудно координировать усилия отца Эйдрина с нашими собственными. И, честно говоря, юго-восточная часть княжества, похоже, все больше склоняется к тому, чтобы последовать примеру столицы. Я пытался отговорить Энвил-Рока и остальных от сосредоточения своих усилий к югу от Баркора, но не мог давить слишком сильно, и, к сожалению, они были слишком умны, чтобы распределять свои силы и свои усилия так тонко, как я хотел. - Он пожал плечами. - В результате они смогли построить себе то, что представляет собой безопасную базу, простирающуюся за пределы столицы. Не пытаюсь сказать, что они полностью в безопасности, но за ними есть Рочир, Тартариэн, Эйрит, Корис, Дейруин и сам Мэнчир. Северо-запад и запад - это скорее выбор - они могут пойти в любую сторону. Уинд-Дотер, вероятно, на этом этапе выступил бы за регентский совет в любой открытой конфронтации, но у островитян не так много населения. И это оставляет нас здесь, на севере, где на данный момент власть Энвил-Рока и Тартариэна, мягко говоря, шатка.
   - Так что же, по-вашему, они планируют, милорд? - спросил Шайлейр.
   - Точно знаю, что они планируют, ваше преосвященство. Я присутствовал на достаточном количестве их встреч для этого! По сути, их стратегия состоит в том, чтобы продолжать постепенно расширять зону своего контроля, работая за пределами Мэнчира. Это будет не быстро, но они решили, что стабильность - и успех - важнее, чем быстрота, и они не собираются переусердствовать.
   - Что дает нам, по крайней мере, немного больше времени, - заметил барон Ларчрос.
   - Да, но мы не можем позволить себе растратить его впустую, - решительно сказал Сторм-Кип. Головы вокруг стола закивали. События развивались с удручающей медлительностью, несмотря на все их усилия, и каждый из них остро ощущал, как утекают часы и дни.
   - Что ж, хорошая новость заключается в том, что мы, возможно, все-таки сможем начать двигаться, - сказал Крэгги-Хилл. Остальные посмотрели на него, и он кисло улыбнулся. - Герцог Зибедии наконец-то готов перестать танцевать вокруг да около. О, он все еще настаивает на нашей гарантии признания полной независимости Зибедии - с ним как герцогом, конечно, - но думаю, что на данный момент это формальность. Во всяком случае, он взял на себя обязательство снабдить нас мушкетами новой модели, в которых мы нуждаемся. Или, по крайней мере, некоторыми из них.
   - У него есть возможности? - Шайлейр выпрямился в кресле, глаза его заблестели.
   Хотя его светские соратники неуклонно наращивали численность своих вооруженных сил, все они слишком хорошо осознавали нехватку оружия. В этом отношении они были слишком плохо снабжены, чтобы вооружить людей, которых они уже собрали, даже мечами и пиками, и у всех них, вместе взятых, было менее четырехсот мушкетов - все они были старомодными гладкоствольными и с фитильными замками. Они могли бы полностью превзойти одни силы Гарвея, но как только вице-король генерал Чермин отправит своих морских пехотинцев с их винтовками и артиллерией в поле для поддержки, любая форма вооруженного восстания станет бесполезной. Это не могло привести для сопротивления ни к чему, кроме кровавой бойни, особенно теперь, когда юго-восточная часть княжества принимала власть регентского совета, и епископ-исполнитель знал об этом.
   Но сейчас....
   - Это только винтовки, Валис? - спросил Сторм-Кип.
   - Давай не будем пренебрегать винтовками, Саламн, - ответил Крэгги-Хилл с кислой улыбкой. Сторм-Кип кивнул в знак согласия, а Крэгги-Хилл пожал плечами. - На данный момент он обещает только винтовки. Он говорит, что мы можем получить первые четыреста или пятьсот в течение месяца или около того после достижения фактического соглашения. С артиллерией будет сложнее, потому что Кэйлеб слишком ограничивает ее доступность для Зибедии. Очевидно, по какой-то странной причине он не совсем доверяет Зибедии.
   Судя по выражениям лиц его коллег-заговорщиков, это не стало совсем ошеломляющим откровением.
   - Это поднимает интересный вопрос, милорд, - заметил Гарнат. - Если Кэйлеб наблюдает за Зибедией, сможет ли он на самом деле отвлечь достаточно винтовок, чтобы что-то изменить?
   - Не знаю, - откровенно сказал Крэгги-Хилл. - Я знаю, что, по словам его посланника, он уже творчески "потерял" где-то около двухсот винтовок, которые проходили через Зибедию. Очевидно, никто в интендантском корпусе Кэйлеба даже не заметил этого. Однако большая часть оружия, которое он предлагает нам доставить, вообще никогда официально не поступит в Зибедию.
   - Прошу прощения, милорд? - брови Гарната поползли вверх, а Крэгги-Хилл фыркнул.
   - Я тоже не знаю, как он планирует это сделать, епископ Эймилейн, но его посланник, похоже, уверен в себе. Очевидно, герцог Зибедии нисколько не утратил своей склонности к хитрости. Насколько я могу судить по тому, в чем проговорился его посланник, у него есть контакт в Чисхолме, который в состоянии переправить оружие и материалы от их новой "имперской армии". Так быстро, как они расширяются, и со всем, что должно происходить, пока они беспокоятся о контратаке Церкви, я не удивлюсь, если кто-то с достаточно большими яйцами - если вы простите за выражение - сможет "потерять" довольно много винтовок или даже кусочки артиллерии, если он находится в нужном положении. И из того, что говорит посланник Зибедии, похоже, что его контакт в Чисхолме находится в правильном положении. - И снова все за столом закивали головами, на этот раз с разной степенью глубокого удовлетворения. Если Крэгги-Хилл был прав, то они наконец-то могли приступить к серьезному планированию. Если бы у них было оружие и огневая мощь, чтобы достаточно долго противостоять Гарвею, нашлось бы много сторонников Храма, которые объединились бы под их знаменами, и впервые за слишком долгое время они разделили чувство настоящей уверенности.
   Однако ни одна из этих кивающих голов не знала о крошечном, почти микроскопическом сенсорном дистанционно управляемом пульте, прикрепленном к нижней стороне одной из потолочных балок камеры, в то время как он подслушивал весь их разговор.
  
   .V.
   Императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   - Мерлин!
   Императрица Шарлиэн, чья беременность только начинала проявляться, вскочила на ноги, когда в дверь вошел высокий черноволосый стражник. Это было не похоже на то, как коронованная глава государства должна приветствовать простого капитана императорской стражи, но никто в зале совета, казалось, не замечал никаких нарушений.
   Эдуирд Сихэмпер, личный оруженосец Шарлиэн, дежурил внутри зала. Его лицо выглядело так, как будто оно вот-вот расколется надвое вокруг середины его огромной ухмылки, и император Кэйлеб был не более чем на шаг или два позади своей жены, когда они вдвоем приблизились к капитану Этроузу. Князь Эмерэлда Нарман откинулся на спинку стула с приветственной улыбкой, чья искренняя теплота поразила бы даже самого Нармана всего несколько месяцев назад, а улыбка архиепископа Мейкела была почти такой же широкой, как у Сихэмпера.
   - Ваше величество, - ответил Мерлин, когда Шарлиэн обняла его в объятии, которое угрожало бы структурной целостности простой грудной клетки из плоти и крови, даже если бы он был одет в кирасу. Его тон был деловым, почти мягким, но это не обмануло никого из присутствующих, и он осторожно обнял ее в ответ.
   - Это заняло у тебя достаточно много времени, - заметил Кэйлеб, протягивая руку, чтобы обнять Мерлина за предплечья, когда Шарлиэн отодвинулась, чтобы дать ему место.
   - Это действительно заняло больше времени, чем я ожидал, - признался Мерлин. - С другой стороны, Анжилик тоже оказалась намного более впечатляющей, чем я ожидал.
   - Мы хотим услышать об этом все, - сказала Шарлиэн. Потребность Мерлина поддерживать в Зионе как можно более низкий профиль, говоря электронным языком, исключала возможность ежедневных разговоров, к которым они привыкли. Он передал достаточно информации, чтобы держать их в курсе событий, но они мало знали о деталях.
   - Мы хотим услышать об этом все, - повторила Шарлиэн, - но прямо сейчас у нас нет времени на полный отчет. Марак и мама вот-вот будут здесь. Так что все, на что у них нет разрешения, придется отложить на потом. Конечно, за исключением того, что ты можешь втиснуть до того, как они прибудут.
   - Понял, ваше величество, - сказал Мерлин и слегка поклонился.
   Барон Грин-Маунтин и королева-мать Эйлана были так же удивлены, как и почти все остальные, когда было объявлено, что капитан Этроуз удалится от двора на запоздалый период размышлений. Они тоже были менее счастливы, чем некоторые, учитывая, насколько ловким оказывался Мерлин, когда дело доходило до пресечения попыток убийства. Тем не менее, они также признали, что заключение Кэйлеба и Шарлиэн во дворце - возможно, усиленное погодой, даже если бы не было других факторов, которые следовало учитывать, - предоставило ему возможность сделать именно это, не ставя под угрозу их безопасность. Однако они также знали лучше, чем большинство, насколько он был близок к Шарлиэн и Кэйлебу. Теперь, когда он вернулся, они, вероятно, дадут императору и императрице хотя бы немного времени, чтобы поприветствовать его дома. С другой стороны, предполагалось, что это будет рабочая встреча, и нужно было уладить очень много деталей, прежде чем Кэйлеб и Шарлиэн отправятся в запланированное путешествие в Теллесберг в конце месяца.
   В сложившихся обстоятельствах Мерлин был уверен, что они скоро появятся. К счастью, лейтенант Фрэнз Астин, заместитель Мерлина в личной охране Кэйлеба, дежурил на посту снаружи зала совета. Астин знал о "видениях" Мерлина, а также знал, что Грин-Маунтин и Эйлана не были допущены к этим знаниям. На него можно было положиться, он постучит в дверь и объявит о прибытии первого советника и королевы-матери вместо того, чтобы просто открыть ее и пропустить их внутрь.
   В то же время, - Короткая версия заключается в том, что, если что-то не пойдет невероятно неправильно, Анжилик собирается безопасно вывезти себя и всех своих людей - и, поверьте мне, их больше, чем мы когда-либо подозревали, - из земель Храма в город Сиддар. Мне также удалось выяснить, как они доберутся оттуда до Теллесберга, и думаю, что все должно сработать нормально. В некотором смысле это будет немного щекотливо, но у нее отличные отношения с Домом Квентин, и она уже забронировала места на одном из тех "сиддармаркских" кораблей с экипажами из чарисийцев, которые, похоже, приобрели Квентины.
   Он широко улыбнулся, вспомнив свое восхищение, но потом посерьезнел. - Другая хорошая новость заключается в том, что ей удалось нечто совершенно экстраординарное. С ней семья Сэмила Уилсина и семьи четырех других викариев, которые были членами "Круга" Уилсина. Это достаточно удивительно, чтобы продолжать, но ей также удалось вытащить тринадцать семей других викариев со всех земель Храма. И ей удалось вытащить архиепископа Жэйсина из Гласьер-Харт и еще шестнадцать епископов "Круга" и епископов-исполнителей... и их семьи. - Он покачал головой. - Это более двухсот мужчин, женщин и детей, которых Клинтан и инквизиция ищут повсюду. Когда станет известно, что они потерпели неудачу в таком масштабе, это никак не повлияет на ауру всемогущества Клинтана.
   - Боже мой, - голос Кэйлеба звучал почти благоговейно. - Как, во имя всего истинно святого, ей это удалось?
   - Очевидно, я не смог расспросить ее о деталях, так как даже не понимал всего, что она задумала, пока уже не возвращался сюда. Если уж на то пошло, даже сейчас сомневаюсь, что на самом деле нашел все. Но из того, что я видел о том, как она работает, это, вероятно, не заняло всей той численности людей, которую собирается предположить Клинтан. Я бы предположил, что она, вероятно, была единственным человеком за пределами самого "Круга", которому Уилсин доверил имена каждого члена своей группы, и если бы мне пришлось выбрать самую опасную вещь в ней, с точки зрения Клинтана, это то, что она планирует заранее - и с удвоенной силой.
   - Я сам следил за Каниром, так что у меня довольно хорошее представление о том, что она сделала в его случае, и предположил бы, что она использовала ту же технику с большинством других. С вариациями, конечно. Но, проще говоря, она определила людей, наиболее подверженных риску из-за их связи с "Кругом", и организовала - по крайней мере, в случае с Каниром много лет назад - сеть, чтобы быстро и незаметно вытащить их в чрезвычайной ситуации. Ее представление о том, как поддерживать оперативную безопасность, заставляет любого другого, кого мы еще видели, даже вас, ваше высочество, - он улыбнулся Нарману, - выглядеть слишком болтливым. Гарантирую вам, что ни один из людей, которых она собиралась спасти, не знал о ее планах больше, чем сам Канир. Таким образом, если бы один из них был взят, он не смог бы раскрыть существование сети кому-либо еще. И я почти так же уверен, что люди, с которыми она связалась, чтобы спасти людей, понятия не имели, кто она такая и как вступить с ней в контакт. Это была сотовая система - "спящие ячейки", как их называли на Старой Земле, - которая уже существовала и ждала задолго до того, как Клинтан обнаружил существование "Круга". Все, что ей нужно было сделать, это отдать командам по извлечению заранее подготовленные приказы об исполнении...
   - Похоже, нам нужно нанять ее для работы на тебя, Нарман, - сказал Кэйлеб, глядя на пухлого маленького эмерэлдца с мерцающей улыбкой.
   - Мне кажется, ваша светлость, что нам нужно создать для нее собственное специальное бюро и назначить ответственной за тайные операции, - очень серьезно ответил Нарман. - Я никогда не пытался сделать что-либо в том масштабе, который описывает Мерлин, и, конечно, не прямо под носом у инквизиции, но думаю, что ощущаю трудности такого дела. И степень предусмотрительности и планирования. Понимаю, что у нее были годы - десятилетия - чтобы привести все это в порядок, но я все еще глубоко впечатлен.
   - Что ж, - выражение лица Мерлина было серьезным; теперь оно стало определенно мрачным, - я согласен с вами, что я впечатлен, ваше высочество, но не ожидайте впечатлить ее. - Он глубоко вздохнул. - Возможно, она вывела двести человек, однако, судя по тому, что удалось выяснить Сове, Клинтан арестовал почти две тысячи.
   - Две тысячи? - Шарлиэн повторила очень тихо и осторожно, ее тон был пораженным, и Мерлин медленно кивнул.
   - "Круг" Уилсина был больше, чем мы подозревали, - тяжело сказал он. - В дополнение к нему и его брату, было по меньшей мере двадцать других викариев - вполне возможно, их было больше; на данный момент, согласно удаленному пульту Совы, оставленному в Зионе, арестовано более тридцати. Кроме того, арестованы семьи всех обвиняемых викариев - кроме тех, кого спасла Анжилик, - а также каждый член личного персонала викариев и их семей. И они арестовали пятьдесят епископов и архиепископов, а также всех их ближайших родственников.
   - Тридцать викариев? - Стейнейр покачал головой, выражение его лица было таким потрясенным, каким Мерлин его еще никогда не видел. - Это десятая часть всего викариата!
   - Я в курсе этого, ваше преосвященство. И думаю, что Клинтан еще не закончил. Очевидно, что он пользуется этой возможностью, чтобы очистить викариат от всех, у кого, по его мнению, может хватить смелости выступить против него. И, - лицо ПИКА Мерлина было высечено из гранита, - инквизиция уже объявила, что намерена применить всю строгость Книги Шулера к любому "мерзкому, отрекшемуся и проклятому предателю, который предал свои клятвы Богу, архангелам и Матери-Церкви, кем бы он ни был или какой должности он мог достичь", а также их семьям.
   Рука Шарлиэн поднялась, чтобы прикрыть рот, и Кэйлеб злобно выругался вполголоса. Выражение лица Нармана на самом деле совсем не изменилось, и все же в его глазах было странное ожесточение - ледяное, скорее ощущаемое, чем видимое, - и выражение лица Сихэмпера было подходящим зеркалом для ярости Кэйлеба. Но Стейнейр был, во многих отношениях, самым пугающим из всех.
   Мейкел Стейнейр был нежным, сострадательным и любящим человеком. Любой, кто когда-либо встречался с ним, понимал это. Но у этой мягкости и сострадания была и другая сторона - яростная защитная сторона. Та сторона, которая сделала его настоящим пастырем. И в тот момент, когда Мерлин посмотрел на архиепископа Чариса, он увидел пастуха, стоящего между своим стадом и одним из шестилапых "катамаунтов" Сэйфхолда с охотничьим копьем в руках и смертью в сердце.
   - Он действительно сделает это, как ты думаешь, Мерлин? - тон клинической отстраненности Нармана никого из них не обманул. Все они посмотрели на него, и эмерэлдец пожал плечами. - Я имею в виду, неужели ты думаешь, что Тринейр, Мейгвейр и Дючейрн позволят ему сделать что-то настолько глупое?
   - Не знаю, - честно ответил Мерлин. - Анжилик гораздо лучше, чем мы, понимает, что происходит внутри викариата и храмовой четверки. Из того, что она сказала, я думаю, что Дючейрн остановил бы Клинтана, если бы мог, но Мейгвейр, по сути, ничтожество. Хуже того, по мнению Анжилик, он, вероятно, согласен с Клинтаном в необходимости подавления любой возможной оппозиции. И сомневаюсь, что у него хватит морального мужества или достаточного авторитета в их четверке, чтобы остановить это, даже если бы он захотел. Тринейр достаточно умен, чтобы понять, какой вред может нанести такой перекос, но боюсь, что в краткосрочной перспективе он достаточно отчаялся, чтобы согласиться. Вопрос, который у меня на уме, заключается в том, собирается ли Дючейрн попытаться остановить Клинтана или нет... или признать, что он не может. Что все, чего он мог бы добиться, - это добавить в список еще одну жертву - на этот раз из самой храмовой четверки.
   - И мне неприятно это говорить, Нарман, - резко сказал Кэйлеб, - но с их точки зрения это может показаться совсем не глупым. Их флоты достаточно близки к завершению, чтобы они были готовы, по крайней мере, скоро начать контратаку. В то же время престиж и авторитет "храмовой четверки" сильно пострадали от всех неудач, которые они пережили на сегодняшний день. Не говоря уже о том факте, что остальная часть викариата знает, что вся война началась исключительно из-за того, что четверка облажалась. Я не знаю насчет Дючейрна, но наверняка Клинтан, и почти так же наверняка Тринейр и Мейгвейр рассматривают это как возможность восстановить железную хватку над викариатом. Они собираются подавить любой возможный внутренний голос оппозиции - особенно любой голос, который мог бы посоветовать умеренность в победе, - прежде чем они выпустят на нас свой новый флот. И если они победят, они собираются сделать точно такие же вещи со всеми нашими людьми. Они думают, что создадут столько ужаса, столько страха, что никто никогда больше не посмеет спорить с их толкованием Божьей воли и их собственной силы.
   Карие глаза императора потемнели от видения того ужаса, которым станет Церковь Ожидания Господнего, если победит храмовая четверка.
   - В долгосрочной перспективе это уничтожит их и, возможно, даже Церковь, - продолжал он, его голос все еще был горьким и холодным. - О каком зверстве они говорят, которое постигло так много мужчин и женщин - и детей, черт бы забрал черные сердца этой четверки в ад, - известных всей остальной части викариата? Двоюродным братьям, тетям и дядям остальных членов викариата? - Он покачал головой с мрачной уверенностью пророка. - В конце концов, даже те, кто больше всего боится их в этот момент, будут помнить. Возможно, ни у одного из них не хватит мужества и моральной стойкости противостоять им сейчас, но, в конце концов, они вспомнят, что даже ящерицы-падальщики могут одолеть великого дракона... если их будет достаточно и они нападают с разных сторон.
   - Так что ты прав, Нарман. В конечном счете, это было глупо с их стороны. В долгосрочной перспективе. В полноте времени. Но они не думают о долгосрочной перспективе. Они думают о настоящем, прямо сейчас и, возможно, в следующем месяце или в следующем году. Это все, на что распространяется их видение, и поэтому я говорю вам, так же уверенно, как я стою здесь, в этом зале совета, в этот момент, они собираются это сделать. Боже, помоги нам всем, - его голос упал до шепота, - они собираются это сделать!
  
   .VI.
   Личная часовня Робейра Дючейрна, Храм, город Зион, земли Храма
  
   Робейр Дючейрн опустился на колени перед крошечным алтарем, обхватив руками простой деревянный скипетр, его глаза были устремлены на икону Лэнгхорна с ее золотым поднятым аналогом скипетра, который он держал в своих простых смертных руках, и почувствовал, как слезы текут по его лицу.
   Помоги мне, - взмолился он. - Святой Лэнгхорн - Боже, помоги мне! Я не могу позволить этому случиться. Я не могу, не вдобавок ко всему остальному! Это не может быть тем, что Вы хотите, чтобы было сделано от Вашего имени. Скажите мне, как это остановить! Покажите мне путь!
   Но икона молчала. Она не дала ответа, и, как бы он ни напрягал слух своей души, он не услышал шепота Божьего голоса в своем сердце.
   Он закрыл глаза, лицо исказилось от боли, сжимая скипетр, который он держал так сильно, что был удивлен, что резное дерево не разлетелось вдребезги в его руке. Он думал, что знал, что собирается сделать Клинтан, и боялся этого, отчаянно пытался придумать какой-нибудь способ остановить это - даже предупредил предполагаемых жертв. И все же его худшие кошмары не соответствовали тому, что происходило на самом деле.
   Дючейрн был единственным членом храмовой четверки, к которому Сэмил Уилсин когда-либо осмеливался подойти напрямую. Поэтому, когда прошлой осенью Клинтан начал бросать свои таинственные, ухмыляющиеся маленькие намеки, Дючейрн был совершенно уверен, кем были его цели. Но ни Тринейр, ни Мейгвейр не поняли этих намеков. Они знали, что что-то витает в воздухе, как и все остальные, и все же они были так же удивлены, как и любые другие члены викариата, когда Клинтан и его инквизиторы действительно нанесли удар. Поначалу они были склонны к недоверию, думая, что Клинтан, должно быть, отреагировал слишком остро. В конце концов, он не был известен своей умеренностью. Но Клинтан был готов к этому, и Дючейрн еще крепче сжал скипетр, вспомнив эту сцену...
   ***
   - Что все это значит, Жэспар? - потребовал ответа Замсин Тринейр. Обычно вежливый и сдержанный голос канцлера был резким, выражение его лица было напряженным от смешанного гнева и несомненного страха, когда он столкнулся с великим инквизитором через стол совета.
   - Думаю, это достаточно ясно, - ответил Клинтан холодным, опасно ровным тоном. - Я уже некоторое время говорю всем вам, что у нас были предатели прямо здесь, в викариате. Понимаю, что вы трое игнорировали мои предупреждения. Что вы спокойно шли своим путем, предполагая, что это просто случай, когда я снова вижу врагов в каждой тени. Ну, не скажу, что этого не случалось в прошлом. Я тоже не буду извиняться за это, лучше быть чрезмерно подозрительным, чем слепо не обращать внимания на службу Бога и Шулера.
   - Но не в этот раз. О, нет, не в этот раз! Эти ублюдки сговорились против Матери-Церкви, против власти великого викария, против нашей борьбы с еретиками в Чарисе и против Самого Бога. Они могут приукрашивать это как им заблагорассудится, пытаться оправдать это любым способом, который они выберут, но правда выйдет наружу. Поверьте мне. Правда... будет... выходить.
   Робейр Дючейрн не мог припомнить, чтобы когда-либо видел выражение лица Жэспара Клинтана таким уверенным в себе и таким полным железной решимости. Он излучал ужасающую силу, когда сердито смотрел на своих трех коллег, пригнувшись вперед, как огромный разъяренный дракон с горящими глазами, готовый открыть свою огромную пасть и атаковать с ревом убийственной ярости.
   Казначей начал открывать рот, хотя совершенно не представлял, что собирается сказать. Пока он колебался, подыскивая слова, Тринейр откинулся на спинку стула, пристально глядя на него, и заговорил первым.
   - Какая правда, Жэспар? - спросил он. - Знаю, что Уилсин и его брат всегда были критиками, всегда были занозой в заднице. И знаю, что они были опасны - по крайней мере, для нас. Но есть огромная разница между этим и тем, в чем вы их сейчас обвиняете. И все эти аресты, полуночные захваты женщин и детей... Лэнгхорн, чувак! Разве ты не видишь, к чему это приведет? Ты думаешь, все эти люди не связаны родственными узами с другими семьями на землях Храма? Некоторые из них связаны со мной, ради Бога! Как, по-твоему, отреагируют остальные члены викариата, если они подумают, что их семьям будет угрожать нечто подобное только потому, что мы думаем, что они выступают против нашей политики?
   - Это то, что ты думаешь, что это такое? - Клинтан недоверчиво уставился на Тринейра. - О, это дало бы мне убедительную возможность разобраться с этим ханжеским ублюдком и его братом, не думай ни на мгновение, что этого не произошло бы. Но это не то, что я придумал только для того, чтобы уничтожить врага, Замсин. Это не то, что пришло мне в голову. Это заговор, который простирается далеко за возможности Уилсина и его брата, и только по милости Божьей я вообще узнал об этом.
   - Какого рода заговор? И как только ты "узнал об этом"? - потребовал Тринейр, его скептицизм слегка рассеялся перед тоном стальной уверенности Клинтана.
   - Они сговорились свергнуть инквизицию и ее данную Богом власть в качестве первого шага в их плане по признанию законности "Церкви Чариса", - решительно сказал Клинтан. - Они собирали материалы, которые, как они полагали, могли бы использовать для шантажа других викариев, вынуждая их выступать против нас и великого викария, как средство сделать именно это. Они неуклонно работают над подрывом фундаментальных церковных доктрин, в том числе доктрины непогрешимости великого викария, когда он говорит от имени Лэнгхорна, и планируют подорвать центральную власть Матери-Церкви, фактически поддерживая требования таких людей, как Стейнейр и его так называемые "реформисты", для местных выборов епископов. Думаю, что все это представляет собой довольно серьезную угрозу Матери-Церкви и Божьему плану Сэйфхолда, Замсин. И это даже не считая некоторых вещей, которые мы обнаружили в их личном вырождении.
   Дючейрн почувствовал внезапный приступ тошноты, услышав, как лицемер вроде Клинтана обвиняет кого-то другого в "вырождении". Тем не менее, даже он был немного озадачен другими обвинениями великого инквизитора. Он никогда не сомневался, что Клинтан исказил и неверно истолковал все, чего пытались достичь Сэмил и Хоуэрд Уилсин - у казначея была та ужасающая записка, которую Хоуэрд сунул ему в качестве доказательства, - но он был пугающе уверен, что Клинтан мог продать свою интерпретацию их намерений многим, возможно, даже большинству других викариев. Эти другие викарии уже были в ужасе от последствий войны с Чарисом, и сообщения о том, что все больше и больше склонных к реформам священнослужителей переходят в Церковь Чариса в таких местах, как Эмерэлд и Корисанда, только заставили бы их еще больше заподозрить, напугаться призраком предательства изнутри.
   - Это серьезные обвинения, - сказал Тринейр, и на этот раз канцлер казался потрясенным, даже немного испуганным. - И ты все еще не рассказал нам, как ты пришел к "открытию" всего этого? И почему ты не рассказал нам всем об этом в то время?
   - Во-первых, я не рассказывал об этом остальным из вас, потому что это было делом инквизиции, а не вашим, - прямо сказал Клинтан. - Лэнгхорн и Шулер создали инквизицию специально для борьбы с такого рода внутренней гнилью. Мне не нужно было консультироваться ни с кем другим, чтобы понять, чего требует от меня моя должность и мои собственные клятвы. Во-вторых, я не сказал остальным из вас - или кому-либо, кроме Уиллима Рейно и горстки старших инквизиторов, чьей способности держать язык за зубами я безоговорочно доверял, - потому что заговорщикам было важно не знать, что я узнал об их действиях, пока зима не поймала их здесь, в Зионе, и у меня было время завершить предварительное расследование и организовать одновременный арест всех виновных. Я не говорю, что кто-то из вас намеренно предупредил бы кого-то, способного на такую ужасную измену, - его глаза на мгновение метнулись к лицу Робейра Дючейрна, и эти глаза стали холодными, а не горячими, - но даже одно неосторожное слово в неправильном месте могло предупредить их, прежде чем я был готов. Вы понятия не имеете, как далеко простирались их сети, как глубоко проникла их коррупция в штат других викариев и других архиепископов.
   - Что касается того, как это обнаружилось, я хотел бы поставить это себе в заслугу, но не могу. - Глаза Дючейрна были не единственными, которые расширились от удивления, когда Жэспар Клинтан отрекся от заслуг в раскрытии заговора такого масштаба, какой он только что описал. - Так получилось, - продолжил он, - что кто-то, кто был завербован заговорщиками и узнал, куда они на самом деле направлялись, обратил на это мое внимание.
   - Кто? - Дючейрн услышал, как потребовал его собственный голос.
   Клинтан некоторое время молча, почти задумчиво смотрел на него, затем кивнул. Он с легким усилием отодвинул стул, подошел к двери палаты и открыл ее.
   - Да, ваша светлость? - сказал инквизитор в пурпурной сутане за дверью. - Приведи его, - решительно сказал Клинтан. - Немедленно, ваша светлость.
   Инквизитор поклонился, затем повернулся и быстро пошел по коридору, в то время как Клинтан вернулся на свое место за столом. Он снова сел, скрестил руки на груди и сидел молча, ожидая.
   Ожидание было не таким долгим, как казалось - Дючейрн был уверен в этом, - но, казалось, прошла вечность, прежде чем дверь снова открылась и инквизитор вернулся. Его сопровождал еще один мужчина, на этот раз в белой сутане архиепископа с оранжевой отделкой.
   - Полагаю, что все вы знаете архиепископа Хэнки, - сказал Клинтан. Глаза Дючейрна сузились. Он действительно встречался с Никласом Стэнтином, архиепископом Хэнки, хотя и не очень плотно. Их пути пересекались несколько раз, особенно когда речь шла о деталях финансов Хэнки, но по-настоящему он никогда его не знал. Теперь он рассматривал явно испуганного мужчину перед собой, гадая, что скрывается за этим изысканно скроенным фасадом. В карих глазах Стэнтина было что-то темное, и его руки заметно дрожали, прежде чем он спрятал их в рукавах сутаны.
   - Никлас пришел ко мне в мае прошлого года, - продолжил Клинтан. - Он разыскал меня, потому что ему стало известно о поистине ужасном заговоре так называемых людей Божьих прямо здесь, в викариате. Они подошли к нему, и в течение некоторого времени, как он свободно признается, он позволил себе быть увлеченным и обманутым их ложью. Они убедили его, что их целью было просто "исправить" некоторые "злоупотребления" внутри Матери-Церкви. - Великий инквизитор тонко улыбнулся. - Похоже ли это на то, что мы слышим из других стран о "реформистах", топчущих друг друга в своем стремлении предать Мать-Церковь Стейнейру и его еретикам?
   Дючейрн почувствовал, как у него упало сердце, когда он понял, какой отклик этот вопрос найдет у других испуганных викариев. Действительно, он увидел огонек в глазах Тринейра, и по выражению лица Мейгвейра было очевидно, что он готов принять все, что потребуется, чтобы подавить любой "реформистский заговор", исходящий изнутри Храма.
   - Сначала Никлас был настолько впечатлен их очевидной искренностью и набожностью, что позволил себя увлечь, - продолжил Клинтан, позволив своему вопросу полностью проникнуть в суть. - Со временем, однако, он пришел к пониманию того, что их действительные цели были гораздо более зловещими. А потом разразилась эта история с Чарисом. В своем стремлении воспользоваться представившейся возможностью, они, по его мнению, допустили ошибку, зайдя слишком далеко в открытую, и он начал видеть вещи, которых раньше не видел, в том числе свидетельства глубоко скрытой личной коррупции. Думаю, он был по понятным причинам напуган - как тем, что он обнаружил, так и тем, как Мать-Церковь и управление инквизиции могут отреагировать на его собственное участие. Ему потребовалось некоторое время и много молитв, чтобы осознать, что его долг - довести все это до моего сведения. Выложить это передо мной, чтобы Мать-Церковь могла защититься от этого ночного нападения. Он осознавал, какому личному риску подвергался, сообщая мне об этом, но все же был полон решимости сделать это, и он это сделал.
   Имеешь в виду, он был так напуган тем, что ты сделаешь со всеми ними, если узнаешь сам, что он пришел к тебе, чтобы продать остальных и купить лучшие личные условия, которые он мог, - холодно подумал Дючейрн.
   - Можем ли мы услышать это от самого архиепископа Никласа? - спросил Тринейр болезненно нейтральным тоном.
   - Конечно, можете. - В голосе Клинтана звучало почти раздражение, как будто он не мог поверить, что у Тринейра когда-либо возникал какой-либо вопрос, и взглянул на ожидающего, молчаливого архиепископа. - Скажи им, Никлас.
   - Да, ваша светлость, - ответил Стэнтин.
   Он посмотрел на трех других викариев, прочистил горло и с трудом сглотнул. Затем он глубоко вздохнул.
   - Все так, как уже описал великий инквизитор, ваши милости. - Его голос слегка дрожал, но он прямо посмотрел им в глаза. - Сначала я искренне верил, что викарий Сэмил и викарий Хоуэрд принимают во внимание только наилучшие интересы Матери-Церкви. На самом деле, я верил в это в течение нескольких лет. Только постепенно некоторые части того, что они говорили, начали звучать так, как будто они противоречили другим частям, и даже тогда я смог убедить себя, что просто неправильно понял. Но они вынуждали меня... делать то, что заставляло меня чувствовать себя неловко. Шпионить за моими коллегами-епископами и архиепископами. Собирать информацию о членах викариата - даже о самом великом викарии. Особенно в поисках улик, которые могли быть использованы для шантажа или давления на членов инквизиции. И, кроме того, за всем, что могло быть использовано в качестве оружия против канцлера, великого инквизитора и казначея.
   Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями, затем продолжил. - Я начал понимать, что собираемая ими информация могла быть использована личными врагами викариата. Это глубоко обеспокоило меня, особенно когда я начал открывать для себя некоторые... неприятные аспекты их собственной жизни. - Его рот на мгновение скривился в том, что могло быть гримасой отвращения... или, возможно, страха. - Я обнаружил, что за добродетельным фасадом, который они пытались представить, на самом деле они были преданы личной распущенности, которая потрясла меня. Ваши милости, я не ханжа и не новичок в реальности. Знаю, что епископы, архиепископы, даже викарии все еще остаются мужчинами, что все мы все еще подвержены искушениям плоти и что слишком часто мы поддаемся им. Я не готов осуждать кого-либо из моих братьев в Боге за слабость, потому что все смертные слабы и подвержены ошибкам. Но есть извращения, над которыми я должен подвести черту. Противоестественная похоть и жестокое обращение с детьми - это больше, чем я мог бы вынести.
   Глаза Дючейрна расширились. Конечно, Клинтан не думал, что сможет продать это остальным викариям? Не о Сэмиле и Хоуэрде Уилсинах, из всех мужчин!
   И все же, даже подумав об этом, он был поражен тем, как чертовски искренне и убедительно излагал Стэнтин. Кстати, люди, уже стремящиеся оправдать уничтожение того, кто, по их убеждению, был их врагом, ухватились бы за такие дополнительные обвинения.
   Что ж, теперь я знаю, на какие условия ты пошел, когда продал свою душу, Стэнтин, - холодно подумал он.
   - Когда мои глаза открылись, - продолжил Стэнтин, - я начал видеть еще больше вещей, которые старался не видеть. А потом началась война с Чарисом, и внезапно все они были взволнованы, все с нетерпением ждали возможности - открытия - которое им предоставили наши первоначальные поражения. Я осознал, что им было все равно, если Мать-Церковь разрушится, до тех пор, пока они были в состоянии установить свой собственный контроль над тем, что когда-либо останется в обломках. Они были прекрасно подготовлены к тому, чтобы "Церковь Чариса" росла и процветала, если это позволит им навязать свою собственную "доктринальную реформу" здесь, в Зионе, и назначить себя правителями Матери-Церкви.
   Архиепископ Хэнки печально покачал головой, выражение его лица было как у человека, которого предали те, кому он доверял... а не как у человека, который был занят предательством тех, кто доверял ему.
   - Как только я осознал правду, ваши милости, то решил, что у меня нет другого выбора, кроме как поделиться своими знаниями и подозрениями с великим инквизитором. Что я и сделал. И после того, как он выслушал мое признание, он сказал...
   ***
   Робейр Дючейрн вернулся в настоящее, открыл глаза и снова умоляюще уставился на икону на алтаре. Но икона по-прежнему не отвечала на его безмолвную, исполненную муки мольбу.
   Стэнтин провернул трюк, - безнадежно подумал он. Дючейрн не знал, действительно ли Тринейр поверил хоть единому слову о предполагаемых "извращениях" внутреннего круга Уилсинов, но он подозревал, что Мейгвейр убедил себя, что это правда. И все же он знал, что Тринейр действительно верил в то, что Сэмил и Хоуэрд Уилсин и их... сообщники были полны решимости вырвать контроль над Храмом у храмовой четверки. И, подумал Дючейрн, - канцлер также верил, что Уилсины действительно были готовы заключить соглашение путем переговоров с Церковью Чариса. То, которое признало бы право этой еретической церкви на существование. Было спорно, что из них выглядело бы большей изменой, большей угрозой для Замсина Тринейра. И того, и другого, вероятно, было бы достаточно, чтобы склонить его поддержать Клинтана; оба вместе определенно сделали свое дело.
   И вот Робейр Дючейрн оказался единственным членом храмовой четверки, который признал - или, во всяком случае, признался бы даже самому себе - что на самом деле задумал Жэспар Клинтан. Единственный возможный голос, который можно было бы поднять против безумия. И все же он был изолированным голосом, и не только в храмовой четверке. Все остальные члены викариата знали о том, как он снова сосредоточился на своей личной вере, и в процессе этого он провел много времени в тех же кругах, что и Сэмил и Хоуэрд Уилсин. В тех же кругах, что и несколько - на самом деле, большинство - викариев, которые были схвачены как заговорщики с братьями Уилсин.
   Потрясение от того, что случилось с Уилсинами, когда инквизиция попыталась арестовать их, пронеслось по викариату подобно удару молнии. Одного викария убил другой, его собственный брат, чтобы предотвратить его арест? Убийца, убитый в жестоком бою против самой храмовой стражи? И почему Хоуэрд убил Сэмила? Чтобы избавить своего брата от Вопросов и Наказания... или заставить замолчать голос, который мог бы осудить его на допросе?
   Глаза Дючейрна горели. Он точно знал, почему Хоуэрд поступил так, как ему пришлось, и он помнил, как Хоуэрд посмотрел ему в глаза в тот день, когда передал ему эту записку. Он знал, чего Хоуэрд ожидал от него в тот день. Но он также мог слышать толпу, поднимающуюся позади Клинтана, голоса, доведенные паникой до пронзительных обвинений, до лихорадочных клятв верности, до страстных требований отомстить тем, кто предаст Мать-Церковь - все, что угодно, лишь бы удержать Клинтана и инквизицию подальше от них и их семей.
   Он не мог остановить это.
   Мысль внезапно обожгла его, холодная и ясная, когда он уставился на икону Лэнгхорна.
   Он не мог остановить это. Не сейчас. Никто не мог. Если бы он попытался, его просто добавили бы в список жертв, и вполне вероятно, что его собственная семья - его братья, его сестра и их семьи - были бы доставлены в инквизицию вместе с ним. Он содрогнулся от мысли о том, что с ними там случится, от обвинения в их глазах, если бы они перенесли все ужасы, предписанные Шулером, и знали, что все это было потому, что он пожертвовал ими в своей тщетной попытке успокоить собственную совесть, выступив против Клинтана.
   Это было бы не то, что произошло на самом деле, - в отчаянии подумал он, его разум наполнился ужасом, обвинением и предательством в глазах его племянниц и племянников, - но это то, что они подумают, что они будут чувствовать... что они будут страдать. Я имею право уничтожить себя; имею ли я право уничтожить их прямо вместе со мной?
   Но даже если бы у него было такое право, это ничего бы не дало. Ничего не изменит устранение единственного голоса в храмовой четверке, который мог бы выступить против этого.
   Это не имеет значения. Это не имело бы значения. Возможно, я не всегда знаю, что правильно, но я знаю, что неправильно, и я викарий. Я священник. Я пастух. Сам Лэнгхорн говорит: - Добрый пастырь жертвует своей жизнью ради овец. - Яснее этого ничего не становится. И все же... и все же... - Он закрыл глаза, еще раз подумав о записке, которую передал ему Хоуэрд Уилсин. О требовании, которое она предъявляла, о надежде, которую она давала, и об обещании, которое она требовала от него. Если бы он пожертвовал собой сейчас, в этот момент, как того требовал его священнический сан, эта надежда умерла бы вместе с ним, и обещание осталось бы невыполненным.
   Он вспомнил страсть в глазах Хоуэрда тем утром, вспомнил нежную улыбку Сэмила Уилсина и его радость от исполнения Божьей воли, вспомнил свою любовь к собственной семье, вспомнил лающих гончих, собравшихся бежать вслед за Клинтаном, и прижался лбом к скипетру в своих руках.
  
  
   АПРЕЛЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   Королевский дворец, город Тэлкира, королевство Делфирак
  
   - Все так плохо, как говорится во всех сообщениях, Филип? - мрачно спросила Айрис Дейкин. Она и граф Корис стояли в одном из ее любимых мест, глядя на озеро Эрдан из окна небольшой выступающей башни. Одной из причин, по которой это было одно из ее любимых мест, был вид на огромное озеро, особенно в это время дня, когда солнце садилось в красно-золотом великолепии за его дальним берегом. Еще одной причиной было ее удобство, поскольку она выходила прямо в гостиную небольшого номера, который ей выделили в центральной крепости замка короля Жэймса. Но самая важная причина заключалась в том, что это конкретное место было недоступно для подслушивания.
   Она только хотела, чтобы где-нибудь во всем замке было другое место, где это было бы так же верно.
   В данный момент лысый мужчина лет сорока с густой версией того, что когда-то называлось "моржовыми усами" на планете под названием Старая Земля, и носом, который, очевидно, был сломан не один раз, стоял у ее помещения, чтобы убедиться, что ее и ее "опекуна" не беспокоили. Его звали Тобис Реймейр - сержант Тобис Реймейр, недавно вышедший в отставку (так сказать) из княжеской армии Корисанды. Реймейр не входил в ее первоначальное окружение, но капитан Жоэл Харис, которому удалось вытащить целыми и невредимыми ее и ее брата из Корисанды, порекомендовал Реймейра Корису. Капитан сказал, что он был не только верным и упрямым, но и с "умелыми руками", так что, возможно, он мог бы оказать услугу его высочеству во время его... визита в Делфирак.
   С тех пор прошло несколько месяцев, и Корис, и Айрис пришли к выводу, что капитан Харис знал, о чем говорил, и Реймейр тихо собрал небольшую, компетентную и совершенно неофициальную "княжескую стражу" для своего девятилетнего князя. Только один из них был делфиракцем, и всем им платила непосредственно Айрис, используя "дискреционные средства", которые Корис спрятал на различных счетах на материке для работы шпионских сетей своего отца. В результате их главная преданность принадлежала ей - и Дейвину - а не королю Жэймсу. Жэймс до сих пор мирился с этим, несомненно, потому, что (если предположить, что он вообще знал о существовании "стражи" Дейвина) она была такой маленькой. В конце концов, в ней было всего двенадцать человек.
   В данный момент Корис хотел бы, чтобы их было тысяча двести.
   Он пристально посмотрел на княжну, обдумывая ее вопрос. Через два месяца ей исполнится восемнадцать, но она выглядела на десять лет старше, а ее карие глаза были пристальными, темными от беспокойства, которое она старалась показывать очень немногим. Это не были глаза молодой женщины - девушки - ее возраста, - печально подумал Корис. - Но это были глаза того, кому он был обязан правдой.
   - На самом деле, боюсь, что там, вероятно, хуже, чем говорится в сообщениях, - тихо сказал он. Он на мгновение отвел взгляд, глядя на алую поверхность озерной воды. - То, что мы видели до сих пор, - это официальные сообщения, - продолжил он. - Предварительные. Боюсь, они все еще готовят почву, - его губы сжались. - Когда Клинтан будет готов, сообщения станут намного хуже.
   - Пусть Бог и Лэнгхорн смилуются над их душами, - пробормотала Айрис. Настала ее очередь несколько секунд невидяще смотреть на озеро.
   - Как вы думаете, сколько правды в этих обвинениях? - она спросила затем еще тише, и Корис глубоко вздохнул.
   Это был опасный вопрос. Не только для того, чтобы она спрашивала, даже здесь, где он был практически уверен, что не было никаких недружелюбных ушей, которые могли бы услышать, но и для того, чтобы она даже думала.
   И ты думаешь, она еще не обдумала их, Филип? - саркастически спросил он себя.
   - Ты действительно хочешь моего честного ответа, Айрис? - тихо спросил он. Она спокойно встретила его взгляд и кивнула. - Очень хорошо, - вздохнул он. - Очевидно, что мы не можем знать наверняка с такого расстояния, но, на мой взгляд, по крайней мере в девяноста процентах обвинений Клинтана нет правды. На самом деле, в них вполне может не быть никакой правды.
   - Тогда почему? - Ее тон был почти умоляющим. - Если это неправда, тогда зачем их арестовывать? Зачем обвинять их в чем-то, что влечет за собой такое ужасное наказание?
   - Потому что... - начал Корис, затем сделал паузу. Айрис Дейкин была очень умной молодой женщиной, которая понимала политические маневры. Если бы она действительно не могла сама ответить на эти вопросы, он предпочел бы - предпочел бы больше всего на свете - оставить ее в таком состоянии неведения.
   Но правда в том, что она уже знает, - печально сказал он себе. Она просто не хотела в это верить. На самом деле, она, вероятно, так сильно хотела не верить, что наполовину убедила себя в том, что ее подозрения ошибочны. Но только наполовину.
   - Ваше высочество, Айрис, -- сказал он, - я не сомневаюсь, что викарий Сэмил и викарий Хоуэрд делали то, что Клинтан считал предательством. Правда, к сожалению, - он непоколебимо встретился с ней взглядом, - заключается в том, что определение Клинтаном "измены" в наши дни имеет очень мало общего с предательством Матери-Церкви или Бога и во многом связано с оппозицией ему.
   - Мои собственные данные и анализ внутренней политики викариата ясно показывают, что Сэмил Уилсин был единственным реальным соперником Клинтана на пост великого инквизитора, и он - он был - совсем другим человеком, чем Клинтан. Не сомневаюсь, что он был в ужасе от многих действий "храмовой четверки" за последние пару лет. Учитывая то, что мне сообщили о его личности, я был бы очень удивлен, если бы он не пытался сделать что-то, чтобы хотя бы умерить... эксцессы Клинтана. И это, я боюсь, было бы более чем достаточным оправданием - по мнению Клинтана - для того, чтобы арестовать его и любого из его... сообщников.
   Глаза Айрис слегка дрогнули при слове "эксцессы". Это был первый раз, когда он использовал именно это слово, его самое открытое заявление о несогласии с официальным хранителем души Матери-Церкви. И все же ее единственным удивлением было то, что он наконец-то воспользовался им, а не то, что он так себя чувствовал.
   - Но отдать приказ о его аресте - их аресте - по подобным обвинениям, - сказала она. - Обвинения, которые обрекут их на такое ужасное наказание. А также арестовывать целые семьи. - Она покачала головой, и Корис поморщился.
   - Айрис, - сказал он так мягко, как только мог, - Клинтан выбрал эти обвинения из-за наказания, которое они влекут. О, ему нужны были предполагаемые преступления, достаточно серьезные, чтобы оправдать арест и отстранение членов самого викариата, но его настоящие причины - его истинные причины - это, во-первых, найти обвинения, которые навсегда и полностью дискредитируют его критиков, и, во-вторых, наказать этих критиков так строго, что никто не посмеет занять их места, когда они погибнут. Он пытается удержать кого-либо от противостояния ему или политике и стратегии храмовой четверки, и это его способ предупредить любого из этих потенциальных противников о том, насколько... неразумно с их стороны было бы даже намекать на их критику.
   Он увидел, как что-то промелькнуло в ее глазах. На мгновение это озадачило его, но потом он понял, что это было.
   Ты вспоминаешь своего отца, не так ли? - подумал он. - Думая о том, как он иногда наказывал кого-то более сурово, чтобы удержать других от совершения того же проступка. И ты действительно умна, Айрис. Как бы тебе ни хотелось думать так о своем собственном отце, ты знаешь, что были и другие вещи, которые он делал - вещи, которые он никогда с тобой не обсуждал, - которые имели очень мало общего со "справедливостью" и довольно много общего со сдерживанием.
   - Так вы думаете, что он действительно подвергнет их Наказанию Шулера?
   - Боюсь, единственный реальный вопрос заключается в том, подвергнет ли он Наказанию также их семьи, - печально сказал Корис. Айрис резко вдохнула, новый ужас наполнил ее глаза, и он протянул руку и нежно коснулся ее щеки, чего почти никогда не делал.
   - Но дети, Филип, - умоляюще сказала она, поднимая свою руку и накрывая ее ладонью на своей щеке. Ее голос был едва слышен, как шепот. - Конечно, он пощадит...
   Она замолчала, когда Корис печально и мягко покачал головой. - Они для него не дети, Айрис. Уже нет. В лучшем случае они - "отродье предателей и еретиков". Хуже того, они пешки. Они будут более полезны Матери-Церкви - и ему - в качестве предупреждения будущим "предателям". - Он снова покачал головой. - Нет, думаю, вопрос только в том, согласится ли он просто казнить детей, а не подвергать их Наказанию Шулера.
   Айрис выглядела физически больной, и Корис не винил ее. Некоторые из этих детей были просто младенцами, а в других случаях все еще малыми детьми на руках. И это не имело бы ни малейшего значения для Жэспара Клинтана. Не больше, чем...
   Он быстро отбросил эту мысль. Айрис, как он знал, по-прежнему была убеждена, что Кэйлеб Армак приказал убить ее отца и брата. Во многих отношениях ему хотелось, чтобы ее разум был более открыт для других возможностей - особенно для той, которая все больше и больше казалась ему несомненной в том, что касалось Жэспара Клинтана. Но когда он увидел беспокойство, боль в этих карих глазах, он почувствовал знакомое колебание.
   Она уже была глубоко обеспокоена безопасностью своего младшего брата. Хотел ли он добавить к этому беспокойству еще что-то? Наполнить ее еще большим беспокойством и страхом? Если уж на то пошло, ее собственная лучшая защита от Клинтана вполне может заключаться в ее очевидном, продолжающемся незнании роли, которую, как убедился Корис, великий инквизитор сыграл в убийствах Гектора и его сына. До тех пор, пока она оставалась страстно и открыто убежденной в виновности Кэйлеба, она была полезна Клинтану - еще один голос, очень заметный голос, осуждающий Кэйлеба, Шарлиэн и весь Чарис за преступление. Еще один источник легитимности для любого жителя Корисанды, желающего противостоять аннексии этого княжества Чарисом. Но если бы она хоть раз открыто усомнилась в виновности Кэйлеба, то, по мнению Клинтана, мгновенно перешла бы из категории "умеренно полезной" в категорию "подозрительной". И если бы это случилось... - Они встали у него на пути, - сказал граф Корис вместо того, что собирался сказать. - И он не собирается упускать из виду тот факт, что многие из людей, которые могли бы выступить против него, также являются отцами и матерями. Можешь ли ты придумать хоть одну угрозу, которая могла бы быть более эффективной, чем эта?
   Он тихо задал этот вопрос, и через мгновение она молча покачала головой в ответ.
   - Конечно, ты не можешь. - Губы Кориса задвигались, как у человека, который хотел выплюнуть что-то гнилое, и он снова посмотрел в окно на озеро. Чистую, холодную воду озера. - Конечно, ты не можешь, - мягко сказал он, - и Жэспар Клинтан тоже не может. Вот почему он сделает это, Айрис. Никогда не сомневайся в этом ни на мгновение. Он сделает это.
  
   .II.
   Офис Робейра Дючейрна, Храм, город Зион, земли Храма
  
   - Робейр, ты не можешь продолжать это делать, - категорично сказал Замсин Тринейр.
   - Что делать? - спокойно, почти холодно спросил Робейр Дючейрн, отрываясь от бесконечного моря бумаг, которые ежедневно текли по его столу.
   - Ты прекрасно знаешь, что.
   Тринейр закрыл за собой дверь личного кабинета Дючейрна и подошел, чтобы встать перед столом другого викария.
   - Как ты думаешь, Жэспар - единственный, кто заметил, что ты делаешь - или не делаешь? - потребовал он.
   Дючейрн откинулся на спинку кресла, положив локти на подлокотники, и в ожидании уставился на канцлера Божьей Церкви. Как всегда, в офисе было идеальное, спокойное освещение и точно подходящая температура. Кресло - как всегда - было почти невероятно удобным под ним. На стенах - как всегда - была медленно, почти незаметно меняющаяся мозаика свежих зеленых деревьев, растущих на фоне далеких голубых гор. И воздух - как всегда - был наполнен нежными звуками фоновой музыки.
   Все это было резким, почти - нет, не почти - непристойным контрастом с ужасами, которые инквизиция Жэспара Клинтана уже тогда обрушивала на мужчин, женщин и детей во имя Бога.
   - Что именно я не делаю, Замсин? - спросил он. - Скажи мне. Неужели я не участвую в судебном убийстве моих коллег-викариев? Не аплодирую пыткам женщин, жен, которые, вероятно, даже не знали, что делают их мужья... предполагая, что их мужья вообще что-то делали? Не выражаю свое одобрение решению сжечь шестнадцатилетних девочек заживо, потому что их отцы разозлили Жэспара? Это то, что я не могу делать, Замсин?
   Глаза Тринейра расширились от холодного, едкого презрения Дючейрна. Он долго смотрел на другого викария, затем его собственный взгляд опустился, и он стоял, глядя на рабочий стол Дючейрна, пока, наконец, снова не поднял глаза.
   - Это не так просто, Робейр, и ты это знаешь, - сказал он.
   - Напротив, все именно так просто, - ответил Дючейрн. - Ты можешь возразить, что здесь задействованы другие факторы, другие соображения, но это не делает менее обоснованным или менее уместным ни один вопрос, который я только что задал тебе. Ты можешь лгать себе об этом, если хочешь, но я не буду. Больше нет.
   - Неужели ты не понимаешь, как отреагирует Жэспар, если ты начнешь говорить подобные вещи кому-то другому? - глаза Тринейра были почти умоляющими. - Если он даже думает, что ты пытаешься вдохновить какое-то сопротивление инквизиции....
   Голос канцлера затих, и Дючейрн пожал плечами. - К моему собственному стыду, - сказал он категорично, - я ничего подобного не делаю. Я держу рот на замке... и пусть Бог простит меня за это. Потому что, поверь мне, Замсин, если бы я хоть на мгновение подумал, что смогу вдохновить какое-то эффективное сопротивление - что смогу остановить это... это злодеяние, я бы сделал это. Я бы сделал это, если бы знал, что завтра сам умру за это.
   Он встретил пристальный взгляд Тринейра прямо, непоколебимо, и между ними возникло напряжение, поющее в глубине тишины офиса.
   Что-то глубоко внутри Замсина Тринейра дрогнуло перед непоколебимым взглядом Дючейрна. То, что когда-то тоже верило в это, было истинным призванием служить Божьей воле.
   Он всегда думал, что во многих отношениях Робейр Дючейрн был самым слабым из четверки. Возможно, гораздо умнее - и принципиальнее - чем Аллейн Мейгвейр, но в конечном счете порочен. Не желая сталкиваться с тем, что должно было быть сделано в интересах поддержания авторитета Матери-Церкви. Он был из тех людей, которые готовы смотреть в другую сторону, соглашаться, когда кто-то другой был готов сделать то, что должно быть сделано, до тех пор, пока от него этого не требовали.
   Большая часть канцлера все еще так думала. Но не весь он... Не что-то в нем самом, когда-то верившее.
   Может быть, он все еще такой, - подумал он. - Может быть, вся эта его "возрожденная вера" - всего лишь еще один способ избежать неприятных поступков. Но я так не думаю. Не совсем. Если бы дело было только в этом, он не стал бы так злить Жэспара. И Шан-вей, он уверен, что не стал бы враждовать со мной, когда я единственный потенциальный союзник против Жэспара, которого он может надеяться найти!
   - Если Жэспар когда-нибудь услышит, как ты говоришь что-то подобное, - услышал Тринейр свой собственный голос, говорящий почти непринужденно, - тот факт, что ты член храмовой четверки, тебя не спасет. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Что ты с таким же успехом можешь пойти дальше и открыто выступить против него?
   - Я мог бы оказаться в гораздо худшей компании, - спокойно ответил Дючейрн.
   - Но не в более мертвой компании.
   - Вероятно, нет. Вот почему ты единственный, кому я это сказал. Конечно, ты всегда можешь пойти и сказать ему, что я сказал, не так ли? С другой стороны, если ты сделаешь это, и он сделает со мной то, что он уже сделал со многими другими мужчинами и женщинами, которых мы знали всю нашу жизнь, тогда ты останешься совсем один с ним и Аллейном, не так ли? Как долго, по-твоему, ты продержишься - особенно когда ты тот, кого слушает великий викарий, единственный человек с источником власти, который может соперничать с инквизицией, - когда он начнет беспокоиться о предателях в наших собственных рядах?
   Тринейр почувствовал, как у него отвисает челюсть. Он сдержал свой порыв, имея опыт десятилетий в политической борьбе, но острота того, что только что сказал Дючейрн, потрясла его.
   И он прав, черт бы его побрал. Я не могу позволить, чтобы Жэспар так думал. И я тоже не могу допустить, чтобы Робейр погиб. Потому что, пока он все еще здесь, всегда можно отвлечь Жэспара, чтобы он пошел за ним, если понадобится. Как только его не будет... - Хорошо. Я не буду отрицать - не могу отрицать - твою точку зрения, - признался Тринейр вслух. - Я не хочу быть единственным потенциальным голосом оппозиции, теперь, когда он закусил удила. Но это не поможет тебе остаться в целости и сохранности, если ты будешь достаточно сильно противиться ему. У меня могут быть эгоистичные причины не хотеть видеть... как с тобой что-нибудь случится. Но тебе тоже не принесет никакой пользы, если я упаду вместе с тобой, а я не хочу этого делать.
   Настала очередь Дючейрна задумчиво смотреть на Тринейра. Это было самое откровенное признание, которое он когда-либо слышал от канцлера.
   - Скажи мне, Замсин, - наконец сказал церковный казначей, - ты действительно веришь хоть одному из представленных свидетельств? Будь честен - по крайней мере, со мной. Ты знаешь, как инквизиция добивается "признаний", так что расскажи мне. Как ты думаешь, Сэмил и Хоуэрд Уилсины - Сэмил и Хоуэрд, из всех людей - приставали к детям? Что они практиковали поклонение Шан-вей прямо здесь, в Храме? Что они были в предательской связи с Церковью Чариса? Что они планировали сотрудничать с чарисийцами, признать "законность" раскола в обмен на поддержку Чариса в том, чтобы посадить одного из них на трон великого викария здесь, в Храме?
   Тринейр отвел взгляд. Он стоял, уставившись невидящим взглядом на мозаику на стене почти целую минуту, затем глубоко вздохнул и снова посмотрел на Дючейрна.
   - Нет, - тихо сказал он. - Нет, я в это не верю. Но я действительно верю, что они сговорились против Жэспара. И, как следствие, это означает, что и против нас с тобой тоже. Возможно, ты достаточно уверен в своей вере, чтобы спокойно отнестись к чему-то подобному. Я нет. Признаю это - я не такой. Но я думаю не только о своей собственной безопасности, своей собственной силе и комфорте. Планировали ли они вступить в сговор с чарисийцами или нет, на самом деле не имеет значения, по крайней мере, в одном смысле. Если бы им удалось свергнуть Жэспара, это создало бы огромный вакуум власти в Храме и викариате. Одному Богу известно, как бы это получилось, что бы это значило для единства Матери-Церкви в этот момент. Но что еще хуже, они могли попытаться свергнуть его... и потерпели неудачу.
   - Ты думаешь, то, что сейчас происходит, ужасно? Что ж, я действительно не могу не согласиться. Но насколько хуже было бы, если бы им удалось спровоцировать настоящее восстание против Жэспара? Суметь расшевелить достаточно викариата, чтобы поддержать их? Удалось расколоть Мать-Церковь - расколоть викариев Матери-Церкви со всеми последствиями, которые это имело бы для веры и поддержки простых людей? Неужели ты думаешь, что это не открыло бы дверь чарисийцам настежь, независимо от того, хотели они этого или нет? И неужели ты думаешь, хоть на мгновение, что другие избранные Рейно и Жэспаром назначенцы в инквизиции и иерархии шулеритов не остались бы ему верны? Как ты думаешь, что бы произошло, если бы Уилсины развязали настоящую гражданскую войну внутри самых старших викариев Матери-Церкви? Ты думаешь, что цена не была бы намного хуже даже того, что мы уже видим?
   - Я думал об этом, - признался Дючейрн. - Не уверен, что могло быть "намного хуже". Если уж на то пошло, я вообще не уверен, что могло быть хуже. Но я тоже не могу знать, что этого не будет. И должен признать, что в данный момент я не вижу никого, кто мог бы противостоять инквизиции и той истерии, которую создал Жэспар. Без чего-либо, чего угодно, с реальной надеждой на то, чтобы действительно остановить его - и мы оба знаем, что в этот момент его пришлось бы остановить силой, - попытка остановить его только ухудшила бы ситуацию. Я знаю это. Вот почему я не пробовал. Причина, по которой я не планирую пытаться.
   - Но... - начал Тринейр.
   - Я не буду пытаться остановить его, но и не собираюсь заявлять ему о своей поддержке. Может быть, это ханжество, но я не собираюсь посещать эти его ужасные праздники убийств. Не собираюсь подписывать никаких ордеров на казнь. Не собираюсь одобрять убийства каких-либо детей или давать ему хоть малейшее прикрытие или оправдание, которое он не может создать для себя. Он великий инквизитор. Можешь ли ты хотя бы начать считать, сколько раз он говорил нам это? Хорошо, пусть он будет великим инквизитором. Позвольте ему взять на себя ответственность - и заявить о заслугах, если таковые имеются, - за то, что он победил эту гнусную попытку предать Мать-Церковь ее врагам.
   Ирония Дючейрна была иссушающей, и Тринейр нахмурился. - Что ты тогда собираешься делать, Робейр? - спросил он через мгновение. - Если ты не собираешься противостоять ему, и ты не собираешься поддерживать его... что? Ты планируешь удалиться в какой-нибудь монастырь?
   - О, я думал об этом, - сказал Дючейрн очень, очень тихо. - Поверь мне, Замсин, ты не можешь себе представить, как я думал сделать именно это. Но я не могу. Это было бы бегством, попыткой спрятаться от моих собственных обязанностей.
   - Тогда скажи мне, что ты собираешься делать! - рявкнул Тринейр, и его тон был таким раздраженным, что Дючейрн удивил их обоих искривленной призрачной улыбкой.
   - Хорошо, я так и сделаю. - Он снова подвинул свое кресло вперед, сложил руки перед собой на столе, наклонился над ними и пристально посмотрел на Тринейра. - Я собираюсь выполнять свою работу казначея Матери-Церкви. Я собираюсь поддерживать ее финансовое здоровье - насколько это в моих силах, учитывая, во сколько обходится эта безумная война. И в то же время я каким-то образом позабочусь о том, чтобы бедаристы, паскуалаты и другие благотворительные ордена действительно получили финансирование и поддержку, которые им положены. К следующей зиме я позабочусь о том, чтобы по всему Зиону, Замсин, были столовые. Собираюсь построить бараки для бедных, чтобы они могли пережить снег и лед за нашей входной дверью. Собираюсь построить больницы для ухода за всеми искалеченными, которых принесет эта война, и детские дома для ухода за всеми сиротами, которых она оставит. Я, наконец, собираюсь использовать свое положение викария Церкви Ожидания Господнего, чтобы сделать именно то, в чем Мейкел Стейнейр, Кэйлеб и Шарлиэн Армак обвинили нас - справедливо - в том, что мы этого не сделали.
   Тринейр уставился на него. Затем он разразился резким, лающим смехом. - Что это, Робейр? Пытаешься купить прощение архангелов? Это твоя взятка? Что ты обещаешь Богу в качестве компенсации за свою неспособность открыто противостоять "эксцессам" Жэспара?
   - В некотором смысле, да, - непоколебимо сказал Дючейрн. - Это один из способов выразить это. По-другому можно было бы сказать, что я собираюсь сделать все, что в моих силах, несмотря на "эксцессы" Жэспара, не так ли? И поскольку с твоей стороны было бы так... нецелесообразно позволить мне исчезнуть из уравнения, у тебя есть мое разрешение представить это Жэспару именно в этих выражениях. Считай это моей личной сделкой с Шан-вей.
   - Что ты имеешь в виду? - Тринейр нахмурился, и глаза Дючейрна заблестели.
   - Я думал, что это было достаточно ясно. - Он снова откинулся назад, скрестив ноги. - Давай, скажи Жэспару, что мы с тобой говорили об этом. Скажи ему, что я не могу поддержать его решения как великого инквизитора, но признаю, что это его решения как великого инквизитора. Что я не буду открыто выступать против него, но, в свою очередь, он не будет мешать мне следить за тем, чтобы благотворительные ордена, которые в любом случае находятся под общим контролем казначейства, получали необходимую поддержку. Скажи ему, что ты думаешь, что это мой способ подкупить собственную совесть. Лэнгхорн, возможно, ты даже прав! Но также предлагаю тебе напомнить ему о погонщике драконов, который обнаружил, что ему нужна морковка в дополнение к палке. Он может оставить все это слащавое подобострастие, всю эту слюнявую заботу "о массах" мне. Позволь мне справиться с этим - видит Бог, у меня это получится лучше, чем когда-либо получалось у него! И до тех пор, пока я все еще являюсь членом "храмовой четверки", заслуга будет принадлежать именно ей, включая Жэспара. Он доказал, что может терроризировать людей, заставляя их повиноваться. Теперь все, что ему нужно сделать, это позволить мне купить и их послушание, и он будет счастлив, я буду... удовлетворен, и конечным результатом будет укрепление его позиции, а не ее ослабление.
   Тринейр нахмурился, в очередной раз застигнутый врасплох политической проницательностью Дючейрна. Это был совершенно правильный способ представить аргументы казначея великому инквизитору. И не только это, это действительно имело смысл.
   Он пристально посмотрел на собеседника, задаваясь вопросом, что именно изменилось внутри Робейра Дючейрна. Там что-то было, он чувствовал это, но не мог точно определить, что это было. Дело было не в том, что какая-то часть возрожденной веры казначея исчезла. Не то чтобы ему вдруг стало комфортно от жестокости Клинтана. Даже не то, что он смирился с этим. Это было что-то... еще.
   Может быть, дело просто в том, что Жэспар наконец-то доказал, что его нельзя контролировать. Может быть, это просто доза реализма, принятия, смягчающая весь его идеализм. И, может быть, это тоже не так. Может быть, это что-то совсем другое. Но это не значит, что он ошибается насчет лучшего способа продать его Жэспару. И он ни в коем случае не ошибается насчет важности поиска какой-то мотивации, кроме простого ужаса! Это всегда было слепым пятном Жэспара. Если я только смогу убедить его позволить Робейру быть нашим... нашим более добрым, мягким лицом, тогда, возможно, я действительно смогу исправить часть ущерба, который он наносит.
   Он еще раз посмотрел в глаза Дючейрну, затем, наконец, пожал плечами. - Хорошо, Робейр. Если мое посредничество в какой-то сделке между тобой и Жэспаром удовлетворит тебя, если ты дашь Жэспару заверение, что оставишь вопросы инквизиции на усмотрение инквизиции, если он даст тебе свободу действий в том, что касается вашей благотворительной деятельности, я попытаюсь. И я думаю, что, вероятно, добьюсь успеха... пока ты серьезно относишься к этому. Но не лги мне. Если это тебя удовлетворит, я сделаю все, что в моих силах, чтобы продать это Жэспару. Но если я когда-нибудь позже узнаю, что ты не готов дожить до своего конца... понимания, я умою руки от того, что в конечном итоге с тобой случится. Это понятно?
   - Конечно, это так, - сказал Дючейрн и снова удивил Тринейра - на этот раз странно нежной улыбкой. - Ты знаешь, во многих отношениях Жэспар всегда был своим злейшим врагом. И одна из причин заключается в том, что он забыл - и должен признать, что я забыл то же самое, - что иногда доброта, мягкость - такое же сильное оружие, как любой террор или наказание. Конечно, я полагаю, что это не тот вид оружия, владение которым подходит ему по своей сути. Поэтому я уверен, что для нас - для всех нас - будет лучше, если он позволит мне позаботиться об этом за него.
  
   .III.
   Офис отца Пейтира Уилсина, Голд-Марк-стрит, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   Отец Пейтир Уилсин невидящим взглядом уставился в окна своего кабинета.
   Солнце Теллесберга было ярким, освещая широкую улицу за густой зеленой тенью деревьев, растущих вокруг бывшего здания казначейства, в котором размещался этот офис. Было позднее утро, и, как всегда, Теллесберг был полон энергии. Офис Уилсина находился достаточно далеко от гавани и района обслуживавших ее складов, чтобы местное движение было относительно свободным от тяжелых грузовых фургонов, которые так постоянно грохотали по большей части остального города. В основном это был финансовый район, где жили банкиры и юристы, биржевые торговцы и работники счетных контор, и, если не считать регулярно курсирующих трамваев, запряженных горными драконами, большая часть движения здесь состояла из пешеходов, перемежающихся лишь случайными экипажами или лошадьми. Поблизости было замечено несколько уличных торговцев, их тележки и маленькие фургоны были затенены разноцветными навесами. Большинство из них продавали продукты питания, обслуживая работающих по соседству офисных работников, и время от времени дразнящая струйка аромата проникала в его открытые окна.
   Уилсин этого не заметил. Не больше, чем он замечал контраст между ярким солнечным светом и темной тенью, или чем слышал громкие голоса продавцов, или действительно видел проходящих пешеходов. Нет. Его внимание было сосредоточено на чем-то другом, на запомнившихся словах письма, которое лежало сложенным на столе перед ним.
   Итак, это наконец произошло. Он почувствовал новое жжение в глубине своих голубых глаз. После всех этих лет.
   Он не знал, как письмо попало к нему. О, он был уверен, что смог бы отследить его, по крайней мере, через последние две или три пары рук, но после этого оно бесследно исчезло бы в анонимности, которую требовал его отправитель, и он был рад, что это так.
   Он откинул голову на высокую спинку стула, закрыл глаза и вспомнил каждый шаг путешествия, которое привело его в этот офис, на эту улицу. Он вспомнил свое собственное осознание того, что у него есть истинное призвание священника. Он вспомнил, что решил последовать за своим отцом в орден Шулера, потому что это было то, что делали Уилсины, и потому, что он разделял приверженность своего отца реформированию того, во что превратился этот орден. И он вспомнил тот день, когда отец убедил его занять должность интенданта архиепископа Эрейка Динниса.
   - Клинтан становится одержимым чарисийцами, - мрачно сказал ему отец, викарий, разговаривающий с молодым священником, которому он доверял так, как отец разговаривает с сыном. - Им отчаянно нужен честный интендант, кто-то, кто будет справедливо применять Запреты, а не потворствовать паранойе Клинтана. И, честно говоря, - отец вышел на первый план, - я хочу, чтобы ты убрался из Зиона. Мне не нравится направление, в котором развиваются события, а ты уже сделал себя слишком заметным для моего душевного спокойствия.
   Пейтир почувствовал, как его брови приподнялись, а отец резко фыркнул. - О, я знаю. Я знаю! Кастрюля, чайник и все такое. Но, по крайней мере, я старший викарий, а не просто верховный священник! Кроме того...
   Он начал было говорить что-то еще, потом остановился и просто покачал головой. Но Пейтир тоже понял то, чего не сказал его отец. Если Сэмилу Уилсину "не нравилось направление, в котором развивались события", то, по крайней мере, одна из причин, по которой он хотел, чтобы Пейтир был в Теллесберге, заключалась в том, чтобы вывести его как можно дальше из досягаемости Жэспара Клинтана, насколько это было физически возможно.
   В долгосрочной перспективе это, вероятно, не имело бы никакого значения. Когда дело дошло до этого, ни одно место на Сэйфхолде не было действительно вне досягаемости Клинтана, ибо досягаемость великого инквизитора была самой Матерью-Церковью. Но Пейтир понимал логику, и, как бы мало ему ни нравилась мысль о "дезертирстве" своего отца и остальных членов круга реформаторов Сэмила Уилсина, он понял, что его отец также был прав насчет того, что чарисийцам нужен честный интендант. А честные интенданты, к сожалению, были все более дефицитным товаром.
   И поэтому он последовал совету своего отца и принял этот пост.
   С тех пор он был рад, что сделал это. Он точно понимал, почему чарисийцы встревожили бы и привели в ярость кого-то вроде Клинтана, но чем лучше он узнавал их, тем более беспочвенными были опасения Клинтана. Возможно, чарисийцы были более изобретательны, чем следовало бы, но среди них не было и намека на Тьму. Он был уверен в этом. И ни одно из нововведений, которые ему было предложено оценить, даже близко не подходило к фактическому нарушению Запретов. Но Клинтан был не готов принять этот вывод - не потому, что у него были какие-либо конкретные доказательства обратного, а потому, что любой намек на "неортодоксальность" среди граждан Чариса был преступлением против его собственной власти как Божьего исполнителя. Хуже того, это потенциально угрожало уютной маленькой империи инквизиции.
   Тем не менее, Пейтир оказался не готов к внезапному всплеску открытой войны между королевством Чарис и "рыцарями земель Храма". Внезапная эскалация застала его врасплох так же, как и всех остальных, и он оказался вынужден выбирать между своими обетами послушания великому инквизитору, возглавлявшему орден Шулера, и своими обетами послушания Богу.
   В конце концов, это не было соревнованием. Он не мог притворяться, что ему было комфортно - что ему действительно было комфортно, даже сейчас, если уж на то пошло, - в его нынешнем положении. Он согласился служить Мейкелу Стейнейру в качестве его интенданта, но все же не ожидал, что в конечном итоге возглавит новое королевское, а затем и имперское патентное бюро! Он больше не просто следил за тем, чтобы новые нововведения не нарушали Запретов. О, нет! Теперь он активно поощрял инновации... до тех пор, пока они не нарушали Запреты.
   Как он и опасался с самого начала, напряженность между этими двумя наборами обязанностей неуклонно подталкивала его все дальше и дальше к "чарисийскому" мышлению. Он переходил от понимания того, что они должны внедрять инновации, если хотят пережить нападение на них, к восприятию инноваций как достойной цели самой по себе. Это была опасная перспектива для любого человека, но особенно для священника, которому было поручено защищать Запреты. И все же ему удавалось жить с этим... по крайней мере, пока. Помогло то, что он так глубоко проникся восхищением императором Кэйлебом и императрицей Шарлиэн и - особенно - Мейкелом Стейнейром. "Еретический" архиепископ Чариса был таким же благочестивым, как и любой другой человек, которого когда-либо знал Пейтир Уилсин, включая любого из коллег своего отца, и Пейтир стал глубоко и лично предан своему новому архиепископу.
   Но теперь это.
   Его мысли вернулись к письму. Письмо было зашифровано специальным шифром, который они с отцом разработали перед его отъездом в Теллесберг, и он ни на секунду не сомневался, что оно пришло от человека, который его подписал.
   ...итак, твой отец хотел, чтобы я и дети остались дома. Я боюсь за него, Пейтир, но, в конце концов, мы не останемся дома. Не знаю, что ты услышишь из Храма и Зиона в ближайшие несколько месяцев. Не ожидаю, что это будет хорошо. Но если все пойдет по плану, нас с детьми там не будет. Кто-то, кого я знаю - и кому доверяю, - устроит это, а также то, чтобы Эрейс, Фрейман и юный Сэмил в конце концов присоединились к нам. Не знаю точно, как это сделать, а если бы и знала, то не стала бы упоминать в письменных материалах, даже тебе. Но знай, что сделаю все - все, что в моих силах, чтобы защитить твоих братьев и сестер и доставить их к тебе в целости и сохранности. И знай также, что твой отец любит тебя и очень, очень гордится тобой.
   Лисбет.
   Он знал, что означало это письмо. Он не знал, произошло ли это уже, но он знал, что это значило для его отца, его дяди и всех других мужчин, которые присоединились к их борьбе за спасение ордена Шулера и самой Матери Церкви.
   Он плакал, когда открывал это письмо накануне вечером. Плакал о своем отце и его друзьях, а также о Матери-Церкви... и для него самого. Не из-за смерти его отца - все люди смертны, - а из-за того, какой смертью умрет его отец. За то, что его отец умрет, не завершив великую задачу своей жизни.
   И за то, что со смертью его отца эта великая задача выпала на долю Пейтира Уилсина, который был навсегда сослан в страну, далекую от Храма. Он был единственным живым человеком на Сэйфхолде - или будет им слишком скоро - у которого был Ключ, и он никогда не смог бы им воспользоваться, если бы каким-то образом Церковь Чариса не смогла действительно победить Мать-Церковь и всю огромную власть, которой она обладала в мире.
   Он провел долгую бессонную ночь в молитвах и медитациях. Моля Бога указать ему его путь, направить его туда, куда он должен идти. И он провел столько же часов, молясь за женщину, написавшую это письмо.
   Ты никогда не позволяла мне называть тебя мамой, Лисбет, - подумал он. - Ты всегда настаивала на том, чтобы я помнил свою "настоящую" мать. И я верю и благодарю тебя за это, но мне было всего четыре года, когда она умерла, рожая Эрейс, и как бы ты ни разрешала мне называть тебя, ты тоже моя мать.
   Он не всегда чувствовал себя так. На самом деле, он слишком ясно помнил (и с большим чувством стыда), как его четырнадцатилетнее подростковое эго ощетинилось от оскорбленной пристойности, когда его престарелый отец - в то время ему был всего сорок один год - привел домой новую "жену", которая была всего на семь лет старше его собственного сына, оставшегося без матери. Если уж на то пошло, меньше чем на одиннадцать лет старше его собственной дочери! Позор! Какое дело его отцу было вынюхивать кого-то, кто был намного моложе его? Было очевидно, что он просто был сражен ее физической красотой и молодостью, не так ли?
   Лисбет потребовался почти год, чтобы уложить эту возмущенную щетину. По сей день более взрослый (и, надеюсь, более мудрый) Пейтир Уилсин знал, что именно ее физическая красота впервые привлекла к ней Сэмила Уилсина. И, вероятно, помог тот факт, что эта стройная брюнетка так отличалась от его первой рыжеволосой голубоглазой жены. И все же, какова бы ни была причина, по которой он мог впервые заметить ее, простая красота и молодость не были причинами, по которым он женился на ней. И когда Пейтир узнал ее, когда она пригладила эту щетину, он сам полюбил ее так же сильно, как любил младших братьев и младшую сестру, которых она ему подарила.
   И теперь она где-то пряталась... Если бы ей повезло. Она и те братья и сестра, которых он так любил, спасались бегством, отчаянно прячась от членов того же ордена, чьи цвета и значок Пейтир Уилсин носил даже сейчас. Если бы их нашли, если бы их схватили, она могла бы увидеть, как не только ее муж, но и ее дети будут подвергнуты Вопросу прямо у нее на глазах. И все же, столкнувшись лицом к лицу со всем этим ужасом, со всем этим потенциальным ужасом, она нашла время напомнить ему о любви его отца. Чтобы напомнить ему, утешить его.
   Пожалуйста, Боже, - молился сейчас отец Пейтир Уилсин. - Пусть они будут в безопасности. Защити их. Положи на них Свою Руку и приведи их сюда, в безопасное место.
  
   .IV.
   Крепость Лок, остров Лок, пролив Троут, королевство Старый Чарис
  
   - Так насколько все плохо на этот раз? - спросил верховный адмирал Брайан Лок-Айленд, граф Лок-Айленд, не слишком веселым тоном.
   В данный момент он стоял на железном балконе, привинченном к фасаду самой высокой башни в городе-крепости, известной просто как Лок. Несмотря на то, что это был богатый город, а также самая важная военно-морская база королевства Старый Чарис, и что он стоял на острове Лок, критически важном острове, который составлял все его графство, он всегда думал, что это было особенно лишенное воображения название для города. О, это было достаточно описательно, поскольку оно находилось прямо в центре Троута, единственного пути, по которому любой захватчик мог добраться морем до залива Хауэлл, истинного сердца и жизненно важного центра Старого Чариса. Пока Чарис держал Лок, его контроль над заливом Хауэлл был абсолютным, потеряй он Лок или позволь кому-нибудь взломать его силой, и Старый Чарис лежал бы открытым и уязвимым.
   Когда он смотрел на воды Троута, сверкающие и покрытые белыми шапками в свете позднего утра, он необычайно хорошо осознавал как ценность, так и уязвимость Лока.
   На протяжении веков Старый Чарис вложил целое состояние в укрепление Лока и двух крепостей, известных как Ки, по обоим берегам Троута. И все же, несмотря на всю заботу и расходы, потраченные на камень и катапульты, а затем и на пушки, истинная цель крепостей заключалась только в том, чтобы высвободить истинную оборону королевства. Укрепления были щитом королевства, флот был его мечом.
   - Крепость Чариса - это деревянные борта его флота.
   Старый король Жан II сказал это более ста пятидесяти лет назад. В то время это, конечно, было скорее хвастовством, чем фактом. Королевский флот Чариса времен Жана II только начинал свое становление. Но он точно знал, что у него на уме, и с тех пор он и его наследники неустанно работали над тем, чтобы поднять морскую мощь Сэйфхолда на вершину, которую никто другой не мог оспорить. И пока флот стоял на страже у его берегов, Старый Чарис сам по себе был крепостью.
   Эта крепость, созданная Самим Богом, этот Чарис, - как тоже сказал Жан II, - подумал Лок-Айленд. - Графа всегда тихо забавляло количество крепостей, которые, по-видимому, представлял себе старый король, но это не означало, что старый чудак не имел полного представления о стратегических реалиях королевства, которое все еще находилось в процессе своего строительства его династией.
   По мнению Лок-Айленда, именно Жан II действительно создал концепцию чарисийцев как таковых, их чувство идентичности друг с другом, которое распространялось на весь огромный остров.
   Интересно, что бы он сказал о нашей нынешней ситуации? - язвительно подумал верховный адмирал и повернулся спиной к залитой солнцем морской воде. Он откинулся назад, прислонившись спиной к перилам балкона высотой по пояс, и потянулся назад, чтобы ухватиться за эти перила обеими руками, когда собрался с духом и повернулся лицом к своим трем "гостям".
   Рейджис Йованс, граф Грей-Харбор, был невысоким, щеголеватым мужчиной. Он был значительно ниже ростом, чем Лок-Айленд, и сложен скорее для скорости и выносливости, чем для грубой силы. Всегда безукоризненно ухоженный и всегда на пике моды, хотя некоторые особенно неосторожные души списали его со счетов как щеголя. Однако у людей была склонность не совершать эту ошибку дважды. Лок-Айленд был готов признать, что в облике графа, вероятно, был хотя бы намек на щегольство, но, хотя Грей-Харбор был уже в годах, в молодые годы он был королевским офицером - и хорошим. Он также, вероятно, был одним из двух или трех лучших первых советников, которыми когда-либо могло похвастаться королевство Старый Чарис, а также напрямую связан по браку с императором Кэйлебом - и, если уж на то пошло, с Брайаном Лок-Айлендом.
   С другой стороны, сэра Доминика Стейнейра, барона Рок-Пойнта, никто никогда не принял бы ни за кого, кроме морского офицера. Он сильно походил на своего старшего брата, архиепископа, но был значительно моложе и пользовался неплохой репутацией у дам. Потеря ноги в битве при проливе Даркос, похоже, ничуть не замедлила его и в этом отношении, - сухо подумал Лок-Айленд.
   А потом был Бинжэймин Рейс, барон Уэйв-Тандер, примерно такой же солидный, флегматичный, архетипичный чарисиец, какими были и они. Лысый, обветренный, просто (хотя и дорого) одетый, намеренно демонстрирующий всю захватывающую дух яркость глыбы камня.
   - Ну что, Бинжэймин? - Лок-Айленд вопрошал прямо сейчас. - Насколько все плохо?
   - Вероятно, все так плохо, как ты думаешь, - спокойно ответил Уэйв-Тандер. - Но ты знаешь даже лучше, чем я, что не существует волшебных коротких путей, когда дело доходит до строительства военных кораблей, Брайан. Они не собираются завтра внезапно поразить нас мобилизованным, полностью укомплектованным, полностью вооруженным, полностью обученным флотом у мыса Ист.
   - Уверен, что это очень обнадеживает, - немного едко сказал Лок-Айленд. - Однако, я также уверен, что ты поймешь, что как человек, ответственный за рекомендации о том, что делать с военно-морским флотом, пока Кэйлеб и Шарлиэн в отъезде, я действительно ценю случайную информацию об их успехах.
   Верховный адмирал, - подумал Рок-Пойнт, - явно был встревожен больше, чем хотел показать. Вряд ли это было неразумно с его стороны, учитывая обстоятельства, но это был отрезвляющий признак того, насколько серьезными были эти обстоятельства.
   Были те, кто ошибочно принимал за шутовство обычно веселое поведение Лок-Айленда и его любовь к (по общему признанию) плохим розыгрышам. Даже те, кому следовало бы знать лучше, иногда совершали ошибку, предполагая, что кто-то столь ошеломляюще богатый, как он, просто играл в свои военно-морские обязанности, чтобы чем-то заняться, пока поступали марки. Лок-Айленд не был особенно крупным графством, но каждый корабль, проходивший через Троут, платил графу Лок-Айленду плату за проход. Она была не очень высока, и ни один корабль никогда по-настоящему не пропускал ее оплату, но каждую пятидневку по этому водному пути проходило огромное количество судов, и каждое из них вносило свой небольшой вклад в кошелек графа. Учитывая, что одной из традиционных обязанностей графов Лок-Айленд было следить за тем, чтобы Троут оставался открытым, и что они так долго хорошо выполняли свою работу, очень немногие люди были склонны возражать против такого условия.
   Что, возможно, должно было подсказать тем душам, которые легкомысленно относились к верховному адмиралу, что его собственная история и история его семьи требуют повторного взгляда на это удобное предположение. Потому что правда заключалась в том, что Брайан Лок-Айленд был примерно таким же интеллектуально крутым, как и они, и за этой веселой внешностью скрывались движущая энергия и мощное чувство ответственности. Когда он начинал раздражаться, это обычно было признаком того, что ситуация была серьезной... и становилась все хуже.
   - Я склонен согласиться с Брайаном, Бинжэймин, - сказал Грей-Харбор значительно более мягким тоном. Уэйв-Тандер взглянул на него, и первый советник пожал плечами. - Уверен, что это ничего не изменит, но любой командующий флотом хочет как можно раньше получить наилучшую информацию, которую он может получить. Чем раньше он ее получит, тем скорее сможет начать планировать, как на это реагировать.
   Его глаза на мгновение потемнели, когда все трое вспомнили, чего добился король Хааралд с помощью информации, которой он располагал до нападения храмовой четверки на Чарис.
   - Понимаю и согласен, - сказал Уэйв-Тандер. Он снова перевел взгляд на Лок-Айленда. - Очевидно, что после того, как Мерлин покинул королевство, мы вернулись к другим способам отслеживания, - сказал он, и Лок-Айленд кивнул. Все четверо были осведомлены о видениях сейджина Мерлина, хотя только Рок-Пойнт и Уэйв-Тандер знали всю правду о нем. По крайней мере, пока.
   - Хорошо, с этой оговоркой и принимая во внимание, что вся моя информация значительно старше, чем могла бы быть, - это утверждение было не совсем точным, - размышлял Рок-Пойнт, учитывая личный доступ Уэйв-Тандера к снаркам Совы, хотя ни один из них не собирался объяснять это Лок-Айленду или Грей-Харбору, - похоже, граф Тирск быстро продвигает вперед подразделения Долара. Я еще не уверен, но думаю, что он, вероятно, завершит их раньше наших первоначальных прогнозов, и литейные заводы Долара также справляются с работой намного лучше, чем другие, когда дело доходит до производства новых пушек. Не так хорошо, как мы, но лучше, чем остальные наемники храмовой четверки. Я бы не удивился, - он мельком взглянул на Рок-Пойнта, - если бы большинство его переоборудуемых торговых судов уже были готовы к выходу в море, хотя, как и все их верфи, они все еще пытаются вернуться в нужное русло с новым строительством после перехода с галер на галеоны.
   - Деснейр находится примерно там, где мы и ожидали их увидеть. Как и у Долара, у них есть преимущество в том, что они могут строить круглый год, но они все еще выясняют, как это сделать. У них мало квалифицированных корабелов, и, честно говоря, "эксперты", которых Мейгвейр отправил из Харчонга, чтобы "проконсультировать" их, только ухудшили ситуацию. Деснейрцы - не чарисийцы, но и не харчонгцы, и им не нравится, когда с ними обращаются как с крепостными. - Зубы Уэйв-Тандера сверкнули в невеселой улыбке. - По моим лучшим оценкам, у них примерно девяносто галер, которые они построили по первому плану Мейгвейра, и, вероятно, пятьдесят пять или шестьдесят пять - назовем это двумя третями сотни - галеонов, за строительство которых они отвечают в соответствии с новым распоряжением. Однако сомневаюсь, что хотя бы половина этих галеонов уже завершила оснащение. Конечно, у них не хватает орудий, но также и экипажей. Пройдет еще как минимум пара месяцев, прежде чем корабли, которые они уже построили, действительно будут готовы к выходу в море.
   - Могли бы они сократить этот интервал, сняв людей с галер, Бинжэймин? - спросил Грей-Харбор, пристально глядя на него, и Уэйв-Тандер пожал плечами.
   - В данный момент они, похоже, не желают расставаться с галерами, - ответил он. - Не знаю, сколько из них действительно приняли главенство галеонов - я имею в виду, глубоко внутри. Когда Йерли прихватил коммодора Уэйлара в ноябре, думаю, он бросил камень в механизм.
   - Данкин хорош в таких вещах, - с усмешкой заметил Лок-Айленд, а Рок-Пойнт фыркнул.
   - У меня такое же впечатление, - согласился Уэйв-Тандер. - Но я хотел сказать, что Уэйлар, по крайней мере, казался достаточно гибким, чтобы понять, как изменилось уравнение, даже если он в основном армейский офицер. Что еще более важно, возможно, он был одним из немногих деснейрских флаг-офицеров, которых я бы назвал по-настоящему наступательными. Из сообщений моих агентов и того, что Мерлин сказал в своем последнем послании мне, большинство остальных деснейрских коммодоров и адмиралов... не горят желанием скрестить мечи с нами на голубой воде. И то, что случилось с Уэйларом, вероятно, не заставило других больше стремиться подражать его подвигам.
   - Харчонг и земли Храма? - спросил Лок-Айленд, и Уэйв-Тандер кисло усмехнулся.
   - Без доступа к Мерлину я действительно ничего не могу сказать о том, что происходит так далеко, Брайан, - отметил он. - Скажу, что большинство полученных мной сообщений указывают на то, что там была особенно суровая зима. Они уже отстали от графика, и я не ожидаю, что весь этот лед и снег хоть как-то помогли делу. Харчонг, по крайней мере, не так сильно нуждается в литейном производстве, как Деснейр. Тем не менее, у них гораздо больше проблем с подбором необходимой им артиллерии, чем у нас, теперь, когда Эдуирд Хаусмин действительно добился успеха в Делтаке. Так что даже если предположить, что все их корабельные мастера приступят к работе, все равно пройдет некоторое время, прежде чем они смогут вооружить двести галеонов. Честно говоря, сомневаюсь, что они будут готовы к выходу в море до конца следующей весны или начала следующего лета.
   - А Таро? - спросил Рок-Пойнт.
   - И Таро - с нашим хорошим другом королем Горджей - все еще находится в пресловутом ручье, полном кракенов, и без весла, - сказал Уэйв-Тандер с волчьей улыбкой. - На самом деле он преуспевает, когда дело доходит до строительства кораблей, но он полностью и целиком облажался, когда дело доходит до их вооружения. И даже при всех субсидиях Церкви ему ужасно трудно найти финансирование, чтобы помочь тем литейным заводам, которые у него есть, расширить свои возможности по производству артиллерии.
   - Это хорошо, - сказал Лок-Айленд с нескрываемым удовлетворением, и Грей-Харбор рассмеялся.
   - На самом деле, Брайан, это значительно лучше, чем "хорошо", - сказал ему первый советник. Лок-Айленд приподнял бровь, а Грей-Харбор пожал плечами. - Полагаю, что могу поделиться с вами этим маленьким лакомым кусочком, если могу поделиться им с кем-либо, но я установил связь с Горджей. Как предположила ее величество перед отъездом в Чисхолм, он понимает, что застрял между судьбоносным роковым китом и глубоким синим морем, и ему это совсем не нравится. В данный момент он ведет себя скромно, ни к чему себя не обязывая. На самом деле, все, что он в основном сделал, это отправил ответное сообщение, спрашивая меня, что мы имеем в виду, одновременно заявляя о своей вечной верности Матери-Церкви. Полагаю, что большая часть этого делается для того, чтобы прикрыть его задницу на случай, если это попадет в руки Церкви... не то, чтобы в конце концов это принесло ему много пользы. Тем не менее, тот факт, что он зашел даже так далеко, многое говорит мне о том, насколько отчаянным - и расстроенным, я бы предположил - он сейчас себя чувствует.
   - Ты действительно думаешь, что можешь доверять ему, чтобы он вывернул свое пальто другой стороной - и остался таким? - голос Лок-Айленда звучал скептически, и Грей-Харбор пожал плечами.
   - Все доказательства, включая видения Мерлина, свидетельствуют о том, что Горджа был более виновен в оппортунизме - и, конечно же, в подчинении приказам храмовой четверки - чем в том, что он был последовательным врагом, таким как Гектор. О, - первый советник снова пожал плечами, махнув рукой, - мы всегда знали, что он возмущался тем договором, который подписал его отец, поэтому я не предполагаю, что он участвовал так же неохотно, как ее величество. Если уж на то пошло, не стану делать вид, что он сопротивлялся хотя бы для приличия, как только понял, что обещала ему храмовая четверка. Но не думаю, что его злоба была так глубока, как у Гектора. Или у короля Ранилда, если уж на то пошло. И о чем бы он ни думал тогда, на данный момент он более печальный и мудрый человек.
   - Еще один Нарман? - Лок-Айленд звучал еще более скептически, если это было возможно.
   - Нет. - Грей-Харбор покачал головой. - Думаю, что мы все недооценили, насколько серьезно Нарман относился к своим обязанностям перед Эмерэлдом. Не думаю, что Горджа настолько самоотвержен - например, я не вижу, чтобы он посылал Пайн-Холлоу [граф Пайн-Холлоу - первый советник Нармана, князя Эмерэлда, а в возглавляемом королем Горджей королевстве Таро первым советником является Эдминд Растмин, барон Стоун-Кип] на переговоры с нами, даже понимая, что Кэйлеб мог потребовать его собственную голову в качестве цены любого мирного договора. Но он также не столь легкомысленный, как, скажем, Ранилд или император Уэйсу. Или, да поможет нам всем Бог, герцог Зибедии!
   На мгновение щеголеватый первый советник выглядел так, словно собирался плюнуть на пол балкона. Вместо этого он ограничился звуком, который был наполовину рычанием, наполовину фырканьем, затем встряхнулся.
   - Хочу сказать, что я почти уверен, что он понимает безнадежность своего положения, если мы решим выступить против него. К тому времени, когда Кэйлеб и Шарлиэн вернутся домой, думаю, что наш друг Горджа уже почти созреет для небольших острых переговоров.
   - Но в то же время, полагаю, вам нужно, чтобы Доминик и я продолжали оказывать на него давление?
   - Определенно! - Грей-Харбор энергично кивнул. - Нам особенно необходимо держать канал Таро закрытым, а не просто блокировать залив Тол. Я не хочу, чтобы император Марис мог отправить войска для усиления собственной армии Горджи.
   - Ты действительно думаешь, что Горджа попросил бы об этом? - с сомнением спросил Рок-Пойнт, и поднятая рука Грей-Харбора сделала легкое движение взад-вперед.
   - Сомневаюсь, что он сделал бы запрос добровольно, учитывая, сколько усилий предыдущие деснейрские императоры вложили в попытки добавить Таро в свою империю. С другой стороны, он может чувствовать, что у него нет выбора, особенно если он достаточно напуган храмовой четверкой. Если уж на то пошло, эта четверка может "предложить" то же самое в любой день. Более того, однако, я хочу усилить давление. Хочу, чтобы он понял, что даже если бы он захотел вызвать деснейрскую поддержку, она не смогла бы туда добраться. Ширина канала меньше четырехсот миль. Хочу, чтобы он подумал о том факте, что Деснейр не может перевозить грузы даже на такое ничтожное расстояние.
   - Вы хотите, чтобы он чувствовал себя еще более изолированным, - сказал Рок-Пойнт, и Грей-Харбор снова кивнул.
   - Вот именно. И я также не хочу, чтобы какая-нибудь умная душа в Сиддармарке решила, что она может переправлять маленькие быстрые каботажные суда через пролив, чтобы прорвать нашу блокаду с любыми товарами, необходимыми Таро. Хочу, чтобы эта блокада причиняла боль, а не протекала.
   - Итак, мы здесь на самом деле говорим, - размышлял Лок-Айленд, - о том, что наше нынешнее расположение нуждается лишь в небольшой корректировке.
   Несколько мгновений он смотрел через Троут, затем перевел взгляд на Рок-Пойнта.
   - Насколько удобно вам было бы перенести свою якорную стоянку из Хэнт-Тауна в Холм-Рич?
   Брови Рок-Пойнта приподнялись при этом вопросе. Он начал быстро отвечать, затем остановился и более тщательно рассмотрел эту возможность.
   - Я действительно не думал об этом, - медленно сказал он. - Но теперь, когда вы спросили, я не вижу причин, по которым мы не могли бы. В конце концов, у Йерли там уже базируется его эскадра, и до сих пор, черт возьми, Горджа - или Уайт-Форд - ничего не могли с этим поделать. Хотя будет немного... дерзко. Или, может быть, слово, которое я ищу, - "нагло".
   - Идеально! - Грей-Харбор фыркнул. - О, это прекрасно, Брайан! У Горджи разорвется кровеносный сосуд! И когда Клинтан услышит об этом...!
   Рок-Пойнт понимал ликование первого советника. Иметь одну небольшую эскадру, время от времени посещающую ваши родные воды без приглашения, - это одно, конфликтовать с целым враждебным флотом и вынуждать вас что-то с ним делать, - это совсем другое. У Горджи действительно, как неэлегантно выразился Грей-Харбор, "разорвался бы кровеносный сосуд" при этой новости.
   И, - подумал адмирал, - он также ничего не мог бы с этим поделать. Холм-Рич простирался на сто шестьдесят миль с севера на юг и на добрую сотню миль с востока на запад, вода у восточного побережья острова Хоургласс была достаточно мелкой, а дно - достаточно песчаным, чтобы обеспечить хорошую якорную стоянку. Так далеко от побережья острова Таро им не могло угрожать ничто, кроме другого флота, а у Горджи в Таро больше не было флота.
   Это все равно не было бы идеальным, хотя Хоургласс мог бы обеспечить укрытие от случайных западных ветров, которые могли бы превратить просторный залив в один из самых коварных водоемов на поверхности Сэйфхолда. Единственным реальным недостатком - помимо того факта, что каждый кусочек побережья простора контролировался королевством Таро - было то, что мог сделать достаточно мощный юго-западный ветер. Любые корабли в пределах досягаемости, вероятно, могли бы найти укрытие за островом Хоургласс или островом Спраут даже при сильном юго-западном ветре, но продвижение далеко находящегося галеона против юго-западного ветра было бы в лучшем случае медленным и трудоемким процессом. Тем не менее, маловероятно, что он действительно окажется в ловушке внутри него.
   Особенно, - подумал он, - поскольку, в отличие от Данкина, у меня будет Сова для разведки и прогнозов погоды.
   - Я бы не стал предлагать это, если бы у Горджи все еще был флот, - сказал Лок-Айленд, очевидно, следуя собственным мыслям Рок-Пойнта (или, во всяком случае, большинству из них). - В этих водах даже флот галер может усложнить ситуацию. Но уверен, что у тебя хватит огневой мощи, чтобы справиться со всем, что он может бросить в тебя из своих нынешних ресурсов.
   - Согласен. - Рок-Пойнт решительно кивнул. - И это поставило бы меня в гораздо лучшее положение, чтобы блокировать канал Таро. Если уж на то пошло, я был бы в лучшем положении, чтобы встретить любую попытку деснейрцев перебросить одну или две эскадры из залива Джарас в Таро. Это было бы не идеально, но я был бы на три тысячи миль ближе, чем сейчас. Что также поставило бы меня между любыми попытками объединить деснейрские и храмовые эскадры, пробравшиеся вдоль побережья Хэйвена.
   - Но ты был бы намного дальше от бухты Маргарет, - указал Уэйв-Тандер.
   - Если только земли Храма не находятся намного дальше, чем предполагают ваши отчеты, это не будет проблемой, - ответил Лок-Айленд. - То, о чем мы сейчас говорим, - это то, что есть у Деснейра и Таро, и Доминик мог бы противостоять им обоим вместе взятым - на данный момент - если бы ему пришлось. И нам нужна база поближе к Трэнжиру, если мы собираемся направить посланца Рейджиса к Гордже.
   - Согласен, - твердо сказал первый советник.
   - Тогда очень хорошо, Доминик. Как только вы закончите свой небольшой разговор с глазу на глаз с Алфридом и доктором Маклином, я хочу, чтобы вы продолжили и организовали это передвижение. Я также выделю пару батальонов морской пехоты и немного артиллерии. Если мы собираемся разместить вас в Холм-Рич, давайте разовьем эту идею и установим пару оборонительных батарей и сделаем маленькие овощные грядки Данкина на Хоурглассе постоянными. - Он злобно улыбнулся. - Я полагаю, что это действительно разозлит Горджу.
  
