Холт Виктория : другие произведения.

Солнце в зените

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История династии Йорков глазами Виктории Холт (автора "Мадонны семи холмов")

  Восход
  Глава 1
  Встреча в лесу Уиттлбери
  
  Жакетта наблюдала за приездом дочери с высокой башни усадьбы Графтон Манор. Она лично удостоверилась, что спальня Елизаветы готова, и что комната удобна настолько, насколько ее было возможно такой сделать. Бедной Елизавете удобство понадобится, ведь та осталась скорбящей вдовой с двумя маленькими детьми на руках и простирающимся впереди неопределенным будущим.
  Времена на самом деле стояли неопределенные, смутные. Причиняющие страдания схватки продолжались снова и снова, раскачиваясь то в ту, то в другую сторону, принося сегодня - победу Йоркам, а завтра - Ланкастерам.
  Чума на их столкновения, - подумалось Жакетте, - они постоянно отнимают у женщины с горячей кровью мужа, да и дочь ее супруга лишают.
  В конце концов, любимый Жакеттой Ричард жив, даже сумел прислать жене весточку, сбежав с королем куда-то на север, так как послание добралось до нее из Ньюкасла. Они опять потерпели поражение, и, на этот раз, казалось, уже можно что-то решить относительно Эдварда Йорка, провозгласившего себя королем и любимого народом. Жакетта должна была признаться, - Эдвард являлся крайне обаятельным юношей, пусть Риверсы и сохраняли верность Ланкастерам. 'Король каждым дюймом', - вот, что говорили об Эдварде, а тот достигал целых шести футов и четырех дюймов, то есть королевского величия в нем наличествовало с избытком. Он был великолепным солдатом, пылким и нравящемся женщинам любовником, составляя максимально возможный контраст с бедным Генри, отличавшимся такой святостью, что страстно желал стать монахом и далеко не единожды впадал в безумие.
  'Вероятно', - решила Жакетта, - 'мы выбрали неправильную сторону'.
  Когда Жакетта в отдалении смогла различить группу всадников, то сердце ее стало биться чаще. Среди них должна была находиться и дочь. Она сразу спустилась, чтобы встретить молодую женщину, уверить, что та - желанный гость, что Графтон - ее дом и останется таким столь долго, сколь Елизавета этого пожелает.
   Облик дочери наполнил Жакетту гордостью. Елизавета была, как всегда прекрасна - самая красивая из и так очень привлекательной семьи. У ее матери была причина гордиться рожденными Ричарду детьми - семью сыновьями и семью дочерями. Старшая, Елизавета, пришла в этот мир крайне тихо и незаметно, ведь брак ее родителей вызвал недовольство высших общественных сфер, и все с ним связанное следовало проводить в обстановке строжайшей тайны.
   Молодая женщина спешилась. Она сохраняла ожидаемое от нее матерью спокойствие. Елизавета производила впечатление раздраженной ершистости и расстроенности, и это шло еще с детских лет. Дочь сразу поставила себя заводилой и главой, что, видимо, было естественным, так как она была старшей, и братья, энергичные жизнерадостные мальчишки, никогда не сумели бы найти кого-то лучше для этой роли, чем их сестра Елизавета.
   'Дорогая моя', - воскликнула Елизавета, обнимая дочку. 'Прими мои соболезнования'.
   Со сдерживаемой признательностью Елизавета обняла мать в ответ.
   'Мы знали, что вы предложите нам пристанище', ответила она и вывела вперед мальчиков. Томас и Ричард Грей были приятными детьми, десяти и восьми лет соответственно, достаточно взрослыми, чтобы понять, - гибель их отца являлась чрезвычайно трагичным событием и несла его сыновьям далеко простирающиеся в будущее последствия.
   Жакетта с жаром расцеловала внуков и назвала их своими маленькими барашками, которых рада была получить на попечение.
  'Заходи, милое дитя', - продолжила Жакетта, беря дочь под руку. 'Ты должно быть устала. Твоя личная комната уже готова, и мальчики разместятся рядом. Добро пожаловать в Графтон, мои драгоценные. Это - твой дом, дорогая Елизавета, каким он являлся всегда и каким останется, пока здесь нахожусь я'.
  'Примите мою сердечнейшую признательность, милая госпожа', - ответила Елизавета. 'Наши обстоятельства в самом деле суровы'.
  В дом они зашли вместе.
  'Поездка в Нортгемптоншир оказалась долгой', - продолжила Елизавета.
  'Не беспокойся, дитя мое. Теперь ты здесь'.
  Мальчиков развели по приготовленным для них комнатам, и Жакетта отправилась проводить Елизавету в ее покои.
  'Тут, дочка, все также, как и раньше. Ты снова обретешь счастье, я тебе обещаю'.
  'Вы прочитали знаки?'
  Жакетта заколебалась. Многие люди полагали, что она была ведьмой. В каком-то роде, по предположению самой дамы, так и обстояло. Временами она прозревала будущее сердцем, но не обладала уверенностью, не потому ли, что жаждет происшествия чего-то конкретного и собственными действиями подталкивает воплощение желаемого в жизнь. Говорили, что одной из прародительниц Жакетты являлась обитавшая в Рейне речная нимфа Мелузина. Одна из тех чудесных легенд, что связываются с некоторыми семьями. Сверхъестественные существа находят путь в глубины семейной истории, соблазняя кого-то из членов клана, и, таким образом, создавая некоторое напряжение, к добру или злу, неотъемлемое от династии на протяжении жизни целых поколений. Дому Люксембургов досталась Мелузина, и змея, считавшаяся знакомой этой прекрасной колдунье, превратилась в изображение на гербах его принцев. Так как Жакетта происходила из правящего в Люксембурге дома и имела право на его герб, и родилось подозрение на ее способности к ведовству. Сама женщина считала их довольно интересными, часто даже полезными, поэтому, хотя и не поощряла прямо, но и категорически не отрицала.
   'Тебя ждет огромное счастье', - произнесла Жакетта. 'Доченька, сейчас твоя удача страшно слаба, но это изменится. Перед тобой лежат настолько ошеломляющие надежды, что скоро, стоит тебе оглянуться на сегодняшний день, и ты поймешь, что он был лишь ступенькой к великим событиям. Он, как маленькая темная чаща, которую тебе необходимо пройти, прежде чем ты достигнешь поле своего благоденствия'.
   'Дорогая госпожа, вы мне этого желаете или вы это видите?'
  'Елизавета, я не говорила это никому, кроме тебя, но иногда и сама не вижу тут никакого различия'.
  Елизавета откинула свой капюшон. И в этот миг весь блеск ее красоты поразил даже мать молодой женщины, лишив ту дара речи, хотя она знала о привлекательности дочери. Так случалось всегда после того, как они какое-то время не виделись. Молодая женщина это понимала, поэтому в том, как она откинула капюшон, на драматизм существовал только намек.
  Чудесные золотистые волосы свободно легли на плечи, доходя длиною до колен. Их волны сияли, стоило к ним прикоснуться свету, смягчающему лицо, классически совершенные черты которого, в противном случае, могли показаться отчасти отталкивающе холодными. Елизавета обладала здоровыми белыми зубами и окруженными длинными и густыми золотыми ресницами серовато-голубыми глазами. Ее нос был прямым, не длинным и не коротким, но совершенным. Жакетта всегда думала, что от каждого из родителей дочь унаследовала лучшие черты, а они оба являлись людьми невероятно красивыми.
  Тем не менее, от материнской теплоты Елизавете досталось крайне мало. Она была умна, с самого раннего детства, и Жакетта уже тогда полагала, что дочка сможет о себе позаботиться. Именно поэтому женщина ощущала внутреннее ликование от ее возвращения домой в эти полные нужды времена.
  'Наши земли и имения конфискованы', - сообщила Елизавета. 'У нас совсем ничего не осталось. Милая матушка, мне необходимо продраться сквозь эту темную чащу как можно быстрее'.
  'Так и будет. Я тебе это обещаю. Мы живем в необычные времена'.
  'Уорвик сделал королем Эдварда Йорка, и, как говорят, он им останется. У Генриха нет сил для борьбы'.
  'Они есть у королевы', - напомнила дочери Жакетта. 'И у юного принца'.
  'Маргарита будет сражаться до самой смерти', - ответила Елизавета. 'Но Маргарита глупа'.
  'Хорошо, что эта дама не может услышать, как ты произносишь подобное'.
  'Она на меня разгневалась, угрожала всеми видами чудовищных кар, а потом, стоило мне напомнить ей о нашей дружбе и служении ее делу, - обняла, простила и сказала, что всегда чувствовала ко мне привязанность. В этом вся Маргарита'.
  'Ты должна знать ее. Ты служила в ее спальне, а подобная служба - лучший способ близко узнать свою королеву'.
  'Матушка, мы на стороне проигравших. И чем скорее мы это осознаем, тем лучше'.
  'Милое дитя, знатные семьи не могут менять сторону только потому, что они с проигравшими'.
  'Все говорят, что королем останется Эдвард. Уорвик за этим проследит, а ведь именно Уорвик возводит на трон королей, как и низводит их оттуда'.
  'Эдвард выглядит как король, чего отчаянно не хватает бедному Генриху, но королей выбирают не за их внешний вид'.
  'Определенное воздействие он имеет', - заметила Елизавета. 'А пока правят Йорки, я никогда не верну моих имений, у моих детей не будет ничего, и мне придется остаться вдовой'.
  'Мое дражайшее дитя, ты обладаешь величайшим средством достижения цели'.
  'И в чем оно заключается?'
  'В тебе. В твоей красоте...Я никогда не видела более прекрасного создания. Поэтому! Как ты можешь отчаиваться, имея такой природный дар!' Жакетта приблизилась к дочери, таинственно и тихо прошептав: 'Грядут перемены, я тебе обещаю. Твоя судьба переменится. Подожди, Елизавета. Наберись терпения. Доверься твоей матери. Доверься древней змее Рейна'.
  Елизавета с пылкой надеждой взглянула на мать.
  'В конце концов, мне удалось взбодрить ее и воодушевить', - подумала Жакетта.
  
  Оставив дочь мыться и отдыхать, она отправилась в свои покои.
   Было замечательно видеть Елизавету с мальчиками рядом. Проблемы с детьми заключались в том, что они уходили, мальчики - воспитываться при других знатных семьях, а девочки - в дома их будущих мужей. Жизнь окрашивалась грустными тонами, а те, в свою очередь, вызывались глупыми условностями. Членам семьи следует находиться друг с другом. Жакетта всегда восставала против совершения поступков, которых от нее ожидали. Она твердо верила, что наделенная силой духа женщина способна все решить сама.
   Жакетта была вынуждена вступить в брак, как только ей исполнилось шестнадцать. Этот союз обладал чрезвычайной значимостью и, несомненно, радовал семью. Она вспомнила, как дядюшка, Луи Люксембург - Епископ Теруана, - пришел к ней, потирая ладони и приговаривая: 'Великая удача, племянница. Я устроил для тебя сказочно удачный брак'.
   Пришлось прибегнуть к определенной завесе тайны, ибо союз раздражал великого герцога Бургундии. Тогда все боялись нанести ему оскорбление, даже важный человек, кого родственникам Жакетты удалось связать узами Гименея. И причина была не только в нежелании Бургундией обновления англичанами их влияния на Люксембург, но и в недавнем вдовстве новоявленного жениха, чья покойная жена являлась сестрой самого великого герцога.
   Сложившаяся интригующая ситуация привлекла к своей завязке заинтересовавшуюся ей Жакетту. Будущим мужем девушки оказался могущественный герцог Бедфорд, в те годы (как некоторые утверждали) - самый важный человек во Франции, потому что он занимал положение регента с того самого момента, как скончался его брат, Генрих Пятый, завоевавший страну и женившийся на дочери французского короля. Не удивительно, что семья Жакетты грезила об их союзе. Да и невеста не испытывала к данной мысли отвращения, за исключением факта принуждения ее выйти замуж, ведь Жакетте всегда нравилось лично выносить окончательное суждение. А затем она его увидела. Суженый находился в расцвете сорока лет и показался Жакетте совсем стариком.
   Однако, свадьба состоялась. Муж не был злым. Он считал супругу очень привлекательной и полной очарования, а та не часто его видела, - герцог регулярно занимался важными вопросами и связанными с ними церемониями, относившимися к еще одному основательному делу - умиротворению могущественной Бургундии.
  Брак продлился не долго. Несчастный пожилой человек, он умер, изнуренный проблемами и глубоко подавленный, зная, что власть над Францией англичане теряют.
  Жакетта обрела свободу. Когда она увидела самого привлекательного в Англии мужчину, ей исполнилось семнадцать. Он выглядел таким не только в отражении ее любящих глаз, девушка слышала, как остальные равно называют его красивым. Ричард Вудвилл владел Мот Мейдстоном, но тут умер брат, и он унаследовал Графтон в Нортгемптоншире.
  Ричард хорошо служил покойному мужу Жакетты, к тому же за десять лет до их встречи, его посвятил в рыцари в Лестере сам Генрих Шестой. Разумеется, даже принимая во внимание рыцарство, Ричард являлся только скромным оруженосцем, тогда как Жакетта - дочерью графа Сен-Поля из правящей люксембургской династии. Девушка понимала, - если она сделает свое желание сочетаться узами брака с Ричардом Вудвиллом известным, со стороны семьи последуют возражения. Хотя возражения ли? Гораздо серьезнее. Брак строго запретят, а затем последуют попытки поспешно устроить союз с кем-то, занимающим высокое положение и, скорее всего, абсолютно не способном пробудить в ней физического влечения. Дело обстояло так, что, после встречи с Ричардом Вудвиллом, Жакетте никто не подходил. Поэтому, опираясь на определяемое ее дядей, как нехватка соответствующего социальному положению рассудка, она тайно вышла замуж за красивейшего мужчину в Англии. Пыл, с которым брак осуществился, оказался настолько велик, что, прежде чем взбешенные брат и дядя узнали о нем, Жакетта уже носила Елизавету, и, таким образом, все попытки объявить союз противозаконным становились невозможными.
  Жакетта окунулась в сказочное счастье и, родив одного за другим четырнадцать детей, едва ли выглядела хоть на день старше минуты свадьбы с ее прекрасным Ричардом. Она знала, окружающие шепчутся, приписывая ей колдовские чары, ибо кому, кроме ведьмы под силу продолжать выглядеть столь молодо, привлекательно и наслаждаться жизненными силами после вынашивания такого количества детей.
  Но Жакетта обладала нужным запасом сил и использовала их. Тут присутствовали порошки, смеси, не говоря о кремах, помогающих волосам удержать свойственный им цвет. В этом искусстве она разбиралась, и, если его называли колдовством, тогда Жакетта была настоящей колдуньей. И она наслаждалась своей жизнью, за исключением того, что муж и сыновья оказались оторванными от дома и семей, дабы биться в этих проклятых сражениях двух роз. Но природа Жакетты позволяла ей понимать, встречи не будут столь славными, не предшествуй им расставания. Жизнь полнилась значительными возмещениями.
  В глубине души Жакетта радовалась, что сейчас, как казалось, трон твердо занял Эдвард. Он мог быть врагом, но принятие его в качестве короля остановило бы столкновения, а Жакетта более всего на свете желала членам своей семьи безопасности и нахождения с ней столько, сколько только возможно.
  'Я горжусь моими Вудвиллами', - произнесла женщина, - 'каждым из них'. И она снова поздравила себя с мудростью щелчком пальцами отринуть условности и устремиться по пути романтики. Существовал неписаный закон, по которому, если женщина впервые выходила замуж по соображениям государственным, то в следующий, возникни для него возможность, - ей следовало совершать выбор самой. Именно это Жакетта и сделала. Бедный Ричард, он оказался растерян, немного испуган, но она сбила его с ног, ведь тот совсем не подходил требовательной и решительной герцогине Бедфорд.
  Конечно, Ричард был прав в страхе перед возникшими проблемами. Брат Жакетты, граф Сент-Поль, и ее дядя, Луи Люксембург, епископ Теруана, прислали супругам горькие упреки и объявили, что более лицезреть Жакетту не хотят. Она отмела их жалобы щелчком, объявив, что разлуку с близкими пережить вполне способна. Естественно, рассвирепели не одни Люксембурги. Также возмутился английский правящий дом, ведь, сочетавшись узами брака с герцогом Бедфордом, Жакетта стала его частью.
  Генрих, тем не менее, проявил благосклонность, и все, чего он потребовал, оказалось штрафом в тысячу фунтов стерлингов. Найти столько денег было, разумеется, не просто, - Ричард являлся бедным рыцарем, но пара справилась, заслужив вскоре прощение, и, благодаря непоколебимой верности и службе главы семьи династии Ланкастеров, поднявшись до статуса лордов. Отныне Ричард стал лордом Риверсом, - это имя выбрали по титулу старого родственника из линии Редверсов. Потянулись счастливые годы, омраченные лишь разлуками и опасениями перед потенциальными опасностями, грозящими Ричарду в этих глупых противостояниях. Равно множеству других женщин, Жакетта не сильно заботилась, чья сторона одержит верх, но всей душой хотела узнать, настанет ли конец бессмысленным убийствам.
  Никто не чувствовал себя в безопасности, - хотя, когда такое вообще случалось? Человек в любой момент мог оскорбить кого-то, занимающего высокое положение, и даже мало-мальский повод приводил к тому, что ему легко сносили голову. Легче всего жизнь протекала за городом, вдали от двора и опасных интриг, где в окружении семьи и любила находиться Жакетта.
  И вот теперь домой со своими проблемами вернулась Елизавета: прекрасная Елизавета с ее длинными золотыми волосами и лицом, напоминающим греческие статуи, высокая, гибкая, с телом, ни на грамм не пострадавшим от вынашивания детей.
  Жакетта прикоснулась к изображению змеи на приколотой к платью броши.
  Она была уверена, что ее прекрасная дочь обязательно отыщет выход из сложных жизненных обстоятельств. Из всех детей Жакетты Елизавета лучше остальных умела о себе позаботиться.
  
  В течение последовавших месяцев молодая женщина получила массу времени, чтобы обдумать выпавший ей жребий. Он казался худшим из существующих, ведь Елизавета все спланировала совершенно иначе. Будучи исключительно красивой с тех самых пор, как только могла хранить воспоминания, она надеялась извлекать из собственных выдающихся физических совершенств одни выгоды. О своем очаровании Елизавета знала с колыбели, и, хотя понимала, что ее отец не относится к могущественным вельможам Англии, однако предполагала вступление в удачный брак.
  Вероятно, она оказалась бы прозорливее, если бы дала согласие на союз с сэром Хью Джонсом. Действительно, лично претендент большим значением похвалиться не мог, но ему покровительствовал важный граф Уорвик, что вполне поспособствовало бы социальному росту. Но дела Елизаветы пришли в упадок, и лишь сейчас, когда с ней приключилась беда, прекрасная вдова задалась вопросом, не следовало ли принять сделанное Джонсом предложение.
  Елизавета всегда предчувствовала, что ей предначертана совершенно особая судьба. Матушка не раз на это намекала, и, даже если способность Жакетты прозревать будущее не была установлена с точностью, все равно, как и большинству людей, ее дочери нравилось верить в предсказания, несущие добро, а предупреждающие о дурном - подвергать сомнению.
  Факт рождения в качестве дочери от неравного брака сам по себе являлся драматичным. Конечно, семья была бедной, и у Елизаветы появлялось слишком много братьев и сестер. Главенство в доме принадлежало Жакетте, - отец часто отсутствовал, а возвращаясь всегда полностью подпадал под чары своей восхитительной жены. Добросердечная и живая Жакетта, окруженная ореолом тайны змеи Мелузины, создала прочные семейные узы, и Елизавета, несмотря на преобладающую в ее природе расчетливость, была одной из членов фамилии и никогда не смогла бы изгнать из памяти, что она - Вудвилл.
  'Вудвиллы стоят плечом к плечу', - говорила Жакетта. 'Удача одного из нас - это удача всех, и то же самое должно касаться трудностей, коль скоро те нагрянут'. Ее слова стали семейным девизом, который никто и никогда уже не забыл бы.
  Елизавета с восторгом вспомнила день своего отъезда в Виндзор для выполнения там обязанностей фрейлины при спальне королевы.
  Маргарита Анжуйская полюбила ее, хотя казалось, что сложно отыскать двух женщин менее друг с другом схожих. Маргарита была порывистой, люто мстительной по отношению к врагам и яростно преданной друзьям. Елизавета отличалась холодностью и редко действовала по велению чувств. Она постоянно искала для себя выгоду, так как должна была, родившись без средств, приобрести богатого и влиятельного мужа. Но браки редко устраивались в соответствии со взаимной заинтересованностью молодых людей и не являлись плодом требовательной страсти или же преданной любви. Нет, их мотивы заключались в землях, имеющихся владениях и в титулах. Наименее желательная с физической точки зрения партия, при наличии состояния, обладала большими шансами, нежели самая прекрасная девушка на земле, но без оного.
  Подобное знание вызывало раздражение, но Елизавета вела себя осторожно. Если ее отец являлся скромным рыцарем, сумевшим достичь сана лорда службой делу, оказавшемуся теперь проигранным, то от матери отреклась правящая в Люксембурге династия. Елизавета решила не отказываться столь легко от собственных возможностей достичь лучшего.
  Маргарита пришла от нее в восторг. Девушка понимала, как доставить госпоже удовольствие, что означало - выслушивать тирады, направленные против герцога Йорка, сочувственно шептать, восхищаться принцем Уэльским, как самым совершенным из когда-либо появившихся на свет младенцев, демонстрировать интерес к платьям Маргариты, совсем не вызывавший затруднений, ибо Елизавета сама любила роскошь. 'В одном мы похожи', - думала она. 'Обе прошли через нищее детство, но Маргарита стала королевой. Какая победа, однако, сейчас корона потеряна...или потеряна, но не окончательно. Маргарита никогда с этим не смирится. Но теперь она в изгнании, а юный, богоподобный Эдвард, так захвативший мечты народа, - на троне. И, говорят, там и останется'.
  Данная мысль вернула ее к беспрестанно всплывающему вопросу. 'А мы поддерживаем не ту сторону'.
  Если бы только отец Елизаветы предпочел алой розе белую! Ему следовало знать, - Генриху не одержать верх над Йорком. На стороне последнего абсолютно все. Он полон сил, тогда как Генрих в любом касающимся боевых действий вопросе проявляет вялость. Генриху хотелось читать книги, слушать музыку, заниматься строительством и молиться. Да, эти молитвы! Они длились бесконечно. Елизавета испытывала к Маргарите глубокую благодарность за то, что королева со временем терпела их гораздо меньше. Йорк представлял собой настоящего правителя, он даже объявил о своих правах на трон, превосходящих в значении права Генриха, и некоторые с ним согласились. Занятие престола дедом Генриха было постоянной темой для обсуждений в обществе, а происхождение Йорка сразу от двух ветвей монаршей династии имело довольно достоверную основу. Но претензии Йорка базировались на гораздо большем, - он лучше подходил для роли короля. Помимо прочего, на его стороне находился граф Уорвик. Кому угодно было очевидно, - победа окажется за Уорвиком. Умный человек уже устроил бы что-то, дабы получить возможность сменить сторону, но отец Елизаветы этого не сделал, как и ее муж.
  Она вздохнула. Да, вероятно, было бы мудрее принять предложение Хью Джонса.
  Елизавета часто думала о Хью, хотя глубоких чувств к нему не испытывала, также, как не было их у нее к Джону Грею. Должен же кто-то, питала она твердую уверенность, оставаться в этих вопросах спокойным. Матушка Елизаветы в данной области радикально отличалась от дочери. Возможно, ради Ричарда, но Жакетта отринула ранг и власть, никогда о них не сожалея. Однако, Жакетта была не такой, как другие. Прежде чем выйти по любви за Ричарда Вудвилла, она являлась членом правящей в Люксембурге династии, заключила блестящий союз и стала членом королевской семьи. У Жакетты шла чудесная жизнь, она всегда это говорила и могла себе позволить. Но как быть ее бедным и неимущим детям?
  Когда Елизавета прибыла к ней в качестве фрейлины при спальне, Маргарита сказала: 'Ах, как вы прекрасны. У меня не возникнет трудностей в поисках для вас супруга'.
  Устройство Маргаритой браков стало при дворе общей шуткой. Чтобы видеть своих дам, как она говорила, 'пристроенными', королева экономила время даже на решении государственных дел.
  Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем подбор придворным пары, устройство их браков, наблюдение за тем, как растут дети и раздача им подарков. Странная черта для столь честолюбивой и импульсивной маленькой королевы.
  Конечно же, вскоре после своего появления и только бросив на Елизавету взгляд, Хью сразу же загорелся идеей на ней жениться. Девушка знала, о чем он думает, и в ответном восторге не пребывала. Претендент на ее руку имел репутацию храброго рыцаря, успел отличиться на службе у могущественного графа Уорвика, но состоянием не обладал.
  Это случилось в один из периодов помешательства Генриха, когда герцог Йорк - отец нынешнего короля - выполнял обязанности Защитника королевства, которое пребывало пусть и в хрупком, но мире между династиями Йорков и Ланкастеров.
  Королева, погруженная в наблюдение за мужем, даже не заметила происходящего с ее фрейлиной. Елизавета получила предложение. Совсем не от Хью. Он был человеком робким и, чувствуя, насколько высокого о себе мнения придерживается мисс Вудвилл, устроил так, что просить для него ее руки пришлось другим. И к кому же он обратился, как не к двум наиболее значительным тогда в государстве людям, - лично к герцогу Йорку и к тому, кто, вероятно, имел еще больший вес - к Уорвику, Создателю королей.
  Елизавета вспомнила письма, полученные ею от этих двух вельмож, и подивилась их дружескому к Хью отношению и тому, что они нашли время походатайствовать за него.
  'Он сообщил мне, что испытывает к Вам великие любовь и привязанность... Сейчас я пишу Вам и прошу, дабы Вы (согласно моим ходатайству и просьбе) снизошли и обратились к его законному и честному желанию..., разрешив мне оказать Вам настолько полное покровительство, насколько оно в силах Вас удовлетворить и порадовать...'
  В письме было что-то, вызывавшее у Елизаветы раздражение. Он говорил, что благосклонно смотрит на ее союз с этим бедным рыцарем, как на достойный девушки брак, и предлагал свое покровительство в вельможно снисходительной манере. И это делал всемогущий Уорвик, друг герцога Йорка, рассматриваемого Маргаритой в качестве серьезного противника.
  Сам герцог Йорк написал менее цветисто, убеждая согласиться на заключение брака, столь желаемого Хью Джонсом, и более тактично, чем Уорвик, давая понять, как этому союзу будет рад он.
  Девушка предположила, что Хью верил в нахождение ею подобных ходатайств от таких людей неотразимыми. Но он не знал Елизавету.
  Когда она рассказала о предложении Жакетте, та рассмеялась со словами: 'Мне по душе, когда мужчина берет ухаживание на себя'.
  'Мне тоже', - подумала Елизавета.
  Маргариту ее отказ от этого брака только обрадовал.
  'Протеже Уорвика!' - воскликнула она. 'Да еще и герцога Йорка! Как же я ненавижу этих двоих. Именно они несут ответственность на все наши проблемы...за болезнь короля...да за все...Они пытаются вырвать из наших рук корону. Но это им никогда не удастся. Так значит, вы отказали человеку, которого вам хотели навязать? Чудесно. Очень хорошо. Моя прекрасная Елизавета, я найду для вас лучшую из всех возможных партий'.
  И затем появился верный ланкастерец.
  'Джон Грей - хороший человек', - сказала королева. 'Он замечательно нам служит. Король в восторге от него. Я сама всегда ему симпатизировала. А еще Грей - наследник Феррерсов из Гроуби. Известно ли вам, моя дорогая, что у него есть милое имение в Брэдгейте, и что он происходит из семьи, относящейся к норманской аристократии?'
  'Я не тороплюсь выходить замуж, моя госпожа',- ответила Елизавета.
  'Разумеется, не торопитесь, но вы же достаточно умны, чтобы заметить удачу, идущую к вам в руки? Я уверена, будет легкомысленно в нашей жизни пропускать прекрасные возможности, надеясь на то лучшее, что, вероятно, никогда и не произойдет'.
   Таким образом, королева заявила о своем покровительстве этому браку, а она имела склонность становиться все более и более нетерпимой с теми, чьи желания не совпадали с высказываемыми ею.
   Елизавета тщательно обдумала перспективы союза с Джоном Греем, тогда как Жакетта согласилась с Ее Величеством в оценке брака как хорошего и удачного. Джон Грей был молод, привлекателен и без памяти влюблен в свою прекрасную избранницу.
   Они поженились, и молодая женщина несколько лет провела в Брэдгейте. Елизавета полюбила это место, расположенное почти в двух милях от замка Гроуби и лишь в четырех - от Лестера. Там появились на свет оба ее мальчика, там она совершенно сроднилась с тихой и спокойной жизнью и наслаждалась оказавшимся безмятежно счастливым браком. Елизавета выезжала на прогулки по живописным землям, любовалась садами, запрудами для рыб и бережно сохраняемыми аллеями. При переезде через мост надо рвом с водой, при взгляде на две башни и стены с зубцами, с колоннами и карнизами на углах внутри нее рождался трепет, и Елизавета говорила себе: 'Это волшебное место принадлежит нам...В свое время оно достанется моему сыну, также, как и замок Гроуби'.
   Тогда молодая женщина считала, что со вступлением в брак поступила правильно.
   Пока не начались военные столкновения, жизнь текла гладко. Сражения беспрерывно сменяли друг друга. Битва при Нортгемтоне уступила бою при Уэйкфилде, где нашел смерть герцог Йорк, после чего его украшенная бумажной короной голова была прибита к стенам города Йорка. Как же веселилась в те дни Маргарита. Бедная Маргарита! Ей следовало понять, что над такими, как она судьба с удовольствием насмехается. Победы оказались кратковременны, а поражения очень часто являлись делом рук лично королевы.
  После разгрома йоркистов при Сент Олбансе, оказавшемся для Елизаветы роковым, так как в ходе битвы погиб ее муж, и все в мгновение ока переменилось, блестящая стратегия Уорвика перевернула все игральные доски. Супруга с двумя детьми, чье будущее казалось обеспеченным, по меньшей мере, настолько, насколько это могло быть в этом зыбком мире, - стала вдовой.
  Даже тогда она являлась состоятельной дамой и обладала способами, дабы позаботиться о своих мальчиках. Как же безумна могла быть Маргарита! Ланкастерцы одержали ради нее победу при Сент Олбансе, но ловкий шахматист Уорвик обернул ту в триумф Йорков, всего-навсего захватив Лондон и посадив там в качестве короля Эдварда Йорка. Йоркистов лондонцы поддерживали всегда. Они интересовались исключительно торговлей и достойным твердым управлением, и Эдвард Йорк (с Создателем королей за спиной) сразу предложил им желаемое. Лондонцы покончили с сумасшедшим Генрихом и ненавистной столице Маргаритой, бывшей для них бестактной чужестранкой, ни разу не совершившей попытки понять подданных.
  Таким образом, Маргарита с Генрихом стали беглецами, а Эдвард Йорк - королем. Из-за того, что Джон Грей сражался на стороне ланкастерцев, его владения забрали в казну, вынудив вдову вернуться к родителям, приведя с собой двух оставшихся без отца мальчишек.
  Прошли месяцы, но никаких признаков перемены народного настроения в привязанности к новому монарху не наблюдалось. Англичане любили Эдварда. Он обладал не достававшим Генриху очарованием, был выше, чем кто-либо в его окружении, каким и следовало являться королю, отличался большей привлекательностью, нежели любой из придворных, где бы Эдвард не прошел, женщины неизменно ему улыбались. У него имелась толпа любовниц, и, хотя властителю уже устраивалось несколько подходящих союзов, он продолжал оставаться холостяком. Пусть некоторые в стране опасались далекого от целомудрия образа жизни суверена, однако, большинство населения хохотали над его любовными приключениями, и общее мнение заключало, - даже улыбка Эдварда способна завоевать черствейшее из сердец.
  Когда король совершал по государству путешествие, его с радостью встречали в каждом из посещаемых им мест. Благодаря мирному периоду край процветал. Генрих находился где-то на севере - в изгнании, или же скрываясь, а Маргарита, как говорили, уехала во Францию - собирать помощь.
  Так пускай там и остается, постановили люди. А нами пусть продолжает править Эдвард.
  Так совпало, что именно тогда в Нортгемтоншир прибыл король. Он очень любил охоту, и, по словам Жакетты, казалось несомненным, что Его Величество отправится преследовать дичь в лес Уиттлбери.
  'Этот массив', - прокомментировала Елизавета, - 'совсем рядом с нами. Тем не менее, можно быть уверенными, что король в Графтон не заглянет. Мы находимся в опале'.
  'Наш дом не станет единственным, которому Его Величество может оказать честь, ручаюсь вам. Но...'
  Елизавета бросила на мать пронзительный взгляд. Ей было видно, что в голове той сейчас обретает форму некая мысль. Жакетта коснулась змеи на броши, что часто делала, размышляя.
  'Что?' - осторожно поинтересовалась дочь.
  'Полагаю, моя дорогая, вам следует попытаться увидеться с королем'.
  'Он никогда на меня даже не посмотрит. Я - вдова ланкастерца, к тому же служившего Алой розе так, как это мог делать только Джон. Подумайте, сколько белых роз он должен был сорвать прежде, чем пришло их время отцвести'.
  'Знаю, знаю... но столкновения не продолжаются вечно, и люди говорят, что король по природе склонен к прощению, особенно, когда дело касается красивой женщины'.
  'Вы предлагаете, чтобы я оказала милость в ответ на милость..?'
  'Я не имела в виду ничего такого! Но что-то говорит мне, - вам стоит постараться встретиться с Эдвардом Йорком'.
  'Как? Вы считаете, мне позволят подойти к нему, даже если я приду сама?'
  'Разумеется, нет. Поэтому, мне кажется, вам следует встретиться с королем случайно'. Жакетта рассмеялась. 'Случайно, но случайность стоит хорошо продумать'.
  'Моя дорогая матушка, что вы замыслили?'
  'Нам может понадобиться несколько планов действий. Сначала требуется попробовать вариант с лесом. Вы вполне способны встретиться с ним там... конечно, случайно. Тогда вы сумеете обратиться к монарху с ходатайством по поводу вашего наследства...и ваших детей'.
  Елизавета внимательно смотрела на мать. Она начинала ощущать, как внутри нарастает волнение.
  
  Во главе процессии ехал король, а рядом с ним скакал его ближайший друг Уильям, лорд Гастингс. Он был на целых двенадцать лет старше Эдварда, но связь между ними от этого не теряла своей силы. Действительно, Эдвард часто думал, что Гастингс ему ближе, чем любой другой человек. С самого детства старший Йорк восхищался Уорвиком. Он смотрел на него, как на некое подобие божества, превосходящего в величии остальных, даже родного отца Эдварда. Именно Уорвик научил его почти всему, что знал сам, и благодаря лишь блестящей стратегии Уорвика Эдвард стал теперь королем. Этого монарх никогда не забудет. Но Уорвик, пусть он и был двумя годами или около того старше Гастингса, все равно казался Эдварду представителем совершенно другого поколения.
  Интересы Уильяма полностью совпадали с интересами короля, а Эдвард в то время большей частью был увлечен историями, связанными с женщинами. И Гастингс делил с ним совершение в этой области подвигов. Они выходили вместе, переодевшись в торговцев и искали на улицах Лондона приключений. Эдварду оказывалось совсем не просто замаскироваться, - возвышаясь над большинством других людей и выделяясь внешней привлекательностью, он часто бывал разоблачен. При виде его загоралось немало женских глаз, и даже добродетельнейшие из купеческих жен обнаруживали, что их сердца начинают биться немного быстрее. Помимо обаяния и красоты у Эдварда имелись и остальные, еще сильнее притягивающие к нему качества. Как только он стал королем, вокруг молодого человека начал образовываться ореол величественности, и, так как это не делало его менее знакомым для подданных, данный ореол лишь усилил привлекательность монарха. Эдвард мог общаться со смиреннейшими из граждан, но, тем не менее, заставляя их ощущать свою значительность. Гастинг часто говорил, что тайна королевского обаяния заключается именно в этом, а не только в фонтанирующей жизненной силе и в обещании доселе невообразимых удовольствий, которые способны принести закручиваемые с ним любовные интрижки.
  Да и сам Гастингс на недостаток шарма тоже не мог пожаловаться. Не такой яркий внешне, как Эдвард, он продолжал прекрасно выглядеть, был сказочно высок, поражал благородством манер, что, конечно находило ему поклонниц. Проблема состояла, как объяснял Эдварду Уильям, в подобии и его, и других мужчин тусклым звездам, которых сравнивали с солнцем.
  'Звезды равно блещут в принадлежащих им сферах', - парировал Эдвард.
  'Но', - возразил Гастинг, - 'мы находимся в сфере сияния солнца'.
  Гастингс был умным, острым на язык, хорошим командиром и лучшим из верных друзей. Эдвард слишком легко доверял людям, а Гастингс часто предупреждал его о кроющейся в этом опасности, пусть король и пожимал плечами, отстраняя разумные советы. Эдвард же обладал спокойствием, добродушием, склонностью к получению удовольствий. Или данные качества присутствовали у него, прежде чем он стал королем. Сейчас их было значительно меньше. Гастингсу нередко представлялось, что перемена произошла, когда Эдвард увидел на стенах Йорка голову своего отца в той злополучной бумажной короне. Вероятно, это оказалось для него тем чудовищней, что рядом накололи голову его младшего брата Эдмунда, герцога Рэтленда, мальчика, выросшего с ним вместе и восхищенно обожающего старшего наравне с большинством домашних. Конечно, после лицезрения подобной страшной картины, прежнего Эдварда уже не существовало.
  Казалось, он понял, что мир создан не только ради удовольствий. В нем также есть жестокость, и отвечать на нее необходимо зеркальной жестокостью. До столкновения с ужасным зрелищем Эдвард склонялся к довольно легкому прощению врагов и отметал прочь все мысли о возмездии.
  Наверное, он приобрел немного больше серьезности, больше желания поступать по-своему, ибо люди были правы, утверждая, что Эдвард корону носит, но правит в действительности Уорвик.
  И Гастингс, близкий друг монарха, первым обнаружил эту новоявленную серьезность. 'Неплохо', - подумалось ему. 'Эдвард обретает себя, прилагая усилия к выпутыванию из уз, которыми повязал его Уорвик'. Однако, насколько сильно он разорвет их, Гастингс уверен не был. Эдвард продолжал оставаться молодым...каких-то двадцать два года, он все еще верил, что главной целью для него является сексуальное удовольствие.
  Въезжая в Нортгемптоншир, друзья, как обычно, обсуждали недавние победы, и Эдвард задавался вопросом, какие из них только ждут его.
  'Когда вы женитесь, вам придется немного исправиться', - напомнил королю Гастингс.
  'Чуть-чуть, возможно', - отбил удар Эдвард.
  'Брак ждет вас в скором времени'.
  'Так говорят уже женатые мужчины. Несчастного самого поймали, и отныне он мечтает, чтобы в подобном положении оказались и остальные из нас'.
  'Катерина меня понимает', - ответил Гастингс просто. 'Она знает, что мне необходимо чуть-чуть свободы, ведь я - близкий закадычный друг нашего монарха'.
  'Кажется, в стране мое доброе имя пользуется не слишком высокой славой'.
  'Ваши ночные похождения взяли на заметку'.
  'Но я не имею ничего против интрижки, даже сегодня'.
  'Говорят, что на поле боя вы стоите пятерых, а в спальне - десятерых'.
  'Кто говорит?'
  'Жены торговцев города Лондона, полагаю'.
  'Да ладно, Уильям, вы мне льстите, думаю вам тоже есть чем похвастаться'.
  'В стране нет никого, кто способен начать соперничать со своим королем'.
  'Уорвик выражает личное мнение?'
  'Уорвик? С какой стати ему мне что-то говорить?'
  'Вероятно, его сестре'.
  'Полагаю, он едва ли станет вести подобные речи с Катериной'.
  'У них сплоченная семья. Так как вы приходитесь ему зятем, я думал, вдруг Уорвик мог при вас обмолвиться о случаях королевской неосмотрительности'.
  'Уорвика они не волнуют. Мне кажется, в какой-то степени граф им рукоплещет. Странно, почему некоторые приключения подпитывают в народе восхищение...но лишь тогда, когда случаются с кем-то неотразимо привлекательным и обаятельным'.
  'Он ни разу мне не намекал на необходимость изменения линии поведения'.
  'Разумеется нет', - подумал Гастингс. 'Очень не него похоже. Пусть король развлекается, а править будет Уорвик. Заметил ли граф перемену в посаженном им на трон короле? Начавшуюся в тот чудовищный день, когда Эдвард въехал в Йорк и увидел голову своего погибшего отца, обряженную в шутовскую бумажную корону?'
  Если раньше Эдвард и хотел избрать иной путь, чем тот, что определил для него Уорвик, что произошло потом? Кто из них двоих одержит верх? Нет, Эдвард был слишком добродушным, слишком падким на роскошный образ жизни, и он не забыл, что именно Уорвик сделал его королем. Эдвард захочет продолжать играть в монарха и оставить истинную власть Уорвику? Но оставит ли ее графу суверен?
  
  Король обожал охоту, и путешествия по государству всегда оживлялись проведенными в преследовании дичи днями. Когда бы Эдвард с сопровождающими не посетил лес, они делали рассчитанный на спортивное времяпрепровождение привал, и, если тот удавался, оставались на несколько дней, максимально растягивая удовольствие.
  В этот раз Его Величество несколько дней подряд наслаждался охотой в соседствующем с Графтон Манор лесу Уиттлбери. О близости королевской свиты знали все находящиеся в имении. Если бы Риверсы являлись йоркистами, монарх, скорее всего, оказал бы им честь, нанеся визит. Однако, так как лорд Риверс всегда был верным ланкастерцем, становилось очевидно, - суверен не приедет. Жакетта обронила, говоря о животрепещущей теме, что семье следует испытывать глубокую благодарность. 'Прием короля разорил бы нас на следующие пять лет. Уверяю вас, наш образ жизни ни на долю не соответствует привычному ему'.
  Но в глазах Жакетты плескалась таинственность, и ей удалось передать свой настрой дочери. Она знала, - нечто вот-вот произойдет. Елизавета могла угадать это по блуждающему далеко материнскому взгляду. Молодая женщина никогда не была уверена, - действительно ли матушка видит будущее или же размышляет о вероятности события, после чего использует всю присущую ей изобретательность, дабы поспособствовать его воплощению в жизнь.
  'Возьми мальчиков', - сказала она, - 'и ступай в лес. Там есть дуб - самый крупный в окрестностях, где заканчиваются владения Пьюри Парка и начинаются земли Графтона. Сядь под ним с мальчиками и жди'.
  'Зачем мне это делать?'
  'Я слышала, в тех местах сегодня охотится королевская свита'.
  У Жакетты были средства выяснить все эти сведения. Она находилась в центре паутины интриг, тогда как ее слуги активно в них вовлекались. Несомненно, леди Риверс получила сведения о местонахождении королевской свиты благодаря общению своих прислужников с теми, кто жил при других благородных домах.
  'Вполне может так случиться', - сказала Жакетта, - 'что ты увидишь кого-то, к кому сумеешь обратиться с ходатайством по твоему делу. Ты ничего ужасного не совершала. Это твой муж сражался на стороне ланкастерцев. Но он погиб. Ты же готова принять нового короля. Очень вероятно, что ты сможешь убедить кого-то понять это'.
  Елизавета посмотрела на мать. Жакетта всегда отличалась отвагой, и иногда ее планы срабатывали. Требовалось лишь вспомнить и подумать, как ей удалось выйти за человека, выбранного лично, вопреки противостоянию могущественных вельмож.
  Жакетта подошла к шкафу и вытащила из него платья.
  'Больше всего подходит голубое. К тому же, очень скромное. Полагаю, оно оттеняет твою внешность, как ничто в остальном гардеробе. Твое совершенство следует подчеркивать простотой. Волосы нужно совсем распустить...и не перевязывать никакими лентами...ничем...никаких украшений, кроме этого серебристого пояса, чтобы подчеркнуть, насколько тонка твоя талия. Свита выедет в десять часов. Охотясь в лесу, они обязательно должны будут проезжать мимо большого дуба. Если ты там подождешь...'
  Жакетта не упомянула о короле, но Елизавета знала, что в мыслях у матери именно он.
  Значит, ей необходимо разыграть просительницу, то, против чего гордая природа молодой женщины восстает. Но она устала от бедности, от невозможности увидеть иной способ выбраться из затруднительного положения, кроме брака с кем-то, кто в силах подарить Елизавете утешение и удобства и помочь ее сыновьям заключить выгодные партии. Подобная перспектива ужасала.
  Если бы она могла вернуть забранные в казну имения мужа, то, по крайней мере, сохранила бы свободу. Тогда Елизавета была бы в состоянии сама выбрать спутника, появись у нее желание сыграть свадьбу, а ее дети, самое меньшее, имели бы полагающееся им по праву.
  Но с какой стати йоркистам вознаграждать тех, кто против них сражался? Разве ее дело не безнадежно? Жакетта так не думала, и во взгляде у матушки опять светился этот странный пророческий огонек.
   Действительно, в тот день Елизавета выглядела самой прекрасной. Возбуждение от плана разлило по щекам еле заметный румянец, поэтому она казалась только что ожившей статуей. Легкое касание одушевления усилило ее очарование, и даже Жакетта, более других к этому привыкшая, снова изумилась красоте дочери.
   'Никто не сможет тебе воспротивиться', - сказала она, - 'если ты хорошо справишься со своей ролью'.
   Путь к дубу занял совсем немного времени.
   Мальчики забросали мать вопросами. Почему они туда идут? Это что, такая игра?
   'Если нам повезет, мы увидим проезжающих мимо охотников'.
   Подобное объяснение мальчишек удовлетворило. Они оба пылко желали посмотреть на скачущих мимо охотников.
  Елизавета подошла к дубу. Находясь поодаль от других, дерево представляло собой незабываемое зрелище. От него шло ощущение благородства и величия, словно оно само предпочло дистанцироваться, запретив остальным приближаться.
   Утро заканчивалось. Мальчики проявляли все больше нетерпения, но тут внезапно послышались лай собак и стук лошадиных копыт. С часто бьющимся сердцем молодая женщина выступила из-под тени дуба. Она увидела, как из-за деревьев показались люди, двигавшиеся именно этой дорогой.
   Елизавета взяла за руки сыновей и встала в ожидании.
   Чуть впереди свиты скакал Эдвард. Он заметил сияние солнечных лучей в золотистых волосах стоящей незнакомки и отражение их от серебристого пояса на ее узкой талии.
   В простом голубом платье та выглядела словно божество, и Эдвард подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть столь прекрасной дамы.
   Король резко остановился.
   'Во имя милости Господней', - воскликнул он, - 'что вы здесь делаете, госпожа?'
   Елизавета преклонила колени, и ее чудесные локоны хлынули вперед, коснувшись земли. Она шепнула детям, чтобы те поступили также.
   'Госпожа', - промолвил Эдвард, - 'Я прошу вас, поднимитесь. Вижу, вы меня знаете'.
   Молодая женщина взглянула своими чарующими серо-голубыми глазами в глаза короля и ответила: 'Мой господин, кто может вас не знать? Вы выделяетесь среди других мужчин'.
   Эдвард рассмеялся. 'Вы так и не сказали мне, что здесь делаете'.
   'Я - леди Грей', - представилась Елизавета. 'А это мои сыновья. Мой муж был убит при Сент Олбансе'.
  'Грей', - произнес король, сосредоточив внимание на взмахе золотых ресниц, задевших мягкую и тонкую кожу. 'Не зять ли он Риверса?'
   'Так и есть, мой господин'.
   'А вы - дочь Риверса?'
   Елизавета склонила голову.
   'Должно быть он горд иметь такую дочь...горд, но обманут ложными сведениями. Леди Грей, чего вы хотите от меня?'
   'Мой господин и владыка, я пришла сюда просить вас вернуть мне имения моего супруга'.
   'У вас сложилось обо мне странное мнение, леди Грей, если вы считаете, что я дарую имения тем, кто показал себя моими противниками'.
   'Я никогда таковой не была', -парировала Елизавета с интонацией, подразумевающей глубокое отчаяние. 'Как и эти невинные мальчики'.
   Свита нагнала короля и теперь ожидала поблизости, наблюдая за происходящим. Многие обменивались скрытыми ухмылками. Женщина была красавицей, и наклонности Эдварда знал каждый. Незнакомка поступила очень умно, выбрав именно такой способ привлечь к себе внимание суверена. И смотрелась она чрезвычайно притягательно, стоя под дубом и держа за руки детей.
   'Грустно', ответил Эдвард, 'когда вдовы и сироты вынуждены страдать из-за грехов их мужей и отцов'.
   'Мой господин, если вы можете найти выход...'
   Эдвард наклонился вперед и коснулся волос Елизаветы. Он сделал так, что один из локонов задержался в его ладони.
   'Я могу это обдумать', - вынес он решение. 'Мне не по нраву видеть горе прекрасных дам'.
   Затем король уехал. Елизавета осталась под дубом и смотрела, как он скачет прочь. Потом молодая женщина медленно вернулась в имение.
   Жакетта уже ждала ее.
   'Ну что? Что?' - с жаром спросила матушка.
   'Я видела короля'.
   Жакетта всплеснула руками. 'И что он сказал?'
   'Он был добр'.
   'Его Величество вернет имения?'
   'Он отчасти пообещал это сделать. Но смею заметить, король забудет о своем обещании, не пройдет и часа'.
   'Сердце подсказывает мне, что мы еще об этом услышим', - проронила Жакетта.
  
   Стоял уже поздний вечер, когда, стуча по булыжникам копытами, к конюшням Графтон Манор приблизился скакун с всадником на спине.
   Тот спрыгнул с коня и подозвал ошеломленного слугу, чтобы он взял животное. После чего направился в сторону особняка.
   Гость остановился в коридоре, под сводчатым потолком прокатился отзвук его голоса.
   'Есть кто в доме?'
   Появилась Жакетта.
   'Путешественник?' - спросила она. 'Вы ищете пристанище, мой господин?'
  'Ответ на оба этих вопроса - да, дорогая госпожа'.
   Жакетта спустилась. 'Мы ведем скромный образ жизни', - произнесла она, 'но никогда не прогоняем от двери путешественников'.
   'Я знал, что вы проявите ко мне настоящее гостеприимство'.
  'Вам нужна постель на ночь?' - спросила Жакетта.
  'Нет ничего, что я желал бы больше', - последовал ответ.
  'Тогда она у вас будет. Скоро ужин'.
  'Моя госпожа, вы ошеломляете меня своей добротой. Ответьте, дома ли ваш господин? У вас есть семья?'
  'Мой господин сейчас отсутствует, со мной дочь. Она вдова, которая потеряла свои владения, потому что ее муж сражался не на той стороне при Сент Олбансе'.
  'История, достойная сожаления'.
  'Действительно, достойная сожаления, мой господин. Она вынуждена страдать из-за того, в чем ей не было позволено совершать выбор'.
  'Но в душе ваша дочь йоркистка?'
  'Мой господин, вы видели короля? Стоит лишь взглянуть на него, чтобы понять, - именно в таком человеке нуждается Англия'.
  На ступенях появилась Елизавета. На ней до сих пор было то самое голубое платье, в котором она находилась в лесу, волосы лежали свободно, чуть сдерживаемые голубыми лентами, сочетающимися по цвету с ее нарядом.
  Путешественник восхищенно смотрел на молодую женщину.
  Он улыбнулся. 'Я встречал вашу дочь прежде, моя госпожа'.
  Елизавета спустилась с лестницы и подошла, остановившись перед мужчиной, не имевшим сил оторвать от нее взгляд. Она преклонила колени.
  'Елизавета...' - начала Жакетта.
  'Моя госпожа', - ответила дочь, - 'неужели вы не поняли, что это наш король?'
  Жакетта знала это все время, она ожидала, что монарх поступит именно так, но притворилась приходящей в себя после долгого замешательства. Его получилось разыграть настолько превосходно, что не изучи дочь леди Риверс лучше, легко уверовала бы в искренность матушки.
  'Прошу вас, поднимитесь, дорогая госпожа', - произнес Эдвард. 'Я хочу взглянуть на ваше лицо, ибо клянусь моей верой, никогда мне не доводилось видеть прекраснее'.
  'Мы оглушены честью, оказанной нам вашим посещением', - ответила Елизавета, - 'и наполнены надеждой, так как я думаю, оно означает, что вы готовы прислушаться к моему ходатайству'.
  'Я готов исполнить любое ходатайство, которое вы ко мне обратите'.
  'Вы и в самом деле милостивы'.
  'Мой господин', - вмешалась Жакетта, - 'вы одни?'
  'Да, дорогая госпожа'.
  'Я спрашивала себя, как мы сможем устроить угощение для свиты. Полагаю, вы редко путешествуете таким образом'.
  'Мои друзья находятся поблизости. Иногда я ускользаю из-под их надзора, и тогда они понимают, что лучше мне не препятствовать'.
  Жакетта попросила разрешения удалиться. Ей было необходимо отдать распоряжения слугам. Возможно, Елизавета займет короля, пока для него готовится комната. Монарху на самом деле следует увидеть их такими, каковыми они и являются, - разоренными боевыми столкновениями.
  'И находящимися не на той стороне', - прибавил Эдвард с улыбкой.
  'Не все из нас, мой господин', - заметила Жакетта и оставила короля с Елизаветой.
  'Сделайте одолжение, присядьте, мой господин', - предложила молодая женщина. 'Матушка долго не задержится'.
  Она указала дорогу к окну, где и села, Эдвард устроился рядом.
  Когда он взял ее ладонь и поцеловал, Елизавета высвободила руку с легкой долей надменности. Ей было не ясно, насколько мудрым оказалось принимать матушкин план. Она могла вернуть свои владения, но король хотел заключить сделку, а каждый знал, какие сделки предпочитал властелин совершать с привлекающими его женщинами.
  'Надеюсь, охота вышла удачной', - произнесла Елизавета.
  'Не знаю, удачной она вышла или нет. Мои мысли целиком сосредоточились на встрече под дубом. Ручаюсь верой в Господа Нашего, когда я вас увидел стоящей там, то подумал, что никогда не встречал более прекрасной картины за всю свою жизнь'.
  'Уверена, мой господин лицезрел множество подобных картин, успевших его привлечь. Если кто-то может поверить...'
  'Обо мне ходит множество слухов. Никогда не доверяйте слухам, дорогая госпожа. Они всегда ложны'.
  'Неужели у них нет ни малейшего основания?'
  'Его следует допустить, но разве не должны мы остерегаться преувеличений?'
  'Всегда', - ответила Елизавета. 'Но я из тех, кто предпочитает всю правду'.
  'Значит, вы истинная дама моего сердца. Признаюсь вам в правде, - ваша красота до глубины души потрясла меня'.
  'Вы пообещали рассмотреть мою бедность'.
  'Преступление, что такая красавица вынуждена быть бедной'.
  'Вы в силах исправить это одним лишь росчерком пера, мой господин'.
  'В силах, и я хочу это сделать. Уверен, мы можем найти решение для данной проблемы. Следует обсудить ее и, таким образом, лучше узнать друг друга. Именно поэтому я вас сегодня и посетил'.
  'С вашей стороны это наимилостивейший из шагов'.
  Эдвард придвинулся к Елизавете немного ближе. 'Надеюсь, мы станем еще более милостивы по отношению друг к другу'.
  'О, нет', - подумала молодая женщина. 'События развиваются чересчур быстро. Разумеется, матушка стремилась совсем не к этому? Я не хочу становиться одной из тех, кто пользуется его милостью всего неделю, даже если подобный поворот означает возвращение мне моих владений. Королю следует напомнить, что матушка принадлежит к благородному дому Люксембургов, пусть батюшка и имеет малый вес, вдобавок являясь ланкастерцем'.
  Возвращение матери в зал принесло Елизавете облегчение.
  'Я рассказала им всем, какой у нас сейчас знаменитый гость. Мой господин, вам придется простить неловкость нашим домашним, они ошарашены оказанной дому честью. Мы не ожидали подобного...даже в самых смелых мечтах. Боюсь, что вы будете вынуждены принять нас такими, какие мы есть'.
  'Нет ничего', - произнес Эдвард, глядя на Елизавету, 'что принесло бы мне большее удовольствие'.
  'Вы позволите сопроводить вас в приготовленную спальню?'
  'Мне было бы приятно', - проронил король. 'Возможно, леди Грей...'
  'Мы обе проводим вас и покажем покои', - ответила Жакетта.
  Как и во множестве других случаев Елизавета поняла, что в матери присутствует несомненно королевское достоинство. Она же была принцессой Люксембурга.
  
  Когда они остались, наконец, вдвоем, Елизавета спросила матушку:
  'Вы это предвидели?'
  Жакетта задумалась. 'Считала вероятным'. Она внимательно посмотрела на дочь. 'Ты настолько прекрасна, что не могла не произвести на него впечатления. Король вернет тебе твои владения'.
  'Он уже намекает на ожидание того, что я стану его любовницей. Каковой я быть не собираюсь'.
  Жакетта бросила на дочь лукавый взгляд.
  'Твой отказ способен нешуточно разогреть его пыл. Полагаешь, короля когда-нибудь отвергали?'
  'Для него окажется полезным обнаружить, что существует кто-то, кто может сказать его поползновениям нет'.
  'Разве король не привлекателен? Он же заметный мужчина. Я узнала его в тот же момент, как он вступил в зал. Видимо, потому что ждала. Но и внешний вид, и манеры где угодно выделит Эдварда из толпы. Ему никогда не удастся скрыть свой истинный статус'.
  'Да, он в точности такой, как вы говорите. Но, ко всему прочему, еще и великий распутник. Его взаимоотношения с женами торговцев носят характер исключительно спортивного азарта. Но Эдвард узнает, - я не жена торговца'.
  'Не думаю, что тебе доставит трудность научить его данной истине'.
  'Я хочу вернуть свои владения. Полагаете, мне это удастся?'
  'Я бы попросила их возврата немедленно. А потом, когда наступит очередь просьбы с его стороны, ты можешь разыграть невинность и добродетель. Ты великолепно с этим справишься, ибо, моя дорогая Елизавета, пусть ты уже не невинна, однако добродетельна. Не поверю, чтобы твои мысли когда-либо удалялись от Джона Грея, пока тот был жив'.
  'Меня никогда до такой степени не притягивало то, что, как кажется, является основным мотивом существования короля. Уверяю вас, его чарующая и привлекательная внешность ни малейшим образом меня не соблазняет'.
  'Это хорошо. Значит, твоя голова останется ясной и спокойной, способной размышлять'.
  'Дорогая матушка, вы будете это делать вместе со мной'.
  'Я всегда буду с тобой, как и любой другой член нашей семьи, ты же знаешь. Если нам удастся добиться возвращения твоих владений, то ничто не принесет мне большей радости'.
  'Я рада, что вы здесь. Рядом с вами я чувствую себя в безопасности. Думаю, ночью король попытается меня соблазнить. Жаль, что он тут остановился'.
  'Думаю, он предполагает совершить попытку. Странное положение. Королю следует путешествовать со свитой друзей. Иначе опасно. Откуда ему известно, что в ланкастерском доме не скрывается ланкастерский убийца? Яснее дня, что Эдвард бесстрашно бросается в опасные предприятия. Сделать ничего нельзя, только восхищаться им. Елизавета, тебе потребуется вся твоя решительность, чтобы оказать ему сопротивление'.
  'Если вы так полагаете, то совсем меня не знаете. Я очень хорошо могу оказать королю отпор. Уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания становиться его любовницей'.
  В глазах Жакетты снова появилось мечтательное выражение.
  'Посмотрим', - произнесла она.
  
  Когда они отправились ужинать, Эдвард устроился рядом с Жакеттой, с другой стороны от себя посадив Елизавету. Было очевидно, что он наслаждается сложившейся ситуацией. Стоило музыкантам исполнить свою партию, король захлопал в ладоши и потребовал продолжения. Он позволил руке остановиться на бедре Елизаветы, но та тактично отстранилась. Эдвард улыбнулся ее неподатливости. Раз или два монарху доводилось встречать подобный прием в среде множества имевшихся у него возлюбленных, но такая линия поведения никогда не затягивалась, и Эдвард начал понимать, - для женщин это часть связанных с ухаживаниями игр. В течение короткого времени они не доставляли ему неприятных ощущений, но только если не теряли границ, а с данной прекрасной вдовой король с каждой минутой становился все более и более нетерпелив.
  В процессе трапезы Эдвард пообещал ей возвращение владений.
  Елизавета поблагодарил и немедленно после ужина собралась отвести его в комнаты матушки, дабы там монарх подписал необходимые документы, засвидетельствованные бы двумя оруженосцами и самой хозяйкой дома.
  'Конечно, конечно', - согласился Эдвард. Но почему бы не подписать их в ее спальне? Разве это не окажется удобнее?
  'Матушка рассчитывала, что это случится у нее. Комнаты владелицы усадьбы намного просторнее принадлежащих мне'.
  Эдвард пожелал увидеть их. Елизавета покажет ему?
  Было что-то в глазах короля, подсказавшее ей неразумность отказа до подписания бумаг.
  Поэтому, когда они направились в комнаты матушки Елизаветы, молодая женщина указала на местоположение своих, находящихся поблизости. Эдвард заглянул туда и заметил, что для него это особенно интересно. Ему хотелось бы представить собеседницу спящей на данной постели.
  Бумаги были подписаны, и король надлежащим образом двинулся к себе.
  Елизавета же сразу вернулась к матери.
  'Скоро сюда придет король. Прогнать его будет сложно. Он даже способен совершить насилие, которое спокойно назовет своими монаршими правами'.
   'Я так не думаю. Король гордится тем, что ему никогда не приходилось использовать с женщинами подобные методы. Эдвард говорит себе, - они все жаждут упасть в его объятия'.
   'Даже когда женщины наглядно показывают, что это не соответствует истине?'
   'Эдвард не принимает это в качестве настоящего нежелания'.
   'Король спрашивал, где находится моя комната. В любой момент он может там появиться. Нынешней ночью мне следует остаться с вами'.
   Жакетта кивнула. 'Но, дорогое дитя, он также узнает, где искать и мои покои. Поэтому я и велела приготовить для нас с тобой комнату в восточном крыле дома'.
   Глядя на свою мать, Елизавета рассмеялась.
   'Вы обо всем подумали', - произнесла она. 'Я начинаю верить, что вы и в самом деле колдунья'.
   'Если я ею являюсь, милое дитя, наслаждайся этим, ведь вся та сила, которая у меня есть, обязательно используется на пользу моей семьи, которая мне дороже собственной жизни. А теперь, не будем терять время. Что-то подсказывает, что Эдвард тоже к этому не стремится. Пойдем'.
  
   Хотя Эдвард и не продемонстрировал ни единого признака разочарования, он все равно был решительно уязвлен. Утром он Елизавету не увидел. Жакетта объяснила ему, что молодая женщина находилась с одним из мальчиков. Ночью у ребенка развилась лихорадка, и мать не могла оставить место дежурства у его кровати.
   'Вы же знаете, каковы все матери', - прошептала хозяйка дома.
   Это являлось слабым усилием, нацеленным на объяснение отсутствия Елизаветы в ее комнате предыдущей ночью, тем не менее, король превосходно понимал его причину. Она серьезно подразумевала подобное, намекая Эдварду на то, что оказываемые ей знаки внимания не найдут поощрения. Елизавета в самом деле была добродетельной женщиной. Но еще она была достаточно умной, чтобы удостовериться в возвращении ей владений покойного мужа. Об этом следовало серьезно позаботиться. Эдвард мог легко отозвать сделанный им приказ.
   Он холодно попрощался с Жакеттой и поблагодарил ее за оказанное гостеприимство. Та поднялась на самую высокую башню и спустя несколько часов увидела, как королевская свита отъезжает.
   К матери присоединилась Елизавета.
   'Вот король и уехал. Полагаете, он откажет нам в чести вернуть собственность Джона?'
   'Думаю, нет'.
   'Его Величество очень разгневался?'
   'Сложно сказать. Он был разочарован. Но крайне любезен и поблагодарил меня от всей души'.
  'Значит, если мне удалось вернуть мои владения, то можно считать день прошедшим не зря'.
  'Вполне вероятно, что окончание истории нам еще не известно', - заметила Жакетта.
  'Но я на это искренне надеюсь. Сейчас же потребую назад Брэдгейт и Гроуби. Полагаю, что мне потребуется уехать незамедлительно'.
  'Я бы немного подождала. Окажется неприятно, если Его Величество успел отозвать свой приказ. К тому же, что делать, если Эдвард прибудет к тебе туда, и, таким образом, ты останешься без защиты? Здесь же над тобой забота твоей матери'.
  'Вы полагаете, он посчитал ваши заботу и защиту непреодолимыми?'
  'Я льщу себя надеждой, что король немного обратил на меня внимание'.
  'Тогда, что мне теперь делать?'
  'Подожди немного. Посмотри, как будут развиваться события. Может статься, это конец, и мы, вероятно, больше о Его Величестве не услышим. В таком случае ты вернешь себе принадлежащие тебе владения, что мы и намеревались предпринять'.
  'Мне бы хотелось вернуться в Брэдгейт'.
  'Всему свое время'.
  В глубине души Жакетта сохраняла уверенность, что Эдвард не позволит ситуации застопориться. Елизавета была невероятно прекрасна, а мужчины, к кому победы приходили легко, обязательно заинтересовывались и оказывались зацепленными неудачей.
  Она была права. Через несколько дней король опять навестил Графтон.
  Жакетта заметила его прибытие и поспешила предупредить дочь.
  'Настроен он решительно', - прямо сказала Жакетта.
  'Я тоже', - ответила Елизавета.
  'Ты еще поймешь, как это тяжело'.
  'Я не стану его любовницей. Обещаю вам'.
  Жакетта пожала плечами и спустилась приветствовать монарха.
  Эдвард от души расцеловал хозяйку дома в обе щеки. Он видел, насколько та привлекательна, пусть давно уже не молода, зато сказочно обаятельна и полна жизненных сил. Некоторым образом, Елизавета очень походила на мать.
  'Мой господин, неужели это правда!' - воскликнула Жакетта. 'Вы снова оказываете нам честь'.
  'Если признаваться вам в истине, моя дорогая госпожа', - ответил король с обезоруживающим очарованием, - 'мне не хотелось приезжать, но я посчитал невозможным воздержаться. Дома ли леди Грей?'
  'Она собирается уезжать в Брэдгейт'.
  'Тогда я прибыл вовремя. Вы отведете меня к ней?'
  'Я сообщу дочери, что вы здесь, мой господин'.
  Жакетта сделала реверанс и оставила Эдварда нетерпеливо дожидаться в зале.
   Елизавета находилась у себя в комнате, она расчесывала волосы и укладывала их, вплетая в локоны нитку жемчуга. На ней было платье из голубого и белого шелка, оттенявшее и без того царственный вид молодой женщины.
   'Его Величество спрашивает о тебе', - предупредила Жакетта.
   'Я встречусь с ним', - ответила Елизавета.
   'Будь осторожнее, дочка'.
   'Вы можете довериться мне, матушка'.
   'Да', - согласилась Жакетта. 'Уверена, что могу. Но помни, моя дорогая, игра, в которую ты собираешься сыграть, может оказаться опасна'.
   'Я дам понять королю, что не намерена становиться его любовницей. Тогда он, вероятно, уедет'.
   Когда Елизавета вошла в зал, Эдвард сразу устремился ей навстречу. Он взял свою даму за руку и пылко ту поцеловал.
   'Мой господин', - холодно поприветствовала его Елизавета. 'Значит вы все-таки вернулись, дабы здесь поохотиться? Полагаю, олени в лесу Уиттлбери сказочно прекрасны'.
  Монарх громко расхохотался и притянул ее к себе, однако Елизавета величественно отстранилась.
   'Не имею представления, насколько сказочно прекрасны олени в лесу Уиттлбери, но мне известно другое: тут, в Графтоне, проживает прекраснейшая из дам в наших краях'.
   Его собеседница склонила голову, что опять было сделано крайне царственно.
  'Ваши друзья поблизости?' - поинтересовалась она.
  'Давайте не будем о них говорить. Я прибыл увидеть вас. И хочу обсудить нас...Елизавета'.
  'Что можно сказать о короле и о его смиренной скромной подданной?'
  'Действительно, я - король, но вы - смиренная и скромная...только не вы, Елизавета! Вы прекрасны и хорошо это знаете, а женщина с красотой, подобной вашей, никогда не станет смиренной и скромной подданной. Моя драгоценная госпожа, как только я заметил вас под тем дубом, то уже не думал ни о чем больше. Я жажду заключить вас в объятия и поведать вам об обожании, которое вы мне внушили. Я жажду, чтобы мы были вместе. Я переполнен испытываемой к вам глубочайшей любовью'.
  'Мой господин, я не понимаю, как могло такое произойти, ведь вы едва меня знаете'.
  'Я знаю вас довольно, чтобы оценить свои чувства. Позвольте мне вам доказать. Сегодня вечером мы останемся здесь, в доме ваших родителей, но завтра вы и я уедем вместе. Вы присоединитесь ко мне. Конечно, у вас будут свои покои. Просите, что угодно, все станет вашим'.
  Елизавета очень широко распахнула ресницы и посмотрела, всем видом демонстрируя крайнее изумление.
  'Мой господин, я не понимаю, о чем вы говорите'.
  'Неужели я был недостаточно красноречив? Неужели я не объяснил вам сотней способов, что люблю вас?'
  'Тогда я прошу прошения', - ответила Елизавета. 'Ничего из этого не может произойти, ведь мы с вами занимаем в обществе разные положения. Вам следует покинуть данный дом, мой господин...'
  'Разумеется, я его не покину. Меня не обмануть, как случилось в мое прошлое посещение'.
  'Обмануть, мой господин?' Елизавета отошла от Эдварда и еще шире распахнула глаза, глядящие на него с упреком.
  'Прошу вас, ответьте, каким образом вы были обмануты?'
  'Я пришел к вам в комнату, но вас там не нашел. И на следующий день не увидел'.
  'Мой господин, мне кажется, вы ошибаетесь во мне'.
  'Нет. Вы самая желанная и прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Ошибки в этом быть не может'.
  'Даже тут, в провинции, до нас доходят слухи, что никто не в силах затмить короля', - холодно ответила Елизавета. 'Мне известны ваши привычки, мой господин. У вас присутствует глубочайший интерес к представительницам моего пола. Но позвольте мне уверить вас, - мы не похожи одна на другую. Некоторые женщины относятся к морали с уважением, и я - одна из них. Я не собираюсь вступать в случайные связи'.
  'Кровь Господня, это не случайная связь. Клянусь вам, никогда еще я не был так влюблен'.
  'Подобное впечатление часто возникает при первых встречах, но если вы, и в самом деле, чувствуете ко мне непреодолимую тягу, ее нельзя назвать любовью, ведь вы меня совершенно не знаете. В противном случае вы ни секунды не надеялись бы, что я сразу стану вашей любовницей'.
  Эдвард увидел искру надежды. И поспешил. Очень хорошо, ради такого вознаграждения он готов немного подождать, но только немного.
  Елизавета поняла, о чем он подумал.
  Она мгновенно добавила: 'Мой господин, вам следует уехать отсюда. Преследуйте своих призрачных возлюбленных, если вам это необходимо. Я была лорду Грею из Гроуби добродетельной женой. И не в моем характере становиться чьей-то любовницей'.
  Если бы адресат воспринимал их всерьез, то слова прозвучали зловеще. Эдварду уже доводилось их слышать прежде. Ему не хотелось вспоминать тот случай, когда он оказался виновен в совершении в определенной доле опрометчивого шага, сейчас намертво канувшего в Лету. Теперь король едва вспоминал об Элеоноре Батлер. Она ушла в монастырь... Вопрос был закрыт.
  Но сегодня монарх горел от нетерпения скорее стать любовником этой женщины.
  'Более того', продолжила Елизавета, - 'я старше вас на несколько лет'.
  'Невозможно'.
  'Да', - ответила она. 'Я старше вас на целых пять лет. И я уже мать двух мальчиков'.
  'Я не считаю данные обстоятельства препятствием для моей любви к вам'.
  'Мой господин, почему вы не понимаете? Моя матушка происходит из правящей династии Люксембурга. Она воспитала своих детей в уважении к их чести и добродетели. Мой отец - барон, но по праву рождения он находится не высоко. Матушка вышла за него по любви, но она вышла за него замуж, мой господин. Прошу вас, выбросьте из вашей головы все мысли обо мне. Я вам не подхожу, ни по характеру воспитания, ни по убеждениям. Я никогда не буду вашей любовницей, и никаких других взаимоотношений между нами существовать не может'.
  'Я не пойду на это!' - воскликнул Эдвард.
  'Боюсь, вам придется. Я всегда буду вспоминать о вас с благодарностью. Вы восстановили в моем владении принадлежащие мне прежде имения, и за это я от всего сердца говорю вам - спасибо. Увы, мой господин, это все, что я могу вам подарить. А сейчас мне следует попросить вас удалиться'.
  Когда она поднялась, Эдвард схватил Елизавету за руку, но та мягко ее освободила.
  'Прощайте, мой господин. Это единственный возможный выход'.
  Эдвард сидел, ошеломленно глядя вслед ушедшей Елизавете. В его мозгу теснились дикие мысли. Можно было похитить, принудить...Некоторые из знакомых короля позволяли это себе в подобных приключениях, но сам он - никогда. Эдвард постоянно насмехался над ними, объясняя: 'Друзья мои, я ни разу не заставлял женщину идти навстречу своим желаниям'.
  И особенно не хотелось так поступать с Елизаветой Грей. Вокруг нее ощущалась некая отрешенность. Елизавета была холодна. Она не отвечала взаимностью, как поступило бы на ее месте подавляющее большинство дам, но, в то же время, симпатизировала ему. Эдвард свято верил в это. Когда Елизавета говорила о своем покойном муже, в ее голосе слышалась нотка нежности. И слепому видно, она его любила. Кажется, Елизавета также является и хорошей матерью мальчишкам, Эдвард почувствовал их близость, увидев всю троицу вместе под дубом. Действительно, парни отчасти усилили очарование картины, запечатлевшейся в душе короля, и которую, он сильно это подозревал, забыть уже не сумеет.
  Приверженность молодой женщины смешным представлениям о морали сводила с ума, пусть Эдвард ею немного и восхищался. В ней определенно не находилось ни единой искорки любви. Выпрямившись в полный рост и встав, неотрывно на него глядя, Елизавета выглядела, словно королева.
  А Эдварду следовало уйти и забыть ее.
  Сделать это было тяжело. Его впервые отвергли. Хотя нет...совсем не впервые. Еще вспоминалась Элеонора Батлер. В каком-то смысле Елизавета напомнила Эдварду о ней. Именно поэтому история с Батлер после долгих лет забвения пришла ему на ум.
  В зал вошла Жакетта.
  'Мой господин, вы в одиночестве? Что случилось с моей дочерью? Она не могла оставить вас таким образом...'
  'Увы, она ранила меня до глубины души'.
  Жакетта встревожилась. 'Даю вам слово, она сделала это неумышленно', - произнесла она.
  'Нет, умышленно'. Эдвард взглянул на Жакетту. Она сама являлась красавицей, обладавшей ко всему прочему быстрыми теплыми глазами и пониманием потребностей противоположного пола. Жакетта очаровывала легкой дружелюбностью, почтением к королевскому сану, но также подразумеваемым фактом протекания королевской крови и в ее венах. Она могла чувствовать себя с Эдвардом крайне уютно, что встречало у монарха полную взаимность.
  'О, вы делали ей различные предложения'.
  'Вы угадали'.
  'Чтобы понять это, не нужно быть колдуньей'.
   Эдвард внимательно посмотрел на Жакетту. Он слышал, как шептались, что леди Риверс, являвшаяся герцогиней Бедфорд, в каком-то роде была колдуньей. Правда ли это? - задался вопросом король. Множество людей обвиняли совершенно безосновательно.
   'Моя госпожа, вы обладаете подобными способностями?' - спросил он.
   'Нет, нет. Я просто мудрая женщина, по крайней мере, мне так кажется'.
   'Уверен, увидев вас, я сразу так и подумал. Значит, вам известно, что ваша дочь отказала мне, повергнув тем самым меня в глубокое отчаяние'.
   'О, мой господин, отчаиваться вам не следует'.
  Эдвард взглянул на нее с надеждой. Жакетта мгновенно продолжила. 'Моя дочь, Елизавета никогда не станет ничьей любовницей. Я это хорошо знаю. Вам следует уехать и никогда не позволять охоте опять привести вас в места рядом с ней. Существует множество других лесов, где вы сможете в полной мере раскрыть свои таланты'.
   Король снова посмотрел на Жакетту, с каждой секундой проникаясь к ней все большей симпатией, и расхохотался. 'О нет, так легко я не сдамся', - ответил он.
   'Как и Елизавета'. Жакетта доверительно наклонилась к Эдварду: 'Из всего моего потомства, она самая волевая. Известно ли вам, что у меня семь дочерей и семь сыновей? Видите ли, наш род отличает высокая плодовитость. Какой же радостью может оказаться семья. Но она приносит и свои печали. Однако, даже зная о них, сталкиваясь с ними в жизни...пусть горести и раскинуты по ней широко, семья - это дар небес, и, когда вы женитесь и остепенитесь, то поймете данную истину, мой господин'.
   'Я хочу вашу дочь', - упрямо повторил Эдвард.
   Жакетта вздохнула. 'Прекрасно понимаю. Елизавета - красавица.. совершенно несравненная. Но, наверное, как ее мать, я смотрю на дочь исключительно сквозь призму моей любви. И повторяю вам, мой господин, она никогда не уступит. Ради мира в вашей собственной душе - оставьте ее. Преследование обернется лишь расстройством и разочарованием. Вы привлекательны, вы - король, мало кто из женщин станет вам сопротивляться. Но Елизавета, как раз, и относится к этому малому числу. Мой дорогой господин, я испытываю к вам абсолютно материнские чувства. Вы приехали сюда и почтили мой дом своим присутствием. Отныне он отмечен для меня благословением. Мы находились в лагере ланкастерцев... но больше этому не бывать. Я не успокоюсь, пока мой муж и каждый из моих сыновей не вырвут алую розу из своих камзолов и, тем паче, сердец. Теперь Риверсы будут верны вам, мой господин. Мы станем отстаивать ваше дело. Мы станем вам добрыми слугами, если вы это позволите, ибо в последние несколько дней я увидела истинного короля, того, кого готова признать своим господином, живя в нашем государстве. Мой муж сейчас в отъезде. Когда он вернется, я попрошу у него посетить вас. Вы примете моего супруга? Он человек, который будет вам верен, если вы простите ему прежнюю службу Генри Ланкастеру. Лорд Риверс верил, что истинный король -он. Вы понимаете меня, мой господин?'
   'Разумеется, понимаю. Ваш муж хранил верность тому, что считал правильным. Я уважаю в людях подобные качества. Именно верность я ищу в окружающих меня людях'.
  'Когда я буду говорить с мужем и скажу ему, что видела сегодня, то знаю, он меня поймет. Англия нуждается в короле с сильной рукой, а вы - именно такой, мой господин. Обещаю, - лорд Риверс будет вам верным подданным'.
  Эдвард поцеловал Жакетте руку. Она была необычной женщиной. И это притягивало к ней короля, отчасти из-за ее неординарности, отчасти оттого, что хозяйка дома приходилась Елизавете матерью. А еще она стала ему другом. Где-то в глубине сознания пряталась надежда, что, если бы смогла, Жакетта бы ему помогла.
  Она внушала эту надежду, - стараясь привлечь Эдварда к семейным ценностям и делая зримым славное будущее для Елизаветы, тем не менее, не давая королю и искорки понимания, в чем же оно заключается...как бы то ни было, Жакетта едва это себе позволила, так как подобное поведение казалось невозможным.
  'Мы будем вам верными подданными', - повторила она. 'Елизавета станет преданнейшей из слуг, но никогда не превратится во что-то иное'.
  'Моя госпожа, я верю, вы - мой друг. Вы сделаете мое дело также и своим'.
  'Дело короля просто обязано быть и моим', - ответила торжественно Жакетта. 'Благослови вас Господь, мой добрый господин. Я желаю вам всего того, что способно служить наилучшим образом'.
  Эдвард покинул Графтон отчасти не утешенным. Он начинал понимать, о чем говорила Елизавета, давая ему ответ. Она являлась женщиной добродетельной и не взяла бы любовника вне законного брака.
  Брака! Но Эдвард был королем, и для него это казалось невозможным.
  
   В дни, последовавшие за его посещением Графтона, Эдвард вел себя настолько тихо, что его друг Гастингс всерьез этим обеспокоился.
   Он поинтересовался, как далеко зашел король с прекрасной и овдовевшей леди.
   Эдвард покачал головой.
   'Она вас разочаровала', - вынес вердикт Гастингс. 'Я так о ней и думал. В этой даме присутствует определенная доля холодности. Ох, чтобы всех холодных женщин побрала чума!'
  Но Эдварду не понравилось слышать легкомысленное обсуждение Елизаветы, словно бы она успела поучаствовать в какой-то банальной и краткой интрижке.
  Он коротко ответил: 'Эта дама - самая прекрасная из всех, кого я только видел'.
   'О, это дар для вашего зрения. Тем не менее, лично я никогда не грезил об изваяниях'.
   'Даже если бы грезили, все равно ничего бы от них не приобрели', - резко ответил Эдвард.
   'Вы подразумеваете то, что результата у ваших ухаживаний не оказалось?'
   'Леди Грей - добродетельная вдова'.
   'Чума на добродетельных женщин...особенно на вдов'.
   'У меня нет желания обсуждать леди Елизавету Грей с вами, Гастингс'.
   'Боже на небесах', - подумал Гастингс, - 'что с ним произошло? Эдварду отказала женщина. Должно быть, подобное случилось впервые. Ну, вреда этот инцидент ему не причинит. Хотя впечатление успел произвести значительное'.
   После данного разговора о посещении Графтон Манор уже не упоминалось.
   В Вестминстере в нетерпеливом ожидании томился граф Уорвик. В присутствии Уорвика, известного под прозвищем - Создатель королей, Эдвард всегда испытывал невольное почтение. Каждый знал, и король первым с этим соглашался, что без проворных действий Уорвика с походом на Лондон после поражения йоркистов во второй битве при Сент-Олбансе, Эдвард не был бы сейчас монархом. Уорвик и не собирался никому позволять забыть о данном поступке. Также, как и Эдвард. Он чувствовал благодарность как к своим друзьям, так и к Уорвику, с раннего детства являвшемуся для него героем. С самых первых дней в Руане, где Эдвард и его брат Эдмунд родились, старший Йорк понимал, что удел, ему предписанный, заключается в величии. Заучить это заставила Эдварда матушка, Сесиль Невилл. Отец Уорвика приходился ей братом, поэтому между молодым человеком и могущественным графом существовали еще и родственные узы, к тому же, Уорвик всегда являлся неотъемлемой частью его юности. Граф был старше Эдварда на четырнадцать лет, отчего казался тогдашнему мальчику почти божеством.
   Если Эдвард отличался королевскими манерами, то образ Уорвика обладал даже большей мощью. Да, слава королей безгранична, но они зависят от создателей своего величия, и граф, несомненно, попадал в категорию последних.
   Когда Уорвик начинал говорить, в его речах звучала непререкаемость. С самого первого сражения при Сент-Олбансе, выигранного благодаря методам графа, известие о нем облетело всю страну. Став капитаном Кале и приняв на себя ответственность за этот важный для Англии и йоркистов порт, Уорвик завоевал сердца соотечественников подвигами, направленными против французов. Он захватывал принадлежавшие им богатства и отчасти с воодушевлением играл роль грубого пирата, что сделало графа великим героем, одним из тех, в ком так нуждался Альбион после своих катастрофических потерь во Франции.
  В отличии от Гастингса и ему подобных, граф никогда не принадлежал к числу собутыльников Эдварда. Отношения между ними отличались серьезностью. После очередного приключения короля Уорвик не хмурился. Они занимали юношу, позволяя старшему родственнику править. Пока Эдвард оставался подростком, все шло замечательно, но сейчас ему исполнилось уже двадцать три года, и Уорвик успел составить на него далеко идущие планы.
  Увидевшись, они обнялись, и любому стороннему наблюдателю сразу стала бы очевидна привязанность Эдварда к кузену.
  'Выглядите довольным собой, Ричард', - отметил молодой человек. 'Что вы совершили? Давайте, рассказывайте. Я же вижу, как вы сгораете от нетерпения'.
  'Как вы заметили, я чрезвычайно доволен переговорами, проведенными мной при французском дворе. Мир с Францией нам необходим, а вам, Эдвард - пора жениться. Этого ждут подданные. Они вас любят. Вы выглядите и ведете себя так, как королю и подобает. Их заставляет улыбаться ваше волокитство за дамами. Население считает нормальным существование у молодого монарха романтических связей. Однако, не слишком многочисленных, от вас жаждут вступления в брак. Люди мечтают об этом, страна требует...и данная причина достаточно серьезна. Что скажете?'
  'Хорошо, я не против'.
  Уорвик с признательностью взглянул на короля. Он сформировал его и сохранил на троне. Эдвард вел себя послушно и являлся идеальной марионеткой. Пока подобное состояние дел было неизменно, править получалось без помех. Именно этого он всегда желал. Не для Уорвика сияла тяжелая корона с ее служением, ему оказалось намного удобнее решать вопросы, находясь за спинкой трона, исполнять обязанности создателя монархов, а не самого короля. И Эдвард был замечательным орудием в его руках. Таковым молодым человека делали природное добродушие и любовь ко всевозможным удовольствиям.
  'Тогда я предлагаю перейти к делу. Вы понимаете, что являетесь одним из самых завидных холостяков в христианском мире? Не только как король Англии. Всем известно, что в придачу к короне, вы обладаете выдающимся личным обаянием'.
  'Вы льстите мне, Ричард'.
  'Я никогда не стану этого делать. Давайте посмотрим на имеющиеся у нас факты. У меня создались великолепные взаимоотношения с Людовиком. Могу признаться вам, что он обращался со мной, словно я - король'.
  'К чему вы и идете, Ричард', - заметил Эдвард.
  Уорвик бросил на него пронзительный взгляд. Стояло ли что-либо за этой фразой? Повзрослел ли Эдвард, начиная тяготиться чужим использованием принадлежащей ему власти? Нет, он улыбался своей приветливой и доброжелательной улыбкой. Это было простым напоминанием Уорвику о его мощи и подразумевало, что Эдвард считает подобное правильным и само собой разумеющимся.
  'Изабеллу Кастильскую я отмел. О браке мечтает ее брат. Он немощный и несчастный человек, определенно, детей у него не будет, отчего наследницей Кастилии станет Изабелла'.
  'Но вы ее отмели'.
  'Полагаю, Эдвард, у нас есть предложения получше. Я положил глаз на Францию'.
  'О, да, вы же в таких великолепных взаимоотношениях с Людовиком'.
   'Нам необходимо заключить с Францией мир. Как вам хорошо известно, лучшим для этого способом станет заключение союза. Поэтому, я отмел кандидатуру Изабеллы и вернулся мыслями к Франции. Людовик предлагает сестру своей жены, Бону Савойскую. Она красива и принесет вам радость, Эдвард. Мы с Людовиком сошлись во мнении, что вашу нужду в привлекательной спутнице жизни упускать из вида нельзя ни в коем случае. В этом отношении вы крайне опытны, а мы от души желаем вам счастья'.
   'Вы чрезвычайно заботливы', - произнес Эдвард.
   'Она - очень красивая девушка, и брак обязательно станет удачным. Самое главное - это дети. Нам следует иметь наследника трона. Население всегда волнуется, пока не увидит, что следующий король уже повзрослел и готов занять место своего пользующегося любовью подданных отца'.
   Эдвард едва слушал. Он думал о Елизавете. Каким бы чудесным оказался этот проект, если бы она была принцессой Франции, Савойи или Кастилии! С каким бы счастьем Эдвард тогда рассматривал предстоящий союз, ибо, разумеется, жениться он обязан. И, конечно же, произвести в результате на свет наследника.
   Если бы это стало возможно сделать с Елизаветой!
   'Не вижу причин, почему бы нам не подвести черту под общими с Людовиком соглашениями прямо сейчас?' - предложил Уорвик, но Эдвард еле его услышал, ибо мыслями находился очень далеко - в Графтон Маноре.
  
   В покои к Эдварду вошел один из его оруженосцев. Он доложил, что прибыл человек, который просит о встрече с королем.
   'И кто это?'
   'Мой господин', - ответил оруженосец, - 'это ланкастерец, изменник, сражавшийся на стороне Генри Ланкастера'.
   'Зачем он пришел сюда?'
   'Говорит, что должен сообщить вам нечто важное'.
   'Выясните его имя'.
  Оруженосец исчез и почти сразу же вернулся. 'Это лорд Риверс, мой господин'.
   'О', - протянул Эдвард. 'Я тотчас же с ним встречусь'.
   Оруженосец незамедлительно отреагировал: 'Мой господин, я позабочусь, чтобы стражники находились в поле доступа'.
   'Не думаю, что вам требуется принимать подобные меры'.
   Оруженосец поклонился, собравшись поступить, как уже решил, вопреки мнению монарха. Он не хотел подвергать Эдварда большей опасности, чем та, при которой можно было успеть прийти на помощь.
   Колебания не отпускали оруженосца.
   'Я просил вас, привести ко мне лорда Риверса тотчас же', - напомнил ему Эдвард.
   'Мой господин, простите меня, но неужели в покоях не будет стражи?'
   'Нет. Не думаю, что лорд Риверс пришел, дабы причинить мне вред'.
   В конце концов лорд Риверс был введен в зал. Несомненно, он являлся мужчиной привлекательным. После встречи под дубом Эдвард навел о его семье некоторые справки. Значит, из-за этого человека обладающая чарами Жакетта бросила вызов имевшимся соглашениям, подарив ему впоследствии счастье воспитать четырнадцать детей, одной из которых оказалась восхитительная Елизавета.
   'Так что, мой господин', - начал Эдвард. 'Вы хотели поговорить со мной?'
   'Я прибыл, чтобы предложить вам мою преданность'.
   'Странные слова для того, кто столько лет поддерживал дело моих врагов'.
   'Времена изменились, мой господин. Я поддерживал Генри, потому что он был помазан на царство. Легко менять стороны не в моих правилах. Но Генри уже перешел черту, отделяющую его от слабоумного. Сейчас он скрывается где-то далеко на севере, но, если вернется, никогда не сможет дать Англии то правление, в котором она нуждается. У нас есть король, обладающий большими правами, нежели Генри. И отныне я стану трудиться, дабы мы сохранили это счастливое состояние'.
   'Что привело вас к столь глубоким душевным поворотам?' - спросил Эдвард. 'Скажите мне, я хочу это узнать'.
   'Я побывал дома, в Графтон Маноре, и побеседовал с супругой. Вы могли слышать, что до нашего брака она была герцогиней Бедфорд. Жакетта проницательна и хорошо понимает положение дел. Она рассказала мне, что имела честь короткое время принимать вас у нас и убедилась, что вы - наш полноправный властелин и монарх. Жакетта желает, дабы наша семья без промедления пересмотрела свои политические взгляды'.
   Эдвард улыбнулся. 'Мне повезло охотиться неподалеку от вашего жилища, и там я встретил как вашу супругу, так и дочь с двумя ее сыновьями. Согласна ли ваша дочь со своей матушкой в том, что вам следует прекратить поддерживать Ланкастеров и перейти на сторону Йорков?'
   'Моя дочь не выражала личного мнения, мой господин. Я обсуждал вопрос исключительно с женой'.
   'Понимаю. Хорошо, лорд Риверс. Вам нужно принять от меня кубок, и тогда мы выпьем за наш будущий союз. Я всегда готов предложить свою дружбу тем, кто примет ее с чистой душой'.
   'Вы оказываете мне честь, мой господин'.
   'Я уважаю вашу храбрость, проявленную в приходе сюда. И я симпатизирую вашей жене...и вашей дочери'.
   Принесли вино, и, дегустируя его, Эдвард думал о Елизавете. У него не получалось забыть ее лицо. Молодой человек верил, уехав и увлекшись какой-либо иной женщиной, через короткое время он забудет об отстраненной вдове. Но это оказалось не так. Она нарушила весь привычный ему порядок вещей, и его желание ее заполучить не показало никаких признаков убывания. Скорее, оно только возросло.
   Эдвард наслаждался беседой с лордом Риверсом. Ему дарило успокоение взаимодействие с кем-то, близким к Елизавете. Лорду Риверсу же оставалось лишь удивляться интересу короля к своей семье. Жакетта никак не заикнулась о страсти Эдварда к Елизавете, ибо знала, что встревожит этим мужа. Он явно не горел желанием, дабы их дочь пополнила число королевских любовниц. Риверсы были свидетелями слишком краткого периода правления, но репутация Эдварда в отношении женщин уже гремела так, что ни одна из дам, ценящих свое доброе имя, не стремилась с ним связываться. Ее бы незамедлительно отнесли к армии супруг торговцев, поощряющих королевское сладострастие и удовлетворяющих его, пока Эдвард не перейдет к следующей.
  Жакетта сказала мужу, что король ненадолго к ним заехал, и она поняла, - приверженность семьи Ланкастерам была ошибкой. Очевидно, что Эдвард намеревался остаться на троне, тогда как Генри оказался совершенно к управлению не годным, поэтому леди Риверс уверилась в мысли, - ради семейного блага следует отвернуться от дела, погибшего в любом случае, и предложить свою службу уже коронованному и правящему королю. Как и всегда, она должным образом смогла убедить и супруга.
   Так он и прибыл ко двору, не ожидая столь теплого приема и действительно изумившись, когда Эдвард захотел узнать побольше о частных подробностях его семейной жизни.
   Король начал разговор с вопроса о браке лорда Риверса с Жакеттой.
   'Смелый шаг', - заметил Эдвард. 'Ручаюсь, родные вашей супруги предполагали устроить для нее еще один выгодный и престижный союз'.
   'Разумеется, предполагали, но Жакетта уже все решила. Мы в семье давно поняли, если она что забрала себе в голову, - отговаривать бесполезно. Моя жена - удивительная женщина, мой господин'.
   'Я успел почувствовать это в процессе нашего короткого знакомства. Вы счастливы в этом браке?'
   'Мой господин, я никогда и секунды о нем не жалел. У нас чудесный союз, подаривший нам прекраснейших детей'.
   'Я видел вашу старшую дочь. Ее красота поистине замечательна'. Монарх произнес это с огромным чувством, но лорд Риверс его не заметил.
   'У нас есть Энтони, Джон, Лайнел и Эдвард -мои выжившие сыновья. А еще - дочери - Елизавета, которую вы видели, Маргарет, Анна, Жакетта, Мэри, Кэтрин...'
   'У вас, и в самом деле, чудесное потомство, и, в придачу к нему, красавица-жена'.
   'Мой господин, я - очень счастливый человек, а когда в мою жизнь вошла Жакетта, меня коснулось особое благословение. Поженившись, мы много поставили на карту, однако, я никогда не переставал возносить Господу хвалу за то, что мы это совершили'.
   'Смелость часто находит в нашей жизни свою награду. Я сам это обнаружил и теперь рад видеть на своей стороне и вас, лорд Риверс. Надеюсь, мы будем часто с вами видеться. Мне пришелся очень по душе ваш дом в Графтоне. Когда я стану там охотиться...ведь в Уиттлбери прекрасные олени, я намереваюсь навещать вашу семью'.
   'Вы чрезвычайно великодушны, мой господин'.
   Простившись с королем, лорд Риверс ушел абсолютно обескураженным. Он ожидал, что его позовут ради доказательства преданности и лишь затем окажут подобную милость. Ему доводилось слышать о добродушии Эдварда, по крайней мере, об отсутствии у того мстительности, но оказанный прием, действительно, отличался странностью.
  
   Дружбу короля с лордом Риверсом заметили, и это не обошлось без некоторой злобы. Казалось, Эдвард уделяет пожилому вельможе, уже в нескольких битвах сражавшемуся против него, больше времени, нежели даже своим друзьям.
   Уорвик возмутился: 'Что за близость с этим Риверсом? Мне едва может прийти в голову, чем он заслужил такую милость'.
   'Он приятный человек', - ответил Эдвард. 'И мне нравится находиться в его обществе'.
   'Как и в обществе его сына, по-видимому'.
   'Лорда Скейлза'.
   'Так он теперь себя называет?'
   'Он является лордом Скейлзом, Ричард. Женившись на вдове сэра Генри Буршье, сын лорда Риверса приобрел через нее этот титул'.
   'Кажется, вы быстро с ними подружились. Я никогда не ценил Вудвиллов высоко'.
   'Правда?' - равнодушно поинтересовался Эдвард.
   'Не ценил. Прошло совсем немного времени после того, как мы заставили их выглядеть глупо... в самом деле очень глупо. Я говорю о Риверсе и о его сыне Энтони. Это сделал Динхэм, помните его?'
   'Я что-то слышал о данном подвиге. Мне представляется, о нем в свое время много говорили. Вы сами об этом позаботились'.
   'Они были врагами. Высадившимися в Сэндвиче и готовившими флот для Сомерсета, чтобы он прибыл и выкурил меня из Кале. Динхэм вышел в Сэндвиче на берег и вытащил нашу пару из их постелей. После чего - привел ко мне...в том виде, в котором застал'.
   'Не окажись они в постелях, захватить их врасплох было бы уже не так просто. Какая доблесть в нападении на спящих и беззащитных?'
   Уорвик терялся в догадках, - как относиться к суровости в интонации короля.
   'Когда они прибыли в Париж, я дал им прочувствовать всю глубину моего презрения. Назвал низкорожденными предателями. Отец Риверса был простым оруженосцем...Генри Пятый, как мне кажется, посвятил его в рыцари прямо на поле боя. Вудвиллы приняли, по моему совету, смиренный вид. А еще я сказал им быть осторожнее в поведении в присутствии людей, выше их по положению'.
   'Многие', - подчеркнул Эдвард,- 'добиваются почестей благодаря блестящим брачным союзам или неожиданным поворотам колеса судьбы. Вероятно, им не следует слишком испытывать различные способы подъема человека по социальной лестнице. Достаточно, чтобы они обладали мудростью или же смелостью поступать также'.
   Это являлось прямым указанием на Уорвика, который приобрел благородный сан графа Уорвика и обширные земли, женившись на Анне Бошам, наследнице их последнего владельца. Но вельможа намека не заметил. Он был твердо намерен предостеречь Эдварда от демонстрации слишком сильной милости по отношению к Вудвиллам, но излагал свое предостережение также, как делал и во множестве других случаев, когда считал, что поведение короля совершенно не соответствует тому, каким ему следует быть.
   'Уорвик начинает становиться чересчур властным', - подумалось Эдварду. 'Словно полагает, что я - дитя, а не монарх'.
   'Вам будет приятно узнать', - продолжил граф, - 'что переговоры с Людовиком идут полным ходом. Он очень рад вашим выбором Боны Савойской. Скоро мы уже сможем сделать объявление о помолвке'.
   Но Эдвард не слушал его.
  
   Держаться на расстоянии оказалось невыполнимо. Королю снова требовалось вернуться. Удовольствия с любой другой женщиной обрести уже не получалось. Эдвард предпринял несколько попыток. Все они завершились провалом.
   Тогда монарх сказал, что поедет охотиться в лес Уиттлбери. Преследование зверя там не сравнится с загоном дичи больше нигде в Англии.
   Гастингс заявил, что ничего особенного об этом лесе вспомнить не в силах, и подумал, как бы теперь его усилия не оказались вознаграждены еще меньше, нежели обычно.
   Эдвард резко поднял на друга взгляд. Обрадован он явно не был.
   'Да помогут нам небеса', - взмолился мысленно Гастингс, 'он решительно принял это вдову чересчур серьезно'.
   Как правило, Эдвард то и дело хохотал, король был готов смеяться даже без причины, даже вопреки собственным планам. Сейчас он определенно не веселился.
   'Осторожно', - насторожился Гастингс.
   Конечно, Эдвард оставил компанию, и его друг достаточно хорошо понимал, - пытаться следовать за ним не стоит. Надо отпустить короля в Графтон в одиночестве, чтобы он, наконец, навестил сопротивляющуюся его обаянию даму.
   Обнаружив, что Елизаветы в Графтоне нет, Эдвард почувствовал себя выбитым из колеи и несчастным. Она отбыла в Брэдгейт. Лорд Риверс тоже отсутствовал. Однако, там находилась Жакетта. Она приняла короля с большой теплотой и объявила, что считает возможность принимать этого гостя честью.
   'Елизавета с такой радостью умчалась в Брэдгейт', - поделилась хозяйка дома. 'Дочь жила в нем с мужем, вы знаете. Оба мальчика родились там. Она сказала, что никогда не сумеет отблагодарить вас за доброту и восстановление ее в правах владения землями'.
   'Она не показалась мне чересчур переполненной благодарностью'.
   'Мой дорогой господин, вы так полагаете, потому что она не стала вашей любовницей. А это абсолютно невозможно для дамы с ее воспитанием. Вы же до сих пор так и не подумали оценить по достоинству данное качество Елизаветы?'
   'Я никогда не перестану думать о ней'.
   'Вам необходимо это сделать. Перестать думать о Елизавете - единственный путь для вас. Смею сказать, она может снова выйти должным образом замуж. Уверена, Елизавета заключит союз по любви. Сейчас у нее других причин нет, ведь вы были так добры к моей дочери'.
   'Вы действительно думаете, что она испытывает ко мне некоторое уважение?'
   'Некоторое уважение! Мой господин, Елизавета о вас очень высокого мнения. Она призналась мне, что никогда не встречала человека настолько привлекательного, настолько величественного...чтобы им не восхищаться, за исключением лишь одного момента'.
   'Какого момента?'
  'Совершении Елизавете предложений, которые та сочла аморальными. Нанесении ей определенной обиды'.
   'Чтобы я ее обидел! Я скорее потеряю свою корону, чем обижу Елизавету'.
   'Даже не упоминайте о потере вашей короны. Подобные слова приносят несчастье. Давайте поговорим как разумные люди, каковыми мы с вами являемся. Дело в том, мой господин, что вы - король. Когда вы женитесь, вашей избранницей обязана оказаться принцесса из правящей монаршей семьи. Вам придется принять ее, потому что девушку для вас выберет мой господин Уорвик, и это послужит благу целой страны'.
   'Почему невесту мне должен выбирать мой господин Уорвик?'
   'Потому что мой господин Уорвик принимает все свои решения, исходя из принципа пользы для государства, разве нет? И он рассматривает королевский брак в качестве вопроса огромной значимости для Англии, решить который под силу только ему'.
   Эдвард невидящим взором смотрел перед собой. Его губы отчасти искривились, и это не ускользнуло от Жакетты. Она положила ладонь ему на колено, но потом отдернула с извинениями.
   'Простите меня. Я забыла свое место. Я так к вам привязалась. Начала смотреть, как на сына...'
   Жакетта отвернулась и встала. На ее лице проступил слабый розоватый румянец.
   'Мой господин', - запнулась она, - 'думаю, вы должны меня извинить...Я перешла границы чести, которую вы нам оказали. Я...'.
   'Прошу вас, присядьте. Ваше отношение трогает меня до глубины души. Не извиняйтесь за него'.
  Жакетта улыбнулась Эдварду. 'Тогда буду с вами откровенной. Вам не следует снова пытаться увидеть Елизавету. Она - моя дочь, а вы знаете, что я происхожу из правящего в Люксембурге дома. Я воспитала ее в великом уважении к собственной личности. Как говорили, мой брак оказался мезальянсом с нижестоящим. Я так не думаю. Я вышла за того, кто стал мне лучшим из мужей, каких только мог предложить целый мир. Но, выйдя за него, я утратила свое прежнее положение. Теперь моя королевская кровь не учитывается. Это факт. Елизавета никогда не станет вашей любовницей, и вы никогда не сможете сделать ее своей женой...что является единственным способом для вас быть вместе. Это жестоко и незыблемо, мой дорогой. Послушайте старую женщину, которую вы сами назвали мудрой. Уезжайте отсюда. Заключите союз, что Уорвик устроит для вас, и попытайтесь обрести счастье. Понимаю, вам будет тяжело забыть Елизавету. Но этого не может случиться, мой дорогой, дорогой господин. Единственное, что в состоянии сделать ее вашей, это то, что вы, в виду занимаемого вами в обществе положения, дать ей не в силах. Вот, я высказалась и теперь очень устала. Я говорила слишком откровенно. Забыла, с кем я веду беседу. Прошу вас, постарайтесь меня извинить. Позвольте мне удалиться, а сами, мой господин, присоединяйтесь к вашим друзьям. Для всех нас будет лучше, если вы больше никогда сюда не приедете...'
  С этими словами Жакетта встала и, склонившись перед Эдвардом, поцеловала его руку.
  Затем она ушла.
  Леди Риверс отправилась в свою спальню и из ее окна смотрела, как король уезжает.
  'Интересно', - думала она. 'Возможно ли это? Нет, Уорвик никогда не позволит. Но если все получится, что за великое и блестящее будущее сумеет подарить Вудвиллам их прекрасная Елизавета!'
  
