Исуна Хасэкура : другие произведения.

Волчица и пряности. Новеллы из одиннадцатого и тринадцатого томов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  0x01 graphic

  

Исуна Хасэкура

Волчица и пряности

     

Иллюстратор - Дзю Аякура

Перевод с английского языка - Ushwood

Редактирование - О.М.Г.

     
     

Волчица и дар цвета заката

     
   Для путешественника городки и деревеньки - это места, где ждёт краткий, но драгоценный отдых и где он может запастись всем необходимым. Всё необходимое не сводится лишь к пище и топливу. Нужны вещи и приспособления для починки повозки и одежды, а также сведения, хороша ли, безопасна ли дорога впереди.
   Чем больше людей путешествует вместе, тем больше вещей им нужно и тем больше работы необходимо выполнить. Это вдвойне справедливо, если один из путешественников - себялюбивая принцесса. Лоуренс остановился купить топливо для ночёвок в открытом поле, но его спутница лишь наморщила бровь.
   - Это твои деньги. Ну и трать их как хочешь.
   Если бы Хоро закончила эти слова повышенной, вопрошающей интонацией, он хотя бы насладился, как очаровательно его обвели вокруг пальца, но её фраза была произнесена ровным голосом. Это удивило, хотя и он знал, что его спутница вполне могла говорить слова, прямо противоположные её истинным чувствам.
   - Тебя что-то смущает?
   - Ничего, - кротко ответила Хоро, глядя в сторону.
     
   0x01 graphic
     
   На голове у неё была косынка, плечи покрывала накидка, шею от холода защищал лисий шарф, а руки - перчатки из оленьей кожи, в общем, типичная городская девушка. Кроме того, по спине спадала волна густых русых волос, каким позавидовала бы любая аристократка. Неудивительно, что она притягивала взгляды прохожих. Она казалась ещё совсем юной, но Лоуренс знал истину. Хоро не была городской девушкой и вообще человеком. Её косынка прятала пару волчьих ушей, а плащ скрывал великолепный хвост. Она была существом, обитавшим в пшенице и даровавшим селянам обильные урожаи, в давние годы её почитали как богиню. Возраст её исчислялся веками, а истинным обличьем была огромная волчица.
   Хоро, Мудрая волчица из Йойтсу.
   При каждой возможности она, выпятив грудь, гордо провозглашала этот титул, тогда Лоуренсу оставалось лишь вздыхать. Когда он звал её Мудрой волчицей, сам себе он казался ничтожным.
   - До следующего города не так далеко, и сейчас не холодно. Пару дней ты на холодной еде перетерпишь, ведь так?
   - Я уже сказала, трать, как хочешь.
   Они стояли перед лавкой, где продавалось топливо. Продавалось не только путешественникам, многие покупали дрова, сложенные высокой поленницей перед лавкой. Очень хорошо продавался и другой товар, лежавший рядом с дровами. Конечно, огонь он давал слабее, чем дрова, да и запах не давал забывать о себе. Если вспомнить, что нос Хоро куда чувствительнее человеческого, ясно, что для неё - это серьёзное испытание.
   Но зато насколько дешевле! Торговцы закроют глаза почти на любые недостатки товара, если он достаточно дёшев. Да, и носы заткнут. И что приводило Хоро в столь дурное настроение? Что намного дешевле дров?
   Торф.
   - Ну, так что будешь брать? Ты же не будешь весь день маячить перед моей лавкой? - проворчал владелец заведения, положив руку на поленницу и натянуто улыбнувшись. Он, похоже, немного сочувствовал Лоуренсу с его чересчур разборчивой спутницей и в то же время забавлялся, глядя, как тот получает то, чего заслуживает.
   Лоуренс и сам не раз испытывал подобные чувства во времена своих одиноких поездок и винить этого человека он не мог. Путешествие с такой привлекательной девушкой, как Хоро, нередко вызывало зависть окружающих. Однако если зависть станет слишком большой проблемой, он не сможет нормально торговать, потому ему не стоило выглядеть слишком довольным, особенно имея дело с неприятными типами вроде этого, явно получавшего удовольствие от его мучений.
   Глядя на гордую Хоро, стоявшую к нему спиной со сложенными на груди руками - ну вылитая избалованная аристократка! - Лоуренс был вынужден отложить вопрос с топливом.
   - Мои извинения. Я вернусь попозже.
   - Когда тебе будет угодно, - ровным голосом ответил продавец. Вежливыми были лишь слова.
   Как только они отошли от лавки, к Хоро тотчас вернулось отличное настроение.
   - Теперь еда? Идём, идём! - воскликнула она, потянув Лоуренса за рукав вперёд.
   Со стороны казалось, что странствующему торговцу повезло привлечь внимание городской девушки, но Лоуренс лишь вздохнул по обыкновению. Когда речь шла о еде, убедить её в чём-либо было крайне трудно, труднее, чем с топливом.
   - У тебя всё на лице написано, - с улыбкой произнесла Хоро, и хитрый взгляд её янтарных глаз снизу вверх остановил Лоуренса. Волчица видела его насквозь.
   - Я слышала, следующий город крупнее. Так что здесь я не буду настаивать ни на чём роскошном.
   - Это означает, что ты будешь настаивать в следующем городе.
   Хоро зубасто ухмыльнулась, на это у него ответа не нашлось. Сражение предстояло в любом случае, так что Лоуренс решил на этот раз последовать за ней.
   - Ладно, я с благодарностью приму твою бережливость.
   - Мм.
   Хлеб они купили ржаной, а не пшеничный, причём из дешёвой муки, с добавлением муки из бобов и орехов. Из овощей взяли репу и морковь, а ещё жареной чечевицы. Мех наполнили вином не лучшего качества, но достаточно чистым. Всё это обошлось дешевле обычного, однако дороже чёрствого овсяного хлеба и кислого вина, которыми Лоуренс довольствовался, когда ездил один. Расплачиваясь, он заметил, что Хоро разглядывает сушёные фрукты и жареные семечки. Решив поспешить, пока она не отныла что-нибудь ещё, он дал продавцу почерневший серебряк и получил несколько медяков сдачи. И тут кое-что вспомнил.
   - О, прошу прощения - не мог бы ты выдать мне сдачу вот этими медяками?
   - Этими? А, шюми? Собираешься ехать через северный лес, да?
   - Да. Там есть деревня лесорубов, если память меня не подводит.
   Различных медных монет, на которые покупают припасы в дороге, не счесть. Что до того, почему это вообще имеет значение... можно лишь попробовать вообразить, что будет, если попытаться расплатиться деньгами одного города в другом, когда эти города враждуют.
   - Думаю, она слишком мала, чтобы называться даже деревней, но сейчас, пожалуй, там должно быть людно, все хотят закончить работу до больших снегопадов. Да, курс обмена будет вот такой, - сообщил продавец.
   Всякий, кто зарабатывает на жизнь торговлей, должен разбираться в десятках различных монет. Предложенный продавцом курс был не очень хорош, однако Лоуренс прикинул, что всё равно не должен остаться в убытке, и взял монеты шюми, они были меньше, но толще, и покинул лавку.
   - Вы, торговцы, трудный народ, - заявила Хоро, оказавшись на улице.
   Лоуренс положил руку ей на голову.
   - Не такой трудный, как ты. Так, теперь займёмся починкой повозки и попробуем разузнать про дорогу впереди, - он отсчитывал задачи на пальцах.
   Хоро взглянула на него снизу вверх, совсем по-детски. Если сделать вид, что он не замечает её, она рассердится. Лоуренс вздохнул и сдался.
   - Да, и ужин тоже.
   - Мм. Ничего нет лучше таверны, если хочешь узнать о дороге. Это жизненная необходимость.
   Тяжело спорить с Мудрой волчицей.
     

***

     
   Лоуренс поднимался по лестнице постоялого двора, навстречу спускались несколько других путешественников. Один из мужчин приподнял в приветствии шляпу и улыбнулся сочувственно-страдальческой улыбкой. Причина улыбки была очевидна. Солнце ещё не село, но Хоро не могла уже идти сама, Лоуренс нёс её на руках.
   - Сколько уже раз мне приходится тащить на себе одну волчицу, которая чересчур много съела и выпила, хмм?
   - Уааа...
   - Тебе повезло, что я не увлекаюсь ростовщичеством, а то я б тебя уже раздел.
   Не без труда дотащив Хоро до комнаты, он уложил её на кровать, снял с неё косынку и накидку, что стало уже привычным занятием. Хотя она и простонала, лёжа на кровати, лицо её было воплощением сытого довольства.
   - Ох уж, - с улыбкой пробормотал Лоуренс. Погладил её щеку пальцем - и большего не надо. - Так.
   Они приехали в городок довольно рано, и потому Хоро сморилась от выпитого раньше обычного. Снаружи было ещё светло, и, если открыть ставни, в комнате вполне можно было работать без свечей. Лоуренс положил на стол нож, кошель и карту и лениво принялся за работу.
   Сначала проверил нож - убедился, что клинок остёр и рукоять обтянута туго. Обычно этим ножом он пользовался, когда они с Хоро ели, но в дороге такой может понадобиться против диких зверей, а то и лихих людей - как тогда, в подземелье Паттио. Когда речь идёт о спасении жизни, нож, пожалуй, полезнее молитвы Единому богу.
   Что до карты - её иметь лишь немногим лучше, чем искать наугад, однако когда есть хотя бы смутное представление о местности, хуже не будет. А завтра они с Хоро поедут через лес, где не видно горизонта. Из опыта Лоуренс знал, что присутствие Хоро Мудрой само по себе не гарантирует лёгкой дороги, но, по меньшей мере, можно не опасаться нападения волков. Это действительно улучшало настроение.
   Когда он ездил один, всякий раз проезжая места с волками, медведями и другими опасными зверями, он запасался всеми талисманами и оберегами, какие мог найти. Говорят, звери терпеть не могут запаха металла - и он носил на себе предметы из свинца. Говорят, их отгоняет шум - и он целыми днями звонил в колокольчик. Он делал щедрые пожертвования Церкви за молитву о безопасной дороге. Он даже купил талисман с именем святого, который читал проповеди волкам.
   Но что бы он ни делал, волки нападали, когда им захочется. Несмотря на всё, через что ему пришлось пройти, сейчас Лоуренсу было даже немного грустно, что больше не надо беспокоиться из-за волков. Человек - странное создание. Всё же лучше всего со зверьём не сталкиваться и поменьше полагаться на Хоро. Потому что и Хоро, кажется, стыдилась, что она не человек, потому было бы нехорошо заставлять её отгонять волков. Хотя под Рубинхагеном только она и спасла...
   После карты он занялся своим кошелем, в котором было самое полезное, что могло помочь отогнать волков: медяки шюми, полученные им на сдачу при различных покупках в городе. Маленькие и толстые, они идеально подходили для того, чтобы стесывать медь с краёв, однако, в отличие от других похожих монет, которые со временем теряли свой вид, эти оставались целыми. Причина крылась в изображении на монетах шюми.
   Лоуренс взял одну монету из кучки и, подняв, вгляделся. На красном металлическом диске был изображен зверь.
   - Значит, теперь ты эти собираешь, да?
   От неожиданности он едва не выронил монету. Он не услышал шагов, не заметил, что она так близко. Хоро негромко рыгнула, распространяя запах вина, и облапила Лоуренса со спины.
   - Вижу, ты понял, наконец, как я красива. Мм. Да, это хорошо.
   - Да, да. Осторожно!
   Лоуренс ухватил пошатнувшуюся волчицу, и она довольно улыбнулась. Даже когда Хоро пьяна, от такой её улыбки он не мог не покраснеть.
   - Ты воды хочешь, да?
   - Мм... в горле жжёт...
   Обычная история. Он встал со стула, усадил на него Хоро и протянул ей кувшин с водой. Она принялась жадно пить, струйка воды потекла из уголка рта. Она всегда заявляла, что проливает воду, потому что у волков нет щёк и ей никак не привыкнуть к человеческому рту, однако Лоуренс сомневался, что это правда. Хоро просто не терпела условностей.
   - Ффууу... - и она снова рыгнула.
   - Теперь лучше?
   - Мм... ужасно крепкое было вино. У меня до сих пор в горле сухо, - и снова принялась пить, очень много проливая.
   Лоуренс протянул ей платок, попутно поняв, что в вино добавили много имбиря, чтобы скрыть его низкое качество.
   - Даже если бы ты заказала вино получше, оно пропало бы впустую, если бы ты так много проливала, - заметил он, и Хоро наградила его взглядом, наводящим на мысль, что её опьянение проходит. Потом уголок её губы изогнулся вверх. Она решила тему не развивать.
   - Если тебе уже лучше, то подвинься. Уже темно, надо зажечь свечу.
   Она несколько раз перевела взгляд с Лоуренса на стол и обратно и неохотно встала. Однако, решив, не возвращаться в постель, уселась на угол стола.
   - А ты что делаешь? Хочешь намекнуть на что-то, а?
   - Ты хочешь, чтобы я ответил, что это в тебе совесть заговорила?
   - Пфф. Ну, я же ни на что не годная обжора, да? - Хоро ещё разок глотнула из кувшина, потом легонько тюкнула им Лоуренса в висок.
   Он, не споря, взял кувшин и поставил на стол. Нет неприятнее существа, чем язвительный пьяный. Особенно если этот пьяный - настолько хороший лицедей, что нельзя определить, насколько он пьян на самом деле. Спорить с таким равносильно самоубийству. Лоуренс вернулся к монетам.
   - Завтра мы поедем через деревушку лесорубов. Это мы там продадим.
   - Продадим?
   Хоро взглянула на него подозрительно, её можно было понять, монеты не товар, на монеты товар покупают.
   - Именно. Продадим.
   - Но... это ведь деньги, да?
   - Деньги тоже можно продавать. В старые времена... может, не такие старые, как ты, но всё равно старые... монеты продавали кузнецы, сговорившиеся с менялами.
   В затуманенных вином глазах Хоро засветился интерес, и она подобрала один из кругляшей.
   - Монеты, которые выпускали легендарные короли, или монеты, которые ходили близ монастырей, где жили святые целители. Ещё часто встречаются монеты, в которых проделаны дырки, чтобы носить на шее. Я даже слышал, что монеты используют в рукоятях мечей.
   Монета, которую держала Хоро, была из приморского королевства, на ней красовалось изображение корабля и башни. Хоро прижала монету к груди обеими сторонами по очереди, изучая, как она смотрится.
   - Эта мелковата - те, что носят на шее, обычно крупнее. Тебе... подошёл бы вот такой размер, мне кажется.
   Лоуренс подобрал монету и поднёс к её груди. Ничем не примечательный кусочек тусклого серебра на груди Хоро показался древним творением мастера серебряных дел. Старая поговорка гласит: "Одеяние украшает человека". Но с этой девушкой получалось наоборот: на ней всё смотрелось хорошо.
   - Хех. Так что, мы можем проделать в ней дырку? - весело спросила Хоро, поднося монету к глазам.
   Секунду Лоуренс мучился, потом превратил сердце в камень и отобрал монету.
   - Если мы это сделаем, она перестанет быть деньгами.
   - Пфф, - она с тоской посмотрела на монету, которую забрал Лоуренс.
   - У тебя всё равно на шее твоя драгоценная пшеница, разве нет? С ней ты монетку носить не сможешь.
   - Хм? - волчица озадаченно склонила голову набок.
   - Священное писание запрещает ростовщичество. Там сказано, что давать деньги в рост - это как сеять их в поле.
   Хоро смотрела с сомнением, но всё же она была Мудрой волчицей и, приняв умный вид, начала думать. Впрочем, вино ещё дурманило ей рассудок, и скоро она сдалась.
   - Что это означает?
   - Монеты не пускают побегов, не приносят цветов. Ещё хуже: они металлические и потому отравляют землю, всё, что там посажено, вянет. В общем, Священное писание так вот запрещает брать лихву и рассказывает, что деньги - зло.
   - Мм, - волчьи уши на голове Хоро резко дёрнулись, и она кивнула, приняв объяснение. - Я не могу допустить, чтобы моя пшеница завяла, верно?
   - Верно, мы не можем этого допустить.
   - Ладно, так почему ты сможешь продать эти? - она указала на монеты шюми с изображением волка.
   - Эти? Ну... - Лоуренс запнулся, но быстро пришёл в себя и дал ответ, подобающий торговцу. - На них изображен волк.
   - О? Ну да, вижу. Выглядит достаточно неплохо, - довольным голосом произнесла Хоро, взяв одну из монет и покрутив в руке.
   Её хорошее настроение было, похоже, не из-за вина. Ей в самом деле нравилось изображение волка. Почему бы и нет? Разумеется, одинокий странник, которого занесло далеко от родины, будет рад наткнуться на монету, где изображен кто-то знаменитый из его родного края.
   Но Лоуренс не хотел углубляться в подробности. Хоро казалась такой счастливой, сидя на углу стола и колыша хвостом. Не было нужды говорить всё. Но разве можно остановить волчицу?
   - Давай, ты. Что в этих монетах?
   Лоуренс от неловкости покраснел.
   - Дают храбрость, быть может? Или... удачу? Нет, это всё волки вроде меня, так что... - она принялась размышлять вслух.
   Он не мог ей сказать. Не мог сказать, что монеты эти - оберег от волков.
   - Хмм. И ты, кажется, сказал, что собираешься продать их в деревне лесорубов?
   - Д-да, так и есть.
   - Это значит... - и Хоро погрузилась в раздумья, как пловец в воду.
   Лоуренс мог лишь отвернуться и закрыть глаза. Своё звание Мудрой волчицы она носила не зря и быстро нашла ответ. Её хвост застыл, и она аккуратно положила монетку обратно на стол.
   - Мм. Да, я так и думала, что тут что-нибудь такое, - сказала Хоро, должно быть, из деликатности. Волчица словно признавала, что людям и волкам суждено быть вечными врагами.
   - Я что хочу сказать, понимаешь, есть ещё монеты-обереги от разбойников, и...
   - Ты, - сказала она с тоскливой улыбкой и коротко вздохнула. - Если ты так сильно будешь за меня беспокоиться, мне будет ещё более одиноко.
   Она спрыгнула со стола и вернулась в кровать. Говорить что-то было поздно. Её тело исчезло под одеялом, за ним последовал и хвост. Лоуренс опять проявил неосмотрительность. Он должен был знать заранее - с этой мыслью он вздохнул и принялся раскладывать монеты по разным мешочкам. В следующий миг ему кое-что пришло в голову.
   - Эй, а кстати, - произнёс Лоуренс, откинувшись на стуле и качаясь на его задних ножках. Обернувшись, он увидел, что Хоро недоумённо смотрит на него. - Если ты рядом, мы ведь можем сделать целое состояние на оберегах от волков?
   Иногда упрямство приводит к очень натянутым улыбкам. Но, бывает, и такой достаточно, чтобы небеса очистились.
   Уши Хоро дёрнулись.
   - Ну, - сказала она, перевернувшись в постели, чтобы оказаться к Лоуренсу лицом. - И что ты задумал?
   Она могла быть даже более себялюбивой и упрямой, чем казалась, но сейчас она давала ему такую возможность исправиться, что не воспользоваться ею был бы грех. Ни у кого в мире не было лучшей спутницы, чем у Лоуренса.
   - Ну, скажем... - задумчиво произнёс он, устремив взгляд в пространство. - Может быть, кто-то будет издавать звуки, которые их напугают?..
   - Иногда нам неприятны высокие звуки... но они могут как отогнать волков, так и привлечь, - Хоро всегда смотрела в корень.
   - А что насчёт молитв Господу?
   - Они подействуют, конечно, но только если этот Господь будет каждый день давать волкам еду.
   - А что насчёт слухов, что волки не выносят запах металла?
   - Металл... - она села прямо, будто, наконец, нашлась тема, стоящая обсуждения. Она закрыла глаза и склонила голову набок. - Это может более-менее сработать.
   - Значит, свинцовый передник поможет?
   Лоуренсу доводилось видеть ремесленников, которые носили такие штуки.
   - Хмммм.
   - Я часто слышал, что на рыцарей и наемников в доспехах трудно нападать.
   - Это из-за того, что у них длинные копья, разве не так? С ними даже мне непросто. Но мечи - иногда я даже не замечаю, есть ли у них мечи, когда на них прыгаю.
   Каждый из её ответов звучал совершенно разумно. Лоуренс задумался.
   - А что если что-то просто будет плохо пахнуть?
   - Да. Некоторые травы просто ужасно воняют. Это было бы хуже всего.
   Ему вспомнилось несколько названий растений. В том числе довольно дешёвых. Солнце скоро должно было сесть, но даже когда лавки торговцев пряностями уже закрываются, их товары легко различить просто по запаху.
   - Может, прогуляемся? Заодно у тебя вино немного выветрится.
   - Мм. Прямо сейчас? - Хоро удивилась, но тут же передумала. - Почему бы и нет?
   - Отлично.
   Лоуренс привёл вещи в порядок и встал, Хоро смотрела на него с улыбкой. Потом тоже выбралась из постели.
   - Но давай не будем торопиться? - предложила она, взяв его за руку.
     

***

     
   Западное небо светилось багряным, а восточное уже стало тёмно-синим. Люди на улицах, обмотав лица шарфами до глаз, торопились закончить дневные дела и вернуться домой. Разносчица в таверне, где Хоро совсем недавно пила и веселилась, вешала у входа масляную лампу, увидев их, она помахала рукой. Когда Лоуренс вернул ей взгляд, рука Хоро сжала его руку крепче. Так или иначе, у разносчицы едва ли было время на что-то большее, чем простое вежливое приветствие. Посетители прибывали, и она поспешила внутрь, возможно, кто-то её позвал.
   - Если уж на то пошло, я бы сказал, что она с нами поздоровалась из-за твоего сегодняшнего подвига, - заметил Лоуренс.
   - Хоо. Если так, она помахала бы пустой кружкой, а не рукой.
   - Значит, я в ответ должен был помахать своим полегчавшим кошелем?
   - Хи-хи. Да, именно так.
   Так они шли по сумеречному городу. Летом первый час после захода солнца часто казался Лоуренсу чересчур печальным, и потому он его не любил, зимой было всё наоборот. Воздух прохладен и сух, тому, кто весь в пыли после трудового дня возвращался домой, приятно было думать, что его ждёт вкусный ужин где-нибудь в тёплой комнате под светом лампы. Примерно так же, должно быть, считала и Хоро, возможно это чувство заставляло её таскать Лоуренса по тавернам и опустошать его кошель.
   Они подошли зданию, с крыши которого свисала вывеска с глиняной ступкой - вывеска аптеки. В большинстве городов травы и пряности продают аптекари. Вот и здесь с крыши свисали пучки трав сомнительного происхождения, а внутри тесной лавочки виднелись корзины с большим количеством трав. Ещё глубже аптекарь, наклонившись, прибирался после рабочего дня. Увидев Лоуренса с Хоро, он виновато улыбнулся и, выпустив пар изо рта, сказал:
   - Покупатели, в такой час? Я уже собираюсь закрывать.
   - Можно мы чуть-чуть посмотрим?
   - Если только чуть-чуть, - ответил аптекарь, поправляя флакончики и бутылки на полке.
   - Благодарю, - с улыбкой произнёс Лоуренс.
   Хоро дождалась, когда аптекарь снова углубится в свои товары, и прошептала Лоуренсу на ухо:
   - Он это сказал, после того как посмотрел на меня.
   - Он, должно быть, решил, что я глупый торговец, которого городская девушка уломала купить ей духи или ещё что-нибудь, - пожал он плечами, и Хоро негромко хихикнула.
   - Даже если оно всё хорошо пахнет, живот этим не наполнишь.
   - Я знал, что ты это скажешь.
   Болтая, они принюхивались к каждой траве, висящей перед лавкой. Чёрные травы, синие травы, тёмно-зелёные травы, красные травы, жёлтые травы. Тут были и высушенные цветы, и плоды, спросив у аптекаря их названия, Лоуренс убедился, что про многие из них он никогда не слышал.
   Что до Хоро, то она проверяла все запахи по очереди и высказывала своё мнение.
   - Хорошо добавлять к жёсткому мясу. Хорошо добавлять к плохому вину. Хорошо класть на подгорелый хлеб.
   Такие резко пахнущие травы годились не столько для улучшения вкуса еды, сколько, чтобы перебивать плохой вкус, так с явным неодобрением сказала Хоро. Так или иначе, её острый нюх и способность различать запахи заставили даже аптекаря изумлённо раскрыть глаза. Конечно, знающий истинную суть Хоро ничего удивительного в этом бы не увидел.
   Что всё-таки удивило Лоуренса, так это то, что аптекарь, впечатлённый потрясающим нюхом Хоро, раздумал закрывать лавку и принёс несколько маленьких баночек.
   - Я хотел бы попросить об одной услуге, если ты не возражаешь.
   Хоро посмотрела на Лоуренса и опять на аптекаря.
   - Вот это и это. И ещё это, и вот это. И это. В последнее время ходит много слухов о подделках. Я работаю аптекарем уже тридцать лет, но даже меня иногда эти подделки сбивают с толку. Я слышал, некоторые дрессируют собак, чтобы различать подделки по запаху, но... не согласишься ли ты одолжить мне свой нос?
   У всякого занятия есть свои трудности. Хоро явно была не в восторге, но Лоуренс тут же ответил:
   - Эта девушка раньше работала в поместье аристократов, хозяйка которого очень любила пряности. Естественно, пока она там работала, она тоже научилась в них отлично разбираться, и именно поэтому я держу её при себе.
   Тонкий намёк. Опытный аптекарь тут же кивнул и ответил:
   - Не волнуйся. Если она сможет отличить поддельные пряности от настоящих, я её отблагодарю должным образом.
   Он положил на одну чашу весов груз, а на другую кучку медных монет. Сделка состоялась.
   - Ну же, Хоро.
   - Уу... ммм... белый хлеб.
   С кем поведёшься, от того и наберёшься. Хоро потребовала себе награду, и Лоуренс кивнул.
   Похоже, пряности, с которыми просил разобраться аптекарь, были весьма дороги - он предложил Лоуренсу неплохую сумму. Даже купив хлеб для Хоро, можно заработать. Он был не против, главное, чтобы этот неожиданный заработок не съелся весь.
   - Кстати, - пробормотал Лоуренс в следующую секунду.
   Хоро понюхала веточку, протянутую аптекарем, и подняла глаза на Лоуренса.
   - Что случилось? - спросила она.
   - А, ничего особенного. Я просто вспомнил, что мне нужно кое-что сделать. Я вернусь совсем скоро - подожди меня здесь.
   Хоро была не слишком довольна его отлучкой, но аптекаря устраивал любой вариант, лишь бы девушка осталась вынюхивать его товары. Лоуренс легонько похлопал её по плечу и вышел, не дожидаясь ответа. Он быстро шагал по улице, направляясь в определённое место. Народу стало больше: все торопились по домам. Монетки звенели в его кошеле.
     

***

     
   Управившись, Лоуренс вернулся в аптеку и увидел, что Хоро с аптекарем пьют вино. Последний громко расхваливал достоинства аптекарей, судя по всему, нюхательная работа была завершена. Аптекарь, заметив Лоуренса, тут же с улыбкой до ушей выбежал из лавки, словно собираясь обниматься.
   - Слушай, слушай! Нос твоей девушки - настоящее сокровище! Как только я опустил подделку в вино, ложь тут же вскрылась! Я спасён от серьёзного убытка.
   - Очень рад это слышать. Я вижу, ты и вином её угостил.
   - Это просто ничто по сравнению с убытком, который я мог бы понести. И, конечно, моё вознаграждение будет соответствующим, - ответил он и поспешил обратно в лавку.
   Хоро пила вино с очень довольным выражением лица. Учитывая, что сегодня она уже один раз напилась, блеск в её глазах выглядел немного подозрительно.
   - Ты выпила слишком много.
   - Хмм? Я закончила трудовой день! И в отличие от кое-кого, кто всю прибыль прячет в кошель, я устала!
   Сердитая, что её оставили одну, Хоро ткнула пальцем ему в грудь, и глаза её смотрели на удивление серьёзно. Вместо извинений он снял кусочек травы с уголка её рта. Потом понюхал, эта трава должна была делать вино вкуснее.
   - Раз так, по-видимому, тебе не удалось сделать то, ради чего мы сюда пришли?
   Хоро сделала ещё несколько шумных глотков и ответила оскорблённым тоном:
   - Искать запах, который не нравится волкам, - это по сути означает, что я должна совать нос в то, что сама терпеть не могу! С чего бы мне этим заниматься, а?
   Не вполне понятно, она нарочно так говорила или же за неё говорило вино, но Хоро точно была обижена, что Лоуренс оставил её одну. Тихонько вздохнув, он забрал у неё чашку. Она этого не ожидала и уставилась на чашку, будто та вдруг ожила и сама убежала из её рук.
   - Моё вино?
   В таком виде она была само очарование, вместо ответа Лоуренс достал кое-что из нагрудного кармана. Он оставил Хоро одну и отправился искать менялу, или кузнеца, или любого мастера по работе с железом или серебром. Лавки уже закрылись, и ему пришлось проявить настойчивость. Помогло и то, что его просьба была несложной.
   Лоуренс протянул Хоро монету шюми с отверстием, через которое был продет шнурок.
   - Это?..
   - Одной медной монеткой я могу пожертвовать. А изображение на ней очень достойное и тебе пойдёт.
   Хоро опустила глаза на монету, потом снова посмотрела на Лоуренса. Глаза были влажными, может, от вина, но эту застенчивую улыбку Лоуренс будет помнить до конца своих дней.
   - Но, - сказала она, - если я буду это носить, мне, возможно, не удастся встретиться со своими родичами.
   Монета шюми использовалась как оберег от волков. Но Лоуренс, держа шнурок обеими руками, надел его ей на шею.
   - Тогда носи её, только когда мы в городе.
     
   0x01 graphic
     
   Хоро не мешала ему и, лишь когда он придвинулся ближе, чтобы пропустить шнурок у неё под волосами, спросила:
   - Что ты хочешь этим сказать?
   Нос Лоуренса щекотал запах, к которому, кроме вина, примешивалось ещё кое-что. Не аромат пряностей или масел - это собственный манящий запах Хоро.
   Лоуренс смело ответил:
   - Носи её, чтобы отгонять городских волков.
   От удивления Хоро застыла настолько резко, что он был рад, что забрал у неё вино. Уши её встали торчком, чуть не сбросив косынку. В следующий миг, не в силах сдержаться, она перегнулась пополам от смеха. В этот момент вернулся аптекарь, его глаза округлились. Лоуренс криво улыбнулся ему, а Хоро выпрямилась и взяла Лоуренса за руку.
   - Ба-ха-ха-ха. Всё-таки ты дурень. Воистину дурень.
   - Но неплохой при этом, а?
   - Хи-хи-хи... - смеялась Хоро, но, в конце концов, выпрямившись, сказала: - Вот самое вонючее за сегодня.
   - Достаточно вонючее, чтобы оберегать нас от волков?
   Она ухмыльнулась.
   Лоуренс принял плату от аптекаря, явно застигнутого врасплох смехом Хоро, и вернул ему несколько монеток за вино. Аптекарь тут же попытался нанять Хоро и, естественно, получил отказ. Лоуренс вывел спутницу наружу, и они зашагали прочь. Хоро, по-прежнему хихикая, крепко сжимала его руку и выпустила далеко не сразу.
   Звезды уже замерцали в небе, когда Лоуренс вдруг кое-что вспомнил.
   - О, кстати. Если это такое вонючее...
   - Хмм?
   - Ты больше не будешь возражать против торфа?
   Хоро, у которой и так глаза слезились от смеха, снова прыснула, потом, сделав глубокий вдох, ответила:
   - Сдаюсь! Ты победил.
     
   0x01 graphic
     
   На груди у неё висела медная монета шюми. Отчеканенный на ней гордый волк в сумраке, казалось, протяжно вздыхал.
     

Волчица и серебряный вздох

     
   Я оглянулась, оказывается, я уже довольно далеко отошла от повозки. Дразнить зайца с зайчонком было весело, но я излишне увлеклась. Тряхнув поясом, улыбнулась, давая понять зайцам: всё, игра кончилась. Те переглянулись и поскакали по своим делам.
   - Ну что ж...
   Я тоже отправилась в своё логово. Странное оно у меня - всё из дерева и железа, на колёсах, тянет его конь.
   Иногда оно всё забито товарами, но сейчас вещей в нём мало. В таком виде оно приятнее. Когда грузов чересчур много, там просто не повернуться, а когда ничего нет - слишком холодно. Но когда между ящиками достаточно места, можно натянуть ткань, и внутри становится уютно, и ветер не задувает. Мешочек с зерном под голову, укутаться в одеяла - и можно лежать в своё удовольствие, считая дощечки в стенках ящиков или просто глядя в небо.
   Сегодня погода была хорошая, а значит, и одеяла будут превосходно тёплыми. Стоило об этом подумать, и я зевнула во весь рот. Я ведь ещё и пообедала совсем недавно. У человеческого рта есть эти надоедливые щёки, из-за которых в нём тесно, зато только люди, зевая, могут поднять руки и потянуться.
   Моё истинное обличье - волчье, я к нему и привыкла за века, но человеческое тело мне, в общем, тоже нравится, хоть оно не лишено неудобств. Человеческий облик сопровождается странным человеческим обычаем носить всякие украшения. Волк, конечно, тоже заботится о своей шубе, но с тем, что вытворяют люди, это ни в какое сравнение не идёт.
   Говоря понятным для волка языком - это как менять цвет меха каждое утро под настроение. Как же это может не нравиться? Но интереснее всего, конечно, показывать другим все эти свои обличья и смотреть на реакцию. В этом отношении мой спутник не имеет себе равных. Шарф да плащ - вполне достаточно, чтобы вызвать у него восторг.
   Единственная проблема - все эти украшения стоят денег. Конечно, для меня, Мудрой волчицы, беспокоиться о человеческих деньгах - просто позор, но раз я путешествую в человеческом обличье и в компании человека, ничего не попишешь. Хуже того, мой спутник - странствующий торговец и потому упрямо цепляется за свои деньги. Даже вот эта остановка в поле. Он сказал, что остановился пообедать, наслаждаясь приятной погодой, но явно была и другая причина.
   Весь вчерашний вечер он думал о чём-то своём, я с ним пыталась заговаривать, а он отвечал лишь что-то нечленораздельное. Совсем недавно во время обеда он опять смотрел куда-то в никуда и даже не заметил, как я стянула два куска сыра. Подозреваю, что думает он о монетах и шкурах, которые мы видели в последнем городе.
   В мире людей просто утомительно много различных денег и шкур, и что на что в каком количестве обменивать - немалая проблема. Вот смотрите: чёрные шкуры можно обменять на белые серебряные монеты, эти серебряные монеты - на коричневые шкуры, их - на красные медные монеты, а на медные монеты можно снова купить чёрные шкуры, но уже с прибылью. Вот он и считает цифры с прошлого вечера.
   Конечно, в мире людей, чтобы путешествовать, нужны деньги, да и для всего прочего тоже, к тому ж мой спутник вообще путешествует в первую очередь ради денег, так что жаловаться мне не на что. Более того, стоит мне посмотреть на него, бедненького, трудящегося в поте лица, и я не могу себя заставить попросить его купить мне что-нибудь, что даже нельзя съесть. И всё же из-за того, что он, витая где-то в облаках, даже не заметил, что я вернулась в повозку, мой хвост сам собой распушился от раздражения.
   - Ну, сколько мы ещё тут будем? - спросила я, раскладывая одеяло. Суровый голос сделал своё дело, он, наконец, отцепил взгляд от дощечки, покрытой воском. Он, по-моему, даже не поел толком - всё царапал цифры на ней.
   - Мм... о, ты посмотри, сколько уже времени.
   Этот трюк доступен лишь людям - определять время, просто кинув взгляд на небо. Он поспешно набил рот хлебом, держа одновременно дощечку и стило. То, что я стянула и сожрала два куска сыра, он так и не заметил.
   - Ты нагулялась? - вдруг спросил он, когда я уже собралась залезть под одеяло. А я-то была уверена, что он вовсе не замечал, что я делала.
   - Думаю, если я отойду слишком далеко, ты будешь волноваться.
   Мой спутник улыбнулся, от этой дурацкой улыбки мне захотелось и впрямь исчезнуть на время, вот интересно, как ему это понравится. Его дурость - прямо как у кошки, которая боится воды, но всё равно пытается поймать рыбу.
   - Как бы далеко ты ни отошла, всё равно вернёшься, как только твой живот опустеет, - ответил он.
   Сердиться на него просто нелепо, и я улыбнулась. Увидев мою улыбку, этот дурень тоже ухмыльнулся до ушей, явно уверенный, что взял надо мной верх. Меня стоит похвалить за то, что я позволила ему такую вольность.
   - Ладно, сейчас я запрягу коня, и мы поедем дальше, - сказал он и спрыгнул с козел.
   Я стала следить за ним, опершись локтями о борт повозки и положив подбородок на руки. Мой спутник - вообще-то скромный и добрый, но иногда бывает слишком уж гордым и уверенным в себе.
   Деньги он ставит превыше всего, кроме своей жизни, иногда это доходит до нелепости. Можно было бы ожидать от него редкостного скупердяйства, когда дело доходит до траты этих денег, однако иногда он оказывается на удивление щедрым, и всякий раз мой хвост сам по себе начинает вилять. По-моему, он уверен, что от меня можно добиться чего угодно с помощью еды, но, как бы хороши ни были люди в приготовлении еды, мне интересно, неужели он всерьёз считает, что для меня, Мудрой волчицы, еда - это всё?
   Эти его слова, что я вернусь просто потому, что голодна, - какой абсурд! Я возвращаюсь, потому что мне не доставляет удовольствия есть в одиночестве, и я виляю хвостом от радости, что он тратит свои драгоценные деньги на меня. Вот и всё.
   - Воистину дурень...
   Конь продолжал щипать траву, что раздражало этого дурня, он пытался то тянуть его, то толкать. И всё равно он считает себя хладнокровным, расчётливым волком в мире людей. Просто смешно.
   - Он всего лишь баран, - прошептала я, положив щеку на борт повозки.
   Так вот я и продолжала смотреть на своего глупого спутника, нежась под солнышком. Жаловаться было не на что. Улыбка сама собой прокралась ко мне на лицо и разрослась, потом я вдруг поняла собственную глупость.
   - Может, это я здесь дурёха, - прошептала я и опустила взгляд на землю.
   Там - между травинок лежало что-то странное.
   - Что это?
   Я перегнулась через борт и всмотрелась, но всё равно разглядеть не смогла. Пришлось вылезать из повозки. Какая-то металлическая штучка в форме головы зверя, сквозь которую был продет кожаный шнурок.
   - Что это? - снова пробормотала я, глядя на неё, когда услышала голос своего спутника.
   - Ну, ну.
   Конь наслаждался редкой свободой, ему не нравилось, что от неё отрывают.
   Я поймала взгляд лошадиных чёрных глаз и заметила там искорку раздражения. Но у этой коняги было полно возможностей сбежать, если бы она действительно хотела. Значит, она просто развлекалась, дразня торговца. Что ж, поделом ему.
   - Давай, кончай брыкаться! Да, вот так... идём.
   Мой спутник, привычный к такой работе, проворно запряг коня, говоря всякие успокаивающие слова. Бывает просто очаровательно, когда идеальный человек вдруг начинает вести себя по-дурацки, но не менее очаровательно, когда редкостный дурень внезапно проявляет удивительную сноровку. Но когда конь страдальчески пихнул его носом, он вновь стал самим собой.
   - Ну, хватит... ладно, всё, трогаемся... эй, что случилось?
   Он, видать, думал, что я уже свернулась под одеялами в повозке. Я решила спросить его про свою находку, но передумала: лучше сначала сама поразмыслю. В общем, ответила что-то невнятное, влезла на колесо, оттуда в повозку. Мой спутник, похоже, ни о чём не обеспокоился. Он взобрался на козлы, взял поводья и направил повозку вперёд. Наше путешествие продолжилось. Моя постель мягко покачивалась. Я свернулась калачиком на одеялах и принялась разглядывать свою находку.
   В человеческом мире ходит великое множество металлов и самоцветов, о которых я и не слышала, но этот, кажется, был мне знаком: свинец. По размеру эта штучка с последнюю фалангу большого пальца и изображала голову - то ли собачью, то ли лисью, то ли неуклюже сделанную волчью. Должно быть, сделали её очень давно: она была вся потёртая, а тонкие черточки почернели. Но ощущение, что этой вещью долго пользовались, делало её даже более приятной. Мне, Мудрой волчице, такие вещи подходят больше, чем новые и блестящие. А коли эта уже на кожаном шнурке, очень притягательным кажется надеть её и посмотреть, как отнесётся к этому мой спутник.
   Я попробовала надеть эту штучку на запястье, но шнурок чересчур длинный, да и выглядит не очень. Может, на шею? Но там уже висит мешочек с пшеницей. Так вот я думала, как её носить, пока меня не осенило. Люди часто обвязывают свои волосы разными хитрыми способами, будет ли странно, если волчица поступит так же с самой прекрасной частью своего меха? Шнурок оказался немножко длиннее, чем надо, но я его чуть подвязала, и он сел как надо. Свинцовая штучка размером всего лишь с мой большой палец, так что смотрится замечательно.
   Обвязать кожаный шнурок вокруг хвоста - такая идея мне бы и в голову не пришла ни в лесу, ни в пшеничном поле, если бы не близкое знакомство с людьми. Я встала и развернулась на месте, точно щенок, гоняющийся за украшением, прицепленным к собственному хвосту.
     
   0x01 graphic
     
   - Хи-хи-хи, - захихикала я, радуясь неожиданной находке.
   - Да, кстати. Я хотел тебя кое о чем спросить, - вдруг произнёс мой спутник со своих козел.
   Он обернулся. Ну вот, теперь от него не скроешь, как я кручусь вокруг самой себя, восхищаясь хвостом. Правда, я всё равно собиралась ему показать. Так что я просто повернулась к своему ошеломлённому спутнику лицом и, гордо помахивая хвостом, спросила:
   - Ну как тебе? Неплохо, правда?
   Я уперла руку в бедро и повернулась - совсем как танцующие девчонки, которых я видела в городах. Мой спутник смотрел на мой хвост, точно приклеившись к нему взглядом, и явно не знал, что сказать.
   - Очень, эээ, красиво, но...
   "Но"? Он что, в таком замешательстве, что не может просто признать, что эта штучка на мне отлично смотрится, и должен обязательно добавить какое-то "но"? Как мило!
   - Где ты это взяла? - спросил он.
   - Мм? Вон там подобрала.
   Я снова взглянула на вещицу. Да. Она действительно мне отлично идёт. Серая почти до черноты, она замечательно смотрится на буром мехе с белым кончиком. Я помахала хвостом. Мой спутник довольно долго смотрел на меня молча, потом сказал просто "а-а" и снова повернулся вперёд. Надо же - вот такое получить от этого типа, который теряет душевное равновесие, стоит мне посмотреть на него искоса, как делают городские девушки!
   Это, несомненно, доказывает, насколько хорошо мне идёт моё украшение. Вздохнув, я залезла на козлы.
   - Ну, так что ты хотел у меня спросить?
   Из-за разницы в росте мне приходится смотреть на него снизу вверх.
   В волчьем обличье, я почти на все существа смотрю сверху вниз. Видимо, из-за этого, когда мне пришлось смотреть снизу вверх, мне сначала это казалось немного... ну, унизительным, что ли. Но в последнее время мне это стало даже немножко нравиться.
   Если мой спутник хочет вести себя уклончиво, это даже к лучшему. Тщательно оберегая лицо от улыбки, я молча смотрела на него, точно невинный щенок. Он глядел на меня, тщетно пытаясь скрыть замешательство. Если и есть что-то, чего я жду с таким же предвкушением, как обеда, это вот такая ситуация. Я чуть улыбнулась. Он нервно прокашлялся и, наконец, ответил:
   - Кхм. Ээ, нет, ничего особо важного, но... - он кинул взгляд на мой хвост. - Тот город, где мы были до вчерашнего дня, - насчёт того, хорошие там меха или не очень...
   - Мм.
   Понятно, он хочет говорить о доходах. Впрочем, каждый раз, когда он получает прибыль, мне достаётся что-нибудь вкусненькое, так что это неплохо. Мне особо незачем к нему подольщаться, но коли уж мне приходится с ним путешествовать, лучше это делать улыбаясь. Я тоже кашлянула и взглядом разрешила продолжить.
   - Мм.
   После чего он начал буквально закидывать меня вопросами о качестве то той, то этой шкурки. Люди оценивают меха с помощью рук и глаз, я же могу это сделать мгновенно - достаточно понюхать. Пока я отвечала - объясняла, что та шкурка хорошая, а эта не очень, - его внимание то и дело куда-то ускользало, по-видимому, он вспоминал товары, которые мы видели. Когда я ответила на его последний вопрос, он меня даже не поблагодарил - просто замолчал. Как грубо. Впрочем, я всё равно не смогла себя заставить презирать этого типа с его чересчур серьёзным лицом. Чувствуя себя немного лишней, я сидела и смотрела на его профиль. И тут он, словно придумав что-то, потянулся назад, в повозку.
   Он положил на колени свою вощёную дощечку, исписанную цифирью, и принялся что-то бормотать себе под нос, а потом вдруг воскликнул:
   - Да! Я так и знал!
   У людей плохой слух и плохое обоняние, и они имеют неприятное обыкновение слишком громко кричать. Он застал врасплох не только меня - конь тоже вздрогнул. Но он, ничего не заметив, небрежно кинул дощечку обратно в повозку, взял поводья и натянул их, останавливая повозку.
   - Что случилось? - спросила я, потирая потревоженные уши, точно кошка. Его лицо было раздражающе весёлым.
   - Я так и думал, в ценах есть дыра. Мы сделаем хорошие деньги!
   И он стал разворачивать повозку. Выглядел он ну совсем как щенок, у которого ещё даже не все зубы прорезались.
     

