Шри Ауробиндо : другие произведения.

Шри Ауробиндо. Савитри, Книга 6, Канто 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Book Six
   КНИГА ШЕСТАЯ
   THE BOOK OF FATE
   Книга Судьбы
  
  
   Canto I
   Песнь первая
   THE WORD OF FATE
   Слово Судьбы
  
  
   In silent bounds bordering the mortal's plane
   В безмолвные пределы, ограничивающие план смертных,
   Crossing a wide expanse of brilliant peace
   Пересекая широкое пространство сияющего покоя,
   Narad the heavenly sage from Paradise
   Нарад, небесный мудрец, из Рая
   Came chanting through the large and lustrous air.
   Пришел сквозь широкий и сверкающий воздух, распевая священные гимны.
   Attracted by the golden summer-earth
   Привлеченный золотом летней земли,
   That lay beneath him like a glowing bowl
   Что лежала под ним как пылающая чаша,
   Tilted upon a table of the Gods,
   Перевернутая на столе Богов,
   Turning as if moved round by an unseen hand
   Кружась, словно движимая незримою рукой,
   To catch the warmth and blaze of a small sun,
   Чтобы поймать блеск и тепло маленького солнца;
   He passed from the immortals' happy paths
   Он сошел со счастливых путей бессмертных
   To a world of toil and quest and grief and hope,
   В мир труда, горя, надежды и поиска,
   To these rooms of the see-saw game of death with life.
   В эти пространства переменчивой игры жизни и смерти.
   Across an intangible border of soul-space
   Сквозь неосязаемую границу пространства души
   He passed from Mind into material things
   Он прошел из Ума в материальные вещи
   Amid the inventions of the inconscient Self
   Среди изобретений несознательного Я
   And the workings of a blind somnambulist Force.
   И работ слепой сомнамбулической Силы.
   Below him circling burned the myriad suns:
   Под ним, вращаясь, горели мириады солнц:
   He bore the ripples of the etheric sea;
   Он ощущал рябь эфирного моря;
   A primal Air brought the first joy of touch;
   Первозданный Воздух нес первую радость прикосновения;
   A secret Spirit drew its mighty breath
   Тайный Дух своими могучими вдохами и выдохами,
   Contracting and expanding this huge world
   Принуждал сжиматься и расширяться этот огромный мир,
   In its formidable circuit through the Void;
   В своем грозном кружении сквозь Пустоту;
   The secret might of the creative Fire
   Тайная мощь созидательного Огня
   Displayed its triple power to build and form,
   Проявляя свою тройственную силу строить и формировать,
   Its infinitesimal wave-sparks' weaving dance,
   Через сплетающийся танец своих бесконечно малых волн-искр,
   Its nebulous units grounding shape and mass,
   Своих туманных частиц, создающих массу и форму,
   Magic foundation and pattern of a world,
   Творила магический фундамент и узор мира,
   Its radiance bursting into the light of stars;
   Его сияние, взрывающееся светом звезд;
   He felt a sap of life, a sap of death;
   Он чувствовал сок жизни и сок смерти;
   Into solid Matter's dense communion
   Погружаясь в плотную тайну твердой Материи
   Plunging and its obscure oneness of forms
   И ее тёмное единство форм,
   He shared with a dumb Spirit identity. 416
   Он разделил тождественность с безмолвным Духом.
   He beheld the cosmic Being at his task,
   Он наблюдал Космическое Существо за работой,
   His eyes measured the spaces, gauged the depths,
   Его глаза измеряли пространства и проникали в глубины,
   His inner gaze the movements of the soul,
   И его внутренний взор отмечал движения души,
   He saw the eternal labour of the Gods,
   Он видел вечный труд Богов
   And looked upon the life of beasts and men.
   И смотрел на жизнь людей и зверей.
   A change now fell upon the singer's mood,
   Перемена теперь произошла в настроении певца,
   A rapture and a pathos moved his voice;
   Восторг и пафос двигали его голосом;
   He sang no more of Light that never wanes,
   Он не пел больше о никогда неумирающем Свете,
   And oneness and pure everlasting bliss,
   О единстве, и чистом вечном блаженстве,
   He sang no more the deathless heart of Love,
   Он не пел больше о бессмертном сердце Любви,
   His chant was a hymn of Ignorance and Fate.
   Его песнь стала гимном Судьбы и Неведения.
   He sang the name of Vishnu and the birth
   Он воспевал имя Вишну и рождение,
   And joy and passion of the mystic world,
   И страсть и радость мистического мира,
   And how the stars were made and life began
   И как были сотворены звезды и как началась жизнь,
   And the mute regions stirred with the throb of a Soul.
   И безмолвные просторы наполнились трепетом Души.
   He sang the Inconscient and its secret self,
   Он пел о Несознательном и его тайном я,
   Its power omnipotent knowing not what it does,
   Чья всемогущая сила не ведает, что она делает,
   All-shaping without will or thought or sense,
   Все формируя, без воли, без чувства и без мысли,
   Its blind unerring occult mystery,
   О ее неошибающейся слепой оккультной мистерии,
   And darkness yearning towards the eternal Light,
   И о тьме, страстно стремящейся к вечному Свету,
   And Love that broods within the dim abyss
   И о Любви, что пребывает внутри смутной бездны,
   And waits the answer of the human heart,
   Ожидая отклика человеческого сердца,
   And death that climbs to immortality.
   И о смерти, что взбирается к бессмертию.
   He sang of the Truth that cries from Night's blind deeps,
   Он пел об Истине, взывающей из слепых глубин Ночи,
   And the Mother-Wisdom hid in Nature's breast
   О Матери-Мудрости, скрытой в груди Природы,
   And the Idea that through her dumbness works
   Об Идее, что сквозь ее молчание вершит свои труды,
   And the miracle of her transforming hands,
   И о чуде ее преображающих рук,
   Of life that slumbers in the stone and sun
   О жизни, что дремлет в камне и солнце,
   And Mind subliminal in mindless life,
   О подсознательном Уме в неразумной жизни,
   And the Consciousness that wakes in beasts and men.
   И о Сознании, что пробуждается в животных и людях.
   He sang of the glory and marvel still to be born,
   Он пел о великолепии и чуде, которым еще предстоит родится,
   Of Godhead throwing off at last its veil,
   О Божестве, сбрасывающем наконец свой покров,
   Of bodies made divine and life made bliss,
   О ставших божественными телах и жизни, превратившейся в блаженство,
   Immortal sweetness clasping immortal might,
   О бессмертной сладости, обнимающей бессмертное могущество,
   Heart sensing heart, thought looking straight at thought,
   О сердце, чувствующем другое сердце, о мысли, глядящей прямо на мысль,
   And the delight when every barrier falls, 417
   О восторге, когда рушатся все барьеры,
   And the transfiguration and the ecstasy.
   О преображении и экстазе.
   And as he sang the demons wept with joy
   И когда он пел, рыдали от радости демоны,
   Foreseeing the end of their long dreadful task
   Предвидя конец своей долгой ужасной задачи
   And the defeat for which they hoped in vain,
   И поражение, на которое они тщетно надеялись,
   And glad release from their self-chosen doom
   И радость освобождения от избранного ими самими рока,
   And return into the One from whom they came.
   И возвращение в Единого, из которого они вышли.
   He who has conquered the Immortals' seats,
   Тот, кто завоевал себе место среди Бессмертных,
   Came down to men on earth the Man divine.
   Сошел вниз к людям на землю божественным Человеком.
   As darts a lightning streak, a glory fell
   Подобно стреле молнии, спускалось великолепие,
   Nearing until the rapt eyes of the sage
   Приближаясь, пока восторженные глаза мудреца
   Looked out from luminous cloud and, strangely limned,
   Не выглянули из светлого облака и чудесно обрисовался
   His face, a beautiful mask of antique joy,
   Его лик, прекрасной маской античной радости,
   Appearing in light descended where arose
   Появляяясь в свете, низошел туда, где поднимался
   King Aswapati's palace to the winds
   Навстречу ветрам дворец короля Ашвапати
   In Madra, flowering up in delicate stone.
   В Мадре, возносясь в изящном камне.
   There welcomed him the sage and thoughtful king,
   Там его приветствовал мудрый, задумчивый царь,
   At his side a creature beautiful, passionate, wise,
   На его половине, прекрасное существо, страстное, мудрое,
   Aspiring like a sacrificial flame
   Устремленное, как жертвенный огонь
   Skyward from its earth-seat through luminous air,
   К небу с земли сквозь сияющий воздух,
   Queen-browed, the human mother of Savitri.
   Сидела королева, земная мать Савитри.
   There for an hour untouched by the earth's siege
   Там, на час, не заполненный земною осадой,
   They ceased from common life and care and sat
   Они отвлеклись от повседневных забот и сидели,
   Inclining to the high and rhythmic voice,
   Настроившись на высокий ритмичный голос,
   While in his measured chant the heavenly seer
   Пока в своей размеренной песне небесный провидец
   Spoke of the toils of men and what the gods
   Рассказывал о трудах людей, о том, к чему боги
   Strive for on earth, and joy that throbs behind
   Стремятся на земле, о радости, что бьется
   The marvel and the mystery of pain.