   .V.
   Цитадель Кингз-Харбор, остров Хелен, залив Хауэлл, королевство Старый Чарис
  
   Из окна кабинета барона Симаунта, смотревшего вниз с цитадели через якорную стоянку, флагман адмирала Рок-Пойнта выглядел детской игрушкой. Или, скорее, как идеально детализированная модель. КЕВ "Дистройер" встал на якорь, над его палубами были натянуты тенты от солнца, и он видел, как одна из его лодок неустанно кружит вокруг него по кругу. Рок-Пойнт узнал баркас капитана Тимити Дариса, и его губы дрогнули в подобии улыбки. Дарис любил свой галеон, но никогда не был вполне доволен его состоянием. Он никогда не упускал возможности изучить его, когда он стоял неподвижно, размышляя, следует ли ему переложить балласт, чтобы поднять его на дюйм или два на носу или, наоборот, увеличить осадку впереди.
   Он покачал головой, затем отвернулся от окна и повернулся лицом к сэру Алфриду Хиндрику. Коммодор сидел за своим столом перед покрытой мелом доской, которыми он обшил свой кабинет. Как всегда, диаграммы и расчеты, разбросанные по этим доскам, и заметки, которые он делал там, чтобы напомнить себе о разных вещах, были захватывающими, но Рок-Пойнт решительно сосредоточил свое внимание на самом бароне.
   В этот момент у одного конца стола Симаунта стоял другой морской офицер. Коммандер Урвин Мандрейн был примерно на восемь лет моложе самого Рок-Пойнта и худой, как хорек. На самом деле, несмотря на то, что у него было всего четыре конечности вместо шести, и черные волосы вместо чешуйчатой шкуры хорька, хорек был тем, кого ему всегда напоминал Мандрейн. У него было такое же почти пугающее изобилие энергии, и он был таким же безжалостным охотником. Правда, его добычей, как правило, были идеи, а не крысопауки, но как только он вонзал зубы в свою добычу, его уже нельзя было заставить отступить, пока он не одержит победу.
   Это делало его почти идеальным помощником для Симаунта. К сожалению, он так же стремился внедрить концепции Симаунта в систему, как и сам коммодор, что означало.... Брайан, ты трус, - подумал Рок-Пойнт об отсутствующем верховном адмирале. - Моя задница "не может выкроить время вдали от флота"! Настоящая причина, по которой ты послал меня высадить Рейджиса в Теллесберге вместо того, чтобы сделать это самостоятельно, заключалась в том, что ты не хотел встречаться с Алфридом. Так что ты свалил это на меня. - Он фыркнул. - Не думай, что я тоже это забуду. Так или иначе, каким-то образом ты заплатишь. Поверь мне, заплатишь!
   - Верховный адмирал и я с большим интересом прочитали ваши отчеты, Алфрид, - сказал он сейчас. - Мы были впечатлены, как всегда. И, - он кивнул в сторону Мандрейна, - также вкладом коммандера.
   - Хорошо! Рад это слышать, - сиял Симаунт, хотя у Рок-Пойнта сложилось впечатление, что он был еще более доволен тем, что Мандрейн удостоился похвалы.
   - Доктор Маклин, - Рок-Пойнт взглянул на главу королевского колледжа, который сопровождал его на остров Хелен, - также держал нас в курсе своей собственной оценки вашей работы. Конечно, он был больше заинтересован в том, чтобы поместить то, чего вы достигаете, в контекст всего остального, чем в отдельные, конкретные идеи, но в некотором смысле это было даже более полезно.
   На этот раз Симаунт только кивнул, а Рок-Пойнт улыбнулся и обратил свое внимание на Мандрейна.
   - Меня особенно поразили ваши выводы по результатам артиллерийских испытаний, коммандер. Должен сказать, что, когда коммодор Симаунт впервые описал нам ваши предложения, я не понимал, насколько исчерпывающими были ваши намерения.
   Что, как признался себе Рок-Пойнт, было преуменьшением. Он понятия не имел, сколько выстрелов сделал Мандрейн в своих различных испытаниях, но он знал, что в них было буквально тысячи ядер и зарядов картечи, а также более сотни новых снарядов, которые Симаунт был готов запустить в производство. В тестах командира учитывалась баллистика; различия в качестве пороха; эффективность крупной, тяжелой картечи по сравнению с более мелкой, быстро движущейся шрапнелью; влияние влажности; улучшенная конструкция лафета; способы увеличения скорострельности; на сколько выстрелов годилось данное орудие данной массы до того, как ствол просто износится или сломается; как предотвратить ржавление ядер; наилучшие способы хранения зарядов в море; насколько можно уменьшить влияние ветра; когда загрязнение ствола достигнет точки, при которой снижается скорострельность.... У него даже были построенные на суше секции корпусов в натуральную величину, - секции всего, от традиционной галеры до одной из военно-морских шхун, от стандартных торговых судов до самых тяжелых галеонов военно-морского флота, - а затем их методично разнесли на куски, останавливаясь после каждого попадания, чтобы осмотреть и оценить ущерб, нанесенный выстрелом. И вместо набитых соломой манекенов, которые использовались в первоначальных демонстрационных стрельбах Симаунта, Мандрейн повесил внутри мишеней куски мяса крупного рогатого скота и свиней, чтобы оценить поражающие эффекты различных комбинаций боеприпасов.
   По словам Мерлина, никто не удосужился провести такие исчерпывающие испытания на Старой Земле, пока артиллерия не была в строю буквально на протяжении столетий, и количество информации, накопленной коммандером, было поразительным.
   - Должен признать, что я уже подозревал, что у нас слишком много оружия, - сказал он сейчас, - хотя хорошо иметь подтверждение этому. - Он поморщился. - Конечно, было бы еще лучше, если бы решение было быстрым.
   - Согласен, сэр. - Голос Мандрейна был мелодичным тенором. - На самом деле нам нужно дать каждому орудию примерно на фут больше свободного пространства с обеих сторон. Как бы то ни было, мы слишком переполнены для максимальной скорострельности - люди мешают друг другу. Около фута. - Он поморщился. - Знаю, это звучит не так уж много, но...
   - О, я вам верю! - Рок-Пойнт махнул рукой. - На самом деле, главная причина, по которой я оставался с "Гэйл" в качестве своего флагмана на всем протяжении кампаний "Риф Армагеддон" и "Даркос-Саунд", несмотря на то, что на нем было установлено всего тридцать шесть орудий, заключалась в том, что его артиллерийская подготовка всегда казалась чуть быстрее, чем у кого-либо другого. Что, как указано в вашем отчете, вероятно, было связано с тем, что у него было почти тринадцать футов верхней палубы на орудие, вместо десяти с половиной, как у "Дистройера".
   - Совершенно верно, сэр! - ухмыльнулся Мандрейн. - У него был этот дополнительный фут, но мы потеряли его в новых конструкциях, чтобы установить как можно больше орудий. - Его ухмылка превратилась во что-то более похожее на гримасу. - Наверное, было бы глупо предполагать, что мы все сделаем правильно, когда вносим такие радикальные изменения в наше вооружение и в то, как мы его устанавливаем.
   - Конечно, - согласился Рок-Пойнт, - и сэр Дастин уже изменил планы "Суорд оф Чарис" и его серии. Просто прискорбно, что гораздо проще изменить расстояние между портами на корабле, который еще не построен, чем делать то же самое на судах, которые уже введены в эксплуатацию! - Он нахмурился. - Однако один момент, который вы не затронули, коммандер, заключался в том, поможет ли переход на более легкое оружие или нет. Будет ли уменьшение размеров орудий иметь тот же эффект - или какой-то из тех же эффектов - что и их дальнейшее расстояние друг от друга?
   - Мы действительно думали об этом, сэр, - вставил Симаунт. - Проблема в том, что размеры лафета остаются фактически теми же самыми, если только вы не хотите использовать гораздо меньшие и более легкие орудия. Учитывая разницу в эффективности тяжелого ядра по сравнению с легким ядром, нам показалось, что лучше продолжать с чуть менее оптимальной скорострельностью. Разница в скорострельности заметна, особенно при длительной стрельбе, но недостаточно велика, чтобы оправдать переход на оружие, которое будет наносить гораздо меньший урон с каждым фактически полученным попаданием.
   Рок-Пойнт кивнул. Он был вполне уверен, что это было то, что они собирались сказать, прежде чем он задал вопрос, поэтому он перешел к следующему пункту.
   - Я также был поражен вашим замечанием о том, что единообразное вооружение орудий, стреляющих снарядами, было бы намного эффективнее, чем смешанная батарея, стреляющая ядрами и снарядами.
   Он приподнял бровь, глядя на Мандрейна, приглашая командира подробнее остановиться на этом вопросе, и Мандрейн слегка пожал плечами.
   - Как указано в нашем отчете, сэр, мы довольно рано обнаружили, что наиболее эффективной комбинацией массы и скорости ядра была та, которая просто пробила бы корпус судна. Как я уверен, вы убедились на собственном опыте, потопить корабль сразу гораздо сложнее, чем мы изначально надеялись. - Он снова пожал плечами, немного жестче. - Полагаю, что это тоже было неизбежно. В конце концов, у нас не было большого опыта в попытках потопить корабли артиллерией, поскольку ни у кого не было достаточно хороших орудий, чтобы сделать ее основным оружием.
   - Теперь, когда у нас была возможность оценить боевые отчеты и провести наши собственные эксперименты, очевидно - и должно было быть очевидно для нас заранее, если бы мы потрудились действительно подумать об этом, - что ядра пробивают относительно небольшие отверстия. Мало того, дерево... эластично. Оно имеет тенденцию пропускать ядро насквозь, а затем пытается вернуться в свою первоначальную форму. Таким образом, отверстия не очень велики, что позволяет корабельному плотнику относительно легко их заткнуть. Что еще хуже, с точки зрения того, чтобы кого-то потопить, большинство пробоин находятся выше ватерлинии, поскольку это та часть другого корабля, в которую мы действительно можем попасть. Нам удалось потопить несколько галер орудийным огнем в Рок-Пойнт и Крэг-Рич, но для этого потребовался огонь до дюжины галеонов, и это были корабли Долара. Их обшивка и каркас были намного легче, чем у нас или у таротийцев, и, по моим собственным оценкам, думаю, что произошло то, что под ударами разрушились сами рамы, что привело к гораздо большим пробоинам в корпусе.
   - Но из отчетов наших капитанов ясно, что победа над вражеским судном в гораздо большей степени зависела от уничтожения его экипажа, чем от разрушения самого корабля. - Глаза Мандрейна были напряжены, и он слегка наклонился вперед, руки двигались в красноречивых (хотя и неосознанных) жестах. - Чаще всего это были потери, из-за которых корабль не мог продолжать сражаться или маневрировать, сэр. Галеоны будут более уязвимы к повреждениям в воздухе, чем галеры, но галеры более уязвимы к потерям личного состава среди своих гребцов, и ничто из них не сможет эффективно сражаться, если потеряет слишком много своего экипажа. Это было решающим фактором почти в каждом боевом отчете, который я смог изучить.
   - Итак, вместо того, чтобы пытаться потопить корабль, более эффективно сосредоточиться на использовании корпуса корабля для нанесения ущерба экипажу корабля. - Он поднял обе руки ладонями вверх. - Наши тесты показывают, что большое, тяжелое ядро, движущееся достаточно быстро, чтобы пробить брусья на одной стороне корпуса, но недостаточно быстро, чтобы продолжить движение и пробить другую сторону или просто вонзиться, приведет к наибольшим жертвам. Оно произведет наибольшее количество осколков на своем пути, и облака осколков, распространяющиеся наружу из пробитого отверстия, приведут к максимальным жертвам. И если ядро не вылетит из корабля или не вонзится в его бревна, оно сможет срикошетить на верхней палубе и нанести дополнительные прямые потери.
   Рок-Пойнт медленно кивнул. Часть его не могла не быть немного потрясена хладнокровным подходом Мандрейна к наилучшему способу нанести максимальное количество жертв - как убить или искалечить как можно больше людей - за один выстрел. В то же время он понимал, что это было глупо с его стороны. Целью любого командира, достойного своих людей, должен быть поиск способов убить как можно больше своих врагов в обмен на как можно меньшее количество своих.
   - На основе наших испытаний, - продолжил Мандрейн, - установка максимально тяжелых орудий с учетом таких факторов, как скорость их обслуживания и влияние их веса на конструкцию корабля, должна обеспечить наиболее эффективное вооружение. Было бы нанесено меньше ударов, но каждый отдельный удар был бы намного эффективнее.
   - Это верно для ядер, но наши тесты также показывают, что это еще более верно для орудий, стреляющих снарядами. - Коммандер покачал головой, его глаза были сосредоточены, как будто он смотрел на что-то, чего Рок-Пойнт не мог видеть. - У нас было не так много снарядов для экспериментов - мы все еще в основном производим их по одному, по мере необходимости для испытаний, и мастер Хаусмин говорит мне, что пройдет несколько месяцев, прежде чем мы сможем перейти к какому-либо массовому производству. Но даже с немногим количеством, которое мы смогли протестировать, разница между одиночным попаданием из тридцатифунтового орудия, стреляющего ядром, и тридцатифунтовым орудием, стреляющим разрывным снарядом, является... глубокой, сэр. Как я уже сказал, ядро пробивает относительно небольшую дыру в корпусе; снаряд, особенно если он попадает в брусья корабля, пробивает огромную дыру. По нашим подсчетам, отверстия, которые образуются при выстреле ядра из тридцатифунтового орудия, имеют диаметр всего около пяти дюймов. На самом деле, они даже немного меньше, учитывая эластичность древесины. Отверстия, которые снаряд пробивает в таком же корпусе, достигают трех и даже шести футов в диаметре. Такое отверстие ниже ватерлинии или даже выше нее плотнику было бы почти невозможно залатать. С одним или двумя подобными корабль мог бы уцелеть, если достаточно быстро завести пластырь через пробоины, но несколько таких отправили бы на дно самый большой галеон в мире.
   - Кроме того, снаряды также гораздо более разрушительны для верхней части корабля. Они не только пробивают дыры в борту, но и в процессе производят больше осколков и разрушают структурную целостность корабля гораздо быстрее и эффективнее, чем ядра. И они обладают мощным зажигательным эффектом. - Коммандер снова покачал головой. - По любым стандартам, адмирал, оружие, стреляющее снарядами, будет намного более разрушительным, чем стреляющее ядрами.
   - Понятно. - Рок-Пойнт мгновение пристально смотрел на Мандрейна, затем вернулся к окну и снова посмотрел вниз на свой флагман. - А как насчет производственных проблем, упомянутых в вашем отчете?
   - Мы работаем над этим, сэр, - ответил Симаунт. - Как говорит Урвин, мастер Хаусмин добивается прогресса - фактически, он строит совершенно новое оборудование на своем главном литейном заводе специально для их производства. Мы не хотим прерывать производство наших существующих стандартных ядер, и литье пустотелого снаряда будет более сложным и трудоемким, чем литье сплошного ядра. Это означает, что мы не сможем производить снаряды так же быстро, как ядра, даже когда у него будет запущено и отлажено его новое предприятие, тем более что нам также нужно производить взрыватели для них. Каждый снаряд для оценки коммандером Мандрейном был в основном сделан специально для него. Если мы собираемся производить их в достаточном количестве, нам нужно довести их производительность до уровня, который составляет, скажем, половину производства ядер, и мы все еще далеки от этого. Как я уже сказал, мастер Хаусмин делает успехи, и думаю, что он сможет начать крупномасштабное производство, если и не с той скоростью, которую мы бы предпочли, скажем, к октябрю. После этого нам потребуется несколько месяцев - скорее всего, по крайней мере полгода - чтобы произвести их достаточное количество для замены наших складских запасов ядер на основе "один к одному".
   - Понятно, - повторил Рок-Пойнт, не отрывая глаз от "Дистройера". Он попытался представить, что сделает поток разрывных снарядов с его флагманом и его командой. Потом он решил, что, в конце концов, не хочет этого представлять.
   Он встряхнулся, взглянул на Маклина краем глаза и снова повернулся к Симаунту и Мандрейну.
   - Очевидно, вам необходимо продолжать, Алфрид. И уверен, что мне не нужно напоминать вам или кому-либо из ваших людей о необходимости абсолютной секретности. Наша лучшая оценка прямо сейчас заключается в том, что где-то следующей весной или в начале следующего лета военно-морской флот храмовой четверки будет готов - или настолько близок к "готовности", насколько это когда-либо будет - прийти за нами. Когда это произойдет, нам понадобятся все возможные преимущества, чтобы уравнять шансы. Включая ваши адские взрывающиеся снаряды. И нам нужно, чтобы эти преимущества стали сюрпризом для другой стороны.
   - Да, сэр. Понял. - Симаунт серьезно кивнул, и Рок-Пойнт кивнул в ответ. Затем он глубоко вздохнул.
   - Что подводит нас, - сказал он, - к вашим нарезным артиллерийским орудиям.
   - Да, сэр! - глаза Симаунта заметно заблестели. - Алфрид и коммодор Мандрейн выполнили действительно удивительно точную стрельбу, сэр Доминик, - услужливо вставил Ражир Маклин.
   - Действительно, мы смогли, адмирал! - просиял Симаунт. - На самом деле, Урвин и его команды, стреляя из нарезного тридцатифунтового орудия, смогли регулярно попадать на дистанции более шести тысяч ярдов. В одном из испытаний они зарегистрировали восемь попаданий из десяти выстрелов, произведенных с измеренной дальности в шестьдесят пять сотен ярдов по цели той же длины и высоты, что и одна из наших шхун!
   Рок-Пойнт кивнул, и он был так же впечатлен, как и выражение его лица. Одно из тридцатифунтовых гладкоствольных орудий новой модели могло метнуть ядро на шесть тысяч ярдов при достаточной высоте подъема, но вероятность попадания во что-либо столь же маленькое, как корабль, на таком расстоянии была практически нулевой. И это было верно даже тогда, когда пушка стреляла с твердой земли, как это делала команда Мандрейна в ходе только что описанной Симаунтом испытательной стрельбы.
   В этом-то все и дело, - криво усмехнулся адмирал.
   - Я ожидаю, что мы сможем расширить диапазон еще дальше, как только мастер Хаусмин начнет производить свои "проволочные" орудия, - с энтузиазмом продолжил Симаунт. - Конечно, это все равно займет некоторое время. Хотя и не так сильно, как я боялся. Проекты его механиков с оборудованием для волочения проволоки уже завершены и протестированы. Он придумывает способ вращать ствол и наматывать проволоку с достаточной точностью и аккуратностью, что на данный момент требует времени. Ну, это и мощность оборудования, в котором мы нуждаемся. Вы видите...
   - Алфрид.
   Симаунт закрыл рот, и его глаза сузились, когда он распознал мягкость - и что-то очень похожее на... сожаление - в тоне Рок-Пойнта.
   - Да, адмирал?
   - Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы только что сказали, что орудийные расчеты коммандера Мандрейна получили восемьдесят процентов попаданий с расстояния более трех миль. Это точно?
   - Да, сэр, - немного настороженно подтвердил Симаунт.
   - Предполагаю, что для этого требовались благоприятные обстоятельства. Имею в виду, ясная погода для хорошей видимости? Устойчивая орудийная платформа?
   - Ну, да, сэр. Конечно. Но даже при далеко не идеальных условиях точность, очевидно, была бы значительно повышена, и...
   - Понимаю это, - сказал Рок-Пойнт. - Но вот в чем дело, Алфрид. У нас не будет таких идеальных условий на море. Даже при самых благоприятных условиях и корабль, и цель будут двигаться. На самом деле, они будут двигаться сразу в нескольких разных направлениях.
   - Конечно, сэр. Но, как я уже говорил, даже если условия не идеальны, мы все равно...
   - Алфрид, у кого будет больше шансов добиться условий, благоприятных для удаленных сражений с этими вашими нарезными пушками? У флота в море - как, скажем, наш - или хорошей стабильной, неподвижной, прочной каменной крепости - как, скажем, той, которая принадлежит храмовой четверке? Той, которую могут атаковать наши корабли?
   Симаунт на мгновение застыл неподвижно. Затем его плечи поникли. Он покачал головой, потирая глаза одной рукой. В своем конце стола коммандер Мандрейн выглядел таким же удрученным. Если бы тема была хотя бы немного менее смертельно серьезной, Рок-Пойнт был совершенно уверен, что ему было бы очень трудно не рассмеяться над выражением их лиц.
   - Полагаю, мы должны были подумать об этом, не так ли? - наконец сказал Симаунт огорченным тоном. - Очевидно, это то, что пойдет на пользу защите больше, чем нападению, не так ли?
   - Не уверен, что это верно в каждом конкретном случае, - возразил Рок-Пойнт. - Как вы только что указали, и как указал доктор Маклин, когда он и верховный адмирал Лок-Айленд и я впервые обсудили это, ваши нарезные орудия будут более точными на всех дальностях, включая те, на которых уже эффективна имеющаяся морская артиллерия. Тут не над чем смеяться. Проблема в том, что для того, чтобы эффективно бороться с этим новым флотом, который строит Церковь, мы с большей вероятностью будем атаковать их якорные стоянки, чем они будут атаковать наши. Или, другими словами, если они в состоянии атаковать наши места базирования, мы, вероятно, уже полностью облажались. Очевидно, что это то, чем мы хотим заниматься, но мы пришли к выводу, что это не то, что мы хотим на самом деле поместить на борт корабля. Еще нет.
   - Понимаю. - Разочарование Симаунта все еще было очевидным, но он встряхнулся и сумел улыбнуться. - Итак, что вы и верховный адмирал Лок-Айленд - и доктор Маклин, я полагаю - хотите, чтобы мы сделали с этим, сэр?
   - Мы хотим, чтобы вы продолжали развивать его, - решительно сказал Рок-Пойнт. - Из того, что вы сказали, понятно, что мы все равно не сможем запустить эти новые пушки в производство в течение некоторого времени. Судя по вашим отчетам, нам кажется более вероятным, что гораздо быстрее мы сможем предоставить снаряды для гладкоствольных орудий. Итак, на данный момент мы думаем о том, чтобы как можно быстрее продвигаться вперед с гладкоствольными орудиями. На самом деле, было предложено, чтобы мы изучили возможность производства предложенных коммандером Мандрейном орудий с тяжелыми снарядами, возможно, с восьмидюймовым или девятидюймовым калибром, специально для стрельбы максимально разрушительными снарядами. Это должно дать нам решающее преимущество на море даже без нарезной артиллерии.
   - В то же время и в условиях максимальной секретности, насколько это возможно, настойчиво продвигайте разработку нарезных орудий мастера Хаусмина. Идите вперед и протестируйте их здесь, в Кингз-Харбор, где вы сможете держать любопытные глаза на расстоянии. Как только вы разработаете работоспособную модель, мы запустим ее в производство в качестве оружия береговой обороны. Если орудие окажется практичным и в качестве морского оружия, мы также разработаем для него морской лафет. Но мы будем держать его в резерве до тех пор, пока либо мы не узнаем, что оно нам понадобится для самообороны, либо мы окажемся в таком выгодном положении, что раскрытие его врагу не будет критичным.
   - Да, сэр.
   - А тем временем, коммандер, - продолжал Рок-Пойнт со сверкающей улыбкой, когда он обратил свое внимание на Мандрейна, - у верховного адмирала Лок-Айленда и у меня есть еще одно небольшое испытание для вас и ваших поставщиков разрушения.
   - Да, адмирал?
   Если несколько мгновений назад голос Симаунта звучал немного настороженно, то в тоне Мандрейна послышалась откровенная тревога, а улыбка Рок-Пойнта стала шире.
   - О, в этом нет ничего сложного, коммандер, - заверил он молодого человека. - Просто, как показали ваши тесты, разрывные снаряды будут чрезвычайно разрушительными. В таком случае, и поскольку ваши тесты были настолько тщательными и профессионально выполненными, верховному адмиралу и мне кажется, что вы идеально подходите для нашего следующего проекта - выяснения того, как защитить или обезопасить корпус корабля, чтобы снаряды не разрывали его на части.
   Его улыбка стала поистине блаженной при виде выражения лица Мандрейна. - Уверен, что вы не увидите в этом особой проблемы, коммандер.
  
   .VI.
   Мэнчирский кафедральный собор, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Сэр Корин Гарвей встал, когда органная прелюдия взлетела, как крылья самих архангелов, и огромные двери Мэнчирского собора распахнулись. Процессия двинулась по проходу за носителем скипетра и турифером. Струйки сладко пахнущего дыма тянулись за украшенным драгоценными камнями кадилом, когда оно раскачивалось на золотой цепи, а за кадилом следовали полдюжины несущих свечи служек, затем солидная фаланга послушников и младших священников. За этим, однако, скрывалась истинная причина, по которой собор был так плотно заполнен в эту конкретную среду.
   Архиепископ Мейкел Стейнейр, предстоятель Церкви Чариса, последовал за этими послушниками, этими младшими священниками. Когда многочисленные голоса соборного хора зазвучали в великолепной песне, те, кто был достаточно близко к архиепископу, могли видеть, как шевелятся его губы, когда он подпевает им. Рубины на его короне сверкали, как свежие кровавые сердечки, в утреннем солнечном свете, льющемся сквозь витражи собора, и он был на целую голову выше Клейрманта Гейрлинга, который шел рядом с ним.
   Они размеренно шагали сквозь бурные волны музыки и голосов, и Гарвей удивлялся, как трудно это было сделать. Несмотря на безмятежное выражение лица архиепископа, воспоминания о сторонниках Храма, которые пытались убить его в его собственном соборе, должно быть, витали в его голове, особенно в свете того, что случилось с Тиманом Хаскансом.
   Если так оно и было, то в поведении Стейнейра не было никаких признаков этого, и Гарвей обнаружил, что на самом деле это его не удивило.
   Его губы дрогнули, когда он вспомнил первую встречу Стейнейра со своим собственным отцом и остальными членами регентского совета - за вычетом графа Крэгги-Хилла, которого довольно удобно (по мнению Гарвея) отозвали в Валейну по какому-то чисто местному делу. Хотя он полагал, что это было неуважительно с его стороны, Гарвей решил, что отношение его отца к архиепископу было удивительно похоже на охотничью собаку на негнущихся лапах, чье острое обоняние подсказывало, что она вот-вот столкнется лицом к лицу с ящером. Тартариэн был не столь откровенно жестким, хотя даже его манеры были более чем настороженными, и остальная реакция регентского совета варьировалась от этой только в худшую сторону.
   И все же в Мейкеле Стейнейре было что-то такое....
   Сэр Корин Гарвей не мог наклеить ярлык на это "что-то", но что бы это ни было, это была мощная штука. Дело было не столько в том, что сказал архиепископ, сколько в том, как он это говорил, - решил Гарвей. - Очевидно, он просто решил предположить, что члены совета были людьми доброй воли. Что, несмотря на факт отлучения Кэйлеба - и, если уж на то пошло, его самого - от церкви, они дали свои клятвы добросовестно. Что он понимал, что их первой заботой должно быть благополучие корисандцев, которые искали у них защиты. Что он считал само собой разумеющимся, что когда люди доброй воли признают проблему, они будут искать ее решение.
   И было столь же очевидно, что если где-нибудь во всем его теле и была хоть одна нетерпимая, непреклонная, фанатичная косточка, то он был мастером скрывать это.
   Вот его настоящее секретное оружие, - подумал теперь Гарвей. - Он действительно является человеком Божьим. Не думаю, что в нем есть хоть капля слабости, но все же очевидно - по крайней мере для меня, - что им движет мягкость. Оскорбленная мягкость, возможно, но все же мягкость. Никто не может провести двадцать минут в его присутствии, не осознав этого. Возможно, он ошибается, но нет никаких сомнений в том, что им движет искренняя любовь к Богу и ближним. И что делает это "секретное оружие" таким эффективным, так это то, что это вообще не оружие. Просто он такой, какой есть. Конечно, есть и еще кое-что... - Взгляд генерала скользнул вверх, к королевской ложе. Как и в любом соборе, она находилась достаточно близко к святилищу, чтобы быть уверенным, что его обитатели все ясно видят и слышат. Поскольку князь Дейвин и княжна Айрис находились в изгнании в Делфираке, ложа была почти пуста. Что только делало одинокого имперского стражника, стоящего перед закрытыми дверьми, еще более заметным.
   На нем были черные доспехи и черные, золотые, синие и серебряные доспехи чарисийской империи, но то, что все, казалось, заметили в нем в первую очередь, были эти странные сапфировые глаза. В отличие от подавляющего большинства жителей Корисанды, Гарвей раньше уже встречался с сейджином Мерлином Этроузом. Действительно, каждый член регентского совета встречался с ним, по крайней мере, мимоходом, и графы Энвил-Рок и Тартариэн провели довольно много времени в его компании, поскольку он был единственным оруженосцем, которому Кэйлеб позволил присутствовать во время переговоров о капитуляции. Сэр Эйлик Артир знал его даже лучше, в некотором смысле - или, во всяком случае, лучше знал дело рук сейджина, поскольку это было единственное, что сохранило ему жизнь в битве при Грин-Вэлли.
   Но все во всем княжестве знали его репутацию. Знал, что он был самым смертоносным воином во всем мире... и что он лично убил всех троих убийц, которые напали на Стейнейра в соборе Теллесберга. Так что знание того, что он был там, бдительные глаза, постоянно бегающие взад и вперед по переполненному собору, вероятно, хотя бы немного способствовали спокойствию архиепископа.
   Вступительный гимн перенес Стейнейра и Гейрлинга в святилище, и Гарвей откинулся на спинку своей скамьи, как только оба архиепископа уселись на свои ожидающие троны, и прихожане тоже могли свободно присесть.
   Служба протекала гладко. В давней и всеми любимой литургии практически не произошло никаких изменений. Действительно, единственным существенным изменением было отсутствие клятвы верности великому викарию как главе Божьей Церкви в Сэйфхолде. Что, как подозревал Гарвей, вероятно, поразило храмовую четверку как очень "существенное изменение".
   Но, в конце концов, они достигли того момента, которого ждал каждый человек в этом соборе, и в огромном сооружении воцарилась тишина, настолько тихая, что слабые звуки шагов Стейнейра были четкими и отчетливыми, когда он подошел к кафедре.
   Он постоял мгновение, глядя на собор, затем провел знаком скипетра по огромному переплетенному тому Писания, прежде чем открыть его. Звук переворачиваемых страниц прошелестел в тишине собора, и когда он осторожно прочистил горло, это показалось почти шокирующе громким.
   - Сегодняшнее Писание, - сказал он, и его глубокий голос донесся до каждого уха, - взято из Книги Чихиро, глава Девятая, стихи с одиннадцатого по четырнадцатый.
   - Затем Господь сказал архангелу Лэнгхорну: "Вот, Я создал свою Святую Церковь, чтобы она была матерью всех мужчин и женщин на лице этого мира, который Я создал. Проследи, чтобы она воспитывала всех Моих детей. Что она учит молодых, поддерживает поступь и мудрость тех, кто вырос, заботится о пожилых людях. И, прежде всего, то, что она воспитывает всех Моих детей так, как они должны поступать.
   Найди среди Моих священников людей, достойных этого великого поручения. Наставь их во всех их обязанностях, исследуй их и измерь их души, взвесь их на весах Моих весов, сожги их в печи Моей дисциплины, избей их на наковальне Моей любви.
   И когда вы сделаете это, когда вы будете уверены, что это священники, достойные вести и пасти Моих овец, поставьте их на места власти. Дайте им то, что им нужно, чтобы исполнять Мою волю, и напомните им, и священникам, которые придут после них, и всем священникам, которые последуют за ними, что их цель, их обязанность и их долг - исполнять Мою волю и всегда и везде, всеми способами служить Моему народу."
   - И архангел Лэнгхорн выслушал все эти наставления от Всевышнего и Святейшего, и архангел склонил свое лицо к земле, и он сказал Господу, своему Богу: "Воистину, это будет так, как Ты повелел".
   Архиепископ положил руку на раскрытую книгу, глядя на собор.
   - Это Слово Божье для Детей Божьих, - сказал он им.
   - Благодарение Богу и архангелам, которые являются Его Слугами, - ответила паства, и в этом ответе чувствовалась напряженность. Своего рода затаившее дыхание удивление по поводу того, как Стейнейр предложил обратиться к этим стихам.
   - Садитесь, дети мои, - пригласил он, и ноги заскребли, а одежда зашуршала в громком вздыхающем бормотании, когда они повиновались ему.
   Он прождал еще добрую половину минуты, слегка сжав руки на Писании. Он пристально посмотрел на них, его глаза обежали весь собор, позволяя им увидеть его осмотр и давая им время осмотреть его, в свою очередь. Там не было никаких признаков каких-либо записок, даже ни одной карточки с записями, и он улыбнулся.
   Это было нечто удивительное, эта улыбка. Нежная и теплая, гостеприимная и - главное - настоящая. Это не была натренированная улыбка актера. Это исходило откуда-то из глубины души человека, и Гарвей почувствовал странное легкое движение, скорее ощутимое, чем услышанное, пронесшееся по собору, когда верующие увидели это.
   - Я намеренно выбрал сегодняшнее место Писания, - сказал он им тогда. - Но держу пари, что большинство из вас уже поняли это, - добавил он с идеальным чувством времени, и почему-то эта улыбка стала озорной.
   Тихий приглушенный смех - смех, который сам себя удивил, - пронесся по собору, и его улыбка на мгновение стала еще более ослепительной.
   - Конечно, я выбрал его намеренно. - Его улыбка исчезла, а голос стал серьезным, немного понизившись, так что им пришлось слушать чуть внимательнее. - Все вы слышали этот отрывок снова и снова. На самом деле, у него есть название, не так ли? Мы называем это "Великим поручением". И мы называем это так, потому что так называли это архангелы, и потому что это Великий Наказ. Этот отрывок, это Священное Писание, является фундаментальной основой Матери-Церкви, собственным Божьим свидетельством ее сотворения и рождения. Его наставление святому Лэнгхорну содержит не только Его повеление о создании Матери-Церкви, но и описание ее обязанностей. Цель - цель, для которой Он предназначил ее создание. Это говорит нам простыми, понятными словами, что она должна делать.
   Он сделал паузу, позволяя своим собственным словам проникнуть в умы и мысли слушателей, затем продолжил.
   - Конечно, "просто и прямолинейно" - это не то же самое, что "легко". Никакая великая задача, какой бы простой она ни была, никогда не бывает "легкой", и какая задача может быть более важной, чем та, которую Сам Бог возложил на Мать-Церковь? И какое другое учреждение этого мира могло бы завоевать преданность, уважение и любовь детей Божьих сильнее, чем Его собственная Церковь? Нам предписывается снова и снова, снова и снова, в каждой книге Священного Писания любить Бога, соблюдать Его законы, исполнять Его волю, жить во исполнение Его плана, а также почитать и повиноваться Его Церкви.
   Тишина в соборе стала более напряженной, более сосредоточенной, и он снова грустно улыбнулся, как будто почувствовал, что на него давит физическое давление.
   - Конечно, Он так и сказал, - спокойно сказал им всем архиепископ-раскольник. - В Божьих наставлениях по этому вопросу нет места для маневра, дети мои. Никаких серых теологических областей, где ученые и богословы могут спорить, дискутировать и анализировать язык. Это не совет, не приглашение, не предложение - это приказ. Это Божья заповедь, такая же верная, как Он заповедал нам свято соблюдать среду или любить друг друга так же сильно, как мы любим самих себя.
   Он покачал головой. - И все же сам факт, что я стою здесь перед вами в этом соборе, является доказательством того, что Церковь Чариса не подчиняется церковным указам. - Теперь его голос звучал жестко. Не сердито, не осуждающе, даже не бросая вызов, но непоколебимо, как меч.
   - Я был отлучен от церкви великим викарием, - продолжил он, и напряжение в соборе усилилось, когда он столкнул их с этим фактом лицом к лицу. - Я был лишен - им - моего статуса священника. Я был заочно осужден за ересь, вероотступничество и измену и приговорен понести Наказание Шулера за мои многочисленные преступления и грехи. Церковь Чариса восстала против указов викариата, великого инквизитора - самого великого викария. Мы отвергли указания Храма. Мы лишили сана и повесили за убийство священников, действующих от имени великого инквизитора. Мы создали наших собственных епископов и архиепископов, рукоположили наших собственных священников, и в каждом уголке империи Чарис мы бросили вызов Матери-Церкви и посмели ей сделать самое худшее. Мы встречались с ее доверенными лицами в битве, и мы завоевали другие земли - даже это княжество Корисанда - силой оружия, несмотря на объявленную волю Матери-Церкви. И я говорю вам сейчас, что это только вопрос времени, и не очень большого, прежде чем Мать-Церковь объявит священную войну Церкви Чариса, империи Чарис и любому человеческому существу - любому дитя Божьему, - которое настолько потеряло свое послушание Матери-Церкви, что поддерживает ее врагов. Мы пришли к вам сюда не с миром, дети мои, и я не буду притворяться, что это не так. Нет, мы пришли с мечом, и этот меч лежит в нашей руке так же верно, как вызов в наших сердцах.
   Тишина теперь была такой напряженной, что Гарвей был слегка поражен тем, что она не разрушилась, когда он вдохнул. Оставайся на месте, пусть эта тишина задержится, пусть она гремит в ушах верующих. Он стоял в солнечном свете витражного стекла, окутанный завитками благовоний, как каменная глыба на дне глубокого холодного колодца тишины.
   - Да, - сказал он наконец, - мы отказались от нашего послушания Матери-Церкви, несмотря на собственный Божий приказ. Но есть причина, по которой мы это сделали, дети мои. Несмотря на все, что вы, возможно, слышали, королевство Чарис и Церковь Чариса не объявляли войну Матери-Церкви.
   Ноги и тела протестующе зашевелились, но он резко покачал головой, и шевеление прекратилось.
   - Это Мать-Церковь объявила нам войну, дети мои. Она приказала уничтожить Чарис, и она использовала вашего князя, ваш флот, ваших мужей, отцов, сыновей и братьев, чтобы осуществить это разрушение. Она начала свою атаку без предупреждения или заявления. Она не упрекала нас, никогда не говорила нам, что мы впали в доктринальную ошибку, никогда не наставляла нас в том, что мы могли бы сделать лучше, более послушно. Она просто распорядилась о нашем уничтожении. Чтобы мы были сломлены, разбиты и стерты из истории Сэйфхолда. Чтобы наши люди были убиты в своих собственных домах, и чтобы эти дома были сожжены над их головами. И поэтому мы защитили себя, защитили наши дома - наши семьи - от этого разрушения... и за это - за это - нас объявили еретиками и отлучили от церкви.
   Он снова покачал головой с мрачным выражением лица. - И в тринадцатом стихе этого утреннего Священного Писания вы найдете нашу защиту. Господь сказал Лэнгхорну: "Когда вы будете уверены, что это священники, способные вести и пасти Моих овец, поставьте их на места власти. Дайте им то, что им нужно, чтобы исполнить Мою волю." - Но Он также сказал Лэнгхорну: "Напомните им и священникам, которые придут после них, и всем священникам, которые последуют за ними, что их цель, их обязанность и их долг - исполнять Мою волю и всегда и везде, во всех отношениях, служить Моему народу". - Он объяснил Лэнгхорну, что это их обязанность, та самая причина, по которой он создал викариат, - воспитывать, учить, направлять, защищать и служить Своему народу. Нет - и не может быть - призвания выше этого. Нет более глубокого обязательства, нет более торжественного долга.
   - Но Мать-Церковь не выполнила это обязательство, проигнорировала этот долг. Матерью-Церковью, дети мои, управляют люди. Им предписано управлять ею в соответствии с Божьей волей, но они все еще люди. И люди, которые в настоящее время контролируют Мать-Церковь, которые превратили самого великого викария в свою марионетку и рупор - такие люди, как Аллейн Мейгвейр, Робейр Дючейрн, Замсин Тринейр и, прежде всего, Жэспар Клинтан, - такие же коррумпированные, продажные, злые и грязные, как и все люди, которые когда-либо ходили по Божьему миру.
   Мягкий голос архиепископа был тем самым мечом, который, как он сказал им, Церковь Чариса принесла в Корисанду, и он был таким же острым и безжалостным, как любой когда-либо выкованный клинок.
   - Наш долг - повиноваться Матери-Церкви, но также наш долг - признавать, когда приказы, которые нам отдают, исходят не от Матери-Церкви - не от архангелов и никак не от Самого Бога, - а от коррумпированных торговцев властью.
   От людей, которые решили превратить святую Церковь Божью в проститутку. Которые продают власть своих высоких постов. Которые продают саму Мать-Церковь. Которые издают приказы об уничтожении целых королевств. Которые используют власть инквизиции, чтобы запугать любую мысль о противодействии их коррупции. У которых собственные священники Матери-Церкви замучены до смерти на самых ступенях Храма за то, что они недостаточно коррумпированы.
   - Божье наставление повиноваться Матери-Церкви так же просто и прямолинейно, как слова Священного Писания этого утра, но таково же и Его великое поручение священнослужителям Матери-Церкви. К людям, призванным носить оранжевый цвет викариев. великому викарию и великому инквизитору. И те люди в Зионе... потерпели... неудачу... с повиновением... Ему.
   Эта последняя, размеренная фраза зазвенела в ушах его слушателей, как железная перчатка, с вызовом ударившаяся о каменный пол.
   - Повиновение указаниям совершить грех становится соучастием в грехе, независимо от источника этих указаний. Шулер рассказывает нам об этом в своей книге. "Независимо от источника" - это те самые слова архангела Шулера, дети мои! Знаю, вы слышали, как сторонники Храма здесь, в Мэнчире, цитировали этот отрывок. И Церковь Чариса не прикажет им молчать. Не будет стремиться диктовать свои условия их душам. Но Церковь Чариса считает, что мы не можем оказывать благочестивое послушание грешным людям, утверждающим, что они говорят от Его святейшего имени, когда они уже давно утратили это право своими собственными действиями.
   Он выпрямился во весь рост, повернувшись лицом к переполненным скамьям Мэнчирского собора.
   - Мы не можем, у нас нет и не будет послушания им, - сказал он. - Мы не диктуем совести ни мужчины, ни женщины. Мы не будем принуждать. Мы не будем пытать и убивать тех, кто просто не согласен с нами. Но мы и не сдадимся. Пусть по всей Корисанде будет известно, что мы будем рады любому, кто пожелает присоединиться к нам в наших усилиях по освобождению души Матери-Церкви от продажных людей, осквернивших ее. Что мы будем приветствовать вас как наших братьев, наших сестер и наших собратьев - детей Божьих. И что мы будем идти вперед до конца этой великой задачи, к которой мы были призваны. Мы не дрогнем, нас не поколеблют, и мы никогда - никогда - не сдадимся. Пусть Клинтан, Тринейр и их приспешники будут предупреждены. В свое время Церковь Чариса придет за ними. Придет за ними в тот день, когда придет время спасти Мать-Церковь и освободить ее от слуг Тьмы, которые слишком долго оскверняли ее.
  
   .VII.
   Крэг-хаус, город Валейна, графство Крэгги-Хилл, княжество Корисанда
  
   Епископ-исполнитель Томис Шайлейр оторвал взгляд от своего разговора с Мараком Халиндом, когда кто-то резко постучал в дверь помещения. Несмотря на то, что он понимал - умом, - что здесь, в своем офисе в Крэг-хаусе, он в полной безопасности, его охватил приступ тревоги. Сегодня утром не было запланированных посетителей или совещаний, и для преследуемого беглеца (особенно беглого епископа-исполнителя, чей интендант был нечестиво убит) "неожиданный" переводился как "угрожающий".
   О, не говори глупостей, Томис! - ругал он себя. - Сомневаюсь, что вооруженные приспешники регентского совета или "Церкви Чариса" смогли бы проникнуть так далеко в городской дом графа без хотя бы некоторой тревоги, предшествующей им. Если уж на то пошло, я склонен сомневаться, что нынешние власти будут вежливо стучать, если только зайдут так далеко! Во всяком случае, они не потрудились "постучать" в дверь Эйдрина.
   Его лицо на мгновение напряглось при этой мысли. Затем он прочистил горло.
   - Войдите! - позвал он, и граф Крэгги-Хилл вошел в дверь.
   - Доброе утро, милорд. - Шайлейр услышал удивление в собственном голосе. - Я не ожидал увидеть вас сегодня утром.
   - Я сам не ожидал оказаться здесь, ваше преосвященство.
   Что-то в манерах Крэгги-Хилла, что-то блеснувшее в его карих глазах, заставило Шайлейра немного выпрямиться в кресле. Он быстро взглянул на Халинда, уловив проблеск любопытства на лице своего секретаря, затем полностью переключил свое внимание на Крэгги-Хилла.
   - Могу я спросить, что тогда изменило ваши планы, милорд? - спросил епископ-исполнитель, указывая на удобное кресло перед своим столом, когда он говорил.
   - Безусловно, можете, ваше преосвященство.
   Крэгги-Хилл сверкнул короткой натянутой улыбкой, прежде чем устроиться в кресле. Халинд начал вставать, но граф жестом усадил его обратно в кресло.
   - Останься, отец, - сказал дворянин. - Я уверен, что вы и его высокопреосвященство подготовите довольно много переписки в ближайшие несколько пятидневок, так что сейчас вы могли бы также узнать мои новости.
   - Конечно, милорд, - пробормотал Халинд.
   Секретарь снова сел, взглянув на своего начальника в поисках подтверждения, и Крэгги-Хилл полностью переключил свое внимание на Шайлейра.
   - Понимаю, ваше преосвященство, что с тех пор, как Стейнейр прибыл в княжество, сообщения из Мэнчира были довольно разочаровывающими, - сказал он затем, что, по мнению Шайлейра, было одним из лучших примеров преуменьшения, которые он слышал за последние несколько лет. Назвать сводки семафоров из Мэнчира "довольно разочаровывающими" было примерно то же самое, что назвать океан Картера "довольно глубоким".
   Было очевидно, как бы мало ни хотел признать это епископ-исполнитель, что не просто город Мэнчир, но и все герцогство в значительной степени было потеряно. Приказ Эйдрина о казни Хасканса имел неприятные последствия. Шайлейр был поражен тем, что полностью оправданная смерть одного священника-отступника могла породить такой бурлящий гнев и возмущение. Это было так, как если бы граждане Мэнчира намеренно предпочли не понимать порочности нападения Хасканса на Мать-Церковь. Как будто они действительно сочувствовали ему просто потому, что он был способен на случайные вспышки красноречия в служении врагам Божьим.
   И все же было бы глупо недооценивать силу этого яростного гнева... или тяжесть его последствий. Стейнейр, конечно, этого не сделал. Его самая первая проповедь с украденной кафедры Мэнчирского собора была основана на этом гневе, когда он изложил свои попытки оправдать собственное предательство Матери-Церкви и создание "Церкви Чариса". Ничто не могло оправдать такое отношение, но разгневанные умы не были разумными, и проповеди Стейнейра упали на благодатную почву. Даже многие из тех, кто продолжал горько возмущаться империей Чариса, ослабевали в своем противостоянии "Церкви Чариса". Если уж на то пошло, любой остаточный гнев в столице по поводу способа, которым были замучены Эйдрин Уэймин и другие убитые священники, все чаще был направлен на светские власти, а не на Стейнейра... или Гейрлинга. Любой идиот должен понимать, что ни регентский совет, ни вице-король генерал Чермин не осмелились бы действовать подобным образом, если бы не прямой приказ Церкви, которой они присягнули на верность. И все же опасная степень разделения между чарисийской церковью и чарисийской короной проникла в умы слишком многих. И другие проповеди Стейнейра, с их акцентом на "свободе совести", их отказом от Вопроса и Наказания Шулера, их конкретными гарантиями того, что "сторонники Храма", которые соблюдали закон, могли продолжать поклоняться, используя литургию и даже священников, которых они выбрали, завоевали ему еще большую поддержку. Что еще хуже, возможно, это снискало ему терпимость даже среди тех, кто думал, что они остаются верными Матери-Церкви. Были сообщения о том, что даже многие из "приверженцев Храма" стали уважать его - пусть и неохотно - за его "честность".
   Эта эрозия веры была тем, что больше всего беспокоило Шайлейра, но он знал, что его светские союзники, такие как Крэгги-Хилл, были так же обеспокоены тем фактом, что, несмотря на разделение, которое некоторые все еще проводили между империей и церковью, принятие "Церкви Чариса" также медленно, но неуклонно ослабляло сопротивление империи. Первичная лояльность князю Дейвину явно оставалась высокой, многие жители Корисанды продолжали проводить различие между своим изгнанным князем и регентским советом, действующим от его имени, а жители Корисанды были далеки от того, чтобы простить Кэйлеба за убийство князя Гектора. И все же существовала огромная разница между отрицанием легитимности нынешнего режима и активным сопротивлением ему. Именно здесь переполнение ползучего признания "Церкви Чариса" постепенно разъедало основы светской поддержки сопротивления.
   И, что еще хуже, население столицы, похоже, пришло к выводу, что сопротивление - их освободители - были истинными врагами. Интеллектуально Шайлейр мог понять грубые физические факторы, связанные с этим процессом, но по своей природе он был неспособен по-настоящему сочувствовать любому, кто мог бы принять такое странное представление. Это включало в себя такое глубокое отвержение Божьей воли в пользу таких чисто эгоистичных, материальных соображений этого мира, что он буквально не мог этого понять.
   И все же, понимал он это или нет, он все равно был вынужден признать его существование и учитывать его в своем собственном все более удручающем мышлении.
   Под покровительством чарисийцев на юго-востоке Корисанды снова начала процветать торговля. Товары наводняли порты, стали открываться предприятия, тарифы и импортные пошлины князя Гектора (многие из которых были значительно повышены, когда он готовился противостоять вторжению чарисийцев) были снижены, и инвесторы-чарисийцы явно искали благоприятные возможности. Экономика столицы еще не восстановилась до уровня, существовавшего до вторжения, но она быстро приближалась к нему и такими темпами, которые предполагали, что вскоре она превзойдет его.
   В то же время сокрушительный удар, нанесенный Гарвеем организации Уэймина, положил конец всему скоординированному, централизованно управляемому сопротивлению. Горстка его людей могла бы сбежать, но они были слишком рассеяны, слишком глубоко загнаны в укрытия, чтобы многого добиться. Это привело к тому, что внезапно прекратились "спонтанные инциденты", которые так тщательно поддерживал Уэймин. То, что оставалось, гораздо чаще было вспышками чистого бандитизма, как бы мало Шайлейру ни нравилось это признавать. Они больше не были тщательно нацелены. Действительно, они были настолько плохо нацелены, что были практически случайными, почти с такой же вероятностью нанося урон сторонникам Храма, как и предателям. Это создавало постоянный отток этих приверженцев Храма от людей, ответственных за их собственные потери. И с теми, кто был ответственен за это, власти также безжалостно расправлялись. Это означало, что те, кто пытался сопротивляться оккупации, все чаще рассматривались как источник насилия и разрушений, в то время как те, кто поддерживал оккупацию, рассматривались как защита граждан от актов насилия.
   Потребовался бы бедарист, чтобы объяснить Шайлейру эту логическую цепочку. Конечно, любой должен быть в состоянии понять, что именно присутствие оккупантов спровоцировало насильственную реакцию. В таком случае, какая запутанная цепочка рассуждений могла бы воздать им должное за подавление насилия, а не возложить на них вину за то, что они вызвали его в первую очередь?
   И все же, какой бы странной ни казалась ему эта мысль, он не мог отрицать, что это происходит. И, что еще более обескураживающе, регентский совет на самом деле завоевывал все большее уважение даже среди столичных приверженцев Храма за свою "сдержанность". Никого не арестовывали просто так и не бросали в тюрьму "на всякий случай". Стражники Гарвея не были особенно нежны с теми, кто сопротивлялся аресту, но любому, кто был арестован, также предъявлялись обвинения. И никто из тех, кому было предъявлено обвинение, не был наказан без суда и следствия. И пока они находились в тюрьме в ожидании суда, им был разрешен доступ к священнослужителям-лоялистам Храма и членам семьи... что просто случайно и аккуратно опровергло в головах любые слухи о том, что заключенных тайно пытали.
   Было довольно много казней, и все в Мэнчире знали, что их будет еще больше, но регентский совет был скрупулезен в поддержании хотя бы видимости справедливости.
   Стало удручающе ясно, что на юго-востоке не будет всеобщего восстания - по крайней мере, в тех масштабах, в которых они нуждались. Все еще будет какая-то поддержка, какие-то узлы сопротивления, и вполне вероятно, что значительная часть людей проявит, по крайней мере, пассивное сопротивление, когда наступит момент. Но ничто из этого не могло скрыть тот факт, что, когда они, наконец, разожгут свое собственное восстание, начатое здесь, на севере, они начнут не всеобщее восстание, а гражданскую войну, прямо здесь, в Корисанде, между теми, кто готов лизать руку чарисийцев, и теми, кто все еще верен Матери-Церкви и князю Дейвину.
   И каждый день понемногу увеличивает шансы против нас, - с горечью подумал Шайлейр. - Энвил-Рок и Тартариэн уже продвигаются к расширению своей аккуратной маленькой цитадели там, на юго-востоке, и, судя по всему, барон Блэк-Клифф собирается отдать свою душу и публично поддержать их.
   Он стряхнул с себя гнетущие размышления и кивнул в сторону Крэгги-Хилла. - Я думаю, что "разочаровывающий" было бы одним из способов описать эти сообщения, милорд, да, - сухо сказал он.
   - Ну, у меня есть немного новостей, которые, думаю, значительно более обнадеживающие, - сказал ему граф. - Боюсь, это не имеет никакого отношения к тому, что происходит там, на юге. Но герцог Зибедии наконец-то перестал танцевать вокруг да около.
   - Правда? - Шайлейр выпрямился, выражение его лица внезапно стало напряженным, и Крэгги-Хилл улыбнулся. Прелат подумал, что это не было особенно приятным выражением лица.
   - О, верно, ваше преосвященство. На самом деле, думаю, что танец, возможно, пришел к более полной остановке, чем он думает.
   - В каком смысле?
   - Он был очень осторожен, общаясь только устно, через личных представителей, которым он доверяет, - сказал Крэгги-Хилл. - О, я переписывался с ним, но ни одно из наших писем не содержало ничего компрометирующего. У нас обоих были веские причины избегать этого.
   Граф поморщился, а Шайлейр фыркнул. Для Томиса Симминса, великого герцога Зибедии, предательство было так же естественно, как дыхание. Если бы Крэгги-Хилл был настолько неосторожен, чтобы включить любую открытую ссылку на "измену" в письмо Зибедии, великий герцог продал бы его Кэйлебу и Шарлиэн в тот момент, когда это дало бы ему какое-либо преимущество.
   - Но, - продолжил граф, - он наконец-то согласился с определенным графиком поставок нам новых нарезных мушкетов. И он сказал об этом в письменном виде.
   - Вы шутите!
   - О, нет. - улыбка Крэгги-Хилла была тоньше, чем когда-либо. - Конечно, он не понимал, что передает это мне. Его переписка со мной по-прежнему является воплощением благоразумия, но ему пришлось быть немного более... откровенным в своих инструкциях его посланникам. Я знал об этом в течение некоторого времени, и боюсь, что прошлой ночью его нынешний посланник был жестоко атакован и ограблен.
   Граф сложил руки перед собой и на мгновение благочестиво поднял глаза к небу.
   - Очевидно, я веду расследование, и посланник, который получил лишь незначительные травмы и потерял все свои драгоценности и деньги, разрывается между упоминанием того факта, что в его украденном поясе с деньгами содержались его последние инструкции, и надеждой на Шан-вей, что мы никогда не догоним воров, о которых идет речь.
   - Вы думаете, он действительно не понимает, что это уже у вас в руках - что вы явно делаете, милорд? - спросил Шайлейр, его глаза сузились.
   - О, он должен признать это как возможность, ваше преосвященство. Но это было очень убедительное ограбление, поверьте мне. И воры явно планировали перерезать ему горло, чтобы убедиться, что не останется свидетелей, когда ему удалось "сбежать", что должно заставить его, по крайней мере, немного усомниться в моей причастности. Он знает, что если бы я убил его, Зибедия мгновенно почуял бы крысопаука и попятился. Чего он не знает, так это того, что я знал - или, скорее, сильно подозревал, - что у него при себе были эти инструкции. Не думаю, что он понял, что мои агенты смогли идентифицировать посредника здесь, в Валейне, который передавал почту Зибедии туда и обратно. Так что он не знает, что "воры" последовали за ним, когда он забрал свою последнюю депешу. На самом деле, я не уверен, что у него было время прочитать ее самому, хотя из того, что он сказал, совершенно очевидно, что он, по крайней мере, в целом осведомлен о ее содержании. Учитывая все это, в его сознании должен быть огромный вопросительный знак, касающийся возможности моего участия, но он не может быть уверен в любом случае. Так что он, вероятно, надеется, что это действительно были воры, которые будут интересоваться только его деньгами и драгоценностями и просто выбросят переписку. Или, в противном случае, что они будут достаточно умны, чтобы понять, насколько это опасно, и сжечь ее до того, как он сможет их убить. Последнее, чего он хочет, - это чтобы мои стражники схватили воров за пятки, нашли письмо Зибедии к нему и передали его мне.
   - Но критический момент заключается в том, что даже если Зибедия думает, что это устроил я, даже если он решит, что хочет отступить, сейчас он не может. У меня есть письмо, написанное его собственной рукой, в котором он просит своего посланника передать "нашим друзьям в Корисанде", что он готов поставлять оружие с целью сопротивления чарисийской оккупации. В частности, с нарезными мушкетами, изъятыми у имперской армии в Чисхолме. Ни я, ни кто-либо другой в Корисанде не указаны в письме, но его намерения изложены совершенно четко выше его собственной подписи.
   Епископ-исполнитель решил, что он легко мог бы побриться улыбкой Крэгги-Хилла, и почувствовал, что улыбается в ответ.
   - Это письмо отправится в мой личный сейф, ваше преосвященство, - сказал граф тоном глубокого удовлетворения. - И если Зибедия окажется... строптивым, я всегда могу мягко сообщить ему, что оно лежит у меня. И, конечно же, если он продолжит оставаться строптивым, это может просто попасть в руки Гарвея - или Чермина.
   Шайлейр снова откинулся на спинку стула, и его улыбка сменилась более сдержанным выражением благодарности.
   Спасибо тебе, Боже, - подумал он. - Прости меня за то, что я сомневался, за то, что позволил себе впасть в отчаяние. В Писании говорится, что Вы предадите Своих врагов правосудию, используя даже руку самих нечестивых. Я едва ли могу притворяться, что великий герцог - благочестивый человек, но Вы отдали его в наши руки, и, в конце концов, мы воспользуемся этим, чтобы привлечь Ваших врагов к ответственности.
   Он на мгновение закрыл глаза, давая это обещание. Но даже если бы он держал их открытыми, он никогда бы не заметил крошечный дистанционно управляемый пульт, установленный на потолке, который только что передал каждое слово его разговора с Крэгги-Хиллом далекому искусственному интеллекту по имени Сова.
  
  
   МАЙ, Год Божий 894
  
   .I.
   КЕВ "Чихиро", 50, залив Горэт, королевство Долар
  
   - Извините меня, милорд, но думаю, вам лучше это увидеть.
   Граф Тирск отвернулся от кормовых иллюминаторов "Чихиро" и стал созерцать корабли своего медленно растущего флота. Коммандеру, который только что вошел в его дневную каюту, было около тридцати лет, у него были карие глаза, смуглая кожа, темные волосы и особенно роскошные усы.
   - И что именно может быть "этим", Алвин? - мягко спросил Тирск.
   - Извините, милорд. - Коммандер Алвин Хапар криво улыбнулся. - Это депеша от губернатора Кейроса. Она была помечена как "срочно", поэтому семафорная станция отправила его немедленно, вместо того чтобы ждать обычного дневного судна.
   - Губернатор Кейроса? - Тирск нахмурился. Он мог придумать несколько причин, по которым губернатор провинции империи Харчонг мог послать ему срочную депешу. Однако особенно вероятным казался только один вариант, и он почувствовал, как его нервы напряглись.
   - Очень хорошо, Алвин.
   Граф протянул руку, и Хапар вручил ему тяжелый конверт. Затем коммандер слегка поклонился и вышел из адмиральской каюты.
   Тирск с улыбкой смотрел ему вслед. В один прекрасный день Алвин Хапар собирался стать очень хорошим капитаном галеона. В данный момент, однако, он был занят обустройством должности, которая была чем-то совершенно новым в королевском флоте Долара. Тирск еще не придумал термин для этого "чего-то нового", но там, на планете под названием Старая Земля, это было бы "начальник штаба". Одна из вещей, которые понял граф, заключалась в том, что ему нужна группа помощников, чтобы помочь ему справиться с огромной задачей восстановления военно-морского флота, который был уничтожен у рифа Армагеддон. Хапар был одним из таких помощников, и он тоже очень хорошо справлялся со своей работой.
   Почти так же хорошо, как он умеет соблазнять юных леди проводить много времени в своей очаровательной компании. Тирск покачал головой. Этот молодой человек далеко пойдет... при условии, что ему удастся избежать гибели где-нибудь на дуэли!
   Он отбросил эту мысль в сторону и вскрыл конверт. Он быстро просмотрел его содержимое, и его улыбка исчезла.
   Он сложил единственный лист бумаги и снова повернулся к иллюминаторам, глядя на залив, но сейчас его расфокусированные глаза по-настоящему его не видели. Они смотрели на мысленные образы запомнившихся диаграмм, в то время как его разум гудел.
   Он оставался в таком положении несколько минут, затем встряхнулся, подошел к двери каюты и высунул голову наружу.
   - Милорд? - спросил стоявший там часовой (он был армейским капралом, подчиненным вице-адмиралу флота; Тирск все еще пытался убедить Торэста согласиться сформировать специальный корпус морской пехоты, подобный морской пехоте Чариса), быстро вытянувшись по стойке смирно.
   - Передайте, пожалуйста, лейтенанту Бардейлану и мастеру Вануику, чтобы они немедленно явились ко мне, - проинструктировал Тирск.
   - Немедленно, мой господин!
   Тирск кивнул и повернулся обратно в каюту, слушая, как передается сообщение. Он снова смотрел в кормовые иллюминаторы, когда прибыли Мартин Вануик и Абейл Бардейлан.
   - Вы посылали за нами, милорд? - спросил флаг-лейтенант.
   - Действительно, я это сделал, Абейл. - Тирск еще мгновение смотрел на залив, затем повернулся к ним лицом.
   - Нам нужно отправить несколько сообщений, - решительно сказал он. - Мартин, нам понадобятся письма герцогу Ферну и герцогу Торэсту, с копиями епископу Стейфану и адмиралу Халинду, для их информации.
   - Немедленно, милорд. - Секретарь подошел к боковому столику, служившему для письма, придвинул к себе лист бумаги и обмакнул ручку. - Я готов, милорд.
   - Хорошо. - Тирск одобрительно улыбнулся, затем взглянул на Бардейлана. - Как только мы закончим с письмами, я также хочу, чтобы вы собрали коммандера Хапара и остальных - и капитана Бейкета - для немедленной встречи здесь, Абейл. - Граф указал на ковер под ногами, и флаг-лейтенант кивнул.
   - Я позабочусь об этом, милорд.
   - Хорошо, - повторил Тирск. Затем он глубоко вздохнул, повернулся к Вануику и начал диктовать.
   - Милорды - припишите все надлежащие приветствия, Мартин, - я обязан сообщить вам, что получил депешу от губернатора Кейроса, в которой сообщается, что имперский курьерский катер заметил военные корабли и транспорты Чариса, проходящие через пролив Кейрос в северном направлении. Губернатор заявляет в своем сообщении, что он полностью доверяет офицеру, составившему отчет, но что тому не удалось получить точный подсчет, прежде чем он был вынужден отступить, чтобы избежать преследования со стороны чарисийской шхуны. Шхуна, о которой идет речь, была однозначно идентифицирована как крейсер имперского чарисийского флота, а не как частное судно. Подчеркни как "однозначно", так и "не", Мартин.
   - Конечно, милорд.
   Если секретарь и был встревожен содержанием письма, то по его голосу это никак не проявилось, и Тирск одобрительно улыбнулся в макушку его склоненной головы, прежде чем продолжить.
   - Капитан харчонгского курьерского катера сообщает, что он насчитал минимум восемь военных галеонов Чариса и, по-видимому, по меньшей мере столько же транспортных или грузовых судов. Казалось бы маловероятным, что имперские чарисийские военные корабли были отправлены так далеко в качестве простого сопровождения конвоя. Поэтому полагаю, что мы должны предположить, что торговые галеоны, замеченные губернатором, на самом деле являются транспортами, и что это представляет собой операцию, направленную против нас здесь, в Доларе, или против империи Харчонг. Учитывая более продвинутое состояние наших военно-морских приготовлений, предполагаю, что Долар является более вероятной целью, хотя нельзя исключать явную возможность операций против обоих государств.
   - Наличие транспортов наводит меня на мысль, что намерение чарисийцев состоит в том, чтобы захватить подходящую базу где-нибудь в море Харчонг или в самом заливе Долар. Очевидно, на данный момент мы не можем сказать, какая из этих возможностей является их действительным намерением, но я склонен полагать, что наиболее вероятным пунктом их назначения является остров Кло. Он практически необитаем, лежит достаточно далеко от наших собственных военно-морских баз или баз империи, чтобы затруднить любую поспешную контратаку на него, и находится в хорошем положении, чтобы угрожать побережьям Кейроса, Кузнецова, Тигелкэмпа, Стена и даже залива Швей, в дополнение к вмешательству в нашу собственную торговлю и судоходство в заливе Долар.
   - Фактическое расстояние от острова Кло до Горэта, конечно, превышает четыре тысячи миль, но полагаю, вполне возможно, что, обезопасив и укрепив остров Кло, смелый командир чарисийцев вполне может захватить необорудованную якорную стоянку гораздо ближе к нам, чисто в качестве передовой операционной базы. В прошлом я указывал на желательность укрепления островов береговой цепи Долара. - Это должно было разозлить Торэста, который отверг его рекомендации в этом отношении, - подумал Тирск, но это все равно нужно было сказать. - При нынешнем положении дел не могу гарантировать способность военно-морского флота помешать достаточно мощной эскадре Чариса захватить такую якорную стоянку на острове Тров или любом из Трио.
   - Очевидно, пройдет некоторое время, прежде чем какие-либо военные корабли, находящиеся так далеко, как пролив Кейроса, смогут представлять какую-либо угрозу в родных водах. Однако считаю, что нам надлежит действовать как можно более заблаговременно в связи с этим вторжением. Поэтому смиренно прошу нас немедленно проконсультироваться с послом Харчонга о возможной координации наших усилий в этом отношении. Тем временем мы с епископом Стейфаном посоветуемся о том, как наилучшим образом подготовить наши собственные силы. Я доложу вам, как только он, адмирал Халинд и я завершим предварительную оценку наших возможностей и того, как их можно наилучшим образом использовать перед лицом угрозы, которую предвижу.
   - Имею честь быть, и так далее, и так далее, и так далее.
   Граф на мгновение снова выглянул в окно, размышляя, затем пожал плечами.
   - Перечитай это, пожалуйста, Мартин.
   - Конечно, милорд. - Секретарь прочистил горло. - Милорды, я обязан сообщить вам, что получил...
  
   .II.
   КЕВ "Дансер", 56, у острова Кло, море Харчонга
  
   Сэр Гвилим Мэнтир наблюдал за марселями шхуны "Мессенджер", когда она вышла из устья канала Снейк и изменила курс. Отсюда он не мог видеть ее корпус, но мог отследить белые пятна ее парусов на фоне нависающих коричневых гор острова Кло и нахмурился, рассматривая их.
   Его больше всего беспокоило, пригодна ли бухта Хардшип в качестве якорной стоянки, - что с ней сделает восточный ветер. Даже шхуне было бы ужасно трудно пробиваться против такого ветра. Канал Снейк, южный вход в бухту, можно было бы использовать при ветре с северо-востока на восток, а канал Норт - при ветре с юго-востока на восток, но даже при таких условиях галеону было бы трудно выбраться из любого канала. В данный момент, однако, ветер (какой бы он ни был и что бы от него ни было) дул с юго-юго-запада, и "Мессенджер" лег на правый галс, при почти полном ветре на траверзе, и направился к своему флагману.
   Вся остальная часть его флота - пятьдесят три корабля - стояла в дрейфе в Шелл-Саунде, широком водоеме между Грин-Айленд и мелководьем. Было невыносимо жарко, даже по чарисийским меркам. Он оставил свою тунику в каюте, но пот приклеил рубашку к коже, и когда он поднял руку примерно на дюйм над одной из выкрашенных в черный цвет карронад юта, тепло вернулось к его ладони, как будто от верхней части печи. Тенты, установленные над палубой, чтобы дать экипажу немного тени, помогли, но, по мнению Мэнтира, в основном это была разница между медленной выпечкой в духовке или жаркой на открытом огне.
   Он ожидал тепла, но не был готов к такой жаре, и тот факт, что ветер стих до легкого ветерка, не помогал. И в ближайшее время это не должно было ускорить подход "Мессенджера" к "Дансеру". При таком ветре даже маленькая быстроходная шхуна делала на всех парусах два-три узла, а ей предстояло преодолеть почти пятнадцати миль, чтобы добраться до флагмана.
   Мэнтир посмотрел на солнце и поджал губы. Назовем это пятью часами - скорее всего, шестью, - а было уже больше одиннадцати. Он поморщился и отступил в тень навеса на юте. Это была не особенно густая тень, но после нефильтрованного, обжигающего глаза солнечного света за ней казалось, что ступаешь в пещеру.
   Очень жаркую пещеру.
   - Данилд? - сказал он, поворачивая голову и моргая, отыскивая своего флаг-лейтенанта, прежде чем его глаза действительно привыкли к относительному полумраку.
   - Да, сэр? - лейтенант Данилд Разман ответил откуда-то сзади него, и он повернулся на голос.
   - А, вот и ты! - Адмирал покачал головой, криво улыбаясь с сочувствием. - Я боялся, что ты наконец-то сварился.
   - Еще не совсем, сэр. - Разман вернул улыбку своего адмирала, хотя, по правде говоря, шутка Мэнтира, по мнению лейтенанта, была слишком близка к реальности. Разман был чисхолмцем, одним из растущего числа чисхолмцев, интегрируемых в имперский флот, с экзотическими (по чарисийским стандартам) каштановыми волосами и серыми глазами... и светлым цветом лица, которое было совершенно счастливо гореть красным, волдырями или даже болезненно шелушиться, но категорически отказывалось загорать.
   - Ну, полагаю, время еще есть, - усмехнулся Мэнтир. Не то чтобы он не сочувствовал; просто ни один из них ничего не мог с этим поделать, кроме как посмеяться.
   - Есть, сэр, - согласился Разман. - Тем временем, однако, было ли что-то, что вам нужно было, чтобы я сделал?
   - На самом деле, да. - Мэнтир махнул в направлении "Мессенджера". - Предполагаю, что им потребуется пять или шесть часов, чтобы добраться до нас. В сложившихся обстоятельствах я подумал, что мы могли бы перенести ужин и пригласить лейтенант-коммандера Гразэйэла присоединиться к нам сегодня вечером. Кажется, это самое меньшее, что мы можем сделать после того, как послали его туда, чтобы поговорить с этими людьми.
   - Конечно, сэр. Вы хотите, чтобы капитан Магейл присоединился к вам?
   - Да, капитан, мастер Сисмоук и лейтенант Крагейр - Нет, Крагейр будет нести вахту, не так ли? - Мэнтир на мгновение задумался, затем пожал плечами. - Пусть это будут лейтенант Валдейр и юный Свейрсман. И ты, конечно.
   - Итак... шесть гостей, включая меня? - сказал Разман, мысленно подсчитывая имена. - Я пойду и скажу Нейклосу, сэр. - Флаг-лейтенант снова слабо улыбнулся. - Он все равно будет жаловаться, что мы недостаточно рано предупредили его, вы понимаете.
   - Конечно, так оно и есть. Это то, что он делает.
   В ответной улыбке Мэнтира было лишь немного смирения. Рейян Халмин, его многолетний слуга, был убит в проливе Даркос, и Мэнтир сильно скучал по нему. Не только потому, что они были вместе так долго, хотя это определенно было частью этого, но и потому, что Халмин так хорошо подходил ему. Рождение Мэнтира было таким же обычным явлением, как и рождение будущего чарисийского моряка, а Халмин был рыбаком в заливе Хауэлл до того, как поступил на флот. Лично Мэнтир подозревал, что "Рейян Халмин" не всегда было именем этого человека. В королевском чарисийском флоте было много таких людей, и теперь, когда это был имперский чарисийский флот, это не изменилось. До тех пор, пока человек выполнял свой долг и не попадал в новые неприятности, военно-морской флот был готов не обращать внимания на любые неосторожности в его предыдущей жизни. В случае с Халмином Мэнтир заметил, что он никогда добровольно не сходил на берег в Теллесберге.
   Что бы ни скрывалось в прошлом Халмина, молодой лейтенант Мэнтир всегда считал его надежным помощником и опытным рулевым. Когда лейтенант-коммандер Мэнтир получил свое первое командование, он взял Халмина с собой, сначала в качестве своего личного рулевого, а затем, позже, в качестве слуги в каюте. Назвать его "камердинером" означало бы растянуть вполне подходящее существительное далеко за его допустимые пределы. Тем не менее, он был верным, жестким, трудолюбивым и удивительно хорошо владел саблей, что отлично подходило Гвилиму Мэнтиру.
   Но теперь он погиб, и сэру Гвилиму Мэнтиру потребовалась замена. Пришел Нейклос Валейн, который явно считал Мэнтира незавершенным делом. Щеголеватый темноволосый камердинер был примерно на десять лет старше Мэнтира, и его очень рекомендовал Доминик Стейнейр.
   - Он будет суетиться и нервировать тебя до смерти, - сказал Стейнейр, - но он также сумеет накормить тебя горячим супом посреди воющего шторма. Независимо от того, сколько времени ты дашь ему на подготовку к официальному обеду, он будет клясться, что этого недостаточно... затем придумает ужин из пяти блюд и каким-то образом вызовет в воображении свежие овощи, когда ты застрял посреди моря Энвил. И, честно говоря, Гвилим, думаю, что он именно то, что тебе понадобится теперь, когда у тебя есть свой вымпел.
   У Мэнтира не было особых сомнений в том, к чему клонил Рок-Пойнт. Капитаны, возможно, не слишком беспокоились о светских условностях, адмиралам приходилось это делать. И неприкрашенная правда заключалась в том, что жизнь и карьера Мэнтира сделали его непревзойденным профессионалом в качестве моряка, но, похоже, не помогли ему разобраться в вопросах этикета, правильного выбора вин или всех тех других мелких деталях, которые должны были знать адмиралы.
   Валейн исправлял это, и были времена, когда Мэнтир чувствовал определенное родство с раскаленным добела гвоздем, который забивали в подкову лошади. Он был глубоко благодарен, но это не обязательно означало, что ему нравился процесс, и Валейн был именно таким придирчивым, привередливым, точным и бесконечно суетливым, как и следовало ожидать из предупреждения Рок-Пойнта.
   Что, размышлял адмирал, наблюдая, как его флаг-лейтенант опускает голову ниже, было причиной того, что он послал Размана к Валейну в его логово. Ранг, в конце концов, имел свои привилегии.
   ***
   В конце концов, им не пришлось передвигать ужин вперед... к большому многострадальному (хотя и невысказанному) отвращению Валейна. Ветер продолжал стихать, переходя в полный штиль, когда "Мессенджер" все еще находился в двух милях от флагмана, и лейтенант-коммандер Гразэйэл преодолел это последнее расстояние на своей шлюпке. В данный момент его гребцы наслаждались заслуженным отдыхом в кают-компании экипажа "Дансера", в то время как Гразэйэл извинился перед своим адмиралом за задержку.
   Как и Разман, Гразэйэл был чисхолмцем, хотя у него были такие же темные волосы и глаза, как у любого чарисийца. Он даже загорел лучше, чем Разман, - подумал Мэнтир с некоторым удивлением, наблюдая, как они стоят почти бок о бок. - На самом деле Гразэйэл потемнел до глубокой медной бронзы, что в сочетании с его довольно поношенной туникой (как у большинства младших командиров кораблей военно-морского флота, его кошелек не казался слишком глубоким) придавало ему явно пиратский вид. Или, скорее, так должны были выглядеть пираты в соответствии с плохими романами. Однажды Мэнтир читал роман. Тот факт, что он был о пиратах, возможно, был одной из причин, по которой он никогда не читал другие. В конце концов, он встречал настоящих пиратов, и трудно было бы представить себе что-то менее похожее на веселых, добросердечных, но непонятных персонажей этого конкретного литературного уродца.
   Он отбросил эту мысль в сторону и отмахнулся от извинений Гразэйэла. - Не беспокойтесь об этом, лейтенант-коммандер. Никто не может отдавать приказы ветру - ну, во всяком случае, не так, чтобы им повиновались! Честно говоря, вы хорошо сделали, что прибыли сюда так быстро. Однако, как я понял моего камердинера, - он очень деликатно не бросил настороженного взгляда в сторону Нейклоса Валейна, - ужин готов. Предлагаю нам всем сесть и поесть, пока все не испортилось. Мы можем обсудить такие незначительные вещи, как сообщения, после того, как мы благополучно покончим с этим.
   Удовлетворенное фырканье, которое, как ему показалось, он услышал со стороны кладовой Валейна, вероятно, было всего лишь его воображением.
   ***
   Некоторое время спустя, когда Валейн и стюард кают-компании, которого он привлек к обслуживанию, убрали со стола, налили вино и поставили табачный хьюмидор Мэнтира в центр стола, адмирал откинулся на спинку стула со вздохом удовлетворения.
   Ветер немного усилился, и брезентовый ветроуловитель, установленный на световом люке, направил часть его через столовую. Он принес с собой долгожданное дуновение прохлады, выходившее обратно через кормовые и боковые иллюминаторы. Каким бы суетливым ни был Валейн, он выполнил свою обычную выдающуюся работу, и две виверны, которых он приобрел, когда флот нанес краткий визит на остров Уэстбрейк, чтобы взять воду и свежие овощи, были принесены в окончательную жертву. Овощи, которые были куплены в то же время, в основном кончились, но птица сохранилась достаточно хорошо, чтобы к ней подошел майонез, и Валейн приготовил картофельный салат - с большим количеством соленых огурцов и лука, с меньшим количеством сельдерея и болгарского перца, к сожалению, но все равно вкусный - на гарнир к жареным, фаршированным рисом вивернам. Свежеиспеченный хлеб с маслом (которое, увы, было несколько менее свежим, чем хлеб) и хлебный пудинг с пряностями завершали меню.
   Теперь адмирал закурил трубку и терпеливо ждал, пока все, кроме молодого мастера Свейрсмана, мичмана-сигнальщика "Дансера", последуют его примеру. Как только все трубки хорошо затянулись, Мэнтир приподнял бровь, глядя на Машала Гразэйэла.
   - А теперь, когда с серьезными вечерними делами покончено, лейтенант-коммандер, - сказал он, не выпуская трубки, - может быть, вы расскажете нам, как прошла ваша миссия на берегу?
   - Конечно, сэр. - Гразэйэл выпрямился и прочистил горло. - Как вы и велели, я передал ваше послание в Кло-Кип. - Он поморщился. - Называть это "замком", на мой взгляд, явное преувеличение, сэр Гвилим. У него действительно есть крепостная стена, но полагаю, что мы могли бы снести ее четырнадцатифунтовой пушкой за один день, и там вообще нет настоящей крепости. Всего пара дюжин зданий - в основном, что-то вроде домов, но, по крайней мере, три салуна - вроде как прижались друг к другу внутри стены.
   - Не слишком удивительно, сэр, - вставил капитан Рейф Магейл. Флаг-капитан Мэнтира был жилистым черноволосым мужчиной с чрезвычайно темными карими глазами. Он был на восемь лет моложе своего адмирала, и его повысили до звания капитана относительно недавно - это было быстро, - но он был в море с двенадцати лет, и было очень мало того, чего он не видел.
   - Эта "крепостная стена" Машала была бы предназначена для отпугивания пиратов - или, я бы сказал, других пиратов, - а не для обеспечения какой-либо серьезной защиты. - Флаг-капитан презрительно фыркнул. - Возможно, я невысокого мнения о харчонгском флоте, но если бы эти люди были когда-нибудь настолько глупы, чтобы создавать серьезную помеху империи, все стены в мире не спасли бы их задницы, и они это знают.
   - Таким было и мое впечатление, капитан, - согласился Гразэйэл, кивнув. - И, адмирал, - он перевел взгляд на Мэнтира, - у них много рыбацких судов для такого маленького городка. Некоторые из них столь чертовски велики, как "Мессенджер". И у них есть кронштейны для поворотных орудий-волков. Капитан Лафат - он главный - казалось, просто немного стремился не дать мне заметить эту маленькую деталь.
   - Замечание принято, мастер Гразэйэл, - сказал Мэнтир. "Волк" был общим термином для артиллерийских орудий с калибром ствола менее двух дюймов и ядром массой один фунт или меньше. "Поворотные волки" применялись на небольших дистанциях - были ли они очень легкими пушками или чрезвычайно тяжелыми мушкетами, в основном зависело от семантики. Они мало влияли на корпус корабля, но были портативными, легко монтировались на поручнях корабля (или демонтировались и прятались, когда появлялся крейсер) и были эффективным противопехотным оружием... как раз то, что нужно для команды пиратов, которые хотели напасть на малочисленное, слабо вооруженное торговое судно.
   - Итак, у вас сложилось впечатление, что этот - Лафат, не так ли? - может иногда ловить какую-нибудь другую рыбу, кроме вилохвоста или хека? - продолжил он, и Гразэйэл снова кивнул.
   - Я бы сказал, что это именно то, что он делает, сэр, - ответил лейтенант-коммандер.
   - Имейте в виду, судя по всему, это не очень хорошо оплачивается, - фыркнул Мэнтир. Он еще никогда не встречал пирата, который в долгосрочной перспективе не смог бы заработать больше, занимаясь честным трудом. Не говоря уже о том, чтобы в придачу к этому жить дольше.
   - И я ни на секунду не сомневаюсь, что звание "капитана" Лафата было полностью... самозваным. Я не мог решить, откуда он родом, но почти уверен, что он не харчонгец. Помимо всего прочего, он слишком высок ростом. И думаю, что ему совсем не нравится идея нашего прибытия.
   - Теперь мне интересно, почему бы это так? - пробормотал Йерман Сисмоук, первый лейтенант "Дансера", заработав еще более резкое фырканье от своего адмирала.
   - Должен ли я предположить из этого, что он посоветовал вам пересыпать песок, лейтенант-коммандер? - сухо спросил Мэнтир, и Гразэйэл рассмеялся.
   - Думаю, что это именно то, что он хотел бы сделать, сэр. К сожалению, одна из его рыбацких лодок, по-видимому, довольно точно пересчитала эскадру, прежде чем направилась в гавань. Вряд ли он считает, что все эти транспорты пусты.
   На этот раз общий гул смеха прокатился по обеденному столу. - Лафат - если это вообще его настоящее имя - очевидно, решил, что не хочет связываться с вами, сэр Гвилим, - продолжил Гразэйэл. - Он пытался возразить, что колодцы острова не дают достаточно воды, чтобы прокормить столько лишних ртов. Скорее всего, он преувеличивает свои опасения, но я также не думаю, что он полностью их воображает. В конце концов, однако, он согласился открыть нам свои ворота. Я полагаю, что все в Кло-Кип заняты сокрытием улик до того, как морские пехотинцы сойдут на берег.
   - Полагаю, именно это они и делают, - согласился Мэнтир. - Ну, это и попытка отправить гонца, чтобы сообщить о нас губернатору Кейроса - или, может быть, Тигелкэмпа, в зависимости от ветра. Наверное, он честно пообещал, что подобные действия никогда даже не придут ему в голову, лейтенант-коммандер?
   - Что-то в этом роде, сэр. Да.
   - Хорошо. - Мэнтир злобно улыбнулся. - Это не значит, что харчонгцы не поймут чертовски быстро, что мы здесь, если они уже не догадались, что мы направляемся именно сюда. Но когда посланец доброго "капитана" наткнется на "Ланса" посреди канала Норт, это даст мне немного больше рычагов воздействия на него. Или, во всяком случае, дубинку побольше, чтобы побить его.
   Адмирал задумался на несколько мгновений, затем кивнул сам себе. - Вы хорошо поработали, мастер Гразэйэл, - сказал он. - Позабочусь о том, чтобы в моих отчетах было указано именно это.
   Молодой чисхолмец улыбнулся с явной мольбой, но ничего не сказал, и Мэнтир повернулся к своему флаг-капитану.
   - Если повезет, завтра утром у нас будет южный или юго-восточный ветер, Рейф. Предполагая, что так и случится и с чем мы можем работать, я хочу, чтобы весь флот был в бухте Хардшип к вечеру. Я сомневаюсь, что "капитан Лафат" настолько дурак, чтобы предпринять какую-нибудь глупость, но давайте не будем рисковать. Мы пошлем пару шхун впереди эскадры, и скажите бригадному генералу Тиэтейну, что я хочу, чтобы две или три роты его морских пехотинцев сошли на берег и охраняли "крепость", прежде чем мы бросим якорь.
   - Да, сэр.
   - В таком случае, джентльмены, - сказал адмирал, потянувшись за графином с виски, - думаю, мы можем смело поднять бокал за хорошо выполненную работу лейтенант-коммандера Гразэйэла.
  
   .III.
   КЕВ "Дансер", 56, у острова Тров, залив Долар
  
   Зеленый, - подумал сэр Гвилим Мэнтир, - был удивительно приятным цветом. Это было особенно приятно после того, как я провел целых две пятидневки на скалистом, бесплодном, выжженном солнцем, совсем несчастном острове Кло.
   Зелень, которая вызвала это особое внимание, содержалась в деревьях и траве, покрывающих остров Тров, недалеко от берега Долара. Технически жители острова, которых, к счастью, было немного, были подданными короля Ранилда из Долара. Сам остров Тров, однако, не принадлежал королю Ранилду. Министры императора Уэйсу VI совершенно ясно дали понять это. На самом деле, отец нынешнего императора, которого также звали Уэйсу, дал понять отцу короля Ранилда (которого также звали Ранилд), и нынешний Уэйсу просто выразил свое намерение оставить все как есть.
   Нынешнему Ранилду это было безразлично, поскольку он претендовал на распространение власти Долара на весь Доларский залив. Однако, несмотря на деньги, которые он вложил во флот, уничтоженный в Рок-Пойнте и Крэг-Рич, у него никогда не было военной силы, чтобы пережить серьезные разногласия с Харчонгом. По общему признанию, маловероятно, что Харчонг стал бы утруждать себя проблемами и расходами, чтобы подавить доларское позерство, но "маловероятно" - это не то же самое, что "никогда не произойдет", и провоцирование Харчонга на военные действия было ошибкой, которую обычно можно совершить только один раз.
   С другой стороны, ему удалось убедить Харчонг согласиться с тем, что банка Долар и острова вокруг отмели острова Уэйл, расположенные дальше на запад, не будут принадлежать ни тому, ни другому королевству. Уэйсу - или, скорее, его министры; вполне возможно, что Уэйсу не принял ни одного политического решения за все двенадцать лет своего пребывания на троне - не заботился о том, чтобы спорить. Все, чего хотели он и его министры, - это убедиться, что Долар не укрепил ни одну из гаваней островов и что экспансионистские амбиции Ранилда были более или менее сдержаны. Что ж, они также хотели быть уверенными, что прибыльный контрабандный трафик, проходивший через острова (и вносивший значительные суммы в их кошельки), конечно, не ослабевал.
   Мэнтир был приятно удивлен, обнаружив, что такое положение дел осталось неизменным. Он ожидал, что доларцы и харчонгцы наладят какое-то взаимопонимание теперь, когда храмовая четверка более или менее поженила их на острие меча. С точки зрения чарисийцев, оставлять хорошие, удобные островные базы менее чем в пятистах милях от побережья Долара (и еще ближе к харчонгской провинции Эрех) открытыми для вражеской оккупации было актом безумия. Императору Кэйлебу не пришло бы в голову сделать такое, как не пришло бы ему в голову поплавать с кракенами с привязанным к спине свежим стейком. Если что-то и хотело убедить Мэнчира в том, что ни доларцы, ни харчонгцы не имели ни малейшего представления о том, что касается реалий военно-морской стратегии, то обнаружение этих островов полностью не укрепленными и незащищенными обеспечило это.
   Он наблюдал за лодками с морскими пехотинцами, плывущими к берегу, и покачал головой. Несмотря на отвращение, он был также благодарен. Бухта Челм, расположенная на северо-восточном побережье острова Тров, была слишком мала для всего его отряда. Ее ширина составляла всего восемь миль, и она была полностью открыта для любого северного ветра, но вода была относительно глубокой, грунт на дне держал хорошо, и она была практически непроницаема для ветра с любого другого направления, благодаря скалистой высоте острова. В качестве временной стоянки для мелкого ремонта или пополнения запасов она действительно подошла бы очень хорошо. И это была единственная действительно хорошая глубоководная якорная стоянка на острове, поэтому как только батальон майора Брейнака Уиндейла из 14-го полка морской пехоты полковника Васага Парейха закрепится на берегу, возвращение острова станет серьезной военной задачей. Особенно с батареей тридцатифунтовых пушек, которые были предусмотрительно привезены специально для того, чтобы усложнить жизнь королю Ранилду и императору Уэйсу.
   Он был также счастлив, что в Челмспорте, самом большом городе острова, проживало менее двухсот жителей. Это уменьшало вероятность того, что кто-то совершит какую-нибудь глупость, хотя он не мог полностью исключить такую возможность, особенно учитывая религиозную составляющую. Тем не менее, это казалось маловероятным, а в Челмспорте были надежные источники воды, что всегда было самой большой потенциальной слабостью военных кораблей. Предполагая, что местные жители склонны быть разумными, это также может быть еще одним источником свежей пищи, о котором не стоит забывать.
   Пятая бригада бригадного генерала Тиэтейна (и второй батальон отдельного полка полковника Парейха) с трудом расчистили почву для посевов на острове Кло, и водоснабжение там было далеко не таким ограниченным, как предполагал "капитан Лафат". Потребовалось немало изобретательности для сооружения акведука и ветряного насоса для его заполнения, чтобы обеспечить достаточное орошение, но единственное, чего на острове было в изобилии, - это гуано морских птиц и виверн. Это давало много удобрения, и по крайней мере половина морских пехотинцев Тиэтейна были фермерскими мальчиками до того, как они завербовались. Тем не менее, выращивание достаточного количества продовольствия для экспедиции было бы трудной задачей. Он ожидал получить по крайней мере некоторые припасы из призов, которые он вскоре собирался забрать, но наличие дополнительного источника было бы более чем просто удобно.
   И если жители острова Тров продадут нам еду, то мы, вероятно, сможем убедить другие острова в этом районе сделать то же самое, если мы будем осторожны в этом. Еще одна вещь, которую военно-морские гении, которые оставили их широко открытыми таким образом, очевидно, не учли.
   Он еще раз удивленно покачал головой по поводу глупости своих противников, затем отвернулся от перил. Пришло время ему и его капитанам взяться за дело, чтобы сделать жизнь другой стороны как можно более несчастной.
   И идиотам это тоже на руку, - подумал он.
  
   .IV.
   КЕВ "Чихиро", 50, залив Горэт, королевство Долар
  
   - Сын мой, ты должен сесть и медленно сосчитать до тысячи. Если не в интересах твоего духовного спокойствия, то в интересах предотвращения апоплексии.
   Голова графа Тирска резко повернулась. Если бы говорившим был кто-то другой, кроме Стейфана Мейка, ответ графа, вероятно, был бы одновременно едким и непристойным. Однако в сложившихся обстоятельствах ему было отказано в обоих этих вариантах, хотя он не мог полностью скрыть жар в своем взгляде.
   Мейк просто безмятежно смотрел на него, и через мгновение Тирск почувствовал, как его собственные губы невольно дрогнули. В конце концов, епископ был прав.
   - Серьезно, Ливис, - сказал Мейк, указывая на кресло графа за письменным столом. - Перестань расхаживать, как ящер с отрезанным хвостом. Прекрасно понимаю, почему ты так взбешен. Но в долгосрочной перспективе, думаю, это действительно может сработать в нашу пользу.
   Тирск удивленно моргнул. Он несколько секунд смотрел на епископа, затем медленно обошел стол, сел, как было велено, и склонил голову набок.
   - Мне было бы очень интересно услышать, как вы пришли к такому выводу, милорд, - вежливо сказал он.
   - Подумай об этом, - ответил Мейк. - Они сделали именно то, что ты предсказывал. И им это сошло с рук, потому что ни Торэст, ни харчонгцы не сделали того, что ты рекомендовал в течение нескольких месяцев. Итак, у чарисийцев теперь есть свои передовые базы, именно там, где ты сказал, что они хотели бы их видеть. Если уж на то пошло, то именно там, где, как ты сказал Торэсту, они их разместят после того, как ты получил депешу губернатора Кейроса! И не сомневаюсь, что они будут очень неприятно доказывать свое присутствие. Что, в свою очередь, усилит давление на тебя - и на меня, как только канцлер Тринейр и его коллеги - Мейк был слишком осторожен, чтобы использовать термин "храмовая четверка" даже с кем-то, кому он доверял так же, как доверял Тирску - услышат об этом. Согласен?
   - О, могу с уверенностью сказать, что во многом согласен с этим, - сказал Тирск, и епископ пожал плечами.
   - Ну, когда они начнут кричать на тебя, чтобы ты сделал что-нибудь - что угодно - я, например, собираюсь указать им - довольно решительно - что если бы они послушали тебя с самого начала, тебе не пришлось бы делать вышеупомянутое что угодно - чтобы вытащить их задницы из трещины, в которую они так плотно втиснулись.
   Брови Тирска поползли вверх. Он и Мейк обнаружили, что все более и более тесно работают вместе, и его уважение к шулериту неуклонно росло. Однако он должен был признать, что его готовность доверять Мейку перенесла серьезный удар по мере нарастания поступающих из Храма сообщений. Он прекрасно знал, что Мейк не имел никакого отношения к этому... этому... безумию, но епископ был шулеритом, и Тирску было трудно это простить.
   Вероятно, потому, что я сам провел так много времени под "официальным недовольством" после Крэг-Рич, - подумал он сейчас. - Какое-то время я был совершенно уверен, что Ферн собирается передать меня либо Торэсту, либо инквизиции в качестве козла отпущения королевства. Так что, полагаю, я лучше понимаю, какой цинизм кроется во всем этом. Но подумать только, что даже Клинтан зашел бы так далеко... Просто убить стольких своих коллег-викариев, стольких епископов и архиепископов было бы достаточно плохо, особенно таким образом! Но их семьи? Безумие!
   Он знал, что был не единственным доларцем, который так думал, хотя очень немногие из тех, кто так думал, были достаточно глупы, чтобы сказать об этом. И он подозревал, что епископ Стейфан был очень близок к тому, чтобы поделиться своими собственными чувствами. С другой стороны, Клинтан высказал свою точку зрения предельно ясно. Предательство будет наказываться так же сурово, как и ересь... а все, что не соответствует полной и безоговорочной лояльности, по определению является предательством.
   И не сомневаюсь, что военное поражение тоже будет определено как "предательство", - мрачно подумал он. - Особенно если кому-то посчастливилось однажды потерпеть поражение. Полагаю, мне следует думать об этом как о дополнительном стимуле преуспевать.
   Эта последняя мысль пробудила, по крайней мере, проблеск веселья, и он был благодарен за это. В последнее время было трудно найти юмористические мысли.
   - Я не думал об этом именно с такой точки зрения, милорд, - сказал он с холодной улыбкой. - Мой предыдущий опыт оказаться правым, когда все остальные были неправы, не совсем наполнил меня безграничной уверенностью в том, как они отреагируют, когда все это повторится. По моим наблюдениям, влиятельные люди становятся еще более мстительными, если настаивать на доказательствах, что они всегда неправы.
   - Ах, но на этот раз ты будешь держать рот на замке. Ты не скажешь ни слова ни об острове Кло, ни об острове Тров. Ты просто приведешь свои обычные, хорошо аргументированные, убедительные аргументы о том, как мы должны реагировать. Всю соль в раны вотру я. По крайней мере, что-то хорошее должно получиться из...
   Епископ внезапно остановился. На мгновение его губы сжались, затем он пожал плечами.
   - По крайней мере, что-то хорошее должно получиться из того, что ты снова оказался прав, - закончил он.
   Тирск молча кивнул, но его глаза были очень пристальными. Он знал, что начал говорить Мейк, хотя это было самое близкое, что он когда-либо делал, к чему-либо, что можно было бы истолковать как отдаленную критику главы его собственного ордена. И все же в этом была определенная мрачная правда, - размышлял Тирск. - После жестокой демонстрации Клинтана ни один мирянин и очень немногие епископы или архиепископы не собирались даже выглядеть так, как будто они спорили с епископом-шулеритом.
   - Надеюсь, что вы правы в этом, милорд, - сказал Тирск, обращаясь к тому, что сказал епископ, а не к тому, чего он не сказал. Их глаза встретились, и он увидел понимание во взгляде Мейка. Затем епископ встряхнулся.
   - Итак! Что ты посоветуешь? - спросил он.
   - На самом деле, милорд, если вы серьезно относитесь к широте, которой я, вероятно, буду наслаждаться, я думаю, мы сможем превратить это в возможность, а также в проблему.
   - В самом деле? - глаза Мейка сузились. - Как так?
   - Ну, не сомневаюсь, что чарисийцы собираются устроить собственный ад Шан-вей нашему прибрежному судоходству, - откровенно сказал Тирск. - Сопровождения, которое я прикреплял к местным конвоям, было достаточно, чтобы побудить каперов - даже чарисийских - отправиться на охоту в другое место. Конечно, должен признать, что давление Храма на губернатора Швея тоже не совсем повредило. - Граф поморщился. - Честно говоря, расстояние - наша лучшая защита от каперов, пока нет местного порта, где они могли бы избавиться от своих призов.
   - Однако сейчас это целая военно-морская эскадра. Если они не наткнутся на что-то чрезвычайно ценное для своих военных усилий, они не будут заботиться о том, чтобы доставить призы домой для утилизации. Они собираются топить и сжигать все, что смогут взять, а их галеоны достаточно мощны, чтобы отмахнуться от моего эскорта. Или, возможно, мне следует сказать "моего нынешнего сопровождения".
   Он сделал паузу, и Мейк поджал губы. Затем его брови изогнулись дугой. - Вы думаете о возможности обучения, не так ли, милорд? - В его голосе прозвучала нотка уважения, и Тирск пожал плечами.
   - Если бы я командовал этой маленькой экспедицией, - сказал он, - я бы преследовал несколько целей. Я бы хотел сделать все возможное, чтобы помешать наращиванию нашего военно-морского флота, что означало бы максимально приблизиться к перекрытию нашего прибрежного движения. Я бы хотел привлечь как можно больше нашего внимания к моей деятельности здесь, чтобы отбить у нас охоту планировать более наступательные действия где-то в другом месте. И я бы хотел сократить наши силы. Я бы хотел втянуть доларские и, возможно, харчонгские галеры и галеоны в бой с моими галеонами на моих условиях, чтобы я мог победить их по частям и уменьшить их число. И, честно говоря, я бы хотел внушить этим неопытным доларцам и харчонгцам тот факт, что они действительно, действительно не хотят сталкиваться с чарисийскими моряками на голубой воде.
   Мейк кивнул, и Тирск пожал плечами. - Ну, я не готов взять корабли, которые у нас есть, на остров Тров - или, что еще хуже, на остров Кло - чтобы попытаться вернуть их обратно. Лучшая оценка, которую мы имеем прямо сейчас, заключается в том, что у них где-то от пятнадцати до двадцати галеонов, а у нас на самом деле меньше половины нашей прогнозируемой численности. - Он снова пожал плечами. - О, у нас есть сорок три корабля, теоретически готовых к выходу в море, но только около тридцати имеют экипажи, которые я бы счел полностью подготовленными. И, давайте будем честными, даже при всей подготовке, которую мы смогли им дать, они не будут равны экипажам Чариса. Еще нет. Так что, если у них есть двадцать галеонов, у них, вероятно, все еще будет преимущество против тридцати наших. Не удивлюсь, если, по крайней мере, часть их мышления при захвате островов не является надеждой вовлечь нас в действие в попытке вернуть их.
   - Я не думал об этом с такой точки зрения, - задумчиво произнес епископ. - Вы имеете в виду, взять что-то, что нам нужно вернуть, а затем ждать, пока мы придем к ним на их условиях?
   - Что-то в этом роде, да. - Тирск кивнул. - Но если мы откажемся это сделать, они просто пойдут дальше и начнут совершать набеги на наши суда. В этот момент они обнаружат, что мы используем конвои, и не смогут покрыть достаточную площадь моря, чтобы просто обнаружить что-то столь неуловимое, как конвой, если только они не разделят свои собственные силы. Сомневаюсь, что даже в этом случае их адмирал захочет послать что-нибудь намного меньшее, чем четыре или пять галеонов, с одной или двумя из их шхун для разведки. Я бы хотел, чтобы он был таким глупым, дал нам возможность подробно рассказать о нападении и поражении, но сомневаюсь, что он это сделает.
   - С другой стороны, ему придется подойти к нам, чтобы совершать набеги на наши суда. В этом смысле конвои - это опорные пункты. Они привлекут чарисийцев, а чарисийцы находятся далеко от дома. Уверен, что они привезли с собой много военно-морских припасов - сменный холст, дополнительный рангоут и тому подобное - но это даже отдаленно не то же самое, что иметь поддержку на верфи. И то же относится к их экипажам; те, что у них есть сейчас, - это все, что у них будет. Таким образом, даже если уровень потерь в сражении у них меньше, стратегически это будет в нашу пользу, потому что мы можем компенсировать наши потери. И, давайте посмотрим правде в глаза, в долгосрочной перспективе каждый корабль, который потеряет Чарис, причинит чарисийцам больший вред, чем потеря того же корабля повредит нам, потому что в конечном счете наши ресурсы намного глубже, чем у них.
   - Так ты хочешь сказать, что это возможность уничтожить их?
   - Да, это так. И, что еще более важно, если мы сделаем это правильно, у нас будет возможность обкатать людей из некоторых команд наших кораблей. Если наши сопровождающие конвои достаточно сильны, чтобы отбить несколько атак, даже если мы потеряем несколько торговых судов - или даже один или два военных галеона - военные корабли, которые мы не потеряем, будут неуклонно набирать опыт. И уверенность. Конечно, до тех пор, пока нам просто не надерут задницы между ушей.
   - О, конечно.
   Мейк улыбнулся, затем откинулся на спинку стула и задумался. Он оставался в таком положении несколько мгновений, затем резко вдохнул и кивнул.
   - Понимаю ваши доводы, Ливис, и думаю, что все они хороши. Вы, безусловно, получите мою поддержку у герцога Торэста и - при необходимости - также у герцога Ферна. Конечно, если окажется, что они не будут сотрудничать с вами, нам придется придумать что-нибудь другое. - Он поморщился. - Ничего не делать, к сожалению, не вариант.
   - И не должно быть, - согласился Тирск. - Очевидно, я не думаю, что ошибаюсь, но такая возможность всегда существует. И если, как вы говорите, они откажутся сотрудничать со мной, мне просто придется придумать что-нибудь, чтобы изменить их мнение, не так ли?
  