***

     
   Я провела в компании торговца столько времени, что самые основы торговли тоже научилась понимать. Но всё равно для меня загадка, как можно получить прибыль после множества покупок и продаж, если в итоге остаешься с тем же товаром, с каким начинал. По словам моего спутника - можно.
   - Тебя будут презирать, если ты выложишь гору мелких монет при покупке дорогой вещи, и если ты попытаешься расплатиться крупной монетой при покупке чего-нибудь дешёвого - тоже. Поэтому люди пользуются разными монетами в зависимости от товара. Но иногда меха просто обменивают на меха, а монеты - на монеты. Поэтому...
   - Поэтому иногда равные вещи могут оказываться неравными, да?
   - Вот именно. Я несколько раз пересчитал, и ошибки быть не может. Достаточно просто покупать и продавать здесь, в городе, и мы можем получить прибыль в две десятых доли, может, даже в три. Это отличная возможность!
   Возможно, это всё и правда, но его возбуждение как-то подавляет моё. И потом, я ещё не получила правильного комплимента за украшение, которое догадалась надеть себе на хвост! Но, разумеется, мой спутник не умеет уделять внимание более чем одному предмету сразу. Не стоит ожидать от него слишком многого. Мы въехали в город, который покинули утром. Здесь было так же многолюдно. Глядя на всю эту толпу, я подумала: неужели он решил, что из всего этого множества людей ни один не обнаружил возможность, которую удалось разглядеть ему?
   Конечно, в любом предприятии возможны и успехи, и провалы. Должна признать, благодаря моему спутнику мне выпадают приключения, какие я за долгие годы уже практически успела позабыть. Довольно забавно смотреть, как он бросает взгляды по сторонам в нетерпении - поскорее бы начать торговать. Но едва мы отправили коня в конюшню, он посмотрел на меня и сказал:
   - Подождёшь меня в таверне?
   - Что?..
   Я просто застыла на месте. Я-то была уверена, что он возьмёт меня с собой - вынюхивать шкурки и слушать звон монет. На миг мне даже показалось, что он меня дразнит.
   - Я буду ходить по лавкам по всему городу. Думаю, тебе не понравится толкаться за мной сквозь такие толпы то туда, то сюда?
   Это нечестно. Если уж я для него такая обуза, мог бы так и сказать. Но он явно не хочет брать меня с собой. И поэтому, когда он повторил: "Не понравится, верно?" - что я могла ответить? Одни лишь торговцы так искусны в использовании к своей выгоде различий между внутренними намерениями и их внешними проявлениями. Мой спутник этим пользуется довольно часто, хотя, возможно, сам этого не сознаёт.
   - Да, думаю, не понравится, - ответила я, натянув на лицо улыбку, но не пытаясь скрыть раздражение. Он, однако, явно понял неправильно и похлопал меня по голове, как какого-нибудь щенка.
   Он, наверное, решил, что я дуюсь из-за того, что он меня оставляет одну. Неужели он даже сейчас не понимает, что это я держу его поводья? Он невероятный дурень, но его уверенная улыбка - просто прелесть. Может, он всё-таки не самый большой дурень.
   - Но ты же не заставишь меня здесь ждать совсем с пустыми руками, - сказала я. Рука его такая худая на вид, но очень крепкая, когда я за неё берусь. Он на меня посмотрел кисло так, но всё-таки дал мне блестящую серебряную монетку. Похоже, он действительно уверен, что получит прибыль.
   - Только не истрать всё.
   Я не стала ему говорить, что, если бы он взял меня с собой, это не стоило бы ему и медяка.
     

***

     
   Если честно, мой спутник и вправду не мог себе позволить таскать меня с собой. Ему было просто некогда, здесь, внутри городских стен, начало и конец дня строго обозначены колоколами. Звон этого колокола открывает рынок, звон того колокола дозволяет ремесленникам сделать перерыв в работе. Занятное зрелище - как будто весь город танцует под один ритм. Я сидела на втором этаже постоялого двора, держа в руке вино, и отсюда этот ритм был виден довольно хорошо. Если смотреть под этим углом, мой спутник, путешествующий по разным странам, зарабатывающий на жизнь лишь своей повозкой и своим умом, подчиняющийся только движению солнца и луны, - один из самых свободных людей.
   Свобода и сила проистекают из одного родника. Несмотря на всю свою дурость и мягкосердечность, его вера в собственное умение придает ему какую-то загадочную, притягательную силу. Я начала вспоминать наши с ним путешествия, но это не слишком помогло пригасить раздражение. Точнее, это не помогло успокоить мой гнев. С одной-единственной серебряной монеткой мне пришлось забиться в уголок таверны. До ночи было ещё далеко, и в таверне сидело лишь несколько ленивых путешественников да кучка старых завсегдатаев, высушенных, как рыба на солнце. Но даже если с ними посчитать, людей было мало, и мне оставалось только лишь сидеть в уголке и рассматривать прохожих, шатающихся туда-сюда перед входом в таверну.
   Что ещё хуже, я даже не успела переодеться - на мне по-прежнему было одеяние... люди это называют "монахиней". И каждый, кто проходил мимо моего стола, говорил одну и ту же фразу: "Да пребудет с тобой благословение Господне", - и оставлял мелкую монетку. Потом они складывали ладони вместе, а некоторые пытались прикоснуться к моей руке, а потом возвращались к своему столу.
   Ненавижу, когда мне поклоняются, однако эта форма поклонения была такая дурацкая, что я даже сердиться не могла. Я сидела, жевала чечевицу и потягивала вино, чтобы утопить слёзы, которые у меня время от времени проступали на глазах, когда я зевала. Вспомнив те случаи, когда торговые начинания моего глупого спутника проваливались, я заказала кислое вино неважного качества. Оно было достаточно плохим, чтобы мне не хотелось спать и чтобы я не прекращала сердиться на него за то, что он меня оставил. Я как раз смахнула капельку с уголка рта, когда увидела, наконец, знакомую фигуру.
   На спине у этого типа была приличных размеров связка шкур, и он шёл прямо вперёд, не глядя по сторонам. Взгляд у него был такой, какой всегда бывал, когда дела шли хорошо. Он, по-моему, даже не осознаёт, что всякий раз, когда дела идут так, как он хотел, у него появляется это лицо - лицо человека, считающего себя самым умным, сильным и замечательным. А когда всё идёт наперекосяк, его отчаянное сражение с паникой тоже сразу видно. А он-то всегда пытается держать свои мысли при себе.
   Быть может, по-настоящему спокоен он, только когда спит? Видеть его лицо безмятежным доводится так редко, что я даже встаю иногда посреди ночи и смотрю на него - только чтобы увидеть его спокойное лицо. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал. Наверное, не смог бы больше спать. И это само по себе очаровательно. Так я подумала... и обнаружила, что у меня кончилось вино.
   Когда не с кем поговорить, опустошить чашку слишком легко. Я подняла чашку и потребовала у скучающего хозяина заведения ещё вина.
     

***

     
   Наконец, мой спутник вырвался из человеческого водоворота и вошёл в мой маленький мирок, но прежде прошёл мимо таверны несколько раз. У меня всё это время не было во рту ничего, кроме плохого разбавленного вина, так что и в животе было то же самое, и когда я запретила своему спутнику хоть слово произнести, пока он не закажет хлеба или сыра, он не посмел жаловаться. Наоборот, довольно улыбался до ушей. Я бы не удивилась, если бы он прямо сейчас схватил меня в объятия и прижался ко мне лицом.
   - Обожаю это чувство, когда удаётся перехитрить всех! - заявил он и ущипнул меня за щёку.
   Да, он в отличном расположении духа. И всё равно не стал доставать деньги - вполне в его стиле.
   - Только бы тебя на этом не поймали.
   - Не успеют - я буду уже далеко.
   С учётом наших прошлых приключений говорить такое было ну очень поспешно, однако видеть его таким уверенным было приятно. Наконец, он улыбнулся и показал мне свой заработок. Да, когда он ходил мимо таверны взад-вперёд, я видела, что всякий раз мехов у него на спине становилось всё больше, это означало, что он в самом деле был с прибылью. Чтобы получить большую прибыль, требуется вложить больше денег.
   Потом он снова убежал.
   Мне вспомнились слова, произнесённые во время последнего несчастья. И, несомненно, сейчас он с самого начала спросил меня о качестве шкурок, чтобы заранее оценить свой убыток, если всё пойдёт плохо.
   От такой предусмотрительности даже тошно становилось, однако, возможно, это лишь отражение его повседневных слов и поступков. То, как он на меня смотрит и со мной держится - осторожно и хладнокровно - лучший тому пример. Трусливая расчётливость. Если бы он оказался ненадёжен, когда он мне будет нужен сильнее всего, мне следовало бы уйти, оставив его глотать пыль, но, к несчастью, если я так поступлю, это будет к худшему для меня тоже. По-моему, это нечестно. Но иногда он такой смелый и отважный. В общем, трудно с ним.
   Вот так мысли мелькали у меня в голове, пока я приканчивала очередную чашку. Не помню, сколько уже я выпила. Чашка так быстро опустела, что я подумала, нет ли у неё дырки в дне, я даже перевернула её, чтобы посмотреть. Внезапно у меня перед глазами появились чьи-то ноги, это меня поразило. Похоже, вино притупило мои чувства.
   Я подняла глаза - передо мной стоял он с очень довольным лицом. Его волосы налипли на лоб от пота.
   - Получилось! - и он плюхнулся на стул рядом со мной, его кошель был туго набит. - Правда, под конец другие начали понимать, что я делаю, и прибыль стала поменьше. Но мы успели выйти из дела до того, как всё рухнуло.
   Едва сев, он тут же заказал вина, а когда его принесли, выпил одним глотком полчашки, потом довольно вздохнул. По идущему от него запаху я поняла, что бегать ему пришлось очень много.
   - Я бы предложил поднять тост, но, по-моему, ты для этого слишком пьяна, - со смущённой улыбкой пояснил он.
   На меня накатило такое дикое желание показать ему, как я сердита, что я даже поднесла к губам пустую чашку.
   - Давай, завтра возьмём вина повкуснее. Переночуем на постоялом дворе. Эх, как приятно зарабатывать деньги, - сладко произнёс мой спутник и допил свою чашку. Несомненно, он был искренне счастлив. И глядя на его улыбку, я не смогла удержаться от улыбки сама.
   - А на сегодня хватит. Ты идти можешь?
   Я взяла предложенную руку так, словно это было первое предложение за века, от выпитого во мне всё пылало. На меня накатила тёплая сонливость, ею будто пропиталась вся моя голова.
   - Держись. До постоялого двора совсем недалеко.
   Чем больше он мне говорил держаться и спрашивал, в порядке ли я, тем сильнее подо мной качалась земля. Я позволила ему вести меня за руку, точно ребёнка, и мы вышли в сумеречный город.
   Мои уши тотчас залили звуки. Хоть глаза мои и были почти закрыты, я ощущала жизнь города, разговоры людей, голоса животных, стук разных предметов друг о друга или о землю. Среди всего этого нагромождения звуков особенно выделялось биение сердца моего спутника.
   Или это моё собственное сердце?
   Я не могла разобраться, и это было странно приятно. Моя походка была теперь легка, и всё, о чём я могла думать, - рука моего спутника, ведущая меня вперёд. Если бы только это могло длиться вечно. Я стряхнула эту мысль - абсурд!
   - Что значит, ты не можешь купить эти меха?! - кто-то вдруг грозно крикнул, и я тотчас спустилась с небес на землю.
   - Это значит, что мы не можем их купить. Я получил весточку от гильдии, что кто-то ходит по городу и покупает-продаёт меха, там у него какая-то непонятная схема. Мы не можем покупать, пока не узнаем больше.
   - Что за ерунда?!
   В таком шумном городе, как этот, ни у кого нет времени остановиться и прислушаться к одиночному выкрику. Но у моего спутника, только что сорвавшего неплохой куш, время нашлось.
   - Чуть не попался, - сказал он, посмотрев на меня, и ухмыльнулся.
   В кои-то веки всё прошло хорошо, подумала я и улыбнулась ему, чувствуя некое изощрённое удовольствие от того, что у нас есть общий секрет. Но, похоже, торговцы, очутившиеся в опасной ситуации, не собирались с ней мириться.
   - Позови главу гильдии! - выкрикнул, наконец, один из них, стукнув кулаком по лотку с товарами.
   Лишь теперь люди стали останавливаться и поворачивать головы. Ещё один торговец с громадной связкой шкур за спиной начал бушевать, но это выглядело наигранным. Вероятно, он хотел таким образом надавить на покупателей, чтобы заставить-таки приобрести его меха. Мой спутник тоже иногда такое проделывает - торговцы на удивление хорошо умеют приспосабливаться. Я остановилась посмотреть. Впечатляющее было зрелище.
   - Идём, - и мой спутник, вовремя выбравшийся из этой схемы, потянул меня за руку. Его лицо было напряжено, хотя сам он остался с прибылью, ему, должно быть, было больно смотреть, как другие несут убытки. Он, конечно, дурень, но дурень добросердечный. И я позволила ему тянуть меня за собой...
   - Смотри! На них печать Дина Ольбрука! И ты говоришь, что не купишь? - прокричал торговец, срывая связку шкур с плеча и размахивая ими. Второй торговец явно был в затруднении. Несомненно, эта самая печать что-то значила.
   Я достаточно долго наблюдала своего спутника за работой и начала понимать, что у людей есть такая штука, как "доверие". Они часто покупают и продают товары у людей, с которыми никогда раньше не встречались, поэтому такая штука очень важна. Если у этого торговца есть что-то, что должно дать ему доверие других, и всё равно ему отказывают - понятно, что он зол. События явно начинали развиваться интересно, я захотела посмотреть ещё, а мой компаньон продолжал тянуть меня за руку, и вдруг он сам застыл на месте. И уже не из сочувствия к торговцу. Связка шкур в руках того человека - что-то очень знакомое было на кожаном шнурке, который её удерживал. Оно выделялось на буром меху - нечто тёмно-серебристое.
   Тут меня дёрнули за руку сильнее прежнего, но я заупрямилась и покосилась вниз, туда, где под плащом был мой хвост. Снова посмотрела на разъяренного торговца, осознавая, что металлическая штучка на его связке точно такая же, как та, что я надела себе на хвост. И что хуже всего - скреплены и помечены этой штучкой были лисьи меха невеликого качества, всклокоченные и сухие.
     
   0x01 graphic
     
   Я почувствовала, как на ладони моего спутника выступает пот. И тут мне, наконец, открылась истина: я поняла, что означал тот наш разговор в повозке. Его привело в замешательство отнюдь не то, как хорошо смотрелось на моём хвосте найденное украшение. А то, что, надев его на свой хвост, я тем самым пометила его как "лисий мех, готовый к продаже".
   Есть ли вообще в этом бескрайнем мире что-то более глупое, чем волчица, повесившая ценник на собственный хвост? И какой же я была дурёхой, решив, что поведение моего спутника вызвано тем, что я хорошо выглядела!
   Но сейчас меня злило не только это. Ещё и отношение моего спутника - как тогда, так и сейчас. Он явно пытался оградить меня от всего этого, хотя я сама по своей глупости надела ценник на хвост и гордилась этим. Даже сейчас пытался оттащить меня за руку подальше. Несомненно, именно поэтому он не взял меня с собой бегать по городу и именно поэтому так остолбенел, когда посмотрел на меня с козел повозки. Должно быть, он решил, что лучший способ удержаться посреди ветра и волн - просто молчать. И теперь, когда всё открылось, он по-прежнему стоял и молчал. Всё было ясно.
   Конечно, я прекрасно понимала, что он вовсе не смеялся надо мной в душе и что всё это он делал не по злобе. И всё же... и всё же - чтобы Мудрая волчица выставила себя такой дурёхой! Не знаю, сколько раз я жаловалась на неудобство человеческих щёк, но сейчас я была им признательна за то, что они скрывали оскаленные зубы. И ещё за то, что они позволяют изобразить много разных выражений лица.
   - Эмм, вообще-то...
   Мой спутник начал рожать какие-то вымученные слова силой своей невеликой мудрости, но тут я выпустила его потную ладонь и обхватила его руку. Я видела, так делают городские девушки, и я прижалась к ней щекой, а телом - к его телу. И ощутила, как он застыл. Он сейчас явно вспоминал, как на него в лесу нападали дикие псы. Но я не дикий пёс. Я Хоро Мудрая. Подняв на него глаза, я с улыбкой спросила:
   - И насколько же хорош странствующий торговец, который сейчас у меня в руках?
   - Нет, просто, ты понимаешь...
   - Ты же заработал много денег, верно? Жду не дождусь, какого же вина ты купишь, чтобы это отпраздновать!
   Если разбираться, на ком больше вины, конечно, выйдет, что на мне. Однако есть кое-что, от чего я никак не могу отказаться. Моему спутнику это явно показалось неразумным, но, поглядев на меня со страдальческим выражением лица, он, наконец, кивнул.
   Кое от чего просто нельзя отказаться. Например, взять в плен своего себялюбия умного торговца, сумевшего перехитрить целый город. Абсурд, конечно. Но остановиться я не могла. Так или иначе, но когда он тяжко вздохнул и поплёлся вперёд, лицо его было не таким уж недовольным. Я цеплялась за его руку, словно желала показать всем, что я, Мудрая волчица, единственная, кто понимает его истинную ценность.
   Знаю, это глупо. Но вполне подходит такой, как я - волчице, с радостью прицепившей ценник на собственный хвост. Да, только это и подходит.
     
       

Пастушка и чёрный рыцарь

Пролог

     
   Всего в одном холме от города ей открылся совершенно незнакомый вид. В отличие от холмов и лугов, которые она знала так хорошо, что могла ходить по ним с закрытыми глазами, эта земля лежала на пути в другую страну.
   Подняв голову, она увидела высоко в небе птиц, а овцы и пастух остались далеко позади. Она не очень любила место, которое, наконец, покидала навсегда, но сейчас она ощутила в груди лёгкое чувство одиночества.
   Налетел ветерок, словно досадливо вздохнул её настроению. Она тоже вздохнула, потом втянула воздух полной грудью. Когда отправляешься в такое путешествие, всегда чувствуешь опаску. Поправив мешок за плечом, она снова повернулась вперёд. Дорога шла прямо, и колебаться нет причин. В конце концов, она не одна. Её верный рыцарь с чёрной шерстью смотрел на неё снизу вверх своими ясными глазами. Этот храбрый спутник бывал иногда очень строг, как и подобало истинному рыцарю. Сейчас он смотрел и будто видел её насквозь со всеми её тревогами. Она на стала говорить ему, что с ней всё в порядке, а просто улыбнулась, и её рыцарь тут же встал: "Теперь нам остаётся только идти вперёд".
     
   0x01 graphic
     
   Она сделала первый шаг, второй дался уже легче. Третьего и четвертого она даже не заметила. Чем дальше они уходили, тем сильнее менялось всё вокруг.
   Путешествие навстречу новому миру и новой жизни началось.
     

Глава 1

     
   Мир построен на случайностях. Вряд ли многие оспорят эти слова. Я сам ещё жив благодаря счастливым случаям.
   Не знаю, сколько дней и месяцев прошло с того времени, когда мне была дана жизнь. Могу сказать лишь, что срок был немалый. Не раз я был готов сдаться, признать, что моя жизнь окончена, но всякий раз меня спасало какое-нибудь счастливое совпадение, которого я никак не мог ожидать. Ещё одно я должен сказать: за всю свою жизнь я служил всего лишь двум хозяевам.
   Первый Хозяин был молчалив и спокоен, как скала, живое воплощение слова "Хозяин". Он учил меня очень строго с того дня, как у меня открылись глаза, и именно он дал мне множество умений, на которые, нет сомнений, я буду опираться до конца своих дней. Жизнь наша текла просто и спокойно, однако всякий раз, когда я вспоминаю то счастливое время, моя грудь сжимается. Я был сыт, не желал ничего сверх того, что имел, и наивно думал, что так будет всегда.
   Но случилось нечто, что я могу назвать лишь слепой судьбой, и всё лопнуло, как пузырь на поверхности воды. Выйдя из города, можно найти не только волков и медведей, но и людей с железным оружием, более смертельным, чем любой клык или коготь. Мы с Хозяином были очень осторожны, но сильный ливень заставил нас остановиться лагерем там, где не следовало. Не было ничего неизбежного в том, что те люди на нас наткнулись. И нашу остановку, и их нападение я не могу объяснить ничем, кроме простого совпадения. Всё, что произошло той ночью, есть лишь свидетельство могучей силы случая.
   Я сражался, как мог. Я сражался изо всех сил, до последней капли крови. Я точно знаю: тогда я был уверен, что слово "воин" создано специально для меня. Но в ту ночь моя гордость дала трещину. Врагов было намного больше, чем нас, Хозяин пал, я был изранен.
   Я по сей день отчетливо помню лицо Хозяина под дождём, всё в грязи, крови и воде, когда он протянул мне свой посох, в котором была вся моя жизнь. Долг слуги - защищать честь своего господина, не только его жизнь. Я взял посох Хозяина и побежал. Побежал отчаянно. Ветер, дождь и ночной мрак стали моими союзниками. Я мчался бездумно, когда я пришёл в себя, уже светало. Забыв о собственных ранах, я вымотал себя настолько, что не мог сделать больше ни шагу. Так на месте и упал, привалившись к большому камню. Ночной ливень прекратился, словно его и не было, и я никогда не забуду тепла солнышка, поднявшегося над горизонтом. Больно об этом говорить, но вместе с этим теплом пришла мысль: здесь я и умру.
   Сумел я защитить честь Хозяина или нет?
   Так я спросил себя, глядя на лежащий передо мной посох, который, несомненно, был ему очень дорог. Я решил, что, когда попаду на небеса, обязательно спрошу Хозяина. Эта мысль была единственным моим утешением, когда я закрывал глаза, уверенный, что больше их уже не открою. Поэтому, когда кто-то начал меня трясти и мои глаза открылись, я был убеждён, что увижу небеса. Но увидел я вовсе не то, чего можно ожидать от небес. Передо мной была девушка с грязным лицом, одетая в рваньё, даже старое дерево при дороге было бы изящнее, чем она. Она трясла меня обветренными руками, чтобы меня разбудить.
   Иногда, когда Хозяин выпивал слишком много кружек, и его язык развязывался, он звал меня рыцарем. И хотя он очень редко рассказывал мне истории о взаправдашних рыцарях, я чувствовал, что в моём сердце в самом деле живёт дух рыцаря. Если так, от меня требовалось чудо. Девушка, хоть и сама почти теряла сознание, отчаянно звала меня, чтобы я встал, вернулся с порога смерти. И если бы я не встал, то уже никогда не мог бы зваться рыцарем. Я проглотил свои раны, своё изнеможение - и поднялся на ноги. Никогда не забуду гордость, охватившую меня в тот миг.
   Девушка сама была на краю смерти, но обладала таким добрым сердцем, что облегчённо улыбнулась, увидев, как я встаю. Её одолевали голод и холод, но она находила в себе силы заботиться о других и улыбаться. И тогда я понял, что нашёл новую Хозяйку. В следующий миг мы оба рухнули на землю, но остались вместе. Это была судьба. Какое-то время мы спали, разбудил нас голод, и мы открыли глаза одновременно. Да, наша встреча была предначертана судьбой.
   Я приобрёл новую Хозяйку - Хозяйку, которая, хотя сама не очень уверенно стояла на ногах, обладала несравненной добротой и, вне всяких сомнений, была более чем достойна моей службы. Её звали Нора, и она была достаточно юна, чтобы отчасти сохранить детскую невинность. Меня, скромного слугу, зовут Энеком. Благодаря тому, что моё имя нанесено на посох, который я вручил своей новой Хозяйке, я избежал несчастья смены имени. Похоже, большие повороты судьбы влекут за собой малые.
   Мы не можем говорить друг с другом, но от этого наши узы лишь крепче. Интересно, стала бы сердиться Хозяйка, если бы узнала, что я, всего лишь пёс, так думаю. Она прекрасный человек, но если меня рядом с ней не будет, ей будут грозить большие опасности, и потому я прощу её, даже если она рассердится. Если хотите узнать почему, просто взгляните на неё.
   Когда я не лежу у неё под боком, она не может спать спокойно. Быть может, Хозяйка и слаба, но наши с ней узы прекрасны: каждый из нас поддерживает другого. Поэтому я сплю с ней под одним одеялом. Так и теплее нам обоим. Сейчас зима. Никто не усомнится в мудрости такого решения.
     

***

     
   Утро зимой приходит рано. Не потому, что солнце рано всходит, а потому что холод не даёт спать. Мы оба проснулись до рассвета, посмотрели в тёмное небо и одновременно зевнули. Потом Хозяйка несколько раз чихнула, уже без меня, я снисходительно смотрел на эту её слабость.
   - У меня просто нос зачесался, - сказала она в оправдание, заметив мой взгляд. - В любом случае...
   Она прижимала меня к себе под одеялом, не желая встречаться с зимним морозом, но, в конце концов, собралась с духом и откинула одеяло. Потом, глядя на малочисленные звёзды, ещё сверкавшие в небе, она продолжила:
   - Я всё ещё не могу привыкнуть, что не слышу блеяния овец, когда просыпаюсь.
   Да. Я тоже.
   - Жить пастушкой было трудно, но... сейчас, когда мне больше не нужно этим заниматься, мне немного тоскливо.
   Пастушья жизнь, когда надо постоянно присматривать за беспомощными овцами и вести их туда, где они могут вволю наесться зелёной травы, действительно очень изматывает. Будучи предоставлены сами себе, овцы разбредаются, и сколько их ни ругай, всё равно не запоминают дорогу. Всё, что умеют эти бессильные создания, - блеять, они совсем не разбираются в отношениях между хозяином и слугой. Понятно, что пасти их очень тяжело.
   Хозяйка и я долгое время зарабатывали на жизнь этим, однако ничто не длится вечно, и вот мы решили сменить занятие. Что до меня, я рад, что не приходится каждое утро видеть встревоженное лицо Хозяйки, пересчитывающей овец, чтобы убедиться, что ни одна не ушла куда-то ночью. И всё же теперь, когда вокруг нет этого беззаботного блеяния, чего-то не хватает. Прошло уже две недели, как мы с Хозяйкой отправились в путь, и пора бы уже этому тоскливому чувству исчезнуть. Но как бы твёрдо я в это ни верил, стоит мне взглянуть на её рассеянное лицо, и я просто не могу не потыкаться носом ей в щеку. Не хочу видеть её такой хрупкой.
   - Мм... прости. Всё хорошо, - сказала она и, обхватив мою морду обеими руками, улыбнулась.
   Я почти хочу забыть выражение лица Хозяйки, когда она снимала с посоха колокольчик, символ пастушьего ремесла. Но никогда не забуду. Я гавкнул, из пасти вышло белое облачко. Хозяйка стыдливо улыбнулась и снова стала самой собой.
   - Ну ладно. Выйдем пораньше, да? Только чуть-чуть погоди - я слишком быстро прошла последний город, - сказала она и, неловко улыбаясь, совершенно по-детски достала хлеб из своего мешка.
   То, что у нас есть немного лишних денег, не означает, что можно роскошествовать. Я пристально смотрел на Хозяйку. Заметив мой взгляд, она почему-то хихикнула.
   - Ну же, Энек. Веди себя хорошо.
   Она меня совсем не так поняла. Я вилял хвостом не из-за того что в мешке и не из-за каких-то игривых мыслей - просто я был доволен, что Хозяйка набирается сил...
   - Зато смотри, какой он белый! - она разломила ковригу и показала мне, что внутри.
   И мой нос наполнился запахом выросшей на земле пшеницы. Моя пёсья природа - моя гордость. Поэтому я не стал пытаться с ней бороться.
     

***

     
   Когда мы по-быстрому позавтракали, небо уже светлело. Звёзды, холодно сверкающие в высоте, таяли как крохотные льдинки, с каждым шагом мы видели всё дальше и дальше. Правда, не скажешь, что потеплело, земля оставалась такой же холодной, и наше дыхание тянулось за нами белыми лентами.
   - Когда нет овец, конечно, проще, но хорошо бы поскорее остановиться где-нибудь под крышей.
   Хозяйка шагала вперёд, впечатывая в землю посох без колокольчика, сейчас от неё веяло силой, какую не ожидаешь в ней найти, судя по виду.
   - Думаю, сегодня или завтра мы придём, - добавила она, раскрыв лист пергамента с картой.
   Овцы были всего лишь нашей работой, но Хозяйка плакала, когда они получали раны, ругала их, когда они делали что-то опасное, и чувствовала себя одиноко, когда их не было рядом. В каком-то смысле она была им как мать. Поэтому мне казалось, что она должна избегать пергамента из овечьей кожи, однако я ошибся. Кое в чём я по-прежнему не понимаю людей.
   - Да, Энек, что ты думаешь о слухах про тот город? - спросила Хозяйка, рассеянно глядя на карту. Она не подняла глаз, возможно, из-за смутного чувства тревоги.
   Я служу Хозяйке, и моя судьба - идти туда, куда идёт она. Если на этом пути должна встретиться опасность, мой долг Хозяйку приободрить. И я перевёл взгляд с Хозяйки на лежащую перед нами дорогу, показывая, что если уж она приняла решение, остаётся лишь идти вперёд.
   - Ты прав. Ведь работодатели, говорят, платят только за опасность и тяжёлый труд.
   Я гавкнул в ответ.
   Хозяйка стала известной как пастушка, однако обстоятельства заставили её прекратить эту работу. К счастью, теперь у неё было много денег - достаточно для исполнения своей мечты. Она много раз говорила мне, что мечтает стать портнихой. Я совершенно не возражал, что она делится со мной своими мечтами, хотя мне не нравилось, когда она говорила о них как о чём-то совершенно несбыточном. Теперь, когда её мечта стала возможной, я буду делать всё, чтобы ей помочь, и всё же я не смогу делать это с той радостью, с какой должен бы, потому что, как она сама сказала, чтобы мечта сбылась, надо быть готовым пройти через опасности.
   - Говорят, половина людей в городе умерла от мора.
   Если она боится, то нам надо возвращаться, - такая глупая мысль меня посетила.
   Но Хозяйка не просто так решилась пойти на риск. Во время наших путешествий она услышала про город, поражённый болезнью. Людей стало меньше, а значит, и работников тоже. А чтобы восстановиться, городу понадобится много рабочих рук. Если так, то человеку вроде Хозяйки - без связей, без опыта - будет легче найти работу. Однако это продлится недолго. Как только начнёт расходиться весть, что мор позади, люди начнут приходить в поисках работы отовсюду. Значит, за шанс надо хвататься сейчас.
   Хозяйке это всё рассказал один смелый торговец, который ездил туда торговать, когда все изо всех сил старались покинуть город. Как он говорил, он готов отправиться хоть в ад, если там есть с кем поторговать. Достойно восхищения. Он сказал, что болезнь, держащая в своих когтях город Кусков, уже начала отступать, и вскоре беспокоиться будет вообще не о чем, более того - скоро весть об этом начнёт распространяться повсюду. Когда Хозяйка услышала об этом, она сказала, что время сейчас - главная ценность, и мы отправились в путь. Правда, до того в тот же день ей отказали в гильдии портних, возможно, это тоже послужило причиной её спешки.
   - Однако если половина города умерла... неужели молитвы Церкви остались без ответа... - неуверенно произнесла Хозяйка, складывая карту.
   Когда она работала пастушкой, Церковь обращалась с ней просто невероятно дурно. Они считали её ведьмой - по-видимому, из зависти к её умению. Несмотря на такое обращение, она сохранила добросердечие, хотя такая жизнь была для неё очень тяжела. И я был горд служить той, которая несла это бремя, вместо того чтобы мстить. Тем не менее, меня немного раздражает излишняя честность Хозяйки, которая даже чуть-чуть отплатить Церкви не соглашалась и даже сейчас признает её силу и власть. Поэтому я ничего не ответил - просто продолжал смотреть вперёд.
   Поняла ли Хозяйка, что я думаю, или нет, - она и в прежние времена была не самой разговорчивой из человеческих существ, но какое-то время мы шли по дороге в молчании. Солнце поднималось всё выше, и чем сильнее оно согревало, тем быстрее мы двигались, в конце концов, мы уже шли быстрее среднего путешественника. Если верить карте, на которую время от времени смотрела Хозяйка, мы приближались к городу.
   Я, будучи зверем, могу спать под открытым небом столько ночей подряд, сколько нужно, но Хозяйка, будучи человеком, приспособлена к такому не столь хорошо. Похоже, в город мы придём завтра к вечеру, и в первую очередь надо будет отдохнуть, а уже потом будем разбираться, что там у них с болезнью. Хозяйка не какой-то там хрупкий садовый цветок, однако, даже самый сильный цветок завянет, если его слишком долго держать на холодном ветру. И потом, у неё слишком мало мяса на костях. На мой взгляд, раз уж на людях нет меха, как на зверях, им следует пытаться хотя бы стать помясистее. А сейчас Хозяйку вполне можно принять за недокормленного мальчишку.
   - Энек!
   От её голоса у меня шерсть на хвосте встала дыбом, но не потому, что я думал о ней. Когда двое связаны так тесно, как мы с Хозяйкой, много значений можно передать одним именем в зависимости от интонации. Сейчас в ней прозвучало нечто забытое, от чего кровь быстрее побежала по жилам. Хозяйка подняла посох и указала вперёд.
   Я, не раздумывая, ринулся в указанном направлении с такой скоростью, что с трудом расслышал её следующие слова. Моей целью была вершина холма. Там паслось несколько потрёпанных на вид бродячих овец. Мои когти впивались в землю, ветер свистел в ушах.
   Овцы, наконец, меня заметили и в панике бросились бежать. Но от меня этим медлительным созданиям не уйти. Я мчался такими мощными прыжками, что из-под лап вырывались пучки травы. Вмиг я очутился перед ними и громко гавкнул. Овцы были в полной растерянности и лишь топали ногами. Всё, они мои, я могу командовать ими, как хочу. Чтобы они это поняли, я задрал голову к небу и завыл. Конечно, я знал, что на вершине славы буду лишь миг, у подножия холма я увидел Хозяйку, которая шла ко мне, смеясь. Но как я мог устоять перед возможностью издать этот гордый, смелый вой?
   Мне, конечно, было немного жаль этих перепуганных овец, но им повезло, что я не волк. Хозяйка взмахнула посохом, и я тотчас оставил овец и подбежал к ней. Она почесала меня за ушами: "Отличная работа", - и другой награды мне не требовалось.
   - Простите, что напугала вас, - сказала Хозяйка овцам. Это были дикие овцы, обладающие собственной гордостью. Они выразили её тем, что пронзительно заблеяли, прежде чем кинуться наутёк. Близ городов бродячие овцы встречаются нередко. Кто знает, сколько они ещё проживут. Впрочем, это и ко мне относится.
   Так я размышлял, пока Хозяйка, щурясь, смотрела на бегущих овец. Потом она, почувствовав мой взгляд, застенчиво улыбнулась, от бега её щеки слегка раскраснелись.
   - Мне действительно немного жалко овец, но это было забавно.
   Хозяйка тоже иногда бывает нехорошей.
     

***

     
   В этот вечер мы разбили лагерь меж двух холмов на некотором удалении от дороги. Погода благоприятствовала путникам, однако мы до сих пор не встретили ни души, возможно, из-за слухов о море, истребившем половину города. Так что и у самой дороги, думаю, остановиться было бы вполне безопасно, но Хозяйка очень осторожна. И, тем не менее, она потрясённо застыла, когда воробья, которому она бросала хлебные крошки, вдруг схватил налетевший с неба ястреб и унёс. Такое случилось уже не в первый раз, но Хозяйка не учится.
   А когда она опомнилась, выместила своё раздражение на мне, как всегда. Я, конечно, рыцарь, но что я могу поделать против атак с неба? Тем не менее, я покорно опустил уши и хвост и стал терпеливо ждать, когда её гнев утихнет.
   Вскоре солнце село, и мы стали готовиться ко сну. Без огня можно сохранить тепло, лишь прижавшись друг к другу, и раз нам не надо было думать об овцах, мы немного ослабили бдительность. Я, даже когда засыпаю, пытаюсь как-то чуять, что меня окружает, но уйти из плена этого тепла очень трудно. Когда Хозяйка повернулась, и моя морда оказалась снаружи, на холоде, я без колебаний убрал её обратно под одеяло. Я веду себя не намного лучше домашней собачки, в полусне подумал я, но моё тело само приютилось под боком у Хозяйки.
   Этому трудно противиться. Когда приходится выбирать между честью рыцаря и приятным теплом объятий Хозяйки... не уверен, рычал ли я, делая этот выбор, но он был очень тяжёлый.
   Вот почему, когда я что-то почувствовал, сначала я подумал - показалось. Но когда понял, что не показалось, тут же поднял голову и вскинул уши торчком. Правда, мою шею обхватывало не только одеяло, но и рука Хозяйки, так что высунуться посмотреть было непросто. Она продолжала спать и лишь что-то пробурчала и сжала меня ещё крепче, когда я попытался вывернуться из её объятий. Но я всё же выбрался и высунул голову из-под одеяла. И понял совершенно точно: звуки сражения!
   - Мм... Энек?
   С тех пор, как мы освободились от заботы об овцах, не только я стал жертвой прелести ничем не нарушаемого сна, но сейчас был не тот случай. Хозяйка по моей позе поняла, что я почувствовал что-то необычное, и тут же принялась оглядывать окрестности.
   - Волки?
   Хозяйке не раз встречались волки. Однако она не была напугана - в её голосе слышалась готовность встретить их, если они появятся.
   - Нет, не волки...
   Она прижалась ухом к земле. Вслушиваться в звуки и определять количество тех, кто их издаёт, и расстояние до них она умеет почти так же хорошо, как и я. Поняв, она встала и огляделась снова. Всё это время мои уши впитывали звуки сражения. Я смотрел туда, откуда они доносились, пытаясь предупредить Хозяйку о том, что слышал.
   Крики, время от времени - металлический лязг. Это было сражение между воинами.
   - Разбойники?
   Люди боятся себе подобных сильнее, чем любого волка или другого дикого зверя, - какая ирония. Хозяйка подошла ближе, продолжая вслушиваться. По моему молчанию она поняла, что опасность не приближается. Она быстро собрала вещи и выпрямилась, потом указала посохом вперёд. Я потрусил навстречу звукам боя.
   Луна лишь изредка проглядывала сквозь прорехи в облаках, видно было неважно. Я отлично сознавал, что моё тело в сумраке почти неразличимо, поэтому несколько раз обернулся, чтобы убедиться, что Хозяйка не потеряла меня из виду. Наконец я взбежал на холм и смог нормально оглядеться. Я повернулся к Хозяйке, она двигалась за мной, пригнувшись, и глаза её были широки от удивления.
   С вершины происходящее было видно совершенно отчётливо. От постоялого двора у дороги поднимался дым. И не с таким острым слухом, как у меня, можно разобрать доносившиеся крики. На постоялый двор напали разбойники.
   - Ч-что нам делать? - прошептала Хозяйка. Не могу её винить. У неё такой характер - несомненно, сейчас она думала, как бы помочь, но отсюда нельзя определить, сколько там разбойников и как они вооружены. Хозяйка - бесконечно добрый человек, однако иногда это создаёт проблемы. Я приготовился защищать её жизнь.
   В небо взлетел сноп искр, кажется, обвалилась крыша одной из меньших построек.
   - Ах!..
   Из главного здания, до которого пламя пока не добралось, выбежал человек. Из-за темноты и дыма я не мог разглядеть его лица, но, судя по одежде, это был паломник. Кроме того, я видел, что он пошатывался - то ли от ужаса, то ли от раны. Паломник заковылял в сторону дороги, тут же следом выбежал ещё один человек. У этого в руке был меч - явно он один из напавших. Разница в скорости у них была как между быком и конём. Несомненно, паломника догонят очень быстро. Но тут из здания выскочила ещё одна фигура и бросилась на нападавшего. В следующий миг я отчётливо расслышал слово, значит, Хозяйка, пусть с трудом, тоже могла его услышать.
   - Бегите!
   - Энек!
   Я не сомневался, что её призыв был не вполне осознанным. Но я - гордый рыцарь, верный слуга Хозяйки. По её приказу, по движению её посоха я ринулся в атаку. Я увидел, как разбойник сбросил своего врага, ударил его, упавшего, мечом и поднял оружие снова. Но он был так возбужден, что его шатало, точно пьяного. Такой мне не соперник. Трава скрыла звук моих прыжков, треск горящей конюшни тоже был моим союзником.
   Не догадываясь о моём приближении, человек с мечом зашагал к паломнику, пытавшемуся ползти. Потом паломнику что-то ударило в голову, и он стал молиться, глядя в небо. Разбойник подошёл сзади, жестоко усмехнулся и занёс меч.
   Уверен, в последний миг он меня заметил. А в следующее мгновение мои клыки уже сомкнулись на его правом запястье, заставив выпустить меч. Мои челюсти способны прокусить даже мясистую заднюю ногу овцы. Услышав, как кости хрустнули под моими зубами, я разжал челюсти. У разбойника был вид, словно он увидел демона. Он шлёпнулся на задницу, и я безжалостно впился ему в правую голень.
   - На помощь! На пооомооощь!
   Когда я понял, что был неосмотрителен, было поздно. Подняв голову, я увидел у входа на постоялый двор ещё одного человека с мечом. Обернувшись, я обнаружил, что Хозяйка со всех ног бежит ко мне. И теперь мне оставалось одно - избавиться от разбойников полностью.
   - Эй, в чём дело?
   К счастью, человек в дверях не понял, что произошло. Я выпустил первого и метнулся ко второму. Я успел увидеть, как на его лице проступили потрясение и ужас. Он выронил тяжёлый по виду мешок и выставил перед собой меч. Я оскалил клыки. Уверен, в темноте и он, и его товарищ приняли меня за волка. Я не нарочно, но не воспользоваться этим было грех. Он вяло ткнул в мою сторону мечом, пытаясь не напасть, а защититься. Я прыгнул на него и едва вцепился в его лицо, он уже потерял сознание. Теперь внутрь постоялого двора. Там был полный разгром, на полу лежали три человека в таких же одеждах, что и пытавшийся удрать паломник.
   Потом я почуял ещё чьё-то присутствие и увидел, что по лестнице спускается человек. По одежде я понял, что это тоже разбойник, он решил посмотреть, что происходит, и наши взгляды встретились. Вероятно, он увидел капающую с моих зубов кровь, потому что вскрикнул и помчался наверх. Однако при атаке снизу у меня полное преимущество. Три прыжка привели меня к лестнице, ещё двух хватило, чтобы сомкнуть челюсти на ноге разбойника. Он споткнулся и замахал руками-ногами, отчаянно вопя. Мне пришлось выпустить его ногу, и в следующий миг мужчина скатился по лестнице вниз. Его правая нога и левая рука странно согнулись, однако он был жив.
   Глядя на него, я вдруг понял, что внутри стало тихо. Мои уши сказали мне, что соседнее здание всё горит, а нос - что скоро загорится и это. Я беспокоился, что тут могут быть ещё разбойники, но гораздо больше меня тревожила безопасность Хозяйки. Я сбежал по лестнице, но остановился у выхода. Кто-то пытался войти - тот, убегавший. Он был бородат, облачён в неуклюжую рясу с длинными рукавами, правый бок в крови. Он был бледен, но не только из-за раны.
   - Ооо... уу... какая беда...
   Оглядев разгромленный постоялый двор, мужчина рухнул на колени. Трое на полу были одеты, как он, видать, это были его товарищи. Я проскользнул мимо и увидел Хозяйку, неуверенно сжимавшую свой посох. Заметив меня, она тут же подбежала ко мне и обняла.
   - Я так рада, что ты цел!
   Могло бы показаться странным, что она так волновалась за мою безопасность, если вспомнить, что именно она приказала мне напасть на разбойников, но таков уж её характер. Посмотрев мимо неё, я увидел, что человек, которого ударили мечом, уже перевязан куском ткани.
   - Это всё разбойники? - спросила Хозяйка, выпустив меня, как только убедилась, что я не ранен.
   Ответить я никак не мог и просто гавкнул. Но она получила ответ от мужчины, вошедшего в здание.
   - Их было трое...
   - Значит, остался ещё один? - спросила Хозяйка, но мужчина покачал головой.
   Если считать того, кто упал с лестницы, выходит три. Какая жалость, что Хозяйка не видела всей проявленной мною храбрости, подумал я, глядя на неё.
   - Господи, прими мою благодарность за твоё малое благословение, - нашёл в себе наглость сказать бородатый.
   Это я принёс тебе благословение! Я и Хозяйка! Если бы она не погладила меня по голове, я бы точно не удержался от того, чтобы раздражённо гавкнуть.
     