   Позади чуда, и о мистерии страдания.
   He sang to them of the lotus-heart of love
   Он пел им о лотосе-сердце любви,
   With all its thousand luminous buds of truth,
   Полном тысяч сияющих почек истины,
   Which quivering sleeps veiled by apparent things.
   Что, трепещущее, спит, завуалированное видимыми вещами.
   It trembles at each touch, it strives to wake
   Оно дрожит от каждого прикосновения и старается проснуться,
   And one day it shall hear a blissful voice
   И однажды оно услышит блаженный голос
   And in the garden of the Spouse shall bloom
   И расцветет в саду Супруги,
   When she is seized by her discovered lord.
   Когда она будет поймана, обнаруженная ее властитетелем.
   A mighty shuddering coil of ecstasy
   Могучее содрагающиеся кольцо экстаза
   Crept through the deep heart of the universe. 418
   Медленно вилось сквозь глубокое сердце вселенной.
   Out of her Matter's stupor, her mind's dreams,
   Из ступора своей Материи, грез своего ума,
   She woke, she looked upon God's unveiled face.
   Она проснется, и взглянет на сбросившего покров лик Бога.
  
  
  
  
   Even as he sang and rapture stole through earth-time
   И когда он пел, и восторг крался сквозь земное время
   And caught the heavens, came with a call of hooves,
   И небеса уловили, со стуком спешащих копыт
   As of her swift heart hastening, Savitri;
   Как приблизилось стремительное сердце, Савитри;
   Her radiant tread glimmered across the floor.
   Ее лучистая поступь сверкнула через пол.
   A happy wonder in her fathomless gaze,
   Счастливое чудо в ее бездонном взгляде,
   Changed by the halo of her love she came;
   Она вошла, преображенная ореолом своей любви;
   Her eyes rich with a shining mist of joy
   C глазами, сияющими дымкой радости,
   As one who comes from a heavenly embassy
   Словно тот, кто прибыл из небесного посольства,
   Discharging the proud mission of her heart,
   Посланец, исполняющий гордую миссию сердца,
   One carrying the sanction of the gods
   Несущий поручение богов
   To her love and its luminous eternity,
   Своей любви и ее сияющей вечности,
   She stood before her mighty father's throne
   Она стояла перед троном своего могучего отца
   And, eager for beauty on discovered earth
   И, страстно жаждущая красоты на открытой земле,
   Transformed and new in her heart's miracle-light,
   Преображенная и новая в чудесном свете своего сердца,
   Saw like a rose of marvel, worshipping,
   Смотрела словно дивная благоговеющая роза,
   The fire-tinged sweetness of the son of Heaven.
   На огненную сладость сына Небес.
   He flung on her his vast immortal look;
   Нарад бросил на нее свой широкий бессмертный взгляд;
   His inner gaze surrounded her with its light
   Его внутренний взор окружил ее своим светом,
   And reining back knowledge from his immortal lips
   И, сдерживая знание на своих бессмертных устах,
   He cried to her, "Who is this that comes, the bride,
   Он обратился к ней: "Кто ты, что пришла, невеста,
   The flame-born, and round her illumined head
   Пламенем рожденная, вокруг твоей озаренной головы
   Pouring their lights her hymeneal pomps
   Разливая свой свет, cверкая движутся
   Move flashing about her? From what green glimmer of glades
   Брачные великолепия? Из какого зеленого мерцания полян,
   Retreating into dewy silences
   Уходящих в росистые безмолвия,
   Or half-seen verge of waters moon-betrayed
   Или полузримого берега вод, освещаемых луной,
   Bringst thou this glory of enchanted eyes?
   Ты несешь эту великолепие очарованных глаз?
   Earth has gold-hued expanses, shadowy hills
   У земли есть золотые просторы, тенистые горы,
   That cowl their dreaming phantom heads in night,
   Что скрывают в ночи свои грезящие призрачные верхушки,
   And, guarded in a cloistral joy of woods,
   И охраняемые в монастырской радости лесов
   Screened banks sink down into felicity
   Скрытые берега, что тонут в блаженстве,
   Seized by the curved incessant yearning hands
   Пойманные непрерывным изгибом стремящихся рук
   And ripple-passion of the upgazing stream:
   И рябью-страстью, глядящей вверх реки:
   Amid cool-lipped murmurs of its pure embrace 419
   Среди холодного журчания их чистых объятий
   They lose their souls on beds of trembling reeds.
   Они теряют свои души на ложе трепещущего тростника.
   And all these are mysterious presences
   И все это - мистические присутствия,
   In which some spirit's immortal bliss is felt,
   В которых ощутимо бессмертное блаженство какого-то духа,
   And they betray the earth-born heart to joy.
   И они охватывают радостью землей рожденное сердце.
   There hast thou paused, and marvelling borne eyes
   Там ты медлила, неся в глазах неизвестное чудо
   Unknown, or heard a voice that forced thy life
   Или слушала голос, что заставил твою жизнь
   To strain its rapture through thy listening soul?
   Изнемогать от восторга через твою внимавшую душу?
   Or, if my thought could trust this shimmering gaze,
   Или, если моей мысли можно доверить этот мерцающий взгляд,
   It would say thou hast not drunk from an earthly cup,
   Он мне скажет, что ты пила не из земной чаши,
   But stepping through azure curtains of the noon
   А, ступив за лазурный занавес дня,
   Thou wast surrounded on a magic verge
   Ты была окружена магическим краем
   In brighter countries than man's eyes can bear.
   В странах более светлых, чем могут вынести человеческие глаза.
   Assailed by trooping voices of delight
   Осаждаемая толпящимися голосами восторга
   And seized mid a sunlit glamour of the boughs
   И схваченная среди залитого солнцем очарования ветвей
   In faery woods, led down the gleaming slopes
   В феерических лесах, ведомая вниз по сверкающим склонам
   Of Gandhamadan where the Apsaras roam,
   Гандхамадана, где бродят Апсары,
   Thy limbs have shared the sports which none has seen,
   Твои члены узнали забавы, которые не видел никто,
   And in god-haunts thy human footsteps strayed,
   В приюте богов блуждали твои человеческие ноги,
   Thy mortal bosom quivered with god-speech
   Твоя смертная грудь трепетала от божественной речи
   And thy soul answered to a Word unknown.
   И твой дух отвечал неведомому Слову.
   What feet of gods, what ravishing flutes of heaven
   Какие ноги богов, какие флейты небес, дарящие восторг,
   Have thrilled high melodies round, from near and far
   Трепетали вокруг высокими мелодиями, поблизости и издали
   Approaching through the soft and revelling air,
   Доносясь сквозь мягкий и дарящий наслажденье, воздух,
   Which still surprised thou hearest? They have fed
   Что, все еще пораженная, ты слышишь? Они вскормили
   Thy silence on some red strange-ecstasied fruit
   Твое молчание каким-то чудесным экстатическим плодом,
   And thou hast trod the dim moon-peaks of bliss.
   И ты ступила на лунные туманные вершины блаженства.
   Reveal, O winged with light, whence thou hast flown
   Открой, о окрыленная светом, откуда прилетела ты,
   Hastening bright-hued through the green tangled earth,
   Спеша, сверкая красками, сквозь чащи зеленые земли,
   Thy body rhythmical with the spring-bird's call.
   Твое тело созвучно призыву весенней птицы.
   The empty roses of thy hands are filled
   Пустые розы твоих рук наполнены
   Only with their own beauty and the thrill
   Лишь собственною красотою и трепетом
   Of a remembered clasp, and in thee glows
   Воспоминания объятий, в тебе пылает
   A heavenly jar, thy firm deep-honied heart,
   Небесный сосуд, твое сильное, напоенное медом, сердце,
   New-brimming with a sweet and nectarous wine.
   Наполнилось до края нектарным, сладостным, вином.
   Thou hast not spoken with the kings of pain.
   Ты не беседовала с царями страдания.
   Life's perilous music rings yet to thy ear 420
   Жизни опасная музыка еще звенит в твоем ухе,
   Far-melodied, rapid and grand, a Centaur's song,
   Далекой мелодией, быстрой и величественной, песней Кентавра,
   Or soft as water plashing mid the hills,
   Или тихая, как вода, плещущаяся посреди холмов,
   Or mighty as a great chant of many winds.
   Или могучая, как великая священная песнь ветров.
   Moon-bright thou livest in thy inner bliss.
   Лунно-светлая, ты живешь в своем внутреннем счастье.
   Thou comest like a silver deer through groves
   Ты проходишь, как серебристый олень через заросли
   Of coral flowers and buds of glowing dreams,
   Коралловых цветов и почек пылающих грез,
   Or fleest like a wind-goddess through leaves,
   Или сквозь листву летишь как богиня ветра,
   Or roamst, O ruby-eyed and snow-winged dove,
   Или странствуешь, о рубиноглазый и снежнокрылый голубь,
   Flitting through thickets of thy pure desires
   Пролетая через рощи своих чистых желаний
   In the unwounded beauty of thy soul.
   В неизраненной красоте твоей души.