  Восход.
  Глава 2.
   Тайный брак
  
  В доме герцогини Йоркской царила атмосфера сдерживаемого оживления. Ждали прибытия короля. Эдвард обещал родным побыть с ними какое-то время, а он всегда относился к людям, которые верны данному ими слову. Герцогиня Сесиль, сейчас мать монарха, считалась самой гордой дамой в Англии. Разумеется, она испытывала бы больше счастья, если бы ее муж остался жив и надел корону, но то, что трон достался Эдварду, являлось лучшим из оставшихся решений. Самым большим желанием Сесиль было стать королевой, и когда она задумывалась, как близко прошла от его исполнения, но все ее существо наполняли сожаления.
   Однако, теперь Сесиль наслаждалась своим новым статусом. Она ни на секунду не забывала, что в ее венах тоже течет королевская кровь. Матушкой герцогини являлась Джоан Бофор, дочь Джона Гонта и Кэтрин Суинфорд. Казалось только правильным, что супруг Сесиль должен принять корону. Герцог Йорк происходил сразу от двух ветвей монаршей семьи, и его гибель при Уэйкфилде стала огромной трагедией. Сесиль не могла вынести даже воспоминаний о дне, когда она услышала, что голову ее мужа надели на стены города Йорка, предварительно снабдив ту бумажной короной. В настоящее время все было по-другому. Королем являлся их сын, их прекрасный Эдвард.
   Чудесный и привлекательный Эдвард всегда был материнским любимцем. Он и раньше являлся мальчиком крупным, но, стоило ему выпрямиться в полный рост, как юноша превзошел в высоте всех его окружающих. Эдвард не пошел внешностью в отца, темноволосого и довольно низкорослого. Он представлял собой вновь увидевшего свет золотоволосого Плантагенета. Казалось волшебством созерцать, как он напоминает своих предков, сыновей Эдварда III, Лайнела и Джона Гонта. Эдвард был образцовым Плантагенетом. Он пользовался любовью подданных, обладал величественной, истинно королевской внешностью, и пока имел хороших советников, таких как племянник Сесиль, граф Уорвик, действовал мудро и достойно.
   Сесиль гордилась сыном. Все обернулось бы для семьи только благом, если бы Ричард не проявил при Уэйкфилде столько безрассудства и не пошел на ненужный риск. Он не поступил бы так, окажись рядом жена. Тем не менее, сражение оказалось проиграно, жизнь потеряна, также, как и титул королевы для Сесиль. Но эта честь досталась славному сыну герцогини, и сейчас она жила на положении королевы, пусть с получением статуса ей не повезло. Все должны были обращаться с Сесиль с чрезвычайным уважением. Дамам ее свиты следовало преклонять перед герцогиней колени и вести себя в любой ситуации, словно она являлась настоящей королевой.
   Сесиль знала, - за спиной ее называют Гордячкой Сис. Ну и пусть. Она и была горда. Горда собой, своей семьей, особенно прекрасным сыном - королем.
   Сейчас в Лондоне вместе с Сесиль находились трое из ее детей, и это было редким случаем их общего сбора. Здесь присутствовала Маргарет, которой исполнилось восемнадцать лет. Скоро девушке найдут мужа, что окажется совершенно не сложно, - ведь она является сестрой короля. Здесь был пятнадцатилетний Джордж, самый нелюбимый из сыновей герцогини. Джордж обладал склонностью к полноте, самооправданию и некоторой надменности, но Сесиль, скрепя сердце, признавала, - в нем присутствовала доля свойственной Плантагенетам привлекательности. Он был светловолосым и высоким, пусть и не таким рослым, как Эдвард, разумеется. Следующим за Эдвардом любимцем матери являлся юный Ричард. По сравнению с братьями, он выказывал больше спокойствия и считался серьезным мальчиком, уже отданным для дальнейшего обучения. Ричард отличался средним, даже низким, ростом и темными кудрями, пойдя этим в отца. Ему не хватало обычной для Эдварда и Джорджа веселости, как не хватало и их порывистых поступков. Ричард был серьезен, задумчив и, Сесиль всегда в это верила, намного превосходил остальных в качестве интеллекта. Он постоянно колебался, прежде чем дать ответ, и чувствовалось, что мальчик стремится сначала взвесить все точки зрения, и только потом высказаться.
   Временами Сесиль немного тревожилась по поводу Ричарда. У него было хрупкое телосложение, а теперь, когда ребенок подрос, - ему уже исполнилось двенадцать, - герцогине казалось, что одно его плечо немного выше другого. Почти незаметно, но четко обнаруживаемо внимательным глазом матери. Ей даже пришлось побеседовать об этом с Уорвиком, ибо Сесиль опасалась, что в Миддлхэме Ричарда заставят проходить тяжелые и изнурительные военные упражнения, которые способны оказаться для него непосильными по нагрузке.
   Как и все мальчики из знатных семей, Ричард был отправлен в дом, принадлежащий другой знатной семье, дабы получить там воспитание. Эдвард посчитал, что правильнее отослать брата в замок Уорвика - Миддлхэм. Король просто пылинки сдувал с графа, в чем не было ничего удивительного. Именно Уорвик возвел его на трон. Поэтому Ричарда определили именно в Миддлхэм - в дом Уорвика. Сам граф почти постоянно где-то отсутствовал, но он установил правила поведения, обязательные для прибывающих в его замок знатных мальчиков. Сесиль была рада присутствию там графини Уорвик, потому что та являлась женщиной нежной и заботливой. Странным казалось даже подумать, что только благодаря ей граф сумел приобрести свое состояние и титулы. Ричард очень любил графиню, также, как и обеих дочерей Уорвика - Изабель и Анну. Наверное, матери не следует так волноваться о здоровье Ричарда. Когда она упомянула о мучающих ее сомнениях Эдварду, тот просто поднял герцогиню на смех.
   'Ричарду нужно стать мужчиной, дорогая госпожа', - ответил король. 'И я могу вам твердо поручиться, что нет никого, более способного взрастить в нем все самое лучшее, чем мой кузен Уорвик'.
   Даже когда Эдвард произносил его имя, Сесиль могла распознать в звучании глубокое почтение. Герцогиню радовало подобное отношение сына. Она также испытывала по отношению к племяннику крайнюю степень доверия. Несмотря на всю свою любовь к старшему отпрыску, Сесиль слишком хорошо знала, насколько он слаб перед удовольствиями. Нескончаемое преследование женщин прекрасно сказывалось, пока Эдвард был очень молод, но, стоит ему вступить в брак, как придется от этого отказаться или же продолжать свои приключения более осторожно.
   Наверное, герцогине следует поговорить с сыном на данную щекотливую тему. Пусть он слегка нетерпелив, но, конечно же, никогда не заставит замолчать собственную мать. Для этого Эдвард чересчур хорошо воспитан.
   Маргарет, Джордж и Ричард ожидали прибытия короля с огромным волнением. Ричард думал: 'Как только услышу топот лошадиных копыт, сразу спущусь и поприветствую его. Буду стоять и ждать, и, вероятно, тогда он меня заметит'.
   Ричард обожал Эдварда. С самого раннего детства высокий и прославленный брат казался ему кем-то вроде божества. Мальчик жадно следил за его приключениями. Поражения Эдварда погружали Ричарда в глубокую грусть, победы- возносили на пик радости.
   'Ты свихнулся на нашем брате', - с презрением повторял Джордж.
   'Наш брат - король', - с достоинством отвечал Ричард.
   Джордж лишь пожимал плечами. Это было слепой игрой случая в очередности их рождения. Если бы старшим оказался Джордж, то и королем бы стал он. Именно к нему высыпали бы навстречу люди, чтобы поприветствовать, и именно его заманивали бы к себе в постель все женщины. 'Жизнь довольно несправедлива', - мелькало в мыслях у Джорджа. Как легко на месте Эдварда мог бы очутиться его средний брат.
   Маргарет тоже восхищалась Эдвардом. Он всегда проявлял добродушие и у каждого вызывал ощущение немного большей значительности, чем тот обладал в самом деле. Возможно, в этом и заключался секрет его обаяния. Возможно, но, даже если король и не подразумевал ничего подобного, думать так, все равно, было приятно.
  Вскоре Эдвард найдет сестре подходящего мужа. Это неизбежная действительность, ведь теперь он - король. Обе ее старшие сестры, Анна и Елизавета, уже вышли замуж. Анна - за Генри Холланда, герцога Эксетера, а Елизавета - за Джона де ла Поля, герцога Саффолка. Да, конечно же, следующей в очереди находилась Маргарет, и, так как Эдвард стал сейчас королем, а сестры вступили в брак до этого счастливого события, то партия, предстоящая ей, должна оказаться поистине очень выгодной и серьезной.
  Тем не менее, в данный момент все обсуждали свадьбу короля. Матушка сообщила Маргарет, вероятно, невестой будет Бона Савойская, сестра французского монарха. Разумеется, состоится пышная церемония, после чего последует венчание новой королевы на царство.
  Уделить какое-то внимание союзу сестры короля казалось едва возможным. Видимо, в этом деле придется установить определенную паузу.
  И все равно, Эдвард скоро будет здесь. Маргарет улыбнулась, задумавшись, как матушка поведет себя с королем. Сомнительно, чтобы она хоть на секунду ожидала от сына преклонения колен, привычного остальным ее детям.
  Дорогая матушка, сколько же честолюбия испытывает Сесиль в отношении всего своего потомства... да и в отношении себя тоже!
  Время пришло. Король подъехал. Ричард поспешил на двор - встретить компанию. Если он достаточно поторопится, то избежит столкновения с матерью, которая настояла бы на некотором роде официальной церемонии.
  Мальчику так хотелось снова его увидеть, своего чудесного брата, воздействующего на все существование ребенка! Как же тяжело было оказаться отосланным в Миддлхэм, и находиться от него далеко, слышать о поступках Эдварда от других людей. Ричард ощущал бы себя в Миддлхэме очень несчастным, если бы не встретил там добрую графиню и ее дочерей, в особенности Анну. Между детьми зародилась совершенно особая дружба. Они относились к одинаковому человеческому типу, - оба немного робели перед внешним миром, не обладали способностью общаться с людьми свободно и с легкостью выражать свои мысли и чувства. Но вместе Ричард и Анна были абсолютно иными. Да, он испытывал к девочке глубочайшую благодарность и надеялся, что она тоже питает к нему нечто подобное.
  Детство Ричарда было переполнено неопределенностью. Он родился как раз тогда, когда гражданская война между династиями Йорков и Ланкастеров только начинала закипать. Ему доводилось слышать разговоры об Алой и Белой розах, и мальчик знал, - белые розы носили люди хорошие, а алые - плохие.
  Он чрезвычайно ярко запомнил происходивший в Ладлоу ужас, когда, из-за стоявших у ворот замка ланкастерцев, отцу пришлось бежать. Ричард запомнил, как гордая матушка держала его рядом с собой с одной стороны, а Джорджа - с другой, пока в крепость врывались солдаты. В воздухе носилась смерть, и даже такой малыш, как он, это чувствовал. Однако, матушка была гордой и благородной, и мальчика казалось, что она делает его неуязвимым. Когда осаждавшие ввалились в их покои, Сесиль стояла там, держа за руки обоих сыновей, и обращалась к вошедшим настолько характерным для нее повелительным тоном, что те заколебались. Ричард заметил на мечах кровь...также, как и на куртках этих мужчин. Тем не менее, мальчикам и их матери они вреда не причинили. Вместо этого семью увели и вверили заботам тетушки, герцогини Бэкингем, которая, довольно странным образом, находилась не на одной со своими родственниками стороне.
  Потом, само собой, состоялась битва при Нортгемптоне, и семью опять освободили. Их привезли в Лондон и разместили в доме Джона Пастона. Они прожили у него, должно быть, в течение менее полугода, но в памяти Ричарда четко отпечатался чудовищный пасмурный день, в который прибыли в новости о сражении при Уэйкфилде и гибели там отца детей.
  Обрушившееся на матушку горе казалось не поддающимся описанию. Она поклялась отомстить их врагам. Ричарду не сказали, что голову батюшки в бумажной короне водрузили на стену Йорка, но мальчик обладал тончайшим слухом и уловил, как шептались об этом слуги.
  После второй битвы при Сент-Олбансе матушка немного взбодрилась. Довольно забавно, победу в сражении одержали злые ланкастерцы, но Уорвик, могущественный граф, решающий, каким образом воспитывать Ричарда в Миддлхэме, выдвинул войска в поход на Лондон, взял его и объявил Эдварда королем.
   Судьба семьи тогда по-настоящему изменилась. Ричард никогда не забудет день коронации. В процессе торжественной церемонии девятилетнему мальчику, - именно столько лет ему тогда исполнилось, - исполненный величия брат пожаловал титул герцога Глостера. В то же самое время Джордж стал герцогом Кларенсом.
   'Теперь вы - герцоги', - подвела итог матушка, - 'и это значит, что вы несете ответственность перед собой, так перед своей семьей, а больше всего вы ответственны перед вашим братом. Никогда не забывайте, - он - король, и вы должны служить ему даже с риском для собственной жизни, если подобная необходимость возникнет'.
   Ричард хотел сказать, что он готов служить Эдварду, пусть и ценой своей жизни, без дарования ему герцогского сана, но делать этого не стал. В речах с леди Сесиль следовало быть крайне осторожным.
   Дальше мальчика ожидала крепость Миддлхэм. Он узнавал, как стать великим воином, чтобы быть готовым, при возникновении такой нужды, защитить английскую корону. На протяжении долгих часов Ричард носил слишком тяжелое для него и причиняющее плечам боль вооружение, после чего приползал в замок, ложился на кровать и старался отдохнуть. Он твердо верил, - никто, - кроме Анны, - не представляет, насколько ему необходим отдых.
   И вот король приехал. Как же он был великолепен, - даже выше, чем Ричард запомнил брата в прошлый раз. Первой в ряду встречающих оказалась матушка. Она уже приготовилась преклонить колени. Так как Сесиль настаивала на проявлении почтительности по отношению к себе, она также была готова оказывать уважение и другим, - там, где считала это должным. Найти подобные качества у Эдварда казалось сложно. Он стиснул матушку в объятиях и расцеловал ее в обе щеки.
   'Мой господин...мой господин...', - сопротивляясь, бормотала Сесиль.
   Однако, все наблюдающие за сценой любили Эдварда именно за его простое обхождение.
   Взглянув на сына, Сесиль слегка порозовела от удовольствия. С каждой новой встречей, следующей за долгим отсутствием короля, молодой человек выглядел все более привлекательным. Герцогиня гордилась сыном. Все они им гордились.
   'Маргарет, сестренка...'
   Эдвард обнял девушку, а затем его взгляд остановился на братьях. Ричард с дрожью удовольствия заметил, что внимание короля устремлено именно на него.
   'Ричард...Джордж...'
   В глазах Ричарда плескалось переполняющее их обожание, и это не укрылось от Эдварда. Взгляд Джорджа казался отчасти затуманенным. Старший брат понял, - его заволокла пелена ревности. Он мысленно сделал отметку. За Джорджем можно понаблюдать.
   'Ричард...как твои дела, парень?' Эдвард положил ладонь ему на плечо. Мальчик почувствовал себя неуютно. Неужели это так заметно? Без плаща разница между плечами видна хорошо.
   'Растешь', - подвел черту король. 'Господи, ты же почти мужчина'.
   И, не снимая ладони с плеча Ричарда, он направился в дом.
   Сесиль жаждала поговорить с сыном наедине. Она хотела выяснить, насколько далеко зашли переговоры о заключении брака. Герцогине было необходимо заранее все знать еще задолго до проведения церемонии. Предстояло распланировать огромное количество мелочей, и Сесиль намеревалась лично держать их под своим твердым контролем.
   Она заметила свиту Эдварда, состоящую из его распутных друзей, среди которых присутствовал и Гастингс. Там же герцогиня увидела еще одного интересующего ее персонажа. Сесиль смутно показалось, что это - лорд Риверс, человек, как она слышала, обласканный милостями короля. У матери Эдварда везде были друзья, приносившие ей новости о действиях сына. Дружба монарха с лордом Риверсом и его отпрыском, Скейлзом производила до крайности странное впечатление. Еще совсем недавно они сражались против династии Йорков и являлись верными ланкастерцами. 'Почему бы ему не стать дальше другом и Маргариты Анжуйской', - подумала Сесиль. Довольно безрассудно со стороны Генри Ланкастера, продолжающего считаться некоторыми настоящим королем, блуждать где-то, скрываясь на севере страны. Откуда Эдварду знать, не предатели ли этот Риверс и его сын?
   Надо перемолвиться с Эдвардом по данному вопросу.
   Сесиль прибегла к первой же подвернувшейся возможности. Она отправилась в спальню короля и величественно распустила находившихся там слуг.
   'Эдвард, нам следует поговорить наедине'.
   'Конечно, следует', - согласился король. Он не горел желанием прислушиваться к нащупывающим почву вопросам матушки, но даже мечтать не мог, чтобы ей в этом признаться.
   'Мне немного тревожно'.
   'Дорогая матушка, вам когда-нибудь было не тревожно?'
   'Времена довольно смутные, и мы не можем позволить себе закрывать глаза на грозящую нам опасность'.
   'Вы, как обычно, рассуждаете мудро'.
   'Что с этими людьми...с Риверсом и Скейлзом?'
   'Они оба достойные люди'.
   'Достойные люди, сражавшиеся на стороне Алой розы!'
   Эдвард положил ладони Сесиль на плечи и одарил ее сверху улыбкой. Возвышающийся над окружающими рост давал королю преимущество, в котором тот постоянно нуждался при общении со своей суровой матушкой.
   'Они достойные люди, моя госпожа. К тому же, нравятся мне, и я им доверяю'.
   'Зачем вы так поступаете? Как много времени прошло с тех пор, как они являлись нашими противниками?'
   'Риверсы поддерживали Генри, потому что принесли клятву. Генри был монархом. Помазанным и увенчанным короной. Сейчас они понимают, насколько их господин не годен к управлению, и вверяют свою преданность мне'.
   'Я бы им не доверяла'.
   'От вас этого и не требуют', - с чувством собственного достоинства ответил Эдвард. 'Пока я доверяю Риверсам, остальное не важно'.
   Перед матерью находился новый Эдвард. Говоривший с ней с любящей улыбкой, но произносящий слова с не поддающейся преодолению твердостью.
   Сесиль решила оставить сложный вопрос и обратилась к деталям предстоящего брака.
   'Я слышала, что Уорвик находится в чудесных отношениях с французским королем'.
   'Вам Уорвик рассказал?'
   'Мой дорогой Эдвард, Уорвик со мной не говорил. Но я об этом слышала. Знаю, что предшествующие свадьбе приготовления зашли уже очень далеко'.
   'Свадьбе? Какой свадьбе?'
   Сесиль в изумлении воззрилась на сына. 'Какая свадьба обладает подобным уровнем важности...как не ваша?'
   'Ах, моя...', - произнес Эдвард, стараясь создать атмосферу неопределенности.
   'С сестрой французского короля. Это довольно выгодно. Надеюсь, что Бона Савойская - женщина привлекательная'.
   'Может быть', - протянул Эдвард.
   'После свадьбы вам придется стать более осторожным. Никто не ждет от такого, как вы, мужчины верности...но весь этот откровенный круг прелюбодеяний следует прекратить'.
   Эдвард продолжал молчать. Сесиль не заметила, что выражение его лица приобрело некую суровость.
   Герцогиня продолжила: 'Люди смеются над вашими приключениями. Им нравится считать вас обаятельным распутником. 'Наши жены в опасности', - повторяют торговцы, - 'когда король проходит мимо'. Они говорят это, хохоча, радуясь, как я полагаю, что вы рассматриваете их супруг в качестве достойных соблазнения объектов. Но все это придется изменить'.
   'Перемены будут', - пообещал Эдвард. Затем внезапно прибавил: 'Моя госпожа, я намерен сам выбрать себе невесту. Почему вместо меня решения принимает Уорвик?'
   'Уорвик ведет переговоры, потому что хорошо знает, как это следует делать. Мы можем быть уверены, он добьется от Людовика наилучших условий'.
   'Я не стану вступать в брак с Боной Савойской', - заявил Эдвард.
   'Что? После того, как все зашло так далеко? Есть кто-то еще, кого Уорвик считает для нашей страны более выгодной партией?'
   'Я сам выбрал себе невесту и, если мне того захочется, женюсь на ней'.
   'Вам следует открыться мне', - произнесла Сесиль.
   'Почему бы и нет', - согласился ее сын. 'Это леди Грей, дочь лорда Риверса'.
   Сесиль потеряла дар речи, и Эдвард продолжил: 'Она вдова с двумя сыновьями. На несколько лет меня старше. Я очень люблю ее. Это единственная женщина, на которой я женюсь, причем, собираюсь поступить так без промедления'.
   'Эдвард, вы любите пошутить'.
   'Да', - согласился король. 'Пошутить я люблю. Но сейчас я серьезен. Такова действительность. Я намерен заключить брачный союз с Елизаветой Вудвилл'.
   'Дочерью лорда Риверса, как вы успели упомянуть. С женщиной без титула!'
   'Ее мать происходит из благородной династии, правящей в Люксембурге'.
   'Ее мать вступила в неравный брак! А отец - сын камергера короля Генри Пятого'.
   'Вы это выяснили. Но зачем?'
   'По причине вашей дружбы с Риверсами, которой я совершенно не одобряю и которую раньше не понимала. Теперь мне ясно все. Конечно же, вы шутите. Вы встретили эту даму, вас к ней потянуло. Вероятно, она довольно хороша внешне'.
   'Самая прекрасная из когда-либо виденных мной женщин'.
   'Все они прекрасны...в течение одной или двух ночей. Я много раз видела, какое впечатление производила на вас красота некоторых женщин. Эта дама - еще одна в их череде. Вдова с двумя детьми!'
   'Во имя Святой Богородицы! Я - холостяк, но у меня тоже уже есть несколько детей. Почему вы не можете понять, какой это для нас чудесный знак? Каждый обладает доказательством, что ни один из пары не страдает от бесплодия'.
   'Вы шутите', - продолжала настаивать Сесиль.
   Эдвард слегка встревожился. Он не собирался рассказывать все матери, но так вышло. Вероятно, потому что решение полностью созрело. Но, кто знает, что способна предпринять герцогиня? Было слишком скоропалительно совершать подобное признание.
   Король не ответил и увидел, что на лице матушки отразилось огромное облегчение.
   Она игриво похлопала сына по руке.
   'Вам всегда нравилось дразнить свою мать', - сделала вывод герцогиня.
  
   От Уорвика с севера прибыли вести. Ланкастерцев никак не удавалось разбить, и, пока не взяли в плен Генри, восстаниям не предвиделось конца.
   Уорвик находился там вместе с лордом Монтегю, и первой мыслью Эдварда стало - присоединиться к ним.
   Таким образом, король попрощался с семьей и двинулся в путь. Сесиль с гордостью наблюдала за его отъездом. Она прекратила размышлять о том странном разговоре. Значит, предположила герцогиня, последней возлюбленной Эдварда была Елизавета Вудвилл. Пройдет немного времени, и ее сменит другая. Странно было вести беседы о браке! Но Сесиль решила, что их спровоцировало ее же высказывание о выборе Уорвиком жены для короля. Никому не понравится чужое вмешательство в его личную жизнь, вот сын и внес свое достойное смеха предложение.
   Больше в том разговоре ничего и не было. Слишком неопределенное у Эдварда сейчас положение для принятия на себя подобных рисков.
   'Выезжает', - обратилась Сесиль к сыновьям. 'Вы горды тем, что являетесь его братьями?'
   Ричард пылко согласился с матерью, но Джордж промолчал. Ему самому хотелось бы оказаться на месте Эдварда.
   'Никогда не существовало человека, более достойного, чем он, чтобы быть королем', - провозгласила герцогиня, и Ричард от души ее поддержал.
  Эдвард покинул Лондон. Он пришел к окончательному решению и собирался воплотить его в жизнь. Больше тянуть в истории с Елизаветой не представлялось возможным, и, если брак был единственным способом добиться желаемого, тогда ему следовало состояться.
   Король отправил в Графтон посланца с известием о своем срочном желании увидеться с леди Риверс. Эдвард хотел, чтобы та взяла на себя все необходимые приготовления. Жакетта поймет.
   Как только хозяйка Графтона получила послание, она сразу направилась в покои Елизаветы, очень удачно находившейся у матери, потому что в противном случае им пришлось бы терять драгоценное время.
   'Он готов на тебе жениться', - сообщила дочери Жакетта.
   'Поверить не могу'.
   'Говорю тебе, - он готов. Эдвард прислал ко мне гонца с повелением совершить необходимые приготовления'.
   'Брак следует заключить по всем правилам'.
   'Думаешь, я за этим не присмотрю? Никогда и помыслить не могла о таком триумфе. Конечно, надежда у меня теплилась...но, чтобы это действительно случилось, - тяжело поверить'.
   'Вам не кажется, что здесь есть какая-то ловушка?'
   'Разумеется, нет. Но твоему отцу я ничего не скажу'.
   'Нет, он только встревожится'.
   'Да, он увидит тут все существующие виды проблем. Что касается нас, мы отметим заключение брака и лишь после этого подумаем о грядущих сложностях'.
   'Они никогда меня не примут...люди, подобные Уорвику...'
   'Моя дорогая Елизавета, у тебя будет король, чтобы повелевать'.
   'Как долго?' - цинично поинтересовалась молодая женщина.
   'На всем протяжении вашей совместной жизни, - если ты станешь придерживаться мудрой линии поведения'.
   'У него появятся и другие женщины'.
   'Разумеется, они появятся. Наш скакун тоже не в силах хранить верность только одной кобыле. Исключительно глупец будет этого ожидать. Оставь Эдварду его женщин, Елизавета. Пойми испытываемую им нужду в них, и тогда ты сохранишь над мужем власть, которую нельзя уступать ни единой из его фавориток. Подумай, что это станет означать для твоей семьи'.
   'Боюсь, что наш ждет какое-то препятствие'.
   'А я повторяю тебе, что препятствий не предвидится. После церемонии ты сразу же отправишься с Эдвардом в постель. Тебе следует забеременеть как можно раньше'.
   'Здесь я не властна'.
   'Ты подаришь ему множество детей. Красивый и крепкий сын все расставит по своим местам. Когда ты его родишь, люди простят тебя...даже если некоторые из могущественных вельмож не соизволят этого сделать'.
   'Такие, как Уорвик. Что он может предпринять?'
   'По моему мнению, власть Уорвика уже на закате. Твой брак покажет это остальным, да и самому Уорвику'.
   'Вы думаете, они отойдут в сторону и добровольно отдадут принадлежащие им бразды правления?'
   'У них не останется выбора. Нам необходимо поставить новых лордов, готовых отстаивать интересы короля. Именно они и возьмут бразды правления в свои руки'.
   'Новых лордов?'
  'Вудвиллов, моя дорогая дочка. У нас большая семья. Твой брак принесет пользу...не только тебе, но и всем нам'.
   'Не поверю, пока это не произойдет'.
   'Произойдет. И очень скоро. А сейчас мне следует убедиться, что мы готовы к прибытию Эдварда'.
   На дворе был конец апреля. Никогда еще деревья не цвели столь пышно. Конский каштан, граб, ольха, береза и дикая вишня создавали свойственные весне яркие и светлые декорации. Казалось, что птицы с ума сошли от радости, словно знали, наступило время для счастья.
   Так думал Эдвард, оставив свою свиту в Стоуни Стратфорде и направившись в Графтон, где его уже ожидала Жакетта.
   'Все готово?' - спросил король.
   'Мой дорогой господин, я ничего не упустила из памяти'.
   'Где Елизавета?' - задал Эдвард следующий вопрос.
   'Ждет вас'.
   'Отведите меня к ней'.
   Елизавета была в голубом платье, выглядя точно также, как когда-то под дубом в Уиттлбери Парке, ее длинные волосы свободно лежали на плечах.
   Эдвард заключил молодую женщину в страстные объятия.
   'Любимая', - произнес он в конце концов. 'Как же долго пришлось ждать наступления этого дня'.
   'Мой дорогой супруг', - ответила Елизавета. 'Я тоже его ожидала'.
   'Тогда нам нужно провести обряд', - напомнил Эдвард. 'Больше откладывать нельзя'.
   Жакетта превосходно подготовилась. Она отвела короля и Елизавету в комнату, где уже ждал священник. Там также присутствовали два дворянина из свиты леди Риверс и юноша, вместе со святым отцом исполнявший псалмы.
  Обряд совершился, и там же - в Графтон Маноре - Елизавета Вудвилл стала женой Эдварда Четвертого.
  Как только церемония закончилась, Жакетта отвела молодую чету в ее супружеские покои, заранее заботливо приготовленные.
  
  Проклиная необходимость покинуть Графтон, Эдвард поскакал назад, - в Стоуни Стратфорд.
  Гастингс изумился, обнаружив короля настолько погруженным в свой внутренний мир.
  'Вы получили удовольствие от хорошей охоты, мой господин', - произнес он. 'Я это вижу'.
  'Да, Гастингс, да', - отрывисто ответил Эдвард и вернулся к себе в комнату.
  Он был женат. Елизавета принадлежала ему. Их союз повлечет за собой последствия, но короля они не беспокоили. Брак того стоил. Это был единственный способ получить столь добродетельную женщину, как его Елизавета. Она оказалась чудесной, она поражала красотой, и Эдвард не тревожился по поводу мнения Уорвика или кого-либо еще из ему подобных. Он пообещал, что женится, когда сам того пожелает, и обещание исполнил.
  На следующий день Эдвард обыденно обратился к Гастингсу: 'Прежде чем мы уедем, мне нужно послать сообщение Риверсу и сказать ему, что я хочу немного побыть в Графтоне, насладиться охотой в Уиттлбери'.
   'Приятное место', - ответил Гастингс. Тем не менее, он подумал: 'Значит, леди Елизавета все-таки сдалась. Должно быть, дело в этом. Многие сначала выражают неохоту. Полагают, что она сделает преследование еще приятнее.
  Ну что, поедем в Графтон'.
   Там Гастингса приветствовал лорд Риверс, а в обращении, с которым обратилась к королю его супруга, сложно было не заметить особым образом проявляемой теплоты.
   Елизавета не вышла. 'Думаю, добродетельной дамы дома нет', - решил Гастингс. 'Тогда Эдварду, возможно, охота придется по душе. Кажется, он находится в особых отношениях с леди Жакеттой, но, должен признать, она немного перезрела, чтобы его привлечь'.
   Жакетта оказалась настолько осторожной, что никто не догадался, - после общего ухода она сразу провела короля в спальню своей дочери.
   'Молюсь, чтобы Елизавета понесла еще до времени гроз', - призналась Жакетта мужу. 'Люди, в конце концов, будут снисходительнее, если в будущем им представят вероятность появления наследника'.
   Супруг леди Риверс, менее склонный к авантюрам, чем его законная половина, крайне встревожился совершенным без предварительного с ним совещания.
   Но Жакетта покачала головой. 'Вы увидите, сколько блага произойдет из этого для нашей семьи', - доказывала она ему.
   И так Эдвард провел в Графтоне четыре дня, каждую ночь посещая спальню Елизаветы.
   Он с огромным сопротивлением заставил себя уехать. Но это было необходимо. На севере его ждал Уорвик.
   Король никому и ничего не рассказал, даже Гастингсу. До поры заключение брака следовало хранить в тайне, и, хотя долго так продолжаться не могло, Эдвард должен был найти подходящий момент для его прилюдного провозглашения.
   В то же время он мог думать о Елизавете, желать ее, пользоваться каждой возможностью побыть с ней вместе.
   Эдвард находился под воздействием глубокой влюбленности, какой никогда прежде не испытывал. И ни о чем не жалел.
  
  Восход.
   Глава 3.
  Месть королевы
  
  Эдвард задержался в Лестере, где получил известия о происходящих на севере сражениях.
   'Нам нужно собрать больше людей', - вынес он решение. 'Придется побыть тут, пока наше войско не станет больше. Думаю, через неделю-другую следует уже готовиться выступать'.
   Гастингс развеселился. Не очень далеко, в часе езды или около того, находился замок Гроуби. Разумеется, он являлся частью владений, благородно возвращенных Эдвардом вдове его старого врага - лорда Грея.
   Внутренне Гастингс расплылся в улыбке. Девушка изо льда смягчилась. Растаяла еще до того, как ее коснулся жар королевской страсти. Он нисколько не удивлен. Такое случалось и раньше. Надо помочь другу в его приключениях всем, чем только можно.
   Так они и оставались в Лестере, пока Эдвард наслаждался покрытым тайной медовым месяцем, ежедневно отправляясь в Гроуби верхом и задерживаясь там до раннего утра следующего дня.
   'Очаровательно', - думал Гастингс, - 'но, честно говоря, даме не стоит быть столь робкой'.
   Разумеется, Уорвик сгорал от нетерпения, поэтому навечно задержаться не представлялось возможным и уже следовало пуститься в путь, пусть и слишком рано для Эдварда, чья страсть не угасала, но лишь разгоралась. 'Какое странное положение дел', - размышлял Гастингс. 'Леди, действительно, должна быть настоящей чаровницей'. Вероятно, когда Эдвард устанет от нее, а он неизбежно устанет, Гастингсу самому удастся установить с прелестницей контакт.
   Несчастный Эдвард, он в самом деле подавлен, и поднять ему настроение крайне сложно. Гастингс отметил важное обстоятельство, - отсылки к леди Грей воспринимались холодно, и это указывало на несомненную эмоциональную вовлеченность короля.
   К тому времени как компания добралась до Йорка, Монтегю одержал победы в битвах при Хегли Мур и Хексеме, успев вместе с Уорвиком подавить в близлежащей области несколько незначительных мятежей.
   Эдвард поздравил его, наградив титулом графа Нортумберленда. Победы Монтегю отличились зрелищностью. Он полностью разбил при Хегли Муре Сомерсета, а при Хексеме лицом к лицу встретился с войском, предводительствуемым лично королем Генри. Этот триумф создавал впечатление окончательного разгрома дела ланкастерцев. Многие из их политических лидеров оказались убиты. К сожалению, самому Генри удалось бежать.
   'Нам необходимо его отыскать', - постановил Уорвик. 'Пока Генри на свободе, обязательно появятся готовые собраться под его знаменем люди, а это опасно. До того момента, как он окажется в наших руках, счастья я не обрету'.
   'Генри чересчур слаб, чтобы сражаться', - возразил Эдвард.
   'Да, но он найдет других, способных вступить в бой вместо него. Мне не нравится, что Генри на свободе, пусть король и находится в положении беглеца. В конце концов, есть еще принц, его сын'.
   'Мальчишка!'
   'Мальчишкам свойственно расти. Дайте знать, - любому, кто доставит к нам Генри, будет выплачено значительное вознаграждение. Интересно, что творится в голове у Маргариты? Мне станет легче, только когда у вас появится наследник, и это снова возвращает нас к разговору о вашем браке. Его надлежит заключить, как можно скорее. Ничему нельзя позволить встать на пути этого решения'. Эдвард кивнул. Минута для признания еще не настала.
  
   Далее дорога лежала на юг. Уорвик намеревался вести приготовления к французскому союзу. Казалось, что к этому были обращены исключительно все его мысли. Раскрыть ему правду следовало в ближайшее же время, Эдвард не мог позволить графу отправиться во Францию и подписать важные бумаги.
   На повестке дня возникла проблема с обращением денежного потока. В стране наблюдался недостаток золотых слитков, поэтому была согласована чеканка новых монет. Гастингс, ставший распорядителем Монетного двора, заставил Эдварда осознать необходимость изменений, и тот с восторгом бросился воплощать намеченный план в жизнь. Действия правительства обрели успех, и в придачу к монетным дворам в Лондоне, в Кентербери и в Йорке потребовались новые, которые немедленно обустроили в Норвиче, в Ковентри и в Бристоле.
   Населению не слишком понравилось привыкать к изменившейся стоимости золотых ноблей, ройалов, энджелов и гроутов, но со срочностью перемен пришлось согласиться. Эдвард даже обнаружил, что проблема на время отвлекает мысли народа от раздражающего вопроса иностранного брака.
   Тем не менее, далее откладывать его решение не представлялось возможным, и подходящий момент наступил на собрании Совета, созванном Уорвиком в Ридинге. Главной заботой Ричарда Невилла было установление и обсуждение последних подробностей, прежде чем посольство отправится во Францию и займется заключительными приготовлениями к вступлению короля в брачный союз.
   Эдвард собрал волю в кулак. 'Я - король', - подумал он. 'И я заставлю их понять это, - всех, а особенно - Уорвика'.
   Уорвик, как обычно, начал издалека. Все были согласны, что час для женитьбы короля пробил. Страна ждала наследника, и Эдвард признал свой долг в его обеспечении.
  Эдвард с чрезвычайной любезностью сказал, что полностью поддерживает инициативу подданных. Нет ничего, чего бы ему хотелось больше, чем подарить государству наследника, и король уже выбрал себе невесту.
   Он сразу ощутил возникшее в зале напряжение. Уорвик несколько озадаченно не сводил с монарха взгляда.
   'Я женюсь только на Елизавете Вудвилл, дочери лорда Риверса, и ни на какой иной женщине'.
   Воцарилась наполненная изумлением тишина. В конце концов, один из советников обрел дар речи. 'Это красивая и добродетельная дама, но она не подходит для того, чтобы стать королевой Англии'.
   'Не подходит!' - воскликнул Эдвард. 'Почему нет? Она - именно та женщина, которую я избрал своей королевой'.
   'Леди Грей не является дочерью герцога или графа'.
   'Ее матушка была герцогиней Бедфорд. Она происходит из благородной династии правящей в Люксембурге семьи'.
   'Герцогиня Бедфорд сочеталась узами брака со скромным оруженосцем, мой господин'.
   'Вопрос закрыт', - прорычал Эдвард. 'В провозглашаемом вами нет ничего, что меня тронет, - ибо в брак с этой дамой я уже вступил'.
   Ошеломление в зале Совета было настолько сверхъестественным, что никто не мог проронить ни слова.
   Эдвард вышел, даже не взглянув на графа Уорвика, который сидел, устремив взгляд вперед.
  
   Король женился! Сначала двор, а потом и вся страна пришли от этой новости в неистовство.
  Как ей это удалось? Она околдовала короля. История обрастала подробностями, словно снежный ком. Эдвард пытался соблазнить Елизавету, но та пригрозила убить себя кинжалом, если он только попытается к ней приблизиться, поэтому монарху не оставалось ничего другого, как жениться. Как мог законченный распутник попасться так легко? Ответ мог быть один. Совершилось колдовство. Жакетта, леди Риверс, - когда-то являвшаяся герцогиней Бедфорд все это и провернула, ведь каждый знал, что она - ведьма. Высказывались дикие предположения. Они касались и того, каким образом, во время посещения Графтона, Жакетта подлила Эдварду в вино привораживающую настойку, и того, как король, словно сомнамбула, был приведен на церемонию, превратившую смиренную Елизавету Вудвилл в королеву.
  Да, эта версия пользовалась самой широкой популярностью. В произошедшем следует винить колдовство.
  Народ питал склонность к подсмеиванию над своим королем. Подданные не особенно жаловали чужаков и иностранцев. Одному небу известно, что принес им союз предыдущего монарха с фурией из Анжу. Второй такой никто не желал.
  'Это брак, заключенный по любви', - повторяли лондонцы. 'Благослови Господь его прекрасное лицо. Эдвард полюбил ее, так с какой стати могущественные вельможи стараются подточить монаршее счастье, притащив суверену француженку? Благослови Господь короля, Благослови Господь королеву, коли именно ее хочет наш Эдвард'.
  Кто бы что не говорил, но лишь ленивый не судачил о браке монарха.
  
  Ричард вернулся в Миддлхэм. Ему нравился прохладный северный воздух, кроме того, было приятно снова видеть графиню вместе с троюродными сестрами. На воспитании в Миддлхэме также находился и Френсис Ловелл, сын лорда Ловелла, с которым Ричард крепко подружился. В замке мальчика окутывало тепло взаимных привязанностей, полностью ускользающее от него в его родном доме.
  Когда Ричард возвращался, им всегда было, о чем серьезно поговорить. Он, Френсис и Анна выезжали на йоркширские болота, иногда ложились, растянувшись, на траву, отпускали лошадей утолять жажду из ручьев и обсуждали, что же они станут делать в будущем. Временами с ними отправлялась Изабель, но, отличаясь хрупкостью, девушка очень часто быстро уставала. Анна была такой же болезненной, как и сестра, тем не менее, горя желанием находиться рядом с мальчиками, она старалась забыть о своей слабости. Ричард постоянно задумывался, насколько же странно, что у такого сильного человека, как граф Уорвик, родились только две почти прозрачные дочки и ни одного сына, дабы мог носить и сохранить родовое имя.
  В семье мальчика все обстояло совершенно иначе. Разумеется, несколько детей умерло. Среди братьев в мир иной ушли Генри, Уильям, Джон и Томас. Сестры держались за жизнь крепче, если не считать маленькую Урсулу, появившуюся на свет последней, за пять или шесть лет до кончины их отца.
  Следующим оказался Эдмунд, которого убили в сражении. Ричард никогда не забудет тот день, когда до него дошла весть о смерти брата, тогда же он узнал о гибели батюшки и о том, что, вместе с головой герцога, голова Эдмунда была водружена на крепостные стены Йорка.
  Эдвард сказал, что им следует все это забыть. Братьев осталось трое: он, Джордж и Ричард.
  'Нам нужно всегда быть вместе', - заявил Эдвард. 'Думаете, сможет в таком случае кто-нибудь причинить нам зло?'
  'Никто и никогда не бросит вам вызов, брат мой', - ответил Ричард.
  Эдварду ответ пришелся по душе. Он был великолепен в любом качестве. Также добр, как и величествен, в придачу всегда находил время подумать и позаботиться о своих братьях и сестрах.
  Ричард объяснил Анне, что, пока на троне Эдвард, им не стоит ничего бояться.
  На это Анна ответила, пока ее отец и Эдвард действуют сообща, никто против них выступить не сможет.
  Френсис Ловелл резонно указал, что некоторые уже пытались так поступить, и даже имели место сражения.
  'Это правда', - согласился Ричард, ненавидевший избегать истину, лишь бы доказать правоту собственной точки зрения. Но, в конце концов, победа все равно осталась за его братом, и последняя битва это доказала.
   'Последнее сражение', - произнес он, - 'принесло нам победу при Хексеме. Несчастный Генри скитается с места на место, в страхе, что его захватят в плен. Конечно, так и случится, и тогда...'
   Друзья посмотрели на Ричарда, желая узнать, что же произойдет, когда Генри окажется в плену.
   Мальчик заявил: 'Мой брат будет знать, как ему поступить'.
  Брат Ричарда всегда знал, как поступить. Каким восхитительным он был на коронации, но ни секунды не проявлял отстраненности. Эдвард постоянно демонстрировал готовность улыбнуться и одобрительно кивнуть всякий раз, когда его взгляд останавливался на младшем брате. Касаясь плеча мальчика, он казался немного встревоженным, и тогда интересовался, не слишком ли тяжело для ребенка вооружение, и вообще, как обстоят у Ричарда дела в Миддлхэме.
   Ричард вспомнил, как, после второго сражения при Сент-Олбансе, матушка отослала их с Джорджем в Утрехт. Это стало одним из самых печальных мгновений его жизни, ибо он знал, если младших детей отсылают, значит, у Эдварда возникли значительные сложности. Но пребывание там оказалось недолгим, мальчики уехали в феврале, стоило старшему брату провозгласить себя королем, он сразу же послал за ними.
   Какой же радостью было опять его увидеть! Эдвард стал еще выше, - настоящий монарх. Когда Ричард называл короля по имени и неизменно добавлял - 'мой брат', Джордж замечал, - возникает впечатление, что мальчик говорит о Боге.
   Эдвард и был Богом - Богом Ричарда.
   Ричарду никогда не забыть времени, когда его и Джорджа разместили в доме Джона Пастона, а матушка отправилась присоединиться к отцу в Херефорде. Было грустно с ней расставаться и идти жить в чужой особняк, но тогда в Лондоне находился Эдвард, он каждый день заходил к Пастонам - повидать младших братьев.
   Джордж высказался: 'Это его долг. Мы же приходимся ему братьями, разве нет?'
   'Но чудесно же, что у Эдварда есть время с нами встретиться, что он выкраивает его для нас', - настаивал Ричард.
   Джордж в ответ пожал плечами. Ричард прочитал в его глазах терзавшие среднего брата мысли. Он мучился от зависти. Джордж всегда говорил о своенравии судьбы, о том, что та приводит людей в наш мир в не годящееся для них время. Он считал, что получись у него родиться первым, тогда бы именно ему выпало обладать репутацией поистине сказочного, и, как никто, подходящего для сана короля человека, каким был Эдвард.
   Что за чушь!
   Ребята вместе лежали на траве, - Ричард, Анна и Френсис Ловелл. Они лениво наблюдали на накрытом небом просторе, как рядом тихо пасутся их кони. В душе ощущалось удовлетворение. Ричард любил этих людей. Если бы Эдвард сейчас приехал покататься по сочной зелени, он тоже испытал бы глубокое удовлетворение. Ричард с Френсисом прекрасно понимали друг друга. Ричард убедил приятеля в величии Эдварда, а тот, будучи верным другом, с ним безоговорочно согласился. Отец Анны, могущественный граф Уорвик, являлся самым преданным сторонником короля. Насколько же приятно и уютно было находиться среди своих настоящих друзей.
   'Дикон очень гордится своим новым бейджем', - заметила Анна. 'Ты не перестаешь к нему прикасаться, Дикон', - прибавила она.
   'Он довольно точен и лаконичен', - объяснил Ричард.
   'Зачитай нам надпись на нем', - попросила Анна, зная, что другу нравится это делать.
   Ричард громко и четко произнес : 'Loyaulte me lie' - 'Верность связывает меня'.
   Анна захлопала в ладоши. 'Это самое достойное уважения в мужчине', - похвалила она. 'Преданность, в необходимости сохранения которой он убежден'.
   'Девиз обладает своим смыслом', - добавил Ричард с еле заметным румянцем на обычно бледных щеках. 'Он говорит о верности королю. То есть - моему брату Эдварду. Моя преданность ему никогда не поколеблется'.
   'Как же ты горд, что приходишься братом нашему королю', - проронила Анна, улыбаясь Ричарду.
   Он кивнул, а девочка подумала: 'Полагаю, мне следует гордиться, что я прихожусь дочерью Создателю королей'. Но кто станет упоминать о нем при Ричарде? Ему явно не понравится намек, что его богоподобный брат чем-то кому-то обязан, пусть даже и отцу Анны.
   Однако, она знала, - друг рад дружбе между ее отцом и своим братом.
   Френсис взглянул на собирающиеся тучи и сказал, что, по его мнению, им необходимо возвращаться в Миддлхэм.
   Стоило детям добраться до замка, как они заметили следы кипящей там деятельности. Прибыли важные гости. От возникшей в груди надежды сердце Ричарда подпрыгнуло. Возможно, приехал Эдвард.
   Но нет, это был сам могущественный граф.
   Он находился в странном настроении, и было яснее ясного, что нечто вызвало его глубокое недовольство. Состояние духа великого человека повлияло на всех обитателей крепости, и каждый встреченный на пути производил впечатление довольно несчастного существа.
   Ричард спросил себя, можно ли ему узнать, что стряслось. Он уже приготовился задать вопрос, но графиня бросила на него упреждающий взгляд, и мальчик сдержался.
   Он произнес: 'Мой господин, вы видели в последнее время моего брата?'
   'Разумеется', - прозвучал ответ, но ребенку он показался рычанием. Ричарду совершенно точно запретили говорить что-то еще.
   Узнать, что произошло, порывалась графиня, но, когда муж ей рассказал, она едва смогла поверить.
   'Это правда', - подтвердил Уорвик. 'Мы готовимся к проведению коронации. Ричарду нужно приготовиться немедленно отбыть в Лондон'.
   'Елизавета Вудвилл! Поверить в это не могу'.
   'Как и все мы, пока нам не предъявили доказательства. Мы еще думали, что он шутит'.
   'Но у Эдварда было так много любовниц...зачем жениться именно на ней?'
   'Со всех точек зрения, брак являлся условием капитуляции, а Эдвард был так очарован, что поддался. Я начинаю сомневаться, того ли человека посадил на трон'.
   Графиня прекрасно понимала, супруг оказался выбит из колеи намного сильнее, чем показывал. Уорвик настолько долго управлял королем, что стало горьким сюрпризом увидеть, как Эдвард повернулся к нему спиной и продемонстрировал - отныне он будет справляться собственными силами.
   'Это катастрофа', - объявил Уорвик. 'Эти Вудвиллы...и алчная до хищности мать молодой женщины...Увидите, что произойдет дальше. Вудвиллы проникнут на все ключевые посты, а семья у них многочисленная'.
   'Король быстро от нее устанет. Он всегда устает от них в одно мгновение ока'.
   'На это вся наша надежда. Потом, разумеется, нам потребуется подумать об устройстве развода и подготовке нового союза, который бы принес стране пользу'.
   'Ричард, что собираетесь делать вы?'
   Он внимательно окинул жену взглядом. Граф не привык обсуждать с ней дела. Уорвик очень ее любил. Она представляла собой лучшую из возможных прекрасных половин. К Анне следовало испытывать благодарность, - будучи одной из богатейших в государстве наследниц, графиня принесла супругу титул фамилии Уорвик и обширное состояние, поспособствовавшее ему в возвышении до нынешнего уровня влияния.
   Граф ответил: 'Не знаю. Так много зависит от того, что же из этого получится'.
   Это было правдой.
   Уорвик отправил за Ричардом.
   'Вам необходимо подготовиться для отбытия в Лондон', - сообщил он. 'Случилось самое печальное. Ваш брат...'
   Перед глазами Ричарда поплыл туман. Мальчик схватился за край стола, рядом с которым находился. С Эдвардом что-то произошло, и то, как Уорвик на него смотрел, могло указывать, что больше он королю другом не приходится.
   'Мой брат...' - пробормотал Ричард, ибо граф заколебался.
   'Это столь болезненно, что я едва ли в силах заставить себя говорить. Ваш брат женился...без какого-либо предварительного обсуждения со своим Советом...и без какого-либо предварительного обсуждения со мной!'
   'Женился на...на Боне Савойской?'
   'Господи Милосердный, нет. Если бы было именно так. Он сочетался узами брака с женщиной низкого рождения. Заключил самый неподходящий для государства союз. Супругой Эдварда стала леди Грей, Елизавета Вудвилл, дочь лорда Риверса'.
   'Но я полагал, что будет заключен французский брак'.
   'Мы тоже все так полагали. Его и следовало освятить. Но ваш брат совершил поспешный шаг'.
   'Что же будет дальше?'
   'Остается за этим наблюдать. Сейчас мы стоим перед фактом свершившегося брака. Он вполне правомочен и обжалованию не подлежит. Поэтому в данный момент у нас есть королева...Ее Величество Елизавета Вудвилл'.
   Уорвику удалось обогатить интонации значительной долей пренебрежения.
   'Я уверен, мой брат...'
   'Есть лишь один постулат, в котором вы можете быть уверены. Он совершил огромную ошибку, и нам не известно, какой результат она произведет на свет. Теперь же следует позаботиться о коронации леди Грей, помоги нам, Господь. И помоги Господь народу и королю. Безумство случившегося находится за пределами понимания'.
   Ричард рассвирепел. В данный момент он ненавидел Уорвика. Мальчик вытянулся в полный рост (не очень внушительный) и, указывая на бейдж, приколотый к его куртке, произнес: 'Я убежден, что бы мой брат ни сделал, он поступил правильно'.
  
  Прибыв в замок Байнард, Ричард встревожился. Там он воссоединился со своей матушкой и обнаружил, что та пребывает в состоянии ярости.
   Уже находящийся в замке Джордж рассказал брату, что Сесиль такая с тех пор, как до нее дошли новости о браке Эдварда.
   'Матушка говорит, что никогда не займет второе место после низкорожденной Елизаветы, даже если та сейчас королева'. Кларенс явно был позабавлен. Ричард всегда знал, - от замешательства других он получает сплошное удовольствие.
   'И с какой стати ей занимать второе место?' - спросил Джордж. 'В жилах матушки течет общая для нас королевская кровь. А эта женщина...она - никто. Понять не могу, что на Эдварда нашло'.
   'Эдвард не женился бы на этой женщине, если бы не имел очень весомого мотива'.
   Слова Ричарда заставили Джорджа расхохотаться. 'Разумеется, у него были мотивы. Наверное, она совершенно особенная, раз сумела его соблазнить'. Взгляд брата устремился в бесконечность. 'Мне интересно, чем именно?'
   Ричард ненавидел любые намеки на личную жизнь Эдварда. Они абсолютно не сочетались с благородными качествами, которые младший брат ему приписывал.
   'Уверен', - ответил он твердо, - 'Эдвард действовал мудро. Нам следует признать, что должным образом все могло произойти только так. Когда-нибудь это станет понятным'.
   'Ричард, - ты глупый мальчишка. Видишь не дальше своего носа. Что скажут все знатные семейства? Что скажет король Франции? И что скажет Уорвик?'
   'Он будет служить королю так, как следует всем добропорядочным людям'.
   'Я знаю только одно. Самый верный подданный Эдварда - его брат Ричард. Однажды, братец, ты проснешься и обнаружишь, что твое божество - обыкновенный человек'.
   Ричард промолчал. Временами он от всей души испытывал по отношению к Джорджу отвращение. Мальчик сам, понятное дело, беспокоился из-за недавнего брака, но он решил, что если этого хотел Эдвард, то его младшему брату стоит желать того же.
   Ричард отвернулся от Джорджа и посмотрел на текущую непосредственно у стен замка Темзу. Через ее воды он вгляделся в серые стены Тауэра и пылко взмолился, чтобы для Эдварда все пошло хорошо, и в нем снова возросло негодование на среднего брата, который казался обрадованным перспективой грядущих сложностей. Еще мальчик возмущался матушкой, демонстрирующей свою надменность и объявляющей, что не собирается встречаться с низкорожденной королевой, а также - Уорвиком, осмелившимся считать себя лучше, нежели его монарх!
   Тем временем Эдвард наслаждался счастьем с новобрачной. Также он испытывал облегчение от того, что секрет раскрылся. Если бы у короля возникла возможность вернуть все на круги своя, он снова повторил бы совершенное. Было сложно определить, что в Елизавете столь его очаровало. Молодая женщина ни в коей мере не являлась страстной, напротив, казалась отстраненной, даже холодной, иногда Эдвард спрашивал себя, не заключается ли власть над ним Елизаветы в том, что новая королева постоянно бросает ему вызов. Король непрестанно пытался пробудить что-то, чего найти не мог. И, конечно же, она была фантастически красива, хотя и абсолютно в другом стиле, нежели те красавицы, что привлекали Эдварда в прошлом. Резко высеченные черты лица Елизаветы походили, как сказал однажды Гастингс, на черты классической статуи, и ее супруг не мог в точности удостовериться, что же происходит по ту сторону прикрытых тяжелыми веками прекрасных серо-голубых глаз. Распуская свои длинные роскошные волосы, ниспадающие вдоль упругого белого тела, Елизавета цепляла Эдварда так, как его прежде не цепляли иные возлюбленные, и тогда король говорил: 'Чума на Людовика. Чума на Уорвика. Никто из них не помешает моему обладанию Елизаветой'.
   Довольно неожиданно Уорвик решил не предъявлять никаких упреков и не читать долгих нотаций о причиненном ущербе. С его стороны это было мудро. Эдвард уже к ним мысленно приготовился, но граф раз и навсегда понял, что монарх больше не находится у него в подчинении. Он промолчал, и, представляясь Елизавете, продемонстрировал все знаки уважения, которые король или королева только могли потребовать.
   Уорвик дал своему гневу время осесть, не оставаться долее в точке кипения, и от того стать еще опаснее. Ярость никуда не исчезла, но обрела глубину и силу, укрепленную контролем. Граф видел, что стряслось, и винил себя за то, что пропустил развернувшееся прямо у него на глазах. Эдвард почти ускользнул, и сделал это с помощью тончайшего вопроса собственного брака. Следовало незамедлительно восстановить ослабленную связь, после чего выбрать подходящий момент, дабы натянуть узду.
   Одновременно Уорвик доказал Эдварду, что принял Елизавету в качестве королевы и готов сделать все от него зависящее, чтобы исправить вред, нанесенный взаимоотношениям с Францией. Он постарался не демонстрировать, насколько горько был обижен, оказавшись выставленным в глазах французского короля глупцом, которого заключенный в тайне союз Эдварда высветил, как человека, далекого от монаршего доверия.
   'Я его создал. Я посадил его на трон. Без меня он остался бы никем'. Так Уорвик разглагольствовал перед графиней.
   Эдварду он любезно улыбался и обсуждал с ним приготовления к коронации Елизаветы.
   Прежде всего король хотел представить жену английской знати и намеревался сделать это в Редингском аббатстве.
   'Будет соответствующе и благопристойно', - поделился он, 'чтобы внутрь ее ввел Кларенс. Как предполагаемый наследник престола, именно Джордж обязан выступить в данной роли'.
   И Эдвард благодушно улыбнулся. Король был уверен, совсем скоро появится тот наследник, который отодвинет Кларенса в сторону. И он, и Елизавета успели доказать, как он бросил в лицо матушке, что от бесплодия далеки.
   Уорвик мрачно ухмыльнулся где-то внутри. Он мог представить себе чувства Кларенса. Мальчик обладал честолюбием. Он еще наполовину надеялся, что Эдвард никогда не вступит в брак, и тогда его собственные великие планы осуществятся.
   'Не тебя', - думал Уорвик, - 'Я бы отдал предпочтение Ричарду - хорошему и серьезному парню, верному брату. В моих силах его сформировать. Но Кларенс...нет, слишком уж он тщеславен. Чересчур большое количество поверхностного обаяния вскоре потеряет всю возможную ценность. Ничего хорошего в Кларенсе нет. Но, я не сомневаюсь, эта женщина с Эдвардом заведут выводок детишек, ибо наш юноша кинется их делать с таким восторгом, какой он мало для чего еще сберегает'. Таким образом, Кларенсу выпала обязанность ввести Елизавету в аббатство. Его матушка пришла в ярость, но отринуть долг Джордж не мог. Прежде всего ему следовало подчиняться королю, и только потом - матери. Ситуация выглядела забавно. 'Они этого не вынесут', - полагал Кларенс. 'Уорвик потихоньку закипает. Как и некоторые другие. Шаг за шагом компания уже ополчается на Вудвиллов'.
  Вот и сама королева. Нет никаких сомнений в ее красоте. От внешности Елизаветы захватывает дыхание. Она принадлежит к редкому типу женщин, обладающих природным величием. Высокая, и поэтому замечательно выглядящая на фоне Эдварда, тогда как большинство дам рядом с ним кажутся карлицами. Чудесные локоны ниспадают по плечам и доходят до колен, на голове корона с драгоценными камнями, грани которых выточены в форме соцветий лилии. Елизавета держит голову высоко, но ее тяжелые веки нависают над глазами, и от этого создается впечатление, что она ни на кого не смотрит. На королеве голубое платье, данный оттенок идет ей больше остальных, оно расшито полосками из золотистой парчи, рукава сделаны узкими, а корсаж - плотно прилегающим к телу, по кромке юбке бежит оторочка из меха горностая. Носки туфель сильно заострены, и Елизавета изящно, пусть и твердым шагом, направляется к знати, ожидающей ее, дабы воздать почести.
   Взгляды сосредотачиваются на Уорвике. Он преклоняет перед Елизаветой колени, берет ее руку и запечатлевает на внешней стороне ладони поцелуй.
   Кларенс разочарован. Он-то надеялся на сложности.
   Даже если бы здесь стояла выбранная лично им новобрачная, то и тогда Уорвик не смог бы проявить больше любезности. В его поведении никто не был в силах угадать, насколько глубоко внутри графа тлела боль от нанесенного ему оскорбления.
  
   Елизавету короновали в Вестминстерском аббатстве всего через год после заключения тайного брака.
   На дворе был Троицын день, и королева остановилась в Элтемском дворце. Эдвард же держал свиту в замке Тауэра, где и дожидался прибытия супруги. Стоило Елизавете вступить в Лондон, как у Шутерс -Хилл ее встретили мэр и городские старейшины в характерных для них ярких одеяниях, чтобы влиться в процессию, сопроводившую бы госпожу через Саутворк к Тауэру.
   Эдвард гордился женой и радовался, что даже Уорвик, пережив первое потрясение, принял ее. Если ему и приходило в голову, что граф мог не вполне смириться со сложившимся положением, каким бы спокойным ни казался, король отметал эту мысль. Он ненавидел трудности и препоны, всю жизнь до последней минуты делая вид, что их не существует, пока не возникала необходимость столкнуться с ними лицом к лицу. Тогда Эдвард встречал проблемы со свойственной ему беспечностью. Он твердо верил, - с его обаянием и грацией возможно преодолеть любое препятствие, часто так и случалось.
  Елизавету перенесли из Тауэра в аббатство в принадлежащих ей носилках, и лондонцы мгновенно высыпали на улицы - полюбоваться красотой королевы и взглянуть на короля, которым они столь сильно восхищались. Горожане полагали, что заключенный брак отличался именно той степенью романтичности, какую они и ожидали от своего привлекательного и привлекающего сердца властелина.
  Эдвард радовался принятию приглашения и посещением коронации графом Сент-Полем, братом Жакетты. Он создал новобрачной определенное положение и напомнил народу, что, пусть ее отец и является смиренным рыцарем, но мать происходит из благородного правящего в Люксембурге дома. Если упоминать о графе, поклявшегося никогда даже не желать снова увидеть сестру, тот целиком и полностью примирился со случившимся. Дочь его сестры стала королевой Англии, окончательно искупив прегрешение Жакетты - союз с человеком, находившимся ниже невесты по праву рождения.
  После коронации состоялся большой пир в Вестминстер Холл, на котором король сидел бок о бок с королевой и всем своим поведением демонстрировал значительное удовлетворение от церемонии.
  Жакетта также взирала на происходящее с крайней степенью удовлетворения. Кто бы поверил в ее способность привести Елизавету к подобному повороту?
  Это было чудесно. Уже дочь принесла семье удачу. Они с Елизаветой часами обсуждали выгодные браки, необходимые для заключения членам их рода. Тут же, рядом с королем, восседала дочь Жакетты, Екатерина, теперь - герцогиня Бэкингем, благодаря союзу с герцогом поднявшаяся и принятая в один из самых богатых и важных кланов в стране. Ее дорогой следовало пройти и остальным.
  Очень скоро Вудвиллы станут ведущей семьей в государстве, превзойдя в благополучии даже Невиллов.
  Вероятно, самой довольной женщиной в этот день в королевстве, кроме новобрачной, являлась ее матушка. Что качественно отличалось от душевных волнений матушки новобрачного.
  Герцогиня отказалась посетить церемонию. Она, Гордячка Сис, которая в замке Фотерингей, во время занимания ее мужем должности Защитника государства, жила в статусе королевы, обладая залом для приемов, где требовала от всех к ней приходящих соблюдения достойного монархов этикета, сейчас обязана стоять рядом и смотреть на низкорожденную дочь сына камергера, вдруг оказавшуюся на уровень выше!
  Нет, Гордячка Сис не примет Елизавету Вудвилл в качестве королевы.
  
  Как бы то ни было, Эдвард жизнью наслаждался. Он все еще испытывал чувство влюбленности в Елизавету. Да, с его стороны уже имели место легкие измены, но, как представлялось, эти инциденты никого не задевали. Елизавета никоим образом ими не интересовалась. Король задавал себе вопрос, слышала ли она курсирующие сплетни, ведь ему доводилось довольно нескромно вести себя с той или иной придворной дамой. Интрижка продолжалась неделю, после чего Эдвард опять жаждал холодного и отстраненного очарования Елизаветы.
   Эдвард обнаружил, что совершенно не желает портить взаимоотношения с королевой и что страдает от угрызений совести, либо же от тяжести на сердце. Если Елизавета знала, а он полагал, молодая женщина вполне могла, ибо мало явлений способно было ускользнуть от этого холодного прикрываемого веками взгляда, то не подавала и вида. Когда Эдвард начинал бормотать извинения за свое отсутствие, Елизавета легко от них отмахивалась.
   'Я прекрасно понимаю, у вас всегда будут возникать проблемы, отрывающие от меня. Мне никогда не забыть, - Вы - наш король'.
   После подобных слов Эдвард воспламенялся к ней еще большей любовью. Никаких упреков! Елизавета дарила ему исключительно хладнокровное и спокойное понимание.
   С королевой часто проводила время ее матушка. Жакетта нравилась Эдварду. С тех пор, как она оказалась столь полезной в день заключения брака, между тещей и зятем установилась особая дружба. Люди могли утверждать, именно чары заставили его так сконцентрировать внимание на Елизавете, что король, в конце концов, на ней женился. Эдварду было все равно. Если все чародейки похожи на Жакетту, то в государстве они ему пригодятся.
   Появились хорошие вести о взятом в плен на севере страны короле Генри. Какое-то время он скрывался, влача дни в страхе перед пленом и, как слышал Эдвард, останавливаясь иногда в монастырях. Такую жизнь Генри должен был считать наиболее для себя подходящей. Уорвик видел, как бывшего монарха привезли в Лондон захватившие того люди. Дабы горожанам стала ясна глубина падения Ланкастера, в момент приближения к Тауэру ему связали ноги кожанами ремнями и закрепили их под животом лошади. В таком виде Генри и передали в руки его теперешних надзирателей.
   Эдвард радовался. Причиной служило не только пленение Генри, но и поступки Уорвика, доказывающие, - он продолжает быть тем же сильным и надежным сторонником короля из династии Йорков.
   Разумеется, от смерти Генри, у всех бы камень с плеч упал, но, чтобы не превратить того в мученика, торопить уход не следовало. Генри стал бы идеальным кандидатом в страдальцы для каждого богомольца. На севере государства некоторые даже были убеждены в его святости. Более того, после кончины прежнего короля, на руках у сторонников остался бы сын умершего.
   'Пусть жизнь движется своим чередом', - посоветовал Уорвик. И прибавил, серьезно глядя на Эдварда: 'У нее есть обыкновение создавать для этого правильное стечение обстоятельств'.
   Мозг Уорвика напряженно работал. Он отступил на старые позиции главного советника, притворился, что принял нынешнюю королеву. В действительности же граф ее ненавидел. Не потому, что, женившись на Елизавете, Эдвард унизил его таким образом, который гордый вельможа никогда не простит. Уорвик мог наблюдать, как с каждым годом семья Вудвиллов приобретала все более весомое значение. До последнего времени первой семьей в королевстве являлся род Невиллов, и этого граф добился лично. Почему бы делам не обстоять именно так? Кто посадил на трон Эдварда? Не нужно ли и Создателю королей получить что-то для своих родных?
   И если эти выскочки Вудвиллы потеснят близких графа, смириться и стерпеть подобное будет невозможно.
   Елизавета и ее дьяволоподобная матушка объединились в изобретательности, обогащая и наделяя властью родственников с помощью давно и надежно испытанного способа, - в любых обстоятельствах оказывающегося на высоте, - брачных союзов с влиятельными и знатными семьями. И дела у них шли замечательно.
   Энтони уже женился на дочери лорда Скейлза, приняв, таким образом, его титул. Анна Вудвилл стала леди Эссекс, выйдя замуж за графа, Екатерина сочеталась брачными узами с герцогом Бэкингемом, Мария стала супругой графа Пембрука, Элеонора вышла за лорда Грея из Ратина, графа Кента, а младшая, Марта, вступила в союз с сэром Джоном Бромли.
   Уорвик кипел от ярости, думая о далеко раскинутой сети прилагаемых Елизаветой усилий. Все они являлись сестрами королевы и уже оказывали воздействие на влияние графа внутри знатнейших и могущественнейших в стране семей.
   'Некоторых вещей я не потерплю', - думал он. 'Например, целенаправленной угрозы Невиллам. Мы - ведущий род. Именно я поддержал и возвел на трон нашего короля. Меня нельзя заменить этими выскочками. Они разрушат не только страну, они меня приведут к краху'.
   Помимо всего прочего, у королевы также были и братья.
   О них в это самое время размышляла и Елизавета. Ей доставляли удовольствие заключенные сестрами брачные союзы. Матушка оказалась права. Встреча под большим старым дубом была внушена свыше. Она стала истоком, из которого хлынуло все их нынешнее благополучие.
   Сейчас же Елизавету тревожил ее брат Джон, которому исполнилось уже девятнадцать лет. Молодая женщина мечтала для него о самом лучшем. Пусть все девочки чудесно пристроены, но мальчики имеют еще большее значение.
   Когда Жакетта ей только намекнула, Елизавета едва смогла поверить своим ушам. В качестве предполагаемой невесты на рассмотрение предлагалась вдовствующая герцогиня Норфолк. Да, это была одна из состоятельнейших в королевстве женщин, но герцогине стукнуло почти восемьдесят. Жакетта, однако, говорила совершенно серьезно.
   Стоило Елизавете начать обсуждение щекотливой темы с Эдвардом, как им овладел приступ хохота. Он посчитал это шуткой. Но его жена не была настроена шутить со святыми вещами.
   'Я действительно имею на нее виды', - подтвердила она. 'Джон позаботится о владениях герцогини'.
   'О, он прекрасно о них позаботится, не сомневаюсь', - ответил Эдвард.
   'Эдвард, мой брат должен жениться. Пожалуйста, разреши мне заключить данный союз. Я так хочу, чтобы он состоялся'.
   Король положил руки Елизавете на плечи и поцеловал ее тяжелые веки. Он все еще не обнаружил, в чем же заключается та чрезвычайной силы власть, которую жена над ним имеет. Возможно, Эдвард любил супругу, хотя это было странно, ему столько приходилось разыгрывать любовь, но теперь здесь вполне успешно удалось бы отыскать причину, почему монарх оказался в ступоре от явления, столкнувшись с ним нос к носу. В любом случае Эдвард испытывал горячую радость, сочетавшись с Елизаветой узами законного брака. И, если она желала для брата престарелую леди Норфолк, то должна была ее получить.
   Сначала все полагали, что подобные планы - всего лишь шутка. Разве могло обстоять иначе, - мальчику только девятнадцать, а даме - почти восемьдесят. Герцогиня переживала, но глубокая старость и усталость мешали ей слишком хлопотать. К тому же леди Норфолк сомневалась, что привлекательный юный мужчина когда-либо побеспокоит свою законную половину. Как бы то ни было, это являлось монаршим повелением, и иного варианта, кроме как подчиниться, у почтенной госпожи не существовало.
   Это превратилось в шутку дня. Люди обсуждали ее и в лавках, и на улицах.
   Некоторые злословили, что такой союз благословил нечистый. Столь пожилая дама....столь юный парень. Брак заключают ради денег, ради имений, ради титула. Истинной причиной часто служат именно они, но, разумеется, так откровенно никто и почти никогда не поступал.
   Жакетта от ликования была вне себя.
   'Ты знаешь, как управлять королем', - сказала она дочери. 'Поэтому, будь осторожна, чтобы не утратить своего места в иерархии его привязанностей. Смиряйся с проступками, никогда не придирайся и не упрекай. Принимай мужа целиком, и тогда он тебе ни в чем не откажет'.
   Таким образом, союз молодого Джона Вудвилла и престарелой герцогини оказался заключен и отпразднован.
   Уорвик заявил: 'Это последнее оскорбление. Я не могу принять данную женщину и ее невыносимую семью. Они превращают трон в предмет для издевательств. Я короля создал, я могу его и низвергнуть'.
  
   Король же находился в довольном настроении. Из Ирландии, с отчетом о тамошних событиях, вернулся Томас Фитцджеральд, граф Десмонд.
   Он вызывал у Эдварда симпатию. Привлекательный мужчина, обладающий значительной долей обаяния. Будучи природным ирландцем, Десмонд являлся довольно подходящим человеком, чтобы править в тех землях. Его выбрал Уорвик и остался им удовлетворен. Десмонд находился с графом в наилучших взаимоотношениях.
   Несколькими годами ранее, когда Джордж, герцог Кларенс, был назначен Лордом-наместником Ирландии, что являлось лишь титулом для королевского брата, ибо тот ни подходящего возраста не достиг, ни способностями не обладал, чтобы вести дела создающего проблемы острова, Десмонд оказался поставлен его помощником. Это означало возможность, при определенных обстоятельствах, принятия им на себя управления во всей его совокупности.
   После возвращения Десмонда в Англию Уорвик с ним встретился и поделился с соратником ужасом перед случившимся и своим негативным отношением к королевскому браку.
   'Эта низкорожденная женщина не только села на трон, она еще настолько обогатила свою семью, что однажды, если не предпримем нужных шагов, мы обнаружим, что правят нами Вудвиллы'.
   'Каких нужных шагов?' - уточнил Десмонд с определенной долей тревоги.
   'Некоторых шагов', - загадочно ответил Уорвик. 'Эдвард не так устойчив в занимаемом им статусе, как представляет это окружающим. Не забывайте, Генри, помазанный монарх, все еще томится в Тауэре, а за морем находится крайне решительная и честолюбивая королева с сыном, которого она называет принцем Уэльским и считает истинным наследником престола. Не думаете ли вы, что правящий при подобных обстоятельствах король должен отказаться от легкомыслия...особенно во взаимодействии с теми, кто поместил его на трон?'
   'Ему следует избавиться от этой дамы и от навязываемых ею утомительных взаимоотношений'.
   'Я придерживаюсь точно такого же мнения', - поддержал Десмонда Уорвик. 'А когда вспоминаю об унижении, что мне пришлось вынести, возлагая корону на голову данной леди, то теряю разум до степени вероятности нанесения себе определенного вреда, если лишь позволю моему гневу выплеснуться наружу'.
   'Могу понять ваши чувства', - произнес Десмонд. 'Мне известно, что, когда Его Величество женился, он отдал в ваши руки бразды переговоров с Францией'.
   'Это правда', - подтвердил Уорвик. 'Страна не в состоянии позволить себе продолжить вереницу приносящих разрушение союзов. Сейчас народ развлекается благословленным самим лукавым браком между Джоном Вудвиллом и пожилой герцогиней Норфолк. Но, положа руку на сердце, смеяться тут не над чем'.
  Десмонд был опечален лицезрением Уорвика в подобном настроении, но самым тревожным ему казалось образование в отношениях между графом и монархом трещины.
   Десмонд отличался преданностью Уорвику, которым восхищался более, чем кем-либо из живущих, он обладал прекрасной осведомленностью о роли вельможи в проводимой политике, но, в то же самое время, и короля любил. Положение дел лишало почвы под ногами, и Томас Фитцджеральд опасался, что главные проблемы могут еще находиться впереди.
   Когда Томас предстал перед Эдвардом, тот проявил высшую степень приветливости. Они обсудили ситуацию в Ирландии, и король поздравил Десмонда со всем, им совершенным.
   'Пока вы находитесь дома, просто обязаны выехать на какой-нибудь из видов охоты', - посоветовал суверен. 'Как с ней в Ирландии?'
   Томас заверил, что с охотой в Ирландии было очень хорошо. Но Десмонд получил бы огромное удовольствие от преследования добычи вместе с королем.
  Проезжая через лес, они обнаружили, что оторвались от остатка свиты. Эдвард был сама обезоруживающая любезность. Молодой человек проявлял такое дружелюбие, что Десмонд почти забыл, как часто случалось и с другими, про королевский статус своего собеседника.
   Эдвард же вспомнил об Уорвике и поинтересовался, каким Томас его нашел.
   'Таким, как обычно', - ответил Десмонд. 'Переполненным жизненных сил...и столь же умным, каким граф был всегда'.
   'До меня дошли сведения о его антипатии по отношению к королеве'.
   Тут они вступили на опасную почву, к чему Томасу следовало бы подготовиться заранее.
   Десмонд промолчал. Он не мог солгать, что Уорвик не упоминал о ней в их разговоре, - граф успел продемонстрировать испытываемые им чувства довольно откровенно. Томас заколебался. И в этот миг Эдвард спросил: 'А что вы думаете о королеве, Десмонд?'
   'Я думаю, что она - замечательная красавица'.
   'Чудесно, но, должно быть, все так думают. А еще?'
   'Ее Величество окружена ореолом добродетельности. Удивительно, что, являясь вдовой с двумя детьми на руках, она выглядит так...невинно'.
   Король расхохотался.
   'Полагаю, с заключением брака я поступил мудро. Как считаете, Десмонд?'
  Ответить оказалось тяжело. Дать желаемый Эдвардом ответ было бы фальшиво, и Томас хранил уверенность в очевидности подобного шага.
   Король отметил паузу и опять расхохотался. 'Десмонд, вы можете теперь говорить со мной откровенно. Я знаю, вы - не единственный, кто смотрит на мой брак, как на неблагоразумие. Вы же так думаете, ну же, Десмонд?'
   'Мой господин, не могу этого отрицать. Было бы мудрее выбрать ту невесту, которая подарила бы вам политический союз, непосильный для прекрасной и добродетельной королевы'.
   'Ну, Десмонд, сейчас дело сделано. И его не отменить'.
   'Нет, мой господин, я не об этом. Вы можете развестись и заключить союз, который будет более приемлем в глазах многих ваших подданных'.
   Эдвард разразился смехом. 'Десмонд, у меня и в мыслях нет так поступать'.
   'Уверен, что нет, мой господин. Но вы задали мне вопрос, и я ответил вам, открыв, что у меня на сердце'.
   'Мой дорогой друг, конечно же, я ценю вашу искренность'.
   Возвратившись во дворец, король находился в довольно благодушном настроении. Они выбрали прекрасный день для охоты. Эдвард направился прямо к Елизавете, принявшей его, как обычно, со спокойным удовольствием, приносящим монарху эффективное успокоение.
   'Вы хорошо провели день, охотясь?' - спросила Елизавета.
   'Да. Со мной был Десмонд. Приятный парень'.
   'Как я слышала, он замечательно справился в Ирландии'.
   'Еще как замечательно. Как сказал Уорвик, оказалось полезно отправить туда именно ирландца. Они понимают соотечественников гораздо лучше, чем это удалось бы людям со стороны, к тому же могу тебе признаться, наш ирландец довольно легок в общении'.
   'Значит, вы с удовольствием провели с ним время'.
   'Он добрый и честный парень. Мне нравится, когда человек откровенно говорит, о чем думает'. Эдвард принялся хохотать.
   'Вас что-то позабавило'.
   'Да. Тебе, Елизавета, это придется по душе. Я поинтересовался, что он о тебе думает'.
   'Неужели?' Веки прикрыли глаза, и королю стало недоступно отражающееся в них выражение.
   'По его словам, Десмонд думает, что ты прекрасна и добродетельна. Как видишь, даже он оценил неотразимость твоей внешности'.
   'Как мило с его стороны'.
   'Не настолько. Знаешь, что еще мне сказал? Десмонд полагает, что мне следует с тобой развестись и заключить союз с кем-то, способным принести стране политическую пользу'.
   Эдвард громко рассмеялся.
   Елизавета колебалась лишь короткие доли секунды, прежде чем залилась смехом вместе с мужем.
   Эдвард находился рядом, обвив ее руками. 'Нет нужды тебе объяснять, что я не намерен прислушиваться к его совету'.
   'Я рада слышать это, мой господин'.
  Речь Елизаветы звучала легко и спокойно, но в сердце ее затаилась холодная ярость. Сейчас Эдвард забавлялся, но даже сама мысль о разводе несла в себе опасность, и люди, насаждавшие подобное, представляли серьезную угрозу.
   Король обнимал и целовал жену, а она не переставала размышлять о Десмонде.
   'Я запомню вас, мой господин', - думала Елизавета.
  
   Когда королева забеременела, Эдвард был вне себя от радости.
   'Подари мне сына', - воскликнул он, - 'и мы рассмеемся в лицо всем тем, кто нас осуждает'. Король рассказал жене, что произнесла его матушка, впервые услышав о заключении их неравного брака.
   Елизавета снова расхохоталась вместе с супругом и не проявила ни удивления, ни каких-либо иных чувств, стоило ему упомянуть о своих отпрысках, рожденных вне брака. Разумеется, она о них знала. Это были дети некоей Елизаветы Люси: Грейс и Кэтрин. Эдвард очень любил девочек и, заботясь о благополучии малюток, регулярно их навещал. Его взаимоотношения с Елизаветой Люси являлись одними из самых прочных в списке короля. Несомненно, у Эдварда имелись и другие рожденные вне брака дети, но, так как к матери этих двоих он испытывал истинную привязанность, то и к ним чувствовал большую нежность.
  Елизавета обсудила вопрос с Жакеттой, и они пришли к заключению, что, как только у молодой женщины появятся собственные отпрыски, она может привести в королевскую детскую и девочек Люси. Подобный поступок восхитит короля и еще сильнее привяжет его к терпеливой и надежной в любви Елизавете. Но, разумеется, сейчас делать это не стоило. Оказалось бы ошибкой - обустраивать в покоях для детей потомство другой женщины, тогда как своего у королевы пока не было.
   Но теперь великий день становился все ближе. Радость овладела целым народом. Эдвард пользовался у подданных любовью. Даже по отношению к его супруге они не испытывали отторжения, ведь каждая наследующая Маргарите Анжуйской казалась олицетворением долгожданной перемены. Кроме того, Елизавета являлась англичанкой. Пусть она родилась не так высоко, как ожидается от жены монарха, но, по крайней мере, обладала редкостной красотой и таким же редким, если нельзя сказать больше, чувством собственного достоинства и величием, которые для королевы обязательны.
   Жакетта ни на шаг не отходила от дочери, и каждый видевший их находился в полной уверенности, что ожидаемый ребенок будет мальчиком.
   Даже король даже начал говорить: 'Когда родится мой сын...', и врачи тут же выразили мнение, что следует надеяться на мальчика.
   При дворе жил некий доктор Доминик, претендовавший на обладание пророческими способностями. Он утверждал, что в силах еще в материнской утробе указать на пол младенца и настаивал, что Елизавета подарит королю принца.
   Таким образом, сомнений быть не могло и все приготовления нацеливались на принца.
   И вот наступило время Елизаветы. Спокойная, как обычно, она удалилась в свои покои. Король метался в агонии нетерпения.
   Вынашивание ребенка не являлось для молодой женщины новым опытом, и ее настроение взлетало к небесам, - ибо ожидаемый младенец был частью королевской семьи и мог с годами стать королем.
   Она с удивительной стойкостью выдержала боль, за что получила вознаграждение в качестве легких родов.
   Возбуждение достигло пика, когда, наконец, послышался детский крик. Доктор Доминик не сумел сдержаться. Он намеревался стать первым, кто принесет королю добрые вести о сыне, вдобавок, напомнив ему о своих ранних пророчествах.
   Доктор нетерпеливо постучал в дверь, открывшуюся тут же одной из дам королевы.
  'Я вас прошу...Я вас умоляю', - спотыкался в словах доктор Доминик, - 'немедленно ответьте мне, кто родился у Ее Величества королевы?'
   Дама взглянула на него, наполовину прикрыв глаза. 'Кто бы у Ее Величества не родился и не находился там - внутри, для меня ясно, - тот, кто стоит за дверью истинный безумец'.
   И она захлопнула перед носом доктора дверь.
   Доктор Доминик не мог поверить в это. Девочка! Невероятно! Он пророчествовал о...
   Звезды солгали ему, знаки и предвестия ввели в заблуждение. Доктор был горько унижен, и поспешил прочь.
   Посмотреть королю в глаза оказалось ему не под силу.
   Услышав, что долгожданный ребенок - девочка, Эдвард испытал разочарование, но продлилось оно недолго. Король сразу же направился к ложу Елизаветы и, увидев ее, вопреки перенесенному испытанию, во всем величии привычной спокойной красоты, с заплетенными в две роскошные косы, лежащие на плечах, чудесными волосами, склонился перед кроватью и поцеловал жене руки.
   'Не волнуйся, любимая', - произнес он. 'У нас еще будут мальчики'.
   Хотя Елизавета тоже подпала под влияние разочарования, случившееся отчасти стало и победой. Оно продемонстрировало неослабевающую мощь порабощения Эдварда его холодным божеством, ибо уже через считанные часы король умилялся своему ребенку. 'Я не променяю эту девочку на всех мальчиков в христианском мире', - объявлял счастливый отец.
   И действительно, такие слова могли исходить лишь от гордого своим отпрыском родителя! Детей Эдвард любил всегда.
   Прибыв в Вестминстерский дворец, всех удивила герцогиня Йоркская. Гордячка Сис с самого объявления о браке держалась в стороне и показывала неодобрение его наравне с отказом занимать второе место после выскочки из семейства Вудвилл, как она называла супругу сына.
   После заключения тайного союза минули год и девять месяцев, и герцогиня почувствовала, как долго вынуждена оставаться в тени.
   Чета вполне способна доказать раскаяние, назвав ребенка в честь бабушки, а та - позаботится о церемонии крещения малютки Сесиль.
   Эдварду было приятно увидеть матушку, и король тепло ее обнял. 'От известия о браке она обезумела', - подумал сын, - 'но если станет вести себя разумно, то я не из тех, кто помнит обиды'.
   'Прекрасное и здоровое дитя, дорогая госпожа', - заявил он. 'Мы на нее наглядеться не можем'.
   'Народ бы порадовало рождение мальчика', - выразила мнение Сесиль.
   'Дорогая матушка, я счастлив, что вы озабочены радостями народа'. Внутренне Эдвард улыбался. Он всегда знал, - Сесиль озабочена исключительно собственными радостями.
   Герцогиня не обратила на реплику сына ни малейшего внимания. 'Наследник. Вот, что вам необходимо. Все короли испытывают потребность в наследниках. Их появление привносит в жизнь успокоение и устойчивость'.
   'У меня есть наследник, им станет моя маленькая девочка'.
   'Народ не желает, чтобы им правила женщина'.
   Эдвард в который раз расхохотался. 'Но женщина часто правит им', - сказал он, - 'пусть народу это и не известно'.
  'Надеюсь', - произнесла Сесиль, 'что это не то, что происходит в случае наших нынешних короля и королевы?'
   'Нет, матушка, Елизавета не из тех, кто вмешивается в чужие дела. Если говорить откровенно, то с течением времени я радуюсь, что заключил данный брак, все больше. Позволь вы себе возможность узнать ее...'
   'Я бы предпочла увидеть ребенка'.
   'Хорошо, тогда пойдемте в детскую'.
   'Я желаю увидеть...только ребенка. Вы можете велеть принести девочку ко мне'.
   Эдвард пожал плечами. Он не хотел противоборства между двумя женщинами в покоях для родов. Елизавета, король это знал твердо, будет хранить спокойствие, но также ясно угадывалось, что его матушка представит поведение невестки в качестве жестокости или же молчаливого сопротивления ей. Елизавета и Сесиль отличались друг от друга кардинальным образом. Сесиль являлась вспыльчивой, словно вулкан, постоянно угрожающий извергнуться пламенем. Елизавета - транслировала миролюбие лугов...на них можно было растянуться и позабыть о раздражающих мелочах, окунувшись в предлагаемый ими незыблемый покой.
   Таким образом, герцогиня направилась в детскую и устроилась там на напоминающем трон кресле, послав за главной няней.
   Она указала бедной женщине на необходимость преклонить перед собой колени и сообщила о желании увидеть младенца.
   Няня встала, поклонилась, удалилась, после чего вернулась уже с ребенком на руках.
   Даже Сесиль смягчилась, приняв малышку в объятия. 'Действительно, здоровый ребенок, внешне похожий на Эдварда', - подумала она. Герцогиня высказала свое мнение. 'Вылитая представительница рода Плантагенетов', - припечатала Сесиль. 'Ни малейшего намека на Вудвиллов в облике, хвала Господу'.
   'Если девочка хотя бы наполовину будет столь же прекрасна, как ее мать, то станет красавицей', - произнес Эдвард.
   Сесиль промолчала. 'Речь влюбленного глупца!' - подумала герцогиня. 'Неужели он еще не остыл? Но теперь, когда эта женщина произвела на свет ребенка, избавиться от нее будет тяжелее. Однако, точно утверждать нельзя, Эдвард всегда проявлял в отношениях с противоположным полом переменчивость'.
   Она изрекла: 'Мне было бы приятно, если бы девочка получила имя в мою честь'.
   Эдвард склонил голову. Только сегодня он сказал Елизавете, что думает назвать дочку в честь ее матушки. Королева улыбнулась и сообщила, что размышляла о том же.
   Теперь же он не ответил ничего. Эдвард всегда старался избегать сложностей. Не было смысла устраивать сцены там, где в них не существовало особой необходимости.
   Герцогиня продолжила, что ее вполне удовлетворило бы стать крестной матерью девочки, и Эдвард согласился, ответив, насколько большую радость доставил бы подобный поступок и ему, и Елизавете.
   Позже он присел на кровать Елизаветы. Малышка спала в своей нарядной колыбели.
   'Ваша матушка все же приехала', - произнесла Елизавета. 'Она не пожелала меня увидеть?'
  'О, матушка думала, что ты могла немного утомиться'.
  Елизавета слегка улыбнулась. Никогда не следует задавать вопросы, разумеется, за исключением тех случаев, когда от этого есть вероятность что-то выиграть. Эдварда визит матери беспокоил, и, как сказала Жакетта, задачей жены являлось возвратить ему легкость восприятия...равно и потом, в любой подобной ситуации.
  'Она дала понять, что обрадуется, если мы дадим девочке имя Сесиль'.
  Это был один из поворотов, когда требовалось проявить твердость.
  'Но мы остановились на имени Елизаветы, разве не так? Вам хотелось назвать ребенка Елизаветой'.
  'Нет имени, которое принесло бы мне большее удовольствие, но...'
  'Тогда, если на то есть ваше желание, я собираюсь настоять на этом имени. Назовем девочку Елизаветой'.
  Эдвард поцеловал веки супруги, придающие ее лицу такую отстраненность и непохожесть на других. Елизавета время от времени пользовалась их воздействием, ибо опасалась, что взгляд способен выдать сокровенные мысли, которые она предпочитала от мира скрывать.
  Сейчас ей не хотелось, чтобы Эдвард увидел одержанную только что женой победу. Герцогине Йоркской следовало осознать, - она не в состоянии нанести королеве оскорбление, а затем милостиво появиться и выдвинуть собственные требования.
  Сесиль, как бы не так! В честь герцогини, после того, как она устроила из осуждения заключенного брака ярчайшее представление.
  Конечно же, нет. Ребенка назовут Елизаветой, в честь матери малышки.
  
  Принцессу Елизавету крестили с большой роскошью и подробно расписанными церемониями. Появление у короля законного и рожденного в браке младенца радовало всех и каждого. Разумеется, рождение сына стало бы для радости поводом повесомее, но не надо отчаиваться, подданные единодушно утвердились в мысли, - в должное время наследник будет.
  Что утешало, так это то, что крестными младенца стали матушки супругов. Жакетта объявила, - она от рождения обладает такими же высокими правами, как и Сесиль Невилл, поэтому мать королевы может претендовать на обращение, достойное монарших особ, наравне с матерью короля.
  Но самое большое облегчение принесло утверждение в качестве крестного графа Уорвика. По словам дискутирующих, это должно было означать его окончательное примирение с королевским союзом. Угадай люди истинные чувства в груди вельможи, возникло бы всеобщее смятение. В мозгу Уорвика созревали разнообразные проекты, и граф приветствовал случайность, лишавшую его возможности возбудить подозрения. Уорвик еще не был готов действовать, но уже не собирался стоять в стороне и наблюдать, как Вудвиллы начинают преобладать в правительстве страны, что они принялись делать, благодаря внедрению стольких из них в самые могущественные семьи в Англии.
  Крещение произвел Джордж Невилл, архиепископ Йоркский. Уорвик рассеял своих людей по стране, как сейчас пытались это сделать Вудвиллы, но казалось безумием наблюдать, как сам могущественный граф терпит поражение в лично им затеянной игре.
   Через несколько дней после крещения настала очередь посещения церкви. Мероприятие следовало обыграть с максимальной пышностью. Требовалось донести до сознания населения значительность королевы Елизаветы, замечания относительно ее низкого происхождения и несоответствия новой роли нужно было подавить навсегда.
   Елизавета выглядела чудесно, бледность ей только шла. Молодая женщина надела изысканное платье, как обычно, распустила свои роскошные волосы по плечам и присоединилась под расшитым подробным и интересным узором балдахином к масштабной процессии, двинувшейся из Вестминстерского дворца в аббатство. Вместе с ней шли священники, придворные дамы, вельможи, трубачи и другие представители команды музыкантов. Жакетта следовала непосредственно за дочерью. Перед ее внутренним взором всплывали воспоминания и предчувствия грядущей славы. Она часто повторяла мужу, - их союз был правилен во всем, что бы не пришлось совершить. Правилен и прав в поспешной взаимной любви, в еще более поспешном заключении брака и в создании прекраснейшей из существующих семей, когда-либо дарованных свыше мужчине и женщине. 'И благодарить за это следует нашу смелость', - настаивала Жакетта. 'Мы взяли то, что хотели. Мы выбрали друг друга, не думая о богатстве и величии, и ты видишь, как теперь богатство и величие на нас полились'.
   Брак дочери являлся ее созданием, - Жакетта в это уверовала. Именно она стала его вдохновительницей. О, сегодня леди Риверс была счастлива. Ее дочь - королева! Все остальные дети - занимают высокое положение! В насколько же удачный миг пришла графине в голову мысль отправить Елизавету в лес Уиттлбери на встречу с королем...совершенно случайную.
   После церемонии они вернулись во дворец на пир. Там для Елизаветы стояло золотое кресло. Как же волшебно она выглядела! Как царственно! Дамы королевы, в числе которых находилась ее матушка, склонились перед государыней, пока она очень спокойно и размеренно ела, не глядя ни на кого из смиренно склонившихся и не обмениваясь ни с кем из них и словом.
  Вопреки отсутствию желанного мальчика, Елизавета превратила случившееся в свою победу. И несколькими месяцами позже снова забеременела.
  
  В августе она подарила жизнь второму ребенку.
  К ее разочарованию, также, как и короля, на свет появилась еще одна дочь. Тем не менее, Эдвард испытывал к жене равно глубокое чувство, каковое пылало в его душе и прежде. Холодная красота Елизаветы лишь освежала супруга на фоне горячей страсти других встреч монарха. Эти встречи продолжались, пусть и не с той же частотой, которая характеризовала дни холостяцкие. Необходимости приносить извинения или изобретать для Елизаветы лживые оправдания не было. Она никогда не задавала вопросов о его внебрачных любовных делах. Смысл в них отсутствовал. Елизавета была истинной королевой.
   В течение всего долгого времени, пока Эдвард пылал к Елизавете страстью, заменить ее не способен был никто. Опасаться стоило только этого, да и вероятность казалась чересчур мала. Король отличался полигамией. Ни одна женщина не обладала способностью удовлетворить его полностью. Эдвард не мог выбрать жену, более подходящую к своему характеру, и, по мере того, как один год сменял другой, становился предан ей все более и более.
   Он моментально позабыл о первоначальном разочаровании из-за рождения второй девочки. Мальчик еще появится, Эдвард был в этом убежден. Небеса благословили плодородием обоих супругов, и те вполне могли подарить жизнь одной или двум девочкам, прежде чем получили бы необходимого им мальчика. Но сын должен появиться обязательно. Елизавета уже доказала это, в первом браке произведя на свет двоих.
   Королева уже размышляла о судьбе Томаса, старшего из сыновей от Джона Грея, желая для него Анну, наследницу герцога Эксетера. Уорвик успел присмотреть девушку в жены одному из своих племянников, но Елизавета его опередила. Создателя королей это привело в раздражение, но он все еще не выставлял происходящее в его душе напоказ.
   Новорожденную девочку отправили в дворец Шен, в детскую к ее сестре Елизавете, которая была старше младшей лишь на шестнадцать месяцев. Королева решила, - девочкам требуется двор, достойный принцесс, являющихся наследницами трона. Поэтому детскую малышек содержали в лучшем виде, отдав ее на попечительство Маргарет, леди Бернерс, дамы, назначенной матушкой сестер.
   Предполагалось, что в детской появится еще больше малышей, преобладать среди которых станет сын королевской четы. Как Елизавета, так и Эдвард были уверены, в должное время мальчик у них появится.
  
   Молодая женщина никогда не забывала старых счетов. Она полагала, что их следует сводить, но редко действовала в спешке, будучи всегда готова ждать подходящего для мести мгновения.
   Успело прозвучать замечание, которое король лично повторил Елизавете и которое та забыть не сумела. Его произнес лорд Десмонд, - непосредственно накануне рождения принцессы Елизаветы, - предложив Эдварду развестись с женой и заключить более подходящий для монарха союз. Эдвард с презрением поднял идею на смех, но эта причина не поспособствовала забвению рокового предложения Елизаветой. Десмонд заронил в уме суверена дурной проект, кто знает, до какого темного пятна тот разрастется. Доля невезения, обладающий для честолюбивого человека непреодолимой силой вариант действий...и прежде чем Елизавета с матушкой сумеют что-либо предпринять, враги набросятся на королеву.
  Именно это и вызвало интерес Елизаветы, стоило ей услышать критику правления в Ирландии лорда Десмонда. Разбор полетов шел от Джона Типтофта, графа Уорчестера. Он заявил, что, по-видимому, руководство в краю Десмонда будет иметь продолжение, - ведь ирландцы его оценили. И это вполне естественно. Конечно, Десмонд им понравился. Граф сам являлся ирландцем, и Уорчестер верил, - никто не может оказаться для них другом вернее, чем предатель интересов Англии.
  Уорчестер всегда был надежным сторонником короля, что объяснялось отчасти семейными связями, - его супруга приходилась племянницей Сесиль герцогине Йоркской. Елизавете пришелся по душе характер Джона Типтофта. Граф относился к числу людей, кто прежде чем нанести удар, примется за долгие и тщательные расчеты. Действительно, он обладал репутацией, говорившей о применяемой к угодившим в его руки противникам ненужной жестокости.
  Типтофт уже исполнял в Ирландии обязанности помощника, поэтому знал, о чем говорит. Позднее его выслали с монаршим поручением на встречу с Папой Римским, и Уорчестер какое-то время пробыл в Италии, что оказало на вельможу неизгладимое впечатление. Сплетничали, что он впитал в себя множество типично итальянских трюков и теперь являлся настолько же итальянцем, насколько и англичанином.
  Убежденный в его верности Эдвард окружил Уорчестера почестями, а после критики в адрес Демонда, - задумался, не послать бы Типтофта опять в Ирландию.
  Когда Елизавета об этом услышала, то начала обрабатывать Уорчестера. Она пригласила его на один из пиров, которые с таким удовольствием устраивала, и в течение всего мероприятия держала рядом с собой. Но королеве был нужен личный разговор, и, когда возможность представилась, та не стала терять время на переход к крайне интересующей ее теме.
  'Я так рада, что вы отправляетесь в Ирландию', - сообщила Типтофту Елизавета. 'Мне известно, там чрезвычайно необходимы реформы. Его Величество обожает Десмонда, но я ему никогда не доверяла'.
  Уорчестер только обрадовался сверх меры, услышав, что его соперник в Ирландии принижен. Любой промах, который мог быть приписан Десмонду, укреплял успех в деле Типтофта. Помимо изъявления готовности узнать о поведении противника, он также прибавил что-то и от себя.
  'Подобные люди представляют для Его Величества опасность', - проронила Елизавета. 'Их не следует оставлять в живых'.
  Уорчестер был заинтригован. По неизвестной ему причине королева желала избавиться от Десмонда, и это определенно совпадало с задачей Типтофта удалить конкурента.
  'Стоит мне добраться до Ирландии, как я узнаю, в какие предательские действия мог впутаться Десмонд', - пообещал Уорчестер.
  'И если вы обнаружите...'
  'Моя дорогая госпожа, если я обнаружу предательство, то сотру его на корню. Изменник может заплатить лишь одной монетой. Собственной жизнью'.
  Королева кивнула.
  'Его Величество вызывает у меня опасения. Эдвард так беспечен, так иногда слеп по отношению к опасности. Ему не по нраву выслушивать плохое о людях, к которым он хоть сколько-нибудь привязан'.
  'Но если ему представить отчеты о совершенной подлости...'
  'Даже тогда...'
  'Хорошо, моя госпожа, мы посмотрим. Я вскоре отбываю в Ирландию и клянусь вам, - моим первейшим долгом станет - вырвать измену и совершивших ее'.
  'Я буду ждать от вас вестей, мой господин'.
  'Не удивлюсь, если получу новости для вас довольно скоро. Моя госпожа, на страже опасности находитесь вы, и мы не скажем ничего изменнического по отношению к королю, если я соглашусь, что он склонен верить лучшему в подданных. Это дает противникам Его Величества необходимую им возможность. Но мои слова звучат слишком дерзко'.
  'Мой господин, ваши слова не могут звучать слишком дерзко, коли речь идет о безопасности короля'.
  'Десмонд - близкий друг Уорвика, и я подозреваю, что последний совсем не такой добрый приятель Его Величеству, каким тот его считает'.
  'За Уорвиком я тоже прослежу'.
  'Замечательно знать, что вы заботитесь об интересах Его Величества'.
  'Можете быть уверены, я возьму это на себя. И надеюсь, услышать от вас новости в скорейшем времени'.
  Уорчестер сдержал свое слово. Он пробыл в Ирландии довольно мало, когда появились вести о предъявленном в суде Дрохеды иске.
  Некий торговец обвинял Десмонда в вымогательстве денег и одежды, но, что еще хуже, в объединении с соотечественниками в предательских действиях против Англии.
  'Я никогда не доверяла Десмонду', - заявила Елизавета.
  Эдвард расхохотался. 'Моя дорогая, он всегда был мне добрым другом. Ты знаешь, каковы эти ирландцы. Они ищут неприятностей и, если не могут их найти, то придумывают'.
  'Это правда так?'
  Елизавета потупила взгляд. Она опять скрылась за маской сдержанности. Эдварду не следует думать, что жена с ним не согласна или же затаила на Десмонда обиду. Если король так решит, то поймет, - причиной является неудачное замечание, и, как постановили Елизавета с Жакеттой, начнет негодовать по внушающему опасение поводу. Эдварду даже на секунду нельзя представить, что законная половинка сомневается в его удовлетворении их браком.
  'Продвигайся вперед осторожно', - говорила Жакетта. И характер Елизаветы прекрасно соответствовал совершению шагов в верном направлении.
  Больше она Эдварду о Десмонде ничего не сказала, однако, послала Уорчестеру заверения в своей горячей благодарности и стала ждать минуты для следующего хода.
  И ждать этой минуты потребовалось совсем недолго. Десмонд предстал перед судом по обвинениям, уже выдвигавшимся против него в Дрохеде, после чего выяснилось, что они правдивы. По данной причине ему оказался внесен смертный приговор. Все, что было необходимо для приведения его в исполнение, - разрешение на казнь, даруемое королем.
  Эдвард предстал перед дилеммой. Уорвик учил, что сомнения и угрызения совести во взаимодействии с изменниками - лишние. Таковых людей следовало безжалостно карать. Разве не звучал боевой клич, как: 'Собирайтесь вокруг полководцев. Оставьте простых солдат'. Именно полководцы создавали сложности, из-за полководцев стоило беспокоиться. И тут эта история с Десмондом. Эдвард не в состоянии был в нее поверить, однако, согласно докладу Уорчестера, он пытался поднять ирландцев против правления в стране Англии, а это являлось прямым выпадом против законного монарха.
  Тем не менее, Десмонд всегда был Эдварду другом. Он любил его. Не оказался ли Десмонд слишком дружелюбен по отношению к ирландцам? Сам оставаясь ирландцем! Но вступал ли он с ними в заговор? Даже если и так, Эдварду оказалось тяжело поставить на смертном приговоре свою печать.
  Для короля вообще было характерно замять проблему. Он убрал приговор из поля зрения и напрочь о нем забыл. Без его печати казнить Десмонда судьи не смогут, а если Эдвард ничего тут больше не предпримет, вопрос развеется сам собой. Тогда он, вероятно, призовет друга пред ясные королевские очи и проанализирует дело лично. Десмонд должным образом водворится в его владениях, а об Ирландии сумеет позаботиться Уорчестер.
  Вполне может оказаться, что Десмонд - настоящий изменник. Выгода меняет людей. Думать о так поступившим Десмонде - тяжело, но Эдвард смог бы забыть ему вину. В конце концов, Ирландия - далеко.
   Елизавета не проронила о Десмонде ни слова. Однако она знала, где лежал смертный приговор. Также она знала, что все, чего ему не хватало, - это королевская печать.
   А у Эдварда возникли другие проблемы, которыми ему следовало заняться лично, ибо монарх был глубоко потрясен, услышав о предложении, поступившем от Уорвика Кларенсу, - жениться на его старшей дочери Изабель.
   Это оказалось одним из тех вопросов, каковые король предпочел обсудить с Елизаветой.
   'Как ты думаешь, что может значить данный поступок Уорвика?' - спросил он.
   'Он значит, что мой господин Уорвик - человек честолюбивый', - ответила Елизавета.
   'Моя дорогая, это давно не новость. Мне никогда не приходилось встречать кого-либо честолюбивее его. Но почему не посоветовались со мной? Что это значит?'
   'Что Уорвик считает себя находящимся слишком высоко и обладающим слишком большим могуществом, дабы ему было нужно советоваться с королем'.
  'Ради Бога, но брака случиться не должно. Я хочу, чтобы Кларенс укрепил союз с Бургундией. Мне нужна свадьба моей сестры Маргарет и наследника бургундского трона, что поможет нам продвинуться дальше, а про Кларенса я думаю, - он мог бы жениться на дочери графа, - Марии'.
  'Конечно, но она еще ребенок'.
  'Да и Кларенс не старик. Смею заметить, он может подождать. Но Джордж и Изабель Невилл...никогда! Начнем с того, что они находятся в троюродном свойстве. И им необходимо разрешение Папы Римского. Я прослежу, дабы нашей парочке его не выдали'.
   Эдвард был так взбешен, что абсолютно забыл о деле лорда Десмонда.
   В отличие от Елизаветы. Она дала себе обещание отомстить ему за предложенный совет и не могла удовлетвориться, пока его голова не расстанется с носившим ее телом.
   Однажды утром Елизавета проснулась довольно рано. Эдвард лежал рядом и спал. Она окинула супруга критическим взглядом. Король уже успел утратить отчасти ту выдающуюся привлекательность, которой обладал при первой с ней встрече. Под прекрасными глазами набухли еле заметные мешки, появилась склонность к полноте. Елизавета пожала плечами. Муж продолжал оставаться красивым мужчиной, но пока он удерживал в руках власть, его внешность не имела такого сильного значения, а молодой женщине необходимо было сохранить на него свое влияние.
   Она выскользнула из кровати. На маленьком столике находились предметы королевского убранства, положенные там Эдвардом прошлой ночью перед тем, как он разделся.
   Елизавета подошла к столику и сразу же отыскала то, что ей было нужно - кольцо Эдварда с печатью.
   Документы хранились в смежной комнате, и она немедленно удостоверилась в пребывании среди них желаемой бумаги.
   Все действия заняли несколько секунд.
   Елизавета приложила печать к тексту ордера о смертном приговоре.
   Затем спрятала его в выдвижной ящик и вернулась в кровать.
   Король спал. Елизавета легла рядом и стала за ним наблюдать. Потом прижалась к мужу ближе, и он вытянул руку, придвинув ее к себе еще теснее.
   Эдвард даже не заметил, что Елизавета покидала их ложе.
  
