Аннотация: Тетя Берта должна жить. Разрешено ли убивать людей?
Лондон.Тетя Берта должна жить. Разрешено ли убивать людей?
О моя тетя Берта! Всю свою жизнь она была тираном и мучила семью и родственников отвратительным образом. Детей у ней нее было, и слава Богу, вместо этого она отыгрывалась на своем брате, моем отце. Не было сладко так же и ее соседям, многолетние скандалы по поводу границ земельных участков и по поводу ее пса, который обкакивал все соседские сады. И этот пес, мелкая кусачая моська, которую тетя всегда натравливала на почтальона. Да, противная тетя Берта!
Кое-что я забыл: она была богата, причем ужасно богата. Альберт, ее рано скончавшийся муж, оставил ей очень солидное состояние. И она хорошо и удачно вложила его в недвижимость, ценные бумаги, акции. Тетя Берта владела миллионами. Что самое лучшее в этом: я ее наследник. К сожалению, у старой тети Берты лошадиное здоровье. Ей только семьдесят лет, и она абсолютно здорова. Она не курит, не пьет и к сладкому равнодушна. Ее вообще ничто не волнует кроме денег. Она спокойно доживет до девяноста или ста лет, но когда ей будет сто лет, мне будет больше семидесяти. Кто знает, чем тогда я буду занят, и понадобятся мне ее деньги. Иногда мне хочется, чтобы старуха Берта умерла бы завтра. Или нет, лучше уж сегодня.
Не найдется ли обоснование, которое позволяет убить противного человека и тем самым сделать что-то хорошее? Возможно имеется простая для понимания теория, которая оправдывает преждевременный уход из жизни тети Берты? И действительно, мне вспоминается одна теория: филисофский утилитаризм.
Джереми Бентам родился в 1748 году в Спиталфилдсе недалеко от Лондона. Его семья была богатая и политически консервативная, поэтому посещал он хвалебную Вестминстерскую школу для отпрысков только высших, избранных семей. В эту школу в свое время ходили философ Джон Локе, архитектор Кристофер Врен и композитор Генри Пёрселл. В 1760 году высокоодаренный двенадцатилетний Джереми был отправлен родителями в Королевский колледж в Оксфорде. В 15 лет он сдал на бакалавра юриспруденции и в 24 года обосновывался в Лондоне в качестве юриста. Но его карьера развивалась совсем не так, как ожидала этого его семья. Джереми Бентам жаловался с огорчением на состояние судебного Права и самих Судов в Англии в середине 18-го века. Вместо того, чтобы заниматься практикой адвоката, он хотел реформировать английское Право, сделать его более разумным и демократичным. При этом его положение было очень привилегированным, так как наследство отца, который умер в 1792 году, давало ему возможность жить беззаботно. Дальнейшие сорок лет он работал только над своими текстами, причем писал он ежедневно от десяти до двадцати страниц. Юридические детали и подробности были ему скучны и в конце концов надоели так, что он предоставил одному из своих учеников формулировать его предложения и идеи для нового, измененного Гражданского Права и перевести их в соответствующую солидную форму законодательства. Бентам был в равной степени удивительный и приятный человек. Подобно французам, которые посредством их Революции уничтожили привилегии Церкви и знати, так же он старался и прилагал усилия для того, чтобы английское общество стало либеральнее и терпимее. Джереми измышлял и формулировал социальные реформы, участвовал в движении за свободу мнений, разработал концепт гуманной тюрьмы и поддерживал первые шаги феминистического движения.
Отправная точка Джереми Бентама была подкупающе проста: счастье - это хорошо, страдание - плохо. Если это верно, то и фолософия, и государство должны ориентироваться на это. Цель общества должна быть направлена на то, чтобы как можно сильнее уменьшить страдания в нем и способствовать счастью всех или по меньшей мере большинству. Чем больше счастья и радости приносит в мир какое-либо мероприятие, тем оно полезнее и лучше. Этот основной принцип назвал Бентам утилитаризмом. Умер он в преклонном возрасте в 1832 году и был уже на тот момент известной личностью. Несмотря на то, что Джереми считал себя либералом, его философия очень нравилась французским революционерам и позднее так же французским коммунистам. Три штата в США: Нью-Йорк, Южная Каролина и Луизиана переняли свод законов, разработанный Бентамом.