   .V.
   КЕВ "Скуал", 36, пролив Хэнки, королевство Долар
  
   - К батарее правого борта!
   Капитан Арналд Стивирт наблюдал, как сужается разрыв серо-зеленой воды, когда КЕВ "Скуал" резко повернул на северо-северо-восток, приближаясь к харчонгскому каботажному судну. Небольшой, неуклюжий беглец, прихрамывая, изо всех сил старался держаться подальше от "Скуала", когда он и его спутники налетели на беспорядочную группу бригов и шлюпов, но на это никогда не было особых шансов. Небольшой толстый бриг, пытавшийся избежать разрушения, был меньше половины размера "Скуал", с соответственно меньшим парусным вооружением и гораздо меньшей способностью нести паруса в штормовых условиях.
   И "штормовой", - подумал Стивирт, в значительной степени подводит итог дню, не так ли, Арналд?
   Не то чтобы у него было какое-то желание жаловаться. Ветер постоянно усиливался с рассвета. К этому времени с юго-запада дул сильный марсельный бриз, скорость ветра приближалась к тридцати милям в час, а волны достигали десяти футов. "Скуал" сильно наклонился к встречному ветру, мчась навстречу своей добыче на левом галсе, и развивал скорость чуть меньше девяти узлов. Бедный маленький бриг делал в лучшем случае шесть, и его отчаянный прорыв к мелководью пришел слишком поздно. Кроме того, "Скуал" был одним из переоборудованных торговых судов ИЧФ, его водоизмещение составляло чуть более двух третей настоящего военного галеона, подобного флагманскому кораблю адмирала Мэнтира.
   Стивирт мог видеть капитана торгового судна, стоящего у поручня и беспомощно смотрящего на приближающийся галеон, и задавался вопросом, что происходит в голове у другого человека. Корабли вроде маленького каботажного судна, как правило, были семейными, с небольшими экипажами, которые в основном были связаны друг с другом. На борту было бы не более десяти или двенадцати человек - самое большее пятнадцать, - и один точный залп "Скуала" превратил бы его в разрушенную бойню. Его шкипер тоже должен был это знать. На самом деле, Стивирт был более чем немного удивлен, что этот человек еще не спустил свой церковный вымпел и не ушел в дрейф.
   Вероятно, это как-то связано с сообщениями, поступающими из Зиона, - мрачно подумал он. - Если Клинтан готов так поступить с викариями и архиепископами, одному Богу известно, что он сделает с каким-нибудь бедным ублюдочным капитаном торгового флота за то, что тот сдался слишком быстро!
   Арналд Стивирт был не из тех, кто тратит много жалости на врагов своей империи и своей Церкви, и все же он не мог избежать своего рода отвращающего сострадания к капитану, которого он догонял. Его отвращение было не к несчастному моряку.
   Что ж, я буду сочувствовать ему весь день напролет, но также отправлю его жалкую, оборванную задницу к кракенам вместе со всеми его друзьями и родственниками, если он чертовски быстро не успокоится, - раздраженно сказал себе капитан и поднял кожаную говорящую трубу в правой руке.
   - Мастер Малдин!
   - Есть, сэр?
   Лейтенант Жэймс Малдин, высокий худощавый первый лейтенант "Скуал", был далеко впереди, стоя рядом с баковым орудием правого борта, его рыжевато-каштановые волосы развевались на ветру. Теперь он оглянулся на своего командира, и Стивирт указал свободной рукой на бриг.
   - Призовите этого парня к здравому смыслу, мастер Малдин!
   - Есть, есть, сэр!
   Даже с юта Стивирт мог видеть огромную, широчайшую ухмылку Малдина, а затем долговязый лейтенант склонился над казенной частью четырнадцатифунтового орудия. Он засуетился на мгновение, размахивая руками, отдавая команды, в то время как командир орудия стоял в стороне, скрестив руки на груди, наблюдая с каким-то смиренным весельем. Несмотря на то, что Малдин был офицером, ответственным за обеспечение дисциплины в экипаже корабля (и его представление о надлежащем наказании могло быть жестким), он всегда пользовался популярностью у людей. Вероятно, потому, что был безжалостно справедлив в назначаемых им наказаниях. Однако было хорошо известно, что он всегда действительно хотел быть стрелком. Он фанатично относился к боевой подготовке, настаивая на том, что каждый расчет должен состоять исключительно из квалифицированных командиров орудий, и пользовался любой возможностью, чтобы самому поработать с одной из пушек.
   А это означало, что командир орудия, которого он так тщательно тренировал, должен был стоять там, наблюдая за забавой первого лейтенанта.
   Теперь Малдин бросил еще один взгляд вдоль ствола, махнул остальным членам команды назад, натянул спусковой шнур, дождался подходящего момента в движении "Скуала" и потянул.
   Четырнадцатифунтовое орудие взревело, орудийный лафет завизжал, когда оно отскочило по настилу, пока канаты на казенной части не остановили его. Из дула вырвался огромный поток дыма с огненной сердцевиной, и брови Стивирта поднялись, когда самый первый выстрел попал в цель.
   Ядро пробило фальшборт брига, врезалось в шлюпку, закрепленную на главном люке, разорвало ее пополам и зашипело осколками, затем пробило противоположный фальшборт и погрузилось в море далеко за торговым судном. По меньшей мере, один член команды "харчонгца" лежал, корчась на палубе, обхватив обеими руками правое бедро. Рана от осколка, - подумал Стивирт. - Они могут быть гораздо противнее, чем кажутся на первый взгляд, особенно учитывая их склонность к заражению.
   В действительности он не ожидал, что Малдин действительно попадет в бриг. Чего он хотел на самом деле, так это чтобы первый лейтенант стрелял перед его носом. Он начал говорить что-то резкое, затем остановился и мысленно прокрутил свои собственные инструкции.
   Черт. Я же не сказал "перед носом", не так ли? И я тоже знаю, насколько... Жэймс полон энтузиазма.
   Он поморщился, но, по крайней мере, единственный выстрел произвел желаемый эффект. Бриг отпустил шкоты, выпустив ветер из своих парусов в знак капитуляции, и Стивирт посмотрел на свои собственные паруса.
   - Свернуть грот-марсель! - скомандовал он, и по палубе затопали ноги. Рея грот-марселя развернулась, отвернувшись от ветра, парус прижался к мачте, и "Скуал" быстро потерял скорость. Он медленно дрейфовал с подветренной стороны, приближаясь к своему призу, пока хлопала парусина, и боцман приказал группе моряков спустить шлюпку с правого борта, в то время как Стивирт повернулся к капитану Барнэбею Кейтсу, командиру отряда морской пехоты "Скуал".
   - Не теряйте время на глупости, Барнэбей, - сказал он. - Мы ближе к берегу, чем мне хотелось бы. Сначала доставьте их раненого на борт лодки, а затем проверьте груз. Если не найдете ничего интересного, убедитесь, что вы всех забрали с собой и у вас есть его документы - при условии, что они у него есть! Затем сожгите его.
   - Есть, сэр. - Кейтс коснулся груди в знак приветствия, затем кивнул головой своему первому сержанту. - Вы слышали капитана, сержант!
   - Есть, есть, сэр!
   Стивирт наблюдал, как полдюжины морских пехотинцев забираются в шлюпку вместе с мичманом, которому поручено командовать ею, а моряки садятся за весла. Качающиеся шлюпбалки были еще одним нововведением сэра Дастина Оливира, и Стивирт искренне одобрил эту концепцию. Они значительно упростили - и сделали более безопасным - спуск шлюпки, а размещение корабельных шлюпок на шлюпбалках освободило много драгоценного пространства на палубе.
   Шлюпка ударилась о воду с подветренной стороны галеона, весла вонзились в воду, и лодка понеслась по крутым волнам в облаке брызг и ветра. Стивирт помнил свои собственные мичманские дни и такие же морские прогулки, хотя большая часть его путешествий совершалась в то время, когда, по крайней мере, технически, было мирное время.
   Что ж, парню лучше привыкнуть к этому сейчас, - трезво подумал капитан, поворачиваясь и оглядываясь на юг, где в небо поднимались два столба дыма, возвещая о том, что двое соратников каботажного брига уже были преданы огню. Если не ошибаюсь в своих предположениях, мичман будет моего возраста - по крайней мере - до того, как закончится эта война. Но в то же время...
   Он снова обратил внимание на свой приз, наблюдая, как его шлюпка идет рядом, и покачал головой. Он испытывал глубокое удовлетворение от того, что лишил храмовую четверку и ее лакеев груза брига, но при этом не был уверен в мысли об уничтожении средств к существованию экипажа маленького корабля.
   Я ничего не могу с этим поделать, кроме как проследить, чтобы с ними обращались как можно лучше, пока мы не высадим их где-нибудь на берег.
   Он глубоко вздохнул, заложил руки за спину и начал медленно расхаживать взад и вперед по палубе.
  
  
   ИЮНЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   Княжеский дворец, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   - Итак, Корин, как ты думаешь, что все это значит?
   - Отец, если бы я знал это, я бы также умел читать мысли, предсказывать погоду, выбирать лошадь-победительницу и определять, куда делся мой левый носок, - ответил сэр Корин Гарвей, и граф Энвил-Рок рассмеялся.
   - Думаю, мы, вероятно, можем сделать по крайней мере несколько предположений, Райсел, - предложил сэр Тарил Лектор. Граф Тартариэн сидел с одного конца стола для совещаний, чистя ногти кончиком перочинного ножа, удобно откинувшись на спинку кресла и положив каблуки сапог на сиденье кресла, обычно предназначавшегося графу Крэгги-Хилл. Лично Гарвей подозревал, что Тартариэн не совсем случайно выбрал именно это кресло.
   - Ну, в таком случае, Тарил, угадай сразу, - пригласил Энвил-Рок.
   - Для начала, - сказал Тартариэн. - Капитан Этроуз попросил поговорить только с нами четырьмя, а не со всем советом. Во-вторых, мы все знаем, насколько сейджин близок к императору, и - если я не ошибаюсь - к императрице тоже. В-третьих, не будет присутствовать архиепископ Мейкел.
   Он сделал паузу, подняв левую руку, чтобы полюбоваться своими ногтями, и Энвил-Рок фыркнул.
   - И что именно эти три соображения подсказывают вашему мощному интеллекту?
   - Сильно подозреваю, что добрый капитан собирается передать нам сообщение, - ответил Тартариэн, глядя через пальцы на своего старого друга. - Учитывая отсутствие архиепископа, я бы также заподозрил, что это исключительно светское послание. Возможно, это то, о чем Церковь не хочет знать.
   - В таком случае, как вы думаете, почему он так долго ждал, чтобы доставить его?
   - С этим немного сложнее, - признал Тартариэн. - С другой стороны, мы знаем, что они получают постоянный поток сообщений. Так что, скорее всего, это то, о чем он не знал, пока Кэйлеб не отправил ему депешу.
   - За исключением того, милорд, - почтительно вставил сэр Чарлз Дойл со своего места рядом с Гарвеем, - что Кэйлеб и Шарлиэн уехали в Теллесберг больше месяца назад. Это означает, что они сейчас в море, что немного затруднило бы отправку любых сообщений сейджину Мерлину.
   - Опрометчивые и импульсивные молодые люди, которые указывают на пробелы в логике своих старших, плохо кончают, - заметил Тартариэн, ни к кому конкретно не обращаясь, и Дойл (которому было не так уж намного лет меньше чем графу) усмехнулся.
   - И все же, Тарил, в его словах есть смысл, - сказал Энвил-Рок.
   - Конечно, есть. Если бы он был не прав, я бы просто уничтожил его смертоносной силой своей собственной логики и покончил с этим. Как бы то ни было, я вынужден признать, что понятия не имею, почему сейджин так долго ждал, чтобы обсудить с нами, что бы это ни было. Вот! - Он начал работать над ногтями другой руки. - Я признал это. Я подвержен ошибкам.
   - Успокойся, мое трепещущее сердце, - едко сказал Энвил-Рок, и настала очередь Гарвея рассмеяться.
   Правда заключалась в том, что никто из них понятия не имел, о чем капитан Этроуз хотел с ними поговорить. За исключением, конечно, того, что Тартариэн почти наверняка был прав относительно того, от имени кого будет говорить сейджин. С другой стороны, атмосфера в зале совета была значительно более спокойной и уверенной, чем всего несколько месяцев назад.
   Гарвей все еще горько сожалел о смерти отца Тимана, но решение Уэймина убить его явно стало поворотным моментом здесь, в Мэнчире. Гарвей не собирался делать никаких чрезмерно оптимистичных заявлений о триумфе, но после ареста Уэймина количество случаев насилия резко упало, а казнь бывшего интенданта вызвала не протесты и беспорядки, а нечто гораздо более близкое к огромному вздоху облегчения. На дверях по всему городу все еще висели плакаты против Чариса. Сторонники Храма продолжали собираться в своих собственных церквях, следуя за своими собственными священниками. Отряды чарисийских морских пехотинцев продолжали привлекать сердитые взгляды, даже время от времени раздавался свист, но на самом деле никто больше не бросал мертвых ящерокошек. На самом деле, они даже не бросали перезрелые помидоры.
   Чарисийская оккупация все еще была источником негодования, но большинство жителей Корисанды - по крайней мере, на юго-востоке - казалось, были готовы согласиться, хотя и неохотно, с тем, что чарисийцы делали все возможное, чтобы не наступать на них.
   Тот факт, что вице-король генерал Чермин скрупулезно соблюдал как местные законы, так и привычные обычаи, где это было возможно, не повредил. И тот факт, что чарисийцы, очевидно, доверили основную миротворческую службу в княжестве стражникам Гарвея, также не остался незамеченным для корисандцев. Критическое испытание во многих отношениях наступило, когда трое морских пехотинцев из Чариса изнасиловали молодую фермерскую девушку. Гарвей отправился прямо к Чермину, и реакция вице-короля была быстрой и решительной. Он приказал арестовать подозреваемых насильников, возбудил военный суд и приказал стражникам Гарвея привести свидетелей из Корисанды. Допрос адвоката защиты был резким, но этим свидетелям было оказано полное доверие, и вердикт суда был быстрым. Военные уставы устанавливали только одно наказание за насильственное изнасилование, и виновные были отправлены для казни на ту самую ферму, где произошло преступление.
   Это тоже был не единственный случай быстрого и беспристрастного правосудия. Справедливости ради, таких инцидентов было гораздо меньше, чем ожидал Гарвей. На самом деле, он, к сожалению, осознавал, что его собственная армия, когда он сопротивлялся вторжению чарисийцев, совершила больше преступлений против подданных князя Гектора, чем захватчики. Конечно, были и другие нарушения - чарисийцы могли вести себя хорошо, но вряд ли они были святыми! Воровство, мародерство, случайные драки или избиения и, по крайней мере, две смерти, одна из которых явно была результатом самообороны со стороны чарисийца. И все же подданные княжества были вынуждены, многие против своей воли, признать, что "оккупанты" действительно были полны решимости обеспечить справедливость, а не только власть Чариса.
   А еще есть Стейнейр, - подумал Гарвей. - Этот человек страшен. Это просто неестественно. Он чарисиец и еретик... и думаю, что он, вероятно, мог бы уговорить ящера-резака есть из своих рук.
   Его губы дрогнули в полуулыбке, но он не был уверен, что эта мысль была полной гиперболой. Мейкел Стейнейр ни разу не извинился за раскольнический пыл Церкви Чариса. Он так же последовательно проводил грань между Церковью Чариса и сторонниками Храма в каждой своей проповеди, как и в самой первой, и никто из тех, кто видел и слышал его проповеди, ни на мгновение не мог усомниться в его непоколебимой преданности этому расколу. И все же, несмотря на всю несокрушимую силу его личной веры и ожесточенное неповиновение викарию и храмовой четверке, он излучал мягкость, доброту, которую могли отрицать только самые фанатичные.
   Многие из этих фанатиков поступали именно так, но Гарвей наблюдал, как Стейнейр шел по нефу соборов и церквей по всей столице. Он видел, как "иностранный архиепископ", "еретик-отступник" и "слуга Шан-вей" останавливался, чтобы возложить руку на головы детей, поговорить с родителями этих детей, останавливал целые процессии, чтобы сказать слово здесь, благословить там. Должно быть, это был сущий кошмар для людей, ответственных за то, чтобы сохранить ему жизнь, потому что никто не мог гарантировать, что в этих домах Бога не было спрятанных кинжалов.
   И все же он все равно это сделал. Он протянул руку, обнял, поприветствовал. И каждый в каждом из этих соборов и церквей слышал рассказ о том, что случилось с ним в соборе Теллесберга. Они слышали, что он знал из прямого и личного опыта, как легко было бы кому-то повторить это нападение. И, зная это, он все же решил идти среди них, рискуя именно этим.
   Архиепископы не должны были быть такими. Они должны были быть царственными. Предполагалось, что они будут посещать свои архиепископства раз в год. Они могли отслужить мессу в соборах, прилегающих к их дворцам, но они не ходили в маленькие церкви, такие как церковь святой Кэтрин или святых торжествующих Архангелов. Они проходили мимо прихожан, как князья Матери-Церкви, которыми они были, не останавливаясь, чтобы подержать ребенка на руках, или успокоить больного малыша, или дать нежное благословение скорбящей вдове. Они распространяли постановления и правосудие Матери-Церкви, и они управляли, но они не подхватывали грязного шестилетнего ребенка на руки, смеясь и щекоча, не обращая внимания на свои изысканно сшитые сутаны, когда они отправлялись навестить один из детских домов Матери-Церкви.
   Корисанда понятия не имела, что с ним делать. Если уж на то пошло, Гарвей и сам не был уверен, что думать о Стейнейре. Он не привык сталкиваться со святыми... Особенно, - подумал он более мрачно, - в облачении архиепископа.
   Конечно, он не святой - он был бы самым первым, кто настоял бы на этом! Но до тех пор , пока не появится что-нибудь получше... Звук открывающейся двери вырвал его из размышлений, и его глаза прищурились, когда в зал совета вошел Мерлин Этроуз.
   Сейджин подошел к столу для совещаний и учтиво поклонился. - Милорды, благодарю вас за то, что позволили мне поговорить с вами, - сказал он.
   - На самом деле не думаю, что когда-либо была большая вероятность того, что мы не "позволим" вам поговорить с нами, - сухо сказал Энвил-Рок.
   - Возможно, и нет. - Мерлин улыбнулся. - Тем не менее, нужно поддерживать видимость.
   - Действительно, нужно. - Энвил-Рок задумчиво склонил голову набок. - Уверен, вы не удивитесь, обнаружив, что мы размышляли между собой о том, почему именно вы хотели поговорить с нами, сейджин Мерлин. Правильно ли я понимаю, что вы здесь по делу императора и императрицы?
   - Вы, конечно, правы.
   - В таком случае, полагаю, мы должны пригласить вас сесть, - сказал граф, указывая на незанятый стул напротив своего сына и Дойла.
   - Благодарю вас, милорд.
   Мерлин отстегнул ножны своей катаны, положил ее на стол перед собой, затем сел и сложил руки на столешнице.
   - Очень хорошо, сейджин, - пригласил Энвил-Рок. - Вы привлекли наше внимание.
   - Спасибо, - повторил Мерлин, затем слегка улыбнулся. - Милорды, - начал он, - к этому времени, уверен, весь мир уже знает, что у императора есть свой личный телохранитель-сейджин. Однако, как вы, возможно, слышали, я никогда на самом деле не утверждал, что я сейджин. Правда, насколько знаю, заключается в том, что истинных сейджинов в смысле всех старых басен и сказок не существует.
   Он сделал это признание спокойно, и его аудитория зашевелилась. Энвил-Рок наклонился вперед, опершись локтем на подлокотник кресла, и Тартариэн задумчиво нахмурился.
   - Если вы, например, вернетесь к рассказам о сейджине Коди, - продолжил Мерлин, - вы обнаружите, что он способен на всевозможные магические, мистические подвиги, от чтения мыслей до левитации и общения с великими ящерами. И давайте также не будем забывать о его волшебном мече и его способности проходить сквозь стены. - Он криво улыбнулся. - Поверьте мне, милорды, было немало случаев, когда я жалел, что не могу проходить сквозь стены. К сожалению, не могу.
   - Но это не значит, что в этих сказках нет определенной доли правды. - Его улыбка исчезла. - И, хотя я никогда на самом деле не утверждал, что я сейджин, должен признать, что у меня есть некоторые способности, приписываемые сейджинам. Как таковая, этикетка имеет определенную применимость, и она обеспечивает удобную... метку. Или, возможно, было бы лучше сказать, мысленный ящик, в который люди могут определить меня.
   Он сделал паузу на мгновение, изучая свою аудиторию, затем пожал плечами. - Причина, по которой я заговорил об этом, милорды, заключается в том, что я, возможно, не так уникален, как вы предполагали. Или, другими словами, вокруг может быть больше "сейджинов", чем вы могли предположить.
   Все его слушатели напряглись. Они быстро переглянулись, затем как один наклонились к нему, и его улыбка вернулась, немного слабее и еще более кривая, чем раньше.
   - Когда я впервые предложил свои услуги королю Хааралду, а затем, позже, императору Кэйлебу, это было не по прихоти, милорды, - сказал он им категорично. - Не буду притворяться, что предвидел все, что произошло с тех пор, но я действительно видел, в какую сторону дул ветер, и знал, где я нахожусь. И все же, когда я предложил Чарису свой меч, это было не все, что я привез с собой в Теллесберг, и действительно пришел не один. Если вообще правильно называть меня сейджином из-за способностей, которыми я обладаю, то я не единственный сейджин на лице Сэйфхолда.
   - А ты нет? - тихо сказал Энвил-Рок, когда Мерлин снова сделал паузу.
   - Конечно, нет, милорд. - Мерлин покачал головой. - Конечно, даже басни настаивают на том, что не все сейджины - воины. Они также могут быть советниками, учителями, наставниками, даже шпионами.
   - Да, они действительно так говорят, - медленно произнес Дойл, и Мерлин улыбнулся ему.
   - Действительно, так и есть, сэр Чарлз. И так случилось, что прямо здесь, в Корисанде, есть довольно много сейджинов.
   - Есть такие? - Энвил-Рок сел очень прямо, и Мерлин кивнул.
   - Да, мой господин. На самом деле, у сэра Корина уже были доказательства этого.
   - У меня, не так ли? - Гарвей посмотрел на Мерлина через стол.
   - Несомненно. - Улыбка сейджина превратилась во что-то удивительно похожее на ухмылку. - Это пришло в виде камня, брошенного в окно вашего кабинета.
   - Это был сейджин? - Брови Гарвея поднялись, и Мерлин усмехнулся.
   - Если я сейджин, то это тоже определенно был сейджин, генерал. Все это княжество находится под наблюдением, милорды, начатым еще до вторжения императора. - Он пожал плечами в ответ на их недоверчивые выражения. - Очевидно, что даже наша сеть не может видеть все. Если бы это было возможно, мы бы знали, кто заказал убийство князя Гектора, а мы этого не знаем.
   Его неземные сапфировые глаза посуровели, когда он сделал это признание. Затем он глубоко вздохнул.
   - Мы не можем видеть все, но мы видим многое, и, как может подтвердить сэр Корин, мы довольно хорошо умеем передавать информацию в руки властей, когда это кажется целесообразным. Именно по этой причине я попросил вас об этом разговоре. Находясь здесь, в Корисанде, я получил несколько сообщений, подтверждающих то, чего их величества ожидали в течение некоторого времени. Поскольку архиепископ Мейкел должен покинуть княжество в конце следующей пятидневки, и я отправляюсь вместе с ним, моим... контактам здесь, в Корисанде, вероятно, потребуется предоставить информацию непосредственно вам после того, как я уеду. В частности, сэру Чарлзу и сэру Корину. Поскольку эффективность этих контактов зависит от их анонимности и ненавязчивости, любые отчеты от них будут в письменной форме, и они сами найдут способ передать их в ваши руки.
   - Пролетая через окна? - сардонически спросил Гарвей, и Мерлин усмехнулся.
   - Мы постараемся быть немного менее разрушительными, чем в тот раз, - сказал он.
   - Надеюсь, что никто из ваших собратьев-сейджинов не потерпит неудачу, пытаясь проскользнуть через наших часовых, - немного едко сказал Энвил-Рок. Граф явно находил менее чем забавной концепцию чересчур умных шпионов, крадущихся в черных плащах с капюшонами.
   - Думаю, что это... вряд ли произойдет, милорд.
   - Вы упомянули, что получили сообщения, подтверждающие то, чего ожидали император и императрица? - медленно произнес Дойл, и Мерлин кивнул, выражение его лица стало серьезным.
   - Да, действительно, - сказал он. - В частности, я получил это.
   Он достал конверт и положил его на стол перед собой.
   - Все шутки в сторону, милорды, наши агенты здесь, в Корисанде, подтвердили, что граф Крэгги-Хилл, среди прочих, участвует в активном заговоре как против империи, так и против этого совета.
   Все лица за столом напряглись, не столько от удивления, сколько от напряжения.
   - Это серьезное обвинение, сейджин Мерлин, - сказал Тартариэн через мгновение. - Это было бы серьезным обвинением против кого угодно; против кого-то такого уровня, как Крэгги-Хилл, не говоря уже о его членстве в этом совете, это становится необычным.
   - Поверьте мне, милорды, их величества полностью осознают это. Точно так же, как они знают, что Крэгги-Хилл действует не в одиночку. Фактически, он координирует действия с графом Сторм-Кип, графом Дип-Холлоу, герцогом Блэк-Уотер, бароном Ларчрос, бароном Баркор и по меньшей мере дюжиной других мелких рыцарей и землевладельцев, не говоря уже о довольно многих банкирах и торговцах в северной Корисанде. - Его аудитория теперь смотрела на него с застывшими выражениями лиц. - Кроме того, вовлечены епископ Мейлвин в Баркоре, епископ-исполнитель Томис и Эймилейн Гарнат, бывший епископ Ларчроса, а также несколько десятков других священнослужителей, лояльных Храму.., большинство из них нарушили свои клятвы архиепископу Клейрманту.
   Остальные уставились на него в течение нескольких ударов сердца, затем обменялись быстрыми взглядами.
   - Не буду притворяться, что у меня не было собственных подозрений относительно некоторых людей, которых вы только что назвали, сейджин Мерлин, - сказал тогда Тартариэн. - Соединяя их все вместе, хотя... - Он покачал головой. - Это довольно трудно проглотить. И, откровенно говоря, потребуются некоторые чрезвычайно веские доказательства, чтобы убедить меня принять это.
   - Уверен, что так и будет, милорд. И, честно говоря, я рад, что так оно и будет.
   - Почувствовал облегчение? - выражение лица Энвил-Рока содержало больше, чем намек на подозрение. - И почему это может быть, сейджин Мерлин? Я бы подумал, что если бы действительно существовал такой серьезный заговор, вы бы хотели, чтобы мы действовали немедленно!
   - Милорд, их величества знают об этом заговоре буквально уже несколько месяцев. За это время их агенты собрали довольно много доказательств, и эти доказательства будут предоставлены вам. Однако их величества не желают, чтобы вы действовали опрометчиво или необдуманно.
   - Нет? - глаза Энвил-Рока сузились.
   - Правда в том, милорд, что их величества намеренно позволили этому продолжаться, не привлекая к этому вашего внимания. Во-первых, потому что они боялись, что вы будете действовать так же быстро и энергично, как обычно. Как правило, это было бы хорошо. В данном случае, однако, их величества, по совету князя Нармана, предпочли позволить заговорщикам полностью посвятить себя делу, чтобы, когда мы начнем действовать, не возникло сомнений в их виновности. Чтобы ни у кого не было возможности законно предположить, что их величества - или регентский совет - сфабриковали обвинения как средство очищения княжества от личных врагов. Во-вторых, однако, был еще один фактор, еще один заговорщик, чьего изобличения ждали их величества.
   - Должны ли мы предположить, что "заговорщик", о котором идет речь, теперь изобличен, сейджин Мерлин? - спросил Дойл.
   - Должны, сэр Чарлз, - спокойно сказал Мерлин. - Согласно нашим агентам, великий герцог Зибедии недавно пообещал предоставить заговорщикам современные нарезные мушкеты. Более того, у нас есть доказательства того, что нарезные мушкеты, о которых идет речь, будут предоставлены предателем, находящимся в штаб-квартире герцога Истшера.
   Если раньше на их лицах было недоверие, то на этот раз они были гораздо более недоверчивы - и потрясены.
   - Нарезные мушкеты? - Энвил-Рок выдохнул полузадушенным голосом, в изумлении откинувшись на спинку стула. - Из собственной штаб-квартиры Истшера? Вы хотите сказать, что герцог?..
   - Конечно, нет, милорд! - Мерлин махнул рукой. - Я лично обсудил этот вопрос с герцогом Истшером от имени их величеств. Его первым побуждением было приказать немедленно арестовать предателя. Однако, как посланник их величеств, я смог отговорить его от этого.
   - Вы смогли... - начал Гарвей, затем резко остановился, его глаза загорелись догадкой. Мерлин просто смотрел на него несколько секунд, пока Гарвей не начал качать головой и снова не откинулся на спинку стула.
   - Так вы думаете, что теперь у них достаточно веревки, не так ли? - тихо спросил он.
   - Что-то в этом роде, - признал Мерлин с легким сидячим поклоном. Остальные корисандцы посмотрели на Гарвея, а затем Тартариэн начал кивать.
   - Итак, император и императрица решили отрезать голову кракену, не так ли? - сказал граф, и в его тоне был намек - слабый, но безошибочный - на что-то очень похожее на восхищение.
   - Совершенно верно, милорд. - Мерлин пожал плечами. - Агент великого герцога Зибедии в штаб-квартире герцога Истшера не знает, что мы очень тщательно отслеживали винтовки, которые, по его мнению, ему удалось "потерять". Мы следили за ними на каждом шагу от фабрик в Старом Чарисе до Чисхолма, и мы можем установить - как со свидетелями, так и с письменными показаниями - точный момент, когда он отвлек их от складов имперской армии, к которым они направлялись.
   - Другие наши агенты отслеживали его переписку с великим герцогом Зибедии, точно так же, как нам стало известно о некоторых документальных доказательствах, имеющихся у графа Крэгги-Хилла, подтверждающих причастность Зибедии. Их величества намерены позволить доставку этих нарезных мушкетов сюда, в Корисанду. Когда это произойдет, вы будете проинформированы - как и вице-король генерал Чермин. В это время генерал вице-король от имени их величеств обратится к вам за помощью в борьбе с заговорщиками. Имперский флот предоставит морской транспорт для перевозки ваших войск при поддержке морской пехоты генерала вице-короля, чтобы арестовать заговорщиков и изъять оружие и другие улики.
   - Лэнгхорн, - тихо сказал Энвил-Рок. Он выглядел более чем умеренно ошеломленным. У Тартариэна, с другой стороны, была удивительно зловещая улыбка.
   - Мне никогда не нравился Зибедия, - заметил он. - И Крэгги-Хилл был занозой в заднице с того момента, как был убит князь Гектор.
   - И я не могу сказать, что мое сердце разрывается от того, что Баркор по уши увяз во всем этом, - почти мечтательно заметил Гарвей.
   - Я тоже, - сказал Дойл довольно мрачно, наклоняясь, чтобы помассировать ногу, которая была наполовину искалечена при Харил-Кроссинг.
   Четверо корисандцев посмотрели друг на друга, и Мерлин откинулся на спинку стула, чтобы дать им подумать. После нескольких минут молчаливого самоанализа их внимание постепенно вернулось к нему.
   - Могу я спросить, как долго их величества - и давайте не будем забывать князя Нармана - позволяли кипеть этому маленькому заговору? - наконец спросил Тартариэн.
   - С того момента, как они узнали об этом, - ответил Мерлин. - Полагаю, должен признать, однако, что мы с самого начала особенно пристально следили за великим герцогом Зибедии.
   - Конечно, же! - Энвил-Рок фыркнул. - Любой, кроме слепого, пускающего слюни идиота - которым, кстати, император Кэйлеб не является, как он наглядно продемонстрировал, - наблюдал бы за ним обоими глазами!
   - Почему у меня такое отчетливое чувство, сейджин Мерлин, что это доказательство измены герцога Зибедии не совсем опустошило их величества? - спросил Тартариэн.
   - Отчасти, полагаю, потому, что это едва ли стало неожиданностью, милорд, - сказал Мерлин. - А также, подозреваю, потому что они испытывают некоторое облегчение, чтобы как можно скорее покончить с этим. - Он пожал плечами. - Как выразился император, вопрос никогда не заключался в том, нарушит ли Зибедия свои клятвы или нет, а просто в том, когда. В таком случае их величества вполне счастливы получить недвусмысленные, наглядные доказательства его предательства.
   - И то же самое верно здесь, в Корисанде, не так ли? - Глаза Энвил-Рока были проницательными.
   - И то же самое верно здесь, в Корисанде, да, милорд. - Мерлин спокойно встретил пристальный взгляд графа. - Понимаю, что многие из людей, участвовавших в этом заговоре, считают себя патриотами. На их месте я мог бы чувствовать то же самое. Однако это делают не все из них, и независимо от того, делают они это или нет, их величества предлагают применять самые суровые наказания только к тем, кто нарушил свои собственные клятвы. Не предполагаю, что все остальные участники выйдут сухими из воды, потому что им это не удастся. Но полагаю, вы видели в подходе вице-короля генерала Чермина к беспорядкам здесь, в Мэнчире и прилегающих землях, доказательство того, что их величества не желают быть кровавыми деспотами. Наказание будет назначаться только в соответствии с законом, и там, где это только возможно, при вынесении приговора будет учитываться сострадание.
   - Надеюсь, в конце концов мы сможем, как выразился граф Тартариэн, отрубить голову кракену одним ударом, без ожесточенной битвы и с минимальным кровопролитием. Их величествам нужны все предатели, милорды, но одна из причин, по которой они хотят их взять, - это убедиться, что нам не придется делать это снова и снова.
   Мерлин оглянулся на корисандцев, его голубые глаза были спокойны. - Кэйлеб и Шарлиэн - это не Жэспар Клинтан. Они не стремятся к жестокости или крови. Но они полны решимости покончить с этим делом раз и навсегда, потому что вы можете быть уверены, что такие люди, как Крэгги-Хилл, Зибедия и Баркор, не планируют проливать свою кровь во имя независимости Корисанды. Они планируют проливать кровь других людей во имя своей собственной власти, и их величества не намерены позволять им это делать.
  
   .II.
   У острова Дрэгон, пролив Хэнки, королевство Долар
  
   Что ж, по крайней мере, мы их нашли, - сказал себе капитан Арналд Стивирт. Конечно, выяснить, что с ними делать теперь, когда они рядом, - это еще одна проблема. Стивирт тонко улыбнулся, затем поморщился, когда ведущий галеон Долара выпустил еще один залп. Его собственный "Скуал", прикрывающий тыл сокращенной - очень сокращенной - линии чарисийцев, еще не вступил в бой, и, к сожалению, пройдет еще некоторое время, прежде чем он сможет это сделать.
   Позднее утреннее солнце было жарким, обжигая голубые воды пролива Хэнки, южную часть залива Долар и зеленые склоны острова Дрэгон на востоке, но сильный северо-западный ветер был резким, почти холодным. Он громоздил волны высотой девять или десять футов, и "Скуал" с обшитым медью корпусом двигался в юго-восточном направлении со скоростью почти семь узлов под брамселями и одинарно зарифленными марселями при хорошем ветре в левой четверти. Пока две силы медленно сближались, доларские корабли плыли курсом на юго-запад под правым галсом, держа ветер почти на траверзе. Это было близко к их лучшим условиям плавания, но они делали не более шести узлов. К сожалению, они находились между чарисийцами и их предполагаемой добычей, и их было пятеро.
   Трое доларцев уже действовали против КЕВ "Дарт", возглавлявшего чарисийское формирование. Капитан Жон Поэл, шкипер "Дарта" и старший офицер среди присутствующих, был ветераном Рок-Пойнта, Крэг-Рич и Даркос-Саунд, и его корабль был одним из новейших судов сэра Гвилима Мэнтира. "Дарт" на самом деле был на пять с половиной футов длиннее "Эмприс оф Чарис", любимого флагманского корабля императора Кэйлеба, но на нем было установлено на десять орудий меньше. Сэр Дастин Оливир пришел к выводу, что "Эмприс оф Чарис" будет перегружен, слишком тяжело нагружен для его плавания, еще до того, как он был завершен. Тот факт, что он быстро начал крениться после того, как вошел в строй, его киль изогнулся вверх посередине судна из-за тяжелых грузов, давящих на концы его корпуса, только подтвердил его первоначальные опасения. Его мощный бортовой залп сделал его грозным врагом, но как только стало очевидно, что его опасения были обоснованы, у него не было другого выбора, кроме как уменьшить его вооружение. Однако, предвидя надвигающуюся проблему, он приложил все усилия, чтобы избежать ее, когда проектировал корабли класса "Суорд оф Чарис", и, в дополнение к уменьшению веса и увеличению водоизмещения, он экспериментировал с диагональной обшивкой как средством дальнейшего увеличения их продольной прочности.
   В результате "Дарт" с легкостью нес разработанное им вооружение. На нем было установлено то же количество тридцатифунтовых орудий, что и на "Эмприс оф Чарис", но только двадцать карронад, а дополнительная длина палубы, по-видимому, обеспечивала более высокую скорострельность. И хотя он нес их меньше, его карронады стреляли пятидесятисемифунтовыми ядрами вместо тридцатифунтовых, что фактически увеличивало массу его залпа при стрельбе. Кроме того, он держал свои орудия немного выше, а его каркас был толще. Все это в данный конкретный момент делало его идеальным кораблем для того, чтобы возглавить чарисийскую линию, но не отменяло того факта, что он сражался с тремя вражескими судами.
   КЕВ "Шилд", следующий за кормой "Дарта", сможет прийти ему на помощь в ближайшие десять или пятнадцать минут, но, когда был замечен враг, "Скуал" находился с наветренной стороны,. Его происхождение из торгового судна также делало его, хотя Стивирту и не нравилось это признавать, самым медлительным кораблем из трех, и он отстал от своих спутников во время преследования. Было очевидно, что он все еще был быстрее доларских галеонов, но при их нынешних курсах он находился по меньшей мере в сорока минутах - скорее всего, в часе - от любого расстояния, с которого он мог вступить в бой. С другой стороны, два крайних судна в доларском строе отставали почти так же сильно.
   Но они не должны так хорошо держать строй. - Стивирт осознал, что его собственные мысли звучат жалобно, почти раздраженно. - Сэр Гвилим сказал нам, что Тирск был самым опасным парнем на другой стороне, но это просто смешно!
   В основном это была случайность, что они вообще столкнулись с этим конвоем. Отряд капитана Поэла курсировал у северо-восточного побережья полуострова Харрис в провинции Швей в поисках судов в водах между Паррот-Пойнт на севере и Сэнди-Хед на юге. У них были сообщения о том, что литейные заводы в Швее отправляют оружие на верфи Долара в Горэте, и сэр Гвилим послал Поэла, чтобы перехватить этот трафик.
   Они перехватили пять небольших бригов, которые действительно были нагружены бронзовой артиллерией, отлитой в Харчонге, и капитан Поэл выделил призовые экипажи, чтобы отправить их на остров Кло. Ему не нравилось отдавать людей для этих экипажей, но этот груз оружия был потенциально слишком ценным, чтобы не отослать его туда. После этого, однако, прошла почти целая пятидневка скучного бездействия, прежде чем лейтенант-коммандер Шоуэйл на десятипушечной шхуне "Флэш" на восточном фланге формирования Поэла заметил паруса дальше на востоке. Это было накануне вечером, и они отправились в погоню, преследуя всю ночь при лунном свете... и со "Скуалом", медленно отстающим все дальше за кормой. Теперь, почти тридцать часов спустя, они, наконец, догнали конвой, и галеоны Долара отделились и развернулись, чтобы встать между преследователями и торговыми судами.
   Шоуэйл никогда бы не заметил их, если бы не сопровождающие, - подумал сейчас Стивирт. Мачты торговых судов были слишком коротки, чтобы их можно было разглядеть, пока мы не подошли ближе.
   Однако тот факт, что галеоны выдали присутствие конвоя, мог оказаться чем-то вроде смешанного благословения. Все доларские военные корабли были больше "Скуала". Возможно, ни один из них не был таким большим, как "Дарт" или "Шилд", но, по лучшим оценкам Стивирта, они несли по меньшей мере двести орудий против ста сорока четырех орудий усеченной чарисийской эскадры. Доларское оружие, вероятно, было легче, но все же это было значительное несоответствие.
   В данный момент "Флэш" и его чуть более крупный собрат, "Мейс", скользили по задней части галеонов Долара. Пара галер, назначенных для непосредственной защиты каботажных судов, были новыми, большими и более мощными, чем все, что Долар доставил на риф Армагеддон, но Стивирт сомневался, что они смогут сравниться с хорошо управляемыми карронадами на бортах проворных шхун. К сожалению, находясь между галерами и галеонами, скорее всего, большинство каботажников сбежали бы, если бы они рассеялись достаточно скоро. Каждая шхуна могла бы потопить пару из них - возможно, даже три, если бы они достаточно быстро избавились от галер, - но их было четырнадцать. Если бы "Скуал" и его спутники-галеоны смогли протянуть руку помощи, весь конвой, несомненно, был бы уничтожен.
   Чего сейчас не должно было случиться.
   ***
   Капитан Кейтано Рейсандо улыбнулся с яростным удовлетворением, когда снова прогремел залп по правому борту КЕВ "Ракураи". Его артиллеристы, вероятно, были не так точны, как ему хотелось бы, но они поддерживали впечатляющую скорострельность, особенно для корабельной команды, которая никогда раньше не видела боя.
   Он мог бы пожалеть, что у него нет метеометра, вместо того, чтобы быть вынужденным вступать в бой с подветренной стороны, но, по крайней мере, он находился с наветренной стороны от конвоя. У него было искушение отделить КЕВ "Принс оф Долар", свой самый дальний галеон, чтобы помочь галерам, назначенным для непосредственного сопровождения каботажников. К сожалению, "Принс оф Долар" не смог бы добраться туда раньше адски быстрых, проклятых Шан-вей чарисийских шхун. По той же причине, однако, все пять кораблей Рейсандо находились между чарисийскими галеонами и конвоем, и он был удовлетворен тем, что ни один из них не собирался прорываться мимо него, чтобы помешать резне торговых судов. Во всяком случае, не без того, чтобы пробиться с боем.
   И правда в том, даже если я никогда не признаюсь в этом ни единой душе, что превратить два или три чарисийских галеона в плавник стоило бы потери всего конвоя.
   Как переоборудованному торговому судну, "Ракураи" не хватало кормовой палубы специально построенных галеонов доларского флота. В результате его штурвал, орудия на юте и офицеры были полностью открыты для огня сверху. С другой стороны, это означало, что Рейсандо имел (по крайней мере, теоретически) ясный обзор, когда он стоял у поручня правого борта, пристально глядя на врага. К сожалению, он также смотрел прямо в удушающий столб дурно пахнущего порохового дыма, катящегося по палубам "Ракураи" на ветру. Это была еще одна проблема, связанная с нахождением с подветренной стороны. Мало того, что его артиллеристам приходилось справляться со своим собственным дымом, который летел прямо им в лицо, но и дым чарисийской артиллерии тоже обрушивался на них. На самом деле ветер был достаточно резким, чтобы быстро рассеять их собственный дым, но на смену ему всегда приходили свежие клубы чарисийского дыма. Все, что они действительно могли разглядеть, - это мачты своей цели над бурлящим, вонючим туманом, и это не могло способствовать их точности.
   Еще один чарисийский залп обрушился в ответ. Казалось, они стреляли немного медленнее, но при этом достигали неприятного количества попаданий. И каждое из этих попаданий наносило значительно больший урон, чем, по оценкам Рейсандо, наносили его собственные, более легкие ядра. Он ожидал тридцатифунтовых, даже тридцатипятифунтовых, судя по отчетам графа Тирска о Крэг-Риче, и не ожидал разницы в массе металла. К сожалению, по крайней мере некоторые из орудий его нынешнего противника были еще тяжелее, и он поморщился, когда одно из его собственных двенадцатифунтовых орудий на юте получило прямое попадание.
   Ядро с визгом влетело в орудийный порт фальшборта под углом, достаточным для того, чтобы прогрызть идеально закругленный полумесяц в переднем крае рамы открытого порта. Оно врезалось в лафет орудия, очевидно, под небольшим углом, и ударило в нижнюю часть двенадцатифунтовой пушки. Полуторатонная бронзовая орудийная труба рванулась вверх, выскочив из взрыва расколотых досок лафета и разбитых кольцевых болтов, как звучащий роковой кит. Половина команды из восьми человек была убита, когда огромное ядро прошло прямо сквозь них, двое из четырех выживших были раздавлены и сломаны, когда ствол их собственного орудия обрушился на них сверху.
   Что-то - вероятно, осколок; возможно, сломанный железный болт - прошипело у правого уха Рейсандо, достаточно близко, чтобы в голове зазвенело, как будто кто-то только что ударил его... и сильно.
   Еще дюйм или два, и мне больше никогда не пришлось бы ни о чем беспокоиться, - подумал он, затем отбросил эту мысль в сторону, созерцая кровавую бойню, которую оставил после себя одиночный удар.
   Вероятно, одна из этих проклятых "карронад", - мрачно подумал он. - По крайней мере, они знали, как чарисийцы называют более короткие и кургузые пушки, но это не очень помогло, когда Храм постановил, что все галеоны Матери-Церкви будут оснащены исключительно длинными пушками.
   В некотором смысле Рейсандо действительно согласился с логикой викария Аллейна. У "карронады" явно была меньшая максимальная дальность стрельбы, чем у длинного орудия того же калибра, и способность поражать врага (и убивать его экипажи) до того, как он подойдет в зону собственной досягаемости, чтобы ответить на комплимент, имела много оснований рекомендовать их. К сожалению, в этой логике было несколько недостатков.
   Во-первых, граф Тирск был прав насчет сравнения моряков обеих сторон. Как бы Рейсандо ни хотелось это признавать, у чарисийского адмирала было гораздо больше шансов достичь желаемой дальности боя, чем у доларского адмирала, который помешал бы ему это сделать. Однако, даже игнорируя это, викарий Аллейн, казалось, все еще мыслил в терминах обычных абордажных действий, несмотря на логическое несоответствие между ними и большей дальностью, которую он хотел получить от своих более длинных орудий. Казалось, его больше интересовало большее количество более легких орудий, подходящих для зачистки палуб противника непосредственно перед тем, как приблизиться к чужому борту, чем меньшее количество более тяжелых орудий, способных пробивать брусья вражеского корабля на больших дистанциях. Убийство членов экипажа противника, по мнению Рейсандо, было хорошо и прекрасно, но абордажные действия явно стали второстепенными (в лучшем случае) по сравнению с артиллерийскими дуэлями. И в артиллерийской дуэли, если артиллеристы противника были защищены тяжелыми бортами, которые ваша артиллерия не могла пробить, у него было бы гораздо больше возможностей убить ваш персонал, чем таких же возможностей у вас.
   О, перестань жаловаться, Кейтано! - ругал он себя. - У нас все еще больше оружия, чем у них, и больше кораблей, чем у них, и тебе пора сосредоточиться на том, что вы собираетесь с ними сделать, а не на том, что они собираются сделать с вами!
   - Дайте кораблю отвернуть на четверть румба! - крикнул он рулевым.
   ***
   Капитан Жон Поэл наблюдал за мачтами ведущего доларского галеона, когда тот слегка изменил курс. Он отворачивал немного дальше, и Поэлу хотелось бы думать, что это означало, что с него хватит. К несчастью.... Он просто дает себе немного больше дистанции, пока его друзья не доберутся сюда, - резко подумал Поэл. - Не совсем то, чего я ожидал. Предполагалось, что они либо убегут ко всем чертям, либо соберутся толпой, как это было в Рок-Пойнте и Даркос-Саунде.
   Поэл начал медленно расхаживать взад и вперед, держась подальше от отскакивающих карронад. Дальность стрельбы упала до чуть более двухсот ярдов, что вполне соответствовало эффективной дальности стрельбы из пятидесятисемифунтовых карронад, и он оскалил зубы, размышляя о том, что эти мощные выстрелы, должно быть, делают со своими целями.
   Но свирепая ухмылка слегка померкла, когда в ответ продолжил обрушиваться вражеский огонь. Они не были особенно точны, эти артиллеристы вон там, но они были чертовски настойчивы. Впервые Поэл столкнулся с настоящим бортовым залпом, и он был откровенно поражен тем, как стойко держались доларцы. Огромная тяжесть огня чарисийцев подрывала боевой дух корабля за кораблем в Рок-Пойнте и проливе Даркос, но на этот раз такого не произошло.
   Или, по крайней мере, не с этого расстояния, - сказал он себе и посмотрел за корму, где быстро приближался "Шилд" Хариса Эйуэйна. Из-за всего этого дыма он больше не мог видеть паруса "Скуала", но тот должен был быть где-то за "Шилдом". Во всяком случае, он на это надеялся! Два ведущих доларца продолжали обстреливать "Дарт", но третий и четвертый вражеские галеоны начали стрелять по "Шилду". Однако Эйуэйн пока не открывал ответный огонь. Он явно приберегал свой первый залп до тех пор, пока не достигнет желаемой дистанции... предполагая, что он туда доберется.
   - Занеси им очко по левому борту! - рявкнул капитан Поэл.
   ***
   Капитан Стивирт наблюдал за верхушками мачт, торчащими из клубящегося дыма, как нос "Дарта" прошел немного дальше на север, оставляя ветер почти прямо за кормой, когда Поэл двинулся, чтобы помешать врагу разорвать дистанцию. Стивирт одобрил решение, хотя ему хотелось, чтобы другой капитан подождал немного дольше и позволил "Скуалу" подойти ближе, прежде чем он это сделает.
   "Шилд" неуклонно плыл в кильватере своего лидера, и он все еще мог ясно различить корабль капитана Эйуэйна в свою подзорную трубу. В результате он мог видеть белые перья, взлетающие со склонов волн, как внезапные фонтаны, когда доларцы начали стрелять в "Шилд". Судя по рассеянному виду этих перьев, вражеские артиллеристы не отличались чрезмерной точностью, но их явно было много.
   Как раз в тот момент, когда эта мысль пришла ему в голову, в грот-марселе "Шилда" внезапно образовалась дыра. Расстояние от "Шилда" до ближайшего доларского галеона составляло не более двухсот ярдов, - подумал Стивирт и задался вопросом, - сколько еще Эйуэйн собирается ждать.
   ***
   Харис Эйуэйн поднял глаза, когда снаряд пробил грот-марсель "Шилда" со звуком гигантского хлопающего кулака. По пути сюда он получил еще по меньшей мере три попадания, но пока сообщений о жертвах не поступало. Короче и массивнее "Дарта", "Шилд" был братом КЕВ "Дреднот", первого галеона, от самого киля спроектированного как военный корабль. Он нес такое же количество орудий, как и "Дарт", хотя его батарея была более тесной, чем у более позднего, более крупного корабля, а его карронады были всего тридцатифунтовыми, и в большинстве условий он был немного медленнее. Однако его рамы и брусья были тяжелее, чем у любого переоборудованного торгового судна, и они хорошо выдержали несколько попаданий, которых до сих пор добились доларцы.
   Похоже, коммодор Симаунт был прав насчет того, что их порох слабее нашего, - подумал Эйуэйн. - Конечно, не повредит и то, что их оружие в придачу легче!
   Во всяком случае, он знал, что, по крайней мере, часть доларской артиллерии была легче; все, что ему нужно было сделать, это выглянуть из-за сетки для гамаков и посмотреть вниз на двенадцатифунтовое ядро, наполовину застрявшее в борту его корабля прямо перед его двадцать седьмым орудийным портом. Он сомневался, что какое-нибудь из его собственных тридцатифунтовых ядер не пробьет цель, когда придет время.
   Конечно, когда мы подойдем ближе, они тоже начнут прорываться, - размышлял он. - Это будет неприятно.
   Он посмотрел на ближайшего доларца. Дальность стрельбы сократилась до ста ярдов, и он услышал внезапный крик с нижней палубы, когда наконец-то прошло по крайней мере одно ядро доларца. Он не знал, пробило ли оно обшивку "Шилда" или прошло через открытое орудийное отверстие, но, что бы оно ни сделало, он не сомневался, что очень скоро у него будет больше жертв.
   - Стоять, батарея левого борта! - крикнул он Мотокею Дейхару, своему первому лейтенанту.
   ***
   Сэр Даранд Росейл сердито уставился на ослепительный дым, который каскадом падал обратно на корабль его величества "Гранд-викар Марис". Он стоял на трапе на корме правого борта, в трех футах над уровнем своего юта, пытаясь разглядеть сквозь сетки гамаков, которые образовывали (надеюсь) барьер, защищающий от мушкетов вдоль поручней. В данный момент вонючий поток дыма, который вырывался с каждым залпом, делал его попытки разглядеть что-либо более или менее бесполезными.
   Пятидесятипушечный корабль Росейла был одним из первых галеонов новой постройки королевского флота Долара, и он был более чем немного удивлен, когда получил командование им. Он никогда не делал секрета из своей личной преданности герцогу Торэсту и полностью разделял неприязнь герцога к графу Тирску, если не по всем тем же причинам. Хотя Росейл никогда не собирался забывать обо всем, чем он был обязан покровительству Торэста, он не мог отрицать - в уединении своих собственных мыслей - что Тирск явно был прав, а герцог Мэйликей явно ошибался вплоть до самого Рок-Пойнта. Любой, кто хоть немного разбирался в том, как работает придворная политика, знал, что было бы глупо ожидать, что Торэст совершит катастрофическую ошибку, признав, что глупость его шурина вывела в расход почти весь флот мирного времени, но даже герцог должен понимать, что это правда. Во всяком случае, Росейл это понял!
   Если уж на то пошло, капитан был готов признать преимущества сигнальных флагов, которые Тирск скопировал у проклятых чарисийцев. Степень контроля - способности общаться между кораблями - которую они обеспечивали, была бесценной, и он содрогнулся, подумав о том, как все могло бы сложиться, если бы это оставалось монополией Чариса. Фактически, он был вынужден признать, что у Тирска было более четкое, более реалистичное представление, чем у Торэста, почти во всех отношениях, о типах кораблей и тактике, необходимых для того, чтобы сбить этих высокомерных чарисийских ублюдков с ног.
   Все это было правдой, и Росейл знал это. Но он также знал, что в этом процессе граф систематически принижал военно-морской флот. Он продвигал простолюдинов по сравнению с дворянами, настаивая на том, что джентльмены должны были получать "опыт" от неотесанных, низкорожденных торговых моряков, таких как Андейр Крал с "Бедар". Он подрывал дисциплину своими глупыми ограничениями на то, как ее можно было обеспечить. И это его безумие - требовать, чтобы жалованье моряка выплачивалась непосредственно его семье, если таков был его выбор, когда он был в море. И чтобы оно было выплачено полностью и вовремя!
   Росейл не возражал против того, чтобы выплачивать людям жалованье... в конце концов. Но с деньгами всегда было туго. Иногда приходилось принимать решения о том, куда потратить ограниченные средства, а морякам на борту военного корабля не на что было тратить деньги, что делало невыплату им до окончания кампаний разумным способом сэкономить скудные средства. Конечно, иногда их все равно нельзя было выплатить сразу после того, как корабль возвращался, но всегда находились брокеры, готовые выкупить их задержанное жалованье за двадцатипроцентную комиссию или около того. И если человек погибал в море - что неизбежно случалось довольно часто, - военно-морскому флоту не приходилось никому платить, не так ли? Но не по словам Тирска!
   Даже без безумия пожизненных пенсий для вдов и сирот, настаивание на немедленной выплате жалованья семье мужчины со временем сыграло бы злую шутку с финансами военно-морского флота. Мать-Церковь могла бы себе это позволить, но королевство Долар никак не могло продолжать эту практику после того, как еретики были бы сокрушены. И кого в конечном итоге обвинят и возненавидят обычные отбросы с нижней палубы, когда от нее придется отказаться? Не графа Тирска, это уж точно! Нет, навести порядок в этом беспорядке придется герцогу Торэсту, и ему повезет, если в процессе удастся избежать мятежей.
   И когда это произойдет, то, как Тирск отрубил яйца флотской дисциплине, тоже ни капельки не поможет, - мрачно подумал Росейл. - "Плеть не может сделать плохого моряка хорошим, но она может сделать хорошего моряка плохим", действительно! Плеть - это все, что большинство из них действительно понимают! То, как Тирск подлизывается к ним, оставит всех нас еще глубже в дерьме, когда придет время убирать за ним.
   Но сейчас было не время ссориться с человеком, которого викарий Аллейн и викарий Жэспар выбрали командовать флотом Долара. Это время наступит, как только станут очевидны катастрофические последствия более диковинной политики Тирска, и Росейл с нетерпением ждал этого дня возмездия. Тем временем, однако, предстояла война, и каким бы безумным ни был граф Тирск во многих отношениях, по крайней мере, он понимал, что нужно сделать, чтобы эта война была выиграна.
   "Гранд-викар Марис" вздохнул, когда выпустил еще один залп в дым, и Росейл тонко улыбнулся, представив, что этот поток железа, должно быть, делает со своей целью.
   Хотел бы я видеть эту чертову штуку, - признался он себе. - Тем не менее, я вижу мачты, и остальная часть чертова корабля должна быть где-то под ними!
   Он фыркнул от резкого веселья при этой мысли и преодолел остаток пути по лестнице на палубу на корме. Оттуда он был бы более заметен, но, возможно, он действительно смог бы увидеть что-то с наветренной стороны.
   ***
   С воем ворвался свежий доларский залп. Этот был нацелен лучше, и Харис Эйуэйн наблюдал, как ядро пробило фальшборт в середине корабля. Осколки разбитой обшивки, некоторые из них длиной три фута или больше, с шипением разлетелись по палубе, и клочья разодранной парусины дико захлопали, когда ядро разорвало плотно свернутые гамаки, стоящие дыбом и натянутые между стойками на фальшборте. Двое моряков упали у карронады номер пять. Один из них безвольно свалился на посыпанную песком палубу в разбрызганной паутине крови, но другой закричал, схватившись за зазубренный осколок, торчащий из его правого плеча. Кто-то оттащил раненого, и двое бойцов батареи правого борта - по одному из карронад номер шесть и номер восемь - быстро двинулись на замену раненым.
   Капитан впитал в себя все эти детали, а также свежие дыры, появившиеся в его фок-марселе, и длинную полосу вант, развевающуюся на ветру, когда она была срезана еще одним ядром. Но он воспринимал их только уголком своего мозга; все остальное его внимание было сосредоточено на третьем корабле в доларской линии. Теперь он был почти прямо напротив "Шилда" и не более чем в пятидесяти ярдах от него. Он подождал еще мгновение, а затем его меч рубанул вниз.
   - Огонь!
   ***
   "Шилд" выстрелил при спуске.
   На самом деле, оценка дальности капитана Эйуэйна была немного ошибочной; фактическое расстояние до "Гранд-викара Мариса" составляло всего сорок ярдов, и лавина огня "Шилда" обрушилась на корабль Росейла с разрушительной эффективностью. Несмотря на то, что "Гранд-викар Марис" был спроектирован и построен как военный корабль, его рамы и брусья были не такими тяжелыми, как у "Шилда", и тридцатифунтовые чарисийские снаряды пробили их с презрительной легкостью, ударив по палубе "доларца" веером осколков.
   Даже несмотря на короткие дистанции стрельбы и на весь опыт, обычно достаточно много ядер все равно проходило мимо цели. Только тот, кто действительно стрелял из гладкоствольной пушки посреди дыма, грома и воющего хаоса морского сражения, мог по-настоящему понять, насколько трудно на самом деле было поразить что-то размером с вражеский военный корабль при таких обстоятельствах, даже на относительно небольшом расстоянии. Артиллеристы Эйуэйна были гораздо опытнее, чем у Росейла. Они могли видеть свою цель более четко, а также лучше оценивали движение своего собственного корабля и почти идеально рассчитывали время броска "Шилда". У "Шилда" мимо цели промахивалось гораздо меньше орудийных расчетов, и сейчас ни одно из их ядер не прошло мимо. Каждое попадание врезалось в корпус их цели, и они находились достаточно близко, чтобы услышать крики.
   ***
   Капитан Рейсандо поморщился, когда в бой вступил второй чарисийский корабль. Невозможно было ошибиться в звуке этого единственного мощного залпа - или, если уж на то пошло, внезапного извержения свежего дыма. Он вгляделся в корму, пытаясь определить, на какой корабль нацелился чарисиец. Трудно было разглядеть детали. На самом деле, он едва мог видеть верхние паруса КЕВ "Бедар", когда тот плыл в кильватере "Ракураи". Однако не было похоже, что корабль Андейра Крала был поражен, и Рейсандо был неприятно уверен, что чарисийский залп, выпущенный с такой короткой дистанции, не полностью промахнется мимо цели.
   Должно быть, это был "Гранд-викар Марис", - решил он.
   Эта мысль вызвала смешанные эмоции. Лично Рейсандо ненавидел сэра Даранда Росейла вплоть до его о-о-о-благородно рожденных ногтей на ногах. Этот человек был высокомерным, аристократическим педантом, который никогда не утруждал себя тем, чтобы скрыть тот факт, что он был в группе офицеров с хорошей репутацией, подлизывающихся к герцогу Торэсту. Или, если уж на то пошло, чтобы скрыть свое несогласие с представлениями графа Тирска о корабельной дисциплине. С другой стороны, он соблюдал ограничения Тирска на использование плети, независимо от того, соглашался он с ними или нет, и был храбрым. Если уж на то пошло, он действительно был готов изучить хотя бы азы моряка (как бы сильно он ни ненавидел брать уроки у простолюдинов), и ни один живой человек не мог усомниться в его готовности вступить в схватку с врагом.
   Я могу ненавидеть этого ублюдка, но этот кровожадный сукин сын сейчас в нужном месте!
   ***
   Росейл пошатнулся, когда распалась секция поручня в пяти футах слева от него. Что-то с жестокой силой ударило его в плечо, чуть не сбив с ног, и он услышал крики из нижней части корабля, где в цель попала основная часть бортового залпа. Его правая рука судорожно вцепилась в неповрежденный поручень перед ним, каким-то образом удерживая его на ногах, и он повернулся вперед.
   Его левое плечо было сломано, рука бесполезно болталась сбоку, но не было никаких признаков крови, и уголок его мозга задавался вопросом, что его ударило. Однако времени беспокоиться об этом не было, и он, спотыкаясь, наклонился вперед, чтобы опереться на поручень кормовой палубы, глядя в сторону носа.
   Большая часть вражеского огня прошла по низу, пробивая орудийную палубу "Гранд-викара Мариса". Судя по крикам, это, должно быть, причинило много потерь, как сама Шан-вей, - подумал он, - затем напомнил себе не предполагать худшего. В конце концов, крики раненого человека могли быть достаточно громкими для двоих или троих.
   Но, по крайней мере, некоторые из этих ядер пролетели через верхнюю палубу. В отличие от чарисийских кораблей, "Гранд-викар Марис" не нес орудий на своем баке, но в середине верхней палубы было установлено десять орудий, по пять с каждого борта.
   Теперь по правому борту действовали только два.
   Росейл сжал челюсти. Одно из трех замолчавших двенадцатифунтовых орудий было окончательно выведено из строя прямым попаданием; два других, казалось, были целы, но большинство из шестнадцати человек, которые их обслуживали, были убиты или ранены. Из сорока человек, составлявших расчеты всех пяти орудий, не более дюжины были на ногах, и все они были заняты тем, что оттаскивали мертвых и раненых членов экипажа от все еще исправных орудий.
   "Гранд-викар Марис" был едва ли сто шестьдесят футов в длину, но клубящийся дым - теперь большая его часть валила из вражеских орудий - мешал разглядеть детали дальше середины. Однако, судя по тому, что он мог видеть, по меньшей мере еще около полудюжины моряков и солдат, служивших корабельной пехотой, тоже были убиты. И это была только верхняя палуба; неизвестно было, сколько людей было убито или ранено на орудийной палубе.
   И все же, несмотря на крики и кровь, другие артиллеристы Росейла все еще были в действии. Теперь они стреляли независимо, так быстро, как только каждый расчет мог перезарядить оружие, без дисциплинированного единодушия контролируемых залпов. Пушечный гром превратился в адскую какофонию, почти непрерывную череду ревущих разрядов. Точность должна была страдать, поскольку каждый командир орудия стрелял вслепую в дым в то, что, по его мнению, было подходящей крену корабля точкой, но они стреляли, и даже сквозь бедлам он слышал крики - ободрения от офицеров и старшин, и повиновения от матросов и солдат.
   Он поднял глаза. В нескольких парусах были дыры, разорванные шкоты и фалы развевались на ветру тут и там, и по меньшей мере четверо или пятеро мертвецов валялись с края грот-мачты, где их пометили злобно щелкающие винтовки чарисийских морских пехотинцев. Однако, казалось, ничего критического не унесло, и даже когда он наблюдал, вантовые копошились в такелаже, не обращая внимания ни на выстрелы, ни на пули, чтобы починить ходовую оснастку корабля.
   Они никогда не были бы никем иным, как отбросами простого происхождения, - подумал Росейл, - слишком многие из них были отбросами сточных канав Горэта. И все же, наблюдая, как они тащат мертвых и раненых товарищей к центру палубы, ремонтируются под чарисийским огнем, сбрасывают обломки поручней и упавшие куски с казенников своих орудий, перезаряжают и стреляют снова и снова, он почувствовал сильный укол гордости за них.
   - Давайте, ребята! - услышал он свой крик. - Выдайте им все!
   ***
   Капитан Стивирт выругался себе под нос, сдерживая самое неподобающее капитану искушение ударить кулаком по нактоузу, когда ярость артиллерийской перестрелки усилилась. Со своего места, за кормой и все еще с наветренной стороны, он мог ясно видеть мачты "Дарта" и "Шилда", когда их курс пересекался с доларским. Сейчас они сражались с тремя из пяти доларских галеонов, и вот-вот должен был подойти четвертый вражеский корабль.
   До сих пор вся оснастка "Дарта" и "Шилда" казалась неповрежденной; оба корабля все еще находились под контролем и, в отличие от доларцев, все еще стреляли контролируемыми залпами. Это о многом сказало Стивирту. Несмотря на ярость сражения, несмотря на тот факт, что они вот-вот должны были вступить в бой с коэффициентом один к двум, и Поэл, и Эйуэйн все еще стреляли залпами, вместо того, чтобы открывать ответный огонь по готовности. Он подозревал, что каждый из них также сражался только с одним вражеским кораблем, предпочитая методично уничтожать одну цель за раз, а не распределять огонь между двумя целями и наносить легкий урон обеим. Это требовало хладнокровия, поскольку означало, что по крайней мере один из их противников оставался нетронутым, его артиллеристы могли заряжать и стрелять, не беспокоясь о ядре или картечи, летящим им в лицо. По той же причине это давало им гораздо больше шансов относительно быстро полностью вывести из строя одного из своих врагов.
   Он обратил свое внимание на последний галеон в доларской линии. Он казался меньше остальных, чуть больше его собственного низкорослого "Скуала". Однако, несмотря на это, пока Стивирт наблюдал за ним, его капитан ставил все больше парусов, меняя курс, чтобы набрать большую скорость. Очевидно, он намеревался как можно быстрее наброситься на "Дарт" и "Шилд".
   Скорее бесстрашно и решительно, чем умно, - подумал Стивирт. - "Дарт" и "Шилд" оба быстрее, чем любой из них. Возможно, он сможет обогнать их с помощью своих грота и фока, но он лишь стеснит их собственный строй, как только доберется туда. Он, конечно, не сможет подняться на наветренную сторону от Жона и Хариса, что бы он ни делал! На самом деле, ему придется выйти из строя или столкнуться с одним из своих собственных спутников!
   Это была ошибка, хотя, как и следовало ожидать, она была предпочтительнее многих других. По крайней мере, этот другой капитан был полон решимости вступить в бой, а не сдерживаться, чтобы избежать этого, и это говорило неприятные вещи о степени, с которой, должно быть, моральный дух королевского доларского флота восстановился после Рок-Пойнта и Крэг-Рич.
   Что ж, нам просто нужно посмотреть, что мы можем сделать по этому поводу, не так ли, Арналд? - мрачно подумал он.
   ***
   Капитан Рейсандо был не в том положении, чтобы видеть, что делает "Принс оф Долар" капитана Мартина Жермейна. Густой дым делал это невозможным с уровня палубы, и люди наверху, в том числе те, кто был назначен наблюдателями, были (по понятным причинам) больше сосредоточены на находящихся рядом чарисийских кораблях, чем на своих собственных спутниках. Однако, если бы Рейсандо мог наблюдать за маневрами "Принс оф Долар", он бы полностью одобрил анализ действий Жермейна Арналдом Стивиртом. В то же время, хотя ему и не понравилось бы то, что делал Жермейн, он также согласился бы со Стивиртом в том, что слишком большая агрессивность - гораздо лучшая проблема, чем слишком большая робость.
   Однако в данный момент у Рейсандо были более насущные проблемы, о которых следовало беспокоиться. Ведущий чарисийский галеон медленно сокращал дистанцию, несмотря на то, что Рейсандо сам отвернул, и его огонь был одновременно неприятно тяжелым и пугающе точным. Ровный, размеренный рев его орудий - очевидно, все еще стреляющих контролируемыми залпами - был подобен ритмичному сотрясению шипастых сапог какого-то гиганта, безжалостно топающего по палубам "Ракураи". Он был уверен, что теперь, когда дальность стрельбы сократилась, он сам наносил больше ударов, но чарисийские ядра били по фальшбортам и борту "Ракураи", как безжалостные удары дубины того же гиганта.
   Полдюжины орудий "Ракураи" - четверть всей батареи левого борта - теперь вышли из строя, и груда тел вдоль центральной линии палубы становилась все гуще. Раненых тащили вниз к целителям и хирургам, что затрудняло составление какой-либо подробной оценки, но Рейсандо подозревал, что у него было по меньшей мере сорок или пятьдесят жертв. Это был почти каждый восьмой из всей его команды, но экипаж - как опытные моряки, так и сухопутные солдаты - стойко держался за оружие, отстреливаясь так быстро, как только перезаряжались орудия.
   "Чарисиец" продолжал стрелять низко, нанося залп за залпом по корпусу "Ракураи", неуклонно убивая членов его экипажа, в то время как стрелки сверху "Дарта" стреляли по своим противникам-доларцам или вниз, в дым внизу. Однако, по крайней мере, несколько ядер чарисийцев пролетели высоко, и палуба "Ракураи" была завалена упавшими блоками и кусками веревок. Рейсандо видел, как два или три человека были убиты этими тяжелыми, падающими блоками, и ругал себя за то, что не подумал о защитных веревочных сетях, которые он наблюдал на борту чарисийских галеонов, прежде чем был открыт огонь. Очевидно, они были установлены над палубами противника, чтобы ловить обломки - и тела - падающие сверху, и он сделал мысленную заметку предложить Долару применить ту же практику в своем отчете графу Тирску.
   Конечно, сначала он должен был вернуться, чтобы сделать этот отчет.
   ***
   Голова Жона Поэла дернулась вверх, когда что-то громко треснуло над головой. На мгновение он не понял, что это было, но затем его глаза расширились, когда он увидел, что вся верхняя часть грот-мачты полетела вниз.
   О, черт, - он услышал, как почти спокойно произнес мысленный голос, а затем увернулся, когда начали падать обломки.
   ***
   - Да!
   Капитан Андейр Крал с КЕВ "Бедар" понял, что голос, выкрикнувший это единственное слово, был его собственным. Вероятно, это был не совсем героический поступок для капитана королевского корабля, но в данный момент ему было все равно. Его орудийные расчеты без какого-либо видимого эффекта колотили по ведущему чарисийцу, казалось, часами, что бы ни говорили его лживые карманные часы. Он даже не смог убедить этого ублюдка направить свой огонь на "Бедар". Вместо этого враг продолжал безжалостно наносить удары по "Ракураи". Крал не мог ясно видеть флагман, но он мог видеть, что паруса Рейсандо становятся все более и более изодранными, и, как ни трудно было составить какое-либо точное суждение в таком хаосе, ему показалось, что огонь "Ракураи" начал ослабевать.
   Теперь он наблюдал, как грот-стеньга, грот-брам-стеньга и верхушка грот-мачты его цели медленно кренились на левый борт, как какой-нибудь падающий лесной великан. Бизань-бом-брам-стеньга ушла вместе с ними, и на мгновение он понадеялся, что фок-мачта тоже может уйти. Он был разочарован этим, но чарисийский галеон, казалось, пошатнулся, когда более половины его установленного полотна с грохотом упало за борт.
   И что теперь, ублюдки? - подумал он.
   ***
   "Дарт" резко замедлился от внезапной потери движущей силы. Капитан Поэл был поражен тем, что не упали брам-стеньга и бом-брам-стеньга фок-мачты, но он слишком отчетливо почувствовал внезапное падение обломков в воду рядом, все еще привязанных к кораблю вантами и стойками. Предохранительные сети - все еще более или менее целые, хотя они порвались, как паутина, там, где торец грот-стеньги упал на фальшборт левого борта, - были завалены сломанным деревом, упавшими блоками и длинными змеями веревок.
   Каким-то образом рулевым на штурвале удавалось сохранять контроль, и топоры и даже абордажные сабли сверкали среди запутанного змеиного хаоса упавшего такелажа, когда боцман и его помощники возглавляли группы моряков, чтобы срезать обломки. Однако до тех пор, пока они не смогли это сделать, почти половина орудий левого борта "Дарта" была заблокирована обломками, лежащими поперек их портов. Это было достаточно плохо, но потеря скорости означала, что доларцы начнут продвигаться вперед. Они собирались привести все пять своих кораблей в действие против корабля Поэла, находящегося во главе его собственной линии.
   Он потерял свою говорящую трубу в свалке, чтобы избежать падающих обломков, поэтому сложил руки рупором вокруг рта в импровизированной замене.
   - Мастер Дейхар!
   Первый лейтенант "Дарта" сумел расслышать его, несмотря на шум, и Поэл настойчиво указал на внезапно ставшую короткой грот-мачту.
   - Ставь на нее грот! - крикнул он.
   Дейхар мгновение смотрел на него, затем кивнул с очевидным пониманием. Грот не был частью обычного боевого набора парусов корабля. Он был слишком большим, слишком громоздким и слишком близким к верхней палубе, когда его устанавливали. Однако потерю грот-марселя и грот-брамселя нужно было как-то компенсировать, и первый лейтенант начал вытаскивать людей из групп контроля повреждений и от бездействующих орудий и запускать их в воздух.
   Поэл оставил его наедине с этим, снова переключив свое внимание на врага, и его челюсть сжалась, когда он увидел, что паруса доларца начинают двигаться вперед, именно так, как он и опасался.
   ***
   Харис Эйуэйн яростно выругался, когда "Дарт" замедлился. У него не было другого выбора, кроме как самому уменьшить паруса, если он собирался оставаться рядом с флагманским кораблем. Часть его хотела вместо этого догнать "Дарт" и обойти его. Но если бы он это сделал, его собственные орудия были бы загорожены корпусом "Дарта", когда он проходил вдоль его освобожденной стороны, не позволяя ему выстрелить, пока он не обойдет корабль Поэла.
   Его мозг лихорадочно работал, обдумывая альтернативы. В данный момент он не знал, намеревались ли доларцы полностью разорвать контакт. Если бы они хотели прерваться, удовлетворенные тем, что защитили свой конвой, повреждение такелажа "Дарта" предоставило им прекрасную возможность сделать именно это. Если бы, с другой стороны, если бы они захотели остаться и бороться с этим, тот же самый урон дал бы им явное преимущество в маневрировании.
   У Эйуэйна не было сомнений в том, что сделает чарисийская эскадра, но доларцы не были чарисийцами. Они могли бы решить довольствоваться знанием того, что они уже добились гораздо большего успеха в борьбе с военными галеонами Чариса, чем кто-либо другой, и конвой, который в настоящее время подвергается нападению "Флэша" и "Мейса", был их главной ответственностью.
   Лучше оставаться на месте и колотить по ним изо всех сил, - решил он, но при этом подозвал к себе одного из своих мичманов.
   - Иди вперед, мастер Уолкир, - решительно сказал он двенадцатилетнему мальчику с белым лицом. - Я хочу, чтобы ты был на площадке фок-брам-стеньги. Следи за флагманом - не спускай с него глаз! Если он изменит курс или ты увидишь, что один из этих ублюдков действует впереди него, тащи свою задницу обратно сюда и скажи мне! Понял?
   - Есть, есть, сэр! - ответил паренек и побежал прочь сквозь дым и гром.
   ***
   Корабль Андейра Крала неуклонно продвигался вперед, сражаясь бортом к борту с большим, более мощным, но поврежденным чарисийским галеоном. Ядра летели взад и вперед, и, несмотря на повреждения такелажа и растущее число пробоин, которые Крал мог видеть в фальшбортах и боку противника, "чарисиец" все еще держался так хорошо, как мог.
   И его орудия все еще были тяжелее, чем все, что у него было, и подтверждение этого поступило, когда чарисийское ядро пробило борт "Бедар", убив дюжину человек и разрушив лафет одной из его двадцатипятифунтовых пушек.
   Он посмотрел на корму, туда, где "Гранд-викар Марис" наконец начал отходить от своей дуэли со вторым чарисийцем. Крал относился к сэру Даранду Росейлу не лучше, чем Росейл к нему. Несмотря на это, он должен был признать, что высокомерный аристократический придурок не был ленивым. "Гранд-викар Марис" получил сильный удар от более мощной артиллерии своего противника. Крал не был уверен, но ему показалось, что он действительно видит кровь, сочащуюся из шпигатов корабля Росейла. Несмотря на это, его орудия все еще были в действии, и, пока он наблюдал, они сменили цели и начали бить ведущего чарисийца вместе с "Бедар", в то время как "Гардсмен" Мардея Сейгана принял вызов второго чарисийца.
   ***
   Арналд Стивирт заставил себя стоять неподвижно, сцепив руки за спиной, с бесстрастным лицом, пока доларцы грудились вокруг "Шилда" и "Дарта". Дым теперь был таким плотным, что он мог видеть только верхние мачты вражеских галеонов, но было очевидно, что происходит. С замедлившимся "Дартом" и пойманным в ловушку позади него "Шилдом", ведущий доларский галеон неуклонно выдвигался перед двумя чарисийскими кораблями. Пройдет совсем немного времени, и он сможет развернуться дальше на запад, пытаясь возглавить доларскую линию, возможно, даже занять позицию, чтобы нанести удар "Дарту" спереди.
   И я все еще не в том положении, чтобы вступать в бой!
   Он посмотрел на свои собственные паруса, затем принял решение. - Убрать рифы марселей, мастер Малдин! - решительно сказал он. - И после этого, если вы не возражаете, мы поставим брамсели.
  
   ***
   Ах ты, ублюдок, - мрачно подумал Жон Поэл.
   Палуба "Дарта" была завалена убитыми и ранеными. Обломки мачт и рангоута, обрывки парусов были убраны, и корабль снова полностью находился под управлением, но даже с установленным гротом он уступал позиции своим противникам. Ведущий доларец был на два корпуса впереди него, и второй корабль в доларской линии тоже начал продвигаться вперед. Третий галеон тоже подошел, чтобы ударить по нему, хотя этот корабль, казалось, сам был довольно сильно потрепан. За кормой он слышал, как "Шилд" все еще яростно сражается - теперь с четвертым кораблем в доларской линии, - и взгляд Поэла был твердым и жестким, когда он наблюдал, как угол наклона мачт первого доларца начал смещаться.
   Тот сделал свой ход, чтобы пересечь курс "Дарта", и он повернулся к своим собственным рулевым.
   - Поверните его на два румба вправо! - приказал он.
   ***
   - Сэр! Сэр!
   Харис Эйуэйн повернулся на высокий голос. Мичман Уолкир побежал к нему, почти не колеблясь, когда моряк перед ним отшатнулся. Обе руки раненого взлетели вверх, чтобы схватиться за забрызганные кровью раны там, где было его лицо, и он упал на палубу прямо перед Уолкиром. Мальчик просто перелетел через тело и затормозил, хватая ртом воздух.
   - Что? - потребовал Эйуэйн.
   - Сэр, - пропыхтел Уолкир, - "Дарт" поворачивает на правый борт! Около двух румбов, думаю! И... и я не мог видеть наверняка, но думаю, это потому, что враг пытается обойти его спереди!
   - Хороший парень!
   Эйуэйн хлопнул мальчика по спине, затем повернулся к своим рулевым.
   - Три румба по правому борту! - рявкнул он, затем поднял свою говорящую трубу.
   - Вантовые, вверх! Уберите рифы и приготовьтесь ставить грот и фок!
  
   ***
   "Дарт" повернул направо, изменив курс, чтобы принять ветер на свой правый борт, когда "Ракураи" попытался обойти его спереди. "Дарт" поворачивал по меньшему радиусу, что позволяло ему преодолевать меньшее расстояние, но "Ракураи" теперь был значительно быстрее, и поединок между ними удвоился в ярости. "Бедар", держась за "Ракураи", продолжал яростно стрелять, нанося удары по четверти "Дарта", и Поэл был искренне благодарен за то, что точность доларцев не соответствовала ни их дисциплине, ни их решимости.
   Несмотря на это, его корабль был сильно поврежден, и он знал это. Он потерял пять орудий с левого борта, а его орудийные расчеты правого борта сильно поредели из-за необходимости замены убитых и раненых в другой батарее. У него никогда не было достаточного количества артиллеристов, чтобы полностью укомплектовать оба борта одновременно; с такой скоростью у него слишком быстро вообще не осталось бы никого на орудиях правого борта.
   Кто-то внезапно зааплодировал, и он развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как бизань-мачта "Гранд-викара Мариса" свалилась за борт. Доларский галеон резко замедлил ход, и было очевидно, что обломки мешали его управлению. Пока Поэл наблюдал, грот-брам-стеньга последовала за бизанью, и потрепанный доларец отвалился от ветра, дрейфуя с подветренной стороны.
   Что-то замаячило в углу его поля зрения, и он посмотрел на правый борт как раз в тот момент, когда "Шилд" подошел со своей свободной стороны, сильно наклонившись к ветру, с незарифленными марселями и установленными под ними гротом и фоком. Его подветренные орудийные порты были едва в двух футах над вершинами волн, когда он сильно накренился, и он сразу понял, что имел в виду Эйуэйн.
   Он сорвал шляпу и помахал ею в сторону другого корабля. - Посмотрите на это, ребята! - крикнул он. - "Шилд" собирается расквасить этим ублюдкам нос за нас!
   По крайней мере, некоторые из его людей услышали его, и он услышал, как они радостно закричали в ответ. Это было не слишком радостно, не учитывало, что многие из них уже пали, но это было далеко не поражение, и он оскалил зубы в свирепой усмешке.
   Конечно, есть еще два ублюдка, с которыми Эйуэйн дрался до этого, - резко подумал он. - Уверен, что они скоро будут рядом с нами. Но пока пусть ребята поболеют за нас.
   ***
   Даже при увеличенной парусности "Шилду" потребовалось добрых пятнадцать минут, чтобы поравняться с "Дартом" и обойти его. Все это время он не участвовал в бою, и Харис Эйуэйн почувствовал тупую боль в стиснутых мышцах челюсти, когда услышал возобновившийся гром артиллерии позади себя. Он знал, что четвертый и пятый галеоны Долара теснятся у "Дарта", с новой яростью атакуя тяжело раненый флагманский корабль, но он ничего не мог с этим поделать. Поэлу просто нужно было продержаться, пока "Шилд" разберется с "Ракураи" и "Бедар".
   По крайней мере, передышка дала ему время реорганизовать свои орудийные расчеты, тщательно перезарядить пушки и выполнить некоторые из наиболее важных ремонтных работ, в то время как "Шилд" продвигался вперед, кренясь под давлением на свою парусину. Он чувствовал, как ветер подталкивает его вперед, пока он неуклонно полз вперед "Дарта", и его мозг щелкал, как одни из новомодных счетов, вычисляя дальность и направление.
   - Вверх гитовы грота и фока! - крикнул он, когда счеты в его голове сошлись вместе с проблеском мачт ведущего доларца над редеющим дымом. Руки метнулись к парусине, гитовам и шкотам, и паруса начали подниматься, как огромные занавесы, задернутые невидимыми руками.
   Дым стал еще тоньше. "Шилд" был намного впереди "Дарта" и все еще двигался значительно быстрее, и...
   Там!
   - На подъем! - рявкнул он, затем сделал паузу на мгновение и...
   - Стреляй до упора!
   ***
   Кейтано Рейсандо стоял, барабаня пальцами правой руки по нактоузу и щурясь от вездесущего удушливого дыма, пока "Ракураи" медленно, но неуклонно продвигался вперед. Еще десять минут, максимум пятнадцать, и он окажется достаточно далеко впереди, чтобы подойти еще ближе к наветренной стороне. С поврежденным такелажем "чарисийца" "Ракураи" был уверен, что сможет подойти ближе к ветру. При очень небольшом везении он собирался пересечь курс "Дарта" и...
   Бушприт и паруса другого корабля внезапно вырвались из дыма, и прищуренные глаза Рейсандо широко распахнулись. Это был второй чарисийский галеон, который проложил свой курс так, что он ничего не заметил из-за дыма и неразберихи.
   И благодаря моей концентрации на их головном корабле, - признал он - и проклял себя за то, что позволил этому случиться. Ему не следовало позволять своему вниманию сужаться, но теперь было слишком поздно для этого.
   Чарисийский капитан рисковал, неся столько холста в разгар битвы. Давление ветра на дополнительную площадь паруса сильно увеличивало нагрузку на его оснастку - в этих условиях даже обычный незначительный удар в воздухе мог серьезно повредить мачты или реи - и слишком сильный крен мог привести к тому, что вода захлестнет его корабль через открытые орудийные порты. Но он добился того, чего хотел, и его целые грот и фок, уже сворачивавшиеся, когда он преодолевал препятствие в виде своего флагмана, выглядели невероятно белыми и чистыми на фоне грязно-серых стен дыма и порванного и испачканного полотна над ними.
   Однако Рейсандо не пришлось долго созерцать их красоту. Как только он начал отдавать собственные приказы, в орудийных портах "Шилда" вспыхнул огонь.
   ***
   Дальность стрельбы составляла чуть меньше двухсот ярдов. Это была большая дальность для военно-морского сражения, но у "Шилда" было время подготовиться к нему, и впервые он стрелял по нарастающей, а не по убывающей. Тщательно нацеленный и подготовленный залп прожег воду между ним и "Ракураи", и фок-мачта доларского корабля развалилась.
   ***
   - Черт возьми! - Рейсандо злобно выругался, когда его фок-мачта полетела за борт. Его грот-стеньга ушла вместе с ней, и "Ракураи" пошатнулся от внезапной потери площади паруса. Резкое исчезновение передних парусов сделало ситуацию бесконечно хуже. Их важнейшей функцией было уравновешивать его руль и бизань во время маневров; когда их не стало, маневренность упала еще быстрее, чем у "Гранд-викара Мариса".
   "Шилд" тут же изменил курс, готовясь напасть на "Ракураи" и прикончить его, но "Бедар" бросился вперед на перехват, когда капитан Крал направил свой корабль между ним и своим собственным поврежденным флагманом.
   Жон Поэл пошатнулся, едва не сбитый с ног, когда один из его морских пехотинцев на юте врезался в него. На мгновение ему показалось, что капрала ранили, но только на мгновение. Как раз достаточно долго, чтобы морской пехотинец оттолкнул его с пути опрокидывающейся бизани.
   Падающая мачта раздавила по меньшей мере трех других членов экипажа "Дарта", и галеон пошатнулся почти так же сильно, как и его капитан. Как и верхние секции грот-мачты до этого, бизань свалилась за борт, волоча за собой искалеченный корабль, и среди обломков снова замелькали топоры и сабли.
   Поэлу потребовался один удар сердца, чтобы хлопнуть морского пехотинца по плечу в знак признательности и благодарности, затем он вернулся к битве, когда КЕВ "Гардсмен" и КЕВ "Принс оф Долар" бросились в атаку, чтобы завершить уничтожение "Дарта".
   ***
   Капитан Мартин Жермейн не мог видеть, что происходит впереди флагманского корабля Долара. На самом деле, он почти ничего не мог разглядеть сквозь удушающий запах порохового дыма. Он был повсюду, ослепляя слезящиеся глаза, разрывая носы и легкие. Несмотря на частые учебные стрельбы, он действительно до этого момента не осознавал, насколько густым и полностью скрывающим будет дым от такого количества пушек. Но он все еще мог различить призрачные, туманные очертания цели, к которой так долго приближался.
   - Огонь! - крикнул он, и первый залп "Принс оф Долар" разорвал "Дарт".
   ***
   Целая секция фальшборта миделя "Дарта" разрушилась. Две его карронады были выведены из строя, и еще двадцать три члена его экипажа были убиты или ранены. Капитан Поэл, пошатываясь, вступил в бойню, выкрикивая приказы охрипшим горлом, протягивая собственные руки, чтобы убрать обломки.
   Он больше не выдержит, - подумал он. - Он просто не может.
   - Становись к орудиям, ребята! - услышал он свой крик. - Бей ублюдков!
   ***
   Вражеский огонь наконец-то начал ослабевать, - подумал Мардей Сейган, - и к тому же чертовски вовремя. Теперь, когда его собственный "Гардсмен" и "Принс оф Долар" схватились с ним, чарисийский галеон сражался против всех пяти кораблей эскадры капитана Рейсандо... и он отбивался от них всех так хорошо, как только мог.
   Может, они и чертовы еретики, - резко подумал Сейган, - но у них кишка не тонка! Не то чтобы это еще долго будет приносить им много пользы.
   - Бей его! - крикнул он. - Бей этих сук!
   ***
   Жермейн наблюдал, как рушится бизань "Дарта", и, как и Сейган, понял, что теперь это только вопрос времени. Он все еще не знал, что происходит в голове линии, но с тремя доларскими галеонами против одного чарисийца его это не слишком беспокоило. Нет, это зависело от Рейсандо, Крала и Росейла. У него и Сейгана был свой собственный кракен, чтобы приземлиться, и...
   ***
   - Стреляй, сколько влезет!
   Это заняло слишком много времени, но Арналд Стивирт почувствовал, как его губы растянулись в ухмылке охотящегося дракона. Дым и концентрация доларцев на "Дарте" и "Шилде" скрыли приближение "Скуала". Он не мог видеть врага намного лучше, чем они могли видеть его - предполагая, что они смотрели, - но он руководствовался тем, что мог видеть на их мачтах. Теперь, опасно наклонившись к ветру со всеми брамселями, "Скуал" вырвался из дыма, прорвавшись почти прямо через корму "Принс оф Долар" на расстоянии всего тридцати ярдов.
   Орудийный порт за орудийным портом, по всему правому борту, ревели кракены новой модели с двойными ядрами и тридцатифунтовые карронады. В этом бортовом залпе было восемнадцать орудий. Они метнули тридцать шесть тщательно нацеленных железных шаров, каждый диаметром шесть дюймов, по всей длине палубы "Принс оф Долар". Кормовые иллюминаторы доларского галеона разлетелись вдребезги, и ядра пронеслись по всей палубе, убивая артиллеристов, уничтожая оружие.
   Мартин Жермейн так и не успел осознать, что произошло, прежде чем одно из этих ядер разорвало его пополам. Другое вывело из строя три орудия на юте "Принс оф Долар". Этот единственный залп убил или ранил треть всей команды галеона, и, что еще хуже, одно ядро попало в головку румпеля, и теперь рулевое колесо свободно вращалось, и руль просто болтался.
   Не имея возможности для управления, корабль ушел с курса и развернулся, направляя свой нос прямо по ветру.
   ***
   - Круто на левый борт! - рявкнул Стивирт. - Убрать брамсели, грот и фок!
   Последовали подтверждения, и штурвал повернулся влево, когда вантовые, стоявшие наверху, начали сжимать холст.
   Руль "Скуала" дернулся вправо, и корабль резко повернул на правый борт. Его скорость пронесла его мимо "Принс оф Долар", и новый курс заставил повернуть обратно на юго-запад.
   - Руки к парусам и брасам! Свернуть грот-марсель!
   С таким количеством людей, обслуживающих их паруса, у "Скуала" хватало людей только для одного бортового залпа, но он резко замедлил ход, когда был свернут грот-марсель. Это еще быстрее снизило его скорость, выровняв ее как раз в тот момент, когда "Принс оф Долар" полностью ушел с ветра и подставил свой нос правому борту "Скуала".
   - Огонь!
   Еще один залп разорвал шатающегося доларца. У Стивирта не было возможности узнать, насколько разрушительными были два его залпа. "Принс оф Долар", очевидно, был тяжело ранен, но времени прикончить его не было. "Гардсмен" все еще яростно сражался с "Дартом" - Стивирт даже не мог сказать, понял ли доларский галеон, что только что случилось с его спутником, - и огонь "Дарта" начал ослабевать.
   - Руль на левый борт! - скомандовал он еще раз, и "Скуал" пронесся еще дальше, принимая ветер на нос по правому борту. - Закрепите грот-марсель, мастер Малдин! Расчеты к батарее левого борта, туда!
   ***
   Мардей Сейган в шоке обернулся, услышав внезапный пушечный залп за кормой. На мгновение его разум был совершенно пуст, он не мог понять, что бы это могло быть. Затем, подобно вспышке собственного Ракураи Лэнгхорна, пришло понимание, и он гнусно выругался.
   Черт возьми! Черт возьми! Он все это время знал, что их было трое, и позволил себе забыть. Позволил себе так сосредоточиться, так сконцентрироваться на корабле рядом, что полностью проигнорировал угрозу его второго спутника!
   Даже сквозь ослепляющие клубы порохового дыма он мог видеть, как мачты "Принс оф Долар" раскачиваются, когда тот уваливался с подветренной стороны. Несмотря на то, что его оснастка казалась неповрежденной, было очевидно, что он больше не управлялся, а это означало, что или его штурвал, или руль, должно быть, снесло. В любом случае, он больше не мог маневрировать, и Сейган снова выругался, когда третий "чарисиец", грот-мачта которого ненадолго отступила, чтобы замедлить его, когда он несся вперед под безумным давлением парусины, обрушил второй мощный залп на бак "Принс оф Долар".
   Даже когда он наблюдал, чарисийский галеон сманеврировал, чтобы встать между "Гардсменом" и его нынешним противником, и Сейган почувствовал, как у него скрутило живот при мысли о том, что он внезапно окажется вовлеченным в бой с соотношением один к двум. Даже к двум с половиной, учитывая полностью нетронутый галеон, который только что эффективно вывел "Принс оф Долар" из строя всего двумя залпами.
   - Правый борт, ваш штурвал! - скомандовал он, и "Гардсмен" быстро накренился на левый борт. Он развернулся с подветренной стороны, на мгновение подставив корму "Скуалу", когда отрывался с этой стороны.
   ***
   Настала очередь Арналда Стивирта ругаться.
   "Скуал" все еще двигался быстрее, чем "Дарт" или "Гардсмен", когда он использовал свою инерцию, чтобы пройти между двумя другими галеонами. Даже его хорошо обученная команда была лихорадочно занята, когда артиллеристы с грохотом пронеслись по палубе справа налево, а резкий поворот "Гардсмена" обнажил его корму. Это было бы идеальное, смертельное обнажение, чтобы нанести удар своему второму противнику... если бы собственное направление "Скуала" не лишило его такой возможности. Его батарея левого борта была заряжена и готова, команды его орудий правого борта добрались к ним вовремя, чтобы нацелить их, но относительное движение двух кораблей вынесло "Гардсмена" за пределы дуги огня "Скуала", пока он не развернулся достаточно далеко, чтобы подойти почти параллельно ему. Вместо залпа в корму, которого он почти достиг, два корабля прошли в противоположных направлениях, левый борт к левому борту, что означало обратные направления, с "Гардсменом" с подветренной стороны от "Скуала". Артиллеристы Стивирта были так же разочарованы упущенной возможностью, как и их капитан, но они быстро пришли в себя и обрушили разрушительный залп на своего врага, когда проходили мимо.
   "Гардсмен" не смог ответить. Он сражался с "Дартом" своей батареей правого борта. Его орудия левого борта никогда не заряжались и не разряжались, и его экипаж все еще отчаянно боролся с понесенными повреждениями, когда "Скуал" выстрелил залпом.
   Дальность стрельбы была намного больше, чем до "Принс оф Долар", а орудия с двойным зарядом, как известно, были неточными на расстоянии более половины обычного выстрела. С другой стороны, артиллеристы "Скуала" были очень хороши, и "Гардсмен" пошатнулся под хор криков, когда в него ворвался новый ураган железа.
   ***
   Мардей Сейган не был трусом, иначе граф Тирск никогда бы не выбрал его в качестве одного из своих первых командиров галеона. И все же он был не более невосприимчив к эффекту неожиданности, чем любой другой человек, и он почувствовал что-то слишком похожее на панику, когда чарисийский залп врезался в его корабль.
   Прекрати это! - он яростно приказал себе: - Да, ты позволил этим ублюдкам подкрасться к тебе незаметно. Прими это - и смирись с этим!
   Он покачал головой, как человек, встряхивающийся после удара в челюсть, затем глубоко вздохнул и огляделся, оценивая ситуацию.
   Как все так быстро пошло прахом? - задумался он мгновение спустя.
   "Принс оф Долар" дрейфовал по ветру, полностью потеряв контроль. Большая часть дыма над ним рассеялась, как и над "Гардсменом" на его нынешнем курсе, и Сейган теперь мог ясно видеть его. Не то чтобы это было большим утешением, судя по хаосу на его палубах и телам, висящим над его верхней палубой и перекинутым через сетки гамаков, он, должно быть, получил чрезвычайно сильный урон от двух залпов "чарисийца". Хуже того, не было никаких признаков какой-либо организованной реакции на его трудности, а капитан Жермейн был слишком хорош, слишком компетентен, чтобы... дрейфовать в ту сторону, если бы он все еще был на ногах.
   Это было достаточно плохо, но "Гранд-викар Марис" находился еще дальше с подветренной стороны, чем "Принс оф Долар" или сам "Гардсмен". В отличие от Жермейна, Росейл явно командовал своим кораблем, но его оснастка была серьезно повреждена. Казалось, что даже с Росейла было достаточно, и когда Сейган увидел красные струйки, стекающие по бокам корабля, человеческая кровь буквально стекала с его шпигатов, он ни капельки не винил другого капитана. И, просто чтобы завершить день Сейгана, "Ракураи" неуклюже отходил с подветренной стороны, насколько это было возможно, без фок-мачты и передних парусов.
   Это означало, что, по сути, его собственный "Гардсмен" и "Бедар" Крала были единственными оставшимися действующими доларскими галеонами.
   Он оглянулся назад, за корму, где "Скуал" снова изменил курс, приближаясь к "Дарту". Прямо на глазах у Сейгана фок-бом-брам-стеньга и фок-брам-стеньга флагманского "чарисийского" корабля, казалось, медленно склонились вперед, проваливаясь в дым в мешанине лопающихся кожухов и опор. В данный момент в него никто не стрелял, так что это должно было быть результатом совокупного урона, но Сейган не собирался жаловаться.
   С юго-запада загремело еще больше орудий, и он обратил свое внимание в ту сторону, чтобы увидеть, как "Бедар" тоже срывается с места. Андейр Крал вел оживленный огонь по более крупному противнику, но его истинной целью явно было прикрыть собственного раненого флагмана, пока тот не сможет уйти.
   И что, черт возьми, мы будем делать? - резко спросил себя Мардей Сейган.
   ***
   Харис Эйуэйн наблюдал, как "Бедар" сворачивает в сторону. Инстинкт побуждал его последовать за ним, тесня меньший корабль и заставляя его подчиниться. Или, по крайней мере, прогнать его, пока он не закончил свои дела с доларским флагманом.
   К сожалению, он все еще не знал, что происходит за его кормой. Что он мог видеть, так это то, что верхние секции фок-мачты "Дарта" упали за борт, оставив флагманский корабль почти без мачт. В сочетании с тяжелыми потерями, которые, как он уже знал, понесла команда Поэла, "Дарт" был бы почти беспомощным, если бы кому-нибудь удалось схватиться с ним. И хотя было очевидно, что Стивирт наконец смог ввести "Скуал" в сражение - по-видимому, с сокрушительной эффективностью - Эйуэйн понятия не имел, насколько сильно на самом деле пострадали "Гардсмен" и "Принс оф Долар".
   Он посмотрел дальше вниз, с подветренной стороны, и увидел несколько столбов дыма, поднимающихся с моря. Похоже, "Флэш" и "Мейс" все-таки удачно справились с конвоем. Он сомневался, что им удалось взять больше, чем несколько подвернувшихся судов, прежде чем остальные рассеялись, но немного было лучше, чем ничего.
   Да, это так, - подумал он. - И, да, ты бы действительно хотел прикончить хотя бы одного из этих ублюдков. Но "Дарт" расстрелян в дерьмо; у нас более чем достаточно своих убитых и раненых; мы находимся почти в тысяче миль даже от острова Тров; и неизвестно, когда появится еще одна эскадра этих кровожадных ублюдков.
   Он скорчил несчастную гримасу от своего неприятного заключения. К сожалению, он не мог оспорить собственную логику.
   ***
   Стивирт наблюдал, как "Гардсмен" ставит еще один парус.
   Тот явно бежал, и в сложившихся обстоятельствах, как бы ему этого ни хотелось, Стивирт не мог по-настоящему винить другого шкипера в том, что тот думал. По крайней мере, ему нужно было убраться подальше, пока он не разберется, что происходит.
   И когда он это сделает, они продолжат бежать, - решил Стивирт.
   Два из их кораблей получили тяжелые повреждения мачт и рангоута, в то время как оснастка "Скуала" и "Шилда" все еще была практически цела. Они захотят защитить своих калек, а Стивирт понятия не имел, насколько близко может быть доларское подкрепление. Вполне возможно, что это была не единственная эскадра, которую Тирск отправил в море. В этом случае их "убегающие" противники могут "просто случайно" привести их прямо в засаду.
   В сложившихся обстоятельствах он был готов позволить им бежать, если они захотят бежать. Кроме того, ему нужно было беспокоиться о "Дарте", а потом был "Принс оф Долар". Он все еще не управлялся, и это наводило на мысль, что огонь "Скуала" был даже более эффективным, чем готов был предположить Стивирт. Однако это не означало, что он не собирался выздороветь в любой момент, и если бы он это сделал, то вполне мог бы представлять серьезную угрозу для поврежденного флагманского чарисийского корабля.
   Лучше всего удостовериться в нем, - решил он. - В конце концов, он наша виверна!
   Он ухмыльнулся при этой мысли, затем встряхнулся.
   - Очень хорошо, мастер Малдин, - сказал он. - Приготовьтесь развернуть корабль, пожалуйста. - Он мотнул головой в сторону "Принс оф Долар". - Полагаю, что у нас есть приз, который нужно забрать.
  