   Королева опять находилась в положении.
   Относительно ее плодородия не возникало ни малейшего вопроса. По словам монарха, на этот раз на свет следовало появиться мальчику.
   Новости о казни лорда Десмонда не замедлили с оглашением. Кроме того, Уорчестер посчитал необходимым убить вместе с ним двух его маленьких сыновей. Это поразило большую часть населения, потому что мальчики еще ходили в школу, и было сложно понять, как они могли оказаться втянуты в совершенную их отцом государственную измену. Из уст в уста передавалась история о болезненно чувствительном месте на шее у одного из ребят и о том, как малыш пылко просил палача быть осторожным с ним, когда тот станет отрубать ему голову. Эта история повторялась, и людей охватывала ненависть к Уорчестеру, они утверждали, что он научился жестокости в Италии, что было бы лучше, если бы граф там остался и никогда не привозил в Англию своих порочных методов.
   Казнь Десмонда опечалила Эдварда, особенно после того, как он услышал, что случилось с мальчиками.
   'Уорчестер чересчур жесток', - объявил король Елизавете.
   Но она не выразила ни согласия, ни протеста, просто продолжила сидеть с потупленным долу взглядом.
  'Я не ставил своей подписи на его смертном приговоре', - задумчиво произнес Эдвард.
   'Сейчас он уже мертв', - это все, что смогла ответить Елизавета.
   И подумала: 'Десмонд того заслуживал. Как смел он посоветовать государю, пусть и для блага страны, избавиться от его королевы?!
  Но вельможа дорого заплатил за свое замечание. И так должно случиться со всеми, кто пытается причинить вред Елизавете Вудвилл'.
   Эдвард пожал плечами и отмел проблему в сторону. Как бы он не поступил, Десмонд - мертв. По меньшей мере, его не заставляли принимать решение.
   В конце года Елизавета подарила жизнь еще одному ребенку. Это снова оказалась девочка, и ее нарекли Сесиль.
   Появление трех девочек подряд приводило в замешательство, ведь каждый раз тлела надежда на мальчика. Но король любил своих детей и, к изумлению всех и каждого, продолжал быть преданным жене. Возможно, он стал больше времени проводить с другими женщинами, однако, постоянно возвращался к королеве и совсем не создавал впечатления сожалеющего о своем браке человека. Холодная, отстраненная, превосходящая в монаршем величии даже рожденных у ступеней трона, Елизавета сохраняла привычное для нее влияние.
  
  Восход. Глава 4. В убежище.
  
  Нетерпение Уорвика росло. Он вынес достаточно. Ему пришлось увидеть, как Вудвиллы поднялись из их прежнего смиренного состояния и превратились в самую могущественную в стране семью. Король нанес графу оскорбление, сочетавшись узами брака с этой выскочкой-вдовой, тогда как Уорвик находился в процессе переговоров о союзе Эдварда, ведущихся лично с государем Франции.
   Рассчитать лучше, дабы ранить Ричарда Невилла сильнее, было нельзя. Но он еще прятал свою обиду, пусть и прилагая для этого сверхчеловеческие усилия. Уорвику следовало заняться королевой, Эдварда граф не упрекал.
   Тем не менее, чего Уорвик не мог выносить и дальше, - это могущества Вудвиллов.
   Почти сразу после известий о заключении брака Ричард Невилл принялся пристальнее вглядываться в братьев короля. Ричард являлся юным идеалистом, и Уорвик быстро понял, - нарушение его верности Эдварду находится за гранью реальности. С Кларенсом дело обстояло иначе. Джордж был переменчив, завистлив, алчен, повлиять на среднего брата и заставить того изменить - казалось не сложным. С другой стороны, он являлся не стоящим доверия союзником, готовым скинуть шкуру и влезть в новую, в зависимости от направления ветра. Но и единичное предательство им Эдварда могло принести пользу.
   Уорвик подверг Кларенса искушению, предложив ему брак со своей старшей дочерью. Две девочки Ричарда Невилла, даже поделив между собой обширные владения отца, были самыми богатыми в королевстве наследницами.
  Кларенс поразмыслил, - что будет значить для него брак с Изабель, и представшее перед глазами ему понравилось. Кроме того, девушка нравилась Джорджу. Ни одна из дочек Уорвика не обладала достаточной физической крепостью, которой бы желал от них отец, но обе они отличались внешней привлекательностью. Анна и Ричард Глостер являлись близкими друзьями, Джордж и Изабель всегда испытывали друг к другу нежность. Сестры представляли собой достойных невест для обоих герцогов, и, до заключения брака с девушкой из семьи Вудвиллов, Эдвард бы с радостью согласился с графом в этом вопросе. Теперь же он старался воспрепятствовать союзу Изабель и Джорджа. Чего нельзя было допустить. Уорвик преисполнился намерением помочь их свадьбе.
  Более того, Его Величество желал брака между своей сестрой Маргарет и Карлом, графом Шароле, старшим сыном и наследником герцога Бургундского. Разумеется, это было последним событием, о котором бы мечтал король Франции Людовик, - ему совершенно не требовался крепкий союз между Англией и Бургундией. Людовик приходился Уорвику другом и, если бы Ричард Невилл предпринял бы что-то против Эдварда, то помощь он мог ждать именно от французского суверена.
   Уорвик не позволил Эдварду узнать, что делал все от него зависящее, дабы помещать бургундскому браку. Он просто перестал доверять монарху, однако продолжал сохранять видимость дружбы, что стало не более, чем декорацией. Уорвик поставил на Эдварде крест. Он никогда не смог бы забыть ему неблагодарность и решил, что когда-нибудь король исполнится сожалением, осознает, какую серьезную ошибку совершил, разрушив планы родственника, унизив того и поставив семью Вудвилл в положение превосходства над семьей Невилл. Эдварду придется смириться с тем, что Уорвик все еще влиятелен в стране.
   Тогда же в мир иной отошел великий герцог Бургундии, и на его трон поднялся Карл Шароле. Эдвард объявил, что нет причин для откладывания свадьбы, и что в первой части ее путешествия во Францию королевскую сестру следует сопровождать графу Уорвику.
   Продолжая молчать, Ричард Невилл согласился, и в один из июньских дней выехал во Фландрию. В храме Святого Павла состоялась церемония, после чего Маргарет села на ту же лошадь, что и Уорвик, и проследовала с ним через весь Лондон.
   Население радовалось, считая это знаком, что граф и король - такие же добрые друзья, как и раньше. Им было неведомо, что, даже направляясь с Маргарет к побережью, Уорвик продолжал перебирать в мыслях ворох планов по отъему у Эдварда короны.
   В Маргейте Маргарет с Ричардом Невиллом попрощалась и затем переправилась через море в Слёйс, где ее поприветствовала вдовствующая герцогиня Бургундская вместе со своей блестящей свитой.
   Герцог встретил девушку и обвенчался с ней в местечке под названием Дамме. Последовавшие после церемонии празднества оказались настолько пышными, что принимавшие в них участие объявили, - устроенное мероприятие может соперничать исключительно с роскошью двора короля Артура. Жених и невеста казались проникнутыми большой взаимной симпатией, и все торжество затмило лишь одно происшествие. Новобрачная чета чуть не сгорела в своей постели - в замке поблизости от Брюгге.
  К счастью, они вовремя спаслись. Выяснилось, что огонь разжег некий безумец.
  Эдвард объявил, что заключенный брак - это прекрасная работа, ибо укрепил связи между династией Йорков и династией правящего дома Бургундии.
  Уорвику все это радости никоим образом не доставило, но он знал, что обладает дружбой столь же могущественного, как и герцог Бургундский, лица - самого короля Франции. Людовику заключенный союз пришелся не по нраву, к тому же он уже покровительствовал Маргарите Анжуйской, оказавшейся во его стране из-за изгнания. Он станет полезным соратником своему старому другу, Ричарду Невиллу. К приближающемуся часу решительных действий от идей в голове графа Уорвика казалось тесно.
  
   Тогда как Его Величество был в Вестминстере, Уорвик водворился в замке Миддлхэм, где к нему присоединились его брат Джордж Невилл, архиепископ Йоркский, и герцог Кларенс, готовый, сразу после получения разрешения от Папы, вступить в брак с Изабель.
   Граф погрузился в размышления. Сейчас Эдвард от него ускользнул, вероятно, он поступал бы так всегда, - молодой человек не являлся марионеткой, король был упрямцем, умеющим править и собирающемся делать это по-своему. Женившись, он показал истинное лицо, ясно продемонстрировав, что не станет ведомым. Эдвард был правителем. И не потерпел бы наставника. Уорвика ввело в заблуждение его желание избегнуть конфликта. За исключением сражений, король во всем предпочитал искать наиболее мягкие пути, что, как вынужден был признать Ричард Невилл, говорило о мудрости и просилось для взятия на заметку. Эдвард являлся сибаритом, легкомысленным и по природе не злым. Однако данные свойства характера искажали действительность, затмевая сильного и властного мужчину, под ними скрывавшегося.
  И Уорвик бы с этим смирился. Ему не нужен был слабак. Граф собирался низложить исключительно возрастающее могущество Вудвиллов, оказавшихся на всех ключевых постах в государстве.
   Он совершит это, но одновременно покажет Эдварду, что, несмотря на всю силу короля, Ричард Невилл, граф Уорвик, его сильнее.
   Из тиши Миддлхэма граф проводил разведку на севере страны. Север всегда поддерживал Ланкастеров, что означало его противостояние Йоркам. Уорвик верил, - если он соберется поднять против монарха оружие, то помощь получит именно с севера.
   Перемещаясь из Миддлхэма в замок Шериф Хаттона, граф наблюдал за воздействием осторожно подбираемых им слов на людей, которые, как он думал, встанут на его сторону, воспротивившись Эдварду. И Уорвик не был разочарован.
   Среди подобных людей оказался его пользующийся определенным влиянием брат Джордж. Он затаил на Эдварда глубокую обиду. При возведении в сан кардинала тот поддержал Томаса Буршье, архиепископа Кентербери, хотя эту честь Джордж долго желал для себя. После выбора Буршье в коллеже кардиналов Эдвард разбередил кровоточащую рану, лично написав Джорджу извещение об этом. Таким образом, он дал понять, что сбивает клан Невиллов щелчком пальцев, и напомнил им о решительном окончании времени милостей.
  Этого оказалось чересчур, чтобы можно было вынести, и Уорвик пришел в ярость.
  'Я породил его', - любил напоминать людям граф. 'Без меня он никогда не добрался бы до трона. Но когда я посадил туда Эдварда, возложил ему на голову корону и миропомазал, что произошло? Он женился на той женщине, и везде появились Вудвиллы. Подобное следует останавливать'.
  Да, Уорвик собирался это остановить.
  Из Миддлхэма он отправил посланников ко французскому двору. Ричард Невилл хотел знать, как далеко готов король Франции простереть свою помощь, приди его другу в голову поднять против Эдварда оружие.
  Встревоженный альянсом Эдварда с Бургундией, заключенному благодаря браку Маргарет Йорк и великого герцога, Людовик горел желанием увидеть английского собрата разбитым, и Уорвик думал, что может на него положиться. К тому же рядом находился Кларенс. Граф дал честолюбивому юноше половинчатое обещание в случае низложения короля, предоставить Джорджу возможность взойти на трон по его стопам. Кларенс легко поверил, ведь Уорвик хотел женить среднего Йорка на своей дочери Изабель. Какие сияющие горизонты откроются перед Ричардом Невиллом, стань его дочь королевой Англии!
  Но граф решил не наносить удар, пока полностью не удостоверится в победе. Он поехал в Кале, дабы произвести контроль оборонительных рубежей и, пребывая там, поспособствовать некоторым из своих сторонников устроить мятеж.
   Главари мятежа взяли имя Робин, что подразумевало их происхождение из народа и являлось дружественным приветом Робину Гуду. Первую волну восставших взял под крыло человек, назвавший себя Робином из Холдернесса. Его выступление оказалось слишком поспешным и не достигшим нужной степени организации, поэтому Джону Невиллу, сделанному королем графом Нортумберлендом, не составило труда подавить мятеж. Казалось странным, что Невиллу приходится находиться на одной стороне с монархом, но Уорвик был не в силах убедить брата в необходимости противостоять Эдварду. Робин из Холдернесса объявил, - он взбунтовался, дабы решить проблемы простого населения, но в его словах не было и упоминания о недовольстве королем, хотя и встречались намеки на великодушие по отношению к захватническим установлениям Елизаветой политических связей.
   Робину из Холдернесса отрубили голову, на чем в вопросе с малым мятежом поставили точку. Более серьезный характер носило восстание Робина из Редейсдейла. Подозревали, что под этим именем скрывается сэр Джон Коньерс, родственник Уорвика, и это придавало выступлению значительную опасность.
   Робин из Редейсдейла жаловался на высокие налоги, на отрывание мужчин от семей путем призыва их на военную службу за пределами родных мест и на преследование простолюдинов местной знатью. Также звучали упреки в адрес Вудвиллов. В числе всех тех, кто приобрел политический вес после королевского брака, благодаря союзам, заключенным с могущественными кланами, называли имена лорда Риверса и герцогини Жакетты.
   Эдвард пожимал плечами и уходил от отчетов о проблемах. 'Тут нет ничего, с чем бы мы могли справиться', - объяснил он.
   Но, спустя определенное количество времени, шепот о заговоре Уорвика и продолжающиеся донесения о мятежах начали тревожить даже его.
  Робин из Редейсдейла все еще оставался на свободе. Он не подлежал сравнению с любителем Робином из Холдернесса, что указывало на вероятность следа в деле Уорвика. Его Величество решил, - раз Ричард Невилл и в самом деле стоит позади, будет лучше без промедления собрать армию и лично отправиться посмотреть на происходящее на севере государства. Тем временем Уорвик наблюдал за событиями из Кале. Граф активно настаивал, - пока не наступит полной готовности, двигаться мятежникам нельзя. И правда, на севере страны царило недовольство. Насколько мощную поддержку будут они, всегда являвшиеся ланкастерцами, готовы оказать Ричарду Невиллу, одному из основных построителей успеха Йорков, только что повернувшемуся к созданному им королю спиной?
   Эдвард шел на север, но не слишком торопился, делая перерывы для паломничества к гробнице Святого Эдмунда и в Уолсингем. Его сопровождал брат Ричард, которого король, теперь, когда Кларенс переметнулся, любил держать рядом. Монарха до ликования радовала откровенная преданность юноши. Эдварда сверх меры расстроило поведение Джорджа. Не потому, что он опасался брата, до сих пор считавшегося им бесполезным и довольно недалеким, но потому, что Кларенс приходился ему братом, чья неверность предстала отныне перед королем в очень печальном свете. Помимо Ричарда, Эдвард держал рядом лорда Риверса и лорда Скейлза, отца и брата Елизаветы. Сначала он их взращивал, чтобы доставить удовольствие жене, но потом заметно привязался. Риверсы не вступали в спор, не пытались стать, в отличие от Уорвика, ведущими, напротив, делали то, чего желал от них король, и, если и получали за это щедрое вознаграждение, данный аспект Эдварда совсем не волновал.
   Елизавета находилась с ним, как и три маленькие дочки. Девочкам следовало остаться где-нибудь, ибо столь юному ребенку, как Сесиль нельзя было пускаться в путешествие с армией. Но Эдварду нравилось видеть супругу рядом, поэтому она приехала, и, так как король не настаивал на устройстве детей где-то в тылу, те также оказались в пути вместе с родителями.
   Когда прибыли посланники из Кента, Эдвард посещал усыпальницу Святого Эдмунда. Они привезли новости из Кале. Брат короля, герцог Кларенс, вступил в брак с дочерью Уорвика, Изабель.
   Эдвард был изумлен. Он выразил свое неодобрение этого союза, фактически запретил. В то, что Уорвик, и даже хуже, с ним родной брат короля, открыто отвергли его мнение, невозможно было поверить. Этому должно найтись объяснение, подобное абсолютно неправдоподобно. Эдвард отказывался поверить в то, что Ричард Невилл отнесся к монарху с таким пренебрежением и определенно проигнорировал. Уорвик являлся его лучшим другом, героем, наставником. Джордж же приходился королю братом. Он не мог выступить против Эдварда. Во всем этом заключалась какая-то смехотворная ошибка.
   Елизавета хотела сказать, что ошибки здесь нет совсем. Что наступил час осознания Эдвардом, - кто настроен против него враждебно. Но она ничего не произнесла.
   Новостей приходило все больше. По сравнению с материалами первых докладов, повстанческое войско росло, и сейчас было ясно, что происходящее - серьезнее, нежели рядовой незначительный мятеж.
   Эдвард взглянул на жену и подумал об их детях.
   'Я хочу, чтобы ты тут же уехала', - заявил он. 'Возвращайся в Лондон. Если начнутся проблемы, здесь тебе не место'.
   Елизавета не возражала. Она была бы рада покончить с неудобствами путешествия. Молодая женщина посетит по пути Графтон, и Жакетта, таким образом, сможет вернуться вместе с ней в столицу.
  
   Королева наслаждалась присутствием матери, но на душе у той скребли кошки. Она чувствовала, что на пороге уже стоят неотвратимые события, и характер у них может быть довольно зловещий.
   'Я не доверяю Уорвику', - поделилась Жакетта. 'Он обладал слишком большим могуществом накануне твоего брака...'
   'После этого жизнь для него изменилась', - с улыбкой заметила Елизавета.
   'Человек, подобный Ричарду Невиллу, не позволит отодвинуть себя в сторону'.
   'Если отодвигающая его сила достаточно непоколебима, помочь ему никак нельзя'.
   Жакетта промолчала. Иногда Елизавета с самодовольством немного перехватывала через край. Как бы то ни было, герцогине нравилось, что дочка находится в безопасности от военных действий, как и дети. Сесиль еще и года не исполнилось, она являлась слишком маленькой, чтобы таскать ее по всей стране.
   Когда в Англии высадился Уорвик, в Лондоне громко радовались и организовали для него теплый прием. Ему сообщили о проблемах на севере, король же, в свою очередь, попросил графа с братом Джорджем прийти государству на помощь. Ричард Невилл сразу согласился. Все было в порядке. Уорвик и монарх являлись друзьями.
   'Понятно', - сказала дочери Жакетта, - 'откуда родились принятые большинством слухи о трещине между графом и королем. Лондонцы действительно этим встревожены. Подобная трещина может означать вероятность гражданской войны'.
  'Гражданской войны! Никогда. Уорвик не осмелится'.
  'А я начинаю думать', - проронила Жакетта, - 'что Уорвик осмелится совершить очень многое'.
  Дни наполнились напряжением, и каждый из них проводился единственно в ожидании новостей. Но те прибывали с подавляющей силой краткостью, поэтому собрать события воедино и посмотреть на картину в целом казалось совсем не легко.
  По видимости, Уорвик солгал, сказав, что придет королю на помощь. Ничего подобного. Он присоединился к мятежникам.
  Уильям Герберт, граф Пембрук, и Хамфри Стаффорд, граф Девон, направились к Банбери. Полководцы, являющиеся стойкими сторонниками монарха, собрали в Уэльсе и в западных областях значительное войско. Предполагалось, что вскоре они разобьют восставших в пух и прах.
  Жакетта с Елизаветой ожидали вестей с поля сражения, уверенные, - теперь бунтовщиков сломят, и мир возобновится.
  Но все оказалось совершенно не так, - армия Уорвика слилась с отрядами мятежников, и при Эджкоте преданные суверену люди были смяты. Пембрука и его брата взяли в плен и, в соответствии с правилом избавления от руководителей войска, лишили голов на следующий же день в Нортгемптоне.
  'На сей раз Уорвик зашел слишком далеко', - заявила королева, но сейчас она начинала волноваться. Елизавета повернулась к матери. 'Что произойдет?' - спросила она. 'На чем это остановится?'
  В данный миг будущее Жакетте не представало.
  Положение было даже тяжелее, чем думали в Лондоне Жакетта и Елизавета. Когда вести о разгроме при Эджкоте армии Пембрука достигли небольших сил Эдварда, солдаты начали от него уходить. Король остался с крайне ограниченной кучкой соратников, к крайнему своему разочарованию, осознав, что совершил ошибку жизненной важности. Он откладывал слишком долго, отказываясь поверить очевидному. Эдвард упрямо противился принятию вероломства брата и яростной мстительности Создателя королей.
  Ему не оставалось ничего, кроме как ждать в маленьком городке Олни. С Эдвардом был Ричард, а также - Гастингс.
  'Ну вот', - произнес король. 'Мы находимся на милости у наших врагов'.
  'Не надолго', - ответил Ричард. 'Нам следует хорошо себя проявить'.
  'Нам необходима хитрость, брат, а не храбрость. Нужно встретить неизбежное с достаточной ловкостью. Не думаю, что Уорвик или Джордж захотят причинить мне вред'.
  Ричард заявил: 'Джордж всегда мечтал занять твое место'.
  'Джордж и дня в качестве короля не протянет'.
  'Даже с руководящим им Уорвиком?'
  'У Джорджа в жизни не обнаружится и толики здравого смысла, дабы позволить Уорвику сделать это. Ричард, возможно, тебе стоит подумать над побегом'.
  'Что?' - воскликнул Ричард. 'И оставить тебя здесь? Нет, куда ты, туда и я. Останешься тут ты, останусь и я'.
  'Мне приятно слушать тебя, Ричард', - признался Эдвард. 'Ты всегда был лучшим братом, которого когда-либо мог иметь человек'.
  'Для меня ты был таким же'.
  'Сейчас не время для проявления чувств. Не сомневаюсь, Джордж прискачет поговорить со мной совсем скоро. Интересно, Уорвик появится?'
  'Появится, - я его убью'.
  Эдвард расхохотался. 'У тебя не будет возможности, да и я не позволю, если она образуется. Вопреки всему случившемуся, старый вояка мне по душе. Он был мне добрым другом...в минувшие дни'.
  'И стал злейшим врагом'.
  'Нет, Ричард, все еще добрым'.
  'Не понимаю, как ты способен смеяться среди творящегося с нами?'
  'Иногда я думаю, что это качество...или, может статься, порок, - последствие достижения мною вершины'. Он приблизил голову к лицу брата. 'Я останусь здесь, Ричард. Будь уверен'.
  Далеко в замке Байнард во двор въехал посланец. Он медленно спешился и направился внутрь. Его страшил тот момент, когда потребуется взглянуть в глаза королеве и ее матери. Каждый посланец желал бы быть носителем хороших новостей, ибо за добрые вести часто вознаграждают, и они не нуждаются в затрачивании усилий. В случае же иных обстоятельств, принесших их - выгоняют. Это не поддавалось обычной логике, но легко понималось.
  В данную минуту посланник знал, - то, что ему необходимо сообщить, вряд ли способно соревноваться с чем-либо по степени печали.
  Как только Жакетта услышала о прибытии гонца, мгновенно отправила за ним слуг, и герольд предстал перед ней и перед Елизаветой.
  Он низко поклонился и заколебался.
  'Давайте', - повелительно произнесла королева, - 'какие новости?'
  'Моя госпожа...мои госпожи...я...'
  'Говорите!' - безапелляционно воскликнула Елизавета.
  Жакетта коснулась ладонью ее руки. 'Этот человек колеблется, потому что боится, как бы привезенные им известия не заставили нас горевать'. Она мягко обратилась к посланцу: 'Прошу вас, скажите нам. Не торопитесь. Мы знаем, как вы не любите приносить подобного рода вести'.
  'Мои госпожи, простите меня...но мой господин Риверс...'
  Жакетта прижала ладонь к сердцу. Она ничего не произнесла. Ее взгляд сосредоточился на лице посланца.
  Тот смотрел на нее с мольбой, словно просил не просить его продолжать.
  'Он мертв', - подытожила Жакетта без всякого выражения.
  'Лорд Риверс попал в плен вместе с сыном, сэром Джоном, когда они возвращались в Лондон после поражения при Эджкоте'.
  'Как...', - начала Жакетта.
  'Их обезглавили в Кенилворте, моя госпожа'.
  Жакетта закрыла лицо руками. Елизавета сидела, глядя прямо перед собой.
  Именно Елизавета заговорила первой. 'Кто приказал осуществить это...убийство?'
  'Это был граф Уорвик, моя госпожа'.
  Елизавета кивнула.
  'Идите на кухню и освежитесь', - велела она.
  Когда посланец ушел, Жакетта опустила руки и посмотрела на дочь. Елизавета подумала, что никогда прежде не видела на чьем-либо лице подобного отчаяния.
  Жакетта не сказала ничего. Она думала о том дне, когда встретила своего будущего мужа, о том, каким он был привлекательным, о его обаянии, об их романе, выбившим у нее, далеко не лишенной честолюбия молодой женщины, из-под ног почву. Брак представлял собой настоящую идиллию. Муж был для Жакетты всем, кем только мог. А теперь он мертв. Она подумала об этой мертвой голове, так ею любимой, положенной на плаху и резко, крайне жестоко, отделенной от его тела. Как и голова Джона. Ее возлюбленного сына! Из-за громадного чувства, испытываемого к их отцу Жакетта обожала детей не меньше. Они являлись единым кланом Вудвиллов, победа одного превращалась в общую победу. Это наглядно продемонстрировал брак, заключенный их сестрой. Королева Англии усердно прикладывала усилия к повышению семейного благополучия с той самой минуты, как только сумела начать оказывать свою помощь. Когда их убили, ее драгоценный Джон находился с отцом. Сын недавно женился на старой вдовствующей герцогине Норфолк и вошел в число богатейших людей страны. Сейчас состояние ему уже не понадобится. Все эти деньги, все эти масштабные владения, доставшиеся Джону благодаря несчастной старой невесте, отныне для него ничто.
  Беды одного стали общими, как и победы. Жакетта знала, - Елизавета, которая сидела так спокойно и сдержанно, боролась с равно горькими чувствами, как и ее собственные.
  Именно Елизавета первой заговорила: 'Будь проклят Уорвик', - произнесла она. 'Я не успокоюсь, пока его голова не расстанется с телом. Он за это ответит. Каждый раз, как граф предстанет перед моими глазами, мне станут видеться мои возлюбленные отец и брат, и снова начнет всплывать воспоминание о сделанном им с ними'.
  
  Джордж Невилл, архиепископ Йоркский, прибыл в Олни, что близ Ковентри, и направился к королю.
  Он проявил высшую степень почтительности. По его словам, архиепископ приехал от имени своего брата, графа Уорвика, желая сопроводить к нему монарха. Вместе с графом находился герцог Кларенс, также верный вассал Эдварда. Они беспокоились о его безопасности, поэтому явились в качестве охраны.
  Эдвард расхохотался. 'Еще совсем недавно они против меня сражались'.
  'Нет, мой господин', - возразил учтивый архиепископ, - 'вы ошибаетесь. Мой брат крайне тревожится о вас и о вашей сохранности. Он сообщил лондонцам, что поскакал вам на помощь. Ваш брат, герцог Кларенс, в этом к нему присоединился'.
  Стоявший рядом с королем Ричард не сдержался: 'Все вы - предатели'.
  Эдвард положил ладонь на его руку.
  'Вижу', - произнес он, - 'ты намерен сделать меня своим заложником'.
  Ричард шагнул по направлению к архиепископу, и Эдвард опять его удержал.
  'Чего вы от меня хотите?' - спросил тот.
  'Чтобы вы вместе с моим братом сопровождали и меня'.
  Эдвард знал, что находился в их власти. Он позволил себе проявить глупость, и эта глупость оказалась путем к катастрофе. Король промедлил. Отказался увидеть опасность, когда та стояла с ним лицом к лицу. И теперь ему следует ответить за свое безумие. Происходящее - всего лишь временное отступление. Эдвард был уверен. Уорвик не являлся великим полководцем. Его воспитанник и ученик испытывал слишком мало благоговения перед подвигами ума Ричарда Невилла на поле боя. В чем Уорвик выделялся, так это в стратегии хитрости. Он обладал способностью обратить поражение в победу теми самыми действиями, которые совершенно не ожидались противником. Королю необходимо попытаться повторить комплекс маневров Уорвика. Поэтому он поедет с ним. Притворится, что верит в его преданность, даже если предательство чересчур очевидно.
  'Я поеду с вами', - произнес Эдвард. 'И встречусь с Уорвиком'.
  Архиепископ склонил голову. 'Тогда нам нужно отправиться в дорогу без промедлений'. Он обернулся к Ричарду и Гастингсу, занявшим свои места с двух сторон от монарха.
  Ричард был юношей лет семнадцати или около того, но, из-за хрупкого телосложения и небольшого роста, выглядел моложе. Уорвик предупредил: 'Ричарда - отпусти'. Что до Гастингса, он приходился Ричарду Невиллу зятем. Тот всегда полагал, - приложив чуточку убедительности, вполне возможно перетянуть родственника в собственный лагерь. Это получит материальную основу, когда Гастингс увидит безнадежность дела Эдварда. Поэтому у Джорджа Невилла были инструкции отослать как Ричарда, так и Гастингса. Предоставить им свободу, отпустить на поиски пути туда, куда они только пожелают отправиться. Ему требовался исключительно Эдвард.
  Ричард печально попрощался с братом и, вместе с Гастингсом уехал, а Эдвард позволил отвезти себя в Ковентри, где его уже дожидался Уорвик.
  Ричард Невилл просто лучился сознанием победы.
  'Какое горестное положение дел', - начал он. 'Вы знаете, Эдвард, вреда я вам не желаю'.
  'Нет', - ответил тот с легкостью, - 'вы лишь хотите сделать меня вашим пленником'.
  'И вам, и мне следовало никогда не позволять вбивать между нами клин'.
  'Я не вбивал его туда, Ричард'.
  'Да, это дело рук других, я с вами согласен. Веселых Вудвиллов. Эдвард, - бесполезно. Вы в курсе, что случается с королями, воздающими почести своим любимцам и подрывающими тем самым основы государственности'.
  'Что же подрывает основы государственности и заставляет народ страдать?'
  'Основы государственности подорваны по причине передачи властных полномочий в руки людей, которые не в силах с ними управляться...озабоченных исключительно материальной выгодой'.
  'Многие из нас таковы, Ричард'.
  'Среди нас есть и те, кто любит страну и будет ей служить, не прося вознаграждения'.
  'Покажите мне такого человека, и я назначу его моим канцлером'.
  'Вы сейчас не в том положении, чтобы назначать или снимать с поста, мой господин'.
  'Это правда. Значит, я ваш пленник. И что вы со мной сделаете? Получите мою голову, как уже поступили с моим тестем?'
  'Меня ранит ваша способность даже подумать о подобном. Я - ваш друг. Я посадил вас на трон, а вы оттолкнули мою верность ради своры алчных ничтожеств'.
  'Вы меня на трон посадили, вы меня можете с него свести, речь идет об этом?'
  Уорвик внимательно посмотрел на Эдварда, но ничего не ответил.
  'Он обладает влиянием', - подумал король. 'Я не сумел бы править без него в те первые недели. Жаль, что разрыв произошел, но вопрос стоял ребром, - либо Уорвик, либо Елизавета'. Ричардом Невиллом владело наполовину негодование, наполовину восхищение достигнутой позицией. Однако, Эдвард страха не показал. Уорвик мог вытащить его на воздух, к плахе, и получить голову короля, как он получил головы лорда Риверса с сыном, Эдвард прекрасно отдавал себе в этом отчет. Тем не менее, монарх сидел, безрассудно улыбаясь и принимая поражение, которое между слов позиционировал в качестве всего лишь временной проблемы.
  Но если игральные доски перевернутся, что случится тогда? Какой окажется судьба Уорвика, Ричарда Невилла?
   Он будет прощен, это совершенно ясно. Эдварду никогда не нравилось иметь дело со смертью. Король санкционировал казнь исключительно в тех случаях, когда данный шаг выглядел целесообразно.
   'Мы уезжаем в мой замок Уорвик', - сообщил граф, и не прошло и часа, как молодой человек ехал на коне, бок о бок с Ричардом Невиллом, являясь в этот миг его узником.
   Губы вельможи изгибались в ликующей улыбке. Он продемонстрировал Эдварду, - монарх не в силах оставаться монархом без поддержки Создателя королей.
  
   В течение некоторого времени казалось, что Англией правит Уорвик. Он обдумал происходившее после низложения предыдущих королей. В случаях с Эдвардом Вторым и Ричардом Вторым соответственно был созываем Парламент, на котором лишение монарха власти торжественно объявлялось.
  Ричард Невилл не обладал уверенностью, что же следует предпринять. Идеальным решением стало бы вернуть Эдварда на трон в качестве марионетки при режиме Уорвика. Данная роль очень ему подходила, продолжением своего правления он бы обеспечивал бы режим графа. Вудвиллов уже прогнали, и это являлось только началом.
   Тем не менее, где-то Уорвик совершил ошибку. Истории не обязательно повторяться. Как Эдвард Второй, так и Ричард Второй любовью народа похвастаться не могли, Эдвард же Четвертый был от подобного положения далек. Пусть милость к Вудвиллам и походила на благосклонность двух его предшественников к их любимцам, от него исходили флюиды истинной мужественности, выдающейся внешней привлекательности и способности очаровать даже самого смиренного из подданных.
   Люди могли не жаловать Вудвиллов, но они от души любили Эдварда.
   Поэтому события и не развивались по ожидаемому Ричардом Невиллом сценарию. 'Где король?' - задавало вопрос население. 'Король стал пленником', - звучало в ответ. Тогда люди решили, что порядка в стране отныне нет. Вспыхнуло восстание в Лондоне, затем разгорелись мятежи в некоторых из крупных городов, и скоро волнения охватили государство от края до края.
   Уорвик перевез Эдварда в Миддлхэм. Бунт разразился уже на севере королевства, собственную заварушку начали ланкастерцы. На пороге стояла катастрофа. Ричард Невилл предвосхищал последовательность событий, укладывающуюся в одну форму, а те образовали новую, ими же образованную.
   Услышав о происходящем, король объявил, что ничем со стороны дома Невиллов не задет. Ему известно, что друг и наставник его прежних дней, Уорвик, изо всех сил заботится о стране, и, так как Эдвард делает то же самое, их цели едины. Когда этот принесший несчастье инцидент исчерпает себя, Невиллы ничего не потеряют. Они сохранят уважение монарха, которое сопутствовало им всегда.
  Эдвард направился в Йорк, куда вошел так, как и следует монарху, устроив свою резиденцию в замке Понтефракт.
   Население узрело короля в компании Уорвика, словно не ссорившихся друзей, не ранее, чем люди принялись стекаться под флаги государя, дабы положить конец восстанию ланкастерцев. Никому не хотелось продолжения в стране гражданской войны. Народ надеялся, что, когда Эдвард окажется в безопасности на своем троне, войны Роз обретут желанное завершение.
   Ричард Невилл осознал, - Эдвард способен привести собрать мужчин под знамена Йорков, а вот ему, Уорвику, это недоступно. Эдвард владел сердцами англичан, Эдварда они хотели видеть во главе королевства, и графу пришлось принять простую истину, - именно народ, в конце концов, решает, кто же станет им править.
   Лондонцы требовали встречи с королем. Справиться с этим оказалось невозможно. Эдварда следовало освободить и отпустить в столицу, продемонстрировав местным жителям, что он больше не пленник, что Уорвик был прав, заявив, - его цель быть рядом с монархом, обеспечивая тому абсолютную сохранность.
   С какой же невыразимой радостью Эдвард воссоединился с Елизаветой. Ричард Невилл остался на севере - с Кларенсом. Урок он усвоил. Равно, как граф обратил поражение в победу при Сент Олбансе, Эдвард воспроизвёл его стратегию при Эджкоте.
   Но разве не являлся король достойным учеником Уорвика?
   В следующий раз, пообещал себе Ричард Невилл, он будет мудрее.
   Подобного повториться не должно.
  
   Хотя Эдвард владел Лондоном, Уорвик находился на востоке, а с ним был Кларенс. Что создавало опасное положение.
   Страна разделилась пополам, и не обнаруживалось смысла ожидать, что мирная пауза затянется. Ричард Невилл понял, - ему не под силу собрать людей под свои знамена, он способен быть Создателем королей, но королем не являлся. Эдвард также пришел к необходимому пониманию, - если он хочет привести государство в надлежащий вид, ему следует заключить мир с Уорвиком. В конкретный миг это было тяжело, люди готовились учинить бунт при малейшем вызове, в различных местах вспыхивали мятежи. Кроме того, Ричард Невилл держал про запас Кларенса, а тот считался полноправным претендентом на трон.
   Эдвард сочувствовал горю Жакетты из-за утраты ее мужа, он знал, как герцогиня и Елизавета должны ненавидеть Уорвика, однако жена ни разу не произнесла при нем имени графа.
   Было приятно нырнуть в обществе Елизаветы в обстановку покоя. Она обеспечивала исключительно то, что желал супруг, и никуда не вмешивалась, не задавала вопросов то об одном, то о другом. Королеве пришлось по душе, когда Эдвард забрал часть почестей у фракции Уорвика и передал их представителям семейства Вудвиллов. Ее брат, Энтони, наслаждался сейчас близостью к королю. Он стал лордом Риверсом, взяв себе титул покойного отца.
   Эдвард отправил Уорвику и Кларенсу приглашения прибыть на собрание Совета в Вестминстере. Сначала они проявили осторожность, попросив множество гарантий безопасного проезда, когда документы им выдали, смутьяны решились приехать в Лондон, где король встретил их с изъявлениями глубокой привязанности.
   Между ними не было и намека на действительную размолвку, заверил родственников Эдвард. 'Давайте забудем о наших обидах и продолжим жить, как прежде'.
  
   В замке Уорвик дочери графа сидели вместе, тихо беседуя. Анна время от времени бросала на сестру Изабель внимательный взгляд. Изабель тяжело переносила беременность, она выглядела нездоровой, и младшая о ней беспокоилась. Как и их матушка, графиня. Изабель никогда не отличалась выносливостью, как и Анна, к слову сказать. Здоровье девушек являлось постоянной причиной тревоги родителей с первого дня рождения каждой.
  'Благодарю Господа', - поделилась графиня с дочерью Анной, - 'что Изабель родит своего малютку здесь, в Уорвике, и я окажусь рядом, дабы о ней позаботиться. Мы вместе станем о ней заботиться, Анна'.
  Девушка кивнула. 'Но Изабель будет так счастлива, моя госпожа, когда малыш появится на свет'.
  'Да, конечно, равно, как и герцог. Мы надеемся на рождение мальчика. Твой отец очень расстроен отсутствием у него сына'.
  Анна обвила материнские плечи руками. 'Мне жаль, дорогая госпожа, что мы обе - женского пола'.
  Графиня рассмеялась. 'Мое милое дитя, Я бы не согласилась поменять на мальчика ни одну из вас. Но часто желала подарить твоему отцу желанного им сына. Увы, мне оказалось так и не суждено это сделать'.
  Анна знала, - после тяжелых родов, в результате которых она появилась, отцу сообщили, что графиня не в состоянии больше вынашивать детей, и девушка могла вообразить, насколько сильный удар поразил этого честолюбивого человека. Однако, Ричард Невилл смирился. Находясь с дочерями, он был почти самым счастливым на земле, Анна была в этом уверена. Но иногда дело обстояло иначе. Уорвик являлся искателем приключений, вождем по природе, тем, кто способен управлять людьми. Король был обязан ему короной. Он также основательно посадил на трон Эдварда, как и низложил Генри.
  И Анна сказала Изабель: 'Тяжело являться дочерью такого отца. Кажется, что от нас станут ожидать значительных поступков'.
  'Все, чего от нас станут ожидать', - ответила Изабель, - 'выйти замуж, когда нам сделают подходящие предложения. А когда мы примем узы брака, - произвести на свет сыновей...'
  'Дочерей, может быть, тоже', - прибавила Анна, - 'у дочерей есть свои роли'.
  И они у девочек были, вскоре после этого разговора Изабель вышла замуж за герцога Кларенса.
  В первые дни она немного перепугалась, но Джордж Плантагенет воспылал к юной супруге любовью, и та ответила ему взаимностью. Полюбить Изабель не составляло труда. Девушка отличалась привлекательностью, чрезвычайной мягкостью, и, разумеется, обладала внушительным состоянием, ну, или имела на таковое права после смерти отца, - тем состоянием, которое ей следовало разделить с Анной.
   Анна вспомнила дни, кажущиеся сейчас такими далекими, когда она и Ричард вместе выезжали в леса или в учебных комнатах играли в угадывание. Где Ричард теперь? - часто задавала себе вопрос девушка. В стране царило беспокойство, вызванное столкновением ее отца и короля, хотя те все время пытались убедить и друг друга, и население, что отношения между ними прекрасные. Но таковыми они, разумеется, не были. Анна слышала много разговоров о заключенном Эдвардом браке и знала, насколько ее отец его ненавидит. Насколько он ненавидит Вудвиллов и как собирается им отомстить, держа в памяти их захват важнейших постов и брачные союзы с богатейшими вельможами и наблюдая, как противники приобретают в государстве больше веса, чем тот, которым обладал еще недавно Уорвик.
   Положение внушало страх. Изабель была замужем за Кларенсом, а тот - выступал против собственного брата, успев шепнуть жене, что однажды она может стать королевой, ибо уже в ходу план посадить его на трон вместо Эдварда.
   Внезапно до Анны донесся звук копыт быстро скачущих коней. Изабель вскинула над вышиванием взгляд.
   'Посетители?' - спросила она тревожно. Отныне всегда возникала тревога, если в замок являлись гости, никогда нельзя было заручиться уверенностью относительно характера привезенных ими новостей.
   Анна поднялась и подошла к окну, откуда сумела разглядеть вдали группу и то, что знаменосец, ее предварявший, вез изображение медведя и заостренного шершавого кола.
   'Это кто-то от нашего отца', - произнесла она.
   Изабель прошептала: 'Святый Боже, надеюсь, вести не дурные'.
   Анна не ответила. Но потом добавила: 'Там наш батюшка...и, сестра, с ним - твой муж. Сейчас же пойду и отыщу матушку'.
   Девушка поспешила прочь из комнаты, тогда как Изабель встала и подошла к окну. Всадники уже въезжали, разнося цоканье лошадиных копыт, на внутренний двор. Изабель увидела своего молодого мужа. Джордж спрыгнул с коня, и к нему тут же подбежал конюх. Она услышала, как отец громко раздает приказания.
   Графиня уже находилась во дворе вместе с Анной. Уорвик обнял сначала жену, а затем и дочь.
  По выражению, застывшему на его лице, Анна поняла, - что-то не в порядке. Ричард Невилл произнес: 'Давайте войдем. Мне необходимо рассказать слишком многое, а времени у нас мало'.
   Младшая дочь подумала, насколько зловеще прозвучали эти слова. Случилось нечто новое. Как бы Анне хотелось, чтобы этих проблем не было. Какой же ошибкой казалась размолвка между ее отцом и королем. Они всегда являлись добрыми и верными друзьями. Да и муж Изабель приходится Эдварду братом, что делает происходящее совсем уж из ряда вон выходящим.
  Как бы то ни было, в данный момент происходило что-то крайне серьезное. Анна заметила, что матушку немного трясет, и это явно вызвано не только волнением от неожиданного прибытия супруга.
  Граф не стал терять времени, объяснив, - в нынешнем положении им следует немедленно уехать, на счету каждый миг. Его преследовали противники, и, если Уорвик попадет к ним в руки, ему настанет конец, как и всем им. Необходимо поспешить отправиться на побережье и оттуда отплыть во Францию, где добрый друг Ричарда Невилла, король Людовик, предоставит ему временное пристанище и средства для возвращения в Англию.
  'Вы не можете так говорить', - воскликнула графиня. 'Разве вам не известно, что малыш Изабель должен родиться в течение ближайшего месяца?'
  'Моя дорогая госпожа, я прекрасно об этом осведомлен, но мне также известно, что, несмотря на приближающиеся роды, оставаться тут для нас опасно. Люди короля уже в пути, дабы схватить меня. Мои планы обратились в прах. Мне осталось сдаться на милость Эдварду, и тогда я увижу свой финал. Меньшим, чем моя голова, он не удовлетворится'.
  Анна вмешалась: 'Пойду и подготовлю Изабель. Ее следует нести в паланкине'.
  'Помоги нам Господь!' - воззвала к небесам графиня.
  'А теперь давайте не терять время', - предложил Уорвик и принялся отдавать распоряжения.
  Пока посланцы Уорвика мчались на побережье Девона и Дорсета с повелениями кораблям приготовиться к отплытию, семья отправилась в путь. И Анна, и ее матушка сильно беспокоились о состоянии Изабель, - молодой женщине дорога явно была утомительна и опасна. В конце концов, Ричард Невилл с близкими устроился на одном из судов, которые ему удалось присвоить, и все они устремились в Саутгемптон, где находились несколько из принадлежащих графу крепких кораблей, предназначенных для пересечения открытого моря. К несчастью Уорвика, лорд Риверс, проявивший более энергии и коварства, чем его отец, перехватил их, и противостояние продолжилось.
   Анна сидела с сестрой в каюте и старалась занять ту разговором об ожидающемся малыше, но мирную обстановку потряс пушечный обстрел, и девушка начала сильно бояться могущего произойти с флотилией отца. После показавшегося бесконечным сражения, пусть граф и потерял некоторые из своих судов, перевозившему его родных посчастливилось ускользнуть и, вместе с малым числом других спасшихся, выйти в открытое море.
   Когда они приблизились к Кале, Уорвик послал письмо другу и союзнику, лорду Уэнлоку, дабы убедиться, что в этом порту их примут с радушием. Ответ гласил: рассчитывать на это не стоит. Герцог Бургундский, с одной стороны, и йоркисты, с другой, ждут не дождутся причаливания Ричарда Невилла и уже готовятся его схватить. Поэтому, графу лучше высадиться во французском порту и положиться на гостеприимство короля Людовика.
   Не раз доказавший, что имеет право называться хозяином моря, Уорвик покинул Кале. Он всегда протестовал против отчаяния и даже сейчас взялся составлять планы, в первые минуты совершенно дикие и невозможные, но, чем эпатажнее те представлялись, тем мощнее подхлестывали.
   Тем временем Изабель стала внушать серьезную тревогу, у нее начались боли, что ясно говорило о скором появлении ребенка на свет, причем крайне далеко от суши.
   'Нам немедленно нужно зайти в порт', - восклицала графиня.
   Ричард Невилл извелся от беспокойства о дочери, но он знал, - вход в порт находится за гранью действительности, если корабли и попытаются причалить, их тут же возьмут в плен.
   Анна неистовствовала: 'Нам так многое требуется. А здесь - ни трав, ни облегчающих боль лекарств, ни повитухи...'
   Ее матушка ответила: 'Придется приложить все наши усилия'. Поднялась буря, принялся завывать ветер, судно попало в сильную качку, и, среди разгула этой стихии, в мир пришел ребенок Изабель.
  То, что молодая женщина выжила, было чудом, но дитя ее скончалось. Пока она в горячке лежала на соломенном матрасе, Анна и графиня готовили крохотное тело младенца к погребению. Ребенок оказался мальчиком, и Анна с трудом могла отмахнуться от мысли, что останься тот в живых, в один прекрасный день мог бы стать королем Англии.
   После зашивания детского тельца в простыню последовала печальная короткая церемония, затем оно скользнуло в море. Анне подумалось, насколько же милосердным было уберечь Изабель от лицезрения похорон.
   Девушка с матерью вернулась к сестре. Их главной обязанностью отныне должно стать заботе о ней. Анна понимала, - графиня изо всех сил старается не представлять картины заворачивания в полотно уже тела Изабель и погружения в воду теперь ее.
   'Вот', - проронил Уорвик. 'Я потерял внука. Но нам следует смотреть вперед. Будут другие'.
   Его взгляд сосредоточился на Анне, в глубине затаилось свежее, только начатое размышление, на которое она не обратила внимания, будучи всецело сосредоточена на трагедии сестры. Но, если бы девушка что-то заметила, ей стало бы крайне не по себе.
   Изабель понемногу поправлялась, погода заметно успокаивалась. Наконец, море утихомирилось. Ричард Невилл обратился в пирата, он взял в плен несколько бургундских судов, напомнив своим людям о великих днях создания им громкого имени Капитана Кале и внушив команде мысль о свойственной ему несокрушимости.
   Вера Уорвика в себя могла быть отчасти ложной, но лишь отчасти, вернувшись затем во всей мощи. Граф намеревался восстановить власть над полным комплексом утраченного. Но сделать это получилось бы с помощью короля, и этим королем являлся французский монарх. Ричарду Невиллу судьбой предписывалось действовать руками суверенов. Он не имел необходимых титулов, дабы настоять на своем, как правитель. Уорвик являлся манипулятором. Создавал правила, но нуждался в том, кто бы их осуществил.
   Причалив в устье Сены и добравшись до порта Арфлёр, граф уже находился в плену грандиозных идей.
   Здоровье же Изабель улучшилось, и, как только на горизонте замаячила земля, Анна и ее матушка приободрились. Кошмарное путешествие подошло к концу.
  
   Во Франции компанию встретили с распростертыми объятиями. Король Эдвард приходился Людовику противником, а тот, в свою очередь, был другом Ричарда Невилла. Французский монарх льстил Уорвику демонстрацией своей привязанности, ведь они имели общих врагов - Эдварда и Бургундию. Это заставляло графа возлагать на чужбину определенные надежды, - его добрый друг Людовик обязательно с ним встретится и внимательно прислушается к выстраданным им проектам.
   Только в замке Амбуаз Анна осознала, насколько глубоко связана с отцовскими планами.
   Они прибыли в чудесный майский полдень. Замок, воздвигнутый на нагорье, представлял собой сказочный вид со своими внушительными опорами и цилиндрическими башенками, завершающимися острыми коническими крышами.
   Женщинам свойственно радоваться посещению гостеприимной крепости, но сейчас дни путешествия подействовали на их троицу изнуряюще, в особенности - на Изабель.
   В Амбуазе король Франции принял компанию с впечатляющими церемониями. Казалось, он готов на все, дабы оказать радушный прием, подразумевая тем самым, что способен помочь.
   Людовик выразил огромный интерес по отношению к юным дамам, выделяя Анну, которая решила, что именно ее обсуждает король с отцом. Она задумалась, не припасли ли мужчины для нее некое брачное предложение, традиционно внимание на молодых девушках фокусируют в связи с этими вопросами.
   Анне исполнилось пятнадцать, поэтому и возникло предположение о готовящемся союзе, подобная перспектива даже нашла у нее определенное понимание.
   В дни, казавшиеся отныне такими далекими, Анне и Ричарду нравилось находиться вместе. Они многое обсуждали, обожали книги, являлись заметно серьезнее, чем Изабелла и Джордж. Молодые люди никогда не заговаривали о свадьбе, но Анна один или два раза слышала, как упоминали о ней слуги. Те радовались, насколько чудесную пару они составят, как любят друг друга, и как приятно будет для юной поросли, проведшей вместе ранние годы и досконально знающей характер и обычаи спутника, оказаться бок о бок в зрелости.
   Анна понимала, что имеется в виду, и мысль, что однажды она выйдет замуж за Ричарда, теплилась где-то на задворках ее сознания.
   Но теперь Ричард был далеко, их обстоятельства изменились настолько, что молодые люди оказались на разных сторонах враждующих группировок, и Анна опасалась, - она может никогда больше его не увидеть. Девушка догадывалась, Ричард должен ненавидеть ее отца, - он же всегда верил, - брат Эдвард - самое чудесное создание на земле, разумеется юноша станет испытывать отвращение к любому, кто с ним враждует. Как же сложно все это поддавалось пониманию, как подавляло, как тревожила вероятность существования для нее некоего брачного проекта, в котором и намека не было на друга детства.
   Вскоре после приема отец отбыл, и Анна с матушкой и сестрой осталась в Амбуазе, ожидая, пока ее не призовут.
   Пребывание в замке показалось девушке долгим. Возможно, потому что отъезд короля и графа сообщил потекшим далее дням тишину, сравнимую с домашней тишиной в замках Уорвик или Миддлхэм. Изабель продолжала восстанавливать подорванное родами здоровье и часто бывала бледна и апатична.
  Однажды сестра сказала Анне: 'Мы - всего лишь дочери, а назначение дочки - вступить в выгодный для ее семьи брак'.
  'Разве ты не испытывала к Джорджу любви, выходя за него замуж?'
  Изабель задумалась. 'Да, в каком-то смысле я его люблю... Но ты же понимаешь, зачем он на мне женился. Это произошло против воли брата Джорджа, и потому что такова оказалась цена, назначенная нашим отцом в обмен на помощь в получении трона. Тебе известно, как мой муж об нем мечтает. Всегда мечтал'.
  Анна знала, - сестра говорит правду.
  'Изабель', - произнесла она, - 'мы с тобой очень богаты, или станем таковыми после смерти батюшки. У нас обеих в руках огромное состояние, которое мы принесем нашим мужьям. Возможно, было бы лучше родиться на свет дочерями бедняка'.
  'И тогда мы не имели бы прав в происходящей ныне битве вокруг трона', - согласилась Изабель.
  'Несчастная Изабель!'
  'Останься мой ребенок в живых, я посчитала бы это заслуживающим внимания'.
  'Смею предположить, у тебя появится следующий. Так вот, для чего мы нужны? Рожать детей....предпочтительно сыновей...и приносить мужьям богатство'.
  'Милая Анна, ты становишься циничной. Мне всегда казалось, тебя предназначали в жены Ричарду'.
  'Да, я тоже так думала'.
  'Не случись этой ссоры, ты бы за него вышла. Отец выдал меня за одного из братьев короля, но, конечно же, Эдвард нашего брака не хотел'.
  'Ему постоянно приходилось делать то, что желает наш батюшка'.
  'Даже теперь...'
  'Даже теперь не возникло ли это затруднение, потому что Эдвард отвернулся от отца и обратился к Вудвиллам? Я задаю себе вопрос, чем все закончится?'
  Какое-то время обе девушки молчали. Каждую тревожило окутанное туманом будущее.
  Посланцы безостановочно сновали в замок и обратно, - граф держал супругу в курсе вопросов, в которых ее помощь считал необходимой. Поэтому именно жене Уорвик предоставил поделиться с Анной последними новостями.
  Ричард Невилл любил своих дочерей. Разумеется, он ожидал от них повиновения и действий на благо его клана, но граф также стремился облечь это для девочек в максимально легкую и необременительную форму.
  Он совершенно не желал, чтобы его нежная и хрупкая дочь Анна без предупреждения столкнулась с будущим, к которому, как Уорвик был уверен, ей потребуется определенное время привыкать. Ричард Невилл попросил супругу намекнуть младшей о том, что для нее готовится.
  Графиня несколько раз перечитала письмо мужа и спросила себя, неужели представшее ее глазам так и есть, ибо написанное ввергло старшую Анну Невилл в крайнее изумление. В конце концов, она нашла обоснование поступкам Уорвика и осознала, конкретно этого и нужно было от него ожидать. Если граф не мог навязать свою волю одним путем, приходилось навязывать ее другим. К настоящему времени следовало уже привыкнуть к подобным сюрпризам.
  'Бедная Анна', - подумала мать. 'Как она посмотрит на такое? Но Ричард прав, желая подготовить девочку'.
  Графиня отправила слугу, чтобы девушку привели.
  Анна вошла с опаской, уверенная, еще чуть-чуть, и она станет жертвой скрытого туманом союза, - необходимого звена в планах ее отца. Таким образом, пусть наполовину, но подготовлена Анна была.
  Нежно поцеловав, матушка пригласила ее присесть.
  'Ты знаешь, какое-то время назад твой отец уехал. Вместе с королем он был в Анжере, где они посетили королеву'.
  'Я думала, королева...'
  'Нет, не, дитя мое, не королеву Франции. Королеву Англии'.
  'Мне казалось, королева Елизавета в Англии'.
  Графиня приняла к сведению, что дочь намеренно не понимает, выигрывая тем самым время. Она решила сразу перейти к делу. 'Нет, моя дорогая, я имею в виду королеву Маргариту, уже долго пребывающую во Франции в изгнании'.
  'Мой отец...посещает Маргариту Анжуйскую! Конечно же, она его не примет?'
  'Не изъявляла такового желания. Но ты же знаешь отца. Он самый настойчивый человек на свете. Ему удалось заключить с ней соглашение, и ты выйдешь замуж за ее сына, принца Уэльского'.
  Анна в изумлении воззрилась на мать.
  'Да', - продолжила графиня. 'Понимаю, поверить тяжело, но это так. Твой отец намерен низвергнуть Эдварда с трона и снова посадить на него Генри. Девочка моя, ты осознаешь, что это означает? Если предприятие ему удастся, а твоему отцу всегда все удается, ты станешь королевой Англии...когда Генри умрет, и на трон взойдет его сын'.
  'Я осознаю', - ответила Анна, - 'что отец намерен сделать претендентками на трон обеих своих дочерей'.
  Они обменялись отчасти печальными взглядами. Обеспечивать величие Ричарда Невилла выпало обеим. Глава семейства являлся сыном графа Солсбери, но не имел далеких перспектив, пока не вступил в союз с дочерью графа Уорвика и не приобрел, благодаря ей, громкий титул тестя, а с ним и обширные земли. Анна-старшая отменно послужила супругу, теперь настала очередь Анны-младшей.
  'Твой отец не хочет тебя торопить...Он старается дать тебе время...приучить к мысли о браке'.
  'Но я все равно должна буду выйти замуж за принца'.
   'Мое дорогое дитя, твой отец определился со своим решением. Король Франции согласен с идеальным характером союза, и, в конце концов, они убедили Маргариту Анжуйскую в том, что это единственный путь вернуть ей трон'.
   'Разумеется, она никогда не соизволит стать соратницей батюшки. Они были злейшими врагами'.
   'Маргарита рассматривает это в качестве способа возвратить корону. О, Анна, моя дорогая дочка, если данный план осуществится, если мы сумеем вернуться домой...если сумеем опять обрести счастье...'
   'Счастье. Вы считаете, мы сумеем его обрести? Сначала отцу потребуется вступить в сражение. Полагаете, Эдвард отойдет в сторону и спокойно позволит посадить на трон Генри? Или Ричард...?'
   'Твой отец создает королей и он же их ниспровергает. Без него Эдвард никогда бы не стал государем. Он вернет Генри на трон, вот увидишь'.
   'Но Генри немногим лучше настоящего слабоумного'.
   'Он - помазанный король'.
   'Эдвард тоже'.
   'Твой отец решил, что Эдварду следует уйти'.
   'Зато Эдвард, без сомнения, решил остаться'.
   'Моя дорогая, нам ничего не известно об этих вопросах. Тебе же следует подготовиться к свадьбе с принцем Уэльским'.
   'С человеком, по отношению к которому во мне взрастили понимание, - что он - наш враг, сын безумного короля, чья мать - ...'
   'Замолчи, дитя. Тебе нельзя произносить подобных слов. Сейчас они - наши друзья'.
   'Я задаю себе вопрос, позволят ли нам когда-нибудь выбирать себе друзей по собственному вкусу?'
   'Теперь - иди. У тебя будет блестящий брак. Принц! Большинство девушек с ума бы сошли от радости. В соответствии с проектом твоего отца, однажды ты станешь королевой Англии'.
   'Такое обещание давали Изабель'.
   'Твой отец больше не доверяет Кларенсу. Кроме того, настоящий король - Генри, и естественным наследником ему оказывается его сын. Твой батюшка придерживается мнения, что население с радостью примет возвращение прежнего суверена, и, на этом, Эдварду придет конец'.
   'У Эдварда есть большое количество друзей'. Анна опять подумала о Ричарде, о его пылком обожании брата, о напряженной и испепеляющей все вокруг верности.
   'Ох, Ричард', - вздохнула девушка, - 'нам придется находиться с разных сторон враждующих фракций'.
   'Твой отец полагает, что Генри всегда пользовался любовью народа'.
   'Равно, как и Эдвард'.
   'Ты рассуждаешь о проблемах, в которых разбираешься весьма плохо, моя милая. Твоя задача - быть настолько очаровательной, чтобы принцу захотелось на тебе жениться. Сейчас - можешь идти. Тебе необходимо начать готовиться немедленно, - через несколько дней мы отправляемся в Анжер'. Графиня с грустью окинула дочь взглядом.
   'Несчастный ребенок', - подумала она. Анна абсолютно поражена. Ей всегда казалось, что она предназначена в жены Ричарду Глостеру. Нам всем так казалось. Тем не менее, жребий женщин зависит от исхода войн.
  
   Анна преклонила колено перед надменной женщиной, чье лицо хранило следы сказочной красоты, подточенной горем, гневом, разочарованиями, - теми чувствами, которые воспринимались столь остро, что не смогли не оставить на даме свой горький отпечаток.
  Маргарита Анжуйская была несчастнейшей из женщин. В юности девушка прибыла в Англию, грезя о величии. Она управляла слабоумным мужем и, по-своему, любила его. Горькая безнадежность изгнания заставляла Маргариту страдать - от переездов с места на место, от необходимости, даже в вопросах изыскания средств на жизнь, полагаться на других, для женщины ее характера это являлось тяжелейшим испытанием.
  Теперь же злейший враг, виновный, по мнению Маргариты, в ее бедах, прибыл к ней, протягивая оливковую ветвь мира. Какого усилия потребовало принятие этой ветви! Королева хотела швырнуть предложение обратно - в лицо Уорвику, и, действительно, продемонстрировала способность подвергнуть его унижению, но, затем, приняла изложенный план. Ричард Невилл отличался честолюбием и был готов при необходимости смиренно преклонить колени, коль скоро это поможет ему добиться цели. Он так и поступил, ибо, в итоге бывшая владычица подавила гордость, - в этом человеке и в его способности постараться ради нее заключалась единственная надежда Маргариты.
  Маргарита заставила Уорвика принести клятву на распятии из собора Анжера, что Генри VI - единственный законный король Англии, и что Ричард Невилл снова посадит его на трон. Генри оставался знаковым лицом для всех, понимающих, насколько далеко он зашел в умственном бессилии, чтобы доверить ему правление. Принцу следовало принять обязанности регента. Королева осознавала, в чьих руках сосредоточатся скрытые флером Регентства нити. Это было неизбежно. Зачем Уорвику вступать ради нее в сражение, если он не собирается что-то потом выиграть?
  И это еще не все. Его дочь должна выйти за принца замуж. Таким образом, Анна Невилл становилась королевой Англии.
  Высокая цена. Но и награда, если удача им улыбнется, будет достойной. Она стоила усилий. Вернуться, опять оказаться королевой. Разумеется, Маргарите приходилось оплачивать это крайне звонкой монетой.
  Дочь Уорвика - ее невестка! Какая ирония судьбы, какая насмешка. Но Маргарита упорно настояла, - брак не состоится, пока Ричард Невилл не посадит Генри на его трон.
  Конечно, следует устроить помолвку. Но она на нее согласится и довольно радостно подведет сына к этой девочке, пусть тот и достоит самых знатных принцесс, - в обмен на помощь Уорвика в возвращении королевства.
  А вот и вышеупомянутая девочка.
  Бледная, хорошенькая, где-то даже очаровательная и такая юная. Такая же, какой была приехавшая в Англию Маргарита. Сколько надежды носила она тогда в груди. Дочь обнищавшего человека с довольно бессмысленным титулом короля, она понимала, как ей повезло. Судьба стоящей перед ней девочки похожа зеркально, однако именно власть и богатство отца привели малышку на эту ступень.
  'Поднимитесь, моя дорогая', - произнесла Маргарита. 'Подойдите ко мне ближе'.
   Маргарита взглянула в бледное округлое лицо, в глаза, осененные пониманием, и ее сердце, разрывавшееся между состояниями твердости, словно у камня, и мягкости, словно у сливочного масла, стало медленно таять.
   'Нет необходимости бояться', - объяснила королева. 'Вы останетесь со мной до тех пор, пока мы не сможем вернуться в Англию. И вам выпало стать невестой прекраснейшего в мире юноши. Идите сюда'.
   Маргарита притянула девочку-подростка к себе и поцеловала в щеку.
   Она может ненавидеть ее отца, - даже если сейчас он является союзником, - но не в силах испытывать то же самое по отношению к этой бледной и дрожащей девушке.
  
   Состоялась официальная встреча между Анной и ее нареченным супругом. Эдвард оказался привлекательным, стройным, ему исполнилось почти восемнадцать лет. Он с любопытством посмотрел на невесту, взял за руку и, в соответствии с ожидаемым от него, поцеловал.
   Большого желания жениться у Эдварда не наблюдалось, но молодой человек знал, что этот союз необходим, ибо отец девушки - великий Создатель королей, способный равно возводить на трон и свергать с него. Юноша был воспитан в ненависти к Уорвику, ведь матушка всегда говорила, что Ричард Невилл сделал королем Эдварда Йорка. Данный факт особенно раздражал Маргариту, - именно после выигранной ею второй битвы при Сент Олбансе Уорвик направился в Лондон и предъявил там права на престол Эдварда Йорка.
   Теперь все это давно превратилось в историю, перед персонажами которой медленно открывались блестящие горизонты. Дабы сделать их достижимыми, требовалось удовлетворить определенные неприятные условия. Одним из них являлась дружба с Уорвиком, другим - брачный союз принца с его дочерью.
   Встреча с девушкой приятно удивила Эдварда. Она выглядела такой нежной, такой вызывающей симпатию. Невесту отличали бледность и хрупкость, но юноша совсем против них не возражал. Хотя сам Эдвард был привлекателен, черты его лица создавали впечатление некоторой женственности. Молодой человек знал, - это тревожит матушку, стремящуюся создать из него воина. По причине вышеназванного беспокойства Маргарита заставила сына в довольно раннем возрасте присутствовать при осуществлении кровавой казни. Она потребовала от Эдварда вынести постановление по делу двух мужчин, по мнению королевы, предавших ее. Мальчик живо отозвался, понимая, чего от него ждут: 'Пусть нам предоставят их головы'.
   Наказание произошло у принца на глазах. С того дня он знал, головы не просто отрубают. Течет кровь...очень много крови.
   Тем не менее, Эдвард выдержал это, и матушка сказала, что гордится им. Юноше пришлось пройти данное испытание. Его прекрасное лицо было создано равно, как для девушки, так и для молодого человека, а принцу следовало доказать, что он родился пропитанным духом воинственности, во внешних отличиях крепости и мужественности которого испытывал явный недостаток.
   И сейчас тут оказалась Анна Невилл - спокойная, скромная барышня. Эдвард обрадовался ей. Он предполагал, что дочь Уорвика будет дамой решительной...кем-то, вроде его матери.
   'Значит, они собираются нас поженить', - констатировал Эдвард.
   Принц говорил дружелюбно, и Анна почувствовала, - молодой человек столь же напуган, как и она. Между ними возникло мгновенное взаимопонимание. Девушка улыбнулась, и улыбка осветила ее лицо, сделав облик прекрасным и стерев даже малейший след страха.
   'Да она чрезвычайно хорошенькая', - подумал Эдвард. 'Вероятно, все не так плохо...пусть Анна и приходится Уорвику дочерью'.
   Анна подумала: 'Он кажется добрым, значит, все не так плохо...пусть принц и не Ричард'.
  
   В конце июля в соборе Анжера состоялась церемония обручения. Сам брак планировалось заключить, как объявила Маргарита Анжуйская, когда на трон в целости и невредимости взойдет ее муж, король Генри. Как бы то ни было, обряд сыграл свою связующую роль, и, хотя она еще не являлась полноправной женой, Анна смотрела на юного принца, как на законного супруга.
   Графине пришлась по душе симпатия Маргариты к ее дочери, и она обнаружила, что почувствовать теплоту по отношению к королеве легче, нежели казалось возможным.
   Ричард Невилл отправился в Англию - претворять в действие свой план, и женщины остались с нетерпением ожидать результата. Проект принадлежал Уорвику, именно он нес ответственность за его успех и, насколько бы тот не представлялся невероятным, дамам было легко поверить, - удача им улыбнется.
   В то же самое время король Франции решил доказать оставшимся свою дружбу. Разумеется, она обуславливалась союзом с Эдвардом Йорком герцога Бургундии, а также укреплением дружбы между этими двумя после брака с Карлом сестры Эдварда, Маргарет.
   Дамы не намеревались продолжать влачить существование в Анжере и, после отъезда Уорвика, направились в Париж. Людовик выслал для их сопровождения почетный караул, что позволило Маргарите войти в город как подобает настоящей королеве. С ней ехали ее сын, Анна и графиня Уорвик. Маргарита на протяжении долгих лет не испытывала подобного счастья.
   Все, что ей сейчас хотелось, - услышать, что план Ричарда Невилла оказался успешен, и что она с принцем скоро вернутся в Англию, дабы занять там принадлежащее им по праву положение.
   По приказу короля улицы Парижа ярко украсили, и путешественники расположились во дворце Святого Павла, где были окружены роскошью, тем более ценимой из-за еще совсем недавно перенесенных ими трудностей.
   Дни потекли медленно, но каждый час следующих суток проводился в нетерпеливом ожидании новостей.
   И они, в конце концов, появились.
  Король Генри был освобожден и выпущен из Тауэра, снова встав во главе государства. Уорвик еще раз одержал победу.
  Маргарита обезумела от радости, из принца счастье било, словно ключом.
  'Теперь мы вернемся в Англию и напомним о наших правах', - заявил Эдвард.
  Анна же терзала себя мыслями, что с ним станет, и, особенно, что станет с Ричардом.
  
  Когда ему принесли известия о прибытии Уорвика, Эдвард Йорк находился на севере страны. Он не мог в это поверить. Ричард Невилл - соединил силы с Маргаритой Анжуйской! Анна Невилл - обручена с принцем! Король был сражен наповал. Эдвард до последнего момента отказывался поверить, что Уорвик действительно способен стать его врагом.
  Эдвард Йорк беспокоился о находившихся в Лондоне Елизавете и детях и, принимая во внимание сложившуюся обстановку, нервничал еще больше, так как жена пребывала на последних сроках беременности. Сесиль исполнился год с небольшим, а самой старшей - тоже Елизавете - стукнуло только пять. Очень похоже, - на сторону Уорвика встанет весь юго-восток страны, обычно он пользовался там особой любовью.
  Король радовался, что север государства можно было доверить Монтегю. Лорд Монтегю являлся единственным из Невиллов, отказавших брату в поддержке и оставшимся верным Эдварду. Подобный поступок представлял собою неоценимую помощь, - ведь Монтегю относился к числу одного из самых успешных в Англии полководцев. Уорвика безумно раздражал отказ в содействии от члена собственной семьи. Однако, Монтегю поклялся в преданности делу Йорков, как все они в начале, и не собирался нарушать данное слово теперь, потому что так сделал брат.
  По меньшей мере, так обстояло дело до того, как Эдвард вернул графу Нортумберленду владения, на которые Монтегю смотрел как на собственные. В качестве вознаграждения за удачно проведенные кампании Джону Невиллу был дарован титул маркиза Монтегю, но какой смысл заключается исключительно в наименовании 'пирога', если его нельзя съесть?
  Эдвард об этом забыл и даже не осознал, что совершил очередную ошибку в оценивании человеческого характера. Монтегю сражался ради него, поддерживал в противостоянии с родным братом, и в награду ему дали пустой титул. А теперь в Англии высадился Уорвик.
  Король был абсолютно подавлен, когда ему донесли, что Джон Невилл собрал своих людей, призвал их поддерживать Генри и сейчас движется на соединение с Ричардом Невиллом. Эдвард оказался брошен и оставлен на милость крайней опасности.
  Он обедал со своим братом Ричардом, с Гастингсом и с Риверсом, когда из лагеря Монтегю прискакал взмыленный посланец.
  'Мой господин, мой господин', - воскликнул гонец. 'Лорд Монтегю обернулся против вас. Он уже в пути. Нельзя терять ни минуты. Он взывает бороться, отстаивая дело короля Генри, и с ним его брат со своей армией. Маркиз направляется сюда, чтобы взять вас в плен и отвезти в качестве заложника графу Уорвику'.
  Так значит, Уорвик движется с юга, а Монтегю, предатель, внезапно решивший поменять сторону, - с севера. Если Эдвард здесь останется, будет захвачен в клешни между обоими.
  Ричард взглянул на брата в ожидании приказов. Юноша готов был выполнить все, что бы Эдвард у него не попросил.
  'Нам подвластно лишь одно', - сказал король. 'Следует ускользнуть. Вперед. Дорога каждая секунда. Собери людей. Нам нужно добраться до побережья. Мы отправимся к сестре - в Бургундию. Но сначала...к морю'.
  Ричард усомнился, не стоит ли остаться и принять бой.
   'Горстка нас против армии!' - взревел Эдвард. 'Да наших тут не больше восьми сотен. Нет, братец, вся храбрость этого мира, - и я знаю, у тебя она отыщется, - ничем нам не поможет. Мы уедем...на время. Это займет лишь мгновение, необходимое на вздох. Но мы вернемся. И тогда - горе Уорвику'.
   Им повезло. Компания в целости добралась до Линна и вскоре уже направлялась в Голландию.
  
   Елизавета готовилась к рождению четвертого ребенка от Эдварда. Она была уверена, - в этот раз появится долгожданный мальчик. Молодой женщине стоило возносить к небесам слова благодарности, - вынашивание давалось ей очень легко, и дети быстро следовали друг за другом, для королевы такое качество считалось великим даром.
  Она решила, что Тауэр станет хорошим местом для рождения младенца и велела приготовить к событию комнату. Помещение украсили темно-алым камчатным полотном и тонким бретонским льном, что вполне подходило королевскому сыну.
   Госпожа Кобб, акушерка, помогавшая Елизавете и прежде, на умения которой королева чувствовала, что может положиться, уже находилась в ожидании. Предстояло пройти еще нескольким неделям, но с детьми никогда нельзя быть ни в чем уверенными. Жакетта согласилась, - следует внимательнее отнестись к каждой предосторожности. Эдвард оставался на севере, однако Елизавета надеялась, что в ближайшее же время отправит ему радостные известия.
   На улицах происходило нечто странное. Королева знала об этом на протяжении всего дня. Она подошла к окну и увидела, как на другом берегу реки собираются толпы. Народ был чем-то взволнован.
   Елизавета удивилась, что же происходит? Неужели неожиданно вернулся Эдвард? Ему всегда нравилось находиться поблизости при появлении на свет детей.
   Молодая женщина ощутила себя в коконе спокойного удовлетворения. Она продолжала обладать властью над мужем даже после шести лет брака, он оставался таким же преданным и любящим, как и раньше. Действительно, у него были любовницы, но они предоставляли Елизавете минуты отдыха от этого неутомимого мужчины, поэтому, вероятно, ей следовало скорее не жаловаться, а благодарить. Королева могла бы с полным правом утверждать, что сохранила чувства Эдварда к себе живыми, в ней он обрел идеальную супругу. Никаких упреков, молчаливое принятие его необходимости иметь возлюбленных, полное согласие с мужем и очень редкое отстаивание собственной позиции в вопросах крайней для себя важности, которые не особо Эдварда задевали. Узнай он о вмешательстве Елизаветы в брачные союзы ее родственников или в дело лорда Десмонда, король бы ничего не сказал. Супруга отдала ему на откуп внебрачные романтические приключения, и это значило для Эдварда крайне многое. Разумеется, он не прекратил бы их, даже при сильном ее сопротивлении, но, прежде всего, король был мужчиной, предпочитающим жить в мире и уюте, а Елизавета эту обстановку создавала и изо всех сил пестовала.
  Более того, Елизавета подарила Эдварду детей, - пока девочек, но за ними последуют и мальчики.
   Даже тот, кого она носила сейчас, как сказала госпожа Кобб, являлся мальчиком, а акушерка до последнего времени не обманывала королеву, пусть и ради доставления ей удовольствия. Это было не в природе госпожи Кобб.
   В покои вошла матушка, и стало немедленно ясно, что Жакетта чем-то встревожена.
   'На улицах заметный переполох'.
   'Что опять с ними не так?'
   'Ходят слухи, что Уорвик высадился на берег'.
   'Уорвик? Но его же отправили в изгнание'.
   'Изгнание не помешало ему вернуться. Говорят, он не только сам высадился на берег, но и привел с собой армию'.
   'Невозможно'.
   'Нет, боюсь, - напротив. Я на протяжении последних нескольких дней хранила эти известия в тайне от тебя, так как полагала, что в твоем положении волноваться довольно вредно. Однако, теперь все становится серьезнее. Знаешь, о чем ведутся разговоры? О том, что Уорвик примкнул к Маргарите Анжуйской, и их общей целью является вернуть на трон Генри'.
   'Что?' - воскликнула Елизавета, и ее лицо вмиг утратило свой нежный оттенок.
   'Моя дорогая, тебе нельзя нервничать, но я считаю, пришел момент нам что-то предпринять'.
   'Где Уорвик сейчас?'
   'По слухам, на пути в Лондон. Народ его ждет'.
   'Уорвик...на пути сюда! Тогда, что же будет с нами...?'
   'Думаю, тут нам угрожает опасность'.
   'Они не осмелятся причинить нам вред...Скоро здесь окажется Эдвард'.
  'Моя дорогая доченька, знаю, ты сохранишь спокойствие. Новости намного хуже, чем я тебе рассказала. Эдвард покинул страну. Монтегю бросил его, и Эдвард с Ричардом, Гастингсом и Энтони отплыли из Линна на корабле. Они отправились куда-то на материк'.
   'Поверить не могу. Мы находились в такой...безопасности'.
   'Жизни свойственны перемены. Но что будем делать мы? Если ты здесь останешься, то превратишься в заложницу Уорвика'.
   'Когда думаешь, что он сотворил с отцом и с Джоном...Я способна убить его за причиненное им'.
   'Я тоже', - ровно отозвалась Жакетта. 'Но сейчас следует позаботиться о себе, речь идет не о мести, а о безопасности...хотя бы пока. Я знаю, Эдвард вернется. Но в данную минуту нам нужно решить, как лучше поступить в отношении себя'.
   Королева окинула взглядом покои, которые столь заботливо подготавливала. В комнате находилась новая перьевая постель - почти самая роскошная, какую Елизавета когда-либо видела, и ей должно все это оставить и направиться...но куда?
   'Вероятно, нам придется покинуть Лондон', - произнесла она.
   'В твоем положении! И с маленькими девочками на руках. Нет, у меня уже есть идея. Мы пойдем в Вестминстер...в убежище. Там Ричард Невилл не осмелится к нам притронуться'.
   Некоторое время Елизавета молчала. Ее матушка была права. Им следовало исчезнуть из поля достижения Уорвика и быстро.
   'Тогда', - проронила королева, - 'в убежище. Позовите госпожу Кобб и объясните ей, что нам необходимо уйти'.
   Госпожа Кобб, которая никогда не отлучалась далеко, вошла почти бегом. На ее честном лице застыло испуганное выражение, - акушерка подумала, что у королевы начались схватки.
   Увидев, что дело обстоит иначе, госпожа Кобб успокоилась, - оставалось еще несколько недель, тем не менее, услышав о планах побега, она выразила крайнюю тревогу.
   'Ее Величество не в состоянии...', - начала повитуха.
   'Ее Величество не в состоянии быть заложницей Уорвика, госпожа Кобб. Нам нужно уйти. Помочь тут нельзя. Но не все так плохо. Нам придется отправиться в Вестминстер - в убежище'.
  'Тогда нам следует осторожно уходить', - согласилась госпожа Кобб. 'Мы же не хотим преждевременного появления для этого малютки. Он будет мальчиком, обязательно'.
  Госпожа Кобб собрала все, что считала необходимым взять с собой, после чего Елизавета с Жакеттой и помогающей им леди Скроуп, сама акушерка и три маленьких девочки покинули Тауэр, направившись к кромке воды.
  Повитуха подняла маленькую Сесиль, посадив ее в ожидающую лодку, а леди Скроуп помогла Елизавете и Марии, тогда как Жакетта позаботилась о своей дочери и их матери.
  Лодка пустилась в путь, вверх по течению реки - в направлении Вестминстера.
  'Молюсь, чтобы мы прибыли вовремя', - прошептала леди Скроуп.
  Группа добралась до высокой квадратной башни рядом с церковью святой Маргариты и недалеко от кладбища, как и от западной двери, ведущей в аббатство.
  Все выглядело холодным и негостеприимным, отчего Сесиль принялась ныть.
  'Тихо, драгоценная моя', - промурлыкала ей госпожа Кобб, но тут и Елизавета визгливо присоединилась: 'Я хочу вернуться. Мне тут не нравится'.
  'И мне тут не нравится', - добавила Мария, повторявшая абсолютно все, что говорила Елизавета.
  'Но сейчас, дети', - огорошила их леди Скроуп, - 'мы очень счастливы, что приехали сюда. Здесь приятно и безопасно, а это - превыше остального'.
  'Я не считаю, что это превыше остального', - возразила Елизавета. 'Мне холодно, и я хочу уехать'.
  'Потише, дети', - вмешалась Жакетта. 'Вы будете делать то, что вам скажут, и скоро отправитесь спать'.
  Девочки немного побаивались Жакетту, поэтому далее не пытались ничего заявить.
  Однако, взрослые могли хорошо понять детское отвращение. Убежище не было создано для удобства.
  В убежище имелось два этажа. На верхнем находилась церковь, а нижний был оборудован в качестве жилища для беглецов, спасающихся от грозящей им опасности. Территория считалась священной, поэтому никто бы не осмелился тронуть укрывшихся на ней. Место отличалось темнотой и холодом. Одинокие лучи света проникали внутрь сквозь узкие сводчатые окна, лишь два из которых оказались вырублены в толстых каменных стенах.
   Госпожа Кобб огляделась. Она задала себе вопрос, получится ли у нее вернуться в Тауэр и принести с собой еще немного необходимых им предметов. Ей удалось взять определенное количество вещей, но требовалось гораздо больше.
   Елизавета не хотела отпускать акушерку, но госпожа Кобб отмела выдвинутые возражения. 'Кому придет в голову причинить вред скромной повитухе?' - спросила она.
   'Уорвику...если он узнает, что вы служите мне'.
   'Доверьтесь мне, моя госпожа. Кто знает, учитывая случившееся потрясение, ваши схватки могут начаться в любое время. Я обязательно вернусь'.
   И госпожа Кобб вернулась, вызвав еще один прилив благодарности Елизаветы к этой доброй даме, без которой пребывание в убежище стало бы более неудобным...и, вероятно, даже опасным. Кроме того, акушерка принесла с собой еду. По пути она встретила снабжавшего Тауэр замечательного мясника, некоего Уильяма Гулда, находившегося с госпожой Кобб в особенно теплых взаимоотношениях. Уильям Гулд рассказал ей, что армия Уорвика уже стоит в предместьях Лондона, и что королева с близкими покинула Тауэр очень вовремя. В убежище существовала опасность остаться без пропитания, поэтому мясник дал госпоже Кобб немного говядины и баранины, а также несколько из его особых пирогов со свининой.
   'Он очень хороший человек, моя госпожа', - сказала акушерка. 'Пообещал мне, что присмотрит и позаботится о нас, пока мы тут, и сделает все, чтобы мы не голодали'.
   'Вы тоже - чудесное создание, госпожа Кобб', - ответила королева.
   'Не знаю, что бы мы без вас делали', - прибавила Жакетта.
  Компания отведала несколько из превосходных пирогов со свининой и, к своему изумлению, обнаружила способность есть даже в состоянии чрезвычайного изнурения от обуревавшей каждую тревоги. Елизавета мучила себя вопросами, что могло случиться с Эдвардом, увидит ли она его снова, и неужели ее столь краткая слава подошла к своему концу. Жакетта хранила молчание. Она ненавидела Уорвика. Прятавшийся в глубине сердца герцогини страх имел особую природу. Ричард Невилл пытался обвинить Жакетту в колдовстве, причем сразу после смерти дорогого супруга и возлюбленного сына, продемонстрировав королю образ, который, по словам Создателя королей, та сотворила по подобию монарха.
   Уорвик намекнул, что Эдвард оказался вынужден жениться на Елизавете силой использованных матерью молодой женщины чар, что образ должен означать короля, и что Жакетта замышляла против жизни зятя недоброе.
  Эдвард хохотал, всем существом показывая презрение. Все это было смешно. С какой стати Жакетте замышлять недоброе против его жизни, когда блага, коими наслаждается семейство Вудвиллов, исходит именно от монарха? Сделанное наглядно выдавало степень ненависти Ричарда Невилла по отношению к леди Риверс. Как же она их всех на дух не переносила! В самом деле, противостояние между Уорвиком и Эдвардом было вызвано Вудвиллами. Тем, что они лишили Невиллов королевской милости. Именно поэтому Уорвик их ненавидел - Жакетту, ее сыновей и Елизавету...Особенно Елизавету...и рожденных той маленьких детей.
   Как же благоразумно было с их стороны устремиться в убежище. Здесь и надлежит оставаться. Уорвик никогда не осмелится притронуться к ним тут. Но насколько же семья окажется уязвима...в Вестминстере, тогда как Лондон взят Ричардом Невиллом.
  'Мы должны, однако, находиться в безопасности', - думала Жакетта. 'Елизавета должна родить этого ребенка. Уорвик в жизни не посмеет причинить нам вред'.
  Скоро стало ясно, что в убежище женщины прибыли очень вовремя. Уорвик добрался до Лондона, где ему оказали радушный прием, и госпожа Кобб, нанесшая еще один визит мяснику Гулду, вернулась с новостями о вызволении короля Генри из его заточения в Тауэре.
  'Говорят, он был в жутком состоянии', - делилась она. 'Не в таком, в каком в любых обстоятельствах следует существовать монарху. Болтают, Генри видели грязным и отчасти напуганным, удивлявшимся, что происходит вокруг, бормочущим молитвы и тому подобные вещи. Граф велел его вымыть, накормить, одеть в пурпур и горностай. Генри поместили в королевских покоях, мои госпожи. По слухам, спальней стала та самая комната, которую приготовили для нашего малютки'.
  Елизавета закрыла глаза. Ее распирала ненависть от воспоминания о заботе, посвященной оформлению той комнаты, - о занавесях из камчатной ткани, о перьевой постели... и это для Генри Ланкастера! Подобное доводило до бешенства.
  'Гулд рассказал об отправившейся к собору Святого Павла процессии. Генри сделали новым королем, моя госпожа, как говорят люди. Но вы не тревожьтесь. Мой господин король Эдвард долго вдали от вас не останется'.
  Жакетта поджала губы, стараясь увидеть добрые знаки и отказываясь принимать несущие беду. Но будущее представало ей мрачным, - Эдвард находился в изгнании, а Уовик вернулся вместе с группой, посадившей на трон нового короля.
  Немного погодя вся компания отбросила мысли о событиях вне стен убежища, - готовился к появлению на свет ребенок Елизаветы.
  Вопреки случившемуся роды прошли относительно легко, и, к радости молодой женщины и ее матушки, дитя оказалось здоровым мальчиком.
  Какая-то ирония заключалась в том, что долгожданный сын родился тогда, когда Елизавета скрывалась в убежище, а Эдвард был далеко.
  'Мы назовем его Эдвардом', - постановила молодая мать.
   Елизавета будет оглядываться на эти дни, как на одни из самых странных в ее жизни. Возможно, больше остальных страдала Жакетта. Она старела, к тому же, не привыкла к отсутствию уюта. Дочь леди Риверс обладала лучшими способностями, чтобы вынести бытовые испытания. Спокойная природа Елизаветы Вудвилл в подобных обстоятельствах являлась ценнейшим качеством, и молодая женщина хранила глубокую убежденность в скором возвращении Эдварда, в его разгроме изменника Уорвика и водворении слабоумного короля Генри на подходящее тому место. Дети крайне быстро привыкли к жизни в убежище, - в любом случае, Мария едва могла бы теперь вспомнить что-то еще. Сесиль почти не заметила изменений в окружающем ее пространстве. Маленькая Елизавета постоянно спрашивала, когда же они поедут домой, но, с течением времени, также приняла убежище в качестве дома.
   Королева Елизавета объявила, - она никогда не забудет услуг, оказанных госпожой Кобб и мясником. Одна - спасла ее ребенка, второй - уберег семью от голода.
   Ричард Невилл мгновенно показал, что не собирается всерьез заниматься беглянками. Уорвик заработал бы в глазах населения крайнюю нелюбовь, приди ему в голову напасть на слабую женщину и ее крохотных детей. Отныне, когда Эдвард пребывал в изгнании, он воспринимал Елизавету, как ничего не значащую пешку.
   Уорвик мог беспрепятственно двигаться вперед, воплощая планы по управлению страной руками Генри. В Англию должным образом вернется Маргарита, с ней - ее сын, принц Уэльский с женой Анной, и, в предначертанный час, его дочь станет королевой Англии. Знаменательный финал для Создателя королей. Поэтому, зачем тревожиться о Елизавете Вудвилл? Пусть остается в убежище со своим выводком. Она Ричарда Невилла совершенно не интересует.
   Гонцам проникнуть в убежище труда не составило. Елизавета значительно воодушевилась, услышав, что Эдвард добрался до Брюгге и получил укрытие там от сестры Маргарет, герцогини Бургундской. Теперь королеве надлежало набраться мужества, ибо муж скоро обязательно к ней вернется.
   Новости внушали надежду.
   В свою очередь, Ричард Невилл даже возражений не выдвинул против крещения новорожденного принца в Вестминстерском аббатстве. Событие не сопровождалось церемонией, и Елизавета сравнила его с крещением старших девочек. Как необычно и странно, что подобный жребий выпал именно долгожданному сыну!
   Но в ее мозгу отпечатались слова Эдварда. Долго это не продлится. Да и Жакетта заверила дочь в наличии знаков близкого возвращения супруга.
   Настало и прошло Рождество. Появившийся 1 ноября маленький принц продолжил расти и развиваться. Семья попыталась отметить праздники так хорошо, как только могла, и, благодаря доброте тауэрского мясника, без еды они не остались. Госпоже Кобб и леди Скроуп удалось достать для всех некоторое количество теплой одежды, таким образом, борьба за существование благополучно преодолела еще одну ступень.
   'В этом году Господь скоро пошлет нам весну', - обронила Жакетта. Ее взгляд лучился необычным провидческим сиянием. 'С весной придет и освобождение от нынешнего печального положения, я это знаю'.
   Елизавета верила матери. Ее вера помогала выносить выпавшие на долю королевы в изгнании трудности и лишения.
  
   При своем дворе в Брюгге братьев гостеприимно встретила Маргарет Бургундская. Ей было приятно оказать им услугу, однако, причина посещения выбивала из привычной спокойной колеи. Маргарет уже успела оставить след на атмосфере бургундского двора. Она унаследовала свой сильный характер от матушки и сейчас казалась более, чем когда-либо похожей на Гордячку Сис, но в природе дочери нашлось место доброжелательности, так не хватающей матери, и эта черта завоевала Маргарет при дворе мужа всеобщие любовь и уважение.
  Герцог Шарль сдувал с жены пылинки. Маргарет стала прекрасной мачехой его сыну и дочери от первого брака. Также она была целиком предана родительской семье и предоставила себя в распоряжение попавшего в нужду брата. Повезло, что Бургундия являлась союзницей Эдварда и что взаимоотношения между Людовиком Французским и герцогом находились на гране крайнего противостояния. Разумеется, Людовик приходился Уорвику другом и был вынужден помочь ему вернуться в Англию, но, тогда лишь естественно, что Бургундия обязана равной помощью Эдварду, и, раз герцогиня - сестра короля, оказание поддержки станет еще легче.
  Довольно странным казалось то, что выбивало Маргарет из равновесия почти так же, как утрата братом трона, пусть они и настаивали на временном ее характере, - предательство Джорджа Кларенса. То, что один член семьи объявлял себя врагом другого, было невыносимо.
  В глубине души герцогиня решила попытаться убедить Джорджа прекратить этот бред. Она всегда его очень любила, - даже больше, чем Ричарда. Маргарет знала, - возможно, Ричард достойнее, он добр, усерден и верен Эдварду. О Джордже ей было известно, что тот редкий любитель поесть и выпить, особенно выпить, помимо прочего, Кларенс еще многое себе прощал. Он отличался тщеславием, ибо обладал некой долей обаяния, привлекательностью, тогда как остальные страдали от одного только беглого сравнения с Эдвардом, в каком-то роде умом, резкостью, проницательностью, скорее хитростью, нежели блеском рассудка. Но как объяснить свои предпочтения и неприятия? Джордж всегда был любимцем Маргарет.
  Его следовало заставить осознать бесчестье перехода к Уорвику и противостояния собственному родному брату.
  Эдварда слава двора Брюгге привела в изумление. Он и раньше понимал, что Бургундия, кроме могущества, превосходит Францию и в богатстве, но увиденное далеко отстояло и от его личного двора в Вестминстере и в Виндзоре, а короля Англии заслуженно считали редким человеком в любви к изысканным украшениям и предметам мебели.
   Но сейчас было не время для подобных сравнений. Основной целью Эдварда являлось добиться помощи, которая позволила бы ему отплыть домой в Англию, прогнать Уорвика, и когда он это сделает...Что тогда? Мысль отрубить Ричарду Невиллу голову не могла вызвать у него особого восторга. В памяти короля роилось слишком много воспоминаний, связанных с Создателем королей. Как же он его превозносил в прежние дни! Подумать только, это привело к такому печальному финалу. Одним из худших последствий изгнания из собственного государства было осознание, что случившееся стало делом рук Уорвика.
   Пусть Маргарет и являлась страстно преданной делу своего брата, ее муж не выказывал заметной склонности открыто поддерживать Эдварда.
   'Людовик ждет не дождется возможности напасть на меня', - объяснял Шарль, - 'и если он и ланкастерцы вступят против нас в союз...Я окажусь в сложном положении. Людовик обращается с Маргаритой и ее сыном, как с чрезвычайно почетными гостями...даже словно с друзьями. Мне следует действовать осторожно'.
   Герцог хотел помогать Эдварду тайно и не стал бы выходить открыто и демонстрировать свои симпатии. Это лишало сил, ибо законная поддержка Шарля дала бы далеко идущие результаты.
   Как бы то ни было, Эдвард сохранял оптимистичный взгляд на вещи. Каждая неделя приносила новых сторонников. Торговцы и раньше знали о выдающихся качествах короля, как правителя, и проявляли готовность помочь ему, в том числе и деньгами из ганзейских городов. С течением месяцев Эдвард мог ощущать приближение дня, когда для него станет возможно высадиться в Англии с войском, способным добыть государю победу над противниками.
   Минувшие месяцы сделали Эдварда крайне заинтересованным в некоем англичанине, взятом на службу при бургундском дворе и попавшему под покровительство его сестры. Им оказался Уильям Кэкстон, начавший карьеру в качестве торговца шелком при богатом купце по фамилии Лардж, одно время исполнявшем обязанности лорда-мэра Лондона. После смерти Ларджа Кэкстон отправился в Брюгге и вошел там в контакт с торговцами-искателями приключений. Он стал удачливым предпринимателем и многое сделал для развития экономических связей между Англией и Нидерландами. Однако, дожив до солидного возраста, - Кэкстону должно было исполниться около пятидесяти, когда Эдвард прибыл ко двору сестры, - он проявил интерес к литературе, и, получив предложение Маргарет присоединиться к ее свите, продолжив писательские труды, господин Уильям с радостью согласился.
   Эдвард заговаривал с Кэкстоном о водивших с ним дела купцах-авантюристах, но того больше увлекала литературная работа, особенно переводимая тогда книга, называвшаяся 'Собрание повествований о Трое'.
   Вместе король и переводчик обсуждали, какую бы уйму народа заинтриговал бы подобный том, и как печально, что прочесть его могут лишь немногие, ибо существует лишь одна копия, а создавать другую слишком долго.
   Кэкстону доводилось слышать об изобретенном в Кельне процессе, получившем наименование печатного станка. Ему посчастливилось его увидеть и сильно заинтересоваться. Эдвард выслушал собеседника и согласился, что было бы хорошо приобрести данное изобретение, озадачившись, есть ли вероятность привезти новинку в Англию. Кэкстон выразил уверенность, - таковая отыщется, и, по завершении своего перевода, вознамерился снова отправиться в Кельн, после чего, при наличии удачи, установить печатный станок в Брюгге.
   'Я это запомню', - пообещал ему Эдвард, - 'и, надеюсь, когда мы окажемся в Англии и в более счастливых обстоятельствах, вы посетите наш двор в Вестминстере'.
   Уильям Кэкстон ответил, что это станет для него честью, ибо, пусть он и прожил долгое время за границей, будучи радушно принят при дворе герцогини Бургундии, все равно часто тосковал по родным местам.
   Одна неделя сменяла другую со скоростью молнии, но Эдвард безостановочно и без устали собирал оружие и людей, дабы пересечь, наконец, Канал. В графстве Марч он сконцентрировал около 12 тысяч солдат, отплыв затем вместе с Ричардом Глостером и графом Риверсом из Флиссенгена. Погода оказалась на враждебной королю стороне, поэтому только десять дней спустя Эдвард добрался до Кромера. Некоторые из спутников монарха высадились, чтобы испытать состояние в области общественного мнения, и обнаружили его под твердым контролем Уорвика. Эдвард поплыл на север и, в итоге, высадился в Рейвенспуре.
   Все происходило совершенно не так легко, как король думал, потому что, более остального, население опасалось гражданской войны. Народ относился к Эдварду с любовью, но понимало, - тот был из страны выставлен. Действительно, англичане знали, - Генри - слаб, но за его спиной находился Уорвик, а Уорвик обладал почитаемой людьми аурой величия.
   Однако, прибыв в Йорк, Эдвард узнал, - там есть множество мужчин, готовых встать под его знамена, и начал оттуда движение на юг страны. Приблизившись к Банбери, он услышал, что Джордж Кларенс неподалеку, и вскоре после того брат выслал вперед посланца, объявив королю о своем желании провести переговоры.
   Найдя в послании нотки примирения, Эдвард обрадовался. Он верил, - Джордж успел быстро пожалеть о враждебных ему действиях.
   Тем не менее, король задумался. Может ли действительно быть так, что Кларенс ищет мира? Это слишком хорошо, дабы оказаться правдой. Если так, он простит Джорджа от всего сердца. Не то, чтобы Эдвард ему еще когда-либо доверится, говоря откровенно, старший Йорк никогда всерьез не полагался на среднего. Но, опять став с Кларенсом друзьями, можно добиться перехода к себе солдат Джорджа и вливания их в свою армию, а это будет для Ричарда Невилла значительным ударом.
   Да, в самом деле, Эдвард примет Кларенса с распростертыми объятиями. Встреча должна состояться, и без промедления.
  Внешне встреча прошла тепло и с любовью. Кларенс покаянно взглянул на Эдварда и уже опустился было на колено, но старший брат положил руку ему на предплечье и произнес: 'Так значит, Джордж, ты хочешь, чтобы мы опять стали друзьями?'
   'Я чувствовал себя самым несчастным человеком в мире', - ответил Кларенс. 'Все это было настолько неестественно. Я находился под воздействием Уорвика, но теперь хочу от данного влияния уйти'.
   'Мы оба находились под его воздействием, - на тебя оно повлияло так, что ты пошел против собственного брата и женился на дочери Уорвика'.
   'Я сожалею обо всем, что успел натворить...исключая мой брак с Изабель. Она - добрейшее создание, и я очень ее люблю'.
   Эдвард кивнул, но сам подумал: 'Изабель - богатая наследница, и, помимо нее, ты очень любишь еще ее земли и деньги'.
   Джордж продолжал: 'Я больше не хочу оставаться с Уорвиком. Я хочу вернуться домой. Наша сестра Маргарет написала мне послание, насквозь пронизанное любовью. Как же я страдал'.
   'Я тоже очень страдал после твоего ухода', - напомнил брату Эдвард.
   'Но сможешь ли ты меня простить?'
   'Да, как же иначе?' - ответил король.
   'С Божьей помощью, вместе мы сразимся с этим изменником Уорвиком. Мы получим его голову и установим туда, куда они определили голову нашего отца'.
   'Совсем не Уорвик установил голову нашего отца на стены города Йорка и приклеил к ней бумажную корону, Джордж. Это совершили наши противники...наши общие противники. Но ты прав, мы разгромим Уорвика'.
   'Я приведу его к тебе в цепях'.
   'Твоего тестя, твоего прежнего друга! Я бы желал, дабы с ним обращались с уважением, если нам повезет его пленить. Я никогда не сумею забыть, как Ричард Невилл занимался моим обучением, как показывал мне манеру сражаться и демонстрировал, каким образом завоевать корону. Иногда я думаю, что больше меня ранил именно разрыв Уорвиком нашей дружбы, а не похищение им у меня трона. Я всегда буду относиться к нему с почтением. У Ричарда имелись свои причины, и тебе это известно, сделать то, что он сделал. У Уорвика постоянно есть собственные мотивы. Сейчас - он мой враг, но я его бесконечно уважаю'.
   Джордж Кларенс подумал, какой же старший брат глупец. Но герцог знал, такова слабая теневая сторона Эдварда. Король мог проявлять безжалостность, но там, где дело качалось личных чувств, он смягчался. Эдвард женился на Елизавете Вудвилл, был готов простить человека, похитившего у него корону, и даже родного брата, его обманувшего и разочаровавшего. Не удивительно, что он потерял трон! И опять потеряет, и, если Генри оттуда тоже согнать, останется лишь один, достойный престола: Джордж, герцог Кларенс.
   Таким образом братья помирились, и, как Эдвард точно предсказал, предательство Кларенсом Уорвика и его возвращение под крыло короля неминуемо оказало желаемое воздействие. Можно было без помех входить в Лондон.
   Когда до него дошли известия о бегстве Джорджа, Ричард Невилл находился в Ковентри. В этом заключалось еще больше горечи, ибо Людовик подписал с герцогом Бургундским перемирие, установив подобным путем с противником Уорвика дипломатические взаимоотношения. К Кларенсу можно было испытывать только презрение. Граф никогда ему не доверял, но с французским королем связывал самые горячие надежды. Маргарита Анжуйская покинула Францию и, вместе с принцем Уэльским, с Анной и с графиней Уорвик уже готовилась высадиться на английский берег. Сам Ричард Невилл направлялся к кульминационному этапу своего плана. Тем временем Эдвард прибыл в Лондон. При виде серых стен Тауэра его настроение взлетело к небесам, и король уверил себя, что Елизавета совсем близко.
   Прежде всего Эдвард поехал в собор Святого Павла вознести Господу хвалу, ведь тот позволил ему вернуться. Затем он должен был увидеть Генри, расположившегося во дворце епископа Лондона, стоявшего поблизости. Уорвик приказал, дабы Ланкастера перевели туда и поместили под надзор архиепископа Невилла, который возил бы блаженного монарха по улицам, пытаясь возродить в населении восторг перед ним.
   Все это вызывало определенные трудности, ибо люди не слишком сильно проникались обликом несчастного и трогательного создания. В Генри не было ничего по-королевски величественного. Когда архиепископ подумал, что Эдвард может скоро прибыть, - такой привлекательный, осиянный своим исключительным обаянием, притягивающим к нему сердца, как в юности, так и теперь, - ему показалось, что самым благоразумным станет - вернуть Генри обратно во дворец.
   Стоило Эдварду приехать и встретиться с водворенным в стены архиепископской резиденции Генри, тот сконцентрировал на младшем сопернике взгляд и произнес: 'Добро пожаловать, кузен. В ваших руках моей жизни ничего угрожать не будет'.
   'Я не собираюсь причинять вам вред', - заверил Эдвард. 'Вы можете вернуться к вашим молитвам и к вашим книгам'.
   'Благодарю вас, от души благодарю. Именно этого я всегда и желал'.
   'А сейчас', - подвел черту король, - 'в убежище'.
   Елизавета уже ждала там, ее прекрасные локоны лежали на плечах, как Эдварду нравилось больше всего. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, после чего предались пылким объятиям.
   Мгновение было наполнено чувствами, и даже Елизавета ощутила, как из ее глаз льются слезы. Эдвард вернулся, но она постоянно понимала, - так и будет.
   'Моя отважная королева', - прошептал он.
   'Я так счастлива, что вы вернулись. Сейчас мне кажется, - все уже позади. Остальное не важно, если вы останетесь со мной навсегда'.
   'Так долго, как позволит мне Господь', - успокоил ее король.
  'Эдвард, мы прожили тут, - в убежище, - все эти месяцы. Нам не удалось бы протянуть столь значительный промежуток времени, если бы не наши добрые друзья'.
  'Они будут вознаграждены. Теперь все наладится. Я намерен одержать победу'.
  К королю подошла Жакетта и тоже попала в теплые объятия. Эдвард никогда не верил сплетням о том, что она - колдунья и пленила его для своей дочери с помощью волшебных чар. Монарх любил Жакетту и понимал, почтенная дама на протяжение вынужденного отсутствия супруга оказывала Елизавете неоценимую помощь и, как могла, утешала ее.
  'Вы же до сих пор не видели вашего сына!' - воскликнула Елизавета.
  'Моего сына...мальчика, о котором я всегда мечтал! Принесите его ко мне. Я хочу на него посмотреть'.
  'Мы назвали его Эдвардом...в вашу честь'.
  'Хорошее имя'.
  Король в изумлении взглянул на ребенка. Его возлюбленный сын - совершенно здоровый мальчик, радующий не только сердце отца, но, что еще важнее, монарха, которому следует быть уверенным в наличии наследников.
  Эдвард взял младенца на руки и нежно поцеловал в бровь. Малыш открыл глаза, торжественно посмотрел на родителя и, секунды спустя, снова заснул, тогда как по королю уже со всех сторон карабкались его маленькие сестры. Монарх передал сына Елизавете и обнял девочек одним охватом, дабы ни одна не возмутилась, что другой досталось больше любви, нежели ей.
  'Вы собираетесь остаться с нами?' - спросила Елизавета. 'Когда мы отправимся домой?'
  'Наш дом - здесь', - поправила ее Мария.
  'Нет, моя драгоценная', - ответил Эдвард. 'Вы вернетесь домой, где вам и надлежит быть. Больше мы сюда не придем. И ты удивишься, когда окажешься в своем настоящем доме, любовь моя'.
  Девочки обозревали Эдварда широко распахнутыми глазами. Они были счастливы. Король вернулся - вернулся их высокий смеющийся и красивый отец, и, пусть Мария едва могла его узнать, а Сесиль - так вообще не узнала, принцессы, как одна, понимали, - возвращение Эдварда - лучшее, что могло с ними приключиться.
   Эдвард объявил, что всем им следует немедленно отправиться в замок Байнард, поэтому надо готовиться к отъезду. Там семья останется до тех пор, пока он не предпримет всех мер по обеспечению в стране безопасности.
   Таким образом, изгнанники поехали в замок Байнард, поскакав вдоль берега реки, где народ, увидев короля, его прекрасную королеву и их чудесных детей, встречал их восторженными восклицаниями. Сама Елизавета держала на руках ребенка. Она сидела с ним в носилках, ее изумительные золотистые волосы обрамляли совершенные черты лица, словно нимб. Люди, приветствовавшие Эдварда, малютку-принца и крохотных девочек, приветствовали и Елизавету, пусть и понимая, что именно благодаря ее алчной семье граф Уорвик отвернулся от короля.
   Но нельзя отчаиваться, Елизавета была потрясающе красива, она подарила Эдварду всех этих поистине сказочных детей, и, ясно, как день, он глубоко любил супругу, хотя и не являлся самым верным из мужей.
   Приветствуя возвращение Эдварда, короля и сильного мужественного человека, подданные предпочитали проявлять к безумному Генри жалость. Они горячо надеялись, - Эдвард и граф Уорвик уладят свои споры и разногласия.
   Замок Байнард служил домом герцогине Йоркской. Когда она увидела сына, по ее щекам заструились слезы, и Сесиль принялась покрывать поцелуями его лицо и руки. В тот миг в женщине сложно было отыскать хоть малейший след от знаменитой Гордячки Сис.
   'Мой дорогой мальчик', - называла сына герцогиня, забыв о чувстве собственного достоинства, положенном королям, хотя на нем она всегда упорно настаивала. 'Тысячу раз добро пожаловать...Это самый счастливый день в моей жизни. Вы здесь с нами...и народ желает, дабы вы...'
   Эдвард позволил матери выговориться. Затем нежно поцеловал и объявил: 'Елизавета и дети приехали, чтобы остаться тут. Мне придется оставить их на ваше попечение'.
   Несколько секунд обе дамы не отрывали друг от друга взгляда. Гордячке Сис был не по душе брак сына с этой простолюдинкой, а Елизавета Вудвилл хорошо знала, что матушка Эдварда сделала все возможное, дабы воспрепятствовать ее браку.
   Наконец, глаза герцогини смягчились. Елизавета Вудвилл являлась исключительной красавицей, и Сесиль не могло не тронуть ее пребывание здесь рядом с любимым и прекрасным Эдвардом. Вне всяких сомнений, более подходящей друг другу и хорошо выглядящей пары не найти в целой Англии.
   К тому же, Елизавета выполнила свой долг. Эдвард хотел ее сохранить, несмотря на все прошедшие годы, значит в ней было нечто особенное. И молодая женщина родила ему этих замечательных детей, - к которым сейчас присоединился и принц Уэльский.
   Герцогиня сделала шаг вперед. Она не могла ожидать, что королева преклонит перед ней колени, но протянула руку, и Елизавета пожала ее ладонь.
   'Добро пожаловать в Байнард, моя дорогая', - произнесла Сесиль. 'Я счастлива видеть вас тут...вас и моих внуков'.
   Эдвард заключил мать и жену в объятия, крепко прижав их к себе.
   'Благодарение Господу, вы вернулись', - вздохнула герцогиня.
   'Да, я вернулся. Но мне есть над чем потрудиться. Сейчас я не могу остаться надолго. Но, по меньшей мере, буду знать, что вы вместе. Следите друг за другом, мои дорогие и любимые'.
   Эдвард пробыл в замке Байнард день и последовавшую ночь. Затем, забрав с собой Генри, он выехал к Барнету.
  