Основной принцип, что счастье - это хорошо, а страдание - плохо, выглядит очень убедительно. Почему бы его не применить по отношению к тете Берте? Прежде всего можно констатировать, что тетя никакого счастья не создает в мире. Если она что-то и делает, то только причинение страданий, например соседям или почтальону. Ее деньги, которые лежат в банке, не приносят никакой пользы. Но это, конечно, можно изменить. Если у меня было бы столько денег, то можно было бы с их помощью столько хорошего сделать, и не только для меня! Например, один мой знакомый, по профессии врач, руководит больницей для детей страдaющих лейкeмией. А другая близкая знакомая работает в организации по оказанию помощи бездомным детям в Бразилии. Владел бы я деньгами тети Берты, то мог бы перевести каждому из них более одного миллиона евро. Сколько счастья было бы создано враз! Я размышляю о детях в больнице, окруженных заботливым уходом и наилучшим лечением. Я вижу перед собой бразильских детей, обучение или образование которых я смог бы финансировать.
Все, что надо было бы сделать, чтобы осуществить эту мечту, - это ... Нет, я не только могу, я должен убить тетю Берту! Ведь если Бентам прав, то я обязан устранить эту рухлядь. Единственное, что мне надо при этом обдумать, так это то, как возможно приятнее отправить тетушку на тот свет, то есть безболезненно и во сне. Моему знакомому, врачу, безусловно известен один из таких "мягких" способов. Кто знает, может быть она тем самым избежит более мучительной и болезненной смерти. Никто не будет ее оплакивать. И это еще мягко сказано. Трудно будет найти того, кто не обрадуется, что противной крысы больше нет. Соседи наконец-то обретут спокойствие, а их сады станут чистыми, и почтальон сможет надеятся, что в дом вселятся добрые и приятные люди. Мой знакомый врач был бы "по случайному совпадению" вызван засвидетельствовать происшествие и выдать справку о естественной смерти, чтобы этот случай впоследствии не вызывал сомнений и не расследовался. Это дело выглядит ясным и однозначным, не правда ли? Есть ли у меня нравственная обязанность в этом случае убить человека?
Рассмотрим аргументацию еще раз основательно. Если я убью тетю Берту, чтобы спасти детей, тем самым без всяких сомнений страдания одного человека компенсирую наилучшим образом счастьем других людей. Одновременно это означало бы, что хороший исход для общественности оправдывает плохие средства в отношении отдельной личности. Пока все ясно. А что сказал бы Бентам, если я стал бы обосновывать убийство с его помощью, то есть с помощью его принципов? Но странным образом, он по поводу этой ситуации, которая достаточно последовательно вытекает из его философии, не написал ни одного слова. Все, что я знаю, и насколько известно, он не отравил ни одной своей тети из-за наследства, но ему в этом и не было нужды. И он не призывал к убийству тиранов, безжалостных помещиков и других эксплуататоров. Образом мыслей был Бентам либеральным, и в выборе своих средств был он тоже либеральным.
Но мне этого недостаточно, и я подумал, что могло остановить Бентама сделать простой вывод, что взвешивание на весах счастья и страданий оправдывает убийство. Несмотря на то, что мысль об этом напрашивается сама собой.
Мне было около 12-ти лет, когда мои родители рассказали мне в первый раз о нацистких концлагерях и об убитых там 8-ми миллионах людей. Уже тогда я задался вопросом, почему так мало людей посчитали себя обязанными убить Гитлера, чтобы остановить ужасные страдания. Если аргументировать по Бентаму, то случай абсолютно ясен. Тирана, который создает концлагеря и уничтожает мирную жизнь, разрешено убить, потому что сумма всех несчастий, причененных им, намного превышает несчастье одной личности - смерти агрессора.
