Чваков Димыч. 79-ой номер журнала "Edita", публикация

EDITA

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ В ВЕСТФАЛИИ

ВЫПУСК 79

ОСЕНЬ 2019

В журнале опубликованs рассказы:

Цирк уехал...

...и остывало под вечер набродившееся за долгий июльский день солнце. И распахивались окна, впускающие в тесноту душных квартир обволакивающее желе северной ночи, которая уже перестала быть "белой", но всё ещё не могла похвастаться радикальной чернотой, взбодрённой лишь зеленоватой мистической луной Архипа Куинджи. И становилось тихо и покойно... И почти никто не заметил, что цирка уже нет.

... цирк уехал.

И клоуны тоже оставили город, покинув в нём счастливых на своём третьем дне беременности оптимистичных матерей-одиночек (в ближайшей перспективе) и заместителя мэра по культуре с больной от многодневного запоя головой, в которой крутилась странная фраза "...нечутко вопиющее словосмешение с присовокуплением в городской быт ценностей современной мировой культуры..."

Чёрный пудинг

Частокол из редко высаженной арматуры рухнул, полосатая лента упала - заграждение было немедленно поглощено ямой, вывернутой наизнанку. На вершине инверсного дна сидело нечто, напоминающее Мойдодыра, но без мочалки и в треуголке из географической карты мира на голове; без вторичных половых признаков на лице (или - морде?) - наверное, недавно побрилось.

Нечто выглядело сгустившимся киселём из ежевики - цветовой гаммой, а формой больше напоминало недавно наполненного водой безгорбого верблюда, причём наполненного по самую горловину - того и гляди, треснет по шву. Впрочем, никакого шва не просматривалось. И был ли он на теле существа, о том не знает ни одна живая душа.

Кисель - так окрестил неизвестное создание Вурст - потянул ноздреватым, будто сыр, носом и гневно сморкнулся чернильным облаком в сторону "Лады-Калины". "Не любит отечественного производителя, ишь - гневается", - подумал Аркадий, изучая новоявленного Мойдодыра, совершенно не удивившись его появлению. С учётом импульсивности характера Вурста, обстоятельство крайне диковинное. Наводит на размышление, а не повлиял ли Кисель на характер героя неким нетрадиционным образом.

Полицейские же отчего-то даже не смотрели в сторону чуда. Они вовсе никуда не смотрели, застекленив глаза и замерев в позе назойливых попрошаек с ухабистой дороги жизни. Поражённый увиденным, Аркадий оглянулся. Эге, так и в округе никто не шелохнётся. Ничто и никто. Даже дым, выползающий из устаревшей угольной котельной, завис на видавшем виды застиранном пододеяльнике городского неба свалявшимся куском плохо выстиранной ваты, замер и никуда не двигался.

Африка-бамба

Попугаи просто замечательные. Красавцы, аристократы! Сначала к русским недоверчиво относились, а к концу первой недели уже с ладони клевали. Впрочем, одной рукой подобного пернатого парня долго держать нельзя - весили наши крылатые сторожа чуть ли не с изрядную кошку. Перед отъездом мне одного местные хлопцы задарить хотели, но я представил, сколько хлопот будет, чтобы получить разрешение на вывоз птицы из страны, и не взял. Вернул с благодарностью, присовокупив командирские часы в придачу... так у них принято, если от подарка отказываешься. Или не принято, а просто меня развели на "фу-фу"? Собственно, я не в обиде - хорошие ребята конголезцы... век бы их не видеть. И не приведи тебе Господи работать с ними вместе - ленивые, как питон после обеда.

На вилле тихо, спокойно, но только выходишь за забор, там толпа детишек, как в мультике "Каникулы Бонифация". "Мистер, мани! Мистер, мани!" - кричат. А взрослые не скачут, не бегают, а только сидят вдоль ограды, смотрят печальными, как у больной коровы глазами, будто сказать что-то хотят. Но не говорят - лень раньше них родилась. И это не только посторонних конголезцев касаемо, а и тех, что у нас на вилле подвизались.

Командир экипажа, который мы меняли, при прощании сказал:

- Сергей Иваныч, ты гоняй тут всех на пинках, иначе они работать не будут.

- Почему?

- А потому, что у них и завтра будет тепло... и послезавтра. Как в том анекдоте, помнишь? Вот им и в ломы...