  Зенит
  Глава 5
  Сватовство Ричарда
  
   Уорвик погиб. Был убит в сражении, борясь с тем, кого когда-то научил командовать войсками. Эдвард впал в глубокую печаль.
   Разумеется, ему следовало радоваться. Ричард Невилл являлся его противником...Нет, он никогда не станет воспринимать Уорвика в подобном качестве. Они сражались друг против друга, но этого не должно было случиться. 'Уорвику стоило поговорить со мной. Вместе мы отыскали бы решение', - думал Эдвард. 'Вопрос стоял, - или Создатель королей, или Елизавета. Именно мой брак настроил против меня Ричарда. После этого он уже не был прежним. Рана открылась и продолжила гноиться, хотя Уорвик и сделал вид, что излечился. Создатель королей хотел быть великим. Он и был в своем роде великим. Ричард столько узнал в течение жизни, посвященной достижению власти. Уорвик стремился к власти. Не к короне, как многие другие. К власти. Он намеревался стать тем, кто возводит на трон монархов и низвергает их с его высоты. Ричард Невилл и был таким, этим граф и занимался все отведенные ему годы'.
  Число которых уже не пополнится, мой бывший друг и недавний враг. Уже никогда не пополнится'.
  Чувствовать себя подобным образом было со стороны Эдварда безумием. Следовало радоваться. Казалось невозможным поделиться с кем-либо истинными переживаниями...даже с Елизаветой. Конечно, только не с Елизаветой. Она посчитает мужа размягшим и лишившимся рассудка. А Эдвард не размяк, да и никогда мягкотелым не являлся. Никто не удивлял большей безжалостностью, если обстоятельства того требовали, но в случае с Уорвиком...Уорвик был для Эдварда другом, образцом для подражания, божеством. Король не мог перестать вспоминать прежние дни своей ушедшей юности. Он прислушивался к Ричарду Невиллу, пытался стать таким же. Эдвард полностью поддерживал Уорвика. Поэтому Ричард сделал его королем.
   'Но мальчики взрослеют. У них появляются собственные желания. Они меняются, Уорвик. Ты ненавидел Вудвиллов, но Вудвиллы - это семья Елизаветы, Ричард. Вполне естественно ее желание продвинуть их вверх по социальной лестнице. Ты же увидел, как Вудвиллы начинают превосходить в могуществе Невиллов...и обратился против меня, против того, кто им в приобретении влияния помог.
   И сейчас мы пришли к этой точки. К смертельной точке. Ты больше не потревожишь меня и не окажешь поддержку, как когда-то. Покойный дорогой друг и оппонент'.
   Эдвард отправился взглянуть на мертвое тело. Зрелище было душераздирающим. Такой раньше гордый, такой непобедимый...но все мы уязвимы. Наступает минута, когда смерть призывает к себе и королей, и тех, кто их создавал. Подчиниться должно каждому.
   Останки следовало некоторое время оставить на всеобщем обозрении, дабы не возникло слухов, что Уорвик продолжает жить. У него были враги, но легенды, в особенности, легенды живучие, преодолеть тяжелее всего.
  Лишившись своих тщательно выкованных доспехов, Уорвик выглядел беззащитным. Солдаты сняли их с тела. Его собственная охрана застала горе-вояк, поглощенных данным занятием, ибо она прискакала спасти жизнь Ричарда Невилла, подгоняемая горячо желающим этого Эдвардом. Король простил бы Уорвика, как простил Кларенса, и верил, что у них еще получится снова стать друзьями.
   Но охрана прибыла слишком поздно. Граф был уже мертв, и не оставалось ничего, кроме как забрать тело в собор Святого Павла и положить там на два дня, дабы каждый желающий мог убедиться, - Уорвик скончался.
   'Позвольте его похоронить со всеми полагающимися почестями и уважением рядом с родителями и братом Томасом - в аббатстве Бишем', - приказал Эдвард.
   Так, чтобы люди знали, - великий Создатель королей погиб в смертельной схватке с человеком, которого он некогда возвел на трон.
   И это оказалось концом целой эпохи.
  
   Эдвард вернулся в Лондон с Елизаветой и своей семьей. Истинный ликующий победитель. Он взял с собой Генри и поместил его в Уэйкфилдскую башню Тауэра. Несчастный доверчивый Генри, - прежний король казался счастливым, опять входя в эти удерживающие его стены. Эдвард отчасти устыдился, когда бедняга Генри выразил к нему доверие. Ланкастер являлся помехой, но избавление от него стало бы угрозой даже большей. Кроме того, был еще юный принц Эдвард. Умри Генри, народ лишь передаст хранимую верность его наследнику. Пока эта парочка жива, Эдварду Йорку следует постоянно находиться настороже.
   Но, в то же время, он одержал победу. Ричард Невилл погиб, и, хотя король не мог обрадоваться этому от чистого сердца, никто не сомневался, событие состоялось по его милости.
   Эдвард наслаждался краткими днями в замке Байнард и обществом Елизаветы. Он получал удовольствие от ее холодности, возможно, именно неодолимый порыв разбить лед сохранял страсть монарха столь живой. Пусть Эдварда увлекали другие, но возвращался король всегда к жене. Елизавета обладала тайной неповторимости. Более того, она являлась матерью королевских отпрысков. Иногда монарха терзали тяжелые раздумья об Элеоноре Батлер и об обряде, им пройденном. Но Элеонора уже умерла, и вся история канула в далекое прошлое. Однако, Эдварду удалось обнаружить, что в момент тайной церемонии в Графтоне она еще продолжала жить, и, если первый обряд считался важным, как это могло сказаться на Елизавете и на их детях?
   Да, прежняя эпопея уже давно унесена Летой, и, даже если кто-то примется ее исследовать, неприятности ему гарантированы.
   Таким образом, Эдвард выбросил проблему из головы и стал наслаждаться редкими днями передышки, ибо было приятно окружить себя счастливой семейной атмосферой, пусть она и носила исключительно временный характер. Елизавета в мгновение ока наполнила детскую людьми, коих сочла необходимыми для положения принца. Тут присутствовали вдова по имени Эвис Уэллс, служившая мальчику няней, и Елизавета Дарси, возглавлявшая приписанный к детской маленького принца штат. Но и этого было недостаточно, и королева убедила Эдварда, что их крохотному сыну принципиально завести собственного гофмейстера - управляющего.
   Эдвард развеселился.
   'В его возрасте, моя дорогая? Зачем малютке, которому нет и года, нужен гофмейстер-управляющий?'
   'Затем, чтобы он носил его на церемониях...людям следует знать их принца. И они сразу должны оценить, уверяю вас, Эдвард, важность своего принца'.
   Таким образом, чтобы доставить Елизавете радость, монарх назначил лучшего из своих слуг, Томаса Вогана, ежечасно присматривать и заботиться о принце.
   Юный Эдвард с довольным видом лежал в колыбели и не подозревал о происходящей вокруг него суете.
   Как бы то ни было, даже в это счастливую домашнюю сцену ворвались новости. Эдвард их ждал, и теперь, когда они прибыли, следовало немедленно предпринимать ответные действия.
   В Уэймуте высадились Маргарита Анжуйская и ее сын Эдвард, называвший себя принцем Уэльским.
  
   Анна ждала в маленьком монашеском доме вне пределов Тьюксбери, прекрасно зная о сражении, разразившемся между войсками Эдварда Йорка и теми, кто объединился под знаменами короля Генри. Ей уже было известно о гибели отца при Барнете и, в глубине души, девушка возлагала мало надежды на победу без его участия в битве.
   Анне не хотелось ничего, только бы эта война завершилась. Ее обручили с принцем, и она даже поверила, что их чета сумеет прожить вместе в определенном согласии. Девушка не отличалась яростностью, подобно Маргарите, и не пыталась никому навязать свою волю. Анна часто вспоминала о Ричарде Глостере и о том, что этот странный поворот судьбы развел их по разные стороны развернувшегося конфликта. Что бы не случилось, Ричард поддержит брата, а Анне, разумеется, придется отстаивать правоту отца.
   'И все равно, мне безразлично их противостояние', - думала она.
   Насколько другой оказалась Маргарита. Нежные взаимоотношения, установившиеся между ними, производили впечатление странности, слишком разными являлись свежеиспеченные родственницы, - Анна была мягкой и послушной, Маргарита - неукротимой. Несчастная Маргарита! Для нее стало ужасным ударом услышать о гибели Уорвика. Она приводила в ужас своим гневом, проклиная все и всех, попадавших в поле ее зрения.
   Сейчас она ушла вместе с войсками сражаться против Эдварда, и второй Эдвард, суженый Анны, находился с ней рядом. Девушка испытывала глубокое замешательство. Пожелать им удачи значило пожелать поражения Ричарду, а она этого сделать не могла. Юная Невилл не представляла, о чем молиться, на что надеяться, Анна чувствовала себя потерянной и загнанной в тупик.
   Битва успела завязаться, и ее итог мог выясниться в любой момент.
   Анна поднялась на верхний уровень дома и окинула взглядом дорогу. Она долго там сидела...ожидая.
   Затем, в конце концов, Анна увидела, как они приближаются...потрепанная группа...с ними скакала Маргарита, и девушка поняла, что случилась трагедия.
  
   Горе переполняло Маргариту. Финал ее сразил. Было больно видеть, как эта гордая женщина отрешилась ото всего, кроме своего несчастья.
  Ее сын умер...погиб в сражении, и Маргарита уже никогда не станет прежней. Большая часть наполнявшего бывшую королеву огня исчезла, и та превратилась в пожилую женщину.
  Анна пыталась утешить ее, но для Маргариты утешения отныне не существовало.
  'Все эта юность...вся эта привлекательность...ушли...ушли', - сетовала она. 'Они убили его. Они могли оставить мне моего сына. Мы проиграли. Ничего больше уже произойти не способно. Они поместили моего мужа в Тауэр...убили моего сына. В нем были сосредоточены все мои надежды...Я потеряла моего прекрасного мальчика, а вы, дитя мое, утратили вашего супруга'.
  Анна не знала, что ей делать. Она старалась успокоить Маргариту, отвела ту в тихую комнату и каким-то чудом убедила прилечь на кровать. Бедная королева некоторое время спокойно лежала, безучастно глядя в лицо навалившемуся на нее страданию.
  Но долго оставаться бездеятельной оказалось ей не по силам. Маргарита встала. Она принялась извергать проклятия в адрес каждого, но основная их доля досталась человеку, названному королевой Узурпатором. 'Эдвард, утверждающий, что он - король...он убил моего прекрасного сына, так пусть душа его сгниет в аду'.
  Являлось безумием давать выход обуревавшему Маргариту гневу, тут легко мог оказаться кто-то из желающих донести ее проклятия до слуха Эдварда. Он был снисходителен к противникам, но своими 'благословениями' бывшая королева делала эту снисходительность крайне затруднительной. Да и гибель принца принесла новые осложнения, занимающие теперь все его мысли. При жизни Эдварда Ланкастера Генри находился в безопасности, ликвидация прежнего монарха не отличалась даже минимальной пользой, ведь ему наследовал сын. Сейчас же юный Ланкастер ушел в мир иной. Между Эдвардом Йорком и безопасностью его династии стоял лишь наполовину слабоумный затворник.
   Все равно, Маргариту следовало заставить молчать. К счастью, народ всегда ее ненавидел, и, без сына и мужа рядом, она не представляла никакой опасности.
   Пока Эдвард Йорк обдумывал данные проблемы, до него дошли новости о разразившемся на севере восстании. Король выдвинулся на север страны, однако, добрался только до Ковентри, где услышал о высадке в Англии Бастарда Фальконберга и о его марше в направлении Лондона. Этот человек приходился незаконнорожденным сыном Уильяму Невиллу, барону Фальконбергу. Уорвик назначил родственника капитаном своего флота, чьим долгом стало курсировать по Ла Маншу и перехватывать корабли, которые Эдвард мог отправлять во Францию. Его высадка заключала в себе угрозу посерьезнее любого восстания на севере, и монарх немедленно развернул войска, начав поход на юг государства.
  Услышав, что Фальконберг прошел через Кент, вербуя людей, готовых следовать за ним и сражаться ради короля Генри, что он уперся в заставу Олдгейт, и, получив отказ лондонцев его пропустить, подверг огню восточные окраины столицы, Елизавета ужаснулась. Ее брат, граф Риверс, посоветовал королеве не отправляться, на этот раз, в убежище, но, напротив, остаться в хорошо укрепленном Тауэре, ибо он был уверен, Эдвард скоро прибудет и погасит данное небольшое восстание.
   Граф Риверс оказался прав. Когда Бастард осознал, что мощная и победоносная армия короля выдвинулась против него, и что сражение при Тьюксбери положило конец делу Алой Розы, он решил, - единственный оставшийся ему выход - бегство.
   Фальконберг распустил своих сторонников, и они разбежались так быстро, как могли, тогда как сам полководец добрался до Саутгемптона, где попал в плен, был доставлен в Миддлхэм и там казнен путем отсечения головы.
   Таким образом, для сопротивления наступил финал, и Эдвард отныне мог считать себя победителем. Осталась одна Маргарита, которую он надеялся держать под стражей, и несчастный свихнувшийся Генри в Тауэре.
   Маргарита и Анна были привезены в Лондон, где король планировал устроить свой триумфальный вход в столицу. Эдвард не имел сил забыть о проклятиях, извергнутых бывшей государыней в его адрес, и хотел, дабы и она, и все остальные поняли, Маргарита потерпела сокрушительное и окончательное поражение. Он приказал, пусть и Маргарита, и Анна Невилл поедут в победоносной процессии. Им следует занять одну карету, что сделает явным их заключение под замком. Вместо шествия на коне во главе победивших войск, как, несомненно, королева представляла себе, ей пришлось пройти тот же маршрут в смирении и унижении. И выслушать насмешки населения над ней, скромной пленницей.
   Лондонцы от всей души приветствовали Эдварда. Происходящая процессия и победоносный вход в столицу означали завершение боевых действий. Высокий и крепкий привлекательный человек являлся их королем, тем, которого они хотели, ибо сумел вернуть в страну благоденствие и мир.
   Далее ехали пленные - надменная Маргарита, приносившая трудности с того самого момента, как сошла на английский берег в качестве невесты Генри, и несчастная бледная маленькая Анна Невилл, дочь и наследница великого графа, надеявшегося сделать ее однажды королевой страны.
   Маргарита вызывала насмешки, а по отношению к Анне не выказывалось большого сочувствия. У народа была их прекрасная королева. Действительно, она добивалась милостей для своей семьи, но все прошедшие тяжелые дни Елизавета провела в убежище, где произвела на свет важного для государства наследника мужского пола. Кроме того, она отличалась внешней привлекательностью. Никогда еще трон не украшала более красивая пара, чем нынешние монархи.
   Итак, жизнь шла своим чередом. Наступил мир. Эдвард одержал над противником победу. Неужели войнам Роз пришел конец?
   Люди в это верили, боевые столкновения им претили, и население приветствовало человека, подарившего стране мир.
   Тем временем король со свитой вернулись в Тауэрский замок. Чтобы отдохнуть там после проведенной процессии. Маргариту и Анну разместили в разных, отдельных друг от друга покоях, тогда как монарх с компанией отправился в обеденный зал - на приготовленный для них пир.
   С одной стороны от Эдварда находился Ричард, с другой - Елизавета. Король испытывал глубокую любовь к брату, постоянно доказывавшему ему исключительно свою верность, было чудесно знать, что есть кто-то, кому можно безгранично доверять.
   Но Ричард находился в сетях грусти. Вид Анны, сидящей в карете рядом с Маргаритой, сильно его задел. Бедная маленькая Анна, не совершившая ничего, кроме того, для чего была рождена. Он не мог ее забыть, воспоминания о днях детства снова нахлынули на Ричарда.
   Эдвард объявлял: 'Юный Эдвард Ланкастер мертв. Теперь остался один Генри'.
   'А он почти слабоумный', - пробормотал Гастингс.
   'И при этом лицо движения', - вслух размышлял король. 'Восстание на севере вспыхнуло под знаменем его имени. Пока имя Генри будет использоваться, давая изменникам повод для мятежа, окончательного мира не наступит'.
   Над столом воцарилась продлившаяся несколько мгновений глубокая тишина. Эдвард задумчиво воззрился вдаль.
   Той же ночью в Уэйкфилдской башне Тауэра Генри Шестой был убит.
  
   Итак, Генри не стало. Разумеется, распространились слухи, что слишком уж в подходящую минуту это случилось. Тело положили в соборе Святого Павла, оставив лицо открытым, дабы каждый мог его увидеть. Пошли разговоры, - утверждали, - находящиеся в гробнице останки кровоточили. После тело Генри оставили на время в Блекфрайарз, а затем перевезли на барже в аббатство Чертси - похоронить там в часовне, посвященной Богоматери.
   Могло оказаться, судачили люди, что смерть Генри была устроена по приказу короля. Но даже если и так, этим положили финал распре, и пусть предполагалось, что по пути к миру следовало совершить несколько жестоких деяний, обойтись без них не представлялось возможным.
   Спустя несколько недель народ и думать забыл об обсуждении Генри. Боевые действия завершились. И Эдвард вернулся, чтобы остаться.
   Но Ричард не мог перестать думать об Анне, сидевшей в карете рядом с неистовой Маргаритой Анжуйской. Хотя теперь уже не неистовой. Гибель сына затмила даже ее мстительный дух и не оставила женщине сил ни на что, кроме переживания своего горя.
   Молодой человек не знал, считала ли Анна себя супругой принцу Эдварду Ланкастеру, но, вне зависимости от ее мыслей, тот погиб, а она была сейчас свободна. Но для чего Анне эта свобода? Чтобы находиться в Тауэре узницей? Или чтобы вступить в брак, если девушке смогут подыскать подходящего мужа?
   Ричард отправился к Эдварду, ибо решил поговорить с братом еще тогда, когда заметил Анну в победоносной процессии.
   Эдвард всегда с удовольствием встречал младшего брата и, стоило Ричарду вступить в его личные покои, окинул его изучающим взглядом. Как разительно он отличался от пылкого и симпатичного юноши, которого представлял в этом возрасте король. Ричард был среднего роста, вероятно, даже немного ниже, на лице запечатлелось очень серьезное выражение, а глаза смотрели открыто, доказывая честность своего обладателя. Честность такой степени, что молодого человека казалось невозможным заставить притвориться. 'А это потребуется', - подумалось Эдварду. Хотя, вдруг, подобная участь выпадает не каждому.
   В любом случае он тепло улыбнулся и поинтересовался, что тревожит брата и почему тот выглядит настолько сосредоточенным.
   'Я уже на протяжении некоторого времени хотел поговорить с вами, Эдвард. Существует крайне важный, с моей точки зрения, вопрос'.
   'Я тебя внимательно слушаю'.
   'Он касается Анны...Анны Невилл'.
   'О', - проронил Эдвард. 'Ты испытываешь слабость по отношению к этой девочке. Я всегда об этом знал'.
   'Вынести не могу, что ей приходится здесь находиться...быть узницей Тауэра'.
   'Да, бедная крошка! Она не виновата, что является дочерью Уорвика'.
   'Я хочу жениться на ней, Эдвард'.
   'Конечно же, я так и предполагал. И, чего ты ждешь?'
   Лицо Ричарда озарилось широкой улыбкой, придав ему совершенно иной вид.
  'Мой дорогой Дикон', - произнес Эдвард, - 'почему же ты не движешься по направлению к своей цели? Тебе нужно мое благословение, послушный братец? В данной области можешь следовать моему запатентованному примеру и жениться, когда и где тебе в голову взбредет'.
   'Я этого и хотел', - ответил Ричард.
   'Вот и молодец. Мне нравятся люди, понимающие, что им необходимо. Но ты, будучи собой, сначала узнал мое мнение. Оно таково - двигайся к цели. Наш братец женился на одной барышне Невилл, ты собираешься взять в жены вторую. Эти девушки - богатейшие наследницы в стране. Уорвик был очень состоятельным человеком! Ричард отличался гениальностью в искусстве накопления состояния. Знаю, он сожалел, что не имеет сына, ибо слишком обширные владения сконцентрировал в своих руках. Да, твоя Анна - богатая дама, сонаследница имений Уорвика, как и ее сестра Изабель'.
  Эдвард остановился и пристально взглянул на брата.
  Затем медленно произнес: 'Могут возникнуть проблемы с Джорджем'.
  'С Джорджем...почему они могут возникнуть?'
  'Мой дорогой Дикон, ты же его знаешь. Он женился на Изабель из-за ее состояния. Теперь Джордж уверен, раз Анна попала в Тауэр и была помолвлена, - а некоторые шепчутся, - сочеталась узами брака, - с сыном Генри, то она - наш противник, и ее владения следует конфисковать. В результате чего Изабель удвоит свое наследство, получив его уже целиком, а не разделенным, как раньше, пополам'.
  'О, нет'.
  'Надеюсь, что нет. Тем не менее, дражайший братец, иди к искомому тобой напрямик, я желаю тебе удачи с твоим сватовством'.
  
  Наступил поздний послеобеденный час следующего дня, когда Ричард явился в принадлежащие Анне в Тауэре покои. Ему потребовалось тщательно обдумать, что же следует ей сказать. Молодой человек помнил, что Анна пережила тяжелое испытание, и был твердо убежден, - потрясение еще не прошло. Относительно характера ее чувств по отношению к принцу Эдварду Ланкастеру Ричард находился в полной неизвестности. Он слышал, - Анна подружилась с Маргаритой Анжуйской, девушка стала свидетельницей переполняющего бывшую королеву горя...вероятно даже разделила его. Юный герцог не хотел торопить ее. Могло оказаться, что со времени их детства чувства Анны изменились. Сейчас подруге его прежних дней исполнилось не многим больше пятнадцати лет. Ричард стремился приняться за дело с мягкостью и чуткостью. Он будет прокладывать себе дорожку осторожно, пытаясь напомнить Анне о давно минувших мгновениях в Миддлхэме, пробудить те чувства, которые дети очевидно тогда хранили друг к другу. Глостер всей душой мечтал ее увидеть, но, при этом, желал основательно подготовиться. Ричард полагал, что их первая после разлуки встреча станет крайне важной для них обоих.
   Он знал, где в Тауэре располагаются принадлежащие Анне покои. И ей, и Маргарите предоставили сказочно удобные комнаты. Эдвард никогда не был мстительным...и пусть прежняя королева обеспечила ему море проблем, Йорк пожал плечами и подумал, что это в порядке вещей.
   Добравшись до комнат Анны, Ричард был застигнут врасплох, обнаружив их пустыми.
   Он подозвал одного из стражников.
   'Где леди Анна?' - спросил молодой герцог.
   'Мой господин', - последовал ответ, - 'утром ее забрали'.
   'Забрали?! Но кто имел право так поступить?'
   'Герцог Кларенс, мой господин. Он сказал, что отвезет леди Анну к ее сестре и что отныне станет о ней заботиться'.
   Ричард пришел в замешательство. Почему Джордж внезапно решил забрать Анну?
   Как бы то ни было, он отправится в лондонский дом брата и увидит Анну там.
  Пока Ричард шел к дому Кларенса, его осенила идея. Не догадался ли Джордж о планах младшего? И как он мог узнать? Потому что находился в курсе теплого отношения Ричарда к Анне? Потому что сейчас Анна была свободна? Или кто-то из шпионов Джорджа подслушал разговор Ричарда и Эдварда относительно ближайших намерений первого? Вполне вероятно. У Джорджа везде находились свои люди. Он жил в центре драмы и создавал драму даже там, где подобное состояние не требовалось. Кларенс что-то замышлял. Почему он внезапно проявил к Анне интерес, тогда как раньше проявлял к ней абсолютное безразличие?
  Ричард обязательно это выяснит.
  Молодой человек прибыл в дом брата, где был с глубоким почтением принят слугами. Герцог Глостер объяснил, что знает о нахождении здесь леди Анны и желает, дабы его к ней проводили.
  Ответом стало, - если он любезно подождет, слуги пойдут и сделают все необходимое.
  Но не Анна предстала перед Ричардом, это был Джордж.
  Джордж вошел торопливо, на его привлекательном лице держалась слабая улыбка, от благополучной жизни он немного расплылся, особенно размыванию фигуры поспособствовали чрезмерные возлияния, но Кларенс продолжал сохранять неуловимое обаяние, пусть и представая бледной тенью Эдварда.
  'Ричард, дорогой мой брат, как хорошо, что ты решил меня проведать'.
  Ричард, как всегда, был прямолинеен. 'Хорошо выглядишь, Джордж', - поздоровался он. 'В действительности я пришел навестить Анну'.
  'О', - отреагировал Джордж с серьезным видом.
  'Что случилось? Она здесь или нет?'
  'Д..да, Анна тут. На попечении сестры'.
  'Зачем?'
  'Затем, братец. Кто еще должен заботиться об Анне, кроме ее сестры? Ты же знаешь, какими близкими подругами являются Изабель и Анна'.
  'Она нуждается...в заботе? Анна заболела?'
  'Боюсь, что так. Видишь ли, она перенесла ужасное испытание. Сначала потеряла отца, потом - принца... Для несчастной девочки это оказалось чересчур впечатляюще'.
  'Я хочу с ней поговорить'.
  'Мне представляется, что ты не сможешь этого сделать. Анне не настолько хорошо, дабы она могла принимать посетителей'.
  'Посетителей! Я не обычный посетитель! Анна может пожелать меня увидеть. Пожалуйста, скажи ей, что я здесь, что я пришел с целью с ней побеседовать'.
  Лицо Джорджа посуровело. 'Нет, братец. Ты не сумеешь с ней встретиться'.
  'Я требую этой встречи'.
  'Бесполезно выставлять тут свои требования, мой господин Глостер. Это мой дом. Анна находится под моей опекой. Я единственный, кто может сказать, кого она примет'.
  'И что делает тебя таким значительным?'
  'Я являюсь ее зятем...ближайшим родственником через Изабель. Мы с Изабель позаботимся об Анне. Она в моих руках и под моей защитой. Ты же пришел сюда просить ее выйти за тебя замуж, я правильно угадал?' Джордж всегда отличался неспособностью держать свой гнев под контролем, а сейчас он гневался. Кларенс надеялся действовать с помощью коварства, отразить поползновения Ричарда изящно, но, когда брат встал перед ним, Джордж осознал, насколько упорным может быть Глостер с его ровными манерами, и гнев вспыхнул ярким пламенем. Кларенсу сообщили о намерении младшего жениться на Анне, и тот посчитал, что Ричард руководствуется тем же мотивом, что и он при вступлении в брак с Изабель, - состоянием Уорвика.
   'Да', - твердо произнес Ричард. 'Я намерен вступить с Анной в брак, если она даст на это свое согласие'.
   'Точнее ты намерен вступить в брак с ее состоянием. Именно его ты алчешь. Думаешь получить свою долю в богатствах Уорвика?'
   'Я думал об Анне...'
   'Ах, братец, как же ты благороден! Я хорошо тебя знаю. Спокойный, серьезный, всегда верный брату Эдварду. И что, хорошо данные качества оплачиваются? А теперь ты полагаешь, что придешь к этой несчастной отчаявшейся девочке и объявишь ей о необходимости выйти за тебя замуж...Анне, а не ее деньгам....только не им, нет, нет, ведь вы всегда были такими близкими друзьями в дни проведенного в Миддлхэме отрочества. И ты даже не заикнешься о владениях Ричарда Невилла, правда? Мой дорогой братец, Анна находилась на стороне врагов нашего брата короля. По этой причине принадлежащее ей имущество вполне возможно конфисковать'.
   'Но именно ты сражался вместе с врагами короля, Джордж. Ты позволишь конфисковать твои земли? Анна никогда не участвовала в борьбе. Она сделала то, что была обязана сделать. Ты это знаешь, и Эдвард это знает. А сейчас я собираюсь ее увидеть'.
   Джордж посмотрел Ричарду в глаза. 'Ты не можешь ее увидеть. Анна слишком больна, чтобы с кем-то встречаться. Рядом с ней только Изабель'.
   'Ты лжешь, Джордж'.
   'Ты - мой брат, и я не желаю вступать с тобой в ссору, но, если ты попытаешься вторгнуться в мой дом против моей воли, я отдам приказ охране тебя остановить'.
   'Я пришел сюда не ради скандала'.
   'Тогда уходи, братец, пока ты его не развязал'.
   Лицо Джорджа заалело, начавшие наливаться кровью глаза от ярости вылезали из орбит. Ричард хорошо его знал. Когда Кларенс злился, то переставал собой владеть и был способен на все.
   Последнее к чему стремился молодой человек, была ссора с братом, которая, учитывая теперешнее состояние Джорджа, могла завершиться гибелью одного из них. Ричард развернулся на пятках и вышел.
   Он решил обратиться с возникшей проблемой к Эдварду и попросить разрешения на встречу с Анной у него. Ричард был уверен, Эдвард примет его сторону. Короля связывали с младшим братом узы взаимной преданности, тогда как Джорджа он всегда держал под подозрением. Глостер знал, каким окажется вердикт Эдварда, после чего даже Кларенс вынужден будет очень хорошо подумать, прежде чем выступать против пожеланий монарха.
   Эдвард задумчиво выслушал рассказ о произошедшем.
   'Что это значит, - ясно, как день', - произнес он. 'Джордж ждет не дождется прибрать к рукам состояние Уорвика. Он надеется держать Анну под присмотром с помощью Изабель. Где наш Кларенс, там обязательно сложности. Иногда я задаю себе вопрос, куда они приведут нас в финале. И как у него язык повернулся разглагольствовать о борьбе против меня Анны! Совсем совесть потерял. Вспомни, как он перешел на сторону Уорвика и сам поднял на меня оружие. Не представляю, почему я к нему такой снисходительный. Думаю, потому что Джордж - мой брат. В юности он отличался яркостью и самобытностью, его легкая злобность казалась забавной. Но игры давно закончены. Я объясню Джорджу подоходчивее, чтобы он не совершал ничего тебе мешающего'.
   'Я боюсь, Джордж может удерживать Анну у себя против ее воли. Если бы мне было позволено с ней встретиться...'
  'Встретишься. Я уведомлю Джорджа, что Анна должна принять тебя в его доме, а ты, в свою очередь, сможешь поговорить с ней и осуществить свои планы'.
  Ричард поблагодарил брата, и Эдвард тут же отправил посланца к Джорджу, оповестив его, что, как только младший попросит, ему следует незамедлительно позволить встречу с леди Анной. Осмелься Кларенс помешать, - отвечать придется лично перед королем.
  Предоставив Джорджу время на получение монаршего приказа, Ричард отбыл в дом брата, где последний его уже ожидал. Кларенс выглядел благодушно, даже самодовольно, и молодой герцог на мгновение решил, что он смирился и принял наказ Эдварда.
  'Я приехал увидеть леди Анну', - произнес Ричард. 'Прошу тебя, не откладывая, отвести меня в ее покои'.
  'Увы', - ответил Джордж, сложив ладони и благочестиво взирая на крышу, - 'ты прискакал слишком поздно, Ричард. Леди Анны здесь больше нет'.
  'Здесь больше нет? Почему...она же была тут...'
  'Была, а теперь - нет'.
  'Тогда где она?'
  'Я выслушал от брата отповедь, что мне не следует брать на себя опеку над этой леди, поэтому ее местонахождение не может быть моим делом'.
  'Ты лжешь'.
  'Разумеется, нет. Уверяю тебя, в моем доме леди Анны больше нет'.
  'Я тебе не верю'.
  'Дражайший братец, можешь обыскать мои владения. Можешь допросить слуг. Ты же должен добраться до правды. Честно говоря, от души тебе этого желаю. Нельзя позволить тебе распространять истории, что я тайно спрятал здесь Анну'.
  Ричард ответил: 'Я обыщу дом'.
  'Добро пожаловать, действуй. Чувствуй себя свободно и задавай вопросы любому, если это тебе поможет'.
  Ричард поднялся по лестнице. В одном из коридоров он обнаружил Изабель и заколебался, слышала ли она случившуюся между ним и Джорджем перепалку.
  'Изабель', - поприветствовал он невестку, взял ее ладонь и поцеловал. Девушка казалась напуганной. Ричард всегда испытывал к ней симпатию, хотя это чувство не заходило дальше, как произошло в случае с Анной. 'Где твоя сестра?'
  'Я не знаю, Ричард', - ответила она. 'Анна исчезла. Я зашла в ее покои, чтобы поговорить, но сестры там уже не было'.
  'Не было! Куда она могла уйти?'
  'Не имею представления. Кажется, она ушла в большой спешке. Думаю, Анна сбежала'.
  'Но куда конкретно могла Анна сбежать?'
  'Полагаю, вероятно, к нашей матушке'.
  'Ваша матушка сейчас находится в Болье, не так ли?'
  'Да, в местном убежище, в соответствии с приказом короля'.
   Ричард кивнул. Это было печально, но графиня, конечно же, являлась супругой Уорвика, поднявшего войско против короля. Все принадлежавшие ей земли подверглись конфискации. Скорее всего, благодарность за конфискацию следовало адресовать Джорджу, вполне естественно, грезившему о полном наследии Ричарда Невилла, которое бы отошло к Изабель.
   'Изабель, ты можешь меня уверить, что Анна не спрятана где-то в вашем доме?'
   'Я ее искала, но найти не сумела. Как ты думаешь, Ричард, что с ней произошло?'
   'Тебе не кажется, что Анна сбежала по вине Джорджа?'
   'Но он не был к ней суров'.
   'Джордж пытался сделать Анну пленницей. Когда я пришел, он не позволил мне с ней встретиться. Анна об этом знала?'
   Изабель покачала головой. 'Только если Джордж ей сообщил. Лично я не подозревала, что ты тут был'.
   'Эдвард приказал, дабы ничто не помешало нашей с ней встрече'.
   'Но Анна ушла, Ричард'.
   'Уверен, это Джордж ее услал', - произнес молодой герцог, сжав губы.
   'Не знаю. Он мне ничего не говорит. Ричард, Анне было бы очень приятно, узнай она, что ты хотел ее увидеть. Сестра часто вспоминала о тебе. Полагаю, она думала, что после всего случившегося ты ее оставил'.
   'Господи, Изабель, Анна ни в чем не виновата. Неужели она считала, что мне это неизвестно! Но я найду ее. Клянусь, что найду. А сейчас я собираюсь обыскать ваш дом...каждую в нем комнату...каждый угол...все. Ты же понимаешь, Изабель, мне нужно убедиться, что ее здесь нет'.
   'Понимаю, Ричард. Иди и обыскивай. Не думаю, что ты ее найдешь. Я сама уже в каждую щелочку заглянула. Меня очень беспокоит то, что могло с ней приключиться'.
   Изабель оказалась права. Ричард исследовал все, но никакого следа Анны не обнаружил.
  
  Герцог Глостер посетил в Болье графиню. Перед ним предстала до крайности погрустневшая женщина. Она тревожилась о дочерях, самой серьезной ее проблемой являлось расставание с ними.
  Ричард решил поговорить о ее заточении в местном убежище с Эдвардом. Разумеется, заключение было связано с владениями Уорвика и одержимостью ими Джорджа. Пока графиня находилась в стенах аббатства, она не имела права ни на что предъявлять претензии. Король знал, что Джордж мечтал об имуществе Ричарда Невилла. Иногда Ричард думал, Эдвард боится Джорджа. Боится было не точным словом. Эдвард мало чего боялся. Но он всегда стремился к миру и больше всего ненавидел семейные распри. Пусть монарх держал Кларенса под глубоким подозрением, он не желал его расстраивать, поэтому повернулся спиной к своеобразному пленению графини.
  Бедная женщина, что она сделала, кроме как унаследовала огромное состояние? По причине этих денег на ней женился Уорвик, став, таким образом, великим графом и обладателем обширных поместий, благодаря им за Джорджа вышла Изабель, а теперь и Анна превратилась в жертву преследований.
  Услышав о пропаже Анны, графиня пришла в неистовство.
  'Сюда она не приходила', - объявила мать. 'Но как бы я хотела, чтобы пришла!'
  'Я ее отыщу', - пообещал Ричард.
  Графиня сжала его ладонь. 'Когда найдете, пожалуйста, оповестите об этом меня'.
  'Вы станете первой, кто узнает, обещаю'.
  Ричард собирался искать везде. Он проверит каждый уголок, какими бы смешными его действия не казались.
  Станет задавать вопросы в каждом знатном доме, начиная с тех, где Анна могла появиться самым естественным образом.
  Приходила ли Анна в эти дома? Пыталась ли попросить в них укрытия?
  Но поиски были напрасны.
  
  Растерянность приводила Анну в тупик. Она не могла понять, почему зять так с ней поступил. Девушка всегда его опасалась и никогда не имела сил принять причину любви к Джорджу Изабель. Как ни странно, Кларенс отвечал жене взаимностью. Он проявлял к ней нежность и мягкость, всегда представая рядом с Изабель в кардинально ином свете. Конечно, пара знала друг друга с детства, они дружили, но не так, как Анна и Ричард, ибо тот тоже провел в Миддлхэме долгое время, став уже неотъемлемой его частью.
  Анна надеялась, что еще увидит Ричарда. Было бы чудесно поговорить с ним, объяснить, какую боль ей пришлось испытать, оказавшись вынужденной принять сторону его врагов. Но нужды в объяснениях не возникнет. Ричард все понимает и без них.
  А теперь Анна боялась, что уже никогда не встретится со старым другом из-за случившегося с ней кошмара.
  В ее покои явился Джордж. Его сопровождали двое людей, которых раньше Анне видеть не приходилось, - мужчина и женщина.
  Джордж объявил: 'Анна, ты находишься в опасности. Это мои друзья, они о тебе позаботятся. Нужно, чтобы ты немедленно отправилась с ними. С собой ничего не бери...у нас нет времени. Все, что тебе требуется, они предоставят'.
  Анна воскликнула: 'Но я хочу знать, куда я иду...и почему'.
  'Потому что тебе угрожает серьезная опасность, и нельзя терять ни минуты. Тебе следует бежать со всей возможной поспешностью'.
  'Где Изабель?'
  'Она знает, что ты уходишь и должна торопиться. Позже сможешь с ней поговорить'.
  Женщина шагнула вперед и накинула на Анну плащ. Когда она взяла ее под руку, девушка отметила присущую сопровождающей силу.
  'Никого', - произнес Джордж. 'Следуйте этим путем'.
   Он указал дорогу через ту часть дома, которая использовалась редко, - вниз по короткой спиральной лестнице и далее во двор, где их уже ждала карета. Анну устроили в ее глубине. Кучер стегнул лошадей, и те тронулись. Все произошло настолько быстро, что, только проезжая по окутанным темнотой улицам, Анна действительно начала испытывать страх.
   'Я хочу знать, куда меня везут', - заявила девушка.
   Сопровождающая Анну женщина приложила палец к губам. 'Следует сохранять спокойствие, не так ли?' - ответила она тоном, на взгляд юной барышни, использующимся по отношению к слабоумным.
   Анна посмотрела в окно. Предположим, удастся убежать? И куда она пойдет? Вероятно, к королю, отдать себя на его милость? Но Эдвард отправит ее назад - к Джорджу. Изабель бы помогла, но Изабель - жена Джорджа... Тогда, - к матушке. Получится ли у Анны отыскать путь в Болье?
   Женщина опять взяла ее под руку и втолкнула в дом. Там они поднялись по темной лестнице, и Анна оказалась в комнате, наедине со своей спутницей.
   'Теперь - снимайте эти изысканные одеяния', - произнесла та. 'Здесь они вам не понадобятся'.
   'Где я? Я не понимаю'.
   'Не тревожьтесь'. Тот же успокаивающий голос. 'Вам не стоит волноваться. Тут вы будете в безопасности'.
   'В безопасности...от чего?'
   'От тех, кто стремится причинить вам вред'.
   'От кого?'
   'Не теряйте время. Снимайте это чудесное платье. Видите, здесь вам не придется быть знатной леди'.
   'Пожалуйста, оставьте меня. Позвольте мне уйти к моей матушке'.
   'Нет, вы останетесь тут. Мы о вас позаботимся'.
   Платье было снято. На Анне осталась нижняя юбка. 'Какое тонкое белье', - заметила женщина. 'Но сейчас оно никуда не годится'.
   Юбка последовала за платьем, и женщина натянула Анне на голову какую-то ветошь.
   Девушка потрясенно на нее воззрилась. 'Что это? Что вы делаете?'
   'Моя дорогая, вы ошибаетесь. Вы полагаете, что вы - леди Анна, правда? Я обнаружила вас слоняющейся по улицам. И пожалела. Я намерена отвести вас вниз - устроить на моей кухне, где бы вас кормили в благодарность за выполняемую работу'.
   'На кухне! Вы с ума сошли'.
   'Нет, моя дорогая, с ума сошли вы. Это вас терзают подобные мысли. Вы услышали о леди Анне Невилл и стали думать о ней. Вы возомнили, что вы и есть эта леди. Но что бы она делала в платье, подобном вашему?'
   'Но вы же только что забрали мои вещи и заставили меня надеть это'.
   'Все это мечты. Часть галлюцинаций. Но не тревожьтесь. Мы о вас позаботимся. Вам следует быть нам очень благодарной. Мы из сострадания забрали вас с улицы'.
   'Прекратите', - воскликнула Анна. 'Что за бессмыслицу вы говорите? Отдайте мне мою одежду и дайте отсюда уйти'.
   'Ваша одежда...мое бедное печальное дитя... - тряпки, в которых я вас нашла, бродящей по улице и делающей вид, будто вы - знатная дама...я бы даже сказала, что у вас это очень хорошо получалось'.
   Анна повернулась к двери, но оказалась придавлена к стене сильными руками.
   'Осторожно, дитя мое. Я не желаю причинять вам боль. Не вынуждайте меня'.
   'Я хочу отсюда уйти. Все это какая-то бессмыслица. Отпустите меня. Дайте мне уйти'.
   Анна почувствовала колючий удар по лицу. Она отшатнулась назад и в ужасе посмотрела на женщину.
  'С этого момента', - пообещала женщина, - 'никакого вреда. Вам надо всего лишь правильно себя вести, это не много. Видите, никакой бессмыслицы. Я собираюсь быть с вами доброй. Вам следует позволить мне подобное поведение. Только взгляните в зеркало, от вас же остались одни кожа и кости, и слабы вы, сказала бы я, как котенок. Ни разу не прикладывали рук к настоящей работе. Но не тревожьтесь. Просто успокойтесь и вы со всем справитесь. Но если даже попытаетесь сопротивляться.... - пожалеете. Я вами займусь...встряхну знатно...А сейчас, пойдемте со мной'.
  Должно быть, Анне снился кошмар. Разумеется, она спала. Кем являлась эта женщина, забравшая ее одежду и взамен вручившая эту ветошь, вдобавок, говорившая такие безумные слова?
  Анну ввели в другую комнату. Стоило им туда вступить, как вскоре появилась крупная особа в забрызганном жиром платье.
  'Вот та несчастная девочка, которую я просила вас дождаться', - объявила женщина, приведшая Анну в это место. 'Она страдает от недуга, называемого манией. Полагает, что является какой-то знатной дамой. Некоей леди Анной. Ведет себя соответственно. Но у нее хорошо получается, говорит и двигается на удивление правильно. Наверное, когда-то находилась в одном из благородных домов. Это пребывание и вскружило бедняжке голову. Она могла впутаться в серьезные неприятности, скитаясь по городу и рассказывая разным людям, кем себя считает'.
  Анна подошла к крупной особе и подергала ее за рукав. 'Я - леди Анна Невилл', - произнесла она. 'Отведите меня домой к моей семье...к моей сестре ...и к моему брату. Вы получите значительное вознаграждение'.
  'Видите', - кивнула первая женщина, - 'у нее хорошо выходит. Поэтому история немного опасна. Отправьте девочку на кухню. Но слишком не утруждайте...хотя бы поначалу. Имейте к ней чуть-чуть снисхождения. Она захочет, чтобы ей показали, как работать. На кухне нашу барышню и держите. Может попытаться бежать. Не позволяйте. Знаю, вам я могу доверить заботу о крошке'.
  Крупная женщина кивнула. 'Пригляжу. Мне доводилось видеть подобных лунатиков прежде. Представляют себя разными особами. Я позабочусь о малышке'.
  'Спасибо вам, повариха', - вздохнула первая женщина.
  Кошмар продолжился. Анну отвели на кухню. Там везде стояли горшки и кастрюли, во внушительном очаге извивались высокие языки яркого пламени.
  'Присядьте и последите за горшками', - велела женщина, которую называли Кук. 'Давайте же. Хватит грезить. Чтобы есть, надо работать, вы же знаете...даже если в мечтах вы - знатная леди'.
  Анна устроилась на скамеечке, что к ней подтолкнули.
  Она не в силах была понять, почему ей навязали этот кошмар.
  
  Ричард уже осознал, что поиски окончатся крахом. Он представить не мог, куда могли спрятать Анну. Молодой человек отправился к Изабель и, в отсутствии Джорджа, еще раз поговорил с ней, но у леди Кларенс не было ответа на его вопросы. Изабель считала, - Анна сбежала, но тогда девушке следовало искать убежища у матушки. Где же еще? Если там ее не нашли, то сестра не имела представления, где, кроме этого, вести поиски.
  'Уверен, в дело замешан Джордж', - решил Ричард.
  'Он всегда говорил, что позаботится об Анне, что мы с ней будем вместе'.
  'Мы знаем Джорджа. Он тебя любит, но стремится заполучить для себя состояние твоего отца целиком, без остатка'.
  Изабель промолчала.
  'Поэтому я уверен, что мой брат где-то Анну спрятал. Но где, Изабель?'
  'Я не имею ни малейшего представления об этом'.
  'Изабель', - Ричард взял ее за руки и крепко их сжал. 'Если бы ты знала, ты бы сообщила мне, скажи?'
  Она опять промолчала.
  'Прошу тебя, Изабель, ради Анны...ради меня. Я люблю ее. Всегда любил. В детстве я часто думал, что, достигнув нужного возраста, мы вступим в брак. Однажды у нас даже состоялся посвященный этому разговор. Ты же знаешь, как Анна мне дорога. Ты же сообщишь мне, Изабель?'
  'Да, разумеется, если бы могла, я бы все сказала, но мне просто-напросто не известно, где Анна находится. Джордж рассказывает мне крайне мало. Я могу поручиться спасением собственной души, что не знаю, где ее искать'.
  Бедная Изабель. Разрывающаяся между мужем и сестрой. Но Ричард был уверен, - она ничего не знает.
  Каким-то образом Ричард понял, что Анна находится в Лондоне. Большой город являлся лучшим местом, чтобы ее спрятать. К кому-то из друзей Кларенса Анна отправиться не могла, в противном случае новости о пребывании девушки просочились бы моментально.
   Кроме дружбы со знатью Джордж общался с армией прихлебателей. С людьми, шпионившими для него и работающими ради его блага множеством доступных им и коварных способов. Ричард хорошо знал своего брата. Джордж относился к тому типу людей, кто постоянно окружал себя драмой. Он от рождения обладал задатками интригана. Где сложностей не существовало, Кларенс с легкостью их создавал. Джордж регулярно трудился над каким-либо запутанным проектом. Эдвард прав, не доверяя ему. Средний брат не мог не смотреть на трон. Он ополчился на судьбу, не сотворившую его старшим. Ричард знал, - Кларенса следует контролировать. Руководствуясь не только интересами Джорджа, но и интересами Эдварда. Тот был превосходно осведомлен о вероломной природе среднего, само собой, но, учитывая личные особенности, предпочитал ее не замечать, сохраняя мир и демонстрируя дружбу между членами семьи.
   Следовательно, если Анна не скрыта ни в одном из особняков знати, значит, ей следует находиться в доме поскромнее.
  Ричард обыщет каждый из них. Он поставит своих агентов, дабы те выяснили, кто служит Джорджу, даже в мелочах. При необходимости возьмет вооруженную охрану и велит им прочесать жилища этой жалкой сошки. Он знал, Эдвард одобрит его действия, так как понимает чувства Ричарда по отношению к Анне. Король испытывал по отношению к Елизавете преданность и любовь равной силы. Более того, молодой герцог мог предпринять любое действие, ему подвластное, пока туда не приходилось вмешивать Эдварда. В ссорах братьев монарх предпочитал оставаться вне их границ. Однако, Ричард ощущал поддержку Эдварда, понимая, что он на его стороне и против вольностей Джорджа.
   Глостер решил обратиться с просьбой о помощи к женщине, которую давно и хорошо знал и к которой чувствовал глубокое уважение. В течение их отношений Кэтрин родила ему двоих детей - мальчика Джона и девочку Кэтрин. Ричард посещал ее и всегда видел, - его дети обладают комплексом преимуществ. Между ним и Кэтрин никогда не было великой страсти, но она стала ему верным и благодарным другом.
   Кэтрин скромно проживала в деловом районе Лондона и, вероятно, владела сведениями и доступом к тем местам, что для Ричарда были под замком. Не могло возникнуть даже предположения о браке скромной девушки и герцога Глостера, поэтому он часто говорил с ней об Анне, объясняя, что, вполне вероятно, в должное время женится на барышне Невилл.
  Таким образом, Ричард пришел со своей проблемой к Кэтрин, зная, - она сделает все, что в ее силах, дабы установить, правда ли Анна до сих пор в столице.
   Надежда теплилась слабая, ведь Анну могли из Лондона увезти, тем не менее, Ричард поставил себе целью, прежде чем оставить здесь поиски, удостовериться, что в столице девушки нет.
   Именно Кэтрин обнаружила, что в среде слуг передаются интересные слухи.
   В одном из домов начала работать странная безумная девушка, вообразившая, что в действительности она является знатной дамой.
   Как рассказывала далее история, девушка была бедной бродяжкой, которую нашли скитающейся по улицам и получившей приют у некой великодушной женщины. Девушка работала на кухне и, положа руку на сердце, не приносила никакой пользы. Чудо, что ее не выставили, но, вопреки всему, хозяйка держала неумеху в доме. Та производила впечатление абсолютно спятившей. Даже утверждала, что является дочерью великого графа Уорвика.
   Ричард едва сумел вытерпеть.
   'Выясни, где находится этот дом', - попросил он. 'Сразу же дай мне знать, и я туда прибуду'.
  
   Казалось, что один день плавно перетекает в другой. Анна продолжала пребывать в замешательстве. Иногда девушка задавала себе вопрос, не привиделась ли ей та, другая жизнь, не является ли она и в самом деле сумасшедшей бродяжкой, возомнившей себя знатной дамой. Но подобное происходило редко. Анна помнила слишком многое...Миддлхэм, Ричарда, Изабель, матушку и мужа Изабель, Джорджа. Он демонстрировал родственнице свою любезность, что не мешало той его бояться.
   Нет, Анне следует сохранить душевное здоровье. Следует постараться отвести от себя чужое внимание, попытаться научиться выполнять кухонную работу, способности к которой у нее отсутствуют и которую Анна никогда не знала и не делала до того дня, как сюда попала. Следует набраться сил и стать терпеливой и спокойной, ожидая первой представившейся возможности убежать.
   Наступило обычное, ничем не выделяющееся утро. Анна проснулась на куче лежащего на полу тряпья, служившего ей постелью, в комнате, разделяемой с шестью другими девушками, которых она пробудила навстречу новому дню.
   Затем вытерпела привычное поддразнивание кухонных помощниц. Она никогда не соглашалась с ними относительно своего безумия и, хотя не настаивала, что является леди Анной, также этого не отрицала. Соседки смеялись над ее причудливыми манерами, над произношением и привычкой принимать пищу. Некоторые из них были даже склонны полагать, что в ее истории что-то есть, но любое предположение об этом могло оказаться передано хозяйке, а это означало угрозу попасть, благодаря подобной болтовне, на улицу. 'С двумя сумасшедшими на одной кухне мы не справимся', - сказала однажды с напором повариха.
  Анна уже не знала, как долго выносит это чудовищное существование. Счет дням был потерян. Представлялось, что она может часами сидеть и смотреть на вертел, - выполняя так обычно поручаемое ей задание. 'И это все, для чего эта девчонка годится', - припечатала повариха.
   Утро началось и прошло, как любое ему предшествовавшее, пока внезапно за дверями не возникло волнение. Анна услышала показавшийся ей знакомым голос, пусть быть такого и не могло. Она мечтала. Вообразила, что этот голос обращался к ней раньше.
   'Я требую, дабы мне показали ваших кухарок. Отойдите в сторону'. Дверь распахнулась. Анна встала, смахнула с лица тонкие и грязные волосы, чтобы лучше рассмотреть. Тут же она пронзительно воскликнула: 'Ричард!'
   Тот широким шагом пересек кухню. Нельзя было поверить, что это запачканное создание - Анна, тем не менее, голос принадлежал ей.
   'Анна! Анна! Неужели я тебя, наконец, нашел?'
   Она подбежала к нему и бросилась на шею. Ричард крепко ее держал, заляпанное жиром платье касалось его роскошного камзола.
   'Анна...Анна...дай мне взглянуть на тебя. Я искал и искал. Кто бы подумал, что найду таким образом. Но давай побыстрее выйдем отсюда'.
   На кухню зашла женщина, приведшая Анну в этот дом и отнявшая у нее одежду.
   'Что здесь происходит?' - поинтересовалась она, пока повариха и служанки, словно завороженные, стояли и смотрели в крайнем изумлении. Видеть подобное им не доводилось никогда в жизни, да больше уже и не придется. Производящий впечатление богатого и знатного человек пришел забрать их безумную девушку при кухне, и они начинали понимать, что все это время Анна говорила правду.
   'Вот женщина, которая меня сюда привела. Мои вещи у нее', - произнесла Анна.
   'Сейчас вы принесете одежду леди Анны'.
   'Мой господин...у меня приказ...'
   'Знаю. От моего брата, герцога Кларенса. Едва ли я могу вас упрекнуть, хотя вы и заслуживаете за сотворенное виселицы. Не важно. Верните платье и принесите воду, чтобы леди могла принять ванну'.
   'Мой господин...Я не смею...'
   'Или вы мне подчинитесь со всей доступной вам поспешностью, или будете незамедлительно арестованы. Лучше подчинитесь. Не искушайте судьбу'.
   Женщина пробормотала, что действовала в соответствии с приказами, и поспешила вон.
   Ричард сильно сжал ладони Анны в своих.
  'Анна', - успокаивал ее Ричард, - 'хватит дрожать. Теперь ты в безопасности. Больше тебе никто не причинит вреда'.
  'Ричард, это было, словно кошмар. Понять не могу случившееся. Они думали, что я безумна. Я сама начала так считать'.
  Хозяйка дома принесла одежду. После чего появилась и горячая вода. Анну увели с кухни в другую часть здания, где и платье, и горячую воду оставили в маленькой комнатке. Девушка зашла туда. Ричард промолвил вслед: 'Я подожду тебя здесь и не двинусь с места, пока ты не выйдешь'.
  Когда Анна вышла к нему, со все еще уныло обрамляющими лицо прежде прекрасными локонами, но выкупавшаяся и в собственном одеянии, молодой человек был поражен хрупкостью ее внешнего облика.
  'Давай скорее покинем этот жуткий дом', - предложил он.
  Анна и Ричард вышли вместе. Юный герцог поднял девушку на своего коня, а сам устроился рядом.
  'Анна', - произнес он. 'Я отвезу тебя в убежище. Там ты останешься до минуты нашей свадьбы. Сначала следует получить разрешение от Папы Римского. Но не тревожься. Я же отыскал тебя, в конце концов. Сейчас опасаться уже нечего. Разумеется...если ты выйдешь за меня'.
  Девушка склонила голову Ричарду на грудь. 'Мне так страшно', - призналась она, - 'страшно, что я проснусь и пойму, что осталась в том доме. Ох, Ричард, я настолько часто мечтала о твоем приезде, как теперь...Но я же не сплю, верно? Вынести не смогу, если эта минута - всего лишь сон. Тогда окружающее предстанет еще более пугающим'.
  'Нет', - ответил Ричард. 'Ты бодрствуешь. Еще как. Так ты выйдешь за меня, Анна?'
  'С огромным удовольствием', - улыбнулась девушка.
  'Значит, будущее - в наших руках'.
  
  Анна осталась в убежище святого Мартина, успокоенная избавлением от кошмара. Однако, какое-то время она просыпалась каждое утро со страхом открыть глаза и увидеть темную комнату с лежащими на тюфяках рядом с ней слугами. Иногда ей казалось, что вокруг витает тошнотворный запах жирной еды, и Анна изумлялась, неужели он стал ее частью, но затем осознавала, - это лишь игра воображения.
  В настоящий момент Анна наслаждалась свободой. Ее освободил Ричард. Юноша навещал Анну в убежище и говорил, что, как только добудет согласие на их союз короля и необходимое при этом разрешение Церкви, - молодые люди приходились друг другу кузенами, - они сразу поженятся.
  Анна ждала дня брака с нетерпением. Если бы к тому времени у нее получилось избавиться от воспоминаний и дурных снов, она была бы совершенно счастлива. Но девушка знала, потребуются еще недели, а то и месяцы, дабы она сумела смыть с волос остатки жира и очиститься от запахов той жуткой кухни, на которой резвились крысы, пол заполонили тараканы, а с ней обращались, как с сумасшедшей, возомнившей себя знатной дамой.
  Эдвард продемонстрировал, на чьей он стороне, пожаловав младшему брату владения Уорвика, находящиеся на севере страны, равно отдав ему земли, забранные у бунтовщиков, подобных графу Оксфорду. Кларенс парировал удар, настаивая на том, что, являясь опекуном Анны, просто обязан рассмотреть и затем одобрить предполагаемый для нее союз.
  Ответ короля прозвучал в таком ключе, что обоим братьям следует представить дело перед Советом. С его точки зрения, спокойные доводы Ричарда непременно одержат верх над раздражительным бахвальством Джорджа.
  Как бы то ни было, это оказалось неубедительно. Хотя Ричард рассказал о своем затруднении с уравновешенной точностью, Джордж преисполнился красноречия, объявив, - исключительно сестра Анны, Изабель, должна помочь девушке в данной проблеме. Совет не захотел наносить обиду ни герцогу Кларенсу, ни герцогу Глостеру, отложив принятие окончательного постановления, что ни на йоту не приблизило распрю к исходу, от которого она осталась также далека, как и до начала заседания Совета.
  Наступило Рождество, и Ричард прибыл ко двору, тогда как Анна продолжала находиться в убежище.
  Праздник стал для молодого человека тоскливым. Да и Эдвард не веселился. Он ненавидел развязавшуюся между его братьями вражду. Монарх, как обычно, думая об измене Кларенса, ощущал внутреннее возмущение и спрашивал себя, что средний учудит в следующий раз.
  Эдвард любил братьев - обоих. Ричард был таким серьезным пареньком, и как можно было не отдать предпочтение тому, кто отдал все свое смиренное обожание старшему и привлекательному? Младший заставлял короля чувствовать себя, словно божество, и Эдварду это нравилось. Но Джордж поражал яркостью и забавностью. Он всегда стремился выдвинуться на ведущую роль, принимал напыщенный вид, хвастался, озаряя каждый шаг природной живостью и красотой.
  Членам семьи вообще не следует ссориться, но что мог монарх поделать с разрешением вспыхнувшей между братьями неурядицы? Ричард поставил целью брак с Анной, Кларенс - его недопущение. Эдвард был свято убежден, младший любит нареченную, средний же питает равную страсть, - но к принадлежащим ей владениям.
  Король обсудил проблему с Ричардом.
  'Джорджа следует наказать', - поделился мнением тот. 'Стоит лишь вспомнить, что он сотворил с Анной. Тяжело даже представить, как бедняжка страдала. Наш брат поместил столь нежно воспитанную малютку в такие чудовищные условия...что это можно счесть преступлением. Почему бы не привлечь его за свершенное к ответу?'
  'Послушай меня, Ричард, Джордж - наш брат. И поэтому обладает влиянием. Я не могу допустить в стране междоусобицы. Однажды он уже примкнул к Уорвику. Мне приходится внимательно за ним наблюдать, ибо никогда не предугадаешь, что Джордж еще сделает, и раздражать его я не желаю. Помоги мне развязать этот узел. Если ты согласишься поделить владения и отдать Его Милости Кларенсу их львиную часть, у нас может это получиться. Я предполагаю отправить тебя на север. Знаю, ты любишь те места, - покинешь двор и осядешь там. Больше никому нельзя доверить управление севером и проведение на его территории верной мне политики. Ты займешь Миддлхэм, который можешь превратить в свою главную резиденцию, а с ним - земли, ранее принадлежавшие Уорвику. Вы с Анной поженитесь, как только от Папы прибудет разрешение. Уверен, согласие Джорджа я добуду. Что скажешь?'
   Ричард даже не сомневался. Отправиться на север, в Миддлхэм, в дом своей юности, получить эту территорию под командование, жениться на Анне. Удерживать север для Эдварда...Да, он согласится.
   'Тогда', - заключил Эдвард, - 'мне осталось только продемонстрировать Джорджу, какой прекрасный мы совершили договор'.
   Джордж рассмотрел поступившее предложение без особого выражения пыла.
   В глубине души он видел, что приобрел от договоренности заметно больше, нежели Ричард. Младший получит замок Миддлхэм, - ну и пусть. У Джорджа душа не лежала к этому месту на самом севере страны. Ему приятнее было находиться при дворе, где могло случиться все, что угодно. Ричарду отходили владения Уорвика в Йоркшире. Замечательно. Но он уступит Кларенсу главную усадьбу Ричарда Невилла, помимо которой тот будет обеспечен графским статусом Уорвика и Солсбери.
   В действительности Джордж становился владельцем львиной доли имений Создателя королей, но Ричард против этого не возражал. Он стремился забрать из убежища Анну, жениться на ней и обустроить их жизнь в Миддлхэме.
   'Теперь', - подытожил Эдвард, - 'тебе осталось дождаться разрешения Папы'.
   Во взгляде монарха плясали озорные чертики. Он знал, - Ричард рассматривал возможность действий без вышеупомянутого разрешения. Почему бы и нет? В назначенное время оно прибудет. Не существует причин, в связи с которыми разрешение бы не поступило.
   Эдвард оказался прав. Ричард посетил убежище, где его ждала Анна, и сжал ее ладони в своих руках.
   'Наши трудности позади', - объявил он. 'Мы заключили договор - мои братья и я. Джордж ничем не станет препятствовать нашему браку. Но он заберет большую часть наследства - твоего и твоей сестры, хотя, мне кажется, нам с тобой будет достаточно общества друг друга'.
   'Мне безразличны эти земли', - согласилась Анна.
   'Хорошо. Пусть Его Милость Кларенс ими наслаждается. Нам же предстоит лишь дождаться мнения Папы. Но, что я тебе скажу, Анна... Я не хочу и далее ожидать голоса Его Святейшества. Нам так необходимы церемонии? Нам так нужна пышная свадьба? Уверен, ты и здесь со мной согласишься, - совсем нет'.
   'Полностью согласна'.
   'Чудесно. Тогда завтра же мы поженимся. И, Анна, мы почти тут же покинем Лондон и отправимся в Миддлхэм. Ты счастлива?'
   'Очень', - ответила девушка.
   'Но выглядишь немного понурой?'
   'Я думала об Изабель...ставшей такой слабой...и о моей матушке. Я часто о ней думаю. Должно быть, ей крайне одиноко'.
   Ричард кивнул.
   Он пообещал вернуться за Анной на следующий день, когда их тихо и спокойно обвенчают.
   Так и произошло. Пара сразу начала готовиться к отъезду на север.
   Эдвард развеселился. 'Значит, ты решил посмеяться над его Святейшеством?'
   'На свете есть лишь один человек, чьим повелениям я всегда повинуюсь'.
   Эдвард посмотрел на брата с любовью.
   'Знаю и очень тебе благодарен. Ричард, давай принесем братскую клятву и поручимся, что так будет всегда'.
   'Нет нужды приносить клятву', - ответил Ричард. 'Мой девиз известен. Я стану служить своему королю, пока в теле теплится хоть искра жизни'.
   Эдвард обнял его.
   'Отныне мы будем встречаться редко. Ты уезжаешь на север, но знай, - мои мысли с тобой. Мой сон ночью в кровати станет здоровее, ведь меня укрепит знание, - север у тебя под контролем. Он всегда являлся источником моих тревог, Ричард. Но далее это не продлится. Тот, кому я доверяю больше остальных, сохранит его для меня'.
   'Ценою жизни', - пообещал Ричард. 'И, мой господин, у меня будет просьба, с которой я хочу обратиться к вам до отъезда'.
   'Обещаю тебе, еще до того, как попросишь, если дать это в моей власти, - тогда оно - твое'.
  'Моя просьба касается графини Уорвик. Она находится в Болье в полном одиночестве. Анна тоскует и печалится о ее судьбе. Я прошу разрешения забрать графиню из тамошнего убежища, дабы та смогла жить с нами в Миддлхэме'.
  'Как это на тебя похоже, Ричард, обратиться именно с подобной просьбой. Разрешаю с огромным удовольствием. Благослови тебя Господь, брат. Желаю тебе испытать все то счастье, которого ты заслуживаешь. Тогда и я имею к тебе просьбу. Вытаскивай себя время от времени из Миддлхэма и приезжай навестить меня. Я буду посылать к тебе гонца и знаю, ты не дерзнешь воспротивиться повелениям своего короля'.
  Они еще раз обнялись, и на следующий день Анна с Ричардом отбыли в Миддлхэм. Молодые люди были счастливы, ибо любили друг друга. Их молодость находилась в самом расцвете, - Ричарду исполнилось только двадцать, Анне - шестнадцать, и перед ними лежала вся предстоящая жизнь.
  
  И вот на горизонте появился Миддлхэм. Стояла весна, окрестности нежили взгляд прелестью самого красивого из времен года. Когда Анна увидела замок с главной башней, с окружающим его рвом, заполненным текущей из источника наверху водой, к которому они в детстве с Изабель часто ездили верхом, девушку переполнили чувства.
  Здесь она могла забыть о грязных кухнях, о запахе жира, о чудовищном страхе сойти с ума настолько, насколько ее захотят с него свести.
  А еще рядом был Ричард. Все происходило так, как они оба представляли себе в те далекие дни. Молодые люди находились вместе сейчас и планировали быть бок о бок и далее. Влиятельный отец Анны погиб, ее печальная матушка спешила к ним, как и обещал король, пусть Его Милость герцог Кларенс и пытался создать на пути родственников препятствия.
  Но скоро графиня к ним присоединится.
  В течение этого первого совместного года Ричарду пришлось съездить на юг страны и принять участие в заседании Парламента, но он не задерживался и вернулся к Рождеству, которое семья отпраздновала по-старому - в большом зале замка.
  К этому моменту Анна обнаружила, что носит ребенка, поэтому празднования приобрели особый привкус, и как же она обрадовалась, когда на следующий год, это дитя появилось на свет!
  Ричард пожелал назвать мальчика Эдвардом, в честь брата, кем он безмерно восхищался, и Анна пылко его поддержала.
  В назначенное время в Миддлхэм прибыла и графиня Уорвик, после чего Анна почувствовала, насколько полно ее счастье.
  Все случившееся ранее стоило того, чтобы свершиться, ведь это привело ее к настоящей минуте.
  
  Зенит.
  Глава 6.
  Гастингс в опасности
  
  Королева наблюдала за спорами вокруг Анны Невилл с неким циничным веселым азартом. Она хорошо могла понять точку зрения Кларенса. Естественно, что он желал заполучить владения Уорвика целиком, если забрать их было в его силах, да и способ, с помощью которого Джордж скрыл Анну, отличался, можно сказать, определенной находчивостью. Елизавету с матушкой он заставил от души посмеяться.
  Жакетта провела с дочерью долгое время, последовавшее после прошлых родов Елизаветы, прошедших чуть менее удачно, чем обычно, - младенец - маленькая девочка - была не так крепка и здорова, как ее старшие братья и сестры. Озабоченная проблемой королева отправила гонцов к матери, которая явилась со всей доступной ей стремительностью, и они вместе занялись самочувствием крошки, получившей благодаря крещению имя Маргарет.
  Казалось, малютка обрела силы, но Елизавета с опасением отметила, что Жакетта стала выглядеть усталой и словно утратила долю той фонтанирующей энергии, какая относилась к главным из определяющих герцогиню качеств. Когда королева принялась задавать наводящие вопросы относительно здоровья матушки, та отмахнулась от них и заявила, что недавние роды сделали дочь мнительной, однако не заметная постороннему глазу тревога Елизавету не оставила. Она слишком доверяла Жакетте. Именно матушка первой предложила ей обратиться к королю с ходатайством о возвращении отнятых владений, что положило начало их потрясающему благополучию. Иногда Елизавета задавала себе вопрос, неужели слухи об особых присущих Жакетте чарах правдивы? Неужели ее матушка - колдунья? Нет, это бессмыслица. Имеет ли она связь со сверхъестественными силами? Нет. Герцогиня - всего лишь мудрая женщина, будучи преданной своей семье, постоянно думающая о продвижении ее членов.
  Существовала еще одна тема, которую Елизавета желала обсудить с матушкой, и она касалась поста капитана Кале. Уорвик занял его, используя свой фантастический нюх, и, действительно, отчаянные подвиги Ричарда Невилла в качестве капитана положили начало поразительной карьере. Но теперь он был мертв, и место, гарантирующее значительность и прибыль, нуждалось, чтобы его кто-то принял.
  Жакетта внимательно выслушала изложение Елизаветой возникшего плана. Королева присмотрела пост капитана Кале для брата Энтони, после гибели отца ставшего графом Риверсом.
  'Энтони прекрасно туда подойдет. Мне следует намекнуть Его Величеству...'
  Жакетта кивнула. 'Будь осторожна', - посоветовала она.
  'Быть осторожной? Что вы имеете в виду?'
  В течение мгновения Жакетта колебалась. Затем объяснила: 'Видишь ли, моя дорогая, мне известно, что король сильно увлекся женой одного из торговцев'.
  'Милая матушка, он регулярно сильно увлекается женами разных торговцев'.
  'Но этой, как мне кажется, больше, чем обычно остальными'.
  'Я всегда считала лучшим способом уживаться с приключениями Эдварда - не обращать на них ни малейшего внимания'.
  'Только небесам известно, сколько у него возлюбленных', - проронила Жакетта.
  'Тогда пусть небеса сохранят эту информацию у себя. Мне с ней знакомиться не хочется. Дорогая матушка, я удержала влияние на Его Величество, никогда не упрекая и никогда не отказывая, когда он ко мне возвращался, являя образец понимающей супруги и матери монарших детей. Лишь поэтому Эдвард продолжает меня любить, сколько бы подруг он не завел'.
   'Я слышала, что эта женщина обладает исключительным обаянием, и что Гастингс на нее не надышится, но Эдвард предъявил права первым'.
   'Прекрасно, правда, жениться на ней он не может'.
   'Нет, даже если дама заявит, что любовницей быть не в состоянии, а королевой стать у нее не получится'.
   'Как уже успела заявить до нее я'.
   'Елизавета, ты относишься к делу легкомысленно. Хотя, вероятно, ты права'.
   'Кто же эта прелестница?'
   'Ее имя - Джейн Шор. По слухам, она на редкость красива, отличается веселым нравом и абсолютно не похожа на большинство жен торговцев. Госпожа Шор оставила своего мужа-ювелира и поселилась в покоях, найденных для нее королем'.
   'Тогда пусть Эдвард от души отдохнет с этой дамой. Подобное времяпрепровождение придаст ему нужное настроение, когда я буду просить у него для Энтони поста капитана Кале'.
   'Также я слышала, что отыскал красавицу Гастингс, расхвалил ее Гастингс, и именно поэтому госпожу Шор увидел Его Величество'.
   'Как бы мне хотелось, чтобы Эдвард находился с Гастингсом в не настолько близких дружеских отношениях'.
   'Гастингс - распутник из распутников, здесь он занимает второе - почетное после короля место'.
   'Знаю. Мне бы хотелось от него избавиться. И однажды я это сделаю. Но при малейшем тихом ропоте против него Его Величество затыкает уши. Вы знаете, я никогда не навязываю Эдварду своих чувств...по крайней мере, так, чтобы он это когда-либо понял...поэтому мне так сложно сказать ему, что я думаю о Гастингсе'.
   'Гастингс - близкий друг Эдварда. Смею заявить, Его Величество дружен с ним более, чем с кем-либо еще. Вероятно, ближе к нему лишь брат Ричард, но в совершенно ином ключе. Ричард - верный сторонник короля. Гастингс - товарищ по распутству'.
   'Несомненно. Уверена, если бы не он, стольких приключений с женами торговцев никогда бы не произошло. Гастингс демонстрирует, насколько хорош с женщинами, а Эдвард вызов принимает. Как же меня тянет разрушить их дружбу!'
   'Нет необходимости советовать тебе действовать осторожно', - проронила Жакетта, - 'ты и так всегда осмотрительна'.
   'Всегда', - откликнулась Елизавета. 'Стоит мне подумать, как я, в конце концов, обычно получаю желаемое. Десмонд посчитал, он очень умен... однако, взгляните, что с ним стало. Я поставила печать на его смертном приговоре, пока Эдвард спал. Должно быть, король знает, как это случилось...тем не менее, ничего мне не сказал, пусть и сильно любил Десмонда. Матушка, что с вами?'
   Жакетта откинулась на спинку кресла, ее лицо покрылось мертвенной бледностью, губы посинели.
   Елизавета испуганно вскочила и немедленно позвала своих дам.
   Они перенесли Жакетту в кровать, и королева сразу отправила посыльного, дабы тот привел докторов.
  Ее матушка была очень больна, так продолжалось уже некоторое время, - как сообщили они Елизавете, и манера, в которой врачи изъяснялись королеву встревожила. Лежа в кровати, Жакетта выглядела сейчас настолько изнуренной, что нельзя было и дальше обманывать себя ссылкой на легкое недомогание. Герцогиня взяла Елизавету за руку и умоляюще, почти извиняясь, взглянула на нее. Она думала: 'Вероятно, стоит ей сказать. Лучше обеспокоить, чем отдавать на милость внезапному потрясению'.
   Жакетта знала, какой несчастной это сделает ее дочь, и не могла вынести даже мысли о необходимости тревожить Елизавету неотвратимой трагедией. Ради Елизаветы она трудилась, ради нее жила, также, как ради всех остальных своих детей. Самым мощным страхом герцогини являлось то, что Елизавета станет тосковать по матери и испытывать в ней нужду.
   Она беспокоилась, что осталось слишком мало времени. По крайней мере, Жакетта увидела дочь надежно сидящей на троне, а остальных отпрысков - заключившими блестящие союзы и занявшими важные должности. Невиллы перестали быть самой влиятельной семьей в Англии, уступив место Вудвиллам. О Елизавете и вышеназванной Джейн Шор волноваться не стоило. Ее чадо знало, как управлять королем.
   Поэтому Жакетта с легким сердцем могла сказать: 'Господи, позволь твоей слуге почить в мире'.
   Она решила, что дом и семья находятся в полном порядке, и мирно скончалась в кровати несколько дней спустя.
   Елизавету горе сразило. Будучи безраздельно преданной родным, матушку королева любила больше всех. Она видела в ней мудрую женщину и основательницу родового благополучия.
   А теперь...теперь Жакетта умерла.
  
   Елизавета осталась под глубоким впечатлением от произошедшего. Какую бы холодность она не проявляла к миру, близких королева любила, особенно была привязана к матери и лишь сейчас осознала, как много та для нее значила. Эдвард сочувствовал от всей души. Он тоже очень любил Жакетту, но избегание неприятностей являлось у монарха основной чертой. Эдвард предпочитал скорее забывать, чем погружаться в тяжелые размышления.
   С каждой новой неделей Елизавета видела мужа все реже. Вероятно, он целиком отдался чарам своей недавней возлюбленной. Это могло служить как дурным, так и добрым знаком. Королева не была уверена, каким точно. Иногда для сюзерена казалось лучше иметь одну, а не множество подруг, хотя, если Эдвард становился слишком предан той женщине, не появлялась ли опасность, что его любовь к жене отчасти ослабеет?
   Елизавета хранила стойкую уверенность, что подобного не произойдет. Но приняла к сведению, что, с угрозой, равной жене этого ювелира, следует обращаться осторожнее, чем с грозившими ей прежде.
   Эдвард был таким же любящим, как и обычно, когда пришел к жене с новостью. Лодевик Брюггский, господин ван Грутхусе, укрывавший короля в дни его бегства на континент и, таким образом, доказавший свою верность и дружбу, собирался посетить Англию. Монарх желал, дабы того встретили со всем свойственным двору блеском.
   Королева взяла приготовления в свои руки. Это помогало ей забыть об утрате матушки и о здоровье малышки Маргарет, которое удовлетворяло все меньше и меньше, кроме того, приготовления удерживали рядом супруга.
   Прибывшего в Кале Грутхусе встретил лорд Говард, заместитель капитана. Там Лодевик Брюггский пробыл почти две недели, на протяжении которых наслаждался ярко демонстрирующим почести и уважение приемом. Затем он в надлежащее время посетил Виндзор, где его уже ожидал с приветствиями король. Эдвард провел Грутхусе в палаты Елизаветы, уверяя в ее нетерпении с ним поздороваться и лично поблагодарить за проявленную к мужу доброту, когда тот был вынужден покинуть Англию. 'Только в такие моменты', - добавил монарх, - 'человек обретает своих истинных друзей'.
  Елизавета, приготовившаяся к приему почетного гостя, ждала, как всегда сказочно прекрасная, - ее золотистые волосы свободно лежали на плечах, лоб окаймляла фероньерка с драгоценными камнями. Она оказалась сполна вознаграждена искрами во взгляде Эдварда, стоило ему лишь посмотреть на жену, и снова спросила себя, - чего ей бояться со стороны любой второй половины какого бы то ни было торговца. Елизавета играла со своими присутствующими здесь дамами, целясь дротиками в вазу, рядом находилась ее старшая дочь. Подобно всем монаршим детям шести лет, Елизавета- младшая очень хорошо выглядела, и, когда Эдвард представлял королеву и принцессу господину Грутхусе, не могло возникнуть даже тени сомнения в том, как он ими гордится.
   Танцы и игры продолжились, но уже с присоединением к забавам короля. Приглашение Эдвардом на танец юной дочери вызвало у всех всплеск аплодисментов.
   На следующее утро Грутхусе должен был встретиться с принцем Уэльским. Маленького Эдварда принес его гофмейстер-управляющий, Томас Воган. Стоило Лодевику Брюггскому похвалить очарование королевской семьи, как сюзерен подарил ему золотую чашу, декорированную жемчужинами и хранящую на крышечке огромный сапфир.
   На распределенные в течение недели развлечения не пожалели ничего. Последовала охота в Виндзорском парке, в процессе которой Эдвард настоял, дабы его почетный гость ехал на любимой монархом лошади. Не успел Грутхусе подняться в седло, ему сообщили, что скакун отныне принадлежит ему. Не удовлетворяясь преподнесением другу столь ценных даров, король обрадовал его луком с шелковой тетивой и чехлом из бархата, с вышивкой на нем своих герба и девиза.
   Особенно Лодевика Брюггского восхитила роза внутри солнца, сочетающая Белую Розу Йорков с сияющим светилом. Как и Гастингс до него, Грутхусе сравнил монарха с самим солнцем. 'Вы - словно светите вашему народу', - признался он. 'Приносите им мир и благоденствие, а подданные греются в тепле ваших лучей'.
   Эдвард милостиво принял похвалу, король действительно полагал, что так оно и есть.
  Там же - в Виндзоре - Грутхусе пожаловали собственные покои, получившие наименование комнат удовольствия. Стены в них завесили шелком, а на пол положили ковры. Всего комнат было три, в одной поставили уже приготовленную и застеленную кровать. В одеяле и в подушках находился пух высшего качества, фланелевые простыни приобрели в бретанском Ренне, для создания пододеяльника использовали золотистый, отороченный горностаем материал. Наверху виднелось покрывало из такой же золотистой ткани, равно с занавесями вытканное белой тафтой. Во второй комнате находилась еще одна изысканная кровать, в третьей же обнаружились две ванны, накрытые уложенной в виде шатров кипельно белой тканью.
  Общество проводило гостя в эти покои и оставило его там с лордом Гастингсом, обязанным задержаться в комнатах на ночь, дабы от имени короля позаботиться об удобстве Лодевика Брюггского. Разумеется, Грутхусе хорошо знал Гастингса, тот имел основания питать к нему равную монаршей благодарность, ибо разделил с Эдвардом оказанное им в Брюгге в дни изгнания гостеприимство.
  Вместе они отдали должное купанию, во время которого вкусили освежающее угощение, состоящее из зеленого имбиря, лакомств и вина с приправами.
   Почти неделю спустя общество отправилось в Лондон, где предстояло произойти пожалование Грутхусе графством Винчестер. В короне и в парадном облачении король поражал великолепием, своим присутствием церемонию почтил цвет столичного общества. Герцогу Кларенсу вменили в обязанность нести за гостем шлейф, а после мероприятия Эдвард отвел нового графа обратно в Вестминстер, где их ожидала с поздравлениями королева. Елизавета, прекрасная в пышном платье и в венчающей золотистые волосы короне, редко, когда чувствовала себя такой уверенной. Самое большое сожаление вызывало то, что рядом нет Жакетты, и матушка ничего из происходящего не видит.
  
   Но королеву подстерегала еще одна трагедия. С наступлением декабря крохотной Маргарет стало заметно хуже, и одиннадцатого числа этого месяца, в возрасте всего восьми месяцев, она умерла.
   Девочку похоронили в часовне Эдварда Исповедника. Таким образом, в течение года на Елизавету свалилось две смерти. Королева глубоко переживала потерю ребенка, но ее поддерживало знание о следующей беременности.
   Эдвард горевал вместе с женой, но он, как и Елизавета, от души радовался сознанию, что в их семье можно ожидать еще одного мальчика. Пусть король и был удовлетворен уже имеющимся у него наследником, все равно - мечтал получить следующего. Юный Эдвард представлял для отца олицетворение счастья, однако монархи всегда стремятся знать, - случись что с первым, есть, по крайней мере, и второй сын.
   Елизавета случайно вспомнила о Джейн Шор. Она не понимала, почему должна беспокоиться об одной из возлюбленных Эдварда, исключая упоминание девушки с долей тревоги матушкой во время их последнего серьезного разговора.
   Разумеется, королева не станет говорить о ней с Эдвардом, но Елизавета обнаружила, что размышляет об удобном моменте, дабы обсудить с мужем пост капитана Кале. Она только недавно слышала, - больше ему ждать и не назначать Уорвику преемника нельзя.
   Елизавета знала, почему Эдвард медлит. Мысли о назначении нового капитана напоминала ему о Ричарде Невилле. Казалось довольно странным, что, несмотря на все сотканные покойным графом интриги, король продолжал относиться к тому с любовью. Кому-то настроения Эдварда представлялись непонятными, но Елизавете они были ясны. Она знала о его преданности семье, лишь доказанной слабостью короля, - иначе Елизавета назвать это не могла, - когда сюзерен простил Кларенса. Между тем Джордж ждал случая предать брата снова. Королева понимала силу семейных уз, которые оказывались крепче прочего, но Вудвиллы трудились друг ради друга, тогда как брат Эдварда и часть его близких присматривали себе вознаграждение побольше.
   'В ближайшем будущем вам следует назначить нового капитана', - напомнила мужу Елизавета.
   Эдвард промолчал. Словно мысли его витали где-то далеко. Не рядом ли с супругой ювелира?
   'Энтони хорошо вам служил. Он глубоко предан вам. Я задаю себе вопрос, если вы...'
  Эдвард по-доброму улыбнулся жене. 'Он собирается согласиться', - подумала королева.
  Его последующие слова чуть не сбили ее с ног. 'Пост капитана я уже пожаловал', - произнес король.
  Елизавета взглянула на него в изумлении. Если бы пост был пожалован Энтони, она сразу же об этом узнала бы. Встреча с братом состоялась в тот же день.
  'Я пожелал наградить им Гастингса', - продолжил Эдвард. 'Он был мне добрым другом...да и о должности мечтал'.
  Гастингса! Ее врага! Елизавете оказалось крайне тяжело сдержать обуявшую ее ярость.
  Из-за опасения выдать себя она даже не смотрела в эту минуту на короля, иначе запечатлела бы на его прекрасном и улыбающемся лице звонкую пощечину. Кале...для Гастингса, противника Елизаветы! Для человека, который составлял компанию Эдварду в приключениях с женщинами и толкал монарха на еще большее распутство.
  Гастингс! Тот, кого Елизавета ненавидела. С данной секунды она станет ему злейшим из недругов.
  Снова обернувшись к королю, молодая женщина улыбалась, всю горечь с ее лица стерло начисто.
  Она вспомнила предупреждение Жакетты. Вероятно, теперь следует вести себя вдвойне осторожней.
  
  Елизавета обсудила вопрос о назначении Гастингса на пост капитана Кале с братом Энтони. Он был лишь на год моложе сестры и, вполне возможно, являлся самым способным в их семье. Энтони удачно вступил в брак, приобретя, благодаря супруге, титул барона Скейлза. В качестве старшего сына после смерти отца он стал лордом Риверсом, а с восшествием на трон Англии сестры, начал быстро продвигаться по иерархической лестнице, что не мешало ему и далее наблюдать, как бы улучшить собственное положение. Монарх полностью подпал под очарование Энтони, свежеиспеченный лорд унаследовал свойственную Вудвиллам привлекательность и заставил заметить себя на турнирах, где неизменно рассматривался победителем.
  Елизавета знала, насколько сильно Энтони настроился на историю с Кале, и догадалась о степени разочарования, должно быть, причиненной ему выбором Гастингса.
  'Разумеется, Гастингс равно развратен, как и его сюзерен', - припечатал Энтони, понимая, что с сестрой подобные беседы безопасны. В кругу семьи Елизавета никогда не пыталась отрицать откровенных измен мужа, и Жакетта постоянно хвалила дочь за спокойное к ним отношение.
  'Второй такой благодушной королевы в истории не отыскать', - любила повторять герцогиня. 'Как же мудро ты поступаешь, дочь моя. Твой взгляд на заигрывания Эдварда на стороне делает тебя в его глазах неотразимой'.
  И она была права. Сварливую жену монарх терпеть бы не стал.
  Его Величество всегда создавал впечатление готовности вознаградить Елизавету за правильное восприятие своего образа жизни, удовлетворяя ее просьбы до тех пор, пока они не пересекались с имеющимися у него планами. Вопрос о Гастингсе и о Кале был урегулирован задолго до намека королевы о желании пожаловать должность капитана конкретному лицу.
   'Неужели нет способа лишить Гастингса милости Эдварда?' - спросила Елизавета.
   'Они всегда были друзьями. Вместе бродили по ночным улицам Лондона и провоцировали друг друга на все более и более вызывающие приключения...еще до того, как на сцену вышла ты, сестренка'.
   'Я хорошо это знаю. И в значительнейшей части ночных приключений короля обвиняю Гастингса. Он алчный мот и развратник'.
   'Согласен, но Эдвард понимает его также прекрасно, как и остальные, однако, продолжает дарить своей дружбой'.
   'Один другого стоит', - категорично подвела черту Елизавета.
   Лицезрение сестры в подобном напряжении и опасение, что та способна выдать мучающие ее чувства перед королем, встревожили Энтони. Всем своим благосостоянием семья была обязана отношениям Елизаветы с Эдвардом, их направление ни в коем случае менять нельзя. Хотя нет, необходимость напоминать об этом молодой женщине отсутствует. Она равно ясно сознает происходящее, как и каждый из членов клана.
   'Поэтому', - проронил Энтони, - 'нам не следует отвращать короля от Гастингса жалобами на его аморальный образ жизни'.
   'Ты подразумеваешь...что может найтись некий иной способ?'
   Взгляд Елизаветы вспыхнул от овладевшей ею целеустремленности, и Энтони снова ощутил беспокойную дрожь. Он положил ладонь на кисть сестры. 'Способ может отыскаться'.
   'Но как?'
   'У Гастингса внушительный штат наемников. Среди них множество тех, кто служит...'
   'Да?'
   'Вполне вероятно обнаружить в их числе кого-то слегка разочарованного...слегка завидующего другим...сознающего, что с ним обращаются недостаточно справедливо'.
   'И если его обнаружить?'
   'Искомый персонаж накопает что-нибудь, свидетельствующее против Гастингса...какой-нибудь невинный заговор, интригу, касающиеся короля'.
   'Эдвард никогда не поверит ничему, говорящему против Гастингса'.
   'Может оказаться подобающим напомнить ему, что раньше он не хотел верить в измену Уорвика'.
   'Прежде всего тебе нужно найти что-то против Гастингса'.
   'Найду', - пообещал Энтони.
   Елизавета кивнула. Как только получится доказать предательство Гастингса, предположить вслух, что должность капитана Кале следует передать человеку надежному, станет проще. И кому король сможет довериться больше, чем собственному деверю?
  
