На небе не было ни звезд, ни луны; вокруг стояла кромешная тьма вроде той, что таится за входом в пещеру. Человек, оказавшийся в пути в такую ночь, казалось, легко мог перепутать небо с землей, и, споткнувшись, провалиться в него.
Сквозь эту темноту спешила, твердя молитву Амитабхе[1], девочка лет двенадцати, в правой руке сжимающая четки, а в левой - фонарь из промасленной бумаги. На дороге она была совершенно одна.
По правде говоря, она скорее бежала, чем шла; темноту вокруг рассеивал только колеблющийся свет ее фонаря. Вокруг стояла неестественная тишина, и не слышно было ни пения птиц, ни стрекота насекомых - только журчание воды.
Девочка была бледна, а по лицу ее катился холодный пот, но она не уставала напоминать себе, что до деревни нужно добраться как можно быстрей. На ходу она переложила четки в другую руку, плотнее закутавшись в плащ из шкуры черной собаки, тщетно стараясь сделать так, чтобы исходящий от нее аромат не просачивался наружу.
Однако, подойдя к каменному мосту недалеко от деревни, она осознала, насколько наивными были эти надежды. Напротив нее на мосту стояла женщина с бумажным зонтиком в руках, который, так же, как и ее белые одежды, был расписан алыми цветами персика. Она держала зонт так низко, что лица ее не было видно. Вокруг стояла жуткая жара, раскаленный воздух не шевелило ни одно дуновение ветерка, но ее рукава и юбка колыхались.
Девочка испуганно остановилась. Ноги ее дрожали, и, казалось, ей никак не пройти дальше, мимо стоящего у нее на пути призрака.
Мысленно она вновь повторила молитву и двинулась по самому краю моста, низко опустив голову и притворяясь, что не видит утопленницы, но та в мгновение ока вновь оказалась стоящей перед ней. Искусно расшитые узорами ее туфельки пропитались грязью и илом, подошвы их облепили речной песок, ракушки и водоросли, и теперь девочка ясно увидела, что цветы персика на ее юбке были окрашены кровью.
Вдруг свет фонаря мигнул, из теплого, золотисто-желтого, сделавшись зеленовато-голубым, а затем кроваво-алым. Воздух наполнился вонью тела, долгое время разлагавшегося в воде.
Девочка повторила молитву еще раз и подняла четки, держа их перед собой. Утопленница медленно сделала пару шагов назад, и девочка, в свою очередь, шагнула вперед, так что ей снова пришлось отступить. Таким образом они скоро добрались до конца моста, и девочка уже готова была бежать, когда за спиной у нее раздался взрыв хохота, от которого ее волосы встали дыбом.
Лицо утопленницы пошло расползающимися трещинами, а потом она, словно разбившись на осколки, в одно мгновение разлетелась на бесчисленное множество капель крови и мух. Девочка хотела было бросить фонарь и четки, и бежать, но ноги, дрожащие от страха, не слушались ее.
Из-под яркого зонтика, упавшего на землю, выкатился костяного цвета шар, замотанный в черные волосы, - это была женская голова. Девочка от ужаса просто примерзла к месту, и, несмотря на то,что ее внутренний голос отчаянно кричал, призывая ее бежать, она не в силах была сделать даже самый крошечный шажок.
Голова покатилась к ней. Как мяч, она отскочила назад, налетев на перила, но все же подкатилась к самым ногам девочки, так ослабевшей от испуга, что она едва была в силах держаться на ногах.
Почти минуту девочка не сводила глаз со ставшей вдруг неподвижной головы, сердце ее колотилось так, что, казалось, должно было вот-вот выскочить из груди. Вдруг голова шевельнулась, перекатилась поближе, и теперь девочка смогла рассмотреть ее лицо с темными провалами глазниц. Одного глаза не было вовсе, второй же, налитый кровью, свисал, раскачиваясь на нерве. Вдруг он быстро повернулся, пристально глядя вверх. Остатки губ, объеденных речными рыбами, распухли и посинели, они шевелились, словно пытаясь что-то произнести, но звук, издаваемый ими, был похож не на слова, а на шелест ветра в кронах.
Девочка, преодолев тошноту, перешагнула голову и бросилась бежать, стараясь не наступать на разбросанные по земле куски тела. Вдруг в ее ногу вцепился ногтями обрубок правой руки, пальцы которой от воды распухли, начали гнить и сделались мертвенно-белыми. Оголенная плоть потемнела, и был виден белеющий обломок кости.
Девочка в ужасе увидела, что голова стремительно катится к ней, уже разевая рот. Через мгновение ее зубы впились в правую ногу девочки, острая боль сопровождалась леденящим холодом, тут же охватившим все тело.
Девочка взмахнула четками, замахнувшись на голову, и та разжала зубы, издав шкворчание, с каким мясо жарится на железном противне. Казалось, прошла целая вечность, но в конце концов голова уступила и откатилась назад. Девочка кинулась прочь и почти сразу услышала лопающийся звук откуда-то из-под ног. Подняв ногу, она увидела, что раздавила второй глаз утопленницы, и теперь из него лился гной вперемежку с опарышами.
Она побежала дальше, не обращая внимания на обрубок руки, все еще цепляющийся за ее ногу, а голова у нее за спиной подскочила на мосту, стуча зубами, и покатилась следом, горестно и страшно причитая: "Рука, моя рука!". Покинуть мост она, вечно прикованная к месту своей смерти, не могла, и девочка остановилась, с усилием оторвала вцепившуюся в нее руку и зашвырнула обратно на мост, прежде чем побежать к деревне. Лицо ее было совершенно бледным от испуга.
