Грицхальд. Перечитывая Пелевина: домыслы

Совершенно случайным образом, решив в очередной раз поинтересоваться мнением Википедии о пустоте, перешёл на развилку перенаправлений, с неё вышел на статью о "Чапаеве и Пустоте", за чем в свой черёд последовало изучение статей об иных творениях этого же автора и перечитывание нескольких его текстов.

Что до некоторой степени отразилось на моих заметках последней поры.

* * * *

Странный он, этот автор, что и говорить.

Во-первых, объективный. В наш век, превыше всего поставивший самоиронию и деконструкцию - что, пожалуй, беспрецедентное социальное явление, все остальные времена и культуры были отмечены наличием неприкасаемых священных коров, в то время как ныне, к раздражению ревнителей порядка, из всего скандинавского пантеона небожителей наибольшей популярностью пользуется Локи, - это вроде бы не является особо редким качеством.

Суть, однако, в том и состоит, что эффект видимой объективности достигается этим автором не за счёт самокритики или самоиронии.

Он действительно знает, как воспринимается со стороны.

Образ Отличника из "Фокус-группы", готового, оставшись наедине со Светящимся Существом, поддержать язвительно-мизантропичную шпильку о женской природе.

Образ вымышленного писателя Антонова из "Мардонгов", творчество которого, по словам не менее вымышленного читателя, создавало впечатление "капкана, с каждым щелчком всё беспощадней и неотвратимей зажёвывающего ногу".

Что характерно, оба образа антипатичны.

Во-вторых, вневременной. Некоторые моменты его "Жизни насекомых" или "Жёлтой стрелы" кажутся написанными обладателем не меньшего количества опыта, чем у автора "Шлема ужаса" или "Бэтмана Аполло". При этом не наблюдается деградации автора - тот же "Шлем ужаса" или "Снафф" демонстрирует способность впитывать в себя и перерабатывать новые образы, нечасто присущую людям среднего возраста.

Вневременность проявляется и в характеристиках персонажей. Критики почему-то не уделяют этому особого внимания, но писателям среднего или более старшего возраста крайне редко удаётся хотя бы немного реалистично воссоздать образ мышления молодого человека. Свинцовая усталость и тяжеловесная задумчивость, накапливающиеся с годами, пронизывают всё.

В то время как персонаж того же "Ампира В", хотя и перегружен неправдоподобной для молодого человека эрудицией, более или менее аутентичен.

Определённо не стар по мышлению.

Быть может, такой же вневременной, как и сам автор?

Некоторые эпизоды "Жёлтой стрелы" даже наводят на мысли о контрамоции, побуждая вспомнить псевдорелигиозные рассуждения героини "Снаффа" об Обратном Ходе Времени. Образ одного из героев, постепенно затягиваемого рутиной творца, напоминает авторскую самоиронию - однако касающуюся ещё не наступивших тогда стадий его творческой биографии.

Не схожую ли суть имеют слова из "Жизни насекомых"? Там, где "В лучшем случае ты успеешь написать ещё пару идиотских стихотворений с непонятным тебе самому смыслом"? Хотя, кажется, пророчество это не реализовалось.

Смысл.

Я не буду притворяться, что знаю, о чём пишет Пелевин. Вероятно, если бы я знал это, то уже был бы совершенно счастлив и купался в водах Сияющего Абсолюта - предполагается, во всяком случае, что описанное в его книгах должно работать именно так.

С другой стороны:

- очевидно, что литературные критики, часто рассуждающие об унылом повторении одного и того же мессейджа в его книгах, также не находятся в лучезарном состоянии духа;

- это вызывает сомнения в их неявно подразумеваемом утверждении о понимании ими этого мессейджа;

- может быть также поставлен вопрос о смысле трансляции этого мессейджа через литературные произведения.

Говоря проще: описываемое у этого автора, из книги в книгу, как будто указывает нам на возможность некоторого осчастливливания. Быть может, даже не осчастливливания - вспомним едкие высказывания Каи из "Снаффа" об эндорфиновом поводке и общий буддистский взгляд на удовольствия как на разновидность страданий - но тем не менее удовлетворения некоей глубинной потребности.