   Гастингс был не в силах поверить. Относительно него возникли слухи. Но что он натворил? Ответ не находился. Кто мог оказаться его противником? Предположительно, муж одной из соблазненных им женщин. Но какой? Возлюбленных у Гастингса было слишком много, чтобы даже пытаться угадать.
   Появившееся ощущение приводило в недоумение.
  Кларенс не сводил с Гастингса взгляда исподтишка, почти зовущего куда-то. На что он намекал? Гастингс всегда подозревал, что Джордж окидывает взором пространство вокруг, ища пути довести до краха родного брата. Но Уильям ничего из этого не желал. Он был другом Эдварда и стремился таковым остаться.
  Иногда Гастингс даже посмеивался над тенью, которая начинала разрастаться. Это казалось забавным. Но кто пустил подобные сплетни?
  Уильям подозревал королеву. Та его не жаловала, виной чему служило частое сопровождение им монарха в ночных приключениях. Гастингс предполагал, что для жены естественно злиться на спутника супруга в чинимом последним распутстве. Они часто выходили вместе, некоторым образом замаскировавшись, обычно переодеваясь в торговцев. Эдвард испытывал поистине детское удовольствие, на первых шагах сохраняя личность в тайне, но потом внезапно ее обнаруживая. Хотя остаться неузнанным ему было тяжело. С одной стороны, Эдвард был очень высок, с другой, поразительно привлекателен. Пусть король понемногу тучнел, пусть под его блестящими глазами потихоньку вырастали мешки, выглядел он до сих пор превосходно. И в облачении торговца оказывался разоблачен также быстро, как если бы носил один из своих любимых символов - украшающую плащ розу на фоне солнечного диска. Гастингс как-то заметил степень особой уместности подобного знака. 'Вы, словно солнце в зените, Эдвард', - сказал он. 'Поднялись над темным миром страны несчастного безумного Генри, забрали корону и ослепили нас всех. Теперь вы находитесь в небе высоко...в полном великолепии'.
  Эдвард расхохотался и назвал Гастингса поэтом-романтиком. Но сказанное пришлось ему по душе, и Уильям увидел, король стал чаще использовать эмблему - сочетание сияющего солнца и розы Йорков - чаще, чем остальные, ему принадлежащие, знаки.
  Как мог Эдвард поверить, что он, Уильям лорд Гастингс, не является его верным другом, каковым был всегда?
  Временами Гастингс задавал себе вопрос, что нашептывает Эдварду королева, ночью, на их супружеском ложе? Какой яд льет она ему в уши в отношении преданного друга? Утверждали, что Елизавета никогда никуда не вмешивается, не дает мужу советов, не упоминает о государственных делах и не спрашивает о вынесенных решениях. Конечно, ведь существуют и иные способы.
  Как-то раз Гастингс заметил, что Эдвард действительно смотрит на него крайне холодно, будто оценивает, будто подозревает, и от этой мысли внутри у Уильяма похолодело. Со времен золотой юности привыкший выскальзывать с ним на улицы Лондона и искать приключений друг изменился. Он продолжал жить в поисках азарта и динамичности, желания оставались такими же ненасытными, но король стал другим. Уорвик его обманул. Уорвик притворился другом Эдварда, так, что тот и не представлял вероятность готовящегося графом мятежа. А затем король был вынужден, спасаясь, бежать в изгнание.
  Эдвард не оправился от пережитого. Да и кто бы смог? Добродушный и доверчивый юноша превратился в жесткого...и подозрительного человека. Кларенс тоже обманул брата. Хотя, возможно, он никогда и не был о Джордже особо высокого мнения. Но предпринятое против него Уорвиком сотворило с ним нечто, оставившее на короле след навечно.
  Он оказался готов подозревать даже своего лучшего друга.
  Уорвик, напомнил себе Эдвард. А теперь...Гастингс!
  Поэтому, когда король окинул его взглядом, полным холодного оценивания, Гастингс вздрогнул. Он уже на протяжении некоторого времени замечал, что Эдвард стал выбирать других спутников, что Уильям перестал оставаться с ним наедине. Казалось, рядом с монархом постоянно находятся разные представители семьи Вудвиллов, - то брат королевы, то юный Томас Грей, ее старший сын от первого брака. Что же Эдварду наговорили? И кто является врагами Гастингса?
  Искать далеко не требовалось. Уильям точно знал, - это Вудвиллы. Королева - лично. Они не выносили любого, кто пользовался милостью Эдварда, и Гастингса вдруг осенило, их могло взбесить назначение его капитаном Кале. Должность считалась одной из важнейших, которых удостаивали дворянина. В Кале заключались торговые сделки, через него проходило множество товаров: кожа, шерсть, олово, направлявшиеся на продажу в Бургундию. Они подвергались строгой сортировке и дальнейшему налогообложению, являлись символом государственного процветания. Кому доставалось пожинать плоды всего этого, как не капитану? Да, дело было в должности капитана Кале. Стоило Уильяму задуматься, он понял, подозрительное к нему отношение стало расти именно после назначения.
  Гастингс размышлял, беспокоился. Гулял по улицам Лондона, задавая себе вопрос, как же ему следует поступить. Он бродил вдоль реки и рассматривал мрачную крепость Тауэра, думая, сколь много людей вошло в эти мрачные стены, дабы никогда больше не выйти, кроме как вступив на эшафот. Неужели такую судьбу уготовили и Уильяму?
  Каждодневное пробуждение сопровождалось нависанием над головой тяжелой тучи. Уже не получалось насладиться едой, вином, даже встречами с прекрасным полом. Гастингс осознавал, насколько же можно оказаться одиноким в окружающем тебя враждебном мире.
  Он часто вспоминал об Эдварде. Их дружба длилась в течение многих лет. Нынешний король всегда был таким доброжелательным, уравновешенным, легким в общении, - чудесным товарищем для того, кто слеплен по одному с ним образцу. Однако, Гастингс первый заметил, испытывая недостаток в равном блеске: 'Я - словно луна', - произнес он однажды, - 'отражающая великолепие дневного светила'.
   Эдвард рассмеялся над Гастингсом, объяснив, что подобное речевое угодничество ничего для него не выиграет. 'Лишь поступки, Уильям', - подчеркнул король, - 'Лишь поступки произведут на меня впечатление'.
   Он шутил, но только отчасти. В каких же поступках сейчас обвиняют Гастингса.
   Уильям понял, - продолжать в подобном духе он не может. Возникло желание отправиться к монарху и, основываясь на их много выдержавшей дружбе, спросить, - что не так, почему на него смотрят столь холодно, что было против него сказано?
   Эдвард всегда являлся приветливым, но ведомым. Почему теперь он должен был измениться? Тем не менее, изменился. Вероломство Уорвика сыграло свою роль. Король уже никогда не станет прежним доброжелательным золотым мальчиком. Солнце способно угрожать неистовой опасностью, равно, как и дарить щедростью.
   Но в подобном духе продолжать было нельзя. Уильям решил поговорить с Эдвардом. Он направился в его личные покои, благодаря старой дружбе, Гастингса пропустили.
   Обнаружение короля в одиночестве стало ему вознаграждением. Эдвард изумленно поднял взгляд и спросил: 'Что тебе нужно, Гастингс?'
   'Одно лишь слово с вами...наедине'.
   Монарх заколебался, и Уильяма на миг обдало чудовищное отчаяние, - он увидел себя уже осужденным. Разумеется, по ложному обвинению, но сколько людей успели так обвинить? Гастингс, совершенно точно, первым не будет.
   Он выступил вперед и, порывисто бросившись на колени, обратил агонизирующий взгляд к лицу Эдварда. 'Мне необходимо поговорить с вами наедине. Я больше не в состоянии выносить подобное положение'.
   Выражение лица Эдварда изменилось. Он разразился хохотом. 'Поднимайся, Уильям', - ответил король. 'В таком виде ты выглядишь смешно'.
   Гастингс встал и понял, что смеется вместе с монархом, пусть смех этот и отдает истерикой.
   'Хорошо', - успокоился Эдвард, - 'так что ты хочешь сказать?'
   'Я хочу узнать, что произошло между нами. Если меня в чем-то обвиняют... Прошу вас, объясните мне, - в чем именно'.
   Эдвард опять заколебался. Перед ним находился Уильям, его старый друг. Король не мог поверить, что тот будет затевать против него заговор. По крайней мере, Гастингсу следует предоставить свободу оправдать себя.
   'Мой господин...мой друг...Эдвард', - воскликнул Уильям, - 'Так я не ошибся. Есть что-то...'
   Эдвард проронил: 'Гастингс, ты работал против меня'.
   'Никогда', - перебил Уильям.
   'Мне было тяжело поверить, что ты так поступил', - начал король.
   Гастингс ударился в страстный монолог. 'Мой господин, мой властелин, разве я не служил вам постоянно изо всех моих сил? Разве я не оставался с вами...всегда...в поражении, как и в победе? Мы вместе оказались в изгнании...мы вместе переживали приключения, как в женских постелях, так и на поле брани. Эдвард, вы не можете всерьез поверить, что я когда-либо замышлял причинить вам вред'.
   'Должен тебе признаться, я не верил...на протяжение долгого времени...я отказывался'.
   'Скажите мне, в чем меня обвиняют'.
   Эдвард произнес: 'Тебе известно, у меня есть враги. Мой собственный брат...Полагаю, ты находишься с Кларенсом в дружеских отношениях'.
   'Мой господин, я нахожусь с вашим братом в таких же добрых отношениях, как и вы...но лишь потому, что он - ваш брат. Других причин для этого нет. Прошу вас, ответьте, кто автор вынесенных против меня обвинений'.
   'Некто, когда-то тебе служивший, но больше не состоящий в твоем штате'.
   'Обиженные слуги, мой господин?'
   'Именно. Но...' Эдвард взглянул на Гастингса сузившимися глазами. Он увидел все случившееся чрезвычайно ясно. Король понял, кто выдвинул против Гастингса обвинения. Лорд Риверс и королева. По причине Кале. Внутренне Эдвард расхохотался, пытаясь вспомнить, что Елизавета сказала об Уильяме...конечно же, ничего определенного. Она была слишком умна. Однако, с помощью Риверса, сумела посеять в его мозгу зерна недоверия по отношению к лучшему другу.
   Монарх вспоминал совершенные ими вместе подвиги, проведенные веселые вечера, дни, полные приключений. И вдруг осознал, - наветы на его старого друга ложны, Эдвард почувствовал, - каким мукам подвергал того в течение последних недель.
   Елизавета и слова в адрес Гастингса не вымолвила, но, стоило упомянуть его имя, тонко ссылалась на предательство Уорвика и Кларенса, зная, речи об этой паре заставляют мужа вспомнить, как они ему изменили, и насколько Эдвард был изумлен их способностью к подобному коварству.
   Она отличалась умом, его любимая Елизавета. И превосходно королю подходила. Такая спокойная, такая загадочная, такая всегда восхитительная...Но Елизавета знала, - ей никогда не следует пытаться убедить Эдварда или повлиять на выносимые им решения...открытым образом. Королева могла действовать личными тайными методами. Иногда он задумывался о Десмонде, чьи комментарии о разводе оказались восприняты столь спокойно. Но сказанные им слова оказали тлетворное воздействие, к тому же, как произошло, что Десмонда чересчур быстро отправили на казнь?
  Эдвард не желал слишком глубоко задумываться об этом случае. Данные мысли были ему неприятны. Также неприятно воспринимались рассуждения о предательстве Гастингса. Чтобы Гастингс предал его! Он позволил себя убедить. Но с этим покончено. Каждый, - Елизавета, Риверс, любой из Вудвиллов должны уяснить, - решения принимаются королем. Только король говорит: 'Так будет или - так не будет'.
   Пусть стараются, если хотят, но разрешить им добиться своего - нельзя.
   'Уильям', - произнес Эдвард. 'Я хорошо тебя знаю. Ты всегда являлся для меня добрым другом. Остался ли ты им теперь? Просто ответь мне'.
   'Мой господин и король, я клянусь всем, что для меня свято, - я никогда не изменял своей вам верности. Внушающие противоположное слухи - клевета, зло...и не имеют никаких оснований в действительности'.
  Монарх взглянул на друга и произнес: 'Я верю тебе, Уильям. Давай забудем об этом наговоре. Будем вместе, как обычно, и я молю Господа, пусть так останется навсегда'.
  Гастингс упал на колени и поцеловал королю ладонь.
  Эдвард рассмеялся. 'Поднимайся, глупец', - велел он. 'Разве я тебе уже не объяснил, что на коленях ты смотришься потешно?'
  Таким образом, дело подошло к концу. Гастингс снова оказался рядом с королем. Они вместе хохотали за столом, вместе выезжали. И Елизавета поняла, - ее попытка разлучить Эдварда с другом потерпела крах.
  
  Зенит.
  Глава 7.
  Французское приключение
  
  Королева пришла в ярость, осознав, что ее интрига, нацеленная на гибель Гастингса, провалилась. Эдвард вел себя намного радушнее, чем прежде, по отношению к приятелю и, создавалось впечатление, рвался исправить свой грех подозрения Уильяма в заговоре.
  Гастингс быстро восстановился и снова превратился в прежнего веселого и остроумного друга, отныне они с Эдвардом едва ли появлялись где-то в одиночестве. Также Елизавета обнаружила, что страсть мужа к Джейн Шор не угасла, напротив, лишь сильнее вспыхнула, казалось, словно их отношения приняли постоянный характер. Она задумалась, как бы посмотрела на это матушка. Вероятно, пригласила бы женщину ко двору, дабы держать ее под надзором, и заставила поверить, что готова предложить той свою дружбу. Но как отреагирует на подобное Эдвард? Елизавете придется ступать по тонкому льду. В любом случае, сейчас ее немного тревожила долговременная природа сложившейся связи и она от души желала, чтобы рядом оказалась Жакетта, и мать с дочерью смогли бы обсудить проблему вместе.
   Как бы то ни было, королева готовилась к очередным родам и приняла решение, что появление ребенка на свет должно состояться в Шрусбери. Эдвард пылко ждал наступления важного дня, Елизавета понимала, - он мечтает о еще одном мальчике. У пары уже родились три прекрасные девочки - Елизавета, Мария и Сесиль, - а с ними и маленький Эдвард. Если в данный момент к ним присоединится второй мальчик, Эдвард окажется настолько удовлетворен супругой, что абсолютно точно забудет об этой Джейн Шор...по крайней мере, на какой-то отрезок времени.
   Смерть крохотной Маргарет нарушила его душевное равновесие. Монарх возгорался ненавистью ко всякому, кто рисковал упомянуть о малютке, что исчерпывающе характеризовало Эдварда. Он желал думать исключительно о приятном. Елизавета опять вознесла благодарность Жакетте, научившей дочь мудрости разбираться, что обрадует короля и что подействует на него угнетающе, с целью следить, дабы никакая неприятность не омрачила проводимых супругами вместе часов.
   Она выносила ребенка без особого неудобства, и, к ее огромному облегчению, он оказался мальчиком. Более того, мальчиком здоровым, ибо после случившегося с Маргарет Елизавета немного нервничала.
   Эдвард явился к родильному ложу, преклонил колени и поцеловал жене руки. Он излучал милость, благодарность, любовь и нежность. Елизавета спросила себя, сколько времени прошло, как король оставил ласки госпожи Шор.
   'Как вы хотите назвать мальчика?' - задала она вопрос.
   'Ричард', - ответил Эдвард мгновенно, - 'в честь моего брата, который всегда был мне добрым другом. Он оценит эту честь'.
   'Герцог назвал своего сына в вашу честь Эдвард', - согласилась Елизавета, - 'правильно и соответствующе, что и вы назовете ребенка в его честь'.
   Таким образом, дитя получило имя Ричарда, и королева пообещала себе, что станет держать его рядом около года или чуть дольше.
   Елизавета трепетно любила своих детей. Она не забыла и тех двоих, кого родила до брака с Эдвардом. Пусть молодая женщина не могла сделать для них столько, сколько ей хотелось, однако, поставила перед собой задачу, - чтобы сыновья разделили с матерью благополучие. Им уже обеспечили земельные пожалования, а Томас пошел еще дальше. Он являлся королевским любимцем и часто присоединялся к нему и к Гастингсу в их приключениях. Томас был всего какими-то десятью годами или около моложе Эдварда и, с течением времени, становился больше и больше близок к монарху. Но сын демонстрировал склонности, которых Елизавета боялась. У нее не имелось ни малейшего сомнения, - он, как и Гастингс, по доходящим до королевы слухам, бросал сладострастные взгляды на вызывающую у мужчин желание жену ювелира.
  Елизавете оказалось крайне тяжело позволить увезти своего маленького сына Эдварда в замок Ладлоу и поместить его там под опекой гофмейстера-управляющего принца, Томаса Вогана. Ребенок был совсем крохотным, - ему исполнилось всего три года, - но королева устроила так, дабы на ключевые важные должности в его свите назначили членов ее семьи. Братья Эдвард и Ричард стали советниками, кроме того, место нашлось даже младшему сыну Елизаветы от первого брака. Ричард Грей занял пост инспектора двора. Воспитателем сделали брата королевы, Энтони, ибо, насколько бы не были крепки домашние связи, самой сильной являлась та, что объединяла ее именно с ним.
  Маленькому Эдварду следовало вырасти образцовым Вудвиллом. Сомнений в этом не существовало, даже если бы он знал о предначертанной ему судьбе, возражать бы не стал.
  Как раз тогда король начал размышлять об урегулировании дел во Франции. Англия уже несколько лет наслаждалась благополучием и преуспеванием, но, благодаря ненавязчивому побуждению со стороны герцога Бургундского, Эдвард решил, - удачное вторжение во Францию обеспечит ему непревзойденный восторг народа. Люди любили воинственных монархов - Эдварда Длинноногого, Эдварда Третьего и Генри Пятого, оставшихся в истории, в том числе, и из-за удовлетворительно проведенных войн. Он не видел причин, почему то же самое нельзя отнести и к Эдварду Четвертому.
  Но для сбора войска королю требовались деньги, а их могли и должны были дать только подданные - каждый мужчина и каждая женщина, проживающие в стране. Налогообложение никогда не пользовалось любовью населения, напротив, оно посеяло основу ниспровержения некоторых из предшественников Эдварда. Но он верил, - с ним все окажется иначе.
  Лишь в одном монарх был скроен по мерке прежних великих завоевателей. Он словно родился, чтобы проезжать по улицам, - приветствуемый, как герой, вернувшийся из странствий после сражений. Положение во Франции представлялось унизительным, стоило кому-либо вспомнить о славных днях Генри Пятого, и люди взирали на Эдварда с надеждой, ожидая, что он вернет Англии былую славу.
  Но вопрос с деньгами! Где искать деньги? Вероятно, следует собрать их лично, - король был уверен, - народ охотнее отдаст деньги ему, чем позволит взвалить на себя налог со стороны парламента. Предположим, Эдвард совершит по государству путешествие, объясняя населению, зачем нужны подобные траты. Неужели оно с радостью не поделится с ним этими деньгами?
  Король позвал приехать к себе живущего на севере страны Ричарда. Воссоединение братьев произошло крайне волнительно. Младший, как и всегда, восхищался великолепием старшего, и Эдвард признался, - он благодарен Ричарду, сохранявшему на севере образцовый порядок, из-за чего монарху впервые не приходится беспокоиться, - что же там происходит.
  Герцог Глостер рассказал о своей приятной жизни в Миддлхэме, о чудесном сынишке Эдварде. Только одно омрачало его счастье, - тревога о состоянии здоровья Анны. Наравне с сестрой Изабель она страдала от слабых легких, что в некоторые дни делало для нее тяжелым дышать нормально. Ричард созывал лучших докторов, и те выразили уверенность в благотворности для герцогини пронизывающего и свежего северного воздуха, поэтому теперь он питает больше доброй надежды.
  Эдвард повел брата посмотреть на новорожденного младенца Ричарда.
  'Твой тезка, братец', - похвастался Эдвард. Ричард восхитился малюткой и, так как успел посетить юного принца Уэльского в Ладлоу по пути в Лондон, сумел заверить королеву, что ее сын здоров настолько, насколько вообще возможно.
   Когда Эдвард заговорил с ним о предполагаемых боевых действиях, герцог лучился счастьем гораздо меньше.
   'Подумайте о налогах, которые вам придется поднять, дабы собрать армию, способную хоть что-то сделать во Франции'.
   'Я уже подумал об этом и о том, как получу деньги. С нами вместе будет Бургундия. Мы дадим Людовику сражение, и очень может статься, вернем все те земли, что потеряли в прошлые годы'.
   'Вы уверены, что Бургундия не пожелает, дабы вы участвовали в битве с ней рядом?'
   'Если пожелает', - ответил Эдвард, - 'то Карл будет разочарован. Давай, Ричард, готовься. Очень скоро я заставлю Людовика просить о заключении мира'.
   'Сначала вам следует собрать армию'.
   'Это я и намерен сделать', - парировал Эдвард, - 'причем такую, что при виде ее Людовика бросит в дрожь, и, кто знает, вдруг мы придем к некоторым соглашениям, - наиболее нам выгодным, - без дальнейшего кровопролития. Сражения не всегда выигрывают лучшие полководцы, Ричард. Иногда стратегия значительно важнее силы. Уорвик научил меня, что...'
   Внезапно подумав о Уорвике, король замолчал...Действительно, не великий полководец, а гениальный стратег...человек, который мог обернуть поражение на поле брани в победу на поприще дипломатии.
   Он постоянно вспоминал, чему Уорвик его научил, и в этом неизменно присутствовала доля печали. Следовало перестать думать о Ричарде Невилле, как о предателе, и сохранить в душе его образ учителя, так же, как и все те золотые правила, которые тот привил своему ученику.
   Ричард ничего не ответил. Направление мыслей Эдварда было ему известно.
   Король имел в виду именно то, что и сказал, объявив о личном участии в сборе денег и, очень скоро, отправившись в путешествие по стране. В каждом городке и в каждой деревне народ стекался послушать речи Эдварда и полюбоваться на его привлекательную внешность.
   Население утверждало, - таким монархом можно было гордиться. Рыночные площади украшали флагами, обязательным среди которых являлся представляющий белую розу в центре сияющего солнечного диска. Белую розу в самом сердце солнца Йорков. Но личность короля затмевала великолепием любой символ.
   Подданные ликовали, увидев Эдварда, их восхищали его привлекательность, любезные манеры, улыбчивость, готовность разделить с ними шутку, смех, раздающийся везде, где сюзерен появлялся, великолепные одеяния, созданные в соответствии с самым изысканным вкусом. Все это превращало Эдварда в короля, которым можно было гордиться.
   И если он хотел денег, дабы с их помощью поставить французского монарха на колени, то ему следовало эти деньги получить. Если народу следовало поделиться, то не существовало никого, кто был бы достоин этого больше.
  Эдвард посещал дома, - демонстративно, но так очаровательно, просил денег и, разумеется, получал их.
  Среди прочего, имел место случай, о котором твердили потом многие годы, ибо он являлся очень типичным для происходившего в течение того путешествия по стране.
  У вдовы с ограниченными средствами попросили двадцать фунтов, и она любезно их отдала. Женщина не являлась дурнушкой, и, чтобы выразить ей благодарность за готовность уступить его просьбе, король поцеловал дарительницу. Даму это восхитило, и она немедленно заявила о удвоении взноса, - первые двадцать фунтов выплачивались на ведение войны, второй заход шел для прекраснейшего в Англии мужчины.
  Мало существовало тех, кто мог бы пуститься в путь по государству, прося денег, и его поездка завершилась бы победой, однако, план Эдварда удался, король вернулся еще сильнее любимым народом, чем был до отъезда. Люди полагали стоящей уплату денег, если взамен они добивались улыбки и дружественного обращения от подобного монарха, а в случае с хорошенькой вдовой, - еще и поцелуя.
  В соответствующие сроки Эдвард уже находился в готовности пересечь Ла Манш во главе солидного войска. У него было пятнадцать тысяч латников, пятнадцать тысяч конных лучников и бесчисленное множество пехотинцев. Вдобавок к вышеописанному войску он снарядил и другое - поменьше, дабы отправить его в Бретань на помощь ее герцогу, которому Франция угрожала нападением. Имелись веские причины сделать сюзерена Бретани своим союзником, - там скрывался Джаспер Тюдор с племянником Генри. Джаспер являлся ведущим представителем лагеря ланкастерцев и, пусть при возвращении в Англию он обрел бы чересчур мало поддержки, Эдварду хотелось знать точное местоположение этой пары Тюдоров, чтобы в любое время, оставшись с герцогом друзьями, потребовать их выдачи.
  Король ясно понимал, - такое число людей собралось под его стягами из-за надежды привезти домой хоть какую-то долю военной добычи. Они жаждали ограбить Францию. Тем не менее, у Эдварда были иные планы. Воевать с Францией - значило ввязаться в историю, похожую на потребовавшую урегулирования на протяжении почти ста лет. Все это время события оборачивались лицом то к одной, то к другой стороне, омываясь потоком крови и денег и, в конечном счете, завершившись можно сказать полным выходом Англии с территории Франции.
  Нет, если Эдвард и хотел чего-то, то явно не войны. Он нуждался в определенном союзе, в определенном финансовом вознаграждении за предотвращение боевых действий...некоторые могли назвать это даже взяткой. Но все это было лишь частью обычной для полководца удачи.
   Таким образом, если собранных им вместе людей уже изуродовали грядущие сражения, с Эдвардом все обстояло иначе. Почти казалось, что за его плечом стоит Уорвик. Монарху хотелось бы обсудить вопрос с Ричардом, но в том было что-то, что не одобрило бы подобный разговор. Риверс..? Мысль чудесная, Риверс соглашается с королем во всем, им совершаемом, и это в большинстве случаев успокаивает, однако, при определенных обстоятельствах, желательно услышать предельно честное мнение собеседника.
   Как только Эдвард сошел на французскую землю, он написал Людовику послание, составленное в официальных выражениях. Тот должен был отдать английскому монарху корону или же взглянуть в лицо горчайшему столкновению.
   Составив письмо, Эдвард позвал к себе одного из наиболее доверенных людей.
   'То, что я вам скажу', - объявил он, - 'слишком важно, дабы можно было доверить информацию бумаге. Вы должны принести клятву - хранить ее в тайне. Сделайте это сейчас же'.
   Посланник присягнул, что ничто не стоит разглашения вверенного ему, и, даже если стоит, он будет молчать.
   'Вы отвезете данное письмо королю Франции и, когда он прочитает документ, попросите о личной с ним встрече. Людовик согласится, и вы объявите ему, что знаете, - у меня нет стремления вторгаться во Францию, тем не менее, я должен так поступить, дабы удовлетворить своих подданных и герцога Бургундского. Если Людовик пойдет на выгодное для короля Англии соглашение, ваш господин готов милостиво его рассмотреть. Вы меня поняли?'
   'Полностью, мой господин'.
   'Также вам следует сказать, что я не смогу выслушать ни единого предложения, пока все мое войско не высадится на французскую землю, между тем, побережье столь широко, что это способно занять, по крайней мере, недели три'.
   'Я понял, мой господин'.
   'Объясните Людовику, что данное время окажется у него в распоряжении с тем, дабы он сумел предложить мне то, что предотвратит долгую и разрушительную бойню на французской земле'.
   Королевский посланник склонил голову и отправился выполнять порученную ему миссию.
  
   Подозрение Эдварда, что герцог Бургундский намеревается выставить Англию в собственных сражениях с Францией утвердилось, когда Карл явился на встречу с ним. Но не во главе войска, а не более чем с личной охраной. В первый же раз он признался, хоть и с некоторым замешательством, что должен незамедлительно отбыть на оборону Люксембурга.
   В то же время Людовик последовал примеру Эдварда, отправив в английский лагерь посланца, обладающего большим количеством полномочий, чем от него ожидалось. Этот человек поведал королю в личной беседе, что французский монарх готов рассмотреть поставленные перед ним вопросы и предлагает увидеться в Пикиньи.
   Эдвард созвал Совет из своих полководцев. Он включил его братьев Кларенса и Глостера, герцогов Норфолка и Саффолка, пасынка короля, Томаса, Риверса, Гастингса и некоторых других. Монарх рассказал им о сделанных предложениях. Герцог Бургундский выехал в Люксембург, поэтому оставил соратников, но король Франции готов вести переговоры о мире. Английскому сюзерену казалось, что они могут замечательно завершить прогулку, даже не участвуя ни в малейшей стычке.
   Слово взял Ричард. 'Население совершило добровольные пожертвования, чтобы одержать во Франции победу. Солдаты сомкнули ряды под вашим стягом в надежде захватить добычу и принести ее домой. Народ желает услышать о наших победах. Вы взяли их деньги, прикрываясь ложными мотивами, если не собираетесь вступать в сражение'.
   Эдвард насмешливо посмотрел на него. 'Дорогой братец', - ответил он, - 'ты чересчур озабочен, используя настолько щепетильный подход. Войны не несут нашей стране ничего хорошего. Мы и так потеряли все, что до этого приобрели. Сейчас же появилась возможность добиться от короля Франции чего-то существенного, не прибегая к кровопролитию или же к утрате снаряжения'.
   'Я понимаю вашу точку зрения', - ответил Ричард. 'но что скажут люди? Они не получат того, на что отдали налоги...называйте их добровольными пожертвованиями, если хотите, все равно, это налоги'.
   'А я скажу тебе, сколько благополучия мы из этого извлечем. Ты удивишься, что готов заплатить в обмен на заключение мира король Франции'.
   'Кому заплатить?' - поинтересовался Ричард. 'Солдатам, пришедшим за добычей? Оставшимся дома и пожертвовавшим деньги на войну?'
   Эдвард положил ладонь на плечо брата. 'Ричард', - произнес он, - 'остальные из нас понимают мою позицию. Они поддержат меня в принятом решении'.
   'Но вы осуществите его, даже если и не поддержат', - заметил Ричард, пожав плечами.
   'Увидишь', - парировал Эдвард.
   Затем он приступил к обсуждению условий, которые предполагал поставить перед Людовиком. Прежде всего следовало заключить перемирие, длительностью в семь лет, далее планировалось свободное торговое обращение между двумя странами. Людовик обязывался сразу выплатить Эдварду семьдесят пять тысяч золотых крон, и продолжать дотации в количестве пятидесяти тысяч каждый последующий год. В соответствии с соглашением, дофин женился на старшей дочери короля, Елизавете.
   Перечисленные условия казались крайне суровыми, но, к изумлению англичан, Людовик их принял. Все прошло заметно легче, чем думал Эдвард, и ему не удалось увидеть в договоре чего-то иного, нежели победы удачной стратегии. Монарх собрал огромную армию, представлявшуюся непобедимой, пришел во Францию и так напугал Людовика, что тот воспылал стремлением тут же заключить соглашение.
   Когда Карл Бургундский прискакал со всей возможной скоростью в лагерь Эдварда, он выразил желание узнать, почему тот совершил с противником подобные договоренности.
   'Король Франции больше не является моим противником', - заявил Эдвард. 'Моя дочь выходит замуж за его сына'.
   Бургундец усмехнулся. 'Вы думаете, Людовик когда-нибудь позволит, чтобы это произошло?'
   'Мы пришли к дружескому соглашению по данному вопросу...как и по всем остальным'.
   Бургундец вскипел от ярости. 'Значит, вы прибыли с вашими войсками, как завоеватель, и, крадучись, уходите, словно получающий жалованье лакей французского короля'.
   Эдвард сохранил присущее ему непоколебимое прекрасное настроение. 'Не так. Не так. Я уйду также победоносно, как и прибыл - еще богаче, с нетронутыми армиями и, уверившись, что между нами остается мир'.
   Бургундец ретировался, полный безудержного гнева, а Эдвард не смог сдержать удовольствия от лицезрения могущественного герцога в настолько растерянном состоянии.
   Далее последовала встреча с Людовиком. Два короля представляли собой разительный контраст. Эдвард выглядел великолепно, он облачился в одеяния из подбитой красным атласом золотистой ткани. Из уважения к французскому владыке Йорк надел черный бархатный головной убор, переливающийся драгоценностями в форме королевской лилии. Людовик был одет чрезвычайно скромно и смотрелся на фоне яркого монарха Англии настолько серо, что Гастингс прошептал, - его можно сравнить с шарлатаном или с шутом.
   Условия договора согласовали, и король Франции проявил любезность не только к Эдварду, но и ко всем, кто, по его мнению, мог оказаться важным для сохранения мира.
   Обнаружилось лишь одно значительное игнорирование, и оно Людовика обеспокоило. Ричард герцог Глостер объявил, что не принимает ни единого из пунктов договора и поэтому на мероприятие не придет. Людовик решил, - необходимо побеседовать с Глостером и проверить, - возможно ли предложить ему нечто, от чего Ричард отказаться не сможет.
   Из-за противников мира король Франции испытывал тревогу, пусть даже они не осмеливались выступить открыто, - подобно Глостеру, - и высказать свою точку зрения. Одним из таких стал Луи де Бретейль, капитан из числа выдающихся военачальников английского монарха. Людовику доложили, будто слышали, как он поделился, - мирный договор для Англии - сущий позор. Требовалось заручиться поддержкой подобных людей, - и французский монарх лично с ним встретился и предложил в своей стране высокую должность. Де Бретейль немедленно от этого отказался. Однако, когда Людовик перешел к пожалованию тысячи крон, они сыграли роль фактора непреодолимой силы, и капитан их принял. Отринуть деньги всегда было тяжело, притом, все, чего француз попросил взамен, - труд де Бретейля на благо продолжения мира между двумя государствами.
   Но основная доля беспокойства относилась к герцогу Глостеру. Ричард мог оказаться значимой силой в стране, и он продемонстрировал неодобрение более открыто, чем кто-либо еще. Людовик пригласил его на обед. Не на роскошный пир, а на частную трапезу, где король мог поговорить с герцогом, как добрые друзья, и найти, таким образом, некоторое понимание взаимных действий.
  Ричард едва ли мог отказаться от подобного предложения, но он отправился на встречу, решив не становиться, в отличие от брата, жертвой подкупа.
  Людовик внимательно взглянул на него. 'Крепкий молодой человек', - подумал он, - 'и явно один из тех, кто верен принципам. Юноша всегда предан брату, даже когда не одобряет действий Эдварда. Англичанину повезло, что он сумел внушить подобную самоотверженность'.
  Король Франции задал Ричарду вопросы о его жизни в Миддлхэме, поинтересовался супругой и маленьким сыном, после чего должным образом перешел к главной теме их свидания. Людовик наслаждался столь прекрасными отношениями с английским монархом и был счастлив, что они урегулировали свои разногласия, не потеряв ни одной человеческой жизни. Война приносит беды тысячам, и, если ее получается избежать, это уже предмет для радости. Француз уверен, - общий долг состоит в том, дабы сделать все возможное для поддержания мира между двумя государствами.
  Ричард согласился с желательностью мира...но подчеркнул, - мира почетного.
   'Действительно, вы правы', - произнес Людовик. 'Ваш брат дальновиден, мой господин. Ему известно, как заключать выгодные сделки. Но мне хотелось бы показать вам несколько чрезвычайно замечательных коней, которых недавно доставили в мои конюшни. Смею думать, они являются лучшими чуть ли не в целом мире. А что бы сказали по поводу вот этого блюда? Его можно причислить к красивейшим во всей Франции. Мой господин, я намерен просить вас принять от меня дары...Блюдо, подобное увиденному вами, и нескольких из новых чудесных коней, привезенных ко мне в конюшни'.
   Ричард не стал прибегать к тонкости Эдварда. Он сразу перешел к делу.
   'Если они подразумеваются в качестве взятки, чтобы привлечь меня к вашей точке зрения, если, приняв их, я буду вынужден объявить о согласии и признании правоты моего брата...'
   'Мой господин, мой господин, как вы можете так обо мне думать. Эти дары предназначены почетному гостю. Я ничего не прошу взамен'.
   Правила поведения требовали, чтобы Ричард принял блюдо и коней. Способ их вручения не оставлял путей для отступления, но герцог Глостер ясно дал понять, - он не одобряет договор и никогда публично его не поддержит.
   'Подобный человек нуждается во внимательном присмотре', - подумал Людовик. 'Люди с высокими моральными стандартами крайне опасны'.
   Ричард ушел довольно печальным. Он никогда не станет кататься на данных конях, как и использовать блюдо. Делая это, герцог мог погрузиться в негативные размышления. Но не о Людовике, а о собственном брате.
  Ричард всегда с ясностью вспоминал дни их детства, те краткие посещения Эдварда, как тот снисходил к младшим, поражая своей ослепительной красотой, его смех, его явную любовь к ним. Эти дни были самыми выдающимися в жизни Ричарда. Когда возникли проблемы, и мальчика вместе с Джорджем и Маргарет отослали укрыться в лондонском доме Пастонов, Эдвард приходил к ним каждый день - увидеть и напомнить о судьбах династии Йорков, которые, пусть временно и находились в упадке, скоро готовились подняться, и тогда дети могли опять встретиться со своими родителями.
  Ричард настолько полно подпал под обаяние Эдварда, что никогда не пытался от него освободиться и знал, - он даже не станет этого делать. Правда позднее на небе появились тучи, и они затмили блеск солнца. Образ героя дал трещину. Тот остался таким же сильным, как и раньше, вероятно, даже, благодаря образовавшейся трещине, прибавил в мощи. Но Ричард уже отчасти скинул с глаз волшебную вуаль. Не то чтобы его любовь изменилась. Верность будет с герцогом до самого момента ухода из мира. Он будет поддерживать Эдварда вне зависимости от деяний короля, однако, последнее событие стало для него определенным знаком. Ричард категорически отказался подписывать договор, но монарх и не старался его принудить. Уважение взглядов брата вообще являлось для Эдварда характерной чертой.
  Когда Ричард уже приготовился отправиться на север, король прояснил, - разница в их мнениях на проблему никак не повлияет на человеческие и братские взаимоотношения. Эдвард объяснил, - с его подачи они завершили поход, став еще богаче, вдобавок, не пролив ни капли крови. Англии выпала честь испугать французского владыку и заставить того со многим расстаться. Поэтому Эдвард и стал гораздо состоятельнее. Как и большинство его друзей.
  'Ты знаешь, что Гастингсу теперь начисляется ежегодная французская пенсия в размере двух тысяч крон?'
  'Потому что он - ваш близкий друг. И от него ждут работы на благо Франции'.
  'Как и от меня, дорогой братец. Да здесь и нет никакого вреда. Одно лишь добро нашей стране. Французские деньги пойдут государству, при этом, чтобы их приобрести не пролилось ни капли английской крови'.
  'Тем не менее, вы и ваши друзья извлекли из произошедшего несомненную выгоду', - заметил Ричард. 'Но простые люди будут рассержены. Они вернутся домой с пустыми руками'.
  'Зато с целыми конечностями. Ладно тебе, Ричард, когда ты достигнешь моих лет, поймешь, что дипломатия и крепкий здравый смысл приносят больше пользы, нежели боевые выкрики'.
  Ричард не мог быть уверен, что заключенный договор имел почтенный характер, и не имел способности кривить душой.
  Эдвард внимательно взглянул на него и заключил: 'Разница во мнениях, я надеюсь, не изменит чувств, связывающих двух добрых друзей'.
  'Ничто не в силах бросить вызов моей вам преданности'.
  'Также считаю и я', - согласился Эдвард. 'Я доверяю тебе, Ричард. Ты всегда был мне верным другом. Сейчас мне особенно нужна твоя поддержка, ведь на Джорджа я положиться не могу. Он меня беспокоит'.
  'Что он теперь затевает?'
  'Не знаю. Но точно понимаю, что затевает. Хотелось бы мне рассчитывать на него так, как я рассчитываю на тебя'.
  'Вы никогда не сможете на него положиться'.
  'Не смогу. Но мы с тобой останемся вместе, Ричард, правда? И никогда не забудем, что являемся братьями...что бы не случилось'.
  Знание о том, что связь между ними столь же крепка, как и прежде, успокоило Ричарда. Пусть братья друг друга разочаровали, пусть они уже не в силах действовать единодушно, Эдварда и Ричарда поддержит преданность - взаимная преданность.
  Король доказал, - позиция и отношение брата не отразится на награждении его новыми землями, и Ричард возвратился в Миддлхэм, обрадованный возможностью удалиться от присущих двору суеты и неискренности. Он возвратился к жене и сыну, и свежий воздух северных краев развеял мучившие герцога опасения.
  Ричард был прав, сказав, что люди окажутся недовольны необходимостью уйти домой без добычи. Среди солдат, надеявшихся прибыть к близким богатыми, поднялся ропот, по их словам, мужчины бы даже не отказались от одного или двух шрамов. Они присоединились к войску, дабы сражаться, но что произошло? Армия высадилась во Франции, а сейчас снова погружается на корабли...точно в том же состоянии, что и спускалась с них.
  Заплатившее за победы деньги английское население тоже испытывало глубокое разочарование. Король обскакал страну, словно волшебством выманивая из карманов монеты, самым любезным образом выпрашивая пожертвования, и что случилось дальше? Он просто уехал во Францию, а потом опять вернулся!
  По земле стали бродить разочаровавшиеся солдаты. Если они не могли ограбить французские городки и села, к их услугам - английские. На дорогах воцарились опасность и безнаказанность.
  Реакция со стороны Эдварда последовала незамедлительно. Он посадил по всей территории государства судей да и сам пустился в дальние поездки, плотно рассекая страну с севера на юг. Каждый, кого поймали на грабеже, насилии или же на убийстве, должен был сразу попасть в петлю и в ней повиснуть. Помилование для обидчиков не предусматривалось. Король хотел ввести в своих землях закон и порядок.
  Его действия немедленно возымели успех, и вспышка разбоя угасла так же внезапно, как и разгорелась.
  Встав на рыночных площадях, Эдвард объяснял народу ход и смысл произошедшего. Да, он забрал с собой во Францию войско, да, англичане в щедрости своей помогли ему это совершить с помощью добровольно внесенных пожертвований. 'Друзья мои, мои верные подданные',- произносил король, - 'мы усмирили французов. Что, по-вашему, бы случилось, вступи мы в крупные сражения...даже одержи мы в них победу. Какую бы выгоду это вам принесло? На боевой славе не проживешь. Завоевание величественно и прекрасно, когда нет другого способа облагодетельствовать людей. Но я отвел мои армии во Францию, и ее властелин дорого мне заплатил, лишь бы удержать от боя. Я удержался. Я вернул вам ваших мужчин....ваших мужей...ваших братьев...они теперь опять с вами. Я вернулся с полными карманами, что подразумевает укрепление этими деньгами нашей страны. Все добро, которое я могу вам принести, ничего не будет стоить, друзья мои. Ваши налоги оплачивает король Франции. Разве подобное не достойно сделанных вами добровольных пожертвований? Вы приобрели эти льготы, пожалованные вам мной, благодаря своей доброте, мой милый народ. С нынешней минуты мы движемся...к величию'.
  Люди слушали. Люди любили Эдварда. Да и что от них зависело? Он был так привлекателен. Многие утверждали, что им не доводилось видеть мужчины привлекательнее его. Эдвард обладал умом, проницательностью и расчетливостью, он являлся тем монархом, о котором мечтали подданные. Солнце поднялось над Англией высоко, заняв точку зенита и ярко сияя. Население души не чаяло в своем сюзерене.
  
  Зенит
  Глава 8
  Бочка с мальвазией
  
  Изабель, герцогиня Кларенс, чувствовала себя очень плохо. Она была напугана теперь уже скорыми родами. Забыть свой первый опыт, состоявшийся, когда Изабель находилась в море - с отцом, матерью и сестрой Анной, так и не удалось. Батюшка оказался вынужден оставить Англию вместе с семьей и, хотя старшая дочь в то время восьмой месяц ходила беременной и не имела сил для путешествия, все равно должна была пуститься в путешествие.
   Страдания тех дней, перенесенные ради рождения мертвого ребенка муки так и сопровождали Изабель, и, пусть у молодой женщины успели появиться двое здоровых детей - Маргарет, а за ней два года спустя - Эдвард, она продолжала испытывать страх.
   Изабель хотелось бы, дабы рядом могли оказаться Анна или их матушка. Но обе они находились в Миддлхэме. Графиня старела, а Анна, сестра была уверена, не обладала крепким и достойным похвалы здоровьем.
   Нет, Изабель постарается не тревожиться, постарается вступить в бой с навалившейся на нее чудовищной слабостью, постарается забыть о неудобствах своего нынешнего положения и держать в уме, что они являются обычной практикой.
   Герцогиня Кларенс могла положиться на очень хорошую и квалифицированную помощницу, отправленную к ней самой королевой. Дама была далеко не молода, и, казалось, имела за спиной широкий опыт. Ее Величество проявила максимум любезности, и, как предполагала Изабель, именно Эдвард вдохновил супругу на подобное поведение, ибо беспокоился, - как ему доказать, что он не таит на Джорджа зла за дни объединения сил с отцом жены и сражений против своего брата и сюзерена.
   Присланную Елизаветой женщину звали Анкаретт Твинихо, и она уже какое-то время находилась у королевы на службе. Изабель с воодушевлением приняла не только ее, но и доброту отправившей к родственнице помощь Елизаветы.
  Изабель отчаянно желала мира. Она часто вспоминала дни в Миддлхэме, когда, еще девочкой, с Анной, Ричардом и Джорджем часто выезжала кататься, играла в разные игры и даже не задумывалась о будущем. Хотя, Джордж, вероятно, задумывался. Он всегда стремился во всем одержать победу - скакать быстрее, стрелять из лука дальше...с Джорджем постоянно все обстояло одинаково. Тогда еще будущий муж наслаждался, демонстрируя превосходство над остальными, что давалось ему крайне легко. Джордж был старше и, определенно, выше и привлекательнее Ричарда. Он отличался хвастливостью, преувеличением собственных успехов и игнорированием поражений. Джордж являл разительный контраст с Ричардом. Но люди больше симпатизировали именно ему, всегда самому красивому из мужчин, исключая появление в обществе его брата, Эдварда, затмевавшего любого, оказавшегося поблизости. Хорошо изучившая Джорджа после свадьбы Изабель понимала, - он ненавидит старшего. Не Ричарда...в котором Кларенсу нечему завидовать, ибо Джордж во всем его выше, - Эдварда. Жене приходилось наблюдать за изменением оттенка радужки Джорджа при одном лишь упоминании имени старшего брата. Она видела, как сжимаются его кулаки, как напрягаются мускулы, и знала, - ненависть разрастается. Ко всему прочему, иногда, в их личных покоях, Джордж выпускал свои чувства наружу и показывал всю сжигающую его ярость.
  Джордж не мог простить судьбе, что старшим стал Эдвард. Если бы не это, королем был бы он, а Джордж ничего на земле не желал более, чем носить корону. Именно поэтому герцог примкнул к отцу Изабель в его борьбе против родного брата. Уорвику пришлось пообещать зятю, что тот сядет на трон, но молодая женщина догадывалась, - ее хитрый родитель никогда не позволил бы подобному случиться. Сама она впала в безутешность, когда между монархом и отцом возникла вражда. Изабель знала, - Уорвика называют Создателем королей, и звание это имеет под собой основания. Однако, отмежевание от Эдварда она уверенно считала жестокой ошибкой.
  Бедный Джордж! Как ни странно, Изабель его любила, но что было, вероятно, еще страннее, он тоже ее любил. Слабость и хрупкость супруги взывала, может статься, к его силе, но с Изабель Кларенс всегда проявлял нежность, а она слушала рассказы о возникающих у него величественных планах. Воодушевляла мужа. Желала знать, о чем он думает. Иногда Джордж обсуждал с ней проекты самого дикого характера, как один осененные ненавистью к Эдварду, чьей целью было - помазать его на царство, превратив из герцога Кларенса в короля Англии - в сердце Вестминстерского аббатства.
  Изабель часто задавала себе вопрос о возможном результате таких планов, но, в последние несколько дней, сомневалась, - будет ли она здесь и рядом, дабы увидеть это.
  Это было в корне ошибочно. Временами женщины испытывают такое, боясь своей беременности. Кашель усилился, у Изабель появилась боль в груди. Они с Анной обе легко схватывали простуду. В замке Миддлхэм матушка лечила их и, при малейшем признаке на кашель, девочек отправляли в постель с горячими припарками на грудную клетку. Но сейчас матушка находилась рядом с Анной, на севере, а Изабель пребывала в Глостершире, одном из их любимых графств. Оно приходилось по душе Джорджу, а значит, - и его жене.
  Изабель позвала Анкаретт, и та мгновенно явилась.
  'Вы неважно чувствуете себя, моя госпожа?'
  'Дело в моей груди. Она болит. Но это ничего не значит. Со мной подобное случалось и раньше...довольно часто'.
  'Моя госпожа, я полагаю, вам, вероятно, следует лечь в кровать. Вы позволите мне позвать других ваших фрейлин?'
  Изабель кивнула. 'Думаю, моя госпожа, не отправиться ли вам в новую больницу при аббатстве в Тьюксбери. Там вы получите очень достойную заботу'.
  'Да, я уверена, - эти монастырские лечебницы чрезвычайно хороши'.
  'Моя милостивая госпожа королева тоже верит в них, как вам известно'.
  'Действительно, вы правы', - произнесла Изабель. 'Видимо, мне надо поехать в лечебницу'.
  'Мне приступить к приготовлениям?' - спросила Анкаретт.
  В больнице аббатства в Тьюксбери казалось довольно приятно. С Изабель находилась Анкаретт, ибо герцогиня выразила желание, чтобы присланная королевой дама прислуживала ей, пока не родится малыш, а Елизавета велела, дабы госпожа Твинихо помогала супруге Кларенса так долго, сколько та будет в этом нуждаться.
  Навестить Изабель в Тьюксбери прибыл Джордж. При взгляде на нее он ощутил тревогу. Молодая женщина была крайне бледна. Да, ей вскоре предстояло дать жизнь младенцу, да, Изабель никогда не отличалась крепким здоровьем, но сейчас определенно она выглядела очень больной. Джордж любил ее, не только потому что та принесла в приданом обширные земельные угодья, но и потому что утешала, выслушивала бессвязную болтовню о его мечтах и о блестящих дарах, которые Кларенс мог получить. Изабель постоянно казалась слепо верящей мужу, а он нуждался в подобном слушателе. Джордж не мог поделиться больше ни с кем тем, чем делился с Изабель. Такие слова мгновенно истолковали бы как наглую государственную измену, но с женой герцог чувствовал себя в безопасности. Изабель никогда его не предаст, всегда останется на стороне супруга. Джордж испытывал в ней острую необходимость.
  Из-за охватившей его тревоги герцог стал искать вокруг, кого бы обвинить в таком состоянии Изабель.
  'Кто эта дама, которая постоянно тебе прислуживает?' - спросил он.
  'Ты имеешь в виду Анкаретт? Ее прислала ко мне королева. Анкаретт очень квалифицированна, да и Елизавете служит уже довольно долго'.
  Джордж хмыкнул. 'Понять не могу, с чего бы Вудвиллам загореться желанием прислать к нам эту даму'.
  'Благодарить следует одну королеву...она захотела оказать мне помощь, как женщина. Елизавета знает, что я не очень хорошо себя чувствую, и утверждает, - Анкаретт - превосходная няня. Ее Величество настаивает, дабы она со мной осталась'.
  Джордж кивнул о продолжил расспросы, касающиеся здоровья Изабель. Место лечения его совершенно не удовлетворяло. Здесь было холодно, да и монастырь не годился для родов, особенно, столь высокого уровня.
  Кларенс не имел сил смотреть на своих детей, не думая о них, как о наследниках трона.
  'Я собираюсь забрать тебя домой - в замок Уорвик', - заявил он. 'Там мы о тебе позаботимся должным образом'.
  Изабель улыбнулась. Ей было не столь важно, где находиться.
  Когда они добрались до замка Уорвик, на дворе уже стоял ноябрь. Ребенок должен был появиться в течение нескольких следующих недель, и почти все имело состояние полной готовности. Но недели проносились, а кашель Изабель лишь усиливался, что повергало Анкаретт и остальных дам в серьезную тревогу.
  Малыш родился за три дня до Рождества, и тут же стало ясно, не только у него мало возможности выжить, в грозной опасности еще и Изабель.
  От родов она так и не оправилась. Рождество замок Уорвик встретил в глубоком унынии. Младенец в колыбели лежал маленьким и сморщенным, он отказывался от молока, пребывая в состоянии тишины и неподвижности.
  Первого января дитя присоединилось к матери.
  Прибывший в замок Уорвик Джордж был оглушен горем.
  Изабель мертва! Внутри словно раскинулась пустыня. А он хотел рассказать ей о своих планах, надеялся поприветствовать следующего отпрыска. А теперь и Изабель, и ребенок мертвы, оба!
  Жизнь была к Джорджу жестока. Она не только отказала ему в короне, но и отобрала любимую жену и младенца.
  Из глаз герцога текли настоящие искренние слезы. Он станет тосковать по Изабель. Никогда уже не появится кого-то, о ком бы он заботился так, как о ней.
   Джордж сузившимися глазами обозрел присутствующих в спальне Изабель дам. Его терзала обида на них, - ведь они живы, а Изабель - умерла.
   Кларенс вернулся ко двору. Место гудело от новостей, посвященных смерти герцога Бургундского. Сестра Джорджа, Маргарет, стала вдовой, а сын Карла ушел в иной мир, опередив отца, поэтому у герцога осталась лишь дочь, Мария, и ей надлежало войти в права собственности обширных бургундских территорий. Девушка превратилась в богатейшую наследницу Франции, или, в более полном масштабе, целой Европы.
   Положение складывалось интересное.
   Никому, разумеется, не было под силу заменить в сердце Джорджа Изабель, но человек его ранга имел обязанность жениться, и, если так, то вступать в брак следовало с выгодой не только себе, но и своей стране.
   Вероятно, слишком рано представлялось думать о повторном браке, когда Изабель едва успела остыть в могиле, но вопрос стоял именно так, и ждать не получалось. Бургундскую наследницу необходимо перехватить на всей возможной скорости. В этом можно было увериться твердо.
   Джордж упомянул о возникшей возможности Эдварду. 'Королевству стало бы полезно прибрести бургундские земли в английский карман', - заявил он.
   Эдвард задумался. Последнее на что он дал бы согласие - это союз между братом и Марией Бургундской. Монарх знал, - Карл верит, что обладает правами на английский трон...пусть и очевидно шаткими. Его матушка, Изабелла Португальская приходилась внучкой Джону Гонту. Данные права, какими бы слабыми не являлись, укрепили бы претензии Джорджа. Само собой, допустить связи герцога Кларенса и Бургундии никак нельзя.
  Эдвард обсудил это с Гастигсом. 'Моя сестра Маргарет, герцогиня Бургундии, всегда покровительствовала Джорджу. Одним небесам известно, - почему. Когда Маргарет его знала, он был очаровательным ребенком, а ты понимаешь, как в семье у каждого появляются любимцы. Сестра способна попытаться повлиять на Марию в выборе в мужья Его Милость Кларенса'.
   'Вы же никогда этого не позволите', - проронил Гастингс.
   'Господи, конечно, нет. Мне бы хотелось вышвырнуть его из страны...но не в Бургундию. С таким чрезмерным притязанием ты можешь себе представить, что Джордж затевает'.
   'Несомненно могу', - ответил Гастингс.
   Пока король со всех сторон взвешивал проблему и готовил формулировку отказа Кларенсу, Елизавета тоже упомянула при нем о возникшем вопросе.
   'Союз между Англией и Бургундией мог бы принести хорошие плоды', - скромно заикнулась она.
   'Это будет сильно зависеть от новобрачного, моя дорогая'
   'Мне тоже так кажется. Вы не думаете...?'
   'Выбрать его? Мне тяжело даже покуситься на подобное. Мария, уверен, дама умная и твердая. Она обязательно пожелает поднять в данной истории свой голос'.
   'Она вступит в брак, который подойдет ей наилучшим образом, я не сомневаюсь, но ваша сестра Маргарет, вероятно, что-то скажет о возникшем положении. Мне кажется, дамы - очень близкие подруги'. Елизавета заколебалась и быстро взглянула на мужа. Эдвард слегка улыбнулся. Что произойдет дальше, было ему известно. Дорогая Елизавета, планы по возвеличиванию семьи били из нее ключом. Кого сейчас она имела в виду? Можно догадаться. Энтони. Как и Джордж, тот недавно потерял жену и уже ошивался на матримониальном рынке. Да, пусть Елизавета постарается утащить себе этот неоценимый приз.
   Эдварду пришлось согласиться с женой. Как мог граф Риверс рассчитывать на союз с бургундской наследницей? Тем не менее, стоило Елизавете выйти за короля Англии, как она поверила, что на этом свете возможно все.
   'Представляется', - произнес Эдвард, захватывая один из локонов золотистых волос, лежащих на ее плечах, и задумчиво накручивая его на пальцы, - 'что моя госпожа успела присмотреть для удачливой девочки супруга?'
   'Я бы не осмелилась предлагать...'
   'Тогда прошепчи это мне, любовь моя'.
   'Хорошо, Эдвард, я думаю, если бы на барышне женился Энтони, стране бы стало очень хорошо'.
   'Энтони! Елизавета, тебе известно, что мой братец Джордж тоже положил глаз на девушку?'
   'Вы никогда подобного не позволите'.
   'Нет', - произнес Эдвард. 'Никогда'.
   'Значит, Энтони...?'
   Король продолжал улыбаться, глядя на жену. Он не ответил. До каких пределов протянулось ее честолюбие в отношении семьи? Неужели Елизавета действительно полагает, что богатейшая наследница современности получит разрешение выйти за простого графа, унаследовавшего свои громкие титулы исключительно благодаря отношениям сестры с английским монархом?
   Однако, вид у королевы был на редкость умоляющий. Почему бы и не дать разрешение? В любом случае, из этого ничего не выйдет. В Бургундии предложение подвергнется презрительному осмеянию, и, вероятно, это научит Елизавету не метить в будущем столь высоко для родни. С ней самой дело обстояло иначе. Королева добилась своего места с помощью выдающейся красоты и решимости никогда не раздражать супруга критикой его действий.
   'Хорошо', - согласился Эдвард, - 'пусть Энтони попробует. Хотя из этого ничего не выйдет, я тебя уверяю. Но в попытке вреда не будет'.
   Так и случилось. Но он не стал ей отказывать. Наоборот, как обычно, доставил удовольствие. А неприятную роль сыграет кто-нибудь другой, это неизбежно.
   С Кларенсом все произошло в кардинально ином ключе. Явившись и попросив позволения на сватовство к бургундской наследнице, он получил категорический запрет.
   Как Эдвард и ожидал, надежды Энтони попали под град презрения, но, когда Джордж понял, что попытка Риверса была благословлена королем, тогда как ему и этого не дали, ярость его не знала границ.
   С него хватит. Король с королевой стали для него отныне злейшими врагами, поэтому действовать герцогу придется соответственно.
  
   В замок Уорвик он вернулся в самом дурном настроении. Объяснил, что находится в трауре по горячо любимой жене.
   Джорджа обступило одиночество. Он мог рассмотреть и следующий союз, если бы с бургундскими проектами все прошло бы гладко. Утраты Изабель новый брак бы не восполнил, но от презренного одиночества ум отвлек бы, несомненно.
   Эдвард в подобном утешении брату отказал. И, что еще хуже, пожаловал это право Энтони Вудвиллу! Господину Риверсу! Выскочке! Где бы тот находился, если бы сестра не привлекла к себе короля и не проявила бы хитрость, отказав ему в связи до заключения брака.
  Будь прокляты Вудвиллы! И эта хитрюга королева пыталась притвориться Изабель другом, отправив к ней ту женщину...некую Анкаретт. Проклятие, проклятие, проклятие Вудвиллам, и, в особенности, Ее Величеству, на которой лежит ответственность за их возвышение. Эдвард отменно сглупил, женившись на даме без соответствующего положения. Такие всегда становятся чудовищами, когда наступает минута присваивать титулы и земли.
   Он разъяренно сжал зубы и пожелал со всей доступной ему силой, дабы возникла возможность собрать армию и разбить Эдварда.
   Как у Елизаветы хватило наглости прислать женщину для прислуживания Изабель! Зачем она это сделала? Почему?
  В мозгу лихорадочно пролетали образы. Та женщина...была прислана Елизаветой! С какой целью? Зачем королеве отправлять к Изабель даму служить ей?
   За этим что-то скрывается. И чем больше Джордж размышлял о проблеме, тем взволнованнее становился. Бушующее в душе воронкой волнение отвлекло его от раздражения, вызванного потерей Марии Бургундской.
   Пришла эта дама...присланная королевой...и Изабель умерла. Кларенс не доверял Елизавете, поэтому не доверял и никому из ее штата.
   Джордж вызвал одного из своих слуг. Он велел ему: 'Пришлите ко мне госпожу Анкаретт. Мне нужно с ней поговорить'.
   'Мой господин', последовал ответ, - 'она покинула нас. Уехала сразу после смерти Ее Милости герцогини. Сказала, что прибыла служить Ее Милости, а сейчас, когда и герцогиня, и ребенок мертвы, причин, по которым стоило бы задержаться нет'.
   'Так и объяснила? Понятно. Да, думаю, я понял ее очень хорошо. Куда отправилась эта дама? Вернулась к своей госпоже королеве?'
   'Полагаю, что нет, мой господин. У нее дом в Кейфорде'.
   'Где находится Кейфорд?'
   'Мне представляется, что в Сомерсете, мой господин'.
   'Замечательно. Я найду ее'.
   Слуга выглядел удивленным, но Джордж уже махнул ему рукой. План в его мозгу давно оформился, а на рассмотрении деталей герцог никогда не останавливался. Он собрал восемьдесят личных гвардейцев и приказал, дабы они со всей поспешностью направились в местечко под названием Кейфорд, что в Сомерсете. Там солдаты обнаружат дом Анкаретт Твинихо, задержат ее и незамедлительно доставят в замок Уорвик, где их будет ждать Кларенс.
   Капитан гвардейцев принял отчасти растерянный вид. Все прекрасно знали, что никто не имел прав на немедленное задержание, если только такой приказ не отдает сам король. Пусть герцог приходился Его Величеству братом, равноценным это не считалось.
   'Почему вы колеблетесь?' - задал вопрос Кларенс.
   'Мы должны задержать вышеназванную даму...от имени...'
   'Вы должны задержать вышеназванную даму. Я вам не сказал? Я приказываю сделать это. Я приказываю...'
   Когда Джордж находился в подобном состоянии, самым мудрым было ему повиноваться, и капитан заверил, - он сразу же отбывает в Сомерсет.
   К моменту прибытия солдат Анкаретт отдыхала дома с дочерью и зятем, приехавшими ее навестить, так как она долго отсутствовала, ухаживая за герцогиней Кларенс. Появившиеся солдаты застали компанию мирно наслаждающейся обедом.
   Увидев вошедшего в столовую капитана, Анкаретт в изумлении поднялась из-за стола.
   'Вы задержаны', - услышала она.
   Рядом с Анкаретт встал ее зять. 'Что это значит?' - спросил он. 'Какое право вы имеете врываться подобным образом..?'
   'Нам приказали доставить эту даму в замок Уорвик'.
   'В связи с чем?' - воскликнула Анкаретт. 'Я только что его покинула'.
   'В связи с обвинением в отравлении герцогини Кларенс и ее ребенка'.
   'Это безумие', - ужаснулась Анкаретт.
   'Однако, вам следует поехать со мной и ответить на выдвинутое обвинение'.
   Зять Анкаретт положил ладонь на ее кисть. 'Вам не стоит соглашаться. У них нет такого права. Лишь король в состоянии задерживать кого-либо подобным путем...а эти люди прибыли не по приказу короля'.
   'Мы прибыли по приказу герцога Кларенса', - отрапортовал капитан.
   Анкаретт вздохнула: 'Все это чепуха. Я сумею доказать мою непричастность без малейшей сложности. Я поеду с вами'.
   'Моя дорогая матушка', - вмешалась дочь Анкаретт. 'Мне кажется, вам стоит отказаться от поездки, пока вы не узнаете о данном смехотворном обвинении больше'.
   Капитан гвардии позвал своих подчиненных. 'Лучше не сопротивляться', - предупредил он.
   Мудрость его предупреждения была ясна всем. Какое преимущество могло оказаться у троих перед лицом восьмидесяти?
   Анкаретт уступила. 'Я отправлюсь мирным образом, но, предупреждаю вас, пожелаю получить очень подробное объяснение такого насилия в моем доме'.
   'Так и случится', - произнес капитан гвардии.
   'Мы поедем с вами, матушка', - ободрила Анкаретт дочь.
   Троицу доставили в замок Уорвик, где в лихорадке нетерпения их уже поджидал Кларенс. Он распалил себя до еще большей ярости, решив, что Изабель и ребенок оказались убиты по наущению королевы. Дело составлялось не столько против Анкаретт Твинихо, сколько против Елизаветы Вудвилл. Джорджу пришлось подумать о многом. Этому суду предстоит превратиться в первый шаг его наступления на трон. Герцог планировал выставить Вудвиллов завистливыми убийцами, чтобы тогда люди увидели, как неразумно поступил их сюзерен, дав родственникам власть, которой те сейчас злоупотребляют. Ожидая прибытия из Сомерсета отряда, Джордж основательно приложился к своей любимой мальвазии, отравившись не одним вином, но, в придачу к нему, мечтами о великих победах, лежащими на линии горизонта его будущего.
   Прежде всего следует разобраться с этой дамой, - из штата королевы, как полагал Кларенс, с нанятой Вудвиллами убийцей.
   Когда отряд приехал, Джордж находился внизу, у ворот замка.
   Как он злорадно отметил, даму арестовать удалось. Она выглядела свирепо и очень уверенно. Также Кларенс пожелал узнать, кто ее сопровождал.
   Ему ответили, что это дочь и зять. Тем не менее, герцог не захотел их видеть. Пара явилась непрошеной. А зять вообще в присутствии Его Милости Кларенса смотрелся раболепно.
   'Моя теща давно не молода, мой господин. Мы не могли позволить ей совершить поездку в одиночестве'.
   Джордж расхохотался. 'Но она не слишком стара, дабы обращаться с ходатайствами к своим покровителям, как мне кажется. Отведите даму в замок, а остальных отошлите'.
   'Мой господин...', - это дала о себе знать дочь Анкаретт.
   'Возьмите эту даму', - заревел Кларенс, - 'и выставьте из моего замка. Я намерен призвать к суду исключительно Анкаретт Твинихо. Разумеется, если данные люди желают создать трудности, то подвергнутся задержанию без промедления'.
  Анкаретт начала чувствовать беспокойство. Характер Кларенса был ей знаком, - казалось невозможным прожить в доме герцога какое-то время и ничего о нем не понять. Но что он имел в виду? В чем обвинял?
  Она обернулась к дочери. 'Немедленно отправляйтесь', - велела Анкаретт. 'Я вижу, настроение у Его Милости скверное. Со мной все будет хорошо. Нет ничего такого, в чем герцог мог бы меня обвинить'.
  'Прекратите шептаться', - воскликнул Кларенс. 'Уведите эту даму в замок'.
  Анкаретт повернулась, чтобы ободряюще улыбнуться дочери, и молодая женщина, после минутного замешательства, вместе с мужем удалилась. Им еще предстояло отыскать дорогу к ближайшему городку и посмотреть, удастся ли обеспечить себя убежищем на ночь.
  Тем временем Анкаретт увели в замковый зал.
   Кларенс устроился за столом и дал страже знак подвести задержанную даму ближе. Он гневно окинул ее взглядом и объявил: 'Завтра вы предстанете перед судом'.
   'Перед судом, мой господин...но по какому обвинению?'
   'Ваш невинный вид бесполезен, убийца. Я знаю, что вы сотворили и по чьему наущению'.
   'Мой господин, прошу вас, скажите, что вы думаете, я совершила?'
   'Вам известно. Вы убили мою жену, как вас научила ваша повелительница'.
   'Убила? Ее Милость герцогиню? Мой господин, как вы можете об этом даже помыслить?!'
   'Я все знаю', - припечатал Кларенс. 'Королева вам приказала. Вы же состоите в ее свите, не так ли?'
   'Я служила Ее Величеству'.
   'Самым лучшим образом, как я вижу'.
   'Вы сильно ошибаетесь, мой господин. Ее Величество желала герцогине исключительно добра, поэтому и послала меня ей помочь. Я любила мою госпожу'.
   'Я разбираюсь во лжи, милостивая государыня. Не льстите себя надеждой, что сумеете меня обмануть'.
   'Мой господин...Это чудовищно...это...'
   'Уведите даму прочь'.
   Анкаретт легла на соломенный тюфяк в одной из маленьких комнатушек замка. Все походило на страшный ночной сон. Что бы это могло означать? Несчастная герцогиня и до родов отличалась слабым здоровьем. Крепкой женщиной она не была никогда. Врачи качали головами относительно ее состояния, и госпожа Твинихо знала, - они опасаются, вполне вероятно, Изабель не справится с грозящей в обозримом будущем опасностью. А теперь Анкаретт обвиняют в убийстве! Это такая бессмыслица.
   Однако...от герцога исходили флюиды безумия и решимости доказать ее виновность. Почему? Почему выбрали именно Анкаретт? Какое зло она ему причинила?
   Обвиняемая ворочалась на матрасе. Заснуть казалось невозможным. И тут ее озарила искра понимания. Кларенс нападал не на госпожу Твинихо...он действовал против королевы.
   Это следовало как-то разрешить. Положение представлялось безумным. Да и герцог был пьян. Он часто находился в подобном состоянии. В утреннем свете Кларенс придет в себя и осознает смехотворность выдвинутого обвинения.
   Рассвет принес с собой облегчение. Вернулись гвардейцы и, не теряя времени, сразу отвели Анкаретт во внутренний двор.
   Заседание завершилось довольно быстро. Герцог Кларенс обвинил Анкаретт Твинихо в убийстве. Та для отвода глаз прибыла, дабы служить герцогине, но, на деле, с целью ее убить. Супруга Его Милости начала слабеть с минуты включения Анкаретт в домашнюю свиту, а сейчас всем известно, что Изабель умерла. Смерть оказалась вызвана ядом, данным покойной вышеозначенной Анкартетт Твинихо.
   Так звучало изложение возбужденного Кларенсом дела. Он велел присяжным назвать обвиняемую виновной, и те выполнили приказ.
   'Эта женщина заслуживает страшной смерти', - провозгласил герцог, - 'но мы проявим милосердие и дадим ей уйти посредством повешения'.
  Анкаретт заявила о своей невиновности. Она еще находилась под впечатлением внезапности произнесенного обвинения. Каких-то два дня назад госпожа Твинихо была у себя дома, занимая дочь и зятя, а теперь - вынуждена здесь смотреть в лицо смерти.
  По словам Кларенса, поводов для откладывания исполнения приговора не наблюдалось. Пусть повешение случится в ту же минуту. Все уже готово. Присутствующие покинут зал, и тогда наказание осуществится.
  Госпожу Твинихо вывели. Несколько мгновений она стояла, вглядываясь в голубизну апрельского неба. Вдруг до Анкаретт донеслась песнь зяблика, и женщина поняла, - ей уже никогда не придется услышать это вновь.
  Один из осудивших ее присяжных стоял рядом и смотрел на несчастную.
  'Простите меня', - попросил он.
  Анкаретт склонила голову, - ее изумил страдальческий взгляд его глаз, способный тронуть даже в такую минуту.
  Присяжный продолжил: 'Вы невиновны. Произошедшее полно порока. Но я не посмел высказаться. За что себя презираю. Меня испугало могущество герцога Кларенса. Он хотел вынесения подобного приговора, и нам осталось ему это предоставить'.
  'Я понимаю', - ответила Анкаретт.
  Рядом появился еще один человек. 'Они ждут', - поторопил он. И повел госпожу Твинихо к виселице и палачу.
  
  Было невозможно, чтобы Эдвард не услышал о случившемся с когда-то служившей Елизавете госпожой Анкаретт Твинихо.
  Он не стал обсуждать вопрос с Елизаветой, хотя представлял, каким ударом это для нее окажется. Она лично советовала герцогине Кларенс воспользоваться услугами Анкаретт. Тем не менее, Эдвард поговорил о происшествии с Гастингсом, ибо данная тема не выходила у него из головы.
  'Что думаешь о последнем подвиге моего братца?' - поинтересовался он у друга.
  'Задержав ту даму и немедленно после суда ее повесив, Джордж Кларенс присвоил себе вашу власть'.
  'И нам известно, что суд был не настоящим. Присяжные утверждают, - они уверены в невиновности казненной дамы, но их принудили вынести обвинительный вердикт, ибо этого требовал мой брат'.
  'С Кларенсом будут трудности, Эдвард'.
  'С Кларенсом всегда были трудности. Но эта - вопиющее издевательство над правом. Убить женщину без причины, только...только из-за чего, Уильям? Какая причина толкнула его на сей безумный и отвратительный шаг?'
  'Стремление опозорить королеву и, возможно, даже вас'.
  Эдвард кивнул. 'Как долго это способно продолжаться?'
  'Так долго, как вы позволите'.
  'Джордж - мой брат. Я прощал его опять и опять, но, Уильям, наступило время, когда больше терпеть я не в состоянии. Я уже начал думать, не замышляет ли он чего против моей жизни'.
  'Только начали думать, мой господин? Не забудьте, он вступал в коалицию с Уорвиком и сражался против вас, когда был уверен, что имеет возможность заменить вас и взять корону себе. Дайте Кларенсу шанс... и он снова все повторит'.
  'И это брат, которого я отличал! Прощал раз за разом, а он регулярно хотел вонзить мне в спину нож'.
  'По крайней мере, сейчас вы все понимаете'.
  'Я всегда знал, но не готов был посмотреть правде в глаза. Ты же знаешь мой характер. Мне хочется о каждом думать хорошо'.
  'Даже, когда люди показывают себя вашими врагами? Я хорошо вас знаю, Эдвард. Вы и во мне когда-то сомневались...Во мне, который всегда был вам верным другом. Теперь станет полезным немного внимательнее отнестись к Его Милости герцогу Кларенсу. Мне мнится, нам следует проявить осторожность'.
  Эдвард кивнул. Гастингс был прав.
  Ко двору Кларенс приезжал редко. Он хотел продемонстрировать, что после отравления жены и ребенка по внушению Вудвиллов, следующей их целью может оказаться уже глава семейства.
  Джордж взял правилом некогда при дворе не питаться. Ему приходилось прибегать к столь обдуманным извинениям, что те ясно трактовались так не произнесенными словами: 'Я боюсь, меня способны отравить'.
  Благодаря Джорджу, Эдвард терял последние капли терпения, более того, люди уже судачили о конце Анкаретт и о том, в какой спешке ее отправили на тот свет. Несколько членов суда присяжных успели объявить, - они глубоко раскаиваются в признании госпожи Твинихо виновной, ибо та, совершенно точно, ничего дурного не совершила, а приговор был вынесен в страхе перед Его Милостью герцогом Кларенсом.
  Граф Риверс следил за Кларенсом крайне внимательно. И Эдвард мог это понять. Кто знает, насколько безумные планы, даже теперь, в текущую минуту, обретают форму в мозгу Джорджа? Дело Анкаретт Твинихо ярко продемонстрировало дальность границ, которые он был способен перейти, дабы, как бы нелепо не звучало, буквально пальцем указать на своих недругов. 'Джордж - глупец', - думал Эдвард, - 'но глупцы в состоянии заварить проблемы в огромном количестве, к тому же, никогда нельзя сохранять уверенность, что именно затевает братец Кларенс, и какой поворот примет его затея'. Одно не вызывало сомнений: Джордж всегда мечтал о троне и таил обиду на Эдварда за то, что старшим родился он, поэтому, в какую бы сторону глава семейство Йорков не посмотрел, Кларенс представлял собой неоспоримую угрозу.
  Следовало что-то предпринять в связи с делом Анкаретт Твинихо. Все ясно понимали, - дама была аболютно невиновна, и процесс против нее возбудили по инициативе Его Милости герцога Кларенса. Если он сумел так себя повести, отыгравшись на невинной женщине, лишь бы только доказать, что истинная виновница - королева, то далее от него можно ожидать любого безумия. Елизавета, по обыкновению, сказала мало, но гибель Анкаретт ее сильно потрясла, и понять это было легко.
  От одной из близко приятельствовавших с ним дам Гастигс узнал, - определенные предсказатели и колдуны занимаются составлением натальных карт, как короля, так и принца Уэльского, пытаясь обнаружить, сколь долгая жизнь им предначертана. Уильям Гастингс посчитал мудрым немедленно доложить об этом Эдварду. Обычно такого рода специалисты (предсказатели и колдуны) действовали подобным образом по просьбе заинтересованного в чьей-либо смерти человека.
  Ниточка от составления натальных карт привела Гастингса к доктору Джону Стейси из Мертон-колледжа, что в Оксфорде. Уильям предложил королю внимательнее ознакомиться с вопросом, а также выяснить, зачем этот человек изучает вверенные ему гороскопы и по чьему наущению.
  Дело в том, что закон запрещал исследовать натальные карты любого члена монаршей семьи, не спросив прежде соизволения Его Величества, поэтому доктора Джона Стейси задержали и препроводили для дальнейшего общения под сень стен Тауэра.
  Эдвард приказал допросить ученого мужа, а при отказе выдать клиентов, прекратить относиться к гостю с мягкостью и любезностью. Результата король ожидал, пылко желая, дабы ничего не свидетельствовало против его злонамеренного брата.
  Как бы то ни было, строгий допрос выявил интересный факт. Доктор Стейси получил заказ на составление натальных карт от некоего Томаса Бардетта, а вышеозначенный Томас Бардетт, в свою очередь, являлся членом домашней свиты Его Милости герцога Кларенса.
  Таким образом, король обнаружил то, что уже подозревал, но надеялся не найти. Джордж ждал его смерти, и Эдвард слишком хорошо знал брата, чтобы догадаться, в случае ее отсутствия в ближайшее время, подгоняемый свойственным ему нарастающим нетерпением Кларенс обязательно попытается прийти естественному ходу вещей на помощь.
  Эдвард оказался в затруднительном положении. Ему было необходимо показать Джорджу, куда того завело глупое и беззаботное плетение интриг. Монарх и так сквозь пальцы посмотрел на дело Анкаретт Твинихо, хотя знал, что так поступать не следует. Как бы хотелось, чтобы Его Милость Кларенс вел себя по отношению к старшему по-братски, как Ричард, оказывал поддержку, а не угрожал, как он это делал постоянно.
  Сильную тревогу испытывала Елизавета. С одной стороны, Эдвард вернулся из Франции с выписанным Людовиком содержанием и, что больше всего обрадовало королеву, с обещанием союза дофина и ее старшей дочери. Елизавета и ранее с огромным наслаждением устраивала для членов своей семьи выгодные браки, а сейчас, подарив дочь сюзерену, и подавно не видела границ честолюбивым помыслам. Муж сообщил ей, что в будущем юную Елизавету будут знать, как Мадам супругу дофина. Но, с другой стороны, королеву значительно опечалила гибель Анкаретт Твинихо. Не только потому что Елизавета общалась с ней и очень любила, но и по причине истинного политического веса случившегося. Его Милость герцог Кларенс являлся ее противником, к тому же, благодаря пожалованному ему рангу, смертельным. Она понимала, - Джордж - глупец, но глупец могущественный, а подобные личности всегда найдут себе сторонников.
  До ушей Елизаветы докатились истории о появившихся сплетнях, и она сразу вычислила, что насаждали их Кларенс и служащие ему люди. Одной из тяжело ее поразивших стала сказка о якобы незаконнорожденности Эдварда. Согласно этому выдающемуся произведению, король был сыном обладавшего чрезвычайно высоким ростом и привлекательностью лучника, который очаровал герцогиню Йоркскую во время очередного долгого отсутствия супруга. Разумеется, даже рассказывать такое значило выставить себя на посмешище. Каждый, когда-либо видевший Гордячку Сис, ответил бы, насколько глупо обвинять ее в заведении возлюбленного лучника. Более того, если кто из членов семьи и выглядел, как Плантагенет, то именно Эдвард. Он фантастически походил на Эдварда Длинноногого, но только гораздо красивее того. Нет, слух казался смехотворным и мог быть расценен подавляющим большинством в качестве завистливого вымысла честолюбивого брата, с радостью протянувшего бы руки к короне и поэтому выдумывавшего дикие истории. Но, все равно, это за милю отдавало опасностью и ясно указывало направление мыслей Джорджа.
  Обсуждение государственных вопросов с супругом резко противоречило принципам Елизаветы, если она в чем его и убеждала, то тонко и незаметно. Тем не менее, сейчас королева была серьезно напугана. Ей пришло в голову, что, случись с Эдвардом несчастье, их маленький сын окажется в крайне опасном положении. Герцога Кларенса жизненно необходимо лишить могущества и убрать с пути.
  Король заметил подавленное состояние жены и спросил, что именно ее тревожит. Расплакавшись, Елизавета призналась, - она давно терзается тревогой, вызванной страхом за детей, особенно, - принца Уэльского.
  'Все дело в герцоге Кларенсе', - разъясняла королева. 'Эдвард, он же ваш заклятый враг. Вам известно, - Джордж утверждает, что вы не сын вашего отца. А это означает, что у вас отсутствуют какие-либо права на трон'.
  'Никто не воспринимает безумства и излагаемую Джорджем чушь всерьез'.
  'Суд присяжных воспринял, и это стоило невинной женщине жизни'.
  Эдвард промолчал, но Елизавета взяла его за руку и подняла испуганный взгляд к лицу мужа.
  'Мне страшно подумать о будущем нашего маленького Эдварда. Он еще так юн'.
  'Ему не будет причинено ни малейшего вреда. Я возьму это под контроль. Также, как не будет причинено вреда и остальным нашим детям. Население страны поддерживает меня, Елизавета. Поддерживает так надежно, как и должно по отношению к королю. У Кларенса есть сторонники, это правда, но их нельзя сравнивать с теми, кто стоит на моей стороне'.
  'Я знаю...знаю. Но, Эдвард, он - опасен. И я не перестаю думать о детях...и о вас. Меня страшит будущее нас всех'.
  Эдвард задумался. Он произнес: 'Что -то сделать надо. И что-то сделать следует'.
  Эдвард начал действовать, отправив доктора Джона Стейси и Томаса Бардетта с Томасом Блейком, капелланом в колледже Стейси, на судебное заседание. Их сочли виновными в использовании магических практик ради злых дел и приговорили к повешению на холме Тайберн. Как обычно в подобных случаях, приговор привели в исполнение немедленно. Однако, Томаса Блейка спасло заступничество епископа Норвича, который заявил, обвиняемый был вовлечен исключительно из-за работы в колледже Стейси, и его осведомленность о характере разворачивающихся событий совершенно не доказана.
  Блейка простили. Остальных двоих, как бы они не уверяли в последние минуты в своей невиновности, повесили. Наравне с фактом службы Томаса Бардетта в домашней свите Джорджа Кларенса случившееся ясно показало, - король намерен преподать брату наглядный урок. Эдвард подозревал, откуда исходил источник распускавшихся о нем слухов. Если Его Милость Кларенс полагал, что получив прощение однажды, он может надеяться на него снова, то сильно ошибался. Чувства Эдварда к брату ожесточались с каждым новым днем.
  После суда Эдвард отправился в Виндзор. Кларенс остался в Лондоне и, воспользовавшись отсутствием короля, нашел проповедника, некоего доктора Джона Годдарда, заставив того прийти на заседание Совета в Вестминстер и зачитать объявление о невиновности, сделанное Стейси и Бардеттом накануне смерти.
  Действие это было выходящее за рамки разумного и бессмысленное, ибо Джон Годдард являлся тем самым францисканцем, который в 1470 году, когда Уорвик с Кларенсом прибыли свергать Эдварда с трона, назвал Генри Шестого истинным королем Англии.
   После того, как заявления о невиновности были зачитаны перед изумленным Советом, Кларенс принялся собирать вокруг себя людей. Он провозгласил, что король не только незаконнорожденный, но еще и использует черную магию и уже планировал отравить его, своего единоутробного брата Джорджа Кларенса, ибо тот чересчур много знает. Герцог направился в Кембриджшир и во всеуслышание произнес на рыночной площади, что у действующего монарха нет прав на трон и что, если народ сплотится вокруг Его Милости, то вскоре получит истинного короля, а самозванца сместит.
   Население слушало Кларенса, открыв рты. С какой стати им восставать против государя, принесшего стране процветание и благоденствие, которыми так давно не наслаждались. Выступления Его Милости волновали кровь, несколько горячих голов даже к нему присоединились, но и они решили не оставаться с мятежным герцогом.
   Тем временем в Виндзоре Эдвард получил о случившемся известия. Король вернулся в Лондон и созвал Парламент по вопросу вынесения против брата обвинения в государственной измене.
   Его Величество высказался с исчерпывающими красноречием и печалью. Все они вспомнят при желании, что король всегда проявлял к врагам, совершившим чудовищные измены, замечательное великодушие. Но милосердие Эдварда не снискало достойной награды. Теперь для него готовится еще более зловещий и, можно признать, противоестественный заговор.
   'На меня поднял руку мой собственный единокровный брат. Превосходя в этом остальных, он обязан мне любовью и верностью. Я осыпал его самыми щедрыми дарами, благами и владениями, однако, Джордж замыслил интригу, дабы погубить как меня, так и мою семью. Герцог Кларенс разослал своих слуг по стране, - рассказывать людям, что суд над Томасом Бардеттом был произведен несправедливо. Он объявил, что я родился вне брака, и сейчас держит при себе документ совершенного в 1470 году соглашения. В этом документе утверждается, - в случае смерти Генри Шестого без наследников кровного порядка, следующим королем следует стать Его Милости герцогу Кларенсу. Господа', - продолжил Эдвард, - 'вы видите, в насколько затруднительном положении я нахожусь. Мне приходилось многократно прощать моего брата, герцога, но он опять и опять насмехается над предлагаемой мной дружбой. В данную минуту я думаю о безопасности королевства и полагаю, что мой брат представляет для нас опасность. Поэтому я прошу вас вынести ему обвинение в государственной измене и лишить всех имений и собственности, пожалованных ранее короной'.
   Никто не выступил против выдвинутых монархом обвинений, в следствии чего герцог Кларенс подвергся задержанию. Он с горячностью предложил уладить дело единственным сражением, но Эдвард демонстративно пропустил это мимо ушей. Не нашлось ни одного человека, кто вышел бы на защиту герцога или же показал бы, что королевское требование не встретило единодушного согласия.
  Управляющий Англией, герцог Бекингем, провозгласил утверждение смертного приговора, и Его Милость герцог Кларенс был препровожден в стены Тауэрской крепости.
  
   Джордж оказался под замком, а Эдвард, тем временем, счел сложившиеся положение чересчур сложным для окончательного решения. Герцог Кларенс получил смертный приговор, и он, несомненно, был виновен, тем не менее, все же приходился Эдварду братом. Память монарха искрила от воспоминаний о ярком и непосредственном маленьком мальчике. В юности Джордж славился привлекательностью, только потом он предался обезобразившим его распутству и особенно тяжело сказавшейся выпивке. В нем поражало некое неотразимое обаяние. Да, Кларенс проявлял дикую невоздержанность и безрассудство, говорил все, что только приходило ему на ум, не взвешивая последствий. Но Эдвард любил этого мальчика. Он всегда знал о безукоризненности Ричарда, но очарованием пленял лишь Джордж, только средний брат обладал силой привлекать к себе людей, которой, однако в значительно большей степени, мог похвастаться лишь Эдвард. Разумеется, король больше любил Ричарда, - тот восхищался старшим братом, а Эдвард быстро осознал, насколько младший предан и достоин доверия. Но верность Ричарда не означала, что монарх не любил Джорджа. Узы взаимной поддержки связывали всю семью. Так как же отдать приказ о казни родного брата? При этом проявить слабину и не решиться на данный шаг значило ввергнуть государство в катастрофу. Наслаждаясь жизнью в полную меру и расплескивая силы на все доступное ему расстояние, Эдвард поверить не мог, что что-то пойдет не так. Но если его настигнет смерть? Кто знает, в тот или в другой день прозвучит ее зов? Король оставит после себя юного сына, а с ним и младшего...что с ним случится, предъяви Кларенс претензии на трон, объявив, что Эдвард - незаконнорожденный? Нет, Его Милость герцог Джордж Кларенс должен умереть. Необходимо собрать волю в кулак. Забыть, что это - родной брат, помнить, что перед тобой предатель.
   И все равно, Эдвард с окончательным приказом откладывал.
   Елизавета откровенно обрадовалась признанию Кларенса судом присяжных виновным. Она призналась, что это избавило ее разум от значительной тяжести, поэтому сейчас королева могла с чистой совестью сосредоточиться на обручении своего второго сына от Эдварда - Ричарда герцога Йоркского. Мальчику исполнилось пять лет, он был слишком юн для статуса жениха, но невеста превосходила ребенка лишь годом. На данную роль выбрали Анну Моубрей, одну из богатейших наследниц в королевстве, что и послужило причиной брака с герцогом Йоркским.
   Подобные дни дарили Елизавете наслаждение и чувство превосходства над остальными. Атмосфера и факт свадьбы окутывали ее радостью. Старшую дочь, госпожу супругу дофина, как требовала называть девушку мать, чрезвычайно удачно предназначили для трона Франции. Старший сын от Эдварда станет королем, а милый малыш Ричард соберет, благодаря удачному финансово союзу, всевозможные титулы и владения. И от Кларенса путь очищен. Елизавета спросила себя, как ей удалось повлиять на Эдварда и вынудить того вынести окончательное решение. Выжидать было безумием. Что, если Джордж сбежит из Тауэра? Сложно и помыслить как-то подействовать на Эдварда и хоть немного намекнуть ему, что следует совершить. Елизавета прибегала к этому единственно в случае крайней необходимости и сейчас сумела лишь показать мужу степень таящейся в Кларенсе опасности.
   Но сначала свадьба, и только потом Джордж должен уйти в небытие.
   Девочка-невеста находилась в Вестминстерском дворце, в личных покоях королевы, откуда лорд Риверс был назначен проводить ее в часовню Святого Стефана. Елизавета постоянно тревожилась, когда членам семьи Вудвиллов выпадало в подобных обстоятельствах исполнять значительные обязанности.
   Красивую часовню завесили затканными золотыми лилиями голубыми портьерами. Короля и королеву окружали их дети - все прекрасные и золотоволосые, как матушка. Оказалось бы крайне удивительно, если бы со столь привлекательными родителями потомство не могло бы похвастаться выдающимися внешними данными.
   Елизавета взяла своего маленького сына за руку и подвела его к алтарю. Девочку привел туда лорд Риверс, и сам король отдал ее в жены юному герцогу. Здесь же присутствовал Ричард Глостер, чьей задачей при выходе было бросать в толпу золотые монеты.
   Брачующиеся малыши выглядели отчасти взволнованными и обеспокоенными, ведь вся эта суета и торжественность устраивались в их честь. Как им велели, дети держали друг друга за руки и обозревали с неясным намеком на враждебность. Ричарду невеста не была нужна совсем, и он тихо и с обидой сожалел, что ему ее навязали. Анна, старше жениха на год или около того, считала нареченного ребенком. Если ей так требовался суженый, девочка предпочла бы его старшего брата, не только вошедшего в более зрелый возраст, но еще и носящего титул принца Уэльского.
  Как бы то ни было, последнее, что рассматривалось, - это чувства жениха и невесты, поэтому, по окончании церемонии начали праздновать. Наступили дни турниров, и в Лондон хлынули рыцари со всех концов королевства, некоторые для участия даже прибыли из-за границы.
  Елизавета радовалась, лицезрея родных в полном составе и при разнообразных отличиях. Энтони уже являлся известным придворным, да и Дорсет, ее старший сын от первого брака, быстро стал принятым при дворе человеком.
  Святая истина, он был распутником, но такими же считались и король, и верный друг его, Гастингс. Эта троица беспутничала тесной компанией, что в глазах Елизаветы представало довольно неприятным фактом. Неправильно, что солидный мужчина с пасынком до подобной степени потакают друг другу, к тому же внушал легкую тревогу слух о похотливом внимании Дорсета к находящейся под покровительством Эдварда супруге ювелира. Теперь это могло вызвать сложности. Вероятно, Елизавете следовало лично обсудить проблему с Дорсетом.
  Однако, в данный миг беспокойства стоило отодвинуть в сторону, величественные мероприятия вот-вот должны были открыться, и одним из приятных элементов предполагалось сделать раздачу призов маленькой Анной Моубрей, новой герцогиней Йоркской. Елизавета велела Мадам будущей супруге дофина сесть рядом с девочкой и помогать ей, ведь невеста еще так мала.
  Событие поражало зрителей величием и блеском, но на всем его протяжении король размышлял о судьбе брата.
  
  Кларенс попал в башню Бауэр Тауэрской крепости. Ему вынесли смертельный приговор. Эдварду не удавалось вспомнить, когда он еще был равно расстроен и нерешителен в течение прежних дней жизни.
  На свободе герцог Кларенс представлял угрозу, тем не менее, как может подняться рука приказать отправить на смерть родного брата? Эдвард знал, если он это сделает, то совесть станет преследовать его до конца дней.
  Эдвард, который всегда любил приятное и спокойное течение жизни должен был прямо взглянуть в лицо столь чудовищной проблеме. Он не имел сил убить собственного брата, но и оставить того в живых значило создать серьезную опасность. Боялся ли король опасности? Страх относительно себя его не мучил, нет! Эдвард сражениями пробил семье дорогу к трону, он полагался на внутреннюю мощь, он даже встал против непобедимого Уорвика и сразил графа. Нет, с Кларенсом Эдвард бы справился. Тем не менее, его грызло опасение, что он не останется здесь навечно. Что если король умрет, пока сын еще будет довольно юн? Кто о нем позаботится? Насколько сложным соперником станет этот человек для Кларенса?
  Джорджу следует умереть ради того, чтобы жил принц. Этого хотела и Елизавета. Она проявляла здесь лукавство и изворотливость. У нее имелись свои причины, дабы желать убрать Кларенса с дороги. Джордж сам признал себя врагом Вудвиллов, а в глазах Елизаветы родная семья была священна.
   Если бы Его Милость герцог Кларенс только покаялся. Эдвард обсудил вопрос с прибывшим на свадьбу Анны Моубрей на юг страны Ричардом. Тот ответил, что Эдвард не может казнить Джорджа.
   'Он - наш брат. Вы никогда себе этого не простите'.
   'А какие у нас есть запасные варианты, Ричард?'
   'Вы вполне владеете рычагами, дабы оставить его под неусыпным контролем'.
   'Я владею такими рычагами? Если Джордж поднимет против меня армию, я его разобью, согласен. Дело в недавних коварных сплетнях. Он утверждает, что я родился вне брака. Что ты на это скажешь? Вопиющий выпад в адрес матушки! Лишь за него братцу Кларенсу следует снести голову'.
   'Следует', - кивнул Ричард. 'Но вы не можете его казнить, Эдвард. Память о данном шаге станет преследовать вас всю оставшуюся жизнь'.
   'Не станет, если мне удастся убедить себя, что это - единственно возможный путь'.
   Ричард посоветовал: 'Эдвард, отправляйтесь в Тауэр. Поговорите с ним. Постарайтесь заставить Джорджа посмотреть вокруг осмысленно'.
   'А ты пойдешь?'
   'Он не будет меня слушать. Джордж никогда не простит мне брака с Анной. Нет. А вот вы, может статься, сумеете высечь из него искру страха. По моему мнению, только так получится вынудить его действовать разумно'.
   'Я пойду к нему', - решил Эдвард. 'Постараюсь заставить Джорджа взглянуть на положение здраво. Покажу ему, что последует, продолжи он безумствовать'.
   'Это самое верное решение', - подтвердил Ричард.
   И Эдвард направился в башню Бауэр Тауэрской крепости. На его глазах туда внесли вместительнейшую бочку с мальвазией.
   Король остановил носильщиков и спросил, куда они должны доставить столь тяжелый груз.
   'К Его Милости герцогу Кларенсу, мой господин', - прозвучал ответ.
   'Я бы подумал, что кто-то собирается устроить питейную вечеринку. Здесь столько вина, сколько одному человеку хватит на целый год'.
   'Мой господин, к Его Милости герцогу Кларенсу это отношения не имеет. Он это зелье любит чрезвычайно'.
   'Значит, все-таки моему брату', - вздохнул монарх и продолжил путь.
   Кларенс одарил Эдварда мрачным взглядом.
   'Мой господин и суверен, наконец, пришел навестить несчастного узника', - пробормотал он.
   'Джордж, я пришел поговорить с тобой'.
   'Сгибаюсь под весом такой чести'.
   'Послушай, ты же знаешь, что тебе угрожает опасность лишиться жизни'.
   'Да, я знаю, что ты осудил меня на смерть'.
   'Не я. Парламент'.
   'Но по твоему приказу. Ты боишься меня, Эдвард. Поэтому и стремишься убрать с дороги'.
   'Если бы я тебя боялся, то мог бы, как ты допускаешь, убрать тебя с дороги уже очень давно. Не стану колебаться и признаюсь, множество людей, кого я считаю благоразумным выслушать, поступили бы именно так'.
   'Представляю. У тебя есть верные друзья. Например, Вудвиллы, которых ты сам же и создал, братец. Ты превратил их в могущественнейший клан Англии, и все потому, что запал на красивую вдовушку'.
   'Прошу тебя не упоминать королеву'.
   'Конечно. Святую Елизавету! Премудрую Елизавету! Ведьму, если таковые существуют на свете'.
   'Я пришел сюда не чтобы погрязнуть в бессмыслице, Джордж. Я пришел предоставить тебе единственный и последний шанс. Прекрати это безумие. Стань мне добрым братом, каким был в дни нашей юности. Это все, чего я прошу. Сделай так, и получишь свободу. Но, предупреждаю, Джордж, если, подарив тебе очередное прощение, я узнаю, что ты снова замешан в изменнических действиях, смертный приговор окажется вынесен без дальнейшего судебного разбирательства'.
   'О, мой великодушный брат, возлюбленный своим народом! Прекраснейший мужчина в королевстве...а некоторые говорят, что и в мире. Сейчас ты отчасти поистрепался, что уж там. Слишком много ночей отдал любви, слишком резво веселился с городскими дамами. У тебя в последние дни лихорадки не случалось, Эдвард? Ну, того, что так обычно называют, не было? С некоторыми горожанками стоит вести себя поосторожнее, братец. Видишь ли, после каждого запоя ты по капле теряешь все былое великолепие и блеск'.
  'Замолчи', - потребовал Эдвард. 'Мне хорошо видно, что ты совершенно не раскаялся'.
  'А в чем мне каяться? В том, что я являюсь законным сыном своего отца?'
  'Это непростительно...возводить такую хулу на нашу матушку'.
  'Ты знаешь нашу матушку, Эдвард. Она обладает сильным, даже жестким характером. Полагаешь, эта дама всегда хранила верность нашему постоянно где-то странствующему батюшке? Он же едва дома появлялся. Было бы удивительно, если бы госпожа Сесиль не родила сына, подаренного ей вовсе не герцогом Йоркским'.
  'Сам понимаешь, что нагло врешь. Джордж, ты же заслужил все с тобой случившееся'.
  'А ты, братец, нет? Корона должна была достаться мне...мне... Но ты, бесправный выродок, отнял ее у меня'.
  'Ты абсолютно спятил', - произнес Эдвард. 'Вижу, что лишь зря трачу время, увещевая тебя. Тогда оставайся тут...страдай от полного одиночества. Больше я не стану пытаться тебе помочь'.
  Джордж прикрыл веки. Он ощущал некое помутнение. Прежде, чем послать за новой бочкой, Его Милость герцог Кларенс прикончил последнюю, хранящую драгоценную мальвазию. На дне находилось значительно больше вина, нежели Джордж ожидал, и он уже был слегка опьянен. Каким бы закоренелым пьянчугой герцог не являлся, ему было по силам выпить почти море горячительного без малейшего воздействия того на организм, но теперь Кларенс, видимо, принял на грудь серьезнее, чем обычно, что заметно притупило и чувства, и разум.
  Эдвард предлагал ему свободу, если Джордж поклянется стать в будущем примерным братом. Будь он трезв, как стеклышко, без сомнения, сразу согласился бы. И не то чтобы сдержал потом свое слово. Чувством чести Его Милость герцог Кларенс явно не тяготился. Но он освободился бы и, таким образом, получил бы возможность осуществить вынашиваемый план.
  Существовало нечто, что Джордж выяснил...всего за несколько часов до задержания, и он обдумывал это каждую минуту вынужденного заточения. В полученном знании заключалась такая мощная искра удачи, какая едва ли раньше могла озарить его путь.
  Герцог носил ее в себе, размышляя, когда настанет лучшее время и где найдется лучшее место, дабы воспользоваться данным козырем.
  Сейчас, будучи на волнах мутного марева, и, лицезрея стоящего перед собой Эдварда, такого высокого и сильного, со всеми неотъемлемыми от него преимуществами, Джордж не мог удержаться, чтобы больше не скрывать в душе столь ценную информацию. Он хотел увидеть, как воспримет ее брат.
  Его Милость, покачиваясь, встал на ноги.
  'Ты...', - он указал на Эдварда, - 'Эдвард, ты не имеешь права на трон...Ты - выродок'.
  'Замолчи! Повторишь это снова, и я лично тебя прикончу, собственными руками'.
  'Я повторю', - воскликнул Кларенс. 'И твой сын, которого ты называешь принцем Уэльским, тоже не имеет прав на трон. Почему нет? Я тебе отвечу. Потому что Елизавета Вудвилл - это твоя любовница...а не жена...не королева...Она - такая же, как Джейн Шор и остальные из твоей веселой клики прекрасных дам. Королева - всего лишь одна из них...Твои дети - выродки...Принц Уэльский - маленький выродок. Герцог Йоркский...'
  Эдвард шагнул к брату и схватил его за плечи.
  Его Милость Кларенс расхохотался. 'Тряси меня. Убей, если хочешь. Ты довольно силен, правда же? Великий король...могущественный король...что будет, когда люди узнают, - твой брак с одной из Вудвиллов - не настоящий?'
  'Это настоящий брак. Ты совершаешь государственную измену. Ради Господа, Джордж...'
  'Да', - отозвался тот. 'А ты помнишь имя Элеоноры Батлер...девушки из семьи Шрусбери...? Помнишь то обручение? Она еще была жива, когда ты отправился под подобие венца с госпожой Вудвилл...таким образом, это превращает гордую королеву Елизавету в еще одну из твоих женщин, а маленьких принцев...да, и гордую мадам будущую супругу дофина...в выродков...в выродков - всех до единого'.
  Эдвард побледнел. Будь он немного трезвее, Кларенс заметил бы степень его бледности, проступившую на обветренном лице.
  'Эдвард', - продолжил Кларенс. 'Я виделся с епископом Стиллингтоном...Как раз накануне задержания. Поэтому, слишком поздно, чтобы я смог действовать. Но я умен...Я сохранил полученные знания запертыми здесь...' Он постучал себя по груди. 'Я все об этом знаю. Они - выродки...потому что ты успел заключить договор с Элеонорой Батлер, и та оставалась в живых - в монастыре, - когда тебя понесло под подобие венца с представительницей Вудвиллов'.
  Эдвард толкнул брата на его соломенный тюфяк. Он был рад, что Джордж напился до чертиков, ибо оказался потрясен сильнее, чем хотел позволить заметить.
  Затем король отвернулся и направился к двери. Даже не заметив стоящих у стены охранников. Выйдя из башни Бауэр и усевшись на коня, он двинулся вдоль берега реки.
  Монарх мысленно вернулся на годы. Он даже мог увидеть Элеонору перед собой. Девушка казалась чрезвычайно красивой...в точности, как Елизавета, да и гордостью обладала в равной степени. Элеонора была дочерью старого графа Шрусбери. Молодые люди встретились, и Эдвард возжелал ее столь же отчаянно, сколь позже возжелал Елизавету. Вокруг него кружилось много женщин, всегда, но вдруг появлялась та, которая демонстрировала стойкую непокорность, и юноше следовало заплатить за благосклонность любую назначенную цену. Так случилось с Элеонорой, так повторилось с Елизаветой.
  Элеонора позднее ушла в монастырь. Эдвард думал, что никогда больше о ней не услышит...и вступил в брак с Елизаветой.
  Неопределенность исчезла. В мозгу созрело решение. Его Милость Джордж герцог Кларенс сам подписал себе смертный приговор.
  Следовало дать приказ осуществить казнь, но король не желал публичного исполнения вердикта. Пусть умрет в своей камере, и пусть это выглядит, как несчастный случай. Его Милость прославился неодолимой и безостановочной тягой к спиртному...войдя в стены Тауэра, он стал пить в разы сильнее. Будет не сложно представить его жертвой некой беды.
  На следующее утро Кларенса нашли мертвым. Он висел на бочке с мальвазией, принесенной к нему в заточение в день накануне ухода из жизни.
  Новости сразу широко распространились. Его Милость герцог Кларенс утонул в бочке с мальвазией.
  В тот же день состоялось еще одно задержание, и в крепости Тауэр поселился теперь уже епископ Стиллингтон.
  
