Гончар Ева : другие произведения.

🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Заключительная часть трилогии, в которой все "сёстры" непременно получат по "серьгам". :)

    Третья часть ЗАКОНЧЕНА. Комментарии, как обычно, категорически приветствуются. :) Вторая часть лежит тут, первая - тут. Оценки отключены по принципиальным соображениям.

    В КОММЕНТАРИЯХ - СПОЙЛЕРЫ! Много. :)

    Текст выложен без трёх финальных глав. Рано или поздно книга уйдёт на Ridero. Пока этого не случилось, финал можно получить бесплатно, в обмен на содержательный отзыв. Критика тоже "считается", главное, чтобы она была конструктивной и корректной. Другая возможность прочитать финал - купить полную версию книги непосредственно у автора. Спасибо за понимание и за интерес к моей работе. :)

    Автор обложек - Ольга Кандела. Полные версии - в Галерее.

  Глава девятнадцатая,
  в которой Принцесса принимает ванну,
  музицирует и сомневается в здравости своего рассудка,
  а Многоликий верит в вещие сны, встречается со старыми знакомыми
  и надеется обойтись без глупостей
  
  Эрика проснулась, вздрогнув, будто её толкнули. Неяркий золотистый свет зимнего утра отчего-то показался ей странным - словно вчера, когда она ложилась в постель, снаружи была не зима, а лето. Она отвела взгляд от заледеневшего окна, невесть почему её смутившего, перевернулась на спину и уставилась в потолок. Но и тот, безукоризненно-белый, слегка скруглённый по углам и обрамлённый тонкой полоской лепнины, тоже выглядел совсем не так, как должен - ему следовало быть низким, скошенным и покрытым по всей площади потёками и трещинами. 'Чушь какая!' - подумала Эрика, снова закрывая глаза. И тут же сообразила, что всё это ей приснилось: убогая комнатушка под самой крышей, за окном - бедная улица, залитая водой после ночного дождя, два чего-то ожидающих всадника в сине-серых мундирах... и ощущение обречённости, такое всепоглощающее, какого наяву у неё сроду не бывало.
  Принцесса вздохнула со смесью облегчения и удивления. И откуда они только берутся, такие неприятные и непонятные сны? Ничего дурного накануне с ней не происходило, спать она ложилась утомлённой, но всем довольной и предвкушающей праздник. А теперь почему-то чувствует себя так, словно пережила утрату - только никак не может вспомнить, что именно потеряла.
  Вдруг, ни с того ни с сего, захотелось взлететь. Немедленно, не вставая с постели! Такого с ней тоже раньше не было. Эрика снова вздохнула, посмотрела, закрыта ли дверь спальни, и подчинилась желанию - представила себя летящей, слегка оттолкнулась ладонями, и тело вместе с одеялом послушно пошло вверх. Приподнявшись на пару дюймов, она чуть-чуть повисела и покачалась в воздухе. Охватившее её волнение никакому разумному объяснению не поддавалось - сердце заколотилось, как бешеное, лицо вспыхнуло, в носу защипало. 'Да что со мной такое, в конце-то концов?!' - рассердилась летунья, плюхаясь обратно на матрас. В голове у неё теснились мутные, расплывчатые образы, которые при всякой попытке к ним присмотреться распадались на сотни крошечных пепельно-серых лепестков.
  Эрика снова открыла глаза и села. Вскинула руки, чтобы потянуться, и замерла от очередной странности. Шее было жарко, затылок оттягивало назад. Девушка недоумённо ощупала волосы и ничего необычного не заметила - немного перепутанные со сна, за ночь они не стали ни длиннее, ни гуще, их и так было в избытке. Но ей чудилось, что совсем недавно они едва достигали плеч. Она обвела взглядом спальню - здесь ничего не изменилось, не считая более чем уместного в такой день появления под окном огромного букета. Забытая на подлокотнике кресла книга, сиреневый батистовый халат на спинке кровати, неизменный утренний кофе и свёрнутая трубочкой газета на прикроватном столике... Газета её отчего-то встревожила. Всё было и так, и не так, как обычно - словно Принцесса вернулась в свой дом после долгого отсутствия и теперь узнавала его заново.
  Она опустила руки, увидела браслет на левом запястье и опять замерла. Можно ли представить себе вещь, более привычную, чем украшение, которое много лет подряд носят, не снимая? Но сегодня и ажурный платиновый ободок выглядел так, словно Эрика давным-давно его не видела. Мало того, теперь он её пугал! Указательным пальцем она потрогала блестящие завитки и как будто уловила исходящий от них слабый ток магии. Браслет - волшебный? Он что, стал волшебным за ночь? Быть такого не может, померещилось, решила Принцесса.
  Встала и, зарываясь босыми ступнями в толстый ворс ковра, подошла к букету. Охапка роз, роскошных, пахучих и нелюбимых, предстала перед нею во всей красе, как символ отцовского равнодушия.
  Моей дорогой девочке в день Совершеннолетия.
  В уме именинницы начертанные на карточке слова возникли раньше, чем она успела их прочитать. Этому она, впрочем, нисколько не удивилась: 'Разумеется, а что ещё папа мог тут написать?' Выглянула в окно, посмотрела, как внизу расчищают наметённые за ночь сугробы, задумчиво поскребла ногтем ледяную корочку на стекле и, силясь совладать с беспокойством, вернулась в постель. Вспомнила, что нужно попросить горничную взять в оранжерее цветы на вечер, и досадливо поморщилась: причёску и платье Эрика почти всегда украшала фрезиями, но теперь и они тоже вызвали у неё тоскливые ассоциации, словно там, во сне, с ними было связано что-то скверное и даже унизительное.
  Помедлив, позвала:
  - Вальда!
  Валькирия появилась тут же. Пышущее здоровьем конопатое лицо выражало обычную спокойную почтительность и желание поскорее заняться делом. Но там, во сне, в глазах горничной было насмешливое пренебрежение - Принцесса как будто снова увидела этот взгляд и зябко повела плечами.
  - Доброе утро, ваше высочество, - прислуга, неизменно чуткая к хозяйскому настроению, озабоченно сдвинула светлые брови: - Что-то не так?
  - Всё в порядке. Приснился дурной сон.
  - Поспите дальше, может, приснится хороший. Я до полудня к вам никого не пущу.
  - Будь добра, не пускай. Я хочу побыть одна. Завтрака не нужно.
  - Чего ещё изволите?
  - Позаботься о цветах для бала, - велела Эрика и надолго умолкла.
  Вальда подождала продолжения и, не дождавшись, уточнила:
  - Фрезии, как обычно?
  - Да-да, - протянула Принцесса. - Попроси голубые или белые, подходящие к платью.
  Смутное неудобство, вызванное мыслями о цветах, вроде бы рассеялось.
  - Будет сделано, - флегматично ответила горничная и склонилась к остывающей печи, чтобы поворошить в ней угли. - Это всё?
  - Знаешь, что... приготовь-ка мне ванну.
  Горячая вода с душистой пеной - безотказное средство от беспокойства!
  Валькирия кивнула и с достоинством удалилась выполнять поручение.
  Эрика без особенного желания выпила кофе, пока он совсем не остыл, а прикоснуться к газете так и не решилась. Предложенную горничной помощь в купании не приняла - стремилась поскорее остаться в одиночестве.
  В ванной, уже не обращая внимания на то, что всё вокруг выглядит знакомым и незнакомым одновременно, Принцесса скинула ночную сорочку - ворох кружев и сиреневого батиста, непривычных, как с чужого плеча - и с опаской взглянула на себя в зеркало. Она так странно себя чувствовала, что, наверное, не слишком бы удивилась, обнаружив, что стала ниже ростом, или растолстела, или покрылась веснушками с головы до пят. Но с её лицом и телом никаких перемен не произошло. Только, помимо браслета, теперь на ней появилось ещё одно украшение - небольшой кулон на тонком тёмно-коричневом шнурке, представляющий собой вырезанный из перламутра силуэт Серафима.
  Девушка остолбенела.
  'Что это за вещь? Откуда? Когда я успела её надеть?!'
  Ничего подобного в её шкатулках не было, да и быть не могло. Кому бы пришло в голову дарить наследнице трона грошовую бижутерию, пусть даже мастерски сделанную?
  Сама же Принцесса никогда не совершала покупок.
  И провалов в памяти она за собой прежде не замечала.
  Не было у неё такого кулона, определённо, не было!
  А между тем, вот он. Покоится на груди, чуть ниже ямки между ключицами, словно тут ему самое место.
  Эрика накрыла фигурку ладонью, прислушалась к ощущениям. Самая обычная безделушка, ни малейших признаков волшебства. Если, конечно, можно назвать обычным предмет, неизвестно когда и неизвестно откуда взявшийся. 'Может, папа его на меня надел, пока я спала? Хотел сделать мне сюрприз... Очень странный поступок для папы. И странный выбор. Но у Вальды я всё-таки спрошу'. Принцесса машинально сжала фигурку двумя пальцами - и тут с ней опять случилось нечто такое, чего до сих пор не случалось.
  Она вдруг услышала голоса, свой собственный - звонкий, преувеличенно жизнерадостный - и хриплый, сдавленный мужской:
  - Смотри, какие штучки, любимый! Правда, красивые? Я купила две, тебе и мне.
  - Красивые, Эрика, правда, очень красивые.
  Между нею и зеркалом возникло мужское лицо, бледное, худое и давно не бритое, с колючими карими глазами и страдальческой улыбкой на тонких бескровных губах.
  - Выбирай, какая тебе больше нравится, из бирюзы или из перламутра?
  - Мне... без разницы. А тебе идёт перламутр.
  - Ладно. Тогда эта - твоя.
  Кожаный шнурок с кулоном, точно таким же, как у неё, только бирюзовым.
  Она тянется к мужчине и застёгивает у него на шее замочек, стараясь не задеть жуткий багровый шрам, сползающий от подбородка в распахнутый ворот белой рубахи.
  Мужчина ловит её руку и целует в середину ладони.
  Миг - и видение пропало.
  - Силы Небесные, что это было?! - ахнула Принцесса, отступая от зеркала и глядя в свои округлившиеся и потемневшие от изумления глаза.
  Галлюцинация?
  Картинка из сегодняшнего сна?
  Сон - всё-таки лучше, чем галлюцинация, рассудила она, тщетно пытаясь унять дрожь. Подумаешь, мужчина со шрамом. Сны бывают всякие - страшные, диковинные, неправдоподобные, какие угодно. Этот, похоже, был длинным, ярким и липким, раз до сих пор её не отпускает. Остаётся только непонятным происхождение кулона - но всё прояснится, когда вернётся Вальда. 'Жалко, я раньше его не заметила. Иначе бы сразу у неё спросила...'
  Эрика забралась в ванну и перестала дрожать, но странное состояние не проходило - наоборот, усиливалось с каждой минутой. Она немного полежала, пропуская между пальцами пышную густую пену, потом с головой погрузилась в воду... а когда вынырнула, поняла, что это был опрометчивый поступок - видимо, она, действительно, забыла, как обращаться со своей шевелюрой. Плотные мыльные пряди, облепившие спину, грудь и плечи, теперь придётся долго прополаскивать. Раньше она обходилась без таких сложностей...
  'У меня что, когда-то была короткая стрижка?!'
  Она позвонила горничной, раз, и ещё один, но та не явилась - очевидно, была в оранжерее. Придётся справляться самой. В крайней растерянности Принцесса кое-как закончила купание, обернула полотенцем многострадальные волосы, закуталась в халат, переместилась обратно в спальню и уселась в кресло. 'Вестник Короны' всё так же лежал на столике, тревожа её столь сильно, что хотелось, не разворачивая, бросить бумажный свиток в печку. Довольно странностей, сказала себе Эрика, подавила соблазн - и взяла газету.
  Не читая, перевернула первую страницу, украшенную её собственным портретом и сообщением о предстоящем бале. А на второй - вскрикнула. Вот же оно - лицо! То самое, из её давешнего видения, правда, ни капельки не измученное. Лицо, знакомое до мельчайших деталей, каждым своим изгибом и каждой морщинкой знакомое - умей она рисовать, изобразила бы его куда точнее, чем полицейский художник. 'Оборотень по кличке Многоликий, государственный преступник, виновный в пятидесяти двух тяжких преступлениях против Королевского дома и народа Ингрии...'
  Принцессино сердце опять понеслось аллюром.
  Оборотень.
  По кличке Многоликий.
  Слышала она о нём немало, но прежде не видела ни его самого, ни его портретов.
  А теперь он не только ей мерещился. Теперь она откуда-то знала его настоящее имя!
  
  * * *
  Пробуждение Феликса было не слишком приятным. Во-первых, он замёрз: тяжёлое ватное одеяло упало на пол, а без него в доме у Пинкуса впору было околеть. А во-вторых, на границе между сном и явью он почему-то свято уверился, что его вот-вот схватит имперская полиция - и это было не только очень страшно, но и обидно. 'Я же уехал из Империи! - думал Многоликий сквозь сон. - Я сделал, как мне велели! Какого ляда они явились за мной сюда?!' Он знал, что должен бежать, но тело его не слушалось - руки и ноги были будто чужие, и даже глаза не желали открываться.
  Затем оцепенение ушло, оборотень рывком сел - разболтанная кровать под ним пошатнулась и отчаянно заскрипела - и потянулся к окну, до которого в тесной каморке было рукой подать. Счистив со стекла толстый слой инея, он убедился, что никакой полиции поблизости нет - ни ингрийской, ни, тем более, имперской. Заваленная снегом улица была совершенно пуста, однако страх уходить не спешил. С минуту Феликс напряжённо прислушивался. Единственным звуком было позвякивание посуды в соседней комнате - должно быть, Пинкус накрывал на стол к завтраку. Снаружи царила тишина, лишь раз нарушенная заливистым конским ржанием и шелестом саней, которые проехали мимо 'Лавки диковин'.
  'Сон, это всего лишь сон', - сказал себе Многоликий, слегка успокоившись, и встал.
  Никогда в жизни у него не было такого странного состояния, как нынче утром! Страх и тоска, завладевшие им во сне, померкли перед нестерпимым желанием дышать и двигаться. Того и другого хотелось так сильно, словно он год провёл в смирительной рубашке. Феликс со стоном наслаждения потянулся, расправил плечи и сделал глубокий вдох. Шумно выдохнул и снова втянул в себя воздух. Вдох - выдох - вдох - выдох - вдох... Надышавшись до головокружения, он замер и теперь прислушивался уже не к внешнему миру, а к самому себе - пытался понять, что за чертовщина с ним происходит. Глазам вдруг стало горячо и мокро, но он сперва даже не понял, что плачет - в последний раз плакал, ещё когда была жива матушка. Многоликий в недоумении вытер пальцами слёзы. Внутри у него всё трепетало от острого, почти болезненного удовольствия.
  Когда голова перестала кружиться, он снова поднялся и сделал несколько физических упражнений, безотчётно дивясь необыкновенной лёгкости, с которой они ему удались. Но переполнявшая его жажда деятельности от этого даже не притупилась, хотелось чего-нибудь ещё: сделать стойку на руках, пройти колесом по комнате - жаль, при её размерах и степени захламлённости второе было исключено.
  Превращение ему хотелось совершить, вот что! Сию же секунду, не откладывая.
  Многоликий покосился на дверь, за которой дожидался его пробуждения хозяин - о том, что собой представляет гость, Пинкус знал, но пугать старика попусту всё же не стоило. А затем обернулся росомахой. Поди пойми, почему именно росомахой - это было первое, что пришло ему в голову. В росомашьем обличье не задержался, пошёл по нисходящей: барсук, лисица, горностай... Остановился на горностае, захваченный незнакомым маятным ощущением. Словно хорошеньким ослепительно-белым зверьком он уже когда-то был - и пережил в этом качестве что-то чрезвычайно важное, но что именно, вспомнить не удавалось. Ладно, будет не горностай, а белка. Но ею оборачиваться Феликс не стал вовсе. Беличий образ почему-то оказался связанным в его сознании с кошмарной, оглушающей болью. 'Бред какой-то, злыдни болотные', - подумал Многоликий, возвращая себе человеческий облик. Голова опять немного кружилась, пять превращений подряд - это всё-таки чересчур. Но усталости он не чувствовал. Чувствовал сильнейшее удовлетворение, словно сделал, наконец, то, что ему долго-долго не удавалось.
  Прежде чем умыться, оборотень заглянул в небольшое квадратное зеркало, которое Пинкус приспособил для него над тазом с водой. В зеркале отразилась цветущая двадцативосьмилетняя физиономия, ещё не слишком заросшая - брился Феликс вчера вечером, прежде чем отправиться к Иде. Лицо как лицо, и вчера, и позавчера, и месяц назад оно было точно такое же. Почему же тогда чудится, что в нём что-то изменилось? Испытывая всё большее недоумение, мужчина стянул с себя рубаху - и вот под ней-то увидел предмет, которого у него раньше совершенно точно не было! Небольшой ярко-голубой кулон на коротком и тонком кожаном шнурке. Изумлённо присвистнув, Феликс приблизил глаза к отражению и всмотрелся: на редкость изящный силуэт Серафима, вырезанный из бирюзовой пластинки.
  'Это ещё что такое? Откуда?.. Ида подарила?..'
  Но он абсолютно не помнил подарка. Помнил каток и кинематограф. Помнил обильный ужин в отличной харчевне, особенно вкусный с мороза. Помнил Идину маленькую квартирку на последнем этаже доходного дома. И саму Иду, беспечную и ласковую, как обычно. Ночевать Феликс у подружки не остался, отправился обратно в лавку старьёвщика, и никаких подарков при нём, определённо, не было. Он слышал, что провалы в памяти бывают у пьяных, но с ним такого ещё ни разу не случалось. Многоликий вообще не слишком любил спиртное, пил мало и редко, а вчера - так и вовсе не пил, не считая стакана пунша на катке.
  'Пинкус! Ну конечно, Пинкус! Старик чудаковат, и со мною носится как с писаной торбой - вот и решил сделать мне сюрприз, пока я спал...'
  Феликс вздохнул и расслабился: хорошо, когда у странных событий находятся простые объяснения. Но долго радоваться ему не пришлось. Пробуя на ощупь крылатую фигурку, он сжал её двумя пальцами - и тут же оказался во власти видения.
  - Смотри, какие штучки, любимый! Правда, красивые? Я купила две, тебе и мне.
  Неестественно-бодрый девичий голос. Усталое тонкое лицо с крупноватым, чуть приподнятым носом, копна неровно подстриженных тёмных волос, печальные синие глаза. Бесконечные усталость и печаль в облике противоречат интонациям, и диссонанс этот причиняет Феликсу почти физическую боль. Хотя нет. Боль, на самом деле, физическая! Болит каждая клеточка, и каждой клеточке не хватает воздуха.
  - Красивые, Эрика, правда, очень красивые.
  Не улыбнуться ей невозможно, но даже шевелить губами, и то больно.
  - Выбирай, какая тебе больше нравится, из бирюзы или из перламутра?
  - Мне... без разницы. А тебе идёт перламутр.
  - Ладно. Тогда эта - твоя.
  Девушка склоняется к нему и надевает на него кулон. От её волос пахнет цветами...
  Многоликий испуганно выпустил фигурку, и видение исчезло.
  'Что это было?!'
  Почему-то подумалось, что и девушка, и боль, и нелепые слёзы, и вязкий иррациональный страх, который сопутствовал пробуждению - части одной картины. Наверное, так и есть: приснился тяжёлый сон, общая канва стёрлась из памяти, но самые яркие моменты - остались. Кулон... а что кулон? Может, как раз им-то, кулоном, сон и навеян. В безделушке, правда, не ощущается никакого волшебства - но это ничего не значит. Может, когда-то давно на ней висело сновиденческое заклинание?
  К тому времени, когда Феликс вышел из своей каморки, он почти совсем убедил себя в том, что нынче утром ничего необычного с ним не случилось. В гостиной было немного теплее, чем в его комнате; на столе на белой крахмальной салфетке были расставлены тарелки и чашки; в кресле у камина, разумеется, сидел Пинкус. Он просиял улыбкой навстречу гостю:
  - Друг мой, доброе утро! Как вы спали?
  - Доброе утро, Пинкус. Так себе я спал, - честно ответил Многоликий. - Видел во сне что-то странное, но уже не могу вспомнить, что именно.
  - Бывает такое, - сочувственно покивал старик. - Сны - материя таинственная и сложная. Иногда мне кажется, они приходят к нам из других миров. Жаль, что большинство из них мы не помним. Но если ваш сон был неприятным, то, конечно, хорошо, что вы его забыли. Садитесь кушать, надеюсь, завтрак вам поднимет настроение.
  Феликс опустился на стул, вынул кулон из-за воротника и проговорил, пряча за приветливостью волнение:
  - Какая славная вещь. Признайтесь, Пинкус, мне её вы подарили?
  Хозяин прищурился, завозился, пытаясь выбраться из кресла и посмотреть на кулон поближе, и уронил трость.
  - Подарил? Друг мой, я, действительно, собирался сделать вам подарок, но в моей лавке ценного осталось мало, и я...
  Многоликий похолодел:
  - Не вы?!
  - Нет-нет, не я. А почему вы решили, что это я? Где вы её взяли? - встать без помощи трости Пинкусу так и не удалось.
  - Сидите, прошу вас, - оборотень поднялся сам, шагнул к старьёвщику, подобрав трость, и склонился над ним, давая ему возможность разглядеть фигурку. - Я увидел её на себе сегодня утром и решил, что она от вас.
  Старик растерянно заморгал белёсыми добрыми глазками:
  - Сожалею, мой дорогой, но это точно не я. Может быть, кто-то из ваших друзей? У вас ведь есть...
  - Нет. Никто мне вчера ничего не дарил, вечером у меня этого не было, - мрачно сказал Феликс и выпрямился.
  - Чудеса, - пробормотал Пинкус. - И ночью здесь, кроме нас с вами, никого не было. Сюда, конечно, можно пробраться без спроса, но я бы услышал! У меня, знаете ли, бессонница... Покажите-ка мне ваш кулон ещё раз, - попросил он. Феликс наклонился снова. - Прекрасная вещь. Когда-то мне приносили похожие, но я давным-давно их продал. Я думаю, это имперская работа.
  Многоликий буркнул:
  - Возможно, - вернулся на своё место, снял загадочное украшение и положил его на блюдце; он лихорадочно пытался придумать новое объяснение появлению кулона, но ни единой версии у него не было.
  Завтрак прошёл в молчании. Допив кофе и сказав 'спасибо', Феликс уже собрался встать из-за стола, но заметил лежащий рядом с тарелкой 'Вестник Короны', вспомнил, что должен немного почитать вслух своему гостеприимному хозяину, и развернул газету.
  - Ну-с, что пишут? - обрадовался старик.
  - Ничего особенного. В замке Эск сегодня бал... будут праздновать совершеннолетие принцессы Эрики.
  На слове 'Эрика' Многоликий споткнулся - и вцепился взглядом в портрет виновницы торжества. Она! Злыдни болотные, это же она! Девушка, которая только что ему мерещилась. 'Видел я её когда-нибудь раньше или нет? Проклятье, не помню... Наверное, да, всё-таки наследная принцесса... Красивая, но холодная, как айсберг, мне такие никогда не нравились, с какой стати она вообще мне приснилась?.. Холодная... холодная... Как бы не так! Она же умеет улыбаться совсем иначе! Но откуда я знаю, как?!'
  - Да-да, большой будет праздник, ужас сколько народу на него приедет, - словно издалека донёсся дребезжащий голос Пинкуса. - Над Замком фейерверк устроят, наверное. А что ещё пишут?
  Потрясённый Феликс не сводил глаз с газеты. То, что он знает - или придумал сам! - какая бывает улыбка у принцессы Эрики, это полбеды. Хуже другое: ему известно, что именно он увидит в газете дальше - свой собственный портрет, снабжённый обещанием Короля заплатить десять тысяч крон тому, кто поспособствует его, Многоликого, поимке. Каменея лицом, перевернул страницу, скользнул глазами по угаданному заранее объявлению и принялся читать о предстоящем визите в Ингрию младшего сына Джердона Третьего. Ближайшее будущее внезапно открылось ему как на ладони.
  Нужно бежать отсюда, в Ингрии его ничто не держит - зачем тогда подвергать себя напрасному риску? Сейчас он сообщит Пинкусу, что его пребывание в этом доме подошло к концу. Пинкус расстроится и скажет, что хочет на прощание показать гостю какую-то старую вещь. У Феликса язык не повернётся сходу отвергнуть предложение, но он решит исчезнуть сразу же, едва хозяин выйдет из комнаты. Однако все планы пойдут прахом, как только тот обернётся в дверях, лукаво улыбнётся и молвит:
  - Уверен, она вас заинтересует. Вы ведь слышали, конечно, про Наследство Ирсоль?
  'Наследство Ирсоль', - повторил про себя Многоликий. И вздрогнул от ударившей в грудь волны боли и страха.
  
  * * *
  Непонятные и пугающие ощущения преследовали Эрику до самого бала. Первую половину дня она провела в тревоге, источник которой определить так и не смогла - списала всё на забытое сновидение. Отложив поразившую её газету, Принцесса пошла к роялю, в надежде, что музыка станет более действенным средством от дискомфорта, чем горячая ванна. Всякую вещь, попадавшую на глаза, приходилось узнавать заново. Даже мамино фото в платиновой рамке, на которое Эрика всегда смотрела по нескольку раз на дню, нынче утром произвело на неё такое впечатление, словно надолго потерялось, а сейчас случайно нашлось.
  - Что со мной происходит, мама? - прошептала девушка, с тоскою вглядываясь в чудесный отблеск лета на лице Королевы. - Почему мне кажется, что со вчерашнего вечера я прожила целую жизнь?..
  Она потянулась к портрету, чтобы привычным движением приласкать рамку, но вдруг в безотчётной брезгливости отдёрнула руку: с рамкой сегодня тоже было что-то не то! Тяжко вздохнула, кончиками пальцев погладила мамину щёку на фотографии - сама карточка, к счастью, осталась прежней - и подняла крышку рояля.
  Она играет всё более скверно! Механическая кукла справилась бы лучше, чем она.
  Эрика даже вздрогнула - так отчётливо услышала отцовский голос! 'Механическая кукла... - с внезапной обидой повторила она про себя. - Что ещё за механическая кукла?!' И взяла несколько случайных аккордов. Её вдруг бросило в жар, точно так же, как два часа назад, когда она парила в воздухе; из глаз брызнули слёзы, причину которых она не понимала. В этом было что-то невероятное - в том, что она сидит совсем одна за маминым роялем в залитой утренним зимним солнцем комнате, где всё устроено так, как она сама придумала, наигрывает то, что ей нравится, и может прекратить игру именно тогда, когда захочет, ни секундой позже. Словно прежде она была невольницей, прикованной к инструменту и отбывающей за ним повинность. 'Механической куклой', единственное назначение которой - правильно нажимать на клавиши. Внезапное чувство освобождения, охватившее Эрику, было столь сильным, что она заиграла с утроенным пылом - и очнулась лишь с возвращением Вальды. К моменту, когда та с корзиной голубовато-белых фрезий появилась в кабинете, внутри у Принцессы всё звенело и трепетало от музыки.
  Но первые же слова горничной - как ушат холодной воды на голову! - заглушили перезвон и трепет.
  - Внизу с самого утра топчется герцог Пертинад. Жаждет вручить подарок вашему высочеству.
  - Не надо! - вскрикнула Эрика, роняя руки на клавиши; рояль заполошно всхлипнул. - Ни в коем случае не разрешай ему ко мне подниматься!
  - Да я бы и не разрешила, - удивлённо отозвалась Валькирия. - А то я не знаю, что вы его на дух не переносите? Его сиятельство велел вам передать...
  - ...Что никогда в жизни не слышал столь прекрасной игры. Верно?
  - Верно, - становясь ещё более удивлённой, подтвердила прислуга. - Сказать ему, чтобы подождал до вечера?
  - Конечно, Вальда. Хотя лучше бы он убрался восвояси ещё до бала, - Эрику мутило от отвращения, внутренности завязались узлом; ей даже дышать одним воздухом с межгорским боровом было тошно, ходить с ним по одной земле, а не то что принимать его у себя.
  'Мне что, и он тоже сегодня приснился?! Ещё вчера он всего лишь действовал мне на нервы... а сегодня я хочу, чтобы его вообще никогда не было!'
  Валькирия скептически подняла брови:
  - Куда он денется? Будет торчать в Замке, пока не добьётся своего.
  - Пока не добьётся своего? - переспросила Принцесса.
  Собиралась было добавить, что Пертинад ничего не добьётся - папа откажет ему, если он вздумает просить её руки, - но осеклась и прикусила язык. 'А почему, собственно, я уверена, что папа ему откажет?' Сердце обожгло таким отчаяньем, словно за герцога Эрику уже просватали.
  - Хорошие тебе дали цветы? - спросила она, резко меняя тему.
  - Очень хорошие, совсем свежие! - Вальда приподняла корзинку, поворошила крепенькие аккуратные соцветия.
  - Половину поставь в вазу, остальные приготовь на вечер, - распорядилась Принцесса, избегая сочувственного взгляда горничной.
  - Разумеется, - кивнула та и сделала движение, чтобы уйти.
  - Погоди-ка! - Эрика вспомнила, что собиралась кое о чём спросить. - Кто-нибудь приходил ко мне, пока я спала?
  - Пока вы спали? Утром? Да вот же, герцог Пертинад, а кроме него больше...
  - Не утром, Вальда. Ночью.
  На широком лице Валькирии опять появилось несвойственное ей недоумённое выражение. Фраза, которую она произнесла, была феноменально длинной:
  - Кто же ночью-то к вам придёт, ваше высочество? Розы от вашего батюшки принесли, когда уже светало. В вашу спальню я их сама поставила - чтобы вас ненароком не разбудили. А кто ещё-то?.. Почему вы спрашиваете? Что с вами? Вы сегодня на себя не похожи, честное слово.
  'Ещё бы я сама знала, что со мной...' - в который раз за утро тоскливо подумала Эрика, но промолчала, отделавшись неопределённым взмахом руки. Демонстрировать кулон Вальде не стала - нутром чуяла, что та, действительно, ничего о нём не знает. Если горничная и заметила перламутровую фигурку Серафима в приоткрытом вороте принцессиного халата, вслух она об этом не сказала. Как только девушка снова осталась одна в кабинете, она сняла таинственное украшение и спрятала в ящик письменного стола, рассчитывая, что хоть это её немного успокоит.
  Но успокоиться в тот день ей было не суждено.
  Всякое движение и действие вызывало у неё целый веер неожиданных мыслей и ассоциаций.
  За обедом, который Вальда накрыла для неё в гостиной, Эрике мерещилось, что она тысячу лет не видела мяса - питалась исключительно рыбой, креветками и устрицами. Откуда-то из глубин памяти всплыло неузнаваемое слово 'Кирфа'.
  Вскоре после обеда явился с двумя помощницами Диграсиус, желающий лично проконтролировать процесс надевания платья. Имперский акцент в речи портного, ещё вчера забавлявший и слегка раздражавший Эрику, сегодня бередил ей душу.
  Одевание и обувание превратились в муку мученическую: узкий лиф как никогда сильно мешал шевелиться и дышать, колени путались в многослойной юбке, ступни в бальных туфлях на каблуках сводило судорогой, словно тысячу лет Принцесса носила одни лишь балахоны и сандалии.
  Пока придворный парикмахер колдовал над её причёской, ей мерещилось, что она спит, а когда проснётся, вместо копны тугих длинных локонов на затылке увидит в зеркале свисающие вдоль лица короткие волнистые пряди.
  Хуже всего ей пришлось, когда она в последний раз взглянула на своё отражение, прежде чем отправиться в бальный зал. Эрике вдруг почудилось, что платье на ней не голубое, а белое - свадебное, с бесконечным шлейфом, и что её лицо и волосы прикрыты плотной вышитой фатой. Как всякой юной девушке, ещё вчера ей было бы очень приятно вообразить себя в свадебном платье, но сейчас оно казалось ей воплощением худшего из её кошмаров.
  Во всём этом был отчётливый привкус безумия. 'Я сошла с ума? - задавалась вопросом Принцесса. - Спятила за одну ночь?' Придётся завтра позвать доктора Коркеца и всё ему рассказать, решила она. А сегодня следует притвориться перед самой собой, что всё в порядке - и исполнить главную роль на предстоящем празднике.
  - Пора, Вальда. Приготовь мне накидку.
  - Меховую? Шли бы вы тёплыми галереями, ваше высочество...
  - ...Не то цветы помнутся? Ну и пусть. Умираю, как хочется подышать свежим воздухом. До конца бала ты свободна.
  Не чуя под собой ног, Эрика выскользнула из башни, вдохнула так глубоко, как ей позволило платье, и закашлялась от холода. Окинула взглядом замок Эск в роскошном праздничном убранстве. Присмотрелась к цепочке круглых фонариков, разложенных по краю крепостной стены, почему-то ожидая увидеть вокруг них магическую ауру - и удивилась, что ауры нет, а потом удивилась своему удивлению. Перевела глаза вдаль, на Белларию в россыпи вечерних огней и на заснеженный лес, бледно-голубой в лунном свете. И только теперь вспомнила, о чём хотела попросить Короля, обещавшего выполнить любое желание дочери в день её совершеннолетия. Идея уехать из замка Эск и пожить какое-то время за его пределами, к которой Принцесса с удовольствием примерялась не один месяц, со вчерашнего дня успела померкнуть - словно уже осуществилась, но совсем так, как мечталось. 'Папа откажет мне, - с безжалостной ясностью поняла Эрика. - Он даже не станет меня слушать!'
  Она постояла у стены, пока не начали зябнуть ноги, решительно развернулась и устремилась в зал. С каждым шагом спина её становилась всё прямее, а подбородок поднимался всё выше. Принцессе предстояло встретиться с теми, кто назывался её семьей, и нельзя было ударить перед ними в грязь лицом. Она чувствовала себя так, словно рассталась с ними униженной и растоптанной и провела вдали от них тысячу лет - хотя отлично помнила, что с предыдущей встречи миновали только сутки и это была абсолютно ничем не примечательная встреча. Сбросив меховую накидку придворным при входе в зал, Эрика прошествовала к своему месту, не видя и не слыша никого из сотен склонившихся перед ней гостей. Она не сводила глаз с компании за королевским столом и с ужасом сознавала, что со вчерашнего дня каким-то неведомым образом узнала об этих людях гораздо больше, чем ей бы самой хотелось.
  
  * * *
  Феликс, которого, как Эрику, с утра одолевали странности, вероятно, тоже решил бы, что повредился в уме, если бы не разговор о Наследстве Ирсоль. Разговор этот Многоликий предугадал до мельчайших подробностей, заранее зная, какими будут реплики и его, и Пинкуса. Оборотень неплохо умел предсказывать ближайшее будущее, основываясь исключительно на здравом смысле и знании психологии. Да и подтолкнуть собеседника в нужную сторону для него труда не составляло. Так что если бы Пинкус завёл речь о чём-то обыденном, остальное Феликс принял бы на свой счёт: сам-де невольно подстроил, чтобы всё прошло, как ему мерещилось.
  Но Инструмент Справедливости к обыденному никоим образом не относился.
  Ни о судье Лассе, ни о профессоре Эренгерде, из переписки которых будто бы стало понятно, что могучий древний артефакт хранится в замке Эск, Многоликому до сих пор слышать не доводилось. А потому у него не было никаких сомнений, что он 'подсмотрел' происходящее заранее - по всей вероятности, сегодняшний сон был вещим. Хорошо бы вспомнить его целиком, думал Многоликий, вдруг единственным коротким предвидением в этом сне дело не ограничилось? Должно же быть какое-то объяснение у того факта, что мысль о Наследстве, прежде волнующая и бесконечно заманчивая, теперь вгоняла Феликса в настоящую панику.
  Пинкусу он своих эмоций не показал. Добросовестно отыграл весь 'сценарий', который ему предписывало сновидение, заявив в финале, что идею проникнуть в замок Эск, конечно, обдумает, но пока она ему совсем не нравится, а 'Лавку диковин' покинуть, в любом случае, пора. Торопливо собрался, перво-наперво убрав во внутренний карман зимней куртки бирюзовую фигурку, сердечно простился с хозяином и вышел из дома.
  Далеко, впрочем, Многоликий не ушёл. Не таясь и глазея на окна, прошагал по улице, чтобы соседи его хорошо рассмотрели и, появись здесь жандармы, подтвердили, что у Пинкуса гостей больше нет. Затем, затерявшись в переулках, в тупичке без окон и дверей превратился в кота - довольно крупного, полосатого с белой манишкой. Мороз сегодня стоял нешуточный, кошачий мех, даже такой толстый и пушистый, слабо от него защищал - но разгуливать по городу Феликс пока не собирался. Ему нужно было забраться в укромное место, где никто не догадается его искать, и обдумать случившееся. Чердак одного из ближайших домов показался ему вполне подходящим для этой цели.
  Голова у него по-прежнему чуть-чуть кружилась, возможность легко и свободно двигаться по-прежнему приводила его в неуёмный восторг, который лишь самую малость притупился за утро. Упиваясь своими гибкостью и ловкостью, Феликс бесшумной дымчато-серой тенью залез под крышу и через отверстие, ему одному известное, протиснулся на чердак. Здесь, конечно, было не так тепло, как в протопленной комнате, но всё же достаточно, чтобы не мёрзли лапы и холод сквозь шерстинки не добирался до кожи. Многоликий нашёл себе место на пыльном дощатом полу рядом с печной трубой, улёгся там, обернувшись хвостом - а хвост у него был знатный! - прикрыл глаза и принялся думать.
  Итак, с этого дня за его поимку назначена награда. По местным меркам, более чем щедрая. В Ингрии он всего три месяца; по большому счёту, задерживаться здесь ему незачем. Не случись с ним утром ничего необычного и непостижимого, он удрал бы из лавки Пинкуса сразу же после завтрака и сейчас выбирал, в какую из сопредельных стран ему податься. Но необычное и непостижимое случилось, причём трижды.
  Во-первых, он видел сон, похоже, перевернувший ему душу - и пусть подробностей сна он не помнит вовсе, зато чувствует себя так, словно засыпал в одной жизни, а проснулся в другой.
  Во-вторых, получил загадочный подарок, и вряд ли это было ошибкой или шуткой какого-нибудь залётного мага - Феликс не сомневался, что подарок предназначался именно ему и нёс определённый смысл.
  И в-третьих, узнал одну из версий местонахождения Наследства Ирсоль, которую, вроде бы, ничто не мешает проверить - но даже думать о такой проверке почему-то страшно до икоты.
  Если бы не Наследство, Многоликий, наверное, всё равно бы сбежал и загадку кулона разгадывал в безопасном месте. Если бы не страх, очевидно, берущий своё начало из сна - наплевав на побег, ринулся бы в замок Эск. И, похоже, в обоих случаях совершил бы ошибку. На самом деле, ему нужно остаться в Белларии, попытаться разобраться в происходящем и только потом принимать решение.
  Для начала хорошо бы навестить Иду - может, подарок всё-таки на её совести? Может, она устроила так, чтобы Феликс заметил его только утром - боялась, что иначе он откажется? Откуда ему знать, вдруг она Одарённая и умеет творить простенькое волшебство?
  Сказать по правде, оборотень совершенно не стремился встречаться с кем-либо из ингрийских знакомых: никому из них он не доверял по-настоящему, каждый был способен осложнить ему жизнь, введённый в соблазн десятью тысячами крон, и рыженькая помощница кондитера - вовсе не исключение из правила. Но она ненавидит газеты и никогда их не покупает. И вчера он сказал ей, что в следующий раз появится дня через три, а значит, сегодня она его не ждёт. Так что засады у неё дома наверняка не будет.
  'Да пусть даже и будет засада! Я что, злыдни болотные, никогда не уходил от полиции?' Решено, вечером он отправится к Иде и выяснит, не она ли вручила ему кулон.
  Имелась и другая причина, толкавшая Феликса на свидание, хотя признаться в ней самому себе ему было сложно. У него с утра не шла из головы принцесса Эрика! Стоило на секунду отвлечься от размышлений, и воображение Многоликого захватывал образ королевской наследницы, которая с какой-то стати стала ему казаться самой прекрасной и самой доброй девушкой на свете. Раздражённый неуместными фантазиями, он исподволь надеялся, что реальная женщина, женщина из плоти и крови поможет ему от них избавиться.
  
  * * *
  Путешествие на северную окраину столицы, где жила Ида, Феликс предпринял в сумерках. Часть пути проделал котом, пробираясь по чердакам и подвалам - так было и спокойнее, и теплее. Часть - на извозчике: проверял, будет ли обращать на себя внимание в высоко поднятом воротнике и надвинутой на самые брови шапке. Выяснилось, что не будет: ни возница, ни прохожие, шедшие навстречу саням, героя сегодняшних газет в нахохленном пассажире не узнавали. Вот и славно; по крайней мере, по улицам, пока мороз, можно перемещаться без опаски.
  Ида, полжизни проводившая в кондитерской, терпеть не могла сладкого, поэтому каждая встреча с ней заставляла Феликса ломать голову над гостинцем. Раньше он находил это забавным и милым. Но сегодня испытывал лишь глухую досаду на то, что нельзя принести с собой бутылку красного вина или ломоть сырокопчёного мяса с пряностями, поскольку с мясом он к Иде приходил вчера, с вином - неделю назад, а повторяться было не в его привычках. В конце концов, Многоликий купил в маленькой молочной лавке головку дорогого сыра и попросил хозяйку упаковать его приобретение в красивую бумагу. Получилось отлично, но от раздражения это его не вылечило.
  Забираясь на последний этаж высокого и довольно мрачного дома, в котором Ида арендовала квартирку, Феликс был готов к тому, что придёт к закрытой двери или его подружка окажется не одна - обещаний верности они с ней друг другу не давали. Однако ему повезло: она была дома, одна и явно ему обрадовалась! Даже в ладоши захлопала:
  - Матс! Как здорово, что ты пришёл! Я не знала, куда девать вечер.
  'Матс? Но почему - Матс, если я Феликс?' Через секунду он вспомнил, что сам так назвался, когда знакомился с Идой, и теперь не мог понять, каким образом ухитрился об этом забыть.
  Мало того, он ухитрился забыть и саму Иду!
  То есть, конечно, он её узнал - за сутки в ней ничего не изменилось. Она всё так же не доставала ему до плеча, у неё была всё такая невыразительная фигура, какие часто бывают у рыжих, и всё такое же очаровательное треугольное личико с раскосыми зелёными глазами, сплошь усыпанное веснушками, несмотря на середину зимы. Яркие волосы всё так же вились короткими крупными кудряшками. И пахло от неё, как раньше - ванилью, корицей и яблоками. Она сама была, как яблочко - крепенькая, аккуратная и аппетитная.
  Но Феликс почему-то никак не мог взять в толк, что он в ней нашёл - словно сегодня надеялся увидеть вместо неё кого-то другого.
  Никакой засады в её квартире, разумеется, не было.
  Он наклонил голову, давая Иде себя поцеловать, но от поцелуя в губы уклонился - подставил щёку.
  - Какой ты холодный! - засмеялась девушка. - Проходи, будем греться.
  От мысли, что придётся остаться с нею наедине, ему стало не по себе.
  - Пошли лучше погуляем, малышка.
  - Гулять? Запросто! - глаза у Иды заблестели. - А куда? На каток, как вчера?
  - Что там делать два дня подряд? - протянул Феликс; соваться на каток ему было противопоказано. - Предлагаю посмотреть фейерверк. Сегодня в Замке празднуют...
  - Знаю-знаю! День рождения принцессы Эрики! Ты хорошо придумал. Конечно, давай посмотрим.
  Забрав у него сырную голову, подружка упорхнула переодеваться. Вот этим, должно быть, она его и привлекла - живым и подвижным характером, лёгкостью на подъём, способностью делать что угодно когда угодно, лишь бы было интересно и весело. Его ухаживания она приняла охотно, но без лишнего пыла, и он надеялся, что так же спокойно сумеет с ней расстаться.
  Четверть часа спустя они уже сидели в экипаже, который вёз их к смотровой площадке напротив Замка. Ида щебетала без умолку, пересказывая дневные события, а Феликс рассматривал её из-за края воротника и пытался воскресить в себе желание, которое ещё вчера к ней испытывал. Но у него ничего не получалось.
  На площадке, где по случаю праздника зажгли все фонари, уже собралась толпа. Ловко лавируя и придерживая девушку за плечо, Многоликий сумел пробраться с нею к самому ограждению. Переливающаяся нарядным огнями королевская резиденция была отсюда видна как на ладони. Когда часы на башне пробили одиннадцать раз, из ярко освещённого помещения - вероятно, бального зала, - предвещая начало фейерверка, высыпали наружу люди. Минуту спустя загрохотало, в чёрном небе над Замком расцвели фантастические цветы - красные, зелёные, жёлтые.
  - Хорошо быть принцессой! - крикнула в ухо Феликсу его спутница. - Такой прекрасный праздник - ради тебя одной!
  Многоликому дела не было до фейерверка - он впился глазами в замок Эск, надеясь различить тонкую высокую даму в серой накидке среди тех, кто, запрокинув головы, стояли сейчас на площади перед бальным залом. Вопросом, с чего вдруг он решил, что накидка у принцессы Эрики серая, Феликс при этом не задавался.
  - Матс, поедем ужинать? - спросила Ида, когда фейерверк закончился.
  - Не хочу, малышка, - вздохнул Многоликий. - Надоели мне что-то харчевни.
  - Тогда я сама тебя накормлю. У меня есть куриная грудка в лимонном соусе. И заварные пирожные.
  Озираясь в поисках свободного экипажа, он ничего не ответил.
  На обратном пути Ида примолкла, зато крепко ухватила Феликса за локоть маленькой ладошкой в голубой варежке и прильнула головой к его плечу.
  - Устала?
  Взглянула на него и улыбнулась:
  - Немножко.
  Запрокинутое лицо девушки недвусмысленно намекало: ей хочется, чтобы её поцеловали. Феликс вздохнул, накрыл ртом аккуратные алые губы, смял их... и почти сразу отстранился.
  Ему показалось, что он целует резиновую грушу.
  Ехать сейчас - да и когда-либо ещё! - в гости к Иде явно не стоило.
  Нужно только выяснить то, ради чего он сегодня здесь появился. Получить информацию так, как планировал - незаметно и непринуждённо, - к сожалению, не выйдет, но тут уж ничего не поделаешь.
  - Я сегодня нашёл у себя... в кармане одну вещь, которой у меня раньше не было, - начал он, набравшись духу. - Это ты мне её подарила?
  - Подарила? Я?.. - румяная мордашка стала растерянной. - Ты ждал от меня подарка, Матс?.. Но я...
  - Нет-нет, - заспешил он загладить неловкость. - Я не ждал. Я просто не понял, откуда она взялась. Вчера вечером я ни с кем, кроме тебя, не встречался.
  - Извини, пожалуйста. Это не я. А что за вещь?
  - Кулон. Фигурка Серафима на кожаном шнурке.
  - Покажи! - вспыхнула любопытством Ида.
  - У меня её с собой нет, - солгал Феликс; ему не хотелось, чтобы к украшению прикасались чужие руки. И попытался изобразить беспечность. - Ерунда, малышка. Раз не ты, значит, старик, у которого я жил. Бедняга привязался ко мне, как к сыну.
  - Жил? - переспросила она. - А теперь ты где живёшь?
  - А теперь, - серьёзно ответил он, - я уезжаю. Нынче ночью, Ида. Я, собственно, приехал попрощаться.
  - Вот как... - она опустила глаза, голос дрогнул. - Ты уезжаешь. А знаешь, я, наверное, догадалась... Ты очень странный сегодня. Совсем не такой, как раньше.
  - Прости меня, малышка. Я говорил, что никогда не задерживаюсь надолго на одном месте.
  - Я помню, Матс, - Ида снова улыбнулась, но её улыбка стала грустной. - Доброго тебе пути.
  'Я не ошибся в ней, никаких сцен не будет', - с облегчением подумал Феликс. Он даже немного пожалел о расставании, хотя и понимал, что оно неизбежно.
  Проводил помощницу кондитера до квартиры, где скрепя сердце ещё раз поцеловал в губы - в сравнении с поцелуем в экипаже, для него абсолютно ничего не изменилось. А потом пошёл устраиваться на ночлег. Куда разумней, вероятно, было бы снова обернуться котом и облюбовать на ночь очередной чердак. Но интуиция подсказывала Многоликому, что для занятия, которое ему предстоит, непригодно никакое обличье, кроме человечьего.
  
  * * *
  Вариантов у Феликса было всего два: Лагоши или схрон в пригороде Белларии. Приятней, конечно, переночевать в Лагошах, но туда сначала нужно добраться. В кого ни превратись, для пеших прогулок холодновато и темновато, без транспорта никак. И даже если удастся найти лихача, готового ехать среди ночи в мёртвую деревеньку, уж он-то странного пассажира и рассмотрит, и запомнит. Значит, как ни крути, выбрать придётся второе.
  Убежище, в которое направился Многоликий, представляло собой комнату на третьем этаже большого заброшенного дома на отшибе. Когда-то здесь размещалась больница для бедных под попечительством Её величества королевы Каталины. Потом королева погибла, а в больнице случился пожар, последствия которого столичным властям устранять было недосуг - вместо этого они устранили саму больницу. Но до сноса обгоревшего здания руки у них так и не дошли. Так оно и стояло, чёрное и полуразрушенное, зияло выбитыми окнами, притягивая к себе всё местное отребье. Кто населял первые два этажа и что за тёмные дела там обтяпывал, Феликс предпочитал не думать. Ему нужна была только палата на третьем этаже, чудом уцелевшая при пожаре. Лестница почти полностью развалилась, чем исключалось появление наверху случайного человека. А местные обитатели признавали одно-единственное правило хорошего тона - не лезть в чужую жизнь. Всё вместе сделало эту комнату идеальным схроном, только очень уж неуютным.
  Самое необходимое там имелось: еда, вода, одежда и деньги. Были даже примус, посуда и маленькая железная печка с выведенной в окно трубой. Феликс, пробиравшийся наверх мышиными тропами, часть вещей принёс, рассовав по карманам, часть - поднял с земли на верёвках. Так что голодная и холодная смерть в ближайшее время ему не грозила, а задерживаться в Белларии дольше, чем на несколько дней, он, в любом случае, не планировал.
  До места он добрался к двум часам ночи. Превратившись в мышь и стараясь не дышать смрадом первых двух этажей, Многоликий забрался на третий, через щель под дверью проскользнул внутрь комнаты - дверь эта была им предусмотрительно заколочена изнутри - и удостоверился, что его убежище пребывает точно в таком состоянии, в каком он его оставил. Вернул себе человеческий облик, зажёг свечу и принялся растапливать печку. Через несколько минут в ней загудело пламя, воздух в комнатушке быстро прогрелся, и стало возможным снять верхнюю одежду. Феликс наполнил водой маленький чайник, поставил его на примус, достал из мешка с провизией пару консервных банок и галеты. Сглотнул слюну, представив куриную грудку в лимонном соусе и заварные пирожные, обещанные Идой - но образ самой Иды в его памяти уже почти рассеялся. 'Удивительно, - думал он, - как такое может быть? Серафимы свидетели, она была не худшей женщиной в моей жизни. Мы прекрасно проводили время вместе. А теперь я даже не помню, какой у неё голос!..'
  Как будто во всём мире не осталось никого, кроме дочки Скагера Первого, которую Феликс ни разу даже не видел живьём!
  Он не сомневался, что у его внезапного помешательства на принцессе Эрике есть причина, и не какая-нибудь, а связанная с Наследством Ирсоль. Нынче ночью он спрятался здесь именно для того, чтобы эту причину установить.
  Многоликий поел и выпил две кружки обжигающе-горячего чаю. Он не спешил, скорее, наоборот, оттягивал момент, когда покончит с едой и будет вынужден приступить к делу. Вынул из кармана кулон и надел его на шею. Откуда-то ему явилось знание, что этот кулон - ключ к воспоминаниям о прошлой ночи; главное, найти в себе мужество им воспользоваться. Свернул куртку и устроил её наподобие подушки в изголовье своего ложа - железной продавленной койки, сохранившейся тут с больничных времён, которую Феликс, обживая нору, прикрыл колючим шерстяным одеялом. После чего лёг на спину и закрыл глаза.
  'А может, не надо? - пискнул тоненький голосок, в котором он узнал инстинкт самосохранения. - Сдались они тебе, всякие тайны! Ты жив, здоров и на воле, катись на все четыре стороны, только за Наследством не лезь! Принцесса Эрика - просто морок, который пройдёт через несколько дней. Ты забудешь её прочнее, чем забыл Иду. Выброси кулон, и...'
  'Ну нет, злыдни болотные! - запальчиво возразил оборотень. - Чтобы я вот так взял и отказался от разгадки? Да я же потом до конца дней буду жалеть, что прошёл мимо пещеры с несметными богатствами и даже в неё не заглянул!'
  'А вдруг твои богатства охраняет чудовище! - упорствовал инстинкт. - Ты уверен, что готов с ним сразиться?'
  'Не преувеличивай. А лучше вообще заткнись! - любопытство оказалось сильнее. - Я хочу знать, что там. Пока я хозяин своей жизни, никаких 'слепых пятен' в ней не будет!'
  Задержав дыхание, Феликс сжал бирюзовую пластинку двумя пальцами.
  - Как ты думаешь, он нам правду сказал? Про наше будущее. То, которое случится, если мы сейчас уплывём.
  - Не знаю, родная.
  Синие глаза заплаканы. Лицо потемнело от солнца и повзрослело, и контуры его словно очерчены тушью. Жаркий шёпот:
  - А если нет? Если неправду? Если я, например, рожу тебе ребёночка? Тогда ведь точно будет по-другому. Всё не так плохо, Феликс! Мы... постараемся. Обязательно у нас будет ребёнок, ты мне веришь? А гувернантка - не худшая в мире профессия. По крайней мере, честная. И я всегда мечтала увидеть Новые Земли, ты же знаешь...
  Всё болит. Снова всё болит!
  - Я не смогу исцелить ни твоё тело, Феликс, ни её душу.
  А это кто такой?! Белые крылья, голубая хламида. Скорбное лицо, слишком правильное, чтобы быть человеческим. Серафим.
  - Мы ещё о вас не забыли.
  - Мы о вас не забыли. Но ведь вас нет. Вы исчезли.
  - Да. Мы ушли. Все ушли, один за другим. Остался только я. Но и я ухожу тоже.
  'Ты хорошо подумал? - пробился сквозь видение зловредный инстинкт. - Ещё не поздно остановиться...'
  - Я хорошо подумал, - решительно сказал Многоликий вслух. - Я не могу себе позволить не знать.
  Медленно и постепенно он начал распутывать то, что поначалу мнилось ему сном. Кошмарные картины возникали у него перед глазами вперемешку с пленительными, и все они были одинаково неправдоподобны. В тех, где участвовала Эрика, было столько любви, что ему хотелось удержать их и рассмотреть поближе. Но за любовью всякий раз тянулись отвратительные щупальца отчаянья, и Феликс шарахался от них, чтобы они им не завладели. Были в его 'пещере' и такие места, куда он вовсе не хотел заглядывать. Но как ни осторожничал, как ни старался ходить по краю, а всё же к тому времени, когда сумел восстановить последовательность событий, боли и страха нахлебался сполна - хорошо хоть, только воображаемых.
  Воображаемых ли?..
  Чем больше Многоликий вспоминал, тем крепче становилось подозрение, что вспоминает он отнюдь не сон, а кусок настоящей жизни, который теперь будет прожит им заново. В детстве ему доводилось слышать, что Серафимы умели отсылать людей в прошлое, однако даже тогда он считал эти рассказы досужим враньём. Взрослому человеку принять их за истину было почти невозможно. Но тогда придётся поверить, что кто-то неведомый и всесильный за одну ночь населил его голову ложными воспоминаниями - прямо скажем, ненамного более удачная версия!
  'Какая страшная сказка! - первое, о чём он подумал, когда, наконец, выпустил кулон из сведённых судорогой пальцев и вывалился в реальность. - Как хорошо, что я больше ей не принадлежу!'
  Печка давно потухла, в комнату сквозь рассохшееся окно вползала стужа, но Феликсу было жарко - он даже вспотел от напряжения. Приняв сидячую позу, он набросил на плечи куртку и вытер её рукавом мокрый лоб.
  'Как бы то ни было, судьбу я переломил, - была вторая мысль. - Сижу здесь свободный, как ветер, в тепле и комфорте. А мог бы бросаться на стены в клетке у Потрошителя'.
  А третья, четвёртая, пятая и все последующие мысли были - об Эрике.
  О том, что она любила его так, как никто не любил и больше любить не будет.
  О том, на что согласилась ради него и через что прошла.
  О том, что в этот час она, усталая после бала и наверняка счастливая, спит в своей девичьей постели, вместо того, чтобы бегать по подземельям, а послезавтра... то есть уже завтра к ней посватается прекрасный принц.
  И о том, что чёртово змеиное гнездо вокруг неё никуда не делось!
  Многоликий аж вздрогнул, когда добрался до этого пункта, сердце у него зашлось.
  Проклятье! Они же все там, в Замке!
  Подонок Скагер, считающий дочь товаром, который нужно сбыть подороже.
  Бездушные мачеха и братец, затеявшие обвинить Принцессу в отцеубийстве и сгноить в Башне Безумцев.
  Межгорский титулованный развратник, вожделеющий новую сласть.
  Состоявшийся садист и убийца Мангана - этот, конечно, сейчас её пальцем не тронет, но кто его знает, что натворит, когда осознает, что его планы на клавикорд Ирсоль накрылись медным тазом.
  И один приличный человек в паноптикуме - принц Аксель.
  К счастью, сын Джердона тоже там. Разумеется, она выйдет за него замуж, если ей не мешать - два августейших папаши расшибутся в лепёшку, чтобы бракосочетание состоялось ещё до Дня Равноденствия.
  Но Феликс уже понимал, что до принцессиной свадьбы никуда из Ингрии не уедет. Он будет здесь, пока не убедится, что всё в порядке. Возможно, даже проберётся для этого в Замок, хотя, конечно, не таким способом, как в прошлый раз - в мышеловку он больше не попадётся!
  В те минуты он был вполне чистосердечен, полагая, что им движет одна лишь тревога об Эрике, а вовсе не желание увидеть её и узнать, помнит она его или нет.
  
  
  Глава двадцатая,
  в которой Многоликий совершает экскурсию вокруг замка Эск,
  проводит время в модном ветеринарном салоне
  и наблюдает в действии любовную магию
  
  Ночные изыскания даром, конечно, не прошли. Хоть Феликсу и удалось немного поспать, спросонья голова у него была тяжёлая, виски ломило. Он замёрз, проголодался и хотел поскорее выбраться из этой дыры. Обретённые 'воспоминания о будущем' никуда не исчезли, разве что немного поблёкли. Перелистав их в голове, как книгу, Многоликий ещё раз порадовался тому, что избежал повторения истории - если бы не вчерашняя паника на ровном месте, встречать бы ему нынешнее утро подопытной крысой в Манганиной 'лаборатории'.
  Ночью главной задачей Феликса было восстановить последовательность событий, с чем он благополучно и справился. В деталях же не копался: во-первых, не хотел откапывать то, что застрянет в памяти постоянным источником муки, а во-вторых, просто стремился поскорее пройти весь путь целиком. Но и заснул, и проснулся он с именем Принцессы на устах, его душа просила новых видений с нею в главной роли, а потому он сразу же схватился за кулон.
  Однако не тут-то было!
  Оказалось, что выбирать образы произвольно нельзя - одни из них тянули за собой другие, белое и чёрное перепутались до полной неразделимости. Любая попытка всмотреться в какой-нибудь из драгоценных счастливых моментов, перечувствовать его заново вытягивала на поверхность такую смертную жуть сопутствующих воспоминаний, что Феликс быстро отказался от этой затеи.
  'Ну и пусть, - сказал себе Многоликий, немного стыдясь своего малодушия. - Так даже лучше! Хватит мне той малости, которая у меня уже есть. Зато потом, когда я отсюда уеду, проще будет снова себя убедить, что это был просто сон!' После чего от греха подальше снял кулон и спрятал его на прежнее место в куртку. Поев и собравшись, вылез наружу той же дорогой, какой сюда проник. В некотором отдалении от дома вернул себе человеческий облик, поднял воротник и по протоптанной тропинке через заваленный снегом пустырь зашагал к тракту.
  Вдох - выдох - вдох - выдох - вдох...
  Какое это счастье - дышать!
  Просто дышать, глубоко и ровно. Чувствовать, как разбегается по жилам кислород, несущий каждой клеточке жизнь и силу. Видеть белый пар, выходящий изо рта и оседающий изморозью на воротнике...
  А если чудится, что воздух чуть-чуть горчит, так что с того?
  Не смешная ли это плата за спасение - горечь?..
  План действий на ближайшие недели Многоликому был совершенно понятен.
  Наследство Ирсоль, чем бы оно ни было, он выбросит из головы раз и навсегда! Он и не смог бы получить его без Эрики, а новой встречи с нею не состоится. Хранителя-Пинкуса, конечно, жаль, но исполнить семейную миссию старику не придётся.
  Жить нужно будет там, в погорелой больнице, более безопасного места в Белларии не найти. Если оборвать все старые связи и не светить свою физиономию в людным местах, с жандармерией и Охранной службой проблем не будет. Денег, хвала Небесам, предостаточно, о том, как пополнить запасы, можно не беспокоиться.
  Прежде всего, предстоит дождаться объявления о принцессиной помолвке; если в королевской резиденции всё идёт своим чередом, это случится послезавтра. Затем -убедиться, что Эрика нормально себя чувствует, и проследить, чтобы её не обижали и чтобы ничьи козни не мешали подготовке к свадьбе.
  И только после этого навсегда уехать из Ингрии или даже с Континента.
  Единственная сложность - с осуществлением предпоследнего пункта: 'Вестник Короны' о настроении наследницы трона и о дворцовых интригах не напишет. Значит, нужно найти того, кто владеет информацией, или же самому проникнуть в Замок. А лучше - и то и другое вместе.
  Сегодня Феликс собирался сделать только одно - провести разведку на местности, для чего и отправился к Замку. В прошлый раз - как правильно называть отменённую версию будущего, оборотень не знал, но мысленно уже приспособился к 'прошлому разу' - итак, в прошлый раз он носился здесь в качестве длинноногой кудлатой дворняги. Сейчас его первым побуждением было избежать повторения даже в мелочах, но, поразмыслив, он понял, что более удачной личины ему не найти. Маленький зверёк за время разведки окоченеет, более или менее крупный дикий зверь или бредущая без присмотра лошадь привлекут внимание стражи, а кот, хоть и не замёрзнет, и никого не удивит, попросту увязнет в снегу. Что ж, пёс так пёс - пусть будет так, как прежде. Главное, не повторять прежних ошибок.
  Замок Эск, который вчера вечером сиял и переливался, как исполинское бриллиантовое колье, при свете дня выглядел довольно мрачно. Высоченная серовато-бурая стена, сплошь покрытая голыми ветками плюща, снаружи магической защиты не имела - уж это-то Феликс запомнил с прошлого раза. Будь она защищена, он бы не кинулся в Замок очертя голову, и тогда всё бы сложилось иначе. Ничего удивительного: защищать такую громадину магией - удовольствие не из дешёвых. А ловкачей, способных перебраться через многометровую преграду незаметно для стражи, во всём мире, наверное, единицы. Но с внутренней стороны стены кое-какая защита имеется. Скорее всего, там не только мышеловки, но что-то ещё, незаметное и оттого гораздо более опасное. 'Вряд ли капканы поставлены через каждые полшага, - рассуждал Многоликий, - но как-то же я в один из них угодил. Похоже, меня специально приманили именно к нему!' Он сильно сомневался, что в этот раз ему удастся обойти колдовскую замануху, а потому от идеи штурмовать стену отказался сходу.
  Обежав Замок по периметру, Феликс удостоверился, что ворота здесь только одни; через них в обиталище Короля и его семейства попадают и знать, и прислуга, и транспорт. И уж этот единственный вход, разумеется, охраняют как следует. На стене над воротами дежурили два вооружённых стражника, ещё два стояли внизу. От контуров ворот исходило магическое свечение, с экипировкой нижней пары стражников всё тоже явно было не так просто. Носясь туда-сюда метрах в двадцати от стены и опасаясь приблизиться, Многоликий совсем было вознамерился уйти, покуда стража не приметила надоедливую собаку и не прогнала её. Он решил, что вернётся завтра и понаблюдает, каким образом бравые ребята определяют, кого можно впускать внутрь, а кого нельзя.
  Но тут ему повезло.
  Сначала чуткий собачий нос уловил умопомрачительный запах свежего мяса - уже начинавший мечтать об обеде оборотень чуть не захлебнулся слюной, - а потом на площадку перед Замком выкатилась подвода, тяжело нагруженная мешками с провизией. Не доезжая ворот, кучер вытащил из-за пазухи и оставил поверх тулупа довольно большой медальон с изображением Короны. Пропуск, сообразил Феликс. Магический это предмет или обыкновенный, издали было непонятно, но здравый смысл подсказывал, что магический. Он подошёл ближе и замер, повизгивая и переступая лапами - голодный пёс, учуявший пищу, никого не насторожил. У самых ворот возница приподнял медальон повыше и представился: поставщик Его величества такой-то. Стража синхронно кивнула, после чего он слез на землю и стал развязывать мешки, давая возможность заглянуть внутрь.
  Один из стражников содержимое мешков просто осматривал, другой - водил над ними треугольной платиновой рамкой на длинной ручке, и вот рамка-то, определённо, была волшебная! С такими штуками - устройствами для распознавания магии - Многоликому уже доводилось сталкиваться. Выходит, второй стражник проверяет, нет ли в санях магических предметов или существ. Как ведёт себя эта рамка, обнаружив искомое? Искрит видимым светом, вибрирует или что-то ещё? В завершение досмотра рамкой провели вдоль всего тела возницы, ничего подозрительного не обнаружив. Затем ворота открылись, подвода заехала внутрь. Стража проводила её цепкими взглядами.
  - А ну иди отсюда! Иди! Ничего тебе тут не перепадёт! - замахнувшись, прикрикнул на пса один из стражников, когда массивные древние створки снова сомкнулись.
  Феликс коротко тявкнул и кинулся наутёк.
  Если опять идти напролом, думал он, убегая, можно, конечно, попытаться, обернувшись мышью, проскочить вслед за каким-нибудь транспортом. Однако неясно, каково максимальное расстояние, на котором рамка улавливает магию. Если стражники не только заметят мышь, но и увидят, что она непростая, они моментально донесут об этом Мангане. А тот, как известно, поджидает гостей - стало быть, сразу поймёт, кто к нему пожаловал. Обнаруживать перед Потрошителем своё присутствие в Замке - последнее, чего хотелось Многоликому. Значит, есть только две возможности. Либо, раздобыв пропуск и загримировавшись, пройти через ворота человеком - на людей, даже на Одарённых, подобные рамки не реагируют. Либо каким-то образом обезвредить саму рамку.
  Он пока не знал, которую из возможностей выберет, но понимал, что и в том, и в другом случае ему потребуется не меньше недели, чтобы подготовить и осуществить свой замысел. За эту неделю с Эрикой может случиться что угодно! Источник сведений о ней среди обитателей замка Эск нужно найти прямо сейчас. И Феликс уже придумал, кто станет для него таким источником.
  
  * * *
  Собственно, на кого же ещё он мог рассчитывать в этом нелёгком деле - получении сведений о Принцессе, - кроме её личной горничной? Коль скоро друзей у Эрики в замке Эск нет, она вполне могла отвести прислуге роль своей наперсницы. Но если даже не отвела, прислуга, в любом случае, находится рядом с ней уйму времени и волей-неволей многое подмечает. Значит, его задача - познакомиться, войти в доверие и заставить делиться подмеченным. Правда, в нынешнем настроении ума и сердца Многоликому претила сама идея заводить знакомства с дамами, не говоря уже о том, чтобы кого-либо намеренно очаровывать. Но других идей у него всё равно не было, и потому, не тратя времени зря, он стал придумывать, как осуществить эту.
  Если бы Феликс хотя бы примерно представлял, как выглядит принцессина горничная, он подкараулил бы женщину подходящей наружности у замковых ворот, проследовал за ней в город и дождался подходящего момента, чтобы завязать разговор, или сам такой момент подстроил. Но увы - он не представлял абсолютно! Он вообще ничего о ней не знал, или же напрочь всё забыл - кроме редкого и звучного имени. И что с ним прикажете делать, с этим именем? Не кидаться же с криком 'Валькирия!' к каждой особе женского пола, выходящей из Замка.
  'Я должен вспомнить что-нибудь ещё, - рассудил Феликс. - Непременно найдётся деталь, по которой я её узнаю!' Вспомнить означало выполнить то, от чего он отказался утром: досконально перебрать в памяти хотя бы часть истории, живущей в его голове, со всеми событиями, включая самые скверные. Поёжившись, он постарался себя приободрить: далеко забираться не придётся - увидеть Валькирию живьём или что-то о ней услышать он мог лишь до первого побега из Замка.
  Вечером того же дня Многоликий проверенным способом погрузил себя в видения. Сначала они привели его в подземелье, в лапы к Придворному Магу, сладострастно потрошившему его память. Те первые 'опыты' теперь казались Феликсу и вполовину не такими ужасными, какими он воспринял их тогда. Тем более, что уже несколько часов спустя он прохлаждался в покоях у Принцессы, живой и почти невредимый, спал на её постели, планировал бегство в Новые Земли и слушал, как она поёт.
  Колыбельная, как наяву зазвучавшая в ушах у Феликса, не только вызвала у него приступ острой тоски по двум самым дорогим ему людям - по Эрике и по матушке, - но и всколыхнула вопрос, подспудно всегда его занимавший: кем были его родители? Теперь к одному неразрешённому вопросу добавился второй: как вышло, что его мать и королева Каталина пели своим детям одну и ту же тайную песенку? Многоликий запоздало пожалел, что не спросил об этом Серафима - вот уж кто наверняка знает ответы! Но предаваться сожалениям было некогда. Предстояло слово за словом вспомнить, о чём в ту блаженную ночь говорила Эрика.
  И он вспомнил!
  Вспомнил именно то, что могло ему пригодиться - сначала даже сам не поверил в такую удачу.
  Притащив к себе в покои горностая, взбудораженная Принцесса болтала что придётся - должно быть, пыталась вернуть себе равновесие звуком собственного голоса. Многоликим же в тот момент владели звериные инстинкты, любые человеческие действия его пугали, он хотел, чтобы она прекратила болтать, и недовольно дёргал ухом.
  - Приятель моей горничной - ветеринар... а я совсем ничего не смыслю в ветеринарии. Я даже перевязку вам сделать не смогу...
  Вот оно! Приятель Валькирии - ветеринар. Лучше просто не придумаешь.
  Феликс мигом сообразил, что 'белая кость' среди прислуги - личная горничная королевской наследницы - не станет крутить романы с сельскими коновалами. Разумеется, это должен быть городской специалист, из тех, что лечат собачек и кошечек аристократок. Дорогой и модный 'звериный доктор'. Подобных в Белларии раз-два и обчёлся. Пара пустяков найти их всех и выяснить, чья дама сердца носит имя Валькирия.
  Убедившись, что у задачи, которую он перед собой поставил, есть простое и изящное решение, Феликс окончательно успокоился и о ключике-горничной больше не думал, занятый совсем другими мыслями.
  Он долго не спал. Сидел на табуретке перед раскалившейся докрасна печкой, подкидывал в неё дрова, не позволяя ей остыть, потягивал чай с мёдом из большой керамической кружки, прислушивался к метели, разгулявшейся за окном, и чувствовал себя почти счастливым. Нынче ночью в его мире безраздельно властвовала Принцесса, и, пожалуй, он впервые принимал это как должное.
  Не клял себя за то, что сломал ей жизнь - Небеса даровали ему чудо всё исправить.
  И не злился на собственные неуместные чувства - нынче ночью любить Эрику было для него столь же естественным, как дышать, и столь же желанным и необходимым.
  Любить издали, ничего не требуя взамен, не приближаясь, не прикасаясь, не разрушая... Раньше Многоликий не верил, что так бывает - а теперь не понимал, как может быть по-другому. Чутьё подсказывало ему, что долго он в этой экзальтации не удержится: бесплодная платоническая любовь - удел меланхоликов и мечтателей, а не таких жизнелюбивых и приземлённых индивидуумов, как он. Но сейчас оборотень наслаждался моментом и даже спать не ложился именно потому, что хотел его продлить.
  Потом он всё-таки уснул и видел сумбурный, но удивительно светлый сон, в котором не было Эрики, но было её предчувствие - предвкушение, что она вот-вот появится. Безупречная чистота наступившего утра показалась Феликсу продолжением сна - даже небо через снежную пелену сияло белым.
  Большую часть этого дня спутницей Многоликого была метель. Ластилась к нему, как огромный бестолковый зверь, пока он, меняя личины, по сугробам пробирался к тракту - за ночь тропинка через пустырь исчезла, как по волшебству. Мчалась следом, когда он взял извозчика и доехал до ближайшей книжной лавки. Подсматривала через окно, как он покупает справочник городских телефонов и пару пухлых еженедельников с рекламными объявлениями. Провожала его до подъезда многоэтажного дома и поджидала снаружи, в то время как он, сидя на корточках под лестницей, вдоль и поперёк изучал купленное. Прогулялась вместе с Феликсом к каждому из ветеринаров, которых он счёл достойными проверки - и только потом, наконец, отстала.
  Дорогих 'звериных докторов' в Белларии оказалось всего трое, причём двое на роль любовников Валькирии совершенно не годились. Фордрауб, обладатель обширной частной практики, был уродлив и откровенно дряхл - Феликсу хватило одного взгляда, чтобы отбросить эту кандидатуру. Элавия, владелец ветеринарной клиники, выглядел куда симпатичней. Но он был отцом семерых детей с репутацией примерного семьянина, что Многоликий выяснил, подслушав трескотню его помощницы. Лишь к одному, холостому и ещё весьма далёкому от старости Ларсену, имело смысл присмотреться повнимательней.
  К модному заведению, горделиво именующему себя 'ветеринарным салоном 'Дон Пудельеро'', Феликс попал уже вечером. У подъезда небольшого особнячка в респектабельном районе Белларии дожидались титулованных пассажиров три автомобиля с дворянскими гербами на дверцах. Скорее, пассажирок, подумал Феликс, живейшим образом вообразив себе разодетых в пух и прах жеманных дам, с упоением обсуждающих друг с другом повадки четвероногих 'деточек'. Дела у Ларсена явно шли в гору, доказательством чему служили не только эти автомобили, но также размер и качество рекламных объявлений 'Дон Пудельеро', занимавших по полстраницы в обоих еженедельниках.
  Обернувшись мышью, Многоликий проскочил в заднюю дверь 'салона', отыскал приёмную Ларсена и притаился за диванной ножкой. Всё было ровно так, как он представил: на светлых кожаных диванах в ожидании своей очереди сидели две молодящихся аристократических фифы - блондинка в розовом и брюнетка в зелёном. Зелёная почёсывала шейку гладкой коричневато-рыжей кошке чудовищно дорогой восточной породы. На кошке был золотой ошейник с изумрудами. Розовая держала на руках крошечную собачку, похожую на мячик из белоснежного меха с чёрным треугольничком носа и чёрными бусинами глаз. За ухом у собачки красовался ярко-красный бант с бриллиантовой подвеской. Дамы переговаривались; животные, хоть и косились друг на друга, сидели смирно.
  С появлением мыши всё изменилось. Первой отреагировала кошка: встрепенулась, повела ушами и спрыгнула на пол. Собачка последовала её примеру. Обе замерли посреди комнаты, прислушиваясь и принюхиваясь. Феликс шарахнулся к стене и вжался в плинтус. Кошка пригнула лапы, прижала уши и напружинилась, готовая броситься на звук. Собачка заливисто затявкала.
  - Мышь! Мамочки! - заверещала вдруг Розовая и с ногами вскочила на диван - атласные юбки исчезли из поля зрения Многоликого.
  - Где мышь?! - заволновалась Зелёная, но вскакивать не спешила.
  - Не знаю, - пролепетала сверху Розовая. - Но Матильда себя всегда так ведёт, когда мышь!
  'Нет тут больше никаких мышей', - мысленно проворчал оборотень, от греха подальше превращаясь в мелкую бурую ящерицу. Он терпеть не мог это обличье, в нём было неудобно и холодно, рептилии казались Феликсу ужасно несовершенными существами. Но зато они не интересовали кошку! Внезапно потеряв источник вкусного мышиного запаха, она села и облизалась с невероятно озадаченным видом. Собачка тявкнула ещё раз, обнюхала ту ножку дивана, возле которой минуту назад была мышь, и отошла в сторону.
  - Бернадин, дорогая, возвращайтесь к нам! - сказала Зелёная. - По-моему, мышь ушла.
  - Ни за что! - воскликнула Розовая. - Она где-то рядом, я чувствую. А мне-то говорили, 'Дон Пудельеро' приличное место!
  Феликс из-под дивана перебежал под шкаф, откуда было лучше видно комнату, и в этот момент из кабинета на шум выглянул ветеринар - лысоватый холёный шатен с тонкими усиками. Он всплеснул руками:
  - Мышь?! Прекрасные дамы, помилуйте! Откуда в моём салоне мыши?!
  Следующие пять минут прошли в суете и шуме: Ларсен, подобострастный и нахальный одновременно, вместе с Зелёной уговаривал Розовую слезть с дивана, та причитала и взвизгивала. Затем ветеринара окликнули из кабинета, он извинился и исчез. Розовая вздохнула, спустилась на пол, подхватила Матильду и с видом оскорблённой невинности уселась на своё место. Дверь в приёмную отворилась, и вошла ещё одна, довольно молодая дама, высокая и плотная, в шубе и меховом капоре, заметённых снегом. Широкое конопатое лицо этой дамы выдавало её принадлежность к простому сословию, но обе аристократки почему-то уставились на неё с неприкрытым интересом.
  - Ларсен, это я! - приблизившись к кабинету, зычным контральто сообщила дама.
  - Валькирия, душа моя, мне ещё долго! - отозвался из-за двери ветеринар. - Пойди к Хильде и попроси её напоить тебя кофе.
  Она ничего не ответила и удалилась с королевским достоинством. Клиентки проводили её любопытными взглядами. Отлично, подумал Феликс, полдела сделано, прислугу Эрики он нашёл! А Ларсен, похоже, своим романом с нею хвастается направо и налево, справедливо полагая, что это добавит очков его 'салону'.
  Оборотень последовал за Валькирией, надеясь уже сейчас услышать от неё что-нибудь о Принцессе. Его надежды не оправдались: угощаясь кофе вместе с помощницей ветеринара, горничная весьма подробно поведала ей о позавчерашнем празднике в Замке, но об Эрике упомянула лишь вскользь. Через час появился Ларсен, завершивший приём, и парочка принялась обсуждать планы на вечер. Феликс наблюдал за ними, стараясь не упустить ни интонации, ни жеста, и вскоре картина их отношений открылась перед ним как на ладони.
  Выяснилось, что любви там нет и в помине. Похоже, с точки зрения 'звериного доктора' основное достоинство Валькирии - её близость к августейшему семейству, поднимающая его собственный статус. Что же касается самой Валькирии, то она явно из тех женщин, которые считают, что их главная задача - найти себе богатого, а если повезёт, то и знатного мужа. Ветеринар, пусть даже процветающий, её желаниям совершенно не отвечал - она всего лишь коротала с ним время, пока не встретила кого-нибудь более подходящего.
  Такой расклад Феликса полностью устраивал. Сказать по правде, он впал бы в замешательство, увидев, что принцессина горничная увлечена Ларсеном. Ведь тогда пришлось бы перехватывать её внимание, а как этого добиться, Многоликий не знал. До сих пор он имел дело только с приятными ему женщинами; он рано усвоил, что самый короткий путь к женскому сердцу - быть искренним в своём восхищении. Но Валькирия, слишком большая и слишком скучная, совсем ему не понравилась. Её жёлтые веснушки, фарфоровые голубые глаза, румянец во всю щёку и белокурые косы, улитками свёрнутые над ушами, наводили на него уныние. Может, Феликс и нашёл бы в ней хоть одну привлекательную чёрточку - если бы, злыдни болотные, сам не сходил с ума по Эрике. Но теперь это было ему не под силу.
  Так что холодная голова и расчётливость горничной пришлись очень кстати. Играть с Валькирией в любовь не потребуется. Всё, что потребуется - прикинуться хорошим кандидатом в мужья.
  
  * * *
  Как и ожидал Многоликий, назавтра 'Вестник Короны' объявил о состоявшейся помолвке Эрики, наследной принцессы Ингрийской, и принца Акселя, младшего сына императора Джердона Третьего. Всё шло своим чередом. Феликсу стоило бы этому радоваться, но удовлетворение, которое он испытал, прочтя сообщение в газете, было так щедро приправлено ревностью, что казалось скорее горьким, чем сладким. Он представлял себе, как Аксель надевает на пальчик Принцессы перстень с треугольным сапфиром, как улыбается ей и ловит ответную улыбку, снова и снова прокручивал эту сцену в своём воображении и злился всё сильнее, не понимая толком, на кого именно он злится. То ли на сына Императора - за предстоящую женитьбу на его, Феликса, возлюбленной. То ли на собственную персону - за неспособность справиться с бессмысленной ревностью. Он помнил, конечно, что принц влюблён в другую девушку, но совершенно не придавал этому значения. Исподволь Многоликий был уверен, что союз Акселя и Эрики не останется заурядной монархической сделкой - в его сознании попросту не укладывалось, что 'другую', сколь бы прекрасной она ни была, можно предпочесть Принцессе.
  О том, как к близкой свадьбе относится сама Принцесса, он старался не думать вовсе - эти мысли слишком легко выводили его из равновесия. Он разрывался между двумя взаимоисключающими желаниями: хотел, чтобы Эрика напрочь его забыла, а значит, о нём и не тосковала - и чтобы не забывала никогда, храня его образ в своём сердце, так же, как он сохранит образ Эрики. Не столь уж важно, что она сейчас чувствует, повторял про себя Феликс, важнее всего - убедиться, что ей ничего не грозит.
  И неспешно и осмотрительно прокладывал себе дорогу в Замок.
  Знакомство с Валькирией Многоликий пока отложил - решил сперва последить за ней и её кавалером, чтобы потом действовать наверняка. Параллельно он собирался выполнить ещё одну часть своего плана, а именно, выбрать способ, с помощью которого, если потребуется, можно будет проникнуть в королевскую резиденцию. Для этого необходимо было понаблюдать за воротами. Летом оборотень управился бы за сутки - притаился какой-нибудь мелкой зверюшкой в траве у самого входа, да и высмотрел всё, что нужно. Но мороз и снег изрядно усложнили задачу: караулить ворота много часов подряд было холодно; прятаться - практически негде; мозолить глаза страже - опасно. Так что дежурить у Замка пришлось в несколько приёмов. Феликс успел побывать и котом, и собакой, и зайцем, и даже белкой. Беличье обличье по-прежнему вызывало у него крайне скверные ассоциации, но зато как удобно было присматривать за стражей сверху, цепляясь за ветки плюща на крепостной стене!
  Четыре дня спустя он, наконец, выяснил всё, что хотел.
  Поначалу Многоликому мнилось, что самое простое - раздобыть медальон-пропуск и пройти через ворота с его помощью. 'Раздобыть', скорее всего, означало бы 'украсть'. А если не украсть, думал он, тогда, наверное, купить - у одного из владельцев, оказавшегося на мели, или у подпольного торговца. Феликс сразу приметил, что люди, прибывающие в Замок, стражу почти не интересуют - на медальоны она смотрела вполглаза, куда больше внимания уделяя досмотру багажа и транспорта. Он совсем уж вознамерился воспользоваться этой небрежностью, но вскоре выяснил, что поспешил с выводом. На самом деле, распознаванием личностей занимались не стражники, а магическая охранная система.
  Узнать помог случай.
  На второй день наблюдений ворота, которые до сих пор исправно впускали любого обладателя медальона, почему-то остались неподвижными перед пожилой парой в роскошном автомобиле. Эти двое, похоже, постоянно жили в Замке - стража приветствовала как старых знакомых и их самих, и их шофёра. При досмотре ничего запрещённого не обнаружилось - но тяжёлые древние створки упорно стояли сомкнутые. Супруги переглянулись; после недолгого замешательства мужчина охнул и воскликнул:
  - Серафимы-Заступники, похоже, я их перепутал!
  Он торопливо снял свой медальон, его жена - свой. Как только состоялся обмен, ворота, периметр которых полыхнул магическим светом, сразу же отворились. Дама сложила куриной гузкой сухие бледные губы и процедила:
  - Вечно ты всё путаешь, Ульрих!
  Автомобиль заехал внутрь, а Многоликий сделал неутешительный вывод: медальоны именные и срабатывают лишь тогда, когда находятся непосредственно у своих хозяев.
  Стало быть, остаётся только одна возможность попасть в замок Эск: избавиться от рамки!
  И только один способ это осуществить: подменить её на такую же с виду, но не волшебную.
  Феликс принялся наблюдать, каким образом стражники управляются с рамкой, и понял, что тут у него гораздо больше шансов на успех - похоже, ребяткам не давали распоряжения не выпускать её из рук ни при каких обстоятельствах. Иногда она по несколько минут стояла, прислонённая к воротам. Правда, те двое, что дежурили наверху, на стене, постоянно держали ворота в поле зрения. 'Дойдёт до дела - что-нибудь придумаю!' - отмахнулся про себя Многоликий; отвлекать внимание ему было не впервой. А вот для того, чтобы получить копию рамки, придётся немного потрудиться.
  Окончательно утвердившись в мысли, что без подмены не обойтись, в дальнейшем Феликс занимался тем, что подолгу рассматривал рамку, подбираясь к ней как можно ближе. Когда начинало смеркаться, возвращался в свою нору, рисовал по памяти картинку, а на следующий день сличал её с действительностью и уточнял детали. Ни талантом художника, ни фотографической памятью он похвастаться не мог, но идеальное сходство ему и не требовалось - он собирался вместе с эскизом забраться в библиотеку Белларийского университета и поискать именно это приспособление в каталогах старинных артефактов. Он не знал наверняка, старинное ли оно, или Манганин новодел, но характер резьбы на толстой и длинной рукоятке склонял Многоликого в пользу первой версии. Если он прав, то уже совсем скоро у него появится подробное и точное изображение рамки, по которому любой мастер-краснодеревщик сможет изготовить её копию.
  Проследить за принцессиной горничной Феликсу за это время удалось трижды. Один раз он помчался за ней, увидев, как она средь бела дня покидает Замок, и сопроводил её на прогулке по городу. Два раза - наведался в 'Дон Пудельеро', чтобы стать неприметным спутником Валькирии и Ларсена в их вечерних развлечениях.
  Ничего из ряда вон выходящего он не обнаружил.
  Посидел вместе с девушкой в кофейне, глядя, с каким завидным аппетитом она поглощает какао и блинчики. Прошёлся вместе с нею по магазинам, где узнал, что она питает слабость к броской бижутерии и добротному дорогому белью. Подождал её на улице возле небольшого, похожего на пряничный домик особнячка с вывеской 'Гадания и предсказания', слегка подивившись тому, что забыла в таком месте столь прозаичная особа, как Валькирия. Впрочем, потом он вспомнил, что сейчас идёт 'гадательная неделя', когда любая незамужняя дама, независимо от сословной принадлежности, возраста и темперамента, пытается выяснить, кто её суженый - и удивляться перестал. Внутрь особнячка Многоликий проникать не стал - поди знай, как там встречают магических существ! - вместо этого подождал снаружи. Валькирия вернулась через полчаса с крайне скептическим выражением лица, что вполне соответствовало её характеру.
  Что же касается вечерних развлечений, то Идиной покладистостью в повадках горничной даже не пахло - та была капризной и точно знала, чего хочет. Идти на каток отказалась наотрез, довольно ядовито высмеяв предложившего это ветеринара. На сеанс в кинематографе - согласилась, но всем своим видом демонстрировала, что делает любовнику огромное одолжение. Зато идею покататься верхом и потанцевать приняла с явным удовольствием. И в первый, и во второй раз Феликс покинул парочку в середине свидания - идти домой к Ларсену было совершенно незачем, нужные сведения он получал и так.
  Какие угодно сведения, кроме тех, ради которых он всё это затеял - о душевном состоянии Эрики и о событиях, происходящих вокруг неё. Валькирия оказалась отличной прислугой: она не болтала лишнего. Многоликий уповал лишь на то, что с ним она будет более разговорчивой.
  Через полторы недели после объявления помолвки, в очередной раз направившись в ветеринарный 'салон', Феликс решил, что этот визит будет последним, а потом он подкараулит Валькирию у Замка и, в конце-то концов, завяжет с ней знакомство. Он всё продумал - и ситуацию, в которой состоится знакомство, и свою легенду; купил соответствующую легенде одежду; раздобыл аксессуары для изменения внешности - но его планы нарушились самым неожиданным образом.
  Тот день выдался не слишком холодным, но очень снежным. Приёмная 'Дон Пудельеро' была пуста - дамочки, приезжавшие сюда пообщаться, в такую метель предпочли сидеть дома. На всякий случай Многоликий снова превратился в ящерицу - животное, которым четвероногие пациенты доктора Ларсена почти не интересовались - и устроился на своём обычном месте под шкафом. Минут через двадцать дверь шумно распахнулась, и в комнату влетела женщина в шубе и капоре, которую Феликс сперва даже не узнал. Резким движением она скинула капор, сияющие белокурые локоны рассыпались по плечам.
  Это была Валькирия, необъяснимым образом похорошевшая.
  Распущенные волосы, конечно, смотрелись на ней лучше, чем свёрнутые над ушами косы, но даже самая удачная причёска не сделала бы из простушки ослепительную красавицу, какая стояла сейчас в приёмной Ларсена. Феликс всмотрелся в широкое лицо горничной, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь ещё - но так и не нашёл изменений. Черты лица остались точь-в-точь такими, как раньше; веснушки и румянец были на своих местах; но теперь всё это почему-то казалось ему настолько красивым, что перехватывало дыхание.
  - Ларсен! - позвала Валькирия. - Ты здесь?
  - Здесь, душа моя, - как обычно, из-за двери кабинета откликнулся ветеринар. - Я пока занят. Попроси Хильду...
  - Мне некогда пить кофе! - перебила она. - Я очень спешу.
  - Спешишь?.. - удивлённо переспросил Ларсен. - Но ведь мы сегодня... - он высунулся из кабинета, вытирая полотенцем руки, окинул взглядом Валькирию, и стало ясно, что и он тоже заметил невероятное преображение. - Ты ли это, душа моя?! Потрясающе выглядишь!
  Порозовел, разволновался, зацокал языком и шагнул к ней, собираясь поцеловать, но она отодвинулась и даже руки вперёд выставила, чтобы отгородиться.
  - Ларсен, я пришла сказать, что между нами всё кончено. Мы больше никогда не увидимся!
  Глаза ветеринара округлились, он оторопел. Феликс под шкафом оторопел не меньше: 'Злыдни болотные, какая муха её укусила? Они что, в прошлый раз поссорились?'
  - Валькирия! - потрясённо бормотнул Ларсен. - Но почему?!
  - Ты мне не нравишься. Ты не тот человек, который мне нужен, - без колебаний ответила горничная. - Прощай!
  Она развернулась и двинулась к выходу, он бросился за ней, схватил её за рукав, но она не глядя высвободилась и исчезла. Ошеломлённый и, похоже, ещё не вполне осознавший, что произошло, ветеринар замер столбом посреди приёмной. Нужно догнать Валькирию и посмотреть, куда она пойдёт, сообразил Многоликий, ринулся следом, но тут из кабинета донёсся недовольный мужской голос:
  - Доктор, долго мы ещё будем вас ждать? Руби нервничает.
  Подтверждая сказанное, в приёмную с оглушительным лаем вылетела здоровенная овчарка. То ли она ещё в кабинете унюхала ящерицу, то ли только сейчас её заметила, но отреагировала стремительно - бедная ящерица едва успела юркнуть под диван, спасаясь от огромных челюстей. На то, чтобы успокоить собаку и её хозяина, у Ларсена ушло несколько минут, за которые Феликс зарёкся когда-либо впредь соваться к ветеринарам. К тому моменту как все трое скрылись за дверью кабинета и оборотень наконец-то решился вылезти, он уже почти не сомневался в том, что Валькирию упустил.
  Однако, возвратив себе человеческий облик на задворках 'Дон Пудельеро' и выбравшись по сугробам на улицу, Многоликий всё-таки осмотрелся по сторонам - раздумывал, ушла ли новоявленная красотка пешком или уехала в экипаже. За сплошной пеленой снега нельзя было различить ничего, кроме мутных пятен голубого и жёлтого света от фонарей и окон. 'Если она на чём-то уехала, - подумал Феликс, - я, в любом случае, не смогу её догнать. А если ушла пешком, то наверняка идёт к проспекту Коронации. Там ей проще будет найти извозчика'. И сам повернул налево, к проспекту.
  Через сотню метров его нагнал наёмный крытый экипаж.
  - Эй, господин! - крикнул возница, сбавляя ход. - Хорош ноги оттаптывать! Погода-то какая дрянная... Залазь!
  Феликс вздохнул:
  - Поехали.
  Ещё через сотню метров он вдруг увидел впереди высокую женскую фигуру и обрадовался - горничная!
  Многоликий даже не успел решить, идти ему за ней или ехать, как из переулка ей навстречу вывалились трое пьяных. Они горланили непристойную песню и были настолько заняты тем, чтобы удержать равновесие, что прежнюю Валькирию, скорее всего, вообще бы не заметили. Но неодолимые импульсы женского обаяния, исходившие от Валькирии нынешней, похоже, действовали на всех мужчин подряд. Пьяные остановились перед ней, перегородили дорогу и загоготали.
  - Поторопись-ка! - велел Феликс вознице.
  Слов за метелью ему слышно не было, но растерянные жесты и поза горничной говорили о том, что она не знает, что как себя вести - к тому, что к ней пристают на улицах, девушка явно не привыкла. Сообразительный извозчик, поравнявшись с группой, затормозил без лишних указаний. Многоликий выглянул из экипажа, открыл дверцу и воскликнул:
  - Моя дорогая! И как это мы с тобой разминулись?
  Валькирия посмотрела на него, блеснула глазами и, не будь дурой, подхватила:
  - Ну наконец-то! Я уж думала, ты совсем не появишься!
  Оттолкнула ближайшего из пьяных, кинулась к карете и резво запрыгнула внутрь.
  