   .III.
   КЕВ "Эмприс оф Чарис", 50, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   КЕВ "Эмприс оф Чарис" больше не был самым мощно вооруженным военным кораблем в мире. На самом деле, восемнадцать из его шестидесяти восьми орудийных портов были пусты, в результате чего у него было только двадцать восемь длинных тридцатифунтовых орудий на орудийной палубе, четыре длинных четырнадцатифунтовых орудия и восемнадцать тридцатифунтовых карронад на спардеке. Однако, несмотря на уменьшенное вооружение, он оставался одним из самых мощно вооруженных военных кораблей в мире, а также любимым флагманом императора Кэйлеба.
   Вот почему в настоящее время он направлялся к весельным галерам у дамбы Теллесберга. Ветра было очень мало, едва хватало, чтобы поднять легкую зыбь, и с каждым хлопком парусины он делал не более двух узлов. На самом деле, вероятно, меньше. Ветерка едва хватало, чтобы время от времени развевать знамя на его бизань-мачте, но этого было достаточно, чтобы показать - возможно, порывами - золотого кракена Армака, плывущего по серебристо-синей шахматной доске Чисхолма, разделенной черным цветом Чариса. Но это знамя отличалось от любого другого имперского чарисийского знамени, поскольку на нем были изображены золотая и серебряная короны над кракеном, указывающие на то, что на борту находились оба монарха империи Чарис.
   Что, в свою очередь, имело какое-то отношение к полчищам легких кораблей, устремившихся им навстречу, и оглушительным возгласам, раздававшимся от них. Почти целый год прошел с тех пор, как императрица Шарлиэн отбыла в Чисхолм, и полтора года с тех пор, как император Кэйлеб отплыл в Корисанду. На самом деле, официально предполагалось, что они вернутся в Теллесберг на целый месяц раньше, и не один коренной чарисиец разозлился - в некоторых случаях красноречиво - из-за задержки.
   Конечно, половина задержки была вызвана исключительно встречными ветрами на обратном пути, с которыми даже император или императрица не могли ничего поделать. Тем не менее, они должны были покинуть Черейт на целых три пятидневки раньше, чем они это сделали, и нельзя было отрицать, что между столицами-близнецами Чарисийской империи уже возникло определенное соперничество. В целом, это было удивительно дружеское соперничество, но это не делало его менее реальным, и более придирчивые коренные чарисийцы возражали против решения своих монархов продлить свое пребывание в Черейте.
   По большей части те, кто жаловался, не находили сочувствия у своих собратьев. Во-первых, их юные монархи были удивительно популярны среди своих подданных (кроме, конечно, сторонников Храма, большинство из которых не хотели бы ничего лучше, чем видеть их мертвыми, но нельзя иметь все). Во-вторых, большинство их подданных понимали, что правители империи, сражающиеся за свою жизнь против остальных семидесяти или восьмидесяти процентов мира, могут иногда оказаться вынужденными изменить расписание. И в-третьих, как прямое следствие этой необходимости время от времени менять расписание, Шарлиэн провела три дополнительных месяца в Теллесберге, прежде чем уехала в Черейт.
   Однако истинной причиной, по которой жалобщикам довольно резко велели заткнуться, была новость о том, что императрица Шарлиэн не только беременна, но и что наследник императорского престола родится прямо здесь, в Теллесберге. Ребенок был бы не просто чарисийцем, но коренным чарисийцем по рождению. Несомненно, королевская семья была бы слишком тактична, чтобы когда-либо сказать об этом, но все, кто имел значение, знали бы. Отсюда и дикая волна радостных возгласов, захлестнувшая эти сотни небольших судов, когда "Эмприс оф Чарис" свернул свой холст, и буксиры направились к галерам, ожидающим, чтобы доставить его к причалу.
   Получи, Черейт!
   ***
   - Вы знаете, если все наши коренные чарисийцы не перестанут злорадствовать, у нас, скорее всего, будет гражданская война, - капризно сказал Рейджис Йованс.
   Граф Грей-Харбор сидел в конце обеденного стола, глядя на Кэйлеба сверху вниз. Шарлиэн сидела справа от Кэйлеба, напротив епископа Хейнрика Уэйнейра, а Бинжэймин Рейс сидел справа от епископа. Ражир Маклин, сидевший слева от императрицы, завершал званый обед.
   Который казался - особенно для Уэйв-Тандера и Грей-Харбора - неизбежно неполным без Мерлина Этроуза, стоящего за спиной императора.
   - О, конечно же, нет, Рейджис, - безмятежно ответил Уэйнейр на заявление Грей-Харбора. Ему было около восьмидесяти лет, у него были белоснежные волосы и карие глаза, окруженные морщинками от улыбки. Его худощавое телосложение, сутулая осанка и выступающие вены на тыльной стороне ладоней создавали впечатление хрупкости, но на самом деле его здоровье было превосходным, и с его разумом все было в порядке.
   - О, нет, милорд? - Грей-Харбор улыбнулся. - Возможно, вы не слушали то, что слышал я?
   - Я слышал столько же злорадства - извините, чрезмерно радостного праздничного комментария - сколько и вы, - ответил Уэйнейр. - Однако уверен, что чисхолмцы ее светлости никогда не обидятся без причины. В конце концов, - настала его очередь улыбнуться, - наследник может родиться здесь, в Теллесберге, но где был зачат ребенок?
   Глаза Грей-Харбора расширились, и он откинулся на спинку стула, долго глядя на епископа. Затем он покачал головой.
   - Знаешь, мне это даже в голову не приходило. - Он снова покачал головой, выражение его лица было озадаченным. - Боже, боже! Они собираются позлорадствовать над этим, не так ли?
   - На самом деле, они уже делают, - сказал Кэйлеб покорным тоном. - Злорадствуют, я имею в виду. И говорят о таинственных "вещах" в чисхолмской воде или воздухе. - Он криво улыбнулся. - Знаю, что каждый в империи имеет законный интерес к обеспечению преемственности. Я это понимаю. Даже сочувствую этому. Но должен тебе сказать, что начинаю чувствовать себя каким-нибудь призовым скаковым конем или драконьим жеребцом.
   - Что делает меня именно чем, если я могу спросить? - спросила Шарлиэн, положив одну руку на свой раздутый живот.
   - Другая половина уравнения? - невинно предположил Кэйлеб, и она ударила его по костяшкам пальцев другой рукой.
   - Вы видите, с чем мне приходится мириться? - спросила она у стола в целом, и в ответ раздался хор смеха.
   - На самом деле, ваша светлость, - сказал тогда Грей-Харбор с более серьезным выражением лица, - то, что ваш ребенок был зачат в Чисхолме и родится в Старом Чарисе, вероятно, самое лучшее, что могло произойти. При всем уважении к деликатным чувствам его величества - и вашим собственным, конечно, - это должна быть самая широко обсуждаемая беременность в истории обоих королевств. И, - его улыбка внезапно стала нежной - подавляющее большинство ваших подданных рады за вас.
   - Это, ваша светлость, абсолютная правда, - мягко сказал Уэйнейр. - Мы служили благодарственные мессы каждую среду днем в соборе Теллесберга с тех пор, как получили известие о вашей беременности. Посещаемость была высокой. И многие из ваших подданных незаметно оставляли небольшие подарки - несколько монет здесь или там, иногда просто букетик цветов или небольшую записку, в которой говорилось, как усердно они молятся за вас и вашего ребенка. - Он покачал головой. - Я очень сомневаюсь, что какая-либо будущая мать в истории Чариса когда-либо получала столько молитв и благословений, сколько вы.
   Шарлиэн слегка покраснела, но твердо встретила его взгляд через стол, затем слегка кивнула в знак согласия.
   - На самом деле, - бодрый тон Уэйв-Тандера был тоном человека, намеренно меняющего настроение, - единственное, что мне кажется совершенно неправильным, - это то, что Мейкел и Мерлин находятся где-то в другом месте.
   Головы серьезно кивнули, когда кто-то наконец произнес это вслух. Грей-Харбор, единственный присутствующий человек, который не знал истинной истории молодой женщины по имени Нимуэ Элбан, все же знал о "видениях" сейджина Мерлина. Он также знал, насколько близок стал Мерлин как с Кэйлебом, так и с Шарлиэн. Поэтому он не удивился, услышав, что Уэйв-Тандер включает сейджина прямо вместе с архиепископом.
   - Согласна, - сказала Шарлиэн через мгновение мягким голосом. Но потом она пожала плечами. - Я согласна, но мы все знали, что Мейкел, вероятно, не сможет вернуться из Корисанды вовремя, и мы ни за что не отпустили бы его туда без Мерлина. Не после того, что случилось с отцом Тиманом.
   - Не понимаю, как кто-то может винить вас за приоритеты, ваша светлость. - Голос Уэйнейра стал мрачным. - Убийство любого дитя Божьего - это печаль и ужас. Убийство кого-либо - особенно священника - таким отвратительным способом просто для того, чтобы запугать других и заставить повиноваться, выходит за рамки горя и ужаса до мерзости.
   Теперь улыбок не было, потому что никто не мог не заметить намека епископа. Сообщения полностью подтвердили то, что случилось с соперниками Жэспара Клинтана в Храме и Зионе, и, как только что сказал Уэйнейр, это перешло от горя и ужаса к жестокости.
   Тридцать один викарий был арестован, допрошен и подвергнут Наказанию Шулера. Включая Сэмила и Хоуэрда Уилсина, умерли тридцать три из трехсот викариев Церкви Ожидания Господнего. Восьмерым из коллег-реформистов Уилсинов посчастливилось умереть под этим Вопросом; двадцать три были подвергнуты полному, отвратительному каталогу варварства, которого требовало Наказание перед их окончательной смертью в огне. Только шестнадцать на самом деле прожили достаточно долго, чтобы быть сожженными, что казалось недостаточным милосердием.
   К ним присоединились пятьдесят два епископа и архиепископа. Как и личный персонал почти каждого из осужденных прелатов. Жены также были подвергнуты допросу, и каждая из них была казнена, хотя Клинтан проявил "милосердие", просто повесив их. Дети старше двенадцати лет подвергались строгому "допросу". Большинство из них старше пятнадцати лет присоединились к своим родителям. Допросы и Наказания заняли более двух месяцев, и город Зион был в шоке.
   В общей сложности было арестовано почти две с половиной тысячи человек и погибло более тысячи четырехсот мужчин, женщин и детей. Выжившие младенцы и малые дети были "милостиво пощажены Матерью-Церковью" и переданы на воспитание другим членам викариата. Дети старше четырех лет - те, которые выжили, - были отправлены в монашеские общины (большинство в Харчонг, цитадель ортодоксальности) с традициями сурового аскетизма и дисциплины.
   Клинтан также не упустил возможности вывести горстку чарисийцев, переживших резню в Фирейде. Их было не так много - на самом деле всего семеро, - и каждый из них был слабой физической развалиной, жаждущей "признаться" в чем угодно, даже зная, что их сожгут, если только это положит конец ужасу, в который превратилась их жизнь. И так они и сделали - признались во всех мыслимых ересях и извращениях. Провозгласили свое поклонение Шан-вей, свою ненависть к Богу, договоры, в которых они сознательно продали свои души Тьме.
   На фоне этого "доказательства" того, насколько глубоко проникло отступничество чарисийцев, этого самопровозглашенного "доказательства" еретических мерзостей Церкви Чариса и того, как она продала себя злу, долгожданное объявление священной войны великим викарием было почти запоздалой мыслью. Никто не ставил это под сомнение, точно так же, как никто не поднимал голоса против Клинтана и храмовой четверки на землях Храма. Больше нет. Не осталось никого, кто осмелился бы поднять его.
   И все же, если не было повышенных голосов, ходили слухи, шепот, что зачистка великого инквизитора была менее полной, чем он предполагал. Несколько семей осужденных викариев таинственным образом исчезли, и десятки семей епископов и архиепископов сделали то же самое. Никто не знал, скольким удалось вырваться из сетей инквизиции, но тот факт, что кому-то это удалось, хоть и слегка, но отразился на всемогущей ауре железного кулака Клинтана.
   Конечно, были встречные слухи - шепотки о том, что чудесное спасение пропавших семей было доказательством влияния Шан-вей, доказательством того, что они действительно были ее приспешниками. Что только Мать Тьмы могла вырвать их из рук инквизиции. У людей, сидевших за обеденным столом Кэйлеба и Шарлиэн, не было никаких сомнений в том, кто был ответственен за эти шепотки. Никто также не сомневался, что одна из причин, по которой они были созданы, заключалась в том, чтобы дискредитировать любые показания, которые могли бы дать эти беглецы, если бы они когда-нибудь достигли безопасности в империи Чариса.
   - Простите меня, - тихо сказал Уэйнейр через мгновение. - Этот ужин должен быть праздником. Я прошу прощения за то, что омрачил его.
   - Милорд, это не вы его омрачили, - сказала ему Шарлиэн. - Мы все знаем, кто это сделал, и я боюсь, что мысли о том, что произошло в Зионе, никогда не покинут никого из нас.
   - И не должны, - резко сказал Кэйлеб. Они посмотрели на него, и он яростно замотал головой. - Этим ублюдкам придется за многое ответить, и мы обязаны перед всеми их жертвами помнить, что дело не только в том, что они сделали - или пытались сделать - с нами. Вот что они делали со всеми, кто осмеливался встать у них на пути!
   - Да, ваше величество, это так. - Уэйнейр печально покачал головой. - Все наши священники сообщают, что к ним обращались прихожане, отчаянно пытающиеся понять, как даже храмовая четверка могла совершать такие действия "во имя Бога". Мы пытаемся утешить их, но правда в том, что никто из нас сам этого не понимает. - Он снова покачал головой. - О, интеллектуально, да. Но внутри? Эмоционально? Где пребывает наша собственная вера в доброту и любовь Божью? Нет.
   - Это потому, что ты действительно веришь в Божью любовь и доброту, Хейнрик, - сказал Грей-Харбор. - Я не знаю, во что - если вообще во что-то - действительно верят Тринейр и Мейгвейр, но я думаю, что мы все видели, во что верит Клинтан. В лучшем случае он верит исключительно в свою собственную силу, в худшем случае он действительно верит в какое-то чудовищное извращение Бога. И в любом случае он готов на все, чтобы достичь своих целей.
   - Боюсь, ты прав. - Уэйнейр вздохнул. - Но это не дает большого простора для утешения тех, кто напуган и сбит с толку. Все, что мы можем сделать, это призвать их молиться, доверять Богу и помнить о долге всех добрых и благочестивых людей противостоять злу, где бы оно ни находилось... даже в оранжевой сутане викария. Боюсь, это может быть слабым утешением, независимо от того, насколько сильна чья-то вера. И особенно для тех, кто остается в неведении о судьбах своих близких... как отец Пейтир.
   Он посмотрел через стол на Шарлиэн, его глаза потемнели, и она слегка кивнула в знак понимания. Она знала, как ужасно, должно быть, хотелось Уэйнейру заверить Пейтира Уилсина в том, что его мачеха, братья и сестра сбежали. Она была более чем немного поражена тем, как молодому интенданту удалось продолжить выполнять свои обязанности после подтвержденной смерти его отца и дяди... и полного молчания, когда дело касалось остальных членов его семьи. Она также знала, как сильно Уэйнейр, как и все остальные, кто когда-либо работал с молодым шулеритом, уважал, восхищался и даже любил его. Наблюдать, как он справляется со своим горем и страхом, было бы достаточно тяжело при любых обстоятельствах. Наблюдение за тем, как он проходит через все это, когда Уэйнейр мог бы сказать ему, что остальные члены его семьи присоединятся к нему в Теллесберге, только усугубило ситуацию.
   Но они будут здесь в течение следующих двух или трех пятидневок, - напомнила она себе. Их корабль уже на полпути через море Энвил. Тогда он узнает, благослови его Бог... и их.
   - Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, Хейнрик, - сказала она вслух, встретившись взглядом с этими темными глазами. - И согласна. Я хотела бы, чтобы был способ развеять все эти страхи и опасения.
   - Если вы простите меня, ваша светлость, - тихо сказал Грей-Харбор, - думаю, что вы собираетесь сделать именно это для очень многих ваших подданных.
   Она приподняла бровь, глядя на него, и он взглянул на Уэйнейра.
   - Ты извинился за то, что поднял эту тему, Хейнрик, но правда в том, что напоминание нам о том, что произошло в Зионе, возможно, не так уж плохо, особенно в такой момент, как этот. Думаю, это помогает нам здесь, в Старом Чарисе, и по всей империи, осознать, насколько мы действительно благословенны. Мы, по крайней мере, точно знаем, за что боремся - что Бог дал нам возможность положить конец кровавой бойне такого человека, как Клинтан. Как часто мужчинам и женщинам предоставляется шанс совершить что-то настолько важное? Считаю, что все наши люди, даже те испуганные и растерянные души, ищущие утешения, о которых вы только что упомянули, понимают это глубоко внутри. И, ваша светлость, - он перевел взгляд на Шарлиэн, - вот почему ваш ребенок так важен для всех них. Да, потому что они искренне любят вас и Кэйлеба. Я тоже в это верю. Но этот ребенок представляет собой нечто большее, чем просто обеспечение императорской преемственности. Он - или она - также является символом борьбы, для которой была создана империя.
  
   .IV.
   КЕВ "Чихиро", 50, залив Горэт, королевство Долар
  
   Граф Тирск отвернулся от кормовых иллюминаторов, когда лейтенант Бардейлан проводил своих посетителей в большую каюту "Чихиро". - Джентльмены, - тихо сказал граф. - Милорд, - ответил за всех четверых Кейтано Рейсандо, как старший офицер.
   - Пожалуйста, - Тирск указал на четыре кресла, стоящие перед его столом. - Садитесь.
   Они повиновались вежливо сформулированной команде, и он постоял еще мгновение, рассматривая их, прежде чем пересечь комнату и сесть за стол.
   Все они - особенно Рейсандо и Росейл - выглядели измученными. Кроме того, Росейл испытывал явный дискомфорт, несмотря на решительные попытки скрыть это. Его левый локоть задел подлокотник кресла, когда он садился, и пальцы левой руки дернулись в автоматической болевой реакции там, где они выступали из перевязи.
   Однако в затененных глазах, смотревших на него в ответ, было нечто большее, чем просто усталость или даже боль, и он сложил руки на столе перед собой.
   - Я прочитал ваши отчеты и отчеты ваших первых офицеров - в вашем случае, капитан Крал, исполняющего обязанности первого офицера. Есть, конечно, определенные несоответствия. Учитывая неразбериху, связанную с морскими действиями, неудивительно, что никто из вас не наблюдал одно и то же. Однако, несмотря на это, считаю, что вырисовывается четкая и последовательная картина, и так я доложил епископу Стейфану и герцогу Торэсту.
   Он сделал паузу, и напряжение в тихой каюте можно было бы распилить на куски.
   - Я также сообщил им, - продолжил он через мгновение тем же спокойным голосом, - что полностью одобряю ваши действия. На самом деле, считаю, что они оказывают большую честь всем вам четверым и командам ваших кораблей.
   На самом деле никто даже не пошевелил ни единым мускулом, но это было так, как будто четыре пары легких одновременно выдохнули, и граф позволил себе слегка улыбнуться. Затем он слегка наклонился вперед над столом.
   - Не поймите меня неправильно, джентльмены. Я был бы еще счастливее, если бы вам удалось захватить одного или двух чарисийцев. Или, если уж на то пошло, если бы мы не потеряли пять кораблей из конвоя, а также обе галеры из ближайшего эскорта. - Он снова улыбнулся, чуть более тонко. - Что полностью оставляет в стороне маленькое дело "Принс оф Долар".
   Никто из капитанов, стоявших перед ним, не ответил. Что его совсем не удивило.
   - Уверен, что никого из вас не удивляет, что я должен так себя чувствовать, - продолжил он. - Если уж на то пошло, уверен, что каждый из вас согласен со мной. Но чего бы мы ни желали, никто не может просто щелкнуть пальцами и волшебным образом добиться победы в морском бою. Верно, у вас было численное превосходство над врагом, и не буду притворяться, что не слышал нескольких комментариев - все они от людей, которых там не было, я мог бы заметить - на этот счет. В каждом случае, однако, я напоминал тем, кто делал комментарии, что ваши суда были по отдельности меньше, ваши орудия были легче, и что Кэйлеб из Чариса лично выбрал своих самых опытных капитанов для развертывания так далеко от Чариса. Другими словами, джентльмены, в вашей самой первой битве вы противостояли самым лучшим противникам другой стороны.
   - Очевидно, мы не хотим привыкать предполагать, что нам всегда будет нужно численное преимущество два к одному. И, если уж на то пошло, не думаю, что такая ситуация будет продолжаться бесконечно. На данный момент, однако, учитывая относительную неопытность команд ваших кораблей и ваших офицеров, а также то, насколько все мы новички в этом стиле ведения морской войны, я думаю, что вы справились чрезвычайно хорошо. Впервые эскадра чарисийского флота повернула назад, не достигнув своей цели. Да, вы потеряли один из своих собственных кораблей. И ваши потери - особенно у вас, сэр Даранд - были тяжелыми. Но вы ни разу не позволили сражению перерасти в разгром, и ваши экипажи хорошо сражались от начала до конца. Я не вижу никаких признаков пораженчества ни с чьей стороны, в отличие от полного падения боевого духа, которое мы пережили, когда впервые столкнулись с чарисийскими галеонами.
   Его оскаленные зубы очень мало походили на улыбку. - Поверьте мне, джентльмены. То, что я увидел в Крэг-Рич, когда Кэйлеб посреди ночи выплыл из пасти шторма, было именно этим - полным и абсолютным моральным крахом. Я видел, как корабли под моим командованием выбрасывались на берег, поджигали себя, вместо того чтобы встретиться лицом к лицу с чарисийцами в бою. Понимаю, почему это произошло, и шок от их огневой мощи стал для меня такой же большой неожиданностью, как и для всех остальных. Но что меня больше всего поражает в вашей битве, так это то, что никто не запаниковал. Вы этого не сделали, ваши офицеры этого не сделали, и ваши экипажи этого не сделали.
   - Уверен, что вы тоже многому научились. Этот опыт сослужит чрезвычайно хорошую службу всему военно-морскому флоту, и я попрошу всех вас поделиться им со своими коллегами-капитанами. С долгосрочной стратегической точки зрения это будет бесценным преимуществом.
   - Что касается наших относительных потерь, то, хотя я уверен, что все мы сожалеем о потере "Принс оф Долар", нам нужно помнить, как далеко от дома находятся чарисийцы. Очевидно, что по крайней мере один из их галеонов был сильно поврежден. Их потери вполне могут быть такими же серьезными, как и ваши собственные, и они, в отличие от вас, находятся за тысячи миль от замены. Точно так же у нас есть полностью оборудованные верфи для строительства и ремонтные верфи, чтобы справиться с повреждениями ваших судов; у них этого нет. В лучшем случае у них есть остров Кло, и я вряд ли назвал бы бухту Хардшип идеальным местом для ремонта. Не говоря уже о том, что сначала они должны туда добраться. При таких обстоятельствах, я полагаю, любой беспристрастный судья был бы вынужден считать исход вашей битвы ничьей, в самом худшем случае. По моему собственному мнению, на самом деле это была стратегическая победа.
   Он покачал головой. - Уверен, что некоторые могут прийти к выводу, что я просто пытаюсь найти светлую сторону, на которую можно посмотреть. Однако, если кто-то решит так, он ошибется. Я не говорю, что все ваши решения были идеальными, потому что это было не так, и через несколько минут мы начнем обсуждать, где были допущены ошибки, какие уроки из них можно извлечь и как их можно исправить. Но вы сражались и сражались упорно, и совершенно независимо от потерь и ущерба, которые вы нанесли, враг подумает два или три раза, прежде чем снова разделит свои силы на такие маленькие эскадры. Это окажет значительное влияние на его способность блокировать наши перевозки.
   - Я высказал те же самые соображения епископу Стейфану, герцогу Торэсту, герцогу Ферну и в моем собственном письменном отчете его величеству. И также подчеркнул, что наша сила неуклонно растет. Я намерен в ближайшее время перейти в наступление, джентльмены, и когда я это сделаю, - он посмотрел им в глаза, - вы и ваши корабли будете на месте.
   Все четверо капитанов, даже Росейл, теперь сидели прямо в своих креслах. Они все еще были усталыми и измученными, но их глаза сияли, и он удовлетворенно кивнул. Он имел в виду каждое сказанное им слово. О, он немного приукрасил это, приукрасил некоторые детали, но в основном он был абсолютно искренен.
   Потому что они действительно преуспели - чертовски преуспели, - подумал он. - Даже допуская честные завышения с их стороны - черт возьми, даже допуская определенное количество преднамеренного преувеличения с их стороны! - Они выбили дерьмо по крайней мере из одного из чарисийцев. И чарисийцы знают это так же хорошо, как и я. Это повлияет на то, как они мыслят, насколько они готовы рисковать. И это сделает то же самое для наших собственных экипажей. Мы не собираемся волшебным образом в одночасье превращаться в бич морей, но это действие - первый шаг к тому, чтобы убедить себя - и чарисийцев - в том, что флот Кэйлеба на самом деле не непобедим. И это, друзья мои, стоит каждого человека, которого вы потеряли. Да, и "Принс оф Долар" в придачу.
   - А теперь, джентльмены, - сказал он с улыбкой, - поскольку я заверил вас в своем одобрении, давайте начнем разбирать эти ошибки. Но не волнуйтесь. Обещаю, - его улыбка стала немного шире, - быть нежным.
  
   .V.
   КЕВ "Дансер", 56, остров Тров, залив Долар
  
   Сэр Гвилим Мэнтир сердито посмотрел на темные иссиня-черные воды залива Челм. Солнце скрылось за громадой острова Тров позади него, и тени растянулись по заливу, превратив его поверхность в чернила, но верхние реи "Скуала" и "Шилда" были позолочены последними ровными лучами заката, достигающими высот Трова.
   У КЕВ "Дарт" отблесков не было, так как у него не было никаких верхних рей.
   Рабочие группы неустанно трудились на корабле капитана Поэла. Они уже установили новую бизань-мачту и новую грот-мачту, и, учитывая изобретательность и мастерство чарисийских моряков, Мэнтир был уверен, что они исправят повреждение его оснастки до того, как Тирск сможет отреагировать, отправив более мощную эскадру, чтобы выгнать поселенцев с острова Тров.
   С другой стороны, думаю, мы можем принять как данность, что он будет командовать этой эскадрой. - Мэнтир покачал головой. - И прежде чем он это сделает, мне придется пересмотреть свою оценку его боеспособности.
   Он позволил взгляду остановиться на четвертом галеоне, стоявшем на якоре в маленькой бухте. Ремонт "Принс оф Долар" на самом деле был быстрее и проще, и, хотя рабочие группы все еще трудились над ним, он, по сути, был готов к выходу в море. В большинстве случаев Мэнтир был рад его видеть. Его орудия не соответствовали орудиям ни на одном из его других судов, и все боеприпасы для них ограничивались содержимым его орудийных рундуков. Тем не менее, он представлял собой полезный прирост его общей силы, и его захват был свидетельством того, чего могли достичь капитаны и экипажи Мэнтира даже с соотношением сил три к пяти.
   Как и пятьдесят процентов потерь, которые капитан Стивирт нанес своему доларскому сопернику.
   Мэнтир нахмурился, когда эта мысль напомнила ему о его собственных потерях... и о том, почему его благодарность при виде захваченного галеона не была чистой. Его взгляд вернулся к "Дарту", и его хмурое выражение стало еще более мрачным.
   Восемьдесят четыре члена экипажа Поэла были убиты или ранены в бою. "Скуал" отделался только тремя ранеными, но "Шилд" понес еще тридцать две потери. Это означало, что сто девятнадцать моряков и морских пехотинцев выбыли из строя, и семьдесят один из них были мертвы. Вполне вероятно, что треть выживших также навсегда останется инвалидами. Даже если бы это было не так, прошло бы много времени, прежде чем они вернулись бы на службу. Но насущным моментом было то, что эти потери составляли треть от общего состава одного из галеонов, и его ресурсы для пополнения были ограничены.
   Весьма ограничены.
   Адмирал скрестил руки на груди, мрачно прислонившись одним плечом к раме иллюминатора, размышляя над этим неприятным фактом.
   Он предвидел потери личного состава. Даже на борту чарисийского корабля всегда существовали возможности убить или ранить человека. Падения с высоты, несчастные случаи на стрельбах, случайно раздавленные руки или ноги при перемещении любого из множества тяжелых грузов на борту военного корабля... Но хотя бы пьянство редко было причиной в ИЧФ, в отличие от некоторых военно-морских флотов. Другие военно-морские силы - невольно приходили на ум военно-морской флот Корисанды до завоевания и, особенно, имперский харчонгский военно-морской флот, - ежедневно выдавали ром своим экипажам. Люди в этих флотах с нетерпением ждали своих ежедневных "малышей" как паллиатив от скуки, тяжелой работы и (особенно на борту харчонгских кораблей) страданий своей жизни, и многие из них проводили как можно больше времени в алкогольном тумане, насколько это возможно.
   Мэнтир был от природы воздержанным человеком, но все же он ничего не имел против алкоголя. Он также не завидовал своим людям в тех маленьких удовольствиях, которые они могли найти. Однако позиция чарисийского флота на протяжении более ста лет заключалась в том, что пьянство на службе недопустимо. Это было одно из немногих правонарушений, за которые военно-морской флот все еще предписывал морякам порку, в случае офицера это стоило ему офицерского звания. К счастью, условия на борту военных кораблей Чариса были намного лучше, чем могло похвастаться большинство других флотов. Чарисийские моряки редко испытывали потребность сбежать в пьяный туман, а даже если бы и испытывали, возможностей было бы немного. Не то чтобы алкоголь был полностью запрещен на борту военных кораблей Чариса. Их экипажам выдавали пиво (и притом хорошее пиво) каждый день, обычно на обед в середине дня, в другое время - на ужин. А ром часто выдавали в лечебных целях или по торжественным случаям. Но в промежутках между подобными случаями он хранился под замком и был далеко не так доступен, как в других военно-морских силах.
   Как следствие, уровень несчастных случаев на борту военных кораблей Чариса составлял едва ли десятую часть того, чем, скажем, на борту харчонгской галеры.
   Однако несчастные случаи все еще случались, и, несмотря на все, что орден Паскуале мог сделать с диетой и гигиеной, напряженные условия жизни на борту любого военного корабля с его тяжело трудящимся экипажем и неизбежно влажной средой слишком часто становились питательной средой для болезней. Так что, да, он допустил определенное количество жертв, даже исключая те, которые могли быть причинены действиями противника.
   К сожалению, было очевидно, что его оценки были занижены. Битва у острова Дрэгон представляла собой первый настоящий пример того, что могло произойти, когда имперский чарисийский флот столкнулся с такими же решительными, правильно спроектированными вражескими галеонами, и ему было ясно, что он был слишком самоуверен. Небольшая эскадра Поэла одержала победу, несмотря на значительное численное превосходство врага, и Мэнтир сильно подозревал, что его корабли нанесли более тяжелые потери, чем понесли сами. Однако, судя по отчетам эскадры, он также подозревал, что если бы доларский командир был готов отправиться на ремонт, а затем возобновить действия, результат мог бы быть гораздо менее удовлетворительным.
   И что бы здесь ни случилось, у меня выбыла половина экипажа галеона - возможно, к настоящему времени в эскадре в целом больше, учитывая несчастные случаи и болезни, - и я только что добавил дополнительный корабль. Так где же, собственно, мне найти людей, чтобы ими командовать?
   Этот вопрос имел определенную актуальность, но в данный момент он фактически отошел на второй план после более насущной проблемы. Граф Тирск был твердолобым профессионалом. Он сделал бы почти те же выводы, что и Мэнтир. И, в отличие от Мэнтира, силы Тирска неуклонно нарастали. Маловероятно, что такой человек, обладающий доказательствами того, насколько хорошо его капитаны действовали у острова Дрэгон, не стал бы искать способы использовать эту растущую силу.
   Нам следовало взять с собой больше шхун, - подумал Мэнтир. - Что мне действительно нужно сделать, так это отправить пару дюжин из них, чтобы они действовали независимо и подняли собственный вред Шан-вей. Пусть они нападают на доларское и харчонгское судоходство в как можно большем количестве мест. Это вынудило бы Тирска распределить свои галеоны, и он бы играл с адом, гоняясь за любой из шхун. Но у меня их недостаточно, чтобы быть везде, где они должны быть, а это значит, что он сможет совершать свои самые важные перевозки в составе конвоев, как он делал у острова Дрэгон, и все еще высвобождать силы - если не сейчас, то достаточно скоро - чтобы попробовать что-то немного более серьезное. И единственный способ, которым у меня хватит сил остановить его, - это сконцентрировать мои собственные галеоны.
   Ему не нравился этот вывод. Предполагалось, что он сократит военно-морские силы Церкви, и его новая оценка боеспособности доларского флота должна была усложнить это. Он знал, что уже причинил значительную задержку строительной программе Долара. Он захватил или потопил слишком много каботажных судов, нагруженных пушками и партиями скипидара, смолы, рангоута и всех других видов военно-морских запасов, которые только можно вообразить, для любого другого результата. И он был уверен, что сможет нанести еще большую задержку, еще больший ущерб. Но ему придется действовать более оборонительно, и чем менее агрессивным он сможет быть, тем менее эффективным он станет.
   И если Тирск готов предпринять собственные наступательные операции, первым пунктом в его списке будет остров Тров. И даже если бы у морских пехотинцев майора Уиндейла было достаточно тяжелой артиллерии, чтобы удерживать якорную стоянку вечно - чего у них нет, - есть предел тому, как долго они могли выдержать осаду. Если у Тирска хватит сил галеонов, чтобы прогнать нас, он мог бы изолировать остров с помощью всего лишь горстки галер старого образца. И если у меня не хватит сил прорваться и вытащить Уиндейла, Тирск в конечном итоге заставит его и его людей сдаться от голода, как бы они ни хотели продержаться.
   Он вздохнул, признав это.
   Ну, это еще не конец света, Гвилим, - философски сказал он себе. - Тров был чертовски удобен и полезен, но это не обязательно. У тебя есть транспорты, на которых прибыл Уиндейл, так что пришло время вытащить его и отправить обратно на остров Кло. В любом случае, это гораздо более оправдано, и к тому времени, когда у Тирска появятся какие-либо амбициозные идеи относительно Кло, он будет чертовски далеко от своих собственных портов. А тем временем ты, вероятно, сможешь устроить настоящий ад харчонгцам.
   Он резко кивнул, повернулся и направился к двери каюты. Он открыл ее и высунул голову наружу.
   - Да, сэр? - спросил лейтенант Разман, поднимая глаза, а затем вставая со своего места дальше за столом Мэнтира, где он работал над отчетами эскадры.
   - Я хочу встретиться с Поэлом, Эйуэйном, Стивиртом и капитаном Магейлом сегодня вечером после ужина, Данилд, - сказал ему Мэнтир. - Проследи, чтобы они были проинформированы, пожалуйста. И полагаю, тебе также лучше предупредить Нейклоса.
  
   .VI.
   КЕВ "Армак", 58, море Чарис, и КЕВ "Доун уинд", 54, океан Картера
  
   - Что ты думаешь о новых планах Гвилима, Мерлин? - тихо спросил Брайан Лок-Айленд.
   В данный момент верховный адмирал растянулся на своей койке на борту КЕВ "Армак", своего флагманского корабля с пятьюдесятью восемью пушками. Учитывая обычные звуки корабля, идущего по морю с шестифутовыми волнами, скорее всего, никто не услышал бы его, даже если бы он говорил обычным разговорным тоном. Однако он не собирался рисковать и ошибаться на этот счет.
   Мерлин Этроуз, сидевший на кормовом вельботе КЕВ "Доун уинд" и смотревший на ранний рассвет в нескольких тысячах миль к востоку, не имел с этим никаких проблем. Он был просто благодарен Кэйлебу за то, что по возвращении в Теллесберг тот сделал приоритетом полное включение Лок-Айленда во внутренний круг до того, как верховный адмирал вернется к своему флоту в море. На данный момент Лок-Айленд - как и все остальные сразу после того, как им сказали правду, - был навязчиво осторожен, что было чертой, которую одобрял Мерлин.
   - Думаю, что в данных обстоятельствах они имеют большой смысл, - сказал он сейчас, отвечая на вопрос графа. - Должен согласиться, что сам был немного озадачен тем, насколько эффективной была эскадра Рейсандо, - продолжил он. - Признаю, что не должен был быть - мы все месяцами напоминали себе, что Тирск, вероятно, самый опасный командир на другой стороне - но все же оказался. - Его губы изогнулись. - Может быть, я был чарисийцем достаточно долго, чтобы начать страдать от этой... буйной уверенности в себе, которая делает тебя таким любимым всеми остальными моряками.
   - Буйная уверенность в себе, не так ли? - фыркнул Лок-Айленд.
   - Думаю, что это справедливый термин, - ответил Мерлин, улыбаясь восходящему солнцу. - Имей в виду, я никогда не говорил, что это не оправдано. Обычно, по крайней мере.
   - Я только хотел бы, чтобы мы могли поговорить с Гвилимом таким образом, - сказал Лок-Айленд более раздраженным тоном. - Начинаю понимать, как, должно быть, сводило с ума Доминика иметь возможность разговаривать с тобой и Кэйлебом - видеть "образы"... Совы (он тщательно произнес все еще незнакомое слово) и не иметь возможности рассказать об этом мне. Но с Гвилимом, который так далеко на краю пропасти...
   Он покачал головой, и улыбка Мерлина исчезла. - Я знаю, - вздохнул он. - На самом деле, это было то, что мы обсуждали - Доминик и я - еще до того, как Гвилим отплыл. К сожалению, мы не можем двигаться так быстро с привлечением в круг большего количества людей, и...
   Он замолчал, пожав плечами, и Лок-Айленд кивнул. - Не буду притворяться, что был счастлив узнать, сколько времени потребовалось Братьям, чтобы наконец решить, что я достаточно стойкая и заслуживающая доверия душа. - Губы верховного адмирала скривились в ироничной усмешке. - В то же время понимаю, почему они, возможно, захотят немного подумать об этом, прежде чем начнут болтать о таких вещах, как "космические корабли" и поддельные религии. И, честно говоря, думаю, что, вероятно, было неплохо подождать, пока Кэйлеб вернется домой, чтобы рассказать мне об этом лично. - Он снова фыркнул, чуть громче. - По крайней мере, у него было право сесть на меня, если бы я начал бегать кругами, как виверна с отрезанной головой!
   - Эта мысль действительно приходила нам в голову, - дружелюбно признал Мерлин.
   - Уверен, - сказал Лок-Айленд. Затем он на мгновение замолчал, нахмурившись. - Что касается такого рода решений, - медленно произнес он, затем, - я думал об Алфриде.
   - Не волнуйся. - Мерлин усмехнулся. - Они планируют сообщить ему, как только он нанесет один из своих визитов в Теллесберг. Целители не позволят Шарлиэн и шагу ступить из дворца, пока не родится ребенок, а она решила, что именно она скажет ему об этом!
   - Я не это имел в виду, - сказал Лок-Айленд еще медленнее. Он заколебался, как человек, собирающийся с духом, чтобы сказать что-то, чего не хотел, но все равно продолжил. - Моя точка зрения заключается в том, что я не знаю, действительно ли было бы хорошей идеей вообще рассказать ему.
   Мерлин удивленно моргнул. Несмотря на разницу в их рангах, барон Симаунт был одним из личных друзей Лок-Айленда. Верховный адмирал даже лучше, чем большинство, ценил остроту ума сэра Алфрида Хиндрика. Если уж на то пошло, если кто-то во всей империи Чарис точно понимал, насколько важны были инновации Симаунта, то это должен был быть Лок-Айленд. Так почему же?..
   - Ты боишься, что он не примет правду о Лэнгхорне и Бедар? - спросил Мерлин через мгновение.
   - Имеешь в виду, как Рейджис и Грин-Маунтин? - Лок-Айленд покачал головой. - О, нет. Это наименьшая из моих забот, когда дело касается Алфрида!
   - Тогда могу я спросить, почему у тебя есть какие-то сомнения насчет того, чтобы рассказать ему?
   - Это просто...
   Лок-Айленд снова сделал паузу, очевидно, собираясь с мыслями. - Послушай, Мерлин, - сказал он тогда, - я знаю Алфрида почти тридцать лет. На всем белом свете нет человека, которому я бы доверял более безоговорочно. И видит Бог, я никогда не встречал никого с более острым умом! Но на самом деле есть три момента, которые, я думаю, здесь требуется рассмотреть.
   - Во-первых, он выдает новые идеи быстрее, чем мы уже можем запустить их в производство. Мало того, сейчас вся его экспериментальная комиссия делает то же самое, и все это без знания правды или доступа ко всем этим... "компьютерным записям", о которых ты говорил. Признаю, что я все еще мало что понимаю в них, но хочу сказать, что Алфрид продвигается вперед, основываясь на нескольких подсказках, которые ты ему уже дал. Насколько я понимаю, вся твоя идея в долгосрочной перспективе заключается в том, чтобы люди начали думать о подобных вещах сами, и Алфрид делает именно это. Действительно ли нам нужно - или мы хотим - отвлечь его от того, чтобы использовать свой собственный разум и умы таких людей, как коммандер Мандрейн, для поиска идей в чужих записях?
   - Во-вторых, я действительно знаю Алфрида. Как только он узнает, что может получить доступ к таким передовым знаниям, он нырнет с головой, и мы не увидим его снова в течение нескольких месяцев. Он не сможет устоять перед этим так же, как пьяница не сможет устоять перед виски, Мерлин, и ты это знаешь. Вероятно, мы сможем придумать какое-нибудь объяснение его внезапному исчезновению, но это будет неловко. И в том же духе, как только он поймет, что можно сделать, он перевернет небо и землю, чтобы это сделать. Думаю, что есть реальный шанс, что он может в конечном итоге слишком быстро продвинуться вперед. Вы были очень осторожны, чтобы открыто не нарушать Запреты, но я должен верить, что сдерживать Алфрида, не давать ему делать что-то, что явно представляло бы собой нарушение, может оказаться сложнее, чем вы думаете. И, наоборот, если мы избежим этого, он будет ужасно несчастен, зная, как много он мог бы сделать, если бы ему только позволили.
   - Но моя третья проблема - и во многих отношениях она самая серьезная - заключается в том, как он отреагирует на правду, на открытие того, что он мог бы бежать вперед - учиться чему-то, открывать что-то, делать что-то - всю свою жизнь, если бы не запреты Джво-дженг... и что сами Запреты были не более чем колоссальной ложью. Кэйлеб сказал мне, что Братья были обеспокоены его возможной "юношеской импульсивностью", если бы они сказали ему правду. Что ж, Алфрид не импульсивный подросток, но я буквально не знаю, сможет ли он продолжать притворяться, что не знает правды, как только узнает.
   - Эм.
   Мерлин нахмурился, глядя на усиливающийся солнечный свет. Он не был уверен, что разделяет опасения Лок-Айленда, но, как сказал верховный адмирал, он давно знал Симаунта. На самом деле, он знал его дольше - и лучше - чем кто-либо другой из ближайшего окружения Кэйлеба.
   - Я действительно не думал об этом с такой точки зрения, - наконец медленно признался он. - Не уверен, что согласен - я не говорю, что не согласен, просто сначала мне придется подумать об этом, но думаю, что это определенно стоит обсудить с Кэйлебом и Шарлиэн, прежде чем они скажут ему. - Он поморщился. - Шарлиэн не понравится, если мы решим не говорить ему, ты понимаешь?
   - О, поверь мне, я верю - верю! - Настала очередь Лок-Айленда скорчить гримасу. - И, честно говоря, во многих отношениях не пожалею о том, если меня отвергнут в этом вопросе. Я буду беспокоиться об этом, но, черт возьми, Алфрид - мой друг. Я хочу сказать ему правду, Мерлин. Просто думаю, что это то, что нужно очень тщательно обдумать.
   - По крайней мере, в этом я с тобой согласен, - вздохнул Мерлин.
   - Так ты обсудишь это с Кэйлебом и Шарлиэн?
   - Имеешь в виду, вместо того, чтобы самому заговорить об этом?
   - Ну, вообще-то... да, - признался Лок-Айленд.
   - Трус.
   - Абсолютно, - довольно быстро подтвердил верховный адмирал, и Мерлин усмехнулся.
   - Хорошо, я сделаю это. Мейкелу и мне все равно нужно поговорить с ней и Кэйлебом о переписке Рейджиса с Горджей. Мы думаем, что, возможно, пришло время, э-э, немного ускорить этот процесс. Вероятно, я смогу включить в разговор твой небольшой мозговой штурм в своей обычной дипломатичной манере. С другой стороны, ты знаешь, что она беременна, и она была более чем немного раздражительной в течение последнего месяца или около того. Не обещаю, что она не взовьется до потолка, каким бы тактичным я ни был. И тем не менее, - он снова усмехнулся, громче, - я все еще за тысячи миль отсюда. Так что, если она это сделает... прими это всерьез и угадай, до кого из нас она сможет добраться раньше?
  
   .VII.
   Дворец архиепископа, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   - Епископ готов принять вас прямо сейчас, отец.
   Отец Пейтир Уилсин поднял глаза от небольшого тома Свидетельств, который он читал, ожидая, чтобы узнать, почему епископ Хейнрик вызвал его во дворец архиепископа. Тот факт, что его вызвали сюда, а не в собственную резиденцию епископа, наводил на мысль, что это было одновременно официальным и касалось непосредственно либо Церкви Чариса в целом, поскольку епископ замещал архиепископа Мейкела во время его отсутствия, либо дел королевского совета Чариса. Совета Старого Чариса, в котором в данный момент епископ также заседал в качестве заместителя Стейнейра. Однако помимо этого у него не было ни малейшего представления, и поэтому он старался терпеливо владеть своей душой, пока ждал, чтобы выяснить это.
   Теперь он встал и последовал за младшим священником в кабинет архиепископа. Епископ Хейнрик встал, протягивая руку через стол, когда Уилсин вошел в кабинет. Интендант склонился над рукой, целуя кольцо Уэйнейра, затем выпрямился. Уилсину нравился епископ, и он уважал его, но все же казалось немного неправильным видеть его сидящим за столом Стейнейра, пусть даже временно.
   Насколько я стал чарисийцем? - Уилсин криво усмехнулся, затем отбросил эту мысль, спрятал руки в рукава сутаны и с вежливым вниманием оглядел Уэйнейра.
   - Вы посылали за мной, милорд?
   - Да. Собственно говоря, я так и сделал, отец, - ответил Уэйнейр и указал на кресло рядом с Уилсином. - Пожалуйста, садитесь.
   - Благодарю вас, милорд.
   Уилсин устроился в кресле, но не сводил глаз с лица Уэйнейра, и епископ слегка улыбнулся. Затем он откинулся на спинку своего кресла, улыбка исчезла, в то время как его правая рука играла со скипетром, который он носил на шее.
   - Уверен, что вам было, по крайней мере, немного любопытно, почему я попросил вас навестить меня сегодня, отец.
   - Должен признать, что этот вопрос действительно приходил мне в голову, - признал Уилсин, когда Уэйнейр сделал паузу.
   - На самом деле, мне нужно было поговорить с вами о двух вещах, отец. - Голос Уэйнейра внезапно стал намного серьезнее, и Уилсин почувствовал, как его собственные глаза сузились в ответ на изменение тона.
   - Однако, прежде чем я разберусь с ними, отец Пейтир, я хочу еще раз выразить свои соболезнования в связи с казнью - убийством - вашего отца и вашего дяди. У меня нет желания бередить рану, которую, как я знаю, нанесла вам их смерть, но я поднимаю ее еще раз на этом этапе, потому что есть еще две вещи, которые я должен вам сказать, и обе связаны с вашей потерей.
   Лицо Уилсина напряглось. Не просто с воспоминанием о прошлом горе, но с напряжением настоящего беспокойства. Он не слышал ни слова от Лисбет Уилсин с тех пор, как пришло ее единственное письмо. По крайней мере, он не слышал о том, что ее или детей похитили, но это было очень слабым утешением для его незнания того, где они были, как у них дела, и были ли они вообще еще живы. К настоящему времени даже кто-то с его глубокой личной верой начинал чувствовать себя почти обезумевшим от беспокойства.
   - Первое, что я хотел вам сказать, - продолжил Уэйнейр, - то, что ваше отношение к этой новости только усилило мое и без того глубокое уважение к вам как к личности, как к дитю Божьему и как к священнику. - Епископ пристально посмотрел Уилсину в глаза. - Было бы слишком легко впасть в личное отчаяние, получив такие новости, особенно в отсутствие каких-либо новостей об остальных членах вашей семьи. И когда подтвердились убийства стольких друзей вашего отца - и их семей - было бы так же легко восстать против Самого Бога за то, что он позволил совершать такие отвратительные преступления во имя Его Церкви. Вы не сделали ни того, ни другого. И, несмотря на вашу собственную потерю, отсутствие у вас информации о ваших братьях, сестрах и мачехе, вы ни на мгновение не дрогнули в своих обязанностях одного из Божьих священников. Архиепископ Мейкел часто упоминал мне о том высоком уважении, с которым он относится к вам. Что я хочу сказать вам сегодня, отец, так это то, что за последние несколько месяцев я пришел к пониманию - полному пониманию - почему именно он так относится к вам.
   Пейтир задумался, что же, черт возьми, он должен был сказать в ответ. Что бы там ни говорил епископ Хейнрик, Пейтир Уилсин слишком хорошо знал себя, чтобы распознать кандидата в святые, которого только что описал Уэйнейр. Это было до жути неловко, и все же он не мог отрицать, что это было также... успокаивающе. Не потому, что он считал себя выше кого-либо другого, более важным в глазах Бога, а потому... потому что это продемонстрировало, что епископ и архиепископ, которому он служил, признали, что он, по крайней мере, пытался. И, что еще более важно, тот, чье суждение он глубоко уважал, счел его усилия удовлетворительными.
   Уэйнейр наблюдал за молодым священником по другую сторону своего стола и точно знал, о чем думает Уилсин. Он не мог думать ни о чем другом и быть тем, кем он был. И епископ никогда не сомневался, что он только что поставил интенданта в неловкое положение. Но бывали времена, когда любое дитя Божье нуждалось в похвале. Нуждалось в положительном подкреплении от осознания того, что его или ее действительно ценят, действительно важны сами по себе. И когда кто-то отдал - потерял - столько, сколько этот молодой человек отдал на служение Богу, для Хейнрика Уэйнейра было, по крайней мере, так же важно сказать ему, насколько он ценен, как и для Пейтира Уилсина услышать это.
   - Я... - начал Уилсин, затем заколебался. Он закрыл рот, затем снова открыл его, но Уэйнейр поднял правую руку в жесте "стоп" и мягко улыбнулся.
   - Отец, вы молоды. И я только что ужасно смутил вас, не так ли?
   Его улыбка стала шире, карие глаза заблестели, и Уилсин, несмотря на кокон горя, из которого он так и не смог полностью вырваться, почувствовал, что улыбается в ответ.
   - Ну, вообще-то... да, милорд.
   - Конечно, это так. Но Священное Писание говорит нам, что наша обязанность знать и признавать добродетель в такой же степени, как и признавать и осуждать грех. Или, как выразилась архангел Бедар, простого изучения того, что нам делать неправильно, недостаточно, если нам также не будут даны примеры того, что нам следует делать правильно. В этой связи вы можете рассматривать это как пример того, как я выполняю свои пастырские обязанности перед вами, повинуясь обеим этим заповедям. И вы также можете думать об этом как об уроке на собственном примере, который вы можете применить в своем собственном служении, когда придет время хвалить кого-то другого.
   - Я... постараюсь запомнить это, милорд.
   - Уверен, что вы так и сделаете. Однако это было только первое, о чем я хотел с вами поговорить.
   - Да, милорд? - сказал Уилсин, когда Уэйнейр снова сделал паузу. - На самом деле, - сказал епископ тоном человека, которого внезапно осенило счастливое вдохновение, - возможно, было бы проще - или, по крайней мере, лучше - для меня позволить кому-то другому поговорить с вами об этом конкретном вопросе, отец.
   Уилсин нахмурился, озадаченный почти причудливой улыбкой епископа, но Уэйнейр просто встал, подошел к двери своего кабинета и открыл ее.
   - Не могли бы вы попросить их войти сейчас, пожалуйста, отец? - сказал он младшему священнику, который проводил Уилсина в кабинет. Уилсин не мог расслышать ответа, но он наполовину повернулся в своем кресле, чтобы видеть, как епископ стоял сбоку от двери, терпеливо ожидая.
   Затем кто-то прошел мимо него.
   Пейтир Уилсин так и не вспомнил - ни тогда, ни позже - как встал со своего кресла. Так и не вспомнил, как он оказался между ним и дверью. Никогда не помнил, что - если вообще что-то - он сказал, когда делал это.
   Единственное, что он когда-либо помнил, это ощущение своих рук, обнимающих Лисбет Уилсин, ощущение ее рук, обнимающих его, вид его сестер, его братьев, его шурина, его маленького племянника - все они - все они толпились в кабинете Мейкела Стейнейра, в то время как слезы текли по их щекам... и у него тоже.
   ***
   Епископ Хейнрик Уэйнейр мгновение наблюдал, улыбаясь, видя слезы, радость, горе... любовь. Прислушиваясь к бормотанию голосов, восклицаниям удивления. Затем он очень осторожно вышел в приемную и закрыл за собой дверь.
   Он повернулся и увидел, что его секретарь смотрит на него, широко улыбаясь, и он улыбнулся в ответ.
   - В некоторые дни, отец, - тихо сказал он, - легче, чем в другие, вспомнить, насколько на самом деле добр Бог.
  
  
   ИЮЛЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   Спальня короля Горджи, королевский дворец, город Трэнжир, королевство Таро
  
   Королю Гордже пришлось довольно резко проснуться.
   Такой эффект, как правило, производит рука, внезапно зажавшая чей-то рот посреди ночи. Особенно для короля, чья спальня находилась на вершине центральной башни старомодного замка с немалым количеством стражников.
   Его глаза распахнулись, и он начал сопротивляться, но почти мгновенно остановился. На это были две причины. Во-первых, рука, зажавшая ему рот, с таким же успехом могла быть мягким стальным зажимом в форме руки. Другая заключалась в том, что он только что осознал кончик того, что казалось чрезвычайно острым кинжалом, прижатым к основанию его горла.
   Ночь, - решил он, - быстро переходила от плохого к худшему.
   - Я был бы признателен, если бы вы успокоились, ваше величество, - произнес тенор, которого он никогда раньше в жизни не слышал. - Если бы я хотел только перерезать вам горло, я бы постарался не будить вас.
   Спокойный голос звучал почти безумно рассудительно, как у человека, просто указывающего на то, что грозовые тучи часто означают дождь.
   Горджа мог разглядеть силуэт мужской головы на фоне тусклого свечения прозрачных, освещенных луной занавесок спальни, и почувствовал укол благодарности за то, что у Ролинда была беспокойная ночь, а Мейил настояла на том, чтобы на ночь ее собственная кровать была застелена в детской. В то время он подумал, что с ее стороны было очаровательно мило лично присматривать за медсестрами; в данный момент он был глубоко благодарен, что, по крайней мере, его жена и сын были где-то в другом месте.
   - С другой стороны, - продолжал приятный голос, - совершенно уверен, что если бы по какой-то причине я решил, что действительно хочу перерезать вам горло, то мог бы сделать это задолго до того, как кто-либо из ваших стражников смог отреагировать на любой крик с вашей стороны. Если я решу убрать руку с вашего рта, чтобы мы могли поговорить как один цивилизованный человек с другим, как думаете, вы могли бы иметь это в виду? Поясню, что могу убить вас до того, как сюда доберется кто-нибудь еще.
   Горджа решил, что обладатель голоса, должно быть, сошел с ума. Тем не менее, он был очень за все, что оставляло его с неповрежденным горлом, и поэтому твердо кивнул.
   - Превосходно!
   Рука освободила его рот, и человек, которому она принадлежала, слегка поклонился. Теперь глаза Горджи смогли различить немного больше деталей, и он понял, что незваный гость в его спальне был значительно выше и шире в плечах, чем он сам. Он также казался чисто выбритым и говорил с тем, что Горджа теперь распознал как силкийский акцент.
   - Прошу прощения за мои... нетрадиционные методы, ваше величество. Однако мне действительно нужно поговорить с вами, и я придерживаюсь мнения, что ни один из нас не хотел бы, чтобы ваши стражники, ваши придворные или - особенно - викарий Жэспар узнали о том факте, что мы разговариваем.
   Желудок Горджи, казалось, сжался. В полумраке он не мог быть уверен, но ему показалось, что его посетитель улыбнулся.
   - Дело в том, ваше величество, - болтливо продолжал силкиец, - я подумал, что для меня было бы неплохо немного подтолкнуть вашу переписку с графом Грей-Харбор. Возможно, вы не знаете, что к этому времени их величества вернутся в Теллесберг, но полагаю, что это, вероятно, означает, что в ближайшие несколько пятидневок несколько беспорядочный темп этой переписки будет набирать обороты.
   Горджа почувствовал себя так, словно кто-то только что ударил его. Никто в Трэнжире - никто, за исключением сэра Рика Фармина - не знал об осторожных письмах, которые передавались между ним и первым советником империи Чарис. Он не упомянул о них даже барону Стоункипу! Так как же, кто бы это ни был...?
   - Я... не знаю, о чем ты говоришь, - сумел выговорить он. Однако даже для его собственных ушей это звучало как автоматическое, инстинктивное отрицание, имеющее очень мало отношения к правде.
   - Ваше величество! - упрекнул силкиец и даже прищелкнул языком перед королем. - Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, - продолжал он с упреком. - Боюсь, у нас нет времени стоять здесь всю ночь, пока вы это отрицаете. И нет, не сэр Рик - я узнал об этом не от него.
   Случайное упоминание о Фармине стало последним ударом. Очевидно, кем бы ни был этот сумасшедший, он знал все.
   - Хорошо, - вздохнул Горджа. - Конечно, я знаю, о чем ты говоришь. Но кто ты такой, черт возьми, Шан-вей, и что ты делаешь в моей спальне?!
   - Намного лучше, ваше величество, - сказал другой мужчина одобрительным тоном. - Что касается представления, то меня зовут Абрейм Живонс. Знаю, что для вас это ничего не значит, но вы можете считать меня близким другом Мерлина Этроуза. Уверен, что вам знакомо это имя.
   - Конечно, знакомо, - медленно сказал Горджа, и его глаза сощурились. Все в мире знали, что Мерлин Этроуз был сейджином. Если этот парень - этот... Живонс - был его "близким другом", то можно было объяснить, как он оказался в спальне Горджи посреди ночи. Даже когда он размышлял об этом, король осознавал огромное ощущение несправедливого отношения. После стольких столетий без единого подтвержденного, подлинного наблюдения сейджина казалось особенно несправедливым, что у Кэйлеба из Чариса должно быть явно неограниченное их количество, когда у Горджи не было даже одного.
   - Должен ли я так понимать, - спросил он своего посетителя, - что вы тоже сейджин?
   - Давайте просто скажем, что, как и Мерлин, я обладаю некоторыми талантами и способностями, приписываемыми сейджинам, - ответил Живонс. - И поскольку в данный момент он, к сожалению, все еще находится в нескольких пятидневках пути от Теллесберга по дороге домой из Корисанды, вы могли бы сказать, что я... замещаю его.
   - Понимаю.
   Горджа несколько мгновений смотрел на смутно различимый профиль, затем пожал плечами.
   - Поскольку вы, похоже, здесь в качестве посыльного, могу я, по крайней мере, сесть в постели, чтобы ваш кинжал не сделал ничего... поспешного?
   - Конечно, ваше величество, - вежливо согласился Живонс.
   - Спасибо.
   Горджа действительно хотел бы встать, хотя бы для того, чтобы установить хоть какой-то контроль над ситуацией. С другой стороны, он сомневался, что будет выглядеть так внушительно в своей ночной рубашке. Поэтому он уселся, опираясь на подушки за плечами, затем склонил голову набок.
   - Очень хорошо, сейджин Абрейм. Что именно вы хотели обсудить?
   - В общем, я просто подумал, что было бы неплохо заскочить и представиться. - Зубы блеснули в мимолетной улыбке. - Я ощущаю достаточную уверенность в том, что со временем ваша переписка с графом Грей-Харбор приведет к удовлетворительному результату для всех заинтересованных сторон. В то же время, однако, мне показалось вероятным, что, пока я здесь - просто представляясь, вы понимаете, - вы также хотели бы знать, что адмирал Рок-Пойнт вот-вот будет усилен. Полагаю, что это то, что называют вводом в действие дополнительного аргумента.
   - Прошу прощения? - сказал Горджа чуть более резко.
   Он точно знал, какова нынешняя сила Рок-Пойнта, учитывая тот факт, что дерзкий чарисиец организовал даже постоянное жилье в Холм-Рич. Конечно, большинство его галеонов обычно курсировали вокруг, обеспечивая блокаду остальной части побережья Таро и время от времени совершая набеги на какой-нибудь небольшой деснейрский порт на другой стороне канала Таро [судя по прилагаемым картам, на другой стороне канала Таро находятся сиддармаркские порты, но не деснейрские. Более того, ранее отмечалось, что напротив острова Таро находится сиддармаркская провинция Уиндмур.]. Однако к настоящему времени все они по крайней мере однажды побывали по очереди на якорной стоянке у острова Хоургласс. У его наблюдателей было достаточно времени, чтобы опознать каждого из них по названию.
   Это было почти все, что он смог сделать с чарисийским нашествием в его территориальных водах.
   - Я сказал, что адмирал Рок-Пойнт вот-вот будет усилен, - услужливо повторил Живонс. - На данный момент, полагаю, планируется довести его силы до сорока галеонов. - Горджа подавил внезапное желание сглотнуть. - И, по странному совпадению, в Старом Чарисе есть около двадцати тысяч имперских морских пехотинцев, готовых подняться на борт транспортов, если они сочтут необходимым отправиться в круиз.
   На этот раз Горджа пошел дальше и действительно сглотнул. Двадцать тысяч чарисийских морских пехотинцев? С новыми нарезными мушкетами и артиллерией? И осадными орудиями, чтобы справиться с любыми укреплениями, которые случайно встанут у них на пути? Они прошли бы через его собственную маленькую армию, как дерьмо через виверну!
   - Вы хотите сказать, что Кэйлеб собирается вторгнуться в мое королевство? - очень осторожно спросил он.
   - Я говорю, что Кэйлеб - и Шарлиэн - очень предпочли бы не вторгаться в ваше королевство, - любезно сказал Живонс. - Что возвращает меня к маленькому вопросу о вашей переписке с графом Грей-Харбор. Думаю, все были бы счастливее, если бы это можно было решить без каких-либо... ненужных неприятностей.
   Горджа на мгновение уставился на своего почти невидимого посетителя. Затем он удивил самого себя резким взрывом смеха.
   - Должен сказать, сейджин Абрейм, что у вас своеобразный стиль ведения переговоров!
   - О, я не веду переговоров, ваше величество! Просто указываю на то, что вы могли бы подумать, следует ли вам вести переговоры с графом немного более оживленно.
   - Понимаю. - Горджа созерцал другого человека еще несколько секунд. - Могу я спросить, действительно ли Кэйлеб - и Шарлиэн - готовы быть... такими разумными, как предположил граф?
   - Думаю, в этом отношении вы могли бы взглянуть на Нармана, - сказал Живонс более серьезным тоном. - Я не в том положении, чтобы давать какие-либо обещания от имени их величеств, но мне кажется, что, оставляя в стороне тот маленький вопрос о нарушенном договоре, Таро на самом деле причинило меньше вреда Старому Чарису, чем Эмерэлд, прежде чем они достигли взаимопонимания с ним. И, честно говоря, учитывая географическое положение Таро, вам было бы что предложить империи. Так что....
   Он позволил своему голосу затихнуть и пожал плечами, и Горджа почувствовал, как его губы дрогнули подобием невольной улыбки.
   - У вас действительно своеобразный стиль ведения переговоров, - сказал он, - но я понимаю вашу точку зрения. Могу ли предположить, что если бы я передал вам сообщение для графа - или, если уж на то пошло, для "их величеств" - вы могли бы проследить, чтобы оно было доставлено?
   - Не сразу, - сказал Живонс, и брови Горджи удивленно поднялись. - У меня есть еще пара небольших заданий, о которых я должен позаботиться, прежде чем вернусь в Старый Чарис, ваше величество, - объяснил сейджин. - Мои транспортные договоренности - и расписание - основаны на том, как я с ними справляюсь. Думаю, вы, вероятно, на самом деле смогли бы отправить сообщение обратно в Теллесберг по установленным каналам сэра Рика гораздо быстрее, чем мог бы я.
   - Понимаю.
   Мозг Горджи зашумел, когда он попытался представить, какие еще "небольшие миссии" могут быть у Живонса в его календаре. Не то чтобы у него было какое-то намерение спрашивать.
   - Если бы я мог сделать одно крошечное предложение, - продолжил Живонс, подняв указательный и большой пальцы примерно на расстоянии полудюйма друг от друга, - я бы пошел дальше и адресовал ваше следующее письмо непосредственно Кэйлебу и Шарлиэн. Если они еще не в Теллесберге, уверен, что они будут там к тому времени, когда оно прибудет.
   - Понимаю, - повторил Горджа. Он покачал головой. - Полагаю, что, вероятно, последую вашему совету, сейджин.
   - Хорошо! И в таком случае, ваше величество, полагаю, мне пора идти. - Сейджин пересек комнату и подошел к открытому окну пятого этажа. - Это была приятная беседа, - продолжил он, раздвигая шторы в обе стороны, садясь на подоконник, а затем свешивая ноги в отверстие, - но у меня есть и другие маленькие обязанности. Спокойной ночи, ваше величество.
   Он ловко повернулся, спрыгнул с подоконника, на мгновение поймал его руками, затем отпустил одну руку, чтобы весело помахать, прежде чем отпустить вторую и исчезнуть.
   На мгновение Горджа недоверчиво уставился на внезапно опустевшее окно. Затем он вскочил с кровати, подбежал и посмотрел вниз.
   Несмотря на свое недоверие, он не был по-настоящему удивлен, когда не увидел разбившегося сейджина, лежащего на тротуаре внутреннего двора внизу. Не то чтобы такое несостоявшееся зрелище ни черта не говорило ему о том, как его посетителю удалось проникнуть в его спальню и выйти из нее.
   Что ж, - подумал он, одно можно сказать наверняка - по крайней мере, теперь я знаю, что все "небылицы" о сейджинах правдивы!
  
   .II.
   Разведывательный скиммер Мерлина Этроуза, над заливом Хауэлл, королевство Старый Чарис
  
   - Тебе это слишком понравилось, Мерлин Этроуз! - ругнулась Шарлиэн Армак.
   - Чепуха, - беззаботно ответил Мерлин. Он удобно откинулся на спинку летного кресла разведывательного скиммера, глядя вниз на темную массу острова-континента Чарис. Со своего нынешнего места он действительно мог видеть огни Теллесберга, один из которых, несомненно, представлял собой окно спальни Шарлиэн. - Я просто пытался установить надлежащую... взаимную атмосферу.
   - Взаимную атмосферу, не так ли? - Кэйлеб фыркнул по своему собственному комму. - Как думаешь, о чем ты мог говорить? Имею в виду то, что могу убить вас до того, как сюда доберется кто-нибудь еще? Полагаю, так ты сказал?
   - Да, это была остроумная реплика, не так ли? - заметил Мерлин довольным тоном. - Я думал, что она довольно хорошо привлекла его внимание.
   - Мерлин, дипломатия не должна быть забавой, - вмешался Нарман.
   - Конечно, нет, ваше высочество. А теперь скажите мне с невозмутимым видом, что вам не понравилось бы сделать то же самое.
   - Да, я бы так и сделал. На самом деле, именно поэтому с твоей стороны было особенно грубо проделать это, когда ты прекрасно знаешь, что никто из нас не смог бы этого повторить!
   - Уверен, что вы все очень веселитесь, - сказал Мейкел Стейнейр. - Однако, если я могу указать, то примерно через два часа здесь, на борту корабля, наступит рассвет, Мерлин. Ты собираешься вернуться и подняться на борт со всеми своими... вернувшимися на место листьями, прежде чем кто-нибудь заметит твое отсутствие?
   - Назад и на борт, да, ваше преосвященство, - сказал Мерлин, проверяя пальцами одной руки устойчивый рост своих усов и бороды. - Хотя я не совсем уверен насчет "листвы". Возможно, вам придется прикрыть меня на час или около того.
   - Знаешь, - задумчиво произнес Стейнейр, - до того, как я встретил тебя, мне очень редко приходилось увиливать, не говоря уже о прямой лжи.
   - Только потому, что никто не задавал вам правильных вопросов, - указал Мерлин. - Кроме того, на этот раз вам вообще не придется лгать. Я буду там и буду медитировать. Или, по крайней мере, просматривать последний дамп Совы, и это, по сути, одно и то же. Кроме того, вы архиепископ! Если вы предпочитаете, все, что вам нужно сказать любому, кто хочет навестить меня, это "потому что я сказал "нет", и я архиепископ, вот почему".
   - Ты действительно в веселом настроении, не так ли? - спросил Кэйлеб.
   - На самом деле, да. - Мерлин опустил руку и посмотрел вверх и из своего купола фонаря на крошечные бриллианты небес Сэйфхолда. - Все шутки в сторону, думаю, что моя маленькая встреча прошла довольно хорошо. Уверен, что Горджа скоро напишет тебе, Кэйлеб, и ему совсем не повредит помнить, что сейджин может прокрасться в окно его спальни и вылезти из него в любое время, когда ему захочется. Не думаю, что он одна из тех от природы предательских душ, как герцог Зибедии, но дать ему небольшой дополнительный стимул выполнять любые обещания, которые он дает - по крайней мере, на этот раз - вероятно, хорошо, вы так не думаете?
   - Не вижу, как это может повредить, - согласился Кэйлеб. - Кроме того, мне начинает нравиться "сейджин Абрейм". И он оказывается довольно полезным парнем.
   - Это правда, - сказала Шарлиэн. - Возможность оставаться на связи друг с другом, где бы вы ни находились, позволяет нам делать такие вещи, как отправить вас в Корисанду с Мейкелом, но "сейджин Мерлин" по-прежнему не может находиться более чем в одном месте одновременно. Я бы так же не хотела, чтобы Клинтан - или, особенно, Тринейр - начал спрашивать себя, откуда вдруг взялись все эти сейджины, но установление того, что вас больше одного - и что все вы такие же "таинственные", как и оригинальный Мерлин, - дает нам гораздо больше гибкости.
   - Вот именно. - Мерлин кивнул. Затем он внезапно вздохнул.
   - Что? - спросил Кэйлеб.
   - Я просто хотел бы, чтобы у нас был способ бросить еще одного сейджина к Гвилиму, - сказал Мерлин, выражение его лица было гораздо более задумчивым.
   - Согласен, но пока он достаточно хорошо справляется сам, - ответил Кэйлеб, и Шарлиэн энергично кивнула.
   - Должна признаться, я немного нервничала, когда вы сказали мне, что он планирует плыть прямо в залив Швей, - сказала она. - Я боялась, что он слишком много демонстрирует из того, о чем вы нам рассказывали на днях. Наглость.
   - Вы были не единственной, - с чувством сказал Мерлин.
   Гвилим Мэнтир демонстрировал ярко выраженный дар принимать то, что военные любили называть "просчитанным риском"... по крайней мере, когда они преуспевали. Когда у них ничего не получалось, они, как правило, называли это как-то по-другому. Конечно, Мэнтир был флаг-капитаном Кэйлеба, - размышлял Мерлин. - После наблюдения, как его тогдашний наследный принц провел целую эскадру по каналу, который он даже не мог видеть посреди ночи и во время воющего шторма, вероятно, было неизбежно, что его определение "приемлемого риска" должно было приобрести определенную эластичность.
   С другой стороны, плавание всей его эскадры через Швеймут, а затем очистка залива Ю-Шей, были немного более "эластичными", чем было бы полезно для моей системы кровообращения, если предположить, что она у меня все еще была.
   И все же он должен был признать, что это сработало. Мэнтир совершил свой последний подход к городу под покровом темноты, используя местных рыбаков в качестве лоцманов. Гарнизон Ю-Шея никак не ожидал его раньше полудня, и когда он в действительности начал атаку на гавань на рассвете, то застал их врасплох.
   Местные батареи стали более опасными, чем были всего год назад, поскольку харчонгцы уделяли первостепенное внимание производству крепостной артиллерии для защиты своих строительных мощностей, но Мэнтир все равно подошел вплотную, встал на кормовые якоря и открыл непрерывный бортовой огонь с десяти из своих галеонов. В этом случае ему повезло в нескольких отношениях, включая тот факт, что ветер дул с востока на северо-восток, когда он развернул атаку. Ветер был не особенно сильным, что сделало ситуацию интересной для девяти других галеонов (включая "Принс оф Долар"), получивших приказ атаковать недавно построенные военные корабли харчонгцев, когда защищавшие гавань галеры совершили вылазку. С другой стороны, это также означало, что ослепляющие клубы дыма образовали многослойные стены между его кораблями и оборонительными батареями, а затем остались там. Дымовая завеса его собственных бортовых залпов сделала гораздо больше, чем шквал картечи и ядер, которыми он уничтожил батареи, чтобы защитить свои галеоны и шхуны от стрельбы защищающихся.
   В любом случае, КЕВ "Норт-Бей" потерял грот-мачту, а его родственный корабль, "Рок-Пойнт", потерял более шестидесяти человек, когда двум новым большим харчонгским галерам удалось прорваться сквозь их бортовые залпы и пройти рядом. К счастью, это было лучшее, что смогли сделать галеры. Не из-за недостатка усилий или смелости, но перед лицом такой полной неожиданности им так и не удалось собраться вместе. Они отправлялись из внутренней гавани в том порядке, в каком только могли, прибывая по частям, и галеоны Мэнтира, несмотря на их собственную анемичную мобильность, ограниченную ветром, сильно проредили их неорганизованные атаки. Фактически, его эскадра потопила две галеры и захватила семнадцать других, а горстка потрясенных выживших угрюмо отступила.
   Все захваченные корабли были сожжены, как только их экипажи были сняты, что само по себе было бы в высшей степени полезным. Но Мэнтир также превратил полдюжины захваченных каботажных судов в брандеры, набитые до краев скипидаром, старыми парусами, бочонками со смолой и другими легковоспламеняющимися веществами. Один из них отклонился от курса, когда слишком быстро перегорели канаты румпеля. Второй был перехвачен особенно отважным шкипером галеры и отбуксирован прочь. Но остальные четверо не ошиблись. Команды добровольцев покинули их почти точно в нужный момент и отправились на своих собственных лодках как раз перед тем, как их пылающие суда врезались прямо в тесно пришвартованные корпуса пятнадцати галеонов имперского флота Харчонга, все еще находящихся в процессе оснащения.
   Двенадцать из этих галеонов были полностью потеряны, а один из уцелевших был сильно поврежден. Еще два уцелели только потому, что находились с подветренной стороны от первоначального огня, и их быстро соображающим экипажам хватило времени, чтобы затопить корпуса до того, как их достиг холокост, охвативший их соседей. Они опустились на мелководье, над водой возвышались только верхние палубы, и харчонгским морякам удалось уберечь все еще открытые части своих кораблей от возгорания. Тем не менее, они должны были выйти из строя на несколько месяцев, пока их откачают, поднимут, а затем отремонтируют.
   Было бы еще лучше, если бы Мэнтир смог провести такое же лечение с заливом Горэт, но, к счастью, он не проявлял никаких признаков впадения в откровенное безумие.
   - Согласен, что у него все хорошо - очень хорошо, особенно учитывая, что у него нет никакого доступа к снаркам, - сказал Мерлин. - На самом деле, ущерб, который он уже нанес, полностью оправдывает его отправку. И если доларцы чувствуют себя более уверенно после Ю-Шея, то харчонгцы - нет. Я просто хотел бы, чтобы был какой-то способ, которым мы могли бы предоставить ему этот доступ. - Сейджин покачал головой. - Я боюсь, что он недооценивает, как быстро набирает силу Тирск.
   - Может быть, и так, - признал Кэйлеб. - К сожалению, как ты указал мне перед Харил-Кроссинг, все еще будут времена, когда у нас будет информация, относительно которой мы просто не сможем понять, как поделиться ею с людьми, которые в ней нуждаются. И хотя он, вероятно, не осознает, насколько сильно его превосходят численностью, он считает само собой разумеющимся, что когда наступит момент, он будет в меньшинстве. Когда ты дойдешь до этого, помимо того, что ты точно скажешь ему, где находится Тирск в любой данный момент, в любом случае это действительно все, что мы могли бы передать ему от снарков.
   - Знаю. Я знаю, - вздохнул Мерлин. - Это просто...
   - Только то, что ты беспокоишься о друзьях, Мерлин, - сказал Кэйлеб с мягким, грустным смешком. - Мы знаем. Поверь нам, мы знаем.
  
   .III.
   Императорский дворец, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   - Я уверена, что отец Омар уже в пути, ваше величество!
   Это было признаком того, насколько взволнована Сейрей Халмин, что она оговорилась и забыла надлежащий протокол здесь, в королевстве Старый Чарис, вернувшись к более старой, более знакомой форме обращения и забыв, что в Теллесберге Шарлиэн официально была "ваша светлость", а не "ваше величество".
   Не то чтобы Шарлиэн была в настроении исправлять такие незначительные промахи. Она была слишком занята тем, что поджимала губы и тяжело дышала, яростно сжимая руку Кэйлеба. Схватка ослабла, и она, тяжело дыша, откинула голову на подушку.
   - Ему лучше поскорее приехать сюда, - сказала она затем между приступами. - Кое-кто еще собирается появиться здесь, независимо от того, прибудет он вовремя или нет!
   - Это смешно, - пробормотал Кэйлеб, беря у Сейрей свежую салфетку и вытирая пот со лба Шарлиэн. - Ты императрица, черт возьми! Он должен быть здесь - ждать - когда у тебя начнутся роды!
   В данный момент он с радостью мог бы задушить отца Омара Артмина, несмотря на то, что обычно он очень любил ведущего акушера Теллесберга.
   Начиная с завтрашнего дня, - твердо сказал он себе, - у отца Омара будут хорошие апартаменты прямо здесь, во дворце, черт возьми! Я буду держать его под рукой для следующего ребенка, клянусь Богом! Я не должен посылать кого-то за шесть кварталов в чертов больничный монастырь, когда у моей жены начнутся роды!
   - Не паникуй. - Шарлиэн потянулась, чтобы похлопать по руке, которую она держала другой рукой. - Схватки еще не так близко друг к другу, и мои воды даже не отошли. Еще есть время. - Кэйлеб был бы счастливее, если бы ее тон звучал немного более позитивно и немного менее... обнадеживающе. - Кроме того, он, вероятно, ожидал, что сестра Франсис раньше предупредит его, чем сейчас. И это тоже не его вина, что я решила начать делать это посреди ночи!
   - Нет, но...
   - О, тише! - скомандовала она и снова начала глубоко дышать.
   Схватки приближались друг к другу, и ей это ни капельки не нравилось. С другой стороны, все было наполовину не так плохо, как она боялась. По крайней мере, пока. И мать заверяла, что у женщин в ее семье всегда были легкие роды. Конечно, все когда-то бывает в первый раз... включая трудные роды. И еще была вся эта утренняя тошнота...
   - И теперь, когда я думаю об этом, где, черт возьми, сестра Франсис? - потребовал император.
   - На Малом Тириэне, - выдохнула его жена, когда новая схватка отступила.
   - Что?! - Кэйлеб уставился на нее.
   Сестра Франсис Сойейр, монахиня-паскуалат, которая сопровождала их из Черейта на борту "Эмприс оф Чарис", была сестрой монастыря благословенной Десницы, который специализировался на беременностях. Что означало (несмотря на заученный характер Книги учений Паскуале), что она была опытной акушеркой.
   - Что, черт возьми, она там делает? - он более чем наполовину зарычал.
   - Моя вина! - Шарлиэн виновато улыбнулась, вытирая еще больше пота. - Она хотела посетить тамошний монастырь. Когда отец Омар был здесь, я сказала ей, что все будет хорошо. На самом деле, я настаивала, чтобы она поехала.
   - Ты настаивала?.. - недоверчиво начал Кэйлеб, затем заставил себя остановиться и сам глубоко вздохнул. - Я так понимаю, когда ты говоришь "настаивала", ты имеешь в виду "настояла", - сказал он вместо этого.
   - Конечно, она это сделала! - Тон Сейрей был раздраженным, как у того, кто служил Шарлиэн с тех пор, как она была маленькой девочкой. Горничная покачала головой, взяла ткань, которую Кэйлеб передал ей, и протянула ему свежую. - Вы знаете, какая она, ваше величество! Упрямая, всегда знает, что лучше, никогда никого не слушает, всегда беспокоится о ком-то другом, всегда поступает по-своему, никогда...
   - Уверена, что у него уже есть весь этот каталог, Сейрей, - сухо сказала Шарлиэн. - Нет, но в чем-то ты прав. Она действительно спорила, и я действительно настаивала. - Она криво улыбнулась мужу. - И теперь, когда я думаю об этом, я сказала ей, что передам отцу Омару, что она уезжает. И я вроде как забыла это сделать.
   - Конечно, ты это сделала. - Кэйлеб закатил глаза и фыркнул. Затем он улыбнулся ей в ответ и покачал головой. - Ты понимаешь, что ты, вероятно, единственная императрица во всем мире, которая могла устроить все так, чтобы никого не было на вызове, когда у нее начались роды? Я думал, это муж, который должен был бегать вокруг, как сумасшедший!
   - Я не бегаю как сумасшедшая, - твердо сказала ему Шарлиэн. - Я просто была немного... рассеяна в последние несколько дней.
   - Вот один из способов выразиться, - сказал он с чувством.
   - О, тише, - снова сказала она. - Кроме того, я действительно надеялась, что этого не произойдет, пока Мейкел и...
   Она прервалась с еще одной быстрой улыбкой, и он похлопал по тыльной стороне руки, которую держал, и кивнул. КЕВ "Доун уинд" попал в штиль, все еще находясь в трех днях пути от плеса Долфин. Они с Шарлиэн надеялись, что галеон достигнет Теллесберга с Мейкелом Стейнейром и Мерлином Этроузом до рождения их ребенка. Они знали, что шансы были против этого, когда "Доун уинд" выполнял необычно медленный переход из Корисанды, но они все еще надеялись. А теперь...
   - Эм, Кэйлеб? - сказала Шарлиэн.
   - Да?
   - Ты помнишь, что я сказала о том, что у меня не отошли воды?
   - Да? - повторил он несколько медленнее.
   - Ну, я боюсь, что это уже не совсем точно.
   - Замечательно. - Кэйлеб посмотрел на Сейрей. - Вы выйдете через эту дверь, - сказал он, указывая на богато украшенные резьбой панели королевской спальни, - и найдете Эдуирда, и передадите ему, что я сказал, чтобы один из вас сейчас же нашел отца Омара.
   Его голос был совершенно спокоен, но глаза Сейрей Халмин расширились.
   - Да, ваше величество! - пискнула она и исчезла, как облачко дыма.
   ***
   Кэйлеб Армак посмотрел на лежащие часы. Сейрей Халмин отсутствовала по меньшей мере два часа, так почему же обманчивое устройство настаивало на том, что прошло меньше двадцати минут? Он сделал мысленную пометку, чтобы королевский часовщик как можно скорее осмотрел его явно дефектные внутренности.
   Из предыдущих отчетов сержанта Сихэмпера он знал, что у королевских апартаментов собралась значительная толпа дворцовых слуг. Вероятно, где-то там была по крайней мере пара довольно опытных акушерок, - подумал он. - С другой стороны, он не хотел просто кого-то...
   Дверь снова резко открылась, и он поднял глаза.
   - Что ж, самое время! - Он знал, что это прозвучало не слишком любезно, но в данный момент ему было все равно.
   - Прошу прощения, ваше величество, - сказал отец Омар Артмин, входя в дверь. - Боюсь, я ожидал, что сестра Франсис предупредит меня немного раньше, чем сейчас.
   - Это не ее вина! - голос Шарлиэн становился все более высоким и прерывистым, затем прервался в очередном приступе быстрого, тяжелого дыхания.
   - Я просто рад, что Сейрей нашла вас, - сказал Кэйлеб менее обеспокоенным, более умеренным тоном, глядя сверху вниз на свою жену, когда ее рука снова сжала его руку.
   - Сейрей? - Артмин казался озадаченным, и Кэйлеб оглянулся, подняв брови.
   Это было признаком того, насколько он был сосредоточен на Шарлиэн и не понял, что человек, следующий за Артмином через дверь, был другим священником, а не Сейрей. Как и Артмин, он носил зеленую на зеленом же фоне сутану и золотой кадуцей верховного священника ордена Паскуале, но Кэйлеб никогда не видел его раньше. Он был высоким мужчиной с темно-каштановыми волосами и карими глазами.
   - А это что такое? - спросил Кэйлеб немного резко.
   - Простите меня, ваше величество, - сказал незнакомец тенором, низко кланяясь, - Я отец Абрейм.
   Глаза Кэйлеба резко расширились, когда "отец Абрейм" выпрямился.
   - Отец Абрейм навещал епископа Хейнрика, ваше величество, - сказал Артмин. - Я не знал, что он в Теллесберге, пока епископ не послал его сообщить мне, что у ее светлости начались роды. Я... не видел Сейрей этим вечером. Может быть, она прошла мимо меня по дороге сюда?
   - Ах! - Кэйлеб кивнул. - Она вполне могла пройти. Добрый вечер... отец Абрейм. Должен ли я предположить, что у вас есть небольшой опыт в этих вопросах?
   - Я здесь в первую очередь для того, чтобы поддержать отца Омара, если он почувствует, что ему это нужно, - сказал отец Абрейм, поднимая руку и небрежно почесывая правое ухо. - Однако я заверяю вас, ваше величество, что если он решит обратиться к моим услугам, вы обнаружите, что я действительно хорошо проинструктирован в этой области.
   - Рада это слышать, отец, - сказала Шарлиэн. Ее дыхание снова выровнялось, и она улыбнулась вновь прибывшему. - Я полностью доверяю отцу Омару, но также рада, что епископ Хейнрик послал вас к нам.
   - Спасибо, ваша светлость, - просто сказал отец Абрейм. - Для меня большая честь - и привилегия - быть здесь.
   ***
   - Ты мог бы сказать нам, что придешь, Мерлин, - очень тихо сказал Кэйлеб несколько часов спустя, сидя у кровати Шарлиэн и глядя вниз на невероятно красивое, красное, сморщенное, раздраженное лицо Эйланы Жанейт Нейму Армак с закрытыми глазами. Его жена крепко спала, а темноволосая дочь была уютно завернута в маленький плотный кокон из одеял. На ее крошечных, идеальных, как бутон розы, губах все еще виднелись следы материнского молока, и он уже чувствовал, как его захлестывает глубокая программа отцовства.
   - Я не был уверен, что смогу, - так же тихо ответил Мерлин через штеккер в правом ухе Кэйлеба, глядя через дистанционно управляемый пульт на свою спящую крестницу. - Знаешь, найти способ сесть на корабль или покинуть его при дневном свете - это не то, что можно сделать в мгновение ока. Я хотел быть там, и не только потому, что хотел увидеть, как родится ребенок. Полностью доверяю сестре Франсис - во всяком случае, когда Шарли по рассеянности не отправляет ее в гости! - и отцу Омару, но я бы солгал, если бы сказал, что не испытал облегчения от того, что смог быть там. Они оба приняли намного больше детей, чем я, но ни у одного из них нет прямой связи с медицинским компьютером в моей пещере. К счастью, Шарли была достаточно умна, чтобы начать рожать посреди ночи. А ночи в Сэйфхолде длинные.
   - Ты вернулся вовремя?
   - Как я уже сказал, ночи в Сэйфхолде длинные. Однако, боюсь, сейджин Мерлин будет медитировать где-то до полудня. - Кэйлеб почти почувствовал, как криво дернулись губы Мерлина. - Мне все еще не нужно есть, но с такой скоростью, с какой я отращиваю и теряю волосы в последнее время, мне нужно достаточно заменяющей органики, чтобы у меня действительно начал появляться аппетит.
   Кэйлеб фыркнул, затем наклонился, чтобы провести по нежным губам дочери удивленным кончиком пальца.
   - Она такая маленькая, - пробормотал он. - Она умещается на ладони одной руки, Мерлин!
   - Знаю. Но она вырастет. И с тобой в качестве отца и Шарли в качестве матери, я уверен, что с ней хлопот не оберешься - в совершенно другом смысле этого слова - когда она это сделает! - Мерлин усмехнулся. Затем его голос снова смягчился. - Но я знаю тебя, Кэйлеб. Какой бы большой она ни стала, она всегда будет достаточно маленькой, чтобы поместиться в твоем сердце.
   - О, да, - прошептал император Кэйлеб Жан Хааралд Брайан Армак. - О, да.
  
  
   АВГУСТ, Год Божий 894
  
   .I.
   КЕВ "Дансер", 54, море Харчонга
  
   - Мне это не нравится, сэр, - тихо сказал капитан Рейф Магейл. Или, по крайней мере, как можно тише, несмотря на пронзительный ветер, свистящий в снастях КЕВ "Дансер", а также волны и грохот воды, когда он изо всех сил старался держать курс на остров Кло, идя под зауженными гротом и фоком и зарифленными марселями.
   - Почему бы и нет? - иронично ответил сэр Гвилим Мэнтир.
   Они вдвоем стояли на юте "Дансера", глядя на западное небо. Весь день корабль шел против постоянно усиливающегося ветра. Этот ветер постоянно менял направление, пока к концу дня он не ворвался почти прямо в залив Долар через море Харчонг. Теперь, с наступлением вечера, он превратился почти в шторм, и "Дансер" сильно качало, когда двенадцатифутовые волны накатывали под его носом по правому борту.
   Было очевидно, что в ближайшее время они не доберутся до острова. Солнце садилось, хотя ни один из них не мог этого видеть. Сплошная гряда облаков, кипящих на западном горизонте, была похожа на сушу цвета индиго, ее горные вершины, окаймленные огнем, вздымались на фоне испещренных медными прожилками небес за ее пределами. Мэнтир не был новичком в плохой погоде, и каждый инстинкт в его теле выкрикивал ему предупреждения, держа руки рупором у рта.
   На самом деле, - подумал он, - это чрезвычайно плохая ситуация.
   Он и другие одиннадцать галеонов должны были встретиться в бухте Хардшип с остальной эскадрой, чтобы провести повторную проверку и перегруппировку. Грозный граф Тирск добился пугающе устойчивого прогресса в подготовке своего флота, несмотря на грабежи Мэнтира, и адмирал знал, что пришло время подумать о возвращении в Старый Чарис. Ему придется решить так или иначе, как только он снова сможет собрать все свои корабли в одном месте, и он не ждал этого с нетерпением. В данный момент, однако, было не похоже, что ему удастся сделать это так скоро, как он думал. Его одиннадцать кораблей находились в шестистах милях от острова Кло, почти на равном расстоянии между провинциями Тигелкэмп и Кейрос империи Харчонг в устье залива Долар, и при том ветре, где он был, и при том, как складывалась погода, они, вероятно, были примерно так же далеко на западе, как и ожидали.
   По крайней мере, до тех пор, пока погода не прояснится.
   Хорошей новостью, какой бы она ни была, было то, что они могли позволить себе пролететь добрых семнадцать сотен миль на восток, прежде чем упереться в западное побережье провинции Швей. Плохая новость заключалась в том, что если ветер продолжит дуть назад, они обнаружат, что их несет к побережью Тигелкэмпа, и это даст им гораздо меньше места в море, прежде чем они окажутся у подветренного берега. И еще худшей новостью было то, что даже если ветер не отступит, каждая миля их вынужденного движения на восток будет направлена прямо прочь от острова Кло... и в сторону графа Тирска. Мэнтир не знал точно, что задумал Тирск в данный момент, но подозревал, что ему бы это не понравилось. По словам харчонгских рыбаков, чей улов "Флэш" приобрел для эскадры за последнюю пятидневку, у Тирска сейчас в полном распоряжении более тридцати пяти галеонов, и он начал расширять свои "учебные круизы" далеко за пределы пролива Хэнки.
   Ты должен относиться к такого рода "интеллекту" с недоверием, Гвилим, - напомнил он себе. -Люди, которые продают информацию о своей собственной стороне, не всегда являются самыми надежными источниками в округе.
   Что было правдой. И "покупка" "Флэша" на самом деле не была платой за рыбу. Это, по крайней мере, давало слабое оправдание, если кто-нибудь из Долара или Харчонга задавал вопросы, поскольку шкипер рыбацкого судна всегда мог объяснить, что у него не было другого выбора, кроме как отдать свой улов, когда десятипушечная чарисийская шхуна подплыла к борту и "предложила" ему это сделать. На самом деле, он искал "Флэш" - или один из других кораблей Мэнтира - специально для того, чтобы продать им свою информацию. Что в большинстве обстоятельств вызвало бы у Мэнтира крайние подозрения.
   Но эта конкретная рыбацкая лодка была одной из постоянных на берегу Долара, и во время пребывания эскадры на острове Тров ее шкипер действительно продал им много рыбы. Как и большинство уроженцев Харчонга, он ежедневно молился, чтобы Бог и архангелы сохранили чиновников харчонгской бюрократии в безопасности, ну, в общем, счастливыми... и далеко-далеко от него, и это сделало базу на острове Тров одним из его любимых портов. От чарисийской эскадры он получал гораздо лучшую цену за свой улов, чем мог когда-либо получить в другом месте, и ему не приходилось платить обычную долю начальнику порта и полудюжине других мелких чиновников.
   В ходе своих тайных сделок он и Мэнтир встречались несколько раз. Фактически, адмирал время от времени выпивал с этим человеком стаканчик виски, и во время этих встреч между ними возникло нечто более близкое, чем чисто профессиональные отношения, но все же слишком далекое, чтобы соответствовать описанию "дружбы". Мэнтир никогда не сомневался, что рыбак был таким же хитрым, каким и казался. Он должен был знать, что истинная причина, по которой иностранный адмирал водил дружбу со шкипером скромного рыбацкого судна, заключалась в том, что адмирал, о котором идет речь, намеренно культивировал источники информации. Интересной вещью была его явная готовность к тому, чтобы его культивировали. Учитывая, сколько причин у низкорожденных харчонгцев было не любить свою собственную аристократию и коррумпированных бюрократов, которые ей служили, определенная готовность оказать этим аристократам и бюрократам медвежью услугу была достаточно понятна. Однако совсем другое дело - сделать то же самое с Церковью, и все же Мэнтир пришел к выводу, что у шкипера были свои причины поступать именно так.
   Так что нет, он не был готов проигнорировать информацию этого человека и скрытое предупреждение. Это также не означало, что он был готов принять это некритично, но это довольно хорошо сочеталось с другими фрагментами информации, которые он смог собрать. И для Тирска это был бы в высшей степени разумный способ действовать дальше.
   Ты неплохо подпалил им бороды в Ю-Шее, - сказал он себе, все еще наблюдая за зловещей стеной пурпурно-черного облака, марширующего к нему. И только Лэнгхорн знает, сколько тысяч марок военно-морских запасов и артиллерии ты отправил на дно. Но если у Тирска действительно так много кораблей в море, вам, вероятно, пора отправляться домой. И чертовски точно, что ты не хочешь, чтобы тебя унесло в залив еще глубже, чем могло бы!
   Проблема заключалась в том, что он, возможно, не очень хорошо контролировал, куда его несло.
   - Хорошо, Рейф, - сказал он. - Не думаю, что погода станет лучше, и я бы предпочел, чтобы никто из нас не был сбит с толку посреди ночи чем-то, чего мы не могли предвидеть.
   - О, думаю, что смогу с этим смириться, сэр.
   - Хорошо. - Мэнтир оскалил зубы, затем поморщился. - Боюсь, станет намного хуже, чем сейчас. Передайте сигнал, пока у нас еще достаточно света. Всем снять верхушки мачт. Затем я хочу, чтобы были сняты бом-брам-стеньги и брам-стеньги и подготовлены штормовые паруса.
   Магейл приподнял одну бровь. Мэнтир, очевидно, ожидал, что погода станет намного хуже. Либо так, либо он внезапно стал гораздо более робким, чем Магейл когда-либо видел его раньше.
   Он оглянулся на зловещий западный горизонт и решил, что адмирал был прав.
   - Да, сэр. Я займусь этим немедленно, - сказал он.
  