Вопрос:

- если эта техника работает и даёт сопоставимый с описываемым результат, то почему автор всё ещё плотно контактирует с нашей социальной реальностью и явно испытывает от этого широкий спектр негативных переживаний?

Путь боддхисаттвы?

Можно заметить, впрочем, что если бы автор этого не совершал, то произведения его для нас не существовали бы. То есть из всех гипотетических открывателей Сияющего Абсолюта мы можем наблюдать только "решивших остаться" - таким образом, имея дело здесь с разновидностью антропного принципа.

* * * *

Быть может, здесь уместно предположить что-нибудь едкое? Произнести пару сентенций по поводу "паразитизма на экзистенциально озабоченной толпе" и "исписавшегося автора, терзающего одну и ту же случайно найденную золотоносную тему"?

Это было бы проще всего.

Это, однако, не объясняет полностью наблюдаемую нами картину. Не обрисовывает психологические свойства писателя, ещё в двадцать лет составлявшего сложные психологические эссе о сущности зомбификации и о многоплановой смерти, а в пятьдесят лет легко играющегося ультрасовременными концепциями Интернета, медиасреды и философии сознания. Если не вводить допущение о подинституте разносторонне специализированных литературных негров, разумеется.

То есть:

- мы имеем дело с невероятно острым и творчески активным интеллектом, монотонно прорабатывающим с разных сторон предположительно одну и ту же тему, как будто являющуюся рецептом Спасения в том или ином смысле.

При этом остаётся неясным, как этот рецепт должен функционировать и что он из себя представляет. Серьёзно - если не делать вид, что вы "лучше поняли автора" и "имеете доступ к более престижному виду потребления", - существенно ли изменилась ваша жизнь после прочтения книг Пелевина? Вошли ли вы в состояние стабильного Просветления?

Мне не приходилось слышать о случаях подобного рода. Возможно, испытавшие их люди покинули Интернет и больше не входили в него?

Вообразимы в принципе и объяснения иного рода. К примеру, творения Пелевина можно отнести к лёгкой психотерапии с намеренно преувеличиваемым целительным эффектом для отчаявшихся душ в моменты жизненных невзгод.

Терапия абсурдизмом, так сказать?

В "мире, который имеет свойство деваться непонятно куда" жить действительно во многих отношениях легче, спору нет. Проблема в том, что эффект заманчивости сей перспективы достигается в произведениях Пелевина за счёт контраста - первоначально читателя, при минимальных философских усилиях с его стороны, погружают в сумеречное беспросветное нигредо, затем - манят светлым лучиком освобождения от оков логики и предопределённости.

Спорна продуктивность терапии, которая, быть может, способна вывести отчаявшегося человека из депрессии - хотя найдёт ли он в себе силы дочитать хотя бы одну из книг Пелевина до светлого поворотного момента? - но перед этим способна ввести в депрессию человека не столь отчаявшегося.

Вопрос о смысле вновь встаёт перед нами.

Быть может, здесь мы имеем попросту эффект умственного залипания, описанный в одной из книг Никонова как представляющий опасность при некоторых формах йоги - и якобы стоящий за иррациональной переориентировкой Задорнова на ненаучные славянофильские идеи при заметном посвежении его мозга и организма в целом?

Смещение интеллектуальных фаз, изменение равновесия внутреннего мира - что в нашем случае могло произойти довольно давно, поскольку увлечение йогой прокатывалось волнами по Советскому Союзу ещё в восьмидесятых годах.

Быть может, Пелевин и впрямь открыл некоторый рецепт Спасения, но работающий лишь в его изменённом сознании?

Или неработоспособный без йоги?

Комментарии: 5, последний от 03/02/2014. © Copyright Грицхальд Размещен: 28/01/2014, изменен: 24/04/2019. 9k. Статистика. Эссе: Критика, Философия, Постмодернизм Сравнивая и сопоставляя Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Странный он, этот автор, что и говорить. Во-первых, объективный. В наши дни, превыше всего ставящие самоиронию и деконструкцию, это вроде бы не является особо редким качеством - суть, однако, в том, что эффект сей достигается им не за счёт самокритики. Он действительно ЗНАЕТ, как воспринимается со стороны. Во-вторых, словно бы вневременной...

Грицхальд : другие произведения.

Перечитывая Пелевина: домыслы