  * * *
  В тот вечер Феликс вернулся к себе растерянным и даже немного напуганным. Перемены, постигшие Валькирию, в его планы не вписывались совершенно! Он собирался ради благого дела слегка приударить за заурядной и совсем ему не интересной женщиной - и тихо исчезнуть, получив от неё нужные сведения. Ему и в голову не могло прийти, что эта женщина с первых минут знакомства станет бросать на него восторженные жадные взгляды, а сам он будет млеть и от них, и от её контральто, и от приторного запаха её духов. Между тем, именно это и случилось: пока экипаж катился к замку Эск, куда принцессина горничная попросила её довезти, она смотрела на своего спутника так, словно была готова броситься ему в шею - а он того только и хотел, еле сдерживаясь, чтобы не распахнуть объятия.
  Но самое странное, что наваждение закончилось так же мгновенно, как началось, когда Валькирия скрылась за воротами Замка. Стоило ей пропасть из виду, и тотчас всё встало на свои места. Волнение ушло, будто его и не было. Глядя сквозь снег из темноты кареты на крепостную стену, подсвеченную нарядными разноцветными фонариками, Феликс привычно и нежно задумался об Эрике. Спит ли она уже, или гуляет по галереям с принцем Акселем, или, быть может, сидит за своим роялем? Последняя версия отчего-то показалась ему верной. Он вслушался, словно мог отсюда уловить звуки музыки. Представил породистый профиль, склонённый над пюпитром, и тонкие девичьи руки, порхающие над клавишами...
  - Куда теперь, хозяин? - вторгся в его мысли голос возницы.
  - В центр, - скинув задумчивость, ответил Многоликий.
  О Валькирии он уже успел забыть - и вспомнил о ней лишь полчаса спустя, отпустив экипаж и пробираясь чердаками и подвалами к больничке, где ему предстояло провести очередную ночь. Вспомнил - и сам себе поразился! Что с ним такое было?! В его памяти горничная, с её тяжеловесным кокетством и коровьей грацией движений, осталась точно такою, как в предыдущие дни - женщины этого типа ему отродясь не нравились. Сейчас Феликсу казалось диким и неправдоподобным то, как он краснел и бледнел, и еле сдерживал неуместные порывы, сидя с нею рядом - словно это вообще был не он, а кто-то другой!
  'Может, у нас с ней что-то было 'в прошлый раз'? - гадал Многоликий. - Но когда?! Я же влюбился в Эрику сразу, как попал в Замок!'
  Нет, интрижки с горничными в ту историю, определённо, не вписывались.
  Но если не интрижка, то что?..
  Феликс растапливал печку, когда его вдруг осенило.
  Магия! Ну конечно, магия!
  Пелена Любви - кажется, именно так называются эти чары.
  Будь Валькирия богатой вдовушкой преклонных лет или безобразной дочкой финансового воротилы, он гораздо раньше сообразил бы, что происходит. С подобным волшебством, несмотря на его редкость, Феликсу уже доводилось сталкиваться. Всякий раз, заподозрив, что дело нечисто, он спешно уносил ноги, чтобы ненароком не обнаружить себя в постели с крокодилицей или, ещё того хуже, женатым на ней. Он знал, что Пелена Любви - фантастически усиленная женская привлекательность - стоит целое состояние. Обыкновенной горничной, пусть даже лучшей горничной королевства, такую кучу денег не заработать за всю свою жизнь!
  Чем дольше Многоликий перебирал в памяти впечатления минувшего вечера, тем сильней убеждался в своей правоте: внезапная страсть, явившись откуда-то извне, была ему навязана. Ещё один возможный способ магического воздействия на влечение - приворот - оборотень отмёл сходу. Привороты, конечно, куда дешевле, и делают их куда чаще. Но, во-первых, недоумевал Феликс, с какой стати его привораживать женщине, которая лишь сегодня с ним впервые встретилась? А во-вторых, он своими глазами видел, как реагировали на Валькирию бедняга Ларсен, забулдыги, что привязались к ней на улице, и стражники, что встретили её у ворот Замка. Даже извозчик, и тот восхищённо присвистнул, провожая её взглядом, когда она уходила. Пеленой Любви накрыло всех без исключения.
  Итак, это любовные чары, притом весьма искусно сплетённые. Девушка о них прекрасно знает - судя по тому, как она держала себя с ветеринаром нынче вечером, она уверена, что любой мужчина отныне у неё в кармане. Вероятность того, что чары достались ей даром, ничтожна. Купить их ей не по средствам. Остаётся предполагать только одно: Валькирия получила их в качестве платы за услугу.
  'За какую услугу?..' - холодея, спросил себя Феликс.
  Что и кому понадобилось от личной горничной наследницы Ингрийского трона?
  Связано ли это каким-либо образом с Эрикой?
  Невинное и безопасное расследование на глазах превращалось в рискованную авантюру. Пожелай Многоликий проявить благоразумие, он бы никогда больше не встретился с Валькирией - бежал подальше и от её внезапного очарования, и от таинственного поручения, которое она или уже выполнила, или выполнит в ближайшее время. Особенно сильно его беспокоило то обстоятельство, что сам он недавнюю знакомую явно заинтересовал - много ли она рассмотрела впотьмах, неизвестно, но на его аристократический выговор, естественно, клюнула. Но благоразумный человек, с иронией думал Феликс, вовсе бы не сунулся к тому месту, где однажды уже погиб ужасной смертью. А коль скоро сунулся - коль скоро любовь к Принцессе оказалась сильнее страха перед Потрошителем - не отступать же на полпути! Тем более, что к прежним причинам тревожиться о любимой теперь добавилась новая. Да и загадка, заданная горничной - чего греха таить? - изрядно будоражила воображение.
  Лишь бы воображение не будоражила сама горничная!
  Многоликий прислушался к себе и убедился, что сегодняшняя встреча оставила след только в его уме, но не в сердце. Вот и прекрасно! Главное - ни на миг не забывать, что имеешь дело с магией. И не наделать глупостей на свиданиях, первое из которых уже назначено. На этом Феликс и успокоился, уповая на то, что настоящее чувство даст ему защиту от колдовского морока.
  
  * * *
  Новая встреча с горничной состоялась через два дня.
  Эти дни Многоликий провёл с пользой. Он забрался в университетскую библиотеку и там, как и рассчитывал, в одном из каталогов волшебных предметов нашёл именно ту штуку, которую замковая стража использовала для распознавания магии. Выяснилось, что рамка, действительно, старинная - ей больше четырёхсот лет. Составители каталога назвали её 'Треугольником Овитры' по имени её создателя и дали ей весьма подробное описание, сопроводив его несколькими изображениями в разных ракурсах. Если верить описанию, 'Треугольник Овитры' должен светиться ярко-синим, приближаясь к волшебным существам или предметам. Будучи частью ансамбля, охраняющего королевскую резиденцию, единственное, на что он не реагирует - магический контур ворот и связанные с этим контуром личные медальоны людей, прибывающих в Замок.
  Чрезвычайно довольный Феликс скопировал изображения на просвет и отправился к краснодеревщикам - искать среди них такого, кто возьмётся за сомнительную работу. Первый из мастеров оказался осторожным и непонятно что делать не захотел. Второго подвело любопытство - с точки зрения Феликса, вопросы о происхождении рисунков и назначении предмета были совершенно лишними. А с третьим, наконец, повезло - при виде внушительного задатка он забыл и о любопытстве, и об осторожности и просто пообещал, что заказ будет готов через неделю.
  Помня, что его портрет красуется во всех ингрийских газетах, Многоликий добросовестно менял свою внешность для общения с мастерами, но делал это безо всяких изысков. Очки в роговой оправе, русые кудри и густая накладная растительность на лице, конечно, кого угодно навели бы на мысли о маскировке, но настоящие черты всё это скрывало надёжно - а большего Феликсу и не требовалось. Однако для горничной подобное шутовство не годилось. Выглядеть следовало так, чтобы ей понравиться - и чтобы она ни в коем случае не различила подвоха!
  Со вторым пунктом - не вызывать подозрений - Многоликого, увы, ожидали трудности. Насколько было бы проще, с досадливым раздражением думал он, если бы удалось придерживаться первоначального плана! Согласно этому плану, Валькирии должен был явиться импозантный долгоносый мужчина с широкой холёной бородкой и волосами до плеч, дворянин из приморской провинции, приведённый делами в столицу. Выдавать себя за заезжего аристократа и сейчас ничто не мешало, но вот физиономия!..
  Тем снежным вечером, когда Феликс импровизировал, чтобы не упустить удачный повод для знакомства, он рассудил, что темнота и поднятый воротник скроют его наружность не хуже грима. Но, как уже было сказано, он не предполагал ни бешеного интереса девицы к своей персоне, ни того, что сам подпадёт под власть любовных чар. В мельчайших деталях восстановив в памяти короткую первую встречу, он пришёл к выводу, что цепкому взгляду Валькирии открыться могло немало. А значит, радикально менять облик недопустимо - это насторожит её и отпугнёт.
  Поэтому фальшивый нос, рыжеватый парик и бородка были убраны в дальний ящик. В дело пошли тонкий пластырь телесного цвета, грим и ватные шарики - средства, призванные лишь несколько изменить очертания лица. Перед свиданием Феликс потратил не меньше двух часов, добиваясь нужного эффекта - и успокоился только тогда, когда из зеркала на него взглянул незнакомец. Завершая образ, оделся франтом и нацепил на палец золотой перстень с гербовой печаткой - имитацию фамильного перстня малоизвестного дворянского рода. Результатом своих усилий Многоликий, в целом, остался доволен, но червячок сомнения его всё-таки грыз.
  Как оказалось, не напрасно.
  Место, куда он пригласил Валькирию пообедать, представляло собой дорогой и модный ресторан 'Сезон охоты' в горной части Белларии, из окон которого открывался великолепный вид на город. Ресторан этот был выбран по двум причинам. Во-первых, Феликса там не знали - он ни разу не переступал порог 'Сезона охоты' в человеческом облике. А во-вторых, там были весьма удобные отдельные кабинеты, где можно хоть полдня провести, не опасаясь посторонних глаз.
  Наняв самый дорогой экипаж, какой удалось найти, новоявленный 'дворянин' приехал в ресторан точно к назначенному времени - в два часа дня. Валькирии ещё не было. Феликс назвал метрдотелю вымышленные титул и имя 'барон Рикард Валлинс', коими в первую встречу представился горничной, устроился в одном из кабинетов и принялся изучать меню. Время от времени он посматривал в окно - то вдаль, на городской пейзаж с островерхими крышами и живописными башенками в узорчатой ледяной раме, то вниз, на кусок расчищенной от снега улицы перед входом в ресторан и прибывающих к обеду клиентов. Чувствовал он себя при этом престранно.
  'Влюблённый дурак! - брюзжал инстинкт самосохранения. - Зачем ты рискуешь, встречаясь с королевской прислугой? Какого лешего до сих пор не удрал из Ингрии? Неужто, и правда, веришь, что можешь чем-то помочь наследнице трона? Ты ведь даже не знаешь, нуждается ли она в помощи!'
  'Я здесь именно затем, чтобы узнать! - сердито отвечал ему Многоликий. - И у меня, злыдни болотные, нет другого способа это сделать!'
  Фигурка Серафима на кожаном шнурке, спрятанная под одеждой, как будто обжигала кожу.
  Валькирия появилась через четверть часа - кинув очередной взгляд за окно, Феликс заметил, как она выбирается из коляски. 'Быстро же ты научилась опаздывать на свидания, голубушка, - усмехнулся он. - Неделю назад прибежала бы раньше времени, только бы я не рассердился!' Стоило ему увидеть её плотную рослую фигуру, как сердце у него застучало чаще. Спокойно, сказал себе оборотень, спокойно. Это просто магия.
  Ещё три минуты спустя в дверь заглянул метрдотель:
  - Ваша светлость, к вам дама, - с придыханием сообщил он, дождался ленивого кивка Многоликого и посторонился, давая дорогу горничной.
  - Простите, ваша светлость, я задержалась, - жеманно прогудела Валькирия. - Надеюсь, вам не было скучно?
  - Ни в малейшей мере, сударыня, - галантно отозвался Феликс. - Предвкушать встречу с такой прекрасной дамой, как вы - особенное удовольствие.
  Его визави проглотила лесть и не поперхнулась. Избавилась от шубы и капора, которые услужливо подхватил метрдотель, и втиснулась в кресло напротив. Волосы у неё и сегодня были распущены, но завиты ещё тщательней, чем в прошлый раз. Серо-голубое бархатное платье с квадратным вырезом, отделанное серебристой тесьмой - наверняка лучшее её платье! - туго обтягивало внушительный бюст. Многоликому пришлось совершить над собой усилие, чтобы не таращиться на этот бюст самым непристойным образом.
  Никогда в жизни у него не было такого изнурительного обеда, как этот! Бедняга оборотень словно раздвоился. Половиной сознания он отстранённо и насмешливо наблюдал за горничной, отмечая все её попытки произвести на него впечатление. Какими нелепыми они бы казались, не будь на ней Пелены Любви! Но Пелена никуда не делась и работала исправно, а потому другая половина сознания Феликса чудила со страшной силой. И ладно бы, его посещали исключительно плотские желания: пропустить сквозь пальцы белокурые локоны, расстегнув платье, увидеть пышные груди, ощутить ладонями их тяжесть, прижаться всем телом к упругому и крепкому женскому телу... Но нет! В какой-то момент он осознал, что в своих фантазиях зашёл гораздо дальше. Ему уже чудилось, какой замечательной женой станет для него Валькирия. Как ловко она будет управляться с обширным богатым хозяйством. Какие прекрасные дети у неё родятся. Непременно мальчишки. Трое. Такие же здоровые и сильные - кровь с молоком! - как она сама.
  Многоликий был очень зол на неизвестного, чьими стараниями горничная получила свои чары, но не мог не восхищаться тем, как мастерски они выполнены. Он совершенно отчётливо понимал, что если бы не слышал прежде про Пелену Любви и не носил в сердце пленительный образ принцессы Эрики, сегодняшнее свидание наверняка закончилось бы предложением руки и сердца.
  Стараясь казаться утончённой, ела красотка мало. Феликса, помнившего про её отменный аппетит, это забавляло. Вернее, забавляло его здравомыслящую половину. Другая половина, зачарованная, беспокоилась, нравится ли гостье угощение. Зато болтала горничная много и, к облегчению Многоликого, на вопросы отвечала очень охотно. Об Эрике он решил пока не спрашивать, довольствовался тем, что Валькирия поведала по собственному почину - а именно, перечислением добродетелей принца Акселя и подробным описанием праздничной суеты, охватившей замок Эск после объявления о помолвке.
  Оборотень вполне бы уверился, что всё идёт, как надо, если бы не одно тревожное обстоятельство: время от времени его собеседница спотыкалась на полуслове, хмурилась и словно к чему-то прислушивалась. Распорядившись принести десерт, Феликс собрался спросить, чем она озабочена, но горничная начала первая. Отложила вилку, стрельнула в него глазами и с запинкой произнесла:
  - Смотрю я на вас, ваша светлость, и всё никак не пойму...
  - Чего не поймёте, сударыня? - он улыбнулся и благожелательно приподнял брови. - Спрашивайте, я к вашим услугам.
  Валькирия ещё чуть-чуть помедлила и бухнула:
  - Не пойму, что с вами не так! Вроде и вы это, и не вы. Голос такой же, как тогда в карете... голос-то ваш ни с чьим не перепутаешь. Но лицо...
  - Лицо?! А что с ним такое? - изобразил удивление Феликс.
  Внутри у него ёкнуло: он догадался, какой будет следующая реплика.
  - Другое у вас теперь лицо, вот что, - подтвердила догадку горничная. - Щёки другие. И брови. И глаза... - она пошевелила в воздухе широкой короткопалой кистью, отыскивая нужные слова. - Будто вы маску надели, ваша светлость.
  Многоликий мысленно выругался, но своих эмоций ничем не проявил - по крайней мере, он на это надеялся.
  - Маску? Помилуйте, что за странная мысль? Зачем мне маски? Я перед вами весь как на ладони!
  Девушка снова нахмурилась, но затем лицо её прояснилось. Она пожала плечами:
  - Должно быть, померещилось. Не обращайте внимания.
  'Хотя обычно мне ничего не мерещится!' - было написано у неё на лбу.
  Заканчивая обед, Феликс бранил последними словами наблюдательность Валькирии и собственную самонадеянность. Договариваться ли о следующем свидании и как вообще вести себя дальше, он не знал. В конце концов, решил, что всё-таки отвезёт её домой и свидание назначит - а уж потом подумает, стоит ли продолжать знакомство.
  Но впереди его поджидал ещё один сюрприз, похлеще предыдущего, случившийся, когда экипаж подъехал к Замку и остановился в сотне метров от ворот. На прощание Многоликий двумя руками сжал руку своей спутницы:
  - Сударыня, спасибо за прекрасное время, что вы мне подарили. Я уже мечтаю о нашей новой встрече.
  В ответ Валькирия, которая всю дорогу о чём-то напряжённо размышляла, вдруг резко подалась к нему. Феликс дёрнулся, испугавшись, что она сейчас его поцелует - и, к стыду своему, одновременно этого желая. Конопатое лицо горничной стремительно приблизилось - но вместо поцелуя раздался горячий шёпот у самого уха:
  - Рикард, я вас, кажется, узнала. Вы тот, кого прозвали Многоликим! Не бойтесь, я никому вас не выдам.
  
  
  Глава двадцать первая,
  в которой Многоликий позволяет Валькирии морочить себе голову,
  использует чужие заблуждения для достижения собственных целей
  и благополучно проникает в Замок
  
  Почти до утра под скрип рассохшегося пола Многоликий измерял шагами комнату, ни замечая ни этого мерзкого скрипа, ни шума, что доносился снаружи - беспокойным жителям нижних этажей сегодня тоже не спалось, они орали дурными голосами и несколько раз подрались. За окном трещал мороз, сильнее которого не было с начала зимы. Маленькая железная печурка, куда Феликс то и дело подбрасывал дров, раскалилась докрасна. Отчего-то ему казалось очень важным, чтобы воздух в его убежище сохранял тепло. Наверное, оттого, что тепло, так же, как непрерывное движение, служило Феликсу ежесекундным подтверждением того, что он - живой! Вдох - выдох - вдох - выдох - вдох... От воспоминаний о не-жизни и о том, что ей предшествовало, слабели ноги, на лбу выступала испарина. Образы были разрозненными и не слишком чёткими, но для того, чтобы в голове мутилось от ужаса, их хватало с лихвой.
  Инстинкт самосохранения уже не брюзжал и не подсказывал - он выл корабельной сиреной: 'Беги, беги, беги!..'
  Уноси ноги из этой проклятой страны.
  Никогда! Никогда больше! Не приближайся к замку Эск.
  Никогда! Никогда больше!.. Не говори: лучше бы я умер... - голосом Принцессы отзывалась память.
  Лицо Принцессы. Запах Принцессы. Руки Принцессы - нежные девичьи руки, вытянувшие его из ада.
  Феликс знал, что не может остаться.
  И знал, что не может сбежать.
  Если бы он мог хотя бы разгадать ребус! Хотя бы понять, чего ему ждать от ближайшего будущего. Во что он вляпался, когда свёл знакомство с Валькирией. Но отгадка не приходила, из-за чего было особенно тошно. 'Если эта женщина мне подослана, то кем и с какой целью?' - снова и снова спрашивал себя Многоликий.
  Пытаясь постигнуть логику происходящего, он представлял себя на месте Манганы. На месте человека, способного на что угодно ради клавикорда Ирсоль - но всё-таки не всемогущего!
  Западню, в которую Феликс и Эрика попали в прошлый раз, не так уж сложно было подстроить. Когда Придворный Маг сумел вычислить, кому и на каких условиях завещан Инструмент, где он примерно спрятан и у кого хранится 'Путеводитель', дальнейшее стало делом техники. Дождаться, когда Наследник появится у Пинкуса, а затем, как миленький, придёт в расставленные силки. Поспособствовать его встрече с Наследницей. Наследницу - хорошенько припугнуть, подтолкнув её к побегу из Замка вместе с ним. После чего преспокойно выследить беглецов и получить желаемое. Предполагалось, что Многоликий и Принцесса оба будут действовать, не раздумывая, самым естественным для себя образом. И расчёт, как оказалось, был абсолютно точен.
  Но он нарушился. Манганин безупречный план не сработал. Надо полагать, сейчас Потрошитель рвёт и мечет из-за того, что его мышеловки стоят пустыми. Но, разумеется, не понимает, в чём ошибся. Тем более, что ошибки-то и не было - было чудо, благодаря которому о плане узнали наследники.
  'Не прийти в Замок, когда меня ждали, я мог по одной-единственной причине - если чего-то испугался! Свести меня с человеком, который не мытьём, так катанием загонит меня в мышеловку - вполне в характере Потрошителя, - размышлял Феликс. - Но ведь с Валькирией я познакомился сам! Мог же и не познакомиться, не вспомни я, что её приятель - ветеринар. Искал бы тогда кого-нибудь другого! Чтобы подстроить нашу с ней встречу, Мангане пришлось бы отслеживать каждый мой шаг, как отслеживал Император. Допустим, у него есть такая возможность. Но если он так силён, тогда зачем ему вообще плести интриги? Проще и надёжнее было бы поймать меня, как поймал Император... но, в отличие от него, не отпускать, а отправить в подземелье! И главное - Пелена Любви. Уж она-то ни в какие хитрые планы точно не вписывается, независимо от того, заметил бы я её или нет. Если бы заметил, испугался бы ещё больше. Если бы принял всё за чистую монету, тогда влюбился бы по уши, но не в Принцессу, а в горничную. И как бы тогда господин Придворный Маг добрался до Наследства? Оставленного не мне и не Эрике - а нам с нею вместе...'
  Как ни крути, Мангана тут явно ни при чём.
  В таком случае, кто же? Неужели Принцесса?!
  Многоликий чуть не взвыл от тоски, когда ему почудилось, что так оно и есть. Вдруг она тоже всё вспомнила? И догадалась, что он захочет окольными путями пробраться в королевскую резиденцию? Что станет подбивать клинья к прислуге? Может, Эрика решила, что другая любовь удержит его от опрометчивых поступков?
  'В конце концов, разве я сам не желаю, чтобы она вышла замуж за принца Акселя?.. Но, во-первых, откуда бы она взяла Пелену? Не у Манганы же её попросила! Денег у неё нет, покидать Замок ей запрещено - разве что она нашла себе помощника по ту сторону крепостной стены. А во-вторых, что за нелепый выбор - её горничная?! Будто специально для того, чтобы меня поскорее заметила Охранная служба! Если уж Эрика сумела воспользоваться услугами стороннего мага, они придумали бы, как отослать меня подальше от Замка. Например, разыскали кого-нибудь из моих бывших подружек - искусник, который сплёл любовные чары, такую задачку решил бы в два счёта. Вон, хоть на Иде заставили бы жениться - Ида бы точно не возражала! Но не Валькирия же, Серафимы-Заступники, не Валькирия...'
  Поразмыслив, версию об участии в происходящем Принцессы Феликс тоже отбросил - надо сказать, с изрядным облечением: мысль о том, что Эрика распорядилась его жизнью против его воли, причиняла ему почти физическую боль. А больше версий у него не было. Помимо всего прочего, сама Валькирия повела себя очень странно. 'Если она выполняет чьё-то поручение - неважно, должна ли она заманить меня в замок Эск, или, наоборот, от замка Эск отвадить, - какого ляда она призналась, что раскрыла моё инкогнито?!'
  Ответ напрашивался только один, хоть оборотень и не мог в него поверить, наученный плачевным опытом отменённого будущего. То, что поручили горничной - то, за что с ней расплатились магией - с его персоной никак не связано. Возможно, связано с Принцессой - с этим ещё предстоит разобраться. Но знакомство Валькирии с Феликсом - результат случайного совпадения, и не более того.
  Она, действительно, положила на него глаз. Действительно, его узнала - то есть он сам прокололся, когда появился перед ней без маскировки. И сообщила ему об этом, поскольку, действительно, решила его не выдавать. Не исключено, что потом она передумает - всё-таки десять тысяч есть десять тысяч! - но сейчас она с ним честна. Если вообще можно назвать честной особу, без зазрения совести пустившую в ход любовную магию.
  К исходу ночи Феликс несколько успокоился и обуздал страх, изводивший его с той секунды, как горничная прошептала ему на ухо: 'Вы тот, кого прозвали Многоликим!..' И тогда, наконец, он сумел убедить себя в том, что самое простое объяснение происходящего - самое правильное. А значит, остаётся лишь один вопрос: выдаст она его всё-таки 'серо-красным' или нет?
  Прежняя Валькирия непременно выдала бы! Лучше синица в руках, чем журавль в небе - роману с авантюристом она предпочла бы кругленькую сумму наличными. Потому что с самого начала понимала бы, что продолжения у этого романа не будет. Но теперь... Теперь она считает, что движением бровей может привязать к себе любого мужчину, даже такого перекати-поле, как Многоликий. Ей нужен богатый и знатный? Ну так что же! Феликс знал: вокруг его персоны ходят самые разные слухи. Есть и такие, согласно которым его состояние огромно, а сам он - отбившийся от рук сын титулованных родителей. Девица захочет выяснить, правда это или нет, и станет помалкивать, по крайней мере, до тех пор, пока не выяснит. Его дело - поддерживать в ней уверенность, что это правда.
  Приняв решение, Многоликий успокоился окончательно. Пусть всё идёт своим чередом; новая встреча с горничной состоится. Пожалуй, теперь, когда Валькирии известно, кто он такой, достигнуть своих целей ему будет даже легче.
  
  * * *
  Поутру Феликса разбудили зычные мужские голоса. Сквозь дрёму он подумал было, что это продолжают скандалить 'соседи', но потом различил командирские интонации говорящих - и подскочил от испуга и неожиданности! Вместе с одеялом сбросив остатки сна, кинулся к окну: так и есть, внизу с оружием наизготовку толпились жандармы - конные и пешие. В поле зрения Многоликий насчитал семнадцать человек, а сколько их с другой стороны бывшей больницы, можно только догадываться!.. Поодаль он различил большой фургон с зарешёченными окнами.
  Но всерьёз запаниковать не успел - вовремя сообразил, что при жандармах нет никаких магических приспособлений, а значит, стражи порядка явились сюда не за ним. Не думали же они взять его голыми руками! Облаву, похоже, устроили на обитателей нижних этажей. И верно: через несколько минут из дома стали выводить задержанных. Феликс впервые разглядел в ярком свете тех, с кем в последнее время вынужден был делить кров; от их отвратительного опустившегося вида его передёрнуло.
  'Поеду-ка я в Лагоши!' - спонтанно решил он.
  Исключительно здравая мысль, нужно осуществить её немедленно! Что, если жандармы захотят осмотреть всё здание целиком, включая третий этаж? Сделать отсюда ноги лучше до того, как они обнаружат схрон, а не после.
  Оборотень замер, прислушиваясь к звукам снаружи, готовый сорваться с места при малейшем намёке на опасность. Но нет, наверх никто даже не сунулся. Голоса, шаги, стук копыт и конское ржание вскоре стихли. Однако оставаться здесь, в любом случае, не стоило - где гарантия, что обыск не устроят пару часов спустя? И Феликс стал собираться в дорогу.
  Случившееся нынче утром неуловимо рифмовалось с его вчерашними метаниями и страхами. В том, что жандармы пришли сюда совсем не по его душу, он увидел знак. Знак того, что мир не вертится вокруг него одного! 'Среди событий, свидетелем которых я становлюсь, вовсе не каждое имеет ко мне отношение', - сказал себе Многоликий. Не стоит забывать об этом, чтобы не впадать в паранойю и не откапывать двойное дно там, где его нет. Хотя это вовсе не значит, что нужно забыть о бдительности.
  Самый спокойный и лёгкий способ попасть в Лагоши - сесть на поезд до Наррахи, сойти с него в пригороде и в зверином обличье пробраться в деревню по лесу. После недолгих колебаний Феликс рассудил, что ехать, не показывая лицо, в толкотне общего вагона, безопасней, чем прятаться в закрытом купе первого класса. Богатенького господина, день за днём катающегося из Белларии в Нарраху и обратно, неизбежно заметят проводники. Именно он первым попадёт под подозрение, если кому-нибудь взбредёт на ум выискивать 'государственного преступника' среди пассажиров поездов - так что рисковать незачем! Феликс оделся поплоше, изменил свой облик тем же примитивным способом, каким пользовался для визитов к краснодеревщиками, рассовал по карманам куртки нужные мелочи, забрал из тайника большую часть денег, дабы не лишиться их при обыске, если он всё-таки произойдёт - и отправился в путь.
  Заброшенная деревня, куда он попал около трёх часов дня, встретила его безупречной гладкостью ослепительно-белых сугробов и хрустальной морозной тишиной. Он был очень доволен, что приехал сюда. Ему нравилось это место - глоток... нет, не глоток - полная чаша чистоты и свежести, особенно по сравнению с той клоакой, где он ночевал последние пару недель. Просторный и удобный дом, волшебная печка, баня... Переступив порог, Феликс понял: его привело сюда не только опасение, что схрон в Белларии будет раскрыт. В действительности, он просто-напросто очень хотел приехать - и радостно ухватился за первый же предлог!
  Но настоящую причину, по которой его так тянуло в Лагоши, Многоликий уловил ещё позже - в сумерках, зажигая керосиновую лампу. В этот миг он с особенной яркостью вспомнил, как делал то же самое, когда прилетел сюда с Эрикой. Как усталая Эрика избавлялась от верхней одежды, а он подхватывал красивые невесомые вещи и складывал их на лавку у двери. Как она, трогательно-сонная, сидела за столом, обхватив ладонями кружку с горячим чаем. Как стягивала с тонких пальчиков свой 'золотой запас' - тяжёлые массивные кольца. Как попросила Феликса выпутать жемчуг из её волос... Блаженные... бесценные воспоминания! Не отравленные виной и болью, в отличие от всего того, что произошло с ним и Эрикой позже. Он осознал, что приехал сюда именно за этими воспоминаниями: дом в Лагошах стал для него святилищем его любви.
  Многоликий, разумеется, помнил, что 'на самом деле' Принцессы в этом доме никогда не было. Но ночью, устроившись спать на печке, вдруг совершенно отчётливо ощутил исходящий от подушки нежный аромат фрезий.
  Завтра ему предстояло снова встретиться с Валькирией. Он уже совсем не нервничал и не ломал голову, гадая, что движет горничной - наоборот, поразмыслив, счёл большой удачей, что она его узнала. Не придётся ничего выдумывать, объясняя ей, почему он избегает людных мест. И никакой маскарад её теперь не удивит. Если всё пойдёт как надо, можно будет даже взять её в сообщницы, чтобы проникнуть в Замок - Феликс уже примерно представлял, что скажет ей и о чём попросит.
  Главное, не позволить ей передумать и выдать его королевской охранке!
  И не терять рассудка и самообладания, когда его снова накроет Пеленой Любви.
  Правда, ещё неизвестно, что сложнее.
  Встретиться они должны были во второй половине дня на площади перед ратушей. Феликс пообещал Валькирии прогулку верхом, если, конечно, не будет адской стужи. С погодой повезло: мороз ослабел, ни ветра, ни снегопада не было. В этот раз на свидание опоздал Многоликий. Вернее, на месте он появился намного раньше назначенного срока, но прятался котом за чердачным окошком одного из обступивших площадь зданий. Следовало убедиться, что горничная не приведёт за собой 'серо-красных'. Он самым внимательным образом осмотрел окрестности и никакой засады не заметил. Потом появилась Валькирия, она была одна. Отпустила коляску и стала ждать, притопывая от холода и нетерпения. Феликс ещё немного понаблюдал за ней, затем спустился, сел в экипаж, оставленный им на соседней улице, и подъехал к своей 'даме сердца'.
  - Рикард, уже семь минут пятого, - капризно проговорила она, забираясь в бархатное нутро кареты и усаживаясь. - А мы договаривались встретиться в четыре!
  - Простите, сударыня! - проникновенным движением он пожал широкую крепкую руку в пушистой варежке, укрыл попонкой колени своей спутницы и признался, понизив голос, чтобы не услышал возница: - Я должен был удостовериться, что вы не привели с собой Охранную службу.
  - Я же обещала, что вас не выдам! - шепнула она со смешком.
  Он склонил голову:
  - Ничего не желаю так сильно, как поверить вам на слово.
  - Я не обманываю, вот увидите! - горничная окинула взглядом его лицо и добавила: - Какая у вас дурацкая борода. Без неё вы мне нравитесь больше. Кстати, Рикард - это ваше настоящее имя?
  - Ваша симпатия очень мне льстит, сударыня, - пробормотал Феликс, притворившись, что не заметил вопроса, и крикнул вознице: - Трогай!
  Для той части его существа, что расплывалась липкой медовой лужицей рядом с Валькирией, слова 'вы мне нравитесь', действительно, звучали как музыка. Но другая, здравомыслящая часть, повинуясь наитию, чуть слышно продолжила:
  - Однако я никак не могу понять, что нашла во мне такая замечательная красавица, как вы! Любой мужчина, на которого вы обратите свой благосклонный взор, будет у ваших ног. Зачем же тогда вам я? Тот, кого объявили государственным преступником и за чью поимку назначили награду.
  Она, должно быть, не ожидала прямого вопроса - растерянно моргнула и свела белобрысые брови, собираясь с мыслями. Потом улыбнулась и прошептала:
  - Вы не представляете, сколько я о вас слышала! Между прочим, говорят, вы не преступник. Просто его величество недоволен, что вы делаете то, чего не хочет делать полиция.
  - Верно говорят, сударыня, - кивнул Феликс.
  Примерно на такой ответ он и рассчитывал; в том, что за маской Многоликого она надеется обнаружить богатство и титул, прелестница, разумеется, не признается.
  Но следующая её реплика его удивила.
  - Это ещё не всё, Рикард, - Валькирия заговорила громче, в её низком голосе появилось уже знакомое неуклюжее кокетство. - Мне кое-что нагадали...
  - И что же?
  - Что совсем скоро я встречу своего суженого! Я, вы знаете, не поверила. Настоящие маги разве будут промышлять гаданием? Но через несколько дней я познакомилась с вами.
  - О! - только и смог ответить оборотень. - О! Наверное, это всё-таки был настоящий маг.
  - Наверное, - она снова улыбнулась, и теперь её улыбка была смущённой.
  Многоликий почувствовал, что горничная и сейчас сказала лишь половину правды. Пряничный домик с вывеской 'Гадания и предсказания'! - вспомнил он. 'Сегодня же наведаюсь туда и выясню, какой такой 'настоящий маг' запудрил ей мозги!' Чутьё твердило ему, что визит Валькирии к предсказателю каким-то образом связан с полученной ею Пеленой Любви.
  После короткой паузы разговор перекинулся на пустяки, а потом и вовсе прервался: экипаж остановился у ворот конного завода, где Феликс заранее условился о паре лошадей для прогулки. Валькирии досталась спокойная белая кобыла, ему - норовистый вороной жеребец. 'Дама сердца' оказалась неплохой наездницей, но её рослая грузная фигура в седле смотрелась забавно. За эту забавность, как за соломинку, Многоликий цеплялся всю дорогу, не позволяя колдовскому очарованию захватить его целиком, лишить его и воли, и разума. Горничная, по счастью, решила притворяться недотрогой, он с облегчением поддержал игру, демонстрируя всю почтительность, на которую был способен - благодаря чему прогулка закончилась в харчевне, а не в отеле.
  Когда Валькирия, розовая от мороза, сытной еды и горячего пунша, откинулась на стуле, совершенно расслабившись, Феликс решился заговорить с ней о Принцессе. Многого он не выведал - боялся насторожить её настойчивыми вопросами. Но всё же узнал, что королевское семейство занято подготовкой к поездке в Икониум, где невесту принца Акселя должны представить Джердону.
  - И чего ей только не хватает, - морщась, заметила горничная. - Мечта ведь, а не жених! Любая на её месте плясала бы от радости. А она киснет. Будто не знает, что иначе пойдёт за герцога Пертинада.
  'Киснет... - повторил про себя Многоликий. - Бедная моя девочка, что мне сделать, чтобы тебе стало легче?'
  В тот же вечер, проводив Валькирию, он вернулся в город с намерением заглянуть к предсказателю. Где расположен особнячок, похожий на пряничный домик, Феликс помнил отлично, так что нашёл его за считанные минуты. Но вывески 'Гадания и предсказания' на нём теперь не было! Половину дома занимала дорогая цирюльня, половину - кофейня, где за чашку кофе просили втрое больше, чем в соседних заведениях. И там, и там Многоликого заверили, что занимают свои помещения уже не первый год и что ни с какими магами - ни настоящими, ни фальшивыми - никогда их не делили.
  
  * * *
  Невозможность побеседовать с человеком, у которого Валькирия получила своё предсказание, Феликса не обескуражила. Подсознательно он ожидал чего-то в этом роде: если принцессина горничная - пешка в большой игре, где задействовали первоклассную магию, не пользоваться волшебными средствами для заметания следов было бы просто глупо! Задним числом Многоликий пожалел, что в тот вечер, когда его новая знакомая побывала у предсказателя, не пробрался в 'гадальню' вслед за ней. Но откуда ему тогда было знать, что за вывеской 'Гадания и предсказания' скрывается не тривиальное шарлатанство, как за большинством таких вывесок, а нечто куда более интересное?
  Он столь отчётливо представлял себе замысел, в который вовлекли Валькирию, будто лично был причастен к его созданию. Тот, кто рассчитывал добиться через неё своих целей, с такой же лёгкостью, как Феликс, догадался, что её главная или даже единственная мечта - удачно выйти замуж. 'Хорошо, - сказал он, - твоя мечта сбудется. Ты встретишь мужчину, который подойдёт тебе в мужья. Я дам тебе средство, чтобы он заметил тебя и захотел на тебе жениться. А взамен ты выполнишь мою просьбу, договорились?' Девица согласилась, пускай и не поверила, что искуситель способен выполнить свою половину сделки - Феликс помнил, как много скепсиса было в её лице, когда она вышла из 'гадальни'. Но любовные чары вскоре заработали - и тут Валькирии подвернулся он, Многоликий, который аккурат в те дни нарезал вокруг неё круги. 'Она, похоже, сама уверовала, что я её 'суженый'! - рассудил оборотень. - Потому и сказала мне об этом в лоб'.
  Неясным оставалось самое важное: о чём же её всё-таки попросили?
  И вот здесь-то Феликс наткнулся на каменную стену! Раскрывать свой секрет горничная отказывалась наотрез - от коварных вопросов она уходила с ловкостью заправской лгуньи, раз за разом выдавая одну и ту же версию: делала покупки, случайно наткнулась на предсказателя, заглянула к нему исключительно от скуки и тому, что от него услышала, поверила только тогда, когда встретилась с 'дорогим Рикардом'. Предсказатель, с её слов, был коренастым мужичком не первой молодости, похожим на гриб-боровик. Впрочем, описание никакой ценности не представляло - девушке могли показать морок, не говоря уже о том, что она запросто могла врать.
  В конце концов, Многоликий бросил бесплодные расспросы. Параллельно он пытался подобраться к разгадке с другой стороны - выслеживая Валькирию - но и слежка ему ровным счётом ничего не дала. К 'пряничному домику' горничная больше не ходила и никаких других подозрительных поступков не совершала. Чем уж она занималась в Замке, неизвестно, но в городе не бывала нигде, кроме дамских магазинов и кофеен с неизменными какао и блинчиками.
  Будь Феликс таким, как прежде, и будь Валькирия обычной женщиной, безо всяких магических 'украшений', он уложил бы её в постель - и, может быть, задыхаясь от страсти, она бы выболтала ему сокровенное. Но при теперешнем раскладе, скорее, это он наболтал бы лишнего, дойди у него с ней дело до постели!
  Многоликий непрестанно подогревал её интерес к себе - сорил деньгами, невзначай упоминал о детстве и юности, будто бы проведённых в роскоши - и видел, что она по-прежнему к нему неравнодушна. Но головы горничная, определённо, не потеряла. Сам же он, целуя её - а совсем избегать поцелуев было невозможно! - чувствовал, как проваливается в чёрный омут, на дне которого обречён сгинуть. Перед глазами у него темнело, в горле стучала кровь, тело становилось тяжёлым и горячим, и желание в такие секунды владело им только одно: узнать, какова под платьем особа, которую он целует. Расставаясь с Валькирией, сладости этих поцелуев Многоликий не помнил - зато помнил, каким отчётливым был в них привкус производимого над ним насилия.
  Потом, в Лагошах, маясь бессонницей, коей наградила его неразрешимая загадка, он спрашивал себя: неужели?! Злыдни болотные, неужели теперь так будет всегда?.. Он теперь с любой женщиной будет испытывать разочарование, как с Идой, или мучиться от насильственной тяги, как с Валькирией - если ему ещё когда-нибудь доведётся столкнуться с любовной магией? А та единственная, кто была бы для него родником настоящей, неподдельной радости, на веки вечные останется далёкой и недоступной?
  'А ведь я предупреждал тебя: не вспоминай! - злорадствовал инстинкт самосохранения. - Тебе Крылатый что сказал? Забудешь, всё забудешь, как забывают сны - если не станешь ворошить воспоминания. А ты вместо этого...'
  'Цыц, - мрачно перебивал его Феликс. - Знаешь ведь, я не мог иначе. Забыть об Эрике было бы сущим святотатством!'
  'Тогда и не ной, - обиженно отвечал инстинкт. - Сохни по своей Прекрасной Даме и совершай подвиги в её честь, что тебе ещё остаётся?'
  Феликс не ныл - своё странное положение он принимал как должное.
  Он просто очень устал - и очень хотел, чтобы эпопея с принцессиной горничной поскорее закончилась.
  Так прошла неделя. В эту неделю они встречались почти каждый день. Валькирия всё охотней делилась с Многоликим подробностями происходящего в королевской резиденции, а тот всё прочнее укреплялся в мысли, что проникать в Замок ему незачем. Для того, чтобы подобраться ближе к Принцессе и её семейству, есть способы и получше.
  Поездка! Путешествие в Икониум, на встречу с Джердоном Третьим.
  Зачем рваться за крепостную стену, рискуя угодить в лапы к Мангане, если можно последовать за Эрикой к имперским границам и всё, что потребуется, выяснить по дороге? Кроме жениха, с ней, конечно, отправятся отец и мачеха. Братца, наверное, тоже возьмут с собой, а Придворного Мага - вряд ли, что для Феликса было даже к лучшему. Задач будет две. Во-первых, убедиться, что дело, действительно, полным ходом идёт к свадьбе. Во-вторых, проследить за Марком и Ингрид и помешать им, если они вздумают осуществить свой план - убить Короля и свалить преступление на Эрику. Скагер, которому известно о заговоре, естественно, позаботится об охране. Но ведь ни он сам, ни начальник его Охранной службы, на даже Мангана ни сном ни духом не знают об 'антикороне'! Что, если мачеха уже успела добраться до камня и пустить его в дело? Тогда её мужа в пути могут ждать пренеприятные сюрпризы.
  В конце концов, идея совершить путешествие вместе с Эрикой завладела Многоликим целиком. Он даже не явился в положенный срок к краснодеревщику, чтобы забрать копию рамки - настолько был уверен, что фальшивый 'Треугольник Овитры' ему не пригодится. Единственное, с чем он ещё не определился: действовать ли ему втайне от Валькирии, или, наоборот, воспользоваться её помощью. Горничной тоже предстояло ехать. Если он попросится составить ей компанию, сказав, что не хочет с ней расставаться, риска, конечно, будет больше - но больше будет и толку! Не придётся разрываться, пытаясь подслушать и подсмотреть в нескольких местах одновременно - изрядную долю сведений он сможет и впредь получать от Валькирии.
  А дальше события развивались стремительно.
  За четыре дня до поездки Многоликий снова встретился с горничной в 'Сезоне охоты', откуда в прошлый раз она уехала очень довольная. Сегодня он собирался 'признаться' ей, что у него сердце кровью обливается при мысли о расставании - а потом импровизировать, в зависимости от того, что она ответит. Глядишь, сама предложит спрятаться мышкой среди её вещей - не придётся даже просить!
  Его визави в тот день нарядилась в открытое чёрное платье и по-новому убрала волосы - стянула их в узел на затылке, оставив свободными несколько локонов. Полную белую шею обвивало подаренное Феликсом коралловое ожерелье. С томным видом потягивая шампанское, она изо всех сил осваивала роль роковой женщины. 'Любопытно, какая рыба угодит в её сети после того, как я исчезну?' - здравомыслящей частью сознания подумал Многоликий. Ему заранее было жаль бедолагу, который займёт его место. Очарованная часть от мысли о скором исчезновении, как водится, расстроилась и затосковала. Здравомыслящая тем временем аккуратно подтолкнула разговор к Эрике и небрежным тоном поинтересовалась:
  - Как настроение её высочества? Она по-прежнему грустит?
  Валькирия кивнула и пробасила:
  - Грустит, а как же. Плакала даже, по-моему. Правда, теперь у неё хотя бы есть повод!
  - Повод? - встрепенулся Феликс. Слово 'плакала' отозвалось уколом в подреберье. - И какой же?
  - Герцог-то Пертинад... помните, Рикард, я про него рассказывала? Он ведь уехал, в тот же день, как принц Аксель сделал предложение её высочеству.
  - Ну да. Понял, что ловить ему больше нечего...
  - А вчера, представьте себе, вернулся!
  Многоликий похолодел. С осторожностью положил на тарелку вилку и нож, чтобы Валькирия не увидела, как затрепетали руки, и переспросил:
  - Вернулся?
  - Угу.
  - Зачем?
  - Откуда мне знать? - хмыкнула горничная. - Приехал, и сестрицу свою притащил, королеву Водру. Или это она его притащила, поди разбери.
  'Зачем?!' - повторил про себя Феликс.
  И сам себе ответил: сорвать помолвку!
  Жирный ублюдок и не думал отказываться от Принцессы. Он просто взял паузу. И теперь его сестра прибыла к Королю, чтобы назвать свою цену. Вряд ли Водра предложит за красавицу-невесту больше, чем Джердон. Но если при этом скомпрометировать девушку в глазах будущего свёкра, у Пертинада появится шанс! Многоликий вспомнил записку Эрики, 'в прошлый раз' непостижимым образом угодившую в руки к Императору. А вдруг это случилось стараниями герцога?! Вдруг у него в Замке есть сообщник? Кто знает, что за грязные планы они вынашивают?..
  Решение явилось мгновенно. Ждать путешествия в Икониум нельзя - межгорский-то боров ждать не будет, его в чемодане точно никто не спрячет! Нужно немедленно попасть за крепостную стену.
  'Завтра же!' - выдохнув, заключил Феликс.
  И принялся импровизировать, но совсем не так, как собирался пару минут назад.
  Выслушав остатки дворцовых сплетен, Многоликий заговорил о себе. С задушевным видом поведал Валькирии о давней ссоре, якобы приключившейся между ним и его отцом, имперским вельможей, чьё имя он назвать постеснялся. В голове мелькнуло виноватое: 'Матушка в гробу перевернётся от таких историй!' Заметил, что с тех пор прошло уже достаточно времени, чтобы причина ссоры им обоим - и ему, и отцу - стала казаться незначительной.
  - Знаете, Валькирия, я теперь и сам толком не понимаю, из-за чего тогда ему надерзил. Надеюсь, он простит меня. Я скучаю по нему и очень хочу его увидеть. Но если бы не вы, я никогда бы не решился на встречу!
  - Чтить родителей - это наш долг, дорогой Рикард, - изрекла она с самодовольной улыбкой.
  - Бесспорно. Вы не только сама красота, но и сама мудрость, сударыня. Но есть одна вещь, которая мешает нашему примирению - и, кроме того, она же не позволяет мне думать о вас как о женщине, с которой я могу связать свою жизнь.
  Горничная раскраснелась, фарфоровые голубые глазки стали ярче.
  - Какая?
  - Мой статус государственного преступника, какая же ещё! Вы добры в той же мере, в какой мудры и красивы, и позволили мне не вспоминать о нём все эти дни. Однако он никуда не делся, и жандармы о нём не забыли. Я невиновен в том, за что его получил - ни в каких заговорах против Короны я не участвовал...
  - Но Король, наверное...
  - Королю это отлично известно. Вы правильно тогда сказали: он очень зол на меня за то, что я взял на себя функции его правосудия. Но, кажется, я знаю, как смягчить его величество.
  - В самом деле, Рикард? - Валькирия воодушевлённо подалась вперёд.
  - В самом деле, сударыня! Мне известно о настоящем, а не вымышленном заговоре, - понизив голос, сообщил Феликс. - И у меня есть несколько писем, написанных друг другу заговорщиками. Если Король прочтёт эти письма...
  - Конечно, он должен их прочесть! - воскликнула она. И ожидаемо предложила: - Я готова отнести их в Замок и...
  - Нет-нет! Я не могу поручить эту миссию даже вам, при всём моём бесконечном к вам уважении. Среди заговорщиков есть кое-кто из королевских приближённых. Кроме того, господин Придворный Маг...
  - Неужели он тоже?..
  - Насколько я знаю, пока нет. Но они намеревались сделать своим сообщником и его. Сударыня, я не вправе рисковать. Я должен передать эти письма Королю лично в руки.
  На широкой веснушчатой физиономии 'роковой женщины' отразилось замешательство:
  - Но посторонним в Замок...
  - Знаю, попасть непросто. Без медальона ворота меня не пропустят, не так ли?
  - Да. Не пропустят. И медальон вам никто не даст. Но если верить тому, что о вас говорят, вы можете...
  - Совершенно верно. У меня есть Дар к превращениям.
  - Тогда что вам стоит превратиться в птицу и перелететь через стену?
  Многоликий развёл руками:
  - Милая Валькирия, я не всемогущий. Летать я, к сожалению, не умею. И даже карабкаться через стену мне нельзя - на той стороне... расставлены ловушки для таких, как я. Мне доступен только один путь в замок Эск - через ворота. Пускай они не пропустят человека - но пропустят зверя. Главное, чтобы стражники не заметили, что зверь волшебный!
  Выражение лица горничной стало до странности сосредоточенным.
  - Они заметят, Рикард! У них есть такая штука...
  - Специальная рамка, я видел. Но её можно обезвредить! Если только вы согласитесь мне помочь...
  Он примолк, ожидая ответа.
  - Конечно, я вам помогу! - согласилась она, почти не раздумывая.
  Многоликий почтительно склонил голову, принимая её согласие, как драгоценный подарок:
  - Я недаром вам доверился, сударыня.
  И доскональнейшим образом объяснил, что ей следует сделать. Если Валькирия и сомневалась изначально, стоит ли ему помогать, то перестала, убедившись, что для неё в завтрашнем предприятии ничего опасного не будет.
  Разделавшись с обедом и с инструкциями, Многоликий, как обычно, отвёз её к замку Эск и крепко поцеловал на прощание, всею своей здравомыслящей половиной надеясь, что делает это в последний раз.
  - У нас всё получится, как надо, дорогой Рикард! - сказала она, прежде чем уйти.
  - Почему вы так в этом уверены? - спросил он, озадаченный спокойной твёрдостью её голоса.
  - Потому что так суждено, - прозвучал непонятный ответ.
  Вечером того же дня Феликс отправился к краснодеревщику за готовой копией 'Треугольника Овитры', а потом поехал ночевать в Лагоши.
  
  * * *
  Утро в Лагошах выдалось точно таким же, как в тот раз, когда здесь была прекрасная гостья - мягким, дымчатым, нежно-рыжим; в воздухе парили крупные снежинки. Как уже не раз бывало, оно показалось оборотню продолжением сна, который, как почти всякий его сон, был наполнен ожиданием Эрики. Многоликий долго не вставал, стремясь продлить волшебство. Он никуда не спешил - к воротам Замка предстояло попасть к шести часам вечера.
  Ближе к полудню подняться всё-таки пришлось - и много, необычайно много времени он потратил на сборы! Гораздо больше, чем в те дни, когда ему предстояли всего лишь свидания с Валькирией.
  Готовясь к этим свиданиям, Феликс заботился об одном: чтобы его одежда была достаточно дорогой для 'дворянина в изгнании'. Но сейчас этого было мало! Перво-наперво он побрился до синевы. Затем выволок из сундуков все вещи, какие у него здесь имелись, и перемерял трое брюк и полдюжины сорочек. И всё-то ему, как барышне, казалось недостаточно красивым и элегантным. После долгих терзаний он, наконец, остановился на тёмно-коричневых замшевых брюках и белой рубашке с широким воротником. Пришёл черёд шейного платка, и стало ещё хуже! Платков у склонного к франтовству Многоликого было много, хотя и пользоваться ими ему случалось редко. Куски пёстрого шёлка рассердили его не на шутку: помимо всего прочего, он не понимал - и не желал задумываться! - почему именно теперь так сильно озаботился своим внешним видом. Муки выбора закончились лишь тогда, когда шоколадного цвета платок в бело-голубую клетку был, как положено, повязан вокруг шеи, и концы его спрятались в вороте рубашки.
  И почему-то в тот момент в душе Многоликого возникла и укоренилась уверенность, что он поступает правильно.
  У Замка в кошачьем обличье он появился точно в назначенный час. Уже совсем стемнело. Фонарики на зубцах крепостной стены, как и раньше, переливались всеми цветами радуги. Со дня совершеннолетия Принцессы прошло целых три недели. Тот факт, что гирлянду, из которой 'в прошлый раз' изготовили магическую преграду, до сих пор не убрали, свидетельствовал: Мангана всё ещё не потерял надежды, что его план осуществится. Многоликий поёжился, чувствуя, как по спине побежали мурашки, но в ту же секунду же отбросил страх: 'Хватит, я своё уже отбоялся!'
  Нижняя часть стены тонула во мраке, ярко освещены были одни ворота. Оборотень устроился неподалёку от них, за краем светлого полукруга, и стал ждать. Несколько минут спустя створки ворот приоткрылись, выпуская Валькирию, и на неё тут же обратилось жадное внимание стражников. Она благосклонно улыбнулась каждому, с каждым обменялась ничего не значащими фразами, разрешила пожать себе руки, сделала несколько шагов вперёд - после чего очень натурально поскользнулась, ахнула и тяжело плюхнулась на снег. Капор соскользнул с головы, открывая взорам мужчин водопад ослепительных кудрей. Сумка распахнулась при падении, бесчисленные дамские мелочи разлетелись во все стороны.
  - Моя нога! - простонала горничная. - Подвернулась, пропади оно всё пропадом!
  Начался переполох. Один из стражников кинулся собирать рассыпанные вещи. Другой рукояткой вниз сунул в сугроб рамку, освобождая руки, и принялся поднимать Валькирию - дело это было небыстрое. Те двое, которые наблюдали за воротами сверху и тоже сделали стойку при виде счастливой владелицы Пелены Любви, забегали, загомонили, предложили позвать врача... Феликсу хватило нескольких секунд, чтобы выполнить всё, что от него требовалось. Он обернулся человеком, извлёк из-под куртки фальшивку, метнулся к воткнутому в снег 'Треугольнику Овитры', который на его человеческое обличье никак не отреагировал, и совершил подмену. Затем зашвырнул настоящую рамку подальше от Замка и снова превратился в кота. Судя по тому, что общая суета вокруг горничной за это время только усилилась, никто ничего не заметил.
  По плану, который Многоликий озвучил для Валькирии, она должна была теперь поехать в город и до половины десятого ждать его в одной из кофеен. Он объяснил ей, что станет мышкой и спрячется где-нибудь в её сумке или верхней одежде - лучше ей не знать, где именно, чтобы не выдать себя случайным жестом.
  Но истинный его план был другим.
  Когда лицедейка исчезла, а копия рамки перекочевала в руки не подозревающего о подвохе стражника, Феликс дождался первого же транспорта, который остановился у ворот. В чём оборотень не солгал, так это в том, что ему придётся превратиться в мышь. Под покровом темноты крохотный серый зверёк юркнул в карету, притаился в углу под сиденьем, успешно избежал разоблачения при досмотре и вскоре, чуть дыша от волнения, пересёк границу замка Эск.
  
  
  Глава двадцать вторая,
  в которой Многоликий подсматривает, подслушивает, мотает на ус
  и сходит с ума от ревности и любви,
  а Принцесса идёт за своими желаниями
  и почти не думает о последствиях
  
  Охватившее Феликса облегчение было таким сильным, словно всё самое сложное осталось позади - хотя умом он понимал, что самое сложное ему только предстоит: разобраться в дворцовых интригах и разрушить иные из них, самому оставшись незамеченным, неузнанным и непойманным. Многоликий не был настолько самонадеян, чтобы считать, что всё перечисленное удастся ему без напряжения извилин и нервов. Но сейчас, маленькой пушистой молнией несясь вдоль плинтусов по коридорам замка Эск, он чувствовал себя освободившимся из долгого плена!
  Отчасти, пожалуй, так оно и было. Позади осталась несносная Валькирия, чьё колдовское притяжение, которому приходилось сопротивляться, измотало Феликса так, как мало что изматывало. Разорвалась паутина сомнений и страхов, в которой он поневоле запутался. И наконец-то закончились вынужденные ожидание и бездействие.
  А впереди теперь открылась возможность исполнить всё, что задумано.
  И где-то совсем рядом теперь была Принцесса.
  Предчувствие близкой встречи опьяняло. Не было никакого смысла напоминать себе, что эта встреча будет ненастоящей, коль скоро Эрика не увидит его и не узнает, что он приходил - главное, что он-то её увидит!
  Услышит её голос.
  Самую чуточку подышит одним воздухом с ней.
  Как выяснилось, Замок Феликс помнил превосходно. Ему были знакомы и душный запах натёртых паркетных полов, и звук шагов, гулко отдающихся в коридорах. Он знал, где нужно повернуть, чтобы попасть в Кедровый кабинет, какая лестница ведёт к гостевым апартаментам, какая галерея соединяет центральное здание с Башней Наследницы. Но сейчас ему следовало найти то помещение, где нынче вечером ужинают Король и его приближённые.
  Судя по приглушённым светильникам и отсутствию экипажей перед главным входом, приёмов в Замке сегодня не устраивали. Значит, в залах делать нечего, рассудил Феликс. Сначала он заглянул в столовую - круглую комнату, дверь в которую была распахнута. Никого - только лунные блики на полу, да ярко белеет в лунном свете свежая крахмальная скатерть. Потом через щель под дверью пробрался в Малую гостиную - там горели напольные лампы под узорчатыми абажурами, но тоже было пусто. Оставалась Большая гостиная, расположенная на втором этаже. Он ещё карабкался наверх, когда запахи пищи, шум голосов и стук приборов уведомили Многоликого, что он на правильном пути. Мышиное сердечко заколотилось так отчаянно, словно стремилось вырваться из грудной клетки.
  У двери, на этот раз слегка приоткрытой, он притормозил и перевёл дух. Не поднимая глаз на людей за длинным прямоугольным столом, осторожно засунул нос в помещение, чтобы присмотреть себе укрытие. Слева, в паре шагов от дверного проёма, обнаружился старинный диван с толстенными фигурными ножками, вполне подходящий для этой цели. Феликс прошмыгнул внутрь, по стеночке перебежал под диван, прижался к полу под выступом одной из передних ножек и только тогда решился взглянуть на собравшихся.
  Во главе стола, лицом ко входу, в вальяжной позе устроился Король. Его холёная усатая физиономия в этот миг ничего, кроме самодовольства, не выражала - задерживаться на ней оборотню было незачем.
  Тем более, что по левую руку от Скагера сидела его дочь.
  Многоликий замер, забыв вдохнуть.
  Прекрасна, Серафимы-Заступники, до чего же она прекрасна!
  Прекрасней, чем он помнил. Прекрасней любой женщины... прекрасней всего, что он когда-либо видел! Ему даже больно стало внутри, до того она была хороша. Несколько бесконечных минут он не сводил с неё взгляда, припав к ней всем своим существом, как припадает к воде заблудившийся в пустыне путник. Поначалу он даже ни о чём не думал - он весь трепетал от счастья, переживая один из самых ярких моментов в своей жизни. Единственное, что слегка омрачало его восторг - монохромность мышиного зрения. Из-за неё убранные назад принцессины волосы казались Феликсу не шоколадными, а чёрными, а глаза - не синими, а серыми, и непонятно было, какого цвета у неё платье.
  Потом сознание к нему вернулось, и тогда он заметил, что подавленной Эрика совершенно не выглядит. Нельзя сказать, чтобы она сияла, но ни в её глазах, ни в мимике не было и намёка на грусть. Она что-то рассказывала, обращаясь то к отцу, то к принцу Акселю, сидящему с другой стороны от неё, и обаятельно посмеивалась. Слов Многоликий различить не мог: чересчур громкие для мышиных ушей голоса в столовой слились для него в сплошное гудение; он был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться на чём-то одном.
  С крайней неохотой отвлекаясь от созерцания Принцессы, Феликс перевёл взгляд на её жениха - и мысленно выругался!
  Аксель, стервец, тоже оказался красивей, чем запомнилось Многоликому. И тоже не производил впечатления человека, сколько-нибудь огорчённого происходящим. Ухаживал за Эрикой, следил, чтобы в её бокале было вино, то и дело касался невзначай её руки, внимательнейшим образом слушал, что она говорит, и расцветал в ответ на её улыбки - словом, вёл себя так, как и полагается хорошо воспитанному молодому человеку, очарованному своей невестой. Потрясающая пара, сказал себе Феликс, как когда-то. И, как когда-то, захлебнулся ревностью, а затем - отвращением к самому себе из-за неуместности этого чувства.
  'В прошлый раз' Эрика и Аксель притворялись, изображая влюблённых, и притворство никого из них до добра не довело. 'Я, злыдни болотные, не ревновать должен, а надеяться, что сейчас они не притворяются!' - попытался урезонить себя Многоликий.
  Но его сердце уже давно перестало прислушиваться к его разуму.
  Двое похожих, как братья, мужчин, постарше и помоложе, сидящих подле Акселя, Феликса не заинтересовали: оба они, судя по их исполненному чувства собственного достоинства облику, были сопровождающими принца имперскими вельможами. Тех же, кто разместился по левую руку от Скагера, Многоликому было видно только со спины. Женщина в очень открытом платье, которое непонятно как держалось на покатых полных плечах, со светлыми волосами, необычайно сложно закрученными на затылке - мачеха. Худощавый подвижный брюнет в белой рубашке и тёмном атласном жилете - братец. Совершенно седая особа в чёрных страусиных перьях, тощая и прямая, как жердь - очевидно, королева Водра. Приземистый жирдяй в полосатом пиджаке, с обширной круглой проплешиной на макушке - герцог Пертинад. Феликс с трудом подавил желание запустить в эту макушку чем-нибудь увесистым. И, наконец, Мангана в светлом балахоне. Панику, охватившую оборотня при виде сутулой спины его мучителя, огромных ушей и блестящего лысого черепа, подавить оказалось гораздо сложнее.
  Постепенно Многоликий успокоился и даже начал различать отдельные реплики в общей беседе. Правда, особенной пользы ему от этого не было - обычная, ничего не значащая светская болтовня. А тут и ужин подошёл к концу. Первым со своего места поднялся Король, за ним - все остальные, толпой потянувшиеся прочь из комнаты.
   Феликс устремился следом.
  - Доброй ночи, дамы и господа. Я провожу её высочество, - проговорил Аксель, подставляя согнутую руку Принцессе.
  Эрика мелодично подхватила:
  - Доброй ночи!
  - Доброй ночи, дети мои, - с удовольствием отозвался Король.
  - Сладких снов, - проскрипел Придворный Маг.
  Взгляд у него был колючий и весьма далёкий от дружелюбия.
  Герцог, который спереди выглядел ещё омерзительней, чем сзади, церемонно поклонился Эрике и пропыхтел:
  - Чудесных сновидений вашему несравненному высочеству. Доброй ночи, принц.
  - Я пойду проветрюсь, - сообщил Марк и посмотрел на вельмож: - Не желаете составить мне компанию?
  Вельможи учтиво отказались.
  - Воля ваша, господа, - хохотнул мальчишка и заспешил к лестнице.
  Мрачноватый подозрительный взгляд, которым проводила его Ингрид, Феликса насторожил. Когда 'в прошлый раз' он наблюдал за этими двоими, они были непритворно увлечены друг другом и оба охвачены страстью. С тех пор между ними явно что-то произошло - обязательно нужно выяснить, что именно!
  Мачеха демонстративно зевнула:
  - А я, с вашего позволения, спать! Очень утомительный был день. Милый, ты со мной? - обратилась она к Королю.
  - Пока нет, дорогая, я ещё поработаю, - ответил тот.
  Невозможно было поверить, что этому человеку известно, какие планы строит его жена - таким душевным тоном он с ней разговаривал!
  Скагер повернулся к Мангане:
  - Пошли, поговорим, ты, кажется, что-то хотел обсудить.
  Колдун коротко кивнул.
  - Желаю всем приятно провести остаток вечера, - сухо сказала королева Водра и взяла под локоть Пертинада.
  Ещё секунда, и все они разойдутся в разные стороны!
  Многоликий заметался взглядом от одного к другому, выбирая, за кем последовать. За Эрикой и Акселем? Нет, это ещё успеется. Ингрид будет одна, от неё ничего ценного не услышишь. Межгорская королева, вероятней всего, до самой ночи просидит со своим братом - другого общества у них здесь всё равно нет, так что к ним можно заглянуть попозже. А вот Король и Мангана расстанутся, как только закончат разговор - стало быть, сейчас необходимо пойти за ними.
  Так Феликс и сделал, хотя хриплый и сдавленный голос Придворного Мага пугал его до такой степени, что хотелось очертя голову, немедленно, забыв обо всём на свете, нестись в Новые Земли.
  - Так о чём же ты хотел поговорить, чароплёт? - благодушно и чуть насмешливо поинтересовался Король, как только голоса приближённых стихли вдали.
  Шёл он быстро, дряхлый спутник едва за ним поспевал.
  - Ты знаешь, Скагер, - каркнул Мангана. - Всё о том же...
  - Ну да, ну да, - покивал монарх. - Чтобы я перестал торопиться со свадьбой.
  - Р-разумеется. Если твоя дочь выйдет замуж, она уже никогда...
  - Если моя дочь выйдет замуж за сына Джердона, к моим услугам будут армия и секретная служба Империи. Скажи на милость, зачем мне тогда твой непонятный Инструмент?
  - Он не 'мой', Скагер. Он принадлежал Ирсоль, ты забыл? А уж она-то умела повелевать.
  Король рассмеялся:
  - Джердон с этим справляется ничуть не хуже.
  - Зато теперь ты всегда будешь от него зависеть! - Потрошитель нервно закашлялся. - Неужели тебя это устраивает? Или ты рассчитываешь его перехитрить?
  - Я рассчитываю, что мы договоримся, - отмахнулся Скагер. - Пусть девочка спокойно выйдет замуж, а потом...
  - Покровители приходят и уходят, Инструмент Власти остаётся! - перебил Мангана.
  - Возможно, - пожал плечами его собеседник. - Но свадьба - не приговор. Если этот парень, как ты говоришь, назначен ей Судьбой, кто мешает им сойтись некоторое время спустя? Или в твоих предсказаниях значится, что встретиться с ним она должна невинной?
  - Не значится, но...
  - Тогда чего ты так волнуешься? Всему своё время, Мангана! Хотя, учитывая тот факт, что оборотень всё ещё не явился... Может, эти твои предсказания вообще ничего не стоят? Может, никакого Инструмента нет вовсе? А ты хочешь, чтобы ради него я отказался от свадьбы.
  Придворный Маг скверно выругался сквозь зубы.
  - Скагер, тебе отлично известно, что до сих пор я не ошибался. Если он всё ещё не явился, значит, явится потом.
  - Вот и жди, раз так крепко уверен, - начал раздражаться Король. - А я решу свои проблемы безо всякой магии. Сейчас главное, чем ты должен заниматься - присматривать за паршивцами-заговорщиками. Наворотят, неровен час, ерунды, придётся избавляться от них ещё до свадьбы... а мне бы очень не хотелось скандалов.
  У Кедрового кабинета Феликс отстал - понял, что всё важное уже сказано. Бешенство, в котором пребывал Мангана, окончательно убедило его, что к истории с принцессиной горничной его мучитель не причастен - иначе нынешним вечером не препирался бы с Королём, а проверял силки, расставленные для волшебных зверушек.
  Следующей в очереди была межгорская парочка.
  Феликс взобрался на третий этаж, где находились гостевые апартаменты, и притаился в коридоре, прислушиваясь, не донесутся ли из-за дверей голоса. В комнатах Акселя было тихо, его сопровождающие тоже ничем себя не проявляли. Вскоре на границе слышимости возник возбуждённый голос королевы Водры - тихий, но до крайности недовольный. Определив нужную дверь, Многоликий протиснулся под неё и застыл между ней и прикрывающей её плотной бархатной портьерой.
  - Не вмешивайся в это, братик, - говорила королева. - Я всё устрою сама, твоя задача - сидеть как мышь под метлой и ждать результата.
  - Перестань на меня давить! - тоном избалованного подростка визгливо возражал герцог. - Водра, это невыносимо. Я мужчина! Я справлюсь с этим сам.
  - Разумеется, ты мужчина, - примирительно отвечала она. - Но с таким вещами женщина всегда справится лучше. Сам знаешь, я в них собаку съела. А тебе нельзя рисковать. Если тебя поймают с поличным, я уже ничего не смогу исправить.
  Они ещё долго обменивались негодующими репликами, однако о сути того, в чём 'собаку съела' королева Водра, не сказали ни словечка - не то по чистой случайности, не то загодя условившись избегать подробностей в разговорах. Феликс, конечно, догадывался, что речь идёт о расстройстве принцессиной помолвки, но к пониманию того, что задумали межгорцы, увы, не приблизился ни на шаг.
  Последним, кого Многоликий собирался проведать в этой части Замка, был Аксель. К нему оборотень решился зайти не сразу - поджилки тряслись от мысли, что он может застать принца вместе с Эрикой. Увидеть Эрику в объятиях другого мужчины! Но зайти всё-таки следовало. 'Даже к лучшему, если сейчас они будут вместе. Ответ на вопрос, что чувствует к своему жениху моя любимая, найдётся раз и навсегда...'
  Могло случиться и так, что Аксель всё ещё не вернулся и вообще остался ночевать у Принцессы.
  Что ж, любая правда лучше неизвестности.
  Особенно такая своевременная правда.
  Но принц был у себя, и он был один. Сидел за конторкой и писал письмо, то и дело прерываясь и с мальчишески-счастливым выражением лица покусывая кончик 'вечного' пера. Пишет свой Аните, без труда угадал Феликс. Как и прежде, по уши в неё влюблён! Так, может, печаль наследницы, о которой столько раз упоминала горничная, связана с тем, что сердце принцессиного жениха занято другой девушкой?
  Разобраться, что чувствует и о чём думает Эрика, можно было только у неё в покоях. Туда Многоликий теперь и направился.
  
  * * *
  В гнёздышко Эрики, путь в которое преграждали несколько толстых, плотно прилегающих к полу дверей, Феликс пробирался лабиринтом настоящих мышиных троп. Хотя 'в прошлый раз' этот маршрут был им проделан неоднократно, он всё же немного опасался заблудиться. К счастью, опасения оказались напрасными: где подводило зрение, спасали обострённые осязание и обоняние, где подводила память, спасал безошибочный звериный инстинкт. Когда замковые часы били одиннадцать, Многоликий, вознося хвалу своему Дару, уже обследовал уютное четырёхкомнатное жилище на верхнем этаже Башни Наследницы.
  Это место он помнил так хорошо, словно прожил в нём изрядную часть жизни. Всё здесь было дорого его сердцу: неяркий мягкий свет, лёгкая светлая мебель, застеленный пушистыми коврами тёплый деревянный пол, фрезии на столике в гостиной, печенье в серебряной вазочке, разлапистый фикус в кадке, маленький кабинетный рояль... а главное - запах! Упоительный запах натопленной печки, перемешанный с ароматом цветов и с чем-то ещё, трудноуловимым и присущим одной лишь Эрике.
  Сама Эрика в такой поздний час, конечно, была дома. Её голос доносился из спальни, заглянуть в которую у Феликса пока не хватало духу. Валькирия, тоже, разумеется, давно вернувшаяся, отвечала хозяйке спокойно и почтительно, как надлежит хорошей прислуге, без тех манерных и томных интонаций, к каким Многоликий привык в предыдущие дни. Ничто в его душе не шевельнулось при звуках её контральто - словно Пелена Любви совсем перестала действовать. Он даже подумал было, что так оно и есть - чары сделали своё дело и исчезли. Но вскоре горничная вышла в гостиную, и стало видно, что к прежнему состоянию она не возвратилась - она и теперь показалась Феликсу необыкновенно красивой. Просто теперь её красота его совсем не трогала. Нынче вечером любовь смела последние барьеры в его душе и разлилась весенним половодьем. И любовь эта, в самом деле, была сильнее магии.
  Ещё Многоликий подумал о том, что Валькирия, зная о присутствии 'Рикарда' в замке Эск, хоть и не зная, как именно он сюда попал, наверняка сегодня будет ждать его визита. Но ни малейших угрызений совести не почувствовал. Да, он её обманул - так и она ведь всё это время его обманывала! И, кстати, неизвестно, чего добивалась на самом деле - только ли охмурить его хотела, или преследовала какие-то другие, тайные цели.
  А потом он уже ни о чём не думал, потому что в гостиную вслед за горничной вышла Эрика.
  - Ступай к себе, Вальда, - проговорила она. - Сегодня ты мне больше не нужна.
  На ней было тёмное платье в мелкий горошек - кажется, то же самое, что и тогда, когда Феликс провёл здесь ночь. Слабо заплетённые в косу и перехваченные лентой волосы перекинуты через плечо. Рукава домашнего платья оказались короче, чем у того, в котором она ужинала, и взгляду Многоликого открылся чёртов браслет на левом запястье. Бедная девочка. Помнит ли она, что носит не украшение, а наручник? Как выдерживает это, если помнит?
  Плечи у Эрики поникли, в глазах стояла усталость, серая, как дорожная пыль. Избавившись от предписанных этикетом причёски и платья, Принцесса как будто избавилась и от маски улыбчивого удовлетворения, которую надевала для родственников и придворных. И такую тоску, как выяснилось, скрывала эта маска, что у Феликса защемило в груди.
  - Как скажете, ваше высочество, - ответила горничная. - Если что, зовите.
  Эрика вяло махнула рукой:
  - Отдыхай. В кои-то веки - никаких балов и приёмов...
  Губы дрогнули, словно она хотела изобразить улыбку, но передумала, не найдя сил даже на это.
  Сделав книксен, Валькирия удалилась. Принцесса немного постояла с растерянным видом - похоже, не могла решить, чем ей заняться, - после чего, легонько оттолкнувшись ногой, приподнялась над полом и поплыла в кабинет. Зачарованный полётом Многоликий побежал за ней. В кабинете Эрика снова замерла, зависнув рядом с роялем и положив на него ладонь. Тяжело вздохнула, пригладила обеими руками волосы, норовившие выскользнуть из косы, спланировала, придерживая платье, на крутящийся табурет и подняла крышку инструмента. Феликс забился под книжный шкаф и превратился в слух. Он предчувствовал, что такая близкая музыка будет для него слишком громкой, но упустить возможность послушать принцессину игру он не мог.
  И с первых же тактов понял то, чего не понимал в Кирфе - по какой причине Эрика всё время твердила, что играет совсем не так, как прежде. В те дни, прислушиваясь, как чисто она барабанит по клавишам для Янгульдиных постояльцев, Многоликий считал, что его любимая преувеличивает. С её талантом ничего не случилось, просто музицирование связалось у неё в голове с кошмарными 'концертами' для Манганы, и потому внимать самой себе ей теперь тошно. Другое дело, что талант у неё, должно быть, невеликий - но любить её и восхищаться ею это ему нисколько не мешало.
  Однако он ошибался.
  Там, в Кирфе, и в помине не было той лёгкости, свободы и глубины, которые появились в принцессиной музыке теперь. Эрика не просто играла - она рассказывала и показывала, словно писала книгу и картину одновременно. Феликса пробрало до самых печёнок. Далёкий от искусства, он не сумел бы объяснить, что с ним произошло - он будто оказался в какой-то другой Вселенной. В той Вселенной, которую прямо сейчас у него на глазах творила Принцесса.
  И вдруг Многоликий сообразил, о чём она играет!
  Нот перед Эрикой не было. Она импровизировала - не то играла по памяти, не то сама придумывала мелодии. Иногда они сплетались, незаметно вырастая одна из другой. Иногда пианистка делала крошечную паузу, прежде чем изменить тональность и тему. И вдруг он распознал знакомое: 'Спи, моё сердечко, под щекой ладошка...' Колыбельную, повторённую на разные лады, сменило нечто осторожное и нежное, как благословенная первая ночь. Потом - тревожное и резкое, как внезапная опасность, нависшая над Принцессой. Потом - невероятное и головокружительное, как ночной полёт... Шаг за шагом, аккорд за аккордом Эрика воссоздавала их с Феликсом общее отменённое будущее.
  Со всеми его рухнувшими надеждами и напрасными усилиями.
  С неизбывными болью, и страхом, и чувством вины.
  С неутолённой любовью и странным полынным счастьем.
  Сознаёт ли она, что делает? - вот единственный вопрос, занимавший Многоликого к тому моменту, когда Принцесса закончила. Помнит ли? Или, играя, ищет выход для своей тоски, природы которой сама не понимает? Его колотило от волнения, в тщедушном мышином тельце ему было тесно. Бой часов напомнил о времени. Оборотню мнилось, что уже близок рассвет, а на самом деле всего лишь наступила полночь.
  Эрика снова тяжело вздохнула, отодвинулась от табурета и, всё так же не касаясь ногами пола, переместилась в спальню, на лету погасив свет в кабинете и гостиной. Усталости в её глазах стало меньше, зато стало больше горечи. Феликс, перестав колебаться, кинулся за ней. Проникнуть в её мысли ему хотелось ещё сильнее, чем раньше. Пока что - под платьем, застёгнутым до горлышка - не видно было даже, надета ли на ней подвеска с фигуркой Серафима. 'Мне бы дневник! - думал Многоликий. - Юные девушки любят записывать, как живут и особенно что чувствуют... Поищу его, когда она уснёт'.
  Но спать Принцесса не собиралась. Она сняла помолвочный перстень и опустила его в вазочку у зеркала. Затем уселась на постель, подобрав под себя ноги, и вытащила из-под подушки книгу. Феликс наблюдал из-под комода. Он прочитал написанное на обложке, но ни название, ни фамилия автора ничего ему не сказали. Похоже, какие-то стихи... в поэзии он разбирался ещё хуже, чем в музыке. Эрика открыла книгу и начала читать. Судя по отсутствующему выражению лица, прочитанное проходило мимо её сознания. Вскоре она оставила это пустое занятие и опустила руки. Пальцы разжались, книга выпала и соскользнула на ковёр. Листочек бумаги, которым она была заложена, отлетел в сторону и приземлился прямо под любопытным мышиным носом. Феликс подался вперёд - и тут же отпрянул: перед ним лежал его собственный портрет, аккуратно вырезанный из газеты!
  Принцесса пробормотала что-то неразборчиво-огорчённое, встала с постели, подняла листочек и прикоснулась к нему губами. Будто специально - чтобы у Многоликого не осталось никаких сомнений насчёт того, помнит ли она его и что о нём думает! Затем вложила портрет в книгу, закрыла её и спрятала обратно под подушку. Опять села на одеяло и тихонько, безнадёжно заплакала.
  Это было совсем уж невыносимо! Не просто смотреть, как она плачет, и ничего не делать, а знать, что она плачет из-за него!..
  Феликс больше не рассуждал и не раздумывал. Он лишь коротко прикинул, не напугает ли её, если сходу появится перед ней в человеческом обличье, не закричит ли она от неожиданности - и на всякий случай сначала обернулся горностаем. Выбрался на середину комнаты, сел, выжидающе приподнял переднюю лапку и фыркнул, привлекая к себе внимание.
  Девушка вздрогнула и вскинула голову. Глаза её ошеломлённо распахнулись, губы сложились нежной буквой 'о'.
  - Ты?! - прошептала она. - Феликс, это ты?..
  Моргнуть один раз: 'да!'
  Принцесса выдохнула сквозь слёзы и порывисто наклонилась к зверю:
  - Силы Небесные! Как я тебя ждала!
  Она протянула руку к горностаю, и то, каким несмелым и медленным было её движение, яснее слов говорило: она отчаянно боится, что волшебный зверь - плод её воображения. Многоликий уткнулся шершавым чёрным носом в доверчивую девичью ладонь, потёрся об неё, подставил уши, предлагая их погладить.
  Что Эрика незамедлительно и сделала.
  - Как я ждала тебя! Как ждала!.. - твердила она. Слёзы текли ручьями, но теперь это были слёзы восторга и облегчения. - Я думала, ты никогда не придёшь. Я себе говорила, что так и надо, что я на это и рассчитывала... но всё равно... изо дня в день... - она всхлипнула, подняла его с пола, обхватила двумя руками и прижала к груди, - ...всё равно ждала! Ты мне снился каждую ночь. Просыпалась - а тебя нет. Знаешь, я хотела там остаться насовсем - во сне, где ты у меня есть!..
  Сердце у неё билось часто-часто, как у птички. Она держала зверя так крепко, что ему было трудно дышать. Но вырываться он не смел - ждал, когда утихнет первый взрыв эмоций, и наслаждался её теплом и долгожданным запахом, исходящим от её платья.
  - Иногда мне казалось, я сошла с ума. Увидела картинку в газете и спятила... Может, мы с тобой никогда не встречались и вообще ничего не было? А это... - она ослабила хватку, благодаря чему Феликс сумел нормально вдохнуть, и вытянула из-за воротника-стойки перламутровую подвеску на кожаном шнурке, - ...это просто чья-то глупая шутка. Но целая жизнь в моей голове - откуда тогда она взялась? Я что, от начала до конца сама её сочинила?!
  Он моргнул два раза: 'нет!' - и с состраданием подумал: 'Насколько же мне было проще, чем ей, пропади оно всё пропадом! Я хотя бы точно знал, что не спятил и ничего не сочинил!'
  - Нет, - кивнула Эрика и улыбнулась, вытирая глаза и стараясь выровнять дыхание. - Конечно, нет, любимый. Сейчас-то я не сомневаюсь, что это были воспоминания, а не выдумки. Я так соскучилась по тебе. И так хочу увидеть тебя... настоящего. Можно?
  'Да'.
  - Погоди немножко!
  Она посадила горностая на постель, вскочила и выбежала из комнаты. Щёлкнул замок: сообразила, умница, запереться изнутри. Вернулась не сразу - должно быть, проверяла, плотно ли сдвинуты шторы в гостиной и в кабинете. Многоликий тем временем слез на пол и опять устроился на свободном месте посреди комнаты. Как только Принцесса, весь облик которой выражал предвкушение чуда, показалась на пороге, маленький белый зверёк превратился в крайне взволнованного молодого мужчину в меховых сапогах, толстых перчатках и присыпанных снегом шапке и куртке с поднятым воротником.
  Эрика ахнула и оперлась рукой о косяк, ноги её не держали.
  А Феликсом вдруг овладели сильнейшие растерянность и смущение, которых не было, покуда он пребывал в зверином теле. Ему стало стыдно за свой громоздкий уличный наряд, нелепый в этом чистом и тёплом доме - и за само своё появление здесь, в спальне наследницы трона, где выходцу из трущоб, человеку без роду и племени делать совершенно нечего.
  Вернее, было бы нечего, кабы не странные коленца Судьбы и не завещание волшебницы, скончавшейся семьсот лет назад.
  Оборотень словно увидел себя со стороны. Он запоздало испугался собственного нахальства, побагровел и севшим голосом пробормотал:
  - Здравствуйте, ваше высочество.
  Взгляд у Принцессы стал удивлённым, соболиные брови согнулись укоризненным домиком.
  - Эрика, - мягко поправила она. - Говори мне: ты, Эрика.
  - Эрика, - послушно повторил он, сам не свой от неловкости. - Ты. Эрика.
  Девушка сладко вздохнула:
  - Совсем другое дело, - и снова ему улыбнулась, той самой трогательной, слегка застенчивой улыбкой, о которой он тосковал все эти дни.
  Она приблизилась к нему - бедняга так волновался, что даже не понял, подошла ли она, или проплыла над полом, зато почему-то отметил, что её платье и атласная лента в косе - одинакового розовато-коричневого цвета. Чуть настороженно заглянула ему в лицо и, кажется, осталась вполне довольна тем, что высмотрела. Опустила углы воротника и ладошкой смахнула с них снег.
  - Не успел растаять. Ты давно в Замке?
  - С ужина. Никогда не мог понять, где меня дожидаются мои вещи, когда я... не человек.
  - Где бы ни были, там сегодня тоже зима, - хмыкнула Принцесса. - А здесь ты давно?
  - Недавно. Послушал, как ты играешь...
  - В самом деле? - обрадовалась она. - И как, понравилось?
  - Не то слово! - горячо воскликнул Многоликий. - Я, кажется, понял... о чём.
  Эрика сделала ещё полшага, оказавшись совсем рядом, склонила голову, прижалась щекой к воротнику и шепнула:
  - Верно, Феликс. Это было о нас.
  Он догадался, наконец, снять шапку и теперь держал её в одной руке, не зная, куда девать. Другой рукой осторожно обнял девичьи плечи.
  - И куртку, - попросила Принцесса, - куртку тоже сними. У меня слишком сильно натоплено.
  Нехотя отодвинулась и начала расстёгивать квадратные курточные пуговицы. От этого простого действия смущение её гостя только усугубилось.
  - Не надо, Эрика, я сам. Петли тугие.
  Одну за другой он стянул перчатки, торопливо освободился от куртки, в волнении уронив на ковёр и её, и всё остальное. Собрал вещи и пристроил их в кресло.
  - Ну что, так лучше?
  Принцесса не ответила, стояла перед ним неподвижно и молча - лучистый синий взор вдруг обратился внутрь, стал сосредоточенным и задумчивым. Затем тряхнула головой, словно приняла решение.
  И тогда тонкие сильные руки взлетели, оплетая шею Многоликого. Розовые губы-лепестки пылко прильнули к его губам и раскрылись, приглашая, заманивая, требуя. Он положил ладони ей на талию, привлёк её к себе, обнял так крепко, как ещё ни разу не обнимал, и принял приглашение.
  - Вот так - лучше! - выдохнула Эрика, когда смогла от него оторваться. - Так намного лучше, любимый!
  Осыпая быстрыми невесомыми поцелуями его щёки и подбородок, двинулась ниже, к шее, туда, где совсем недавно брал своё начало шрам. Обожгла дыханием кожу, зашептала сумбурно и жарко:
  - Как раньше... стало, как раньше. Ты целый, Феликс. Ты здоровый. Этого ужаса больше нет... У тебя не болит больше, правда ведь? Не болит?..
  - Правда, не болит, родная. Как иначе-то?
  - Не знаю. Я боялась, вдруг что-то пойдёт не так, и он останется... - лепетала она в ответ, а её пальцы распутывали шейный платок, который Многоликий так долго выбирал сегодня утром и неизвестно зачем так старательно завязывал.
  Клетчатый шёлковый лоскут был отброшен в сторону. Девушка коснулась губами тех мест, где пульсировали сонные артерии, затем опустилась ещё ниже, к ложбинкам над ключицами. Добралась до подвески, мимолётно поцеловала и её тоже - и принялась за рубашку.
  У Многоликого голова шла кругом, он едва понимал, что происходит. Когда он сегодня шёл в Замок, то вообще не собирался показывать себя Принцессе. Хотя, должно быть, и мечтал убедиться, что та помнит его и по-прежнему любит. Лелеял волшебную грёзу, таясь от самого себя, боясь самому себе в ней признаться. Потом, когда грёза внезапно осуществилась, поддался порыву утешить плачущую возлюбленную. Намеревался поговорить с ней, подержать её за руку, поцеловать, если она позволит. Но даже в самых смелых своих мечтах не предполагал, что сразу же, в тот же час угодит в водоворот принцессиной страсти.
  Необычайно ловко справившись с застёжкой, Эрика отстранилась, распахнула рубашку и замерла, упоённо и благоговейно его рассматривая. Вновь, как молитву, шепнула:
  - Целый!
  Прижала горячую ладонь к его груди. Перебирая волоски, нестерпимо чувственным движением раздвинула пальцы. Ощупывая, провела ладонью до пупка и чуть ниже, будто всё ещё не верила, что искалечившая Многоликого рана пропала.
  В следующий миг он обнаружил, что рубашки на нём нет вовсе, а сам он, руки по швам, стоит напротив сидящей на постели Принцессы, которая досадливо морщит нос, пытаясь совладать с пряжкой на брючном ремне.
  - Эрика, что ты делаешь?! Зачем?.. - возопили остатки здравого смысла.
  Она подняла на Феликса широко распахнутые прозрачные глаза и с абсолютно серьёзным видом ответила:
  - Помогаю тебе снять одежду, разве не ясно?
  - Перестань. Я так не могу, - вымолвил он, больше всего на свете желая, чтобы она продолжала.
  - Чего ты не можешь, любимый? - поинтересовалась она; в глазах появилась усмешка. - По-твоему, я там чего-то не видела?
  Если бы Многоликий был способен смутиться ещё сильнее, он бы непременно смутился. Но у него и без того, кажется, не только лицо пылало - он весь пылал, с головы до пят, так ему было неловко!
  - Хотя таким, как сейчас, ты мне нравишься гораздо больше, - с лукавой улыбкой добавила Эрика.
  - Неправильно так делать, - еле слышно сказал он и отвёл глаза.
  - Правильно, Феликс, - возразила она, становясь по-настоящему серьёзной. Голос её затрепетал. - Ни минуты больше терять не хочу! В прошлый раз я потеряла слишком много минут, часов и дней. Неважно, что будет потом. Неважно, с кем потом буду я. Аксель, герцог или кто-то ещё... Сейчас я хочу быть с тобой. И ты же тоже... хочешь. Или нет?
  'Аксель, герцог, кто-то ещё... о чём она говорит? Кто ещё? - обгоняя одна другую, полетели лихорадочные мысли. - Злыдни болотные, кто ещё, кроме меня?! Никому я её не отдам. Даже если для этого придётся по кирпичикам разобрать Замок!..'
  Он снял сапоги и опустился на колени - ясное лицо Эрики стало вровень с его лицом. Поцеловал её долгим, вдумчивым поцелуем. И взялся за верхнюю пуговичку наглухо застёгнутого домашнего платья.
  