   These things are only images to thy earth,
   Эти вещи - лишь образы твоей земли,
   But truest truth of that which in thee sleeps.
   Хотя и самая истинная истина того, что в тебе дремлет.
   For such is thy spirit, a sister of the gods,
   Ибо таков твой дух, сестра богов,
   Thy earthly body lovely to the eyes
   Ласкает взор твое земное тело,
   And thou art kin in joy to heaven's sons.
   И в радости ты сродни сыновьям неба.
   O thou who hast come to this great perilous world
   О ты, пришедшая в этот великий и опасный мир,
   Now only seen through the splendour of thy dreams,
   Который сейчас ты видишь лишь через великолепие своих грез,
   Where hardly love and beauty can live safe,
   Где в безопасности едва ли могут жить любовь и красота,
   Thyself a being dangerously great,
   Ты сама - опасно великое существо,
   A soul alone in a golden house of thought
   Одинокая душа в золотом доме мысли,
   Has lived walled in by the safety of thy dreams.
   Жила, огражденная безопасностью грез.
   On heights of happiness leaving doom asleep
   О если б, на высотах счастья оставляя спящим рок,
   Who hunts unseen the unconscious lives of men,
   Что, охотится незримый, за нессознательными жизнями людей,
   If thy heart could live locked in the ideal's gold,
   Твое сердце могло жить, укрытое в золоте идеала,
   As high, as happy might thy waking be!
   Каким высоким, каким счастливым могло бы быть твое пробуждение!
   If for all time doom could be left to sleep!"
   Ибо на все времена рок можно было бы оставить спящим!"
   He spoke but held his knowledge back from words.
   Он говорил, но в словах скрывал свое знание.
   As a cloud plays with lightnings' vivid laugh,
   Как облако играет с пылким смехом молний,
   But still holds back the thunder in its heart,
   Но сдерживает еще в сердце своем гром,
   Only he let bright images escape.
   Он позволил проявляться лишь светлым образам.
   His speech like glimmering music veiled his thoughts;
   Его речь, как мерцающая музыка, скрывала его мысли;
   As a wind flatters the bright summer air,
   Как ветер, что ласкает яркий летний воздух,
   Pitiful to mortals, only to them it spoke
   Сострадательная к смертным, она им говорила лишь
   Of living beauty and of present bliss:
   О живой красоте и нынешнем блаженстве:
   He hid in his all-knowing mind the rest.
   Остальное он скрывал в своем всезнающем уме.
   To those who hearkened to his celestial voice, 421
   Для тех, кто внимал его божественному голосу,
   The veil heaven's pity throws on future pain
   Сострадание небес набрасывало вуаль на грядущую боль,
   The Immortals' sanction seemed of endless joy.
   Санкция Бессмертных казалась бесконечной радостью.
   But Aswapati answered to the seer; -
   Но Ашвапати ответил провидцу;
   His listening mind had marked the dubious close,
   Его внимающий ум заметил скрытую недоговоренность,
   An ominous shadow felt behind the words,
   Зловещая тень ощущалась позади слов,
   But calm like one who ever sits facing Fate
   Но спокойный, как тот, кто всегда встречает Судьбу лицом к лицу
   Here mid the dangerous contours of earth's life,
   Здесь, среди опасных очертаний жизни земли,
   He answered covert thought with guarded speech:
   Он ответил, скрывая мысль осторожной речью:
   "O deathless sage who knowest all things here,
   "О бессмертный мудрец, который обо всем на свете ведает,
   If I could read by the ray of my own wish
   Если б мог я читать лучом своего собственного желания
   Through the carved shield of symbol images
   Сквозь узорчатый щит символических образов,
   Which thou hast thrown before thy heavenly mind
   Который ты поставил перед своим божественным умом,
   I might see the steps of a young godlike life
   Я бы смог увидеть шаги юной богоподобной жизни,
   Happily beginning luminous-eyed on earth;
   Счастливо начавшейся с сияющими глазами на земле;
   Between the Unknowable and the Unseen
   Между Непостижимым и Незримым
   Born on the borders of two wonder-worlds,
   Рожденную на границе двух чудесных миров,
   It flames out symbols of the infinite
   Она вспыхивает символами бесконечности
   And lives in a great light of inner suns.
   И живет в великом свете внутренних солнц.
   For it has read and broken the wizard seals;
   Ибо эта жизнь прочитала и взломала волшебные печати,
   It has drunk of the Immortal's wells of joy,
   Она испила из родников радости Бессмертия,
   It has looked across the jewel bars of heaven,
   Заглянула за драгоценные засовы небес,
   It has entered the aspiring Secrecy,
   Вступила в устремленную Тайну,
   It sees beyond terrestrial common things
   Она смотрит за пределы земных обычных вещей,
   And communes with the Powers that build the worlds,
   Беседует с Силами, что строят миры,
   Till through the shining gates and mystic streets
   Пока сквозь сияющие ворота, по мистическим улицам
   Of the city of lapis lazuli and pearl
   Города из лазурита и жемчуга
   Proud deeds step forth, a rank and march of gods.
   Вперед шагают гордые деяния, ряды и марш богов.
   Although in pauses of our human lives
   Хотя в передышках наших человеческих жизней
   Earth keeps for man some short and perfect hours
   Земля хранит для человека какие-то короткие и совершенные часы,
   When the inconstant tread of Time can seem
   Когда непостоянная поступь Времени может казаться
   The eternal moment which the deathless live,
   Вечным мгновением, что живёт бессмертно,
   Yet rare that touch upon the mortal's world:
   Однако редко это прикосновение в мире смертных:
   Hardly a soul and body here are born
   Едва ли душа и тело здесь рожденные,
   In the fierce difficult movement of the stars,
   В трудном неистовом беге звезд,
   Whose life can keep the paradisal note,
   Чья жизнь может хранить райскую ноту,
   Its rhythm repeat the many-toned melody 422
   Ее ритм повторять многоголосую мелодию,
   Tirelessly throbbing through the rapturous air
   Неутомимо пульсирующую сквозь восторженный воздух,
   Caught in the song that sways the Apsara's limbs
   Пойманный в песне, что качает члены Апсары,
   When she floats gleaming like a cloud of light,
   Когда она, мерцая, плывет, подобная облаку света,
   A wave of joy on heaven's moonstone floor.
   Волной радости по луннокаменному покрову небес.
   Behold this image cast by light and love,
   Взгляни на этот образ, отлитый любовью и светом,
   A stanza of the ardour of the gods
   Строфа вдохновенья богов
   Perfectly rhymed, a pillared ripple of gold!
   Совершенно срифмованная, колоннада пульсации золота!
   Her body like a brimmed pitcher of delight
   Ее тело, подобно сосуду, восторгом наполненному до краев,
   Shaped in a splendour of gold-coloured bronze
   Оформленному в великолепие золотой бронзы,
   As if to seize earth's truth of hidden bliss.
   Словно чтобы ухватить истину о скрытом блаженстве земли.
   Dream-made illumined mirrors are her eyes
   Ее глаза - сияющие зеркала, сотворенные грезой,
   Draped subtly in a slumbrous fringe of jet,
   Тонко украшенные дремотной каймою гагата,
   Retaining heaven's reflections in their depths.
   Хранящие в своих глубинах отражения небес.
   Even as her body, such is she within.
   Каково ее тело, такова она и внутри.
   Heaven's lustrous mornings gloriously recur,
   Сияющие утра небес в великолепии своем вновь поднимаются,
   Like drops of fire upon a silver page,
   Словно брызги огня на серебряном листе,
   In her young spirit yet untouched with tears.
   В ее юном духе, еще не ведавшем слез.
   All beautiful things eternal seem and new
   Все прекрасные вещи кажутся вечными и новыми
   To virgin wonder in her crystal soul.
   Девственному удивлению в ее хрустальной душе.
   The unchanging blue reveals its spacious thought;
   Неизменная синева раскрывает свою просторную мысль;
   Marvellous the moon floats on through wondering skies;
   Чудесный месяц плывет сквозь удивляющиеся небеса;
   Earth's flowers spring up and laugh at time and death;
   Цветы земли расцветают и смеются над смертью и временем;
   The charmed mutations of the enchanter life
   Прекрасные перемены волшебной жизни
   Race like bright children past the smiling hours.
   Бегут, как радостные дети мимо смеющихся часов.
   If but this joy of life could last, nor pain
   Если бы эта радость жизни могла продолжаться и боль
   Throw its bronze note into her rhythmed days!
   Не могла внести свою бронзовую ноту в ее гармоничные дни!
   Behold her, singer with the prescient gaze,
   Взгляни на нее, певец, своим предвидящим взором,
   And let thy blessing chant that this fair child
   Пусть твоя благословляющая песня расскажет, как это прекрасное дитя
   Shall pour the nectar of a sorrowless life
   Прольет нектар безгорестной жизни
   Around her from her lucid heart of love,
   Вокруг себя из своего ясного сердца любви,
   Heal with her bliss the tired breast of earth
   И исцелит своим блаженством утомленную грудь земли
   And cast like a happy snare felicity.
   И как счастливые сети повсюду разбросает блаженство.