   .II.
   КЕВ "Ракураи", 46, залив Долар
  
   В полутора тысячах милях к востоку от острова Кло КЕВ "Ракураи" медленно, но неуклонно плыл на запад. Уже наступила ночь, и граф Тирск стоял на юте "Ракураи", зажав трубку в зубах, и смотрел в ясное, усыпанное звездами небо.
   Он перевел взгляд с небес на другой звездный пейзаж - на этот раз на бегущие огни флота.
   Его флота.
   В этом флоте было сорок два галеона, более половины всей доли королевства Долар в огромном новом флоте Матери-Церкви. Двадцать восемь были переоборудованными торговыми галеонами, как и сам "Ракураи"; остальные четырнадцать, однако, были специально построенными военными галеонами, братьями "Гранд-викара Мариса" сэра Даранда Росейла. На самом деле, как и обещал Тирск, присутствовал сам "Гранд-викар Марис", и при этом с флагом командующего дивизионом. Тирск все еще считал Росейла высокомерной, самоуверенной, аристократической занозой в заднице, но нельзя было отрицать, что этот человек был бойцом. Тирск был готов закрыть глаза на многое, когда человек продемонстрировал явное мужество, которым, очевидно, обладал Росейл.
   Насколько он мог приблизительно оценить численность чарисийской эскадры, в ней не могло быть больше двадцати пяти галеонов. И у них не было столько шхун, сколько он отправил бы в подобную экспедицию. Поскольку со стороны чарисийцев не было никаких свидетельств какой-либо внезапной нехватки легких крейсеров, он мог списать их отсутствие только на серьезную оплошность с чьей-то стороны. Что было довольно обнадеживающим. Было приятно осознавать, что даже чарисийцы могут облажаться.
   Цель, Ливис, - напомнил он себе, - состоит в том, чтобы позволить им облажаться.
   Его губы дрогнули при этой мысли, но он взял за правило размышлять об этом по крайней мере раз в день.
   Действия у острова Дрэгон дали епископу Стейфану необходимые аргументы, чтобы предотвратить требования о поспешных действиях со стороны политических врагов Тирска. Флот Долара, возможно, и потерял "Принс оф Долар", - язвительно заметил епископ, - но его корабли проявили себя неизмеримо лучше, чем кто-либо другой, кто скрестил оружие с имперским чарисийским флотом. В сложившихся обстоятельствах властям на берегу следовало постараться выполнить требования адмирала Тирска, чтобы он мог подготовить решающий удар, вместо жалоб на то, что он "недостаточно старался". Тирск не был точно уверен, как епископ Стейфан сообщил об этом действии в своих семафорных депешах в Храм, но, как бы он это ни описал, Аллейн Мейгвейр твердо встал на сторону епископа.
   И это, как они сказали, было так. По крайней мере, сейчас.
   Все хорошо и прекрасно, - подумал он сейчас. - На самом деле, лучше, чем ты когда-либо действительно ожидал, что тебе сойдет с рук до того, как Торэст отправит тебя на берег... при условии, что тебе повезет настолько, что на этом все закончится. Но теперь тебе предстоит доказать, что епископ Стейфан был прав, поддержав тебя. А это значит найти себе несколько чарисийцев и выбить из них все живое дерьмо... что и привело тебя в этот прекрасный вечер за три тысячи миль от дома. Так почему же ты не радуешься тому, что находишься здесь?
   Бывали времена, как бы мало он ни был готов шепнуть об этом живой душе, когда Ливис Гардинир, граф Тирск, задавался вопросом, не лучше ли Церковь Чариса понимает, чего на самом деле хочет Бог, чем Мать-Церковь. Или, по крайней мере, чем храмовая четверка. Это была мысль, которая приобрела большую, более ядовитую силу после того, как Жэспар Клинтан зачистил викариат и официально объявил священную войну. Ставки были выше, чем когда-либо, и он не хотел думать, что может оказаться не на той стороне. Не хотел даже думать о том, что его меч может служить Тьме, а не Свету. Но он был тем, кем он был - сыном Матери-Церкви, аристократом Долара, вассалом короля Ранилда и адмиралом королевского флота Долара - и все эти люди воевали с Чарисийской империей.
   Он не мог этого изменить, даже если бы захотел, и, если быть до конца честным, всякий раз, когда вспоминал Рок-Пойнт и Крэг-Рич... и ультиматум, который принц Кэйлеб предъявил ему на следующее утро после Крэг-Рич, он не хотел менять.
   Нет, - подумал он, вынимая трубку изо рта и приминая табак большим пальцем. - Счастлив ты или нет, но для разнообразия выбить дерьмо из нескольких чарисийских галеонов действительно может казаться определенно привлекательным, не так ли?
   Он взял трубку обратно в рот, затем сунул щепку смолистого дерева в пламя нактоузного фонаря, освещавшего карту компаса для рулевого, и использовал ее, чтобы снова зажечь табак. Он пыхтел, пока трубка не затянулась как следует, затем перебросил щепку через поручень. Она описала дугу от юта в море, как крошечная падающая звезда, и он еще раз оглянулся на огни своего флота, удовлетворенно кивнул и направился вниз.
  
   .III.
   КЕВ "Дансер", 54, залив Долар
  
   Были времена, - подумал Гвилим Мэнтир, - когда было бы гораздо приятнее ошибиться. Без сомнения, его репутация пророка погоды пострадала бы, но он бы в любом случае предпочел такой урон, чем столкнуться с тем, что, вероятно, было самым сильным штормом, с которым он когда-либо сталкивался на море.
   Пурпурно-черные тучи заката продолжали свое безжалостное наступление, и ветер перешел от пронзительного воя к реву, к бешеному крику. Как он и опасался, набиравший силу шторм не позволил его галеонам продолжать свой курс к острову Кло. Они были вынуждены остаться под штормовыми стакселями на фок- и грот-мачтах, и похожими на гусиные крылья грот-марселями. Он приказал, чтобы бом-брам-стеньги и брам-стеньги были спущены, скорее по наитию - предчувствию - чем по чему-либо еще, но был рад, что сделал это.
   Он вцепился в поручни юта с обернутым вокруг груди спасательным линем, уставившись в небеса, несмотря на всю жизнь, проведенную в море, охваченный благоговейным страхом перед кипящей яростью цвета индиго. Молния заикалась и вспыхивала, взрываясь, как собственный Ракураи Лэнгхорна, длинными неровными полосами, похожими на трещины между Творением и Адом. Канонада собственного небесного грома была слышна даже сквозь рожденный адом вой ветра и чудовищную, грохочущую ярость моря. Волны вздымались на высоту тридцати футов и более, с длинными нависающими гребнями. Поверхность моря была полностью покрыта длинными белыми пятнами пены, лежащими вдоль направления ветра, а гребни волн представляли собой белые взрывы разорванной ветром пены. Воздействие этих могучих волн было подобно удару, бьющему по костям и сухожилиям его кораблей, а ледяной дождь, бивший так сильно, что фактически смывал соленый привкус летящих брызг с его губ, стучал струями по его дождевику, как кулаки с игольчатыми наконечниками. Он мог видеть только три других корабля, несмотря на огненное свечение бело-голубых молний - остальные были скрыты дождем, брызгами и горами самих волн.
   Это был, пожалуй, самый страшный, волнующий момент в его жизни, и он почувствовал, как его губы с вызовом разжались, когда он вцепился в поручни своего флагмана и почувствовал, как его гибкая, вибрирующая сила борется с яростью моря.
   Ему нечего было делать на этой палубе, и он это знал. Он был флаг-офицером, а не капитаном, и не нес прямой ответственности за поведение "Дансера"... или за выживание. Он никогда так хорошо не осознавал свой статус пассажира, как в этот момент, и ему было интересно, возмущается ли капитан Магейл его присутствием на палубе. Думает, что это случай нервного адмирала, заглядывающего через плечо своего флаг-капитана?
   Он надеялся, что нет, потому что правда заключалась в том, что он полностью верил в Рейфа Магейла. Просто в эту ночь, в разгар такого шторма, как этот, он просто не мог оставаться в своей каюте, пока его дико дергающаяся койка раскачивалась на подвесках палубы.
   Но была и другая причина, по которой он был здесь, потому что, если только инстинкты не обманули его, это великолепное, злобное чудовище шторма еще не достигло своей полной ярости. Он всегда слышал, что штормы, рождающиеся в Великом Западном океане, не похожи ни на какие другие, и всегда относился к этим утверждениям с изрядной долей скептицизма. Эта ночь превращала его в верующего. Он пережил два урагана, ни один из которых на самом деле не застал его в море, и, вглядываясь в ярко освещенное сердце живой ярости этого шторма, знал, что тот быстро приближается к этому уровню насилия. И на этот раз он не был в безопасности на берегу.
   Как раз то, что мне не нужно, - мрачно подумал он.
   Он знал, что шторм с каждым часом все глубже загонял его галеоны в залив Долар. Чего он не знал, так это смогут ли они вообще держать какие-либо паруса или у капитана Магейла не будет другого выбора, кроме как поставить "Дансера" против ветра под голым рангоутом. Сухопутный житель может не поверить, что корабль действительно может двигаться вперед без единого куска парусины, но сопротивления ветру его стоячего такелажа и свернутых парусов было бы более чем достаточно, чтобы вести его в подобных условиях, в то время как любой парус, который он мог бы установить - даже штормовые стакселя тройной толщины - в любой момент может сорваться и нанести серьезный ущерб наверху.
   В данный момент, несмотря на бушующую ярость шторма, его опытному глазу было ясно, что "Дансер" не находится в непосредственной опасности. Он мог пошатываться, как воинственный пьяница качает головой, когда еще одна огромная волна набрасывалась на него, проносясь в зеленой и кремовой ярости по его палубам. Он мог пьяно покачиваться, мог стонать и скрипеть каждой доской и брусом, в то время как ветер завывал в его саванах. И он знал, что насосы работают, справляясь с водой, которая умудрялась заплескиваться по краям даже самого плотно закрытого орудийного порта, пробиваться сквозь самые плотно задраенные решетки люка. Без сомнения, все больше воды просачивалось через его швы, когда он работал в бурном морском потоке, но его это не волновало. Это было всего лишь еще одним свидетельством его истинной силы, гибкой прочности, которая позволяла ему сгибаться и гнуться, уступая в достаточной степени силам, бьющим по его корпусу.
   Но как бы хорошо он ни переносил ярость моря, он не мог стоять неподвижно перед его лицом. Он не мог видеть, как на сотни миль к северу и югу простирается земля, когда континенты Уэст-Хэйвен и Говард протянулись, чтобы охватить его корабли, но знал, что она там.
   По одной вещи за раз, Гвилим, - сказал он себе. - По одной вещи за раз. Сначала мы выживем... Потом будем беспокоиться о Тирске. Кроме того, - он почувствовал, что снова скалит зубы, - если он в такую ночь в море со своей кучкой зажатых сухопутных солдат, у него достаточно своих забот, чтобы беспокоиться о том, чтобы оставить нас в покое, черт возьми!
  
   .IV.
   Теллесбергский кафедральный собор, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   Мерлин Этроуз подозревал, что императрица Шарлиэн скажет ему несколько едких слов, как только поймет, что происходит. Если уж на то пошло, он был вполне уверен, что заслужил бы острые замечания императрицы о своем характере, если не те, которые она могла бы высказать о его интеллекте. Однако он был готов принять это так, как есть.
   Кроме того, Кэйлеб был прав, - мрачно подумал Мерлин, взглянув на многоцветный блеск витражей собора, освещенных утренним солнцем Теллесберга. - Последнее, что ей нужно сегодня, в такой день, - это подобное отвлечение внимания!
   В этот момент архиепископ Мейкел Стейнейр, во всей красе своих епископских регалий, в короне, сверкающей рубинами, стоял перед алтарем, его лицо расплылось в широкой улыбке, когда ее императорское величество Шарлиэн Эйлана Жинифир Алисса Тейт Армак направилась к нему по дорожке богатого малинового ковра сквозь громкие голоса из кафедрального хора. Ее сопровождал его императорское величество Кэйлеб Жан Хааралд Брайан Армак, а на руках она несла яростно протестующую наследную принцессу Эйлану Жанейт Нейму Армак.
   Длинные черные волосы императрицы рассыпались по плечам, ограниченные только светло-золотым ободком простой присутственной короны. Ее платье было таким же простым, лишенным сложной вышивки, без единого драгоценного камня, который сверкал бы и танцевал в разноцветном солнечном свете собора, и Кэйлеб был одет так же просто, когда шел рядом с ней. Вместо короны на нем было изумрудное ожерелье, которое было символом короля Старого Чариса, но не было никаких других украшений, кроме обручальных колец, которые носили они оба. Они могли бы быть любой чарисийской парой, пришедшей, чтобы их новорожденная дочь была благословлена и крещена их деревенским священником, но ни одна деревенская церковь никогда не была такой переполненной и трепетно внимательной, как Теллесбергский собор в этот день.
   Нет, - подумал Мерлин. - У нее и так достаточно забот, и слишком важных, чтобы никто из них не отвлекался, пока мы не закончим с этим.
   Конечно, сегодня было нечто большее, чем просто день присвоения имени. Все в Теллесберге уже точно знали, кто такая кронпринцесса Эйлана, но этим утром было официальное подтверждение ее личности - юридическое свидетельство ее родителей и светских и церковных лордов империи Чарис о том, что она была не просто самой юной из ее подданных, но в своей крошечной личности наследницей ее трона - объединенных корон Старого Чариса, Чисхолма, Эмерэлда, Зибедии, Корисанды и (хотя никто еще этого не знал) Таро. Правда, это была формальность, но существенная формальность, которая не допускала никаких конкурирующих отвлекающих факторов.
   Однако она все равно будет злиться, - признался он себе. - Она уже достаточно разозлилась из-за того, что Симаунт не был полностью введен внутрь. Когда она узнает, что я велел Сове закрыть ей доступ к любым снимкам снарков о Гвилиме и его эскадре, она будет готова жевать подковы и выплевывать гвозди.
   Единственной хорошей новостью было то, что по собственному предложению Кэйлеба он сделал то же самое, когда дело касалось императора. В отличие от Шарлиэн, Кэйлеб знал о воющем шторме, который окутал галеоны Гвилима Мэнтира, но его собственный доступ к орбитальным снаркам был временно закрыт. Он знал, что была буря, а это было больше, чем знала Шарлиэн, но это было все, что он знал, и Мерлин был весьма впечатлен его актерскими способностями.
   Нет, не "актерские способности", - поправил себя Мерлин. - Это неправильный термин. Это подразумевает какую-то... ложь, а не то, что здесь происходит. Он просто сосредоточен, концентрируется на этом событии, и в этом фокусе нет ничего ложного или предполагаемого. Я думаю, что меня действительно впечатляет тот факт, что он может сосредоточиться на этой церемонии, в то время как в глубине души он должен сильно беспокоиться о том, что может случиться с Гвилимом.
   Середина утра в Теллесберге была серединой ночи на подходах к заливу Долар, и в глубине своего собственного мозга Мерлин наблюдал, как крошечные бусинки света ползут по карте, когда эскадра Мэнтира продвигалась все глубже и глубже в залив.
   Хотел бы я знать, что у него есть связь, - с горечью подумал Мерлин за своим невозмутимым выражением лица. - И все же, даже думая об этом, он знал, что это ничего бы не изменило. Знать, что надвигается шторм, было очень хорошо, но это предварительное знание ничего не стоило для флота деревянных парусных галеонов, слишком медленных, чтобы отойти с пути бури. Даже Сова был застигнут врасплох скоростью, с которой возникла массивная штормовая система, и к тому времени, когда ИИ узнал об угрозе, Мэнтир уже направлялся к острову Кло. В отсутствие какого-либо более близкого дружественного порта у него действительно не было другого выбора, кроме как продолжать делать то, что он уже начал.
   Все это было в достаточной мере правдой, но то, что уже произошло, не касалось Мерлина. Все модели Совы совпадали; когда центр шторма обрушится на побережье Тигелкэмпа, он потеряет большую часть своей силы, что во многих отношениях было неплохо. Но все эти модели также настаивали на том, что галеоны Гвилима Мэнтира в первую очередь собирались принять на себя основной удар - уже принимали на себя основной удар.., а эскадра графа Тирска, расположенная далеко на северо-востоке, не принимала. Ничто не могло сравниться с тем, что переживали корабли Мэнтира, и доларцев просто ждало испытание тяжелой погодой, потому что Тигелкэмп собирался сломать худшую часть штормовой мощи, прежде чем она достигнет их. Хуже того, если бы Тирск отреагировал так быстро и разумно, как опасался Мерлин, его галеоны смогли бы пробиться под защиту залива Сарэм, на побережье провинции Стен, до того, как их настигнет вся ярость ветра и волн.
   И пока они это делали, Гвилим Мэнтир неуклонно и беспомощно приближался все ближе и ближе к их ожидающим рукам.
   Мерлин Этроуз мог изменить это не больше, чем императрица Шарлиэн, и он знал это. Но, по крайней мере, если бы у Мэнтира был коммуникатор, его можно было бы предупредить о присутствии Тирска. Он мог быть предупрежден о потенциальной угрозе, и...
   И что, Мерлин? - резко спросил он себя. - Он уже полностью осознает, что Тирск почти наверняка где-то в море и ищет его. Вот почему он в первую очередь направлялся на остров Кло! И если бы была хоть одна чертова вещь, которую он мог бы сделать, чтобы его не загнали на восток, неужели ты думаешь хоть на минуту, что он бы уже этого не делал?
   Это было правдой, и он знал это, и ему хотелось заставить себя перекрыть себе доступ к снарку - по крайней мере, достаточно долго, чтобы завершить эту церемонию. Но он не мог. Он просто не мог, и поэтому укрылся за строгим "дежурным" фасадом сейджина Мерлина, в то время как в глубине души продолжал наблюдать за этими крошечными бусинками света, неуклонно ползущими на восток.
  
   .V.
   К востоку от Харчонг-Нэрроуз, залив Долар
  
   Гвилим Мэнтир не был удивлен своей усталостью. После предыдущих трех дней он был бы поражен, если бы его колени не казались слишком нестойкими, а глаза не болели.
   Он потянулся и зевнул, оглядывая ют "Дансера" в утреннем свете. Его флагман прошел через бурю более или менее целым, но не остался невредимым. Несмотря на отправленные вниз бом-брам-стеньги и брам-стеньги, он потерял грот-стеньгу и бизань-стеньгу, когда разбойная волна перевернула его почти до концов рей. Он устоял - на что он не был бы готов поспорить в тот момент - но сильный крен, когда он качнулся в другом направлении, выбил из него стеньги двух мачт.
   Хорошей новостью было то, что ветер продолжал отступать. К настоящему времени он был с юго-юго-востока, достаточно далеко от носа, чтобы "Дансер" мог снова держать курс на запад, идя левым галсом под гротом, бизанью и фок-марселем. Это был неуклюжий, плохо сбалансированный набор парусины, но это было лучшее, что мог сделать капитан Магейл, пока он не сможет поднять запасные мачты и реи. К сожалению, когда спустили брам-стеньги и бом-брам-стеньги грот-мачты и бизань-мачты, их связали вместе с ранее спущенными верхушками мачт. Они все свалились за борт, а это означало, что их тоже нужно было заменить. Мало того, что это потребовало бы дополнительного времени, но у "Дансера" на борту было не так много запасного рангоута. Все, что они могли придумать, в лучшем случае будет на скорую руку, по крайней мере, до тех пор, пока капитан Магейл не сможет вернуть их на остров Кло и выполнить надлежащую работу.
   Похоже, что в конце концов пригодятся некоторые из тех каботажных судов, полных военно-морских запасов, которые мы отправили прямо на остров Кло, - подумал он с некоторым удовольствием. Идея использовать собственный рангоут королевского флота Долара для устранения повреждений ему очень понравилась.
   И хорошо, что они у него были, - подумал он, и его улыбка исчезла, потому что "Дансер" был не единственным галеоном, получившим повреждения оснастки. Неудивительно, что шторм разметал его корабли. В данный момент в поле зрения было только шесть из них, включая "Дансер", и четверо потеряли свои реи, паруса или мачты. Фактически, КЕВ "Рок-Пойнт" потерял всю свою фок-мачту, и на его палубах кипела деятельность, когда его капитан готовился к замене. С юта "Дансера" это выглядело так, как будто он использовал запасную грот-рею, которая, вероятно, будет служить достаточно хорошо, пока они не смогут установить надлежащую мачту в бухте Хардшип.
   Настоящим чудом, по мнению Мэнтира, было то, что КЕВ "Мессенджер", самая малая из приписанных к эскадре шхун, не только пережила шторм в целости и сохранности, но и позже фактически обнаружила флагманский корабль. То, как лейтенант-коммандер Гразэйэл справился с обоими этими подвигами, было больше, чем адмирал был готов предположить на данный момент, но это, безусловно, подтвердило его и без того высокое мнение о морском мастерстве Гразэйэла.
   Этого молодого человека ждут большие и лучшие дела, - подумал Мэнтир. Затем его губы дрогнули. - Конечно, отказ от чего-то столь живого, как "Мессенджер", в обмен на большой, неуклюжий галеон, возможно, не покажется ему "лучшей вещью", по крайней мере на первый взгляд. Хотя я уверен, что он это переживет.
   В данный момент "Мессенджер" находился далеко на востоке, настороженно следя за горизонтом. Мэнтир все еще не был точно уверен, насколько глубоко их загнало в залив Долар, но его лучшая догадка привела его к востоку от Харчонг-Нэрроуз, примерно четырехсотпятидесятимильного участка между мысом Сэмюэл провинции Стен на севере и северным побережьем провинции Кузнецов на юге. Это отбросило его почти на тысячу двести миль от острова Кло, что в сочетании с поврежденной оснасткой его кораблей должно было превратить возвращение на остров в медленную, тянущуюся, непреодолимую боль в заднице. В то же время он на самом деле не ожидал, что весь доларский флот направится прямо на него. Как бы жестоко шторм ни обошелся с его собственными опытными, хорошо обученными, подготовленными кораблями, ему было неприятно думать, что бы он сделал с менее опытным флотом. Если бы граф Тирск и его галеоны встали на пути этого шторма, им бы повезло, если бы они не потеряли целые корабли, не говоря уже о случайных мачтах или реях.
   Он отступил в сторону, когда лейтенант Йерман Сисмоук, первый лейтенант "Дансера", и его боцман готовились к подъему сменной бизань-стеньги. Для этого Магейл использовал запасную фок-стеньгу, которая была немного длиннее, но примерно того же диаметра, что позволило бы ей пройти в отверстие в гнезде низа мачты, как только она будет установлена. Оставшийся обломок бизань-стеньги был опущен на палубу, а гардели, верхний канат и прикрепленный снизу гнезда верхний блок уже были на месте. Теперь люди на тяговом конце верхнего каната напряглись, и сменная стеньга начала медленно подниматься вверх, удерживаемая канатом, проходящим через шкив в ее пятке. Она была длиннее, чем высота низа мачты над палубой, поэтому было необходимо выдвинуть пятку новой стеньги вперед, опустив ее через снятые решетки палубы, чтобы получить достаточный зазор для ее подъема, но Сисмоук и боцман хорошо держали ситуацию под контролем, и Мэнтир наблюдал за этой эволюцией с удовлетворением.
   - Извините меня, сэр.
   Мэнтир повернулся на вежливо повышенный голос и улыбнулся лейтенанту Разману. Молодой чисхолмец с каштановыми волосами выглядел таким же усталым, как и Мэнтир.
   - Нейклос, э-э... просил сообщить вам, что ваш завтрак готов. Думаю, он немного раздражен тем, что сегодня утром не смог предложить вам свежие яйца.
   Выражение лица Размана было восхитительно серьезным, но уголки его губ дрогнули, и Мэнтир фыркнул. И курятник, и вивернарий (виверн и цыплят нельзя было содержать вместе, потому что первые имели привычку есть вторых) были смыты за борт во время шторма. Мэнтир был благодарен, что все было не намного хуже, но Нейклос Валейн явно воспринял как личное оскорбление то, что первая горячая еда, которую он смог предложить своему адмиралу за четыре дня, была далеко не идеальной.
   - Уверен, что он... я имею в виду, немного выведен из себя, - сказал адмирал. - Что, вероятно, означает, что я не должен заставлять его ждать. Полагаю, ты присоединишься ко мне, Данилд?
   - Спасибо, сэр. Я так и сделаю.
   - Тогда давай смело пойдем с тобой к дракону в его логово.
   ***
   Мэнтир как раз допивал третью чашку чая, чувствуя себя приятно сытым (свежие яйца или нет), когда кто-то постучал в дверь каюты.
   Валейн поспешил открыть ее, и адмирал поднял глаза, затем поднял брови и опустил чашку, когда капитан Магейл вошел в каюту.
   - Прошу прощения за то, что прервал ваш завтрак, сэр Гвилим. - Флаг-капитан не мог бы говорить более вежливо, но что-то в его манерах зазвенело тревожным звоночком в глубине мозга Мэнтира.
   - Все в порядке, Рейф, - ответил он, ставя чашку на блюдце. - Мы с Данилдом только что закончили. Что я могу для вас сделать?
   - Сэр, мы только что получили сигнал от "Мессенджера". Он сообщает о пяти парусах, все галеоны, курс почти точно на восток. По словам коммандера Гразэйэла, это погоня и четверо преследователей. И, - он спокойно встретился взглядом с Мэнтиром через стол для завтрака, - головной корабль несет цвета Чариса.
   ***
   Капитан Кейтано Рейсандо стоял на юте КЕВ "Ракураи", сцепив руки за спиной, и с яростным ожиданием наблюдал, как его корабль медленно, медленно догонял убегающий чарисийский галеон, в то время как трое его спутников, включая "Гардсмена" капитана Сейгана, изо всех сил двигались вслед за ним под всеми парусами, которые они могли нести. При обычных обстоятельствах "чарисиец" был бы быстрее, чем они, но, очевидно, шторм, разразившийся в заливе Долар, сильно потрепал его. Это выглядело так, как будто его грот-мачта могла сорваться во время шторма. Во всяком случае, должна была быть какая-то причина, по которой у него не было больше парусов, когда его преследовали с соотношением четыре к одному.
   В данный момент Рейсандо на самом деле не заботило, в чем заключалась чужая проблема. Что его волновало, так это то, что королевский флот Долара собирался отомстить за действия у острова Дрэгон. И, как и обещал граф Тирск, Рейсандо и его корабль будут впереди.
   Он повернулся и посмотрел за корму. За КЕВ "Симитэр", самым дальним кораблем его собственного небольшого отряда, он увидел верхушки мачт и бом-брам-стеньги по меньшей мере двух дюжин других кораблей. Корпуса некоторых из них были почти видны с юта "Ракураи"; остальные были более растянуты, рассеяны, поскольку каждый из них развивал максимальную скорость, на которую был способен, повинуясь сигналу графа Тирска "Общая погоня". Некоторые из более крупных, специально построенных галеонов, таких как "Гранд-викар Марис" сэра Даранда Росейла, который находился в хвосте формирования, когда началась погоня, неуклонно опережали своих более медленных переоборудованных из торговцев спутников благодаря своим более сложным и мощным парусным наборам. Но никто из них не собирался догонять "Ракураи" до того, как он догонит чарисийца, которого преследовал с самого рассвета.
   - Извините меня, капитан.
   Рейсандо снова повернулся вперед и оказался лицом к лицу с лейтенантом Манти, первым лейтенантом "Ракураи".
   - Да, Чарлз?
   - Сэр, с фок-мачты сообщают, что погоня подает сигнал.
   - Сигнализирует? - Рейсандо нахмурился. - Не думаю, что наблюдатель может видеть, кому она может подавать сигналы?
   - Нет, сэр. Пока нет, - ответил Манти... что не вызвало особого удивления. Кому бы ни подавал сигнал чарисиец, тот, должно быть, был далеко впереди, все еще за горизонтом от более отдаленных наблюдательных постов Рейсандо. Хотя, подумал он, кто бы это ни был, он не мог быть слишком далеко впереди, если был достаточно близко, чтобы прочитать сигналы погони.
   Он почувствовал, как его руки крепче сжались за спиной. Сигнальные флаги подразумевали, что кому-то нужно подать сигнал, и последние разведывательные донесения адмирала Тирска указывали на то, что чарисийский адмирал решил удалиться на остров Кло, по крайней мере временно, что, вероятно, означало, что они встретили шторм лицом к лицу. Если бы они были рассеяны в тяжелую погоду, это могло бы объяснить, что убегающий от Рейсандо одинокий чарисиец делал так далеко на востоке в полной изоляции.
   Но это также означало, что он и три корабля в компании с "Ракураи" могут быстро приблизиться еще к двадцати или около того чарисийским галеонам.
   Это было бы похоже на старую историю об охотничьих собаках, которые поймали ящера-резака, - подумал он с мрачным юмором. - С другой стороны, у меня есть граф и весь остальной флот под рукой для поддержки. Если уж на то пошло, всегда возможно, что этот парень передо мной подает сигнал пустому океану, надеясь, что он сможет обмануть меня, заставив думать, что у него есть поддержка под рукой.
   - Очень хорошо, Чарлз. Не уверен, достаточно ли близко остальная часть флота, чтобы прочитать наши сигналы, но просигнальте на "Симитэр". Пусть он повторит за флагманом. - "Неизвестное количество вражеских парусов впереди. Сигнал погони". - Он должен держать этот сигнал в воздухе до тех пор, пока его не заметит кто-нибудь за его кормой.
   - Сию минуту, сэр.
   Манти отдал честь, затем подозвал мичмана, в то время как капитан Рейсандо еще раз посмотрел вперед на покрытую пятнами от непогоды парусину корабля, которую тот медленно ремонтировал.
   ***
   - Еще один сигнал от "Мессенджера", сэр Гвилим.
   Голос капитана Магейла был более резким, и Мэнтир предупредил себя, чтобы лицо оставалось спокойным, когда он повернулся от кормовых иллюминаторов лицом к флаг-капитану. Лейтенант-коммандер Гразэйэл повел свою маленькую шхуну дальше на восток, пытаясь попасть в зону действия сигнала преследуемого галеона. Это вывело ее за пределы любого расстояния, на котором связисты "Дансера" могли считывать ее собственные сигналы. Теперь, почти два часа спустя, она еще раз приблизилась для уверенной сигнализации.
   - Да, Рейф? - спокойно спросил он, и Магейл взглянул на листок бумаги в своей руке.
   - Посыльный сигнализирует: "Погоня движется с востока на север, расстояние до флагмана тридцать миль. "Мессенджер" опознал "Тэлизмен". "Тэлизмен" сообщает о повреждении грот-мачты и преследовании четырьмя доларскими галеонами на удалении двенадцать миль, при собственной скорости шесть узлов. Также сообщает, что на востоке видно много дополнительных парусов".
   - Понимаю.
   Мэнтир снова повернулся к иллюминаторам, прислушиваясь к звукам, доносившимся с палубы над головой, когда команда "Дансера" с удвоенной энергией принялась за его ремонт. Не то чтобы это имело большое значение.
   Тридцать миль до "Тэлизмена" капитана Тимана Кларксейна. Еще двенадцать до его преследователей и, скажем, двадцать для тех "многих дополнительных парусов", о которых сообщил Кларксейн. Значит, пятьдесят миль. Ветер посвежел и подул еще дальше на восток. К настоящему времени дул сильный ветер - недостаточно сильный, чтобы существенно затруднить ремонт "Дансера", но и его ускорению он тоже не помогал. Конечно, он больше беспокоил "Рок-Пойнт", так как тот пытался заменить всю свою фок-мачту.
   Но что имело значение, так это то, что "Тэлизмен" делал не менее шести узлов, даже с повреждениями - И насколько велики повреждения наверху? - задумался он. Если он мог сделать так много, и его все еще догоняли, то его преследователи должны были быть способны по крайней мере, скажем, на семь. На данный момент "Дансер" мог делать, возможно, три, а "Рок-Пойнт" был еще медленнее. Это означало, что доларцы нагоняли его, осознавали они это или нет, со скоростью где-то около пяти узлов.
   Десять часов, - подумал он. - Не больше пяти, прежде чем их дозорные смогут нас увидеть, а еще даже не время обеда.
   Перед ним простирался долгий летний день Сэйфхолда. Оставалось по меньшей мере еще четырнадцать часов дневного света, и, как будто этого было недостаточно, луна только что перевалила за полнолуние, и он не видел на небе ни облачка.
   Они собираются догнать тебя, Гвилим, - холодно сказал он себе. - Это должно произойти. Итак, что ты с этим сделаешь?
   ***
   Ливис Гардинир, граф Тирск, посмотрел на карту, разложенную на столе в его каюте, обдумывая сигнал "Ракураи".
   По лучшим оценкам Тирска, любой, кому мог подать сигнал убегающий чарисийский галеон, должен был находиться по меньшей мере в пятидесяти или шестидесяти милях впереди. Обычно шансы обогнать чарисийцев в такую погоду были бы не очень велики - в среднем чарисийские галеоны были больше, могли нести больше парусов при заданном ветре, и, несмотря на любые улучшения в парусном вооружении доларского флота, паруса чарисийцев все еще были индивидуально больше и эффективнее.
   Но это в предположении, что они не повреждены, Ливис, и совершенно очевидно, что парень перед Рейсандо поврежден. Что означает...
   Он подавил волну предвкушения, но это было трудно. И что еще более усложняло ситуацию, так это то, что сценарий, разворачивающийся перед его мысленным взором, казался таким правдоподобным.
   Ему и его собственным галеонам посчастливилось добраться до убежища в заливе Сарэм, когда он понял, что погода ухудшается. Там, укрытые острыми, как рыболовный крючок, очертаниями мыса Сэмюэл, они благополучно пережили воющий шторм. Даже на их защищенной якорной стоянке два его корабля сорвало со своих якорей, но им удалось установить дополнительные якоря за достаточно короткое время, и никто никогда не подвергался какой-либо опасности.
   Он испытал облегчение от своей способности найти укрытие, потому что был уверен, что, несмотря на значительное улучшение парусной подготовки его экипажей, они потеряли бы корабли, если бы их застало в море. В этом тоже не было бы ничьей вины - просто последствия неопытности, одна из тех мелочей, которые сухопутные жители не учли, когда начали беспечно говорить о разбрасывании флотов. В то время он задавался вопросом, был ли захвачен какой-либо из кораблей его противника в открытом море, и получил ответ незадолго до рассвета.
   Капитан Рейсандо был не единственным человеком, преследовавшим этим утром чарисийский галеон. Еще три галеона Тирска находились почти в сорока милях к югу, преследуя в этот самый момент второго чарисийца. Собирались ли они догнать его или нет, было другим вопросом, но они были с наветренной стороны от него, заставляя его бежать дальше на восток - глубже в залив - чтобы ускользнуть от них. В отличие от добычи Рейсандо, оснастка второго чарисийца казалась неповрежденной, и ему удавалось увеличивать дистанцию между собой и преследователями, хотя и медленно. Но даже если бы ему удалось полностью избавиться от них, то все равно пришлось бы в конце концов пройти мимо остального флота Тирска, если бы он хотел вырваться из залива.
   Лучше того, у чарисийцев было не более двадцати галеонов, и если он уже знал, где находятся два из них, то не могло быть больше еще восемнадцати - максимум - над западным горизонтом "Ракураи".
   И даже с учетом кораблей, отправившихся в погоню за вторым чарисийцем, у него было тридцать девять.
   - Алвин, - сказал он, не отрывая взгляда от карты.
   - Да, милорд? - ответил коммандер Хапар.
   - Пусть капитан Бейкет подаст сигнал всем кораблям в строю. "Подозреваю максимум восемнадцать вражеских парусов, пеленг примерно на запад, расстояние пятьдесят миль. Поднимите все возможные паруса. Приготовьтесь к бою".
   ***
   Первый доларский галеон появился в поле зрения с юта "Дансера" сразу после полудня. На самом деле их было четверо, и два ведущих корабля больше часа обменивались дальним огнем с "Тэлизменом", прежде чем Мэнтир обнаружил их в свою собственную подзорную трубу. Маловероятно, что длинные четырнадцатифунтовые орудия "Тэлизмена" нанесут серьезный урон на таком большом расстоянии, и еще менее вероятно, что более легкие двенадцатифунтовые орудия доларцев смогут добиться многого. Особенно когда ни один из преследователей не мог задействовать больше двух орудий каждый, по сравнению с четырьмя кормовыми пушками "Тэлизмена". Конечно, такая возможность существовала всегда, и, как слишком ясно продемонстрировало собственная хромота "Дансера", повреждения оснастки могли серьезно ограничить способность корабля маневрировать. Более того, ветер был достаточно сильным, и все несли такой тяжелый груз холста, что даже повреждения, которые обычно были бы незначительными, могли быстро стать серьезными.
   Но "Тэлизмену" не посчастливилось нанести такой урон ни одному из его преследователей, и по мере того, как расстояние уменьшалось, отчеты капитана Кларксейна становились все более подробными... и безнадежными.
   Там было как минимум тридцать доларских кораблей. Если уж на то пошло, то теперь Мэнтир мог видеть со своих собственных шканцев по меньшей мере двадцать лучших игроков из них. И, в отличие от его собственного корабля, они явно не пострадали.
   Как, черт возьми, Тирску удалось это провернуть? - уголок мозга Мэнтира задавался вопросом почти непринужденно. Чертовски уверен, что он не мог пройти через то же, через что прошли мы! Так как же...?
   Залив Сарэм, - решил он. - Это был единственный ответ, учитывая относительное расположение двух сил и нынешнее направление движения доларцев. Им удалось укрыться в бухте, пережить шторм, а затем снова отправиться на охоту.
   И на этот раз им повезло.
   В теле сэра Гвилима Мэнтира не было пораженческой косточки, но он был реалистом, и даже с добавлением "Тэлизмена" к кораблям, уже находящимся в компании с "Дансером", у него было бы только восемь. Восемь... и только четыре из них были действительно чем-то, что он назвал бы маневренным. "Рок-Пойнт" и "Дансер", конечно, не были. "Дэмзел", одно из его перестроенных торговых судов, потерял фок- и грот-стеньги. Он был чуть в лучшей форме, чем "Дансер", но его ремонт шел медленнее. "Эвеланч", еще одно переоборудованное торговое судно, потерял свой кливер и бушприт, когда погрузился с головой в огромную волну. Общая площадь парусов, которую он потерял, была не так уж велика, но передние паруса были особенно важны, когда дело доходило до маневрирования. Что еще хуже, он потерял все четыре основных опоры, которые устанавливались между сложной конструкцией фок-мачты и бушпритом и обеспечивали каждую частицу ее поддержки спереди, что серьезно ослабило всю структуру его оснастки. Его команда установила запасную грот-брам-стеньгу в качестве укороченной замены, прикрепив ее к остаткам разрушенного бушприта, но она выступала вперед едва на двадцать футов. Это была неважная замена первоначальным девяноста футам длины бушприта и утлегаря. Сейчас они устанавливали новые стойки - или, во всяком случае, работали над этим, - но даже после того, как они это сделают, его фок-мачта будет гораздо более хрупкой, чем до шторма.
   "Дэшер" и "Дистракшн", два других оставшихся галеона, несли неповрежденный такелаж. В такую погоду, при любом старте, они могли четко показать свои пятки любому галеону Долара, когда-либо спущенному на воду. За исключением того, что ни один из их спутников не мог сделать то же самое.
   Гвилим Мэнтир тщательно обдумал свои ограниченные возможности и альтернативы. И затем, не колеблясь, он принял свое решение.
   - Поднимите сигнал для "Дэшера" и "Дистракшн", пожалуйста, - тихо сказал он.
   - Да, сэр, - так же тихо ответил лейтенант Разман.
   Через несколько минут ярко раскрашенные флажки развевались на ветру, жесткие и накрахмаленные, как хорошо откованный металл. Сам Мэнтир не поднял глаз к сигналу, хотя и увидел, как некоторые члены команды "Дансера" вытянули шеи, когда флажки спустились. Каждый человек на борту знал, что говорилось в сигнале; Мэнтир согласился с Рейфом Магейлом, что они имели право знать - знать как то, что решил их адмирал, так и то, почему он так решил.
   Ответ был достаточно прост. "Дансер", "Рок-Пойнт", "Дэмзел" и "Эвеланч" не могли бежать. "Дэшер", "Дистракшн" и - возможно - "Тэлизмен" могли бы. Так что те, кто не мог, собирались прикрыть побег тех, кто мог.
   Битва с коэффициентом восемь к одному может иметь только один исход. С другой стороны, второй вариант с коэффициентом десять к трем был ничуть не лучше, по правде говоря. Если уж на то пошло, то в конце концов вовсе не было уверенности, что "Тэлизмен" сможет оторваться от своих преследователей. Но таким образом, у тех, кто мог бы освободиться, было бы больше шансов сделать это, и, по крайней мере, Тирск считался благородным человеком. Когда кораблям Мэнтира придет время нанести удар, он надеялся, что они поймут, что это правда.
   Он наблюдал, как "Дэшер" и "Дистракшн" поднимают больше парусов, с большим давлением на парусину, в то время как "Рок-Пойнт", "Дэмзел" и "Эвеланч" повернули к невидимому побережью Тигелкэмпа, далеко на севере, принимая ветер почти мертвым за кормой, когда они образовали линию боя впереди и за кормой "Дансера". . . прямо поперек курса доларцев.
   - Подъем Номер Один, капитан Магейл, - сказал Мэнтир, наблюдая, как "Тэлизмен" приближается все ближе и ближе к его усеченной линии. Все четверо преследователей Кларксейна теперь стреляли из своих носовых пушек, и он даже увидел разорванный ветром клуб порохового дыма с бака еще одного доларского галеона, гораздо дальше за кормой.
   Он услышал радостные возгласы, когда на мачте "Дансера" взвился сигнал "Атаковать врага", но они были более приглушенными, чем обычно, эти радостные возгласы. Не менее решительные, но без высокого, уверенного драконьего рычания возвышенной уверенности Чариса, знания о том, что Чарис безраздельно властвует везде, где есть соленая вода. Он не винил за это людей. Действительно, его сердце наполнилось гордостью, когда они вообще выказали всеобщее одобрение, даже когда он плакал внутри из-за того, что собирался потребовать от них.
   Он стоял, пока тикали бесконечные минуты, прислушиваясь к приближающейся стрельбе, наблюдая, как впереди вспенивает воду "Тэлизмен", наблюдая, как белая вода вспыхивает вокруг его уреза, облака брызг летят, как сверкающие на солнце бриллианты. Теперь он был достаточно близко, чтобы он мог видеть, как разлетаются осколки, когда доларское ядро врезалось в вельбот на его четверти. Он мог видеть дыры в его спинакере, его бизань-марселе, его брамселе. Разорванные ванты свисали с борта, свисая с цепей бизань-мачты, как доказательство того, что еще одно доларское ядро нашло свою цель. И он мог видеть, как поврежденная грот-мачта опасно накренилась, даже под уменьшенным полотном, несмотря на запасную грот-рею, которую его команда приспособила, пытаясь укрепить ее.
   "Тэлизмен" подошел ближе, направляясь к линии своих соратников, и Мэнтир услышал, как его команда приветствовала его, когда искалеченные братья приготовились прикрыть его побег. Он увидел капитана Кларксейна, стоящего на своем юте и приподнимающего шляпу в молчаливом приветствии кораблям, готовым умереть, чтобы мог выжить его собственный корабль.
   Его преследователи резко замедлили ход, не желая плыть прямо на подготовленные к стрельбе борта четырех ожидающих чарисийских галеонов, и расстояние между ними и "Тэлизменом" внезапно увеличилось, когда чарисийский корабль проплыл прямо через промежуток, который Мэнтир намеренно оставил между "Дансером" и "Дэмзел".
   Он не удивился, увидев, что квартет доларцев разделился: двое пытались обойти его короткую линию, в то время как двое других пытались пройти за ней. Он не сомневался, что если бы они смогли подобраться достаточно близко, найти нужную позицию, они бы опасно обстреляли его ведущий и замыкающий корабли, проходя мимо. Он не собирался давать им такую возможность, и сомневался, что они этого от него ожидали. Они просто продолжали преследование своей первоначальной добычи - замедлились, вынуждены были опуститься за корму из-за блокировки линией кораблей Мэнтира, но не остановились. Он мог только надеяться, что отсрочки, которую он дал, будет достаточно, чтобы "Тэлизмен" восстановил достаточно сил, чтобы держаться подальше от них, по крайней мере, до темноты.
   Или, если уж на то пошло, чтобы "Дэшер" и "Дистракшн" отступили достаточно, чтобы прикрыть его, - мрачно подумал он.
   Он надеялся, что так все и получится, но теперь это было не в его власти. Его долг и его задача, как и его варианты, стали жестоко простыми, и он вспомнил битву при проливе Даркос. Вспомнил решение, принятое монархом в тот день. Пример и вызов, который мертвый король бросил своему флоту и своему королевству.
   - Сейчас у нас этот последний сигнал, Данилд, - сказал он почти мягко, и еще один подъем флагов заменил Номер Один. Это был более длинный подъем, с использованием большего количества флагов, потому что одно из слов не входило в числовой словарь и должно было быть написано полностью, но это было всего три слова.
   На мгновение не было слышно ни звука, кроме ветра и волн. Даже стрельба преследователей "Тэлизмена" стихла, когда новые курсы вывели их из игры. Но затем, когда люди на борту других кораблей короткой, обреченной линии Гвилима Мэнтира прочитали эти флаги или им прочитали их, начались аплодисменты. Жесткие, резкие, вызывающие, дикие приветствия - приветствия волчьего воя - он знал, что пробудят эти три слова. Он почувствовал, что снимает свою собственную шляпу, машет ею над головой, машет этим сигнальным флагам, и аплодисменты флагмана удвоились.
   Такое простое послание, но в то же время смысл, значение которого ни один чарисиец никогда не мог ошибиться, точно так же, как Мэнтир знал, что люди на его кораблях не ошиблись в нем.
   - Помните короля Хааралда, - говорилось в нем. И когда он слушал эти радостные возгласы, он знал - это все, что нужно было сказать.
  
   .VI.
   Императорский дворец, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   В библиотеке дворца Теллесберг было очень тихо. Солнце село, тьма опускалась на благоустроенную территорию, и высокие дедушкины часы в одном углу громко, размеренно тикали в тишине. Кронпринцесса Эйлана спала в своей колыбели рядом с матерью, хотя пройдет совсем немного времени, и она снова проснется, требуя следующей порции еды.
   Мерлин Этроуз был рад, что она это делает. Все они нуждались в этом подтверждении жизни, надежды и роста. Очень нуждались в этом в данный конкретный момент.
   - Я должен был настоять на отправке большего количества кораблей, - тихо сказал верховный адмирал Лок-Айленд по коммуникатору со своего далекого флагмана.
   - У нас не было их для отправки, Брайан, - так же тихо ответил Доминик Стейнейр. - Не тогда.
   - Кроме того, не то что это имело бы большое значение, - сказал Кэйлеб. - Не в этой ситуации. И если уж на то пошло, Гвилим не делал никаких ошибок. Проблема в том, что Тирск тоже их не сделал.
   - Это плюс шторм, - согласился Мерлин, разговаривая по своему собственному встроенному комму со своего поста прямо за дверью библиотеки. - Думаю, что в самом худшем случае он мог бы вступить в бой прямо на острове Кло, если бы у него были сосредоточены все одиннадцать кораблей, когда Тирск наткнулся на него. Предполагая, что он не мог просто убежать от доларцев.
   - Конечно, это была буря, - кивнул Кэйлеб. - Но это не имело бы значения против кого-то вроде харчонгцев - или даже против деснейрцев, на данный момент, - потому что их не было бы в море, когда это произошло. - Его кивок превратился в покачивание головой. - Мы все знали, что Тирск был их самым опасным адмиралом. Отношения, которые ему удалось наладить с Мейком, делают его еще более опасным, поскольку тот прикрывает его от политических врагов, но мы всегда знали, что он не понесет ошибок, которые совершат остальные их так называемые военно-морские командиры.
   - То, что точность наших прогнозов подтвердилась, на данный момент совсем не утешает, - с горечью сказал Лок-Айленд, и Мерлин снова полностью согласился.
   Позиция Гвилима Мэнтира успешно прикрыла побег "Дэшера" и "Дистракшн", когда они вдвоем отступили, чтобы защитить "Тэлизмен". Кейтано Рейсандо понял, что никто из его спутников не сможет присоединиться к нему... и что его квартет галеонов не мог сравниться с тремя специально построенными военными галеонами Чариса. Как только он согласился с этим, он повернул назад, чтобы присоединиться к общей атаке на искалеченную линию фронта Мэнтира.
   Фактически, единственными реальными недостатками в том, как Тирск вел бой, если их можно было назвать "недостатками", было то, как его капитаны позволили втянуть себя в линию Мэнтира, и отсутствие порядка, когда его корабли столпились, чтобы вступить в бой с чарисийцами. В своем стремлении схватиться его капитаны бросились на строй прямо перед ними и позволили кораблям, которые продолжали бежать, убежать. И когда они окружили короткую линию Мэнтира, они встали друг у друга на пути, превратив то, что должно было быть методичным уничтожением значительно превосходящими силами, в дикую, почти рукопашную схватку.
   На самом деле в этом не было ничьей вины. Приказ Тирска о "всеобщей погоне", несомненно, был правильным. Вместо того, чтобы ограничивать весь свой флот скоростью самого медленного подразделения, он высвободил его более быстрые подразделения, приказав каждому кораблю следовать в зависимости от скорости. Но это также означало, что его собственный флагман находился слишком далеко за кормой этих более быстрых спутников, чтобы он мог осуществлять тактический контроль, как только действительно началось сражение. Командующие его дивизионами предприняли усилия в этом направлении, но большинство из них все еще были слишком новичками в своих собственных командных обязанностях - и в потенциальном контроле, который позволяли их новые сигнальные системы, - чтобы установить настоящую дисциплину.
   Хорошей новостью с доларской точки зрения было то, что дисциплина рухнула из-за избытка агрессивности, а не колебаний. Но плохая новость заключалась в том, что Гвилим Мэнтир преподал им чрезвычайно дорогостоящий урок о разнице между упорядоченным строем и толпой.
   Чарисийская линия поддерживала железную дисциплину, поражая своих противников смертоносными точными залпами. Сокрушительная мощь этих тяжелых чарисийских орудий разила галеоны Долара, когда они попытались приблизиться, и не один доларский военный корабль, пораженный чарисийской артиллерией, отшатнулся в сторону, по крайней мере, ненадолго. В половине случаев, казалось, это приводило к столкновению с одним из их спутников, и некоторые из них полностью выходили из строя, сцепленные вместе перепутавшимся такелажем, пока их наказанные экипажи не могли их освободить.
   ***
   И все же, в конце концов, даже чарисийская дисциплина не смогла превзойти такое численное превосходство. Не тогда, когда их враги были так же готовы сражаться, как и они сами. В конце концов, в хаосе был наведен определенный порядок, причем сэр Даранд Росейл взял на себя ведущую роль в упорядочении, и доларская линия битвы объединилась. Фактически, две доларские боевые линии и чарисийские галеоны оказались в бою с обеих сторон одновременно и медленно превращались в руины.
   Это был конец. Не сразу, конечно. Чарисийские моряки были слишком упрямы, чтобы легко сдаться, и Гвилим Мэнтир был полон решимости забрать с собой как можно больше кораблей Тирска. Нанести как можно больше урона, вывести из строя как можно больше из них.
   Жестокая схватка длилась почти четыре часа - продолжалась до тех пор, пока все четыре чарисийских галеона полностью не лишились мачт. До тех пор, пока их борта не были пробиты пушечным огнем в упор. До тех пор, пока кровь не потекла из их шпигатов, а оставшиеся артиллеристы едва могли выкатывать свои орудия из-за тел на их пути. Они причинили не меньше потерь, сколько получили - Мерлин был уверен в этом, - но их собственные потери были душераздирающими. Пока невозможно было быть уверенным, даже со снарками, но он был бы удивлен, если бы экипажи Гвилима Мэнтира не понесли по меньшей мере шестидесятипроцентные потери до того, как все закончилось. Он надеялся, что переоценивает, что явная ярость схватки заставила его быть слишком пессимистичным. К сожалению, он не мог убедить себя, что так оно и было.
   И "Дансер" и три его спутника не были единственными потерями Мэнтира. КЕВ "Силверлоуд" был выброшен на берег и потерпел крушение в разгар шторма. Половина его команды погибла, когда он врезался в скалы среди тридцатипятифутовых волн; другая половина была окружена армией Харчонга... которая в процессе убила более половины выживших. КЕВ "Дифенс" просто затонул, внезапно опрокинутый огромной волной, которую никто не мог увидеть или избежать в темноте. Он почти мгновенно заполнился водой и пошел ко дну вместе со всей своей командой. И "Дэгер" в конечном счете был загнан в угол у подветренного берега тремя галеонами Тирска. Вынужденный сражаться с такими превосходящими силами, он хорошо зарекомендовал себя, прежде чем был вынужден сдаться, но было очевидно, что закончились те дни, когда доларский флот позволял запугивать себя, позволял Чарису диктовать условия битвы. И, наконец, КЕВ "Хауэлл бей" и КЕВ "Норт бей" все еще находились глубоко в заливе Долар, пытаясь различными путями вернуться обратно, не будучи перехваченными.
   Из девятнадцати галеонов Гвилима Мэнтира, включая захваченный "Принс оф Долар", восемь были разбиты, захвачены или уничтожены штормом, а еще два могли быть перехвачены, прежде чем они смогут вырваться из залива. Остальные уже достигли острова Кло или скоро достигнут его, и капитан Поэл, оставшийся старший офицер, получил последние приказы Гвилима Мэнтира. Учитывая потери, которые он уже предвидел, и очевидную силу доларцев в западной части залива Долар, эти инструкции были четкими, краткими и непоколебимыми.
   Это был только вопрос времени - и не так уж долгого - прежде чем Тирск двинется на остров Кло. Итак, пришло время отходить, и Поэлу было приказано эвакуировать морскую пехоту и все транспорты, прикрываемые оставшимися галеонами.
   Однако вместо того, чтобы отправиться на восток в сторону Старого Чариса, он должен был плыть на запад, в Чисхолм. На самом деле это было бы более короткое путешествие, и, учитывая возможности Долара, укрепление Чисхолма только что стало значительно более приоритетным.
   И все же истина заключалась в том, что чарисийская экспедиция не просто отступила, выполнив свою задачу. О, это было бы отступлением даже без шторма. И если бы это было так - если бы Мэнтир эвакуировал остров Кло, как планировалось, и снова отплыл домой - это было бы совсем другое дело. Но произошло совсем не то. Впервые одна из подчиненных Церкви военно-морских сил одержала однозначную победу над имперским чарисийским флотом. То, что произошло у острова Дрэгон, можно было оспорить в любом случае, заявив о тактической победе любой из сторон. То, что произошло в Харчонг-Нэрроуз, было неоспоримо.
   И правда в том, - бескомпромиссно сказал себе Мерлин, - что Тирск чертовски хорошо заслужил эту победу. Погода, возможно, помогла ему достичь ее, но вполне возможно, что мы пострадали бы еще сильнее, если бы не шторм. Он был ближе к Гвилиму, чем предполагал тот, и даже если его экипажи были менее дисциплинированными, чем ему хотелось бы, они были полны решимости. Если бы ему удалось вывести все сорок два своих корабля на подступы к острову Кло, как он планировал, особенно с ним самим во главе для поддержания тактической дисциплины, в то время как Гвилиму пришлось бы прорываться только с девятнадцатью военными кораблями и всеми этими беззащитными транспортами...
   Решение Мэнтира сражаться предотвратило, по крайней мере, это. Про себя Мерлин считал единственной реальной ошибкой Тирска за всю кампанию то, что граф Долара решил отвести свои собственные поврежденные корабли и их призы в Ю-Шей в бухте Швей для ремонта, прежде чем возобновить свое наступление. В некотором смысле, учитывая тот факт, что он не знал, где находятся другие галеоны Мэнтира, имело смысл избегать риска того, что его калеки и пленники могут быть атакованы неповрежденными военными кораблями Чариса. На самом деле, однако, Мерлин был уверен, что решение Тирска было продиктовано скорее желанием показать Ю-Шею, что доларский флот сделал с эскадрой, атаковавшей город. И чтобы убедиться, что его призы в конце концов действительно вернутся домой в залив Горэт. И не только потому, что они были его трофеями, хотя Мерлин никогда не сомневался, что у Тирска было, по крайней мере, достаточно обычного человеческого тщеславия, чтобы выставлять свои призы именно так. Нет. Эти захваченные чарисийские корабли должны были стать доказательством того, что его методы, его стратегия и его тактика действительно сработали. Что чарисийские эскадры могут быть побеждены... и что он был адмиралом, который мог нанести поражение.
   Может быть, мне следует пересмотреть свое решение не убивать его, - подумал он. - Он не хотел, чтобы у него вошло в привычку делать подобные вещи, но все же...
   - По крайней мере, сэр Гвилим все еще жив, - сказала Шарлиэн в тишине. Она была единственным участником беседы, кто никогда не знал Мэнтира лично, но то, что она знала о нем, ей понравилось. Теперь она посмотрела через люльку на своего мужа и протянула руку, чтобы с утешением положить ему на колено. - Мы уверены в этом, - напомнила она ему.
   - Да. - Он накрыл ее руку своей, затем глубоко вдохнул и улыбнулся ей. - Да, мы знаем. И, похоже, Тирск простил меня за то, что я бросил его и его людей на рифе Армагеддона после Крэг-Рич.
   Ему действительно удалось усмехнуться, и Мерлин мысленно фыркнул. Он был там, когда Кэйлеб предъявил свой ультиматум Тирску, и он знал, что император, по крайней мере, немного беспокоился о том, как Тирск может отреагировать в первый раз, когда чарисийцам придется сдаться ему.
   В любом случае, он обращался с Мэнтиром, его офицерами и людьми со строгой пристойностью в соответствии с военными обычаями Сэйфхолда. Его целители ухаживали за ранеными Мэнтира так же добросовестно, как заботились о своих собственных, и победители обращались с выжившими офицерами со всей вежливостью. Честно говоря, это было именно то, чего Мерлин ожидал от Тирска, хотя для него было огромным облегчением, когда его ожидания подтвердились.
   И было бы еще большим облегчением, если бы я мог быть уверен, что Тирску позволят оставить их, - мрачно подумал он. - Что является еще одной причиной не убивать его, черт возьми.
   Он фыркнул про себя, удивляясь, почему мысль об убийстве кого-то, кого он уважал, даже восхищался, показалась ему такой отвратительной, когда он убил бы того же человека в открытом бою без малейших угрызений совести.
   Думаю, у каждого где-то должен быть камень преткновения. И это не значит, что не было логических причин не убивать его. Если бы мы это сделали, и если бы это было очевидное убийство - или даже то, что Клинтан мог бы просто заявить, что это могло быть убийством, - это только усилило бы подозрения всех, кто думает, что Кэйлеб убил Гектора. Но даже это не самое худшее. Его убийство только освободило бы место для кого-то другого, возможно, одного из его "учеников", кого-то, кто уже впитал его собственные теории и планы, как Халинд. Возможно, они не так хороши, как он, но, вероятно, были бы достаточно хороши. А во-вторых, он прилично обращался со своими заключенными, по крайней мере до сих пор. Можем ли мы позволить себе убить кого-то на другой стороне, кто, похоже, полон решимости сделать это? Особенно после того, что Клинтан сделал с Уилсинами и их друзьями?
   Это было то, что беспокоило его больше всего в данный момент, - признался он себе. - Будет ли позволено Тирску сохранить за собой "своих" пленников? Или их поручат кому-то другому?
   Впервые у Церкви есть возможность заполучить в свои руки целую шайку чарисийских "еретиков", и молю Бога, чтобы они не сделали того, чего я опасаюсь по их поведению. Чистка Клинтаном викариата была достаточно скверной. Если он решит превратить это в религиозную войну, которую Старая Земля видела слишком часто, со зверствами, провоцирующими ответные действия, даже со стороны чарисийцев...
   - Как Клинтан отреагирует на это, по твоему мнению, Мерлин? - спросил Лок-Айленд, как будто читая мысли Мерлина, и Мерлин пожал плечами.
   - Не знаю, - честно сказал он. - На стольких уровнях, я не знаю. Но я точно знаю одну вещь.
   - Что? - спросил Кэйлеб, когда он сделал паузу.
   - Знаю, что нам, черт возьми, лучше бы добраться до Симаунта, и чтобы Хаусмин начал выпускать свои новые полые снаряды, - сказал ему Мерлин.
  
  
   СЕНТЯБРЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   Особняк сэра Корина Гарвея, и княжеский дворец, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Сэр Корин Гарвей вошел в свой кабинет со стаканом чисхолмского виски и подошел к своему столу. Свободной рукой он прикрутил фитиль масляной лампы, которую один из слуг зажег раньше вечером, и начал ставить стакан, затем резко остановился.
   На его столе лежал конверт. Он не оставлял его там, он на самом деле никогда не видел его раньше. С другой стороны, он действительно узнал почерк. Этот он уже видел раньше.
   Что ж, - подумал он через мгновение, - по крайней мере, на этот раз нет разбитого стекла.
   Он все же поставил виски и сел. Он смотрел на конверт еще несколько секунд, затем пожал плечами и поднял его.
   Как и в прошлый раз, там было несколько листов бумаги, но вместо пары нарисованных от руки карт, которые сопровождали первое письмо, сейчас было три. На этот раз не о тайных комнатах в монастырях, а о городе Тилита в графстве Сторм-Кип. Одна из них представляла собой подробно комментированную карту улиц с указанием имен и адресов. Некоторые имена он уже знал, о других он никогда не слышал, но подозревал, что, когда доберется до остальной части письма, выяснит, кто они такие. Вторая карта представляла собой схему Сторм-хауса, резиденции графа Сторм-Кип, помеченную аккуратными стрелками, указывающими на скрытые тайники с корреспонденцией и другими документальными доказательствами, а один небольшой номер был просто помечен как "комнаты епископа-исполнителя". И третий... Его глаза загорелись, когда он увидел склады и последовал за более аккуратными стрелками к местам, где хранились замаскированные ящики, прибывшие в Корисанду через Зибедию.
   Знаешь, я на самом деле не поверил тебе, когда ты рассказал мне обо всем этом, сейджин Мерлин, - подумал он, потягивая виски, прежде чем начал читать само письмо. - О, думаю, что интеллектуально сделал это. Но в глубине души я никогда по-настоящему не верил, что действительно существует такая обширная сеть сейджинов, разбросанных по всему миру. Но - он оглядел кабинет, посмотрел на закрытые и запертые стеклянные двери, ведущие в центральный сад, подумал о часовых вокруг особняка - не понимаю, кто еще мог проникнуть сюда и оставить это для меня!
   Он фыркнул от смеха, сделал еще глоток, затем встал и направился обратно к двери кабинета. Он открыл ее и посмотрел на часового снаружи.
   - Мне нужны посыльные, капрал.
   - Конечно, сэр! Сколько?
   - Ну, дай подумать. Мне нужен один к сэру Чарлзу Дойлу, один к моему отцу, один к графу Тартариэну и один к вице-королю генералу Чермину. - Глаза капрала с каждым именем становились все шире, но он только кивнул, и Гарвей улыбнулся ему. - Передайте майору Нейклосу, что я приказал выбрать хороших, надежных людей, которые, как он знает, будут держать рот на замке. К тому времени, когда они смогут собраться здесь, у меня будут для них записки, которые нужно будет доставить. О, и найди Йермана Улстина. Он мне нужен... и он захочет быть здесь.
   - Да, сэр! - сказал часовой и бросился вниз по коридору. Гарвей посмотрел ему вслед, затем подошел и сел за свой стол, вытащил из ящика несколько листов канцелярской бумаги, обмакнул ручку и начал писать.
   ***
   - Что все это значит, Корин? - проворчал сэр Райсел Гарвей, входя в зал заседаний. - Я только устроился на ночь, когда твой человек с грохотом постучал в парадную дверь!
   - Я прошу прощения за беспокойство, отец, но случилось кое-что.
   - Черт возьми, ты же знаешь, как я ненавижу эти слова! - проворчал граф Энвил-Рок, направляясь к своему креслу за столом совета. - За последние два проклятых года "кое-что" всегда "всплывало" в самый неподходящий момент!
   Он плюхнулся на стул, откинулся назад и посмотрел на старшего сына и зеницу своего ока с удивительно скудной благосклонностью. Его августейший и доверенный коллега-советник, граф Тартариэн, усмехнулся, и Энвил-Рок обратил на него свой сердитый взгляд.
   - Полагаю, ты думаешь, что это смешно? - потребовал он раздраженным тоном, хотя в его глазах, возможно, мелькнула искорка веселья. - Я случайно знаю, что ты обычно все равно не ложишься спать допоздна, вместо того чтобы засыпать в нормальное время. Ты, наверное, еще даже не поужинал, когда до тебя дошла записка этого молодого нахала!
   - Конечно, я этого не делал, - успокоил Тартариэн. - Как тебе будет угодно, Райсел. А теперь, если ты покончил с этим, возможно, мы могли бы перейти к делу?
   - Портит настроение, - пробормотал Энвил-Рок, но он также снова обратил свое внимание на своего сына. - Хорошо, Корин, - сказал он совсем другим тоном. - Что это?
   - Я только что получил свою собственную записку, отец, - ответил Гарвей. - Ту, о возможном получении которой сейджин Мерлин предупреждал меня.
   - А? - Энвил-Рок выпрямился, его глаза сузились.
   - Ты уверен, что это действительно от одного из таинственных... помощников Мерлина, Корин? - Тартариэн говорил немного настороженно, и Гарвей не винил его.
   - Не понимаю, как кто-то, кроме другого сейджина, мог доставить ее так, как она была доставлена. - Гарвей пожал плечами. - Она была на моем столе в моем запертом кабинете, когда я вошел после ужина, милорд. И в этом здании достаточно секретных материалов, чтобы его охраняли днем и ночью. Но кто-то все равно проник внутрь. Не собираюсь говорить, что сделать это было бы невозможно для кого-то другого, кроме сейджина, но это, безусловно, было бы трудно. И Чарлз, - он мотнул головой в сторону конца стола, где Чарлз Дойл изучал письмо, даже когда шел разговор, - уверен, что увиденное им до сих пор является подлинным. Вы знаете, что мы сами проводили небольшую проверку с тех пор, как сейджин Мерлин предупредил нас об этом его "северном заговоре". Мы не хотели опрокидывать тележки с картошкой или наступать на пальцы ног кому-либо из... коллег сейджина, поэтому мы не давили слишком сильно. Однако все, что мы обнаружили, согласуется с этим письмом.
   - Понимаю. - Тартариэн посмотрел на Энвил-Рока. - Райсел?
   - Если Корин и Чарлз удовлетворены тем, что это подлинно, то и я тоже, - выражение лица Энвил-Рока было таким мрачным, каким Тартариэн не помнил его когда-либо. - И, честно говоря, я так же рад это слышать. Мне нужны эти ублюдки, Тарил. Очень нужны.
   Гарвей тоже наблюдал за выражением лица своего отца, удивляясь тому, как изменилось отношение Энвил-Рока с тех пор, как он неохотно взял на себя роль регента отсутствующего князя Дейвина. Граф был ничуть не счастливее при мысли о том, что его княжество было завоевано иностранной державой, и как человек, командовавший всеми войсками князя Гектора, он продолжал воспринимать это завоевание как личную неудачу. В то же время, однако, было очевидно, что он искренне смирился с тем, что чарисийские оккупанты делают все возможное, чтобы быть не более репрессивными, чем это было необходимо. И Гарвей знал, что, хотя его отец и не хотел этого признавать, Энвил-Рок неохотно, против своей воли, сражаясь за каждый дюйм пути, также пришел к выводу, что Кэйлеб из Чариса и Шарлиэн из Чисхолма были лучшими правителями, чем Гектор.
   О, как он боролся с этим! - уныло подумал Гарвей. - Это действительно застряло у него в горле. И полагаю, что тоже это понимаю. Они были кузенами, и здесь, дома, Гектор, по крайней мере, всегда старался управлять без излишнего напряга. Но ты был слишком близок с ним, отец, не так ли? Ты знал, каким он был, когда дело доходило до "великой игры". Точно так же, как ты знал - так же хорошо, как и я, - кто на самом деле начал конфликт между Корисандой и Чарисом. И это был не Хааралд, не так ли?
   Даже сейчас сэр Корин Гарвей совсем не испытывал искушения думать о своем отце как о чарисийском партизане. На самом деле, это понятие было непостижимо уму. Но, особенно после визита архиепископа Мейкела, Энвил-Рок, по крайней мере, смирился с тем, что Чарис пытается исправить плохую ситуацию. И, как подозревал Гарвей, хотя граф, возможно, еще не научился считать себя подданным Чариса, он обнаружил, что гораздо более твердо согласен с доктриной Церкви Чариса - и растущей поддержкой, которую эта доктрина находила среди собственных реформистов Корисанды - чем он когда-либо ожидал.
   И это настоящая причина, по которой тебе нужны "эти ублюдки", отец, - с нежностью подумал Гарвей. - Потому что ты не доверяешь им настолько, насколько можешь плюнуть против ветра. Потому что ты чертовски хорошо знаешь, что такие люди, как Крэгги-Хилл, Баркор и Зибедия, не пытаются улучшить плохую ситуацию... если только они не смогут сделать лучше для себя в процессе.
   - В твоей записке говорилось, что ты информируешь генерала вице-короля? - спросил его отец, и он кивнул.
   - Да, отец. - Он слегка пожал плечами. - Во-первых, потому что это моя обязанность сообщить ему, и, во-вторых, потому что я полагал, что вполне возможно получение им собственной записки. - Гарвей криво улыбнулся. - В сложившихся обстоятельствах это казалось самым разумным поступком. Хотя я передал ему, что встречусь с вами и графом Тартариэном, и что вы двое сообщите ему о решении регентского совета по этому вопросу.
   - Тактичный тип, не так ли? - заметил его отец, затем посмотрел на Тартариэна. - Ну, Тарил, не вижу, что нам здесь нужно много "решать", несмотря на усилия Корина пощадить наши чувства. И я также не уверен, что вижу какую-либо причину для созыва всего совета. Это явно подпадает под исполнительную власть короны, которая в настоящее время возложена на меня как регента. Кроме того, у нас есть - как только что отметил Корин - обязательство информировать Чермина и полностью сотрудничать с ним в этом вопросе. - Он поморщился. - Это связано со всеми теми клятвами, которые мы и парламент дали Кэйлебу и Шарлиэн. Ты бы согласился?
   - С учетом того, что никто в Зионе или Храме никогда не примет эти клятвы как обязательные, да, - мягко сказал Тартариэн.
   - Ха! - Энвил-Рок презрительно фыркнул и покачал головой. - Конечно, это не так! Но правда в том, Тарил, что я обнаружил, что теперь мне действительно наплевать на проклятую храмовую четверку. Во всей этой неразберихе в первую очередь виноват этот любитель ящеров, ублюдок Клинтан. И "великий инквизитор" он или нет, если ему действительно наплевать на то, чего хочет Бог, тогда я чертов великий герцог Харчонга!
   Глаза Гарвея расширились. Несмотря на его собственные более ранние мысли об отношении Энвил-Рока к Церкви Чариса, это было, по любым меркам, самое сильное заявление, которое его отец когда-либо делал о нынешнем руководстве Храма. И все же, хотя он никогда не ожидал услышать это, больше всего его удивило почти полное отсутствие собственного изумления, когда эти слова были произнесены на самом деле.
   Он посмотрел на Тартариэна и почувствовал еще один небольшой приступ удивления, потому что Тартариэн на самом деле улыбался Энвил-Року.
   - Тебе потребовалось немного времени, чтобы понять это, не так ли, Райсел?
   - Его мать, - Энвил-Рок ткнул большим пальцем в сторону сына, - всегда говорила, что я могу быть немного медлительным. Но вот что скажу тебе, Тарил, в аду будет холодный день, когда ты увидишь кого-то вроде великого викария Эрика или этого кровожадного засранца Клинтана, отправляющегося в такое место, как Корисанда. Ты думаешь, им есть дело до задницы крысопаука, что с нами здесь происходит?
   - Конечно, нет, - тихо сказал Тартариэн. - Я никогда так не думал. С другой стороны, я также никогда не думал, что есть какой-то способ это изменить.
   - Ну, на самом деле я тоже, - признался Энвил-Рок. - И я также не думал, что бы это было, когда Кэйлеб приплыл сюда из Старого Чариса и надрал нам задницы между ушами. Религиозная реформа? Драконье дерьмо! Старомодная имперская политика с новым оправданием, вот что это было, и я это знал. Я тоже все еще не совсем готов отказаться от этой интерпретации, но...
   - Но ведь есть еще архиепископ Мейкел, не так ли? - Тартариэн закончил за него тихим голосом, и Энвил-Рок кивнул.
   - Есть архиепископ Мейкел, и есть священники, такие как отец Тиман, и есть хладнокровные ублюдки, которые убивают священников, таких как отец Тиман. Ублюдки вроде Жэспара Клинтана, которые убивают детей и называют это "Божьей волей".
   Мышцы на челюсти Энвил-Рока на мгновение напряглись, а затем он закрыл глаза, глубоко вдохнул и встряхнулся. Когда он снова открыл глаза, мышцы челюсти снова расслабились, и он криво улыбнулся.
   - Не думаю, что Кэйлеб Армак - архангел Лэнгхорн, вернувшийся во славе, но я действительно думаю, что он в основном хороший молодой человек, делающий все, что в его силах, в чертовски запутанной ситуации. Молодой человек, который отказался просто лечь и умереть, когда храмовая четверка решила уничтожить его королевство. Я также думаю, что Клинтан и инквизиция теперь показали свое истинное лицо. И скажу тебе это прямо сейчас, Тарил - я встану на сторону любого по эту сторону самой Шан-вей, кто готов противостоять кому-то подобному.
  
   .II.
   Город Тилита, залив Тилит, графство Сторм-Кип, княжество Корисанда
  
   В двух торговых галеонах, стоявших на якоре далеко от причалов города Тилита, не было ничего примечательного. Они прибыли порознь, с разницей в несколько часов, один под домашним флагом довольно сомнительного торгового дома Мэнчира, а другой - чисхолмского регистра. Они встали на якорь в нескольких сотнях ярдов друг от друга, а затем продолжили игнорировать друг друга, ожидая своей очереди пройти вдоль причала или выгрузить свой груз на берег.
   Ни один из них, казалось, не особенно спешил, поскольку их шкиперы не предприняли никаких особых усилий, чтобы организовать сопровождение своих грузов, но никого в Тилите это особенно не волновало. На самом деле, никто в Тилите не обращал на них ни малейшего внимания, когда они стояли там, с горстками людей, двигавшихся по их палубам и наблюдавших, как темнота медленно опускается на залив. Тут и там на берегу начали загораться огни - ничего похожего на освещение, которое можно было бы увидеть в Теллесберге, или Черейте, или даже Мэнчире, но, тем не менее, они сверкали, как выброшенные на берег звезды. Ночью они казались еще ярче, чем могли бы быть в другое время, поскольку луны не было.
   Наступила полная темнота, превратив галеоны в почти невидимые черные пятна на фоне лишь чуть более светлой воды. Над головой появились звезды, на мгновение отразившись в маслянисто-гладкой зыби, но как только они появились, с востока начали надвигаться облака.
   ***
   Это, - думал сэр Корин Гарвей, стоя на юте одного из этих галеонов и наблюдая, как набегающие облака неуклонно стирают звезды, - просто смешно. Думаю, готов верить в сейджинов, и полагаю - особенно после того, как послушал отца, готов говорить о превращениях! - Я могу согласиться с тем, что Бог на стороне архиепископа Мейкела. Однако это не то же самое, что быть на стороне Кэйлеба! И даже если бы это было так, как даже сейджин устроил подобную ночь? Как будто архангелы вызвали проклятую погоду по заказу!
   В данных обстоятельствах это был достаточно разумный вопрос. С другой стороны, Гарвей не знал ни о снарках, ни об искусственном интеллекте по имени Сова, ни о метеорологических прогнозах, которые тот мог делать. Он также не имел ни малейшего представления о том, что находящийся за тысячи миль отсюда, в Теллесберге, Мерлин Этроуз мог организовать тихую доставку одним из пультов Совы сообщения ему по расписанию, выработанному для того, чтобы Гарвей и его рейдеры прибыли сюда точно в это время.
   На самом деле Мерлина устраивал любой момент в четырехдневном окне. Он даже был готов согласиться на полное отсутствие окна, учитывая капризы ветра, погоды и непредсказуемое вмешательство законов Мерфи. Тем не менее, казалось, что ради этого стоило затевать дело, и Гарвей - и Хоуил Чермин - удивили его тем, как быстро они двигались. Им также повезло с ветром, когда они шли из Мэнчира.
   Вот так сэр Корин Гарвей обнаружил, что наблюдает, как галеоны спускают свои лодки - довольно большие и более многочисленные, чем могло бы приличествовать большинству торговых галеонов, если бы кто-нибудь заметил - за борт в спокойную, безветренную ночь, чернее, чем внутри старого ботинка. Он был уверен, что они справились бы при других погодных условиях, но он не собирался смотреть дареному дракону в пасть, когда Бог решил дать ему идеальные погодные условия.
   Даже если он не знал, как сейджины это устроили.
   Теперь он ждал, пока первая волна имперских морских пехотинцев Чариса и стражников Корисанды, которые весь день прятались под палубами, тихо поднималась из люков галеонов, а затем спускалась в ожидающие лодки. В общей сложности на двух торговых судах находилось почти тысяча человек. Даже с большим, чем обычно, количеством лодок они не могли высадить столько войск одновременно. С другой стороны, после тщательного изучения карт гавани (и карт, которые сопровождали таинственное письмо), Гарвей и майор Дэниэл Портир, командующий первым батальоном третьего полка имперской чарисийской морской пехоты, выбрали вероятные места для высадки первой волны.
   Гарвей подождал, пока последний человек - кроме одного - из первой волны спустится вниз, затем сам легко спустился с борта галеона. Он соскальзывал вниз по веревке, пока Йерман Улстин, ожидавший внизу, не протянул руку и не схватил каблук его ботинка. Улстин опустил эту ногу на один из выступов лодки, а Гарвей отпустил веревку и спустился на последний дюйм.
   - Хорошо, - тихо сказал он. - Двигаемся.
   ***
   Четыре лодки бесшумно плыли на веслах, приглушив уключины, через залив Тилит.
   Огни города служили достаточным навигационным маяком для опытных моряков имперского флота. На самом деле, самое сложное было не столько найти дорогу к месту назначения, сколько убедиться, что они оставили другим судам, стоящим на якоре, достаточную ширину причала. В планы Гарвея и Портира не входило, чтобы какая-нибудь гражданская якорная вахта окликнула их и подняла какую-либо тревогу на берегу.
   Ничего подобного не произошло, и лодка Гарвея тихо скользнула под один из старых, более шатких пирсов города. Был почти отлив, и он был рад видеть, что записи его таинственного корреспондента действительно точны. Отступающее море обнажило широкое пространство каменистой гальки, достаточно просторное для половины того количества людей, которых он привел с собой, чтобы уютно устроиться в чернильно-черной тени заброшенного пирса. Первые две лодки уже высаживали своих пассажиров - полную роту стражников, вооруженных личным оружием и дюжиной фонарей с плотно закрытыми шторками, - когда Гарвей ступил на берег. Он огляделся вокруг ровно настолько, чтобы убедиться в пригодности места для высадки, затем кивнул старшему из четверки рулевых.
   - Подойдет, - тихо сказал он. - Возвращайтесь за следующей партией.
   - Есть, сэр.
   Гарвей заметил, что у старшины был чисхолмский акцент. Теперь рулевой задумчиво смотрел на пологие волны, накатывающие на гальку.
   ***
   - Прилив начнется примерно через полчаса, генерал, - сказал он. - Пройдет по крайней мере вдвое больше времени, пока я смогу доставить следующий груз на берег. Может быть, вы и ваши парни окажетесь в воде до того, как это произойдет.
   - Если придется, мы это сделаем. - Гарвей пожал плечами. - Хорошая новость, - он мотнул головой в сторону одной из свай пирса и ожерелья из моллюсков и водорослей, окружавших его, - заключается в том, что глубина здесь не превысит колена, даже когда начнется прилив. Но если бы вы уладили все как можно быстрее, мы были бы благодарны вам за это.
   - О, конечно, сэр! - усмехнулся рулевой. - Мы выполним это маленькое дело.
   - Хорошо. - Зубы Гарвея сверкнули в улыбке, такой белой, что ее было смутно видно даже в тени пирса, затем он хлопнул рулевого по плечу. - В таком случае, однако, - сказал он немного многозначительно, - полагаю, вам лучше продолжить.
   ***
   Расчет рулевого оказался почти сверхъестественно точным, с той небрежной точностью, которую мог обеспечить двадцатилетний или тридцатилетний опыт работы в море.
   Вода была чуть глубже щиколотки к тому времени, когда все четыре лодки снова бесшумно выскользнули из ночи, хотя стражники стояли там достаточно долго, чтобы почувствовать, что ни один их ботинок не был по-настоящему водонепроницаемым. Гарвей чувствовал, как холодная вода хлюпает вокруг его собственных пальцев ног, казалось, немного кружась, даже внутри его ботинок, когда маленькие волны плескались по гальке. Это было не самое приятное ощущение, которое он когда-либо испытывал. С другой стороны, он мог вспомнить немало случаев, когда было хуже, и лишь немногие из них встречались ему на пути в таком благом деле.
   - Капитан говорит, что первая партия майора Портира тоже благополучно добралась до берега, генерал, - тихо сказал чисхолмский рулевой, когда вторая группа стражников выбралась из лодок. - Думаю, его вторая партия сойдет на берег примерно через пятнадцать-двадцать минут.
   - Хорошо, - снова сказал Гарвей. Он огляделся, пока майор Нейклос (которого повысили до командира его собственного батальона после рейда в Мэнчире) и Улстин наводили порядок. Он обдумал то, что сказал рулевой, и карту улиц, которая была приложена к письму. Он сравнил расстояния по суше от своего текущего местоположения до своей цели, затем прикинул, сколько времени потребуется Портиру, чтобы достичь своей главной цели. Подождать еще пятнадцать минут или около того для надежности, и...
   - Ладно, Франк, - тихо сказал он, его рот был в футе от уха Нейклоса, - пришло время заставить их начать двигаться. Ваши разведчики сориентировались?
   - Да, сэр, - так же тихо ответил Нейклос и натянуто ухмыльнулся. - И они тоже хорошие люди. На самом деле, их выбрал Йерман.
   - Так и думал, что он это сделает. - Гарвей фыркнул, бросив на своего оруженосца взгляд, полный нежного раздражения. - Дайте ему дюйм, и он пройдет милю, майор. Никогда не знает своего места.
   - Теперь вы знаете, что это неправда, сэр, - сказал Улстин. - Я прекрасно знаю свое место, это так. Прямо здесь. - Он указал на воду, переливающуюся через гальку примерно в двух футах позади сэра Корина Гарвея. - Что касается остального, что ж...
   Оруженосец пожал плечами с уверенностью доверенного семейного приспешника, и Гарвей покачал головой.
   - Хорошо, майор, - покорно сказал он. - Если Йерман соизволил подтвердить пригодность ваших разведчиков, давайте выдвигаться.
   ***
   На самом деле разведчики майора Нейклоса отлично выполнили свою работу. У них было достаточно возможностей изучить копию карты, которая была приложена к письму Гарвея. В их копии отсутствовала вся подробная информация, происхождение которой было бы трудно объяснить, но этого было более чем достаточно для них, чтобы определить свои ориентиры, когда они кружили по району гавани. Люди Гарвея двигались в тени складов, избегая света фонарей, где все еще открытые таверны обслуживали своих клиентов. Передовые разведчики были достаточно далеко впереди, чтобы заметить даже случайных проституток, прежде чем те смогли увидеть, как почти триста стражников скользят по темным улицам Тилиты.
   Большинству из этих проституток и горстке других пешеходов, попавших в лапы разведчиков, было более чем неловко, когда их "попросили" сопровождать солдат Гарвея. Однако никто не был настолько глуп, чтобы ошибочно принять вежливость приглашения за указание на то, что у них есть какой-либо выбор, и одного взгляда на мрачных стражников было достаточно, чтобы убедить любого из них держать рот на замке, а не рисковать поднять тревогу. Возможно, они не знали точно, что задумали Гарвей и его люди, но они знали достаточно, чтобы быть уверенными, что это не их дело... что бы это ни было.
   Несмотря на собственное тщательное планирование и несмотря на опыт разведчиков, которых выбрали Нейклос и Улстин, Гарвей был действительно удивлен, когда им удалось пройти весь путь до своей первой цели, не подняв ни малейшей тревоги. Кроме горстки собак, которые возражали против их присутствия - и горстки невольных попутчиков, которых они встретили по пути, - никто во всем городе, казалось, не обратил ни малейшего внимания на их присутствие.
   Это мало что говорит о бдительности местной стражи, - размышлял Гарвей. - Не то чтобы я собирался жаловаться на это... по крайней мере, сегодня вечером. Но, Лэнгхорн...! Знаю, что мы принимали меры предосторожности, но я должен задаться вопросом, заметили бы нас эти клоуны, если бы я пришел с духовым оркестром и факельным парадом!
   С другой стороны, он предположил, что граф Сторм-Кип и его коллеги-заговорщики, возможно, отговаривали городскую стражу замечать то, что они не должны были замечать.
   На самом деле, - медленно подумал он, - возможно, мы не первая группа вооруженных людей, которые крадутся посреди ночи. Если они работали над этим так долго, как говорит наш друг, пишущий письма, они, возможно, отправили довольно много людей через Тилиту, чтобы забрать оружие со здешних складов. Это могло бы объяснить, почему все местные жители так стараются нас не замечать.
   Эта мысль сделала его еще более благодарным за десять дополнительных транспортов - и шесть сопровождающих военных галеонов, - которые в данный момент должны были находиться примерно в пяти милях отсюда. Конечно, они надеялись на немного больший ветер, когда разрабатывали свои планы, и вполне возможно, что их подкрепление - по целому полку имперских морских пехотинцев и корисандских стражников - задержится.
   Что ж, если все пойдет так, как должно, нам не понадобится подкрепление, - подбодрил он себя, решительно не думая о том, как редко "все" на самом деле шло так, как должно было.
   Он хотел бы иметь лучшее представление о том, как именно работает Портир, но время на самом деле было менее критичным, чем могло бы быть. Цель Портира была в конечном счете такой же важной, как и цель Гарвея. Но, в отличие от Гарвея, Портир должен был налететь на почти пустое - или, по крайней мере, в настоящее время незанятое - здание. Цель Гарвея, с другой стороны, была определенно занята. Что, учитывая, кем были обитатели, было настоящей причиной, по которой она была отдана чисто корисандским силам.
   Он посмотрел вниз по бульвару на роскошный особняк, окруженный стеной. Как и сам город, Сторм-хаус был построен сравнительно недавно - не более пятидесяти лет назад - и имел мало общего со старомодными укрепленными зданиями, такими как поместье барона Ларчроса в Сирэйборе. Или, если уж на то пошло, даже с резиденцией графа Крэгги-Хилла в Валейне. В нем было много дверей и окон, и очень мало встроенных защитных функций. Стена вокруг Сторм-хауса высотой не более семи-восьми футов служила скорее для уединения, чем для защиты, хотя, вероятно, этого было достаточно, чтобы, по крайней мере, задержать любых злоумышленников. Особенно если кто-то, стоящий за стеной, знал, что злоумышленники приближаются.
   Согласно письму, которое было доставлено в его кабинет, здесь, в городском доме Сторм-Кипа было не более пары дюжин его вооруженных слуг. Тилита могла быть его городом, но даже здесь был предел тому, насколько открыто он осмеливался действовать. С другой стороны, Гарвей должен был предположить, что все слуги, которых он держал здесь, знали все о его планах и были полностью привержены им. Что наводило на мысль, что они вполне могут оказать сопротивление... особенно если не сразу поймут, насколько их на самом деле меньше. И не потребовалось бы много времени, чтобы действительно важная рыба выскользнула из сети, прежде чем он смог бы ее выловить.
   - Выводите свою вторую роту на позицию, майор, - прошептал он Нейклосу и услышал, как собственный приказ майора передается от человека к человеку.
   Несколько мгновений спустя назначенная рота удалилась, к счастью, тихо, и он снова устроился в тени, ожидая. Он дал выдвигающейся роте достаточно времени, чтобы та заняла заранее выбранную позицию и перекрыла заднюю сторону особняка от прилегающего к нему просторного парка, затем еще подождал для страховки. Только тогда он повернулся к Нейклосу и кивнул.
   - Вперед, - просто сказал он.
   ***
   Первым намеком любого обитателя Сторм-хауса на то, что происходит что-то нехорошее, был внезапный, почти беззвучный топот обутых ног по булыжникам. Было понятно, что любому человеку должно было потребоваться по крайней мере несколько секунд, чтобы распознать этот звук, особенно когда он исходил абсолютно из ниоткуда в середине самой темной ночи месяца. Пара оруженосцев, приставленных к воротам, была достаточно бдительной, но на самом деле они никогда не ожидали, что на них нападут здесь, в центре собственного города графа. Эта идея была абсурдной! И поэтому, даже после того, как их инстинкты начали распознавать то, что они слышали, их мозг настаивал на том, что они должны были ошибаться. Должно быть какое-то другое объяснение!
   К сожалению, этого не произошло. И, возможно, что еще более печально, инструкции сэра Корина Гарвея своим стражникам были очень четкими. Никому не дозволялось поднимать тревогу. Как следствие, оруженосцы графа были... нейтрализованы с максимальной эффективностью и минимальной мягкостью, пока они все еще пытались выяснить, что это было за "другое объяснение". Тем не менее, стражники на самом деле не пытались их убить, и оба оруженосца пришли в сознание в течение двух дней.
   Когда оруженосцы у ворот пали под энергичными прикладами мушкетов, Гарвей и большая часть его людей хлынули во двор Сторм-хауса. Была некоторая толкотня, когда они проходили через сужающиеся ворота, но это была та же самая рота, которую Гарвей выбрал для рейда по захвату Эйдрина Уэймина. К настоящему времени они стали экспертами по совершению набегов на монастыри или городские дома посреди ночи, и сегодня вечером их проинструктировали еще более тщательно, чем в ту ночь. Как только они прошли ворота, они снова рассредоточились, разные отделения направлялись к своим целям под руководством своих сержантов.
   ***
   Епископ-исполнитель Томис Шайлейр с радостью принял приглашение графа Сторм-Кип посетить Тилиту. Хотя он был уверен в безопасности резиденции графа Крэгги-Хилла в Валейне, Шайлейр придерживался мнения, что лучше оставаться в движении. Позволить себе слишком долго задерживаться в каком-либо одном месте было чересчур опасно, чтобы дать какому-то потенциальному подозреваемому шанс узнать его, каким бы безопасным ни казалось его укрытие или даже каким бы оно ни было на самом деле.
   Крэгги-Хилл не соглашался, утверждая, что для него было бы разумнее найти единственное, действительно безопасное укрытие - очевидно, по мнению Крэгги-Хилла, в Валейне - а затем просто остаться там. Если бы он никогда не выходил, - рассуждал Крэгги-Хилл, - вероятность того, что кто-то узнает его, была бы невелика.
   Шайлейр мог оценить логику, но, по его мнению, против нее было четыре убедительных аргумента. Во-первых, где бы он ни разместил свою штаб-квартиру, туда и обратно должен был поступать постоянный поток посыльных и посетителей. Так и должно было быть, если он собирался поддерживать контакт с лояльным Храму духовенством княжества. Все это движение, скорее всего, рано или поздно привлекло бы внимание, если бы он остался на одном месте, независимо от того, осознавал ли кто-нибудь его присутствие или нет. Во-вторых, он просто не был готов оставаться взаперти буквально месяцами подряд в одном номере, каким бы роскошным он ни был. Ему нужно было выйти, подышать хотя бы немного свежим воздухом, и передвижение - осторожное - между резиденциями высокопоставленных членов сопротивления было лучшим способом оставаться в курсе ситуации. В-третьих, ему было неловко доверять людям, с которыми у него не было личного контакта. Он хотел увидеть их, посмотреть им в глаза, услышать твердость их голосов, и, по его мнению, одному человеку с его личным помощником - ему - было безопаснее передвигаться незаметно, чем если бы к нему приходили все остальные.
   И в-четвертых - хотя он был не готов обсуждать это с кем-либо из своих светских союзников - у него была менее, чем абсолютная вера в бескорыстие мотивов Крэгги-Хилла. Если уж на то пошло, он питал по крайней мере некоторые подозрения относительно альтруизма всех этих союзников. Что означало, что у него не было никакого желания оказаться постоянным гостем и (по случайному совпадению) под физическим контролем кого-либо из них.
   Его собственная логика не была общепринятой, и все же никто ничего не мог с этим поделать. Шайлейр подозревал, что его коллеги-заговорщики осознали это и организовали свой собственный график "приглашений" как лучший доступный им компромисс, но его это устраивало. Он не возражал против того, чтобы им немного "управляли", пока у него была возможность избежать постоянного тюремного заключения.
   Из всех городских домов и поместий, в которых он был гостем после бегства из Мэнчира, Сторм-хаус был его любимым. Он был самым новым и современным, из отведенных ему комнат открывался великолепный вид на пляж, и ему нравился здешний климат. Успокаивающий шум прибоя также помогал ему заснуть, и именно это он и делал, глубоко и мирно, в тот момент, когда стражники сэра Корина Гарвея погрузили оруженосцев у ворот Сторм-хауса в еще более глубокий сон, чем его собственный.
   Однако менее чем через три минуты покой епископа-исполнителя был грубо прерван.
   ***
   Саламн Трейгейр, граф Сторм-Кип, крепко спал, мирно похрапывая рядом со своей женой, когда что-то нарушило его сон.
   К несчастью для графа, хотя Сторм-хаус, возможно, и не был спроектирован как крепость, он был построен прочно. Фактически, он был намеренно сконструирован с прицелом на изоляцию от шума близлежащих городских улиц, особенно в личных апартаментах и спальне графа, и тот же самый шумоподавляющий дизайн означал, что приглушенный звук был недостаточно громким, чтобы на самом деле разбудить его. Его спящий мозг немного встрепенулся, пытаясь определить это, но прежде чем рыба сознания достигла поверхности бассейна его спящего разума, дверь в его спальню резко распахнулась.
   Сторм-Кип успел только сесть, когда его жена закричала и вцепилась в одеяла.
   - Что за х..?! - начал он громогласно.
   - Граф Сторм-Кип, - прервал его ровный, холодный голос, - я арестовываю вас по обвинению в государственной измене и заговоре против короны.
   Сторм-Кип замер с открытым ртом, узнав этот ледяной голос. Прилив адреналина привел его в полное сознание, но его мозг все еще скользил по поверхности шока, как человек, пытающийся встать на ноги на поверхности замерзшего озера. Он моргнул от света, льющегося из открытых окошек трех фонарей, и, посмотрев мимо сэра Корина Гарвея, увидел полдюжины стражников Гарвея... и свет фонаря, поблескивающий на острых лезвиях их штыков.
   ***
   Епископ-исполнитель Томис был в разгаре сна - без сомнения, навеянного шумом прибоя, доносившимся до него даже во сне, - о солнечном дне на одном из пляжей за пределами Мэнчира, когда дверь в его спальню распахнулась. Кроме того, он спал крепче, чем граф Сторм-Кип. Он сел, моргая от внезапного света, пораженный, но все же слишком сонный и расслабленный, чтобы чувствовать себя по-настоящему встревоженным.
   - Ч..? - начал он.
   - Томис Шайлейр, - произнес голос, и даже в его возмущенной сонливости уголок пробуждающегося мозга Шайлейра заметил отсутствие какого-либо церковного титула, - я арестовываю вас по обвинению в государственной измене и заговоре.
  