***

     
   Бородатого звали Джузеппе Озенштайн. Он был епископом церкви в трёх днях пути к западу отсюда. Я был немного раздражён, что спас такого бесполезного человека, но Хозяйка думала иначе. Несмотря на все свои страдания по вине Церкви, как только этот Джузеппе представился, она опустилась на колени и склонила голову. Хозяйка, это недостойно!
   - Подними голову. Ты поистине ангел, посланный мне Господом.
   Если бы этот бородатый Джузеппе стал обращаться с Хозяйкой как со служанкой, я был готов поступить с ним как должно. Но он, похоже, не собирался применять силу, и я тоже не стал пока обнажать клыки. По виду он был в несколько раз старше Хозяйки и очень ей признателен.
     
   0x01 graphic
     
   - Нет, вовсе нет. ...И в любом случае, благодарить надо в первую очередь Энека, не меня.
   - Да, ты права. Значит, его зовут Энек? Да, Энек, тебе я обязан жизнью.
   Его рана была нехороша, Хозяйка изо всех сил пыталась остановить кровотечение, это ей долго не удавалось. Лицо Джузеппе было белым, как бумага. Но его признательная улыбка мне, выглядела искренней, на неё приятно было смотреть. Мой долг как рыцаря - принять такую признательность.
   - И всё же испытание, ниспосланное мне Господом, слишком тяжкое...
   Все спутники Джузеппе, кроме одного юноши, погибли. Да и юноша получил тяжёлую рану в голову и был без сознания. Хозяйка сделала для него всё, что могла, но кто знает, выживет он или нет.
   - А другие на постоялом дворе, они?.. - спросила Хозяйка, связав разбойников, которых я победил, и привязав к ограде.
   - Нет... здесь было пусто. Мы пришли сюда, чтобы поставить лошадей в стойло и переночевать, а разбойники, по-видимому, этого ждали. Но... о, как ужасны эти язычники!
   - Вы про их амулеты в виде наконечников стрел?
   - А, ты заметила? Вот именно. Эти люди - потомки чернокнижников, которые до сих пор проводят свои тёмные ритуалы в восточных горах. Они ждали, когда мы заснём. Трое, которых они убили, это наёмники, я их нанял для охраны. Они были быстры и храбры, и пытались нас защитить, но, увы, силы были неравны...
   Тут я заметил кое-что. Хотя те, кто лежал возле входа в здание, были одеты так же, как этот старик, от двоих из них пахло, как от меня, - то есть они были готовы сражаться.
   - Но я не могу прервать здесь свое путешествие. Я должен... идти вперёд, - твёрдо произнес мужчина и тут же согнулся от приступа кашля.
   У меня возникло дурное предчувствие. Я задрожал, в глубине глотки у меня зародился тихий скулёж, но Хозяйка этого не заметила. Сочувственно глядя на Джузеппе, она протянула ему руку.
   - Куда вы направляетесь? - спросила она.
   Хозяйка! Никогда в жизни я не был так зол на свою неспособность произносить человеческие слова. Разве мы идём в город Кусков не ради твоей мечты? И разве несчастья не подстерегают путешественников постоянно и каждодневно? Поэтому просто глупо ставить цели других выше своих, этому же конца не будет!
   Я послушно сидел на месте, но пристально смотрел на обоих. Джузеппе вновь закашлялся, потом ответил:
   - Прими мои извинения. Моя цель...
   Как только она это услышит, уже не сможет отказаться помочь. Я чувствовал, что должен что-то сделать, что угодно, однако заткнуть рот этому типу я никак не мог. Джузеппе тихо закончил:
   - ...Кусков.
   - А?
   Мои уши встали торчком, я взглянул на Хозяйку, которая явно была удивлена не меньше.
   - Ты его знаешь? Город, лишённый учения и наставления Господня, страдающий во мраке от мора.
   - Д-да, знаю. Мы тоже туда идём.
   - О! - на лице Джузеппе отразилось глубокое потрясение, потом он закрыл глаза, как делают все люди Церкви, когда молятся своему богу.
   - Это, должно быть, провидение Господне... хоть мне и больно так говорить. Не согласишься ли ты выслушать просьбу слуги Господа?
   Я поглядел на Джузеппе, потом на Хозяйку. Она смотрела на него очень серьёзно, будто готовилась. Если бы даже я и умел пользоваться человеческими словами, остановить её сейчас было невозможно.
   - Да, конечно.
   Джузеппе снова прикрыл глаза и произнёс:
   - Проводи нас в Кусков.
   Я радостно завилял хвостом, слова Джузеппе оказались теми, что я ожидал. Хозяйка уверенно кивнула и взяла Джузеппе за руку. Немного устав от излишней доброты Хозяйки, я сел и стал смотреть на догорающий постоялый двор.
     

***

     
   - Понятно. Значит, ты направляешься в Кусков стать ремесленником...
   - Да. Я узнала об этом городе от одного странствующего торговца.
   - Ясно. Думаю, чтобы проделать весь путь до Кускова, нужна недюжинная смелость... но, прости мою прямоту - ты, несомненно, обладаешь и должной смелостью, и должной праведностью.
   Он ехал верхом на лошади. Юношу, так и не очнувшегося, положили на спину крепкого мула.
   - Нет, на самом деле мне очень страшно, но... я была уверена, что эта моя мечта никогда не сбудется, и теперь, когда у меня появился шанс... - она говорила смущённым тоном, потому что всё это была чистая правда.
   - Мечта, да? Верно, человеку нужны надежды и мечты, чтобы он мог смотреть в лицо опасности. Тебе нечего стыдиться, - и Джузеппе ласково улыбнулся. Хозяйка смотрела на него снизу вверх с почтением.
   Меня это всё совершенно не забавляло.
   - Я тоже стремлюсь в Кусков ради одной мечты. Когда пришёл мор, все слуги Господа были призваны на небеса, и никого не осталось, чтобы зажечь свет веры вновь. Поэтому мы решили отправиться туда, чтобы служить светочами тем, кто дрожит во тьме.
   - Ясно...
   - Я отправился в путь, готовый к любым ужасам, которые могут встретить меня в городе, но я и помыслить не мог, что ужасы начнутся ещё до завершения моего странствия.
   В голосе его звучала не столько печаль, сколько изнеможение. На лице его играла усталая улыбка, я это счёл обнадёживающим. Я вспомнил, что, когда этот человек решил, что его жизни приходит конец, он не стал умолять о пощаде и не ударился в панику. Он всего лишь смотрел на небо и молился. Я не могу простить Церковь, но уважаю любого, кто так полно посвящает себя своему делу. Так что этот Джузеппе вряд ли совсем уж плохой человек.
   - Как видишь, я всего лишь скромный епископ, и я не могу вознаградить тебя чем-то достойным за твою помощь. Но я с удовольствием сделаю всё, что в моих силах.
   - Нет, вам вовсе не... - поспешно начала возражать Хозяйка, но Джузеппе лишь упрямо-снисходительно улыбнулся.
   - Я едва не лишился жизни от рук и клинков тех разбойников. Ты спасла меня, когда я был в пути, чтобы принести свет Господа тем, кто жаждет его во тьме. Это очень весомое деяние, и я надеюсь, что ты хотя бы позволишь мне отплатить за подвиг твоему храброму другу.
   - Вы про... Энека?
   Я тоже такого не ожидал. Подняв голову, я увидел, что Джузеппе смотрит прямо на меня и искренне улыбается, это удивило меня ещё больше. Будучи зверем, я рассчитывал на такую улыбку лишь от Хозяйки, ни от кого больше.
   - Господь создал этот мир и всё живое в нём. Люди и прочие существа - все равны пред очами Господа. Потому я нахожу правильным давать имена травам, проявлять доброту к лошадям и должным образом вознаграждать всех, кто показывает благородную храбрость.
   Я посмотрел на Хозяйку, а она на меня. Потом мы оба подняли глаза на Джузеппе. Раненый епископ довольно улыбнулся и продолжил:
   - Когда мы прибудем в Кусков, я, Джузеппе Озенштайн, именем господа нашего пожалую благородному Энеку титул рыцаря Церкви.
   Я не имел понятия, что это значило, но, если меня называют рыцарем, мне незачем отказываться. Я снова посмотрел на Хозяйку. Та была поражена и не знала, что сказать.
   - И, конечно же, тебя я тоже хотел бы отблагодарить, - добавил Джузеппе и вдруг перевёл взгляд на дорогу, словно внезапно осознал что-то.
   Луна выглянула из-за облаков, и мы увидели вдали город Кусков, цель нашего путешествия. Похоже, ни нам с Хозяйкой, ни Джузеппе с его людьми не нужно было останавливаться на ночлег в этом месте, надо было лишь совсем немного продвинуться вперёд. Судьба творит порой странные вещи. Подняв глаза, я увидел страдальческие улыбки на лицах Хозяйки и Джузеппе и понял, что они думают о том же.
     

***

     
   Город Кусков был достаточно велик, его окружала каменная стена. С Рубинхейгеном, конечно, не может быть никакого сравнения, но здесь достаточно позаботились о безопасности, чтобы вызвать у нас сомнение, впустят ли туда путешественников посреди ночи.
   Но как только епископ Джузеппе назвал себя перед городскими воротами... надо было видеть, как засуетился страж. Можно подумать, он вдруг увидел собственное спасение. Вряд ли он торопился бы сильнее, если бы город был осаждён вражескими войсками. Пока он суетился, открывая ворота, Хозяйка, не очень-то напористая и в прежние времена, совсем съёжилась от звуков, доносившихся с той стороны.
   Если город так отчаянно радовался приезду епископа, несомненно, с не меньшим восторгом здесь должны принять и его спасительницу. Все тревоги Хозяйки были написаны у неё на лице. Когда в городе протрубил рог, напряжение стало для неё невыносимым. Она подняла глаза на Джузеппе - тот, сидя на лошади, потирал лицо и покашливал, пытаясь скрыть свою рану, - и выдавила:
   - Эээ, если вы не против...
   - Да, дитя моё?
   - Эээ, я хотела бы попросить...
   У Джузеппе было лицо истинного пастыря перед паствой.
   - О чём же? - спросил он. Люди Церкви часто скрывают свои чёрные души за таким вот выражением лица, но Хозяйку оно приободрило:
   - Пожалуйста, представьте нас просто как своих последователей...
   - Это... - начал Джузеппе, удивлёно моргнув, но потом замолчал и медленно кивнул. По крайней мере, он не глупец.
   Когда мы услышали звук поспешно отодвигаемого засова, Джузеппе, по-прежнему сидя на лошади, наклонился к Хозяйке и громким шёпотом проговорил:
   - Мне очень приятно видеть, что ты живёшь в соответствии с учением Господа нашего. Доблесть и скромность редко уживаются в одном человеке. Я уважу твою просьбу. Но ни Господь, ни я не забудем, кому я обязан.
   Створки ворот медленно раздвинулись. За ними горело множество факелов, свет был такой яркий, что глазам стало больно. Джузеппе выпрямился, Хозяйка смотрела на него, как овечка, жаждущая спасения. Поведение Джузеппе показалось мне подозрительным, но когда он кинул на меня взгляд и еле заметно кивнул, я не сдержался и завилял хвостом. У всякого правила есть исключения.
   - Ну, а теперь, - произнёс Джузеппе, когда створки полностью раскрылись, и улыбнулся, точно ребёнок, которому поведали секрет. В этот ночной час люди, собравшиеся за воротами, были одеты кто как. Многие, наверное, только проснулись, некоторые девушки поспешно расчёсывали волосы.
   Протолкнувшись между двух мужчин, из толпы вышел хорошо одетый человек с копьём. По-видимому, стражник, хотя выглядел он для такого занятия очень молодо. Судя по красноте в уголках глаз, он тоже только встал. Однако его вьющиеся волосы выглядели хорошо, и, судя по кожаной накидке на плечах, острым носам сапог и уверенной походке, он обладал властью. Чтобы показать своё уважение, я сел, сведя передние лапы вместе и выпятив грудь, я видел, что он изо всех сил старался быть достойным своего поста. В его желании вылечить город сомневаться не приходилось. Но это было очень тяжкое бремя. Я не мог вообразить, чтобы этот юноша достиг своей должности, уже готовый её принять. Просто мор выкосил всех, кто был старше.
   - Моё имя Тори Рон-Кусков Карека. Я представляю Совет по борьбе с бедствием Кускова. Именем Господа мы приветствуем вас в нашем городе.
   Голос его тоже звучал молодо. Джузеппе знал о происходящем в городе столько же, сколько и мы, и, видимо, думал о том же. Ответил он более сухим языком, чем когда говорил с нами:
   - Прими мои извинения за то, что остаюсь верхом. Мы получили письмо, в котором благословенный город Кусков выражает желание вновь обрести свет Господней свечи. Господь не оставил вас. Моя сила ничтожна, но сила Господа велика. Мир да придёт в ваши дома. С этого дня, с этого часа свет Господа вновь пребудет в вашем городе.
   Голос его был звучен. Все собравшиеся внимательно вслушивались, когда он договорил, над толпой повисло молчание. Потом зазвучали радостные возгласы. Подобно набегающей волне они сначала звучали тихо, затем всё громче и громче. Можно подумать, будто Джузеппе только что сообщил об окончании долгой войны.
   - Вы, должно быть, устали, Ваше святейшество. Сегодня ночью вам и вашей спутнице следует отдохнуть... - произнес этот Кто-то-там-Карека, подходя к Джузеппе. Только тут он, наконец, заметил. - Ваше святейшество, вы плохо выглядите...
   - Позаботься сначала о нём, не обо мне, - ответил Джузеппе, указав себе за спину, лишь теперь, по-видимому, Карека заметил мула. Его почти девичье лицо застыло.
   - Кто-нибудь! Помогите им! - выкрикнул он, и весело болтающая толпа смолкла, словно люди лишь сейчас осознали, почему епископ и его спутники прибыли в столь поздний час. Гости, стучащиеся в двери посреди ночи, после того как едва отбились от разбойников, - случай не столь уж редкий. Даже мы с Хозяйкой иногда натыкались на таких людей, когда пасли овец.
   Подбежавшие люди помогли епископу спуститься с лошади, он тихо объяснил, куда ранен. Те, кто помогали мужчине на муле, явно имели боевой опыт. Увидев его раны, они стали давать указания женщинам. Что до нас, то Джузеппе сдержал слово и объяснил наше присутствие так, как обещал. Карека ограничился тем, что коротко поблагодарил нас. Если вспомнить, как храбро я сражался и какую опасность одолел, этого вряд ли было достаточно, но Джузеппе едва ли забудет, чем нам обязан, а главное - Хозяйка всё понимала. Она ласково потрепала меня по голове и прошептала:
   - Давай постараемся не выделяться.
   И мы отодвинулись в сторонку. Судя по этой суматохе, расскажи Хозяйка правду о спасении епископа, и её мечта стать портнихой исполнилась бы вмиг. Поэтому мне казалось, что нежелание Хозяйки признать свою заслугу было здесь неуместно, однако её честную скромность я не мог не уважать. Я поднял на неё глаза, и она заметила мой взгляд.
   - Что такое?
   Не умея говорить по-человечески, я не ответил на вопрос. В любом случае, я лишь слуга Хозяйки и потому никогда не совершил бы такого непочтительного поступка, как самовольное объявление её величия. Я перевёл взгляд на Джузеппе, которого уводили прочь, и вдруг ощутил какую-то тяжесть на голове. Повернувшись, я увидел, что это рука Хозяйки.
   - Ты ведь не ждал, что нам тут устроят приветственный пир, а?
   Я тихо гавкнул, выражая возмущение. Иногда она ведёт себя как очень злой человек. Или просто по мне это было слишком хорошо видно? Я чувствовал себя оскорблённым, но тут вдруг она крепко меня обняла. Когда Джузеппе увели, возле ворот никого не осталось. Похоже, про нас забыли, возможно, из-за этого Хозяйке было немного одиноко. Её лицо было совсем рядом, и я его лизнул. Она хихикнула и сказала:
   - Я тоже ждала, совсем чуть-чуть.
   Хозяйка иногда бывает невероятно снисходительна в том, что касается еды - но, как гласит пословица, в слишком чистой воде рыба не водится. Я ещё раз лизнул её в щеку и коротко гавкнул.
     

Глава 2

     
   Свежий пшеничный хлеб, щедро пропитанный маслом, таял в пасти, кусок говядины, отваренный, а потом обжаренный, тоже был великолепен. Я живу простой жизнью, однако, вкусная еда - моя слабость. Сейчас я был совершенно доволен. Единственное, что мне не нравилось, - это количество еды, свою порцию я прикончил быстро. Хозяйка заметила, как я вылизываю миску, рассмеялась и дала мне ещё ломтик говядины.
   - Маловато, да?
   Она меня отлично знает. Я с благодарностью принял добавку и потёрся головой об её ногу.
   - Мне сказали, что о счёте за комнату и еду можно не беспокоиться.
   Хозяйка вылизывать миску не стала, но и не позволила пропасть зря мясному соку. Она вытерла его кусочком хлеба и довольно улыбнулась.
   - Правда, я подслушала, как они в кухне сказали, что на ужин дадут нам ржаной хлеб, - озорным тоном произнесла Хозяйка, я издал страдальческий вздох и лёг на брюхо. - В конце концов, город сейчас в неважном положении. Может быть, это вообще последний хороший хлеб, что у них остался.
   Я лишь ухо повернул на её голос. Поднимать голову и смотреть на неё я не стал, зная и так, её лицо сейчас не слишком весёлое. Вместо этого я лизнул ей лодыжку.
   - Ай! - взвизгнула она и ткнула меня пальцами ноги. Хозяйка боится щекотки.
   В поле она нередко ранила ноги о траву, и не всегда поблизости оказывалась чистая вода, чтобы промыть рану. Тогда у меня не оставалось выхода, кроме как вылизать её, и всякий раз лицо Хозяйки становилось красным от сдерживаемого смеха. Когда она ранила ноги на камнях, и я лизал раны, ей было так щекотно, что она уже не могла сдерживаться, и это кончалось тем, что она отталкивала мою морду.
   Однако ей, похоже, нравилось гладить мою спину босыми ногами. Вот и сейчас она потирала подошвами мою шёрстку, умиротворённо пережёвывая последний кусочек хлеба.
   - Так, - сказала она, кончив наслаждаться едой, и встала. - Сначала надо зайти в церковь, потом, скорей всего, в лавку.
   Сложив посуду, она надела плащ, секунду поколебавшись, оставила посох без колокольчика прислоненным к стене. В полях - одно дело, но ходить с посохом по городским улицам - отличный способ привлекать к себе странные взгляды. Люди могли бы принять её за гадалку, колдунью или за пастушку. Я сам пастушьей работой гордился, но испытывал чувство безысходности от предубеждения мира людей к этой профессии. Конечно, Хозяйка, будучи человеком, ощущала это ещё острее, когда она оставила посох у стены, на её лице были написаны тоска и неуверенность.
   - Мм... всё будет хорошо, - наконец, произнесла она, и я ткнулся носом ей в ногу.
   Она никогда не произносила этого вслух, но одной из причин стать портнихой, было её желание обрести работу, где никто не будет показывать на неё пальцем. Не могу её в этом винить, напротив, это выглядит совершенно разумно. Говорила она только со мной да с овцами, и потому лишь зверям доставались её улыбки. Так бывает у всех пастухов, и, пожалуй, появление слухов, что дети пастухов - полулюди-полузвери, неизбежно.
   От этих слухов пастухам лишь ещё более одиноко, и потому недоброжелательность между ними и горожанами всё время растёт. Возможно, Хозяйка уже давно привыкла к ненависти других людей? Так я иногда думаю.
   - Всё будет в порядке. Ну, давай, - она улыбнулась и обняла меня за морду.
   Я прекрасно понимаю, что означают её напряжённые щеки. Это человеческий способ изобразить улыбку. Но я не человек и так улыбаться не умею.
   - Прости, я солгала. На самом деле я очень волнуюсь.
   Можно даже не спрашивать, из-за чего именно. Она настолько не любит, когда её благодарят, что просила вчера Джузеппе перед городскими воротами скрыть её заслугу. Больно смотреть, как она сама благодарит обслугу постоялого двора за то, что тут с ней обращаются как с почётной гостьей. Она оставила свой посох, значит, она выходит в город не как пастушка, а как простая путница. Но сможет ли она вести себя как обычный человек? Никого это не тревожило сильнее, чем Хозяйку.
   - И всё же, - добавила она уже более сильным голосом и подняла глаза, - мы должны двигаться вперёд.
   Сильный - не тот, у кого нет слабостей. Сильный - тот, кто превозмогает свои слабости. Я гавкнул, и Хозяйка встала.
     

***

     
   В темноте Кусков выглядел мрачным, заброшенным местом, но и после восхода это впечатление мало изменилось. Постоялый двор, где нас так любезно приняли, выходил на главную улицу, но и справа, и слева царило опустошение, ставни на всех окнах были наглухо закрыты.
   На улице было мало людей, и все до единого шли так, будто скрывали звук своих шагов. Не знаю, чувствовала ли Хозяйка, но я чуял в воздухе запах смерти. Приглядевшись к кучам мусора на углах, я увидел там кости.
   Полной противоположностью горожанам выглядел толстый пёс, лениво гуляющий по улице. Когда мы прошли мимо, он подозрительно на нас посмотрел. Рядом с ним вразвалку плелась жирная крыса. Несомненно, горожане догадывались, на какой пище они так разжирели, но едва ли хотели говорить. Я понял, что Хозяйка всё заметила, - она шла ближе ко мне, чем рядом с лесом, полным волков.
   Среди людей, мимо которых мы проходили, лишь торговцы, пришедшие из других городов, отличались хоть какой-то жизнерадостностью. Эти люди готовы рисковать даже своей жизнью, если это даёт прибыль, что говорить о жизнях других. Неудивительно, что в этом городе, поражённом трагедией, они могут работать точно так же, как в любом другом.
   Я обдумывал это, когда мои уши уловили какую-то суматоху. Впереди я увидел толпу, собравшуюся перед зданием со знакомым символом наверху. Городская церковь. Разумеется, все собравшиеся там жаждали того или иного утешения. Ирония в том, что, судя по тому, как они толкались и пихались, стараясь войти в церковь раньше других, едва ли кто-то из них найдёт мир скоро.
   - Ты посмотри, сколько их, - с искренним удивлением произнесла Хозяйка. Да... в такой ситуации встретиться с Джузеппе будет очень трудно. - Не хочется навязываться. Зайдём попозже.
   Я надеялся именно на такое решение и вильнул хвостом в знак согласия.
   До следующей цели, лавки, добраться оказалось просто. Хотя город был велик, но на пустых улицах нас ничего не задерживало. Нам всего дважды пришлось остановиться спросить дорогу, скоро мы очутились в нужном месте.
   Хозяйка назвала это просто "лавкой", на самом деле это было здание торговой гильдии Ровена. Не только лошади и овцы собираются в стада - люди тоже. Жители одного города собираются и действуют вместе ради своей общей выгоды. А потом открывают отделения для торговли в других городах, в том числе в этом.
   Когда Хозяйка порывала с работой пастушки, она, по-видимому, оказала какую-то услугу кому-то из этой гильдии, так что в каком-то смысле она тоже стала частью этого стада или стаи. У неё даже была при себе вещь под названием "рекомендательное письмо". И всё равно она остановилась у входа в здание и сделала три глубоких вдоха. Сколько раз ей казалось, что она вот-вот свалится, во время того происшествия, из-за которого она бросила пастушество? Я подтолкнул её носом, и она, наконец, постучала в дверь и вошла.
   - А, добро по... - человек не закончил свои слова, так чужеродно выглядела в этом месте Хозяйка.
   Зато она отлично знала, как важно при первой встрече улыбаться. Для меня, знающего её истинную улыбку, эта выглядела холодной и неестественной, но чтобы обмануть того человека, её оказалось достаточно.
   - Чем я могу помочь? - невозмутимо спросил он, указывая на ближайший стул. - Этот чёрный малый - твой спутник, я полагаю? - добавил он, когда я последовал за Хозяйкой.
   - О, да, эээ...
   - Никаких проблем. Да, припоминаю. Ты пришла в город вчера ночью, да? Женщине опасно путешествовать одной. Этот малый, должно быть, надежнее наспех нанятого стража, - и бородатый мужчина улыбнулся, и Хозяйка улыбнулась в ответ. - Я спросил потому, что сейчас на собак в этом городе смотрят не очень благосклонно.
   Когда город во власти мора, на улицах и переулках лежат мёртвые тела. Если, услышав снаружи хруст, откроешь окно, скорее всего, увидишь собак, грызущих кости. Для меня это не более приятно, чем для людей.
   Хозяйка села на стул, я пристроился рядом. Она погладила меня по голове, неловко подтвердив догадку собеседника.
   - Могу ли я поинтересоваться, что привело путницу, такую как ты, в нашу гильдию?
   Что хорошо в торговцах - они всегда сразу переходят к делу. Думаю, так считаю не только я. Хозяйка поспешно достала спрятанное на груди письмо и протянула через стойку бородачу. Письма в мире людей обладают невероятной силой. Именно благодаря этому письму Хозяйка могла не бояться оставить работу пастушки и не заботиться о жилье.
   - А, это... о, ты из Рубинхейгена? Это неблизко.
   - Я была у торговца по имени Якоб.
   - Хо-хо. Что ж, я сделаю всё, что могу, чтобы не уступить этому усатому старику, а? - с широкой улыбкой произнёс торговец, но заметив, похоже, сконфуженное выражение лица Хозяйки, поёрзал на своём стуле и прокашлялся. - Кхем. Добро пожаловать в Кусковское отделение торговой гильдии Ровена. Моё имя Аман Гвингдотт. Я окажу тебе любую помощь, чтобы ты сохранила самые лучшие воспоминания о нашем городе, и чтобы имя торговой гильдии Ровена продолжало сиять.
   Торговцы - поистине великолепные лицедеи. Хозяйка выпрямилась, потом с вежливым поклоном представилась. Они пожали друг другу руки.
   - Итак, госпожа Нора, ты желаешь стать портнихой?
   - Да. Я слышала, сейчас в городе не хватает рук?
   - Это верно. Никакому мору наш Кусков не раздавить. Он восстановится, будь уверена.
   На эти твёрдые слова Хозяйка простодушно улыбнулась, но тут же по лицу Амана скользнула тень:
   - Однако ты выбрала не самое удачное время.
   - В каком смысле?
   - В общем, конечно, жители Кускова будут признательны, что ты нашла в себе храбрость прийти, несмотря на мор, но... - Аман неуверенно замолчал, затем, видимо, решил, что лучше выложить правду. - Мор, конечно, отступает, но, как ты сама заметила, город по-прежнему в печальном положении. Торговля получила тяжёлый удар и пока что от него не оправилась. Нам сейчас не то что не нужны ремесленники, те, кто есть, постепенно покидают город в поисках работы. Впрочем, я убеждён, то, что ты пришла, всё равно очень хорошо. Город непременно восстановится, и вот тогда будет большая нужда в работниках.
   Действительность оказалась совсем не той, которую мы ждали, со сведениями от путешественников такое часто бывает. Хозяйка слушала, словно впитывая каждое слово, и в конце твёрдо кивнула.
   - Портниха, говоришь? Я напишу рекомендательное письмо главе гильдии портных. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.
   Свои слова он сопроводил добродушной, но расчётливой улыбкой. Однако поведение Амана, несмотря на урон, понесённый городом, показывало его смелость. Хозяйка благодарно приняла письмо и несколько раз поклонилась. Она жила умением распознавать настроения других людей и потому хорошо поняла, что от неё ожидается.
   Мы вышли, впечатлённые добротой, оказанную нам Аманом, и направились по его указаниям. Вскоре мы добрались до здания, на каменной стене которого висела железная пластина с изображением иглы и нити, и даже мне, псу, было ясно, что мы пришли куда надо.
   На сей раз Хозяйка постучалась без колебаний, однако, "неудачное время" её просто преследовало. Ей удалось собраться с духом и постучать, как следует, но там, видимо, никого не было.
   - Может... они просто вышли, - уныло произнесла она, но я не мог отвечать на всё, что она говорила.
   Я почесал шею задней лапой и зевнул. Хозяйка, похоже, по моей вялой реакции поняла, что я думаю. Она сникла.
   - Что ж, тут ничего не поделаешь.
   Я согласно гавкнул, и мы повернулись уходить. И тут я совершил ошибку, позволив застать себя врасплох. Я как раз вставал, когда Хозяйка ахнула, и тут же в мою голову что-то врезалось, перед глазами всё перевернулось. Моя спина ударилась о землю, передние лапы заболтались в воздухе. Я извернулся и достал лапами землю. Врасплох меня могут застать только две вещи: стремительно падающий ястреб и что-то, способное драться так, как не умеют звери - человек с метательным оружием.
   - Энек! - резко выкрикнула Хозяйка, и моё тело напряглось, однако интонация не посылала меня в атаку. Наоборот, она запрещала атаковать. Я ошеломлённо поднял голову. Хозяйка, на меня же только что напали!
   - Пожалуйста, подожди! - эти слова были обращены уже не ко мне. - Мы всего лишь путешественники, и этот пёс - мой спутник!
   Хозяйка схватила меня, чтобы я точно не набросился на врага, но помешать рычать она не могла. Враг - молодая женщина. Я встретился с ней взглядом, и мне казалось, что простые слова не смогут её остановить. У неё были тёмные глаза - тёмные, как заболоченный пруд, она была высокая и худая. Острый взгляд из-под всклокоченных рыжих волос, казалось, пронизывал меня насквозь. Я не понимал, какие мысли прячутся за этими глазами, и не прекращал рычать.
   Но Хозяйка, продолжая меня держать, поспешно достала письмо, и взгляд женщины чуть успокоился.
   - Мне хотелось бы поговорить с главой гильдии портных...
   Я не мог понять, слушала эта женщина слова или нет. Она на миг закрыла глаза, потом глянула на нас искоса и зашагала прочь. Хозяйка тоже явно не могла понять намерений этой женщины и потому крепче сжала меня в объятиях. Как оказалось, женщина отошла всего лишь подобрать то, чем она кинула в меня, за это время она на нас не взглянула ни разу. Пройдя мимо нас, она приложила руку к двери и лишь тогда заговорила.
   - Значит, ты и есть "девушка, принёсшая свет", да?.. - она обшарила Хозяйку с ног до головы явно оценивающим взглядом. - Заходить собираешься?
   Её взгляд по-прежнему был каким-то грязным. Этот оттенок я уже видел прежде, что-то вроде тёмной грязи, смешанной с чернилами. Эта грязь липнет к ногам того, кто пытается встать, вяжет икры тому, кто пытается идти. Мор забирает не только жизни, он забирает и надежды. Рыжие волосы женщины были стянуты за затылком, напоминая конский хвост, они качнулись, когда она вошла в тёмное здание. Когда она исчезла в сумраке, мои уши уловили её слова:
   - Я глава этой гильдии.
   Интересно, услышала ли Хозяйка, стоявшая справа от меня, совсем рядом. Я поднял на неё взгляд. Похоже, услышала. Каким-то образом эта молодая женщина со странным взглядом добилась столь высокого положения. Вот что значит - полгорода умерло от мора. Хозяйка встала и подтолкнула меня вперёд. Мы вошли.
     

***

     
   Полусумрак внутри здания вместе со странностью женщины создавали тревожное ощущение, но войдя, я обнаружил, что здесь на удивление опрятно. Мебель простая, но хорошо сработанная и лоснилась от ароматного полировочного масла, полки у стен были хорошо подогнаны. Наконец я понял, что ударило меня по голове - тугой свёрток ткани. Женщина снова вышла к нам.
   - Ну, какое у тебя ко мне дело?
   Она даже не потрудилась представиться. Хозяйка поспешно передала ей рекомендательное письмо Амана. Женщина раздражённо почесала в затылке и резко двинулась к окну. Мне не показалось, что она бестактна или пытается сдерживать чувства. Она лишь хотела открыть окно, чтобы впустить света. Но движения были резкими и раздражёнными. По меньшей мере, можно сказать, что она ощущает враждебность к нам. Уверен, Хозяйка почувствовала это ещё острее. Я присмотрелся - её ноги чуть дрожали. Если волчьи клыки убивают тело, то человеческая враждебность убивает дух.
   - Пфф. Портнихой хочешь стать, да?
   - Д-да, если мне будет дозволено, - поспешно ответила Хозяйка.
   Я, конечно, не человек, но Хозяйку знаю очень хорошо. Она боится презрения других больше всего на свете. Сейчас, сжав руки в кулаки, она отчаянно боролась с этим страхом. Люди иногда называют это "героизмом".
   - Да пожалуйста.
   - Я очень прошу! Я неплохо разбираюсь в шерсти, и... э?
   - Я же говорю: пожалуйста, - утомлённым голосом повторила женщина и кинула письмо на стол.
   Хозяйка была ошеломлена, лишившись дара речи. Она открывала и закрывала рот и казалась обиженным щенком.
   - Ну?
   Женщина села на стул, сейчас она казалась гораздо старше. Она посмотрела на стол, освещённый светом из окна. Я снизу не видел, что там, но заметил кончик рулона, свешивающийся с края стола - свёрток ткани, ударивший меня по голове. Должно быть, там лежали всякие вещи, необходимые для портняжной работы.
   - Аа... нет... но... - Хозяйка, избегая взгляда женщины, мучительно пыталась найти слова. Казалось, она вот-вот заплачет, я уставился на женщину со всей свирепостью, какая у меня была.
   - Что? Хочешь пройти испытание? - усмехнулась женщина. Она поняла нерешительность Хозяйки. Худое тело которой отдёрнулось, я знаю, что у неё достаточно смелости, чтобы встретить даже яростный волчий вой, но перед неприкрытой злобой этой женщины она задрожала.
   - Пожалуйста, вперёд. Режь ткань, делай швы, вдевай нитки в иголки. Можешь даже приготовить краску для меха. Давай посмотрим, достаточно ли ты искусна, чтобы стать членом гильдии портных Кускова? Покажи своё мастерство мне, главе гильдии Арс Вид!
   Перед лицом этой гневной женщины, назвавшей себя Арс, Хозяйка не могла найти ответа. Ошеломлённая, она неуклюже пятилась.
   - Увы, у нас просто нет материалов, с которыми можно работать. О, ну конечно, если тебя устраивают сломанные пуговицы, гнилые нитки и гнутые, ржавые иглы, этого у нас в избытке. Но со всем этим испытывать тебя мы не можем, согласна? Так что же, по-твоему, нам теперь делать, а?
   Женщина рассмеялась, но вовсе не от веселья. А потому что, не сделай она этого, не смогла бы удержать в себе невыносимую горечь. Мудрость, которую мне дали прожитые годы, позволила мне понять, почему Арс ведёт себя так. Но Хозяйка этого не понимала. Хотя резкие слова Арс её ошеломили, она собралась с духом и попыталась ответить, не понимая, что у Арс на душе.
   - Если... если дело в деньгах, у меня...
   Я понял, что Арс в ярости, прежде чем эта ярость проявилась у неё на лице.
   - Деньги! Ха! Думаешь, всё, что тебе нужно, можно купить за деньги? Наверное, так и есть. Только слушай меня. Если всё, что тебе надо, это красивые пуговицы, красивая ткань, красивые иголки, ты можешь это всё получить без единой монетки! - и Арс стукнула кулаком по столу. Хозяйка съёжилась, не в силах смотреть на жуткое лицо женщины.
   К несчастью, я ничем не мог ей помочь, потому что прекрасно понимал причину гнева Арс. Она тем временем продолжила:
   - Всего лишь переверни Священное писание и прочти хулу Господу! А потом раскопай могилы и обери трупы!
     
   0x01 graphic
     
   Какая жуткая насмешка. Людям свойственно закапывать своих умерших. Обычно перед тем их одевают в лучшее платье и кладут рядом ценные вещи. Они говорят, что смерть - это начало вечного пути. И если много умерших людей покинуло город со своими лучшими одеждами и вещами, то в каком-то смысле смерть - это грабитель.
   Подумав так, я понял вдруг, что ошибся, посчитав комнату опрятной. Она была не опрятной - опустошённой. Измотанная собственной яростью Арс поникла, опершись о стол, потом подняла глаза и, тонко улыбнувшись, сказала:
   - Но если у тебя есть деньги, то ты можешь, по крайней мере, оплатить членство в гильдии, а?
   Улыбка была ледяная, будто эта женщина взяла кинжал и вырезала её на своём лице. Подумать только, лицо куда мягче и красивей, чем у любого зверя, может так по-звериному исказиться от ярости. Ничего хорошего из этого не выйдет.
   Беспокоясь о безопасности Хозяйки, я взял зубами за полу её плаща и потянул. Говорят, утопающий хватается за соломинку. Кто сказал, что Арс, тонущая в отчаянии, охватившем город, не попытается схватиться за ногу Хозяйки?
   Почувствовав, как я тяну за плащ, Хозяйка, похоже, пришла в себя. Мне на нос упала капелька влаги. Очень солёная.
   - Ну же... у тебя есть деньги, да?
   Хозяйка сделала шаг назад, потом ещё один, неосознанно притронулась к моей голове. Она словно видела перед собой волка в тёмном лесу. Даже если она не видит, что вокруг неё, - сколько бы опасностей её ни подстерегало, она не боится, если только знает, что я рядом. Сейчас перед ней был человек, враждебность которого была куда страшнее клыков волка. Арс стояла, чуть пошатываясь. Мне казалось, что-то, бушующее в ней, вот-вот вырвётся наружу. Я присел, готовясь броситься на неё.
   - Арс! Арс Вид! - вдруг раздалось за дверью вместе со стуком. Голос был мужской и молодой.
   Впавшей в отчаяние птице трудно взлететь. Арс с кислой миной отвернулась, цокнула языком и резким движением плюхнулась на стул. Стук продолжался. Он словно подстегнул Хозяйку - она развернулась и побежала к двери. Я побежал за ней, но не сдержал вздоха разочарования.
   - Арс! Я знаю, что ты там! Товары надо полностью опла...
   Дверь распахнулась, и вопли мужчины ударили по ушам. Хозяйка, сама собиравшаяся открыть дверь, испуганно отпрянула.
   - Ай... - глаза мужчины за дверью округлились. Лицо его выглядело довольно дружелюбно. Но после Хозяйки он увидел меня и застыл. Я с огромным удовольствием воспользовался этим и выскользнул наружу. Человек, открывший дверь, был на голову выше Хозяйки и довольно молод. Когда я пробегал мимо, он отдёрнулся, как от огня.
   Очутившись снаружи, я спокойно развернулся и гавкнул, тут и Хозяйка ко мне присоединилась. Мужчина, кажется, собирался ей что-то сказать, но под моим взглядом съёжился, а потом, скрывая страх, повернулся к дверям. Я не знал, кто он, от него исходил неприятный металлический запах. Держа руку на дверной ручке, он ещё раз взглянул на Хозяйку, вошёл в здание и закрыл дверь, а мы с Хозяйкой остались стоять на улице. Голосов из-за двери я не слышал. Я не двигался, но лишь потому, что Хозяйка до сих пор не могла осознать, что только что произошло.
   Даже при неожиданных, необъяснимых происшествиях Хозяйка всегда твёрдо держалась за свой посох, за своё пастушеское ремесло. Но сейчас этот посох остался на постоялом дворе. Теперь она была не пастушкой, настолько умелой, что её считали ведьмой, а простой городской девушкой.
   Осознав это, она едва не заплакала. Когда она неверными шагами двинулась по улице, я прижался к её лодыжке. Она опустила руку, чтобы погладить меня по голове, и я был там, где надо.
     

***

     
   - Энек, - сказала Хозяйка, глядя на садившееся солнце. - Я... просто ужасный человек.
   Думаю, Хозяйка могла бы пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда она спала на настоящей кровати. Но сейчас, когда у неё была кровать, она заснула в слезах. Её голос прозвучал хрипло, возможно, она и во сне тоже плакала. Она перешагнула через меня, я лежал прямо у кровати, и отпила воды из кувшина.
   - Здесь ведь полгорода умерло от мора.
   Бронзовый кувшин почернел от времени и был покрыт вмятинами. Удивительно, как он ещё не тёк. Ещё больше удивляло, что Хозяйка, встреченная такой враждебностью, была столь добросердечна и не думала дурно об Арс.
   Какое-то время она молча держала кувшин, а когда я решил, что сейчас она вернётся в постель, Хозяйка потрепала меня по спине ногой и села на край кровати.
   - Думаю, торговцем я бы стать не смогла.
   Для торговцев ложь, обман и воровство - в порядке вещей. Они обладают иным типом храбрости, чем Хозяйка, которая разделает овцу, если будет надо. Она абсолютно неспособна воспользоваться чьими-то затруднениями ради своей выгоды.
   Я обнюхал босые ноги Хозяйки, впервые за очень долгое время на них не было ни грязи, ни пыли, но она отдёрнула их, будто удивлённая.
   - Столько людей умерло... а я думала только о себе.
   Она повалилась спиной на кровать, по шелесту ткани я понял, что она сворачивается в комочек под одеялом. Ох уж. Если бы не это её обыкновение всегда и во всем винить себя, её жизнь была бы чуточку легче. И всё же...
   - Мм... Энек?
   И всё же не могу отрицать, что люблю её такой, какая она есть. Ведь из этой черты характера проистекает её искренность.
   - Всё хорошо... всё хорошо, и... эй, щекотно! Эй!
   Я играл с ней, после трёх отбитых атак она обняла меня и зарылась лицом мне в морду.
   - Нельзя останавливаться. Правильно?
   Ничто на свете мне не нравится так сильно, как её профиль, когда она в гордом одиночестве идёт по полям. Я заворчал, потом гавкнул. Хозяйка обняла меня ещё крепче, почти до боли, и отпустила.
   - Давай зайдём к епископу, - её глаза были красны от слёз, но улыбалась она искренне. - И потом, если исповедаемся у священника, нам это сослужит добрую службу, а? - и стала собираться на улицу. Она не заметила, как я свернул хвост кольцом, спрашивая её, достаточно ли я сильный.
   Хозяйка!
   - Пойдём, не смотри на меня так! Играть сейчас некогда!
   Никогда я не был более признателен, чем сейчас, что не умею говорить!
     