  * * *
  В замке Эск многие не спали в эту ночь. Стражники обходили капканы в ожидании незваного гостя, прислушивались и присматривались, костеря королевские причуды. Придворный маг, кашляя и бранясь сквозь зубы, искал ошибку в своих предсказаниях и расчётах. Герцог Пертинад изнывал от страсти, и весь его скудный ум был занят обдумыванием способа завладеть её объектом. Горничная Принцессы, нарядившись в лучшее из своих домашних платьев, ждала, когда в дверь постучит её поклонник. Кто-то из неспящих мог заметить, что у Эрики почти до утра горел свет. Кто-то мог услышать звук, неуместный в покоях наследницы трона - голос мужчины или сладкий любовный стон. Влюблённые хоть и беседовали вполголоса, и старались не шуметь, но иногда забывались. А погасить лампу и лишиться возможности видеть друг друга и вовсе было выше их сил.
  Но сама Зима, должно быть, оберегала их в эту ночь - как в толстый пушистый мех, укутала Башню Наследницы в снежный кокон. Ветер, воя в печных трубах, скрадывал прочие звуки. Снег шёл всё гуще и гуще, всё плотней и плотней становилась его завеса. И свет в окне никого не насторожил: мелькнёт сквозь метель золотистый отблеск и снова исчезнет, был ли он, не было ли - поди разбери. Феликс и Эрика, совершенно поглощённые друг другом, об этом не знали и никакой благодарности к Зиме не чувствовали. Их почти не заботило, что происходит снаружи. То ли Вселенная для них в эту ночь сжалась до размеров принцессиной спальни, то ли, наоборот, принцессина спальня стала безграничной, как Вселенная.
  Застёжка на платье была очень длинной - два десятка маленьких круглых пуговиц, обтянутых коричневой тканью, - и пока Многоликий их расстёгивал, терзавшее его смущение отступило и вскоре совсем ушло. Эрика немало тому способствовала: шептала нежное, перебирала пальцами его волосы, разглаживала лоб, и брови, и сумрачную складку между ними - каждым своим словом и каждым жестом стремилась освободить его от сомнений, убедить, что он поступает как надо. К тому времени, когда пуговицы закончились, он если о чём и думал, так только о том, чтобы не спешить и не сделать ей слишком больно.
  А вот Принцесса - спешила! Прикосновения Многоликого дарили ей такую радость, какой она прежде не могла себе представить - но и будили в ней дурные 'воспоминания о будущем', столь же обрывочные, как в предыдущие дни, но гораздо более яркие. Ей хотелось как можно скорее удостовериться, что все эти образы больше её не мучают, что ущерб, нанесённый её душе и телу, исчез так же чудесно, как шрам у её любимого. Она сама выпуталась из верхней части платья, сама распустила косу - длинная лента, прошелестев, змейкой стекла на пол. Феликс нырнул лицом в поток душистых шёлковых прядей и выдохнул:
  - Целые, Эрика. Они целые!
  Ощущение свершившегося чуда вдруг захватило его целиком. И никуда не делось потом, когда он избавлялся от остатков одежды, а на Принцессе были только милые батистовые панталончики да сорочка из тонкого белоснежного кружева. И потом, когда белья на ней уже не было и она льнула к нему, мешая собой любоваться, а он покрывал поцелуями её хрупкую длинную шею, и худенькие прямые плечи, и ладные высокие груди. И уж тем более потом, когда обнажённая Эрика, оплетя его руками и ногами, лежала под ним в ореоле разметавшихся волос, и глаза её, в этот миг не синие, а почти чёрные, смотрели на него так, как ничьи другие глаза никогда не смотрели.
  Он, конечно, причинил ей боль - понял по тому, как она невольно закусила губу и судорожно втянула воздух, когда он соединился с нею. Испугался, дёрнулся, пытаясь отстраниться, но Принцесса ему не позволила. Держала его в своих путах, требуя продолжать, до тех пор, пока наслаждение не грянуло в нём оглушительным взрывом. И выпустила лишь тогда, когда последние отзвуки этого взрыва стихли далёким рокотом уходящей бури.
  - Больно было, я видел, - первое, что сказал Феликс, как только смог говорить. - Извини, родная. Я не хотел.
  - За что извинить? - слабым голосом блаженно отозвалась Эрика. - За то, что ты сделал меня счастливой?
  Несколько дивных минут они лежали бок о бок поверх одеяла, мало-помалу осознавая то, что случилось между ними, привыкая к тому, что теперь они любовники. У Феликса глаза закрывались, но он, как мог, сопротивлялся подступающему сну - тратить на сон такую ночь было жалко!
  Часы на главной башне пробили дважды. Принцесса встрепенулась и воскликнула:
  - У нас ещё четыре часа. Обычно горничная приходит в половине седьмого, - после чего легко поднялась с постели. - Мне нужно привести себя в порядок.
  Многоликий поднялся тоже. Кровь на одеяле - к счастью, совсем немного - они заметили одновременно.
  - Как ты объяснишь это... своей прислуге? - хмурясь, поинтересовался он.
  Эрика порозовела:
  - Никак. Спросит, скажу, поранилась. Ножницами для шитья. Но Вальда редко задаёт вопросы, - она помолчала и продолжила, по самые плечи заливаясь краской: - Не всё ли равно, что она подумает? В конце концов, я помолвлена. И о нас с Акселем судачит весь Замок.
  - Аксель... Ох уж этот Аксель, - пробормотал Феликс.
  Эрика лишь махнула рукой. Меньше всего ей сейчас хотелось обсуждать свою фиктивную помолвку. Развернулась, грациозным движением оттолкнулась от спинки кровати и поплыла в ванную. Мужчина последовал за ней.
  Вперемешку с поцелуями и ласками купание получилось небыстрым. Когда Принцессу, закутанную в мохнатое лиловое полотенце, отнесли обратно в постель, в комнате было прохладно - печь уже начала остывать.
  - Ты же есть, наверное, хочешь! - спохватилась девушка, зарываясь под одеяло.
  - Хочу, - с улыбкой ответил Феликс и сел рядом. - Но у тебя, наверное, опять ничего нет.
  - В этот раз - совсем ничего, кроме печенья, - огорчённо сказала она.
  Он шутливо вздохнул:
  - Печенье меня не спасёт, Эрика. В любом случае, спать я хочу сильнее, чем есть. Но если мы с тобою проспим...
  Как ни старался, он не мог больше противиться усталости. Позади был долгий и чрезвычайно насыщенный день.
  - Не проспим, любимый. Вряд ли я сегодня усну, - Принцесса подвинулась к стене, чтобы ему хватило места. - Ложись. Я уже тысячу лет не караулила твой сон!
  Многоликий улёгся, привлёк её к себе и с нежностью уточнил:
  - Не тысячу. Всего-то три недели. Как назывался тот клоповник... то есть постоялый двор, где нас с тобой едва не накрыла полиция?
  - И где нам явился Серафим? Понятия не имею. Потолок там, помню, был ужасный, сплошные трещины. Я боялась, он упадёт нам на головы, - Эрика нашла под одеялом и стиснула его руку. - Ты не знаешь, любимый. Эти три недели показались мне вечностью!
  - Как ты жила здесь... пока меня не было? - спросил он после паузы.
  Она улыбнулась, стараясь казаться беспечной:
  - Жила себе и жила. Поначалу мне чудилось, что я свихнулась. Я и позже, бывало, так думала, но тогда, в первый день, когда ещё почти ничего не помнила... испугалась по-настоящему. А вечером на балу увидела отца и всех остальных... И только представь: смотрю на них - и всё про них понимаю! Что отец меня совсем не любит и намерен только продать подороже. Что Марк и Ингрид - любовники. Что Ингрид беременна, неизвестно только, от него или от мужа. Что они планируют убить Короля и свалить убийство на меня, чтобы до конца дней запереть в Башне Безумцев. Что Мангана, - она сглотнула, - страшнее, куда страшнее, чем самые страшные слухи о нём. И хочет заполучить какую-то волшебную штуку... тогда я не могла взять в толк, что это за штука, потом только сообразила... так сильно хочет, что ради неё готов на любую пакость. Что Пертинад... хотя с ним-то и так всё было понятно, просто раньше я не хотела в это верить. Ну, и Аксель с его сватовством и любовью к Аните, разумеется. Словом, я заподозрила, что у меня открылся Дар ясновидения. Акселю, кстати, так и сказала, - фыркнула Эрика. - Он, кажется, теперь немного меня боится.
  - А потом? - Многоликий не желал больше слышать о принце.
  - А потом принялась вспоминать. Фигурка была, как ключик к воспоминаниям... У тебя тоже?
  - Да.
  - Сперва я сомневалась, нужно мне это или нет. Но чем больше вспоминала, тем ясней понимала, что нужно. Забыть о тебе означало забыть самую важную... самую лучшую часть моей жизни. Лучшую, Феликс, несмотря ни на что! До меня, наверное, только тогда это дошло в полной мере.
  - А потом? - повторил он, коснувшись губами её плеча, выскользнувшего из-под одеяла.
  - Наведывалась в подземелье. В первое время - чуть не каждый вечер. Убеждалась, что тебя не схватили, ломала голову, придёшь ты или нет. Потом решила: если придёшь и тебя не схватят, я должна буду притвориться, что ничего не помню...
  - Это ещё зачем?!
  - Чтобы ты ушёл восвояси, любимый, что же тут непонятного? Если бы ты появился раньше, я, наверное, так бы и поступила...
  - Выходит, мне повезло, что я припозднился?
  - В один прекрасный день стало ясно, что я не могу без тебя жить. С того момента я просто ждала. И молилась, чтобы ты пришёл. Но сомневаюсь, что это можно считать твоим везением.
  Принцесса умолкла. Феликс понял, что она имела в виду.
  - Эрика, это Судьба. Она опять привела нас друг к другу - только и всего. Я лишь собирался убедиться, что ты в безопасности. Не показался бы тебе, если бы не увидел, как ты плачешь...
  - А я бы не плакала, если бы... - начала она, но осеклась - стоило ей вспомнить, как отчаянно о нём тосковала, и глаза защипало снова. - Ты прав, наверное. Это Судьба. Теперь поспи. Проснёшься, подумаем, что делать дальше.
  - Дальше? - удивился он. - Конечно, бежать. У тебя есть другие варианты?
  Она покачала головой:
  - Спи, любимый, спи. Через час я тебя разбужу.
  Многоликий послушался - и уснул мгновенно. Принцесса немножко полежала рядом, внимая его глубокому ровному дыханию, лаская взглядом помягчевшее, расслабленное лицо и словно всё ещё не веря в свою сегодняшнюю храбрость. Пережитое так сильно её потрясло и так много для неё значило, что никак не помещалось у неё внутри. Она сама себе казалась огромным воздушным шариком: отпусти верёвочку - исчезнет в небе, прикоснись иголкой - лопнет и разлетится цветными брызгами.
  Но совсем связь с реальностью всё-таки не утратила.
  А потому через некоторое время осторожно выбралась из-под тяжёлой руки Многоликого, перелетела через него, накинула халат и подплыла к окну. Замирая от тревоги, через щёлочку между шторами выглянула наружу: нужно было увидеть гирлянду на крепостной стене. Если Мангана каким-то образом прознал, что второй из наследников Ирсоль - в Замке, то, конечно, позаботился, чтобы его добыча не ускользнула незамеченной. Принцесса ничуть бы не удивилась, если бы вдоль провода уже теперь багровела магическая аура. Но сколько ни всматривалась сквозь снег, ничего похожего не различила. Путь из Замка для Феликса по-прежнему был открыт.
  Значит, ему следует уйти сегодня же ночью, решила Эрика.
  А там будь что будет. 'Не сумеет вернуться - пускай. Я справлюсь. Силы Небесные, я с чем угодно теперь справлюсь!'
  Она вздохнула, покрутила вокруг запястья ненавистный браслет и снова легла. Гостя разбудила через час, как и было условлено. Целуя сомкнутые веки и губы, шепнула:
  - Сердце моё, пора вставать!
  Не открывая глаз, он привлёк девушку к себе, провёл по её спине горячими ладонями и задержал их на ягодицах. Его желание проснулось вместе с ним.
  - Вставать? Зачем? Разве нам тут плохо?
  - Уже почти пять, - высвобождаясь, сообщила Принцесса.
  - Ну и что? Горничная же явится в половине седьмого.
  - Ты должен уйти раньше.
  Сонные глаза в колючих чёрных ресницах тотчас распахнулись.
  - Куда уйти, Эрика?!
  - Совсем уйти. Из Замка. Пока тебя не поймали, - как сумела, твёрдо сказала она.
  - Вот теперь ты точно сошла с ума! - окончательно просыпаясь, возмутился Феликс. - Никуда я без тебя не уйду.
  - Но браслет!..
  - Я помню. И ключа от него на прежнем месте ты не обнаружила, верно? Если в прошлый раз нам подсунули ключ после того, как мы встретились, значит, теперь...
  - Верно. Теперь в Кедровом кабинете его нет. Чёртов ключ, где я только его ни искала! А где ещё он может быть, туда мне не забраться.
  - Зато могу забраться я, ты же знаешь, - очень спокойно произнёс он. - Мы обязательно его найдём. И убежим из Замка вместе. А пока я поживу где-нибудь тут. У тебя ведь осталась та отличная, просторная шляпная коробка? - дождался неуверенной ответной улыбки и позвал: - Иди ко мне, родная. У нас с тобой и сейчас ещё уйма времени. Давай проведём его с толком.
  
  
  Глава двадцать третья,
  в которой Принцесса летает от счастья, нервничает и ведёт беседы,
  Многоликий продолжает свои изыскания,
  принц Аксель попадает в странную переделку,
  а Придворный Маг своеобразно понимает
  обязанности королевского дознавателя
  
  Хоть Эрика и думала, что не уснёт, но всё-таки уснула - легко, как пёрышко, соскользнула в сон, когда за окнами занимался зыбкий зимний рассвет, Вальда шелестела чем-то за стеной, а горностай уже давно дрых без задних ног в шляпной коробке. Разбудил её кофейный аромат, но открыть глаза она решилась не сразу - сначала лежала с закрытыми, сомневаясь, наяву ли было то прекрасное и невозможное, что в мельчайших подробностях сохранила её память, или просто привиделось. В минувшие три недели Принцесса так часто блуждала между сном и явью, так часто пыталась определить, какие события произошли с ней на самом деле, а какие она придумала, что немудрено было запутаться. В этот раз от сомнений её избавило собственное тело. Оно тоже всё помнило - сладко ныло в потаённых местах и как будто всё ещё трепетало от удовольствия. Эрика потянулась и спрятала в подушку потеплевшее лицо, по которому расплылась безудержная улыбка.
  Через пару минут в комнате появилась Валькирия с подносом - и сразу заметила, что хозяйка уже не спит.
  - Доброе утро, ваше высочество. Ваш кофе. Завтракать будете?
  Принцесса часто отказывалась от завтрака, но сегодня это было бы слишком жестоким по отношению к Феликсу.
  - Доброе утро, Вальда. Спасибо. Завтракать буду.
  - Спуститесь вниз, или вам сюда принести?
  - Сюда принеси, будь добра.
  - Как вам будет угодно.
  Когда горничная вернулась и расставила тарелки и судки на маленьком столике в спальне, Эрика попросила дать ей возможность побыть одной. Она бы с радостью сидела у себя в покоях до обеда, проигнорировать который было нельзя. Но в первую половину дня ей предстояло встретиться с портными и пережить бесконечную череду примерок. К поездке в Икониум отец, горя желанием показать Императору товар лицом, заказал для Принцессы целый гардероб. Она и раньше не жаловалась на недостаток одежды, однако теперь количество вещей грозило увеличиться втрое.
  Так что в её распоряжении было всего полтора часа. Немного выждав, после того как за горничной захлопнулась дверь, Эрика вскочила и торопливо заперлась изнутри. Потом метнулась к платяному шкафу и стянула с верхней полки коробку. Горностай, спавший по-звериному чутко, проснулся от первого же шороха. Приподнялся, опираясь лапками на край коробки, потёрся носом о девичьи руки, посмотрел на неё вопросительно. Принцесса погладила его и сообщила:
  - Любимый, мы одни! И там полно еды. Идём завтракать.
  'Да'.
  Зверёк вылез из коробки, соскользнул на пол и в ту же секунду обернулся человеком.
  - Эрика!
  Он сгрёб её в охапку, поцеловал - но тут же отстранился: обнимать девушку, одетую в одну лишь ночную сорочку, когда на тебе самом - толстая зимняя куртка, было и неудобно, и нелепо. Высвобождаясь, как из доспех, из верхней одежды, Многоликий проворчал:
  - Нужно где-нибудь всё это припрятать, чтобы не снимать и не надевать каждый раз...
  - Но здесь у меня негде, - растерялась Принцесса.
  - Что ты! Конечно, не здесь. В каком-нибудь заброшенном подвале - у вас такие наверняка имеются.
  Она улыбнулась:
  - Полным-полно.
  К тому моменту, когда влюблённые добрались до завтрака, он почти совсем остыл, но это их нисколько не огорчило. Большая часть угощения досталась Феликсу. Покуда он, жмурясь от удовольствия, уничтожал омлет с помидорами, ветчину, сыр и булочки с корицей, Эрика потихоньку пила какао и с наслаждением наблюдала, как он ест. А когда с едой было покончено и от неё не осталось даже крошек, попросила:
  - Расскажи, как ты попал в Замок. Наверное, не так, как в прошлый раз? Не через стену?
  Феликс, ожидавший, что она об этом спросит, покачал головой:
  - Не через стену. Через ворота.
  Он мог бы уложить свой рассказ в несколько слов, объяснив про подмену рамки и вовсе не упоминая Валькирию. Искушение скрыть от Эрики связанную с горничной часть истории было очень велико - но Многоликий его подавил. Во-первых, не желал, чтобы между ним и Принцессой встала какая бы то ни было ложь. Во-вторых, предстояло выяснить, кто и за что расплатился с Валькирией любовными чарами - и сделать это с принцессиной помощью наверняка будет проще.
  Поэтому он поведал всё, без утайки, хоть и старался аккуратно подбирать выражения. Эрика слушала, кивала, не сводя с него серьёзных блестящих глаз. А когда он остановился, чтобы перевести дух, кривовато и жалобно улыбнулась и молвила:
  - Признайся честно, любимый: ты её соблазнил?
  - Нет, Эрика! - вскинулся Феликс. - Клянусь, нет, даже не собирался! - и добавил со злостью: - Скорее, это она бы меня соблазнила. Пелена Любви, знаешь ли, такая штука...
  - Какая? Валькирия будто похорошела в последние дни, я заметила. Я решила, что она влюбилась. Но ничего другого...
  - Ты и не могла заметить - ты ведь не мужчина. Для мужчин она теперь не просто красавица. Им мерещится, что она - женщина их мечты. И хочется немедленно на ней жениться.
  - И как же ты удержался?
  - Я сразу понял, что меня обманывают, это облегчило мне жизнь. А потом... я ведь всё время думал о тебе. И забывал о ней сразу же, как только она пропадала из виду.
  Помолчав, Принцесса чуть слышно сказала:
  - А если бы у неё получилось?..
  - Не получилось бы, - твёрдо ответил Многоликий. - Я слишком сильно тебя люблю, чтобы у неё могло получиться.
  Она тяжело вздохнула. Эйфория, в которой она пребывала с ночи, потихоньку рассеивалась, уступая место тревоге.
  - Выходит, Вальда знает, что ты в Замке. И выдаст тебя Охранной службе... если уже не выдала.
  - Непременно выдаст, - усмехнулся он. - Но не теперь. Во-первых, сначала она должна придумать, как рассказать обо мне, чтобы заодно не выдать саму себя. Во-вторых, до тех пор, пока она считает, что я - её счастливый билетик, она станет молчать. А к тому моменту, когда разочаруется, нас с тобой тут уже не будет.
  - Не будет? Ты в этом так уверен?
  - Мы найдём ключ, Эрика! Вот прямо сейчас и пойду его искать.
  - Да-да... и улетим в ночь, - задумчиво протянула Принцесса, - и заночуем в Лагошах. Наутро появится Пинкус с волшебной книгой, мы прочитаем её, а затем...
  - Нет, родная, - перебил Феликс. - Ни за каким Наследством Ирсоль мы не отправимся. И ночевать в Лагошах не будем. Мы сразу полетим на побережье, сядем на корабль и поплывём в Новые Земли.
  - Но Серафим сказал, что наши судьбы сплетены с Инструментом. И коль скоро мы с тобой встретились...
  - Мало ли, что сказал Серафим? Судьба - это всего лишь игра вероятностей. Предупреждён значит вооружён, Эрика. Какая сила сможет нас заставить открыть тайник с Инструментом, если мы откажемся даже от 'Путеводителя'?
  Эрика снова вздохнула, не пряча беспокойства и скепсиса. Феликс поймал её руку, прижался губами к запястью:
  - Не волнуйся. Всё будет в порядке, мы справимся.
  На границе слышимости что-то прошуршало, любовники вздрогнули и обернулись на звук. Он не повторился; должно быть, просто осыпались угли в печи. Но от этого звука у обоих сбилось дыхание и заколотилось сердце - таким сильным оказалось владевшее ими напряжение, коего раньше они не осознавали.
  - Сейчас не ночь всё-таки, любимый, - нахмурилась Эрика. - Нас могут услышать. Ты хотел пойти искать ключ? Так иди! Только, пожалуйста, будь осторожен. А меня ждут дела.
  - Конечно, родная, - отозвался Феликс.
  Коротко и страстно её поцеловал, быстренько облачился в зимнее, превратился в мышь и исчез - девушка даже не заметила, куда он порскнул. Она обошла спальню, ванную и гардеробную, проверяя, не забыл ли гость что-нибудь из своих вещей, и убрала в шкаф пустую коробку, после чего, наконец, смогла немного расслабиться.
  Часы, оставшиеся до обеда, прошли в утомительной круговерти, среди прелестных новых нарядов, смётанных на живую нитку, драгоценных мехов и отрезов разноцветных тканей на любой вкус. Ещё вчера портновское великолепие у Эрики ничего, кроме глухого раздражения, не вызывало. Но сегодня она, к своему удивлению, реагировала совсем по-другому. Вся эта суета вдруг показалась ей праздничной! Принцесса с явной симпатией рассматривала себя в зеркало, улыбалась колдующим над ней швеям и охотно с ними беседовала. Удивительно: почему-то именно теперь, зная, что результаты их кропотливого труда ей не пригодятся, она начала получать удовольствие от процесса. Даже Валькирия, помогавшая в примерках, заметила перемену.
  - Вы нынче выглядите, как настоящая невеста, ваше высочество, - одобрительно заметила она, зашнуровывая на Эрике очередной корсаж.
  К обеду Принцесса надела яркое платье с короткими рукавами. Тафта нежного сливочного цвета, усыпанная розовыми, голубыми и сиреневыми весенними цветами, как нельзя лучше соответствовала её теперешнему настроению. Волосы она попросила подколоть, чтобы не лезли в лицо, но оставить распущенными. Часть пути в центральное здание, там, где никто её не видел, проделала по воздуху - попросту не могла удержаться от полёта. Опомнилась лишь у закрытой двери столовой - замерла, медленно выдохнула и провела ладонями по лицу, чтобы вместо подозрительно-счастливой улыбки на нём появилась обычная прохладная маска. Получилось неважно: улыбка уходить не хотела.
  Но испарилась сама собой, как только девушка вошла внутрь и обвела глазами собравшихся.
  Собравшиеся были мрачными.
  'Они что-то знают?!' - полыхнула паническая мысль.
  - Здравствуйте, господа, - деревянным голосом произнесла Эрика. - Почему у вас такие лица? Что-то случилось?
  - Случилось, дочь моя, - сухо ответил Король.
  У неё задрожали колени. Продолжение фразы оказалось совсем не таким, как она боялась, но едва ли не более жутким.
  - Два часа назад твоего жениха попытались убить.
  - Что?!
  - Увы, это так, принцесса, - подтвердил принц Аксель с абсолютно обескураженным видом. - Я был в городе. И на меня там напали.
  
  * * *
  - Объясните ещё раз, Аксель, - попросила Эрика, когда обед закончился и она под руку с женихом перешла в оранжерею. - Все были так взволнованы и так шумели, что я почти ничего не поняла. Поняла только, что в вас стреляли и что папа приказал Олафу сегодня же найти преступников и доставить их в Замок.
  Оранжерея жила своей обычной пахучей и влажной субтропической жизнью. Журчали фонтаны, распускались цветы, перелетали с места на место большие пёстрые бабочки. Где-то неподалёку заверещал павлин. Принцесса оглянулась, пытаясь различить его за деревьями, но у неё ничего не вышло. Небо за стеклянным потолком было низким и равномерно-серым; снегопад, начавшись вчера вечером, до сих пор не прекращался. А здесь, как всегда, царили тепло и свет, и яркие ароматы полнокровного иноземного лета. Эрике нравилось бывать в зимнем саду. Но с недавних пор визиты сюда бередили ей душу, ибо каждый из них заставлял вспоминать о визите в поместье Тангрис.
  - Идиотская история, - откликаясь на просьбу Принцессы, вздохнул Аксель и поскрёб бородку. Он уже не выглядел таким безмерно изумлённым, как в столовой, но с его красивого открытого лица так и не сошло озадаченное выражение. - Со мной, по-моему, в жизни не случалось ничего более странного! Утром, вскоре после завтрака, я взял в вашем гараже автомобиль и отправился в Белларию. Мне хотелось побыть одному, но Ваймен и Керугер, - так звали сопровождающих принца вельмож, - увязались за мной. Сдаётся мне, отец велел им не выпускать меня из виду. Мы посетили археологическую выставку - помните, я вчера вам о ней говорил? - а потом поехали в торговые кварталы. Остановились у большого магазина готового платья, где я вскоре разминулся со своими спутниками.
  'Проще говоря, от них сбежал!' - сообразила Эрика.
  - Вышел оттуда с другой стороны здания и решил прогуляться вниз по улице. Хотел купить какую-нибудь необычную картину, статуэтку или украшение - на память о том, как первый раз посетил Ингрию - и заглядывал под каждую подходящую вывеску.
  'Разумеется. Искал подарок для своей Аниты!' - она понимающе улыбнулась и поймала благодарную ответную улыбку.
  - Я довольно долго там бродил, - продолжал Аксель, - фешенебельный район закончился, за ним почти сразу начались трущобы. Тут-то меня и настигли два бандита! Припёрли к стене в каком-то переулке, и... Дорогая Эрика, если вы думаете, что было как в романе - грозя мне пистолетами, они вскричали: 'Кошелёк или жизнь!' - то вы ошибаетесь. Никто от меня ничего не требовал, стрелять они начали сразу и молча. И оба попали в стену. Несколько пуль, кажется, в стене и застряли, а одна срикошетила и угодила в плечо тому, кто её выпустил. Я заорал, бандиты бросились наутёк, через пять секунд в переулке их уже не было. Вернулся к автомобилю. Ваймен и Керугер ждали меня рядом с ним и были такими злющими, будто я отсутствовал полдня. Я не стал скрывать от них, что со мной случилось, а они сочли своим долгом немедленно всё рассказать его величеству.
  - Ох, Аксель! - Эрика сочувственно сжала его локоть. - Почему же вы не взяли телохранителей? Получается, вас, действительно, могли убить! Я-то, грешным делом, решила, что папа несколько преувеличил...
  Она испытывала глубочайшую симпатию к принцу и даже успела немного к нему привязаться, поэтому сейчас была по-настоящему напугана.
  - Нет-нет, принцесса, убить меня не могли! - заторопился он её утешить. - Мне не нужны телохранители. Смотрите!
  Расстегнул пиджак, скроенный точно по фигуре, но всё равно казавшийся слишком узким для его богатырских плеч, и продемонстрировал Эрике большой квадратный кулон из какого-то голубоватого сплава, который лежал поверх рубашки. Его держала полосатая ленточка в цветах имперского флага - сине-бело-зелёная. Ленточка явно была новая, а вот кулон, судя по его очертаниям и надписям на исконном континентальном - старинный или даже древний. От него исходило чуть заметное магическое свечение.
  - Охранный амулет?
  - Совершенно верно. Притом огромной силы. Такой амулет есть у каждого члена императорской семьи. Так что бандиты... они бы, в любом случае, в меня не попали, понимаете? Хотя, конечно, не слишком-то приятно, когда тебе в лицо ни с того ни с сего направляют огнестрельное оружие.
  - Ещё бы! Ужасно неприятная история. Но почему вы назвали её странной? Наверное, это были обыкновенные грабители. Вы ведь упомянули, что случайно забрели в трущобы? Один, в богатой одежде... Если они заметили вас ещё в торговом квартале, то, естественно, видели, как вы заходите в магазины с картинами и украшениями - и точно знали, что вы при деньгах.
  - В том-то и дело, Эрика, что это не могли быть грабители! - воскликнул Аксель. - Амулет действует таким образом, что для грабителей моей персоны всё равно что нет. Меня вообще не должны воспринимать, как потенциальную жертву. Имею в виду, если я случайно попадусь на глаза преступникам - неважно, где я гуляю, как одет и есть ли у меня сопровождение. Другое дело, если кто-то станет специально на меня охотиться. Тогда, конечно, нападения не избежать. Хотя толку от него всё равно не будет.
  - Вы хотите сказать...
  - Я не знаю, что хочу сказать, - чрезвычайно расстроенно произнёс принц. - Кому понадобилось меня убивать? У меня даже дома нет врагов, а уж здесь-то, где я нахожусь впервые и почти ни с кем ещё не знаком... Знаете, я бы понял, если бы меня попытались похитить. Какому-нибудь кретину вполне могло прийти в голову через меня добраться до Императора. Но убивать - зачем? Я ведь даже не наследник, принцесса.
  Насчёт того, есть ли у Акселя враги в Ингрии, у его невесты было своё мнение. Но она сочла за благо пока оставить это мнение при себе и спросила совсем о другом:
  - Не могло быть так, что ваш амулет на время... отключился? И заработал снова уже после того, как эти люди наметили вас своей жертвой?
  - Ни в коем случае! Он напрямую связан с имперской Короной и может отключиться только вместе с ней. А Корона, само собой, никогда не отключается. Так что, боюсь, остаётся только одно объяснение...
  Эрика кивнула:
  - Кто-то покушался на вашу жизнь. Или, по крайней мере, имитировал это.
  - Имитировал? - Аксель приподнял брови. - Но для чего? Спровоцировать скандал?
  - Да. И сорвать нашу с вами помолвку.
  Он нахмурился, обдумывая новую идею.
  - Вы полагаете, герцог?.. Бесспорно, у него на меня зуб; он считает меня соперником. Королева Водра, наверное, приехала, надеясь убедить его величество, что для Ингрии ваш брак с её братом будет полезней, чем брак со мной...
  Принцесса поморщилась:
  - Говорите как есть: для его величества полезней, не для Ингрии!
  - Ну да, для его величества, - Аксель невесело улыбнулся. - Но вряд ли у неё что-то получится. А уж посягать на мою жизнь, рискуя навлечь на себя гнев моего отца... По-моему, это чудовищная глупость!
  - Пертинад чудовищно глуп. И, к сожалению, на мне помешан, - констатировала Эрика.
  О том, что межгорец - отнюдь не единственный человек в замке Эск, которому мешает её помолвка, она промолчала. Не решила, как далеко ей стоит заходить в своей откровенности, да и оранжерея всё-таки не самое подходящее место для подобных разговоров.
  - В то, что на вас можно помешаться, поверить несложно, дорогая Эрика, - галантно отозвался её собеседник. - Но не в то, что господин герцог начисто лишён инстинкта самосохранения!
  Нужно дождаться ночи и обо всём посоветоваться с Феликсом, подумала девушка - и даже дышать забыла от мысли, что она больше не одна!
  А кроме того, подумала она потом, как знать, возможно, Охранной службе повезёт и горе-убийц поймают по горячим следам? Тогда в ближайшие же часы всё прояснится.
  Последнее соображение она высказала вслух.
  - Вы правы, - с готовностью согласился принц, измученный вопросами без ответов. - Не стоит нам с вами ломать над этим голову раньше времени, - он поцеловал ей руку. - Страшно жаль, что вас огорчило моё нелепое приключение. Мечтаю снова увидеть вас сияющей - как вы сияли в тот момент, когда сегодня появились в столовой.
  Расставшись с женихом, девушка сразу поднялась к себе. Больше всего ей сейчас хотелось отослать горничную и проверить, вернулся ли уже Многоликий - она соскучилась по нему и очень о нём волновалась. Но горничная увлечённо прибиралась в гардеробной, освобождая место для новых платьев, и Эрика не стала ей мешать, дабы не возбуждать ненужных подозрений. Она прилегла на постель, глаза у неё слипались - почти бессонная ночь давала о себе знать.
  И тут в дверь постучали.
  - Открыть, ваше высочество? - поинтересовалась из гардеробной Вальда.
  - Конечно, открой, - велела Принцесса, стараясь не выдать беспокойства: обитатели Замка почти никогда не являлись к ней без приглашения, а сегодня она, определённо, никого не приглашала.
  Встала и вслед за горничной вышла в гостиную.
  
  * * *
  Человек, которого впустила Валькирия, в покои наследницы трона до сих пор не приходил ни разу. Это был Олаф, начальник королевской Охранной службы.
  Среднего роста, широкоплечий, длиннорукий и большеголовый, на первый взгляд он казался толстым. Но стоило присмотреться, и становилось понятно, что под его тёмно-серым мундиром с алой окантовкой бугрятся могучие мускулы, а не жир. Лицо Олафа, несмотря на лёгкую одутловатость и тяжёлый квадратный подбородок, производило приятное впечатление - это было лицо человека, на которого можно положиться. Он не страдал излишней словоохотливостью, а когда всё-таки желал высказаться, то делал это весомо и медленно. Облик, черты лица, манера говорить - всё вместе делало его похожим на базальтовую глыбу.
  Начальник Охранной службы был абсолютно седым, но отнюдь не старым - в прошлом году ему исполнилось пятьдесят. Семьи у него не имелось; Эрике было известно, что много лет назад его жена вместе с первенцем умерла в родах. Жениться снова он не захотел - верой и правдой служил Королю, отдавая ему всю преданность, на какую был способен. И хотя теперь Принцесса знала, что приказы её отца далеко не всегда бывают законными, правильными и достойными, такая преданность, как у Олафа, всё равно внушала ей уважение.
  - Здравствуйте, ваше высочество, - произнёс неожиданный посетитель, почтительно склонив голову. Вальда подвинулась, уступая ему дорогу. - Умоляю простить меня за вторжение, но я вынужден задать вам несколько вопросов.
  - Здравствуйте, Олаф. Пожалуйста, - Эрика сделала приглашающий жест. - Проходите, садитесь, спрашивайте.
  Задержавшись взглядом на Валькирии, начальник Охранной службы проследовал к дивану и опустился на него, как только Принцесса села напротив.
  - Вы, конечно, уже знаете, что сегодня днём в Белларии на вашего жениха было совершено покушение, - начал он.
  - Конечно, знаю, - тяжко вздохнула хозяйка гостиной. - Это ужасно.
  - Да. И это удар по репутации Королевского дома Ингрии.
  - Я понимаю.
  - Но удар можно смягчить, если преступление сразу же будет раскрыто. Поэтому я и позволил себе...
  - Олаф, прошу вас! - перебила Принцесса. - Я всё понимаю. Оставьте церемонии и задавайте свои вопросы - вы же за этим сюда пришли? Хотя не думаю, что я чем-то могу быть вам полезной.
  У неё отлегло от сердца, когда стало ясно, что появление начальника Охранной службы связано не с Феликсом, а всего лишь с переделкой, в которую угодил Аксель.
  - О пользе позвольте судить мне, ваше высочество, - Олаф снова покосился на прислугу. - Но если бы мы с вами могли поговорить наедине...
  - О, конечно! Вальда, ступай к себе. Я позвоню, когда ты понадобишься.
  Горничная сделала книксен и молча исчезла.
  - Благодарю вас.
  Обычно невозмутимый с виду, сейчас визитёр заметно нервничал. Положил руки на колени, затем скрестил их на груди, затем снова положил на колени, переставил ноги... Не то испытывал неловкость от пребывания на территории Принцессы и от необходимости о чём-то её расспрашивать, не то был выбит из колеи нападением на имперского принца.
  - Спрашивайте, Олаф, - поторопила его Эрика.
  - Ваше высочество, вы знали, что ваш жених намерен сегодня посетить столицу?
  - Знала. Он сказал мне об этом вчера за ужином.
  - Знали ли вы, с какой целью он туда поедет?
  - Говорил, что хочет посетить археологическую выставку.
  - А о том, что после неё отправится в торговый квартал?
  - Н-нет... - Принцесса нахмурилась, вспоминая. - По-моему, нет. Не помню. В любом случае, я не придала этому значения, а то бы не забыла. О прогулке по магазинам Аксель рассказал мне лишь сегодня, уже после того как... всё случилось.
  - То есть вы знали только, что принц поедет на выставку?
  - Именно так.
  - Да-да, - начальник Охранной службы покивал, словно в ответ на какие-то свои мысли. - А рассказывали ли вы кому-нибудь о планах его высочества?
  - Определённо, нет.
  - Простите меня за дерзость, но вы уверены?
  Эрика была уверена. То, каким образом она проводила время после ужина, не оставляло места для сомнений. Но ему она, естественно, в этом не призналась.
  - Кому и зачем я бы стала рассказывать? Вы же знаете, я не из болтливых.
  - И своей прислуге...
  - Ни своей прислуге, Олаф. Ни швеям, с которыми мне пришлось иметь дело перед обедом. К завтраку я не спускалась. А больше вроде бы никого и не видела.
  Он снова покивал:
  - Хорошо, ваше высочество, спасибо. Вы знали, что у вашего жениха есть охранный амулет?
  - Принц показал мне его сегодня. Но раньше - нет, не знала. Хотя, конечно, догадывалась - иначе вряд ли бы он выходил из Замка без телохранителей.
  - Ещё один вопрос...
  - Я внимательно слушаю.
  - Ваше высочество... есть ли кто-нибудь, кого вы можете заподозрить в покушении на принца Акселя?
  Ей было, кого заподозрить - о плетущихся в Замке интригах она знала гораздо больше, чем ей следовало. Но явно меньше, чем знал начальник Охранной службы. Рассудив, что откровенничать с ним бессмысленно, а возможно, даже опасно, Принцесса только пожала плечами:
  - Нет, Олаф. Я никого не подозреваю.
  - Большое спасибо, - визитёр снова склонил голову. - Мои вопросы к вам исчерпаны. С вашего позволения, я бы хотел побеседовать с вашей горничной.
  - Беседуйте на здоровье. Наедине?
  - Неважно. Как вам будет угодно.
  Эрика улыбнулась:
  - Пускай тогда приходит сюда. Не думаю, что у неё есть от меня секреты, - и нажала кнопку звонка.
  Вальда появилась через полминуты. Вид у неё был испуганный.
  - Начальник Охранной службы хочет задать тебе несколько вопросов, - утешительным тоном объяснила Принцесса. - Садись и поговори с ним.
  Прямая и напряжённая, как струна, горничная примостилась на краешек стула. 'Она же до смерти боится, что в Замке узнали о её свиданиях с Многоликим или даже об участии в подмене рамки!' - подумала вдруг Эрика с лёгким оттенком несвойственного ей злорадства. Олаф тоже выпрямился и пожирал Валькирию глазами. Похоже, Пелена Любви, и правда, работает!
  Спрашивать горничную, говорила ли ей хозяйка о планах Акселя, дознаватель не стал - может, постеснялся делать это в присутствии самой хозяйки, а может, поверил Принцессе на слово. Вопросы касались камердинера принца. Знакома ли она с ним? Часто ли его видит? Много ли он рассказывает о своём хозяине? Знакома, но не слишком близко, отвечала Валькирия, начиная успокаиваться. Почти никогда не общалась с ним с глазу на глаз. О хозяине он рассказывает много, но гораздо больше - о своей жизни в Империи: 'Про это, ваше превосходительство, нам всегда интересно послушать!' Нет, о том, что сегодня принц поедет в столицу, камердинер при ней не говорил. Нет, она вчера вообще с ним не встречалась.
  - Сударыня, у меня больше нет вопросов, спасибо, - поднимаясь, сказал Олаф.
  Эрике почудилось, что у него на лбу выступил пот.
  - Рада помочь, господин начальник Охранной службы, - отозвалась Вальда; к концу короткого разговора она полностью расслабилась и даже решилась на улыбку.
  - Ещё раз прошу меня простить, ваше высочество! - он прошагал к двери и пообещал, прежде чем её открыть: - Уверен, уже к вечеру у меня для вас будут хорошие новости.
  - Весь Замок на уши поставили с этим нападением, - проворчала Валькирия, как только они с Принцессой остались одни. - Как по мне, вашего жениха попросту пытались ограбить. Прислуга-то замковая тут при чём? Можно подумать, нам больше нечем заняться, кроме как обсуждать хозяйские планы!
  - Олаф должен разобраться, многие ли знали, где Аксель будет сегодня днём, - пожала плечами Эрика. - Служба у него такая, ничего не поделаешь.
  Но ей самой сейчас было не по себе. Собственные объяснения Принцессу не удовлетворили. Она нутром чуяла, что с визитом начальника Охранной службы что-то неладно: то ли вопросы он задавал совсем не те, какие хотел бы задать - то ли вообще приходил не для того, чтобы спрашивать.
  
  * * *
  Беседа с начальником Охранной службы стала той каплей, после которой беспокойство, с начала обеда снедавшее Принцессу, выплеснулось наружу. Эрика вдруг почувствовала, что теперь - можно! Можно, переплетая пальцы, бродить из угла в угол. Поминутно выглядывать в окно, за которым медленно густеют сиреневые зимние сумерки. Расстроенно вздыхать и не сводить глаз с часов, всячески демонстрируя нетерпение. Кого удивит невеста, ожидающая поимки людей, напавших на её жениха? Кто догадается, что невеста тревожится не только об этом?
  А Эрика-то, конечно, думала не об одном Акселе, хоть и хотела поскорее узнать результаты расследования.
  Во-первых, всем своим существом она желала, чтобы вернулся Феликс - сейчас ей дико было вспоминать, что ночью она сама предлагала ему уйти.
  Во-вторых, ломала голову, удалось ли ему раздобыть ключ, и холодела от предположения, что поиски оказались безуспешными.
  И в-третьих, не могла избавиться от занозы недоумения, оставшейся в ней после встречи с Олафом.
  - Да не нервничайте вы так, ваше высочество, - бодрым голосом говорила Валькирия, не имея возможности проникнуть в принцессины тайные мысли. - Поймают этих гавриков, точно вам говорю! Сегодня поймают, в крайнем случае, завтра утром. Привезут, допросят честь по чести - и в тюрьму. Грабители это были, вот увидите, просто грабители. Надо же было выдумать - разгуливать где попало с деньгами и без охраны!
  Эрика качала головой, отвечала что-то незначащее и продолжала измерять шагами свои комнаты.
  Блёклый сиреневый цвет неба уже превратился в насыщенный синий, когда внизу вдруг засуетились стражники. Перекликаясь, пробежали под окнами. Сбились в кучу, помахали руками и снова разошлись. Бухнула в отдалении тяжёлая дверь.
  'Привезли!' - догадалась девушка.
  Ужинали в Малой гостиной, узким семейным кругом, без герцога и его сестры и без имперских вельмож. Разговор не клеился. В воздухе висело столь плотное напряжение, что впору было резать его ножом. Манганы за столом не было. Король, всё время к чему-то прислушиваясь, сидел в такой позе, будто готов был в любую секунду сорваться с места. Прочие делали вид, что поглощены трапезой - но кусок в горло не лез, похоже, не только Принцессе.
  После ужина Аксель, как нередко случалось, предложил ей одеться в тёплое и прогуляться вдоль крепостной стены. Обычно Эрика соглашалась: дружелюбие и спокойное обаяние принца действовали на неё, как настойка пустырника. Однако нынче вечером даже такая компания была ей не в радость.
  - Не провожайте меня, принц, - попросила она. - Я хочу побыть одна.
  Он улыбнулся:
  - Как скажете, Эрика. Не прощаюсь - скорее всего, мы сегодня ещё увидимся.
  - Вы так думаете?
  - Практически уверен. Насколько я понимаю, преступников поймали. И сейчас их допрашивает ваш Придворный Маг.
  Принцесса представила, как именно Мангана их допрашивает, и её передёрнуло.
  - Ладно, - согласилась она. - Давайте ждать новостей.
  Возвратившись к себе, менять платье она не стала. Вальде велела уйти и не показываться до одиннадцати, а сама села к роялю, чтобы пригасить тревогу музыкой - но, увы, стало только хуже. В четверть одиннадцатого в гостиной затрещал телефон. Принцесса аж подскочила от неожиданности: этот аппарат, со дня, как его здесь установили, голос подавал от силы раза четыре.
  - Прямо сейчас приходи в Кедровый кабинет, девочка, - распорядился из телефонной трубки отец.
  В кабинете, кроме членов монаршей семьи и принца с его свитой, присутствовали Мангана и Олаф. Выглядели все по-разному. На лице Короля отчётливо читалось облегчение. Начальник Охранной службы даже не пытался скрывать, как доволен тем, что справился с делом государственной важности. Марк и Ингрид являли собой воплощённое любопытство. Аксель казался взбудораженным, вельможи - озабоченными, а Потрошитель - погружённым в свои мысли.
  - Друзья мои, - начал Скагер, как только все устроились на стульях, расставленных вдоль стен, - я собрал вас для того, чтобы сообщить, что сегодняшний инцидент благополучно разъяснился. К сожалению, я пока не могу назвать его исчерпанным, но, по крайней мере, исполнители задержаны, и нам точно известно, кто и зачем их нанял, - он выдержал театральную паузу, которую никто не решился нарушить, и продолжил: - Идея покушения принадлежит графу Сольбергу, организация - его подручным. Имя Сольберга вам что-нибудь говорит?
  Эрика сразу вспомнила, кто это такой, но имперцы явно нуждались в пояснениях, которые вместо Короля дал Олаф.
  - Граф Сольберг - губернатор Северных территорий. Подозревается в заговоре против Короны и даже в подготовке восстания, но прямых улик против него у нас пока нет. Поэтому арестовать его мы не можем - он слишком популярная фигура у тамошней знати.
  - Разве того, что сегодня произошло, недостаточно для... - заикнулся было Аксель.
  Олаф развёл руками:
  - Ваше высочество, сожалею, но этого недостаточно. Показания двух бандитов прямыми уликами считаться не могут. Тем более, что значительная часть показаний получена магическими методами, - прибавил он, взглянув на Придворного Мага, который равнодушно кивнул. - Но теперь у нас есть отправная точка для того, чтобы провести следствие.
  - Но чем графу Сольбергу помешал мой жених? - удивлённо спросила Принцесса.
  - А ты не понимаешь? - поднял брови Скагер. - Принц Аксель ему не мешает. Ему мешает наш будущий союз с Империей. На восстании и государственном перевороте в Ингрии этот союз поставит крест. А ранение, или, Серафимы нас сохраните, убийство принца в ингрийской столице, очевидно, поставило бы крест на союзе.
  - Безусловно, ваше величество, - сурово произнёс старший из вельмож; Эрика почему-то никак не могла выучить, Ваймен он или Керугер. - Ни о каком союзе речь бы уже не шла.
  - Теперь твоему жениху, Эрика, ничто не угрожает. Мы приняли меры, чтобы планы Сольберга не осуществились. Мне следовало бы сегодня же уведомить обо всём императора Джердона, послав ему телеграмму. Но по просьбе принца, - Король с отцовской благожелательностью посмотрел на предполагаемого зятя, - я готов нарушить правила.
  - Я очень настаивал! - воскликнул Аксель. - В конце концов, я сам виноват! Мне не следовало ни гулять одному, ни, тем более, совать нос в трущобы. Не прощу себе, если помолвка будет разорвана из-за моей беспечности!
  - Иными словами, я собираюсь ввести Императора в курс дела при личной встрече, которая, как вы знаете, состоится через несколько дней, - заключил Скагер.
  Затем начальник Охранной службы взял с присутствующих слово сохранить в тайне подробности разговора. Керугера и Ваймена Король попросил задержаться, остальные разошлись каждый в свою сторону. На этом всё и закончилось.
  Но странное дело: беспокойство Принцессы и не думало уменьшаться!
  В этот раз она позволила Акселю себя проводить. Поблагодарила его за то, что он решил избежать скандала, и поинтересовалась, прежде чем расстаться:
  - Скажите честно, принц: вы верите, что всё было так, как рассказал папа?
  - А вы - нет?! - изумился он. - По-моему, это единственная разумная версия. Этот ваш бунтовщик - как его... граф Сольберг? - ему ведь, и правда, только на руку конфликт наших с вами... родителей. Сам он от этого ничего не теряет, не так ли? Особенно если допустить, что доказать его связь с покушением на меня будет невозможно.
  Принцесса вздохнула:
  - Звучит логично. Но мне почему-то всё равно не верится. Считайте это интуицией, если хотите.
  Валькирия встретила её расправленной постелью и чашкой горячего молока с мёдом.
  - Спать, ваше высочество?
  - Спать.
  - И как, я была права? Это просто грабители?
  - Да, Вальда, ты была права, - девушка знала, что в переполненном сплетнями замке Эск мало что можно удержать в секрете, но данное Олафу обещание всё-таки выполнила.
  
  * * *
  Как только горничная ушла, Принцесса совершила набор ставших уже привычными действий: заперла дверь и во всех комнатах проверила, плотно ли сомкнуты шторы, - а потом села на кровать и позвала:
  - Феликс, ты тут? Я одна. Покажись, пожалуйста!
  Её знобило от волнения, в горле стоял ком.
  'Со мной истерика случится, если он не откликнется!'
  Но в ответ на её зов створка гардеробной поехала в сторону, и улыбающийся Многоликий в коричневых замшевых брюках и белой рубашке показался в проёме.
  - Тут я, родная, тут. Сил никаких нет, как по тебе соскучился!
  Одним движением она метнулась к нему, поцеловала в губы, спрятала лицо у него на плече:
  - Хвала Небесам, с тобой всё в порядке!
  Он обнял её, и в кольце его рук Эрику вдруг охватило чувство защищённости - такое острое и всепоглощающее, что близкие слёзы хлынули сами собой. Она не удержалась и всхлипнула.
  - А теперь-то ты чего плачешь? - растерянно пробормотал Феликс.
  - Переволновалась... - девушка всхлипнула снова.
  - Из-за Акселя?
  - Ты всё знаешь?
  - Трудно было бы не узнать - в Замке такой переполох! Из-за Акселя, да?
  Принцесса подняла голову и заглянула ему в глаза, коснулась щекою твёрдой колючей щеки.
  - Нет! Не из-за Акселя. То есть не только из-за него. Из-за тебя тоже. Я боялась, что с тобой что-нибудь случится!
  - Ерунда! Что со мной может случиться? - тихонько засмеялся он.
  - И не только из-за тебя. Всё так странно, Феликс! Я не понимаю, что происходит.
  - Рассказывай! - Многоликий легко подхватил Эрику на руки, вместе с нею опустился в кресло и устроил её у себя на коленях.
  - Погоди. Сначала сам скажи: тебе удалось найти ключ?
  Он моментально посмурнел.
  - Не удалось.
  Принцесса охнула; иссякшие было слёзы потекли слёзы.
  - Где ты успел его поискать? - тоскливо спросила она.
  - В Кедровом кабинете и в двух других кабинетах твоего отца, - стал перечислять Феликс. - Знаю, знаю, ты уже там была - но две пары глаз всё-таки лучше, чем одна, не так ли? Во всех пяти библиотеках. В архивах. В оранжерее. В столовой и в гостиных, во всяких укромных закутках, где люди часто прячут маленькие вещи. В покоях Короля, особенно среди его одежды. Я даже его самого битый час рассматривал - пытался понять, не носит ли он ключ у себя в кармане...
  - И всё было зря.
  - Увы, - он вздохнул, погладил Эрику по голове, отвёл с её лица волосы. - Но отчаиваться рано, родная. Мест, где я ещё не был, в Замке гораздо больше, чем мест, где я уже был.
  Принцесса молчала, постепенно осознавая масштабы бедствия. Если сходу ни она, ни её любимый ключ найти не смогли, значит, он был целенаправленно спрятан. А если предмет размером с иголку спрятали в огромном старинном замке со всеми его чердаками и подвалами, то есть ли у них с Феликсом хотя бы крошечный шанс до этого предмета добраться?
  - Кое-где я не побывал, хоть и собирался, - вклинился в её мысли Многоликий.
  - И где же? В обиталище Манганы?
  - Угу, именно там.
  - А почему? Ты не смог туда войти? Там магическая защита?
  - Я бы смог. Но я... - он посмотрел в сторону, губы болезненно дёрнулись.
  - Испугался?
  - Да, Эрика. Впрочем, дело не только в этом.
  - А в чём ещё?
  - Я почти не сомневаюсь, что ключа от браслета там нет.
  - Почему?..
  Феликс обнял её крепче, немного поколебался - и высказал вслух то, что 'в прошлый раз' предпочёл оставить при себе:
  - Для твоего отца это не просто ключ, а символ власти над твоей жизнью. Передавать подобный символ Мангане... мне кажется, Король никогда бы на это не пошёл.
  Принцесса распрямила спину и вытерла мокрые глаза.
  - Да, любимый. Думаю, ты совершенно прав.
  - И всё же это только предположение. Наведаться к Потрошителю мне, в любом случае, придётся. Просто его логово было последним в моём списке, - мрачно улыбнулся Феликс.
  - Мангана... Манганино логово... - она прижала кончики пальцев ко лбу, пытаясь поймать воспоминание, и через секунду встрепенулась: - Послушай! Ключа-то там, может, и нет. Но нечто другое есть совершенно точно!
  - Что, Эрика? - он встрепенулся тоже. - Стоп, ни слова! Я понял: 'антикорона'!
  - Верно! - выдохнула она.
  Осмысливая новую идею, теперь замолчали оба.
  Первая заговорила Принцесса:
  - Раньше, ещё до того, как ты появился, я думала: может, пойти к Королю, сказать, что я знаю, зачем он надел на меня браслет, и потребовать отдать мне ключ? Потом поняла, что это глупо. Отец лишь поднимет меня на смех, а ключа не отдаст. Но если у меня будет 'антикорона', тогда я предложу ему поменяться! Объясню, что это за штука и чем ему грозит, если она попадёт в дурные руки. Расскажу, что Мангана его обманул: никакого предсказания не было, и Тангрис на ингрийский трон не претендует. Он поймёт, что ключ для него, в действительности, бесполезен, и согласится на обмен. Как ты считаешь, согласится?
  - Опасный и ненадёжный план, - скептически заметил Феликс. - Но в одном я с тобой согласен: нам следует забрать камень - будем надеяться, что сейчас он на месте. Возможно, мы, и правда, каким-то образом сумеем обменять его на ключ.
  Хоть Эрике и самой было жутко думать, что ему придётся побывать в берлоге у чудовища, однажды замучившего его до смерти, она понимала, что избежать этого не удастся. А потому весьма подробно объяснила Многоликому, где хранится 'антикорона'. Но за одними воспоминаниями, как всегда, потянулись другие. Принцесса вдруг увидела себя упавшей на колени перед медвежьей шкурой в спальне у Потрошителя, дыхание перехватило от ужаса и отчаяния, и она опять разревелась.
  - Тихо, девочка моя, тихо, - прижимая её к себе и покачивая, как маленькую, зашептал Феликс. - Этого не было, ты помнишь? Ничего. Этого. Не было. Перестань плакать! Давай-ка лучше, поведай мне о том, что было по-настоящему. О том, что тебя сегодня встревожило.
  Коротко, как смогла, она передала ему разговор с Акселем, описала визит Олафа, почти дословно воспроизвела сказанное Королём. Многоликий слушал, не перебивая и не меняясь в лице. Когда она закончила, спокойно спросил:
  - И что же во всём этом тебя насторожило?
  - Если бы я только знала! - опустила голову Эрика.
  - Начальник Охранной службы задавал вам с Валькирией ровно те вопросы, какие и должен был задать. Версия о причастности графа Сольберга к покушению на принца выглядит вполне правдоподобной. Заговор существует. Я даже знаком кое с кем из заговорщиков... если хочешь знать, меня самого пытались в него втянуть. Но я не принял предложение: политика - очень грязное дело, не желаю иметь с ней ничего общего. А Сольберг - прожжённый политик. Такие, как он, не раздумывая, подстроят убийство ни в чём не повинного человека, чтобы достичь своих целей.
  - Да, любимый. Умом я понимаю, что ты прав. Но сердцем...
  - Может, сердце просто боится, что твоя милая семейка узнает про меня? - улыбнулся Феликс. - Поэтому ты так и волнуешься? Не надо бояться, Эрика. Они не узнают. В твоём гнёздышке за нами никто не подсматривает - а там, где меня могли бы увидеть, я появляюсь зверем, и никак иначе.
  - Если бы я только знала... - печально повторила Принцесса. Помолчала и продолжила: - Ты же понимаешь, что граф Сольберг - не единственный, кому мешает моя помолвка?
  - Ты про Пертинада? - уточнил Многоликий. - Они с сестрицей явно что-то задумали, чтобы её сорвать. Я слышал, как Водра уговаривала герцога не путаться у неё под ногами. 'Если тебя поймают с поличным, я ничего не смогу исправить', - так она вроде бы сказала.
  Эрика поморщилась:
  - Я даже не сомневалась, что они что-то задумали... Но что именно?
  - Этого я выяснить не смог.
  - Да, Феликс, в первую очередь, я имела в виду Пертинада, - вернулась она к его вопросу. - Правда, Аксель сказал, что убивать его, чтобы не дать ему на мне жениться - это чудовищная глупость. Но герцог...
  - Герцог - дурак, каких поискать. Но не сговорился же он с Сольбергом! - Многоликий вздохнул, сдаваясь: - Хорошо, Эрика. Ради тебя я попытаюсь разобраться. Для начала навещу лихих ребяток, которым хватило безрассудства напасть на сына Джердона. Глядишь, услышу что-нибудь интересное. Хочешь, сию секунду к ним и пойду.
  Принцесса помотала головой:
  - Не хочу! Хочу, чтобы остался со мной. Потом пойдёшь. Ты голодный?
  - Сытый! - отмахнулся он - Для мышки-то найти еду не проблема.
  - До чего же ты странное создание, любимый, - нежно сказала она.
  - Ужасно странное, - с усмешкой согласился Феликс. - Сколько лет с этим живу, а всё никак не привыкну!
  После чего поднялся, не выпуская девушку из объятий, перенёс её на постель и принялся успокаивать самым надёжным из известных ему способов.
  
  * * *
  Эрику Многоликий оставил спящей. Посмотрел, посмотрел на неё, разнеженную, зацелованную, умиротворённую, склонился было, чтобы шепнуть на ушко: 'Я скоро вернусь!' - да передумал. Не стоит снова её тревожить. Хорошо бы вообще прийти назад, пока она ещё спит. 'Должен успеть!' - твёрдо, словно принося клятву, сказал себе Феликс, хоть и не мог сейчас просчитать, сколько времени отнимут у него два ночных предприятия.
  Уходить не хотелось совершенно - хотелось провести с Принцессой остаток ночи. Гадать, что ей снится, поправлять сползающее одеяло, дышать в унисон с ней и незаметно уснуть самому. Проснуться, как только проснётся она. Увидев её, сначала не поверить своим глазам - а потом задержать вдох и, как в чистую воду, прогретую солнцем, окунуться в ощущение неподдельного, первозданного чуда.
  В глубине души он всегда знал, что так и будет. Знакомясь с каждой новой подружкой и легко расставаясь через несколько приятных недель, Многоликий знал: однажды в его жизни появится женщина, расстаться с которой он окажется не в силах. Знал, что лишний час наедине с нею станет ему дороже всех его авантюр, вместе взятых. Знал, что не будет, как прежде, играючи идти на риск - как можно рисковать собой, если та, которую ты любишь, считает минуты до твоего возвращения? Знал и боялся - оттого и не задерживался надолго нигде и ни с кем. Ибо главной ценностью с самого детства почитал свою личную свободу.
  Ту свободу, которая отныне была им навсегда утрачена.
  Яснее, чем когда-либо, он сознавал потерю сейчас, когда его изменчивое тело отыскивало мышиный путь в тюремное крыло замка Эск, а неизменная душа как будто бы задержалась там, в Башне Наследницы. Но ни малейшего сожаления по этому поводу Феликс не чувствовал - свобода без Эрики оказалась ему не нужна.
  'Действуй осторожно, - напомнил себе он, юркнув в очередную щёлку и по движению потеплевшего воздуха определив, что цель уже близка. - Так осторожно, как никогда прежде! Ты не мужчина будешь, а кусок дерьма, если опять заставишь её плакать!'
  Впрочем, первая из задач, которые предстояло решить Многоликому, особого риска в себе не несла. Чего уж тут опасного - найти, где содержат стрелявших в принца Акселя молодчиков, посмотреть на них и подслушать, о чём они говорят? Скорее всего, решил оборотень, их заперли не в клетку вроде той, где сидел на цепи он сам, а в обычную камеру на верхнем ярусе подземелья, который гораздо проще отапливать. Туда он и устремился. К тёплому воздуху вскоре добавился свет, и перед Феликсом открылось узкое отверстие, ведущее в коридор, от пола до потолка облицованный серой каменной плиткой. По обеим сторонам коридора были двери с наглухо закрытыми маленькими окошками - обычные двери, достаточно прочные с виду, без каких-либо следов магии. В дальнем конце подпирали стену два стражника, чье присутствие, как и свет в коридоре, доказывало, что заключённые здесь есть. Знать бы ещё, где именно, подумал Многоликий, прижимаясь к стене и прислушиваясь.
  Некоторое время было тихо. Потом по коридору пронёсся стон - протяжный прерывистый стон, исполненный боли и муки. После недолгой паузы он повторился.
  - Воют и воют, - сердито сказал один из стражников. - Не надоест им? Невозможно слушать.
  - Ты бы и не так завыл, кабы тебя отправили к Потрошителю, - отозвался другой с оттенком сочувствия в голосе.
  - А ты не жалей. Разбойники - они и есть разбойники, - припечатал первый.
  Стон раздался снова, теперь к нему присоединился второй, тембром повыше. Покуда Феликс озирался, пытаясь определить, в какой из камер находятся шумные заключённые, негодующий стражник облегчил ему задачу: подошёл к одной из камер и пару раз гулко по ней стукнул:
  - Эй вы, малохольные! А ну, заткнитесь! Не то прибью обоих.
  Изнутри ответили коротким непристойным словом, но стонать перестали.
  Отлично, обрадовался Многоликий, и прошмыгнул к нужной двери. Она довольно плотно прилегала к полу, сперва он даже решил, что придётся ждать, когда её зачем-нибудь откроют. Но потом, всмотревшись, с одной стороны обнаружил зазор между стеной и дверной створкой, в который вроде бы можно было протиснуться. Сопя и царапая нежную мышиную шкурку, он пропихнул себя внутрь.
  Тусклая пыльная лампочка под потолком давала достаточно света, чтобы бандитов можно было рассмотреть во всех подробностях. Один из них, перебинтованный, сидел на койке, прислонившись спиной к стене и подобрав ноги. Другой лежал, закинув руки за голову. Позы обоих Феликса сразу насторожили. Он слишком хорошо помнил, как сам после знакомства с Окном Памяти много часов подряд валялся пластом в полуобморочном состоянии. Эти же двое на жертв допроса с пристрастием абсолютно не походили. У раненого заметно болело плечо, но в остальном они выглядели вполне здоровыми и бодрыми.
  Не походили они и на профессиональных убийц, с которыми Многоликий рассчитывал тут встретиться. Графу Сольбергу, если за покушением стоял именно он, определённо, хватило бы денег на первоклассных наёмников. Но в тех, кого Феликс сейчас видел перед собой, он намётанным глазом опознал заурядных бандитов средней руки. Разбой, вымогательство, выбивание долгов - вот их обычный промысел. Злыдни болотные, в какую светлую голову явилась мысль поручить им политическое убийство?!
  Лежащий приподнялся и опять застонал.
  - Я кому сказал, заткнитесь! - донеслось снаружи.
  - Хорош придуриваться, Гуно, не перестарайся, - шёпотом буркнул сидящий, - правда, прибьют, оно тебе надо?
  - Дрефло ты, Хайц, - тот, кого назвали Гуно, сплюнул сквозь зубы и выругался, - знал бы, что ты такое дрефло, взял бы на дело Шкандыбалу!
  - Вот и взял бы! - не повышая голоса, вспылил Хайц и тоже выругался. - Болтались бы с ним на виселице без меня!
  Судя по выговору и по тому, как они бранились, первоначальное предположение было верным: ничего особенного эта парочка собой не представляла.
  - Дрефло-о-о!.. - Гуно протяжно повторил обидное слово. - Уже и в штаны навалил. По-твоему, этот ушастый нас кинет?
  - А то нет? Что он хотел, мы уже сказали. Зачем мы ему нужны? Теперь только галстук на шею, и поминай как звали.
  Оба примолкли. Хайц был чернее ночи, да и товарищ его, хоть и хорохорился, особого оптимизма относительно своей судьбы явно не испытывал.
  - Кто ж знал, что на нём 'хоронюга'! - прошептал он через некоторое время.
  - Про 'хоронюгу', значит, ты не знал! Про то, что он принц, не знал! Ты хоть что-нибудь знал, баклан?! Или, как рыжьё увидел, последний ум отшибло? - опять завёлся раненый. - И зачем только мы ушастого послушались? - запричитал он. - Говорили бы, что собирались пощипать богатенького - глядишь, пронесло бы. Виселиц бы не хватило, если бы всех за это вешали! А теперь мы с тобой государственные преступники.
  - Ага, говорили бы, кто бы нам дал? Взаправду бы сейчас глотки драли, не понарошку. А может, уже и не драли бы, - мрачно закончил Гуно и перевернулся на бок, лицом к стене.
  Хайц посидел ещё, потом улёгся, набрал полную грудь воздуха и завыл, изображая невыносимые страдания.
  - Доорались, поганцы! - рявкнул из коридора стражник, лязгнул замком и распахнул дверь.
  Многоликий пулей вылетел из камеры - его совершенно не радовала перспектива снова протискиваться в малюсенькую дырочку. Всё, что ему требовалось, он уже услышал.
  Теперь его путь лежал в противоположную часть королевской резиденции, в покои Придворного Мага. Шустро перебирая лапками по тёмным галереям замка Эск, Феликс раскладывал в голове добытую информацию.
  Молодчина Эрика, интуиция её не подвела! С покушением на Акселя, в самом деле, всё не так просто.
  Бандитам очень хорошо заплатили, однако ни о том, что собой представляет человек, которого им предстоит убить, ни о том, что у него будет охранный амулет, их не предупредили - иначе бы за эту работу они не взялись. Заказчик либо не догадывался об амулете, либо понадеялся на авось, либо хотел не убить, а только припугнуть принца, чтобы заставить его отказаться от помолвки. Любой из этих вариантов характеризует заказчика как человека недалёкого и самонадеянного. Идиотов на своём веку Многоликий встречал немало, так что в самом по себе поступке, который жених Эрики назвал 'чудовищной глупостью', ничего невероятного не увидел.
  Другое дело, что 'ушастый' - очевидно, Потрошитель собственной персоной - участвовать в этой глупости заведомо не мог. Пожелай он устранить или напугать принца, действовал бы и успешнее, и тоньше. Мотив у него есть: скорое бракосочетание Принцессы рушит все его планы. Но разве убийство жениха - единственный способ отменить свадьбу? Разве такой умный, опытный и осторожный гад, как Мангана, не сумел бы придумать ничего другого и решился бы на убийство, которое, будучи раскрыто, ополчило бы против него сразу двух монархов?
  Нет, рассуждал Феликс, Придворный Маг никак не мог быть заказчиком. Но выяснил, кто заказчик, и теперь его покрывает.
  По наущению 'ушастого' задержанные свалили вину на Сольберга - согласно официальной версии, сознались во всём под пытками. Король и начальник Охранной службы за эту версию с готовностью ухватились. Во-первых, она позволила им замять скандал. Во-вторых, дала лишний козырь в борьбе с мятежным губернатором Северных территорий. Даже если потом бандиты решат рассказать правду, им всё равно уже никто поверит. Да и какую, в сущности, правду они могут рассказать? Пришёл посредник, предложил хорошие деньги за мокрое дело, они согласились, только и всего. Жив ли ещё тот посредник? Доживут ли до суда сами убийцы-неудачники?
  А вот настоящий виновник Потрошителю пока зачем-то нужен живым. Здоровым и не изгнанным с позором из Замка - если, конечно, сейчас этот виновник находится тут. И его ещё предстоит вычислить.
  
  * * *
  На верхний этаж Манганиной башни Многоликий пробирался окольными путями - карабкаться прямиком по лестнице ему показалось опасным. Будь он магом, на ближних подступах к своему жилищу непременно понаставил бы волшебных ловушек! На мышиных тропах никаких ловушек, по счастью, не было. Но в двух шагах от площадки перед входом Феликсу довелось крепко пожалеть о своём решении. Потому что дверь внезапно отворилась и кого-то выпустила.
  - Не благодарите меня, сударыня, - проскрипела темнота голосом Потрошителя. - Оставьте это на потом, когда дело будет сделано.
  Женщина ответила еле слышно и неразборчиво, прошелестела платьем и заторопилась вниз по лестнице. Многоликий рванул за ней, но увяз в какой-то трухе и к тому моменту, когда выбрался из-под пола, неизвестной простыл и след.
  Сам не свой от досады, он поспешно юркнул обратно в ту же щель - и стал размышлять.
  'Сударыня'.
  Потрошитель, со своей привычкой смешивать панибратство с издевательской вежливостью, мог назвать так любую женщину, от королевы до младшей горничной. Кто же такая его ночная гостья? Вряд ли это страдающая бессонницей придворная дама, решившая среди ночи разжиться эликсиром молодости или приворотным зельем. Намного более вероятным казалось, что разговоры, которые велись в столь неурочный час, связаны с сегодняшним происшествием.
  Что за женщина может быть причастной к покушению на жениха Принцессы?
  Первой пришла на ум королева Водра - она ведь за тем и приехала, чтобы помешать свадьбе!
  Второй - Ингрид. 'В прошлый раз' ей было всё равно, с кем помолвлена её падчерица - бедняжку, в любом случае, собирались обвинить в отцеубийстве. Но как знать, может, с тех пор что-то изменилось? Может, легенда об Эрике, потерявшей голову от любви и убившей отца, чтобы Аксель смог жениться на королеве, а не на принцессе, перестала казаться мачехе убедительной?
  Но и Водра, и Ингрид, вынужден был признать Феликс, хитрые стервы и матёрые интриганки. На 'чудовищные глупости' не способны ни та, ни другая.
  Он сделал следующий шаг: напомнил себе, что и Водра, и Ингрид действуют не в одиночку. У Водры есть тупой, самовлюблённый и одержимый страстью к Эрике брат. А у Ингрид - пасынок и любовник, считающий себя самым умным человеком в Замке. Многоликий своими ушами слышал, как межгорская королева уговаривала герцога не вмешиваться в её дела. Своими глазами видел, каким укоризненным взглядом мачеха проводила собравшегося 'проветриться' мальчишку. И теперь утвердился в мысли, что наломать дров, вопреки желанию женщин, могли и тот, и другой.
  А затем Феликс спохватился: Валькирия! Валькирия - и её неведомое поручение! Вдруг и ей тоже зачем-то понадобилось избавиться от Акселя? Если это она, головоломка усложняется: может оказаться, что с матримониальными намерениями принца сегодняшний инцидент никак не связан. Прислуга Эрики, правда, особа и смышлёная, и ушлая, и вроде бы тоже не должна совершать откровенных глупостей - но Пелена Любви сделала её самонадеянной не в меру.
  Стало быть, Мангана выгораживает кого-то из них - Валькирию, Марка или Пертинада. Для чего? Рассчитывает, как это ему свойственно, загребать жар из огня чужими руками? Какое 'дело' должно быть 'сделано'? Убийство Акселя? Расторжение помолвки?
  Ответов Феликс пока не знал.
  Он глубоко вздохнул и расчихался от взметнувшейся пыли. Из подслушанного и подсмотренного нынче ночью он, похоже, извлёк всё, что мог. Как ни откладывай неизбежное, подумал он, как ни тяни время, а ко второй части программы приступить всё-таки придётся.
  Убедившись, что на площадке тихо, Многоликий снова вылез наружу. Дверь в жилище Придворного Мага, как и следовало ожидать, была надёжно защищена магией, и даже стену опутывали ручейки магического света. Оборотень обследовал нижний край стены и понял, что с этой стороны ловить нечего - оставались всё те же мышиные тропы. Ещё немного потоптался на площадке, собираясь с духом, снова нырнул под пол и перебрался туда, где у него над головой закашлял и зашаркал ногами Мангана.
  Следующие полчаса Феликс прислушивался к шарканью и кашлю. Потрошитель бродил из комнаты в комнату, переставлял какие-то предметы и что-то бурчал себе под нос, словно вовсе не собирался отправляться на боковую - а Многоликий изнывал от омерзения и ненависти. Он даже отсюда, казалось, чуял исходящий от Придворного Мага запах гнилой порочной старости, и от этого запаха пыльная мышиная шёрстка поднималась дыбом.
  Потом, наконец, заскрипела железная кровать, и наступила тишина. Феликс подождал ещё несколько минут. Когда тишину сменило размеренное хриплое дыхание, через щель между половицами он решился вылезти на поверхность.
  И очутился в спальне.
  В незанавешенное окно хлестал безжизненный лунный свет. Колдун спал, зияя чёрным провалом разинутого рта и свесив до полу костлявую тощую руку. У Феликса даже в глазах потемнело, столь отчётливо он вспомнил, как мечтал увидеть разорванным Манганино дряблое горло, а лысый пятнистый череп, прикрытый сейчас ночным колпаком - расколотым, как орех. Впрочем, даже если бы оборотень явился сюда, чтобы убить своего мучителя, осуществить намерение он всё равно бы не смог. Волшебное сияние ночного колпака недвусмысленно намекало, что именно этот предмет выполняет у Придворного Мага функции охранного амулета. Поэтому Многоликий отвёл глаза от спящего, медленно выдохнул и досчитал до десяти, возвращая себе равновесие, после чего очень внимательно осмотрел комнату.
  К его удивлению, магические предметы в ней почти отсутствовали. Колпак и несколько книг - всё, что удалось высмотреть. На ощупь, наверное, нашлось бы что-нибудь ещё, но обыскивать спальню у него не хватило духу. Тем более, что он хорошо помнил: ключ от браслета должен 'светиться', причём достаточно ярко.
  Завершив осмотр, он переместился в соседнюю комнату, отгороженную от спальни плотной парчовой портьерой. Поднял глаза - и потрясённо замер. Вот где сам воздух как будто блистал и переливался от магии! Никогда раньше Феликс не видел столько магии в одном месте. Волшебные вещи непонятного назначения были расставлены по столам и полкам, развешены по стенам, разложены по ящикам шкафов, наполняя пространство призрачными переливами.
  Невероятно красивое зрелище!
  Но, спрашивается, как искать среди всего этого великолепия миниатюрный ключик?
  Сначала Многоликий мышкой побродил вдоль шкафов, надеясь различить что-нибудь интересное через стенки ящиков. Однако, не видя Потрошителя, он довольно быстро взял себя в руки и больше не сходил с ума ни от ненависти, ни от страха. И вскоре решился сделать то, без чего настоящий обыск, увы, был бы невозможен - превратился в человека. Натянул припасённые перчатки, зажёг фонарик и взялся за дело всерьёз.
  Замковые часы отбили три... половину четвёртого... четыре часа ночи.
  Ключ не находился.
  В начале пятого в руки Феликсу попал небольшой ящичек из чёрного дерева с эмблемой 'Камыш и стрелы' на крышке - тот самый ящичек, что 'в прошлый раз' был закреплён на стене за книгами в Кедровом кабинете. Многоликий откинул крышку и увидел на синем бархате несколько ключей разных размеров. Ложбинка для самого маленького ключа ожидаемо пустовала. Она даже пальцы не покалывала магией, а значит, пустовала очень давно.
  Коль скоро футляр здесь, то и этот ключ, вместе с другими, держали бы в футляре, а не где попало. 'Я не ошибся: то, что нам нужно, хранится у Короля!' - сделал вывод Феликс. Он был готов к такому результату и даже особенно не огорчился. Скорее, наоборот, обрадовался, что может прекратить поиски, иначе грозившие затянуться до утра.
  Была в ящичке и вторая пустующая ложбинка, широкая и длинная - как раз подходящая для ключа от магического пояса. Того самого пояса, что 'в прошлый раз' лишил оборотня способности к превращениям. Но эта ложбинка, в отличие от первой, своё волшебное содержимое 'помнила' превосходно. Ну конечно, подумал Многоликий, ведь Потрошитель до сих пор надеется, что его план осуществится! Значит, ключ от пояса передал стражникам, патрулирующим стену и проверяющим мышеловки. Очень жаль. Как славно было бы украсть хотя бы этот ключ и таким образом обезвредить хотя бы пояс.
  А может, оно и к лучшему, подбодрил себя оборотень, убирая ящичек на ту полку, с которой его достал. Чем больше предметов останутся на своих местах, тем меньше вероятность, что хозяин жилища догадается про обыск.
  Итак, теперь черёд 'антикороны'. Как там её... 'Уязвимость Монарха'. Эрика, помнил Феликс, нашла её в шкатулке, стоящей под столом в третьей, рабочей комнате.
  В лабораторию Придворного Мага он вошёл не без содрогания. Лунный свет сюда не проникал. Многоликий пробежал лучом фонарика по приборам, многие из которых были слишком хорошо ему знакомы. Спина у него взмокла от воспоминаний, к горлу подкатила тошнота, и он поспешно перевёл глаза вниз. Шкатулку заприметил издали, она 'сияла' так ярко, как ни один другой предмет в Манганином логове. Приблизился, сел рядом с ней на корточки, бесшумно откинул крышку и на миг зажмурился - драгоценные камни вспыхнули ослепительными разноцветными искрами, когда на них упал свет.
  Сколько их тут? Полсотни, не меньше! И у каждого камушка есть своя тайна.
  В верхнем слое Феликс 'антикороны' не заметил, а потому стал одну за другой осторожно вынимать волшебные штучки и перекладывать их на пол. Штучек оказалось шестьдесят четыре. Но крупный турмалин в платиновом лепестке, мерцающий рыжим огоньком, среди них отсутствовал.
  