   As grows the great and golden bounteous tree
   Так же как растет великое, золотое, щедрое дерево
   Flowering by Alacananda's murmuring waves,
   Расцветая у журчащих волн Алакананды,
   Where with enamoured speed the waters run
   Где воды бегут с влюбленной быстротой,
   Lisping and babbling to the splendour of morn 423
   Пузырясь и шипя в великолепии утра,
   And cling with lyric laughter round the knees
   И с лирическим смехом цепляются за колени
   Of heaven's daughters dripping magic rain
   Дочерей неба, проливающих магический дождь
   Pearl-bright from moon-gold limbs and cloudy hair,
   Светлого жемчуга с луннозолотых членов и распущенных волос,
   So are her dawns like jewelled leaves of light,
   Пусть будут такими ее рассветы, как листья драгоценные света,
   So casts she her felicity on men.
   Так же пусть она изливает на людей свое блаженство.
   A flame of radiant happiness she was born
   Пламенем лучистого счастья она была рождена,
   And surely will that flame set earth alight:
   И, несомненно, пламя это осветит землю:
   Doom surely will see her pass and say no word!
   Рок, несомненно, увидит ее шествие и не скажет ни слова!
   But too often here the careless Mother leaves
   Но слишком часто здесь свой выбор
   Her chosen in the envious hands of Fate:
   В завистливых руках судьбы оставляет беспечная Мать:
   The harp of God falls mute, its call to bliss
   Арфа Бога затихает в молчании, ее зов к блаженству
   Discouraged fails mid earth's unhappy sounds;
   Обескуражено замирает среди печальных звуков земли;
   The strings of the siren Ecstasy cry not here
   Струны сладкоголосого Экстаза здесь не звучат
   Or soon are silenced in the human heart.
   Или же быстро смолкают в человеческом сердце.
   Of sorrow's songs we have enough: bid once
   Песен горя мы имели достаточно: приглашенные когда-то,
   Her glad and griefless days bring heaven here.
   Ее безгорестные и радостные дни приносят сюда небо.
   Or must fire always test the great of soul?
   Или же всегда огонь должен испытывать величие души?
   Along the dreadful causeway of the Gods,
   На ужасных путях Богов,
   Armoured with love and faith and sacred joy,
   Покрытый бронею любови, священной радости и веры,
   A traveller to the Eternal's house,
   Путешественник к дому Вечного
   Once let unwounded pass a mortal life."
   Пусть однажды, неизраненный, пройдёт через смертную жизнь".
   But Narad answered not; silent he sat,
   Но Нарад не ответил; молча он сидел,
   Knowing that words are vain and Fate is lord.
   Зная тщету слов и что Судьба всем управляет.
   He looked into the unseen with seeing eyes,
   Он смотрел в незримое видящим оком,
   Then, dallying with the mortal's ignorance
   Затем, обращаясь к невежеству смертного,
   Like one who knows not, questioning, he cried:
   Словно тот, кто не знает, вопрошая, он воскликнул:
   "On what high mission went her hastening wheels?
   "Для какой высокой миссии спешили ее быстрые колеса?
   Whence came she with this glory in her heart
   Откуда пришла она с этим великолепием в своем сердце
   And Paradise made visible in her eyes?
   Из какого Рая, ставшего зримым в ее глазах?
   What sudden God has met, what face supreme?"
   Какого нежданного встретила Бога, чей божественный лик?" -
   To whom the king, "The red asoca watched
   Затем к королю: "Красная наблюдала ашока
   Her going forth which now sees her return.
   Ее, отправляющуюся в путь, и сейчас видит ее возвращение.
   Arisen into an air of flaming dawn
   Поднявшись в воздух пылающего рассвета,
   Like a bright bird tired of her lonely branch,
   Как яркая птица, уставшая от своей одинокой ветки,
   To find her own lord, since to her on earth
   Чтобы отыскать своего господина, поскольку к ней на земле
   He came not yet, this sweetness wandered forth 424
   Он еще не пришел, эта сладость пустилась в путь,
   Cleaving her way with the beat of her rapid wings.
   Прокладывая ударами быстрых крыльев себе дорогу.
   Led by a distant call her vague swift flight
   Ведомый далеким зовом ее неясный стремительный полет
   Threaded the summer morns and sunlit lands.
   Пронзал летние утра и залитые солнце земли.
   The happy rest her burdened lashes keep
   Счастливый отдых хранят ее обремененные ресницы,
   And these charmed guardian lips hold treasured still.
   И эти очаровательные стражи-губы все еще удерживают сокровище.
   Virgin who comest perfected by joy,
   Дева, что пришла, став совершенною благодаря радости,
   Reveal the name thy sudden heart-beats learned.
   Открой нам имя, которое узнало твое внезапно забившиеся сердце.
   Whom hast thou chosen, kingliest among men?"
   Кого, самого царственного, ты предпочла среди людей?"
   And Savitri answered with her still calm voice
   И Савитри ответила спокойным тихим голосом,
   As one who speaks beneath the eyes of Fate:
   Словно представ пред глазами Судьбы:
   "Father and king, I have carried out thy will.
   "Мой отец и король, твою я волю исполнила.
   One whom I sought I found in distant lands;
   Того, кого искала я, нашла я в отдаленных землях;
   I have obeyed my heart, I have heard its call.
   Я послушалась сердца, я услышала его зов.
   On the borders of a dreaming wilderness
   На окраинах диких дремлющих просторов,
   Mid Shalwa's giant hills and brooding woods
   Среди гигантов-холмов Шалвы и созерцательных лесов,
   In his thatched hermitage Dyumatsena dwells,
   В отшельнической хижине, под пальмовой крышей, Дьюматшена живет,
   Blind, exiled, outcast, once a mighty king.
   Слепой, отверженный, изгнанный, когда-то могучий король.
   The son of Dyumatsena, Satyavan,
   Сына его, Сатьявана,
   I have met on the wild forest's lonely verge.
   Я встретила на уединенной опушке дикого леса.
   My father, I have chosen. This is done."
   Мой отец, я сделала свой выбор. Это свершилось".
   Astonished, all sat silent for a space.
   Пораженные, все сидели некоторое время в молчании.
   Then Aswapati looked within and saw
   Затем Ашвапати всмотрелся внутрь и увидел:
   A heavy shadow float above the name
   Тяжелая тень плывет над этим именем,
   Chased by a sudden and stupendous light;
   Преследуемая внезапным, великим светом;
   He looked into his daughter's eyes and spoke:
   Он посмотрел в глаза дочери и сказал:
   "Well hast thou done and I approve thy choice.
   "Ты хорошо сделала, и я одобряю твой выбор.
   If this is all, then all is surely well;
   Если это все, тогда все, несомненно, будет прекрасно;
   If there is more, then all can still be well.
   Если тут есть что-то еще, тогда все еще может быть хорошо.
   Whether it seem good or evil to men's eyes,
   Выглядит ли это добром иль злом в глазах человека,
   Only for good the secret Will can work.
   Только для блага может работать тайная Воля.
   Our destiny is written in double terms:
   Наша судьба в записана в двойственных терминах:
   Through Nature's contraries we draw nearer God;
   Через противоположности Природы мы приближаемся к Богу;
   Out of the darkness we still grow to light.
   Из темноты мы, все же, растем к свету.
   Death is our road to immortality.
   Смерть - это наша дорога к бессмертию.
   `Cry woe, cry woe,' the world's lost voices wail,
   "Крик горя, крик горя", - стонут потерянные голоса мира,
   Yet conquers the eternal Good at last." 425
   И завоевывают наконец вечное Благо".
   Then might the sage have spoken, but the king
   Дальше может быть продолжал бы говорить могучий мудрец, но король
   In haste broke out and stayed the dangerous word:
   Вмешался поспешно и остановил опасное слово:
   "O singer of the ultimate ecstasy,
   "О певец предельного экстаза,
   Lend not a dangerous vision to the blind
   Не давай опасное видение слепому,
   Because by native right thou hast seen clear.
   Только потому, что по прирожденному праву ты видишь ясней.
   Impose not on the mortal's tremulous breast
   Не налагай на дрожащую грудь смертного
   The dire ordeal that foreknowledge brings;
   Страшное испытание, что несет предсказание;
   Demand not now the Godhead in our acts.
   Не требуй сейчас Божества в наших действиях.
   Here are not happy peaks the heaven-nymphs roam
   Здесь нет счастливых вершин, где бродят небесные нимфы,
   Or Coilas or Vaicountha's starry stair:
   Или Кайлаша или звездной лестницы Вайкунтхи:
   Abrupt, jagged hills only the mighty climb
   Здесь вздымаются лишь обрывистые могучие утесы,
   Are here where few dare even think to rise;
   Куда мало кто отваживается даже думать взобраться;
   Far voices call down from the dizzy rocks,
   Далекие голоса призывают с головокружительных скал,
   Chill, slippery, precipitous are the paths.
   Скользкие, неприветливые, обрывистые эти тропы.