   .III.
   Императорский дворец, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   - Значит, все прошло хорошо, не так ли? - спросил сэр Рейджис Йованс.
   - Да, мой господин. Очень хорошо, - с улыбкой ответил Мерлин Этроуз.
   Он и граф Грей-Харбор были одни в кабинете графа во дворце Теллесберг, и, несмотря на свою улыбку, Мерлин поймал себя на том, что снова сожалеет о том, что они не осмелились рассказать Грей-Харбору всю правду. Он знал, что это беспокоило Кэйлеба и Шарлиэн так же, как беспокоило их в случае с бароном Грин-Маунтин. Дело было не только в том, что незнание двух своих самых старших советников мешало им извлечь максимум пользы из советов и консультаций двух очень способных людей. Что действительно беспокоило их - и Мерлина - так это то, что они чувствовали себя так, словно крались за спинами людей, которые также были друзьями. Доверенными лицами. В случае Грин-Маунтина, даже вторым отцом, по крайней мере, для Шарлиэн.
   Из-за этого Мерлин был особенно рад, что Грей-Харбор хотя бы знал о "видениях" сейджина Мерлина. Граф также довольно хорошо приспособился к мысли о том, что вокруг Сэйфхолда могут быть разбросаны дополнительные сейджины. Он даже принял объяснение Мерлина - правдивое, насколько это было возможно, - что все эти другие сейджины и сам Мерлин были частью организации, которая тщательно скрывалась в течение многих лет (Мерлин полагал, что девятьсот лет квалифицировались как "многие", и учитывая, сколькими личностями он казался, называть себя и Сову "организацией" не казалось слишком возмутительным), пока ее члены, наконец, не поверили, что есть возможность что-то сделать с коррупцией в Церкви. Конечно, таких сейджинов было не так уж много, но его признание их существования позволило ему спокойно относиться к таким вещам, как внезапно возросшая разумность тайной переписки короля Горджи.
   Это также подготовило его к тому, чтобы признать, что... соратники Мерлина в Корисанде были в состоянии сообщить Энвил-Року и вице-королю генералу Чермину, когда придет подходящее время выступить против северного заговора. И у него не было никаких проблем с принятием "видения" Мерлина о том, насколько хорошо прошел рейд.
   Я рад, - с нежностью подумал Мерлин, улыбаясь первому советнику. - И не только потому, что это означает, что мы можем обратиться к его проницательности в том, что касается как Корисанды, так и Таро. Мне нравится Рейджис, и это приятно.
   - Итак, у них в руках Сторм-Кип и Шайлейр, - сказал теперь Грей-Харбор, откидываясь на спинку стула со своей собственной улыбкой. На самом деле, он действительно позволил себе удовлетворенно потереть руки, и Мерлин усмехнулся.
   - Гарвей и его люди взяли их обоих под стражу, - подтвердил он. - Думаю, что он и Хоуил поступили мудро, решив, что он также возьмет на себя большую часть арестов, по крайней мере, наших более... известных подозреваемых. Это давало остальным сторонникам Сторм-Кипа гораздо меньше шансов оказать какое-либо сопротивление "чарисийским угнетателям" до того, как сможет высадиться их подкрепление. Конечно, помогло то, что у них на самом деле был список всех наиболее важных сторонников в Тилите. - Его улыбка превратилась в довольно мерзкую ухмылку. - Они также схватили почти всех первым же заходом.
   - А оружие?
   - Майор Портир взял склады под контроль без единого выстрела, и винтовки все еще находились в транспортных ящиках Зибедии... при том, что эти ящики были помечены как "оборудование общего назначения". Забавно, что грузовые и таможенные декларации как в Тилите, так и в Зибедии не уловили эту маленькую ошибку.
   - Уверен, что это очень досадная оплошность, - согласился Грей-Харбор с ухмылкой, которая была такой же мерзкой, как у Мерлина.
   И это будет "самым неудачным" для великого герцога Зибедии во многих отношениях, - весело подумал Мерлин. - Таможенные декларации, его переписка с Крэгги-Хиллом и графом Суэйлом и эта досадная история с серийными номерами.
   Единственная реальная проблема, связанная с первым нападением на Сторм-хаус, заключалась в том, что, хотя оружие было доставлено в Тилиту, компрометирующая переписка Зибедии все еще лежала в сейфе Крэгги-Хилла в Валейне. С другой стороны, Валейна находилась достаточно далеко в глубине страны, чтобы любая операция против Крэгги-Хилла должна была проводиться по суше, и, к сожалению, у него было достаточно времени, чтобы понять, что это произойдет. Поскольку в его случае было бы практически невозможно добиться внезапности, Кэйлеб и Шарлиэн решили, что важнее забрать оружие до того, как оно будет распределено, особенно если одновременно они смогут захватить Шайлейра. Они понимали, что Крэгги-Хилл почти наверняка вовремя узнает о том, что произошло в Тилите, чтобы избавиться от любых компрометирующих документов, прежде чем арестуют его самого, но они были готовы согласиться с этим по нескольким причинам.
   Во-первых, важно было заполучить Шайлейра и завладеть оружием, во-вторых, им на самом деле не нужна была переписка между Крэгги-Хиллом и Зибедией, чтобы доказать соучастие великого герцога.
   Эдуирд Хаусмин ввел новую практику, которая с тех пор распространилась на большинство мануфактур Старого Чариса: присвоение серийных номеров изделиям, которые он производил. На протяжении веков было принято использовать метки изготовителя, и арбалеты, фитильные замки и артиллерийские орудия имели такие метки-доказательства. Но Хаусмин (по предложению некоего сейджина Мерлина) начал штамповать настоящие серийные номера на таких предметах, как стволы мушкетов, лезвия мечей, нагрудники и пушки. Фактически, он распространил эту практику на все, что производил.
   Это никогда не было очень практичным до того, как Мерлин ввел арабские цифры, что помогло объяснить, почему никто никогда не делал этого раньше... и почему никто никогда не рассматривал возможность отслеживания инвентаря путем записи серийных номеров. В настоящее время эта практика была широко распространена в вооруженных силах Чариса, и она начала распространяться на гражданские товары, но некоторые люди, такие как граф Суэйл и великий герцог Зибедия, немного не сразу осознали последствия. Как и тот незначительный факт, что обвинители могли бы продемонстрировать в любом суде, что оружие, изъятое в Тилите, прошло непосредственно через руки Суэйла и Зибедии, прежде чем добраться до места назначения.
   Нам не нужна никакая переписка, чтобы показывать ее, когда у нас уже есть доказательства для суда того, что он действительно предоставил мушкеты, - подумал Мерлин с глубоким удовлетворением. - Если уж на то пошло, на самом деле не имеет значения, уничтожит ли Крэгги-Хилл оригиналы всех своих документов. У меня уже есть припрятанные идеальные дубликаты, вплоть до странного чернильного пятна, и почему-то я не думаю, что Кэйлеб или Шарлиэн - или даже Мейкел! - будут испытывать большие сомнения по поводу того, чтобы представить их для доказательств в качестве оригиналов. И если мы это сделаем, то какая польза Крэгги-Хиллу от протеста против того, что они не могут быть оригиналами, потому что он лично сжег оригиналы до того, как их можно было изъять?
   - Думаю, мы можем с уверенностью предположить, что в случае с Зибедией хитрость Кэйлеба окупилась, - сказал он вслух, и Грей-Харбор усмехнулся.
   - Он всегда был таким умным мальчиком, - согласился первый советник, вспомнив сообщение Мерлина о разговоре между ним и императором на борту КЕВ "Эмприс оф Чарис", стоявшего на якоре в водах залива Ханна.
   - Он был, не так ли? Интересно, кто научил его быть таким хитрым? - Мерлин задумался.
   - Уверен, что не знаю, - ответил Грей Харбор самым невинным тоном.
   - Конечно, вы бы не смогли. - Мерлин покачал головой, затем выражение его лица стало более серьезным. - Вопрос, на мой взгляд, теперь, когда Зибедия выполнил предсказание Кэйлеба и предоставил ему недвусмысленное обоснование для его устранения, заключается в том, кем он и Шарлиэн заменят Зибедию.
   - Могу придумать несколько возможных замен, - сказал Грей-Харбор. - Однако на данный момент думаю, что главным претендентом является Хоуил Чермин.
   Мерлин удивленно моргнул, а затем отругал себя за то, что допустил это. Чермин был наименее политически амбициозным человеком, которого он мог себе представить, и у него, конечно, не было большого опыта в придворной политике. Или, по крайней мере, было не так уж много. Учитывая его обязанности в Корисанде, на самом деле теперь это было уже не так. И учитывая, насколько хорошо он выполнял эти обязанности, он также был логичным выбором для Зибедии. Он не только заслужил выбор на должность старшего дворянина острова, но и своей деятельностью в Корисанде накопил много опыта, когда дело дошло бы до установления его собственной власти в Зибедии.
   И тот факт, что он так хорошо справился со своей работой в Корисанде, заставит любого зибедийца, который мог бы подумать о сопротивлении "чужаку", дважды подумать. Или даже три или четыре раза, если уж на то пошло!
   - На самом деле, думаю, что это отличная идея, милорд, - сказал Мерлин вслух. Затем он снова рассмеялся. - Конечно, Хоуил, вероятно, подумает о том, чтобы перерезать себе горло, если Кэйлеб и Шарлиэн действительно выдвинут его в качестве нового великого герцога!
   - Он может подумать об этом, но он этого не сделает, - ответил Грей-Харбор. - На самом деле, как только он оправится от первоначального шока, думаю, он, вероятно, довольно хорошо приспособится к мысли стать великим - и очень богатым - дворянином.
   - И если бы Зибедия попала в руки кого-то абсолютно надежного, это сняло бы огромную нагрузку с умов Кэйлеба и Шарлиэн.
   - Не совсем второстепенный фактор в моем собственном мышлении, - согласился Грей-Харбор. Граф слегка побарабанил пальцами правой руки по своему рабочему столу, глядя в пространство и явно обдумывая ситуацию в Корисанде и Зибедии. Затем он встряхнул себя.
   - Должен сказать, рискуя искушать судьбу, что дела идут на лад, - сказал он. - Ненавижу то, что случилось с адмиралом Мэнтиром, но на политическом фронте это был очень хороший месяц. Энвил-Рок и Хоуил прямо сейчас вырывают кишки из единственного серьезного организованного заговора в Корисанде; Зибедия идет к своему падению в Кармине, знает он об этом или нет; Суэйл и небольшая группа его друзей в Корисанде собираются пойти тем же путем; и наш друг Горджа фактически принял условия их величеств для включения в империю.
   Он медленно кивнул, и его глаза снова сфокусировались на Мерлине.
   - С Таро в руках мы обезопасили "естественные границы империи", - сказал он, и в его голосе не было и тени удовлетворения - или облегчения. - Не думаю, что Клинтан и Тринейр будут рады услышать об этом!
   - Нет, - согласился Мерлин. - Не думаю, что они будут рады.
  
   .IV.
   Храм, город Зион, земли Храма
  
   - Хорошо, Жэспар. Мы все сейчас здесь, так что, может быть, ты расскажешь нам, в чем дело?
   Замсин Тринейр вложил в свой тон то, что, как он надеялся, было точно отмеренным укусом. За последние несколько месяцев он все больше и больше чувствовал себя дрессировщиком животных, специализирующимся на зверях-людоедах. И, подобно дрессировщику животных, он счел необходимым никогда не показывать страха. Чтобы время от времени напоминать Клинтану, что великий инквизитор был не единственным, у кого была база власти в Храме, и что Тринейр по-прежнему был уверен в своем контроле над иерархией Храма.
   Удалось ли ему убедить в этом Клинтана или нет, было немного более проблематичным.
   - На самом деле, Замсин, я скорее надеялся, что именно ты сможешь пролить немного света на тревожный слух, который привлек мое внимание, - сказал теперь Клинтан, и его тон был опасно приветливым.
   - Какого рода слух? - спросил Тринейр немного настороженно.
   - Ну, я понимаю, что, как канцлер, ты отвечаешь за дипломатию Матери-Церкви, но, по словам отца Франклина, Горджа в Таро, похоже,.. теряет часть своего рвения в борьбе Матери-Церкви.
   - Что? - Тринейр выпрямился в кресле, опустив брови. - Я только что получил отчет от Нарта за последнюю пятидневку. Он не сообщил ни о чем предосудительном!
   Робейр Дючейрн бесстрастно наблюдал, как Клинтан улыбнулся Тринейру. Эта улыбка была неприятной, но Дючейрн к ней привык. Точно так же, как он привык к довольной ухмылке Клинтана по поводу того, как послушно повиновались остальные члены викариата. До сих пор он, казалось, ограничивал свои самые неприличные проявления кругом своих непосредственных подчиненных и своих "коллег" по храмовой четверке. В некоторые дни Дючейрн надеялся, что он будет продолжать быть по крайней мере таким же сдержанным... В другие дни он страстно желал, чтобы маска Клинтана соскользнула туда, где ее мог увидеть каждый другой выживший викарий.
   Проблема в том, что даже если она соскользнет, он никому не скажет ничего такого, чего они еще не знают. Жэспар, возможно, и не злорадствует открыто - пока - но это не значит, что остался кто-то кто не вполне осознает, что он на самом деле чувствует.
   Со своей стороны, Дючейрн полностью перестал полагаться на Клинтана. Он не старался изо всех сил провоцировать великого инквизитора, но ясно выразил свое безразличие к Клинтану. Неудивительно, что инквизитор отреагировал с глубоким пренебрежением и презрением, но, казалось, ему на удивление не хотелось на самом деле нападать на Дючейрна. Он даже не подшучивал над казначеем, как когда-то. Дючейрну было ясно, что Клинтан принял сделку, которую он предложил через Тринейра. Было даже отдаленно возможно, что великий инквизитор действительно понимал необходимость для Матери-Церкви показать более доброе, более заботливое лицо, а не полагаться исключительно на бронированный кулак, кнут и ужас.
   Скорее всего, он просто удовлетворен тем, что я либо слишком боюсь его, чтобы бросить ему вызов, либо тем, что я стал таким "кровоточащим сердцем", что меня больше не волнует мирская власть. Это может быть даже комбинация того и другого. Во всяком случае, он, похоже, принял мое заявление о нейтралитете за чистую монету, по крайней мере, пока. Что, вероятно, означает, что теперь, по его мнению, я испытываю презрение.
   Если таково было отношение Клинтана, то Дючейрна это вполне устраивало. Не то чтобы он собирался рисковать какими-то глупыми, чрезмерно оптимистичными шансами.
   Однако за своим бесстрастным фасадом казначей поймал себя на том, что задается вопросом, что на этот раз замышляет Клинтан. Отец Франклин Сумир, интендант Церкви в Таро, был шулеритом, как и почти все интенданты. Как таковой, он отчитывался непосредственно перед инквизицией, хотя любой отчет, касающийся политических вопросов, также должен был быть скопирован в офис Тринейра в канцелярии. Епископ-исполнитель Тирнир Нарт, с другой стороны, должен был отчитываться перед архиепископом Фейликсом Гарбором, архиепископом Таро, заместителем которого он официально являлся. Конечно, он также должен был копировать свои отчеты в канцелярию Тринейра. Теоретически, таким образом, Тринейр должен был быть проинформирован обо всем, что достигло ушей Клинтана.
   Что, очевидно, было не так. - Я не очень удивлен, что Нарт ничего не упомянул об этом, - сказал теперь Клинтан почти небрежно. - Возможно, на самом деле это не его вина. Имею в виду, я знаю, что он наш официальный представитель в Таро, и что он регулярно совещается с Горджей, так что не сомневаюсь в его уверенности, что он в курсе ситуации.
   - Но ты предполагаешь, что он не совсем в курсе, верно? - резко спросил Тринейр.
   - О, уверен, что он полностью знаком со всей дипломатической перепиской и переговорами - все в таком роде. Но, по словам отца Франклина, в заливе Тол произошло таинственное снижение активности чарисийского флота. На самом деле, вся чарисийская блокада, похоже, внезапно стала такой же водонепроницаемой, как рыболовная сеть.
   - Прошу прощения? - Недоумение Тринейра было очевидным, и Клинтан фыркнул.
   - Мы уже знаем, что Горджа однажды перешел на другую сторону, - сказал он тоном человека, объясняющего что-то очень маленькому ребенку очень простыми словами. - Мы также знаем, несмотря на любые расследования, которые могли бы оправдать его, что только кто-то в Таро мог предупредить Хааралда о том, что должно было произойти. Мне всегда было интересно, у кого могли быть полномочия и возможности одновременно передавать эту информацию и быть уверенным, что никто никогда не сможет идентифицировать его как источник. Конечно, как все вы уже отмечали, мы не можем просто так свергать королей и князей по подозрению, не так ли?
   - Жэспар, если ты действительно был убежден, что утечка произошла из-за Горджи, ты должен был сказать об этом в то время. - В голосе Тринейра слышалась явная резкость. - Твои собственные инквизиторы провели расследование - по его просьбе, напоминаю тебе! Если они обнаружили какие-либо доказательства, которыми ты не смог поделиться с нами, предлагаю тебе рассказать нам об этом сейчас.
   - Если бы у меня были какие-либо такие доказательства, я бы поделился ими с вами тогда, - холодно сказал Клинтан. - Очевидно, я этого не делал. Но отгадай мне вот что, Замсин. С чего бы чарисийцам вдруг начинать легкомысленно относиться к Таро? После того, как они крепко заперли этот проклятый остров - засунули его в бочку, а затем почти два года были пробкой, - почему их блокада вдруг стала такой пористой? Ты не хуже меня знаешь, что этот ублюдок Рок-Пойнт обосновался в заливе Тол. Честно говоря, мне всегда казалось немного подозрительным, что Горджа и его драгоценный Уайт-Форд даже не смогли удержать его от этого! Но теперь, внезапно, "обходчики блокады" умудряются толпами проскальзывать мимо зорких чарисийцев.
   - Предполагаешь, что Горджа договорился о каком-то секретном соглашении с Кэйлебом и Шарлиэн?
   Тринейр и Клинтан оба посмотрели на Дючейрна, когда он задал этот вопрос. Его собственное выражение лица выражало безразличие, почти скуку, и в его тоне действительно мог быть намек на веселье.
   - Это именно то, что я предполагаю, Робейр, - сказал Клинтан через мгновение. - Ты находишь эту идею забавной?
   - О, ни в коем случае, - спокойно сказал Дючейрн. - Однако что я нахожу немного забавным, так это то, что ты - ну, я полагаю, ты и Замсин - должны больше заботиться о том, чтобы набирать очки друг у друга здесь, в зале совета, чем о том, чтобы все мы были полностью информированы о том, какая информация когда-либо попадет в наши руки.
   Брови Тринейра поползли вверх. У Клинтана этого не произошло, и в его глазах вспыхнул уродливый огонек. Он начал открывать рот, но потом остановился. Мгновение он сердито смотрел на Дючейрна, а затем, к удивлению Тринейра, действительно усмехнулся.
   - Точка зрения принята, - сказал великий инквизитор и перевел взгляд на Тринейра. - Робейр прав. И я признаю, что какая-то часть меня хочет ткнуть в это всех остальных носом, если окажется, что Горджа действительно выворачивает свое пальто... снова. Потому что правда в том, что я никогда не доверял этому скользкому маленькому ублюдку и позволил вам всем взять верх над собой. Так что, да, думаю, я получил бы определенное удовлетворение, если бы оказалось, что был прав насчет него. Что, как только что отметил Робейр, на самом деле не так уж умно с моей стороны.
   Тринейр ухитрился не моргнуть, ведь в последнее время Жэспар Клинтан в своей разумной ипостаси появлялся не так часто.
   - Не думаю, что кто-то из нас действительно находится в лучшей форме в эти дни, - сказал канцлер через мгновение. - Во всяком случае знаю, что это не так. И ты прав, Нарт ничего не упоминал о блокадниках. Справедливости ради, однако, следует отметить, что вопросы торговли и судоходства всегда находились за пределами его компетенции.
   - Знаю. - Клинтан махнул рукой. - На самом деле, я знал это, когда крутил тебе хвост. Но моя точка зрения остается в силе. Думаю, мы должны серьезно отнестись к этому внезапному росту поставок в Таро и вокруг него. Думаю, что возможно - даже вероятно - что Горджа заключил какую-то тайную сделку с Кэйлебом.
   - Какого рода сделку? - спросил Дючейрн.
   - Не знаю, - задумчиво сказал Клинтан, поджимая губы. - Это может быть что-то столь же простое, как неофициальный, эффективный нейтралитет. Или это может указывать на то, что он был тем, кто передал наши первоначальные планы, и что он вновь открыл этот канал связи. В любом из этих случаев чарисийцы могли бы пропустить достаточное количество грузов, чтобы облегчить его собственный дефицит, без того, чтобы какая-либо из сторон официально призналась в том, что они задумали.
   - Но чего ты действительно боишься, так это того, что он становится вторым Нарманом, - сказал Тринейр.
   - Да. - Клинтан пожал своими мускулистыми плечами. - Во всяком случае, это было бы самым разрушительным, что он мог бы сделать для нас, так что, исходя из теории, что лучше предположить худшее, это именно то, чего я боюсь, что он делает.
   - В таком случае, почему бы нам не арестовать его? - спросил Аллейн Мейгвейр. Все трое остальных повернулись, чтобы посмотреть на генерал-капитана Храма, и Мейгвейр немного защищаясь поднял руки. - Я имею в виду, если мы боимся, что он собирается предать нас, почему бы инквизиции не взять его под стражу, пока мы ведем расследование?
   - При других обстоятельствах это могло бы быть не такой уж ужасной идеей, Аллейн, - почти мягко сказал Тринейр. - Однако, если Горджа действительно планирует подражать Нарману, и если его планы так далеко продвинулись, и Кэйлеб и Шарлиэн уже ослабили свою блокаду, мы должны предположить, что Горджа также следует примеру Нармана с точки зрения прикрытия своей спины. Давайте посмотрим правде в глаза: вдали от Зиона инквизиция больше полагается на свой моральный авторитет и свои полномочия требовать от светских властей поддержки Матери-Церкви, чем на храмовую стражу. Вы знаете - наверное, лучше, чем кто-либо другой, - что у нас никогда не было ничего даже отдаленно похожего на достаточное количество стражников, чтобы охватить все, что нужно охватить по всему миру! Сомневаюсь, что во всем Таро больше пары сотен стражников. Так что, если у Горджи есть несколько тысяч человек, готовых следовать его приказам и бросить вызов Матери-Церкви, фактически арестовать его было бы почти невозможно.
   - И попытка арестовать его и потерпеть неудачу была бы еще хуже, - отметил Дючейрн. Его коллеги посмотрели на него, и он пожал плечами. - Подумайте об этом. Если мы прикажем его арестовать, когда у нас не будет никаких доказательств того, что он сделал что-то не так, мы дадим ему готовый предлог выступить против Матери-Церкви. Столкнувшись с такими серьезными "ложными обвинениями", он просто отреагировал бы в порядке самообороны... и назвал бы наше решение арестовать его еще одним примером коррупции и капризности Матери-Церкви.
   - Мне действительно неприятно это говорить, но думаю, что Робейр прав, - тяжело сказал Клинтан. - На самом деле, мне пришло в голову задаться вопросом, не было ли это именно тем, на что Горджа пытался спровоцировать меня - нас - на поступок. Я имею в виду, если он действительно готов и ждет. И давайте посмотрим правде в глаза, как говорит Робейр, Таро далеко от Зиона. Отец Франклин - хороший человек, но мы, возможно, не сможем оценить ситуацию в Трэнжире отсюда без лучшей информации, чем он смог нам предоставить... по крайней мере, до сих пор. Если бы я был Кэйлебом и если бы я мог манипулировать вещами, чтобы создать ситуацию, в которой Мать-Церковь "загоняет" Горджу в его объятия - по крайней мере, для всеобщего понимания, - я бы, черт возьми, сделал это. Это был бы еще один способ заставить нервничать всех, кто все еще верен Матери-Церкви... не говоря уже о том, как это сыграло бы на руку этому сукиному сыну Стонару.
   Дючейрн подавил улыбку еще до того, как она коснулась его губ. Он задавался вопросом, сколько времени потребуется, чтобы навязчивое подозрение Клинтана в отношении Грейгора Стонара всплыло на поверхность.
   - Но если мы не арестуем его, что нам делать? - спросил Мейгвейр.
   - Не думаю, что мы сможем многое сделать внутри Таро, - задумчиво сказал Тринейр. - Думаю, что все, что нам действительно доступно, - это побудить отца Франклина заняться этим вопросом - разумеется, осторожно. Я отправлю сообщение епископу-исполнителю Тирниру, проинструктировав его также помочь отцу Франклину. И думаю, что было бы неплохо перевести в Таро еще нескольких агентов инквизиции из Деснейра и Сиддармарка, Жэспар. Давайте направим еще несколько глаз и ушей в Трэнжир. Если мы сможем найти доказательства того, что Горджа уже контактирует с чарисийцами, я был бы гораздо более склонен попытаться арестовать его, даже если попытка, скорее всего, провалится.
   - Знаете, - задумчиво сказал Дючейрн, - я должен задаться вопросом - помимо примера еще одного светского правителя, покинувшего Мать-Церковь, насколько потеря Таро действительно повредит нам? Ты ведь на самом деле не рассчитывал, что галеоны, которые они строят, будут доступны в нашем боевом порядке, не так ли, Аллейн?
   - Не совсем, - с несчастным видом признался Мейгвейр. - Мы пошли дальше и заказали их, но шансы на то, что Таро действительно достроит их, укомплектует и вооружит, а затем отправит в море мимо чарисийцев, чертовски малы.
   - Вот о чем я думал, - сказал Дючейрн и посмотрел на Тринейра и Клинтана. - Как казначей Матери-Церкви, я, возможно, лучше всех вас осведомлен о том, сколько денег мы вкладываем в Таро... и как мало получаем. Эта блокада была чертовски эффективной, и Таро заплатило меньше трети своей обычной десятины с тех пор, как началась война. Если уж на то пошло, в этом году казначейство вообще не ожидает, что Горджа сможет заплатить! Если быть предельно откровенным, полная потеря королевства была бы едва заметным ударом с точки зрения наших финансов. Поэтому я думаю, что нам действительно нужно подумать о политических и военных последствиях. И, как только что сказал Аллейн, потеря Таро с нашей стороны очень мало повлияет на наши возможности. Итак, насколько подключение Таро помогло бы другой стороне?
   - Интересный момент, - задумчиво произнес Клинтан. - Думаю, что политический ущерб был бы еще хуже, хотя бы в качестве примера продолжающейся эрозии. В военном отношении я сомневаюсь, что Таро сильно увеличит возможности Кэйлеба. На самом деле, это дало бы чарисийцам еще больше территории для защиты, что еще больше уменьшило бы их силы.
   - Тем не менее, - отметил Мейгвейр, - это дало бы им военно-морскую базу прямо у побережья Сиддармарка. Она будет доминировать над заливом Таро и перекроет канал Таро, что в значительной степени изолирует залив Мэтиэс.
   - Ты имеешь в виду, вобьет клин между нашими северными эскадрами и Деснейром? - спросил Тринейр.
   - Вот именно.
   - Но насколько реальна эта проблема? - спросил Дючейрн. - Я имею в виду, если Рок-Пойнт уже базирует свою эскадру в заливе Тол, тогда у них уже есть "военно-морская база" прямо там, на канале Таро, не так ли?
   - Ну... да, - медленно признал Мейгвейр.
   - Тогда единственная разница заключается в том, что она станет официальной военно-морской базой, - отметил Дючейрн.
   - Итак, ты предлагаешь, Робейр, чтобы мы не действовали опрометчиво и не давали Гордже повода покинуть нас, а продолжали осторожно расследовать, - сказал Тринейр. - Если мы найдем доказательства - реальные доказательства или, по крайней мере, убедительные доказательства, - мы можем пойти дальше и попытаться арестовать его. И если это случится, он либо удивит нас, фактически перейдя на другую сторону, либо перейдет к Кэйлебу после того, как мы дадим ему этот "предлог", это на самом деле не повредит нам так сильно в военном или экономическом отношении?
   - Более или менее. - Дючейрн пожал плечами. - Это ваша область знаний - ваша и Жэспара, где речь идет о политике, и Аллейна, где речь идет о военных. Я просто пытаюсь рассмотреть этот вопрос со всех точек зрения. Чтобы не случилось так, - сухо закончил он, - как если бы мы иногда не попадали в беду, действуя слишком опрометчиво.
   Клинтан покраснел от не слишком уклончивого упоминания о его собственном "окончательном решении проблемы чарисийцев". Однако он предпочел пропустить это мимо ушей. В то же время его глаза приняли задумчивый вид. Несколько секунд он сидел молча, размышляя, затем кивнул сам себе и перевел взгляд на остальных троих.
   - Не уверен, что держаться подальше от Таро - это правильный путь. С другой стороны, я также не уверен, что это неправильный путь. - Он пожал плечами. - Однако в сложившихся обстоятельствах думаю, что выжидательная позиция с меньшей вероятностью приведет к катастрофическим ошибкам. В то же время, думаю, нам следует подумать о способах... так сказать, катастрофического доказательства нашей позиции, если Таро действительно перейдет на другую сторону.
   - Что ты имеешь в виду? - в голосе Тринейра прозвучала некоторая осторожность, и Клинтан улыбнулся.
   - Я не планирую бежать в приступе чрезмерного энтузиазма, Замсин! Я просто думал о том, что Аллейн сказал о стратегическом положении Таро. О том, что оно предлагает чарисийцам военно-морскую базу между нашими северными эскадрами и Деснейром.
   - И?
   - И мне пришло в голову, что одним из способов предотвратить превращение этого в проблему было бы сосредоточить наши силы в заливе Мэтиэс прямо сейчас. Прежде чем Таро совершит то, что когда-либо планировал сделать Горджа.
   - Что? - Тринейр моргнул.
   - Смотрите, уже сентябрь, - сказал Клинтан и мотнул головой в сторону окна зала совета. Снаружи лил ледяной дождь, и почти безлистные ветви раскачивались на ветру. - Пройдет совсем немного времени, прежде чем проход Син-ву снова начнет замерзать. Когда это произойдет, наши северные эскадры - те, что мы построили здесь, на землях Храма, и все корабли, построенные Харчонгом в их северных портах, - застрянут. Если мы вытащим их сейчас, до того, как встанет лед, и отправим всех в Деснейр, у нас будут все семьдесят четыре деснейрских галеона и, по крайней мере, по пятьдесят или шестьдесят из Харчонга и земель Храма - это от ста семидесяти до двухсот галеонов - в одной сосредоточенной силе, менее чем в двух тысячах миль от Таро и всего в трех тысячах от Чариса. Если мы доставим их туда до того, как Горджа перейдет на другую сторону, это может натолкнуть его на мысль, что измена была бы плохой идеей. И даже если они не доберутся туда до тех пор, пока он не сменит сторону, или если он пойдет дальше и предаст нас, несмотря на их присутствие, у нас будут серьезные силы, чтобы угрожать Таро и Чарису и заставить их передислоцироваться против них. После того, что сделал Тирск в заливе Долар, они должны были бы отнестись к этой угрозе серьезно, ты так не думаешь?
   Тринейр и Дючейрн теперь оба смотрели на него с удивлением. Как правило, Клинтан не слишком интересовался военными передвижениями. Отчасти, - цинично подумал Дючейрн, - потому что именно его беззаботная уверенность в том, что касается военных дел, о которых он ничего не знал, в первую очередь привела к этой катастрофе.
   - Не знаю, Жэспар, - медленно произнес Мейгвейр. - Новые корабли разбросаны по всей длине прохода. Сначала нам нужно было бы собрать все это в одном месте. И добрая четверть кораблей, которые нам удалось спустить и оснастить, все еще не имеет своей артиллерии. - Он поморщился. - Боюсь, что наши литейные заводы действовали медленнее, чем мы ожидали, и, честно говоря, литейные заводы Харчонга тоже далеко не так эффективны, как могли бы быть. У них их много, но их производительность даже ниже, чем у нас. Если уж на то пошло, лучшие из них находятся в Южном Харчонге - в Швее и Кузнецове. И до того, как Тирск выгнал чарисийцев с острова Кло, они проделали серьезную дыру в доставке оружия, которое удалось произвести Южному Харчонгу.
   - Ну, литейные заводы Деснейра работают довольно хорошо, не так ли? - парировал Клинтан и приподнял бровь, глядя на Дючейрна.
   - Объемы производства растут, - признал Дючейрн. - Дело не в том, что их отдельные литейные цеха особенно велики или особенно эффективны, но у них действительно более высокая производительность на печь, чем у Харчонга, и они создают множество небольших пушечных литейных цехов. Однако у них все еще возникают проблемы с железными пушками. Они есть у всех, - за исключением Чариса, он старательно не произносил этого вслух, - но пока много железных изделий Деснейра, похоже, выходят из строя, когда их испытывают.
   - Это всего лишь вопрос опыта, - пренебрежительно сказал Клинтан. - Конечно, у них не получится сделать это правильно с первых нескольких попыток! Но если у них есть литейные цеха, рано или поздно они смогут производить оружие, которое нам нужно.
   - Почему бы вместо этого не отправить их в Долар? - предположил Дючейрн. Мейгвейр и Тринейр выглядели задумчивыми, но лицо Клинтана стало невыразительным, когда за его глазами поднялись ставни. - Тирск, похоже, наладил литейные заводы Долара - по крайней мере, он смог компенсировать оружие харчонгцев, которое забрали чарисийцы. К настоящему времени, согласно счетам, которые я получаю, он на самом деле достаточно опережает свой собственный спрос, чтобы иметь возможность экспортировать оружие в Харчонг, а не наоборот.
   - Долар слишком далеко от Таро и Чариса, - категорично сказал Клинтан, и Дючейрн почувствовал, как одна бровь изогнулась.
   Он взглянул на Тринейра и увидел то же самое размышление на лице канцлера.
   Точно так же, как Клинтан никогда по-настоящему не был готов дать Гордже из Таро отчет о состоянии его здоровья из-за предательства первоначального плана атаки храмовой четверки, он так и не простил Тирска за то, что тот сначала проиграл битву при Крэг-Рич, а затем сдал свои уцелевшие корабли Кэйлебу Армаку. По мнению Клинтана, доларец должен был сражаться до тех пор, пока все его галеры не пойдут ко дну. Тот факт, что он этого не сделал - что он поставил жизни своих людей выше служения Матери-Церкви, - автоматически и навсегда сделал его подозреваемым для великого инквизитора. Клинтан крайне неохотно согласился с назначением Тирска на его нынешний пост, и только тогда, когда все три других члена четверки проголосовали против него. И он горько возмущался "требованиями" Тирска, чтобы Мать-Церковь выплачивала жалованье его матросам. Что касается Клинтана, то эти моряки должны быть готовы добровольно участвовать в деле Самого Бога! Кроме того, у Церкви были десятки других целей, на которые она могла бы потратить эти деньги. И это даже не учитывало нелепую настойчивость Тирска в том, что Церковь должна выплачивать пенсии оставшимся в живых семьям мужчин, которые были убиты во время ее службы.
   Великий инквизитор был недоволен, когда Дючейрн поддержал политику Тирска. Согласие казначея Церкви с тем, что возмутительные требования были "разумными" и "выполнимыми", выбило почву из-под его собственных аргументов. Необычайно упрямая настойчивость Мейгвейра в том, что Тирск лучше всех разбирается в новой военно-морской тактике, не прибавила ему бодрости. И вместо того, чтобы согласиться с Дючейрном и Мейгвейром в том, что выступление Тирска в Харчонг-Нэрроуз продемонстрировало, что граф был прав с самого начала, Клинтан поддержал мнение (исходящее, как подозревал Дючейрн, от герцога Торэста), что Тирску просто повезло. Повезло с погодой, повезло с численным превосходством над чарисийцами с таким огромным отрывом, и, вероятно, повезло, что чарисийцы покинули остров Кло до того, как он, наконец, был готов атаковать его, поскольку они, несомненно, победили бы его - снова - если бы ему действительно пришлось сражаться, чтобы выселить их.
   Только тот факт, что герцог Ферн и епископ Стейфан Мейк, личный интендант Клинтана по флоту, решительно поддержали Тирска, сдержал гнев великого инквизитора. Ну, это и тот факт, что победа Тирска была единственной победой, которой до сих пор добилась любая из эскадр Церкви.
   И, насколько я могу судить, тот факт, что Тирск позволил чарисийцам сдаться, только разозлил его еще больше. - Дючейрн очень старательно не поморщился. - Что касается Жэспара, то единственный хороший чарисиец - это мертвый. Он не видит абсолютно никаких причин, по которым Тирск должен был позволить им сдаться. Даже Аллейн понимает, что если наши адмиралы не позволят им сдаться, то их адмиралы не позволят сдаться нашим экипажам. Хотя я не думаю, что Жэспара это действительно волнует. На самом деле, мне интересно, не предпочел бы он на самом деле ситуацию, в которой другая сторона наотрез отказалась бы уступать. Он, вероятно, видит в этом лучший способ мотивировать наших людей сражаться до победного конца... так, как Тирск не сделал в Крэг-Рич.
   - Признаю, что Долар далек от Чариса и Таро, - сказал казначей вслух. - С другой стороны, как говорит Аллейн, наши корабли разбросаны по всему проходу... и ничто из того, что есть у чарисийцев, не находится достаточно близко, чтобы угрожать проходу. Мы могли бы отправить их до самого залива Горэт, не беспокоясь о том, что их перехватят. И Долар гораздо ближе к Чисхолму - и Корисанде, если уж на то пошло, - если идти на запад.
   - Конечно, это так. - Клинтан нетерпеливо махнул рукой, пренебрежительно. - И чарисийцы, которые эвакуировались с острова Кло, направились прямо в Чисхолм, чтобы усилить корабли, которые у них там уже были. На самом деле, это еще одна причина отправить наши корабли в Деснейр.
   Дючейрн вопросительно посмотрел на него, и он фыркнул.
   - Им пришлось рассредоточить силы, чтобы прикрыть Чисхолм и Корисанду, Робейр. - Клинтан вернулся к своему тону взрослого, читающего лекции особенно медленному ребенку, но Дючейрн слишком привык к этому, чтобы поддаться на провокацию. Если уж на то пошло, он даже не был уверен, что Клинтан все еще делает это нарочно. - По нашим лучшим оценкам, у Рок-Пойнта насчитывается около двадцати или двадцати пяти галеонов, базирующихся в заливе Тол, а у Лок-Айленда еще тридцать пять или сорок, действующих в бухте Рок-Шоул. Итого шестьдесят пять. Остальные их галеоны рассредоточены, защищая Чисхолм и Корисанду. Что я предлагаю, так это воспользоваться этим рассредоточением, чтобы наши корабли пробились к Деснейру. К тому времени, когда они смогут перебросить свои корабли на дальние стоянки, мы будем сосредоточены в заливе Мэтиэс, и они ничего не смогут с этим поделать.
   Тринейр выглядел задумчивым, и даже Дючейрну пришлось признать, что в аргументах Клинтана была определенная логика. Тем не менее, то, что больше всего впечатлило Дючейрна в провале их первоначальной атаки на Чарис, заключалось в том, что отправка флотов в длительные путешествия с согласованным расписанием, в котором не учитывались такие мелочи, как, о, погода, казалась значительно более проблематичной, чем отправка армий в длительные марши.
   - Ты говоришь об отправке от ста до двухсот двадцати наших галеонов мимо Таро в Деснейр, - сказал он сейчас. - По словам Аллейна, четверть из них была бы совершенно безоружна. Итак, допустим, у нас есть более разумное число доступных для плавания, - сто двадцать. Это означает, что только девяносто из них на самом деле будут вооружены, и ни один из наших кораблей не обучен так хорошо, как корабли графа Тирска. Если шестидесяти или семидесяти чарисийцам удастся перехватить их, не знаю, насколько хорошо справятся наши девяносто, Жэспар. Мне нравится это говорить не больше, чем тебе нравится это слышать, - добавил он, когда лицо Клинтана напряглось, - но мы должны быть реалистами. И это тоже не их вина. У них просто не было времени тренироваться.
   - В словах Робейра есть смысл, - сказал Тринейр разумным тоном.
   - Да-с-с, - медленно произнес Мейгвейр. Все остальные посмотрели на него, и он поднял правую руку с вытянутым указательным пальцем. - Да, - повторил он, - но у нас есть семафор.
   - И? - подсказал Дючейрн, когда капитан-генерал снова сделал паузу.
   - Во-первых, - сказал Мейгвейр, - у нас должно быть преимущество внезапности, когда мы действительно начнем перемещать корабли. Расстояние само по себе должно позаботиться об этом, но давайте предположим, что шпионы чарисийцев здесь, на землях Храма, имеют доступ к коммерческим сообщениям, которые мы разрешаем передавать по семафору. Или, если уж на то пошло, просто у них есть сеть самонаводящихся виверн для передачи сообщений. Что бы там ни было. Очевидно, что у них есть шпионы где-то в системе, верно?
   Дючейрн кивнул, несмотря на свое впечатление. Обдумывание вещей не было чем-то таким, что обычно ассоциировалось у него с Аллейном Мейгвейром.
   - Хорошо. В таком случае мы открыто посылаем приказы нашим эскадрам на всем протяжении прохода Син-ву. Если уж на то пошло, давайте отправим их одним из шифров, которые, как мы почти уверены, чарисийцы могли взломать в Делфираке или Корисанде. Мы приказываем им встретиться в Энджелберге, но говорим им, что это уловка. Они концентрируются там, чтобы помочь любым чарисийским шпионам предположить, что мы собираемся отправить их в Деснейр, но они должны подготовиться к отплытию в Долар. Даже если сообщение не будет перехвачено по цепочке семафоров, вы знаете, что по крайней мере некоторые из их команд расскажут о своей предстоящей поездке в Долар всякий раз, когда у них появится возможность сойти на берег в Энджелберге. Так что любые чарисийские шпионы услышат об этом пункте назначения, и что касается подготовки к путешествию, то на самом деле не имеет значения, собираются ли они в Долар или Деснейр.
   Теперь его глаза начинали блестеть по мере того, как рос его энтузиазм.
   - Итак, наша легенда заключается в том, что они готовятся к тому, чтобы отвезти их на запад. Любые шпионы, которые заметят их в бухте Чэнтри, почти наверняка узнают об их приказах Долару, и мы не сообщаем об этом даже нашим адмиралам, пока все они не будут готовы к отплытию. В этот момент мы используем семафор, чтобы отправить им их фактические приказы о плавании. Несомненно, это должно обеспечить нам стратегическую внезапность. На самом деле, если чарисийцы действительно узнают об их первоначальных приказах, они могут изменить свое собственное развертывание, чтобы защитить Чисхолм и Корисанду!
   - Затем, как только наши корабли двинутся на восток, а не на запад, мы используем семафор, чтобы приказать деснейрцам отправиться им навстречу. Мы сможем приказать Деснейру отплыть быстрее, чем чарисийцы смогут приказать своим эскадрам сосредоточиться. Так что, в идеале, Лок-Айленд все еще будет стоять на якоре в бухте Рок-Шоул, когда Рок-Пойнт и его двадцать пять кораблей окажутся зажатыми между семьюдесятью с лишним деснейрскими галеонами, идущими с юга, и от ста до ста двадцати харчонгскими и храмовыми галеонами, идущими с севера.
   - Это очень хорошая мысль, Аллейн, - поздравил Клинтан. - И в этом есть еще один аспект. Мы можем отслеживать обе силы, пока они остаются в прибрежных водах, поэтому если одна из них наткнется на препятствие, или если выяснится, что чарисийцам каким-то образом удалось сконцентрироваться против одной из них, мы можем приказать другой развернуться и избежать действий.
   Мейгвейр просиял, явно купаясь в непривычном свете одобрения великого инквизитора. Даже Тринейр кивнул, сначала медленно, но потом более решительно.
   Дючейрн, с другой стороны, все еще испытывал глубокие сомнения. Идеи Мейгвейра и Клинтана о координации двух отдельных флотов звучали хорошо в теории, но он не мог до конца убедить себя, что на практике все пройдет так гладко. С другой стороны, Мейгвейр действительно был прав в том, что касалось достижения внезапности. Если бы никто, кроме самой храмовой четверки, не знал, куда на самом деле направятся северные корабли, никто не смог бы выдать эту информацию Чарису. И на самом деле не имело значения, как быстро бы информация дошла до Чариса, как только корабли действительно начали бы двигаться, потому что военные корабли Чариса, расположенные так далеко, как Чисхолм или Корисанда, были бы настолько сильно удалены, что с таким же успехом могли бы находиться на дне моря. Они никак не могли добраться до залива Таро или моря Джастис до того, как флоты Церкви либо соединились бы друг с другом, либо развернулись бы и по отдельности вернулись бы в свои первоначальные порты.
   Он наблюдал за остальными тремя и понял, что, какие бы сомнения он ни испытывал, все они были за. В таком случае он не собирался этому препятствовать, что бы он ни делал. Так что он не стал пытаться. Он удовлетворился высказыванием своих собственных оговорок - оговорок, достаточно мягких, чтобы он с улыбкой мог отмахнуться от них позже из-за своей собственной робости, если они окажутся необоснованными, но достаточно острых, чтобы позиционировать его, если все обернется плохо в конце концов, чтобы напомнить им всем, что он предостерегал их от чрезмерной уверенности.
   Он откинулся на спинку стула, ожидая, пока Мейгвейр и Клинтан проработают детали к своему собственному удовлетворению. Было время, когда Робейр Дючейрн не слишком беспокоился о политических расчетах. Он поднялся на свой пост казначея главным образом потому, что был непревзойденным бюрократом, довольным тем, что оставил политику - как Матери-Церкви, так и светскую политику - Тринейру и Клинтану.
   И тот факт, что мы ведем эту дискуссию, является доказательством того, насколько хорошо это сработало, не так ли, Робейр? - язвительно спросил он себя. - С другой стороны, даже ты можешь научиться, если Бог ударит тебя достаточно тяжелой дубиной. Настоящий трюк будет заключаться в том, чтобы убедить их - и особенно Жэспара - в том, о чем ты все еще не имеешь ни малейшего представления.
   Он внутренне улыбнулся с выражением, в котором смешивалось терпение с легким оттенком скуки. По иронии судьбы, подумал он, его "сделка" с Клинтаном должна была совершить так много, чтобы убедить великого инквизитора полностью игнорировать любую угрозу, которую он мог представлять. То, что человек, который должен был быть хранителем совести Матери-Церкви, расценил настойчивое стремление Дючейрна фактически выполнять свои обязанности в качестве одного из наместников Бога как доказательство слезливого гуманного мышления.
   Ты просто продолжаешь смотреть на вещи таким образом, Жэспар, - холодно подумал Робейр Дючейрн. - Потому что в один прекрасный день ты поймешь, насколько ты на самом деле неправ.
  
   .V.
   КЕВ "Ройял Чарис", 58, город Теллесберг, королевство Старый Чарис
  
   - Мне было интересно, когда они дойдут до этого, - кисло сказал Кэйлеб Армак.
   Он, Шарлиэн, их дочь и некий капитан Мерлин Этроуз снова были на плаву. "Эмприс оф Чарис" все еще находился в руках верфи, поэтому он и Шарлиэн подняли свой штандарт на борту КЕВ "Ройял Чарис", одного из новых пятидесятивосьмипушечных галеонов, предназначенных для того, чтобы избежать проблем "Эмприс оф Чарис". На самом деле, они не собирались покидать Теллесберг и отплывать в Чисхолм до утреннего прилива, но они решили доставить принцессу Эйлану на борт корабля днем и поселились там.
   Конечно, это также означало, что они должны были быть немного осторожнее в том, чтобы говорить тише, учитывая тонкость переборок каюты.
   - Ну, - довольно философски сказал Брайан Лок-Айленд со своего флагманского корабля, - мы оставили за ними решение, что делать со всеми этими кораблями, прежде чем проход Син-ву замерзнет. Теперь мы знаем. Однако должен признать - я не ожидал, что они будут такими изощренными. Собрать свой флот в восточном порту, а затем отправить их всех на запад? - Он покачал головой. - Честно говоря, это намного хитрее, чем я ожидал.
   Лок-Айленд был прав, - признал Мерлин. - Порт Энджелберг в бухте Чэнтри располагался на южном берегу пролива Син-ву, почти в трех тысячах миль к востоку от залива Темпл. Он был почти на полпути к восточному устью прохода, где тот впадал в море Айсуинд... и более чем в семи тысячах миль от западного устья прохода. Если бы не приказы различным командующим эскадрами, он бы предположил, что они планировали плыть на восток, а не на запад. К счастью, они смогли прочитать эти приказы, которые подтвердили, что их действительное планирование было тем, что Мерлин и Лок-Айленд все это время считали их самым умным ходом.
   - Они ведут себя умно, не так ли, - заметил князь Нарман из Эрейстора, где его собственный галеон ожидал присоединения к "Ройял Чарис" для путешествия в Чисхолм.
   - Может быть, и так, но теперь, когда мы поймали их на этом, проблема заключается в том, чтобы решить, что нам с этим делать, - сказал Доминик Стейнейр из бухты Тол по своему собственному комму.
   - Нет, - сказал Кэйлеб, его тон был еще более кислым, чем раньше. - Это не решает, что мы будем с этим делать, это решает, как мы будем это делать. Мы все согласны с тем, что это самое логичное, что они могли бы сделать, после того, что случилось с Гвилимом. И я думаю, что мы должны отреагировать на угрозу. Что означает усиление как Корисанды, так и Чисхолма.
   - Боюсь, ты прав, - вздохнул Мерлин.
   - Согласен, - признал Лок-Айленд. - Но пока мы беспокоимся о том, что может сделать Тирск, давайте не будем забывать о Холмане и Джарасе.
   Мерлин поморщился.
   Тот факт, что он не осмеливался посылать дистанционно управляемые пульты в сам Храм, всегда оставлял пустую область на самой вершине их интеллектуального анализа. Просто не было никакого способа получить глаза и уши в самых сокровенных советах храмовой четверки, и их незнание того, что там происходило, было тем более неприятным из-за их способности проникать в любой другой военный совет на планете.
   Он постоянно напоминал себе, что у него и его союзников больше информации о планах и возможностях своих врагов, чем у кого-либо другого в истории человечества. Проблема заключалась в том, что им требовалось такое преимущество, если они когда-нибудь собирались одержать победу над кем-то, настолько превосходящим их численно. И они ждали пятидневками, чтобы выяснить, в какую сторону собирается прыгнуть новый военно-морской флот Церкви с наступлением осени.
   Как указал Лок-Айленд, они знали, что Аллейну Мейгвейру и его коллегам придется выбрать курс действий до того, как северные порты начнут замерзать. Конечно, они могли бы просто посидеть там, но на самом деле никто этого не ожидал. После объявления священной войны и кровавого способа, которым Клинтан обезопасил тыл храмовой четверки в Храме и Зионе, казалось предрешенным, что они не собирались просто оставлять сотню или около того новеньких галеонов вмерзшими в лед на несколько месяцев.
   Когда Мерлин, Кэйлеб, Лок-Айленд и Рок-Пойнт рассмотрели варианты Церкви, они пришли к выводу, что есть три возможных места назначения, свободных ото льда: залив Швей, залив Горэт и залив Мэтиэс. Были аргументы в пользу всех трех. Если уж на то пошло, существовала и четвертая возможность - бухта Бедар в республике Сиддармарк. Залив Норт-Бедар на самом деле был бы наиболее защищенным из всех доступных незамерзающих портов, и, учитывая почти психотическую подозрительность Клинтана ко всему сиддармаркскому, базирование значительного контингента нового флота Церкви прямо у набережной столицы в качестве предложения о том, что лорд-протектор должен вести себя прилично, могло бы быть заманчивым.
   Существовал также вопрос о том, как Церковь могла бы разделить корабли, которые она направляла на юг. На самом деле, Мерлин скорее надеялся, что они распределят северные подразделения между несколькими возможными пунктами назначения, вместо того, чтобы держать их сосредоточенными. Рассредоточение флота противника по как можно большему количеству отдельных субфлотов казалось ему очень хорошей идеей с точки зрения Чариса.
   Но на что бы он ни надеялся, Мерлин всегда ожидал, что Церковь в конечном итоге выберет ту стратегию, которую выбрала сейчас. Учитывая достижения графа Тирска, объединение как можно большей части общей военно-морской мощи Церкви под его командованием имело большой смысл. Не только это, но и под энергичным руководством Тирска литейные заводы Долара теперь выпускали больше - и лучше - оружия, чем кто-либо другой за пределами Чариса. В основном они все еще отливали орудия из бронзы, пытаясь справиться с большими трудностями, связанными с производством надежных железных стволов, но их выпуск неуклонно рос. И если они были гораздо менее инновационными, чем операторы литейных цехов чарисийцев, то они были гораздо более инновационными, чем харчонгцы.
   Экономика Харчонга по-прежнему основывалась на том, что по сути было рабским трудом. У империи были устоявшиеся, трудоемкие способы ведения дел, и ее врожденный реакционный консерватизм - и ультраортодоксальная приверженность Запретам Джво-дженг - оставляли ее решительно не склонной к изменениям. Однако, огромные размеры и такое же население позволили ее экономике доминировать в западном Ховарде и Хэйвене в течение последних полутора столетий, несмотря на присущую ей неэффективность, и когда Церковь начала свои масштабные программы вооружения, количество харчонгских литейных заводов предполагало, что империя обеспечит по крайней мере треть, а более вероятно, половину, из всей необходимой артиллерии. Однако на самом деле эти планы рухнули, когда все эти небольшие литейные цеха оказались намного менее производительными, чем ожидалось. На таком фоне то, как Тирску и герцогу Ферну удалось улучшить возможности доларских орудий, было одним из подлинных ярких пятен для Церкви. И учитывая, насколько сильно отставало производство пушек как в Харчонге, так и на землях Храма, имело большой смысл отправить как можно больше все еще невооруженных галеонов Церкви в залив Горэт. Теперь, когда остров Кло прочно находится в руках Тирска, путешествие будет и короче, и гораздо безопаснее, чем пытаться отправить их в любое другое место назначения.
   Кроме того, это просто поставило бы большую часть из двухсот галеонов под командованием лучшего адмирала Церкви в идеальную позицию для удара по Чисхолму или Корисанде с востока. И поскольку у имперского флота Чариса было всего около девяноста семи собственных галеонов после потерь сэра Гвилима Мэнтира в Харчонг-Нэрроуз, передислокация для противодействия этой угрозе будет... сложной.
   Тем более, что, как только что любезно заметил Брайан, нам все еще приходится беспокоиться и о чертовых деснейрцах, - с отвращением подумал Мерлин.
   Герцог Холман и адмирал Джарас довольно сильно напомнили Мерлину генерала Макклеллана со Старой Земли. Учитывая все обстоятельства, они были довольно честными менеджерами. Несмотря на продолжающиеся проблемы с производством собственной артиллерии, им удалось спустить на воду, вооружить и (более или менее) укомплектовать экипажами около семидесяти галеонов. Это было значительным достижением, особенно учитывая тот факт, что до масштабной программы Церкви в Деснейре не было настоящей судостроительной промышленности. Конечно, было огромное количество взяток, некоторые корабли были не так уж хорошо построены, и деснейрские пушки имели тенденцию взрываться чаще, чем в среднем, но семьдесят с лишним галеонов все еще оставались семьюдесятью с лишним галеонами.
   Хорошая новость (и главная причина, по которой Холман и Джарас заставили Мерлина задуматься о Макклеллане) заключалась в том, что, построив свой военно-морской флот, они не хотели, чтобы с ним случилось что-то плохое. То, что Данкин Йерли и КЕВ "Дестини" сделали с коммодором Уэйларом, явно вырисовывалось в их сознании, и особенно в сознании барона Джараса. На самом деле, он отказался выходить за пределы защищенных вод залива Джарас, чтобы тренировать свои экипажи, что вполне устраивало Чарис.
   Но если бы они перебросили достаточно сил, чтобы защитить Чисхолм и Корисанду от такого способного адмирала, как Тирск, даже Джарас мог бы найти в себе силы действовать с небольшой агрессивностью. И если это произойдет... - Нам придется сделать несколько глубоких сокращений в домашних водах, Брайан, независимо от того, что деснейрцы могут думать о своих действиях, - наконец сказал Кэйлеб. - Тирск просто чертовски хорош. Если он придет в Чисхолм с двумястами галеонами, нам понадобится намного больше, чем сейчас есть у Шарпфилда в этом районе, чтобы остановить его.
   Лок-Айленд тяжело кивнул. Сэр Льюк Колмин, граф Шарпфилд, командовал королевским военно-морским флотом Чисхолма. Таким образом, в имперском флоте Чариса теперь он был вторым по рангу офицером после самого Лок-Айленда. Это звание, плюс его близкое знакомство с чисхолмскими водами, сделало его логичным - действительно, единственным - выбором для командования эскадрами, защищающими королевство Шарлиэн. Как офицер мирного времени, он был выдающимся, особенно благодаря своей решимости искоренить коррупцию на всех уровнях, и никто не сомневался в его личном мужестве. И все же весь его боевой опыт был связан с галерами. Он никогда не командовал ни одним галеоном в бою. Теперь он командовал целым их флотом, и мысль о том, чтобы дать ему свой первый опыт с противником, превосходящим числом шесть или семь к одному, не была особенно привлекательной.
   - Помогло бы, если бы у нас был кто-нибудь в Чисхолме или Корисанде с коммуникатором, - отметила Шарлиэн. - Если бы сэр Льюк и адмирал Мандир имели доступ к снаркам, они могли бы объединить свои силы в единый кулак, у которого было бы гораздо больше шансов противостоять Тирску.
   Настала очередь Мерлина кивнуть. Гарт Ралстан, граф Мандир, был эмерэлдским эквивалентом Шарпфилда. Он был моложе Шарпфилда, у него не было такого многолетнего опыта в море, но в проливе Даркос он доказал, что он боец, а годы службы под командованием князя Нармана дали ему определенную степень политической проницательности, которой совершенно не хватало грубому, аполитичному Шарпфилду. Вот почему его выбрали командовать эскадрой, прикрывающей Корисанду.
   - К сожалению, единственным флагманским офицером, которого мы могли бы послать, был бы ты, Доминик, - сказал Лок-Айленд. - Который...
   - Что, - прервал Кэйлеб немного странным, почти веселым тоном, - было бы... политически неловко в данный конкретный момент.
   - Неудобно, но можно выжить, ваше величество, - почтительно сказал Рок-Пойнт. - Знаю, что Горджа хочет, чтобы я был там, где и сейчас, когда мы наконец заставим его объявить, что он приедет, но могу вспомнить полдюжины других офицеров, которые могли бы исполнять эту работу так же хорошо, как и я. Среди прочих на ум приходит Коди Нилз.
   - Уверен, что адмирал Нилз мог бы совершенно адекватно справиться с вашими военно-морскими обязанностями, милорд, - вставил Нарман. - Проблема в том, что все расчеты Горджи построены на том, чтобы вы прикрывали залив Тол, чтобы убедиться, что никакие мерзкие деснейрцы не приплывут, чтобы напасть на него, когда Церковь узнает, что он перешел на другую сторону. Он и так уже достаточно нервничает, и не думаю, что он разделяет презрение нашего флота к Джарасу. Что, если разобраться, и учитывая, насколько он ближе к Деснейру, чем мы, вероятно, не так уж и неразумно. Очевидно, что он достаточно поверил в вас, чтобы чувствовать себя уверенно, но если мы все перестроим на лету, думаю, что есть, по крайней мере, справедливый шанс, что в последний момент он отступит.
   - Особенно, если ему станет известно о том факте, что инквизиция посылает больше следователей в Таро, - согласился Мерлин.
   - Думаю, что Мерлин и Нарман правы, Кэйлеб, - с несчастным видом сказала Шарлиэн.
   - Я тоже, - согласился Кэйлеб, но веселье в его тоне было еще более явным, а затем он с насмешливым сожалением покачал головой, глядя на жену, и удивил всех смехом.
   - Я пропустила что-то смешное? - немного едко спросила Шарлиэн, и он кивнул, все еще посмеиваясь.
   - На самом деле, ты это сделала, - сказал он. - Для меня это тоже стало небольшим шоком, поскольку обычно ты не столь медлительна.
   - Медлительна? - повторила она еще более резко. На самом деле, ее тон можно было бы охарактеризовать как зловещий.
   - Ну, ты, похоже, упустила из виду тот незначительный факт, что мы оба собираемся быть в Чисхолме. Как и парень по имени Мерлин, если не ошибаюсь.
   Глаза Шарлиэн расширились. Мгновение она сидела, уставившись на него с выражением очень умной женщины, которая очень редко совершала глупые ошибки. Затем настала ее очередь смеяться.
   - Конечно, это так! И, если мне не изменяет память, у тебя самого был хоть какой-то боевой опыт на флоте, не так ли?
   - Немного, - согласился ее муж, подняв большой и указательный пальцы примерно на дюйм друг от друга.
   - При всем моем уважении, ваше величество, я не сторонник того, чтобы рисковать вами в море, - сказал Лок-Айленд. Кэйлеб выгнул бровь, и верховный адмирал пожал плечами. - На рифе Армагеддон и в проливе Даркос твой отец был прав насчет того, как важно для флота знать, что ты там. Однако не думаю, что эта ситуация в точности сопоставима, и есть множество причин, по которым ваше убийство было бы политически катастрофичным.
   По голосу Лок-Айленда было очевидно, что у него тоже были какие-то сугубо личные причины не желать видеть, как убивают его кузена, и глаза Кэйлеба смягчились. Но потом он покачал головой.
   - Во-первых, теперь у нас есть прочно обеспеченная преемственность, - сказал он, взяв Шарлиэн за руку. - В Старом Чарисе нет ни единой души, которая не признала бы Шарли императрицей по ее собственному праву, если бы со мной что-то случилось. И теперь есть еще Эйлана. Так что аргументы о том, насколько я "совершенно незаменим", кажутся чуть менее убедительными, чем раньше.
   - Во-вторых, при всей должной скромности, военно-морской флот в определенной степени доверяет мне. Думаю, что они, вероятно, сочтут обнадеживающим то, что я буду с ними, если им придется вступить в бой при таких неблагоприятных обстоятельствах.
   Сказать, что имперский чарисийский флот "в определенной степени доверяет" Кэйлебу Армаку, было все равно, что сказать, что в Великом Западном океане есть "определенное количество воды", - размышлял Мерлин.
   - Но в-третьих, и это самое важное, я единственный человек, который у нас есть - кроме тебя, Брайан, - которого мы могли бы отправить в Чисхолм, у которого есть доступ к снаркам Совы и достаточный стаж, чтобы отдавать приказы Шарпфилду. Ни за что на свете мы не смогли бы оправдать то, что оставили меня на берегу ради этого, и ты это знаешь.
   - Он прав, Брайан, - тихо сказала Шарлиэн и поморщилась. - Почти уверена, что еще более несчастна, чем ты, при мысли о том, чтобы отпустить его и снова подставить под пули, - ее рука сжала руку Кэйлеба, - но он все равно прав.
   На мгновение воцарилась тишина, пока император сидел, слегка барабаня пальцами свободной руки по боковому столику и размышляя. Затем он глубоко вздохнул.
   - Хорошо, - сказал он. - Это то, что мы собираемся сделать. И мне придется отнять у твоего флота больше сил, чем хотелось бы, Брайан. Мы не можем не усилить Чисхолм и Корисанду, когда знаем, что надвигается на них, и мы не можем ждать. В это время года нам потребуется больше времени, чтобы доставить подкрепление в Чисхолм, чем потребуется новым конструкциям Мейгвейра, чтобы добраться до залива Горэт. Знаю, что в запасе у нас будет немного времени, по крайней мере, после того, как они доберутся туда, но я не хочу дарить Тирску больше времени, чем нам нужно. С другой стороны, мы не можем организовать все это в мгновение ока. Это займет по меньшей мере несколько дней, и я не хочу откладывать наш собственный отъезд в Чисхолм.
   - Думаю, что согласен с Мерлином и Нарманом в том, что нам нужно оставить Доминика там, где он есть, и со мной там у нас будет доступ к снаркам без него. Итак, мы пошлем подкрепление вслед за "Ройял Чарис" под командованием адмирала Нилза. Он хороший человек, и я могу его использовать.
   - Да, ваше величество, - официально сказал Лок-Айленд, слегка поклонившись своему далекому императору. - Сколько сил вам нужно, чтобы я послал с ним?
   - Вот что меня действительно пугает, - откровенно сказал Кэйлеб. - Я не понимаю, как мы могли бы покрыть Чисхолм и Корисанду менее чем шестьюдесятью галеонами.
   Тишина, которая встретила это число, была глубокой, и губы Кэйлеба дрогнули.
   - Я могу справиться с этим с помощью лучших старых галер, вооруженных карронадами, - продолжил он, - но даже со снарками я не могу волшебным образом разводить галеоны, как кроликов. Я смогу увидеть, что задумал Тирск, но если он сражается так умно, как мы все от него ожидаем, он не собирается разделяться на меньшие силы, которые я могу отбирать по одной за раз. Он собирается напасть на меня со всем, что у него есть, одним сосредоточенным флотом, и мне понадобится достаточно огневой мощи, чтобы остановить его, когда он это сделает. Что, даже с шестьюдесятью галеонами, будет непростой задачей, теперь, когда он точно знает, что может сделать залповый огонь. Вот тут-то, надеюсь, и вмешаются снарки, позволив мне выбрать тактическую ситуацию, когда мы наконец вступим в бой.
   - Ваше величество, - сказал Рок-Пойнт через мгновение, - я не могу оспаривать ничего из того, что вы только что сказали. Но если мы отправим шестьдесят кораблей в Чисхолм и Корисанду, то останется только около тридцати, чтобы следить за водами ближе к Старому Чарису.
   - Знаю, - сказал Кэйлеб. - Но даже с шестьюдесятью галеонами нас все равно будут численно превосходить в чисхолмских водах более чем в три раза. И, честно говоря, если я собираюсь быть в меньшинстве три к одному против кого-то столь же хорошего, как Тирск, тогда я думаю, что мы должны быть готовы рискнуть, чтобы такие хорошие люди, как вы и Брайан, были в меньшинстве два к одному против такого второсортного игрока, как Джарас.
   Рок-Пойнт мгновение молчал, затем кивнул. - В то же время, однако, я не повторю ошибку, которую мы совершили с Гвилимом, - сказал Кэйлеб, и его карие глаза посуровели. - У нас гораздо больше шхун, чем нам нужно для блокады, особенно сейчас, когда Таро присоединяется к империи, поэтому я хочу, чтобы по крайней мере пятнадцать или двадцать из них были отправлены с Нилзом. Это должно дать мне много быстрых крейсеров для пикетирования острова Кло, а Харчонг-Нэрроуз близко - что, надеюсь, объяснит, как мне удается следить за Тирском - с достаточным запасом для эффективных атакующих рейдов в заливе, чтобы в целом сделать его жизнь как можно более несчастной. Не думаю, что мы можем спровоцировать его на ошибку, просто бросив на него коммерческих рейдеров, но я, безусловно, готов попробовать.
   - И это не значит, что Тирск действует в политическом вакууме, - продолжил он. - Даже когда Мейк действует в своем углу, Торэст все еще делает все возможное, чтобы нанести ему удар в спину. Если я смогу вызвать достаточный хаос в заливе Долар и в тех же водах, где действовал Гвилим, я, возможно, смогу помочь Торэсту. - Кэйлеб поморщился. - Часть меня ненавидит поступать так с благородным человеком, но он просто чертовски способный. Боюсь, я соглашусь убрать его с дороги любым возможным способом.
   - На самом деле, я думаю, что это очень хорошая идея, - сказал Лок-Айленд. - Если мы ударим по ним своим собственным наступлением, мы можем упредить их планы. И я, вероятно, смогу послать вам еще больше шхун в течение следующих двух месяцев.
   Это, - размышлял Мерлин, - было достаточно правдиво. Как только что отметил Кэйлеб, потребность военно-морского флота в судах для блокады не только снизилась, но и каперство стало далеко не таким прибыльным, как когда-то. К настоящему времени большая часть торгового флота Церкви путешествовала в составе конвоев, которые все чаще защищались кораблями с достаточным количеством артиллерии, чтобы любое нападение на них было рискованным. Более того, однако, вражеского торгового судоходства просто не осталось. Это означало, что каперские консорциумы располагали десятками быстрых, маневренных, хорошо вооруженных шхун, в которых они больше не нуждались. На самом деле, рынок был так сильно перенасыщен, что их можно было купить за цену в вошедшей в поговорку песне.
   - Хорошая мысль, - согласился Кэйлеб. - А что касается ситуации в водах Чариса и Таро, Доминик, не забывай, что Эдуирд сейчас добивается прогресса с полыми снарядами Алфрида. Он должен начать производство через месяц или около того.
   - Начать производство, - сухо повторил Рок-Пойнт.
   Эдуирд Хаусмин был таким расстроенным, каким никто никогда не видел его, из-за задержек с запуском в производство полых снарядов Симаунта. Не то чтобы это была его вина. Даже его доступ к Сове не мог волшебным образом создать оборудование, методы и - прежде всего - обученные кадры, в которых он нуждался в одночасье, тем более что он был скорее в положении, в котором всегда находился Мерлин. Он мог вносить предложения, даже иногда проявлять гениальность, но, чтобы избежать обвинений в нарушении Запретов, он должен был продемонстрировать процесс разработки... и, учитывая объявление священной войны, это было важнее, чем когда-либо. К настоящему времени ему это удавалось, но он был глубоко разочарован тем, сколько времени это занимало. И как только он справился с этой частью, так ему пришлось столкнуться с почти невыносимыми погодными задержками при строительстве и запуске его новой фабрики по производству полых снарядов. Проливные дожди, которые продолжались, казалось бы, вечно, вызванные погодой лавины, которые блокировали систему каналов, обслуживающих его металлургический завод, а затем не менее трех тропических штормов, обрушившихся с моря Джастис за один двухмесячный период... Если бы он не знал правды об "архангелах", промышленник был бы склонен думать, что Бог действительно находится на другой стороне.
   Но, по крайней мере, у него наконец-то был заложен фундамент, крыша и строились печи. Тем не менее, должно было пройти по крайней мере еще два или три месяца, возможно, даже в марте, прежде чем он сможет предоставить новые снаряды военно-морскому флоту в достаточном количестве.
   - Знаю, что мы не сможем начать выдавать их до весны, - сказал сейчас Лок-Айленд. - С другой стороны, они направляют большую часть своих военно-морских сил к Тирску. Даже если он решит попробовать версию первоначального плана рифа Армагеддона с флотом галеонов, у нас будет что-то около шести или семи месяцев, прежде чем он сможет добраться до Старого Чариса. Честно говоря, не думаю, что есть хоть малейший шанс, что они попытаются сделать это снова - не после того, что случилось в прошлый раз, и не тогда, когда Чисхолм и Корисанда намного ближе к заливу Горэт. Поэтому важно, чтобы его величество получил достаточно мощное подкрепление, чтобы сдерживать Тирска до тех пор, пока у Эдуирда не будет достаточно снарядов для нас. Как только это произойдет, - верховный адмирал злобно улыбнулся, - мы будем теми, кто отправится на их поиски, и им тоже не понравится, когда их настигнет вооруженная снарядами боевая линия.
  
  
   ОКТЯБРЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   КЕВ "Ройял Чарис", 58, море Зибедия, КЕВ "Армак", 58, море Чарис, и КЕВ "Дистройер", 54, залив Тол
  
   - Черт.
   Мерлин Этроуз произнес это единственное слово с тихим, ужасным акцентом, глядя на последнюю загрузку с Совы. "Ройял Чарис" пересекал море Зибедия, в шести пятидневках пути от Теллесберга и почти точно на полпути к Черейту. Это было сразу за часом Лэнгхорна после сэйфхолдской полуночи, и Кэйлеб и Шарлиэн крепко спали.
   Разбудить их ни черта не поможет, - мрачно подумал Мерлин. - С другой стороны, если я не разбужу их и не расскажу им об этом, они оба будут чертовски злы.
   Он прикинул время, затем поморщился, решившись на компромисс. Наследная принцесса Эйлана проснется, чтобы потребовать раннего кормления, не позже чем через час. Он мог бы позволить императору и императрице поспать хотя бы еще столько же.
   С другой стороны, в Теллесберге это было на четыре часа раньше, так что...
   ***
   Глаза Брайана Лок-Айленда сузились, когда невидимый штеккер в его правом ухе защебетал, а затем начал мягко исполнять своеобразное музыкальное произведение. Звук - первые такты чего-то, что когда-то называлось "Якоря поднять", - звучал очень... странно для любого жителя Сэйфхолда. Однако он также идентифицировал звонившего как Мерлина Этроуза, и Лок-Айленд не ожидал услышать его по крайней мере еще пару часов. Если уж на то пошло, Мерлин всегда старался избегать звонков, когда с другой стороны присутствовал кто-то, кто еще не был частью внутреннего круга.
   Что наводило на мысль, что верховному адмиралу лучше ответить на этот конкретный звонок. - Хорошо, Хенрей, - сказал он лейтенант-коммандеру, сидящему за столом напротив него. - Я думаю, что это охватывает практически все. Есть еще пара моментов, которые я хотел бы обсудить до завтрашней встречи, но позвольте мне обдумать их сегодня вечером.
   - Конечно, сэр.
   Хенрей Тилльер был флаг-лейтенантом Лок-Айленда более трех лет. После его повышения до лейтенант-коммандера Лок-Айленд решил подражать графу Тирску и сделал Тилльера своим начальником штаба. Однако, в отличие от Тирска, который самостоятельно изобрел эту концепцию, Лок-Айленд извлек выгоду из исследования исторического развития и организации штабных офицеров в банках данных Совы. В результате он был на пути к созданию настоящего штаба с конкретными, определенными областями ответственности и уже делал мысленный выбор флаг-офицеров - военно-морского флота, армии и морской пехоты, которых он намеревался рекомендовать для назначения Кэйлебу, когда через несколько месяцев император представит концепцию генерального штаба для всей империи.
   В данный момент было очевидно, что Тилльер, который знал его гораздо лучше, чем большинство, был более чем немного озадачен внезапным прекращением встречи с верховным адмиралом. Но какие бы вопросы ни крутились у него в голове, он не собирался их задавать. Вместо этого он собрал заметки, которые делал, сложил их вместе и сунул в папку. Затем он улыбнулся Лок-Айленду, допил последний глоток из своего стакана с виски и нежно и ласково похлопал ротвейлера Лок-Айленда по его массивной голове.
   Килхол фыркнул в знак благодарности за прощание, даже не открывая глаз, и Тилльер усмехнулся.
   - Увидимся утром, сэр.
   - Непременно. На самом деле, присоединяйтесь ко мне за завтраком, если хотите.
   - Конечно, сэр.
   Тилльер почтительно кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Лок-Айленд на мгновение посмотрел на закрытую дверь, затем встал и открыл застекленную дверь, ведущую на кормовую палубу КЕВ "Армак". Он облокотился на перила, глядя на небо, которое из голубого превращалось в индиго. Было видно несколько самых ярких звезд, но должно было пройти некоторое время, прежде чем действительно наступит темнота.
   - Да, Мерлин? - сказал он затем тихо, его голос был не слышен сквозь шум ветра и воды любому, кто находился от него на расстоянии более двух-трех футов.
   - Извините, что беспокою вас, - произнес голос Мерлина в его наушнике, и Лок-Айленд почувствовал, как его брови нахмурились в быстрой тревоге, когда прозвучал мрачный тон сейджина. - К сожалению, - продолжил Мерлин, - у нас есть проблема. Очень большая.
   - Что вы имеете в виду? - быстро спросил Лок-Айленд и услышал далекий вздох.
   - Нас обманули, - решительно сказал Мерлин. - В конце концов, они не посылают флот к Тирску. Они отправляют его в Деснейр.
   ***
   Два часа спустя Мерлин, Кэйлеб и Шарлиэн сидели на корме "Ройял Чарис".
   - Это моя вина, - сказал Мерлин.
   - О, дерьмо кракена! - рявкнул Кэйлеб. - Как, черт возьми, это должно быть твоей виной? Или, по крайней мере, во всем виноват ты - и, похоже, именно к этому ты и направляешься!
   - Это мои снарки, и именно я был так уверен, что они отправят все к Тирску, - ответил Мерлин. - Если бы я не заставил всех думать...
   - Кэйлеб прав, Мерлин - это дерьмо кракена, - голос Лок-Айленда звучал еще более нетерпеливо, чем у императора. - Ты был не единственным, кто думал, что залив Горэт был логичным местом назначения! И что бы ты ни думал, у нас было подтверждение - письменное подтверждение, официальные приказы, заметьте, - которое все мы изучили через снарки Совы. В этот момент все мы пришли к выводу, что корабли направлялись туда, куда им приказал отправиться не кто иной, как Аллейн Мейгвейр. Так как же ты должен был понять, что в последнюю минуту они решат отправиться куда-нибудь еще?
   - Не думаю, что они приняли решение в последнюю минуту, - сказал Нарман Бейц. Как и Кэйлеб и Шарлиэн, он возвращался в Чисхолм, но он и его жена находились на борту КЕВ "Эрейстор", одного из двух галеонов, сопровождавших "Ройял Чарис". - Полагаю, что это то, что они намеревались сделать с самого начала.
   - Тогда зачем говорить своим собственным капитанам, что они идут на запад? - спросил Доминик Стейнейр со своего флагманского корабля в заливе Тол.
   - Дезинформация, - просто сказал Нарман. - Что бы мы ни думали о храмовой четверке, они на самом деле не пускающие слюни идиоты. Дураки, возможно. И высокомерные, и коррумпированные, и любое другое уничижительное, конечно, если кто-нибудь захотел бы добавить. Но иногда мы забываем, что многие их "ошибки" являются результатом того факта, что они понятия не имеют, с чем они на самом деле сталкиваются. Они все еще думают, что к таким вещам, как шпионаж, время общения и все остальное, применимы старые правила. Вот почему они упорно предполагали, что их семафор означает, что их коммуникации - то, что люди привыкли называть "коммуникационным циклом" - должны быть быстрее, чем у кого-либо другого, хотя на самом деле они медленнее... по крайней мере, для некоторых из нас.
   - Хочу сказать, что мы были виновны в том, что недооценили их. Мы знаем, что они перевернули Таро с ног на голову, пытаясь выяснить, как их планы просочились до рифа Армагеддона. Мы также знаем, что они так и не нашли ответа, поскольку Таро на самом деле не имело к этому никакого отношения. Но что должно было прийти нам в голову, когда мы анализировали их "план прикрытия", так это то, что в конечном итоге им придется предположить, что у нас есть какая-то дьявольски эффективная шпионская сеть. Очевидно, это именно то, что они сделали... поскольку тот факт, что они вообще беспокоились о плане прикрытия, чертовски хорошо должен был рассказать кому-то такому умному, каким я должен быть!
   Дородный маленький князь говорил примерно так горько, как Мерлин когда-либо слышал его, и его гнев на самого себя был болезненно очевиден, когда он сделал паузу, чтобы глубоко вздохнуть.
   - Как я уже сказал, мы должны были понять, что они собираются придумать что-то подобное, - продолжил он более сдержанным тоном. - И, учитывая все закодированные сообщения, которые в тот или иной момент проходили через семафор, они должны знать, что кто-то другой может отправлять закодированные сообщения под видом простых коммерческих транзакций или личных писем. Единственный способ, которым они могли бы остановить это, - это прекратить все светское использование семафора, и это вызвало бы всевозможные сбои, не говоря уже о том, что стоило бы им значительной части их доходов. Не только это, но как только они начнут думать в этом направлении, им придет в голову, что могут быть и другие способы создать альтернативную систему связи, даже если они действительно отключили семафорные станции. Как виверны-почтальоны.
   Он снова сделал паузу, и Кэйлеб фыркнул. В те времена, когда князь Эмерэлда Нарман замышлял убийство короля Хааралда и наследного принца Кэйлеба из Чариса, его главный агент в Теллесберге был одним из самых престижных поставщиков охотничьих и почтовых виверн королевства. Который как раз предоставлял Нарману быстрое, тайное средство связи между Чарисом и Эмерэлдом.
   - Если они решили, что у нас действительно есть шпионы на землях Храма, и если они согласились с тем, что эти шпионы могут передавать нам информацию так же быстро - или даже почти так же быстро - как они могут отправлять сообщения с помощью семафора, тогда это был только вопрос времени, прежде чем они начнут принимать меры предосторожности. Вот что здесь произошло. Они велели своим капитанам готовиться к отплытию на запад, ожидая, что любой из наших шпионов, перехвативших эти приказы, отправит их нам, в то время как все это время они планировали изменить приказы своих капитанов в последнюю минуту.
   - Думаю, князь Нарман прав, ваши величества, - предположил Ражир Маклин из своих апартаментов во дворце Теллесберг. - В любом случае, в этом есть смысл.
   - Может быть, так оно и есть, - признал Мерлин. - И, может быть, это заставит меня чувствовать себя лучше из-за того, как они только что поимели нас. Однако это не очень помогает, когда дело доходит до решения, что с этим делать.
   - Ну, в этом ты прав, - согласился Кэйлеб гораздо более мрачным тоном.
   - Честно говоря, мы мало что можем сделать, - мрачно сказал Лок-Айленд. - Коди Нилз с вашим подкреплением отстает от вас и Шарлиэн всего на пять дней, а преобладающие ветры дуют с запада. Даже если бы мы могли связаться с ним мгновенно - и объяснить, как, черт возьми, мы это сделали, - ему все равно понадобился бы по меньшей мере месяц, а скорее всего, семь или восемь пятидневок, чтобы вернуться сюда.
   - Ты имеешь в виду, благодаря моему стремлению заставить его начать пораньше, - сказал Кэйлеб.
   - Если ты не хочешь, чтобы Мерлин пинал себя за то, в чем он не виноват, не пинай себя за то, в чем не виноват ты, - едко сказал ему его кузен. - Учитывая то, что все мы "знали", вы приняли правильное решение. Они просто - как сказал Мерлин - "поимели нас", - верховный адмирал резко усмехнулся. - Предполагая, что "поиметь" означает именно то, что я думаю!
   - Ну, если предположить, что приказы, которые они послали Холману и Джарасу, не являются чем-то большим, чем "дезинформация" Нармана, они, очевидно, планируют поймать вас и Доминика между двумя силами, - сказала Шарлиэн. - Поэтому я бы сказала, что первоочередная задача - убедиться, что они этого не сделают.
   - Я мог бы согласиться с этим, - с чувством сказал Лок-Айленд. - Конечно, есть небольшая проблема в том, как двадцать семь наших галеонов сразятся с их ста тридцатью, даже если предположить, что мы сможем вступить с ними в бой без того, чтобы Джарас ударил нас сзади, - указал Рок-Пойнт.
   - Из них вооружены только девяносто, - ответил Лок-Айленд, и Рок-Пойнт фыркнул.
   - Хорошо, как двадцать семь наших галеонов сразятся с их девятью десятками? Я готов считать, что один из наших стоит двух их, может быть, даже двух с половиной. Черт возьми, давайте доведем до тройки! Но даже если предположить, что мы развернем северные силы назад, мы пострадаем, Брайан, и ты это знаешь. Так что же произойдет, если мы столкнемся с одной силой, а потом на нас нападет другая?
   - Мы сильно пострадаем, - мрачно сказал Лок-Айленд. - И мы позаботимся о том, чтобы они пострадали намного больше.
   - У них нет нескольких сотен транспортов, загруженных войсками, которые плывут вместе с ними, - отметила Шарлиэн. - Даже если им удастся добраться до Деснейра, у них нет армии, готовой высадиться где угодно.
   - Ты думаешь, мы могли бы избежать действий? Оттянуть время? - сказал Кэйлеб.
   - Более или менее, - согласилась она. - Все, что они действительно могут делать, это плавать вокруг. Они, конечно, не могут вторгнуться в Старый Чарис или Эмерэлд - не против гарнизонов, которые у нас есть там с винтовками и новой артиллерией!
   - Проблема в том, что мы не можем позволить этим двум силам объединиться, - ответил Кэйлеб. - У них было бы более двухсот галеонов в заливе Мэтиэс. И если бы они могли привести Тирска и его доларцев к Говарду, у них было бы три сотни. - Он покачал головой. - Мы должны помешать им сосредоточиться.
   - И давайте не будем забывать о Таро, - тон Рок-Пойнта был мрачным. - Вы, вероятно, правы, что у них недостаточно войск для серьезной высадки в Старом Чарисе или Эмерэлде, ваше величество. К сожалению, уверен, что у них достаточно сил, чтобы проводить рейды, по крайней мере, такие же разрушительные, как те, которые мы провели в Корисанде. И независимо от того, смогут они это сделать или нет с теми моряками и солдатами, которых они держат на борту всех этих кораблей, у них более чем достаточно сил, чтобы вторгнуться в Таро. У Горджи нет никакого нового оружия, и хотя я не думаю, что в Таро так много сторонников Храма, как считает храмовая четверка, их достаточно, чтобы развязать настоящую гражданскую войну, если они решат, что Церковь вторгается. Если Клинтан и Тринейр доставят пару сотен галеонов в залив Тол, Таро исчезнет.
   - Замечательно, - вздохнул Кэйлеб.
   - Каковы ваши последние данные по производству снарядов, Эдуирд? - спросил Лок-Айленд.
   - Те же самые, как вы спрашивали меня об этом вчера, - ответил Эдуирд Хаусмин из своей спальни. Его обычно приветливый голос был значительно более резким, чем обычно. - Другими словами, фактически ноль. Мы все еще настраиваем производственную линию, Брайан. Ты знаешь это, и...
   - Я не критикую, - быстро сказал Лок-Айленд. - Но с двадцатью галеонами нам понадобится преимущество, если мы собираемся остановить этих ублюдков.
   - Ну, у меня не будет новой линии, по крайней мере, еще две пятидневки. - По тону Хаусмина было очевидно, что он пинал себя за то, что не успел раньше, хотя, учитывая проблемы с погодой, с которыми он столкнулся...
   - Ну, у вас есть по крайней мере восемь пятидневок, прежде чем они смогут добраться до залива Таро, - ответил Рок-Пойнт. - Это почти полтора месяца, Эдуирд!
   - Да, это так. - Тон Хаусмина внезапно стал гораздо более задумчивым.
   На несколько секунд воцарилась тишина, затем он пожал плечами.
   - Я могу пойти дальше и начать делать взрыватели прямо сейчас, - сказал он. - Как только я установлю печи и подготовлю формы к работе, я, вероятно, смогу производить около ста или ста пятидесяти тридцатифунтовых снарядов в день. Возможно, мне удастся поднять цифры немного выше, если исключить внутреннюю отделку оболочек. Еще через пару пятидневок я, вероятно, смогу подключить еще две печи, и это даст мне где-то около трехсот снарядов в день. Итак, допустим, что с этого момента все работает идеально - чего, черт возьми, до сих пор не было! - и я могу производить, скажем, сто двадцать пять снарядов в день через две пятидневки, а затем триста в день через еще шесть пятидневок. Назовем это в общей сложности десятью тысячами.
   Это звучало как ужасно много, - размышлял Мерлин, - но на самом деле было мало, учитывая нормальные запасы боеприпасов в галеонах ИЧФ. "Штатный боезапас" состоял из сорока выстрелов круглыми ядрами, десяти выстрелов картечью и пяти выстрелов цепной дробью на орудие. Это составляло почти три тысячи снарядов для одного пятидесятичетырехпушечного галеона. Замена одних только ядер в их зарядных рундуках и погребах на основе "один к одному" потребовала бы не менее чем двадцати двух сотен снарядов.
   С другой стороны, если бы другая сторона не ожидала еще одного нового оружия чарисийцев, они вполне могли бы сломаться и убежать в тот момент, когда столкнутся с ним.
   И они также могут этого не сделать, - мрачно напомнил он себе. - Это не будет похоже на риф Армагеддон или пролив Даркос. Эти корабли прибывают прямо из Харчонга и самих земель Храма, и Мать-Церковь объявила священную войну. Кроме того, есть небольшой факт, что пропаганда Клинтана уже объявила нас поклонниками Шан-вей и демонопоклонниками. Если мы начнем обстреливать их разрывающимися снарядами, это только подтвердит ложь Клинтана, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. И тот факт, что они направляются этим путем в джихад против сил Тьмы, на самом деле может помочь им принять это спокойно...
   - Боюсь, недостаточно хорошо, - сказал Кэйлеб. Мерлин и Шарлиэн посмотрели на него, и он пожал плечами.
   - По оценкам Эдуирда, это количество снарядов, которые он сможет доставить через восемь пятидневок. Но к тому времени они будут на полпути через Марковское море... и корабли, отплывающие из Старого Чариса в этот момент, возможно, не смогут перехватить их до того, как они войдут в канал Таро. Мы могли бы поймать их на южной оконечности канала, прежде чем они пересекут залив Мэтиэс, но мы никогда не помешаем им попасть в залив Тол, если они решат это сделать. И, честно говоря, даже вероятность перехватить их в заливе, вероятно, не лучше, чем такая же.
   - Мы могли бы погрузить их на борт транспортов и доставить в море, - сказал Лок-Айленд.
   - Можно было бы попробовать, - признал Кэйлеб, - но мы рисковали бы быть пойманными другой стороной, пока это делаем. Если уж на то пошло, то просто для того, чтобы доставить транспортные галеоны к северной оконечности канала Таро, Брайан, потребовалось бы добрых четыре пятидневки. А это значит, что Эдуирд потеряет четыре из восьми запланированных пятидневок. И, согласно моим подсчетам, это будет стоить шесть тысяч или около того от его общей суммы.
   - Может быть, у нас нет другого выбора, кроме как пойти навестить адмирала Нилза, как я сделал с твоим отцом перед проливом Даркос, - несчастно сказал Мерлин.
   - Забудь об этом. - Кэйлеб покачал головой. - Отец уже был в море против противника, о котором он знал. Не только это, но и то, что для него было разумно - хотя и рискованно - принять стратегию, которую он выбрал, учитывая, что он знал, что я собираюсь вернуться с рифа Армагеддон так быстро, как только смогу. Но Коди и весь его флот направляются в Чисхолм, чтобы противостоять тамошней угрозе. Нет абсолютно никакого логичного, разумного аргумента, который он мог бы использовать, чтобы развернуть флот против своих существующих приказов, даже если бы нам посчастливилось, чтобы он воспринял правду спокойно. На самом деле, думаю, что, скорее всего, он бы так и сделал, но это не меняет того факта, что если мы развернем его без веской, уважительной причины, которую каждый может понять, никакое объяснение, кроме демонического - или ангельского - вмешательства, не могло объяснить никому другому - включая его собственных офицеров и людей! - почему мы это сделали.
   Он был прав, - понял Мерлин.
   - Хорошо, - сказал Лок-Айленд. - Вы правы, ваше величество. Мы не можем повернуть Коди вспять, и у нас нет восьми пятидневок, чтобы изготовить снаряды и отправить их флоту. Итак, на мой взгляд, у нас есть только один реальный вариант.
   - У нас есть выбор? Правда? - юмор в голосе Кэйлеба был едким, но искренним, и верховный адмирал резко усмехнулся.
   - Я не говорил, что это хороший вариант, - отметил он.
   - Хорошо, в таком случае расскажите нам об этом не очень хорошем варианте.
   - Насколько понимаю, нам придется снять давление с деснейрцев. Не хочу этого делать, и если кто-нибудь может придумать какой-нибудь способ, которым мы можем побудить их остаться дома, несмотря на прямые приказы Мейгвейра о вылазке, буду рад услышать об этом. А пока, однако, мне придется плыть на север. Сомневаюсь, что они просто развернутся и отправятся домой, когда увидят мои марсели, но, зная, что я нахожусь поблизости - и не зная, сколько наших сил мы отправили в Чисхолм в ответ на их "дезинформацию" - им придется рассматривать меня как потенциально значительную угрозу, по крайней мере, поначалу. Возьму с собой достаточно шхун, чтобы держать их под пристальным наблюдением, стараясь заставить их нервничать. Если немного повезет, я, по крайней мере, смогу привить им достаточную осторожность, чтобы замедлить их. С другой стороны, если они чувствуют себя резвыми и предприимчивыми, я, возможно, даже смогу соблазнить их - или, во всяком случае, некоторых из них - преследовать меня и отвлечь их.
   - И какая именно цель этого? - спросил Кэйлеб, хотя по его тону можно было предположить, что он уже следил за ходом мыслей своего кузена.
   - Пока я буду этим заниматься, Доминик отплывет домой. Мы свяжемся по коммуникаторам, и мы оба будем знать, где находится флот Церкви. Он загрузит столько снарядов, сколько сможет изготовить Эдуирд, прежде чем ему придется уходить. Затем, предполагая, что другая сторона остается сосредоточенной, а я все еще слежу за ними, он отправится на рандеву со мной. Если они разделятся и пошлют кого-то из них преследовать меня, он проигнорирует их и направится к основному флоту. Его будут сильно превосходить численностью - черт возьми, если уж на то пошло, нас будут сильно превосходить численностью, если обеим нашим силам удастся встретиться перед битвой! - но у него в рундуках должно быть по крайней мере несколько тысяч снарядов. Если он это сделает, и если мы сможем поймать их в море, и если снаряды сработают на практике так же хорошо, как показывают тесты Алфрида, и если другая сторона запаникует, когда поймет, что мы с ней делаем, нам, возможно, удастся развернуть их обратно.
   - Помнишь, как часто отец указывал, что флаг-офицер, который строит свою стратегию, основываясь на предположении, что все это сработает так, как он ожидает, - идиот, не так ли, Брайан?
   - Конечно, знаю. И если бы у меня был выбор, я бы тоже не стал предлагать ничего подобного на этот раз. К сожалению, не думаю, что у нас есть выбор.
   - Брайан прав, ваше величество, - сказал Рок-Пойнт. - Одному богу известно, как мы собираемся убедить деснейрцев остаться дома или, по крайней мере, заставить их колебаться настолько, чтобы позволить нам сначала разобраться с северным флотом! Но это единственный подход, который я вижу, который мог бы сработать, независимо от того, сколько вещей с ним может пойти не так. И, боюсь, есть еще кое-что. До тех пор, пока мы можем избежать тесных сражений, которые в конечном итоге сделают с нами то, что Тирск сделал с Гвилимом, нам не станет хуже, если это не сработает, чем было бы, если бы мы вообще ничего не пытались с этим поделать.
   - И если у вас не хватит снарядов, и если они работают не так, как мы ожидаем, тогда как, черт возьми, вы планируете этого избежать? - потребовал Кэйлеб. - Поправь меня, если я ошибаюсь, но мой мощный интеллект подсказывает мне, что для того, чтобы попасть в их поле зрения, вы должны попасть в их поле зрения. А это значит, что единственный способ узнать, что у вас недостаточно снарядов или что они работают не так, как мы ожидали, - это вовлечь вас именно в такое дело!
   - Возможно, так и случится, - тихо сказал Лок-Айленд. - Но если это так, то так оно и есть. И у вас все еще останется две трети военно-морского флота, чтобы вернуться и что-то с этим сделать.
  