  Не раньше, чем Джордж Кларенс упокоился, грудь Эдварда переполнилась угрызениями совести. У него не выходило избавиться от воспоминаний об их ранних днях, когда будущий король надменно выхаживал по детской, а братья смотрели на старшего, словно он являлся совершенным образцом мужественности. Эдвард был всей душой предан им, он навещал мальчиков во время жизни в Лондоне, регулярно находя минутку, дабы сесть с ними рядом и ответить на накопившееся у парочки вопросы. Молодой человек очень любил свою семью, но именно ему выпало отдать приказ убить Джорджа.
  Елизавета знала о страданиях Эдварда, знала о них и Джейн Шор. Королева наблюдала за мужем скрытно, у нее были свои причины, чтобы желать убрать Кларенса с пути. Хотя она говорила мало, однако, не могла замаскировать облегчения, что далее терзать ее Джордж не станет.
  Джейн вела себя совершенно иначе. Думая о ней, Эдвард внутренне оттаивал. В эти дни она превратилась для него в настоящее утешение. Кто бы поверил, что король отыщет подобную женщину среди городских торговцев? Джейн отличалась от всех остальных. С одной стороны ее выделяла несравненная привлекательность, с другой, - нежная природа. Люди удивлялись, как мог Эдвард так долго хранить ей верность. Ну, не в буквальном смысле слова, у монарха были отношения еще с дюжиной других дам. Подразумевалось, что Джейн годами вызывала у него восхищение. Правда заключалась в любви Эдварда к Джейн. Елизавету он тоже по-своему любил. Она являлась достойной гордости королевой, вопреки настаиванию представителей высшей аристократии на ее низком происхождении. Елизавета была прекрасна в одном неповторимом стиле, а Джейн в абсолютно противоположном. Елизавета олицетворяла холодный и невозмутимый север, Джейн - теплый и яркий юг. Елизавета представляла саму отстраненность и замкнутость, Джейн - глубину, близость и порывистость. Она никогда не помышляла скрыть о чем думает, не имела потаенных мотивов и не искала высоких почестей. С Елизаветой едва ли можно было такого ожидать.
  Эдвард относился к числу мужчин, нуждающихся во множестве женщин, и никто не сказал бы, что он этого не добился. Король испытывал необходимость в Елизавете - в холодной и спокойной матери своих детей, и в окутывающей волной тепла и любящей Джейн. К ней монарх отправлялся в подобные нынешним времена.
  Джейн сразу поняла, что вылечит Эдварда. Она не была пустышкой и интересовалась государственными делами, ведь те заботили ее возлюбленного. Молодая женщина знала, насколько тяжелой ношей являлся для него Джордж, и как король боролся с собой, прежде чем отдать приказ о казни.
  Она погладила Эдварда по волосам, проявляя материнскую нежность, ибо именно это сейчас требовалось. Джейн инстинктивно угадала, что в данный момент любимый нуждался в ласковой и понимающей грани их отношений. Его следовало утешить, повторяя, что он и так выказывал чрезмерное великодушие.
  'Сколько же народа отправило бы Джорджа на тот свет еще давно?' - далеко не в первый раз задал вопрос Эдвард.
  Джейн могла заверить его, что мало кто был бы равно снисходителен. Король прощал Кларенса снова и снова. Разве не присоединился злонамеренный брат Эдварда к Уорвику? Разве не двинулся против старшего? Но монарх тогда благородно простил Джорджа.
  Джейн заверила Эдварда, - он совершил лишь то, что было необходимо для безопасности как его собственной, так и страны.
  Да, находиться близ Джейн значило спасаться в успокоении и утешении. Королю повезло найти такую женщину. Он знал, другие тоже ее желают. И этот распутник, его пасынок Дорсет, также положил на нее глаз. Иногда Эдвард спрашивал себя о природе взаимоотношений этих двоих. Дорсет отличался чрезвычайной привлекательностью...и юностью. Он был циничным молодым человеком, склонным к грубости. Монарх надеялся, что Джейн никогда к нему не пойдет.
  Даже Гастингс посматривал в сторону Джейн. Ну, он был таким же развратником, как и Эдвард. Мужчины разделили множество ночных приключений, продолжая всегда проявлять одинаковый, почти одинаковый, вкус. Да, Гастингс несомненно испытывал к Джейн теплые чувства. Довольно забавно, но король хранил уверенность, - отношение к молодой женщине Уильяма похоже на его личное к ней отношение. Они обо осознавали, - есть в Джейн нечто особенное.
  Бедный Гастингс! Ему приходится держаться на расстоянии. Эдвард ясно дал понять, что делить Джейн ни с кем не намерен.
  Таким образом, проведя с ней какое-то время, король почувствовал себя лучше.
  Разумеется, позднее угрызения совести вернулись.
  Мелькали недели. Люди не очень часто обсуждали гибель герцога Кларенса и не маялись вопросом, - сам ли он свалился в бочку с мальвазией, или же его кто туда подтолкнул.
  В назначенный срок даже такие события забываются.
  Эдвард прекратил думать о Джордже каждое утро, стоило ему проснуться. Отныне он только случайно мучился от перехватывания дыхания, вспоминая, что обрек на гибель родного брата. Его Милость герцог Кларенс это заслужил, - продолжал убеждать себя сюзерен. Джордж должен был умереть. Пока он оставался жив, страна не могла надеяться на безопасность.
   Существовала еще одна тревожащая Эдварда проблема. Он заточил в Тауэре Роберта Стиллингтона и попытался забыть о нем. Но, конечно же, это было невозможно. Следовало что-то предпринять в отношении святого отца. Прошло уже три месяца, как его арестовали и посадили.
   Король решил, что не может позволить епископу оставаться в крепости бесконечно. Начнут раздаваться вопросы. Стиллингтон не являлся ничего не значащим лицом.
   Когда Эдвард отправился в Тауэр, на дворе стоял солнечный июньский день. Он проскользнул туда без церемоний, приказав, чтобы его немедленно провели в камеру, в которой держали епископа Стиллингтона.
   Стоило монарху войти, как святой отец торопливо встал, и в глазах его, при низком поклоне, засияла надежда.
   Роберт Стиллингтон был человеком честолюбивым. Он избрал Церковь в качестве призвания не только потому, что та соответствовала его природе, но потому, что увидел способы выдвинуться благодаря ей. Стиллингтон показал себя способным, и юношу стали продвигать по служебной лестнице. Сейчас он являлся епископом Бата и Уэлса. Какое-то время Стиллингтон занимал пост лорда-канцлера, твердо поддерживая партию Йорков, но при возвращении в 1470 году Ланкастеров был лишен своей должности. Эдвард восстановил его в правах, но через несколько лет святой отец отказался от места. Тем не менее, иногда они с монархом сотрудничали. Эдварда беспокоили выдвинувшиеся в партии ланкастерцев Тюдоры. Особенно он подозревал в проводимой в Бретани подрывной работе Джаспера. Тот уже успел постареть, однако с ним находился его племянник - Генри Тюдор. Из того, как он воспитывал мальчишку, кормил и обучал, можно было сделать вывод, что дядя имеет на него далеко идущие планы.
   Эдвард внимательно изучил Генри Тюдора. К несчастью, его матерью являлась происходившая от Джона Гонта Маргарет Бофор. Конечно, Тюдоры утверждали, что в их жилах течет королевская кровь. Этому поспособствовала связь королевы Генри Пятого. Загадочными представлялись данные взаимоотношения. Некоторые хранили уверенность, что брак состоялся, некоторые твердили, что его так и не заключили. В любом случае, претензии носили весьма хрупкий характер. Однако, Тюдоры приросли политической силой, и Эдвард решил для себя, что не успокоится, пока Джаспер с племянником Генри не окажутся под его внимательным надзором. Он отправил Стиллингтона заключить с герцогом Бретани сделку и вывезти их оттуда в Англию, но старый Джаспер выяснил, что готовится, и бежал со своим драгоценным воспитанником и родственником, сведя все приложенные усилия к нулю. Но вменить случившееся в вину Стиллингтону было бы несправедливо.
   Теперь король и епископ внимательно смотрели друг на друга, и Эдвард устремлял на Стиллингтона пронизывающий до костей взгляд.
   'Так, значит, мой господин епископ', - произнес он, - 'в этом месте пришлось вам провести весну'.
   'Да, все так, мой господин'.
   'Вы это вполне заслужили', - проронил король.
   Святой отец склонил голову и промолчал.
   'Вы плохо подбирали в разговоре слова именно тогда, когда делать подобное оказалось наиболее неблагоразумно'.
  'В точности так, мой господин'.
  'Мой брат в данный момент уже мертв'.
  По лицу Стиллингтона пробежала почти незаметная дрожь. 'Господи', - подумал Эдвард, - 'он уверен, что я пришел убить его'.
  'Я - человек снисходительный, епископ', - быстро объяснил король. 'Вы же согласны с этим?'
  'Мой господин, никто бы не выдержал дольше по отношению к Его Милости герцогу'.
  'Именно потому что я стараюсь проявлять к людям доброту, потому что понимаю их слабости и иногда прощаю, есть подданные, полагающие забавным меня раздражать, ведь это не обернется для них наказанием'.
  'Я никогда не мыслил подобным образом, мой господин'.
  'И все же...и все же...'
  В глазах Эдварда появился странный блеск. Он редко злился, но если его захлестывало, то король мог показаться по-настоящему бешеным. Стиллингтон знал об этом и трепетал от страха.
  Епископ опустился на колени. 'Мой господин', - промолвил священник, - 'Я прошу у вас прощения. Клянусь, - с моих губ не сорвется больше ничего'.
  Его Величество задумался. Он бросил взгляд на голову епископа и погрузился в мысли о том эпизоде...сейчас кажущемся таким давним. Эдвард мог увидеть их всех, находящихся в маленькой комнатке, - Элеонору, представляющуюся в те далекие дни столь желанной. Достойной целого сонма проблем. Целомудренную, прекрасную...из числа женщин, ради которых мужчины идут на жертвы. Тогда он еще не был королем. Епископ предупреждал его, именно этот самый епископ. Но Эдвард счел того напыщенным старым идиотом. Что довелось узнать о любви епископам?
  И вот так состоялась печально памятная церемония...роковая церемония, что попади она на свет Божий, сотворит столько разрушений? И брак Эдварда с Елизаветой больше не будет рассматриваться, как настоящий! Его сын...его маленький Эдвард станет незаконнорожденным, и это распространится на всех их детей. О, нет, подобное следует остановить, чего бы то ни стоило. Любой ценой. Кларенсу пришлось заплатить своей жизнью. Продолжи он жить, и тайна никогда не оказалась бы в безопасности. Если Кларенс знал, если дерзнул заговорить об этом, с ним необходимо было покончить.
  А сейчас пришел черед епископа. Но епископ не имел с Кларенсом ничего общего. Епископ являлся человеком здравомыслящим. Внутри Эдварда все клокотало. Он совершил чудовищную ошибку. И теперь знал о ней и пожинал плоды. В течение последних трех месяцев ему пришлось усвоить слишком горький урок.
  Снова этой ошибки он не сделает.
  'Встаньте', - велел Эдвард.
  Епископ поднялся, и король серьезно и твердо посмотрел ему в глаза.
  'Вы поступили опрометчиво, Ваше Святейшество', - проронил Эдвард. 'Вы согласны со мной?'
  'Разумеется, мой господин'.
  'Когда-то мы были с вами добрыми друзьями'.
  'Мой господин, я тешу себя надеждой, что мы до сих пор ими являемся'.
  'Даже тогда, когда вы пытались мне навредить?'
  'Мой господин, то, что я сотворил, было сделано от беспечности...Я шептал...Я говорил...Я хоть теперь могу отрезать себе язык'.
  'Если бы у вас появилась возможность вернуть все назад, вы бы сохранили молчание...Вы не стали бы распространяться об этом вопросе?'
  'Мой господин, я даю клятву'.
  Наступила тишина, показавшаяся святому отцу растянувшейся на вечность.
  Затем король произнес: 'Я верю вам, Стиллингтон. Вы действовали опрометчиво и беспечно, не задумываясь, к чему это способно привести. Надеюсь, снова вы так не поступите?'
  'Мой господин, я обещаю вам'.
  'Тогда я буду добр к вам, Стиллингтон. Вам придется заплатить штраф, после чего можете наслаждаться свободой'. Эдвард придвинулся к епископу очень близко и, сжав того за плечо, окинул взглядом с высоты своего роста.
  'Друг мой, вам станет тяжело, если вы когда-либо поступите так еще раз, но я знаю, этого не случится. Поэтому я отошлю вас на свободу, правда, взяв штраф, который, действительно, взыскать необходимо. Надеюсь, Ваше Святейшество, вы будете хорошо мне служить, также, как до недавнего печального происшествия. Помните, с менее снисходительным повелителем, вы поплатились бы жизнью'.
  'Мой господин, вы добры и великодушны, и, как все истинно великие люди, еще и милосердны'.
  'Это так. Теперь, вынужден попрощаться в сами, епископ. Можете готовиться к отъезду. Я дам необходимые приказания'.
  С такими словами Эдвард удалился.
  Он вышел на свежий воздух, улыбаясь. Вопрос улажен. Больше Стиллингтон ничего не натворит. Следует выкинуть данный утомительный инцидент из головы, ибо с ним все решено.
  Теперь, если бы ему только удалось перестать думать и о Джордже, Эдвард стал бы абсолютно счастливым человеком.
  
  Зенит.
  Глава 9. Смерть в Вестминстере.
  
  Настала чудесная пора. Эдвард мог себя поздравить. Когда он взошел на трон, страна находилась в состоянии хаоса. Эдвард Йорк принес ей благосостояние. Король славился своей твердостью, хотя, в то же время, был удивительно любезен. Его чрезвычайная привлекательность не подводила, выделяя властителя из толпы. Пусть позднее золотая краса юности и поблекла. Эдвард потучнел, но высокий рост помогал скрадывать полноту, и, каким-то образом, приобретенный объем даже сделал его фигуру более впечатляющей. Монарх пользовался уважением подданных, и не важно, какую цену приходилось ему платить, лишь бы удержать их любовь.
  Эдвард выглядел, как истинный король, вел себя, как истинный король, и именно этого желало население.
  Несомненно, благодаря ему государство достигло чувства самоуважения. У Эдварда была красавица жена. Да, люди ее не жаловали из-за надменности и того, что называли 'низким рождением', но соглашались, - Елизавета - сказочно прекрасна и замечательно выполнила свой долг, создав образцовую семью. Сейчас у них с Эдвардом имелось семь выживших детей. Джордж появился на свет около года назад. Привлекательный король, красавица-королева, полный дом потомства, включая Эдварда принца Уэльского, будущего монарха, что, как все надеялись, случится не скоро и не ранее, чем он превратится в зрелого мужчину, маленького Ричарда герцога Йоркского, недавно вступившего в брак с Анной Моубрей, и крохотного Джорджа в возрасте года. Неудачный выбор имени. Вероятно, будет напоминать о другом Джордже, так загадочно умершем в башне Бауэр лондонского Тауэра. Тем не менее, члены монарших семей испытывают тягу к определенным именам, поэтому, ребенка и нарекли Джорджем.
  По мере того, как один месяц сменял другой, и тень Кларенса отступала все дальше и дальше, довольство Эдварда постепенно росло. У него было одно большое желание, которое лишь ожидало исполнения и заключалось в лицезрении старшей дочери полноправной супругой французского дофина. Союз обладал просто идеальными характеристиками. Он принес бы мир между двумя странами. Имея английскую принцессу в качестве королевы Франции, никто не смог бы ни на что пожаловаться, напротив, люди бы осознали, насколько благоразумнее было уладить старые споры династическими браками, а не вести разрушительные боевые действия. Но Людовик продолжал уклоняться, постоянно находилась причина, по которой он не спешил послать за Елизаветой. Сейчас французский король утверждал, что ему следует прийти к какому-то соглашению относительно неурядиц с Бургундией, и только потом делать следующий шаг в планах обговоренной свадьбы.
  Эдвард спокойно ждал. Он обладал большей независимостью, чем любой другой английский монарх на протяжении многих лет. Этим Эдвард был должен тому, что считал умелой дипломатической политикой во Франции. Кто еще, кроме него, проявил равную проницательность, дабы взять туда крепкую армию и вернуться назад с гарантированным содержанием, вдобавок, не пролив и капли крови? Символом данной проницательности стали пятьдесят тысяч крон. Они и купили ему вышеозначенную независимость, создав в казначействе порядок и подарив возможность не вешать на подданных тяжелые налоги. Пятьдесят тысяч крон позволили сбросить гнет баронов, любящих обманывать своих властителей, подчинять их своей воле и обычно так и делающих, ведь короли безостановочно обращались к ним с просьбами о деньгах.
  В Эдварде всегда было что-то от торговца. Вероятно, поэтому он наслаждался общением с ними. Король интересовался как проводившимися купцами сделками, так и их женами. Эдвард многое узнал о поставках шерсти - равно и сырья, ткани из него, и желал сделать английскую шерсть лучшей во всем мире. Более того, ему это удалось.
  Он находился на пике могущества. Король являлся славным солнцем в зените, которым династия Йорков так открыто украсила принадлежащие ей стяги. Эдвард питал интерес к подданным и к праву на место в сердце каждого из них. Монарх любил подвластный ему народ и с легкостью мог вести беседу с любым. Он обладал способностью передвигаться среди населения, переодетый в торговца, так что окружающие совершенно не подозревали о его личности. Властитель, ни капли не напрягаясь, обсуждал с людьми тяготы дел, и, когда собеседники обнаруживали, что разговаривали с королем, уже принадлежали ему навсегда.
  Английский монарх отличался редким свойством быть единым с народом. Благодаря тому, что он одновременно являлся и величественным, и всецело погруженным в государственные проблемы, постоянно, даже теперь, потучнев и демонстрируя следы распущенного образа жизни, Эдвард продолжал оставаться привлекательным. Ему суждено сохранить этот дар до последнего дня своего существования.
  Король мог оглянуться на протекшие десять лет с момента восстановления на троне и сказать: 'Я хорошо справился. Я дал им то, что они просили'.
  И он себя не ограничивал. Эдвард не прекратил заводить возлюбленных, радоваться обильным трапезам, тонким винам и богатым одеяниям. Глава семейства Йорков жил как настоящий король, и подданные поощряли его в этом.
  Королева была абсолютно довольна, что все идет, как устроил ее супруг. О наличии у него любовниц она знала очень давно. Эдвард вернулся к прежнему беспорядочному порядку существования вскоре после заключения ими брака. Мудрая матушка Елизаветы объяснила дочери, что той следует с этим смириться, и она подчинилась. Наслаждение от союза королева черпала далеко от спальни. Ей нравилось видеть фрейлин, склонившихся перед собой, когда они обращались к ней, нравилось, что дамы каждую минуту дня помнят об обладании Елизаветой королевским статусом. Молодая женщина искренне радовалась, наблюдая, как члены ее семьи постепенно приобретают высочайшую значимость в государстве. Все важные должности отныне - или почти все - занимались Вудвиллами. При дворе начала ходить острота. Говорили, что реки (фамилия Риверс переводится с английского, как реки - Е. Г.) теперь протекают очень высоко. Ну и пусть! Какая разница, что болтают? Пока ее братья богатеют и приобретают могущество, завистливые лорды и дамы, все это теряющие, могут смотреть на происходящее и скрежетать стольким количеством зубов, скольким пожелают.
  Как и Эдвард, больше, чем что-либо еще сейчас, Елизавета жаждала узреть брак их старшей дочери с дофином. Мадам будущая супруга дофина в должное время должна была стать королевой Франции. Она - королева Англии, дочь - королева Франции, чего значительнее могла пожелать Елизавета?
  Смерть Кларенса принесла им всем покой.
  Семья слишком многим стала обязана брату Эдварда, Ричарду, который с неизменной качественностью продолжал сохранять порядок на севере страны. Эдвард часто повторял, как он счастлив иметь там кого-то, кому можно довериться. Вспоминая о Кларенсе, что случалось еще довольно регулярно, король также думал и о Ричарде. Именно различие между братьями, а не что-то иное, направляло мысли властелина к Ричарду. Он не переставал твердить себе: 'Будь я благословлен только вторым подобным Ричарду братом, как кардинально изменилась бы моя жизнь'. После гибели Кларенса представляемый Эдвардом Ричард уже не так активно появлялся при дворе. Казалось, - он ищет оправданий своему отсутствию. Вызвала ли такое поведение смерть Джорджа? Король точно знал, что так и произошло. Учитывая жесткий нравственный кодекс Ричарда, что происходило внутри герцога после низвержения и уничтожения его брата? Сложно ответить. Задатки правителя у Ричарда наличествовали, и, разумеется, такой человек должен был понимать, - ликвидация одного - чересчур скромная цена, дабы предотвратить пролитие крови сотен других. Да, понять это Ричарду оказывалось неизбежно. Но ему данное положение не нравилось. Казнь Кларенса поразила младшего брата, и Эдварду пришлось вспомнить, - Ричард воспитывался, будучи с тем в более тесных взаимоотношениях, нежели нынешний король, ведь по возрасту мальчики являлись почти одногодками.
  Нет, следует прекратить думать о Его Милости герцоге Кларенсе.
  Ричард находился на севере Англии, не только сохраняя на границе безопасность, но даже пристально следя за шотландцами. Рядом с ним неотлучно было несколько верных соратников. Его Милость герцог Глостер не отличался пламенностью и роскошью, свойственными брату, но обладал даром сплачивать вокруг себя людей. Среди таковых присутствовали....подобные Френсису Ловеллу, другу Ричарда со времен их детства, лорду Скроупу и Ричарду Ретклиффу.
  Ричард тоже был счастлив - там на севере, ему всегда оказывалось лучше в тех суровых краях, как не переставал шутить над герцогом старший брат. Ричард скорее отдавал предпочтение дурным манерам северян, чем более любезному поведению южан. Он утверждал, что первые - честны, а вторые от честности и искренности куда как далеки. Эдвард над ним откровенно смеялся. Король мог понравиться и прийти к согласию с любым, а вот у Ричарда подобная способность и энтузиазма не вызывала, и отсутствовала.
  Да, у Эдварда получилось дать событиям прекрасный ход. Заинтересовавшись делами торговли, он не забыл об искусстве, двор Йорков славился своей высокой культурой. Монарх окружил его роскошью, приобретя даже некоторые из чудеснейших европейских шедевров. Одно принадлежащее Эдварду золотое блюдо стоило целого состояния. Он развесил по стенам гобелены с историческими сюжетами, посвященными Навуходоносору, Александру и целому сонму библейских персонажей. Король превратился в постоянного покупателя в лавках лондонских ювелиров, все их лучшие работы прежде всего демонстрировались именно ему.
  Эдвард приступил к возведению в Виндзоре новой часовни, названной им Часовней Святого Георгия и призванной превзойти, - или, по крайней мере, сравняться в великолепии со зданиями Кембриджа, построенными его предшественником. Он собрал вместе некоторые из изысканнейше оформленных книг мира и создал для них поистине сказочную библиотеку. Послал в Брюгге монахов, дабы они поработали над картинами в рукописях, ибо фламандское искусство вызывало у него особое восхищение. Привез в Англию Уильяма Кекстона. Эдвард познакомился с мастером во время своего вынужденного пребывания при дворе сестры, герцогини Бургундской, и выразил глубочайший интерес к умению печатать. Пока Эдвард находился в изгнании, Кекстон трудился над переводом 'Собрания повествований о Трое' и, так как появился спрос на копии книги, овладел ремеслом печатника, дабы произвести достаточное число одинаковых изданий. Спустя несколько лет Эдвард убедил его посетить Англию, где Кекстон напечатал 'Изречения и высказывания философов'. С тех пор станок издателя выпустил и другие книги, а английский монарх дал ему знать, что при его дворе Кекстон всегда желанный гость.
  Действительно, у Эдварда были причины чувствовать себя удовлетворенным. Он хорошо поработал в эти годы. Солнце в небе стояло в своем зените, а король, во всей присущей ему славе, правил в счастливом и процветающем государстве.
  Королева снова забеременела. Елизавета с легкостью вынашивала детей, и ее постоянные роды оставляли молодую женщину такой же прекрасной, как и обычно. Казалось, она обладает особой способностью быть вечно юной. Неудивительно, что подданные считали жену Эдварда ведьмой.
  Той весной возникло представление, что запас уготовленных стране благословений начал себя исчерпывать, - в Лондон пришли известия о разразившейся в нескольких портах эпидемии чумы. Народ не забыл страшную Черную Смерть, пронесшуюся по Европе, пусть и случилось это более, чем сто лет тому назад. Незначительные вспышки встречались и потом, и каждый исполнялся ужаса при одном лишь упоминании о возвращении чудовищного бедствия.
  Королю и королеве пришлось оставить Виндзор, где Эдвард погрузился в работу над часовней. Над двором повисло облако тяжелого уныния. Оно не обошло и властелина. Тот слишком сильно озаботился явлением Черной Смерти и решил, - все, им созданное с минуты повторного занятия трона и облечения могуществом, может быть с корнем сметено, если противостояние человека болезни окажется хоть немного похожим на произошедшее в прошлом веке.
  Но дела обстояли совершенно не так. На протяжении всех грянувших, как гром среди ясного неба, страшных дней удалось понять, - чума привезена из-за границы, поэтому, первое и необходимое - закрыть порты. Неудобства, вызванные принятой мерой, стоило просто сравнить с опасностью столь мощного и мгновенного распространения эпидемии по стране, что взять ее в узду уже не получится.
  Сила действий Эдварда, направленных на установление режима карантина в зараженных областях, оказалась своевременной, и чума начала постепенно сдавать позиции.
  У маленького принца Джорджа незаметно стала проявляться слабость. Казалось, для нее совершенно не находилось причин. Матушка заботилась о ребенке, терзаемая опасениями, что он может страдать от принявшей новую форму чумы. Врачи ухаживали за мальчиком и ночью, и днем, но спасти его не сумели.
  Смерть крохотного принца принесла великую скорбь. Испытываемая Елизаветой боль была глубокой, ибо какой бы холодностью и расчетливостью та не отличалась, своих детей, без сомнения, любила и не могла вынести потери одного из них.
  Эдвард утешал жену, напоминая ей, что у них есть шестеро здоровых отпрысков, и скоро родится следующий. Господь благословил семью, прекрасная Елизавета, поистине, походила на плодородную лозу.
  И королева с жаром отдалась приготовлениям к ожидающимся родам.
  Ребенок оказался девочкой, названной родителями Екатериной.
  Монарх объявил, что счастлив появлению на свет дочери. Няньки сообщили о хороших легких малышки, а это всегда было хорошим признаком.
  Тем не менее, не считая краткой вспышки чумы и смерти крошки Джорджа, представлялось, что хорошие времена настали и собираются продлиться.
  
  От сестры короля Маргарет, вдовствующей герцогини Бургундской, поступило предложение навестить брата. Эдвард известию обрадовался. Не только по причине крепости семейных чувств и счастья увидеть близкую родственницу, но и потому что был уверен, та могла представить ему что-то выгодное. Маргарет славилась своей проницательностью, кроме того, во Франции сложилась запутанная ситуация. Англия состояла в союзе с Бургундией, поэтому молодая женщина вышла замуж за герцога Карла, однако, с тех пор, как Эдвард заключил договор с Людовиком, получив деньги и обручив дочь с французским дофином, на международной арене произошли некоторые тонко уловимые перемены.
  Когда он был в изгнании, Маргарет обладала в глазах Эдварда огромной ценностью. Она имела большее значение, чем просто сестра, при жизни герцога Карла делая все для сохранения прочности союза между Бургундией и Англией. После его смерти, оставившей Маргарет бездетной, герцогиней Бургундии стала дочь Карла, Мария, превратившаяся в самую богатую наследницу Европы. Именно тогда руки девушки просил Кларенс, и Маргарет, будучи заложницей сильного семейного чувства, характерного для всех представителей династии Йорков, приложила все усилия, чтобы этот брак состоялся. Королева попыталась сохранить невесту для своего брата графа Риверса, но, разумеется, данное ухаживание никто не принял всерьез. Одной из причин яростной ненависти Кларенса к брату явилось выдвижение и поддержка тем матримониального предложения Риверса, тогда как помочь Джорджу Эдвард отказался. Кларенс посчитал это вершиной родственного предательства, хотя он должен был понять, - король притворился способствующим Риверсу только, чтобы умиротворить Елизавету. Эдвард ясно осознавал, - мысль о союзе наследницы Бургундии и графа Риверса оказалась бы всенародно осмеянной.
  Что касается Марии Бургундской, она отвергла оба исходящих от англичан предложения и в должное время вышла замуж за Максимилиана, сына герцога Австрии и главы Священной Римской империи.
  Эдвард решил принять сестру со всей доступной ему роскошью. Он не забыл, что Маргарет сделала для него, когда король Англии оказался в изгнании, поэтому ради ее развлечения приготовил ряд следующих друг за другом пышных зрелищ. Эдвард отправил в Кале флот, дабы тот сопроводил герцогиню Бургундскую в Англию, и Маргарет немедленно узнала, - корабли находятся под командованием члена семьи королевы, сэра Эдварда Вудвилла. Сэр Вудвилл был великолепно одет, а его свита специально, имея в виду событие, облачилась в пурпурный и синий бархат. 'Вудвилл, разумеется, что с него взять!' - подумала герцогиня. Эдвард вел себя так, словно попал под ее чары, и теперь пребывает в рабстве у всего рода Маргарет. Еще брат Джордж рассказывал ей о таком положении вещей, сожалея о нем, как о не достойном действующего монарха. 'Вудвиллы затмили Йорков, сестричка', - повторял Кларенс. Кажется, так оно и было, ибо Эдвард осмелился предложить в мужья ее падчерице графа Риверса. Конечно, он не мог поступить так всерьез, но шаг совершил...несомненно, чтобы сделать приятное своей королеве.
  Ну и замечательно, скоро Маргарет сама увидит, что происходит, по крайней мере, приняли ее удовлетворительно.
  Герцогиню сопроводили в Лондон, где она поселилась в особняке Колд Харбор, что близ Тауэра и настолько рядом с рекой, что ее воды омывают стены здания. Члены семьи зашли туда поприветствовать прибывшую. Ричард приехал из Миддлхэма, хотя жену с собой не взял. Несчастная Анна Невилл, - Маргарет считала родственницу созданием тщедушным, но брат казался довольным. Еще одно заметное отсутствие - братец Джордж Кларенс.
  Эдвард чувствовал себя немного не в своей тарелке. Герцогиня выразила глубокую скорбь и озабоченность смертью брата. Довольно странно, из всех многочисленных близких больше она любила именно его. Всегда поддерживала, вне зависимости от имеющихся в запасе сил. Пусть Маргарет и опечалил разрыв Джорджа со старшим братом, в течение времени, пока Кларенс вместе с Уорвиком боролся против Эдварда, она делала все, от нее зависящее, дабы опять соединить братьев. Герцогиня регулярно повторяла, насколько противоестественно, что родные братья должны сражаться друг против друга. То, что они являлись представителями династии Йорков делало положение почти неприемлемым. Король питал глубокую уверенность, - конкретно непрекращающиеся ходатайства Маргарет вернули к нему Кларенса.
  И сейчас Джордж был мертв, - казнен по приказу собственного брата! Эдвард боялся, что это может создать между ними трещину, ведь Маргарет никогда не сумеет понять случившегося.
  Маргарет обняла родственников с большим чувством. Она заверила их, что ей доставляет огромное удовольствие находиться среди них. Герцогиня поздравила Эдварда со всем, что он сделал для Англии, с тем, что он поднял страну из сложного состояния, в котором та пребывала на протяжении правления несчастного и слабого Генри. Для династии Йорков это стало настоящей победой.
  Она очевидно хотела поговорить с Эдвардом с глаза на глаз, и, в конце концов, наступило время, когда их беседа стала возможной. Маргарет сразу назвала имя Кларенса.
  'Когда я услышала об этом, то испытала горький удар', - призналась герцогиня. 'До сих пор поверить не могу'.
  'Джордж являлся самым заблудшим из людей', - ответил Эдвард. 'Трагедия чудовищная, но боюсь, что неизбежная'.
  Маргарет поняла, она видела, что Джордж жаждал получить корону, и как бы не поддерживала его, должна была согласиться, - Кларенс не смог бы управлять страной так, как это делал Эдвард. Но насколько же тяжелым оказалось забыть их маленького брата, постоянно околдовывавшего их своим обаянием.
  Обсуждать Джорджа и дальше было бесполезно. Он пришел к унизительнейшему концу, и не существовало ничего, что могло бы его вернуть. Герцог Кларенс отличался опрометчивостью, безумием и исходящей от него опасностью. Благодаря последнему качеству ему и пришлось погибнуть.
  Маргарет поняла. Перед ней стоял новый Эдвард. Он отчасти очерствел. И это само собой разумеется, учитывая образ его жизни и объем несомой ответственности. Не сказать, чтобы та заметно давила на короля. Маргарет видела прежнюю легкость манер, прежнее притягательное обаяние. Конечно, Эдвард чрезвычайно располнел, что выглядело бы уродливо, но высокий рост предоставлял ему возможность скрадывать недостаток. Однако, в тучности для него не заключалось ничего хорошего. Герцогиня думала, что, пусть брат и трудится интенсивно днем на благо государства, ночью он гонится за своими удовольствиями, и его окружают бесконечные возлюбленные, удовлетворяющие ненасытный чувственный аппетит монарха. Кроме того, Эдвард славился бешеным чревоугодием, без сомнения, нуждался в определенной степени продуктов, дабы поддерживать могучий организм. А еще он был знатоком тонких вин и мог обнаружить лучшее из них по одному глотку.
  Его запросы превосходили по масштабу саму жизнь, таким уж являлся брат Маргарет. Но, вероятно, он был тем, кем, по мнению народа, и обязан быть истинный король.
  Прежде всего Маргарет обсудила товары, предназначенные на вывоз, в которых нуждалась ее страна. Герцогиня стремилась заполучить разрешение на вывоз во Фландрию рогатого скота и овец и также хотела свободно вывозить шерсть, не уплачивая за ту таможенные пошлины. Переговоры привели Эдварда в экстаз, - он знал предмет их беседы досконально. Как и любой из его подданных, король являлся превосходным торговцем. И из-за Кларенса, из-за желания порадовать сестру и стереть нотку упрека в ее взгляде, рождающуюся при каждом упоминании о Джордже, Эдвард даровал Маргарет требуемое разрешение.
  Но главной причиной посещения герцогини была не торговля. Чего она хотела в действительности, - это помощи против французского короля.
  'Ты же знаешь, Эдвард', - говорила Маргарет. 'Людовик живет одной честолюбивой мечтой. Он спит и видит, как вернуть Бургундию под власть французской короны'.
  'Мечта достойная и понятная, уверяю тебя, Маргарет. Кажется противоестественным, что Бургундия и Франция должны постоянно воевать друг с другом'.
  'Бургундия не покорится Франции. Между нами чересчур много розни'.
  Эдвард кивнул. Он думал: 'Как я могу ей помочь? Как я могу сейчас двинуться против Людовика? Я живу на его содержании. Более того, юная Елизавета должна выйти замуж за дофина'. С другой стороны, ему было выгодно сохранять Бургундию и Францию, вцепившимися друг другу в горло. Во время завоевания Франции их соперничество чуть не сыграло для Англии важнейшую роль. Никто ни сомневается, оно сказало бы свое слово, но тут французов подняла простая деревенская девушка и привела их к самой чудесной, из известных миру, побед.
  Но это было давно. Картина успела поменяться. Желание сражаться с Францией у Эдварда отсутствовало. Он любил вещи такими, какими они являлись. У него имелось поступающее от Людовика содержание, чего же больше можно хотеть? Пока Людовик продолжает платить и удерживает Эдварда от долгов, английский король вполне доволен. Или станет доволен, когда его дочь превратится в супругу французского дофина.
  'Ты не можешь доверять Людовику', - настаивала Маргарет.
  'Доверять нельзя никому, увы', - ответил Эдвард с кривой ухмылкой. Он спрашивал себя, как отказать родной сестре и не признаться, что входит в его планы. Король определенно не собирался помогать Бургундии в ее битвах. Англия пребывала с королем Франции в мире и получала за это приличные деньги. Эдвард надеялся оставить все на своих местах. Конечно, сказать Маргарет правду совсем не легко. Она приехала, полагаясь на помощь, ожидая ее от брата, также как оказала поддержку ему, когда тот в ней нуждался. Но Эдвард вел разговор вокруг и около главной темы, не отвечая твердо, что помогать не будет...все время даже не думая этого делать.
  'Итак, Эдвард, что ты скажешь?'
  'Дорогая моя, такой вопрос мне следует обсудить с министрами'.
  'Мне казалось, что решения принимаешь именно ты'. 'В связи с проблемой, подобной твоей...' Он вкрадчиво улыбнулся Маргарет.
  'Видишь ли, моя дорогая, Англия пребывает в состоянии мира. Какое-то время ей следует в нем остаться. Приходится осознавать ценность подобного положения...'
  'То есть, помогать Бургундии ты не станешь'.
  'Милая Маргарет, мне нужно поразмыслить над этим. Пойми, у меня с Людовиком соглашение. Моя юная Елизавета помолвлена с французским дофином'.
  'Полагаешь, Людовик с честью выполнит взятые им на себя обязательства?'
  'До такой степени...он позволяет думать, что поступит, как обещал'.
  'Ясно', - произнесла Маргарет, подытоживая их разговор. 'Эдвард, ты совершаешь ошибку. Увидишь, как обернутся обстоятельства, если поверить королю Франции'.
  Эдвард пожал плечами и улыбнулся сестре.
  Маргарет оказалась вынуждена вернуться домой в отчаянии. Она знала своего брата. Эдвард всегда стремился нравиться, почему и не ответил твердым отказом, но, все равно, имел его в виду. Английский король слишком любил легкую жизнь, ему пришлось по душе получаемое от Людовика содержание, равно как и рост вывозимого государством на продажу, и процветание ставшей благополучной страны. Брат мог сказать все это Маргарет, ибо фактически отказал ее требованиям столь же четко, сколь способен был признаться, что не поможет. Тем не менее, будучи самим собой, Эдвард вряд ли стал бы выражаться прямо. При этом никто даже не притязал на соперничество с королем в жесткости, коли решение уже принято, и улыбки вперемешку с нежными словами Маргарет совершенно не обманули.
  Она увидела, что предпринятое путешествие было напрасным.
  Герцогиня повторила: 'Ты делаешь серьезную ошибку, доверяя Людовику'.
  Позже Эдвард вспомнит эти слова.
  
  Мрачным ноябрьским днем королева подарила жизнь еще одной дочери. Девочку назвали Бриджит, и церемония крещения, устроенная в часовне Элтема, была такой же пышной, как и предшествующие ей, совершенные для братьев и сестер малышки. Находившиеся на монаршей службе рыцари и множество аристократов несли в руках пять сотен факелов. Например, граф Линкольн нес соль, лорд Малтраверс - купель, а граф Нортумберленд сопровождал их, держа незажженную свечу. Леди Малтраверс шла рядом с несущей крошку графиней Ричмонд, на чьей груди с левой стороны лежала самая роскошная из сотканных в мире сорочек. Маркиз Дорсет, старший сын Елизаветы от первого брака, помог графине с ребенком, крестными матерями Бриджит стали матушка короля, пожилая герцогиня Йорк, и его старшая дочь Елизавета.
  По окончании церемонии зажгли факелы, и маленький герцог Йоркский вместе с супругой Анной Моубрей и лордом Гастингсом стали свидетелями великолепного зрелища. После отнесения девочки к главному алтарю ей поднесли дорогие дары, которые, при возвращении в покои королевы, перед юной принцессой держали рыцари и оруженосцы.
  Там старшая Елизавета, немного бледная, но, как обычно, невероятно прекрасная, ожидала с королем всех тех, кто принял участие в важном ритуале.
  Малютку отнесли в детскую, и общество окружило монаршую чету. Красота и завидное здоровье крошки подверглись долгим обсуждениям, в процессе чего Эдвард сидел, откинувшись на спинку кресла, и спокойно наблюдал. В тот день он находился в немного задумчивом настроении. Наверное, подобное душевное состояние вызвало соседство рождения нового ребенка и смерти маленького Джорджа. Король предчувствовал, что эта девочка способна оказаться последним его с Елизаветой отпрыском. Теперь у пары было уже восемь детей, - все одинаково привлекательные и достойные того, чтобы ими гордиться. После смерти Эдварда на трон взойдет их старший сын, а старшая дочь станет королевой Франции. Английскому монарху было с чем себя торжественно поздравить.
  Как и на любом собрании такого рода, тут присутствовала полная подборка семейства Вудвиллов. Елизавета внимательно за этим следила, что бы то ни было, в данный момент они занимали все ключевые должности в государстве. Эдвард был слаб в последнем вопросе...позволяя жене управлять положением. Однако, Вудвиллы нравились ему и сами по себе, - привлекательностью и обаянием, откровенной лестью, конечно, если, по мнению короля, та звучала вовремя и к месту. Его пасынок Дорсет являлся распутником, осмелившимся даже подбивать клинья к Джейн Шор, но это не мешало Эдварду наслаждаться обществом молодого человека. Здесь был и Гастингс, - старый добрый Уильям, - прекрасный и верный друг с ранних дней их общей юности. Какие приключения они пережили тогда, соперничая друг с другом в совершении любовных и не только завоеваний.
  Вдруг Эдварда исподволь и незаметно начало тяготить легкое беспокойство. Гастингс никогда не мог скрыть своего сожаления от мгновенного взлета Вудвиллов. Елизавета его ненавидела. Отсутствующий сегодня Ричард также Вудвиллов не жаловал и ни на секунду в течение всех прошедших лет всерьез королеву не принял. Он был вежлив и делал все, что от него ожидали, но под надлежащим слоем любезности и корректности таились подозрения и недоверие. И Елизавета, и ее родственники не пришлись ко двору сливкам английской аристократии. Их продолжали относить к классу выскочек.
  Эдвард впервые задумался о смерти...о собственной смерти. Он изумленно задал себе вопрос, что вложило ему в голову подобные размышления. Появление ли на свет очередного ребенка, лицезрение ли маленького Ричарда, рука об руку с его супругой Анной Моубрей, совсем еще малюток, думы ли о находящемся в Ладлоу старшем сыне Эдварде, чья свита почти целиком состоит из Вудвиллов? Сумеет ли тот стать достойным преемником отцу? Пока нет. Надо, чтобы прошли долгие годы, прежде чем это окажется реальностью. Эдвард-младший не так тверд, как того хотели бы его родители. Существовала некая воздействующая на кости мальчика недостаточность, из-за которой тому не суждено сравняться в росте и размерах с отцом. Эдвард понимал, насколько хорошо могут служить монарху высокий рост и мощное телосложение.
  Только почему эти мысли терзают его именно сегодня?
  Рядом находилась Елизавета, выглядевшая не намного старше, чем в день их первой встречи в лесу, разумеется, она казалась более царственной, более элегантной и холеной, привычной к почтению по отношению к ее монаршему статусу. У них еще могут родиться и другие дети. Новые сыновья, готовые подставить плечо юным Эдварду и Ричарду.
  Взгляд короля упал на графиню Ричмонд. Маргарет Бофор - дама интересная, вероятно, на год или около того моложе Эдварда. В настоящий момент она состояла в браке с сэром Генри Стаффордом, но неизменно называла себя графиней Ричмонд, этот титул досточтимая дама приобрела благодаря союзу с Эдмундом Тюдором.
  Тюдоры всегда раздражали Эдварда. Они представляли из себя превосходных воинов и не переставали составлять конкуренцию династии Йорков. Естественно, Тюдоры говорили, что являются законными отпрысками королевы Екатерины и единоутробными братьями Генри Шестого. Вполне может статься. Никто не отрицает вероятность юридически оформленного союза королевы Екатерины и Оуэна Тюдора. В придачу, сама Маргарет Бофор была дочерью и наследницей Джона Бофора, старшего сына Джона Гонта и Екатерины Суинфорд.
  Король задал себе вопрос, насколько мудрым оказалось решение позволить Маргарет прибыть ко двору. Дама отличалась спокойным нравом и не выказывала никакого желания делать что-либо, кроме службы своему суверену. Но у нее наличествовал сын, рожденный от первого брака с Эдмундом Тюдором. Теперь юноша скрывался за границей, и с ним пребывал его дядя - Джаспер Тюдор.
  Каким-то непонятным образом мысли о наслаждающихся свободой Тюдорах на ровный лад не настраивали. Разумеется, у них не хватит безрассудства, дабы когда-нибудь даже подумать предъявить права на трон! Нет, это все форменная бессмыслица. Однако, что-то в них тревожило...целеустремленность...исходящие от них странные флюиды. Данный комплекс качеств присутствовал в Оуэне до последней секунды его казни на рыночной площади Херефорда. На эшафоте старший Тюдор показал себя эффектно. Эдвард вспомнил, как неизвестная женщина омыла его лицо и расчесала волосы на несчастной отрубленной голове.
  В голове вспыхнула коварная мысль. Тюдоров следует остерегаться.
  Но потом она утихла и сменилась согревающим ощущением последующего благополучия.
  Жизнь радовала. В Англии все обстояло хорошо. Король Франции не осмеливался что-либо предпринимать, напротив, присылал ежегодное содержание, и очень скоро готовился отправить гонцов, чтобы забрать старшую дочь английского монарха, сделав девушку сначала невестой дофина, а затем и будущей французской королевой.
  Вот такие размышления ситуации соответствовали. По случаю рождения одной дочери Эдвард станет думать о славном грядущем, открывающимся перед второй.
  
  Прошло два мирных года. Английский король еще немного потучнел, под его глазами еще определеннее обозначились мешки, а цвет лица приобрел оттенок чуть заметно глубже. Жизненная сила била из него таким же неостановимым ключом, как и обычно. Эдвард мог с равным удивительным мастерством продолжать заниматься государственными проблемами и торговлей, в то же время отдавая ночи роскошным кутежам.
   Интенсивность чувственных приключений Эдварда, вероятно, пошла на спад. Сейчас у него было одновременно три возлюбленных. Король со смехом объявлял, что дамы отличаются чрезвычайной степенью веселости, остроумия и благочестия, и он всеми ими очень доволен. Не то, чтобы Эдвард отказался от случайных встреч, но уже не выходил переодетым, как делал в юности. Гастингс и Дорсет продолжали его сопровождать, и у каждого из них репутация могла похвалиться такой же скандальной славой, какой раньше был известен монарх.
   Тем не менее, подданные продолжали его любить. Им вовсе не хотелось иметь во главе государства монаха. Этот этап народ с зубовным скрежетом пережил с Генри Шестым. Эдвард же уверенно держал в руках бразды правления страной. Он продвигался вперед твердой походкой, и каждый понимал, применяемый им метод намного лучше использованных другими королями. В лице тех приходили великие завоеватели, но что случилось с предметом завоеваний, когда воитель удалился в мир иной? Наследники утрачивали их. Так происходило в случаях короля Джона, Эдварда Второго и Генри Шестого. Какая судьба ожидала победы предшественников, когда названные властители получали доступ к рычагам правления? Их достижения и слава бледнели, растрачивались впустую, словно никогда не существовали. Но торговля шерстью могла процветать. И монарх, устроивший так, что его страну поддерживает король Франции, освобождая тем самым народ от непосильных налогов, поистине стоил оказываемых ему почестей.
   Тем временем произошло два прискорбных случая. Первый был связан со смертью маленькой Анны Моубрей. В восемь лет Ричард герцог Йорк стал вдовцом. Самой девочке не успело исполниться и десяти, в момент ухода из жизни она находилась со свитой королевы в Гринвиче. Елизавету опечалило угасание крошки, - та любила ее и часто повторяла, насколько очарована лицезрением пары Анны и Ричарда. Ребенка погребли в Вестминстерском аббатстве. Королева заметила, как удачно было то, что принесенные малюткой юному мужу владения остались ему, несмотря на раннюю смерть супруги и отсутствие у них потомства.
   Поэтому, если не считать навевающей грусть гибели девочки, маленький герцог Йорк весьма удачно вышел из навязанного старшими брака. Именно это Елизавете и пришлось по душе, - самые ценные владения в королевстве попали в руки ее семьи.
   Еще большим ударом для монаршего рода стала смерть после короткой болезни принцессы Марии. Девушке было почти шестнадцать, и родители предполагали устроить ей блестящий союз с молодым Кристианом, королем Дании. Но у принцессы развилось недомогание, из-за которого она с каждым днем все больше слабела.
   Елизавету переполняло горе. Ее дочь Маргарет умерла десятью годами раньше, девочка была с семьей всего восемь месяцев, и вынести утрату крошки казалось довольно тяжело, но потерять дочь, находившуюся рядом почти шестнадцать лет, абсолютно здоровую до минуты постигшей ее болезни, являлось ударом намного горше.
   Маргарет похоронили в Виндзоре, главным среди скорбящих на церемонии стал принц Уэльский. Елизавету отчасти утешили ее дочери, в особенности старшая, называемая теперь домашними Мадам будущей супругой дофина.
  Со дня гибели Его Милости герцога Кларенса в придворных кругах воцарился мир, - по крайней мере, на первый взгляд. Хотя негодование среди представителей знати по отношению к Вудвиллам и пылало, вряд ли это чувство было позволительно показать королю. Откровенности Эдвард не хотел. Он никогда не терял желания отвернуться от неприятного, словно незнание о том исключало явление из действительности.
  Ощутимым благословением Небес был Ричард. Король не переставал испытывать благодарность за взятие на себя с его плеч проблем севера страны человеком способным и верным, подобным младшему брату.
  Шотландия напоминала шип в боку каждого следующего английского монарха. Не успевал установиться мир, как снова разражались боевые действия. Пока искали решение, посредством которого англичане и шотландцы смогли бы спокойно жить бок-о-бок, так продолжалось столетиями. Несколькими годами ранее Эдвард дал согласие на брак между своей дочерью Сесиль и герцогом Ротсеем, сыном Якова Третьего. С тех пор он должен был выплачивать ежегодные взносы в качестве приданого невесты, что шотландцев чрезвычайно радовало. Кроме того, Елизавета крайне тревожилась, подбирая супругу королевских кровей для овдовевшего брата. Предполагалось заключить союз графа Риверса с сестрой Джеймса, принцессой Маргарет.
  Но даже так проблемы не исчезали: на границах происходили регулярные набеги, английские города подвергались разграблению, женщины становились жертвами насилия и похищений. Ричард не мог находиться сразу в нескольких местах.
  Когда герцог Глостер прибыл в прошлый раз ко двору, они с Эдвардом долго обсуждали младшего брата Якова, герцога Олбани.
  'Как все другие младшие братья, он с бешеной радостью занял бы трон', - с грустью произнес Эдвард. Он нежно взглянул на Ричарда. 'В мире слишком мало верности'.
  Тот спокойно выдержал его взгляд. 'Вы всегда можете на меня положиться', - твердо ответил он.
  'Я знаю', - согласился Эдвард, вытягивая руку и заграбастывая ладонь брата. 'Никогда этого не забуду. Твои поступки стали для меня огромнейшим утешением и будут таковыми постоянно, до самого конца моих дней'.
  'Прошу вас, не говорите о конце ваших дней. Вы - тот король, который нужен Англии. Эдвард, наша страна не сможет без вас обойтись. Умоляю, даже не заикайтесь о том, чтобы нас оставить'.
  'В последнее время такие мысли иногда забредают в голову'.
  'Прогоняйте их'.
  Эдвард расхохотался. 'Ты хорошо меня знаешь. Да, я прогоняю их, Ричард, ибо подобное меня тревожит'.
  'Не стоит беспокоиться. Вы находитесь в добром здравии'.
  'О, да. Я неизменно им наслаждаюсь. Правда, пусть и редко, мне надоедают мелкие хвори. Но они довольно естественны, как представляется. Мне нужно дожить до дня, когда юный Эдвард войдет в возраст способности править'.
  Ричард приобрел мрачный вид. 'Будем надеяться, что он станет достойным наследником своего отца'.
  'В твоих словах ясно слышится сомнение'.
  'Будет тяжело вам соответствовать, Эдвард. Принц...подавлен родственными связями его матушки...'
  Эдвард разразился хохотом. 'Милый братец, тебе же никогда не нравился заключенный мной брак? Конечно, ты слишком верен, чтобы мне воспротивиться, но вы с Елизаветой никогда не были лучшими друзьями, давай уж посмотрим правде в лицо'.
  'Елизавета - очень красивая женщина. Она подарила вам и стране несколько привлекательных и достойных наследников. Но также и родственников устроила выше всяких похвал...действительно, выше всяческих похвал'.
  'Временами мне кажется, что именно Елизавете и ее семье мы обязаны твоим столь длительным пребыванием на севере'.
  'У меня там обязательства'.
  'Напоминаешь про Шотландию, хотя о ней я предпочитаю не думать. Но на севере ты счастлив'.
  'Я вырос там. Миддлхэм долго был мне домом. Анна любит его, ведь это и ее дом. На севере мы можем жить вдали от придворных церемоний, как обычная скромная семья аристократов'.
  'Ты, Ричард, в каком-то роде - король севера'.
  'Я управляю севером для вас'.
  'И управляешь хорошо. Из тебя получился прекрасный администратор. Хочу, чтобы ты мне пообещал, Ричард. Если я умру, прежде чем юный Эдвард войдет в возраст правления, будь к нему поближе...будь за его спиной, рядом с ним, правь вместо него, пока он не повзрослеет'.
  'Даю вам в этом слово'.
   'Тогда, договорились. Предлагаю закончить с печальным предметом моих болезни и смерти и перейти почти на равно прискорбную проблему в Шотландии. Что скажешь о касающемся Олбани проекте?'
   Ричард задумался. 'Олбани слаб, но мы можем держать его под контролем. Оказав герцогу помощь в восхождении на шотландский трон, мы будем вправе требовать разнообразных уступок. Сумеем даже настоять, чтобы он расторг свои договоренности с Францией. Шотландия всегда тут как тут...готовая вонзить нам нож в спину, когда мы соберемся переплыть с войсками на континент. Но сейчас ей помешают заранее оговоренные брачные союзы'.
   'Между нашими странами уже заключалось несколько брачных союзов, только постоянного мира они не принесли. Я составлю список требуемых нами уступок, а потом мы переманим его на нашу сторону. Встречу можем назначить где-нибудь...предлагаю выбрать замок Фотерингей. Мы с тобой вместе туда отправимся и выясним, что в силах получить с Олбани. Он должен приготовиться многое нам дать. Затем посадим герцога на место Якова и сделаем своей марионеткой. Самое выгодное всегда - иметь под рукой правителя-марионетку, - мы дергаем за ниточки, а он действует'.
   'Будет замечательно, если это сработает', - произнес Ричард. 'В сухом остатке следует созвать армию и двинуться вдоль границы'.
   'Данные мероприятия, братец, я оставляю тебе. Но сначала надо добраться до Его Милости герцога Олбани'.
   Братья провели вместе несколько дней, обсуждая, как будут выходить из сложившегося положения, а потом - в течение последних нескольких суток марта - из-за моря прибыли с важными новостями гонцы.
   Сестра Эдварда, Маргарет герцогиня Бургундии, написала брату, рассказывая, что ее падчерица Мария, наследница трона Бургундии, была убита во время верховой прогулки. Скакун сбросил наездницу, и та вскоре умерла.
   Случившееся оказалось для Маргарет настоящей трагедией. Мария отличалась умом и была воспитана отцом в чувстве глубокой ответственности. Да, принцесса вышла замуж за сына главы Священной Римской империи Максимилиана, и у пары родилось двое маленьких детей - девочка и мальчик, но Бургундия являлась наследством Марии, и мачеха опасалась, что реакция короля Франции не замедлит о себе заявить.
   'Ты же знаешь', - писала Маргарет Эдварду, - 'он не переставал мечтать, как бы вернуть Бургундию в границы Франции. Теперь Людовик сделает все, что в его власти, дабы добиться этого. Максимилиан бы ввязался в битву, но у нет на нее денег. Эдвард, ты обязан нам помочь'.
   Эдвард устремил взгляд вверх. Он почти мог видеть, как удобный и приятный образ жизни ускользает из ладоней. Помочь Бургундии против короля Франции? А как быть с выплачиваемым им содержанием? У английского монарха совершенно отсутствовал настрой для битв на стороне Бургундии. Ему надо думать о Шотландии.
   Каким образом мог Эдвард оказать Бургундии поддержку? Чем? Потерей пятидесяти тысяч крон в год! А как поступить с браком его дочери и дофина? Этот союз имел для короля почти равное значение с выплачиваемым Людовиком содержанием.
   Эдвард написал сестре послание с сочувственными словами относительно утраты падчерицы, которую, как он знал, Маргарет очень любила.
   Но помощи Бургундии не предложил.
   Прибыли новые гонцы.
   Людовик заявлял, что Бургундия должна вернуться под юрисдикцию французской короны. Сделай она это, и в торговых отношениях ситуация изменится.
   Король Англии попал в затруднительное положение, но вступать в ссору с Людовиком не осмелился. С момента обещания выплачивать Туманному Альбиону содержание французы выполняли данное слово, и это создало почву для кардинальных изменений. Прекращать выплаты ни в коем случае не следовало.
   Эдвард сделал то, что часто совершал в подобных обстоятельствах, - он отвратил лицо от неприятностей, более того в нынешней ситуации...от не нужных ему серьезных тревог.
   Следовало решить вопрос с Шотландией.
  После встречи в замке Фотерингей с герцогом Олбани Ричард вернулся на север, и вскоре началось нападение. Его Милость герцог Глостер был достойным и талантливым полководцем, прошло совсем немного времени, как он уже осадил замок Берик. Находящийся на юге страны Эдвард выразил свое удовлетворение шотландской кампанией и отправил специально уполномоченных гонцов, дабы те принесли ему радостные вести. Он свято верил брату, к тому же успехи Ричарда могли ненадолго развеять мысли о происходящем во Франции.
  В течение всей осени английский король упивался получаемыми новостями. Действия Ричарда сопровождал успех. Он оставил войска у Берика, чтобы они продолжили осаду, а сам двинулся в направлении Эдинбурга. Якову пришлось сдаться на милость герцога Глостера, шотландцы были готовы подписать мирный договор и успели даже пообещать, - если Эдвард не захочет выдавать свою дочь Сесиль за их наследника трона, они вернут взносы, сделанные в счет уже выплаченного приданого.
  Количество посланников из Бургундии не переставало расти. Максимилиан сражался отважно, но ему требовалась поддержка. Эдвард просто обязан был прийти ему на помощь.
  Король Англии неизменно отвращал от этого взгляд, чтобы заняться чтением донесений из Шотландии.
  К текущему моменту Ричард осознал, что больше не в состоянии способствовать поставкам продовольствия и, будучи способным военачальником, решил, - единственный имеющий смысл шаг сейчас - это возвращение. Но ему следовало преподать шотландцам хороший урок, пусть на протяжении определенного отрезка времени набеги в приграничье прекратятся, однако, у противника осталось твердое убеждение, - в качестве короля герцога Олбани принимать нельзя.
  Его Милость герцог Глостер вернулся в Берик, осада которого продолжалась. Придя к пониманию, что Эдвард не намерен и далее платить внушительной армии, значительную часть людей он распустил, удержав с собой лишь достаточно крепкий костяк, дабы взять город и замок, в чем Ричарду незамедлительно повезло.
  Результатом кампании Эдвард оказался чрезвычайно доволен.
  Он отправил к Ричарду специально уполномоченного гонца.
  'Я хочу, чтобы ты прибыл ко двору', - писал король. 'Хочу лично тебе сказать, как ценю тобой сделанное. Я хочу оказать тебе честь. Хочу, чтобы все придворные оказали тебе честь...моему возлюбленному и верному брату'.
  В Вестминстере планировалось устроить пышный праздник. Настало время для ликований. Следовало прославить героя-победителя.
  Ричард сделал большее, чем просто покорил шотландцев. Он подарил Эдварду возможность думать о победах на севере именно тогда, когда того терзали известия из Бургундии.
  
  'Рождество они проведут в Вестминстере', - объявил Елизавете король, причем он желал, чтобы этот зимний праздничный сезон остался у всех в памяти.
  Приготовления шли полным ходом, в большом зале предполагалось устроить сказочные пиры, балы и нравоучительные представления. Брату короля Ричарду следовало стать почетным гостем праздника. Эдвард желал, чтобы все вокруг поняли, до какой степени он полагается на Его Милость герцога Глостера.
  При упоминании имени Ричарда Елизавета постоянно нахохливалась. Ее так и тянуло шепнуть на ухо супругу хоть слово неодобрения относительно родственника, но королева была достаточно мудра, чтобы осознавать, как воспримут подобные речи.
  'Я рада', - призналась она брату Энтони, 'что Ричард представляется настолько любящим жизнь на севере. Это держит его вдалеке в течение большей части времени. Что до Анны, - бедное создание, мне всегда кажется, - она вот-вот улетит. Утверждают, их мальчик тоже не очень крепок'.
  'Несомненно, мы увидим все семейство на Рождество', - ответил Энтони, страдающий от недавно перенесенного разочарования. Предложенный им шотландской принцессе брак, по видимости, ждала та же участь, что и сватовство к герцогине Бургундии.
  'Несчастный Энтони', - подумала Елизавета. Ему необходима жена. Сестра с легкостью могла подобрать Энтони достойную наследницу, но ей хотелось получить для него кого-то из королевской семьи. Девушку, подобную Маргарет Шотландской или Марии Бургундской.
  Марии больше не было, а ее вдовец Максимилиан находился не в самом счастливом состоянии. Елизавета знала о регулярных неистовых призывах о помощи, обращенных к Эдварду. Она задавала себе вопрос, что бы произошло, вступи в союз с Марией Энтони. Оказался бы он в таком же положении, как сейчас Максимилиан?
  Королева пожала плечами. Елизавета всегда могла отмести расстраивающие ее проблемы и взглянуть на новые поля для своих завоеваний.
  Посланцы из Бургундии приносили все больше вестей.
  Король принимал донесения, но сразу их не распечатывал. Эдвард не хотел слышать о тревожных событиях.
  Он говорил с Елизаветой о приближающемся Рождестве, но в это же время сжимал пальцами документы. Эдвард предполагал, что должен узнать об их содержании. Кто знает, вдруг новости обнадеживающие.
  Хотя обнадеживающие новости из Бургундии, - это звучит! Какова возможность, что такое случится? Максимилиан чудесным образом найдет где-то войска и деньги. Но где? Елизавета внимательно смотрела на мужа. Она понимала, что он откладывает прочтение писем. Королева притворялась, что не замечает этого, и продолжала обсуждать изучаемый девочками новый танец.
  'Елизавета надеется, что вы встанете с ней в пару в танце', - произнесла она.
  'Ах, да...встану. Она у нас очень милое создание'.
  'О, мадам будущая супруга дофина получила в наследство свою долю привлекательности'.
  Эдвард не мог больше тянуть. Он сломал печати. Письмо исходило от Маргарет.
  Слова перед глазами заплясали. Король не мог четко их рассмотреть. Этого быть никак не могло. Максимилиан сдался. Дольше выдерживать он оказался не способен. С королем Франции пришлось заключить мирный договор. В нем Людовик давал согласие на союз дофина и дочери Максимилиана, а также вхождение под протекторат своей державы провинций Бургундии и Артуа.
  Перед взором Эдварда поплыл красноватый туман, сердце тяжело заколотилось, словно по наковальне ударял гром.
  Французского дофина предназначили для Маргарет Бургундской. Но он должен был жениться на Елизавете. Эдвард мог слышать отдающийся в голове незамолкающий голос жены. 'Мадам будущая супруга дофина...Мадам будущая супруга дофина...' Нет. Его губы сложились для отрицания. Этому нельзя случиться. Дофин обязан вступить в союз с Елизаветой, с Мадам будущей супругой дофина. С его Елизаветой. С его дочерью. Другой Мадам будущей супруги дофина быть не должно. Людовик сделал это...свысока, нагло, даже не предупредив. Он знал, насколько пылко желает Эдвард заключения данного союза. Знал, что тот для него значит. Возможно, Людовик даже слышал, как стали называть с момента принятия решения о браке юную Елизавету - Мадам будущая супруга дофина. Возможно, он над этим исподтишка хохотал. И вот, французский король совершил свой ход...отмел английского с игровой доски, словно тот не имел ни малейшего политического веса!
  И что с выплачиваемым до сих пор содержанием? Какая существует в нем необходимость, если Людовику больше не следует опасаться Бургундии? Зачем притворяться, что между ними есть эта противоестественная дружба? Эдварду требовалось вести себя совершенно иначе. Ему следовало предвидеть то, что произойдет. Отослать все, что находилось в его владении, дабы воспрепятствовать разгрому Максимилиана Людовиком.
  В самый ответственный момент своей деятельности Эдвард позволил себе совершить чудовищную ошибку. Он проявил слишком много самодовольства. Надвигающуюся катастрофу необходимо было предвидеть. Необходимо, но Эдвард отказался посмотреть ей в лицо. Он сделал вид, что ничего не происходит. А сейчас...катастрофа навалилась на него со всей тяжестью. Король Англии потерял возможность заключения выгодного брачного союза. Потерял богатое содержание. Время для действий истекло. Не удивительно, что в первое время Людовик продолжал выплаты. Он понимал, что случится дальше. Но здесь и теперь Эдвард увидел положение в таком свете, что больше уже не мог притворяться, что ничего не замечает.
  Король Англии проиграл...проиграл жалко. Он ощутил себя больным, жалким и опозоренным. Старый паук, в конце концов, взял над ним верх.
  То, что Эдвард был способен это предотвратить, сводило с ума.
  'Эдвард...Эдвард...' Казалось, голос Елизаветы доносится до него откуда-то издалека. 'Эдвард...Эдвард'.
  Перед глазами снова поплыл красноватый туман, а затем он почувствовал, как его окутывает темнота.
  
  Монарх перенес вызванный потрясением легкий приступ, но крепкое тело и необъятная воля к жизни дали ему способность сбросить последствия нездоровья, и Эдвард объявил, что празднования Рождества пройдут так, как и намечалось ранее.
   В действительности празднества должны были оказаться еще более роскошными, чем прежде. Эдвард стремился к тому, чтобы придворные согласились, - наступающее Рождество достойно стать самым великолепным из отмечаемых в его правление.
   Елизавету вид потерявшего сознание короля потряс до глубины ее существа. Сначала она испугалась, что Эдвард умер и немедленно принялась подсчитывать значение случившегося для себя и своей семьи. Это обернулось бы страшным бедствием, королева даже не сомневалась. Пусть родственники и были стратегически расставлены по властным государственным должностям, они, все равно, напоминали вращающиеся вокруг солнца планеты, черпающие силу от яркой орбиты. Если данная орбита внезапно сместится, кто может ответить, что произойдет потом?
  Помимо прочего, у королевы был старший сын - двенадцати лет от роду - и младший, также как брат править неспособный. Святая правда, старшего мальчика окружали близкие по материнской линии, готовые принимать решения вместо него, но Елизавета понимала, - многие в стране восстанут против подобного поворота. И Эдварда, чтобы подавить восставших, рядом не окажется.
   О самом Эдварде она тоже определенным образом сожалела. Их брак принес супругам счастье, и Елизавета могла поздравить себя с сохранением достигнутого положения. Такой успех совсем не легко дался женщине, подобной ей, и с мужчиной столь жадного аппетита, что на первый взгляд это казалось практически неосуществимым. Но Елизавета победила и всему миру доказала крепнущий интерес к ней мужа, постоянно принося ему новых детей.
   Мысли о потери Эдварда заставляли всматриваться в зеркало темного будущего, в котором могло развернуться множество различных событий.
   Поэтому, увидев мужа перед собой неподвижным и замолчавшим, с приобретающим глубокий фиолетовый оттенок обычно раскрасневшимся лицом, с переставшими дергаться после кратких конвульсий конечностями, Елизавета исполнилась отчаянным ужасом.
   Она закричала, взывая к помощи торопливо вбежавших слуг. Им удалось отнести короля на кровать, что было сложно, ибо Эдвард серьезно погрузнел. Затем послали за врачами.
   К минуте прихода докторов Эдвард вернулся в сознание, и, по мере смены одного дня другим, становилось ясным, - он поправится. Более того, хотя приступ его встревожил, а окружающие, и лекари повторяли, что следует, по крайней мере, еще неделю соблюдать постельный режим, король пережил испытание целым и невредимым.
   Тем временем приготовления к празднованию Рождества шли своим ходом. К ним Эдвард проявил горячий интерес. На мероприятие ожидалось прибытие Ричарда и членов его семьи, тогда как монарха должны были окружить его дети, - весь венок из пяти девочек и оба мальчика. В честь этого при дворе готовились дать особые вечеринки.
  Король пожелал увидеть новые образцы бархата, о которых уже успел услышать, и лично выбрать те, что пойдут на изготовление новых нарядов. Среди них оказалась золотистая ткань с голубой вышивкой. Она произвела на Эдварда самое сильное впечатление. Монарх пожелал сшить из нее себе длинное одеяние, дополнением к чему послужила бы отороченная горностаем новая пурпурная мантия.
  Однако, все это было самообманом. Эдвард притворялся, что испытывает к интерес к создаваемым облачениям. Его мысли бродили совершенно в другом месте. Он понимал, как близко подошел к смертельной черте, и сейчас смотрел будущему прямо в лицо.
  Его наследнику исполнилось всего двенадцать лет. Эдвард всегда свято верил, что, прежде чем взойти на трон, мальчик достигнет возраста зрелости. Эдвард-младший еще не соответствовал предъявляемым королю требованиям. Он был абсолютно не подготовлен. Ребенка держали в Ладлоу, где Эдвард жил по жестко установленному своду правил, воспитываемый исключительно родственниками по линии Вудвиллов. Королеве вообще не следовало позволять оказывать на сына такое влияние. Почему муж дал ей подобное право? Потому что Елизавета всегда проявляла понимание по отношению к его образу жизни, не жаловалась на существование многочисленных возлюбленных, ни разу не упрекнула и постоянно любезно принимала, когда блудный супруг к ней возвращался, - у женщин это поведение встречается крайне редко. Эдвард платил Елизавете сторицей. Разрешал осыпать почестями родственников и ставить их на высокие государственные должности. Так они будущего короля и окружили. Елизавета была твердо убеждена, - когда сын станет владыкой Англии, ближайшими его друзьями станут родичи по материнской линии.
  Монарх отметал дурные предчувствия прочь, говоря себе, что обязательно возьмет отпрыска в руки, надо лишь дать тому повзрослеть. Вероятно, при достижении лет четырнадцати, отец проконтролирует качество его образования, начнет везде возить с собой, воспитывать, лепить по своему образу и подобию, учить необходимым королям хитрым уловкам. Эдвард повторял, что время еще есть.
  А потом внезапно ему открылось, что нужного времени может и не найтись.
  В наступающие рождественские праздники король собирался танцевать также интенсивно, как всегда. Он настроился, что будет наслаждаться вином и веселиться. Но у этого находились веские причины. Народу следовало доказать, суверен не так плох, как вещают о том слухи. Да, у Эдварда случился странный приступ, но ничего страшного не стряслось. Монарх был силен, как прежде. Подданным должно продолжать в это верить. Самому Эдварду должно продолжать в это верить.
  Эдварда обрадовал приезд на рождественские праздники Ричарда. Лицезрение брата заметно улучшило королю настроению. Он доверял Его Милости герцогу Глостеру так, так не мог доверять остальным. Бедная Анна выглядела крайне хрупкой, и родственник внутренне изумился, неужели суровый север является для нее подходящим местом. Эдвард всегда не понимал, как Уорвик, этот храбрый и сильный человек, оказался способен произвести на свет двух настолько болезненных дочерей. Тем временем Ричард с гордостью представил своего сына - еще одного Эдварда. Приятного мальчика с очень похожими на отцовские, умными глазами и такого же довольно слабого телосложения. Радикально отличающегося от королевского.
  Но как же Эдвард был рад его видеть!
  Когда рядом с ним встал старший сын, монарх ощутил, насколько переполнен чувствами. Подросток смотрелся таким юным, - скорее даже маленьким для своего возраста, что отчасти вводило в заблуждение. Народ поражался росту Эдварда, пока тот находился в годах мальчика. Эдвард-младший никогда не догонит отца по высоте. Врачи бормотали что-то о том, что кости ребенка растут не столь быстро, как должны. Они полагали, - это вызвано чем-то...о чем у них не имелось ни малейшего представления. Ричард же был почти таким же, как брат, но выглядел значительно здоровее. Мальчикам нравилось общество друг друга. Наверное, для них оказалось бы лучше воспитываться вместе, а не отсылать Эдварда в замок Ладлоу.
  Мысли короля приходили в смятение, стоило ему вспомнить о возможности внезапной смерти и об оставлении государственных дел в беспорядке.
  Эдварду необходимо прожить еще несколько лет. Наследнику следует повзрослеть, прежде чем он наденет корону.
  Празднования продолжались, и никто даже не подумал бы, что монарх хоть немного обеспокоен. Казалось, что он легким движением отбросил коварство короля Франции, утрату выплачиваемого ему содержания и дочерью - французской короны. Эдвард излучал величие и великолепие. Да, цвет его лица был чуть темнее, но и это производило впечатление крепкого здоровья. Каждый, видевший короля изумлялся монаршему облачению. Рукава чудесных одежд портные создали сказочно пышными, ниспадающими и отороченными дорогими видами меха.
  Потом говорили, что редко, когда видели Эдварда более привлекательным. Его окружали пять прекрасных дочерей, два замечательных сына, а королеву уже давно признали одной из самых красивых женщин в стране.
  Монарх танцевал со старшей дочерью, и он, и Елизавета, на первый взгляд, полностью забыли, что девушка только что потеряла чуть ли не самый важный из европейских титулов.
  Публику привело в восторг специальное нравоучительное представление, поставленное для ее развлечения, король громко хлопал и наградил актеров щедрее, чем те могли надеяться, даже окажись они в сказке.
  Это было очень счастливое Рождество. И только Ричарду Эдвард рассказал о мучающих его опасениях.
  Он ясно дал понять, что желает остаться с братом наедине и увлек младшего в личные покои.
  'Ричард', - начал он, убедившись, что никто не может их услышать, 'Я глубоко обеспокоен'.
  Тот удивился, заметив, тем не менее, в поведении Эдварда исключительную веселость.
  'Ричард, я боюсь, что потерпел крах'.
  'Потерпели крах?' - Ричард оказался позабавлен. 'Вы...но почему? Вы же самый удачливый из наших королей со времен Эдварда Третьего'.
  'Был таким, но теперь думаю, во что это ввергло державу. Останься я в живых, все пойдет своим путем. Но сколько я проживу?'
  'Да что с вами стряслось? Вы крепкий...'
  'Совсем недавно я почти заглянул смерти в глаза'.
  'Но сейчас вы полностью поправились'.
  'Я здоров, как никогда, но многие бы сказали, что уже успел причинить своему телу непоправимый вред. Слишком разгульную вел жизнь. Слишком сильно реагировал на женщин. Слишком любил жирную пищу и сладкое вино...Сам видишь, братец, как я погрузнел'.
  'Вы еще можете перейти на более умеренный режим'.
  'Монахом я никогда не был'.
  'Вам нет необходимости становиться монахом. Достаточно меньше есть, меньше пить и хранить верность жене'.
  'Ох уж эти советы от моего доброго братца Ричарда. Тебе сложно понять людей, подобных мне'.
  'Да, вы потеряли выплачиваемое Людовиком содержание, и он собирается заключить брак сына в каком-то другом королевстве. Но у вас случались и худшие провалы. Помните, когда вам пришлось бежать из страны? Мне представляется, тогда вы не были столь встревожены'.
  'Тогда мне помогала молодость...и отсутствие такой отягощенности обязанностями'.
  'Вы проживете еще долго. Сам факт, что вы отразили случившийся приступ, иллюстрирует, сколько в вас сосредоточено силы'.
  'Может и так, но мне бы хотелось оказаться подготовленным. Следует использовать оставшееся мне время, дабы привести дела в порядок. Я очень себя корю'.
  'Вы себя корите! Вы, выведший страну из безвластия! Сейчас порядок царствует так, как сложно было вообразить прежде. Вы возродили в государстве торговлю. Вы запугали короля Франции до такой степени, что он стал выплачивать вам содержание. Забудьте, что Людовик уже не переводит вам деньги. Он делал это на протяжении такого отрезка времени, на который мы не могли и рассчитывать. Вы заслужили любовь народа. Люди не только любят, они вами восхищаются. В вашей семье появилось множество прекрасных детей, и вы кажетесь все еще увлеченным Ее Величеством королевой'.
  'Я различаю в твоем голосе фальшивые нотки, стоит тебе упомянуть о Ее Величестве королеве. Ты никогда не испытывал к ней симпатии, Ричард'.
  Ричард молчал.
  'Давай же', - произнес Эдвард, - 'настало время для откровенности'.
  'Она слишком низкого происхождения для вас', - проронил Ричард.
  'Ладно тебе. Кем был Уорвик, прежде чем женился и приобрел свои земли и титул? Однако, ты счел Анну достойной невестой'.
  'Я не придерживаюсь той точки зрения, что нужно даровать семье Елизаветы владения, способные параллельно возвести их на все ключевые посты в Англии'.
  'Ах, да, семейство Вудвиллов! Ричард, ты обижен на них, также, как и они на множество других'.
  'Вудвиллы - в большинстве своем надменны и амбициозны, чего и можно ожидать от недавно и внезапно вышедших из низов'.
  'Но я люблю их, Ричард. Мне приятно в их обществе. Мне нравится на них смотреть. Мне нравится, чтобы они меня окружали'.
  'И еще вам нравится доставлять удовольствие Ее Величеству'.
  'Нам всем следует пытаться доставлять удовольствие нашим женам, братец'.
  'Но сейчас я чувствую, что это одна из причин утраты вами радости и легкости'.
  Эдвард промолчал.
  'Они воспитали юного принца', - продолжил Ричард. 'Сделали все, чтобы пропитать его мыслью, - самые важные люди в государстве - семья Вудвиллов'.
  'Если мне суждено умереть', - сказал Эдвард, - 'то между семьей королевы и представителями некоторых знатных родов разгорится определенное недопонимание'.
  Настала очередь Ричарда замолчать. Эдвард схватил его за руку и серьезно на него посмотрел.
  'Братец, обещай мне. Ты будешь здесь. Ты присмотришь за моими сыновьями. Ты позаботишься, чтобы они в целости и невредимости сели на трон'.
  'Вы проживете еще долго. Юному Эдварду всего двенадцать. Каких-то шесть лет, и он войдет в возраст способности править'.
  'Эдвард будет нуждаться в помощи. Все, чего я хочу, - уверенности, что ты окажешься рядом, дабы предоставить ее'.
  'Я окажусь рядом', - пообещал Ричард. 'Но, пожалуйста, гоните данные мысли из вашей головы. Разговоры о смерти не приносят добра. Я убежден, брат мой, вы не встретитесь с ней на протяжении еще долгих лет'.
  'Ричард, ты меня успокаиваешь. И всегда так поступал'.
  'Я верно служил вам каждый день моей жизни. Помните об этом'.
  'Помню, и память меня сильно поддерживает'.
  'А сейчас, давайте прекратим говорить о смерти. Мне нужно обсудить с вами положение, сложившееся относительно Шотландии'.
  
  После рождественских праздников двор отправился в Виндзор, но в конце февраля вернулся в Вестминстер.
  Эдвард так ничего и не предпринял, чтобы поменять состав свиты принца Уэльского. Он знал, как тяжело будет объяснить подобный шаг Елизавете. Двор мальчика продолжал возглавлять Энтони Вудвилл, находящийся рядом со своим юным племянником безотлучно. Разочаровавшись в ожиданиях брака с сестрой шотландского короля, вельможа женился на подобранной ему Елизаветой богатой наследнице. Ею оказалась Мария Фитц-Льюис, чья матушка приходилась дочерью Эдмунду Бофору, второму герцогу Сомерсету. Поэтому союз принес жениху не только деньги, но и достойные родственные связи. Тем не менее, несмотря на свадьбу, Энтони жил в Ладлоу вместе с принцем. Сестра-королева и слышать не желала об изменении ранее решенных договоренностей. Срази Эдварда новый удар, он попадет и в нее, следовательно, Елизавета больше, чем когда-либо надеялась, - если на трон взойдет новый король, вокруг него должно образоваться защитное кольцо из Вудвиллов.
  Здесь следует провести определенные изменения, - как предполагал Эдвард. В подходящее время он этим займется.
  На заседании созванного в январе парламента состоялось голосование по поводу снабжения направляющейся в Шотландию армии деньгами и продовольствием. Тогда же король даровал Ричарду Глостеру опеку над графствами Западного Марча, так что Его Милость отныне фактически являлся Властелином Севера.
   Конец зимы -начало весны отличалось холодом, только к концу марта Эдвард отправился с несколькими из своих друзей на рыбную ловлю. Вдоль берега реки дул пронизывающий до костей ветер, и рыбаки решили оставить дневную забаву, вернувшись к согревающему огню в камине.
   На следующий день король занемог. Эдварда терзали боли в боку, препятствующие ему даже в том, чтобы удобно лечь в кровати.
   Пришедшие навестить суверена доктора признались, что встревожены его состоянием. В течение жизни он настолько себе во всем потворствовал, что полностью израсходовал запас отведенных природой сил и теперь нуждается в выдержке, дабы противостоять случайно подхваченной яростной простуде. Болезнь поразила легкие монарха.
   Апрель принес с собой погоду потеплее, но Эдвард оставался в постели, и его здоровье ни на гран не улучшилось. Он знал, что умирает, и что случившийся накануне Рождества удар являлся предупреждением об этом.
   Время убегало сквозь пальцы, а король еще столько обязан был сделать. Он оставлял после себя сына, лишь недавно перешедшего границу между детством и подростковыми годами, уязвимого в ситуации, которую отец по легкомыслию сам позволил выпестовать.
   Сразу возникнут враждующие друг с другом партии. Вудвиллов ненавидит чересчур много людей. Пока Эдвард тут, мир он сохранит, но что произойдет, если монарх умрет?
   Как следует ему поступить? Что может он сотворить?
   Ричард находился далеко на севере. Эдвард очень хотел, чтобы брат оказался рядом, но не послал к нему гонца. Король последовал старой привычке - отворачиваться от всего неприятного. Это не умирание, - повторял себе Эдвард. Он переживет случившееся, как пережил прошлый приступ.
   Нельзя и мысли допустить, что смерть смотрит ему прямо в глаза.
  Эдварду всего сорок лет. Он еще не стар и всегда славился крепким здоровьем. До произошедшего удара никто мысленно не ставил его со смертью в одну связку. Король обязательно поправится.
   Но в глубине души Эдвард знал о близости конца, о том, что ему надо торопиться, чтобы привести дела в порядок. Неизбежное столкновение партий необходимо было свести на нет. Монарх послал за аристократами, которых подозревал во взаимной распре. Ведущие роли среди них отводились его пасынку Дорсету и ближайшему другу - лорду Гастингсу.
   Дорсет встал по одну сторону королевского ложа, Гастингс - по другую. Рядом с ними находились поддерживающие вельмож люди. Мужчины холодно посмотрели друг на друга через постель Эдварда, и тот с грызущей внутренности тревогой осознал глубину испытываемой ими взаимной враждебности.
   'Друзья мои', - произнес король. 'Прошу вас забыть о недоразумениях и вместе потрудиться на благо моего сына. И он, и его младший брат - маленькие дети. Им требуется ваша помощь. Пожалуйста, окажите ее. Ради питаемой ко мне любви, ради любви, что я к вам питаю, ради любви, которую испытывает ко всем нам Господь Бог, прошу, - любите и друг друга'.
   Сесть Эдвард не смог и рухнул на подушки. При виде в таком состоянии некогда величественного и крепкого мужчины присутствующие, как один, прослезились.
  Эдвард попросил Гастингса и Дорсета ударить по рукам и пообещать после этого запомнить предсмертную волю их короля.
  Гастингса переполняли чувства. У него было так много общих воспоминаний с монархом, что вид лежащего здесь друга, из которого медленно уходит жизнь, поверг сэра Уильяма в глубокую грусть. Не только по прошлому и по добрым для них обоим временам, но и по грядущему. Он прекрасно понимал опасения Эдварда относительно его сына.
  Мальчика требовалось уберечь...от семейства Вудвиллов.
  'Помните', - продолжал король, тяжело дыша и едва отыскивая силы говорить, - 'помните, что они еще так юны, мои маленькие мальчики. А между вами великие разногласия, и чаще всего по совершенно ничтожным поводам'.
  Эдвард закрыл глаза. Он сам был слишком молод, чтобы вот так умирать. Ему и сорока одного еще не исполнилось, из которых на троне проведено целых двадцать два года.
  Но конец уже настал. И больше сделать король ничего не мог.
  
  Таким образом, 9 апреля 1483 года могущественный и великолепный Эдвард умер. Распространившись по Лондону, а далее и по стране, новости бросили народ в состояние чистейшей растерянности и уныния. Они смотрели на него снизу вверх - на своего великого золотого монарха, на осиянную Дневным Светилом Розу, на Солнце в зените, в славе. А теперь солнце закатилось.
  'Что будет дальше?' - задавали они друг другу вопрос.
  На протяжении двенадцати часов Эдвард лежал до пояса обнаженный, дабы члены Совета могли убедиться, что он действительно мертв. Потом короля отнесли сначала в часовню Святого Стефана, где каждое утро в течение недели производилась служба, далее в Виндзор, на территории которого в часовне Святого Георгия и погребли в заранее подготовленной им для себя усыпальнице.
  Государство было потрясено. Эдвард так долго был рядом с каждым из жителей. Они любовались монархом. Надеялись на него. Он так долго вращался среди них - их блистательный, величественный, восхитительный король.
  И что станет происходить сейчас?
  Обуянные общим ужасом англичане ждали ответа.
  
  Закат. Глава 10. Король и Защитник государства
  
  Проснувшись тем утром, тринадцатилетний Эдвард и предположить не мог, что сделает начавшийся день отличным от любого другого. В замке Ладлоу время текло медленно. Мальчик уже начал рассматривать большую серую крепость в качестве дома и, выезжая за ее стены в обществе конюхов и довольно часто своего дяди, лорда Риверса, всегда радовался возвращению к квадратным башням и зубчатым стенам, окруженным и хранимым глубоким и широким рвом. Эдвард любил возведенный норманнами донжон и широкую квадратную башню с обвивающим ее плющом. На Рождество в большом зале устраивались нравоучительные представления, а когда приезжала матушка, - особые, ни на что не похожие балы. Он обожал выезжать в городок, стоящий на нагорье, опоясанном холмами и долинами непревзойденной красоты. По словам дяди Риверса, во всей Англии было тяжело найти край чудеснее.
  Самым важным человеком в жизни Эдварда являлся лорд Риверс, дядя Энтони, который с таким пылом всегда стремился оказаться рядом и все объяснить племяннику, будучи тому замечательным товарищем. Они вместе охотились, играли друг с другом в шахматы, и мальчик крайне испугался, когда совсем недавно Энтони женился, - дядя был вдовцом, - что может потерять его.
  'Нет', - пообещал дядя Энтони, - 'ничто не помешает мне находиться с вами, мой маленький принц. Самые главные мои заботы сосредоточены вокруг вас'.
  Таким образом, пусть лорд Риверс и уехал, вскоре он опять вернулся, и все встало на привычные места. Вероятно, супруга графа и навещала бы их время от времени, но она стремилась сделать приятное мужу, а это подразумевало - нравиться еще и принцу.
  Да, Энтони был для Эдварда любимым товарищем и, возможно, даже самым важным человеком в жизни, но абсолютно особое в ней место занимала его матушка.
  Она поражала красотой. Эдвард никогда не видел кого-то, хотя бы отдаленно на нее походящего. И матушка постоянно выказывала любовь к своему отпрыску. Приезжая навестить сына, Елизавета выглядела сказочно холодной, словно Снежная королева, мальчику нравилось наблюдать, как ее приветствуют слуги и члены свиты, проявляя глубочайшее уважение, ибо она была королевой. Однако, потом матушка смотрела на сына, и выражение ее лица менялось, будто тающий ранней весной снег. К Елизавете возвращался румянец, она протягивала к нему руки, и Эдвард летел в ее объятия, думая после, что любит матушку больше, чем когда-нибудь сможет любить кого-то еще, даже дядю Энтони, понимая при этом, разумеется, что в нем нуждается намного сильнее. Матушка напоминала прекрасное божество, - что-то, чего на земле отчаянно не хватает.
  В Ладлоу также находился единоутробный брат принца, Ричард Грей, один из его ближайших друзей и одновременно инспектор по финансам свиты. Каноником был дядя Лайнел, пусть подросток видел того нечасто, у него имелось море других требующих исполнения обязанностей. Лайнел являлся ректором Оксфордского университета, епископом Солсбери и деканом в Эксетере.
  Как можно делать столько вещей сразу? Эдвард задал вопрос дяде Энтони, и тот ответил, что это выполнимо, причем в то же время Лайнел способен глаз не спускать со своего маленького племянника.
  'В конце концов', - подытожил Эдвард, - 'он из Вудвиллов'.
  Энтони согласился. Он регулярно учил ребенка, что в Вудвиллах таится нечто особое. Они способны на совершение невозможного для обычных смертных. Король, согласно объяснениям дяди, это признал. Именно поэтому Его Величество вступил в брак с одной из них, что подарило Эдварду ни с кем несравнимую матушку. Именно поэтому Его Величество назначил так много членов семьи Елизаветы в свиту принца, надеясь, что сын получит от их достоинств и добродетелей пользу.
  Действительно, в свите было много родственников матушки. Ее братья Эдвард и Ричард являлись советниками мальчика, даже лорд Лайл, учитель верховой езды, приходился ей деверем в связи с первым браком. Но гофмейстер-управляющий принца к Вудвиллам отношения не имел. Его функции исполнял старый Томас Воган, находившийся рядом с Эдвардом с пеленок. Казалось, что только он во всей свите не происходит из могущественного клана.
  Для Эдварда обстоятельства складывались очень удачно. Ему нравилось слушать о совершенствах близких по материнской линии. А вот близких отца он едва знал. Но Энтони сказал, что теперь, когда начался подростковый этап, есть предположения, что отец захочет навсегда призвать сына ко двору.
  'Я не желаю туда ехать', - возмутился Эдвард. 'Мне нравится здесь, у нас. Нам так хорошо всем вместе'.
  'Мне очень приятно, что вы говорите это', - ответил дядя. 'Я всегда стремился к такому положению вещей'.
  При дворе также были сестры Эдварда и его брат Ричард. Мальчик любил и Ричарда, и сестер, но виделся с ними не очень часто. Ему приходилось расти отдельно в собственном замке. И Эдвард понимал, с чем это связано. Дядя Энтони объяснил. Потому что он - самый значительный из членов семьи - наследник трона.
  Эдвард едва знал что-то о своих дядюшках по линии отца. Энтони немного рассказывал ему о них. Например, о порочном дяде герцоге Кларенсе, поднявшем против короля оружие и нашедшим страшный конец. Говорили, что он оказался утоплен в бочке с мальвазией. Ребенок с трудом мог представить, как такое осуществимо. Дядя Энтони сказал, что тот перебрал с количеством выпитого вина и упал туда. Найдя на дне смерть. Таков оказался Божий Промысел.
  Некоторые события носили видный невооруженным глазом оттенок Божьего Промысла, и все их результаты были Вудвиллами или желанны, или спровоцированы. Случались и Испытания, обязанные своим появлением действиям противников Вудвиллов.
  Еще у Эдварда был дядя Ричард. Мальчик не знал, что о нем думать. Дядя славился холодностью и суровостью нрава, у него имелись сын, также названный Эдвардом, и жена, которую все именовали Бедная Анна. Чего-то уже очень привлекательного в Суровом Ричарде и Бедной Анне не находилось. Более того, пусть дядя Энтони и не говорил ничего разоблачающего о Ричарде, ребенок чувствовал, - тот его не особо жалует. Поэтому и сам не собирался жаловать последнего своей милостью.
  Таким образом, в этот день Эдвард проснулся без малейшего предчувствия великих перемен, уже готовых разразиться над головой мальчика. Он слышал о постигшем отца ударе, ибо заметил, что Энтони немного обеспокоился, но, поинтересовавшись, почему, услышал, - батюшка занемог.
  Вообразить подобное было тяжело. Чтобы этот великий огромный великолепный человек страдал от болезней, предначертанных простым смертным, казалось невозможным.
  Совсем не невозможным, - последовал ответ нахмурившего лоб Энтони. Люди, подобные его отцу, жившие... Энтони хотел подобрать подходящее определение и остановился на сочетании 'на широкую ногу', - часто сталкиваются с называемой 'ударом' проблемой. Они настолько полно проживают каждый свой день, что в течение половины жизни тратят фантастическое количество сил, достаточных обычным созданиям на всю протяженность их существования. Понял ли Эдвард сказанное?
  Эдвард понял.
  'Батюшка исчерпал все отведенные ему свыше силы?' - спросил он.
  'О нет...нет. Это только предупреждение о том, что может произойти'.
  Король поправился. На Рождество Эдвард видел отца, ставшего еще шире и крупнее, чем когда-либо. Он беседовал с сыном и просил у того подчиняться правилам его двора и быстрее взрослеть. Батюшка справедливо указал, что наследникам трона следует учиться с большей скоростью и интенсивностью, нежели другим.
  Эдвард пообещал сделать все, от себя зависящее, и он действительно прилагал усилия.
  'Хорошо, сын мой', - произнес монарх, взъерошивая ему волосы, - 'сейчас справляться лучше у тебя не получится, верно?'
  Король танцевал с сестрой Эдварда, Елизаветой, и все им хлопали. Мальчик даже забыл о случившимся с отцом ударе. Дядя Энтони тоже казался забывшим, ибо повторно об этом не упоминал.
  Настало время подниматься, в комнату вошли каноник и управляющий. Эдварду следовало немедленно одеться и отправиться с ними слушать службу. Отец установил для двора сына строжайшие правила, одним из которых являлось то, что ребенок не должен слушать мессу в собственных покоях, если только для этого нет основательной причины, например, как думалось Эдварду, пребывания его на смертном одре.
  После службы следовали завтрак и уроки, занимающее время от него и вплоть до обеда. По велению батюшки обед являл собой торжественный обряд. Подносивших мальчику к столу блюда специально выбирали, и этим людям необходимо было выполнять свое дело в ливреях. Сесть с ним за стол не позволялось никому, если только дядя не давал одобрения и не показывал, что приглашенные достойны данной чести.
  После обеда приходила очередь еще большего количества уроков, тянущих за собой физические упражнения. Они требовали от Эдварда навыков носить доспехи, оружие, фехтовать и сражаться на мечах, как то приличествует его сану и положению в обществе. Далее следовали ужин и укладывание спать. Вот так, оживляясь разговорами о родственниках Вудвиллах, в окружении их любви, а еще чаще откровенной лести, дни текли чрезвычайно приятно, и с окончанием каждого следующего ребенок все сильнее утверждался в мнении о своих обаянии, любезности и крайней мудрости, характерной для всех Вудвиллов.
  Неделей ранее, единоутробный брат Эдварда, Ричард Грей, отбыл в Лондон. Мальчик отметил, что внутри членов его двора бродят некие слухи. Он спросил о них Энтони, и дядя ответил, что ничего страшного не происходит. По словам Энтони, люди часто шушукаются друг с другом и создают драмы из дела, не стоящего выеденного яйца, или же стоящего смехотворно мало.
  Однако, дядя Энтони немного изменился, в его поведении появилось даже чуть больше привязанности к племяннику.
  Но Эдвард забыл об этом. У него образовалось слишком много занятий в те дни. Мальчик только задал себе вопрос, неужели братец Ричард такой же прекрасный наездник, как и он. Принц собрался поинтересоваться у лорда Лайла, что ему известно по этому поводу.
  Дядя Энтони торопливо приблизился к Эдварду, когда тот вместе с лордом Лайлом вернулся из конюшни. Он незамедлительно совершил странное. Опустился на колено и поцеловал ребенку руку.
  Потрясенный Эдвард все же слегка догадался о случившимся, ведь каким любящим не являлся его дядя, он никогда прежде не демонстрировал к нему столько почтения.
  'Дядя...' - начал мальчик.
  Но дядя Энтони воскликнул: 'Долгих лет королю!'
  'Мой отец...' - запнулся Эдвард.
  Дядя поднялся. Обвил ребенка руками и привлек в свои крепкие объятия.
  'Эдвард, мой дорогой, мой драгоценный племянник, мой король и ваш отец - умер'.
  'Мой отец...умер!'
  'Да, дорогой племянник и мой господин. На прошлой неделе он заболел, а сейчас - ушел в мир иной. Это чудовищный удар для нас всех...для всей страны. Но, благодарение Господу, у нас есть новый монарх, и я знаю, что он будет править мудро и хорошо'.
  'Вы имеете в виду...что править буду я?'
  'Вы наш истинный и законный властитель - король Эдвард Пятый. Мы знали, - этот день настанет, но не представляли, что так скоро'.
  Эдвард был потрясен. Король! Тринадцатилетний мальчик, спокойно живший в замке Ладлоу вплоть до этого самого дня! Отныне все окажется другим. Он пришел к настоящему положению не постепенно, а одним широким шагом. И его отец умер...высокий величественный мужчина! Поверить тяжело. И матушка, что станет с матушкой?
  Энтони положил на плечо Эдварду ладонь. 'Вам нечего опасаться', - произнес дядя. 'Я буду с вами рядом'.
  'Вы объясните мне, что нужно делать?'
  'Разумеется, мой маленький король'.
  'Тогда все сложится хорошо'.
  Дядя взял его руку и снова поцеловал.
  'Сейчас нам следует подготовиться к немедленному отъезду. Мы направляемся в Вестминстер, где вас коронуют'.
  
  Королева была глубоко обеспокоена, ибо понимала опасность положения и необходимость срочных действий.
  Казалось невозможным не догадываться о широкой народной нелюбви к ее семье. Эдвард всегда находился рядом и защищал их, сдерживая одновременно неконтролируемое честолюбие Вудвиллов. Теперь, когда его больше не было, Елизавета знала, - враги поднимут против них свои головы. Слава Создателю, воспользовавшись интуицией и расчетом, она успела расставить близких по высшим государственным должностям. Они обладали той степенью богатства и влияния, которой не могла похвастаться никакая другая семья. Поэтому Вудвиллы были способны твердо выстоять и после коронации юного Эдварда править...если у них хватит ума, править во всей полноте, ведь сыном Елизаветы руководить намного легче, чем ее покойным мужем. Да, он, конечно же, многое прощал, но постоянно держал руку на пульсе их желаний, и Елизавета всегда чувствовала, - она - королева по его воле. Несмотря на снисходительность Эдварда, продолжавшуюся довольно долго, ее быстро скинули бы со счетов, стоило зайти хоть немного далее дозволенного. Теперь, стоит лишь проявлять осторожность, преград на пути больше не останется.
  Ближе всего к Елизавете находился ее сын - маркиз Дорсет. К настоящему моменту ему недавно исполнилось тридцать, и Томас числился в рядах королевских любимцев, - отчасти, потому что был товарищем Эдварда по распутству. Возможно, одним из главных товарищей. Нет, Уильям Гастингс также среди них присутствовал и не отставал, но Томас, в любом случае, занимал в теплой компании почетное второе место.
  Как жена короля, Елизавета считала подобное положение плачевным, даже прискорбным, но как честолюбивая дама и мать сына, благодаря которому предполагала править, - довольно выгодным.
  Она отправила гонца к Дорсету. Тот явился со всей возможной быстротой, прекрасно осознавая неотложность сложившихся обстоятельств.
  'Что нам следует делать', - заявила королева, - 'так это привлечь на нашу сторону монарший Совет. Я думаю, что надо ждать сложностей от Гастингса. Жаль, что мы не можем его исключить из состава, боюсь, сэр Уильям крайне прочно там засел. Но и наша семья представлена достойно. Придется понаблюдать за Стенли. Полагаю, он окажется с тем, кто предложит ему лучшие перспективы на будущее. Необходимо заверить его, - наиболее выгодные предложения поступят от нас'.
  'Как быть с Глостером?'
  'Он сейчас на севере. На границе с Шотландией. То есть, - далеко. Нам нужно подождать до коронации и только потом поставить его в известность о случившимся'.
  'Выглядело бы пристойнее, если бы Эдвард подтвердил приказ отца и назвал герцога королевским защитником'.
  'У короля уже есть защитники, и когда его помажут на царство и возложат на голову корону, он станет восприниматься в качестве теперь полноправного властителя'.
  'Я боюсь герцога Глостера'.
  'Я справлюсь с Его Милостью герцогом Глостером', - ответила Елизавета. 'Первым нашим шагом следует сделать коронацию Эдварда. Предлагаю созвать заседание Совета от имени нового монарха. Мы покажем себя сговорчивыми и продолжим поступать так, словно мой муж еще жив, далее - поднимем важный вопрос о коронации в качестве одной из текущих повесток дня'.
  Дорсет был уверен, - матушку ожидает триумф. Разве она не одерживала победу в каждом из своих предприятий? Нет сомнений, лишь умнейшей из женщин было дано удерживать мужчину, подобного Эдварду, так долго, как это делала Елизавета Вудвилл.
  Совет созвали, и все шло, как предполагалось, пока не встал вопрос о коронации нового суверена.
  Дорсет заявил: 'Мне кажется, подходящим днем будет 4 мая'. Последовали возражения. Это представлялось слишком ранней датой. Его Милость герцог Глостер не успеет добраться до Вестминстера. Следует помнить, что он находится на страже границы с Шотландией.
  'Тогда, уважаемые лорды', - предложил маркиз, - 'нам придется провести коронацию без Его Милости герцога Глостера'.
  Гастингс поднялся из-за стола. 'В таком случае возникнет ощущение, что мы забыли о воле покойного короля'.
  'Покойный король желал, дабы его сына возвели на царство немедленно', - вмешалась Елизавета.
  'Насколько большая свита сопроводит Его Высочество в Лондон?'
  'А это', - отразила возможную опасность королева, - 'решать лишь суверену'.
  'Вы хотите сказать - лорду Риверсу?' - уточнил Гастингс. И немного пылко продолжил: 'Король должен прибыть в Лондон со скромной свитой. В нее следует включить не более двух тысяч человек'.
  Уильям Гастингс, по всей очевидности, не горел желанием, чтобы юный монарх выступил из Ладлоу вместе с войском. 'Замечательно', - подумала Елизавета, - 'пусть действует по-своему. Как бы то ни было, важно доставить короля в Лондон и надеть ему на голову корону. Стоит моему сыну пройти обряд, как он не будет нуждаться в Защитнике. Таким образом, повеления Эдварда относительно принятия его братом Глостером этой роли на себя никто отныне не воспримет всерьез'.
  Сразу после окончания заседания Совета Дорсет отправил послание лорду Риверсу. В нем говорилось, что королю следует прибыть в столицу со всей доступной ему скоростью ни в коем случае не позже даты 1 мая.
  Гастингс тоже отправил посланца. Тот поскакал на север к Ричарду, - сообщить в происходящем в Лондоне и поторопить приезд со стольким количеством людей, скольких герцогу удастся собрать, ибо существует вероятность, что они понадобятся Его Милости.
  
  Гонец въехал в ворота замка Миддлхэм, оповещая о своем появлении цокотом копыт несущего его коня. Он спрыгнул с исходящего паром и потом скакуна и попросил изумленных конюхов сразу отвести себя к их господину - герцогу.
  Огромной удачей оказалось, что Ричард был в тот момент дома. Он лишь неделю назад или около того вернулся с границы с Шотландией, и его мыслями целиком владел вопрос противостояния с соседями.
  Только два месяца прошло с тех пор, как герцог видел брата, когда они с головой погрузились в шотландский вопрос. В скором времени Ричарду следовало снова отправиться на север, поэтому в отведенный ему короткий перерыв герцог наслаждался отдыхом в обществе семьи.
  Cын Ричарда, Эдвард не отличался крепким здоровьем. Отец знал, что Анна постоянно тревожится о мальчике. Ребенок унаследовал материнское телосложение, и герцог иногда задумывался, не лучше ли было бы им отдать предпочтение более благоприятному и мягкому климату. В замке жил еще один мальчик, за которым Ричард с интересом наблюдал. Он был на несколько лет старше Эдварда и понятия не имел, что приходится Его Милости родным сыном. Ребенок носил имя Ричард и воспитывался школьным учителем, привезенным отцом в крепость именно ради этой цели. Герцог хотел бы изучить подростка внимательнее и обещал себе, что в один прекрасный день обязательно это сделает. Сложившееся положение вещей создавало ощущение некоей неловкости. Ричард Глостер совершенно не походил на старшего брата и редко вступал в близкие отношения легкомысленного порядка. Странно, но одно из подобных приключений подарило ему двоих детей. Кэтрин находилась с матушкой в Лондоне, но Ричарда забрали сюда, - в свиту батюшки. Когда-нибудь, - думалось герцогу, - ему следует все рассказать.
  Ричард хотел бы, чтобы у него с Анной появился еще ребенок. Хрупкость внешнего вида законного наследника являлась источником для беспокойства, как его, так и жены. Ей доставляло удовольствие видеть супруга дома, и она от души желала, - пусть бы злополучные военные действия завершились, и семья могла бы оказаться в полном сборе - в уютных стенах замка Миддлхэм.
  Герцог уже решил, что в силах позволить себе чуть больше недель среди домашних, когда к нему прибыл посланец с новостями.
  Он сразу его принял, и услышанное стало для Ричарда потрясением.
  'Мой брат...мертв!'
  'Мой господин, боюсь, что да. Его Величество отправился на рыбалку и подхватил простуду. Поправиться ему не удалось'.
  'Простуду...Чтобы Эдвард умер от обычной простуды!'
  'До этого король серьезно болел, мой господин'.
  О да, Эдвард перенес серьезную болезнь. Ричард помнил их разговор. Он почти готов был поверить, что брат предвидел свою кончину. Возвращаясь к одному и тому же, Эдвард вырвал у него обещание присмотреть за юным сыном, стать тому Защитником, пока не настанет час, когда мальчик войдет в возраст, соответствующий требованиям ответственного правления.
  'Когда это произошло?' - спросил герцог.
  'Девятого апреля, мой господин'.
  'Но минула уже целая неделя'.
  В мозгу быстро замелькали разные мысли. Что могло случиться в течение недели? Она прошла уже полностью, к данному моменту гонец успел добраться до Ладлоу...
  'Почему вы не прибыли раньше? Неужели Ее Величество никого ко мне не посылала?'
  'Ее Величество не посылала никого, мой господин. Как и лорд Риверс. Я приехал от лорда Гастингса, отправившего меня к вам сразу, как только он узнал, что Его Величество скончался'.
  Ричард замолчал. Он сильно побледнел. Герцог увидел случившееся очень четко. Елизавета Вудвилл и ее брат скрыли информацию о произошедшем. Они не желали, чтобы Ричард хоть что-то узнал, пока юный король не пройдет обряд коронации. Клан Вудвиллов затаился в ожидании, дабы взять власть в свои руки. Сейчас семейка вознамерилась начать управлять государством.
  Его Милость поблагодарил всадника и велел ему отправиться на кухню, чтобы подкрепиться, затем он пошел искать Анну.
  'Мой брат умер', - сообщил ей Ричард.
  Анна поднесла ладони к сердцу и побледнела.
  'А Ее Величество', - продолжил герцог, - 'ничего мне не сказала. Как и лорд Риверс. И мне это не по душе'.
  'Зачем им скрывать от тебя такие важные сведения?'
  'Они хотят взять юного короля под свое крыло. Мне следует немедленно ехать в Ладлоу'.
  'Ох, Ричард...ты точно должен ехать?'
  'Разумеется, должен. Эдвард оставил сына под моей опекой. Мы говорили об этом во время нашей последней встречи. Словно он уже знал. Я дал ему обещание...более того, мне ясно видно, что страну следует защитить от алчности Вудвиллов. Теперь я не должен терять ни секунды. Надо подготовиться к отъезду'.
  Прежде чем Ричард уехал, от Уильяма Гастингса прибыл еще один гонец. Предполагалось устроить заседание созванного королевой Государственного Совета и объявлялось, что 4 мая состоится коронация нового монарха. Гастингсу стоило серьезных усилий заставить членов Совета согласиться, - королевская свита не должна превышать рамок в две тысячи человек. Добравшись до Лондона, Его Милости герцогу Глостеру потребуется хорошо подготовиться, дабы встретиться с таким числом сопровождающих.
  Ричард знал, что имел в виду Гастингс. Вудвиллы вознамерились править. Они собирались короновать Эдварда, а потом объявить, что нужды в герцоге Глостере и в его исполнении желаний покойного брата уже нет. Что ему поздно становиться заступником и опекуном маленького короля. Ричард мог увидеть, насколько необходимо его присутствие, и обязательно должен был бросить Вудвиллам вызов. Принять к сведению совет Гастингса и отправиться в Лондон во всеоружии.
  