  
  Глава двадцать четвёртая,
  в которой Принцесса и Многоликий выкладывают карты на стол,
  принц Аксель учится жить в изменившемся мире,
  а Король решает ускорить отъезд в Икониум
  
  Проведя в Манганином логове ещё около получаса, Многоликий вынужден был признать, что ни ключа от наручника Эрики, ни 'Уязвимости Монарха' здесь нет. Задвинул последний из ящиков, быстрым, но цепким взглядом окинул комнаты, проверяя, не упустил ли чего-нибудь важного, принял изрядно ему надоевший мышиный облик и двинулся в обратный путь. Однако предстояло сделать кое-что ещё, прежде чем с чистой совестью возвратиться к Принцессе. А именно, разузнать, чем в это глухое время заняты все те люди, которых Феликс заподозрил в покушении на принца Акселя и сговоре с Потрошителем.
  Сначала Многоликий наведался в апартаменты межгорского борова и его сестры. В спальни к этим двоим заходить было необязательно: храп на два голоса - раскатистые рулады герцога и надсадный присвист королевы Водры - слышно было издали. На всякий случай оборотень всё-таки посмотрел на спящих. Но не нашёл ни одной причины заподозрить, что они провели беспокойный вечер и улеглись далеко за полночь.
  Ингрид, с волосами, прикрытыми сеточкой, спала настолько же безмятежно - но, разумеется, не храпела.
  Похоже, единственным, кто бодрствовал в центральной части Замка, был Марк. В его покоях горел свет. Такие же просторные и удобные, как у Эрики, устроены они были совершенно иначе: младший из королевских отпрысков, откровенно копируя отца, наполнил своё жилище бессмысленной роскошью. Но если вальяжному, лощёному и самодовольному Скагеру Первому роскошь была к лицу, то нервный и по-юношески худосочный Марк, с его редкими усиками и угловатыми движениями, в окружении драгоценных гобеленов, старинных полотен и мраморных статуй выглядел форменным подкидышем.
  Сам он, впрочем, вряд ли об этом догадывался. Одетый в полосатую шёлковую пижаму, он сидел, развалившись в кресле, потягивал что-то крепкое из круглого пузатого бокала и медленно перелистывал журнал весьма фривольного содержания. Выражение лица у Марка при этом было отсутствующим, почти таким же, как у Принцессы, когда вчера - то есть уже позавчера - вечером она пыталась читать стихи и уронила книжку. Сейчас его сходство с сестрой особенно сильно бросалось в глаза: те же тонкая кость и белая кожа, тот же большой, чуть приподнятый нос, те же блестящие тёмные волосы и прозрачные выразительные глаза. Но света, тепла, чистоты и доброты, щедро отмеренных Небесами Эрике, её брату не досталось ни капли.
  Избалованный мальчишка, и ничего больше. Испорченный, развращённый и нарциссичный, с грустью подумал Феликс. Бедная Ингрия. Ей и теперь-то несладко, а что с нею будет, если после Скагера на трон вместо Принцессы сядет этот сопляк?
  Марк покусывал губы, и ухмылялся, и хмурился своим мыслям - судя по всему, вынашивал какой-то замысел, и возможно, вовсе не тот, что ещё недавно собирался осуществить вместе с мачехой. Глядя на него, Многоликий испытал приступ острого сожаления о том, что не умеет читать мысли.
  Последней в очереди была Валькирия. До её комнаты, расположенной непосредственно под покоями Эрики, Феликс добрался без десяти шесть. Прислуга, которой предстояло подняться наверх в половине седьмого, уже встала. В белом пеньюаре в мелкий цветочек она казалась ещё более громоздкой и неповоротливой, чем раньше. Душераздирающе зевая, она варила себе кофе на маленькой плитке. Лицо у Валькирии было мрачное, но объясняться эта мрачность могла чем угодно, отнюдь не только тревожным вечером и бессонной ночью. Вполне вероятно, что горничная досадует на 'титулованного' поклонника, не навестившего её в Замке - когда сегодня вечером оный поклонник не явится на свидание в городе, это уж точно не прибавит ей хорошего настроения. Но сейчас-то дело могло быть даже не в нём. Что, если она попросту видела дурной сон и встала не с той ноги?
  'Злыдни болотные, и тут без телепатии никуда!' - посетовал мысленно Феликс. Юркнул в щель между плинтусом и стеной и знакомыми, проверенными тропками отправился к Эрике.
  А Эрика - спала! Лежала, 'под щекой ладошка', в той же позе, в какой он её оставил, дышала глубоко и ровно и чему-то улыбалась во сне. Кажется, она даже не просыпалась. Не звала его в темноте, не сердилась, что он ушёл, не попрощавшись, не вслушивалась в каждый звук в попытке понять, не шуршит ли под полом волшебная мышка, не считала удары часов на башне и, главное, не придумывала ничего ужасного. И Феликс внезапно почувствовал себя абсолютно счастливым. Он сам понимал, насколько это глупо, но был страшно горд и доволен собой - будто в карманах у него уже лежали два магических ключа и 'антикорона' в придачу, а в голове хранились сведения обо всех без исключения дворцовых интригах и заговорах.
  Он склонился над Эрикой, пробежал губами по ушку, подбородку и шее.
  - Родная, я вернулся!
  - М-м-м... ты уходил? Я не заметила, - пробормотала девушка сквозь сон и перевернулась на спину. - Где ты был?
  - В подземелье. И у Манганы.
  - У Манганы... - повторила она и задержала дыхание.
  Шумно выдохнула и вскинула тёплые сонные руки, обнимая его. Феликс едва удержал равновесие, но опускаться на кровать не стал.
  - Потом всё расскажу. Уже утро! Твоя горничная появится с минуты на минуту. Нужно спрятать меня...
  - И отпереть дверь. Да-да, - Принцесса выпустила его, уселась и зевнула. - Я сейчас. Скажи только, ты нашёл ключ?
  - Нет.
  Она опять вздохнула, на этот раз - огорчённо.
  - А камень?
  - Тоже нет.
  - А где же... - начала было Эрика, но сама себя остановила: - Ладно, потом. О вчерашнем что-нибудь выяснил?
  - Да.
  - Хорошо, любимый. Поговорим за завтраком, - она поцеловала его, встала и поплыла в гардеробную. - В ту же коробку? Тебе в ней удобно?
  - Вполне. Спится в ней просто замечательно, - засмеялся Феликс.
  Превратился в горностая, забрался на своё обычное место, свернулся уютным калачиком и уснул, как только услышал щелчок отпираемой двери.
  Как и вчера, Принцесса разбудила его, когда ей принесли завтрак. Многоликий вылез из коробки, возвратил себе человеческое обличье, потянулся и решил, не откладывая, приступить к разговору. Но это намерение, при всей его очевидной здравости, осталось только намерением - урагану по имени Эрика сопротивляться было невозможно.
  Завтракали снова холодным.
  Вернее, завтракал один Феликс. Хозяйка спальни, сославшись на то, что по утрам ей редко хочется есть, грызла печенье. Лежала нагишом на животе, опираясь на локти и согнув в коленях ноги, покачивала узенькой розовой ступнёй и с нежной улыбкой наблюдала, как он поглощает пищу. Многоликий же старался смотреть на неё поменьше, а потом и вовсе не выдержал, встал и накрыл её одеялом.
  - Зачем? - удивилась Эрика. - Я совсем не замёрзла.
  - Мы вообще не сможем поговорить, если ты будешь разлёживаться передо мной в таком виде, - пробурчал Феликс и уткнулся взглядом в тарелку.
  - Ох, извини! - она очаровательно смутилась, приподнялась, придерживая одеяло, и потянула к себе халат. - Я почему-то чувствую себя так, будто мы с тобой уже сбежали.
  - Я тоже, - хмуро сказал он. - И это очень плохо, родная. Расслабимся - и наделаем глупостей!
  Закутавшись в сиреневый батист, Принцесса перебралась в кресло:
  - Ты прав. Но сейчас мы с тобой можем разговаривать, сколько захочешь. Сегодня - никаких дурацких примерок, до обеда я совершенно свободна и попросила Вальду никого ко мне не пускать! Вечером будет приём для посланников из Новых Земель, но в первую половину дня... - она налила себе кофе и перешла к делу: - Итак, ключа ты не отыскал. Но ты и раньше почти не сомневался, что у Потрошителя его нет.
  - Да, - подтвердил Многоликий. - Ничего странного. Буду искать дальше.
  - Но 'антикорона'... она-то куда делась из шкатулки? Может, она появится там позже? Хотя со слов Ингрид я поняла, что этот камень Мангана нашёл уже давно...
  - Не знаю, Эрика. По-моему, её оттуда забрали.
  - Кто?
  - Или Ингрид, или Мангана - других возможностей просто нет. В шкатулке лежала опись; он занимался тем, что выяснял назначение каждого камня. Прочесть её я не смог...
  - Угу. У него абсолютно нечитаемый почерк! Но в прошлый раз...
  - В прошлый раз господин Придворный Маг был слишком сильно занят Инструментом, ему было некогда. Сейчас в своих изысканиях он мог продвинуться гораздо дальше. А если он понял, что это за штука и зачем она нужна, то уж конечно, спрятал её понадёжней. И уж конечно, никому её не отдал, учитывая, как сильно он боится Тангрис!
  - Это вероятно, - согласилась Эрика. - Но Ингрид... По-твоему, она смогла бы украсть что-нибудь у Манганы? В прошлый раз ей пришлось посылать меня, чтобы добраться до камня...
  - Тогда её взяли под стражу через пару дней после твоего совершеннолетия. А потом она сидела взаперти, и её единственным связным с внешним миром был, если не ошибаюсь, ваш врач. А теперь твоя мачеха свободно разгуливает по Замку, где у неё наверняка есть другие сообщники. Кроме того, раз она собиралась свалить на тебя убийство Короля, ей было на руку, чтобы 'антикорону' похитила именно ты, - объяснил Феликс.
  Принцесса секунду подумала и вновь покивала.
  - Но если камень не у Манганы, а у Ингрид, значит, то, что она задумала... может осуществиться?
  - Имеешь в виду, она 'выключит' Корону и убьёт твоего отца? Да, родная. Такое может случиться, - стараясь не выглядеть слишком обеспокоенным, проговорил Многоликий.
  - И как теперь быть? - испуганно прошептала Эрика. - Предупредить Олафа? Но как?.. Ведь он же не знает о...
  Феликс вздохнул:
  - Я подумаю. Как вариант, написать ему анонимное письмо... Поверит он или нет, неизвестно, но, в любом случае, насторожится! Когда вы собирались ехать в Икониум?
  - Послезавтра.
  - Хорошо, время ещё есть. Я пригляжу за Ингрид, вдруг она чем-нибудь себя выдаст? А может, мне удастся найти у неё камень.
  Принцесса отставила чашку, лицо у неё стало сосредоточенным.
  - Ты сказал, что был в подземелье. И там...
  - Да. Посмотрел на бандитов, которые напали на Акселя, и послушал их разговоры.
  Не упуская подробностей, он передал ей и то, что узнал наверняка, и то, о чём мог только догадываться. Эрика внимала ему, не перебивая, и глаза у неё становились всё испуганней, а лицо - всё жёстче и бледнее. В конце концов, она вскочила и принялась ходить из угла в угол.
  - Мангана! И тут Мангана! - воскликнула она, когда Феликс закончил. - Силы Небесные, что же делать?! Любимый, мне страшно! Если бы можно было узнать, что они задумали! Или хотя бы узнать, кто эта женщина!..
  - В нашем распоряжении почти два дня на то, чтобы разобраться, - улыбнулся Многоликий, стараясь, чтобы улыбка вышла не слишком кривой. Он перехватил Принцессу, когда она в очередной раз проносилась мимо, и привлёк её к себе. - Родная, не паникуй. Главное нам известно: заговор есть! Настоящий заговор с участием Придворного Мага, а не такая комедия, как раньше. Теперь предстоит выяснить детали, - он приложил к своей щеке её холодную ладошку. - Ты умница. Интуиция у тебя что надо!
  - А Олаф? Про него ты что-нибудь узнал? Что было не так с его визитом, Феликс?
  - Про Олафа - пока ничего, - поморщился оборотень. - Не успел. Ты думаешь, он может играть на стороне Манганы?
  - Абсолютно исключено! - глядя на него сверху вниз, бурно запротестовала Принцесса. - Он верен отцу, как собака! Я, правда, очень удивлена, что он позволил Мангане морочить себе голову...
  - В этом-то как раз ничего удивительного нет. Слишком уж удобна для него и для Короля версия про графа Сольберга. Если обман дополнить магическими средствами убеждения, человеку даже в голову не придёт сомневаться в том, во что ему самому хочется верить.
  Эрика вернулась в своё кресло и зябко обхватила себя руками. После паузы она произнесла:
  - Аксель ничего не знает, любимый. Ни про Марка и Ингрид, ни про Мангану и клавикорд, ни про Вальду и её чары. А ведь ему грозит опасность. По-моему, скрывать от него правду и дальше - это подло.
  - Согласен, - поразмыслив, кивнул Многоликий. - Но ты уверена, что мы можем ему доверять? Всё-таки та записка...
  - Уверена, - твёрдо ответила Принцесса. - Её у него украли. Значит, теперь обойдёмся без записок, только и всего! Он нас не выдаст. Я хорошо изучила его за это время.
  - Тогда почему бы мне самому с ним не познакомиться? - предложил Феликс.
  Отреагировать она не успела: в гостиной затрещал телефон. Охнув: 'Это ещё что такое?!' - девушка кинулась к аппарату.
  - Слушаю!
  - Доброе утро, девочка, - сухо приветствовал её Король, - я тебя не разбудил? - и продолжил, не дожидаясь ответа. - В интересах безопасности твоего жениха я принял решение ускорить наш отъезд в Империю. Отправляемся сегодня вечером. Надеюсь, к этому времени ты будешь готова.
  
  * * *
  Суета, поднявшаяся в покоях Принцессы после звонка Короля, не поддавалась описанию. Многоликий едва успел удрать, а Эрика - отпереть дверь, когда в гостиную влетела Вальда, а с нею - ещё две горничных, которых дали ей в помощницы.
  - Хорошо, что вы уже встали, ваше высочество! Придётся вам прямо сейчас спуститься к швеям для последних примерок, - с порога сообщила Валькирия. - Мы сегодня вечером...
  - Да, я знаю, папа уже телефонировал, - улыбнулась Принцесса. - Тебе сказали, в котором часу мы выезжаем?
  - Сказали, что всё должно быть готово к семи.
  Эрика благожелательно кивнула:
  - Ясно. Помоги мне переодеться, и приступайте.
  Покуда Вальда застёгивала на ней платье и собирала волосы в тугую высокую причёску, способную выдержать несколько перемен одежды, в гостиной и в спальне откуда ни возьмись появились пустые кожаные чемоданы - такие огромные, что в любом из них Принцесса, наверное, могла бы поместиться целиком. К чемоданам прилагались неисчислимые несессеры, коробки, футляры для драгоценностей и полотняные мешки с завязками, моментально заполонившие все свободные поверхности. Одна из помощниц, для порядка спросив разрешения у хозяйки покоев, вытащила из гардеробной ящики с чулками и нижним бельём, другая ринулась в ванную и застучала там флаконами и баночками. Чемоданы стали стремительно наполняться.
  'Да этого же хватит на десятерых! - удивлялась Эрика, наблюдая за сборами. - На что мне такая прорва вещей?..' На самом деле, она даже примерно не представляла, каким должен быть её багаж. Наяву она ни разу не выезжала из Замка дольше, чем на шестнадцать часов, и ни разу не ночевала за его пределами. А в той, неслучившейся жизни - всегда путешествовала налегке.
  'Все вокруг считают, что в дальнюю дорогу я собираюсь впервые. Интересно, какого поведения они от меня ждут? Я должна волноваться? Прыгать от радости? Давать дурацкие советы?'
  Делать не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Валькирия была превосходной горничной и о принцессиных потребностях, равно как и о правилах этикета, знала больше самой Принцессы. Тогда о чём волноваться и зачем давать советы? Всё, что остаётся - изображать радостное предвкушение. Но так ли уж это просто, если накануне путешествия вместо радости ты испытываешь тревогу и даже страх?
  Сейчас в голове у девушки были только Многоликий, успевший предупредить её, что собирается понаблюдать за Олафом и за Ингрид - и принц Аксель, с которым непременно следовало всерьёз побеседовать до поездки. Эрика обещала любимому познакомить его со своим ненастоящим женихом, и теперь гадала, получится ли у неё сегодня устроить ещё и это. В то, что Феликс отыщет ключ от браслета и визит к Джердону не состоится по причине их побега, Принцесса уже совсем не верила. А значит, в полный рост вставал вопрос о том, удастся ли взять Многоликого с собой - бедняжке становилось нехорошо от мысли, что ей снова придётся надолго с ним расстаться.
  Так что участие Эрики в сборах свелось к тому, что она с рассеянным видом показала Валькирии, какие из драгоценностей нужно упаковать в первую очередь и какие из своих книг она желает взять в дорогу. После чего с изрядным облегчением поменяла общество мельтешивших вокруг неё горничных на общество придворных швей. Те, разумеется, суетились ничуть не меньше, но с ними, по крайней мере, не нужно было ничего из себя строить. Принцесса надеялась, что здесь от неё понадобится только одно - смирно стоять на возвышении перед зеркалом, поднимая и опуская руки и поворачиваясь, когда попросят.
  Надежды, увы, не оправдались. Как ни спешили швеи, сразу же стало ясно, что закончить работу на день с лишним раньше условленного срока у них не получится. Чтобы довести до ума хотя бы часть нарядов, остальные требовалось отложить, и решать, что отложить, а что заканчивать, пришлось Эрике. Она предпочла бы поручить это отцу - в конце концов, именно он придумал обновить её гардероб и он же выбирал фасоны! Безропотно подчинившись отцовскому желанию и выбору, она была готова подчиниться и вновь - лишь бы не думать ни о Короле, ни о том, устроит его или нет её решение. Всякая мысль об отце причиняла ей боль. Принцесса не знала, осталась ли в её сердце хоть капля любви к этому человеку - зато теперь знала цену ему самому и вспоминать о нём старалась пореже.
  Но Скагер, так же, как все прочие, был занят приготовлениями к отъезду и разделить с дочерью 'дамские хлопоты' отказался. Пришлось Эрике себя перехитрить. Она представила, что наряжается не для отца, не для Джердона и даже не для Акселя, а для Феликса. Представила, как он сидит в кресле сбоку от возвышения, рассматривает её, блестя глазами, и одобрительно улыбается. Щёки у неё потеплели, сердечко застучало чаще, и дело сразу пошло веселее. В итоге, ею были выбраны: два бальных платья - воздушное нежно-зелёное, с лифом, украшенным атласными цветами и листьями, и бархатное вишнёвое, с пышными рукавами в бело-вишнёвую полоску; парчовое чёрно-серебряное платье для приёмов, колючее, но изумительно красивое; удобная амазонка из плотной лиловой шерсти в серую клеточку; вельветовая тёмно-синяя юбка с широкими воланами; несколько разноцветных шёлковых блузок; и яркая сине-белая шубка, в которую Эрика влюбилась ещё на первой примерке.
  Обед в этот день начался на час позже обычного. Большинство из тех, кто присутствовал в столовой, держались очень нервно, но выглядели не напуганными, как вчера, а только взбудораженными поспешными сборами. Мангана, остающийся дома, снова казался погружённым в свои мысли. Пертинад, которому предстояло вместе с сестрой сегодня же вернуться в Межгорное княжество, сидел надутый, как индюк, налегал на алкоголь, но почти не ел, что свидетельствовало о крайней степени его расстройства. 'Ещё бы! Опять уезжает несолоно хлебавши!' - подумала Эрика с удовлетворением. Королева Водра вела себя на удивление спокойно и любезно; если она и чувствовала разочарование, то ничем этого не выдавала.
  Межгорская парочка отбыла к себе сразу после обеда. Герцог дёрнулся было на прощание поцеловать руку Принцессе, но она отшатнулась и спрятала ладонь за спину, грубейшим образом нарушив правила хорошего тона. Пертинад побагровел так, словно его вот-вот хватит апоплексический удар, но никакой жалости к нему у его несостоявшейся невесты не было - одно лишь безудержное, неизбывное отвращение. Его сестра, как ни странно, даже не изменилась в лице, ни спокойствия, ни любезности не утратив.
  - Дорогая Водра, - проговорил Король, - я всей душой сожалею, что вчерашний инцидент нарушил все наши планы и не позволил нам обсудить ваши предложения с тем вниманием, какого они, безусловно, заслуживают.
  - Не стоит сожалений, дорогой Скагер, - королева покачала головой в чёрных страусиных перьях. - Время терпит. Мы продолжим наше общение позже, не так ли?
  - О да, конечно! - согласился Король. - Жду вас с новым визитом, когда мы возвратимся из Империи.
  Водра отреагировала скупой улыбкой, в которой Эрике почудилось что-то хищное.
  В начале пятого, как только гости уехали, Принцесса заторопилась к себе; Аксель, как водится, вызвался её проводить. Всю дорогу девушка молчала, придумывая, как поступить, чтобы неполные три часа, оставшиеся до окончания сборов, потратить на разговор с принцем и на его знакомство с Многоликим. Сомневаться не приходилось, у неё в покоях сейчас дым коромыслом. Скоро туда принесут готовые платья, сборы затянутся, и хорошо ещё, если завершатся вовремя. Стало быть, встретиться нужно в другом месте - вот только где?..
  - Принцесса, у вас такой озабоченный вид, - не выдержал молчания Аксель, когда они шли по галерее, соединявшей центральную часть замка Эск с Башней Наследницы. - О чём вы думаете? Вас пугает встреча с моим отцом?
  - Нет, - быстро ответила Эрика. - То есть да... пугает. Но думаю я не об этом.
  - Тогда о чём же?
  - О том, что я должна кое-что с вами обсудить, - решилась, наконец, она. - Имею в виду, прежде чем мы поедем в Икониум.
  - Так давайте обсудим! - охотно согласился он.
  - Не здесь, - одними губами молвила Принцесса. - В другом месте, где нас никто не подслушает.
  - В каком и когда?
  - В старой библиотеке. Помните, где наутро после моего дня рождения вы впервые рассказали мне про Аниту?
  - Где вы сразили меня в самое сердце, заявив, что всё про меня знаете? Конечно, помню, - усмехнувшись, шепнул принц. - Когда?
  - Ступайте туда прямо сейчас. Я загляну к себе, а потом приду к вам.
  Он кивнул, развернулся и без лишних вопросов направился в библиотеку.
  Эрика поднялась в свои покои. Там всё выглядело в точности так, как она боялась, или даже хуже. Из угла в угол носились теперь не три, а целых пять горничных - у неё голова закружилась от беспорядка и пестроты раскиданных вещей. Принцесса улучила момент, когда в спальне никого не было, опустилась на колени и присмотрелась, не прячется ли под комодом или за ножкой кровати маленькая серая мышка. Мышку разглядеть не удалось, но это абсолютно ничего не значило.
  - Любимый, ты тут? - прошептала Эрика. - Если тут, беги в старую библиотеку, - она объяснила, которое из замковых книгохранилищ имеет в виду. - Я попросила Акселя ждать меня в ней.
  Прислушалась, но ни шороха, ни писка в ответ не услышала. Вместо этого за спиной раздался голос Валькирии:
  - Чего это вы, ваше высочество, по полу ползаете? Уронили что-нибудь?
  - Уронила. Кольцо, - сказала Принцесса, поднимаясь и поправляя помолвочный перстень. - Вот, еле достала. Оно мне слегка великовато.
  - Позвали бы кого-нибудь, мы бы подняли!
  - Пустяки, - пожала плечами Эрика. - Вы же все так заняты! Быстрее было самой.
  Переместилась в гостиную, постояла с минуту, заглянула в каждый из распахнутых чемоданов, притворяясь, что проверяет, всё ли в порядке, и пошла беседовать с Акселем.
  
  * * *
  Наблюдать за начальником Охранной службы оказалось наискучнейшим и почти бессмысленным занятием. Честный служака, более всего в жизни озабоченный тем, чтобы ни волоса не упало с головы его драгоценного патрона, никаких сюрпризов Многоликому не преподнёс. Сначала Олаф побывал у Короля и заверил его, что не спускает глаз с Марка и Ингрид и не позволит им в поездке устроить ничего такого, что могло бы вызвать скандал. Прежде чем уйти, он не выдержал и высказался:
  - Завидую вашей силе духа! Я бы, ваше величество, давно в каталажку посадил обоих. В голове не укладывается: собираются вас убить - и ходят по Замку как ни в чём ни бывало!
  Вот оно - прямое доказательство того, в чём Феликс и раньше не сомневался: начальнику Охранной службы отлично известно о заговоре - по крайней мере, в том виде, в котором оный существовал три недели назад.
  Скагер раздражённо прищурился в ответ:
  - Успеется. Убить они меня всё равно не убьют, ты же понимаешь, а посвящать Джердона в наши семейные дела преждевременно. Мне бы очень не хотелось быть вынужденным объясняться с ним по этому поводу до свадьбы Эрики.
  Затем Олаф отправился инструктировать своих подчинённых - тех из них, кому предстояло сопровождать королевскую миссию. Телохранители Короля, телохранители наследницы, телохранители принца Акселя, охрана поезда... Инструкции были очень подробными, но совершенно стандартными. Верный пёс его величества не говорил и не делал ровным счётом ничего такого, чего ему не полагалось по должности; держался он уверенно и флегматично; но затаённое беспокойство в его повадках всё-таки чувствовалось. Может, как раз оно вчера Принцессу и насторожило? Что ж, надо полагать, в замке Эск чутьё есть не у одной только Эрики. Олаф инстинктивно догадывается, что его обманули, но осознать, в чём именно обманули, не может - Мангана об этом позаботился. Отсюда и беспокойство, которое самому начальнику охраны, наверное, кажется беспричинным. У Феликса сложилось впечатление, что идея ускорить отъезд принадлежала именно ему, измученному невнятными предчувствиями, и это был единственный вывод, который удалось сделать.
  Оставив Олафа раздавать начальственные указания, Многоликий устремился в покои к Ингрид. Сценка, которая разыгралась в них у него на глазах, дала ему несколько больше пищи для размышлений.
  Сегодня здесь царила такая же предотъездная суматоха, как у Эрики - высматривать в этом бедламе 'антикорону' было немыслимо. Хозяйка, на первый взгляд, отсутствовала, но Феликс быстро сообразил, где она прячется. В распоряжении мачехи, помимо спальни, соединённой дверью со спальней Короля, имелся ещё будуар с отдельным входом. Там-то и коротала время Ингрид, спасаясь от шума, суеты и посторонних глаз.
  Это была холодная, яркая и блестящая комната. Вчера Многоликий видел её в красках: в поисках ключа он заходил сюда в человеческом обличье, пока королевское семейство обедало и обсуждало покушение на Акселя - и хорошо запомнил, как она выглядит. Сталь и стекло по последней столичной моде, толстый белый ковёр, белые и розовые шары напольных светильников, вычурный круглый диван, обитый бархатом цвета фуксия, пара низких кресел того же оттенка... исполинская порция мороженого с вареньем - вот на что походил будуар этой женщины!
  Мачеха в белом шёлковом халате, подобрав ноги, сидела на диване, в руках у неё была неизменная вазочка с любимым лакомством. В одном из кресел расположился Марк, который, судя по его напряженной позе, надолго тут задерживаться не собирался.
  - Дружочек, ты, как обычно, паникуешь раньше времени, - мурлыкала Ингрид, подхватывая ложечкой пломбир. - Позволь событиями идти своим чередом. Выбрать удачный момент для решительных действий - это половина успеха!
  - Ты каждый день повторяешь одно и то же, - негодующим тоном отвечал мальчишка. - Выбрать момент, выбрать момент!.. Разве не ты обещала мне, что никакой поездки в Икониум не будет? Не ты говорила, что к этому дню всё уже закончится?! А на самом деле...
  - Я не обещала, дружочек, ты неправильно меня понял. Я говорила: лучше бы нам успеть до поездки. Не моя вина, что у нас не получилось.
  - Не твоя? А чья же? Скажешь, Манганина? Неужели в твою прелестную хитрую голову не приходило, что этот старый хрен водит нас за нос? - горячился Марк.
  По лицу Ингрид прошла тень, но поддаться гневу женщина себе не позволила.
  - Успокойся, милый. Мангана, как и мы, ждёт подходящего момента. В любом случае, у нас есть запасной вариант, и как только...
  - Разумеется, запасной вариант! Как это я забыл?! - её пасынок зло и беспомощно выругался. - Слушай, Ингрид, по-моему, ты водишь меня за нос не хуже Придворного Мага. Иначе давно бы перешла от слов к делу.
  - И загубила бы это дело спешкой, да, нетерпеливый? - мачеха вздохнула и поставила вазочку на стеклянный столик. - Я так устала ходить по кругу! А тебе пора научиться ждать, - она облизала пальцы, испачканные мороженым и сиропом, и недвусмысленно улыбнулась. - Иди сюда, мой сладкий, уж я-то знаю, как скрасить твоё ожидание.
  Мальчишка поднялся, но принимать приглашение не спешил.
  - Ну же! - изменив позу на более откровенную, позвала Ингрид. - Я тебя хочу. Неизвестно, когда мы в следующий раз останемся наедине...
  - Не стоит, мамочка, - с неожиданной издёвкой в голосе отозвался Марк. - Вокруг полно народу. Не хватало ещё, чтобы нас с тобой застукали.
  Наклонился над ней, коротко, будто клюнул, поцеловал в губы и, не прощаясь, выскользнул за дверь. На этот раз во взгляде, посланном мачехой ему вслед, не было ни удивления, ни укоризны - была одна только ледяная ярость, которую больше ничто не удерживало.
  Довольно, решил Многоликий, глянув в окно, за которым начинало смеркаться. Пора завязывать и со шпионажем, и с бесплодными поисками. Нужно возвращаться к Эрике, не то, неровен час, она уедет, не повидавшись с ним. И он помчался обратно в Башню Наследницы. Когда он выбрался из-под половицы в принцессиной гостиной, самой Принцессы в покоях ещё не было. Только горничные носились туда-сюда, топоча и поднимая пыль. Оборотень забился в самый дальний угол под кроватью и принялся считать минуты до появления Эрики. Он уповал на то, что ей хватит сообразительности не дожидаться, пока прислуга уйдёт, а назначить ему встречу где-нибудь в другом месте - и девушка, как обычно, его не разочаровала.
  
  * * *
  В старую библиотеку Феликс попал раньше Принцессы. Аксель уже был там - подперев рукой подбородок, сидел за столом у окна и листал какой-то ветхий манускрипт. Феликс обежал длинную комнату по периметру и убедился, что подслушивающих приспособлений в ней нет. 'Повезло нам, что Скагер на дух не переносит магию! - подумал он. - Не то бы в замке Эск на каждом углу торчали магические уши!' А так, в этом помещении можно беседовать о чём угодно безо всякого риска. Вон там, за стеллажами есть ещё один стол, от входа его не видно. Дверная створка тут тяжёлая, толстая и, скорее всего, скрипучая - украдкой её не откроешь. Вряд ли кого-нибудь занесёт сюда нынче вечером, но даже если такое случится, самое большее, что заметит случайный свидетель - как наследница трона и её жених рассматривают старинную книгу. Третий участник разговора исчезнет при первом же шорохе.
  Он только-только закончил осмотр, когда появилась Принцесса. Плотно притворила за собой дверь, показала Акселю закуток за стеллажами и попросила:
  - Давайте сядем здесь, дорогой принц, за этим столом нам будет спокойней. На всякий случай, несите сюда свою книгу.
  Имперец молча подчинился. Он выглядел очень заинтригованным.
  Многоликий ждал, не желая пугать его своей внезапной материализацией и рассчитывая ещё немного к нему приглядеться.
  Уже совсем стемнело. Девушка зажгла керосиновую лампу - электричества в этой комнате не было - и уселась напротив принца, нервно покусывая губы.
  - Вы так взволнованы, Эрика, - мягко сказал он. - Разговор, похоже, будет не из лёгких.
  - Вы правы, - вздохнула она. - Я даже не знаю, с чего начать.
  - Начните с главного.
  - Боюсь, не сумею выбрать. Эта поездка, Аксель... всё происходит слишком быстро. Гораздо быстрее, чем я думала. Я не успела подготовиться... а времени уже совсем нет...
  - Подготовиться? К чему? К разговору?
  - Не только. Знаете что... наверное, так будет проще, если мы вместе... Короче говоря, я должна кое с кем вас познакомить. Я, правда, не уверена, что он сейчас здесь.
  Повисла пауза. Физиономия принца из заинтригованной стала озадаченной. Ждать дольше не имело смысла. Инстинкт подсказывал Феликсу, что этому человеку, в самом деле, можно доверять. Обернувшись, Многоликий вышел из полумрака и сообщил:
  - Я здесь, Эрика. Я давно уже здесь.
  - Силы Небесные, я так рада! - пролепетала она - и разом обмякла. Плечи опустились, ладони расслабленно упали на столешницу, глаза распахнулись и засияли. - Я не знала, слышал ты меня наверху или нет.
  Феликс ещё 'в прошлый раз' убедился, что у Акселя всё в порядке с самообладанием. Тот и теперь не вскочил, не закричал, не замахал руками, когда перед ним неизвестно откуда возник незнакомец. На мгновение застыл, затем окинул Многоликого внимательным взглядом, приветственно кивнул и посмотрел на свою фиктивную невесту:
  - Это ваш возлюбленный, Эрика?
  - Это мой возлюбленный, - светло улыбнулась она. - Мы... были вынуждены с ним расстаться. И снова встретились два дня назад.
  - Добрый вечер, ваше высочество, - сказал Феликс, опустился на свободный стул рядом с Принцессой и собственническим жестом обнял её за плечи - не ревновать её к жениху у него даже теперь решительно не получалось.
  Эрика тут же к нему приникла, да так и сидела потом до конца разговора, не отстраняясь и почти не двигаясь.
  - Бросьте, - поморщился принц. - Просто Аксель. Кто я такой, вы, конечно, знаете.
  - Меня зовут Феликс, - помолчав, представился Многоликий. - И вы меня, я думаю, тоже знаете. Имею в виду, если вам кажется, что вы видели мой портрет в имперских газетах - не сомневайтесь, так оно и есть.
  Аксель усмехнулся:
  - Да, Феликс, я вас знаю. Вы здорово попортили кровь моему отцу - вообще-то это мало кому удаётся. Удивительно, что он позволил вам сбежать.
  - Сам удивляюсь, - пожал плечами оборотень. - Но факт есть факт: велел катиться на все четыре стороны, с условием никогда не возвращаться в Империю.
  - Имейте в виду, я на вашей стороне, - заявил вдруг принц и пояснил: - Правосудие бывает таким неповоротливым... а вы всякий раз приходили вовремя и именно туда, куда следовало.
  И протянул Феликсу руку для рукопожатия.
  Ладонь у него оказалась горячая, сухая и очень дружественная.
  - Ценю вашу симпатию, Аксель, - разрешив себе улыбку, произнёс Многоликий, - но мы собрались не для того, чтобы обмениваться любезностями. Нам с Эрикой о многом нужно вам рассказать. Только сейчас уже я не знаю, с чего начать. Как ты думаешь, - он повернул голову к Принцессе, - стоит вываливать на него правду?
  Она переспросила:
  - Какую правду, любимый? О том, откуда нам с тобой всё известно?
  - Конечно, стоит! - вмешался её жених. - Я всегда предпочитаю знать правду, даже если она мне совсем не нравится.
  - Не в том дело, понравится она вам или нет! - возразила она. - Мы просто думаем, что вы нам всё равно не поверите, и потому...
  - Честное слово, я поверю!
  - Даже если мы скажем, что побывали в недалёком будущем и вернулись обратно? - уточнил Многоликий.
  Принц поперхнулся на полуслове, глаза у него стали круглыми.
  - То-то и оно, - покачал головой Феликс, глядя в его ошарашенное лицо. - Может быть, вы и поверите... позже...
  - Но пока, - подхватила Эрика, - считайте, что мы сумели одним глазком заглянуть в Книгу Судеб. И кое-что прочитали и запомнили. Я обманула вас - Дара ясновидения у меня нет. То есть нет, не обманула - в тот момент я сама ещё не понимала, что со мной происходит. Потом поняла, но не знала, имеет ли смысл вам рассказывать...
  - А теперь мы осознали, что не вправе всё это от вас скрывать, - закончил за неё Многоликий. - Тем более, что со вчерашнего дня история обогатилась новыми и крайне неприятными подробностями.
  - Ну так рассказывайте скорее, - пробормотал, отмирая, Аксель. - В конце концов, какая разница, откуда вы получили свои... крайне неприятные сведения?
  И они принялись рассказывать.
  Медленно и обстоятельно, стараясь не путаться и не перебивать друг друга, Феликс и Эрика поведали принцу обо всём, что, по их мнению, хоть как-то его касалось.
  О том, что герцог Пертинад - не единственный, кто желает расторжения принцессиной помолвки, и даже не самый опасный.
  О скверных намерениях Ингрид и Марка.
  О том, что Придворный Маг непонятно зачем покрывает человека, устроившего покушение на принца, и непонятно с кем из-за этого вступил в сговор.
  О помешательстве Манганы на Наследстве Ирсоль, завещанном Принцессе и Многоликому, и о том, какую инсценировку он собирался устроить, чтобы завладеть Инструментом.
  О браслете Эрики, который, на самом деле, не украшение, а наручник, приковывающий её к отцу и к Замку.
  О Валькирии с её чарами, про которую пока совсем ничего непонятно, но с которой всё-таки нужно быть настороже.
  И в заключение - о случайно найденной Манганой и таинственно исчезнувшей 'антикороне'.
  Аксель вроде бы пришёл в себя - слушал, кивал, задавал осмысленные вопросы - но потрясённое выражение держалось на его лице, как приклеенное.
  - Не знаю, как реагировать, - признался он, когда его собеседники умолкли. - Голова кругом. Если бы я мог представить себе что-то подобное, когда отец отправлял меня свататься к вам, дорогая Эрика...
  - Вы бы на пушечный выстрел не приблизились к Ингрии, - девушка опустила глаза. - А поплыли бы на Туллукские острова к принцессе Онедьель.
  - Верно. Она была следующей в очереди. Но откуда вы знаете... - начал было принц и осёкся. - Вы что, подсмотрели в будущем и нашу с ней свадьбу?
  - Угу, - мрачно отозвался оборотень. - Подсмотрели.
  - И это непременно случится? - бледнея, уточнил Аксель.
  Принцесса и Многоликий переглянулись.
  - Неизвестно, - сказала она. - Судьба - это не приговор, а вероятность. Мы с Феликсом уже пошли по другой дороге. По крайней мере, я хочу в это верить. Но если вы теперь, зная, какое безумие у нас тут творится, пожелаете разорвать помолвку...
  Принц подскочил на месте:
  - Разорвать помолвку?! Ни за что! Другой возможности остаться с Анитой у меня не будет! Я не боюсь. У того, кто попытается меня убить, всё равно ничего не получится, мой амулет не даёт осечек.
  - Где-то я сегодня это уже слышал, - проворчал Феликс, исподволь восхищаясь его храбростью.
  Осмысливая сказанное, все затихли. Потом Многоликий поинтересовался:
  - Как так вышло, Аксель, что вы влюбились в Аниту, хотя и знали что ваш отец...
  - Что он не позволит мне на ней жениться? Я не знал, - с виноватой улыбкой сказал принц. - Глупо, да? Но я не вру. Я всего лишь четвёртый сын, сесть на трон мне, в любом случае, не светит. Мой брат женился, как подобает наследному принцу, два месяца назад у него родился первенец. Обе моих сестры замужем... и это были очень выгодные сделки. В глубине души я надеялся, что моему отцу будет их достаточно и меня оставят в покое. Кроме того, Анита же не горничная и не прачка. Она дочь богатого и влиятельного человека, члена Императорского Промышленного совета. Мне казалось, это даёт нам шанс. Но её мать - балерина... а на меня, как выяснилось, у отца были свои планы. Когда мы осознали, что ошиблись, было уже слишком поздно.
  - А что случится, если вы попытаетесь настоять на своём? Или уедете куда подальше со своей подругой?
  - Далеко мы с ней не уедем, Феликс, - безнадёжно ответил Аксель. - От Императора ещё никто не убегал... гкхм... без его высочайшего соизволения. Что будет со мной, я не знаю. Лишат состояния и титулов, отберут магическую защиту, отправят на какую-нибудь войну... не знаю, как далеко зайдёт отец в желании меня наказать. А вот на Аните и её семье он отыграется по полной, в этом я даже не сомневаюсь.
  - Примерно так я и думал, - тяжело вздохнул Многоликий. И спросил, обращаясь к обоим: - Что же вы всё-таки собирались делать? До бесконечности растягивать помолвку, как тогда?
  - Сначала да, мы собирались тянуть, - ответила Эрика. - Но папа так торопит нас со свадьбой...
  - И мой отец подлил масла в огонь, написав ему, что тоже не намерен ждать, - добавил Аксель.
  - Словом, мы собирались сделать, как они хотят. О том, что наш брак будет фиктивным, им знать совсем не обязательно, - смущённо закончила Принцесса. - Мы так решили ещё до того, как ты... вернулся. Но со всеми нынешними событиями, я уже не уверена, что наше решение было правильным.
  - Пресветлые Серафимы, принцесса, если бы вы только знали, как я рад, что у вас есть возлюбленный! - с жаром воскликнул её жених. - Меня ужасно мучило, что своим притворным сватовством я лишил вас возможности выйти замуж по-настоящему. Зато теперь...
  - Зато теперь я могла бы сбежать с Феликсом. Нас бы не поймали, мы знаем, как вести себя, чтобы этого не произошло. Меня бы объявили похищенной, а вы бы получили время на то, чтобы уговорить отца не разлучать вас с Анитой. В точности такой план у нас однажды уже был, но тогда...
  Имперец нахмурился:
  - Не знаю, хороший ли это план, но если вы, действительно, хотите совершить побег, то я, конечно...
  - Мы-то хотим, - перебил Многоликий. - Вот только ключа от браслета у нас нет, и взять его, к сожалению, негде. И раз у вас, принц, хватает мужества оставить всё как есть, значит, сегодня Эрика поедет с вами в Икониум...
  - А дальше будет видно, - оптимистично заключил Аксель, потихоньку привыкая к изменившейся картине мира. - Только всё же давайте как-нибудь предупредим вашего начальника охраны, что с графом Сольбергом Придворный Маг его обманул. Пускай держит ухо востро и ищет настоящего виновника.
  - Это мы обязательно сделаем, - пообещал Феликс. - Старым дедовским способом соорудим анонимку - вырежем слова из газеты, склеим из них письмо и подбросим ему.
  - А камень? - подала голос Эрика. - О камне мы его предупредим? Ты ведь сам хотел...
  - О камне - пока не стоит. Я передумал. Мы ведь не знаем наверняка, что он у Ингрид. А вдруг нет? Вдруг мы найдём его первыми? Чем меньше людей знают о его существовании, тем для нас с тобой лучше.
  - Но если он всё-таки у неё?
  - Сейчас это неважно. Главное, чтобы она не успела воспользоваться им до отъезда. Ты говорила, он срабатывает, когда его вставляют в Корону?
  - Насколько я помню, да.
  - В ту её часть, которая хранится в Замке?
  - Разумеется. Та часть, что в Замке - главная.
  - Значит, мне придётся взглянуть на Корону и убедиться, что противовеса в ней нет. Само собой, только после того, как вы уедете - то есть когда Ингрид в Замке уже не будет.
  Принцесса вздрогнула и подняла на Феликса испуганные глаза.
  - Неужели ты останешься здесь?..
  - Нет, родная. Позже я к вам присоединюсь, - поспешил он её успокоить.
  Часы на башне пробили половину седьмого. Свежеиспечённым заговорщикам оставалось полчаса на то, чтобы придумать, каким образом сделать из Многоликого полноправного участника королевской миссии.
  
  
  Глава двадцать пятая,
  в которой Многоликий обживает корзинку из виноградной лозы,
  Принцесса выясняет нечто новое о своей стране
  и получает сногсшибательное известие,
  а принц Аксель открывает в себе задатки экспериментатора.
  
  Вечер был по-настоящему прекрасным - тихим, безоблачным и не слишком морозным. Луна сияла так ярко, что маленькие и робкие северные звёзды терялись на её фоне и небо казалось не чёрным, а почти голубым. Замок Эск в тёмное время суток обычно выглядел довольно мрачным - эту мрачность не могла рассеять даже праздничная иллюминация. Но сегодня он как будто стал светлее и легче - не в землю врастал вековечной тяжестью каменных стен, а устремлялся вверх всеми своими шпилями и островерхими крышами, присыпанными снегом.
  Стоя посреди площади перед крыльцом центрального здания, Эрика любовалась посеребрёнными башенками и рассматривала людей, которых вокруг неё становилось всё больше. С утра её голова была занята вещами, не связанными напрямую с путешествием, но сейчас ею наконец-то завладело предотъездное волнение. Переступая на месте, чтобы не окоченели ноги, Принцесса наблюдала за лакеями, по-муравьиному деловито выносившими багаж; за экипажами и автомобилями, выезжавшими к воротам и замиравшими в ожидании пассажиров; за членами королевской свиты, выходившими один за другим на площадь - похоже, им так же, как ей, не терпелось отправиться в путь. Придворные то и дело здоровались с нею, кланялись и заводили разговор о чудесном вечере, благоприятствующем поездке. Она отвечала хоть и любезно, но настолько рассеянно, что желающие пообщаться возле неё не задерживались.
  Не в силах усидеть дома, Эрика вышла на воздух сразу же после того, как Вальда закончила колдовать над её причёской. Новая сине-белая шубка, та самая, что с первого взгляда очаровала свою будущую хозяйку, оправдала надежды - получилась не только хорошенькой, но и практически невесомой. У девушки даже сердце ныло, так сильно ей хотелось взлететь! Ночное небо кружило ей голову, пробуждая воспоминания о том безумном неслучившемся полёте, когда она упивалась нежданной свободой и едва родившейся любовью. Сейчас свободы у Принцессы не было вовсе, да и о полётах на ближайшие пару недель предстояло забыть. Зато любовь пустила корни в её сердце, выросла и так буйно расцвела, что её почти невозможно стало скрывать. Хорошо ещё, мечтательное выражение, то и дело вопреки желанию Эрики возникавшее у неё её лице, вполне соответствовало статусу счастливой невесты - иначе отец и Мангана давным-давно заподозрили бы неладное.
  Что совершенно не соответствовало означенному статусу, так это бесплодная и крайне утомительная тревога о Феликсе, которая в минувшие два дня отпускала Принцессу лишь тогда, когда он был рядом. Чтобы хоть немного отвлечься, она пыталась сосредоточиться только на том, что видит, но получалось у неё плохо.
  Явилась Вальда, принялась зычным голосом раздавать указания лакеям, и глаза всех присутствующих мужчин тут же обратились к ней. С женской точки зрения, ничего особенного в ней не было. Она и похорошевшей-то больше не казалась - слишком сурово были сведены её светлые брови, слишком резки движения и интонации. Эрика знала, откуда взялась такая резкость: если бы не внезапный отъезд, её горничная не укладкой багажа сейчас бы командовала, а спешила в город, на свидание с Многоликим. Однако для лакеев и стражников Валькирия осталась неотразимой, они сбивались с ног, стараясь ей угодить. Даже придворные, которым положение не позволяло якшаться с прислугой, нет-нет, да и бросали на неё заинтересованные взгляды.
  Во всём этом было даже что-то жуткое.
  Пелена Любви, припомнила Эрика слова Феликса, не на всех мужчин действует одинаково. Каждый из них засматривается на женщину, которая носит любовные чары, но большинство даже не пытаются её завоевать, считая, что недостойны такой красотки. Теряют голову, бросаясь в бой, только те, кто абсолютно уверен в себе - и те, кого эта женщина сама пожелает увлечь. Очень разумно, рассудила тогда Принцесса, иначе жизнь владелицы Пелены превратилась бы в истинный кошмар. Интересно, гадала она теперь, кого выберет Вальда, когда поймёт, что Многоликий не вернётся? И как поведёт себя, когда поймёт? Действительно ли без промедления выдаст его Охранной службе? Что придумает, чтобы не выдать при этом саму себя?
  Сама над собой посмеиваясь, Эрика покачала головой: 'О чём бы я ни думала, всё равно буду думать о Феликсе! И ничегошеньки с этим не поделаешь!'
  В эти минуты он где-то прячется, ожидая, когда королевская миссия покинет Замок. Потом проберётся в Коронный зал - небольшое круглое помещение, расположенное под самой крышей главной башни, непосредственно позади часов. На мраморном постаменте в центре зала на чёрной бархатной подушке лежит Внешний обруч Короны - изысканно-красивая платиновая конструкция тончайшей работы, щедро украшенная драгоценными камнями. От Внешнего обруча разбегаются голубые и белые протуберанцы магического излучения, они истончаются, ветвятся и постепенно становятся неразличимыми, пронизывая весь Замок защитной сетью.
  Внутреннего обруча, очень похожего на Внешний, но меньшего по ширине и диаметру, в Коронном зале сейчас нет - он закреплён чуть выше локтя на руке Короля. Гибкое плетение позволяет носить Корону на голове, как положено, или на шее, наподобие ожерелья, но Эрика знала, что атрибут королевской власти отец водружает к себе на макушку лишь во время торжественных церемоний. Забирая Внутренний обруч в поездки в качестве охранного амулета для себя и своей семьи, Король всегда пристраивал его на руку. Должно быть, человеку, суеверно боящемуся магии, конечность казалась менее уязвимым местом, чем голова.
  Итак, Феликс проберётся в помещение позади часов, дабы удостовериться, что в Короне нет противовеса. Если не случится ничего неожиданного, проверка займёт считанные минуты. Двое стражников, дежурящих у входа в Коронный зал, больше напоминают почётный караул, чем настоящую охрану. Артефакты такого типа имеются почти у всех монарших домов Континента. По общему убеждению, Короны обладают функцией самозащиты, и опыт последних пяти сотен лет этому ни в малейшей мере не противоречит. Главное, чтобы обошлось без сюрпризов, сказала себе Эрика - и чтобы в гнезде на Внешнем обруче не было 'Уязвимости монарха'! Скорее всего, у камня есть секрет, не зная который, вынуть его не удастся. И что тогда? Сочинять ещё одну анонимку Олафу? Продолжать поездку как ни в чём ни бывало, зная, что Короля в любую минуту могут убить?..
  'Силы Небесные, пусть ничего не случится! Пожалуйста, пусть ничего не случится!' - закрыв глаза, мысленно взмолилась Принцесса.
  А когда открыла, с крыльца в облаке роскошных белоснежных мехов с театральной осторожностью спускалась мачеха. Справа от неё шёл Король - нежнейшим образом придерживал её за талию и за руку в белой перчатке. 'Лицемер. Какой же он лицемер!' - с привычной, но не слабеющей горечью подумала его дочь. Слева - доктор Коркец, не смевший прикасаться к Ингрид, но ничуть не менее предупредительный. О беременности супруги Скагера Первого официально ещё не объявляли, однако все свидетели демонстративно-трепетной заботы, естественно, догадались, что она означает.
  Доктор Коркец, вспомнила Принцесса, единственный, кого должен будет избегать Феликс, когда в зверином обличье догонит миссию. Единственный, кто, увидев зверя, наверняка сообразит, что он волшебный. Других Одарённых, помимо Коркеца и самой Принцессы, среди обитателей замка Эск не было - за этим здесь следили очень строго. Если верить Акселю, не обладали магическими способностями и оба его спутника.
  Вслед за отцом и мачехой из дверей выскочил братец в сдвинутой на затылок щёгольской чёрно-зелёной шапке. Он жизнерадостно и немного нервно улыбался и кого-то искал глазами. За Марком вышел Аксель, как обычно, сопровождаемый Вайменом и Керугером. Личный шофёр Короля занял место за рулём самого большого из автомобилей, отмеченного гербом и флагом Ингрии. И Эрика поняла, что путешествие начинается.
  Раньше, когда она покидала Замок, отец требовал, чтобы она находилась непосредственно рядом с ним, объясняя это заботой о её безопасности. Теперь-то Принцесса знала, что безопасность Скагера волновала исключительно его собственная - он бы цепями приковал к себе наследницу, если бы это могло гарантировать ему защиту от её встречи с Тангрис и от исполнения Манганиного 'пророчества'. Но нынче было неизвестно, что окажется сильней - застарелые страхи Короля или его стремление заставить дочь проводить с женихом как можно больше времени.
  Удивительно, но победило второе.
  В автомобиле его величества, кроме шофёра, расположились сам Король, Ингрид и Марк. Эрике позволили сесть рядом с Акселем в отведённый ему автомобиль, которым принц пожелал управлять собственноручно; имперские вельможи с комфортом устроились на заднем сиденье. Невероятно шумя и суетясь, в разномастных транспортных средствах разместились придворные и слуги. Неведомо откуда появились многочисленные конные 'серо-красные'; возглавлявший их начальник Охранной службы, как выяснилось, великолепно смотрелся в седле. Ворота степенно распахнулись, и процессия выехала из Замка.
  Минуя стражников при входе, Эрика успела поймать взглядом рамку в руках у одного из них и облегчённо выдохнула: металлический треугольник на деревянной рукоятке не был волшебным, следовательно, подмену всё ещё не заметили. Оглянулась, в последний раз проверяя, не окутана ли багровой аурой гирлянда на крепостной стене. Хвала Серафимам, и тут всё было в порядке.
  'Пожалуйста, пожалуйста, пусть ничего не случится!' - повторила Принцесса свою наивную молитву, после чего уже не отрывала глаз от укатанной снежной дороги, сверкающей в лунном свете.
  
  * * *
  Эрике было жарко, душно и неудобно - от этого она и проснулась. Кровать в поезде оказалась слишком узкой, пышное пуховое одеяло всё время норовило соскользнуть на пол. Подушка - слишком высокой, настолько, что одно плечо и шея теперь противно ныли. В горле першило от наполнявшего купе сильного запаха кедровой древесины, металла и клея. Не зажигая света, Принцесса нащупала на столике графин и напилась прямо из горлышка, затем плеснула воды в ладонь и ополоснула лицо. Ей немного полегчало, но всё равно ужасно хотелось домой, в свою просторную постель, в свою спальню, где нет ни лишних запахов, ни покачивания и тряски. Первым побуждением было вызвать Валькирию и спросить, нельзя ли как-то уменьшить отопление - но потом привычка не будить без особой надобности прислугу взяла верх, и Эрика решила подождать до утра.
  'Я же не впервые еду на поезде! - подумала она. - Неужели в тот раз было так же тяжко?' До сих пор она старательно избегала воспоминаний о своём первом путешествии в Империю, хотя, конечно, совсем их не касаться не могла. Но сейчас поездка из Аларишты в Икониум не шла из головы, словно сама хотела, чтобы её припомнили во всех подробностях. Принцесса сжала между большим и указательным пальцами перламутровую фигурку Серафима, которую всегда держала при себе, и сразу увидела вагон первого класса, отделанный вишнёвой кожей и чёрным деревом. Роскошный с виду вагон - хотя и вполовину не такой роскошный, как личный поезд Его величества, который вёз её теперь. Там была такая же духота, как здесь, а кровать была ещё неудобней и уже, но тогда всё это не имело значения. 'Я там сутки проспала как убитая, потому-то мне и было всё равно! - сообразила Принцесса. - Где угодно могла тогда спать - только бы нашлось безопасное место...'
  За одними воспоминаниями, как водится, потянулись другие. Вот она там же, в имперском поезде, но ещё не спит, а плачет, тиская несчастную медвежью шкуру:
  - Наш мир болен, Феликс! Тяжко болен. Ты знаешь об этом, любимый? Ты всегда об этом знал, верно?
  А вот летит через плато Фисхаль, едва успевая заметить высокогорные луга, колышущиеся внизу, и Океан, блестящий на горизонте. Вот прячется в ущелье, едва живая от ужаса, зная, что первый же человек, который заметит беглянку, попытается продать её жандармам. Спасается от грабителей и насильников, как будто караулящих её на каждом углу. Втридорога платит за одежду и хлеб. Спит днём на чердаках и сеновалах, но даже во сне ежесекундно ждёт нападения или погони. Некому довериться, некого попросить о помощи. Каждый сам за себя. Одинокая беззащитная путница для каждого - просто вещь, источник наживы или удовольствия. Каждый считает себя вправе брать своё.
  И бедность, кошмарная бедность вокруг, такая, какую прежде Принцесса не смогла бы даже вообразить: гнилые лачуги с проваленными крышами, тощий скот, голодные волчата-дети, измождённые озлобленные взрослые. Словно война или эпидемия недавно прошлась по всей стране - хотя из курса истории Принцесса знала, что со времён Сорокалетней войны таких всеобщих бедствий в Ингрии не случалось.
  Девушке больше не было жарко, наоборот, теперь её знобило. Какая-то новая мука, которой она пока не знала названия - не страх, не боль, не тревога, не разочарование и не одиночество - завладела всем её существом. Принцесса вспомнила посёлок Рудный - зловонную клоаку, в которой вырос Многоликий, - и тягостное чувство стало ещё сильнее. Она выпустила фигурку, подобрала с пола одеяло и закуталась в него, как в мантию, в попытке унять озноб. Повинуясь внезапному побуждению, подалась к окну, отодвинула бархатную занавеску, поскребла ногтем толстую ледяную корку - надеялась рассмотреть что-нибудь за стеклом. Но снаружи стояла непроглядная темень, даже луны не было видно. Похоже, здесь вплотную к дороге подступал лес.
  Эрика отодвинулась от окна, поправила шторы, выпила ещё воды и улеглась снова, но, взбудораженная воспоминаниями, напрасно ждала, что к ней вернётся сон. Она с тоскою думала о том, что ухитрилась дожить до совершеннолетия, почти ничего не зная о стране, которой ей когда-нибудь предстоит править.
  Положа руку на сердце, она не так уж и стремилась узнать больше - полагала, что всему свой срок, а о том, что однажды ей придётся взойти на трон, предпочитала не задумываться вовсе.
  Сначала, почти всю свою сознательную жизнь, целиком и полностью доверяла отцу, считая его хоть и суровым, но мудрым и справедливым правителем.
  Потом, когда доверие рухнуло, была слишком занята бесчисленными бедами, свалившимися на неё и на Феликса, чтобы волноваться о чём-то ещё.
  Три недели, миновавшие после возвращения в прошлое - училась жить в перевернувшемся, опасном мире, где единственным её другом был имперский принц, а единственным поводом для оптимизма - то, что дело на всех парах неслось к свадьбе с этим принцем, пусть нелюбимым и нелюбящим, но, по крайней мере, добрым, честным и способным дать ей защиту.
  В последние два дня - забыв обо всём на свете, она упивалась своей любовью.
  И только теперь, в тишине, темноте и уединении, под размеренный перестук колёс, Принцесса впервые всерьёз спросила себя: что дальше?
  С мужчиной, которого она любит, который назначен ей самой Судьбой, расстаться она не сможет, в этом у Эрики никаких сомнений не было. Выйдет она за Акселя или нет, пока неясно, но побег, в любом случае, рано или поздно состоится. Либо ключ удастся раздобыть ещё до свадьбы, либо Король своими руками будет вынужден снять с дочери браслет - не сможет же он годами держать на привязи замужнюю даму! Они с Феликсом уедут в Новые Земли и обоснуются там... навсегда?
  Или до тех пор, пока не умрёт безумный манипулятор Придворный Маг?
  Или пока не умрёт отец и не придёт её час стать Королевой?..
  Ещё совсем недавно - вернее, целую жизнь назад! - наследница не просто была готова отказаться от Короны. Она мечтала об этом, только не видела возможности свою мечту исполнить. Теперь же от фатального 'навсегда' владевшая Эрикой маята стала почти нестерпимой. Что-то менялось в ней, менялось масштабно и необратимо, правда, сама она перемен пока не сознавала.
  Сквозь щель между шторами уже пробивался сизый предутренний свет, когда у Принцессы, наконец, снова начали слипаться глаза. Но на зыбкой границе между сном и явью паровоз вдруг пронзительно загудел, дёрнулся и так резко остановился, что девушка чуть не слетела с кровати - едва успела схватиться за привинченную к стене бронзовую дугу над изголовьем. В королевском вагоне было тихо, но в тамбуре грохнула дверь, зашумели голоса и шаги. Затем откуда-то извне раздалось несколько громких хлопков, от которых у Эрики заколотилось сердце - так сильно они походили на выстрелы! После секундного раздумья она вскочила и выглянула из купе - в отличие от имперского пассажирского поезда, оно выходило не наружу, а в коридор, тянувшийся через весь вагон. В коридоре горел свет. Вдоль окон стояли стражники, их было не меньше дюжины.
  - Что-то случилось? - как могла спокойно спросила у них Принцесса.
  - По-моему, кто-то стрелял! - подхватил её жених, чья рыжая взъерошенная голова высунулась из соседнего купе.
  - Ничего не случилось, ваше высочество, - обращаясь к Эрике, ответил один из стражников.
  - Померещилось, ваше высочество, - обращаясь к Акселю, ответил второй.
  - Не извольте беспокоиться! На путях дерево, уберут сейчас, и поедем дальше, - пояснил третий.
  - Знаю я эти деревья, - флегматично проворчал принц, подавил зевок и исчез за дверью.
  Его реакция, так же, как невозмутимые лица стражников, Принцессу немного утешили. Она вернулась к себе, села на постель и стала ждать. Хлопки не повторились. Минут через пять голоса и шаги стихли, паровоз ещё раз прогудел, и поезд тронулся. Но ей очень хотелось узнать, в чём было дело, поэтому она продолжала прислушиваться.
  Сперва к поскрипыванию и постукиванию вагона не примешивалось никаких других звуков. Становилось всё светлее. Некоторое время спустя голоса и шаги зазвучали снова, но теперь они принадлежали проснувшимся слугам и стали для Эрики уютными мирными знаками наступившего утра. Полилась вода - наполняли кувшины для умывания. Зазвенела посуда - в салоне, открытом помещении в центральной части вагона, сервировали завтрак.
  - Доброе утро, ваше величество!
  - Хорошо ли вы спали, ваше величество?
  Недовольный отцовский баритон:
  - Я отвратительно спал. Позовите сюда Олафа.
  Непривычно-виноватое рокотание начальника Охранной службы:
  - Ваше величество, я давно здесь. Ждал, когда вы проснётесь.
  Дальнейший обмен репликами происходил вполголоса, но того немногого, что Эрика смогла разобрать, вполне хватило, чтобы составить представление о случившемся. 'Неспокойный район', 'поезда здесь грабят постоянно', 'жандармы расписались в своём бессилии', 'все местные работают на 'стопарей'' - и прочее в том же духе. Две вещи поразили Принцессу до глубины души. Во-первых, она вдруг поняла, что небольшая армия 'серо-красных', сопровождающая миссию - это вовсе не дань церемониальным условностям, а жизненная необходимость. А во-вторых, обнаружила, что банды 'стопарей', промышляющих ограблением поездов, судя по всему, никого, кроме неё, не напугали и не удивили - как будто дело это, что для Империи, что для Ингрии, обыденное донельзя.
  Людей в салоне становилось всё больше. Ингрид, воркуя, пожаловалась на духоту и резкие остановки. Марк жизнерадостным тенорком сообщил, что спал как младенец. Ваймен и Керугер, ночевавшие в другом вагоне, но, очевидно, приглашённые к завтраку, дружно посетовали на повсеместный разгул преступности. Аксель пожелал всем приятного аппетита и вознамерился сразу же приняться за еду. 'Надо бы и мне к ним выйти', - подумала было Эрика. Но тут явился человек, голос которого не был ей знаком - наверное, один из машинистов. Он известил собравшихся, что через сорок минут поезд прибудет в Зентак, где простоит не меньше двух часов, а значит, желающие смогут прогуляться.
  - Зентак! - спохватилась Принцесса, поспешно юркнула под одеяло, повернулась лицом к стене и закрыла глаза.
  Лучше уж притвориться спящей, чем сидеть у всех на виду, мучительно скрывая нервозность! Если всё пойдёт как надо, маленький план по внедрению Многоликого в королевскую миссию осуществится именно здесь. В городке Зентак, единственная достопримечательность которого - превосходный охотничий рынок.
  Так Эрика и лежала носом к стенке, пока поезд не остановился в Зентаке и в салоне не улеглась суета, связанная с тем, что прочие участники путешествия выясняли, пойдёт ли кто-нибудь гулять в город. Желающих оказалось всего двое: Аксель да Марк. Братцу, которому не сиделось на месте, никто мешать не стал. Король велел Олафу выделить Марку пару телохранителей, после чего о нём забыл. Но о высоком госте Скагер явно беспокоился больше, чем о собственном сыне, а потому предпринял попытку занять Акселя разговором, дабы отвлечь его от идеи прогулки. Попытка, разумеется, с треском провалилась. Последовавшие за нею сетования на дурную погоду и на заброшенный вид городка: 'Бродить по этим руинам в метель - крайне сомнительное удовольствие, дорогой принц!' - и вовсе заставили Акселя очень натурально вспылить:
  - Ваше величество, не думаете ли вы, что я буду двое суток сидеть взаперти из-за дурацкого позавчерашнего нападения?! Я же с ума сойду в этой консервной банке!
  Принцесса представила, как её жених возмущённо разводит руками, наглядно демонстрируя, насколько тесно ему в вагоне, и фыркнула.
  - Помилуйте, принц, я и не собирался вас удерживать! - переполошился Король. - Я лишь хотел, чтобы поездка стала для вас приятной.
  - Тогда, пожалуйста, не препятствуйте моему желанию подышать свежим воздухом и заглянуть на рынок, - сбавил тон Аксель. - Я готов взять с собой хоть половину стражников, если вам так будет спокойней.
  - Половина - это, пожалуй, слишком. Но пятерых, я думаю, будет вполне достаточно. Олаф?
  - Да, ваше величество, - прогудел начальник Охранной службы. - Вы совершенно правы, пятеро - в самый раз.
  - В таком случае, выполняй.
  - Ваше высочество, мы пойдём с вами, - с отчётливой нотой досады вмешался один из имперских вельмож - перспектива тащиться куда-то в метель нисколько его не радовала.
  - Да уж куда я без вас, господа! - хохотнул принц и отправился надевать верхнюю одежду.
  Когда всё затихло, дверь в принцессино купе приоткрылась и раздался осторожный шёпот Валькирии:
  - Спите, ваше высочество?
  - Уже не сплю, - после недолгого раздумья отозвалась Эрика.
  - Я сварила вам кофе. И завтрак ещё не совсем остыл. Сюда принести, или выйдете?
  Принцесса вздохнула:
  - Выйду, Вальда, выйду.
  Как ни хотелось ей ждать возвращения Акселя в одиночестве, но прятаться от людей до полудня было бы просто неприлично.
  В салоне к этому времени остался только отец. Он сидел у окна с газетой, одетый в мягкие домашние брюки, рубашку с расстёгнутым воротом и клетчатый шерстяной кардиган - Принцесса не сумела вспомнить, когда в последний раз заставала его в столь неформальном виде. А вот сдержанно-одобрительную его улыбку - такую, за которую в прежние времена она отдала бы месяц своей жизни! - Эрика теперь видела очень часто.
  - Здравствуй, дочка, - и сейчас улыбнувшись, произнёс Король. - А ты у нас, оказывается, соня! Твой неугомонный жених пошёл гулять - не смог дождаться, когда ты проснёшься.
  - Доброе утро, папа, - изобразив ответную улыбку, Принцесса села за стол и пододвинула к себе чистую чашку. - Жаль, что не дождался. Надеюсь, он скоро вернётся. Кажется, меня здесь укачало - вот я и спала.
  Валькирия с кофейником тотчас возникла рядом, наполнила чашку, разложила на тарелке золотистые полукружья поджаренного хлеба.
  - Сыру, ваше высочество? А может, мёда или джема? Есть ещё есть пшеничная каша, яичница, печёные овощи и...
  - Ничего мне не нужно, только кофе, - гораздо резче, чем самой хотелось, перебила Принцесса. И, устыдившись, добавила: - Мне нехорошо.
  - Э, да тебя, и правда, растрясло, - приподнял брови отец. - Это с непривычки, Эрика, скоро пройдёт.
  И снова уткнулся в газету.
  - Если вы о своём женихе волнуетесь, ваше высочество, то напрасно, - склонившись над хозяйкой, негромко сказала Валькирия. - Ваш батюшка отправил с ним целый отряд телохранителей!
  Эрика неопределённо повела плечом - понимай, мол, как хочешь - и пригубила кофе. Через круглый глазок в сплошной ледяной корке, который кто-то проделал до неё, выглянула наружу. За окном, действительно, мело. Сквозь снежную пелену она различила спины стражников, выстроившихся шеренгой вдоль поезда, неказистое приземистое здание вокзала с залепленным снегом названием города на козырьке и толпящихся под этим козырьком дурно одетых зевак разного пола и возраста. Они во все глаза рассматривали королевский поезд, но приближаться к нему не смели.
  Если всё пошло как надо - 'Серафимы-Хранители, прошу вас, пусть всё идёт как надо!' - где-то там, в здании вокзала, сегодня утром прибытия миссии ждал Феликс. Из Белларии в Зентак можно попасть не только на поезде, но и по зимнику, проложенному по льду Палаэты. Железнодорожные пути на этом участке изгибаются крутой дугой в обход нагорья, которое река разрезает почти по прямой, и, в результате, оказываются чуть ли не втрое длиннее зимника. Закончив свои дела в Замке, Многоликий собирался раздобыть в Белларии лёгкие сани, запряженные парой резвых лошадей, благодаря чему имел все шансы на несколько часов опередить поезд. Акселю же предстояло попасть на охотничий рынок и купить там какую-нибудь мелкую ручную зверушку, а затем позаботиться о том, чтобы корзинка или клетка с приобретением на некоторое время исчезла из поля зрения его спутников. Феликсу, который будет следовать за ним, понадобиться улучить момент, выпустить зверушку и самому занять её место.
  План, который выглядел таким несложным, когда его придумывали в тишине и полумраке старой библиотеки, теперь изнывающей от неопределённости и нетерпения Эрике начал казаться громоздким и почти не осуществимым. Что, если её любимый не сумел достать транспорт или застрял где-нибудь в пути? Что, если Аксель не нашёл на рынке подходящего живого зверя? Что, если не удалось совершить замену? Но страшнее всего было предполагать, что Феликс так и остался в Замке, замеченный или даже захваченный Манганой.
  Марк возвратился первым. Швырнул посреди коридора побелевшие от снега шубу и шапку, предоставив разбираться с ними своему камердинеру, и плюхнулся за стол. Щёки у него были бордовые с мороза, глаза горели.
  - Уф! Ну и метель! - с трудом восстанавливая дыхание, воскликнул он. И обратился к Валькирии, которая как раз в эту минуту перестилала скатерть: - Принеси-ка мне чего-нибудь горячего, милочка!
  - Чаю, ваше высочество? - уточнила горничная.
  - Да хоть бы и чаю.
  Она кивнула и удалилась. Судя по взгляду, посланному Марком ей вслед, Пелена Любви действовала и на него тоже.
  Заслышав его голос, в салон выплыла закутанная в изумрудные шелка мачеха и томным голосом полюбопытствовала:
  - Как ты погулял? Может, зря я не захотела развеяться? Стоять на одном месте - скука смертная.
  - Городишко дрянь, никогда таких дрянных не видел, - сообщил он, - и погода не лучше. Так что вовсе даже не зря!
  Король отложил газету - Принцесса так и не поняла, читал ли он её всё это время, или просто загораживался ею, не зная, о чём беседовать с дочерью, - открыл рот, намереваясь что-то сказать, но не успел. Прогрохотав по слишком узкому для него коридору, в салоне появился Аксель. Он прижимал к груди круглобокую корзинку из виноградной лозы, при виде которой Эрику бросило в жар.
  - Я принёс подарок её высочеству, - широко, но слегка натянуто улыбаясь, сообщил принц.
  - В самом деле? Какой же? - она едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею.
  - Уверен, он придётся вам по душе.
  Поставил корзинку на диван рядом с Эрикой и торжественно открыл крышку.
  В корзинке на толстой тёмно-красной подстилке сидел горностай.
  - Какой хорошенький! - ахнула, играя роль, Принцесса.
  - Мне пообещали, что он совсем ручной.
  Она положила ладонь на край корзинки, но к пассажиру прикоснуться медлила - боялась обнаружить, что он не волшебный... хотя её сердце Феликса, кажется, уже узнало. Горностай приподнялся, обнюхал принцессины пальцы, после чего взобрался на руку и уверенно побежал по ней вверх. Иголочки магического излучения защекотали кожу - и у Эрики, в который раз за последние несколько дней, гора упала с плеч.
  Только эта гора, пожалуй, была потяжелее предыдущих.
  Горностай добрался до плеча и приветственно фыркнул.
  - Шустрый какой! - восхитился братец, с интересом наблюдая за происходящим.
  - По-моему, вы ему понравились, принцесса, - сделал вывод Аксель и спросил с затаённой тревогой: - А он вам понравился? - не имея Дара, видимо, не знал наверняка, выполнил ли Многоликий свою часть плана.
  - Очень! - восторженно прошептала Эрика, уверенная, что он поймёт её правильно. - Очень, дорогой принц! Спасибо!!! - придерживая зверя, хотя тот и сам вцепился в неё так, что не оторвать, она привстала и, переполненная благодарностью, поцеловала жениха в щёку.
  Напряжение из его улыбки тут же ушло, глаза заблестели.
  - Вы даже не представляете, как я рад! Как вы его назовёте?
  - Как назову? Не знаю... - нежно произнесла Принцесса. - Может быть, Счастливчик?
  Нового участника путешествия захотелось рассмотреть поближе каждому из присутствующих - и Марку, и Ингрид, и подоспевшим Керугеру и Ваймену, и слугам, выглядывающим из-за господских спин. Один лишь Король не проявил интереса, на его лице было написано брезгливое: 'Только животных нам тут и не хватало!' - но возражать будущему зятю он не посмел. Спросил:
  - Чем вы собираетесь его кормить? Неужели мышами? - выслушал уверения Акселя, что горностай будет есть обычное сырое мясо, и молча вышел из-за стола.
  - Ути, какой лапочка! Дай, я тебя поглажу! - засюсюкала мачеха и занесла руку с явным намерением прикоснуться к шелковистой шёрстке.
  Зверь перегнулся к ней всем своим узким и гибким телом и, показав зубы, издал рассерженный стрекочущий звук.
  Ингрид сложила трубочкой пухлые пунцовые губы и протянула:
  - Да ты злючка! - но руку убрать и не подумала.
  - Не надо, Ингрид! - отодвигаясь, возмутилась Эрика. - Не трогай, видишь, он не хочет.
  - Я только познако... - начала мачеха, но закончить не успела.
  Горностай молниеносным движением метнулся вперёд и цапнул нахалку за палец.
  Мачеха отдёрнула руку и выругалась.
  - Говорила же, не трогай, - без тени сожаления пожала плечами Принцесса и ласково потрепала круглые звериные ушки.
  - Он и тебя покусает, твой Счастливчик, вот увидишь! - процедила Ингрид, резко развернулась, взмахнув широкими изумрудными рукавами, и удалилась, шипя от негодования.
  Других желающих гладить 'злючку' не нашлось.
  Поезд тронулся.
  - Идёмте ко мне, Аксель, - вставая, сказала Эрика. - Расскажете, где были и что видели.
  Устроившись бок о бок на застеленной постели, дверь в купе они закрывать не стали - не хотели давать своим спутникам лишний повод посплетничать. Вагон громыхал достаточно громко, чтобы заговорщики могли шептаться, не опасаясь быть услышанными. Со стороны Эрика и Аксель выглядели просто воркующими друг с другом влюблёнными - по крайней мере, оба они на это надеялись. Зверя Принцесса усадила к себе на колени, с обожанием заглянула в чёрные внимательные глаза и одними губами спросила о том, что волновало её сейчас сильнее всего:
  - Как там Корона, Феликс? Всё в порядке?
  Горностай моргнул один раз.
  - Это означает 'да', - объяснила она принцу.
  - Отлично, - покивал он. - Иначе я бы очень за вас боялся.
  - Кто надоумил вас купить именно горностая, Аксель? Феликс уже являлся мне с таким, мы с ним ещё тогда, в будущем... словом, я уже много раз его таким видела.
  - Я и сам не знаю. Подумал, принцесса и горностай - это будет красиво. Но вот как вы-то сразу догадались, что зверь, которого я вам принёс - волшебный? Для меня все горностаи, знаете ли... на одно лицо. Вы тоже Одарённая, Эрика?
  - Да, Аксель, - помолчав, созналась она.
  'Я так много уже ему рассказала, что скрывать от него свою Одарённость теперь просто глупо!'
  - Я так и думал, - улыбнулся он. - А что у вас за Дар, если не секрет?
  Принцесса смутилась. Как бы то ни было, она не привыкла обсуждать свои способности с другими людьми.
  - Когда-нибудь я вам покажу, - пообещала она и сменила тему: - Всё прошло как по маслу, да?
  - Ну... почти. Рынок там, действительно, превосходный. Я почти сразу нашёл, что искал. Эти двое - имею в виду Ваймена и Керугера - даже ещё не начали ныть, что замёрзли, и не просили вернуться. Зато потом пришлось попотеть - мои надсмотрщики не спускали с меня глаз. В конце концов, я устроил целое представление - 'забыл' корзинку в какой-то лавке, 'вспомнил' о ней уже на вокзале, кинулся забирать... но до последнего сомневался, что у нас всё получилось.
  Принцесса чуть слышно рассмеялась:
  - Устроили представление, вот как? Только не говорите, что вам это не понравилось!
  - Честно? Очень понравилось, - хмыкнул принц. - А пока я мотался из стороны в сторону, пытаясь отстать или 'потеряться' хотя бы на пару минут, у меня появилась идея...
  - Какая? - встрепенулась Эрика, предчувствуя что-то весьма необычное.
  Горностай вскарабкался ей на грудь и тоже превратился в слух.
  Аксель выдохнул и сосредоточенно нахмурился.
  - Сейчас попробую растолковать... мне будет не очень просто, принцесса, я сам пока не до конца понимаю. Смотрите. Вы говорили, что эта штучка, - он коснулся её ненавистного браслета, - удерживает вас в Замке. Так?
  - Да.
  - Вы говорили, что подростком дважды пытались сбежать, и оба раза чуть не умерли от удушья.
  - Вряд ли бы мне дали умереть... - поморщилась Эрика. - Но ощущения были... крайне неприятные.
  - И вы говорили, что если уйти из Замка без браслета, никакого удушья не будет. Вы подсмотрели это в Книге Судеб... или в будущем... - замялся он.
  - Неважно где, Аксель, не мучайтесь. Но - да. Если уйти без браслета, удушья не будет. Считайте, что я проверила.
  - А теперь скажите мне, принцесса: вы знаете, как он работает? Какое заклинание на нём висит?
  - К сожалению, нет, - признала Эрика. - Но допускаю, что его каким-то образом соединили с Короной.
  - Вот! - принц поднял указательный палец. - Вы не знаете! Но вы же раньше выезжали из Замка?
  - Только в столицу и только вместе с отцом.
  - И там вы от него, наверное, убегать не пробовали?
  - Конечно, нет, - прошептала Принцесса с горьким смешком.
  - А может, у вас бы и получилось! - таинственно отозвался её жених. - Может, ваш браслет привязан только к Замку? И 'выключается', когда вам нужно уехать? Имею в виду, Придворный Маг 'выключает' его по просьбе вашего отца. Технически это вполне возможно.
  Она замерла, обдумывая его слова, а потом уточнила:
  - По-вашему, сейчас он 'выключен'?
  - Почему бы и нет? Умоляю простить меня за это сравнение, Эрика, но, знаете, животные в зоопарке... те, что всю свою жизнь сидят в клетке - часто остаются в ней, даже когда она стоит незапертой. Им просто не приходит в голову, что дверцу можно открыть, понимаете?
  Принцесса медленно кивнула:
  - Да. Понимаю.
  Горностай, заволновавшись, переступил передними лапками, ткнулся шершавым маленьким носом ей в подбородок.
  - Я подумал, что нужно обязательно это проверить. Провести эксперимент! - объявил Аксель и поспешно продолжил, пока она не стала возражать: - Знаю-знаю, вы скажете, что Король не позволит вам без него выйти из поезда и не захочет выходить сам, пока мы не приедем в Икониум. Но ведь мне он не противоречит! Если я буду настаивать, ему придётся дать согласие. Когда я ехал к вам, то видел один город... кажется, Кантарбу. Сегодня мы должны попасть в Кантарбу ближе к вечеру. Там есть древняя часть - разрушенное поселение времён Единого Континента, оно вплотную примыкает к железной дороге. Я скажу Королю, что всегда мечтал в нём побывать, а вы попроситесь со мной. Ваш отец согласится, вот увидите! Ведь ему даже не придётся покидать поезд, он сможет следить за вами из окна.
  - А в это время мы с вами... - начала догадываться Эрика.
  - В это время мы с вами 'увлечёмся' разговором и экскурсией и уйдём так далеко, как сумеем. Стражники, конечно, потащатся за нами, будут уговаривать вернуться, но не станут же они удерживать нас силой! И может статься, никакого удушья не будет.
  - А если будет, мы пойдём назад... сразу же, как почувствуем неладное, - пробормотала Принцесса и потёрла ладонью горло.
  - Именно так, - разулыбался принц, довольный, что его поняли.
  У Эрики мурашки побежали по всему телу, стоило ей вспомнить, каково это - когда на шее сжимается магическая удавка. Но она сознавала, что Аксель прав - эксперимент провести нужно! И посмотрела на горностая, ожидая от него решающего слова.
  'Да', - ответил Феликс на невысказанный вопрос.
  
  * * *
  Кантарба замаячила впереди после обеда.
  Нельзя сказать, чтобы Скагер с лёгким сердцем принял идею Принцессы прогуляться вместе с женихом - наоборот, был так недоволен, что даже не пытался этого скрыть. Но все его возражения разбивались, как прибой, о безмятежную настойчивость Акселя. 'Вы же видите, - на разные лады повторял принц, - её высочеству дурно от духоты и тряски. Вы же не хотите, чтобы она совсем разболелась! Мы не пойдём в город, зачем нам это нужно? Только посмотрим на поселение, и сразу вернёмся. Тем более, я давно хотел побывать в таком месте!' Король был резок, он злился, но сказать однозначное 'нет!' не мог. И выдать будущему зятю сказочку о 'проклятии Тангрис', которую одиннадцать лет скармливал дочери, тоже не решался. Поэтому, в конце концов, он махнул рукой, опустил плечи, разом постарев лет на пять - и сдался:
  - Идите, дети мои, что я могу поделать! Только будьте поблизости, чтобы я не терял вас из виду. Эрика, ты не забыла, что должна всегда находиться под защитой Короны?
  - Я не забыла, папа. Конечно, мы будем поблизости! - не испытывая ни малейших угрызений совести, пообещала Принцесса. - Спасибо. Я знала, что ты будешь рад доставить мне удовольствие.
  Даже самый чёрствый человек, глядя на Короля, не поверил бы, что его величеству сейчас радостно. Но 'дети' мило улыбнулись и монаршего раздражения предпочли не заметить.
  Не задерживаясь на вокзале, поезд миновал современную часть города и встал прямо напротив остатков древнего поселения. Сначала наружу выбрался начальник Охранной службы, чтобы лично разведать обстановку. Обстановка была спокойная; да и кому бы пришло в голову провести и без того паршивый вечер среди мёртвых заснеженных руин?
  Разумеется, никому - кроме пары отчаянных экспериментаторов, один из которых втайне надеялся на приключение и открытие, а другая, не подавая виду, готовилась пережить несколько жутких минут.
  После Олафа из поезда посыпались стражники. Они с двух сторон перегородили дорогу, оделяющую железнодорожные пути от развалин. Несколько человек отправились присматривать за дальним краем поселения. И только тогда покинуть вагон позволили Эрике. Ей очень хотелось взять с собой горностая, но она не решилась - боялась, что это будет подозрительно выглядеть. Пришлось Феликсу ждать её в купе, не находя себе места от беспокойства, так же, как она не находила в предыдущие дни.
  Аксель её опередил. Помог спуститься по обледенелым ступенькам и ободряюще накрыл ладонью её ладонь, когда Принцесса взяла его под руку. Шепнул в самое ухо:
  - Не бойтесь. Почувствуете, что вам трудно дышать - немедленно разворачиваемся, и назад! Для эксперимента этого будет вполне достаточно.
  Эрика не ответила. У неё зуб на зуб не попадал - не то от волнения, не то от промозглого ветра. Пробираясь через сугробы - расчисткой снега здесь никто себя не утруждал, - она смотрела не вперёд, на развалины, а направо, где среди стихающего снегопада дружелюбно сияли фонари и окна близкого города. Из поезда она успела заметить, что Кантарба не такая заброшенная, как Зентак: дома аккуратнее и новее, на улицах - дорогие экипажи. И теперь всем сердцем стремилась туда, на эти улицы, в какую-нибудь уютную маленькую кондитерскую, где можно купить чашку горячего шоколада и тарелку свежих булочек с марципаном. Последние почему-то мерещились особенно ярко. 'Что угодно, пусть хоть булочки с марципаном, - решила Принцесса, - лишь бы не думать об ужасе, который меня ждёт! Иначе из нашей с Акселем затеи ничего не выйдет. Я просто встану как вкопанная на полпути или даже вовсе никуда не пойду!'
  Аксель тем временем залез на выступающие из сугробов продолговатые чёрные булыжники - похоже, это был край обрушенной стены. Эрику, легко подняв её под мышки, он поставил возле себя - и, придерживая её за талию, с интонациям заправского гида принялся рассказывать об устройстве городских поселений эпохи Единого Континента. Девушка вскользь припомнила увлечение принца археологией, но сосредоточиться на том, что он говорил, не могла. Она не сводила глаз с недоступных огней Кантарбы, захваченная усиливающимся ознобом и навязчивой мыслью о марципановых булочках.
  Позже, когда всё закончилось, эти бесконечные мгновения всплывали в её памяти, как странный сон - болезненно реалистичный, но не имеющий отношения к её настоящей жизни.
  Увлекая Эрику за собой, принц сделал несколько шагов по каменной 'дорожке', спрыгнул с другой стороны, провалился по колено в снег, переставил свою спутницу, как куклу, на соседнюю вереницу камней и сам забрался туда же. Стражники потянулись следом. Так они и двигались от стены к стене вглубь поселения, где виднелось несколько хорошо сохранившихся построек.
  Минута проходила за минутой.
  Удушья не было.
  Принцесса стала робко надеяться, что Аксель оказался прав - слишком хорошо помнила, что магическая удавка прежде настигала её почти сразу. Но потом оглянулась - и, к своему огромному разочарованию, обнаружила, что поезд совсем рядом. Можно даже помахать отцу рукой и различить, как он машет в ответ.
  Прогулка получалась очень медленной.
  - Идёмте быстрее, принц, - попросила Эрика, желая ускорить развязку, - я начинаю замерзать.
  - Хорошо-хорошо, - поспешно согласился Аксель. - Вон, глядите, впереди площадь. Там, по-моему, меньше снега - его сдувает. А за площадью - башня. Это храмовое сооружение, таких почти нигде не осталось, вы непременно должны рассмотреть его вблизи, - возвысив голос, объяснил он специально для стражников.
  - Слишком далеко, ваше высочество, - воспротивился один из них. - Уже темнеет! Нам пора обратно.
  Но Аксель даже не удостоил его ответом. Помог Принцессе добраться до круглой плоской возвышенности, которую назвал площадью и на которой, в самом деле, было меньше снега, зашагал дальше, продолжая рассказывать. Эрика едва за ним поспевала и делала вид, что слушает. Стражники, наконец, отстали: кто-то увяз в снегу, кто-то предпочёл стоять на камнях, не видя смысла ходить по пятам за объектами охраны, коль скоро ни малейшей опасности в поле зрения не было. Лишь тот, самый ответственный, продолжал брести сзади, поминутно взывая к принцессиному благоразумию, раз уж к благоразумию принца взывать было бесполезно.
  Башня, похожая на гигантский чёрный гриб с закрученной ножкой, была уже совсем рядом. По мере того как увеличивалось расстояние до поезда, терзавшее Принцессу напряжение ослабевало. Аксель обнял её за плечи и шепнул:
  - Ну, что я вам говорил, Эрика?! А всего-то и нужно было - нарушить правила!
  - Силы Небесные, поверить не могу, что вы угадали! - откликнулась она, хотела добавить что-то восторженное...
  Но тут в лицо ударил неожиданно резкий порыв ветра - и стало ясно, что воздуха в лёгких больше нет. Эрика захрипела, пытаясь вдохнуть, показала руками на горло - однако принц и так уже всё понял.
  - Началось, да?! Началось?!
  Ненароком опрокинув стражника, он отпрыгнул назад вместе с ней, чтобы хоть немного приблизиться к поезду, но было уже поздно - колдовская удавка сдавила шею и заработала в полную силу.
  В ушах у Принцессы загрохотало, свет померк.
  Снова и снова она безуспешно хватала ртом воздух.
  Судорожно билась и дёргала воротник, пытаясь сорвать с себя убийственное ничто.
  Чувствовала, как земля уходит из-под ног, как немеют руки, как слабеет и становится ватным всё тело.
  А потом оно совсем перестало её слушаться, вдоль позвоночника ледяной лавиной прокатился страх смерти - и Эрика потеряла сознание.
  