***

     
   Когда мы вышли с постоялого двора, небо уже покраснело. В предыдущей жизни нам надо было готовиться к ночлегу.
   Хозяйка легко зевнула на ходу - остатки сонливости, результат того, что она долго и утомительно проплакала. Заметив мой взгляд, она отвернулась, пытаясь скрыть зевок. Улицы были так же малолюдны, но в свете закатного солнца выглядели ещё печальнее. Хозяйка не любила сумерки и, пока мы шли пустыми улицами, не убирала руки с моего загривка.
   Не могу винить её в этом. Я тоже не люблю сумерки. Если меня спросят, что мне в них не по душе, я отвечу прямо: длинные тени. Когда Хозяйка стоит на вершине маленького холма и смотрит на закат, у неё такая громадная тень! Из-за этих теней трудно понять истинный размер предметов, это заставляет меня тревожиться без нужды. На закате даже у овец тени ужасающе длинные.
   На здешних заброшенных улицах были только наши с Хозяйкой тени, и всё равно они внушали мне смутное беспокойство. Один раз я ощутил чьё-то присутствие и встретился с настороженным взглядом бродячего пса. Лишь когда мы дошли до церкви и увидели лица других людей, Хозяйка вздохнула с облегчением. Я её очень хорошо понимал.
   - Надеюсь, Его святейшество хорошо себя чувствует, - сказала Хозяйка.
   Я бы ей не смог ответить, даже если бы она меня спросила, но если вспомнить его состояние прошлой ночью - кто знает, выкарабкается он или нет. Человеческое тело такое непрочное. Я не мог не заметить, что Хозяйка сделала глубокий вдох. Её напряженное лицо выдавало решимость не трусить, в каком бы состоянии ни оказался Джузеппе.
   - А, ты та самая девушка... - раздался голос, обращённый к Хозяйке, как только мы вошли в церковь.
   Сразу за открытыми дверями церкви собралась кучка полных женщин, они о чём-то перешёптывались. Мои невеликие познания подсказали мне, что, судя по белой ткани, покрывающей их руки и головы, эти женщины ухаживают за двумя важными особами, прибывшими в церковь. Когда за тобой присматривают такие крепкие на вид люди, чувству слабости, угрожающему загасить свет сознания, места не остается.
   - Ээ, мне захотелось спросить о состоянии здоровья Его святейшества.
   - А, понятно. Сейчас он спокойно спит. Несмотря на ужасную рану, совсем недавно он долго молился.
   Среди людей, как и среди зверей, в любой группе больше трёх, всегда есть вожак. С нами сейчас говорила самая крепкая из женщин, а остальные согласно кивали.
   - Что, такая плохая рана была?
   - Да, плохая была. Когда мы проснулись и прибежали сюда, то сначала подумали, что она не очень плоха, но в его возрасте... Но Его святейшество благословлён Господом, так что он непременно скоро поправится, - и женщина улыбнулась надёжной улыбкой, которая очень шла к её крепкой фигуре, такая улыбка даже страдающего в агонии человека может умиротворить и тихо проводить в мир иной. Хозяйка совершенно не умеет фальшиво улыбаться, но даже она невольно вернула улыбку.
   - А, эээ... а второй?
   Хозяйка с трудом выдавила из себя этот вопрос, вспоминая, какая ужасная у него была рана.
   - У него рана на голове, но она нестрашная. Было много крови - и из головы, и из носа, - поэтому она казалась хуже, чем на самом деле. Он до сих пор не пришёл в себя, но цвет лица у него хороший - думаю, скоро он очнётся.
   Нередко бывает, что овца, упав со скалы или с крутого берега, теряет сознание, а потом тихо умирает, так и не придя в себя. Но женщина ни о чём не беспокоилась, и Хозяйка серьёзно кивнула в ответ.
   - Могу ли я их обоих навестить?
   - Хмм? О, конечно. Его святейшество был занят своими священными обязанностями, но всё равно несколько раз спрашивал о тебе, - сказала женщина и, посмотрев на меня, добавила: - И о твоём чёрном рыцаре тоже.
   Должно быть, именно поэтому женщины не боялись смотреть на меня. Я был доволен, но Хозяйка почему-то смутилась, когда меня назвали рыцарем. Хозяйка, ты не гордишься мной, когда меня хвалят?
   - Энек - рыцарь? Это, ну...
   - Нет-нет! Нам сказали, что деяния этого маленького чёрного рыцаря очень помогли принести свет надежды в наш город. И, конечно, то же самое сказали про юного ангела, путешествующего вместе с ним.
   - Ангела? О... н-нет, я не... - Хозяйка залилась краской до ушей и опустила голову. Ей уже доводилось слышать, как её зовут феей, но это всегда звучало с подозрением. К похвалам она была совершенно непривычна.
   Смущение Хозяйки начало смущать и меня, я гавкнул и потёрся носом о её ногу.
   - Ха-ха-ха! Видишь, даже твой маленький рыцарь считает, что такая скромность вовсе не нужна!
   Хозяйка не могла облечь свои мысли в слова, но заглянув в её опущенное лицо, я увидел, что оно отнюдь не недовольное.
   - В общем, можешь смотреть на Его святейшество, сколько хочешь. У них обоих такое блаженство на лицах, когда они спят.
   Женщина говорила таким тоном, будто хвасталась своими детьми, и я вполне понимал почему. Те два человека вернули городу надежду, а значит, ими можно было гордиться. Со мной и Хозяйкой тоже хорошо обращались благодаря этой надежде. Конечно, это вполне естественно, что работа заслуживает благодарности, поэтому мы должны стоять гордо и принимать почести. Но что бы стали делать эти люди, узнав, что Хозяйка была пастушкой? Я молился богу, который вроде как живёт в этой церкви, чтобы женщины не стали интересоваться, какая связь между мной и Хозяйкой.
   - Сюда, пожалуйста.
   Я закончил с молитвами, когда женщина повела нас вглубь церкви. Человек, на которого мы работали пастухами, тоже был церковником, так что нам и раньше доводилось иногда бывать в церкви. Эту назвать большой было нельзя даже из лести. Построена из прочного камня, но было очень заметно, что за ней давно не ухаживали. Ниши в стенах, в которых давно не зажигали свечей, заросли паутиной, интересно, сколько времени этими стенами никто не занимался?
   Вход в комнату, где лежал епископ, закрывал кусок ткани, а дверь была прислонена к стене, её петли, видать, вконец проржавели. Даже если город сохранял веру, без священников церковь пришла в запустение.
   - Сюда, - произнесла женщина гораздо тише. Отведя ткань в сторону, она пригласила Хозяйку войти. Я подумал, что меня она не пустит, но женщина улыбнулась и разрешила пройти. Я стал о ней чуточку лучшего мнения.
   - Всего один день, а он так...
   Хозяйка, кажется, хотела закончить словом "исхудал". Женщина кивнула, с её губ впервые за всё время сорвался озабоченный вздох. Полумрак в комнате не помешал понять, в каком состоянии епископ. Такой раны может хватить, чтобы человек ослабел и умер - а ведь епископ был немолод.
   Хозяйка сцепила руки, закрыла глаза и начала молиться. Едва ли я когда-нибудь забуду, как Церковь обращалась с ней прежде, и потому в церквях мне всегда неуютно. Я сел и стал ждать. Джузеппе, по крайней мере, не виноват в страданиях Хозяйки. Он и мне оказывал должное уважение, и я надеялся, что он поправится.
   - И да пребудет с вами благословение Господне, - тихо закончила Хозяйка, потом протянула руку и прикоснулась к одеялу, под которым спал Джузеппе. Потом повернулась к женщине. Люди очень хорошо умеют обращаться со словами, но в подобных ситуациях часто взгляды оказываются красноречивей. Женщина кивнула, положила руку Хозяйке на плечо, и они вместе вышли из комнаты. Я встал и направился за ними, но напоследок ещё раз посмотрел назад.
   Быть может, это лишь моё воображение - мне показалось, что я почувствовал на себе взгляд Джузеппе. Но его тело лежало на кровати всё так же неподвижно.
   Я пастуший пёс и привык спать под звёздами и ощущать дыхание земли. Я чувствую движение земли и неба. И я рад, что не умею говорить, что не владею людским богатством выражений лица. Иначе я не смог бы скрыть от Хозяйки свои чувства. С другой стороны, спящее лицо Джузеппе было таким мирным, значит, возможно, и на душе его тоже царил мир. А значит, и печалиться не о чем. Я вышел из комнаты и последовал за Хозяйкой.
     

***

     
   Когда встречаются два воробья, поднимается шум.
   Ничего удивительного, что, когда вместе собираются люди, а они разговорчивее воробьёв, всегда начинается сутолока. Хозяйка собиралась лишь навестить Джузеппе и его спутника, которого, оказалось, звали Рудо Дорхофф, но местные жители явно не собирались просто так отпустить её.
   - А, так ты из Рубинхейгена, да?.. Кстати, а где это?
   - Я слышала о нём! Говорят, там собор милостью Господа освещён всю ночь.
   - Точно, точно. А я ещё слышала, там дубят кожи на камнях из чистого золота.
   - Из золота?! Ну конечно, это ж Рубинхейген. Так, где он находится?..
   Так оно и продолжалось. Одни засыпали градом вопросов Хозяйку, другие болтали между собой. Лёжа рядом, я лениво зевнул. По мне, все эти слова ничем не отличались от овечьего блеяния.
   - А вроде Отец Нико рассказывал, что главный собор в Рубинхейгене достаёт до самого неба?
   - Рассказывал, точно. Он говорил, собор такой высокий, что ангелы пролетают мимо окон и прерывают молитвы!
   - Скажи, это всё правда?
   Они, наконец, переключились на Хозяйку. Я кинул на неё взгляд, она улыбалась, но улыбка эта была болезненная.
   - Думаю... может быть, и правда.
   Ну, собор был и вправду достаточно высок, и приходилось задирать голову, чтобы его весь увидеть, а пролетающих мимо окон ворон и воробьёв, могли принимать за ангелов. Но если бы Хозяйка так сказала, то выставила бы лжецом Отца Нико. У неё было достаточно жестокого опыта, чтобы это понимать. Как бы тяжелы ни были обстоятельства, обвинять служителя Церкви во лжи - плохая идея.
   - Ну конечно! Помню, Отец Нико говорил, что хотел бы ещё разок увидеть Рубинхейген перед смертью.
   - Но Его святейшество Джузеппе был там много раз, и когда направлялся сюда, он тоже через него проехал. А сюда его провела госпожа Нора, которая раньше работала в церкви Рубинхейгена. По-моему, Господь услышал молитвы Отца Нико, - сказала одна из женщин, и остальные закивали.
   Они все пытались пожать Хозяйке руку и бесконечно твердили "спасибо, спасибо". От всего этого она не находила себе места - то ли потому, что не привыкла к благодарностям, то ли её смущала даже маленькая ложь про "работу в церкви". Мельники, пастухи, скорняки - этих людей презирают так же сильно, как палачей и сборщиков налогов. Если бы Хозяйка сейчас сказала чистую правду, все эти улыбки стали бы весьма натянутыми, а от их теплоты не осталось бы и следа. Так или иначе, она не солгала про работу на церковь. Она просто не сказала всей правды. Нельзя назвать неправдой и то, что её надо благодарить за приезд сюда Джузеппе. Я считаю, что, если город обращается с нами так признательно, мы должны это с гордостью принять... но Хозяйке это тяжело.
   Ну, а меня, раз я был вместе с ней, угостили свиной колбаской, правда, уже с душком. Благодарность куда приятнее, когда она сопровождается чем-то вещественным. Расспросы уже поутихли, и тут одна из женщин спросила:
   - А почему ты решила сюда отправиться? Может, ты не слышала, что тут у нас происходило?
   Наконец-то мы добрались до главного, подумал я. Всё-таки у нас и у них очень разные представления, что важно, а что нет. Мы с Хозяйкой - бездомные бродяги. То, что происходит в других городах, нас волнует меньше, чем то, есть ли кто-нибудь рядом с нами. Для тех, кто всю жизнь провёл на одном месте, всё наоборот.
   - Я слышала.
   - Тогда почему ты пришла? Или - тебя направил Господь?
   Разговор принял странное направление, и лица женщин изменились. Естественно, Хозяйка поспешно стала возражать. Но, значит, ей надо открывать истинную причину, и она посмотрела на меня. Я был уверен: она вспомнила, как с ней обошлась Арс, глава гильдии портных. Если сейчас хозяйка признается, что пришла сюда в поисках работы, уж эти женщины поработают над ней языками.
   До этого момента, хоть Хозяйка и тонула в разговоре, он был ей более-менее приятен. Не могу винить её за то, что она отчаянно хочет сохранить это настроение. Увы, помочь я никак не мог. Я загнул хвост калачиком и повесил голову.
   - А, вот она! - раздался вдруг мужской голос в хоре женских. И тут же настроение изменилась разительно.
   Будто стадо овец разом смолкло, услышав волчьи шаги. В первый миг Хозяйка была удивлена, а потом проследила за взглядами женщин. Там стоял тот самый мужчина, который прервал нас в гильдии утром. Он смотрел на Хозяйку и махал рукой.
   - А ты что тут делаешь, демон?!
   Удивительнее всего были эти слова. Их выкрикивали те самые женщины, которые только что так весело и довольно беседовали. Хозяйка вздрогнула и склонилась, положив ладонь мне на шею.
   - Ты вообще понимаешь, где ты? Здесь церковь, обитель Господня!
   - Эй, эй, не надо на меня так кричать. Мне тоже не запрещено ходить в церковь, разве нет? Господь больше всего нужен грешникам, не праведникам, - ответил он, и уголок его рта насмешливо изогнулся.
   В его лице была явная враждебность, но на кого она была обращена, я понять не мог. Мне этот человек начал казаться родственной душой, но тут одна из женщин отважилась ему ответить:
   - Заткни пасть! Проклятый ростовщик!
   Мужчина поднял руки, успокаивая женщин. Ростовщик. Значит, он действительно сродни нам.
   - Ладно, ладно. Но должен вам сказать - сейчас я пришёл не за вашими тощими кошелями.
   Женщины тут же стали неуверенно переглядываться, это казалось забавным.
   - Ну, если так...
   Я понимаю людей на удивление хорошо для собаки. Мысли этих женщин были мне совершенно ясны.
   - Эээ, у тебя какое-то дело ко мне? - спросила Хозяйка после небольшого промежутка тишины.
   Отношение женщин к мужчине говорило ей, что с этим человеком общаться не следует, однако добросердечная Хозяйка всё же встретилась с ним взглядом, тогда он расплылся в улыбке и весело произнёс:
   - Ну, мы же сегодня впервые встретились при таких обстоятельствах! Когда ты ушла, мне Арс всё рассказала о твоей ситуации, и я понял, что не могу этого так оставить.
   - О с-ситуации? - переспросила одна из женщин, не в силах унять любопытство. Они все как кошки, перед которыми машут метёлкой ячменя.
   Мужчина пожал плечами и ответил:
   - Слушайте, в общем. Эта девушка пришла сюда искать работу.
   Все взгляды разом обратились на Хозяйку, и она застыла в страхе.
   - Она пришла сюда, в этот убитый мором городишко, из которого все остальные бегут. Она проделала весь этот путь, чтобы стать здесь портнихой, а Арс на неё наорала и выставила за дверь.
   Повисло молчание, и на этот раз очень долгое. Мне удалось сдержать рычание, но рука Хозяйки сжала мне шею почти до боли. Напряжение было как перед первым шагом на хлипкие доски старого моста через глубокую реку, и все это чувствовали. В городе всякий раз, когда на Хозяйку падают взгляды, они полны страха и ненависти. Посох, который в поле собирает овец, в городе отгоняет людей.
   Ведьма. Язычница. Пастушка. Эти три слова означали одно и то же, и Хозяйка всегда смотрела в землю. Я уже начал беспокоиться, не задушит ли меня Хозяйка, - так крепко она сжала мою шею.
   - Добро пожаловать в Кусков! - воскликнула одна из женщин со слезами на глазах, взяв Хозяйку за свободную руку. Та, ничего не понимая, стояла с поникшей головой, и лишь взгляд её метался туда-сюда, а другие женщины толпились вокруг неё, всячески пытаясь дотянуться и обнять. Поскольку она только что сделала со мной то же самое, я решил не вмешиваться. Но я видел, что мужчина по-прежнему смотрит на нас без улыбки в глазах. Я знаю, ростовщиков повсеместно презирают. Должно быть, он сейчас завидовал отношению женщин к Хозяйке.
   - Ты уже знаешь Арс - она бывает такой упрямой. Возможно, тебе придётся подождать - обстоятельства меняются. Поэтому, пожалуйста, пока что не уходи из города. Оставайся. Вот и всё, что я хотел сказать, - произнёс мужчина, хотя обступившие Хозяйку женщины ещё не выпустили её. Его губы по-прежнему изгибались в кривой усмешке. - И дай мне знать, если у тебя не пропадёт желание стать портнихой.
   Договорив, он отпустил вежливый поклон. До этого женщины молча слушали его слова, но тут, продолжая обнимать Хозяйку, ответили:
   - Постыдился бы, ростовщик! Как ты смеешь предлагать помощь этой девушке!
   - Вот именно, даже пытаться не смей заставить её страдать, как заставляешь нас!
   Мужчина терпел всё это с той же самой полуулыбкой. Видимо, он был к такому привычен.
   - Моё имя Йохан Элдрих. Меня обзывают ростовщиком, но на самом деле я просто меняла.
   - Как ты смеешь так нагло лгать в церкви!
   - Я меняю деньги сейчас на деньги потом, значит, я меняла.
   Выражение его лица не изменилось, но впервые за всё время его слова прозвучали увесисто. Женщины резко замолчали, точно их окатили ледяной водой, и далеко не сразу их взгляды вновь обрели силу.
   - Это всё, что я хотел сказать. Теперь позвольте откланяться.
   Его последняя улыбка была из тех, какие носят люди, зарабатывающие на жизнь торговлей. В церкви повисло странное опустошение, словно здесь бушевал шторм, который выдул сам себя наружу. Женщины стояли едва дыша, пока шаги Йохана не исчезли вдали.
   - Н-ну, в общем, если ты пришла искать работу, ты здесь не пропадешь. Кусков непременно восстановится.
   - Точно, точно! Чем больше людей сюда приходит, чтобы помочь его восстанавливать, тем лучше.
   Хозяйка всё ещё немного беспокоилась - возможно, потому что отношение этих женщин так сильно отличалось от того, что произошло у Арс, но когда она поняла, что женщины искренни, улыбка постепенно вернулась на её лицо. Улыбка человека, много дней проведшего в поле и, наконец, увидевшего долгожданный город.
   Я поднял голову и заглянул Хозяйке в лицо, она, продолжая улыбаться, кивнула.
     

***

     
   На постоялый двор мы вернулись поздно вечером.
   - Какой насыщенный день, - произнесла Хозяйка, гладя меня по спине босыми ногами.
   Как же она права. Куда насыщеннее, чем когда мы пасли овец.
     

Глава 3

     
   Завтрак на следующее утро прошёл весьма оживлённо.
   Храбрые маленькие рыцари, выжившие посреди мора, собрались в нашей комнате и жадно слушали истории, которые рассказывала Хозяйка. Возможно, какая-то из женщин, с которыми она разговаривала вчера в церкви, пустила слух, что она прекрасно умеет ухаживать за детьми, а может, и нет, но когда владелица постоялого двора принесла завтрак, за её спиной оказалось несколько детей.
   Хозяйка, чувствуя, видимо, себя в долгу за то, что ей позволили здесь жить, впустила их без колебаний, разделила с ними свой завтрак, а потом принялась рассказывать истории - и сказки, и рассказы о собственных странствиях.
   Меня немного досадовало её слишком развитое чувство долга, но я терпел довольно грубое обращение маленьких рыцарей и не жаловался. Честно говоря, моя терпеливость удивила меня самого, потом я заметил, что рассказы Хозяйки отвлекали их внимание от меня. Самый мелкий свернулся у неё на коленях и заснул. По обе стороны от неё сидели детишки постарше, они вцепились ей в одежду и смотрели снизу вверх, полностью поглощённые рассказами.
   Выражение её лица было необычайно мягким, и даже когда ей приходилось успокаивать закапризничавшего или утешать расплакавшегося ребёнка, она делала это с удовольствием. Несколько раз она почти выбивалась из сил, но сейчас выглядела гораздо взрослее обычного. Я достаточно хорошо знал Хозяйку, я знал, что скорее её вёл по жизни собственный пастуший посох, чем она его несла и поэтому то, что происходило сейчас, меня радовало. К тому ж вполне естественно, что Хозяйка, будучи человеком, окружена человеческими детьми. Хотя её общение с ними и со мной не слишком отличалось.
   - И они жили долго и счастливо.
   Как только Хозяйка закончила сказку, дети разом облегчённо выдохнули. Похоже, они утонули в её рассказах. И всё же они легко могли стать ещё более необузданными, чем я. Если им дать вволю еды - они будут есть, пока не лопнут, в большей степени это относилось к рассказам: сколько бы они ни слушали, их аппетит всё не убывал. Они, не переставая, требовали - ещё! ещё! Хозяйка постепенно начинала беспокоиться.
   Я рыцарь, и моя главная обязанность - защищать Хозяйку. Мне показалось, что она вот-вот позовет меня на помощь, но тут вдруг кто-то громко икнул. Хозяйка, которую детвора по-прежнему тянула за одежду и за волосы, застыла на месте. Я попятился. Что-то явно, явно надвигалось. Поднялась чёрная туча. И тут раздался ужасный громоподобный вопль.
   - Уааааааааааа!!!
   От этого крика у меня в ушах зазвенело. Хозяйка беспомощно махала руками перед раскричавшимся ребёнком. С ягнятами легко - они умеют ходить с самого рождения. У человеческих детей по-другому. Она отчаянно пыталась утихомирить ребёнка, но его вопли по-прежнему заглушали всё. Что случилось? Даже я начал беспокоиться.
   - Ха-ха, тетя, дай я, дай я!
   Те самые дети, которые только что бесстыдно хватали Хозяйку за волосы и одежду, себялюбивые, как животные в деревне. Сейчас они, смеясь, забрали мелкого с её коленей. Они сами были немногим старше его, но почему-то сумели быстро его успокоить. Похоже, они были в этом искусны. Глянув на Хозяйку, я увидел, что она тоже смотрит на них круглыми от удивления глазами.
   Наконец, один из детей взял на руки успокоившегося мелкого - тот довольно тыкал его пальцем в грудь - и направился к двери. Остальные пошли за ним - ну, точно выводок цыплят! Единственное отличие - каждый из них махал на прощанье рукой, выходя из комнаты.
   Только что здесь было так шумно, а сейчас воцарилась полная тишина. Осталась лишь странное утомление. Хозяйка какое-то время молча смотрела на открытую дверь. Потом, вернувшись к реальности, она прижала руки к груди.
   Будь я человеком, непременно рассмеялся бы. Осознав, видимо, что-то, она посмотрела на грудь, потом на меня. Улыбка на её лице не предвещала ничего хорошего. Встав со стула, она подошла ко мне и наклонилась.
   - Ты надо мной смеялся, да?
   Абсурд! Как можно!
   Я отвёл глаза, но милосердия не дождался. Хозяйка перевернула меня на спину и принялась чесать мне живот. Я гордый пастуший пёс, способный внушать свою волю овцам, но собственными инстинктами управлять так же просто не могу. И какое-то время мне тщательно и всемерно напоминали, кто здесь Хозяйка.
     

***

     
   - И всё-таки что нам теперь делать? - внезапно спросила она, зашивая свою одежду с помощью иголки и ниток, которые одолжила. - Со стороны тех женщин было очень любезно так нас встретить.
   Откусив нитку, она подняла заплатанную ткань к свету, чтобы убедиться, что дырка закрыта и стежки ровные. Как только Хозяйка сдвинулась с места, сдвинулся и набитый соломой матрас. А потом и я - потому что я на нём лежал. Я зевнул и тут же почувствовал, как мою шею гладят.
   - Мы не можем всё время сидеть здесь и навязываться, и... хорошо бы какая-нибудь работа появилась ещё до того, как город успокоится.
   Но она же прекрасно умеет заботиться о детях? Такая мысль возникла не только у меня в голове.
   - Я же не могу зарабатывать деньги, просто присматривая за детьми...
   Разумно - на роль кормилицы Хозяйка не годилась. Это коровы и козы полезны тем, что могут давать молоко. Она и шерсть не могла давать, и, само собой, мясо, и потому будущее её было туманно. Без меня она бы и впрямь оказалась в тяжёлом положении.
   - Энек?
   Хозяйка смотрела на меня с улыбкой, склонив голову чуть набок и по-прежнему держа в руке иголку. Я вдруг понял, что означает "чувствовать себя полностью парализованным". Я мог лишь загнуть хвост крючком. Хозяйка чуть подтолкнула меня за голову.
   - Я думала, что смогу здесь стать портнихой, но...
   Ещё раз она подняла починенный плащ, потом прижала его к груди и рухнула на кровать спиной вниз. Я медленно поднял голову и положил ей на живот. Она, по-моему, чуть удивилась, но потом ласково положила левую руку мне на затылок. В прежние времена, когда Хозяйка не могла заснуть от голода, она клала мою голову себе на живот. Люди - на удивление простые существа, такое, похоже, помогает им лучше терпеть голод.
   Пока живот полон, всё хорошо - так она говорила мне с улыбкой в трудные дни.
   - М-м-мммм...
   Странные звуки достигли моих ушей: Хозяйка напевала себе под нос. Эту песенку пели портные в Рубинхейгене, когда работали. Мужчины нарочно пели смешными голосами, а женщины - очень красиво. Сидя за столами, выставленными прямо на улицу или прячущимися за окнами с открытыми ставнями, они работали и пели. Хозяйка с её ничтожными заработками не могла себе позволить поручать починку одежды кому-то ещё, но она столько раз проходила через квартал ремесленников, что запомнила мелодию. Слов она не знала и, по-моему, не знала, как эта песня заканчивается. Но иногда - вот как сейчас - она медленно, мечтательно напевала мелодию. Обычно она делала это, лёжа на спине и глядя вверх. Думаю, потому что не хотела, чтобы слёзы текли из глаз.
   Во мне тоже живёт частица души поэта, хоть по виду и не скажешь, поэтому я такие вещи хорошо понимаю.
   Когда Хозяйка подняла голову и посмотрела на меня, она не плакала. Но я знал, что видели её глаза. Счастливую, кипящую жизнью улицу в квартале ремесленников. Они были все друг с другом знакомы, хоть порою и буйны, но дружелюбны. И всякий раз, когда Хозяйка видела их простую, честную жизнь, она становилась похожа на ребёнка, с завистью рассматривающего игрушки других детей. Мне она такой не очень нравилась.
   Но тогда наши дни были очень трудны. Я не имел права винить её за то, что она иногда показывала слабость. Больше всего мне хотелось, чтобы она прекратила рассеянно тянуть меня за шерсть. Сейчас она настолько увлеклась песенкой, что начала выстукивать кончиками пальцев ритм на моей голове. Примерно тогда же, когда я стал музыкальным инструментом, я почувствовал, что за дверью кто-то есть.
   Я резко сел, и Хозяйка посмотрела на меня сердито - я ей помешал. Но моё раздражение исчезло сразу, когда её лицо приобрело смущённое выражение, потому что в дверь постучали.
   - О, прошу прощения, ты спала?
   Это была владелица постоялого двора - та самая женщина, которая утром привела детей.
   - А, н-нет, я... спасибо, что одолжила мне иголку! - и Хозяйка, поспешно пригладив растрепавшиеся волосы, протянула иглу женщине. По-моему, эта женщина улыбалась не всклокоченным волосам Хозяйки, а её фальшивому насвистыванию. Но мой долг как рыцаря - не указывать ей на это.
   - Только что пришёл человек из церкви. По-видимому, Его святейшество желает поговорить с тобой.
   Руки Хозяйки, приглаживавшие волосы, застыли на месте, она посмотрела на меня.
   - Его святейшество?
   - Похоже, он закончил свои утренние дела. Ты ведь вчера не смогла с ним поговорить?
   Хозяйка кивнула и поспешно накинула плащ, который только что починила.
   - О, и если увидишься с Его святейшеством, попроси его помолиться за мой постоялый двор. Мы сейчас так заняты, мне было некогда самой его попросить.
   Она была ровно настолько бесстыдной, насколько казалась. И всё же бесстыдство тоже иногда бывает уместно.
   Мы быстро собрались и вышли с постоялого двора. Мы здесь лишь со вчерашнего дня, однако Хозяйка уже изучила окрестные улицы достаточно хорошо, чтобы уверенно ориентироваться.
   - Интересно, о чём он хочет со мной поговорить. О, но сначала я должна его поблагодарить! Ангел... хи-хи.
   Хозяйка, разговаривая сама с собой, захихикала и приложила палец к подбородку. Такая привычка была обычной для тех, кто живёт одинокой жизнью, хотя её улыбка была очевидна. Конечно, она была довольна, что вчера её назвали ангелом. Но в том, что она позволила себе так погрузиться в мечты, было, несомненно, влияние города. Вчера он казался таким тоскливым, когда мы сравнивали его с Рубинхейгеном. Но прошло совсем немного времени, и стало ясно, что и этот город жив, и что здесь есть люди.
   Одни собирали тряпьё, другие чинили бочки и кадки. Перед мастерскими жестянщиков и сапожников тоже толпились люди, которым надо было что-то починить. Создавать что-то новое здесь пока не получалось, но город уже достаточно пришёл в себя, чтобы начать восстанавливать существующее. Взгляд Хозяйки задерживался не на ранах города, но на распускающихся бутонах деятельности. Мы шли веселее и быстрее обычного.
   Хозяйка шагала, сцепив руки за спиной, как делали городские девушки в Рубинхейгене, прежде я видел, что она так делала лишь в тёмных проулках. Это значило, что она получает удовольствие и её не заботят взгляды окружающих. Мне это нравилось. И потому, когда я обнаружил того типа, я мысленно вздохнул и заворчал.
   - Ах...
   Хозяйка способна заметить с вершины холма волка, прячущегося в тени дерева на большом расстоянии. Она тут же поняла, на кого я ворчу. Её взгляд уперся в молодого человека, который стоял, прислонившись к двери дома, и беседовал с полной женщиной. Юный ростовщик - Йохан, как он представился.
   - Что нам делать? - спросила у меня Хозяйка.
   - Эй! - раздался голос.
   Мы не были с Йоханом в ссоре, но знали, что его род занятий в городе презирают. И действительно, одно то, что Йохан знал Хозяйку, стоило ей подозрительного взгляда той женщины. Но Йохан, похоже, заметил этот взгляд. Он что-то прошептал женщине на ухо, и её выражение лица тут же стало удивлённым. Она снова повернулась к нам и, сложив руки перед грудью, коротко помолилась.
   Йохан гордо посмотрел на нас, хвастаясь своей работой. Я поднял взгляд на Хозяйку и увидел на её лице утомлённую, болезненную улыбку.
   - Какая счастливая встреча! Не иначе, нам благоволит Господь! - заявил Йохан и, звякая монетками в кулаке, зашагал к нам. Потом он сунул монетки куда-то под куртку и, взяв в руки висящий на шее маленький талисман Церкви, приложился к нему губами.
   Всё это выглядело настолько абсурдно, что Хозяйка даже не знала, как себя держать, я же прекрасно понимал, что он так пошутил. Этот человек был из тех, кто с радостью продаст саму Церковь, если это принесёт ему выгоду.
   - Зд-дравствуй.
   - Приветствую! И твоего маленького рыцаря тоже.
   Я одарил его злым взглядом. Йохан чуть дёрнулся, но взял себя в руки.
   - Давай чуть-чуть пройдёмся, - сказал он и непринуждённо расположился по другую сторону от Хозяйки. - Так вот, госпожа Нора...
   Плечи Хозяйки застыли. Разве она ему представилась? Йохан поднял руки и сделал весёлое лицо.
   - Прошу прощения, - тихо произнёс он. - Когда все эти дети прибежали по домам с улыбками, новости о тебе разошлись быстро.
   Этот городок совсем маленький. Я обнюхал кусок тряпки на мостовой, потом поднял глаза.
   - Ты и в других городах такими вещами занималась, госпожа Нора? - красиво улыбнувшись, спросил он. Выглядел он умно, держался спокойно - уверен, в лучшее время молодые женщины за ним просто бегали.
   Но Хозяйка никогда не жила жизнью бабочки, порхающей с цветка на цветок. Почувствовав за словами Йохана что-то неприятное, она опустила голову.
   - Я пошутил. Вовсе не хотел тебя обижать. Но, понимаешь, этот город - моя территория. И я хотел понять, что ты за человек.
   Он взял Хозяйку за руку и несколько секунд оценивающе смотрел на неё, потом медленно отпустил. Мои клыки требовали разрешить им вонзиться этому типу в ногу, но Хозяйка положила ладонь мне на голову. "Подожди", - сказала эта ладонь.
   - Ты пастушка, не так ли?
   Я услышал шелест ткани, может, это звук, с каким она закрыла своё сердце? Подняв глаза, я увидел, что её лицо глядело на Йохана бесстрастно, как статуя. Честное, надёжное лицо. Йохан, кажется, почувствовал, что это лицо несовместимо с другими людьми. Он неприятно ухмыльнулся и отвёл глаза. Сложил руки за затылком и медленно двинулся прочь.
   - Я думал, что такое возможно, но не был уверен.
   Хозяйка по-прежнему молчала. Йохан как ни в чём не бывало продолжил:
   - Здесь вокруг овец разводят селяне. Так что, если только ты сама не расскажешь, твой секрет никто не узнает.
   Несмотря на безмятежный тон, её взгляд оставался напряжённым. Но следующие слова Йохана потрясли нас обоих.
   - Однако я рад.
   - Что?.. - переспросила Хозяйка, нахмурив брови.
   Ростовщик закрыл глаза, будто наслаждаясь теплом солнышка.
   - Епископ послал за тобой, верно? - спросил он небрежно, будто в этом не было ничего особенного.
   - Да.
   - Ты поймёшь, когда придёшь туда. Меня он не позвал, и мне захотелось увидеть того, кого он позвал.
   Я всё ещё не понимал, что он имеет в виду, но похоже было, что он не дразнил Хозяйку. Напротив, Йохан бросил на неё ещё один взгляд искоса и продолжил гораздо более серьёзным тоном:
   - Похоже, опыта тебе не занимать, и я рад, что ты достаточно способная. Хотя, - добавил он, оглядев Хозяйку сверху донизу, - ты, на мой взгляд, слишком тощая. Тебе надо больше есть.
   Она прикрыла руками грудь, но тут же поняла, что раскрыла свой главный источник неуверенности. Она залилась краской и опустила голову. Глядя на неё, Йохан рассмеялся. Пока меня удерживает рука Хозяйки, я ничего не могу сделать - но сейчас моё терпение лопнуло. Я повернулся к этому глупцу, вызвавшему мой гнев, и цапнул его за ногу.
     

***

     
   Когда я укусил Йохана, он рухнул как подкошенный и стал орать, будто наступил конец света. Но я отлично знаю, когда наносить раны допустимо, а когда нет, сейчас я даже не прокусил его кожу. Взамен я яростно зарычал и, как следует, разодрал полу его одежды. Йохан какое-то время кудахтал над своей ногой, но, в конце концов, понял, что ничего с ним не случилось, и сделал такое лицо, будто его лиса куснула. Замечательное зрелище.
   Поэтому я был вполне горд собой, но, увы, Хозяйка чувствовала иначе.
   Когда мы вошли в церковь, на лице женщины, которая приветствовала нас вчера, появилось насторожённое выражение - Хозяйка выглядела очень уж подавленной и к тому же вся взмокла. Но, возможно, она решила, что это от спешки и, не сказав ничего, проводила нас вглубь церкви.
   Сравнивая грудь женщин, которые сейчас вели Хозяйку, со своей, она выглядела более уныло, чем я когда-либо видел. Но унылое выражение лица исчезло, когда мы добрались до святилища.
   Невозможно было скрыть печальное состояние церкви, одна ткань вместо двери чего стоит! Женщина отвела ткань в сторону и жестом пригласила нас войти. Моя шерсть ощетинилась под множеством взглядов.
   - Я привела её, - произнесла женщина.
   Люди, собравшиеся в комнате, были разного возраста и разной внешности. Толстые старики, молодые женщины, люди, согнувшиеся под гнётом лет. Единственное, что у них было общего, - запах ответственности, который в людском мире всегда сопровождает власть. Похоже, Хозяйку позвали не для приятной беседы.
   Руки её задрожали. Она посмотрела на меня, словно оказалась под водой, а я был её воздухом, и вцепилась мне в шерсть. Возможно, она думала сейчас о пастушьем посохе, оставленном возле стены на постоялом дворе. Я глядел на лица собравшихся, они, в свою очередь, оценивающе изучали Хозяйку. Возле Джузеппе, к которому мы пришли накануне, я обнаружил ещё одну знакомую фигуру. Её глаза смотрели на весь мир недоверчиво и враждебно, цвет губ, изогнувшихся в усмешке, тоже был нехороший. Сейчас она не отводила взгляда от человека в постели, её рука лежала поверх его рук, которые лежали на животе и держали том Священного писания.
   Потом её глаза поднялись лениво, как рыба в пруду, и Арс посмотрела на Хозяйку. Её губы с явной неохотой задвигались, когда она мерно произнесла:
   - Ты, Нора Арендт, верная слуга Господа?
   Что за вопрос? Впрочем, по сравнению со следующими словами это была сущая ерунда.
   - От имени Джузеппе Озенштайна провозглашаю тебя диаконом церкви Кускова, - заявила Арс.
   Мы с Хозяйкой застыли, не понимая, что происходит.
     

***

     
   Когда никто из собравшихся здесь горожан не стал смеяться, я понял - это не шутка. А Хозяйка пришла в чувства, лишь когда Арс холодным тоном сама так и сказала:
   - Это не шутка.
   Хозяйка продолжала стоять молча.
   Что произошло? Все эти люди, собравшиеся здесь с такими серьёзными лицами. Даже если бы Хозяйка не была столь недальновидна, ей ни за что бы не пришла на ум такая возможность.
   Безмолвно лежащий на кровати Джузеппе выглядел очень хрупко. Я поднял глаза на Хозяйку, но тут кое-кто другой понял, видимо, что она думает.
   - Его святейшество просто спит. Конечно, мы не знаем, что с ним дальше будет, поэтому... Арс, будь так любезна, - обратился один из мужчин. Все взгляды обратились на него, а потом собравшиеся один за другим молча вышли из комнаты. Остались лишь мы с Хозяйкой, Арс и старый Джузеппе. Лицо его было как бумага, щёки ввалились, словом, выглядел он плохо. Видимо, совсем недавно он собрал все силы, чтобы говорить, и это его вымотало. Хозяйка неосознанно подвинулась ближе к Джузеппе. Арс прокашлялась.
   - У меня для тебя послание от Его святейшества, - произнесла она, явно не ожидая возражений.
   Я не понимал, что это может быть за послание, ну, кроме того, что оно имеет отношение к Джузеппе. Арс посмотрела на епископа, нахмурилась, потом снова обратилась к Хозяйке:
   - В любом случае, садись, - и указала на стул в углу комнаты.
   Хозяйка послушно села, робкая, как котёнок. Я свернулся у неё в ногах. Глава гильдии портных встала, скрестила руки на груди и заявила прямо:
   - Теперь, полагаю, тебе уже понятно, что в этом городе портнихой тебе не стать.
   Это прозвучало столь неожиданно, что Хозяйка даже не успела удивиться.
   - Эээ... - начала она в замешательстве, но Арс тут же перебила. Почему она так сердита? Впрочем, я быстро понял. Ей самой больно.
   - Во-первых, нам не из чего делать одежду. Во-вторых, у нас её никто не заказывает. Кроме того, когда город восстановится, сюда вернутся те, кто сбежал в соседние города. Как думаешь, что они будут делать, когда обнаружат, что чужаки заняли их места?
   Она говорила очень быстро, будто опасаясь запутаться, если не поспешит. Никто не стал бы так жестоко говорить с человеком, желающим зарабатывать на жизнь тем же ремеслом. Хозяйка понимала это. В ней не было ни гнева, ни печали - лишь разочарование, сотворённое неоспоримыми словами Арс.
   - По... понятно... - проговорила Хозяйка. Потом вдруг вскинула голову. - Я поняла.
   В подобных ситуациях самое естественное выражение её лица - улыбка. Пожалуй, так улыбаться при поражении не лучшее из умений, но по этой самой причине эта улыбка подействовала на чувствующую себя виноватой Арс ещё сильнее. Она отдёрнулась, точно заглянув в волшебное зеркало, отразившее всю её неприглядность. Потом опустила голову и скрипнула зубами. Впечатление, которое она произвела вчера, по-прежнему оставалось очень сильным, но я не сомневался, что тогда был просто очень неудачный момент.
   Сейчас Арс казалась обычной девушкой, имеющей ещё больше проблем с языком, чем Хозяйка.
   - Вот поэтому нам и надо поговорить.
   - Что?
   - Его Святейшество совсем недавно попросил меня передать тебе. Он просит тебя об одной услуге.
   Была ли она в действительности скромной и серьёзной, эта упрямая городская портниха? Возможно. Арс вдруг жёстко посмотрела на Хозяйку и продолжила:
   - Он назначил тебя диаконом. Своей властью епископа.
   Возможно, если второй раз услышать то же самое, понять будет легче, но я всё равно не понимал. И Хозяйка, по-моему, тоже. Но паника осталась позади, и она вопросительно смотрела на Арс.
   - Город в плохом положении, - выплюнула Арс и отвернула голову чуть в сторону. Потом, однако, её глаза вновь уставились на Хозяйку. - Город Резул пытается нас захватить.
   - Захватить?
   - Ты... видела ведь, когда пришла ко мне? В городе не осталось хороших материалов. Всё, что хоть что-то стоило, продано за бесценок бессердечным торговцам. Никто, кому мы можем что-то продавать, сюда больше не заходит, цены на зерно выросли, на мясо тоже, и мы все сидим без денег. Резул пытается этим воспользоваться.
   На любое раненое животное - даже на медведя - непременно будут охотиться другие. Оно может отчаянно сражаться за жизнь, но, в конце концов, всё равно станет едой. Похоже, этот закон действует не только в лесах и полях.
   - Наш город в отчаянном положении, но если только здесь появятся материалы, ремесленники будут работать, а торговцы - продавать. Без материалов ничего сделать нельзя. И вот город Резул предложил нам взять заём.
   Часто бывает, что корабль, которому обещают спасение, на самом деле направляется в преисподнюю. Достаточно посмотреть, как город ненавидит Йохана, и всё становится понятно.
   - Но... зачем назначать меня диаконом? - спросила Хозяйка, глядя исподлобья.
   - Естественно, принять их предложение мы не можем. Ни за что. Если согласимся, они нас проглотят. Нам придётся выплачивать не только заём, но и огромную лихву.
   В мастерскую Арс, когда там были мы с Хозяйкой, явился не кто иной, как Йохан. Скорее всего, большая часть города уже была в глубоких долгах. Жирели в таких обстоятельствах лишь существа вроде Йохана, те, кто пожирает раненых. Так устроен мир. Однако это не было ответом на вопрос Хозяйки. Арс и сама это поняла. Она смущённо почесала нос, потом глубоко вздохнула и сказала:
   - Мы хотим, чтобы ты вела переговоры с Резулом. Как наш диакон.
   Девушка по-прежнему толком не объяснилась. Да, ораторским умением она не отличалась. Конечно, и у Хозяйки способности по этой части ненамного больше, чем её грудь, так что, может, такое объяснение по капле и к лучшему.
   - Переговоры...
   - Да. Если отправится настоящий торговец, мы, скорей всего, проиграем. Если станет известно, что один город отказывается продавать другому городу, будет ссора. Возможно, даже война. Но если к ним придёт Церковь и заявит, что мы не будем торговать с такими безбожниками, это совсем другое дело. Никто не хочет рисковать войной с Церковью. У нас будет шанс избежать худшего.
   Я, наконец, понял и взглянул на лежащего в постели Джузеппе. Я понял, почему он назначил Хозяйку диаконом и почему ей всё объясняет именно Арс.
   - И если ты наш диакон... в общем, посмотри на Его святейшество. Кто-то должен действовать его именем. Конечно, мы спросили его, почему нельзя этим заняться кому-то из Кускова, но он лучше нас знает ситуацию в других городах, - сказала Арс и вздохнула.
   Она выглядела утомлённой, и я не сомневался, что не ошибся - она действительно очень устала. Я вспомнил, как совсем недавно много людей покинуло эту комнату. Я был уверен, что все они, как и Арс, занимали в городе видные посты. И многие из них, как и Арс, не должны были занимать эти посты. Одни были стары, и им полагалось давно уже отойти от дел, другие, в том числе Арс, - слишком молоды. Городу больше некого было выдвинуть.
   - И, разумеется, Резул догадывается, что мы попытаемся сделать Церковь своим щитом, так что от жителей города пользы будет мало в любом случае. Они просто скажут: "Ты не из Церкви!" Эти ублюдки из Резула просто ужасны. Ты слышала слухи? Они там все варвары и язычники. Они носят на шее наконечники от стрел!
   Когда Арс вытолкнула эти слова, я испытал потрясение, словно меня стукнули по голове. Сколько воспоминаний в этот момент связалось в единую нить.
   Бушующий мор привёл к тому, что некогда оживлённая дорога опустела, и разбойники-язычники стали нападать на путников, в том числе и на храбрый отряд епископа. Вдобавок - неестественно великолепный приём, ожидавший нас, когда мы вошли в город. Город отчаянно пытался избежать ловушки, расставленной Резулом, но у него не оставалось возможностей. Джузеппе согласился помочь, однако он прибыл серьёзно раненным. Но они всё равно решили осуществить его план, хоть Хозяйка и плохо для этого подходила.
   Глаза Арс вдруг округлились, она посмотрела на Джузеппе и тихо ахнула. Судя по всему, он не рассказал, кто на него напал. И я понял, почему. Если бы горожане узнали, что язычники напали на Джузеппе, они, несмотря на своё истощение, взяли бы в руки оружие и бросились в бой, как загнанная в угол мышь бросается на кота.
   Если дело дойдёт до войны, Кусков обречён.
   - Поэтому нам нужен чужак, причём такой, по которому было бы видно, что он служит Церкви. И мы выбрали тебя.
   Рубинхейген известен как церковный город, но если бы люди знали, что в действительности там происходит, они сочли бы его худшим местом в мире, Хозяйка сбежала оттуда и обнаружила, что в других городах творятся похожие дела. Она постепенно осознавала печальную реальность. Вдруг, осознав и ещё кое-что, она подняла голову.
   Если бы я мог, то поднял бы лапу и закрыл морду, как это делают люди.
   - Ээ, это...
   - Хм?
   - Я поняла. Но... эмм... в общем... почему ты сказала... ээ... что мне уже не стать портнихой?
   Хозяйка по-прежнему цеплялась за свою мечту. Так упорно продолжать одну и ту же тему, это не было похоже на неё, но не только мне хотелось закрыть морду лапой, Арс тоже стало больно от этого вопроса. То, что она так быстро и долго говорила, но так и не коснулась этой темы, было вовсе не из-за невоспитанности. Она была просто неловкой и к тому же довольно доброй девушкой.
   - Потому что тебе придётся вести с ними переговоры как нашему диакону.
   - Да.
   - А после этого... если ты начнёшь работать портнихой, как будто ничего и не произошло...
   "Неужели ты сама не видишь?" - умоляли глаза Арс. В подобных делах Хозяйка бывает недогадлива, как овца. Секунду она озадаченно смотрела на Арс, но затем в её голове всё соединилось.
   - А!
   - Понимаешь? Это было бы странно. Вот почему.
   Поэтому Джузеппе именно Арс попросил передать своё послание. Хозяйка так страстно желала стать портнихой, что презрела опасности и пришла в этот город. Без сомнений, Джузеппе было её очень жаль. Но иногда ради спасения стада одной овцой приходится пожертвовать, и ситуация в Кускове требовала подобного решения. Он решил, что, по крайней мере, эту новость Хозяйке должна сообщить глава гильдии портных. Тяжёлое молчание повисло между девушками. Никто из них не был виноват. Злая судьба, ничего больше.
   - Послушай... - нарушила, наконец, молчание Арс. - Насчёт вчерашнего... прости меня.
   Эти неожиданные слова застали Хозяйку врасплох. Она беспорядочно замахала руками, потом, наконец, сумела выдавить:
   - О н-нет, эээ... я думала только о себе, так что...
   Она говорила извиняющимся тоном, уткнувшись взглядом в пол, и от этого Арс, похоже, было только больнее.
   - Йохан тоже на меня разозлился, я просто поверить не могла... Я впрямь виновата.
   - А?
   - В смысле... трудно объяснить, но... ты ведь рисковала жизнью, когда шла сюда, правда? Ты хотела стать портнихой. Это была твоя цель. Ради этого ты рискнула жизнью и пришла сюда, и вот тут я, наконец, поняла... что же я наделала. Во время мора, когда все вокруг умирали, я только плакала и плакала, я не...
   Она говорила, запинаясь, и это свидетельствовало, что её слова идут от самого сердца. Арс действительно была обычной доброй девушкой. Недоверие в её глазах проистекало из тревоги, пропитавшей её душу.
   - И поэтому я поняла... что так дальше нельзя, - Арс сделала глубокий вдох, потом выпрямилась, подняла голову и посмотрела Хозяйке в глаза с достоинством, приличествующим главе гильдии. - Теперь я спрошу ещё раз. Я прекрасно осознаю, что я раздавила твою мечту. Тебе необязательно оставаться нашим диаконом навсегда. Но сейчас - поможешь ли ты спасти наш город?
   Она положила правую руку на грудь и резко свела каблуки. Потом склонила голову. В Рубинхейгене городские торговцы делают похожий жест, когда хотят подлизаться к Церкви. Сейчас ко мне пришло понимание, что здесь и сейчас ситуация требовала именно этого жеста - знака глубокого уважения.
   А что Хозяйка? Немного беспокоясь, я посмотрел на неё, стоящую рядом со мной, и тут же понял, насколько был неправ, усомнившись в ней. Даже сейчас, когда мечта, которую она считала такой близкой, вырывалась из её рук навсегда, она держалась прямо, а на лице её была добрая улыбка.
   - Думаю, это тоже воля Господа.
   - Значит, ты!..
   - Да. Я сделаю всё, что смогу.
   В этом мире очень часто за доброту отплачивают поражением. Но лично мне совершенно не хочется служить тому, кто думает только о себе. Арс принялась трясти руку Хозяйки со слезами на глазах - то ли от глубоких чувств, то ли просто от облегчения. Хозяйка продолжала улыбаться. Сейчас она казалась настоящей святой, будто помощь ближнему дарила ей величайшее счастье в жизни. Хоть я и простой пёс, даже меня тронул поступок Хозяйки. Она тем временем обняла всхлипывающую Арс и чуть смущённо улыбнулась мне.
   "Опять я это сделала", - говорило её лицо.
   Но я лишь вилял хвостом. Больше всего я люблю Хозяйку, когда она такая.
     