   Too hard the gods are with man's fragile race;
   Слишком суровы боги к хрупкой расе людей;
   In their large heavens they dwell exempt from Fate
   В своих обширных небесах они живут, свободные от Судьбы
   And they forget the wounded feet of man,
   И забывают об израненных ногах человека,
   His limbs that faint beneath the whips of grief,
   И о его членах, что слабеют под плетями горя,
   His heart that hears the tread of time and death.
   И о сердце, что слышит поступь времени и смерти.
   The future's road is hid from mortal sight:
   Путь будущего скрыт от взгляда смертного:
   He moves towards a veiled and secret face.
   К тайному, завуалированному лику он движется.
   To light one step in front is all his hope
   Осветить впереди один шаг - вся его надежда,
   And only for a little strength he asks
   И лишь о малой силе он просит,
   To meet the riddle of his shrouded fate.
   Чтобы встретить загадку своей неведомой судьбы.
   Awaited by a vague and half-seen force,
   Поджидаемый неясной и едва видимой силой,
   Aware of danger to his uncertain hours
   Зная об опасности своих неуверенных часов,
   He guards his flickering yearnings from her breath;
   Он охраняет свои трепетные желания от ее дыхания;
   He feels not when the dreadful fingers close
   Он не чувствует, когда ужасные пальцы смыкаются
   Around him with the grasp none can elude.
   Вокруг него в хватке, которой никто не может избегнуть.
   If thou canst loose her grip, then only speak.
   Если ты можешь ослабить эту хватку, тогда только говори.
   Perhaps from the iron snare there is escape:
   Может быть из этой западни есть выход:
   Our mind perhaps deceives us with its words
   Может быть своими словами нас обманывает наш ум
   And gives the name of doom to our own choice;
   И именем злого рока нарекает наш собственный выбор;
   Perhaps the blindness of our will is Fate."
   Может быть Судьба - это слепота нашей воли".
   He said and Narad answered not the king.
   Так сказал он, но Нарад не ответил королю.
   But now the queen alarmed lifted her voice: 426
   Но теперь королева подала свой взволнованный голос:
   "O seer, thy bright arrival has been timed
   "О провидец, твой светлый приход был приурочен
   To this high moment of a happy life;
   К этому высокому моменту счастливой жизни;
   Then let the speech benign of griefless spheres
   Позволь же милосердной речи беспечальных сфер
   Confirm this blithe conjunction of two stars
   Подтвердить этих двух звезд блаженное соединение
   And sanction joy with thy celestial voice.
   И позволь своим божественным голосом быть этой радости.
   Here drag not in the peril of our thoughts,
   Не дай нашим мыслям думать об опасности,
   Let not our words create the doom they fear.
   Не дай нашим словам творить тот рок, которого они страшаться.
   Here is no cause for dread, no chance for grief
   Здесь нет причины для страха, нет случая для горя
   To raise her ominous head and stare at love.
   Что поднимает свою зловещую голову и пронзает своим взором любовь.
   A single spirit in a multitude,
   Единый дух во множестве,
   Happy is Satyavan mid earthly men
   Счастлив Сатьяван среди земных людей,
   Whom Savitri has chosen for her mate,
   Кого избрала Савитри себе в супруги,
   And fortunate the forest hermitage
   И счастливо лесное жилище отшельника,
   Where leaving her palace and riches and a throne
   Где, оставив палаты, богатство и трон,
   My Savitri will dwell and bring in heaven.
   Моя Савитри будет жить и куда принесет небеса.
   Then let thy blessing put the immortals' seal
   Поставь свою благословляющую печать бессмертия
   On these bright lives' unstained felicity
   На незапятнанное счастье этих светлых жизней,
   Pushing the ominous Shadow from their days.
   Оттолкнув зловещую Тень от их дней.
   Too heavy falls a Shadow on man's heart;
   Слишком тяжелая Тень лежит на сердце людей;
   It dares not be too happy upon earth.
   На этой земле быть слишком счастливым оно не осмеливается.
   It dreads the blow dogging too vivid joys,
   Оно боится удара, преследующего слишком светлые радости,
   A lash unseen in Fate's extended hand,
   Незримой плети в простертой руке Судьбы,
   The danger lurking in fortune's proud extremes,
   Опасности, таящейся в гордых крайностях удачи,
   An irony in life's indulgent smile,
   Иронии - в снисходительной улыбке жизни,
   And trembles at the laughter of the gods.
   И трепета - в смехе богов.
   Or if crouches unseen a panther doom,
   Или если изготовилась для прыжка незримая судьба-пантера,
   If wings of Evil brood above that house,
   Если над этим домом нависли крылья Зла,
   Then also speak, that we may turn aside
   Тогда скажи, как этого возможно избежать
   And rescue our lives from hazard of wayside doom
   И наши жизни спасти от опасности нас ожидающего у обочины дороги рока,
   And chance entanglement of an alien fate."
   И затруднения случайного чужой судьбы".
   And Narad slowly answered to the queen:
   И Нарад медленно королеве ответил:
   "What help is in prevision to the driven?
   "Что проку в предвидении для того, кого ведут?
   Safe doors cry opening near, the doomed pass on.
   Невредимые двери скрипят, открываясь, обреченные проходят.
   A future knowledge is an added pain,
   Знание будущего прибавляет страдания,
   A torturing burden and a fruitless light
   Мучительное бремя и бесплодный свет
   On the enormous scene that Fate has built. 427
   На огромной сцене, что построена Судьбою.
   The eternal poet, universal Mind,
   Вечный поэт, вселенский Ум,
   Has paged each line of his imperial act;
   Пронумеровал каждую строку своего великолепного действия;
   Invisible the giant actors tread
   Незримо гиганты-актеры ступают,
   And man lives like some secret player's mask.
   И живет человек, словно маска какого-то тайного игрока.
   He knows not even what his lips shall speak.
   Он даже не знает, что произнесут его уста.
   For a mysterious Power compels his steps
   Ибо мистическая Сила принуждает его шаги
   And life is stronger than his trembling soul.
   И жизнь более могучая, чем его трепещущая душа.
   None can refuse what the stark Force demands:
   Никто отказаться не может от того, что требует непреклонная Сила,
   Her eyes are fixed upon her mighty aim;
   Ее глаза фиксированы на ее могучей цели;
   No cry or prayer can turn her from her path.
   Ее не свернут с пути ни крик, ни мольба.
   She has leaped an arrow from the bow of God."
   Она пустила стрелу из лука Бога".
   His words were theirs who live unforced to grieve
   Словами того, кто живет, не принуждаемый горем, были его слова
   And help by calm the swaying wheels of life
   И помогает раскачивающимся колесам жизни своим покоем
   And the long restlessness of transient things
   И долгому беспокойству преходящих существ,
   And the trouble and passion of the unquiet world.
   И тревоге, и страсти неспокойного мира.
   As though her own bosom were pierced the mother saw
   Так словно это пронзило ее собственная грудь, мать увидела,
   The ancient human sentence strike her child,
   Как древний человеческий приговор поразил ее дочь,
   Her sweetness that deserved another fate
   Ее сладость, что заслуживала иной судьбы,
   Only a larger measure given of tears.
   Лишь большую меру давала слезам.
   Aspiring to the nature of the gods,
   Стремящийся к природе богов
   A mind proof-armoured mailed in mighty thoughts,
   Ум, одетый в непробиваемую броню могучих мыслей,
   A will entire couchant behind wisdom's shield,
   Совершенная воля, лежавшая за щитом мудрости,
   Though to still heavens of knowledge she had risen,
   Хотя до спокойных небес знания она возвысилась,
   Though calm and wise and Aswapati's queen,
   Хотя была спокойна, мудра, королева, супруга Ашвапати,
   Human was she still and opened her doors to grief;
   Но она, все же, была человеком и свои двери открыла для горя;
   The stony-eyed injustice she accused
   Каменноглазую несправедливость
   Of the marble godhead of inflexible Law,
   Мраморного божества непреклонного Закона она обвинила;
   Nor sought the strength extreme adversity brings
   Не нашла она силу, которую с собой приносит крайняя нужда
   To lives that stand erect and front the World-Power:
   Жизням, что стоят выпрямившись, сталкиваясь с Мировой Силой:
   Her heart appealed against the impartial judge,
   Ее сердце жаловалось на беспристрастного судью,
   Taxed with perversity the impersonal One.
   Обвиняя в несговорчивости Имперсонального Единого.
   Her tranquil spirit she called not to her aid,
   Свой спокойный дух на помощь она не призвала,
   But as a common man beneath his load
   А как простой человек, что под своим бременем
   Grows faint and breathes his pain in ignorant words,
   Становится слабым и выплескивает боль в невежественных словах,
   So now she arraigned the world's impassive will:
   Так теперь она обвинила бесстрастную волю мира:
   "What stealthy doom has crept across her path 428
   "Что за скрытый рок пересек ей дорогу,
   Emerging from the dark forest's sullen heart,
   Возникнув из угрюмого сердца темного леса,
   What evil thing stood smiling by the way
   Что за зло стоит улыбаясь на пути,
   And wore the beauty of the Shalwa boy?
   И несет на себе красоту сына Шалвы?
   Perhaps he came an enemy from her past
   Возможно, из ее прошлого пришел он врагом,
   Armed with a hidden force of ancient wrongs,
   Вооруженный скрытой силой древних ошибок,
   Himself unknowing, and seized her unknown.