  * * *
  Окончательно придя в себя, первые пару минут Принцесса не могла понять, где находится. Сводчатый деревянный потолок, узкая кровать, покачивание и ритмичный перестук... что за удивительное место? Лишь потом сообразила, что это её купе - мысли шевелились еле-еле. Очень хотелось чего-нибудь съесть, желательно - горячего и сладкого, но сил не было даже на то, чтобы нажать кнопку звонка и вызвать Валькирию. На груди у Эрики меховой грелкой распластался горностай, спрятал мордочку в складках ночной сорочки, в которую её неизвестно когда успели переодеть.
  'Бедненький мой! Сколько же ему пришлось ждать, пока я очухаюсь?!'
  Принцесса с усилием согнула руку, положила ладонь поперёк пушистой звериной спинки и чуть слышно сказала:
  - Любимый, со мной всё хорошо. Завтра я буду совсем здоровой. Только ужасно обидно, что наше с Акселем предприятие провалилось.
  В ответ Многоликий очень по-человечески вздохнул.
  Она ещё полежала, тупо глядя в потолок, после чего стала вспоминать случившееся - и вспомнила довольно много.
  Приступ удушья, такой же сильный, как два предыдущих, или даже сильнее.
  Обморок.
  Землистое от страха лицо Акселя - первое, что она увидела, когда очнулась.
  Перекошенное яростью лицо Короля.
  Отцовские пальцы, сжимающие Внутренний обруч Короны.
  'Проклятье, принц! Я же просил! Я просил вас не уходить далеко от поезда!..'
  Руки Валькирии, расстёгивающие на Эрике платье.
  Примиряющие интонации доктора Коркеца: 'Не паникуйте, ваше высочество. С вашей невестой всё будет в порядке, мы успели вовремя!'
  Виноватое лицо Акселя, сидящего рядом с ней на постели.
  Снова лицо отца, по-прежнему разгневанное, но уже несколько более спокойное.
  Принцесса прислушалась. Сейчас Король и Аксель негромко, но очень напряжённо переговаривались за стенкой.
  - Ваше величество, я не знал, что так получится! - оправдывался её жених.
  Сожаление и вина сквозили в каждом его слове, но Эрика понимала, что к Королю эти чувства никакого касательства не имеют. Нужно потом послать за принцем и объяснить ему, что он напрасно себя терзает. Его идею просто нельзя было оставить непроверенной!
  - Но ведь она-то знала! - рассерженно отвечал отец.
  - Прошу вас, не браните её! - уговаривал Аксель. - Это я во всём виноват. Я забылся. Мне очень хотелось посмотреть ту башню и показать её Эрике...
  - Серафимы всемогущие! Аксель, вы же слышали, как я сказал: ты всегда должна быть под защитой Короны!
  - Слышал. Но я подумал, что...
  - Я не желаю знать, что вы подумали. Но зато теперь узнать кое-что придётся вам. Иначе вы снова потащите мою дочь смотреть какую-нибудь башню, и в следующий раз это может очень плохо кончиться...
  Сейчас он расскажет принцу свою сказочку, поняла Принцесса - про Тангрис, убившую Королеву и поклявшуюся убить наследницу. Естественно, что ему ещё остаётся? Потом посулит обсудить всё это с Императором - кто, кроме Джердона, сможет найти управу на имперскую 'старую злую ведьму'? Потом потреплет Акселя по плечу, и конфликт на этом закончится.
  А ключа - по-прежнему нет.
  А браслет - по-прежнему делает своё скверное дело. Наверное, он, и правда, соединён с Короной.
  И как выпутываться из всего этого - по-прежнему совершенно непонятно.
  Не желая окунаться в поток отцовской лжи, Эрика собралась с силами и дотянулась до звонка. Горничная появилась тут же.
  - Пришли в себя? Наконец-то! Ваш жених беседует с его величеством, но я могу...
  - Не надо, Вальда, пусть беседует. Принеси мне какой-нибудь еды. Чем слаще и горячей, тем лучше.
  - Сию секунду. Доктор Коркец велел позвать его, когда вы очнётесь - хотел вас ещё раз осмотреть.
  - Позови, конечно, пусть смотрит.
  Как только за Валькирией закрылась дверь, Принцесса потормошила зверя, легонько потрепала его за ухом:
  - Прячься. Не нужно, чтобы доктор тебя видел, ты же знаешь.
  Горностай недовольно чихнул, но послушно соскользнул на пол и исчез под кроватью.
  Вскоре в купе деликатно постучали.
  - Да, доктор, я вас жду!
  Коркец вошёл, придвинул стул, сел и будничным движением взял Эрику за руку. Хоть он и улыбался, но тоже казался несколько испуганным. Принцесса лишь два-три раза видела его после своего 'возвращения' и как к нему относиться, не знала. С одной стороны, он, определённо, участвовал в интриге, сплетённой против неё мачехой. С другой, похоже, в самом деле, её пожалел и добросовестно прикрывал от посягательств Пертинада. Да и с Ингрид-то он связался не ради выгоды, а исключительно из любви и сострадания, считая мачеху несчастной жертвой несправедливости.
  Сознавая, что симпатии к доктору в ней, наверное, всё-таки больше, чем неприязни, Эрика улыбнулась в ответ. Коркец с мягкой укоризной покачал головой:
  - Как же вы так, ваше высочество! Неужели забыли, чем вам грозит уходить от Короны? Погодите, скоро выйдете замуж, получите имперский амулет - и делайте после этого, что хотите. Но теперь-то...
  - Не забыла, доктор. Увлеклась разговором, - с виноватым видом перебила она. - Аксель так интересно рассказывал!
  - Ладно. Хвала Серафимам, вы остались живы и, кажется, почти не пострадали. Позвольте, я, на всякий случай, кое-что уточню.
  - Разумеется.
  Она попыталась сесть, но он удержал её:
  - Не стоит, ваше высочество, лежите.
  Забрался стетоскопом в широкий ворот сорочки, послушал дыхание и сердце. Горячими сильными пальцами ощупал голову - от магических импульсов, исходивших от этих пальцев, в голове сразу же прояснилось. Подержал руки на шее и на плечах, затем ниже - на ребрах. Не только осматривает, но и лечит, догадалась Принцесса, ибо с каждым движением доктора чувствовала себя всё лучше. Он спустился ещё ниже, через тонкую ткань осторожно массируя и согревая живот, а потом вдруг замер. Лицо у него стало сосредоточенным, ладони потяжелели.
  - О! - спустя минуту прошептал он. - О!.. - обернулся, убеждаясь, что дверь закрыта, после чего отнял руки, вновь улыбнулся, теперь не испуганно, а лукаво, и спросил: - Ваше высочество, вы уже знаете, что у вас будет ребёнок?
  - Что?.. - вдохнуть Эрика вдохнула, а выдохнуть забыла.
  - Ох, ну конечно, откуда же вам знать, ещё слишком рано! Но я-то искорку новой жизни ни с чем не перепутаю. Самый чистый, самый прекрасный свет, какой только может быть!
  Принцесса ошеломлённо молчала - смотрела на него во все глаза, и сердце колотилось как бешеное. Доктор погладил её по руке и накрыл одеялом.
  - Дело молодое, ваше высочество, я всё прекрасно понимаю. С таким чудесным женихом, как у вас... - он негромко засмеялся: - Вы и представить себе не можете, как часто первенцев в аристократических семьях приходится выдавать за недоношенных! Пожалуйста, не волнуйтесь - я сохраню вашу тайну, - пообещал Коркец на прощание, поднялся и вышел раньше, чем она придумала, что ответить.
  
  
  Глава двадцать шестая,
  в которой Многоликий находит подозрительную записку,
  снова сталкивается с любовной магией
  и помогает поймать злоумышленника,
  а Принцесса смотрит на Ингрию из окна поезда,
  узнаёт знакомого в незнакомце и отдаёт должок, которого не делала
  
  Ночь Феликс провёл под боком у Принцессы. Забывался коротким чутким сном, просыпался, ловил размеренный ритм её дыхания - и засыпал опять. Если бы она металась и стонала во сне, как часто бывало с нею в Кирфе, Многоликий с ума бы сошёл, не имея возможности её утешить. Превращаться здесь в человека было слишком рискованно: в этой крошечной комнатке на колёсах его и Принцессу от стражников и королевского семейства отделяли одни лишь фанерные стены и дверь с хлипкой задвижкой. Но вопреки всему, что случилось нынче вечером, сон его любимой был спокоен и крепок, и Феликс счёл это их общим везением.
  Сам он вечерние события вспоминал, как в тумане. Оборотень, наверное, куда легче перенёс бы их в человеческом теле - но маленький зверь адреналина явно перебрал.
  Изнурительно долго ожидая принцессиного возвращения с прогулки, Многоликий почти не надеялся на успех. Если на что и надеялся, так только на то, что Эрика успеет повернуть назад раньше, чем ей станет по-настоящему плохо. Но и эта надежда, увы, не оправдалась. Когда мучнисто-белую бесчувственную Принцессу принесли в купе, он даже не смог к ней подойти - потому что подле неё, кроме Акселя, Короля и Валькирии, всё время был доктор Коркец. Многоликий свернулся узлом в своей корзинке, подсматривал в дырочку между прутьями и трясся от двойного страха: душою боялся за Эрику, а звериный инстинкт его тела требовал спасаться бегством от людей, от их голосов, и топота, и густого запаха опасности, который от них исходил.
  Потом Принцессу оставили в покое, давая ей возможность прийти в себя, но едва он успел убедиться, что её здоровью ничто не грозит, как снова появился врач, от которого снова пришлось прятаться. А уж известие об 'искорке новой жизни' Феликса совсем доконало! Ему не пришло в голову усомниться в словах Одарённого доктора; но и принять их за правду эта голова отказывалась. Задерживаться Коркец не стал, но Многоликий был так потрясён, что после его ухода даже вылезти решился не сразу - тем более, что Эрика всё равно опять была не одна.
  Сначала в дверь протиснулась Валькирия с большим подносом. Его содержимое из-под кровати разглядеть не удавалось - но пахло оно достаточно красноречиво. Ромашка, мёд, ваниль и взбитые сливки были предназначены Принцессе и никаких эмоций у горностая не вызвали. Скучные запахи человечьей еды перемешались с терпким ароматом свежего сырого мяса, вынуждая Феликса глотать слюну, однако с места он всё равно не сдвинулся.
  - Сладкое, ваше высочество, как вы и велели, - звеня посудой, сообщила горничная. - А это для вашей зверушки - её, сегодня, похоже, вовсе не кормили. Кстати, где она?
  - Спасибо, Вальда, - отозвалась Эрика. - Особенно за то, что вспомнила про Счастливчика. Я не знаю, где он. Только что был тут.
  - Поставить блюдце на пол?
  - Не надо на пол... я потом сама.
  - Как скажете, - ёмкость с мясом Валькирия переместила на стол последней, упоительный запах усилился. - Ваш жених спрашивал, можно ли сейчас вас проведать.
  - Можно. Пусть придёт. А ты ступай отдыхать - сегодня мне больше ничего не понадобится.
  Горничная присела в книксене и удалилась.
  В купе тут же появился Аксель.
  - Эрика, ах, Эрика! Я так виноват перед вами! - с горячностью прошептал он, примостившись на край постели. - И зачем только я заставил вас экспериментировать! Что мне сделать, чтобы вы меня простили?
  - Для начала - перестать извиняться, - запротестовала Принцесса. - Идея у вас была исключительно здравая! Я сама захотела проверить её на опыте. И ни капли не сомневаюсь, что мы с вами поступили как надо.
  Он покачал головой:
  - Вы само великодушие, принцесса. Но как мне-то не проклинать себя, если вы чуть не умерли у меня на руках?
  - Во-первых, не умерла - и не могла умереть, вы знаете. А во-вторых, при чём вообще тут вы, Аксель? Настоящие виновники - те, кто... надел на меня эту дрянь. Только они, и никто больше!
  Несколько реплик в том же духе - и наконец, принц тоже ушёл, пожелав невесте доброй ночи. Говорить ему о своей беременности Эрика не стала. Голос её, хотя всё ещё слабый и ломкий, звучал очень ровно - то ли она пока не вполне осознала, что произошло, то ли демонстрировала чудеса самообладания.
  Хватит прятаться, подтолкнул себя Многоликий, когда дверь в купе, щёлкнув, закрылась. Вскарабкался по одеялу и уселся на прежнее место. Посмотреть Принцессе в лицо ему было страшно - потому что вслед за осознанием перемен в нём прорастало чувство вины.
  - Слышал, что сказал доктор, любимый? - спросил Эрика.
  'Да'.
  Она обхватила ладонями звериную мордочку, развернула её к себе и дала волю эмоциям:
  - Ты что, тоже начнёшь причитать: ах, как я виноват, я не должен был этого делать? Не смей! Даже думать так не смей, Феликс, ты меня понял? Мне 'прошлого раза' хватило на всю жизнь вперёд. Я не маленькая девочка и умею брать на себя ответственность за свои поступки!
  Легко сказать: не чувствуй себя виноватым! - тоскуя, подумал Феликс. А как, злыдни болотные, не чувствовать, если и без того непростая ситуация изрядно усложнилась при твоём непосредственном участии?.. Он глубоко вздохнул и набрался-таки духу взглянуть на Эрику. Щёки у неё пылали, недавняя бледность ушла без следа. Глаза были больные и как будто слегка сумасшедшие, но никакого отчаяния в них не было.
  - Обещай, что не будешь себя винить, - быстро и страстно потребовала Принцесса. - Обещай мне. Сейчас же. Иначе я просто не знаю, что с тобой сделаю. Уши оторву, честное слово.
  Не то чтобы он испугался её угрозы 'оторвать уши'. И не то чтобы всерьёз рассчитывал сдержать обещание. Но возражать ей в такую минуту не мог, а потому, ещё раз вздохнув, моргнул один раз: 'Да. Обещаю'.
  - Чудесно, - Эрика лихорадочно улыбнулась. - Ловлю на слове. А теперь давай ужинать и спать. Даже не помню, когда я была такой голодной!
  Она завозилась, принимая сидячее положение и устраивая под спиной подушку. Многоликого дважды приглашать не пришлось: он проворно забрался на стол и сунул нос в вожделенное блюдечко с мясом, нарезанным одинаковыми тонкими ломтиками.
  С едой они расправились одновременно. Свои пирожные Принцесса поглощала так же жадно, как горностай - мясо. Потом она сладко зевнула, нырнула обратно под одеяло, повернулась на бок и погасила светильник в изголовье. Мгновение - и Феликс уже был рядом, прильнул к ней всем телом, устроил голову у неё на руке и замер в предвкушении ласки. Нежные пальчики, щекоча и дразнясь, пробежались по его спине.
  - Знаешь, любимый, - молвила сонно Принцесса, - я понятия не имею, как нам выбираться из этой истории. Но всё равно ужасно рада, что у нас будет ребёнок! - она опять зевнула. - Умираю, как хочется спать. Спокойной ночи, Счастливчик.
  И тут же улетела в сон.
  Счастливчик, усмехнулся про себя Многоликий, надо же, какое прозвище! Он, конечно, сразу сообразил, что это производное от его имени, но лишь сейчас догадался примерить словечко к себе. И понял, что, действительно, может считать себя счастливчиком.
  Разве не он четыре дня назад собирался всю жизнь страдать о прекрасной и недоступной королевской дочке? Разве не он был уверен, что смотреть на неё издали, дышать одним воздухом с нею - самое большее, на что он может рассчитывать? А теперь... теперь она не просто - его. Теперь она ждёт от него ребёнка!
  Эрика. Ждёт. От него. Ребёнка.
  Сюр. Быть такого не может, Серафимы-Заступники! Не может такого быть!
  А Принцесса, когда проснётся, скажет, что это Судьба - и, наверное, будет права.
  Кстати, о Серафимах. Невероятный, единственный в своём роде шанс прожить кусок жизни заново, исправить то, что необратимо разрушилось - разве не он, Многоликий, невесть за какие заслуги, получил от них этот шанс? Счастливчик, как есть счастливчик, подумал оборотень. Ощущение дарованного ему чуда, отступившее на задний план в суматохе перед отъездом, вернулось к Феликсу стократ усиленное и завладело им вновь.
  Но и тревога о будущем стала теперь стократ сильнее.
  До сего момента он считал, что самое главное - не попасться. Терпение и осторожность будут вознаграждены: его любимая так или иначе избавится от своего наручника, и тогда для них откроется весь мир. Успеет ли она к тому времени выйти замуж за Акселя или останется с ним помолвленной, особого значения не имело, хоть Феликса и коробило, когда он представлял, как Эрика идёт к алтарю с имперским принцем. Ребёнок в этот план совсем не вписывался. Многоликий бы непременно позаботился о том, чтобы зачатие не наступило прежде, чем они с Принцессой окажутся за тысячи миль от замка Эск - как заботился о подобных вещах с того дня, когда сам расстался с невинностью. Но всё произошло слишком быстро!..
  Помня о недавнем обещании не поддаваться чувству вины, на этом пункте своих размышлений он задерживаться не стал - двинулся дальше. Что теперь?
  Ждать 'попутного ветра' больше некогда: исчезнуть нужно до того, как принцессина беременность станет заметной. Хорошо ещё, если доктор не проболтается - а кто его знает, проболтается или нет? Возьмёт и расскажет на ушко своей обожаемой Ингрид - а уж она-то секрет ненавистной падчерицы с наслаждением разнесёт по всему Замку! Придётся тогда Эрике не только идти замуж за Акселя, но и притворяться, что он отец её ребёнка - перспектива, от которой Феликса уже не коробило, а корёжило. Во-первых, это колоссальный риск: лучше даже не думать, что будет с Принцессой, если обман раскроется. Во-вторых, неизвестно, согласится ли принц: его за такую ложь тоже по головке не погладят. А в-третьих, это неправильно и дурно! Объяснить, чем фиктивное отцовство хуже фиктивной помолвки и фиктивного брака, Многоликий не смог бы даже самому себе, но вмешивать своё не родившееся ещё дитя в сомнительные взрослые игры категорически не хотел.
  Значит, убежать нужно до свадьбы - но как?!
  Как, если проклятущий ключ провалился сквозь землю?..
  На самом деле, способ его раздобыть - был. С самого начала был - но такой способ, при мысли о котором у Феликса, в любом из его обличий, дыбом вставала шерсть.
  Если Мангана узнает, что Многоликий проник в Замок и встретился с Принцессой - если специально выдать себя Мангане! - можно не сомневаться, ключ в тот же день окажется в Кедровом кабинете. Но Потрошитель - слишком опасный противник. Это сейчас он блуждает впотьмах, гадая, почему ошибся в прогнозах, и не зная, за что ему уцепиться, чтобы сплести новую паутину. Как только у него появится точка отсчёта, всё изменится! Он и предскажет, и выследит, и подтолкнёт в нужную сторону. И тогда со злополучными наследниками Ирсоль случится самое страшное, что только возможно: 'исправленная' было история - повторится.
  Об этом Многоликий и думал потом всю ночь. Спрашивал себя, засыпая и просыпаясь: неужели нет другого выхода? Неужели нет?.. Неужели прямая схватка с Манганой неизбежна? Феликс не хотел представлять себе эту безнадёжную схватку, не хотел в неё верить, но ничего более удачного придумать не мог. К рассвету он от кончика носа до кончика хвоста был охвачен тревогой и жаждой действия.
  Но реализовать эту жажду в поезде было почти невозможно. Встреча с Придворным Магом, в любом случае, состоится не раньше, чем миссия вернётся в Замок - а лучше бы не состоялась вовсе! Подсматривать и подслушивать, как в предыдущие дни - вот, собственно, и всё, что остаётся. Ну, ещё обыскать купе Короля и его свиты. Мало ли, какие там будут сюрпризы?
  А вдруг в несессере его величества приколот к подкладке тот самый ключ?
  А вдруг тот самый камень лежит в шкатулке для драгоценностей у мачехи?
  Принцесса всё спала и спала. Многоликий выбрался из её душистых объятий, дождался, когда в купе заглянет Валькирия, проверяющая, не проснулась ли хозяйка, и выскользнул в приоткрытую дверь. В вагоне хватало щелей и незаметных отверстий, пригодных для мышей и ящериц, но Феликс не собирался озадачивать других путешественников своей способностью проходить сквозь стены. Он рассудил, что в дороге без веской на то причины ему вообще оборачиваться не стоит.
  Горничная переместилась в салон, надела поверх простого голубовато-серого платья крахмальный белоснежный передник и стала накрывать на стол к завтраку. Кроме неё, здесь уже был Марк - сидел, откинувшись на спинку дивана, довольно чисто насвистывал модную песенку и пожирал Валькирию глазами. Перед ним стояли кофейник и полная чашка - похоже, попросил себе кофе, но даже к нему не притронулся. Слышно было, как Ингрид в своём купе отчитывает за что-то прислугу. Все остальные, по-видимому, ещё спали.
  Многоликий подбежал ближе, встал столбиком, вытянул вверх мордочку.
  - О, страшный зверь! Явился не запылился! - обрадовался Марк - но от греха подальше убрал с пола и вытянул на диване длинные ноги в шёлковых чёрных брюках и расшитых золотой тесьмой домашних туфлях.
  Феликс - воплощённое любопытство - вскарабкался на соседний диван, а с дивана попытался перелезть на стол.
  - Кыш, зверушка, - сказала горничная и беззлобно замахнулась на горностая салфеткой.
  Многоликий отпрянул, но остался на диване - обзор отсюда открывался отличный.
  - Не боишься, милочка? Хищник всё-таки. Мамочку вчера вон чуть не съел! - хохотнул, обращаясь к Валькирии, принцессин брат.
  - Не боюсь, ваше высочество, - сухо ответила та, не глядя на принца и не прерывая своего занятия.
  - Храбрая, - с шутовским одобрением заметил он. - Ты всегда такая храбрая, а, Валькирия?
  - Не жалуюсь, ваше высочество, - всё так же сухо отозвалась горничная, придвинула к себе корзинку со столовыми приборами и с крайне сосредоточенным видом начала их раскладывать.
  - А по-моему, не всегда, - игнорируя её очевидное нежелание общаться, продолжал Марк. - Меня, например, ты боишься! Иначе бы согласилась составить мне компанию.
  Валькирия покачала головой:
  - Негоже слугам садиться за один стол с господами.
  - Гоже, негоже... а если я прикажу? - задиристо спросил он.
  - Приказывает мне её высочество. А вы можете только просить.
  - Ну, значит, я тогда прошу: сядь тут, - он снова опустил ноги на пол и похлопал рукой по дивану, - и выпей со мной кофе.
  - Не нужно, ваше высочество, - она поджала губы. - Простите. Ножей не хватило, пойду принесу.
  - Стой! - воскликнул он и подался вперёд, норовя обнять её за широкую талию, но горничная уклонилась спокойным и решительным движением.
  Смазливое нервное лицо с тонкими чёрными усиками мгновенно вспыхнуло - краснел Марк так же легко и жарко, как его сестра. Глаза засинели ярче; в них было столько досады и страсти, что у Феликса не осталось никаких сомнений относительно увиденного. 'Э, приятель! - подумал он. - Да ты, похоже, влюбился по уши. Ужасная вещь - Пелена Любви...' Валькирии это явно совсем не нравилось, ей хватало благоразумия понимать, что интрижка с принцем её до добра не доведёт - но что она могла поделать? Самонадеянный и эгоистичный мальчишка, судя по всему, собирался идти напролом.
  - Доброе утро, - вплывая в салон, промурлыкала Ингрид. - Какая ты ранняя пташка, дружочек. Хорошо поспал? Мне сегодня было лучше, чем вчера. Но эта безрукая Марта уже успела испортить мне настроение!
  Она была ослепительна, даже на фоне принцессиной горничной с её неодолимым колдовским очарованием. Волнистые белокурые волосы роскошной накидкой укрывали плечи. В тёмных глазах таилась улыбка, пунцовые пухлые губы манили поцеловать, матовая молочная кожа манила прикоснуться. Груди и бёдра соблазнительно круглились под тонким золотистым атласом утреннего платья. Но пасынок, скользнув взглядом по Ингрид и уронив равнодушное приветствие, снова уставился на Валькирию.
  - Подай мне кофейную чашку, - велела ей мачеха. - И пойди-ка, помоги Марте, пока она не угробила всю мою одежду.
  Валькирия с облегчением подчинилась и моментально исчезла. Принцу, деваться некуда, пришлось обратить внимание на мачеху. Он почти сразу взял себя в руки и убрал с лица разочарованное выражение, но Многоликий был уверен, что от любовницы Марка - не стоит ли уже называть её бывшей? - это выражение не ускользнуло.
  Горностай соскочил на пол раньше, чем Ингрид его заметила, юркнул под стол и устроился там в надежде услышать или увидеть ещё что-нибудь интересное.
  Скоро в салоне стало людно и шумно. Сначала пришёл Король, как обычно, источающий самодовольство. После Короля - Аксель, который выглядел смущённым и чуть виноватым, и непонятно было, разыгрывает ли он спектакль перед будущим тестем или всё ещё переживает из-за Принцессы. После Акселя - гости из соседнего вагона: Ваймен, Керугер и начальник Охранной службы. Имперцы сходу принялись за еду, а Олаф сообщил, что проверяет, как обстоят дела с безопасностью поезда, и начал одно за другим осматривать окна. Он попытался как-то объяснить свои действия: впереди, мол, очередной неспокойный район; в Эмбарре нужно будет остановиться, чтобы загрузить уголь, но покидать вагоны не стоит, да и от окон лучше держаться подальше - однако в том, как он держал себя и как звучал его голос, ощущалась едва уловимая фальшь. Словно он говорил и делал не совсем то, ради чего сюда пришёл. Примерно так же, вспомнил Феликс, свои впечатления от визита начальника Охранной службы описывала и Эрика. Закончив осмотр, Олаф принял предложение позавтракать и провёл в королевском вагоне гораздо больше времени, чем требовали этикет и служебная надобность.
  Затем все опять разбрелись по своим углам, и только тогда, кутаясь в светло-серую ажурную шаль с длинными кистями, в салоне появилась Принцесса. Она была чуть бледнее обычного и как будто слегка похудела - или так казалось из-за волос, туго стянутых на затылке. Устроилась за столом, окликнула:
  - Счастливчик!
  Феликс тут же вскарабкался ей на грудь и радостно фыркнул.
  - Ты ел? - спросила она.
  'Нет'.
  Принцесса позвала Валькирию, распорядилась принести звериной еды, прижала к себе горностая и замерла, погружённая в свои мысли. Знать бы, о чём она думает! Вернее, не о чём, а что именно думает - вряд ли у неё мог сейчас быть другой предмет для размышлений, помимо недавнего известия. Вчера Эрика говорила, что ужасно рада ребёнку. Но вчера она была нездорова и возбуждена. Наутро случившееся могло предстать перед ней совсем в другом свете. 'И ведь не спросишь!' - рассердился Многоликий, всеми фибрами души ненавидя свою временную немоту. Что же, придётся, значит, угадывать по глазам.
  Только вот заглянуть в глаза девушки, будучи притиснутым к её груди, он не мог физически - поэтому терпеливо ждал, когда она его выпустит, и слушал, как стучит её сердце.
  Горничная принесла на блюдечке мясо, порезанное так же, как вчера, и так же аппетитно пахнущее.
  - Кушай, - сказала Эрика горностаю и посадила его на стол. - А мне - картофельного пюре и рыбы. Есть у нас сегодня какая-нибудь рыба, Вальда?
  - Есть, конечно, как не быть, - кивнула Валькирия и проворчала, открывая судки с картошкой и жареной форелью: - Вы бы эту зверушку ещё из собственной тарелки кормили, ваше высочество!
  Принцесса не ответила. Многоликий, наконец, получил возможность заглянуть ей в глаза. И сразу же перестал терзать себя сомнениями, излеченный мягким сиянием её взгляда - немножко лукавого, обращённого внутрь взгляда женщины, хранящей в себе огромную и прекрасную тайну. 'Не бойся, любимый, - говорили её глаза. - Всё правильно. Всё так, как должно быть!'
  Час спустя поезд прибыл в Эмбарру. В вагоне прибавилось стражников, снова явился Олаф, но снаружи ничего особенного не происходило. Сославшись на недомогание, Эрика спряталась от суеты в своём купе. Феликс немного побыл с ней, а потом отправился на разведку, намереваясь воспользоваться тем, что состав стоит на месте и можно без риска для жизни перебраться в соседний вагон. Осмотреть временные жилища Скагера и Ингрид он ещё успеет, а сейчас было бы неплохо заглянуть в гости к начальнику Охранной службы. Может, там найдётся хоть что-нибудь, что прольёт свет на его странное поведение.
  Однако в купе у Олафа что бы то ни было необычное отсутствовало напрочь. Минимум вещей, как и должно быть у старого холостяка, главный и единственный интерес которого - его служба. Из излишеств - курительная трубка вишнёвого дерева, которой, впрочем, почти не пользовались. Потрёпанная толстая книга в кожаной тиснёной обложке - как выяснилось, сборник мемуаров военачальников. Небольшой портрет Короля в овальной металлической рамке - в случае Олафа, не столько демонстрация верноподданнических чувств, сколько знак его искренней привязанности к монарху. И ни единой мелочи, позволяющей заподозрить, что верный служака не настолько прост, каким его привыкли считать!
  Дверь в соседнее купе стояла открытая, и, разумеется, Многоликий сунул свой любопытный нос и туда. Там тоже было пусто. Намного просторнее, чем в соседнем помещении, отметил оборотень, но кроватей не одна, а две. Он присмотрелся к одежде на вешалке и узнал среди вещей те, что видел на Ваймене и Керугере. Выходит, это купе имперских вельмож. Отлично! Его тоже не помешает обследовать.
  Внимание Феликса тут же привлекла объёмистая лакированная шкатулка для бумаг, водружённая на стол под окном. Забравшись наверх, Многоликий поддел мордочкой крышку, но та была заперта. Раздосадованный, он побродил вокруг шкатулки, переступая через раскиданные на столешнице счета и письма. Последние, судя по адресам и именам на конвертах, написали вельможам их матери или жёны. Но ведь эти двое наверняка строчат отчёты Императору и сами от него что-то получают! Желание пошуровать в шкатулке становилось почти нестерпимым.
  Злясь на собственное неуёмное любопытство, Многоликий спрыгнул со стола и выглянул из купе. Коридор был пуст, лишь в дальнем конце маячил стражник. Была не была, решился Феликс - и превратился в человека. После чего аккуратно притворил дверь и кинулся к шкатулке.
  Не слишком мудрёный замок поддался мгновенно. Шкатулка оказалась полнёшенька - целая гора листов, исписанных мелким разборчивым почерком: должно быть, писаниной занимался только один из вельмож. На каждом листе в правом верхнем углу пометка - 'копия'. Подробнейшее описание всех событий, свидетелями которых Ваймен и Керугер стали за время их путешествия, и всех обитателей замка Эск, с которыми им довелось столкнуться. Читать всё это было некогда и незачем. Феликс лишь убедился, что об Эрике соглядатаи Императора рассказывали в самых восторженных выражениях. Он даже начал жалеть, что пошёл на ненужный риск - письма от Джердона, если они были, очевидно, лежали в другом месте, - как вдруг откуда-то сбоку выпал маленький белый конверт со сломанной сургучной печатью и без каких-либо опознавательных знаков. В конверте обнаружилась картонная карточка, а на карточке - короткий машинописный текст.
  'Уважаемые господа! Принцесса Эрика не так невинна, какой хочет казаться. Если вы желаете получить доказательства, проведайте её в два часа ночи, перед тем как поезд пересечёт границу Империи', - вот что там было написано.
  
  * * *
  - Анонимное письмо? И каким таким 'господам' оно адресовано? - Аксель озадаченно рассматривал карточку, лежащую в ладони у его невесты.
  - Ваймену и Керугеру, - чуть слышно ответила Эрика.
  Как и в прошлый раз, чтобы иметь возможность поговорить, они уселись рядышком в принцессином купе и принялись изображать воркующих голубков. Только так они могли быть уверены в отсутствии чужих ушей: тем из попутчиков, кто проходил мимо слегка приоткрытой двери, вежливость не позволяла даже задерживать взгляд на 'влюблённых', а не то что прислушиваться к их беседе. Единственным и непременным слушателем был горностай, пушистым клубком свернувшийся на коленях у Принцессы.
  - Ваймену и Керугеру... Конечно, - покивал Аксель. - Кому ещё могли это подбросить? Но как оно попало к вам?
  - Феликс нашел его у них в купе, - объяснила Эрика.
  - В распечатанном конверте?
  - Да. Они уже прочитали, если вы об этом.
  - А мне ничего не сказали, мерзавцы, - он поморщился и посмотрел в сторону.
  Она пожала плечами:
  - Ну, коль скоро их задача - собирать сведения...
  - Да всё с ними понятно, - Аксель вздохнул, - просто очень противно. Если кто-то вознамерился испортить вам репутацию, адресатов он выбрал безошибочно. Но что должно произойти в два часа ночи? Вы будете не одна? Ваш возлюбленный хотел...
  - Нет, Аксель, нет! - перебивая, замотала головой Принцесса. - Ни в коем случае.
  'Нет!' - приподнявшись, подтвердил Многоликий и улёгся снова.
  - Мы бы не стали так рисковать, - продолжила она. - Феликс всю дорогу будет горностаем.
  - Простите, пожалуйста, - неловко сказал принц. - Я должен был спросить. Но тогда о чём тут идёт речь? Может, автор этой гадости думает, что мы с вами... не утерпели до заключения брака? И рассчитывает в два часа ночи застать нас вместе?
  - Не знаю, - нахмурилась Эрика. - Может быть. Но если бы это было правдой, какой смысл придавать её огласке? Дело всё равно идёт к свадьбе...
  - Да вот же. Если бы нас увидели в одной постели, это, скорее, меня бы скомпрометировало, а не вас! И сделало бы свадьбу неизбежной - я бы уже не смог по своему желанию расторгнуть помолвку. Но я ведь и так...
  - Вы и так не собираетесь её расторгать! - подхватила Принцесса. - Да и анонимку, в таком случае, послали бы моему отцу или Олафу, а не вашим сопровождающим. И содержание она бы имела другое. Нет, разумеется, цель того, кто её написал - скомпрометировать меня. Но я даже представить себе не могу, что он имел в виду!
  - Кстати, об Олафе, - после короткой паузы проговорил Аксель. - Эрика, вы не хотите показать это ему? В конце концов, разбираться с такими вещами - его прямая обязанность.
  'Нет', - вмешался Многоликий.
  - Нет, - вслед за ним ответила девушка. - Во-первых, - заметила она, холодея, - что, если автору записки всё-таки известно про нас с Феликсом? Не знаю, что именно известно, но нечто такое, из-за чего он уверен, что сегодняшнюю ночь мы проведём вместе. Нельзя, чтобы Олаф начал копаться в этом... сейчас. Мало ли, что он накопает? Во-вторых, как я ему объясню, откуда взяла эту записку? Она же не валялась где попало. Она лежала в запертой шкатулке, понимаете?
  'А в-третьих, с самим Олафом что-то нечисто', - добавила про себя Принцесса, но вслух этого говорить не стала - её подозрения в отношении начальника Охранной службы по-прежнему оставались бездоказательными.
  - Понимаю, - согласился Аксель. - Значит, нам остаётся только одно. Дождаться двух часов ночи и посмотреть, что будет. Полагаю, я смогу позаботиться о том, чтобы ваша репутация осталась в целости и сохранности, - улыбнулся он.
  'Да, - встрепенулся Феликс. - Да!'
  - Ах, принц, вы золото! - с облегчением прошептала Эрика и улыбнулась в ответ. - Я так надеялась, что вы это предложите! Признаться, мы не смогли придумать никакого другого выхода.
  Жених поцеловал ей руку:
  - В таком случае, решено, дорогая принцесса. Нынче ночью мы будем с вами бодрствовать и ждать. Что бы ни случилось, теперь мы готовы к неожиданностями - это самое главное!
  Не сказать, чтобы разговор с принцем вернул Эрике душевное равновесие - она понимала, что об этой чудесной вещи после вчерашних новостей ей придётся надолго забыть. Но всё-таки ей стало немного спокойней. По крайней мере, ушёл страх - парализующий страх перед неведомой опасностью, который охватил Принцессу, когда она прочитала анонимное письмо. Феликс оставил его у неё под подушкой, снабдив ещё одной запиской, написанной собственноручно и содержавшей нужные пояснения и просьбу всё рассказать Акселю. Сделать это устно её любимый не рискнул, и девушка, как ни скучала она по Феликсу-человеку, сознавала, что он поступил правильно.
  Его послание она сразу же порвала на клочки и выбросила, а анонимку, после того как показала её принцу, спрятала за корсаж. До назначенного времени оставалась ещё половина суток. Эрика прилегла на постель - горностай тотчас растянулся у неё на животе, - закрыла глаза и попыталась хоть чуть-чуть упорядочить разбегающиеся мысли.
  Известие о том, что Принцесса беременна, одинаково сильно потрясло обоих будущих родителей, но последствия для них имело разные.
  Феликс, хоть и рвался теперь немедленно умыкнуть Эрику и спрятать её от всех напастей разом, всё равно не мог избавиться от подозрения, что происходящее ему мерещится. Протри глаза - и очнёшься не пойми где! Ладно ещё, если в принцессиной спальне или, скажем, на печке в Лагошах. А то ведь можно увидеть над собой покрытый трещинами и плесенью потолок паршивого постоялого двора, а за окном - имперскую конную полицию. Поди догадайся, в какой конкретно момент ты провалился в забытьё?
  Принцессу же, наоборот, как будто вышвырнуло в реальность. Три с лишним недели, прошедшие от 'возвращения' до вчерашнего вечера, она провела как во сне. Иногда этот сон был странным, иногда - страшным, иногда - прекрасным до полного неправдоподобия; время от времени ей казалось: ещё чуть-чуть, ещё один вдох, и сновидение закончится. И только вчера, после прозаического замечания доктора Коркеца о том, как часто первенцев в благородных семействах приходится выдавать за недоношенных, Эрика, наконец, уверовала, что не спит.
  Она готова была поклясться, что сама чувствует внутри себя чистейшее сияние едва зародившейся жизни, о котором говорил доктор. Может, и правда, что-то чувствовала - особенно если младенцу предстояло появиться на свет Одарённым.
  И она не хуже Феликса понимала, чем ей грозит, если выяснится, что отец её ребёнка - не Аксель. Вернее, понимала даже лучше - она почти наверняка знала, что обман не удастся. Достаточно крошечного подозрения в её адрес - а желающие распускать о ней слухи непременно найдутся, недавняя анонимка тому свидетельство! - и отцовство принца придётся подтверждать магическими методами - обычное дело для монархов, всегда озабоченных чистотой крови наследников. Случится чудовищный скандал, брак, скорее всего, будет расторгнут, дитя у неё отберут... при условии, что ему вообще позволят родиться... а её саму... У Эрики испарина выступила на лбу, когда она одним глазком заглянула в открывшуюся перед нею бездну. Нет, нет, не стоит даже пытаться кого-либо водить за нос! Бежать нужно до того, как по Замку разнесётся весть о её беременности.
  Однако Принцесса, так же, как Многоликий, совсем не была уверена, что придворный врач не разболтает её секрет, и сомневалась, что у них есть в запасе хотя бы пара месяцев. И так же, как Многоликий, пока не видела ни единого способа осуществить побег.
  'Мы придумаем! Силы Небесные, мы обязательно придумаем!' - мысленно повторяла она, пытаясь обуздать тревогу, не разрешая себе отчаиваться.
  Но странное дело: ни тени сожаления в её душе не было. Хотя вчера Эрика сказала любимому чистую правду: 'Понятия не имею, как выбираться из этой истории, но ужасно рада, что у нас будет ребёнок!' - погружаясь в сон, она опасалась, что к утру её радость растает, как туман под палящим солнцем. А вышло наоборот: теперь Принцесса ощущала себя средоточием восторга и нежности, и предвкушения будущего материнства. Ей казалось, что никогда в жизни она не получала от Судьбы лучшего подарка. Это чувство столь явно противоречило безвыходности нынешнего положения, что Эрике стало смешно.
  'Недаром говорят, что беременные глупеют', - подумала она, кладя ладонь на живот. Горностай зашевелился и устроил голову сверху. Передать ему частичку своего восторга Принцесса не могла - оставалось надеяться, что Феликс если не разделяет его сам, то хотя бы понимает, как она счастлива.
  Её физическое самочувствие было сейчас ниже среднего. Познабливало, горло и грудь всё ещё саднило после удушья, в руках и ногах была противная слабость. Но Эрика хорошо помнила, что прошлые попытки уйти от Короны обошлись ей гораздо дороже: она по неделе потом проводила в кровати, и ещё многие месяцы ей чудилось, как железные колдовские пальцы сжимаются вокруг её шеи. Теперь ей было не в пример легче. Может, оттого что она заранее знала, что её ждёт. Может, оттого что стала старше. Может, причина была в том, что со времён предыдущей встречи с магической удавкой Принцесса пережила немало куда более неприятных вещей. А может, сам браслет вдали от Замка действовал на неё иначе, чем рядом с ним.
  Что, если требовалось просто перетерпеть, и действие магии прекратилось бы через несколько шагов? - внезапно пришло в голову девушке. Всего лишь несколько шагов до свободы, которые не были сделаны!.. Идея попробовать ещё раз, на первый взгляд, выглядела очень заманчивой, но, поразмыслив, Эрика её отбросила. Вчерашнюю 'случайность' повторить не получится - стражники, подозревала она, станут теперь ходить за ней по пятам и за шиворот приведут обратно, если она 'забудется'. Значит, единственное, что можно сделать - пойти на риск и, не снимая браслет, попытаться сбежать по-настоящему. Но Феликсу такого не стоит и предлагать - он ни за что не согласится проверить опытным путём, погибнет Эрика или нет, если помощь не подоспеет вовремя!
  По правде говоря, экспериментировать подобным образом не хотелось и самой Принцессе. Особенно теперь, когда она будет рисковать не только собой, но и ребёнком.
  'Если б хоть знать, как эта вещь устроена!' - вздохнула она, не глядя на браслет, но осязая его на своём запястье - она теперь всё время его осязала. К чему он привязан? К Короне? К Замку? К Королю? Скорее всего, к Короне, так было бы проще всего. Но непонятно, к какой из её сущностей - вещественной или магической. Если к магической, наверное, браслет 'выключится', если 'выключится' Корона. Если к вещественной, можно оставить его 'включённым', но унести с собой Внутренний обруч, тот, что сейчас светится волшебным светом на отцовской руке. Хотя какая разница? Пока Корона работает, никто, кроме Короля, не сможет сдвинуть её с места. А противовес всё равно пропал так же безнадёжно, как ключ.
  В своих раздумьях Принцесса, естественно, добралась и до того средства, которое её возлюбленному казалось последним и отчаянным. Но с её точки зрения, оно вообще не годилось к использованию! Она и мысли не допускала о том, чтобы подвергнуть Феликса опасности снова угодить в лапы к Потрошителю - ничего ужаснее нельзя было вообразить. Тот факт, что Мангана до сих пор не вышел на след Многоликого, в глубине души Эрика почитала за чудо.
  Ну ладно, хватит, сказала она себе, утомившись. Если решение задачи нельзя отыскать немедленно, это не значит, что оно никогда не будет найдено. Но сейчас лучше подумать о чём-нибудь другом. Например, о том, кто и каким образом намеревается её скомпрометировать нынче ночью - и как это предотвратить. С теплотой и благодарностью Принцесса вспомнила об Акселе: 'Хвала Серафимам, хотя бы в этом деле у нас с Феликсом есть помощник!'
  - Я сяду, любимый, надоело лежать, - шепнула она зверю, который грел ей живот и руку и, казалось, безмятежно спал.
  Чёрные глаза тут же распахнулись. Горностай изогнулся и выразительно посмотрел на дверь.
  - Хочешь выйти?
  'Да'.
  Должно быть, собирается продолжить свои изыскания, поняла Эрика. Надеется найти ещё что-нибудь интересное - как иначе, после утреннего-то улова! Расставаться с Многоликим ей было жаль, но удерживать его она не стала. Чмокнула в нос и выпустила в коридор, а сама уселась к окну и принялась дышать на ледяную корку, чтобы открыть себе хоть какой-то обзор.
  
  * * *
  Так Принцесса и просидела у окна до самого вечера, прерываясь только на еду. Она и ела бы в своём купе, но у Короля идея её затворничества вызвала всплеск негодования - очевидно, он всё ещё злился на дочь из-за вчерашнего - и она сочла за благо не выводить его из себя. Однажды к ней зашёл доктор, подержал за руки, внимательно посмотрел в глаза и заверил, что от удушья не осталось никаких серьёзных последствий. Пару раз заглядывал Аксель, пытался развлекать Эрику беседой, но быстро понял, что ей хочется побыть одной, и больше уже не появлялся. Феликс тоже долго отсутствовал - наверное, всю свою энергию направил на обыскивание поезда.
  Общие трапезы сегодня производили на Принцессу ещё более тягостное впечатление, чем обычно. Мачеху и брата она подозревала в том, что кто-то из них подбросил имперским вельможам дрянную записку. Ваймен и Керугер, умолчавшие о записке, дабы поймать невесту Акселя с поличным, вызывали у неё чувство гадливости. Начальник Охранной службы заставлял Эрику терзаться невнятными подозрениями. И даже вышколенные слуги, умевшие держаться незаметно и не действовать на нервы хозяевам, сегодня её пугали и раздражали, потому что любой из них мог оказаться причастным к истории с анонимкой.
  В заоконном пейзаже, правда, тоже ничего приятного и жизнеутверждающего не было. Лес и горы давно закончились, их сменила гладкая, как простынь, лысая равнина. Снова мело, горизонт не просматривался вовсе. На открытом пространстве ветер разгулялся в полную мощь и дул, казалось, со всех сторон сразу. Когда особенно сильные порывы налетали на поезд сбоку, вагон - тяжеленное сооружение из металла и дерева - стонал и вздрагивал, как хлипкая крестьянская лачуга.
  Иногда сквозь кусок очищенного стекла Эрика не могла различить ничего, кроме снежных вихрей. Иногда сквозь белёсую мглу проступали очертания каких-то унылых чёрных строений. Над одними строениям, выдавая присутствие человека, поднимался сизый дым; другие казались заброшенными и мёртвыми. В какой-то момент в поле зрения Принцессы появился большой и странный храм. Сначала она не поняла, в чём его странность; потом подивилась, кому это пришло в голову выкрасить его в чёрный цвет; и лишь когда он остался позади, сообразила, что это не краска, а копоть. Храм, как и множество окрестных домов, был обгорелым! Не так давно - должно быть, минувшим летом - здесь бушевал пожар, и площадь, им охваченная, была огромна, поняла Принцесса.
  Пожар. Пожар... Слышала ли она от отца хоть полслова об этом пожаре? Эрика сжала пальцами виски, вспоминая. Определённо, нет! Что именно здесь произошло, велик ли был ущерб, много ли людей осталось без крова... Она догадывалась: Король не трогал эту тему в разговорах совсем не потому, что в ней было что-то тайное - он просто не придавал ей никакого значения. Вот о графе Сольберге, с его намерениями захватить трон, Принцессе случалось слышать регулярно, тут уж сомневаться не приходилось: тот, кто теперь занимает это высокое место, засыпает и просыпается с мыслями о конкурентах. А пожар... кого он, в конце-то концов, волнует? Подумаешь, несколько деревень сгорело в восточной провинции.
  В том, что отец хоть немного беспокоится о своих подданных, Эрика разуверилась окончательно. Всё, что она когда-либо слышала о нём, всё, чему была свидетелем, сложилось в простую и циничную картину. Его величество Скагер Первый желал властвовать, упивался своей ролью монарха, но заботиться о благополучии вверенного ему кусочка мира не собирался совершенно. Единственное, что он делал для простых людей - позволял знати грабить их, тем самым обеспечивая себе её поддержку.
  Прикрытое снегом пепелище закончилось, теперь поезд громыхал по городу, названия которого Принцесса не знала; остановок здесь не планировалось. Город оказался похож на Зентак как брат-близнец - такое же тусклое и безрадостное место, где не на чем задержать взгляд. Эрика возвратила на плечи соскользнувшую шаль, зябко стянула её на груди. Ей вдруг представилось, каким бы стало путешествие, если бы её отца любили... если бы он хоть чем-нибудь заслужил любовь своего народа! Королевскую миссию в каждом городе ждал бы пышный приём. Не стайки зевак с безопасного расстояния глазели бы на поезд, ощетиненный дулами карабинов - а целые толпы горожан осаждали бы Короля, желая увидеть его и показать ему свою преданность.
  В реальности же ингрийцы платили ему за равнодушие своим полнейшим равнодушием. Или ненавистью, как никогда ясно поняла Принцесса. Ненавистью тем более сильной, что никакого выхода у неё не было - всякое деятельное выражение недовольства монархией приравнивали к бунту и карали соответственно.
  'Всё было бы иначе, если бы мама не погибла, - с ноющим сердцем думала Эрика. - Маме не было всё равно! Она не пряталась в хрустальной башне, как я. Боль и отчаяние тех, кто приходил к ней со своими бедами, она принимала как собственные. И всё своё влияние тратила на то, чтобы помочь. Это и значило для неё - быть Королевой. Все говорят, отец был этому не рад - но почему? Мама делала за него то, о чём он не хотел даже думать - но ведь она добавляла популярности Короне. Стало быть, и ему самому! Чем это ему мешало? Он жалел денег? Не хотел затруднять себя выполнением её просьб? В растущей любви народа к Королеве ему мерещилась угроза его власти?..' Ответа у девушки не было.
  Город утонул в метели, а за окном появился причудливый рельеф, при виде которого Принцесса вспомнила едва ей знакомое слово 'карьер'. Вероятно, в этом месте, действительно, добывали полезные ископаемые. Добывали когда-то раньше, а теперь тут никого не было. Посёлок на краю карьера - несколько дощатых бараков и один приземистый кирпичный дом - был пуст; ни единой струйки дыма не поднималось в воздух. 'Я ничего об этом не знаю! - стиснула зубы Эрика. - Ни о том, что здесь добывали. Ни о том, как жили работавшие тут люди. Ни о том, куда им пришлось податься, когда добывать стало нечего...'
  Сухие, безликие цифры министерских докладов сами собой всплывали в памяти, да много ли от этого было толку? Соотношение жителей разных сословий, доходы промышленности и сельского хозяйства, уровень преступности, уровень бедности, уровень грамотности, количество врачей и знахарей, что-то ещё... Она отлично помнила все эти цифры, но не знала, стоит ли им доверять. Даже если стоит... даже если они верны до последней запятой, что с того - если за частоколом цифр неразличимы судьбы живых людей? А что у неё есть, кроме цифр? Ей всегда легко давалась история; она разбиралась в ингрийской музыке, литературе и в живописи - но и это почти не приближало её к реальному миру. Немногое, что приближало - несколько жутких дней неслучившегося будущего.
  Маятное чувство, донимавшее её в первую ночь поездки, охватило Эрику снова, но теперь оно стало ей понятнее. Была в нём и злость на отца, по чьей милости наследница ингрийского трона до недавнего времени не знала об Ингрии ничего, кроме прочитанного в книгах и докладах королевских министров - и не узнала бы, не случись ей однажды перелететь через всю страну без телохранителей и денег. И досада на саму себя, не интересовавшуюся, не спрашивавшую, во всём полагавшуюся на Короля. И печаль о том, что нельзя наверстать упущенное прямо сейчас - прямо сейчас нужно спасать себя, и Феликса, и ребёнка.
  'Мама, ах, мама! Если бы только ты осталась со мной! Я всё бы поняла гораздо раньше!.. - вздохнула сквозь слёзы Принцесса. - Но мы вернёмся, - пообещала она себе, - мы непременно вернёмся, когда придёт моё время взойти на трон. Или даже раньше. И всё, что ты не успела, я выполню!'
  Не будет никакого 'навсегда', решила Эрика. Она наследница - сколько бы она ни отсутствовала в Замке, за кого бы ни вышла замуж, Закон будет на её стороне, пока её не признают умершей. А уж её дело - позаботиться, чтобы не признали. Вряд ли в этот миг Принцесса была так тверда в своём решении, как ей самой казалось. Но ей сразу стало заметно легче. Сострадания ко всякому человеческому горю, свойственного её матери, в сердце Эрики ещё не было. К тому, что сейчас обретало форму в её душе, лучше всего подходило слово 'ответственность'.
  Монотонный пейзаж за окном был уже не белым, а тёмно-голубым, когда вернулся горностай. Вспрыгнул на стол; выгибая узкую спинку, потёрся о принцессины руки.
  - Как же ты долго! - с мягким упрёком сказала Эрика и почесала его за ушами. Шёпотом спросила, надеясь и опасаясь одновременно: - Нашёл что-нибудь интересное?
  'Нет'.
  Она почти не огорчилась:
  - Ну и ладно! Лучше уж пока без сюрпризов. Голодный?
  Снова 'нет'.
  Похоже, успел побывать на кухне.
  Принцессе очень хотелось ему рассказать, о чём она думала и к чему пришла, пока его не было, но она сдержалась - правильней сделать это потом, когда не понадобится шептать, а в распоряжении Феликса будут не только односложные ответы. Зверь потоптался, выбирая, где ему устроиться, покосился на окно, всмотрелся в лицо девушки, плюхнулся на бок поверх её рук и глубоко вздохнул. Ей вдруг почудилось, что Многоликий понял её без слов - хотя, скорее всего, это была иллюзия.
  Больше он до ночи никуда не уходил. Ждал Эрику в купе, пока она ужинала, сидел в своей корзинке, пока она готовилась ко сну. Когда Вальда расстилала постель, в открытую дверь просунулась седая голова начальника Охранной службы.
  - В четверть второго мы остановимся в Увельо, а там рукой подать до границы. Проснётесь уже в Империи, ваше высочество! - с довольным видом пророкотал он. - А к вечеру будем в Икониуме.
  Обращался, само собой, к Принцессе, но смотрел при этом на Валькирию. Горничная поймала его взгляд, потупилась и улыбнулась уголками губ.
  - Спасибо, Олаф, - кивнула Эрика. - Доброй ночи.
  - Доброй ночи, ваше высочество! - он секунду помедлил и скрылся.
  Покуда Вальда помогала ей переодеться в ночную сорочку и расчёсывала волосы, притихшее за день волнение нахлынуло на Принцессу с новой силой. Одиннадцать. Через три часа что-то должно случиться. 'Лишь бы только это что-то не было связано с Феликсом, - молилась она. - Лишь бы только не выяснилось, что наша с ним тайна - больше уже не тайна!'
  Когда горничная ушла, Эрика заперлась на задвижку, впрочем, отлично понимая, что снаружи эту дверь можно открыть шпилькой. Но пусть тот, кто захочет войти сюда посреди ночи, хотя бы немного замешкается!
  Горностай, как обычно, улёгся у неё на груди.
  - Разбуди меня, если я случайно усну! - попросила Принцесса и погасила свет.
  Естественно, не уснула. Считала минуты, слушала перестук колёс и завывание ветра. То и дело постукивали и в стену: Аксель из соседнего купе давал знать, что тоже не спит и ничего не забыл - Эрику это успокаивало.
  В Увельо простояли совсем недолго. Голоса, шаги, открывающиеся и закрывающиеся двери, скрип снега под ногами стражников, фырканье паровоза, потом короткий резкий гудок - и поезд снова двинулся с места. Эрика лежала, словно оцепенев, и даже дышать боялась - в таком находилась напряжении. Несколько минут спустя шаги раздались уже в вагоне и прекратились около принцессиной двери. Ручка, на которую надавили снаружи, негромко лязгнула, но дверь не поддалась. Многоликий встрепенулся и встал на лапы. Человек за дверью пробормотал что-то себе под нос, завозился, должно быть, отыскивая что-нибудь острое - поддеть язычок задвижки. Затем опять - металлический лязг, и створка поехала в сторону. В дверном проёме появился мужской силуэт, чернильно-чёрный на жёлтом фоне освещённого коридора.
  Принцесса не успела ни приподняться, ни вскрикнуть, а горностай уже оттолкнулся от неё и с силой и скоростью распрямлённой пружины кинулся на того, кто стоял в дверях. Мужчина истошно завопил, затряс рукой, пытаясь стряхнуть с неё зверя, уронил какой-то предмет и шарахнулся в коридор, где и угодил в распростёртые объятия принца Акселя. Принцу не понадобилось много времени на то, чтобы скрутить взломщика и лицом вниз уложить на пол - через пару секунд всё было кончено.
  - Силы Небесные, что тут творится?! - охнула Эрика, зажгла светильник и села, прикрываясь одеялом.
  В коридоре загомонили стражники. Горностай, белоснежная мордочка которого обагрилась кровью, заскочил в корзинку и наблюдал за происходящим оттуда. Аксель, чьё лицо казалось почему-то очень растерянным, прижимал одним коленом к полу человека в богатой зимней одежде и удерживал его заломленные руки. Руки эти тоже были окровавлены - искусали злоумышленника, похоже, на совесть. Он громко стонал сквозь зубы. Посреди купе валялся на полу распахнутый футляр из некрашеной кожи, а в стороне от него - два небольших продолговатых матовых флакона, напоминающих парфюмерные, светло-коричневый и почти чёрный. Следуя внезапному побуждению, девушка подняла ближний из них, коричневый. Пальцы закололо магией.
  Стражники с перепуганными физиономиями заглядывали в купе, но протиснуться внутрь мимо широкой спины принца было не так-то просто.
  - Что тут творится? - повторила Эрика, опуская ноги на пол.
  - Наверное, уже ничего, принцесса, - кашлянув, сказал её жених. - К вам забрался вот этот субъект. К счастью, я не спал и услышал.
  Взломщик дёрнулся, пытаясь вырваться, но сумел лишь повернуть голову на бок. Шапка слетела, открывая лицо, и Эрике хватило единственного взгляда, чтобы узнать незваного ночного гостя. Выдающийся нос и волнистые чёрные волосы, собранные в хвост, не оставляли сомнений: перед ней барон Крейцель.
  Принцесса толком не помнила, когда в последний раз встречалась с ним в своей настоящей жизни - кажется, на большом балу по случаю дня Осеннего равноденствия, на котором традиционно собралась вся ингрийская аристократия. Зато прекрасно помнила обстоятельства, при которых встретилась с бароном в неслучившемся будущем. Кошмарное пробуждение в лесу, окружившие её разбойники... не разбойники, а так, 'шантрапа' - если верить шофёру Крейцеля. 'Но мне бы хватило!' - у Эрики мороз пошёл по коже от воспоминаний. В ушах возник низкий голос барона:
  - Глянь-ка, Густав, что там случилось!
  Чудо внезапного спасения, а потом - что-то еще. Что-то такое, из-за чего появление этого человека в купе наследницы трона казалось ей... нет, конечно, не уместным, но до странности объяснимым. Однако сообразить, что именно, Эрика не могла, а хвататься за кулон в поисках ответа сейчас было совершенно не ко времени.
  Барон Крейцель больше не вырывался и не стонал. Лежал, закрыв глаза и тяжело дыша - и, судя по перекошенному лицу, вполне сознавал чудовищность своего положения.
  - Ваше высочество, - обращаясь к Акселю, сдавленным голосом выговорил один из стражников, - позвольте, мы займёмся злоумышленником!
  Не ослабляя хватки, принц обернулся к говорившему:
  - Да-да, сейчас. Но у меня такое чувство, что...
  Закончить не успел - из коридора донёсся голос Олафа:
  - Остолопы! Как вообще посторонний попал в поезд?!
  Затем в дверном проёме возник сам начальник Охранной службы, которому, очевидно, мгновенно донесли о чрезвычайном происшествии в королевском вагоне. Олаф торопливо застёгивал на себе мундир. Лицо у главного сторожевого пса было багровое от тревоги и гнева.
  - Р-раззявы!.. - он кинул взгляд на Принцессу и удержался от более крепких выражений. - Идиоты! Всех отправлю на северную границу, больше ни на что не годитесь!.. Ваше высочество, это ужасно. Мне нет оправдания, но...
  - Постойте, Олаф! - перебил его Аксель. - Я как раз собирался сказать... Похоже, ваша стража не виновата. На неё подействовали какой-то магией.
  - Магией?.. - переспросил начальник Охранной службы. - Но почему вы ду...
  - Сейчас объясню. Смотрите! - принц, начинающий понимать, что к чему, уже не выглядел таким растерянным, как в первую минуту. - Я не спал. Имею в виду, даже не дремал. Я читал книгу. Дверь была слегка приоткрыта - душно, знаете ли... Так вот, я же слышал, как мимо меня прошёл человек! Слышал, как он попытался войти к её высочеству. Как что-то бормотал, шарил по карманам, ковырялся в замке. Понимаете, Олаф? Я всё это слышал, но у меня даже мысли не возникло, что этот человек ведёт себя... неправильно. Я мог бы выглянуть и спросить, кто он такой и что ему нужно, или сразу позвать на помощь, но я... словом, пока не раздался крик, мне казалось, что происходящее - в порядке вещей. Понимаете?
  Олаф кивнул, постепенно приходя в себя:
  - Понимаю. Нечто вроде отвода глаз.
  Эрика понимала ещё лучше. Ведь принц не просто 'читал книгу' - он ждал чего-то экстраординарного. И тем не менее...
  - Нечто вроде, да. А потом он закричал, и меня как подбросило - наваждение исчезло. Спасибо Счастливчику! Хорошо, что на него не подействовало, - Аксель с благодарностью и симпатией посмотрел на горностая. - Иначе боюсь представить, что могло бы случиться.
  'А я-то как боюсь!' - подумала Принцесса. Её затрясло в запоздалом ознобе.
  - И мы, - пробасил один из стражников. - Мы тоже, ваше превосходительство. Видели, как он заходит в вагон в Увельо. Но были уверены, что это свой!
  - Магия, значит, - после паузы мрачно сказал Олаф. - Ну-ну. Поставьте его на ноги и обыщите, - велел он стражникам. - При нём будет амулет или что-то подобное. Разбудите Коркеца и приведите сюда, пусть посмотрит своими 'одарёнными' глазами, - тут он заметил, что Эрика сжимает в руке один из флаконов, и переполошился: - Зачем вы это взяли, ваше высочество?! Отпустите немедленно! Неизвестно, что там за дрянь!
  Эрика послушно поставила флакон на стол.
  Аксель не без опаски передал свою добычу в руки стражникам, а сам сел на постель рядом с невестой и обнял её за плечи.
  - Всё обошлось, принцесса! - прошептал он ей на ухо. - Но я, и правда, чуть не опоздал. Сдаётся мне, у него с собой целый магический арсенал!
  Визитёра безо всяких церемоний привели в вертикальное положение, руки сковали за спиной. Обладатель коротких кривых ног, он был на голову ниже стражников, а по сравнению с Акселем казался карликом - но держаться пытался надменно. Впрочем, зелёное от ужаса лицо сводило все его потуги на нет.
  - Я барон Крейцель, - прохрипел он и перечислил ещё несколько своих титулов. - Я дворянин. Вы не имеете права меня обыскивать.
  - То-то я смотрю, ваша рожа мне знакома, - отозвался Олаф. - И вряд ли вы останетесь дворянином после этой ночи, любезнейший. Обыска вам, в любом случае, не избежать. Но сейчас можете сами сказать, где прячете то, чем отвели глаза страже.
  Барон посмотрел на Эрику, от его взгляда ей стало не по себе - столько в нём было обречённости и неудовлетворённой страсти! Дёрнув плечом, Крейцель выплюнул:
  - Шуба. Правый карман.
  Из кармана чёрной норковой шубы извлекли ещё один флакон, такой же формы, как два других, но бежевый, и поставили его на стол рядом с собратом.
  - И оружие, - напомнил Олаф. - Проверьте, есть у него оружие?
  На стол легли пистолет и короткий фамильный кинжал с баронским гербом на ножнах.
  - Где этот чёртов эскулап?! - рявкнул начальник Охранной службы.
  Он разрывался между желанием поскорее убрать из королевского вагона возмутителя спокойствия - и страхом, что у того есть при себе ещё какие-нибудь колдовские штучки. Принцесса видела, что никаких штучек, кроме флаконов, скорее всего, нет, но она помалкивала.
  В наступившей тишине, нарушаемой лишь перестуком колёс, стало слышно, как Ингрид и Марк пытаются выяснить у прислуги, что произошло. Король своего присутствия ничем не обнаруживал - и не обнаружит, пока не удостоверится, что опасность миновала. Эрика посмотрела на часы: без семи минут два. Если она всё понимает правильно, в вагоне вот-вот нарисуются Ваймен и Керугер.
  Сопровождающие принца явились одновременно с доктором. Последний, в тулупе, наброшенном поверх пижамы, то и дело поправлял очки и вид имел заспанный и недоумённый. По Ваймену и Керугеру, сосредоточенным и аккуратно одетым, сразу было ясно, что они ещё не ложились. Коркец зашёл в принцессино купе, имперцы остались в коридоре, где уже и так было не протолкнуться.
  - Что-то с её высочеством?! - испуганно спросил врач, склоняясь к Эрике.
  - Со мной всё в порядке, доктор, - она первый раз за это время раскрыла рот и поняла, что тоже охрипла. Поспешно посмотрела на корзинку, откуда только что выглядывал горностай - удостоверилась, что Феликс успел скрыться. - Вас позвали, чтобы вы...
  - Чтобы вы проверили этого человека на наличие у него магических предметов, - продолжил за неё Олаф, показывая на Крейцеля.
  - Сию секунду!
  Ни о чём не спрашивая, доктор Коркец шагнул к барону, вгляделся в него и, растопырив пальцы, принялся водить ладонями над его одеждой, стараясь уловить волшебные импульсы. Воздух будто гудел от общего напряжения. Наконец, Одарённый опустил руки и сообщил:
  - Всё чисто.
  - Уберите его отсюда, - с видимым облегчением приказал начальник Охранной службы. - Ещё один вопрос, доктор, - обратился он к Коркецу, когда Крейцеля увели. - Сможете разобраться, что в этих флаконах?
  - Попробую, ваше превосходительство, - близоруко щурясь, молвил врач, - но мне так давно не доводилось сталкиваться с зельями...
  Он подобрал с пола футляр и оставшийся флакон, к которым никто другой не рискнул притронуться, и, опустившись на стул, стал их разглядывать. Потом понюхал каждый из флаконов, разложил их по гнёздам футляра, и лицо его прояснилось.
  - Хвала Серафимам, я знаю, что это такое!
  - Так не тяните, рассказывайте! - пробурчал Олаф.
  - Говорите, доктор! - воскликнул Аксель, успокаивающим жестом стиснув плечо Принцессы.
  - Набор 'Дамский Угодник', если я ничего не путаю, - вздохнул врач. - Ещё лет тридцать назад такое можно было купить у любого хорошего мага, но теперь, сами понимаете, это большая редкость... Чаще всего в наборе было три составляющих, как в этом. Погодите... я, кажется, даже помню, как они называются! Вот, - он показал на ёмкость, которую достали из кармана у Крейцеля, - 'Слепой Привратник'. Средство для отвода глаз, правда, довольно слабое. Если брызнуть им на себя и в воздух, а потом держаться спокойно и тихо, никто не будет обращать на тебя внимания. Но если устроить шум...
  - Верно, доктор, всё так и было, - подтвердила Эрика, - принц свидетель.
  - Да-да... здесь и осталось меньше половины! Другие флаконы почти полные. Вот, - Коркец коснулся светло-коричневого флакона, - 'Любовное Гнёздышко'. Оно сильнее. Своего рода магическая звукоизоляция. Предназначено для того, чтобы ни один звук не вышел из того помещения, где... Господа, надеюсь, вы понимаете, что всё это предназначено для тайных свиданий? А вот, - он перешёл к последнему, самому тёмному флакону, - 'Аромат Согласия'. Полагаю, мне не требуется объяснять, зачем он нужен. Насколько мне известно, действует на женщин безотказно. Небеса отвели от вас большую беду, ваше высочество, - дрогнувшим голосом закончил доктор, сочувственно заглядывая в глаза Принцессе.
  'Не столько Небеса, сколько Феликс с Акселем!' - мысленно возразила она, но вслух этого, естественно, не сказала, только плотнее прижала к себе одеяло.
  - Благодарю вас, Коркец, - начальник Охранной службы коротко кивнул. - Я должен доложить его величеству. Я очень виноват перед вами, ваше высочество. Магическая природа грозившей вам опасности меня не извиняет.
  Он почтительно склонил голову перед Эрикой и Акселем, развернулся и, поманив за собой доктора, двинулся в купе Короля. Ваймен и Керугер озадаченно переглянулись и пошли следом. Раздумывают, рассказывать ли об анонимке, поняла девушка. Сама она, хорошо припрятав карточку, рассудила, что сохранит её в секрете. Если соглядатаи промолчат, секрет придётся раскрыть - правда, пока не ясно, как это сделать, чтобы не вызывать лишних вопросов. А если расскажут, исчезновение записки никого не удивит - решат, что её забрал тот же человек, который её подбросил. В крайнем случае, если Олафу понадобятся вещественные доказательства, Феликс вернёт карточку обратно в шкатулку.
  Горностай вылез из-под кровати и выразительно посмотрел на дверь.
  - Хочешь послушать, что говорят? - одними губами спросила Принцесса.
  'Да'.
  - Иди, любимый. Не думаю, что на меня сегодня ещё кто-нибудь нападёт, - улыбнулась она кривой болезненной улыбкой.
  
  * * *
  К разговору на повышенных тонах в купе его величества Феликс особо не прислушивался. Обернувшись мышью - самой маленькой мышкой-полевкой, какую смог придумать! - он сидел у двери и ждал, когда выйдет начальник Охранной службы, коего собирался использовать не только как источник информации, но и как транспортное средство. Главной своей задачей Многоликий считал подслушать, о чём барон Крейцель расскажет на допросе.
  А для этого следовало попасть туда, где будет происходить допрос - скорее всего, в конец поезда. На ходу перебираться из вагон в вагон в обличье мелкого зверя почти наверняка означало вывалиться наружу в какой-нибудь зазор и, в лучшем случае, отстать от миссии, а в худшем - погибнуть под колёсами. Ни то, ни другое в планы Феликса, естественно, не входило. Он присмотрел себе отличное местечко за широким голенищем подбитого мехом сапога Олафа. Дело оставалось за малым: незаметно туда забраться.
  Единственное, в чём следовало убедиться немедленно - так это в том, что Ваймен и Керугер признаются в получении анонимки. Они, похоже, собирались признаться - иначе не пошли бы сейчас к Королю. Могут, конечно, струсить в последний момент - наверняка ведь понимают, что чуть было не стали косвенной причиной несчастья. Придётся тогда изобретать какой-нибудь хитрый способ, чтобы записка всё же попала в руки начальника охраны.
  Но имперцы, к счастью, оказались не из трусливых. Как только за дверью зазвучал слегка виноватый голос старшего из них, Многоликий превратился в слух. И узнал, что записку подбросили на стол в купе как раз в то время, когда вельможи сопровождали принца Акселя в прогулке по Зентаку. Ни единого подозрения, чьих это рук дело, у них не было. Нет, сказал старший из них, предъявить записку невозможно, поскольку она исчезла. На вопрос, почему они скрыли находку от Короля и стражи, Ваймен и Керугер, не опускаясь до лжи, ответили гробовым молчанием.
  Первым купе монарха покинул доктор - Феликс едва успел спрятаться от его глаз за край узорчатой ковровой дорожки. За доктором с непроницаемыми лицами прошествовали имперцы. Олаф вышел последним.
  - Зайди ко мне, когда закончишь, - велел ему Скагер, очевидно, имея в виду допрос.
  Начальник Охранной службы молча поклонился. Кровь отхлынула от его лица, он уже не выглядел, как человек, которого вот-вот хватит удар, но видно было, что Король всыпал ему, как мальчишке. Позволив Олафу отойти на пару шагов, Многоликий догнал его, вцепился в меховую оторочку вдоль заднего шва на голенище, проворно вскарабкался наверх и юркнул в облюбованную норку.
  Полноценного каземата в королевском поезде предусмотрено не было. Барона Крейцеля отвели в последний вагон, в маленькое помещение без окон, больше похожее на пустой чулан, чем на тюремную камеру. Запиралось оно не замком, а перекладиной на внешней стороне двери - перекладиной, впрочем, толстой и, на первый взгляд, весьма надёжной.
  Узник сидел на деревянном ящике, поставленном на попа, и вид имел не только подавленный, но и помятый. Под левым глазом, расплываясь на всю щёку, красовался фингал, нижняя губа была разбита. Или барон предпринял отчаянную попытку сбежать, или кто-то из стражников выместил на нём злость за то, что впустил его в поезд. Растерзанные руки, скованные теперь не сзади, а спереди, всё ещё слегка кровоточили.
  Феликс и сам не знал, почему накинулся на Крейцеля с такой яростью. По-видимому, 'Слепой Привратник' на рецепторы горностая подействовал не так, как на человеческие. Барон ещё копошился в коридоре, а оборотень уже каждой клеточкой чувствовал опасность, и когда дверь открылась, всё случилось само собой. Как бы то ни было, Многоликий отдавал себе отчёт, что именно этот приступ ярости и спас Принцессу.
  Имя Крейцеля казалось Феликсу знакомым - вроде бы Эрика когда-то упоминала об этом человеке. Да и сама она его как будто узнала. Но подробности, если они и были, в памяти абсолютно не сохранились.
  - Давайте, любезнейший, начинайте ваш рассказ, - проговорил Олаф, усаживаясь на другой ящик напротив барона.
  Двое стражников остались вместе в импровизированной камере, ещё двое караулили снаружи.
  - Я не к принцессе шёл! - быстро ответил Крейцель. - Я ошибся дверью!
  'Ври больше!' - подумал Многоликий. От него не ускользнуло, каким глазами безумец смотрел на Принцессу. Олаф, само собой, тоже не поверил.
  - Не к принцессе? Да что вы?! Неужели к самой королеве?
  - Как можно! Конечно, нет. К другой даме.
  - К другой даме? В головной вагон, Крейцель? Какую ещё даму вы рассчитывали там найти?
  - Я... горничную хотел найти. Горничную королевы.
  - Марту, что ли? - начальник охраны рассмеялся деревянным смехом. - Она дала вам от ворот поворот? И ради неё вы отвалили сумасшедшие тысячи за эту отраву? - он повёл тяжёлым подбородком в сторону футляра с флаконами, который держал в руках один из стражников. - Я знаю, сколько это стоит. Снимаю шляпу перед вашей страстью!
  - К Марте я шёл, - вяло подтвердил Крейцель.
  Он уже понимал, что эта нелепая и беспомощная ложь ему не поможет.
  - Хотите, позовём Марту. Спросим, знает она вас вообще или нет! - задушевным тоном предложил Олаф.
  Барон молчал и смотрел в стену.
  - Не старайтесь выглядеть ещё глупее, чем вы есть, - не дождавшись ответа, вздохнул дознаватель. - Приступайте к рассказу. Иначе подбитым глазом дело не ограничится, уверяю вас.
  Ещё полминуты прошли в молчании. Затем злоумышленник-неудачник заговорил, и теперь Феликс не сомневался, что это правда - ибо она практически совпадала с тем, что он ожидал услышать.
  Позавчера поздно вечером некто Гильжо, приятель Крейцеля, охарактеризованный им как шулер и плут, свёл его с стариком 'наиотвратнейшей наружности', которого барон никогда прежде не видел. Старик, поведал приятель, ищет покупателя для одной занятной штучки, но денег за неё просит столько, сколько у самого Гильжо за всю жизнь в руках не перебывало. Крейцель же, как известно, привык ни в чём себе не отказывать - может, его эта штучка заинтересует.
  Выяснилось, что старик продаёт ни много ни мало - полный набор зелий 'Дамский Угодник', за который всякий 'истинный ценитель женской красоты', как назвал себя барон, готов отдать душу, но который уже не одно десятилетие никому не удавалось найти. Покупатель и продавец легко договорились о цене, и в тот же вечер футляр с зельями перекочевал в трясущиеся от вожделения руки барона. Насчёт рук его светлость, конечно, ничего не сказал, но Феликсу не нужны были слова, чтобы в красках представить себе эту картину.
  Наутро до Крейцеля дошли слухи, что королевская миссия выехала в Империю. 'Осведомителей тебе, разумеется, тоже подсунули!' - брезгливо предположил Многоликий. Рассудив, что свидание с наследной принцессой станет вершиной его 'карьеры', сластолюбец высчитал, когда миссия достигнет Увельо - ближайшей к его владениям железнодорожной станции. Он опробовал приобретение на благонравной супруге одного из своих знакомых, к которой давно и безуспешно подбивал клинья - после чего, потрясённый успехом, отправился в Увельо встречать королевский поезд.
  Дальнейшее в пояснениях не нуждалось.
  Слушая Крейцеля, и без того невесёлый начальник Охранной службы становился всё мрачней и мрачней. Ему, как и Феликсу, было совершенно понятно: ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Анонимку подбросил тот, кто точно знал, в какой момент барон доберётся до Эрики и сколько у неё пробудет. В четверть второго поезд остановится в Увельо, а через полтора часа пересечёт границу Империи. К двум часам ночи - времени, обозначенном в записке - барон должен сделать своё грязное дело, иначе не успеет соскочить с поезда на территории Ингрии и застрянет на каком-нибудь имперском кордоне. Тому, кто подбросил анонимку, было наплевать, поймают Крейцеля или нет - ему требовалось, чтобы Крейцель обесчестил Принцессу до того, как будет застукан. Даже если бы потом выяснилось, что соблазнитель воспользовался магией, на конечном результате это никак бы не сказалось - помолвка с сыном Джердона, в любом случае, была бы расторгнута.
  Не хватало единственного звена - ответа на вопрос, почему на роль кретина-соблазнителя назначили именно барона. Одного того, что он - бесспорный кретин, в качестве объяснения всё-таки недостаточно!
  - Вы говорили кому-нибудь о своих планах? - спросил Олаф, как только узник умолк.
  - Конечно, нет, я же не идиот! - взвился Крейцель.
  'Ещё какой идиот...' - вздохнул Феликс.
  В интонациях Олафа читалось ровно то же самое.
  - А о том, что вы... питаете слабость к её высочеству, когда-нибудь кому-нибудь говорили?
  - Не говорил, - ответил барон после крошечной заминки.
  А вот теперь опять врёт. Говорил, а сознаваться не хочет! Но разве такой, как он, станет выгораживать кого-либо, кроме себя? Хорошо хотя бы то, что не пытался свалить вину на Принцессу - не врал, что она сама его пригласила.
  - Ладно. Пока хватит, - сообщать Крейцелю, что его подставили, использовав как оружие против Эрики, начальник охраны явно не спешил.
  Он поднялся, намереваясь уйти. Барон взмолился:
  - Пускай мне обработают и перевяжут раны! Эта мерзкая тварь, которая на меня напала, устроила мне заражение крови!
  - Эта мерзкая тварь, любезнейший, повела себя несравнимо достойней, чем вы. Что касается заражения крови, я бы, на вашем месте, о таких пустяках больше не беспокоился, - многозначительно заключил Олаф.
  Теперь его путь лежал обратно в королевский вагон. Оказавшись на 'своей' территории, Многоликий убедился, что поблизости нет доктора Коркеца, осторожно выбрался из голенища, спрятался в принцессино купе и обернулся горностаем. Эрика, конечно, ещё не спала. Увидев его, она просияла, и в сердце у Феликса сразу наступило лето. Одетая в широкий шёлковый халат поверх ночной сорочки, она грела руки о кружку с горячим молоком. Лицо у неё было очень бледное, под глазами залегли тени. Принц Аксель сидел напротив неё и рассказывал что-то забавное, но при появлении горностая осёкся и уставился на него с миллионом вопросов в глазах. Многоликий раздражённо дёрнул хвостом - нынешняя вынужденная немота изрядно его тяготила - и вспрыгнул на колени к Принцессе, надеясь, что Олаф, с которым сейчас беседует Король, заглянет с новостями и к ней.
  Так и произошло.
  Минут через десять начальник Охранной службы появился в дверном проёме. Зайти внутрь он постеснялся. Ничего не скрывая и не переиначивая, он пересказал Эрике и Акселю всё, что Феликс слышал давеча своими ушами. Не забыл, конечно, и о 'пропавшей' анонимке. Принцесса вскинула брови, изображая удивление:
  - Гадость какая! И кто только мог её написать?!
  - Полагаю, тот же человек, который помог Крейцелю разжиться зельями.
  - Это возмутительно! - тряхнул головой Аксель. - Найдите негодяя как можно скорее, Олаф!
  - Обещаю найти, ваше высочество, - очень серьёзно ответил тот.
  Эрика подалась вперёд:
  - Олаф, вы должны узнать одну вещь! Это может быть важным!
  - Я весь внимание, ваше высочество.
  - Барон во всеуслышание говорил, что отдаст половину своего состояния за то, чтобы... - она смутилась и замешкалась, подбирая слова, - за то, чтобы провести ночь со мной. Во всеуслышание, понимаете? Там было полно народу!
  - Каков наглец! - изумился Олаф и уточнил: - Ваше высочество, простите ради всего святого, но вы лично при этом присутствовали?
  - Нет, что вы... нет. Мне передали слухи.
  - Кто передал?
  - Боюсь, я не помню, - Эрика устало прикрыла глаза, - помню только, что здорово тогда рассердилась.
  - Вам стоило сразу меня об этом уведомить, ваше высочество, - с сожалением произнёс сторожевой пёс. - Такие разговоры не только оскорбительны для монархии, но и опасны, в чём мы все сегодня имели несчастье убедиться.
  Он поклонился и вышел.
  - Всё так и было, как он сказал? - обращаясь к Феликсу, торопливо прошептала Принцесса.
  'Да'.
  - А вы, Эрика? Вы сейчас сказали правду? - спросил вдруг Аксель, наклонившись к ней всем корпусом.
  - Вы наблюдательны, принц, - слабо улыбнулась она. - Я сказала полуправду. Это не просто слухи. Это слова любовницы барона.
  - Любовницы барона? Вы с ней знакомы?
  - Пришлось познакомиться. В будущем. 'Как наберётся, по всем харчевням болтает, что...' - кажется, так она говорила.
  Жених хотел ответить, но не успел. Из коридора стал слышен голос Короля:
  - ...Повесить ублюдка, Олаф, что с ним ещё можно сделать? Лишить всех титулов, конфисковать имущество в пользу Короны, а самого - на виселицу.
  - Да, ваше величество, - прогудел в ответ начальник Охранной службы, - безусловно, ваше величество, но позвольте мне заметить, что сначала нам следует...
  Дверь в купе Скагера стукнула и закрылась, отсекая продолжение фразы.
  - Я знаю, что, по его мнению, следует сделать, - после недолгой паузы произнёс Аксель. - Насколько я помню, вы собирались отправить ему письмо - предупредить его, что ваш Мангана обманщик и прикрывает того, кто устроил нападение на меня. Вам это удалось?
  'Да', - откликнулся Феликс.
  Принцесса молчала, нервно переплетая пальцы, и, кажется, ещё больше побледнела.
  - Одна анонимка, вторая... у Олафа от них, должно быть, голова идёт кругом! - с кривой усмешкой продолжал принц. - Но к расследованию сегодняшнего инцидента Мангану, определённо, теперь не подпустят. Уверен, начальник охраны предложит Королю попросить о помощи нашего придворного мага. Кстати, имейте в виду, у нас очень сильный придворный маг! Будьте спокойны: всё, что возможно, Баргезо из барона вытянет. Даже то, чего не помнит сам барон. И старика этого вычислит, который продал дрянной набор. И тех, кто рассказал Крейцелю про королевскую миссию. И тех, кому было известно, что он питает к вам страсть, Эрика. Может, удастся даже найти предыдущего владельца зелий, хотя на флаконах, я думаю, все следы подчистили как следует...
  - Зелья - Манганины, - сдавленным шёпотом перебила Принцесса. - Он приготовил их или достал из своих закромов - я в этом почти уверена. И отдал той женщине, что приходила к нему ночью. Именно он придумал всё это и просчитал, уж мы-то с Феликсом знаем, как здорово он умеет просчитывать! Ты со мной согласен, любимый?
  'Да'.
  В том, что устроитель провокации - Придворный Маг, Феликс тоже практически не сомневался.
  - Наверное, так и есть, - кивнул Аксель. - Но ваш отец потребует доказательств, а Баргезо поможет их раздобыть.
  - Против Манганы - да... возможно. А женщина, принц? Та, что приходила к нему ночью. Мы же по-прежнему ничего о ней не знаем! Ингрид? Королева Водра? Валькирия? - на слове 'Валькирия' голос у Эрики дрогнул. - Любая из них, Аксель, могла заманить сюда Крейцеля и передать записку вашей свите. Я хочу сказать, любая могла в этом участвовать - без помощников-то ни одна из них не справилась бы. Если это мачеха или Водра, пускай. От этих двух я, в любом случае, ничего хорошего не жду. Но Вальда! Она со мной рядом столько лет! Она считает меня чудачкой и вряд ли так уж сильно любит... но мы всегда с ней ладили, ей нравилось у меня служить. Подстраивать мой позор - ужасная подлость с её стороны. Как мне смотреть на неё, как разговаривать, если я всё время буду думать, не она ли это?..
  Даже если бы Феликс не был сейчас немым, он всё равно не знал бы, что ответить. Ни единого аргумента в защиту горничной у него не имелось. Она могла забрать у Манганы набор и передать его кому-то за пределами Замка. Она могла подбросить анонимку Ваймену и Керугеру. То же самое, впрочем, могла проделать и мачеха. Не было алиби и у королевы Водры - она хоть и отсутствовала в поезде, но что мешало ей заблаговременно найти помощника среди королевской свиты?
  - Понимаю, - вздохнул Аксель. - Очень больно подозревать в обмане того, кому ты привык доверять. Вы из-за этого так огорчились, принцесса? На вас лица нет, и чем дальше, тем хуже.
  Хорошо, что спросил, обрадовался оборотень. Ибо его любимая, в самом деле, казалась всё более расстроенной. С точки зрения Феликса, особых причин для этого не было. Эскапада Крейцеля завершилась благополучней некуда: сумасшедшего схватили раньше, чем он успел хоть как-то навредить Принцессе. Более того: теперь, наконец, можно расслабиться и передохнуть! В ближайшие несколько дней девушке ничего не грозит - свой главный козырь против неё заговорщики истратили. Вряд ли у них есть в запасе ещё один готовый план, а на то, чтобы придумать и осуществить новый, им потребуется время.
  Но Принцесса этого словно не понимала. Плечи у неё поникли, кончик носа подозрительно порозовел. Отвечать жениху она не торопилась.
  - По-моему, вы сейчас расплачетесь! - заволновался принц. - Неужели, и правда, из-за Валькирии? Как бы то ни было, она всего лишь прислуга, и...
  - Нет, Аксель, не из-за Валькирии, - прошептала Эрика, решившись. - Из-за барона. Вы же слышали, что сказал отец.
  - Распорядился его повесить. Вам жалко Крейцеля? По-вашему, это слишком жестоко? - с оттенком удивления уточнил он.
  - Мне его жалко, - чуть слышно ответила она, удерживая слёзы.
  - Но его поступок в любой стране карается смертью, Эрика! Стража могла пристрелить его на месте - и была бы права! Его хоть и заманили сюда, но не насильно же притащили и не околдовали! И то, что ему не удалось завершить начатое, нисколечко его не оправдывает.
  - Однажды он спас мне жизнь, - выдохнула Принцесса. - Что это, если не оправдание?
  Аксель подскочил на месте:
  - Вот так сюрприз! Он спас вам жизнь?! Когда?!
  Многоликого этот вопрос интересовал ничуть не меньше. Он всё пытался нащупать, с чем в его памяти связано имя Крейцеля, но у него не получалось. С коленей Эрики он перебрался на стол, чтобы лучше её видеть.
  - Как раз тогда, когда я познакомилась с его любовницей. В будущем, принц, - вымолвила она, кусая губы. Погладила горностая и добавила с нежной грустью: - Помнишь, мой хороший? Я тебе рассказывала.
  Феликс не ответил. Она умолкла, собираясь с мыслями, вытерла мокрые глаза и снова заговорила. И тогда момент, в который он слышал эту историю в прошлый раз, ожил в его памяти.
  Душная кирфианская ночь. Пробуждение из кошмарного сна, одного из десятков подобных снов, в которых мучили его любимую, а он, связанный по руками и ногам, не мог её защитить. Боль физическая, разрывающая грудную клетку. Боль душевная, несравнимо более сильная - маленький личный ад, пострашнее Манганиных пыточных застенков: осознавать, что та, которую ты любишь, всё на свете потеряла по твоей милости. Мягкие интонации Эрики, убеждающей его, что он сумел выручить её из беды, даже когда был бесчувственным и неподвижным куском медвежьего меха. Сбивчивый рассказ о том, как её, сомлевшую, нашли в лесу разбойники, как она ухитрилась позвать на помощь и как помощь пришла к ней - в лице барона Крейцеля.
  Сейчас принцессин рассказ был короче и суше, и сумбурности в нём не было вовсе, но суть его не поменялась. Эрика лишь умолчала о жалком обличье, в котором пребывал тогда Феликс, за что он был безмерно ей благодарен. Объяснила просто: позвала на помощь. Принц слушал, не перебивая, его внимательные светлые глаза в рыжих ресницах от изумления стали круглыми.
  - Хвала Серафимам, всё обошлось! - прошептал он, когда она закончила. - Но как же так вышло, что вы оказались совсем одна, в лесу и... Что за судьба была вам уготована, принцесса?!
  - Лучше вам этого не знать, Аксель, - отмахнулась она. - Но если бы не Крейцель, в тот день в ней была бы поставлена чудовищная точка. И никакой другой судьбы у меня бы уже не было.
  - М-да... - только и смог ответить принц.
  Откинулся на спинку дивана, слишком низкую для его могучей спины, скрестил на груди руки и замер, осмысливая услышанное. Эрика отвернулась к окну, за которым чернела пасмурная зимняя ночь, и снова заплакала. 'Она не простит себе, если Крейцеля повесят! - с абсолютной ясностью понял Феликс. - Она никогда себе этого не простит!' Размеренно грохотал поезд, по коридору протопали, переговариваясь, стражники. Позолоченные настольные часы показывали половину пятого.
  - Не знаю, как я буду жить, если его казнят, - подтверждая догадку Многоликого, почти беззвучно произнесла Эрика. - И не знаю, что предпринять, чтобы не казнили. Отец не станет меня слушать. Он и раньше-то никогда меня не слушал, а уж в этом случае... Скажет: это тебя не касается, девочка! - и подпишет смертный приговор.
  - Ко мне он пока больше прислушивается, - с сомнением начал Аксель, - я мог бы похлопотать перед ним за барона, но боюсь, что...
  - Да, принц, - посмотрев ему в глаза, вздохнула она. - Хлопотать за человека, который чуть не совратил вашу невесту - это будет очень странно выглядеть. Сначала вы просите не сообщать Императору, что на вас напали в Белларии. Потом предлагаете смягчить наказание тому, кто покушался на меня. В промежутке пытаетесь увести меня из-под защиты Короны... На месте отца и Олафа, я бы насторожилась. Решила бы, что вы ведёте двойную игру.
  - И как же быть? - хмуро пробормотал принц.
  Он, очевидно, тоже понял, что смерть Крейцеля ляжет на сердце Принцессы неустранимым грузом. 'Интересно, - подумал Многоликий, - кто из них первым придёт к тому, к чему я пришёл минуту назад? Кто первым осмелится произнести это вслух?'
  - Нужно позволить ему сбежать! - первой оказалась Эрика. - Пусть он дурак и развратник, но...
  - Позволить сбежать? - перебил Аксель. - То есть оставить его безнаказанным?
  - Он уже наказан, как вы не понимаете?! - решительно возразила она. - Вернуться в своё поместье он не сможет. Всё, что давали ему богатство и титул, он потерял. Но хотя бы жизнь у него останется! Может, теперь он распорядится ею как-нибудь иначе? - переведя дыхание, она повторила: - Нужно позволить ему сбежать. Мне кажется, сделать это сейчас, в поезде, будет проще, чем потом, когда его запрут в подземелье. Любимый, я права? Ты поможешь мне?
  'Да... да!'
  - А вы, Аксель? Вы нам поможете?
  - С вами не соскучишься, принцесса, - хмыкнул он. - Куда я денусь? Помогу.
  Его суровый вид никого не обманул. Феликс и Эрика достаточно хорошо изучили принца и знали, что он не упустит возможности ввязаться в очередную авантюру.
  