В деревне в этот час все крепко спали, не слышно было даже кур и собак. Девочка заколотила в дверь аптеки[2], но, казалось, ее никто не услышал, словно все жители умерли во сне. Наконец внутри послышались тихие шаги.
- Кто...
- Доктор Чжан, доктор Чжан, это я, Сяо Гу! Быстрее, помогите отцу, он умирает! - закричала она так, словно сердце вырывалось у нее из груди.
- А, Сяо Гу! Погоди, я оденусь, сейчас, сейчас...
Через минуту доктор, немолодой человек, чьи волосы большей частью были уже совершенно седыми, вышел из дома, прижимая к себе аптечку, и они поспешили назад по пути, проделанному Сяо Гу.
- Как же ты вечером пробежала здесь совсем одна? Ты никого не встречала по пути?
- Вот только что, на мосту... но по-другому было совсем никак нельзя, отцу вдруг стало плохо... - Сяо Гу взялась за край одежды доктора, прячась за ним. Она шла, чуть прихрамывая и дрожа, а когда они приблизились к мосту, вытянула шею, глядя вперед, но там уже не было ни обезображенного трупа, ни раздавленного глаза. Казалось, что здесь ничего и не происходило.
Девочка была рождена под звездами, не сходившимися вместе уже много сотен лет. Судьба ее была слишком зыбкой, а ее ци - слишком сильной, вредящей всем, кто находился рядом с ней. Это проявилось сразу после ее рождения, когда ее мать умерла после тяжелых родов. В тот день воздух наполнился странным ароматом и увяли все цветы вокруг, несмотря на то, что стояла весна. После этого девочка и получила свое имя - Хуа Цянь Гу[3].
Отец ее не раз проваливался на экзамене на звание сюцая, потому что жизнь его была трудной и ему приходилось растить дочь одному, а значит, нельзя было подготовиться как следует. И, так как аромт, исходящий от тела Цянь Гу, привлекал злых духов, жители деревни скоро переполнились недовольством, и им пришлось покинуть ее и поселиться в домике у реки.
Сюцай Хуа однажды позвал странствующего монаха, чтобы тот оградил их от злых духов и призраков, но тот только покачал головой и отдал Цянь Гу свои старинные четки, чтобы она держала их при себе, а еще велел ей носить плащ из шкур восьми черных собак, который позволит скрыть исходящий от нее таинственный аромат от злых духов, и не выпускать ее из дома после захода солнца. Благодаря этим предосторожностям, им удалось спокойно прожить целых двенадцать лет.
Доктор Чжан жалел девочку, которой в таком юном возрасте уже пришлось столкнуться со столь многими трудностями и бедами, и уделял ей и ее отцу много внимания. А, раз он был врачом, и в его руках были нити жизней многих людей, его ци также была сильной, и злые духи опасались появляться рядом с ним.
Годы, проведенные рядом с дочерью, подкосили здоровье сюцая Хуа, - ведь и его затрагивали злые духи, клубящиеся вокруг. Ему не было еще сорока лет, но выглядел он так, словно давно переступил порог шестидесятилетия, и доктор Чжан всерьез опасался, что этого приступа он не переживет.
Цянь Гу металась по дому, стараясь одновременно вскипятить воду, приготовить отвар и стереть пот со лба отца. Присесть она не смела, - отец был ее единственным близким человеком, и Цянь Гу казалось, что если она прекратит работу, все будет кончено.
Сюцай Хуа понимал, что не доживет до рассвета, и мысли его занимало только беспокойство о том, что будет с Цянь Гу после его смерти. Доктор Чжан попытался утешить его, пообещав, что возьмет Цянь Гу под свою опеку, удочерит ее, но сюцаю не хотелось взваливать на него такую ношу, а еще, он не был уверен, что доктор сможет долго защищать его дочь. Поэтому он велел Цянь Гу после его смерти отправляться к знаменитой горе Мао и найти себе там наставника, который сможет научить ее, как защищаться от злых духов и не подпускать их к себе.
Цянь Гу цеплялась за холодеющую руку и пыталась заставить себя не плакать. В душе у нее было холодно и пусто, но она держалась - к этому приучил ее еще с самого детства отец, после того, как узнал, что на ее слезы тоже слетаются злые духи. Он понимал, что не сможет быть с ней вечно, но он сделал ее сильной.
Доктор Чжан осмотрел ее ногу, выдавив из раны почерневшую кровь. После он сделал ей повязку с золой и целебной мазью и утешающе сказал, что рана вовсе не серьезная, трупного яда в тело попало совсем мало.
На следующий день он и несколько добросердечных жителей деревни помогли девочке справиться с похоронами. Доктор Чжан считал, что она еще слишком мала, чтобы оставить дом, и пытался позвать ее в свой дом - хотя бы на то время, пока заживет нога. Однако Цянь Гу твердо решила отправиться в путь, повинуясь приказу отца, и найти учителя на горе Мао. Доктор Чжан, не сумев поколебать ее решения, помог ей распродать все вещи и дал еще серебряный лян собственных денег на дорогу.
Вечером Цянь Гу, закутавшись в свой собачий плащ, устроилась на деревянном остове от кровати, стоящий посреди опустевшей комнаты, и до утра пролежала без сна, прислушиваясь к вою ветра снаружи. Ее мысли полнили горе и тревога перед предстоящей дорогой, но на рассвете она попрощалась с жителями деревни и отправилась в путь к горе Мао.