Допустимо ли такое сравнение в случае с тетей Бертой? Созданное счастье посредством ее смерти намного больше несчастья, которое ее постигнет. Но Джереми Бентам, вероятно, только лукаво посмеялся бы об этом. Он спросил бы, подумал ли я, что произойдет в обществе, если пример тети Берты будет взят за правило?
Миллионы людей: тети с наследством, ненавистные личности, политики, промышленные боссы, а так же множество осужденных в тюрьмах или умственно больные без родственников должны были бы рассчитавать на то, что в любое время безболезненно и во сне могут быть убиты. Какая паника возникла бы в обществе? И сколько беспорядков и бед случилось бы из-за этой паники среди людей?
Допустим, возможно мне повезет и мое убийство тети Берты действительно не раскроется. Но если я находил бы мое действие справедливым, тогда оно должно было бы быть нормальным и в порядке вещей. И если такое действие было бы принципиально нормальным, тогда оно было бы допустимо для каждого. И кто знает, когда-нибудь и я, надо полагать, буду в такой ситуации, что мои племянники подумают обо мне так же, как я думаю о тети Берте. Тогда и я не был бы уверен в своей жизни. Применение принципа Бентама о "хорошем счастье и плохом страдании" возможно прежде всего тогда, когда мы ясно понимаем положение дел: арифметическое суммирование страданий и радостей для того, чтобы принять решение о жизни и смерти людей, неприемлимо. В противном случае любое цивилизованное государство разрушится почти сразу или спустя короткое время.
И это можно понять. Но совмещаются ли друг с другом два основных принципа в философии Бентама? С одной стороны предполагаемая сумма добра и счастья решает о том, хороший или плохой поступок, но с другой стороны, когда речь идет об убийстве человека, то Бентам делает исключение. Достаточно убедительного морального доказательства этого исключения невозможно найти в его текстах. Многочисленным убийствам и пыткам ненавистных людей противопоставляется только поддержание общественного порядка, а не индивидуальная мораль. В противоположность этому Иммануил Кант приписал бы каждому человеку принципиальную наивысшую ценность: человеческое достоинство. Он схватился бы за голову, увидав арифметическую задачку с тетей Бертой: " человеческая жизнь не может быть уравновешана на весах другими человеческими жизнями".
Суммирование счастья по Бентаму и представление Канта о том, что человеческая жизнь есть самая наивысшая ценность, несовместимы друг с другом. Но какой из этих двух принципов убедительнее? Верна ли в этом случае догма Канта о человеческом достоинстве как о неприкасаемой ценности? В безобидных случаях, как в истории с тетей Бертой, положение вещей по меньшей мере другое. Можно было бы сказать, она активно не делает много вреда. Но разница между активным действием и пассивной подлостью не ерундовая вещица, как было показано в предыдущей главе, причем как в оценке жертвы, так и в оценке лица, совершившего или соответственно не совершившего действие. У Бентама этой разницы не существует, по меньшей мере в оценке "преступника". В обоих случаях он действовал бы активно, то есть не только перевел бы железно-дорожную стрелку, но и столкнул бы толстого мужчину с моста. Ведь в его утилитаризме важна только моральная полезность поступка. О тогда, как показано, нет разницы между активным убийством и "придется смириться со смертью". Хотя уравнение Бентама логично, человек все же, очевидно, не только "животное с логикой". Существуют более важные моральные принципы чем справедливость, тем более, что утилитаризм должен "защищаться" от критических выпадов на то, что не каждая справедливость интерпретируется и определяется личными представлениями о ней, которые к тому же подвержены влиянию чувств. В любом случае, люди обладают интуициями, которые не так-то легко определить или выделить из нравственности. Мораль и Право не могут быть построены на интуициях, но совсем без них они тоже не могут обойтись, чтобы не стать бесчеловечными.
И так, тетя Берта должна дальше жить, и надо избегать того, чтобы оценивать человеческую жизнь на основе ее полезности. Но остался один острый вопрос, который так и не был совсем объяснен: а как тогда иначе определяется ценность жизни? Откуда появляется эта ценность? И когда она появляется?