Марчант Алекс : другие произведения.

Человек короля

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Взгляд на Ричарда III с точки зрения ребенка
  'Человек короля'
   Вторая книга 'Ордена Белого Вепря'
  
   Перечень персонажей
  
  'Орден Белого Вепря'
  
  Мэттью Уэнсфорд, паж
  Элис Лэнгдаун, камеристка и подопечная королевы Елизаветы
  Роджер де Кинтон, паж
  Эдвард, сын Ричарда, герцога Глостера
  Элен, подруга Элис
  
  Попутчики по пути в Лондон
  
  Эдвард V, король Англии
  Ричард, герцог Глостер, дядя короля Эдварда V, брат короля Эдварда IV, Защитник Англии
  Генри, герцог Бекингем, его кузен, супруг сестры королевы Елизаветы
  Энтони Вудвилл, граф Риверс, дядя короля ЭдвардаV, брат королевы Елизаветы
  Ричард, лорд Грей, старший сводный брат Эдварда V, младший сын королевы Елизаветы от ее первого мужа
  Френсис, лорд Ловелл, друг и соратник герцога Ричарда
  Сэр Ричард Рэтклиф, соратник герцога Ричарда
  Мастер Джон Кендалл, секретарь герцога Ричарда
  
  Придворные
  
  Анна, герцогиня Глостер, супруга герцога Ричарда
  Елизавета Вудвилл, королева покойного короля Эдварда IV (в прошлом госпожа Грей)
  Елизавета, ее дочь, старшая сестра Эдварда V
  Ричард, герцог Йорк, ее сын, младший брат Эдварда V
  Маркиз Дорсет, старший сводный брат Эдварда V, старший сын королевы Елизаветы от ее первого мужа
  Сэр Эдвард Вудвилл, брат королевы Елизаветы
  Джон Говард, герцог Норфолк
  Маргарита, герцогиня Норфолк, его жена
  Лорд Уильям Гастингс, друг короля Эдварда IV и канцлер Англии
  Маргарет Бофор, леди Стэнли, мать Генри Тюдора
  Томас, лорд Стенли, ее третий муж
  Сэр Уильям Стенли, ее брат
  Леди Элис Тирелл, жена сэра Джеймса
  Уолтер, лорд Соулсби, рыцарь
  Ральф Соулсби, его сын, обручен с Элис Лэнгдаун
  Хью Соулсби, племянник лорда Соулсби, оруженосец
  
  В Лондоне
  
  Мастер Эшли, купец
  Госпожа Эшли, его жена
  Мастер Линдси, его управляющий
  Мастер Хардинг, его секретарь
  Мастер де Вре, его глава печати
  Симон, его ученик
  Брат Шау (или Шаа), проповедник
  
  В замке Миддлхэм
  
  Сэр Джеймс Тирелл, глава оруженосцев
  Доктор Фриз, наставник Эдварда и пажей
  Мастер Флит, учитель оружейного дела
  Мастер Петит, учитель танцев
  Мастер Рейнольд, учитель верховой езды
  Мастер Гигес, главный егерь
  
  В Йорке
  
  Джон Уэнсфорд, купец
  Джон Уэнсфорд, его сын
  Фредерик Уэнсфорд, его сын
  
  Известные по историческим событиям...
  
  Генри Перси, граф Нортумберленд
  Джон де Ла Поль, граф Линкольн, племянник герцога Ричарда
  Генри Тюдор, 'граф Ричмонд', претендент на трон со стороны Ланкастерской династии
  Лорд Стрендж, сын Томаса, лорда Стенли
  Сэр Роберт Брекенбери, констебль (хранитель) Тауэра
  
  В прошлом...
  
  Эдвард IV, покойный король Англии
  Ричард, герцог Йорк, отец Эдварда IV
  Джордж, герцог Кларенс, брат Эдварда IV
  Ричард, граф Уорвик, кузен Эдварда IV, известен как Творец королей
  
  Шифр Ордена Белого Вепря
  
   a b c d e f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z
   u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n o p q r s t Monday (понедельник)
   r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n o p q Tuesday (вторник)
   o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k l m n Wednesday (среда)
   l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h I j k Thursday (четверг)
   i j k l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e f g h Friday (пятница)
   f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z a b c d e Saturday (суббота)
   c d e f g h I j k l m n o p q r s t u v w x y z a b Sunday (воскресенье)
  
  Глава 1
  
  Сорванная встреча
  
  Первым предупреждением об их приближении был еле слышный рокот, словно от далекого грома в летний день. Солнце все еще сияло, хотя находилось на небе уже низко, бросая вдоль булыжников площади длинные тени. Его последние лучи золотили вершину стоящего на рынке старого каменного креста.
   Когда шум достиг нас, мой господин поднял голову, повернув ее сначала в одну, потом - в другую сторону, будто услышавший звук охотничьего горна загнанный вепрь. Одним словом, товарищ исчез далеко позади, оставив его в одиночестве на самом конце двора трактира. Одетый только в дорожную форму глубоко траура, стройный силуэт не дрогнул ни единой мышцей в течение всего времени нашего ожидания.
   Далекий рокот вырос в монотонное постукивание, затем поднялся до почти отбойных ударов,- гула, словно сквозь трубу идущего по узкой улочке напротив и отражающегося канонадой от сгорбленных на другой стороне зданий. Сейчас я мог сказать, что звук был ударами копыт многих десятков скакунов, мчащихся вдоль по прорезавшей этот городок большой дороге.
   Глубоко в груди сердце забилось чаще, отвечая заглушающим его копытам. Дыхание тоже участилось. За секунду ставшими более липкими ладони схватили гончую за ошейник, и я выдохнул ей приказ оставаться поблизости. Совершенно точно, даже ее острый слух не мог из-за нарастающего звука разобрать моих слов, но она все равно подняла лохматую красноватую мордочку от усиления моей хватки и умоляюще взглянула на меня глубокими карими глазами.
   Теперь ничего не нарушало воцарившейся вокруг нас тишины, кроме хлопанья стяга, темно-красного с синим стяга моего господина, развеваемого ветром, с переливающимся белым вепрем на нем, вставшим на дыбы, будто осененного дыханием жизни по милости искрящегося напряжения, пронизывающего воздух вокруг. Его Милость со своими джентльменами оставались неподвижными, хотя каждый из соратников герцога, как мне было теперь видно, положил ладонь на рукоять продолжающего находиться в ножнах меча.
   Земля под ногами задрожала от приближающегося шквала. Мюррей навострила уши, ее нос задергался и, наверное, лишь минуту спустя после первого грома копыт, ураганная волна выплеснулась из устья главной улицы на широкую рыночную площадь.
   Я вздрогнул, потрясенный их прибытием, но мой господин, твердо стоящий на земле, не пошевелился, когда через замощенный булыжниками двор к нему направилась группа всадников. Два или три десятка полностью вооруженных мужчин в сверкающих доспехах, на гремящих копытами скакунах, с высоко реющем на пронизывающем ветру стягом ало-белой окраски. Мчащиеся, словно на пятки им наступают черти, и не обращающие внимания на разбегающееся с их пути и хватающее детей с вещами, тем самым уберегая последних от причинения вреда, население городка.
   Передние кони остановились в своей стремительной гонке и ударили копытами только в футе от Его Милости. Они тяжело дышали, бока медленно вздымались под дорогой сбруей. Белокурый мужчина на первом из скакунов на миг бросил взгляд вниз, после чего придержал поводья. В его голубых глазах отсутствовало всяческое выражение. Незнакомец коснулся кончиком хлыста лба, выражая приветствие.
   'Здравствуйте, Ваша Милость', - начал он, из-за быстрой скачки учащенно дыша. 'Прошу простить наш запоздалый приезд. Его Величество перед этим заехал в Стоуни Стратфорд, где нынешней ночью намерен выспаться. Он просил меня вернуться сердечно поприветствовать вас и вместе подождать к взаимному нашему удовольствию'.
  Так любезно беседовавший с моим господином герцогом Ричардом человек был мне неизвестен. Но, при пересечении им и его сопровождающими площади, по нашим рядам рябью пронесся шепот узнавания. Стоящий рядом со мной секретарь Его Милости, мастер Кендалл, недоверчиво выдохнул имя вновь прибывшего.
   'Граф Риверс! И он посмел показаться здесь без короля?'
   Граф выпрыгнул из седла своего тонкокостного скакуна с легкостью мужчины гораздо меньших лет, и я вспомнил, что об этом брате королевы однажды говорили, как о лучшем участнике рыцарских турниров во всей стране. Когда он поклонился Его Милости, на ум мне пришли изящные черты лица и светлые волосы сестры графа. Наверное, минуло не более двух месяцев со дня моей встречи с Ее Милостью, однако, казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Сейчас все было иначе.
   Его Милость герцог Ричард принял графа с равной вежливостью. Но в последующих словах я различил след всего лишь минуты назад проявлявшегося гнева. Этот гнев дал о себе знать при прогулке ленивым шагом по улицам по вечернему тихого городка, когда мы не обнаружили и намека на заранее условленную встречу с новым королем и его свитой.
   'В Стоуни Стратфорде? Как так? Нам следовало увидеться с ним здесь, в Нортгемптоне'.
   Ответ графа отличался мягкостью, словно накануне его хорошо отрепетировали.
   'Увидеться здесь договаривались вы и я, Ваша Милость. Но в голову нашего племянника Эдварда пришло, что тут не найдется достаточно жилья для всех его и ваших людей. Поэтому он посчитал лучшим отправить свиту вперед, освобождая дорогу сопровождающим вас. Наша усадьба в Стоуни Стратфорде обладает богатым запасом продовольствия для большой компании, вот Эдвард и остался в ней со своим братом, лордом Греем и остальными спутниками'.
   Прошедший меж зубов мастера Кендалла при этой речи свист слышали только находящиеся к нам с ним вплотную товарищи. Но выражение лица стоящего на несколько шагов впереди герцога Ричарда не изменилось ни на йоту.
  'В данный час вам уже поздно торопиться присоединяться к Его Величеству сегодня вечером, мой господин. Не расположитесь ли вы с вашими джентльменами здесь, в городке, и не пообедаете ли с нами в этом трактире?'
   Граф снова поклонился, и вскоре, торопясь в разные стороны, вводя скакунов и внося багаж, засуетились конюхи и слуги, пока внизу, под покачивающимся знаком харчевни, не остались лишь два вельможи и их ближайшие соратники. Его Милость отошел в сторону, с серьезной учтивостью приглашая графа войти первым. Близко придерживаясь мастера Кендалла, как уже привык на протяжение последних дней, я замыкал процессию, следуя за лордом Ловеллом, мастером Рэтклифом и другими дворянами.
  С тех пор, как нас достигли известия о смерти прежнего короля Эдварда, я часто обедал в подобных трактирах за столом его брата, герцога Ричарда, на всем протяжении пути из Миддлхэма на юг, для встречи и сопровождения на коронацию в Лондоне нового монарха. Сейчас, тем не менее, я отыскал скамеечку в углу, и Мюррей, моя еще не вышедшая из возраста щенка гончая, просунула туда свое маленькое на коротеньких ножках тельце, прежде чем улечься, устроив на вытянутых передних лапах заостренную мордочку. Из этого угла я наблюдал за хозяином трактира и его служанками, сновавшими с лучшими оловянными кубками и тарелками, и слушал, как джентльмены обмениваются шутками и усаживаются за богато уставленный дубовый стол.
   В тот вечер я держался на принадлежащем мне месте, понимая, народ вокруг высокого стола - не чета простым мальчишкам, вроде меня, чтобы осмеливаться к нему присоединяться. Хотя, когда Его Милость герцог Ричард и граф подняли бокалы с лучшим вином трактирщика в честь нового монарха, я вспомнил, юный король Эдвард был всего лишь мальчиком, даже моложе меня, тем, с которым я имел удовольствие целый вечер вместе кататься верхом на прошлые Святки.
  Не могу отрицать укола разочарования, поразившего меня после обнаружения, что Эдварда нет в городке в час нашего прибытия. Было ли ошибкой надеяться на возобновление приятельства, начавшегося в канун Крещения? Так много изменилось с того дня. Меня отстранили от обучения в замке Миддлхэм азам рыцарского искусства и вынудили оставить друзей - Элис, Роджера, Элен и, разумеется, маленького Эда, сына Его Милости. А Эдвард - он потерял отца, прежнего короля. Возможно, тот день верховой прогулки оказался их последним проведенным вместе. Теперь же Эдвард готовился принять на свои плечи тяжелую ношу правления государством.
  Ко мне вернулась торжественная клятва, данная в Йоркском соборе. Воссоединившись со старыми друзьями из хора большого храма родного города, спустя почти год после позорного исключения, мы исполнили поминальную службу по усопшему монарху. Последние звуки моего соло взлетели в высь священного пространства, словно сопровождая его душу на небеса.
   Самые значительные представители города и предместий Йорка, как один, преклонили колени за спиной брата покойного короля, герцога Ричарда Глостера. Следуя его примеру, все они присягнули на верность новому монарху - племяннику герцога, Эдварду, пятому носящему это имя властелину. Обнаженные чувства сплетенных голосов, звучащих готовностью доказать свою преданность, нахлынули на меня, будто волна в минуту урагана, когда я стоял близ алтаря, поглощая самый звук моих собственных слов. И меня наполнила несказанная гордость за земляков.
   Произошло еще одно прощание ранним серым утром, - с семьей и горожанами, после чего мы снова тронулись в путь, укрепившись теперь тремя сотнями мужчин, присоединившихся к нам, благодаря моему родному городу.
   Мы неизменно продвигались в южном направлении. К замку Понтефракта с его парящей в вышине башней, к твердыне Ноттингема, притулившейся на утесе над рекой Трент.
   Каждый час из каждого уголка государства навстречу нам спешили гонцы. От графа Риверса, путешествующего с новым королем в Лондон из своих владений на западе. От графа Нортумберленда, с его обетом заботиться о приграничных землях на севере. От Генри, герцога Бекингема, чтобы сомкнуться с нами, выехавшего из Уэльса. И от лорда Гастингса - от пребывающего в столице лорда Гастингса постоянно поступали предостережения.
   Ибо в Лондоне события быстро сменяли друг друга, события, смысл которых я не постигал. Но из того немногого, что мне довелось услышать, и из собирающихся на лице Его Милости герцога Ричарда угрюмых теней было ясно, - благоприятного в новостях нет ни на гран.
   Родственники королевы Елизаветы, Вудвиллы, прибавили в силе, отныне, когда ее супруг скончался, став в притязаниях на бразды правления лишь дерзновеннее. Старый канцлер и советник монарха, лорд Гастингс, никогда не являвшийся для королевы другом, опасался по поводу своего положения и, даже вероятно, по поводу своей жизни. Срыв нашего свидания с юным королем и графом едва ли успокаивали эти опасения.
   Тем не менее, здесь, в маленьком городке центральной Англии, компания джентльменов проводила время за приятной трапезой. Владелец трактира лично занимался ими, собственноручно принося вкуснейшие блюда, которые только могла предоставить его кухня. На исходе вечера, запасов наливаемого вина и количества провозглашенных и омытых горячительным тостов по обществу дворян распространились болтовня и смех. Но Его Милость герцог Ричард едва ли даже улыбнулся. Он не прикасался к алкоголю, помимо необходимости ответить на объявленную здравицу, и, как я отметил со своего выгодного места наблюдения, не спускал глаз с графа. Величественное лицо последнего вскоре зарумянилось от жара помещения, но Риверс тоже пил мало.
   Не более, чем час спустя, когда мы сели за ужин, снаружи, из-за затворенных ставней пробился новый переполох от конских копыт, звенящей сбруи и мужских голосов. Примчался слуга и, кланяясь, объявил: 'Его Милость герцог Бекингем'.
   Когда дородный надменный человек, впервые встреченный мной в канун Крещения, вошел в комнату, сопровождаемый несколькими спутниками, каждый из которых в равной степени был изнурен и заляпан грязью, Его Милость герцог Ричард и граф Риверс уже находились на ногах.
   Его Милость выступил вперед и пожал вновь прибывшему руку.
   'Добро пожаловать, Гарри', произнес он в качестве приветствия.
   Теплота в его голосе изумила меня. На Святки при дворе герцогского брата между двумя мужчинами обнаруживалось мало общего. Но потом мне вспомнились произнесенные тем зимним вечером слова юного Эдварда о муже тетушки: 'Не уверен, что матушка очень любит Бэкингема'.
   Не обрел ли Его Милость герцог Ричард в эти сложные времена союзника в борьбе против королевы и ее семьи? Если все докладываемое лордом Гастингсом оказывалось правдой, понадобиться он мог. И в самом деле, объятия графа с вновь прибывшим отдавали определенной холодностью, пусть мой господин Бекингем и присоединился к обществу с готовностью. Трактирные слуги внесли доплнительные стулья и зажженные свечи, а хозяин забегаловки озаботился поиском еще большего числа блюд с вкуснейшими закусками.
  Несмотря на шум от стольких людей, вскоре в тесном, теплом и дымном помещении трактира моя голова стала клониться вниз, и я захотел перебраться в кровать. Мюррей уже давно свернулась и мгновенно заснула у моих ног. Лорд Риверс, вероятно, тоже пережил длинный день, - сколько лишних миль проскакал он к Стоуни Стратфорду и обратно? - ибо, менее, чем через час после прибытия нового гостя, граф попрощался и удалился. Оповестив о своем уходе принимающую сторону, лорд Риверс со спутниками отбыл в сгущающиеся сумерки.
  Два имеющих статус королевских родственников герцога снова сели, каждый заняв по отношению друг к другу противоположную сторону длинного стола, и мой господин Бекингем махнул хозяину трактира, - плеснуть им в кубки еще вина. Когда тот покинул помещение, чтобы в очередной раз наполнить кувшины, герцог Генри откусил еще один кусок, опустошил и резко поставил чашу, вынудив находящуюся за последней на столе свечу подпрыгнуть, после чего резко спросил:
  'Какие новости из Лондона?'
  'Все то же самое', - ответил Его Милость герцог Ричард. Голос моего господина был спокоен, но с некоторым усилием отогнав сон, я мог довольно хорошо его слышать. 'Гастингс рассказал, что старый монарший Совет вновь собрался и принимает решения под бдительным оком маркиза Дорсета'.
  'Старый Совет? Эта Вудвилловская шайка?'
  Герцог Ричард кивнул, но ничего не добавил. Герцог Генри взревел и вспыхнул, словно потухающее в его кулаке пламя свечи.
  'У них нет на это прав. Разумеется, Гастингс в курсе, - ему следует воспротивиться происходящему. Не важно, что Дорсет тоже сын королевы. Исключительно монарх уполномочен назначать свой Совет. И пока он здесь, с нами - '
  'Боюсь, монарх здесь отсутствует'.
  'Отсутствует?' - заревел Бекингем. 'Тогда где он?'
  'Отправился вместе с сопровождением после обеда в Стоуни Стратфорд, это в четырнадцати милях отсюда'.
   'Потом они намереваются заставить его добраться до Лондона, опередив нас. Короновать, прежде чем вы прибудете'. Кулак Бекингема еще крепче сжал ножку кубка. 'Зачем, в таком случае, здесь околачивается Риверс?'
  'Чтобы убедить меня, что все идет своим чередом. А еще задержать, предполагаю. Он процедил скудные оправдания касательно малого числа жилищ для размещения обеих сторон. Как много едет с вами людей?'
  Бекингем фыркнул.
  'Сотни три, не больше, как видите. Обидно, что не привел войско, раза в четыре помасштабнее'.
  'Мы сопровождаем короля, а не предводительствуем в армии захватчиков'.
  'Даже если Риверс притащил две тысячи наемников? Гастингс поведал об этом замечательном факте в письме. У него точно не просто сопровождение'.
   'Этим вечером у него с собой не более пятидесяти человек. Остальные, - если их так много, - с Ричардом Греем и королем'.
   'Стоуни Стратфорд - поместье Вудвиллов. Там у них будет готовый доступ к количеству солдат значительнее нынешнего. И, само собой, семейка устроит засаду. Для одинокой утренней прогулки дорога в том направлении безопасности не обещает'.
   Герцог Ричард хранил недолгое молчание.
   'Сомневаюсь, что Вудвиллы зайдут настолько далеко. Риверс -'
   'Не он здесь заводила',- прервал Его Милость Бекингем, нависая массивным туловищем над все еще находящимися на столе тарелками с фруктами и сыром. 'Дорсет и королева засели в Вестминстере, словно пауки в сплетенной ими сети. Они станут руководить ситуацией оттуда. Если герцог Глостер, спеша на встречу с монархом, падет жертвой несчастного случая, кто этим заинтересуется, раз Вудвиллы уже коронуют мальчика и возымеют над ним влиянием?'
   Локоть к локтю сидящий с герцогом Ричардом лорд Ловелл тихо заговорил.
   'При появлении моего господина Бекингема лорд Риверс выказал некоторое удивление'.
   Герцог Генри бросил в его сторону пронзительный взгляд.
   'Может быть, Риверс был слишком сосредоточен на вашем кортеже, чтобы слишком много раздумывать о моем. Преимущество такой маленькой группы, как у меня в том, что мы оказались в состоянии поднажать и быстро к вам присоединиться'.
   'Но сейчас вы здесь, и Вудвиллы видят наше намерение воплотить требования моего брата с помощью Парламента. Они нам не помешают'.
   При этих словах герцога Ричарда черты Бекингема мрачно искривились, озаряемые отблеском множества свечей.
   'С таким приобретением почти у них в руках? Поездка длиной в день, ну, в два, и новый монарх - уже коронованный - под контролем. Вудвиллы не удержатся от искушения. Не будьте наивны, кузен'.
   Выражение лица и голос Его Милости остались спокойны.
   'Я хорошо знаком с методами Вудвиллов и не нуждаюсь в ваших предупреждениях. Парламент и народ Лондона не допустят подобных маневров. Их верность моему брату непоколебима. А его последняя воля широко известна...'
   Бекингем сделал глубокий глоток, после чего поставил кубок на стол, теперь глядя на Его Милость герцога Ричарда осторожно и внимательно. Следующие слова Бекингема казались выбранными самым осторожным образом.
   'Что если слышанные мной слухи истинны?'
   'Какие слухи?'
   'О том, что смерть вашего брата имела подозрительный характер. Что, быть может, как я сказал, это всего лишь слухи, что, быть может, он оказался...отравлен'.
   'Отравлен?'
   'Говорят, при итальянских дворах подобное входит в большую моду'.
   Обойдясь без повторного колебания, Его Милость покачал головой.
   'Нет, кузен, слухи - опасные создания, им не следует доверять так легко. Посланец Гастингса объявил об апоплексии'.
   Бекингем снова откинулся назад, медленно вращая пальцами кубок с вином, пока он рассматривал своего соратника герцога Ричарда.
   'Апоплексия может принять множество обличий, как и отравление. Но как часто поправившийся после нее человек умирает от того же недуга на следующей неделе?'
   'Гастингс об этом не писал'.
   'Говорят, король заболел, но затем выздоровел. Правда, через несколько дней он провел вечер в лоне семьи жены... Первое нездоровье обратилось пустой попыткой, добиться успеха удалось лишь неделей позже'.
   Потянулась полная молчания минута. Джентльмены из Йоркшира обменялись взглядами, пламя свечей беспощадно выхватывало их взоры.
   После того, как Его Милость герцог Ричард ничего не ответил, мой господин Бекингем ринулся разворачивать мысль дальше.
   'Вероятно, назначение Дорсета на должность заместителя коменданта Тауэра несколькими неделями ранее не является совпадением. Это подготовка к захвату власти, а также - королевской казны. Говорят, что с помощью своего флота Эдвард Вудвилл перевез через Пролив половину сокровищницы'.
   'Я тоже наслышан о злоключениях казны брата, вполне возможно, это так. Но нельзя поверить в способность Ее Величества на преступление, подобное убийству. Она любила Эдварда...по крайней мере, когда-то'.
   'Тем не менее, сейчас чары королевы поблекли. Вы сами были свидетелем того на Святках. Любимицами стали госпожа Шор и другие дамы. По разным данным, здесь сыграл определенную роль сам Гастингс. Наверняка, влияние Елизаветы на Эдварда оказалось подорвано, и ее семья испугалась окончания могущества Вудвиллов. При такой угрозе мало надо, дабы натравить свору собак на кормившую их длань'.
   'Но не убить короля. Это преступление не идет ни в какой счет с остальными. Нет, даже Вудвиллы, при всех их интригах, не могут решиться на такое'.
   'Осторожно, кузен'. Указательный палец герцога Генри, будто предупреждая, взметнулся из его сжатого кулака. 'Не забудьте об участи, приключавшейся с прежними Защитниками королевства искусством рук монарших родственников. Вспомните о Хемфри Ланкастере, он тоже носил титул герцога Глостера'.
   'Тогда стояли другие дни. Благодарение Господу, времена изменились'.
   'Однако, вы опасаетесь за жизни жены и ребенка'.
  Все это время, сонно рассматривая обоих герцогов в подрагивающем огне свечей, я не отдавал себе полный отчет в произносимых ими речах. Но что мне открылось сейчас? Что прежний король, вероятно, был убит, и что та же судьба может угрожать моему младшему другу Эду и его матушке.
   Сама мысль потрясла и заставила окончательно проснуться. До настоящей минуты я не догадывался, насколько серьезным оказалось положение.
   Тем не менее, выражение лица Его Милости герцога Ричарда не изменилось.
   'Дома, в Миддлхэме, они будут в безопасности'.
   'Вы готовы поставить их жизни на кон?'
   'Вудвиллы не в состоянии тронуть там мою семью'.
   'Возможно. Но нам нужно хорошо выполнить свою задачу, дабы удостовериться в грядущей безопасности для ваших родных'.
   'Не только для них, кузен. Еще для сына моего брата и его королевства'.
   'Да, еще и для королевства', - прорычал герцог Генри, допивая остатки вина и аккуратно возвращая кубок на стол. 'Хотя, видит Господь, иногда я задаю себе вопрос, заслуживает ли оно такой заботы?'
   Герцог Ричард встал. Его примеру последовали все остальные джентльмены, последним стал милорд Бекингем, выталкивающийся из-за стола с помощью окорокоподобных ручищ. Как бы ни был я собачьи изнурен, но вскочил вместе с оставшимися.
   'Забота о королевстве - священная обязанность, кузен. Мы же пренебрегаем ею при угрозе нашей безопасности'. Несмотря на их спокойствие, слова моего господина прозвучали твердо, подводя под разговором черту. 'Но сейчас настало время для отдыха. Следует приготовиться отправиться дальше на рассвете'. Милорд Бекингем тут же поинтересовался: 'Вы предварительно вышлете отряд для проверки наличия засад на дороге?'
   Пальцы Его Милости герцога Ричарда принялись поигрывать украшенным красноватым самоцветом кольцом-печаткой в так хорошо знакомой мне уже манере, но он ничего не ответил.
   Спустя мгновение Бекингем спросил:
   'Что с Риверсом?'
   'Подожду с этим до утра'.
  'Вам нужно с ним разобраться'.
  'Как уже сказал, подожду до утра'.
  'Если он сумеет отправить сообщение Дорсету и королеве -'
  'Сообщение о чем?'
  'О том, что...', - неуверенно проговорил Бекингем.
  'Что я исполняю возложенные на меня полномочия Защитника королевства? Вероятно, мне бы хотелось, дабы они получили подобное сообщение. Если Ее Величество верна памяти брата, она станет действовать правильно. Если же нет...'
  'Мы узнаем, что следует предпринять'.
  'Действительно, я узнаю'.
  Мне показалось, что на начальную букву Его Милость сделал особое ударение, и, бросив взгляд на милорда Бекингема, убедился, он тоже это заметил. Глаза герцога сузились, тем не менее, тот постарался согнать гримасу с помрачневшего лица.
   'Тогда, я желаю вам доброй ночи, кузен. Пусть утро принесет меньше проблем, чем я в настоящий момент предвижу'.
  Его Милость наклонил голову, и второй герцог во главе своей свиты покинул комнату вслед за пресмыкающимся перед ним хозяином трактира.
   Звук их многочисленных ног постепенно удалялся по улице - по направлению к подготовленным для вновь прибывших зданиям, а я поймал себя на том, что затаил дыхание. Выдохнув, я услышал, как по помещению прокатилась волна, словно оставшиеся джентльмены только что единодушно сделали то же самое.
   Первым заговорил лорд Ловелл.
   'Он прав, Ричард. Вам стоит остерегаться Риверса'.
   Его Милость вновь опустился на свое место. Взяв кубок, герцог, в конце концов, осушил его глубоким глотком.
   'Уверен, - это мудрый совет, Френсис. Но в данную минуту я слишком измотан, чтобы об этом размышлять. И разговор об убийстве...'
   Он сделал еще один глоток, затем взгляд Его Милости скользнул ко мне, застигнув впроцессе зевания. По лицу Его Милости пробежала призрачная улыбка.
   'И я вижу, что не одинок в своей измотанности. Нам всем нужно отправляться в кровать. Впереди ранний подъем и долгая дорога в Лондон с нашим королем. Желаю вам хорошего отдыха, джентльмены'.
   Герцог встал, и, когда, освобождая путь к лестнице, его соратники отступили, тихо произнес в сторону лорду Ловелла:
   'Присоединяйся, Френсис, необходимо поговорить'.
   При прохождении Его Милости мимо я низко поклонился, а потом, подхватив сонную Мюррей, проследовал за ним вверх по ступенькам, на шаг позади лорда Ловелла. Трактирный слуга положил на порог приготовленный для выполнения мной пажеского долга и сна на страже за герцогскими дверями соломенный тюфяк. Переступив через него, Его Милость обернулся и положил ладонь мне на плечо.
   'Сегодня вечером мне не понадобятся ваши услуги, Мэтт. В полную силу воспользуйтесь отдыхом. Вижу, вы боритесь со сном, и, скорее всего, такой же долгий день ждет нас завтра'.
   Я был благодарен за разрешение лечь и развернуть одеяло. Лорд Ловелл подавил смешок, когда его длинные ноги перешагнули через меня, но крайняя измученность помешала мне озаботиться, не стану ли я причиной спотыкания. С удобно расположившейся и не давящей на грудь Мюррей мои веки опустились, и я начал медленно погружаться в сон. Кажется минуту-другую спустя, Его Милость приглушенно попросил прощения, переступив назад и задев мою руку, но затем, опускаясь все ниже в глубокую теплую тьму, я больше ничего не знал...
  
  Глава 2
  Западня
  
  До тех пор, пока...до тех пор, пока нечто тяжелое и заостренное не ткнуло меня под ребра. Откуда-то проник сероватый свет. Вдалеке послышались шепот людей и ропот животных, нет, теперь они стали ближе, решительно пробравшись за стены. От моего движения Мюррей заскулила. Раздался тихий голос.
  'Мэтт, вы очень долго спали. Пришло время вставать. Подкрепитесь тем, что найдете, прежде чем мы пустимся в дорогу'.
  Потирая глаза, я с трудом поднялся.
  'Но, Ваша Милость, я должен помочь вам одеться'.
  Его Милость герцог Ричард рассмеялся.
  'Как видите, молодой человек, этого не требуется'.
  Мне и в самом деле не надо было уже ничего делать. Даже тусклый полумрак не мог скрыть, что Его Милость уже облачился в свой скромный камзол, предназначенный для путешествий верхом. На ногах находились сапоги, один из которых легонько толкнул меня в целях пробуждения, а в одной из ладоней - стопка документов. Даже портупея для меча аккуратно и крепко обхватывала талию.
   'Пока вы лежали и спали, я успел выполнить половину моей дневной работы. Теперь поднимайтесь и бегите вниз - там вы обнаружите, что все обитатели трактира давно проснулись'.
   Пристыженный, я собрал вещи и пробрался за Его Милостью на нижний этаж, Мюррей последовала за нами по пятам. Как мог я проспать? Как герцог встал, не разбудив меня? А если бы враги явились напасть на него ночью?
  В просторном помещении внизу среди нескольких других уже позавтракавших джентльменов и гула продолжающейся беседы сидели мастера Кендалл и Рэтклиф. Когда они встали поприветствовать Его Милость, устроившегося между ними и пригласившего соратников вернуться к трапезе, лица их были серьезны.
   Я отыскал за столом, рядом с мастером Кендаллом, недалеко от приветливого тепла закрытого камина, свободный стул. Дочка трактирщика засуетилась с тарелкой, на которой лежали хлеб и сыр, и с кружкой эля.
   'Вот вы и явились, сэр. Лучше поздно, чем никогда'.
   Не почудилось ли мне подмигивание, предварившее установку на столе тарелки с кружкой?
   В предрассветном мерцании тлеющих углей и горящих свечей я не мог быть уверен, хотя щеки мои внезапно вспыхнули. Однако, не обратив на это внимания, девушка отвернулась раздувать огонь.
  Стоило мне сесть и начать жевать, бросая кусочки Мюррей, снаружи, на улице раздался громкий стук копыт. Прежде чем в дверной проем, еще не стряхнув с оружия грязи и пыли, стремительно вошли лорд Ловелл и несколько его спутников, хватаясь за рукоятки мечей, как один, вскочили джентльмены.
  Когда лорд Ловелл шагнул вперед, Его Милость продолжал спокойно сидеть за столом. Те, кто находился поблизости, направились к вновь пришедшим, вновь вкладывая в ножны уже наполовину вытянутые клинки, кто-то опять сел на место, но все превратились в олицетворение внимания.
   'Ну что, Френсис?'
  'После того, как я послал вам весточку, Ричард, мы выяснили еще больше. Форма снова отсутствовала, но, бесспорно, это все были люди Вудвиллов. Мы...' - он замолчал, окидывая взглядом лица собравшихся. 'Мы допросили глав каждой из банд. Они единодушно согласились, что их целью было помешать вам добраться до Стоуни Стратфорда - любыми средствами. Хотя никто не назвал имена отдавших им такие приказы'.
  Его Милость встал. Отсвет свечей выхватил запечатлевшееся на лице герцога странное выражение. Я мог бы определить последнее как грусть. Возможно, даже понимание или решимость?
  'Спасибо вам, Френсис. Печально, но, представляется, что милорд Бекингем оказался точен, по крайней мере, в одном отношении. Мы не можем быть уверены, - кто конкретно стоит за устроенными засадами, но также не можем позволить себе рисковать. Арестуйте милорда Риверса!'
   Приказ герцога был произнесен почти шепотом, но в моих ушах он прозвучал, словно пронзительный призыв горна.
   Лорд Ловелл и его спутники, сопровождаемые несколькими отрядившимися им на помощь джентльменами, мгновенно покинули трактир, тогда как герцог Ричард и горстка дворян остались. К одному из них Его Милость обернулся.
   'Идите и поднимите с постели милорда Бекингема, расскажите ему о случившемся, - если он еще ничего не знает. С восходом солнца мы отправляемся в Стоуни Стратфорд'.
   Мастеру Кендаллу Его Милость передал лежавшие нетронутыми на столе с момента нашего появления документы.
   'Джон, они подписаны и запечатаны. Проследите, чтобы бумаги выслали. Сейчас, когда дорога на Лондон свободна, велите посланцу также передать лорду Гастингсу, что утром мы встречаемся с королем'.
   Мастер Кендалл кивнул и поспешил выйти, но я, тихо сидя в углу, остался ждать и наблюдать.
   Секунду-другую Его Милость стоял, храня гробовое молчание, на лице герцога отсутствовало какое бы то ни было выражение. Взгляд сосредоточился на вновь запылавшем в очаге огне, ладонь лежала на рукояти меча. Мне вспомнилась минута извещения о смерти старшего брата Его Милости, короля, - крайнее спокойствие, напряжение стройной фигуры, словно превратившейся в тетиву со стрелой, прежде чем последнюю выпустят. Затем он потянулся к кубку с элем, опустошил его, и все вновь пришло в движение.
   'Пойдемте, джентльмены. Нам следует отправляться в путь'.
   За дверьми трактира все лошади, включая мою пони, Бесс, уже ждали, стоя в утренних сумерках и оседланные слугами владельца постоялого двора. С окрестных темных улиц также собирались люди, выехавшие с нами из Йорка. Сам хозяин трактира руководил приготовлениями и, стоило нам выйти, подошел протянуть поводья бледно серого скакуна Его Милости, Шторма, поднимающемуся в седло самому знатному из бывших тут постояльцев. Он низко поклонился при произнесенных герцогом словах благодарности за проявленное гостеприимство, и через несколько минут кортеж двинулся вперед.
  В этот ранний час копыта простучали неожиданно громко, их отзвук отразился от нависших над мостовой зданий. Уже проснувшиеся и разошедшиеся по делам местные жители, давая нам проехать, ныряли в тень или же оттаскивали в сторону скот с телегами.
  Занятый графом постоялый двор находился не очень далеко. Приближаясь к нему, мы могли видеть над протянувшейся к востоку дорогой подернутые розовыми отсветами облака.
  Гостиницу окружили несколько дюжин никоим образом не нарушавших тишину всадников, если не считать случайного и редкого удара копытом или позвякивания поводьев и пряжек. Находившиеся ближе разъехались, пропуская вперед членов свиты Его Милости. Надеясь попасть в их число, я тоже стиснул бока Бесс. Пока мы вливались во внутреннюю часть сформировавшегося круга, сквозь распахнувшуюся дверь на двор прорвались ранее сдерживаемые всполохи волнений.
  Возвышающиеся в гневе голоса, резкие упреки, драки, рассыпавшиеся по булыжникам люди. Граф Риверс и лорд Ловелл шли спокойно, рядом друг с другом, но совсем рядом соратники графа отбивали и проклинали суровую хватку сподвижников его спутника. У них отняли портупеи, несущиеся в настоящий момент оруженосцами на задний двор, тем не менее, граф продолжал оставаться стянутым в талии, в раннем свете рукоять меча Риверса ярко сверкала. Держа лицо в тени, лорд Риверс повернул голову, чтобы посмотреть на кольцо молчащих всадников.
   Его Милость придержал Шторма ровно внутри круга, вынудив графа, чтобы приблизиться к гостю, пройти через грязный гостиничный двор. К моему изумлению, герцог не оказал ему любезности, спешившись, когда Риверс подошел, напротив, молча смотрел на графа сверху вниз. Выражение лица не поддавалось прочтению, хотя я сидел на Бесс всего лишь на расстоянии трех или четырех разделяющих нас коней.
   Лорд Риверс поклонился.
   'Ваша Милость. Чем я обязан столь раннему пробуждению?'
   Вельможные манеры графа обволакивали исходящим от них спокойствием, но голос звучал напряженно и заставлял мечтать о том, чтобы прочистить горло. Однако сейчас, пока проклятия, издаваемые джентльменами затихли, и двор присмирел, сделать этого я не посмел.
   Его Милость растянул молчание, прежде чем начать говорить.
   'Лорд Риверс, мы обратили внимание на то, что дорога в направлении Стоуни Стратфорда не обещает безопасного проезда. На всем ее протяжении неосторожных путешественников ожидают банды разбойников, особенно они заинтересованы, как представляется, в желающих присоединиться к королю и сопровождающим его людям. Эти господа не признают верности кому бы то ни было, тем не менее, как один, хорошо натренированны и вооружены. Я могу рисковать не справиться с человеком, отдающим им приказы. Поэтому требую, дабы вы и ваши спутники в настоящее время оставались здесь'.
   'Лорд Ловелл сообщил мне, что я арестован'.
   Его Милость снова замолчал, словно взвешивал каждое слово.
   'Сожалею об использовании подобного определения, но должен просить вас задержаться в стенах занятых ранее помещений и не отправлять никаких писем'.
   Граф Риверс шевельнулся, будто хотел опять что-то возразить, но ему помешала какофония приближающихся вдоль по узкой главной улице копыт. Внушительная группа всадников галопом подлетела к крайнему изгибу круга, замедлив затем движение, они перешли на шаг, и только несколько из предводителей кавалькады протиснулись сквозь стиснувшее трактир оцепление.
  Во главе прибывших был милорд Бекингем. Он оттянул узду огромного угольно-черного боевого коня, поравнявшегося со Штормом и узкой аркой вывернувшего к нему шею, заставляя того с болью вскидывать голову. Первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь сбившиеся на горизонте облака, высветили застывшую на лице Бекингема ухмылку. Он тоже не спешился, бросив на стоящего перед ним графа беглый взгляд. Затем, не проронив ни слова приветствия, повернулся к Его Милости герцогу Ричарду.
   'Сейчас вы видете истину, о которой я говорил вам прошлой ночью? Никогда не доверяйте Вудвиллам'.
   Лицо Его Милости сохраняло бесстрастие.
  'Надеюсь, вы хорошо отдохнули после вчерашнего путешествия, Гарри? Что до ночных событий, у нас нет указывающих на виновного доказательств. Я попросил моего господина Риверса оставаться в гостинице, пока мы поедем навстечу королю'.
   'Оставаться в гостинице? Конечно, это будет лучшим решением, нежели заковать его в цепи и потащить в Вестминстер в телеге! '
   Теперь света было достаточно, дабы увидеть на поднятом вверх лице лорда Риверса только гримасу презрения, адресованную младшему из возвышающихся над ним мужчин. Однако, во время ответа Его Милости герцога Ричарда Риверс хранил молчание.
  'В этом нет необходимости, кузен. Если желаете, можете оставить здесь отряд своих людей, дабы убедиться, что слово лорд Риверс сдержит. Что до меня, я спешу встретить моего племянника и его сопровождение. Не хочу больше недопониманий относительно вероятных в ближайшие дни событий'. Далее, обращаясь больше к лорду Риверсу, Его Милость продолжил: 'Мой брат назначил меня Защитником королевства, и я намерен положить все силы, оправдывая это доверие, что бы не произошло'.
   Граф Риверс наклонил голову и отступил. Склонившись переговорить с лордом Ловеллом, который перед тем, как подняться на скакуна, раздавал объяснения своим подручным, герцог Ричард затем вновь повернул Шторма в направлении дороги. Его Милость возвысил голос, уверяясь, дабы слышать могли все тут собравшиеся.
   'Теперь настало время отправиться в Стоуни Стратфорд. Нам нужно добраться до короля, прежде чем он отбудет'.
   Когда мы, как один, пришпорили коней, на память мне пришла произнесенная прошлой ночью фраза герцога Бекингема - о юном Эдварде, который вскоре окажется коронован и попадет в полную власть семейства Вудвиллов.
  
  Глава 3
  Стоуни Стратфорд
  
  Скорость продвижения оставляла мало возможностей в течение того чудесного весеннего утра насладиться красотами минуемой нами местности. Чередующиеся с холмами поля, их яркие зеленые побеги и фруктовые сады, полные яблок и ласкаемых розоватыми лучами рано поднимающегося солнца цветов груш, сильно отличались от того, что мы покинули на родном севере.
  Казалось, что с самой минуты отъезда из Миддлхэма весна несется с нами наперегонки. Здешний боярышник находился в полном цвету, хотя еще не наступил май. Мы пролетели мимо крошечных ягнят, укрывающихся от кусачего ветра за высокими каменными стенами и наблюдающими, как их матери пасутся на скудной зимней траве, тогда как мальчишки с собаками стояли на страже овечьих отар с наполовину подросшим выводком. От грохота по старой дороге столь многочисленных копыт все они подняли головы, изумляясь, вероятно, развевающимся на ветру стягам обоих герцогов, сверкающей упряжи, хлестанью коней кожаными хлыстами, и, само собой, необходимости в такой кавалькаде. Разве вчера не смотрели местные жители с равным любопытством на проезд Его Величества, а потом на позднее возвращение графа Риверса?
  При въезде Стоуни Стратфорд показался нам не более, чем деревушкой городского типа, чьи главные здания стояли, вытянувшись в ряд вдоль ведущей по направлению к далекому Лондону дороги. Оглянувшись вокруг, я понял, почему Его Милость герцог Ричард не поверил оправданию графа относительно причины перемещения королевской свиты сюда из более просторного Нортгемптона. С каждой из сторон устремлялись вооруженные незнакомцы, несомненно, вынужденные искать любые помещения, какие только будут доступны им в ближайшей округе. Увидев наши стяги и нашу поспешность, они освобождали кавалькаде путь, приветствуя обоих возглавляющих ее герцогов. Вскоре мы прогарцевали по городку и пересекли пастбища, следуя к важному каменному усадебному дому, расположившемуся среди амбаров, рыбных садков и увеселительных парков. На полях вдали люди занимались снятием мириад палаток, поставленных, скорее всего, ночью, дабы разместить большую часть монаршего сопровождения.
  Наше мгновенное приближение породило смятение среди множества пеших мужчин и всадников, уже собравшихся на широком и замощенном булыжником усадебном дворе. Послышались тревожные крики и звуки движения испуганных коней в руках держащих их слуг. Один из них, блестящий гнедой с богатым красным чепраком (подстилкой под седло - Е. Г.), вырвал из ладоней конюха свою основную узду и уже приготовился умчаться прочь. Но лорд Ловелл лягнул собственного скакуна вперед и вытянул руку, хватая серебряную пряжку на поводьях гнедого, как сделал в случае с Элис в Миддлхэме много месяцев тому назад. Мастер Френсис привел коня назад, туда где, медля, оставшиеся из нашей группы превратились в каменный столб, и именно тогда, когда массивная дубовая дверь усадебного дома распахнулась настежь.
  Сквозь дверной проем пронеслось четверо или пятеро молодых людей в ярких дорожных одеждах синего, зеленого и красно-коричневого кирпичного оттенков. Их длинные плащи мотались вокруг широко шагающих ног. Увидев нас, глава этих юношей побледнел, и его рука метнулась, чтобы выхватить меч. Вытянутое и качнувшееся на солнце лезвие сверкнуло. Товарищи равно вынули оружие из ножен и теперь стояли с ним среди общей свалки, образуя на пороге усадьбы тугой узел из ослепляющей стали.
  Находившиеся ближе соратники герцога Ричарда сомкнули перед ним и герцогом Бекингемом ряды. Прежде чем кто-либо успел отреагировать, крупы их скакунов оборонительно прижались друг к другу. Через толщу поднятых клинков я едва мог даже мельком рассмотреть противников.
  Однако, Его Милость тоже оказался быстр. Когда я заметил в тени дверей еще одну фигуру, ее увидел, кажется и он, ибо герцог воскликнул:
  'Уберите ваши мечи, джентльмены, перед вами король'.
  Люди герцога мгновенно повиновались, опустив оружие, но те, кто окружал мальчика-монарха, колебались до тех пор, пока тот сам не выступил вперед и не положил ладонь на плечо человека в красновато-коричневом.
  'Взгляни, брат, это же мой дядя Глостер. Наш дядя Риверс сказал, что он скачет, чтобы к нам присоединиться. Помнишь?'
  Произнесенная речь показала мне, что одетый в красновато-коричневое юноша, схватившийся за дорогой и украшенный на рукояти драгоценностями меч, являлся младшим из сводных братьев короля, Ричардом лордом Греем. Он все еще не желал повиноваться, и товарищи смотрели на него в надежде на пример, держа острые как бритва клинки и приготовившись ударить по единому его слову.
  В этот полный неуверенности миг Его Милость герцог Ричард спрыгнул со Шторма и проскользнул сквозь обороняющий короля щит из коней, встав перед ними в одиночестве. Пока лорд Грей с людьми, со все еще поднятыми мечами, в изумлении смотрели на него, Его Милость преклонил колено, превратившись в нависший над бледными булыжниками маленький темный силуэт.
   'Мой сеньор, я пришел заверить вас в моей преданности. Ваш благородный отец, мой возлюбленный и оплакиваемый брат, пожелал, дабы я управлял для вас королевством, пока вы не достигнете соответствующих лет. Я с радостью выполню его волю. И мои люди, как и люди нашего кузена герцога Бекингема, находятся здесь тоже ради изъявления вам их почтения'.
  Стоящие вокруг наши соратники спешились и в свою очередь преклонили колена. Я последовал примеру и ощутил, как камни мостовой холодят кожу, впиваясь в нее через тонкую ткань чулок. Снимая головной убор, я уголком глаза разглядывал разворачивающуюся передо мной картину.
  Милорд Бекингем был последним из спешившихся. Он, замешкавшись, выпростал ногу из стремян и покинул седло, тем не менее, ни на секунду не оторвал взгляда от Грея и его подручных.
  Брат Эдварда сам казался смущенным поворотом событий. Он был прикован к земле видом стоящего всего в футе от него на колене герцога Ричарда. Витавшее в воздухе напряжение надломилось, словно приближающаяся гроза, но затем, по следующему слову нового монарха, Грей опустил меч и сделал знак соратникам последовать его примеру.
  Но вот Эдвард обошел их, и я впервые в течение утра сумел ясно его рассмотреть.
  Лицо стало тоньше, чем при нашей встрече при дворе, бледнее, к нему больше не приливала кровь, как в минуты скачки сквозь живительный зимний воздух или музыки и танцев периода празднования кануна Крещения. Хотя и выше меня, разумеется, но мне король показался намного моложе своих двенадцати лет. В мысли прокрался заданный в Миддлхэме герцогом Ричардом вопрос, каким же давним это представлялось сейчас, что почувствовал бы я, получив на плечи в подобном возрасте бремя управления Англией?
  Эдвард стоял напротив дяди. Он был одет в скромный траурный наряд густо-синего оттенка, отражающегося в его потемневших глазах. Несмотря на находившихся тут же родственников, юный монарх поразил меня крайним одиночеством. Затем он заговорил. Пусть слова звучали официально, голос держался на высоких нотах, и мой слух уловил в нем легкую дрожь.
  'Благодарю вас, дядюшка, за вашу преданность, также, как за преданность ваших людей. Также я хочу принести мою благодарность моему дядюшке Бекингему. Мне известно, что верность первых вельмож королевства жизненно важна для моего правления, как было то и в дни правления батюшки'.
  Эдвард вытянул руку с блеснувшим на ней украшенным внушительным камнем перстнем, и Его Милость склонил голову, чтобы поцеловать драгоценность. Взгляд Эдварда обвел всех перед ним собравшихся.
  'Но ответьте мне, дядюшка, где мой дядя Риверс? Они сообщили, что прошлым вечером он отправился обратно - встретить вас, однако, я не вижу его здесь, рядом с вами'.
  Его Милость встал на ноги, и лорд Ловелл, двинувшийся к нему, дал знак оставшимся из нас, сделать то же самое. Вопреки зашаркавшим по камню сапогам множества повиновавшихся мужчин, степенный и взвешенный ответ герцога достиг моих ушей.
  'Ваша Милость, Эдвард, у нас есть основания считать, что граф Риверс пытался задержать нас'.
  'Задержать вас?' Наступила очередь Эдварда смешаться. 'Но почему?'
  'Чтобы воспрепятствовать нам соединиться с вами, прежде чем вы сможете войти в Лондон. Он не только проигнорировал вчера условленную встречу в Нортгемптоне, но и, видимо, устроил вдоль дороги засады'.
  'Засады? Я не понимаю'. Эдвард обернулся к все еще стоящему рядом с ним брату. 'Ричард? Ты что-нибудь знаешь об этом?'
  Молодой человек вспыхнул ярко-алым, сжимая эфес меча, костяшки его пальцев побелели.
   'Он лжет, Эдвард', - прошипел юноша. 'Не доверяй ему. Наша матушка сказала дяде Риверсу, что-'
   При этих словах герцог Бекингем резко подался вперед.
   'Ваша матушка, парень? Ей нечего тут делать. Это мужское занятие, совсем не женское, править государством. Не верьте ей, чтобы она не говорила!'
   Герцог Ричард положил ладонь ему на плечо.
   'Успокойтесь, Гарри. Дайте лорду Грею высказаться. Если ему что-либо известно о засадах, я с удовольствием его выслушаю. К тому же, король сам пожелал узнать правду. Хотя сейчас граф Риверс под нашей опекой, он, вероятно, объяснит-'
  Под действием прозвучавших слов от лица лорда Грея отхлынула кровь. Прежде чем Его Милость успел завершить речь, молодой человек ринулся на него, прочертив мечом в воздухе дугу. Но мгновенно вылетевший из ножен клинок герцога тут же отразил удар и с изгибом, едва мной замеченным, выбил меч из ладони нападавшего. Острие оказалось у горла лорда Грея, тогда как лорд Ловелл со своими людьми обезоружил соратников последнего, не позволив им выступить вперед или поднять оружие.
  Быстрота произошедшего ошеломила меня. Я услышал, как лорд Ловелл резко отдал приказ подчиненным. Увидел изогнувшийся в беззвучном рычании рот лорда Грея, взглянувшего сначала на герцога Ричарда, потом - на лорда Ловелла. Только затем он перевел взор на младшего брата.
  Эдвард смотрел на него с побелевшим от потрясения лицом.
  Выражение лорда Грея изменилось. Он опустил взгляд, с его губ сорвалось несколько наскакивающих друг на друга в запинании слов.
  'Эдвард, я - мне жаль - я - мы...'
  Голос подвел Грея, и тот замолчал. Когда мастер Рэтклиф подошел к нему с веревкой, чтобы связать запястья, он поднял их без ропота, последовав за соратниками, всей пятеркой уводимыми прочь.
  Эдвард провожал брата и его спутников взглядов до тех пор, пока они не скрылись в огромной толпе собравшихся на усадебном дворе мужчин и коней. Никто из солдат сопровождения не сделал и движения, дабы помочь лорду Грею, и сейчас множество из них отвернулось, занявшись скакунами или их упряжью.
  Успокоившись, из-за спины лорда Ловелла вышел герцог Бекингем, с безучастным видом отряхивая камзол.
  Его Милость герцог Ричард вновь убрал меч в ножны и обратился к мальчику-королю: 'Мне жаль, Эдвард. Было бы это в моих силах, я избавил бы вас от подобного зрелища. Но теперь нам нужно поговорить. Ваши канцлер и наставник находятся внутри?'
  С несчастным выражением Эдвард согнал с лица потрясение, кивнул и повел обоих герцогов в усадебный дом. Ненадолго задержавшись, чтобы побеседовать со своими людьми, за ними последовал лорд Ловелл, закрывший за собой тяжелую дубовую дверь.
   Вскоре я стоял на внутреннем дворе почти в одиночестве, если не считать Бесс и нескольких конюхов со скакунами, включая непокорного гнедого с его дорогой сбруей. До меня донеслись приказы лорда Ловелла, отдаваемые вассалам. Они заключались в роспуске большей части из королевского сопровождения по их домам в Уэльсе или в графстве Марч. Теперь, когда прибыл герцог Ричард, надобность в солдатах отпала. Вопреки сцене, случившейся за стенами усадебного дома, или, вероятно, благодаря ей, наемникам не нужно было повторять дважды. Собравшаяся огромная толпа растворилась в воздухе в течение минут.
   Что до меня, я не обладал равной уверенностью в вопросе, чем заняться. Поэтому, достав из седельного мешка драгоценную книгу, подаренную мне при расставании сыном Его Милости, Эдом, я устроился на колоде для подъема на коня у стены амбара, с примостившейся у моих ног Мюррей, чтобы почитать. Однако, прошло какое-то количество времени, прежде чем я сумел погрузиться в написанные на странице слова. Мысли бессвязно продолжали возвращаться к только что произошедшему инциденту.
  Мне ни разу не приходилось видеть Его Милость с оружием в руках, как не приходилось сталкиваться с кем-либо, владеющим клинком с такой спокойной аккуратностью и меткостью. О герцоге Ричарде все говорили, как о великом рыцаре и выдающемся полководце, но я не совмещал эту славу с существованием человека, лучше известного мне в домашних условиях - в лоне семьи, читающего романы, наслаждающегося музыкой, скачущего с моими друзьями, мной и изредка показывающимися несколькими стражниками по вереску раскинувшихся вокруг Миддлхэма болот. Сейчас передо мной явственно приоткрылась другая сторона герцога Ричарда.
   Тем не менее, время текло, и я прекратил задумываться, что происходит в стенах усадебного особняка. Мое внимание, в конце концов, обратилось на лежащую на коленях книгу со зловещим названием 'Смерть Артура'. Увлекшись поэтическим рассказом о древнем короле и его рыцарях, я не заметил ни повторного собрания на дворе дворян герцога, ни того, что никто до сих пор из дома не вышел. Только когда на страницу легла тень, и голос лорда Ловелла сказал: 'Пойдемте, Мэттью, Его Милость хочет с вами поговорить', я опять вскочил на ноги и, сопровождаемый бегущей за мной по пятам Мюррей, вернулся на внутренний двор.
  Его Милость герцог Ричард стоял на пороге особняка, натягивая свои перчатки для верховой езды. Лицо омрачилось, выражение подсказывало, что он едва замечает вокруг суматоху людей и животных. Увидев меня, Его Милость, сделал знак подойти ближе.
   'Мэтт, хотя вы скоро нас покинете, кажется, я все равно могу и дальше полагаться на вашу помощь'.
   'Всегда к вашим услугам, Ваша Милость', - произнес я, кланяясь.
   'Так и думал', - ответил герцог. 'И я вам за это благодарен. Но сегодня вы послужите не только мне, но и вашему новому монарху'.
   'Почту за честь, сэр'.
  Герцог окинул меня быстрым взглядом, и его губы искривила легкая улыбка. Но продолжил он в довольно официальной манере, отмеченной мной у Его Милости на протяжение всего утра.
   'Я обнаружил, что наши планы изменились, и нам необходимо вернуться в Нортгемптон. Мне бы хотелось, дабы вы поехали с королем'.
   'Разумеется, мой господин. Это доставит мне удовольствие'.
   Я действительно верил в произносимое, но лицо герцога омрачила еле различимая гримаса.
   'Надеюсь. Путешествие не будет иметь ничего общего с вашей совместной прогулкой в рождественские праздники, Мэтт. У несчастного парня оказался трудный день - один из великого множества, ожидающих его после смерти отца. И нынешний - далеко не последний из длинной вереницы для Эдварда. Или для нас'.
   Его Милость замолчал. Но, прежде чем я успел подумать над ответом, он тихо продолжил.
   'Эдвард едва меня знает, Мэтт. Я видел, как он отпрянул, словно испытывает передо мной страх. Парень так долго скрывался силами лорда Риверса, и, возможно, я тоже слишком долго скрывался на севере, вдали от двора. Наши дороги чуть пересекались, кто знает, что ему могли обо мне говорить. А сейчас, когда его отец...'
   По лицу герцога Ричарда пробежала судорога, он принялся шагать по внутреннему двору по направлению к увеселительным площадкам. Мне пришлось почти бежать, чтобы поспеть за ним, как и старающейся держаться с нами в ногу Мюррей.
   Когда мы оставили позади последнего из толпы и оказались среди пышно расцветающих деревьев и кустарников, Его Милость снова заговорил.
   'Если вы отправитесь к Эдварду и поговорите с ним, как ровесник, вероятно, это может сделать положение легче для нас. Как бы его не воспитывали в мысли стать однажды королем, теперь он всего лишь напуганный мальчик. И милорд Бекингем тут не поможет'.
   Герцог остановился, вынудив нас с Мюррей чуть не споткнуться, притормаживая рядом. Его угрюмость усилилась.
   'Хотя в одном Бекингем может быть прав. Наверное, юного Эдварда чересчур мягко воспитывали в семье матери. Когда я находился в его возрасте, то отец парня заставлял меня трудиться, собирая войска на ведущиеся им войны. Сам же он был старше на несколько лет в момент потери отца и брата и борьбы за корону при Сент-Олбансе и Таутоне. Я задаю себе вопрос, сумел бы этот мальчик встретиться лицом к лицу со схожими проблемами?'
   Его Милость замолчал, потемневшие глаза опять вернулись к наблюдению за происходящим на внутреннем дворе. В течение нескольких минут казалось, что герцогу совершенно не хочется возвращаться к своим людям или снова говорить.
   Пока я ждал от него продолжения речи, у меня, наконец, вырвался назревающий с прошлого вечера вопрос.
   'Ваша Милость, простите, что я спрашиваю, но почему герцог Бекингем так ненавидит семью королевы?'
   Несколько мгновений герцог Ричард внимательно на меня смотрел. Может быть, я оказался чересчур дерзким? Но вот Его Милость заговорил вновь.
   'Наверное, у него скопилось для этого довольно оснований. Мальчиком, Бекингем находился под опекой королевы, тогда он был еще моложе, чем сейчас вы, Мэтт, и Елизавета решила женить его, вернее, принадлежащее ему состояние, на своей сестре Екатерине. Боюсь, пара так и не испытала счастья. Но мой господин хорошо помнит о собственном высоком происхождении, как и о низких корнях семьи супруги. Не важно, что таким образом он стал братом королеве, да и королю... Брак моего брата с Елизаветой создал много сложностей для грядущих лет. Но, кто знает... кто знает, вдруг сейчас положение изменится?'
   Среди дворян на внутреннем дворе возник шум, и лорд Ловелл поднял руку, призывая нас.
   Его Милость положил ладонь в латной рукавице на мое плечо.
   'Пойдем, Мэтт, нам опять нужно отправляться в дорогу. В вопросе успокоения юного Эдварда я надеюсь на вас'.
   Когда мы возвращались, Эдвард выходил из дома в сопровождении герцога Бекингема и нескольких скромно одетых пожилых джентльменов, предположительно, его канцлера и наставника, упомянутых герцогом Ричардом, и остальных членов свиты нового короля. Вскоре и они, и мы поднялись в седла, Эдвард сел на хорошо сложенного гнедого, ранее пойманного лордом Ловеллом, направившись к главной дороге и удаляясь от набирающего силу утреннего солнца в сторону Нортгемптона. На этот раз наша группа, насчитывающая теперь несколько сотен человек, ехала более размеренным шагом. Над ней возвышались не только герцогские, но также и королевские яркие стяги. Встающий на дыбы лев, белый вепрь, леопарды, вытканная серебром роза и золотое солнце бились вместе на становящемся все более пронизывающем ветру.
  Через несколько минут я пустил Бесс рысью и пробрался сквозь толпу королевских дворян, поехав рядом с самим Эдвардом. Несколько из числа мужчин постарше взглянули на мое нахальство косо, но, так как монарх при приближении меня удивления не выказал и даже поднял в знак приветствия хлыст для верховой езды, протеста выражать не стали.
   'Мэттью, не так ли? Я запомнил тебя во время посещения отцовского двора в Вестминстере. Как и твою маленькую гончую'.
   'Это честь для меня, Ваша Милость'.
   Как всегда, меня вспомнили большей частью из-за Мюррей, устроившейся поперек луки седла, что вошло отныне в традицию, если исключить из списка кратковременные перемещения.
  Эдвард с хлыстом для верховой езды перегнулся, чтобы пощекотать Мюррей за ушами. Проснувшись, она подняла голову и слегка прикусила кожаный кончик кнута.
   Бледные губы короля тронула улыбка.
   'Она все еще танцует?'
   'Да, Ваша Милость. С тех пор, как вы так здорово обучили ее тогда, в канун Крещения'.
   Выражение лица Эдварда изменилось, и он отдернул хлыст.
   'Это был последний проведенный мной с отцом день', - проронил монарх.
   Я сказал, как опечален его утратой, и около одной или двух миль мы ехали вместе, бок о бок. Герцог просил меня поговорить с племянником, но мое пажеское воспитание подсказывало, - начинать беседу должен не я.
   Тем не менее, прошло немного времени, прежде чем Эдвард снова заговорил.
   'Когда я встретил тебя в канун Крещения, ты находился при моем дяде Глостере, правильно, Мэттью?'
   'Да, Ваша Милость'.
   'В минуты конной прогулки для тебя был достаточно хорош Эдвард, Мэттью. Я хочу, чтобы ты опять так меня называл'.
   'Да, Ваша М - я имею в виду, Эдвард'.
   'И сегодня утром ты присутствовал среди его дворян. Хорошо знаешь моего дядю?'
   'Не очень'. Вспоминая последние день-два и то, насколько герцог оказывался разным, претендовать на большее я не мог.
   'Дядя Риверс утверждает, что он зол на мою семью. Что ненавидит нас по причине чего-то, случившегося очень давно, и что может попытаться отомстить нам'.
   'На вашу семью?' Как странно, что Эдвард так выразился. И не упомянул ли он рассказанное мне Роджером месяцы назад, - о казни брата Его Милости, Джорджа, вину за которую некоторые возлагают на королеву и ее родных? 'Но герцог Ричард тоже член семьи - он брат вашего отца'.
  'Да, так и есть. Но я подразумеваю семью моей матушки. Дядя Риверс приходится братом ей. Я знаю его лучше, нежели других моих дядюшек. С ним я живу на протяжение всего того времени, как себя помню. Но сейчас никто мне не скажет, где он, или даже, - даже жив ли он'.
   'Я видел его утром, и тогда с ним все было в порядке' - ответил я. 'Герцог Бекингем сердился на графа Риверса, но с герцогом Ричардом они разговаривали любезно. Я думаю, граф согласился остаться в Нортгемптоне, пока Его Милость отправился встречать вас'.
   'Но он все-таки находится под арестом? Как и мой брат Ричард?'
   'Думаю, да'. Я покопался в памяти. 'Если быть честным, я не уверен, что точно знаю, что конкретно произошло. Все случилось слишком быстро и слишком рано утром. Но, когда мы оставляли его, с графом все обстояло нормально. К тому же, я убежден, - герцог Ричард - хороший человек, и считаю, что ваш батюшка доверял ему и не назначил бы Защитником государства, если бы хоть чуточку в нем сомневался'.
   'Полагаю, ты прав'.
  Мы опять погрузились в согласное молчание, продвигаясь вперед вслед за обоими герцогами и плывущими над нами стягами. Позади ехали построенные в ряды многочисленные солдаты. По мере того, как мои мысли невольно возвращались к утренним событиям, в душе разгоралась надежда на то, что я прав.
   Еще через несколько миль Эдвард заговорил вновь. Слова лились из него, словно вода из треснувшего кувшина. Неужели мне выпало стать первым, с кем принц смог отвести душу с тех пор, как ему сказали о смерти отца?
  Меня пугает, Мэтт, то, что нет никакой разницы, кому быть Защитником государства, королем-то все равно становиться мне, это я точно знаю. Меня воспитывали таким образом с дней самого раннего детства. Дядя Риверс говорит мне, что я буду хорошим королем, может статься, даже великим. Он внушал мне это месяцами, и я начал ему верить. Но сейчас дядя Глостер утверждает, что мне еще многому нужно учиться. А дядя Бекингем уверен, что до настоящего момента обучали меня из рук вон плохо, и мне срочно необходимы лучшие, чем раньше, советники. Он договорился до того, что матушке не следует мне помогать, хотя она - королева'.
   Эдвард замолчал. У меня не находилось для него готового ответа, но он и не нуждался в подсказках, так как через мгновение продолжил.
  'Я хочу стать хорошим королем, Мэтт. Сделаю все, что в моих силах, чтобы этого добиться. Но я не ожидал оказаться на троне так быстро, не в течение нескольких лет. Не раньше - не раньше, чем батюшка состарится, а я проявлю себя в разных сражениях, как он и дядя Глостер. А сейчас отца нет и, вероятно, дяди Риверса и моего брата тоже. Я не уверен, что знаю, как поступать дальше или кому мне доверять'.
   Он снова затих.
   Мое сердце метнулось ему навстречу - мальчику, перед которым столь многое оказалось открыто, но к которому столь же многое пришло чересчур рано. Мне вспомнилось все, что герцог Ричард и его жена обсуждали в тот последний вечер в Миддлхэме - интриги внутри семьи юного короля, сложность и ответственность правления, ужасы гражданской войны в нашей стране в таком недавнем еще прошлом.
   Я также подумал о собственной тесно сплоченной семье, оставшейся дома, в Йорке.
   Мне стало понятно, я никогда не поменялся бы местами с этим королем - за все его богатства, дворцы, чудесные надежды на будущее, титул, могущество - ни на единую секунду.
  