  Ричард почти доехал до Ноттингема. Он решил, - раз сопровождение короля включает две тысячи человек, следует сделать то же самое. Герцогу не нужно было даже намека, что его партия ищет столкновений. Ричард просто хотел, чтобы народ знал, - брат назначил Его Милость герцога Глостера опекуном племянника, и, если Эдварда следует сопроводить в столицу, он обязан это сделать.
   В Ноттингеме Ричарда нагнал посыльный от лорда Риверса. Тот слал герцогу Глостеру любезные приветствия и соболезнования по поводу его невосполнимой утраты. Лорд Риверс знал о любви, испытываемой королем к брату, и поэтому хорошо понимал, что означает для Ричарда смерть Эдварда. Граф оставил Ладлоу вместе с юным монархом и предполагал добраться до Ноттингема к двадцать девятому апреля. Вполне могло оказаться, что герцог в это самое время уже прибудет в город. Если Риверс приедет первым, то подождет герцога Глостера в зависимости от желания последнего.
   Ричард отправил ответ, что для него будет честью встретиться в Нортхэмптоне с графом Риверсом и Его Величеством.
   Следующий гонец прискакал от Гастингса. Он умолял милорда Глостера поторопиться и перехватить монарха. Вудвиллы уже встали у государственного руля. Они начали с подозрением посматривать на Гастингса, ибо тот напомнил дружному семейству о назначении покойным Эдвардом Защитником страны Ричарда. Сэр Уильям был уверен, королевские родственники попытаются его сместить, поэтому просил герцога прибыть со всей доступной тому скоростью.
   Ричард взвесил стороны сложившегося положения. Он увидел, что лишь от него зависит предотвращение в Англии гражданской войны. Сторону сэра Гастингса примет большое количество вельмож. Совершенно точно, - среди них будет герцог Бэкингем. Его Милость всегда ненавидел Елизавету Вудвилл, еще с детских лет, когда герцога принудили жениться на сестре королевы. Елизавета сумела заставить Совет согласиться с выбранной для коронации датой, что многих сподвигло ее поддержать, ведь Вудвиллы сосредоточили в своих руках уже столько полномочий, что сместить их окажется затруднительно. Однако Ричард пообещал себе обуздать влияние этого рода. Он часто предупреждал Эдварда и предостерегал его против предоставления им столь объемного набора политического воздействия. Теперь, когда Эдварда рядом нет, что-то предпринять здесь просто необходимо.
   Герцог с нетерпением ждал встречи с графом Риверсом.
  
   В Нортхэмптон Ричард и его свита въехали в солнечный полдень двадцать девятого апреля. Там не было и следа графа Риверса и королевской кавалькады.
   Расспросы показали, что дядя и племянник уже миновали город и направились к Стоуни Стратфорду.
   Это тревожило и выглядело так, словно Риверс даже не собирался встречаться с Ричардом. Герцог решил, что должен остаться тут на ночь, - ведь и его люди, и скакуны нуждались в отдыхе. Появились и хорошие новости. Прибыл еще один посланец, на этот раз от герцога Бэкингема, уже находившегося в окрестностях и готового присоединиться к Ричарду.
   Герцог велел, чтобы сопровождающих его разместили везде, где получится найти место, тогда как он с несколькими приближенными отправится в гостиницу, где и устроится на ночлег.
   Не успели они добраться до постоялого двора, как во двор въехал всадник.
   'Наверное, Бэкингем', - предположил Ричард, но, к его изумлению, это был не герцог. Перед ними стоял Энтони лорд Риверс.
   Он подошел к Ричарду и низко поклонился. 'Мой господин Защитник государства', -произнес граф, - 'я прибыл со всей доступной мне поспешностью, дабы поприветствовать вас и объяснить, почему я был не в состоянии продолжать ждать здесь. По-видимому, тут не найдется достаточно места и для ваших сопровождающих, и для сопровождающих короля. Поэтому мы пришли к выводу, что целесообразнее поехать в Стоуни Стратфорд. Таким образом, я вернулся, чтобы объяснить вам сложившееся положение'.
   Искусное объяснение, - подумалось Ричарду, но он не поверил в его истинность. Вудвиллы стремились доставить юного монарха в Вестминстер и там возложить ему на голову корону, чтобы необходимости в Защитнике государства больше не возникло.
   Его Милость Глостер сделал вид, что принял прозвучавшие слова и пригласил Риверса вместе пообедать. Энтони заявил, - для него честь принять это предложение. Пока родственники обменивались, таким образом, взаимными любезностями, прибыл герцог Бэкингем.
   Ричард встретил его с явно демонстрируемым удовольствием. Граф Риверс притворился в том же самом отношении, но его коробила враждебность герцога по отношению к Вудвиллам, пусть тот и вошел, благодаря браку, в их семью. Но, вероятно, из-за этого самого брака Бэкингем их и ненавидел.
   Возвращаясь на постоялый двор, на котором ему предстояло провести ночь, Энтони чувствовал заметное беспокойство.
   Ричард никогда не выдавал происходящего у него внутри, поэтому было не легко узнать, одурачен ли он объяснением, что в городе нет лишних комнат, или же не одурачен. Тем не менее, юный король находился в Стоуни Стратфорде, в четырнадцати милях ближе к Лондону, и это представлялось мудрым шагом со стороны Энтони Риверса.
   Ужин прошел в теплой дружеской обстановке. Вся троица - Их милости Глостер, Бэкингем и Риверс казались пребывающими в абсолютном согласии, чего бы речь не коснулась. Ричард, возможно, являлся немного молчаливым, но таков уж он родился. Энтони Риверс крайне изумился бы, если бы случилось иначе. Генри Стаффорд герцог Бэкингем говорил столько, что хватило бы на двоих. Переменчивый и переполненный энергией, он привнес в вечер такую долю веселья, что подозрения графа Риверса крепко и надолго уснули. Более того, Бэкингем никогда не интересовался государственными делами. Энтони смотрел на него, как на дилетанта, любителя роскоши, отчасти даже лентяя. До настоящего момента, вопреки своему высокому положению в обществе, Генри предпочитал жить на природе, вдали от серьезных вопросов. В ранней юности его женили на Екатерине Вудвилл, сестре королевы, и, так как союз был заключен по принуждению, и Бэкингем не имел к нему ни малейшего желания, то в будущем затаил на клан обиду. Энтони Риверс понимал, что зять настроен совсем не по-дружески к его семье, но полагал, - Стаффорд слишком безразличен к государственным заботам для трудов против Вудвиллов, и, таким образом, их встреча, как родственник и намекнул, случайна.
   Мужчины разошлись в самых лучших отношениях, и граф Риверс вернулся на постоялый двор, стоящий поблизости от того, где решили провести ночь Глостер и Бэкингем. Энтони пообещал себе, что утром ускачет, как можно раньше, прежде чем его сотрапезники успеют подняться.
   После его ухода Бэкингем отправился с Ричардом к тому в комнату. Несколько мгновений они серьезно смотрели друг на друга, затем Ричард произнес: 'Ну, и что это значит?'
   'Он увезет короля в Лондон у вас из-под носа', - проронил Бэкингем.
   'Не увезет', - ответил Ричард.
   'Мой господин, король находится в Стоуни Стратфорде. Можете быть уверены, Риверс предполагает забрать его раньше, чем мы до него доберемся'.
   'Этого не должно случиться'.
   'Без сомнений, он пошлет в Стоуни Стратфорд гонцов'.
   'Я уже приказал останавливать всех посланцев, покидающих город'.
   Бэкингем улыбнулся.
   'Таким образом, король останется в Стоуни Стратфорде, пока я не прибуду, чтобы сопроводить его в Лондон', - продолжил Ричард.
   Генри Стаффорд кивнул. 'Вы мудры и предусмотрительны, мой господин Защитник государства. Я приехал сюда, чтобы присоединиться к вам и предложить мои услуги. У власти Вудвиллы...сейчас. Они стремятся править нашей страной'.
   'Я прекрасно это знаю. Вудвиллы намеренно сделали все, чтобы скрыть известия о смерти брата, хотя знали, что Эдвард назначил меня Защитником государства и королевским опекуном'.
   'Семейка решила возложить на ребенка корону, после чего плотно окружить своими представителями, которые продолжат править. Этого не должно случится'.
  'Этому не следует позволять случиться', - уточнил Ричард.
  Он задумчиво посмотрел на Бэкингема. Генри Стаффорд осуждал Вудвиллов со всей имеющейся у него яростью. Герцог представлял собой важного союзника, будучи частью одного из знатнейших родов Англии. Ричард хранил твердую уверенность в своей способности вести дела так, как хотелось бы брату, но, чем больше сторонников у него возникнет, тем лучше. Гастингс преданность доказал, теперь подошла очередь Бэкингема.
  Уверенность в себе Его Милости герцога Глостера росла. Не то чтобы он очень нуждался в поддержке. Ричард всегда делал то, что считал правильным, не сильно размышляя о цене.
  Сейчас он заявил: 'Существует необходимость в жестких мерах, жестких и немедленных'.
  'Мой господин', - произнес Бэкингем, - 'вам будет видно, что предпринять конкретно'.
  
   Энтони вернулся в свою комнату в настроении, граничащем почти с благодушием. Его Милость Глостер проявил любезность, довольно неожиданную, стоит признать. При жизни прежнего короля он ни разу не продемонстрировал к Вудвиллам внимания, и Энтони точно знал, Ричард поставил брата в известность, что заключенный им брак абсолютно не соответствует сану властителя. Что до Бэкингема, тот вел себя как образцовый зять, пусть и впервые за все время.
   Устраиваясь в постели, Риверс улыбался. Разумеется, эти двое поняли, что он, лорд Энтони, приобрел отныне большую значительность, чем была у него раньше. Юный король его обожает, и если кто-то стремится попасть при новом царствовании в милость, то должен оказать почтение графу Риверсу. Да и королеве тоже, ведь дядя воспитал Эдварда в благоговении перед матерью. Энтони был уверен, - у клана Вудвиллов впереди лежат блестящие перспективы.
   Он с легкостью заснул, ибо в таком приятном обществе выпил больше обычного, но, прежде чем отправиться отдыхать, успел приказать разбудить себя на рассвете. Лорду Риверсу требовалось выехать в направлении Стоуни Стратфорда, где его будет ждать маленький Эдвард. А потом...потом путь в Лондон и коронация.
   Проснувшись с первыми проблесками на небе солнечных лучей, Энтони вскочил, пораженный. Его же обещали сейчас разбудить. Услышал внизу шум голосов, он вдруг почувствовал, что все идет не так, как планировалось, и подошел к окну, выглянув из него. Постоялый двор, по всей видимости, окружали солдаты.
   Граф набросил на плечи плащ и приблизился к двери. Там он столкнулся со стражником.
   'Что это означает?' - громко спросил Энтони.
   'То, что вы, мой господин, задержаны'.
   'Что? Это бессмыслица какая-то. Задержан. Но по причине чего? Кто приказал меня задержать?'
  Энтони увидел знак Вепря на одежде стражников и понял все окончательно, ибо охраняющий его человек ответил: 'Мой господин, задержать вас приказал лорд Защитник королевства'.
  Граф Риверс отступил вглубь комнаты. 'Каким же я был глупцом!' - подумал он. 'Как мог позволить так себя одурачить? Мне следовало остаться в Стоуни Стратфорде. В настоящий момент я должен был находиться вместе с королем на пути в Лондон'.
  Энтони торопливо оделся и заявил, что желает поговорить с Его Милостью герцогом Глостером. Он послал позвать своего самого надежного оруженосца и велел ему немедленно идти в гостиницу, где герцог разместил штаб, чтобы оповестить, - лорд Риверс хочет побеседовать с ним без малейшей задержки.
  'И еще, - отправьте сообщение моему племяннику, лорду Ричарду Грею, который сейчас с королем. Напишите ему безотлагательно ехать с Его Величеством в Лондон'.
  'Это невозможно, мой господин. Никому нельзя покидать городок. На всех дорогах расставлены подотчетные Защитнику королевства люди'.
  'Значит, уже слишком поздно', - произнес Энтони. 'В таком случае мне нужно встретиться с Его Милостью герцогом'.
  'Я немедленно пойду, мой господин, и спрошу, может ли он принять вас'.
  Его Милость граф Риверс остался ждать в состоянии тяжелой подавленности и крайней тревоги. В должное время посланец вернулся и сообщил, что проводит Энтони к герцогу Глостеру.
  Ричард посмотрел на Риверса с горечью.
  'Это было не очень умным ходом', - проронил он. 'Во всем городе для вас не нашлось ни единой комнаты! Следовало бы действовать тоньше, Риверс'.
  'Мой господин Глостер, произошло так, что...'
  Ричард поднял ладонь. 'Я не желаю с вами спорить. Мне прекрасно известно, что вы замышляли сделать...вы и Ее Величество королева. Вы игнорировали желания моего брата. Пытались держать меня в неведении о его смерти, пока не возложили бы корону на юного Эдварда и не утвердились бы в качестве правителей страны. Этому не бывать, лорд Риверс'.
  'Уверяю вас, мой господин герцог, народ мечтает, чтобы Эдвард получил корону'.
  'Разумеется, народ мечтает, чтобы его законный монарх получил корону, но должным образом, не тем, что позволит самой ненавидимой в государстве семье встать во главе страны. Даю вам слово, Эдвард наденет корону, но не 4 мая, как вы задумывали'.
  'Мой господин, сам король может желать...'
  'У меня нет сомнений, король будет желать лишь того, о чем расскажет ему его дядюшка. Он молод. Вероятно, он даже не догадывается о коварных и честолюбивых мечтаниях вышеназванного дядюшки. Нет, мой господин, ваши интриги окончились крахом. Есть только одно явление, от всей души отвергаемое народом, это оказаться под пятой правления Вудвиллов. У англичан будет законный король и должный Совет, дабы его поддерживать'.
  'Возглавляемый моим господином Глостером, могу не сомневаться'.
  'Возглавляемый, мой господин, человеком, выбранным для этого покойным королем'.
  'Я пришел к вам с мирными намерениями'.
  'Тогда как вы объясните оружие в вашем обозе?'
  'Естественной предосторожностью'.
  'Предосторожностью против тех, кто искал справедливости для монарха и государства?'
  'Спросите у Его Величества короля, кого бы он желал видеть сопровождающим себя'.
  'Его Величество король окружен и подавлен влиянием родственников по линии своей матушки. Это известно всем. Наш монарх - еще ребенок. А дети не способны править. Но довольно. Я даровал вам возможность нашего разговора, который теперь окончен'. Герцог позвал стражников. 'Уведите Его Милость лорда Риверса. Он задержан. Графа следует разместить в Шериф Хаттоне, пока не настанет время для судебного рассмотрения дела'.
  Возмущенный и возражающий граф Риверс был уведен.
  
  На рассвете Ричард бок о бок с Бэкингемом и во главе собранных ими людей въехали в Стоуни Стратфорд.
  Юный король, лорд Ричард Грей и гофмейстер-управляющий монарха Томас Воган нервно всматривались в горизонт, ожидая прибытия Его Милости лорда Риверса. Он сказал, что появится ранним утром, и им всем следует быть уже готовыми для путешествия в Лондон, ибо даже секунду нельзя терять .
  Лорд Ричард прибыл только вчера, доставив сообщения от королевы к ее сыну. Елизавета писала, что желает встретиться. Эдвард теперь - король, и матушка знает, - мальчик поймет, насколько стал значимым. Она потеряла его дорогого отца и отныне нуждается в защите отпрыска.
  Чувства переполнили сердце ребенка. Мысль о защите его прекрасной матушки, всегда казавшейся способной о себе позаботиться, превратилась для него в ответственную задачу, которую Эдварду не терпелось взяться выполнять. Дядя Энтони объяснит ему, что следует делать, да и матушка с лордом Ричардом будут рядом. С таким множеством соратников и помощников бояться не следует.
  Ричард Грей чуть-чуть тревожился, - дядя все еще не появился. Он так настаивал на их отбытии с первыми лучами солнца, заверял, что прискачет из Нортхэмптона ранним утром. И где Энтони сейчас?
  Юноша сказал, что группе нужно быть полностью готовой, когда лорд Риверс прибудет, совершенно определенно, он начнет их поторапливать и потребует отправляться в путь без малейшего промедления.
  Теперь Ричард находился в недоумении. Королева хотела, чтобы сын приехал в Лондон для ожидающейся через несколько дней коронации. Молодой человек решил, - придется двинуться в путь без лорда Риверса. Компания покинула гостиницу, король поднялся на коня, Ричард Грей уже был рядом, и тут вдалеке раздался отзвук от топота копыт.
  'Он тут', - воскликнул лорд Ричард. 'Благодарение Господу. Я уверен, дядя Энтони пожелает уехать сразу же'.
  Но в этот миг громко прозвучали приказы. Никто не должен был оставлять город.
  Среди прибывших скакал дядя короля по отцовской, а не по материнской линии, и с ним находился герцог Бэкингем.
  Их Милости Глостер и Бэкингем подъехали прямо к королю, спешились и низко ему поклонились, демонстрируя глубочайшее почтение.
  'Где лорд Риверс?' - довольно резко поинтересовался Эдвард.
  'Я привез вам известия о моем господине Риверсе', - ответил Ричард. 'Предлагаю вернуться в гостиницу и там - в тишине - побеседовать'.
  Потрясенный монарх спустился на землю и вместе с сопровождающими его лордом Ричардом Греем и сэром Томасом Воганом направился внутрь помещения постоялого двора. Глостер и Бэкингем последовали за ними.
  Ричард велел, чтобы их отвели в комнату. Оказавшись там и закрыв дверь, он опустился на колено и поцеловал Эдварду ладонь.
  'Грядет величайшее бедствие, которое может сокрушить и нас и наш народ', - промолвил герцог. 'Ваш батюшка и мой брат умер, и вы, мой господин, стали отныне истинным и законным королем Англии'.
  Эдвард кивнул. На его глазах показались слезы. Мальчик был испуган. Дядюшка Глостер постоянно оказывал на ребенка подобное воздействие. Он спрашивал себя, - где же дядя Энтони и почему не приехал, как обещал.
  'Говорят', - продолжил герцог Глостер, - 'что ваш отец мог бы остаться в живых, не дай он себе пуститься в крайности. Некоторые из его приближенных, особенно ваш единоутробный брат, маркиз Дорсет, поощряли короля в этих крайностях. Как ваш опекун, назначенный вашим батюшкой, я намерен защитить вас от данных порочных воздействий'.
  Лорд Ричард Грей громко воспротивился: 'Мой господин...я возражаю. Ни я, ни мой дядюшка никогда не желали королю ничего, кроме благополучия'.
  Его Милость герцог Глостер отмахнулся от этого вмешательства.
  'Некоторые люди', - продолжил он, - 'собирались лишить меня службы, возложенной на мои плечи последними сказанными братом словами, его просьбой, дабы я выполнил эту волю. Они намеревались сместить меня. Поэтому я не имел других вариантов действий, кроме как задержать Его Милость лорда Риверса'.
  'Вы задержали лорда Риверса!' - воскликнул король. 'Но он никогда не делал ничего дурного. Он мой очень хороший друг...мой лучший, ближайший друг'.
  'Мой господин, они держали вас в неведении. Был создан заговор с целью сломить меня и управлять страной вашими руками. Этот заговор устроили маркиз Дорсет, лорд Риверс и здесь присутствующий лорд Ричард Грей'.
  'Но названные люди - члены моей семьи...мои братья и мой дядюшка'.
  'Именно поэтому они и создали свой великий план. Ваши родственники всегда рассчитывали на данное свойство. Пока Его Величество не вступил в брак с вашей матушкой, Вудвиллы были никем. Сейчас же они пытаются принять решение вместо всех нас'.
  'Я не поверю подобным словам о них. Я всех их нежно люблю. Они всегда являлись моими самыми верными друзьями'.
   'Мой дорогой племянник', - начал Его Милость герцог Глостер, - 'на протяжении многих лет я пользовался безграничным доверием вашего батюшки. Никто не был к нему ближе в вопросах государственных проблем, чем я. Я знал все, о чем он думал, с того самого момента, как брат взошел на трон. Мы трудились вместе. За несколько недель до смерти мы разговаривали об этом. И ваш отец сказал, что требует у меня взять в руки бразды правления, пока вы не достигнете возраста, позволившего бы вам заняться политикой лично. Эдвард, мне он доверял так, как никому другому'.
  'Но меня батюшка доверил Его Милости лорду Риверсу', - мгновенно парировал Эдвард.
  'В действительности, выбор вашего дядюшки был совершен Ее Величеством королевой, но ваш отец начал тревожиться относительно преобладания влияния семьи вашей матушки и собирался произвести необходимые изменения'.
  Эдварду хотелось крикнуть этому дядюшке: 'Я этому не верю. Я их всех люблю. А они любят меня. Мой брат Ричард и мой дядюшка Энтони - еще и самые верные друзья. Что же до вас, мой господин Глостер, я вас не знаю. Вы не внушаете мне симпатии. И я хочу, чтобы мне вернули дядюшку Энтони'.
  Но в дядюшке Ричарде Глостере было нечто суровое и резкое. Эдвард робел перед ним, даже боялся его. Его Милость выглядел так, словно очень редко смеялся. Дядюшка Энтони смеялся часто, пусть и являлся человеком очень религиозным и даже иногда носил под изысканными одеяниями власяницу. Разве подобное поведение и привычки не считались признаком святости? Но с дядюшкой Энтони все превращалось в шутку. Как и со старшим единоутробным братом. Мальчику хотелось велеть дяде Глостеру вернуть ему лорда Риверса, но он не знал, как это сделать.
  'Мой господин', - мягко произнес Его Милость герцог Глостер, - 'ваш отец оставил наставления, дабы я, его брат, который был к нему ближе, чем кто-либо другой, стал бы Защитником королевства и вашим опекуном. Дадите ли вы разрешение, чтобы желания вашего батюшки оказались исполнены?'
  Эдвард беспомощно посмотрел вокруг. Он хотел воспротивиться. Мальчик обратил взгляд на лорда Ричарда Грея, но брат знал, - с Глостером ничего не поделать, покойный король действительно назначил его Защитником королевства.
  'Д...да', - заикаясь, ответствовал юный монарх. 'Я согласен с тем, чтобы повеления моего батюшки были выполнены'.
  'Тогда, мой господин, нам следует вернуться в Нортхэмптон', - заявил Его Милость герцог Глостер.
  'В Нортхэмптон! Но матушка ожидает нас в Лондоне!'
  'Прежде всего мне нужно убедиться, что вам будет безопасно туда ехать'.
  'Но моя матушка...'
  'Ваша матушка не сможет защитить вас так, как сделаю это я. Мы безотлагательно возвращаемся в Нортхэмптон, и очень скоро, я уверен, мои лондонские друзья дадут мне знать, что происходит в столице. Если там все спокойно, мы вернемся, и вы будете коронованы как полноправный король Англии. Через час нам надо выехать'.
  Его Милость Глостер вышел из гостиницы и, сев на коня, обратился к солдатам.
  'Ваша задача выполнена', - произнес он. 'Король в безопасности в моих руках, куда и стремился его поместить отец. Как только я получу новости из Лондона, что там безопасно для юного монарха, я сразу сопровожу мальчика в столицу. Надеюсь, друзья мои, наш повелитель скоро отправится на свою коронацию. В ваших любезных услугах надобности уже нет. Расходитесь и возвращайтесь домой. Если в вас возникнет потребность, вам сообщат'.
  Произошло невольное колебание, раздался людской ропот, но затем солдаты развернулись и сделали то, о чем их просили.
  Его Милость Глостер вернулся на постоялый двор.
  'Где Его Милость лорд Ричард Грей и Томас Воган?' - поинтересовался он.
  'Они с Его Величеством королем, мой господин', - прозвучал ответ.
  'Как только они от него выйдут, задержите их. И вместе с Его Милостью Риверсом отправьте в Шериф Хаттон'.
  
  'Закат. Глава 11. Джейн Шор'.
  
  Ее Величество королева вместе с сыном, маркизом Дорсетом, нетерпеливо ожидала прибытия юного монарха с его дядюшкой Риверсом.
  Елизавета не могла понять причины задержки, она знала, - Энтони находится в Стоуни Стратфорде. Это последний пункт, откуда к ней приезжали посланцы.
  'Если всем нам следует подготовиться к назначенной на 4 мая коронации, то времени осталось совсем мало', - объявила она.
  'К нужному сроку мы все подготовим, не волнуйтесь'.
  Елизавета с еле заметной тревогой, зато с огромной любовью взглянула на своего привлекательного старшего сына. Он был очень похож на отца, который являлся таким же чрезвычайно красивым мужчиной. Вне всяких сомнений, ей удавалось притягивать к себе исключительно красавцев, - печально пронеслось в мыслях у королевы. Конечно, царственный Эдвард при этом стоял вне каких бы то ни было сравнений, но и первый муж Елизаветы отличался выдающейся привлекательностью, поэтому Томас эту черту от него унаследовал. Да, сын никак не относился к числу мужчин, закоренелых в твердости и спокойствии, он был порывист, и мать оказывалась вынужденной признаться, еще и отчасти надменен, к тому же абсолютно тщеславен. Отчим избаловал Томаса, водя юношу везде с собой. Теперь молодой человек известен, как один из прожженных распутников в государстве.
   Сначала Елизавета возмущалась совместными вылазками пасынка и отчима на поиски приключений, но потом решила, что это не так уж плохо. Пусть уж король будет с Томасом, нежели чем с Гастингсом. Томас и Уильям Гастингс друг друга не любили. Королева слышала, что они оба сейчас, когда Эдвард умер, соперничали из-за Джейн Шор.
   Каким же обаянием должна обладать эта женщина! Прежний монарх был предан ей до последнего дня. Наверняка, природа щедро одарила Джейн, но, чтобы так долго удерживать рядом с собой Эдварда, следовало иметь и нечто большее. По всей видимости, Гастингс действительно влюблен в нее, или так говорят слухи, только Джейн от него ничего не нужно. Те же сплетни повествуют, что теперь, после смерти Эдварда, красавица не устояла перед сыном королевы, маркизом Дорсетом.
   Бедная Джейн! Хотя Томас приходился ей сыном, и Елизавета была юноше безгранично предана, но она сожалела о слишком положившейся на него девушке. Женолюбие Томаса коренным образом отличалось от женолюбия Эдварда и Гастингса. Эдвард в глубине души был романтиком, да и его друг Уильям Гастингс абсолютно точно таковым является. Ничего подобного в молодом человеке не наблюдалось. Он совершенно точно знал, чего хочет и этим было исключительно удовлетворение его чувственных аппетитов, которые славились ненасытностью, сравнимой с той, что характеризовала покойного короля, или почти ее достигавшей. Ибо Елизавета твердо знала, затмить тут Эдварда никому не под силу.
   Она намеренно старалась не думать, что могло произойти в Стоуни Стратфорде, настолько боялась неожиданного развития событий. Елизавета приказала, дабы посланцы прибывали неостановимым потоком и с тревогой делала все для готовности к прибытию сына.
   К настоящему моменту минуло уже несколько часов, но никто не приезжал. Энтони, наверняка, мог почти видеть на горизонте лондонские заставы.
   В конце концов, посланец к Елизавете прибыл. Что-то определенно пошло не по плану. Ее Величество приказала, чтобы вестника привели к ней, не медля ни секунды. Он выложил новости, задыхаясь и запинаясь.
   В это нельзя было поверить. Королем завладел Его Милость Глостер! Он находился вместе с мальчиком в Нортхэмптоне! Энтони и Ричард оказались задержаны!
   'Господи, сбереги нас', - воскликнула Елизавета, - 'это же катастрофа'.
   Она взглянула на Дорсета. Юноша никогда не проявлял себя лучшим образом в минуты кризисов.
   'Глостер одержал над нами верх', - начал Томас повышать голос. 'Тысяча проклятий на его голову. И сифилис к ним в придачу!'
   'Нам что делать?' - поинтересовалась его матушка. 'Он задержал твоего брата и твоего дядю. Как полагаешь, что с нами произойдет, когда он прибудет в Лондон?'
   'Нам надо уехать...' - продолжил Дорсет на той же ноте. 'Но куда мы можем скрыться?'
   Елизавета уже была готова. Подобное случалось и раньше. Она произнесла: 'Нам следует отправиться в убежище'.
   Ее Величество оглянулась на все те роскошные предметы, которые так любила. Оставить их...и отправиться в убежище. Как долго придется там находиться? Тем не менее, этот шаг неизбежен. Откуда Елизавете знать, что предпримет Глостер, когда привезет короля в Лондон?
  'Нам нужно немедленно подготовиться к отбытию. Я заберу с собой всех своих детей. В убежище он не сумеет причинить нам вред. Я уже жила там, когда Его Величество пребывал в изгнании. Придется опять наведаться в прежнее пристанище. Но в этот раз мне потребуется взять туда...некоторые из предметов быта. Ехать с пустыми руками, как раньше, я не намерена'.
   'Тогда сейчас же начнем собирать то, что вы с собой возьмете. У нас осталось слишком мало времени, чтобы его терять'.
   Елизавета резко позвала слуг и принялась руководить ими относительно нуждающихся в упаковывании вещей. Остальным следовало пойти и подготовить к отъезду детей. Королева вознесла хвалу Всевышнему за то, что маленький Ричард находился с ними. И ему, и пятерым девочкам должно было уже приготовиться к отъезду. Как только драгоценные элементы обстановки окажутся упакованы, семья поплывет вверх по течению реки по направлению к убежищу.
   Тем временем Гастингс успел получить новости, что король отныне в руках Глостера. Столицу наводнили приехавшие со всех концов страны на коронацию аристократы, и сэру Уильяму пришла в голову необходимость поставить в курс дел Томаса Ротерхэма, архиепископа Йорка. Тот также исполнял обязанности канцлера и, по счастливому совпадению, был в Лондоне. Ему следовало знать, что все идет хорошо и своим чередом.
   Старому архиепископу, которому стукнуло уже шестьдесят, чтобы услышать новости, пришлось оказаться грубо оторванным ото сна.
   Сообщение Гастингса, нацеленное на успокоение прелата, на деле ничего подобного не обеспечило. Оно завершалось словами: 'Все будет хорошо'.
   Пожилой человек серьезно это обдумал. Он поддерживал Ее Величество и абсолютно не сочувствовал происходящему. 'Все будет хорошо', - пробормотал Ротерхэм. 'Но так хорошо, как раньше, не будет теперь никогда'.
   Нет, огромная трагедия, что Эдварду выпало уйти столь молодым, до того, как они смогли подготовиться к его смерти, и, таким образом, оставить нести неотъемлемые от короны обязанности этому невинному ребенку. Архиепископ торопливо оделся, и, пока занимался облачением, ему все больше становилось ясным значение случившегося. Семья королевы слишком могущественна, чтобы отойти в сторону и позволить герцогу Глостеру забрать то, что Вудвиллы давно считали своим.
   Следовало незамедлительно предупредить Елизавету. Ротерхэм тут же отправился в Вестминстерский дворец. Там он застал картину, абсолютно выбивающуюся из обычных рамок. Королева с отсутствующим и полным безнадежности выражением лица сидела на разбросанном камыше. Вокруг нее размещались собранные слугами узлы, со стен снимались гобелены, а ценные украшения укладывались в сундуки.
  'Моя госпожа', - вырвалось у канцлера Ротерхэма, - 'вам не надо отчаиваться. Я получил известие от моего господина Гастингса. Он уверяет, что все будет хорошо'.
  'От Гастингса!' - воскликнула Елизавета в ярости. 'Если когда-либо у меня мог обнаружиться враг, то это именно он. Гастингс решил сломить и меня, и мою семью. То, что он называет хорошим, я считаю плохим, мой господин'.
  Канцлер Ротерхэм пришел в ужас.
  'Моя госпожа, моя госпожа', - повторял он, - 'что же нам делать?'
  'Вы останетесь на моей стороне, мой господин? Мне необходимо надеяться на помощь друзей'.
  'Моя госпожа, вы можете положиться на меня и на то, что я встану на защиту вашего дела'. Ротерхэм взял Большую печать и вложил ее в ладони Елизаветы.
   Елизавета приняла Большую печать с благодарностью и попросила архиепископа Ротерхэма возвратиться назад в его дворец. Уже скоро и ей, и членам ее семьи следовало направиться в убежище.
   Забираемое с собой добро уже упаковали. Королева велела позвать детей, и те пришли к ней, потрясенные. Они никогда не знали трудных дней. Их жизнь находилась под охраной значительного всепрощающего и всемогущего отца. Среди пришедших находилась прекрасная Елизавета, которой сейчас исполнилось шестнадцать, и которая к настоящему моменту должна была стать супругой французского дофина. Однако, предательство Людовика и потрясение от его обмана, несомненно, превратились в один из факторов, ускоривших смерть короля Эдварда. Вместе с Елизаветой явилась четырнадцатилетняя Сесиль. А еще восьмилетняя Анна, четырехлетняя Екатерина и маленькая трехлетняя Бриджит. Увидев своих девочек, Ее Величество подумала о несчастной Марии и огромной скорби, принесенной родителям смертью девочки. Елизавета и Эдвард часто поздравляли себя с тем, что им повезло намного больше, чем большинству английских семей. Хотя пара и потеряла троих детей - Маргарет, Джорджа и теперь еще Марию, они сохранили остальных отпрысков. Из десяти родившихся на свет в доме остались семеро, а это было очень хорошим числом. Королева нежно обняла всех пришедших. Ближе других Елизавета притянула к себе маленького Ричарда. Как мальчик он представлял значительную ценность. Ребенку уже исполнилось десять, и он регулярно задавал вопросы о своем брате, выражая желание его увидеть. Молодая женщина часто размышляла, не отослать ли сына в Ладлоу, но не находила сил сопротивляться искушению сохранить его под собственным крылом.
   Сейчас она была рада.
  'Мои дорогие дети', - обратилась Елизавета к отпрыскам, - 'произошло нечто ужасное. Ваш порочный дядюшка Глостер забрал короля из рук лорда Риверса и удерживает его у себя. Я опасаюсь того, что он сделает, когда привезет нашего монарха в Лондон, поэтому все мы отправляемся в убежище до минуты, пока не узнаем, что творится вокруг'.
   'Все эти вещи мы возьмем с собой?' - поинтересовался Ричард.
   'Да, сын мой, мы не оставим их, чтобы ими завладел ваш дядюшка'.
   'Эдварда он убьет?'
   'Нет, нет. Никто не намерен никого убивать. Герцог Глостер не осмелится. Но он стремится править руками Эдварда, а мы не хотим позволить подобному случиться'.
   'Мы будем с ним сражаться...'
   'Мы довольно могущественны, дабы остановить его'.
   'Вудвиллы сумеют с этим справиться', - изрекла Елизавета. 'Они представляют собой самый влиятельный клан в государстве'.
   'Все так, все правильно', - подтвердила королева. 'Помните, мои дорогие, вы тоже Вудвиллы. А сейчас, Елизавета, и ты, Сесиль, позаботьтесь о младших. Нам следует отправиться немедленно. Чем раньше мы окажемся в убежище, тем быстрее и основательнее на сердце у меня воцарится легкость'.
   Они вышли к лодке и вскоре прибыли к воротам соседствующего с аббатством убежища.
   'Однажды я уже побывала здесь', - отметила юная Елизавета.
   'Да', - прошептала Ее Величество. 'И я никогда не предполагала, что подобное может опять встать на нашем пути'.
   'Хорошо, но мы же вместе', - напомнила ей Елизавета.
   'Не все из нас', - подал голос Ричард. 'Эдварда тут нет'.
   'Король скоро к нам присоединится', - твердо произнесла его матушка.
  
   Ожидая в Нортхэмптоне новостей, Его Милость Глостер получил сообщение от Гастингса.
   Вудвиллы ясно поняли, что потерпели поражение. Королева с детьми сбежала в убежище. Ротерхэм, обезумевший старик, окончательно лишился головы и отдал Елизавете Большую печать. Да, не успев совершить эту глупость, он попытался вернуть отданное, но было слишком поздно. Ее Величество уехала, а когда смысл сотворенного канцлером стал доступен остальным, Ротерхэма, вполне понятно и естественно, отстранили от службы.
  Теперь Его Милость герцог Глостер мог привезти в Лондон короля.
  Таким образом, все шло в соответствии с начальным планом. Ричарду следовало сохранять уверенность, - если бы Эдвард был способен взглянуть с небес на происходящее, он непременно одобрил бы сделанное. Защитник государства решил, - нецелесообразно отправлять графа Риверса, Грея и Вогана в одно и то же место заточения. Намного безопаснее держать их в темнице по отдельности. Риверса придется послать в Шериф Хаттон, как ранее и предполагалось, Ричарда Грея - в Миддлхэм, а Вогана - в Понтефракт.
  С этого момента он был готов двигаться в направлении столицы. Король ходил немного насупившимся. Мальчик ясно демонстрировал, что не симпатизирует своему дядюшке Глостеру и глубоко сожалеет о дядюшке любимом, также, как и о единоутробном брате, отторгнутых от ребенка.
  Ричард пытался поговорить с Эдвардом о его отце, о том, как дружен он был с братом. Герцог даже напомнил юному королю о своем девизе 'Верность связывает меня', которого всегда придерживался, и на который покойный монарх мог спокойно положиться. Его Милость определенно дал понять, что, само собой, сейчас переадресовал преданность новому суверену.
  'Потому что, Эдвард', - убеждал Ричард, - 'вы - сын вашего отца и мой родной племянник. Кому я обязан хранить верность, как не вам?'
  Эдвард вежливо слушал его, но губы мальчика недовольно сжимались.
  'Вероятно', - ответил он, - 'вы сумеете привезти ко мне моего дядюшку лорда Риверса. Ведь я совершенно не представляю, в чем его могли обвинить'.
  'Он предстанет перед справедливым судом, и тогда вы все поймете'.
  'Мне не нужен суд, чтобы сказать себе, - мой дядюшка невиновен ни в каких неправомочных действиях', - ответил король.
  'Вы верны тем, кого считаете своими друзьями, и это вызывает восхищение', - осталось подытожить Его Милости герцогу Глостеру.
  Он горячился, пытаясь доказать новому монарху, что не желает ничего у него отбирать. Все, к чему Ричард стремился, - посадить Эдварда на трон и помочь ему мудро править.
  Четвертого мая - в выбранный Вудвиллами для коронации день - Эдвард Пятый, наконец, въехал в Лондон.
  Он был облачен в очень идущий ему голубой бархат, ниспадающие на плечи белокурые локоны превращали ребенка в прекрасное видение. Народ приветствовал монарха, хотя люди уже насмотрелись на королей-детей и понимали, - от них редко можно было дождаться чего-то хорошего. В чем Англия нуждалась точно - в сильном властелине, в таком человеке, каким являлся отец мальчика.
  Рядом с королем ехал Его Милость герцог Глостер, по контрасту с яркими одеждами суверена, он облачился в сумрачный черный. С другой стороны от Эдварда гарцевал Его Милость герцог Бэкингем, - так же, как и Глостер - в черном.
  Въезд был произведен с надлежащей торжественностью. Подданные встречали ребенка столь радостно, что их крики доносились даже до находящихся в убежище Елизаветы и детей, воспринявших событие с великим ликованием. Королева пообещала и себе, и родственникам, что долго это не продлится. Скоро они покинут данное место и окажутся рядом с монархом.
  Население смотрело на Его Милость герцога Глостера - бледного, серьезного и угрюмого. Брат полагался на него, безгранично ему доверял.
  'Мы получили юного короля', - думали люди, - 'но нужен нам мудрый защитник. Эдвард благоразумно надежно нас им обеспечил'.
  
  Новости о внешних событиях дошли и до убежища. Елизавета всей кожей ощутила безнадежность. Народ принял Ричарда, в нем они увидели мудрого правителя, человека, который остался верным брату и заслужил его доверие. Глостер по природе был склонен к основательности, замечательные административные навыки он показал, восстановив порядок на севере страны. Да, население полюбило маленького короля. Он подкупил их юностью и привлекательностью. Эти качества всегда трогали сердце, но лишь, когда кто-то ими умело руководил.
  Англичане единодушно дали согласие, что Его Милости герцогу Глостеру необходимо стать Лордом-опекуном и Защитником королевства.
  Глостер противостоял клану Вудвиллов, но в тот момент их отвергала уже вся страна. Англичане ясно видели, как корыстолюбивая Елизавета проталкивала родственников в самые влиятельные семьи государства. Теперь же это обещало прекратиться, Защитник королевства действовал со всеми доступными ему быстротой и здравомыслием, задержав Риверса с Ричардом Греем и заставив Дорсета осознать, - единственное место, где тот будет в безопасности, - убежище Вестминстерского аббатства.
  Его Милость маркиз Дорсет не мог успокоиться. Ему было сложно вынести заточение в убежище. Как продолжать вести считающийся им необходимым стиль жизни в подобном месте? Томас тосковал по Джейн. Он криво усмехнулся, подумав о том, что теперь молодая женщина стала его возлюбленной. Это произошло сразу же, как умер прежний король, как только Томас узнал о смерти Эдварда. Он давно положил на нее глаз и с трудом дожидался угасания монарха. Именно Джейн настаивала на данном пункте. Госпожа Шор отличалась от других знакомых Томасу женщин. Эдвард всегда повторял, что она - необыкновенная, и король был прав. Джейн не являлась настоящей блудницей, просто у нее в груди билось горячее сердце, и она всегда была готова окружить любовью, даже родилась, чтобы любить, как опять же говорил покойный Эдвард. Однако, у Томаса абсолютно не возникло сложностей с завоеванием ее расположенности. Оказывалось не легко одарить чем-то Джейн, это снова первым заметил еще король. Дорсет был циником, сначала он решил, что она просто чрезвычайно умна, как и его родная сестра в своих действиях. Но не могло найтись второй такой менее схожей с Елизаветой.
  Томас получал огромное удовольствие от отношений с Джейн, и у этого было несколько причин. Во-первых, ее отличали красота и желанность, а во-вторых, что доставляло особое наслаждение, Джейн притягивала к себе Уильяма Гастингса, - еще с того времени, как на девушку обратил внимание король. В действительности маркиз Дорсет не был уверен, не Гастингс ли ее обнаружил. Эдвард выходил на поиски приключений с ним вместе и соперничал с бедным Уильямом. Разумеется, тот не осмелился гневить монарха относительно Джейн. В случае с ней он пришел бы в ярость, хотя с любой другой дамой мог с готовностью войти в конкуренцию со своим верным другом.
  Но не в случае с Джейн. В ней было что-то особое. Гастингс мог скрежетать от злости зубами. После смерти Эдварда Джейн выбрала Дорсета.
  Милая и хрупкая Джейн, она посчитала Томаса неотразимым, пусть и не страдала от недостатка ума. Молодая женщина знала о его недостатках, прекрасно понимая, каким циничным и эгоистичным сибаритом является возлюбленный. Джейн не верила в верность Дорсета, он оказался обделен и присущей покойному королю добротой, стремлением Эдварда никогда не причинять боль, не ранить чувства других людей, если это от него зависит, вечно искать способ смягчить приключившиеся с ними неприятности. К Томасу отнести данные качества никак не получалось. Маркиз Дорсет совершенно не заботился об окружающих, он не принимал их в расчет, исключая возможность окружающих восполнить возникшие у него нужды. Джейн это понимала, поэтому выбор ей Томаса оказался победой вдвойне. Истина заключалась в обладании им чрезвычайной физической притягательностью. Множество женщин испытывало к Дорсету ненависть по причине его характера, однако, это не мешало им находить маркиза великолепным. То, что пользовавшаяся обожанием Эдварда и на протяжении всех лет их отношений бескорыстно отвечавшая ему взаимностью Джейн теперь была с Томасом, - расценивалось молодым человеком как величайшая из побед. Особенно, когда Уильям Гастингс уже готовился одарить ее той же преданностью, которая так долго поддерживала госпожу Шор при жизни Эдварда.
  Находиться запертым в убежище казалось невыносимым. Хотя, что произойдет, если Дорсет попытается его покинуть? Он немедленно окажется в заточении, ибо герцог Глостер видит в нем одного из предводителей партии сторонников Вудвиллов.
  В насколько же неприятное стечение обстоятельств довелось Томасу попасть, причем совершенно неожиданно. И все потому, что король умер, а его брат вознамерился встать во главе государства.
  'Чума Глостеру на голову!' - восклицал Дорсет. Но какая здесь польза от слов? Надо искать способ выбраться из этой мерзкой ловушки.
  Томас мог нащупать лишь один путь, и им являлся побег.
  Он начал разрабатывать пошаговый план. Было довольно легко выскользнуть из убежища во тьме ночи, но куда, в таком случае, податься дальше? В столице находилось огромное количество публичных домов, и в каждом из них Дорсета знали. Вопрос заключался в малом, - сколь глубоко можно довериться обитательницам этих заведений? Будучи на свободе, являясь сыном королевы и товарищем по приключениям короля, богатый и влиятельный, Томас не испытывал недостатка в друзьях. Сейчас положение стало принципиально иным. Или нет? Маркиз относился к числу людей, оскорбить которых опасно, - в войне и политике изменения случаются молниеносно, а Дорсет отличался редкостной мстительностью.
  Томас знал, что хозяйка одного из притонов сильно к нему неравнодушна. Юноша с легким сердцем полагался на свою способность очаровывать. Но стоит ли давать ей о себе знать? Нет. Это будет неразумно. Если послание попадет не в те руки? Если вместо любящих женских объятий он обнаружит ожидающих его людей герцога Глостера? Тогда Дорсет окажется еще в худшем капкане, чем тот, в котором он мается в настоящее время.
   Как бы то ни было, Томасу следовало попытаться. Он сбежит. Отыщет путь в трактир и попросит, чтобы его там спрятали, пока маркиз не сумеет ускользнуть за границу или перебраться на север страны. Это не должно представить особых трудностей. Прежде чем его отсутствие обнаружат, пройдет определенное количество времени. Матушка позаботится.
   Елизавета внимательно выслушала изложение сыном проекта побега. Она тоже устала от заточения и питала уверенность, что у них получится поднять и повести за собой народ. Разве не приходилась Ее Величество матушкой королю? Если Энтони, а с ним и Ричард смогут освободиться, и брат, и сын немедленно примутся будоражить население, восстанавливая людей против Глостера.
  Да, бежать Томасу жизненно необходимо. Таким образом, в одну из темных ночей Дорсет покинул убежище. Он направился к цели по узким улицам, наступая на знакомые булыжники и завернувшись в полностью скрывающий лицо плащ, дабы узнать его не сумел абсолютно никто. Томас постучал в дверь, юноше открыли, и тогда он попросил о встрече с хозяйкой дома.
   Та вышла и, когда плащ оказался сброшен, искренне обрадовалась. Прежнее обаяние не оставило Томаса. Молодая женщина чувствовала к нему ту же степень привязанности и явно была польщена приходом возлюбленного.
   'Мне нужно остаться здесь на ночь или на две...возможно, даже на неделю', - объяснил ей Дорсет. 'Ты можешь меня спрятать?'
   Разумеется, она могла, это доставило бы ей удовольствие.
   Томас так жарко поцеловал девушку в губы, как было под силу только ему. Даже старый Эдвард не сумел бы сделать поцелуй более страстным.
   Она пылко ответила, и Дорсет понял, что его доверие полностью оправдано.
  
   Джейн Шор чувствовала себя очень тревожно. Жизнь настолько радикально изменилась в последние недели, что она была выбита из колеи. Ее сильно терзали сожаления о смерти короля. Их взаимоотношения носили самый удовлетворяющий обоих характер. Несомненно, Эдвард действительно любил Джейн, длительность связи могла заставить некоторых назвать роман привычкой. Вполне вероятно, но эта привычка приносила удовлетворение и успокоение.
   Джейн хранила королю верность, хотя Дорсет часто старался сбить ее с истинного пути. Она не могла объяснить себе природу пугающего и притягивающего воздействия, оказываемого на нее Томасом. Маркиз словно наложил на Джейн заклятие. Находясь поблизости, молодой человек вызывал у девушки столь неодолимое влечение, что ей приходилось уступать, пусть и прекрасно понимая порочность этого, - порочность, таящуюся в Дорсете.
   При жизни Эдварда он не осмеливался проявлять подобную настойчивость. Томас провожал Джейн взглядом, и пылающее в его глазах желание, против ее воли, провоцировало взаимную ответную реакцию. Будучи рядом с королем, она успешно отражала предпринимаемые атаки. После смерти Эдварда все изменилось.
   Дорсет предъявил на Джейн права и превратил ее в свою рабыню. Она одновременно испытывала и отторжение от него и подпадала под безграничное обаяние. Когда Томас отсутствовал, у нее получалось признаться себе в необходимости разорвать их связь, но, стоило ему появиться, Джейн теряла внутренний контроль.
  По природе она не была женщиной свободных нравов и не собиралась переходить от одного мужчины к другому. Джейн испытывала потребность в размеренном, основательном и достойном образе жизни, что в должной мере и сопровождало ее отношения с королем.
  Она любила Эдварда. Кто мог тут что поделать? Монарх казался ей, - как и многим другим, - самым привлекательным мужчиной в целом мире. Более того, его манеры отличались изяществом, а от самого существа исходили лучи доброты. Он был таким могущественным, таким романтичным, царственным до дюйма, и еще - великолепным любовником. Эдвард обладал всем, о чем Джейн могла когда-либо мечтать.
  Молодая женщина часто размышляла о прежних днях, о том, как ее существование подошло к нынешнему положению. Жизнь в отцовском доме протекала довольно просто, он был преуспевающим торговцем, занимавшимся сбытом шелка и бархата, и первые годы семья провела в доме на улице Чипсайд, где Джейн и родилась. Матушка девочки умерла, оставив малышку на попечение батюшки, строгого, но по-своему любящего. Томас Уинстед с готовностью сделал бы для дочери все, от него зависящее, он даже нашел ей достойного мужа - ювелира Уильяма Шора.
  Возможно, многое сложилось бы хорошо, не окажись Джейн столь необыкновенно привлекательна, что начала притягивать к себе блуждающий взгляд одного из придворных кавалеров, попытавшегося ее увезти. Этим человеком был Уильям лорд Гастингс, после чего девушка постоянно его опасалась. Он тоже славился хорошей внешностью, но, как и любой другой мужчина, оставался лишь бледной тенью Эдварда.
  Гастингс обладал богатством, у него нашлись средства подкупить слуг и создать основу для похищения, которое легко осуществилось бы, но один из слуг, нанятый, дабы одурманить госпожу, внезапно встревожился и предупредил Джейн.
  Союз с ювелиром Шором с самого начала оказался страшной ошибкой. Девушка стремилась стать ему хорошей женой, но она была активной, полнокровной и романтичной, тогда как муж превосходил ее на несколько лет и точно никак не подпадал под определение героя романа.
  Он пользовался высшей степенью общественного уважения, что объясняло выбор его отцом Джейн в качестве зятя, служил при дворе и наслаждался еще большим комфортом, чем торговец шелком и бархатом, вдобавок Шор был глубоко религиозен. Супруга считала его невыносимым.
  А потом...это случилось после возвращения короля из изгнания, лет, наверное, тринадцать назад...он пришел в лавку ювелира, видимо, посмотреть на украшения, но, говоря правду, взглянуть на превозносимую Уильямом Гастингсом Джейн. Одетый как торговец, Эдвард заполнил магазинчик величием своего присутствия. Стоило ему увидеть девушку, она сразу заметила блеск в глазах незнакомца и все поняла.
  Совсем скоро Джейн стала королевской возлюбленной. Молодая женщина никогда об этом не жалела, хотя часто сочувствовала Уильяму Шору, который по-своему был ей предан. В те первые дни она беспокоилась об отце, о том, как тот воспримет новости, ибо, нет сомнений, судьба его дочери превратилась в притчу во языцех.
  Тогда Джейн регулярно задавала себе вопрос, - что с ней будет, когда король устанет от их связи? Она ни разу не стремилась к выгоде, - только наслаждалась даруемым Эдварду удовольствием и, хотя понимала, что делит эту честь с неисчислимым множеством других, не придавала данному факту никакого значения. Джейн любила его. Ее счастье заключалось в доставляемой возлюбленному радости. Такое бескорыстное отношение вкупе с удивительной красотой, которая не переставала поражать, сколько бы король не смотрел на девушку, и с острым язычком, никогда не говорившим недоброго, оставалось для Эдварда источником блаженства на протяжении всех долгих лет их встреч.
  Они были любовниками тринадцать лет. Джейн превратилась в часть жизни короля, в ту часть, которую тот и не подумал бы подвергать изменениям.
  Джейн пришлось остаться при дворе, и Эдвард настоял, чтобы она приняла в дар изысканный дом, полный сокровищ, какими монарх осыпал возлюбленную. Как король признался, он не желал посещать ее в лачуге. Поэтому девушка заняла определенное положение, пусть и не просила о нем.
  Даже королева проявляла к Джейн доброту. Елизавета позвала ее к себе поговорить, и эта беседа прошла в самой любезной атмосфере. Молодая женщина знала об осведомленности супруги Эдварда о скрытой стороне жизни мужа. Может, она об этом и сожалела, однако, предпочитала, чтобы подругой властелина была такая, как Джейн - добрая и лишенная эгоизма дама, ни в коем случае не легкого поведения, подобно череде любовниц, всеми средствами пытавшихся отнять у Елизаветы ее могущество.
  Они друг другу понравились. Хотя радикально отличались. Елизавета с горячностью захватывала то, до чего могла добраться, Джейн же ничего не просила, но одна важная черта их объединяла, - обе знали, как правильно обращаться с королем.
  Обе женщины восхитительно исполняли свои роли, являясь всего лишь слабыми созданиями, тем не менее, держащими чувства любимого мужчины в железных рукавицах. Они уважали друг друга, и, когда бы Джейн не прибывала ко двору, всегда могла быть уверена, - королева отнесется к ней с подобающим уважением. Вела ли себя так Елизавета, потому что иначе вызвала бы у Эдварда гнев, или же действительно ее почитала, Джейн точно не знала. Но она восхищалась королевой и считала ее очень умной, Елизавета же в свою очередь, имела точно такое же мнение о сопернице.
  Теперь приятный мир был разрушен. Король неожиданно умер, и Джейн потеряла доброго покровителя. Никогда прежде она не ощущала подобного одиночества.
  И тут в ее жизнь ворвался маркиз Дорсет.
  Джейн и подумать не могла столь поспешно обзаводиться новым возлюбленным. Она хотела оплакать утраченного - несравненного Эдварда, к кому так глубоко и долго была привязана.
  Но Дорсет ждать не стал. Он доказал Джейн, что она никак не сможет оказать ему сопротивление. Он был порывистым и нетерпеливым. Томас слишком долго ее хотел, юношу раздражало нахождение в стороне из-за этого старика, его отчима, пусть тот и являлся королем.
  Как же сильно Дорсет отличался от Эдварда. В занятиях любовью исчезла романтика. Томас цинично требовал и брал. Будучи крайне высокомерным, он желал, чтобы Джейн знала, - господин в их отношениях - он. Каждый раз, когда марких уходил, девушка обещала себе, - следующего свидания не произойдет, но он возвращался и опять безраздельно властвовал над ней.
  Сейчас Томас скрывался в убежище. Что последует дальше? Джейн ненавидела мысли о гордой королеве и о ее прекрасных детях в этом холодном месте. Она со всеми ими встречалась, особенно отдавая предпочтение маленькому Ричарду герцогу Йорку. Молодая женщина живо хранила в памяти воспоминания о его браке с Анной Моубрей. Каким очаровательным женихом был мальчик, и какой трогательной невестой предстала Анна. Увы, юный новобрачный очень скоро овдовел, что его не расстроило, так как, по-видимому, ребенок ничего об этом не знал.
  Нового короля Джейн доводилось видеть редко, он воспитывался в замке Ладлоу, но в настоящее время находился в лондонском Тауэре, ожидая церемонию коронации, по поводу чего и разгорелся конфликт между его дядюшкой герцогом Глостером и королевой вместе с ее семьей.
  Джейн вздрогнула, она всегда старалась держаться от государственных дел как можно дальше. Вероятно, это являлось еще одной причиной, почему Эдвард считал пребывание с нею рядом таким расслабляющим.
  С тех пор, как Джейн встречалась с Томасом Дорсетом, минуло уже несколько дней. Особой грусти она от этого не испытывала. Маркиз пугал ее, Джейн всегда презирала себя за превращение в жертву собственных ощущений. Пребывание вдали от Томаса приносило некоторое облегчение. Насколько иначе в данном свете представали отношения с Эдвардом! Как ей хотелось бы вернуться в те уютные времена и насладиться чувственностью свиданий с самым обаятельным из возлюбленных!
  Пришли слуги и сообщили, что за дверями дома находится имеющий для нее послание человек.
  Сердце принялось неровно биться. Послание от кого? - поинтересовалась Джейн. Каким-то образом она поняла, что сообщение исходит от Дорсета.
  Джейн послала за пришедшим и приняла смятый лист. Да, сообщение было от Дорсета. Томас покинул убежище. Он находился в доме, недалеко от Чипа. Молодая женщина знала этот дом. Его часто навещали придворные щеголи, ведь здание пользовалось славой пристанища блудниц высшего уровня.
  Девушки проявили по отношению Томасу доброту. Он хотел, чтобы Джейн немедленно к нему пришла. Это было важно.
  Госпожа Шор скомкала бумагу в ладони. Идти не обнаруживалось ни малейшего желания. Дорсету следовало бы понять, что она не такая, как дамы в приютившем его доме. Но Томасу угрожала серьезная опасность. Если об оставлении им убежища станет известно, на маркиза начнется охота. Защитник королевства не успокоится, пока не схватит его и не приведет на суд.
  В данную минуту брат королевы, лорд Риверс, и ее сын, Ричард Грей, уже находились в руках у Защитника государства. Нет никаких сомнений, в какую сторону повернется жребий Томаса Дорсета, если возьмут и его.
  Джейн немного подумала и затем приняла решение, что обязана, по меньшей мере, увидеться с ним.
  Она ответила посланнику: 'Я приду, когда стемнеет'.
  Тот ушел, довольный выполнением своего задания.
  
  Быстро двигаясь вдоль берега реки, Джейн добралась до Чипа, где направилась по указанному Дорсетом в письме к ней адресу. Хозяйка дома сразу ее узнала и, проведя через несколько коридоров, оставила в комнате в задней части дома, в которой Томас и скрывался.
  Он подошел к девушке и жадно сжал Джейн в объятиях. Та попыталась удержать его на расстоянии, но все случилось, как обычно, и Джейн почувствовала, как ее сопротивление тает.
  'Джейн...моя Джейн...' - торжествующе воскликнул Дорсет. 'Я знал, что ты меня не подведешь'.
  'Ты сказал, что должен со мной встретиться. Что собираешься предпринять?'
  'Расскажу позже. Время еще есть. У нас впереди целая ночь'.
  'Мне надо идти'.
  'Что? В этот час по темным улицам? Признайся, Джейн, соглашаясь прийти в сумерках, ты понимала, что не покинешь меня до утра'.
  'Я не останусь'.
  Томас расхохотался, и девушка осознала, что он прав.
  В течение ночи она узнала об истинной причине, по которой Томас ее позвал. Конечно, ему доставляло удовольствие пользоваться телом возлюбленной, но в доме находилось еще много женщин, с радостью бы составивших компанию могущественному маркизу Дорсету, пусть и оказавшемуся теперь в бегах. Все были твердо убеждены, - маленького Эдварда скоро коронуют, Защитник государства вернется на север, и королева с родственниками снова займут принадлежащее им место, само собой, поместив юного монарха под строгий надзор.
  'Мне очень скоро потребуется отсюда уйти', - объяснил Томас. 'Это становится опасным'.
  'Рада, что ты понимаешь'.
  'Да, Джейн, будет грустно оказаться вдали от тебя, но мне надо уехать...чтобы поднять армию, вернуться и продемонстрировать коротышке-брату Эдварда, что все не так легко, как он полагает'.
  'Сомневаюсь, что с его точки зрения все легко', - парировала Джейн. 'Эдвард много рассказывал о Ричарде. Он очень высоко ценил брата. Повторял, что доверяет ему, как никому иному'.
  'Джейн, пожалуйста, не надо хвалить мне Глостера. Ему, как и всем, хочется власти. Он спит и видит себя правящим государством, прикрываясь маленьким племянником-королем в качестве ширмы'.
  'Эдвард так не считал'.
   'Эдвард всегда отказывался видеть в людях плохое. Вспомни, как его обвел вокруг пальца Уорвик. Нам следует подумать о маленьком короле. Ребенок отчаянно несчастен. И это потому, что от него оторвали моего дядюшку Энтони. Теперь он беспокоится о моем брате Ричарде. Только подумай о всех этих рафинированных господах, попавших в руки горбатого низкорослого выскочки'.
   'Он не горбатый. Одно плечо чуть выше другого, не более. Эдвард говорил, что они заставляли Ричарда носить чересчур тяжелые для его костей доспехи. И еще - Эдвард постоянно с глубоким уважением отзывался об административных талантах брата. Он доверял ему, как никому другому...'
   'Да, точно также, как доверял Уорвику, когда могущественный Создатель королей размышлял о способах его свергнуть и восстановить на троне Генри'.
   'Подожди немного', - попросила Джейн. 'Посмотри, что происходит вокруг. Вернись в убежище, где ты окажешься в безопасности'.
   'Дорогая Джейн, как возлюбленная, - ты - совершенство, однако, постарайся не вмешиваться в дела, о которых ничего не знаешь. Я намерен дать тебе указания, и тогда, обещаю, ты сыграешь свою роль'.
   'Что ты имеешь в виду под указаниями?'
   'Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Ты же согласишься?'
   'Да, если это мне по силам, но о чем ты говоришь?'
   'Послушай, Джейн. Нам следует привлекать на нашу сторону людей...людей влиятельных. Подобных Бэкингему...но с ним я в полной мере не близок. Есть другой, известный мне очень хорошо, и крайне для нас важный. И тут ты в силах мне помочь, Джейн. Ты можешь убедить его. К тебе он обязательно прислушается'.
   'Кто этот человек?'
   'Уильям Гастингс'.
   'Гастингс! Ты же понимаешь, как я к нему отношусь'.
   'Джейн, брось. Ты затаила на Гастингса обиду, и это на тебя абсолютно не похоже. Что он сделал, кроме как восхищался тобой? Что он когда-либо совершал, кроме как пожирал тебя жадными от желания взглядами? Я знаю, когда-то Уильям пытался тебя похитить и взять силой. Но, Джейн, не стоит думать о нем слишком плохо. Вот такое имело место приключение, все мы можем вспомнить что-то подобное'.
   'Я никогда этого не забуду'.
   'Но тебе нужно простить его. Гастингс не перестает с жаром тебе доказывать, как обрадует его даже малейший знак внимания с твоей стороны'.
   'Думаешь, я могу убедить его поменять убеждения?'
   'Да, Джейн, думаю...с умом...изящно м незаметно...как ты с твоим веселым и остроумным нравом умеешь'.
   'Ты просишь о невозможном'.
   Томас взял Джейн за плечи и легонько встряхнул.
   'Сделай это для меня. Я хочу вернуться к власти. Мне не по душе прятаться в убежище, безостановочно испытывая страх перед стражами Глостера. Ну же, Джейн, пожалуйста. Стань опять моей прекрасной маленькой Джейн. Пусть это превратится для тебя в вызов. Ты боишься, что не справишься с задачей?'
   'Я еще не думала о способах совершить требуемое тобой'.
   'Твои действия станут местью Гастингсу. Пытаясь тебя похитить, он едва ли обошелся с тобой уважительно...да, и продолжил бы в том же духе, если бы в последнюю минуту у служанки не проснулись зачатки совести. Отомсти ему, Джейн, и этим ты окажешь мне неоценимую помощь. Помоги мне выбраться из разверзнувшегося передо мной несчастья. Вспомни о моей матушке, нашей гордой королеве. Вспомни о принцессах и о маленьком герцоге Йорке. Они вынуждены жить в убежище, боясь из него выйти. Опасаясь за свои жизни. Джейн, помоги мне...помоги королеве, которая всегда была тебе другом. Ты же любишь маленького герцога, разве нет? Думаю, и он определенным образом выделяет тебя из толпы окружающих. Покойный король как-то сказал, ты однажды ему призналась, - что смотришь на юного Ричарда как на собственное дитя. И на маленькую Екатерину, и на маленькую Бриджит...Подумай о них'.
  'Мне жаль, что с королевой приключилось подобное, но вмешиваться - не мой путь'.
  'Значит, ты не поможешь своим друзьям?'
  'Если бы могла, помогла бы. Но Эдвард назначил Защитником и опекуном государства и маленького короля Его Милость герцога Глостера'.
  'Но он не приказывал ему отправлять королеву в убежище'.
  'Ее Величество отправилась туда по собственной воле'.
  'Потому что мои брат и дядюшка оказались задержаны. И почему, Джейн? Потому что они повезли юного Эдварда на коронацию'.
  Джейн задумалась. Затем она произнесла: 'Лорд Гастингс был ближайшим другом королю'.
  'Тебе следует это помнить'.
  'Но он никогда не любил королеву'.
  'О, корни этого лежат в давней глупой ссоре из-за должности капитана Кале, доставшейся Гастингсу, тогда как матушка была уверена, что ей следует перейти к моему дядюшке'.
  Джейн продолжала молчать.
  Дорсет привлек ее к себе и начал яростно ласкать.
  'Обещай мне, Джейн', - прошептал он. 'Поклянись, что поможешь. Получи удовольствие в истории с Гастингсом...'
  'Ты предлагаешь мне... его...'
  Томас поцелуями заставил Джейн замолчать. Он расхохотался. 'Ты сделаешь это, Джейн', - произнес маркиз. 'Ты сделаешь это для меня'.
  
  Джейн ощущала тесно перемешанное со стыдом возбуждение. Молодая женщина была рада выскользнуть от Дорсета. Находясь с ним рядом, она не имела сил оказать сопротивление, тем не менее, пылко хотела победить внушаемую Томасом животную страсть. Джейн жаждала любви. Она удивительно много получала ее от Эдварда. Покойного короля заменить никто не мог, но сейчас, когда его не стало, смысла размышлять о прошлом тоже не было.
  Покинув Дорсета, Джейн начала напряженно думать о Гастингсе.
   Джейн всегда говорила себе, что чувствует по отношению к Гастингсу антипатию. Она никак не могла забыть пережитый опыт, когда уже была готова выпить принесенный служанкой эль. Молодая женщина все еще видела испуганное выражение в глазах горничной, после чего последовало признание. Джейн часто спрашивала себя, что бы произошло, выпей она эль и погрузись в глубокий сон, тогда как Уильям Гастингс проник бы в дом и увез ее.
   Да и виновник события часто выглядел робким, пристыженным, он даже объяснял Джейн, как сожалеет о том своем поступке. В ответ на просьбы о прощении она лишь пожимала плечами. Себе девушка повторяла, что это уже в прошлом и не имеет значения, ибо Гастингс никогда не пытался повторить чуть не содеянное с ней. Услышав об инциденте, король хохотал. 'Прости бедного старого Уильяма', - говорил он. 'Гастингс мне добрый друг. Я ему доверяю, что очень важно. Боюсь, - то, что он сделал, мы все бы повторили, приди нам в голову подобная мысль'. Джейн возразила, заставив Эдварда понять, - мужчины, считающие себя вправе так обращаться с женщинами - мерзкие мошенники. Монарх согласился, но сказал: 'Джейн, ты же так прекрасна. Ты служишь искушением для всех нас. И разве я не увез тебя от твоего добродетельного ювелира?'
   Молодая женщина могла просто испытать Гастингса. В его взглядах на нее постоянно всплывала смутная нежность, теперь вынуждающая Джейн испытывать по отношению к Уильяму совершенно иные чувства.
   В следующий раз она встретила его по дороге в Вестминстер, намеревающегося поговорить с Защитником государства. Джейн знала, что они устанавливают подходящий для коронации день. По словам Дорсета, Ричард отодвигал дату как можно дальше, ибо, стоит короновать юного Эдварда, и дядюшка монарха перестанет быть столь значимым.
   Джейн улыбнулась Гастингсу. Он тут же занервничал. Молодая женщина предположила, что причина тому ее прежняя привычка не делать этого столь внезапно.
   Уильям Гастингс помедлил и низко поклонился. 'Здравствуйте, госпожа Шор', - произнес вельможа. 'Не правда ли, чудесный день?'
   'Действительно', - ответила Джейн.
   Он все еще ждал, глядя на нее с очевидным восхищением.
   'С каждым разом, что я вас вижу, вы только хорошеете', - вздохнул Гастингс.
   'Вы очень любезны'.
   'Джейн'. Она увидела, как в его глазах промелькнула надежда. Все оказалось легче, нежели предполагалось.
   Гастингс и Джейн вместе поужинали. Уильям печально упомянул о смерти короля. 'Это тяжелый удар для всех нас, Джейн', - признался он. 'У каждого ничего уже не станет прежним. Вам ужасно его не хватает, правда?'
   'Чудовищно', - согласилась она.
   'Эдвард был великим человеком...и великим монархом. Он обладал всеми необходимыми для суверена качествами. То, что ему случилось уйти вот так...так неожиданно...'
   'Эдвард вкладывал в жизнь всю свою душу', - сказала Джейн. 'Я часто его предупреждала'.
  'Эдвард не мог ничего с собой поделать. Он таким родился. Вы же знаете, Джейн, я на двенадцать лет старше Эдварда. Только представьте, я прожил на двенадцать лет больше, чем он'.
  'Мой господин, я надеюсь, у вас в запасе найдется еще двенадцать'.
  'Сейчас уже вы проявляете ко мне любезность, и я могу их от души себе пожелать', - произнес Гастингс.
  В ту же ночь Джейн стала его возлюбленной.
  Все оказалось легче, нежели она предполагала. Уильям был добр, нежен и любил ее. Это лежало на поверхности. Во время их первой совместной ночи Гастингс рассказал Джейн, как горько сожалел о том не случившемся нападении. Он всегда чувствовал, что если бы ухаживал за ней, как девушка того заслуживала, то, возможно, ему повезло бы больше перед встречей Джейн с Эдвардом.
  'Джейн, у меня тлело ощущение, что вы будете верны тому, кого полюбите'.
  'Я всегда любила Эдварда и хранила ему верность'.
  'Прекрасно знаю. И он знал. Эдвард любил вас за это и, хотя не был способен ответить тем же, часто повторял, что вы привнесли в его жизнь радость и счастье. Но, Джейн, что с Дорсетом?'
  Она поежилась. 'Томас скрывается. И я не хочу его больше видеть'.
  'Джейн, Дорсет - человек не хороший'.
  'Я отчетливо это понимаю. И рада от него освободиться'.
  Гастингс показался ей чрезвычайно удовлетворенным таким поворотом.
  
  Закат. Глава 12. Смерть на лугу лондонского Тауэра
  
  И так Джейн Шор стала отныне подругой Уильяма Гастингса. Случившееся подверглось в столице активному обсуждению. Горожане любили Джейн, равно хорошо они относились и к Гастингсу.
  Его Милость герцог Глостер слушал новости с чувством неприятия. Он всегда осуждал образ жизни Эдварда и не раз доказывал брату, что подобное поведение не соответствует королевскому сану. Тот поднимал Ричарда на смех, называл монахом и объяснял, что не ожидает от остальных сходства с собой. Гастингс происходил из совершенно иной категории людей, но что-то в нем постоянно герцога настораживало. Да, у Ричарда имелись основания для благодарности Уильяму за предостережение о творящемся в Лондоне. Кроме того, он первым рассказал Его Милости Глостеру о смерти Эдварда. Но теперь, когда к нему присоединился Бэкингем, зарекомендовав себя столь единодушным сторонником Защитника государства, в отношениях с Уильямом обозначилось отдаление.
  Главными советниками брата были вышеупомянутый лорд Гастингс, архиепископ Йорка и лорд-канцлер Томас Ротерхэм, епископ Или Джон Мортон и лорд Стенли. Ротерхэм во всей красе проиллюстрировал слабоволие, отдав собиравшей во время отъезда в убежище свои сокровища Елизавете Большую печать. Таких советников Его Милость Глостер рядом видеть не желал. Мортон являлся хорошим человеком, но считался убежденным ланкастерцем и только тогда стал министром Эдварда, когда увидел, что надеяться на восстановление на английском троне Генри бесполезно. Им двигала целесообразность, а Ричард подобных персонажей не любил. Стенли не мог похвастаться репутацией верного соратника. Он уже успел показать готовность перепрыгнуть в обещающий большую выгоду лагерь. Существовала и еще одна причина, по которой герцог не хотел слишком ему доверять. Стенли недавно вступил в брак с Маргарет Бофор, чрезвычайно упрямой дамой, происходившей от Джона Гонта и также приходящейся матерью Генри Тюдору. Этот выскочка с крайне подозрительными родственными связями недавно начал намекать на свои права на трон. Он обосновывал их тем, что был внуком королевы Екатерины, вдовы Генри Пятого, от связи, - хотя Тюдоры называли ее браком, - с Оуэном Тюдором. Обладающий с обеих сторон монаршей кровью в жилах вышеозначенный Тюдор, поднимал на щит бабушку - Екатерину Французскую - и Джона Гонта - предка по материнской линии.
  И с подобными людьми работал Эдвард. Иногда при смене правления случалось прибегать к методу новой метлы. Ричард не хотел рядом никого из рассмотренных личностей, - исключая, вероятно, Гастингса. Его правой рукой был герцог Бэкингем. Он тоже происходил из королевской семьи и являлся вторым после Ричарда вельможей в стране. Затем по убывающей шкале шли Ричард Рэтклиф, Френсис Ловелл и Уильям Кэтсби...испытанные долгими годами друзья Его Милости Глостера.
  Ричард ощущал нехватку преданных и надежных друзей и соратников. Положение складывалось довольно опасное. Если Вудвиллы одержат над ним верх, то без малейших угрызений совести уничтожат. Герцог сражался не только за то, во что верил и что считал правильным, он боролся за свою жизнь и жизнь своих родных.
  Было бы чудесно увидеть Анну, которая собиралась посетить коронацию, назначенную на двадцать четвертое июня.
  Ричард встретил Анну в предместьях Лондона и с первого же взгляда оказался испуган ее болезненным видом. После долгого отсутствия Анна всегда выглядела гораздо слабее обычного. Герцог надеялся, что жена возьмет с собой сына, хотя и понимал, - здоровье мальчика может помешать ему долго путешествовать.
  Когда Ричард взял ее за руку, Анна улыбнулась. В улыбке таились нотки грусти, герцогиня заметила, как сильно муж ждал приезда сына и выражение разочарования на его лице, стоило Ричарду осознать, что Эдвард не прибыл. 'Добро пожаловать в Лондон, моя дорогая', - произнес он.
  'Я не могла привезти Эдварда', - объяснила Анна. 'Не осмелилась. Его кашель ухудшился, и я подумала, что поездка окажется для ребенка слишком тяжелой'.
  Ричард кивнул. 'Он перерастет эту слабость', - пообещал герцог, пытаясь убедить и себя, и жену, но потом прибавил: 'Надо молить Господа'.
   'О, да. Весной Эдварду было лучше'. Анна улыбнулась и постаралась принять воодушевленный вид, но все, что она чувствовала в реальности, - это изнурение. С недавних пор нахождение рядом с Ричардом превращалось для нее в подобие пытки, - требовалось регулярно притворяться, что состояние здоровья поправляется, и, так как от истинного положения вещей данное утверждение отстояло весьма далеко, сделать подобное казалось не легко.
   Пока они бок о бок ехали по направлению к Сити, Ричард рассказал Анне, что король сейчас пребывает в Тауэрской крепости, и что коронация назначена на двадцать четвертое июня. Исходя из датирования происходящего пятым июня, делался вывод, - времени у них осталось совсем не много.
   Анну ожидал настоящий поток новостей, но Ричард не хотел ни перегружать жену деталями событий, ни чрезмерно ее тревожить. Он видел, какое беспокойство охватило молодую женщину, стоило той услышать о новом переезде королевы в убежище.
   Герцог отвез супругу в Кросби Плейс, свой лондонский дом, сразу по прибытии настояв, чтобы она отправилась отдыхать. Ричард же сел рядом с ее кроватью и начал рассказывать Анне, как Вудвиллы попытались подчинить юного короля своему контролю, как их честолюбивые замыслы стали нуждаться в укрощении, и как по этой причине ему пришлось задержать лорда Риверса и Ричарда Грея. Разумеется, королю такой шаг не очень понравился.
  'Понимаешь, Анна, они воспитали его как еще одного Вудвилла. Мой брат был слишком легкомыслен. Эдвард позволил королеве окружить сына исключительно ее родственниками. Те же внушили ребенку, насколько они чудесны, мудры и добры'.
   'Это означает, что мальчик от тебя отвернулся?'
   Ричард печально кивнул. 'Но мне следует поменять сложившиеся обстоятельства. С течением времени Эдвард всему научится'.
   'Мне бы очень хотелось, чтобы нужды в подобном противостоянии не возникало', - произнесла Анна, - 'и еще мне бы хотелось, чтобы ты смог вернуться домой - в Миддлхэм'.
   'Не сомневаюсь, пройдет еще какой-то период, прежде чем я сумею вернуться. Брат оставил мне эту задачу, и я обязан ее выполнить'.
   Чтобы успокоить Анну, Ричард перевел тему разговора на жизнь в Миддлхэме и поинтересовался успехами сына в его учебе, - мальчик был умным и способным, к тому же академические достижения Эдварда являлись более приятным предметом обсуждения, чем состояние здоровья ребенка.
   В конце концов, Анна заснула и, когда Ричард покинул ее комнату, один из слуг подошел оповестить герцога, что внизу находится Роберт Стиллингтон, епископ Бата и Уэлса, ходатайствующий о срочной встрече с Его Милостью.
   Ричард велел, чтобы епископа немедленно к нему привели. Герцог попросил святого отца сесть и объяснить ему характер заявленных важных новостей.
   Стиллингтон сложил ладони и принял задумчивый вид. Ворвавшись в такой спешке, теперь он казался совершенно не горящим желанием объяснять причину нанесенного им визита.
   Его Милость знал, - Стиллингтон принадлежал к числу тех честолюбцев, которые стремятся к выдвижению с помощью Церкви. Вокруг таких было достаточно. Епископ являлся убежденный йоркистом, и в 1467 году стал лордом канцлером, оказавшись на посту, забранном у него при восстановлении династии Ланкастеров. Как только Эдвард вернулся, Стиллингтону возвратили его должность. Спустя несколько лет он подал в отставку, и, когда Эдвард принялся немного тревожиться из-за высокопарных претензий Генри Тюдора в отношении английского трона, епископ был послан в Бретань - с надеждой убедить ее герцога выдать самозванца королю.
  Старания Роберта Стиллингтона завершились крахом, и позже, одновременно с казнью Кларенса, он попал в Тауэр в связи с неким таинственным делом, о котором Ричарду ничего не было известно. Тогда казалось мелким задавать вопрос еще и об этом, да и Эдвард обошел проблему стороной. В любом случае, вскоре епископа освободили.
  В настоящий момент Стиллингтон находился перед Ричардом со срочными известиями, которые он объявил предназначенными исключительно для ушей Его Милости герцога Глостера, так как даже не представляет, каким окажется произведенное ими впечатление.
  Горя от нетерпения, Ричард поторопил епископа объясниться, и тот выпалил: 'Мой господин, покойный король не был по-настоящему женат на Елизавете Вудвилл'.
  Герцог в изумлении впился в собеседника взглядом.
  'Да, мой господин', - продолжал Стиллингтон, - 'это - правда. Я очень хорошо знаю, о чем говорю. Мне лично пришлось прислуживать Его Величеству, когда он давал обеты другой даме. Святая истина, - она ушла в монастырь, но тогда, когда король проходил через брачный обряд с Елизаветой Вудвилл, - данная госпожа еще была жива'.
  'Мой господин епископ, вы осознаете, о чем сейчас мне рассказываете?'
  'Разумеется, осознаю, мой господин. Я долго размышлял на эту тему. Лишь один раз мне пришлось вспомнить об обсуждаемом эпизоде, да и то с человеком, которого я считал самым непосредственным образом заинтересованном в произошедшем, - с Его Милостью герцогом Кларенсом'.
  'Вы рассказали об этом моему брату!' Ричард смотрел на епископа в ужасе. 'Но когда...когда?'
  'Точно накануне его смерти'.
  Теперь все становилось ясно. События встали ровно на свои места. Стиллингтон попал в Тауэр. Джордж утонул в бочке с мальвазией. Его Милости Кларенсу не оставалось никакого иного выхода, кроме как умереть, владея знанием подобного характера.
  Насколько же глубоко Джордж Кларенс был заинтересован в произошедшем тогда, если это значило, что он, а не сын Эдварда, является наследником трона!
  И Его Милость герцог Кларенс перешел в мир иной. Эдвард о нем позаботился. Одновременно он приказал взять под стражу Стиллингтона, и епископ неожиданно обнаружил себя запертым в стенах Тауэра.
  Но почему Эдвард позволил его освободить? Однако, разве данный поступок для него не типичен? Брат всегда верил в лучшее в каждом человеке. Стремился находиться с людьми в добрых отношениях. Ричард мог представить, как Эдвард говорит Стиллингтону: 'Дайте мне слово, что вы больше никому об этом не расскажете, тогда получите свободу, заплатив обычный штраф'. И епископ пообещал ему молчать, что и делал до текущего момента. Конечно, теперь Стиллингтон от своей клятвы освободился.
  Ричард медленно произнес: 'Вы сказали, что мой брат женился...еще до того, как прошел через брачный обряд с нашей королевой'.
  'Я сказал это максимально понятно и подчеркнуто, мой господин. Ибо мне лично выпало производить то венчание'.
  'У брата было множество возлюбленных...'
  'Наша королева относилась к их числу, мой господин'.
  'Несомненно, тут оказалась замешана любовь...'
  'Нет, нет, мой господин. Той дамой была леди Элеонора Батлер, дочь графа Шрусбери. Когда король увидел ее, она уже являлась вдовой'.
  'Кажется у Эдварда имелась склонность к вдовам или чужим женам', - пробормотал Ричард. 'Продолжайте. Дочь старины Тэлбота'.
  'Ее мужем был Томас Батлер, наследник лорда Сэдли. Дама оказалась на несколько лет старше нашего короля'.
  'И женщин постарше он тоже любил', - прошептал Его Милость Глостер задумчиво.
  'Король прошел с ней через брачный обряд. Когда он женился на Елизавете Вудвилл, Элеонора Батлер еще являлась его супругой. Леди удалилась в монастырь, и, как мне удалось узнать, там и умерла в 1468 году'.
  'Значит, она умерла после заключения Эдвардом брака с Елизаветой Вудвилл'.
  'Именно, мой господин. Вы понимаете, что это значит?'
  'Что Елизавета Вудвилл была королевской любовницей, а проживающий теперь в Тауэрском замке принц - незаконнорожденный'.
  'Точно так, мой господин'.
  'Мой господин епископ, вы поразили меня до глубины души. Прошу вас, ничего и никому об этом не рассказывайте...никому, кто бы перед вами не оказался, вы меня слышите?'
  'Мне следует хранить молчание, мой господин, пока я не получу у вас разрешение на открытие правды'.
  'Я высоко ценю ваш приход ко мне'.
  'Я подумал, что моя тайна таит в себе нечто, должное поведать'.
  'Ее следует держать под замком. Мне надо над ней поразмыслить. Решить, как и стоит ли вообще что-то тут предпринимать'.
  'Понимаю, мой господин, и даю вам в этом мое слово'.
  'Благодарю вас, мой господин епископ. Вы правильно сделали, что рассказали мне'.
  Когда Стиллингтон ушел, Ричард всматривался в даль, представляя открывшиеся перед ним горизонты.
  
  Джейн Шор стала счастливее, нежели была раньше, после смерти короля. Для нее было открытием, что она начала искренне заботиться о человеке, которого намеревалась обмануть и на которого в течение долгих лет хранила обиду. Но и Гастингс сильно отличался от самоуверенного молодого человека, пытавшегося похитить Джейн. Госпожа Шор превратилась для него в растянувшееся на годы наваждение, регулярно появляющееся рядом с королем и чарующее своими волшебными свойствами. Отныне Уильям обнаружил, - и добросердечность, и нежный ум и несравненная красота - все это принадлежит ему.
   Друзья падали от смеха. Они дразнили Гастингса, называя остепенившимся. Его супруга, Екатерина Невилл, дочь графа Солсбери, уже давно испытывала равнодушие к интрижкам благоверного. У них родились три сына и одна дочь, поэтому союз можно было считать в некотором роде удачным. Ни один из четы не пытался вмешаться в жизнь другого, поэтому сэр Уильям находился к королю ближе, нежели кто-то еще на этом свете. Эдвард даже сказал, - после смерти их следует похоронить бок о бок, добрыми друзьями, какими они являлись в жизни, за исключением случая, когда Вудвиллы старались посеять между ними несогласие. Родственники монарха быстро поняли, что их усилия бесполезны, - даже смерть не сумела бы разлучить эту пару.
   Джейн часто говорила с Уильямом о королеве. Она серьезно горевала о ее судьбе. Гастингсу казалось, что любимую мучают угрызения совести. Не нанесла ли Джейн вред Елизавете, забирая у нее мужа? Гастингсу оставалось лишь хохотать. У Эдварда было море возлюбленных. То, что госпожа Шор стала самой из них желанной, никак не могло ущемить Елизавету.
   Король находился в Тауэрском замке, и никто, кого бы он не пожелал увидеть, не испытывал помех к их встрече. Хотя в это число не входили матушка Эдварда, его брат и сестры, проживавшие сейчас в убежище Вестминстерского аббатства. Им не препятствовали, однако, то, что могло произойти, покинь близкие монарха укрытие, окутывалось туманом неизвестности.
   Эдвард был рад увидеть Уильяма Гастингса. Он знал о его близкой дружбе с отцом, как и о нелюбви к вельможе матушки. Тем не менее, мальчик смутно таил убежденность, - эта антипатия растет из фактов совместных вылазок мужчин, их выпивок и пирушек с женщинами. Вполне понятно. Но все равно, Эдвард не мог ничего противопоставить своему притяжению к нему.
   Гастингс обладал тем же типом обаяния, что и покойный король. Он был привлекателен, легок в общении и заставлял юного монарха, крайне в себе неуверенного, чувствовать в своем присутствии совершенное спокойствие. Уильям чрезвычайно отличался от дядюшки Глостера, постоянно серьезного и собранного, внушающего определенный уровень смущения. Эдварда также навестила и госпожа Джейн Шор. Ее не остановили, да и мальчик всегда любил эту даму. Она постоянно проявляла веселость, но, в то же время, видимо, понимала, что Эдвард быстро устает и что, когда у него кровоточат десны и болят зубы, ребенок становится отчасти раздражительным.
  Джейн произнесла: 'О, опять старая песня о деснах. Неужели наш король на меня хмурится?'
  Она поняла, что Эдвард не хотел выглядеть несчастным, но он не мог ничего с этим поделать, и поддержка Джейн заметно ободрила мальчика.
  'Мне бы хотелось увидеть матушку', - заявил Эдвард. 'Я бы желал, дабы она пришла сюда. Почему ей нужно скрываться?'
  'Я могу отправиться и встретиться с Ее Величеством в убежище. Я скажу, что вы мечтаете ее увидеть'.
  'Правда, Джейн?'
  'Разумеется. Ничего не может помешать мне посетить вашу матушку'.
  'Я - король. Именно мне следует распоряжаться - кому и куда отправляться'.
  'В свое время так и будет'.
  'Все полагают, что король - это мой дядюшка Ричард. Еще я хочу, чтобы ко мне пришел мой брат Ричард. Мы могли бы вместе играть, тогда я бы не чувствовал себя так одиноко'.
  'Я пойду в убежище и передам им ваши слова', - пообещала Эдварду Джейн.
  Позже она рассказала о глубокой печали маленького короля Гастингсу. 'Бедный ребенок, ему не остается ничего, кроме как находиться в Тауэре, ожидая церемонии коронации! Не думаю, что он сильно наслаждается своим саном. Мальчику было бы лучше быть с семьей. Знаю, ты не любишь Вудвиллов, Уильям, но они преданы друг другу'.
  Гастингс задумался. Вудвиллов он не любил. Они всегда являлись его противниками, особенно после назначения Эдвардом на должность капитана Кале. Если бы могли, Вудвиллы бы привели бы Уильяма к краху. Гастингс поддержал Его Милость герцога Глостера, потому что тот уверенно противостоял этому клану. Он думал, что станет правой рукой герцога, как был ею при Эдварде. Но появился Бэкингем, - Бэкингем, который никогда и ничего до настоящего времени не предпринимал. Теперь он основательно занял место рядом с Защитником государства, настолько основательно, что остальные резко отодвинулись на задний план.
  Гастингс с каждым днем все больше настраивался против Ричарда. Наверное, Джейн тоже приложила к этому руку. Ей Вудвиллы нравились. Она придерживалась забавного убеждения, что имеет по отношению к Елизавете обязательство, ибо увела у нее мужа. Вудвиллы обладали влиянием, пусть лорд Риверс и Ричард Грей сидели в темнице, Томас Дорсет бежал в изгнание, а королева с семьей скрылась в убежище Вестминстерского аббатства.
  И тут Гастингсу понемногу становилось ясно, - пусть и с помощью скромной подачи со стороны Джейн, - поддерживая Его Милость герцога Глостера в противоборстве с Вудвиллами, он выдвигал Ричарда вперед. Вероятно, Уильям сумеет и вернуть милорда на второе место, оказав помощь Вудвиллам. Посещения юного короля ярко показали, куда тяготеют симпатии мальчика. Он жаждал быть вместе со своей семьей, всецело доверял родственникам. Вудвиллы воспитали Эдварда в уверенности в их величии и доброжелательности, конечно, ребенок замечательно усвоил преподанные ему уроки. Любой, желающий стать королю другом, должен был войти в дружеский круг Их Милостей Вудвиллов.
  Последняя мысль оказалась для Уильяма Гастингса решающей. Он покончил с Глостером, так прочно привлекшим на свою сторону Бэкингема, что для остальных больше места не нашлось. Хотя, если бы не Уильям, Ричард не узнал бы о смерти брата вплоть до минуты коронации нового суверена. Замечательно, Гастингс обратится к Вудвиллам. Он нащупает к ним тропинку, и первым шагом окажется информирование Ее Величества о смене его политических предпочтений.
  'Но, если я отправлюсь в убежище, это сразу заметят', - выразил Уильям сомнение. 'Услышав, Глостер не замедлит взять меня под стражу'.
  'Я обещала королю, что навещу его матушку', - успокоила возлюбленного Джейн. 'Почему бы мне не передать ей весточку и от тебя?'
  Таким образом, все устроилось, и Джейн Шор принялась часто захаживать в убежище.
  Елизавете было приятно увидеть молодую женщину, получить новости о короле и о том, что Гастингс отвернулся от Его Милости герцога Глостера, готовый отныне поддержать и ее, и семейство Вудвиллов. Это наполняло душу надеждой.
  
  Уильям Кэтсби серьезно поговорил с герцогом Глостером. Ричард доверял Кэтсби, этот человек, с самого начала замеченный герцогом, испускал вокруг флюиды искренности. Он хорошо разбирался в праве и всегда мог предложить полезный совет, относящийся к области юриспруденции. Именно такими, как Кэтсби и Рэтклиф, предпочитал окружать себя Его Милость Защитник государства.
  Кэтсби беспокоился о Гастингсе. То, что тот сделал своей возлюбленной Джейн Шор, в некоторой степени Ричарда ужаснуло. Пусть герцог всегда осуждал образ жизни старшего брата и полагал данную грань его личности пороком для народного кумира, но он ее в Эдварде принимал. В отношении Гастингса Ричард совершенно не мог так поступить. Сам он вел сравнительно добродетельное существование, - хранил супружескую верность, исключительно до заключения брака встречаясь с любовницей и произведя от нее двух незаконнорожденных детей.
  Ричард знал, что должен проявлять снисхождение, но Гастингс был распущенным и наслаждался этим. Как утверждала Елизавета, конкретно Уильям Гастингс втянул покойного короля в дикие чувственные приключения. Теперь он проводил время с Джейн Шор, уже минувшей объятия маркиза Дорсета, и поэтому герцог испытывал к нему крайнее отвращение.
  Подобный поворот вынудил Ричарда отвернуться от Гастингса. Он действительно не желал видеть этого человека на собраниях своего Совета, хотя и чувствовал к нему личную симпатию. Уильям Гастингс умел очаровывать, обладал определенным уровнем влияния, но обращаться с ним следовало с осторожностью.
  Сейчас перед герцогом стоял Кэтсби и рассказывал свою выводящую из равновесия историю.
  Кэтсби являлся ближайшим сотрудником и соратником Уильяма Гастингса. Именно Гастингс исполнял по отношению к нему роль своеобразного покровителя, помог в служебном продвижении, значительно выделил его функции в графствах Нортхэмптон и Лестершир. К тому же первым обратил на Уильяма Кэтсби внимание герцога Ричарда Глостера.
  Ричарду он сразу же пришелся по душе, и Его Милость нашел Уильяму место на заседаниях своего Совета. Теперь же казалось крайне неудобно говорить таким образом с герцогом о Гастингсе.
  Последний доверял Кэтсби. Он немного напоминал покойного короля тем, что принимал желаемое, но совершенно иначе взирал на вызывающее у него неприятие.
  Гастингсу не следовало быть таким доверчивым.
  Кэтсби сказал, что поверить не может в действительность случившегося, но опасается высокой вероятности факта. Итак, Уильям Гастингс находится в связи с Ее Величеством.
  'Каким образом?' - поинтересовался Ричард.
  'С помощью Джейн Шор. Она навещает королеву в убежище. Я наблюдал за ней. Более того, я заплатил людям, присутствующим там, дабы они слушали, что обсуждают Ее Величество и госпожа Шор'.
  'А Гастингс?'
  'Мой господин, он уже готов вас предать, встать на сторону Вудвиллов, вывести королеву из убежища и поднять народ на поддержку Его Величества. Наш монарх полагает, что его матушка и дядя априори не способны совершить зло'.
  'Ну это я знаю превосходно', - согласился Ричард. 'Эдвард отчетливо дал мне понять свою точку зрения'.
  'Гастингс намекнул мне, о чем думает', - продолжил Кэтсби. 'Он доверяет мне. Считает своим человеком. Но, мой господин, я верен вам...а не Гастингсу. Поэтому и принял на себя болезненную задачу - рассказать вам о его планах и о том, что я узнал о его действиях'.
  'Случившееся для меня - прискорбное потрясение', - признался Ричард. 'Я доверял Гастингсу. Он был ближайшим другом моего брата'.
  'Мой господин, больше доверять ему вам не следует'.
  'Будьте уверены, не стану. И когда получу доказательства затеянного заговора, точно пойму, как мне действовать'.
  Кэтсби подытожил: 'Значит, я выполнил свой долг'.
  'Благодарю вас. С этим будет проведена работа. Но, в то же время, понаблюдайте для меня. Дайте знать, если что-то станет между ними происходить. Выясните все, что сумеете, о поведении Гастингса'.
  Кэтсби поклялся исполнить порученное.
  После его ухода Ричард позвал к себе Бэкингема и открыл ему обнаруженное Уильямом Кэтсби. Тот внимательно выслушал новость.
  'Гастингс всегда был недоумком', - сделал он вывод. 'Но существует лишь один способ взаимодействия с предателями, пусть они и недоумки'.
  'Я придерживаюсь точно такого же мнения', - согласился Ричард. 'Однако, выяснилось еще больше интересного. Бэкингем, есть кое-что крайне важное, что я сейчас вам открою. Ко мне приходил Стиллингтон с очень странными откровениями. По его словам, мой брат не был по-настоящему женат на Елизавете Вудвилл'.
  'Как такое может быть?'
  'Он так сказал. Стиллингтон лично обвенчал Эдварда с леди Элеонорой Батлер'.
  'Господи! С дочерью старого Шрусбери. Эдеонора приходилась мне кузиной, она была дочерью моей сестры. Из нее бы получилась более достойная королева Англии, чем из представительницы семьи Вудвиллов'.
  'Да, вы правы. Элеонора Батлео ушла в монастырь, где и умерла, но уже спустя несколько лет после так называемого брака брата с Елизаветой Вудвилл'.
  'Так значит, Ричард, король Англии отныне - вы'.
  'Кажется, что так...если Стиллингтон говорит правду'.
  'Почему он не может говорить правду?'
  'Вопрос слишком серьезен. Необходимы весомые доказательства'.
  'Ради Бога, они должны найтись. И когда мы их получим...Это же прекрасные известия. У нас будет зрелый монарх, монарх, умеющий править. Не станет регентства...не станет протектората...не станет короля-ребенка. Это же ответ свыше'.
  'Не так быстро, мой господин. Сначала нам следует доказать услышанное. Тут еще много, что нужно сделать. Чего я боюсь больше всего, - погрузить государство в пламя гражданской войны. С нас ее уже достаточно. Еще войн никто из нас не желает'.
  'Но вы должны объявить себя королем'.
  'Не сейчас. Давайте подождем. Отыщем подтверждения. Проверим настроение населения'.
  'Народ провозгласит и признает своего истинного монарха'.
  'Сначала нам следует убедиться, что народ готов это сделать'.
  Ричард взглянул вдаль. Он выдал тайну. И у этого возникнут далеко идущие последствия, герцог не сомневался.
  
  Открытие произвело ошеломляющее впечатление. Подобные Бэкингему люди стали бы действовать поспешно и неосмотрительно. Тот считал, что Глостеру необходимо немедленно заявить о своих претензиях на трон. Именно так поступил бы Бэкингем, окажись он на месте Ричарда. Говоря честно, герцог сам хранил уверенность в правах на престол - хрупкую, но время от времени давал понять, что знает о ее основаниях.
   Его Милость герцог Глостер оказался в затруднительном положении. Он стремился встать у руля государственного корабля, ибо понимал, что способен править. Это было доказано наведенным на севере страны порядком. Ричард мечтал сохранить Англию процветающей и мирной, поэтому, последнее, чего он желал - гражданская война.
   Юный король с каждым новым днем испытывал по отношению к дядюшке все больше негатива. Главными причинами случили заточение Его Милости лорда Риверса и Ричарда Грея и пребывание в убежище матушки мальчика. Эдвард винил в произошедшем герцога Глостера, что имело достаточно логичный фундамент. Но монарх не хотел понимать, что матушка и ее родственники разрушат страну, доведись им прийти к безграничной власти. Да, лорд Риверс был очаровательным человеком. Он становился победителем на турнирах, обладал свойственной всем Вудвиллам привлекательностью, казался почти святым, когда вспоминал о необходимости произвести впечатление. Но, как и другие члены клана, он славился алчностью и надеялся управлять королем. Каждый Вудвилл к этому стремился. Да и Ричард тоже желал влиять на ребенка. Разница состояла в том, что Защитником государства и опекуном маленького короля назначил брата Эдвард Четвертый. Он сделал это, осознавая, - лишь Ричард сможет править Англией мудрой и твердой рукой, как и прежний покойный монарх.
   Однако маленький Эдвард испытывал к дядюшке отвращение. Единственный путь, которым герцог Глостер сумел бы завоевать его симпатию заключался в освобождении Вудвиллов, а потом к абсолютном с ними слиянии. Их было чересчур много, они собрали столько власти и богатств на протяжении жизни и правления Эдварда, что проглотили бы Ричарда и не заметили бы. Он превратился бы во второстепенное лицо, в сторонника Вудвиллов. Также это означало бы обязанность пожертвовать своими друзьями - Бэкингемом, Нортумберлендом, Кэтсби, Рэтклифом...Что представлялось немыслимым. Ричард...Плантагенет и должен обернуться прихлебателем Вудвиллов!
   Альтернативой являлось - взятие власти в собственные руки. Ричард полагал, - он имеет на это законное право. Начать с того, что брат назначил его Защитником государства и опекуном юного короля. Сейчас же появился Стиллингтон со своими откровениями. Если правда, что Эдвард не был юридически женат на Елизавете Вудвилл, то истинным сувереном Англии оказывается он, Ричард Глостер.
   Его Милость может брать власть с чистой совестью. Если население примет Ричарда в качестве монарха, то он сумеет предотвратить гражданскую войну. Сумеет править и сохранять мир, как делал брат. Взять корону - его долг. А теперь и заветнейшее желание.
  Но Ричарду следует действовать осторожно. Едва ли стоит торопиться и использовать натиск. Нужно взвесить все стороны сложившегося положения и решить, что конкретно необходимо предпринять. Потом - внимательно изучить возможные последствия - и хорошие, и неблагоприятные, ибо в каждом вопросе всегда таилось и доброе, и зловредное.
  Факт брака Эдварда с Элеонорой Батлер надлежит доказать. Его обнародование настолько потрясет население, что в решениях, с ним связанных, спешить нельзя ни в коем случае. Ричарду требовалось время на серьезное обдумывание вопроса.
  И тут же возникали другие не терпящие отлагательства проблемы, с которыми нужно было разобраться. Например, история с Гастингсом. Он обладает значительным влиянием. Ричард считал его своим верным соратником. Уильям Гастингс предупредил герцога о смерти короля и необходимости прибыть в Лондон уже подготовленным. Это оказало Глостеру хорошую службу. Без совершенного предупреждения, Его Милость мог и не услышать о уходе брата из жизни вплоть до минуты коронации юного Эдварда, когда стало бы уже слишком поздно. Ричард находился в долгу перед Уильямом Гастингсом.
  Как бы то ни было, тот поддерживал связь с Елизаветой Вудвилл и виделся с юным королем. Джейн Шор относила в убежища послания. Они затеяли заговор против Защитника государства. Больше всего на свете Ричард не выносил предательства. И девиз выбрал 'Loyalty binds me' ('Верность связывает меня') потому, что эти слова много для него значили.
  Если Гастингс предал, то заслуживал смерти и обязан был умереть, ибо являлся звеном между королем и семейством Вудвиллов. Позволение им продолжить плести интриги становилось для Ричарда концом всего. Вудвиллы даже не вспомнят об угрызениях совести, обезглавив его, герцог прекрасно это понимал. Они ненавидели и боялись Ричарда, а новый суверен вполне мог дать родственникам полную свободу действий.
  Следовало принять быстрые решения. Его Милость велел позвать Ричарда Рэтклифа, которому безгранично доверял. Ричард исполнял должность инспектора во владениях короля Эдварда. Результативное ведение им дел возбудило в герцоге интерес. К тому же, Рэтклиф происходил из Ланкашира, и Ричард хорошо знал его живущую на севере семью. Рэтклиф являлся человеком, которому Ричард верил.
  'Я хочу, дабы вы со всей возможной скоростью поскакали в Йорк. Возьмите от меня это письмо, его необходимо вручить лично в руки мэру города. Пусть он поднимет людей и отправит их на юг мне на помощь. Сделать все нужно очень быстро'.
  Ричард написал, что испытывает необходимость в солдатах и в оружии, чтобы противостоять королеве, ее родственникам и соратникам, которые, как он был уверен, намеревались уничтожить Глостера, а также его кузена, герцога Бэкингема, - представителей самой древней королевской крови в стране.
  'Содержание письма', - произнес Ричард, - 'имеет крайнюю важность. Промедление может стоить мне жизни. Объясните это моим добрым друзьям на севере'.
  'Я все сделаю, мой господин, и сразу же отправлюсь в путь'.
  Ричард Рэтклиф взял письма и ушел.
  Но Его Милость Ричард Глостер знал, - спокойно дожидаться помощи с севера он не может.
  