   Сам неведая, схватил, ничего неведающую ее.
   Here dreadfully entangled love and hate
   Здесь ужасный клубок любви и ненависти
   Meet us blind wanderers mid the perils of Time.
   Встречает нас, слепых скитальцев среди опасностей Времени.
   Our days are links of a disastrous chain,
   Наши дни - звенья гибельной цепи,
   Necessity avenges casual steps;
   Неизбежность мстит случайным шагам;
   Old cruelties come back unrecognised,
   Неузнанными возвращаются к нам назад прежние жестокости,
   The gods make use of our forgotten deeds.
   Боги используют наши забытые дела.
   Yet all in vain the bitter law was made.
   Горький закон все сделал тщетным.
   Our own minds are the justicers of doom.
   Наши собственные умы - вот судьи рока.
   For nothing have we learned, but still repeat
   Ибо ничему не научились мы, а лишь повторяем
   Our stark misuse of self and others' souls.
   Наше совершенно неправильное обращение с собой и с другими душами.
   There are dire alchemies of the human heart
   Здесь есть ужасные алхимии человеческого сердца,
   And fallen from his ethereal element
   И отпадшая от своего эфирного элемента
   Love darkens to the spirit of nether gods.
   Любовь темнеет, превращаясь в духа низших богов.
   The dreadful angel, angry with his joys
   Ужасный ангел, злой в своих радостях,
   Woundingly sweet he cannot yet forego,
   Ранящих сладко, но от которых он все же не может отказаться,
   Is pitiless to the soul his gaze disarmed,
   Безжалостен к душе его обезоруживающий взгляд,
   He visits with his own pangs his quivering prey
   Он посещает с его собственной болью трепещущую жертву,
   Forcing us to cling enamoured to his grip
   Заставляя нас благоговейно приникать к ее хватке,
   As if in love with our own agony.
   Словно в любви к нашей собственной агонии.
   This is one poignant misery in the world,
   Это одно лишь мучительное страдание в мире,
   And grief has other lassoes for our life.
   А другие ловушки в нашей жизни готовит горе.
   Our sympathies become our torturers.
   Мучителями нашими становятся наши симпатии.
   Strength have I my own punishment to bear,
   Я силу имею нести свое собственное наказание,
   Knowing it just, but on this earth perplexed,
   Знаю это наверняка, но на этой земле, сбитой с толку,
   Smitten in the sorrow of scourged and helpless things,
   Сокрушенная горем, которое выносят бичуемые и беспомощные существа,
   Often it faints to meet other suffering eyes.
   Часто слабеет моя сила, встречая другие страдающие глаза.
   We are not as the gods who know not grief
   Мы - не боги, которые не знают горя
   And look impassive on a suffering world,
   И смотрят бесстрастно на страдающий мир,
   Calm they gaze down on the little human scene
   Спокойные, они смотрят вниз, на маленькую человеческую сцену
   And the short-lived passion crossing mortal hearts. 429
   И краткоживущие страсти, пронзающие смертные сердца.
   An ancient tale of woe can move us still,
   Древняя повесть о горе нас все еще может трогать,
   We keep the ache of breasts that breathe no more,
   Мы храним боль о сердцах, что больше не бьются,
   We are shaken by the sight of human pain,
   Нас потрясает вид человеческой боли
   And share the miseries that others feel.
   И мы разделяем страдания, что ощущают другие существа.
   Ours not the passionless lids that cannot age.
   У нас нет бесстрастных глаз, что не могут состариться.
   Too hard for us is heaven's indifference:
   Равнодушие небес слишком тяжело для нас:
   Our own tragedies are not enough for us,
   Наших собственных трагедий для нас недостаточно,
   All pathos and all sufferings we make ours;
   Все муки и все страдания мы делаем своими собственными;
   We have sorrow for a greatness passed away
   Мы горюем об ушедшем величии
   And feel the touch of tears in mortal things.
   И чувствуем прикосновение слез в смертных существах.
   Even a stranger's anguish rends my heart,
   Даже мука незнакомца разрывает мне сердце,
   And this, O Narad, is my well-loved child.
   А это, о Нарад, - мое любимое дитя.
   Hide not from us our doom, if doom is ours.
   Не прячь от нас наш рок, если этот рок - наш.
   This is the worst, an unknown face of Fate,
   Судьбы неизвестный лик - это самое худшее,
   A terror ominous, mute, felt more than seen
   Ужас зловещий, безмолвный, ощущается больше, чем зримый
   Behind our seat by day, our couch by night,
   Днем рядом с троном, ночью у нашего ложа,
   A Fate lurking in the shadow of our hearts,
   Судьба, что таится в тени наших сердец,
   The anguish of the unseen that waits to strike.
   Мука невидимого, что ждет, чтоб ударить.
   To know is best, however hard to bear."
   Знать лучше, как бы ноша ни была тяжела".
   Then cried the sage piercing the mother's heart,
   Тогда воскликнул мудрец, пронзая материнское сердце,
   Forcing to steel the will of Savitri,
   Заставляя закалиться волю Савитри,
   His words set free the spring of cosmic Fate.
   Высвободили пружину космической Судьбы его слова.
   The great Gods use the pain of human hearts
   Великие Боги используют боль человеческих сердец
   As a sharp axe to hew their cosmic road:
   Как острый топор, чтобы прорубить свой космический путь:
   They squander lavishly men's blood and tears
   Они щедро проливают людские кровь и слезы
   For a moment's purpose in their fateful work.
   Для сиюминутных целей в своей судьбоносной работе.
   This cosmic Nature's balance is not ours
   Этой космической баланс Природы принадлежит не нем,
   Nor the mystic measure of her need and use.
   Не нам принадлежит мистическая мера ее нужды или пользы.
   A single word lets loose vast agencies;
   Одно слово может высвободить огромные силы;
   A casual act determines the world's fate.
   Случайное действие определить судьбу мира.
   So now he set free destiny in that hour.
   Так теперь высвободил судьбу он в этот час.
   "The truth thou hast claimed; I give to thee the truth.
   "Ты требуешь правды - я дам тебе правду.
   A marvel of the meeting earth and heavens
   Чудо встречи земли и небес,
   Is he whom Savitri has chosen mid men,
   Тот, кто был избран Савитри среди людей.
   His figure is the front of Nature's march,
   Его фигура - это авангард марша Природы,
   His single being excels the works of Time.
   430
   Одно его существо превосходит труды Времени.
   A sapphire cutting from the sleep of heaven,
   Сапфир, вырезанный из небесного сна,
   Delightful is the soul of Satyavan,
   Восхитительна душа Сатьявана,
   A ray out of the rapturous Infinite,
   Луч восторженного Бесконечного,
   A silence waking to a hymn of joy.
   Молчание, пробуждающееся к гимну радости.
   A divinity and kingliness gird his brow;
   Божественность и царственность окружает его чело;
   His eyes keep a memory from a world of bliss.
   Его глаза сохраняют память о мире блаженства.
   As brilliant as a lonely moon in heaven,
   Ясный, как одинокий месяц на небе,
   Gentle like the sweet bud that spring desires,
   Нежный, как сладостный бутон, что желает раскрыться,
   Pure like a stream that kisses silent banks,
   Чистый, как поток, целующий безмолвные берега,
   He takes with bright surprise spirit and sense.
   Со светлым удивлением он захватывает душу и чувство.
   A living knot of golden Paradise,
   Живой узел золотого Элизума,
   A blue Immense he leans to the longing world,
   Голубую Беспредельность он склоняет к жаждущему миру,
   Time's joy borrowed out of eternity,
   Радость времени, заимствованную у вечности,
   A star of splendour or a rose of bliss.
   Звезда великолепия или роза блаженства.
   In him soul and Nature, equal Presences,
   В нем душа и Природа, равные Присутствия,
   Balance and fuse in a wide harmony.
   Сплав и баланс в обширной гармонии.
   The Happy in their bright ether have not hearts
   Даже Счастливые в своем ярком эфире не имеют сердец
   More sweet and true than this of mortal make
   Более сладостных и верных, чем это смертное сердце
   That takes all joy as the world's native gift
   Что всю радость вкушает, словно прирожденный дар мира,
   And to all gives joy as the world's natural right.
   И всему дарит радость, как естественное право мира.
   His speech carries a light of inner truth,
   Его речь несет свет внутренней истины,
   And a large-eyed communion with the Power
   Широкое сокровенное общение с Силой
   In common things has made veilless his mind,
   В обычных вещах сняло покров с его ума,
   A seer in earth-shapes of garbless deity.
   Провидец в земных формах разоблаченного божества.
   A tranquil breadth of sky windless and still
   Безмятежная ширь безветренного, тихого неба,
   Watching the world like a mind of unplumbed thought,
   Наблюдающая мир, как ум безмерной мысли,
   A silent space musing and luminous
   Безмолвное, сияющее, размышляющее пространство,
   Uncovered by the morning to delight,
   Которое распахнуло утро навстречу восторгу,
   A green tangle of trees upon a happy hill
   Зеленая чаща деревьев на счастливом холме,
   Made into a murmuring nest by southern winds,
   Превращенное в шелестящее гнездо южными ветрами,
   These are his images and parallels,
   Вот его образы и параллели,
   His kin in beauty and in depth his peers.