  Глава 4
  Дорога к Лондону
  
   Наш въезд в Лондон, произошедший четырьмя днями позже, решительно затмил прибытие сюда Его Милости накануне Рождества. Хотя тогда мне представилось великолепное зрелище, оно являлось всего лишь началом семейного посещения. Сейчас же, в противовес прошлому, осуществлялся первый вход короля в верную ему столицу.
   Эдвард въехал в столицу в центре двух происходящих из королевской семьи герцогов и в сопровождении пяти сотен вассалов. Приближающаяся к Олдерсгейт процессия и в самом деле должна была производить неизгладимое впечатление. Она состояла из множества облаченных в пепельно-черный мужчин, единственными пятнами цвета остались монаршие и герцогские знамена. Его Милость герцог Ричард даже удостоверился, чтобы яркая попона на коне Эдварда оказалась заменена на затканный серебряной нитью иссиня-угольный бархат, что прекрасно сочеталось с одеждой юного короля.
  Чтобы полюбоваться нашим въездом, местные жители выстроились вдоль стен. Грустные мысли навевали только звуки колоколов с каждой из более, чем четырех сотен церквей, которые, как мне уже было известно, украшали город, и которые, как я думал, мне больше никогда не придется увидеть. Прежде чем мы достигли просторной сторожки, по пути нас встретили мэр и старейшины гильдий. Они блистали великолепием отороченных мехом алых одеяний и сопровождались такими толпами важных лиц в ярко-фиолетовом, что я потерял им счет.
  Число и пышные одежды горожан, размер и шум толпы, собравшейся во время нашего проезда под подъездной решеткой, гул выкрикиваемых ею приветствий и неожиданный перезвон церковных колоколов в минуты извивающихся продвижений по узким улицам отодвинули прием в Йорке, состоявшийся двумя месяцами ранее, в тень, хотя вслух бы я в этом никогда не признался.
   Я боялся, что мастер Кендалл, не будь он сам так ошеломлен зрелищем, посоветует мне прикрыть разинутый рот, как это произошло в мое первое посещение Лондона. Мы с мастером Кендаллом ехали довольно близко к королю и двум его дядьям, чтобы нам стала очевидна радость городского населения и симпатия, вызываемая зрелищем нового монарха. Мощеные улицы перед Эдвардом были усеяны цветочными лепестками разнообразных оттенков, сегодня же предназначенных к выметанию в его честь, и яркими гобеленами с флажками, трепещущими из убранных ими окон на каждом повороте. При любом удобном случае кто-нибудь обязательно бросался вперед - несущая ребенка женщина, просящий у короля милости старик. Всем им люди лорда Ловелла, составляющие личную охрану Эдварда, совали переливающуюся на солнце монету и подталкивали назад, в толпу.
   Утреннее ликование омрачила лишь одна дребезжащая нота. Далеко впереди за рекой облаченные в черное солдаты катили четыре огромных телеги, выше краев нагруженных оружием и снаряжением. В числе схваченного, у устроившихся в засадах на ведущей из Нортгемптона дороге, обнаружилась экипировка с эмблемами графа Риверса и его семьи. Мой господин Бекингем настоял на том, что это неоспоримое доказательство виновности в заговоре. Он пожелал, дабы оружие немедленно положили к ногам короля, словно военную добычу неких одержавших победу полководцев при их триумфальном входе в черту священных пределов Рима. Его Милость герцог Ричард отказался, предпочтя каким-угодно способом отправить телеги впереди нас. Сопровождающие их герольды на каждом углу объявляли о приближении монарха, привлекая радостные толпы заполнять улицы.
   Таким образом, кортеж закончил движение у холма Лудгейт Хилл и высокого шпиля собора Святого Павла. Дни спустя зеваки говорили, - чтобы пройти этот путь потребовалось более часа.
   Обогнув величественную основу древнего храма, кавалькада остановилась у резной орнаментированной двери дворца епископа Лондона. Здесь Эдварду следовало задержаться и принять присягу на верность от всех собравшихся вельмож, духовных лиц и значительных горожан. Я видел, как его хрупкая фигурка в сопровождении герцогов, поднялась по широкому пролету ступеней, и епископ во всем своем парадном облачении поприветствовал юного короля. Затем я повернул Бесс, чтобы последовать за мастером Кендаллом прочь от дворца, мысленно погрузившись в смысл только что произошедшего. Встретимся ли мы когда-нибудь еще - я и король - не упоминая о том, будем ли мы друзьями?
   Я верил, - мы подружились в те дни, что потянулись за суматошным утром в Стоуни Стратфорде. Мы часто встречались, когда Эдвард не нуждался в обществе дядюшек для официальных дел и казался наслаждающимся компанией кого-то, происходящего из далекой от его привычного круга сферы. Он спросил, не соглашусь ли я служить ему в качестве пажа, хотя у короля уже был в свите полный набор пажей и личных оруженосцев. Его Милость герцог Ричард согласился, велев, дабы той ночью мой матрас положили в гостинице на пороге комнаты короля.
  Меня переполняла гордость от новой привилегии, но мучила грусть, что нельзя больше делать то же самое для герцога Ричарда. Именно в тот день нас, в конце концов, догнало письмо от друга Его Милости в Лондоне, мастера Эшли, соглашающегося взять меня в ученики в торговом деле, и я понял, - краткий срок исполнения обязанностей герцогского пажа пришел к завершению. Печаль удвоилась при осознании, что последней ночью на этой службе стала та, когда Его Милости пришлось меня расталкивать и будить, что я не выполнил долг в тот самый час, в который это требовалось больше всего.
  В дни накануне входа в Лондон осуществлялось множество дел. Мастер Кендалл и несколько других секретарей почти постоянно занимались отправлением писем и сообщений, как от имени герцога Ричарда, так и от имени короля. Новости о шагах Его Милости шли в столицу, а в ответ мы получали оттуда известия о происходящих событиях.
  Все, сделанное герцогом, было одобрено как лордом Гастингсом, так и остальными вельможами, собравшимися для присутствия на предстоящей коронации. Обнаружилось, что маркиз Дорсет убедил Королевский Совет установить точный день помазания его младшего брата на правление, назначенный всего через трое суток. Герцог Бекингем настаивал, - это лишь доказывает сказанное им ранее, - Дорсет и Риверс предполагали направить юного Эдварда вперед нас в столицу, что еще больше подтверждало, воспользовавшись руками нового короля, маркиз решил лично править Англией.
  Моим главным источником сведений на протяжение всего этого времени являлся мастер Кендалл. Не напрямую, разумеется. Он часто обсуждал подобные вопросы с другими дворянами за обедом. По его словам, эти новости не были тайными. Однако, я не обладал уверенностью, насколько обрадовался бы мой господин Бекингем, узнай он, что его речи окажутся услышаны простым пажом.
   'Да, лорд Гастингс говорит, что сэр Эдвард Вудвилл подготовил свой собственный флот и занялся угрозой английским кораблям на всем пространстве Канала. Да, представляется, что перед отбытием, он разграбил монаршую казну, - половина ее отправилась с ним и его судами. Что тревожит в высшей степени, так это хвастовство в Совете маркиза Дорсета. Маркиз настаивает, что вполне способен править без герцога Ричарда'.
  По накрытому для ужина столу пронеслись тяжелые вздохи и недовольный ропот. Джентльмены переваривали обрывки неприятных новостей вместе с едой.
  Кубок с вином мастера Рэтклифа остановился на полпути к его губам.
  'Что с горожанами? С вельможами? Как они восприняли подобные оскорбления?'
  Мастер Кендалл поддел ножом еще один кусок баранины и мгновение пережевывал его, прежде чем продолжить.
  'Кажется, это разделило образовывающиеся в городе партии на тех, кто поддерживает герцога Ричарда и лорда Гастингса, и тех, кто открыто благоволит Вудвиллам'. Несколько джентльменов неодобрительно присвистнули. 'Но, по словам лорда Гастингса, сейчас широко известно, что прежний король в последней воле назначил Защитником государства герцога, и люди слышали, что он сделал это. Большинство из них убеждены, - Эдвард IV имел полное право так поступить'.
  'Как насчет Вудвиллов?' - поинтересовался другой джентльмен.
   'О, это целая история. И я не поверил бы ей, не происходи она от епископа Рассела, также, как и от самого нашего уважаемого лорда канцлера'.
   Мастер Кендалл положил нож и окинул взглядом сидящих за столом слушателей. Уверившись, что целиком завладел их вниманием, он произнес:
   'Когда Вудвиллы окончательно убедились, что народ их не поддерживает, и им не удастся поднять войска, дабы бросить вызов герцогу, королева и маркиз отправились в убежище Вестминстера'.
   'В убежище?' - выдохнул один из дворян.
   'В аббатство?' - уточнил другой.
   Остальные сидели тихо, новости их явно оглушили.
   Даже для такого незначительного парня, как я, слушающего разговор без знания политических тонкостей, подобные разоблачения были поразительными. Каждый знал - выбор убежища обычно оказывался последним средством человека, преступника или иного несчастного, кто считал себя находящимся на грани задержания или, что еще страшнее, казни. Такие люди отдавались на милость Церкви и получали защиту от врагов, но лишь в течение времени пребывания в границах ее зданий. Это был совсем не легкий выбор, и совершали его далеко не те, кто ничего не боялся.
   'Помимо вышесказанного', - подвел итог мастер Кендалл, 'королева забрала с собой всех своих детей и оставшиеся в казне ценности'.
   Мастер Рэтклиф фыркнул.
   'Если вы спросите меня, более очевидно доказывать их вину не требуется. Не устраивай Вудвиллы заговор с целью захватить власть, будь они невиновны в устройстве обнаруженных нами засад, зачем им скрываться подобным образом - и уносить всю казну юного Эдварда?' Он покачал головой, словно сопротивляясь вере в услышанное. 'Окажись я на месте Его Милости, пробил бы насквозь стены аббатства и силой вытащил бы Вудвиллов наружу. Говорят, король Эдвард поступил так по отношению к герцогу Сомерсету, когда последний просил убежища после битвы при Тьюксбери. Но все мы знаем, Ричард этого не сделает'.
   Другие сидящие за столом джентльмены согласно закивали.
  'В этом вопросе он не похож на брата', - произнес мастер Кендалл. 'Герцог, вполне возможно, попытается уговорить Вудвиллов и предложить им прощения за преступления. Мой господин Бекингем заявил, что скорее бы заставил их там сгнить, обложив, как крыс в водостоке'.
   Тем не менее, далекий от внимания к взглядам своих дворян или герцога Бекингема, герцог Ричард отреагировал сдержанно, если не спокойно. В письме мэру и старейшинам Лондона он выразил надежду на вход нового короля в столицу в следующее воскресенье и настоятельно попросил, дабы большая монаршая печать хранилась в строгости и не попала в руки королевы или маркиза.
   Той ночью я пробудился ото сна из-за шума, создаваемого за стенами гостиницы людьми и лошадьми.
   Покосившись во мрак, я увидел, как мастер Рэтклиф ведет отряд солдат прочь от дороги на Лондон. Среди них ехали смиренные фигуры графа Риверса, лорда Грея и еще нескольких дворян из свиты Эдварда. У всех них были связаны руки.
   На следующий день мы покинули гостиницу в Нортгемптоне, чтобы отправиться в Сент-Олбанс, место нашей последней остановки перед входом в Лондон. Я снова ехал рядом с Эдвардом. На этот раз он попросил, чтобы Мюррей укладывали вдоль передней луки его изысканного кожаного седла в то время, когда она не прыгала позади копыт наших коней. Мне было приятно сказать 'да' и доставить ему хоть какое-то небольшое удовольствие посреди всех обступивших парня трудностей. Он больше не говорил со мной также открыто, как по пути в Нортгемптон, и я едва мог представить, что чувствует Эдвард относительно ожидающего его в Лондоне, или насколько должно пошатнуться доверие мальчика к матери и ее семье, после предпринятых ими действий.
   Вместо этого, в процессе езды или когда у него оказывалось время, свободное от подписывания вместе с его дядюшками документов, мы большей частью болтали, обсуждая те же самые темы, которые я поднимал бы с Элис, Роджером или Эдом, - соколиную и ястребиную охоту, лошадей, гончих собак, стрельбу из лука, романы, музыку и слабые стороны наставников - предметы, как мне казалось, во всем мире любимые нашими ровесниками. Утром, переезжая в Сент-Олбанс, Эдвард рассказал мне о странном случае, имевшем место прошлым вечером. Его Милость герцог Ричард настаивал, чтобы он тренировался в начертании новой королевской подписи, и, ободряя племянника, аккуратно написал на клочке бумаги собственное имя, предварив его заголовком с принадлежащим ему девизом.
   'Loyaultе me lie',- быстро произнес я, - 'Верность связывает меня'.
  'Знаю' - ответил Эдвард. 'Он хотел, чтобы я тоже выбрал себе девиз, хотя у меня еще нет на этот счет ни единой мысли. Дядя Ричард сказал, что каждому дворянину следует иметь личный девиз, особенно королю, поэтому попросил и дядю Бекингема поставить подпись'.
   'И что же тот написал?'
   Эдвард вынул из седельного мешка обрывок бумаги и бросил на него косой взгляд.
   'Souvente me souvene', - я думаю.
  Он протянул бумагу мне. Под изящной росписью Его Милости герцога Ричарда и написанными мальчишеской рукой словами 'Эдвард Пятый' находились выведенные чернилами незнакомые каракули.
   'Вспоминайте меня часто', - перевел я примерно. 'Довольно странно'.
  'В его переводе не так странно', - возразил Эдвард. 'Бекингем объяснил, что это было - 'Я часто вспоминаю', - но не могу вспомнить, почему или что он здесь подразумевает!'
   И я вместе с ним рассмеялся, разговор о девизах напомнил мне самую первую встречу с Роджером и его мысль о символе для нашего товарища по группе пажей, Хью Соулсби, - безмолвный бык или ' vache noir on a muck brun champ' - черный бык на грязном коричневом поле. Мы с Роджером не любили Хью, особенно теперь, после фокуса, устроенного им с моим отстранением.
   Эдвард содрогнулся при моем повторении описания на исковерканном французском, однако расхохотался снова. Он напомнил мне, совсем не в первый раз, своего младшего кузена Эда. Искра узнавания также мелькнула и во взгляде герцога Ричарда. Это произошло накануне вечером после ужина, когда, услышав какую-то из острот лорда Ловелла, новый король отринул обычную для него хандру. Заметил ли Его Милость в юном суверене некоторое сходство с сыном или тот навел герцога на мысли о покойном брате?
   Люди лорда Ловелла с любопытством смотрели на нас. Я торопливо засунул обрывок бумаги в карман. Эдвард опять стал серьезным.
   'Не говори об этом моему дяде Бекингему. Он будет потрясен, если кто-то наберется храбрости смеяться над одним из знати'.
   Я бы не осмелился, просвистело в моем мозгу, при воспоминании о высокомерных словах герцога Генри, адресованных мне в канун Крещения, при встрече за порогом спальни герцога Ричарда в Вестминстерском дворце. Сын простого торговца едет рядом с королем, не говоря о том, что он издевается над вельможей? Обложить как крысу, загнанную в водосток, - такая кара станет для меня достойной отповедью.
   Чуть позже тем же вечером герцог Ричард вызвал меня в свою комнату в гостевом домике аббатства Сент-Олбанса. Когда я приближался к двери, проходящие мимо лорд Ловелл и мастер Кендалл пожелали мне доброй ночи. Войдя, я увидел, что Его Милость находится в одиночестве, впервые с тех пор, как мы покинули Миддлхэм.
   Он сидел, глядя на языки потрескивающего в камине пламени, хотя на дворе был теплый майский день. На столе у его локтя стояли нетронутые бутыль с вином и кубки. Дежурящие отныне за дверьми покоев стражники доложили обо мне, но герцог даже не поднял взгляда.
   'Ваша Милость?' - произнес я спустя мгновение.
   Герцог поднялся и сделал мне знак рукой приблизиться. Глубокие морщинки и тени вокруг глаз, подчеркнутые светом мигающего огня, испугали меня, после того, как поклонившись, я выпрямился.
  'Ваша Милость, вы хотите, чтобы я спел? Я принес с собой лютню'.
   'Пожалуйста, Мэттью. В последние дни мы не могли в полной мере насладиться музыкой'.
   Я не пел для Его Милости с той ночи в замке Ноттингема, когда мы ехали на юг. После этого герцог каждый вечер погружался в дела, оставляющие ему мало времени на отдых. Сейчас, пока я исполнял песню - грустный французский романс, первый пришедший мне на ум, он налил в кубок вино и сидел, несколько минут катая его во рту, прежде чем сделать глоток. Когда последние ноты смолкли, герцог налил вино во второй кубок и с небольшим подносом сладостей подтолкнул тот ко мне.
  'Хватит, Мэтт', - прервал меня, к моему изумлению, герцог. Он редко довольствовался всего одной песней. Неужели я совершил неверный выбор? 'Я бы с большей радостью вспомнил задорные песни, звучавшие в наш последний день в Миддлхэме. Ведь сегодня - ваш последний вечер в качестве члена моей свиты'.
   'Да, Ваша Милость'.
   Я не нуждался в напоминаниях. Каждую деятельную минуту последних нескольких дней эта мысль неотлучно меня преследовала, хотя я и был, вместе с тем, взволнован поступлением на службу к важному лондонскому торговцу.
   Прислонив лютню к столу и приняв предложенный герцогом кубок, я пригубил оттуда крепкое вино. Мне показался приятным его обжигающий вкус, заставивший по мере пробегания напитка по горлу прикрыть веки.
   'До того, как вы нас оставите, мне бы хотелось с вами поговорить'.
  Его Милость указал на ближайший стул, и я сел туда, у моих обутых в сапоги ног калачиком свернулась Мюррей. Откусывая от сладостей с серебряного подноса, я надеялся, что говорить будет герцог. Теперь, когда я больше не пел, у меня уже не получалось сохранить уверенность в крепости собственного голоса.
   'Мастер Эшли согласился по моему совету принять вас учеником. Знаю, что мне не нужно вам это говорить, но служите ему хорошо, и он также хорошо о вас позаботится. Мало кому из юношей удается добиться подобной возмжности'.
   Я, молча, кивнул. Слишком хорошо было понятно, насколько мне повезло, хотя такой удаче никогда и не заменить в полной мере мной утраченного.
   'Пусть многое изменилось, Мэтт, с того раза, как я сказал, что вам придется покинуть службу у меня, одно осталось неизменным. Несмотря на то, что сейчас им является мой племянник, а не брат, наш король продолжает испытывать необходимость в верности и поддержке таких людей, как лорд Соулсби. Нам больше нельзя подавать ему поводов для жалоб'.
  Его Милость помедлил, чтобы бросить лакомство с серебряного подноса Мюррей. Наклонившись вперед, он не мог видеть коснувшегося моих щек при упоминании этого имени румянца. При упоминании подозрений дядюшки Хью относительно меня и Элис - предполагаемой супруги его сына Ральфа, если только опекунша девочки, королева Елизавета, сумеет добиться своего.
   Снова усевшись и откинувшись назад, герцог опять сделал глоток вина и продолжил.
   'Тем не менее, похоже, что Элис будет сопровождать мою жену в Вестминстер на коронацию. Ваш удачный переход в лондонское окружение мастера Эшли может позволить вам видеться с ней время от времени, пока я останусь Защитником государства. И, как я обещал ранее, вы также обладаете моим разрешением на письма'. Его Милость замолчал, на лице герцога читалась неуверенность, словно ему предстояло попросить об одолжении. 'Еще я надеюсь, что вы продолжите писать моему сыну. Думаю, состояние здоровья вынудит Эда остаться дома, в Миддлхэме'.
   'Разумеется, мой господин. И спасибо вам'. В свою очередь я тоже смутился, прежде чем сказать больше и понимая, что это мой последний вечер, подталкивая себя. 'Эд стал для меня почти как брат. Я бы не хотел его подвести'.
   Черты лица герцога смягчились, он улыбнулся.
   'Благодарю вас за вашу верность. Я знаю, насколько хорошим другом вы были для него. Для всех нас. Есть еще кое-что'.
  Его Милость достал что-то из лежащего на столе кошелька и передал мне. Это был крохотный значок, меньше моего большого пальца на руке в длину, вылитый из серебра в форме вепря.
   'Мой символ в память об оказанных вами нам неоценимых услугах. Если вы когда-нибудь будете во мне нуждаться, позовите, и я сделаю все возможное, чтобы помочь'.
   Меня накрыло благодарностью, несущей с собой глубокие нежные воспоминания, словно обломки в момент прилива. Прежде чем я сумел остановиться, ответил: 'Благодарю вас, Ваша Милость. И вы, если когда-либо будете нуждаться, тоже позовите меня'.
   'Если я буду нуждаться?'
   'Да, ваша Милость. Мы...'
   Я почти пожелал не начинать, но явное любопытство на лице герцога подхлестнуло меня.
   'Мы - это Эд, Элис, Роджер и я - мы основали наш собственный орден - Орден Белого Вепря, - дабы хранить верность друг другу и вам. Если вы когда-либо почувствуете необходимость в нас...'
  Теперь, когда я произнес это в полный голос и обращаясь к зрелому человеку, фраза прозвучала в моих ушах глупо. Но герцог продемонстрировал больше истинного удовольствия, нежели я наблюдал с его стороны в течение уже многих дней.
   'Тогда, согласен, благодарю вас, Мэттью, я обязательно позову вас и ваших друзей, если вдруг окажусь в трудном положении. В последнее время кто знает, что ждет нас впереди?'
   И Его Милость поднял свой кубок и приблизил к моему, я сделал то же самое, и мы произнесли тост, после которого выпили, скрепляя наш договор.
   Вино побежало по моим венам. Согревая изнутри, оно придало мне смелость, чтобы задать давно напрашивающийся вопрос.
   'Ваша Милость, какова дальнейшая судьба лорда Риверса и лорда Грея? Его Величество спрашивал у меня, но я оказался не в состоянии ему ответить'.
   Герцогская рука с поднятым для следующего глотка кубком остановилась.
   'Король спрашивал у вас?'
   'Да, Ваша Милость. Полагаю, он доверяет мне. Вы же хотели этого, не так ли?'
   'Да, Мэтт, хотел'. Его Милость на мгновение задумался. 'Как стыдно, что вам необходимо нас оставить. Юный Эдвард мог бы обрести в вас лучшего соратника, нежели в своем наставнике, старом Олкоке. Если он спросит снова, вам следует ответить ему честно. Что Риверса и Грея отправили в Шериф Хаттон и в Миддлхэм в целях обеспечения их безопасности, пока нельзя будет устроить над ними суд. Если они невиновны в каких бы то ни было преступлениях, то подлежат освобождению. Если виновны, даже являясь дядюшкой и братом короля, все равно не сумеют спастись'.
   Наверное, выражение моего лица выдало меня, потому как, слегка нахмурившись, Его Милость спросил: 'Это представляется вам жестоким?'
   Не ожидая такого вопроса, я механически кивнул.
   Его Милость рассмеялся, но в этом смехе было мало юмора.
   'Может статься, так и есть. Может статься, в последние дни я представляюсь иным человеком, нежели тот, которого вы знали прежде? Но, Мэтт, я был воспитан на войне. До того, как мне исполнилось восемь, у меня убили отца и брата, а я оказался вынужден покинуть матушку и родной дом. В восемнадцать я уже вел людей и сражался в моих первых битвах. После этого я служил брату в войнах с Шотландией и Францией. Мне бы хотелось не испытывать необходимости в насилии и наслаждаться мирным существованием. Это еще может произойти. Я надеюсь, что мои действия - здесь, на этой неделе, сегодня, что бы ни принес завтрашний день, создадут государство, в котором мой сын, вы, и да, наш мальчик-король - смогут стать взрослыми в условиях мира. В котором кузен никогда не будет биться с кузеном за власть. Это еще может произойти'.
   Герцог замолчал, покачивая кубок и опять пристально вглядываясь в пламя. Я понял, пришло время уходить.
   Я опустился перед Его Милостью на колено и в последний раз почувствовал ладонь герцога на моем плече.
   'Спокойной ночи, Мэттью. Пусть завтрашний день принесет вам все, чего вы желаете. И, конечно, я запомню, что могу обратиться к вам, если попаду в беду. Кажется, у вас, действительно, есть задатки настоящего благородного рыцаря'.
  Я привык к мягкой насмешливости герцога, но сейчас, хотя интонация была легкой, в произнесенных словах чувствовалась серьезность. Наверное, после событий прошедших дней это не должно было меня удивлять.
   Все вышеописанное поднялось в моих мыслях во время отъезда с мастером Кендаллом в Лондон, отдельно от общего кортежа, начало было положено состоявшимся рано утром последним прощанием с королем.
   Эдвард тепло пожал мне ладонь, угостил перед расставанием Мюррей и настоял, чтобы я навестил его, когда монарх разместится в Тауэре. Там я смогу полюбоваться на зверинец с диковинными животными и на сказочную по наполненности казну, когда она будет возвращена законному владельцу. Секундное помрачение пронеслось по лицу короля при напоминании о предпринятых его дядюшкой, сэром Эдвардом, шагах, но неудовольствие тотчас сменили думы о предстоящих веселых празднествах.
   Видимо, я уверился, что однажды нанесу такой визит королю, так же, как надеялся, что герцогу Ричарду когда-нибудь потребуется моя помощь. Следуя по пустеющим улицам за мастером Кендаллом по направлению к городскому особняку мастера Эшли, я сказал себе, что придется запереть часть жизни - встречи со знатью и членами королевской семьи - в прошлом и смотреть исключительно в будущее.
  
  Глава 5
  'Мешок со змеями'
  Знание дома мастера Эшли и большей части живущих в нем людей оказало мне огромную помощь в ближайшие недели, в течение которых я привыкал к этой второй значительной перемене в собственной жизни. Тем утром мой новый господин поприветствовал меня официально, держа бумаги ученика-подмастерья уже готовыми и ожидающими только моей подписи, однако дружелюбие, с каким он беседовал с мастером Кендаллом, напомнило мне о крепких связях между их хозяйствами и внушило надежду на то, что я продолжу иметь возможность встречаться с друзьями из Ордена.
  Двое мужчин обсуждали покойного монарха - 'Он был хорошим человеком, но поступил бы лучше, посвящая больше времени управлению государством, а не удовольствиям' - и тревожные времена впереди - 'Мастер Льюис - помните его? - говорил о Вестминстере и находящихся внутри кликах, как о мешке, полном змей и готовом раскрыться, - не завидую я новому Защитнику королевства и ожидающим того задачам'. Да, конечно, как истинные англичане, погоду они тоже не забыли.
   'В течение последних недель было так хорошо, что в наиболее закрытых частях моих садов созрела клубника', - поделился радостью мастер Эшли.
   Мастер Кендалл недоверчиво покачал головой.
   'Пройдет, по меньшей мере, целый месяц, прежде чем Ее Милость сможет полакомиться ей дома, в Миддлхэме'.
   При этих словах мой новый господин немедленно вызвал своего управляющего.
   Мастер Линдси, которого я прекрасно помнил по прожитым тут зимой дням, вошел, неся в руках накрытую корзинку.
   'Мастер Линдси припас кое-что, что вам следует забрать с собой. Мне известно, как сильно Его Милость герцог Ричард любит их. Также для него здесь лежат персики'.
   'Вы смеетесь надо мной?'
   'Привезены этим утром из Франции', - заверил мастера Кендалла мастер Линдси.
   Они должны были лежать завернутыми в солому внутри предусмотренных для путешествия полых ячеек, как мне уже стало известно, исходя из наблюдения за прибытием зимой золотистых апельсинов, привезенных испанскими купцами из далеких рощ Севильи.
   Напоминание о редких достопримечательностях, звуках и ароматах дома и складских помещений мастера Эшли, в конце концов, разожгло погасший после потрясений последних дней интерес. Как бы то ни было, изменение моего положения могло принести и много хорошего.
   И это другое 'хорошее' представилось мне почти сразу.
   'Пока я не забыл', - произнес мастер Кендалл, - 'Его Милость просил, чтобы вы позаботились о продолжение Мэттью занятий пением и исполнением музыки на инструменте. Герцог с удовольствием их оплатит. Он уверен, мальчик обладает талантом, который следует поощрять'.
   'Буду рад сделать это', - ответил мастер Эшли, - 'и не взимая денег с Его Милости. Сейчас у меня в доме нет певца. Хотя могут пройти недели, прежде чем я сумею найти парню подходящего наставника. Мальчику придется в течение нескольких дней сопровождать мою команду во Фландрию'.
   Меня поразило, что Его Милость нашел время подумать об уроках музыки, пусть я и был готов признаться, что предпочел бы сохранить тренировки по владению оружием. Тем не менее, упоминание о предстоящем путешествии вытеснило из головы все остальное.
   'Во Фландрию?' - переспросил я машинально.
   Мастер Эшли окинул меня быстрым взглядом. Его улыбка не предполагала гнева от вмешательства в разговор, скорее говорила об интересе и радости от проявленного мной восхищения.
   'Да, парень, во Фландрию. У меня есть ткани и печатные издания, которые следует отправить в Брюгге, а вам нужно многое узнать о двух этих областях. Подойдет?'
   По мере того, как я устраивался в новом доме, следующие несколько дней оказались почти такими же заполненными, как и предыдущие.
   Я разделил небольшую комнатку на чердаке всего лишь с одним мальчиком, что после тесных пажеских покоев в Миддлхэме показалось мне раем. Он был таким же учеником, как и я, по имени Саймон, на год или два меня старше. Сначала я опасался, что Саймон меня избегает, но вскоре обнаружил, что он считает, - я слишком много о себе возомнил, успев послужить в свите связанного с королевской семьей родственными узами герцога. После этого мы довольно хорошо притерлись. Когда позднее на той же неделе мы упаковывали немногочисленные личные вещи, готовясь к дороге в Брюгге, выяснилось, - для нас обоих предстоящее путешествие было первым визитом за море.
  Перед отъездом, помня о данном Его Милости обещании, я написал Эду обо всем, что произошло с тех пор, как я видел того в последний раз, особенно о моем возобновленном знакомстве с кузеном друга, королем. Я удостоверился в написании большей части послания с помощью созданного нами шифра, чтобы его нельзя было понять, попади оно в руки к нашим недругам. Или, по меньшей мере, к таким, как Хью или Лайнел... Я позаботился увезти с собой свою копию шифра, хотя и принял печальное решение оставить у Элис неприкосновенный список правил Ордена. Мне посчастливилось начертать их моим лучшим почерком в славные дни зари нашей дружбы прошлым летом. Пришлось прогнать эти мысли прочь, прежде чем ко мне могла подкрасться острая боль тоски по дому.
   Мастер Эшли посоветовал класть мои письма вместе с его собственными.
  'Их будут забирать с моими и отправлять в дом Его Милости, а оттуда послания могут попасть к вашим друзьям на севере. Не волнуйтесь, молодой человек. Мы вернемся назад в Лондон как раз к коронации юного монарха. Насколько я слышал, дата была установлена его новым Королевским Советом'.
   И мы поехали во Фландрию.
   Пусть мы и оставались там недели четыре или чуть больше, у меня сохранилось немного ясных воспоминаний о том первом посещении волшебного торгового города Брюгге. Важные события произошли после нашего возвращения в столицу, и, хотя я не догадывался об этом тогда, оглядываясь назад, понимаю, - они придали свою окраску всему, что я запомнил. Как бы то ни было, память о выкручивании желудка во время первого сурового путешествия по морю пройдет со мной весь жизненный путь. Хлопки белой ткани парусов корабля мастера Эшли отдавались треском в моей чуткой голове, когда я лежал, извергая в койку рвотные массы. В более спокойных водах, когда я стоял на палубе, наблюдая за лесом корабельных мачт и суматохой в приближающейся к нам гавани, на губах появлялся соленый привкус. В памяти запечатлелась скачка сквозь бесконечные, пологие, окаймляемые мачтами поля. Они простирались до горизонта, пока, наконец, не наступил миг, когда я увидел пронзающий небо тонкий перст колокольни, воздвигнутой именно в месте нашего назначения.
  Стены города словно поднимались на дыбы, над его открытыми воротами находился арочный барбакан (фортификационное сооружение, предназначенное для дополнительной защиты входа в крепость - Е. Г.). Торговцы, крестьяне, горожане, их скот и телеги, просачивались внутрь, направляясь в сторону мощеных улиц, напоминающих зеркала каналов, обрамленных высокими кирпичными зданиями, чьи коньки сумасбродно взлетали к облакам, а основания лежали глубоко под тяжелыми деревянными баржами, неторопливо курсирующими позади.
   Местные владельцы ларьков гортанными голосами на родном фламандском наречии расхваливали свои товары, чуть мягче воспринимались интонации французских купцов, в изысканных одеждах идущих по делам, стучали копытами обложенные тюками ослы и нагруженные множеством тканей или мешками с неизвестными товарами мулы. Зловеще кричали стрижи, чирикали городские ласточки, устремляющиеся над нашими головами за насекомыми далеко ввысь, резко звонил единственный колокол стоящей на углу улице церкви.
  Из окон разносился горячий и сладковатый аромат только что вынутой из печи сдобы, снизу исходило грубое зловоние навоза, толпящиеся вокруг люди обдавали резким запахом пота, а приправленное дымом благоухание жарящегося на решетке мяса вызвало у меня усиленное слюноотделение. Первая же дегустация вафли, предложенной проходящим мимо лоточником в обмен на маленькую и незнакомую мне монету, вызвала во рту настоящий сочный взрыв.
   Сидя на субтильной серой кобыле, мой господин приветствовал на странном местном наречии своих старых друзей и знакомых, они смеялись, обменивались легкомысленными фразами. По необозримому ковру брусчатки мы проехали на главную площадь. Ее пространство окружали теснящие друг друга прекрасные высокие строения. Над ними, в свою очередь, нависала вздымающаяся к небесам башня колокольни городской гильдии, замеченная нами еще издалека.
   Само собой разумеется, мастер Эшли имел во владении чудесный особняк, находящийся хоть и поблизости от центральной площади, но достаточно далеко от рыночной сутолоки, чтобы наслаждаться покоем не только ночью, но и днем. Его главные двери открывались прямо на улицу, однако, задние стены ныряли в глубины канала. Окно разделяемой мной с Саймоном крошечной комнаты выходили, не видимыми извне, на тихие темные воды, вдоль которых на противоположной стороне стояли наполненные плодовыми деревьями домашние сады.
   Проводимые нами в городе дни целиком занимались делами, изучением методов изготовителей тканей и торговцев, внесением верениц номеров в гигантские бухгалтерские книги, краткими записями, адресованными клиентам или поставщикам нашего господина, отысканием пути, вначале довольно нерешительно, вокруг густого лабиринта улиц и водных протоков, чтобы доставить послание или заказанные товары. Однажды, утоляя мою глубокую заинтересованность, нам показали ход работы печатной машины. Точно такую же использовал сейчас мастер Кекстон, изготавливая книги в своей притулившейся под стенами церковного двора собора святого Павла мастерской.
  Крохотные небольшие буквы брались железными инструментами, находящимися в измазанных чернилами руках таких же учеников, как и мы. Вжимались в огромные полотна бумаги или пергамента. Поднимались и образовывали на странице за страницей аккуратные ряды слов - снова, и снова, и снова. Это было так далеко от кропотливой работы переписчиков, которых мне доводилось видеть в скриптории собора Йорка, от их занимающих целый день усилий в обществе гусиного пера, склянки с чернилами и скребка ради изготовления всего одной страницы, если не меньше, рукописного текста на латыни!
   Из множества открытого в процессе первого путешествия за границу, это взволновало меня больше остального. Вместе с братом Фредом, постигающим дома в Йорке ремесло книжного переплетчика, вероятно, когда-нибудь, когда я тоже завершу обучение, мы могли бы, став партнерами, установить в родных краях подобную чудесную машину. Если у нас получится собрать капитал для такого дела...
   В конце концов, наши недели в Брюгге исчерпали себя, и мы приготовились вновь направить стопы на побережье, а оттуда отплыть в Лондон.
   У меня оставалось мало досуга, чтобы подумать, как способны развиваться события в Англии. В течение дня приходилось выполнять целый список задач, а по вечерам - петь и играть на лютне для мастера Эшли. Я не получал писем ни от одного из друзей, исключая, в итоге, одно, обращенное мной к каждому из них и отправленное с почтой мастера Эшли. Я сказал себе, что на прибытие моих посланий в Лондон и дальнейшую их пересылку на север в Миддлхэм должен уйти слишком продолжительный промежуток времени. Однако, душу подтачивало разочарование.
   Обратный путь по морю в Англию оказался намного спокойнее поездки во Фландрию, и большую часть времени я проводил на палубе, любуясь и удивляясь ловкости установления моряками парусов и вглядываясь в неизменно приближающийся родной берег. Прежде чем мы вошли в гавань, солнце успело не только еще раз подняться, но и на закате подсветить своими лучами начинающие сгущаться сумерки. Наша группа провела ночь в прилегающей к причалу гостинице, и лишь затем с рассветом выдвинулась к дороге в сторону Лондона.
   Когда мы, наконец, прибыли, после прожитых за границей недель столица показалась мне очень странной, хотя в наше отсутствие слишком мало ее существенных примет могло подвергнуться переменам. Река продолжала течь обычным курсом, главные здания остались теми же, пусть и представились моим глазам в странном свете, - взгляд уже привык к крутым крышам и ступенчатым фронтонам фламандских городов, - от улиц поднималось старое мерзкое зловоние. Однако, подъезжая к дому мастера Эшли, я застал вокруг перешептывания, группки дискутирующих на углах людей, жужжание ожидания неизвестного.
   Достигнув места назначения и еще не передав Бесс конюху, который бы расседлал, накормил и напоил ее, я получил от слуги всунутую мне в ладонь маленькую записку. Увидев почерк, мне пришлось поторопиться на чердак, где и вскрыть сложенный лист, пылая от нетерпения узнать его содержание.
   К моему разочарованию, в письме не было ничего, кроме единственного находившегося под защитой нашего шифра предложения:
   'Wigy ni myy om un Wlimvs Jfuwx um miih um sio wuh - Ufsm'.
   Я проверил время написания послания, - понедельник, более, чем за неделю до текущего момента. Потом мне удалось перевести его, используя отведенный нами для этого дня шифр. В исходном тексте находились слова - 'Как только сумеешь, приходи на встречу с нами в Кросби плейс. Элис'.
   Невзирая на краткость письма, возможность снова видеть имя Элис и знание, что она тоже пребывает в Лондоне, сразу прогнали мою минутную хандру. Сейчас не имело значения, что раньше она не писала. Очевидно, Элис оказалась крайне занята приготовлениями к поездке, а после прибытия - обустройством в новом жилье в городе.
   Часы показывали время ужина, и я уже знал, что нынешним вечером мастер Эшли не просил меня петь для него. Поэтому я решил воспользоваться оставшимися светлыми часами, дабы при возможности посетить Элис.
  Общая атмосфера ужина создавала впечатление подавленности. Все общество должно было испытывать такую же степень усталости, какую ощущал и я. Совершив путешествие длиною в растянувшийся на целую вечность день, и после более, чем месячного отсутствия, не удивительно, что наш господин рано поднялся из-за стола, сопровождаемый супругой, управляющим и секретарем, и отправился в свои личные покои. Пользуясь положением, я тоже встал, предварительно отклонив предложение Саймона посвятить вечер игре в кости. Вскоре передо мной замелькали ведущие к городскому особняку Его Милости герцога Ричарда знакомые улицы. Напрыгивая мне на пятки, рядом бежала Мюррей.
   Улицы оказались оживленнее запомнившихся мне ранее в этом году, но я отнес их особенность к лучшему состоянию погоды и более светлому вечеру. Сложнее было объяснить, почему крепкие железные ворота Кросби плейс встретили мой приход закрытыми и с удвоенным числом вооруженных стражников. Однако, учитывая обстоятельства поездки Его Милость в Лондон, возросшим требованиям к безопасности удивляться, наверное, не стоило. Назвав свое имя, дело, по которому пришел и показав герцогским стражникам значок миниатюрного серебряного вепря, гордо и постоянно носимый мной на камзоле, я вдруг вспомнил замечание мастера Эшли о 'мешке со змеями', вползшими в Вестминстер. Что случилось во время моего отсутствия?
   Меня проводили во двор и попросили подождать, пока слуга отправится докладывать. Вскоре из боковой двери вышла Элен, спутница Элис. Когда она увидела, что я стою здесь, а рядом у моих ног аккуратно и прямо примостилась Мюррей, глаза у девушки заблестели, и Элен с улыбкой поманила меня вперед.
  'Как же приятно с тобой встретиться, Мэттью', - произнесла она, сопровождая меня по переходам и поднимаясь со мной по лестницам к сердцу дома, еще так недавно и недолго бывшего и моим. 'Мы сейчас на слишком продолжительный отрезок времени увязли в Лондоне, и делать нам почти нечего. Твои рассказы о новой жизни стали бы чудесным развлечением'.
   Слова Элен удивили меня, не только потому, что настолько прямо она высказывалась редко, но также из-за жалобы на недостаток забав. Разве в столице не подразумевалось наличия целого списка приличных и подходящих для юных девушек занятий?
   Пока я бормотал что-то о надежде оказать такую услугу, мы добрались до маленькой двери, ведущей к самой высокой части дома. Элен открыла ее, подобрала длинные юбки и пропустила меня внутрь. Там, в крошеном кабинете с нетронутым вышиванием на коленях, сидела Элис.
  Она встала, чтобы поприветствовать меня, и я понял, что Элис, по крайней мере, не изменилась. Не поддающиеся укладке рыжеватые локоны, как всегда, выбивались из-под льняного головного убора. Остановившись и уперевшись ладонями в бедра, Элис приподняла одну бровь, тогда как ее проницательные зеленые глаза внимательно смерили меня с головы до ног.
   'Почти настоящий горожанин, как мне кажется', - отметила она, изогнув губу.
   Конечно, мне пришлось сменить герцогскую форму темно-малинового и синего цветов на одежду, отличающую людей мастера Эшли, в своем основании более замысловатую, с фрагментами кружев на воротнике и на манжетах. И сапоги я носил из элегантной черной кожи, а не потертую пару, запомнившуюся по нашим совместным выездам в Миддлхэме.
   Там, где когда-то от слов Элис мои щеки, вероятно, зарделись бы, сейчас я просто опустился на колено и прикоснулся губами к ее протянутой руке.
   'Но, увы, еще не вполне достойный, дабы ухаживать за дамой из моих грез. Мне нужно продолжить скитаться по миру, пока не встречу свою судьбу'.
   Оттолкнув меня, Элис, к моему облегчению, рассмеялась.
   'Дурачок! Разве в далекой Фландрии ты ее не нашел?'
   'Спасибо тебе за твои письма, Мэтт', - вмешалась Элен, устроившаяся теперь сбоку на стуле. 'Брюгге кажется чудесным городом'.
  'Так и есть', - согласился я, и, побуждаемый Элен, пустился в описания некоторых из открытых в процессе путешествия удовольствий. Тем не менее, вскоре ее вопросы истощились, да и моя болтовня, в свою очередь, начала затихать. Не зная, что еще сказать, я нагнулся, чтобы погладить Мюррей по ушам.
   После нескольких проведенных в молчании минут Элис взорвалась:
   'Значит, пока мы здесь сбивались с ног в осаде, ты находился далеко и собирался развлекаться!'
   Я почти расхохотался от прозвучавшей в ее словах драматичности.
   'В осаде? Что ты имеешь в виду?'
   Смуглые ладони Элен вцепились в ее предплечье, но Элис скинула их.
   'В определенном смысле это на нее походило. Нам не позволяли выходить иначе, чем в сопровождении трех или четырех стражников, которые бы могли нас защитить. Находясь здесь больше двух недель, мы почти ничего не видели. С укрывшейся в убежище королевой о дворе не заходит и речи. А теперь, когда коронацию отложили, в городе едва ли осталась хоть какая-то дама. Мой первый в течение шести лет визит в Лондон обещал быть славным. Я совершенно не ожидала, что он обернется чем-то в этом роде!'
   Сказанное Элис ошеломило меня.
   'Что ты имеешь в виду, упоминая об отложенной коронации?'
   'Ты не знаешь о случившемся? Ничего не слышал во время своего отсутствия?'
   'Я - мы были слишком заняты. И - и я не получал писем'.
  Фраза не подразумевала упрека, но лицо Элис внезапно вспыхнуло.
  'Мэтт, мне так жаль. После получения от Его Милости новостей из Нортхэмптона события понеслись в страшной суматохе, потом мы двинулись в путь, затем, прибыв сюда, столкнулись с еще большей суматохой. Твои письма до нас дошли, но мы не представляли, когда ты вернешься...'
  Ее голос сник, но потом вновь обрел силу.
  'Не то, чтобы я хотела оправдаться. Написать тебе смог Эд'.
  'Эд?' - спросил я, мгновенно обводя взглядом комнату. Не прятался ли мой маленький друг в каком-то темном углу, как в час моей первой с ним встречи в библиотеке его отца? 'Где он?'
   'Остался дома. Ее Милость беспокоилась, что в жаре и чаду Лондона Эд может заболеть. По крайней мере, она так ему это объяснила. Хотя со всем тем, что случилось с Его Милостью...Эд совсем не был счастлив. Мы сохранили для тебя его письма, потому что не обладали уверенностью, куда их посылать. Думаю, он сам бы тебе все рассказал'.
   Элен встала и начала поиски в лежащем на боковом столике небольшом кофре. Обернувшись, она передала мне четыре или пять свернутых и скрепленных печатью документа.
   Я с хрустом разломил на верхнем восковую печать, на которой была выдавлена простая буква 'Э'. Внутри находилась плотно исписанная детским почерком Эда страница.
   'Он написал его, зашифровав, не так ли?' - спросила Элис, снова побледнев и искривив губы в слабой улыбке.
   'Каждое слово'.
   'Я знала это. Эд сейчас постоянно, где только может, использует шифр. Даже в коротеньких записках. Говорит - 'Что сказал бы Мэтт, если бы я к нему не прибегал?''
   'И делится с нами тем, как сильно по тебе тоскует', - добавила Элен.
   Я тоже по нему тосковал. Но не произнес ни слова. Это была другая жизнь. Та, в которой я являлся другом сына герцога.
   Снова свернув письмо, чтобы сохранить его на будущее, когда под рукой у меня будет ключ для чтения шифра, я вернулся мыслями к настоящему.
  'Но что ты имела в виду, сказав о коронации? И о Ее Величестве, упомянув, что она все еще в убежище? Почему?'
   'Не могу поверить, что ты ничего не знаешь. Но мастер Эшли должен же быть в курсе?'
   В течение нескольких дней, получив письма, мой новый господин ходил взволнованным и удалялся со своим секретарем, мастером Хардингом, изучать из окна тихие воды канала. Но он никогда не делился новостями с нами, простыми мальчишками.
   'Возможно. Но не забудь, сейчас я - обыкновенный ученик и не имею отношения к значительным событиям'.
   'Весь Лондон знает это', - воскликнула Элис в раздражении. 'Казнили лорда Гастингса!'
  
   Глава 6
   Крест святого Павла
  
   Я испытал слишком большое потрясение, чтобы произнести хоть слово.
   Ближайший друг прежнего короля, лорд-канцлер Англии, огромный, похожий на медведя, человек, которого я видел смеющимся, мчащимся на лошади, выпивающим с Его Величеством и Его Милостью на Рождество? Казнен?
   'Как?' - запинаясь, пробормотал я. Потом подумал, - какой же глупый вопрос. Я и так знал. Конечно, шею перерубило острое лезвие топора. Скорее - 'Я хотел спросить - почему?'
   'Говорят, что он был замешан в заговор вместе с Ее Величеством и маркизом Дорсетом', - ответила Элис. Глаза девочки засверкали, словно оживившись от сюжета, который ей приходилось рассказывать. 'Что они стремились снова захватить власть, заручившись влиянием на нового короля. Что лорд Гастингс не приветствовал Его Милость в качестве Защитника государства, отдавая предпочтение герцогу Бекингему и считая, что сам он должен отвечать за королевский Совет. Епископ Или, и старый канцлер Роттерхэм, и даже лорд Томас Стенли, - они все в равной степени подверглись задержанию'.
   'Задержанию? Но ты сказала - казни?'
   'Да, - лорд Гастингс, - говорят в момент оглашения обвинения - на собрании Совета в Тауэре - у него обнаружили спрятанное оружие. Мастер Кендалл рассказывал, что Его Светлость вызвал вооруженных людей для поддержки, но те, вместо этого, канцлера схватили. Гастингса тут же судили и почти сразу казнили. Мастер Кендалл считает, что Его Милость действовал под влиянием минуты, решив, что снятие лорда Гастингса снимет с заговора основную часть внимания'.
   'Так и случилось?'
  'Может быть. Пару дней спустя Ее Величество позволила младшему брату короля, Ричарду, покинуть убежище. Он присоединился к Эдварду в личных покоях того в Тауэре, чтобы вместе приготовиться к церемонии коронации. Наверное, это означает, что королева полагает игру завершенной'.
   Вспомнились последние обращенные ко мне накануне торжественного въезда в Лондон слова Эдварда. Приглашение посетить зверинец с редкими животными, располагающийся рядом с его покоями в Тауэре. Как близко от места казни находился мальчик-король? Слышал ли он звуки начавшегося переполоха и чудовищный удар упавшего топора?
   Элис вглядывалась в меня, словно ожидая ответной реакции. Подумав, я вернулся к ранее сказанным ею словам.
   'Но ты утверждаешь, что коронацию отложили'.
   'Да, ходил слух, что она должна была состояться до того, как все это произошло. Я считаю, в данный миг разворачиваются еще и другие события'.
  'Почему ты так говоришь?'
   'Мастер Кендалл что-то знает, но на этот раз он предпочитает хранить глухое молчание. Ее Милость на протяжение всего времени кажется встревоженной, по крайней мере, когда мы с ней встречаемся, что бывает не часто. Она и Его Милость остановились в замке Байнард у матери герцога, где они гостят с такой же интенсивностью, как и здесь. В любом случае, я не осмеливаюсь задавать Ее Милости вопросы. При том, что все уже сказано и совершено, мы являемся обыкновенными детьми'.
   'Тогда король', - добавил я, - 'еще моложе нас. Думаешь, он представляет, что происходит?'
   Элис пожала плечами.
   Мои мысли вернулись к разговорам с Эдвардом по дороге в Нортхэмптон и обратно, к его замешательству и вопросам о семье, к его неуверенности относительно герцога Ричарда, беспокойству о становлении хорошим королем. Я также вспомнил, как Его Милость опускался перед Эдвардом на колено, без охраны, на замощенном дворе усадебного дома, как целовал кольцо, как приносил присягу на верность в Йоркском соборе, как рассказывал мне о своем воспитании и взрослении в жестокие времена. Как он улыбнулся, когда я поклялся быть ему преданным. Как при угрозе со стороны лорда Грея сверкнуло лезвие герцогского клинка.
   'Я уверен, Его Милость поступает по отношению к племяннику правильно, он поступает правильно по отношению ко всем нам. Герцог - значительное лицо. Ему следует принимать важные решения, этот груз он нес всегда. И прежний король доверял ему в принятии таких решений, в противном случае, не назначил бы Его Милость господином Защитником государства'.
   'Но все вокруг так отличается от нашей жизни в Миддлхэме. Я задаю себе вопрос, что произойдет дальше. Иногда кажется, словно каждый затаил дыхание и ждет, что увидит. Нас окружают одни разочарования. И у нас здесь нет развлечений, чтобы порвать порочный круг'.
   Элис закусила губу.
   'Полагаю, ужасно слышать жалобы на скуку, когда человек только что умер. Но я действительно желала бы, чтобы нам предоставилось больше возможностей для различных занятий. Это бы могло отвлечь наши мысли от всего творящегося вокруг. Даже если бы мы получили разрешение выезжать почаще'.
   Я был рад подумать о чем-то ином, нежели ставящие в тупик новости.
   'Вероятно, у нас получилось бы выезжать вместе. По воскресеньям у меня нет никаких обязанностей'.
   При этих словах Элис захлопала в ладоши. У Элен заблестели глаза, и она тихо произнесла:
   'Мэттью, ты уверен, что готов отказаться от своего свободного дня?'
   Я склонился перед ними.
   'Для меня это будет удовольствием. Его Милость разрешил мне забрать Бесс к мастеру Эшли, но я едва ли имею возможность с тех пор кататься на ней, за исключением поездки на побережье. К тому же, герцог позволил мне видеться с вами, если вы приедете в Лондон'.
   Элис изогнула губы и сморщилась.
   'Вопреки лорду Соулсби?'
   Мне вспомнилась причина моего удаления из Миддлхэма.
   'Его Милость сказал, нам не следует давать Его Светлости повода для жалоб. Но какие мы можем навлечь на себя подозрения, если будем просто кататься по городу - две девочки и мальчик, вдобавок - на виду у горожан? Разумеется, никаких, способных расстроить брачные планы его сына'.
   Взгляд Элис заволокла тень, которая, словно туча, скрыла собой солнечный диск. Осознав совершенную напоминанием о ее помолвке ошибку, я продолжил:
   'Мы увидим некоторые из самых знаменитых в округе достопримечательностей - здание лондонских гильдий, большой мост, собор святого Павла. Это, в самом деле, чудеснейшая церковь - почти такая же прекрасная, как собор Йоркского монастыря'.
   Из неловкого положения меня выручила Элен. Она поднялась и протянула мне руку, произнеся со своейственной ей мягкой иронией.
   'Очень любезно с твоей стороны, Мэттью, подумать о нас и о нашем развлечении. Если ты будешь нас сопровождать, может статься, в этот раз нам не потребуются целых три вооруженных стражника?'
   И правда, когда я снова приехал к Кросби плейс в воскресенье утром, девочек сопровождали не более двух герцогских солдат, уже сидящих на своих скакунах и поднимающих облаченными в рукавицы ладонями алебарды. Возможно, по мере того, как город успокаивался после гибели лорда Гастингса, в нем оставалось мало опасностей, угрожающих отважившимся на прогулку дамам. Однако мое потрясение продолжало кровоточить, - чтобы этот человек, которого я видел, который казался союзником Его Милости герцогу Ричарду, нашел такую жестокую смерть? Постигшую его по велению герцога.
   Как и Элис, я подозревал, что в этой истории должно быть больше деталей. В каждом уголке хозяйства мастера Эшли и на каждой городской улице люди казались выжидающими, наблюдающими и перешептывающимися в тени.
  Шкура Бесс была почищена до блеска, также по случаю я отполировал и ошейник, подаренный королем Мюррей. Элис вновь восседала на своем прекрасном гнедом пони, тогда как Элен оказалась вынуждена одолжить старую верховую лошадь у управляющего домом. Он поручился, что пусть та и обладала крупными размерами, вместе с ними ее отличал и кроткий нрав, идеальный для безопасной перевозки по переполненным улицам дамы. Отправившись к собору святого Павла, мы скоро почувствовали степень ценности скакунов, которых толпа совсем не готова была потревожить.
  Разумеется, воскресенье являлось свободным днем для всех лондонских горожан, будь то господин, подмастерье-поденщик или ученик, и после утренней службы улицы постоянно оказывались запружены толпой. Но сегодня, по мере приближения к огромному собору, казалось, что проложить дорогу сквозь бурление народного собрания сложнее, чем обычно. Сначала солдаты плелись за нами по пятам, болтая друг с другом и мало напоминая стражников, на которых жаловалась Элис. Теперь они протолкнулись вперед. При виде их темно-малиновой с синим формы, местные жители вмиг рассыпались в разные стороны.
   Когда мы выехали к окружающей собор Святого Павла площади, я ни о чем этом не задумывался и просто рассказывал Элис и Элен что-то о первом из старательно мной расшифрованных писем Эда.
  Эту крытую каменную кафедру я знал, как место встреч и проповедей для населения. Поэтому, едва ли меня удивило присутствие на ней высокого человека, облаченного в коричневое одеяние, от чьей выстриженной головы отражалось сияние утреннего солнца. Вокруг него сомкнулось кольцо невообразимо большой группы людей, создавая впечатление, словно здесь очутилась половина проживавших в Лондоне.
   Чего я не ожидал, так это впечатляющего собрания всадников на дальнем конце площади, выстроившихся ровно перед взмывающими к небесам стенами собора. Украшающие одеяния бархат, шелк, кружево и мех, как и дорогостоящие попоны скакунов, отмечающие и стоящих впереди, и находящихся в сердцевине группы, указывали на принадлежность присутствующих к числу богатейших людей королевства. Все эти вельможи были призваны на долженствующее состояться через несколько дней специальное заседание парламента. Я начал ломать голову, почему мы видим здесь такое множество знати?
   Рядом раздался шепот Элис: 'Взляни. Его Милость герцог Ричард'.
   Пробежав взглядом по рядам во второй раз, я заметил в центре сидящий на Шторме изящный силуэт моего прежнего господина. И всадник, и конь были облачены в наряды из ткани глубокого пурпурного оттенка. Я так привык в прошедшие недели наблюдать герцога в мрачном черном трауре, что сейчас не увидел его сразу.
   'И, как всегда с недавних пор, рядом мой господин Бекингем', - продолжила Элис. 'Интересно, что нам предстоит увидеть или услышать, если мы останемся?'
   Герцог Бекингем придержал черного, как ночь, скакуна перед остальными представителями знати. Узрев его облаченным в вышитый золотой нитью переливающийся пурпур, посторонний мог бы счесть Его Милость главным действующим лицом государственного правительства. Но в этот миг стоящий у креста брат начал свою речь, и его слова вскоре вытеснили из головы какие бы то ни было мысли о герцоге Генри.
   Прежде всего, мужчина поднял руки, будто пытаясь призвать толпу к тишине. Настолько неуместный жест вызвал во мне желание засмеяться. Тут, как и в любой другой точке собрания, казалось, что каждый затаил дыхание и ждет. Молчание нарушали лишь переступания с ноги на ногу лошадей, да слабый детский крик, мгновенно подавляемый, стоило ему раздаться.
   Монах прочистил горло.
  'Этим утром в качестве текста проповеди я взял строфу из книги Соломоновой премудрости, глава 4, стих 3: 'прелюбодейные отрасли не дадут корней в глубину''.
   Голос звучал мощно и отчетливо, привлекая внимание каждого здесь находящегося.
   Коротко обсудив значение выбранного библейского текста, он, к моему изумлению, принялся освещать историю старого герцога Йорка, отца Его Милости герцога Ричарда. Монах стал рассказывать, что тот был важным английским вельможей, наследником истинных королей древности, пока не произошло совершенное незаконно занявшими трон ланкастерцами предательство и убийство. Из всех отпрысков герцога, заявил святой брат, только один, Ричард, герцог Глостер, родился в нашем великом государстве, в Англии. Поэтому он настоящий англичанин, так же, как человек твердых нравственных взглядов и несомненной компетенции.
   Я бросил взгляд на Элис. Какой вывод она из этого сделала?
   Но, равно как и теснящая нас толпа, Элис будто приросла к месту. Я не смог бы ответить, смотрит ли она на брата-проповедника, или на собрание лордов вокруг его кафедры.
   'Что до законной власти, представляется, что герцог единственный обладает ею', - катился над площадью зычный рев монаха. 'Ибо, как дошло до сведения высокопоставленнейших дворян нашего государства, покойный король, Эдвард, четвертым носящий это имя, оказался невоздержан в действиях. Прежде чем он сочетался узами брака с леди Елизаветой Грей, сегодня известной, как королева, Его Величество обвенчался с другой, некоей Элеонорой Тальбот. И когда вышеупомянутая дама еще оставалась в живых, взял в жены также упомянутую выше леди Елизавету Грей, родившую ему двух его сыновей и несколько дочерей. Поэтому, пред лицом Господа и нашей святой матери церкви, эти дети не подходят дла наследования английского трона'.
   Святой брат замолчал, и по толпе собравшихся прокатился легкий шепот или даже пронесся вдох. Затем монах вновь подал голос.
   'Второй сын покойного герцога Йорка, Эдмунд Рэтленд, умер, не оставив потомства. Третий сын, Джордж Кларенс, был лишен гражданских и имущественных прав за измену нашему прежнему королю Эдварду, и его потомок также не имеет прав на наследство. Таким образом, мы переходим к последнему сыну, Ричарду Глостеру, который единственный годится на роль правителя'.
   Проповедник продолжил вещать, восхваляя Его Милость герцога Ричарда за великодушие, честь, преданность брату-королю, бесстрашие в сражениях, любовь к церкви, и снова затрагивая происхождение отца своего героя прямо от ветви, основанной самим Вильгельмом Завоевателем.
   Тем не менее, оценить этого мне не было дано.
   Я в растерянности обернулся к Элис.
   'Что все происходящее означает?'
  Элис продолжила с непроницаемым выражением лица смотреть вперед и тихо сказала:
   'Происходящее означает, что Его Милость герцог Ричард станет королем'.
   Я взглянул туда, где герцог неподвижно сидел на Шторме, но он был слишком далеко от меня, чтобы прочитать отпечатавшееся в его глазах.
  