  Наступила пятница, тринадцатое июня. После отбытия Рэтклифа на север прошло два дня. Защитник государства призвал членов Совета собраться в крепости Тауэра для общей встречи. Здесь не было ничего странного, встречи теперь случались часто, а Тауэр превратился в обычное для них место.
  Среди ожидаемых на собрании гостей находились архиепископ Ротерхэм, епископ Или Мортон, Их Милости лорд Стенли и лорд Гастингс.
  Ричард точно знал, что должен предпринять.
   Грядущее предвещало стать крайне мерзким, но поступить так было необходимо. Вопрос стоял либо о свершении запланированного, либо о лишении герцога головы и о катастрофе для всей Англии, как представлялось Ричарду. Поэтому пренебрегать своим долгом ему не следовало. Брат им не пренебрег, когда возникла острая необходимость. Джордж Кларенс сам подписал себе смертный приговор, насмехаясь над Эдвардом и бросая тому в лицо факт незаконнорожденности его детей.
   Эдвард нашел внутренние силы, значит и Ричарду придется их обнаружить.
   Утро было прекрасным. Солнечные лучи играли на водной глади Темзы, по которой двигалась несущая герцога лодка. Попав в перекрестье бликов, Его Милость обернулся и обозрел всю реку, после чего взглянул на Тауэр. Король находился там...в покоях твердыни. Ему придется остаться там, пока Защитник государства не решит, как поступить окажется лучше.
   Уже стоя на пороге палаты собрания Совета, Ричард столкнулся с епископом Мортоном. Герцог был вынужден проявлять к нему любезность, хотя в глубине души глубоко не доверял священнику. Верный ланкастерец, поменявший сторону и поступивший на службу к Эдварду Йорку, когда это оказалось целесообразно, - вот кем являлся Мортон. Ричард никогда не мог примириться с подобными людьми, он больше уважал бы его, откажись Мортон работать на Эдварда и предпочти этому изгнание. Но честолюбивый епископ и не подумал о данном повороте. Во дворце на Или Плейс было удобно, вдобавок, рядом с особняком Мортон разбил великолепнейшие сады.
   'Я слышал, что в нынешнем году ваша клубника особенно чудесна, епископ', - поприветствовал его Ричард.
   'Да, это так, мой господин. Природа ей благоприятствовала'.
   'Надеюсь, вы подарите мне возможность отведать ягоды'.
   'Мой господин, вы окажите мне честь. Я велю отправить партию в Кросби Плейс. Не сомневаюсь, леди Анне клубника понравится'.
   'Благодарю вас, епископ'.
   Прибыли Стенли, Ротерхэм и Гастингс. Все они выглядели расслабленными. Было ясно, ни один из них не имеет еще представления о том, что вот-вот грянет.
   Увидев Гастингса, Ричард скрыл испытываемое от этого отвращение. Должно быть, он пришел прямо от Джейн Шор. Уильям выглядел беспечным, даже помолодевшим в сравнении с прежним. Он очевидно наслаждался обществом бывшей королевской возлюбленной.
   Собрание Совета открылось, но спустя какое-то время Ричард объявил: 'Господа, в течение некоторого периода вам придется продолжить без меня. Есть нечто, о чем я должен позаботиться. Думаю, что вскоре я к вам вернусь'. Его слова стали первым намеком для членов Совета о вероятности происшествия этим утром неожиданных событий. Внезапное оставление Ричардом компании таким образом казалось необычным. Словно бы он готовился к некому испытанию и желал укрепить себя, перед тем, как приступить к исполнению предрешенного.
   Гастингсу пришло в голову, что, хотя Ричард и представал холодным, он, наверняка, был немного озабочен. Например, не посмотрел в сторону Уильяма с минуты появления. Но его отвлекала болтовня относительно выращиваемой Мортоном клубники. Это было довольно естественно. Гастингс подумал, что и предполагал. Это происходило из-за Джейн. Она тревожилась, ибо возлюбленный слишком глубоко втянулся в затеянный королевой заговор.
   И вот Ричард вернулся. Герцог выглядел кардинально отличающимся от покинувшего палату Совета человека. Его лицо побелело, во взгляде застыло выражение горькой решимости.
   Тихо, но твердо он заговорил. 'Мои господа, вам хорошо известно, кого мой брат назначил опекуном своего сына, не так ли?'
   'Разумеется, наш господин. Он назначил вас...родного брата'.
   'Это правда. Но существуют изменники, которые с удовольствием лишили меня моих прав...которые привели бы меня к краху. Какой кары заслуживают виновные в подобном?'
  Никто ничего Ричарду не сказал. Все они были настолько обескуражены, что потеряли малейшую способность защищаться.
  'Вы мне не ответили. Мой господин Гастингс, вы что можете предположить?'
  'Мой господин, если кто-то в этом виновен, то заслуживает наказания'.
  'Кем бы они не оказались, мой господин Гастингс, кем бы они не оказались? Я объясню вам, кто стремился так со мной поступить. Я назову предателей. Застигнутых во время плетения против меня заговора...Первая - Ее Величество...и Джейн Шор, возлюбленная моего брата, - вторая. Эти дамы трудились вместе...против меня'.
  При упоминании Джейн Уильям Гастингс почувствовал, как обмякает. Он знал, что сейчас случится. Знал, что ее посещения убежища окажутся замечены. Глостер знал...
  Это произошло слишком внезапно, чтобы Уильям сумел думать ясно. Получалось только вглядываться в суровые глаза Защитника государства, горящие на его бледном лике.
  'Теперь, раз вышеназванные дамы сговаривались против меня, их можно считать предательницами...Каковой следует оказаться судьбе предателей?' Над столом повисла тишина. Все взгляды сосредоточились на Его Милости герцоге Глостере. Он обернулся к Гастингсу.
  'Вы молчите, мой господин. Ответьте нам, каков должен быть жребий данных...изменниц'.
  Гастингс заставил себя заговорить. 'Если они совершили это, если сделанное ими возможно доказать...', - начал он.
  Ричард посмотрел на Уильяма. 'Вы отвечаете мне, используя 'если' и 'и'. Я вам отвечу, - они совершили то, в чем обвиняются. А вы - вы состояли с ними в одной упряжке в этом заговоре!' Герцог ударил кулаком по столу с такой силой, что все на него взирающие резко отпрянули, вжавшись в свои кресла. 'Я позабочусь о вашем теле, мой господин Гастингс'.
  Настала минута молчания. В течение доли секунды Ричард колебался. Он не сводил с Уильяма взгляда. Ему нравился этот человек, являвшийся ближайшим другом Эдварда. Брат черпал огромное удовольствие в обществе Гастингса. Но данный факт прошлого делал средство излечения еще более необходимым. Уильям знал, что Ричарда назначил на его место Эдвард, однако, он был готов пойти на предательство. Не только по отношению к Ричарду, но и по отношению к Эдварду.
  Смягчаться нельзя, придется собрать волю в кулак. Все зависит о его поведения в этот миг.
  Герцог твердо смотрел на Гастингса.
  'Клянусь, что не отправляюсь обедать, пока ваша голова не окажется отделена от тела. Вы изменник, Уильям Гастингс, а участью изменников должна быть смерть'.
  Ричард стукнул по столешнице. Это был знак, что он велел стражникам подождать. Они вошли в палату с возгласом: 'Предательство'.
  Герцог взглянул на них и на мертвенно бледные лица сидящих вокруг стола.
  'Задержите данных людей', - громко произнес Ричард, указывая на Их Милости Ротерхэма, Мортона и Стенли.
  'Уведите их. Но не трогайте моего господина Его Милость лорда Гастингса. Нет...только не моего господина лорда Гастингса. Вы, - изменник и должны сейчас умереть'.
  Это был знак. Стражники схватили названную четверку. Ротерхэма и Мортона увели в специальные помещения Тауэра, Стенли препроводили домой под охраной и заперли там, а Гастингса незамедлительно спустили на луг и нашли ему священника, дабы осужденный мог быстро получить отпущение совершенных грехов.
  Все еще ошарашенный Уильям Гастингс оказался на лужайке. Это было слишком неожиданно. Утром он попрощался с Джейн, с недавних пор его драгоценной возлюбленной, каковой всегда хотел ее видеть, и пообещал молодой женщине, что скоро опять к ней вернется.
  Гастингс был счастлив. Да, он втянулся в заговор, но это лишь прибавило жизни пикантности. Уильям отличался опрометчивостью и определенной степенью безумия. Гастингс никогда не любил Вудвиллов и сейчас понимал, как глуп оказался, полагая соединить свой жребий с судьбой клана Елизаветы. Глостер обладал значительной мощью. Эдвард видел ее, назначая брата Защитником государства.
  А теперь Уильяма ждала награда за проявленное безумие. Ему пришел конец.
  Поблизости не нашлось нужной палачу колоды, но в крепости проходили какие-то работы, и стражники отыскали кусок дерева, сыгравший бы ее роль.
  Нежный и благоуханный ветерок ласкал лицо Уильяма Гастингса, когда он положил голову на торопливо смастеренную колоду и умер.
  
  Возгласы об измене услышали в городе. Ученики-подмастерья выбежали на улицы, размахивая любым умещающимся в руках оружием, торговцы приготовились защищать свои лавки, а лорд-мэр собрался выстроить подотчетные ему силы. Если в воздухе реяло предательство, если должны были произойти столкновения, Лондону следовало себя защитить.
  Ричард тут же выслал на улицы глашатая. Ему следовало ездить по ним, использовать свою трубу и просить население выслушать то, что он должен сообщить. Причины для тревоги не существовало. Все, что случилось, - это раскрытие заговора и получение виновными справедливого возмездия. Замысливший погубить Защитника государства и герцога Бэкингема лорд Гастингс сам оказался обезглавлен. Всем было известно, что именно он толкал покойного короля на дорожку распущенности, а теперь являлся возлюбленным подруги покойного монарха госпожи Джейн Шор - женщины легкого поведения и ведьмы. Прошлой ночью Уильям Гастингс находился с ней, с дамой, разоблаченной в участии в заговоре.
   'Уберите оружие, добрые горожане', - восклицал глашатай. 'Своевременные и быстрые действия Защитника государства предотвратили грозившую вам опасность'.
   Лондонцы с радостью следовали данному совету. Проблем никто не хотел. Но толпы продолжали оставаться на улицах, спрашивая друг друга, - что же дальше случится. Положение сложилось трудное. Несовершеннолетний король всегда являлся источником трудностей. Ее Величество находилась в убежище, а Вудвиллы переживали свой закат. Что оценивалось исключительно положительно. Столичные жители с самого начала невзлюбили алчных родственников Елизаветы. Зато у них был лорд Защитник государства, показавший себя на севере достойным правителем, способным присматривать за страной.
   'Если бы лорд Защитник государства надел корону', - произнес кто-то, - 'стало бы совсем не плохо'.
   'Есть еще маленький король', - ответила одна из женщин.
   'От маленького короля только неурядицы', - парировали ей.
   Однако, все были довольны, что сражений в городе нет.
   Ричард немедленно созвал собрание Совета, дабы объяснить причину собственных скорых на расправу поступков. Казнить человека без суда в любое время достаточно чревато неприятностями.
   Среди присутствующих не нашлось никого, кто бы не понимал необходимость срочных мер. Многие знали, - Гастингс предал прежнюю верность Ричарду, также они знали о связи Уильяма с Джейн Шор, и о посещении супругой ювелира как короля, так и его матушки. Это было очень правдоподобно. Глостер сделал то, что пришло бы в голову и любому другому сильному вельможе.
   Ричард тревожился, - как показать, что он не испытывал по отношению к Уильяму Гастингсу личной неприязни. Покойный король просил, дабы друга похоронили рядом с ним, поэтому герцог велел отнести тело в Виндзор и устроить ему погребение там, вблизи от Эдварда, в часовне Святого Георгия. Брат начал строить ее, но здание все еще было не окончено. Что касается вдовы Гастингса, Екатерины, ее не следовало лишать имущества, и Ричард брал женщину под свое покровительство.
   Джейн Шор, по его словам, оставшись без вышестоящих соратников, имела мало значения. Она обладала крайне низкой социальной ответственностью, подобные Джейн должны были принести покаяние и лишиться нажитого имущества. Ричард передал молодую женщину Церкви, которой и следовало подумать, как ее покарать. После исполнения наказания о Джейн решили забыть. Герцог не хотел предпринимать против нее никаких действий. Ее любил его брат, и Ричард помнил об этом. Покаяние в придачу к утрате всех благ, пожалованных Джейн Эдвардом и остальными, уже являлись достаточным наказанием.
   Далее стоило перейти к более серьезным вопросам.
   Требовалось убедить Елизавету Вудвилл покинуть убежище. Если она это сделает, то сможет жить вместе с королем, Эдвард и герцог Йорк окажутся рядом, как и хотели, равно и дочери покойного монарха.
   Если же Елизавета откажется оставить убежище, а заставить ее поступить иначе не представлялось возможным, значит, у королевы следовало забрать герцога Йорка.
   Совет согласился, что Елизавету нужно было поставить перед выбором.
   Кроме того, носилось огромное количество слухов, не только по Лондону, но и по всей стране.
   Во-первых, они касались картины шествия Джейн Шор. Одетая в простое шерстяное платье молодая женщина босой прошла по улицам, в руках держа зажженную свечу.
   Падение становилось окончательным. Джейн хотели унизить, и это успешно сделали.
  Горе сразило Джейн. Она винила себя за смерть Гастингса. Именно Джейн вовлекла его в устроенный королевой заговор. Не случись ее участия, Уильям был бы сегодня жив.
  В процессе пути Джейн могла видеть стоящих на улицах людей, они толпились вокруг с глазами, расширенными от любопытства, злобы и удовольствия! Ей завидовали, ведь молодая женщина являлась самой любимой из королевских подруг. Ее часто приветствовали, а Джейн всегда старалась сделать для народа все, что находилось в ее силах. Горожане знали это и отвечали искренней любовью. Но по таким случаем, как теперь на площадях оказывались даже не те, кто приходил позлорадствовать, здесь собирались опасные, завистливые, считающие себя воплощением добродетели.
  'Гулящая', - бросали они ей вслед. Хорошо, Джейн думала, что и была таковой. Гулящей и совсем не лучше их, хотя и гуляла с королем.
  Ну уж нет. Джейн любила короля, и Гастингса она любила. Своего ювелира...нет, она никогда к нему ничего не испытывала, к браку с Шором принудил ее отец. Взаимоотношения с Дорсетом не относились к числу приятных. Джейн их стыдилась. И где в настоящий миг Томас Дорсет...плетет где-то интриги против Защитника государства.
   Защитник государства презирал Джейн. Ей казалось, что он всегда испытывал к ней презрение. Джейн знала, - Ричард сожалел о нежном отношении к ней покойного короля. Герцог отличался холодностью, отстраненностью, но молодой женщине хотелось верить, что еще и справедливостью. Его Милость мог сам приговорить Джейн к смерти, но, вместо этого, передал в руки лондонского епископа.
   Она была убеждена, - помня о бережности к ней брата, Ричард решил проявить снисходительность.
   И страх улетучился.
   Из-за остроты булыжников ступни кровоточили, Джейн знала, сколько взглядов ее провожает. Она вошла в собор, держа в ладонях тонкую свечу, после чего покинула его, чтобы снова совершить исповедь у креста Святого Павла.
   Взгляды зевак не отпускали Джейн. Все удивлялись, взирая на нее, - имея так много, так низко пасть...
   Джейн мучало отчаяние иного свойства. Эдвард умер, Уильям Гастингс - казнен.
   Что ей в этой жизни осталось?
  
  Закат. Глава 13. 'И жизнь была дана мне, как залог'.
  
  После казни Гастингса прошло уже три дня. Члены Совета пришли к заключению, что пора бы ставить Елизавету перед выбором. И в окружении вооруженной охраны поплыли вверх по течению в направлении Вестминстера.
   Постановили, что делегацию к королеве возглавит архиепископ Кентерберийский Томас Буршье, а сопровождать его будет лорд Говард.
   Ричард и герцог Бэкингем останутся ждать их возвращения во дворце.
   Елизавета приняла гостей, испытывая сильнейшие неприятные предчувствия. Она слышала, как о казни Гастингса и о том, что Джейн Шор заставили принести покаяние, так и лишении бывшей возлюбленной мужа принадлежавших той мирских благ.
   Это стало чудовищным крахом. Елизавета многого ждала от заключенного с Гастингсом союза. Они всегда страшно враждовали, и теперь, когда Уильям начал искать примирения, его действия оказали на королеву поразительно приятное впечатление.
   Елизавета наслаждалась атмосферой интриг. С минуты совместного с матушкой замысла пленить короля и его успешного осуществления она уверовала, что обладает особым к этому талантом.
   Ее Величество с нетерпением надеялась на каждый следующий приход Джейн Шор, сейчас же кто-то, несомненно их предал.
   Она не переставала спрашивать себя, что означает появившееся на пороге общество. Определенно, у него крайне весомая подоплека, об этом говорит присутствие архиепископа Кентерберийского.
   Томас Буршье с почтением поприветствовал Елизавету, как ему и следовало. Разве не являлась она матерью его короля? Как молодой женщине хотелось увидеть сына, как успокаивала передача от него сообщений, еще недавно доставляемая с помощью Джейн.
   Архиепископ сразу перешел к главному.
   'Моя госпожа, Его Милость Защитник государства желает, дабы вы покинули убежище', - произнес он. 'Вам не следует бояться. Герцог Глостер дает вам слово, что относиться к вам будут с уважением, как и подобает, относиться к матушке короля'.
   Елизавета подняла голову, и в ее взгляде появился блеск.
  'Что с моим братом, лордом Риверсом? Ричард Глостер взял его под стражу. Но на каком основании?'
  'Моя госпожа, вам следует знать, что ваш брат, Его Милость лорд Риверс, и ваш сын, Его Милость лорд Ричард Грей пытались забрать короля от Защитника государства. Они скрыли от него известия о смерти короля. И на данном основании стали теперь его пленниками'.
  'Каковой стану и я, если покину стены убежища'.
  'Это не так, моя госпожа. Вы не совершали подобных проступков'.
  'Я не доверяю Его Милости герцогу Глостеру'.
  'Герцог славится умением держать данное им слово. Он обещал покойному королю, что возьмет на себя опеку над его сыном, и именно это собирается теперь сделать'.
  'Но я - мать нынешнего короля. Опекать сына отныне - моя задача'.
  Буршье склонил голову и повторил. 'Его Милость Защитник государства предлагает вам другой путь. Либо выйти из убежища, либо доверить мне герцога Йорка'.
  'Доверить вам ребенка! Но зачем? Он еще совсем маленький и должен находиться рядом со своей матушкой'.
  'Брат зовет его к себе. Хочет, чтобы герцог присоединился к нему в палатах Тауэра'.
  'Я не позволю Ричарду уйти'.
  'Моя госпожа, у вас нет выхода. Или вы покидаете убежище вместе с сыном и дочерями, - тогда Его Милость Защитник государства обещает вам почтение, достойное вашего ранга, - или вы отдаете нам герцога Йорка'.
  Елизавета молчала. Она не желала терять сына, но, с другой стороны, найдется ли у нее смелость выйти из убежища? Огромная доля надежды заключалась в попытке поднять против Глостера мятеж, что казалось возможным, используя поддержку Уильяма Гастингса.
  Придется остаться в убежище.
   Что если Елизавета позволит маленькому герцогу уйти? Тогда он окажется рядом с братом. Бедное дитя, Ричард ни за что не оставил бы матушку и сестер, но мальчик поплывет к Эдварду...а для того будет полезно находиться вместе с младшим братом.
   Не стоит ли Елизавете все же покинуть убежище, чтобы семья смогла, наконец, собраться? Именно об этом кричали ее материнские инстинкты. Королева слишком хорошо знала Глостера, чтобы понимать, - он не причинит ей вреда, если только Елизавета сама не продолжит плести против него интриги. Проявил же Ричард милосердие в случае с Джейн Шор. Герцог обоснованно подозревал молодую женщину в участии в заговоре, - и та, действительно, приносила королеве послания от Уильяма Гастингса. Некоторые бы снесли бы ей за подобное голову. А Его Милости оказалось достаточно покаяния и лишения Джейн имущества.
   Нет, он не был к ней жесток. Ричард вспомнил любовь, которую питал к Джейн его брат, и поэтому проявил доброе отношение.
   Елизавете следует покинуть убежище.
   Нет...нет...на этом все ее надежды потерпят крах. Здесь будет безопаснее.
   Придется позволить маленькому Ричарду Йорку уйти.
   Решение сыграло роковую роль. В последующие годы Елизавета часто станет о нем размышлять и терзать себя вопросом, - что произошло бы с ее сыновьями, оставь она тогда убежище и удержи всех членов семьи рядом.
  Елизавета велела привести Ричарда. И ребенок прибежал к матери. Это был очаровательный маленький мальчик, намного здоровее и веселее, чем его старший брат. Несчастный Эдвард часто чувствовал усталость, страдал от странной костной болезни, которая, по словам врачей, мешала костной ткани развиваться нормально, как ей полагалось. Несчастный юный король, ему никогда не сравниться с отцом. Чего нельзя было сказать о Ричарде, здоровом и соответствующим своему возрасту пареньке.
  'Ричард, мой малыш', - обратилась к нему Елизавета, обнимая и привлекая к себе, - 'ты отправляешься повидаться с Эдвардом'.
  'О, моя госпожа, когда мы отправляемся? Сейчас?'
  'Мы не отправляемся. Я и твои сестры вынуждены остаться. Едешь лишь ты'.
  'Эдвард к нам возвратится?'
  'Нет, это ты с ним останешься'.
  'Когда приедете вы?'
  'Этого, мой любимый, я сказать не могу. Все зависит от твоего дядюшки'.
  'Мне не нравится мой дядюшка'.
  'Мой драгоценный, он никому из нас не нравится, но в течение какого-то времени придется поступать так, как велит дядюшка Ричард'. Елизавета прижала мальчика к себе и прошептала ему на ухо: 'Это не затянется навсегда. А сейчас тебе нужно идти с архиепископом. Его Святейшество проводит тебя к Эдварду, и вы сможете посоревноваться друг с другом в стрельбе из лука'.
  Ричард улыбнулся. 'У меня получается стрелять дальше, чем Эдвард', - похвалился он.
  'Замечательно, но тебе следует помнить, Эдвард не так здоров, как ты. Ты же всегда об этом помнишь, правда?'
  'Да, моя госпожа. Но вы скоро приплывете и останетесь с нами, и Елизавета...и Сесиль...'
  'Как только сумею, я к вам приеду. Ты же не думаешь, что я способна бросить моих мальчиков?'
  'Нет, дорогая матушка, не способны. И вы ненавидите...'
  'Тише...Не перед этими господами'.
  Мальчик обвил руками шею Елизаветы и прошептал: 'Милая мамочка, они мне тоже не по нраву'.
  'Любимый, это архиепископ Кентерберийский и лорд Говард. Они позаботятся о тебе'. Елизавета подняла на Томаса Буршье умоляющий взгляд. 'Вы же позаботитесь о моем сыне, господин. Я хочу, чтобы вы пообещали'.
  'Обещаю, моя госпожа. Я жизнь отдам ради безопасности принца'.
  'Тогда возьмите его и помните ваше обещание. До свидания, мой малыш. Попрощайся со своими сестрами. Ты отправляешься к брату, а я буду с любовью думать о вас. Передай ему мои слова, договорились?'
  'Да, дорогая госпожа, я передам'.
  'И сам их не забывай'.
  Мальчик обхватил матушку руками. 'Я не хочу покидать вас, милая мама. Я хочу остаться с вами и не желаю ехать к Эдварду, даже...'
  Елизавета крепко его обняла и опять бросила умоляющий взгляд на покачавшего головой архиепископа.
  'Вы можете отправиться вместе с ним, моя госпожа', - напомнил он ей.
  Королева опять разрывалась внутри. Остаться необходимо. Елизавета не осмелится выйти. Откуда ей знать, что случится потом? Если она намерена когда-нибудь восстановить свое влияние на старшего сына, то обязана остаться в убежище и уступить сейчас его младшего брата.
  'Мое любимейшее дитя, тебе надо идти. Надо искать в себе мужество, милый. Скоро все мы окажемся вместе. Эдвард без тебя тоскует'.
  'Хорошо, дорогая матушка'.
  Елизавета нежно поцеловала Ричарда и велела позвать его сестер, чтобы они попрощались с мальчиком.
  Затем архиепископ взял ребенка за руку и повел к выходу из убежища.
  В тот же день Ричард появился в Тауэре, чтобы составить компанию своему брату.
  
  В узилище Шериф Хаттона до Его Милости лорда Риверса доносились отрывочные новости о происходящем в стране. То, что правительство возглавил Ричард было очевидно. Задержание Риверса в Нортхэмптоне оказалось ударом, выполненным мастерски, ибо он развязывал Глостеру руки в отношении короля.
  Однако, как близко удалось Вудвиллам подобраться к трону. Как только Эдвард дождался бы коронации, его уже никто не смог бы взять под опеку, сколь бы юным он ни был. Мальчик искрился планами настоять на сохранении вокруг себя родственников из клана Вудвиллов. И это стало бы финалом для нынешнего Защитника государства. Ему бы тоже пришлось присоединиться к Вудвиллам, и определенно превратиться во второсортного члена партии, или же вернуться на север. Нет, подобное оказалось бы слишком опасно. Север находился на стороне Его Милости Глостера. Скорее всего, он бы решил, что, являясь Плантагенетом, никогда не согласится играть второстепенную роль при выскочках Вудвиллах.
   О, да, удар мастерский. Но Глостер и был мастером в искусстве политики и судопроизводства. Эдвард придерживался о нем мнения более высокого, чем о ком-либо другом. Елизавета это знала и всегда обижалась, однако, она понимала, - нет никого, кто изменил бы точку зрения короля, и если ей захочется так поступить, то гнев Эдварда обратится в первую очередь на нее.
  Его Милость Глостер действительно был способен умело править, Риверс признавал это. Но как же стремились к власти Вудвиллы!
  И он, лорд Риверс, стоял во главе семьи. Он стал бы главным королевским советником.
  Ричард знал о данной подоплеке, потому постигшая Риверса судьба была неизбежна.
  Разумеется, Его Милость герцог Глостер мог на блюдечке получить голову лорда Риверса, как уже случилось с Уильямом Гастингсом. Но это бы не стало мудрым поступком. Ричард мог поднять на него волну гнева целой страны, если бы потребовалось. Но Защитник государства стремился действовать осторожно, что и воплощал в жизнь. С помощью задержания Их Милостей лордов Риверса и Грея он перехватил нити влияния на короля, отложил на время помазание Эдварда на царство и утвердился в роли опекуна. Последнее, чего желали люди, - кровавого противостояния, ибо только небеса знали, сколько они его хлебнули в процессе Войн Роз, поэтому народ и принял Ричарда. Англичане увидели в нем хорошего и твердого правителя, который и был им необходим.
  Таким образом, сейчас оставался лишь один логически возможный исход, ожидающий Риверса. Вопрос заключался во времени его наступления, и вельможа догадался, что конец не за горами, когда в Шериф Хаттон прибыл граф Нортумберленд.
  Суд состоялся в мгновение ока. Риверса обвинили в государственной измене и вынесли окончательный приговор.
  Назвать его виновным было бы далеко не просто, если бы не собрание оружия, найденное при Энтони, ясно указывающее на готовность ввязаться в решающий момент в сражение.
  Последняя ночь оказалась отдана составлению завещания, молитве и написанию стихотворения.
  'И жизнь была дана мне, как залог,
  Что бросил я в беспечности на ветер.
  Добро пожаловать, Судьба, на мой порог...'
  Энтони записал и даже обнаружил некое удовольствие в обдумывании и фиксации того, как обошелся с ним Рок, в конце концов, приведя в ныне переживаемое состояние.
  Энтони сообщили, что отвезут его в замок Понтефракт, где держали Ричарда Грея, и куда из Миддлхэма доставили Томаса Вогана, дабы все они сложили свои головы в одном месте и в один день.
  Его Милость лорд Риверс попросил о возможности упокоиться рядом с племянником, лордом Ричардом Греем.
  Просьбу подтвердили и одобрили, и двадцать четвертого июня в замке Понтефракт лорд Риверс, лорд Ричард Грей и сэр Томас Воган были обезглавлены.
  
  'Закат. Глава 14. Король Ричард Третий'.
  
  Внутри Его Милости герцога Бэкингема нарастало нетерпение. Склонный к быстрому переходу от одной мысли к другой, порывистый, постоянно ищущий острых ощущений, он хотел, чтобы события происходили динамичнее, и, если те казались замедляющимися, всегда был готов действовать в целях их ускорения.
  Ричард рассказал Бэкингему об истории Стиллингтона, и тот теперь предлагал, чтобы Глостер поведал о ней народу, а потом взял бы корону.
  Это был значительный шаг. Ричард какое-то время его обдумывал, но сомневался, стоит ли совершать подобное. Во-первых, такая линия поведения казалась предательской по отношению к брату, которого Глостер уважал, ведь объявление сыновей Эдварда незаконнорожденными привело бы покойного монарха в ярость. Во-вторых, пусть он и обязан был знать истину, но кто еще мог до нее докопаться? Эдварду пришлось отправить из-за данного эпизода на тот свет Джорджа Кларенса, когда Стиллингтон ему проговорился, а самого епископа заключить в стены Тауэра.
  Все это было так, факты говорили, что Эдвард Пятый не имел прав на престол.
  Но проблема в государстве сплеталась из существования соперничающих партий, затевающих друг против друга заговоры, основанные на несовершеннолетии нового монарха. И, окажись настоящим королем человек зрелый, способный править, каким благом станет его появление для целой страны!
  Бэкингем был прав. Ричарду следует признать истину и поделиться ей с народом, тогда его объявят Ричардом Третьим.
  И это сбережет государство от вероятности гражданской войны, - население уже достаточно перенесло подобных событий.
  Его Милость обсудил вопрос с Бэкингемом, глубоко взвесил разные стороны создавшегося положения. Действительно, правду стоит сделать общедоступной. Так будет лучше для страны.
  Но как открыть существующую тайну?
  'Позвольте лорду-мэру Лондона выступить с речью у Креста Святого Павла', - предложил Бэкингем. 'Горожане прислушаются к нему, как к никому иному. Сэр Эдмунд Шаа - просто образцовый человек для такого задания'.
  'Брат хорошо его знал и чрезвычайно высоко ценил'.
  'Да, Эдвард высоко его ставил. Шаа - преуспевающий ювелир, а вам известно, как ваш брат любил подобных людей. Не в лавке ли ювелира отыскал он свою Джейн? Шаа - член Общества ювелиров, а теперь и лорд-мэр, поэтому давайте встретимся с ним и объясним, чего от него хотим'.
  'Хорошо', - согласился Ричард. 'Отправьте за Шаа'.
  Сэр Эдмунд Шаа прибыл в замок Байнард. Защитник государства переехал туда из Кросби плейс почти тогда же, когда юный Эдвард водворился в Тауэрской крепости.
  Он внимательно выслушал герцогов. Мэр Лондона помнил покойного короля в дни его одержимости Элеонорой Батлер и вполне мог поверить, что брак имел в той истории место. Да, сэр Эдмунд видел, - если это правда, то монархом является Ричард, и для страны будет очень полезно, одобри англичане такой поворот.
  'Есть и другая проблема', - произнес он. 'Мне доводилось слышать, - ваши братья, король Эдвард и Джордж, герцог Кларенс, не являлись сыновьями герцога Йорка, и брак покойного монарха с Елизаветой Вудвилл настолько вывел из себя вашу матушку, герцогиню Йорк, что та пообещала сделать всеобщим достоянием заведение ею возлюбленного во время отлучения супруга на множество требующих его внимания военных предприятий и, следовательно, рождение вышеназванных сыновей именно от случившейся связи'.
  Ричард покачал головой, но Бэкингем лишь воодушевился. 'Это делает наше предприятие основательнее', - заявил он. 'И покойный король, и его сын - незаконнорожденные! Мой господин, нам следует думать о стране. Мы же стремимся к твердым аргументам. Следует как можно скорее завершить борьбу, ибо если она затянется, то выльется в гражданскую войну'.
  'Гражданское противостояние', - ответил Ричард, - 'необходимо предотвратить в любом случае. Англия - превыше всего. Мальчик-король - самая страшная из угрожающих нам опасностей'.
  Бэкингем кивнул сэру Эдмунду. Его кивок был равносилен согласию Защитника государства предоставить у креста Святого Павла историю во всех подробностях.
   Герцог Бэкингем ликовал. План скоро заработает. Всего через несколько дней Ричарда объявят королем Англии.
   'Но я не желаю этого без одобрения народа', - вмешался Его Милость Ричард Глостер.
   'Мой господин, они станут умолять вас принять корону'.
  
  Стоя рядом с крестом Святого Павла, лорд-мэр пригласил население к разговору. Он приготовил для горожан важные известия. Им предстояло совершить серьезное открытие. Маленький король, еще не помазанный на царство под именем Эдварда Пятого, не был истинным монархом. Его Величество Эдвард Четвертый уже состоял в браке, когда венчался с Елизаветой Вудвилл.
  Это подкреплялось доказательствами, - настоящей супругой покойного суверена являлась леди Элеонора Батлер, дочь графа Шрусбери, - дама более высокого ранга, чем бывшая королева Елизавета Вудвилл на минуту заключения ее оказавшегося ложным союза. Разумеется, все давно знали, как с тех пор поднялся клан Вудвиллов, но стоило позволить народу поразмыслить, и те соотносили взлет обсуждаемой семьи с не имеющей силы церемонией, которой и состояться не следовало. Истина заключалась в том, что подросток, называемый королем Эдвардом Пятым, на самом деле - незаконнорожденный, поэтому не может пройти церемонию помазания и считаться властителем.
  Оставался только один правомочный кандидат на статус английского короля. И лондонцы его хорошо знали. Он добросовестно служил трону на севере и удерживал от набегов шотландцев. Доказал, как брату, так и стране безграничную преданность и способность к самоотречению. Именно данный человек являлся настоящим английским королем.
  Существовала и вторая важная деталь. Покойный Эдвард тоже был незаконнорожденным. Пока супруг находился в частых отъездах, Ее Милость герцогиня Йорк заводила себе случайных возлюбленных. И умерший король Эдвард, и Джордж герцог Кларенс родились вне брака. Герцогиня лично угрожала предать этот факт огласке, когда упокоившийся Эдвард Четвертый женился на Елизавете Вудвилл. Она оказалась слишком потрясена тем, что одна из называемых ей прежде низкорожденными вышла замуж за сына самой герцогини. Однако, Сесиль не осуществила угрозу, обещавшую выставить на всеобщее обозрение собственное бесчестье. Но сейчас, когда монарх, несомненно великий и достойный, ушел в мир иной, отчаиваться не следовало. С прошлым покончили. У государства появился новый король, уже доказавший свою способность хорошо править.
  У англичан был Его Величество король Ричард Третий.
  Над толпой вокруг креста Святого Павла повисла тишина. Люди услышали самое удивительное из разоблачений, и, если бы его совершил кто-то иной, а не их лорд-мэр, говорившего посчитали бы сумасшедшим.
  Король уже был женат! Маленький монарх - незаконнорожденный! И это, не считая клеветнических выпадов в отношении Ее Милости герцогини Йоркской.
  Лондонцы хотели уйти и обсудить друг с другом услышанное. Сказанное им потрясало. Они не верили своим ушам.
  Сэр Эдмунд Шаа смотрел, как горожане, перешептываясь, расходятся.
  
  В замке Байнард реакцию народа обсуждали Ричард и Бэкингем.
  'Что означает их молчание?' - вопрошал Ричард.
  'То, что они, конечно, напуганы. Пусть мы и слышали толки, что все в порядке. Лондонцам нужно немного времени, чтобы привыкнуть к подобным мыслям'.
  'Мне это не нравится', - признался Ричард. 'Такое заявление вообще никогда не следовало делать. Мне не нравится клевета в адрес моей матушки. Могу поручиться, что сказанное - чистая ложь'.
  'Важен момент с обещанием короля жениться. Вы же верите в это, я просто убежден'.
  'Верю'.
  'Следует вывести на всеобщее обозрение Стиллингтона, чтобы продемонстрировать доказательство'.
  'Доказательства нет. Лишь слово Стиллингтона'.
  'Какая причина могла бы побудить его солгать?'
  'Стиллингтон мог решить, что такое признание принесет ему продвижение при новом правлении'.
  'Он никогда бы не осмелился солгать в подобном вопросе. Нам следует снова нанести быстрый удар. Я соберу некоторых из моих людей вместе с лордами и рыцарями во вторник - в зале Гильдий. Там и сделаю объявление. Народ набьется как внутри зала, так и за его стенами. В нем я опять изложу факты'.
  'Я запрещаю вам упоминать о моей матушке'.
  'В этом нет никакой нужды. Все, что играет роль, - мальчик - рожден вне брака, а вы - полноправный правитель и король нашей страны'.
   Как и обещал, Его Милость лорд Бэкингем отправился в Зал Гильдий. Там он, показав чудеса красноречия, рассказал о положении, возникшем благодаря откровениям епископа Стиллингтона и, выражая собственное отношение к требованиям Ричарда касательно трона, воскликнул: 'Согласитесь ли вы назвать Ричарда Глостера - Ричардом Третьим Английским?'
   В толпе возникла нелегкая пауза, которая, как Бэкингем и предсказывал, наполнила собой Зал Гильдий и затем выплеснулась на улицы.
   Несколько из людей герцога выкрикнули из глубины Зала: 'Долгой жизни королю Ричарду!'
   Бэкингем, казалось, был удовлетворен.
  На следующий день состоялось заседание Парламента. Ему представили конкретные и уже всем известные факты, - подвергшийся обсуждению союз, незаконность рождения Эдварда Пятого, а заодно и спорность прав Эдварда Четвертого вкупе с Его Милостью герцогом Кларенсом. Бэкингем напомнил собравшимся пэрам, что Эдвард появился на свет в Руане, а Джордж Кларенс - в Дублине. В отличие от них Ричард был истинным англичанином, ибо родился в крепости Фотерингей, что в Нортхэмптоншире. Согласны ли уважаемые заседатели послать депутацию в замок Байнард и просить Ричарда принять корону? Заседатели согласились, и день спустя Бэкингем повел просителей в замок, где герцог Глостер, с очевидной неохотой, в свою очередь согласился корону принять. Правление Эдварда Пятого завершилось. Начиналось царствование Ричарда Третьего.
  
  Анна прибыла в Лондон вместе с сыном Эдвардом. Ее мучала тревога, - молодая женщина была уверена, - мальчик не готов к путешествию. Однако, на подобных мероприятиях присутствовать следовало как Анне, так и ее с Ричардом сыну, ибо теперь она стала королевой...королевой Англии. По мере пути из Миддлхэма уверенность Анны в себе возрастала. Она начала привыкать к спокойной жизни в собственном замке и, разумеется, желала, чтобы Ричард был рядом. Но с момента смерти его брата Анна едва могла мужа увидеть. И для нее оказалось определенным потрясением узнать, причину, по которой Ричарду предложили корону.
   Анна часто размышляла о королеве Елизавете Вудвилл, представляя ее гнев от принятого событиями поворота. На месте Елизаветы очутилась она. Анна спрашивала себя, что подумали бы ушедшие, возникни у них возможность оглянуться назад и узреть произошедшее. Легко представлялось удовольствие, нарисовавшееся бы на лице отца. Его дочь - королева!
   Милый отец, он был так добр к своей семье, когда имел для ее членов достаточно времени, но Уорвик мечтал о блестящих дарах жизни и однажды встретил смерть. Во что превратились эти блестящие дары теперь? Но Анна улыбалась, понимая, с какой радостью Ричард Невилл увидел бы младшую дочку королевой. Он считал все к этому дороги достойными, и молодая женщина желала бы разделить его эмоции. Увы, будущее дарило ей исключительно дурные предчувствия.
   Анна знала, - Ричард тоже тревожится. Он станет достойным монархом, у него дар мудро править, однако, мысль о приходе к власти через бесчестье брата и юного племянника сильнейшим образом герцога беспокоило, его жена это прекрасно осознавала.
   Ричард привез ее в Лондон на лодке, и сразу же, как он с Анной поздоровался, молодая женщина заметила недавно возникшие глубокие морщины на его лбу. Король, конечно, был счастлив видеть супругу и сына, но их внешний облик лишь добавил ему тревог.
  Анна велела своим фрейлинам наложить ей на лицо чуть больше краски, потому что не хотела беспокоить Ричарда бледностью. Но для сокрытия усталого внешнего облика ребенка ничего сделать не сумела.
  'Значит', - произнесла она, - 'ты отныне король. Во время прошлой нашей встречи был простым герцогом'.
  'Все случилось очень быстро, Анна. Мне бы хотелось тебе об этом рассказать'.
  В процессе путешествия по реке к замку Байнард пару приветствовал народ. Ричард объяснил, что времени осталось мало, - коронацию назначили на шестое июля.
  'Так скоро?' - воскликнула Анна.
  'Коронации откладывать не следует', - последовал ответ Ричарда.
  Он заговорил с сыном и, в конце концов, порадовался появившемуся на щеках мальчика румянцу. Это немного успокаивало, учитывая хрупкость здоровья Эдварда.
  Ричард стремился как можно скорее остаться с женой наедине, ибо видел, как та потрясена удивительным поворотом событий.
  'Ты уже слышала эту историю. Юный Эдвард - рожден вне брака, - по причине предыдущего союза, заключенного моим братом'.
  'Об этом твердит целая страна'.
  'Любой здравомыслящий человек желает жить в стабильной стране, а это невозможно со слишком юным для правления королем. Ко всему прочему некоторые еще соревнуются друг с другом, - разные люди хотят поставить монарха под свое влияние. Был бы Эдвард в надлежащих годах, ради брата я бы покорился его незаконнорожденности'.
  'Да, Ричард, я уверена, ты бы так и сделал'.
  'Не то, чтобы я мечтал о короне....и о тяжелой доле суверена. Власть манит, но, Анна, какой же груз она взваливает на плечи. Мы же были счастливы в Миддлхэме, были?'
  'Очень', - ответила она. 'Но такое счастье непродолжительно'.
  'И ты тревожишься о нашем мальчике?'
  'Его здоровье внушает мне опасения'.
  'Сделаем его принцем Уэльским'.
  'Не думаю, что это заставит Эдварда поправиться'.
  'Анна, он должен поправиться'.
  'Мне бы хотелось, дабы у нас родилось больше детей. Боюсь, я совсем не идеальная жена для тебя, Ричард. Следовало жениться на даме плодовитой, живой...на ком-то, как Елизавета Вудвилл'.
   'Господи, сохрани. Не люблю я эту женщину, причем, также сильно, как и она меня. По моему мнению, Эдвард унизил себя данным браком... или, точнее будет сказать, формой брака с ней. Именно отсюда берут истоки все наши неприятности. Вудвиллы...проклятые Вудвиллы....настроившие твоего отца против моего брата'.
   Анна положила ладонь на его руку. 'Ричард, все это уже в прошлом. Не отягощай нас тем, что минуло'.
   'Ты права. Но позволь мне поделиться одной мыслью, дорогая. Лорды обратились ко мне с просьбой принять корону. Я колебался, но учел лежащий на моих плечах долг, хотя, подними англичане протестующий голос, - отказался бы'.
   'Разумеется, англичане не подняли протестующий голос. Они хотят видеть на троне тебя, Ричард. Хотят того, что ты можешь им дать...крепкую и процветающую страну...такую, какая была у них в правление Эдварда. Без тебя они ее получить не сумеют. Если бы не ты, государством бы сейчас руководили Вудвиллы. Их алчность известна всем и каждому. Этот клан только и делает, что обогащается с самого первого мгновения, как Эдвард превратил Елизавету в свою королеву. Народ жаждет видеть королем тебя, Ричард. Он обречен на твое правление. Не забудь, ты - полноправный монарх благодаря предыдущему обещанию Эдварда жениться'.
   'Знаю, Анна. Поэтому я и принял корону'.
   'Тогда, давай подумаем о коронации, ведь времени осталось крайне мало'.
  
   Накануне назначенного для помазания на царство дня на берегу Темзы собрался народ. Люди стремились увидеть своего короля с его королевой и сыном-наследником, плывущих по реке в располагающийся в стенах Тауэра дворец.
   Эдварда Пятого и его брата Ричарда герцога Йорка перевели из монарших покоев сразу же, как их объявили незаконнорожденными, и поместили где-то в крепостном саду. Конечно, мальчики не присутствовали на коронации дядюшки.
   Там же, в окрестностях Тауэра, сына Ричарда и Анны официально назвали принцем Уэльским. На следующий день состоялась коронация.
   Ей уделили совсем мало внимания, чересчур пышные приготовления были совершены для коронации Эдварда Пятого, поэтому воспользоваться ими казалось вполне возможно. И церемония, и сопутствующие ей празднества не поменяли распорядок исключительно из-за того, что помазать на царство приходилось абсолютно не того, ради которого с такой торжественностью все первоначально затевалось.
   Его Милость Герцог Бэкингем нес шлейф Ричарда, тогда как Его Милость герцог Норфолк - корону впереди них. Затем шествовала королева с графом Хантингтоном, несущим ее скипетр, и виконтом Лайлом, - жезл и голубя. Честь нести корону отдали Его Милости графу Уилтширу.
   Анна, облаченная в великолепные наряды, клонилась под тяжестью драгоценностей и чувствовала себя изнуренной еще прежде, чем церемония началась. Шагая под балдахином, на каждом углу которого был прикреплен звякающий при движении золотой колокольчик, она надеялась не выдать желания, чтобы все завершилось, как можно быстрее. Но все лишь разворачивалось. Прежде Ричарда помазали на царство, а уже потом - короновали. 'Боже, храни Короля, Боже, храни Королеву!'
   Звонко зазвучали возгласы, и Ричард напряг слух, - различить хоть один возражающий вопль. Но его не случилось.
  По окончании церемонии монаршая чета отправилась обедать в Зал Гильдий. Анна и Ричард сидели на помосте и наблюдали за оставшимися за столами гостями, тогда как лорд-мэр лично наливал королю и королеве сладкое вино, показывая всю степень желания их почтить.
  В зал въехал победитель Англии и вызвал на битву любого, несогласного с правомочностью Ричарда, как суверена, и Анна почувствовала охватившее ее мужа напряжение. Когда в ответ не раздалось ни единого голоса, она поняла - супруг готов с великим облегчением откинуться на спинку своего кресла. Анна надеялась, что произошедшее навеки утихомирит его страхи. Ричарда выбрал народ. Он являлся законным монархом и должен был прекратить думать об оставшихся в Тауэрском саду маленьких мальчиках. Их претензии на трон - пусты и недействительны. В конце концов короновали настоящего претендента.
  Спустилась тьма, в зал внесли факелы, и на помост один за другим стали подниматься аристократы и их жены, дабы засвидетельствовать королю и королеве свое почтение.
  Как только обряд завершился, Ричард с Анной смогли удалиться в личные покои и подготовиться к отъезду в Виндзор, куда должны были отправиться сразу после праздничных мероприятий.
  Ричард уже планировал расписание путешествия по стране. Они поедут на север. Король не имел причин бояться приема, который ему там окажут. Английский Север был его краем. Герцог Глостер на славу служил этой земле, и местные жители до единого находились на его стороне.
  
  Закат. Глава 15. 'Бэкингем'
  
  Его Милость герцог Бэкингем испытывал разочарование. Пьянившее его ликование значительно ослабло. Ричард стал королем, и покорный народ принял нового властелина с распростертыми объятиями. В глубине души Бэкингем надеялся на сложности. Он упивался препятствиями. Без них жизнь была бы пресной и серой.
  Более того, Ричард рассердился на герцога. Дело заключалось в землях семейства Богунов. Этот род приблизился к подножию трона через брак Марии де Богун и Генри Четвертого. Теперь, когда Бэкингем являлся лордом Верховным констеблем Англии, выполняющим старинную наследственную службу Богунов, Генри Стаффорд пестовал уверенность, что обладает правами и на их имения.
  Вместо восторженного согласия Ричард выразил протест, и Бэкингема это взбесило. Он смотрел на себя как на ровню Уорвику, Создателю королей. Кто предложил, дабы Ричард потребовал освободить ему трон? Кто занимался организацией объявления у креста Святого Павла? Чьи люди кричали в пользу Глостера у Зала Гильдий? Ответ был один - Бэкингем, но, кажется, стоило Ричарду добиться цели, он впал в черную неблагодарность и начал нуждаться в напоминании, что является монархом. Ему следовало бы лучше помнить о старых друзьях. Терзая себя досадой, Его Милость герцог Бэкингем оставил двор и решил на время отправиться в свой замок Брекнок, находившийся на границе с Уэльсом и перешедший в руки Генри вместе с должностью Верховного констебля Англии. Он предвкушал беседу с интереснейшим гостем...скорее, даже не гостем, а настоящим пленником.
   Генри Стаффорд думал о Джоне Мортоне, епископе Или, задержанном одновременно с Гастингсом в течение злополучного собрания в Тауэре. На протяжение определенного периода Мортон вместе с Ротерхэмом находился в крепости и крайне заинтересовал герцога, ибо оба они питали общую любовь к плетению интриг. Бэкингем спросил у Ричарда, может ли взять заботу о епископе на себя. Святой отец не мог постоянно оставаться пленником Тауэра, к тому же его положение представителя церкви требовало демонстрации к Мортону некоторого уважения. И король согласился, чтобы Генри Стаффорд сделал епископа Или кем-то, вроде почетного пленника в своем замке Брекноке.
   Бэкингем так и поступил, выстроив с Джоном Мортоном прекраснейшие взаимоотношения. Он наслаждался их беседами. Мортон был умен - проницателен и хитер, подобные люди Генри Стаффорду чрезвычайно нравились.
   Герцог знал, что в глубине души епископ являлся ланкастерцем, также он знал, что Мортон не испытывает отвращения к смене защищаемой стороны, когда того просит простая целесообразность. Однако, конечно же, священник обрадовался бы представлять тех, кого действительно поддерживал, хотя и старался жить с противниками в дружбе.
   Несмотря на все вышеперечисленное, Мортон был одним из главных советников покойного короля, он помогал установить перемирие в Пикиньи, за счет Франции принесшее Англии столько благополучия, занимался переговорами о выкупе, обещанном Людовиком Одиннадцатым за Маргариту Анжуйскую. Эдвард ставил способности епископа довольно высоко. Да, он страдал от пристрастия верить в лучшее в каждом, пока не становилось очевидным и доказанным совершение предательства. До часа рокового собрания в Тауэре Мортон лишь набирался влияния и политической мощи.
   Бэкингем не сомневался, - его голова переполнена планами, и все они не шли на пользу Ричарду Третьему, это абсолютно точно.
   Подобное положение хорошо соответствовало нынешнему настроению Генри Стаффорда, он жаждал встречи с епископом в Брекноке.
   Прибыв в замок, Бэкингем немедленно отправился к Мортону и тепло его поприветствовал, спросив, нуждается ли тот в чем-то, необходимом для ощущения удобства.
   'Пленнику жаловаться не на что', - ответствовал епископ.
   'Вам не следует считать себя пленником, Ваше Святейшество'.
   'Мой господин герцог, вы очень добры. Но кем же еще я являюсь?'
   'Надеюсь, что другом'.
   'Сомневаюсь, что друг Ричарда Глостера может стать другом мне'.
   Бэкингем велел принести им вина, и собеседники пригубили по глотку. Урожай оказался достойным и согревающим, доставив Генри Стаффорду большое удовольствие.
   Епископ внимательно изучал герцога. Он знал, - что-то произошло между столь близкими друг другу прежде аристократами. Бэкингем был первым из людей Ричарда. И что теперь? Мортон задал себе вопрос. И обрадовался. По его мнению, Генри отличался безответственностью, ненадежностью, способностью становиться сегодня - другом, а завтра - врагом. Безграничное доверие к нему Ричарда поистине изумляло.
  На протяжении всего проведенного в плену времени Мортон не сидел, сложа руки. Он размышлял над различными проектами. Епископ собирался создать Ричарду Глостеру проблемы и даже чувствовал, что знает, как это сделать. Его позиция объяснялась не желанием поддержать Вудвиллов, пусть Мортон и мог прикрыться подобной целью. Но данный вопрос не имел для него никакого значения, хотя выставить эту ширму было бы неплохо. Епископ смотрел на кого-то, отделяемого от Англии морем, на кого-то способного утверждать свою принадлежность к династии Ланкастеров. Мортон стремился к окончательной победе Алой розы над розой Белой. Его охватывало величайшее волнение, стоило только задуматься, как он может использовать трещину, явно пролегшую между Бэкингемом и Глостером. Ричард обладал силой, обмануть короля казалось вовсе не легко. А вот Бэкингем отличался слабостью и тщеславием. Он был крайне возбудим и порывист, а также пренебрегал оценкой очень далекой перспективы. Генри Стаффорд являлся образцом простофили.
  Бэкингем повернулся к епископу Мортону.
  'Я был Глостеру добрым товарищем', - хвастался Бэкингем. 'Именно я посадил его на трон'.
  'Согласен с вами', - кивал Мортон. Герцог алкал лести. И она легко воспринималась. 'Но, что касается ваших добрых услуг, мне кажется, нам не стоило позволять ставить над собой подобного монарха'.
  'Я его посадил...Я могу его и свергнуть'.
  'В этих словах что-то есть, мой господин'.
  'Ричард действительно обладает правами на корону'.
  'Да, объявив детей брата рожденными вне брака'.
  Мужчины посмотрели друг на друга. Намеревались ли они вернуть на престол Эдварда Пятого?
  Мортон понимал, - у честолюбивого герцога подобной цели нет. Как и у него.
  Как только он осознал степень осведомленности Ричарда о своей ему измене, немедленно принялся плести заговор. И, таким образом, вышел на связь с чрезвычайно изобретательной и умной дамой. После смерти Эдварда эта госпожа думала лишь об одном, - когда же станет очевидно, что правление мальчика-короля несет в себе значительное противоречие?
  Госпожой, о которой идет речь, была Маргарет Бофор, графиня Ричмонд, чьим третьим мужем являлся лорд Стенли. Тем не менее, первым ее союзом оказался брак с Эдмундом Тюдором, и его плодом стал сын - Генри Тюдор. На нем и сосредоточились все надежды Маргарет.
  План заключался в том, дабы сделать Генри королем Англии. Леди Маргарет настаивала на соответствии его статуса высокому сану. Дедом юноши был Оуэн, женившийся на Екатерине, вдове Генри Пятого. Матушка же - то есть сама Маргарет Бофор - приходилась дочерью первому герцогу Сомерсету, Джону Бофору, сыну другого Джона Бофора, сына, в свою очередь, Джона Гонта и Екатерины Суинфорд. Госпожа Бофор утверждала, - ее отпрыск, Генри Тюдор, с обеих сторон обладает королевской кровью, текущей в его жилах, поэтому, если и есть вопросы о законности этой крови, она с легкостью их отметет прочь. Бофоров признал еще Генри Четвертый, и Маргарет доказывала, - Екатерина Валуа сочеталась с Оуэном Тюдором законным браком.
  С точки зрения матери, Генри Тюдор имел все права на английский трон.
  Мортона ее мысль заинтересовала. Стань Генри Тюдор монархом, он принесет с собой возрождение династии Ланкастеров, а это обернется преобладанием Алой розы над Белой и, вероятно, окончательной победой.
  Но на пути стоял Ричард.
   Мортон поддерживал связь с Маргарет Бофор. Она точно не являлась простофилей. Наоборот, дама активно созывала вероятных новобранцев для своего дела. Таким способом Маргарет и вышла на епископа. Леди Бофор вышла замуж за лорда Стенли, казавшегося готовым и способным поменять поддерживаемую партию в любой удобный момент. Более того, постоянно следил, - чья удача перевешивает, и был достаточно умен, дабы втереться к Ричарду в доверие, - разумеется, до злополучного собрания в Тауэре, когда оказался задержан. Однако, сумев предоставить достоверный отчет о недавней деятельности, лорд Стенли быстро освободился и сейчас уже вернулся ко двору.
   Тем не менее, лорд Стенли приходился Маргарет мужем, и, предположительно, ей следовало знать, можно ли на него положиться в надлежащую минуту. Одновременно, было полезно, что он позиционировал себя другом Ричарда.
   И в этот заговор Мортон надеялся втянуть Его Милость герцога Бэкингема, но теперь он мог заметить, что благородный лорд лелеет личные идеи на данную тему.
   Епископу надлежало действовать осторожнее, но Мортон не ожидал слишком серьезных проблем со стороны эмоционального Генри Стаффорда. Его поддержка оказала бы существенную помощь. Вся страна бы содрогнулась, если бы столько совершивший ради возведения Ричарда на трон Бэкингем открыто выступил бы против него.
   'Представляется', - продолжил епископ Мортон, - 'что мой господин начинает сожалеть о нынешнем повороте событий'.
   'В мою голову постепенно закрадываются мысли, что страна несколько поторопилась, предложив корону Ричарду'.
   'Страна! В глубине души Мортон развеселился. Неужели не Его Милость Бэкингем устроил все это? Если бы не собрание в Зале гильдий и не одобряющие рукоплескания герцогских людей, которым яснее ясного отдали приказ хлопать, взял бы Ричард корону?'
   'Только когда человек приходит к власти, он показывает свое истинное лицо'.
   'Святая истина, мой господин. Но в тот день в Тауэре у вас был красочный прецедент'.
   'Был, мой господин. Когда Гастингс, друг Ричарда, потерял голову...без суда...'
   'Позорный случай. Как и ситуация с Их Милостями лордами Риверсом и Греем'.
   'Ричард - тиран'.
   'Согласен'.
   'Мой господин, можно ли тут что-то предпринять?'
   Во взгляде Бэкингема появился блеск. 'Есть и другие претенденты и равными правами на английский престол'.
   Герцог приосанился. Он уже старался протянуть к короне руки. 'О нем придется позаботиться', - подумал Мортон.
   Епископ хотел помощи Бэкингема в продвижении Генри Тюдора, но как ее добиться, если тщеславный герцог в качестве кандидата в монархи видел себя?
   'Вам известно о моем королевском происхождении?' - поинтересовался Генри Стаффорд.
   'Конечно же, мой господин'.
  'Дети Елизаветы Вудвилл лишились своих прав на основе незаконнорожденности. Если сместить Ричарда...то тогда...'
  Бэкингем усмехнулся, и Мортон ответил ему такой же усмешкой.
  'Господи, избавь', - подумал он, - но притворился взволнованным, даже позволил обновленной, но ненадежной почтительности вползти в свою манеру смотреть на герцога и говорить с ним.
  Разумеется, это потребовало немного времени. Мортон будет действовать вместе с Бэкингемом. Когда он посчитает миг подходящим, то продемонстрирует Генри Стаффорду, насколько тому невозможно хоть чуть-чуть дотянуться до короны.
  Им предстояла еще целая вереница бесед. Епископ исподволь посеял в мыслях герцога семена сомнений.
  'В случае отсутствия правды в истории этой Элеоноры Батлер', - задумался Мортон, - 'Ричард окажется выставлен узурпатором'.
  'И народ захочет провозгласить королем юного Эдварда'.
  'А еще', - добавил епископ, - 'ни в коем случае не согласится ни на кого иного'.
  Они внимательно посмотрели друг на друга. Внутри оба решили, - незаконнорожденность детей покойного монарха следует поддерживать, иначе очередь перед следующим сувереном займет слишком длинная череда желающих. 'Передо мной', - подумал Бэкингем. 'Перед Генри Тюдором', - пронеслось в мыслях у Мортона.
  'Все дело в Стиллингтоне', - произнес епископ. 'Он словно проник внутрь этой истории. Но она должна быть правдивой. Стиллингтон не стал бы лгать в таком духе. Совершив подобный шаг, Стиллингтон молниеносно поставил себя под удар. Более того, он - человек Церкви'.
  Бэкингем ухмыльнулся, но герцог скрыл снедающий его цинизм, ибо желал остаться с Мортоном в хороших отношениях.
  'Нет сомнений, Эдвард действительно женился на Элеоноре Батлер', - проронил он.
  Собеседники перечислили все подвластные им возможности, но, как не старались, Ричард оставался истинным королем, и единственным способом его сместить оказывалось убийство.
  В таких обсуждениях проходили дни. Бэкингем не находил сил оторваться от обаятельного гостя и товарища. Голова Мортона переполнялась разнообразными проектами, - это было очевидно. Он настолько результативно играл на чувствах герцога, что, не прошло и недели, как ненависть Стаффорда к Ричарду возросла до степени готовности свергнуть его и еще большей одержимости, чем намерение самому захватить корону.
  'Чтобы противостоять ему нам понадобится армия', - невзначай бросил епископ.
  'Я могу поднять людей'.
  'Достаточное количество?'
  Бэкингем задумался.
  'Генри Тюдор занимается набором солдат в Бретани. Он способен привести с собой многих. С ним прибудут даже уэльсцы'.
  Генри Стаффорд промолчал. Генри Тюдор тоже претендовал на английский трон.
  'Как жаль, что вы женаты, мой господин', - не унимался епископ.
  'Да. Женат. На одной из Вудвиллов...был вынужден это сделать еще ребенком. Никогда не прощу их клану данной аферы'.
  'Нет. Вот одна из проблем, о которой нам следует позаботиться. Мы же не желаем возвращения Вудвиллов к власти. Я хотел сказать, что не будь вы женаты, могли бы вступить в союз с дочерью покойного короля...и это доставило бы удовольствие огромному количеству народа. Некоторые до сих пор вздыхают по прежним временам, и, даже не навяжи он англичанам своих незаконнорожденных детей, они все равно восхищаются Эдвардом Четвертым'.
  'Вы подразумеваете, что не окажись я женат, и вступи в союз с Елизаветой Йорк, это привлекло бы йоркистов?'
  'Именно это я и подразумеваю, мой господин'.
  Повисла тишина, после нескольких мгновений Мортон медленно и осторожно произнес: 'На Елизавете Йорк предполагает жениться Генри Тюдор'.
  Бэкингем задумался.
  Спустя какое-то время мысль начала принимать определенную форму. Да, претензии на трон Генри Стаффорда были зыбки. Он не мог представить, чтобы его действительно приняли. Но Генри Тюдор...женись юноша на Елизавете Йорк, - произойдет слияние династий Йорков и Ланкастеров. И это вызовет народное одобрение. Англичане увидят в их браке настоящий конец войн Роз, ибо пусть на протяжении ряда лет битв не случалось, соперничающие друг с другом партии продолжали свою активность. Ланкастерцы всегда окажутся готовыми встать против Йорков, пока оба клана не соединятся.
  Бэкингем шаг за шаром рассматривал в этом плане крепнущий луч надежды. Созданный проект сломает Ричарда, что и нужно Генри Стаффорду.
  Он желал королю смещения и смерти, поэтому самую основательную надежду добиться своей цели увидел в поддержке Тюдора.
  Очень скоро охвативший Бэкингема восторг победил. Что стало роскошной частью проводимой Мортоном дипломатической работы. Он мог сказать 'спасибо' заключению, приведшему его в замок Брекнок. Исток епископского влияния очутился именно здесь. Мортон посадит на трон Генри Тюдора и тем заслужит со стороны молодого человека вечную благодарность.
  В Церковь его привело честолюбие, и совсем не религия, - людям с широкими способностями и несколькими влиятельными родственниками Божий Храм предлагал огромные возможности.
  И вот теперь великолепная возможность выпала Джону Мортону. Он устроил встречу Бэкингема и польщенной привлечению герцога на свою сторону Маргарет Бофор. Это стало мощным прорывом, ведь помощь Генри Стаффорда имела шансы оказаться решающей. Леди Стенли призналась, - вплоть до наступления подходящего момента ее сын будет тихо сидеть в засаде. На континенте Генри Тюдор вел довольно опасную игру. Герцог Бретани Франциск являлся юноше другом, но, потихоньку дряхлея, горел желанием наладить отношения с Ричардом Третьим.
  'Франциск с удовольствием выдал бы моего сына, отправь Ричард людей на его перехват. Но добрый епископ Мортон вовремя предупредил мальчика, и Генри ускользнул вместе с дядюшкой Джаспером, который уже долгие годы безотрывно сопровождает племянника. Он воспитал Генри. Без Джаспера мы бы даже не выжили. Но мой сын возвращается, и, я вам обещаю, возьмет правление Англией на себя. Ждать недолго...'
  'Да будет так. Аминь', - подытожил герцог Бэкингем, в данную минуту, один из яростнейших сторонников Генри Тюдора.
  'У нас есть добрые и верные друзья', - произнесла леди Маргарет. 'Епископ Мортон среди них - один из ведущих. Он привел вас, мой господин, и сейчас, когда вы с нами, победа уже на пороге'.
  Бэкингем был польщен и вдохновлен. Он рвался в настоящее дело. Откладывать не имело смысла.
  Беседы с Мортоном стали намного чаще.
  В один прекрасный день Его Милость герцог Бэкингем спросил: 'После того, как Генри Тюдор разобьет на поле сражения Ричарда Глостера, ему же придется жениться на Елизавете Йорк? Но подобает ли королю Англии сочетаться узами брака с девушкой, во всеуслышание объявленной незаконнорожденной?'
  'Нет', - ответил Мортон. 'Не подобает'.
  'В таком случае, если Елизавета не будет считаться рожденной вне брака, то таковыми же окажутся и ее братья'.
  'Вашими устами глаголет истина', - согласился епископ, заколебавшись, стоит ли рассказать герцогу о плане, в течение уже какого-то отрезка времени приобретшего в его мозгу ясные очертания.
  'Если Генри Тюдор сочетается узами брака с Елизаветой Йорк, это будет означать, что, в глазах не принявших историю Стиллингтона всерьез, она является наследницей трона'.
  'Как такое возможно, пока живы оба ее брата?'
  Возникла еще одна пауза. Затем Мортон медленно произнес: 'Это может стать действительным только после их смерти'.
  'Смерти! Старший - король Эдвард Пятый, по-моему, и правда похож на умирающего лебедя. Но если он и скончается, останется еще младший брат - герцог Йорк'.
  'Стоит Генри сесть на трон, и мальчишки окажутся устранены...'
  'Устранены!'
  'Нет необходимости вдаваться в подробности. Требуемое положение вещей еще не достигнуто. Дома Йорков и Ланкастеров следует объединить, что и предстоит Генри Тюдору и Елизавете Йорк. Ее должны воспринимать истинной наследницей своей династии Йорков, как Генри - истинным наследником Ланкастеров. Разумеется, если принцы живы...наследниками станут считать их. В первую очередь - Эдварда, но, если у него не родится детей, - а мы знаем, - мальчик для этого чересчур юн, - тогда - Ричарда, герцога Йорка. Лишь через устранение принцев и демонстрацию законности прав Елизаветы девушку можно будет объявить наследницей трона. С одной стороны Генри, в качестве представителя Ланкастеров, с другой - Елизавета, в качестве представительницы Йорков. Данный союз окажется образцом совершенства'.
  'Но останутся принцы...'
  'Мой господин, иногда нужно уметь принять определенное решение'.
  'Вы имеете в виду, что, если Генри Тюдор высадится на английский берег и разобьет Ричарда, убив его в сражении, ожидаемый момент наступит'.
  'Вы правильно понимаете меня, мой господин'.
  'Да, думаю, что так. Мне ясно, что король Генри Тюдор не может вступить в брак с незаконнорожденной, поэтому Елизавете обязательно подтвердить свои права. И также мне ясно, что наследницей английской короны она может стать исключительно после смерти обоих братьев'.
  'Вы довольно точно уловили мою точку зрения'.
  'Но дети...эти два мальчика в Тауэре'.
  'Время еще не пришло. Нам не следует заранее о них задумываться. Будьте уверены, в подходящий час об этом позаботятся'.
  'Что скажут люди об убивающем детей монархе?'
  'Они ничего не скажут, потому что не узнают. Мой господин Бэкингем, я говорю о вещах, которые, вполне возможно, никогда не произойдут, но мы с вами понимаем, - иногда насущно важно сделать нечто нам неприятное. Если это совершается ради блага огромного числа людей, то, с точки зрения Господа, становится приемлемо. В чем нуждается наша страна - это союз Йорков и Ланкастеров, это окончание противостояния, который никогда в действительности не завершится, пока вышеозначенный союз не случится. А он возможет только через брак Генри Тюдора и Елизаветы Йорк'.
  'Я понимаю, но...'
  'Вас останавливает вопрос с детьми. Но он вторичен. До него можно и не дойти. Ничего не решится, пока Генри Тюдор не высадится на нашем острове и не объявит себя королем, а Елизавету Йорк - своей королевой. Хвала Создателю, она в убежище, и для нее не нашли мужа. И не должны, пока не появится Генри Тюдор'.
  Бэкингем задумался, и больше епископ в тот день ничего не сказал.
  Позднее он объяснил герцогу, что, если принцев придется устранять, позор необходимо адресовать их дядюшке Ричарду.
  'На каком основании?' - изумился Бэкингем.
  'На том, что он их боится'.
  'Зачем Ричарду бояться? Народ смирился с незаконнорожденностью мальчиков. Поэтому они и не имеют прав на трон, и истинным наследником оказался именно Ричард'.
  'Это правда. Но нам надлежит удостовериться в мирных условиях правления нового монарха. А они не установятся, если население обвинит его в устранении принцев'.
  'Вы же сами сказали, что их следует...устранить'.
  'Мальчики превратятся для него в угрозу, ведь, женившись на их сестре, Генри признает законность обоих детей'.
  'Да, а Ричарду они не угрожают, так как Глостер подтвердил их рождение вне брака'.
  'Народ забывчив. Существуют замечательные способы решения подобных вопросов. Если что-то регулярно и навязчиво людям повторять, однажды в это поверят. Предлагаю начать прямо сейчас. Я устраиваю некоторых своих слуг в лавки, вывожу на улицы, внедряю в таверны, и там они шепчут...не только здесь, но по всей стране, особенно в Лондоне. Я собираюсь велеть им распустить слухи, что в Тауэре принцев убили'.
  'Народу видно, как они стреляют из луков в садах Тауэрской крепости'.
  'Знаю. Но мальчиков видят не все, и те, кто их не наблюдал, - могут поверить. Слух способен быть упавшей клячей, но и ее стоит использовать'.
  'Мне это не нравится', - проронил Бэкингем.
  Мортон встревожился. Не слишком ли далеко он зашел?
  'Не обращайте внимания. Мальчики находятся в достаточной безопасности. Я просто излагаю вам сложившееся у меня в мозгу предположение. Вероятно, народ не станет возмущаться фактом рождения вне брака. Вероятно, и союз между Генри Тюдором и Елизаветой Йорк может не состояться. Я лишь изучаю существующие варианты. Прежде всего следует низложить Ричарда. Давайте направим наши силы на выполнение этой задачи'.
  'Его низложения я хочу больше всего на свете, и, полагаю, настала минута, дабы мы начали действовать'.
  
  Когда Ричард услышал, что Его Милость герцог Бэкингем встал во главе восстания против короны, то испытал глубочайшее потрясение.
  Тот самый Бэкингем, который приходился ему другом, исполнял обязанности констебля и ближе других находящийся к нему в общей борьбе. Поверить невозможно.
  Король немедленно принялся собирать войско и отдавать приказы его частям прибыть на встречу в Лестере. Он вел себя ровно и спокойно, скрывая степень глубины нанесенной раны. Ричард объявил Бэкингема самым лживым из созданий Божьих, и каждый понимал, - попади герцог монарху в руки, ему наступит конец. Генри Стаффорда назвали мятежником и назначили цену принадлежащей ему голове.
  Ричарда поддерживали его добрые друзья - Джон Говард, герцог Норфолк, Френсис, виконт Ловелл, сэр Ричард Рэтклиф и Уильям Кэтсби...те, на кого он мог положиться. Но когда-то он думал, что может положиться на Бэкингема. Нет, Бэкингем завоевал доверие слишком быстро. Оказалось ошибкой полагаться на него до такой степени. А еще рядом находился Стенли. Король ему не верил. Тот являлся супругом Маргарет Бофор - матушки Тюдора. Ричард не спускал со Стенли взгляд и должен был удостовериться, что вельможа не получит возможности изменить.
  Восстания вспыхнули в Кенте, в Суррее и на востоке страны. Их мгновенно подавили, после чего монарх двинулся по направлению к Лестеру.
  Бэкингем оказался в довольно сложном положении. Он отправился на восток страны вместе с силой, собранной, главным образом, из отрядов уэльсцев, но, придя в Херефордшир, обнаружил, что реки Уай и Северн разлились и стали непереходимы. Здесь нельзя было ничего поделать, лишь попытаться отступить, но об этом не шло и речи, ибо герцог заметил, что вражеские войска его обступили. Генри Стаффорду пришлось отдаться на милость ожиданию, тогда как герцогские люди начали тревожиться. Поход приурочили к неподходящему времени, да и распланировали крайне небрежно. Солдаты принялись один за другим уходить, и Бэкингем понял, - ему не осталось ничего, кроме как бежать.
   За голову Генри Стаффорда назначили высокую цену. Попади он в руки Ричарда, - пощады не будет. Бэкингем не мог на нее надеяться. Поэтому - следовало бежать.
   Вероятно, герцог способен был бы переплыть Канал и присоединиться к Генри Тюдору. Вместе они что-то придумали бы и вернулись с победой.
   Один из вассалов Бэкингема, Ральф Баннистер, владеющий домом поблизости от городка Уэм, пустил Стаффорда к себе, где тот и задержался на несколько дней в его усадьбе - в Лейкон парке.
   Вокруг все только и говорили о катастрофе и о цене, назначенной за голову Бэкингема. А она была не маленькой, - Ричард горел желанием заполучить предателя.
   День или два Баннистер сопротивлялся искушению, но потом оно со значительным перевесом одержало над ним верх. Ральф посоветовал герцогу покинуть его дом и указал ему хижину, где Генри Стаффорд мог бы ненадолго побыть, пока не подготовил бы свой побег. Но не успел Бэкингем добраться до указанной хижины, как герцога задержали и под надзором шерифа Шропшира отправили в Солсбери.
   Генри Стаффорд просил о встрече с королем. Он хотел с ним поговорить. Герцог признался, что оказался потерявшим разум предателем. Причинил вред человеку, считавшему его другом. Но если бы Бэкингем смог только увидеть Ричарда, побеседовать с ним, если бы сумел объяснить...
   Бесполезно. Герцог едва ли был способен надеяться на встречу с Ричардом в подобных обстоятельствах, - никогда еще мир не видел более откровенного изменника.
   Наступило второе ноября, сумрачный воскресный день. Бэкингема вывели на рыночную площадь и там заставили его положить голову на колоду.
  
  Закат. Глава 16. 'Слухи'
  
  С мятежом было покончено. Генри Тюдор в Англии не высадился. Из пятнадцати кораблей, предоставленных ему бретонским герцогом почти все, кроме двух, погибли в шторме. С ними юноша приблизился к берегу, но, увидев там солдат, решил, что разумнее вернуться и испытать судьбу в другой раз.
   Ричард уже праздновал победу, но тут получил предостережение.
   Еще одним глубоко тревожащим короля вопросом являлся слух о смерти принцев и о том, что убийцей называли его. Какой цели служила их гибель? Мальчики никоим образом не угрожали Ричарду. Он имел полное право занимать трон. Рожденные вне брака сыновья брата абсолютно не угрожали положению монарха.
   Единственный с их стороны способ осложнить жизнь дядюшки заключался в доказательстве юридической подоплеки своего появления на свет. Окажись Эдвард с Ричардом полноправными принцами, Его Милости герцогу Глостеру в голову бы не пришло надеть корону. Он оставался бы Защитником государства и опекуном юного короля, пока тот не вошел бы в достаточный для правления возраст.
  Сплетня беспокоила. Не означала ли она, что затеян заговор с целью убить принцев и бросить позор от преступления к дверям Ричарда? План был вполне выполним, его логика стало ясна королю сразу же, как тот услышал, что Генри Тюдор принес в Реннском соборе клятву вступить в союз с Елизаветой Йорк и, таким образом, объединить династии Йорков и Ланкастеров.
  Монарх много думал о проблеме, и, чем больше он размышлял, тем сильнее пропитывался уверенностью, - принцам собираются нанести какой-то вред. В настоящий момент мальчики пребывали в Тауэрской крепости, а один из ближайших друзей Ричарда - сэр Роберт Брекенбери являлся его констеблем.
  Монарх решил, - он должен предупредить сэра Роберта надежно охранять принцев, и вызвал к себе главу оруженосцев - сэра Джеймса Тирелла. Ричард объяснил ему, что просит отнести констеблю твердыни письмо и что настаивает на незамедлительном сборе в дорогу.
  Затем король написал сообщение, в котором напоминал сэру Роберту о строгости режима охраны мальчиков. Ричард тревожился об их безопасности. Он считал хорошей мыслью переместить племянников из прежнего жилища в некое тайное, пока не придет час, чтобы ребята спокойно выбрались.
  При личной встрече Его Величество разъяснит сэру Роберту обуревающие его опасения. Теперь же он знал, сэр Брекенбери приходится королю очень близким другом, и тот может ему доверять.
  Год пролетел нелегко. Ричард знал, что епископ Или является одним из самых заклятых противников короля, и уже раскаялся в передаче священника на попечение Бэкингема. После разгрома интриги Мортон бежал во Фландрию и сейчас, возможно, присоединился к Генри Тюдору.
  Править так, как хотелось, было сложно, - действовало чересчур много сдерживающих факторов. Насколько же Эдварду повезло с народной поддержкой. Предательство и дезертирство Генри Стаффорда внушило Ричарду ощущение невозможности снова кому-либо поверить.
  Король желал, дабы каждый забыл о своих бедах, дабы все они постарались слить с ним усилия в создании процветающего государства. Об оставшейся в убежище Елизавете Йорк следовало лишь жалеть. Ричард мечтал о ее выходе оттуда - и Елизаветы, и дочерей брата.
  Он даже отправил к ней послание, где обещал, - в случае выхода Елизавете не будет причинено никакого вреда.
  Но бывшая королева пыталась вести себя осторожно. Елизавета не могла забыть, что ее брат Энтони и сын Ричард оказались обезглавлены по приказу нынешнего монарха. Ричард ответил, - эти двое заслужили своей участи, и пойди события иным путем, они добились бы его головы. Бесполезно возвращаться к прошлому. С ним покончено. Тем не менее, у Елизаветы было пятеро дочерей, и ей требовалось подумать об их будущем.
  Ричард не стал напоминать, что у бывшей королевы оставался еще и сын, маркиз Дорсет, находившийся сейчас с Генри Тюдором на континенте.
  Собственноручно написанное монархом послание доставили Елизавете в убежище.
  'Клянусь', - писал Ричард, - 'если дочери Елизаветы Грей, недавно называвшей себя королевой Англии, придут ко мне, покинув убежище, дабы вверить свои жизни моим советам и руководству, я прослежу, чтобы их существование окружала безопасность, и чтобы, так как они мои родственницы и несомненные дочери моего брата, для них были устроены достойные девушек брачные союзы...'
  Также Ричард пообещал выплачивать Елизавете личное ежегодное содержание.
  Она рассмотрела сделанное предложение. По ее мнению, вряд ли король мог обмануть и поступить бесчестно. Однако, Елизавета беспокоилась о жребии дочерей.
  В один из унылых мартовских дней бывшая королева покинула убежище и решила принять предлагаемое, положившись на милость Ричарда.
  В течение этого месяца Ричард уехал из Лондона в Нортхэмптон. Теперь казалось очевидным, что, воспользовавшись наступлением хорошей погоды, Генри Тюдор предпримет следующую попытку нападения. Королю требовалось подготовиться. Он понимал, - пока молодой человек жив, мира с ним не будет. Генри жаждал трона и собирался сделать все, в пределах своих сил, дабы его добиться. Более того, обнаружилось множество желающих помочь ему в этом стремлении. Ричарда же окружали люди, чье состояние здравого смысла вызывало у монарха серьезные сомнения.
  Норфолк, Ловелл, Рэтклиф, Кэтсби и Брекенбери... были теми, кому, монарх считал, он мог доверить свою жизнь. Но другие наполняли его вопросами. Поведение Их Милостей Бэкингема и Гастингса заставляло становиться недоверчивым и проникаться подозрениями почти к каждому.
  Ричард мечтал о мире. Ему от рождения оказались присущи таланты хозяйственника. Он хотел влить новые силы в торговлю, как произошло во время правления Эдварда. Именно таковым был надежный путь к увеличению государственного благосостояния. В военных же действиях запасы страны лишь истощались.
  Мучали и иные тревоги. Ухудшалось состояние здоровья Анны. Она мгновенно уставала. Также Ричард беспокоился и о сыне. Анна отослала мальчика домой - в Миддлхэм, потому что полагала, - там ему станет лучше. Однако, мысленно мать находилась со своим ребенком. И пусть она совершала непередаваемые усилия, сопровождая мужа, улыбаясь встречающему их народу и создавая иллюзию веселья и беззаботности, король знал, чего ей это стоило, и до какой степени Анна себя изматывала.
  Незадолго до середины апреля с севера прискакал гонец. Его немедленно отвели к монарху, и Ричард сразу понял, что привезенные вести крайне дурны.
  'Не бойтесь', - ободрил он посланца. 'Говорите сейчас же'.
  'Мой господин, дело в принце'.
  'Он заболел...'
  Прибывший смотрел на Ричарда и ничего не отвечал.
  Король отвернулся, стараясь скрыть нахлынувшие на него чувства. 'Он умер', - медленно произнес Ричард. 'Мой сын - умер'.
  'Мой господин, боюсь...это так'.
  'Я скажу королеве', - пообещал Ричард. Он мазнул ладонью, отпуская вестника, и тот, обрадовавшись возможности скрыться, быстро ушел.
  Анна отважно старалась подавить отчаяние, но это оказалось невозможно. Через какое-то время она отказалась от притворства. Несчастная женщина рухнула на колени и закрыла лицо ладонями.
  Ричард пытался успокоить супругу, но о каком успокоении могла тут идти речь? Хрупкий ребенок, которого родители любили тем сильнее и нежнее, чем регулярнее он внушал им страх о себе, был окончательно потерян.
  Эдвард страдал от той же болезни, что коснулась обеих дочерей графа Уорвика, и это значило невозможность надежды на что-либо, кроме незначительного растяжения краткого жизненного пути.
  Отец и матушка лелеяли сына - принца Уэльского и наследника английского трона...и сейчас его больше нет.
  Глядя на погруженную в свою боль Анну, Ричард задавал себе вопрос, - как скоро ему придется надеть траур и по ней.
  
  Будущее виделось мрачным. Теперь, когда король уже не находился там, держа руку на пульсе событий, на границе снова вспыхнули разжигаемые шотландцами столкновения. Французский монарх демонстрировал знаки дружбы Генри Тюдору. Ричард понимал, - ему следует схватить этого человека. Пленив его и доставив в Англию, он избавится от юноши, и тогда возникнет повод установить мир. Он отправил в Бретань людей, чтобы взять Генри Тюдора, но у Мортона еще оставались в стране агенты. Среди них был старый знакомец Ротерхэм, обладавший способом проинформировать епископа о затевающемся мероприятии. Мортон, в свою очередь, успел предупредить сына Маргарет Бофор, и тот сбежал во Францию. Епископ являлся опасным противником. Ричард знал это и проклинал себя за то, что не казнил его тогда, когда держал в руках. Мортон был намного опаснее, чем мог в прежние дни оказаться даже Гастингс.
  В действительности Мортон отличался еще более страшными свойствами, чем представлялось королю. Епископ слышал о данных Ричардом Брекенбери наставлениях и полагал, что, если все пойдет согласно плану, предпринятые шаги смогут иметь для него значительный вес.
  Мортон поставил свое будущее на победу Генри Тюдора и, получись у него добиться брака между молодым человеком и Елизаветой Йорк, священник был бы удовлетворен. Если их союз когда-либо осуществится и даст плоды, от маленьких принцев придется избавиться. Поэтому, пусть мальчиков уберут с дороги в соответствии с просьбой Ричарда. Да, это может оказаться полезным. Исчезновение братьев сделает достойной доверия историю об их гибели. Епископ сожалел о выходе из убежища Елизаветы Вудвилл и ее дочерей. Подобный поворот нес неудачу сразу по двум пунктам. Во-первых, если Елизавета верила в убийство Ричардом принцев - маленьких сыновей, которых она боготворила, то, какой бы преданной матерью она ни являлась, - никогда не отдала бы девочек в руки короля. Во-вторых, что, вероятно, было опаснее, Ричард мог найти девушкам супругов. Тогда брак между Елизаветой и Генри Тюдором станет неосуществим, и, даже прими юношу народ, получится ли у победителей объединить династии Йорков и Ланкастеров?
  'Нам следует действовать оперативнее', - думал Мортон. Но каким образом? Требовалось обладать абсолютной уверенностью в успехе, чтобы совершать дальнейшие шаги.
  Прошел полный изнурения год. Генри Тюдор не предпринял ни единой попытки высадиться на английский берег. Ясно, что он не был к этому готов.
  Ричард догадывался, что вокруг него кишат одни предатели. Как-то утром на двери собора Святого Павла обнаружили четверостишие, которое сочилось изменой.
  В его строчках монарх подвергался откровенной критике:
  'Кот, Мышь и Ловелл, верный пес,
  Власть в Англии забрали, что Вепрю Бог принес'.
  Под Котом подразумевался Кэтсби, под Мышью - Рэтклиф, Ловеллом - именем, привычным для собак, - назвали Френсиса Ловелла, - то есть перечислили всех его верных друзей. А Вепрем оказался уже сам Ричард, что коренилось в изображении Вепря на королевском штандарте.
  Четверостишие навело на след Уильяма Колинбурна, офицера домашней свиты герцогини Йорк. Ричарда глубоко ранил не столько выпад в сторону его правления, сколько то, что автор принадлежал к числу служащих собственной семье. Но Колинбурн совершил еще больший грех, чем написание крамольных рифмованных строф. Он был признан виновным в отправке сообщений Генри Тюдору. В них описывалось состояние английских оборонительных сооружений.
  Его преступление сочли достойным смерти, положенной для изменников, и жестоко казнили на Тауэрском Холме.
  
  В глаза Ричарду неотрывно смотрела требующая настоятельного и немедленного внимания необходимость. Она заключалась в важности появления наследника. Тревога о состоянии здоровья Эдварда была всегда, поэтому бывший герцог и Анна мечтали об еще одном ребенке. Но супруга отличалась такой хрупкостью, что Ричард начал чувствовать, - другого дитя у них никогда не родится, поэтому, уже имея на руках маленького принца, все надежды следует возлагать на него. Но сейчас Эдвард умер. Более того, после его смерти здоровье Анны мгновенно ухудшилось. Было очевидно, сама жизнь королевы просит пристального интереса, она ощущала себя настолько больной, что уже не могла скрывать терзающую ее хворь.
  Ричард созвал врачебный консилиум.
  Но могли ли они что-то совершить? Разумеется, их искусство способно снизойти и помочь больной.
  Доктора лишь покачали головами.
  'Болезнь находится в легких, наш господин. Королева не поправится. Со временем ей станет только хуже'.
  Врачи вели себя беспокойно, и Ричард догадался, - они хотят сообщить ему что-то еще. Но медики колебались, и каждый стремился дождаться, дабы заговорил коллега.
  В конце концов один из них произнес: 'Мой господин, на данном этапе болезнь королевы стала заразной. Вам больше не следует делить с ней покои'.
  Скрытый смысл был очевиден. У них с Анной уже не появится другого ребенка.
   Ричард аккуратно объяснил сложившееся состояние дел жене. Анна все поняла. Она сказала: 'Долго протянуть у меня не получится. Потерпи эти несколько недель А потом - я умру, и тебе следует снова вступить в брак...со здоровой молодой женщиной, которая сумеет подарить тебе сыновей'.
   Король замотал головой. 'Никогда не появится женщины, кого я смог бы любить так, как люблю тебя. Знаю, часто я тебе об этом не говорил и не показывал. Но такова моя природа'.
   'Понимаю...понимаю и даже не желаю видеть тебя иным. Ты всегда был добр ко мне...и именно в тебя я всегда нуждалась. Помнишь наши совместные детские дни в Миддлхэме?'
   'Я никогда о них не забывал. Поэтому я всегда и любил Миддлхэм. Мне бы хотелось оказаться там сейчас...вместе...с нашим сыном...'
  'Время проходит, Ричард. У нас были и плохие дни...Я никогда не забуду те, проведенные в жаркой и дурно пахнущей кухне...Сейчас они иногда возвращаются в мою память...я сплю...потом просыпаюсь и испытываю благодарность, что все закончилось. Но нам необходимо смотреть в будущее. Когда я умру...Я хочу, чтобы ты был счастлив, Ричард'.
   'Не могу даже надеяться на это'.
   'Будешь. Ты одержишь победу. Станешь великим правителем, - превзойдя в масштабах твоего брата. Ричард, я очень хочу, чтобы ты был счастлив. В таком случае все минувшее окажется стоящим себя'.
   'Ты поправишься', - твердо произнес король, - 'и тогда у нас появятся дети - сыновья...сыновья и дочери'.
   'Да', - ответила Анна, дабы его утешить. 'Да'. И она попыталась притвориться, что верит в такую возможность.
   Наступило Рождество. Его провели в Вестминстере, намереваясь сдержать данное Ричардом обещание позаботиться о дочерях брата. Король велел привезти девушек на празднования. Он сказал, что для них следует изготовить платья, достойные уровня принцесс, таким образом, Елизавета Йорк оказалась наряжена столь же великолепно, как и королева.
   Елизавета выглядела прекрасно, - пребывание в убежище никак не причинило ей вред. Девушка сияла, веселилась, - то есть очевидно радовалась, что, наконец-то, освободилась.
   Она демонстрировала заметное уважение милостивому к ней монарху. Длинные золотистые волосы, льющиеся по плечам, делали Елизавету сказочной красавицей, что составляло разительный контраст с Анной, которая, пусть и совершая отважные усилия, казалось исчезающей на глазах.
   Агенты Мортона при дворе обратили внимание на отношение к Ричарду Елизаветы, как и на то, что он оказывал ей должное почтение. Они послали весточку епископу, и тот ужаснулся нахождению принцессы в Вестминстере и явному ее от этого удовольствию. Также Мортона встревожили отчеты о королевской любезности к девушке и о готовности Елизаветы развлекаться.
  Любой союз Елизаветы Йорк не с Генри Тюдором превратил бы план сделать его королем в невозможность. Девушке нельзя было выходить замуж...пока Тюдор не явится, дабы предъявить на нее свои права.
  Мортону категорически не нравились разговоры о любезности Ричарда по отношению к Елизавете. Его задачей было добыть престол для Генри Тюдора, и епископ, проницательный интриган, понимал, - клевета на монарха приобретет немалую весомость, равную победе в сражении. Итак, замуж принцессу пускать нельзя.
  В то же время навет предоставлял шанс еще сильнее опорочить Ричарда.
  Почему бы не распространить намеки, что он рассматривает вариант вступить в союз с собственной племянницей? Да, король был женат на Анне, но крошечная порция яда легко бы ее убрала, и тогда супруг бы освободился.
  Согласно поступающим донесениям, Анна скоро умрет. Она и так с каждым днем все слабее. История прозвучит вполне правдоподобно.
  Ричард же не мог понять, почему народ его ненавидит и почему людям нужно продолжать передавать столь грязные сплетни.
  Кэтсби и Рэтклиф говорили, что виной тому Генри Тюдор, что вокруг находятся тайно работающие на него агенты, и слухи - одно из оружий, используемых против нынешнего короля.
  События наваливались на Ричарда со всей тяжестью. Ему приходилось готовиться к грядущему вторжению Генри Тюдора и видеть день ото дня слабеющую Анну.
  Шестнадцатого марта короля вызвали к ее изголовью. Он сел на кровать, держа жену за руку, тогда как комната наполнилась наползающей темнотой.
  За стенами население стояло вдоль улиц и вглядывалось в небо, на котором медленно закрывался солнечный диск.
  Происходило величайшее затмение, когда-либо наблюдаемое англичанами, и народ полагал, что каким-то образом оно связано с уходом королевы.
  Анна ничего не знала о затмении. Она понимала только, что Ричард - рядом, держит ее за руку, и что ей приходится медленно от него ускользать.
  'Ричард...' - попыталась Анна произнести его имя.
  Король наклонился. 'Отдыхай, дорогая', - прошептал он. 'Это самое лучшее лекарство'.
  'Скоро я отдохну', - шепотом ответила Анна. 'Скоро я увижу нашего сына...Ричард, я буду с тобой...всегда...'
  На его щеках блестела влага. Ричард удивился. Он давно не ронял даже слезинки.
  Монарха охватила крайняя степень отчаяния.
  Анна умерла...подруга юности, верная супруга, та, кого он любил даже глубже, чем брата.
  Больше рядом с ним никого не появится. Ричард не изменился. Верность связывала его.
  
  Слухи встали в полный рост. Он собирался вступить в брак с родной племянницей.
  Елизавета Йорк дала согласие, а Елизавета Вудвилл лишь приветствовала ожидаемый союз. Это снимало накопившиеся противоречия. Едва ли Вудвиллы поднимутся против суверена, женившегося на одной из их представительниц.
  Вступить в брак с племянницей! Это же кровосмешение.
  'Очень ему свойственно', - говорили люди. 'Королю неведомы угрызения совести'.
  Ричард знал, что следует задуматься о следующем браке.
  Ротерхэм указывал, - монарх без наследника - готовая проблема. Жениться было необходимо. А народ болтал, - его племянница - сильная и здоровая молодая женщина.
  'Так и есть', - отвечал Ричард, - 'не сомневаюсь, когда наступит время, она родит крепких малышей'.
  Довольный Ротерхэм донес Мортону, что король размышляет о союзе с племянницей.
  Сэр Уильям Кэтсби и сэр Ричард Рэтклиф воспользовались первой же возможностью поговорить со своим сюзереном.
   Ричарду не следовало вступать в союз с Елизаветой Йорк. Кэтсби и Рэтклиф тревожились, - как не позволить возобновиться влиянию Вудвиллов, - они опасались, что, дай этой семейке опять вернуться к власти, и дела в стране пойдут тяжело. Соратники откровенно ставили себя на сторону короля и против знаменитого клана. Но и тут следовало продолжение. Верные слуги Ричарда боялись, что брак с племянницей нанесет доброму имени монарха вред больший, нежели тот, что был сделан прежде. Они не сомневались, - Папу Римского убедят даровать свое разрешение. Но такой шаг окажется неверным, поэтому, если король собирается искать невесту, пусть займется этим где-то еще.
   'Мои дорогие друзья', - ответил Ричард, - 'вам нет нужды меня предупреждать. Я и не думал жениться на родной племяннице. Это следующий из череды грязных слухов, внезапно принявшихся возникать вокруг моей скромной персоны'.
   Кэтсби и Рэтклиф заметным образом успокоились.
  Король им улыбнулся. 'Разумеется, вы же не поверили, что я женюсь на собственной племяннице? Признаюсь честно, у меня нет настроя для свадьбы. Я продолжаю скорбеть по покойной королеве, кроме того, озабочен более срочными вопросами. Близится весна. Абсолютно точно, что Тюдор в этом году совершит еще одну попытку вторжения'.
  'Полностью согласен', - произнес Кэтсби, - 'но мне все равно хотелось бы обнаружить источник распространяемых слухов'.
   Ричард вздохнул. 'Мои добрые друзья', - начал он, - 'я с вами солидарен. Тюдор - враг коварный. Он может навредить нам сильнее, чем тот, кто сразу идет в битву. Я мечтаю о дне, когда взгляну ему в глаза на поле сражения. Молю Господа, дабы задача его пленения выпала именно мне'.
   'В то же время, мой господин', - вмешался Рэтклиф, - 'нам следует положить конец этому слуху'.
   'Я отошлю Елизавету от двора', - решил Ричард. 'Не годится, чтобы она тут находилась, - на фоне циркулирующих сплетен и когда с нами уже нет королевы'.
   'Куда ей отправиться, мой господин?'
   'Почему бы не в Шериф Хаттон? Там Елизавета будет далеко от двора. С ней могут поехать одна или несколько сестер. Пусть девушки сами решают. В замке живут мои племянники со стороны Кларенса. В крепости и Уорвик, и Линкольн. Елизавета составит их общество, а они - ее общество. Да, надо послать Елизавету в Шериф Хаттон'.
   Кэтсби и Рэтклиф остались довольны. Они надеялись, что сумеют положить конец слухам о Ричарде и Елизавете.
  
  Закат. Глава 17. 'Босуортское поле'
  
   Настал август, и Ричард узнал, что строящиеся вдоль Канала планы приблизились к своей кульминационной точке. Намерение Генри Тюдора высадиться казалось определенным.
   Король был готов. Его настроение отличалось философичностью. Совсем скоро случится испытание, которое завершится для него или победой, или гибелью, - Ричард был уверен.
   В грядущее он смотрел с бесстрастностью. Ричард потерял и жену, и сына. Не осталось ничего, кроме борьбы за корону.
   Если Ричард одержит над Генри Тюдором победу, тогда он начнет совершенно новую жизнь. Постарается забыть о грусти прошлых дней. Постарается стать таким же хорошим монархом, как покойный брат. Но этого не случится, пока Ричард не очистит страну от порочной угрозы гражданской войны.
   Гражданские войны омрачали существование монарха на всем его протяжении. Бесконечные войны Роз. Он полагал, что они завершились, - все так думали, когда из ужасов в полном великолепии восстал Эдвард и взял себе корону. Если бы Эдвард остался жив...Если бы его сын оказался хоть немного старше...
   Но дела обстояли кардинально иначе, и Ричарду приходилось смотреть в лицо необходимости принять волевое решение. Он сделает все от него зависящее и выйдет из борьбы или королем Англии, или покойником.
  В конце июля к королю явился Томас лорд Стенли и попросил позволения удалиться в свои владения. Стенли внушал Ричарду значительные подозрения. Он умел ловить тенденции времени и служить им, был человеком, гениальным в способности выпутываться из тяжелых положений. Подобные люди рождались на свет, чтобы выжить и во всем искали целесообразность. Позволяли ветру носить себя. Ричард испытывал к Стенли мало уважения, но испытывал необходимость в его помощи.
  Лорд Стенли оказался задержан одновременно с исполнением казни Гастингса, но, после недолгого периода ареста отпущен, чтобы потом на коронации Ричарда нести церемониальный жезл.
  Его Милость был женат на Маргарет Бофор, матери Генри Тюдора, но продолжал служить королю.
  Ричард не доверял лорду Стенли, но тот обладал слишком большим весом, чтобы не обращать на него внимания, и королю казалось, - держать вельможу под рукой - гораздо безопаснее, нежели оттолкнуть и тем самым отправить прямо в лагерь противников.
   Роль, сыгранная супругой лорда Стенли в восстании Бэкингема, не вызывала никаких сомнений. Когда герцога обезглавили, сэр Томас выразил согласие с вынесенным приговором и поделился мнением, что Генри Стаффорд достоин уготованной ему участи. Ричард пребывал в твердой уверенности, - одержи победу Бэкингем, его слова звучали бы иначе.
   Стенли дал обещание сдерживать порывы жены. Он ручался, что посадит Маргарет Бофор в деревне.
   Сейчас сэр Томас стремился поехать в свои владения, так как те срочно требовали его хозяйского присмотра.
   Рэтклиф и Кэтсби поставили Ричарду на вид вероятность перехода Стенли на сторону врага и то, что благоразумнее всего станет вести за ним наблюдение. Как бы то ни было, сэр Томас являлся мужем матушки Генри Тюдора.
   'Знаю', - ответил король. 'Если он намерен превратиться в изменника, то пусть это случится сейчас, а не на поле брани'.
   Таким образом, Стенли уехал, но Ричард сказал, что сэру Томасу необходимо оставить вместо себя сына, дабы тот нес ответственность за верность отца государству.
   У вельможи не было другого выхода, кроме как покориться.
   И уже седьмого августа в бухте Милфорд Хейвен на английский берег высадился Генри Тюдор.
  
   Когда его ушей достигли новости о нахождении Генри Тюдора близ Шрусбери, Ричард был в Ноттингеме.
   Он послал за теми, кому мог доверять: за Норфолком, Кэтсби, Брекенбери и Рэтклифом.
   Стенли не вернулся, но отправил объясняющую записку, где говорилось, что он страдает от потницы. Сын сэра Томаса, лорд Стрейндж, пытался совершить побег, но его поймали, и молодой человек признался, что вместе с дядюшкой сэром Уильямом Стенли состоял в переписке с завоевателями.
   'Стенли предали', - думал Ричард, но он предполагал, что они так поступят.
   Нельзя было терять ни секунды. Следовало выступить немедленно. Двадцать первого августа оба войска прибыли на Босуортское поле.
   Ричард провел бессонную ночь. Монарху был свойственен фатализм. Окажется ли завтра в его руках победа? Он не испытывал ни сильной веры, ни значительного воодушевления. На плечи давила печаль. Но король стоял на поворотной в жизни точке. Если судьба покажет, что Ричард может продолжать жить и править, он приложит усилия, дабы оказаться великим королем. Его Величество прошел достойное обучение на основе успехов и ошибок брата и готов был без остатка посвятить себя служению стране.
   Они находились рядом...его добрые друзья. Брекенбери - с открытым честным лицом, дышащим верностью, - Кэтсби, Рэтклиф, Норфолк...те, на кого Ричард мог положиться.
   А вот где обретались братья Стенли, - где их следовало искать?
   Король поднялся на своего высокого белого скакуна. Никто бы не потерял его из поля зрения. Скакун в самом деле подходил исключительно монарху. На боевой шлем Ричард надел золотую корону.
   'Сегодняшний день', - произнес он, - 'решит нашу участь. Друзья и верные подданные, помните, победа окажется нашей, если мы пойдем в битву с чистыми сердцами и твердым намерением одержать сейчас верх. Вечером я буду или королем, или трупом, обещаю вам'.
   Загудели трубы. Настал долгожданный час, и Ричард выехал вперед во главе своей армии.
  Сражение завязалось. Солнце палило во всю мощь, и ланкастерцы пользовались преимуществом, потому что оно светило им в спины. Братья Стенли ждали. Они решали, на чью сторону перейти, когда наступит минута выбора. В то же время и Томас, и Уильям не имели ни малейшего желания биться, поддерживая Ричарда.
  Братья являлись людьми Генри Тюдора и упорно трудились на его благо. Теперь они были готовы...выжидая конкретного часа, который окажется благоприятнейшим для их отхода.
  И он пришел. Стенли поскакали с возгласами: 'Тюдор! Тюдор!'
  Ричард услышал их и мрачно усмехнулся.
  Кэтсби торопил короля бежать. Но он только расхохотался. Ричард поехал вперед, размахивая своим боевым топором.
  Перед глазами возникли спускающиеся Рэтклиф и Брекенбери.
  'Мои преданные друзья...', - подумал Ричард. 'Вы отдаете ваши жизни за меня...за правду...за справедливость...за верность.
  Будь проклят изменник Тюдор!'
  'Измена!' - воскликнул король вслед уходящим Стенли, направляющимся к войскам Тюдора.
  Он отыщет Генри Тюдора. Тот станет его личной добычей. Ричард встретится с ним в одиночном поединке. Лишь сражение решит их судьбу. Плантагенет против Тюдора. Если Ричард не победит, настанет конец не только королю, конец настанет целой династии. Славное превосходство Плантагенетов, растянувшееся на многие поколения, уступит дорогу новому дому Тюдоров - основанному незаконнорожденными... с хлипчайшими правами на престол. И правление гордых Плантагенетов, царствовавших в стране с великих дней Генри Второго завершится.
  Этого не должно произойти. Задача Ричарда - спасти государство.
  'Помоги мне, Господи', - взмолился он. 'Мне необходимо найти Генри Тюдора. Нужно сражение между нами двумя'.
  Несмотря на небольшой рост, на коне Ричард впечатлял, он скакал вперед, лучи солнца сияли на золоте его короны, белый конь летел навстречу опасности.
  Друзья окликали короля, но он не обращал на это внимания.
  'Мне следует отыскать Генри Тюдора', - прокричал Ричард.
  С маленькой группой последовавших за ним он врезался непосредственно в центр вражеской кавалерии.
  Сейчас он мог видеть это - штандарт Уэльса, удерживаемый высоко Уильямом Брендоном, флагоносцем Генри Тюдора. Самозванец был там, находясь под надежной защитой, окруженный ненужными в гуще боя людьми. Оставим картину на совести захватчика.
  'Тюдор, я пришел убить тебя', - прорычал Ричард. 'Одному из нас придется погибнуть'.
  Он знал, что это безумие. Вокруг было слишком много врагов, но Ричард уже добрался до места. Взгляд скользнул по Генри Тюдору...Король нанес удар Уильяму Брендону, и тот рухнул, как подкошенный.
  Ричард увидел Рэтклифа, пытавшегося его защитить. Конь под ним упал, но монарх незамедлительно встал на ноги.
  'Мой господин...мой господин...' - это опять кричал Рэтклиф. Но Ричард не слышал. Он неотрывно смотрел на Генри Тюдора. Король подошел достаточно близко, чтобы сразить его флагоносца. Ричард собирался захватить Генри Тюдора.
  Размахивая боевым топором, он метнулся вперед.
  'Измена!' - восклицал Ричард. 'Выходи, Генри Тюдор...Выходи и сражайся'.
  Вокруг падали люди монарха, теперь на земле распластался Рэтклиф, но Ричард бился отважно, на его голове сияла корона. Он твердо поставил перед собой задачу - проложить дорогу к Тюдору. Даже если ему суждено погибнуть, самозванца король заберет с собой.
  На него навалились. Удары посыпались быстрее. Затем Ричард погрузился во тьму. Он рухнул, и корона скатилась с головы.
  Это был конец. Сражение завершилось. Победа досталась Генри Тюдору. Верные друзья Ричарда - Норфолк, Рэтклиф и Брекенбери - погибли. Кэтсби попал в плен и подвергся казни через повешение. Ловелл ускользнул и дожил до нового царствования.
  Именно лорд Стенли - предательству которого Генри Тюдор оказался обязан своим триумфом - нашел у плетня золотую корону и водрузил ее на голову Генри Тюдора. Так закончилось сражение при Босуорте, последнее в войнах Роз. Так закончилось правление Плантагенетов. С Тюдорами в Англию пришла новая царствующая семья.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"