   Его семья в красоте и в глубине - его ровня.
   A will to climb lifts a delight to live,
   Желание подняться возвышает восторг жить,
   Heaven's height companion of earth-beauty's charm,
   Высокий товарищ небес очарования земной красоты,
   An aspiration to the immortals' air
   Стремление к воздуху бессмертных,
   Lain on the lap of mortal ecstasy. 431
   Лежащее на коленях смертного экстаза.
   His sweetness and his joy attract all hearts
   Его сладость и радость притягивают к себе сердца
   To live with his own in a glad tenancy,
   Жить с его близкими в радостном владении,
   His strength is like a tower built to reach heaven,
   Его сила подобна башне, построенной, чтобы достичь небес,
   A godhead quarried from the stones of life.
   Божество высеченной из камней жизни.
   O loss, if death into its elements
   О какая будет утрата, если на части,
   Of which his gracious envelope was built,
   Из которых построена его грациозная оболочка,
   Shatter this vase before it breathes its sweets,
   Смерть разобьет эту вазу прежде, чем та испьет свою сладость;
   As if earth could not keep too long from heaven
   Словно земля не может слишком долго хранить от небес
   A treasure thus unique loaned by the gods,
   Сокровище столь уникальное, данное на время богами,
   A being so rare, of so divine a make!
   Существо столь редкое, творение столь божественное!
   In one brief year when this bright hour flies back
   Через один краткий год, когда назад вернется этот светлый час,
   And perches careless on a branch of Time,
   И беззаботно усядется на ветвь Времени,
   This sovereign glory ends heaven lent to earth,
   Эта царственное великолепие закончится, данное земле взаймы небесами,
   This splendour vanishes from the mortal's sky:
   Это великолепие исчезнет здесь под небом смертных:
   Heaven's greatness came, but was too great to stay.
   Величие небес пришло, но было слишком велико, чтобы остаться.
   Twelve swift-winged months are given to him and her;
   Двенадцать быстрокрылых месяцев даны ей и ему;
   This day returning Satyavan must die."
   Когда этот день вернется, должен умереть Сатьяван".
   A lightning bright and nude the sentence fell.
   Яркой, обнаженной молнией обрушился этот приговор.
   But the queen cried: "Vain then can be heaven's grace!
   Но королева вскричала: "Напрасна тогда небесная милость!
   Heaven mocks us with the brilliance of its gifts,
   Небо обманывает нас блеском своих даров,
   For Death is a cupbearer of the wine
   Ибо Смерть - виночерпий вина
   Of too brief joy held up to mortal lips
   Слишком краткой радости, оставленной смертным устам
   For a passionate moment by the careless gods.
   Для страстного мига беззаботными богами.
   But I reject the grace and the mockery.
   Но эту милость и насмешку я отвергаю.
   Mounting thy car go forth, O Savitri,
   Взойди на колесницу, вперед поезжай, о Савитри,
   And travel once more through the peopled lands.
   И еще раз посети те заселенные земли.
   Alas, in the green gladness of the woods
   Увы, в зеленой радости лесов
   Thy heart has stooped to a misleading call.
   Твое сердце откликнулось на обманчивый зов.
   Choose once again and leave this fated head,
   Выбери снова и оставь эту обреченную голову,
   Death is the gardener of this wonder-tree;
   Смерть - садовник этого чудесного дерева;
   Love's sweetness sleeps in his pale marble hand.
   Сладость любви спит в ее мраморно белой руке.
   Advancing in a honeyed line but closed,
   Если ты будешь настаивать на этой сладостной, но обрывающейся связи
   A little joy would buy too bitter an end.
   За маленькую радость слишком горькая плата будет в конце.
   Plead not thy choice, for death has made it vain.
   Не настаивай на своем выборе, ибо смерть его сделала тщетным.
   Thy youth and radiance were not born to lie
   Твоя юность и блеск были рождены не затем, чтобы лежать
   A casket void dropped on a careless soil; 432
   Пустою шкатулкою, выброшенной в равнодушную грязь;
   A choice less rare may call a happier fate."
   Выбор менее редкий может призвать более счастливую судьбу".
   But Savitri answered from her violent heart,-
   Но Савитри ответила из своего пылкого сердца,
   Her voice was calm, her face was fixed like steel:
   Спокоен был ее голос, лицо застыло как маска:
   "Once my heart chose and chooses not again.
   "Мое сердце однажды избрало и не будет вновь выбирать.
   The word I have spoken can never be erased,
   Я произнесла слово, что никогда не может быть стерто,
   It is written in the record book of God.
   Оно внесено в книгу записей Бога.
   The truth once uttered, from the earth's air effaced,
   Истина, однажды сказанная, стирается из земного воздуха,
   By mind forgotten, sounds immortally
   Забытая умом, но звучит бессмертно
   For ever in the memory of Time.
   Вовеки в памяти Времени.
   Once the dice fall thrown by the hand of Fate
   Кости брошены рукою Судьбы
   In an eternal moment of the gods.
   В вечном моменте богов.
   My heart has sealed its troth to Satyavan:
   Мое сердце поставило печать на обещании, данном Сатьявану:
   Its signature adverse Fate cannot efface,
   Его подпись не может стереть враждебная Судьба,
   Its seal not Fate nor Death nor Time dissolve.
   Ни Рок, ни Время, ни Смерть не смогут уничтожить его печать.
   Those who shall part who have grown one being within?
   Кто может разлучить тех, кто стал внутри одним существом?
   Death's grip can break our bodies, not our souls;
   Наши тела, но не наши души может разрушить хватка смерти;
   If death take him, I too know how to die.
   Если смерть его заберет, я тоже знаю как умереть.
   Let Fate do with me what she will or can;
   Пусть Судьба делает со мной, что она пожелает иль может;
   I am stronger than death and greater than my fate;
   Я сильнее, чем смерть, более велика, чем моя судьба;
   My love shall outlast the world, doom falls from me
   Моя любовь переживет мир, рок не коснется меня
   Helpless against my immortality.
   Бессильный против моей бессмертности.
   Fate's law may change, but not my spirit's will."
   Закон Судьбы может измениться, но не воля моего духа".
   An adamant will, she cast her speech like bronze.
   Непреклонная, словно бронзу она отпечатала свою речь.
   But in the queen's mind listening her words
   Но в уме слушавшей королевы, ее слова
   Rang like the voice of a self-chosen Doom
   Звучали словно голос самого себя избравшего Рока,
   Denying every issue of escape.
   Исключающего любую надежду на спасенье.
   To her own despair answer the mother made;
   Своему собственному отчаянию мать дала ответ;
   As one she cried who in her heavy heart
   Она вскричала как та, что с тяжестью в сердце
   Labours amid the sobbing of her hopes
   Бьется среди рыданий своих надежд,
   To wake a note of help from sadder strings:
   Чтобы пробудить из печальнейших струн ноту помощи:
   "O child, in the magnificence of thy soul
   "О дитя, в великолепии своей души,
   Dwelling on the border of a greater world
   Живущей на краю более великого мира,
   And dazzled by thy superhuman thoughts,
   Ослепленная сверхчеловеческими мыслями,
   Thou lendst eternity to a mortal hope.
   Ты придаешь вечность смертной надежде.
   Here on this mutable and ignorant earth
   Здесь, на невежественной, переменчивой земле,
   Who is the lover and who is the friend? 433
   Кто друг и кто возлюбленный?
   All passes here, nothing remains the same.
   Все проходит здесь, ничто не остается прежним.
   None is for any on this transient globe.
   Никто ни для кого не вечен на этой скоротечной земле.
   He whom thou lovest now, a stranger came
   Тот, кого ты любишь сейчас, пришел незнакомцем
   And into a far strangeness shall depart:
   И уйдет в далекое чужеземье:
   His moment's part once done upon life's stage
   Однажды на сцене жизни закончится его сиюминутная роль,
   Which for a time was given him from within,
   Которая была дана ему изнутри на время,
   To other scenes he moves and other players
   К другим сценам уйдет он и другим актерам,
   And laughs and weeps mid faces new, unknown.
   К смеху и слезам среди лиц новых, незнакомых.
   The body thou hast loved is cast away
   Тело, тобою любимое, будет оставлено
   Amidst the brute unchanging stuff of worlds
   Среди грубого неизменного вещества миров
   To indifferent mighty Nature and becomes
   Равнодушной могучей Природе и станет
   Crude matter for the joy of others' lives.
   Грубым материалом для радостей других жизней.
   But for our souls, upon the wheel of God
   Но наши души на колесе Бога,
   For ever turning, they arrive and go,
   Вечно вращающемся, приходят и уходят,
   Married and sundered in the magic round
   Соединяются и разлучаются в магическом круге
   Of the great Dancer of the boundless dance.
   Безграничного танца великого Танцора.