  
  Глава двадцать седьмая,
  в которой Многоликий и принц Аксель осуществляют задуманное,
  Принцесса чувствует себя на своём месте
  и знакомится с возлюбленной жениха,
  и все четверо участвуют в тяжёлом разговоре
  с очень неоднозначным результатом
  
  Наступившее утро для Феликса и Эрики было счастливым - настолько, насколько оно вообще могло быть счастливым, учитывая, что ненавистный браслет по-прежнему обхватывал хрупкое девичье запястье, а впереди по-прежнему колыхался густой туман неопределённости. Но все опасности долгой дороги остались позади. Влюблённые не сомневались, что здесь, на имперской земле, никто не решится причинить вред будущей невестке Императора. Другим поводом для радости было то, что секрет Счастливчика до сих пор не раскрыли - а значит, скорее всего, не раскроют и впредь: к ручному горностаю её высочества члены королевской миссии уже успели привыкнуть. И, наконец, оба остались вполне довольны тем, как завершился ночной инцидент. У Эрики полегчало на душе после того, как Крейцель исчез из поезда; она была совершенно уверена, что поступила правильно, уговорив своих спутников устроить ему побег. Феликс же, хоть и считал, что барон недостаточно наказан за своё паскудство, был от кончика носа до кончика хвоста полон удовлетворения: маленькое ночное предприятие увенчалось успехом, и безмятежная улыбка спящей любимой была для Многоликого лучшей наградой.
  Эрика, сумевшая уснуть лишь после того, как он вернулся, то есть в седьмом часу утра, проспала до полудня. Горностай прикорнул на обычном месте у неё под боком, но пробудился гораздо раньше, от топота промчавшихся по коридору стражников. Переполох, подумал Феликс, означает, что Крейцеля хватились. Судя по тому, что уже совсем рассвело, с момента побега прошло несколько часов - а значит, шансов поймать беглеца прямо сейчас у Охранной службы нет. Отыщут ли его и поймают ли позже, зависит исключительно от самого барона. Ужасно хочется рассказать Эрике, когда она проснётся, как всё прошло, чтобы её улыбка стала ещё шире, а в синих глазах заиграли солнечные зайчики. Но об этом - ничего не поделаешь! - сейчас можно только мечтать.
  Непосредственного участия в побеге Крейцеля от неё не потребовалось. Вернее, её участию горячо воспротивился Аксель.
  - Незачем вам туда ходить, принцесса! - сказал он. - Ложитесь спать и ни о чём не думайте, мы с Феликсом отлично справимся вдвоём.
  Многоликий поддержал его с такой же горячностью, правда, ему гораздо сложнее было её выразить, чем принцу. Затем жених Эрики изложил план действий, и у него получилось так складно, будто он полжизни только тем и занимался, что устраивал побеги заключённым. Всё, что потребовалось от Феликса - согласиться с этим планом. Аксель ушёл в своё купе и вернулся в наброшенной на плечи шубе. Многоликий, обернувшись мышью, забрался по подставленной ему руке и юркнул в карман шубы.
  Принцесса проводила любимого напряжённым взглядом.
  - Всё будет в порядке, - прошептал принц. И добавил, прибавив громкости, - Доброй ночи, дорогая Эрика!
  - Доброй ночи, дорогой Аксель, - откликнулась девушка ломким от волнения голосом.
  И Феликс, как несколько дней назад, дал себе слово вернуться к ней поскорее.
  Принц решительным шагом двинулся в последний вагон. Насколько Многоликий успел понять, единственным пассажиром оного был Крейцель. У входа в вагон, в тамбуре, дежурили двое стражников. Дверь здесь плотно прилегала к полу, не оставляя оборотню шансов проскочить внутрь, и Акселю предстояло её для него открыть.
  - Караулите? - мрачно спросил он у стражников.
  - Караулим, ваше высочество! - наперебой ответили они.
  Из кармана их видно не было, но Феликс догадывался, что они вытянулись по струнке.
  - Хорошо. Караульте негодяя как следует! Неровен час, сбежит...
  - Не сбежит, ваше высочество!
  - Заперт надёжно, ваше высочество!
  - Как тут купе запираются, я видел, - сердито проговорил принц. - Издевательство, а не замки!
  - Не извольте беспокоиться, ваше высочество, - сдавленным от усердия и подобострастия голосом отозвался один из молодчиков.
  - Там другие запоры, ваше высочество, - в тон первому подхватил второй.
  - А ну, покажите! - буркнул Аксель. - Уснуть не могу, всё думаю, как бы этот гад не ушёл от наказания. Здесь всё-таки поезд, а не тюрьма.
  Раздался металлический щелчок, дверь в вагон открылась - полдела было сделано.
  В сопровождении одного из стражников принц приблизился к запертой каморке. Подёргал перекладину:
  - Крепкая...
  - Крепкая, ваше высочество, крепкая! Да если бы он отсюда и выбрался, дальше-то никуда бы не делся. Гляньте: здесь тоже заперто.
  Феликс высунул нос из своего убежища и увидел 'серо-красного', показывающего на заднюю дверь вагона, обитую железом и украшенную массивным замком.
  - А там - мы! Мимо нас он, засранец, никак не проскочит! - махнув рукой в сторону тамбура, заключил 'серо-красный'.
  - Один раз уже проскочил, - с очень натуральным негодованием бросил принц - он явно упивался своею ролью разгневанного жениха.
  - Так то же... магия была... - пролепетал стражник, разом утрачивая остатки уверенности в себе. - Ведь вы же сами, ваше высочество...
  Аксель развернулся и зашагал обратно по коридору.
  - Магия. Ну да, магия! И где гарантия, что у него нет других волшебных штучек? - кипятился он.
  - Нет у него больше волшебных штучек, - уверял стражник, - его проверили и отобрали всё, что было.
  - Смотрите у меня! - на прощание веско произнёс принц. - Крейцелю место на виселице. Сами в тюрьму пойдёте, ребятки, если он сбежит.
  - Не извольте беспокоиться, ваше высочество!.. Не сбежит!..
  Как только взбудораженный 'серо-красный' отвернулся, чтобы придержать дверь перед принцем, Многоликий выбрался из кармана шубы, кубарем скатился вниз и что есть духу припустил в дальний конец вагона.
  Через несколько секунд полутёмный коридор опустел, дверь в тамбур со стуком захлопнулась. На всякий случай Феликс обследовал весь вагон: мало ли, вдруг здесь устроился на ночлег кто-нибудь из прислуги или стражи? Но опасения не оправдались. Кроме каморки, куда посадили барона, помещений тут было всего два. В одном, багажном, занимавшем больше половины вагона, громоздились чемоданы. Другое, поменьше, было заставлено мешками и ящиками, и пахло в нём крупой и сушёными фруктами. Многоликий прислушался, убедился, что к стуку колёс не примешиваются другие звуки, и обернулся человеком.
  Перво-наперво требовалось открыть замок на задней двери, причём таким образом, чтобы потом запереть его обратно. В куртке у Феликса, разумеется, был припрятан набор отмычек. Подходящая нашлась не сразу, вдобавок последний вагон трясло и раскачивало сильнее, чем другие, так что возиться пришлось долго - но, в конце концов, задачку удалось решить. Многоликий медленно потянул на себя узкую створку, опасаясь, что она заскрипит. В лицо плеснуло морозным воздухом. Снаружи была чернильная темень, и лишь знание географии подсказывало оборотню, что к железной дороге здесь подступают голые лиственничные леса, сплошняком покрывающие крайний запад Империи.
  Дверь в камеру, с её незакреплённой перекладиной, никаких затруднений не вызвала - Феликс просто вынул из петель тяжёлый деревянный брус и отставил его в сторону. Действуя абсолютно бесшумно, он самую малость приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Барон сидел на том же ящике, что и раньше, нахохлившись и скрестив руки на груди. На полу перед ним горела керосиновая лампа. Наручники с него сняли - поза Крейцеля и весь его облик ясно говорили о том, что он покорился судьбе и больше не будет сопротивляться. В чёрной шубе и низко надвинутой шапке, из-под которой виднелся только нос, он походил на ворона или грача. Хорошо, что тут почти не топят, подумал Феликс. Иначе пленнику не оставили бы верхней одежды, и пришлось бы что-то изобретать - не выпихивать же его раздетым на мороз! А так, единственное, что оставалось сделать - это, собственно, выпихнуть. С голоду не помрёт - вон какой здоровый бриллиантище на безымянном пальце! А уж на что в дальнейшем употребит свою жизнь, целиком и полностью останется на совести барона.
  Многоликий открыл дверь пошире, а сам нырнул в соседнее помещение, где хранилась провизия, готовый в любую секунду спрятаться в мышином теле. И стал ждать.
  Перемену в окружающей обстановке пленник, погружённый в свои безнадёжные мысли, заметил далеко не сразу.
  - Что за чертовщина? - вяло удивился он десять минут спустя. Поднялся, нерешительно высунулся из камеры и негромко позвал: - Эй! Кто здесь?
  'Молчи, придурок! - мысленно взмолился Феликс. - Стража услышит!'
  Крейцель что-то неразборчиво пробормотал и снова позвал:
  - Кто здесь?
  Заметил распахнутую заднюю дверь, коротко, смачно выругался и затих - очевидно, замер перед нею, не понимая, что происходит, и не решаясь спрыгнуть на ходу.
  Феликсу захотелось устроить что-нибудь хулиганское. Превратиться в медведя - или лучше в тигра! - предстать перед бароном и рявкнуть на него так, чтобы он пулей вылетел наружу. Но если его светлость снова схватят, он, конечно, не станет скрывать, что встретил в вагоне дикого зверя - и тогда лишь непроходимый тупица не догадается, откуда взялся этот зверь. Ни Король, ни Олаф непроходимыми тупицами, определённо, не были - так что Многоликий подавил соблазн и остался человеком.
  Он осторожно выглянул в коридор. Крейцель стоял, вцепившись обеими руками в края дверного проёма, и что-то высматривал снаружи - или просто не мог набраться мужества, чтобы совершить прыжок. Ждать, пока он созреет, не стоило - того и гляди, совсем передумает прыгать, опять начнёт спрашивать, кто здесь, и заставит-таки встревожиться стражу!
  Многоликий в два неслышных шага приблизился к барону - и со всего маху пнул его меховым сапогом под зад, все свои эмоции вложив в это простое экспрессивное движение.
  И досаду на то, что Крейцель не будет наказан за покушение на принцессину честь.
  И ярость из-за того, что он вообще осмелился приблизиться к Эрике.
  И презрение к его глупости и слабости.
  И сожаление о том, что имперский маг уже не сможет допросить барона и выведать, кто его подослал.
  Неудавшийся соблазнитель охнул, разжал руки и вывалился в непроглядный зимний мрак, так и не узнав, от кого и по какой причине получил свободу.
  Феликс закрыл и запер заднюю дверь, затем заложил перекладиной дверь в узилище - и с облегчением превратился в мышь. Теперь нужно дождаться, пока кто-нибудь из стражников не заглянет сюда проверить, всё ли в порядке, и выскользнуть в тамбур, а оттуда перебраться в головной вагон. Если повезёт и поезд сделает остановку, то через весь состав можно будет пройти без посторонней помощи. У Крейцеля же есть уйма времени, чтобы сделать ноги: его исчезновение заметят не раньше, чем войдут в камеру, а стало быть - только утром.
  Именно так всё и случилось. Проснувшись от шума в коридоре, Многоликий подумал, что неплохо бы посмотреть и послушать, как Король и его Охранная служба реагируют на исчезновение барона - но желание побыть рядом с Эрикой оказалось сильней. Кто знает, когда им в следующий раз выпадут такие спокойные и светлые минуты? Принцесса, открыв глаза, рассудила точно так же и не стала звонить горничной. Она бы, впрочем, и вовсе предпочла не видеть Валькирию, пока среди пассажиров поезда не вычислят человека, причастного к ночной провокации - но задумываться об этом сейчас означало разрушить волшебство момента.
  Проникни кто-нибудь невидимкой в принцессино купе, ему открылась бы картина, достойная кисти художника. Тут было много белого: зимний свет, пробивающийся сквозь ледяную корку на стекле, льняная скатерть, буруны пухового одеяла, гладкая шёрстка горностая, батистовая сорочка Эрики. И немного контрастного тёмного: рассыпанные по спине и плечам волосы Принцессы, которая сидела, подобрав ноги, на постели, блестящие живые глаза, и нос, и кончик хвоста играющего с девушкой маленького зверя. Горностай вился вокруг неё - то взбирался к ней на плечо и щекотал вибриссами щёку, то соскальзывал на колени и прижимался тёплым боком к её бесценному животу, то столбиком вставал напротив и встречался с нею взглядом. Эрика гладила его, трепала шелковистые круглые ушки, шептала слова, расслышать и понять которые мог только он, и столько обожания и нежности было в её лице, что даже самый чёрствый случайный наблюдатель заподозрил бы, что это - неспроста! Но Небеса и теперь берегли влюблённых от чужого любопытства - ни оценить красоту картины, ни терзаться подозрениями было некому.
  Того, что Принцесса и Многоликий испытывали сейчас, когда ему приходилось оставаться в зверином теле, им было слишком мало и слишком много одновременно. Оба они изнывали от невозможности предаваться занятию, которому испокон веков предаются люди, переполненные желанием и любовью. Однако невозможность эта была не приговором, как раньше, а всего лишь вынужденным неудобством. Эрика и Феликс вдруг поверили, что где-то там, за пеленой тумана, их ждёт простое и тёплое человеческое счастье быть вместе. Веских причин для веры у них не было - была лишь эйфория из-за того, что здесь и сейчас никто не пытался их разлучить. Но им, не избалованным любовным благополучием, кружила голову даже такая малость.
  До обеда их не тревожили. Но когда в салоне начала греметь посудой и переговариваться прислуга, в купе деликатно постучали.
  - Да-да! - откликнулась Эрика, торопливо закутываясь в халат.
  Дверная створка отъехала, в проёме появилась довольная физиономия принца.
  - Я не разбудил вас, принцесса?
  - Нет, Аксель, - улыбнулась она. - Я давно проснулась, но не хотела выходить.
  - Не составите ли мне компанию за обедом? - попросил он. - Не то я рискую остаться там один. Король с утра рвёт и мечет, все остальные прячутся по своим углам - боятся показываться ему на глаза.
  - Крейцель? - одними губами спросила девушка.
  Принц внедрился в купе, приветственно кивнул Феликсу и заговорил, перейдя на шёпот:
  - Крейцель, конечно, кто же ещё? Хотя в том, что он сбежал, мне никто не признался. Ваш батюшка, - добавил он со смешком, - попросил меня не рассказывать Императору, что произошло сегодня ночью. Зачем, мол, впутывать в эту глупую историю его величество? Преступник всё равно уже пойман и будет казнён. Я прикинулся простофилей и согласился. Правда, немного об этом жалею: думал, что Баргезо дадут для анализа хотя бы флаконы с зельями, раз уж ему не придётся побеседовать с самим бароном...
  - Извините, Аксель, - чуть виновато покачала головой Принцесса. - Но по-другому было нельзя. А с флаконами мы что-нибудь придумаем - может, нам всё же удастся подсунуть их вашему придворному магу.
  - Надеюсь, что придумаем! - с обычным своим жизнерадостным оптимизмом ответил принц. - Ну так как, я жду вас в салоне?
  - Хорошо, я приду, - согласилась Эрика и потянулась к звонку, чтобы вызвать Валькирию.
  Её жених скрылся, секунды спустя вместо него в купе появилась горничная. Феликс соскочил на пол с намерением отправиться на разведку. Он был раздражён и рассержен на принца и на самого себя. На принца - за то, что тот невольно помешал их с Эрикой уединению. На себя - за то, что не может перестать её ревновать. Он был благодарен Акселю за трепетную заботу о Принцессе и всё больше ему симпатизировал, но ревность от этого только усиливалась.
  Сам пока не понимая, что рассчитывает увидеть и услышать, Многоликий сначала засунул нос в купе Марка. Мальчишка возлежал на постели, закинув руки за голову и положив одну ногу на согнутую в колене другую, и с мечтательным видом насвистывал арию из оперетки. На столе стоял поднос с нетронутым обедом. Затем горностай заглянул к Ингрид. Мачеха, исполненная грозовой сумрачности, сидела перед зеркалом. Горничная - как бишь ее, Марта? - сухопарая коротко стриженая женщина средних лет, с большеротым лягушачьим лицом, сооружала хозяйке причёску. Ингрид то и дело покрикивала на прислугу, отчего та вздрагивала тощими плечами и роняла шпильки. Заметив горностая, мачеха зашипела, выругалась и запустила в него щёткой для волос - он едва успел выскочить в коридор. Никаких выводов об участии тех, кого он только что лицезрел, в ночных событиях, Феликс сделать не смог - учитывая внезапное охлаждение Марка к Ингрид, сама по себе её нервозность ни о чём не говорила.
  Следующим в очереди был Король. Глухие резкие голоса, доносившиеся из его купе, свидетельствовали, что он не один. Собеседником Скагера оказался начальник Охранной службы. Многоликий потоптался под дверью, пытаясь разобрать слова, но безуспешно - Король и Олаф оба помнили, что ведут разговор, не предназначенный для чужих ушей. Тем больше Феликсу хотелось его подслушать - и он стал разыскивать щель, в которую сможет хоть как-нибудь пробраться. Такая щель, в конце концов, нашлась, но, протискивая себя в неё, оборотень предчувствовал, что потом, когда всё закончится, ему даже смотреть на мышей, и то будет тошно.
  - ...Тебя самого нужно вздёрнуть, растяпа!.. - сидя в кресле и ударяя ладонью по подлокотнику, вполголоса кипятился Король. - Как?! Ты объясни мне, как ты допустил побег?! Да ты должен был ночевать с ним в камере, чтобы этого не случилось...
  - Простите, ваше величество, - должно быть, не в первый раз уже твердил багровый от стыда Олаф. - Достоин суровейшего наказания. Постараюсь загладить. Не знаю, как вышло... Двери заперты. Ночью в хвост поезда никто, кроме его высочества, не ходил. Полагаю, это опять магия...
  - Магия? Хочешь сказать, мерзавец магическим образом просочился сквозь стену?
  - Никак нет, ваше величество, я другое имел в виду. С нами едет тот, кто послал сюда Крейцеля, или его сообщник. А если у этого человека ка тоже есть с собой средство для отвода глаз? Тогда он мог...
  - Вы проверили?! - рявкнул Скагер. - Всех обыскали?
  - Обыскиваем, ваше величество. Пока ничего. Но, смею заметить, есть подозрение, что автор зелья...
  - Возможно, это Мангана. Я помню - ты получил письмо. Чароплёта сейчас всё равно не достать. Проклятье, Олаф! Упустил Крейцеля - ищи хотя бы сообщника. Что с этой дрянью, которая всё ещё называется моей женой?
  - Ничего необычного. Провела ночь в своём купе. Про записку, полученную Вайменом и Керугером, скорее всего, даже не слышала.
  Король прищурился:
  - Да была ли она вообще, та записка? Может, они солгали?
  - Вряд ли, ваше величество. Какой им смысл лгать? Они доверенные лица Джердона...
  - От Джердона можно ожидать чего угодно! - выплюнул Скагер и замолчал.
  Молчал и Олаф.
  - А эта девка... Валькирия, - чуть успокоившись, сказал монарх. - Её ты давно должен был проверить. Ещё тогда, когда мне не понравилось, как Марк на неё заглядывается.
  При слове 'Валькирия' Феликс насторожился.
  - Я проверял. Всё в порядке. Нынче ночью из вагона она не выходила. Что похорошела, это многие заметили. Но больше ни...
  - Опять магия?
  Начальник Охранной службы нахмурился:
  - Возможно. Хотя, по мнению Коркеца, никаких артефактов при ней нет. А что Марк на неё заглядывается - так, может, ваше величество, это и к лучшему, что заглядывается на неё, а не на мачеху?
  - Не многовато ли ты на себя берёшь, давать мне советы? - снова бледнея от гнева, процедил Король. - Не твоего ума дело. А вот со своими делами ты что-то перестал справляться. Откуда у девки магия? Говори! Может, её специально наняли охмурить моего сына и скомпрометировать мою дочь?
  - Не охмуряет она Марка, ваше величество, - вступился за Валькирию Олаф. - Она вообще его сторонится! Это он ей проходу не даёт и распускает руки. Я лично за ней присматриваю, и...
  - Да не влюбился ли ты сам в неё, болван?! - разъярился Король.
  - Никак нет, ваше величество! - начальник Охранной службы, который начал было расслабляться, опять вытянулся по стойке смирно и вытаращил глаза.
  - Что-то ты слишком рьяно её защищаешь. Поди прочь и не возвращайся, пока не будет новостей.
  Так-так, думал Феликс, выбираясь из купе Скагера и досадуя, что не может сразу же пересказать услышанное его дочери. Значит, Олаф 'присматривает' за Валькирией. Не этим ли объясняются странности в его поведении? Его присутствие там, где ему вроде бы нечего делать, его реплики, оставляющие ощущение, что он говорит совсем не то, что хотел бы сказать. Интересно, чем вызван этот 'присмотр'? Только ли поручением Короля, или беднягу Олафа, в самом деле, запутало в Пелене Любви?
  День, между тем, клонился к вечеру, и всё ближе и ближе был Икониум. Пообедав с Акселем, Эрика вернулась к себе, расчистила кусочек окна и принялась рассматривать пейзаж - холмистую равнину с раскиданными по ней тут и там маленькими березовыми рощицами. Редкие городки и деревушки не выглядели богатыми, но всё же не несли на себе столь ужасающего отпечатка нищеты и разрухи, как в Ингрии. Принцесса чувствовала себя так, будто она, бодрствуя, забрела в свой собственный старый сон. Ведь точно такие же холмы и берёзки она видела 'в прошлый раз', только тогда повсюду была весёленькая весенняя зелень, а не снег. На одном из холмов стоит, прячась от незваных гостей, поместье Тангрис. А скоро Эрика увидит город, по улицам которого ей довелось пройтись едва живой от усталости и горя. Даже сквозь марево тогдашней муки он показался Принцессе огромным и прекрасным - что за впечатление он произведёт на неё теперь?..
  Феликс, возвратившись, вскарабкался на стол, где его дожидалось блюдечко с мясом, опёрся лапками о стекло и тоже выглянул наружу. Окрестности Икониума и его не оставили равнодушными, хотя совсем в другом смысле, нежели Принцессу. Во-первых, это были его родные места, и он только теперь понял, что успел по ним соскучиться. А во-вторых, в голове с исключительной отчётливостью всплыл разговор с Джердоном и требование последнего никогда больше не возвращаться в Империю. Многоликий хоть и надеялся сделать всё от него зависящее, чтобы никто, кроме Эрики и Акселя, не узнал его тайну, но от мысли, что он нарушил слово, данное Императору, ему стало не по себе, и шерсть у него на загривке поднялась дыбом.
  - Аксель предупредил меня, что в императорской резиденции даже у стен есть глаза и уши, любимый, - прошептала Эрика в подтверждение его мыслей. - Так что нам с тобой придётся быть тише воды ниже травы, пока мы там.
  В сумерках в купе заглянул Олаф, сообщил, что прибытие через сорок минут. Вслед за Олафом пришла Валькирия, чтобы одеть и причесать Принцессу. В назначенное время поезд, пыхтя и фыркая паром, остановился под стеклянной крышей сияющего электрическим светом вокзала имперской столицы.
  
  * * *
  В Икониуме оказалось гораздо теплее, чем в Кантарбе, где Эрика единственный раз за всю дорогу выходила из поезда. Ветра не было. Редкие мелкие снежинки, которые летели с неба, сверкали под фонарями и наполняли пространство серебристыми искрами. После трёх суток, проведённых в тесном, душном и жарком вагоне, Принцесса с особенным удовольствием вдыхала морозный воздух, ступала по присыпанной снегом мостовой, глазела по сторонам, узнавая очертания города, которого в своей настоящей жизни никогда не видела. Она бы рада была пройтись пешком до самого Мирколиса - так называлась императорская резиденция. Но увы, положение обязывало проделать этот путь на автомобиле, пусть и роскошном, но таком же тесном, душном и жарком, как поезд.
  Впрочем, сегодня, как ни странно, 'положение' Эрику почти не тяготило. Прежде она ненавидела торжественные выезды и придворные церемонии; в тех случаях, когда отец брал её с собой в Белларию, она считала минуты до завершения официальной части мероприятий и заботилась только о том, чтобы вытерпеть многолюдность и многословие, не изменяя правилам этикета и не теряя надменного выражения лица. Но сейчас ей впервые в жизни было приятно, что её чествуют как особу королевской крови, будущую правительницу Ингрии, а ныне - вторую после Короля.
  На вокзале миссию встречали высокопоставленные имперские вельможи - премьер-министр и министр иностранных дел. Принцесса, с момента помолвки потратившая уйму времени на то, чтобы выучить ближайшее окружение Джердона Третьего, легко узнала этих вельмож, вспомнила титулы, имена и чины. Оба министра держались с ней необычайно почтительно, едва ли не более почтительно, чем с её отцом. Их бесконечные поклоны и цветистые приветствия, и собранные, восторженные лица гвардейцев Его величества, провожавших высоких гостей к автомобилям, вдруг показались Эрике абсолютно уместными. 'Всё так, как и должно быть, - думала она. - Я будущая Королева. И все эти почести назначены мне от рождения!'
  Потом, сидя в автомобиле по правую руку от отца, она мельком подивилась произошедшим с ней переменам, но раздумывать о них было некогда. Вернее сказать, у Эрики имелось занятие поинтересней: она рассматривала город за окнами, и у неё дух захватывало, настолько он был просторней, светлее и выше ингрийской столицы! Если зимняя Беллария, с её фигурными башенками и кружевными решётками, напоминала маленькую шкатулку с драгоценностями, то Икониум, лаконичными линиями расходящийся вверх и вширь, выглядел ледяным чертогом с сокровищами. 'Надеюсь, вечерние прогулки по городу значатся в нашей программе. Было бы слишком обидно безвылазно сидеть в Мирколисе!' Принцесса пожалела было, что Феликс, которого вместе с его корзинкой разместили в фургоне с багажом, не видит этого великолепия - но потом вспомнила, что её любимый много лет прожил именно в Икониуме, и даже немного ему позавидовала.
  Любоваться городскими красотами Эрике пришлось недолго: резиденция Джердона располагалась в центре города, и вскоре процессия остановилась перед широкими воротами, украшенными имперским гербом. И ворота, и каменная стена в два человеческих роста высотой обладали неяркой магической аурой. Аксель ещё в поезде рассказал невесте, что магии в Мирколисе много: Император, в отличие от ингрийского монарха, ни малейшего страха перед ней не испытывает. Поэтому никакими 'Треугольниками Овитры' при входе здесь не пользуются; обитатели и гости резиденции, имея пропуск, могут приносить с собой любые артефакты. Это плюс: досматривать багаж не станут, а значит, не заметят и присутствия Многоликого. Но это же и минус: ни Джердон, ни его служба безопасности совершенно не гнушаются волшебными приспособлениями для слежки, которые, если хорошенько поискать, на территории Мирколиса можно обнаружить почти везде.
  Эрика, почти всю жизнь проведшая в замке Эск - древнем каменном поселении, напрочь лишённом зелени, кроме плюща на стене и нескольких чахлых сквериков, нечто подобное невольно ожидала увидеть и за воротами Мирколиса. Каково же было её удивление, когда её взгляду предстал чудесный заснеженный парк, больше похожий на лес! Широкая прямая аллея вела от ворот к белому трёхэтажному зданию с высоким крыльцом, колоннами и полукруглыми окнами - императорскому дворцу. Деревья по обе стороны от дороги, судя по необъятности их стволов и фантастической высоте крон, были очень старыми. Далеко вверху их ветви переплелись, образовав потолок исполинского коридора. В аллее было светло, как днём - её освещали не только фонари, но и гирлянды бледно-голубых и белых лампочек, накинутые на молодые деревца и кустарники в нижнем ярусе. На электричество в Мирколисе явно не скупились. Эрика присмотрелась внимательней: ей показалось, что к обычному свету примешивается магический. Автомобили медленно покатились по аллее, и свет гирлянд, то разгораясь, то угасая, волной покатился следом. 'Точно так же меня приветствовали фонтаны в поместье Тангрис!' - вспомнила Принцесса и утвердилась в мысли, что в украшении парка не обошлось без магии.
  Император с немногочисленной свитой поджидал процессию, стоя на верхней ступени крыльца.
  - Приветствую вас в Мирколисе, друзья мои! - с мимолётной улыбкой произнёс он, когда Скагер поднялся по лестнице в сопровождении державшихся за него жены и дочери.
  Обменявшись рукопожатием с Королём, Джердон Третий галантно поцеловал руки Ингрид и Эрике и широким приглашающим жестом показал на двустворчатую дубовую дверь, которая тут же сама собой распахнулась.
  Давным-давно, когда ещё была жива королева Каталина, Император приезжал с визитом в Ингрию. Принцесса видела его тогда, но почти не запомнила, так что лицо его было ей знакомо лишь по портретам. Портреты, как водится, изрядно приукрасили реальность: самый влиятельный монарх Континента, который и на них-то выглядел не слишком внушительно, наяву оказался ещё невзрачней. На бледном лисьем лице выделялись лишь голубые глаза - умные, цепкие, пронзительные. Такие, будто их обладатель знает всю подноготную каждого, с кем ему приходится иметь дело. И на каждого Джердон умудрялся смотреть сверху вниз - будучи сам невысокого роста, это искусство он освоил в совершенстве.
  Он был худощавым, но не щуплым, а жилистым, и лёгкие, гибкие движения свидетельствовали о его отличной физической форме. Другими слагаемыми принцессиного первого впечатления об Императоре стали его бесшумная, крадущаяся походка, негромкая спокойная речь, изысканные манеры и идеально сидящий тёмный костюм. Три часа, которые в день приезда ингрийцы провели в обществе хозяина резиденции, Эрика непрестанно его рассматривала, пытаясь понять, чего ей от него ждать - да так и не поняла.
  Видящий всех насквозь, сам он оставался абсолютно закрытым. Безукоризненно любезно расточая комплименты, он познакомился с участниками миссии. С непритворной вроде бы сердечностью поздравил Акселя с успешным сватовством. Охотно показал гостям центральную часть дворца - чопорный тронный зал, сверкающие драгоценной паркетной мозаикой залы для балов и приёмов, разноцветные гостиные и весьма обширную картинную галерею, на доскональный осмотр которой ушёл бы не один вечер. Поддерживая беседу за ужином, Джердон Третий весьма часто обращался к Принцессе, по любому поводу интересуясь её мнением. Он был безупречен, но та, кого он выбрал себе в невестки, не могла избавиться от беспокойства, овладевшего ею в первые же минуты знакомства.
  Лишь потом, готовясь ко сну в отведённых ей апартаментах, Эрика осознала, что именно её встревожило. Интонации Императора - вот что это было! Прохладные и даже как будто слегка насмешливые интонации, когда он обращался к ней. Она и сама не вполне понимала, чего от него ждала. Быть может, подсознательно была уверена в симпатии Джердона к ней лично - мог ведь отправить сына свататься к кому угодно и везде бы получил согласие, а отправил именно к Эрике, и настаивал, и торопил со свадьбой! Но холодок в обращении этого человека говорил о том, что для него предстоящее бракосочетание его сына и ингрийской наследницы - такая же политически выгодная сделка, как для Скагера, и не более того.
  Из членов императорской семьи Принцесса в первый вечер познакомилась только с наследным принцем Ральфом и его женой Кариньей - замужние сёстры Акселя должны были приехать завтра к обеду. Двадцатисемилетний Ральф, подтверждая впечатление, сложившееся у Принцессы по портретам, оказался точной копией своего отца в молодости - но копией, лишённой ореола сдержанного могущества и власти, присущего Джердону. Скорее всего, этот ореол и у Джердона появился лишь тогда, когда тот взошёл на трон, подумала Эрика. Наследный принц был ещё более закрытым, чем Император, и держался со всеми по-настоящему холодно - кусок полярного льда, а не человек! Но причину этой холодности Принцесса интуитивно угадала раньше, чем почувствовала себя задетой, и причина эта была - обыкновенная застенчивость.
  Наверное, и Джердон вёл себя так же в двадцать семь лет, решила Эрика позже, когда перебирала в голове и раскладывала по полочкам всё, что увидела и услышала минувшим вечером. Просто с тех пор правитель Империи научился гораздо лучше владеть собой.
  Жена Ральфа Каринья ей понравилась. Не слишком юная - ей явно перевалило за тридцать - и не слишком красивая средняя дочь королевы восточного княжества Фидрин выглядела доброй и рассудительной женщиной, а кроме того, питала самые тёплые чувства к своему мужу и трогательно заботилась о нём за столом.
  А ещё Эрике очень понравилась покойная супруга Императора, портрет которой она впервые увидела в картинной галерее в Мирколисе. Обнаружилось, что принц Аксель, в отличие от старшего брата, пошёл в мать: она была такой же рыжей, веснушчатой и широкой в кости, как он, с такой же ясной, доброжелательной улыбкой. Но глаза у принца, и правда, отцовские, убедилась Принцесса, всматриваясь в лучистые и ласковые глаза Императрицы. Приятней всего было, с какою нежностью Аксель смотрел на материнский портрет, сколько щемящей грусти было в его голосе, когда он проговорил, касаясь холста кончиками пальцев:
  - Матушка нас покинула три года назад, да лелеют Небеса её душу. Вы бы непременно с ней поладили, дорогая Эрика.
  Ужин завершился ближе к ночи. Когда Принцесса, наконец, попала в свои апартаменты, у неё в голове звенело от усталости и избытка разговоров и впечатлений. Тем радостней было ей увидеть, что камин растоплен, постель расстелена, а Валькирия уже закончила разбирать багаж. Вид огня, пляшущего за каминной решёткой, отозвался уколом в сердце, как бывало всегда, когда Эрику настигали воспоминания из неслучившегося будущего - единственным местом, где ей до сих пор попадались камины, была Кирфа.
  - Где Счастливчик, Вальда? - несколько резче, чем ей самой хотелось, с порога спросила девушка.
  - Вон, сидит в своей корзинке, - пожала плечами горничная. - Я его покормила, ваше высочество.
  - Хорошо, - улыбнулась Принцесса, шагнула к корзинке, открыла её и выпустила горностая, который, осмелев с её приходом, отправился обследовать комнаты. - Спасибо! Я с ног валюсь от усталости...
  - Так ложитесь скорее спать! Прошлой-то ночью, поди, совсем не спали.
  Эрику по-прежнему пугало и тревожило присутствие Валькирии, поэтому она лишь попросила расстегнуть на себе платье и распустить причёску, после чего отослала прислугу и осталась одна в своём временном обиталище.
  И сразу же поняла, что здесь невероятно много магии. Удобной бытовой магии, той самой, с которой Принцессе довелось познакомиться у Тангрис, но которой совсем не было в Ингрии, где такого не могли себе позволить даже самые богатые люди. Множество светильников на потолке и стенах, то погасая, то вспыхивая ярче, отзывались на потребности Эрики раньше, чем она успевала их осознать. Вода в ванне, слишком горячая при первом прикосновении, моментально стала такой, как привыкла девушка. Негромкая музыка, что лилась непонятно откуда, сперва раздражала своей бравурностью, но изменилась, как только Принцесса пожелала чего-нибудь помедленней и помелодичней. Толстое тёплое полотенце по-кошачьи льнуло к телу. Плотные шторы задвинулись сами собой, как только гостья отошла от окна, вдоволь наглядевшись на ночной парк, переливающийся голубыми и белыми огнями.
  Эрике было даже немного не по себе. Она понимала, что магия этого жилища заключается не в том, чтобы читать её мысли, а всего лишь в том, чтобы улавливать настроение - но всё равно старалась думать осторожней.
  Когда Принцесса добралась до постели, Феликс уже ждал её, сидя на одеяле. Она улеглась - матрас, поначалу чересчур мягкий, вскоре стал более упругим и принял форму, наилучшим образом подходящую для её тела - и притянула горностая к себе на грудь. Одними губами спросила:
  - У тебя всё в порядке, любимый?
  'Да'.
  - У меня тоже. Но почему-то всё равно неспокойно, - призналась она, опуская голову на подушку. - Ну да ладно, утро вечера мудренее. Доброй ночи!
  Музыка постепенно стихла, один за другим выключились светильники, и Эрика провалилась в сон.
  
  * * *
  Утро изумило Принцессу зелёным сиянием. Вчера, переполненная впечатлениями и утомлённая, она не обратила внимания, что её апартаменты оформлены в одной гамме - обивка на мебели, ковры, шторы и постельное бельё были зелёными или бежевыми с зелёным рисунком. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь шторы, даже воздуху в комнате придавали нежный оттенок первой листвы. На подушке у Эрики, зарывшись носом в её внезапно ставшие русалочьими волосы, спал бледно-зелёный горностай. Хотя, может, и не спал, а караулил момент её пробуждения, ибо открыл глаза и поднял изящную голову, стоило ей пошевелиться. Настроение у Принцессы было хорошее - вчерашнее беспокойство ослабело, а весенний свет посреди зимы исподволь одарил её оптимизмом.
  - Привет, Счастливчик! - сказала она вслух, помня, что её могут подслушивать. - Выспался? Интересно, где у нас будет завтрак?
  Эрике не хотелось завтракать в такой большой компании, как вчера. Она совершенно не стремилась к общению со своим семейством, а при мысли о новой встрече с Джердоном и вовсе начинала нервничать. Известие, которое принесла, явившись на звонок, Валькирия, стало для её хозяйки приятным сюрпризом: общего завтрака сегодня не предполагается вовсе. Его императорское величество в первую половину дня устраивает совещание с членами Промышленного совета, гости же могут посвятить это время осмотру дворца и всего Мирколиса. Так что Принцесса провела утро своим излюбленным способом - напилась кофе в тишине и уединении. Единственное, чего не хватило для полного счастья - возможности разделить уединение с Феликсом в его человеческом обличье. Эрика довольствовалась тем, что играла с горностаем и смотрела, как он ест. В любом случае, видеть Многоликого зверем было для неё лучше, чем не видеть его вовсе.
  Закончив завтрак, она снова вызвала Вальду. Горничную сопровождал начальник Охранной службы. Судя по быстроте появления, принцессиного зова они дожидались в коридоре за дверью. Лица у обоих подозрительно раскраснелись, и было понятно, что у Валькирии это румянец удовольствия, а у Олафа - краска стеснения.
  - Ваше высочество, - проговорил он после дежурного обмена приветствиями, - я должен вас предупредить. Вы, вероятно, захотите совершить с принцем Акселем прогулку по Мирколису. Его величество, как ни печётся он о вашей безопасности, считает, что не следует мешать вам проводить время со своим женихом. Мы выяснили, что собой представляет здешняя магическая защита, и пришли к выводу, что на территории Мирколиса вам ничто не грозит. Но, прошу вас, ради душевного спокойствия его величества не приближайтесь к забору ближе, чем на сотню шагов!
  'Выяснили они... линейку прикладывали к карте, не иначе - отмеряли длину моей 'привязи'!' - подумала Принцесса, подавила смешок и любезно ответила:
  - Хорошо, Олаф. Даю слово держаться подальше от забора.
  - Спасибо, ваше высочество. Принца я уже предупредил.
  Кто бы сомневался! Акселю, после происшествия в Кантарбе, разумеется, придётся делать, что велено. Интересно, каким образом отец объяснит Императору, почему невеста принца вынуждена торчать рядом с Короной? Неужели снова расскажет сказочку о 'проклятии Тангрис'? Но Джердон ведь не поверит! Уж он-то должен знать, на что способны, а на что не способны имперские маги. Скорее всего, рассудила Эрика, Король выложит ему правду, вернее, то, что сам он считает правдой - о 'предсказании' Манганы, согласно которому ингрийский монарх лишится трона, если волшебница встретится с его дочерью. Выложит - и попросит Императора позаботиться о том, чтобы такая встреча никогда не состоялась. 'Да мне-то какая разница? - остановила поток размышлений Принцесса. - Пускай отец как хочет, так и выпутывается из своей и Манганиной лжи. Я непричастна к ней, и это главное!' Странное дело: Эрику так сильно заботило, какое мнение о ней сложится у Джердона, словно она, и правда, всерьёз намеревалась стать его невесткой.
  Через пять минут после Олафа в зелёные апартаменты пришёл Аксель.
  - Погода сегодня отличная! - перешагнув порог, сообщил он. - Ни мороза, ни ветра - самое время прокатиться верхом. Как вам эта идея, принцесса?
  - Чудесная идея, принц, - улыбнулась девушка. - А в Ингрии вы, наверное, намёрзлись на целую жизнь вперёд?
  - И не говорите! - с комическим смущением развёл руками Аксель. - Красивая страна - Ингрия... но всё-таки слишком холодная.
  Он откровенно радовался возвращению домой и, вероятно, предвкушал скорую встречу со своей Анитой. Но общество Принцессы по-прежнему доставляло ему удовольствие.
  Прогулка растянулась до обеда. Невеликая поклонница верховой езды, в этот раз Эрика получила от неё массу приятных эмоций. Лошадка ей досталась покладистая и спокойная, новая лиловая амазонка сидела ладно, согревала и не стесняла движений, принц оказался блестящим наездником и превосходным гидом, а Мирколис - прекрасным, как фантазия пейзажиста.
  Вечером Принцесса успела рассмотреть лишь главную аллею, фасад дворца и маленький кусочек парка, видимый из окна её спальни. При дневном свете стало ясно, что дворец и парк гораздо больше, чем Эрике показалось вчера. Белоснежное здание дворца - скорее всего, не очень старое - состояло из двух длинных одинаковых крыльев, расходящихся под прямым углом и соединённых узкой перемычкой. Край светло-серой черепичной крыши украшали многочисленные мраморные статуи. Каждая из них, объяснил Аксель, символизирует какое-нибудь из значимых событий в истории Империи. Кроме дворца, в Мирколисе было множество других построек, преимущественно белого цвета: два просторных гостевых дома, где селили гостей рангом пониже, чем августейшие особы, скопление маленьких аккуратных домиков для прислуги, внушительный Дом Собраний, где Император устраивал совещания, наподобие сегодняшнего, ажурные и лёгкие павильоны для летних развлечений, облицованный белым и голубым камнем старинный храм и несколько крошечных часовен, то и дело неожиданно выраставших в конце аллей. Летом, на фоне густой зелени, все эти строения, конечно, были заметны издали и выглядели очень эффектно. Но зимнее их очарование, наоборот, заключалось в том, что они прятались среди заснеженных деревьев и кустов и открывались во всех своих изысканных подробностях лишь тогда, когда к ним приближались почти вплотную.
  Принц, очевидно, по уши влюблённый в Мирколис, рассказывал о нём с упоением. Экскурсы в историю перемежались с детскими и юношескими воспоминаниями, чаще забавными, иногда грустными и трогательными - и всё вместе получалось у Акселя так складно, что Эрика слушала, стараясь не упустить ни слова.
  В дальнем конце парка деревья внезапно расступились, и взору предстало небольшое круглое озеро с крутыми берегами. Часть его замёрзшей поверхности была расчищена от снега, образуя каток. Аксель предложил Эрике спешиться и передохнуть, после чего первым спрыгнул на землю и помог спуститься своей спутнице.
  - По вечерам здесь зажигают свет и устраивают катания, - сказал он, показывая на озеро. - Вы умеете кататься на коньках, принцесса?
  Она огорчённо качнула головой:
  - Боюсь, что нет. Не было случая научиться.
  - Ох, простите, - досадливо поморщился он. - Зачем я спрашиваю? Ведь в замке Эск нет катка...
  Эрика не ответила. Взяла его под руку и залюбовалась зимним пейзажем. Ни Принцесса, ни её жених не знали, что в паре метров от них замер, прислушиваясь, неразличимый на снегу горностай.
  Многоликий следовал за ними с начала прогулки, и его маленькое сердечко разрывалось от ревности. Эти двое, как обычно, здорово смотрелись вместе! И замечательно ладили! Они бы влюбились друг в друга, обязательно бы влюбились, думал оборотень, если бы он не втиснулся между ними. Кто знает, может, влюблены уже сейчас? То обстоятельство, что Эрика ждёт от него ребёнка, Феликса совершенно не утешало - наоборот, бедняге становилось только хуже, поскольку из-за этого к ревности примешивалось чувство вины, и неизвестно, которое из чувств было сильнее.
  Вот где её место, злыдни болотные! Рядом с принцем её настоящее место, говорил себе Феликс.
  И вспоминал кое-что ещё: поезд, и то, с каким выражением лица Принцесса смотрела в окно. Он сразу понял тогда, что означают её скорбно изогнутые губы, и горькое изумление, и сожаление в её глазах. Точная копия королевы Каталины, она просто не могла не опомниться! Не спросить себя, зачем пришла в этот мир. Не задуматься, способна ли сделать его лучше. Не осознать, что ей доступно большее, чем другим людям, ибо ей от рождения назначено править целой страной.
  Править - и исправлять!
  'А я отобрал у неё возможность исполнить предназначение. Мы погибнем, если останемся в Ингрии. И возвращаться туда после побега нам нельзя - хотя Эрика, конечно, захочет. Она ещё не знает, какой жестокой будет схватка за трон, если главная наследница хотя бы на время исчезнет и даст повод считать себя умершей. Она ещё не знает, что не сумеет выиграть эту схватку...'
  Рано или поздно, заключил Феликс, Принцесса придёт к мысли, что предала свой народ, вспомнит, из-за кого она это сделала, и тогда... О том, что будет с ними обоими тогда, думать ему не хотелось. Он бросил ещё один взгляд на тонкую и стройную фигурку возлюбленной, казавшуюся ещё стройнее рядом с богатырской фигурой принца Акселя, отвернулся, не в силах продолжать их рассматривать, и припустил назад во дворец, ни жив ни мёртв от ревности, тоски и сожаления.
  Принцесса же вернулась с прогулки, ни растеряв ни капли хорошего настроения, с которым сегодня проснулась. Она зашла к себе, чтобы переодеться, позвала Феликса, испытала укол беспокойства, когда он не появился, но решила, что он исследует новую территорию, и воли волнению не дала. Предстоящий обед - встреча с Императором и знакомство с сёстрами Акселя, которые, как и ожидалось, прибыли нынче днём - тревожил Эрику гораздо больше.
  Однако эта тревога оказалась напрасной.
  За столом Джердон общался, по большей части, с Королём, обсуждая с ним будущие связи между Империей и Ингрией, Эрику же развлекали его дочери. Обе они оказались очень симпатичными. Старшая, Агния, как и Аксель, пошла в мать; как мать, не была красавицей, но необычайно тепло улыбалась, и глаза её ласково лучились. Если бы не глаза и улыбка, Принцесса сочла бы, что Агния такая же холодная, как Ральф - она была столь же немногословна и столь же старательно избегала лишнего внимания к своей персоне, как он. Младшая сестра, Мирьяла, наоборот, манерой общения очень напоминала Акселя, зато внешность ей досталась отцовская. Но удивительным образом на женском лице точно такие же лисьи черты, как у Джердона, смотрелись вполне привлекательно. По правде сказать, Мирьяла была прелестна - живая, смешливая, обаятельная, она легко подхватывала в беседе любую тему и с явным интересом расспрашивала невесту брата об Ингрии, о путешествии и о впечатлениях от Мирколиса. Эрика даже смутно пожалела, что никогда по-настоящему не породнится с этой девушкой.
  После обеда все разошлись отдохнуть перед вечерним приёмом, и Принцесса, хоть и не чувствовала потребности в отдыхе, последовала общему примеру. Вернувшись в свои апартаменты, она первым делом заглянула в корзинку к Многоликому. Горностай был там, свернулся клубком, дышал глубоко и размеренно и не пошевелился при её появлении. Эрика пожалела его будить. Легла на постель и вскоре задремала. В полудрёме грезила о чём-то светлом. О Феликсе и его объятиях. О младенце у неё на руках. О комнатке с видом на море, вроде той, что была у них в Кирфе. И словно тихий далёкий голос нашёптывал ей: 'Не бойся, принцесса. Всё сбудется. Всё будет хорошо, принцесса...' Она устала бояться, устала искать выход из безвыходной ситуации - и очень хотела этому голосу поверить.
  
  * * *
  Чёрно-серебряное платье, сшитое специально для приёмов в Мирколисе, не отличалось удобством. Лиф у него был жёсткий, подол стоял колом, парча нещадно кололась в тех местах, где соприкасалась с голой кожей. Принцессины волосы, переплетённые тонкой серебряной лентой, Валькирия убрала в высокую гладкую причёску, красивую, но слишком тугую. Однако Эрике нравилось, как она выглядит в этом платье и как оно сочетается с причёской, да и вообще она сегодня была на подъёме, поэтому почти не замечала дискомфорта. Туфли только надела удобные, старые, послужившие ей на множестве балов - после ужина ожидались танцы.
  Зал встретил Принцессу гулом голосов - большинство приглашённых уже собрались, отсутствовал, похоже, один Император. Говорили вокруг, в основном, по-ингрийски, но иногда проскакивали реплики на общеимперском. Эрика, к своему удивлению, их понимала - как видно, уроки имперанто, которые Многоликий давал ей в неслучившемся будущем, не прошли даром.
  Удивило её и кое-что другое, а именно, горловой акцент в ингрийской речи многих из гостей. Тот самый акцент, который, Принцесса помнила, в Империи был присущ лишь простолюдинам. Под руку с Акселем она пробралась сквозь кланяющуюся и приседающую в реверансах толпу, отыскала Короля, Ингрид и Марка, встала рядом с ними, внимательно осмотрелась и поняла, что в зале далеко не все - дворяне. Очевидно, Джердон позвал сюда и тех промышленников, с которыми совещался сегодня днём, и, может быть, других имперцев, к богатству и авторитету которых не прилагалось ни титула, ни аристократического воспитания. В замке Эск подобное было совершенно не принято. О том, что нравы в Империи более свободные, чем в Ингрии, Эрику предупреждали заранее, и теперь она получила возможность убедиться в этом воочию.
  Принцесса покосилась на отца, отметила его напряжённую позу и чересчур широкую улыбку и даже слегка ему посочувствовала. Наверное, ему сейчас очень непросто! Держаться, как с ровней, со всей этой разношёрстной публикой. Впервые в жизни оказаться на втором плане, по сравнению с собственной дочерью - сегодня 'гвоздём программы' явно была Эрика. Да вдобавок ещё и терпеть постоянное присутствие магии, от которой в Мирколисе никуда не спрячешься! 'Он, наверное, даже спать боится, если в его апартаментах её так же много, как в моих!' Вот Марк, который с хохотом рассказывал, как полночи экспериментировал с волшебными дверями и светильниками - то явно был всем доволен. Ингрид помалкивала, обворожительно улыбалась уголками пухлых губ, покачивала в холёной руке вазочку с мороженым. Аксель с сосредоточенным видом кого-то высматривал. Принцесса задала ему пустяковый вопрос, он ответил невпопад, и тогда она вдруг сообразила, что отец Аниты - член императорского Промышленного совета, а значит, тоже может присутствовать в этом зале. Что, если с ним тут и сама Анита?
  - Она где-то здесь? - потянувшись губами к уху принца, еле слышным шёпотом поинтересовалась Эрика.
  - Скорее всего, - кивнул Аксель. - Во всяком случае, её отца я вроде бы видел, а он обычно берёт её с собой на такие мероприятия. Рассчитывает, что она найдёт себе хорошую партию, - поморщился он и добавил в ответ на вопросительный взгляд невесты: - Его зовут Мендегор. Подождите, он сам вам представится.
  Через несколько минут появился Джердон, быстрым шагом миновал расступившихся перед ним и застывших в почтительных позах подданных и остановился рядом с Эрикой и Акселем. Голоса стихли, несколько десятков пар глаз устремились на Императора.
  - Дамы и господа, - безо всякого пафоса произнёс он, - мы собрались здесь по случаю помолвки моего младшего сына Акселя и её высочества наследной принцессы Эрики, дочери ингрийского монарха, его величества Скагера Первого. С удовольствием представляю вам принцессу и её высокочтимое семейство, с которым мы надеемся породниться в самое ближайшее время.
  Придворные и гости приветствовали эту крошечную речь аплодисментами, а затем началась самая утомительная для Эрики часть любого приёма - знакомство с новыми людьми. В какой-то момент рядом с ней возникла Агния в светло-синем бархатном платье, красиво оттенявшем белую веснушчатую кожу.
  - Потерпите немножко, моя дорогая, - тихонько и очень сочувственно сказала она, касаясь принцессиной руки, - это скоро закончится. Я тоже терпеть не могу такие моменты, но что мы с вами можем поделать?
  В ответ Эрика благодарна сжала её пальцы.
  Первым, кто представился Принцессе, был здешний придворный маг Баргезо - тот самый, общения с которым удачно избежал барон Крейцель. Сухопарый темноволосый мужчина с хищными чертами лица и резкой морщиной на переносице, он оказался именно таким, какою Эрика когда-то воображала себе Тангрис. Моложавый, подтянутый, энергичный, он смотрел на мир скучающими и тусклыми глазами двухсотлетнего старца.
  После дворян, соревновавшихся в изысканности комплиментов, которыми они награждали будущую невестку Императора, пришёл черёд менее знатных гостей. Принцесса встрепенулась: ей очень хотелось увидеть отца Аниты, а если повезёт, то и саму возлюбленную принца. И, наконец, услышала то, чего ждала.
  - Валенсий Мендегор, ваше высочество. Владелец трёх автомобильных заводов, член императорского Промышленного совета, - представился коренастый господин с широкой каштановой бородкой и поклонился Эрике. - Со мной моя дочь Анита. Здравствуйте, ваше высочество, - приветствовал он принца, отвешивая ещё один глубокий поклон.
  - Чрезвычайно рада знакомству, - не без волнения откликнулась Принцесса.
  - Добрый вечер, Мендегор. Добрый вечер, Анита, - молвил Аксель с чуть заметной хрипотцой в голосе.
  Миниатюрная девушка в атласном платье персикового цвета и в шёлковых перчатках выше локтя молча присела в реверансе, рассматривая невесту принца из-под пушистых чёрных ресниц.
  Присела чуть глубже и задержалась в таком положении чуть дольше, чем требовал этикет, краем сознания отметила Эрика.
  Хорошенькое смуглое личико, большие блестящие глаза-вишни, аккуратный носик, ямочки на щеках, коротко подстриженные волнистые чёрные волосы - Анита оказалась точь-в-точь такой, как на портрете в медальоне Акселя, разве что ростом ниже, чем ожидала Принцесса.
  Мендегор и его дочь тотчас отошли, уступая место другим желающим познакомиться. Очень ровная спина и танцующая походка Аниты напомнили Эрике, что мать этой девушки - балерина. Интересно, на сегодняшний приём автомобильный магнат случайно попал без жены? Или хозяин Мирколиса считает, что танцовщицам здесь не место?
  Поток людей, стремящихся отдать Принцессе долг вежливости, наконец, иссяк, но до ужина ещё оставалось немного времени. Рядом откуда ни возьмись появились отец и Император. Король, который теперь выглядел менее напряжённым, чем в начале приёма, приобнял Эрику за плечи и похвастался:
  - Джердон, моя дочь - великолепная пианистка! Уверен, она не откажется поиграть для нас, если мы её хорошенько попросим.
  - Да-да, отец, - подхватил Аксель, - если бы Эрика вздумала выступать с концертами, она бы моментально стала мировой знаменитостью.
  - Полагаю, уж чего-чего, а выступать с концертами принцессе не придётся, - усмехнулся Император и добавил, обращаясь к ней: - Однако в Мирколисе очень любят музыку, дорогая Эрика. Мы все будем счастливы вас послушать.
  - Что ж, я совсем не против доставить вам удовольствие, - улыбнулась она.
  Не выпуская руки жениха, Принцесса вслед за Джердоном направилась в музыкальный салон, гости и члены семьи с готовностью потянулись следом, и с этой минуты её закружила весёлая и пёстрая карусель праздника. Усевшись за рояль, Эрика вдруг обнаружила, что её руки отлично помнят популярные имперские песенки, которыми она развлекала Янгульдиных постояльцев - и для затравки исполнила попурри из этих песенок, чем произвела фурор среди слушателей. Играла ещё и ещё, пока церемониймейстер не объявил о начале ужина. Потом наслаждалась едой и, трепеща от нетерпения, дожидалась танцев. Тело хотело летать, чего Принцесса не позволяла себе с тех пор, как покинула Замок, и танец мог хотя бы ненадолго утолить её жажду.
  Единственное, что её тревожило нынешним вечером - внимательный и серьёзный взгляд Аниты, который она то и дело на себе ловила. Но в танцевальном зале Анита исчезла из виду, и Эрика, разом успокоившись, полностью отдалась веселью. Аксель, которому она, как обычно, обещала первые несколько танцев, был умелым, а главное, привычным для неё партнёром. Ни о чём не думая, она скользила по паркету, подчиняясь движениям его сильных рук - и не замечала, как неотрывно следят за ней тёмные глаза миниатюрной девушки в персиковом атласном платье и длинных перчатках.
  Следят - и наливаются слезами. Как же иначе, если мужчина, которого ты любишь, весь вечер обнимает за талию и кружит по залу ослепительно прекрасную сказочную принцессу, ловит каждое её слово и нашёптывает ей на ушко какие-то нежности?
  Если бы Эрика всё это заметила, она, конечно, угадала бы, куда исчез её жених, как только закончился последний из обещанных ему танцев. А так, лишь мимолётно пожалела, что лишилась общества принца, и приняла приглашение на вальс от имперского министра иностранных дел.
  В начале одиннадцатого церемониймейстер сообщил, что скоро над озером начнётся фейерверк. Принцесса пошла к себе -взять накидку, переобуться и перевести дух. На полпути к апартаментам, в пустом коридоре её нагнал запыхавшийся Аксель.
  - Ах, Эрика! - воскликнул он, порывисто обнял её, будто безумно по ней истосковался, поцеловал в щёку и шепнул: - Мне нужно немедленно с вами поговорить!
  Лицо у него горело, зрачки были расширены - таким взволнованным Принцесса ещё никогда его не видела.
  - Говорите, принц, - выдохнула она ему в ухо, обвила руками могучую шею и позволила притиснуть себя к прохладной стене.
  - Анита ждёт ребёнка, - бухнул он. - Я только что об этом узнал!
  - Силы Небесные!.. - пролепетала Эрика. - И как же теперь быть?!
  - Понятия не имею. Она плачет. Боится, что я откажусь от отцовства.
  - Но вы же...
  - Как я могу отказаться?! Но Анита убеждена, что я в вас влюбился и собираюсь женится на вас... по-настоящему.
  - О, Аксель... - пробормотала Принцесса, внезапно увидев всё, что происходило сегодня вечером, глазами подруги принца. - Но вы ведь, конечно, объяснили ей, что у меня...
  - Я сказал ей, что у вас есть возлюбленный. Она не верит. Поговорите с ней, пожалуйста, Эрика. Успокойте её. Вам она поверит больше, чем мне!
  - Но, принц... - растерялась его невеста. - Как же я с ней поговорю? Где? Мне нельзя покидать Мирколис. Не обниматься же с ней в коридоре, как с вами?
  - Хвала Серафимам, вы согласны, - пробормотал он, расслабляясь. - Не беспокойтесь, подходящее место у нас есть. Да вы и сами, наверное, знаете...
  - У меня ни одной идеи.
  - Часовни, принцесса! Часовни и храм. По Закону, в храмовых сооружениях вообще нельзя пользоваться магией. Люди, которые обращаются к высшим силам, должны быть уверены, что их не подслушают. Неужели вы, и правда, этого не знали?
  Эрика покачала головой:
  - Припоминаю, но очень смутно. Я никогда не бываю в нашем домашнем храме... там, видите ли, царствует Мангана. Но вы говорили, что в Мирколисе даже у стен есть глаза и уши...
  - Совершенно верно, - согласился принц, - даже у стен. Везде, за исключением часовен и храма. Отец чтит Закон. Кроме того, не забывайте, сюда приезжают дипломаты. Им часто требуется возможность побеседовать без свидетелей. Если кто-то начнёт ею злоупотреблять, он, конечно, попадёт в поле зрения нашей службы безопасности. Но один-единственный раз...
  - Да, - перебила его Принцесса, - один-единственный раз можно поговорить. Где мы встретимся? В храме?
  - Нет, нам туда тайком не пробраться. В одной из часовен - в той, у которой над входом барельеф в виде сидящего Серафима. Помните её?
  Эрика помнила.
  - Хорошо, Аксель. И когда же? Прямо сейчас?
  - Прямо сейчас, принцесса. И пойдём смотреть фейерверк, - с благодарной и какой-то беспомощной улыбкой ответил он.
  Когда она, наконец, попала в свои апартаменты, Валькирии там не было, и звонить ей Эрика не стала. Поменяла обувь, накинула серую меховую пелерину, позвала Феликса, но он опять не явился на зов. Обеспокоенная, бросилась к его корзинке. Горностай по-прежнему лежал, свернувшись клубком, но не спал - поднял голову, когда открылась крышка. Девушка попыталась потрепать его за ушами, но Многоликий недовольно фыркнул и увернулся.
  - Эй! Чего ты? - удивилась она. - Не рад мне?
  Никакой реакции.
  Эрика погладила его, но и на это он не отреагировал. Начиная догадываться, что с ним случилось, она вытащила его из корзинки и попыталась заглянуть в глаза. Маленький гибкий зверь извивался и отворачивался. Она крепко прижала его к себе, уткнулась губами в пушистое ухо и прошептала:
  - Ты ревнуешь меня к Акселю, любимый. Так ведь? Я права?
  Пауза. 'Да'.
  - Вы с Анитой как сговорились. Представь, она тоже ревнует ко мне принца. И, между прочим, тоже беременна. Мы решили, что я с ней встречусь. В часовне. Прямо сейчас. Аксель сказал, Закон запрещает там подслушивать. Это действительно так?
  'Да'.
  - Значит, я пойду туда. А пойдём со мной? Обсудим всё вчетвером. И потом, я умираю, как соскучилась... мне бы хоть на минуточку тебя увидеть!
  'Да', - ответил Многоликий, поразмыслив.
  - Чудесно! - прошептала Эрика, поцеловала маленький чёрный нос, спрятала горностая под накидку и поспешила в назначенное место.
  
  * * *
  В часовне, расположенной в стороне от центральных аллей, было тепло, уютно и тихо. По обе стороны от круглого возвышения в центре сияли в напольных подсвечниках свечи. Неровный рыжий свет заставлял таинственно переливаться перламутрово-бирюзовые мозаики на стенах и потолке. Аксель и его подруга уже были тут - сидели, по-детски держась за руки, на деревянной скамейке у одной из стен. Анита казалась заплаканной и, кажется, всё ещё шмыгала носом. Принц не сводил с неё обожающих жадных глаз.
  Принцесса закрыла за собой дверь и, немного робея, проговорила:
  - Вот и я. Вернее, вот и мы.
  - Вы взяли его с собой?! - воскликнул её жених. - Спасибо, Эрика! Я не посмел предлагать вам это, но...
  - Я тоже подумала, что так будет лучше, - улыбнулась она, выпуская на пол зверя.
  - Там есть засов. Заприте его, пожалуйста, принцесса, - попросил Аксель.
  Она повернулась к двери, положила пальцы на толстую медную пластинку засова, но сдвинуть её не успела - дверная створка упруго подалась навстречу.
  Через секунду в часовне появился ещё один человек - его величество император Джердон Третий.
  - Все в сборе! - с удовлетворением сказал вошедший. - Теперь можете запирать, принцесса. Свидетели нам с вами точно не нужны.
  Эрика механически подчинилась. Аксель и Анита вскочили со своего места и замерли, ошарашенные, не разнимая рук. Многоликого видно не было, он успел забиться в какую-то щель. Император, лицо которого оставалось бесстрастным, осмотрелся и неожиданно позвал:
  - Господин оборотень, где вы? Покажитесь, господин оборотень. Из Мирколиса вы всё равно никуда не денетесь!
  - Здесь нет никаких обо... - начала было Принцесса; губы её не слушались.
  Но Джердон остановил её досадливым жестом.
  - Молчите, Эрика! Господин оборотень, я жду. Не заставляйте меня думать, что вы способны бросить свою подругу на произвол судьбы.
  Если у кого-то из присутствующих и была хотя бы крошечная надежда обмануть Императора относительно того, что здесь происходит, в этот миг она испарилась. А в следующий миг в часовне возник Феликс. Поднялся с пола, сделал шаг и встал рядом с Принцессой. Она придвинулась к нему и крепко взяла его за руку, в инстинктивном желании дать ему защиту. Джердон смерил обоих холодным насмешливым взглядом и задержал его на Многоликом:
  - Так-то лучше. Ты же знаешь, от меня бесполезно прятаться. А уж прятаться за женской юбкой - тем более.
  Обошёл центральное возвышение и уселся на скамейку напротив двери. Спокойно расстегнул куртку, положил ногу на ногу, устроил сцепленные руки на колене. Тёмно-серая куртка с карманами, надетая поверх чёрного вечернего костюма, была простецкая, будто купленная в какой-нибудь городской лавке - не чета роскошным длинным шубам, популярным у знати по обе стороны границы. Зато ботинки были щёгольские, остроносые и начищенные до зеркального блеска. Принцесса, как заворожённая, уставилась на яркий рыжий блик, вспыхнувший на верхнем ботинке.
  - Садитесь, - приподняв светлую бровь, сухо сказал Император. - Разговор у нас будет долгим.
  Аксель с Анитой молча опустились на прежнее место, с левой стороны от Джердона. Феликс и Эрика так же молча сели напротив них - от Джердона справа. Тот, растягивая паузу, посмотрел на одну, на другую пару... и снова заговорил, но теперь в его голосе отчётливо сквозила горечь. Обращался он, главным образом, к сыну.
  - А ведь старался быть хорошим отцом, Аксель! Я очень старался. Никого из своих детей я не продал в угоду большой политике. Да, каждому из вас я нашёл выгодную для Империи партию - это моя обязанность правителя. Но я позаботился, чтобы эти партии были подходящими и для вас самих! Чтобы каждый из вас получил настоящую семью. Твой брат женат на умной и доброй женщине, которая его обожает. Каринья стала ему помощницей и другом, каких поискать - уверен, он это уже оценил. Твои сёстры замужем за привлекательными мужчинами с безупречной репутацией и живут с ними душа в душу. Да ты и сам знаешь, обе они абсолютно счастливы в браке. Я полагал, что не ошибся с выбором и для тебя. Ваш союз с принцессой Эрикой мог бы стать на редкость удачным. Жаль, что он уже никогда не состоится.
  Он примолк, по-видимому, обдумывая следующую реплику. Внимавшие ему молодые люди боялись даже дышать.
  - Но, к сожалению, я выполнил не все свои отцовские функции, - через несколько секунд продолжил Джердон. - По крайней мере, по отношению к одному из своих детей - к тебе. Я так и не сумел вложить в твою голову, что ты не вправе распоряжаться своей жизнью. Твоя жизнь, как и моя, как жизни Ральфа, Агнии и Мирьялы, принадлежит Империи. Для каждого из членов правящей семьи благополучие страны должно быть выше личного благополучия. Мы все это понимаем, Аксель. Все, кроме тебя! Дорого бы я дал, чтобы узнать, когда я совершил ошибку! Почему мой младший сын не усвоил самого важного? Почему позволил себе связаться с особой, которую заведомо невозможно привести в семью? Нет, конечно, я не рассчитывал, что до свадьбы ты будешь жить отшельником. Но я надеялся, что тебе хватит благоразумия не влюбляться и не плодить бастардов. На её счёт я не обольщался, - он скользнул глазами по Аните и тут же перевёл их на принца, демонстрируя, как неприятен ему даже её вид, - чего ещё ждать от дочери танцовщицы? Но ты-то, ты?!
  Аксель вспыхнул и сжал кулаки. Анита сидела неподвижно, как изваяние, и только большие глаза, в полумраке казавшиеся чёрными, заблестели сильнее, выдавая близкие слёзы.
  - А вы, ваше высочество? - Джердон посмотрел на Принцессу. - Думали, я не узнаю, что у вас есть любовник? Думали, не узнаю, что вы беременны от него, а не от моего сына?!
  - Как, и вы тоже?! - ахнула подруга принца.
  Единственный раз за вечер Эрика услышала Анитин голос - немного кукольный, с отчётливым горловым выговором. Отвечать было бессмысленно.
  - Вы либо самонадеянны без меры, либо вам совсем наплевать на своё будущее, принцесса, - заключил Джердон. - О ваших нравственных качествах я молчу. Увы, я был о них гораздо лучшего мнения. Что же до тебя, паскудник, - голубые глаза, словно подёрнутые ледяной коркой, уставились на Феликса, - то с тобой разговор особый. Четыре месяца назад мне ничего не стоило отправить тебя на виселицу или на каторгу. Скорее, на виселицу - на каторге с тобой было бы слишком много хлопот. Я пожалел тебя. И единственное, чего попросил взамен - никогда больше не появляться на моей земле. Но ты не только нарушил своё обещание. Ты 'отблагодарил' меня - совратил и обрюхатил невесту моего сына. Как по-твоему, что за наказание ждёт тебя теперь?
  - Это не он меня совратил... я сама... - дрожащим голосом возразила Эрика.
  - Прошу тебя, перестань! - играя желваками, оборвал её Феликс.
  - И правда, перестаньте, принцесса, - поморщился Император. - Я думаю, ваш приятель вполне сознаёт меру своей ответственности за случившееся. Мой долг - и моё право оскорблённого отца! - пойти к Скагеру и всё ему рассказать, после чего разорвать помолвку. Ты, - он повёл подбородком в сторону Акселя, - отправишься к наследнице Онедьель на Туллукские острова. Твою подружку придётся убрать отсюда подальше вместе с её семейством. С вами, Эрика, пусть разбирается ваш отец. А вы, господин оборотень, - по лицу Джердона прошла язвительная улыбка, еле заметная в зыбком свете свечей, - сможете сами выбрать между имперским и ингрийским правосудием. Ваш придворный маг, говорят, большой затейник... так что я бы, на вашем месте, правосудие выбирал имперское.
  Снова повисла пауза. Все понимали, что беседа не закончена: если бы Император, действительно, намеревался проинформировать обо всём отца Эрики, он бы уже давно это сделал - и, цепенея, ждали продолжения. Джердон тем временем смотрел куда-то сквозь дверь с задумчивым и даже слегка мечтательным видом, как будто предвкушал, как именно покарает четырёх своих собеседников за то, что они обманули его ожидания и пытались обманывать его лично. Наконец, он нарушил молчание:
  - Я бы хотел поступить именно так. Это было бы справедливо и правильно. Тем более, что и сам Скагер - негодяй и лжец, а его семейка - настоящее змеиное гнездо. Как выяснилось, с вашими родственниками, принцесса, просто опасно иметь дело! - саркастически заметил он. - И что там за тёмная история с нападением на Акселя?.. Её одной хватило бы, чтобы расторгнуть помолвку. Однако я, в отличие от вашей тёплой компании, умею не идти на поводу у эмоций. И здесь я сейчас вовсе не для того, чтобы читать вам нотации - а для того, чтобы разрешить ситуацию к общему удовлетворению. По моим сведениям, - Император снова улыбнулся едва различимой улыбкой и поднял указательный палец, - вы, Эрика, невеста с завидным приданым. С таким приданым, ради которого на многое можно закрыть глаза.
  
  * * *
  Когда Эрика, Аксель и Император, который с самым дружелюбным видом держал под руки сына и его невесту, добрались до озера, на крутых берегах уже собралась большая толпа. Все гости и обитатели Мирколиса были здесь, включая даже детей и прислугу. Не было разве что стражников - тех, что сейчас стояли на посту. Не было Многоликого, чьей звериной ипостаси вряд ли нравилось такое скопление людей. И не было Аниты, которой Джердон велел окольными путями вернуться в гостевой дом, лечь в постель и притвориться страдающей от головной боли, чтобы ни у кого не возникло вопроса, куда она пропала из зала и почему опоздала к назначенному времени. Опоздание самого Джердона и будущих новобрачных подозрительным не выглядело: мало ли, где и о чём они беседовали, уверенные, что без них фейерверк всё равно не начнут?
  Толпа подобострастно расступилась, пропуская Императора и его спутников к той части набережной, откуда открывался наилучший обзор. Играла музыка, сиял яркий свет, на катке кружились несколько нарядных пар. Пожелав Акселю и Эрике приятно провести остаток вечера, Джердон поменял их общество на общество Короля, Марка и Ингрид. Он выглядел чрезвычайно довольным, даже лицо его, обычно очень бледное, сейчас порозовело - впрочем, причиной румянца мог быть и мороз, усилившийся к ночи. У Императора имелся веский повод для радости: разговор в часовне, судя по всему, прошёл в точности так, как был им запланирован, и привёл к тому, к чему и должен был привести.
  Как только хозяин Мирколиса подал условный знак, свет погас - освещённым остался только каток, - музыка на мгновение стихла, а затем зазвучала снова, но громче и торжественней, и представление началось. Это было именно представление, а не просто фейерверк, к каким Принцесса привыкла у себя дома. Пиротехнику здесь соединили с магией, и зрелище получилось необыкновенное. На низком зимнем небе, как на огромном экране, из ниоткуда возникали живые картины: то стая летящих птиц, то волны, набегающие на берег, то всадник с пикой наперевес, то поезд, несущийся на всех парах, а то как будто отражение людей внизу - и тех, кто стоял, запрокинув лица к небу, и тех, кто танцевал на льду. Картины перемежались с разноцветными огненными залпами, ритм которым задавала музыка.
  Но всё это великолепие почти не трогало Эрику. Мысленно она ещё была там, в часовне - пыталась хоть как-то уложить в голове всё, что только что произошло. Получалось у неё плохо - события были слишком неожиданными и непонятными. Она бы год жизни, наверное, отдала за возможность прямо сейчас поговорить с Феликсом - но увы, такая возможность появится не раньше, чем они попадут в Замок. Эрике даже обнять его не удалось, на что она втайне рассчитывала, когда притащила его в часовню. Её рука как будто до сих пор касалась его руки, пальцы помнили, как переплетались с его горячими сильными пальцами, и от этого Принцессе было ещё тоскливей.
  Появление Джердона в часовне её напугало, но не особенно удивило. Задним числом, она скорее удивилась бы, если бы всеведущий и всемогущий хозяин Мирколиса их не выследил. Когда Эрика поняла, что он знает о Феликсе и о её беременности, главным её чувством тоже стало не удивление, а досада. Значит, доктор Коркец всё-таки кому-то проболтался, решила она, а у местных стен куда более тонкий 'слух', чем она рассчитывала. И даже когда выяснилось, что Императору известно об Инструменте - о том, что Ирсоль Справедливая своё Наследство оставила Принцессе и Многоликому - даже тогда этому моментально нашлось объяснение. Если Наследников каким-то образом сумел распознать Мангана, что мешало здешнему магу проделать то же самое? Баргезо, вероятно, припозднился со своими изысканиями, иначе 'в прошлый раз' Джердон не стал бы расторгать помолвку, как не расторг её теперь. Но в самом по себе желании Императора завладеть Наследством, названным им принцессиным 'завидным приданым', ничего из ряда вон выходящего не было.
  Однако дальнейшие слова Джердона показали, что его знания распространяются гораздо шире. Он знал практически всё. Знал, что для Принцессы и Многоликого не станет сюрпризом, что они Наследники. Знал, что они не намерены открывать тайник, поскольку для них это представляет опасность. Знал о планах Манганы и Короля заполучить Инструмент и о мистификации, которую те собирались устроить. Знал о принцессиных кандалах - браслете, о заговоре мачехи и Марка, о герцоге Пертинаде с его помешательством на Принцессе, о Валькирии с её любовными чарами и о том, что Мангана вывел из-под удара человека, устроившего нападение на Акселя. Император даже знал, что Эрика и Феликс сумели заранее получить уйму не предназначенных для них сведений, благодаря чему до сих пор избегали расставленной ловушки - правда, не знал или не стал озвучивать, каким образом были получены эти сведения.
  Здесь, в Мирколисе, об Инструменте, ловушке и прочем не было сказано ни полслова! Зато здесь присутствовал Аксель - единственный, кого Принцесса и Многоликий посвятили в свою тайну. У Эрики сердце упало, когда она осознала, что источником информации для Императора мог быть только его сын. Феликса, судя по мрачным взглядам, которые он бросал в часовне на принца, одолевали такие же подозрения. И хотя вся натура девушки противилась этой идее, разум твердил, что самое простое объяснение - обычно самое верное, а безжалостная память подсовывала ей пылившееся в дальнем углу воспоминание о роковой записке, 'в прошлый раз' неизвестно кем переданной Императору. В то, что Аксель - предатель, Эрика по-прежнему не верила. Но, может, он просто неспособен сопротивляться отцу? Может, стоит тому надавить посильнее, и принц выворачивает перед ним душу наизнанку? На прямой вопрос, откуда он всё знает, Император равнодушно ответил, что у него свои источники информации - и было совершенно понятно, что ничего другого он не скажет.
  Вот что сейчас мучило Эрику сильнее всего! Она привычно держала под руку принца, но даже смотреть на него ей было больно. Только теперь она в полной мере осознала, как крепко успела к нему привязаться, каким глубоким и искренним было её к нему доверие. Он, вольно или невольно, это доверие обманул. И пусть мир не рухнул от его обмана - напротив, ситуация развернулась таким образом, что у всех появилась надежда на благополучный исход, - от боли разочарования Принцессу это не спасало.
  Всё прочее вносило сумбур в её душу, но мучило её гораздо меньше.
  Дав понять влюблённым, что он знает о них слишком много, чтобы имело смысл морочить ему голову, Император перешёл к делу. Итак, он хочет получить в своё распоряжение Наследство Ирсоль; он найдёт ему правильное применение. Да, ему известно, как обращаться с Инструментом. Нет, он не скажет, каково настоящее назначение этого предмета: 'Много будете знать, скоро состаритесь!' Взамен Джердон согласен устроить Эрике и Феликсу побег в Новые Земли. К сожалению, принять Наследство в дар он не может: с древними артефактами, особенно отданными на Хранение, слишком много хлопот. Даже если дарственную оформить по всем правилам, непременно найдутся те, кто захочет её оспорить. В данном случае, протестовать будут одержимый Мангана и Король, пляшущий под его дудку, а ему, Императору, совсем не хочется увязнуть в интригах и тяжбах, которые эти двое устроят, чтобы забрать себе Инструмент. Стало быть, нужно использовать более надёжный способ передачи, а именно, прямое наследование между супругами.
  План Джердона оказался понятен и прост.
  По возвращении в Ингрию Феликс и Эрика, не мешкая, отправятся за Наследством. 'Только не говорите мне, что не знаете безотказного способа раздобыть ключ!' - приподняв бровь, заметил Император. Поначалу пусть всё идёт своим чередом, так, как задумал Мангана: беглецов настигнут в тайнике, Принцессу вместе с Инструментом вернут в Замок. О том, чтобы Многоликий избежал 'экспериментов' Потрошителя, Джердон обещал позаботиться. Побег не станет поводом для разрыва помолвки, в назначенный срок - 'допустим, недели через четыре' - состоится свадьба. Ещё через некоторое время Наследники Ирсоль 'погибнут'. Сначала Феликс - поскольку родственников у него нет, предмет, которым они с Принцессой владели совместно, перейдёт в принцессино полное владение. Потом Эрика - и тогда Инструмент станет безраздельной и неоспоримой собственностью её мужа. Инсценировку гибели Император, само собой, тоже возьмёт на себя.
  - Вас обоих официально признают умершими. Известно ли вам, принцесса, какие последствия для вас влечёт такое признание?
  Эрика неопределённо качнула головой, не вполне понимая его вопрос.
  - Выходит, неизвестно. Не слишком умно с вашей стороны, - назидательным тоном произнёс Джердон. - Вашему приятелю, полагаю, неважно, где жить и каким именем себя называть. Но всякий наследник трона или действующий монарх, чей ум отравила идея мезальянса, соответствующие уложения Закона должен заучивать наизусть. Имитация собственной смерти необратима, принцесса. Человек, который устроил это по доброй воле, теряет всё, что мог бы в будущем получить по праву рождения. Закон не препятствует такому человеку доживать остаток жизни в другом месте и под другим именем - однако запрещает отыгрывать назад. Попытка вернуть себе прежнее имя и положение карается смертной казнью.
  - Это значит, что я не смогу передумать. И никогда не стану Королевой, - задумчиво проговорила она.
  - Совершенно верно, - серьёзно ответил он.
  Сейчас, вспоминая этот момент в разговоре, Эрика снова чувствовала себя обманутой, но теперь - не кем-то из людей, а самой Судьбой. Ужасно обидно покидать свою Дорогу, только-только разглядев её перед собой, только-только начав осознавать, что пройти по ней - твоё настоящее предназначение! Выбора, увы, не было. Джердон хоть и спросил у неё и Феликса, согласны ли они принять его предложение, но перспективы того, что их ждёт, если они откажутся, обрисовал совершенно ясно.
  - А что будет с нами, отец? Со мной и Анитой? - спросил Аксель, когда наступила очередная пауза.
  - Мне без разницы, - сухо ответил Император. - Официально ты станешь вдовцом. Отдашь мне Наследство Ирсоль, и делай, что заблагорассудится. Можешь жениться на своей подружке и уехать с ней куда-нибудь, чтобы не позориться, можешь оставить её при себе в качестве любовницы, можешь бросить её и найти себе более подходящую пару. Хвала Серафимам, мне больше не придётся следить за твоими похождениями. Свой долг перед Империей ты выполнишь.
  Ещё один вопрос решился задал Феликс.
  - Какие у нас гарантии, что вы не сдадите нас Королю после того, как мы откроем тайник? - хмуро проговорил он. - Может, вы нам голову морочите насчёт законов и прочего. Заберёте инструмент просто так, да и все дела. Или убьёте нас обоих, после того как Эрика выйдёт за вашего сына.
  - Никаких гарантий, - пожал плечами Джердон. - Но ведь и я не могу быть уверенным, что её высочество не откажется исчезнуть после свадьбы. Откуда мне знать, может, она решит остаться в Ингрии и со временем примерить Корону? Родит младенца, которого Акселю придётся признать, дабы избежать скандала. Оставит себе Наследство Ирсоль... Конечно, существуют магические договоры. Но посвящать в наши планы Баргезо я не хочу. Он слишком близок ко двору, чтобы я полностью ему доверял. Для секретных сделок я всегда приглашаю Тангрис. Однако, пока в Мирколисе находится Скагер с его амулетом, Тангрис, как вы понимаете, сюда прийти не сможет - а больше мне пригласить некого. Гарантий нет, - подытожил он. - Но я даю слово Императора, что организую вам побег в Новые Земли в обмен на Наследство. Моё слово весит несколько больше, чем ваше, не так ли, господин оборотень?
  - А я даю вам слово, что, передав вам Наследство, мы с Многоликим имитируем свою смерть и навсегда покинем Ингрию, - как могла твёрдо сказала тогда Принцесса.
  - Вот и отлично, - по бледному лицу Императора снова скользнула тень улыбки, теперь не саркастической, а как будто даже уважительной. - Мне, в самом деле, жаль, принцесса, что вы никогда не станете ни королевой Ингрии, ни моей настоящей невесткой и матерью моих внуков. Но ничего не поделаешь: решение приняли вы, а не я.
  Прежде чем поставить точку в разговоре, Джердон достал из внутреннего кармана куртки маленький стеклянный пузырёк, внутри которого плескалась прозрачная жидкость. Поднёс пузырёк к свету и пояснил:
  - Это 'Метка Вардии'. Отличное средство из арсенала моей службы безопасности. Достаточно нескольких капель на коже, и любые перемещения человека можно отслеживать. Она не вечная, но для наших с вами целей её действия хватит. Это облегчит нам жизнь. Во-первых, я сразу узнаю, когда вы покинете замок Эск, и смогу позаботиться о вашей безопасности. Во-вторых, у вас не возникнет соблазна пуститься в бега после того, как вы получите ключ, - он отвинтил крышку, внутри которой оказалась тонкая кисточка, и тоном, не допускающим возражений, распорядился: - Давайте руки.
  Эрика и Феликс молча подчинились. У каждого из них на тыльной стороне ладони Император вывел кисточкой закорючку, похожую на монограмму. Кожу закололо магией.
  Над головой у Принцессы сменяли одна другую финальные вспышки фейерверка, вокруг неё раздавались восхищённые возгласы и звуки аплодисментов, а она, ощущая отцовский браслет на одной руке и автограф будущего свёкра на другой, с внезапной горечью спрашивала себя: 'Силы Небесные, когда?! Буду ли я хоть когда-нибудь сама управлять своей жизнью?..'
  Как только представление закончилось, рядом с Принцессой вдруг возник Баргезо в высокой шапке и светлом плаще, подбитом чёрным мехом.
  - Ваше высочество, вам понравилось? - поинтересовался он.
  - Да-да, было очень красиво, - рассеянно отозвалась она.
  - Красиво? - поджав губы, переспросил маг, должно быть, ожидавший, что реакция ингрийки на его творчество будет куда более бурной.
  - Потрясающе! Никогда не видела ничего подобного! - воскликнула Эрика, силясь исправить ошибку, но Баргезо заметил фальшь и отошёл с рассерженным видом.
  Во дворец они с Акселем возвращались в молчании. Принц попытался завести разговор, но она, не зная, как теперь держать себя с ним, отвечала односложно. В тот момент, когда поблизости никого не было, он не выдержал и шепнул:
  - Принцесса! Признайтесь, вы думаете, что это я рассказал обо всём отцу?
  - Я не знаю, что думать, Аксель, - тихо ответила Эрика.
  - Это не я. Клянусь, это не я! И я ведь даже не знал, что вы ждёте ребёнка.
  - Вы себе не представляете, как сильно мне хочется вам поверить, - тяжко вздохнула она. - Но о ребёнке первым узнал доктор. Он думает, что я беременна от вас, и вполне мог проболтаться кому-то из моей семьи. А не рассказывали ли вы чего-нибудь Аните, принц? Имею в виду, не только то, что у меня есть возлюбленный, а кто он такой и что нас с ним связывает, кроме любви?
  - Нет, Эрика, не рассказывал, - ответил он.
  Ответил чуть поспешнее, чем следовало - но это ей, возможно, только почудилось.
  Глава двадцать восьмая,
  в которой Принцесса и Многоликий
  устраивают небольшое представление,
  начальник Охранной службы даёт волю эмоциям,
  Придворный Маг изготавливает полезное устройство,
  а принцессин брат замышляет недоброе
  