***

     
   Легко сказать, да трудно сделать. Это очевидно. Особенно когда речь идёт о том, чтобы произвести кого-то в диаконы. Должно быть, именно эта мысль грызла Хозяйку.
   На постоялый двор она вернулась уже поздно вечером. В свете свечи Хозяйка напоминала высушенную селёдку.
   - Ууу... как же я устала... - произнесла она и рухнула на кровать, не обращая внимания, что там уже лежал я.
   Мне с трудом удалось избежать опасности. Чем сильнее устаёт Хозяйка, тем хуже её характер. Нет, "хуже" - не то слово, "более детский" правильнее. Так или иначе, она протянула руки и приподняла меня.
   - Энек, я так устала...
   И, не спросив разрешения, обняла меня и стала тереть мне голову с такой силой, что мне показалось - вот-вот у меня шерсть отваливаться начнёт. Это было очень неудобно. Когда Хозяйка зарылась лицом в мой мягкий мех под горлом, я ощутил резкий запах чернил.
   Хотя она сказала, что в Рубинхейгене работала для Церкви, на самом деле она знала лишь несколько молитв. Когда в этом пришлось признаться, Арс и женщина, ухаживающая за Джузеппе, переглянулись и разом кивнули. То, что происходило дальше, я понимал лишь урывками. У городских торговцев и всяких ремесленников есть множество святых, которым они поклоняются, и каждая гильдия проводит ежедневные молитвенные ритуалы, причём вместо священника их проводит глава гильдии.
   Поэтому, пока Джузеппе не проснулся, они созвали глав всех гильдий и вместе принялись вбивать в голову Хозяйки основы всех этих ритуалов. Хозяйка умела читать, но вот писала она неважно. Не мне её укорять - я-то и читать не умею, - но, похоже, её письмо назвать хорошим нельзя было даже из лести. Когда она попыталась, даже Аман из гильдии Ровена, пришедший её подбодрить, скорчил гримасу. Иногда она пыталась учиться писать кончиком посоха на земле, но, видимо, её успехи были далеки от похвал. Зато собак и овец она очень хорошо умела рисовать.
   В общем, так получилось, что прямо в церкви Хозяйку принялись учить письму и обрядам, которые ей понадобятся, когда она будет действовать как диакон. Я сначала был с ней, но она стала поглядывать на меня для поддержки, что её отвлекало, тогда меня выставили. На её лице в тот момент отражалось всё страдание мира. Я беспокоился, что пришлось оставлять её одну, но поделать ничего не мог. Стиснув зубы, я позволил отвести себя на постоялый двор.
   Вот так всё и вышло. В конце концов, Хозяйка подняла голову с моей груди, перевернулась на кровати и потянулась. Раздался хруст, как от сухих веточек. Я понюхал её руку и ощутил, кроме запаха воска от дощечки для письма, другой, более сладкий.
   - Как тебе повезло, Энек, что тебе не приходится так работать, - произнесла она, когда я, ещё несколько раз обнюхав её руку, лизнул. Хозяйка всегда плохо себя ведёт, когда сильно устаёт. - Завтра они будут меня учить переговорам-договорам, и они сказали, что я должна выучить наизусть ответы на все вопросы, которые мне могут задать, чтобы убедиться, что я слуга Церкви... Надеюсь, у меня получится. Я с трудом помню, что за сегодня выучила...
   Мой хвост поник от дурного обращения Хозяйки, но, видя её тревогу, я не мог обижаться. Если я её рыцарь, значит, должен её поддерживать.
   - Ммм... ху-ху. Да, ты прав, всё будет хорошо.
   Она, конечно, была вся в чернилах и воске, но, сунувшись носом ей в волосы, я почуял старый, родной запах. Я нарочно несколько раз шумно нюхнул, и Хозяйка по-детски хихикнула. Мы играли, как играли много раз прежде. И когда она наигралась, её руки внезапно остановились - тоже как прежде. Её лицо стало спокойным, будто она выбросила все тревожные мысли в окошко.
   - Кажется, моя мечта снова сбежала. Мне придётся, как следует, постараться, чтобы помочь этим людям, - сказала Хозяйка, твёрдо глядя на меня. Глаза её были добрыми и сильными. Глаза пастушки. - И они так много передо мной извинялись, а благодарили ещё больше. У меня даже времени не было грустить.
   Она рассмеялась и взяла меня за правую переднюю лапу. Но ничего делать с ней не стала - просто подержала.
   - Господин Аман даже спросил, не хотела бы я потом работать на его гильдию. Он сказал, что у него связи по всему городу и что он сможет что-нибудь придумать. И что если я соглашусь, другие люди мне помогут.
   Хозяйка говорила, а её веки всё опускались и опускались. Она говорила, и каждое слово будто стекало по щеке, словно капли дождя в жаркий летний день. У неё слабая воля, когда дело касается нужд других людей. Особенно если эти другие просят её о помощи. На мой взгляд, она не в том положении, чтобы помогать кому-либо. Девушка без денег, без общественного положения, без образования, без власти - и со всем этим она ничего не может поделать, и даже её сила пастушки мало что меняет.
   Вот и та её сделка с торговцем и волчицей. Хозяйка прекрасно понимала, чем рискует, но на неё подействовало, как сильно тот торговец в ней нуждался. А одни мысли о своей выгоде не могут побудить её к действиям. Конечно, она не осталась безучастной, когда узнала, о каких больших деньгах идёт речь, и это меня вовсе не огорчило - напротив, принесло облегчение.
   - Они даже сказали, что если всё пройдёт хорошо, то я смогу остаться настоящим диаконом.
   Я резко вскинул голову и посмотрел на Хозяйку. Эти слова я никак не мог пропустить мимо ушей.
   - Но я не знаю, стоит ли это делать... По-видимому, такое уже бывало раньше, но... - добавила она и страдальчески улыбнулась.
   На мой взгляд, она и так была до отвращения покорна Церкви, но, с другой стороны, я не мог сказать, что её чувства по этому поводу абсолютно чисты. Хозяйка сделала такое лицо, будто это была шутка, потом потянула меня за лапы и прижалась к ним лицом.
   - Но я всё равно хотела бы стать портнихой. Это я слишком много думаю о себе, да?
   Я вложил в свои лапы с белой шерсткой на концах чуть больше силы. Они нажали Хозяйке на губы, из-за чего её лицо стало смешным. Я сердился на неё, я смеялся над ней, и я чуточку обижался. Она закрыла глаза. Потом, дурачась, широко раскрыла рот и попыталась укусить меня за нахальные лапы. Я потянул их на себя, но она подалась ко мне, будто не желая отпускать. Я собрался уже вырваться, когда в дверь нерешительно постучали.
   - Д-да! - ответила Хозяйка и хлопнула меня по голове, как расшалившегося ребёнка, потом выбралась из кровати и поправила одежду.
   - Прошу прощения, что беспокою тебя так поздно, - раздался голос Арс из-за двери.
   - Ничего, - ответила Хозяйка и, открыв дверь, оглядела Арс. Что-то в ней изменилось.
   - Я знаю, ты устала, но мне нужно отнять у тебя немного времени. Можно, я войду?
   Хозяйка кивнула и шагнула назад, впуская Арс. Та вошла, держа что-то в руках, и, обернувшись, закрыла дверь. Хозяйка смотрела в лёгком замешательстве. Я спрыгнул с кровати и обошёл вокруг Арс. Что она собирается делать? В тусклом свете свечи лицо Арс было лишено сомнений, которые отражались на нём при дневном освещении. Напротив, она казалась такой деятельной, что я даже удивился.
   - Я была в поместье достопочтенного господина Кареки, и там мне удалось раздобыть вот это.
   - Раздобыть?..
   - Да. Смотри, - сказала Арс и развернула большой кусок белоснежной материи. - Из этого мы сделаем твоё облачение. Это очень хорошая ткань - обычно с такой только глава гильдии работает... но сейчас это я и есть. В общем, это хорошая ткань.
   Она прищурила глаза и оценивающе посмотрела на материю. Это был всего лишь кусок ткани, но, действительно, красивой ткани, он легко развернулся, и нетрудно представить, как внушительно будет выглядеть священник в такой рясе.
   - Вообще-то это была скатерть в поместье достопочтенного господина Кареки.
   Хозяйка немного удивилась, но так оно и было - принюхавшись, я уловил еле заметный запах рыбы и горчичного семени.
   - У нас немного времени, чтобы сделать тебе одеяние, поэтому мерку надо снять сегодня.
   Арс привычными движениями свернула ткань, потом достала из мешочка, который тоже принесла с собой, тонкий шнур с мерными отметками по всей длине.
   - Если бы у меня было больше времени, я бы всё сделала, как следует. Но времени мало, так что... Но, конечно, когда ты станешь настоящим диаконом, я сделаю тебе правильное одеяние, и не из скатерти достопочтенного господина Кареки, - сказала Арс, заставив Хозяйку стоять прямо и быстро измерив длину её рук и ног. Потом она хитро улыбнулась.
   Хозяйка захихикала - отчасти, впрочем, из-за щекотки. Но, кроме того, её явно забавляла мысль, что ещё несколько дней назад она бы и подумать не могла, что будет носить рясу священника, пошитую из скатерти аристократа. Какие сюрпризы иногда преподносит нам судьба.
   Несколько секунд спустя Арс вдруг спросила:
   - А почему ты захотела стать портнихой?
   Это был совершенно честный вопрос, и Хозяйка ответила так же честно:
   - Было похоже, что я никогда не смогу носить красивую одежду, и я подумала, что хорошо бы хотя бы делать её.
   Глава гильдии портных, то и дело поворачивая Хозяйку, продолжала её измерять, однако от этих слов остановилась и посмотрела ей в лицо. Хихикнув, она с ехидством в голосе произнесла:
   - Вообще, знаешь ли, делать красивые вещи тоже трудно. Сначала тебе не доверяют ничего, кроме рабочей одежды для стариков.
   Эти слова, произнесенные с оттенком возмущения, Хозяйку удивили.
   - Хуже того: ученикам даже не доверяют брать в руки иглу. В нашей гильдии человек учится на портного шесть лет. В первый год ты только убираешься в мастерской. На следующий год ухаживаешь за портняжной утварью. С третьего года тебе разрешают брать в руки иголку и ножницы, но к нормальной ткани по-прежнему не подпускают - только к обрезкам. На четвёртый год ты, наконец, начинаешь делать что-то, что напоминает одежду, но настоящую одежду с начала и до конца ты делаешь только с пятого года. И, конечно, даже если ты после шести лет проходишь испытание, тебе ещё многому предстоит научиться. Глава гильдии... предыдущий глава гильдии рассказывал, что первое свадебное платье он сшил через двенадцать лет после того, как поступил в гильдию учеником.
   Под конец Арс обвила мерным шнурком грудь Хозяйки - самый болезненный для неё этап. Я увидел, что Арс чуть ослабила шнур, прежде чем начать считать метки. Я не знаю, обычное ли это дело, рассчитывала ли она, что в будущем грудь Хозяйки подрастёт, или же она просто проявила деликатность.
   - Двенадцать лет... - прошептала Хозяйка, считая на пальцах.
   Это гораздо дольше, чем я её знаю. Через двенадцать лет меня уже не будет в живых.
   - Хотя мне понадобилось меньше времени, чтобы впервые взяться за рясу священника. Повезло мне.
   Увы, на Хозяйку это везение не распространилось, и от мечты стать портнихой в этом городе, ей пришлось отказаться. Арс подняла глаза от старого, потрёпанного бумажного листа, на котором писала, и сочувственно улыбнулась.
   - Я знаю, что это временно, но раз уж ты стала диаконом, надеюсь, благословение Господне пребудет с тобой всегда.
   Лишь человек, давно ставший хитрым, расчётливым портным, способен так утешать Хозяйку.
   - Да, - с улыбкой кивнула она.
   - И ещё: если у тебя найдётся время, заходи ко мне в мастерскую. Я тебя немножко поучу.
   - Э?
   - Ты это сама чинила? - Арс показала на одежду Хозяйки. - Это ужасно.
   Спрятать огромное количество швов и заплат было невозможно, но Хозяйка, покраснев, всё равно попыталась их прикрыть. Умение управляться с ниткой и иголкой было одним из немногих, чем она гордилась, но... так устроен мир.
   - В общем, основам я тебя научу. Хотя и сама много чему хотела бы ещё научиться у того, кто был до меня...
   Арс, выводя что-то пером на листе, производила впечатление прекрасной портнихи. Её стройное тело говорило о добродетельном воздержании, впрочем, возможно, ей просто не хватало еды, а твёрдый взгляд, каким она рассматривала ткань, показывал, что она отлично разбирается в своём деле.
   - С удовольствием приму твоё предложение.
   Арс смущённо прищурилась.
   - Хорошо, - ответила она. - Да, и ещё кое-чему я тебя поучу.
   - Ещё кое-чему?
   - Да, - кивнула Арс и начала собирать свои вещи.
   Было уже очень поздно. Не в силах справиться с сонливостью, я зевнул, и следующие слова Арс как будто влетели мне в открытую пасть.
   - Я слышала от хозяйки постоялого двора, что песню портных ты поёшь немного фальшиво.
   Странный звук вырвался у меня из глотки. Будь я человеком, сейчас бы катался от смеха, схватившись за бока. Арс ухмыльнулась, Хозяйка же застыла на месте и так покраснела, что это было заметно даже в тусклом свете свечи.
   - Аа, это, ну, это было...
   - Ха-ха-ха! Сегодня уже поздно, но я непременно тебя научу петь правильно. Всем ученикам-первогодкам приходится её учить, хотят они того или нет. Меня даже заставляли петь на городской площади, - ностальгическим тоном произнесла Арс, продолжая собираться.
   Хозяйка была так смущена, что у неё даже слёзы на глазах выступили, однако в её выражении лица я заметил и частичку счастья.
   - А взамен, - сказала Арс, игриво подпихнув меня в бок ногой, - научи меня пастушеским песням.
   Я вскочил на ноги и повернулся к Хозяйке. Её лицо застыло, взгляд упёрся в стену, где стоял пастуший посох. Она могла сказать, что посох просто нужен ей в дороге. Но она молча повернулась обратно к Арс, не в силах разлепить дрожащие губы. Первой, тонко улыбнувшись, заговорила Арс.
   - Я узнала от Йохана. Его предки многие поколения были ростовщиками, которых все ненавидели. И он о тебе серьёзно беспокоился. Ой, не делай такое лицо, - она сделала несколько шагов к Хозяйке и зашептала ей прямо в ухо. - Я вот подумала, может, и мне стоит взять в мужья ростовщика?
   Я был впечатлён, как много выражений лица способна сменить Хозяйка за столь короткий промежуток времени.
   - Ладно, мне пора, - и Арс, довольно прищурив глаза, повернулась, чтобы уйти. - Пёсик, ты тоже прости за вчерашнее.
   Мое имя Энек. Я коротко гавкнул, чтобы намекнуть ей об этом, и проводил взглядом.
   Как только Арс вышла, повисло молчание, нарушаемое лишь потрескиванием горящей свечи. Я снова повернулся к Хозяйке. Она безмолвно стояла, прижав руки к щекам, и выражение её лица было непонятное. Ей ещё учиться и учиться, прежде чем она станет настоящим невозмутимым диаконом. Я свернулся у неё в ногах. Она посмотрела на меня, не отнимая ладоней от щёк.
   - Она сказала "в мужья"?
   Значит, вот что привело её в замешательство? Я зевнул. Полагаю, это нормальная реакция здоровой человеческой девушки.
     

***

     
   Владелица постоялого двора принесла вместе с завтраком потрёпанное Священное писание.
   Похоже, ночью Джузеппе проснулся и оставил сообщение. Чувствовал он себя неважно, но собирался встать во второй половине дня, а пока что написал на маленьком клочке ткани, какие молитвы Хозяйке предстояло выучить. Если великолепный завтрак, которым мы наслаждались в предыдущий раз, был благодарностью за спасение Джузеппе, то сегодняшний завтрак, в который нам снова дали белый хлеб, был, видимо, благодарностью всего города за то, что Хозяйка согласилась прийти ему на помощь.
   Я тоже получил свою долю, однако во время еды мне пришлось терпеть поддразнивания. Да, мне, в отличие от Хозяйки, не приходится ничего заучивать, но я её поддерживаю и, уверен, делаю это хорошо. Слишком часто работу рыцаря считают лёгкой.
   - Посему Господь наш... - бормотала она, заучивая молитву. Она сняла одну из сандалий и водила босой стопой по моей спине.
   Ошибаясь, она цепляла меня за шерсть пальцами ноги и тянула, лишь полностью запомнив молитву, она вздыхала, тыкала меня в ребра и переходила к следующей. Вода в озере лишь тогда прозрачна, когда оно достаточно глубокое, чтобы весь ил оседал на дно. Если это осчастливит Хозяйку, я готов принять на себя сколько угодно ила, однако хорошо бы, если моё благородное самопожертвование под столом подарило бы мне чью-нибудь похвалу. Или хотя бы пусть она перестанет совать мне в ухо пальцы ноги. Когда она так делала, я поднимал голову и тыкал ей в ногу холодным носом.
   - Озарённые... славою его. Ибо... ибо... ууу... - голос Хозяйки, старающейся вспомнить текст молитвы, звучал напряжённо, мне это напомнило звуки, которые она издавала, наблюдая за рождением ягнят. Когда она, наконец, вспомнила, то вдруг резко встала и закончила:
   - Ибо на то есть воля Господа!
   Остальное она продекламировала легко, наконец, выучив эту молитву. Она довольно жёстко прошлась ногой по моей спине. Я прекрасно знал, как хорошо Хозяйка умеет сосредотачиваться, так что беспокоиться за неё - только время зря терять. Мы не можем говорить друг с другом, но я помню, как быстро она стала великолепной пастушкой. По сравнению с этим обычное заучивание молитв с листа - просто ерунда.
   - Ууу... Я волновалась, хорошо ли запомнила первую часть, но... да. На самом деле это было не так уж трудно. Эй, Энек, ты слушаешь?
   Хозяйка заглянула под стол, и я с неохотой выбрался оттуда. Она погладила меня по голове и с редкой для себя удовлетворённой улыбкой сказала:
   - А ты как думаешь, сможешь выучить пару словечек, а, Энек?
   Я рыцарь, а рыцарям слова не нужны. Я отвернулся, Хозяйка рассмеялась в нос, как ребёнок, гордый своими успехами, и продолжила трепать меня по голове. По-моему, она немножко издевалась. Я подумал, не следует ли рассердиться, но, с другой стороны, я давно не видел её такой беззаботной. Поэтому я великодушно вынес унижение без единой жалобы.
   - О, да, сколько же сейчас времени?
   Хотя ставни были открыты, в незнакомой комнате трудно определить время по свету из окна. Хозяйка встала из-за стола, подошла к окну и посмотрела на небо. Видеть её такой для меня было внове. Раньше, когда она смотрела на небо в городе, она лежала в устланной соломой овчарне среди крыс и кур, словно поражённая хворью. Она смотрела на крошечное оконце под самой крышей овчарни, впускающее лишь крошечный лучик света, и по этому лучику пыталась определить время. На лице её тогда было написано отчаяние, и смотреть на него мне было больно.
   Насколько приятнее сейчас было видеть её вот такой.
   Должно быть, по улице прошёл кто-то, кого она знала, - Хозяйка помахала из окна рукой.
   - Нам надо поторопиться, Энек!
   Я гавкнул и подошёл к двери. Хозяйка поспешно собралась, невольно её взгляд упал на некий предмет. Какое-то мгновение в её лице отражались печаль, тоска и даже вина. Из-за этого посоха она пережила много ужасного. Но он же помог ей добраться сюда. Я обеспокоенно попятился от двери, но она посмотрела на меня с чуть смущённой улыбкой. Надо двигаться вперёд. Для этого необходимо иногда что-то оставлять позади. Когда приходит такое время, не нужно чувствовать печаль или вину, не нужно цепляться за старое. Нужно лишь быть признательными.
   Рука Хозяйки погладила меня по голове, и я снова гавкнул.
   Хозяйка открыла дверь, и мы сделали первый шаг в большой неизведанный мир.
     
   0x01 graphic
  
  
  

0x01 graphic

Колыбель чёрной волчицы

     

Перевод с английского языка - Ushwood

Редактирование - О.М.Г.

  
   Выгрузив сено, она, наконец, позволила себе передышку. То тут, то там ещё лежал снег, но Флёр, непривычная к труду, под весенним солнышком пропотела насквозь.
   - Сено изумительное. Скотина в этом году хорошо будет расти, - небрежно похвалил человек из торгового дома Джонса, пересчитав тюки. Флёр стряхнула сено с одежды и широко улыбнулась этому мужчине, годящемуся ей в отцы.
   - А раз она хорошо будет расти, то к зиме нарастит много мяса.
   - Именно. Итак, это всё? Я могу всё забрать?
   - За сколько?
   Мужчина погладил подбородок пером, подсчитывая цену. Снова пересчитал тюки сена, подумал и, наконец, ответил:
   - Семнадцать лиготов.
   - Ты обещал двадцать.
   Мужчина принялся крутить перо пальцами. Такой жест торговцы невольно делают, когда перед ними слабый противник. Остатки улыбки исчезли с лица Флёр, и тут сзади раздался голос:
   - Следовало запросить больше. Двадцать пять.
   - Ора?!
   Флёр развернулась лицом к старому торговцу, вмешавшемуся в разговор. Её противник поскреб висок кончиком пера, улыбнулся и склонил голову набок.
   - Хорошо. Раз ты такая честная, сойдёмся на двадцати.
   - Только если ты оплатишь наём повозки.
   Серебряных волос на голове Оры осталось немного, но он всё равно каждое утро смазывал их яичным белком. Он глядел сверху вниз на совсем не юного противника, как на мальчишку.
   - Конечно. И плата за сведения тоже за мной.
   - Да благословит тебя Господь.
   Флёр молча слушала, не вмешиваясь. Лишь когда Ора начал выгружать из повозки сено, ей нашлось занятие.
   - Возвращаемся, - только и сказал он, сдав повозку и рассчитавшись, и зашагал прочь. Он был крепкого телосложения и мог быстро идти даже с тяжёлым грузом. Погрузочная площадь у порта была запружена людьми, но Ора пробирался между ними с лёгкостью, словно волшебник.
   Флёр ещё не привыкла закрывать лицо шарфом, чтобы не выдавать свой пол, поэтому ей было трудно идти прямо. Догнать Ору ей удалось лишь в переулке, ширины которого едва хватало, чтобы двое могли идти рядом.
   Откуда-то сверху доносился детский плач, снизу, из-под ног - мышиный писк. Из окон мяукали кошки. Ещё совсем недавно Флёр и присниться не могло, что она окажется в подобном месте. Но она знала, что людям приходится приспосабливаться к условиям, в которых они оказываются. Проходя мимо окна с цветочным горшком, она пощекотала горло спящей на подоконнике кошке. Жить обычной жизнью, в общем-то, неплохо.
   - Юная госпожа, - сердитый голос Оры испугал кошку, и она спрыгнула с подоконника внутрь.
   Флёр глянула на своего спутника с осуждением, но наткнулась на куда более суровый взгляд.
   - Ты думаешь над своей ошибкой?
   Как ни странно, Флёр всегда улыбалась, когда её бранили более взрослые и опытные люди. Вовсе не потому, что она была храбрая или не в своем уме, просто она так привыкла - ещё в детстве её часто ругали учителя.
   - А, да, прости. Я думаю.
   Конечно, она перестала об этом думать, как только Ора стал торговаться вместо неё.
   - Знаешь, я надеялась, что ты оценишь, что я не стала сердиться на того типа за то, что он пытался купить сено по дешёвке. Видимо, ты просто сегодня не в духе.
   - Юная госпожа.
   Ора нахмурился, услышав её шутку. Его брови чуть ли не взлетели по круглой, как купол, голове. Когда он торговался, его лицо было как каменное, но в остальное время оно могло принимать много разных выражений, что достойно восхищения.
   - Не сердись... и я же говорила: не называй меня юной госпожой!
   - В таком случае будь любезна вести себя как торговец.
   Он держался настолько внушительно, что Флёр пришлось отвести взгляд. Она всегда помнила, что должна вести себя как торговец. Она ведь более не была аристократкой Флёр фон Эйтерзентель Мариель Болан, одиннадцатой наследницей рода Болан. Хотя, по правде сказать, по этому длинному до нелепости имени она уже немного скучала.
   - Я и веду себя как торговец. Я перевезла столько сельди, что у меня все руки ею пропахли. И вернулась с полной повозкой сена.
   - Замечательно. Теперь, я просто уверен, никто не догадается, что ещё совсем недавно ты боялась сесть на лошадь.
   Он не шутил. Он сердился, и она знала, почему. Но строгий тон Оры давал понять, что он не успокоится, пока Флёр не скажет правильные слова.
   - Двенадцать лиготов на покупку сельди. Четыре на пошлины. Пол-лигота на белый хлеб, сушёную баранину, вяленую свинину, сыр и вино. Два за пользование лошадью и повозкой. Сколько получается?
   Флёр вздохнула под шарфом. Они потратили восемнадцать с половиной лиготов. Если бы они приняли предложение торгового дома Джонса и продали сено за семнадцать, то оказались бы в убытке. Для аристократов монетой больше, монетой меньше - особого значения не имеет, но для торговцев это иначе. Когда они что-то отдают, то требуют взамен бОльшую плату. Лишь так они могут избежать голода.
   - Ты же знаешь, что я бы не согласилась на семнадцать.
   - Да ну?
   Он просто шёл и шёл, на неё даже не смотрел. От такого отношения она тоже начала злиться.
   - Ты хочешь сказать, что я трусиха, которая даже поспорить немного не посмеет?!
   Ора повернулся к ней.
   - Нет, но, даже если ты будешь упрямо заявлять, что тебе обещали двадцать, ты же этого не докажешь.
   - Но я своими ушами слышала, как он назвал эту цену. Или ты сомневаешься в моих словах?
   - Не то, что я сомневаюсь. Но в торговле нет ничего хуже бессмысленных споров. Поэтому мы, торговцы, всегда назначаем цену с запасом, чтобы прийти в итоге к цифре, которая устроит всех.
   - Ты поэтому запросил двадцать пять?
   Он кивнул, но так лениво, что стало ясно: для торговца ответ очевиден настолько, что ему даже пояснять не хочется.
   Да, Ора был торговцем с детства, даже вёл дела крупных торговых домов. Флёр он звал "госпожой", потому что прежде работал на главного торговца семьи Болан и был вхож в их дом. Однако глава дома Болан умер, когда Флёр вошла в брачный возраст, после чего семья, и так находившаяся в сложном положении, перестала существовать. Так были утрачены все связи с торговым домом, на который работал Ора. Флёр не видела Ору, пока его хозяин не стал её мужем. Это было не так уж давно, хотя воспоминания уже начали тускнеть. Её положение всё время менялось - и слишком быстро, она даже дух перевести не успевала. Титул её семьи купил богатый торговец, потом он разорился.
   - Ну, юная госпожа? А сено ты за сколько купила?
   У Флёр не было времени подумать над ответом. Ора действительно спрашивает, по какой цене она купила сено? Она была поражена, она и не думала, что он будет её беспокоить по таким мелочам. Это было даже смешно.
   - За два лигота.
   Однако в ней воспитывали умение скрывать истинные чувства перед другими людьми. Она ответила небрежно, и тут же лицо Оры стало бесстрастным. Он всплеснул руками и зашагал ещё быстрее, похоже, он просто невероятно рассердился. Это ведь он платил за перевозку сельди и сена между деревнями. И если они уже заплатили больше восемнадцати за сельдь, значит, двадцать, которые она запросила за сено, - слишком мало. Флёр об этом знала, но у неё были свои причины. Догнав, наконец, разъярённого торговца, обожающего разговаривать на ходу, она объяснила:
   - Селянам тяжело приходится. У них даже серпы все ржавые. Они жаловались, что просто не выживут, если не получат хотя бы два.
   - Это точно?
   Такой холодный ответ - совсем не то, что она получила бы от обычного человека. Но пусть её семья пала, всё равно Флёр оставалась аристократкой, поэтому она сердито огрызнулась:
   - Ты думаешь, я лгу?!
   Ора на мгновение остановился, но ничего не ответил и зашагал ещё быстрее. Ясно было, кто здесь неправ. Флёр ведь была не аристократкой, нанявшей его, а просто обычным человеком, пытающимся научиться ремеслу торговца. Она побежала узким переулочком и снова догнала Ору.
   - Прости меня, Ора... но я так сержусь, когда ты зовёшь меня "юной госпожой".
   Он, наконец, остановился, и Флёр увидела на его лице горькую улыбку.
   - Тебе придётся научиться придумывать лучшие оправдания, если хочешь стать настоящим торговцем.
   Она пожала плечами и сняла часть мешков с его спины. Когда они вышли из переулка, Флёр увидела, наконец, свой дом. В этом квартале было много таких же домиков.
     

***

     
   - Значит, юная госпожа, ты осталась в убытке, хотя так усердно работала?
   Служанка Бельтра, чистая душа, всегда говорила что думала.
   - Вовсе нет.
   - Тогда что было?
   Бельтра была не только ниже Флёр ростом, но и на год младше. И происхождение их отличалось, как небо и земля. Однако лишь на неё Флёр могла полагаться во всём, что касалось домашнего хозяйства. Без денег они не могли себе позволить даже хлеба. В прошлом Флёр могла полагаться на известность и состояние своей семьи. Увы, сейчас эта роскошь была недостижима.
   Она стянула шарф и плащ и повернулась выйти.
   - Юная госпожа, я почти ничего не знаю, только то, что сказал господин Ора.
   - Не зови меня юной госпожой!
   - Юная госпожа, подожди!
   Не обращая на неё внимания, Флёр вбежала в соседнюю комнату. Она услышала, как служанка вздохнула, но побежала дальше - через комнату в коридор, затем мимо комнаты для умывания и по лестнице на второй этаж. В окна в деревянных рамах вдоль лестницы, она видела огород, за которым ухаживала Бельтра. Этот огород давал им овощи, пряности и прочие травы. Иногда их хватало даже на продажу на рынке, и тогда они могли купить немного мяса.
   А что Флёр давала дому? Немногое, она это знала. И потому не могла винить Бельтру за то, что она вышла из себя. Складывать умеет даже ребёнок, а она, Флёр, не смогла скинуть цену ниже двух лиготов. Она понимала, что не создана быть торговцем. Она просто не могла так сурово обращаться с людьми, которые прежде были подопечными её семьи. Флёр услышала стук в дверь и голос Оры:
   - Юная госпожа.
   В минувшие дни, когда она вставала из-за стола открыть дверь, ей надо было пройти шагов двадцать. Сейчас ей достаточно и трёх.
   - Не зови меня юной госпожой.
   Лицо Оры было совершенно каменным.
   - Бельтра вся в слезах. Она сказала, что ты её не слушаешь.
   Его слова лучше всего было назвать "безжалостными". Ора читал людей куда лучше, чем Флёр. Он говорил, что это важнейшее искусство при торговле, но и при воспитании оно было не менее полезно. Трудно ругать человека так, чтобы тот почувствовал себя действительно виноватым, но Ора знал, что для Флёр лучше всего использовать имя Бельтры. Флёр кивнула, сдаваясь, потом кивнула сильнее и глубоко вздохнула.
   - Ладно, ладно...
   - Да?
   - Я извинюсь перед Бельтрой и как следует её выслушаю.
   Ора выжидательно смотрел на неё.
   - И закончу ужин.
   Ора улыбнулся и, сказав "пожалуйста, отдохни", закрыл дверь. Хоть Флёр и вздыхала, но вскоре улыбнулась и села на шаткий стул. Всё, что у её семьи было, отобрали, все привилегии продали с торгов. Все слуги ушли. Сейчас Флёр жила в домике для слуг и работников, почти в нищете. Не то что лошадей - она не могла свиней откармливать на мясо для себя. Довольно обычный конец падшей аристократической семьи, впрочем, Флёр не особенно жалела себя. Просто здравый смысл торговцев очень сильно отличался от здравого смысла аристократов. Порой это приводило её в ярость, но всё равно она изо всех сил старалась приспособиться.
   Жить хотя бы так она могла лишь потому, что Ора взял её под крыло, а Бельтра, её самая близкая служанка, не ушла и дальше о ней заботилась. Именно эти люди заставили её осознать, что она не всех, кого могла называть семьей, потеряла, и не весь мир стал её врагом.
   Этого хватило, чтобы она могла продолжать жить; однако она прекрасно сознавала, что, если они хотят выжить, им нужны деньги. Нельзя больше позволять себе такие ошибки, как сегодняшняя.
   - Я торговец...
   Попытавшись таким образом себя приободрить, Флёр спустилась по лестнице и пошла извиняться перед Бельтрой.
     

***

     
   На следующий день, когда Флёр, давясь, глотала тюрю, к которой еще не успела привыкнуть полностью, Ора сказал:
   - Если сено такое хорошее, нам стоит заняться лошадьми.
   - Лошадьми?
   - Я слышал, за южным морем началась война. Если это правда, то цены на лошадей совсем скоро взлетят, как на крыльях.
   Флёр вовсе не недооценивала способности Оры собирать сведения, но ей нравилось расспрашивать его, делая вид, что чуть-чуть сомневается.
   - Но если это так очевидно, нас, думаю, кто-нибудь уже опередил?
   - Да, но нам вовсе не нужно быть первыми. Если доход такой хороший, достаточно быть вторыми или третьими.
   Пока Флёр говорила, Ора снял кусочек плесени с хлеба, который ел, и сунул в рот. Когда ей впервые пришлось есть плесневелый хлеб, она морщилась, но сейчас, совершив уже не одну торговую поездку, привыкла. Живя в поместье, она никогда не сознавала, что вся кухонная прислуга вынуждена питаться так. Она была тронута, когда узнала, - но сейчас сама была в таком же положении.
   - Заниматься лошадьми, а?
   Лошади - предмет роскоши, и выращивать их недешево. Когда имя Болан имело вес, у ее семьи еще оставалась кое-какая собственность, а значит, и кое-какой доход - в основном от налогов, которые платили крестьяне за сенокос на землях Болан. Если сена будет требоваться настолько много, что цены на него взлетят, некоторым из этих крестьян станет нечем кормить своих лошадей, и они будут склонны их продавать.
   - Я проверю в торговых домах, когда пойду за деньгами за сено, - сказала Флёр, макая хлеб, очищенный Бельтрой от плесени, в тюрю.
   - Пожалуйста, не позволяйте им сбивать цену.
   При этих словах Флёр улыбнулась. Потом отвернулась - но не из-за его замечания.
   - Опять... Не пойму, как он сюда пролезает? - сказала Бельтра, тоже заметив то, что увидела Флёр, и встала со стула. Возле двери в коридор, ведущий на кухню и в умывальную комнату, поджав лапу, тихо сидел щенок.
   - Он опять залез в мешок с зерном?
   В городе обитало множество бродячих собак, однако Флёр понятия об этом не имела, когда жила в большом поместье, окруженном лесами и лугами. Бельтре они досаждали, но Флёр испытывала иные чувства.
   - Ну, иди сюда.
   Щенок отпрыгнул в сторону, увидев приближающуюся Бельтру, но, заметив протянутую руку Флёр с крошками хлеба, прошмыгнул у Бельтры между ног и подбежал к Флёр.
   - Юная госпожа...
   Бельтра, каждодневно ведущая на кухне войну с мышами, кошками и собаками, посмотрела на неё с осуждением. Когда щенок слизал с руки хлеб, Флёр подняла голову.
   - Мой муж умел только отбирать у других. Я не хочу быть такой же.
   Щенок, похоже, знающий, как устроен мир, принялся с благодарностью выражать свою мимолетную преданность: сидел смирно и вилял хвостом, пока Флёр гладила его по головке. Но он был далеко не рыцарем, а Флёр - далеко не аристократкой. Бельтра взяла его за шкирку и выбросила в открытое окно.
   - Ты слишком добра, юная госпожа.
   - Разве так плохо иметь сердце?
   Очень злая контратака, и Флёр это знала. Как она и ожидала, Бельтра сильно расстроилась. Ора тут же пришёл служанке на выручку.
   - Мы знаем, что было, когда ты была его женой. Конечно, мой господин был не самым замечательным в мире человеком, но сейчас нам всё-таки нужно как-то выживать. Или ты знаешь лучший способ, чем стать торговцем, юная госпожа?
   Флёр не была способна предлагать свои варианты. Она прекрасно знала, что значит быть падшей аристократкой. А поскольку она была женщиной, её выбор сужался ещё.
   - Отдавать то, чего ещё не имеешь. Аристократ, сказавший такое, недостоин своей репутации.
   - Ну, у любого добросердечного аристократа счетоводы всегда в слезах.
   - Конечно. Но видеть в слезах Бельтру я не хочу.
   Флёр запихнула в рот остатки хлеба и встала.
   - Тогда я пошла торговать. На этот раз я обязательно вернусь с прибылью.
   Бельтра молча смотрела на неё, комкая в руках передник, успевший изрядно выцвести с того времени, как она служила в поместье Боланов. Услышав, наконец, что надеялась услышать, она улыбнулась.
   - Удачи тебе.
   Они жили уже не в том большом, чистом особняке, но улыбка Флёр оставалась прежней.
     

***

     
   Когда река покрывается льдом, течение замирает. Однако в зиму на севере не только лодки прекращают плавать. Весь порт лишается жизни. С приходом весны он словно оттаивает, и лодки начинают плавать туда-сюда. Во всяком случае, так сказал Ора, и это было похоже на правду. А в солнечные дни, такие как сегодняшний, народу в порту ещё больше, чем обычно.
   - Вот твои деньги.
   Хоть торговый дом пытался сбить цену до семнадцати лиготов вместо двадцати, полную сумму они заплатили без задержки. Торговцы - такие странные существа, подумала Флёр, завершая сделку. Потом она подошла к тому, о чём ей сказал Ора.
   - Лошади?
   - Да. Мы слышали, что началась война, и на лошадей большой спрос.
   - О... так, так, лошади...
   Торговец почесал подбородок кончиком пера, поднял голову и прикрыл глаза.
   - Чтобы кормить лошадей, приходится платить пошлины за сено, и если цены на сено растут, селянам становится слишком дорого содержать лошадей.
   - И это значит, что они будут их продавать, да?
   Чтобы не дать себя обмануть, необходимо понимать, что думает собеседник, и предугадывать его ответы раньше, чем делать предложения. Так всегда делал Ора, и делал, казалось, совсем просто.
   Флёр кивнула. Мужчина хмыкнул и взглянул на неё в упор.
   - Надеюсь, ты не думаешь, что до тебя эта идея никому в голову не приходила?
   Он смотрел на неё свысока, будто она какой-то мальчишка-подмастерье. Возможно, он заметил, что перед ним женщина, да ещё и молодая.
   - Не думаю, но даже если мы будем вторыми или третьими, то всё равно много заработаем.
   Флёр повторила слова Оры в своей слегка эмоциональной манере. Мужчина прижал перо к губам, словно пытаясь не дать им изогнуться в улыбке. Но если Флёр улыбнётся в ответ, то проиграет, и она смотрела из-под шарфа с бесстрастным видом.
   - Прошу прощения. Похоже, ты растёшь с каждым днем. И ты прав... но, как видишь, мы слишком заняты своими делами, чтобы сейчас куда-то ехать и покупать лошадей. Если ты сумеешь найти кого-то, кто продаёт, мы, возможно, согласимся купить.
   Торговцы всегда говорят так туманно.
   - Так ты покупаешь или не покупаешь?
   Противник нахмурился.
   - Трудно что-либо точно обещать - ты ведь можешь привезти тощих и непослушных лошадей. Это было бы неприятно.
   Он что, ей не доверяет? Впрочем, так оскорблённо может отреагировать лишь аристократ. Она предпочла извиниться.
   - Ну, даже если мы их не купим, найдутся другие покупатели. Рынок сейчас хороший, так что, если ты их купишь за хорошую цену, то сможешь продать за хорошую цену. Проблем быть не должно.
   - Ясно.
   - Хотя... - мужчина закрыл учетную книгу и сунул себе подмышку. - Всё равно я думаю, что это трудно. Лошади - капризные существа. Даже если они послушны, когда ты их покупаешь, они могут не принять нового хозяина. Такое бывает сплошь и рядом.
   - Да, это верно...
   Ещё живя в поместье, она не раз слышала, как иногда трудно бывает управляться с лошадьми. А сейчас ей самой придётся нанимать повозку, ездить на ней туда-сюда и преодолевать капризы лошадей. Если она, стараясь изо всех сил, купит-таки лошадь, а потом сумеет продать лишь за дёшево, она и сама будет рыдать, как Бельтра.
   - Да, кстати... как тебе вот такое предложение?
   - Мм?
   - Если у тебя есть деньги на покупку лошадей, можно их и по-другому потратить.
   - Например?
   Торговец улыбнулся и, достав учётную книгу из-под мышки, снова открыл.
   - Ни проблем с поведением, ни риска болезни, ни нужды в кормёжке и уходе. Даже неопытный торговец с этим товаром справится без проблем. Никакого риска по сравнению с лошадьми.
   Он говорил разумно, но Флёр знала, что его поведение подозрительно. Она вовсе не хотела брать у него уроков, но всё же невольно заинтересовалась.
   - И что же это?
   - Одежда.
   - Одежда, - повторила Флёр, и торговец показал ей строчки в учётной книге.
   - Вот цены покупки. А вот цены продажи. Это не так прибыльно, как с лошадьми, но... В общем, смотри, тут любой товар прибыльный.
   Он был прав... если только вся запись не подделана, чтобы её обмануть. Однако едва ли он мог так сразу, на месте составить план мошенничества. И Флёр кивнула.
   - Это надёжное вложение денег.
   Он закрыл книгу, и Флёр тут же спросила:
   - Но какую именно одежду лучше продавать?
   - Ну, это на твой вкус.
   Из его уст это звучало просто, однако одежду для Флёр всегда выбирали другие. О моде она не знала ничего. Она задумалась, не спросить ли совета у Оры, но тут мужчина хлопнул перед ней в ладоши и сказал:
   - А, кстати... один из людей, с которыми мы имеем дело, отлично разбирается в таких вещах.
   - Отлично разбирается?
   - Да. Он раньше помогал нам продавать одежду, которую мы покупали... блестящий торговец. Ему всегда удаётся продавать одежду очень быстро. Он как раз хочет расширить своё дело и ищет кого-то, кто бы обеспечил его деньгами.
   Флёр знала, что не так умна и опытна. Она знала, что не все тонкости торговых отношений способна ухватить. Но о том, что сейчас сказал её собеседник, она немного знала.
   - Ты имеешь в виду... я даю деньги, и мы делим прибыль?
   - Именно. И не только денежную прибыль. Ты узнаешь о торговле одеждой. А у него есть связи среди продавцов, так что он может получать одежду по хорошим ценам.
   - Ну...
   Похоже, ей выпадает отличный шанс... большая удача. Возможно, не все в этом мире желают другим зла.
   Торговец перевернул страницу учетной книги и назвал имя.
   - Его зовут Мильтон Пост.
   Это имя, несомненно, принадлежало аристократу.
     