   .II.
   КЕВ "Дестини", 54, у мыса Терренс, залив Мэтиэс, и
   кабинет герцога Холмана, город Итрия, Деснейрская империя
  
   Сэр Данкин Йерли всегда надеялся когда-нибудь плыть под своим собственным адмиральским вымпелом. Однако он не ожидал, что это произойдет так скоро или именно при таких обстоятельствах. Он стоял на юте КЕВ "Дестини", глядя на полосатый вымпел из шелка стального чертополоха, свисающий с фок-мачты его корабля, и задавался вопросом, что именно наблюдатели на берегу думают о его нынешних выходках.
   Он перевел взгляд на корму. Двадцать шесть галеонов следовали за "Дестини", каждый в строгих цветах имперского чарисийского флота. Другие флоты, другие военно-морские силы раскрашивали свои корабли в яркие цвета, украшали их сусальным золотом и витиеватой резьбой. Военные корабли Чариса были покрыты черным цветом, единственными другими цветами, которыми они могли похвастаться, были белые полосы, отмечающие линии их орудийных портов, и выкрашенные в красный цвет крышки самих портов. По-своему, это было самое высокомерное украшение из всех доступных, - подумал Йерли. - Во-первых, потому, что империя была единственным военно-морским флотом, который окрашивал свои корабли таким образом, что делало их мгновенно узнаваемыми на любом расстоянии. И, во-вторых, потому что это было утверждение о том, что чарисийские моряки не нуждались в украшениях, чтобы внушить страх любому врагу.
   Несмотря на строгость их схемы окраски, корабли, двигавшиеся за ним, представляли собой смелое зрелище, хотя любому наблюдателю было очевидно, что у него было гораздо больше переоборудованных торговых судов имперского флота, чем ему бы хотелось. С другой стороны....Он повернул голову, глядя на вторую колонну мачт, параллельную его собственной. Три шхуны находились между его собственной колонной и этими далекими мачтами, чтобы передавать его сигналы, и последние несколько часов он занимал молодого энсина Эплина-Армака передачей им сообщений о своих наблюдениях.
   Еще больше шхун плавно скользили по воде между ним и мысом Терренс, а другие парили дальше на северо-запад, покрывая воды между мысом Терренс и островом Говард. Благодаря легкому бризу, дующему почти прямо в пролив Говард из залива, скорость шхун и способность двигаться с наветренной стороны сделали их идеальными для наблюдения за имперским деснейрским флотом.
   Предполагая, конечно, что имперский деснейрский флот почувствовал себя достаточно предприимчивым, чтобы высунуть свой коллективный нос из своего уютного маленького укрытия в заливе Джарас, когда большая часть имперского чарисийского флота, очевидно, с нетерпением ждала, чтобы он сделал именно это.
   ***
   - О, черт, - тихо, но с большим чувством пробормотал лейтенант деснейрской армии, отвечающий за наблюдательный пункт на оконечности мыса Терренс, когда он наклонился, чтобы посмотреть в установленный на треноге телескоп на, по-видимому, бесконечную колонну кораблей Чариса.
   - Понимаете, что я имею в виду, сэр? - почтительно спросил его сержант.
   - Действительно, сержант, - признал лейтенант, выпрямляя спину и пристально глядя на море. - Чего я не понимаю, так это что за пчела забралась им в задницу, чтобы они вдруг занялись таким дерьмом!
   Он стоял, сердито глядя на чарисийцев, затем вздохнул.
   - Ну, полагаю, нам лучше отправить сообщение.
   ***
   - Итак, еще одна блестящая стратегия терпит неудачу, - пробормотал герцог Холман, глядя на расшифровку семафорного сообщения с наблюдательного поста на мысе Терренс. Он покачал головой, затем очень аккуратно и тщательно положил расшифровку на свой стол и посмотрел на барона Джараса.
   - Вы знаете, - сказал он почти капризно, - мне неизвестно, сколько Кэйлеб Армак платит своим шпионам, но этого явно недостаточно. Они, должно быть, узнали о наших инструкциях почти сразу же, как и мы!
   - Не обязательно, - не согласился Джарас. Герцог нахмурился, и Джарас кисло усмехнулся. - О, согласен, что они знают, что происходит, но они могли бы узнать об этом через пятидневку или более после того, как мы это сделали, и все равно сумели бы это устроить.
   Он щелкнул указательным пальцем по листу бумаги на столе Холмана.
   - Однако вы правы насчет еще одного "блестящего" плана, идущего прямо в сортир, - продолжил он. - И это, очевидно, еще один случай, когда викарий Аллейн становится слишком умным для его же блага. Я могу понять, почему он не хотел, чтобы мы отплыли раньше времени. Но так получилось, что мы облажались, по крайней мере, до тех пор, пока - и если - Харпар и Шейоу не подойдут достаточно близко, чтобы угрожать этим людям с севера.
   - Это не совсем то, что мы должны делать, - заметил герцог, и Джарас пожал плечами.
   - Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, Дейвин! Однако я не совсем понимаю, как именно мы должны "следовать плану". Они уже несколько месяцев не пускают в наши прибрежные воды ничего легче шхуны с тремя-четырьмя галеонами. О, не сомневаюсь, что у них больше кораблей дальше в море, готовых примчаться, если бы мы были достаточно глупы, чтобы выйти, но они, очевидно, полагались на стратегию дистанционной блокады. Они не хотели держать нас запечатанными в порту; они хотели выманить нас туда, где могли бы наброситься на нас в глубокой воде, и именно поэтому у меня вообще не было намерения идти туда!
   - Теперь, внезапно, у них появились тридцать галеонов, которые тянутся в своих цветах менее чем в пятнадцати милях от берега. И дальше в море этих ублюдков еще больше. Я бы сказал, что совершенно очевидно, что они знают, что нам приказано совершить вылазку... и они не собираются позволять нам делать что-то подобное!
   - Приказы капитан-генерала не совсем безоговорочные, Урвин, - отметил Холман.
   - О, да, это так, - согласился Джарас. Холман выгнул бровь, и барон фыркнул. - Они говорят, что мы должны сделать все приготовления, чтобы гарантировать, что по приказу семафора флот сможет отплыть - и я цитирую - "в самый ранний практически возможный момент".
   - Что, очевидно, означает, как только мы получим приказ выйти в море. Предполагаю, что именно поэтому они хотят, чтобы мы готовились к выходу в море, ты знаешь.
   - Но это не то, что они сказали. - Джарас тонко улыбнулся. - Если это то, что они имели в виду, они должны были сказать отплыть "немедленно после получения приказа". Это не безусловно. "Практически осуществимо" означает, что я должен отплыть, как только смогу успешно выйти в море и выполнить порученную мне миссию. Что будет немного сложно, учитывая, что очень похоже на сосредоточение чарисийцами по меньшей мере пятидесяти или шестидесяти своих собственных галеонов - более крупных, быстрых, хорошо вооруженных галеонов - специально для того, чтобы перехватить нас, когда мы попытаемся очистить проход Говарда. И, что еще хуже, ветер в их пользу, и он, вероятно, в обозримом будущем останется в их пользу в течение трех дней из пяти. - Он покачал головой. - Если я попытаюсь выйти из залива Джарас прямо против такого количества галеонов, они разнесут мои корабли в щепки еще до того, как я расчищу проход, не говоря уже о том, чтобы добраться до канала Таро. Что не совсем соответствует определению "практически осуществимого", согласно любому словарю, с которым я знаком.
   Холман откинулся на спинку стула, нахмурившись. Он весьма сомневался, что Аллейн Мейгвейр и Жэспар Клинтан, скорее всего, разделят интерпретацию его зятем того приказа, который они намеревались ему отдать. Несмотря на это, Джарас, очевидно, был прав в том, что произойдет, если он пошлет свои собственные неопытные корабли в зубы такой квалифицированной огневой мощи. И даже такой убежденный сухопутный житель, как Холман, мог видеть, что барон также был прав насчет дополнительного, смертельного недостатка ветра. Пролив Говарда был меньше шестидесяти миль в поперечнике. После учета различных берегов и отмелей он на самом деле был значительно уже... и в данный момент ветер дул почти прямо в него со стороны залива Мэтиэс.
   - Им не понравится это слышать, - мягко сказал он, и Джарас пожал плечами.
   - Они также еще не прислали нам приказ о выполнении, - отметил тот. - На самом деле, наши инструкции очень ясны на этот счет. Мы должны подготовиться к отплытию, но подождать, пока они не скажут нам, что Харпар и Шейоу отошли достаточно далеко, а затем отправиться в путь. Всегда возможно, что Харпар никогда не подойдет достаточно близко, чтобы они могли отдать этот приказ. И если они это сделают, и для нас явно нецелесообразно подчиняться этому, мы тогда сможем заявить им об этом. Если они захотят изменить наши приказы и прикажут мне плыть любой ценой, очевидно, я так и сделаю. Но не раньше, чем они пошлют нам сообщение о том, что они готовы к столь огромным потерям, которые я понесу, пытаясь подчиниться. Что даже с семафором займет пять дней или около того.
   Холман тоже обдумал это. Затем он покачал головой.
   - Не согласен с тобой в том, насколько... неразумно было бы вступать в такого рода противостояние. И это явно та ситуация, в которой, по-видимому, указывается на проявление определенной осмотрительности со стороны офицеров, фактически находящихся на местах. Но Храм объявил священную войну. Такого рода интерпретация его приказов может не сработать для великого инквизитора. Особенно если она покажется ему недостаточно лояльной.
   - Я не сумасшедший, Дейвин, и не хочу, чтобы викарий Жэспар злился на меня больше, чем на любого другого человека. - Голос и выражение лица Джараса были мрачнее, чем раньше. - В то же время не собираюсь вести наш военно-морской флот в мясорубку, когда чертовски хорошо знаю, что с ним произойдет.
   - Не думаю, что тебе следует это делать. Я только сказал, что лучше не казаться Храму равнодушным. Думаю, мы должны отправить им отчет о текущей ситуации. В любом случае нам нужно официально подтвердить, что мы получили их инструкции. Поэтому мы говорим им, что поддерживаем корабли, собираем столько людей, которые нам все еще нужны, сколько сможем достать, и, как правило, готовимся к вылазке - как только "это будет практически возможно" - когда они нам прикажут. Но мы также говорим им, что у нас на шельфе где-то около двух третей всего проклятого имперского чарисийского флота. Затем, если они пришлют нам приказ о выполнении, и если погода все еще будет против нас, и чарисийцы не уменьшат свои силы, мы отправим им еще одно сообщение, в котором говорится, что в свете цифр чарисийцев, о которых мы сообщали ранее, в сочетании с неблагоприятными условиями ветра, мы считаем, что вылазка не является "практически осуществимой" без того, чтобы мы понесли потери, достаточно серьезные, чтобы помешать нам выполнить нашу часть миссии.
   Настала очередь Джараса задумчиво нахмуриться. Всегда было возможно - даже вероятно - что сообщение, которое Холман предлагал отправить, разминется с отправленным приказом о фактическом выступлении. Возможно, и нет, учитывая, сколько времени потребуется северным силам галеонов, чтобы приблизиться к заливу Мэтиэс. Однако в любом случае заблаговременная подготовка почвы давала очевидные преимущества.
   И правда в том, - размышлял он, что из-за того, что в заливе Мэтиэс бездельничает чертовски много чарисийцев, мы уже оттянули огромную часть их имеющихся сил. Как говорит Дейвин, это должно составлять две трети их общей численности галеонов. Если Харпар и Шейоу не смогут прорваться через оставшиеся тридцать или около того кораблей Кэйлеба с более чем сотней своих собственных, мы все равно уже целиком и полностью облажались. Хммммм... - Я бы сказал, что ты на правильном пути, - сказал он вслух. - Единственное, что, думаю, мы должны добавить, это указать, насколько велик процент силы чарисийцев, которую мы привлекли в наши собственные воды. Возможно, не повредит посадить одно-два собственных семени, предположив, что сложившаяся здесь ситуация - это возможность заманить чарисийцев в ловушку между наковальней нашего побережья и молотом Харпара и Шейоу.
   - Вот это, Урвин, кажется мне очень хорошей идеей! - одобрительно сказал Холман. - В таком случае, для нас было бы исключительно разумно сидеть смирно, продолжая втягивать их в наши воды, пока Харпар и Шейоу не смогут ударить по ним с другой стороны, не так ли? Они действительно могут пойти дальше и изменить наши приказы, чтобы сделать именно это, в свете изменения дислокации чарисийцев.
   - Я, конечно, не буду возражать, если они это сделают, - согласился Джарас. И не только потому, что так гораздо меньше шансов, что мои экипажи будут убиты, - добавил он про себя. - Потому что дело в том, что ты прав - это был бы самый эффективный удар, который мы могли бы нанести по всей этой сверхсложной операции Мейгвейра.
   ***
   - Хорошо, мастер Лэтик, - сказал сэр Данкин Йерли первому лейтенанту "Дестини", когда солнце превратилось в пылающий слой красных и фиолетовых углей на западном горизонте. - Думаю, что пришло время отойти немного подальше от берега, прежде чем мы устроим всех на ночь. Мы направим колонну с севера на северо-запад, если вы не возражаете.
   - Есть, есть, сэр, - ответил Робейр Лэтик и жестом приказал мичману-сигнальщику передать приказ другим кораблям.
   Йерли оставил его наедине с этим занятием, пройдя на корму, чтобы встать у поручня, наблюдая за галеонами за кормой "Дестини", в то время как по приказу Лэтика сигнальные флаги взлетели вверх по фалам. Он надеялся, что другие корабли уже готовы к изменению курса, которое должно было произойти примерно сейчас в соответствии с его постоянными приказами. Парусная тренировка на самом деле была тем, что больше всего беспокоило его во всей его миссии, поскольку это было то, что казалось наиболее вероятным, чтобы предупредить врага об истине. У этих других галеонов просто не было таких тренированных моряков, как у "Дестини", что должно было затруднить им выполнение парусных эволюций с такой быстротой, точностью и скоростью, которые были отличительными чертами чарисийского военного корабля.
   Не слишком удивительно, - предположил Йерли, поскольку "Дестини" и его побратим "Маунтин Рут" были единственными настоящими военными кораблями во всей этой длинной колонне.
   Мы, должно быть, израсходовали все запасы черной, белой и красной краски во всем городе Теллесберг, - подумал он сейчас, качая головой и наблюдая, как наступает вечер. - Кто бы мог подумать, что мы сможем замаскировать целый флот торговых судов, просто нанеся краску на их борта? Теперь все, что мне нужно сделать, это убедиться, что никто из Деснейра не подойдет достаточно близко, чтобы почувствовать запах свежего скипидара.
  
   .III.
   КЕВ "Армак", 58, Марковское море
  
   Верховный адмирал Брайан Лок-Айленд стоял, размышляя над картой на своем столе. Яркие солнечные блики танцевали на бимсах каюты и верхней палубы, отражаясь от кормовых иллюминаторов КЕВ "Армак". Они сверкали и вспыхивали в сердцевинах хрустальных пресс-папье, закрепляющих углы карты, а латунные циркули на ней блестели, как потускневшее золото, там, где они лежали в сердце Марковского моря.
   Предполагаемое местоположение "Армака" было указано на этой карте в восьмистах милях к северо-востоку от острова Хаммер и в трехстах шестидесяти милях к юго-западу от мыса Силикэр. На самом деле, как знал Лок-Айленд, это "предполагаемое" положение было почти точно правильным. И, как он также знал благодаря Сове, сообщения с его шхун, расположенных в тридцати милях севернее, также были точными... хотя и несколько неполными.
   Он наклонился вперед, опираясь на стол, удерживая свое положение и положение противника между указательными и большими пальцами двух рук.
   Примерно там, где ты их ожидал, - подумал он. - Ну, на самом деле, будь честным - ты действительно не ожидал, что они так близко подойдут к соблюдению своего графика, не так ли?
   Он поджал губы, обдумывая то, что знал о командирах противника.
   На самом деле он знал довольно много, учитывая дистанционно управляемые пульты Совы. Командующим контингентом, построенным на землях Храма, и общим командующим всеми силами был епископ Корнилис Харпар из ордена Чихиро, который был назначен генерал-адмиралом военно-морского флота Церкви. Конечно, у Церкви никогда раньше не было военно-морского флота, и у Харпара не было опыта командования военными кораблями. Однако у него был большой опыт службы в храмовой страже в мирное время, и, несмотря на свои седые волосы, он также был относительно молод - немногим более пятидесяти - и энергичен. К тому же умен, судя по всему, что удалось увидеть Лок-Айленду. Это было прискорбно. Как и тот факт, что он явно был сторонником жесткой линии в Храме.
   К счастью, никто в Храме не имел ни малейшего представления о той подготовке персонала, над которой работал граф Тирск, но люди, ответственные за планирование организации недавно окрещенного "флота Бога", явно обладали работающими мозгами. Они разделили свои галеоны на эскадры по шесть кораблей, каждая из которых находилась под командованием старшего прелата с опытом работы в страже, а затем назначили каждому адмиралу-епископу флаг-капитана из церковной береговой охраны, таможни и курьерской службы. Этот опыт даже отдаленно не походил на командование военным кораблем в действии, но это означало, что у каждого из епископов, по крайней мере, был советник, понимающий ограничения маневренности корабля.
   Флаг-капитаном епископа Корнилиса был отец Арналд Тейбалд, верховный священник-шулерит, который командовал флагманским кораблем Харпара и флота Бога "Суорд оф Год". Он был на десять лет моложе своего адмирала и даже более энергичен. Темноволосый и темноглазый, он был кем угодно, только не дураком, прослужив почти двадцать лет в береговой охране Церкви. Они вдвоем хорошо ладили - еще одна неприятная вещь, с точки зрения Лок-Айленда, - и, что еще хуже, Тейбалд знал, что Харпар не только готов прислушаться к его советам, но и ожидал, что он добровольно согласится с ними.
   Они будут совершать ошибки, - размышлял Лок-Айленд, - но это не будут глупые ошибки. Не такие, как те, что Мэйликей сделал в Рок-Пойнте. Нет, это будут ошибки неопытности. Такие делают умные люди, когда им приходится делать то, чему они на самом деле не обучены. Я собираюсь иметь это в виду.
   Контингент Харчонга, с другой стороны, имел гораздо более удовлетворительную командную структуру. Лок-Айленд счел звания имперского харчонгского флота немного нелепыми, но этого, вероятно, следовало ожидать от сил, которые на бумаге были крупнейшим флотом в мире, но при этом держали в строю меньше кораблей, чем одна только Корисанда. Конечно, они всегда содержали офицерский корпус, достаточно большой, чтобы командовать всеми кораблями, которых у них не было в строю. Хуже того, как только человек получал звание, эквивалентное званию капитана, все продвижение по службе в ИХФ основывалось исключительно на выслуге лет.
   Как следствие, старшим офицером на флоте был некто Чинтей Шейоу, герцог Сан-Райзинг, носивший звание адмирала широких океанов. Будучи кузеном императора Уэйсу, он начал служить (официально) в ИХФ за два года до своего фактического рождения. Это, в сочетании с соответствующими взятками и присущей всем харчонгским делам коррупцией, позволило ему стать капитаном ветров в том месяце, когда ему исполнилось шестнадцать. Конечно, он никогда на самом деле не ступал на военно-морское судно, пока ему не исполнился двадцать один год, но такого рода уловки были стандартными в Харчонге, вероятно, потому, что это был единственный способ для любого получить звание флагмана, когда человек был еще, по крайней мере, теоретически молод и достаточно силен, чтобы принести какую-то пользу.
   Адмирал широких океанов Сан-Райзинг держал свой вымпел на корабле имперского харчонгского флота "Флауэр оф уотерз". В настоящее время ему было семьдесят пять лет, его здоровье было слабым, и он имел тенденцию пускаться в длинные бессвязные речи на совещаниях капитанов. Никто бы не осмелился критиковать что-либо подобное - только не в Харчонге! - и все же Лок-Айленд знал, что по крайней мере некоторые из подчиненных Сан-Райзинга поняли, что он был не тем человеком и не в том месте. К несчастью для них, он, вероятно, был ближе всех к тому, чтобы стать подходящим человеком из всех, кто имел соответствующий стаж. Кроме того, его высокое происхождение делало его единственным возможным кандидатом на такую престижную и важную должность.
   Капитан ветров Шоухэн Хаусэн, командовавший флагманом Сан-Райзинга, был совсем другого сорта. Очевидно, он должен был быть чрезвычайно знатного происхождения, чтобы занимать свою нынешнюю должность, и хотя его собственный титул был титулом простого графа Уинд-Маунтин, он также был вторым сыном герцога Дансинг-Уотер. А герцог Дансинг-Уотер, как и любой другой харчонгский герцог, был одним из кузенов императора.
   Однако это была, пожалуй, единственная точка сходства между Уинд-Маунтин и Сан-Райзинг. Капитан ветров был на двадцать лет моложе адмирала широких океанов, и с его мозгом все было в порядке. У него было гораздо меньше опыта, чем у чарисийского офицера, выбранного на такую должность, но он был более опытен, чем кто-либо другой, кого мог бы выбрать ИХФ. К счастью, его отец и Сан-Райзинг ненавидели друг друга, а это означало, что его отношения с адмиралом и отдаленно не походили на взаимное уважение, которое процветало между Харпаром и Тейбалдом. "Ледяная корректность", вероятно, была лучшим способом описать их, что вполне подходило Брайану Лок-Айленду.
   Что там сказал тот парень, о котором Мерлин говорил на днях? - Лок-Айленд нахмурился, пытаясь вспомнить имя этого человека. Наполеон? Во всяком случае, что-то в этом роде.
   Нахмуренный взгляд верховного адмирала превратился в гримасу из-за его неспособности запомнить имя, но, размышляя над порядком командования другой стороны, он точно понял, что имел в виду тот, как его там звали, когда назвал другого генерала удачливым, потому что ему приходилось сражаться только с коалициями.
   Любая коалиция хороша настолько, насколько хороша ее координация, - подумал он. - И до тех пор, пока храмовая четверка не будет достаточно потрепана, не думаю, что они, скорее всего, начнут пинать задницы, необходимые для того, чтобы заставить что-то вроде харчонгского военно-морского флота координировать свои действия с кем бы то ни было. Если уж на то пошло, я не знаю, мог ли кто-нибудь, кроме Бога или настоящего архангела, надрать такую аристократическую задницу!
   Эта мысль была утешительной... но только до тех пор, пока он не вспомнил, что лишь девятнадцать из девяноста трех вооруженных галеонов, идущих ему навстречу, были харчонгскими. Остальные семьдесят четыре были построены, вооружены и укомплектованы землями Храма. Это был совершенно другой кракен, и не только из-за разницы в офицерском корпусе.
   Земли Храма официально отменили крепостное право много лет назад. Несмотря на это, практически в каждом крупном поместье храмовых земель все еще оставались крепостные; их просто так не называли. Точно так же в Эмерэлде и даже Чисхолме все еще оставались люди, которых называли крепостными, но которые на самом деле стали мелкими землевладельцами со своими правами. Фактически, поэтапная отмена правового статуса крепостного (твердое требование империи Чарис) едва ли вызвала волну возмущения в Эмерэлде или Чисхолме. В течение следующих двух лет этот процесс будет завершен.
   В Корисанде и особенно в Зибедии ситуация была немного сложнее, так как условия крепостного права сильно различались между одной феодальной территорией и другой. Например, в Мэнчире, Тартариэне или Эйрите вообще не было крепостных, и порядки в Рочире, Корисе, Баркоре и Энвил-Рок, а также на острове Уинд-Дотер были очень похожи на чисхолмскую разновидность. Вероятно, не было совпадением, что почти все лорды, присоединившиеся к северному заговору в Корисанде, практиковали, с другой стороны, довольно суровую версию крепостного права, и поэтапный отказ от него в Корисанде должен был занять больше времени.
   Но в Харчонге были не только крепостные, у них были настоящие рабы. И много. В то время как в Чарисе - и, в разной степени, в Эмерэлде, Чисхолме и Корисанде - была оживленная, энергичная свободная рабочая сила, поддерживавшая неуклонно растущий средний класс, а также богатых предпринимателей, таких как Эдуирд Хаусмин, у Харчонга были обширные плантации, на которых работали рабы, а работающие на харчонгских мануфактурах почти всегда были рабами. В Харчонге не было среднего класса, не было наемных рабочих рук и определенно не было эквивалента чарисийского сундука с сокровищницей в виде опытных моряков. Экипажи харчонгских военных кораблей состояли из людей, которых во многих случаях буквально загоняли на борт плетью, и которыми управляла жестокая, часто капризная дисциплина, которая спровоцировала бы почти мгновенный мятеж на борту любого чарисийского судна.
   И, что неудивительно, их экипажи проявили к ним именно ту степень лояльности и инициативы, которой они заслуживали. Теперь, когда храмовая четверка объявила священную войну, на борту кораблей ИХФ могла бы появиться хоть капля энтузиазма - или, по крайней мере, готовности. Глубокий запас веры среди харчонгских крестьян и крепостных был одной из тех вещей, которые скрепляли империю, и священники на борту этих кораблей горячо взывали к этой вере. И все же безмолвное принятие жестоких условий, даже порожденное религиозным рвением, не могло заменить энтузиазма и высокого морального духа, которые обычно преобладали на борту военных кораблей Чариса.
   У флота Бога была своя доля призванных на военную службу крепостных, но, в отличие от харчонгских коллег, они определенно составляли меньшинство в его экипажах. Не только это, но каждому было обещано освобождение от юридических обязательств, которые связывали его с землей, и им фактически платили ту же зарплату, что и их товарищам по команде, не являющимся крепостными. Они даже имели право на повышение до звания старшины!
   Это само по себе было бы достаточно большой разницей, но большинство экипажей флота Бога состояли из свободных людей. Многие происходили из того же сословия, что и их коллеги-чарисийцы, хотя лишь горстка из них была моряками до поступления на службу. Доминирующее положение Церкви в экономике земель Храма также означало, что многие из них - возможно, даже большинство - имели личные, прямые связи с Церковью или одним из ее бесчисленных коммерческих предприятий, что давало им прямую личную заинтересованность в светском будущем Церкви. Резервуары веры в землях Храма, вероятно, были такими же глубокими, как и в империи Харчонг, хотя в них было меньше тупого, терпеливого, почти бычьего принятия харчонгских крепостных.
   Это означало, что, хотя они никак не были так опытны или хорошо обучены, как в ИЧФ, и хотя было очевидно, что большинство из них были более чем немного встревожены, даже напуганы перспективой встречи с чарисийцами в бою, они были высоко мотивированы, хорошо интегрированы и тесно связаны, а Харпар и подчиненные ему адмиралы усердно тренировали их. Их парусная подготовка заметно улучшилась за пятидневки, прошедшие с тех пор, как они покинули бухту Чэнтри, и Харпар приказал каждому кораблю также проводить минимум два часа в день на учебной стрельбе.
   Предполагалось, что харчонгские корабли будут делать то же самое, и некоторые из них действительно делали это, хотя их результаты были... проблематичными. С другой стороны, военно-морской флот Бога неуклонно совершенствовался. Невозможно было знать, насколько хорошей окажется подготовка людей, как только ядра начнут разрывать их корабли на части вокруг них, но даже по самой оптимистичной оценке Лок-Айленда, каждый корабль, построенный на землях Храма, должен был стоить не менее трех - возможно, четырех - харчонгских галеонов с тем же вооружением.
   И восемьдесят процентов вооруженных судов, приближавшихся к нему, имели экипажи земель Храма и офицеров флота Бога.
   Какая действительно нехорошая ситуация, - подумал он, размышляя о грандиозной и славной сумме своих собственных тринадцати галеонов. - Численное превосходство почти шесть к одному, и у гнилых, мошеннических ублюдков хватило наглости на самом деле обучать свои экипажи! Какое отвратительное развитие событий!
   Слабая улыбка тронула его губы, но быстро исчезла, и он выпрямился. Он подошел к кормовым иллюминаторам и постоял, глядя в них, размышляя.
   Хорошей новостью - какой бы она ни была - было то, что у Харпара и Тейбалда не было противовеса его собственным разведывательным возможностям. Как и у Кэйлеба перед Рок-Пойнтом и проливом Даркос, у него было множество разведывательных крейсеров, разбросанных, чтобы следить за своими врагами, но (так же как и у Кэйлеба перед Рок-Пойнтом и проливом Даркос) их истинная функция заключалась в том, чтобы объяснить, как он мог получить информацию, которую уже предоставили снарки Совы. Как следствие, он точно знал, где находятся его враги и что они делают... и они не знали этого о нем.
   Этого должно быть достаточно, чтобы я мог сам выбрать время для сражения, - подумал он, невидящими глазами уставившись на волны Марковского моря. - Позвольте мне выбрать время, погодные условия, убедиться, что у меня есть датчик погоды... Все это будет огромным преимуществом. Но как только мы окажемся среди них, как только это будет бортовой залп, и все, что будет знать любой из моих капитанов, - это то, что он может видеть сквозь дым своими собственными глазами, все эти преимущества исчезнут. Тогда останутся опыт, и численность, и мужество, и мощь оружия, и прямо сейчас единственное, в чем я действительно имею преимущество перед Харпаром, - это опыт. Чего будет недостаточно.
   Его голова повернулась, оглядываясь вокруг, как будто он действительно думал, что его собственные невооруженные глаза могут видеть бесконечные мили соленой воды до Старого Чариса, и его рот сжался.
   Тащи свою задницу сюда вовремя, Доминик, - подумал он почти с молитвой. - Тащи свою задницу сюда, пока еще есть время сделать что-нибудь хорошее.
   Он глубоко вздохнул и отвернулся от иллюминаторов. Пришло время ему выйти на палубу и посмотреть, что он может сделать, чтобы замедлить врага достаточно надолго, чтобы Доминик Стейнейр ответил на его молитву.
  
   .IV.
   КЕВ "Дистройер", 54, Ларек, залив Хауэлл, королевство Старый Чарис
  
   Сэр Доминик Стейнейр не мог знать, о чем думал Брайан Лок-Айленд в этот конкретный момент, но он знал, о чем тот должен был думать.
   Он остановился, расхаживая на своих кривых ногах, стоя у сетки для гамаков на юте по правому борту, и посмотрел на портовый город Ларек.
   Это был интересный город, Ларек. Пять лет назад это была не более чем сонная рыбацкая деревушка. Судоходная река Делтак соединяла его с озером Итмин в графстве Хай-Рок, но это мало что значило, пока Эдуирд Хаусмин не заложил фундамент для своего литейного комплекса в Делтаке на северо-западном берегу озера. Когда Мерлин Этроуз впервые прибыл в Чарис, там не было ничего, кроме крошечного городка - на самом деле деревушки с населением не более пятидесяти или шестидесяти жителей, - который получил свое название от реки. Сегодня Делтак был крупнейшим литейным заводом в истории Сэйфхолда. Объем производства одного только комплекса мануфактур Хаусмина был больше, чем у металлургической промышленности всей империи Харчонг.
   Последствия для Ларека были такими... существенными. Бывшая рыбацкая деревушка вполне могла бы стать единственным портом в мире, который на самом деле был более оживленным, чем Теллесберг. Он был меньше, с меньшим общим количеством приходящих и уходящих судов, но он никогда не спал, и в доке никогда не хватало места для всех кораблей, пытающихся пришвартоваться или принять груз.
   Некоторым помогло то, что даже морские суда могли плыть вверх по Делтаку, если они были осторожны, хотя многие капитаны считали более разумным позволить речным баржам обрабатывать эту часть транспортного цикла. Рок-Пойнт испытывал искушение увести свои корабли вверх по реке, но не очень сильно. При других обстоятельствах он, возможно, захотел бы рискнуть. Но не в этот раз. Его галеоны сидели глубже в воде, чем большинство кораблей, курсировавших по реке, и он не мог позволить себе - буквально не мог позволить себе - посадить на мель один из своих двенадцати бесценных военных кораблей. Они будут слишком отчаянно нужны, и слишком скоро, чтобы он рискнул посадить одного из них на песчаную отмель или скалу.
   Вот почему ему пришлось стоять на якоре, расхаживая по своему юту, наблюдая сквозь снарки, как Брайан Лок-Айленд приступил к деликатной, опасной задаче - жужжать в ушах Корнилиса Харпара. Он знал, что должен был делать Лок-Айленд - отвлекать Харпара, раздражать его, заставлять беспокоиться о защите невооруженных галеонов, которые он сопровождал в Деснейр. Работа Лок-Айленда заключалась в том, чтобы замедлить Харпара любым возможным способом... и работа Рок-Пойнта заключалась в том, чтобы сидеть здесь и ждать, в то время как Эдуирд Хаусмин отчаянно работал над созданием разрывных снарядов, которые могли бы - могли бы - дать имперскому чарисийскому флоту шанс действительно остановить врага.
   Лично Рок-Пойнт давал им немного больше шансов, чем равные, если предположить, что Хаусмин смог произвести достаточное количество снарядов... и что он сможет вовремя доставить их на помощь Лок-Айленду. Однако существовала огромная разница между нанесением достаточного урона, чтобы вывести из строя флот Харпара, и выживанием в этом испытании.
   Даже со снарядами нам придется подойти поближе, - еще раз подумал он. - Если мы сможем добраться до них, то и они смогут добраться до нас, и у них будет чертовски больше оружия, чем у нас. Если снаряды застигнут их врасплох достаточно сильно, если они разорвутся, если они не захотят вступить с нами в ближний бой, тогда, может быть...
   Он глубоко вздохнул.
   Либо мы это делаем, либо нет, но бывают моменты, когда я жалею, что у меня нет такой же глубины веры, как у Мейкела. Дело не в том, что я больше не верю в Тебя, Боже. Просто, глядя на то, чему Ты позволил произойти здесь, на Сэйфхолде, до сих пор, я должен задаться вопросом, что еще Ты готов допустить. Мейкел с этим согласен - с принятием Твоей воли, какой бы она ни была. Я пытаюсь быть таким же, но не могу. Или, может быть, могу, по крайней мере, в том, что касается меня. Просто... просто иногда Твоя воля может быть такой жестокой. Как то, что случилось с Гвилимом. Что случилось с Сэмилом Уилсином и его окружением. Отцом Тиманом в Корисанде.
   Он на долгое мгновение закрыл глаза, стоя неподвижно. А потом он встряхнулся, снова открыл глаза и на самом деле криво улыбнулся.
   Ладно, - подумал он. - Знаю. Свободная воля. Мейкел достаточно часто объяснял мне это, и я думаю, что в этом есть смысл. Я тоже сделал все, что мог, чтобы понять, чего Ты от меня хочешь, и, думаю, у меня получилось. Во всяком случае, надеюсь, что сделаю это, и обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Но, пожалуйста, если бы Ты мог, присматривай за нами. Сейчас Ты нужен нам больше, чем когда-либо прежде. Возможно, я буду слишком занят, чтобы сказать Тебе это или думать о Тебе так, как мне следовало бы, когда начнут летать ядра, но не забывай о нас. И особенно о моих людях. Может, я и не Мейкел, но я готов принять все, что бы Ты ни задумал для меня. Только присматривай за моими людьми. Пожалуйста, Боже, кем бы Ты ни был на самом деле, чего бы Ты на самом деле ни хотел от нас - от меня - присмотри за моими людьми.
  
  
   НОЯБРЬ, Год Божий 894
  
   .I.
   КФБ "Суорд оф Год", 50, у побережья Уиндмура, залив Таро
  
   - В последнее время мне трудно вспомнить, что Бог и Лэнгхорн посылают все хорошее в свое время, - заметил Корнилис Харпар, потянувшись за горячим какао. Он посмотрел через стол на своего флаг-капитана и через силу улыбнулся. - Или, возможно, я должен на самом деле сказать, что мне трудно сохранять свою душу в терпении, пока Лэнгхорн не бросит приспешников Шан-вей в яму, приготовленную для них.
   - Миньоны, о которых идет речь, действительно кажутся... исключительно вредными, не так ли, милорд? - согласился отец Арналд. - Думаю, именно поэтому так трудно помнить, что для всех вещей наступает свое время.
   - И полагаю, что сейчас самое время спровоцировать мою язву. - Харпар покачал головой, затем отхлебнул какао.
   Арналд Тейбалд фыркнул и начал намазывать масло на другое печенье. Спрятанное в прохладе трюма флагмана, масло до сих пор хранилось на удивление хорошо. Наконец-то оно начало прогоркать - так было всегда, - но все равно с ним сухое печенье казалось вкуснее, особенно с небольшим количеством джема, и, по крайней мере, куры и виверны все еще несли свежие яйца.
   Харпар уже доел свою яичницу с беконом и отодвинул свой стул. Тейбалд начал подниматься сам, но генерал-адмирал жестом остановил его.
   - Не спеши заканчивать завтрак, Арналд! - отругал он. - В ближайшие пятнадцать минут к нам не придет никакая кучка проклятых Шан-вей еретиков.
   - Конечно, милорд. Спасибо.
   Тейбалд на самом деле предпочел бы встать, если бы Харпар собирался это сделать. Это казалось неуважением, но он знал, что это разозлит генерал-адмирала. Если уж на то пошло, Харпар снова отругал бы его, если бы ему показалось, что он торопится с едой, чтобы побыстрее покончить с ней. Поэтому он заставил себя жевать медленно и методично, пока Харпар ступал на корму "Суорд оф Год".
   Флагманский корабль неуклонно шел примерно юго-западным курсом с ветром в левую четверть борта под марселями и брамселями. У него хорошо получалось делать четыре узла под этим скромным полотном, учитывая нынешние условия ветра, и Харпар действительно предпочел бы поставить больше парусов. К сожалению, морское мастерство кораблей герцога Сан-Райзинг, похоже, было не так высоко, как у него самого.
   Неудивительно, - сердито подумал генерал-адмирал. - Я рад, что герцог так стремится координировать свои действия с нами, и я в восторге от его - или, по крайней мере, его секретаря - владения языком. Тем не менее, я, вероятно, смог бы выжить без этих невероятно цветистых писем, если бы он просто на самом деле провел тренировку по парусному делу, о которой я просил.
   Он старательно не применял к командующему харчонгским флотом термин, который епископы не должны были использовать для описания верных сынов Матери-Церкви. В сложившихся обстоятельствах это требовало большей самодисциплины, чем обычно.
   Может быть, мне следовало позволить Арналду разобраться с этим - пусть он поговорит с Уинд-Маунтином, один флаг-капитан с другим флаг-капитаном. Может быть, мы могли бы сделать это таким образом после общения с Сан-Райзингом. Конечно, учитывая тот факт, что Сан-Райзинг ненавидит отца Уинд-Маунтина до глубины души, это могло бы обернуться еще хуже. Или, по крайней мере, так же плохо; я действительно не думаю, что могло быть хуже. Если только Сан-Райзинг не смог бы придумать, как на самом деле отменить учения, которые они провели!
   Его губы дрогнули, хотя эта мысль на самом деле была не такой уж смешной. Вполне возможно, что Сан-Райзинг мог бы придумать способ сделать это. Если кто-то в Сэйфхолде и был способен на такой подвиг, то это должен был быть герцог.
   Генерал-адмирал обхватил обеими руками чашку с какао. Светило яркое солнце, и он был рад оставить позади пронизывающий холод. Море Айсуинд было достаточно плохим в октябре; проход Сторм и Марковское море были по-своему еще хуже, даже если они были (незначительно) теплее. Проход Сторм особенно сделал все возможное, чтобы оправдать свое название. На самом деле, - его лицо напряглось, - он потерял два корабля во время одного из яростных штормов, которые обрушились на его флот. Этот шторм также сильно рассеял его строй. Если бы чарисийцы наткнулись на него тогда, когда его корабли были разбросаны по всему океану, только Лэнгхорн знал, что они могли бы с ним сделать!
   Но сейчас они приближались к экватору, и залив Таро в ноябре был гораздо приятнее, чем Марковское море в октябре. В это раннее утро все еще было прохладно, но ближе к вечеру он пожалел бы, что не смог удержать утреннюю прохладу. Особенно если ветер не усилится.
   Он смотрел на восточный ветер, слегка прищурив глаза от все еще садящегося солнца. Рассвет приобрел отчетливый красноватый оттенок, и на горизонте, казалось, набухало пятно облаков.
   Красное солнце утром, моряк, прими предупреждение, - процитировал он про себя. - Предписание предостерегает от самонадеянных предсказаний. Интересно, мог ли я быть немного поспешным, поздравляя себя с тем, что оставил тяжелую погоду позади.
   Он отхлебнул какао, затем поднял глаза, когда сверху донеслись крики чаек и пронзительный свист виверн. Крылатые существа вылетели с побережья провинции Уиндмур республики Сиддармарк, и, пока он наблюдал, одна из виверн спикировала вниз, чтобы схватить что-то из моря. Он не мог сказать, была ли это рыба или кусок мусора, извлеченный из следа "Суорд оф Год", но он поймал себя на том, что желает виверне добра, что бы она ни нашла.
   - Я вижу, адмирал широких океанов все еще с нами, милорд, - произнес чей-то голос, и Харпар, обернувшись, обнаружил, что Тейбалд присоединился к нему на корме. Как и генерал-адмирал, флаг-капитан захватил с собой свою чашку какао. Теперь он прислонился бедром к поручню кормовой части и кивнул в сторону особенно неопрятной группы парусов, тянувшейся на северо-северо-запад.
   - Более или менее, - согласился Харпар, но при этом бросил на Тейбалда умеренно уничтожающий взгляд. Титул, которым верховный священник только что наградил герцога Сан-Райзинг, был абсолютно правильным, но генерал-адмирал знал, что флаг-капитан не использовал его высокопарную полноту в качестве комплимента. Харпар не мог придраться к мнению Тейбалда, но необходимо было соблюдать определенные приличия, и флаг-капитан слегка наклонил голову, признавая невысказанный упрек.
   - На самом деле, - продолжал генерал-адмирал, - сегодня утром они, похоже, держатся несколько лучше, не так ли?
   - Возможно, это как-то связано со вчерашними шхунами, милорд, - сухо сказал Тейбалд, и Харпар фыркнул.
   Юмор в этом фырканье был минимальным. Он поймал себя на том, что не раз жалел - на самом деле, он сомневался, что во время этого бесконечного, жалкого похода было хоть полчаса, в течение которых он не желал бы, - что генерал-капитан Мейгвейр решил не мешать ему со своими харчонгскими "союзниками". Их жалкое морское мастерство, отсутствие дисциплины и колючее чувство собственной важности сделали бы их сомнительным активом в лучшие времена; тот факт, что большинство их кораблей были полностью или почти полностью безоружны, только усугубил ситуацию. Даже одна из чарисийских шхун могла безнаказанно напасть на безоружный галеон, а горстка вооруженных, плохо управляемых харчонгских галеонов была прискорбно недостаточна, чтобы отразить их. Вот почему Харпар был вынужден выделить целую эскадру своих собственных галеонов, чтобы выполнить эту работу за них.
   Может быть, мы сможем убедить Сан-Райзинга продать свои корабли Деснейру после того, как доберемся до Итрии? - задумчиво вопросил он. - Джарас не самый блестящий мастер морских путей, но он должен быть лучше харчонгцев! И вся идея состояла в том, чтобы разместить деснейрские орудия на борту, потому что их собственные литейные заводы не справились с этой задачей... Конечно, я могу убедить викария Аллейна, что мы должны разместить деснейрские экипажи на борту, чтобы убедиться, что в конечном итоге оружие действительно будет использовано!
   - Интересно, когда чарисийцы перестанут танцевать и действительно нападут, милорд, - сказал Тейбалд значительно более мрачным тоном. Он махнул своей чашкой какао с наветренной стороны, где три вездесущие, безумно маневренные чарисийские шхуны расхаживали по строю Харпара. - Я признаю, что когда врываются шхуны, это раздражает, но Кэйлеб не может действительно думать, что они нанесут какой-либо значительный ущерб.
   - Не до тех пор, пока держится наш строй, - согласился Харпар. - Но вспомни, как это было во время штормов. Если бы эти шхуны появились тогда...
   Он позволил своему голосу затихнуть и пожал плечами, а Тейбалд кивнул.
   - Понимаю, о чем вы говорите, милорд. Но если не разразится еще один шторм - что вполне возможно в этих водах в это время года, - маловероятно, что нас снова раскидает. Кэйлеб слишком умен, чтобы рассчитывать на что-то подобное, и у него мало времени. Как только мы пройдем канал Таро и Джарас вылетит нам навстречу, будет слишком поздно. Во всяком случае, если он не хочет сразиться со всеми нами!
   Настала очередь Харпара кивнуть. Они с Тейбалдом достаточно часто обсуждали этот вопрос, и он знал, что флаг-капитан был прав. Если Кэйлеб из Чариса не нанесет удар в ближайшее время, он полностью упустит эту возможность.
   - Ну, согласно нашим последним донесениям, он все еще блокирует проход Говарда, - отметил сейчас генерал-адмирал. - Знаю, что все, что поступает от Джараса, устарело по крайней мере на два или три дня к тому времени, когда оно дойдет до нас, с семафором или без семафора, но даже с учетом этого большая часть сил Кэйлеба все еще должна быть к югу от нас. - Харпар поморщился. - Полагаю, возможно, он действительно собирается позволить нам поймать его между нами и деснейрским побережьем.
   - Нет, милорд, это не так, - почтительно, но твердо возразил Тейбалд. - Я удивлен, что он уже так долго находится рядом с Деснейром, но он никогда не позволит нам прижать его к побережью. Вероятно, вы правы в том, что он все еще находится к югу от нас, но в таком случае я ставлю на то, что он отправится на встречу с нами где-нибудь внутри самого канала Таро. Что бы ни случилось, его будут сильно превосходить численностью, и если небольшая ловкость рук викария Аллейна сработала, он, возможно, направил значительную часть своих сил на Чисхолм и Корисанду. В этом случае он будет в очень большом меньшинстве, и может решить, что наш вход в канал ограничит наши передвижения настолько, чтобы компенсировать некоторые из них. Но, так или иначе, он нападет на нас прежде, чем мы достигнем залива Мэтиэс. Либо так, либо он поймет, что мы слишком сильны, чтобы он мог бросить вызов на море, и сосредоточится на том, чтобы уйти с дороги, а затем вместо этого защитить свои собственные гавани.
   Харпар приподнял одну бровь, но не стал оспаривать анализ Тейбалда. Во-первых, потому что в этом был смысл. Но, во-вторых, потому, что Тейбалд, к удовлетворению Харпара, продемонстрировал, что он превосходно понимает как тактические, так и стратегические последствия. Во многих отношениях епископ считал, что Тейбалд стал бы лучшим генерал-адмиралом, чем он. К сожалению, верховному священнику не хватало старшинства для этого назначения, и Харпар считал, что ему необычайно повезло иметь его в качестве советника. И, на самом деле, учителя, - признался себе епископ.
   - Что ж, - настала очередь Харпара кивком головы указать на наблюдающие шхуны, - по крайней мере, мы можем быть уверены, что Кэйлеб будет знать, где нас найти, когда мы ему понадобимся.
  
   .II.
   КЕВ "Армак", 58, залив Таро, и
   императорский дворец, Черейт, королевство Чисхолм
  
   - ...где нас найти, когда мы ему понадобимся.
   Брайан Лок-Айленд фыркнул, когда "жучок", сидевший на плече генерал-адмирала Харпара, передал ему разговор в режиме реального времени.
   - Знать, где вас найти, никогда не было проблемой, - пробормотал он в общем направлении флота Харпара и услышал чье-то фырканье - еще более резкое, чем его собственное - в наушнике.
   - Верно, - сказал Кэйлеб Армак из апартаментов принца Тимана в снежном Чисхолме. В данный момент он был в лучшем случае в восьми тысячах миль от флагмана Лок-Айленда и на десять часов отставал от него по местному времени. - Я только хотел бы, чтобы это я знал, где его найти. Или в любом случае добраться до него, - добавил он.
   - Что? - Лок-Айленд слабо улыбнулся другому участку голубой воды, который Харпар в тот момент рассматривал со своего собственного флагмана. - Должен ли я считать, что это указывает на определенную неуверенность в команде, которая у вас сейчас на месте, ваше величество?
   - Конечно, нет! - Кэйлеб усмехнулся юмору в голосе своего кузена, но его собственный тон стал значительно серьезнее. - Если я не могу быть там сам, не могу придумать ни одного из двух людей, которые лучше бы заменили меня. Просто я ненавижу просить об этом тебя и твоих людей, когда не могу быть там с тобой.
   - Понимаю, - тихо сказал Лок-Айленд, и так и было. Точно так же, как он понимал, что возможность наблюдать за тем, как все происходит, даже когда это происходит, делает ситуацию бесконечно хуже для его императора и императрицы.
   - Мы будем молиться за тебя, Брайан, - тихо сказала Шарлиэн, как будто прочитала его мысли через все эти утомительные мили бурной соленой воды.
   - Спасибо. - Лок-Айленд снова причудливо улыбнулся. - В любом случае, это не повредит!
   - На самом деле, думаю, что это могло бы очень помочь, - сказал Мейкел Стейнейр из своего кабинета в своем дворце в Теллесберге. - Конечно, полагаю, что это моя работа - думать таким образом.
   Лок-Айленд почти мог видеть огонек в глазах архиепископа, и он покачал головой.
   Была любопытная параллель с его противником, - размышлял он. - Оба они стояли на кормовых палубах своих флагманов, глядя на восток, размышляя и планируя. Однако, в отличие от Харпара, Лок-Айленд знал, что между этими двумя флагманами едва ли было пятьдесят миль воды. Он точно знал, каков был строй его врага, и он сидел невидимо, когда Харпар и Тейбалд обсуждали курс, которым они намеревались следовать. Как сказал генерал-адмирал, он точно знал, где его найти, и с чем ему придется столкнуться, когда он это сделает.
   Единственное, чего я не знаю, так это того, что произойдет, когда я это сделаю.
   - Покажи мне карту, Сова, - попросил он.
   - Да, верховный адмирал, - сказал искусственный интеллект, и карта залива Таро и окружающих массивов суши спроецировалась на контактные линзы Лок-Айленда.
   Она не изменилась с тех пор, как он проверял в последний раз, но он задумчиво посмотрел на значок, представляющий корабли Рок-Пойнта. Они быстро приближались с юго-востока под всеми возможными парусами, и его брови поднялись, когда он взглянул на информационные боковые панели, которые постоянно обновлялись Совой. Они изменились, по крайней мере немного, и он нахмурился, обдумывая новые данные.
   Ветер усилился больше - или, по крайней мере, быстрее - для кораблей Рок-Пойнта, чем первоначально предполагалось. Нынешняя оценка Совы заключалась в том, что двенадцать галеонов прибудут почти на четыре часа раньше, чем предполагалось. И это означало...
   - Интересно... - пробормотал верховный адмирал вслух.
   - Тебе интересно, что? - В голосе Кэйлеба было что-то удивительно похожее на подозрение, и Лок-Айленд улыбнулся.
   - Доминик прибудет сюда раньше, чем я ожидал, - ответил он. - И этот погодный фронт также движется с востока быстрее, чем ожидалось. Если текущие прогнозы подтвердятся, и если мы с Домиником сместим нашу точку встречи на несколько миль, думаю, мы сможем наступить прямо на пятки фронту.
   - Это, - сказал Кэйлеб тоном человека, чьи подозрения только что подтвердились, - звучит как действительно плохая идея. Плыть в середину флота, который превосходит вас численностью в четыре раза, посреди ночи - под дождем - кажется мне прекрасным рецептом катастрофы.
   - Странно, - вставил Рок-Пойнт со своего флагмана, все еще находящегося в двухстах милях от КЕВ "Армак". - Если бы вы с Гвилимом обсудили со мной свои тактические соображения до Крэг-Рич, это именно то, что я бы сказал тогда. О, за исключением того, что я, вероятно, добавил бы, что вы планировали плыть по узкому каналу, который вы даже не могли видеть в разгар сильного шторма. Очевидно, что это гораздо лучший и более продуманный план сражения со всех сторон, ваше величество.
   - Ситуация была совсем иной, и ты это знаешь, - парировал Кэйлеб. - Боевой дух флота Тирска уже был подорван, и у меня было огромное преимущество в огневой мощи. Мало того, его корабли стояли на якорях! У меня было все возможное преимущество в маневре, а его люди были более чем наполовину побеждены еще до того, как мы сделали первый выстрел! Возможно, ты заметил, что есть небольшая разница между состоянием доларцев тогда и тем, чего достигли Харпар и Тейбалд со своими кораблями!
   - Это правда, - признал Лок-Айленд. - По той же причине, однако, Тирску не мешало иметь пятьдесят невооруженных харчонгских галеонов, висящих на его фалдах. И не только это, строй Харпара распределен между шестью колоннами - семью, считая эскадру, которой он прикрывает эту группу Сан-Райзинга. И меня не волнует, насколько хорошо ему удалось обучить свои команды, никто из них не будет ожидать ночных действий. Ты знаешь, как это может сбивать с толку и пугать, Кэйлеб, - ты рассчитывал на это в Крэг-Риче. И как бы много они ни тренировались, наши люди намного опытнее, так что любая путаница будет работать гораздо больше в нашу пользу, чем в их.
   - Единственный способ, при котором у вас будет шанс противостоять такому количеству вражеских кораблей, - это поддерживать жесткий тактический контроль, - проговорил Кэйлеб ровным голосом, - и каждая из ваших сигнальных систем зависит от того, смогут ли люди их видеть. Если ты потеряешь сплоченность, если твой строй развалится посреди всех этих церковных галеонов, ты проиграешь, Брайан. Меня не волнует, насколько хороши наши люди. Я даже признаю, что ты отдашь больше, чем получишь, но в конце концов ты проиграешь.
   - Если ему удастся сохранить свой тактический контроль, мы все равно проиграем, потому что мы не сможем проникнуть достаточно глубоко, чтобы разбить его, - ответил Лок-Айленд. - Мы можем кусать по краям, но мы не можем остановить его, не вырвав мозг - и сердце - из его флота, и вы это знаете. Для этого мы должны проникнуть в его формирование.
   - И есть еще один момент, Кэйлеб, - сказал Рок-Пойнт. - У Эдуирда было время изготовить всего пару тысяч снарядов, а у орудийных расчетов не было времени - или запасных боеприпасов - тренироваться с ними. - Барон пожал плечами, сидя в удобном кресле своей дневной каюты. - Мы проводили сухие стрельбы и репетировали, но они никогда на самом деле не использовали их, и, несмотря на уверенность военно-морского флота в Алфриде, поначалу они будут немного... осторожными. Нам придется подойти очень близко, чтобы взять их на прицел, а у меня всего около ста семидесяти снарядов на каждом корабле. Это меньше восьми бортовых залпов для каждого из них. Так что, если мы не сможем попадать каждым из этих залпов, мы проиграем. И если нам придется кружить по окраинам, пробиваться с боем, чтобы сначала добраться до решающей дистанции, на нашем пути мы можем потерять один или несколько кораблей, вооруженных снарядами. Хуже того, нам, возможно, придется использовать артиллерийский огонь, чтобы проникнуть внутрь их строя, и в этом случае у людей, за которыми мы действительно охотимся, может быть время, чтобы понять, что их ждет, прежде чем мы ударим по ним.
   - Но... - начал Кэйлеб.
   - Они правы, Кэйлеб, - тихо произнес глубокий голос. Голова императора повернулась, взгляд метнулся к двери, за которой Мерлин Этроуз стоял на страже апартаментов принца Тимана.
   - Они правы, - повторил сейджин, используя субвокализацию через свой собственный встроенный комм. - Они не могут выиграть этот бой, просто убивая корабли, они не могут убить достаточное их количество. Они должны разрушить сплоченность флота, а для этого им нужно подобраться поближе. Хуже того, сигнальная система Харпара, возможно, не так хороша или гибка, как наша, но она достаточно хороша для него, чтобы сосредоточить свои эскадры, если он сможет увидеть приближение Брайана и Доминика. Если уж на то пошло, то после того, как начнется ближний бой, дыма будет достаточно, и Брайану в любом случае будет практически невозможно надежно передавать сигналы. Тот факт, что он и Доминик, по крайней мере, смогут точно видеть, что происходит, даст значительное преимущество перед Харпаром, но они не смогут отдавать подробные приказы кому-либо еще, что бы ни случилось. Для них лучше действовать в темноте, когда другая сторона не может осуществлять какой-либо жесткий контроль, а неразбериха позволяет нам максимизировать индивидуальное превосходство наших кораблей.
   Кэйлеб сидел молча несколько бесконечных секунд, и рука его жены протянулась через колыбельку между ними. Она положила руку ему на колено, и он быстро взглянул на нее.
   - Пусть они делают это по-своему, - сказала она очень тихо. - Они - лучшее, что у нас есть, они действительно на месте, и они заслуживают того, чтобы ты был достаточно уверен в них, чтобы позволить им вести свою битву так, как они думают лучше всего. Знаю, что тебе нелегко, и знаю почему, но позволь им сделать это по-своему.
   Кэйлеб глубоко вздохнул, а затем медленно кивнул. - Хорошо, Брайан, Доминик. Мы сделаем по-вашему, - тихо сказал император Чариса.
  
   .III.
   У побережья Уиндмура, залив Таро
  
   Арналд Тейбалд поморщился, когда свежая стена тропического дождя пронеслась по кормовой палубе КФБ "Суорд оф Год".
   Дождь в заливе Таро не был похож на дождь в более северных водах. Это не начиналось постепенно, не было никакого мягкого предупреждения. Пригоршня огромных дождевых капель ударила в его и без того влажные клеенчатые штаны, как кавалерийские копыта, стучащие по каменной улице. Затем, почти до того, как его разум успел осознать их воздействие, обрушилась мощная волна воды. Видимость мгновенно упала почти до нуля. Конечно, в тот момент видимость уже была ограниченной, учитывая полное отсутствие луны или звезд в пасмурную ночь, но он едва мог видеть свечение нактоуза сквозь потоп, и когда он посмотрел вниз, он увидел то, что выглядело бы как туман на земле, где расколотые капли дождя отражались от палубного настила.
   Я и мои остроумные комментарии по поводу плохой погоды, - размышлял он.
   И все же, по сравнению с проходом Сторм, это была неплохая погода. Не совсем. Поднялся ветер - достаточный для того, чтобы флот поднял свои марсели, - но он неуклонно дул с востока, без ярости или насилия. Он отклонился почти на два полных румба, чтобы выйти на нос "Суорд оф Год" по его нынешнему курсу, но движение моря не догнало смену ветра. Волны продолжали прибывать под его четвертью, создавая неудобное штопорное движение. Однако не было никаких признаков шквалов, ни грома, ни сверкающей на горизонте молнии.
   Даже у неуклюжих моряков Сан-Райзинга не будет никаких проблем из-за такого рода "шторма", - подумал он, затем протянул руку и постучал костяшками пальцев по деревянному поручню. - Давай не будем искушать судьбу, Арналд, - сардонически напомнил он себе.
   ***
   Брайан Лок-Айленд засунул оба заряженных двуствольных пистолета в петли кобуры под своим непромокаемым дождевиком, затем вернул футляр для пистолетов в ящик стола. Килхол сел рядом с ним, и большой пес тихо заскулил, как будто мог читать мысли своего хозяина.
   Что он, вероятно, и может делать после столь долгого времени, - размышлял верховный адмирал.
   Он опустился на одно колено, обхватив рукой массивную шею ротвейлера. Затем выпрямился и хлопнул огромного пса по плечу.
   - Время спускаться вниз, - сказал он вслух. Килхол склонил голову набок, навострил уши и снова заскулил, громче. - Никаких споров, - сказал Лок-Айленд более строго. - Здесь, наверху, ты ни черта не можешь сделать. А теперь иди с Хенреем!
   Килхол бросил на него еще один жалобный взгляд. Затем уши большого пса опустились, он с несчастным видом поднялся на ноги и медленно подошел к лейтенант-коммандеру Тилльеру, стуча когтями по доскам палубы, что было слышно даже сквозь шум дождя, барабанящего по потолочным иллюминаторам каюты.
   На самом деле в обязанности лейтенант-коммандера не входило спускать питомца вниз в целях безопасности, но Килхол и Тилльер были старыми друзьями. У собаки было гораздо больше шансов на самом деле попасть под огонь, - и, что еще хуже, погибнуть - если бы Тилльер не позаботился о том, чтобы ее поместили в кладовую боцмана значительно ниже ватерлинии "Армака". Учитывая, как трудно было на самом деле потопить деревянный военный корабль, это было одно из самых безопасных мест на всем корабле, и Лок-Айленд был благодарен, что это так, когда Килхол бросил на него еще один укоризненный взгляд через плечо, тяжело вздохнул и последовал за Тилльером из каюты.
   - Надеюсь, что верховный адмирал не воспримет это неправильно, но всегда приятно видеть, как все вокруг вас мгновенно бросаются выполнять ваши команды.
   Лок-Айленд повернулся, склонив голову набок, к Силману Бейкиру, своему флаг-капитану. Бейкир был маленьким, плотным, темноволосым и темноглазым, элегантно одетым человеком. Говорили (вероятно, точно), что он потратил на свою парадную форму больше, чем годовое жалованье лейтенанта.
   Он также был компетентен, умен и настолько близок к абсолютному бесстрашию, как ни один человек, которого когда-либо встречал Лок-Айленд. На самом деле, он очень напоминал верховному адмиралу более молодую версию Рейджиса Йованса.
   Что ж, я должен чертовски надеяться, что у него есть все эти хорошие качества! - подумал Лок-Айленд, мысленно фыркнув. - Верховный адмирал военно-морского флота не должен выбирать флаг-капитанов, вытаскивая их фамилии из шляпы!
   - Рад, что ты находишь это обнадеживающим, Силман, - сказал он. - И, учитывая, сколько лет знаешь Килхола, уверен, понимаешь, что заставить его делать то, чего он не хочет, сродни переносу тридцатифунтовой пушки на спине с одного конца набережной Теллесберга на другой... только сложнее. - Он поморщился. - Поверь мне, победа в этой конкретной битве воли заставит надрать задницу Харпару, как на прогулке в парке!
   - Рад это слышать, сэр, - сказал Бейкир с улыбкой.
   - Хорошо. В таком случае, уверен, ты не будешь возражать против подготовки корабля к бою, капитан.
   - Немедленно, сэр! - ответил Бейкир и резко отдал честь.
   ***
   Обычно команду "Армака" заставила бы поспешить на боевые посты срочная дробь барабанов. Однако не сегодня вечером.
   Искусственные звуки обладали удивительной способностью переноситься по воде на невероятные расстояния. Можно было положиться на то, что ветер и дождь, шум волн, гул снастей заглушат большую часть этих звуков, но этой ночью никто не был склонен рисковать без необходимости. И поэтому на борту каждого из двадцати пяти чарисийских галеонов, пробивающихся сквозь стигийскую тьму, не прозвучал ни один барабан, а людей направляли на их места тихими приказами.
   По палубе зашлепали ноги. Приглушенные удары и стуки доносились снизу, когда внутренние перегородки демонтировали и отправили вниз в трюм - вместе с мебелью, картинами, офицерскими винными шкафами, креслами флаг-офицеров, коврами в каютах. Орудийные тележки скрипели и грохотали, когда с их казенных частей сбрасывались фиксирующие канаты, и массивные лафеты откатывались с тех мест, где они обычно стояли плотно прижатыми к бортам корпуса и закрепленными там. С запальных отверстий были сняты свинцовые фартуки. Устанавливались орудийные замки. С орудийных дул снимались крышки. Трамбовки и банники спускались с верхних стеллажей, между каждой парой орудий были расставлены бадьи с водой, песок из ведер был разбросан по настилу, чтобы обеспечить сцепление... и впитывать кровь.
   Впереди оружейник раздавал абордажные сабли и пики. Гораздо более распространенными стали новомодные пистолеты, изобретенные для императорской стражи, и теперь старшинам и морякам выдавались их более простые короткоствольные версии. "Волки" - предпочтительное легкое противопехотное оружие с поворотным креплением - были подготовлены и подняты на боевые места. Артиллеристы карронад толпились на верхней палубе, готовя свое собственное оружие, в то время как дождь отскакивал от коротких стволов, как брызги пресной воды. До тех пор, пока орудия на верхней палубе не нагрелись, надежность кремневых запалов была бы сомнительной, поэтому отрезки старомодных медленно горящих фитилей оборачивались вокруг линстоков и помещались в ванны с брезентовыми экранами, защищающими предательское свечение как от враждебных глаз, так и от дождя.
   Над палубами еще больше рук расстилают защитные сети, чтобы ловить падающие блоки и оборванные снасти. Другие моряки сооружали цепные стропы для поддержки рей. Шлюпки, которые обычно размещались в середине судна, были подняты, перекинуты через борт и отведены за корму, где не были бы так опасны смертельные осколки от них, если бы их поразило вражеское ядро. На нижних палубах хирурги раскладывали ножи и пилы, целители готовили флеминговый мох и бинты, а приписанные к больничным койкам санитары вытирали столы в столовой, где слишком скоро будут лежать раненые, рыдая в агонии.
   Чарисийский стандарт состоял в том, чтобы подготовиться к бою с места, без предупреждения, не более чем за пятнадцать минут. Сегодня вечером это заняло вдвое больше времени, потому что было время. Время сделать это правильно. Время подготовиться, не рискуя несчастным случаем или травмой. Время перепроверить каждый отдельный элемент процесса.
   На борту флагмана или на борту любого из кораблей, следовавших вслед за "Армаком", не было ни одного человека, который бы точно не понимал, с чем они столкнулись. Которым не сказали о шансах, которые не могли рассчитать шансы на собственное выживание... или понять, что произойдет, если кораблям, невидимым для них сквозь тьму и дождь, будет позволено соединиться с деснейрским флотом в заливе Джарас.
   Они были опытными, большинство из этих людей. Они знали чарисийскую традицию. Они не думали, не просто верили, что они были лучшими морскими бойцами в мировой истории - они знали, что это так, точно так же, как они знали, что Церковь Ожидания Господнего и инквизиция сделают с их домами и их семьями, если они проиграют эту войну.
   Брайан Лок-Айленд стоял на своем юте, чувствуя, как дождь барабанит по его собственному дождевику, наблюдая за проецируемой картой, которую мог видеть только он, и чувствовал это в своих людях. Почувствовал их знания, их страх... их решимость.
   - Убедитесь, что ваш разум достаточно свеж, чтобы принимать решения, достойные людей, находящихся под вашим командованием, - сказал Доминик Стейнейр Кэйлебу Армаку в другую дождливую ночь перед битвой при Рок-Пойнте. Кэйлеб рассказал об этом своему кузену, и теперь Лок-Айленд повторил ту же фразу про себя.
   - Сэр, корабль готов к бою, - сказал ему Силман Бейкир, коснувшись груди своего струящегося дождевика в знак приветствия.
   - Очень хорошо, капитан, - сказал верховный адмирал. - Неплохо также подать сигнал остальным.
   ***
   - Сэр! Флагман поднял сигнал!
   Капитан Зэкрей Уэйст оторвался от тихой беседы с корабельным капелланом, услышав взволнованное сообщение вахтенного мичмана.
   - Действительно так, мастер Халмин? - Его тон был рассчитан на то, чтобы успокоить парня, и мичман глубоко вздохнул.
   - Да, сэр, - сказал он гораздо более спокойным голосом, и Уэйст кивнул.
   Глаза капитана уже не были молодыми, но он сомневался, что это имело бы большое значение. Ливень был таким сильным, что он едва мог видеть вперед до грот-мачты. Возможно, он смог бы различить слабое свечение, рассеянное по падающим каплям дождя, от больших кормовых фонарей "Армака", затененных, чтобы быть невидимыми откуда угодно, кроме кормы, но он бы не поставил на это деньги. И он, черт возьми, точно не мог видеть три красных фонаря, поднятых на бизань-рее флагмана.
   Но юный Халмин был надежным парнем, и Уэйст был готов поверить ему на слово.
   - Вы подтвердили, мастер Халмин?
   - Есть, сэр! Один красный фонарь на фок-марс-рее.
   - Тогда очень хорошо. Повторите сигнал нашему следующему за кормой, пожалуйста.
   - Есть, есть, сэр!
   ***
   Один за другим, по всей длине этой залитой дождем вереницы галеонов, поднимались красные фонари. Их блеск почти терялся в темноте и дожде, но зоркие наблюдатели ждали их уже несколько часов. Корабль за кораблем, их видели и узнавали. Это заняло время - кажущуюся вечность, пока Брайан Лок-Айленд ждал на своем юте во главе этой длинной колонны, - но в конце концов лейтенант-сигнальщик Бейкира отдал честь.
   - "Даркос саунд" опустил свой фонарь, верховный адмирал.
   - Хорошо, - спокойно сказал Лок-Айленд.
   Зэкрей Уэйст мог быть чем-то вроде зануды, и нельзя было отрицать, что у него была напыщенная жилка шириной не менее двух футов, но он был тверд и надежен, как скала, и человек, который мог бы напугать его, еще не родился. Вот почему он командовал КЕВ "Даркос саунд", вторым кораблем в линии Лок-Айленда. Фонарь, опущенный с фок-марс-реи "Даркос саунда", был сигналом о том, что следующий за кормой Уэйста корабль - КЕВ "Дэфедил" - только что опустил свой такой же фонарь. Существовали более простые и быстрые способы передачи этой информации - действительно, и "Армак", и флагман Рок-Пойнта, "Дистройер", были оснащены для использования этих других способов, когда придет время, - но пока оно не пришло. Они были слишком... энергичны. Слишком нескромны. Тем не менее, опущенный фонарь "Даркос саунда" показал, что все, кто находился за его кормой, сделали то же самое, указывая на исполнение сигнала "Армака" приготовиться к бою.
   Так уж случилось, что Лок-Айленд знал об этом. Он наблюдал через дистанционно управляемые пульты, которые развернул Сова, чтобы охватить этот район.
   Это, должно быть, сводило Мерлина с ума с тех пор, как он попал сюда, - подумал теперь верховный адмирал. - Он мог увидеть так много - узнать так много - почти мгновенно, и ему все еще приходилось полагаться на сигнальные флаги и фонари и скорость конных курьеров, потому что никто другой не мог этого увидеть. И, конечно же, потому, что он не мог позволить, чтобы его способности называли "демоническими".
   - В таком случае, капитан Бейкир, - сказал он вслух, снова поворачиваясь лицом к своему флаг-капитану под проливным дождем, - полагаю, что нам пора заняться этим.
   ***
   Красные фонари на бизань-мачте "Армака" погасли, и капитан Бейкир скомандовал повернуть штурвал с наветренной стороны.
   Промокшая парусина захлопала, когда корабль отклонился с подветренной стороны, и ветер сменился с широкого на левом борту на попутный на левой четверти. Шипящие команды подключили шкоты и брасы, и Брайан Лок-Айленд стоял, пристально глядя на корму, где кто-то с необычайно острыми глазами мог бы только что разглядеть очертания носовых парусов "Даркос саунда". Но он не полагался ни на что столь подверженное ошибкам, как глаза, и глубоко, незаметно вздохнул с облегчением, когда корабль Зэкрея Уэйста последовал за "Армаком".
   Один за другим корабли имперского чарисийского флота достигли точки, в которой "Армак" изменил курс, и один за другим - каждый из них направлялся едва видимыми фонарями на корме следующего впереди корабля - они, в свою очередь, изменили курс.
   Лок-Айленд повернулся спиной вперед. Он подошел вплотную к рулевым, глядя вниз на подсвеченную карту компаса, затем снова поднял голову и посмотрел вперед, в то время как дождевая вода стекала по его лицу.
   Сейчас он ничего не мог сделать, кроме как изобразить позу и внешний вид человека, уверенного в своем плане и его результатах. Он понимал это так же, как осознавал, что каждый матрос и морской пехотинец, каждый офицер и старшина на борту "Армака" знали, что на самом деле он не мог видеть происходящее лучше, чем они. На самом деле, они были неправы в этом, но он все равно ничего больше не мог сделать. Все знали, что он играет определенную роль, излучая уверенность, которую они должны были видеть в нем, и это не имело значения. Это тоже было частью соглашения, частью сложной, запутанной сети обязанностей, обязательств, ответственности и доверия между ним и подчиненными ему людьми.
   Они ни черта не видят, - подумал он почти с удивлением. - Сейчас чернее, чем внутри сердца Клинтана, и они понятия не имеют, действительно ли я собираюсь найти флот Харпара для них. Точно так же, как они понятия не имеют, что произойдет, когда - если - мы врежемся друг в друга в темноте, посреди ливня. Они подчиняются моим приказам, следуют моему плану, руководствуясь только долгом... и верой. Боже мой. Что вообще можно сделать, чтобы заслужить такую преданность и послушание?
   У него не было ответа, но он знал, что сделает все, что потребуется, заплатит любую цену, чтобы оправдать это доверие. Быть достойным этого, даже если он не мог этого заслужить.
   Он взглянул на ближайшего рулевого, седого старшину с длинной косичкой, с которой струился дождь, пока его челюсти обрабатывали жевательный лист. Внимание старшины было приковано к смутно видимым парусам, он наблюдал за ними, управлял ими так, чтобы они были наполнены нежным прикосновением человека, который провел двадцать лет в море. Однако он, казалось, почувствовал взгляд верховного адмирала и повернул голову, чтобы встретиться взглядом с Лок-Айлендом.
   - Просто вы беспокоитесь о том, чтобы найти ублюдков, милорд, - сказал он с усмешкой, повышая голос сквозь рев дождя по мокрому брезенту, воды, стекавшей по палубам и через шпигаты. - Вы найдете их, и мы как следует надерем им их жалкие задницы! Вы можете положиться на это, сэр. - Он снова ухмыльнулся, затем умело сплюнул струйку сока в плевательницу, прикрепленную к основанию корпуса нактоуза.
   ***
   - Твой ход, - заметил Корнилис Харпар, откидываясь на спинку своей стороны шахматной доски. Он выбил пепел из своей трубки и начал методично набивать ее, не отрывая глаз от доски, пока Тейбалд обдумывал позицию.
   - Это было отвратительно с вашей стороны, милорд, - сказал флаг-капитан.
   - Ну, как сказал архангел Чихиро, мы не оказываем нашим офицерам и солдатам никаких услуг, обходясь с ними мягко, - спокойно ответил Харпар. - Враг не собирается этого делать! Кроме того, ты сам напросился на это после того, что сделал со мной прошлой ночью.
   Тейбалд усмехнулся. Его шахматные партии с генерал-адмиралом трижды в пятидневку стали прочной традицией, и он знал, что они оба наслаждались ими. Они хорошо подходили друг другу, и дружеское расслабление, когда они побивали шахматные фигуры друг друга, помогло выстроить их тесные личные и профессиональные отношения. Они обсудили более одной логистической проблемы, обсудили более одного возможного тактического сценария на этой шахматной доске, и Тейбалд был более чем немного удивлен тем, насколько он полюбил Харпара в процессе.
   Теперь он потер нос, размышляя о ловушке, в которую его заманили. Он мог спасти свою королеву, но только пожертвовав своей королевской ладьей, что широко открыло бы правую сторону доски для атаки Харпара. Но если бы он позволил генерал-адмиралу взять ферзя и использовал этот ход, чтобы двинуть своего собственного ферзевого слона между...
   Он потянулся к слону, но остановился. Его голова поднялась, глаза сузились, как раз в тот момент, когда Харпар закончил раскуривать трубку. Генерал-адмирал с любопытством посмотрел на него сквозь облако дыма.
   - Арналд?
   - Прошу прощения, милорд. - Тон флаг-капитана был странно напряженным. - Мне показалось, я что-то слышал...
   Затем он услышал это снова.
   ***
   После бессовестно шаткого начала Церковь Ожидания Господнего фактически сделала правильно следующую часть, когда дело дошло до строительства ее военно-морского флота. Конечно, не все - это означало бы ожидать слишком многого от сухопутных вояк. Но как только Аллейн Мейгвейр действительно задумался, как только Жэспар Клинтан указал, что галеры, которые он строил, были совершенно неправильными кораблями, генерал-капитан Церкви приложил много усилий, чтобы оправиться от своих первоначальных ошибок. Он проявил удивительную проницательность в этом процессе и нашел немало способных людей, таких как Корнилис Харпар, которые помогли ему.
   Все еще оставались слепые пятна. Например, его настойчивое желание отказаться от карронад с меньшим радиусом действия. Он также не понял огромного преимущества, которое давали медные днища кораблей Чариса, и его галеоны все еще могли похвастаться передними и задними надстройками, типичными для Сэйфхолда до прибытия Мерлина, хотя они были уменьшены в высоту. Однако, взяв все вместе, он на самом деле справился почти так же хорошо, как граф Тирск, когда дело дошло до визуализации угрозы и того, как построить корабли, которые могли бы противостоять ей.
   И хотя у храмовой стражи не было настоящих военно-морских традиций, она понимала дисциплину и ценность строгой подготовки. В отличие от некоторых светских властей, у стражи также не было институциональных возражений против поиска экспертов, которые могли бы научить ее тому, чего она не знала. Плохая погода, гололед, неэффективные литейные цеха, набеги чарисийцев на основные транспортные пути... все они смогли задержать великий проект Церкви, но не смогли остановить его, и такие люди, как Арналд Тейбалд и Корнилис Харпар, знали, что делать с этими кораблями, как только они будут построены.
   И все же, несмотря на все это, все еще оставались слабые места. Несмотря на всю их собственную храбрость, все усилия, которые они потратили на продуманность и планирование, Харпару или Тейбалду никогда бы не пришло в голову атаковать численно превосходящего врага под прикрытием водопадов тропического фронта. И несмотря на все миллионы и миллионы марок, которые Церковь вложила в свой флот, она не осознавала важности легких подразделений. Она рассматривала флот изящных чарисийских шхун как корсаров, как торговых рейдеров, не особо оценивая их ценность как разведчиков. Как быстрые ищейки, выслеживающие вражеский флот... или как изысканно чувствительные усы ящерокошки, чтобы почувствовать приближающегося врага до того, как он достигнет расстояния удара.
   И из-за этого генерал-адмирал Харпар расположил свои колонны галеонов на ночь без охраняющих его фланги пикетов, уменьшив паруса, чтобы свести к минимуму риск столкновений и избежать возможности повреждения, если окажется, что в конце концов, под дождем скрывались шквалы. Чтобы не дать своему флоту рассеяться и быть уверенным, что когда взойдет солнце и прекратится дождь, это будет эффективная, компактная, сосредоточенная сила, которую создали они с Тейбалдом.
   Вот почему ни один дозорный ни на одном корабле флота Божьего ничего не видел, когда из темноты как призраки появились двадцать пять чарисийских галеонов.
   ***
   Брайан Лок-Айленд спокойно стоял, сцепив руки за спиной. Дождь ослабевал, хотя все еще лил как из ведра. Это его вполне устраивало, как и тот факт, что на самом деле между этой полосой дождя и следующей, идущей с кормы, должен был быть довольно длительный перерыв.
   Просто продержись достаточно долго, чтобы мы могли оказаться среди них, прежде чем ты уйдешь, - подумал он о погоде. - Просто продержись достаточно долго.
   Он сделал только одно незначительное изменение курса с тех пор, как они повернули в атаку. Он чувствовал напряжение капитана Бейкира, хотя капитан хорошо это скрывал, но сам Лок-Айленд был удивлен, обнаружив, что он почти так же спокоен, как выглядел. В отличие от своего флаг-капитана, он знал, что они идут точно по правильному курсу. По другую сторону дождя, превращавшего поверхность моря в белую пену, перед ними был вражеский флот, и КЕВ "Армак" и его побратимы подкрадывались к крайней колонне этого флота, как убийцы.
   Он почувствовал, как напряглись мышцы и сухожилия - не от страха, а от предвкушения, - и ему пришлось прикусить язык, чтобы не крикнуть своим артиллеристам, чтобы они встали.
   Ещё нет. Еще нет, Брайан. Не годится, чтобы дозорные задавались вопросом, как ты увидел другую сторону с юта раньше, чем это сделали они. Из-за этого могут возникнуть всевозможные нежелательные маленькие вопросы!
   И затем...
   - Парус на два румба по левому борту, сэр!
   Впередсмотрящий сохранил самообладание и передал сообщение на корму от человека к человеку, вместо того, чтобы поднимать крик.
   - Хорошо, - сказал Лок-Айленд, когда электрический разряд пробежал по людям на юте вокруг него. Он почувствовал, как они зашевелились, выпрямили спины, сузили глаза, когда поняли, что он действительно нашел для них врага.
   Он почувствовал, что наклонился вперед, прищурившись, как будто мог каким-то образом физически видеть сквозь дождь и темноту, а затем его глаза расширились. Дождь начал стихать, и он обнаружил, что может видеть. Посмотрите на длинную, медленно движущуюся колонну - четырнадцать галеонов с высокими бортами, мерцающие фонари на корме, свет пробивается сквозь световые люки или, кое-где, через орудийные порты, открытые для вентиляции. Эти огни выхватывали их из ночи, освещали его цели, в то время как его собственные стройные, выкрашенные в черный цвет корабли крались из тени.
   - Мы пересечем их кильватер, капитан Бейкир, - официально сказал верховный адмирал Лок-Айленд. - Затем мы подойдем к левому борту, возьмем ветер на траверз и ударим по ним с подветренной стороны, пока будем догонять. Однако следите за их второй колонной. Мы не хотим, чтобы у какого-нибудь умного ублюдка там появились какие-то идеи насчет работы на наветренной стороне.
   - Да, сэр!
   ***
   Самым задним кораблем в наветренной колонне Корнилиса Харпара был пятидесятипушечный галеон КФБ "Сент-Итмин". Его команда хорошо проявила себя в бесконечных парусных и артиллерийских учениях флота. За тысячи пройденных ими миль тяжелая работа, обучение и растущий опыт превратили их из команды, слишком хорошо осознающей собственную нехватку опыта, в команду, уверенную в том, что ей больше нечего стыдиться. И в этом была большая доля правды.
   Но с тренировкой или отсутствием подготовки, с растущим опытом или его нехваткой, никто на борту "Сент-Итмина" не ожидал нападения больше, чем Харпар или Тейбалд. Его наблюдатели были больше озабочены отслеживанием своих соседей, которые представляли потенциальную опасность столкновения, и поиском способов укрыться от ливня, чем нелепой возможностью того, что имперский чарисийский флот может выбрать ночь, более черную, чем яма Шан-вей, чтобы напасть на них. И поэтому никто не смотрел в нужном направлении, когда КЕВ "Армак" выскользнул из темноты, как сам архангел смерти.
   ***
   - Что за х..?!
   Матрос у кормового поручня "Сент-Итмина" не был начеку. На самом деле, он вообще не должен был находиться на палубе - официально. Он был одним из слуг, приписанных к кают-компании флагмана, и когда услышал, что дождь стихает, поднялся на верхнюю палубу, чтобы во время затишья опорожнить одну из плевательниц кают-компании через подветренный поручень. Он понятия не имел, что побудило его поднять глаза в тот момент, когда он это сделал. Возможно, это был порыв какого-то глубоко скрытого инстинкта, или, возможно, он уже заметил что-то краем глаза, не осознавая этого.
   Что бы это ни было, он поднял глаза как раз в тот момент, когда утлегарь "Армака" начал пересекать кильватер "Сент-Итмина" всего в пятидесяти ярдах за его кормой.
   Его нечленораздельный, полузадушенный крик замер в простом, парализующем шоке при виде этого зрелища. Даже тогда ему и в голову не пришло, что это может быть чарисийский корабль. Если бы его мозг работал четко, если бы был ясный и дневной свет, а не дождливая безлунная ночь, он бы понял, что эта низкая хищная фигура никак не могла принадлежать одному из братьев "Сент-Итмина". Но глаз видит то, что ожидает увидеть разум, и поэтому он предположил, что это должно быть еще одно из их собственных судов, вышедшее из строя и едва избежавшее столкновения с его собственным кораблем.
   Вахтенный лейтенант резко поднял глаза на оборванное восклицание, затем повернулся в направлении взгляда другого человека. На мгновение его разум пронесся по той же цепочке предположений, но, в отличие от слуги, у него был наметанный глаз моряка. Его мозг настаивал на том, что это нелогично, нелепо - невозможно, - и все же он мгновенно понял, что, чем бы и кем бы ни был этот корабль, он не принадлежал к его флоту.
   - Чужой корабль, прямо за кормой! Всех по местам! Капитана на п...!
   Молодой лейтенант все сказал верно. Более того, он сделал это в правильном порядке. К сожалению, было слишком поздно для того, чтобы правильные действия вообще что-то изменили для КФБ "Сент-Итмин".
  
   ***
   Брайан Лок-Айленд услышал крик даже сквозь шум ветра и волн. Помог тот факт, что КЕВ "Армак" был полностью безмолвен, никто не разговаривал, экипаж почти не дышал. Он не мог разобрать слов - отчасти из-за ярко выраженного акцента земель Храма, - но узнал тон шока за короткие секунды до того, как крик был полностью уничтожен другим звуком.
   - Огонь! - рявкнул Силман Бейкир, и тьма разлетелась в огне и ярости.
   ***
   Лейтенант все еще кричал, когда прилетел первый залп "Армака". Двадцать семь тридцатифунтовых ядер с воем вылетели из внезапной ослепительной вспышки света. Лейтенант никогда не видел, чтобы тяжелая пушка стреляла в полной темноте - никогда не представлял себе невероятную яркость, физическую боль поврежденных зрительных нервов, когда этот совершенно неожиданный кулак света врезался в него. Чарисийская артиллерия извергала пламя и дым, и у лейтенанта так и не было возможности в полной мере оценить жестокую красоту и дикость этой искусственной молнии.
   Одно из ядер первого залпа попало ему чуть выше пряжки ремня и разорвало его пополам. Его обрубленный торс пролетел более пятнадцати футов, прежде чем с глухим стуком упал на палубу, и никто не услышал мокрого удара сквозь крики, вопли и звук раскалывающегося дерева.
   Нападение "Армака" застало его жертву врасплох. Больше половины команды корабля лежали в своих гамаках, крепко спали или дремали. Другие спокойно играли в карты, наслаждаясь обществом своих товарищей по столовой в очередную дождливую ночь. Одни заштопывали дыры в брюках, другие занимались множеством мелких ремонтных работ, которые были неотъемлемой частью деревянного парусного корабля.
   А потом, внезапно, без предупреждения, за ними пришел сам ад. Шестидюймовые ядра врезались в их корабль, разбили вдребезги кормовые иллюминаторы, разорвали по всей длине переполненные палубы. Люди в гамаках закричали, когда эти выстрелы оторвали руки и ноги, а жертвы очнулись от сна и сновидений о доме, чтобы увидеть агонию искалеченных и изуродованных тел. Одно за другим ядра врезались в палубные бимсы и элементы каркаса, разбрызгивая смертоносные облака осколков, похожих на деревянную шрапнель, чтобы разорвать еще больше спящих или совершенно неподготовленных членов экипажа. У капитана "Сент-Итмина" так и не было возможности узнать, что его корабль подвергся нападению - третье ядро первого залпа убило его еще до того, как он проснулся. Треть офицеров галеона была убита или ранена - большинство в своих собственных каютах или сидевшими за столом в кают-компании - когда огонь чарисийцев пронзил их насквозь.
   Всей подготовки, всей мотивации и всего опыта в мире было недостаточно - и не могло быть - чтобы выдержать этот внезапный, совсем неожиданный, невероятно жестокий натиск. Офицеры и старшины были убиты или ранены. Корабль внезапно наполнился кричащими, сломленными людьми и вонью крови и разорванных внутренностей. Сами архангелы запаниковали бы перед лицом этой бойни, и дисциплина "Сент-Итмина" развалилась.
   Люди ревели в панике, пробиваясь сквозь душащие, цепляющиеся барьеры из расстеленных гамаков, скользя в крови, топча изломанные, хнычущие тела тех, кто когда-то был товарищами по столу и друзьями. Это была не трусость, это был шок, разрушительное воздействие полной неожиданности. И в разгар этой паники, в самой гуще этой бойни, кто-то уронил фонарь.
   ***
   Орудия левого борта КЕВ "Армак" откатились с визжащим грохотом деревянных орудийных тележек по толстым доскам. Карронады на верхней палубе запаливались медленными фитилями, по крайней мере, для первого залпа, и их расчеты были рады, что дождь прекратился, по крайней мере, на данный момент. Они сбросили свои непромокаемые дождевики еще до того, как прекратился дождь, освободившись от этого бремени. Теперь они набросились на свое оружие, протирая стволы, загоняя на место свежие заряды, вставляя увесистые ядра.
   Внизу, на главной палубе, люди кашляли и задыхались от удушливой вони собственного порохового дыма. Они тоже обнимали свои многотонные стволы, протирая стволы, чтобы погасить любые затянувшиеся искры, забрасывая и заталкивая свежие заряды. На данный момент, по крайней мере, ни у кого из них не было свободного времени для своей цели - времени, достаточного для этого, когда они перезаряжались.
   Но Брайан Лок-Айленд действительно уделял внимание "Сент-Итмину", и его челюсть сжалась, когда он увидел первое предательское мерцание.
   О, эти бедные ублюдки, - подумал он. - Эти бедные, проклятые ублюдки.
   ***
   Нет ничего более страшного на борту корабля - особенно на борту деревянного корабля - чем огонь. И нет никакой чрезвычайной ситуации, никакой угрозы, которая требовала бы более быстрого и дисциплинированного реагирования. Но в тот вечер, в тот момент, на борту КФБ "Сент-Итмин" не было никакой возможности для чего-либо похожего на дисциплинированный ответ. Слишком много людей, которые в других условиях отреагировали бы мгновенно, уже были мертвы, ранены или обезумели от паники, а запах древесного дыма, внезапный треск пламени были похоронным звоном любой надежды на восстановление порядка.
   Огонь распространялся с ужасающей скоростью, настигая бегущих людей, переползая через раненых, которые кричали и пытались вырвать свои изломанные тела из его объятий. Вылизывая сильно просмоленный такелаж, несмотря на проливной дождь, который лил уже столько часов. Мчась через разрушенные внутренние переборки, ликующе ревя, он обнаружил склад краски и наелся скипидара и галлонов хлопкового масла.
   К тому времени, когда "Армак" перезарядился, а "Даркос-Саунд" тоже пересек корму "Сент-Итмина" и обрушил свою собственную грохочущую лавину железа на шатающийся корабль, жестоко израненный галеон был явно обречен. Люди - некоторые из них в огне - бросались за борт, ища временного спасения в море. Пламя ревело, как в одной из доменных печей Эдуирда Хаусмина, и искры уже каскадом вырывались из открытых люков.
   А затем орудия "Армака" нацелились на их вторую цель.
   ***
   Уничтожение наветренной колонны Корнилиса Харпара было полным. Захваченные врасплох, неспособные поверить в происходящее, пробужденные из глубин сна, чтобы встретиться лицом к лицу с кошмаром, и с внезапным ревущим адом "Сент-Итмина", пылающим в ночи, корабли этой колонны так и не оправились.
   Это было не из-за недостатка попыток.
   У трех тыловых кораблей не было ни единого шанса. Атакованные из темноты, их экипажи были разорваны на куски еще до того, как они смогли начать реагировать. Корабли чарисийцев приблизились всего на двадцать ярдов, двигаясь параллельно своим целям, неуклонно и в то же время достаточно медленно, чтобы безжалостно бить по каждому из них по очереди. Мачты полетели за борт. Орудия были выведены из строя еще до того, как можно было снять канаты с их казенных частей. Это был воющий кошмар, который разрушил структуру самих кораблей почти так же быстро и жестоко, как разрушил сплоченность экипажей, которые их обслуживали.
   У одиннадцати кораблей впереди было больше времени, по крайней мере, какое-то предупреждение. Парусные корабли, даже чарисийские парусные корабли, редко бывают такими быстрыми, как ящеры-резаки. "Армаку" потребовалось время, чтобы обогнать корабли перед "Сент-Итмином", и больше всего Лок-Айленд опасался, что одно из ведущих подразделений колонны Церкви выйдет из строя по собственной инициативе. Направится, чтобы перерезать голову своей собственной линии, пытаясь сделать с ним то, что он сделал с "Сент-Итмином".
   Но удивление, замешательство и ужас - плохая почва для инициативы. Особенно для людей, которые никогда раньше не сталкивались с насилием, вызванным выстрелом в упор. Офицеры и экипажи этих кораблей сделали все возможное, и после первых вспышек паники они отреагировали мужественно и решительно. Но они откликнулись. Они отреагировали. Они не предпринимали никаких усилий, чтобы навязать свою собственную волю. Они защищались, расчехляя свои орудия, приводя в действие свои батареи, несмотря на неожиданность, несмотря на замешательство. Они стреляли в ответ - сначала неровно, затем более уверенно - даже когда мимо них проплыла бесконечная череда орудийных портов чарисийцев, каждый из которых изрыгал пламя и ярость.
   Им нечего было стыдиться, этим людям, этим офицерам. Большинство из них, когда пришло их время, пали лицом к лицу со своими врагами, выкрикивая вызов, держа в руках оружие. Но единственное, что могло их спасти, - это быстрые, решительные наступательные действия... и это было единственное, на что они были совершенно неспособны.
   ***
   Что ж, это была самая легкая часть, - подумал Лок-Айленд, когда обломки наветренной колонны упали за корму.
   Еще три ее галеона теперь горели, пламя ревело и окрашивало облака в багровый и кровавый цвета. Было очевидно, что остальные десять кораблей выведены из строя на несколько часов, возможно, дней. Маловероятно, что какой-нибудь из них утонет, и если бы они собирались загореться, то уже бы это сделали. Но вместе взятые, они составляли почти двадцать процентов от общей силы Харпара, и что бы ни случилось, этой ночью они не сыграют никакой роли в дальнейшем сражении.
   Если мы победим, любой из них может быть захвачен одной шхуной, - подумал верховный адмирал. - Если мы проиграем, Харпар, вероятно, сможет отремонтировать и восстановить их все... в конце концов. Но этого не произойдет.
   Часть Лок-Айленда испытывала искушение оторваться, исчезнуть обратно в темноте. То, что уже произошло с церковным флотом, должно было иметь жестокие последствия для его боевого духа. И если бы он мог сейчас прерваться, сделать то же самое еще раз или два, тогда...
   Забудь об этом, - строго сказал он себе. - Харпар и Тейбалд слишком хороши для такого дерьма. Да, сегодня вечером вы застали их со спущенными штанами и голыми задницами, торчащими наружу. Что заставляет вас думать, что такая умная пара, как они, позволит вам делать это с ними снова и снова? Кроме того, тебе это сошло с рук только сегодня вечером из-за погоды!
   Да, он причинил им сильную боль. Теперь пришло время причинить им еще большую боль, прежде чем они смогут оправиться.
   - Капитан Бейкир, мы приближаемся, - сказал он и махнул рукой в сторону далекого красного мерцания, где свет костра отражался на марселях на северо-западе. - Эти джентльмены пытаются выстроиться в строй, чтобы поприветствовать нас, - продолжил он. - Было бы невежливо заставлять их ждать.
   ***
   Корнилис Харпар стоял на палубе "Суорд оф Год" и пытался выглядеть бесстрастным.
   Это было нелегко.
   Его флагман возглавлял то, что было самой центральной из пяти колонн военных кораблей. Теперь там было только четыре колонны. "Сент-Итмин" и его спутники были слишком далеко, чтобы он мог разглядеть какие-либо детали, но скорость и жестокость, с которыми они были доведены до бессилия, было слишком легко проследить.
   И он ничего не мог с этим поделать. Чарисийцы атаковали почти с наветренной стороны, и резня той колонны закончилась задолго до того, как любой из его других галеонов смог подойти к наветренной стороне, чтобы помочь ей.
   Во всяком случае, он почти попытался - он почти подал сигнал к общей погоне в надежде, что хотя бы некоторые из его кораблей смогут увидеть это и сумеют вступить в бой с чарисийцами. Но он этого не сделал. Единственное, чего он абсолютно не мог сделать, - это позволить чарисийцам вызвать панику, заставляя его реагировать бездумно, и поэтому он заковал себя в ледяную броню самоконтроля. Он заставил себя стоять там, наблюдая, чувствуя разрушение каждого из этих кораблей, как будто они были продолжением его собственного тела, и отказывался реагировать слепо.
   Вместо этого он начал процесс формирования своей собственной боевой линии. Она не будет правильной линией. В этих условиях это было бы невозможно. Но она была бы там, готовая к его руке, и он оскалил зубы на своих врагов.
   По его оценкам, в атакующих силах было от пятнадцати до тридцати галеонов, что наводило на мысль, что где-то поблизости были и другие. Если бы он был командиром чарисийцев, он бы сделал все возможное, чтобы добраться до харчонгцев, так что, возможно, именно там находились по крайней мере некоторые из пропавших чарисийцев.
   В то же время, - напомнил он себе, - не стоит начинать наделять врага сверхчеловеческими способностями. Во время своей собственной карьеры в страже он обнаружил, что компетентные офицеры имеют тенденцию создавать свою собственную удачу, но даже с учетом этого чарисийцам невероятно повезло наткнуться на его крайнюю колонну на почти идеальном курсе перехвата. Они использовали эту удачу изо всех сил, и горящие, искалеченные останки, падающие за кормой, были жестоким доказательством того, насколько эффективно они это сделали.
   Но они не могли захватить врасплох остальные его корабли, и если только там не было собственных кораблей Шан-вей, которые все еще бродили там в темноте, он все еще превосходил их численностью более чем в два раза к одному.
   Давай, - подумал он, обращаясь к чарисийскому командиру. - Давай, иди за нами. Мы будем здесь, будем ждать.
   ***
   - Хорошо, пришло время, - сказал Лок-Айленд.
   Он обращался к капитану Бейкиру, но на самом деле говорил с Домиником Стейнейром.
   - Мы немного подсократили их, - продолжил он, - но остальные держатся вместе. Они не позволят нам отстреливать их по одиночке, и я не хочу дожидаться дневного света, чтобы они пришли в себя. Думаю, что наша собственная линия в довольно хорошем состоянии, и адмирал Рок-Пойнт вернулся, чтобы взять управление на себя, если с нами случится что-нибудь неприятное. Более того, облачный покров пытается рассеяться и впустить сюда немного лунного света, чтобы мы действительно могли видеть, что делаем. Так что пора действовать поудобнее.
   - Да, сэр, - мрачно ответил Бейкир.
   Казалось, он не с нетерпением ждал этого опыта, и Лок-Айленд не мог его винить. Там было почти шестьдесят галеонов, и само отсутствие их строя должно было сделать ситуацию еще более уродливой. Он знал своих капитанов, знал, что они будут удерживать боевую линию вместе как можно дольше, поддерживая друг друга, сосредоточив огонь на одиночных целях. Но он также знал, что рано или поздно - и, вероятно, раньше - эта линия должна была развалиться, особенно в хаосе и неразберихе ночной акции. Если экипажи Харпара окажутся столь же решительными, как он ожидал, это сражение должно было выродиться в рукопашную схватку, когда отдельные корабли отчаянно сражались бы с отдельными врагами... и, вероятно, стреляли в друзей в безумии.
   Бейкир знал это так же хорошо, как и Лок-Айленд. И все же, если у флаг-капитана и были какие-то колебания, верховный адмирал этого не видел.
   - Очень хорошо, - сказал он. - Отведите нас к ним, капитан. Найдите нам путь к их флагману.
   ***
   - Вот они идут, мой господин, - решительно сказал Тейбалд, и Харпар кивнул.
   - Вот они и в самом деле идут, - пробормотал он.
   На самом деле это заняло больше времени, чем он ожидал. Несмотря на его опыт долгого плавания, армейский офицер в нем, привыкший к тому, как быстро кавалерия и даже пехота могут перемещаться по полю боя, все еще смутно удивлялся, что кораблям может потребоваться так много времени, чтобы вступить в схватку друг с другом.
   На горизонте больше не было никакого пламени. Один из его кораблей взорвался впечатляющим вулканическим громом, когда пламя наконец добралось до его погреба. Другие горящие корпуса просто исчезли, сгорели до ватерлинии и пропали. Прошло более двух с половиной часов с тех пор, как грохот орудий прервал его шахматную партию, и чарисийцам потребуется еще по меньшей мере час, чтобы добраться до него.
   Он не сомневался, что его капитаны с пользой использовали передышку, и был благодарен, что у них было время справиться с первоначальным шоком от внезапного появления чарисийцев. Несмотря на это, он знал, что моральный дух его экипажей должен быть сильно поколеблен.
   И, без сомнения, боевой дух чарисийцев был укреплен их успехом, - мрачно подумал он. - Что ж, нам просто нужно посмотреть, что мы можем с этим сделать.
   ***
   Лок-Айленд и Рок-Пойнт серьезно подумали о своем формировании.
   Из двадцати пяти галеонов только у двенадцати, которые Рок-Пойнт доставил в Ларек, в погребах были снаряды. Если уж на то пошло, десять из тринадцати галеонов Лок-Айленда не смогли бы выстрелить новыми боеприпасами, даже если бы они у них были. Они несли длинные кракены "старого образца", которыми первоначально были вооружены галеоны королевского чарисийского флота, а снаряды были разработаны для кракенов "новой модели", которые стреляли тридцатифунтовым ядром вместо тридцатипятифунтового ядра старых орудий.
   Строй, который они приняли, чередовал вооруженные снарядами корабли Рок-Пойнта с собственными галеонами Лок-Айленда. Единственным исключением из этого правила была ведущая пара - "Армак" и "Даркос саунд", оба из первоначальной эскадры Лок-Айленда. До сих пор в снарядах не было необходимости, учитывая сокрушительный сюрприз, которого они добились с первой колонной, и Лок-Айленд не собирался позволять другой стороне знать о существовании нового оружия, пока у него не будет решительной возможности использовать его. Итак, они собирались пробиться в растянувшийся строй Харпара старомодными ядрами, и только тогда корабли Рок-Пойнта переключатся на снаряды.
   Во всяком случае, пока они есть, - мрачно подумал верховный адмирал.
   Теперь он наблюдал, как его флагман приближается все ближе и ближе к эскадрам Церкви, и почувствовал, что снова внутренне напрягся.
   Что бы ни случилось, этим ублюдкам будет хуже, чем они могли себе представить, - сказал он себе.
   ***
   Ведущие церковные галеоны начали стрелять.
   Дальность стрельбы все еще была большой, особенно для неопытных орудийных расчетов, стреляющих в условиях такой плохой видимости. Гром и молнии их бортовых залпов разорвали ночь, но почти все их двадцатипятифунтовые и двенадцатифунтовые ядра без вреда упали в море, и чарисийцы не отвечали на них. Они плыли сквозь брызги, вздрагивая от глухих звуков кувалды, когда случайный выстрел действительно поражал один из их кораблей. Однако большинство ведущих чарисийцев были специально построенными кораблями с тяжелым каркасом и толстыми обшивками настоящих военных кораблей. Слабый церковный порох и более легкие ядра не могли сравниться с их прочностью.
   Тут и там в воздухе над кораблями просвистели ядра или пробили марсели, как невидимые кулаки. Срезались ванты, и моряки бросились вверх, чтобы соединить разорванные снасти. Несколько ядер - очень немногих, более удачливых, чем их собратья, - нашли цели из плоти и крови. Двадцатипятифунтовое ядро пробило сетку гамаков на юте "Армака". Один из расчета карронады упал без звука, когда его голова исчезла, и еще двое мужчин из того же орудия упали, корчась, когда их кровь покрыла доски.
   Группа раненых поспешила вниз, к ожидающим хирургам и целителям, и один или двое из людей флагмана беспокойно переглянулись. Большинство, однако, просто стояли там, наблюдая за вспышками вражеских орудий, и ждали. Верховный адмирал мог слышать, как по крайней мере некоторые из них презрительно комментировали недостаточную точность церковных артиллеристов, и он обнаружил, что ухмыляется, когда один седовласый командир-артиллерист повернулся спиной к этим артиллеристам, спустил штаны и помахал врагу голыми ягодицами.
   Раздался взрыв смеха, смешанный с криками и некоторыми невероятно непристойными предложениями о том, как улучшить оскорбление, и командир орудия удвоил свои усилия. Конечно, это было неприемлемо, и сердитый выговор офицера его дивизиона быстро напомнил ему о его собственных обязанностях, но Лок-Айленд сомневался, что сердце молодого лейтенанта действительно хотело этого.
   ***
   - Думаю, что они просто тратят порох и ядра, Арналд, - тихо сказал Харпар, наблюдая, как стреляют его ведущие корабли, и его флаг-капитан пожал плечами.
   - Не сомневаюсь в этом, милорд. С другой стороны, отсюда их никак не остановить. Возможно, им повезет, если уж на то пошло, - они действительно убьют одного или двух чарисийцев, может быть, даже собьют рею. И, честно говоря, я бы предпочел, чтобы они стреляли, даже если они ни во что не попадают, чем терзать себя беспокойством. Кроме того, - его зубы слабо блеснули, отражая далекие залпы, - еще через двадцать минут они будут достаточно близко, чтобы во что-нибудь попасть.
   ***
   Медленное, неуклонное сближение двух флотов полностью отличалось от первоначального столкновения. На этот раз засады не будет. Никакой внезапной неожиданности в виде артиллерийского грохота среди ночи. На этот раз обе стороны знали, что будет дальше, и церковные артиллеристы начали достигать больше попаданий по мере того, как дальность стрельбы медленно, но непрестанно сокращалась.
   Грохочущий звук и хор криков спереди сообщили Лок-Айленду, что по крайней мере одно ядро из церковной канонады наконец-то прошло. Возможно, оно нашло открытый оружейный порт, - подумал он, - или, возможно, дальность стрельбы упала настолько, что даже церковный порох начал пробивать борта его кораблей.
   Он взглянул на Силмана Бейкира. Лунный свет теперь лился сквозь разрывы в облачном покрове, превращая паруса в полированную оловянную посуду, и капитан "Армака" стоял неподвижно, прищурив глаза, измеряя дальность, оценивая огневые дуги, выискивая промежутки между вражескими кораблями. Пальцы его правой руки медленно, ритмично барабанили по ножнам вложенного в них меча. Еще одно ядро разорвало сетку гамаков на середине корабля. Оно убило морского пехотинца, прогрызло двухдюймовый полукруг в задней части грот-мачты, а затем улетело в темноту где-то на дальней стороне корабля.
   Бейкир даже не вздрогнул. Он просто стоял и ждал, и Лок-Айленд почувствовал внезапный прилив тепла - привязанности - к своему щеголеватому невысокому капитану флага.
   И все же расстояние падало. Бушприт "Армака" торчал впереди, нацеленный, как копье какого-нибудь рыцаря, но не на другого рыцаря, а на сплошной горный хребет из залитого лунным светом полотна и ожидающих бортов. Орудийные порты начали мелькать перед ним - десятки, сотни. Ядро просвистело в воздухе, ударило в нос корабля, разорвало паруса. Еще больше членов его команды пало, раненых или убитых, и другие люди заняли их места. Хваты стянулись на рукоятках, на рейках трамбовок. Костяшки пальцев побелели, тут и там губы шевелились в безмолвной молитве, и все равно расстояние падало.
   Даже Лок-Айленду казалось невероятным, что так много орудий могут выстрелить так много в одну цель, не разорвав "Армак" на куски. Глухие звуки становились все чаще, громче. Полетели щепки. Еще больше мужчин закричали. Фок-мачта свесилась за борт. Одна из карронад передней палубы получила прямое попадание, и ее лафет развалился, разбросав смертоносный слой осколков по палубе.
   И затем, наконец, его флагман - по-прежнему без единого выстрела - начал физически прокладывать себе путь через промежуток между двумя церковными галеонами.
   ***
   Харпар наблюдал, как ведущий чарисиец приближается, как какой-то освещенный луной, неудержимый джаггернаут. Его артиллеристы били по нему - он знал, что это так! И все же он казался неуязвимым, непобедимым. Он видел, как в его парусах появились дыры, а море вокруг него разрывалось и раскалывалось, когда тонны железа вспенивали его поверхность. По крайней мере, некоторые из этих выстрелов должны были попасть в него, должны были убивать и калечить его людей.
   Затем его фок-брам-рея рухнула, как срубленное дерево, и он затаил дыхание, ожидая увидеть, как он наконец отвернет, очистит свой собственный борт, чтобы ответить своим мучителям.
   Но он этого не сделал. Он просто продолжал приближаться, и он почувствовал, как в нем зашевелилась глубокая, бесформенная эмоция. Он не испытывал страха, но все же это было что-то близкое. Страх, возможно. Он видел битву. Он знал, какая железная дисциплина требуется, чтобы выдержать такой удар - видеть, как гремит столько пушек, обрушивая на тебя свою ненависть, - и все равно продолжать наступать. Он знал, что видел... и он уже чувствовал, какую жестокую цену придется заплатить за мужество и дисциплину его собственным людям.
   Железный ураган обрушился на нос "Армака" как раз в тот момент, когда он проходил между КФБ "Холи уорриор" и КФБ "Крусейд". Он исходил еще от третьего галеона, лежащего почти прямо поперек его собственного пути, и вся его фок-мачта закачалась, а затем рухнула вниз, врезавшись в воду рядом. Верхушка его грот-мачты полетела вместе с ней, и с носа послышались новые крики и вопли. Двое из его лейтенантов упали, и Силман Бейкир посмотрел на своего первого лейтенанта.
   - Вы можете стрелять, мастер Викейн, - сказал он.
   ***
   Харпар вздрогнул, когда ведущий чарисиец наконец выстрелил.
   На мгновение ему показалось, что корабль взорвался, поскольку оба бортовых залпа вспыхнули одновременно. Но даже подумав об этом, он понял, как ошибался. Несмотря на удары, которые он получил во время этого долгого, медленного, ужасного подхода, в его стрельбе была ядовитая точность. Его орудия грохнули на две стороны, карронады спардека стреляли в унисон с более тяжелыми орудиями орудийной палубы под ними, и на их точность было страшно смотреть.
   КЕВ "Армак" заплатил ужасную цену, чтобы нарушить церковную линию. Четверть его экипажа была ранена. Его фок-мачта исчезла. Он был замедлен, искалечен, пять орудий вышли из строя еще до того, как он добрался до своих врагов. Но это была цена, которую, как он знал, ему придется заплатить, и он и его команда не ошиблись.
   На этот раз его орудия были заряжены двойными зарядами. Они обрушили свою ненависть на "Холи уорриор" и "Крусейд", обстреляв оба корабля одновременно. Люди кричали и умирали на борту церковных галеонов. "Холи уорриор" пошатнулся, очевидно, потеряв контроль над штурвалом. Он столкнулся с одним из своих соседей под грохот деревянных корпусов, скрежещущих друг о друга. Реи сомкнулись, мачты сломались, и они вдвоем отлетели в сторону.
   КЕВ "Армак" был немногим в лучшем состоянии. "Крусейд" развернулся на левый борт, разворачиваясь, чтобы двигаться против ветра, и пустил в ход свой собственный левый борт. Треть орудий церковного корабля была разбита или выведена из строя, но, хотя его люди были менее опытны, чем у "Армака", они были не менее решительны. Оставшиеся орудия выстрелили по чарисийскому флагману, и на этот раз большинство из них попало. С грохотом рухнула остальная часть грот-мачты "Армака", и Брайан Лок-Айленд упал на колени, когда тяжелый деревянный блок, раскачивающийся на бизань-мачте, как смертоносный маятник, буквально поднял морского пехотинца и швырнул его в верховного адмирала.
   - Руль налево! - Ясный голос Бейкира прорезался сквозь бедлам, и "Армак" свернул вправо, даже когда его скорость упала. Он врезался в "Крусейд" всей массой, удар сбил с ног еще больше людей. Бизань-мачта "Крусейда" рухнула от удара, полетели захваты, и Брайан Лок-Айленд поднялся на ноги, проверил свой меч и вытащил пистолеты.
   - Долой гостей, мастер Викейн! - крикнул Бейкир, и морские пехотинцы и моряки КЕВ "Армак" издали высокий, пронзительный боевой чарисийский клич, бросаясь на палубу другого корабля со своим верховным адмиралом во главе.
   ***
   Позади "Армака" "Даркос саунд" пробивался сквозь брешь, созданную флагманом. Он обрушился на "Холи уорриор" и его спутника, загремев залпом с левого борта, затем прошел мимо, углубляясь в неразбериху, дым и бедлам. Позади него "Дэфедил", один из галеонов Рок-Пойнта, пробивался сквозь толпу, стреляя вокруг, прокладывая дорогу к сердцу церковного строя. А за ним были "Крэг-Рич", и "Маргаретс лэнд", и "Гринтри", и "Фоум".
   Чарисийцы поддерживали свой строй с железной дисциплиной, когда прорывались через крайнюю линию Церкви, но как только они миновали этот упорядоченный строй, хаос, который представлял себе Лок-Айленд, окутал их. К ним просто неслось слишком много церковных галеонов. Избежать их всех было невозможно, и неописуемая неразбериха ночного боя превратила хаос в дикую рукопашную схватку, в которой ни один человек не мог надеяться разобраться.
   Никто не сломался. Никто не побежал. Возможно, этого и следовало ожидать от военно-морского флота с чарисийскими традициями, но его противники были такими же упрямыми, такими же решительными. Говорите что хотите о Жэспаре Клинтане, выдвигайте какие бы то ни было обвинения в коррупции храмовой четверке, презирайте своекорыстную алчность коррумпированной и продажной церковной иерархии, но в ту ночь на борту церковных кораблей не было трусов.
   Лок-Айленд, его офицеры и его люди точно знали, какого рода действия они намеревались предпринять. Они приняли это с холодной, расчетливой отвагой военно-морского флота с почти непрерывным послужным списком побед, и они сознательно пошли прямо на это.
   Экипажи флота Божьего думали, что знают, что их ждет, но они ошибались. Они тренировались, они практиковались, они учились, но они никогда не испытывали этого, и ничто, кроме опыта, не могло по-настоящему подготовить их к такому. Считая по человеку за человека и по кораблю за корабль, противники превосходили их во всех отношениях, кроме одного: мужества. Они были напуганы, сбиты с толку, не имея четкого представления о том, что происходит, и все же они стояли за своим оружием. Они были менее точны, они нанесли меньше попаданий, их выстрелы были легче, но они открыли ответный огонь по чарисийцам. И когда имперские чарисийские морские пехотинцы ворвались на борт их кораблей после того, как столкновение соединило их вместе, они встретили их у фальшборта, на сходнях, с оружием в руках и без малейшего сожаления в сердцах.
   Последняя отчаянная оборона королевского чарисийского флота в битве при проливе Даркос была самым близким, самым жестоким, самым яростным сражением в истории королевского флота Чариса.
   В эту ночь, в этом месте, на этих залитых красным палубах имперский чарисийский флот нашел себе равных.
   ***
   - На то воля Божья!
   Пламя вырвалось из дула пистолета, когда Лок-Айленд нажал на спусковой крючок. Тяжелая нарезная пуля ударила в лицо стражника Храма, брызнула кровь, черная в лунном свете. Это был второй заряд пистолета, и не было времени убирать его в кобуру, так как товарищ мертвого стражника уже приближался. Лок-Айленд бросил дымящееся оружие на палубу, и его меч прыгнул ему в руку.
   - Лэнгхорн и никакой пощады! - завопил кто-то еще, когда верховный адмирал парировал абордажную пику стражника. Один из его собственных морских пехотинцев ударил мушкетом, вонзив штык в бок стражника, и сторонник Храма с криком упал.
   Лок-Айленд пошатнулся, когда другой церковный галеон со скрежетом приблизился к другой стороне "Крусейда". "Новоприбывший" был сильно потрепан - он потерял бизань-мачту, а фальшборт по левому борту выглядел так, словно его расплющил какой-то маньяк кувалдой, - но его сходни были черны от матросов и стражников, и сталь тускло поблескивала в задымленном лунном свете.
   - Чарис! Чарис! - услышал он крики.
   - Смерть инквизиции! - проревел кто-то еще, и он почувствовал дикую, полубезумную ярость своих собственных морских пехотинцев и моряков.
   Затем на палубу "Крусейда" хлынула новая волна абордажников потоком ненависти и острой стали.
   - За мной, парни! - Брайан Лок-Айленд закричал и бросился им навстречу.