  Глава 7
   Быть королем
  
   Через следующие несколько дней история прояснилась даже для меня, скромного ученика.
   Новости всколыхнули весь Лондон, хотя многие находившиеся в последние недели в городе имели некоторые подозрения относительно того, что может случиться.
   'Я знала это, когда коронацию отложили в очередной раз'. Женский голос достиг наших ушей, пока мы сквозь толпу, покидая площадь, пробивались обратно. Монах завершил речь, и вельможи повернули головы своих скакунов, чтобы вслед за обоими герцогами отъехать от собора. 'Я точно поняла, - что-то здесь неладно'.
   И, 'У меня появились подозрения, после того, как старый Гастингс потерял голову', - сказал один конюх другому, когда, по возвращении к мастеру Эшли, я оставлял им Бесс, чтобы ее расседлали. 'Говорят, он годами хранил тайны прежнего короля. Наверняка, это одна из их ряда. В конце концов, такое не могло не открыться'.
   В тот же день новости облетели город быстрее, чем молния летом.
   Я проводил Элис и Элен прямо к Кросби Плейс, солдаты предпочли поторопить их под защиту безопасности его стен и, встревоженные оглашенным монахом известием, заперли ворота на засов. Тем не менее, толпа осталась спокойной и принялась расходиться вместе с нами, едва обращая внимание, как на нас, так и на форму охранников, пока мы безмолвно проезжали по оживленным улицам.
  При расставании у входа в городской особняк я почувствовал невысказанную Элис благодарность, и, погрузившись каждый в собственные мысли, мы не обменялись ни словом - ни о произошедшем, ни о следующей встрече. Однако, днем или двумя позже ко мне прибыла еще одна зашифрованная записка, снова призывающая посетить Кросби плейс.
   'Qcas og gccb og dcggwpzs - Ozmg'. (Приходи при первой возможности. - Элис).
  К этому времени разговоры подмастерьев и слуг целиком были посвящены речам моего господина Бекингема, обращенным к некоторым собраниям вельмож и имеющих в городе определенный вес людей, касательно прав на занятие трона Его Милостью герцогом Ричардом. Говорили, что сегодня вопрос должны будут поднять на встрече Лордов и Общин в Вестминсере, которая по всем признакам, кроме названия, является полноценным созывом парламента.
   Как и раньше, я отправился к Кросби плейс после ужина.
   Элен встретила меня во внутреннем дворе, на этот раз ограничившись не более, чем приветствием, и, указав мне в сторону кабинета, тут же вернулась к стулу с вышиванием у камина.
   Элис стояла и смотрела в окно, но при нашем входе обернулась.
   'Ну, так и есть?'
   Ее резкость и неожианность вопроса застали меня врасплох.
   'Что так и есть?'
   'То, что они обсуждают. То, что знает каждый в его собственном доме, за исключением нас. То, что парламент собирается просить герцога стать королем'.
   Я сел, хотя Элис даже не приглашала меня это сделать.
  'Вот, что слышал я. Мастер Линдси, управляющий моего господина, сказал, что только поэтому собрание парламента отложили до момента коронации'. Он обсуждал это с мастером Хардингом, секретарем, в обеденном зале. Не то, чтобы я подслушивал... 'Он сказал, что епископ Бата и Уэлса объявил Его Милости герцогу и Совету о состоявшемся браке прежнего короля, перед тем, как тот встретил нынешнюю королеву. Что он лично произвел тайную церемонию. Поэтому, когда король Эдвард женился на королеве, он уже был связан узами брака - с кем-то из дам, кто еще была жива'.
   'Так значит, бедный Эдвард и остальные - ...'
   Она не могла заставить себя произнести этот термин, опустившись на стоящий рядом с моим стул. На лице Элис царила мешанина разнообразных чувств. Я поспешил ей на помощь.
   'Второй брак короля стал двойным, поэтому, он не считается законным, согласен. Эдвард не будет королем, так как юридически не является наследником'.
   Прежде чем Элис снова заговорила, на несколько минут воцарилась тишина.
   'Но кто она? Первая жена короля Эдварда'.
   'Леди Элеонора? Мастер Линдси сказал, что она была вдовой рыцаря, державшего сторону ланкастерцев. Ее первый муж умер чуть ранее восхождения на трон короля Эдварда'.
   'Вдова? Совсем как королева Елизавета, когда она встретила Его Величество. Ее первый супруг тоже являлся ланкастерцем'.
   'Неужели?' - спросил я. Как обычно, запутанные отношения внутри королевской семьи оставались для меня тайной за семью печатями. 'Как странно. Согласно рассказам мастера Линдси, обе дамы одинаково оказались старше монарха - на пять или на шесть лет'.
   Зеленые глаза Элис задумчиво сузились.
   'И оба брака состоялись в секрете от других, правильно? Когда король и королева поженились, они в течение нескольких месяцев никому ничего не говорили. Пока граф Уорвик не заявил, что устроил для Его Величества союз с иноземной принцессой. Тогдавсе и вышло на дневной свет. Разразился настоящий скандал. Королю, разумеется, пришлось просить разрешения у палаты лордов. Граф был разъярен. Все его планы сошли на нет'.
   Наступила следующая минута молчания. Неужели мы все думали о сходстве обеих историй?
   Элен тихо произнесла: 'Ходил еще слух, что королева использовала колдовство, очаровывая короля'.
   Элис обернулась к ней.
   'Колдовство - ха! Красивые женщины не нуждаются в колдовстве, чтобы очаровать мужчин. Каждый скажет, что в молодости Ее Величество была чрезвычайно привлекательной'.
   Она до сих пор чрезвычайно привлекательна. Слова застыли у меня на губах при воспоминании о прошлом Рождестве, но я их удержал. Вместо этого, улыбнувшись Элен, отпрянувшей и съежившейся от резкой отповеди, я сказал:
   'Мастер Линдси утверждает, что о короле курсировала масса слухов. Что до встречи с королевой он обещал жениться нескольким красивым леди, но не выполнил данных обещаний'.
   Элис кивнула, как всегда, не обратив на Элен ни малейшего внимания.
   'Я слышала, что когда он женился на королеве, то сделал это, потому что стремился доказать способность принимать самостоятельные решения и отсутствие необходимости для графа совершать подобное вместо него'.
   'Тем временем несчастная леди Элеонора оказалась в монастыре'.
   'Как ты думаешь, почему она ничего никогда не сказала?'
   Я пожал плечами.
   'Кто знает? Хотя говорят, что вскоре после случившегося она умерла. Меня терзает вопрос, - была ли осведомлена королева?'
   'Если она знала, это может многое объяснить'. Элис опять села на стул, ее длинные бледные пальцы отсутствующе крутили красновато-золотистую прядь, свободно свисавшую из-под льняного головного убора. 'Вот почему Вудвиллы хотели держать Его Милость вдали от Лондона. Почему Ее Величество так быстро направилась в убежище. Наверняка, они опасались, что, как только прежний король умрет, все сразу выйдет наружу'.
   'И, наверное, именно поэтому они так настаивали на как можно более срочной коронации Эдварда', - прибавил я, обратившись мыслями к дням, предшествовавшим нашему прибытию в Лондон.
   Затем мне с самого начала припомнилось, что еще было сказано в Нортгемтоне. Следует ли мне упоминать об этом? Боюсь, что нет.
   Но проницательный взгляд Элис каким-то образом заметил мои мысли, даже когда я уже прикусил язык. Она в ожидании смерила меня с головы до пят.
   'И что еще?'
   'И - герцог Бекингем упомянул о слухе, по которому король был отравлен'.
   'Отравлен?'
   'Знаю, он ни в чем не обвинял семью Ее Величества', - поспешил я уточнить, - 'но заявил, что моментальное овладение маркиза Тауэром и королевской казной - совсем не кажется совпадением'.
  'В самом деле?' Элис не казалась потрясенной подобным мнением. Ее спокойное лицо напоминало герцога Ричарда, услышавшего вырвавшиеся у моего господина Бекингема в пылу слова. Она задумчиво произнесла: 'Ну, был король отравлен или нет, они могли верить, что все находится на своих местах и подходит для плавной перевозки и мгновенного переворота, стоит лишь поторопить приезд принца Эдварда. Что он слишком юн и поддается влиянию, предоставляя родственникам шанс захватить власть. После коронации никто бы не осмелился оспорить его права на трон'.
   'Но они, конечно, должны были понимать, - герцог Ричард не обрадуется такому повороту событий, особенно, учитывая его назначение Защитником государства. И разве не общеизвестна нелюбовь герцога к Вудвиллам? Помню, об этом говорил Роджер, - о чем-то связанном со смертью другого брата'.
   'Герцога Кларенса?'
   'Полагаю, да'.
   'Кларенс вместе с Уорвиком поднял мятеж против короля Эдварда, но прошли годы, прежде чем его казнили по обвинению в государственной измене. Некоторые люди считают, что королева убедила мужа не прощать брата, так как тот возражал против их брака, и это тогда, когда союз рассматривался в качестве юридически обоснованного. Также считают, что герцог Ричард так долго потом оставался на севере, дабы избегать общества Ее Величества'.
  'Неужели королева и ее семья надеялись, что вопреки всему Его Милость предпочтет остаться в Миддлхэме?'
   'Думаю, такое вероятно. Они же могли не знать о назначении герцога Защитником королевства и его прибытии с севера в Лондон'.
   Я мысленно вернулся к дням, последовавшим за тем, как нас достигли новости о смерти короля.
   'Разве Ее Милость не говорила, что королева предполагает стать регентшей? Когда мы слышали разговор герцогини с мужем на эту тему. Они удивились назначению Его Милости вместо того Защитником государства'.
   'Помню, после нашего приезда в Лондон, мастер Кендалл сказал, что Его Величество накануне смерти изменил завещание. Наверное, это произошло, когда он совершил назначение герцога Защитником отечества'.
   'Значит, это вполне было способно оказаться для королевы и семьи равной неожиданностью, раз уж они рассчитывали, что страной руками сына станет править Ее Величество', - предположил я. 'Но - но, в действительности, ты думаешь, - это возможно? Что кто-то убил короля? Особенно, его собственная жена?'
   Наступила очередь Элис пожать плечами.
   'Не знаю, Мэтт. Но говорят, что власть и богатство творят с людьми странные вещи'.
   'Надеюсь, я никогда не испытаю подобного', - попытался пошутить. Разговор стал серьезным, даже отдававшим государственной изменой, так как в нем упоминалось об убийстве короля.
   Но Элис не улыбнулась.
   'Семья королевы получила все свое могущество и богатые назначения, в том числе, и прямо от Его Величества. Вдруг они боялись их потерять'.
   'Стал бы тревожиться по этому поводу также и лорд Гастингс? Я слышал, как кто-то предположил, что, может быть, он знал о первом браке короля и помогал сохранить его в тайне. Не думал ли он, что если герцог Ричард обнаружит его осведомленность в деле леди Элеоноры...'
  'Что герцог может не пожелать видеть лорда Гастингса в составе королевского Совета?' Элис снова прочла мысль лишь сейчас и то наполовину возникшую в моей голове. 'Это вероятно. Он никогда не был другом королевы, но вдруг именно данный факт и подтолкнул его устроить заговор с ней и ее семьей, - страх, что из-за герцога они все потеряют'.
   Мы опять сели и примолкли, но, по сжатию губ Элис и по ее крутящим локон пальцам, было очевидно, девочку гложет что-то еще. Прошло немного времени, и она заговорила.
   'И потом, тут еще замешан мой господин Бекингем. Мастер Кендалл сказал, в последнюю неделю - две он действовал, словно второй Создатель королей, принуждая герцога принять корону, если ее ему станут предлагать'. По лицу Элис пробежала тень, похожая на закрывшую луну случайную тучу. 'Могу тебе поклясться, каждый раз, как я вижу герцога с момента нашего тут обоснования, он создает впечатление крайне несчастного человека. Не то, чтобы Его Милость торопился получить больше власти. Теперь остро встал и денежный вопрос, - мастер Кендалл утверждает, что герцогу точно не помешало бы большее их количество'.
   'Почему? Конечно же, Его Милость не испытывает в них недостатка'.
   'Потому что королевская казна исчезла. Герцог Ричард оплачивал все из собственного кармана, включая и устройство коронации, пока ее не перенесли, разумеется... Хотя скоро подготовят еще одну, если то, что обсуждают - правда'.
  В последующей тишине как обычно свернувшаяся у моих ног Мюррей дернулась во сне и заскулила. Охотилась ли она на зайцев, или сама оказалась жертвой чьего-то преследования?
   Легонько толкнув ее носком, чтобы разбудить, я заметил,- чего-то не хватает.
   'Где Тень? Я не видел ее'.
   'Ты только что заметил?' - с оттенком презрительности поинтересовалась Элис. 'Она вернулась домой в Миддлхэм. Ее Милость сказала, Тень не подходящая для придворной дамы собака. Не понимаю, почему. По крайней мере, составит компанию Эду. Он отчаянно мечтает о собственной гончей, особенно после того, как вы с Мюррей уехали'.
   'Его Милость заявил, что, возможно, не пойдет на коронацию'.
   'Он был совсем не рад. Я слышала, как он повысил голос на свою матушку, когда та его упрашивала, а потом принялась плакать. Но герцогиня пообещала, что они с герцогом вернутся до окончания лета'. Элис засомневалась. 'Хотя сейчас это может произойти иначе'.
   Мне снова вспомнились слова, сказанные герцогом Генри в Нортгемптоне.
   'Вероятно, они считают, что Его Милость дома будет в большей безопасности. Мой господин Бекингем намекнул...'
   'Да?'
   'Ну, он дал понять, что не только герцог Ричард, но и Эд с Ее Милостью могут подвергнуться опасности из-за заговора Вудвиллов'.
   'Тогда, получается справедливым то, что Его Милость и другие заседающие в Совете вельможи взяли на себя ответственность и отстранили их от власти. Я слышала, что лорд Риверс и лорд Грей должны предстать перед судом по обвинению в государственной измене. Если их сочтут виновными, то казнят, также, как и лорда Гастингса'.
   В памяти сразу всплыло красивое и любезное лицо графа, как и искаженный от ненависти лик лорда Грея, когда он пытался ударить Его Милость герцога Ричарда. Встав, чтобы попрощаться, - за окном собирались сумерки, свидетельствующие о наступлении довольно позднего вечера, я чувствовал, что мои мысли охвачены смятением. Как сложны были жизни высокопоставленных мужчин и женщин, и как опасны могли оказаться выбираемые ими пути.
  *
  На следующий день мастер Эшли не появился за обедом, оставив утром дом и уйдя из него в официальном одеянии из алой ткани. Когда он вернулся к ужину, то все вокруг гудело от обсуждений и слухов, относящихся к событиям, произошедшим в течение суток в Вестминстере.
  Когда госпожа Эшли поторопилась выйти, чтобы поприветствовать супруга, мы - ученики, - выстроившись в ряд, ждали своей очереди вымыть руки перед входом в обеденный зал.
  'Так что, свершилось?' - просто спросила она, пока слуга помогал мастеру Эшли снять накидку.
  Тот с серьезным выражением лица кивнул.
  'Да, жена, свершилось. И свершилось без затруднений. Его Милость больше не Защитник государства, но король'.
  И, смыв водой из предложенной ему чаши с лица и рук городскую пыль, мастер Эшли обратился ко всем нам, обступившим его - ученикам, рабочим-подмастерьям и слугам.
  'Нынешним утром парламент обратился к Его Милости герцогу Глостеру с просьбой взойти на трон. Перед внушительным собранием вельмож и горожан тот выразил согласие и тут же был назван королем Ричардом Третьим'.
  В толпе столпившихся домочадцев поднялся шепот, стоящий рядом Саймон что-то прошептал мне на ухо. Но я не обращал внимания ни на кого, кроме моего нового господина, продолжившего рассказ.
  'Затем Его Милость, в сопровождении там присутствовавших вельмож и простых людей, отправился в Вестминстер Холл, на заседании суда Королевской Скамьи, чтобы принести на нем монаршую присягу. Взгляды притягивались к нему, - сидящему в большом мраморном кресле среди судей и влиятельных в государстве персон, приветствуемому каждым из нас долетающими до самых стропил возгласами. Его Величество крайне торжественно произнес слова присяги, пообещав всем - богатым или бедным, лордам или членам общины, равное отношение со стороны закона. Потом он вызвал из убежища сэра Джона Фогга, кузена королевы, и, ударив с тем по рукам, поклялся быть ему другом'.
   Мастер Эшли замолчал, обводя взглядом пылкие и внимающие ему лица слушателей, затем кивнул, словно отвечая на невысказанный, но важный вопрос.
   'С моей точки зрения, жена и мальчики, это о многом говорящая характеристика человека, ставшего сейчас нашим королем. Давайте надеяться, что королева Елизавета услышит и тоже вскоре покинет убежище'.
   С такими словами он двинулся в сторону обеденного зала. Через несколько минут мы сидели за столами, склонив головы в течения произнесения благодарственной молитвы, специально подготовленной священником для настоящего дня. Хотя мои мысли продолжали оставаться разворошенными смущающими душу событиями предшествующих недель, голос с жаром присоединился к воззванию к Господу о защите и помощи нашему новому монарху.
  
  Глава 8
  Люди с севера
  
   В течение следующих дней образовавшееся в городе напряжение ослабло. Даже известие о прибытии войск с севера было встречено скорее с изрядной долей юмора, нежели с обычными для лондонцев подозрениями.
   Мастер Линдси слышал, как мастер Эшли обсуждал это с друзьями, бывшими свидетелями согласования приема прибывающих. А я, как всегда, трудясь над рядом цифр в большой бухгалтерской книге, случайно услышал, разговор мастера Линдси с мастером Хардингом, секретарем.
   'Горожане вовсю толкуют об ордах находящихся в дороге северян', - заметил секретарь. 'Три или четыре сотни в общей численности. О том, что это значит. Чего намерен добиться Его Величество их вызовом'.
   'Боятся, что лондонские права и свободы окажутся под угрозой, ручаюсь', - насмешливо фыркнул мастер Линдси. Он происходил из центральных графств и много путешествовал с мастером Эшли, прежде чем осесть в столице в качестве его управляющего. 'В этом городе постоянно одно и то же. Всегда волнуются о собственных делах, а не о проблемах государства в целом, не говоря о нашем короле'.
   'Ну, люди имеют право беспокоиться, как здесь, так и в любом другом месте'. Мастер Хардинг, конечно, являлся лондонцем. 'У них были трудные времена, - каждый день нес неизвестность о том, что случится завтра. И кому могут предъявить обвинение'.
  'Да, возможно. Но Его Милость герцог Ричард знал, кому он мог довериться в возникшей неопределенности. Несомненно поэтому, став Защитником государства, и вызвал людей с севера. Тогда, когда не представлял, что Вудвиллы замышляют или насколько мощной поддержкой заручились'.
   'Да, но теперь проблемы улажены. Парламент признал Его Милость королем. Зачем здесь северяне?'
  'Они до сих пор стоят лагерем за пределами городских стен. Беспокоиться не о чем. И гости мастера Эшли говорят, что северян сразу отпустят домой, как только те исполнят свои обязанности по патрулированию улиц во время коронации. Вы же знаете, как проходимцы и оборванцы радуются возможности украсть в толпе. Но и прибывшие тоже пеняют на местных, насмехающихся и задирающих их'.
   'На каком основании?'
   'На основании их старомодной одежды. Дешевой и поношенной, видимо. Утверждают, что солдаты с севера не достойны чистить сапоги лондонской страже'.
   Рассказанное мне прежде мастером Кендаллом о лондонском чувстве собственного превосходства всплыло в памяти, и я возблагодарил небеса за то, что среди приехавших солдат нет моего брата Фреда.
   День или два спустя я бежал по поручению мастера Эшли, когда по улицам разнесся звук приближения множества пеших людей и скачущих лошадей. Отовсюду спешил любопытствующий, что же происходит народ.
   Я последовал за горожанами, прокладывая себе путь в первые ряды увеличивающегося количества зевак, выстроившихся вдоль Темз Стрит.
   Послышались издаваемые трубачами гудки, и со всех сторон поднялись раскаты приветствий наравне с взлетающими в небо платками.
   Позади колонны облаченных в алое трубачей и во главе марширующих рядов солдат и всадников ехали два человека. Одним из них был неизвестный мне дворянин, сидящий верхом на гнедом боевом коне. На подвешенном к его седлу щите на фоне желтого поля вставал на дыбы синий лев. Рядом гарцевал Его Милость герцог Ричард или, скорее, Его Величество, король Ричард. От золотых нитей трепетавшего в вышине монаршего стяга отражался солнечный свет.
   Шторм нес короля туда, где окруженный приветствующими его толпами находился я. Копыта скакуна высоко взлетали над булыжниками, а украшавшая холку коня грива гордо изгибалась под малиново-голубой уздой.
   Мой прежний господин поднял руку в ответ на возгласы, и улыбнулся протянутому из окна на верхнем этаже дома младенцу, замахавшему перед сувереном своими пухлыми крохотными ладошками. Однако, взгляд короля затенялся усталостью, под глазами залегли темные линии, как в тот день, когда он узнал о смерти брата.
   Мне вспомнилось сказанное Его Милостью о бремени правления, а с этим и выражение загнанности на лице племянника нынешнего короля, Эдварда, в миг откровений того о столь скором переходе в статус монарха.
  Не успев обдумать свои действия, я выступил вперед и позвал: 'Ваша Милость!'
   Один из его спутников пришпорил коня и направил ко мне, без сомнения волнуясь при мысли об угрозе, которую могло нести столь внезапное движение. Но каким-то образом мой крик достиг ушей короля даже в суматохе, и тот узнал меня вопреки новой форме.
   'Мэттью?'
   Он придержал Шторма, и вся колонна солдат, идущая за монархом, остановилась.
   'Опусти руку, Ричард. Это мастер Уэнсфорд, мой прежний паж'.
   Передо мной находился мастер Рэтклиф, выведший своего скакуна ближе и теперь отвернувшийся, чтобы окинуть взглядом продолжающую приветствовать кавалькаду толпу.
   За его спиной напряженно стояли плотные ряды солдат, внимательные ко всему их окружающему. По виду формы и штандартам желто-синего окраса, соседствующими с йоркистскими темно-малиновым и голубым, я решил, что второй вельможа должен оказаться графом Нортумберлендом, стянувшим сюда войска с севера. Насколько мне было известно, его не очень жаловали в моем родном городе. Граф с любопытством смотрел, как король склонился ко мне, оставив ладонь на холке Шторма и снова заговорил.
   'Ну, Мэтт, вы гордитесь земляками с севера? Они сразу собрались на мой зов по случаю необходимости в помощи из-за произошедших в последние недели перемен. Вы же знаете, что случились значительные перестановки? Хотя, как я слышал, мастер Эшли был во Фландрии'.
  'Да, Ваша Милость. Мы вернулись несколько дней тому назад. Я находился рядом с Элис и слышал проповедь стоящего на площади у креста монаха'.
   Король посмотрел на меня, но выражение его лица с трудом поддавалось прочтению.
   'И в самом деле, значительные перестановки', - повторил Его Величество. 'Но Элис до сих пор состоит под опекой прежней королевы, пусть и останется частью монаршего личного двора, пока Елизавета не решит покинуть убежище. А затем - затем та может поступать с девочкой, как сочтет нужным. Но в то же время... Вижу, вы продолжаете носить мой символ'.
   Я сжал ткань камзола там, где был приколот серебряный вепрь, и протянул к суверену, словно доказательство.
   Его Величество кивнул.
  'Вы можете использовать его, чтобы попасть в аббатство на церемонию коронации, - если ваш новый господин разрешает брать свободные дни. Кто знает, вдруг вам удастся встретить там Элис?'
   'Благодарю вас, Ваша Милость'.
   Остающийся позади короля граф, будто бы в нетерпении, подтолкнул коня вперед.
   'Сэр?'
   Пока под действием раздавшегося голоса монарх выпрямлялся, перед моим мысленным взором опять проплыло лицо мальчика-короля Эдварда.
   Наверное, боясь потерять эту единственную возможность, я бездумно выпалил:
   'А Эдвард, Ваша Милость? Который должен был стать-'
   Я остановился, осознав, что проявил неуместную дерзость.
   Выражение лица короля Ричарда не изменилось.
  'Вы имеете в виду сына моего брата? Он и младший отпрыск вплоть до настоящего времени живут в королевских покоях Тауэра. Им безопаснее находиться там, пока матушка мальчиков не придет в себя и не возьмет их, как раньше, под свою защиту. Сомневаюсь, что Эдвард будет присутствовать на коронации. Ему окажется довольно тяжело вынести смену сложившихся для него обстоятельств. Слишком часто детям приходится иметь дело с последствиями ошибок их родителей. Но он еще очень юн и привыкнет'.
   Мастер Рэтклиф снова развернул коня по направлению к нам.
   'Ваша Милость. Нас ждут в замке Байнард. Леди Сесилия...'
   'Вы правы, Ричард. Нам нельзя заставлять мою матушку ждать, пусть я сейчас и король'. Промелькнула знакомая кривая улыбка. 'Господь нагоняет вас на жизненном пути, Мэтт. Молитесь при возможности за ваших новых короля и его королеву'.
   'Я- обязательно, мой господин', - пробормотал я.
   Я отступил, когда Его Величество опять пустил Шторма в движение. Услышав резкую команду предводителя, за ним устремилось остальное войско, затрепетавшие стяги ожили, сворачиваясь над отправившимися дальше волнами кожи и стали.
   Проезжая мимо, мастер Рэтклиф наклонился и что-то сунул мне в ладонь. Прошептав: 'От королевских щедрот', он затем легонько пихнул скакуна в бока, понуждая того следовать за удаляющимися остатками сопровождения короля, графа и их спутников.
   Пальцы раскрылись.
   На ладони лежала ярко светящаяся монета, только что отчеканенная, совсем новая, одну из ее сторон украшала голова в короне, рядом с которой был вытиснен крошечный вепрь.
   Голова могла принадлежать любому из королей, этому способствовала нечеткость черт. Однако, по краю мастера набили имя 'Эдвард'.
  Я запихнул монету в карман на поясе. Потом, хотя мне и не следовало откладывать исполнение поручения дальше, решил посмотреть на прохождение остатка процессии.
   Среди сотен, идущих под знаменами Глостера, Нортумберленда и Йорка людей я тут и там узнавал соседей из родного города. Когда они замечали меня, я улыбался или кивал.
   Тем не менее, одно из лиц увидеть было совершенно неожиданно.
   В последней когорте всадников в малиново-синих тонах королевской формы мой взгляд мельком выхватил старого противника.
   Хью Соулсби.
   Мы не встречались с тех пор, как я покинул Миддлхэм. С тех пор, как его мстительность привела к моему отъезду.
  Глаза Хью настойчиво сосредоточились на пространстве впереди, пока его нес все дальше тено-коричневый жеребенок, оставшийся в памяти еще со времен жизни в замке, в сиянии весеннего солнца упряжь ярко сверкала.
   Сначала он меня не увидел. Но потом что-то - чем конкретно это могло быть? - заставило Соулсби посмотреть в сторону. И его взгляд скрестился с моим.
   Мгновенное колебание.
   Хью узнал меня. Его глаза сузились. Губы разомкнулись, пробормотав слова, которых я не мог услышать по причине топота, - грохочущих ног и гарцующих копыт.
   Но я догадался об их значении, когда эти губы искривились в усмешке. Ликующей от сознания одержанной надо мной победы.
   Как всегда.
  Затем ладонь Соулсби скользнула к рукоятке ножа.
   Внутри меня забурлили чувства. Не ненависть, скорее острое негодование, обида. На то, что Хью, а не я, должен будет служить новому монарху как его верный вассал.
  Чтобы уйти, я протолкнулся сквозь толпу. На лицах окружавших меня людей отразилось удивление. Возникшая в груди волна, должно быть, исказила злобой мои черты.
   Я поспешил, горячо желая оставить неприятные мысли позади.
   *
  День коронации был в должное время объявлен мастером Эшли выходным, но, хотя я поторопился в Вестминстерское аббатство сразу после окончания завтрака, оказался там слишком поздно, чтобы суметь войти. Стражники стояли, скрестив алебарды и удерживая толпы. Они лишь расхохотались при предпринятой мной попытке проникнуть на простор пунцового ковра, ведущего от Вестминстер Холла к громадной двери западного фасада аббатства.
   'Хотелось бы мне иметь столько грошей, сколько я видел сегодня людей', - проворчал один из них, когда я показал ему мой знак вепря и постарался объяснить сложившееся положение. 'Тогда бы я стал самым богатым человеком в Лондоне'.
   'Собор переполнен', - ответил второй. 'Сейчас внутрь разрешено входить исключительно знати или церковникам. Найди место снаружи с остальными простолюдинами'.
  При последних словах я ощетинился, но больше ничего сделать не мог. Поэтому остался там, где был, надеясь, что никто выше меня не пробьется вперед. Однако, когда вскоре процессия двинулась, мне предоставился такой прекрасный вид, какой не снился ни одному из разместившихся в зданиях.
   Первыми вышедшими из зала под гудение трубачей и крики герольдов оказались облаченные в изысканнейшие ткани духовные лица. Перед ними на вытянутых руках несли внушительное позолоченное и украшенное драгоценными камнями, размером с человека, распятие.
   Далее шли ряды роскошно одетых вельмож, каждый из которых нес символ королевской власти - мечи, булаву, скипетр и золотую корону. Среди них были граф Нортумберленд и, шагающий позади него, близкий друг короля, лорд Ловелл, с запечатленной на лице торжественностью.
   Впереди раздался звук фанфар.
   Из тени в высоком дверном проеме в сопровождении нескольких епископов и одетый в отороченный горностаем алый бархат выступил сам король Ричард.
   Окружающие меня толпы взвились от криков, рукоплесканий и единогласных приветствий.
   Но я обнаружил, что утратил голос, чтобы присоединиться к ним. Только теперь, в конце концов, мне открылась вся истина недавно произошедшего. Его Милость герцог - мой герцог - стал королем Англии и будет сегодня утвержден в этом статусе.
   Он выступал под богато расшитым навесом, высоко поддерживаемым над его головой на золотых шестах. Медленная поступь позволила всем присутствующим воспользоваться временем и рассмотреть суверена. Подобные грому восклицания разбились о стены взмывающих в небо зданий и прокатились по окольцовывающей их площади.
   На несколько шагов позади, поддерживая край мантии, спускавшейся волнами с плеч короля, шествовал герцог Бекингем, почти затмевавший повелителя в своем платье из голубой ткани, вышитой золотыми колесами. Рядом струился поток остальных вельмож, последний из которых нес еще одну сверкающую драгоценными камнями корону.
   Следующей выступала Ее Милость герцогиня. Минуло больше двух месяцев с тех пор, как я прощался с ней в Миддлхэме. Ее лицо, оттеняемое серебристым нарядом, казалось не менее бледным, чем было тогда. Шлейф из золотистой ткани несла дама заметно старше королевы, со впавшими скулами и хитрыми, словно у куницы, глазами.
  И затем, в группе сопровождающих дам, я увидел Элис, ее рыжеватые с краснотой локоны на этот раз были убраны под усеянную мелкими жемчужинами сетку из серебряной нити. Она заметила меня, и серьезное выражение на лице девочки мгновенно исчезло. Но веселье тут же оказалось ошикано стоящими вокруг более зрелыми леди. В течение считанных мгновений она скрылась за моей спиной и растворилась в темных глубинах аббатства.
   Хотя мне не доводилось бывать внутри самого главного собора, потоки музыки и песня вылетали вперед, и то, что мастер Эшли рассказывал нам о значении церемонии, целиком развернулось перед моим мысленным взором. Когда король и королева подошли к гробнице святого Эдварда, чтобы занять свои места, к сводам взмыла набирающая силу хвала. Прежде чем они приблизились к главному алтарю, хористы принялись произносить по латыни нараспев слова службы. Королевскую чету помазали святым миром. Перед большим символизирующим государство мечом прочитали текст мессы. Представители знати принесли торжественную присягу на верность. Архиепископ поднял корону над головой короля, и тот смиренно опустился на колено.
  Я ожидал вместе с волнующейся толпой, стоя поблизости от аббатства на мостовой. Внезапно загудели трубы, изнутри раздался оглушающий радостный крик, на башне зазвонили колокола, вспугнувшие с насиженных мест на крышах и каменных карнизах старых домов вспорхнувших в сияющую голубизну неба птиц, и известный мне Его Милость герцог Ричард стал королем.
  
  Глава 9
   Мятеж
  
   'Да, парень, ты устроился здесь с твоим новым господином, ошибки быть не может'.
   На моей спине тяжело лежала ладонь отца. Мы вместе гуляли по саду городского особняка мастера Эшли, пылающего оттенками багрянца ранней осени. Батюшка излучал гордость, а его голос окутывал теплотой, сравнимой с прикосновением октябрьского солнца.
   'Мэр спрашивал о тебе, когда услышал, что я собираюсь в Лондон. В палате Совета прошел слух, ты опять поймал удачу за хвост. Сначала с Его Милостью герцогом, хотя, полагаю, мне следует сказать - с королем, а вот сейчас - тут. Уверен, - ты понимаешь, насколько счастливый'.
   'Да, батюшка'.
   Звучал ли мой голос убедительно?
   'Не каждый мальчик может, попав в опалу в Йоркском соборе, в следующий миг оказаться принятым в ученики одного из богатейших торговцев в Лондоне'.
   'Не каждый, батюшка'.
   Воспоминание о той опале - о горящих и почерневших глазах руководителя хора, о его ярости из-за устроенного мной буйства - впервые за многие месяцы объявилось на поверхности в моих мыслях, но я отбросил все это прочь. Тогда была другая жизнь, и я был другим мальчиком.
   Батюшка всего второй раз находился в Лондоне, приехав по причине собственных торговых дел. Они касались большей частью шерстяных и других тканей, но также были связаны и с другими предметами роскоши, такими как книги, которые мастер Эшли недавно начал печатать в столице. Двое мужчин впервые встретились этим утром, и, прежде чем они заключили небольшую сделку, отец оказался принят как долгожданный гость. Я ждал за дверями рабочего кабинета моего господина, спрашивая себя, не забыли ли обо мне, несмотря на настойчивые уверения родителя в его письмах, что тот страстно желает полюбоваться на своего отпрыска в обстоятельствах новой жизни.
   Тяжелая ладонь поднялась с моего плеча, когда отец остановился посмотреть на краснеющую гроздь винограда, свисающую с приникшей к солнечной стене сада лозы. Он сорвал самую маленькую ягоду и сунул в рот, один или два раза надкусив, после чего заговорил опять.
   'Конечно, мы все видели в прошлом месяце твоего старого господина. Прошло много лет с тех пор, как Йорк удостаивался чести посещения короля, не говоря о недавно помазанном на правление. Убежден, наш город - самый верный монарху из всех за время его путешествия по землям государства'.
   Как мне регулярно напоминали столичные глашатаи и циркулирующие внутри хозяйства слухи вместе с письмами от Элис, не минуло и нескольких недель после коронации, а Его Величество Ричард с супругой уже отправились в обязательное для королей путешествие по стране. Они совершили петлю и по пути в Оксфорд, Глостер, Вустер, Уорвик и другие подобные им города для встречи с наиболее значительными людьми государства и знакомства с народом, заехали в мой родной Йорк.
   'Его Величество не мог получить и наполовину такой достойный монарха прием где-либо еще', - продолжил отец. 'Его въезд отличался значительно большей величественностью, чем какой-то другой, мною виденный. Раз в десять грандиознее того представления, которое мы ставили для него прошлой весной, когда он еще был герцогом. Нет никаких сомнений, почему король решил объявить сына принцем Уэльским именно в Йоркском соборе'.
  Пальцы, держащие следующую виноградину, остановились на полпути к губам, когда батюшка вопросительно взглянул на меня.
   'Странно, трудно представить, что этот парнишка когда-то был твоим другом, Мэтт'.
   Не 'когда-то', - хотел сказать я, пока рука продолжила свой путь, и ягода лопнула между зубами, пустив струю сока. Эд продолжал оставаться мне другом, пусть и находился сейчас так далеко. Он все рассказал мне об особом для него дне в Йорке в письме, которое я получил неделю или две назад, украшенном, как обычно, его крошечными рисунками. Эд не предал нашей дружбы, что бы ни думал мой отец, пусть и стал сейчас принцем.
  'Разумеется, его посвящение в сан было стоящей внимательного лицезрения картиной', - подытожил батюшка, снова проходя между деревьями, отягощенными плодами и листьями искрящихся красноватых и золотистых оттенков. 'Великолепнее, чем сама коронация, по мнению некоторых. Какие подарки были сделаны королю и королеве - подносы доверху засыпали золотом, - какой пир устроили после во дворце архиепископа! В ту ночь на нем сидели сотни человек!'
   Эд - слишком взволнованный событиями, чтобы переводить их на наш шифр, написал о своем новом одеянии из отделанной золотом ткани, специально высланном ему из Лондона, и о золотом венце, одетом на его голову архиепископом, об обратном пути по проходу Йоркского собора рядом с отцом и матерью, тоже украшенными принадлежащими им коронами. О приветственных возгласах, о криках собравшейся толпы, о демонстрации людьми любви и привязанности к новому королю, королеве и к их маленькому принцу.
  Последнее из писем Элис, лежащее у меня в сумке вместе с посланием от Эда, также сравнивало тот день с днем коронации, но свидетельствовало, что празднования были менее веселыми. В Йорке король с королевой вели себя, словно находились среди друзей, - писала Элис, и не сталкивались с интригами, сплетнями и соперничеством двора в Вестминстере. По мере того, как монарший кортеж отдалялся от столицы все дальше на север, несмотря на постоянную занятость работой и поступающими прошениями, Его Величество, в конце концов, начал выглядеть заметно отдохнувшим. Он даже расхохотался, когда Советы посещенных им городов попытались вручить ему денежные подарки, чтобы возместить произведенные личные затраты. Элис утверждала, что король регулярно отказывался от подобных жертв, объявляя, - ему нужны сердца подданных, а не их деньги.
  Эти письма от Элис и Эда, немного от Элен, и ни одного от Роджера, конечно, просто непонятные строчки, нацарапанные в конце чужих посланий, - являлись самыми драгоценными вещами в моей жизни. Вместе с Мюррей они были единственными оставшимимся нитями с той частью существования, которая ушла, и теперь, при взгляде назад, представлялась такой краткой. Я постоянно хранил их в надежном месте, спрятанными в тюке в комнате на чердаке, а потом засунутыми в сумку с другими моими сокровищами, чтобы читать и перечитывать в любую освободившуюся минуту. У меня зачесались пальцы достать их, как только отец более подробно заговорил о моем прежнем господине и его семье.
  'Говорят, что Его Величество думает о большом Совете, чтобы править на севере, доказывая, - он не забудет о нас в то время, когда должен будет жить здесь, в столице. Сын сестры короля, граф Линкольн, станет важным лицом почти уровня Его Величества, без сомнения, с целью держать в узде моего господина Нортумберленда. На севере останется и маленький принц Эдвард, - учиться управлению рядом с двоюродным братом'.
   Разочарованный стон услышавшего такие известия Эда прозвучал в моем мозгу, будто я находился с ним рядом. Его последнее письмо ко мне переполнялось ужасом, что отпрыска оставят, тогда как обожаемые мать с отцом отправятся в Лондон, как уже было весной. Сейчас опасения Эда доказали свою крепкую обоснованность. Для него это являлось еще одним проявлением жестокости, хотя мой отец явно ее одобрял.
   Потом наш разговор перешел на семейные события - грядущий брак моего старшего брата Джона, на то, как подросла младшая сестренка, на молитвы новой матушки о рождении родного для нее ребенка, и таким образом вскоре наступило время прощаться. Когда отец обнимал меня, шурша шелковыми юбками прибыла госпожа Эшли. Она передала извинения супруга, вызванного из дома по делу, и вложила в благодарные руки батюшки корзинку с виноградом и фиолетовыми сливами из своих чудесных садов, после чего тот откланялся.
   В воздухе на краткие минуты повис лишь знакомый запах шерстяного воска, кожи и чернил, словно согревающая память о гордости отца моими успехами и верностью нашему королю, о его обычных уверениях, что Йорк всегда будет для меня домом, когда бы я ни испытал в этом нужду.
   Когда я вернулся к работе в помещении типографии, мной владели довольно смешанные чувства. С одной стороны, счастье от похвалы батюшки, желание снова повидаться с оставленными родственниками, а с другой - грусть, от невозможности полюбоваться празднествами в Йорке вместе с друзьями, сожаление по поводу Эда. Однако у меня было мало времени, чтобы отвлекаться на подобные размышления. В главную дверь с криком застучали, - звук оказался достаточно громким, чтобы привлечь наше внимание, перекрыв потрескивание и скрежет работающего печатного станка.
   Мастер де Вре, новый главный печатник, недавно прибывший из Фландрии вместе с новым механизмом для печати, велел Саймону и мне продолжать работать, тогда как сам поторопился к двери, выяснить, что происходит. Но, разумеется, будучи заинтригованными, мы последовали за ним через сообщающиеся коридоры и обнаружили зал при входе наполовину занятым сгрудившимся домашним персоналом, трещащим, словно испуганная стая скворцов.
  В середине группы находился мастер Линдси, хлопающий в ладоши и возвышающий голос, призывая к тишине. Рядом стояла госпожа Эшли, шепотом говорящая с одетым в запыленное кожаное снаряжение незнакомцем. В руке он сжимал запечатанное письмо.
   Пока мы с Саймоном прятались в дверном проеме и подсматривали, госпожа Эшли повела неизвестного в направлении кабинета мужа. Суматоха поутихла, и, в конце концов, можно было услышать перекрывшие гам последние слова мастера Линдси.
   'Наш господин уже вызван в городской Совет, поэтому, нет сомнений, скоро мы узнаем больше. Но посланник сообщил об обращенном к мужчинам призыве - объединиться для защиты столицы. Народное ополчение соберется в обычных местах смотра. Все горожане боеспособного возраста вправе туда отправиться'.
   С этими словами он последовал за своей госпожой и солдатом в кабинет, и толпа сразу рассредоточилась в разные стороны.
   Мастер де Вре заметил, как мы притаились на заднем фоне, и замахал на нас руками.
   'Уходите, мальчики', - произнес он, изо всех сил стараясь воспроизвести английское произношение. 'На сегодня работа закончена. Но обязательно останьтесь дома. На улицах может оказаться не вполне безопасно'.
   'Но что произошло, мастер?' - спросил Саймон, когда глава печатни взял каждого из нас под локоть и направил к мастерской.
   'Пока ничего не ясно, мальчики, но говорят, что в некоторых областях, начиная с лета, бушует недовольство. С тех пор, как король Ричард выступил против семьи прежнего монарха, а потом и сам стал помазанником Божьим. Сейчас мятежники заявили о себе и идут на Лондон'.
   'На Лондон!'
   Саймон был местным уроженцем, и на его лице отразился страх.
   'Да, парень. Но не бойся, - им потребуется несколько дней, чтобы добраться до нас из их кентских берлог'.
   'Кентстких? Но это не очень далеко', - встрял я, вспоминая края, которые проезжал с мастером Эшли и его группой по пути к порту на побережье.
  'Они попытаются по пути собрать сторонников, что займет время, если вообще получится'.
   Несмотря на успокаивающие слова мастера де Вре, в глазах Саймона продолжал плескаться ужас.
   'Но что случится, если они доберутся сюда? Моя семья -'
   Он замолчал, так как глава печатни поднял руки.
   'Мастер Линдси сказал, что герцог Норфолк какое-то время занимался соответствующими приготовлениями. Он уже созвал своих людей, дабы те встали против бунтовщиков. Как только соберутся представители лондонского народного ополчения, опасаться будет совсем уже нечего. Мастер Хардинг сказал, что лондонцы - самые мужественные в вопросе защиты родного города'.
   'Но почему? И кто они такие - эти мятежники?' - спросил я.
   'Циркулируют слухи, что они - ланкастерцы и сторонники семьи прежней королевы'.
   'Вудвиллы?' - произнес Саймон. 'Почему?'
   'Нет никаких сомнений, мятежниками окажутся люди, боящиеся потерять свои положение и привилегии в правление короля Ричарда', - ответил мастер де Вре, стараясь приглушить звучащее в голосе презрение. 'И, может статься, так бы и случилось, продолжи они вести привычный испорченный образ жизни и не перестраиваться в соответствии с политикой нового монарха. Говорят, бунтовщики планировали посадить на трон сына прежней королевы, юного Эдварда, невзирая на его установленную незаконнорожденность'.
   Мои мысли вцепились в события раннего лета. И в судьбу прежней королевы, Елизаветы Вудвилл, до сих пор, вот уже более пяти месяцев, находящейся в убежище.
   'Но как они бы этого добились? Позволил бы подобное парламент?'
   Выражение лица мастера де Вре было мрачным.
   'Они хорошо это рассчитали, как мне кажется. Король в отъезде - на севере страны, рядом с ним всего несколько человек, значительная часть влиятельных вельмож - за пределами Лондона...Если мятежники в состоянии захватить город и Тауэр, помешать королю вернуться...Если они в силах поднять достаточно людей, чтобы встретить его...'
   Мастер де Вре покачал головой и затем пожал плечами.
   'Но я уверен, что город устоит перед ними. И мой господин Норфолк уже собирает около себя множество мужчин, ожидая прибытия еще большего их количества. Представляется, что были предупреждающие сигналы... Сомневаюсь, что прежняя королева и ее семья одержат верх и добьются своего, представив дело на рассмотрение парламенту, - каким бы то, с точки зрения Вудвиллов, ни было'.
   К этому моменту мы очистили наши рабочие инструменты, и, как только темный корпус печатного станка прекратил тяжелое движение и замолчал, будто в конце обычного дня, мастер де Вре нас отпустил. Его последними словами стало напоминание не покидать дом.
   Но, конечно, прислушаться к ним, я не мог, только не сегодня, не в часы кипящего против моего прежнего господина восстания.
   Ничего не сказав ни Саймону, ни кому бы то ни было из дома, я выскользнул из задней двери и окунулся в суматоху столицы, совершенно не зная в начале, куда направиться. Спустя какие-то минуты я заметил маленькие группки людей, составлявшие пары или тройки, некоторые из которых несли узлы, торопясь прочь от реки. Я понял, - это были те, кто шел присоединяться к защитникам Лондона.
   С неотступно следующей за мной Мюррей, я выбрал двух из них, чтобы пойти с ними, проталкиваясь сквозь толпы наводнивших улицы горожан. Еще мирных, продолжающих заниматься повседневными делами. Возможно, они и не слышали об угрожающей им в ближайшем будущем опасности?
   В отличие от Саймона, я не тревожился о своей семье. Батюшка сказал, что на следующий же день покинет Лондон, чтобы вернуться в Йорк, да и мастер де Вре был прав, еще останется время, прежде чем городу придется встретиться лицом к лицу с настоящей угрозой.
   Двое мужчин, за которыми я увязался, походили на юных умелых ремесленников, возрастом примерно равняясь моему старшему брату. Судя по одежде и мозолям на ладонях, они были, наверняка, либо кожевниками, либо сапожниками. Протискиваясь сквозь городскую толпу и неизменно направляясь на север через лабиринт переулков и внутренних дворов в этой части Лондона, парни перешучивались и пересмеивались. Казалось, они не замечают следующие по пятам за ними две тени - человеческую и гончей собаки. Все люди вокруг нас - те, что постарше, немного моложе, кто-то с угрюмыми лицами, большая часть - беспечные, как мои провожатые, целенаправленно шагали в одну и ту же сторону. Скоро мы смешались с потоком, движущимся вдоль улицы пошире, застроенной домами состоятельных торговцев и ремесленными лавками. Далеко впереди вырисовывались одни из множества массивных ворот, позволяющих выйти за границы городских стен.
   В течение всех месяцев моего ученичества и даже раньше, во время проведенной в Лондоне зимы, мне ни разу не доводилось попадать в эти края. Однако, когда каменная сторожка нависла над нашими головами, и я вместе с остальными прошел сквозь ее темные своды к залитым солнечным светом открытым всем ветрам полям, то тут же сообразил, куда мы стремились. Впереди должно было оказаться Мурфилдс, топкая, поросшая вереском земля, где люди из Йорка размещались накануне коронации и их победоносного входа в город вслед за королем и графом Нортумберлендом. Место, близ которого, по словам мастера Линдси, лондонцы принялись осмеивать прибывших, а заодно, и носимые теми старомодные одеяния. Сейчас столичные жители сами собирались здесь, дабы отразить настоящую угрожающую им опасность.
   Пока я устало дотащился до покрытой кустиками вереска территории, там уже находились сотни защитников. В течение нескольких мгновений среди толкотни и суеты, словно в период летнего возвращения в Йорк, оба моих проводников исчезли из виду. Взгляд притягивался к людям, кричащим друг на друга, приветствующим и похлопывающим по спине друзей, ведущих мулов и ослов, толкающимся и протискивающимся любыми доступными им способами, лишь бы отыскать тропинку в гуще собравшихся. Два или три раза мне приходилось ловко уворачиваться, прежде чем чей-то сапог или чье-то копыто наступят и растопчат мою ногу. Поверх творящегося гвалта ушей достигал резкий предупреждающий лай Мюррей, тогда как к икре успокаивающе прижимался ее теплый бок.
   Спустя какое-то время хаос обрел необходимый порядок. Тут и там кучки окружали солдат, облаченных в покрытые кожей доспехи, как у прибывщего в дом мастера Эшли посланца. Эти военные сжимали смазанные воском деревянные пластины, точно такие же, как использовавшиеся мной на занятиях в школе при Йоркском соборе, кратко занося на них информацию по результатам разговоров с облепившими их людьми.
   Прибившись к ближайшей группке, я закрепился на ее краю, напрягая слух, чтобы в шуме вокруг различить говорящееся. Мне удалось простоять там только минуты или две, прежде чем мою фигуру заметил и поманил к себе один из военных. Со всех сторон мужчинам пришлось тесниться, чтобы только я мог пройти.
   Шаги вперед были медленными, несмотря на испытанное ранее рвение присоединиться к защитникам города. Я понимал, все взгляды сейчас сконцентрировались на мне. Военный снова махнул рукой и подозвал к себе.
   'Поторопись, парень'.
   Его глаза сузились, стилус навис над деревяшкой для письма.
  'Ты принес послание от своего господина? Собирается ли он или его подручные присоединиться к нам позднее? Просто назови мне имя твоего господина, и я запишу его'.
   Я сглотнул, под пристальным взором солдата мое лицо вспыхнуло.
   'Нет, сэр, речь не о моем госодине, а обо мне. Это я пришел предложить свои услуги'.
   Мой голос звучал высоко, к тому же дрожал, как мне слышалось, обычный мальчишеский голос, только тихий, тем не менее, все вокруг зазвенело смехом. Мне захотелось отмотать время назад и не приходить. Но я черпал воодушевление как от урчания Мюррей, так и от серьезного вида офицера, который не засмеялся.
   Напротив, при взгляде на меня он вновь прищурился, смеряя с головы до ног.
   'Нет, парень, ты еще мал, чтобы присоединиться к сбору. Город пока не в настолько безнадежном положении. И, как представляется, не дойдет до подобного, судя по слышанному мной об этих жалких мятежниках'.
   Хохот уступил место приветственным возгласам, и офицер позволил себе улыбку.
   'Так, с тобой закончено. Или твой господин скоро начнет тебя искать. Следующий?'
   Я застыл на месте, мешая окружающим выступить вперед.
   'Но, сэр, неужели для меня нет способа оказаться полезным? Я хочу послужить моему королю. Посмотрите!'
  Вспомнив о своем значке с вепрем, невзирая на то, что в момент коронации он не оказал мне никакой помощи, - я указал туда, где он до сих пор висел, пристегнутый к моему камзолу.
   Выражение лица офицера изменилось. Было ли то подозрением или-?
   Следующие его слова подтверждили мои предположения.
   'Значит, ты носишь королевский знак? У кого его украл, а?'
   Подобное обвинение меня потрясло.
   'Ни у кого!' Моя ярость по мере выражения опровержения и возмущения вызвала у Мюррей еще один взрыв рычания. 'Он дал его мне из собственных рук. Когда еще был герцогом. Я служил у него пажом'.
   'Любой вор может сказать такое'.
   'Вы можете спросить у моего нового господина. Он за меня поручится'.
   К моему изумлению, офицер взревел от хохота.
  'Не волнуйся, парень. Это просто невинная шутка. Ты не единственный, кто тут сегодня хочет послужить королю, - и не думай, что больше ни у кого нет значка, который бы он ни показывал. Хотя -', - он наклонился ближе, всматриваясь в эмблему у меня на груди, - ' не совсем, вероятно, такие же красивые. Большая часть подобных, из виденных мной, были сделаны из мешковины и давались всем и каждому во время коронации. Кто знает, вдруг мы и найдем для тебя работенку. Зрение острое?'
   'Да, сэр', - ответил я, облегченно выдыхая.
   'Возможно, наблюдение воспользуется твоими услугами. Если твой новый господин сумеет без тебя обойтись'.
   Офицер сделал тяжелое ударение на слове 'новый', словно не поверил моим предыдущим словам. Но мне было все равно.
   Таким образом, я очутился в полночь на вершине большой лондонской стены.
  
  Глава 10
   Наблюдение
  
  Чудесной ясной ночью, когда в воздухе ощущались лишь слабые покусывания раннего мороза, я шагал вдоль прохода на вершине городской стены.
   Надо мной разметалась россыпь звезд, луны не было, позади в городе еще горели фонари, но панораму столицы заслоняла древняя крепость, известная под именем Тауэра.
   Говорили, что замок стоял тут со времени Завоевания, находясь на страже переправы через реку. Что он никогда не оказывался захвачен, даже в период войны кузенов, имевшей место более трех столетий назад, когда королева Матильда и король Стефан сражались друг с другом за право носить корону. Этой ночью я возносил молитвы, дабы освященные веками камни снова доказали бы свою несокрушимость, если мятежники все же решатся идти на приступ.
   Над замковым ансамблем господствовало изящное прямое строение, называемое Уайт Тауэр (Белой Башней) и затенявшее остальные здания в радиусе нескольких акров, окруженных и замкнутых с трех сторон глубоким рвом с водой, а с четвертой - рекой. Нынешней ночью мало света проникало наружу сквозь его стрельчатые окна. Защитники башни не находились пока в состоянии повышенной тревоги.
   Мастер де Вре был прав. Минуло уже семь ночей, как я часами вышагивал по стене, прежде чем мне посчастливилось получить замену и направиться назад через темные, как смоль улицы, чтобы броситься, изнуренным до последней косточки, на свою узкую кровать на чердаке. Никаких признаков бунтовщиков из Кента пока даже не намечалось.
   Утром, по поручению для мастера Эшли, я смотрел, как сотня или больше всадников и несколько групп пехотинцев строем маршируют по улицам города, переправляясь через реку, чтобы отыскать мятежников. Во главе отряда, под знаменем со стоящим на задних лапах серебряным львом, ехал герцог Норфолк, недавно имевший честь получить свой титул накануне коронации от короля Ричарда. Внимательные глаза на изборожденном давними морщинами лице всматривались в приветствующую его толпу, даже когда вельможа поднимал закованную в доспехи руку для ответного жеста. Я видел его раз или два до этого посещавщего то посты наблюдения, то городскую стражу и беседовавшего с офицерами и людьми, пришедшими туда на добровольной основе, словно он был одним из них. Собеседники сначала прикасались к головным уборам или снимали шлемы, но вскоре беззаботно шутили с Норфолком, оставив в стороне его высокое положение.
   Когда я окинул взором пространство по другую сторону стены, то почувствовал на коже внезапно проступившие мурашки. Резко пронизывающий ветер принес смешавшийся с запахом горелого жнивья осенних полей привкус соли, как после прилива волн поднимающейся к мосту реки. Ни единого проблеска не проглядывало в том направлении, исключая огонек на мачте торгового судна, замеченного мной накануне захода солнца и держащегося относительно нижнего течения Темзы в пределах города, несомненно, в ожидании отлива. Ни шелеста, ни звука. Ничего, что могло бы возвестить о приближении бунтовщиков.
  Мрак и тишину расколол сокрушительный протяжный рев, сразу отраженный вскочившей и зарычавшей в ответ Мюррей.
   Я схватил ее за ошейник, прежде чем она бросилась со стены искать источник совершенного вызова. Мне происхождение звука было теперь хорошо понятно, хотя моя маленькая гончая все еще не могла обнаружить решение. В Тауэре находился знаменитый королевский зверинец, в котором содержали редких животных.
   Я никогда их не видел, но мой товарищ по несению наблюдения рассказывал о грациозных созданиях с длинной шеей, ростом намного превышающих человека. Об огромных серых и толстокожих существах со змеями вместо носа. О песочного оттенка лошадях с растопыренными ногами и холмами на спинах. О свирепых больших кошках с лохматыми космами на головах и раздающимися по ночам рычащими голосами, подобными тому, что разорвал недавнюю тишину. О львах. Благородных зверях королей и императоров.
   Как мне хотелось на них взглянуть! Как несколько раз я думал зайти в главные ворота Тауэра и попросить на это разрешения.
   Мне вспомнилось, как юный Эдвард, тогда уже король, звал навестить его там и посмотреть на удивительных питомцев. Но также в голову пришло и впечатление от восприятия офицером в Мурфилдс моего значка с вепрем, словно это был пустяк, ценой в два пенни. Возможно, его не больше оценят, дерзни я воспользоваться им в качестве ключа от ворот Тауэра, как уже случилось при попытке найти отмычку к доброму отношению народного ополчения.
   Ослабив хватку, вцепившуюся в Мюррей, рычание которой ослабло до глубокого хриплого урчания в горле, я прикоснулся к эмблеме. Мне было ясно, это не мелочь за два пенни, выдаваемая за вещь раз в пять дороже, совсем нет. Вепрь, выкованный из отборного серебра, а не вырезанный из тусклой тряпки, и врученный мне наедине герцогом из королевской семьи, вскоре ставшим королем. Но из-за подобных тонкостей происхождения, его оказывалось нельзя использовать в несерьезных целях, таких как осуществление простого каприза посмотреть на диковинных диких животных.
  Именно по этой причине я удержался от попытки проникнуть в Тауэр и отыскать Эдварда, насколько мне было известно,- до сих пор проживающего там со своим братом Ричардом, - в роскошных королевских покоях в Гарден Тауэр (Садовой Башне). Близкий к зверинцу темный корпус хорошо просматривался с моего удобного места наблюдения, его широкие окна выходили сейчас на реку черными прямоугольниками, лишь одно или два из них продолжали выделяться мерцающим светом факелов.
  В последние ночи, как и в течение всего лета, я часто думал об Эдварде. О том, чем он занимается, как проводит время, и как перенес мысль, что отныне уже никогда не станет королем. Вероятно, испытал облегчение. Его слова, адресованные мне в процессе наших долгих прогулок верхом, давали для подобного предположения крепкое основание. Однако, что творится в голове Эдварда сейчас, если ему известно о поднятом в его защиту мятеже? Появилась ли у мальчика надежда, что бунтовщики из Кента и также те, кого недавно заметили южнее Лондона, в Суррее, одержат верх, вызволят его из предоставленных покоев, разгромят дядю Ричарда и снова посадят на трон юного монарха? Верил ли Эдвард, что там находится предназначенное ему место, после связанных с браком родителей, или, скорее, отсутствием такового, разоблачений и публичного объявления о своей незаконнорожденности?
   Я наклонился и погладил Мюррей по встопорщенной шерсти на голове, прикосновение было вознаграждено поднятым к моим глазам ее взглядом. Отражающиеся в его бархатной глубине звезды светили, словно дотлевающие угольки.
   'Мэтт!'
   Окликнувший меня голос принадлежал Саймону.
  Он поймал меня покидающим дом мастера Эшли вечером, накануне моего первого дежурства и выполнения наблюдения, и настоял на том, чтобы пойти вместе, ведь Саймон тоже мог послужить королю Ричарду. Ответственный офицер пожал плечами и посоветовал ему освободить меня от второго ночного дежурства, забрав данную обязанность себе.
   Протяженность патрулируемой нами стены была удивительно короткой, наверное, в половину охраняемого взрослыми дежурными расстояния. Может статься, офицер просто пошутил над нами, зелеными юнцами, выказывающими рвение и желание оказаться полезными. Но я радовался, выполняя и это. А еще, найдя среди множества принадлежащих нашему господину книг том по основам владения мечом, мы с Саймоном поклялись, как только опасность пройдет, - начнем тренироваться. Даже сделали у здешнего резчика по дереву заказ на два прочных меча из каштана.
   'Все спокойно?' - поинтересовался Саймон.
   'Спокойно', - ответил я, - 'За исключением львов'.
  Саймон сверкнул едва заметной во мраке улыбкой.
   'Может быть, они надеются встретить бунтовщиков теплыми приветствиями'.
   'Мне бы хотелось получить хоть одно из них. Ночь морозная'.
   'В сторожке до сих пор горит жаровня. Капитан говорит, там будет и эль с пряностями, если ты не опоздаешь'.
  Мы пожали друг другу руки, и, свистнув Мюррей, я направился вниз по ближайшему пролету прилегающих к внутренней стороне стены узких ступеней. Недолгий путь по окаймляющей древнюю каменную кладку лестнице, и вот передо мной уже сгорбившееся небольшое строение. Из открытой двери лился теплый и колеблющийся оранжевый свет, позволяющий увидеть со стороны двух сидящих мужчин. Они бросали кости и тихо переговаривались. При моем приближении один из них поднялся, тогда как другой - потянулся за лежащим рядом с ним на полу топором.
   Я застыл на месте и прочистил горло.
   'Дежурный наблюдатель, Мэттью Уэнсфорд, сэр'.
   Стоящий мужчина кивнул, его лицо было окутано темнотой.
  'Хорошо, парень, я понял, посмотрев на тень сбоку от тебя. Расслабься, Ден'. Он махнул рукой товарищу, снова положившему топор на булыжники. 'Это всего лишь мальчонка, который нес первую стражу и его маленькая гончая. Беспокоиться не о чем, - у тебя еще полно времени, чтобы отыграть у меня твои пенни'. Затем снова обратился ко мне: 'Все тихо, парень? Не видно ни шкуры, ни волоска предателей?'
   'Ничего, сэр'.
   'Это может надолго затянуться. Иди и ложись спать, парень. Или, если хочешь, согрейся у огня и хлебни нагретого стражей эля'.
   Почувствовав парящий в воздухе соблазнительный аромат гвоздики и корицы, мои ноздри задрожали. Поклонившись капитану и его другу, я вошел в переднюю сторожки.
   Там находились разбросанные стулья, один-два небольших столика, глиняный котел, подвешенный над железной решеткой жаровни в центре комнаты. Последняя была наполнена раскаленными угольками, чьи края лизали крохотные язычки пламени. Сквозь толстую дверь во внутренние покои, где ждала сигнала тревоги группа стражников, доносились отзвуки храпа.
   Я зачерпнул некоторое количество дымящегося эля и направился к табуретке у дальней стены. Когда мне удалось совершить первый глоток, у моих ног тут же удобно устроилась Мюррей. Жидкость ошпарила мой язык, оставив после себя характерное для специй зернистое покалывание.
   Отставив кубок на стол, чтобы тот охладился, я полез в карман, достав оттуда маленький оплетенный кожей томик 'Смерти Артура', подаренный мне Ее Милостью герцогиней, теперь королевой, поправил я себя. Обретя внутри безопасность, в книге были сложены самые последние из писем моих, так далеко от меня живущих друзей. Я раскрыл книгу, а вместе с ней и письма. В идущем от жаровни тусклом свете читать не представлялось возможным, но этого и не требовалось. Тогда как подушечки пальцев поглаживали мягкую бумагу и тонкие похожие на паучьи лапки чернильные каракули, я вспомнил содержание почти слово в слово, ибо так часто занимался перечитыванием.
   Взгляд на герцога Норфолка поутру заставил вспомнить о живеньких историях, рассказываемых Элис о дворе и о том, как пренебрегли в день коронации его супругой. Пусть и будучи близкой подругой королевы, она оказалась грубо лишена возможности нести во время церемонии шлейф последней, уступив эту честь леди Стенли, жене члена Королевского Совета, заявившей о своем старшинстве. Довольно жестко Элис писала:
   'Леди Стенли заявила, что ее первый муж был графом, но даже недавно получившая титул герогиня находится ступенькой выше графини - во всем, кроме, наверное, возраста. Королева с герцогиней долго смеялись на эту тему, но леди Тирелл, очень подружившаяся со мной с момента моего сюда прибытия, сказала, что у герцога Норфолка состоялся разговор о случившемся с лордом Стенли'.
   Действительно, сегодня утром мой господин Норфолк казался образцом непоколебимого дворянина, доказывающего верность одновременно и жене и своему королю.
   Мои размышления прервали голоса, заглушившие даже неблагозвучие храпа спящих стражей. Снаружи капитан совсем не так тихо, как прежде беселовал с другом, вызывающе обращался кому-то, только что зашедшему.
  Новый голос разворошил что-то глубоко внутри, лишив присутствия духа, прежде чем я смог даже различить хотя бы слово, пусть интонации капитана и стали немного дружелюбнее. Мюррей выпрямила свое гибкое тельце и уткнулась мордочкой мне в руку. Я скорее почувствовал, нежели услышал в ее горле рычание, а потом и вставшую дыбом шерсть на голове. Ощутила ли она мою тревогу, или ее спровоцировал сам раздавшийся голос?
   Среди звуков храпа отрывочно слышались единичные слова и странные фразы. 'Мятежники - Области на западе - Его Милость - королевская печать - Грантем - герцог Бекингем - грязный предатель - готовый поднять оружие - Тюдор - южное побережье - вздернуть их'. Пока я пытался понять происходящее, знакомство с тембром второго голоса становилось все явственнее, до минуты, когда при последних фразах капитана - 'в огне' - меня, в конце концов, не ударило, - кто конкретно стоял за дверью и держал ответ.
  Когда дверной проем перерезала масштабная тень, я вскочил на ноги, а рука непроизвольно взметнулась к висящему на поясе ножу. Тень шагнула вперед, огонь жаровни высветил лицо, и мои страхи подтвердились.
   Это был Хью Соулсби.
   Его взгляд встретился с моим, но еще целую секунду Хью не мог меня узнать. Затем черты лица Соулсби исказились, и мерцающее пламя жаровни с сопутствующими ему черными, как смоль тенями преобразило его в одного из выкрашенных алым чертей из преисподней, нанесенных на церковные стены и смотрящих оттуда на меня.
   Краткий миг истек. Двинувшись к стене, Хью позволил увидеть следующего за ним по пятам товарища капитана, Дена.
   Соулсби опустил носимый им шлем на ближайший стол и сбросил с плеч плотный дорожный плащ. Под ним оказалась защищенная железом кожаная куртка, характерная сейчас для столь многих мужчин в городе и вокруг последнего.
  Ден зачерпнул кубок приправленного эля и протянул Хью, после чего повернулся к котлу - наполнить еще один. Заметив там меня, он махнул ковшом, словно предлагая снова наполнить кубок и мне, но я, молча, покачал головой.
   'Садись, парень', - обратился Ден к Хью, наливая эль и себе. Затем ко мне: 'И ты, если хочешь послушать отчет этого оруженосца. Он принес вести о бунтовщиках. Кажется, что измена разрастается'.
  Часть меня внутри кричала, советуя уйти, отправиться как можно дальше от мальчика, оказывавшего настолько зловещее воздействие на мою судьбу. Но он и Ден стояли между мной и дверным проемом. И, как бы ни ненавидел я Хью, все же с трепетом ждал новостей о ходе восстания.
   Соулсби опять даже не взглянул на меня, подвинув табуретку ближе к жаровне. Он сел и, прежде чем снова поднять кубок, покрутить его в руках, хоть немного, таким образом, согреваясь, потер друг о друга ладони, вытянув их к всполохам пламени. Ден тоже присел, опустился на табуретку и я, спрятав книгу и письма в мешковатый карман. Мюррей оставила голову у меня на колене, издавая тихое поскуливание, когда я поглаживал ее шелковистые уши.
   'Давай, парень', - говорил Ден, - 'у капитана ты дошел ровно до середины рассказа, когда я возвращался, исполнив свои обязанности. Можешь снова начать доклад, но покороче на этот раз, если тебе не сложно?'
   'Да, сэр'.
   Хью пригубил эль, и его находившиеся в тени глаза впились в меня над каймой кубка. Опять опустив взгляд, прежде чем обернуться к задающему вопрос собеседнику, он позволил промелькнуть по своему лицу обычной для него пренебрежительной ухмылке.
  'Как я уже сказал вашему капитану, сэр, меня послали по приказу Королевского Совета, чтобы оповестить всех стражников на протяжении оборонительных укреплений. Ваш пост - на моем пути последний. Совет ставит в известность о разрастании мятежа. Пришли новости от короля, что бунтовщики уже находятся в направлении Уэльса и западных областей. Его Милость велел отправить к нему в Грантем Большую Печать'.
   То малое, что я знал об управлении королевством, навело на мысль о значении вышеозначенной монаршей печати, но следующая изложенная Хью новость выбила из моей головы все остальные соображения.
  'Он также объявил герцога Бекингема изменником государству'.
   'Бекингема? Изменником?' - изумление Дена не в силах было превзойти моего.
   'Да, сэр. Кажется, герцог ведет бунтовщиков на запад, оставив за спиной принадлежащую ему твердыню в Бреконе. Восставшие в Кенте и Суррее уже назвали его своим господином'.
  'Неужели подобное возможно?' - вопрос Дена мгновенно отозвался и в моем мозгу. 'Как он осмелился на такое безрассудство? Я слышал, что король пожаловал герцогу все земли и титулы, на которые тот претендовал. Чего пытается добиться Бекингем?' Ден недоверчиво покачал головой. 'Говорят, что мало из примкнувших к мятежникам людей зашли столь далеко. И это при собирающем значительное войско в центральных графствах короле и твердо поддерживающего монарха севере, верно чтящем присягу ему Лондоне, - как может мой господин Бекингем надеяться взять столицу и снова посадить на трон мальчика Эдварда?'
   'Есть основания полагать, что это не является его целью'.
  'Не является его целью?' Ден сплюнул. 'Не является целью прихлебателей семейки Вудвиллов, осмелившихся поднять оружие против их законного монарха? Тогда какой может быть у Бекингема план? И по какой причине он решил соединить свой жребий с их жребием?'
   Хью сделал еще один глоток, продлевая ожидания важной минуты, словно нагнетая ее драматичность.
   'Сэр, ходят слухи, что Бекингем поддерживает дело Генри Тюдора'.
   Последовавшая тишина стала иллюстрацией степени потрясения Дена. Его челюсть повисла, рот приоткрылся, превратившись в темную бездну на освещенном пламенем камина овале лица.
   Прежде чем я дерзнул заговорить, в жаровне звучно упал уголек, разорвав воцарившееся молчание.
   'Генри Тюдор? Кто это?'
   Хью бросил в мою сторону взгляд, но ничего не сказал.
  Ден затрясся и закрыл рот, но потом снова открыл его, чтобы брезгливо ответить.
   'Предатель из стана ланкастерцев. Он называет себя графом Ричмондом, но этот титул отняли у его семьи за совершенную ими государственную измену. Утверждает, что имеет на корону больше прав, чем любой из клана Йорков. Много лет тому назад бежал в изгнание в Бретань, лишь бы не кланяться королю Эдварду. Конечно же, семья Бекингема в прошлом относилась к крылу ланкастерцев'.
   Когда Ден к нему обернулся, на лице Хью нельзя было ничего прочесть.
   'Среди всего этого есть известия о телодвижениях Тюдора?'
   Хью пожал плечами.
   'Никаких, которые бы дошли до моего слуха. Хотя ходили сплетни, что герцог Бретани снаряжал корабли и набирал солдат для него'.
   Ден сплюнул в жаровню. Вокруг плевка возникло шипение, а затем вспышка.
  'Ба! Сплетни. Всегда сплетни. А Бретань и Франция - всегда заинтересованы разворошить наши проблемы. Прежнему королю Эдварду много лет назад следовало с ними разобраться. Но, нет, - он предпочел подношения, обещания дружбы и пронырливость ласковых слов'.
   'Но мы же заключили с ними договор о мире'.
   'О мире? Только какой ценой? Ценой постоянных маневров, помощи нашим врагам за нашей же спиной, укрывательству их, когда последние затевают против нас заговоры, позволения пиратам грабить наши корабли и срывать торговые сделки, может быть, даже поощрения вышеназванных пиратов. Это не мир в точном значении слова. А теперь еще и поддержка Тюдора. Леди Стенли давным-давно нужно было объяснить важность расставления точек в деле с ее сыном'.
   Звук знакомого имени побудил меня спросить: 'Леди Стенли, сэр?'
   'Теперь она жена лорда Томаса Стенли, доверенного советника короля и Совета. Но также, благодаря первому мужу, она мать этого Тюдора. Говорят, леди Стенли пользуется определенным влиянием'. Ден на мгновение задумался. 'Хотя, стоит упомянуть, верность лорда Стенли и его семьи королю Ричарду и королю Эдварду находится под очень большим вопросом'.
   'Сэр!' - воспротивился Хью. 'Мой дядя, лорд Соулсби, - соратник лорда Томаса. Тот, кто ставит под сомнение его верность, сомневается и в верности моей семьи'.
   При этих словах, Ден быстро встал и поклонился Хью.
   'Тогда - прощу прощения, парень. Я повторил только то, что слышал. Не принимай за оскорбление, умоляю. Мы все тут объединены нашей верностью королю'.
   'Действительно, сэр, так и есть'.
   Хью спрятал лицо, опять закрыв его кубком, и я в очередной раз не сумел поймать промелькнувшее по нему выражение.
   'Как бы то ни было, я до сих пор не могу понять, зачем Бекингем соединил свою судьбу с этим претендентом на трон', - продолжил Ден. 'В крайнем случае, он мог бы с равным успехом предъявить права, которые такие же крепкие, как и Тюдора. Если не крепче. Говорят, что цель мятежа - лишь восстановить на престоле сына прежнего короля Эдварда'.
   Хью поставил кубок на стол, и снова поднял руки к жаровне, словно все еще не согрелся. Не глядя ни на Дена, ни на меня, он произнес:
   'Может статься, другие новости способны все объяснить, сэр. Дядя рассказывал, что из Франции пришли известия, - сыновья короля Эдварда...', - он сделал паузу, - 'мертвы'.
   Слово упало в комнате, словно камень в воду.
   Рот Дена снова приоткрылся.
   'Мертвы?' - выдохнул я.
   Хью вонзил в меня взгляд.
   'Да. Мертвы'.
   'Как так?'
   'Убиты'.
   Я не мог больше проронить ни слова. Казалось, будто на моем горле сомкнулись чьи-то руки, сжали его, остановили поток слов, а вместе с ним и дыхание.
   Ден подхватил там, где я выпал.
   'Этого не может быть. В Тауэре принцы в безопасности'.
   'Кто отвечает за Тауэр?'
   'Разумеется, король Ричард. И Хранитель Тауэра'.
   'Хранитель Тауэра. Да. С весны им занимался герцог Бекингем. И выборный Хранитель, Брекенбери. Оба они верны королю. Однако, сейчас...Как вы сказали, да и мой дядя тоже, какая причина могла побудить моего господина Бекингема поднять мятеж против короля?'
   На лице Дена мысли сменяли друг друга одна за другой, отражая происходящее и в моем мозгу смятение. На что Хью намекает?
   'Ты не можешь говорить серьезно, мальчик. Что наш король...что король Ричард...'
   'Почему нет?'
   'Но король Ричард...'
  'Зубы Господни, сэр. Он уже забрал у них корону. Сел вместо мальчиков на троне. Дядя говорит, что это стало бы следующим разумным шагом. Что он сам бы так поступил, окажись на месте нынешнего короля'.
  'Каким следующим шагом?'
  'Избавиться от мальчишек. Раз и навсегда'.
   С расширенными глазами Ден оглянулся вокруг, бросил взгляд на темное пространство дверного проема, словно испугался, кто в тени может подсматривать или подслушивать. Хью опять отхлебнул эль.
   'Осторожнее, парень. То, что ты говоришь, - государственная измена. С какой стати королю Ричарду совершать такое преступление? Парламент отстранил мальчишек. Законный король - король Ричард. Для него нет нужды убивать'.
  'Может быть и так. Но это слухи из Бретани, так говорят там'.
  'Кто говорит?' Ко мне опять вернулся голос. Хью бросил взгляд в мою сторону.
  'Мой дядя. У него есть там связи. С людьми, слышащими важные новости. Знающими, как обстоят дела'.
  'Скорее слухи, имеете вы в виду?' Я вспомнил, что сказал о слухах герцогу Бекингему король Ричард много месяцев назад - в Нортгемптоне, когда еще был герцогом. 'Слухи - явление опасное. Вам не стоит верить им с такой легкостью. Как и людям, говорящим подобное. Они не знают нашего короля. И находятся на расстоянии многих миль. Как они могут что-либо знать?'
  'Слухами земля полнится'.
  'Или ими ее заполняют', - вставил Ден. 'Бретань, говоришь? Тогда, это дело рук Тюдора. Он сам хочет стать королем, если мятежники разгромят короля Ричарда, ему это будет только на пользу. И мальчишки тогда встанут и на его пути'.
  'Но они не стоят на пути короля Ричарда', - настаивал я. 'Двоеженство их отца это подтверждает'.
   'Да', - поддержал меня Ден. 'Это правда. Хотя о чем думал...Но он всегда был рисковый, как говорят, прежний король Эдвард, - особенно, когда дело заключалось в прекрасном поле...'
   Я обернулся к Хью.
   'Как вы можете повторять настолько грязные сплетни о нем? Вы же его знаете'.
   Хью посмотрел на меня.
   'Кого я знаю?'
   'Короля Ричарда, конечно. Вы знаете, какой он'.
   'Да, это я знаю'.
   'Тогда вы понимаете, что он никогда не сотворил бы подобного'.
   На лице Хью не отразилось никаких чувств. Он лишь поднял одну бровь.
   'Неужели?'
   Мои ладони сжались в кулаки, и я резко поднялся.
  Согнанная со своего места Мюррей тоже подпрыгнула, ее пасть раскрылась, чтобы зарычать, обнажая белые и напоминающие кинжалы зубы.
   Я успел схватить Мюррей за ошейник, прежде чем она бросилась на Хью.
   Сдерживание предоставило мне время подумать, о том, что под влиянием порыва я собирался совершить. Об ошибке, которой бы это обернулось. И о том, что мой прежний господин сказал, когда я раньше уже прибегал к насилию по отношению к Хью.
   С вращающимися в мозгу словами короля Ричарда я снова овладел своим дыханием, пусть сердце и продолжало тяжело колотиться о ребра, а в ушах стремительно пульсировала кровь.
   Внутренне я подтянулся на максимально доступную мне высоту.
   'Больше я не намерен это слушать...слушать эту отдающую государственной изменой беседу', - произнес я со всем достоинством, которое способен был собрать. Подтягивая за собой извивающуюся Мюррей, я гордо вышел из помещения.
   Позади прогремел смех Хью, преследующий меня, пока я выходил в ночь. Когда я шагал к улице по выложенному брусчаткой двору, слух резанул его окрик:
   'Что вас так расстроило? Клянусь дьяволом, до меня доходило, что оба мальчика - обыкновенные щенки, точно такие же как ни на что не годный их кузен-молокосос'.
  