  Неделя в Икониуме пролетела, как не бывало - многочисленные приёмы и поездки в памяти Принцессы превратились в разноцветную мешанину без начала и конца, в обрывок забытого сна без логики и смысла. Хотя, разумеется, на самом деле смысл во всём этом присутствовал: будущую супругу принца знакомили с культурой и бытом его родной страны и с людьми, с которыми ей предстояло немало общаться в будущем. Точнее, предстояло бы в том случае, если бы Эрику и Акселя ожидала долгая совместная жизнь. Джердон безупречно играл свою роль - он делал всё, что полагается делать главе семьи, готовящейся к расширению. Когда он появлялся на людях вместе с Принцессой и её родственниками, вряд ли хоть у кого-то мелькала мысль, что предстоящая свадьба - фикция.
  Принцессина же взвинченность смотрелась вполне естественно. Сёстры Акселя каждый день подходили к Эрике, по отдельности или обе сразу, принимались щебетать о собственных свадьбах, о том, какой нервной и сложной была подготовка, но зато какими прекрасными потом были праздники. Невесте эти рассказы вставали поперёк горла, живейшим образом напоминая ей о свадьбе с герцогом Пертинадом. Но Эрика, как и Джердон, старательно лицедействовала, изображая интерес и благодарность - берегла их общий секрет, да и Мирьялу с Агнией обижать не хотела.
  Скованность в общении с Акселем, которую Принцесса испытывала в первые дни после рандеву в часовне, постепенно ушла, но прежняя задушевность так и не вернулась - её место занял светский холодок, легко маскировавший любые эмоции. Вопрос о том, не он ли всё рассказал Джердону, ни принц, ни Эрика больше не поднимали. Мало-помалу она утвердилась в мысли, что ответственность, действительно, лежит на Акселе: он проговорился Аните, а та - кому-нибудь ещё. Или даже сама донесла Императору - быть может, ослеплённая ревностью, хотела сорвать свадьбу известием о том, что у Принцессы есть любовник. Здравый смысл подсказывал, что последнее предположение - ближе всего к истине. Будь Анита заурядной болтушкой, Джердон не стал бы посвящать её в свой план - попросту выставил бы из часовни или нашёл способ встретиться с остальными без неё. Раз ни того, ни другого не сделал, значит, был уверен, что барышня Мендегор, перед которой замаячила перспектива выйти замуж за принца, сумеет удержать язык за зубами.
  Эрике было очень горько от этих подозрений, но что ещё она могла предположить? Разве только то, что Император читает мысли - однако Принцесса никогда не слышала, чтобы в сознание человека залезали против его воли незаметно для него самого. А насильно ни её память, ни память Феликса в этот раз, определённо, никто не 'потрошил'. Кроме того, подозрения косвенно подтверждались поведением Акселя. Виноватыми интонациями, порой проскакивающими в его речи. Упорным нежеланием говорить об Аните. И самой формулировкой его клятвы - ведь он поклялся в том, что не выдал тайну Императору, а вовсе не в том, что не выдавал её никому. В конце концов, Принцесса просто запретила себе об этом раздумывать - какой смысл терзаться сомнениями и сожалениями, если всё равно уже ничего не изменишь?
  Ей мучительно недоставало Феликса-человека. Пока они были в Мирколисе, им так и не хватило духу снова укрыться в часовне и обсудить всё случившееся, а вечером накануне отъезда зверь исчез. 'Счастливчик, видно, решил остаться тут насовсем!' - махнув рукой в сторону парка, огорчённо сказала Эрика, когда поиски не принесли успеха. В варежке у неё лежала записка от Многоликого, где было сказано, что пробираться в замок Эск он будет своим ходом и тайком. Придворному Магу незачем знать о 'любимой зверушке её высочества': если Мангана догадается, что горностай волшебный, то моментально выяснит, откуда тот взялся, заподозрит Акселя в соучастии и примется искать объяснение этому странному факту. 'И если он раскопает хотя бы половину правды, наш план рухнет, - писал Феликс. - Поэтому я должен на время пропасть из виду. Не бойся, родная, всё будет в порядке. Встретимся в замке Эск'.
  Легко сказать, не бойся, думала Принцесса. Как не бояться, когда единственное, что она сейчас знает наверняка - это то, что Джердон получит Инструмент? Знает лишь потому, что этот человек лучше других умеет добиваться желаемого. Но кто помешает ему избавиться от Наследников, как от рваной почтовой коробки, после того как дело будет сделано? Аксель, видя, как грустит Принцесса, и догадываясь, о чём она грустит, твердил, что его отец всегда держит слово - вот только слову самого Акселя она, увы, больше не доверяла.
  Изначально предполагалось, что принц останется дома и в замке Эск появится только к свадьбе. Но потом всё поменялось. Император заявил, что хочет принять участие в подготовке и поедет в Ингрию сам, но за сутки до отъезда внезапно передумал. Туманно сославшись на 'эпидемическую ситуацию в южных провинциях', Джердон сообщил, что его отъезд откладывается на несколько дней, а вот Аксель пускай сопровождает невесту 'в родные пенаты' - тем более, что ему и Принцессе 'ни на миг не хочется расставаться'. Так что обратно отправились тем же составом, исключая Ваймена и Керугера, присутствие которых в замке Эск Джердону теперь не требовалось, а то и вовсе могло помешать. Теперешние функции принца Эрике были не вполне понятны. Скорее всего, его отправили вместе с ней, чтобы он следил за исполнением отцовского плана, но в каком качестве, защитника или надзирателя, она не знала - и об этом тоже не позволяла себе задумываться.
  Обратный путь, лишённый каких бы то ни было событий, выдался необыкновенно скучным. Ни с Принцессой, ни с другими пассажирами ровным счётом ничего не происходило. Девушка почти не покидала своего купе. Дивилась, как легко и быстро привыкла к бытовой магии в Мирколисе, грустила от того, что двери в поезде не открываются сами собой, а вода сама собой не наливается из кувшина - и воображала, каким пленительным был мир, когда в нём царило волшебство. Коротала время за книгами и беседами с женихом. Прислушивалась к самой себе, к своему телу, желая поскорее хоть как-нибудь ощутить беременность - но пока ничего, кроме лёгкого недомогания по вечерам, не чувствовала. Не раздвигала штор и не смотрела в окно, чтобы не бередить себе душу, но всё равно ей было маятно и тоскливо. Даже плакала дважды, от всего сразу, но главным образом, от одиночества и неопределённости. Во второй раз её застала в слезах Вальда. Пришлось Принцессе сказать, что она скучает по Счастливчику, и впредь стараться держать себя в руках.
  Король, абсолютно довольный визитом в Икониум, был мил, доброжелателен и разговорчив. Как настоящий хороший отец, он выспрашивал у дочери и её жениха, какой они представляют свою свадьбу и куда они хотят поехать на медовый месяц. 'Интересно, что он наплёл Джердону и до чего с ним договорился относительно Тангрис, если готов выпустить меня из Замка без своего сопровождения? - думала Эрика. - Или он по-прежнему не готов, а его вопросы - всего лишь видимость?'
  Это были почти равнодушные мысли.
  О Крейцеле вслух не вспоминали. Считалось, что его везут в багажном вагоне и казнят по прибытии в Ингрию. Может, и были те, кто догадался, что, в действительности, барон сбежал - но свои догадки они держали при себе. Человека, который подсунул анонимку Ваймену и Керугеру, так до сих пор и не нашли - во всяком случае, Эрике ничего такого не рассказывали.
  Олаф безвылазно торчал в головном вагоне. Многоликий не успел передать Принцессе последний из подслушанных им в поезде разговоров, но она и без того пришла к выводу, что начальник Охранной службы питает слабость к Валькирии. Та с ним держалась почтительно и благосклонно. От Марка, чей интерес к ней проявлялся всё ярче, наоборот, шарахалась - но в поезде далеко не убежишь! Стоило ей оказаться в салоне одной, и тут же являлся мальчишка, донимал её шуточками, пытался усадить с собой рядом. Мачеха пыхала паром, как перегретая кастрюля, а сделать ничего не могла. Будь на месте Валькирии её собственная прислуга, бедняжку давно бы выставили из поезда. Будь это светская дама, хоть сколько-то близкая Ингрид по положению, её бы отравили и уничтожили словесным ядом. Но против принцессиной горничной оружия у Ингрид не было. Впрочем, Эрика не сомневалась, что оно найдётся, как только миссия вернётся в Замок.
  В Белларии королевский состав ждали вечером третьего дня, а дождались ранним утром четвёртого - снег валил так плотно, что пути несколько раз заносило, и приходилось стоять, пока их не расчистят. Всем хотелось скорее попасть домой, поэтому досматривать сны в своих купе путешественники не стали - с вокзала сразу двинулись в Замок. Прибыли, когда уже начало светать. Эрика к тому времени могла думать только о Феликсе: вернулся ли он, сумел ли проскочить внутрь? Хорошо, если всю дорогу прятался в том же поезде. А если нет? Если, и в самом деле, добирался своим ходом? Навязчивый страх потерять любимого, ослабевший было в поездке, перед воротами Замка разгулялся в полную силу. В жиденьком сером свете Принцесса попыталась различить, что за рамка в руках у стражника - настоящая или подделка, подброшенная Многоликим - но не сумела, слишком сильно нервничала. В свои покои она попала в состоянии, близком к панике.
  - Вы часом не приболели, ваше высочество? - с озабоченной ноткой спросила горничная, помогая Принцессе избавиться от дорожного платья. - Вся дрожите, будто вас знобит.
  - Знобит, - поморщилась Эрика. - Устала я, Вальда. Устала и недоспала.
  - Отдыхайте давайте. А то, неровен час, и правда, разболеетесь! Перед свадьбой-то... ужас, как будет обидно! - о свадьбе хозяйки Валькирия говорила с таким удовольствием и трепетом, словно сама собиралась замуж за принца Акселя.
  - Подумаешь, разболеюсь, - Принцесса пожала плечами. - Ещё почти месяц, сто раз успею выздороветь!
  - Нет уж, вы только попробуйте у меня разболеться! - проворчала горничная. - Ложитесь-ка быстро в постель. Я вам сейчас молока горячего принесу с мёдом, а кофе - попозже, часов в одиннадцать.
  - Хорошо, спасибо, - кивнула Эрика, которую такое расписание более чем устраивало.
  Горничная ушла, вернулась с молоком и вскоре ушла снова, убедившись, что хозяйка улеглась под одеяло. Как только дверь хлопнула, девушка вскочила и кинулась запирать задвижку и проверять шторы. Потом - обратно в спальню, где тут же угодила в объятия Многоликого.
  - Ох, как же мне было страшно, что тебя тут ещё нет! - вымолвила она, когда он отпустил её губы, и заглянула ему в лицо.
  - Я уже давно тут, родная, - ответил, задыхаясь, Феликс. - Имперскую границу пересёк вместе с вами, потом - на перекладных... В Замке без вас было сонное царство! Даже рамка у стражи до сих пор моя, а не настоящая, так что зашёл сюда, как к себе домой, - засмеялся он и обнял её ещё крепче.
  По нему, и правда, было заметно, что он тут уже давно: успел припрятать где-то верхнюю одежду и обувь и даже ухитрился побриться. Эрика смотрела на него, двумя руками ероша его короткие тёмные волосы, и не могла насмотреться, заново узнавая каждую чёрточку, будто давным-давно его не видела. Ей хотелось выразить это вслух, но слов у неё не было.
  - Пятнадцать дней - а как будто пятнадцать месяцев! - сказал за неё Многоликий. - Я помнил, что ты красивая, но, кажется, забыл, что настолько.
  Он снова поцеловал её, приподнял и опрокинул на кровать. Рванул вверх ночную сорочку, заскользил от бёдер к груди горячими сильными ладонями. Сорочка полетела на пол, вслед за нею - его рубашка и брюки. Эрика привлекла его к себе, со стоном блаженства и облегчения всем телом прижалась к его телу, зажмурилась и замерла, чувствуя себя абсолютно, безудержно счастливой. И дело было не только в том, что нашли утоление переполнявшие её желание и нежность, но и в том, что прошлое и будущее сейчас перестали для неё существовать.
  В реальность Принцессу и Многоликого вернули часы на главной башне, меланхолично отмерившие десять ударов. К этому времени первая волна страсти уже схлынула, и Эрика задремала, прильнув спиной к Феликсу, от всех напастей в мире спрятавшись под его руками. Бой часов самым безжалостным образом выдернул её из сладкого забытья.
  - Силы Небесные, любимый! - воскликнула она. - Нам с тобой столько нужно всего обсудить, а мы ещё даже не начинали! Скоро придёт Валькирия, и тогда мы... - тут Эрика увидела ворох одежды на полу, приподнялась и потянулась к ней.
  - Ш-ш-ш! Не волнуйся! Лежи! - Феликс хозяйским движением вернул Принцессу к себе под бок. - И вещи не трогай, пусть они там и остаются.
  - Но мы должны поговорить!
  - Поговорим. Только вставать для этого совсем не обязательно, - улыбнулся он и подул ей в волосы. - Мы вообще пока вставать не будем. Хотя нет... кому-то придётся дойти до двери и открыть задвижку.
  - Что ты имеешь в виду?! - изумилась Эрика и развернулась к нему. - Зачем нам открывать задвижку?..
  - Подумай, и сама поймёшь, родная. Я предлагаю как можно быстрее заполучить ключ. Ты ведь согласна, что откладывать не стоит?
  - Согласна, - вздохнула она. - Зачем откладывать? Мало ли, что может случиться!
  - Вот и я считаю, что незачем. А способ есть только один...
  - Позаботиться, чтобы Мангана узнал о твоём присутствии в Замке.
  - Именно так, - не меняясь в лице, подтвердил Феликс. Может, ему и было не по себе от этих слов, но виду он не подавал. - Но если я просто покажусь ему на глаза, он заколдует гирлянду - со стены её ещё не убрали, заметила? - устроит на меня облаву и запихнёт в подземелье, когда поймает. Если честно, мне бы очень хотелось этого избежать.
  - Я понимаю, - пробормотала Эрика, начиная догадываться, что он задумал. - Если он узнает, что мы уже с тобой встретились, ловить тебя и запирать в подземелье будет незачем. Достаточно будет просто подтолкнуть нас к побегу. Но не целоваться же нам с тобой ради этого посреди Малой гостиной?
  - Конечно, нет. Мы с тобой будем здесь... не целоваться, а делать вид, что спим. Пускай твоя горничная нас застукает - и она, если я хоть немного её понимаю, не станет поднимать шума, а прямо отсюда пойдёт к Олафу. Покрывать меня она больше не будет, наоборот, сдаст с величайшим удовольствием. И бояться ей теперь вроде бы нечего. Король не позволит ей разнести сплетню по всему Замку, так что твоя репутация не пострадает. Для него сейчас самое главное - ваша свадьба с Акселем. Но уж Потрошитель-то эту новость, в любом случае, не упустит!
  Эрика помолчала, так и эдак примериваясь к тому, что сказал Многоликий, и пришла к выводу, что лучшей идеи у них не будет. Да пожалуй, и лучшего времени, чтобы её осуществить, тоже. Поэтому, напоследок поцеловав любимого в ямку между ключицами, она поднялась, бесшумно проплыла к двери, очень аккуратно отодвинула язычок задвижки и вернулась в постель. Следующие полчаса они лежали, не шевелясь и не разговаривая, прислушиваясь к каждому шороху и ощущая биение своих сердец. Валькирия с кофейником могла появиться в любую секунду.
  Наконец, дверь открылась. Принцесса поспешно смежила веки и спрятала лицо в подушку. Тяжело ступая, горничная прошагала через гостиную, остановилась на пороге спальни - и застыла. Посуда на подносе задребезжала. 'Лишь бы не уронила! - испугалась Эрика. - Иначе нам придётся 'проснуться', и это ужасно всё осложнит!'
  Но выдержка у Валькирии оказалась завидная. Справившись с потрясением, она не стала оставлять кофейник и чашку на прикроватном столике, а просто торопливо вышла из комнаты. Входная дверь снова открылась и почти беззвучно закрылась, выпуская прислугу.
  - Сработало! - прошептал Феликс, моментально вскакивая и хватаясь за одежду.
  - Куда ты? За ней?..
  - За ней. Удостоверюсь, что всё идёт как надо.
  Не застегнув и половины пуговиц, он обернулся мышью и исчез.
  И с этой минуты события понеслись вскачь.
  
  * * *
  Валькирия шла очень быстро. Феликс нагнал её в дальнем конце галереи, ведущей в центральное здание, и понёсся следом. Лица горничной он не видел, но даже её спина и походка, и громкий стук каблуков по каменным плитам выражали сильнейшее негодование. Чего было больше в этом негодовании? Ревности? Досады из-за упущенных возможностей? Осуждения Принцессы, которой хватило наглости обманывать такого прекрасного жениха, как Аксель? Вспоминала ли Валькирия о десяти тысячах, обещанных за поимку Многоликого? Вопросы, на которые её спина, походка и каблуки ответов не давали. Но и особого значения это не имело. Неважно, какой ураган сейчас в бушует в душе горничной - важно, что он влечёт её в правильном направлении: в кабинет начальника Охранной службы.
  Олафа на месте не оказалось. Помощник сообщил, что патрона как вызвали с утра к его величеству, так он по сей час и не возвращался. Валькирия замерла в нерешительности. Феликс опасался, что ей не достанет храбрости пойти к Королю - будет ждать начальника охраны и за это время сболтнёт кому-нибудь лишнего или надумает повременить со своим доносом. Но он её недооценил. Шумно выдохнув, она развернулась и в том же стремительном темпе двинулась в Кедровый кабинет.
  У входа в кабинет Валькирия снова замерла - этот порог она всё-таки ни разу ещё не переступала. Плотно закрытая дверь хорошо задерживала звуки, но судя по тому, что голоса проникали даже сквозь неё, разговор внутри вёлся на повышенных тонах. Собеседников не двое, а трое, понял Феликс. Кроме гладкого королевского баритона и рокотания Олафа, чуткие мышиные уши различили рассерженное перханье Манганы.
  - Шутка?! Нет, я не думаю, что это шутка, чароплёт! - метал громы и молнии Король. - Тот, кто предупредил Олафа, знал, о чём говорит!
  - Ты в своём уме, Скагер? - не стеснялся в выражениях Придворный Маг. - Ладно уж твой цепной пёс... на тень свою кидается, ему везде мерещится опасность. Но ты-то с каких пор паршивым анонимкам доверяешь больше, чем мне?!
  - С тех самых пор, когда ты проходу мне не давал - умолял отложить свадьбу! Не мытьём, так катанием, да? Не смог уговорить меня, затеял убить жениха или скомпрометировать невесту?!
  - Да с чего ты взял, что это я?! Какой-то козёл проник в поезд, напал на наследницу и в довершение всего сбежал из-под стражи... Лучше ты у Олафа спроси, чем в это время занимались его подчинённые, а не...
  - Подчинённые зелья нанюхались, которое вы же и приготовили, ваша милость! - вмешался начальник Охранной службы.
  Феликс сейчас не различал цветов, но очень живо представил себе багровость его возмущённого лица.
  - А ты что, пёсик, сам видел, как я его готовил? - ехидно проскрежетал Мангана и закашлялся.
  Ответить ему никто не успел: Валькирия, которая, в отличие от Многоликого, не разбирала в перепалке отдельных слов, в этот момент, наконец, приняла решение и постучала в резную створку. Сначала робко и тихо; затем, не получив приглашения войти - ещё раз, громко и требовательно.
  - Кого ещё принесло?! Олаф, открой! - рявкнул Король.
  Дверь отворилась, начальник Охранной службы сделал шаг в сторону, пропуская горничную. Феликс вдоль плинтуса проскочил за ней и спрятался за ножкой книжного шкафа.
  - Не помню, чтобы я приглашал сюда прислугу! - сощурившись, процедил Скагер.
  Он стоял у стола, нависая над Придворным Магом, сидящим в кресле для посетителей. Начальник Охранной службы устроился на стуле в углу.
  - Не приглашали, ваше величество, - пробасила перепуганная Валькирия и присела в книксене. - Я сама пришла. Простите, ваше величество.
  - Как посмела? Изволь объяснить, что тебе понадобилось. И молись, чтобы это была достойная причина - иначе новую горничную её высочеству придётся искать уже сегодня!
  - У ме-меня срочное де... срочное сообщение для начальника Охранной службы.
  Король переглянулся с Олафом, покосился на встрепенувшегося Мангану, нахмурился и велел, слегка сбавляя тон:
  - Говори.
  - Тот преступник, про которого писали в газетах... - начала она. - Оборотень по кличке Многоликий...
  - Ты видела его? Где?! - каркнул, сверкнув глазами, Потрошитель.
  - В Замке.
  - В Замке?! - хором воскликнули Король и Олаф.
  - Где именно? - уточнил Король и выпрямился.
  - В спальне её высочества, - совершенно теряясь, пробормотала Валькирия.
  - Он забрался в спальню?..
  - Я не... я не знаю. Но думаю, что её высочество сама его пригласила.
  Наступила тишина. Олаф вжал голову в плечи: должно быть, первой его мыслью было, что Король убьёт его за очередной прокол. Скагер обдумывал сказанное, и по мере того как до него доходил смысл, холёная физиономия монарха становилось всё темнее. Мангана же всё понял с первого слова, и торжество, отразившееся на его уродливом пятнистом лице, заставило Многоликого оцепенеть от страха.
  - Её высочество. Сама. Его. Пригласила, - с расстановкой повторил Король.
  Придворный Маг коротко и мерзко хохотнул:
  - По-моему, эта особа имеет в виду, что застала оборотня в девичьей постельке твоей дочери. Как тебя там... Валькирия! Я прав?
  Горничная молчала. Под взглядом Короля ей тоже, наверное, хотелось стать ниже ростом.
  - Та-ак... - протянул тот. - Опять твои проделки, чароплёт?
  - Ни в коем разе! - запротестовал Мангана. - Зачем я буду подстраивать то, чему... - тут он посмотрел на Валькирию и осёкся. - Они тебя видели?
  Она помотала головой:
  - Нет. Они спали.
  - Хорошо, - прохрипел Придворный Маг. - Скагер, служанку нужно отсюда убрать. И вряд ли ей стоит сейчас встречаться с принцессой.
  - Запри её куда-нибудь, Олаф, пусть посидит в одиночестве, пока не установим точно, что случилось, - распорядился Король. - И сразу приходи обратно.
  - Слушаюсь, ваше величество.
  Начальник Охранной службы с видимой неловкостью взял под локоток дрожащую Валькирию и вывел её из кабинета.
  - Зачем я буду подстраивать то, чему и так суждено случиться, Скагер? - вернулся к оборванной фразе Потрошитель. - Я ждал. И я, наконец, дождался.
  - Как вышло, что он проник в Замок незамеченным? - помолчав, мрачно спросил Король. - Ты обещал, что, перебравшись через стену, он не минует твоих ловушек.
  Мангана осклабился и развёл руками:
  - Значит, он проник не через стену, только и всего.
  - Но на воротах стража и магическая защита!
  - Я же давно твержу: разбирайся с Олафом. Это его подчинённые перестали ловить мышей. И в буквальном, и в переносном смысле слова.
  Повисла пауза, которую нарушило возвращение начальника Охранной службы.
  - Запер её в допросной, - доложил он. - Но ведь она ни в чём...
  - Заткнись, - осадил его Скагер. - Виновата или нет, разберёмся. Ты, между прочим, так и не выяснил, откуда у неё любовная магия. Но, надеюсь, хотя бы выяснишь, каким образом оборотень пробрался в Замок.
  - Будет исполнено, ваше величество, - сдавленным голосом ответил Олаф. - Разрешите идти?
  - Иди, растяпа. Эрику я сейчас проведаю сам. А с тобой,- Король, сощурившись, окинул взглядом Мангану, - мы потом ещё побеседуем.
  Феликс из-под шкафа посмотрел на одного, на другого, на третьего, рассудил, что интересней всего будет проследить за Олафом - и выскочил в коридор вслед за ним.
  Начальник охраны зашёл к себе в кабинет, взял из сейфа пару каких-то непонятных предметов, от одного из которых исходил тусклый магический свет, и зашагал к воротам. Обход королевской резиденции по всему периметру он, очевидно, отложил на потом.
  Первый из предметов при ближайшем рассмотрении оказался медальоном-пропуском. Повесив его на шею, проверяющий вышел за ворота, удалился метров на пятьдесят от них и поманил к себе стражника. Когда тот приблизился, вручил ему медальон и велел оставаться на месте, а сам двинулся обратно. Стоило ему сделать несколько шагов в сторону Замка, и массивные створки, стоявшие распахнутыми, шустро поплыли друг к другу и захлопнулись с металлическим лязгом. Ворота работали исправно. Олаф кивнул, забрал медальон и поманил другого стражника, того, в руках у которого был фальшивый 'Треугольник Овитры'. Достал из кармана стеклянную пирамидку, слабенько светящуюся магией, и потребовал проверить её рамкой. Последняя, разумеется, никакой магии не распознала. Глухо выругавшись, начальник Охранной службы вырвал рамку из рук оторопевшего стражника и принялся её осматривать.
  - Подделка! - заорал он, закончив. - Неужели никто не заметил, что это подделка?!
  - Подделка, ваше превосходительство?! - охнул стражник.
  - Деревяшка и кусок проволоки. Она у вас когда последний раз срабатывала?
  Стражник с надеждой посмотрел на напарника, но тот ничего утешительного сказать не смог.
  - Значит, давно, - резюмировал Олаф. - Кретины безглазые!..
  Снова выругался, сообщив страже, каким образом, по его мнению, ей следовало бы употребить 'деревяшку', и, сжимая рукоятку бесполезной рамки, возвратился в Замок. Прежде чем ворота за ним закрылись, он приказал:
  - Никого не впускать и не выпускать!
  Многоликий едва успел проскочить вместе с ним, пользуясь общим ошарашенным состоянием.
  Вопреки ожиданиям Феликса, начальник Охранной службы не пошёл немедленно к Королю. По-видимому, он соблюдал инструкцию: обнаружив, что внешняя защита вверенного ему объекта нарушена, вознамерился разведать, всё ли в порядке с защитой внутренней. И точно, теперь он устремился в главную башню, а значит, в Коронный зал. Ступени в башне были крутые, и Многоликий, чтобы не отстать, вскарабкался, как делал это в поезде, по сапогу Олафа и устроился за голенищем.
  В Коронном зале стоял таинственный полумрак, как тогда, когда Феликс был здесь в прошлый раз - вечером накануне поездки в Икониум. Корона, как тогда, покоилась на постаменте. Но что-то неуловимо изменилось. Оборотень присмотрелся и понял, что именно. Прежде всё пространство зала пронизывали лучи волшебной защиты, ветвящиеся и переплетающиеся, как молнии. Теперь эти лучи исчезли. Магическая аура трепетала только над самой Короной, причём к невидимому свету примешивался другой, видимый, которого раньше не было. Начальник Охранной службы подошёл вплотную к постаменту, охнул: 'Серафимы-Хранители!' - и опёрся на него свободной рукой, как будто ноги перестали его держать. Из-за голенища нельзя было рассмотреть, что за обстоятельство настолько сильно расстроило беднягу Олафа. Но Многоликий и так догадался, что взору честного служаки предстал большой продолговатый турмалин в платиновом лепестке, вставленный в предназначенное для него место на Внешнем обруче Короны.
  
  * * *
  - Что это за штука, Олаф, конечно, не догадался, сообразил только, что раньше её тут не было. Он первым делом сам попытался её вытащить, но ничего не вышло - держалась, как влитая! - рассказывал Феликс Эрике два часа спустя. - Тогда он привёл в Коронный зал Короля и Мангану. Твой отец сначала вообще не понял, что случилось - он-то Внешний обруч, наверное, видел только на коронации. Зато Мангана сразу забил тревогу, кинулся к себе, приволок какие-то древние фолианты и выяснил, что ровно так и выглядела 'антикорона'. Убрать её он, разумеется, тоже не смог.
  Принцесса в шёлковом домашнем платье с тонким цветочным рисунком сидела на постели, а Многоликий лежал, устроив голову у неё на коленях, и наслаждался лёгкими, щекочущими касаниями девичьих пальчиков, перебирающих его волосы, ласкающих его скулы и лоб. Оба знали, что у них есть немного времени, когда сюда никто не сунется.
  Король в покоях дочери побывал уже давно. Для виду поспрашивал, хотят ли она и принц до свадьбы совершить небольшую поездку по стране - и не задал никаких вопросов о мужчине, с которым сегодня застали Эрику. Правда, смотрел на неё при этом так, что его взглядом впору было пробивать стены. Похоже, единственная цель отцовского визита была убедиться в том, что в жилище Принцессы нет явных признаков присутствия посторонних и что сама она по-прежнему спокойно относится к перспективе выйти замуж за сына Джердона - то есть не утратила остатков благоразумия. После Короля явилась молоденькая пугливая горничная, которая сообщила, что её прислали заменить заболевшую Валькирию, принесла обед и сбежала, сверкая пятками, стоило Эрике сурово свести брови и сказать: 'Не возвращайся, пока не позову'. Новых визитёров пока не ждали.
  Многоликий наскоро поел, постанывая от наслаждения - так сильно соскучился за время поездки по человеческой еде, - после чего принялся посвящать Принцессу в подробности происходящего в Замке. Она слушала, не перебивая, лишь раз вздохнула:
  - Вот бедняжка! - когда узнала, что её горничную заперли в допросной 'до выяснения'.
  - Она-то тебя не пожалела, - проворчал Феликс. - И меня тоже. Да не волнуйся, ничего с ней не случится. Сдаётся мне, Олаф там о ней будет заботиться не хуже родной матери, - добавил он и вернулся к рассказу.
  На известии, что Корона 'выключена', Эрика молча всплеснула руками, но изумления в синих глазах было больше, чем страха.
  - И что же дальше? - спросила она, когда Многоликий примолк, с удовольствием вспоминая перекошенную и позеленевшую рожу Манганы и тощий крючковатый палец, судорожно тыкающий в книжное изображение 'антикороны'.
  - Дальше... дальше мне довелось стать свидетелем необычайного зрелища. Потрошитель, напуганный до полусмерти - я и не думал, что это возможно! Его трясло, он даже говорить сначала не мог. Если бы не его откровенный ужас, он бы, наверное, первым попал под подозрение... Но такое нельзя сыграть, Эрика! Мне казалось, он коньки отбросит прямо там - вот было бы славно. Жаль, быстро оклемался - не отбросил.
  - Стало быть, Тангрис не обманула: он, и в самом деле, до сих пор её боится и прячется от неё в Замке, - заметила Эрика.
  - Тангрис он боится или кого-то ещё, мы не знаем. Главное, что боится, и твой отец и начальник охраны тоже это поняли. Так что никто не стал хватать его за грудки с криком: ты что устроил, негодяй?! - вместо этого спросили, сможет ли он магическими методами вычислить того, кто поставил камень. Мангана ответил, что сможет, но должен для этого изготовить специальное приспособление. Вытребовал три часа времени и заперся у себя в логове. Олаф попытался снять с камня обычные отпечатки пальцев, но нашёл только свои собственные и Манганины. Когда я пошёл к тебе, он опрашивал стражу на предмет того, не входил ли кто-нибудь в Коронный зал в предыдущие дни. Полагаю, и тут результата не будет - вряд ли в этом деле обошлось без магии, - заключил Феликс.
  Принцесса кивнула:
  - Конечно, не обошлось! - и уточнила: - А в Замке сейчас, должно быть, переполох?
  - Не такой большой, как мог бы. Со стражниками, которые охраняли Корону и поневоле видели суматоху, обошлись, как с Валькирией - сразу же их где-то... изолировали, чтобы не проболтались товарищам. То есть про то, что Замок остался без защиты, больше пока никому не известно. Правда, всем известно, что нельзя выходить наружу - и многим это не нравится. У ворот толпятся недовольные, перестраховщика Олафа бранят на чём свет стоит ... не знаю уж, что он им наплёл в качестве объяснения. Но, в любом случае, это ещё не повод для паники.
  Эрика опустила руки, перестав гладить Феликса, отчего он вдруг почувствовал себя брошенным - и о чём-то напряженно задумалась. Многоликий уселся и взглянул на неё.
  - Что, родная? Гадаешь, кто это сделал и каким образом?
  Она закусила губу.
  - Не гадаю. Нет... Не совсем. Сделала, скорее всего, мачеха - она же знала про камень! Видимо, нашла способ до него добраться. А я думаю, не воспользоваться ли нам этим для побега?
  - Ты считаешь, что браслет... - начал, нахмурившись, Феликс.
  - Я ничего не считаю, любимый. Нам с тобой всё равно не выяснить, как он работает! Но вдруг он 'выключается' вместе с Короной? Мы могли бы...
  Многоликий подскочил на месте:
  - Проверить?! Даже не предлагай!
  Он слишком хорошо помнил, как принесли в купе едва живую после прошлого эксперимента Принцессу, и как он сам из-за этого чуть не умер. Похоже, все эмоции были написаны у него на лице, потому что Эрика кротко улыбнулась и согласилась:
  - Не буду.
  - К кровати тебя привяжу, чтобы не пробовала проверять, - сомневаясь в её покорности, сердито пригрозил он.
  - Хорошо, хорошо, не буду, - повторила она, взяла его за руку и утешительно сжала пальцы. - Даю тебе честное слово! Но я просто боюсь, что ключ...
  - Ключ мы получим не позже завтрашнего дня!
  Она покачала головой:
  - Я боюсь, что нам вообще не отдадут ключ, если он, действительно, хранится у отца. Не захочет Король рисковать свадьбой. Одно дело, когда всё шло по плану, как 'в прошлый раз', и появление Акселя этот план лишь немного нарушило. И совсем другое, когда свадьба уже назначена и Джердон уже пообещал отцу всё то, что тот надеялся получить с помощью Инструмента. Понимаешь?
  - Понимаю, - пожал плечами Феликс. - Но думаю, что мнение его величества особого значения не имеет. Побег нам устроит Потрошитель. Хитростью или силой он будет выманивать ключ у Короля, я не знаю, но что выманит, даже не сомневаюсь! Ты бы тоже не сомневалась, если бы видела его лицо, когда он узнал о моём появлении в Замке.
  - Ясно, - бледнея, сказала она. - И что мы теперь будем делать?
  - Ждать, Эрика, просто ждать, - мягко ответил он. - Вернее, ждать будешь ты. А я вернусь в Коронный зал. Если Мангана не наврал насчёт 'приспособления', то скоро испытает его на практике. Я тоже склоняюсь к мысли, что это Ингрид - но должны же мы узнать наверняка?
  - Конечно, любимый. Иди, - молвила Эрика, порывисто его обняла и напутствовала: - Пусть обойдётся без сюрпризов.
  Однако без сюрпризов не обошлось.
  
  * * *
  К тому моменту, когда Многоликий добрался до маленького помещения, в центре которого по-прежнему возлежала на бархатной подушке Корона, Скагер, Мангана и Олаф уже были там. Оборотень устроился позади королевского ботинка и осмотрелся. Олаф двумя руками держал круглое зеркало в волнистой раме - 'Окно Памяти', при виде которого Феликса передёрнуло. Мангана, шевеля ушами, позвякивал гирляндой металлических крючков и петель - в порядке, ему одному понятном, закреплял их на Внешнем обруче. Скагер стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. На лице монарха застыла маска невозмутимости, но поза и выражение глаз свидетельствовали, что его величество снедает страх, не менее сильный, чем у Потрошителя.
  - Это Ингрид устроила, я уверен. Ингрид или паршивец Марк. Сгною в подземелье обоих, - ровным голосом проговорил Король. - Я только одного не могу понять: откуда взялась эта дрянь? Ведь их все до единой должны были уничтожить в Сорокалетнюю войну.
  - Выходит, не уничтожили, - брюзгливо проскрипел Мангана, продолжая звенеть своими железками. - А где уж они её нашли... у самих и спросим, когда придёт их черёд.
  Даже если Придворный Маг и вспомнил, что 'антикорона' когда-то неузнанной лежала у него в шкатулке, он в жизни не скажет об этом вслух, подумал Феликс.
  - Нам бы, главное, выяснить, как это исправить, ваше величество, - тяжко вздохнул замученный угрызениями совести Олаф.
  - Выясним, - пообещал Потрошитель и объявил: - Всё готово, можно приступать!
  Начальник Охранной службы развернул 'Окно Памяти' так, чтобы открыть обзор Королю. Мангана звонко чем-то щёлкнул, и мутноватая поверхность зеркала прояснилась. Сначала на нём появилось во всей красе изображение обоих обручей Короны, вложенных друг в друга. Колдун переставил пару крючков, картина подёрнулась мелкой рябью и поменялась: теперь зеркало показывало только турмалин, искра внутри которого превратилась в настоящее пламя. Ещё щелчок, и место 'антикороны' заняла потрясённая физиономия самого Манганы, с чёрным провалом рта и вытаращенными от ужаса глазами. После Манганы в 'Окне' возник Олаф - растерянный до последней степени, но не такой испуганный. А после Олафа - женское лицо, обрамлённое белокурыми волосами, с губами, сжатыми в тонкую линию, и сосредоточенной складкой между бровей.
  Но это была не Ингрид!
  Феликс присвистнул бы, если б мог: из зеркала на них смотрела Валькирия.
  После неё в 'Окне Памяти' появилось ещё одно лицо - лицо мужчины крестьянской наружности, с волосами, подстриженными 'горшком' и густой кучерявой бородой, одетого, однако, в городскую одежду. Коренастый мужичок, похожий на гриб-боровик, припомнил Многоликий описание 'гадальщика', данное когда-то Валькирией. И на этом представление завершилось: поверхность зеркала, снова затуманившись, такой и осталась, как будто 'гриб-боровик' был первым человеком, державшим в руках 'антикорону'.
  Мангана сноровистыми движениями отцепил своё приспособление от Короны и рассовал по карманам его части. На Олафа, не выпускавшего из рук зеркало, страшно было смотреть, такое отчаяние сквозило во всём его облике. Король всё ещё старался казаться невозмутимым, но половину его лица искажала нервная дрожь.
  - Последний, с бородой, кто это был? Знаком тебе? - спросил он Мангану.
  - Нет, - выплюнул Придворный Маг. - Это неважно, Скагер. Он может быть кем угодно. Мы даже не знаем, лицо это или личина. Хорошо хотя бы то, что нам не придётся разыскивать девицу - если, конечно, господин начальник Охранной службы её не выпустил. Эй, пёсик! - он бросил презрительный взгляд на Олафа. - Она ещё там, в допросной?
  Олаф не ответил, лишь неопределённо повёл тяжёлым подбородком.
  - Я думаю, всё-таки там. Не мог же ты окончательно потерять голову! Ну, а раз птичка уже попалась. - самое время побеседовать с ней по душам.
  И все трое, вместе с Многоликим, успевшим устроиться на своём обычном месте, двинулись вниз по лестнице.
  На полпути к допросной процессию догнал Марк. Он кинулся к отцу и схватил его за рукав.
  - Что тебе нужно, сын?! - Король рассерженно тряхнул рукой, но мальчишка держался крепко.
  - Где она, папа? Куда вы её дели?!
  Скагер скривился, делая вид, что не понимает:
  - Кого?
  - Ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю! Её с утра нигде нет! Неужели ты, действительно, её уволил?!
  - Я никого не увольнял, я этим вообще не занимаюсь. Отпусти мою руку, я спешу.
  - Тогда где она?! Валькирия. Ты сам вчера говорил, что уволишь её, если я...
  - Постой, - прервал его Король и обернулся к ожидающим его на почтительном расстоянии Мангане и Олафу. - Ступайте без меня, потом мне всё расскажете.
  Удаляясь, Феликс ещё долго слышал звуки ссоры. Похоже, потеряв пассию из поля зрения, принцессин брат заодно потерял и контроль над собой.
  Лицезреть рыдающую владелицу Пелены Любви было испытанием не для слабонервных. А рыдать Валькирия начала прямо сразу, стоило только ей услышать из уст Олафа слово 'Корона' - одинокое сидение в допросной, очевидно, не лучшим образом сказалось на её самообладании. С объективной точки зрения, слёзы горничную совершенно не красили: лицо у неё стало тёмным, как свёкла, глаза заплыли и превратились в щёлочки, нос и губы опухли, и даже волосы, с утра завитые нарядными локонами, сейчас распрямились и свисали вдоль щёк унылыми жидкими прядями. Но, глядя на неё, Феликс вдруг испытал приступ бурного сострадания. Мало того, он почувствовал, что должен немедленно найти злодея, который посмел довести её до слёз, и разорвать его на мелкие кусочки. Ничего рассудочного в этом желании не было - голый инстинкт. Но инстинкт такой силы, что если бы не Эрика, Многоликий, наверное, поддался бы ему в ту же минуту. Он зажмурился, вообразил Принцессу, её глаза, и губы, и тёплый цветочный запах её волос; затем напомнил себе, что Валькирия нынче утром без малейших сомнений её предала - и ему полегчало.
  А вот 'злодею', в роли которого сейчас оказался Олаф, приходилось несладко, ибо ему, по-видимому, кроме самой Валькирии, воображать было некого. Он краснел, бледнел, заикался, но всё-таки ухитрился начать допрос. Придворный Маг, сидевший на стуле у двери, наблюдал за происходящим со смесью брезгливости и насмешки, за которыми, впрочем, по-прежнему угадывался страх. Пелена Любви, судя по всему, на него не действовала - может, его спасали какие-то амулеты, а может, тот печальный факт, что он от природы был лишён способности любить.
  Горничная ещё не открыла рот, а Феликс уже понимал: она не скажет ровным счётом ничего такого, что помогло бы вычислить заказчика. Тот, кто поручил ей нейтрализовать Корону и расплатился за это Пеленой Любви, слишком умён, чтобы не понимать, что Валькирия не станет покрывать его в ущерб самой себе и выдаст при первой же попытке на неё надавить. А значит, позаботился о том, чтобы она не увидела его настоящего лица и не узнала его настоящих намерений.
  Так оно и вышло.
  Непрестанно всхлипывая и вытирая глаза и нос платком, предложенным Олафом, Валькирия поведала историю, очень похожую на ту, которую частично услышал от неё, частично домыслил Феликс.
  Однажды, на гадательной неделе, она отправилась за покупками в город и набрела на заведение с вывеской 'Гадания и предсказания'. Заходить туда она не хотела: 'Нет-нет, что вы, я же знаю, что гадальщики - это не маги, а шарлатаны!' - но её как будто что-то заманивало внутрь. Какой-то голос нашёптывал: загляни, не пожалеешь! В заведении её встретил человек, совершенно не похожий ни на мага, ни даже на шарлатана. Усадил её за стол, поставил между собой и ею толстую восковую свечу и, внимательно глядя на пламя, сообщил, что время пришло - скоро она, Валькирия, личная горничная её высочества, найдёт своего суженого, и будет он таким, как ей хочется - состоятельным дворянином. Но, поскольку Небеса дали ей не самое привлекательное тело, этот суженый пройдёт мимо, не распознав в ней женщину своей жизни. 'Я останусь одна?' - огорчённо спросила она. 'Не останетесь, если он вас вовремя заметит', - ответил 'гадальщик'. И объяснил, что такие, как она, нередко пользуются любовной магией. Да, эта магия стоит дорого, но ведь расплатиться можно не деньгами, а услугой!
  В первый день они расстались ни с чем: Валькирия, с одной стороны, полагала, что справится безо всякой любовной магии, с другой, не очень-то верила в её существование. Да и к упоминанию о суженом она отнеслась скептически, поэтому даже не полюбопытствовала, какой услуги ждут от неё взамен. Но прошло несколько дней, в течение которых она засматривалась на всех подряд знатных господ, гадая, нет ли среди них кандидата в её мужья, а в ответ ей не доставалось даже случайных улыбок. И после очередного фиаско она решила-таки ещё раз наведаться в 'Гадания и предсказания'. 'Гриб-боровик' был на месте, обрадовался ей, словно целыми днями только и ждал её возвращения, и сказал, что за Пелену Любви попросит сущий пустяк: установить на место камень, некоторое время назад украденный из ингрийской Короны.
  - И вы поверили, сударыня?! - изумился Олаф. - Вы поверили, что этот камень, на самом деле, был украден?..
  - А разве нет? Разве это не часть Короны, а что-то другое? - громко всхлипнула горничная.
  - Она поверила бы во что угодно, - просипел из своего угла Мангана. - Или убедила бы себя, что верит. Ей слишком сильно хотелось получить богатство и титул вместе с обручальным кольцом.
  Словом, Валькирия согласилась. Сначала для неё сплели Пелену Любви. Как именно это происходило, она не помнит - помнит, что уснула, сидя в кресле, и проснулась, когда всё уже закончилось. Потом она получила возможность убедиться, что любовная магия работает. И лишь потом тот же человек в том же месте передал ей камень и объяснил, как с ним следует поступить.
  'Передал камень? - удивился Феликс. - Злыдни болотные, как же так? Ведь 'антикорона' должна была лежать в Замке!'
  Получив турмалин вечером накануне поездки, она ещё не знала тогда, что отъезд будет ускорен, и обещала выполнить поручение на следующий день. Однако следующий день, с его предотъездным безумием, нарушил все её планы, и попасть в Коронный зал ей удалось лишь сегодня утром.
  - Но как вы сумели пройти мимо стражи? - спросил начальник Охранной службы. - Стражники твердят, что никого не видели. У вас был среди них сообщник?
  Валькирия затрясла головой:
  - Сообщника не было. У меня было... вот... - и вытащила из-за корсажа кусок белого кружева.
  Олаф расправил кружево на столе:
  - Что это?
  Она молчала и шмыгала носом. Потрошитель поднялся, шаркая, подошёл к столу и двумя пальцами приподнял лоскут - накладной воротник с крупной жемчужиной вместо пуговицы.
  - 'Воротник-Невидимка', - констатировал он. Надел его на себя, застегнул и тут же исчез. - Действует недолго, две-три минуты, но надёжно - на то, чтобы войти в Коронный зал и установить камень, ей хватило, - прохрипела пустота Манганиным голосом.
  Зрелище было жуткое.
  Затем он появился снова, положил воротник на стол, и, уставившись в глаза Валькирии, с омерзительной вкрадчивостью поинтересовался:
  - А скажи-ка мне, голубушка, как это тебе пришло в голову тащить с собой в Замок целых два магических предмета? Разве тебе не известно, что на них у нас строжайший запрет? Пелена Любви...
  - Про неё мне сразу сказали, ваша милость, что никакими рамками её распознать нельзя! - глядя на Мангану, как кролик на удава, тихо проговорила Валькирия.
  - Верно, - кивнул Придворный Маг, - любовные чары сродни Одарённости, такие устройства их не чувствуют. Но камень и воротник - совсем другое дело! И, тем не менее, ты взяла их и спокойно пошла с ними домой.
  - Мне сказали, что они защищены... что их тоже не смогут распознать, - быстро ответила она.
  - Врёшь, - ощерился он. - 'Защитить' их можно было только одним способом - убрать на время их магию, а потом вернуть её обратно. Не думаю, что ты сумела бы с этим справиться. Нет, голубушка! Ты несла их в Замок, будучи уверенной, что рамка у стражи не работает. Верно?
  И тут Феликс понял!
  Понял, что означали слова 'потому что так суждено', сказанные ему Валькирией на прощание. Понял, из-за чего она с такой лёгкостью согласилась участвовать в его авантюре. Да просто эта авантюра была ей нужна не меньше, чем ему! Вероятно, её предупредили, что способ пронести артефакты на территорию замка Эск появится в нужное время сам собой - главное, не упустить возможность им воспользоваться.
  'Кто же он такой, - трепеща, подумал Многоликий, - человек, который всё это затеял? Неужели он просчитал заранее и мои, и её поступки?'
  До сих пор в подобной прозорливости был замечен только Потрошитель. Но Потрошитель - вот он! Шипит, наклоняясь над Валькирией, требует от неё признания, сыплет угрозами, нагоняя на неё страху - девица, того и гляди, грохнется в обморок! - но и сам напуган так, как, наверное, никогда прежде не пугался.
  Нет, конечно, он тут ни при чём. Но тогда кто же? Кто?..
  Ни единой версии у Феликса не было.
  - Откуда ты узнала, что рамка не работает? Признавайся, откуда? - оттеснив начальника стражи, тем временем повторял Мангана.
  Горничная комкала платок, губы у неё тряслись. Слёзы, подсохшие было к финалу её рассказа, снова лились в три ручья.
  - Я не знала, ваша милость! - рыдала она, но и Придворный Маг, и Олаф понимали, что это неправда.
  В конце концов, Олаф не выдержал:
  - Ваша милость! Давайте, я с ней поговорю с глазу на глаз. Вы же видите, она вас боится!
  - Бои-и-ится? - издевательски протянул Мангана. - Я пальцем ещё её не тронул, чего это она меня боится? Вот если бы я начал настаивать...
  Валькирия, представив себе, как выглядит настойчивость Потрошителя, подавилась рыданием и затихла.
  - Ну-ну, успокойтесь, сударыня, - Олаф похлопал её по руке. - Он ничего вам не сделает, я ему не позволю. Но ответить на его вопрос вам всё-таки придётся.
  - Ваше превосходительство, я отвечу, - пробормотала она; язык у неё заплетался. - Только пусть он уйдёт. Пожалуйста!
  - А знаете что? Я уйду, - неожиданно согласился Придворный Маг и повернулся к Олафу. - Женские истерики - это ужасно утомительно. Но здесь я вас вдвоём не оставлю, не то ты, неровен час, устроишь ей побег. Дай-ка мне ключ от клетки, - потребовал он, подставив руку. - И найди что-нибудь вроде 'Треугольника Овитры', я должен проверить, нет ли при ней других магических штучек. А потом болтайте сколько хотите, хоть до утра, - последнее его слово потерялось в кашле.
  Начальник Охранной службы порылся в карманах, выудил нужный ключ и опустил его в Манганину раскрытую ладонь. Затем вышел и через полминуты вернулся с рамкой, очень похожей на ту, которую подменил Феликс, но несколько меньше по размерам. Горничной велели встать. Потрошитель долго и сосредоточенно водил металлическим контуром вдоль её тела, но ничего подозрительного не обнаружил.
  - А теперь веди её в клетку! - распорядился он.
  'Клеткой', куда втолкнули Валькирию, оказалась зарешёченная ниша через две комнаты от допросной, с узкой железной койкой и ведром для естественных надобностей. Мангана запер замок и положил ключ к себе в карман.
  - Вот так. Дубликат у этого ключа отсутствует, так что никуда она отсюда не денется. Воркуйте, голубки! - хихикнул он и удалился.
  Далеко не уйдёт, подумал Феликс, наверняка будет подслушивать!
  Он сидел на полу в коридоре и решал, что делать дальше - вернуться ли к Эрике, или присутствовать при продолжении допроса. Первый вариант нравился Многоликому гораздо больше, тем более, что результат допроса был ясен заранее: историю своего знакомства с 'государственным преступником' Валькирия Олафу непременно выложит. Но страсть к добыванию информации удерживала оборотня на месте: мало ли, вдруг девушка скажет что-то такое, чего он пока не знает?
  Начальник Охранной службы, который всё ещё был слегка не в себе, принёс откуда-то стул, поставил его напротив камеры, уселся, приготовившись спрашивать, и Феликс совсем уже решил, что останется послушать. Но вдруг боковым зрением увидел долговязую фигуру Марка, вдоль стеночки крадущегося к допросной. Олаф не поворачивал головы в ту сторону, всё его внимание было поглощено ссутулившейся на койке горничной. Замирая при каждом шорохе, принц потихоньку добрался до двери, проскользнул в неё и тут же выскочил обратно, зажав в кулаке что-то белое. Кружево! - скорее, догадался, чем рассмотрел Многоликий. Пулей бросившись в допросную, он вскарабкался на стол и убедился, что 'Воротника-Невидимки' там больше нет.
  
  * * *
  Спрятав волшебный воротник в рукав рубашки, Марк торопился в свои покои. На нём, в отличие от Олафа, меховых сапог не было, а были на нём комнатные туфли и тонкие шерстяные брюки, так что использовать его в качестве транспортного средства не представлялось возможным. Шагал мальчишка широко и быстро, и Феликсу, чтобы успевать за ним, приходилось нестись со всех ног.
  На бегу он пытался уложить в голове всё, чему недавно стал свидетелем, но выводов, увы, сделал меньше, чем самому хотелось бы.
  Ясно, что к инциденту с 'антикороной' совершенно непричастен Мангана.
  Ясно, что причастна к этому инциденту Валькирия. Хвала Серафимам, наконец-то выяснилось, за какую услугу с нею расплатились Пеленой Любви.
  Горничная Принцессы вряд ли могла быть той женщиной, что приходила к Придворному Магу ночью перед поездкой и о чём-то с ним договаривалась. И вряд ли она хоть как-нибудь связана с нападением на Акселя в Белларии и на Эрику в поезде. Её дело было маленьким: принести в Замок камень и поставить его на место - и она с этим делом справилась, пусть даже сама угодила в передрягу: внутренняя защита замка Эск отключена - и не включится, пока не уберут 'антикорону'.
  А убрать её, подозревал оборотень, будет задачкой не из лёгких.
  Собственно, этим выводы и исчерпывались.
  Того, что ни личность нанимателя Валькирии, ни истинные его цели выяснить сегодня не удастся, Многоликий ожидал изначально. Чего совсем не ожидал - так это того, что противовес ингрийской Короны обнаружится за пределами Замка. Как такое могло случиться? - задавался вопросом Феликс. И нашёл только одно разумное объяснение: именно там, за пределами Замка, 'антикорона' и была всё время! В логово Потрошителя, где Эрика нашла турмалин в неслучившемся будущем, камень попал позже. Он ведь и у неё в руках оказался не зимой, а весной. Да, мачеха, вроде бы, упоминала, что артефакт лежит у Манганы уже давно. Но, во-первых, Принцесса могла перепутать - у неё, как и у Феликса, далеко не все воспоминания о 'прошлом разе' были отчётливыми. А во-вторых, Ингрид запросто могла сказать неправду.
  'Так и есть, - в конце концов, успокоил себя Многоликий. - Произошла путаница. Там, где мы с Эрикой рассчитывали найти 'антикорону', в это время её просто-напросто не было. В Манганиной шкатулке ей предстояло появиться позже!'
  Теперь, конечно, она там уже не появится, да и в безвестности пылиться не будет - судьба опасного камня теперь сложится совсем иначе. События этого дня, при всей их необъяснимости и тревожности, как ни странно, подогревали в сердце Феликса огонёк надежды - ибо они стали зримыми и осязаемыми знаками того, что прежний, роковой сценарий сломан окончательно.
  К тому времени, когда Марк добрался до своих дверей, Многоликий как раз решил покончить с размышлениями о прошлом и о будущем и сосредоточиться на настоящем. А именно, разобраться, зачем принцессиному брату понадобился 'Воротник-Невидимка'. Неужто собирается освободить Валькирию? Но много ли успеешь за пару минут? Войти куда-то тайком, сделать какие-то несложные действия и выйти... для организации побега этого будет недостаточно. Ключ от клетки, где держат горничную, унёс с собой Мангана - а к нему так просто не подберёшься. Что же тогда затеял Марк?
  И, кстати, удалось ли ему разведать, из-за чего вообще оказался за решёткой объект его страсти?
  Принц зажёг полосатый торшер у себя в гостиной, бросил взгляд на часы - до ужина оставалось пятьдесят минут - и упал в кресло, водрузив худые длинные ноги на журнальный столик. Вытащил из рукава кусок кружева и с крайне сосредоточенным видом принялся его рассматривать - явно что-то обдумывал всерьёз. Затем пристроил воротник на шею, застегнул его и пропал. Простучали по паркету шаги; судя по звуку, его высочество подошёл к зеркалу - пожелал убедиться в исправности волшебной игрушки. С воротником в руках снова появился в кресле, откинул голову, закрыл глаза и замер, словно заснул.
  Но Многоликий знал, что Марк не спит - кожей чувствовал, он принимает какое-то решение.
  Вскоре застывшее лицо ожило, высокий лоб разгладился, прозрачные глаза, так похожие на глаза Эрики, распахнулись, узкая белая кисть ударила по подлокотнику кресла - весь облик принца, каждое его движение сказали Феликсу, что решение принято. Жаль только, не сказали, какое именно. Парень легко вскочил, потянулся и направился в гардеробную; вызывать камердинера не стал. Выглядел он сейчас точь-в-точь, как Эрика, в очередной раз бросающая вызов целому свету. Имейся у Марка хоть капля сердечности и целомудрия, свойственных его сестре, его решительность Многоликого бы обрадовала. Но в том человеке, каким сыночек Скагера был на самом деле, внезапные порывы души не радовали, а пугали.
  Из гардеробной Марк вышел принаряженным - одетым в чёрные брюки, чёрную рубашку с ярким шейным платком и шёлковый белый жилет. Он долго причёсывался перед зеркалом. Затем достал из секретера бокал и начатую бутылку крепкого алкоголя, ту же самую или точно такую же, какую Многоликий у него уже видел. Плеснул в бокал на два пальца почти бесцветной жидкости, задумчиво посмотрел сквозь неё на свет.
  Феликс удивился. Для храбрости, что ли, собирается выпить?
  Но одним алкоголем мальчишка не ограничился. Он запустил руку вглубь секретера и отыскал маленькую плоскую чёрную коробочку. Извлёк из коробочки продолговатую светлую таблетку - по виду, обыкновенную, не волшебную - и уронил её в напиток, который тотчас же запузырился и помутнел. Марк медленно выдохнул, закрыл глаза и залпом проглотил содержимое бокала. Захлопнул коробочку, но положил её почему-то не в секретер, а во внутренний карман жилета. Взял с кресла 'Воротник-Невидимку' и, как давеча, спрятал кружево в рукав. Поднял руки, запустил пальцы в волосы, только что уложенные с такой тщательностью, взлохматил их нервозным и залихватским жестом - и отправился ужинать.
  Многоликий понёсся за принцем, не сомневаясь, что с того ни на секунду нельзя спускать глаз.
  Ужин этим вечером накрыли в круглой столовой, но людей собралось немного: кроме королевского семейства, присутствовали только Аксель и Мангана. Разговор не клеился: каждый думал о чём-то своём. От Короля и Придворного Мага расходились во все стороны ледяные волны напряжения и страха. Марк был заметно взбудоражен, хоть и пытался это скрывать. Ингрид казалась спокойной и даже чем-то довольной - наверное, до неё дошли слухи о том, что её соперницу выставили из Замка; быть может, из присутствующих она единственная не знала, что Корона 'выключена'. Жених Принцессы, стараясь разрядить обстановку, время от времени принимался что-то рассказывать, однако на него почти не реагировали. Эрика держалась молодцом, но Феликсу не требовалось видеть, как она мечется и заламывает руки, чтобы догадаться, какая жгучая тревога её терзает.
  К концу трапезы все немного расслабились, даже Король повеселел и улыбнулся своей обычной самодовольной улыбкой.
  - Друзья мои, а кофе давайте выпьем на втором этаже, там нам будет уютней, - объявил он, отодвигая тарелку.
  Возражений не последовало. Ужинающие встали и друг за другом потянулись к двери. Марк замешкался, притворившись, что зацепился рубашкой за спинку стула. Оставшись один, выдернул из рукава воротник, поспешно надел его и исчез. Феликс, не ожидавший такой прыти, мысленно выругался. Он вылетел в коридор, рассудив, что в пустой столовой Марку сейчас, в любом случае, делать нечего, и осмотрелся. В коридоре тоже было пусто, компания уже скрылась за поворотом, и только лакей катил в сторону лестницы дребезжащую двухъярусную тележку с кофейником и десертами.
  Ещё не впустив в сознание страшную догадку, Многоликий очертя голову кинулся за тележкой - и успел вовремя!
  У него на глазах медленно и бесшумно, будто сама собой приподнялась крышка кофейника - и под неё скользнула из ниоткуда продолговатая светлая таблетка.
  Гадёныш Марк, понял Феликс, что-то подбросил в кофе.
  Глава двадцать девятая,
  в которой Принцесса узнаёт ужасное о своей семье
  и плачет на плече у Многоликого,
  принцессин брат чудом остаётся жив,
  а Король вступает в схватку с Придворным Магом
  и терпит сокрушительное поражение
  
  Ужиная, Принцесса размышляла о том, что такой концентрации притворства, как нынче вечером, за этим столом ещё никогда не было. Король, Мангана, мачеха, Марк, Аксель и она сама - у каждого есть свой тайный план и тайный повод для тревоги; каждый, как может, скрывает и то, и другое, делает вид, что ничего необычного не происходит, и думает, что сумел обвести непосвящённых вокруг пальца.
  Никаких эмоций по этому поводу она не испытывала - какой резон осуждать других, когда сама играешь в ту же самую игру? Её сейчас волновали только две вещи. Во-первых, удастся ли Потрошителю выманить у отца ключ. А во-вторых, куда подевался Феликс, который, по её расчётам, давно должен был вернуться. Неприятности с Короной Принцессу не особенно трогали. Она понимала, конечно, что они несут угрозу не только для Короля и Манганы, но и для неё тоже - однако абстрактная и неопределённая опасность меркла перед опасностями реальными.
  Есть Эрике снова не хотелось, но она старательно впихивала в себя кусок за куском: неизвестно, как будут дальше развиваться события, силы могут понадобиться в любой момент. Вместо того, чтобы пить кофе с родственниками и Манганой, ещё минут сорок 'наслаждаясь' их обществом, она предпочла бы вернуться в своё гнёздышко - но решила не привлекать к себе ненужного внимания отказом и вместе со всеми покорно переместилась на второй этаж. Устроилась в кресле возле батареи парового отопления и принялась ждать, когда лакей накроет стол для кофе.
  Вдруг сбоку ступни что-то защекотало. Принцесса пошевелила ногой, но щекотка не прекратилась. Эрика наклонилась, забралась рукой под раскинутый по полу вышитый край подола, нащупала щекотное место - и обнаружила тоненькую бумажную трубочку, вставленную в туфлю. С колотящимся сердцем девушка вытянула трубочку, зажала её в руке, демонстративно поправила обувь и выпрямилась. Затем, оставив ладонь сложенной в пригоршню, незаметно развернула записку, автором которой мог быть только Феликс. Радость от того, что он нашёлся, была бурной, но очень недолгой - прочитанное заставило Принцессу похолодеть.
  'Марк подсыпал что-то в кофейник. Не пей!!!' - гласила строчка неровного торопливого текста.
  Эрика встала, провела руками вдоль тела - как будто разгладила платье, а на самом деле спрятала записку в карман. Шагнула к столу, где уже стояли наполненные чашки, и взяла первую попавшуюся, притворяясь, что изнывает от нетерпения. Поднесла её к губам, замерла, принюхиваясь, после чего громко произнесла, обращаясь к лакею:
  - Странный сегодня запах у кофе. Это какой-то новый сорт?
  Король, уже прикоснувшийся было к чашке, чтобы последовать примеру дочери, выпустил фарфоровую ручку и отшатнулся от стола.
  - Странный запах? Действительно?
  Мангана, который с отсутствующим видом сидел на стуле у двери, встрепенулся и уставился на Принцессу, но ничего не сказал. Аксель тоже кинул вопросительный взгляд на Эрику. Она чуть заметно повела подбородком в ответ, надеясь, что ему хватит ума и наблюдательности истолковать этот жест как предостережение.
  - Необычный. Я даже опасаюсь пробовать.
  - Это что, и правда, новый сорт? - спросил Король лакея.
  У того задрожали руки.
  - Ни в коем случае, ваше величество! Ваш любимый сорт - всё, как обычно. Я не посмел бы менять без вашего разрешения!
  Король и Придворный Маг переглянулись.
  - Проверь, - коротко потребовал первый.
  - Я не могу, - нахмурился второй. - По ядам у нас специалист Коркец, нужно послать за ним.
  - Да, - согласился Скагер. - И за Олафом.
  В этот момент Марк, хохотнув, с лихорадочным блеском в глазах привстал со своего места и потянулся за чашкой:
  - Дайте-ка мне! Кофе как кофе... не знаю, что ты там унюхала, сестричка.
  - А ну поставь на место! - рявкнул Король.
  - Ладно-ладно, папа, - принц пожал плечами и с явной неохотой вернул чашку на стол. - Но я не понимаю, что происходит. Ты думаешь, с кофе не всё в порядке?
  Играл он, надо отдать братцу должное, вполне убедительно. Интересно, подумала Эрика, он, и правда, намерен выпить напиток, в который собственноручно что-то подсыпал - или только прикидывается?
  Мачеха, которая почти никогда не пила кофе по вечерам, довольствуясь мороженым, молча облизнула ложечку. Лицо у неё было озадаченное.
  - Приведи сюда врача и начальника Охранной службы, - велел Король лакею. - Да скажи Коркецу, чтобы захватил 'тревожный чемоданчик'.
  Тот поклонился и исчез.
  - Мне тоже непонятно, почему все переполошились, - промурлыкала Ингрид. - Дорогой, неужели ты боишься, что тебя отравят? У тебя, конечно, есть враги... монарх без врагов - это нонсенс! Но все мы знаем, что здесь, в Замке тебе ничто не грозит.
  - Это тебя не касается, Ингрид, - с непривычной резкостью ответил Скагер. Что бы он ни думал о своей жене, что бы она ни затевала против него, прежде на людях он всегда был с ней нежен. - Считай это моей причудой. Я хочу, чтобы кофе проверили.
  - Как скажешь, дорогой, - кротко ответила она. - Лично мне кажется, что наша милая Эрика устала и переволновалась. Обычное дело для девушек накануне свадьбы. Но, в конце концов, почему бы нам не провести в кругу семьи лишние полчаса? Это такое редкое удовольствие. Кто-нибудь хочет мороженого? - мачеха поставила на стол пустую вазочку и подхватила полную. - Если не возражаете, я съем ещё.
  Щедро сдобрив пломбир брусничным вареньем, она вернулась на своё место рядом с Королём и обворожительно ему улыбнулась. Пользуясь тем, что отец перевёл глаза на жену, Марк, бледнея, опять потянулся к кофейной чашке. Но на этот раз вмешался Аксель:
  - Полно вам, принц, не будьте таким нетерпеливым! Давайте сначала, в самом деле, убедимся, что с кофе всё в порядке. В подобных случаях лучше перестраховаться.
  Мальчишка крайне неохотно откинулся на спинку кресла и растянул губы в неестественной улыбке. На лбу у него выступил пот.
  Первым в Малой гостиной появился Олаф - должно быть, дежурил где-то поблизости. Его пригласили бы поужинать вместе с семьёй, не будь отец разгневан на него из-за утренних событий, рассудила Принцесса - но раз не пригласили, верный страж решил хотя бы просто находиться рядом с монархом.
  - Что случилось, ваше величество? - почти не скрывая паники, прогудел с порога начальник Охранной службы.
  - Есть вероятность, что кофе отравлен, - сухо ответил Король. - Ждём Коркеца, чтобы он проверил. А ты пока просто побудь тут.
  Олаф загородил собою дверь.
  - Слушаюсь, ваше величество!
  Все замерли в ожидании. Тишину нарушало лишь размеренное постукивание ложки о стенки вазочки. Наконец, за плечом у Олафа появился запыхавшийся и испуганный доктор с тем же самым вопросом:
  - Что случилось, ваше величество?
  - Нужно проверить кофе, - пропуская его внутрь, ответил за Скагера начальник Охранной службы.
  - Сейчас, сейчас... - засуетился Коркец, плюхнул на свободный стул чёрный замшевый саквояж, распахнул крышку, извлёк штатив с десятком маленьких стеклянных пробирок и поставил его на стол. - Где проверять? В кофейнике? В чашках?
  - В кофейнике, - проговорил Король. - Выпить никто не успел, Эрике не понравился запах.
  Доктор, волнуясь и проливая кофе на скатерть, наполнил пробирки, вытащил из саквояжа несколько пузырьков с разноцветным содержимым и стал по очереди капать из них в пробирки. В шестой по счёту пробирке тёмно-коричневая жидкость мгновенно стала ярко-синей.
  Раздался общий потрясённый возглас. Король позеленел, Мангана выругался, Аксель встал, схватил Принцессу за предплечье и притянул её к себе.
  - Боюсь, что так оно и есть, - упавшим голосом подтвердил доктор. - Кофе отравлен эрпадой.
  - Святые Небеса! - прошептала Ингрид; вазочка в её руке накренилась, растаявшее мороженое пролилось на платье, но она этого даже не заметила. - Лакей! Где лакей?!
  Только сейчас все поняли, что лакей, отправленный за Олафом и Коркецом, выполнив поручение, обратно не вернулся.
  - Из Замка он никуда не денется, скотина!.. - начальник Охранной службы развернулся и выбежал в коридор. - Стража! Ко мне! - разнёсся по этажу его зычный голос.
  В ту же секунду Марк вскочил и цапнул со стола кофейник:
  - Нужно унести отсюда эту гадость! - крикнул он и бросился к выходу.
  - Стоять! - перегораживая ему дорогу, каркнул Мангана.
  - Куда же вы, принц, - тяжело вздохнул Аксель, ухватил парня за шиворот и придвинул к креслу. - Отпустите кофейник и сядьте на своё место.
  Марк выплюнул проклятие, но подчинился и сел - рука у принцессиного жениха была тяжёлая, и спорить с ним явно не стоило. Эрика всмотрелась в лицо брата, пожиравшего взглядом кофейник, и поразилась: это было лицо человека, который теряет сознание. Испарина, валившиеся глаза, бледные до синевы щёки, сизая тень вокруг побелевших губ... Страх, каким бы сильным он ни был, такого эффекта произвести не мог. Марк с шумом втянул воздух, рванул шейный платок, пытаясь его ослабить, застонал и завалился на бок, свесившись через подлокотник.
  - Дайте ему кто-нибудь чёртов кофе, - прохрипел Придворный Маг, опускаясь обратно на свой стул. - Иначе судить нам будет некого.
  - Дай ему, что он хочет, Коркец, - приказал Король.
  Ошарашенный доктор взял одну из полных чашек, обошёл стол, опустился на корточки перед Марком и сунул её в безвольно повисшую руку. Синюшные пальцы дрогнули, шевельнулись и медленно сомкнулись на чашке. Последним, отчаянным усилием принц вскинул руку и выплеснул в себя напиток; коричневая струйка потекла по подбородку. Чашка упала на пол и разбилась.
  - Ковёр здесь придётся менять, - брезгливо сказал Скагер.
  Марк оживал на глазах: тень вокруг рта исчезла, щёки порозовели, дыхание выровнялось - но веки ещё были сомкнуты.
  - Эрпада - бинарный яд, не так ли? - проскрипел, обращаясь к доктору, Придворный Маг.
  - Бинарный? - переспросил тот, поправляя очки. - Да-да, наверное... Имею в виду, можно его назвать и так.
  Король прищурился:
  - Извольте объяснить!
  Коркец поднялся на ноги и с крайне расстроенным видом отошёл от принца. Тревожно посмотрел на бледную, безмолвную Ингрид, но уделить ей внимание не решился - вместо этого поспешил ответить на вопрос её мужа:
  - Господин Придворный Маг, ваше величество, под бинарным ядом подразумевал такой яд, который сам себе служит противоядием. Иногда всё зависит от дозы, иногда от времени приёма, иногда от того, в чём растворяют средство. Эрпада, насколько мне известно, убивает, если растворить её в воде... в кофе, если вам угодно - и становится противоядием, будучи растворённой в алкоголе. Но есть один нюанс: противоядие, принятое отдельно, само становится смертоносным - и нейтрализовать его можно только ядом. Порцию эрпады с алкоголем его высочество, судя по всему, принял заранее, - горестно заключил Коркец. - Я только не понимаю, как ему это удалось. Корона не допускает таких вещей. Его должно было стошнить на первом глотке.
  - Корона не работает, - сообщил Скагер.
  Врач вскинул брови:
  - В самом деле? Но почему?..
  - Неужели?! - подхватила мачеха. - Что с ней случилось?
  Ни Король, ни Мангана не сочли нужным давать объяснения.
  - Где Марк взял эту гадость, доктор? - тихо спросила Принцесса.
  - Где угодно мог взять, ваше высочество, - развёл руками Коркец. - Где угодно! Это змеиный яд. Легально-то эрпаду, конечно, не купишь, но из-под полы её продадут на любом охотничьем рынке.
  Она кивнула:
  - Ясно, - и уставилась в стену.
  Случившееся никак не желало укладываться у неё в голове. Брат, родной брат только что пытался её убить - и убил бы, если бы не записка от Феликса! 'Но ведь я же знала, что он ненавидит меня и завидует мне! Знала, что вместе с Ингрид планирует от меня избавиться. Силы Небесные, знала - да только, похоже, не верила, что он, в самом деле, решится это сделать!' Хуже всего было то, что для мачехи, судя по бешенству, которым наливались её глаза, поступок Марка тоже стал сюрпризом. Это не она заставила его подсыпать в кофейник яд, с беспощадной отчётливостью поняла Эрика. Он сам задумал и почти осуществил убийство.
  - В Зентаке. Я купил яд на рынке в Зентаке! - приходя в себя, выдавил Марк.
  Его реплика стала последней каплей, после которой ярость Ингрид прорвалась наружу.
  - Ты, выродок! - прошипела она, хватая его за полы белой жилетки. - Ты, гнилая крысиная шкура! Меня собирался подставить, да?! Ведь ты же знал, что вечером я никогда не пью кофе! Твой отец и Эрика - они бы умерли, освобождая тебе дорогу к трону. Но тебя бы не заподозрили. В твоей крови тоже нашли бы эрпаду и решили бы, что ты выжил случайно - потому что хлопнул рюмочку перед ужином и яд в твоём желудке смешался со спиртом. Имперец и Мангана тоже бы остались в живых, у них охранные амулеты - но и их бы не заподозрили, у них нет прав на ингрийский трон. А вот меня - чудом уцелевшую - казнили бы за убийство! Так, да? Так?! - и мачеха со всего размаху влепила ему пощёчину.
  - Ваше величество, вам нельзя нервничать! - не выдержал Коркец, бросаясь к ней. - Серафимы-Заступники, вы же в положении!..
  - Не строй из себя невинную овечку, мамочка! - выплюнул Марк. Он попытался оттолкнуть заслонившего Ингрид Коркеца, но был ещё слишком слаб и не сумел. - Сама виновата! Это же ты подбивала меня убить отца и свалить убийство на Эрику! Не тянула бы время - всё бы вышло, как ты задумала. А ты тянула, ждала неизвестно чего. И дождалась! - он, шатаясь, поднялся из кресла и вздёрнул подбородок. - Я встретил женщину, которая в миллион раз лучше тебя! И в миллион раз более достойна быть королевой!
  - Это он про вашу горничную, что ли? - недоумённо прошептал Аксель в ухо Принцессе.
  Она утвердительно прикрыла глаза.
  - Ваше величество! - взмолился доктор, на этот раз адресуя своё восклицание Скагеру. - Да сделайте же что-нибудь! Заставьте его замолчать! Как он смеет порочить вашу супру...
  - Где Олаф? - недослушал Король. - Куда он провалился?
  - Здесь я, ваше величество, - бухнул, возникая в дверном проёме, красный и запыхавшийся начальник Охранной службы. - Вон, только что поймали...
  Два стражника позади него держали под руки чуть живого от ужаса лакея.
  - Это не я! - причитал слуга. - Это не я! Умоляю вас, поверьте, я тут ни при чём!
  - Он тут ни при чём! - окрепшим голосом подтвердил Марк, на щеке у которого алел отпечаток ладони. - Я сам! Я всё сам! Слышите, вы! Сам придумал и сам осуществил!
  Все глаза обратились к нему. Он ухватился за спинку кресла, выпрямился, как оратор на трибуне, и заговорил, сбиваясь и задыхаясь:
  - Я ненавижу вас! Всех вас! Никто из вас не принимал меня всерьёз! Вы думали, я ни на что не способен, только плясать под чужую дудку - а зря! Я, именно я родился для того, чтобы взойти на трон. И я взошёл бы, если бы эта гадина, - он ткнул пальцем в Эрику, - не помешала мне. Дважды! В первый раз - когда родилась раньше меня, второй раз - сегодня. Я должен был казнить её - за то, что встала на моём пути. И тебя, отец - ты засиделся на троне! А уж твоей потаскушке-жене, тем более, жить незачем. Я бы давно вас казнил - если бы не Корона. Но я знал, что однажды наступит мой час. Я ждал. И сегодня он наступил. Корона перестала работать, и...
  - Как ты узнал, что она перестала работать? - вмешался в словоизвержение Король. - Может, ты сам...
  - Нет, - Марк тряхнул головой, - я подслушал. Вы обвинили во всём Валькирию, но ведь она была всего лишь орудием в руках Судьбы. Сама Судьба дала ей камень, чтобы я исполнил то, что предрешено!
  - А любовную магию ей тоже дала сама Судьба? - язвительно поинтересовался Потрошитель.
  - Не знаю и знать не хочу! - вспылил принц. - Я люблю её безо всякой магии. Она прекрасна и ни в чём не повинна! Я бы стал королём, и тогда никто... никто не посмел бы её обидеть. Мне плевать, что от рождения ей не досталось титула. Я всё равно бы женился на ней! Я ради неё переписал бы законы!..
  - Идиот. Пресветлые Серафимы, какой идиот! - закрывая лицо, простонал Скагер. - Поверить не могу, что это мой сын!
  Мангана зашёлся сухим кашляющим смехом:
  - Да уж, отпрыск у тебя вырос что надо!
  - Отведи мальчишку в подземелье, Олаф, - распорядился Король, опустив руки. - Ингрид - запереть в её покоях...
  - Но, ваше величество, она ведь ждёт ребёнка и... - снова попытался заступиться за мачеху доктор.
  - Пойму, что ни в чём не виновата - выпущу, - пообещал Король, который, естественно, не собирался признаваться во всеуслышание, что ему известно о былом сговоре между его женой и сыном. - А ты, - обратился он к Мангане, - покопаешься у них в мозгах и выяснишь, не причастны ли они всё-таки к... неприятностям с Короной.
  - Я-то покопаюсь, Скагер, - проскрипел в ответ Потрошитель, - да вряд ли что-нибудь выкопаю. Провернуть такую сложную комбинацию кишка тонка у обоих. Мальчишка не солгал: он просто подслушал допрос и решил воспользоваться моментом - пустить в дело давно заготовленный яд. А она, - он ухмыльнулся и показал подбородком на мачеху, - на этот раз всего лишь бедная жертва обстоятельств.
  - Бедная жертва обстоятельств? Я - бедная жертва обстоятельств?! - Ингрид внезапно расхохоталась, и смех её тут же перешёл в истерику.
  - Идёмте, ваше высочество, - сказал начальник Охранной службы, шагнув к Марку и протягивая руку.
  Принц дёрнул плечом.
  - Не прикасайся ко мне. Я пойду сам.
  Он вышел в коридор, сопровождаемый Олафом и одним из стражников. Второй стражник остался на месте - он по-прежнему держал за локоть беднягу-лакея. Нужно каким-то образом дать понять отцу, что лакей, и правда, не имеет отношения к несостоявшемуся убийству, отстранённо подумала Эрика. Ведь братец подсыпал яд в кофейник собственноручно. Как же он ухитрился это сделать?
  Король поднялся с дивана, приблизился к Акселю и с явной неловкостью проговорил:
  - Марк совершил непростительный поступок и будет наказан со всей строгостью Закона. Приношу вам свои извинения от всего королевского дома Ингрии и от себя лично. Надеюсь, это печальное происшествие не изменит...
  - Моих матримониальных планов оно не изменит, ваше величество, - перебил Аксель. - Я слишком высоко ценю достоинства вашей дочери и не могу от неё отказаться. Но это не значит, что меня хоть немного радует перспектива породниться с таким феерическим мерзавцем, как ваш сын, - он повернулся к невесте и сжал её руку: - Простите меня за резкость, принцесса.
  Она вздохнула:
  - Не стоит просить прощения, принц. Это самое мягкое из определений, каких заслуживает мой брат.
  - Разрешите, я провожу вас в ваши покои, - предложил он.
  Эрика благодарно ему кивнула. Чувствуя себя оглушённой, она обвела глазами комнату. Растрёпанная мачеха, рыдая, глотала воду из стакана, который держал перед ней доктор Коркец. Мангана, сидя в кресле у двери, посматривал на Короля и чего-то ждал. В коридоре, сразу за порогом, лежал на полу никем не замеченный кусок белого кружева. Озадаченная Принцесса подошла к нему, подняла и ощутила, как пальцы закололо магией. Чутьё подсказало ей, что эта вещь каким-то образом связана с тем, что здесь только что произошло. По-хорошему, следовало бы отдать кружево Потрошителю. Но разговаривать с ним Эрике было противно и страшно - лучше уж иметь дело с Олафом. Поэтому она спрятала находку за корсаж и, поманив за собой Акселя, отправилась догонять ушедших.
  Марк и его конвоиры шли быстро, настичь их удалось лишь минуту спустя. Скупо освещённый коридор в этом месте разделялся на две части. Одна вела к открытой галерее, а другая - к лестнице в подземелье.
  - Олаф! - ускоряя шаг, позвала Эрика. - Погодите, Олаф, у меня для вас кое-что есть! - ей совсем не хотелось спускаться за ним в подземелье.
  Конвоиры замешкались, обернулись, а Марк, будто его толкнули в спину, помчался вперёд и повернул направо - к галерее. Начальник охраны и стражник кинулись за ним. Он сбежит, поняла Принцесса, он сразу собирался сбежать - поэтому и был таким словоохотливым в гостиной. В галерее он перелезет через ограждение и соскочит вниз. Но что потом? Внизу, на замковом дворе беглеца будет видно как на ладони. Его подстрелят, и на этом побег закончится - в том, что Олаф решится выстрелить, она не сомневалась. И тут её осенило! Марк рассчитывает стать невидимым - с помощью этой штуки, которую она подобрала в коридоре! Лихорадочные движения, которые он совершал, на бегу пытаясь отыскать что-то за манжетами и в карманах, убедили Эрику, что она права.
  Первым её побуждением было уесть его ещё раз, крикнув: 'Эй, братец! По-моему, ты что-то потерял!' Но она сдержалась. Вместо этого прошептала:
  - Идёмте отсюда, принц. Уверена, они справятся без нас, - и повела Акселя прочь от галереи.
  Звуки, раздавшиеся за спиной у Принцессы несколько секунд спустя, свидетельствовали, что Марка схватили.
  