***

     
   Как и всегда, когда у Флёр были при себе деньги, она не удержалась от соблазна чего-нибудь купить. Она взяла немного любимого сыра Бельтры и вина из одной деревушки, которое нравилось Оре. Потом пошла домой. У них было не очень много денег, но она надеялась, что Бельтра и Ора не рассердятся за то, что она купила им гостинцев. В конце концов, она нашла новое, стоящее дело.
   - Одежда?
   Флёр вручила Оре фляжку с вином, чтобы, подняв ему настроение, когда он выпьет, рассказать всё. Ора сидел, закрыв глаза и вдыхая аромат вина. Когда Флёр добралась до разговора с мужчиной из торгового дома Джонса, она даже не поняла сразу, слушает Ора или нет.
   - Вот, и это мы попробуем сделать... Ора?
   Услышав своё имя, Ора взглянул на Флёр.
   - Прости, я так скучал по этому аромату... Одежда? Ты этим хочешь заняться?
   - Есть один человек, который помогает дому Джонса продавать одежду. Судя по всему, он ждёт, что кто-нибудь вложит деньги, а всем делом от начала и до конца займётся сам.
   - Ясно...
   Ора вновь втянул запах вина своим клювоподобным носом и задержал дыхание. Аристократы не умеют наслаждаться мелочами так, как Ора. Флёр забыла про раздражение и улыбнулась.
   - Его имя Мильтон Пост.
   Едва прозвучало имя, глаза Оры под морщинистыми веками раскрылись и странно сверкнули.
   - Пост?
   - Ты его знаешь?
   Ора медленно выдохнул.
   - Ммм... конечно, - он допил вино, закрыл фляжку и поставил на стол. Вечер был тихий и спокойный. Бельтра ещё не вернулась с рынка. - Его отец был знаменитым рыцарем. Храбрый, сильный, элегантный... просто картинка из романтической истории. Но, кроме того, ходит множество слухов о его любовных похождениях. При этом он милосердный и любит свою семью, и, насколько я помню, фамилию Пост унаследовало не меньше тридцати человек.
   В том, что у аристократа большая семья, нет ничего необычного, даже две-три наложницы при нём - явление нередкое. Но хотя в старой шутке и говорится, что перечислить всех детей аристократа не легче, чем прочесть Священное писание, так много потомков у одного человека бывает очень редко. Да, похоже, этот мужчина был выдающимся человеком.
   - Конечно, все его дети не могли получить в наследство землю. Думаю, этот парень - законный Пост. Говоришь, он помогает торговому дому Джонса продавать одежду?
   - Мм... аа, что?
   Флёр ответила невнятно, отвлёкшись на козу, жевавшую цветок в горшке неподалеку. Должно быть, она сбежала от кого-то, кто её купил, или хозяин просто забыл её привязать. Зрелище было такое странное, что Флёр какое-то время молча на него таращилась, прежде чем нервно ответить:
   - А, ну да.
   - Ну, скорее всего, он её продает аристократам. Мы как-то раз пробовали это дело, наняли людей из аристократических семей, которым было некуда деваться, потому что в ряду наследников они были вторыми-третьими. Ведь если говоришь аристократу, которому хочешь что-то продать, что ты из сапожников или кузнецов, то тебе могут тут же указать на дверь, но если у тебя благородное происхождение... Кроме того, мода у аристократов невероятно изменчива, мы должны были знать, кому что продавать.
   - Вот как...
   - Итак, ты уже встретилась с этим Постом?
   Коза решила, наконец, что листья цветка невкусные. Мекнув, она медленно потрусила прочь.
   - Нет... я решила не торопиться и сперва поговорить с тобой.
   - Надо же. Похоже, юная госпожа чему-то учится.
   - Я ведь уже дважды сама принимала решения и ошибалась.
   Ора улыбнулся и кашлянул, потом указал на лежащие на столе монеты. Флёр уже потратила немного денег из полученных ею двадцати лиготов.
   - Хмм? - она наклонила голову, Ора вздохнул.
   - Тебе ещё многому нужно научиться. Дорога будет трудной. Ты не догадалась проверить монеты, которыми они заплатили.
   - А что такое? Они что, как-то недоплатили?
   Она собиралась добавить "это невозможно", когда Ора с сожалением покачал головой.
   - Посмотри, как у них стёрты края. Ты думаешь, меняла их примет за полную цену? Возможно, на обмене мы потеряем десятую долю...
   Флёр, нервничая, всмотрелась в монеты и увидела, что, действительно, среди них было несколько стёртых и гнутых.
   - Ну, даже если бы я тебе всё рассказал, всё равно ты бы не смог это запомнить. Лучше учиться всему постепенно. Однако...
   - Однако?
   - Если бы ты был просто мальчишкой-учеником, которого я мог бы поколотить, я бы сейчас не так себя вёл.
   Слышать, как Ора шутит, доводилось редко, похоже, он и впрямь оценил вино.
   - Помню, меня один раз на обеде стукнули... я неделю плакала.
   Весело улыбнувшись, Ора смахнул монеты в деревянную шкатулку и закрыл крышку.
   - Ладно, давай теперь поговорим о твоей новой затее.
   - Хорошо...
   - Итак? Скажи, что ты об этом думаешь.
   От внезапной смены темы Флёр растерялась. Не способная быстро переключиться, она сказала первое, что пришло в голову:
   - По-моему, хорошая идея.
   - Вот как? - тихо ответил Ора, потом взял перо и вписал монеты в старую учётную книгу. Из-за просчёта Флёр ему пришлось написать слово "убыток" под колонками.
   - Я ошибаюсь?
   - Нет. Если тебе нравится, действуй. В общем, тот тип прав: лошади умирают, болеют, ранятся, а одежда сохраняется годами. Когда я сам занимался одеждой, обычно только через три года её уже нельзя было продать. Так что на ней трудно потерять много, и это отличный способ наточить тебе зубки.
   - Значит...
   Флёр запнулась, Ора уверенно кивнул.
   - Это будет третий раз, когда на тебе будет вся ответственность за работу.
   Когда Флёр жила в поместье, она просто ела пищу, которую ей давали, и надевала одежду, которую ей приносили. Вот и всё, что ей приходилось делать. Она не принимала решений, связанных с достатком семьи, как и не принимала решений, связанных с собственным браком. Она просто существовала и делала, что ей говорили.
   Сейчас она ещё только привыкала быть торговцем. Она не умела распознавать обман, ей было трудно вести переговоры. Но то, что она сама могла принимать решения, это было просто замечательно.
   Флёр сделала глубокий вдох и кивнула.
   - Но ты всё же прислушивайся к моим советам, хорошо?
   Если Ора будет недоволен её действиями, он даст ей знать. Его недовольство будет означать, скорее всего, что она не справляется. И Флёр отлично знала, что он хочет сейчас услышать.
   - Конечно же.
   - Да благословит тебя Господь, сказал он негромко и закрыл учётную книгу. И почти тут же вошла, вернувшись с рынка, Бельтра - будто нарочно подгадала.
     

***

     
   Падшие аристократы, незаконнорожденные дети аристократов, настоящие аристократы... жизненный путь у каждого складывается свой, но у всех есть одно общее - благородная фамилия. Многие из них цепляются фамилией за прошлое, чтобы жить. Но для таких, как Флёр, чей титул был продан и стал бессмысленным, фамилия становится лишь бременем.
   Вот почему она закрывала лицо шарфом и старалась не представляться полностью. Потому и выбора у неё особого не было. В поисках работу приходилось полагаться на связи Оры, но всё равно время от времени приходилось называть себя. Впрочем, большинство людей, с кем она имела дело, относились к её положению с пониманием и молчали. Но на сей раз ей предстояло вести дело с Мильтоном Постом, опираясь только на собственные силы. По крайней мере так, она надеялась.
   - Мы не встречались на каком-нибудь балу? - перво-наперво сказал Мильтон Пост, когда они пожали друг другу руки.
   Молодой паренёк с опрятными золотыми волосами. Одет не вычурно, но видно, что одежда подобрана тщательно и со вкусом. Если бы Флёр не собиралась вести с ним дела, она бы и не догадалась, что перед ней человек из очень большой семьи.
   Руки Флёр уже никак нельзя было назвать "прекрасными белыми ручками в сатиновых перчатках". Они всё ещё были красивее, чем у Бельтры, но это уже не бросалось в глаза. Мильтон заметил, что её взгляд потускнел, и продолжил:
   - А, конечно. У сэра Милана.
   - А... - вырвалось у Флёр, когда она вспомнила, что действительно когда-то была на этом балу.
   - Там мы познакомились, но, похоже, ты меня не помнишь.
   Юные аристократки пожимают больше рук, чем трогают кусков хлеба. Даже если при каждом рукопожатии ладони лишь слегка соприкасаются, это повторяется так часто, что, бывает, за время бала они распухают.
   - Но это и понятно. Ты тогда привлекла столько взглядов.
   Это было, когда ещё не умер предшественник Оры, а фамилия Болан что-то значила. В общем, давно, когда Флёр была ещё завидной партией.
   - А твоё имя...
   - Флёр Болан.
   Давно она не называла своё имя полностью. Ей стало немного грустно и она слегка смутилась. Впрочем, смущение было вызвано не столько тем, что она произнесла имя, сколько тем, что произошло это в портовой таверне.
   - Ах, да... старшая дочь семьи Болан... Ты потом вышла за Дюана, известного своим злобным характером.
   - А!
   На этот раз она искренне удивилась. К счастью, они были не на каком-то приёме. Флёр поспешно прикрыла рот рукой, и Мильтон улыбнулся.
   - А ведь твоей руки искали многие юные рыцари, ты знала об этом?
   Мильтон быстро положил в рот немного чечевицы - видимо, чтобы вежливо спрятать улыбку с лица. Но Флёр лишь сильнее смутилась, ей захотелось сбежать куда-нибудь подальше.
   - Жаль, что получилось то, что получилось. Могу только посочувствовать... хотя были и те, кто говорил злые слова.
   Она знала, что Мильтон намекает не на то, что она рыдала неделями. Заставив себя успокоиться, она сделала глубокий вдох под шарфом и кивнула.
   - В конце концов, мы не выбираем свою судьбу и своё будущее. Те, у кого есть такая сила, сидят куда выше.
   Когда он подливал вина ей в кружку, Флёр заметила, что, хоть он и не так грациозен, как аристократ, но и не так груб, как рыцарь. Он походил на игривого племянничка.
   - Вся моя семья...
   - М? - переспросил Мильтон, подняв кружку к губам.
   - Вся моя семья оттуда свалилась, да. Но для меня ещё есть место в этом мире... хотя, должна признать, я никогда не думала, что это будет место торговца.
   Он кивнул, щурясь от солнца. Потом, глядя на своё вино, ответил:
   - Я всего лишь третий сын второй наложницы. Как ты, наверное, догадываешься, когда я ушёл из дома, я получил лишь кусок земли размером с ладонь, немного денег и фамилию Пост. У меня нет даже повозки и лошади, чтобы зарабатывать деньги и жениться, в конце концов, на дочери знатного рода, нет дара писать стихи. Но я всего этого и не ожидал, так что не жалуюсь.
   - Ты поэтому начал заниматься торговлей?
   Похоже, его изгнали из родового поместья. Мильтон снова отправил в рот чечевицы - на этот раз, чтобы скрыть горькую улыбку.
   - К счастью, фамилия Пост открывает многие двери. Я люблю поесть, выпить, поговорить, когда я путешествую, меня часто приглашают на трапезы, так что мне всегда есть, где утолить свои нужды.
   Когда муж Флёр умер, а все имущество семьи распродали, Флёр заслужила уважение слуг тем, как приняла этот удар. Но она не пыталась казаться сильной - просто плыла по волнам жизни. Эту же "силу" она ощутила и в Мильтоне.
   - Я слышала, ты хороший торговец.
   - Ха-ха. Немного неловко, когда тебя хвалят, но, должен признаться, я в себе уверен.
   На свете есть немало людей, злоупотребляющих своей фамилией, чтобы жить. Мильтон, ушедший из дома, чтобы торговать, твёрдо стоял на ногах. Сейчас, когда его крылья подрезали, и он не мог парить, как ангел небесный, он не мог держаться в стороне от простолюдинов. Честно говоря, Флёр была восхищена тем, что он понимает своё место в мире и стоит на своих ногах. Настолько сильно, что невольно спросила:
   - Каков же... твой секрет?..
   По словам Оры, любой, кто рассказывает другим свои способы работы, недостоин звания торговца. Флёр сразу пожалела, что задала столь глупый вопрос, однако Мильтон прищурился и наигранно улыбнулся. Пока она отчаянно искала слова, чтобы спасти положение, он поднял глаза и ответил:
   - Смотреть на себя и понимать себя.
   Она никак не могла сообразить, что это значит, лишь смотрела в его красивые голубые глаза.
   - Это и есть мой способ. Многие из моих друзей торгуют, но для них торговля - разовые сделки. Они считают себя такими же, как их торговые партнёры, и потому никогда не произведут впечатления. Но не я, я всегда говорю своим партнёрам, что имя Пост открывает много возможностей. И пусть они смеются, они всё же запоминают меня и то, какую хорошую одежду я им продал, - и я продаю им ещё. Поскольку я всегда вожу хорошую одежду, продать её несложно.
   Слова лились изо рта Мильтона подобно воде, закончив, он улыбнулся:
   - И мои деловые партнеры ценят это.
   Он допил осушил кружку и налил ещё. Флёр молчала, но не из-за того, что он сказал. Восхищение найденной родственной душой переполняло ей грудь и сдавливало горло.
   - Ха-ха... лишилась дара речи?
   - Нет, нет...
   - Однако... - Мильтон подал хозяину таверны монетку, и тот принёс ещё вина. - Всё это я делаю, потому что у меня есть цель.
   Услышав это, она едва ли не воочию увидела девушку, стоящую рядом с ним... Но оказалось, что она не угадала.
   - Я хочу... покрасоваться перед семьей.
   И вновь Мильтон отправил в рот чечевицу, чтобы спрятать улыбку. Флёр рассматривала его с серьёзным лицом.
   - И я это всё делаю не во имя чести семьи Пост. Я хочу доказать, что они могут меня изгнать, но всё равно я преуспею. Я хочу стоять перед ними с гордо поднятой головой, даже если для этого мне сначала придётся ползать на коленях... ну, как торговцу, разумеется.
   Что за целеустремленность... Флёр было трудно держать руки неподвижно. Будь здесь не шумная таверна в торговом квартале, будь между ними не грубый деревянный стол, а красивый, с белой скатертью, - вполне возможно, её рука потянулась бы и взяла его руку.
   Остановило её именно то, что они сейчас не на балу в аристократическом особняке.
   Сидящей перед ней человек поставил перед собой цель и шёл к этой цели, взяв себе роль торговца. А значит, Флёр сейчас нужно не его руку взять в свою, а сказать нужные слова.
   - Итак...
   - Да?
   Ей по-прежнему казалось, что у неё что-то застряло в горле, она склонила голову чуть набок и сказала:
   - Я слышала, ты ищешь того, кто ссудит тебя деньгами.
   Торговцы легко меняют отношение к людям и делам, если того требует ситуация. Флёр рассматривала Мильтона как торговца и потому говорила тоном торговца. Тот, кажется, улыбнулся, Флёр была уверена, что ей не показалось.
   - Верно.
   Она сделала глубокий вдох.
   - Сколько тебе нужно?
   Названную им сумму она могла себе позволить.
     

***

     
   Суп был такой густой, в нём было столько хлеба, чечевицы, лука и остатков вчерашнего мяса, что, казалось, достаточно съесть пару мисок и два дня потом будешь сыта. Более того, он был ещё и с сыром. Такое блюдо и на столе у аристократа смотрелось бы. Настолько хорошо Бельтра умела управляться с кухней, хоть ей и не помогал никто. Поскольку семья Болан была совершенно нищей, Бельтра хорошо научилась пользоваться дешёвыми продуктами. Даже Ора, опытнейший торговец, был изумлён, когда она сказала ему, сколько это всё стоило. Да, она своё дело отлично знала. Во всём, что касалось кухни, ей не было равных.
   - Эти караваи не приняли хлеботорговцы, и я купила их за дёшево. Они слишком чёрствые, но для супа они в самый раз. У нас было немного лишних пряностей, я их обменяла у женщины через два дома от нас на лук. А мясо - просто куры, которые забрели к нам в дом.
   Когда Флёр была маленькая, ей строго-настрого наказали не гулять в заднем дворе. Поэтому она и не догадывалась, что там ставят силки, чтобы добывать еду для ужина. Когда узнала, была изрядно удивлена. Но в поместье ловушки ставили старые садовники, а Бельтра у них это переняла и сейчас делала то же самое. Так что и Флёр, и Ора прекрасно знали, что эти куры не просто "случайно забрели".
   Съедобных животных (свиней, овец, коз, кроликов и всякий прочих) по городу бродило много - даже больше, чем в лесах и полях. Если одну-две курицы "позаимствовать", особой суматохи из-за этого не будет. Ора, как обычно, похвалил ужин, но Флёр ела, не произнося ни слова.
   - Юная госпожа?
   Она едва не уронила ложку, услышав вопрос в голосе Оры. Всё серебро было распродано, в руках она держала дешёвую оловянную ложку. Бельтра иногда жаловалась, что скучает времени, когда она полировала серебро, однако Флёр нравилась практичность таких скромных вещей.
   - О, мм, очень вкусно...
   Ора и Бельтра взглянули на Флёр, удивлённые волнением в её голосе.
   - П-правда.
   Они переглянулись между собой. Флёр отломила кусочек хлеба и сунула в рот. Хлеб был чёрствый, зато так у неё будет повод молчать какое-то время.
   - Что-то случилось на переговорах с сыном семьи Пост?
   Сердце Флёр так колотилось, что она его слышала. Боясь, что и Ора услышит, она отвернулась и сунула в рот второй кусок хлеба, не проглотив ещё первый.
   - О, это насчёт новой торговли?
   Бельтра была мастерицей в работе по дому, но при этом на удивление тугодумной, когда речь заходила о чём-то другом. Впрочем, на этот раз она скорее уточняла, чем спрашивала, так что Флёр ничего не ответила и отпила пива.
   - Одна из основ торговли, - произнёс Ора, когда Флёр вставала из-за стола, - не следует чересчур сближаться с партнёрами.
   Её сердце вдруг успокоилось, и она одарила Ору холодным, обвиняющим взглядом. Однако Ора не отступил.
   - Чтобы торговля шла гладко, необходимо иметь нескольких партнёров. Это очень важно, ведь торговля по природе своей капризна и рискованна. Чтобы не допустить катастрофических убытков, ни в коем случае нельзя всецело доверять лишь одному партнёру. Если окажется, что товары, о которых уже договорились, не доставлены...
   Какое-то время они молча смотрели друг на друга, но Флёр в этом состязании было далеко до Оры. У него на лице ни единый мускул не дрогнул, в конце концов, она отвернулась и рявкнула Бельтре:
   - Добавки!
   - Те, кто хотят получать прибыль, должны знать, какие опасности с этим связаны. Если мечтаешь о богатстве, умей эти опасности преодолевать. Нам, торгашам, необходимо всегда сохранять холодную голову и избегать риска.
   Ора говорил монотонно, без нажима. Он, похоже, понял, почему Флёр ведёт себя так странно.
   - Он искренен, - отметила она.
   - У торговцев много масок.
   - Он кажется искренним.
   Ора кивком предложил ей продолжить.
   - Доход надёжный. Я даю деньги, он покупает одежду. Прибыль - три-четыре десятых доли. Делим пополам.
   - Насчёт одежды... где он её будет покупать, у кого?
   - Я слышала, она из знаменитого заморского города, покупает он её через торговый дом Джонса. Не беспокойся.
   Она разрезала рыбку надвое и положила в рот меньший кусок. Для удобства из рыбки были уже извлечены кости.
   - А кто покупает?
   - Его постоянные покупатели. Мы это обсудили.
   Старый седой торговец прекратил расспросы. Флёр смотрела на него искоса, осторожно, точно школяр, ожидающий похвалы от учителя. Рука Оры поднялась к голове, и он, вздохнув, принялся поглаживать почти лысый череп. Эта поза говорила, что он в раздумьях.
   Флёр снова мыслями вернулась к разговору с Мильтоном. Она была уверена, что они вдвоём составили достаточно подробный план. От обычной схемы Мильтона было лишь одно отличие: на этот раз деньги дает Флёр, а не торговый дом. Когда платил торговый дом, он же и забирал почти всю прибыль, а сейчас они вдвоём, работая рука об руку, смогут получить куда больше.
   Когда цели совершенно ясны, никаких трудностей возникнуть не должно.
   - Это всё?
   - А что, какие-то проблемы? - напористо ответила она.
   - Если тебя интересует моё мнение...
   - Ну что, говори, что хочешь сказать, - Флёр вдруг поняла, что говорила очень грубо, и отвела глаза. - Прости. Я действительно хочу узнать у тебя, видишь ли ты здесь какие-то подводные камни, скажи, пожалуйста, что ты об этом думаешь?
   Ора вздохнул и стёр пивную пену с бородки.
   - Можно ли ему доверять?
   Флёр теперь не огрызнулась в ответ, и не потому, что хотела извиниться за своё поведение. Если Ора задал этот вопрос, значит, его действительно что-то беспокоило. А по его же словами, лучшие из торговцев умеют находить правду по самым обрывочным сведениям.
   - Он что, такой подозрительный?
   - Не то что подозрительный, но что-то тут странное.
   - Что именно?
   Ора уткнулся взглядом в свою ладонь, потом покосился на Флёр. Эта поза означала, что он в нерешительности. Он молчал, пока что-то крутилось в его голове, потом вздохнул. Так обычно кончались все его размышления.
   - Прости меня, юная госпожа.
   - За что?
   - Торговля подобна вот этой супнице, - он указал на стоящую на столе большую посудину, по-прежнему до половины наполненную вкуснейшим супом Бельтры. - Там внутри - прибыль, созданная умелыми руками Бельтры. Чем более умелые руки у торговца, тем больше прибыли он получит, но если внутри окажется слишком много, часть непременно выльется. Доходность торговли имеет предел.
   Бельтра села рядом с Орой и принялась отрывать и есть кусочки хлеба - её явно не интересовало ничего, кроме домашнего хозяйства.
   - Прибыль, которую получают партнёры по торговле, обычно распределяется между ними.
   - Я знаю. Вот почему Мильтон не хочет работать с торговым домом, который высасывал из него соки, и ищет кого-то вроде меня.
   Ора кивнул, но не остановился.
   - Это значит, что они на Посте заработают меньше. Ты об этом подумала? Торговые дома невероятно хитры и коварны.
   - А?
   В первое мгновение Флёр растерялась, но тут же улыбнулась.
   - Если дело только в этом, не волнуйся. Все наоборот.
   - Вот как?
   - Да. Они тоже делают это, чтобы увеличить свои доходы. Потому что сейчас Мильтон продаёт одежду, которую покупает у другого торгового дома, а у Джонса хотят, чтобы искусство Мильтона работало на них. А Мильтон, вместо того чтобы просто перейти к ним, выдвинул условие, что он сам найдёт того, кто вложит деньги.
   Веки Оры медленно опустились. Когда они вновь поднялись, он посмотрел в сторону.
   - Значит, вы будете работать с Джонсом, да?
   - Да. Мильтон через них купит одежду, значит, во-первых, они будут с ним торговать, а во-вторых, это улучшит их отношения. Так что для них никакого вреда. Ну и конечно... - Флёр сделала драматическую паузу, довольная, что может так порисоваться перед Орой. - Для нас с Мильтоном всё ещё лучше.
   План казался идеальным. Мильтон избавится от тех, кто на нём наживался, и заработает больше обычного, хоть и отдаст половину прибыли. Торговый дом Джонса это устраивает. На плечи Флёр ложится весь риск, но за это она получит достойный доход. И чем больше она будет зарабатывать, тем больше будет узнавать о торговле, в то же время Мильтон в конце концов скопит достаточно денег, чтобы открыть собственное заведение.
   Флёр этот план казался просто великолепным - внакладе не должен был остаться никто.
   - Хмм...
   Однако Ора, как ни странно, всё ещё колебался. Он хмурил брови и смотрел на свою ложку. Флёр прикрыла глаза и стала терпеливо ждать его ответа. Время текло всё медленнее, в конце концов, не выдержав напряжения, она отпила ещё супа. Суп совершенно остыл, но так вкус даже лучше чувствовался.
   - Вкусно...
   Бельтра улыбнулась. Лишь когда Флёр попросила у неё горячей воды, чтобы прополоскать рот, Ора наконец заговорил.
   - Хорошо. Если ты так решила.
   Флёр была озадачена - даже после того как он повторил свои слова. Она была не настолько уверена в себе, чтобы сразу ответить: "Хорошо, значит, так и сделаем". Она положила ложку и вопросительно посмотрела на Ору.
   - Если у тебя есть сомнения, поделись ими...
   - Нет, одними словами тут не объяснишь. Думаю, я слишком много беспокоюсь. Я стар, я не могу отказаться от своих методов, быть может, я чересчур осторожен, поскольку слишком много обжигался в прошлом. Но ты...
   Он отпил супа, потом склонил голову в сторону Бельтры в знак похвалы. Несмотря на возраст, он оставался красив и следил за внешностью, включая даже оставшиеся волосы. Бельтра довольно улыбнулась.
   - Ты растёшь своим путём. Я не могу отрезать тебе ноги по колено лишь из-за того, что боюсь.
   Флёр не была уверена, что это похвала, но, в любом случае, Ора позволил ей самой принять решение, - это уже изменение к лучшему. Это значило, что она как ученица заслужила немножко доверия своего наставника.
   - Торговец лишь тогда обретает независимость, когда уже, как следует, обжёгся.
   Флёр улыбнулась.
   - Ты имеешь в виду, что мне ещё предстоит испытать неудачу.
   - Я этого не говорил.
   И всё же он улыбался.
   Вскоре Бельтра встала из-за стола, поняв, что миски опустели.
   - Я не умею обращаться со словами и решать такие трудные задачи. Но своё дело я знаю.
   Так серьезно она ко всему относилась. Ничего нет лучше, чем быть частью такой семьи.
     

***

     
   На следующее утро Флёр проснулась рано. Ну, по мерке аристократа, не простолюдина. В прошлом Бельтра будила её, лишь переделав утреннюю работу по дому. А первым, по-видимому, вставал Ора.
   Встав с кровати, Флёр причесалась деревянным гребнем, который для неё смастерила Бельтра. Её волосы были обрезаны выше плеч и почти не сопротивлялись, так что времени они почти не забрали. В тот день, когда она отрезала свой роскошный символ аристократичности, она поразилась, как мало времени стало уходить на утренний туалет. Длинные волосы аристократа для обычного человека лишь источник проблем. Чтобы содержать их в чистоте и порядке, приходится ежедневно прикладывать много усилий. А времени на это у обычного человека нет. К тому же волосы могли бы выдать её женскую сущность, и потому она остригла волосы без колебаний.
   Как ни удивительно, не её это поразило больше всего. Другие были застигнуты врасплох, когда Ора печально сказал, что волосы придется обрезать, Бельтра яростно сопротивлялась, а когда они закончили спорить, Флёр уже сама остригла волосы. Она помнила, как Бельтра рыдала после этого, да и потрясённое выражение на лице Оры вряд ли удастся забыть.
   Но Флёр, глядя в зеркально отполированное медное блюдо, не испытывала сожалений. Она даже улыбнулась своему отражению - её первая улыбка после утраты волос. Если она собирается стать торговцем, то не должна сохранять внешность аристократки. Она должна выживать сама - как Флёр Болан.
   - Так!
   По утрам возле колодца всегда было людно, поэтому Флёр ещё накануне вечером запаслась водой. Умывшись и прополоскав рот, она ловким движением выплеснула воду в окно, на грядки - словно всю жизнь этим занималась.
   В дверь легко постучали.
   - Юная госпожа? - раздался за дверью голос Бельтры. Вполне естественно, что она решила заглянуть, обычно Флёр вставала с трудом, даже если её трясти за плечи. Но сегодня она сама с улыбкой открыла дверь.
   - Доброе утро.
   - Д-доброе утро...
   - Где Ора?
   - Эээ, он пошёл на рынок, как обычно.
   Было так рано, что Ора ещё не вернулся, чтобы командовать Флёр. Наконец-то она могла вести себя, как хотела.
   - Тогда не могла бы ты приготовить мне завтрак? Ломтик хлеба с сыром и немного вина.
   Завтрак был роскошью, привилегией аристократии и богатых семей. То, что падший аристократ теряет это право, приносит ему особую, символичную боль. Бельтра удивлённо взглянула, потом задумчиво потупила очи долу. Наконец она подняла голову и с улыбкой кивнула.
   - Сейчас сделаю.
   Она решила вознаградить Флёр за ранний подъём? Флёр обняла служанку. Та рассмеялась и убежала на кухню.
   Снаружи доносилось птичье пение. Утро было таким чудесным.
     

***

     
   Съев тайный завтрак, о котором Ора не должен был узнать, Флёр надела плащ, замотала лицо шарфом и собралась уходить.
   - О, ты так рано уходишь? - удивлённо спросила Бельтра, вытирая руки о передник.
   - Да, я иду в порт. Передай это Оре.
   - О... ладно... - неуверенно ответила Бельтра. Когда Флёр молча взглянула на неё, она нервно продолжила: - Удивительно... я начинаю привыкать видеть тебя в этой одежде.
   Честно признание Бельтры не огорчило Флёр, она развернулась на месте в своём плаще и ответила нарочно низким голосом:
   - Я пошла.
   - Удачи...
   Флёр захотелось рассмеяться над беспокойством Бельтры, но юная служанка просто не могла иначе. Идя по улице и вдыхая утренний воздух, Флёр чувствовала себя счастливой. После холодной и сухой зимы наконец-то стало теплеть. Воздух пах свежестью, как в лесу. И дома, и деревья - всё оживало под ярким солнышком, словно хорошая погода их подталкивала. Стояла весна, начали распускаться цветы. До зелёного лета, казалось, было рукой подать.
   Пойдя мимо нескольких торговцев, присматривающих за козами, Флёр поймала себя на том, что ускоряет шаг, чтобы поскорее встретиться кое с кем в погрузочной части порта. Пройдя несколько улиц, она добралась до места назначения и увидела, что порт забит лодками. Работники трудились не покладая рук, стараясь разгрузить их как можно быстрее.
   Большинство работников порта встали ещё до рассвета, до того, как церковные колокола прозвонили начало утренней службы. Часы работы городских рынков строго заданы, к порту это не относилось. Никто не сможет отказать лодке, добравшейся сюда сквозь дожди и штормы, едва не потонув, когда она, потрёпанная, входит в порт.
   По крайней мере, так это видели торговцы, и кто знает, правда это или миф. Во всяком случае, рынок не откроется лишь потому, что усталая кляча привезёт туда товары из порта.
   - Отлично! Всё готово! Да благословит тебя Господь! - громко выкрикнул грузчик с обнажённым торсом, хлопнув по повозке, его голос тут же затерялся в общем гвалте. После восхода солнца перевозить грузы мог любой торговец - хоть молодой, хоть старый.
   Это время дня и для путешественников было самым занятым. Погрузочные дворы лавок и торговых домов были забиты повозками, работниками, таскающими грузы, торговцами, проверяющими товары, и нищими, собирающими соль, сыпавшейся из бочек с солёной сельдью. Типичный кипящий порт. Невольно хочешь сбежать от этого шума, как только твою повозку закончат грузить, но, как ни странно, потом этого шума будет не хватать. К такому странному положению дел приспособиться непросто. Флёр не думала, что когда-нибудь сумеет приспособиться так же хорошо, как Ора, но по крайней мере ей следовало научиться сохранять спокойствие в такой среде.
   - Это последний тюк? Сколько всего? Двадцать? Нет проблем! Грузи!
   Вскоре Флёр заметила в толпе молодого человека, указывающего всем, куда какой груз нести. В толпе обнажённых по пояс мускулистых грузчиков он выделялся изысканной одеждой, и выглядел довольно странно - как поэт на поле брани.
   - Всё, я поехал! Встречаемся на том холме! Да пребудет с тобой Господне благословение!
   Чтобы командовать людьми в такой обстановке, от молодого человека, должно быть, требовалось высшее напряжение сил. Флёр с интересом наблюдала за ним, подходя поближе. Он уже собрался направить свою лошадь прочь, когда, наконец, заметил женщину.
   - А...
   - Доброе утро.
   Флёр чуть колебалась, думая, не следовало ли поприветствовать его более вежливым образом, но решила, что и так нормально. Мильтон кинул взгляд на товары, потом на Флёр и улыбнулся.
   - Здравствуй.
   - Похоже, мне повезло, что я тебя застала.
   - Ха-ха... не ожидал, что ты сегодня придёшь.
   Он рассмеялся, белое облачко вырвалось изо рта Флёр и растворилось в холодном утре. Мильтон подошел к крупу лошади и, легонько хлопнув, отправил вперёд.
   - Поговорим на ходу?
   - Давай.
   Флёр зашагала с Мильтоном, думая, какие разные есть аристократы. Одни живут в шумных, многолюдных городах. Другие в монастырях среди степей. А Мильтон сейчас направлялся к семье, владеющей большим поместьем с лесом и речкой. Флёр мало спала последние дни, равно держалась бодро. На лице её не было признаков усталости. Пока они с Мильтоном пробирались через толпу, она ни разу не зевнула. Она дышала через шарф тихо и глубоко, сохраняя спокойствие. Нужно было держать непроницаемый вид.
   - Так, вернёмся к тому, о чём говорили вчера...
   Заговорила она, как они покинули порт и направились вдоль многочисленных постоялых дворов и лавок виноторговцев. Но её голос увял. Не потому что кто-то заставил её остановиться, просто Мильтон улыбнулся ей, ведя лошадь в поводу.
   - Ч-что-то смешное я сказала?
   Если бы она не понизила голос, могла бы и впрямь нарваться на шутки. Или он смеялся над чем-то другим?
   - Ах, прими мои извинения.
   Мильтон прикрыл рот рукой. Впрочем, Флёр не могла сердиться на человека, улыбающегося так счастливо. Такие улыбки заразны. Утро было слишком хорошее, чтобы раздражаться по пустякам.
   - Я просто подумал, что это невероятно.
   - Что невероятно? - огрызнулась Флёр.
   Мильтон вновь улыбнулся, теперь смущённо. Флёр на него не смотрела, но и не сердилась. Они деловые партнёры, и ей хотелось впитать его опыт.
   - А, просто если бы это было год-два назад... да даже совсем недавно... если бы ты заговорила со мной таким тоном, у меня бы сердце из груди выпрыгнуло.
   Их голоса почти не заглушались стуком лошадиных копыт. Флёр закрыла глаза, удивляясь, почему столь его непринуждённый ответ не рассердил её. Быть может, она и вправду изменилась за последнее время.
   - Но, конечно, это не значит, что сейчас моё сердце совершенно спокойно, - ухмыльнулся он.
   Но, поскольку он явно шутил, Флёр не могла не улыбнуться в ответ.
   - Ох, прости, шутки в сторону. Итак, ты обдумала моё предложение?
   Чем ближе они подходили к рынку, тем больше людей попадалось. У многочисленных мастерских и кузниц, мимо которых они проходили, готовились к работе подмастерья, а пекари уже трудились не покладая рук, судя по запаху свежего хлеба.
   - Я согласна, - кратко ответила Флёр, разглядывая пекарню, мимо которой проходили.
   Она специально так сделала. Затем перевела взгляд на Мильтона. Тот удивлённо повернулся к ней.
   - Серьёзно?
   - Я бы не стала тебе лгать.
   Она вдруг осознала, что одета как торговец и часто дышит под шарфом. Глядя на радостную реакцию Мильтона, она почувствовала себя виноватой. В этот миг она поняла, что значит выражение "светящиеся глаза".
   - Спасибо... огромное тебе спасибо!
   Посреди фразы он глубоко вдохнул.
   - Мм... ха-ха, - неуклюже ответила Флёр, да так тихо, что сама еле услышала. В голове у неё возник образ Оры, предупреждающего, что о Мильтоне нельзя судить по внешности. А Ора всегда бывал прав.
   - Я всю ночь думала над твоим предложением и решила его принять.
   - О, э... прими мою благодарность.
   Флёр смотрела на его мальчишескую улыбку, изо всех сил стараясь скрыть свою тревогу и успокоиться.
   - Кстати, нам сейчас и вправду не о чем беспокоиться? О покупке, о продаже?
   - Хмм, ну, я уверен, что торговый дом, который нас познакомил, действительно желает с нами сотрудничать.
   Вновь перед мысленным взором Флёр возникло лицо Оры, и она задала следующий вопрос:
   - Им стоит доверять? У тебя нет мысли, что они это делают лишь затем, чтобы помешать другим торговым домам?
   - Что ж, такое всегда возможно. Но я рассуждаю так: одежда лёгкая, и лодка может везти её много. А чем больше мы перевозим разом, тем ниже расходы. Конечно, всё это окажется зря, если мы не сможем всю её продать. Но если у тебя есть уверенность, что ты сумеешь продать всё, то чем больше ты закупишь, тем больше прибыли получишь. Настолько хорошие у нас возможности получить прибыль. А Джонс стремится стать крупнейшим торговым домом в городе. Они ведь из тебя выжимали, сколько могли, когда торговались, верно?
   Он натянуто улыбнулся, видимо, потому, что был вынужден плохо говорить о торговом доме Джонса, чтобы убедить Флёр. Однако та, к своему удивлению, отнеслась к этому спокойно. Между ними возникло некое понимание, что каждый готов ради своей прибыли сделать что угодно.
   Мильтон тем временем продолжил:
   - Все в мире хотят что-то отхватить для себя. Я вполне понимаю твою подозрительность.
   Флёр, бывшую аристократку, мало знакомую с земными делами, это заявление заинтриговало.
   - Все думают лишь о том, как бы самим обогатиться. Разумеется, я не исключение.
   - Тогда...
   Она замолчала, опустив: "...почему я должна тебе доверять?" Задавать такой вопрос было бы по-детски. Она бы просто показалась со стороны ребёнком, спорящим ради развлечения. К счастью, она избавила себя от этой неловкости. И всё же, как ни странно, она была не вполне уверена, стоило ли останавливать себя. Когда она говорила, как ребёнок, что-то внутри неё вспухало. Но сейчас она просто спрятала все сомнения под шарфом и лишь тихо разглядывала лицо Мильтона. Лицо его было мягким, и так же мягко его обладатель произнёс:
   - Возможно, слышать от меня такие слова довольно смешно, но это всё, что я могу сейчас сказать.
   Они добрались до городской окраины. Мильтон остановился и добавил:
   - Пожалуйста, верь хотя бы этим моим словам.
   Флёр улыбнулась и одновременно чуть прищурилась. Она уже не была уверена, что именно видит перед собой.
   Они приближались к будке сборщика пошлин у въезда в город, там толпилось много селян, они привезли из деревень выращенные ими овощи и зелень. Были в толпе и путешественники - им тоже предстояло пройти досмотр и заплатить пошлину. Волы, лошади, куры, утки, люди... такого хаоса больше нигде не увидишь. Но Флёр к гомону не прислушивалась.
   - Ты говоришь не очень убедительно.
   - Конечно, ты же даже моего лица не вспомнила.
   Флёр улыбнулась под шарфом, думая, что быть падшей аристократкой, возможно, не так уж и плохо.
   - Нападать, отступать, вновь нападать...
   - ...а там, быть может, бабочку поймать, а то и кошку, кроля иль лису...
   Это были строки из стихотворения, высмеивающего юных аристократов, играющих в любовь. Возможно, кроме Флёр и Мильтона, во всём городе никто больше не знал этого стихотворения, и они вместе весело рассмеялись. Когда смех стих, как круги на озёрной воде, Флёр тихо промолвила:
   - Я доверяю тебе.
   Это короткое заявление было куда сильнее длинных договоров, которые обычно заключают торговцы. Мильтон серьёзно кивнул и опустил поводья.
   - Рассчитываю на тебя.
   Они обменялись рукопожатием, и Флёр ответила:
   - Это я хотела сказать.
   Мильтон снова взялся за поводья и перевёл взгляд на лошадь, но тут же опять повернулся к Флёр.
   - С твоего позволения, на этом закончим сегодняшний разговор, хорошо?
   Он смотрел серьёзно, хотя, пожалуй, серьёзность эта была напускная.
   - Ты умеешь говорить лучше, чем я ожидала.
   - Достигли ли твои слова сердца слушателя, понимаешь только в момент прощания.
   - Вести себя так, будто тебе интересна собеседница, чтобы она всю ночь думала лишь о тебе, ты это имеешь в виду?
   Флёр сама была удивлена, насколько естественно у неё вырвались эти слова. Такое освежающее чувство - когда надеваешь проржавевшую маску аристократки, долго хранившуюся в глубине души.
   - Похоже, я недостоин называться торговцем, если мои мысли так легко читают.
   - Вот как? А я ведь ещё не спросила о времени следующей встречи.
   Она продолжала играть роль высокородной девы, ожидающей следующего визита рыцаря. Её сердце просило, чтобы каждый день тянулся долго, как три осени, настолько приятно было играть эту роль.
   - Вечером через три дня.
   - Буду ждать.
   Почти неосознанно она сделала прощальный жест, подумав, уж не голубая ли кровь заставила её так поступить. Она даже не смогла удержаться и слегка вздёрнула подбородок. Впрочем, тут же попыталась скрыть это движение - опустила голову и отвела глаза.
   - До встречи.
   Он двинулся прочь, Флёр была уверена, он лишь притворился, что не заметил её реакцию. Звук лошадиных копыт постепенно растворился в общем гаме.
   Вечером через три дня, пробормотала она про себя, наблюдая за удаляющейся спиной Мильтона, - и вдруг поймала себя на том, что прижимает руку к груди. Она поспешно разжала пальцы и расправила морщинки на одежде.
   Мильтон поздоровался со стражами и прошёл досмотр. Лишь раз он обернулся Флёр. И тут же она зашагала прочь, чтобы со стороны казалось, что она давно о нём забыла. На самом деле она просто боялась и дальше смотреть ему в спину. Вечером через три дня. Посреди гвалта и гомона пробудившегося к жизни города Флёр мысленно повторяла эти слова, будто держась за сокровище.
     