   Глава 11
  Возвращение короля
  
   Остаток ночи я мало спал и утром появился на работе с затуманенным взглядом и зевающим.
   Саймон, чье дежурство закончилось намного позже, удивился резкости демонстрируемого мной поведения, когда мы вместе трудились у печатного станка, помогая мастеру де Вре с сортировкой по ящичкам маленьких букв, раскладывая широкие листы бумаги, поднимая и опуская тяжелый полиграфический валик. Стоило нам сделать перерыв, чтобы пообедать, как, прежде чем мы зашли в зал для трапез, он отвел меня в сторонку.
   'Что тебя сегодня гложет? Раздражаешься, как Мюррей, когда ее летом укусила оса'.
  У бедной Мюррей был тяжелый период, когда в пасть к ней залетела оса и укусила. Бедняга без устали царапала когтями раздувшуюся челюсть, пока из той не потекла кровь, и я был вынужден связать все ее четыре лапы веревкой, лишь бы прекратить раздирание морды до кожи. Сейчас мне хотелось бы также скрести только что укушенное и причиняющее боль место, воспалившееся после произнесенных Хью слов.
   Я рассказал Саймону, так кратко, как мог, произошедшее прошлой ночью. Он тоже ужаснулся, отвергнув слухи и назвав их ложью и клеветой, которым никогда не следует появляться при свете дня. Тем не менее, позднее мне случайно выпало услышать их пересказ в его исполнении подмастерью, не успели мы вернуться к работе, и я тут же пожалел, что вообще упомянул это при нем.
   Как бы то ни было, в точном соответствии с речью Хью, земля полнилась слухами, - пусть и без моей помощи. Ко времени следующего письма от Элис, слухи дошли до Миддлхэма, где она с Роджером осталась, составляя общество для Эда и королевы, тогда как король Ричард при первых мятежных волнениях выдвинулся в путь на юг. Ужас Элис перед чудовищными слухами и презрение к тем, кто мог распространять подобную ложь, словно прожигающая известь, сочились со слов, когда она рассказывала, в каком свете видится восстание далеко на севере.
  'Лондонцы не дураки. Очевидно, что они не верят в способность своего короля оказаться настолько безнравственным, если, как ты пишешь, сплотились для его защиты. То же самое происходит во всех остальных частях королевства. Крайне малое число людей поддерживает герцога Бекингема или этогоТюдора. Но сейчас я понимаю смысл случайно подслушенного мной разговора, случившегося несколько недель назад у герцогини Норфолк с леди Тирелл'.
   Элис сразу перешла к нашему шифру, как делала всегда, когда рассказывала о слухах или о чем-то, что могло быть секретным.
  'Он касался вопроса, могли ли мальчиков перевезти из Тауэра. Полагаю, это было предпринято с целью вывести их из-под пристального внимания восставших и сочувствующих таковым, где братья находились, но, наверное, лишь ради обеспечения им безопасности. Что до герцога Бекингема, как Хранителя Тауэра...'
  Элис прервала дальнейшее изложение, словно оказывалась не в силах больше думать на эту тему, и переключилась к рассказу, как плохо почувствовала себя королева, как она встревожилась, как пришлось удерживать Ее Величество от следования за королем.
   Мастер Флит сказал, что король Ричард имел довольно причин для волнений и помимо безопасности жены. Лучшим для нее было остаться в Миддлхэме, среди самых верных их подданных. Однако, сам мастер Флит с остальными мужчинами замка немедленно сел на коня и отправился присоединяться к армии.
   Через несколько дней до нас с трудом дошли свежие новости о дальнейшем течении восстания. В то же самое время появилось известие, что всем нам необходимо находиться в режиме ожидания.
  Мастера Эшли снова вызвали на заседание городского Совета, а меня, тогда же, послали с поручением от мастера де Вре - собрать поставки из лавки на внутреннем дворе собора Святого Павла. Мой взгляд привлек плотный круг толпы, к самому краю которого я приник, прижимая к себе различные узлы и свертки, чтобы защитить те от посягательств карманных воров.
  По ступеням площадки под крестом Святого Павла поднялся глашатай и взметнул в воздух объявление. Под тяжелыми дождевыми каплями по бледной бумаге начали расползаться влажные потеки. Бодрящие золотые дни ранней осени уступили место печальному и промозглому сырому ноябрю.
   'Хвала Господу', - возвестил глашатай, когда в толпе утихли шепот и бормотание. 'Да будет нам позволено принести Святой Деве благодарность за наше освобождение. Ибо с мятежом покончено'.
   В воздух полетели приветствия, словно набирающие высоту полета голуби, тем не менее, множество народа зашикало на соседей, горячо желая без помех услышать дальнейшее. Глашатай должен был дожидаться перетекания волнения в стадию тишины.
   'Милостью Божьей и с помощью своих верных подданных наш господин король Ричард одержал над бунтовщиками победу. Даже сражения не потребовалось. При приближении монарха с армией люди, в страхе перед его правым делом, разбежались прочь, оставив главного мятежника и государственного изменника герцога Бекингема и союзников того по злым умыслам. Вышеозначенный герцог в свою очередь, будто низкий трус, бросился, переодевшись, в бега, но оказался взят в плен и привезен в Солсбери, дабы подвергнуться за предательство суду. В прошлое воскресенье, как и подобает осужденному изменнику, он был обезглавлен на рыночной площади'.
   От произнесенного по толпе рябью пробежала дрожь, напомнившая холодный ветер, поднимающий в зимний день облетевшие листья. Глашатай немного подождал, прежде чем снова заговорить.
  'Его Милость Король объявляет, что ни один землевладелец, ни один общинник, взявшие оружие вместе с упомянутыми выше мятежниками, не должны пострадать от монаршего гнева. Напротив, все призываются выдать королевским порученцам тех высокорожденных бунтовщиков и предателей, которые до сих пор находятся на свободе. Поименно это: епископ Или и Солсбери', - из толпы собравшихся поднялся вздох, - 'маркиз Дорсет', - стоящие передо мной два мужчины обменялись понимающими кивками, - 'сэр Джон Фогг', - его король обнял в день принесения им присяги, - 'сэр Джон Чейни, сэр Уильям Стонор, сэр Джордж Браун, сэр Джиль Доубени...'
  Список продолжился - неизвестными мне именами - рыцарей, поднявших оружие против своего короля в Уэльсе, в западных областях и в графствах к югу от Темзы. Последнее выступление произошло в замке Бодиам - в Кенте, в конце концов, взятом приступом герцогом Норфолком. Наряду с именами перечислялись суммы денег, следующих к выплате за пленение изменников, - тысяча марок за маркиза и епископов и по пяти сотен за каждого из рыцарей.
   По мере выслушивания я задавал себе вопросы, как подобные люди оказались способны нарушить клятву верности их королю, как в такие аферы могли впутаться лица духовного сана (хотя позже мне стало известно, - один из епископов был Вудвиллом, другой - являлся близким другом леди Стенли), и как удалось маркизу покинуть убежище в Вестминстере, где до сих пор отсиживалась его матушка, прежняя королева? Теперь я меньше удивлялся ее решению там остаться.
   Завершив свое унылое чтение, глашатай свернул объявление и спустился с подножия у креста. В толпе прекратили переговариваться и разошлись по насущным делам.
  В течение ближайших дней поток новостей, посвященных событиям в западных областях, усилился, оказавшись в степени зависимости от путешествия короля через Дорсет и Девон с целью восстановить там порядок и наградить сохранивших верность людей. Появились сообщения о нарастании числа казней, но их было намного меньше, нежели зачитанных глашатаем имен. Позже я услышал, что некоторые из виновных бежали с маркизом в Бретань, но других все равно простили, часто даже позволяя им оставить за собой принадлежавшие им земли и состояния. Еще позже простили даже маркиза, - но тут я сильно опережаю излагаемые события...
   Среди других знакомых имен упоминалось имя леди Стенли, а также имя ее сына, Генри Тюдора. На этот раз в слухах оказалась доля истины. В ближайшие к казни герцога Генри дни Тюдора видели рядом с побережьем Дорсета, потом отплывающим от Плимута во главе двух судов, укомплектованных находящимися на жалованьи герцога Бретани людьми. Получив известия о победе короля Ричарда, он поджал хвост и дал повод полагать, что собирается прокрасться назад - в свою берлогу в чужих краях.
   Следующее письмо Элис повествовало о разочаровании его матери, леди Стенли, о ее роли и расположении в самом центре восстания, о сети замыслов, выплетенной Бекингемом, епископоми, Тюдором и другими изгнанными на континент представителями приверженной ланкастерцам семьи почтенной дамы.
   'Nyrk r nzkty!( Что за ведьма!) И она же показала свою истинную окраску в процессе коронации. Тем не менее, король решал быть милостивым к ней. Земли леди Стенли подверглись конфискации, но, буквально, их просто передали ее супругу, оставшемуся верным монарху, несмотря на сплетенный с помощью жены заговор против того. В общем, не такое уж получилось серьезное наказание. Как сказала королева, королю необходимо удержать вокруг себя счастливыми и довольными людей, подобных лорду Стенли. Однако, она в связи с этим счастливой и довольной не выглядела.
   Если помнишь, лорд Стенли и его брат Уильям не всегда хранили верность королю Эдварду, пусть и были позже прощены. Ты знал? Как трудно должно быть находиться на троне, когда каждый рвется к власти и богатству. Почему они не способны просто жить в мире и наслаждаться спокойным существованием и приносимой им зажиточностью?'
   Пока я читал письмо, в мозгу всплыли слова Хью о том, что его дядя - человек лорда Стенли, а с ними - рассказанная мне Роджером много месяцев тому назад в Миддлхэме история - о казни по обвинению в государственной измене отца Хью. Я тоже изумился бесконечному желанию достичь власти - любой ценой.
   Две-три недели спустя, как раз накануне Рождества, по городу распространились слухи, что король возвращается из путешествия по стране через находящиеся на юге графства.
   Народ собрался посмотреть на монарха, когда тот будет въезжать в город по большому мосту в сопровождении мэра столицы, ее старейшин и наиболее уважаемых горожан, среди которых находился и мой господин. Все они были облачены в роскошные мантии малинового и лилового оттенков, создающих в этот мрачный и тоскливый день настоящий фейерверк цвета. В вышине, выделяясь на фоне бледно-голубого зимнего неба, реяли королевский стяг и знакомый штандарт с белым вепрем на поле темно-красного и синего цветов. Рядом сверкал серебряный лев герцога Норфолка. Позади высоко поднимающих ноги коней флагоносцев ехали Его Величество, как обычно, верхом на Шторме, старый герцог и возглавляющие замыкающих шествие дворян лорд Ловелл и мастер Рэтклиф.
  Я улизнул от исполнения своих обязанностей, лишь бы только увидеть прежнего господина, возвращающегося в его столицу после более чем четырехмесячного отсутствия. Не в силах пробиться сквозь толпу, я мог наблюдать исключительно издали. Но даже с расстояния многих ярдов (ярд -0,91 м - Е. Г.) внешнее изменение, по сравнению с тем, каким я застал его в последний раз, безошибочно бросалось в глаза. Король и герцог смеялись, разговаривая друг с другом, приподнимали головные уборы, приветствуя встречающих их горожан, прикасались к доспехам в области сердца, кланялись и махали рукой тем, кто к ним обращался из нависающих над мостовой фасадов домов, и залезали в свои карманные кошельки, раздавая на пути монеты просившим милостыню. Однако, лорд Ловелл и остальные дворяне свиты создавали впечатление сосредоточенной внимательности, их взгляды прощупывали толпу, словно они все еще опасались проблем, даже здесь, в этом оставшемся верном городе.
   Когда я двигался позади процессии маршировавших следом за дворянами солдат, мэр Лондона достиг ступеней церкви Святого Магнуса и, в ожидании почетных гостей, встал там со своими соратниками по Совету. Навстречу ему направился король, затем, на расстоянии шага или двух шагов, - герцог. Они приняли поклоны, дары, приветственные речи, потом обняли мэра и нескольких его спутников. Обернувшись, король произнес небольшую речь, адресованную собравшемуся множеству народа.
   Пусть я находился слишком далеко, чтобы услышать монаршее обращение, моя голова скоро зазвенела от гомона толпы, волнами докатывавшегося до меня, пока все окружающее пространство не оказалось омыто шумом. Я прижал ладони к ушам, чтобы заглушить звук, а король Ричард, тем временем, поднял руку в приветствии, после чего удалился, поглощенный недрами церкви и сопровождаемый следующим за ним потоком лилового и красного оттенков, выделяющих главенствующих в Лондоне лиц. Позднее мастер Эшли рассказал нам о благодарственной службе и великолепном пире, устроенном Советом с целью отпраздновать победоносное возвращение короля.
   Так началось радостное преддверие Рождественских дней, хотя с моей точки зрения, они чрезвычайно отличались от прошлогодних, когда я был гостем при дворе прежнего короля. Торжественность религиозных служб тесно переплелась с обычными празднованиями и подарками, для меня в основном ярким событием стала практика 'дыма коромыслом' кануна Рождества.
  Мне доводилось слышать об этом в певческой школе при соборе Йорка, но, постоянно проживая дома и не являясь пансионером учебного заведения, я ни разу не принимал в празднике участия и не видел, ни как декан прислуживает за столом хористам и каноникам, ни других связанных с мероприятием обычаев. Поэтому, оказаться свидетелем облачения мастера Эшли в платье из грубой ткани и шапочку ученика, госпожи Эшли в фартук, завязываемый поверх самого старого из ее платьев, выноса ими обоими к столу подносов с мясом и напитками, поклонов, адресованных нам, мальчикам и ремесленникам, во время наливания эля, даже исполнения для нас песен в процессе застолья, заталкивания большого полена в камин и мытья опустошенных тарелок, - все это было в моих глазах удивительно. Такова была традиция, издавна прижившаяся в подобных хозяйствах города и его окрестностей, тем не менее, никогда не добиравшаяся до мест, где жил мой отец в своем доме в Йорке у заставы Стоунгейт.
   Эд также наслаждался незабвенными Святками, хотя и расстраивался, что матушка вынуждена была отправиться в Лондон, чтобы присоединиться к его батюшке, пусть и не взяв с собой сына. В многочисленных доброжелательных письмах он жаловался еще и на утрату общества Элис, вместе с королевой поехавшей на юг, но, все равно, наслаждался при этом ежедневными прогулками верхом в обществе Роджера и других пажей, вопреки снегу и предупреждениям, связанным с состоянием здоровья принца. В столице опять выпало небольшое количество снега, но в Миддлхэме, по словам Эда, с крыши конюшни в день рождения Иисуса свисали сосульки длиной в человеческую руку.
   Но одно письмо особенно переполнялось его искрящимся удовольствием.
   'Но самая моя грандиозная новость состоит, - сумеешь ли ты в это поверить? - в том, что у меня теперь есть собственный щенок! Роджер сказал, - отец чувствует себя виноватым, так как находится вдали от меня в нынешнее Рождество, и поэтому решил, - мне следует подарить щенка. Я совершенно не вдумываюсь в причину случившегося. Сэр Джеймс Тирелл, новый наставник пажей и оруженосцев, застал меня врасплох с щенком в канун Рождества. И появившееся из ниоткуда создание почти восполнило отсутствие рядом матушки и батюшки.
  Она прекрасна, Мэтт, - белая, как Флоретта или Тень. Я назвал ее 'Белль' (Красавица), потому что по-французски это означает 'прекрасная'. При выходах мне приходится нести ее в камзоле точно также, как ты носил Мюррей, иначе я совсем потеряю щенка в снегу! В последние дни она устраивалась со мной рядом с тех самых пор, как я немного захворал, - ничего серьезного, просто простуда, подхваченная на одной из верховых прогулок (Fqq'v vgnn Oqvjgt! - Маме не проболтайся!).
   Уверен, скоро поправлюсь и, возможно, весной сумею поехать в Лондон, - нет сил дождаться, когда Белль встретится с Мюррей. Или же тебе удастся прибыть с матушкой и батюшкой, как только они вернутся сюда после весеннего закрытия парламентских заседаний? Почему ты до сих пор не являешься частью их свиты?'
   Однако, несмотря на жалобы Эда, я больше не принадлежал к его узкому семейному кругу и должен был со всей доступной мне бодростью принять это, вне зависимости, насколько одолевала меня тоска по обществу всех моих друзей.
   Прошло время. Все в государстве было тихо. Таким образом, 1483 год - бурный период трех королей и масштабного восстания - перещел в год 1484 от Рождества Христова.
  
  Глава 12
  Посетитель
  
  'Мастер Уэнсфорд, вас просят зайти в кабинет нашего господина'.
  Передо мной в типографии стоял один из домашних слуг.
  Я помедлил, в руке у меня был блестящий от чернил валик, уже готовый замелькать по всему остову с литерами. Саймон бросил в мою сторону быстрый взгляд, его брови приподнялись.
  'Меня? Вы уверены?'
  Смущенный вызовом, я протянул валик Саймону и снял тяжелый фартук, свернув его и аккуратно положив на ближайший рабочий стол.
  Насколько мне было известно, мастер Эшли находился за пределами столицы - в восточной части Англии. Госпожа Эшли, пусть и настроенная благожелательно ко всем ученикам, мало обращала на нас внимание, если только мы не заболевали или по другим причинам чувствовали себя неважно. Мастер Линдси? Я покопался в памяти, разыскивая причину, по которой он мог пожелать меня видеть, и не сумел найти ни единой. Пусть и не являясь, вероятно, учеником из ряда совершенств, в последние дни я не совершил ни одного проступка, побудившего бы госпожу Эшли привлечь для моего наказания управляющего.
   Вместе со следующей со мной, как всегда, по пятам Мюррей, я прошел через коридор у входа по направлению к узкой двери, спрятавшейся у задней стены. Я постучал, и дверь широко открылась самой госпожой Эшли. В руке она сжимала букет весенних цветов - небесно-голубых незабудок, розовых левкоев и маленькую пару железных ножниц, словно ее застали врасплох и прервали во время сбора в саду традиционных букетов.
   Странным образом знакомое выражение на секунду затуманило взгляд госпожи Эшли, и ее свободная рука протянулась, чтобы сжать мое плечо.
   'Мэттью, мальчик, заходи, заходи. Вот, тебя приехал навестить друг'.
   Она втянула меня в комнату, где ранний свет солнечных лучей косо ложился на алмазные грани выходящих на сад окон. Когда я проходил мимо, госпожа Эшли снова похлопала меня по спине.
   'Оставлю вас, чтобы вы могли поговорить наедине'
  И она выскользнула, аккуратно, но плотно затворив за собой дверь.
   Удивительно, там, передо мной - неожиданно маленький на фоне великолепной резьбы каменного очага в личной комнате моего господина - стоял - 'Роджер!'
   Я не встречался с ним на протяжении больше, чем года - в действительности и в письмах. Хотя я довольно часто писал Роджеру, но слишком редко на мои излияния приходили ответы. Как он и признался во время нашей первой встречи, мой друг был создан для танцев и занятий спортом, а не для зубрежки в аудитории и, как выяснилось, не для написания посланий. Мне давно пришлось с этим смириться, хотя потеря нашего товарищества и его неизменной веселости оставило в моей жизни зияющий пробел.
   Шагнув навстречу, чтобы поприветствовать Роджера, я сначала подумал, что он совершенно не изменился. За исключением, наверное, приобретения еще нескольких возвышающих его надо мной дюймов. Но не было ли здесь чего-то еще? На миг я попытался это определить. Но, когда пришла очередь жать ему руку, прежде чем от души обнять, на меня снизошло откровение. Из глаз Роджера напрочь исчез свойственный ему искрящийся светом смех.
   Роджер сразу высвободился из моих объятий и принялся переступать с ноги на ногу, перебирая пальцами ремень кисета, прежде чем наклонился и погладил Мюррей.
   Оказавшись в тупике из-за нежелания Роджера встретиться со мной взглядом,- что я сделал не так? - я заставил себя нарушить молчание.
   'Не думал, что увижу тебя здесь - в Лондоне, Роджер. Как у тебя дела? Как твоя семья?' Мне было известно, что имение его отца располагалось поблизости от столицы, и что у них в городе был свой дом. 'Надеюсь, дома нет никаких проблем?'
   'Нет, совсем никаких, хотя я только собираюсь навестить родных'.
   'Я думал, ты останешься на севере и поможешь Эду управляться с его новым Советом'.
   Роджер искоса метнул на меня взгляд и, когда он выпрямился, его губы искривились, словно сдерживали страдание.
   'Не шути, Мэтт. Едва ли это сейчас уместно'.
   Его слова и скованность серьезно меня насторожили.
   'Это не шутка, Роджер, я бы не посмел. Я оставил подобную линию поведения тебе. Но сегодня...Почему ты такой собранный? Зачем пришел сюда? С Элис все в порадке? А с Элен?'
   'Королева отправила меня повидать родителей. Она считает, так я сумею почувствовать себя лучше. Но Ее Величество предположила, что, возможно, по пути у меня получится встретиться с тобой'.
   'Но почему? Ты был болен? Эд не рассказывал мне об этом в своих письмах. И Элис тоже. Хотя, вдруг она еще не добралась до Миддлхэма, когда ты уехал. Правда, по твоим словам, королева...Элис путешествовала с Ее Величеством и с королем...'
  Роджер внимательно посмотрел на меня.
  'Что? Ты не слышал?'
  'Не слышал что именно?'
  'Я же написал тебе. По крайней мере, был уверен, что написал'.
  Я рассмеялся, в ушах раздался пустой натянутый звук.
  Чего же я не слышал?
  'Ты? Написал? С тех пор, как покинул Миддлхэм, я получил от тебя только одно послание. И в нем оказалось всего четыре строчки с вопросом, что мне известно о восстании. Наверняка, были и другие, неужели они потерялись? Хотя письма Эда и Элис всегда до меня доходят'.
  Я понимал, что тараторил бессмыслицу, но серьезность Роджера удивляла, и это заставляло мою тревогу возрастать. Последние слова вылетели у меня с заиканием.
  'Это письмо - о чем - о чем оно было?'
  'Оно было - в нем говорилось про Эда'.
  'Про Эда? Что с ним случилось?'
  Слухи ходили. Слухи всегда ходили. О том или о другом. Мастер Эшли объяснял, что их распускали ради смущения народа, выбивания у населения почвы из-под ног, ради возбуждения настроений против короля, как во время прошлого мятежа, или против того или иного вельможи, старейшины, ради подтачивания их честолюбивых помыслов или-
  Но это - касалось Эда - это-
  'Мэтт', - Роджер сглотнул, принуждая себя продолжать. 'Эд - Эд - мертв'.
  Сердце, самая моя суть, будто оказались внезапно вырваны из груди.
  'Мертв? Но...но он не мог. У меня лежало письмо от него, только последнее -'
  Когда это произошло? На прошлой неделе? В прошлом месяце?
  Нынешняя весна была слишком суетной, переполненной делами. В самом начале года состоялась поездка во Фрисландию (провинцию на севере Нидерландов - Е. Г.), возвращение пришлось отложить из-за штормов в проливе и необходимости закончить работу. Письмо ждало меня после прибытия назад. Опередив возможность услышать какие-либо слухи...
  В послании Эд написал о...о стремлении увидеть отца и мать, когда те вновь отправятся весной на север...об обучении Роджером недавно полученного им щенка и...о подхваченной на прогулке верхом простуде.
  Но в ней не было ничего серьезного, как он считал. Эд просил меня не рассказывать о болезни его матушке, - как он всегда поступал, если делал что-то не так. Словно у меня сейчас имелась подобная возможность! Ее Величество тревожилась о его здоровье, писал Эд, и оставила предписания не позволять сыну выезжать в холодные зимние дни.
  Тем не менее, Эд выбрался на прогулку. Спрятавшись за спиной наставника. И явно получая от ситуации удовольствие. Он летел галопом через занесенные снегом заливные луга, поднимался к топям, любовался на пеструю мозаику полосок полей в долине, лазил по сугробам, по потемневшим камням стен, по кустам терновника.
   'Он заболел', подвел итог надламывающимся голосом Роджер. 'Ничего настолько серьезного. Простуда. Но она затянулась'.
   Да, я знал.
  'Но потом Эд отправился на прогулку верхом опять. Слишком скоро. Хотя доктор Фриз предупредил его, что не следует этого делать. Как и матушка Эда в своих обращенных к нему письмах. Хотя все мы ему говорили...'
  Да, да, разумеется. Это был Эд. Нетерпеливый в вопросах восстановления здоровья, в вопросах занятия тем, что делает любой другой.
  'День стоял холодный. И когда мы очутились на болоте, он...Мы не знали, как поступить...Возможно, если бы там был ты...'
  Роджер сбивчиво рассказал мне обо всем произошедшем. И по мере продолжения его повествования я мог видеть, слышать, чувствовать, словно и впрямь присутствовал на месте.
   Холодный, пронизывающе ветренный весенний день. Резкость проникновения в ноздри свежего воздуха. Поднимающиеся от мальчиков, пони и торопящихся все подготовить конюхов струйки дыхания.
   По булыжникам зазвенели подковы на копытах коней, их стук глухо отдался в заливных лугах и, разворошив, поднял в верховьях болотных топей затхлый запах прошлогоднего вереска.
   Черные брызги грязи. Раскинувшееся над головами свинцовое небо.
   Мальчишки весело смеются, их скакуны фыркают, звуки разносятся по болотной тиши.
   Вдруг начинается приступ удушья. Еще один.
   У Эда в горле тяжело скрежещет попытка вздохнуть.
   Мальчики как один собираются в кучку. Кожа Эда приобретает сереет до оттенка свинца, губы синеют, глаза широко распахиваются.
   В морозном воздухе распространяется запах панического ужаса.
   Один из пажей снова взлетает в седло, мчится в замок, ищет врача. Эда укутывают в следующие друг за другом плащи, чтобы кое-как доставить обратно - под безопасную сень дома.
   По заливным лугам и верховьям болот опять раздается гром копыт. Слышатся исходящие от взрослых восклицания.
   Мастер Флит несет небольшой давящейся кашлем и борющийся за каждый вздох комок, поднимает тот к мастеру Гигесу. Осторожные, но уверенно держащие и защищающие руки устраивают мальчика в седле перед собой.
  Горстка пажей испуганно смотрит, всадники ищут удобный путь вниз и вдоль ждущих их полей. Возвращение осуществляется намного медленнее обычного, внутри тяжело гнездятся невыносимые опасения.
  Возвращение внутрь холодных каменных стен. Мрачные тени, отбрасываемые задернутыми портьерами и подсвечиваемые только дымом от зажженных свечей.
   Приглушенные призывы к тишине, шепот.
   Ожидание на лестнице, за дверями находящейся в башне комнаты Эда.
   Резковатый запах горящих трав, отгоняющих нездоровые испарения.
   Суетящиеся няньки, вбегающие в покои и покидающие их. Кубки с кипящей жидкостью, подносы с тем и с этим.
   Главный врач...закрывающий за собой дверь. Покачивание головой, влажные глаза.
   Поскуливание маленького белого щенка, скребущего когтями по дереву.
   Тап, тап, тап.
   Затем - тишина.
   Тьма.
   Потушенные свечи.
   Едкость раскуриваемого и плывущего по комнате ладана.
   Бормотание выражений на латыни. Рыдания женщин.
   Следы слез на щеках у мужчин.
   Печальный похоронный звон одинокого колокола на приходской церкви.
   На моих щеках тоже появилась влага. Я зарылся лицом в шерсть Мюррей. Ее теплый язык облизнул стиснувшую тельце руку.
   'Это случилось так быстро'.
  В заполнившую меня печаль проник голос Роджера.
   'Слишком быстро, чтобы вызвать короля и королеву. Они находились далеко, все еще путешествуя по северным областям страны. Ничего нельзя было сделать. Минули дни, прежде чем монаршая чета приехала. Элис словно обезумела. А Белль...'
   Дрожащий белый щенок. Свернувшийся рядом с похолодевшим, посеревшим и все еще маленьким мальчиком.
   Осторожно оторванный от хозяина и поднятый, скулящий в надежде на возвращение. Ноюющий и скребущийся в дверь.
   'Мы чуть не потеряли и Белль. Она не желала оставлять его, не ела на протяжении нескольких дней. Тень оказалась вынуждена о ней позаботиться, почти как мать. Но Белль продолжала возвращаться к комнате Эда, беспрестанно пытаясь попасть внутрь'.
   Тап, тап, тап.
   Роджер запнулся и замолчал. Ему больше нечего было сказать.
   Его лицо хранило мрачное выражение, когда я вытер слезы манжетой, он, будто невзначай, посмотрел в окно.
   Стояла тишина.
  Если не считать птиц за ячеистым стеклом, трелью выводящих среди плодовых деревьев ритмичные весенние песни.
   Послышался тихий стук.
   В дверном проеме появилось обрамленное кружевами лицо госпожи Эшли.
   Роджер вздрогнул. Он обернулся ко мне, стараясь не встречаться взглядами.
   'Надо идти. Матушка...'
   Я кивнул, не в состоянии довериться собственному голосу.
   'Я напишу', - произнес Роджер. 'Обещаю. Когда - когда вернусь. Мне следует присоединиться к личной свите графа Линкольна в Шериф Хаттоне. Теперь, когда Эд... - теперь в Миддлхэме не будет двора'.
   И он ушел. Ни толкового прощания, ни взгляда назад.
   Госпожа Эшли подвела меня к стулу, усадила и снова похлопала по плечу.
   'Оставайся здесь, сколько пожелаешь. Я объясню мастеру де Вре. Если что-нибудь потребуется, просто отправь за мной слугу'.
   Интонация сквозила жалостью. Когда она вышла из комнаты, до меня донеслись слова, сказанные госпожой Эшли самой себе.
   'Бедный мальчик. И единственный ребенок королевы...'
   И я вспомнил, что у нее самой нет собственных детей, несмотря на долгие годы обращенных к Святой Деве и Святой Анне молитв.
  Больше я от Роджера ничего не слышал, - да, честно говоря, и не ожидал, хотя весь год надеялся на встречу, - но через день или два пришло письмо от Элис. В нем она рассказывала о минуте, в которую король с королевой получили известия об их сыне.
   'Я никогда раньше не сталкивалась с подобным горем. Королева раздавлена. Король не может ничего сделать, что способно было бы ее утешить, пусть они и прильнули друг к другу, словно никогда больше ни на шаг не отойдут.
  Вместо веселого весеннего путешествия, которое уже было запланировано, монарший кортеж печально отправился в Миддлхэм. Там состоялись скромные похороны Эда, после чего дела вынудили короля вернуться. Его слуха достигли известия, что Генри Тюдор не отказался от своих честолюбивых намерений, пусть после обернувшегося крахом восстания он и бежал. На произошедшей в Бретани рождественской мессе Тюдор принес обет сочетаться браком с принцессой Елизаветой - старшей дочерью прежнего короля Эдварда.
  Он заявил, что этот брак объединит династии Йорков и Ланкастеров и прекратит раз и навсегда соперничество, несмотря на то, что большая часть сторонников последних сдалась давным-давно, - еще при короле Эдварде. Как бы то ни было, говорят, - французский король помогает ему в планировании вторжения в Англию и бросании вызова королю Ричарду - выйти и сразиться за трон. Не думаю, что Тюдор осмелится высадиться здесь - на севере, - никто не окажет ему поддержки, преданность местных жителей королю и королеве слишком крепка. Тем не менее, разговоры о монархе, объезжающем северные края, в любом случае проверит прочность существующей обороны. Полагаю, Его Величеству, наверняка, не хотелось настолько быстро покидать Эда, по крайней мере, место, где тот сейчас лежит.
  Не знаю, вернется ли Ее Величество в Вестминстер, как намеревалась, может статься, она не захочет разлучаться с королем. Воздействие горя оказалось слишком подтачивающим. После похорон она часами бродила одна по топям, не позволяя никому из фрейлин к ней присоединиться. Его Величество крайне встревожился, услышав об этом, весь прошедший день он был вынужден посвятить важным встречам. Королева вернулась в порванном и заляпанном грязью платье и потеряв свое любимое украшение, - помнишь красивое ожерелье, подаренное ей королем, после твоего возвращения из Лондона, как только миновали рождественские праздники? Слуги везде его искали, но Ее Величество не сумела вспомнить, где проходила, поэтому они так ничего и не обнаружили'.
  Я вспомнил его - обрамленный золотом яркий синий камень, виденный мной на шее королевы в более счастливые дни. Тогда она все еще была герцогиней. А я в те времена служил ей и ее мужу, а еще дружил с их единственным сыном.
  
  Глава 13
   Пересечение дорог
  
   Весна плавно перешла в медленно потянувшееся лето.
  Мое горе оставалось свежим, и теперь у меня был только один постоянный корреспондент, письма которого освещали рядовые дни ученичества. Но даже этот источник радости казался находящимся под угрозой, несомой давно уже ожидаемым событием.
   Спустя почти год прежняя королева, теперь называемая госпожой Грей - по фамилии первого законного мужа, вместе с дочерями окончательно покинула убежище. Вернувшись с севера в Вестминстер, Элис получила предупреждение о возможности скорого решения своей судьбы.
   В посланиях ко мне она старалась видеть только яркую и светлую сторону, хотя продолжала испытывать печаль после смерти Эдварда. Как Элис прямолинейно высказалась, перемена не означала, что ей именно сейчас потребуется выйти замуж за Ральфа Соулсби. Или что ее принудят присоединиться к домашнему кругу госпожи Грей, занявшей загородный дом. Вместо всего этого она должна была дождаться дочь своей опекунши, леди Елизавету, которой следовало остаться при дворе.
  'С тех самых пор как вышла из убежища Елизавета проявляла ко мне крайнюю дружелюбность. Она всего на несколько лет меня старше, но утверждает, что хорошо помнит, как моя матушка служила фрейлиной у ее матери. Даже сказала, что я могу оставить Тень с собой, ведь теперь я забрала собаку из Миддлхэма. Елизавета любит охоту и гончих, - она привыкла охотиться с отцом настолько часто, насколько ей позволяли. Уверена - рядом с ней я буду очень счастлива.
  Кто знает, где я закончу свой путь? Леди Тирелл говорит, что Его Величество несомненно обязан в ближайшее время подыскать Елизавете мужа, - если только он разрушит планы жениться на ней Генри Тюдора. Но Ее Величество указывает, что король обещал найти Елизавете и каждой из ее сестер достойных супругов еще до того, как их матушка согласилась оставить убежище, а он утверждает, - в данном деле торопиться не следует. Его Величество хочет подобрать для Елизаветы достойную партию - мужа королевской крови, если у него получится, пусть она больше и не считается законной дочерью английского монарха, и угрозы Тюдора короля не волнуют. Поэтому, может статься, я поеду за границу, как это уже удалось сделать тебе!'
  Однако, вопреки радости Элис и выражаемым надеждам на будущее, ее сожаления при расставании с королевой и королем после стольких проведенных вместе лет были ясно читаемы между строк. Особенно спустя каких-то несколько месяцев с момента их утраты Эда.
  'Они шлют тебе свое почтение', - написала она, - 'и благодарность за твои молитвы, творимые, когда умер Эд. Горе все еще их не отпустило, несмотря на представление, которое следует устроить для придворных и дипломатов. В спокойные минуты я вижу на лицах монаршей четы глубокую печаль'.
  Хотя король сказал, что Элис может продолжать мне писать, так как госпожа Елизавета не выражала никаких запретов, наверняка, ее отвлекали удовольствия двора и узкого круга юной принцессы, - послания стали приходить с меньшей частотой. А потом, по мере того, как начало приближаться мое второе лето в столице, и совсем прекратили поступать.
  Я же продолжал писать, - как можно было перестать? Элис и сопровождавшая ее к новый дом Елизаветы Элен являлись для меня последней нитью связи с так много значившей в моих глазах прошедшей частью жизни, последней нитью в цепи, которая распадалась на мелкие обрывки. Тем не менее, теперь наши жизни настолько далеко отходили друг от друга, что я даже не удивился произошедшим переменам. Как бы то ни было, я был всего-навсего сыном торговца, в данный же момент - простым учеником. Наши пути на короткое время соедились, словно бабочка, сев на прекрасный цветок, взмахнула крыльями на солнце, но потом снова их расправила, может статься, чтобы больше никогда его не коснуться. Я прилежно описывал однообразные события своего существования, в том числе, яркую вспышку случившегося поздним летом путешествия в Брюгге. Однако, вернувшись и завернув в носовой платок похожие на паутину кружева - подарок каждой из них, привезенный из поездки, отныне никакого ответа я уже не ждал.
   Но ответ, в некотором роде, я все же получил, пусть и совершенно на него не надеялся.
  Приближалась осень, и ранние вечерние туманы сходили с реки, чтобы оказаться в объятиях дыма, поднимающегося от городских разжигаемых на угле костров. В один из таких вечеров, в сумерках, я возвращался после выполнения поручения. Уже почти добравшись до безопасности крова дома моего господина и завернув за угол, я чуть не врезался, как мне показалось, в прогуливающуюся вместе по улице, рядом с воротами, пару.
   Дама вскрикнула. Джентльмен с проклятием отступил назад и поднял выше свой фонарь.
   Я быстро поклонился и принес извинения. Выпрямившись, я услышал, как мое имя произносит знакомый голос.
   'Мэттью? Неужели это ты?' Раздался тихий смех. 'Вижу, что да, ведь здесь также Мюррей. Надеюсь, она меня не забыла'.
   Дама оказалась еще девочкой. Это была Элен.
  Исходящий от фонаря свет скользнул сквозь пряди тумана по ее темным скулам, когда Элен нагнулась погладить мою гончую. За ней сидящий в седле конюх вел двух скакунов. Верхового коня я запомнил еще по Кросби плейс, другой - темно-каштановый жеребенок - был покрыт темно-красным и синим цветами, отличавшим королевскую свиту.
   Спутник Элен тоже рассмеялся.
   'О! И в самом деле. Да, наверное, это не может считаться неожиданностью. Следует быть готовым наткнуться на крысу, если отваживаешься оказаться у ее норы'.
   Слова прозвучали тихо, но с насмешливо-презрительной интонацией. Спутник Элен также являлся моим знакомцем. Им был Хью Соулсби.
   К удовольствию встретить Элен после столь долгого расставания примешивалось отвращение от лицезрения сопровождающего девочки. Я возвратил ему легкий приветственный поклон, ткнув пальцем в ошейник Мюррей, на случай, если мне понадобится удержать ее.
   'Так вот, мастер Уэнсфорд, где вы скрывались от нас все это время'. Он окинул окружающее пространство быстрым взглядом, подняв свой фонарь чуть выше, хотя темнота еще не сильно на нас наступала. 'Могу понять, почему госпожа Элен не отваживалась сюда заглянуть до сегодняшнего дня'.
   Элен посмотрела на Хью, ее губы раскрылись, но затем снова сомкнулись, словно она не была уверена, что ответить. Но я отмел его слова в сторону, даже не удостоив вниманием. Городской дом мастера Эшли являлся одним из прекрасных местных особняков, принадлежавших торговцам. Всех их окружали будничные жилища и лавки ремесленников.
   'Я очень рад увидеть тебя, Элен. Хочешь зайти и познакомиться с моим господином? Убежден, он встретит тебя гостеприимно и тепло'.
   'Не сомневаюсь', - произнес Хью, прежде чем Элен смогла сказать хоть слово. 'Уверен, он гостеприимно примет все, что способно приблизить его к королевскому двору'.
   Такого стерпеть я не мог, к тому же, после множества намеков, направленных против меня совсем недавно.
   Я обернулся, чтобы посмотреть Хью в глаза.
   'Почему вы говорите это, мастер Соулсби? Разве не знаете, что мой господин на протяжении долгого времени является другом нашего короля?' Мастер Линдси часто упоминал об их продолжительной дружбе, как и о большом количестве проводившихся вместе дел.
   Неужели с момента нашей последней встречи Хью стал еще выше? Он рассматривал меня, будто изучал насекомое, оказавшееся перед ним на земле.
   'В самом деле короля? О, разумеется, короля. С тех самых пор, когда тот был простым герцогом, полагаю. Верным псом своего брата-монарха в каждом из предприятий последнего'.
  От подобных речей и нажима, сделанного в них Хью, по моей коже пошла рябь, а Элен начала перебирать свои юбки, словно ей стало неудобно. Мюррей навострила уши и подняла нос, оживившись от нарастающих рядом с ней чувств. Моя ладонь сжала ее ошейник.
   Хью с безразличием продолжал, на его привлекательном лице расползалась слишком знакомая характерная для него усмешка.
   'Эти выскочки-торговцы, конечно, сделают что-угодно и для кого-угодно, но ровно до того часа, пока не перестанут получать от своих действий выгоду'.
  Сказанное превысило меру того, что я мог вынести. Это пятнало не только короля и мастера Эшли, но также и моего отца.
   Но, когда я отпустил ошейник Мюррей и с поднятыми кулаками бросился на Хью, между нами встряла Элен, вскинув обе ладони, чтобы перехватить мои.
   'Нет, Мэтт, нет!' - выдохнула она, сжимая мои напряженные кулаки.
   За ее спиной отсветы из фонаря отражались на лице Хью. Судорога свела его щеки, но потом они расслабились, на смену спазму пришла презрительная ухмылка, и, ревя от хохота, Соулсби откинул голову назад.
   'Ха! Тебя - самого являющегося сыном выскочки-торговца - защищает девчонка!'
   Неожиданное освобождение, такие же неожиданные движения и шум оказались сейчас для Мюррей чрезмерными. Она свободно выбралась из тупика между юбками Элен и моими ногами, разразившись яростным лаем, рычанием и щелканьем зубами.
   Грубый смех Соулсби иссяк, Хью резко отпрянул, метнув фонарь вниз под ноги, будто косу, чтобы отпугнуть Мюррей, тогда как сам нащупывал нож. Мюррей, в свою очередь, тоже бросилась в сторону, но затем снова ринулась вперед, продолжая яростно лаять на него, пока Хью пытался достать кинжал. Когда я схватил ее за ошейник, но промахнулся, Соулсби опять замахнулся на Мюррей тяжелым железным фонарем, на этот раз нанеся по касательной удар по плечевому суставу, что вынудило собаку с визгом упасть на булыжники. Тем не менее, она извернулась и снова прыгнула навстречу противнику, бросаясь на него, пока я кинулся на нее, а Элен схватила размахивающий в разные стороны фонарь, крича Хью остановиться.
  Во всей этой суматохе я едва ли заметил щелканье и скрип открываемых ворот, пока над гвалтом не прогремел голос:
  'Что это такое? Почему устроили подобный гам?'
  В конце концов, мне удалось схватить Мюррей за шкуру на шее и оттащить прочь, но не раньше, чем Хью, не в силах использовать других средств, внезапно лягнул ее сапогом, ударив по ребрам, и она беспомощно изогнулась, попав в мои объятия. Мюррей жалобно заскулила, затем обернулась и зарычала, тогда как я тянул ее к себе в сторону стены двора. Мгновением позже, осознав, что находится у меня в руках, она успокоилась, но продолжила дрожать, а я начал пробегать ладонями по ее спине и бокам, в поисках ран. Хотя Мюррей тряслась и издавала горловое ворчание, я скоро удовлетворился, что дело обошлось не более, чем ударом.
  Поглаживая все еще вздыбленную на ее голове шерсть, я обернулся и увидел, что Хью снова убирает свой кинжал в ножны и опускает фонарь, а Элен приглаживает юбки и поправляет выбившиеся из-под головного убора пряди волос.
  Перед ними стоял мастер Эшли с собеседником, высоким мужчиной, облаченным в дорожный плащ с капюшоном. Оба они находились ко мне спиной.
  Хью поклонился с долей характерной для него развязности, однако, после потрясения от нападения лицо его оставалось бледным. Он раскрыл рот, но, прежде чем смог произнести хоть слово, мой господин прервал приготовленную речь.
  'Нет, больше ничего не говорите. Я слышал, что вы изрекли о короле. У вас совсем нет представления об уважении?'
  'Но, сэр -'
  'Не пытайтесь объяснить. Убирайтесь отсюда, молодой человек!'
  Хью сейчас без труда на палец-два возвышался над мастером Эшли и был намного его шире, мгновение он стоял на своем месте, глядя на моего господина, под королевской формой грудь Соулсби продолжала тяжело вздыматься. Губы открылись, словно Хью хотел снова заговорить. Как бы то ни было, спутник моего господина приблизился к нему на шаг, и Соулсби был вынужден подумать больше, совершив легчайший поклон и обернувшись к Элен. Его голос сквозил ледяной вежливостью:
   'Моя госпожа, это было незабываемым удовольствием. Нам следует еще раз выехать вместе. Прошу, напомните обо мне вашей уважаемой подруге, леди Элис'.
  Завладев ее рукой, прежде чем Элен могла вырваться, Соулсби прижался к той губами. Затем Хью направился к каштановому жеребенку, выхватил поводья у конюха, передал ему фонарь, устроился в седле и, впившись в бока скакуна, удалился.
   Элен вытерла тыльную сторону ладони о другую, на ее щеках зарделся глубокий, заметный в сумерках, румянец.
   Мастер Эшли взял девочку за руку и, похлопав по ладони, любезно положил продел ее через свой локоть.
   'Моя дорогая, вы дрожите. Вам нужно зайти, моя жена даст вам укрепляющее средство. Следуйте за нами, Мэттью'.
  Пробормотав что-то спутнику, мастер Эшли повел Элен через ворота во внутренний двор. Второй джентльмен шел с другой стороны от нее, словно поддерживая, а конюх, спустившись на землю, повел верховую лошадь и собственного скакуна в направлении конюшен.
   Я поплелся следом за своим господином, все еще сжимая ошейник Мюррей, так что она тесно ко мне прижималась , и впервые задаваясь вопросом, почему Элен вообще здесь оказалась, и почему с ней был Хью.
   Слуга поспешил вперед, поэтому госпожа Эшли встретила нас на верхней площадке лестницы, ведущей к входу, ее озабоченное лицо освещалось только что зажженными с каждой стороны. Мастер Эшли передал супруге руку Элен, и она произнесла:
   'Заходите, заходите, моя дорогая. Что стряслось?'
   Госпожа подтолкнула Элен в столовую, отметая тихий протест последней вместе с заверениями, что все в порядке, и оставила меня господином и его спутником у входа, теряться в сомнениях, к чему приступить дальше. Мастер Эшли с товарищем проследили, как дамы скрылись за все еще открытой дверью, затем вполголоса заговорили. Так как я задержался у главной двери, их речи были мне неслышны, но ритм выдавал, что разговор велся не на английском языке.
  С откинутым назад капюшоном, в мерцании выстроенных вдоль стен в канделябрах свечей второй мужчина оказался не только высоким и худощавым, но также и обладателем столь же темных, как и у Элен, кожи и волос, наверное, у него они были даже темнее. Под отороченным мехом плащом гость носил чужеземную одежду из яркого шелка. Наравне с черными глазами, блестящими, словно у сокола, он производил впечатление человека, привыкшего повиноваться. Не удивительно, что у Хью появились задние мысли воспротивиться моему господину, когда тот стоял рядом с подобным персонажем.
   Минутой позже, чужестранец попрощался, и мы с мастером Эшли смотрели, как он шагает в направлении конюшен. Там другой человек в таких же одеждах держал узду серого в яблоках скакуна с гордой изгибающейся шеей, стоящего с его собственным, равно прекрасным конем. Конюх помог джентльмену подняться, и вскоре за спинами обоих удаляющихся незнакомцев ворота захлопнулись.
   Мастер Эшли положил ладонь мне на плечо, изгнав из моей головы все мысли и догадки, кто бы это мог быть.
  'Не следует ли нам посмотреть, как обстоят дела у вашей подруги? Если я не ошибаюсь, она является компаньонкой леди Элис Лэнгдаун.'
   Учитывая близость между домами моего господина и короля, я не удивился, что он знает об Элен. Больше изумили меня последовавшие слова и мягкая манера, в которой они были произнесены.
   'Тот оруженосец. Не племянник ли он вдруг лорда Соулсби, мастер Хью?'
   'Да, сэр, он самый'. Хотя я приложил максимум усилий, спокойствия в моем голосе как не бывало.
   'Слышал, в Миддлхэме у вас двоих не замечалось согласия. Вижу, что это так и не забыто. Как мне кажется, вы поступите правильно, если станете при возможности избегать его, находясь в Лондоне. Юноша происходит из семьи, которая славится своим злопамятством'.
   Совет также оказался для меня не удивительным и, без сомнения, стоящим, в случае, если бы я мог избегать равным образом и всех остальных случайных встреч.
   Я последовал вслед за мастером Эшли в столовую. Там госпожа Эшли хлопотала над Элен, отдыхающей сейчас на лавке и потягивающей из хрустального кубка темно-красного оттенка вино.
   'О, дорогой, позволь Мэттью зайти. Элен сказала, что направлялась его навестить, когда произошла эта неприятность. Сейчас она уже совершенно пришла в себя'.
   С улыбками и уверениями, что все в порядке, госпожа Эшли вместе с супругом вышли, и я остался с Элен один на один. Находившаяся на ближайшем столе единственная свеча образовывала вокруг нее ореол света.
   'С тобой теперь все нормально, Элен?' - задал я вопрос.
   'Да, благодарю тебя, Мэттью', - ответила она, снова краснея. 'В самом деле, ничего страшного не случилось. Просто Хью...'
   Прежде чем Элен продолжила, в воздухе повисла тишина.
   'Я не хотела, чтобы он меня сопровождал. Когда я уходила, Хью находился за воротами конюшни леди Елизаветы и болтал с местными парнями. Увидев меня, он предложил поехать вместе. Соулсби сказал, дорога может быть небезопасна'.
   'Хотя с тобой отправился конюх?'
   'Он всего-навсего проявил вежливость'.
   Снова установилось молчание.
   Чтобы помочь Элен выбраться из неловкого положения, я подтянул к себе небольшой табурет и тут же сменил тему. Не было ни малейшего желания опять говорить о мастере Соулсби.
   'Как дела у Элис?'
   'У нее все хорошо, спасибо тебе'. При этих словах лицо Элен просветлело. 'Именно она и есть причина моего посещения. Пусть и не хотела, чтобы я приходила'.
   'Не хотела?'
   Должно быть, мое разочарование селалось очень явным для Элен, отчего она поспешно продолжила:
   'Только потому, что с радостью бы пришла сама. Или же написала бы'.
   'Но Элис же этого не хотела?'
   Недели, проведенные без писем, встревожили меня сильнее, чем казалось, как бы я не оправдывал их перед самим собой. Слова прозучали так, словно что-то отрезали ножом, и глаза Элен задрожали, будто я нанес ей рану.
   'Если бы могла, Элис бы написала. Поверь мне, Мэттью. Она не намеревалась пренебрегать тобой. Элис также расстроена, как мог бы расстроиться и ты, но она не позволила бы мне написать тебе вместо нее'.
   Я уже пожалел о сказанном. Мой тон смягчился.
   'Почему? Что произошло?'
   'Элис упала со своего пони'.
   'Что? Но ты же сказала, что с ней все в порядке'.
   'Не тревожься, - она не сильно пострадала. Однако, кости на ее запястье сломались, и Элис не в силах сейчас писать. Рука полностью обмотана бинтами. Элис утверждает, что это не причиняет сильной боли, но, наверное, должно пройти еще несколько недель, прежде чем она сумеет набраться достаточной долей энергии, чтобы удержать перо'.
   'Надеюсь, Элис поправится намного быстрее. Но, по твоим словам, она упала, хотя является довольно способной наездницей и прекрасно знает повадки своего пони'.
   Элен улыбнулась со свойственным ей спокойствием.
  'Да, Мэттью. Нам всем известно, что Элис - способная наездница. Но, - и она бы отчитала меня за излишнюю болтовню, - Элис катается крайне безрассудно. Стоило ей услышать, что ее не возьмут на реку Гиппинг (верхнее и среднее течение реки Оруэлл - Е. Г.), как она сразу разозлилась. Мне кажется, Элис выместила свое настроение на несчастном пони и пришпорила его сильнее, нежели тот привык, поэтому уперся и сбросил всадницу'.
   'Гиппинг?' Я напряг память в поисках следа произвучавшего названия.
   'Чтобы навестить леди Тирелл. Там располагается суффолкское имение ее супруга. Элис не виделась с леди Тирелл с тех самых пор, как оставила свиту королевы, а они так подружились с ней, находясь при дворе. Сэр Джеймс Тирелл теперь - наставник монарших оруженосцев. Уверена, Роджер еще все тебе расскажет. Тот сейчас его господин, равно как и остальных пажей'.
   Я покачал головой. Несмотря на обещание, с момента своего возвращения на север Роджер едва ли отправил мне хоть одно письмо.
   'Я не часто получаю новости от Роджера. К тому же, я не видел его с самой весны. С тех пор, как он принес мне известия о...' Я сглотнул, отталкивая воспоминание. 'С тех пор, как он приезжал навестить родителей'.
   Элен склонила голову и потянулась рукой, чтобы погладить Мюррей по ушам, но по ее длинным черным ресницам покатилась увеличивающаяся в объеме слеза. Она блестела в свете свечи, словно звезда в глубокой тьме ночного небосвода. Девочка моргнула раз или два и мгновение спустя снова подняла голову. Когда Элен продолжила, владевшие ею чувства не оставили на лице уже никакого следа.
  'Леди Елизавета хотела навестить леди Тирелл вместе с матушкой, госпожой Грей. Разумеется, Элис должна была присоединиться к ним. В последнюю минуту госпожа Грей прислала сообщение, что Елизавете не следует с ней ехать'. Элен оглянулась, будто тени в столовой скрывали слушателей, но потом продолжила. 'Самые долгие обитательницы двора говорят, причина в слухе, что на леди Елизавете планирует жениться португальский герцог. Они утверждают, он отправил в Лондон посла только, чтобы увидеть ее'.
   Мне вспомнилось письмо Элис о матримониальных перспективах, организуемых королем для дочери его брата, и ее фраза относительно предполагаемого путешествия за рубеж вместе с Елизаветой.
   'Слух верен?'
  'Не знаю', - ответила Элен. 'При дворе всегда кружат слухи - о том или об этом. Всегда запускают сплетни и интригуют, лорды и леди устраивают заговоры и соперничают друг с другом с целью добиться монарших милости и внимания. Элис говорит, что это одна из причин, почему король с королевой так долго оставались вдали от двора, когда еще был жив прежний король Эдвард. Они делают все, что в их силах, чтобы предотвратить сейчас подобное положение, но леди Тирелл утверждает, что невозможно идти против столетий обычая'.
  'Тогда, может статься, в этом слухе нет ничего серьезного, и он является всего лишь болтовней в кругу праздных людей?'
  Как бы я чувствовал себя, окажись подобное правдой? Если принцесса Елизавета должна была выйти замуж и взять Элис с собой в Португалию или другую чужеземную державу, и, наверняка, с нею забрать также и Элен? Роджер находится так далеко - в Шериф Хаттоне. А Эд...Даже спустя более, чем год, я не нашел в Лондоне таких же добрых друзей, при всем том, что мы с Саймоном вместе работали, тренировались, жили и смеялись. Как бы то ни было, я не жалел о появившейся для Элис возможности путешествовать и увидеть иные страны, если слух окажется правдой. Но как это повлияет еще и на ее будущий брак?
  Наверняка, Элен прочитала некоторые из мыслей, написанных у меня на лице, несмотря на тусклый свет, отбрасываемый одинокой свечой в ее серебряном креплении.
  'Этого может и не произойти. Нам нужно дождаться и увидеть, куда приведут дипломатические шаги Его Величества. Тем не менее, я, например, надеюсь, что леди Елизавета выйдет замуж за герцога или кого-то подобного в самом ближайшем будущем'.
  'Почему ты так говоришь?'
  'Потому что другие слухи настаивают, Его Величество предложил ее руку, планируя брак с Генри Тюдором, надеясь, что в ответ тот вернется в Англию, принесет присягу в верности и откажется от своих притязаний на трон'.
  'Что? Король Ричард?'
  Элен кивнула.
  'Не смотри на меня так потрясенно. Говорят, что король Эдвард, ее отец, сделал то же самое, когда французский принц разорвал помолвку с Елизаветой, хотя добился не более, чем до сих пор король Ричард. Если слух обоснован'.
  'Но Тюдор - враг. Зачем им поступать подобным образом?'
  Губы Элен дернулись, пусть я не мог сказать - улыбка то была или гримаса.
  'Затем, что существует множество способов превратить врага в друга, Мэттью. Предложить ему юную леди, а в придачу к ней - землю, состояние и титулы - один из них. Вероятно, лучший, если ты король'.
  В последовавшем молчании мои мысли обратились к другому похожему случаю. Почти не задумываясь, я задал вопрос:
  'Поэтому Элис была обещана в жены Ральфу Соулсби?'
  Элен одеревенела, будто вопрос оскорбил ее, но, может статься, так сказалась испытанная боль. В отблесках свечи ее темные глаза засверкали, словно расплавленное стекло.
   'В некотором роде, наверное. Хотя лорд Соулсби в течение долгого времени является союзником, а не врагом нынешнего монарха, а до него - короля Эдварда, и, как бы то ни было, предателем оказался его брат'. Она заколебалась. 'Тем не менее, это еще одна причина надеяться, что леди Елизавета выйдет замуж за кого-то иного, нежели Генри Тюдор. Элис может отправиться с ней в Португалию, или к любому другому королевскому двору, если Соулсби откажутся от своих приятзаний на нее. Нам остается только надеяться, что произойдет именно так'.
   Даже если это отдалит ее также и от меня...
  'Вдобавок', - прибавила Элен, снова оглядываясь вокруг с еле уловимой заговорщицкой улыбкой, - 'это было бы во благо леди Елизаветы. Она поделилась с Элис, что, если сумеет, то откажется выходить за Тюдора. Не только потому,что никогда с ним не виделась, но и по причине того, что, по ее словам, слишком хорошо знает его матушку, леди Стенли, дабы мечтать увидеть ту в качестве свекрови'.
   Я присоединился к улыбке Элен. Слова Элис о действиях вышеупомянутой дамы на коронации и после оной непрошенно всплыли в моей памяти. Хотя воздействие подобной перемены на меня самого тоже кольнуло разум.
   'Если такое случится, то я задаю себе вопрос, сможем ли мы остаться друзьями? Португалия находится чересчур далеко'.
   В действительности, я имел довольно смутное представление, - где она располагается. Мне не часто встречались в Лондоне торговцы оттуда, а в Йорке - вообще никогда, пусть я и знал, что у них смуглая кожа, как у выходцев из королевств Испании, и они являются отважными мореходами, на протяжении многих поколений ведущими торговлю с далекими землями.
   Ресницы Элен опять упорхнули вниз, скрыв из моего поля зрения ее взгляд. Чуть хриплым голосом она ответила:
   'Уверена, что сможем. Какое бы расстояние нас всех не разделило. Нам не дано знать, что произойдет дальше'.
   Повисла тишина. Свеча оплыла, бросая блики теней на стены и создавая сказочных животных, мечущихся и скачущих по чудесным шелковым гобеленам моего господина.
   Затем Элен встала, ее неожиданное движение согнало с места Мюррей, заснувшую около маленьких обутых в сапожки ног гостьи.
   'Мне надо идти, иначе станет слишком поздно'.
  'Я убежден, мой господин пошлет с тобой для охраны слугу'.
   'Нет необходимости. Мой конюх-'
   'От Хью тебя не защитил'.
   Элен дождалась, пока я позову домашнего слугу и отправлю его на поиски госпожи. Когда он удалился, она положила мне на руку ладонь.
   'Спасибо тебе, Мэттью. Было замечательно увидеться после всего этого времени. Я -я знаю, - Элис тоскует по твоему обществу и она- мы обе с радостью получаем от тебя письма и знакомимся с комплексом новостей о произошедшем. Твоя жизнь намного интереснее, нежели наша'.
   Слова Элен удивили меня. С моей точки зрения существование скромного ученика никогда не могло сравниться с образом жизни при дворе изысканных леди и джентльменов.
   'Но', - продолжила девочка, - 'Элис говорит, что сейчас будет намного безопаснее чаще использовать шифр. Она уверяет, что мы не в состоянии предугадать, сколько шпионов может находиться в свите Елизаветы или при дворе. По моему мнению, скорее всего, Элис немного преувеличивает. Но должны же эти слухи и интриги с чего-то начинаться'.
  Управляющий, мастер Линдси, лично пошел сопроводить Элен к конюшне. Там в ожидании ее находились верховая лошадь и конюх вместе с одним из помощников при конюшне мастера Эшли, взвешивающего в руках алебарду - на случай появления воров-карманников - и подставки для ног, предназначенные для обратного пути в Вестминстер. К седлу конюха уже успели прикрепить накрытую корзину, без сомнения, дар в виде плодов и осенних цветов, собранных в саду для двора леди Елизаветы.
  Поднявшись на лошадь, Элен наклонилась, чтобы протянуть мне свою облаченную в перчатку руку. Когда я, прощаясь, прижался к ней губами, она тихо произнесла:
  'Оставайся на связи, Мэттью. И обязательно расскажи нам о счастливом для твоей матушки событии, как только оно свершится. Мне очень хочется услышать новости о твоем новом маленьком брате или сестричке'.
  Я смотрел, как с обеих сторон сопровождаемая конюхами Элен уезжает во мрак, пока мерцание их фонарей не исчезло за дальним углом, и возможность смотреть еще не была утрачена. Зашагав назад к свету и теплу дома моего господина, я впервые изумился всему ей сказанному. В течение многих месяцев моего знакомства с Элен, девочка ранее не произносила и половины того, что изрекла сегодня. Однако, за весь вечер она лишь один, ну, может статься, два раза, упомянула о себе.
  Перспективы Элен, ее будущее, были, по меньшей мере, также размыты, как у Элис или у леди Елизаветы, но мысли и слова девочки относились исключительно к ним. В чем заключались ее собственные мечты и устремления?
  Хотя Элен, как и я, являлась только скромной персоной, втянутой в ловушку жизней и дел людей более значительных, нежели мы. Нам мало удавалось высказать или пусть совсем немного повлиять на происходящее, включая, иногда даже выбор пути, по которому самим предстояло следовать.
  