***

   Сейчас, - подумал Доминик Стейнейр. - Вот сейчас!
   "Дистройер" наконец-то прорвался сквозь порушенную церковную линию. По меньшей мере десять его галеонов и галеонов Лок-Айленда стояли вплотную рядом с церковными галеонами, пушечные дула пылали друг на друга с расстояния всего в десять ярдов или даже были связаны вместе, с яростными абордажными действиями, перекатывающимися взад и вперед.
   И все же этот остров безумия привлек еще больше кораблей Харпара. Они приближались к незваным гостям-чарисийцам, готовясь завалить их до того, как кто-нибудь сможет прийти им на помощь. И в процессе они создали свободное пространство, место, в которое "Дистройер" смог ввести усеченную линию за собой.
   - Сейчас, Стивин! - рявкнул он.
   - Да, да, мой господин! - Стивин Эрейксин, его флаг-лейтенант, прокричал сквозь хаос и направился к левому борту юта.
   Эрейксин сбросил свой дождевик, когда дождь прекратился. Теперь он сунул руку в карман своей порванной, пропитанной дымом форменной туники, извлек одну из "свечей Шан-вей" коммодора Симаунта и чиркнул ею по казенной части карронады. Она выплюнула искры, вспыхнула и с шипением ожила, и он прикоснулся ей к запалу любопытного на вид устройства, прикрепленного к поручню "Дистройера".
   Мгновение ничего не происходило, а затем что-то зашипело и сверкнуло еще более свирепо. Эрейксин поспешно отступил назад... и самая первая сигнальная ракета, когда-либо использовавшаяся в бою на поверхности Сэйфхолда, описала дугу в ночном небе. Она взмыла вверх, извергая огненный след, который вызвал укол атавистического ужаса у людей, погруженных в ограничения Запретов Джво-дженг.
   Если бы это не заставило их замереть, они бы поняли, что это должно было быть. Они работали и тренировались с порохом достаточно долго, чтобы понять, что это всего лишь еще одно применение знакомого материала. Но он действительно обрушился на них холодом, и когда он взорвался яркой, оглушительной вспышкой высоко над головой, некоторые из них - люди, которые, не дрогнув, столкнулись с водоворотом воющих выстрелов, - вконец запаниковали.
   Эта паника длилась недолго. Были те, кто понимал, что они видят, несмотря на удивление, и были другие, которым просто было все равно, какую дьявольщину, порожденную Шан-вей, могли принести с собой еретики-чарисийцы. Они собрали своих более напуганных товарищей, и интенсивность огня, которая заметно снизилась при запуске ракеты, снова начала расти.
   Но ракета была только предшественницей. Только признак того, что еще впереди. Когда она взорвалась над головой, десять чарисийских галеонов - каждый из вооруженных снарядами кораблей Рок-Пойнта, который еще не был вовлечен в одну из яростных абордажных схваток, - прекратили стрельбу ядрами.
   ***
   - Лэнгхорн! - Корнилис Харпар ахнул.
   "Суорд оф Год" до сих пор избегал рукопашной схватки, но теперь его флагман направлялся в котел, ведя за собой еще дюжину галеонов, чтобы перекрыть проникновение чарисийцев и сокрушить незваных гостей. Генерал-адмирал был поражен так же, как и все остальные, когда ракета с шипением взлетела с "Дистройера", но он также был одним из тех, кто сразу понял, что в этом не было ничего демонического. На самом деле, он поймал себя на том, что удивляется, почему такая же идея никогда не приходила ему в голову.
   Чего он не понимал, так это для чего предназначалась ракета. В течение нескольких минут он действительно надеялся, что это был сигнал к отступлению, что чарисийцы поняли, что их слишком мало, чтобы добиться победы. Но потом он обнаружил свою ошибку.
   Он смотрел прямо на КЕВ "Кинг Сейлис", когда пятидесятивосьмипушечный галеон выпустил полный залп тридцатифунтовых снарядов в КФБ "Холи рит" с расстояния девяноста ярдов. Только три из двадцати семи снарядов промахнулись. Два взрывателя не сработали - артиллеристы, использовавшие их в первый раз, не установили их должным образом. Но оставалось двадцать два, и даже тесты коммандера Мандрейна по-настоящему не подготовили Рок-Пойнта и его экипажи к тому, что произошло дальше.
   "Холи рит" взорвался.
   Это было похоже на какую-то ужасную лавину света. Взрыватели барона Симаунта все еще находились в стадии разработки. В отличие от ударных взрывателей, разработанных им для нарезных снарядов, которые ему пока не разрешили производить, в гладкоствольных снарядах использовались взрыватели, срабатывающие от вспышки взрыва порохового заряда, и ему еще не удалось придумать состав взрывателя с полностью равномерной скоростью сгорания. В результате снаряды взорвались не сразу, а по очереди. Все они взорвались в течение не более трех секунд, но между ними были заметные промежутки - промежутки, достаточные для того, чтобы флот Бога понял, что какие бы боеприпасы ни выпустил "Кинг Сейлис", это взрывались сами снаряды. Это не были собственные боеприпасы "Холи рит", это было еще одно новое чарисийское оружие.
   А затем, когда разрывы снарядов достигли крещендо, боеприпасы "Холи рит" действительно рванули. Его главный пороховой погреб взорвался, как извергающийся вулкан, разметав его на куски и разбросав осколки по морю.
   ***
   Двенадцатифутовая секция грот-мачты "Холи рит" врезалась в корпус "Суорд оф Год", как таран какого-то сумасшедшего великана. Обломок попал достаточно низко, а корпус был достаточно прочным, чтобы устоять, но Харпар почувствовал, как удар пробежал по его ногам, как будто корабль только что налетел на риф.
   И все же он едва ли заметил это. Он был слишком занят, пытаясь осознать масштабы катастрофы, которая только что обрушилась на его флот.
   ***
   "Кинг Сейлис" был не единственным чарисийским кораблем, стрелявшим снарядами.
   Как КЕВ "Грин холлоу", КЕВ "Кинг Хааралд", КЕВ "Порт-Ройял", КЕВ "Уэйв"... и эффект был ужасен. Имперский чарисийский флот заплатил ужасную цену, но он втянул практически весь флот Харпара в яростный бой на близком расстоянии. Теперь снарядный огонь разорвал сразу дюжину галеонов этого флота.
   Не все эти первоначальные залпы были такими смертоносными, как у "Кинг Сейлиса", и ни одна из этих других целей просто не взорвалась в самых первых залпах. Но в некотором смысле цепочки разрывающихся снарядов - повторяющиеся цепочки разрывающихся снарядов - были еще хуже. Они были доказательством того, что случившееся с "Холи рит" на самом деле не было случайностью... и они показали, как корабль может быть разрушен взрыв за взрывом.
   Корпуса были разорваны, огромные участки настила взлетели в воздух, мачты повалились, и пламя начало танцевать и потрескивать в обломках.

***

   Это было уже слишком. Харпар знал, что должно было произойти. Он знал, что не сможет остановить это... и ему ни разу не пришло в голову обвинить в этом своих людей. Как он мог? Он знал, что они отдали и пережили. Он знал, что они стояли лицом к лицу с хвалеными чарисийцами, и если они не были так хороши, как чарисийцы, то были достаточно хороши. Они побеждали, превосходя опыт и огневую мощь чарисийцев численностью и необузданной храбростью.
   Но всему есть пределы, и каким бы ни было это новое и ужасное оружие, он не мог просить их встретиться с ним лицом к лицу. Не после всего, что они ему уже дали. И не тогда, когда у них не было противовеса для этого, когда дистанция была слишком мала, чтобы чарисийцы могли промахнуться... и когда у них не было места в море, чтобы убежать.
   Он никогда не знал, флаг какого корабля спустился первым. Он предположил, что достаточно тщательное расследование могло бы определить, кто это был, какой галеон не выдержал первым. Но это было расследование, которое он так и не начал, вопрос, на который он никогда не пытался ответить, потому что это не имело значения.
   Это было правильно, и он знал это.
  
   .IV.
   Императорский дворец, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   На зубчатых стенах было холодно.
   Кэйлеб Армак стоял на ледяном ветру, невидящим взглядом глядя на падающий снег. Он стоял там три часа, достаточно долго, чтобы передняя часть его парки с капюшоном спуталась и побелела, а высокий стражник с сапфировыми глазами все это время стоял у него за спиной.
   Мерлин Этроуз, Эдуирд Сихэмпер и Шарлиэн Армак были единственными людьми, которые знали, где он был. Шарлиэн хотела присоединиться к нему, но он только нежно сжал ее руку, грустно улыбнулся и кивнул на их спящую дочь. Затем он поцеловал ее в мокрую от слез щеку, влез в парку и вышел в снежный вечер.
   Возможно, влага на его собственном лице была всего лишь тающим снегом.
   Это было возможно.
   Наконец, его плечи дернулись, он глубоко вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на своего стражника, наставника и друга.
   - Я действительно не думал, что они смогут это сделать, - тихо сказал он, слова были едва слышны, голос был как в исповедальне. - Знал, что они должны были попробовать, что должен был позволить им попробовать, но в действительности не думал, что они смогут это сделать.
   - Знаю, - ответил Мерлин.
   - Это было хуже, чем наблюдать за Гвилимом, - сказал император, качая головой. - Все эти люди - с обеих сторон. Все эти убийства.
   - И Брайан, - тихо сказал Мерлин, и Кэйлеб закрыл глаза и кивнул.
   - И Брайан, - прошептал он.
   Мерлин сделал то, чего никогда раньше не делал. Он протянул руку, положив по одной на каждое из плеч Кэйлеба, а затем заключил императора Чариса в крепкие объятия. Он держал его там, в то время как Кэйлеб позволил своему лицу отдохнуть - по крайней мере, на мгновение - на плече своего оруженосца.
   Мерлин почувствовал, как его собственные глаза загорелись, когда их композиты точно имитировали реакцию своих оригиналов из плоти и крови.
   Битва в проливе Таро должна была встать рядом с проливом Даркос или Крэг-Рич. Это он уже знал. Чего ни он, ни Кэйлеб еще не знали, даже имея доступ к дистанционно управляемым пультам Совы, так это того, насколько ужасной окажется конечная цена.
   Двадцать пять галеонов Лок-Айленда были жестоко разбиты. Одиннадцать из них превратились почти в разбитые обломки. Три из одиннадцати были полностью разрушены, а двенадцатый корабль, КЕВ "Стоунхилл", сгорел до ватерлинии, а затем взорвался. Мерлин не был уверен, как это произошло, но подозревал, что корабль был преднамеренно обстрелян одним из экипажей Церкви. Он надеялся, что ошибался, и не только из-за степени фанатизма, которую представлял бы акт самосожжения.
   Восемь галеонов Доминика Стейнейра отделались лишь незначительными повреждениями или даже совсем не пострадали, но между тем остальные семнадцать задействованных чарисийских кораблей понесли более трех тысяч людских потерь - четыреста из них только на борту "Стоунхилла", когда он взорвался. Это составляло почти треть от их общего состава, и из этого числа половина была мертва, а многие раненые все еще собирались умереть.
   Поскольку верховный адмирал Брайан Лок-Айленд погиб в последней, яростной схватке на борту КФБ "Крусейд".
   И все же, какими бы ужасными ни были потери Чариса, потери Корнилиса Харпара были еще хуже. Из семидесяти четырех кораблей флота Бога спаслись только девять. Тридцать пять невооруженных галеонов имперского харчонгского флота были захвачены вместе с шестью их вооруженными братьями... Пять из которых сдались простым шхунам, три без единого выстрела. Оставшейся части флота Харпара удалось сбежать главным образом потому, что для их преследования не хватало достаточного количества чарисийцев с неповрежденным снаряжением, и только горстка этих беглецов все еще была заинтересована в том, чтобы добраться до Деснейра. Остальные бежали обратно тем же путем, которым пришли.
   Сдавшиеся призы должны были стать огромным - и долгожданным - дополнением к мощи флота Чариса, и их потеря нанесла серьезный удар по планам храмовой четверки. Мерлин понятия не имел, как отреагирует четверка, но он не ожидал, что Жэспар Клинтан станет менее фанатичным перед лицом этого нового поражения. И, несмотря на потери Церкви, силы Храма все еще могли быть восстановлены. Вопрос заключался в том, есть ли у его лидеров еще воля или нет.
   На самом деле, - подумал он, - считаю, что это все-таки неправильный вопрос. Правильный вопрос, вероятно, заключается в том, видят ли они какой-либо вариант, кроме как перестроиться и повторить попытку.
   "Крепость Чариса - это деревянные стены его флота", - тихо процитировал Кэйлеб. Он выпрямился, отступая от объятий Мерлина, положив свои руки в перчатках на плечи сейджина. - Старый Жан имел на это право, но он никогда не упоминал о крови внутри этих стен.
   - Нет, он этого не делал, - согласился Мерлин. - Но дело не в самих стенах, Кэйлеб. И дело не в крови внутри них, а в людях внутри них. Это такие люди, как Брайан и Доминик. Как капитан Бейкир и Данкин Йерли. Как Гектор. - Он покачал головой. - Кэйлеб, они точно знали, что делали... и они все равно это сделали. Они пошли прямо в этот холокост, потому что думали, что это их долг.
   - Долг! - с горечью повторил Кэйлеб. - Я так устал - устал до смерти - видеть, как люди умирают за "долг", Мерлин!
   - Конечно, это так. - Мерлин грустно улыбнулся, протягивая руку, чтобы обхватить голову Кэйлеба ладонью. - Это потому, что тебе не все равно. Но загадай мне вот что, Кэйлеб Армак. Если бы ты не был здесь, в Чисхолме, был бы ты вместо этого на юте одного из этих галеонов?
   - Конечно, я бы так и сделал! Это было бы...
   Кэйлеб замолчал, и Мерлин кивнул.
   - Твой долг, - мягко сказал он. - И это настоящая крепость Чариса и Церкви Чариса, Кэйлеб. Обязанность. Ответственность. Любовь. Потому что это реальная основа вашего чувства долга, и Брайана, и Мейкела, и Доминика, и Шарлиэн. Ты думаешь, я не понимаю, что такое "долг", Кэйлеб? Что не знаю, как это больно? То, как это застревает у тебя в горле, когда ты видишь, как все остальные, кого ты знаешь и любишь, отдают свои жизни из-за "долга"? Но причина, по которой они это делают, та же, что и у вас, потому что они любят что-то настолько, чтобы умереть за это. Они любят свое королевство. Они любят своих императора и императрицу. Они любят свою церковь и своего Бога. Они любят свободу, и они любят друг друга. И это, Кэйлеб - это - настоящая крепость Чариса. Я не знаю, куда приведет эта война, прежде чем она закончится. Не знаю, насколько ужаснее будет цена. Но точно знаю, что до тех пор, пока есть такие люди, как Брайан и все другие люди, которые последовали за ним в ту битву, за то, за что сражаетесь вы, Шарлиэн, Мейкел, Анжилик и Нарман, всегда будут лидеры, в которых они нуждаются.
   - Знаю, - прошептал Кэйлеб, снова закрывая глаза. - И это то, что пугает меня, Мерлин. Они мне понадобятся, и я собираюсь позвать их, и собираюсь отправить их, и они умрут.
   - Все умирают, Кэйлеб. Или, по крайней мере, все, кроме меня. - Кэйлеб не мог видеть улыбку Мерлина сквозь закрытые глаза, но он чувствовал боль, печаль в ней. - Однако некоторым из нас дано умереть за то, во что мы верим. Знать, что наши жизни - и наши смерти - что-то значат. И это ваша работа, ваша светлость - ваш долг - позаботиться о том, чтобы эти смерти действительно что-то значили.
   - Я знаю, - повторил Кэйлеб очень, очень тихо.
   - Знаю, что ты это делаешь. - Мерлин взял императора за плечи и быстро обнял его в последний раз.
   - Знаю, что ты хочешь, - повторил он более резко. - А теперь давайте зайдем внутрь и накормим вас тарелкой горячего супа, ваша светлость. - Он снова улыбнулся. - Думаю, что ваши жена и дочь ждут вас.
  
  
  
  
   ПЕРСОНАЖИ
  
  
   Абат, Жефри -- личный секретарь графа Грей-Харбора, выполняет многие функции заместителя государственного секретаря по иностранным делам.
   Абат, Ливис -- старпом торгового галеона "Уинд", шурин Эдминда Уолкира.
   Абат, Русейл, капитан, имперский деснейрский флот, -- командир КЕВ "Аркейнджел Чихиро", 40, флаг-капитан коммодора Уэйлара.
   Адимсин, Жирэлд, епископ -- ранее епископ-исполнитель Эрейка Динниса в Чарисе, ныне один из старших епископов-помощников архиепископа Мейкела.
   Азгуд, Филип, граф Корис -- ранее руководитель разведки князя Гектора Корисандского, в настоящее время законный опекун князя Дейвина Дейкина и княжны Айрис Дейкин.
   Албейр, Жиром, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Тайфун".
   Алверез, Фейдел, герцог Мэйликей, генерал-адмирал, королевский доларский флот -- старший адмирал Ранилда IV, короля Долара, в сражении у рифа Армагеддон.
   Алдарм, Марис Оларн -- Марис IV, император Деснейра.
   Ардин -- ящерокот архиепископа Мейкела.
   Армак, Эйлана Жанейт Нейму, наследная принцесса Чариса -- малолетняя дочь Кэйлеба и Шарлиэн Армак, наследница императорской короны Чариса.
   Армак, Жан, наследный принц Чариса -- младший брат короля Кэйлеба.
   Армак, Жанейт, королева -- покойная жена короля Хааралда, мать Кэйлеба, Жанейт и Жана.
   Армак, Жанейт, принцесса -- младшая сестра короля Кэйлеба, вторая по возрасту из детей короля Хааралда VII.
   Армак, Жинифир, вдовствующая герцогиня Тириэн -- мать Рейджиса Армака и Калвина Кэйлеба Армака, дочь Рейджиса Йованса, графа Грей-Харбор.
   Армак, Кэйлеб Жан Хааралд Брайан, герцог Армак, принц Теллесбергский, принц-протектор королевства -- король Кэйлеб II Чариса, император Кэйлеб I империи Чарис, муж Шарлиэн Армак.
   Армак, Калвин, герцог Тириэн (погибший) -- констебль Хейраты, двоюродный брат короля Хааралда VII.
   Армак, Калвин Кэйлеб -- младший сын Калвина Армака.
   Армак, Рейджис, герцог Тириэн -- старший сын Калвина Армака.
   Армак, Хааралд -- погибший король Чариса Хааралд VII.
   Армак, Шарлиэн Эйлана Жинифир Алисса Тейт, герцогиня Черейт, леди-протектор Чисхолма -- королева Чисхолма, императрица Чариса, жена Кэйлеба Армака. См. также Шарлиэн Тейт.
   Артир, Эйлик, сэр, граф Уиндшер, корисандская стража -- командир кавалерии сэра Корина Гарвея во время кампании в Корисанде, ныне командир конных констеблей Корисанды.
   Артмин, Омар, отец -- старший целитель-акушер, императорский дворец, Теллесберг.
   Архиепископ Мейкел -- см. архиепископ Мейкел Стейнейр.
   Архиепископ Поэл -- см. архиепископ Поэл Брейнейр.
   Астин, Фрэнз, лейтенант, королевская чарисийская стража -- заместитель командира личной стражи короля Кэйлеба II.
   Ашир, Брайан, отец -- младший священник, личный секретарь и самый доверенный помощник архиепископа Мейкела.
   Балтин, Живис -- камердинер барона Уайт-Форда.
   Банир, Гектор, граф Мэнкора -- один из старших офицеров сэра Корина Гарвея во время кампании в Корисанде, командующий правым крылом в сражении у Харил-Кроссинг.
   Бар, Данна -- старшая шеф-повар, императорский дворец, Черейт.
   Бардейлан, Абейл, сэр, лейтенант, королевский доларский флот -- флаг-лейтенант графа Тирска.
   Баркор, барон -- см. сэр Жер Сумирс.
   Бармин, Борис, архиепископ -- архиепископ корисандский Церкви Ожидания Господнего.
   Бармин, Томис, барон Уайт-Касл -- посол князя Гектора при князе Нармане.
   Барнс, Ранилд -- король Долара Ранилд IV.
   Бедар, Адоре, доктор -- главный психиатр операции "Ковчег" по колонизации Сэйфхолда.
   Бейкет, Стивирт, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Чихиро", 50, флаг-капитан графа Тирска.
   Бейкир, Силман, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Армак", 58, флаг-капитан верховного адмирала Лок-Айленда.
   Бейрат, Дейвин, герцог Холман, имперский деснейрский флот -- фактический министр военно-морского флота императора Мариса IV.
   Бейц, Мария -- старший ребенок князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Нарман Гарейт -- второй ребенок и старший сын князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Нарман Хэнбил Грейм, князь Нарман II -- правитель княжества Эмерэлд, имперский советник Кэйлеба и Шарлиэн Армак по разведке.
   Бейц, Оливия, княгиня -- жена князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Травис -- третий ребенок и второй сын князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Филейз -- младший ребенок и вторая дочь князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Хэнбил, герцог Солэмэн, княжество Эмерэлд -- командующий армией Эмерэлда, дядя князя Нармана Эмерэлдского.
   Бирк, Брикин, майор, королевская чарисийская морская пехота -- командир отряда морской пехоты КЕВ "Ройял Чарис".
   Биркит, Жон, отец -- настоятель монастыря святого Жерно Церкви Ожидания Господнего, затем Церкви Чариса.
   Бландей, Чантахэл -- псевдоним Лисбет Уилсин в Зионе.
   Блейдин, Рожир, лейтенант, королевский доларский флот -- второй лейтенант галеры "Ройял Бедар".
   Блэк-Уотер, герцог -- см. сэр Эдалфо Линкин.
   Блэк-Уотер, герцог (погибший) -- см. Эрнист Линкин.
   Борис, архиепископ -- см. архиепископ Борис Бармин.
   Боушем, Хэйнейр, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Гэйл".
   Боуэйв, Дейрак -- старший ассистент и помощник доктора Ражира Маклина, королевский колледж, Теллесберг.
   Браун, Матейо, отец -- старший секретарь и помощник архиепископа Эрейка Динниса, его доверенное лицо и протеже.
   Бронинг, Эллис, капитан, флот Бога -- командир храмового галеона КФБ "Блессэд Лэнгхорн".
   Брейгарт, Хоуэрд, сэр, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- законный наследник графства Хэнт, становится графом в 893 году.
   Брейгарт, Фрейдарек -- четырнадцатый граф Хэнт, прадед Хоуэрда Брейгарта.
   Брейнейр, архиепископ Поэл -- архиепископ чисхолмский Церкви Чариса.
   Бриндин, Дарин -- старший артиллерийский офицер, прикрепленный к колонне бригадного генерала Кларика у Харил-Кроссинг.
   Брэдлей, Робирт, лейтенант, княжеский корисандский флот - настоящее имя капитана Стивина Уэйта.
   Бэйнар, Азуолд, отец -- настоятель монастыря святого Хэмлина, город Сарейн, королевство Чарис.
   Валдейр, Ламбейр, лейтенант, имперский чарисийский флот -- третий лейтенант КЕВ "Дансер", 56.
   Валейн, Нейклос -- камердинер сэра Гвилима Мэнтира.
   Вануик, Мартин -- личный секретарь и старший клерк графа Тирска.
   Великий викарий Эрик XVII -- светский и мирской глава Церкви Ожидания Господнего.
   Викейн, Мариано, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Армак", 58.
   Винейр, Адим, сержант, королевская чарисийская стража -- один из оруженосцев короля Кэйлеба II.
   Винсит, Жиром, архиепископ -- предстоятель чисхолмский Церкви Ожидания Господнего.
   Гайшейн, Барней, отец -- старший помощник викария Замсина Тринейра.
   Гарбор, Фейликс, архиепископ -- архиепископ Церкви Ожидания Господнего в Таро.
   Гарвей, Корин, сэр, генерал, корисандская стража -- ранее полевой командующий армией князя Гектора, ныне командир корисандской стражи на службе регентского совета, сын графа Энвил-Рока.
   Гарвей, Райсел, сэр, граф Энвил-Рок -- официальный регент малолетнего князя Дейвина Дейкина, глава регентского совета Дейвина в Корисанде.
   Гардинир, Ливис, граф Тирск, адмирал, королевский доларский флот -- лучший адмирал короля Ранилда IV.
   Гардэйнер, Чарлз, сержант, королевская чарисийская стража -- один из телохранителей короля Хааралда VII.
   Гармин, Ранилд, лейтенант, королевский делфиракский флот -- первый лейтенант галеры "Эрроухед".
   Гарнат, Эймилейн, епископ -- низложенный епископ Ларчроса в Корисанде.
   Гартин, Эдуэйр, граф Норт-Коуст -- один из советников князя Гектора Корисандского, в настоящее время входит в регентский совет князя Дейвина.
   Гейрат, Уиллис, капитан, чисхолмская королевская стража -- командир отряда королевской стражи королевы Шарлиэн в Чарисе.
   Гейрлинг, Клейрмант, архиепископ -- архиепископ корисандский Церкви Чариса.
   Горджа, Гарт, отец -- личный секретарь архиепископа Жэйсина Канира в провинции Гласьер-Харт.
   Горджа, Жэйсин -- первенец Гарта и Саманты Горджа.
   Горджа, Саманта -- жена отца Гарта Горджи.
   Гразэйэл, Машал, лейтенант-коммандер, имперский чарисийский флот -- командир шхуны КЕВ "Мессенджер", 6.
   Грейвир, Стивин, отец -- интендант епископа Эрниста, Фирейд, Делфирак.
   Грейсин, Уиллис, епископ-исполнитель -- главный администратор архиепископа Лайэма Тирна в архиепископстве Эмерэлд.
   Грей-Харбор, граф -- см. Рейджис Йованс.
   Грин-Вэлли, барон -- см. генерал Кинт Кларик.
   Грин-Маунтин, барон -- см. Марак Сандирс.
   Гринхилл, Тиман -- старший егерь короля Хааралда VII.
   Гэлван, Нейтин, сэр, майор -- старший офицер штаба графа Уиндшера во время кампании в Корисанде.
   Гэтфрид, Сандария -- личная горничная Анжилик Фонда/Ниниэн Рихтейр.
   Данзей, Лизбит -- домоправительница отца Жейфа Лейтира в церкви святых торжествующих Архангелов в Мэнчире, Корисанда.
   Дарис, Тимити, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дистройер", 54, флаг-капитан сэра Доминика Стейнейра.
   Дариус, Эдвард, мастер -- псевдоним епископа Милза Хэлкома.
   Даркос, герцог -- см. энсин Гектор Эплин-Армак.
   Дейвис, Митран -- чарисийский храмовый лоялист.
   Дейкин, Айрис -- дочь князя Гектора Корисандского, старшая сестра князя Дейвина.
   Дейкин, Галвин -- камердинер короля Кэйлеба.
   Дейкин, Гектор -- князь Корисанды, лидер Лиги Корисанды, убит в 893 году.
   Дейкин, Гектор (младший) -- княжич Гектор Корисандский, второй по возрасту ребенок и наследник титула, убит вместе с отцом в 893 году.
   Дейкин, Дейвин -- младший ребенок князя Гектора Корисандского, князь Корисанды в изгнании после убийства своего отца и старшего брата.
   Дейкин, Рейчинда -- умершая жена князя Гектора Корисандского, родилась в графстве Домейр, королевство Хот.
   Дейхар, Мотокей, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Дарт", 54.
   Джарас, Урвин, барон, имперский деснейрский флот -- генерал-адмирал сэра Дейвина Халтара, командующий деснейрским флотом в заливе Джарас.
   Джинкин, Хоуирд, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- старший командир морской пехоты адмирала Стейнейра.
   Джинкинс, Эрнист, епископ -- епископ Фирейда.
   Дикин, Аллейн, сержант, королевская делфиракская армия -- один из сержантов капитана Кейрмина.
   Димитри, Фронз, королевская чарисийская морская пехота -- один из телохранителей наследного принца Кэйлеба.
   Диннис, Эйдорей -- жена архиепископа Эрейка Динниса.
   Диннис, Стивин -- младший сын архиепископа Эрейка Динниса, одиннадцатилетний в 892 году.
   Диннис, Тимити Эрейк -- старший сын архиепископа Эрейка Динниса, четырнадцатилетний в 892 году.
   Диннис, Эрейк, архиепископ -- архиепископ Чариса, казнен по обвинению в ереси в 892 году.
   Дип-Холлоу, граф -- см. Брайан Селкир.
   Добинс, Чарлз, город Мэнчир, Корисанда -- сын Эзмелды Добинс, поддерживал античарисийское сопротивление.
   Добинс, Эзмелда, город Мэнчир, Корисанда -- домоправительница отца Тимана Хасканса, священника церкви святой Кэтрин.
   Дойл, Чарлз, сэр, корисандская стража -- бывший командующий артиллерией в полевой армии князя Гектора, ныне начальник штаба и старший офицер разведки сэра Корина Гарвея.
   Дрэгонер, Жак, капрал, королевская чарисийская морская пехота -- один из телохранителей наследного принца Кэйлеба.
   Дрэгонер, Рейджис, сэр -- посол Чариса в республике Сиддармарк.
   Дрэгонмастер, Макинти ("Мак"), главный сержант бригады, королевская чарисийская морская пехота -- старший сержант бригадного генерала Кларика во время кампании в Корисанде.
   Дючейрн, Робейр, викарий -- министр казначейства, совет викариев, один из так называемой храмовой четверки.
   Епископ Жирэлд -- см. Жирэлд Адимсин, епископ.
   Епископ-исполнитель Уиллис -- см. Уиллис Грейсин, епископ-исполнитель.
   Жансин, Франк -- старший стражник герцога Тириэна.
   Жардо, Сэмил -- сын сэра Фреймана и леди Эрейс Жардо, внук викария Сэмила Уилсина, племянник отца Пейтира Уилсина.
   Жардо, Фрейман, сэр -- мелкий тэншарский дворянин, муж леди Эрейс Жардо, зять викария Сэмила Уилсина.
   Жардо, Эрейс, леди -- дочь Сэмила и Танньер Уилсин, младшая сестра отца Пейтира Уилсина, жена сэра Фреймана Жардо.
   Жастин, Албер, сэр -- министр разведки королевства Чисхолм.
   Жеппсин, Никлас, капитан, княжеский эмерэлдский флот -- командир галеры "Тритон".
   Жермейн, Мартин, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Принс оф Долар", 38.
   Жессип, Лэчлин -- камердинер короля Хааралда VII.
   Жеффирс, Уилл, майор, королевская чарисийская морская пехота -- командир отряда КЧМП на КЕВ "Дестини", 54.
   Живонс, Абрейм -- псевдоним и альтернативная личность Мерлина Этроуза.
   Жирар, Эндрей, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Эмприс оф Чарис".
   Жонейр, Гармин, майор, королевство Делфирак -- командир батареи, гавань Фирейд, пролив Фирейд.
   Жорж, Валис, сэр, полковник -- старший командир наемников Тадейо Мантейла.
   Жоунс, Арли, мичман, имперский чарисийский флот, -- младший мичман КЕВ "Дестини", 54.
   Жоэлстин, Филип, лейтенант, королевский флот Таро -- второй лейтенант КЕВ "Кинг Горджа II".
   Жэзтро, Хейнз, коммодор, княжеский эмерэлдский флот -- старший офицер (технически) флота Эмерэлда в Эрейсторе после битвы при проливе Даркос.
   Жэйсин, архиепископ -- см. Жэйсин Канир.
   Жэксин, Томис, лейтенант, королевская чарисийская морская пехота -- помощник генерала Чермина.
   Жэнстин, Жоэл, бригадный генерал, имперская чарисийская морская пехота -- командир третьей бригады ИЧМП, ранее командир батальона бригады генерала Кларика во время кампании в Корисанде.
   Жэспар, викарий -- см. Жэспар Клинтан.
   Замсин, викарий -- см. Замсин Тринейр.
   Зачо, Дейшан, отец -- младший священник ордена Шулера, один из инквизиторов отца Эйдрина Уэймина в Корисанде.
   Зейвьер, Эйбрэм, герцог Торэст -- действующий министр военно-морского флота, старший офицер королевского доларского военно-морского флота, шурин погибшего генерал-адмирала Фейдела Алвереза, герцога Мэйликея.
   Зибедия, великий герцог, великое герцогство Зибедия -- см. Томис Симминс.
   Иллиэн, Антан, капитан -- один из командиров роты сэра Филипа Миллира у Харил-Кроссинг.
   Император Кэйлеб -- см. Кэйлеб Армак.
   Император Марис IV -- см. Марис Оларн Алдарм.
   Император Уэйсу VI -- см. Уэйсу Хантей.
   Императрица Шарлиэн -- см. Шарлиэн Армак.
   Истшер, Русил Тейрис, герцог Истшер, королевство Чисхолм -- командующий имперской чарисийской армией.
   Йер, Эйруэйн, отец -- капеллан и духовник Ражира Мейруина, барона Ларчрос.
   Йерли, Аллейн, капитан, имперский чарисийский флот -- старший брат капитана сэра Данкина Йерли.
   Йерли, Данкин, сэр, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дестини", 54.
   Йованс, Рейджис, граф Грей-Харбор -- первый советник Чариса.
   Йованс, Эрнейст -- умерший старший брат Рейджиса Йованса.
   Какрейн, Сэмил, герцог Ферн, королевство Долар -- первый советник короля Ранилда IV.
   Камминг, Албейр, княжество Корисанда -- профессиональный убийца, работающий на отца Эйдрина Уэймина.
   Канир, Жэйсин, архиепископ -- архиепископ Церкви Ожидания Господнего в Гласьер-Харт, республика Сиддармарк, участник реформистского круга Сэмила Уилсина.
   Канклин, Жоэл -- младший сын Тейрис Канклин.
   Канклин, Тейрис -- замужняя дочь Ражира Маклина.
   Канклин, Хааралд -- средний сын Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйдит -- младшая дочь Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйдрин -- старшая дочь Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйзак -- зять Ражира Маклина.
   Канклин, Эрейк -- старший сын Тейрис Канклин.
   Карнейкис, Жафар, майор, храмовая стража -- офицер храмовой стражи, шулерит.
   Квентин, Донирт, барон Тэнлир-Кип, коммодор, княжеский корисандский флот -- один из командиров эскадр герцога Блэк-Уотера.
   Квентин, Тиман -- нынешний глава банковско-инвестиционного картеля "Дом Квентин", республика Сиддармарк.
   Кейли, Жилбирт, капитан, флот королевства Таро -- командир галеры "Кинг Горджа II".
   Кейрмин, Томис, капитан, армия Делфирака -- один из офицеров сэра Вика Лэйкира.
   Кейри, Трейвир -- богатый торговец и землевладелец, графство Стивин, королевство Чарис.
   Кейтс, Барнэбей, капитан, имперская чарисийская морская пехота -- командир отряда морской пехоты, КЕВ "Скуал", 36.
   Кестейр, Ардин -- замужняя дочь архиепископа Мейкела.
   Кестейр, Лейринк, сэр -- зять архиепископа Мейкела.
   Килхол -- кличка ротвейлера верховного адмирала Лок-Айленда.
   Кларксейн, Тиман, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Тэлизмен", 54.
   Клинтан, Жэспар, викарий -- великий инквизитор Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Кларик, Кинт, барон Грин-Вэлли, генерал, имперская чарисийская армия -- заместитель командующего ИЧА, бывший бригадный генерал имперской чарисийской морской пехоты.
   Княжна Айрис -- см. Айрис Дейкин.
   Князь Дейвин -- см. Дейвин Дейкин.
   Князь Гектор -- см. Гектор Дейкин.
   Князь Нарман -- см. Нарман Бейц.
   Колмин, Льюк, сэр, граф Шарпфилд, адмирал, имперский чарисийский флот -- второй по званию офицер ИЧФ, бывший командующий королевским чисхолмским военно-морским флотом.
   Корби, Линейл, мичман, королевский чарисийский флот -- старший мичман КЕВ "Дреднот".
   Корис, граф -- см. Филип Азгуд.
   Королева Исбелл -- правившая ранее королева Чисхолма, которую свергли и убили в пользу правителя-мужчины.
   Королева Мейил -- см. Мейил Нью.
   Королева Шарлиэн -- см. Шарлиэн Тейт.
   Королева-консорт Хейлин -- см. Хейлин Рейно.
   Король Горджа III -- см. Горджа Нью.
   Король Жэймс II -- см. Жэймс Рейно.
   Король Ранилд IV -- см. Ранилд Барнс.
   Король Хааралд VII -- см. Хааралд Армак.
   Крагейр, Жэйсин, лейтенант, имперский чарисийский флот -- второй лейтенант КЕВ "Дансер", 56.
   Крал, Андейр, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Бедар", 42.
   Крэгги-Хилл, граф -- см. Валис Хиллкипер.
   Ларак, Нейлис -- старший лидер сторонников Храма в Чарисе.
   Ларчрос, барон -- см. Ражир Мейруин.
   Ларчрос, баронесса -- см. Рейченда Мейруин.
   Ласал, Шейрмин, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Дистройер", 54.
   Лафат, Мирджин, капитан -- пиратский правитель крепости Кло-Кип на острове Кло.
   Лафтин, Брайан, майор -- начальник штаба бригадного генерала Кларика.
   Леймхин, Клифирд, отец -- личный секретарь императора Кэйлеба, приставленный к нему архиепископом Мейкелом.
   Лейн, Жим, майор, королевская чарисийская морская пехота -- помощник бригадного генерала Кинта Кларика в разработке оригинальной учебной программы, затем старший офицер по подготовке на базе морской пехоты Хелен-Айленд.
   Лейрейс, Обрей, отец -- младший священник ордена Шулера, капеллан КЕВ "Аркейнджел Чихиро" деснейрского флота.
   Лейтир, Жейф, отец, город Мэнчир, княжество Корисанда -- реформистский верховный священник ордена Паскуале, старший священник церкви святых торжествующих Архангелов, близкий личный друг отца Тимана Хасканса.
   Лектор, Тарил, сэр, граф Тартариэн, адмирал, княжеский корисандский флот -- командующий флотом под командованием князя Гектора во время кампании в Корисанде, главный союзник графа Энвил-Рока после смерти князя Гектора, член регентского совета князя Дейвина.
   Ливис, Сандра, доктор -- преподаватель королевского колледжа в Теллесберге, специализируется в области химии.
   Ливкис, Мейра, леди -- главная фрейлина императрицы Шарлиэн, двоюродная сестра барона Грин-Маунтин.
   Линкин, Эдалфо, сэр, герцог Блэк-Уотер -- сын сэра Эрниста Линкина, участник северного заговора.
   Линкин, Эрнист, сэр, предыдущий герцог Блэк-Уотер, княжеский корисандский флот -- командующий княжеским корисандским и объединенным флотами в битве при проливе Даркос.
   Лайэм, архиепископ -- см. архиепископ Лайэм Тирн.
   Лок-Айленд, Брайан, граф Лок-Айленд, верховный адмирал, имперский чарисийский флот -- командующий имперским чарисийским флотом, кузен Кэйлеба Армака.
   Лорд-протектор Грейгор -- см. Грейгор Стонар.
   Лэйкир, Вик, сэр, королевство Делфирак -- командир гарнизона Фирейда.
   Лэйхэнг, Брейди -- главный агент князя Нармана Эмерэлдского в Чарисе до прибытия туда Мерлина Этроуза.
   Лэнгхорн, Эрик -- главный администратор операции "Ковчег" по выживанию человечества.
   Лэтик, Робейр, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Дестини", 54.
   Магейл, Рейф, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дансер", 56, флаг-капитан сэра Гвилима Мэнтира.
   Мадженти, Марак, мичман, королевский чарисийский флот -- старший мичман КЕВ "Тайфун".
   Макгригейр, Жошуа, отец -- специальный представитель викария Замсина Тринейра в Таро.
   Макилин, Робейр, лейтенант, королевский чарисийский флот -- четвертый лейтенант КЕВ "Дестини", 54.
   Макинро, Кейси, епископ -- епископ церкви Чариса в Мэнчире.
   Маклин, Исбет -- умершая жена Ражира Маклина.
   Маклин, Ражир, доктор -- ректор королевского колледжа, Теллесберг, председатель имперского исследовательского совета.
   Маклин, Томис -- неженатый сын Ражира Маклина.
   Макнил, Хоуирд, капитан, королевский делфиракский флот -- командир галеры "Эрроухед".
   Макферзан, Жэймс -- один из агентов князя Гектора в Чарисе.
   Малвейн, Оскар -- один из агентов князя Гектора в Чарисе.
   Малдин, Жэймс, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Скуал", 36.
   Малик, Стивирт -- личный рулевой капитана Йерли.
   Малри, Ролинд, лейтенант, княжеский эмерэлдский флот-- лейтенант галеры "Блэк принс".
   Мандир, граф -- см. Гарт Ралстан.
   Мандрейн, Урвин, коммандер, имперский чарисийский флот -- старший помощник коммодора Симаунта, командующий экспериментальным советом.
   Мантейл, Тадейо -- узурпатор, графство Хэнт.
   Мантейн, Томис, капитан, имперский деснейрский флот -- командир КЕВ "Блессэд уорриор", 40.
   Манти, Чарлз, лейтенант, королевский доларский флот -- первый лейтенант, КЕВ "Ракураи", 46.
   Мантин, Эйлас, капрал -- снайпер-разведчик, приписанный к взводу сержанта Эдварда Уистана.
   Марак, Раналд, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Ройял Чарис".
   Марго, герцог -- см. сэр Бейрмон Чалмейр.
   Марис, Жирилд -- секретарь сэра Рейджиса Дрэгонера, посла Чариса в Сиддармарке.
   Марлоу, Арейн, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Замсина Хэлмина, архиепископство Горэт, королевство Долар.
   Мартин, Гавин, барон Уайт-Форд, адмирал, королевский флот Таро -- командующий флотом Таро.
   Мартинсин, Лейзейр, лейтенант, имперский деснейрский флот -- первый лейтенант КЕВ "Аркейнджел Чихиро", 40.
   Маршил, Эйдим, мичман, королевский чарисийский флот -- старший мичман КЕВ "Ройял Чарис".
   Мейгвейр, Аллейн, викарий -- генерал-капитан Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Мейджи, Грейгейр, капитан, королевский доларский флот -- командир галеона КЕВ "Гардиэн".
   Мейджи, Жак, взводный сержант, имперская чарисийская морская пехота -- старший сержант второго взвода, рота альфа, первый батальон третьей бригады ИЧМП.
   Мейир, Жэксин, капитан -- один из командиров войск полковника сэра Валиса Жоржа в армии Тадейо Мантейла.
   Мейк, Стейфан, епископ -- вспомогательный епископ-шулерит Церкви Ожидания Господнего, фактически интендант королевского доларского флота от имени Церкви.
   Мейкел, Квентин, капитан, королевский доларский флот -- командир галеры КЕВ "Горэт бей".
   Мейкелсин, Лиам, лейтенант, королевский флот Таро -- первый лейтенант КЕВ "Кинг Горджа II".
   Мейлир, Данкин, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Хэлберд".
   Мейридит, Невил, лейтенант, королевский доларский флот -- первый лейтенант галеры "Ройял Бедар".
   Мейруин, Ражир, барон Ларчрос -- участник северного заговора в Корисанде.
   Мейруин, Рейченда, баронесса Ларчрос -- жена Ражира Мейруина.
   Мейсан, Жэспар -- старший агент князя Гектора в Чарисе.
   Мейтис, Фрейжер, лейтенант, княжеский корисандский флот -- настоящее имя капитана Валтейра Ситауна.
   Миллир, Урвин, архиепископ -- архиепископ Содара.
   Миллир, Филип, сэр -- один из полковых командиров сэра Корина Гарвея во время кампании в Корисанде.
   Милс, Гвиан, бригадный генерал, имперская чарисийская морская пехота -- командир второго полка третьей бригады ИЧМП.
   Мирджин, Кевин, сэр, княжеский корисандский флот -- командир галеры "Корисанда", флаг-капитан герцога Блэк-Уотера в битве при проливе Даркос.
   Мичейл, Эйликс -- старший внук Рейяна Мичейла.
   Мичейл, Милдрид -- жена Эйликса Мичейла.
   Мичейл, Рейян -- деловой партнер компании Эдуирда Хаусмина и основной производитель текстиля в королевстве Чарис.
   Мичейл, Стивин -- младший сын Милдрид Мичейл.
   Мэйкейвир, Жош, бригадный генерал, королевская чарисийская морская пехота -- командир первой бригады КЧМП.
   Мэйликей, герцог-- см. Фейдел Алверез.
   Мэнтир, Гвилим, адмирал, имперский чарисийский флот -- ранее флаг-капитан Кэйлеба Армака в кампаниях "Риф Армагеддона" и "Даркос Саунд", командующий чарисийской экспедицией в залив Долар.
   Мэтисин, Жейкеб, лейтенант, королевский доларский флот -- первый лейтенант галеры "Горэт бей".
   Нарт, Тирнир, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Фейликса Гарбора, архиепископство Таро.
   Нейклос, Франклин, капитан, корисандская стража -- командир штабной роты сэра Корина Гарвея, позже произведен в майоры.
   Нетол, Хейрим -- старпом каперской шхуны "Блейд".
   Нилз, Коди, адмирал, имперский чарисийский флот -- командующий эскадрой, ранее коммодор королевского чарисийского флота.
   Норкросс, Мейлвин, епископ -- епископ Церкви Чариса в Баркоре, участник северного заговора в Корисанде.
   Норт-Коуст, граф -- см. Эдуэйр Гартин.
   Ноулз, Ивлин -- Ева из Александрийского анклава, которая заранее бежала в Теллесберг.
   Ноулз, Джеримайя -- Адам из Александрийского анклава, заранее бежавший в Теллесберг, где он стал основателем и покровителем Братства Сент-Жерно.
   Нью, Горджа -- король Горджа III, король Таро.
   Нью, Мейил -- королева-консорт Таро, жена Горджи Нью.
   Нью, Ролинд -- наследный принц Таро, малолетний сын Горджи и Мейил Нью.
   Оливир, Аньет -- жена сэра Дастина Оливира.
   Оливир, Дастин, сэр -- ведущий конструктор кораблей Теллесберга, главный конструктор королевского чарисийского флота.
   Олсин, Травис, граф Пайн-Холлоу -- первый советник и двоюродный брат князя Нармана Эмерэлдского.
   Отец Майкл -- приходской священник Лейквью.
   Оурмастер, Сигман, королевская чарисийская морская пехота -- один из телохранителей наследного принца Кэйлеба.
   Пайн-Холлоу, граф -- см. Травис Олсин.
   Палзар, Акиллис, полковник -- заменил сэра Чарлза Дойла на посту старшего командира артиллерии сэра Корина Гарвея во время кампании в Корисанде.
   Парейха, Васаг, полковник, имперская чарисийская морская пехота -- командир четырнадцатого полка ИЧМП.
   Пей, Ко-чжи, адмирал, -- командующий флотом Земной Федерации и операцией "Отрыв", старший брат коммодора Пей Ко-янга.
   Пей, Ко-янг, коммодор -- командующий последним эскортом операции "Ковчег", муж доктора Пей Шан-вей.
   Пей, Шан-вей, доктор -- жена коммодора Пей Ко-янга, старший эксперт по терраформированию операции "Ковчег".
   Портир, Дэниэл, майор, имперская чарисийская морская пехота -- командир 1-го батальона, 3-й полк, 3-я бригада ИЧМП.
   Поэл, Жон, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дарт", 54.
   Поэлсин, Алвино, барон Айронхилл -- хранитель кошелька (казначей) королевства Старый Чарис.
   Принц Кэйлеб -- см. Кэйлеб Армак.
   Принц Ролинд -- см. Ролинд Нью.
   Проктор, Илайэс, доктор -- сотрудник Пей Шан-вей, известный кибернетик.
   Ражейл, Дирак, отец -- верховный священник ордена Паскуале, старший целитель, императорский дворец, Черейт.
   Разман, Данилд, лейтенант, имперский чарисийский флот -- флаг-лейтенант сэра Гвилима Мэнтира.
   Ралстан, Гарт, граф Мандир, адмирал, имперский чарисийский флот, бывший флот Эмерэлда -- третий по старшинству офицер ИЧФ.
   Ралстин, Эрейк, коммодор, королевский доларский флот -- один из командиров эскадр герцога Мэйликея.
   Раскейл, Барка, граф Суэйл, полковник, имперская чарисийская армия -- офицер штаба герцога Истшера, старший офицер снабжения ИЧА.
   Растмин, Эдминд, барон Стоункип -- первый советник короля Таро Горджи III, мастер шпионажа.
   Рейз, Карлсин, отец -- духовник королевы Шарлиэн, погиб при покушении в монастыре Сент-Агта.
   Рейзинджир, Артту, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- командир 2-го батальона, 3-я бригада КЧМП.
   Реймейр, Тобис -- командир неофициальных стражников князя Дейвина Дейкина в Делфираке, бывший сержант княжеской корисандской армии.
   Рейминд, Линдар, сэр -- хранитель кошелька (казначей) князя Гектора, сейчас входит в регентский совет князя Дейвина.
   Рейнер, Эколс, капитан -- командир каперской шхуны "Блейд".
   Рейно, Жэймс, королевство Делфирак -- король Жэймс II.
   Рейно, Уиллим, архиепископ Чьен-ву -- генерал-адъютант ордена Шулера, заместитель великого инквизитора викария Жэспара Клинтана.
   Рейно, Хейлин, королевство Делфирак -- королева-консорт, жена короля Жэймса II, двоюродная сестра князя Гектора Корисандского.
   Рейс, Бинжэймин, барон Уэйв-Тандер -- королевский советник по разведке, королевство Старый Чарис.
   Рейс, Лиин, баронесса Уэйв-Тандер -- жена Бинжэймина Рейса.
   Рейсандо, Кейтано, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Ракураи", 46.
   Рейслейр, Мартин, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Адима Тейбира, архиепископство Деснейр.
   Рихтейр, Ниниэн -- имя Анжилик Фонда при рождении, приемная сестра Эйдорей Диннис. Названа в честь Ниниэн Рихтейр - сэйфхолдского эквивалента Елены Троянской, родившейся в Сиддармарке женщины легендарной красоты, которая в конце концов вышла замуж за императора Харчонга.
   Робейр, викарий -- см. Робейр Дючейрн.
   Рожир, Бартол, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- старший офицер-комиссар КЧМП.
   Рок-Пойнт, барон -- см. адмирал сэр Доминик Стейнейр.
   Росейл, Даранд, сэр, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Гранд-викар Марис", 50.
   Роуин, Хорас, капитан -- капитан яхты сэра Дастина Оливира "Аньет".
   Роупуок, Адэм, полковник, королевская чарисийская стража -- командир КЧС.
   Сабрахэн, Пейер -- личный камердинер графа Тирска.
   Садлир, Бинжэймин, лейтенант, королевский чарисийский флот -- второй лейтенант КЕВ "Дреднот".
   Салмин, Хейн, старший сержант, королевская чарисийская морская пехота -- старший сержант батальона полковника Жэнстина.
   Сандирс, Марак, барон Грин-Маунтин -- первый советник королевы Шарлиэн.
   Сан-Райзинг, герцог -- см. адмирал широких океанов Чинтей Шейоу.
   Сармак, Дженнифер -- Ева, заранее бежавшая из Александрийского анклава в Теллесберг.
   Сармак, Калеб -- шурин Джеримайи Ноулза, Адам, заранее бежавший из Александрийского анклава в Теллесберг.
   Саутмин, Трумин, граф Эйрит -- один из советников князя Гектора, в настоящее время входит в регентский совет князя Дейвина.
   Свейрсман, Лейнсейр, мичман, имперский чарисийский флот -- мичман КЕВ "Дансер", 56.
   Селкир, Брайан, граф Дип-Холлоу -- участник северного заговора в Корисанде.
   Сейган, Мардей, капитан, королевский доларский флот -- командир КЕВ "Гардсмен", 44.
   Сейтуик, Фейрмин, архиепископ -- архиепископ Церкви Чариса в Эмерэлде.
   Селлирс, Пейтир, барон Уайт-Черч -- хранитель печати королевства Чарис, член совета короля Кэйлеба.
   Сиблэнкит, Робейр -- камердинер графа Кориса.
   Сикетчер, Ранилд, сэр, барон Мэндолин -- член совета короля Кэйлеба.
   Симаунт, барон -- см. сэр Алфрид Хиндрик.
   Симин, Жорж, сержант, императорская чарисийская стража -- сержант-чарисиец, приписанный к отряду охраны императрицы Шарлиэн.
   Симин, Хал, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Торрент", 42.
   Симки, Гарейт, лейтенант, имперский чарисийский флот -- второй лейтенант КЕВ "Дестини", 54.
   Симминс, Томис, великий герцог Зибедии -- старший дворянин Зибедии, участник северного заговора в Корисанде.
   Синклир, Эйра, лейтенант, королевский доларский флот -- первый лейтенант галеона КЕВ "Гардиэн".
   Сисмоук, Йерман, лейтенант, имперский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Дансер", 56.
   Ситаун, Валтейр, капитан -- капитан торгового судна "Фрейнсин", действующий в качестве курьера для шпионов князя Гектора в Чарисе, псевдоним лейтенанта Фрейжера Мейтиса.
   Сифармер, Рижард, сэр -- старший следователь барона Уэйв-Тандера.
   Сихэмпер, Эдуирд, сержант, имперская чарисийская стража -- личный оруженосец Шарлиэн Армак с десяти лет.
   Смолт, Жан -- звездный питчер "Теллесбергз кракенз".
   Сойейр, Франсис, сестра -- старшая монахиня-акушерка ордена Паскуале, монастырь благословенной Десницы, Черейт.
   Сомерсет, Мартин Лютер, капитан, флот Земной Федерации -- командир КФЗФ "Экскалибур".
   Соэл, Расс, отец -- младший священник ордена Чихиро, шкипер одного из курьерских судов Храма.
   Стейнейр, Ардин -- покойная жена архиепископа Мейкела Стейнейра.
   Стейнейр, Доминик, сэр, барон Рок-Пойнт, адмирал, имперский чарисийский флот -- заместитель верховного адмирала Лок-Айленда, младший брат архиепископа Мейкела Стейнейра.
   Стейнейр, Мейкел, архиепископ -- глава Церкви Чариса, уроженец Чариса, старший прелат Церкви Ожидания Господнего в Чарисе после казни Эрейка Динниса, утвержден прелатом всего Чариса королем Кэйлебом.
   Стонар, Грейгор, лорд-протектор -- избранный правитель республики Сиддармарк.
   Сторм-Кип, граф -- см. Саламн Трейгейр.
   Стоункип, барон -- см. Эдминд Растмин.
   Стивирт, Арналд, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Скуал", 36.
   Стивирт, Дарил, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Тайфун".
   Стивирт, Зозеф, сержант, армия Делфирака -- один из сержантов капитана Кейрмина.
   Стэнтин, Никлас, архиепископ -- глава архиепископства Хэнки, Деснейрская империя.
   Сумир, Франклин, отец -- интендант архиепископа Фейликса Гарбора, архиепископство Таро.
   Сумирс, Жер, сэр, барон Баркор -- один из старших офицеров сэра Корина Гарвея в кампании в Корисанде, позже участник северного заговора.
   Суэйл, граф -- см. полковник Барка Раскейл.
   Талбат, Франсин -- старшая сотрудница (и фактическая владелица) компании "Грузовые перевозчики Брустейр", еще один псевдоним Ниниэн Рихтейр.
   Талэс, Брад, лейтенант, имперская чарисийская морская пехота -- командир 2-го взвода, рота альфа, 1-й батальон, 3-й полк ИЧМП.
   Тартариэн, граф -- см. сэр Тарил Лектор.
   Тейбалд, Арналд, отец -- верховный священник ордена Шулера, командир КФБ "Суорд оф Год", флаг-капитан епископа Корнилиса Харпара.
   Тейбир, Адим, архиепископ -- архиепископ Церкви Ожидания Господнего в Деснейре.
   Тейрис, Русил, герцог Истшер, королевство Чисхолм, имперская чарисийская армия -- командующий ИЧА, ранее заместитель командующего армией королевства Чисхолм.
   Тейсо, Дейшин, рядовой, императорская чарисийская стража -- чарисиец, включенный в отряд охраны императрицы Шарлиэн.
   Тейт, Эйлана -- вдовствующая королева Чисхолма, мать королевы Шарлиэн Чисхолмской.
   Тейт, Сейлис -- покойный король Чисхолма, отец королевы Шарлиэн.
   Тейт, Шарлиэн -- императрица Чариса и королева Чисхолма. См. Шарлиэн Армак.
   Тигман, Брайан, отец -- верховный священник ордена Шулера, интендант архиепископства Гласьер-Харт.
   Тилльер, Хенрей, лейтенант-коммандер, имперский чарисийский флот -- начальник штаба верховного адмирала Лок-Айленда, ранее его флаг-лейтенант.
   Тириэн, герцог -- см. Калвин Армак и Рейджис Армак.
   Тирн, Лайэм, архиепископ -- архиепископ Эмерэлда.
   Тирнир, Бриндин, сержант, чисхолмская королевская стража -- один из стражников королевы Шарлиэн.
   Тирнир, Сэмил, сэр,-- специальный посол Кэйлеба в Чисхолме; был назначен / заменен / усилен прибытием Грей-Харбора.
   Тирск, граф -- см. Ливис Гардинир.
   Тиссен, Джозеф, капитан, флот Земной Федерации -- начальник штаба адмирала Пей Кау-чжи.
   Тиэн, Ву-шей, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Жерома Винсита.
   Тиэтейн, Бейранд, бригадный генерал, имперская чарисийская морская пехота -- командир пятой бригады ИЧМП, старший офицер морской пехоты сэра Гвилима Мэнтира.
   Толлмин, Джервейс, капитан, княжеский эмерэлдский флот -- заместитель командующего княжеской верфью в Эрейсторе.
   Томис, Фрейдмин -- камердинер архиепископа Жэйсина Канира на протяжении многих лет.
   Томис, Франклин -- наставник наследного принца Кэйлеба.
   Томпкин, Хоуэрстат, граф Уайт-Крэг -- лорд-судья Чисхолма.
   Торэст, герцог -- см. Эйбрэм Зейвьер.
   Трейгейр, Саламн, граф Сторм-Кип -- участник северного заговора в Корисанде.
   Тринейр, Замсин, викарий -- канцлер совета викариев Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Тривитин, Динзил, сэр, капитан, имперский чарисийской флот -- командир КЕВ "Ройял Чарис".
   Тринтин, Жейримия, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Торрент", 42.
   Тэйнир, Гейрит, викарий -- участник круга реформистов.
   Тэнлир-Кип, барон -- см. Донирт Квентин.
   Тэннир, Халис, отец -- младший священник ордена Чихиро, командир храмовой ледяной лодки "Хорнет".
   Уайт-Касл, барон -- см. Томис Бармин.
   Уайт-Крэг, граф -- см. Хоуэрстат Томпкин.
   Уайт-Форд, барон -- см. Гавин Мартин.
   Уиллим, архиепископ -- см. Уиллим Рейно.
   Уиллимс, Марис -- мажордом герцога Тириэна.
   Уилсин, Арчбалд -- младший сын викария Сэмила и Лисбет Уилсин, сводный брат отца Пейтира Уилсина.
   Уилсин, Жанейт -- дочь викария Сэмила и Лисбет Уилсин, сводная сестра отца Пейтира Уилсина.
   Уилсин, Лисбет -- вторая жена Сэмила Уилсина, мать Томиса, Жанейт и Арчбалда Уилсина.
   Уилсин, Пейтир, отец -- священник ордена Шулера, интендант Чариса при Эрейке Диннисе, затем при архиепископе Мейкеле, сын Сэмила Уилсина, племянник Хоуэрда Уилсина.
   Уилсин, Сэмил, викарий -- священник ордена Шулера, лидер реформистов в совете викариев, отец Пейтира Уилсина.
   Уилсин, Танньер -- покойная жена Сэмила Уилсина, мать Пейтира Уилсина и Эрейс Жардо.
   Уилсин, Томис -- старший сын викария Сэмила и Лисбет Уилсин, сводный брат отца Пейтира Уилсина.
   Уилсин, Хоуэрд, викарий -- лэнгхорнит, реформистский член викариата, бывший стражник Храма, брат Сэмила Уилсина, дядя Пейтира Уилсина
   Уиндейл, Брейнак, майор, имперская чарисийская морская пехота -- командир первого батальона четырнадцатого полка ИЧМП.
   Уинд-Маунтин, граф -- см. капитан ветров Шоухэн Хаусэн.
   Уиндшер, граф -- см. сэр Эйлик Артир.
   Уинстин, Кинит, лейтенант, княжеский корисандский флот -- первый лейтенант галеры "Корисанда".
   Уистан, Анейна -- жена Эдварда Уистана.
   Уистан, Эдвард, сержант, королевская чарисийская морская пехота -- снайпер-разведчик, 1-й батальон, 3-я бригада КЧМП.
   Улстин, Йерман -- личный оруженосец сэра Корина Гарвея.
   Уолкир, Грейгор -- сын Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Жорж -- старпом торгового галеона "Уэйв", младший брат Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Лизбет -- жена Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Мичейл -- шкипер торгового галеона "Уинд", младший брат Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Стив -- главный советник Тадейо Мантейла.
   Уолкир, Фрейд, мичман, имперский чарисийский флот -- мичман КЕВ "Шилд", 54.
   Уолкир, Эдминд -- шкипер торгового галеона "Уэйв".
   Уоллис, Франклин, лорд -- канцлер республики Сиддармарк.
   Урбан, Хал -- старпом каперского галеона "Рэптор".
   Урвин, архиепископ -- см. Урвин Миллир.
   Урвин, Жак, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Уэйв", 14.
   Уэйв-Тандер, барон -- см. Бинжэймин Рейс.
   Уэйв-Тандер, баронесса-- см. Лиин Рейс.
   Уэйган, Франклин, главстаршина, имперский чарисийский флот -- старший рулевой КЕВ "Дестини", 54.
   Уэйлар, Хейрам, сэр, коммодор, имперский деснейрский флот -- командующий эскадрой.
   Уэймин, Эйдрин, отец -- интендант, архиепископство Корисанда Церкви Ожидания Господнего.
   Уэйнейр, Хейнрик, епископ -- епископ Теллесберга, после архиепископа Мейкела следующий по старшинству прелат королевства Старый Чарис.
   Уэйст, Зэкрей, капитан, имперский чарисийский флот -- командир КЕВ "Даркос саунд", 54.
   Уэйстин, Биртрим, герцог Холбрук-Холлоу -- покойный дядя королевы Шарлиэн и бывший командующий чисхолмской армией.
   Уэйт, Стивин, капитан -- капитан торгового судна "Си клауд", курьер шпионов князя Гектора в Чарисе, псевдоним Робирта Брэдлея.
   Фарман, Луис, рядовой, королевская чарисийская морская пехота -- один из телохранителей наследного принца Кэйлеба.
   Фармин, Рик, сэр -- владелец литейного цеха / мастер по изготовлению железа в королевстве Таро.
   Фармин, Тейрин, отец -- священник, назначенный в деревенскую церковь святого Чихиро, недалеко от монастыря святой Агты.
   Фарно, Марлис -- одна из куртизанок мадам Анжилик Фонда.
   Фархэл, Рэфейл -- игрок второй базы и ведущий нападающий "Теллесберг Кракенз".
   Фейрис, Алвин, полковник, имперская чарисийская морская пехота -- командир 1-го полка, 3-я бригада ИЧМП.
   Фейркэстер, Пейтер, сержант, королевская чарисийская морская пехота -- один из личных стражников императора Кэйлеба, переведенный из отряда телохранителей наследного принца Кэйлеба.
   Фейрли, Адим, майор, армия королевства Делфирак -- командир батареи, остров Ист, пролив Фирейд.
   Ферн, герцог -- см. Сэмил Какрейн.
   Фишир, Харис -- шкипер каперского галеона "Кракен".
   Фонда, Анжилик -- псевдоним Ниниэн Рихтейр в городе Зион, одна из самых успешных куртизанок в прошлом, агент и союзница Сэмила Уилсина.
   Форист, Эрейк, викарий -- участник круга реформистов.
   Фофао, Матеус, капитан, флот Земной Федерации -- командир КФЗФ "Суифтшуэр".
   Фрейдмин, Вик, сержант, королевская чарисийская стража -- один из оруженосцев короля Кэйлеба II.
   Фуллир, Рейминд, отец -- капеллан КЕВ "Дреднот".
   Фэлгрейн, Харвей, сэр -- мажордом, императорский дворец, Черейт.
   Фэлхан, Арналд, лейтенант, королевская чарисийская морская пехота -- личный телохранитель наследного принца Кэйлеба, позже командир телохранителей принца Жана Армака.
   Фэндис, Ханстанзо, капитан -- офицер храмовой стражи.
   Хаарпар, Гордж, сержант, королевская чарисийская стража -- один из телохранителей короля Хааралда VII.
   Хавейр, Фрэнз, коммандер, имперский чарисийский флот -- командир шхуны КЕВ "Mейс", 12.
   Халек, Симин, отец -- личный помощник архиепископа Клейрманта Гейрлинга.
   Халинд, Марак, отец -- верховный священник Церкви Ожидания Господнего, личный помощник епископа-исполнителя Томиса Шайлейра.
   Халинд, Поэл, адмирал, королевский доларский флот -- старший подчиненный и заместитель адмирала графа Тирска.
   Халман, Поэл -- старший камергер короля Хааралда VII.
   Халмин, Сейрей -- личная горничная Шарлиэн Армак.
   Халтар, Урвин, сэр, барон Джарас, генерал-адмирал, имперский деснейрский флот, --командующий флотом.
   Хантейр, Климинт, лейтенант, королевская чарисийская стража -- офицер королевской стражи Чариса в Теллесберге.
   Харис, Албирт, отец -- специальный представитель викария Замсина Тринейра в Доларе.
   Харис, Жоэл, капитан, княжеский корисандский флот -- командир галеры "Лэнс", позже командир галеона "Уинг", ответственный за перевозку княжны Айрис и княжича Дейвина в безопасное место.
   Хармин, Баркли, майор, княжеская эмерэлдская армия -- офицер армии Эмерэлда в бухте Норт.
   Харпар, Корнилис, епископ -- епископ ордена Чихиро, генерал-адмирал флота Бога.
   Харрисон, Мэтью Пол -- правнук Тимоти и Сары Харрисон.
   Харрисон, Роберт -- внук Тимоти и Сары Харрисон, отец Мэтью Пола Харрисона.
   Харрисон, Сара -- жена Тимоти Харрисона и Ева.
   Харрисон, Тимоти -- мэр Лейквью и Адам.
   Хапар, Алвин, коммандер, королевский доларский флот -- фактически начальник штаба графа Тирска.
   Хасканс, Дейлорс -- жена отца Тимана Хасканса.
   Хасканс, Тиман, отец -- реформистский верховный священник ордена Бедар в городе Мэнчир, Корисанда, настоятель церкви святой Кэтрин.
   Хаскин, Андрей, лейтенант, императорская чарисийская стража -- офицер-чарисиец, включенный в отряд охраны императрицы Шарлиэн, заместитель капитана Гейрата.
   Хаттир, Пейт, капитан, княжеский эмерэлдский флот -- командир галеры "Блэк принс".
   Хаусэн, Шоухэн, граф Уинд-Маунтин, капитан ветров, имперский харчонгский флот -- командир ИХФ "Флауэр оф уотерз", 50, флаг-капитан герцога Сан-Райзинг.
   Хаусмин, Жейн -- жена Эдуирда Хаусмина.
   Хаусмин, Эдуирд -- железный мастер, богатый владелец литейного завода и судостроитель в Теллесберге.
   Хвистин, Вирнин, сэр -- член парламента Чариса, избранный от Теллесберга.
   Хейли, Ролф, мастер -- псевдоним лорда Эврама Хьюстина.
   Хеймин, Марис, бригадный генерал, королевская чарисийская морская пехота -- командир 5-й бригады КЧМП.
   Хеймлтан, Уиллис, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Жэйсина Канира, архиепископство Гласьер-Харт.
   Хейнри, Пейтрик -- серебряных дел мастер и агитатор сторонников Храма в Мэнчире, княжество Корисанда.
   Хендерсон, Гэбриэла ("Гэби"), лейтенант, флот Земной Федерации -- офицер-тактик КФЗФ "Суифтшуэр".
   Херст, Зозеф, адмирал, королевский чисхолмский флот -- заместитель графа Шарпфилда.
   Хивит, Пейтрик, коммандер, королевский чарисийский флот -- командир шхуны КЕВ "Уэйв", 14, позже капитан, командир КЕВ "Дансер", 56.
   Хиллейр, Фарак, сэр, барон Дейруин -- верховный дворянин области Дейруин в Корисанде.
   Хиллкипер, Валис, граф Крэгги-Хилл -- член регентского совета князя Дейвина, одновременно высокопоставленный член северного заговора.
   Хиндирс, Данкин -- казначей каперского галеона "Раптор".
   Хиндрик, Алфрид, сэр, барон Симаунт, коммодор, имперский чарисийский флот -- старший артиллерийский эксперт ИЧФ, руководитель центра исследований и разработок ИЧФ.
   Хисин, Чиян, викарий -- участник круга реформистов из Харчонга.
   Холдин, Ливис, викарий -- участник круга реформистов.
   Холман, герцог -- см. Дейвин Бейрат.
   Хотчкис, Оуин, сэр, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Теллесберг".
   Хоуирд, Жорж -- личный оруженосец графа Грей-Харбора.
   Хьюстин, Эврам, лорд -- чиновник среднего ранга для специальных поручений, министерство иностранных дел, республика Сиддармарк, четвероюродный брат Грейгора Стонара.
   Хэлком, Милз, епископ -- епископ Маргарет-Бей.
   Хэлмин, Жорж, мичман, имперский чарисийский флот -- мичман-сигнальщик на борту КЕВ "Даркос саунд", 54.
   Хэлмин, Замсин, архиепископ -- архиепископ Горэта, старший прелат королевства Долар.
   Хэнт, граф -- см. Тадейо Мантейл. См. также сэр Хоуэрд Брейгарт.
   Хэнтей, Уэйсу -- Уэйсу VI, император Харчонга.
   Хэскин, Янси, мичман, королевский доларский флот -- мичман КЕВ "Горэт бей".
   Чарлз, Йерек, мастер, королевский чарисийский флот -- артиллерист КЕВ "Уэйв", 14.
   Чарлз, Марик -- капитан чарисийского торгового судна "Уэйв дотер".
   Чеймбирс, Жастин, лейтенант, имперский деснейрский флот -- второй лейтенант КЕВ "Аркейнджел Чихиро", 40.
   Чермин, Хоуил, генерал, имперская чарисийская морская пехота -- командующий оккупационными силами Чариса в Корисанде, вице-король и представитель Кэйлеба и Шарлиэн Армак в Корисанде.
   Черинг, Тейуил, лейтенант -- младший офицер штаба сэра Вика Лэйкира, отвечает за клерков Лэйкира и обмен сообщениями.
   Чэлмейр, Бейрмон, сэр, герцог Марго -- член регентского совета князя Дейвина.
   Чэлмир, Мейлвин, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Теллесберг".
   Чэлмирз, Карлос, отец -- помощник и секретарь архиепископа Бориса Бармина.
   Шайлейр, Томис, епископ-исполнитель -- исполнительный помощник архиепископа Бориса в архиепископстве Корисанда.
   Шарпфилд, граф -- см. сэр Льюк Колмин.
   Шейкир, Ларис -- командир каперского галеона "Рэптор".
   Шейн, Пейтер, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дредфул", 48, флаг-капитан адмирала Нилза.
   Шейоу, Чинтей, герцог Сан-Райзинг, адмирал широких океанов, имперский харчонгский флот -- старший офицер ИХФ, командующий харчонгской частью флота Бога.
   Шоуэйл, Стив, лейтенант-коммандер, имперский чарисийский флот -- командир шхуны КЕВ "Флэш", 10.
   Шумей, Алвин, отец -- личный помощник епископа Милза Хэлкома.
   Шумэйкир, Симин, отец -- секретарь архиепископа Эрейка Динниса во время его пастырского визита 891 года, агент великого инквизитора.
   Шэндир, Хал, барон Шэндир -- мастер шпионажа князя Нармана Эмерэлдского.
   Эдуирдс, Кивин -- старпом каперского галеона "Кракен".
   Эйбилин, Чарлз -- старший лидер сторонников Храма в Чарисе.
   Эймейл, Ран -- участник античарисийского сопротивления в Мэнчире, княжество Корисанда, бывший ученик Пейтрика Хейнри.
   Эймз, Бардалф, мичман, королевский чарисийский флот -- мичман КЕВ "Тайфун".
   Эйрит, граф -- см. Трумин Саутмин.
   Эйуэйн, Харис, капитан, имперский чарисийский флот -- командир галеона КЕВ "Шилд", 54.
   Экирд, Харис, капитан, королевский доларский флот -- командир галеры "Кинг Ранилд".
   Элбан, Нимуэ, лейтенант-коммандер, флот Земной Федерации -- тактический офицер адмирала Пей Ко-чжи. Кибернетический аватар Нимуэ действует на Сэйфхолде под именем Мерлина Этроуза.
   Энвил-Рок, граф -- см. сэр Райсел Гарвей.
   Эплин-Армак, Гектор, герцог Даркос, энсин, имперский чарисийский флот -- исполняющий обязанности лейтенанта КЕВ "Дестини", 54; приемный сын Кэйлеба Армака.
   Эрейк, архиепископ -- см. Эрейк Диннис.
   Эрейксин, Стивин, лейтенант, имперский чарисийский флот -- флаг-лейтенант сэра Доминика Стейнейра.
   Эрейксин, Уиллим -- чарисийский производитель текстиля.
   Этроуз, Мерлин, капитан, королевская чарисийская стража -- личный оруженосец короля Кэйлеба II, псевдоним кибернетического аватара погибшей лейтенант-коммандера Нимуэ Элбан.
   Ютейн, Горджа, капитан, имперский харчонгский флот -- командир галеры "Сноу лизард"
  
  
  
  
   ГЛОССАРИЙ
  
   Аншинрицумей -- буквально "просветление", с японского. В Писании Сэйфхолда обозначает "малый огонь", меньшее прикосновение Божьего духа, максимальное просветление, на которое способны смертные.
   Бурильщик -- разновидность моллюсков, прикрепляющихся к корпусам судов или бревнам причалов путем сверления. Существует несколько типов бурильщиков, наиболее разрушительные из которых на самом деле постепенно проникают все глубже в деревянную конструкцию. Бурильщики и гниль - две наиболее серьезные угрозы (помимо, конечно, пожара) деревянных корпусов кораблей.
   Великий дракон -- самый крупный и опасный наземный хищник Сэйфхолда. Размером достигает земного слона или несколько больше, имеет шесть конечностей, у него удлиненные челюсти с острыми пилообразными зубами, толстая, хорошо изолированная шкура. Великий дракон плотояден и занимает самую высокую кормовую нишу наземной экологии Сэйфхолда. Несмотря на внешнее физическое сходство с обыкновенными драконами, великий дракон совсем не родствен им. На самом деле, это скорее переросший ящер-резак.
   Виверна -- сэйфхолдский экологический аналог наземных птиц. Существует столько разновидностей виверн, сколько птиц, в том числе (но не ограничиваясь ими) - выведенные при терраформировании и используемые для пересылки корреспонденции возвращающиеся виверны-посыльные, охотничьи виверны, подходящие для охоты на мелкую добычу, скальные виверны (небольшие хищники с размахом крыльев в десять футов), различные виды морских виверн и королевская виверна (очень крупный летающий хищник, с размахом крыльев до двадцати пяти футов). У всех виверн есть две пары крыльев и одна пара мощных когтистых лап. Известно, что королевская виверна может унести детей в качестве добычи, когда отчаивается или когда появляется возможность, но они довольно умны. Они знают, что человек - это добыча, которую лучше оставить в покое, и обычно избегают районов обитания людей.
   Вивернарий -- место гнездования и/или гнездовой инкубатор для одомашненных виверн.
   Глубокоротая виверна -- сэйфхолдский эквивалент пеликана.
   Горный дракон -- обычно используемое на Сэйфхолде тягловое растительноядное животное размером примерно со слона. Несмотря на свои размеры, способен двигаться быстро и долго.
   Горный шиповник -- особый подвид шиповника, встречающийся преимущественно в тропических горах. Наиболее распространенный цвет цветка - глубокий, насыщенный красный, но белый горный шипастый шиповник особенно ценится за его цветок в форме трубы, который имеет удлиненное, почти кобальтово-синее горло, переходящее в чистое белое по мере приближения к внешнему краю цветка, который, в свою очередь, окаймлен бахромой глубокого золотисто-желтого цвета.
   Дракон -- общее название для наиболее крупных аборигенных наземных форм жизни Сэйфхолда. Обыкновенные драконы включают в себя горных драконов и драконов джунглей (которые примерно в два раза больше земного слона) и являются травоядными с обычными для них зубами и челюстями. Они похожи на великого дракона по внешнему виду, числу конечностей и шкуре, если не считать отличия их размеров и того факта, что великий дракон является хищником с соответствующими зубами и вытянутыми челюстями.
   Дракон джунглей -- общий термин, применяемый к равнинным драконам, более крупным, чем горные драконы. Серый дракон джунглей - самое крупное травоядное животное на Сэйфхолде.
   Душащее дерево -- низкорослый вид деревьев, произрастающий в Сэйфхолде. Насчитывает много разновидностей и встречается в большинстве климатических зон планеты. Растет густо, выносливо, и его трудно искоренить, но для его процветания требуется довольно много солнечного света, а это значит, что оно реже встречается в зрелых старовозрастных лесах.
   Жевательный лист -- слегка наркотический лист местного растения Сэйфхолда, широко используется в качестве замены жевательного табака на большей части поверхности планеты.
   Запреты Джво-дженг -- определение допустимой технологии в соответствии с доктриной Церкви Ожидания Господнего. По сути, Запреты ограничивают допустимую технологию той, которая приводится в действие ветром, водой или мускулами. Запреты подлежат толкованию, как правило, по издаваемым интендантами Приказам Шулера, которые обычно склоняются в сторону консерватизма.
   Инжирная хурма -- местный сэйфхолдский фрукт, чрезвычайно терпкий и относительно толстокожий.
   Интендант -- священнослужитель, назначенный в епископство или архиепископство в качестве прямого представителя управления инквизиции. В частности, интенданту конкретно поручено следить за тем, чтобы не нарушались Запреты Джво-дженг.
   Катамаунт -- уменьшенная версия ящера-резака. Катамаунт очень быстр и умнее своего более крупного собрата, а это значит, что он склонен избегать людей. Однако это смертоносный и опасный охотник сам по себе.
   Кесей хи -- буквально "великий огонь" или "великолепный огонь". Термин, используемый для описания блестящего нимба света, который команда операции "Ковчег" создавала вокруг своих аэрокаров и скиммеров, чтобы "доказать" свою божественность первоначальным колонистам.
   Кинжальный шип -- местный сэйфхолский кустарник, достигающий в зрелом возрасте высоты около трех футов, который обладает острыми как нож шипами длиной от трех до семи дюймов, в зависимости от вида.
   Комментарии -- разрешенные толкования и доктринальные расширения Священного Писания. Представляют собой официально одобренное и санкционированное толкование оригинального Священного Писания.
   Косынка -- традиционный головной убор, который носят в королевстве Таро, специально разработанная бандана, повязанная поперек волос.
   Крабопаук -- местный вид морских обитателей, значительно крупнее любого наземного краба. Это не ракообразное, а скорее сегментированный, крепко упрятанный, многоногий морской слизень. Несмотря на это, его ножки на самом деле очень вкусны и считаются большим деликатесом.
   Кракен -- общий термин для целого семейства морских хищников. Кракены скорее похожи на акул, скрещенных с осьминогом. У них мощные, похожие на рыб тела, сильные челюсти с наклоненными внутрь клыкастыми зубами и пучком щупалец сразу за головой, которые можно использовать для удержания добычи, пока они ее пожирают. Самые мелкие прибрежные кракены могут достигать трех-четырех футов в длину; сообщалось о глубоководных кракенах длиной до пятидесяти футов, и существуют легенды о тех, кто еще больше.
   Крысопаук -- местный полупаразитирующий вид, который заполняет примерно экологическую нишу земной крысы. Как у всех млекопитающих, обитающих на Сэйфхолде, у него шесть конечностей, но он выглядит как нечто среднее между волосатым ядозубом и насекомым, с длинными, многосуставными ногами, которые на самом деле выгибаются выше его позвоночника. У него неприятные повадки, но в основном он труслив. Половозрелые мужские особи самых крупных разновидностей крысопауков достигают примерно двух футов в длину тела и еще двух футов хвоста, наиболее распространенные разновидности имеют в среднем от трети до половины от этой длины тела/ хвоста.
   Кузнечик -- сэйфхолдский аналог насекомого, который вырастает до девяти дюймов в длину и является плотоядным. К счастью, они встречаются не в таком количестве, как земные кузнечики.
   Ледяная (арктическая) виверна -- нелетающая водная виверна, довольно похожая на земного пингвина. Виды ледяной виверны водятся как в северных, так и в южных полярных регионах Сэйфхолда.
   Мастер Трейнир -- в развлекательной традиции Сэйфхолда персонаж кукольного театра, попеременно неуклюжий заговорщик, чьи планы всегда терпят неудачу, и кукловод, который управляет всеми "актерами" марионеток в пьесе.
   Мерцающая ящерица -- маленькая биолюминесцирующая крылатая ящерица, примерно в три раза больше земного светлячка, занимает почти ту же нишу в Сэйфхолде.
   Монастырь Сент-Жерно -- базовый монастырь и штаб-квартира братства святого Жерно, относительно небольшого и бедного, но влиятельного в архиепископстве Чарис ордена.
   Морская корова -- моржеподобное морское млекопитающее, которое в зрелом возрасте достигает длины тела примерно десяти футов.
   Нарвал -- вид морских обитателей Сэйфхолда, названный в честь одноименного вида со Старой Земли. Нарвалы Сэйфхолда достигают около сорока футов в длину и вооружены двойными роговидными бивнями длиной до восьми футов.
   Озарения -- записанные высказывания и наблюдения великих викариев Церкви Ожидания Господнего и канонизированных святых. Они представляют собой глубоко важные духовные и вдохновляющие учения, но, будучи произведениями подверженных ошибкам смертных, не имеют такого же значения, как само Священное Писание.
   Песчаная личинка -- отвратительное плотоядное животное, очень похожее на шестиногого слизняка, которое обитает на пляжах чуть выше линии прибоя. Песчаные личинки обычно не хватают живую добычу, хотя не возражают против того, чтобы пожирать мелкие существа, которые случайно попадают в их лапы. Их естественная окраска хорошо сочетается с типичной средой обитания, и обычно они прячутся, зарываясь телами в песок до тех пор, пока полностью не покроются им или не останется только небольшая часть спины.
   ПИКА -- персональный интегрированный кибернетический аватар, полнофункциональный дубликат-эквивалент личности человека в практически неразрушимом киберкомпозитном теле андроида, использовавшийся в погибшей Земной Федерации в опасных технологических процессах и экспериментах, экстремальных видах спорта. Каждый отдельный срок действия ПИКА жестко ограничивался десятью сутками. В попытке сохранить на Сэйфхолде память о прошлом человечества и его будущих целях это ограничение было снято для единственного отключенного почти на тысячу лет аватара давно погибшей лейтенант-коммандера Нимуэ Элбан. В патриархальном Сэйфхолде этот разбуженный аватар действует под именем сейджина Мерлина Этроуза.
   Проволочная лоза -- похожая на кудзу лиана, произрастающая на Сэйфхолде. Не так быстро растет, как кудзу, но столь же живуча, и, более того, некоторые ее разновидности имеют длинные острые шипы. В отличие от многих местных видов растений, довольно хорошо уживается с завезенными земными видами. Часто используется фермерами Сэйфхолда как своего рода комбинация живой изгороди и колючей проволоки.
   Псевдодуб -- сэйфхолдское дерево с грубой корой, похожее на дуб Старой Земли, встречающееся в тропических и субтропических зонах. Это вечнозеленое растение с семенами в "сосновых шишках".
   Пятидневка -- "неделя" Сэйфхолда, состоящая всего из пяти дней, с понедельника по пятницу.
   Ракураи -- буквально "удар молнии". Термин Священного Писания для обозначения кинетического оружия, использованного для уничтожения Александрийского анклава.
   Рогатый ящер (ящер-рогач) -- местный шестилапый "ящер" размером примерно с лося с единственным рогом, который разветвляется на четыре острых конца в последней трети своей длины. Они травоядны и не особенно свирепы, при угрозе могут свернуться в шар, выставляя рог.
   Роковой кит -- самый опасный морской хищник Сэйфхолда, хотя, к счастью, он редко замечает что-то столь мелкое, как люди. Известно, что роковые киты достигают ста футов в длину и являются чисто плотоядными животными. Каждому роковому киту требуется огромный объем вод, и встречи с ними редки, чему люди так же рады. Роковые киты едят все... включая самых больших кракенов. В крайне редких случаях они нападали на торговые суда и военные галеры.
   Рыцари земель Храма -- корпоративный титул прелатов, управляющих землями Храма. Технически рыцари земель Храма являются светскими правителями, которые просто случайно также занимают высокие церковные должности. Согласно букве закона Церкви, то, что они могут делать как рыцари земель Храма, полностью отделено от любых официальных действий Церкви. Эта юридическая фикция не раз представляла значительную ценность для Церкви.
   Свидетельства -- безусловно, самые многочисленные из трудов Церкви Ожидания Господнего, состоят из непосредственных наблюдений за первыми несколькими поколениями людей на территории Сэйфхолда. Они не имеют такого же статуса, как евангелия, потому что не раскрывают основные учения и вдохновение Бога. Вместо этого, в совокупности, они формируют важное обоснование "исторической точности" Писания и убедительно подтверждают тот факт, что события, которые они в совокупности описывают, действительно имели место.
   Святой Жерно -- покровитель монастыря Сент-Жерно в Теллесберге.
   Сейджин -- мудрец, святой человек. Заимствовано непосредственно из японского через Маруяму Чихиро, сотрудника Лэнгхорна, который сочинил Писание Церкви Ожидания Господнего.
   Серорогая виверна -- ночной летающий хищник Сэйфхолда, примерно аналогичен земной сове.
   Снарк -- Само-Наводящаяся Автономная Разведывательно-Коммуникационная платформа, управляемая Совой и используемая благодаря дистанционно управляемым сенсорным датчикам-пультам для малозаметного сбора и распространения информации, а также транспортировки небольших предметов.
   Снежный ящер -- ящероподобное местное млекопитающее размером примерно вдвое больше лошади, с многослойной шкурой и перепонками на шести широких конечностях, используемое как выносливое тягловое животное для передвижения в холодных районах, в том числе по снегу и льду. Способен выживать в снежную бурю, сворачиваясь в шар для сохранения тепла.
   Сова -- искусственный интеллект тактического компьютера "Рапира", Mарк 17a, краткое английское название соответствует акрониму составного названия вымышленного будущего производителя OrdoЯes-Westinghouse-Lytton [OWL - сова (англ.)]. Оставлен в сооруженной в ходе терраформирования Сэйфхолда и тщательно замаскированной горной пещере вместе с набором прочего высокотехнологичного оборудования для помощи аватару Нимуэ Элбан. Проявляет признаки развивающегося самосознания.
   Совет викариев -- в Церкви Ожидания Господнего эквивалент коллегии кардиналов.
   Стальной чертополох -- местное растение Сэйфхолда, очень похожее на ветвящийся бамбук. Его семенные коробочки наполнены маленькими колючими семенами, прикрепленными к тонким прямым волокнам. Семена чрезвычайно трудно удалить вручную, но из волокна можно соткать ткань, которая даже прочнее хлопчатого шелка. Его также можно скрутить в чрезвычайно прочную, устойчивую к растяжению веревку. Более того, стальной чертополох растет почти так же быстро, как настоящий бамбук, а выход сырого волокна с акра на семьдесят процентов выше, чем у земного хлопка.
   Сургой касаи -- буквально "ужасный (великий) пожар". Истинный дух Божий, прикосновение Его божественного огня, которое может выдержать только ангел или архангел.
   "Теллесберг кракенз" -- профессиональный бейсбольный клуб Теллесберга.
   Флеминговый мох -- произрастающий на Сэйфхолде абсорбирующий мох с природными антибиотическими свойствами, который был генетически реконструирован командами терраформирования Шан-вей. Один из основных элементов медицинской практики сэйфхолдцев.
   "Хейрата дрэгонз" -- профессиональная бейсбольная команда Хейраты. Традиционные соперники "Теллесберг кракенз" в чемпионате королевства.
   Хлопчатый шелк -- растение, произрастающее на Сэйфхолде, волокно которого обладает многими свойствами шелка и хлопка. Оно очень легкое и прочное, но в сыром виде находится в стручке растения, который еще больше наполнен семенами, чем хлопок Старой Земли. Из-за большого количества ручного труда, необходимого для сбора и обработки стручков и удаления из них семян, ткань из такого волокна стоит очень дорого.
   Храмовая четверка -- четыре викария, которые доминируют в совете викариев Церкви Ожидания Господнего и фактически контролируют его.
   Час Лэнгхорна -- тридцать одна минута, вставляемая непосредственно после полуночи, чтобы компенсировать дополнительную продолжительность 26,5-часовых суток Сэйфхолда.
   Шиповник -- цветущий кустарник, различные подвиды которого встречаются в большинстве климатических зон Сэйфхолда. Его цветки бывают разных цветов и оттенков, а тропические разновидности, как правило, растут выше и имеют более нежные цветки.
   Ящерокошка -- пушистая ящерица размером примерно с земную кошку. Они содержатся как домашние животные и очень ласковы.
   Ящер-резак -- шестилапое, напоминающее земного ящера, пушистое яйцекладущее млекопитающее, один из трех главных сухопутных хищников Сэйфхолда. Пасть содержит два ряда клыков, способных пробить кольчугу, на лапах по четыре длинных пальца на каждом, заканчивающихся когтями длиной до пяти-шести дюймов.
  
  
   МЕРЫ ВРЕМЕНИ СЭЙФХОЛДА
  
   Продолжительность суток на Сэйфхолде составляет 26 часов 31 минуту, а продолжительность года - 301,32 местных дня, что равно 0,91 земного стандартного года. У Сэйфхолда есть одна большая луна, названная Лэнгхорн, которая обращается вокруг планеты за 27,6 местных дня, так что лунный месяц длится примерно 28 дней.
   Сутки Сэйфхолда делятся на двадцать шесть 60-минутных часов и один 31-минутный период, известный как "час Лэнгхорна", который используется для преобразования местных суток в то, что можно равномерно разделить на стандартные часы и минуты.
   Календарный год Сэйфхолда делится на десять месяцев: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Каждый месяц разбивается на шесть пятидневных недель, каждая из которых называется "пятидневкой". Дни недели: понедельник, вторник, среда, четверг и пятница. Дополнительный день в каждом году вставляется в середину июля, но не нумеруется. Он называется "Божий день" и является высшим святым днем Церкви Ожидания Господнего. Это означает, помимо прочего, что первым днем каждого месяца всегда будет понедельник, а последним днем каждого месяца всегда будет пятница. Каждый третий год является високосным, и дополнительный день, известный как "Мемориал Лэнгхорна", снова вставляется без нумерации в середину февраля. Это также означает, что каждый месяц Сэйфхолда длится 795 стандартных часов, в отличие от 720 часов для 30-дневного земного месяца.
   Равноденствия в Сэйфхолде приходятся на 23 апреля и 22 сентября, солнцестояния - на 7 июля и 8 февраля.
  
  
  
  
  
   Copyright Фурзиков Н.П. Перевод, аннотация. 2022.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"