***

     
   Весеннее солнце одаряло землю ярким светом. Здания в городе стояли так тесно, что между ними и лист бумаги не просунешь. Поэтому солнечный свет внутри дома был роскошью. А если даже он, неистощимый дар небес, становился роскошью, легко понять, как тяжела жизнь простолюдина. Об этом задумалась Флёр, сидя у окна. Опершись щекой на руку, она смотрела, как птички клюют оставшиеся от обеда крошки.
   - Юная госпожа.
   Что за неудачный момент. Впрочем, сердиться Флёр не могла и лишь продолжала рассеянно смотреть в окно. Если кто и мог сейчас сердиться, то это Ора.
   - Юная госпожа!
   Напуганные птицы разлетелись. Тогда Флёр подняла голову и лениво обернулась на голос.
   - Зачем надо было говорить так громко...
   - Если мне понадобится, чтобы ты меня слушала, я могу крикнуть ещё громче!
   - Ладно, ладно... просто день такой замечательный... - выдохнув последнее слово, она зевнула и потянулась, не вставая со стула. На столе перед ней были разложены бумаги, перо и чернильница. Ближайший к ней лист был весь исписан аккуратным почерком Оры.
   На нём были выписаны специальные слова и выражения, используемые торговцами в договорах. Там были "покупка", "продажа", "заём" и "долг", и даже молитвенные высказывания, которыми нередко завершаются договоры. Торговцам нередко приходится иметь дело с чужестранцами, поэтому для удобства они предпочитают пользоваться одними и теми же часто используемыми сочетаниями слов.
   Не только денежные суммы - любое одно-единственное слово в договоре торговец не может позволить себе понять неправильно, особенно если речь идёт о столь больших деньгах, потеря которых может разорить. Необходимо знать все ловушки, которые торговцы-хищники ставят на глупцов, таковы правила торговой игры.
   Вспомнив особо подчёркнутые слова Оры, Флёр отложила этот лист и взглянула на следующий. Там была приведена большая таблица обменных курсов разных денег. Для Флёр это казалось каким-то сверхсложным таинством. Конечно, человек, желающий стать независимым торговцем, должен запомнить все эти числа, и Флёр знала, что ей придётся это сделать, даже без понуканий Оры.
   - Юная госпожа.
   Его голос лишился каких-либо интонаций, он рассердился всерьёз. Флёр хмуро посмотрела на него.
   - Ох, не злись ты так... я тоже ненавижу, что я такая.
   Будучи наблюдательным, Ора не мог не понять, что Флёр имела в виду не леность, вызванную прекрасной погодой. Наморщив брови, он одним глазом изучал Флёр. Следующие слова он выбирал тщательно - умный и преданный человек, не бросивший Флёр, так безнадёжно себя с ним державшую. Его слова прозвучали даже вежливо.
   - Юная госпожа, как твой наставник и счетовод, я должен сказать тебе прямо.
   - Хмм?
   Он коротко вдохнул.
   - Не принимай вещи за что-то другое.
   Что за глупый разговор. Такие напыщенные слова Флёр терпеть не могла. Торговцы словно от рождения любят говорить туманными фразами, которые как хочешь, так и понимай. Её лицо помрачнело, чего Ора и добивался. Он притронулся к голове и продолжил:
   - Я не должен говорить дурно, но нынешний глава семьи Пост унаследовал своё место, соблазнив вдову предшественника. Я слышал, в этой семье все решения принимаются в женских спальнях. А значит...
   - А значит, Мильтон, в жилах которого та же кровь, унаследовал с ней и талант использовать женщин в своих целях? - и Флёр уткнулась взглядом в стену. Повисло молчание, нарушаемый щебетом птиц. Временами к нему присоединились какие-то звонкие голоса, возможно, голоса играющих на улице детей. Потом прозвучал вздох мудрого счетовода.
   - Да-да, я знаю: он Мильтон Пост, торговец, пользующийся тем, что у него кровь аристократа, а я всего лишь женщина.
   - Я не это имел в виду...
   - Нет нужды объяснять, я понимаю. Я знаю правду. Я всего лишь птица, которой некуда приземлиться. Если я спрыгну с этого подоконника, то должна буду летать вечно.
     
   0x01 graphic
     
   Произнося эти слова, Флёр угрюмо глядела на огород. Ора открыл рот, желая что-то сказать, но промолчал. Его бывший господин был и мужем Флёр. Ора своими глазами видел этот союз и ненавидел его даже больше, чем сама Флёр. И поэтому, когда семья Болан перестала существовать, и идти Флёр оказалось некуда, он помог ей. Она была его искуплением. И поэтому, когда несчастная дочь аристократа наткнулась на что-то, что и любовью не назовешь, он чувствовал, что заставлять её отбросить это чувство прочь слишком жестоко.
   Скорее всего, так и было. Конечно, всё это Флёр лишь предполагала, но ей казалось, что её предположения недалеки от истины. Поэтому она повернулась к Оре, будто смеясь над самой собой.
   - В торговле человек меняется, как только дело заходит о прибыли, верно?
   Старик молча сел. Он серьёзно посмотрел на Флёр, потом, наконец, кивнул.
   - А слова слишком дёшевы... вот почему нам нужны договоры.
   - Чтобы быть настоящими торговцами?
   Чтобы Оре стало легче, она улыбнулась так естественно, как могла. Когда его лицо, наконец, немного смягчилось, Флёр негромко кашлянула и потянулась. Ей многое ещё надо запомнить.
   - Ладно, продолжаю. Я буду стараться изо всех сил, поэтому ты хоть немного верь в меня и позволь учиться с такой быстротой, как мне удобнее, хорошо?
   Ора посидел ещё немного, потом решил оставить Флёр одну. Она улыбнулась, когда он тихонько закрыл за собой дверь. Люди рядом с ней такие добрые. Она решила: надо сделать всё, чтобы их усилия не пропали даром. Почесав нос, она пожала плечами - такие возвышенные устремления - и взяла перо. Больше она не отвлекалась.
     

***

     
   Поверить слову мужчины, обещавшему вернуться через три дня, это словно взято из низкопробной поэмы. Флёр отлично знала, что торговля не всегда идёт гладко. На четвёртый вечер она получила записку от Мильтона. Встреча откладывалась. Но Флёр была не очень расстроена. Если на то пошло, Ора расстроился сильнее. Кроме того, она не сидела дома всё это время, а вела переговоры о продаже сена с торговым домом Джонса - тем, который познакомил её с Мильтоном.
   Ора каждое утро и вечер вдалбливал в неё знания об одежде. Она изучала всё, начиная от изготовления пряжи и ткачества. Но будь то растительные волокна, шерсть или краски из какой-то далекой неизвестной страны - всё это было для Флёр внове. За два дня она всё забывала. Например, шерсть не прядут там, где растят овец... и тем более не там, где красят и ткут. Когда Флёр всё это заучила, она уже не помнила названия городов, где делают одежду и где она хорошо продаётся. Ора знал так много, что Флёр гадала, быть может, у неё слишком маленькая голова, и она уже наполнилась?
   Она даже поделилась своими тревогами с одним из своих торговых партнёров, он относился к ней наиболее дружелюбно, хотя именно он собирался ей недоплатить за сено. Звали его Хансом, относился он к ней с сочувствием.
   - У меня точно такие же ощущения, - сказал он.
   Флёр не поверила своим ушам.
   - Серьёзно?
   - Конечно. Запоминать приходится слишком много. Иногда мне кажется, что если я ещё хоть что-нибудь впихну себе в голову, оно оттуда моё имя выпихнет.
   Пахнущий сельдью и затхлой травой Ханс, едва не обманувший Флёр с ценой, был того же мнения. Флёр была сама не своя.
   - Но слушай... тебе не на что жаловаться. У тебя превосходный наставник. Большинство подмастерьев от учителей получают плети, а если учатся на пекаря, то и скалку.
   - О... значит, Ора и вправду очень добрый? Я думала, он шутит, когда говорит так.
   Она улыбнулась, так трудно ей было в это поверить. Ханс просто закатал рукава.
   - Вот это от плети - я тогда учился писать на каменных табличках. Тогда у меня вся рука была в пыли, но плетью её разом сдуло. А вот это, - он указал на левое запястье, где не росли волосы, - это я, чтобы не уснуть, жёг руку свечой.
   Он делился мучительными воспоминаниями, будто всё это было пустяками. И смотрел спокойно, с сочувствием. Аристократов не учат, как простолюдинам с рождения приходится трудиться. Но сейчас Флёр узнавала это из первых рук. Теперь она понимала его прежнее отношение. Перед ней был человек, ведущий тяжёлую жизнь, а она требовала относиться к ней как к равной, хоть и не заслужила этого права.
   - Когда я учился, там были другие подмастерья, поумней меня, и я чувствовал, что не должен им уступать. Сейчас я могу гордиться - я старался изо всех сил, и я преуспел. А вот они... - он вдруг оборвал свою речь и засмеялся. - Ох уж, ну я и разошёлся.
   Ясно, что он собирался сказать. Те, кто усердно трудятся, побеждают, остальные проигрывают, даже если они умнее. Торговцы уверены в себе, и потому в них нет почтения к аристократам. Они даже о королях позволяют себе шутить.
   Когда Флёр ещё была аристократкой, она считала торговцев бесстрашными людьми. И думала про себя: может, этим людям просто нечего защищать?
   - Но перед священниками мы опускаем голову, - Флёр хотела побольше узнать у Ханса. Похоже, он был не такой плохой человек, как казалось прежде.
   - Они наша полная противоположность. Торговцы гонятся лишь за своими желаниями.
   - А священники, думаю, не могут отказаться от своего стремления найти спасение самим и дать его другим.
   На лице Ханса появилось удивление, когда Флёр сказала то, что всегда говорил Ора. Теперь эти слова стали её собственными, в конце концов, она ещё в прежние времена своими глазами видела, как священники принимают у семьи пожертвования для Церкви. Ханс с явным любопытством смотрел на Флёр, поглаживая подбородок.
   Этот жест торговцев, раньше казавшийся Флёр таким грубым и надменным, вдруг стал казаться гораздо приятней.
   - Быть может, так и есть. Впрочем, хоть это и неуважительно, но мы, возможно, ближе к священникам, чем сами думаем. Они стремятся к миру, избавленному от болезней и смерти, а мы стремимся к миру, избавленному от убытков и разорений, - весёлым голосом сообщил Ханс, а потом пробормотал под нос: - Воистину это был бы рай.
   Торговцы всегда сражаются за прибыль и готовы ради неё взяться за любой хитрый план. Они никому не доверяют, а если кому-то и доверяют, то всё равно могут его обмануть. Всё ради наживы. Титулы, даже аристократические и королевские, не значат для них ничего. Чтобы добиться успеха, торговцу приходится пройти через плети, кровь и дождь. А аристократы имеют всё от рождения.
   - Можно я спрошу у тебя кое-что? - повернулась Флёр к Хансу.
   Они были достаточно давно знакомы, и скрывать от него лицо уже не надо было, и она размотала шарф. Ханс не мог знать, что она собирается спросить, но мягко, что застал Флёр врасплох, ответил:
   - Пожалуйста.
   - Ради чего ты сражаешься?
   Флёр казалось, что она знает его ответ, но она была не столь самоуверенна, чтобы думать, что угадает. Причин могло быть много, причём и таких, что понятны даже девушке, выросшей в лесном поместье. И всё же она надеялась получить ответ, о котором сама не задумывалась. Быть может, настоящему торговцу удастся её удивить.
   - Ха-ха, это и есть твой важный вопрос?
   - Он тебе кажется странным?
   Она извинилась улыбкой - типичный жест аристократки, привычной к балам.
   - В общем, нет... я понимаю, почему ты спрашиваешь. Вообще-то мне самому хотелось это же спросить у владельца. В конце концов, я лишь простой человек и с трудом могу накормить себя и семью. Поэтому я не знаю, что тебе ответить.
   Похоже, Ханс сам ещё не отыскал ответа. Возможно, Флёр всегда будет помнить его имя и лицо, если только не встретит кого-то, кто будет сбивать цены ещё жёстче. Невероятная жадность в сочетании со скромностью. Торговцы - такие странные существа.
   - Я родился в семье бедных крестьян, которые никогда не знали, когда поедят в следующий раз. Я был четвёртым сыном, так что мне, пожалуй, повезло, что я дожил до сего дня. Я ушёл из дома, не зная, куда идти, да мне и некуда было идти. Этот торговый дом меня подобрал и воспитал, и другого места в жизни у меня нет. Хотя должен тебе сказать, такой образ жизни под силу немногим.
   Он объяснял со смущённым видом и потирал нос, пытаясь скрыть волнение. Очаровательный юношеский жест. Человек, смеявшийся над другими за то, что те скучали по дому, сам испытывал схожую тоску.
   - И ты хочешь знать, почему я это всё терпел... Причин много, конечно, и я не знаю, какая из них самая важная. Отчасти, может быть, дело в том, что у меня просто не было выбора, хотя...
   Хотя Ханса самого одолевали те же вопросы, он явно был рад говорить о них. Сейчас он уставился куда-то в пространство и смолк, Флёр опустила взгляд на руки. Ей было очень хорошо знакомо выражение лица Ханса. И его молчание служило доказательством того, что она была права.
   Своего бывшего мужа она не любила, но, хоть и неохотно, уважала. Когда перед ним открывалась какая-то возможность, он ради неё, готов был пожертвовать всем: честью, верой, дружбой, даже роднёй и любовью. Его нельзя было назвать хорошим человеком, однако у него было что-то, что тянуло его вперёд, к новым достижениям. Флёр тоже хотела увидеть то, что видел он... пусть хоть раз. Она отчаянно завидовала его горевшим из-за этого чего-то глазам. Со временем её ненависть к мужу становилась всё меньше и меньше.
   В самом конце, когда он объявил о своём разорении, он перестал видеть то самое. Когда дом окончательно пал, муж Флёр не казался слишком расстроенным, потому, видимо, что предмет его желаний, позволявший ему превозмогать боль и отчаяние, исчез гораздо раньше.
   Ханс, рассказывавший о своих детских страданиях, гнался за тем же самым неуловимым "этим".
   - Я не могу выразить это словами, - произнёс Ханс, выйдя из задумчивости, и выдернул из размышлений Флёр. - Думаю, это что-то вроде надежды.
   - Надежды?
   Он улыбнулся и покачал головой.
   - Я не знаю... я ещё слишком молод, чтобы ответить на твой вопрос.
   Если бы он отказался отвечать, поступив с Флёр как с нищим, выпрашивающим подаяние, она, возможно, сказала бы ему что-нибудь едкое. Но он честно признался, что ответить не может. Даже рыцари сейчас не всегда могут похвастаться такой добродетельностью.
   - Приношу извинения, мне не следовало задавать столь странный вопрос.
   Вернув себе прежнюю невозмутимость, Ханс искоса глянул на Флёр.
   - Ничего страшного.
   Ей показалось, что они с Хансом стали немного ближе. А ещё она получила ответ на свой вопрос, хоть и не словами.
   - Спасибо.
   Торговцы могут быть честными и скромными, даже если по жадности они способны оставить позади любого.
   Потом Флёр перешла, наконец, к разговору о сене. Но мыслями она была где-то в другом месте. Вовсе не обязательно Ханс испытывал какие-то чувства по поводу их разговора. Может, он приоткрылся лишь потому, что Флёр, как и он, занималась сеном, а значит, могла поделиться с ним последними сведениями: в каких деревнях сено лучше, как подступиться к тамошним старейшинам.
   Прежде она бы возненавидела эту игру "держаться по-дружески, чтобы что-то узнать", но не теперь. Торговцы преследуют не те цели, за какими гонятся мудрые от рождения, они не прекращают сражаться, даже если их бьют кнутами или палками. Конечно же, они ведут себя дружелюбней с теми, кто может им помочь.
   Пора было возвращаться к себе. Флёр, как обычно, закончила переговоры с торговым домом обменом шуточками и сведениями о ценах и пошла улицей, ведущей с городской окраины к порту. По пути она наткнулась на Мильтона, ведущего лошадь в поводу, его лицо было жизнерадостным, но скрыть усталость он не смог.
   В голове Флёр на этот раз было лишь одно. Совместными усилиями ей и Мильтону необходимо получить как можно больший доход и разделить его. И не только для того, чтобы было на что хлеб завтра купить.
   Мильтон говорил, что трудится в поте лица, чтобы смотреть с торжеством на семью, изгнавшую его. Но явно не эта причина заставляла его сейчас надевать на лицо вымученную улыбку... Он был такой же, как Ханс, он надеялся, что стезя торговца приведёт его к чему-то достойному. Если его настрой именно такой, сейчас Флёр не нужно было его ни приветствовать, ни утешать. Она встала перед шатающимся от усталости, едва не спящим на ходу Мильтоном и сказала:
   - Я хочу обсудить с тобой покупку одежды.
   Когда Мильтон услышал это, на его лице появилось удивление, постепенно становящееся бесстрашной улыбкой.
     

***

     
   Флёр с Мильтоном пришли к ней домой.
   Бельтра знала здесь все щели, даже те, через которые лишь мышь способна прошмыгнуть, можно было не бояться, что их подслушают. А прямо за стеной стоял Ора. И Флёр, чувствуя себя в полной безопасности, размотала шарф.
   - Я заходил в один торговый дом, которому хотел продать одежду, и вёл там переговоры.
   - Какая-то новая сделка с твоими давними партнерами?
   - Да, и получил неплохую прибыль, в конце концов.
   - Ты поэтому задержался?
   Мильтон улыбнулся на вопрос Флёр.
   - Да. И какое-то время я туда не буду заглядывать. Если я перестараюсь, то могу лишиться покупателей. Не хочу сказать, что я кому-то навязываю товары, но там я продал всё, что мог, всем, кому мог, и, если только они внезапно не разжиреют, ещё одежда им понадобится нескоро.
   Мильтон, должно быть, заговорил им зубы, что показывало, насколько искусным он был торговцем. Так что на новой сделке Мильтон с Флёр не проиграют.
   - Значит, в следующий раз, когда мы пойдём продавать одежду, которую закупим, то даже в худшем случае, даже если ты будешь на грани отчаяния, мы всё-таки не останемся в убытке?
   Мильтон погладил рукой подбородок, выглядевший сейчас более... сухим, что ли, чем неделю назад. Возможно, это из-за щетины.
   - В общем, да. И знаешь...
   - Хмм?
   Он поднял глаза. Под крышей что-то пискнуло - должно быть, мышь.
   - Знаешь, я ведь действительно был на грани отчаяния. Впредь мне хотелось бы этого избегать.
   Он не поворачивался к Флёр, а разглядывал копошащуюся мышь. Что он хотел сказать? Флёр пыталась сохранять спокойствие, ей не хотелось, чтобы Мильтон угадал, о чём она думает. Он имел в виду поменять работу на что-то менее требовательное или же просто сравнивал себя с мышью?
   - Кроме того, есть ещё кое-кто, о ком мы должны думать.
   - А? - вырвалось у Флёр от удивления.
   Ора предупреждал, что если она не знает, что ответить, следует молчать и думать над услышанным, но сейчас она не сдержалась. А ведь подобное очень легко вырывается, когда кто-то намеренно меняет тему. Улыбка Мильтона выдала, что он смеётся над Флёр, но когда он продолжил, стало ясно, что не только над ней.
   - Мои кредиторы.
   - Кредиторы?
   Флёр не стала спрашивать значение этого слова, она была с ним знакома даже слишком близко.
   - Да. Те, кто обнаружили мои способности. Но они довольно-таки неприятно со мной поступают - заставляют брать у них в долг деньги на жизнь. С одной стороны, мне повезло, с другой - я не слишком им признателен.
   Флёр быстро поняла эту маленькую загадку. Губы Мильтона изогнулись в улыбку, какую можно увидеть на лице бесстрашного наёмника.
   - К работе следует относиться всерьёз, но работать только днём. Ночь нам дана для отдыха. Эту истину дал нам сам Господь, а что мы делаем? Мы трудимся день и ночь напролёт - даже в праздники. И этому нет конца. Лишь тот, кто заключает сделку с демоном, способен на такое.
   Это весьма известное высказывание, и Флёр знала его завершение.
   - И имя этого демона - ростовщичество.
   Должно быть, Мильтон взял в долг большие деньги и до сих пор их выплачивал. Конечно, жадность торговца есть жадность торговца, кредиторы Мильтона, должно быть, назначили ему короткий срок выплаты и высокий барыш. Муж Флёр каждый день брал деньги в долг на покрытие убытков, пока однажды с ним не отказались иметь дело все, кроме ростовщиков. Они потребовали семикратного возврата долга через полгода. Мильтону необходимо было получить как можно большую прибыль и расплатиться с долгами, удушающими почище любого ошейника.
   Флёр взглянула на Мильтона по-новому. Её удивляло, что он сохранил спокойствие, произнеся то изречение. Его мужественные и честные глаза давали понять, что он собирается расплатиться и что всё будет хорошо. И что если ему придётся защищать Флёр, он и это сделает. Она понятия не имела, что говорить в такой ситуации. Мильтон, так отчаянно старавшийся избавиться от долгов, увязал в них опять и опять.
   - Но что если...
   Она застряла, Мильтон ласково опустил глаза и знаком предложил ей продолжить.
   - Что если?..
   - Что если бы я тоже попросила тебя вернуть деньги с барышом? Что бы ты стал делать?
   Даже те, кто не торгует, знают, что деньги - это власть. Флёр, хоть и лишилась поместья, не встретила трагическую судьбу не только потому, что рядом были Ора и Бельтра. Она из мести крала деньги из кошеля мужа.
   Мильтон мог зарабатывать больше, чем она, но если говорить только о деньгах, превосходство было на её стороне. Он поднял глаза и медленно ответил:
   - Я знал, что ты добрая, ещё с первой нашей встречи.
   Флёр изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но тщетно. Лицо выдало её, она опустила глаза, что раскрыло её ещё откровенней. Но ей хотелось смотреть на что-то другое. Она откашлялась и сказала:
   - Н-но люди всегда меняются, когда речь идёт о прибыли. Ты это знаешь.
   Это она выучила у Оры, и лишь эти слова она сейчас смогла произнести. Когда она попыталась найти какие-то свои, на ум не пришло ничего, кроме её чувств к Мильтону.
   - Конечно, меняются. Но всё равно можно видеть их истинную натуру. И ещё... - он улыбнулся. - Ты никогда не потребуешь барыша. В этом я уверен - даже если бы ты сейчас была в своём шарфе.
   Похоже, он не воспринимал её всерьёз как торговца, только как дочь аристократического рода. В обычной ситуации Флёр была бы в ярости, но сейчас в её сердце царил сумбур. Ей хотелось плакать, и в то же время она чувствовала, что счастлива. И она сдалась.
   - Я... не буду просить барыш. Но доход делим пополам. Об этом мы уже договорились.
   И, чтобы хоть как-то сохранить лицо, добавила:
   - Мы, торговцы, держим слово.
   Однако Мильтон был безжалостен:
   - Но мы до сих пор не подписали никакого договора.
   Он, конечно, имел в виду, что у Флёр ещё есть время передумать и оговорить барыш. Его, судя по всему, тоже угнетала атмосфера беспокойства.
   Флёр покачала головой, но выражение лица Мильтона не изменилось. Он просто откинулся на спинку стула. Это не походило на лицедейство, впервые Флёр видела, чтобы он так нервничал.
   - Тогда поговорим конкретно, - сказал, наконец, он после короткого молчания, чего и следовало ожидать от изгнанного аристократа. Он не заканчивал войну, он начинал новое сражение.
   - Думаю, я могу доверять тебе полностью.
   Совершенная фраза. Достаточно совершенная, чтобы успокоить Флёр. Теперь все оставшиеся вопросы были связаны лишь с покупкой и продажей.
   - Давай тогда обсудим, какую одежду и сколько мы будем покупать.
   - Хорошо, - коротко ответила она и кивнула.
     

***

     
   Ужин.
   Флёр, Бельтра и Ора вновь собрались за столом.
   Флёр настаивала, чтобы и Мильтон к ним присоединился, однако он отказался. Но она знала, что последние четыре дня он продавал одежду и зашёл к ней лишь обсудить условия договора. Конечно, ему сейчас нужен скорее отдых, чем ужин. Флёр пересказывала Оре свой разговор с Мильтоном. Тот задумчиво слушал.
   - Хмм, - вздохнул он, когда она закончила.
   Возможно, возраст давал о себе знать - Ора закрыл глаза, откинулся на спинку стула и вздохнул ещё глубже. Флёр занервничала, впрочем, он не хмурился, так что, быть может, не всё так плохо.
   - Впечатляюще.
   Это застало Флёр врасплох, она не ожидала ничего хоть как-то напоминающее похвалу.
   - Он хорош, да?
   - Да. Не просто хорош - он очень хорош. Предпочтения аристократов всё время меняются, суть - никогда. Здесь в моде оборки и тонкие ткани, но он знает даже то, что в моде в далёких краях. Я впечатлён. Осталось только узнать, насколько искусно он умеет продавать.
   - В этом я убедилась, - с горькой улыбкой ответила Флёр, Ора кашлянул.
   - Теперь по поводу договора о том, что ты даёшь деньги сыну семьи Пост.
   - А что, там ещё что-то не так? - надувшись, наполовину удивлённо, наполовину недовольно переспросила Флёр.
   Черновик договора составила сама Флёр, прописала всё, что касалось передачи денег Мильтону и раздела прибыли, потом Ора его проверил. От него не укрылся ни один недостаток, ни одна сомнительная фраза. Текст он заметно переработал. Изменился не только подбор слов, но и построение предложений. Некоторые фразы стали довольно туманными. Их чтение напомнило Флёр уроки языка. Находя хоть одну букву не в порядке, он вздыхал и просил Бельтру подать чистый лист бумаги. И с каждым черновиком он хмурился всё больше, поскольку бумага была недешева.
   - Нужно быть исключительно осмотрительными. Любая небрежность в договоре - и мы потеряем всё, что заработаем.
   Он жил в мире торговли, сколько себя помнил. Много десятилетий. Его слова просто не могли не быть верными. Однако есть же предел разумной осмотрительности? В конце концов, партнёром по договору был Мильтон. Он не был от роду торговцем, он воспитывался в семье аристократов - людей слова и чести. Он бы оскорбился, узнай, с каким тщанием составляется этот договор. Флёр, по крайней мере, точно бы на его месте оскорбилась.
   Ора, прочтя, видимо, её мысли, отодвинул договор на расстояние вытянутой руки и снова перечитал.
   - Именем Господа нашего. От Флёр фон Эйтерзентель Болан с глубоким почтением к честному Мильтону Посту. Указанные двое, которых свела вместе длань Господня, совместно приобретают у Торгового дома Джонса шерстяную ткань, полотно, сребротканые одежды, каковое приобретение деньгами обеспечивает единолично Болан. Однако же половина стоимости приобретённых товаров является займом, данным Посту. По продаже приобретённых товаров упомянутый заём списывается. По упомянутому займу Болан барыша не взимает. Прибыли от продажи товаров делятся между указанными двоими пополам. Все приобретённые товары являются собственностью Болан. И да пребудет с нами благословение Господне.
   Взгляд Оры застыл, не оторвался от договора. Похоже, у старика были ещё какие-то мысли по поводу отдельных фраз и слов, но Флёр догадалась, что волнует его в первую очередь.
   - Сколько мы даём в долг.
   Как и ожидалось. Флёр схватила ломоть хлеба и протестующе ответила:
   - Половины достаточно.
   Её короткий ответ прозвучал вполне решительно. Ора пристально посмотрел, но она сдаваться не собиралась. Это действительно слабое место. Если придётся распродавать товар слишком дёшево, убыток понесёт в основном Флёр. Ора хотел, чтобы вся сумма считалась займом Мильтону. Более жадный торговец потребовал бы возврата в полтора, а то и в два раза больше. Это было жестоко, но в пределах, дозволенных Церковью. Две-три десятых доли в год считались нормальными, а сделки могли длиться и по нескольку лет.
   А доход при этом будет разделен поровну. Хотя всего половина денег считается займом. Настолько милостивым может быть лишь Единый бог. Ора никогда в жизни не читал такого договора. Флёр не просто показывала своё доверие Мильтону - нет, это было что-то куда более важное. Флёр рисковала потерять деньги, а вместе с ними и силу. Мильтон же, напротив, мог лишь стать сильнее. Мильтон, которому приходилось кланяться богачам точно так же, как Оре и Бельтре. И тем не менее Флёр поставила себя на одну доску с ним, рискнула собой, чтобы помочь ему. Она чувствовала, что поступить по-другому было бы трусливо, даже позорно.
   Так вот позорно поступал её бывший муж, однако это не спасло дом Болан от разорения. Флёр была уверена, что сможет получать прибыль, не прибегая к таким методам. Она была уверена. Хотя сама понимала, что это наивно, но лишь так она могла найти партнёра, которому можно доверять. И потому она объяснила Оре, что убеждена: это решение не приведёт их к мгновенному поражению, всё будет хорошо.
   Ора молча смотрел на неё, потом закрыл глаза и вздохнул. Похоже, он заставил себя принять точку зрения Флёр. Из плеч Флёр, наконец, ушло напряжение, на лице появилась улыбка.
   - Тогда мне больше нечего сказать. Я могу лишь молиться, чтобы всё прошло гладко.
   Прибрав бумаги, Ора, наконец, потянулся к хлебу, который Бельтра со свойственным ей мастерством купила недорого.
   - Всё хорошо, тебе даже молиться не нужно.
   С таким подробным договором и с умением Мильтона им едва ли придется полагаться на милость Единого бога. Но, когда Флёр беззаботно потянулась за ложкой, чтобы попробовать суп, Ора громко кашлянул.
   - Будь осторожна. Никто не знает, что ждёт впереди, пока сделка не завершена. Даже если планы безупречны, они никогда не идут гладко. Бури задерживают лодки, разбойники грабят караваны с товарами, случиться может всякое.
   Флёр как будто окатили ледяной водой из ведра. Перестав улыбаться, она отправила в рот ложку супа и задумалась. Сказанное Орой следовало воспринимать серьёзно. Как бы хорош ни был план, действительно случается всякое. Однако если вечно думать только о риске, то и за порог дома не выйдешь.
   - Но об этом должны беспокоиться мы, твои слуги. Тебе не следует волноваться из-за всего, - поспешно добавил Ора, увидев, что Флёр почти не ест. Его слова расстроили её, однако они были верны. Флёр не могла не признать, что сердиться на них неправильно.
   Подняв глаза, она увидела, что Ора с горькой улыбкой смотрит в пространство. Ей уже доводилось видеть такой взгляд, когда Ора служил у её бывшего мужа.
   - Мой прежний господин тоже любил менять планы на будущее. Впрочем, скорее всего, он просто видел то, чего не видел я, и включал это в планы. Всякий раз я беспокоился, и всякий раз зря. Есть два рода таланта: талант прокладывать дороги и талант идти по дорогам. Они такие разные, но ты, юная госпожа, - он, наконец, взглянул Флёр в глаза, - из первых, я уверен.
   Он говорил искренне. Флёр отложила ложку и потерла лицо, смущённо улыбаясь.
   - Мне очень неловко, когда меня так хвалят... Если ты будешь продолжать, я зазнаюсь.
   - Это и хорошо, что ты так к этому относишься. Заботиться о мелочах - моя работа, да и Бельтра за тобой будет присматривать.
   Бельтра сидела сбоку, как подобает служанке, и ела суп, не проявляя никакого интереса к разговору Флёр и Оры. В её голове помещались лишь мысли о домашних делах, да и работала она за несколько человек. Но когда Ора закончил, она будто вернулась к реальности. Покраснела и опустила голову, должно быть, рассердилась.
   - Ой, едва ли не худшее, что я могу сделать, это рассердить Бельтру, - улыбнулась Флёр и взглянула на удивившуюся служанку.
   - О, а худшее что? - подыграл ей Ора.
   - Заставить её плакать.
   Бельтра, которой совсем недавно было неинтересно, что говорят Флёр и Ора, закрыла лицо руками и пробормотала:
   - Перестань надо мной шутить.
   Она крепка по-взрослому, с симпатией подумала Флёр и улыбнулась Бельтре.
   - Похоже, мне просто нечего добавить, - вымолвил Ора.
   - Однако же добавил.
   Больше сказать старому торговцу было нечего, он лишь поднял руки, показывая, что не вмешивается.
   - Буду молиться за твой успех.
   Вечернее небо постепенно темнело.
     

***

     
   В порту шныряло туда-сюда множество лодок. Вчерашняя флотилия, невесть откуда пожаловавшая для починки и пополнения припасов, уже ушла, совсем недолго погостевала. Но людей и лодок становилось меньше, как и священников, молящихся за их безопасность в пути. Если Флёр с Мильтоном не поторопятся со сделкой, следующей возможности, возможно, придётся ждать не меньше месяца.
   Встретившись накануне вечером, Мильтон и Флёр пришли в торгового дома Джонса и сейчас сидели в переговорной комнате. Однако Ханса, представляющего торговый дом в этой сделке, пока что не было. До переговоров с Хансом Флёр и Мильтон должны были заключить договор между собой.
   - Так пойдёт?
   Договор был тщательно изучен и переработан Орой. Мильтон, далеко не новичок, быстро во всём разобраться. Когда аристократы записывают свои обещания на бумаге, они показывают, что не доверяют друг другу, это почти что оскорбление. Флёр на самом деле ощущала, как болит её сердце.
   Мильтон ел глазами бумагу, делая вид, что не смотрит на Флёр. Она пожала плечами и стала ждать, что он сейчас взорвётся... но этого так и не произошло. Мильтон улыбнулся, как будто его всё устраивало.
   - Отлично, теперь у меня легче на душе.
   Флёр не поняла, что он хотел этим сказать, и переспросила:
   - Как так?
   - Ну, теперь это уже не обещание на словах. Я доверяю тебе, госпожа Флёр, но это ты одалживаешь мне деньги, которые стоят больше человеческой жизни. Если бы мы так и оставили это устным обещанием...
   Он шутливым жестом положил руку на рукоять меча.
   - Будь я рыцарем, я бы защищал тебя даже ценой жизни.
   Поняв, что он имел в виду, Флёр вздрогнула. Деловые отношения ничем не напоминали, отношения между рыцарями и аристократами. Их отличала общая ответственность за прибыли и убытки.
   Флёр, конечно, всецело доверяла своему партнеру, однако прибыль, которую этот партнёр должен был ей принести, вполне могла оказаться мизерной. Большее доверие отнюдь не всегда приводит к большей прибыли. Увы, в торговле дела обстоят именно так. Рыцарь может поставить на кон свою жизнь. У торговца такой роскоши нет.
   - Однако самая большая выгода в этой сделке именно для меня. Ни один торговец не будет жалеть, когда ему так доверяют, особенно если видит столь приятные глазу числа. Мне придётся трудиться не покладая рук, чтобы быть достойным твоего доверия.
   Числа были лишь на бумаге, но Мильтон решил польстить Флёр. Ничего удивительного, что он принял доверие Флёр за привязанность. Но они сидели в переговорной комнате торгового дома, и Флёр ответила, тщательно выбирая слова:
   - Один старый рыцарь, переживший много сражений, как-то сказал мне: лишь когда волнение уйдёт, ты сможешь достичь всего, на что способен.
   - А волнение можно убить доверием.
   Мильтон ещё раз пробежал глазами бумагу и поставил подпись. Условия договора были выгодны для него, но в худшем случае на нём мог повиснуть долг.
   - Позволь и мне убить твои волнения: я сумею продать всю одежду.
   Флёр вспомнила своего бывшего мужа. Он постоянно орал на людей: продавайте! покупайте! Теперь такое поведение уже не казалось ей неприличным. Его команды напоминали ей теперь сражение на поле боя.
   - Если так, пора заняться покупками.
   Когда Мильтон подписал договор, Флёр последовала его примеру и позвонила в колокольчик на столе, чтобы позвать Ханса.
     

***

     
   - Тонкая шерстяная ткань от Рувика, разных цветов, двадцать две штуки. Полотно с печатью гильдии ткачей Илина, двадцать штук. Дальше, сребротканые одежды от Квайфрута, четыре предмета...
   Флёр и Мильтон слушали, как Ханс перечисляет затребованные ими товары. Лицо его было непроницаемо, прочесть по нему настроение торговца было невозможно. Впрочем, у Флёр было впечатление, что товар они с Мильтоном подобрали хорошо. Они собирались покупать у Ханса, так что всё должно быть в порядке. Он дважды проверил названия и числа в списке и сверил цены в зависимости от цвета. Потом потёр глаза и взглянул на Мильтона.
   - Не уверен, что смогу сейчас достать у Рувика двадцать две штуки. Их много покупают. Они делают достаточно, но хорошо знают наши потребности и потому держат высокие цены. Едва ли я смогу достать больше десяти-пятнадцати. Они будут без золотой оторочки, но всё равно обойдутся недёшево. Всё равно желаешь приобрести?
   Конечно, торговый дом, будучи посредником, заработает больше, если больше пропустит через себя товара. Подтвердить как-либо слова Ханса в любом случае невозможно. Однако Мильтон колебался.
   - Не выходи за указанную цену, а так - возьми сколько сможешь.
   - Хорошо.
   Ханс написал что-то у себя, потом перешёл к следующим товарам.
   - Эти из Илина... с цветом проблем не будет, и мы сможем, пожалуй, взять с печатью гильдии по этой цене. Теперь серебро... у тебя есть на примете какой-то определённый мастер?
   - Любой сгодится, только одежда должна быть с жемчугом или кораллами.
   Ханс впервые за всё время нахмурился.
   - Ясно... янтарь, значит, уже вышел из моды?
   - Боюсь, что да.
   Они говорили немного напряжённо, но по-дружески. Флёр недоставало мастерства, чтобы за ними угнаться, и она помалкивала. Чувство было такое, будто они секретничают между собой у неё на глазах, но её саму держат на расстоянии вытянутой руки.
   - Очень хорошо. Я приложу все усилия, чтобы достать всё, о чём договорились. Пожалуйста, оба подпишите здесь.
   Ханс положил лист на стол и пододвинул им, потом довольно резким жестом указал, где должны были стоять подписи. Это что, уже договор? Мильтон посмотрел на Флёр, та кивнула. Он подписал и передал бумагу Флёр.
   - Пожалуйста, ещё раз проверьте названия товаров, - коротко произнёс Ханс, стоя по другую сторону стола. Это выглядело разумно, раз уж приобретаются заморские товары: если они указаны ошибочно, вернуть их будет трудно. А названия многих красок созвучны, мельчайшая ошибка может иметь неприятные последствия.
   Подписи под списком товаров и указаниями по их приобретению подводили черту под переговорами между Флёр с Мильтоном и Хансом. Дальше никаких споров и обсуждений уже не будет. Мысли Флёр вдруг вернулись к тому, что недавно говорил Ора. У неё возникло какое-то странное чувство.
   - Вот так, правильно?
   Несколько раз она перечитала договор, потом, наконец, подписала. Ханс посмотрел на обе подписи, потом перевёл взгляд на Флёр и Мильтона. Несмотря на его непроницаемое лицо, Флёр показалось, что она уловила удивление в его взгляде, но она промолчала.
   - Теперь моя очередь. Именем Господа...
   И Мильтон, и Флёр привыкли писать пером, но Ханс их превзошел. Хотя писал он стоя, его подпись получилась более жирной и твёрдой... даже изящной. Подписанная бумага с договором - клятва перед Единым богом. Никакие возражения приниматься не будут. Изящные штрихи пера Ханса - это как слово Господне. Сколько же раз он подписывал такие бумаги? Неудивительно, что торговцы вызывают уважение.
   - Итак, именем Господа договор между вами двумя и нашим торговым домом заключён.
   Прежде Флёр заключала сделки только в присутствии Оры, впервые в жизни она подписала договор сама. Заявление Ханса, этот лист бумаги - всё это словно направило судьбу Флёр на путь, возврата с которого уже нет. Её охватило чувство, немного похожее на сожаление, и она медленно выдохнула. Всё-таки она была рада, хоть и нервничала.
   - Что ж, рассчитываю на тебя.
   Мильтон обменялся рукопожатием с Хансом, тот затем протянул руку Флёр. Она была удивлена и возбуждена. Мысль, что сейчас она ведёт себя совсем как настоящий независимый торговец, немного пьянила.
   - На ваш заказ уйдёт около двух недель.
   - Так быстро? - вырвалось у Флёр.
   Ханс улыбнулся и кивнул.
   - Если бы мы отправлялись за товарами в города, где их делают, конечно, времени ушло бы больше. Но мы знаем редкие места, где их хранят гораздо ближе. Когда мы узнаём, что заказывать, тут же находим подходящие порты, где заказывать. На доставку уйдёт две недели... если, конечно, лодки ничто не задержит.
   Решив, что чернила на договоре высохли, Ханс осторожно сложил бумагу и отправил в ящик стола. Флёр была впечатлена, впрочем, это примерно этого она и ожидала от типичного торгового дома. В конце концов, Хансу ни о каких других условиях волноваться больше не стоило. Он должен просто купить товар. Никто не будет жаловаться, если, конечно, торговый дом не купит что-то не то.
   Флёр отвела глаза и посмотрела на шкаф у противоположной стены. Там было множество бумаг - сколько из них являлось договорами с другими, такими же, как она? Об этом она раздумывала, покидая с Мильтоном комнату.
   - Надеюсь, всё пройдёт гладко.
   Услышав произнесённые с напускным безразличием слова Ханса, Флёр и Мильтон одновременно улыбнулись и кивнули, словно заранее договорились.
     

***

     
   Отмечать сделку Флёр и Мильтон отправились в трактир, рекомендованный Хансом. Товары, выгруженные с лодок в порту, везли в город по утрам, на дорогах царило оживление. А по вечерам товары текли в обратном направлении. Лодки загружали, чтобы поутру уже отплыть. Так продолжалось годами, без устали.
   Потягивая пиво, Флёр осознавала, что сама теперь стала частью этой торговой реки. Мильтон почти ничего не говорил, и Флёр не спрашивала, о чём он думает. Он просто сидел напротив неё и улыбался.
     
   0x01 graphic
     
   Купить одежду, потом продать. Поделить прибыль поровну - и у каждого останется примерно пятая доля от общей цены. Чтобы получить эту сумму, надо провести кое-какие расчёты. Но каждый раз, когда они проделают эту операцию, их прибыль будет больше. На следующий раз они получат уже пятую долю от шести пятых первоначальной суммы, а после четырёх сделок их деньги удвоятся. После девятого раза они будут иметь уже впятеро больше, чем вложили.
   Если заказанная одежда приплывет через две недели, а еще неделя уйдёт на её продажу, то таких сделок за год можно будет провернуть семнадцать. Подумав об этом, Флёр не смогла сдержать улыбку. Она радовалась как ребёнок, перебирая числа в голове. Выходило, что за год денег у неё станет в двадцать два раза больше.
   Лишь теперь Флёр начала понимать, почему торговцы ради прибыли готовы на что угодно, и почему они смеются над аристократами: они способны лишь за год заработать такие большие деньги. Она может теперь рассказать Оре, как легко, оказывается, зарабатывать, и полюбоваться потрясённым выражением его лица. И времени этого ждать не так уж долго, она чувствовала, что шанс ей представится скоро.
   Флёр осушила большую кружку пива, будто это был сущий пустяк, хотя она обычно столько не пила. Впрочем, она совершенно не видела в этом проблемы.
   - Если будешь продолжать в том же духе, до дома не доберёшься, - промолвил, наконец, Мильтон. Флёр и вправду была уже немного пьяна. Она подняла, было, руку за следующей кружкой, но пристыжено опустила. Ора будет недоволен, подумала она и улыбнулась.
   - Знаешь, я вчера только за полночь смог заснуть, всё смотрел на свечу и думал, сколько же мы сможем заработать.
   - Пятая доля за один раз, а за четыре деньги удваиваются, да?
   Мильтон удивился словам Флёр, но тут же скрыл удивлённое выражение лица, отпив из своей кружки.
   - Это действительно возможно, но я не позволяю себе думать, что всё всегда будет получаться так, как мне хочется.
   - Ты имеешь в виду, что Джонс как-то воспользуется своим положением? Или что ты не сумеешь вовремя выплатить свой заём?
   Кинув взгляд на портовых работников, Мильтон снова повернулся к Флёр.
   - Я мог не заслужить твоего доверия.
   - Да, и это тоже.
   Пожалуй, такие вещи лучше бы обсуждать в более укромном месте, но Флёр и Мильтон говорили здесь просто потому, что оказались в этом трактире.
   - Я, быть может, чересчур осторожен, но честных и искренних торговых домов не бывает.
   Он улыбнулся, будто насмехаясь над самим собой. В отличие от их прошлой совместной трапезы, здесь у них не было чечевицы, а была жареная баранина. Мильтон непринуждённо отрезал кусок мяса.
   - Они могут творить добро или зло... они способны на что угодно, лишь бы заработать побольше.
   - Иногда даже доводят человека до исступления.
   В прошлый раз Мильтон мог скрывать выражение лица, кидая в рот чечевицу, однако баранина с этой задачей справлялась хуже.
   - Но я об этом уже думал. Они могли бы затребовать с нас гораздо больше. К примеру, могли запросить денег за то, что представили нас, или добавить какие-то невыгодные условия к договору. Но люди Джонса на этот раз были довольно вежливы. Такие большие торговые дома, как они, должны заботиться и о репутации.
   - Значит, у нас меньше поводов для беспокойства?
   На вопрос Флёр Мильтон склонил голову набок, не удивляясь, не возражая. В этом жесте не было недовольства.
   - Да, а ты мне дала такие хорошие условия, что в это с трудом верится.
   После этого лёгкого поддразнивания Флёр смущённо улыбнулась и отвела глаза - нарочно, впрочем. После короткого молчания они рассмеялись. Чувства волнами проходили по их сердцам, как круги по воде от брошенного камня.
   - Ну а сейчас - будем работать вместе.
   Мильтон протянул руку. Под этим "сейчас" Мильтон имел в виду не только эту сделку, подумала Флёр. Предостережения Оры звучали у неё в голове, но она сознавала и то, что должна ценить любой шанс ухватить прибыль. Кроме того, двое, работающие вместе, получают куда больше удовольствия, чем копошащиеся в одиночку. Мильтон казался не таким уж плохим партнером.
   Флёр не очень хорошо помнила тот раз, когда они с Мильтоном встретились у него дома, но сейчас она чувствовала себя явно по-другому. Сейчас она приняла предложенную ей руку и крепко ухватилась за неё. Тогда её рука болела едва ли не от малейшего касания. Но теперь она не жала руки просто так - лишь с достойным партнёром, с тем, кто должен был принести ей доход. И в этих рукопожатиях была надёжная твёрдость.
   Когда Флёр выбросили на улицу, и ей пришлось как-то держаться на своих ногах, она удивилась, какой удивительно твёрдой была земля, и теперь, пожимая руки, она снова удивлялась тому же. Мильтон улыбался и смотрел на Флёр, пока они сидели, держась за руки, но между ними был не изысканный стол с белой скатертью. Обменявшись рукопожатием, они снова улыбнулись друг другу над пивными кружками.
   - Мы торговцы, так лучше всего, - сказала Флёр.
   Мильтон улыбнулся грустной улыбкой, которую она никогда не забудет. Он должен оказаться замечательным партнёром. Она подняла свою кружку и стукнула ею в его.
     