  Глава 14
  Свет гаснет
  
  Еще одна осень. Еще одно Пришествие. Еще один рождественский период.
  Еще один пронзающий воздух холод и серая лондонская зима.
  Элис оказалась верна своему слову, или, по крайней мере, слову Элен. Как только врач объявил, что запястье исцелилось, она опять взяла в руки перо и с еще большей энергией принялась за свойственные ей оживленные послания, пусть они и стали короче, поступая теперь не так часто, как прежде. Наверное, обязанности Элис стали более обременительны, ведь она была молодой придворной дамой, или же постоянное использование шифра казалось ей утомительным. Но послания до сих пор переполнялись яркостью и изысканностью королевских празднеств, в которых Элис участвовала вместе с Елизаветой.
   Слова Элис о короле и королеве воодушевили меня, наполнив сочетающимся с Рождественскими праздниками хорошим настроением, пусть среди рассказываемых ею счастливых вестей и маячила еле различимая на горизонте тень.
   'На протяжении Рождества они выглядели счастливее, чем я обычно наблюдала в течение предыдущих месяцев, по меньшей мере, с того ужасного времени весной. Ее Величество, Елизавета и все остальные дамы носили самые роскошные платья сливочного и золотистого оттенков, тогда как джентльмены, в основной массе, облачились в голубые и серые тона. Но зато - какое зрелище предстало перед нами в канун Крещения! Мы все надели алое или золотое, словно превратившись в языки пламени, что плясали во впечатляющих дворцовых каминах. Ее Величество подарила Елизавете платье, в точности повторяющее собственное, а Его Величество преподнес обеим дамам самые прекрасные из виденных мною драгоценностей. Затем он вывел их танцевать, в то время как каждый приветствовал монаршую семью и аплодировал ей.
   Позже мы узнали, - днем, накануне празднества, королю принесли доклад, где говорилось, что Генри Тюдор опять планирует вторжение - грядущим летом. Леди Тирелл сообщила нам, - Его Величество выразил удовольствие, высказав, что желает разобраться с этой проблемой раз и навсегда.
  Надеюсь, ты тоже получаешь удовольствие от Рождества. Ждали ли мастер Эшли с семьей учеников на манер 'шиворот-навыворот', как в прошлом году? Я намерена предложить подобное королю и королеве уже в текущем рождественском сезоне. Также надеюсь, что твой новорожденный малютка-брат в добром здравии. Королева довольно рассмеялась, когда я поведала ей о наименовании твоим отцом следующего сына Ричардом - в благодарность за все, что Его Величество для тебя сделал. Она сказала, что в период следующей поездки в Йорк обязательно навестит твою матушку и поблагодарит ее, хотя путешествие случится не ранее наступления весны. Думаешь, у твоей матушки окажется достаточно времени, дабы как следует подготовиться?!
  С дружескими пожеланиями,
  Элис'.
  Таким образом, 1484 год плавно перешел в 1485.
  А потом, без всякого предупреждения, грянули разрушительные вести, столь же разбивающие сердце, как и новости о смерти Эда почти за год до них.
  Стояло великолепное утро ранней весны. Я вместе с Саймоном и мастером Эшли занимался работой в конторе. Передо мной на столе лежал громадный обернутый в кожаную обложку гроссбух, и я был погружен в подсчитывание аккуратно выстроенных на открытой странице в длинные колонки чисел. Постепенно цифры начали тускнеть, а льющийся в комнату солнечный свет - исчезать.
   На лице мастера Эшли отразилось недоумение, и он отправился открывать дверь.
   С находящихся вдали улиц доносились тревожные возгласы. Но мой господин, взглянув наверх, лишь расхохотался.
   'Подойдите, мальчики', - позвал он, маня нас.
   Ошеломленный, я положил перо и вместе с Саймоном последовал за мастером Эшли за порог.
  Пока мы спускались по узкому переулку, ни единой тучи не затемнило полоски неба над нашими головами и довольно мало их проплывало по простору, открывшемуся, когда нам удалось выйти на крохотную набережную реки. Однако тьма происходила именно с небес, и мир вокруг неуклонно серел, будто уже наступала ночь.
   Стоящие со всех сторон на причале люди бормотали молитвы, бросались на колени, крестились. Лежащие на воде лодки отдавались воле течения, так как моряки и кормчие равным образом оставляли свои дела.
   Тем не менее, мастер Эшли продолжал стоять, указывая на далекий берег.
   'Вон там, мальчики, взгляните на это. Видите?'
   От голубизны камня в кольце на указательном пальце моего господина отразился одинокий луч солнца, но я смотрел поверх него, за башню монастыря в Саутуарке вдоль реки, на угольно черное теперь по контрасту с серыми оттенками поблизости небо. И я увидел.
   Казалось, что солнце можно было сравнить с фонарем, с частично закрытыми задвижками. Его свет исходил только от узкого полумесяца, похожего на пылающую растущую луну, рога которой обращались к земле. Темный плотный диск закрывал ее сияние, двигаясь медленно, чересчур медленно, вдоль светила. Затем я испытал в глазах боль и вынужден был отвести взгляд.
   'Матерь Божья!' - глухо прозвучал голос стоящего рядом со мной Саймона.
   'Не бойтесь', - произнес мастер Эшли. 'Это было предсказано учеными мужами и не является предзнаменованием зловещих событий. Наблюдаемое вами - просто танец сфер на небесах, как его объясняли еще древние мужи. Луна перемещается вдоль солнца и по данной причине скрывает светило от наших глаз. Скоро она продолжит свое движение, и день вернется к обычному течению'.
   Так и произошло. Но не раньше, чем истекли долгие минуты, в течение которых мрачная тень дальше наползала на падающий шар, а мое сердце, в свою очередь, стискивалось ужасом.
   В отдающих сверхъестественным сумерках прекратили пение птицы, однако, люди все еще тихо шептали смиренные молитвы, направляя их к Господу и к Деве Марии и противопоставляя те ударам воды о балки пристани. На реке на мачты были подняты фонари, бросающие на черную маслянистую гладь странные отблески. Донося звук издалека, со стороны запада, перекрывая обширное разделяющее нас расстояние, прозвонил колокол. Исполняемый им печальный мотив прокрался во мрак, создав ритм мямлющимся в страхе молитвам, и тогда медленно, слишком медленно, свет снова принялся понемногу озарять мир.
   Лишь позднее мы выясняли причину звона большого колокола Вестминстерского аббатства. Как представляется, относительно предзнаменования зловещих событий мастер Эшли ошибся. Стоило иссякнуть силе солнечных лучей, равно иссяк и свет жизни нашего короля. Умерла королева Анна.
   Письмо от Элис прибыло несколько дней спустя. Едва ли оно могло вместить в себя всю ее скорбь. Грусть исходила от каждого написанного Элис слова.
   Она рассказывала о посещении королевы в день накануне смерти, о том, как Ее Величество лежала бледная, похудевшая и измученная после долгой борьбы с недугом, о холодной при прикосновении руке под мехами и богатыми покрывалами на одре болезни. О том, как голос государыни поднялся чуть выше шепота, когда та пожелала Элис быть доброй, послушной и хорошо прожить отведенное ей время. О том, как девочка присоединилась к королеве в простой молитве, а затем попрощалась с ней.
   Я различил на письме пятно от слез и едва сумел сдержать собственные, хотя минуло уже много времени с тех пор, как видел Ее Милость в последний раз.
  Мюррей уткнулась влажным носом в держащую письмо ладонь и заскулила, ее смотрящие на меня карие глаза широко распахнулись. Я погладил ее по голове, тем не менее, продолжил читать. Она прижалась боком к моей ноге, словно стремясь согреть ту. Как очень часто случалось, Мюррей изо всех сил старалась меня утешить.
   'Что делало новость еще более печальной, - если подобное вообще возможно, - так это то, что одна из дам Елизаветы сказала, - Ее Величество могла носить ребенка. Данное обстоятельство было способно ухудшить положение, или даже стать причиной разразившейся болезни. Если предположение оказалось бы верным, а не просто еще одним из слухов, то объяснило бы счастливый вид короля и королевы во время Святок, в особенности, после утраты бедного Эда. Но если это стало механизмом, приведшим к смерти Ее Милости...
   Я спросила у Елизаветы, не боится ли она того, что может произойти в ее собственном браке, когда таковой окажется заключен. Она просто рассмеялась и ответила, что у ее матери и бабушек без проблем появлялось множество детей, и всем хорошо известно, как важна для девочек подобная наследственность. Полагаю, Елизавета ждет не дождется, когда же выйдет замуж, хотя в последние дни не обсуждалось никаких проектов - с тех самых пор, как заболела королева...'
   Пока я читал последние изъявления в дружеских чувствах в письме Элис, мои мысли были обращен лишь к ее словам о королеве, а затем - о леди Елизавете. Испытывала ли Элис страх относительно себя? Она никогда не казалась мне кем-то, кто считает, что для девушек важно иметь много детей. Но, вероятно, знание о предназначенности брака с Ральфом Соулсби и о предположительном вынашивании его детей стало слишком ощутимым.
   Неделю спустя я ускользнул от исполнения своих обязанностей в деловом квартале, чтобы встать, держа в руках шапку и склонив голову в то время, как Ее Милость, покойную королеву, несли в дубовом гробу с роскошной резьбой на протяжении разделяющего дворец и Вестминстерское аббатство небольшого расстояния. Огромная часть плотной толпы вокруг меня, среди которой находились как мужчины, так и женщины, открыто плакала, скорбя по любимой всеми дочери Творца королей, а большой колокол аббатства звонил в ее честь, провожая Анну в последний путь.
   Позднее я узнал, что, в соответствии с вековым обычаем, муж покойной не был замечен в посещении торжественной поминальной службы или в присутствии при опускании тела в могилу поблизости от главного алтаря, тогда как хор исполнял Te Deum ('Тебе Бога хвалим'). Но мне на память пришли наши совместные вечера в личной комнате замка Миддлхэм, внимательное обучение Ее Милостью мальчика любимым песням супруга, тост с серебряным кубком в руках, произнесенный накануне охоты, поцелуй руки, мужчина, всматривающийся в огонь и думающий о оставшейся далеко семье, его горе в день, когда он узнал о смерти брата, подбрасывание в воздух маленького сына от радости возвращения. И мое сердце наполнилось болью от навалившегося на короля одиночества.
  
  Глава 15
  'Все еще благородный рыцарь'
  
  Я стоял в ожидании у обшитых панелями дубовых дверей. Сердце в груди часто колотилось, а в животе бурлило чувство тревоги, словно внутри была яма со сворачивающимися и разворачивающимися змеями.
  Мне даже в голову не приходило, что когда-нибудь придется снова стоять здесь, тем не менее, когда это сейчас и происходило...не могла ли нервозность возыметь надо мною власть?
  Стражники с обеих сторон, великолепные в темно-малиновой с голубым форме, стояли неподвижно, но глаза их следили за каждым моим движением. Я уже разгладил камзол, расчесал пятерней непослушные волосы, велел Мюррей сидеть рядом с моим сапогом. Теперь, когда из-за дверей слышались тихие голоса, пришлось заставить себя изучать чудесную зернистость древесины, мысленно возвращаясь к причине пребывания тут и надеясь, что подобные размышления послужат мне поддержкой.
  Сообщение пришло несколькими днями раньше. Сначала я понятия не имел, что предпринять. Разумеется, разве я не мог оказаться настолько смелым, чтобы сделать то, о чем меня просили? Затем, картина в моей голове, в конце концов, сложилась, и я пришел сразу же, как сумел, прежде чем страхи одержали надо мной победу. Чего бы это мне не стоило. На успех надежды существовало мало.
   По мере ожидания мои беспокойные пальцы теребили уголок сложенного в кармане письма.
   'Дорогой Мэттью,
   Прости, что пишу тебе, но я знаю, - Элис не станет этого делать, гордость ей не позволит. Она думает, что так как превратилась сейчас в даму с состоянием и положением, то должна страдать молча. Однако, я не понимаю, зачем ей так поступать, по крайней мере, пока есть хоть один человек, способный помочь.
   Мы уже попробовали обратиться ко всем, ее друзьям при дворе или где-либо еще, но они в один голос пришли к похожему выводу, - брак Элис обговорен, поэтому ей следует пройти через это.
   Тем не менее, я помню, ты говорил, что король, когда еще он являлся герцогом, и его брат, король Эдвард, предшествовавший ему на троне, после спасения тобой маленького Эдварда во время охоты на кабана, - оба сказали, если смогут когда-нибудь тебе помочь, то стоит только попросить. В тот день во время метели Элис находилась вместе с тобой. Если ты сумеешь добиться аудиенции у короля Ричарда, конечно же, он не откажет в твоей просьбе?
   Госпожа Грей всегда утверждала, что Элис следует выйти замуж сразу, как ей исполнится пятнадцать, но леди Елизавета убедила свою матушку подождать до окончания лета. Она хочет, чтобы Элис служила ей так долго, насколько вероятно, может статься, до вступления в брак самой леди Елизаветы, хотя нам до сих пор не известно, когда тот состоится. Только сейчас мы слышим, что лорд Соулсби начинает проявлять нетерпение.
   Говорят, король предполагает уехать из Вестминстера в Виндзор, а затем отбыть в середине текущего месяца на север, поэтому времени осталось не очень много.
   Пожалуйста, Мэттью, попытайся увидеться с Его Величествоми сделать то, что в твоих силах. Элис всегда будет испытывать к тебе благодарность.
   Твой добрый друг,
   Элен'.
  Таким образом, попросив у мастера де Вре возможности пораньше закончить рабочий день, я выехал на Бесс в направлении Вестминстера и свернул с улиц к королевским конюшням. Как только я там очутился, многие из конюшенных мальчишек и домашних слуг узнали меня, вернее, говоря по правде, узнали они Мюррей и ее танцы, а меня вскоре повели в комнаты секретаря Его Величества.
   Мастер Кендалл встретил меня с улыбкой и почти успокоил тревоги по поводу проявленной безрассудности, согласившись передать от моего имени королю эмблему вепря. Как бы то ни было, минул целый час или даже больше после его ухода, когда глубокая пустота в моем желудке опять забурлила, и тут же, в конце концов, пришел слуга, дабы через лабиринт коридоров проводить к этим дверям.
   Вот одна из створок распахнулась, и другой слуга сделал мне знак рукой заходить.
   'Мастер Мэттью Уэнсфорд, Ваша Милость', - объявил он, прежде чем поклониться и выйти из покоев, оставив меня одного. На твердом каменном полу личных комнат короля Англии.
  Комната мало изменилась с позднего зимнего дня более двух лет тому назад, когда меня ввели сюда в первый раз. Но если тогда в просторном камине пылал огонь, то в нынешний май здесь стоял не соответветствующий сезону холод. Чего не хватало, так это яркого роя знатных лордов и леди и, к моему облегчению, множества клеток с находившимися в них плененными певчими птицами. Когда я выпрямился после глубочайшего поклона, единственными звуками были шипение сгорающих поленьев и хлопоты, выражаемые незнакомым мне голосом.
   'Если Ваша Милость соблаговолит немного дольше остаться неподвижным, возможно, уже этим вечером я сумею завершить работу, и затем больше не возникнет нужды тревожить вас снова'.
   В одной из глубоких ниш комнаты были заметны две фигуры, залитые светом лучей проникающего в окна заходящего солнца.
   Ближе всего ко мне оказался человек, который говорил. Он располагался спиной и стоял перед мольбертом, касаясь остро заостренной кистью нанесенного на полотно изображения.
   Позабыв на миг о ранних страхах, я сделал шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть. На холсте ясно предполагалось создать портрет короля Ричарда, но, положа руку на сердце, он сильно отличался от сидящего на резном с позолотой стуле напротив человека.
   Мужчина на картине казался неестественно спокойным, обладал гладким лбом и устремленным вдаль замученным взглядом синих глаз. Плечи украшала унизанная драгоценными камнями цепь, лежащая на богато расшитом одеянии багряных и золотых оттенков. Под влиянием минуты длинный тонкий палец одной руки играл с простым кольцом, надетым на средний палец другой.
  Однако, мужчина, сидящий глубоко в оконной нише, был полностью облачен в лишенную украшений черную одежду. Весьма далекое от отсутствия морщин лицо поражало бледностью и прорисовкой черт, под глазами лежали темные тени, губы сжимались. На первый взгляд, он выглядел старше на срок больше, чем год или два, прошедших с момента, когда я видел его - издалека, во время победоносного возвращения после подавления восстания.
   Да, по мере воскрешения в памяти этих пролетевших быстро лет, особенно печалей недавних месяцев, мне казалось чудом, что он - монарх всей нашей огромной страны - может заметить меня и улыбнуться, узнав простого пажа. Король подозвал меня, и в его взгляде засветились искорки жизни, не подвластные запечатлению на холсте.
   'Мэттью. Много времени утекло с тех пор, как мы видели вас в последний раз. Подойдите'.
  Внутри меня все опять качнулось, но я выполнил повеление, склонившись перед королем и поцеловав массивный перстень с драгоценным камнем на его руке, последовав примеру в случае с племянником моего бывшего господина, Эдвардом, что представлялось теперь отстоящим на очень долгий период времени. Рука монарха мгновение оставалась на моей макушке, пока художник не встрепенулся.
   'Ваша Милость, пожалуйста. Как мне написать ваш портрет, если вы продолжите двигаться?'
  'Подождете немного, молодой человек?' - прошептал Его Величество, и я немного отодвинулся в сторону. Обнаружив поблизости скамеечку для ног, я устроился вместе со свернувшейся у моих лодыжек Мюррей, радуясь возможности понаблюдать за происходящим и одновременно дать нервам время, чтобы успокоиться.
   Также в комнате, в дальнем от создаваемого художником портрета ее конце, приглушенно беседовали несколько джентльменов, собравшихся вокруг стола, где лежали сваленными груды документов. Мастер Кендалл бросил на меня мимолетный взгляд, лорд Ловелл, узнав, кивнул, но неизвестные лица остальных отразили удивление, словно им было непривычно видеть такого, как я, паренька в личных покоях короля. Однако, обсуждение продолжилось, и время от времени кто-то из присутствующих относил Его Величеству бумаги для подписи. Тот брал каждый документ, прочитывал и только потом делал росчерк передаваемым ему пером, иногда поворачиваясь, чтобы прокомментировать или задать вопрос. В перерывах обутая в черный ботинок монаршая нога притопывала, будто в нетерпении, или же король крутил печатку с красным камнем, которую мне так часто приходилось видеть прежде.
  Гримаса, похожая на собирающиеся грозовые тучи, все яснее вырисовывалась на челе художника, он облизал губы языком, словно намереваясь опять заговорить. Видимо, король Ричард тоже это отметил, ибо, не успело прозвучать хоть слово, вскочил на ноги и хлопнул в ладоши.
  'Довольно! На сегодня - хватит', - воскликнул он. 'Нам придется закончить в другой раз, если действительно нужно больше времени'.
  'Но, Ваша Милость', - воспротивился портретист.
  'Хватит, я сказал. Идите, идите!' И король замахал на художника, создавая впечатление, что на самом деле хочет прогнать его из покоев.
  Взволнованный мастер собрал свои инструменты и с поклоном покинул комнату. Вскоре от него остались лишь мольберт с портретом и слабый отзвук удаляющихся шагов.
  Лорд Ловелл расхохотался.
  'Дикон, вы напугали этого человека. Сейчас вы прибегаете к подобным методам слишком часто. Если не будете осторожней, он нарисует вас деспотом'.
  'Меня? Это он настоящий деспот. С его 'Прошу, Ваша Милость, не двигайтесь', 'Посидите еще минуту, Ваша Милость', 'Может быть, еще часок утром, когда свет станет ярче, Ваша Милость?' Сколько необходимо часов, чтобы нарисовать человеческое лицо? Неужели он не понимает, что утром мне следует работать?'
  'А также после обеда и вечерами, Ваша Милость', - вмешался мастер Кендалл, вручая еще один документ, нуждающийся в подписи короля.
  Вздохнув, Его Величество опять взялся за перо.
  'Да, так и есть, Джон. Но пусть эта бумага окажется последней сегодня. Могут быть и другие неотложные дела, требующие моего внимания'.
   Когда король склонил голову, чтобы прочитать документ, его взгляд скользнул ко мне, а губы изогнулись в полуулыбке, хорошо запечатленной у меня в памяти. Лицо еще больше запылало, а желудок снова пошел ходуном при мысли о причине моего здесь нахождения, - в противовес с важными монаршими делами, которые, без всяких сомнений, ожидали Его Величество.
   В течение нескольких минут присутствующие джентльмены друг за другом потянулись к дверям. Из уважения к ним я поднялся. Проходя, лорд Ловелл опять наклонил голову, а мастер Кендалл похлопал меня по плечу, прошептав слова ободрения. Затем король и я остались наедине.
  Направившись к столу, король налил в два стеклянных бокала на длинной ножке рубиново-красное вино. Один он протянул мне, другой - поднес к мольберту. Выражение лица по мере изучения картины совершенно не поддавалось прочтению. Его Величество посмотрел в мою сторону, туда, где я стоял, ожидая, что он заговорит.
   'Да, Мэттью. Действительно, минуло много времени. Представляется, что вы подросли'.
   Я низко поклонился. 'Но не очень сильно, Ваша Милость. Не более, чем вы могли предположить'.
   Король Ричард расхохотался характерным для него резким смехом.
   'Нет, вероятно, нет. Но, как бы то ни было, вы молоды и имеете впереди массу времени. Мастер Эшли хорошо вас кормит?'
   'Да, Ваша Милость, на столе каждый день, за исключением постных, мясо или рыба. Он замечательный господин, благодарю вас за это'.
   'Всегда пожалуйста'.
   Король мгновение внимательно на меня смотрел, затем отступил к потрескивавшему огню и сделал мне знак присесть. На этот раз это был изысканно украшенный стул с высокой спинкой и подушкой, а не скамеечка для ног. Его Величество устроился на таком же напротив камина. В одной руке он качал бокал с вином, в другой - держал мою эмблему с серебряным вепрем. Пальцы монарха беспрестанно ее поворачивали, взгляд же следил, как фигурка ловит отсвет пламени и отражает его.
  Пажеское воспитание научило меня не начинать разговор раньше, чем это сделает король. В тишине прошло еще несколько минут. Наверное, опрометчиво, но я нашел убежище в глотках насыщенного по вкусу мягкого вина, стараясь успокоить нервы, снова проснувшиеся внутри. Прежде чем Его Величество заговорил, я осушил почти половину бокала.
   'Мне сообщили, что вы хотели увидеться, но не сумели объяснить причину'.
   'Потому что я не - я - не мог им сказать'.
   'Не могли?' Монарх приподнял бровь, взглянув на меня. 'Почему? Опять дело чести? Это касается дамы?'
   В памяти резко всплыло утро в Миддлхэме более, чем два года тому назад, когда меня подвергли физическому наказанию. Когда я рассказал герцогу о моем письме к Элис, но отказался ответить, как оно попало в руки к Хью, как тот похитил его у Элен. Неужели король тоже вспомнил это? Узнал ли Его Величество, кем была та 'дама'?
   'В некотором роде, да, Ваша Милость'.
   'Значит, вы не поменяли мотива? Все еще остаетесь благородным рыцарем?'
   Слова отчасти укололи меня. Но король не мог догадываться обо всех часах, в течение которых я тренировался, оставив его службу, занимаясь, в большинстве случаев, один и обучаясь владеть мечом из каштана. Я знал, что монарх не имел в виду ничего плохого.
   Я склонил голову.
   'Это касается Элис, Ваша Милость'.
   'Элис Лэнгдаун? Так вы до сих пор дружите?'
   'Да...По крайней мере, я так считаю. Я не видел ее почти два года. Со дня вашей коронации. И то, исключительно на расстоянии'.
   Король слегка откинулся на спинку стула.
   'Да, это был памятный день. Тем не менее...также трудное время, пришедшееся на то лето'. Он нахмурился, затем взгляд монарха прояснился и снова впился в меня. 'Но что касается Элис? С ней все в порядке, разве нет? Как я понимаю, она служит моей племяннице'.
   'Да, Ваша Милость. Я уверен, что с ней все в порядке. Но просто она...'
   'Да?'
   'Она должна выйти замуж. Нынешним летом. За Ральфа Соулсби'. Я смутился. Король продолжал смотреть на меня.
   'И?'
   'Ей этого не хочется, мой господин'.
   'Почему нет?'
   'Потому что...потому что она не сама выбирала себе супруга'.
   'Обычная ситуация для юных леди благородного сословия'.
  'Но она даже не знакома с ним. По-настоящему. Они виделись всего лишь раз - и то, много лет назад'. Я покопался в памяти в поисках давнего рассказа Элис еще в Миддлхэме о встрече с Ральфом. 'Она была просто маленькой девочкой, восьми или девяти лет, и молодой человек показался ей злобным. Элис говорила, что он только что оказался произведен в оруженосцы, когда появился в саду герцогини, застав девочку читающей. Ральф забрал ее книги и сбросил их в колодец, объяснив что девчонок не следует учить читать и писать'.
   'Это произошло очень давно, Мэтт. Люди могут меняться, с ними подобное бывает часто'.
   'Но если он был забиякой тогда...Ваша Милость, пожалуйста, вы в силах остановить данный брак?'
   Король Ричард мгновение хранил молчание, словно размышлял. Но потом-
   'Боюсь, я не могу. Элис находится под личной опекой госпожи Грей, а не под опекой короны. Матушка Элис являлась одной из ее фрейлин. Когда...когда Елизавета была королевой, то устроила этот брак, надеясь обеспечить преданность семьи Ральфа королю, моему брату. С тех пор она не думала о разрыве помолвки'.
   'Но сейчас король вы, Ваша Милость. Конечно же, вы можете вмешаться и предотвратить свадьбу?'
   'Но, Мэттью, как король, я также нуждаюсь в преданности Соулсби и их союзников. Этого не изменить. Как, насколько мне известно, не изменилось и мнение по вопросу и Елизаветы. Но у вас может и не быть причины для тревоги, - любовь способна появиться уже после заключения брака, даже если он устроен заранее. Я наблюдаю такое на примере родных'.
   Взгляд Его Величества устремился к огню, он пригубил вино из своего стеклянного бокала.
   Знаю, мне следовало оставить все, как есть, не спорить с королем, - не важно, какую степень панибратства он позволял, как в этот вечер, так и в прошлые дни. Но из-за Элис и, наверное, еще наполовину из-за выпитого мной вина, я продолжил, не задумываясь вначале, что говорю:
   'Но, Ваша Милость, вы же вступили в брак по любви, разве не так?'
   Взор короля метнулся ко мне, и я понял, что натворил, - чуть больше месяца прошло с тех пор, как он похоронил любимую жену.
   Однако, на лице не отразилось гнева, который должны были вызвать мои слова, если этот гнев мог внушать мне страх. Глубокая печаль, появившаяся там оказалась намного хуже, о ней свидетельствовали тень, затемнившая взгляд и искривившиеся губы.
   Минуло мгновение, прежде чем Его Величество сумел овладеть своими чувствами и тихо произнес:
   'Да, я вступил в брак по любви, Мэтт, по любви. Но королю следует смотреть на данные вопросы иначе, я это понял. Брак касается не только двух людей. Он затрагивает семьи, династии, даже страны'. Монарх сделал еще один глоток вина, после чего поставил бокал на маленький стол, находящийся рядом с локтем. 'Мой брат также женился по любви - дважды. И посмотрите на результат заключенных им союзов'.
  Его Величество взял лакомство со стоявшего на столе блюда и наклонился, чтобы привлечь лежавшую у моих ног Мюррей. Как всегда, когда ей предлагалась еда, она покинула меня и отправилась выпрашивать угощение. Когда гончая совершила для него свой пируэт, в глазах у короля вспыхнул отблеск пламени из камина.
  'Может статься, что вы и Элис после заключения ею брака сможете остаться друзьями'.
  'Не думаю, что это возможно, мой господин. Не представляю, чтобы лорд Соулсби дал согласие. Ранее он возражал даже против моих писем'.
  Сказанные мной слова, их интонация и неблагоразумие поразили меня, заставив устыдиться, но прикусывать язык было слишком поздно. Тем не менее, Его Величество остался спокоен, а Мюррей уселась сосредоточившись и ожидая следующую порцию.
   'Мне было жаль отсылать вас, Мэтт. Но я не мог подвергнуть риску верность лорда Соулсби моему брату. Ранее его семья уже совершила предательство, и Эдварду пришлось приложить огромные усилия, чтобы вновь перетянуть их на свою сторону. Всегда тяжело сохранять знать довольной, как довелось теперь узнать и мне. Если бы мог, я бы поднял на смех сплетни Хью и оставил вас рядом с собой'. Король опять убедил Мюррей станцевать, протянув ей следующий кусочек и погладив отливающие темно-красным вихры шерсти. 'Особенно грустила, наблюдая за вашим отъездом, моя супруга'.
   'Ее Милость была очень добра ко мне. С первых же дней моего пребывания в замке'.
   Нас окутала тишина.
   Ладонь короля продолжала лежать на голове Мюррей, его собственная голова склонилась.
  Нахлынули ли на Его Величество воспоминания, как это произошло со мной? Я подумал о первом разе, когда увидел королеву, тогда еще герцогиню, выходящей из экипажа, чтобы поприветствовать членов ее домашнего круга. О том, как она заговорила со мной в тот вечер обо всех моих проблемах и попросила исполнить песню. О ее слезах, полившихся, когда герцогиня слушала французскую любовную элегию.
   Наверное, мне снова не следовало говорить. Но меня, скорее всего, побуждали стыд и сожаление, заставляющие думать, что я еще могу что-то исправить. Прежде я смог их удержать, из меня снова вырвались слова:
   'Ее Милость сказала мне тогда, - в первый раз, когда я ее увидел, - что если ей выпадет умереть, она бы хотела, чтобы вы опять вступили в брак'.
   Повисла еще одна пауза.
  Затем король еле слышно произнес: 'В течение всех этих недель, пока она болела, мы не касались данного вопроса, - я - я не мог его затрагивать'.
   'Ее Милость сказала - Ее Милость сказала, что таким образом вы сумели бы опять стать счастливым, а также она лелеяла надежду, что у Эда появится брат или сестра'.
   Его Величество поднял голову, и в глазах у монарха была отчетливо видна свежая неутихшая боль. Он продолжил, словно меня, простого мальчишки, рядом не находилось.
   'Моя жена отчаянно хотела подарить жизнь намного большему числу детей. Но после рождения Эда врачи отговорили ее, предупредив нас, что подобный шаг способен привести ее к летальному исходу. А потом, когда Эд умер-'
   Король осекся. Дотянувшись до бокала с вином, он снова сел и совершил еще один глоток. Вращая бокал в руках, Его Величество минуту-другую смотрел на образованную напитком воронку темно-малинового оттенка.
   'Советники тоже вынуждают меня вступить в повторный брак, настаивая, что мне следует иметь наследника. Но - это слишком рано - чрезвычайно рано. И, разумеется, не с племянницей. Данный отвратительный слух...'
   Конечно, я знал, что он имеет в виду.
  Все эти сплетни стали курсировать по Лондону вскоре после смерти королевы Анны. Пересуды сообщали, что король планирует жениться на дочери брата, Елизавете, чтобы получить наследника, умаслить Вудвиллов и расстроить действия Генри Тюдора. Толки зашли настолько далеко, что добрались даже до ушей моей семьи в далеком Йорке и заставили Его Величество их отрицать при всем народе, главным образом, перед лицом мэра и лондонских горожан.
   Элис была в высшей степени возмущена, оскорбившись как из-за короля, так и из-за Елизаветы. Она оставила шифр, ее почерк стал заостренным и шероховатым, острие пера почти разрывало бумагу разгневанными росчерками.
   'Как это нелепо! Елизавета - его племянница, и король намного ее старше, она... в общем, если брат Елизаветы не может стать королем, какой выгоды способен добиться Его Величество Ричард, женившись на ней? Почему люди не думают, прежде чем принимаются повторять подобное?
  Елизавета подавлена. Она говорит, что выросла, любя дядю, что теперь знает его намного лучше, но никогда не сумела бы полюбить как мужа! Принцесса скорее бы вышла за 'своего' герцога Мануэля. Тот почти одного с ней возраста, а ее подруга, леди Бремптон очень много рассказывала девушке о красотах Португалии. Ей так хочется вступить в брак. Елизавета не в состоянии понять, почему требуется так много времени на его устройство...'
  Глядя на короля Ричарда теперь, приходило в голову, что в промедлении не заключалось никакой тайны. Он настолько мгновенно распустил своих дворян, что казалось, - у него не лежала душа продолжать начатое ими дело. Над Его Величеством нависла усталость, тяжесть, напоминавшая конец наших рождественских каникул при дворе брата нынешнего монарха.
   На память также наплывал образ моего собственного отца в течение недель, последовавших после смерти матушки, когда он целыми днями не появлялся на рабочем месте. Создавалось впечатление, что батюшка не в силах вынести мысль, - когда-нибудь его жизнь продолжится в привычном ритме. Только посещение его верного друга, мэра, убедило отца в необходимости взять себя в руки и следовать прежней дорогой,- в противном случае дело бы потерпело крах, а дети были бы вынуждены голодать. Уже потом, намного позже, возникли нежные улыбки и теплые слова няни, которая впоследствии стала для меня новой матушкой.
   Опять без спроса, за исключением, может статься, выпитого вина, я вновь заговорил.
   'Мой батюшка вступил в повторный брак. Через несколько месяцев после смерти матушки. Тем не менее, на протяжении недель я полагал, что он желал бы получит возможность присоединиться к ней. Сейчас отец очень счастлив. А у меня есть еще один брат'.
  На этот раз, кажется, мне не стоило волноваться, что я ляпнул глупую дерзость. На губах короля заиграла слабая улыбка, - еле различимая в тускнеющем дневном свете и в мерцании огня в камине, но все же она была.
   Его Величество поднял свой бокал с вином, словно желаю произнести тост и чокнуться со мной.
   'Все мои советники говорят то же самое, Мэтт, у всех есть для меня про запас похожая история. По крайней мере, про вашу я знаю, что она правдива. И я благодарю вас за это'.
   Он опять поставил бокал на стол...неужели в это время так тяжело вздохнул?
   'Если бы моей жизни было суждено оборваться уже завтра, - да, мне бы хотелось присоединиться к жене и сыну. Но жизнь продолжается... Ваш батюшка - счастливый человек. Он дважды обрел счастье. И имеет такого сына, как вы'.
   Я возблагодарил всех святых за мернущий свет. На моих щеках загорелся румянец, а в этом возрасте считается слишком поздно краснеть, как ребенок.
  Его Величество, скорее всего, ничего не заметил.
  'Хорошо, мне придется заключить с вами сделку. Я рассмотрю ваш совет относительно второго брака, если-' - я подождал того, что же потребуется от меня, - 'если вы продолжите верно носить мою эмблему и снова придете ко мне, когда я окажусь в беде'.
   'Но, Ваша Милость...'
   Я смутился, рука короля протянулась ко мне, на ладони под отсветами огня из камина мерцал серебряный вепрь. В мозгу обрушились слова из нашего последнего разговора в Нортгемптоне, когда Его Величество впервые протянул мне вещицу.
   'Ваша Милость, но это я пришел к вам с моей просьбой'.
   Полуулыбка превратилась в почти смех.
   'Да, так оно и было. Однако, представляется, что именно вы протянули мне руку помощи. В моей теперешней нужде. Поэтому мне следует сделать добавление к нашей сделке. Я попрошу госпожу Грей пересмотреть вопрос брака Элис. Ничего не могу обещать, помните - по закону у меня нет права просить, следовательно, не возносите свои надежды на нее чересчур высоко. Договорились?'
   'Конечно, Ваша Милость. Спасибо вам'.
   Я взял эмблему и приколол ее к камзолу на привычное место - над сердцем. Чувствовалось, что взгляд короля не отрывается от процесса движения.
   'Вижу, вы до сих пор носите ее с гордостью'.
   'Да, сэр, и всегда буду. И...и верность всегда будет меня связывать'.
   Эти слова из девиза Его Величества не слетали с моих губ в течение двух долгих лет с момента поездки верхом с...с другим королем по дороге в Сент-Олбанс - с Эдвардом, мальчиком-монархом, каковым тот являлся...Когда он показал мне отрывок пергамента с королевским росчерком. Этот отрывок остался в моем мешке вместе с остальными собранными мной сокровищами, улегшись рядом с письмами от друзей из Ордена, с рисунками Эда, с книгой, которую его матушка подарила мне и со сверкающей монетой, переданной мне мастером Рэтклифом в во время нашей посследней короткой встречи.
   Король Ричард вытянул руку, но, к моему изумлению, не для того, чтобы я поцеловал его массивное кольцо, символизирующее власть в государстве, а для того, чтобы пожать мне ладонь.
   'Благодарю вас за это, Мэтт. Добровольно обещанная и отданная верность не имеет цены. Я не забыл, что вы всегда были настоящим другом для моего сына'.
   'А он - и вы - всегда были друзьями для меня'.
   Вся скопившаяся в течение прошлого года грусть забила из меня ключом.
   Я низко поклонился, скрывая заблестевшие в глазах слезы, и, когда Его Величество со мной распрощался, продолжая кланяться, попятился из комнаты в точности, как виденный ранее слуга. Несколько минут спустя, пока я проходил через возвышающуюся дворцовую сторожку, меня осенило, - я впервые не исполнил песни для моего господина, короля. Появится ли у меня когда-нибудь другая возможность?
   Вечером я попросил у мастера Линдси свечу с фитилем из сердцевины ситника и позднее сел писать послание, на этот раз, обращаясь к Элен. Меня опечалило, что я не мог поделиться лучшими новостями, но надеялся, - подобное обещание самого короля будет встречено с воодушевлением. Ответ так и не пришел. Только чуть позже мне стало известно, что леди Елизавета и ее свита уже отправились на север - присоединиться в Шериф Хаттоне к кузенам Эда - юным графам Уорвику и Линкольну.
   Письма от Элис тоже прекратились. Она не стремилась больше писать мне, так как я не справился с поставленной задачей? Или же ее предостерегли в преддверии грядущего брака?
   В отсутствии писем от Роджера - также, разумеется, находившегося в Шериф Хаттоне, не было ничего странного. Наверное, Орден, и в самом деле, переживал последние дни, несмотря на наши торжественные клятвы, и мне придется отныне, в моей будущей жизни, искать новых друзей. Однако, я решил, что всегда буду верен моим собственным обетам.
   Тем временем весна постепенно поворачивала к лету.
  
  Глава 16
   Опасные дни
  
   Начался май, и Его Величество оставил столицу, как предрекала в письме Элен, направившись на север, в замок в Ноттингеме, приютившийся на скале, в самом центре королевства. Там он, казалось, принялся ждать.
   Ибо вокруг Лондона веяли слухи, похожие на цвет с плодовых деревьев в саду моего господина, разбрасываемый с каждым новым порывом при наступлении раннего лета. Генри Тюдор вторгнется в страну. Генри Тюдор уже в пути. Генри Тюдор высадится на юге, на востоке, на западе государства. Но, само собой, никогда на севере. Во всех указываемых компасом направлениях собирались войска, готовые отправиться на защиту короля и королевства, куда бы от них не потребовали.
   Одно из писем, полученных мной тем летом, пришло от брата Фреда. Он рассказывал, что присоединяется к группе стрелков. От каждого слова буквально исходило переполнявшее его волнение.
   'Мы находимся в готовности половины дня, взяв в руки все наше снаряжение, двигаться туда, куда станет необходимо, чтобы послужить королю.
  Батюшка с гордостью говорит о своем деде, рассказывавшем истории о великой битве при Азенкуре, где тот сражался с пятым королем Генри. Отец уверяет, - если Тюдор высадится в Англии, то я тоже выступлю в бой против Франции, так как лишь там поддерживают претенции чужака на английский трон. Или же король Ричард начнет боевые действия на французской земле. Тогда я отправлюсь в дальния края, подобно тебе и нашему почтенному предку'.
  Мой брат - лучник, готовый сразиться за короля.
  Хью Соулсби во время прошлой нашей встречи был одет в королевскую форму.
  Армии солдат в одежде цветов знатных лордов ежедневно маршируют по улицам Лондона.
  Громадные пушки, бочки с порохом, груды доспехов и оружия на телегах - вывозятся из Тауэра к городских заставам или грузятся на сплавляемые по реке баржи.
  Любой готов вступить в бой за нашего доброго короля Ричарда.
   Кроме меня - простого ученика, с заляпанными чернилами пальцами, не заскорузлыми от тетивы, ни надевающего доспехи, ни собирающего снаряжение, чтобы подготовиться встать под королевским штандартом. И, тем не менее, я носил эмблему монарха. Как бы иначе мне удалось верно служить обоим из моих повелителей?
   Я удвоил усилия в занятиях с деревянным мечом, пусть и стыдясь, что это все, мне оставшееся - тренировки и книга мастера Эшли о фехтовании. Саймон, чей пыл относительно уроков по владению оружием охладился после большого восстания, теперь присоединялся ко мне, как только мог. Его воодушевили мои рассказы о славных сражениях и с трудом доставшихся победах, наполовину еще оставшихся у меня в памяти от времени, проведенного с мастером Флитом.
  Мы скрывались от других учеников в каждом укромном уголке сада нашего господина, который только способны были найти. Там, впервые, я с помощью своего меча одержал победу над другим мальчиком. Но мне удалось также многому научиться у Эда, поэтому я помог Саймону подняться на ноги, вернул ему оружие из каштана и похвалил за почин.
   Маневрирование ногами стало у меня уже лучше, чем было прежде, пусть и спустя почти два года одиноких занятий. В свободные часы мы с Саймоном тренировались до седьмого пота, вместе исследуя, в какую сторону двигаться, чтобы оттачивать свежеприобретенные навыки. Еще, в течение рабочего дня, я брался за самые энергозатратные задания, поднимал и носил тюки, бочонки, тяжелые рулоны тканей, увесистые валики печатного станка. Чувствовалось, как к концу лета мне удалось стать приспособленнее и сильнее.
   Затем в середине августа пришли известия, которых, казалось, ждали все.
   Генри Тюдор сошел на берег - в Уэльсе. На самом далеком из возможных для него от столицы расстоянии.
  С такой значительной разницей между провинцией и центром управления страной, с уже ожидающим его в центре государства королем Ричардом, перед Тюдором должна была стоять практически невыполнимая задача. Его Величество призвал к себе людей со всех сторон королевства - с востока, с запада, с юга и с севера, и, разумеется, мощь монаршей армии оказывалась слишком ощутимой, чтобы самозванец осмелился бросить ей вызов.
   Но однако, однако...по улицам Лондона опять закружились слухи, пошли перешептывания, что все может обернуться совсем нехорошо, что далеко не все лорды присоединятся к королю.
   'Говорят, некоторые до сих пор не забыли о своей верности Ланкастерам', - сказал мастер Линдси мастеру де Вре однажды утром, пока мы с Саймоном трудились над прессом, печатая страницы небольшой религиозной книги, предназначенной для продажи на деревенских ярмарках. Хотя великие события были в разгаре, жизнь и работа продолжали идти как обычно.
   'Что? Вопреки усилиям короля по объединению страны, а до него - таким же мероприятиям его брата?'
   Мастер де Вре все еще не понимал логику английской политики, пусть и провел в Лондоне почти два года.
   'Нет, на самом деле', - фыркнул управляющий. 'Или, возможно, это просто отговорка. Возможно, король Ричард не достаточно делает для них лично'.
   'Полагаете дело в этом?'
   'Ну, он не раздает постоянно выгодные посты и земли вместе с богатыми дарами, приобретая преданность подданных, как совершалось раньше. Как и не поддерживает их притязаний против обычных людей на том лишь основании, что требования выдвигают состоятельные землевладельцы. С точки зрения короля Ричарда, справедливость - это справедливость, не важно, богаты вы или бедны'.
   'Значит, он ими возмущен?' Мастер де Вре грустно покачал головой. 'И до такого должно было дойти именно сейчас!'
   'Подобные господа стремятся придерживаться старых путей', - произнес мастер Линдси, взяв лежавшую ближе остальных уже отпечатанную страницу, чтобы проверить ее, не отвлекаясь от разговора. 'Они жалуются, что теперь не довольно происхождения из достойных семей, не довольно права рождения, дабы добиться власти и богатства, они не могут рассчитывать на вечное благоденствие и далее. Как и распоряжаться в судах, что успело стать им привычным'.
   'Но простые люди? Этим-то следует быть довольными новыми порядками?'
   Мастер Линдси рассмеялся.
   'Мне мало известно о тех, кто живет за пределами городских стен. Вероятно, для них мало значит то, что делает, учитывая их интересы, король Ричард, - а он даже опубликовал на английском свои законы, лишь бы подданные оказались способны те понять. Что касается лондонских торговцев и ремесленников, сейчас они очень довольны правлением короля Ричарда. Его указы защищают как их, так и ведущуюся торговлю, - и в Англии, и за границей. Уверен, Мэттью', - обернулся ко мне мастер Линдси, когда я воспользовался перерывом в тяжелой работе, чтобы послушать, - 'ваш батюшка в Йорке, должно быть, чувствует то же самое? Торговцы всегда остаются торговцами, где бы они не находились'.
   Мой батюшка, и в самом деле, был доволен, - это я мог подтвердить. В письмах он рассказывал, как процветает его дело, и как хорошо справляется с управлением новый Совет по делам северных областей, позволяя городам процветать в условиях мира с шотландцами. Отец провозглашал, как и Фред до него, что свободные люди Йорка и окрестностей мгновенно откликнутся на королевский призыв выступить.
   Однако, слухи продолжали кружить. Простые люди могли находиться в готовности и желать сразиться и умереть за своего монарха, но, вероятно, не все властьпридержащие аристократы, ими руководившие, думали так же.
   Не успел пройти еще один день, как в моей голове оказался составлен план. Я мог быть обыкновенным мальчишкой, простым учеником, не рыцарем и не закаленным воином, но мне хотелось отправиться и присоединиться к королю, служить ему до такой степени, до какой только простирались мои силы.
   Но прежде всего мне следовало заручиться разрешением другого моего господина.
   После завтрака я нашел его в одиночестве в конторе.
   'Уехать в Ноттингем, мастер Уэнсфорд? Вам?'
   Глаза мастера Эшли сузились, словно я спросил у него что-то, не до конца ему понятное.
   'Да, господин. Чтобы помочь королю Ричарду в его битве против Генри Тюдора'.
   'Но, Мэттью, у короля будет с собой армия выученных военному делу солдат'.
   'Я учился ему, сэр, даже когда поступил к вам на службу'.
  'Я знаю, молодой человек, и вы хорошо с этим справлялись. Но такие войска тренируются вместе и под наблюдением опытных капитанов. Солдаты знают своих командиров и умеют повиноваться им в пылу сражения'.
   Я опасался, что мастер Эшли отнесется к моим усилиям, как к простой игре, но он не стал надо мной смеяться. Это воодушевляло, поэтому я решил не отказываться от своих намерений.
   'Но, сэр, говорят, что не все эти командиры окажутся верными Его Милости. Уэлльские вожди до сих пор не выступили бросить вызов Тюдору, уже находящемуся в пути. Говорят, даже лорд Стенли -', - я заколебался, вспомнив слова короля о слухах, а данный слух относился к одному из его ближайших советников, - 'говорят, даже лорд Стенли способен поступить с монархом вероломно. Может быть, я не в состоянии многого изменить, но Его Величество, наверняка, нуждается во всех, кого только сумеет собрать'.
   'Может быть. На дворе опасные дни, мастер Уэнсфорд, опасные дни'.
  'Тогда разрешите мне поехать, сэр, прошу вас. Даю слово, что вернусь, стоит лишь Его Величеству одержать победу'.
   Минуло несколько секунд тишины. Мастер Эшли, задумавшись, поджал губы. Затем произнес:
   'Очень хорошо, Мэттью. Вы можете поехать и служить королю. Вдруг, каким-то образом, вы будете полезны. Но вам следует пообещать держаться подальше от опасности и повреждений, чего бы это ни стоило. Возьмите записку от меня к мастеру Кендаллу. Он разберется, как вам лучше всего послужить Его Милости, - а вы, в свою очередь, должны следовать всем наставлениям мастера Кендалла - вплоть до буквы'.
   Заикаясь, я забормотал слова признательности, не слишком задумываясь над словами мастера Эшли и лишь испытывая благодарность за данное им разрешение отбыть. Через несколько минут он лично написал короткое послание, запечатал его воском и придавил печать перстнем. Вместе с письмом мастер Эшли вручил мне горсть монет.
   'Сходите к оружейнику в Чипсайд и приобретите себе кистень и шлем с забралом для защиты. Попросите провизию в дорогу у наших поваров. И возьмите пони, что вы привезли с севера. Как я понимаю, Его Величество устраивает смотр войска в городке Лестер. Отправляйтесь сегодня же, и тогда вам удастся въехать туда вместе с уже вооруженными людьми из нашей столицы'.
   Он посмотрел, как я помещаю деньги и записку в карман, потом с мрачным выражением на лице прибавил:
   'Всего вам хорошего в пути и на службе, Мэттью. Помните, вам необходимо слушаться каждого слова мастера Кендалла'.
  Я стянул шапку и поклонился, затем поспешил к себе на чердак - собрать для поездки кое-какие вещи. Мне было жаль не получить возможности поговорить с Саймоном до отъезда, но я знал, что должен торопиться и почему-то чувствовал, - в это путешествие следует отправиться одному. Тем не менее, у меня нашлось несколько минут, дабы написать скупые строки с объяснением Элис в Шериф Хаттон, где, как я полагал, она находилась.
  Только когда я начертал последние зашифрованные слова, серьезность предпринятого мной стала ощущаться в полную силу.
  'Если мне не суждено будет вернуться, вспоминай по-доброму. Я останусь предан клятве Ордена и королю'.
   Qtdfqyd gnsix rj! (Верность связывает меня!)
  Твой неизменный друг,
  Мэттью Уэнсфорд.
  Прежде чем мои мысли смогли зайти дальше и коснуться опасностей, с которыми мне, наверняка, придется встретиться, я запечатал записку и положил ее с письмами мастера Эшли, после чего спустился на кухню. Полчаса спустя я уже сидел верхом на Бесс, направляясь в сердце рабочего квартала столицы. В седельной сумке лежал кулек с едой, а по пятам бежала верная Мюррей.
  
  Глава 17
  Лагерь
  
  Лондон был занят приготовлениями к войне. Пока я в нетерпении ждал у оружейников, передо мной облачились в доспехи уже готовые к сбору мужчины. Одни пристегнули подбитые кистени, примерили прочные шлемы с забралом точно подходящие по размеру к их недавно остриженным головам, подняли и оценили на вес только что выкованное оружие. Другие, их товарищи и соратники, участники прежних битв, издевались и свистели, выстраиваясь в своем снаряжении, усталые, но отполированные и сверкающие в преддверии готовящегося похода.
  Когда я последовал за длинной колонной войск, потянувшейся из темной каменной аркады Ньюгейтских ворот, телеги с их поклажей грохотали по булыжникам позади нас. По мере скопления народа стали видны помрачневшие от гнева лица, слышны приветствующие или же ободряющие восклицания.
   'Долгой жизни королю Ричарду!'
   'Смерть предателю!'
   'Порвите в лоскуты этих французских собак!'
   'За Йорк!'
  Как бы то ни было, все это не шло ни в какое сравнение с суетой и буйством, царившими, когда я ввел Бесс в Лестер. Общество солдат, с которым мне посчастливилось путешествовать, сделало привал на полях за стенами, ожидая дальнейших указаний, но я двинулся вперед, минуя дома на окраине, к приземистой сторожке у ворот, пропускающих за границу городских укреплений.
  Все вокруг нас превратилось в поток людей, облаченных в кожаные одежды и рельефно выглядящие наряды и кричащих солдатам выйти из города и встретиться с ними.
   'Посторонись, парень!'
   'Убери с дороги это тощее животное!'
   Нервничая, Бесс двинулась, когда мы проходили под железными зубьями подъемной решетки. Не успев выйти из тьмы арочного проема, я соскользнул с ее спины вниз и направил Бесс к пустому двору ближайшей церкви, чей серый шпиль высоко поднимался, врезаясь в безоблачно голубое небо. Поглаживая одной рукой шелковистый нос, чтобы успокоить лошадь, я обозрел открывшуюся нашему взгляду картину.
  Увлекавшая в сердце города, главная дорога очерчивалась лавками, но сегодня их хранившие запасы фасады были забиты досками, чтобы не пропускать бурлящий напор людей и животных. Удивительно, что кто-то еще ухитрялся совершать хоть какие-то движения, так скучены оказались в узком переулке здесь очутившиеся. Но пока я наблюдал, некоторые все же, сэкономив минуту, пробились в том или в ином направлении вперед.
   Везде над головами развевались флаги, образующие единый ряд с острой сталью копий, звенящей сбруей, кричащими и смеющимися мужчинами и мычащим рогатым скотом, тащащим скрипящие телеги. Из нависающих над улицей окон высовывались женщины и дети, от разворачивающегося зрелища разевавшие рты. Часть из них махали носовыми платками и приветствовали в точности, как толпы в Лондоне. Другие лица затуманивались тревогой или страхом. От окружающего несло смешанным с удушливой пылью потом, поднимающимся ввысь всеми этими ногами, копытами и колесами в настоящий теплый августовский полдень.
  И как мне отыскать путь к мастеру Кендаллу в этом странном и суетливом месте?
   Пока я сомневался, в ноздри мне повеял аромат более привлекательный.
   Ко мне направлялась почти ровесница, с шеи которой на толстых бечевках свисал поддон, нагруженный роскошной коричневатой выпечкой. Воздух над десертами мерцал. Должно быть, их почти только что достали из печи.
   'Хотите пирог с бараниной, мастер?' - спросила девочка. 'Каждый всего по пенни'.
   Во рту начала выделяться слюна. В свертке с кухни мастера Эшли продолжали лежать хлеб и сыр, но с тех пор, как я прикасался к горячей еде, прошло уже слишком много времени.
   Когда я полез в карман за монетой, девочка принялась заворачивать пирог в чистую ткань. Взяв кулек, я поблагодарил ее. Также мне пришло в голову воспользоваться случаем и выяснить то, что узнать было необходимо.
  'Король?' - спросила девочка, пока я погружал зубы в сочный пирог. Из уголка моих губ потекла теплая струйка подливки. 'Я видела, как утром он переезжал с армией мост Боу Бридж. Было очень красиво, - толпы приветствовали, а от золотой короны и всего рыцарского снаряжения отражались солнечные лучи'.
   Я вытер подбородок тканью.
   'Уже уехал? Тогда кто все эти люди?'
  'О, это простые отставшие, как мне кажется. Я слышала, что Его Светлость Нортумберленд прибыл лишь вчера поздно вечером, а сегодня появились несколько людей из южных областей'.
   'Должно быть, собралась внушительная армия'.
   'В несколько тысяч человек, полагаю. Король сможет слегкостью побить предателя. Говорят, что большая часть пришедших с Тюдором находится на жалованье у короля Франции, а еще с ним мятежники из Уэльса'.
   Девочка сплюнула на пыльную землю.
   Воодушевившись, я задал следующий вопрос, часто мучивший меня в течение долгого пути на север.
   'К королю уже присоединились горожане Йорка? Они носят форму с белой розой и говорят с таким же акцентом, как у меня'. Сейчас я по продолжительному опыту знал, что произношение до сих пор продолжает выдавать меня, а северная речь Фреда и его друзей может звучать даже более выраженно.
   Мгновение она молчала, словно совершала обратный отсчет всех тех солдат, с которыми случайно встретилась в последние несколько дней.
   'Не помню никого такого. Но, возможно, они разбили лагерь на полях за городом. Отец сказал, чтобы, продавая мои пироги с мясом, я не смела вылезать за стены'.
   Я снова поблагодарил девочку. После уточнения нужного направления, покончил с последними крохами вкусного пирога и отправился на поиски дороги, выбранной Его Величеством несколько часов назад. Ведя Бесс, с тесно прижавшейся Мюррей, я еще раз влился в поток людей и животных, текущий по улицам этого крохотного городка.
   Когда мы оказались рядом с высоко поднимающейся стеной аббатства, его колокола звонили к вечерне. Если я хотел отыскать короля прежде, чем наступит темнота, мне следовало поторопиться. Спустя минуты я опять сидел на Бесс, за нашей спиной отступали западные ворота Лестера, и мы гарцевали, зайдя и пересекая горбатый каменный мост, соединяющий берега стремительной реки.
   Вскоре, стоило лишь узким улочкам перейти в широкие поля, суматоха уменьшилась, но все равно с каждой стороны было видно солдат. Мужчины в форме графа Нортумберленда продолжали разбирать свой лагерь и грузить снаряжение на телеги и лошадей. В ответ на мои вопросы они махнули в сторону пути, по которому скоро собирались двинуться. Проезжая по холмистому и бедному растительностью пригороду, я пустил Бесс рысью.
   Когда я, наконец, набрел на королевскую армию, передо мной на горизонте уже лежал красноватый солнечный диск. Два державших копья стражника преградили мне путь, но при виде серебряного вепря тут же расступились.
   Я продолжил путь, и с каждой стороны от меня золотистый предвечерний свет окутывал ряд за рядом раскинувшихся во всю обозримую даль полей палаток. Он горел на стальных остриях, торчащих из скопления копий и пик, воткнутых в землю между шатрами, и искрился на шлемах спешащих каждый в свою сторону людей, чьи возгласы звенели в сгущающихся сумерках. Стоило светилу начать клониться, скрываясь за дальними холмами, как лагерь охватил отблеск вспыхнувших огней, и в ноздри мне резко ударил дым от поддающейся пламени древесины.
  В стороне раздался пронзительный лязг, и Бесс в тревоге вскинула голову. Крепки й мужчина колотил в улавливающий и отражающий лучи опускающегося солнца зубчатый нагрудник.
  Я выпрыгнул из седла и положил руку на голову Мюррей. Ее шерсть вздыбилась о мою ладонь. Когда гвалт прекратился, в уши стало прокрадываться глухое собачье рычащее ворчание. Конечно же, это услышал и оружейник.
  Обернувшись, он смерил меня с головы до ног, потом вернулся взглядом к моему лицу и произнес:
  'В чьем войске состоите, сэр?'
  Был ли в голосе намек на презрение? Однако, в заходящем свете он выглядел довольно дружелюбно.
  'Пока еще ни в чьем', - ответил я. 'Но ищу мастера Джона Кендалла, королевского секретаря'.
  Я снова похлопал по приколотой к камзолу эмблеме.
   Оружейник вгляделся в значок, потом указал на отстоящий на некоторое расстояние гребень. На самом хохолке стоял шатер шире прочих. Его стороны пылали трепещущими красными и синими тонами, и последние лучи солнечного света касались, зажигая их, диска светила и розы, вышитых на штандартах, реющих с макушки. На одном из знамен, прежде чем порыв ветра смял и скрыл его из обозрения, я также увидел величественного молочной белизны вепря моего прежнего господина. Затем солнце село, и лагерь погрузился во мрак.
   Я прикоснулся к своему головному убору, поблагодарив оружейника, и начал петлять между бесконечных палаток, огней, телег, скоплений оружия и амуниции, групп людей и лошадей, непрестанно всматриваясь в очертания монаршего шатра, чернеющего сейчас на фоне углубляющейся голубизны вечернего неба.
   Стоило мне приблизиться еще, и между силуэтами лошадей и моим носом замаячили чудовищные тени, смешанные с аппетитным привкусом солдатского рагу, испускающего характерный горько-солоноватый аромат. Далее вспышка огня от кухонного очага озарила зияющее бронзовое устье вместе с покатым бочонком, и я понял, что это - королевские бесценные пушки, всю дорогу тянувшиеся войском из лондонского Тауэра. Отвратительный запах, висящий в воздухе, оказался зловонием пороха.
   При моем приближении на ноги вскочило еще больше стражников, и, на этот раз, двое все же схватили меня за руки. Пока я пытался объясниться, их командир забрал мою эмблему. Выслушав меня, он нахмурился, глубоко вырезанные очертания вепря превратились в подсвечиваемое пламенем клеймо у него на ладони.
   'Ищещь мастера Кендалла и находишься на королевской службе? Уж не лазутчик ли ты, парень?'
  'Нет, сэр', - возмутился я, но вырываться и бороться не стал. Я опустил упряжь Бесс, но продолжал держать за ошейник Мюррей, снова слыша в ее горле недовольные раскаты. Пусть и крепко меня зафиксировав, солдаты предпочитали стоять от нее подальше. 'У меня послание из Лондона от моего господина, и я хочу только послужить Его Милости'.
   Мужчина расхохотался.
   'Не пугайся так, парень. Можно быть лазутчиком, но все равно служить Его Милости. Уже несколько человек являлись в прошедшие дни и приносили новости о предателе и о его передвижениях. Давай-ка твое послание мне. Мы проследим, чтобы оно попало к мастеру Кендаллу'.
   Он протянул руку, но я покачал головой.
   'Сэр, оно исключительно для мастера Кендалла. Мой господин сказал, что мне следует его передать ему лично'.
  Собеседник изумленно поднял бровь, хотя его изумление не могло быть больше моего, ведь эти слова вылетели непредумышленно. Однако, спорить он не стал. Просто кивнул и, развернувшись, зашагал по гребню вверх, тогда как его соратники двинулись позади - вместе со мной. Бесс осталась с остальными стражниками, но Мюррей побежала рысью рядом, мои пальцы продолжали цепко держать ее за ошейник. В глазах гончей отражались искры, а мордочка поворачивалась из стороны в сторону, словно в поисках запаха.
   На расстоянии нескольких ярдов от королевского шатра прибилась палатка заметно меньше, ее покатые стороны тускло подсвечивались огнем от ближайших костров. Мы остановились перед ней, а главный стражник, прочистив горло, позвал: 'Мастер секретарь?'
  Створка палатки откинулась в сторону, и из-за нее вышла знакомая фигура, на фоне мерцающего внутри света сначала показавшаяся темной. Но затем факелы стражников озарили написанное на лице мастера Кендалла удивление.
   'Мэттью! Ради любви Господней, что вы здесь делаете? Вам следует вернуться в безопасность - домой, в Лондон'.
   'Вы знаете этого паренька, сэр? Он сказал, что привез послание'.
   'Да, да. Я его знаю. Можете оставить молодого человека со мной'.
   Когда стражники отпустили хватку и попрощались с ним, двинувшись назад по уже пройденному нами пути, мастер Кендалл посмотрел на меня с любопытством. Стоило их шагам затихнуть, как он поднял створку палатки, приглашая зайти внутрь.
   Но я остался на месте.
   'Если у вас для меня послание, тогда заходите, Мэттью, чтобы прочитать его, понадобится свет'.
  Но я продолжал стоять. Не представляю, что меня подвигло, но я услышал свой голос:
   'Мастер, мое послание адресовано королю'.
   'Королю?'
   'Да, мастер. Ему одному'.
   Мастер Кендалл мгновение изучающе на меня смотрел, а я благодарил небеса за то, что огни ближайшего лагеря находятся позади, так как от этой второй лжи мое лицо вспыхнуло. Благодаря тени, данный признак вранья не выдал меня, а он спросил:
   'Послание от мастера Эшли?'
   Я молча кивнул, опасаясь, что дрожь в голосе обличит мою неправду.
   'Тогда пойдем'.
   Поразившись тому, что моя незначительная уловка снова сработала, я последовал за мастером Кендаллом в отстоящий на несколько шагов соседний, более вместительный шатер. Его теперь уже не различаемые знамена высоко над нашими головами бились о свои опоры. Откидные парусиновые крылья оттягивались назад, но для фильтрации ночной прохлады висела тонкая завеса. Тепло и свет, шепчущиеся голоса и смех проникали за края шатра, и вот уже находящиеся с каждой из сторон стражники, словно по щелчку, внимательно вытянулись при нашем приближении.
   'Его Милость внутри?' - спросил мастер Кендалл и, не дожидаясь ответа, отодвинул завесу и открыл путь внутрь.
   Видев монарший шатер только издали и когда еще тьма не сгустилась, сейчас я был застигнут его объемом врасплох.
  Превышая человеческий рост над моей головой, его нависающий потолок поддерживался совокупностью остовов опор, а пространство внизу почти сопоставлялось по размеру с большим залом в величественном городском доме мастера Эшли. В дальнем углу стояла замысловатая походная кровать, покрытая пышной красной тканью. Рядом с ней находился доходящий до уровня пояса деревянный сундук, на котором располагались высокое распятие, несколько книг и множество серебряных блюд. С каждой стороны парусиновые стены были увешаны искусно вышитыми гобеленами, чьи выразительные красноватые, золотистые, синеватые и зеленоватые цвета сияли, озаряясь пламенем разнообразных факелов, помещенных в стоящие вокруг железные консоли.
   В центре всего этого был крепкий дубовый стол, заставленный блюдами, чашами, кубками и заваленный множеством документов. Его окружали стоявшие мужчины, лица нескольких из которых я узнал, когда они к нам повернулись - лорд Ловелл, сэр Ричард Рэтклиф и между ними граф Нортумберленд. Король Ричард сидел за столом, в кресле изысканной резьбы.
   Его Величество встал на ноги, и мы с мастером Кендаллом поклонились.
   'Мастер Уэнсфорд, Ваша Милость. Он привез вам послание'.
   Король обошел стол и оказался перед нами, тогда как мы даже не успели выпрямиться.
   'Мэттью?' Подняв голову, я увидел, что его глаза расширились от удивления. 'Вас прислал ко мне мастер Эшли?'
   'Да, Ваша Милость'.
   Я молился, чтобы бросившийся в лицо румянец не выдал меня сейчас, когда цель так близка. Но даже незначительный успех близко не позволили подготовиться к тому, что произойдет дальше.
   Король обернулсяк своим дворянам.
   'Можете идти и заниматься делами, господа. Дайте мне несколько минут, чтобы поговорить с этим мальчиком'.
   'Но, Ричард - ', - возмутился лорд Ловелл, тем не менее, король хлопнул его по плечу.
  'Оставьте нас, Френсис. Все может проясниться в назначенное для того время. Но теперь он и я должны остаться наедине'.
   Лорд Ловелл кивнул, на лице у него начинало читаться некоторое понимание. Он и остальные дворяне низко поклонились и удалились, завеса на входе тихо упала за их спинами. Остался только мастер Кендалл.
   Король обернулся к нему.
   'Вы тоже, Джон'. Мастер Кендалл открыл рот, словно, чтобы воспротивиться, но Его Величество поднял руку, не позволяя тому произнести ни слова. 'Пусть я доверил бы вам даже мою жизнь, Джон, в данный момент это не играет роли, как вы прекрасно видите. Нынешним вечером я больше не нуждаюсь в услугах моего секретаря. Оставьте нас'.
   Мастер Кендалл снова попытался что-то произнести, но потом, поразмыслив лучше, в свою очередь поклонился и последовал за другими дворянами, выйдя из шатра.
   Я остался с королем Ричардом один на один.
  