   Our emotions are but high and dying notes
   Эмоции наши - лишь высокие и умирающие ноты
   Of his wild music changed compellingly
   Его дикой музыки, сменяемые принужденно
   By the passionate movements of a seeking Heart
   Страстными движениями ищущего Сердца
   In the inconstant links of hour with hour.
   В непостоянных звеньях часов.
   To call down heaven's distant answering song,
   Призывать вниз далекую отвечающую песню небес,
   To cry to an unseized bliss is all we dare;
   Взывать к неуловимому блаженству - вот все, на что мы отваживаемся;
   Once seized, we lose the heavenly music's sense;
   Однажды уловив, мы теряем смысл небесной музыки;
   Too near, the rhythmic cry has fled or failed;
   Слишком близкий, ритмический крик убегает иль слабнет;
   All sweetnesses are baffling symbols here.
   Все сладости здесь - символы ставящие в тупик.
   Love dies before the lover in our breast:
   Любовь умирает раньше того, кого мы любим, в нашей груди:
   Our joys are perfumes in a brittle vase.
   В хрупкой вазе благоухают наши радости.
   O then what wreck is this upon Time's sea
   О, тогда какая это катастрофа в море Времени
   To spread life's sails to the hurricane desire
   Подставлять паруса жизни урагану желаний,
   And call for pilot the unseeing heart!
   Когда вместо лоцмана управляет незрячее сердце!
   O child, wilt thou proclaim, wilt thou then follow
   О дитя, тогда ты провозгласишь и последуешь,
   Against the Law that is the eternal will
   Идя против Закона, который есть вечная воля,
   The autarchy of the rash Titan's mood
   Монархию настроения неистового Титана,
   To whom his own fierce will is the one law
   Для которого единственный закон - лишь его собственная свирепая воля
   In a world where Truth is not, nor Light nor God?
   В мире, где Истины нет, нет Света, нет Бога?
   Only the gods can speak what now thou speakst. 434
   Только боги могут сказать то, что ты сейчас говорила.
   Thou who art human, think not like a god.
   Ты - человек, не думай как бог.
   For man, below the god, above the brute,
   Ибо человеку, что ниже бога, но выше животного
   Is given the calm reason as his guide;
   Дан спокойный рассудок в провожатые;
   He is not driven by an unthinking will
   Им не управляет немыслящая воля,
   As are the actions of the bird and beast;
   Как она управляет действием зверя и птицы;
   He is not moved by stark Necessity
   Им не движет простая Необходимость,
   Like the senseless motion of inconscient things.
   Как она движет бесчувственным движением бессознательных вещей.
   The giant's and the Titan's furious march
   Гиганта и Титана неистовый марш
   Climbs to usurp the kingdom of the gods
   Поднимается, чтобы узурпировать царство богов,
   Or skirts the demon magnitudes of Hell;
   Или огибает демонические пространства Ада;
   In the unreflecting passion of their hearts
   В бездумной страсти своих сердец
   They dash their lives against the eternal Law
   Против вечного Закона они бросают свои жизни
   And fall and break by their own violent mass:
   И падают, сокрушенные своей собственной яростной массой:
   The middle path is made for thinking man.
   Для мыслящего человека существует средний путь.
   To choose his steps by reason's vigilant light,
   Выбирать свои шаги бдительным светом рассудка,
   To choose his path among the many paths
   Выбирать себе путь среди многих путей,
   Is given him, for each his difficult goal
   Данных ему, ибо каждая его трудная цель
   Hewn out of infinite possibility.
   Вытесана из бесконечных возможностей.
   Leave not thy goal to follow a beautiful face.
   Не давай своей цели следовать за прекрасным лицом.
   Only when thou hast climbed above thy mind
   Лишь когда ты поднимаешься над своим умом,
   And liv'st in the calm vastness of the One
   И живешь в тихой беспредельности Единого,
   Can love be eternal in the eternal Bliss
   Может любовь быть вечной в вечном Блаженстве
   And love divine replace the human tie.
   И любовь божественная сменить человеческие узы.
   There is a shrouded law, an austere force:
   Здесь есть скрытый закон, строгая сила:
   It bids thee strengthen thy undying spirit;
   Она приказывает тебе укрепить свой неумирающий дух;
   It offers its severe benignancies
   Она предлагает тебе суровые милости
   Of work and thought and measured grave delight
   Труда, мысли, умеренный, сдержанный восторг,
   As steps to climb to God's far secret heights.
   Как ступени подъема к далеким, тайным высотам Бога.
   Then is our life a tranquil pilgrimage,
   Тогда наша жизнь становится безмятежным паломничеством,
   Each year a mile upon the heavenly Way,
   Каждый год - стадией на небесном Пути,
   Each dawn opens into a larger Light.
   Каждый рассвет раскрывается в более обширный Свет.
   Thy acts are thy helpers, all events are signs,
   Твои действия - твои помощники, все события - знаки,
   Waking and sleep are opportunities
   Пробуждение и сон - удобные случаи,
   Given to thee by an immortal Power.
   Данные тебе бессмертной Силой.
   So canst thou raise thy pure unvanquished spirit,
   Так можешь ты поднимать чистый непобежденный дух,
   Till spread to heaven in a wide vesper calm, 435
   Пока он не достигнет небес в широком вечернем спокойствии,
   Indifferent and gentle as the sky,
   Бесстрастный и мягкий, как небо,
   It greatens slowly into timeless peace."
   Он разрастётся постепенно в вечный покой".
   But Savitri replied with steadfast eyes:
   Но с твердыми глазами Савитри ответила:
   "My will is part of the eternal Will,
   "Моя воля - это часть вечной Воли,
   My fate is what my spirit's strength can make,
   Моя судьба - это то, что может сотворить сила моего духа,
   My fate is what my spirit's strength can bear;
   Моя судьба - это то, что может вынести сила моего духа,
   My strength is not the Titan's; it is God's.
   Моя сила принадлежит не Титану, но Богу.
   I have discovered my glad reality
   Я обнаружила свою радостную реальность
   Beyond my body in another's being:
   Не в своем теле, а в другом существе:
   I have found the deep unchanging soul of love.
   Я нашла глубокую, неизменную душу любви.
   Then how shall I desire a lonely good,
   Как же могу я тогда желать одинокого блага
   Or slay, aspiring to white vacant peace,
   Или стремясь к чистому, пустому покою, убить
   The endless hope that made my soul spring forth
   Бесконечную надежду, что заставила мою душу выйти
   Out of its infinite solitude and sleep?
   Из ее бесконечного сна и одиночества?
   My spirit has glimpsed the glory for which it came,
   Мой дух заметил проблеск великолепия, ради которого он пришел,
   The beating of one vast heart in the flame of things,
   Стук одного широкого сердца в огне вещей,
   My eternity clasped by his eternity
   Моя вечность была схвачена его вечностью
   And, tireless of the sweet abysms of Time,
   И неутомляясь сладостными безднами Времени
   Deep possibility always to love.
   Глубокой возможностью всегда любить.
   This, this is first, last joy and to its throb
   Это, это во-первых. Во-вторых, для этой радости и ее пульса
   The riches of a thousand fortunate years
   Богатства тысячи счастливых лет
   Are poverty. Nothing to me are death and grief
   Скудны. Ничто для меня горе и смерть,
   Or ordinary lives and happy days.
   Или обычные жизни и счастливые дни.
   And what to me are common souls of men
   И что мне обыкновенные души людей
   Or eyes and lips that are not Satyavan's?
   Или глаза и уста, что принадлежат не Сатьявану?
   I have no need to draw back from his arms
   Мне нет нужды ускользать из его объятий,
   And the discovered paradise of his love
   И открытого рая его любви
   And journey into a still infinity.
   И путешествовать в тихую бесконечность.
   Only now for my soul in Satyavan
   Ныне лишь для моей души в Сатьяване
   I treasure the rich occasion of my birth:
   Я храню богататую возможность моего рождения:
   In sunlight and a dream of emerald ways
   В солнечном свете и грезе изумрудных дорог
   I shall walk with him like gods in Paradise.
   Мы будем гулять с ним, как боги в Раю.
   If for a year, that year is all my life.
   Если год, то этот год будет всей моей жизнью,
   And yet I know this is not all my fate
   Но я все же знаю, что это не весь мой удел:
   Only to live and love awhile and die.
   Лишь жить и любить, а потом умереть.
   For I know now why my spirit came on earth 436
   Ибо ныне я знаю, для чего мой дух пришел на землю,
   And who I am and who he is I love.
   Кто я и кто тот, кого я люблю.
   I have looked at him from my immortal Self,
   Я взглянула на него из моего бессмертного Я,
   I have seen God smile at me in Satyavan;
   Я увидела Бога, улыбающегося мне в Сатьяване;
   I have seen the Eternal in a human face."
   Я увидела Вечного в человеческом лике".
   Then none could answer to her words. Silent
   Никто на ее слова ответить не смог. В молчании
   They sat and looked into the eyes of Fate.
   Они сидели и смотрели в глаза Рока.
  
  
   End of Canto Oen
   Конец первой песни
  
  
  
   Рай и обиталище Шивы и Куберы, великая вершина в Гималаях к северу от озера Манаса.
   Небеса Вишну, каковыми считают восточную вершину горы Меру.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"