  * * *
  К вечеру Многоликий так умаялся от беготни в мышином теле, что у него подкашивались лапы и темнело в глазах. Пока не было Олафа, он мечтал отправиться спать сразу, как убедится, что несостоявшегося убийцу препроводили в подземелье. Но всё это время на месте сидел и Мангана; явно сидел не просто так, а ждал чего-то важного - и оборотень чувствовал, что ему тоже придётся задержаться.
  Утешался он мыслями об Эрике и тем, что жуткое вечернее кофепитие для неё закончилось благополучно. Феликс не слишком волновался о ней в истёкший час: ведь сам он был рядом и знал, что сумеет её защитить - даже если пришлось бы ради этого принять человеческий или медвежий облик прямо посреди гостиной. Материализации, к счастью, удалось избежать. Но мысль о том, что он запросто мог не заметить, как Марк крадёт 'Воротник-Невидимку', не проследить за мальчишкой и не узнать его чудовищные планы, сводила Многоликого с ума. Смотри он тогда, возле клетки Валькирии, в другую сторону - сейчас умирал бы сам над бездыханным телом Эрики! Эрпада, безжалостная, как клинок в сонной артерии, не оставляла ни единого шанса выжить.
  Скорее бы всё закончилось, твердил про себя Феликс. Скорее бы увезти Принцессу за тысячу миль от замка Эск, где ей поминутно грозит опасность! Ему так сильно этого хотелось, что Потрошитель вызывал у него сейчас не омерзение и не страх, а только лишь досаду из-за своей кажущейся медлительности. Задумываться, что будет с ним и его возлюбленной, если не сдержит слово Император, Многоликий себе запретил.
  Олаф вернулся в гостиную в начале двенадцатого. К тому моменту в ней оставались только Мангана и Король. Беспрерывно лепечущего, что он не трогал кофейник, и почти невменяемого лакея куда-то увели. Феликс подозревал, что этому парню, как Марку и мачехе, весьма скоро предстоит познакомиться с 'Окном Памяти'. Ингрид, немного успокоившись, с видом оскорблённой невинности проследовала в свои покои. Кроме доктора Коркеца, её сопровождали вызванные специально ради этого стражники. Король, лет на пять постаревший за один вечер, сидел неподвижно и молча. Изрезанное морщинами лицо ничего не выражало. Будь на месте Скагера другой человек, Феликс ему бы от всей души посочувствовал. Шутка ли, убедиться воочию, что вырастил такого дрянного сына? Но Скагера жалко не было. Поделом ему, думал Многоликий, это самое малое из того, что он заслужил. Придворный Маг, в отличие от Короля, никакого огорчения не демонстрировал - одно лишь нетерпеливое ожидание. Он сплетал и расплетал паучьи пальцы, постукивал ногой по полу, бормотал что-то себе под нос бледными старческими губами. Начальника Охранной службы, когда тот явился с докладом, слушал вполуха.
  Кого было жалко, так это Олафа! Вот ему сегодня пришлось несладко: один прокол за другим! А всё потому, рассудил Феликс, что голова бедолаги занята исключительно Валькирией - и, вероятно, тем, как вытащить её из передряги. Артефакт, забытый на столе в допросной - лучшее тому доказательство. Пропажу, похоже, даже не обнаружили - иначе Марка обыскали бы ещё в гостиной. Но этого не сделали, и вытягивать кружево из кармана мальчишки пришлось Многоликому - хорошо хоть, все были слишком возбуждены и напуганы, чтобы глазеть под ноги.
  - Всё в порядке, ваше величество! - объявил Олаф. - Пытался сбежать, но был остановлен. Заперт в камере. Магических предметов при нём нет, я проверил.
  Феликс заметил, конечно, что Эрика подобрала 'Воротник-Невидимку'. Если бы она отдала находку начальнику стражи, вряд ли он стал бы это скрывать. Значит, оставила при себе. 'Умница моя, - с нежностью подумал Многоликий. - В нашем с ней положении любая мелочь может пригодиться!'
  Король, выслушав Олафа, равнодушно кивнул:
  - Пусть сидит, в камере ему самое место. Завтра решим, как с ним поступить. А сейчас помоги мне подняться - я пойду спать.
  Он взялся за широкую короткопалую руку начальника Охранной службы и с усилием принял вертикальное положение.
  - Спать? Э, нет, Скагер, спать рано! - внезапно проскрипел Придворный Маг и тоже завозился, вставая. - Есть дело. Пойдём-ка, поговорим!
  - Я сам, если помнишь, с тобой разговор не закончил, - поморщился монарх. - Но давай все дела отложим до завтра. У нас был отвратительный вечер.
  - Выспаться ты всегда успеешь. А я не могу ждать, - возразил Мангана. - Завтра может быть слишком поздно.
  - Совсем берега потерял, - начал раздражаться Скагер. - Хотя бы объясни мне, что случилось.
  - Прямо здесь? - колдун показал глазами на Олафа и на стражников у двери: - Это конфиденциальный разговор, - он взял Короля за локоть и повторил: - Пойдём!
  Тот тяжело вздохнул и сдался - скорее всего, просто от усталости:
  - Хорошо, пойдём. Только будь добр, уложись за пять минут.
  - Постараюсь, ваше величество, - осклабился Мангана.
  Из Малой гостиной все трое вышли одновременно и дальше разбрелись в разные стороны. Олаф, кое-как переставляя ноги и даже слегка их приволакивая, отправился к себе, а Король и Придворный Маг двинулись к Кедровому кабинету. Феликс устремился за ними, радуясь, что оба они еле идут - ему самому сейчас самым желанным местом на свете казалась шляпная коробка в гардеробной у Эрики.
  Добравшись до кабинета, Скагер зажёг настольную лампу и грузно опустился за стол.
  - Говори.
  Мангана пошевелил ушами.
  - Что, даже сесть не предложишь?
  - Ты обещал уложиться в пять минут.
  - Я обещал постараться, - ухмыльнулся Придворный Маг. - Но, сказать по правде, от меня это вовсе не зависит. Зависит исключительно от тебя. То есть от твоего здравомыслия.
  - Чего ты хочешь? - глядя на него исподлобья, спросил Король.
  - Ключ, - спокойно ответил Мангана. - Я хочу ключ от браслета твоей дочери. Чтобы она смогла сбежать из Замка вместе с оборотнем.
  Брови Скагера взлетели вверх:
  - Сбежать?! Ты с ума сошёл, чароплёт. Я тут расшибаюсь в лепёшку, покрывая её похождения - а ты предлагаешь устроить ей побег?!
  Улыбка его визави превратилась в оскал:
  - Совершенно верно, я предлагаю устроить ей побег... точнее, подтолкнуть её к побегу. Мы с тобой договаривались именно об этом.
  - Мы договаривались раньше, до того, как в Замке появился Аксель. Обстоятельства изменились, Мангана.
  - Я же знал, что разговор будет долгим, - с шутовским разочарованием вздохнул Придворный Маг. Пристроил костлявый зад в кресло у стола, то самое, где сидел сегодня утром, и положил руку на столешницу. - Итак, ты намерен похоронить наш план - просто потому, что Джердон наобещал тебе с три короба?
  Скагер пожал плечами:
  - Похоронить? Отнюдь. Я намерен подождать подходящего момента. Сейчас момент крайне неподходящий. Свадьба должна состояться, нравится тебе или нет.
  - А разве я предлагаю отказаться от свадьбы? - задушевным тоном поинтересовался Потрошитель. - Разумеется, она состоится! Подумаешь, какой пустяк - побег невесты! Молоденькие девушки часто совершают глупости. Завтра твоя дочь вернётся домой вместе с Инструментом. Если мы поведём себя умно, ни Джердон, ни его сын ничего не узнают.
  - Ты недооцениваешь Джердона, - сухо заметил Король.
  - Зато ты его переоцениваешь! Он не решит всех твоих проблем. А если и решит, то заломит такую цену, что ты до конца своих дней с ним не рассчитаешься. Зато с Инструментом, возможно, ты даже с Джердоном сможешь говорить с позиции силы.
  - Мне не нужны твои советы, чароплёт. Я знаю, что делаю - и только попробуй мне помешать!
  - Допустим, попробую. Что тогда? - хмыкнул Мангана.
  Глаза монарха округлились, изумление вытеснило из них усталость.
  - Да ты, никак, затеял мне угрожать?!
  Придворный Маг побарабанил пальцами по столу.
  - Оч-чень надеюсь, что мне не придётся угрожать. Тебе всего лишь нужно выполнить наш уговор.
  По щеке Короля прошла нервная дрожь.
  - Признайся, Мангана, ты всё это время мне лгал? - произнёс он, стараясь сохранить самообладание. - Наследство Ирсоль - вовсе не Инструмент Власти. А что же оно такое?
  - Это неважно, Скагер. Чем бы оно ни было, как бы ни называлось, мы должны его получить.
  - Ты! Ты должен его получить! Ты с самого начала водил меня за нос!
  Потрошитель молчал. В глазах у него была насмешка.
  - А если я просто вышвырну тебя из Замка? - прищурился Король. - Прямо сейчас. Судя по тому, что сегодня ты трясёшься как овечий хвост, тебе, голубчик, есть, чего бояться.
  - Так. Ладно, - Мангана выпрямился; в его сиплом голосе, по-прежнему неестественно спокойном, появилась угроза. - Я хотел обойтись без этого, Скагер. Но по-хорошему ты не понимаешь. Что ж, мне придётся использовать другие аргументы.
  Он забрался в карман крапчатого серого балахона, в котором щеголял нынче вечером, вытащил оттуда какой-то предмет и поставил его на стол. Присмотревшись, Феликс понял, что это шкатулочка из чёрного дерева, с гравированными платиновыми вставками по бокам. От неё так и разило магией.
  - Это ещё что такое? - брезгливо отодвигаясь, спросил хозяин кабинета.
  - О! Это очень интересная вещица, ваше величество, - с отчётливым злорадством проскрипел Придворный Маг.
  Снова пошарил в кармане, извлёк оттуда простенький толстый ключик, вставил его в отверстие сбоку шкатулки и несколько раз повернул. Многоликий ждал, что распахнётся крышка, но вместо этого шкатулка издала короткий мелодичный перезвон, потом в ней что-то зашипело, а потом она вдруг заговорила глубоким мужским голосом. Оборотень даже вздрогнул от неожиданности. Вслушался в знакомые интонации - и сообразил, что голос принадлежит Королю... только не нынешнему, а гораздо моложе.
  'Нет, я не передумаю, - сказал Король. - Она предала меня и должна умереть!'
  'Смотри, а то потом свалишь всё на меня - мол, я неправильно тебя понял!' - прозвучало в ответ. Второй, брюзгливый голос явно принадлежал Придворному Магу, и тоже не нынешнему, а прошлому - из тех времён, когда его лёгкие ещё не были столь сильно поражены болезнью.
  'Ты правильно меня понял, Мангана, - без тени сомнения подтвердил молодой Скагер. - Чем быстрее мы от неё избавимся, тем лучше!'
  - Что это такое? - повторил Скагер-нынешний, уже не с брезгливостью, а со страхом.
  Потрошитель легонько хлопнул по крышке шкатулки, останавливая звук, и объяснил, откровенно наслаждаясь моментом:
  - Звукосберегающее устройство. Нашу беседу, которую оно... сберегло, ты, разумеется, уже узнал.
  - Как ты посмел?.. Негодяй! - прошипел Король.
  - Я предчувствовал, что она мне когда-нибудь пригодится. А негодяй, - фыркнул Мангана, - это тот, кто приказал убить свою жену лишь потому, что её всё больше любили в народе.
  Бедная Эрика, с тоскою подумал Феликс, бедная Эрика! Если бы только можно было скрыть от неё это ужасное откровение!..
  - Мне донесли, что Каталина участвует в заговоре против меня. Её хотели вместо меня посадить на трон.
  - Да-да. Конечно. Донесли. А ведь она отвергла предложение заговорщиков. Но проверить заранее ты не потрудился! Нет человека - нет проблемы, не так ли? Даже если этот человек - мать твоих детей. Тем более, что ты её давно разлюбил. Но я тебя не виню, - рот Манганы растянулся в хищной улыбке, - я бы, на твоём месте, поступил точно так же. Сегодня отвергла предложение - завтра не отвергнет. Хочешь освежить память? Послушать, как мы с тобой спланировали убийство? Здесь записано всё, до последнего слова.
  - Не надо, - хрипло сказал Король, вытер ладонью лоб и перевёл дыхание. - И что же ты собираешься с этим сделать? Показать Эрике? Передать в газеты?
  - Не думаю, что тебя хоть немного волнует твоя репутация в глазах дочери. Газеты это опубликовать не решатся. Не-ет, - протянул шантажист, - у меня есть идея получше. Я пошлю это графу Сольбергу. Понимаешь, что это значит?
  Скагер, судя по панике в его глазах, понимал отлично.
  - Ты ведь знаешь, - продолжал Мангана, - аристократия Северных территорий поголовно его поддерживает. Армия колеблется. Если он сможет перетянуть её на свою сторону и поднять простой народ, то устроит такое восстание, с которым не захочет связываться даже Джердон. Голытьба пока пассивна, ей не хватает толчка. Но королеву Каталину помнят - её же, и правда, боготворили. О ней до сих пор слагают легенды, об этом ты тоже наслышан. Пятнадцать лет назад нам повезло убедить людей, что её смерть была несчастным случаем. Кто не поверил - те считают, что в убийстве виновен только я. Она-де мешала мне обтяпывать тёмные делишки. А как ты думаешь, что случится, если станет известно, что я всего лишь выполнял твой приказ? Через пару дней о том, что ты убил Королеву, в Северных территориях будут говорить все, от мала до велика - уж об этом-то Сольберг и его агенты позаботятся. Долго ли вы после этого продержитесь на троне, ваше величество? Неделю? Две?
  - Ты блефуешь, - сквозь зубы проронил Король. - Ничего подобного ты не сделаешь. Ведь там, на этой записи, доказательства не только моей, но и твоей вины.
  - Невелика печаль, - беспечным тоном отозвался Мангана. - Меня и так подозревают во всех мыслимых преступлениях, и, прямо скажем, небезосновательно. Одним преступлением больше, одним меньше - какая разница?
  - Я вышвырну тебя из Замка, и ты...
  - Вышвыривай. Не всё ли мне равно, где находиться, если Корона больше не работает?
  Да ведь ему, и правда, всё равно, с удивлением понял Многоликий. Может, это спокойствие отчаяния; а может, желание завладеть Инструментом и страх его упустить оказалось сильнее всех остальных желаний и страхов Придворного Мага, вместе взятых. Но факт остаётся фактом: его противнику крыть просто нечем.
  Король открыл верхний ящик стола и запустил в него руку.
  - Надеюсь, ты ищешь ключ от браслета, а не пистолет, - язвительно заметил Потрошитель. - Стрелять не советую. В меня - опасно, может срикошетить. В шкатулку - бесполезно, у меня есть копия записи, и не одна. Лучше просто отдай мне, что я прошу - и мы оба забудем этот вечер, как страшный сон.
  Шарившая в столе рука замерла.
  Мангана вздохнул:
  - Ну же, ваше величество! Прошу вас, будьте благоразумны.
  Ящик медленно закрылся. Скагер молча встал, обогнул стол и вышел из кабинета. Довольная гримаса, в которой расплылась пятнистая рожа Потрошителя, была слишком хорошо знакома Феликсу, чтобы он мог смотреть на неё равнодушно. Его затошнило от отвращения и ужаса, он зажмурился, но дурнота не ослабела - и даже радость от того, что всё идёт как надо, не смогла её пересилить.
  Король вернулся через пять минут. Где он прятал ключ, Многоликий так и не узнал. По-прежнему не говоря ни слова, отец Принцессы протянул Придворному Магу иголочку-отмычку с соцветием камыша на одном конце и остриём стрелы - на другом.
  - Зачем ты мне-то его даёшь? - отмахнулся Мангана. - Положи в сейф. Там они совершенно точно его найдут.
  Скагер распахнул сейф, убрал в него ключ и с грохотом захлопнул дверцу, после чего, хватаясь за левую сторону груди, опустился обратно в кресло.
  - Вот и отлично, - подвёл итог Потрошитель. - И вы напрасно так нервничаете, мой дорогой августейший друг. Даже если свадьба Эрики с принцем Акселем сорвётся, у нас есть чудесный запасной вариант. Казна пуста - миллионы королевы Водры для ингрийской монархии будут очень кстати.
  
  * * *
  В покоях у Эрики было прохладней обычного - без обуви и в тонкой рубашке Многоликий моментально озяб. То ли служанка, присланная на замену 'заболевшей' Валькирии, оказалась нерадивой и не растопила как следует печь, то ли Принцесса сама запретила девчонке появляться здесь этой ночью. Скорее, второе, решил Феликс, судя по тому, что платье на Эрике осталось именно то, которое она надела на ужин - из тонкой шерсти цвета морской волны, с широкой каймой по краю подола, расшитой серебряными и золотыми нитками, - и волосы у неё по-прежнему были заплетены в сложную косу. Девушка лежала на расправленной постели, уткнувшись лицом в подушку - похоже, уснула. Прежде чем превратиться в человека, Многоликий удостоверился, что дверь в покои заперта изнутри - и теперь, ступая неслышно, чтобы не разбудить Принцессу, подошёл к ней и улёгся рядом.
  Но она не спала - тут же задвигалась, перевернулась на бок, обхватила его поперёк туловища, прильнула лбом к его плечу. Феликс задержал дыхание, захваченный новым приступом запоздалого страха - как же тонка была грань, отделявшая его любимую от смерти минувшим вечером! Осторожно поменял позу - высвободил руку, устроил девичью голову у себя на груди и обнял хрупкие прямые плечики, согревая их и сам согреваясь. Принцесса вздохнула и прижалась к нему теснее.
  - Я думал, ты спишь, родная, - поцеловав шелковистую макушку, сказал он.
  - Нет. Тебя ждала, - непривычно хриплым голосом ответила она, и Феликс понял, что она плакала. - Ужасно было лежать тут одной и думать... и вспоминать... - Эрика приподнялась и посмотрела на него; лицо у неё, и правда, оказалось розовым и припухшим от слёз.
  - О чём вспоминать, моя хорошая?
  - О Марке. Силы Небесные, ведь он же был совсем другим! Совсем другим... пока была жива мама! - зашептала она торопливо. - Таким славным, таким весёлым мальчиком. Мы играли вместе и почти никогда не ссорились. Он любил меня; я знаю, что любил - я чувствовала это... ребёнка ведь не обманешь! А потом всё пошло наперекосяк... я никак не могу понять: когда, почему? Как получилось, что он возненавидел меня - так сильно возненавидел, что, действительно, захотел убить? Я ведь не верила, Феликс! Я до сегодняшнего дня, похоже, в это не верила. Да, он завидовал мне и... ревновал меня к трону. Мне было его жалко, раньше я даже думала: как неправильно, что первой родилась я, а не он. Да, он делал мне гадости... мелкие, подлые гадости - всё моё детство, после того, как не стало мамы, прошло под знаком этих гадостей. Я старалась не воспринимать их всерьёз; надеялась, что он их перерастёт; а потом сама выросла и просто научилась их избегать. Но даже когда узнала, что они с Ингрид затеяли убить отца и подставить меня - я и тогда не верила, что Марк ввязался в заговор по зову своего сердца. Теперь я понимаю, что исподволь винила во всём Ингрид: это она, мол, охмурила его и подбила на скверное. А в действительности, он... - Эрика всхлипнула, - в действительности, он тоже... - и она, недоговорив, снова заплакала.
  - Что ж поделать, - совершенно не представляя, как её утешить, с грустью проговорил Многоликий. - Марк, должно быть, и правда, был создан, чтобы пойти по стопам отца. Такой же властолюбивый и беспринципный. А доброты и великодушия твоей мамы ему, увы, не досталось ни капли...
  У него болело внутри от мысли, что считанные минуты спустя Принцессе по его милости станет известно страшное: если брат её - всего лишь потенциальный убийца, то отец - убийца состоявшийся, без зазрения совести лишивший её матери. Помолчать об этом ещё хоть немного, подумал Феликс. Хоть на минуту продлить её благословенное неведение... Поглаживая Эрику по спине, он дождался, пока она перестанет всхлипывать, потом провёл ладонью вдоль её бока и задержался внизу живота. Неловко и нежно спросил:
  - Как там наша Искорка?
  Принцесса встрепенулась, подняла голову, вытерла мокрые щёки. Губы тронула слабая улыбка, но тут же исчезла.
  - Не знаю, любимый. Я её пока совсем не ощущаю. Сначала даже думала, вдруг доктор ошибся, и никакого ребёнка вовсе нет...
  - Ошибся? - нахмурился Многоликий.
  - Теперь уже не думаю, - она снова коротко улыбнулась. - Но мне было бы легче, если бы я чувствовала, что он там. Я бы тогда с ним разговаривала... мысленно. А так, я просто всё время за него боюсь, и ничего больше.
  - Не бойся, Эрика. Он появится на свет за Океаном, там, где до нас с тобой никто не доберётся. Наш план уже работает... только бы Император не подвёл - и всё у нас будет как надо.
  - Работает? - чуть удивлённо переспросила Принцесса. - Ты о том, что Мангана заколдовал гирлянду на стене? Я видела. Теперь ты отсюда просто так не выйдешь. Но ключ...
  - Я зато гирлянду не видел, - отозвался Феликс, - даже в окно сегодня посмотреть было некогда. Ну, заколдовал и заколдовал, подумаешь; этого и следовало ожидать, - он помедлил, набираясь мужества, и, наконец, объявил: - Но ключ, родная, уже лежит в сейфе твоего отца.
  - В сейфе?! - ахнула Эрика и села. - Почему же ты молчал?!
  - Потому что ты сразу захочешь узнать, как он туда попал, - мрачно ответил Многоликий.
  - Непременно захочу, - кивнула она. В глазах, ярко-синих от недавних слёз, появилась тревога. - Мы с тобой ещё в Кирфе обещали друг другу не врать. Помнишь?
  - Помню. Именно поэтому и не мог решиться...
  - Говори уже, - она подобрала под себя ноги, нервозными движениями расправила платье. - Хуже того, что мне открылось сегодня вечером...
  Феликс тоже уселся и взял обе её руки в свои.
  - К сожалению, это будет ещё хуже. Но скрывать от тебя такое... я не позволил бы себе скрывать, даже если бы меня не связывали никакие обещания. Ты была права: когда Потрошитель потребовал ключ, чтобы устроить тебе побег, Король отказался. Я тоже был прав: Мангана, естественно, своего добился. Ничего из ряда вон выходящего он не сделал - прибег к заурядному шантажу.
  - Понятно, - чересчур спокойно произнесла Эрика. - И чем же он шантажировал моего отца?
  - Тем, что пятнадцать лет назад тот приказал ему убить Королеву. Вернее, угрозой передать вещественное подтверждение приказа графу Сольбергу, - не сказал, а спрыгнул головой вниз Многоликий.
  Принцесса дёрнулась всем телом.
  - Нет. Нет, Феликс, нет! - прошептала она и, как в спасательный круг, вцепилась в его руки.
  С побелевших губ слетело ещё одно безнадёжное 'нет', но по глазам было ясно: поверила.
  Оборотень, не тратя лишних слов, пересказал ей значимую часть подсмотренной им сцены. Его любимая внимала, не шевелясь, не перебивая и как будто не дыша; даже глаза её, и то были неподвижными. Он уже закончил - а она продолжала сидеть, уставившись в одну точку.
  - Эрика! - Феликс с усилием высвободился из её напряжённых пальцев и перепуганно встряхнул её за плечи. - Скажи что-нибудь, Эрика!
  Девушка растерянно моргнула и сфокусировала взгляд на нём:
  - Я не знаю, что сказать, любимый.
  - Что угодно, только не молчи, - виновато попросил Феликс. - А то мне чудится, что я сам тебя теперь убиваю.
  - Мне Тангрис намекала, что с мамой... это не был несчастный случай. Намекала, что, скорее всего, её погубил Мангана, - опуская глаза, медленно проговорила Принцесса. - Я тогда подумала, что она, конечно, права. Я ведь и без того не верила, что мама, с её Даром, могла погибнуть так случайно и нелепо - просто мне с детства внушали, что у её гибели совсем другой виновник. Но я и предположить не могла, что отец... Папа! Ах, папа! - она внезапно зарыдала в голос и качнулась вперёд, в раскрытые объятия Многоликого.
  Его рубашка моментально промокла, а у него отлегло от сердца. Пусть плачет, бедная, раненая девочка. Ей станет легче, когда она выплачет и выскажет вслух своё горе.
  Сначала слова, которые Эрика лепетала сквозь слёзы, были ему близки и понятны. Незатухающая тоска о матери и смертная обида на отца - то, что любой человек выплёскивал бы на её месте:
  - Как он мог, Феликс?! Как он мог отнять её у меня?! Если бы не он, мама бы и теперь была со мной! И всё, всё было бы по-другому...
  Но потом он услышал нечто такое, что сначала привело его в изумление:
  - Мой брат - убийца. Мой отец - убийца! Серафимы-Заступники, а я, Феликс?! А я?! А если во мне тоже живёт такой монстр - и спит до поры до времени?..
  - Ты чего, глупенькая? - Феликс развернул к себе её лицо и принялся осыпать поцелуями залитые слезами подбородок и щёки. - Что ты придумала? Какой ещё монстр? Ты добрая, чистая, светлая, искренняя. Ты лучше всех, кого я когда-либо знал. Ты сокровище. Такая, какой была твоя мама, слышишь? А о ней говорят, что она была святая...
  Он вдруг впервые в жизни обрадовался тому, что не знает своих корней. Не знает, ни кем был его отец, ни что собой представляла матушка. Подростком он страдал от незнания, потом привык к нему, смирился - и снова стал мучиться им лишь тогда, когда встретился с Эрикой. Но теперь Многоликий поневоле думал о том, что лучше совсем ничего не знать о своей семье, как он, чем захлёбываться ужасом от внезапного узнавания, как Принцесса.
  Часы на главной башне пробили дважды.
  - Всё, всё, хватит! - воскликнула вдруг девушка, резко отстранилась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. - Распустила нюни. Прости, любимый. Сейчас я возьму себя в руки. Ключ уже в сейфе, да? - она прерывисто втянула в себя воздух. - Значит, мы убежим сегодня же ночью.
  - Хорошо, Эрика, мы убежим сегодня, - согласился Многоликий, высматривая салфетку или носовой платок, чтобы она могла прочистить нос. - Только нужно дать Мангане полностью отыграть его роль - иначе он насторожится и спутает нам карты.
  - Дадим. Но после этого... Сразу, да? Ни единой лишней минуты не желаю провести с ним под одной крышей, - с бесконечной горечью сказала Принцесса.
  Феликс понял, что под 'ним' она имела в виду Короля, а не Потрошителя. И понял заодно кое-что ещё. Ни в прошлом, ни в неслучившемся будущем Эрика не испытывала того, что испытала в настоящем. Она любила отца - несмотря ни на что. Он предавал её и продавал, пренебрегал ей самою и её любовью к нему - но до сего дня эта любовь жила. Она жила ещё полчаса назад. А теперь - закончилась. Умерла. Прогорела, оставив после себя пепелище. 'Бедная девочка, - в который раз за вечер подумал Многоликий. - Бедная моя девочка! Как она со всем этим справится?'
  - Не смотри на меня так, - рассердилась Эрика, будто прочитала его мысли. - Со мной всё нормально. Я уже успокоилась.
  - Не смотрю. Я... вот... - он смутился и протянул ей салфетку, обнаруженную среди тарелок на прикроватном столике. - Держи, пригодится.
  Принцесса взяла салфетку, скользнула взглядом по тарелкам, и выражение её лица из рассерженного стало расстроенным.
  - Ох, любимый! Как я могла забыть! Для тебя оставила, ты же наверняка не ел...
  - Почти не ел, - признался он, чувствуя, как рот наполняется слюной. - Спасибо! Что ты горничной-то сказала? По поводу ночной трапезы.
  - Сказала, что иногда ложусь спать очень поздно и успеваю проголодаться. Она моих привычек не знает, так что молча принесла еды. Я потом на неё накричала, что она всё делает не так, как Валькирия, и велела исчезнуть до утра. Напугала до полусмерти, по-моему. Но я, и правда, не могла в тот момент выносить её присутствие.
  Удивительным образом она сумела восстановить самообладание. И только взгляд у неё был тусклый и больной, выдавая, какую драму она переживает.
  Пока Феликс ел - холодное мясо, соленья, ржаные хлебцы, - Эрика приводила себя в порядок. Высморкалась, пригладила щёткой чуть растрепавшиеся волосы, затем исчезла в ванной и вернулась умытая.
  - Будем ждать Мангану, любимый?
  - Угу, - он подобрал остатки мясного сока и подавил искушение облизать тарелку. - До утра господин Придворный Маг вряд ли дотерпит... С минуты на минуту явится тебя запугивать.
  - А дальше?
  - Я пойду за ключом. А ты будешь собираться - так же, как в прошлый раз. Воротник у тебя?
  - У меня. Что он делает? Даёт невидимость?
  - Да. Отлично. Значит, не придётся даже будить Акселя и просить о помощи.
  - Это и к лучшему, - вздохнула она.
  Многоликий догадывался, о чём этот вздох. В его душе такой же занозой сидело предположение, что их тайна попала к Императору именно через жениха Принцессы. Тот бы, конечно, не подвёл - сам ведь заинтересован в том, чтобы план его отца осуществился. Но иметь дело с принцем больше всё равно не хотелось.
  - Карта! Ещё же карта нужна! - всплеснув руками, спохватилась Эрика.
  - Какая карта?
  - Ну, помнишь, я вырвала из книги страницы с чертежами Замка, чтобы ты сумел выбраться наружу по коммуникациям? До того, как сама решила лететь вместе с тобой. Чертежи нам тогда не пригодились, но на обороте одного из них оказалась карта, которую мы потом...
  Феликс хлопнул себя по лбу:
  - Точно! Значит, кроме ключа, я должен принести и её. Расскажи, из какой книги ты её вырвала. И напомни, как открывается королевский сейф.
  - Давай, я лучше нарисую и напишу, - предложила Принцесса и повела его в кабинет.
  Она почти закончила объяснение, когда раздался долгожданный и чрезвычайно решительный стук в дверь.
  
  * * *
  Ветра этой ночью не было, и воздух был не слишком холодным, почти таким, к какому Эрика привыкла в Икониуме - щёки пощипывало лишь самую малость. С неба сыпалась мелкая и редкая снежная крошка. Выскользнув из окна спальни, Принцесса замерла на карнизе и осмотрелась. Замок давно спит, светящиеся окна можно пересчитать по пальцам. Не спят только 'серо-красные' - чередой вышагивают вдоль крепостной стены. 'В прошлый раз', подумала Эрика, в ночь первого побега, их тоже было ужасно много - но тогда патрулировать периметр Замка их отправили для виду, чтобы произвести впечатление на неё и Многоликого. Сейчас стражники, конечно, тоже участвуют в спектакле, но всё же главная их функция - охранять от незваных гостей лишившуюся магической защиты цитадель.
  Толку-то! Можно подумать, человек, которому хватило ума и предприимчивости чужими руками обезвредить Корону, не найдёт способа проникнуть в королевскую резиденцию незаметно для стражи! Если, конечно, он вообще собирается сюда проникать. Кто его знает, вдруг он опять будет действовать через сообщников - неизвестно же, какую цель он преследует. За бурными эмоциями второй половины дня Принцесса почти забыла, что Корона 'выключилась' не сама собой, а с помощью противовеса. Но теперь, вспомнив, снова спросила себя: кто это устроил? Кто и зачем? И снова задержала дыхание, прислушиваясь к холодку в подреберье - словно когда-то видела или слышала что-то такое, что подсказало бы ей разгадку, но не могла сообразить, что именно.
  Она повела плечами, стряхивая наваждение. Прикрытый шарфом горностай у неё на шее рассудил, что этот жест адресован ему, фыркнул и вцепился лапами в 'Воротник-Невидимку', магия которого действовала и на него тоже. Эрику осенило: бедолажка, он же боится летать!
  - Потерпи, любимый, - прошептала она, ободряюще погладила его через шарф и на ощупь надела варежки.
  Ужасно странно - не видеть ни себя, ни его, ни свою одежду! Но только так и поверишь, что другие всего этого тоже не видят. Интересно, сколько продлится эффект? Феликс говорил о двух-трёх минутах - или даже меньше, ведь сегодня воротником дважды уже воспользовались. 'Никто нас, конечно, не станет задерживать, даже если заметят. Но лучше всё-таки не мешкать!' - сказала себе Принцесса.
  Она постояла ещё чуть-чуть, почему-то никак не решаясь взлететь. Не было ни пьянящего предвкушения свободы и счастья, как в первый побег; ни слепого, нерассуждающего отчаяния, как во второй. Было - глубинное осознание предначертанности происходящего. Не стоило и пытаться обмануть Судьбу, вздохнула Эрика. Резко выдохнула, оттолкнулась обеими ногами от карниза и устремилась вверх.
  Упиваться полётом не получилось - тело было тяжёлым и неуклюжим от усталости. Свечкой взмыть к ночному небу, как 'в прошлый раз', Принцесса не смогла. Над крышей башни её занесло, опрокинуло на бок, в лицо ринулась заметённая снегом черепица - летунья едва успела увернуться. Зависла в воздухе, радуясь своей невидимости, перевела дух, с усилием вытянула себя повыше и поспешила убраться прочь, пока не перестал работать воротник.
  Идущая на убыль луна, прячась за тонкой облачной пеленой, озаряла всё небо неярким голубоватым светом. На то, чтобы стали различимыми детали ландшафта, этого света не хватало. Ориентирами Эрике служили огни Белларии справа от неё и непроглядная чернота лесистых склонов горы Эск - слева. Она приблизилась к лесу и знакомым маршрутом поплыла в обход горы, думая лишь о том, как бы не пропустить внизу Палаэту - в такой темноте ошибиться было несложно.
  Да ещё и глаза, как назло, начали слипаться. Не хватало только заснуть прямо в полёте, испугалась Эрика и ущипнула себя за запястье. От боли глаза открылись, но вскоре стали закрываться снова. Спрашивается, что теперь делать?
  - Феликс! - позвала она. - Ты не спишь?
  Горностай легонько прикусил ей шею в ответ.
  - А я, по-моему, сплю, - пожаловалось Принцесса. - Буди меня, пожалуйста, время от времени, иначе мы заблудимся.
  И мысленно дополнила: 'Или даже свалимся!' - но усугублять его страх не стала. Впрочем, она никогда ещё не спала в воздухе, а потому не знала наверное, упадёт, уснув, или нет. Зверь снова прихватил кожу острыми зубками, подтверждая, что услышал и понял просьбу.
  Тут Эрика вспомнила про ключ от браслета, приколотый к амазонке, стянула варежку, вытащила его и поднесла к глазам, заодно отметив, что видит свои руки - а значит, воротник больше не действует. Что бы ни было с нею и Феликсом дальше, чем бы ни закончился их побег, ещё раз заковать себя в ненавистный наручник она не позволит! Лучше уж комната с решётками на окнах, чем это!.. И девушка, так же, как 'в прошлый раз', разломила платиновую 'булавку' на несколько кусков и выбросила их куда-то в лес.
  Крайняя степень усталости, усложнившая ночной полёт, сослужила и добрую службу: как вата, притупила остроту переживаемого Принцессой горя. Недавнее жуткое знание никуда не делось, но Эрику больше не ранило, словно касалось не её собственных родителей, а посторонних людей. 'У меня ещё будет время об этом подумать и научиться с этим жить. Но не теперь... нет, не теперь! Теперь мне главное - не потерять в темноте Лагоши. И не уснуть по дороге!'
  Горностай добросовестно её тормошил, но мозг, похоже, всё-таки иногда засыпал - потому что вместо чёрной земли и седоватого неба Эрике вдруг являлись яркие образы из ближайшего прошлого.
  То перед ней возникал Мангана с волшебным трезубцем, предназначенным для распознавания магии, и нёс какую-то чушь. В Замке, мол, прячутся сообщники Марка, и они собираются повторить покушение, не удавшееся принцу; среди них есть человек с магическими способности, который может проходить через запертые двери, а из покоев наследницы якобы доносился странный шум, и он, Придворный Маг, заметив, что в этих покоях горит свет, просто обязан был удостовериться, что с наследницей всё в порядке. Надо отдать должное его смекалке: не знай Эрика подоплёки происходящего, она бы, и правда, могла испугаться достаточно сильно, чтобы решиться на побег. Но она - знала, так что, выслушивая Потрошителя, изнывала не от страха, а от отвращения и желания столкнуть визитёра с лестницы.
  То она видела довольное лицо Феликса - и ключ, и карту у него руках. Он аккуратно и нежно брал её левое запястье, отыскивал среди платиновых завитков браслета крошечную замочную скважину, вставлял в неё ключ - и отцовский подарочек распадался на две части. Тёплые губы Феликса касались освобождённого запястья. 'Как бы я хотел сказать сейчас: ты свободна!..' - шептал он. 'Я бы тоже этого хотела. Но 'Метка Вардии'...' - тоскливо отзывалась она. Начертанная Императором 'Метка Вардии' с правой руки никуда не делась - стало быть, о свободе пока нет и речи.
  То оказывалась у рояля с маминым портретом в руках и не могла решить, что с ним делать, учитывая 'следящее' заклинание на рамке - оставить здесь, чтобы сбить с толку Мангану и Короля, или забрать с собой, чтобы не насторожить их неестественным поступком. 'Возьми, - советовал Феликс. - Потом 'забудешь' в Лагошах'. Оба они понимали, что должны попытаться сломать хотя бы часть сценария. Тайник будет открыт, это неизбежно. Эрике придётся вернуться в Замок вместе с клавикордом - то есть дождаться, когда её вернут туда насильно, - поскольку её свадьба с Акселем входит в договор с Императором. Но Феликс-то Джердону не обещал ничего, кроме Инструмента - и добровольно идти в Манганины пыточные застенки совершенно не обязан! Сдержит ли сам Джердон обещание защитить одного из Наследников от Потрошителя, неизвестно - стало быть, лучше всего просто избежать пленения. 'Они, в любом случае, будут ждать нас в ущелье, - говорил Многоликий. - Но если они не засекут момент нашего там появления, у меня появится шанс слинять!'
  А то стояла перед зеркалом, и Феликс у неё за спиной ворчал что-то себе под нос, расстёгивая на ней платье. Застёжка была не такая тугая и сложная, как 'в прошлый раз' - когда процесс принцессиного переодевания надолго выбил из колеи их обоих! - но в одиночку Эрика всё равно провозилась бы гораздо дольше. Придерживая на груди сползающий лиф, она поймала себя на том, что боится: пуговицами на платье Феликс не ограничится. Ей страшно не хотелось обижать его отказом, но даже думать о любовных утехах она сейчас не могла. И дело даже не в том, что на них не было ни сил, ни времени, а в большей мере в том, что нынче ночью весь замок Эск, до последнего камня, казался Эрике враждебным - и потолок, и стены давили на неё и словно источали опасность. Но, к счастью, отказывать не пришлось - напряжённому и сосредоточенному Феликсу в эти минуты тоже было совсем не до любви.
  Картинки становились всё ярче, а паузы между ними - всё короче. Принцесса, и в самом деле, засыпала на лету. Очнулась она оттого, что горностай цапнул её сильнее, чем прежде, завозился под шарфом и встревоженно застрекотал. Летунья распахнула глаза, увидела прямо под собой, на расстоянии вытянутой руки, нетронутую снежную гладь - и поняла, что это река. Нащупала под шарфом шелковистые звериные ушки и утешительно их потрепала:
  - Всё-всё, любимый, больше не сплю! И я теперь знаю, где мы находимся, так что не потеряюсь.
  Она потихонечку поднялась, ровно настолько, чтобы разглядеть впереди Нарраху. Удостоверилась, что белёсая равнина внизу - действительно, скованная стужей Палаэта. Отдохнула, повисев немного на одном месте. И взяла курс на Лагоши - если Эрике не изменяла память, лететь оставалось меньше получаса.
  
  
  Глава тридцатая,
  в которой Принцесса и Многоликий
  проводят волшебные и тревожные часы в Лагошах,
  встречаются с Пинкусом и выполняют даже больше того,
  что от них требуется
  
  Потом Эрика даже вспомнить толком не могла последний кусок пути. Она больше не засыпала - таращилась в темноту, ужасно боясь проскочить мимо Лагошей. Скулы сводило от напряжения, к горлу подступала тошнота. Горностай бдил, высунув мордочку из-под шарфа, но тормошить летунью ему больше не пришлось. Наконец, правый берег стал подниматься, превращаясь в обрыв; на обрыве зачернели приземистые длинные строения. Принцесса повернула к ним, от резкого движения её затошнило сильнее. Она помнила, что ей нужен дом на отшибе, но не понимала, где этот самый 'отшиб' находится - не могла различить границу между деревней и лесом. Сил на то, чтобы подняться выше и осмотреться, у Эрики не было. Поплутав некоторое время, она осознала, что без помощи Феликса ей не обойтись, и опустилась на землю, по колено провалившись в снег. Горностай в тот же миг соскользнул вниз и совершил превращение.
  Принцесса нырнула в распахнутые объятия Многоликого и пожаловалась:
  - Ничего не могу рассмотреть, любимый!
  - Сейчас рассмотришь, - поглаживая её по спине, пообещал он.
  В одном из бесчисленных карманов своей куртки отыскал фонарик, зажёг его, пошарил вокруг жёлтым лучом и в пяти шагах от того сугроба, куда они приземлились, нашёл полоску примятого снега, слегка напоминающую тропинку. Открыл рот, намереваясь объяснить, где находится дом, но рассмотрел принцессино лицо и что бы то ни было объяснять передумал. Пробормотав:
  - Я и так тут не заблужусь, - выключил и убрал фонарик, после чего подхватил Принцессу на руки и понёс.
  Вряд ли это было простое дело - шагать через снег с такой ношей, но девушка возражать не стала: чувствовала, что сейчас далеко не улетит и уж тем более не уйдёт пешком. Ухватила Феликса за шею, уткнулась лицом в его сухой и тёплый воротник и закрыла глаза.
  Тяжело ступая, Многоликий выбрался на тропинку и признался:
  - Сколько дней прошло, а я всё никак не привыкну, что теперь могу носить тебя на руках. Знала бы ты, родная, какое это счастье!
  Принцесса не сразу поняла, что он имеет в виду, а поняв, лишь вздохнула и плотнее к нему прижалась. Они почти не говорили об этом - о том, как много для каждого из них значило вернуться в своё прежнее тело - не хотели ни будоражить в себе болезненные воспоминания, ни мучить ими друг друга. Однако совсем позабыть неслучившееся будущее не могли. Когда у Эрики оживали в памяти потери, постигшие в той реальности Феликса, потери собственные казались ей незначительными и даже смешными. Но здесь, в настоящем, он мог раз и навсегда обезопасить себя, если бы, возвратившись, сразу покинул Ингрию. А он взял и остался - и пришёл в Замок!
  Пришёл, зная, что рискует снова попасться в лапы Мангане, застрять между жизнью и смертью, остаться беспомощным калекой - и что ещё одного шанса всё исправить у него не будет. Пришёл, не сумев отказаться от своей любви, думала Принцесса - и чувство, которое охватывало её при этом, больше всего походило на благоговение.
  Ей было так хорошо и уютно на руках у Феликса, что впору было поселиться там насовсем - или хотя бы до рассвета. Но поиски, к её огорчению, продлились совсем недолго. То ли до нужного дома было совсем близко, то ли она опять незаметно для себя задремала - и пропустила самое приятное.
  - Мы на месте! - внезапно объявил Многоликий, поднялся на невысокое крылечко, смахнул ногой снег и поставил свою ношу на расчищенный пятачок.
  Принцесса оперлась рукой о стену и молча смотрела, как Феликс снова включает фонарик, нащупывает в щели между брусьями над дверью ключ и отпирает хорошо смазанный замок. 'В прошлый раз', это отлично запомнилось, ночь была ветреной и очень холодной, Эрика промёрзла до костей и чуть не обморозила лицо. Нынче ни холода, ни ветра не было. Летунья, одетая в те же, что и тогда, тёмно-серый костюм для верховой езды и чёрную вышитую шубку, разве что слегка озябла. Зато усталость нынче была куда сильнее - и телом, и душой Принцессы она завладела полностью. Позади был бесконечно длинный и бесконечно тяжёлый день.
  - Сейчас-сейчас, Эрика, сейчас у нас всё будет, и тепло, и горячий чай, и сон!.. - заторопился Многоликий, от которого, разумеется, не укрылось плачевное состояние его спутницы.
  Он распахнул дверь и, придерживая девушку за плечи, через маленькие тёмные сени провёл её в комнату. 'В прошлый раз' в эту комнату сквозь мутноватые окна заглядывала луна, но сегодня и тут была кромешная темень. Феликс усадил Принцессу на сундук у входа, отошёл от неё на пару секунд, чтобы зажечь керосиновую лампу на столе, и вернулся. Спросил, склонившись и испытующе всматриваясь:
  - Как ты себя чувствуешь, родная?
  - Я совсем без сил, - еле шевеля губами, отозвалась Эрика. - Только не говори: не нужно было сегодня лететь. Нужно. Я не могла там... оставаться.
  - Я понимаю, - очень мягко сказал он. - Потому и не стал тебя удерживать. Погоди немного. Сейчас растоплю печь и помогу тебе раздеться.
  Она согласно кивнула в ответ.
  Скупо обставленная вытянутая комната с большой кирпичной печью и низким потолком покачивалась и расплывалась перед глазами. Точно так же, как в ту, первую ночь, Феликс уселся на корточки у печки и стал укладывать в неё душистые сосновые поленья. Эрика смутно помнила, что здешнюю печь он называл волшебной - и совсем не удивилась, когда воздух в доме потеплел едва ли не раньше, чем за заслонкой разгорелось пламя. Многоликий скинул куртку и шапку, наполнил чайник водой из бочки - чайник этот, крутобокий и покрытый копотью, Принцесса, как оказалось, тоже не забыла, - поставил его на плиту и сообщил:
  - Ну вот, полдела сделано!
  Мужчина улыбался, но глаза у него по-прежнему были серьёзными и озабоченными. Он снова склонился над Эрикой, которая даже позы не изменила с того момента, как её усадили на сундук, и принялся её раздевать. Перво-наперво отстегнул и положил на пол увесистую поясную сумку. Одну за другой стянул с Принцессы варежки, поцеловал прохладные ладони, прижал их к своим жарким колючим щекам. Распутал шарф и убрал его куда-то; за шарфом последовали капор и 'Воротник-Невидимка'. Легонько коснувшись губами принцессиных губ, Феликс взялся за верхнюю пуговицу шубки - и тут на Эрику нахлынули новые воспоминания.
  Не о первой ночи, проведённой в Лагошах - ночи рождения её любви, а о второй - ночи беды, отчаяния и боли.
  Сердце зашлось. Принцесса как наяву увидела разорённое жилище в сером предутреннем свете, опрокинутые сундуки и корзины, рассыпанные по полу и растоптанные галеты - и себя, взахлёб рыдающую над медвежьей шкурой. И такою яркой была эта картина, так остро контрастировала с картиной нынешней - с целым и невредимым Многоликим, виды повидавшим чайником, пыхающим на плите, волшебной горячей печкой, надёжностью и безмятежностью старого дома, - что Эрика не выдержала и разревелась по-настоящему.
  - Чего ты?! Что случилось, моя хорошая? - перепугался Феликс, плюхнулся на сундук рядом с нею, повернул к себе её лицо. - Болит что-нибудь?
  - Ни... ничего не болит... Всё в порядке. Я просто вспомнила, как я здесь... одна... когда я... когда ты... - пролепетала Принцесса и бессильно умолкла.
  Она бы и рада была растолковать ему причину своих слёз, но язык её не слушался, горло стискивало спазмом застарелого ужаса. Но Многоликий, кажется, и так всё понял. Заглянул ей в глаза, отвёл со лба и щёк растрепавшиеся волосы и сказал с неожиданной твёрдостью:
  - История не повторится, Эрика. Даже если Джердон нас обманет, всё равно не повторится, слышишь? Я тебе обещаю. Утром мы обсудим, что нам для этого потребуется сделать, и...
  - Давай сейчас! - всхлипнула она. - Давай сейчас обсудим. Мне страшно!
  - Нет, - всё так же твёрдо возразил он. - Сейчас ты будешь спать. На тебя смотреть больно, родная. Мне тоже страшно - за тебя и за Искорку. Поэтому сейчас ты будешь просто спать.
  Она судорожно выдохнула и позволила ему продолжить начатое. Спокойные движения его рук, когда он расстёгивал пуговицы на шубке и разувал Принцессу, подействовали на неё, как успокоительное. Недостаток ловкости рукам Феликса с лихвой возмещали бережность и нежность - такие, каких Эрике никто после мамы никогда не дарил. Мало-помалу она согрелась и расслабилась в шёлковом коконе его любви. Слёзы высохли, в горле перестало саднить, мучительные образы отступили.
  Избавив девушку от верхней одежды, Многоликий занялся завариванием чая и приготовлением постели. Идее спать на печи, как 'в прошлый раз', Эрика воспротивилась:
  - Не надо! Я хочу с тобой! - и затем наблюдала сквозь ресницы, как он расстилает на полу перед печкой одно поверх другого два толстых одеяла, стараясь соорудить из них мало-мальски удобное спальное место, и как наполняет ароматным травяным чаем большие керамические кружки.
  Ради чая она собралась с силами и переползла за стол. Давно изучив принцессины склонности, еды ей Феликс даже не предложил. Когда кружка опустела, он перенёс Эрику на импровизированное ложе, освободил её от плотного и не слишком удобного шерстяного костюма и закутал по самые плечи во что-то мягкое и почти невесомое. Последнее, что она почувствовала, прежде чем уснуть - как пальцы Многоликого осторожно вытаскивают шпильки из её волос и разбирают на прядки нарядную вечернюю косу.
  
  * * *
  Кто знает, может, весь этот старый дом, а не только печка в нём, был волшебным? Иначе разве открыла бы Эрика нынче утром глаза такой отдохнувшей и свежей? Не более четырёх часов проспав на брошенных на пол одеялах, она чувствовала себя так, словно провела в удобнейшей из постелей спокойную долгую ночь. А может, дом тут был вовсе ни при чём. Может, дело было в том, что Принцесса впервые в жизни спала в объятиях любимого человека - и ни о чём при этом не тревожилась. Не прислушивалась сквозь сон к дыханию Феликса, как в Кирфе, не просыпалась постоянно, чтобы дать ему напиться, вытереть лоб или поправить простынь. И не вздрагивала от каждого шороха, как в замке Эск, боясь, что их обоих застукают. Здесь она просто спала, Феликс был рядом, живой, здоровый, сильный, способный сам защитить её от чего угодно, и беглецы знали наверняка, что те, кто сейчас следят за их перемещениями, в ближайшие сутки в этот дом не сунутся.
  Проснулась она первая. Приподняла голову с широкого и твёрдого мужского плеча, служившего ей подушкой, и осмотрелась. На лавке у стола она увидела свои жакет и юбку - аккуратность, с какою Многоликий расправил все складочки, ужасно её растрогала. За окнами, затканными ледяным кружевом, мягко лучилось зимнее утро. Сейчас комната выглядела более обжитой, чем 'в прошлый раз', хотя объяснить, что именно изменилось, Эрика не смогла бы - немногочисленные предметы обстановки остались на знакомых местах; пол ровным слоем покрывала многодневная пыль; паучьи тенёта так же, как раньше, серебрились между потолочными балками. Но всё равно почему-то было понятно, что Многоликий, действительно, прожил здесь некоторое время, перед тем как отправиться в Замок, а не просто использовал дом в Лагошах в качестве тайного убежища - и от этого у Принцессы стало тепло на душе.
  Феликс лежал на спине, одной рукой прижимая к себе Эрику, вторую широко откинув в сторону; лицо у него было совершенно безмятежное. Вместо белой батистовой рубашки, в которой он появился в Замке три недели назад, теперь на нём была новая, не такая нарядная, но очень уютная рубашка из клетчатой светло-серой фланели. В распахнутом вороте ярко голубела фигурка Серафима. Эрика осторожно тронула губами приоткрытые губы Феликса, боясь его разбудить и одновременно этого желая. Губы дрогнули в полуулыбке, мужчина вздохнул и пошевелился, но не проснулся. Тогда она потихоньку высвободилась из его объятий, поднялась и, как была - в блузке и шерстяных чулках, - поплыла, не касаясь ногами пола, в другую часть дома. Туда, где, Принцесса помнила, имелись уборная и баня. У двери мельком подумала, не накинуть ли шубку, но поленилась - и правильно сделала: там, в другой части, тоже оказалось натоплено, и даже вода в бане ещё не остыла.
  Эрика долго и с удовольствием умывалась, чистила зубы и расчёсывала волосы. Этим утром она очень странно себя чувствовала. Печальные и драматические события предыдущего дня, естественно, не забылись за ночь и значимости своей не утратили - но словно отступили в сторону. Девушка почти физически ощущала непроницаемую завесу, возникшую между ней и ими. Такая же завеса отделяла её от будущего - быть может, не столь печального, как прошлое, но явно не менее драматического. Мысль о том, что вестник этого будущего - Хранитель Пинкус - совсем скоро появится в Лагошах, прошла по краю сознания и рассеялась.
  В настоящем же были запах нагретого дерева, тёплая вода в кадушке, полированная ручка щётки для волос в ладони, льдистый утренний свет в окошках старого дома. А самое главное, в настоящем присутствовал Феликс, и можно было - роскошь необычайная! - смотреть на него сколько хочется и сколько хочется к нему прикасаться, запоминая его на целую вечность вперёд. Принцесса не знала и не желала гадать, что их ждёт. Возможно, уже сегодня вечером они расстанутся, и неизвестно, когда встретятся снова - и встретятся ли вообще. Но сейчас, пока расставания не случилось, она намеревалась насладиться каждой секундой, которую им суждено провести вместе.
  Эрика вернулась в комнату и села на ложе рядом с Феликсом. Он всё ещё спал и, похоже, снилось ему что-то очень приятное. Сейчас он казался совсем мальчишкой; такого мягкого, расслабленного лица она никогда ещё у него не видела. Её одолевали всё те же взаимоисключающие желания: позволить Многоликому как следует выспаться - и разбудить его немедленно, чтобы не тратить на сон последние спокойные часы. Принцесса погладила его по голове, едва касаясь изрядно отросших за три недели тёмных волос. Провела ладонью по твёрдой колючей щеке, перебежала пальцами через упрямый прямой подбородок и задержалась на шее, там, где когда-то начинался уродливый бугристый рубец. Как Феликс сказал вчера? 'Сколько дней прошло, а я никак не привыкну, что могу носить тебя на руках'? Сколько дней прошло, а Эрика до сих пор не привыкла, что жуткий шрам исчез. Нет-нет, да и мерещилось: моргни - и обнаружишь его на обычном месте! Но ничего такого не происходило. Шрам, действительно, исчез - из всего чудесного, что довелось пережить Принцессе, это чудо казалось ей самым большим и самым прекрасным.
  Девушка вздохнула, сдвинула ниже пушистый плед, укрывавший нынче ночью их обоих, с прежней осторожностью расстегнула на спящем рубашку и распахнула полы.
  - Красивый! Какой же ты у меня красивый! - прошептала она с сильно бьющимся сердцем.
  Она любила Феликса всяким - здоровым и больными, сильным и слабым, близким и далёким, свободным и пленённым, человеком и зверем. И даже бесчувственным и почти не живым куском медвежьего меха - она всё равно его любила. Однако раньше она как будто не замечала, насколько хорош собой Многоликий-человек. Теперь Принцесса любовалась им, как произведением искусства, ласкала взглядом его рельефное, тренированное тело - и старалась запечатлеть в памяти всё, что видит, до мельчайших деталей.
  Но вскоре ей, разумеется, одного рассматривания стало мало. Ведя ладонью по животу с полоской мягких тёмных волос, Эрика сдвинула плед ещё ниже, обнаружила, что, кроме клетчатой рубахи, на Феликсе надеты серые фланелевые штаны с завязками на талии, распустила завязки и потянула вниз край штанов. Тогда-то её возлюбленный, наконец, проснулся. Поднял голову, сонно и восторженно уставился на Принцессу:
  - Эрика!..
  - Доброе утро, счастье моё, - улыбнулась она.
  - Хотел бы я каждое утро просыпаться, как сегодня! - хрипло произнёс он, поймал её за руки, притянул к себе на грудь и поцеловал.
  Затем ещё раз, и ещё.
  Когда Принцесса сумела восстановить дыхание, первым делом она высказала то, чем звенела сейчас её душа:
  - Ты такой красивый! Мне так нравится на тебя смотреть!
  - Это я должен тебе говорить, что ты красивая, а не наоборот, - с неожиданным смущением возразил Многоликий.
  - Ты говорил мне тысячу раз... а я тебе - никогда.
  - Подумаешь, не говорила! Зато делала для меня такое, чего никто бы на твоём месте не сделал, - пылко ответил он и закрыл ей рот поцелуем, пока она не принялась спорить.
  Потом Эрике разговаривать уже не хотелось. Хотелось осязать, обонять, пробовать на вкус - и запоминать каждое ощущение! А ещё хотелось, чтобы он тоже всё запомнил - и забрал, сохранив в своём сердце, туда, в неведомое и пока не осуществлённое будущее.
  Феликс совсем не спешил - напротив, стремился растянуть удовольствие от близости. Только на то, чтобы освободить себя и Принцессу от остатков одежды, у него ушло изрядное время. Но у Эрики голова кружилась, ей казалось, всё происходит слишком быстро - ни прочувствовать, ни задержать эти мгновения в памяти она не успеет. И он своим обострённым чутьём уловил, что с ней творится что-то неладное. Вдруг отодвинул её от себя и потребовал:
  - Постой-ка! Посмотри на меня!
  - Разве я не смотрю? - растерялась Принцесса, для которой сейчас вообще ничего, кроме него, не существовало.
  - Смотришь. Но не так, как мне надо, - он снова поймал её руки, блуждавшие по его груди, и, удерживая их, продолжил: - Ты должна ответить на мой вопрос.
  Вопрос? Какой? Для чего? Неужели можно сейчас задавать вопросы?..
  - Отвечу, конечно, - ещё более растерянно кивнула Эрика, с трудом возвращая себя в реальность.
  - Ты что... ты сейчас со мной прощаешься? - спросил он с расстановкой.
  Она изумлённо отпрянула - и тут же залилась краской.
  Да, она с ним прощалась.
  Не признаваясь даже самой себе, именно этим она и занималась с момента своего пробуждения.
  Произнести такое вслух она не могла, но пылающее лицо всё сказало за неё.
  Глаза Многоликого стали совсем чёрными.
  - Не смей со мной прощаться, родная. Ты поняла меня? Не смей. Мы никогда больше друг друга не потеряем. Для нас с тобой всё только начинается. Ты меня поняла?
  - Ты же не знаешь этого наверняка, - чуть слышно отозвалась она.
  - Знаю, - сердито сказал он. - Я, может, догадался, зачем мы получили второй шанс?
  Она собиралась спросить, зачем, но не успела - её губы снова оказались во власти его губ. Вся она теперь была в его власти, ничего другого для себя не желая. Феликс больше не медлил - тягучая, как мёд, утренняя нежность сменилась такими напором и страстью, словно он хотел вытолкнуть из Эрики все страхи и дурные мысли разом.
  И получилось у него прекрасно.
  Драгоценную жемчужину их любви охранял, как исполинская раковина, старый дом. И - кто знает? - быть может, очень гордился доверенной ему миссией.
  Когда Принцесса и Многоликий смогли, наконец, оторваться друг от друга, солнце уже миновало вершину своей короткой зимней дуги. Сколь бы чудесной ни была здешняя печь, она не могла поддерживать тепло вечно - воздух в доме начал остывать. И есть влюблённым хотелось нешуточно.
  - Пойду принесу дров. И поставлю чайник, - молвил Феликс, садясь и решительно скидывая с себя плед, под которым они, обессиленные, сладко дремали последние полчаса.
  - Давай, - откликнулась Принцесса, наоборот, подтягивая плед повыше. Слова 'принесу дров' напомнили ей о Пинкусе, 'в прошлый раз' добравшемся до Лагошей аккурат тогда, когда Многоликий орудовал топором. - Интересно, скоро ли появится наш старик? И появится ли вообще? - отчего-то она внезапно в этом засомневалась.
  - Куда он денется? Конечно, появится, - пожал плечами Феликс. - Сегодня, я думаю... И даже раньше, чем стемнеет. 'Путеводитель' ведь не только место указывает, но и время.
  И в этот миг снаружи раздалось лошадиное ржание, пока ещё очень далёкое.
  - Лёгок на помине, - вздрогнув, сказала Эрика.
  Её зазнобило. Каждой клеточкой своего тела она почувствовала: передышка закончилась.
  
  * * *
  Свернув одеяла и забросив их на печку, подальше от посторонних глаз, Феликс вышел из дома встретить Пинкуса - нужно было дать Эрике возможность одеться и прибрать волосы до того, как порог переступит гость. Многоликий не вполне понимал, как им с Принцессой держать себя с Хранителем. Притвориться изумлёнными? Или дать понять старику, что его появление с книгой не стало для них сюрпризом? Изображать невозмутимость даже Эрика научилась мастерски. Но вот удивление... смогут ли оба они сыграть эту роль без фальши? И грозит ли им что-нибудь, если Пинкус заметит фальшь? Вопрос, собственно, в том и заключался, достоин ли Хранитель абсолютного доверия. Интуиция подсказывала Феликсу, что двойного дна у этого человека нет. Ни в настоящем, ни в неслучившемся будущем ничто не заставляло заподозрить, что между ним и Придворным Магом существует какая-то связь. Но интуиция может врать, с горечью думал Многоликий, сметая ногой с крыльца нападавший за ночь снег и посматривая в сторону леса, откуда вот-вот должны были выкатиться сани. Принц Аксель, помнится, тоже был вне подозрений - и к чему это, в итоге, привело?
  Снаружи было тихо и довольно тепло - ещё теплее, чем минувшей ночью. Среди облаков лоскутами проглядывало бледно-голубое небо. Феликс, наверное, что угодно бы сейчас отдал за возможность провести вторую половину дня так же светло и спокойно, как первую. Нарубить дров и оживить печку, разогреть консервы, накормить Принцессу и отправиться вместе с нею до сумерек гулять по лесу. Играть в снежки; замирая от восхищения, смотреть, как она хохочет и порхает над сугробами. На руках отнести её в дом, выкупать в бане, напоить обжигающим чаем. А потом снова любить её, сливаться с нею, впитывать её запах, ловить губами её дыхание и стоны. Любить до тех пор, пока усталость не станет сильнее желания. Уснуть, прижимая к себе гибкое и нежное девичье тело - и встретить вдвоём второе блаженное утро.
  'Злыдни болотные, будет у нас ещё когда-нибудь такое утро или нет?!'
  Многоликий тяжело вздохнул и сошёл с крыльца. Лошадиное ржание раздалось уже совсем близко. Давеча он сказал Эрике, стремясь её утешить, что догадался, зачем им дали второй шанс. Хорошо, что она не стала уточнять, зачем. Догадка у оборотня, действительно, была, да вот только уверенности, что она правильная, увы, не было. Разве Серафим обещал им с Принцессой, что они будут счастливы вместе? Вовсе нет. Более того: с его слов получалось, что вместе они обречены на несчастья. В груди пробуждающимся зверем заворочался страх, слегка подзабытый в последние дни. Но поддаваться страху Феликс не собирался.
  Секунды спустя перед домом остановились маленькие сани, запряженные коренастой белой лошадкой. 'В прошлый раз лошадь была каурая', - машинально отметил Многоликий, делая несколько шагов по направлению к саням. Полость откинулась, Хранитель, крест-накрест обвязанный потрёпанной женской шалью, радостно замахал рукой:
  - Друг мой, как чудесно, что я вас нашёл! Я боялся, что с вами что-то случилось!..
  Он выставил трость и неуклюже выбрался из саней, едва не завалившись в снег - Феликс едва успел подскочить и подать ему руку.
  - Здравствуйте, Пинкус, - проговорил он, всё ещё не зная, как себя держать.
  Старьёвщик бросил на него быстрый взгляд и довольно шустро засеменил к дому. Удалившись на приличное расстояние от возницы, он лукаво улыбнулся и вполголоса спросил:
  - Мне чудится, или вы, действительно, совсем не удивлены моему визиту?
  Феликс медленно кивнул:
  - Вы правы. Я совсем не удивлён.
  - Что же, - разулыбался Пинкус, - выходит, всё идёт как надо. И в этом доме вы, конечно, не один?
  - Конечно, нет, - спокойно подтвердил Многоликий, открывая дверь.
  Принцесса, одетая и застёгнутая на все пуговицы, с косой, перекинутой через плечо, сидела на лавке у стола.
  - Ваше высочество!.. - трепеща от волнения, воскликнул Пинкус и склонился в глубочайшем поклоне.
  - Здравствуйте... - любезным тоном начала Эрика и вопросительно посмотрела на Феликса.
  - Я предупредил нашего гостя, что мы его ждали, - ответил он на невысказанное.
  - Рада вас видеть, господин Хранитель, - уверенно завершила она приветствие.
  - О, я не просто рад, ваше высочество! - пролепетал старик. - Я абсолютно счастлив, потому что сегодня я... Погодите немного, скоро сами всё увидите. Простите мне мою дерзость, но позвольте заметить, что вы...
  - Гораздо красивей, чем на портретах, - с улыбкой перебила Принцесса. - Знаю. Мне всегда так говорят.
  - Разоблачайтесь и садитесь к столу, Пинкус, - пригласил Многоликий.
  Он помог Хранителю развязать шаль, забрал у него тулуп и треух, после чего усадил визитёра за стол напротив Эрики, а сам устроился с нею рядом. Пинкус вытащил из-за пазухи 'Путеводитель' и водрузил его перед собой на столешницу. Небольшая книга в обложке из красно-коричневой кожи с платиновыми уголками лучилась магическим светом.
  - Откуда же вы узнали, что я приеду? - не удержался от вопроса старик.
  Многоликий переглянулся с Принцессой.
  - Мы с её высочеством... догадались, за каким 'сокровищем' вы послали меня в замок Эск, - осторожно произнёс он.
  Хранитель просиял:
  - Как это прекрасно!
  - И поняли, что за письмом, которые вы дали мне прочитать, должно последовать что-то ещё, - продолжил Феликс, импровизируя: - Но, правда, мы не знали, нужно ли нам ехать к вам в Белларию или вы нас найдёте сами. Вы появились раньше, чем мы успели принять решение. Мы только нынче ночью смогли покинуть Замок.
  - Да-да-да, - зачастил старьёвщик, - именно так там и было сказано: 'И тогда под покровом ночи покинут они королевскую твердыню и встретят рассвет в селении над рекой'. Не буду спрашивать, как вы ухитрились добраться сюда так быстро. Я сам выехал вчера ближе к вечеру, и только теперь... Неважно! - он беспечно махнул рукой. - Главное, что вы здесь, а это значит, что я смогу выполнить свою миссию...
  - Передать нам книгу, которая приведёт нас к Наследству Ирсоль, - закончила за него Эрика и тоже стала импровизировать, используя свою давнишнюю выдумку: - Видите ли, Пинкус, у меня есть Дар ясновидения. Довольно слабенький, но достаточный для того, чтобы найти недостающие кусочки мозаики. Когда Многоликий рассказал про письмо, про Наследство, про то, что в Башне Серафимов - в моей башне! - спрятано сокровище, всё остальное удалось достроить без труда. Не спрашивайте, как - мне будет трудно это объяснить. Главное, что вы здесь, а это значит, - процитировала она Хранителя, - что мой Дар в этот раз меня не подвёл.
  Пинкус прижал к груди бледные старческие руки, опутанные выступающими венами.
  - Ваше высочество! Я счастлив вдвойне, что не должен ничего объяснять. Книга не предупреждала меня о таком удачном исходе. Покуда ехал сюда, всё раздумывал: что я вам скажу? А вдруг вы мне не поверите? А вдруг я, старый пень, выдумал всю эту историю сам? Но теперь у меня на сердце так легко, как не было никогда в жизни. Мне ведь, к моему прискорбию, Небеса не подарили детей. Я никому не смог передать то, что сиятельная Ирсоль поручила моему роду, и это обстоятельство изрядно мучило меня в последние годы. Но теперь, мои дорогие, я могу умереть спокойно!
  - Полноте, Пинкус, - улыбнулся Феликс. - Зачем вам умирать? Теперь, когда не нужно тревожиться о невыполненной миссии, вы можете просто жить в своё удовольствие. А мы с её высочеством... сделаем то, что нам предначертано.
  Хранитель пододвинул книгу к Наследникам:
  - Возьмите. Это ваше.
  Принцесса и Многоликий медлили прикасаться к 'Путеводителю'. Воспоминания, которые он воскрешал в них, нельзя было назвать приятными. Если Пинкусу и показалась странной их нерешительность, виду он не подал и удовлетворённого выражения лица не утратил. Прерывая затянувшуюся паузу, Феликс поднял тяжёлую тиснёную обложку. Эрика прочитала вслух последнюю из проявившихся фраз:
  - 'Хранящий книгу, которая суть не книга, а ключ, немедля отправляйся в путь. С нею, тебе доверенной, наступило время расстаться'. Дальше тут ничего не написано.
  - Продолжение будет непременно, ваше высочество! - радостно пояснил Пинкус. - Книга ждёт не дождётся, когда я уйду! И я не отниму у вас ни единой лишней минуты.
  - Не стоит так спешить, господин Хранитель, - мягко возразила Принцесса. - Вы проделали длинный путь и должны отдохнуть, прежде чем пуститься обратно.
  Она встала, подошла к плите, заглянула в чайник, проверяя, есть ли в нём вода, и Феликс вдруг вспомнил, как 'в прошлый раз' Эрика сокрушалась, что не предложила гостю чаю.
  - Нужно разжечь огонь, - сказал он и отправился в сени, где у него хранился маленький запас дров.
  Когда он вернулся, Принцесса, сноровисто орудуя ковшиком, наполняла чайник водой из бочки, а гость во все глаза наблюдал за происходящим - и теперь уже своего изумления не скрывал. До конца своих дней будет вспоминать, как особа королевской крови собственноручно потчевала его чаем, усмехнулся про себя Многоликий.
  Глотая горячее душистое питьё, Пинкус согрелся, расслабился, успокоился и рассказал уже знакомую Наследникам историю о своём отце, считавшем, что Ирсоль Справедливая подшутила над пращуром, оставив ему на Хранение пустышку. Описал в красках, как ежедневно заглядывал в книгу, а в последний месяц вообще не расставался с нею, боясь пропустить изменения. Поведал, как нашёл на карте единственное место около Замка, где могло быть 'селение над рекой'. Прощаясь, пожелал Эрике и Феликсу, чтобы Наследство послужило им во благо, и так же, как 'в прошлый раз', попросил:
  - Не забудьте потом навестить старика, ладно? Мне страшно интересно, что за штуку вам оставила сиятельная Ирсоль, да лелеют Небеса её душу.
  - Навестим непременно, Пинкус, - пообещал Феликс, удержав вздох.
  Проводить Хранителя он вышел один - не хотел, чтобы Принцессу увидел возница. Помог старику забраться в сани, устроил подле него трость, закутал полостью его ноги.
  - Друг мой, - обеспокоенно всматриваясь в лицо Многоликого, сказал Пинкус, - мне отчего-то кажется, что вы совсем не рады тому, что случилось!
  Феликс пожал плечами.
  - Вам кажется. Я рад... просто немного растерян. Не каждый день получаешь в наследство древний могущественный артефакт.
  Он подождал, пока сани скроются в лесу, и возвратился в дом.
  Эрика - воплощённое напряжение! - стояла у стола, скрестив руки на груди, и сверлила глазами раскрытый 'Путеводитель'.
  - Я боюсь его, - тихо молвила она. - Я всего боюсь, любимый.
  - Не бойся, - он торопливо приблизился, уселся на лавку и привлёк Принцессу к себе на колени. - Давай хорошенько продумаем, как мы поступим дальше. Смотри. Когда книга себя полностью проявит, мы полетим в ущелье. Рамку с фотографией твоей мамы в этот раз мы с собой не возьмём. Если я всё правильно помню, Мангана вычислил ущелье, где Ирсоль устроила свой тайник, но точное место не вычислил. Стало быть, нас будут караулить у входа в ущелье, но могут и не заметить, если мы появимся там неожиданно и выберем необычный путь. Император, наоборот, будет следить за нами по 'Метке Вардии', - скривившись, Многоликий потёр то место на правой руке, куда была нанесена метка, - но зато он, скорее всего, не знает, где спрятан Инструмент, так что его люди неизбежно от нас отстанут...
  - Ты хочешь сказать, что у нас будет немного времени, которым мы сможем распорядиться по своему усмотрению, - задумчиво проговорила Эрика.
  - Ну да. Не только сможем, но и должны! И чтобы себя обезопасить, нам с тобой придётся сделать вот что...
  
  * * *
  К ущелью двинулись сразу после полуночи. Погода по-прежнему была самая подходящая для полётов. Сквозь редкие облака проглядывала идущая на убыль, но всё ещё очень яркая луна. Несмотря на это, в принцессину поясную сумку решено было положить большой фонарь. Кроме того, в неё убрали 'Путеводитель', коему в этот раз надлежало остаться рядом с Инструментом - и драгоценности, которые Принцесса захватила из Замка скорее для отвода глаз, нежели действительно собираясь ими воспользоваться.
  Небольшую часть 'золотого запаса' Феликс, поразмыслив, припрятал в хозяйственной половине дома - и подошёл к этому делу куда более ответственно, чем в неслучившемся будущем. Мало ли, как сложатся обстоятельства. Если всё пойдёт по плану, Эрика из ущелья вернётся к себе домой, а сам он пустится в бега - и прятаться будет где угодно, только не в Лагошах. Но кто знает, какие неожиданности подстерегают его и Принцессу? Пускай у них обоих будут деньги на чёрный день.
  Идею собственного побега оборотень принял с воодушевлением. 'Главное - ускользнуть от Манганы и Короля, - рассуждал он. - А Джердон за мной гоняться не станет. От меня ему нужно только одно: чтобы я вместе с Эрикой добыл для него Наследство. Шантажировать её угрозами меня убить, чтобы она выполнила оставшуюся часть договора, ему совершенно незачем. Он знает о нашем ребёнке - а значит, орудие для шантажа у него уже есть!'
  Словом, Феликс всерьёз настроился сбежать. На свободе он не только уцелеет сам, но и для Эрики сможет быть гораздо полезней, чем в замковых казематах. Всё, что потребуется для побега, он рассовал по карманам своей охотничьей куртки, ставшей от этого тяжёлой, как латы. Покуда занимался сборами, Принцесса, свернувшись калачиком, дремала на печке. Спала ли, на самом деле, или только прикидывалась, чтобы не заставлять его тревожиться о себе, Многоликий не знал.
  Им предстояло возвратиться к горе Эск, но не лететь напрямую ко входу в ущелье, а подняться вдоль склонов и попытаться проникнуть в нужное место через верх. Причём сначала следовало отыскать вершину той самой скалы, в которой прорублен тайник, и произвести там кое-какие приготовления. Как эта скала выглядела снизу, с площадки перед тайником, беглецы запомнили неплохо. Сверху же гладкая базальтовая глыба могла оказаться какой угодно... да и сколько их там вообще, подобных глыб? Но шанс осуществить задуманное всё же был. Если уж на то пошло, 'в прошлый раз' к нужному месту Принцессу и Многоликого вынесло будто само собой - скорее всего, не без помощи магии. На магию стоило положиться и теперь.
  Эрика, наверняка сходившая с ума от тревоги, держалась, тем не менее, молодцом - летела себе и летела сквозь ночь, поглаживала под шарфом горностая, время от времени притормаживала, чтобы сориентироваться. Инстинктивный страх, скрутивший Многоликого в начале полёта, постепенно ослаб. Сердцебиение прекратилось, дыхание выровнялось... и лишь тогда, когда Феликс услышал звонкий принцессин голос: 'Вижу гору!' - он понял, что умудрился уснуть.
  Тут уж, ясное дело, сон с него слетел. Горностай высунул мордочку из-под шарфа и огляделся. Гора была уже совсем рядом. Деревья с этой стороны отсутствовали; нависая друг над другом, беспорядочно громоздились каменные уступы, кое-где покрытые снегом. Ущелья пока видно не было.
  - Я попробую подняться повыше, - сказала Эрика и почесала горностая за ухом, - но очень высоко у меня не получится... не хватит магической энергии. А ты следи. Заметишь нужное место - дай знать.
  И она поплыла вперёд и вверх. Широко распахнув глаза, оборотень стал высматривать чёрный зигзаг ущелья, разламывающий горный массив. Поначалу летунья двигалась с той же лёгкостью, что и раньше, но вскоре полёт стал замедляться, словно вокруг был не воздух, а вода, которая густела, как остывающий кисель. Феликс почувствовал напряжение в плечах и шее Принцессы, расслышал, как часто она дышит, и забеспокоился: хватит! Фыркнул, застрекотал, надеясь, что она угадает причину его беспокойства.
  - Хватит, любимый, ты прав, - тяжко вздохнула девушка и тут же нырнула вниз, к самым скалам, макушки которых смутно поблёскивали в лунном свете.
  Несколько минут спустя впереди показалось ущелье. 'В прошлый раз', глядя на него изнутри, Наследники не сумели толком оценить его размеры. Но теперь видели, что оно достаточно велико, чтобы не быть по всей длине наводнённым наблюдателями. 'Серо-красные', разумеется, там дежурят - и у входа, и где-нибудь ещё. Но в глубине, в той точке, на которую указала чернильная стрелка на карте, скорее всего, в эти минуты никого нет - стало быть, и правда, есть шанс проскользнуть к тайнику незамеченными.
  На поиски ушло довольно много времени. Эрика проплывала над краем ущелья, то и дело посматривая вниз - в четыре глаза с Феликсом пыталась различить особенно яркое свечение магии. Но место для тайника Ирсоль выбрала правильное - нынче Наследники убедились в этом воочию. Если сияние Инструмента и проникало сквозь каменную толщу, оно терялось напрочь среди всполохов льющейся из-под земли магической энергии. Несколько раз им попадались скалы, очень похожие на искомую, но подножия этих скал терялись во мраке, и невозможно было различить, есть ли плоский уступ на какой-нибудь из них.
  - Придётся, наверное, фонарь зажечь, любимый, - огорчённо сказала Эрика, когда провалилась очередная попытка опознать место.
  Горностай протестующе дёрнул головой: уж фонарь-то снизу заметят наверняка - а надежды выполнить все нужные приготовления в тайне от королевских соглядатаев он ещё не утратил. И тут, наконец, случилось то, на что он и рассчитывал. Испещрённая трещинами скруглённая макушка ближайшего камня каким-то непонятным образом выделялась среди других, как будто шептала: оно!
  Эрика тоже услышала этот шёпот. Выдохнула:
  - Нашли! - и мягко спланировала на эту макушку.
  Не понадобилось ни включать фонарь, ни даже просто заглядывать вниз - и так было ясно, что поиски завершены. Близость Инструмента Наследники ощущали кожей. Принцесса распустила шарф и отодвинулась от пропасти - освободила Многоликому место для превращения. Вернув себе человеческий облик, он поцеловал Эрику и внимательно всмотрелся в её лицо. Лунного света было вполне достаточно, чтобы различить: румяное после полёта, оно хоть и выглядит усталым, но вовсе не такое измученное, как вчера.
  Успокоенный, Феликс принялся за работу.
  Радуясь своей запасливости - тому, что в сундуках в Лагошах хранилась масса полезных вещей, - он извлёк из карманов куртки увесистый молоток, два больших верхолазных крюка и моток прочной верёвки. Трещины на вершине пришлись весьма кстати. Оборотень улёгся на живот, под тревожным девичьим взглядом подполз к самому краю камня, нащупал пару подходящих по ширине трещин и вбил в каждую из них по крюку таким образом, чтобы их дуги выступали над обрывом. Попросил Принцессу:
  - Найди какой-нибудь камень. Не слишком большой - пусть будет немного тяжелее горностая.
  - Такой, чтобы на нём можно было завязать верёвку? - уточнила сообразительная Эрика.
  - Именно!
  Она отлетела в сторону и тут же вернулась с булыжником, похожим на гигантский чёрный зуб.
  - Годится?
  - Умничка. То, что надо.
  Феликс крепко-накрепко обвязал булыжник верёвкой и положил рядом с собой. Повернул голову к Эрике и объяснил:
  - Прежде чем слететь вниз, ты возьмёшь в руки верёвку и камень. Верёвку перекинешь через крюки, так, чтобы камень свисал с одной стороны, а свободный конец был с другой. Держи этот конец, пока будешь спускаться - удерживай камень наверху. Когда приземлишься, верёвку не отпускай, пока я сам у тебя её не заберу. Всё понятно, родная?
  Принцесса кивнула:
  - Да.
  В обличье горностая он взобрался по подставленной руке и привычно устроился на шее у Эрики, но шарфом она его в этот раз прикрывать не стала. Зависнув в воздухе, девушка сделала всё, как он велел, после чего, перебирая верёвку, устремилась вниз и вскоре приземлилась на площадку. Многоликий, не медля, соскочил туда же и обернулся человеком.
  Здесь было гораздо темнее, чем наверху. Феликс неплохо видел в темноте, но сейчас обойтись без фонаря не мог даже он. Тот мощный источник света, что лежал в сумке у Принцессы, включать, конечно, не стоило, но маленький, потайной, всегда хранившийся в куртке, пришёлся в самый раз. Методично обшарив узким бледным лучиком стык между площадкой и гладкой вертикальной поверхностью скалы, Многоликий нашёл-таки щель, пригодную для закрепления крюка. Когда изогнутый кусок металла встал на своё место, Феликс забрал у Эрики верёвку, пошевелил её, проверяя, свободно ли она скользит наверху, отмерил нужную длину и завязал тугую петлю. Зацепил петлю за кончик крюка таким образом, чтобы стащить её сумел даже маленький зверь, и погасил фонарик.
  - Когда тайник откроется, ты вернёшься сюда, превратишься в горностая или в кого-нибудь ещё, уцепишься зубами за петлю, снимешь её, чтобы камень полетел вниз, а сам на верёвке поднимешься вверх, - не спросила, а констатировала Принцесса. - Спрячешься в горах, а потом самостоятельно спустишься в долину...
  - Угу.
  - Это опасно, Феликс, - пробормотала она.
  - Справлюсь. Снаряжение у меня есть, - уверенно ответил он. И добавил, почти не лукавя: - Мне уже доводилось проделывать нечто подобное.
  В ущелье было тихо-тихо - удивительно безветренная стояла ночь. Феликс обнял Эрику, гоня от себя ощущение, что сам теперь с нею прощается, поцеловал её так нежно, как только мог, и предложил:
  - Давай включим большой фонарь - как будто мы только-только сюда прилетели.
  - Дверь, наверное, давно уже появилась, - расстёгивая сумку, проговорила Эрика. По голосу было понятно, что она улыбается. - Это в прошлый раз нам пришлось целоваться, чтобы тайник открылся. А теперь... я думаю, ему более чем достаточно того обстоятельства, что у нас с тобой будет ребёнок.
  И точно: полукруглая створка чуть ниже человеческого роста была тут как тут. Она, как ей и следовало, очень легко открылась, и взгляду влюблённых предстал сводчатый коридор, освещённый магическими светильниками. Принцесса и Многоликий шагнули внутрь и, держась за руки, достигли круглого помещения, посередине которого покоился на помосте источающий древнюю магию клавикорд.
  - Вот и он. Ступай, любимый, не медли! - тихо сказала Эрика.
  - До встречи, моё сокровище, - со всем оптимизмом, на какой был способен, отозвался Феликс, снова совершил превращение и опрометью кинулся наружу.
  
  * * *
  Эрика постояла немного, лихорадочно прислушиваясь. Сначала снаружи не доносилось ни звука, потом коротко и громко стукнул упавший противовес, и снова наступила тишина. Ни новых стуков, ни стонов, ни звука борьбы - и это, скорее всего, означало, что Многоликий, никем на замеченный, благополучно выбрался из ущелья. Умом Принцесса понимала, что если бы маленький зверь сорвался вниз, она бы этого всё равно не услышала. Перед её глазами встала возникла жуткая картинка - длинное белое тельце, распластавшееся в луже крови на чёрном камне - но задержаться мысленно на этом зрелище она себе не позволила.
  В тёплой рукотворной пещере было неожиданно спокойно, словно и не здесь Эрика пережила один из самых страшных моментов в своей жизни. Продолжая прислушиваться, девушка подошла к Инструменту, провела ладонью по резной деревянной крышке. Она помнила всё или почти всё, что было связано с этим предметом в неслучившемся будущем - но почему-то ничего сейчас не чувствовала. Ни боли, ни отчаяния, ни тоски - словно и не было мучительных часов, проведённых за этими клавишами. Может, так действовали древние стены. Может, Наследство Ирсоль проявило какие-то новые, чудесные свойства. А может, Эрике просто было не до того. Единственное, о чём она могла сейчас думать - это о том, чтобы правильно исполнить свою роль, когда здесь появятся Мангана, Король и стражники. Правда, она не знала, как смотреть на отца и как говорить с ним после того, что она узнала о нём прошлой ночью. Но ведь бывало и похуже, напомнила себе Принцесса. Были те полчаса, которые она просидела в компании Потрошителя, уже найдя в его спальне останки Феликса. И раз тогда она справилась и ничем себя не выдала, значит, тем более, справится и теперь.
  Эрика подняла крышку и осторожно коснулась клавиш. Инструмент ответил знакомым своеобразным звуком, который тоже никаких эмоций у неё не вызвал. Осмелев, она взяла несколько аккордов, сыграла одну за другой пару простеньких мелодий и запоздало испугалась, что клавикорд, который так и не удалось включить 'в прошлый раз', возьмёт и заработает прямо сейчас. Но чуда не случилось. Тогда она достала из сумки 'Путеводитель' и открыла его, смутно надеясь, что в книге возникли новые строчки. Надежда не оправдалась - последняя фраза осталась прежней: 'Кто стремится получить многое, рискует многое потерять'. Через плечо посмотрев на дверь - убедившись, что та достаточно широко открыта, чтобы свет из тайника был виден в ущелье, - Эрика снова заиграла, коротая время. Она устала. Пожалуй, ей даже хотелось, чтобы всё побыстрее закончилось.
  Как только на площадке раздались шум и топот, Принцесса прекратила играть, аккуратно возвратила на место крышку и развернулась лицом ко входу. 'Силы Небесные, только бы мне не успели вколоть снотворное!' - взмолилась она. Катастрофы от этого, наверное, не случилось бы, но проваляться без памяти трое суток, как тогда, было бы унизительно и противно. Кроме того, Эрике ужасно не хотелось снова услышать Манганино самодовольное: 'А кто-то ещё сомневался, сработает ли мой безупречный план!' Поэтому, как только первые 'серо-красные' ворвались в коридор, она скрестила руки на груди, вскинула голову и презрительно проронила:
  - Где вас носило? Я уж думала, вы не появитесь вовсе.
  'Серо-красные' резко затормозили.
  - Ну что там ещё? - просипел из-за их спин Придворный Маг.
  Расталкивая стражу, он выбрался вперёд. За ним показался отец. Оба они в недоумении уставились на Эрику.
  - Что вы так смотрите? Да, вы не ослышались: я вас ждала, - поморщилась она и показала подбородком на стражников: - А их - особенно. Не я же потащу в Замок эту штуку. Она тяжёлая.
  Король и Мангана переглянулись.
  - Надеюсь, вы сюда попали через портал? - продолжала лицедействовать Принцесса. - Давайте тогда сию минуту отправимся обратно. Я очень устала и хочу спать.
  - Где твой дружок? - после короткой паузы севшим голосом спросил Король.
  'Не поймали!!!' - едва удерживая лицо, возликовала Эрика.
  - Ты об оборотне, папа? Он ушёл. И он вовсе не мой дружок.
  - Ушёл?! - каркнул Мангана.
  - Ушёл, - спокойно подтвердила она. - Выполнил свою часть договора и отправился восвояси.
  - Я ничего не понимаю, - тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал отец.
  Он отыскал глазами Олафа, маячившего позади стражников, и сделал едва заметный знак: 'Убери их отсюда!' Начальник Охранной службы скомандовал:
  - За мной! - и через три секунды возле клавикорда остались только Эрика, Скагер и Мангана.
  - Изволь объяснить, что происходит, - обращаясь к дочери, проговорил Король.
  - Да нечего особо объяснять, - подняла брови Эрика. - Мы с Многоликим узнали, что сиятельная Ирсоль оставила нам двоим своё Наследство. Вернее, каким-то образом узнал он - и явился прямиком ко мне в покои с этой новостью. Объяснил, что ему Инструмент Свободы без надобности - он-де и так свободен, как ветер. Но если мне интересно, он готов вместе со мной проникнуть в тайник - разумеется, не бесплатно. Короче говоря, пришёл продать мне секрет и свою помощь.
  Отец сощурился:
  - И ты...
  - И я согласилась, - высокомерно усмехнулась Принцесса. - Почему бы и нет? Я всегда мечтала вырваться на свободу, мой жених тоже предпочитает держаться подальше от любого трона. Почему бы нам не воспользоваться магией, чтобы получить желаемое?
  - Твой жених...
  - Ну да. Аксель. Я отправилась за Наследством с его одобрения и согласия.
  - Лжёте, ваше высочество, - выплюнул Мангана. - Вас видели в одной постели с оборотнем.
  - Что вы себе позволяете, господин Придворный Маг? - почти без притворства возмутилась Эрика. - Я никогда не лгу. Невелика сложность - полежать под одним одеялом с мужчиной, если нет иного способа... избавиться от наручника.
  - Девочка, ты что, хочешь сказать, что всё это подстроила?.. - процедил Король.
  Эрика пожала плечами:
  - Вот именно, папа. Я всё это подстроила.
  - Это неправда, Скагер! - вмешался Мангана. - Ведь Коркец сказал тебе, что она беременна...
  - Я беременна, - кивнула она. - Но с чего вы взяли, что отец ребёнка - Многоликий? Я беременна от Акселя. И по-прежнему собираюсь за него замуж.
  Эти слова она произнесла с замиранием сердца - 'в прошлый раз' её помолвка рухнула, как только она покинула Замок. Но теперь, судя по всему, ничего подобного не случилось, ибо лицо Короля приняло облегчённое выражение. Он уже готов был поверить, что избежит скандала и прочих неприятностей, связанных с разрывом помолвки.
  - Но как вы узнали, что... - начал Потрошитель.
  - Как узнала, что вы с папой тоже хотите заполучить Наследство? - опередила его Эрика. - Подслушала!
  - Сама? - уточнил отец.
  - Кое-что - сама. Кое-что - подслушал Многоликий. Ты считаешь Наследство Ирсоль Инструментом Власти. Чем его считает господин Придворный Маг, никому неизвестно - похоже, он что-то темнит. Лично я, впрочем, нисколько не сомневаюсь, что это Инструмент Свободы. Так или иначе, когда мы с Многоликим узнали о ваших планах, то решили, что не будем вам мешать - наоборот, используем их в своих интересах. Как видите, мы отлично справились.
  - Говоришь, подслушала... - протянул отец, и Эрика поняла, над чем он сейчас ломает голову.
  Но облегчать ему задачу не собиралась. Пусть хоть до посинения гадает, знает она или нет, что он убил её мать. Как ни хотелось Принцессе бросить ему в лицо: 'Убийца!' - но момент для этого был совершенно не подходящий.
  - А ведь ты утверждал, что тайник откроется, только если они полюбят друг друга, - переведя взгляд на Мангану, сказал Король.
  - Я и теперь в этом уверен, - проскрипел Придворный Маг.
  - Сентиментальная чушь, - поджала губы Эрика. - Мы просто должны были появиться здесь вместе.
  - Чем же вы расплатились с вашим... сонаследником, ваше высочество? - поинтересовался Мангана.
  Она вздохнула:
  - Драгоценностями. От них, не поверите, ещё никто не отказывался.
  - Драгоценностями? - язвительно переспросил он.
  - И возможностью сделать слепок с Большой Королевской печати, - поколебавшись, для вящей достоверности добавила Принцесса.
  Повисло молчание. Все слова, какие следовало сказать, уже были сказаны. Только сейчас она почувствовала, что внутри у неё гудят, готовые порваться, струны нервного напряжения. Слишком много лжи... Слишком много! Целью устроенного Эрикой представления было убедить отца и Потрошителя, что Феликс ничего для неё не значит - и тем самым отбить у этих двоих желание шантажировать её жизнью любимого человека. Получилось у неё или нет, Принцесса не знала. Она сомневалась, что они так уж легко поверили ей на слово - но возразить им было нечего, и это пока её вполне устраивало.
  - Домой, - наконец, сухо проговорил Король и первым двинулся к выходу. - А ты стой тут, выйдешь вместе с Олафом, - велел он дочери.
  Эрика хмыкнула:
  - Не бойся, папа, не улечу, - но возражать не стала.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"