   Глава 18
   Канун сражения
  
   Он стоял передо мной, вытянув руку.
   Я нащупал в кармане письмо от мастера Эшли. Доставая его, я ощутил впившийся в меня внезапный укол вины. Как осмелился я, простой ученик, лгать и плутовать, пробивая дорогу к своему королю?
   Опустившись на колени и низко склонив голову, я передал небольшой квадрат бумаги Его Величеству.
  Король пробормотал слова благодарности и направился к столу. Моего слуха достиг краткий треск восковой печати, а потом - хруст разворачиваемой бумаги.
   Ненадолго повисла тишина, затем прозвучало:
   'Но это послание адресовано мастеру Кендаллу. Почему вы решились на растрачивание моего времени, молодой человек?'
   В голосе слышалась резкость.
   Я продолжал стоять, повесив голову и ожидая от короля упрека. Как мог я оказаться таким глупым?
   Тем не менее, далее раздался знакомый мне отрывистый смех.
   'Там просто просьба подыскать вам здесь дело'. От смены интонации внутри пронеслась волна облегчения. 'Подальше от опасности, разумеется'.
   Мои щеки снова запылали, а кулаки крепко сжались. Несмотря на прежние самообвинения, я вскочил на ноги и приготовился возразить.
   Его Величество облокотился о стол, внимательно меня изучая, на губах монарха играла полуулыбка.
  'Нет, юноша, не торопитесь гневаться. Ваш господин просит Джона найти вам дело, вне зависимости от того, где бы вы могли мне пригодиться, особенно, с такой энергией и хлещущей через край юной безудержностью. Но, от себя, мастер Эшли ходатайствует, чтобы вы держались в безопасности, у него на вас еще много планов'.
   Я не успел освежить в памяти мягкую насмешливость короля, так привычную мне раньше, и не воспринял его слова всерьез.
   'Не обращайте внимания на письмо мастера Эшли, Ваша Милость. Я хочу служить вам в бою, - знаю, он уже близко'.
   'Да, бой близко. Завтра - это вам известно?'
   'Завтра?'
   Я сглотнул, но обнаружил, что в горле по-прежнему сухо. Я видел лагерь, солдат, но представления не имел, что сражение состоится так скоро.
   Однако, король казался невозмутимым.
   'Да, Тюдор и его силы всего в нескольких милях отсюда, в Меревейле, как сообщили мне мои разведчики. Завтра мы встретимся с ним лицом к лицу, и за спинами будут стоять наши войска'.
   'Ваша Милость, я - я хочу тоже сражаться бок-о-бок с вами'.
   'Благодарю вас за отважность и преданность, Мэтт, но вы не можете сражаться. У вас нет доспехов'.
   'Как у многих из ваших людей, у меня есть шлем с забралом и кистень. Мастер Эшли дал мне деньги, чтобы их приобрести, должно быть, считал, - они понадобятся мне в бою'.
   'Или, вероятно, защитят вас от колкостей и ударов старших. Те могли не принять всерьез вашей попытки к ним присоединиться'.
   Мне было нечего ответить на это, после приема в Лестере. Но король мгновение внимательно на меня смотрел, и во время речи его тон смягчился:
   'Однако, мастер Уэнсфорд, кажется, с тех пор, как я видел вас в прошлый раз, вы повзрослели, хоть это и было так недавно. Или просто ваш шлем делает вас выше?'
   Я все еще не снял шлем, пусть и находился в присутствии короля. Торопливо стянув его с головы и скрыв свое смущение, я ответил:
   'Матушка часто говорила, что весна и лето - это пора для роста, мой господин. К тому же, я интенсивно тренировался, чтобы служить вам'.
   'Тренировались?'
   'Да, мой господин, изо всех моих сил. В то время, когда мастер Эшли мог освободить меня от моих обязанностей'.
  'Похвально, Мэттью. Каждый мужчина должен быть готов к войне в случае, если прозвучит призыв'. Мысленно я улыбнулся от употребления Его Величеством слова 'мужчина', но затем король добавил: 'Как бы то ни было, вы видите, - у меня достаточная по количеству армия. С лондонскими войсками вышел Брекенбери, в конце концов, граф Нортумберленд добрался с севера со своими людьми. Даже мастер Кендалл завтра застегнет доспехи, хотя он человек слов, а не меча. Как сумеет один мальчик...?'
   В моем мозгу всплыли кружившие по Лондону слухи.
   'Но, Ваша Милость, говорят, что некоторые могущественные вельможи могут не объединиться под вашими знаменами'.
   'Это то, что вы слышали? И чувствуете, что способны восполнить огрехи подобных господ?'
  'Говорят, с Генри Тюдором движутся уэльские предводители. Даже, возможно, лорд Стенли...'
   По лицу монарха прошла быстро исчезнувшая потом тень.
   'Лорд Стенли? Да, его семья предавала мою и раньше. В прошлом они ждали, чтобы посмотреть, в какую сторону подует ветер. Но в этот раз он останется непреклонным. Он и его брат Уильям... Они увидят, что моя армия насчитывает на несколько тысяч больше людей, нежели набранный Тюдором сброд французских наемников. Увидят, что ветер дует в сторону полноправного короля Англии, а не изменника, наполовину происходящего из Уэльса, не важно, что его поддерживают шпионы и деньги короля Франции. Братья сохранят верность'.
   'Но, Ваша Милость, леди Стенли - разве она не матушка Тюдору? Разве она не устраивала прежде заговор против вас?'
  'Да, юноша, устраивала. Но потом я ее пожалел и позволил принадлежащим даме землям остаться в семье. За верность леди Стенли сейчас отвечает ее супруг. А за его верность - сын лорда Стенли, который в данный момент находится в моем лагере'.
   'Мой господин?'
   'Сын Стенли, лорд Стрендж, сводный брат Тюдора, тут - в полном моем распоряжении. Он - мой гость', - кривая улыбка, - 'или мой заложник, если вам так угодно. Брат Эдвард и я - мы часто прощали Стенли раньше. Теперь не принесет вреда получить некоторое обеспечение их честному слову. Отпрыск может напомнить отцу и дяде, кто был источником их благосостояния и кто щедро вознаградит их в будущем. К сожалению, представляется, что подобные люди понимают исключительно такой язык'.
   Он оттолкнулся от края стола и направился снова сесть в большое кресло.
   'Но, Мэттью, сейчас нам следует заняться вашей судьбой. Я подумал, как вы можете лучше всего мне пригодиться. Готовы выполнить мое приказание?'
   'Да, разумеется, Ваша Милость'.
   'Вам предстоит помочь мне, вернувшись в Лондон с важным посланием для вашего господина'.
   'Но, мой господин', - воспротивился я.
   'Мэттью, я не возьму вас завтра в бой, как бы тяжело вы ни тренировались, как бы ни были проницательны, и как бы замечательно ни оказалось ваше кожаное снаряжение. Вы всего лишь мальчик -', - он поднял руку, останавливая мои дальнейшие возражения, - 'и у меня могут найтись другие задачи для вас, как только мы одержим тут нашу победу. Вы успели доказать свою ценность у меня на службе, и, как король, я полагаю, что, вероятно, сумею и потом прибегать к вашим услугам, - если мастер Эшли согласится вас отпускать. Надеюсь, лорд Соулсби забудет вам юношеские проступки, и, разумеется, не будет иметь причин возражать против продолжения моего использования вас'.
   Что подразумевали под собой его последние слова?
   'Элис не надо сейчас выходить замуж за Ральфа?'
   'Госпожа Грей согласилась подумать над вопросом. У меня еще нет известий о том, чем все обернулось. Но Ральф и его отец приехали вместе с сэром Уильямом Стенли. Если завтра все пойдет хорошо, они могут ожидать вознаграждения большим количеством земли и богатств, чем способна принести им даже Элис Лэнгдаун. Как король, скорее всего, я сумею найти им для удовлетворения другую владетельную наследницу'.
   Серьезно ли говорил монарх? Выражение его лица заставило меня усомниться. И сама Элис - в далеком Шериф Хаттоне, как я думал, - знала ли она что-нибудь о проблеме? Однако, меня охватила грусть о судьбе иной, неизвестной наследницы, если таковая существовала.
   Как бы то ни было, но мне приходилось верить королю на слово.
   'Благодарю вас, Ваша Милость. Я навсегда у вас в долгу'.
   'Таково преимущество королей - иметь возможность вознаграждать всех его сторонников, значительных или нет, и мне оно по душе. Но одновременно вы способны оказать в ответ большую услугу и доставить по адресу мое послание'.
   На этот раз я не возражал. Придется выполнить долг, который посчитает нужным указать мне мой господин. Даже если он просто трюк, чтобы удержать меня в безопасности подальше от сражения...
   Король Ричард выбрал перо и бумагу из хаоса лежащих на столе писчих принадлежностей и сел за послание, создаваемое его собственной рукой. Прежде мне не доводилось такого наблюдать, как и в случае с мастером Эшли в Лондоне. Обычно оба моих господина полагались на своих секретарей. Его Величество не торопился, он справился с книгой, спрятавшейся среди бумаг, и потратил несколько минут, после чего сложил небольшой листок и капнул на него расплавленным воском, чтобы затем запечатать. Далее монарх обошел стол и вручил мне записку вместе с маленьким кожаным кошелем.
  'Вот, Мэттью, мое послание и оплата расходов на ваше путешествие'. Когда мои пальцы сомкнулись вокруг него, кошелек звякнул. 'Вам следует доставить письмо лично в руки мастеру Эшли. Больше никому. Не используйте его, чтобы проторить себе путь к архиепископу Кентерберийскому или к императору, или же к самому Папе Римскому. Больше никаких уловок, пожалуйста'.
  Я улыбнулся и уложил квадрат бумаги с кошельком в свою сумку.
  'Нет, Ваша Милость, мне жаль'.
  'Не беспокойтесь. Это была очень скромная уловка, и я благодарен за то, что она подарила мне такого посланца, как вы. Вероятно, вам будет проехать намного легче, нежели кому-либо из моих людей, если завтра -'
  Король прерывается на полуслове и опять присаживается на край стола, теребя кольцо с печаткой.
  'Вы все еще поете, Мэттью?'
  'Да, мой господин. Хотя -'. В лицо мне снова бросился румянец. Раз или два в течение прошедших недель на самых высоких нотах мой голос обрывался.
  'Хотя вы обнаружили, что взрослеете? В свое время это происходит со всеми нами'.
  'Я могу хорошо спеть сейчас, как мне кажется. Хотите, чтобы я спел сегодня вечером?'
  'Почему нет? В честь старых времен. Может быть, это окажется последний раз, прежде...'
  Король обернулся и налил из графина вино насыщенного красноватого оттенка в пару украшенных выгравированными узорами серебряных кубков, находящихся на столе. Протянув мне один из них, он опять сел в дубовое кресло и поднял свой.
  'За старые времена. И за старых друзей'.
  Мы оба выпили. Тогда как тепло вина протекало по моей гортани, я вспоминал другие провозглашенные Его Величеством тосты - на охоте на вепря, в вечер накануне нашего отъезда из Миддлхэма, вечером в Сент-Олбансе. В самом деле, в старые времена и с друзьями, которых теперь больше с нами нет.
  Я сделал еще глоток, затем вернул кубок на стол.
  'Что вы бы желали услышать, Ваша Милость? У меня нет с собой лютни'.
  'Вы продолжаете учиться играть на ней?' Я кивнул. 'Мастер Эшли, как всегда, исполняет данные им обещания. Наверное, что-нибудь на английском языке, Мэтт, на нашем родном и прекрасном языке. И ничего печального в этот вечер, иначе мои солдаты посчитают, что у меня унылое настроение'.
  Пока король устраивался в кресле поудобнее, я думал, какая песня подойдет такому человеку - монарху, первым написавшим свои законы на английском, а не на французском языке, дабы простые люди могли их понять. И некоторые в его государстве еще жалуются на подобный шаг?
  Первую выбранную мной песню - во славу нашего Святого Отца - я выучил в соборе Йорка. Это была одна из немногих, преподаваемых нам руководителем хора, песен, которая звучала не на латыни. Но вторую сочинил мастер Петит, наш наставник по танцам в Миддлхэме. Как он объяснял, песня создавалась в память о его собственной юности, проведенной в путешествиях из одного замка в другой и в обучении детей лордов танцам. Задорность мелодии заставила ногу короля притопывать, и, к моему облегчению, голос достигал высоты, не ломаясь.
  Стоило угаснуть последним нотам, как за моей спиной послышался шорох.
   Растянувшаяся у моих ног Мюррей вскочила и, рыча, метнулась на звук, ее белые зубы обнажились, гладкое красноватое тельце задрожало. Король тоже встал, его ладонь легла на эфес меча, и я обернулся взглянуть, - кто или что создало такой шум.
   Причиной оказался лорд Ловелл, застывший на полпути у входа и поднявший одной рукой бледную занавесь. При виде гончей, стоящей на дороге, ощетинившись, на его лице отразилось изумление.
   Прежде чем я смог отозвать Мюррей и отругать за дурные манеры, король расхохотался.
   'Позвольте этому стать предупреждением для вас, Френсис. Как следовало ей узнать, что вы не являетесь шпионом Тюдора, пришедшим меня убить?'
   'Если бы я им был, Ричард, посмел бы я войти через главную дверь?'
   'Тогда, наверное, вам придется поставить ночью вокруг моего шатра охрану. Или моей безопасности следует оказаться отданной на откуп одной маленькой гончей? Храбрая крошка, правда? Подумайте только, она происходит из числа 'коротышек' Флоретты'.
  Лорд Ловелл выступил вперед, позволив навесному пологу упасть за ним и все время не сводя с Мюррей осторожного взгляда.
  Я свистнул ей, и Мюррей побрела ко мне обратно. Белки глаз больше не показывались, шерсть на спине снова лежала гладко, слабый рокот вибрировал исключительно в глубине горла. Его Величество бросил ей какой-то лакомый кусок с тарелки на столе, и она поймала угощение, жадно затем проглотив.
  'Может, она и коротышка', - произнес Его Светлость, 'но, вероятно, ей придется лечь нынешней ночью на вашем пороге. Вы могли бы поступить и хуже. Ваш юный оруженосец попросил позволения присоединиться к своему дяде'.
  'Юный Хью?' - уточнил король Ричард. Я вздрогнул от прозвучавшего имени. 'И вы ему разрешили?'
  'Я подумал, это будет неблагоразумным. Кроме того, если лорд Стенли...'
  Скользнув взором в мою сторону, лорд Ловелл замолчал и сжал губы.
  'У нас уже есть один гость, Френсис', - спокойно ответил король. 'Нам не потребуется больше. Позвольте ему уйти, - если юноша сумеет отыскать в темноте дорогу в лагерь Стенли'.
  'Вы уверены, Ричард?'
  Его Величество кивнул.
  Бросив последний взгляд в сторону Мюррей, вновь устроившейся у моих ног и уложившей голову на лапы, лорд Ловелл вынырнул из-под входной занавеси обратно в ночь.
   Его Величество вернулся и сел в кресло, с задумчивым выражением на лице совершив глубокий глоток вина.
   Вдруг я услышал свой голос, словно и внимания не обратил на то, следует ли мне говорить.
   'Хью Соулсби находится здесь?'
   'Как вы слышали, по крайней мере, в настоящий момент'.
   Король наблюдал за моими усилиями сохранить чувства внутри, не допустив их проявления на лице. Но для его острого зрения было достаточно света, отбрасываемого факелами и установленными на столе свечами.
   'Вы его так и не простили?'
   'А мне следовало?'
   Заданный мной в ответ вопрос прозвучал дерзко, но, как часто случалось, Его Величество этого не заметил - или решил не замечать.
   'Наверное. Прошло много времени. И, может статься, все сложилось только к лучшему'.
   'То, что меня пришлось отослать?'
   'Своим трудом вы добились хорошей жизни в Лондоне. Вы многое узнаете вместе с мастером Эшли и получите множество возможностей, за которые другие юноши заплатили бы очень дорого'.
   'Ну, если вы так утверждаете, Ваша Милость'. Возвращение мыслями ко всему, что я потерял в прошедшие два года - ко времени с друзьями, к тренировкам оруженосцев, обычным для Роджера, как и для Хью, - заставило вкрасться в интонации резким ноткам. 'Но, может статься, не каждый прощает так легко, как это делаете вы'.
   'Прощать не всегда легко, Мэтт. Но иногда это необходимо, и тогда результат вознаграждает потраченные усилия'.
   'Вы простите тех, кто может предать вас завтра? Простите Генри Тюдора? Простите лорда Стенли, если он окажется изменником?'
   'Лорд Стенли окажется стоек. И после боя найдется достаточно времени, чтобы подумать о прощении, в случае появления в нем нужды'.
   Неужели он на самом деле верил своим словам? Ответа у меня не было. Но королевская спокойная полуулыбка вынудила устыдиться недавней вспышки.
   'Но, в то же время, Мэттью, вам надо отправляться в путь. Носимая вами эмблема обеспечит безопасность в течение обратного проезда через мое войско. Отыщите направление на юг - к старой дороге, сейчас зовущейся Уотлинг Стрит, и она приведет вас прямо в Лондон. Помните, - нужно сразу идти к мастеру Эшли, - дело чрезвычайно важное'.
   Мне снова подумалось, что предположительно серьезное послание - не более, чем уловка, дабы отослать меня в канун надвигающегося сражения.
   Не успел я осознать своих действий, как бросился на колени.
   'Только не сегодня вечером, мой господин. Позвольте мне занять место Хью, позвольте снова стать вашим пажом и лечь спать у вашего порога. Мне и Мюррей, как уже сказал лорд Ловелл. Вы знаете, что можете положиться на нашу верность'.
   Сначала моя просьба была встречена лишь молчанием. Наверное, сказанные недавно слова разгневали короля? Но затем он заговорил опять.
   'Очень хорошо, Мэтт. Вы можете еще раз выступить в качестве моего пажа. Вы и ваша храбрая маленькая гончая. Но вам следует уехать крайне рано, с первыми лучами солнца, прежде чем весь лагерь проснется'.
   Его довольный тон убедил меня, что монарх не принял сказанные слова, как свидетельство против меня. Но помнил ли король, как я сейчас, последний случай, когда я служил ему пажом? Тем утром в Нортгемптоне, когда Его Величеству пришлось расталкивать меня, чтобы разбудить? Когда его жизнь могла оказаться в опасности из-за заговоров Вудвиллов.
   Конечно же, он этого не помнил. Но я сказал себе, что не должен спать на протяжение всей ночи, несмотря на ожидающее меня долгое путешествие.
   'Благодарю вас, Ваша Милость, я вас не подведу'.
   Остаток вечера был полностью посвящен делам. Лорд Ловелл вскоре вернулся, а с ним мастер Рэтклиф и другие неизвестные мне джентльмены. Прежде чем Мюррей смогла совершить нечто более весомое, нежели рычание, я притянул ее к себе и устроилл на табурет рядом с походной кроватью. Там, пока король и его дворяне обсуждали планы на завтрашний день, мне удалось поделиться с ней последними крохами привезенной из Лондона еды.
   Из того, что они, тихо совещаясь, говорили, понял я мало. Через какое-то время я взял с дубового сундука оплетенный кожей часослов и сел листать его страницы, ожидая, пока монарх будет готов отдохнуть. Мне посчастливилось долго любоваться восхитительным изображением в книге Пресвятой Девы, она преклонила колени перед златокудрым ангелом с такими же позолоченными крыльями, на столе открытым остался лежать молитвенник, в точности, как лежал передо мной открытым часослов.
   Но затем мой взгляд привлек находившийся ближе к концу текст. Он начинался с изумительной заглавной буквы, обернутой в яркие темно-малиновый и синий тона, принадлежащих королю оттенков. Прекрасный росчерк на латыни просил всемилостивого Господа Иисуса освободить его слугу, короля Ричарда, от любой печали и заботы, от всех происков и заговоров противников и защитить от всяких зла и опасности в прошлом, настоящем и в грядущем.
   Я снова и снова прочитывал молитву. Насколько потребуется подобная помощь моему господину через каких-то несколько часов?
   Время от времени стоявшие снаружи стражники вытягивались по стойке смирно, и солдат вносил послание, или же некий ловкий человек проскальзывал в шатер сквозь завесу. Сначала я напрягался, чтобы услышать содержание докладов, но потом усилия оказались выше доступных мне возможностей. Утомление последних дней взяло свое. Несмотря на решимость бодрствовать, чтобы защитить короля, я сдался на милость волнам сна, спина облокотилась о роскошный ковер, но ладонь продолжила лежать на голове Мюррей, тесно прижавшейся к моему бедру.
   'Мэтт', - донесся до меня голос короля Ричарда, проникающий словно сквозь туман или заметно издалека. 'Мэттью?'
   Я пошатнулся и попытался подняться, потревоженная моими движениями Мюррей заворчала.
   Передо мной стоял король. Покинутый дворянами шатер опустел, внутри него танцевали тени от оплывающих свечей и догорающих факелов.
   Я потер глаза.
   'Ваша Милость?'
   'Время спать, Мэттью. Для вас уже положили матрас'. Головня за моей спиной давно погасла, и лицо монарха скрывалось в темноте. 'Воспользуйтесь оставшимся временем на отдых, как только можете. Нас завтра ждет долгий день - обоих'.
   Его Величество взял меня под локоть и повел к порогу. Там, рядом с занавесом находился соломенный тюфяк, накрытый шерстяным одеялом, которое я привез с собой из Лондона. Благодарно на него опустившись и также машинально смежив веки, я оставался слишком сонным, чтобы возражать, когда услышал слова Его Величества:
   'Выспитесь хорошо, Мэттью. Я разбужу вас, когда придет час, не волнуйтесь'.
  
   Глава 19
   Кровавая луна
  
   Тап, тап, тап.
   Я встряхнул головой. Но звук никуда не исчез.
  Тап, тап, тап.
   Он шел из моего мозга.
   Я повернулся.
   Передо мной разошлась серая завеса тумана. Его клочья сдвинулись в разные стороны - как влево, так и вправо. Я нажал на них ладонью, чтобы убрать. На ощупь воздух был вязким и холодным.
   Я находился в темном сводчатом помещении. Высоко над головой парил потолок. Как же высоко. И как темно. Мгла испарилась, будто ладан в пустоте. Я снова опустил взгляд.
   Теперь передо мной лежа серая каменная плита. Над ней сгорбился чей-то силуэт.
  Тап, тап, тап.
   Я шагнул вперед.
  Мужчина обернулся, чтобы взглянуть на меня, затем опять вернулся к своему занятию. В его руках находились молот и резец.
   Тап, тап, тап.
  Удары наносились по плите, по мальчику. Хотя, нет, - только по холодному серому камню.
  Темные скрытые сумраком глаза. Грустные затененные глаза.
  Мне было знакомо его лицо.
  Тап, тап, тап.
  Откалывание фрагментов камня. Нанесение на него рубцов. Начертание имени.
  Я подошел ближе, чтобы прочитать его.
  Э-Д-В-А_Р-Д.
  У холодного каменного мальчика обнаружилось два лица. Мальчиков стало двое.
  Пустые глазницы. Коленопреклонение. Темные скрытые сумраком глаза.
  Мне были знакомы их лица.
  Но кто они были и откуда взялись?
   Тап, тап, тап.
  На руке возникло ощущение холода и влаги. Давления. Послышалось хныканье.
   Тап, тап, тап.
  Я открыл глаза.
  Вокруг царила темнота.
  Нос Мюррей уткнулся в мою ладонь и намочил ее. Она скулила. Пихала меня, чтобы разбудить.
  Я сделал глубокий вдох и прошептал молитву, которая отогнала бы сон. Печальный сон, как мне вспомнилось. Но он довольно быстро испарился. Будто мгла, едва тронутая лучами рано поднявшегося солнца.
   Я вытянул конечности, стряхивая с них дремоту.
   Тап, тап, тап.
   Тело замерзло и не поддавалось попыткам сгибания.
   Но нет, на этот раз до меня донесся не звук обтесываемого камня. Вдали раздавалось многократно повторяемое лязганье молота о горячий металл. Работал встреченный прошлым вечером оружейник? Или его собрат по ремеслу? Теперь звук долетел с расстояния ближе. Тем не менее, он все еще был далеко.
   Кашлянул какой-то мужчина. Это произошло еще ближе ко мне. С другой стороны завесы шатра.
   Тихо заржала лошадь, по сухой земле с хрустом заскребло копыто.
   Небольшой шум. Ночной шум.
   Я поднялся на колени и откинул свое шерстяное одеяло. Отодвинутая в сторону завеса открыла еще большую темень. Но та уже подергулась сероватой дымкой.
   Дав глазам время привыкнуть, я подтянулся на ноги и вышел наружу. Напрягая внимательность. Навстречу мне зашаркали два стражника, но потом они расслабились, увидев перед собой простого мальчишку и кивнув ему.
   Сейчас это были совсем другие люди. Как же часто менялась охрана, пока я лежал там внутри в забытьи?
   Луна спускалась за горизонт.
   Почти налившись, она мгновение оставалась на кромке отдаленного холма. Но сейчас ее диск не напоминал большую золотую монету, как в прежние ночи. Свечение окрашивалось оттенком алого.
   'Кровавая луна', - пробормотал один из стражников, когда та скользнула за темную массу склона и вскоре потерялась в поле обозрения.
   Я передернулся.
   Мужчина сплюнул на землю.
   'Плохие новости для предателя'.
   Перед ближайшей палаткой загорелся походной огонек, за ним мигнул следующий еще дальше.
   'Думаю, совсем недолго до рассвета',- произнес второй стражник.
   Он взял меня за плечо, повернул и показал. Очертания деревьев на другой линии горизонта выделились густой серой полосой. Пробная птичья песнь разорвала тишину, ей ответило щебетание. 'Настало время будить Его Милость?'
   Скользнув назад за крыло завесы, я свернул тюфяк и шерстяное одеяло, после чего ощупью проложил себе ощупью дорогу вдоль темного, как смоль, шатра. У стола я нашел в кармане огниво и высек искру для свечи в позолоченном подсвечнике.
   Заслонив мерцающее пламя ладонью, со следующей за мной по пятам гибкой тенью Мюррей, я приблизился к накрытой одеялом кровати короля.
   Его Величество еще спал, голова лежала на вышитой льняной подушке, рука выпросталась вдоль тонкой ткани покрывала. В кругу отсветов огня лицо монарха казалось моложе, чем когда-либо, сон смягчил появившиеся морщины.
   На краткий миг перед моими глазами промелькнуло, словно и не было этих двух лет, лицо его сына, несчастного Эда. Ко мне вернулся недавний сон.
   Рука задрожала, а с нею и пламя свечи.
   Мюррей заскулила, ее темные глаза при взгляде на меня увлажнились. Пальцами свободной руки я схватил клочковатую шерсть на голове гончей.
   Глаза короля открылись, затем скосившийся взгляд сконцентрировался на мне.
   'Мэттью?'
   'Мой господин, настало время вставать'.
   Я отодвинулся, притянув к себе Мюррей.
   Его Величество поднялся с кровати, потянулся за лежащей на ближайшем стуле толстой меховой накидкой, накинул ее на плечи и направился к выходу из шатра. Стоило ему отбросить в сторону завесу, как стражники тут же вытянулись по стойке смирно. Проходя, король пожелал им спокойного и доброго утра.
   Я шел за ним следом, продолжая держать Мюррей за ошейник. Выгравированная там королевская лилия холодила ладонь. Мне вспомнилось, как прежний король Эдвард завязывал вокруг ее шеи кожаный ремень, пока я делал шаг вперед и вставал рядом с его братом.
  Мы обозревали начинающий просыпаться и шевелиться лагерь.
  Впереди по темному склону спускались сереющие ряды палаток, поглощающихся омутом собравшегся в низинах тумана. Вдали сквозь его молочные глубины можно было заметить лишь кончики обмякнувших в безветренном утреннем воздухе штандартов.
  Между близлежащих палаток скользили призрачные фигуры, их оклики, смех и обращенные к товарищам приветствия доплывали до нас над покрывающей походный городок мглой. Тут и там виднелся успокаивающий отблеск лагерных костров. Я мог наблюдать, как совсем рядом над горящими углями подвешивались горшки для приготовления завтрака.
  Далеко справа мужчины сновали в шеренгах с лошадьми, кормили их и поили. Снова бил по металлу молот, но на этот раз я не обратил на него внимания. Вместо этого я смотрел, как взгляд короля Ричарда медленно обводит пробуждающийся лагерь.
  Воздух все еще сквозил холодом. Когда король запахнул на себе подбитый мехом плащ, я лишь мысленно устремился к шерстяному одеялу, но даже не шевельнулся, чтобы его найти.
  К нам подбежал слуга, сразу преклонивший перед монархом колено.
  'Ваша Милость? Хотите, чтобы я разбудил ваших священников?'
  'Да, а заодно и господ Норфолка и Ловелла, если те продолжают разлеживаться. Как и лорда Стренджа. Этим утром нам следует всем присутствовать на службе'.
  Слуга поторопился отправиться выполнять повеление, и между нами снова воцарилась тишина.
  На растущих поодаль деревьях каркали грачи. Над нашими головами бледнели последние проблески звезд, тогда как на востоке начинал разливаться сероватый рассвет.
  Затем Его Величество заговорил.
  'Ну, Мэтт, что вы думаете о вашем первом военном лагере?'
  И, не дожидаясь ответа, он зашагал к конным рядам. Слева и справа люди оставляли свои дела, кланяясь и приветствуя властелина.
  'Доброе утро, Ваша Милость'.
  'Хороший день для сражения, как только рассеется этот туман'.
  'Предателя из сапог вытрясет при виде луны, которая взошла прошлой ночью!'
  Как могли они быть такими дерзкими? Первыми заговаривать с монархом, прежде чем он к ним обращался?
  Но, вероятно, это являлось привилегией солдат. Король Ричард явно не находил в их поведении никаких огрехов, ибо в ответ только улыбался и приветствовал.
  Но когда мы добрались до первого конного ряда, поторопившийся встретить нас человек подобными вольностями не воспользовался. Стоило ему преклонить колено перед сувереном, как я узнал в нем наставника по верховой езде из Миддлхэма.
  'Желаю вам доброго утра, мастер Рейнольд', - произнес король. 'Как вы и ваши подопечные поживаете сегодня?'
  Мастер Рейнольд поднялся.
  'Довольно хорошо, Ваша Милость, хотя ночь была неспокойной. Как всегда, они чувствуют, что им предстоит'.
  Лошади, по большей части представлявшие сейчас мрачные тени, вели себя тихо, занимаясь едой в то время, как между ними суетились конюхи, проверяя состояние ног и копыт. В первом же ряду из затянувшейся мглы выступил жемчужно-серый красавец. Шторм, королевский любимец. В последний раз я видел скакуна несущим монарха в минуты победного шествия.
  Его Милость провел ладонью по шее коня, запустил пальцы в пряди собранной под недоуздком гривы.
  'Ну, мальчик', - прошептал он, 'ты хорошо служил в прошлом, но сегодня придется твоему сыну оказать мне такую честь'.
   Похлопав коня по шее, король обернулся назад в направлении второго ряда животных. Там, вскидывая голову, пока конюх чистил его переливающуюся в лунном свете шкуру, стоял Любитель ветра.
   Прошло почти три года с тех пор, как мои глаза увидели его, но все равно мне удалось узнать коня. Сила и страх, испытанные от процесса пребывания на его спине, пока скакун, сломя голову, мчался по заливным лугам Миддлхэма, опять нахлынули.
   Монарх оглянулся. Что бы он ни прочел на моем лице, это подвигло его произнести:
   'Он изменился с момента вашего маленького приключения, Мэтт. Теперь конь хорошо воспитан и подходит, чтобы вывезти короля на битву'.
   Его Величество в последний раз похлопал Шторма и снова пошел к палаточному городку. На фоне сереющего неба его очертания становились отчетливее, несмотря на еще стлавшуюся туманную дымку. На востоке из низкого облака, примостившегося вдалеке, выглядывали абрисы розовеющих холмов, показывая, что солнце скоро поднимется.
   Лицо наблюдающего за пейзажем короля хранило спокойствие.
   'Возможно, одна - последняя - битва', - произнес он тихо. 'И, как только Тюдор погибнет, больше уже не появится ложных претендентов. Мне нужно будет принудить французов подписать договор, а с ними и шотландцев. И Португалия-'
   Он бросил на меня взгляд. Вопреки сумраку, я уловил намек на улыбку.
   'Вам будет приятно узнать, что я последовал вашему совету, Мэтт, - и совету моих приближенных, разумеется. Я имею в виду повторный брак. Мне помогло знание того, что Анна - Ее Милость покойная королева - говорила на эту тему. Пусть я и не понимаю, почему она обсуждала вопрос с вами...'
   'Я рассказывал Ее Величеству мою историю, Ваша Милость. О моей мачехе и об отце'.
   'Конечно. Счастливый человек. И почему я не могу снова обрести счастье? Я отправил послов в Португалию, чтобы предложить себя в мужья инфанте Жоане'.
   'Инфанте, Ваша Милость?'
   'Принцессе, Мэттью. Сестре короля. Хотя она и португалка, но происходит от нашего третьего короля Эдварда, поэтому является старшей в ветви Ланкастеров, имеющей права на английский трон. Если мы поженимся, это навсегда объединит дома Йорков и Ланкастеров. Разве подобное не принесет добра? Не положит конец причине для всех этих лет сражений за корону Англии?'
   'Да, мой господин. Это действительно будет добрым шагом'.
  'И, по словам португальского посла, она является самой прекрасной и самой религиозной из женщин. Я надеюсь вскоре получить ее портрет. Интересно, что принцесса обо мне подумает '.
   В глазах короля танцевали искры ближайшего костра, а взгляд блуждал по уже оживившемуся пейзажу.
   Мне вспомнился тот день в Вестминстере, когда я вошел во дворец и обнаружил, как Его Величество ерзает, пока художник пишет с него портрет. Какая грусть таилась в глазах монарха, ведь с момента смерти королевы прошло совсем мало времени. Отправят ли в Португалию тот самый портрет, или предпочтут ему другой, созданный в период более жизнерадостного расположения духа?
   Упоминание об этой отдаленной державе подхлестнуло еще одно воспоминание.
   'Я слышал, как говорят, что ваша племянница, леди Елизавета, вероятно, также выйдет замуж в Португалии'.
   'Как вы об этом узнали?'
   'Разве до меня дошел не более, чем слух, Ваша Милость? Сожалею, что выболтал его'.
   'Не волнуйтесь, Мэтт. Это слух, который, по моим надеждам, может получить некоторое основание в действительности'.
  'Мне рассказала об этом в письме Элис Лэнгдаун'. Или же это все-таки была Элен? 'О том, что руки леди Елизаветы просит португальский герцог'.
   'Да, Мануэль. Он приходится Жоане кузеном. Елизавета довольна подобной договоренностью?'
   'По словам Элис, дождаться не может'.
   Когда эти слова сорвались с моих губ, я испугался, что опять проболтался не к месту, но Его Величество лишь улыбнулся.
   'Это хорошо, - что она стремится замуж. Жаль, что сама Элис не торопится'.
   'Я уверен, Элис во всем вам покорится, Ваша Милость. Но...но она, возможно, сделала бы подобный шаг более радостно, если бы будущим мужем оказался не Ральф Соулсби'.
   'Элис всегда была созданием своевольным. Но мы дождемся результата сражения - и решения леди Елизаветы'. Король обернулся и посмотрел мне в глаза. 'Или же, ответьте мне Мэтт, у вас есть на примете для нее какой-нибудь другой муж?'
   'Нет, в самом деле, мой господин. Только не у меня'.
   Его Величество стоял спиной к светлеющему востоку, лицо короля находилось в тени, и я не мог сказать - шутит ли он снова. Охваченный волнением я попытался отвлечь монарха и полез в карман за кусочком, соблазнившим бы Мюррей станцевать.
   Ладонь натолкнулась на холодный металл.
  Сомкнув пальцы вокруг, я вытащил его наружу. Это оказалась монета, которую мастер Рэтклиф передал мне в Лондоне. Венценосная голова и крохотный вепрь были отпечататаны настолько ярко, словно их отчеканили только что, а не два года тому назад.
   Когда я поднял взгляд, в глаза попали призрачные струйки тумана, все еще плывущего перед нами.
   'Мой господин, прошлой ночью мне снился ваш сын'
   'Мой сын? Эдвард? Вы видели его?'
   Резкое вздрагивание в голосе короля заставило меня пожалеть о вылетевших словах.
   'Я видел резчика по камню. Он вырезал его имя'.
   Тап, тап, тап.
   'Еще я видел двух других мальчиков. Ни один из них не был Эдом, но - но они выглядели также, как и тот'.
   Я посмотрел на монарха.
   Его Величество снова вглядывался вперед, но глаза короля будто не видели недавно оживившийся лагерь.
   'Как Эд, - но не Эд'.
  'Полагаю, это были его кузены, Ваша Милость, ваши племянники. Это были принцы. Я выезжал вместе с Эдвардом, старшим из них. Я знаю его в лицо'.
   Король молчал.
   Наверное, мне следовало больше ничего не говорить, но...
   'Ваша Милость, - те слухи...?'
   'Слухи?'
   'О ваших племянниках, Ваша Милость. Те, которые шепотом переносились в дни мятежа'.
   'Ах, да, те слухи'.
   Он продолжал смотреть вперед.
   Повисла тишина.
   'Вы им поверили?'
   'Нет, Ваша Милость', - воспротивился я.
   'Но вы их запомнили'.
   'Это был просто мой сон, Ваша Милость'.
   'Я надеялся, что о них позабудут. С глаз долой - из сердца вон, как говорят. И о них забыли, разве не так?'
   Я ничего не ответил. Имел ли Его Величество в виду слухи - или все-таки мальчиков?
   'Мужчины из Меривейла сегодня не будут сражаться за сыновей моего брата. Нет, они скорее отправятся в бой на стороне поддерживаемого французами претендента, который, как утверждают, уже провозгласил себя королем. На стороне предателя, имеющего на английский трон прав немногим больше, чем у большинства здесь присутствующих - или у остальных, которые еще лежат в постели далеко отсюда'.
   'Мой господин?'
   'Говорят, он планирует вступить в брак с моей племянницей Елизаветой. Взять невесту из клана Йорков, чтобы сделать свои требования обоснованнее. И не напоминать о ее братьях. Тюдор не сможет позволить им остаться в живых, если станет королем. Именно тут основание для их смерти, в случае истинности слухов, под этим я давным-давно подписался'.
   Король замолчал.
   Внутри я осыпал себя проклятиями. Мне не следовало упоминать о мальчиках, будоражить его подобными мыслями. Только не в это утро.
   Вздохнул ли монарх, прежде чем опять заговорить?
   'Но, как бы то ни было, дело сделано. Два года тому назад я принял корону, и сегодня должен сразиться за нее. Если Господь подарит мне здесь победу, я буду знать, что отстаивал правильную позицию. Если мне суждено оказаться разбитым -'
   Не успел я осмелиться оспорить его речь, к нам поспешил слуга, сразу остановившийся и поклонившийся.
   'Да?'
   'Ваша Милость, для службы все готово. Джентльмены собрались в вашем шатре'.
   Король кивнул, и затем обернулся ко мне.
  'Не обращайте внимания на слухи, Мэтт, и, по возможности, еще меньше отвлекайтесь на сны. Мой брат Эдвард как-то рассказал мне о привидившемся ему кошмаре, - полном демонов и теней предателей, которые вернулись, чтобы преследовать его. Позже - в тот же день - он одержал блестящую победу. Вы слышали о битве при Барнете? Лично я всю ту ночь крепко проспал. Мне было всего восемнадцать. Это оказалась моя первая битва...'
   Король положил ладонь на мое плечо.
   'Но данное сражение не станет первым у вас, Мэттью. Вам следует скоро отправляться в путь. Дождитесь службы, и потом поезжайте'.
   'Но, Ваша Милость, я-'
   'Не возражайте. Вам не нужно дожидаться результата сражения, - послание очень важно. Ваш господин должен уже знать, что ему следует делать, но от напоминания вреда не будет. Идите'.
   Он развернулся. В конце концов, над холмом и венчающей его облачной массой просияло солнце, и лицо короля Ричарда оказалось омытым утренним светом, словно расплавленным золотом.
   Его Величество скосил взгляд и поднял ладонь, чтобы заслониться от неожиданно пришедшей зари, но потом рассмеялся.
   'Настоящее солнце в зените. Освещает устремления наступающего дня'.
   И монарх направился к своему шатру, по пятам за ним поспешил слуга.
   Но я замешкался.
   Меня глодала злость, вызванная рассказом о своем сне, и стыд от вынуждения короля говорить о - о проблеме, о которой я даже не задумывался в течение почти двух лет. Кто я такой, - простой подданный - чтобы задавать монарху вопрос, вне зависимости от того, что он мог сделать?
   Пока я рассматривал восходящее над рощицей деревьев на вершине далекой гряды холмов солнце, в мою ладонь мордочкой ткнулась Мюррей. Среди деревьев черным пятном на золотящемся небе застыл шпиль отдаленной церкви. Пока я медленно шел за королем, в мою голову пришла мысль.
   Внутри шатра священники в полном облачении готовились к службе. Высокое распятие, виденное мной накануне вечером, уже стояло на покрытом золотистой тканью алтаре, рядом были серебряная чаша-потир и поднос для хлеба.
  Когда мы вошли, чтобы поприветствовать короля, приблизились несколько, как известных, так и неизвестных мне джентльменов. Лицо лорда Ловелла при поклоне, а потом в процессе объятия с его старым другом хранило торжественную серьезность. С ним были сэр Ричард Рэтклиф и мастер Кендалл. Трое или четверо принадлежали к совершенно другой группе. Одним из незнакомцев оказался юноша с копной белесых волос и с выцветшими бледными бровями, он держался позади, пока мастер Рэтклиф не подтолкнул его выйти вперед и поклониться. За ним последовал Его Милость герцог Норфолк, мельком отпечатавшийся в моей памяти по давно минувшим дням в Лондоне.
  Высокий и худощавый, с выдубленным и покрытым морщинами лицом, возникшими в течение долгих лет службы в армии, он склонил голову, после чего крепко пожал руку короля.
  'Дикон. Надеюсь, вы хорошо выспались'.
  'Да, Джек. Довольно хорошо'.
  'Милорды Стенли и Нортумберленд не посетят службу?'
  'Я их не звал, но своего отца представляет здесь лорд Стрендж'. Белокурый юноша опять наклонил голову перед монархом, хотя выражение его лица прочтению не поддавалось. 'У Их Светлостей будет сегодня достаточно много дел и без того, чтобы тащиться сюда из подответственных им лагерей. Сегодня каждому следует побеспокоиться о собственной душе'.
  Товарищи короля присоединились к улыбке, но, стоило ему направиться к походной кровати - сбросить накидку, - их улыбки погасли.
  Я поспешил налить воды в блюдо, чтобы Его Величество умылся, а затем помог королю надеть утреннее платье. Застегивая его на монархе, я тихо задал вопрос:
  'Хотите, чтобы я спел на службе, Ваша Милость?'
  Ни одна свеча не озаряла этот угол шатра, и лицо короля во время ответа скрывали тени:
  'Нет, молодой человек, не нынешним утром, хотя, я уверен, находящийся тут мой господин Норфолк с радостью бы вас послушал. Скорее всего, я отправлю за вами для отправления благодарственной службы, как только мы вернемся в Лондон. Но не сегодня. Сберегите ваши силы - и ваш голос'.
  Я с облегчением услышал, что на этот раз приму в службе участие не большее, чем остальные молящиеся. Меня не только тревожило опасение, что может подвести голос, но, несмотря на слова короля, надо мной до сих пор продолжала давлеть тяжесть недавнего сна. Не удивительно, что глаза защипало, стоило священнику произнести знакомую с прошлой ночи формулу молитвы: 'всемилостивый Господи, Иисус Христос, сохрани твоего слугу, короля Ричарда, и защити его от всего зла и ото всей опасности - происходящей из прошлого, настоящей и грядущей...'
  Вскоре мы приобщились к хлебу и вину и поднялись с колен. Свечи на алтаре погасили, позолоченное распятие подняли и закрепили на длинном буковом шесте. Священники вознесли его ввысь и направились наружу, в шум и суматоху залитого солнцем лагеря.
   На воздухе был поставлен раздвижной стол, нагруженный сладко пахнущим свежим хлебом, сыром и кувшинами с вином. По другую от него сторону находились оруженосцы с комплектами великолепного боевого облачения, каждая деталь которого сияла в ранних лучах солнца, словно отполированное серебро.
   Я громко сглотнул. Внезапно предстоящее сражение показалось очень близким.
   Будто ощутив мой страх, король Ричард подошел ко мне. Он сбросил утреннее платье и начал надевать элементы костюма, предназначенного для ношения под латами.
   'Настало время вам уезжать, Мэтт. Там - есть еда для ожидающего вас путешествия. Джон сказал, что свою пони вы найдете в конных рядах. Помните, сразу отправляйтесь к мастеру Эшли и доставьте ему мое письмо'.
   'Разумеется, Ваша Милость. Больше никаких - никаких обманов. И...Ваша Милость...'
   'Да?'
   'Я надеюсь, вы обретете свое счастье, Ваша Милость. Да будет с вами Бог'.
   Король улыбнулся.
   'И с вами, Мэтт. Теперь - идите. И не подведите меня с этой маленькой услугой'.
   Я встал на колено и поцеловал большое кольцо на его руке, мои глаза снова защипало. Королевская ладонь ощутимо легла мне на голову, когда я ответил:
   'Никогда, мой господин'.
   Затем я встал и, не глядя, пошел прочь, не доверяя собственному лицу, хотя его выражение и не выдало меня во время собирания узла с личными вещами, свистка, обращенного к Мюррей и торопливого пути к конным рядам.
   Бесс я нашел быстро, - она была самой миниатюрной среди собранных здесь скакунов, и, не минуло и нескольких минут, как мы рысью проехали последние вереницы палаток, повозок, бредущих солдат и устремились к выезду из лагеря.
   Тем не менее, я не направился к большой дороге под названием Уотлинг Стрит, как мне было сказано. Вместо этого я обогнул палаточный городок в сторону севера, где возможно, останавливаясь на возвышенностях и постоянно держа военный лагерь в поле своей видимости.
   Таким образом, я заметил, когда он распался, - шеренги солдат двинулись на юго-запад, а упряжки с массивными лошадьми построились, чтобы тянуть черные пушки, тогда как за ними поскакали группы всадников с искрящимися в солнечном свете кольчугами.
   За ними последовал и я.
   Да простит меня Господь, я предал своего короля и отправился за его идущим в сражение войском.
  
  Глава 20
  Вид из башни
  
  'Здесь нет больше места!'
  На фоне квадрата дневного света высоко над головой неясно замаячила тень мужского лица.
  'Он всего лишь малявка'.
  'Но носит при этом королевскую эмблему'.
  'Тогда почему не сражается?'
   Вопрос упал на нас, словно камень, и меня окружила стена смеха. Я испытал прилив благодарности к тому, что мы были в тени, ибо чувствовал, как мое лицо вспыхнуло. Почему я не сражался? Почему выполнял именно этот приказ короля Ричарда?
   К первому из рассматривавших меня лиц присоединилось второе.
   'А он не дезертир?'
   'Нет!' - воскликнул я.
  'Он всего лишь мальчик - лет двенадцати или тринадцати', - предположил первый голос. На этот раз я не обиделся на то, что меня посчитали моложе, - может статься, это сработает в мою пользу. Но другой, из столпившихся вокруг меня крестьян, оказался не столь полон сочувствия.
   'И носит шлем с забралом?'
   Я сдернул шлем и бросил его в мой узелок.
   'Подобрал его после того, как предмет скинул какой-то дезертир', - отозвалась вторая голова. 'Несомненно, в спешке покидая лагерь предателя, стоило только ему увидеть армию короля'.
   'Военные трофеи'. Первое лицо расхохоталось. 'Все мы их забираем. Отправьте его наверх. Там достаточно места для малявки, - если он обещает не дышать'.
   'Иди, парень. Оставь твои узел и гончую с нами внизу. Ты же не хочешь пропустить веселье'.
   Меня подтолкнули сзади, и потянули вверх по крутой приставной лестнице, за молчаливо висящий большой колокол, в широко распахнутую крышу люка - высоко над нашими головами. Оттуда протянули руки и втащили меня внутрь еще два человека, и я, моргая, попал в обстановку ослепляющего солнечного света.
   На маленькой площадке на верху башни собралось более дюжины человек, двое или трое основательно устроились у парапета с южной стороны.
   Первый из говоривших, коренастый, седовласый мужчина, чуть выше меня, смерил мою фигуру взглядом сверху вниз. Его щеку украшал багровый шрам, пересекавший лицо от глаза до скулы.
   'Маловат и не из этих мест, как вижу по выделке твоего кожаного боевого жилета'.
   Он взял меня за локоть и проложил себе путь сквозь незначительную толпу.
  'Освободите дорогу, освободите дорогу. Паренек прошел долгий путь, чтобы добраться до зрелища'.
   Кто-то ворчливо поприветствовал его слова, но ворчание это было добродушным, и люди разошлись, пропуская нас к парапету, высотой до пояса, открывающему взгляду близлежащие окрестности. Мой спутник положил ладони на толстые резные каменные блоки.
   'Там, малец. Ты мог подумать, что вся картина будет выглядеть вот так?'
   Я наклонился рядом с ним вперед, и сердце в груди часто забилось.
  Перед нами расстилался холмистый ландшафт, который мне довелось проехать еще ранним утром. Я не упускал королевское войско из вида так долго, как только мог, но, в итоге, был вынужден повернуть в поисках удобной точки обзора. У меня не существовало уверенности, что старая церковь способна предоставить желаемое, однако оказалось, - к лучшему нельзя и стремиться, разве что облететь пространство на крыльях ястреба, которого я заметил парящим высоко в небесах.
   На расстоянии, вероятно, мили или больше от нас, в конце длинной гряды, находилось значительное скопление. В подобном отдалении я едва мог различить отдельные силуэты, но то, что видел, представало перед глазами достаточно четко.
   Внизу двигалось огромное множество мужчин, составляющих армии, на их доспехах, оружии и боевых стягах играли лучи солнечного света. Там, должно быть, присутствовали неисчислимые тысячи людей. На фоне зеленого пейзажа они казались муравьями.
   'Мария, матерь Божья'.
   Слова соскользнули с языка, прежде чем я успел его прикусить.
   Мой седовласый спутник хмыкнул.
   'Армия короля нашла для себя место расположения, но войско Тюдора, думаю, все еще продолжает наступать. А что с остальными?'
   Я обернулся к нему. Его проницательные темные глаза смотрели прямо на меня.
   'Мое зрение уже не то, что было, парень. Не то, что служило мне до принятия при Барнете этого удара'. Он указал на шрам и осклабился. 'Да тут и действие возраста до меня добралось. Я бы не позволил тебе здесь прохлаждаться, если бы не наводнившая сердце доброта'.
   'Вы сражались при Барнете?' Я обратился мыслями к историям, рассказываемым о битве, произошедшей через год или около того после моего рождения.
   'Да, парень. И едва сумел спасти свою жизнь. Мой господин выбрал не ту сторону. После того, как ряды графа Оксфорда были разбиты, я выжил, исключительно притворившись мертвым. Это случилось, разумеется, благодаря герцогу Глостеру. Который сейчас стал Его Милостью королем'.
   'Вы бились на стороне ланкастерцев?'
   'Не волнуйся так, мальчик. Прошло уже много времени. И такие пехотинцы, как мы, не имели выбора - за кого нам биться. За исключением того, что мы могли выбрать дезертирство, конечно'. Он толкнул локтем соседа, и тот вместе с ним расхохотался. 'Но, позови нас, и сегодня мы бы встали за короля. Нам не хотим вмешательства в наши дела французов. А теперь поведай нам, что видишь. Самые молодые глаза здесь у тебя'.
   Брошенный вокруг взгляд доказал мне, что седовласый говорил правду. Большинство из присутствующих были еще старше его. Тем не менее, в зрачках каждого из них горел свет воодушевления.
  Это и заставило меня обернуться к картине, растянувшейся перед взглядом, словно раскатанная на столе карта. Голос отдавался в ушах отстраненно далеким, и я делал все, от себя зависящее, чтобы передавать развернувшуюся сцену целиком.
   'Войско крупнее, - ближайшее к нам, - находится рядом с окончанием этой гряды, - должно быть, это армия короля. Я вижу позади скопление лошадей и развевающиеся там большие стяги. Полагаю, - на одном - личный белый вепрь короля Ричарда, другой же является официальным монаршим. Таким образом они показывают, где находится сам властелин. На расстоянии от них все еще поднимается пыль, но представляется, что идущее войско вынуждено остановиться. В его главе штандарт с масштабной звездой и голубым...мне кажется, с еще одним вепрем. Такое возможно?'
   'Голубой вепрь? Да. Значит, передовой отряд Тюдора ведет граф Оксфорд. Вероятно, он пришел, чтобы загладить вину за Барнет, а, парни?' В гуще собравшихся послышался смех намного громче. 'Что еще ты видишь?'
  'Далеко слева - другая огромная группа людей. Такая же внушительная, как и войско, - но на расстоянии, как от короля, так и от Тюдора. Множество рыцарей на конях, - я вижу, как на их латах искрится солнце. Но кто - '
   Я замолчал, - на память пришли слова короля Ричарда: 'В этот раз он останется непреклонным'. И я задумался о 'госте' в лагере монарха.
   'Кто это, парень? Ты можешь рассмотреть его стяг?'
   'Лорд Стенли. Я не в силах видеть на таком расстоянии, но это должен быть лорд Стенли и его брат'.
   Седовласый повернулся и сплюнул через плечо, в сторону от толпы зрителей.
   'Конечно же. Стенли всегда выжидают до подходящего времени. Вероятно, Его Величеству следовало обойтись сегодня без них, - но, абсолютно точно, пока у него людей достаточно, Стенли не отдадут свою судьбу сразу на откуп Тюдору. Как выстроены люди короля?'
   Я оторвал взор от никуда не двигающихся Стенли.
   'В центре возвышается стяг короля. Впереди - идут ряды солдат, со штандартом, на середине которого вышитый ревущий лев'.
   'Джек Норфолк'. Седовласый одобрительно кивнул. 'Для передовой линии - лучший выбор. Король не мог поставить никого лучше него. Тогда в арьергарде следует находиться моему господину Нортумберленду?'
  Немного позади, там, где на ветру гордо развевались монаршие знамена, стояло еще одно армейское формирование - более тысячи мужчин и коней. Я ясно видел самый широкий и яркий из его стягов, - голубого льва на желтом фоне. Такого же, какой вздымался ввысь за спиной графа Нортумберленда на улицах Лондона, во времена счастливее, чем начавшиеся два года тому назад. Как бы то ни было, вне зависимости от моих стараний, у меня не получалось обнаружить среди отрядов графа белую розу на голубом фоне, отличавшую моих соотечественников из Йорка. Прибыл ли уже послужить королю на поле брани мой брат Фред?
   Пока я описывал стяги жадно внимающим мне слушателям, порывы ветра принялись разносить происходящий от королевского войска рев труб, даже на таком расстоянии вызвавший в ушах дребезжание. От рядов с солдатами поднялся жуткий вопль, но затем мои органы восприятия оказались атакованы самым чудовищным из существующих звуков. Глубоким гулом, превосходящим по интенсивности то, что Джон Суинберн когда-либо наигрывал на своем шалмее и, возможно, близким к раскатам грома, обычно сотрясающим узкие улочки Йорка.
   Под его мощью я, пошатываясь, отодвинулся назад, вцепившись в товарищей по наблюдению.
   'Во имя -'
   'Расслабься, сынок', - ответил мой спутник, хотя краска схлынула и с его лица. 'Это только -'
   Раздался следующий поистине адский треск, затем на нас обрушился его отголосок.
  'Это всего лишь пушка. Взгляни, где они выстроены. С левой стороны от крыла Его Милости - там, где поднимаются в небо клубы дыма'.
   Брызнуло ярко-алое пламя, возникло еще больше дыма, и мне в грудь снова ударило, теперь еще резче.
  Еще одна вспышка, еще один треск, и доступные зрению темные силуэты заметались вокруг, словно их окутала плотная мгла. Затем издалека, с другой стороны от армии Тюдора, прозвучал ответный громовой раскат, а за ним повторный, и скоро уже я мало что мог видеть, помимо спускающейся стеной на далекий пейзаж пелены, и не слышал ничего, кроме гула пушки и звона внутри собственной головы.
   'Вот битва и началась'. Мой убеленный сединами друг перекрикивал стоящий вокруг гвалт. 'Видишь, как передние линии сближаются одна с другой?'
   Мой взгляд проследовал туда, куда он указывал.
  'Лучники сделают все от них зависящее, также, как и пушка. Просто поблагодари Господа, что ты не внизу - среди первых рядов. Там, где небо над головой черно от стрел, а в глаза и в горло проникает, выедая их, дым. Люди, твои товарищи, падают рядом и впереди, хватаясь за глубоко всаженные в грудь древки, с разорванными пушечными пулями головами и лицами'.
   Когда я разинул на него рот, взгляд седовласого наблюдателя переполнялся тенями прошлого, и мне оставалось лишь отвернуться к тому, что разворачивалось далеко впереди.
   'А тебе все еще нужно двигаться дальше, переступая через тела, подскальзываясь в крови и раздробленной плоти. До тех пор, пока жуткий трест и шум не даст знать, что войска встретились, - пиками, палицами и мечами, - кромсая, разрезая, пронзая и отделяя тонкие фрагменты кожи. Бряцание и столкновение стали и лат, глухой звук ударяющейся о кольчужный доспех булавы, хруст попавшего по кости топора. Стоны людей, испуганное ржание лошадей, топот по земле сапог, когда вы все пытаетесь добиться преимущества, нанеся по противникам ответный удар'.
   Голос моего собеседника пресекся, но потом он все равно сделал над собой усилие и продолжил.
  'Запах пота и искры от железа, теплые брызги крови и привкус ужаса. Встреча с лицами и глазами твоих противников, находящимися в тени их шлемов, знание того, что увиденный тобой страх они также замечают и у тебя'.
   Пушки замолчали, седовласый вместе с ними.
   Затем, еще тише -
   'Можешь представить это, мальчик?'
   Я мог, уже видел перед собой.
   Из своего гнезда в башне церкви я наблюдал, видел и слышал все, о чем он мне говорил.
   Пусть и пребывая вдали от битвы, я обладал способностью воспринимать крики, звуки горнов, ржание лошадей, едва доносящееся клацанье стали. Я мог видеть волны движений, подобные воронкам во время паводка, вспыхивающий на поднимающемся и наносящем удары оружии свет солнца, мечущиеся фигуры в ярких одеждах и колышущиеся в ходе сражения влево и вправо знамена, в зависимости от направления первых рядов, - и, казалось, картина эта тянулась целые часы.
   Время шло, но как же медленно.
   'А Стенли продолжают выжидать'.
   'И Нортумберленд', - добавил второй мужчина. 'Только чего?'
   'Они хотят поддержки?' - поинтересовался третий. Его слова были встречены мрачным смехом.
   'Или верности', - прорычал ветеран Барнета.
   'Он всегда соперничал с королем в северных краях', - согласился его сосед. 'Вероятно, думает, чтобы подняться туда -Тюдор, скорее всего, его оставит'.
   'Взгляни сейчас!' Ветеран схватил меня за руку и, прищурившись, обвел линию пальцем. 'Передовой отряд короля повернут Оксфордом назад - туда, далеко вправо. Видишь это, мальчик? Выглядит, словно Тюдор установил там большинство своих людей, - в тылу теперь народа довольно мало. Их масса отбрасывает войска Норфолка'.
  Тогда как его голова поворачивалась из стороны в сторону, внимательно рассматривая открывающуюся картину, в ярком солнечном свете шрам на лице выделялся еще резче.
  'Там - взгляни! Король уже отправил в центр большее количество людей. Теперь должен вступить Нортумберленд, - чтобы помочь разбить это крыло'.
  Однако, все то время, что мы находились на вершине башни, всадники галопом устремлялись от штаба короля к штабу графа, -
  посланец вслед за предшествовавшим ему срочным посланцем, - но арьергард не шелохнулся.
   Еще больше волн солдат хлынуло вперед - из центра в передовые ряды - и вырвалось на правый край, но линия продолжала подвергаться оттеснению назад, медленно-медленно, словно в минуту отлива.
  Стяг герцога Норфолка постоянно пребывал на переднем плане, рея в самой гуще ожесточенной схватки. Серебряный лев гордо вставал на дыбы над всем происходящим. Но потом, совершенно неожиданно, он исчез из вида, будто поглощенный быстрым течением, прошедшим под поверхностью сражения. На миг знамя все же вынырнуло, тем не менее, затем опять оказалось проглочено.
  'Штандарт - серебряный лев - куда он делся?' - спросил я.
  'Флаг Норфолка? Он упал? Это станет для короля печальнейшей утратой. Почему не идет Нортумберленд?'
  Я от всей души желал, чтобы граф вышел вперед и поддержал своего монарха. Разумеется, он же докажет верность, отправив на приступ подответственных ему солдат? Дважды, трижды, даже больше я видел, как огромный стяг с белым вепрем бросается в разные места на передовой, вздымаемый в небо одним из храбрейших королевских рыцарей, по словам моего товарища-военного, и мне было понятно, - это знак того, что король Ричард лично присоединился к сражающимся за него людям в их смертельной схватке с врагами.
  Мысленным взором я видел его, - убеждающим их совершать еще более серьезные усилия, ведущим вперед на основе своего примера, твердо стоящим рядом с ними и машущим массивным боевым топором или сверкающим мечом. Лишь раз мне довелось оказаться свидетелем вынимания монархом данного меча, - в роковой день в Стоуни Стратфорде, в процессе разоружения лорда Грея. После красочных образов, нарисованных моим спутником, я вообразил Его Величество сейчас - обращающимся с ним с целенаправленной ловкостью, бьющим налево и направо по пехотинцам Тюдора или по любому из рыцарей самозванца, осмелившемуся выехать слишком далеко.
  Показывал ли на этом ратном поле такие же отвагу и доблесть Генри Тюдор?
  На сей раз стяг с вепрем опять вонзился в гущу сражения, теперь справа, там, где больше нельзя было увидеть штандарта герцога Норфолка.
   И еще один всадник поскакал назад - разыскивать графа.
   Однако, Нортумберленд продолжал держаться в стороне.
   Мои товарищи по наблюдению окончательно почувствовали себя свободно, посылая на голову графа проклятия, но еще большее их число адресуя лорду Стенли, чьи силы слева не трогались с места.
   Я снова описал присутствующим отход короля от прежней линии, - это продемонстрировало возвращение его стяга на возвышенность. Там, как мне объяснили, среди оставленных в запасе солдат и ожидающих включения в дело коней, Его Величество имел бы ни с чем не сравнимый обзор течения сражения и замечательное расположение, чтобы решать, какие шаги лучше всего предпринять.
   С нашей выгодной точки пребывания, мы увидели, как битва захватывает большее пространство, растягиваясь вправо.
   'Вероятно, Оксфорд сейчас чувствует там слабину, ведь Норфолка нет', - произнес близстоящий мужчина, с ощущающимся в голосе беспокойством.
   'Думаете, он мертв?' В моем мозгу всплыл образ человека, так тепло приветствовавшего этим утром Его Величество. Хотя я не знал, с какой стати мысли должны были обратиться к нему, а не множеству других, уже убитых или только умирающих на расстилающемся передо мной поле.
   Седовласый метнул в мою сторону исполненный сочувствия взгляд.
   'Да, парень, тут сомнений нет, - мертв или, по меньшей мере, тяжело ранен, как и уйма его людей. В противном случае, любой из рыцарей Норфолка перехватил бы знамя, это бы на время сплотило его солдат. Теперь, там собирает свои войска Оксфорд, словно верит, что ряды сломаются. Посмотри, оттекают ли они от центра и из тыла далеко позади?'
   Пока гудеть принялось еще больше труб, мои глаза изучили тяжелеющую массу людей. Тонкие пронзительные ноты едва перекрыли гул и грохот остальных сливающихся воедино звуков сражения.
   Затем мой взор переместился чуть левее, и я заметил что-то позади передовых рядов Оксфорда.
   'Что там за знамя?'
   'Где?'
   'Среди той маленькой кучки народа - позади битвы. У него зелено-белый фон, на котором находится красный...красный дракон?'
   И в тот же миг я больше не стоял на церковной башне.
   Казалось, будто я опять находился рядом с королем.
   'Красный дракон? Где ты его видишь?' - услышал я голос моего спутника.
  Я молча указал.
   'Дракон Кадвалладера! Эмблема Тюдора. Хорошо, парень. Френсис? У нас в поле зрения - Тюдор. Там - слева - позади основных сил'.
   'Но, Дикон',- голос лорда Ловелла звучал измученно, - 'это уже в четвертый раз в течение дня'.
   'Да, но то были просто ловушки. Абсолютно точно, знамя должно принадлежать ему. Кроме всего прочего, Тюдор не стремится вытянуть нас в первые ряды'.
   'Но что в этом для нас хорошего? Самое сильное давление оказывается на правом фланге. А без Нортумберленда у нас мало солдат, чтобы туда направить'.
  'В таком случае, этого он, по крайней мере, будет ждать, - того, что мы станем целиться непосредственно в него. Взгляните, -у самого Тюдора людей мало. Оксфорд всех бросил в первые ряды и едва оставил самозванцу защиту, обосновавшись теперь в тылу, ведь тяжесть боя сместилась вправо. Один быстрый удар, и день завершится в нашу пользу. И вместе с этим будет положен конец всему нынешнему кровопролитию'.
   'Быстрый удар? Вы поведете туда кавалерию? Но путь лежит за спиной у Стенли!'
   'Что из этого? Лорд Стенли еще не решил лично нанести удар, и, с другой стороны, должен же он видеть, что Оксфорд одолевает нас на дальнем фланге. К тому же, Стенли знает, что лорд Стрендж продолжает оставаться с нами. Он еще может сыграть на моем прощении, - как по отношении к нему, так и по отношению к его сыну, - подумать, что лучше, вероятно, не делать ничего и созерцать нашу победу, чем поставить на карту все и рискнуть этим ради Тюдора'.
   'Слишком большой риск, Дикон'.
   'Тогда что бы вы от меня хотели? С погибшим Норфолком и без поддержки Нортумберленда мы сейчас не можем надеяться разбить ряды Оксфорда'.
   'Вероятно...вероятно следует отступить. Совершить перегруппировку перед Лондоном. Дожить до следующей битвы. Как сделал однажды ваш брат'.
   'Мой брат Эдвард? В тот день противостоящие нам силы одолевали. Во главе их стоял кузен Уорвик, и половина страны поддерживала старого короля. Совершенно не так, как теперь. Тогда не было мятежника из Уэльса с бандой французских наемников. Мы не должны уступить ему поле сражения'.
   'Однако, подобный шаг позволил бы приобрести больше времени. Времени, чтобы сплотить под вашим стягом еще людей. Например, жителей Йорка. Ваши разведчики сообщают, что Нортумберленд оттягивает их сбор, значит, те еще не прибыли. В скольких городах произошло то же самое?'
   'Видимо, слишком в немногих, чтобы воспользоваться этим, Френсис. Нет, у нас есть шанс нанести Тюдору смертельный удар, - если не станем слишком долго погрязать в обсуждениях. Но, Френсис, вы - ', - на кратчайшее мгновение воцарилось молчание, затем тихо прозвучало, - 'вам не нужно ехать со мной'.
  'Вы ошибаетесь во мне, Ричард, если думаете, что я оставлю вас сейчас'.
   'Нет, старый друг, я знаю, что вы бы никогда так не сделали, вне зависимости от имеющихся шансов'. Затем его голос опять стал твердым. 'Тогда, на коня. И приведите ко мне тех, кто последует за своим королем, чтобы положить ныне конец этой битве'.
   Король Ричард остался вглядываться в дым, крики и зловоние поля сражения, тогда как лорд Ловелл зашагал прочь. Снова один, застывший в неподвижности, стройный силуэт закован в металлические пластины и сюрко (плащ, похожий на пончо - Е. Г.) темно-малинового с синим цветов, забрызганные грязью и заляпанные кровью. Под глубоко въевшейся пылью едва различались прежде золотистые монаршие символы - королевские лилии, диски солнца и львы. Ладонь в перчатке продолжала лежать на рукояти меча. Мгновение тишины на фоне смертоносной картины сражения.
  Потом, разрушив кажущееся спокойствие, оруженосец подвел к нему светло-серого коня в целиком сверкающем латном облачении, - Любителя Ветра, пугливо пританцовывающего копытами в очередной раз давящих все вокруг суматохе и шуме. Но король Ричард подошел к четвероногому другу и тихим словом вместе с нежным поглаживанием по носу под пластиной на морде успокоил его, заставив почти превратиться в изваяние, пока сам закованный в железо властелин поднимался в седло.
   Вскоре собралась и группа рыцарей из ближайшего окружения, представившая собой море блистающих лат, ощетинившихся копий, темно-малиновой с синим формы, фыркающих скакунов, плотно защищенных металлом, по тонкости и прочности не уступающем надетому их хозяевами.
   Во главе отряда ехал лорд Ловелл. С одной стороны от него находился королевский знаменосец, чьи доспехи и сюрко уже приняли свою долю грязи и крови, подобно его господину. Сильная рука сжимала древко большого стяга с белым вепрем. С другой стороны были омраченные тенью лица мастера Кендалла и мастера Рэтклифа. Они тут же плотно защелкнули на шлемах забрало.
  К королю подъехал еще один оруженосец. В его руках находился золотой обруч, инкрустированный драгоценными камнями. Монарх наклонился, чтобы взять украшение, после чего воздел предмет к небу. В ярком солнечном свете ослепительно вспыхнули драгоценные камни.
   'Джентльмены, вот, что ищет сегодня Генри Тюдор. Корону Англии. Но он ее не получит. Не получит, пока я жив и дышу. Вы со мной?'
   Рыцари как один зарычали: 'Да! За Ричарда!', ударяя копьями о щиты.
  Король плотно надел обруч на шлем, затем защелкнул забрало и повернул Любителя Ветра. Остальные кони сгруппировались позади него, образовав блещущую пылом дистанцию, когда Его Величество поднял свое копье и указал им двигаться вперед.
   'За Йорков!' - воскликнул он.
   'За Ричарда и Англию!'
   Скакуны принялись спускаться по склону, сначала медленно, потом набирая скорость, быстрее и быстрее, пока не перешли на полный галоп. Отзвук их мчащихся по полю битвы копыт по громкости не уступал пушечному огню. Серебро лат и цвета формы мгновенно мелькнуло в глазах и пронеслось за линией сражения, поглотившись пространством, ведущим к Тюдору. Над всем этим реял стяг с белым вепрем, так давно впервые представший передо мной на самой высокой из башен Миддлхэма.
  Отряд с громом продвигался все дальше, во главе его летели король Ричард и Любитель Ветра, наконец, с кошмарным треском, словно ураганная волна, он разбился о стену защитников Тюдора. У этих людей едва хватило времени собраться вокруг самозванца, чтобы отразить удар. Изумление все еще смешивалось с растущим страхом на лицах тех, кто погиб первыми.
   Монарх и его спутники отбросили расщепленные на остриях копья, взявшись за палицы и боевые топоры. У пеших воинов было мало шансов против них, поэтому последние вскоре прорубили полосу в кольце сгрудившихся вокруг знамени с красным драконом защитников.
  Воздух заполонили крики людей и ржание лошадей, скрежет металла о металл и вызывающий тошноту хруст лезвия о кость. На землю с брызгами лилась кровь, смешиваясь с грязью и попадая под ноги и копыта, но твердо печатающие каждый шаг своих скакунов король и его люди уже достигали места назначения.
   У стяга с драконом можно было различить одинокого человека в богатейших доспехах. Знамя было сейчас глубоко воткнуто в землю и оборонялось рыцарем великанского роста с боевым топором, представлявшимся столь же огромным, как и его владелец. Цель вылазки уже находилась в пределах досягаемости. Король пришпорил Любителя Ветра и устремился по направлению к высоченному рыцарю с собственным скользким от крови большим топором.
   Сразу последовал ужаснувший всех крик.
   'Стенли скачут!'
   Толпа всадников ринулась вниз со своего места наблюдения и ожидания, голова оленя на их флаге металась в воздухе на поднятом набранным темпом ветру. В лучах августовского солнца продолжала сиять отполированная поверхность доспехов, отбрасывая свет на еще не задетые грязью сражения плащи-сюрко. В дрожащем воздухе раздался призыв находившейся в лагере трубы.
   'Скачут, чтобы, наконец, к нам присоединиться. Видят, что еще немного, и Тюдор окажется у нас в руках'. Голос короля прозвучал довольно хрипло.
   'Дикон, нет! Вы знаете, что они явились разбить вас. Нам нужно уходить'.
   'Никогда! Сегодня я выживу или умру полноправным английским королем!'
   В хаосе боя хлопнул выпущенный заряд.
   Я увидел это, хотя там не был. Я ощутил, с какой силой тяжелые кони врезались в приведенные королем с собой силы, одерживая над теми численное превосходство, пусть тоже там отсутствовал. Я слышал принесенные ко мне образовавшимся в сражении ветром грохот и крики.
   Я видел, как стяг с белым вепрем упал. И больше уже не поднялся.
   В голове прозвучало лишь одно слово.
   'Предательство!'
  