***

     
   После ужина Флёр пересказала всё, что происходило при подписании договора. Она сказала и про длительность, и про условия, не забыла упомянуть чувство, промелькнувшее вдруг на лице Ханса. Ора слушал с закрытыми глазами, но, как только Флёр закончила последнюю фразу, эти глаза открылись.
   - Будем надеяться, что всё пройдёт гладко.
   Те же слова, что сказал Ханс. Похоже, опытные торговцы любят это повторять. Они всегда чего-то ожидают, но никогда - слишком хорошего. Самое безопасное отношение к жизни.
   Товары ещё только заказаны, когда они прибудут, Флёр с Мильтоном будет ждать работа по продаже. Однако Флёр весь вечер была возбуждена, и впервые за немалое время она смогла толком поесть.
   Позже, оглядываясь назад, она чувствовала, что этот момент был поворотным в её судьбе. Если бы только она точнее рассказала Оре всё, что было при подписании договора. Впрочем, что махать кулаками после драки.
   Торговцы святые. Совсем. Две недели спустя Флёр в этом убедилась.
     

***

     
   Эти две недели она провела, занимаясь мелкой работой, не требующей денежных вложений. Если человек внушает доверие и знает окрестности, он может без труда найти работу по доставке товара из одного места в другое. Флёр доставила груз шерстяных тканей на водяную мельницу, а на обратном пути захватила письмо одного селянина в город. Обе работы были совершенно честными и прозрачными, а заработок - крохотным. Её голова была полностью забита тем, что надо сделать, чтобы продать одежду. Когда сделка пройдёт до конца, Флёр уже не придётся заниматься неблагодарной работой, которую она выполняла сейчас. Она всем сердцем верила, что так и будет.
   Мильтон общался со слугами аристократов, приходящими в город, узнавая у них денежное состояние их господ и последние веяния в моде. Флёр знала о городе, в котором жила, но не о замках, стоящих поодаль. Игра, похоже, была недешёвая: если слуги и раскрывали секреты своих господ, то хотели за это денег.
   В прошлом Флёр часто удивлялась, почему слуги с таким удовольствием ходят в город. Теперь она поняла, что, кроме покупок, их влекло нечто более заманчивое. Когда она спросила Бельтру, та смущённо отвела глаза. Похоже, она тоже этим промышляла.
   Флёр была в таком смятении, что не удержалась и расспросила Ору. От него она узнала, что однажды её бывший муж, на которого работал Ора, дал служанке семьи Болан немалые деньги, чтобы узнать о положении семьи. Флёр подумала, не та ли это служанка, что сбежала незадолго визита торговца к ним, когда он и сделал Флёр предложение. Сейчас она уже не презирала её поступок - напротив, была впечатлена. Похоже, умные люди есть повсюду.
   Флёр ела обед из вареных овощей с солидным количеством сыра, когда в дверь постучали.
   - Юная госпожа, - негромко обратилась Бельтра, вернувшись с письмом в руке.
   Ора мельком глянул и кивнул.
   - Спасибо.
   Флёр взяла письмо и открыла. Сразу же увидела печать Ханса, потом прочла, что лодка с товарами, наконец, пришла. Она тут же сложила письмо и, крепко сжав, поднялась. Обычно Ора ругал её, когда она не доедала, но на сей раз он посмотрел на это спокойно. Флёр извинилась перед Бельтрой, накинула плащ и обмотала шарф вокруг лица.
   - Пора отправляться за большими деньгами.
   Бельтра распахнула глаза, Ора вздохнул. Но Флёр лишь молча поправила плащ и шарф и вышла из дому. Она направилась к Мильтону, живущему в квартале ремесленников. Давным-давно, когда Флёр еще не понимала высокого положения своей семьи, у неё была близкая подруга, на самом деле она была служанкой. Сейчас эта служанка работала как раз в том самом квартале, она и помогла бездомному Мильтону найти жильё. Мир представлял собой столь сложную паутину человеческих отношений, что Флёр невольно вспомнила слова Оры, которые он когда-то говорил по этому поводу.
   - Прошу прощения, господин Пост дома?
   В последнее время она привыкла менять голос, чтобы он казался мужским. Ремесленник, с которым она заговорила, отложил кусок кожи и поднял на Флёр глаза, она повторила вопрос. Лишь тут он понял, кого она имела в виду.
   - О, ты про Мильтона? Он только что вернулся и сейчас обедает. Поднимись на четвёртый этаж, там его найдёшь.
   - Спасибо.
   Флёр кратко поблагодарила юного ремесленника, тот весело улыбнулся в ответ. В последние дни, когда Флёр ездила между городом и водяной мельницей, она училась завоевывать хорошее отношение таких людей, как этот ремесленник. Узкая витая лестница напомнила ей самое водяное колесо, вращающееся под тяжестью воды. На мельнице она была совсем недолго и прибыль там получила маленькую, зато кое-чему там выучилась. Она поднялась на четвёртый этаж... и на мгновение удивилась, не обнаружив за лестницей коридора с дверями, где могла бы успокоить дыхание.
   Она стояла, тяжело дыша, и смотрела на Мильтона, сидевшего за столом и со скучающим видом евшего хлеб.
   - Здравствуй, - удивлённо сказал он, поспешно проглотив хлеб. Флёр хотела ответить, но была настолько удивлена, что слова не шли. Наконец она достала письмо и протянула Мильтону.
   - Привезли.
   Это всё, что ей удалось произнести, но, к счастью, говорить особо много и не требовалось. Мильтон вскочил со стула.
   - Лодка?
   Флёр кивнула, и Мильтон повторил те же действия, что и она недавно, - нервно накинул плащ и выбежал.
     

***

     
   Через заполненный людьми порт к торговому дому Джонса они почти летели. Они так долго ждали этого момента, что даже не обращали внимания на людей, откладывавших работу, чтобы поглазеть на бегущую пару.
   - Где Ханс? - спросил Мильтон, и все - независимо от того, о чем говорили и чем занимались, - показали вглубь помещения торгового дома. Быстро поблагодарив, они вбежали внутрь. Это был их первый шаг на пути к богатству...
   - Господин Ханс!
   К счастью для них, Ханс и его работники как раз шли навстречу. Мильтон подбежал прямо к нему. Тот оторвал взгляд от бумаги, которую читал, и заметил их, он протянул бумагу работнику и что-то тихо ему сказал. Похоже, проходила какая-то большая торговая сделка - в воздухе чувствовалось напряжение. Но к Флёр и Мильтону это никакого отношения не имело. Работник развернулся и пошёл прочь по коридору. Ханс смотрел ему в спину какое-то время, потом снова перевёл взгляд на пришедших.
   - Хотите забрать ваши товары? Забирайте.
   Он надел на лицо деловую улыбку и скрестил руки на груди. Быть может, это такая шутка, принятая в торговом доме Джонса, Флёр напряжённо улыбнулась в ответ и посмотрела на Мильтона, тот - на неё. Значит, не только она нервничала.
   - Милостью Господней всё, что вы заказали, прибыло в целости. Сильные ветра едва не задержали лодку, но всё закончилось благополучно.
   Флёр снова улыбнулась довольному Хансу, но скрывать волнение и дальше было выше её сил. Мильтон, должно быть, это заметил, однако и он был на пределе. Он вмешался:
   - Так, мы хотели бы забрать товары сегодня, это возможно?
   Быстрота - важная составляющая часть торговли, и Ханс это знал. Он грациозно кивнул и указал рукой вглубь дома.
   - Они вон там, в погрузочном отделении. Я уже попросил своих людей приготовить список товаров. Мы же не можем допустить, чтобы он не совпал с тем, что было заказано, не так ли?
   Видимо, об этом и говорил Ханс с тем отосланным человеком. Да, они работали очень эффективно. Флёр, однако, не забывала: Ора всегда предупреждал, что надо проверять товар, прежде чем забрать, позже все претензии будут гласом вопиющего в пустыне.
   Они шли по коридору следом за Хансом. Посматривая по сторонам, они убеждались в великолепии торгового дома Джонса. Там и тут висели роскошные карты морей и портреты владельцев, а в конце коридора была дверь, ведущая в большой зал, заполненный невероятным количеством бочек, ящиков и кувшинов. Здесь было то место, где суша встречается с морем. Даже Хансу, хоть он и имел влияние в торговом доме, приходилось уступать дорогу работникам, входящим и выходящим из комнаты. Здесь были не только ученики и юные торговцы - работали и взрослые мужчины.
   Выйдя из коридора, Флёр ощутила запах зерна. Похоже, Джонс сейчас занимался первыми весенними поставками, здесь всё покрывала белая пыль, а люди, все в поту и в той же пыли, таскали полотняные мешки с себя размером.
   Ханс провёл Флёр и Мильтона к ящику в углу погрузочной комнаты. На ящике пыли не было - он здесь стоит совсем недавно. Когда они подошли, работник, недавно покинувший их, вернулся и протянул Хансу свернутый в трубочку лист. Рядом с ящиком лежал железный ломик - чтобы открыть его.
   - Они что, все вошли в один ящик?
   Работник был явно предупреждён Хансом и был готов к этому вопросу. Высокий, с цепким взглядом молодой человек, полный духа. Не произнеся ни слова, он кивнул и поднял ломик.
   - Мне открыть? - спросил он лишний раз, чтобы подчеркнуть, что никакого мошенничества нет и быть не может.
   Двум аристократам - одному нынешнему и одной бывшей - такого вопроса никогда раньше не задавали. Мильтон кивнул за обоих, Ханс подал работнику знак. Тот сунул ломик в щель между ящиком и крышкой и поддел. Когда крышка приподнялась, работник взял второй ломик, поменьше и вытащил несколько гвоздей.
   - Крышку и гвозди можно использовать по второму разу, хотя, когда мы хотим пустить пыль в глаза, то можем позволить себе их ломать, - сообщил Ханс.
   Мильтон и Флёр лишь кивнули. Каждое движение работника и Ханса казались наполненными каким-то особым значением. Юный работник, искусно выполнив свою задачу, шагнул в сторону. Скорее всего, прикасаться к самим товарам ему не дозволялось. Ханс кашлянул и протянул лист. Флёр его взяла, а Мильтон быстро шагнул вперед. Их первый совместный шаг в торговле... так много торговцев делают его, чтобы выйти в мир. Он заглянул в ящик...
   - А? - звук издала Флёр, Однако и Мильтон увидел не то, что должен был увидеть. Он вздрогнул и развернулся к Флёр, разом побледнев. Снова заглянул в ящик, потом выхватил лист из её рук.
   - Что всё это значит?
   Его голос звучал, как из разверзнутого ада. В нём было столько ярости, что сообщи он её всю Флёр, она бы на месте лишилась чувств.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Кончай эти шуточки!!!
   Пыль поднялась с пола в воздух, добавив хаоса к творящейся суматохе. Одинокий возглас легко утонул бы в общем шуме, однако Мильтон крикнул настолько громко, что все взгляды в зале обратились на него.
   - Это вовсе не шутка...
   Выражение лица Ханса не менялось, однако было видно, что он лишь изображает, что успокаивает Мильтона, на самом деле он смеялся над ним.
   - Почему... всё не такое, как мы заказывали! - Мильтон с трудом мог говорить, в таком гневе он был. Он с силой сжал лист в руке, так что хруст было слышно.
   - Не такое, как заказывали? Отнюдь. Клянусь именем Господа, что никакой ошибки не произошло. Я приобрёл товары в полнейшем соответствии с твоим списком.
   Несмотря на гнев, Мильтон задумался, почему слова Ханса прозвучали столь искренне. Он разжал напряжённые пальцы и внимательно прочёл список. Флёр тем временем подошла к ящику и заглянула в черноту. Ящик не был пуст - он был полон чёрных одежд. Столь же чёрных, как её будущее.
   - Что за... глупости...
   - Это в точности то, что ты заказывал.
   - Чушь! - взревел Мильтон и с силой швырнул лист на пол. Он буравил Ханса испепеляющим взглядом, однако тот хладнокровно стоял на своём. Мильтон бросился бы на него, если бы не удержал юный работник.
   - Кажется, достопочтенный господин желает дуэли... но, к сожалению, мы всего лишь торговцы. Мы должны всего лишь следовать договорам. Уверен, ты понимаешь.
   Взгляд Ханса был холоден, как у смерти, на лице играла неописуемая усмешка.
   Флёр ела глазами лист с их подписями и списком заказанных товаров. На нём должны быть выписаны совершенно другие одежды. Так почему же? Флёр наклонилась и, подняв лист, перечитала. Ну да, текст договора был изменён. То тут, то там буквы были подправлены - так и получился "чёрный" заказ. Почему они так поступили?
   То же самое и с четырьмя "среброткаными" одеждами - там были добавлены новые слова, а кое-что стёрто. В результате к одеждам добавились янтарные украшения.
   Глаза перестали что-либо видеть, Флёр в отчаянии хлопнула себя по лбу. Они ввязались в игру с торговцами, начисто лишёнными какой-либо порядочности. Ора тщательнейшим образом записал договор с Мильтоном, чтобы избежать такого мошенничества, он использовал трудные слова, которые никак нельзя было переделать в другие.
   Ханс не просто изменил договор. Он с самого начала собирался обвести их вокруг пальца. Уже тогда, когда он увидел список, он понял, что может его изменить. Он аккуратно подвёл их к подписанию, заключив официальный договор. А потом искусно отвлёк их, чтобы они забыли потребовать второй экземпляр договора, хотя знали, что так полагается. Он сделал с ними что хотел. Они подписали договор и смотрели, как Ханс убирает его в стол, улыбаясь им деловой улыбкой.
   Флёр была в таком расстройстве, что не могла даже плакать. Чудовища... торговцы не люди, они чудовища.
   - У нас есть договор, - холодно произнёс Ханс, положив руку на плечо юного работника. - Поэтому будьте любезны заплатить причитающуюся сумму.
   Работник подал ему гроссбух и перо.
     

***

     
   Свеча горит ярче всего перед тем, как потухнуть. И Мильтон, едва его ярость утихла, впал в уныние. Он не произнёс ни слова, когда с Флёр забирал товары. Обоим была ненавистна мысль просить кого-то из людей Джонса помочь с погрузкой, и они работали вдвоём. В конце концов, кто-то из работников всё же помог, и они смогли погрузить всё на мула. Но благодарить его не стали, лишь заплатили.
   - Спасибо, - сказал работник и ушёл. Неужели и Флёр станет таким же злобным созданием, которое интересуют лишь деньги? Осознание этого легло на сердце тяжким грузом. Настоящий торговец ни за что не позволил бы так себя обмануть и превратить свои деньги в мусор. Потому-то Мильтон и был в полном унынии: почти всё, что они купили, было мусором. Это может звучать жестоко, но если все товары продать по рыночной цене, не удастся выручить даже вложенных Флёр денег. Конечно, торговый дом Джонса поступил по-разбойничьи, изуродовав договор и продав им плохие одежды, такие же чёрные, как будущее Флёр и настроение Мильтона.
   - Вся одежда?..
   Когда Флёр поняла, что тягостное молчание ей невыносимо, она спросила очевидное. Мильтон не смотрел на неё, но его тело содрогнулось.
   - Вся тёмная.
   Флёр понимала его уныние, но должна была верить, что какая-то надежда остаётся. Она пыталась как-то отрезвить Мильтона, но тот лишь посмотрел на мула, пытающегося стоять ровно, и вымученно улыбнулся.
   - Наши надежды растворились, как серебро в янтаре.
   - Как же так...
   Она отлично знала, как, но не могла принять это. Мильтон сердито улыбнулся и покачал головой. Флёр поняла: он прекрасно знал, что покупают аристократы, и потому был уверен, что их товар никчёмен. Флёр хотела подбодрить его, но понимала, какая действительность их ждёт.
   - Сколько мы сможем вернуть?
   Ведь не ноль же? Хотя бы семь десятых долей от затрат?
   По-прежнему не глядя на неё, Мильтон поднял четыре пальца. Четыре десятых доли.
   - Их ещё можно продать, они что-то стоят, но не намного больше, чем тряпьё. Если ткань качественная, такие тёмные цвета сгодятся для похорон... больше ни для чего.
   Он улыбнулся, сдаваясь. Губы были странно искривлены. Флёр вспомнила бывшего мужа, но не потому, что ситуация была схожая. Она не испытывала ненависти к Мильтону.
   - Но четыре десятых ещё возможны, правда? Мы ведь можем удвоить деньги за четыре раза, значит, после пяти вернём своё, разве нет?
   Похоже, это стало для Мильтона последней каплей. На мгновение его лицо утратило всякое выражение, рот открывался и закрывался, будто он хотел произнести что-то, но не мог. Наконец он выдавил:
   - Дурочка.
   Его лицо сморщилось, похоже, сказать что-то ещё он был не способен, но Флёр не сможет его понять, если он этим и ограничится. Он вроде хотел продолжить, но проглотил остальные слова. Не желая ничего больше слышать, он развернулся и пошел прочь.
   - Миль...
   Слабый голос Флёр потонул в городском шуме, и не остановив её партнёра. Вскоре он исчез из виду. Всё, что у Флёр осталось, меньше четырёх десятых долей от её вложения. И нагруженный мул. Это жгло куда сильнее, чем убыток и обман Ханса. Флёр оставалось лишь потащить мула домой. Выражение лица Оры, когда Флёр пришла домой, у неё в памяти почти не отложилось.
     

***

     
   На следующее утро Флёр спустилась по лестнице, подавленно глядя сквозь дождь на огород и изо всех сил желая, чтобы вчерашние события оказались всего лишь дурным сном. Но когда она подошла к столу, Ора, не оборачиваясь, обратился к ней:
   - Ты ничего не могла поделать.
   Потом он всё же обернулся, и, хотя ещё не вполне рассвело, Флёр увидела у него в руках маленькое стеклышко - линзу. Он взял эту линзу у торгового дома, на который работал, пока тот не разорился. Видимо, он пытался найти какой-то дефект в договоре, который принесла Флёр. Свеча на его столе сгорела дотла.
   - Ты ничего не могла поделать. Настолько хорошо сработано.
   Его голос звучал как вздох - ни сердитый, ни раздраженный. "Опустошённость" - самое подходящее слово, от этого Флёр стало вдвое больнее.
   - Мне... так жаль, - повторила Флёр то, что много раз сказала накануне вечером.
   Ора прищурился, но ничего не ответил. Бельтра поднесла ей чашку тёплого молока, Ора жестом предложил сесть.
   - По моей оценке, эти одежды стоят половину того, что мы заплатили. Но Пост знает рынок лучше, думаю, его оценка точнее. Впечатляет, что у торгового дома вообще нашлись эти одежды. Впрочем, насколько я помню, в прошлом они были в моде, так что это не столь удивительно.
   Он указал на один из нарядов, лежащий на углу стола. Такие тёмные цвета сгодятся для похорон... больше ни для чего. Слова Мильтона продолжали звучать в голове Флёр.
   - Это удача, юная госпожа, что ты не взяла деньги в долг для покупки. Иначе пришлось бы признать своё разорение немедленно. А так - это ещё можно продать, если ты хочешь увидеть хоть часть своих денег. Но только тебе придётся поработать ногами.
   Флёр кивнула на эти тихо произнесённые слова. Бельтра потихоньку подливала мёд в её чашку, которую она сама вырезала из дерева. Флёр знала, что сейчас не стоит ни плакать, ни извиняться, но не могла заставить себя поднять голову. Нужно было поднять глаза и прокричать: "Я не позволю себе больше оступиться! Я обещаю! Обещаю!" Но эти гордые, храбрые слова целеустремленного торговца так и не прозвучали... слышен был лишь дождь снаружи.
   Это как политика на балу аристократов. Торговцы пытаются рассеять подозрения других, завоевать их доверие, а потом воспользоваться им к своей выгоде. Теперь Флёр увидела этот кусочек картины мира. Она знала, что торговцам наплевать на чувства других, что им нужна только прибыль... как лучше её заработать, как лучше её увеличить.
   Неважно, как деньги заработаны, - важно, что они есть. Так непременно сказал бы Ора. И это была истина.
   - Мне так жаль.
   Это всё, что она сейчас могла заставить себя произнести. Ей хотелось погрузиться в тепло чашки с молоком, которую держала в руках. Ора сидел недвижимо. Бельтра попыталась было встать, но рука Оры её остановила.
   - Сейчас тебе лучше немного отдохнуть, - и он повернулся к служанке. - Бельтра...
   Ора попросил Бельтру перенести одежды в сарай, потом сказал, что ему надо пойти проверить карнизы. Они ушли, Флёр осталась одна. Только она и дождь. Теперь звуки дождя давили. И никто бы не услышал падение ещё нескольких капель. Держа перед собой чашку, Флёр плакала. Её переполняли сожаление и ненависть к себе за свою никчёмность как торговца. Но до слёз её довело осознание, что ей всё равно придётся торговать с этими... существами.
   Это просто нелепо... она не сможет. И не будет. Флёр хотелось объявить это Бельтре и Оре прямо сейчас. Она понятия не имела, что будет делать дальше, впереди ждал сплошной ад. Впрочем, если обернуться назад, ничего не изменится. Ад был со всех сторон, куда ни посмотри.
   Флёр воззвала к Господу.
   Стук в дверь.
   Она подняла голову, это были не Ора и не Бельтра, они ещё не вернулись. Что она только что услышала? Она уже решила было, что это кошка или крыса, но услышала этот звук снова. В такое время - гость?
   Она быстро вытерла лицо и невоспитанно высморкалась в полотенце. Кто-то пришёл к ней, несмотря на дождь... Это мог быть лишь один человек... один раненый, испуганный, не находящий себе места человек. Флёр поднялась на ноги. Её груз был непосильной ношей для одного человека, а для двоих? Полная надежд, она протянула руку и открыла дверь. Первую секунду она не верила своим глазам. Может, это дождь виноват, и зрение её обманывает?
   - Мы можем поговорить? - спросил человек.
   Её спросили, а она была в таком потрясении, что не могла ответить. Не Мильтон сейчас перед ней стоял. А тот самый злодей - Ханс.
   - Насколько я могу предположить, ты заключила договор с господином Постом, по которому ты дала ему деньги, я прав?
   Это всё равно, как вести беседу с омерзительной змеей, пожирающей глазами добычу. Флёр испытала такое отвращение, что смогла выдавить лишь:
   - Ну?
   - Эти товары не принадлежат господину Посту. Значит, положение такое, что ты обеспечивала его деньгами, а он должен продавать товары, так?
   Его роскошный кожаный плащ прекрасно защищал от дождя. Взгляд из-под капюшона казался взглядом священника, только каким-то масленым.
   - И ч-что?
   Слова Ханса пугали. Флёр всеми силами старалась выиграть время, не понимая, что этому человеку нужно от неё. Он забрал все её деньги и дал взамен мусор. Зачем ещё она ему нужна? Зачем он проделал весь этот путь под дождём и теперь говорит такие пугающие вещи? Честно говоря, ей хотелось никогда больше не видеть его лицо. И чтобы он её тоже никогда больше не видел. И всё же - вот он, смотрит на неё, змея, обвившаяся кольцами вокруг добычи.
   - Но ты же не могла взять на себя весь риск. Сколько ты переложила на него? Полуторную сумму займа? Двойную?
   Рука Флёр на дверной ручке задрожала, и отнюдь не от холода. От ярости. Флёр выжала из горла ответ:
   - Я не такая, как ты! Я не такая подлая!
   - Так сколько?
   Флёр злобно смотрела на Ханса, но тот явно не собирался уходить. От напряжения она чуть не рухнула.
   - Половину. Потому что я ему доверяю.
   Она старалась напустить на себя бравый вид. Ханс поджал губы и склонил голову набок.
   - Надо же, надо же... Значит, ты довольно много потеряла?!
   Это была последняя капля. У Флёр перед глазами всё заволокло багровым туманом, она сделала глубокий вдох, чтобы заорать на Ханса. Но тот, неожиданно надев на лицо понимающее выражение, подошёл на шаг и тихо произнёс:
   - Позволь мне выкупить твой договор с господином Постом. За полную сумму, которую ты уплатила.
   В голове Флёр вдруг воцарилась пустота.
   - А?
   - Это обычное дело... передача ответственности. Не имеет значения, просила ты барыш или нет, я хочу купить у тебя сам факт того, что ты одолжила деньги господину Посту. На тебе эта сделка никак не отразится.
   Отчётливые слова Ханса заставили мысли в голове Флёр вновь заработать, его намерение постепенно стало понятным. Прояснился его изначальный план, его истинная цель. Он хотел выкупить долг Мильтона и тем самым заполучить себе превосходного продавца.
   - Пожалуй, мне стоит сделать чуточку более привлекательное предложение. Тебе ведь и дальше надо будет как-то жить. С этой твоей... наивностью.
   Его змеиный язык лизал ей горло. По крайней мере, ей так сейчас казалось.
   - Можно, например, воспользоваться этими деньгами как приданым и найти тебе мужа. Я радостью помогу...
   Никогда прежде Флёр не била человека кулаком.
   - Стало быть... ты отклоняешь моё предложение?
   Ханс поднёс руку к лицу и убедился, что выступила кровь. Он закрыл глаза и несколько секунд молчал.
   - Когда у тебя не останется иного выхода, постучись этой же рукой в наши двери. Этого - будем считать - не было.
   Он слизнул кровь с губы, ядовито глядя на Флёр.
   - А сейчас позволь откланяться.
   Флёр смотрела, как он уходит в дождь, потом он вдруг снова повернулся.
   - Когда передумаешь, отыщи меня.
   Поведение Флёр диктовалось лишь чувствами, в голове у неё было лишь одно слово: торговец. Эти существа могут быть такими жестокими ради получения своего дохода. Как же низко они способны пасть? Флёр сверлила Ханса взглядом, пока он не исчез за завесой дождя. Она просто не понимала. Ханс был словно не таким же человеком, как она.
   Подумав о том, Флёр рухнула наземь. Бельтра, услышав шум, стала звать Ору. Флёр лежала и смотрела на льющуюся с крыши воду, она хотела плакать, но не могла. С трудом с помощью Бельтры поднявшись на ноги, она тупо вошла в дождь. Бельтра бросилась к Оре, уже летевшего вниз по лестнице и спрашивавшего, в чём дело. Потом, увидев, что Флёр вышла, служанка кинулась за ней.
   Деньги меняют всех. В дожде Флёр увидела нечто невероятное: стоящую рядом с её домом повозку с товарами. Лица возницы не было видно, товары были навалены в беспорядке, будто их грузили в спешке.
   Флёр крикнула во всё горло:
   - Мильтон!!!
   Хотя дождь и слёзы застилали глаза, она увидела, что возница странно дёрнулся, потом повозка тронулась с места.
   - Мильтон!
   Больше ничего она не говорила. Ора вылетел из дома и укрыл Флёр одеялом и утянул обратно под крышу.
   - Мильтон... это Мильтон... - шептала она, точно в бреду, при этом чётко слыша разговор между Орой и Бельтрой.
   Дверь их сарая взломали. Вся одежда исчезла.
   - Юная госпожа, - вернул её к реальности серьёзный голос Оры.
   - Что... произошло?
   Ора сжал руками голову Флёр, так что она не могла отвернуться. Ей так хотелось умереть, что она закрыла глаза. Но она понимала, что это ничего не изменит.
   - Юная госпожа.
   Слезы текли у неё из глаз, как у ребёнка, которого бранят, но Ора продолжил, точно ласковый священник.
     
   0x01 graphic
     
   - Он был не от Джонса? Тогда это...
   Флёр кивнула. Сомнений не оставалось. Мильтон догадался, чего хотел Ханс, и, дождавшись своего шанса, украл одежду. Если он проявит весь свой талант при продаже, то, возможно, выручит половину цены. И сможет вернуть заём.
   Флёр вновь закрыла глаза, она осознала, что Мильтон никогда ей не доверял. Иначе ему не понадобилось бы красть одежду, пусть на нём и висел долг. Флёр ведь ни разу не обвинила его, не потребовала денег, она даже не стала продавать его долг Хансу. Прибыль меняет людей, и убыток - тоже.
   Флёр хотела верить, что её они не изменят. Но Мильтон просто не смог заставить себя доверять ей.
   - Юная госпожа.
   Её глаза тут же сами раскрылись, как у дрессированной собачки. Она не смогла удержаться - голос Оры всегда был с ней, всегда помогал, когда она была в беде. Но сейчас перед её глазами был не Ора, который её спасал, а суровый, целеустремленный старик.
   - Пожалуйста, возьми себя в руки.
   Флёр была в таком замешательстве, что забыла, как плакать.
   - Взять... себя в руки?
   - Да. Ты должна держать себя в руках всегда - даже когда тебя унижают, обворовывают, швыряют в грязь, только тогда ты сможешь стоять на своих ногах и достичь цель.
   Вот, значит, что он имел в виду. Чтобы идти дальше, она должна вернуть товар.
   - Юная госпожа!
   Ей хотелось сбежать от грома и молний, которые сейчас, конечно, последуют, - совсем как собачке, которую ругают.
   - Юная госпожа! Я привел тебя в мир торговцев, потому что жалел тебя. Прежде ты просто существовала, плыла по течению, тебе не на кого было опереться. Я всего лишь хотел дать тебе шанс обрести независимость.
   Ора втянул воздух и покачал головой.
   - Нет... сейчас не время для таких разговоров. Честно говоря, всё из-за того, что ты очень похожа на меня в юности.
   - Что?
   - Прежде чем устроиться к твоему бывшему мужу, я работал на знаменитую гильдию... но на самом деле я последний отпрыск аристократического рода.
   У Флёр чуть не встало сердце.
   - Я поклялся, что превзойду других торговцев и заставлю тех надменных аристократов склониться передо мной.
   Сейчас Ора не смотрел ей в глаза. Он выглядел совсем дряхлым.
   - Я уже очень стар. Мне не занимать великих постов. Мой господин разорился, у меня нет наследников. Как бы неуважительно это ни звучало, я хотел вверить тебе свою мечту.
   Он явно смеялся над собой. Бельтра накинула ему на спину одеяло и положила руку ему на плечо.
   - Всё из-за моего себялюбия.
   Слова Оры было для Флёр слишком неожиданными, чтобы она могла как-то осмысленно отнестись к ним. Её взгляд метался, не в силах встретиться с его.
   Ора сделал глубокий вдох и встал.
   - Бельтра, принеси немного денег и мой плащ.
   Флёр подняла глаза, осознав, что он хочет делать.
   - Даже если мне придётся заплатить жизнью, я не позволю тебе страдать. Я должен ответить за свои грехи.
   Лицо Флёр исказилось, готовое заплакать. Однако если она согласится со словами Оры, это будет значить, что она действительно просто кукла, которая может лишь существовать. Прежде у неё была фамилия. Теперь она лишилась и этого, и если она не способна стоять на ногах, на что она вообще годна? В ужасе Флёр вцепилась в ногу Оры. Она не могла выбрать между двумя путями, а от мысли, что для неё теперь закрыты оба, становилось ещё страшнее.
   - Юная госпожа.
   Никогда прежде Ора не был так ласков. Он опустился на колено, осторожно взял Флёр за руку и стал отцеплять её от себя пальчик за пальчиком.
   - Не подчиняйся порывам души.
   Он словно видел всё, но его слова заставили Флёр вцепиться в него ещё крепче. Ора вздохнул, не зная, что ещё сказать. И тут что-то сломалось внутри Флёр... Любящие глаза - совсем не то, что жалеющие. Ора был ласков, потому что считал её слабой и ни на что не годной. Это было невыносимо.
   - Не держи меня за дуру!
   Сердито глядя в застывшее лицо Оры, она встала и прорычала:
   - Не держи меня за дуру! Хватит! Мне надоело, что меня носит течением! Твоя мечта? Не неси ерунды! Я тебе не ребёнок! Если мне некуда возвращаться, я сама выберу своё будущее!
   Выплеснув весь гнев разом, она стояла и тяжело дышала, глядя на Ору. Предложение Оры позволить ему заняться всем и защитить её было привлекательным, но согласиться на такое она никак не могла. Какое-то время всё будет прекрасно, но Ора не вечен. Время не знает жалости, а люди не знают доброты. Когда игрой заправляют деньги, предательство становится обычным делом. Время, когда Флёр могла весь день купаться в солнечном свете, завернувшись в тёплое одеяло, прошло, но надо продолжать жить.
   - Тогда что ты будешь делать?
   Голос, глаза и лицо Оры оставались спокойными. Флёр всё же стёрла насмешливую улыбку с его губ.
   - Я верну их.
   - Что?
   - Одежды, конечно. Нет, не только... - она устремила взгляд в землю и успокоила дыхание, потом вновь посмотрела на Ору. - И мою уверенность тоже. Бельтра!
   Она повернулась к служанке, напуганной повисшим в воздухе напряжением.
   - Принеси все деньги, что у меня ещё остались, мой плащ и меч.
   Будучи хорошей служанкой, Бельтра быстро пришла в себя, кивнула и принялась действовать.
   - Юная госпожа...
   - По-моему, я говорила тебе не называть меня так, - перебила Флёр. - Я верну их. Если он едет на повозке, полной товаров, он должен держаться дорог. К замкам дорог ведёт не очень много, сейчас он может ехать лишь одним путём.
   Ора не пытался возражать, он даже бровью не повёл. Но Флёр понимала, что говорят его глаза.
   - Ты справишься?
   Она знала, что этот вопрос должен был прозвучать.
   - Я справлюсь. Я торговец. И должна вернуть себе свою уверенность.
   Плащ, кошель со всеми оставшимися деньгами, короткий меч... Взяв всё это у Бельтры, Флёр повернулась и поклонилась ей и Оре.
   - На самом деле мне больше всего хочется лежать в постели и дрожать. Завернуться в одеяла и мечтать. Но когда ты умрёшь, я останусь беспомощна. Уйдёт Бельтра, потом и я, - она склонила голову набок и язвительно улыбнулась. - В торговый дом Джонса, конечно же. Он заплатит кругленькую сумму, это уж наверное.
   Голубая кровь ничего не стоит, если её не поддерживают деньги.
   - Сейчас я могу идти только вперёд, и я отлично понимаю...
   - Что именно?..
   - Что мы, торговцы, ни во что не верим и ничем не утешаемся, кроме денег, и что прибыль для нас должна быть важнее всего.
   У Оры распахнулись глаза и отвисла челюсть. Не будет преувеличением сказать, что он напоминал сейчас отца, ребенок которого нашёл то, что не должен был. Флёр грустно улыбнулась ему, накинула плащ и прицепила ножны к поясу. Когда шарф закрыл ей лицо, в сердце болезненно кольнуло.
   - Я не могу просто сидеть здесь и ждать хорошей жизни... я должна сама бежать за ней. Ора...
   - Да.
   Верный наставник и счетовод встал.
   - Я хочу, чтобы ты мне помог. Больше я не буду доставлять тебе проблем.
   - Слушаюсь.
   - Бельтра... - Флёр завязала шарф и закончила, - мы пошли.
     

***

     
   Убрав деньги в седельную сумку, Флёр вскочила на коня, приготовившись отправиться в погоню под дождём. Если они позволят Мильтону уйти, то никогда больше его не увидят. Пусть одежды стоят немного - Флёр должна поймать его и отобрать украденное. Все вопросы потом. А сейчас надо сделать дело.
   Они вдвоём скакали, чтобы вернуть свою собственность.
   - Ора, меч?!
   Флёр кричала, чтобы её слова, тонувшие в топоте копыт и звуках дождя, можно было услышать. Она не просто интересовалась, взял ли Ора меч, - она хотела узнать, понадобится ли он.
   - Юная госпожа, когда ты его видела, он был один? Тогда обойдусь!
   Бывший муж Флёр шёл опасной тропой. Не раз и не два он попадал в тяжелейшее положение. Ора в таких ситуациях был его правой рукой, и потому Флёр сочла, что вполне может на него положиться.
   - Но ты уверен, что знаешь, куда он направляется?
   - Я знаю людей, которых он упоминал, а кроме них, такую одежду у него никто не купит! Так что у него нет выбора!
   Дорогу развезло, и лошади время от времени спотыкались. Флёр умела скакать верхом, но опытной наездницей не была. Она не могла перевести коня в такую погоду в галоп. Ей оставалось лишь вцепиться в поводья и двигаться рысью. Зато это дало достаточно времени, чтобы подумать, почему сейчас в ней не было ни любви, ни ненависти к Мильтону. Единственный ответ, пришедший ей в голову - она была такой же одинокой, как он.
   - Юная госпожа!
   Часть дороги дождём размыло вконец, но лошадь на этом участке не остановилась. Благодаря отнюдь не искусству Флёр, а чистому везению она преодолела его без происшествий. Просто лошадь в последний момент увидела, в каком состоянии дорога и какой грязью заполнена лужа.
   - Юная госпожа!
   Флёр удалось остановить лошадь, хотя от страха она едва не свалилась. Все же ей удалось сохранить прямую посадку. Но, когда Ора снова так к ней обратился, её охватили куда большие стыд и раскаяние, чем обычно.
   - Не зови ме!.. - она смолкла, заметив его выражение лица. - Ора?
   Дождь мешал видеть, повсюду грязь... дорога больше походила на болото. Лошади тяжело дышали, с каждым выдохом выпуская белые облачка, которые тут же растворялись в дожде. Ора с противоположной стороны дороги тоже остановил коня.
   - Юная госпожа, вон там...
   Флёр развернула лошадь и лишь тогда поняла, почему Ора её позвал. Видно было плохо...
   Возможно, это было чудо. Там лежало нечто.
   - Возможно, как раз из-за этой выбоины.
   - Да, похоже.
   Флёр спрыгнула с лошади и подошла к обочине дороги. Там был довольно крутой откос, спускающийся к реке. Из-за дождя вода в реке поднялась и стала мутной. А между дорогой и рекой стояла повозка без колёс с одного бока. Лошадь лежала на спине неподвижно.
   Так закончила свой путь повозка, совсем недавно отъехавшая от дома Флёр.
   - Юная госпожа.
   Едва ли в обращении Оры сейчас был какой-то смысл. Возможно, он просто решил, что сейчас нужно к ней обратиться. Флёр стянула шарф и осторожно двинулась вниз по склону. Травы было мало, но никаких следов Флёр не видела. Если бы Мильтон сбежал, они бы были... неужели он умер? Шаг за шагом она приближалась к повозке под ледяным дождем. Когда до неё осталось несколько шагов, она наконец заметила человека. Он застрял под повозкой, колеса которой с одного бока по ступицу ушли в раскисшую землю. Лицо человека было в крови и грязи, он лежал неподвижно, будто спал.
   - Ты... погналась за мной?.. - вдруг выдохнул он.
   Всё-таки он был жив. Флёр остановилась, не подходя вплотную.
   - Я никчёмный... но всё равно...
   Его левая рука была наполовину оторвана. Мильтон тянулся к Флёр уцелевшей, правой рукой и выдавливал слова.
   - Пожалуйста... спаси меня.
   Она похожа на человека, который пришёл его спасать? Да и сам Мильтон вряд ли так думал. Но, конечно, на пороге смерти человек хватается за любую соломинку. Флёр гадала, искренен ли Мильтон сейчас.
   - Я просто... перепугался... они пришли говорить с тобой о моём долге?
   Мильтон улыбнулся, на глазах его выступили слёзы. Флёр опустилась на колени и прикоснулась к его лицу. Слёзы были тёплыми.
   - Мне было страшно... поэтому...
   Флёр посмотрела на грудь Мильтона, придавленную повозкой. Он пострадал не так сильно, как мог, видимо, раскисшая земля была мягкой. Мильтон схватил ногу Флёр с большей силой, чем она ожидала. Если она сейчас перетянет ему левую руку и согреет одеждами из повозки, а Ору пошлёт за помощью, Мильтон сможет остаться в живых.
   - Я никогда больше тебя не предам... пожалуйста...
   - Значит, спасти тебя, да?
   Слушая, как Мильтон снова и снова произносит эти слова, Флёр адресовала ему первые слова. И, похоже, этот ответ зажёг в нём искорку надежды. На его лице появилась чистая улыбка.
   - Умо... ляю. Умоляю.
   Флёр закрыла глаза, но Мильтон только сильнее сжал её ногу.
   - Мы ведь оба аристократы, правда?
   Флёр открыла глаза, но смотрела в сторону.
   - Флёр?
   Не обращая внимания на человека, звавшего её, она медленно протянула руку. Это был то ли обломок спицы колеса, то ли ещё какая-то деталь. Деревяшка застряла, воткнувшись в землю.
   - Флё...
   Мильтон смолк, продолжая снизу вверх смотреть на неё.
   - Ора, - позвала Флёр своего верного наставника. - Как там товары?
   - Отлично. Они не пострадали. Если бы упали в грязь, был бы конец.
   - Вот как.
   Груз в безопасности. Значит, у Мильтона есть надежда. Должно быть, так он подумал - на его лице вновь появилась улыбка. Но она исчезла, когда Мильтон увидел, что Флёр по-прежнему держит торчащую из земли деревяшку.
   - Ты сказал мне, - мрачно обратилась Флёр к Мильтону, устало глядящему в небо, - что эти тёмные одежды... годятся только для похорон.
   Мильтон был сообразителен. Он резко втянул воздух.
   - У тебя очень красивое лицо... вправду... и как я раньше не замечал?
   Он то ли рассмеялся, то ли закашлялся, словно борясь за каждый глоток воздуха. От грязи и холода его лицо стало желтоватым. Он снова стал смотреть в небо. Скоро он отправится далеко-далеко.
   - Понятно... ха-ха...
   Смех совсем лишил его сил. Мильтон закрыл глаза и улыбнулся.
   - П-проклятье... я притворялся, что умираю, чтобы пробудить в тебе сострадание. Но ты меня раскусила, да?
   Флёр знала, что Мильтон не лицедействует перед ней. И всё равно её охватила нерешительность. Она поняла, на что рассчитывает Мильтон.
   - Я обманывал тебя и ни секунды не колебался. Ты никогда не переставала быть аристократкой, а? Ты, торговец? Кончай шутить! Ты должна обманывать других и радоваться этому, у тебя не должно быть ни совести, ни страха перед Господом...
   Мильтон смолк, увидев, как Флёр подбирается ближе. Но глаз не отвел. Флёр колебалась... неужели ей и в самом деле придётся оборвать его жалкую жизнь?
   - Эй...
   Голос Мильтона испугал её, и она отпрянула назад.
   - Ну давай уже, добей меня, - ласково произнёс он.
   И она замахнулась, вложила в удар всю силу...
   Она никогда не забудет, с каким звуком деревяшка пронзает человеческое тело.
   - Вот как. Хорошо...
   И запах крови, текущей изо рта, тоже никогда не забудет.
   Мильтон взял её за руку дрожащими пальцами.
   - Пока не сделаешь из сердца камень, хорошим торговцем не...
   Флёр услышала его последний вздох, а потом ещё долго сидела, держа Мильтона за руку. Встав, наконец, она больше не чувствовала себя собой. Она родилась заново.
   - Ора.
   - Да, - последовал немедленный ответ.
   - Перегрузи все товары на наших лошадей. Когда вернёмся домой, немедленно начнём готовить тёмные одежды и янтарное шитьё к продаже.
   - Да.
   Глядя на свои окровавленные руки, Флёр ещё сказала:
   - Конечно, его изгнали, но всё равно он сын аристократического рода, погибший от несчастного случая. Для похорон понадобится много чёрных одеяний и янтарного шитья.
   - Да. Юная госпожа...
   Ора пытался что-то сказать, но запнулся. И это было не лицедейство. Флёр повернулась к нему, и он поклонился.
   - Я не "юная госпожа". Я торговец. Моё имя...
   Лишь деньги приносят мир в душу торговца, этому её научил Мильтон. Флёр решила позаимствовать его имя.
   - Ив.
   - А?
   Это будет метка, которую Мильтон оставит в её жизни. Они были партнёрами.
   - Ив Болан. Торговец.
   Дождь продолжал сыпать. Ив снова обернула лицо шарфом и стала помогать Оре перегружать товары.
   Под холодным дождём Ив Болан сделала свой первый шаг на пути торговца.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"