  Глава 21
   Веховые камни
  
   Еще один веховой камень. И еще. И еще один.
   Это было единственным, что я мог сделать, чтобы помешать себе заснуть, - и сразу же упасть на землю.
   Еще один веховой камень. Еще одна миля делает меня ближе к Лондону.
   Ближе ко сну.
   Я едва мог вспомнить, когда спал в последний раз. Крепко и долго, по меньшей мере, без судорожных вскакиваний. Боясь закрыть глаза.
   Вероятно, это было в ночь накануне сражения.
   Перед тем, как начался разбудивший меня кошмар.
   В действительности я почти не сознавал, спал или бодрствовал, когда, покачиваясь, спустился из церковной башни. Когда сверху звучали призывы, предупреждавшие меня соблюдать осторожность. Или, когда потом, в сумерках готовящегося уйти дня, добрая женщина вручила мне мой сверток и поводок, привязанный ей к ошейнику Мюррей.
   К королевскому ошейнику Мюррей.
   Следовало ли мне его снять и спрятать?
   Мюррей заскулила, влажные глаза посмотрели на меня умоляюще, когда мои дрожащие пальцы к ней потянулись, а потом захватили ошейник, подтягивая ее к себе. На ощупь кожа была грубой, а позолоченный контур соцветия лилии - холодным.
   Мне следовало уходить отсюда и искать дорогу. Следовало выполнить задание.
   Верхом на Бесс я выехал из села и вернулся на путь, по которому приехал. Чтобы найти старую дорогу.
   Уотлинг Стрит.
   На юг - сказал мне король Ричард.
   Король -
   На западе повисла накаляющаяся мгла, - кружа, образовывались тучи ворон и грачей.
   Везде были спешащие мужчины. Большинство из них торопилось на север или на восток, некоторые отправлялись на юг.
   Кто-то ехал на лошади, преимущественная часть шла пешком, все передвигались так быстро, как только могли, если только были в состоянии передвигаться, и часто оглядывались через плечо. Каждый оказывался заляпан грязью, залит потом и кровью, - но вот своей или чужой? Одежда разорвана, кольчуги порублены, отдельные люди снимали доспехи даже на ходу, тут же отбрасывая те в сторону.
  Раз на примыкающем поле всадники затравили человека, вонзив в него, лежащего и скорчившегося от боли, свои копья. Спешившись, они обыскали тело. Один из них издал радостное восклицание, стянув с жертвы сапоги и протянув обувь для обозрения товарищам.
  Я отвернулся, побуждая Бесс двигаться дальше. Тем не менее, затем достал из узелка шлем с забралом и закинул его под живую изгородь.
  Ко мне приближалось еще больше отставших солдат, один хромал, второй - сжимал окровавленное плечо, остальные - потрясенно смотрели.
  В этих ошеломленных взглядах я увидел отражение своего.
  Затем среди них послышалось-
  'Освободите дорогу, освободите дорогу!'
  Голос был мне знаком.
  Всадник на светло-сером коне. Оба закованы в латы - с коркой грязи и запекшейся крови, тем не менее отполированные. В темно-малиновой с синим форме.
   Мое сердце подпрыгнуло.
   Конь оказался Штормом.
   Направляющимся ко мне легким галопом вдоль образовавшегося узкого прохода. Рассеивающего в обе стороны еле бредущих разбитых в бою солдат.
   Я поднял руку и позвал: 'Ваша Милость!'
  Вздымая пыль, скакун резко остановился.
  Но-
  Сидящий на нем рыцарь был слишком высок.
  Он отщелкнул забрало наверх.
  'Мэттью?'
  Я увидел лицо лорда Ловелла. Запачканное грязью и темными застывшими кровоподтеками. По виску из открывшейся раны текла свежая струйка. Он воззрился на меня.
  'Мэттью, - ради любви Господней, бегите!'
  'Я думал, что вы - это король Ричард'.
  Скрыть в голосе страдание не получилось.
  'Он мертв, Мэттью. Зарублен людьми предателя на моих глазах'.
  Мне следовало знать, - разумеется, следовало, - но услышать на словах...
  'Где он, мой господин?'
  'Позади на поли брани, где и упал. Сражение продолжалось до тех пор, пока наши солдаты уже не могли больше биться. А потом нас разбили...'
  'Но Шторм-'
  'Я обнаружил его отвязанным на поле и забрал, чтобы спасти свою шкуру'. Ловелл скривился. 'Вероятно, вы удивлены, - верный Ловелл и бежит? Но все мы заклеймены этим 'новым' королем как изменники. Говорят, он объявил себя монархом сразу, как только шагнул на землю Уэльса. Его люди режут всех, кого схватят, - никому не давая пощады. Не бежать - значит, превратиться в самоубийцу. Ричард тоже хотел бы покинуть место боя, окажись у него подобная возможность'.
  Лорд Ловелл рассказал мне о тех последних минутах в нескольких словах: атака, убийство королем собственными руками высоченного знаменосца Тюдора, бойня с всадниками Стенли, ударившими в спину...имена погибших. Герцог Норфолк, мастер Рэтклиф, мастер Брекенбери...мастер Кендалл.
  'Что с ним станет?'
  'С королем? Его тело будет ободрано - лишено всего того, что на нем находится, как у любого простого солдата. Затем, когда Тюдор найдет его, - если они смогут еще узнать короля, - то заберут... Не знаю, куда. В Лестер, в Лондон? Выставят на всеобщее обозрение, дабы каждый знал, - монарх мертв'.
  Желудок перевернулся. Слава Спасителю, я ничего не ел с раннего утра.
  'Но, Мэттью, разве король не вручил вам нуждающееся в доставке послание? Почему вы здесь?'
  'Я не мог...уйти, - не узнав'.
  'Вам следует заняться этим, - и срочно. Послание имеет крайнюю важность, - особенно после... Вы не должны подвести Ричарда, даже теперь. Подождите -'
  Словно сомневаясь, лорд Ловелл замолчал. Бросил быстрый взгляд через плечо слева направо.
  В поле зрения находились сейчас несколько бредущих солдат, - и никого из преследователей. В данный миг.
  Лорд Ловелл с трудом спешился и принялся расстегивать доспехи. Работа шла медленно, и, когда я бросился на помощь, он пробормотал слова благодарности. Время от времени, стоило пластине коснуться ран, виконт морщился от боли.
  В процессе он объяснял.
  'Вам стоит взять Шторма, - нет, не возражайте. Предстоящее вам путешествие более срочно, нежели ожидающее меня. Я еду к юному Линкольну, племяннику Ричарда. Именно он, а не предатель, стал теперь новым королем. В нужное время я найду его. Линкольн будет испытывать необходимость в сторонниках. Если в один прекрасный день сумеете, то присоединяйтесь к его делу, Мэттью. Но в настоящее время на Шторме вы сможете доставить вверенное вам послание намного скорее. Смотрите, мы в состоянии снять также нарядную упряжь и с него. Сбросьте ее в канаву для мусорщика. При возможности отстегните седлу и узду или испачкайте их, когда доберетесь до воды. Он всегда будет замечательным скакуном, но это поможет вам избежать лишнего внимания'.
  Лорд Ловелл прервался и оглянулся.
  'Что до меня, я имею лишь то, что на мне. Если вы дадите мне вашего пони и узелок, возможно они поспособствуют моему путешествию по стране в качестве простого разносчика'.
  'В узле есть также еда'.
  'Тогда, если захотите, мы разделим ее, - в наших поездках она понадобится нам обоим'.
  Он потянулся и достал свои меч и ножны. Затем, колеблясь, поцеловал рукоять и протянул оружие мне.
  'Возьмите также мой меч. Он может вам потребоваться, - у разносчика подобного быть не должно. Сохраните, если сумеете, и верните мне, если мы встретимся снова. Ричард лично дал мне его, когда пожаловал титул виконта'.
   Лорд Ловелл наблюдал, как я неуклюже стягивал держащий меч ремень, его губы искривились в не таящей и капли юмора улыбке, когда оружие свободно повисло на моей талии. Затем он заметил еще кое-что.
   'Не вепрь ли Ричарда находится у вас на груди?'
   'Он, мой господин. И я всегда буду горд тем, что ношу его'.
   'Ваша верность делает вам честь, юноша, но, если цените свою жизнь, - снимите эмблему'.
   'Я не боюсь-'
   'Возможно, не боитесь, но поставленная перед вами задача сейчас важнее вашей гордости. Здесь...'
  Лорд Ловелл ловко отколол символ, отвернул воротник моего камзола и снова прицепил эмблему с внутренней стороны, так, что она оказалась спрятана лицом к нижней рубашке.
  'Теперь, скачите'.
  Он подсадил меня в седло Шторма и поднял руку, хлопнув его по задней части.
  'Благодарю вас за то, что вы делаете. И не тревожьтесь, Мэттью, - я позабочусь о вашем пони. Вы же берегите себя и выполните долг перед Ричардом'.
  Шлепок, и вот уже Шторм галопом несется вдоль узкой дороги, за ним вприпрыжку бежит Мюррей.
  Еще один веховой камень. Далее - следующий.
  Глаза отчаялись когда-нибудь закрыться, отчаялись - когда-нибудь впасть в сон.
  Вдали показалось селение. И колодец.
  Я поднял черпак и с благодарностью совершил глоток.
  Пока Шторм склонил голову к воде, я, как ребенок, намешал на земле лепешки грязи и испачкал ими его изысканное седло и узду. Замазал следы застывшей крови на попоне. Вытащил свой нож и искромсал на ней кожу, втерев в нее затем еще больше грязи.
  Мюррей зарычала.
  Хриплый смех, возгласы и освистывания.
  Звук множества копыт и ритмично шагающих ног.
  За углом обнаружилось солдатское шествие. Впереди него развевались те же стяги, что были среди сил Тюдора на поле битвы.
  Слишком поздно таиться без опасности привлечь их внимание. Вокруг - ни одного сельского жителя, все двери и окна успели плотно захлопнуть, защитившись ими от смутных времен.
  Я притянул Шторма в тень ближайшего здания, сбросил ремень с мечом и набросал на них пыль. Оставалось лишь молиться, чтобы нас не увидели, и мои попытки замаскироваться не пропали втуне.
  Но эти солдаты совершенно не интересовались съежившимся за углом парнем. По опустевшей улице отдавались отзвуки их смеха, грубых ругательств и непристойных шуток, перебрасываемых от человека к человеку. Они веселились и, может статься, рассчитывали на большее.
  Их бдительный капитан, ехавший во главе группы, возвысил голос, приводя подопечных в чувство.
  'Не далее, парни, не далее. Вы же слышали, что сказал Его Милость, новый король'.
  При этих словах мне пришлось сдержать себя, - чтобы не выйти вперед и услышать остальное.
  Но солдаты тоже остановились освежиться водой в такой теплый день.
  Когда они сгрудились вокруг колодца, как всадники, так и пехотинцы, их предводитель завершил свое предупреждение.
  'Не трогайте лицо, парни. Они должны иметь возможность узнать его, когда мы доберемся до Лестера'.
  Среди солдат, толкающих друг друга в процессе доставания воды, находилось переброшенное через спину лошади тело.
  Обнаженное, покрытое только грязью и застывшей кровью. Руки и ноги свисали вниз, связанные под животом лошади веревкой.
  Но я знал, кто это был.
  И зарылся лицом в шею Шторма, чтобы заглушить крик ужаса.
  Промелькнул еще один веховой камень.
   Смогу ли я добраться до следующего?
   Нужно проехать еще тридцать семь.
   Смогу ли я выдержать? Смогу ли сделать это?
   Я последовал за ними. Пока солдаты не достигли Лестера. Свернул с дороги, предназначенной мне, чтобы поехать по отведенной ему.
   Вдоль всего того длинного пути - назад в город, - который я - мы - прошли вчера.
   Я последовал за ним, ведя Шторма, тогда как печальное шествие зазмеилось по старому каменному мосту и просочилось сквозь западную заставу.
   Новости нагрянули в городок накануне нашего прибытия. Их принесли посыльные. И одержавшие победу солдаты.
   'Тюдор победил!'
   'Король Ричард мертв'.
  И толпы хлынули взглянуть на монарха, как уже делали днем раньше. Когда он уехал, уверенный в себе, на битву, и его корона и латы сияли в лучах утреннего солнца.
   Толпы молчащих людей. Они стояли, обрамляя улицы с двух сторон, и смотрели.
   Кто-то отвернулся, объятый печалью и отвращением. Кто-то сгрудился, поддерживая победителя.
   Смешавшись с группами солдат. С людьми в доспехах.
   Сделавшими свою работу, посмотревшими в лицо страху, чьих товарищей убили или ранили.
   С людьми, избежавшими смерти.
   С людьми, схватившими бутыли с вином.
   Постепенно начали слышаться издевающиеся выпады.
  Бредя на ярды позади, я их различал.
   Я понял, что звучал французский, однако это не был тот французский, на котором исполняются придворные романсы или песни о любви.
   Можно предположить, что использовались уэльское и бретонское наречия.
   Иногда раздавался английский, - и сказанное оглушило меня, словно мощный удар.
   В рядах солдат теперь звучали также и голоса местных. Кроме всего прочего, кто такой король, как не простой человек? И, с точки зрения любого обывателя, каждый король очень сильно похож на следующего.
   Большинство отпрянуло, сохраняя почтительное расстояние при проезжании тела. Но один или два выступили вперед и, прежде чем люди капитана смогли их оттолкнуть, плюнули на останки.
   'Это за тех несчастных маленьких принцев', - прокричал один.
   Человек капитана всего лишь расхохотался, отпихнув его назад в толпу своим посохом.
   Моя ярость достигла пика. Но я не мог ничего поделать. Не сейчас, еще не сейчас.
   Затем на моих глазах, шедший все эти ярды позади, на дорогу вышел понукаемый следующими за ним одинокий солдат.
  На кольчуге незамаранное алое сюрко. Отполированный до яркого блеска шлем с открытым забралом.
   В поднятой руке вынутый из ножен кинжал. Нацеленный наносить удары. Вдоль всей длины которого то и дело вспыхивало августовское солнце.
   'Это за всех тех, кого ты разбил -'
   Мгновенное колебание - как у него, так и у меня.
   Такие знакомые голос и ухмылка. Затем выражение удивления.
   'Взгляните, он же горбун!'
   И секундой раньше, чем он вогнал сверкающее лезвие в безжизненное тело, я понял, - кто это.
  Хью Соулсби.
  Только это свершилось, как из толпы послышались насмешки.
  Свежая рана. Но теперь из нее не вытекло и струйки крови.
  Ликуя и высоко подняв руку с ножом, Хью обернулся на бурные поощрения своих товарищей.
   Я узнал всплеск светлых волос, белесые брови, но, перед тем как метнуться вперед, схватился ладонью за спрятанный под плащом эфес меча.
   Только я успел сделать шага три, меня оттащили назад чьи-то добрые руки.
   'Не будь самоубийцей, парень', - посоветовал один из стоявших рядом мужчин.
   'Может представиться другая возможность оказать ему честь', - добавил его товарищ.
   Еще один веховой камень.
   Осталось миновать последние двадцать.
   Милостивый Иисусе, пусть мое поручение окажется этого достойным.
   Они втащили его в храм - в храм! - и связали запястья, поместив таким образом на всеобщее обозрение. Они поощряли местное население приходить и глазеть на своего короля, тогда как тот висел среди надгробий предков Тюдора из линии Ланкастеров. Они поставили стражу на случай, если кто задумает перерезать веревки, снять монарха и унести тело.
   Если бы мог, я бы сделал это. Или же просто бы накрыл его обнаженные останки.
  Но они установили стражу также и снаружи. А я не мог оставить одних Шторма и Мюррей.
   Поэтому я спрятался в переулках, принявшись наблюдать и ждать. Того, о чем не имел ни малейшего представления.
   В течение двух дней и двух ночей.
   На протяжении двух долгих дней и двух долгих ночей Его Величество висел там на всеобщем обозрении.
   Еще один веховой камень. За ним следующий.
   Теперь уже так близко.
   На третий день, в вечерних сумерках, пришли добрые братья и попросили выдать им труп.
  Они разрезали веревки и завернули избитое тело в саван. Для этого короля гроба не нашлось. Затем монахи вынесли его, чтобы доставить к окончательному месту упокоения.
   Я последовал за ними в монастырь.
   После того, как я поделился с ними монетами, братья позволили мне, простому мальчишке, не несущему никакой угрозы, войти в их церковь.
   Пока они разбрызгивали святую воду, я держал сосуд с ней.
   Когда я исполнял любимую хвалу короля во время опускания монахами его тела в мгновенно вырытую могилу, мой голос надламывался. Яма оказалась слишком маленькой. Голова монарха неловко нагнулась, с окровавленного лица упала ткань, открыв потемневшие запавшие глазницы.
   Братья сказали, что у них было мало времени для приготовлений. Новый король проявлял нетерпение. Он велел забрать тело, избавиться от него и не позволить больше видеть останки ни одному живому человеку, дабы не сделать их точкой сплочения мятежников.
   Монахи бросали взгляды через плечо, опасаясь прихода солдат.
   Прежде чем забросать могилу землей, покрывшей в том числе и плиты пола, мы помолились вместе.
   Для этого короля надгробия и памятника тут не предусматривалось.
  Людям следовало дать возможность забыть его.
  Копыта Шторма прогарцевали по лондонским булыжникам. Мы добрались до Ньюгейтской заставы за считанные минуты до захода солнца и до того, как ворота заперли бы на ночь.
  По словам сторожа, новости об исходе сражения уже прибыли. Его голос был переполнен тяжелым ужасом. Что станет делать Совет, когда Тюдор заявится лично? Он покачал головой.
  Куда не посмотри, лица мужчин и женщин выражали крайний страх. Люди спрашивали себя, что готовит им будущее?
  Но меня это не заботило. Не теперь. Я знал только то, что должен доставить послание - в конце концов.
   Когда король Ричард протянул его, я подумал, что это просто хитрая уловка, дабы уберечь меня от сражения. Однако, слова лорда Ловелла заставили подумать о нем еще раз.
   Тем не менее, я продолжал откладывать.
   Каким бы он ни был крепким конем, Шторм получил все, чтобы доставить нас сюда так скоро. Когда мы свернули во двор мастера Эшли, скакун дрожал подо мной, его бока вздымались и сочились пеной.
  Я сполз с его спины, после долгой скачки колени почти искривились, и остановился, ожидая, когда ко мне подойдет конюх. Шторма следовало забрать, оттереть, накормить и напоить.
   Но ни один из них не появился. Двор был пуст. У входа не пылали факелы.
   Мюррей засопела, ее хвост стал подергиваться.
   Я позвал.
   Все еще никого.
   Я повел Шторма на конюшни.
   Там тоже не было никого.
  Только шорох, переступание копытами, тихое ржание, такое же ему в ответ. В темноте с затруднениями для себя двигались кони.
  Я привязал Шторма в стойле и отыскал для него овес и воду. Затем, с поднимающимся в голе, словно сухая желчь, страхом, отправился к главному входу.
  Стучать не потребовалось.
  Тяжелая дубовая дверь была приоткрыта, железный замок на ней висел разбитым на куски.
  
  Глава 22
  Старые друзья
  
  Я распахнул дверь настежь.
  Везде царил мрак. И стояла тишина.
  Я переступил через порог и нащупал в сумке огниво.
  Но не ударил по нему. Меня могла поджидать опасность, и я не должен был выдать себя.
  Мюррей заскулила. Я успокоил ее, прижав к носу палец.
  Снова прислушался.
  Все еще ничего.
  Протянув вперед руки, чтобы не споткнуться, я стал прокладывать себе путь вдоль идущего от входа темного коридора. Нигде ни малейшего просвета.
  Куда идти прежде всего? Где находился мой господин? Всю эту дорогу я преодолел, дабы отдать ему послание, и в итоге не обнаружил дома ни единой живой души. Даже слуг не было.
  Но почему здесь никого не оказалось?
  Я осторожно шагал, продолжая держать руки перед собой, по направлению к двери рабочего кабинета мастера Эшли, находившегося в дальнем конце коридора. Может статься, там я найду ключ к происходящему? Если там тоже не будет никого не видно и не слышно, тогда я рискну высечь огонь, чтобы осмотреться.
   Ноздрей достиг запах только что потушенной свечи.
  Каким образом? Если там никого не было?
   Одна ладонь устремилась к рукояти меча.
   Пальцы другой прикоснулись к мягкой древесине двери и подтолкнули ее для тихого открытия. Здесь запах дыма стал еще сильнее.
   Заскулила собака. Я двинулся успокоить Мюррей, но...
   Шум происходил из темной, как деготь, комнаты. Раздался шик охваченного паникой голоса. Мягкого женского голоса.
   В ответ, прежде чем я сумел ее остановить, Мюррей гавкнула один раз.
   'Мюррей?' - прошептал голос.
   Резкий щелчок удара по огниву, и внезапная вспышка свечи озарила два бледных лица.
   'Элис! Элен!' - мой собственный голос прозвучал, словно сдавленный писк.
   'Мэттью!'
   Элис втиснула свечу в ладонь Элен и метнулась по комнате, чтобы заключить меня в объятия.
   'Что ты тут делаешь? Я имею в виду, почему тебя здесь не было? Мы услышали ржание лошади, оклики. Они нас напугали, и мы погасили свет. Это оказался ты?'
   Задаваемые Элис шепотом вопросы выскакивали, пока мы держали друг друга за руки. Потом она высвободилась и торопливо отступила. В зареве других свечей, которые сейчас зажигала Элен, лицо Элис было порозовевшим и смущенным.
   Я отвернулся, чтобы она смогла собраться с силами. У моих пяток Мюррей терлась носами со своей сестрой, Тенью, в смутном свете напоминавшей скорее призрак. Я погладил обеих гончих по ушам.
   'Как ты узнала, что это Мюррей?'
   'Она лает в точности как Тень, а я понимала, - та не издала ни звука'.
  Элис говорила теперь так, словно была прежней, однако, когда я обернулся, стало ясно, сколь сильно она изменилась с момента нашей прошлой встречи. Пока я отсутствовал, девочка вытянулась, растеряла мальчишеские черты и превратилась в молодую женщину. Поменялся ли и я в ее глазах кардинальным образом?
  Вероятно, вопросы следовало отложить на другой раз. Теперь же -
   'Что здесь случилось? Где мастер Эшли? Где все домашние?'
   Несмотря на пламень свечи лицо Элис пересекла тень. Она отступила в сторону и поманила меня рукой.
   Позади нее на полу, закутанный в одеяло и с прислоненной к подушке головой, лежал мой лондонский господин. Его лицо было мертвенно белым, а дыхание затрудненным. Из рваной раны на виске сочилась свежая кровь, окрашивая в алое его песочного оттенка волосы.
   Элен стояла теперь рядом с ним на коленях, промокая рану тканью.
   'Как...? Кто...?'
  В то время, как в моем мозгу опережали друг друга все больше и больше вопросов, я также склонился и взял мастера Эшли за руку. Она была холодной, но пульс на запястье бился с необходимой точностью.
   'Когда мы пришли, он находился в таком же состоянии', - прошептала Элен. 'Переместить не удалось, поэтому мы попытались удобно устроить его тут. Жена мастера Эшли тоже подверглась избиению, но не столь тяжелому. Я оставила госпожу Эшли в ее комнате, предварительно напоив снотворным'.
   'Избиению? Госпожа Эшли? Но-'
   'Мэтт, где ты был?' - вмешалась Элис, забросив все старания сохранить тишину. 'Мы прибыли сюда, чтобы тебя найти, как только услышали о-' - она сглотнула, - 'о сражении. И что мы обнаружили - вот! Где ты был?'
   'Я был там', - произнес я еле слышно.
   'Что?'
   'Я был с королем. А затем -'. Голос подвел меня.
   В мерцающем свете глаза Элис расширились.
   'Это правда? Что он - мертв?'
   Говорить я не мог, только кивнул.
   Элен отвернула лицо.
   Элис яростно стерла слезы с щек.
   'Значит, Тюдор -'
   На лице Элис соревновались друг с другом за преобладание гнев и печаль.
   'Значит, Генри Тюдор будет королем. Елизавете придется выйти за него, и...'
   'Сейчас он на пути сюда. Тюдор. Я видел, как он уходил из Лестера перед моим отъездом. Я остался посмотреть, как короля-'
   'Что?'
   'Похоронят'.
   Я не мог рассказать им обо всем, что видел.
  'Тюдор двигался во главе своей армии. Они разражались приветствиями, многие оставались сильно навеселе, ограбив телеги, принадлежавшие королю. Мне было легко их обогнать'.
   По небольшим дорогам, проложенным вдоль страны, прежде всего по Уотлинг Стрит и ориентируясь по поставленным на пути веховым камням.
   'Но я прибыл сюда с посланием для мастера Эшли. От короля Ричарда'.
   'С посланием? Что в нем говорится?'
   'Не имею представления', - огрызнулся я в возмущении. 'Оно запечатано и предназначено исключительно мастеру Эшли'.
   'Видишь ли, он не в состоянии в данный момент его просмотреть'.
   'Раз или два мастер Эшли просыпался', - произнесла Элен.
   'Но едва ли был в ясном сознании, правда?' - возразила Элис. 'Послание может оказаться важным. Нам нужно его распечатать'.
  Я был потрясен. Уже забылось первое подозрение о том, что послание относится только ко мне.
   'Но это дело короля. Оно касается лишь его и мастера Эшли'.
   'Эшли, если Его Величество - '. Элис задохнулась, как будто слезы мешали ей дышать, и снова провела ладонью по щеке. 'Если это так, возможно, послание имеет большое значение. Возможно, оно способно объяснить вот это'.
   Элис раскинула руки. Мой взгляд проследовал за ее по комнате. В подрагивающем пламени свечей я увидел, что на полу лежит избитым не один мой господин, но расколото еще и все содержимое его кабинета. Стулья валялись перевернутыми, столы лежали на боку, повсюду разбросаны бумаги, перья и книги.
  'Весь дом в таком состоянии. Когда мы смогли добиться от нее чего-то вразумительного, госпожа Эшли сказала, что сюда явились вооруженные люди, разбили дверь и набросились на ее мужа. Пока часть их атаковала его и управляющего громкими вопросами, остальные обыскивали каждую комнату. Все слуги сбежали или были уведены вместе с управляющим. Она поделилась, что думает, - они уверовали в смерть мастера Эшли'.
   'Кем они были? Чего хотели?'
   'Не знаю', - воскликнула Элис в раздражении. 'Но, полагаю, они должны являться посланниками Тюдора. Вероятно, эти люди получили известие об исходе сражения даже раньше, чем мы. Но вдруг твое сообщение расскажет нам, к чему относится все случившееся'.
   Я полез в мешок за небольшим квадратом свернутой бумаги, который дал мне Его Величество, - как же давно это было, в сравнении с настоящим. При вручении письма король улыбался.
  В то время, как я вращал письмо в руках, глубоко погрузившись в воспоминания, Мюррей зарычала. Из коридора позади меня раздалось поскребывание ног о каменные плиты, а затем и громкое приветствие.
   Элен вскочила и дернулась по направлению к свечам, тогда как Элис, с написанным на ее лице ужасом, схватила за ошейник Тень.
   Я обернулся, ладонь хлопнула по эфесу висящего на бедре меча, в груди разлился страх.
   Кто бы там ни находился, он не делал и попытки предпринять что-либо украдкой. Послышался еще один окрик, и по коридору начал приближаться отсвет горящего факела.
   Элен прекратила гасить свечи, - для этого уже было слишком поздно. Уголком глаза я мог заметить сверкание от оставшегося пламени на лезвии вытащенного ножа в свободной руке Элис.
   Продолжая хранить молчание, мы ждали.
   Не успели мы дважды вздохнуть, как шаги послышались ближе.
   Следующий отклик, теперь уже тише.
  Затем Мюррей подала приглушенное радостное поскуливание и шагнула вперед, а Тень, все еще в побелевшей от напряжения хватке Элис, села и беззаботно лизнула свою лапу.
  В дверной проем, освещенный сейчас несомым им факелом, вошел -
  'Роджер!'
  Его имя слетело с моих губ в дающем облегчение смехе. Но Элис проявила меньше всепрощения.
  'Роджер! Ты - глупец! Довел нас почти до смерти. Что думаешь, ты творишь?'
  От ее нападения лицо Роджера приобрело растерянное выражение.
  'Я пришел помочь. Если могу это сделать'.
   Его взгляд пробежал по комнате, остановившись, в конце концов, на лежащем силуэте мастера Эшли.
   'Что произошло? Саймон сказал, что в доме суматоха, но...'
   Он резко замолчал.
   'Саймон? Где...?'
   Пока я задавал вопрос, в проем двери просунулась голова моего товарища по учению. Когда он меня увидел, его глаза засверкали.
   'Мэтт? Ты вернулся. Где госпожа Эшли? Когда эти люди вломились, она отправила меня за помощью, но там никого не оказалось. Только-'
   Саймон заметил мастера Эшли, и от лица мальчика отхлынула кровь.
   'Что...?'
   Элис захватила нити разговора в свои руки.
   'Я не знаю, кто ты, но если ты из домашних госпожи Эшли, можешь сказать нам, кто это сотворил? И почему?'
  Но Саймон лишь покачал головой, его губы шевелились, словно у больного. Элен подошла к нему, завела в комнату и перевернула стул, чтобы он сел. Девочка устроилась рядом с ним на коленях, поглаживая его руку, тогда как голова Саймона склонилась к коленям.
   'Саймон - учится здесь', - объяснил Роджер, прежде чем я успел хоть что-то сказать. 'Он пришел в замок Байнард за помощью, потому что мастер Эшли - друг Его Величества, но, само собой, большинство вооруженных людей находятся с армией короля, или...' Роджер запнулся, его лицо стало пунцовым. 'Я имею в виду, оно находились с королем. С королем Ричардом, разумеется'.
   Губы Элис сжались.
   'Он мертв, Роджер. Король Ричард - мертв'.
   Роджер кивнул, его взгляд потемнел.
   'Знаю. Именно это и говорят. Когда новости достигли моих родителей, я отправился искать тебя в замок. Но слуги сказали, что тебя не нашли. Послать на поиски никого не получилось, ведь остаток вооруженных людей ушел, чтобы присоединиться к обороне. И тут появился Саймон'.
   'Ты была в замке Байнард?' - спросил я у Элис.
   'Конечно. А где, по-твоему, мне следовало находиться?'
   'Но-', - я вернулся мыслями в прошлое. 'Мне казалось, что ты в Шериф Хаттоне - с принцессой Елизаветой'.
   Элис вздрогнула и покачала головой.
   'Нет. Я была там, но две или три недели назад вернулась. Чтобы остановиться в доме матушки Его Величества для подготовки к моей свадьбе. Поэтому и Роджер тоже здесь. Он прибыл, так как мог услужить мне и одновременно навестить свою семью в период нахождения в Лондоне'.
   'К твоей свадьбе! Но я думал -'
   'Что ты думал?'
   'Что король Ричард...Что прежняя королева...'
   Лицо Элис перекосило.
  'Госпожа Грей лично встретилась со мной, когда я приехала. Она сказала, что я должна приготовиться к заключению брака. Что король Ричард просил ее еще раз подумать, но... но что он нуждается в верности всех своих подданных. Что после грядущего сражения лорда Соулсби следует наградить. И что лорд Соулсби...'
   Элис закусила губу, затем, не прерываясь, заговорила дальше.
   'Что лорд Соулсби будет биться на стороне короля с лордом Стенли. Но затем мы услышали, что лорд Стенли и его брат...что они...'
   Внезапно она обернулась к Роджеру.
  'К какой обороне?'
   Роджер пораженно покачнулся на пятках назад.
   'Обороне?'
   'Ты сказал, что вооруженные люди, те, которые не ушли с королем, отсутствовали в замке Байнард, так как отправились присоединяться к обороне'.
   'Ах, это. Да, пришло известие, что мужчины боеспособного возраста начинают собираться. На случай...на случай, если Совет города решит отказать Тюдору во входе в ворота. Как они сделали по отношению к прежней королеве Маргарет. Все мужчины, ну, большинство из них, ушли, чтобы присоединиться к народному ополчению'.
   Мои мысли вернулись почти на два года назад, когда я пытался поступить точно также. Когда во время масштабного восстания город хранил непоколебимую верность королю Ричарду.
   В глазах Элис заблестели слезы.
   'Они не откажут ему во входе. Как можно? Зачем? Мэтт говорит, что Тюдор направляется сюда во главе своей армии. Он добился победы. Король Ричард...Лорд Линкольн должен стать его наследником, но он находится далеко отсюда - на севере. Едва ли с ним есть хоть один рыцарь. Даже если он...даже если он решит пойти против Тюдора...даже если Лондон..'
   Элис опять покачала головой.
   'Они не в состоянии изменить произошедшего, того, чего захотел Господь. Вне зависимости от того, по какой причине он этого захотел... Но какую помощь, по-твоему, ты мог оказать?'
  'Я...' Роджер впал в уныние. 'Не знаю. Но служанка сказала, что у тебя письмо, доставленное одним из домашних мастера Эшли. Она сказала, ты несколько дней подряд тревожилась о нем'.
   'Мое письмо?' - спросил я у Элис. 'С известием, что я направляюсь к королю?'
   'Разумеется. Поверить не могла, что ты настолько глуп, дабы совершить подобное'.
   'Служанка сказала, что, когда прибыли новости о сражении, вы с Элен исчезли', - продолжил Роджер. 'Поэтому, когда появился Саймон и попросил о помощи... Ну, я подумал, ты могла прийти сюда. Подумал, я, наверное, должен зайти - убедиться в твоей безопасности и выяснить, какую помощь в силах предложить'.
   'Я, например, рад тебя видеть', - произнес я, прежде чем Элис была в состоянии ответить. 'И, конечно, мы поможем тебе'.
   Роджер метнул в мою сторону благодарный взгляд, хотя, по правде говоря, я сказал это, воодушевляя не только его, но и себя.
   'Не представляю, каким образом', - парировала Элис. 'Если только он сумеет прочитать это послание, не открывая его'.
   'Послание?' - спросил Роджер.
   'От короля к мастеру Эшли. Мэттью его привез. С поля сражения'.
   'О чем в нем говорится?'
  'Мы не знаем. И Мэтт не хочет его открывать'.
   'Но оно может быть важным'.
   Оба пристально посмотрели на меня. Бровь Элис изогнулась.
   'Об этом я и сказала'.
   Сливочного оттенка бумага с плотным шариком алого воска на ней все еще сжималась моей ладонью.
   Быстрый взгляд Элис был прикован к вращающим ее моим пальцам.
   'На письме нет следа печатки Его Величества'.
   'Нет', - ответил я медленно. 'Вероятно, оно являлось секретным. Его Величество сказал, что я могу путешествовать с большей легкостью, чем кто-либо из посланников, если...'
   Я заколебался.
   Лицо Элис приобрело выражение собранности.
   'Тогда это играет решающую роль. Тайное письмо было отправлено тогда, когда король думал - думал о возможности проиграть сражение. Что с ним и случилось. А сейчас мастер Эшли...'
  Она забрала письмо из моей руки, бросив на меня быстрый взгляд. Когда я не шелохнулся и не издал ни звука, Элис ловко вскрыла печать и развернула бумагу.
   'Оно зашифровано'.
   В ее голосе звучали нотки разочарования.
   'Значит, это не просто указания, чтобы удержать меня от сражения'. Я попытался улыбнуться.
   Элис пронзила меня резким взором.
   'Что?'
   'Ничего. Всего лишь...' Настала моя очередь прикусить губу.
   Через плечо Элис на лоскуток бумаги косился Роджер.
   'Если оно зашифровано, ты же в состоянии, разумеется, взломать этот код? Когда мы жили в Миддлхэме, по-моему, ты делала подобное с легкостью'.
   'Это было совсем иным, Роджер. У нас была помогающая в деле книга'.
   'Когда король писал послание, то он сверялся с книгой', - произнес я. 'Полагаю, что с той самой книгой шифров, которую Эд нашел в Миддлхэме'.
   'С той самой книгой? В ней были таблицы с шифрами. Наверняка, Его Величество пользовался одним из них. Письмо содержит подходящие к этому варианту сочетания букв'.
   'Написание не отняло у него много времени'.
   'Тогда, может статься, здесь код с подменой букв, такой, каким пользовались мы'.
   Мы с Роджером снова поставили стол мастера Эшли на ножки, а Элис сходила за свечой. При отстветах ее огня наша троица принялась изучать послание.
   В нем было только четыре длинных предложения.
   Clyayvbdkl cypluk, Hsz hsslz nvlk nhha zsljoa, olypuuly tl ola wshu. Ullt kl qvunluz hhu tpqu gbz vw Tljolslu. Hsz ql uvkpn olia vu, b rbua clyayvbdlu Thaaold gvukly adpqmls.
   Kpjrvu
  'Думаешь, внизу находится подпись?'
  Он обычно подписывал письма - Ricardus Rex - король Ричард - по латыни, но тут только одно слово.
  'Оно может оказаться - Ричардом?'
  'Двойное Rs было бы подходящим и полезным ключом...но нет, тут букв шесть, а не семь'.
  'Значит, и не 'Глостер', в таком случае'. Я вспомнил единственное слово, начертанное королем на бумаге в день, когда меня побили.
  'Он был монархом, Мэттью, уже не простым герцогом. Я спрашиваю себя, - если это может оказаться 'Англией' на латыни - Anglia...Нет, - первая и последняя буквы не совпадают. А вдруг перед нами вовсе не подпись...'
  После скачки меня теперь насквозь заполнила усталость, но в мозг пробило себе путь имя.
   'Как насчет Дикона?'
   'Может быть. Помню, что Ее Величество и лорд Ловелл называли его этим...'
   Элис отыскала на полу какой-то клочок бумаги, перо, чернильницу и наскребла на найденном обрывке буквы.
   'Знаешь, такое вполне вероятно. Если К это D, а P - это I, и все вместе представляет собой простой код на основе замены...тогда, отсчитывая назад...Мэтт, думаю, ты -прав. D - I - C - K - O - N. Д-И-К-О-Н. Вон там. Но как странно, что шифр настолько прямолинеен. Если я так быстро вскрыла его, сколько времени он бы отнял у любого из шпионов Тюдора, завладей тот письмом?'
   По мере того, как Элис прослеживала остаток кода, а потом принялась расшифровывать само послание, меня сковал страх. Если письмо столь легко поддается чтению, может статься, оно окажется всего лишь запиской, призванной удержать мой пыл в безопасности и подальше от битвы. Неужели весь ужас по отношению к предательству наставлений короля Ричарда и кошмар поездки сюда из Лестера были напрасны?
   'Но это бессмыслица' - нарушила мои мысли Элис.
   'Что?'
   'Оно ничего не значит. Если только перед нами не шифр, спрятанный в еще один шифр'.
   Я всмотрелся в написанное ею. Два одиноких слова. 'Vertrouwde vriend'
   'Не бессмыслица' - произнес я. 'Текст на фламандском'.
   'Правда?' - заинтересовался Роджер, наклоняя шею, чтобы лучше разглядеть.
   'В Брюгге я немного в нем наловчился. Мастер Эшли же на фламандском говорит очень бегло. Эти слова означают - преданный и достойный доверия друг'.
   'В юности Его Величество, находясь в изгнании, жил во Фландрии', - вспомнила Элис. 'Может статься, он также хорошо знает язык - знал его'.
   'А как много агентов Тюдора владеют им? Большинство фламандских купцов за границей переходят на французскую речь либо же английскую. Они не надеются, что кто-то станет учить их язык'.
   Воодушевившись, Элис продолжила работу, расшифровав остаток послания и вскоре положив передо мной слова -
   Vertrouwde vriend, Als alles goed gaat slecht, herinner me het plan. Neem de jongens aan mijn zus op Mechelen. Als je nodig hebt on, u kunt vertrouwen Matthew zonder twijfel.
  Dickon.
  С тем малым запасом фламандского, на котором я изъяснялся, перевести письмо было трудно, но, на деле, применив кое-где предположения, я это осуществил.
  'Преданный и достойный доверия друг, если все пойдет плохо, вспомни о плане. Возьми мальчиков и отправь их к моей сестре в Мехелен. В случае надобности - можешь без вопросов довериться Мэттью'.
  Дикон.
  'Мальчиков?' - спросил Роджер.
  'Племянников короля' - ответил я. Перед глазами всплыли бледные лица из сна. 'Которые были принцами'.
  'Эдварда и маленького Ричарда? Тогда они - '
  'Живы'.
  Тап, тап, тап.
  'Конечно, живы', - огрызнулась Элис. 'Ты когда-нибудь в этом сомневался?'
  'Но слухи. Появившиеся во время восстания'.
  'О короле Ричарде? Мэтт, ты совершенно точно не мог им поверить!'
  'Нет, разумеется, нет', - воспротивился я. 'Но -'
  'Что - но?' Элис воззрилась на меня в раздражении. 'Мэтт, те слухи распускались Генри Тюдором и его матерью, - чтобы восстановить против короля не способных к размышлению людей'.
  Я покопался в памяти. Где мне впервые довелось услышать эти сплетни? Само собой - от Хью. А он узнал их от своего дяди. Его дядя сражался на стороне...лорда Стенли.
  Каким же я был глупцом, уже успев их дважды вспомнить.
  К моему облегчению, Элис продолжила.
  'Но где они? Все еще в Англии?'
  Позади нас раздался стон. Мы обернулись.
  Пока мы разговаривали и работали над шифром, Элен и Саймон сидели рядом с мастером Эшли, и меня сейчас осенило, что в течение нескольких минут девочка издавала короткие тихие звуки. Глаза больного были открыты, и он пытался сесть. Элен подперла его плечи еще одной подушкой.
  'Принесите мне послание' - прохрипел мастер Эшли.
  Когда Элис отдала ему раскрытый документ с надвое сломанной печатью, мои щеки виновато вспыхнули.
  Мастер Эшли покосился на письмо, но затем махнул им в сторону.
  'Не это - другое. Мэттью?'
  Мастер Эшли закашлялся, его скрутила боль. Элен держала ткань у его рта, пока судорога не прекратилась, затем капнула воду из фляги в раскрытые губы.
   'Какое - другое?' - переспросила Элис.
   'Они его обнаружили?'
   Она обвела комнату рукой. 'Как мы можем утверждать?'
   'Не здесь. Мэттью? Я им не сказал'.
   Моего господина опять скрутил приступ кашля, но в этот раз он был в состоянии сам дотянуться до фляги.
   Элис бросила на меня быстрый взгляд, ее брови приподнялись.
   Я сделал шаг вперед.
   'Я могу поискать его, сэр, если вы сумеете объяснить мне - где'.
   Мастер Эшли с усилием кивнул.
   'Он сказал, что я могу доверять вам, молодой человек. В тот день, когда впервые привел вас сюда. А теперь повторил. Он оказался прав?'
   'Да, сэр'.
   'Ричард никогда не был хорошим знатоком людей. Но, иногда, думаю, он видел в них нечто от самого себя. Нечто, чему Ричард мог довериться. Я недооценил его в этой области, но послужите ли вы королю еще раз, Мэттью?'
   'Разумеется, сэр. Если служба окажется мне по силам'.
   'Тогда отправляйтесь в печатню. В верхнем корпусе. Отделение с буквами Rs. Оно позади него. Если они не обнаружили послания...'
   Не обнаружили. Спустя считанные минуты я вернулся, неся кусочек пергамента, едва ли больше, чем плоская печать на нем. Но с ним я принес также и дурные вести.
   'Мой господин, - печатный станок'.
   'Что с ним?'
   'Они повредили его. Разбили на кусочки'.
   На миг глаза мастера Эшли закрылись, словно невыразимая усталость захлестнула его. Затем снова распахнулись.
   'Не важно, мой мальчик. Станок можно починить, - или купить во Фландрии новый. А вот люди... Послание, Мэттью. Откройте его'.
   Письмо содержало только одно слово, начертанное лично королем Ричардом.
   'Джиппинг'.
   'Значит', - произнес мастер Эшли, - 'Вам придется отправиться в Саффолк'.
  
  Глава 23
   'Навсегда человек моего дяди'
  
   Друзья выделили мне два часа на краткий сон, тогда как сами стали готовиться к поездке. Это все, что мы могли получить, - и даже больше, вероятно, чем были должны.
   Мастер Эшли, восстановив часть сил глотком-двумя вина, которое для него принес Саймон, провел это время, тревожась, не вернутся ли люди Тюдора. Или не сломался ли мастер Линдси в процессе допроса, выдав людей и места, связанные с их делами.
  'Кажется, что у Тюдора агенты находятся везде, может статься, у Стенли тоже. Вероятно, их даже больше, чем подозревал Ричард, и они превышают числом все множество его собственных осведомителей. Тех, которые сейчас все вполне могут оказаться под ударом. Что способно помочь нам, если Ричард расставлял своих людей слишком рассеянной и тонкой сетью. Хотя, разумеется, они сильнее задействуются, выясняя, каким образом столица примет Тюдора'.
  Элис бросила на нас с Роджером взгляд и слегка покачала головой, явно выражая глазами предупреждение.
  Мастер Эшли снова сделал глоток вина из чаши, поддерживаемой у его губ Саймоном, затем продолжил.
  'Но если они все еще меня подозревают, то в состоянии установить наблюдение также за комплексом моих связей в надежде, что те выведут их к мальчикам'.
  'Почему им так отчаянно важно отыскать мальчишек?' - спросил Роджер.
  'Тюдор не может позволить мальчикам выжить. Говорят, что он отменит законодательное постановление о незаконнорожденности юной Елизаветы с целью сочетаться с ней браком и сделать своей королевой'.
  'Если он это сделает, то, само собой, Эдвард станет настоящим королем', - заметила Элис. 'И он, и принц Ричард имеют большие права претендовать на корону'.
  'Да', - согласился мастер Эшли. 'И Тюдор этого не вынесет. Исходя из всего, что я слышал, он намерен править, а не возвращать на трон юного Эдварда. Тюдор не собирается предлагать мальчику принести клятву в своей пожизненной верности, как бы не говорили об обратном все его объявления против незаконнорожденности Эдварда. Он - человек честолюбивый и не отбросит в сторону желания быть королем. Найдя мальчишек, Тюдор обязательно их убьет'.
  Слова мастера Эшли ошеломили всех нас и повергли в мертвенное молчание. Элис, разумеется, стала первой, кто снова заговорил.
  'Если мальчики находятся в такой опасности, почему король Ричард еще раньше не выслал их из страны?'
  'Мне представляется, он вспомнил свое собственное прошлое, то время, которое провел в изгнании, и, вероятно, совсем без нежности, хотя именно тогда мы встретились, - в дни, когда Ричард с братом ненадолго задержались в Брюгге. Учитывая переменчивую политическую ситуацию на континенте, мальчики могут попасть в руки его врагов, как сам Тюдор - один раз в дружественной Бретани, в другой - во Франции'.
  Мастер Эшли на секунду замолчал, в его усталых глазах проносились мысли, напоминавшие тучи, собирающиеся на предгрозовом небе.
  'Думаю, возможно, Ричард надеялся, что они сумеют прожить безымянно за пределами страны, пока не повзрослеют до такой степени, дабы направиться в верную семью на правах оруженосцев, как любой другой знатный парень, когда слухи и угроза мятежа истощатся и погибнут на корню. Также, как поступил старый Генри Болинброк с наследниками Мортимера много лет назад. И это принесло свои плоды. После истории с Бекингемом какой разговор о них мог еще продолжиться? А как только Тюдора бы прогнали...'
  Он покачал головой, лицо мастера Эшли было бледным и напряженным, впервые демонстрирующим его возраст с тех пор, как я с ним познакомился.
  'Хватит болтать. Поспите, молодые люди, а девушки тем временем приготовят для вас вещи. Вам предстоит долгая и опасная поездка'.
  'Еще одна', - подумал я угрюмо, устраиваясь под одолженным одеялом.
   К моему изумлению, когда Элен меня растолкала и заставила проснуться, я обнаружил не только Роджера, как было согласовано, прежде чем уснуть, но также и уже одетую для путешествия Элис.
   'Ты не оставишь меня здесь', - заявила она, когда я попытался возразить. 'Ральф Соулсби придет предъявлять свои брачные права. Но ничто не поможет мне забыть, что он и его отец уехали со Стенли. Принцесса Елизавета способна снова согласиться на союз с Тюдором, но никакое чувство долга перед госпожой Грей не в силах когда-либо вынудить меня выйти за изменника государству'.
   'Мы обсудили это, пока ты спал', - объяснила Элен. 'Мастер Эшли согласился, что подобное будет только к лучшему'.
   'Я предложил уступить ей мое место', - сказал Роджер, улыбаясь намного шире, чем он имел право в это ночное время. 'Но твой добрый господин решил, что я могу понадобиться вам обоим в дороге. Хотя я в жизни не представлю, каким образом'.
   'Вероятно безопасностью нашей численности', - мрачно пробормотала Элис. 'Какая другая у тебя может быть польза ускользает также и от меня'.
   Роджер поклонился в знак согласия.
  Как бы то ни было, неуверенный, что настоящий план хорош, я знал, - нет смысла спорить с Элис, если она уже приняла решение. Да и, честно говоря, я был бы рад ее обществу столь же сильно, сколь и обществу Роджера. Возможно, это стало бы почти также, как в те давние дни в Миддлхэме, когда наша троица часто выезжала вместе на покрытые вереском топи в качестве Ордена Белого Вепря. Однако, еще одного члена Ордена теперь будет не хватать всегда...
   Стряхнув с себя воспоминание, я повернулся к Элен.
   'Что насчет тебя? Что ты станешь делать?'
   'О, я останусь здесь и буду помогать мастеру Эшли и его жене. Я только задержу вас, если тоже пущусь в дорогу, - всадница из меня совсем не такая умелая'.
   'Ты будешь осторожна? Здесь может оказаться опасно. Учитывая находящегося в пути Тюдора...'
  Элен, успокаивая, положила ладонь на мою кисть.
   'Не тревожься, Мэттью, конечно, я буду осторожна. И тут с нами останется Саймон. Он рассказал мне, что на случай чрезвычайного положения тренировался вместе с тобой все лето'.
   Опять к моему удивлению, от ее слов Саймон вспыхнул до корней волос и поспешил прочь - в переднюю, ворча что-то о перенесении наших узлов.
   Было уже хорошо за полночь, когда наша троица выдвинулась в путь. Временами, когда я спал, Роджер и Саймон помогали напоследок мастеру Эшли в его комнате, но госпожа Эшли из своей вышла, - выяснить, что происходит, и затем убедиться, что у нас для путешествия есть все необходимое.
  Глаз госпожи Эшли почернел, щеки были порезаны и заплыли гематомами там, куда наносили удары в процессе нападения. Она обняла меня, когда пораженный ее внешним обликом, я безмолвно застыл, потом оперлась на руки Саймона и Элен, чтобы на ступенях крыльца проводить нас взглядом.
   Мастер Эшли настоял, чтобы мы взяли из его конюшен свежих скакунов, а Саймон с Элен обернули их копыта в ткань, с целью заглушить тем самым шум, когда мы выедем со двора на темные опустевшие улицы. У наших ног крались две гончих, - зеркальные образы мрака и света на фоне мощеной дороги.
   Луна, лишь недавно пережившая свою полную фазу и клонящаяся к западу, отбрасывала безумные тени от всех находящихся поблизости зданий. Если и были там какие-то агенты, таящиеся в черноте, мы их не увидели.
   Каким тогда образом мы дошли до превращения в жертв преследования, нам было не известно.
   *
  Чтобы достигнуть места нашего назначения, пришлось отдать множество часов тяжелой и трудной скачке. Но, как я и надеялся, эмблема с вепрем короля Ричарда, все еще продолжала в эти ранние дни, прошедшие после сражения, призывать к верности. Страна замерла в ожидании и наблюдении, едва дыша в сумерках между золотым солнцем правления Йорков и темной неизвестностью будущего Тюдоров. Мы надеялись, что эмблема дракона победоносного узурпатора не окажется встречена так охотно, если нам, в самом деле, предстояло столкнуться с преследованием.
   У кого-то новостей о сражении не было, и они забрасывали нас вопросами, прежде чем мы могли покинуть их и поспешить дальше по нашему пути. Другие махали нам руками, с вытянутыми лицами посылая добрые пожелания.
   Как и советовал мастер Эшли, мы выехали на север от Лондона, впервые используя систему почтовых лошадей, установленную королем Ричардом еще в те дни, когда он был герцогом и отправлял брату известия о боевых действиях в Шотландии. Таким образом, свежих коней мы получали на каждой почтовой станции. Свернув с этой дороги, последнюю пару пришлось использовать на значительно продолжительном промежутке, - вплоть до самого Джиппинг Холла. Как бы ни хороши оказались наши скакуны, мы гнали их так лихо, что, когда настала минута гарцевания по булыжникам широкого конюшенного двора, они обливались потом и пеной.
   Солнце уже давно зашло, и на нас надвинулась тьма, когда оцепенелые от изнеможения и грязные после путешествия, протянув несколько слов объяснения, мы трое введены в ближайшую усадьбу, пока, чтобы увести наших скакунов, за ними явились конюхи.
   В суматохе нашего прибытия на конюшенный двор потребовалось отправить в дом посланца. Сама леди Тирелл появилась в парадных дверях, чтобы нас поприветствовать, окруженная высоко держащими факелы слугами. Некоторые из них были вооружены, и все находились в довольно степенных годах.
   'Элис! Элис Лэнгдаун! Что вы здесь делаете?'
   Замечательно высокая дама, леди Тирелл, проложила себе дорогу среди слуг и устремилась вперед, чтобы обнять Элис. Взяв ее за руку и ведя в дом, она говорила:
   'Вам не следует беспокоиться о мужчинах, моя дорогая. Стоило нам услышать ужасные новости, как мы стали чрезвычайно осторожны. Но, разумеется, все мужчины помоложе ринулись сражаться за короля. Большинство из них еще не вернулись'.
  Она искоса взглянула на нас с Роджером, но не сказала ни слова, поэтому мы просто последовали за ними в большой зал. Там, несмотря на теплоту вечера, был разведен огонь, и леди Тирелл подтолкнула Элис на место рядом с ним.
  'Садитесь, моя дорогая, выпейте немного вина. Возможно, хлеб и сыр, или мне попросить поваров принести что-нибудь горячее, невзирая на поздний час? Выглядите так, словно вот-вот упадете, милая. Расскажите, зачем вы здесь. Я не видела вас с того момента, как мы были вместе при дворе. После того, как бедная королева Анна...'
  Ее встревоженная тирада прекратилась, когда Элис согласилась принять предложенный кубок с вином и благодарно пригубила напиток. Тень прокралась бочком и беспокойно села у ног хозяйки, пока та ставила кубок на ближайший стол.
  'Благодарю вас, моя госпожа. У меня был длинный день и долгая поездка. Мы все преодолели путь из Лондона'.
  'Из Лондона! Но -' Леди Тирелл немного отпрянула. 'Но разве Тюдор не...?'
  'Он еще не явился, когда мы уехали. Нас отправили с посланием'.
  'Тогда мне остается лишь сожалеть, что сэр Джеймс отсутствует и не может вас поприветствовать. Он находится на континенте, служа...' Леди Тирелл заколебалась, снова бросив на нас с Роджером взгляд, - 'королю Ричарду'.
  'Именно по этой причине мы тут, леди Тирелл', - заметила Элис. 'Служа королю. Истинному королю'.
  'В самом деле? И кого вы включаете в комплекс - мы?'
  Элис отпрянула от внезапной резкости в словах леди Тирелл, и голос девочки задрожал.
  'Это - это Мэттью Уэнсфорд, моя госпожа, и, вероятно, вы вспомните Роджера де Кинтона?'
  Моя госпожа склонила голову, тогда как мы с Роджером совершили самый любезный из доступных нам поклонов, но лицо ее продолжало выражать подозрение. Так как леди Тирелл ничего не произнесла, Элис, запинаясь, принялась объяснять дальше.
  'Мэттью был отправлен...королем Ричардом непосредственно с поля сражения с посланием к мастеру Эшли'. Во взгляде леди Тирелл мелькнуло принятие, но через секунду оно опять исчезло. 'Мастер Эшли, - ему помешали прибыть сюда лично агенты Генри Тюдора. Поэтому...поэтому вместо него приехали мы'.
  'Почему?'
  Нажим, с которым был произнесен вопрос, в конце концов, заставил Элис замолчать. Она совершила еще один глоток вина, свободной рукой потянувшись, чтобы погладить Тень по ушам.
   Взгляд Ее Светлости метнулся от Элис ко мне и обратно.
   Роджер выступил вперед в дверной проем и преклонил колено в изысканной церемонной манере, сдернув свой головной убор и плавным движением прижав его к сердцу, как делал это на занятиях танцами в Миддлхэме.
  'Моя госпожа, мы прибыли издалека, чтобы принести вам приветствие от-'
  Но леди Тирелл оборвала его.
  'Не вы - другой юноша. Говорите! Почему вы здесь?'
  Когда Роджер отступил, я взял себя в руки, собрав всю имеющуюся у меня отвагу, и шагнул вперед, ощущая, как тесно прижимается к моему бедру Мюррей, и черпая в ее присутствии силу.
  Настала минута для откровенного разговора, - и задача, на нас возложенная, промедления не терпела.
  'Забрать Эдварда и Ричарда - принцев - в безопасное место, моя госпожа. Если это поможет вам нам довериться, - у меня есть это'. Я опять открепил эмблему с вепрем с камзола и протянул леди Тирелл, затем полез в сумку. 'И еще это'.
  Она взяла обрывок пергамента, переданный мной и хранимый с путешествия в Сент-Олбанс.
  Внимательно его изучив, леди Тирелл сказала:
  'В самом деле, подпись принадлежит ему, я имею в виду, - королю. И', - она снова взглянула на пергамент, а потом на меня, - 'А также Эдварду. Вы с ним знакомы?'
  'Да, моя госпожа. По крайней мере, мы встречались. Я - Я был тогда пажом, когда он только стал королем. Во время путешествия в Лондон. Прежде...'
  'Когда он стал королем?'
  'Да, моя госпожа'.
  'Значит, вы - человек короля Ричарда?'
  'Да, моя госпожа'. Мой голос звучал твердо, хотя внутренности мутило. 'Позднее я был учеником мастера Эшли. Это он нас отправил сюда'.
  'И как вы намерены поступить - с мальчиками?'
  'Король Ричард сказал, что их следует переправить к его сестре во Фландрию. Мастер Эшли объяснил, что мы должны отплыть на корабле из Лоустофта, который будет ближайшим морским портом и поможет безопаснейшим образом перебраться на континент'.
  Большая часть напряжения в чертах леди Тирелл испарилась, но взгляд продолжало затуманивать сомнение.
  'И вы утверждаете, что знакомы с юным Эдвардом?'
  'Да, моя госпожа. Мы как-то катались вместе верхом на Рождество, а потом снова вместе ехали в Лондон. Мы подружились - почти'.
  По меньшей мере, я в это верил.
  Леди Тирелл махнула рукой одному из старых слуг, которые тихо стояли поблизости, и через несколько мгновений в дверях появились два силуэта.
  Элис и Роджер обменялись взглядами, и я впервые подумал, что мои друзья, вероятно, никогда не встречались с этими мальчиками.
  Но я их, само собой, знал.
  Эдвард и Ричард. Мальчишки, бывшие принцами.
   Они совершили шаг или два в зал, их лица хранили бледность, а темные затуманенные глаза - страх. Я улыбнулся, надеясь, что мы с Эдвардом сумеем возобновить нашу дружбу через эти прошедшие два долгих года. Но внезапно в мозгу вспыхнул сон, привидевшийся мне утром накануне сражения. Он потряс мою душу также мощно, как залп одной из тех огромных пушек, обстреливавших в тот день глядящие друг на друга войска.
  От воспоминания я внутренне содрогнулся, но твердый разум сохранил. В конце концов, то был обыкновенный сон, ничего серьезного, ничего, что поколебало бы восприятие меня Эдвардом. Конечно, если он вообще меня вспомнит, то вместе с тем вспомнит и нашу близость в дни, проведенные в Нортгемптоне и в Сент-Олбансе, вспомнит, как мы болтали, шутили и смеялись вместе среди забот предприятия его дяди, как тепло он ударил со мной по рукам, когда мы прощались, и настоял на моем дружеском посещении монарших палат в Тауэре. Как многое изменилось в последовавшие дни и недели. А сейчас, словно находясь на испытании, мы с мальчиками смотрели друг на друга через холодную серость пространства зала.
  Пройду ли я этот экзамен? Вспомнят ли они меня и будут ли знать, что могут доверить мне и моим друзьям?
  К моему удивлению, после затянувшегося на целую вечность ожидания Эдвард опустился на одно колено и нырнул ладонью в карман.
  'Мюррей?'
  Уши моей гончей прижались к голове, и я сделал ей знак пойти. Мюррей прыгнула через облицованный каменными плитами пол, и, когда Эдвард вытащил из кармана руку, исполнила традиционный для нее совершенный пируэт, оплачивая держащийся им кусочек лакомства. Мальчик бросил его Мюррей, подождал, пока она с жадностью тот проглотит, а затем хлопнул в ладоши. Гончая неподвижно упала на пол, будто ее подстрелили, опять задвигавшись исключительно при изданном Эдвардом свисте.
  Рассмеявшись, Эдвард скользнул рукой за другим кусочком и взъерошил шерсть на голове Мюррей.
   Затем он бросил взгляд поверх меня, и выражение лица изменилось. Мальчик выпрямился, выглядя в точности, как в моих воспоминаниях, связанных с его отцом, прежним королем Эдвардом.
   'Мэттью? Мюррей не поменялась, но вы- вы смотритесь - старше'.
  Значит, он узнал меня, - пусть только и по фокусам моей гончей. Окажется ли этого достаточно, чтобы убедить его мне довериться?
   Преодолев ширь холодных каменных плит, я встал перед Эдвардом на колено.
   Как мне следует его называть? Два года тому назад он настаивал на 'Эдварде'. Но теперь...?
   Я опустил голову.
   'Ваша Милость, в последний раз мы с вами встречались более двух лет тому назад'.
   'О, да. В течение этого времени много произошло. Тогда я был королем. Сейчас...' Эдвард замолчал. 'А вы всегда были человеком моего дяди'.
   Что за чувство прозвучало в его голосе? Являлось ли оно страхом, презрением - или же гневом?
   Чем бы оно ни оказалось, приветствие, на которое я надеялся, мне уже не получить. Вероятно, после всего того, что случилось, изумляться не стоило. Я отмел укол разочарования. Стоящий передо мной вопрос был слишком важен, чтобы останавливаться на собственных переживаниях.
   Поднявшись на ноги, я посмотрел Эдварду в глаза, пусть он и оставался значительно выше меня.
   'Да, Ваша Милость, был им и всегда буду. Сейчас я прибыл перевезти вас в безопасное место - к его сестре, вашей тете'.
   'Безопасность!' Он выплюнул слово, словно то принесло плохие вести. 'И я должен вам поверить? После совершенного моим дядей? А теперь восстановить наши права пришел Генри Тюдор? Когда я находился в Тауэре, леди Стенли сказала, что он -'
   Я поднял руку. Что бы Эдвард ни увидел на моем лице, его слова повисли в воздухе.
   'Послушайте меня, Эдвард'. Ныне было не до церемоний. 'Не важно, что вы можете думать о вашем дяде и о его поступках, Генри Тюдора стоит опасаться больше. Он стремится к короне ради себя самого и не станет восстанавливать права - ваши ли вашего брата. В минуту, когда Тюдор ступил на берег Уэльса, он провозгласил себя королем. Из Лестера Тюдор распространил воззвания от имени короля Генриха. Он поклялся сочетаться узами брака с вашей сестрой, и, если узурпатор утвердит ее законнорожденность, это будет означать и вашу законнорожденность, следовательно, право стать королем. Но Тюдор не склонит перед вами коленей. Он не сомкнет глаз, пока вы не умрете'.
   Маленький Ричард приоткрыл рот и украдкой дернул рукой, вцепившись в ладонь брата. Эдвард молчал, но в глазах его отражалось потрясение. Однако, мне пришлось продолжить и рассказать им всю правду.
   'Не важно, что она вам сказала, но леди Стенли - мать Тюдора. А ее муж, лорд Стенли, предал своего помазанного короля на поле битвы. Кому стоит доверять больше?'
  В конце концов, я успокоился, потрясенный словами, что пробили себе путь наружу. Вероятно, я никогда не произносил прежде вместе столько фраз.
   Затем, так как мальчики оставались неподвижны, я набрал в легкие холодного воздуха и медленно его выдохнул, кивнув головой в их сторону.
   'Мы заберем вас к вашей тете Маргарет и вашим друзьям - во Фландрию. Они позаботятся о вашей безопасности. Когда-нибудь, если вы этого захотите, может быть, даже помогут восстановить вас на престоле'.
  
  Глава 24
   'Новое утро'
  
   'Мэтт. Просыпайся'.
   Тап, тап, тап.
   Кто-то стучал.
   'Мэтт? Ты меня слышишь? Просыпайся. Нам нужно уезжать'.
   Элис.
   Шатаясь при пробуждении, - это был первый звук, прервавший выпавший мне в текущие дни сон без каких-либо видений, - я безмолвно заворчал. Отголосок ее быстрых шагов угас в коридоре.
   Я скинул ноги с перьевой кровати, обрызгался, чтобы проснуться, водой из уже приготовленного таза и, натянув камзол, подошел к окну.
   Снаружи серые сумерки отсчитывали свои последние минуты. По ровным полям за конюшнями тянулись нити тумана, широкие садки для рыб, часовня со стенами, вырезанными будто кремнем и мерцающими в полусвете.
   Что-то внутри меня заныло. Скоро взойдет солнце над знакомыми топями, находящимися высоко над Миддлхэмом и одетыми сейчас в багровый бархат вереска. Роса создаст ожерелья из сверкающих бриллиантов на паутинках, украшающих золотистый папоротник - орляк. Туман задержится в долине, возможно, еще на несколько часов.
   Я развернулся.
   На стуле лежали мой плащ, новый узел с необходимыми в нашем путешествии вещами и меч лорда Ловелла. С того первого дня в Лестере я хранил его надежно спрятанным и даже не извлекал из ножен.
   Теперь я достал меч из укрытия. Он оказался оружием тонкой работы, прекрасно сбалансированным, с рукоятью в форме простого креста, обитой слегка потертой кожей.
   Я взвесил его на ладони, затем перешел на одну сторону, крутанул меч вокруг себя, как меня учили, чтобы отбить удар невидимого врага и приготовиться к обороне, сам бросаясь в атаку. Он с удобством лежал в моих руках, пусть раньше я никогда настоящим мечом не владел.
   При плавном опускании его в кожаные ножны, взгляд остановился на нескольких темно-красных пятнышках на месте, где полированная сталь переходила в рукоять. После сражения лорд Ловелл почистил свое оружие, но сделал это в спешке. Я оттер пятнышки уголком плаща.
   У основания лестницы, у главного входа, на фоне распространяющегося по небу утреннего света выделилась тонкая фигурка. Это была Элис, осматривающая сельскую местность, вместе с бледной статуей застывшей у ее ног Тени.
   Услышав царапанье когтей Мюррей и колеблющийся скрежет по каменным плитам моих шагов, она обернулась и посмотрела на меня.
   Что-то в ней изменилось.
   'Элис, - твои волосы!'
   Она метнула в меня быструю улыбку, тогда как ее рука коснулась головы.
   'Леди Тирелл отрезала их для меня. Она сказала, что если мне надо ехать, то будет безопаснее путешествовать в качестве мальчика. На случай возможного преследования. Станут искать двух парней и девушку, а не трех - или пятерых - мальчиков'.
   Она оглянулась на колышущиеся поля пшеницы и ячменя, к которым уже притронулось золото первых солнечных лучей.
   'Если замуж я выйду не скоро, то никто и не возмутится, - почему волосы у меня сейчас не достигают достаточной длины'.
  Несколько мгновений мы молча стояли рядом. Затем Элис тихо спросила:
  'Мэтт, ты расскажешь мне обо всем, что произошло? В доме мастера Эшли на выяснения времени не было. Мы слышали лишь, что лорд Стенли...'
  Я обернулся к ней, Элис стояла, вытянувшись, в розовеющем свете зари, ее обрезанные волосы выбивались в разные стороны из-под мальчишеского головного убора, глаза отражали солнечные блики и напоминали плавящиеся изумруды.
  Казалось, мое сердце вот-вот выпрыгнет наружу. Все, что я мог прохрипеть - 'Нет - не сегодня', после чего спрятал лицо в плече ее камзола и выпустил на свет сдерживаемые на протяжении нескольких дней рыдания и слезы.
  Какое-то время Элис обнимала меня, тоже не произнося ни слова, крепко сжимая, пока я дрожал от горя. Потом, стоило всхлипам притихнуть, ослабила хватку и легонько оттолкнула от себя.
  'Нам надо двигаться дальше. Следует завершить это дело'.
  Пусть и надломленный, ее голос был полон ярости и решимости.
  Я кивнул и, вытерев лицо рукавом, последовал за Элис, направившейся назад, в большой зал, обе наши гончие поплелись следом.
   Роджер поприветствовал нас оттуда, где за длинным раскладным столом он подкреплял себя хлебом, сыром и элем, как обычно жизнерадостный, несмотря на все наши неприятности и ранний утренний час.
   Сидящие недалеко от него и равно одетые в грубое дорожное платье, Эдвард и Ричард тоже утоляли голод. Когда мы к ним присоединились, мальчики ничего не сказали, но лицо Эдварда опять выражало смесь гнева, страха и презрения, замеченную мной прошлым вечером. Однако, также там, вероятно, читалось и недавно зародившееся уважение. Как я обнаружил, Ричард во многом копировал брата, но в его детском взгляде все еще оставалось больше страха. Мне и неизвестно, и не интересно было, что они могли прочитать по мне.
   Я едва успел прожевать первый откусанный ломоть хлеба и сыра, да бросить немного Мюррей, прежде чем леди Тирелл пришла торопить нас.
   'Вам нужно немедленно отправляться. В Стоумаркете заметили задающих вопросы чужаков. Времени нет. Кони уже оседланы и стоят во дворе'.
   Когда каждый из нас совершил последний глоток эля и подхватил свой узел, леди Тирелл продолжила, явно обращаясь ко мне, как к руководителю группы.
   'Помните, что я сказала прошлым вечером. Пересеките местность, пока не достигните реки Уэйвени. Может статься, так перемещаться медленнее, но зато безопаснее, чем по дорогам. Следуйте вдоль нее, пока не доедете до моря. Там находится город Лоустофт. В нем вам необходимо приобрести пропуск в гавань'.
   Леди Тирелл проводила нас до конюшенного двора, где уже терпеливо ждали пять худосочных пони, конюхи как раз заканчивали заниматься их упряжью. Пока Элис и мальчики направились подвешивать их свертки к холке животных, рука хозяйки дома удержала меня за плечо.
   'Будьте осторожны с теми, кому показываете вашу эмблему, и никому не говорите, кто вы на самом деле. Капитаны кораблей бешено независимы, как и все связанные с морем люди. Они могут не пожелать вмешиваться в дела английской короны'.
   Я кивнул, но леди Тирелл не ослабила тисков на моей руке.
   'И, Мэттью, мой муж не знает, что мальчики тут были. Он часто отсутствует в связи с делами. Для него мальчишки просто два новых пажа, мой супруг никогда не появлялся при дворе и их не видел. Я поручилась принцам, что сохраню полную секретность. Так будет безопаснее. Если вам придется повстречаться с ним за границей...'
   'Разумеется, моя госпожа. Я понимаю'.
   В конце концов, леди Тирелл позволила мне идти. Через минуту наша пятерка и две гончих удалялись рысью вдоль узкой аллеи от усадебного дома, поворачивая на восток, в сторону восходящего солнца.
  
  Глава 25
   Лоустофт
  
   В менее смутные времена наша поездка в тот день могла бы доставить удовольствие. Как бы ни тосковал я по дому в Йоркшире, все равно был способен увидеть красоту в медленно текущей, с извивающемся руслом реке, окаймленной изящными ивами и обласканными солнечным светом заливными лугами. В цаплях, неспешно отправляющихся в полет на своих больших серых крыльях, стоило нам только приблизиться к ним, в стаях гусей, шлепающих вдаль от берега реки.
  Но по мере нашего приближения к морю, стволы деревьев истончались, и густая трава на пастбищах постепенно преображалась в кустарники, а в мою грудь вкрадывалось чувство, что на фоне этого плоского, почти лишенного своеобразия пейзажа, заметить нас могли даже с расстояния в несколько миль.
   Леди Тирелл заверила нас, что как она, так и ее домочадцы, скажут любому из преследующих, что мы направились на северо-запад, будто бы к северным твердыням короля Ричарда. Однако, как долго это удержит их от выхода на наш след?
   Когда стук копыт наших пони зазвучал по главной улице Лоустофта, на город уже спустилась тьма. Здесь мало что можно было обнаружить, помимо замощенной дороги с разбросанными по переулкам домами, что поднимались у нас по левую руку и спускались к гавани - по правую. Идущий далеко снизу, моих ушей достиг рокот моря, на мачтах кораблей и в фонарях набережной мерцали огоньки, все это составляло на фоне темной серости воды большую черную массу. В вечерней прохладе поднимался туман, привнося в мои ноздри острый запах морской соли.
   Мы с Роджером оставили Элис с мальчиками с пони и отправились к таверне на углу, где, как объяснила нам леди Тирелл, можно было отыскать капитанов кораблей. При входе я поднял взгляд на качающийся наверху знак и подтолкнул Роджера локтем. Эмблема с серебряным львом. Мы находились в краях герцогов Норфолков, и я посчитал это доброй приметой.
   Первые два или три капитана при виде нас лишь зашлись смехом, хотя мы и предлагали им монеты, тем не менее, уже через несколько минут нам посчастливилось вносить первоначальный проездной взнос за дорогу во Фрисландию, остальное следовало отдать сразу после прибытия в целости и сохранности к месту назначения.
   'Судно называют Фалконом (соколом), хотя хозяин его - фриз', - рассказывал Роджер остальным, когда мы вернулись в темный туманный угол, где они ждали нас. 'Он отплывает сразу после полуночи вместе с отливом'.
   'Мы можем сейчас подняться на борт?' - поинтересовался Ричард.
   Из нас из всех для него день оказался наиболее утомительным, пусть жаловался мальчик довольно редко. Мне было жаль, что пришлось лишь покачать головой.
   'За час до назначенного времени или чуть раньше. Экипаж продолжает грузить доставшийся им груз шерсти, мы просто путались бы у них в ногах'.
   'Давайте найдем немного горячей еды', - предложила Элис. 'Не изучить ли нам эту таверну?'
  'На обратном пути мы прошли мимо тихого трактира - под названием Флис (руно). Он может подойти нам наилучшим образом, к тому же при нем имеется конюшня'.
   Во Флисе, получив чудесное баранье рагу с ароматными травами и кружки с прекрасным элем, мы устроили так, чтобы оставить там наших пони, пока люди леди Тирелл не смогут их забрать. В конце концов, мы все сильнее приближались к цели. Я почти начал расслабляться.
  Ричард клевал носом в углу, а оставшиеся в нашей компании находились в середине оживленного обсуждения последних французских романсов, когда мне стало ясно, что Элис затихла.
   'Что-то не так?' - спросил я.
   Ее обычно ясный взгляд был встревожен.
   'Я не уверена, что да. Но...несколько минут назад зашел человек, поговорил со слугой и ушел, почти тут же. Я заметила его, потому что он показался мне знакомым. Только что незнакомец вернулся, и я думаю... Не уверена, но полагаю, он за нами наблюдает. Нет!' Слово вырвалось, словно писк, стоило Роджеру начать оборачиваться. 'Не смотри в его сторону. Это лишь встревожит этого человека, - если нам есть, о чем беспокоиться'.
   'Во всем таится доля того, относительно чего стоит беспокоиться', - произнес я угрюмо.
   'Как вы считаете, что нам следует делать?' - поинтересовался Роджер.
   Элис покачала головой. 'Не знаю'.
  'Вероятно', - предложил я, спокойно поразмыслив, - 'вероятно, мы выйдем по отдельности, может статься, вы вдвоем и Ричард - через главную дверь, а Эдвард и я - через конюшни, будто проведывая наших пони. Он совсем один и не сумеет преследовать сразу всех'.
   На лице Роджера отразилось сомнение.
   'Но если снаружи наблюдающих больше?'
   Я пожал плечами.
   Эдвард произнес: 'Думаю, нам стоит попробовать. Что если сейчас он совершенно один? Он может следить за нами здесь, но ждать, пока к нему присоединятся остальные'.
   'Это возможно', - согласился Роджер. 'Ну, вы - ', - я лягнул его под столом, и он улыбнулся, - 'единственный, кто привык отдавать приказания'.
   'Уже нет', - ответил Эдвард, бросая на меня взгляд, но Роджер продолжил.
   'Тогда, идем? Я бужу Ричарда?'
   Когда Ричард протер ото сна глаза, я напомнил всем о том, что уже оговорено.
   'Капитан Ханс сказал, что его корабль первым привязан к набережной, на носу находится ястреб. Также он сказал, что каждый из переулков напротив, отклоняющийся от дороги, которой мы прошли, - капитан назвал их балками, - спускается вниз к гавани. Вы трое направитесь в один из них. Мы подождем минуты две после вашего выхода, затем уйдем через заднюю дверь'.
   Элис, Роджер и Ричард, с глазами, встревоженными больше, чем когда-либо прежде, взяли свои узлы и, как только Роджер чрезмерно затянуто и цветисто попрощался со мной и с Эдвардом, вышли через переднюю дверь, Тень последовала за ними. Спустя мгновение белокурый молодой человек в темном дорожном заляпанном пятнами плаще поставил свою кружку на стол, бросил на нашу парочку торопливый взгляд, после чего поднялся, кинул на столешницу несколько монет и отправился за нашими спутниками.
   Я тихо выругался сквозь зубы.
   'У нас с Ричардом есть мечи', - произнес Эдвард. Он наполовину вынул свой из ножен, и в глаза мне сверкнули слова с завитушками, черненные на идеально отточенном лезвии.
   'Надеюсь, до этого не дойдет'.
   Дольше ждать нам было не нужно. Ничего не сказав, мы встали, собрали наши вещи и вскоре уже вышли на главную улицу, безмолвной тенью по пятам за нами следовала Мюррей.
  Сначала место показалось безлюдным. Отовсюду доносился рокот моря, во тьме создающий ощущение серости и призрачности. Он заглушал шаги по булыжникам, когда мы прошли по одному маршруту, а затем - по второму, украдкой поглядывая, куда запропастились трое наших друзей или же странный человек. С редких фасадов домов свисали фонари, но тем самым образовывались лужицы света, едва ли даже способные пронзить мрак. Признака присутствия кого-нибудь не было и в помине.
  Эдвард раскрыл рот, словно пытаясь заговорить, но тут тишина разорвалась.
  Крик, потом еще один. Настойчивый голос мужчины.
  В тридцати или в сорока ярдах отсюда, возможно, дальше, - в тумане определить сложно.
  Мы с Эдвардом обменялись взглядами и побежали, на бегу он вынул из ножен меч.
  Спустя мгновение в свете прорезавшего мглу и мрак фонаря на одиноком доме мы разглядели, кто же кричал.
  Человек из трактира.
  Он опирался спиной на стену дома, лицо его было от нас отвернуто, незнакомец тихо извергал ругательства. Затем он снова повысил голос.
  'Положи свой меч, или я перережу ему горло'.
  В нескольких ярдах перед незнакомцем стоял Ричард, держа в руках меч. Он тяжело дышал, смотря на противника широко раскрытыми глазами. Второй меч лежал на булыжниках, между ними, три узелка были брошены поблизости. Роджер скрючился в стороне, в клубах тумана его белое от ужаса лицо светилось, руки обхватили извивающуюся и скулящую Тень.
  Далее я увидел, кто еще там находился.
  Незнакомец кого-то держал, плотно прижимая к себе одной рукой, тогда как другая направляла мерцающее лезвие кинжала по направлению к шее жертвы.
  Ею оказалась Элис.
  Она неподвижно стояла, обездвиженная хваткой, ее голова запрокинулась, пальцы вцепились в его руку, веки дрожали, шея изогнулась, словно пытаясь избежать соприкосновения с острой сталью.
   Эдвард метнулся в сторону брата, неотрывно сохраняя в поле зрения молодого человека и его пленницу и держа меч наготове.
   'Что произошло?'
   При его движении незнакомец чуть-чуть повернулся. Теперь острие кинжала выделялось на бледной коже Элис темным пятном. Ее ладони судорожно обхватили его запястье.
   Как только Роджер медленно направился ко мне, таща за собой другую извивающуюся гончую, мой кулак стиснул ошейник на Мюррей.
   'Он напал на нас со своим мечом', - хрипло объяснил Ричард, ни на секунду не оставляя взглядом лица врага. 'А я обезоружил его вот этим фокусом. Помнишь, - отец учил нас? Но потом он вытащил нож и схватил ее'.
   'Ее?' - в изумлении восклинул незнакомец. 'Что ты имеешь в виду?'
   'Оставь ее!' - выкрикнул я.
   Его голова резко дернулась в мою сторону. Зная, что Элис меня за это возненавидит, я опять заорал: 'Это девчонка, а не парень!'
   От удивления хватка должна была ослабеть. Почувствовав, что лезвие больше не находится в опасной близости от ее шеи, Элис воспользовалась случаем и двинула напавшему локтем в желудок. Он отдернул руку с ножом от ее горла, наклонился, пошатнувшись, к ноге и выпустил пленницу из тисков своих рук. Неровными быстрыми шагами Элис отнесло к Роджеру и Тени, превратив всю троицу в растянувшуюся у моих ног массу.
   Но как только незнакомец согнулся от нападения и сам, шатаясь, шагнул вперед, его рука тут же схватилась за меч и, крутанувшись в сторону, он снова в мгновение оказался на ногах. С новой позиции противник принялся изучать Эдварда и Ричарда, теперь стоящих плечом к плечу и поднявших перед собой оружие.
   Его глаза сверкнули в сторону, где я тянул Элис с Роджером наверх, а вокруг мельтешили, скуля, гончие. Враг увидел, что о нас ему беспокоиться нечего и повернулся к паре вооруженных братьев.
   'Двое против одного', - произнес он, на привлекательном лице возникла невеселая ухмылка. 'Но двое малявок. У меня были нестыковки и потяжелее'.
   И незнакомец пошел в наступление, бросившись на мальчиков, орудуя как мечом, так и ножом, нарезающими и колющими сероватые клубы тумана.
   Элис задохнулась. Ярость атаки заставила ее вцепиться в мою руку. Однако, если противник считал, что легко и быстро расправится с мальчиками, то сильно ошибался.
   Как бы он не превосходил их ростом и весом, незнакомец встретился с братьями, которым, благодаря статусу королевских сыновей, полагались лучшие из существующих наставники в военном деле. Вероятно, им никогда прежде не приходилось сражаться всерьез, но сторонний наблюдатель этого бы даже не заметил. Если бы мои товарищи - пажи в Миддлхэме - показывали такой уровень работы ногами, мастер Флит от гордости бы лопнул, а умение прогнозировать и навык нападения и нанесения ответных ударов оказались лучшими из всех, что мне вообще доводилось видеть.
  Удар за ударом, они начинали одерживать над противником верх. Шум моря заглушал бряцанье мечей о меч и кинжал, тогда как между этим, шаг за изнуряющим шагом, мальчики отстаивали боем его повторное перемещение вплотную к стене.
  Но братья все еще не могли пересилить врага.
  На лице юного Ричарда явственнее отражались усталость и отчаяние, а в глазах Эдварда также легко прочитывалось расстройство. Пусть и защищаясь, видел ли это их противник, или только чувствовал уменьшение напора нападения? Либо он просто потерял надежду, словно загнанное в угол животное, не имеющее никакого пути для отступления? Как бы дело ни обстояло, незнакомец вдвойне увеличил вкладываемые им силы и стал искать возможность уйти.
  В чем преуспел.
  В минуту передышки от нападения Ричарда противник метнул в него свой кинжал. Хотя мальчик парировал его лезвием, отбив прочь, враг свободной рукой схватил узел Элис оттуда, где тот лежал оставленным на земле, и бросил им в мальчишек. Ричард принял мощь удара на себя, его меч дрогнул в ладони, но движение также застало врасплох и Эдварда.
  Противник заметил возникшее преимущество и прыгнул на него, нанеся удар, который мальчик едва сумел отразить. Меч соскользнул с лезвия Эдварда и глубоко вонзился ему в плечо. Эдвард покачнулся назад, из раны брызнула кровь, в то время незнакомец, равно лишенный равновесия из-за парированного нападения, пытался выстоять на ногах и сохранить опору.
  Когда, извернувшись, он этого добился и начал поднимать меч для убийственного выпада, мы с Роджером обменялись друг с другом полным ужаса взглядом. Затем друг вытащил нож, а я - меч, и мы с криком кинулись вперед, рядом с нами вскочили заливающиеся лаем Мюррей и Тень.
   Мы застали незнакомца врасплох, так был он сосредоточен на Эдварде. И, вместе с Ричардом, также извлекшим меч и восстановившим равновесие, каким-то образом вместе - три парня и две гончих - опрокинули противника на землю. Мы с Роджером в процессе нападения свалились на него.
   Враг рухнул под нас, словно сброшенный с телеги мешок с зерном, тяжелый и неуклюжий. С отвратительным глухим звуком его голова ударилась о балки на фасаде здания, и незнакомец потерял сознание. Когда острие меча Ричарда метнулось к его горлу, а меч противника выпал из рук, глаза несчастного уже ничего не видели. Оружие легло на плиты, и темная кровь начала стекать в дорожную пыль.
   Мы с Роджером вытянули друг друга на ноги, и, пока он бегал, хватая прыгающих гончих, я поспешил к Элис. Устроившись на корточках рядом с Эдвардом, она разрывала на полосы свой плащ.
   'Как он?'
   'Не очень хорошо', - ответила Элис, перевязывая рану. 'Повреждение глубокое. Я могу на время приостановить кровотетение, но ему все равно потребуется хирург'.
   Ричард пнул лежащего противника носком сапога, и, когда голова того качнулась в сторону, убрал меч в ножны и поторопился к старшему брату.
   'Нед? Идти в силах?'
   От потрясения и боли лицо Эдварда побледнело, но он кивнул.
   'Думаю, да, Дикон. Только отдышусь'.
  Элис закончила закреплять импровизированную перевязку, после чего уступила место Ричарду. Тот встал на колени и, сделав так, чтобы Эдвард оперся о него, погладил брата по голове, непрестанно шепча тому что-то с успокаивающей интонацией.
   Элис переместилась туда, где сейчас стоял я, целясь острием меча в грудь лежащего без сознания человека, - на всякий случай.
   Она тихо произнесла: 'Мэтт, я - я думаю, это Ральф Соулсби'.
   'Что?'
   'Полагаю, я узнала его еще в трактире, но прошло слишком много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз. Ральфу было тогда всего тринадцать или четырнадцать. Я поняла лишь, когда он схватил меня и позвал товарища'.
   'Ты узнала его голос?'
   'Да'. Она заколебалась. 'Нет. Имя, которое он выкрикнул. Хью'.
   Все мои внутренности заледенели.
   Сверкающее лезвие, трусливый выпад.
   Презрительные насмешки.
   Ужас. Стыд, что я ощутил от того, что ничего не сделал.
   Ярость. Желание мести. Теперь больше, нежели когда-либо.
   Но мести не за себя. За моего короля.
   И лед обратился в пламя.
   Когда кончик моего меча ближе придвинулся к груди лежащего навзничь, Элис схватила меня за руку.
   'Мэтт, нам нужно выбираться отсюда. Если Хью где-то в городе, здесь могут находиться также и остальные. Мы не должны допустить еще одной стычки. Теперь не время'.
   Разумеется, она была права. Я это понимал. Я больше не мог надеяться схватиться с Хью и одержать верх, как раньше, когда мы встречались. Даже имея рядом Роджера или юного Ричарда.
  И мне все еще следовало исполнить мой долг. Вероятно, происшедшего можно было бы избежать, сделай я это в день сражения...
  В памяти ожило предательство моего господина, и пламя угасло.
  Роджер суетился поблизости, в каждой его руке лежало по гончей. Выражение лица друга сказало мне, что он слышал слова, которые прошептала Элис.
  'Что нам делать?' - спросил Роджер. Элис лишь взглянула на меня.
  Уже не в первый раз с времени вечера у мастера Эшли друзья искали решения у меня.
   Я снова убрал меч в ножны.
   'Вы трое отведете Эдварда на корабль. Я - свяжу вот этого, чтобы он не смог создать нам еще больше проблем, и, как разделаюсь с задачей, сразу присоединюсь к вам. Идите осторожно. Если Хью находится где-то рядом...'
   Сквозь зубы Элис прошипела:
   'Я останусь с тобой, Мэтт. Мы с Тенью можем -'
  'Нет', - твердо отрезал я, хотя от мысли, что Хью, возможно, поблизости, желудок переворачивался. 'Иди с остальными'.
   'Тогда, Роджер -'
   'Его помощь понадобится Ричарду с Эдвардом. Да и капитан Ганс знает Роджера'.
   Лицо Роджера затопило облегчение, хотя он и пытался скрыть это, отвернувшись к Ричарду и Эдварду.
   'Элис, если можешь, возьми пару узлов. И скажи Ричарду, нести меч наготове, буде у него хватит сил'.
   Я внимательно посмотрел на дорогу, которой мы с Эдвардом пришли, вглядываясь в смесь тумана, мрака и мерцания редких фонарей.
   'Полагаю, что третий переулок от нас - самый широкий и лучше замощенный. При сворачивании в него находится фонарь, и думаю, что пройдя дальше вниз, я видел другой. Может статься, этот путь к отступлению окажется безопаснее'.
   Элис кивнула, затем кинула взгляд вверх на фонарь, сверкающий в стелящейся над нашими головами мгле.
   'Леди Тирелл была права относительно местных жителей, не желающих вмешиваться. Думаешь, что со всем этим гамом на улице...' Она покачала головой. 'Быстрее следуй за нами, Мэтт, и постарайся вести себя осторожнее'.
  Я смотрел, как Роджер и Ричард помогают Эдварду встать на ноги, затем, наполовину поддерживая, наполовину неся, медленно направляются прочь. Элис подняла пару наших узлов и вместе с Тенью двинулась за ними. Скоро все они исчезли в дымке, словно тени в финале сна, оставив меня с Мюррей - и с лежащим передо мной на земле без чувств человеком.
   Отодвинув в сторону мысли о нем и о его кузене, я занялся своей задачей, собрав остаток полос, вырванных Элис из ее плаща, и связывая ими запястья и лодыжки незнакомца. Когда я плотно вывернул один из переплетов, он застонал, и веки его дрогнули. Будучи подобным образом предупрежден, я сбил последние полосы ткани в толстый кляп и кое-как засунул тот жертве в зубы.
  Стоило мне вытянуть руки из-под головы противника, как липкая кровь окрасила их темным. Сглатывая образовавшийся в горле ком, я вытер ладони о его камзол, а затем встал, стремясь покинуть это место и выбросить случившееся здесь из памяти.
  Подобрав оставшиеся узлы, я свистнул Мюррей, обнюхивающей окрестности в тенях все еще пустой улицы, и вместе мы двинулись прочь - назад в пелену липнущего к коже и заставляющего ее холодеть тумана.
  Ошибся ли я в подсчете пройденных переулков, или подобное стряслось с Элис? Или же, вопреки ране Эдварда, мои друзья перемещались быстрее, чем мне представлялось возможным?
  Какова бы ни была причина, но, когда я достиг начала широкого и замощенного переулка, то не мог увидеть или услышать во тьме никого, кто оказался бы впереди.
  Действительно, фонарь при входе бросал в его черную горловину немного света, да и рокот моря тут подбирался ближе. Он, крадучись, просачивался повсюду, из затененных глубин улицы все ближе наступали на меня призраки. Даже знакомое поскребывание о булыжники когтей Мюррей звучало под грузом этого удручающе тяжело.
  На мгновение я остановился. Но понял, что следует продолжать путь. Время шло, и нам уже скоро следовало находиться на борту корабля. Отлив и капитан ждать не будут. К тому же, я обещал остальным найти дорогу.
  Похлопав легонько Мюррей по голове, я сказал: 'Хорошая девочка'. Но слова служили больше к моему, нежели к ее успокоению, и отзвук их растворился в тумане. Мюррей посмотрела на меня, позволив себе тихое поскуливание и сверкая во мраке глазами. Затем мы бок о бок нырнули в проулок.
  Переход лужи фонарного света занял секунды, но они запечатлели в моем мозгу странные подробности.
  Перед нами протянулись собственные тонкие тени.
  Рассыпающиеся кирпичные стены, которые сворачивались и разворачивались на моих глазах.
   Голыши многочисленных оттенков, стиснутые бледными полосами известки.
   Рваные фасады из кремния, мерцающего в прозрачной темноте.
   Крошечные соцветия пурпурной льнянки, цепляющиеся за смертельный мрак.
   Затем мы зашли во тьму и серый водоворот тумана.
   Сквозь него вырисовывались нависающие над нами черные ветви деревьев.
   С другой стороны волнообразных стен раздавались кошачье мяуканье, скрежет цепи и поскуливание привязанной собаки.
   Чувствовался витающий в воздухе сладковатый запах гниющих овощей. Из высокого дымохода поднимались клубы дыма от сжигаемой древесины.
   Я оглянулся. Свет от фонаря продолжал успокаивающе озарять ближайшее пространство, пробиваясь сквозь отзвуки морского шума и мглу.
   Мы двинулись дальше.
   Жалобные звуки. Посвистывание, словно спикировала и была такова сова.
   Тяжелая поступь по земле моих сапог.
  Стены - колеблющиеся кирпичные пролеты - становились к нам ближе. Проулок сужался. Впереди маячил поворот направо.
  И там, сквозь наползающие нити тумана, виднелось слабое мерцание. Второй, замеченный мною фонарь? На углу проулка?
  Но что-то заставило меня остановиться, потянуло ладонь к рукояти меча. Что это было?
  Свет.
  Он двигался. Двигался по направлению к углу. По направлению к нам.
  Глубоко в горле Мюррей раздалось рычание.
  По булыжникам заскрежетали сапоги.
  Послышался свист вытягиваемого мной клинка. Глухой звук трех упавших узлов.
  Смрад пота - и страха. Неужели моих?
   За угол завернул поддерживаемый чьей-то рукой фонарь. Высокая и широкая фигура. Полированный открытый шлем над знакомым лицом.
   Хью.
  
  Глава 26
   Переулок
  
   Стоило Хью потянуться за мечом, фонарь рухнул на землю.
   Стекло разбилось, масло разлилось. По его поверхности поползло пламя.
   Вспыхнув, оно озарило узкий проход по переулку и, поднимаясь к высоким кирпичным стенам, окружило демоническими тенями лицо моего старого недруга. Острое лезвие его меча посверкивало всего в нескольких дюймах от моего.
   Сердце гулко билось о ребра, получая ответ в быстрых вздыманиях и опусканиях груди Хью. Однако, он овладел собой скорее меня.
   'Мне следовало знать, что это будешь ты', - выплюнул Хью.
   Тем не менее, нападать не стал.
   Внутри разлилось облегчение. Как бы я не подрос и не налился в течение последних месяцев, ему всегда суждено превосходить меня в масштабах. Но еще я оказался ошеломлен произнесенными Хью словами. Выигрывая время, я спросил: 'Что ты имеешь в виду?'
   На широком лице растянулась презрительная ухмылка.
   'Когда мы вызвали Элис и обнаружили, что она отправилась в дом того человека. Того купца. Я помню, Роджер рассказывал нам, что он стал твоим господином'.
   'И что из этого?'
   'Роджер думал, ты так хорошо устроился', - фыркнул Хью. 'Направиться в Лондон, сделаться учеником'.
  'Лучше, чем получилось у тебя', - парировал я. 'Сын изменника, выехавший вместе с изменником'.
   Его ухмылка соскользнула, изогнувшись в мрачном выражении.
   'Что ты знаешь о моем отце? И мой дядя не изменник!'
   'Он сражался рядом с лордом Стенли'.
   'Который станет правой рукой нового короля'. Хью пришел в себя, его лицо опять приобрело издевательский вид.
   'Только потому, что он предал прежнего монарха'.
   'У старого Дика не было прав быть королем. Это знал каждый'.
   'Не правда', - возразил я. 'У короля Ричарда было больше прав, чем когда-либо найдется у Тюдора. Даже он осознает, что, прежде чем народ примет его, следует жениться на принцессе Елизавете'.
   'Тюдор делает это, дабы объединить династии Ланкастеров и Йорков и положить конец всем этим войнам'.
   'Ты действительно веришь в то, что говоришь?' - поинтересовался я. 'Какая же война велась на протяжении наших жизней, - пока не явился Тюдор?'
   Хью молчал, его взгляд заволокло, на окаменевших чертах играли мерцающие тени от фонаря.
   Как странно выглядел этот разговор в темном переулке между двумя старыми врагами? Но я заставил себя продолжить, выигрывая время для решения, - что же делать дальше.
   'В любом случае, почему ты здесь? Почему преследовал нас?'
   'У нас есть приказы. Данные лично королем Генри'. Лицо и голос Хью были переполнены гордостью.
   'Что за приказы?'
   'Я не обязан перед тобой отчитываться'.
   Я снова продолжил натиск, не переставая отчаянно размышлять.
   'Почему твой кузен пытался убить нас?'
   'Что? Где он?'
   Взгляд Хью метался из стороны в сторону, опасаясь отвлечься от моего меча, но рыская в каждой тени, в каждом окутанном туманом уголке переулка.
   'Не волнуйся, все еще жив', - ответил я. 'Но на помощь тебе не придет. Не следовало ему связываться с Элис'.
   'С Элис? Что она здесь делает?'
   'Поехала с нами, разумеется'.
   'Мы думали, она осталась у Тиреллов. Наши осведомители сказали только про пятерых мальчишек. Про то, что ее спутники выехали лишь в обществе принцев и проводника'.
   От его слов внутри у меня все перевернулось.
   'Значит, ты знаешь, кто они'.
   'Принцы? Конечно же. Почему, по-твоему, мы тут? Затравить тебя, нагнать и убить? Ты и малейшего усилия не стоишь!'
  Вопреки всему, что я слышал от короля Ричарда и мастера Эшли, вопреки тому, что сам я повторил Эдварду и Ричарду в Гиппинге, вплоть до настоящего момента я, видимо, только наполовину верил в это лично. В то, что Тюдор действительно попытается хладнокровно убить братьев Елизаветы. Но издевающееся выражение лица Хью не лгало.
   Я принудил себя вести беседу дальше.
   'И вы знали, что они находились в Гиппинге?'
   'Нет, пока не прибыли туда. А потом сложили два и два. Как сказал Ральф, какие еще двое мальчишек вынудят йоркистов пойти на такие сложности, чтобы их спрятать, а затем тайно вывезти при приближении Генри Тюдора?'
   'Так тут лишь ты и Ральф?'
   Хью не ответил, но выражение его лица, стоило ему осознать, что сейчас он остался один, стало для меня достаточно исчерпывающим ответом. Я принял решение.
  Я так неожиданно бросился на Хью, что он не мог сделать большего, нежели резко отбить мой клинок, после чего у меня получилось повернуться и нанести по телу противника удар, прежде чем тот сумел оправиться.
  Но, когда мой меч поразил Хью, сердце от раздавшегося треска упало. Он носил под камзолом кольчугу. Я надеялся застать его врасплох, что дало бы мне преимущество. Тем не менее, преимущество досталось Хью, - он был защищен, а на мне находилась лишь кожаная солдатская куртка.
   В любом случае мой выпад закрутился и задел его, если не причинил ущерба серьезнее. Случившееся подарило мне немного времени, чтобы снова подумать, пока мы осторожно кружили в узком переулке вокруг друг друга, и от боли Хью морщился.
   'Мерзавец!' - рявкнул он. 'Думаешь, можешь превзойти меня? Раньше у тебя это ни разу не выходило'.
   Я превосходно помнил. Но, чтобы иметь хоть какую-то возможность победить, разумом следовало пребывать в настоящем, а не в прошлом.
   Хью с рычанием кинулся на меня, но я отпрыгнул с его пути, в последнее мгновение извернувшись и избежав с ним соприкосновения. Плоскость моего клинка тяжело ударила противника в предплечье. Хью отпрянул, и это подсказало мне, что там у него кольчуги нет.
   Он был сильнее меня, искуснее, лучше вооружен. Но разве не выигрывал я за счет проворства, легкости и быстроты? Разве не могли высокий рост и большой вес Хью сработать против него, пусть это и звучало невероятно?
   Эти мысли пронеслись в моей голове, когда мы в очередной раз закружились, медленно, осторожно, не сводя друг с друга глаз, каждый с тяжело вздымающейся грудью и стараясь перевести дыхание. Все разговоры теперь прекратились. Опять молчащий, Хью сосредоточил на мне взгляд, больше не выясняя, где его кузен, не ища помощи, сконцентрировавшись исключительно на мне, надеясь на любой предупреждающий сигнал, на любое движение, на любое действие. Я сделал то же самое, - успокоил дыхание, перестал обращать внимание на биение в ушах крови, молясь о способности быть готовым к следующему его движению, и забыв, кто еще находился с нами в переулке.
  В блеске фонаря возник всполох пламени глубокого красного оттенка, и Мюррей рванулась куснуть Хью за лодыжки, затем, резко лая, скользнула прочь, так как он отбросил ее сапогом. Рычание, уворачивание, еще один алый всплеск в схватке.
   Когда Хью опять ударил мою гончую, и она извернулась, я воспользовался данной ею мне возможностью. Кинулся на врага и совершил выпад мечом, целясь сейчас в его незащищенную, мощную, как у быка, шею.
  В ярости Хью зарычал, вытащил и поднял вверх, как ответ, свой клинок, и наши мечи зазвенели, попутно высекая друг из друга искры. Лезвие моего орудия зацепилось за рукоять принадлежащего противнику, отчаянно выкручивая запястье, тот попытался пригнуть его и отбить, тем самым вырвав из моей ладони. Меч лязгнул, ударившись о стену, а я, потеряв равновесие, растянулся на земле.
   Пока моя ладонь судорожно металась в попытках схватить оружие, - упавшее слишком далеко! - Хью резко развернулся и бросился дальше. Я очень вовремя откатился в сторону, ибо его меч вместо моей головы вонзился в булыжники. Предпринимая попытку вскарабкаться на ноги, я не проявил достаточной скорости. Он снова лягнул меня, бросив вниз и закрутив, вдобавок, прежде чем я смог собраться с силами, его тяжелый сапог уже оказался на моей груди, жестко прижав к булыжникам.
   Я старался вздохнуть, метался влево и вправо, но Хью только мощнее напирал, пока из-за сокрушительной боли в раздробленных ребрах я не потерял способность двигаться. Когда беспомощный я мог лишь смотреть на него, противник принялся опускать меч все ниже и ниже, пока острый кончик почти не соприкоснулся с моим носом.
   Обездвиженный исключительно сдавливанием грудной клетки я созерцал мерцающее лезвие, неколеблющееся острие которого целилось меж моих глаз, а полированная протяженность отражала в темноте огоньки от света фонаря, подрагивающие на стенах переулка. В мой полный ужаса разум непрошенно вкралось воспоминание из времени, проведенного нами в Миддлхэме. Воспоминание об уроках по владению оружием, два года тому назад или больше. Когда Хью и раньше побивал меня, как теперь. Тогда меч был деревянным, а не из закаленной острой стали, но ненависть в его глазах сверкала абсолютно та же.
   Сейчас эти глаза сузились, превратившись в черные щелки на фоне дьявольской красноты пылающего в фонаре огня.
   'Коротышка!' - усмехнулся Хью. 'Выскочка!'
  Я никогда не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным. Внутри, словно открывающаяся пасть ада, разливалась зияющая пустота, бездна столь чистого и глубокого кошмара, что до дна ее я бы никогда не долетел. Лица друзей, семьи - даже давно умершей матушки - образы моей короткой жизни, - все пронеслось в голове, когда холодное острие меча прошло по подбородку и спустилось вниз по шее.
  Там острие на мгновение замедлило свое продвижение, краешком подцепило мою кожу, после чего Хью поднял меч и изящно похлопал им мне по горлу - один раз, дважды, трижды, будто играя.
   Затем его глаза сузились, губы сжались, он стиснул обеими ладонями эфес, высоко поднял меч и нацелился глубоко погрузить острие в мою шею.
   Но, прежде чем Хью сумел загнать оружие вглубь, раздался неистовый рык, и Мюррей красной вспышкой кинулась на держащую меч руку, крепко впившись в плоть зубами.
   Хью заорал, бросил оружие и заколотил по собаке второй рукой. Но та не собиралась его отпускать, повиснув на враге и сомкнув челюсть на предплечье противника, пока он бил ее и бил безрезультатно.
   Его упавший меч не затронул моей головы, но не более, чем на дюйм, и я подобрал клинок, откинув в дальнюю сторону переулка, прежде чем перекатился несколько раз, уклоняясь от направления затопавших теперь сапогов Хью. Я вцепился в стену и подтянулся на ноги, совершая один за другим причиняющие боль вдохи. Сколько же ребер сломали мне вышеупомянутые сапоги?
  Прижав ладонь к больному месту, я согнулся, чтобы взять свой меч. Проклятия Хью отзывались в переулке эхом, вторящем также стуку его обуви, и единственной моей мыслью в данный момент являлось, как броситься назад и помочь верной гончей?
   Но стоило мне резко повернуться, Хью левой рукой вытянул из-за пояса кинжал. На вынутом клинке блеснул свет от фонаря, и Соулсби тут же ударил им вниз, глубоко загнав в бок Мюррей.
   Я услышал ее сдавленный визг, увидел хлынувшую из раны яркую кровь и ослабление хватки. Хотя лицо Хью было искажено от боли, по нему мелькнула издевательская самодовольная ухмылка. Он стряхнул с себя Мюррей, а потом, сжимая ладонью пострадавшую руку, грохнулся на колени.
  В уши ударил гневный стон, и, прежде чем стало понятно, что он исходит от меня, я совершил полдюжины шагов к месту, где преклонил колени Хью, и так сильно ударил его по челюсти эфесом меча, что тот опрокинулся на землю.
   В мгновение все переменилось.
   Противник лежал, растянувшись на спине по булыжникам, глубоко и резко глотая воздух и глядя на острие моего меча, прямо устремившееся между его глаз.
  Никогда раньше меня не охватывала подобная ненависть или подобная ярость. Пока я так стоял, взбешенный, с отданным мне на милость Хью, Мюррей заскулила - раз, второй, - издала булькающий вздох и затихла. Я понял, - моя верная королевская гончая больше уже не исполнит своего танца и не вернется к жизни после посвистывания.
   Глаза защипало, но я не смел оторвать взгляд от Хью. Секундное отвлечение внимания, колебание на мгновение, и вопреки всем полученным им укусам и синякам, Соулсби отбросит меня и завершит начатое.
   Тем не менее, глядя теперь на Хью, я впервые ощущал в нем страх - страх меня, того, что я - коротышка и выскочка - сделаю. И сквозь меня хлынула сила, сила жизни или смерти равного мне человеческого существа.
   'Изменник!' - прошипел я Хью. Снова увидел удар кинжалом. Сначала один, потом - второй. 'Трус!'
  И в эту секунду я хотел причинить боль. Причинить боль раболепствующей у моих ног дряни.
   Мюррей никогда не раболепствовала, ни разу за всю свою жизнь. За всю ее такую недолгую жизнь. Моя верная, отважная гончая. Как ее назвал король Ричард? Храбрая маленькая гончая? Она могла быть маленькой, даже коротышкой, но храброй являлась всегда. Никогда не трусила, в отличие от этого создания передо мной, умоляющего сохранить ему жизнь.
   Из его рта исходили захлебывающиеся звуки, вряд ли их удалось бы определить в качестве слов, они просили.
   'Пожалуйста, Мэттью...пожалуйста...Я прошу тебя...мой дядя...Лорд Стенли...Они будут...'
  Но вырывавшиеся слова не стали теми, что помогли бы ему. Хью должен был прочитать это на моем лице. Его голос дрогнул и затих.
   В памяти опять воскресли картины и звуки того решающего дня, забившихся на ветру, при выступлении изменников, знамен, крики, ужас, зловоние крови, - снова ударяющее сейчас мне в ноздри. Насмешки, оскорбления - и удар кинжалом.
   И я хотел причинить ему боль, как он причинил боль Мюррей, как он причинил боль мне. Поразить Хью кинжалом, как он поразил Мюррей, - и моего короля.
   Острие моего меча придвинулось к горлу Соулсби ближе.
   'Мэттью!'
   В мысли ворвался голос Элис.
   'Мэтт! Что -'
   А теперь и Роджера.
   Взгляд Хью метнулся на звук, но мой не шелохнулся, не осмеливаясь оставить его.
   Во тьме, на границе моего поля зрения, рысью пронесся бледный силуэт гончей, склонил голову и подтолкнул неподвижное темное тело, там лежащее. Тень.
   Роджер, подняв над своей головой корабельный фонарь, бросил свет на всю картину.
   В ярком зареве заметно выделилась Элис с ее коротко обрезанными волосами. Что она сжимала? Меч. Он мерцал. На лезвии блеснул завиток надписи. Меч Эдварда.
   'Мэттью. Что произошло?'
   Ее голос был нежен, нежнее, чем я слышал его прежде. Прежде...
   'Он заколол...' Хриплый звук. Мой? 'Он убил...'
   Роджер отодвинулся, направившись дальше по переулку.
   'Пойду поищу главную улицу. Посмотрю, что -'
   Он исчез во тьме клубящегося тумана.
  Ладони Элис стиснули мои, все еще впивавшиеся в рукоять меча. Ее теплые пальцы прикоснулись к моим холодным.
   Но взгляд у меня не шелохнулся. Острие меча придвинулось ближе.
   'Он -'
   'Я знаю, Мэтт, я знаю'. Слова Элис звучали еле слышно, так близко она находилась с моим ухом. 'Я ее вижу. Я вижу, что он сотворил'.
   'Я должен -'
   'Нет, Мэтт, - нет, тебе не следует'.
   'Но - но он бы...'
   Он сделал бы это, разве нет? Завершил бы дело. Не дрогнул бы, - не задержал бы руку, - если бы положение изменилось.
   'Но, Мэтт, - ты - не Хью. И никогда таким не станешь'.
  Ладони Элис сжались теснее, сомкнулись на моих. Ее голос был также тверд.
  'Мэтт...Мэтт, ответь мне. Что - что бы сделал король Ричард?'
  Тогда я понял. Это оказалось всем тем, что требовалось.
  Те слова. Те воспоминания.
  О каждом дне, когда я наблюдал, слушал, учился.
  Все, что Его Милость герцог, король, когда- либо сказал мне или сделал для меня. Его полуулыбка, мягкое поддразнивание, твердое пожатие руки на прощание, последнее обещание, которое я дал. Мое предательство его доверия и памяти о нем. Однажды. Но не сейчас. Никогда больше.
  Я понял, что не стану убивать Хью, - не верну меч в его жилище, где ему самое место. Не поступлю с ним так, как Соулсби поступил бы со мной, не подумав хорошенько. Я не мог этого совершить. Безотносительно к тому, что он натворил.
  И Хью это увидел.
  Его глаза сузились, губы скривились, лицо расслабилось. Страх исчез. Осталось лишь презрение.
  Однако, кончик моего меча все еще прижимался к мягкому основанию его горла. Когда я расстегнул другой рукой портупею с мечом и передал ее Элис. Когда она вынула оружие из ножен и продела перевязь под обутыми в сапоги ногами Хью, обвязав вокруг них так плотно, как только могла. Когда я велел ему перевернуться на живот, лицом к земле, и поднять перед собой запястья.
   Затем Элис направила свой меч к шее Хью, пока я расстегивал теперь его перевязь и, опершись коленом о спину Соулсби, не обращая внимания на крик от боли, вытаскивал травмированные руки врага, чтобы крепко их связать. Потом ловкие пальцы Элис оторвали из его плаща полоску, сделав ту кляпом.
   Скоро мы закончили, и Хью лежал на булыжниках связанный и беспомощный, окруженный отбрасываемым его разбитым фонарем дрожащим светом. Он сопротивлялся и пытался выбраться из стянувших его уз, но едва мог двинуться, да и из заткнутого рта вопль вырывался значительно тише.
   В меру сил я счистил пыль и грязь с камзола, после чего пропустил собственную перевязь сквозь ножны лорда Ловелла и переложил в них его меч. Я мысленно поблагодарил Его Светлость за дар, сделанный в тот жуткий день, который сейчас казался столь далеким.
  По направлению к нам по проулку загрохотали шаги. Тень низко пригнулась, из ее горла донеслось тихое рычание. Элис стояла наготове, подняв меч, хотя я уже не смел вновь достать мой.
  К углу приблизился и обогнул его отсвет от фонаря. Конечно, это был Роджер. Запыхавшись, он произнес:
  'Они обнаружили Ральфа. Горожане. Сейчас развязывают. Нам нужно идти'.
  Ободренный вернувшейся надеждой Хью возобновил свои извивания. Но быстрый удар в ухо сапогом от Элис его остудил. Она нагнулась, чтобы оказаться ближе к лицу Соулсби.
  'Считай, что тебе повезло, Хью', - прошептала девочка. 'Ты все еще жив. В следующий раз можешь не быть столь счастливым. У нас у всех был хороший учитель и наставник. Не каждый готов так милостиво простить. И уроки длятся не вечно'.
  Она встала и подняла один из раскиданных узлов, пока Роджер собирал пару других.
  'Пойдем, нам надо отправляться. Мы будем в безопасности и далеко, прежде чем они найдут его. Все мы. Задолго до того и далеко отсюда'.
  Я поднял безжизненное тело Мюррей. Она тяжело легла мне на руки, хотя при жизни была легкой, и ее окровавленная голова упала на мою грудь.
  Позвав Тень, Элис продела руку через мой локоть. Вместе с поднимающим фонарь, чтобы осветить дорогу, Роджером, мы трое спустились из переулка к полночной набережной, где нас ожидал корабль, и уже начался отлив.
  Здесь завершается 'Человек короля' - вторая книга серии под названием 'Орден Белого Вепря'. Приключения Мэттью и его друзей в последовавшие затем годы продолжатся в третьей книге.
  
  Примечание автора
  
   В дни, последовавшие за битвой, в процессе которой был убит король Ричард Третий (известной потомкам как битва при Босворте), члены Совета Йорка, родного для Мэттью, создали запись. 'Покойный король Ричард, милостиво правивший нами, был из-за великой измены... достойным сожаления образом убит и преднамеренно погублен к несоизмеримой тягости этого города'. Они назвали его 'самым знаменитым принцем благословенной памяти'. Двумя годами ранее, в приуроченном к коронации путешествии по Англии, епископ Сент-Дэвидса сказал о Ричарде: 'Он утешает людей, куда бы ни пришел, лучше, нежели другой какой-либо принц', а шотландский посланник отметил: 'Никогда еще дух столь высоких добродетелей не правил в столь хрупком теле'. Доминик Манчини, докладывая своему повелителю во Францию о событиях в Англии в 1483 году, написал о новом короле: 'Добрая слава о его личной жизни и общественные деяния мощной силой привлекают уважение иностранцев'.
  Однако, более чем сотней лет позднее, в пьесе великого драматурга Уильяма Шекспира, король Ричард был описан как 'исковерканный, до срока посланный в мир живой, недоделанный, природой лживой согнутый...раздувшийся паук, кривая жаба...черный маклер ада...кровавый и кровью обреченный кончить', получив определение тирана с горбатой спиной и высохшей рукой.
   Часто повторяют, что история пишется победителями. Вероятно, это особенно верно в случае истории, созданной на протяжении правления династии Тюдоров, после того, как первый Генри Тюдор победил в сражении и отнял корону у короля Ричарда. Он правил двадцать четыре года под именем Генриха Седьмого, его сын, Генрих Восьмой, - более тридцати лет, внучка, Елизавета Первая, - более сорока лет. Именно в годы ее владычества мастер Шекспир создал самое знаменитое обвинение короля Ричарда, то, которое поселилось в умах большинства людей на срок, превышающий целых четыре сотни лет.
  Эта книга - одна из постоянно увеличивающегося числа изданий, предназначенных перевернуть назад столетия лжи, возвратившись к моменту накануне сотворения тюдоровской легенды о короле Ричарде, к записям его времени и непредвзятому их прочтению. Первопроходцем в данной области оказался сэр Джордж Бак с исследованием, произведенным в начале 1600-х годов, почти сразу после смерти последней монархини из династии Тюдоров, не будучи больше уверенным в правомочности ее занимания трона по причине убийства представителя предшествующей династии.
   Я пыталась оставаться как можно ближе к ограниченным данным, оставшимся нам от месяцев смуты, последовавшей за смертью короля Эдварда IV - периода с апреля по июнь 1483 года, описанного в первых главах этой книги. Данные о нем крайне ограниченны, но происшедшие события имеют огромное значение, и точки зрения на них противоречат друг другу. Первые главы могут смутить некоторых читателей, но не более, чем занимающие их происшествия смущали живущих в то время людей. Что-то из царившего тогда недоумения я постаралась передать через Мэттью и его друзей из Ордена Белого Вепря, делавших усилия, чтобы осмыслить творящееся в стране, пусть и без особого успеха. Если вы дочитали книгу до настоящего примечания, надеюсь, это значит, - прочитали роман целиком и, кроме того, как я только могла вам помочь, снова сосредоточились на относительной простоте личной истории Мэттью, на том, как она касается и теперь еще теснее сплетается вокруг истории 'его' герцога - на данном этапе - 'его' короля.
   Вся история - это попытка прочтения и истолкования, исторические романы не являются исключением. Там, где достоверная событийность не доступна, как происходит в течение большей части описанного в книге периода, ее приходится заполнять пробелами. Одна из самых неизведанных в истории пустот, вероятно, судьба двух сыновей Эдварда IV, ставшими знаменитыми 'принцами из Тауэра'. Не имеет значения, что написал Шекспир, - или множество историков вплоть до наступления наших дней, - никто, из живущих, не обладает в действительности точной информацией. Все, что можно сказать, - мальчиков не видели на общественных мероприятиях после лета 1483 года.
  Современные династии Тюдоров пропагандисты объявили, что мальчики были убиты в стенах Тауэра по приказу их дяди, ставшего впоследствии королем Ричардом III. Интересным кажется то, что сам Генри Тюдор, мать детей, Елизавета Вудвилл, и их сестра, Елизавета Йорк, никогда не выдвигали подобных обвинений. Этого не делал никто на протяжении правления Генри Тюдора - Генриха VII, - а оно растянулось почти на двадцать пять лет. По крайней мере, у нас нет свидетельств о каких-либо обвинениях, хотя эпоха оставила потомкам относительно многочисленные и полные записи. Эпизод получил становление и широкое распространение через несколько десятилетий, пока, неисчислимо повторенный и достаточно часто приукрашиваемый, не был принят в качестве 'настоящей истории'. Разумеется, за это следует поблагодарить Елизавету I, только вторую по счету коронованную правительницу Англии (женщину на троне), причем единственную из них протестантку, с выпавшим на ее долю временем религиозной смуты. Она не хотела, чтобы появились сомнения в принадлежащем ей праве на трон, как и в праве на него деда, Генри Тюдора, добившегося этого права на правление устранением безжалостного, узурпировавшего корону, убившего детей тирана, которым отныне представлялся Ричард.
   История пишется победителем...даже, или, возможно, особенно, когда он сам занял трон незаконно...
   Так что же случилось с 'принцами', Эдвардом и Ричардом? Сегодня мы способны исключительно делать предположения, что я и совершила в последней части моей книги, а также, все то, применяют из своего арсенала историки, оставленные в ситуации недостатка доказательств. Слухи и сплетни - вот и все, чем мы обладаем. Как сказал Мэттью герцог Ричард, слухи - 'опасные звери'.
   Как бы то ни было, возможно, что осуществляемые с 2015 года мероприятия однажды смогут найти необходимые ответы. Филиппа Лэнгли, проводившая поиски могилы короля вместе с соратниками по наблюдению за проектом Ричарда, обратила свои силы на проект 'Потерянных принцев', разыскивая везде, - как в Британии, так и в Европе, доказательства, которые могли бы бросить на тайну хоть скудный свет. Если вы способны предложить какую-быто ни было помощь, например, поработать в местных архивах, пожалуйста, оставьте ваши контактные данные на сайте http://philippalangley.co.uk/missing-princes-project.php.
  Множество других людей стремятся опять посмотреть на настоящего Ричарда III. В 1924 году Товарищество Белого Вепря (конечно, повлиявшее на название моих книг) постановило этого добиться и впоследствии поменяло имя на Общество Ричарда III, которое можно найти по адресу www.richardiii.net. Немного погодя, было основано еще одно международное сообщество - Верных Сторонников Ричарда III, с адресом www.r3loyalsupporters.org. Количество членов данных групп приближается к тысячной отметке, помимо чего по всему миру существует огромное число 'рикардианцев', каковые могут и не принадлежать ни к одному из вышеупомянутых обществ.
  От них я получила значительную помощь и поддержку, возможность участвовать в полезных обсуждениях. Рикардианцев слишком много, чтобы назвать их здесь поименно без опасности кого-либо пропустить, но, я надеюсь, все они знают, что я испытываю глубокую благодарность за внесенный ими вклад. Один или двое из моих соратников могут даже заметить себя где-то на уже прочтенных страницах. Однако, мне особенно хотелось бы упомянуть историка Мэттью Льюиса, скрупулезное исследование и рассудительные сетевые дневники которого стали великолепным проводником в Англию XV века, и сказать ему спасибо за одну из особенно уместных метафор! Также я хочу выразить признательность Деборе Уильмен Deborah Willemen@MamaMoose_Be за ее помощь с использованием фламандского языка. Какие бы ошибки за ними ни числились, общественные средства информации сделали чудесное дело, сведя вместе подобное количество единомышленников!
  Не странно ли, что человек, погибший более пяти сотен лет назад, вызывает такой интерес, у некоторых - даже страсть? Для меня - нет, ибо продолжительная несправедливость возводимой на него клеветы, когда король не имел возможности ответить или дать отпор, хотя у Ричарда еще осталось несколько друзей и члены семьи, способные сделать это ради монарха, - лишь подстегнула мои заинтересованность и сочувствие.
  Представляется невероятным совпадением, 12 сентября 2012 года, день первой пресс-конференции, где было объявлено, что, возможно, обнаружена могила короля Ричарда, оказалось также днем, когда был опубликован долгожданный доклад, посвященный трагической гибели 96 футбольных фанатов на стадионе 'Хиллсборо' в апреле 1989 года. Ложные истории случившегося в тот день в Шеффилде начали распространяться немедленно, подкрепляясь активизировавшимися современными средствами массовой информации бульварного уровня. Эти истории стали 'официальными', получив повторение на собрании парламента Соединенного Королевства и выступлениями явно 'добропорядочных' офицеров полиции. Подобные ситуации имеют целью переложить вину за трагедию на болельщиков 'Ливерпуля', сместив центр внимания с ошибок действительно ответственных - властей и представителей полиции. Тех, кто обладает рычагами контроля, кто может донести 'официальную' историю до общественности.
   У болельщиков были семьи и друзья, готовые сражаться за их доброе имя, и они бросились в битву. Неустанно отстаивая свою точку зрения на протяжении почти четверти века, ибо такое время заняла 'официальная' история, чтобы иначе ее истолковать, и показать, где на самом деле ложь, а где - истина. Подобную несправедливость вполне реально ниспровергнуть, но только людям чрезвычайной смелости и решительности, каковую и продемонстрировали сторонники погибших болельщиков.
   Настоящая книга посвящена этим людям - членам семей ушедших 96.
  
  Об авторе
   Рикардианка с подросткового возраста, в зрелости- археолог и издатель, Алекс живет и работает в краях короля Ричарда, недалеко от его любимых Йорка и Миддлхэма. Значительный пласт книги был 'подсмотрен' и 'подслушан' во время прогулок по окрестным поросшим вереском болотам с верной гончей, 'спасенной' золотым летом 2012 года и нерешительно названной Олимпикалли, Милли Мо Эннис Охуруогу Мюррей - для краткости - Милли.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"