Такси

Предчувствие не обманули Василия. В тот же день из машины начали пропадать пассажиры - либо, открыв дверцу, растворялись в воздухе, либо просто улетучивались из салона, иногда забыв что-нибудь на сиденье. Василий был в шоке. Но в ещё больший шок его повергло неожиданное понимание того, что исчезновение случается, когда маршрут движения проходит рядом с домом, где он живёт.

В первый раз Негасов не поверил, вновь посчитав всё произошедшее галлюцинацией от переутомления. Он тут же залез в портмоне, куда прятал выручку, и быстро обнаружил сотню, которую давал пропавший пассажир. Всё, в общем-то, в полном порядке: сговорились о цене, водитель получил деньги вперёд... а потом клиент буквально испарился из машины.

Василий обратился в ближайшее отделение полиции, но там его обозвали "перебздевшим совком", мол, пассажир передумал захотел пройтись пешком... ничего особенного...

И так продолжалось три месяца кряду: люди методично пропадали из машины, как только Негасов проезжал мимо своего дома. И всякий раз это происходило в ночную смену... И всякий раз исчезнувших никто не искал... Чёрт, какого рожна всем пропавшим обязательно было проследовать по адресу, который находился неподалёку от Негасовского местожительства?!

Василий принялся объезжать собственный дом за три квартала, а заказы в свой район перестал брать вовсе, за что его немедленно лишили месячной премии.

Веденьев день

Лезу под накидку в коляске, достаю документы на мотоцикл, сравниваю. Номера совпадают. Хм, интересно, а что я хотел-то... Только данная информация ни черта мне не даёт, пока я не вспомню, какой же у меня на самом деле...

Впрочем, стоп, вот жена на крыльцо вышла. Смотрит на меня с укоризной. Сейчас спрошу.

- Дашуня, подойди сюда, пожалуйста. Глянь на технику. Мой это мотоцикл или нет, ёлки-двадцать?

- Вот допился дурень - сколько лет на нём ездишь, а тут не признал! - Думал я, не станет помогать супружница, ан, не угадал.

Подошла Дашка, платок пуховый на голове кокетливо поправила, на спидометр руку в варежке-самовязке положила и молвит ласково:

- Да твой, конечно. "Днiпро". Сам же говорил, мол, в честь дядьки из Запорожья его покупаешь. Странно даже, трезвый совсем, а ерунду спрашиваешь.

- Постой-постой, Дашуня, ты меня не путай! Я тогда в леспромхозе мотоцикл приобретал, а там - никакого выбора. Два "Урала" на складе стояло, причём одного цвета - "вороное крыло".

- Совсем из ума выжил старый чёрт. Тебя что - там у Кольки чем-то по голове огрели? Лучше б уж напился, - незлобно хихикнула супруга и в сенцы кошкой, гуляющей сама по себе, шмыгнула.

***

А также в номере опубликованы отрывки из сборника стихов "Межсезонье".

МЕЖСЕЗОНЬЕ

Межсезонье

Преодолев просторами пространство,

стремлю в сентябрь опять свои стопы.

Мне наплевать на золото убранства,

куда важней - во что одета ты,

и как ты смотришь грустно исподлобья,

и всё молчишь, как будто ни о чём.

А листопад - зимы грядущей лобби -

по парку жизни за собой влечёт.

В твоих тенях французское начало,

почти не виден этот макияж.

И солнце нынче греет крайне вяло.

Как в межсезонье парковый винтаж

смешал стальным дыханьем свежий ветер,

так я смешаю краски в облаках

и помечтаю между строк о лете,

которого в проекте нет пока.

Предвестники весны

Зима питается заливом -

как пьяный дворник, льдом хрустит.

В туманах тает перспектива,

и даже есть, о чём грустить.

Но ты бросай пустое дело

и ветром марево раздуй,

чтоб мга с бульваров улетела,

и чтоб хотя б одну звезду

ты смог увидеть над водою -

как свет зовущий маяка.

Залив - понятие простое,

в нём исчезают облака

и корабли... за горизонтом -

суть поясненье к кривизне

земли, сегодня это модно,

как первый прошлогодний снег.

Астральные колонны грядущего лета

Моя звезда сияет в вышине,

прижатая к галактике пружиной.

Здесь Аполлон придерживал коней

и Ален Прост калил на солнце шины.

Мой нежный свет от розового жёлт,

моя стезя туманится рассветом.

Ко мне давно в сознание забрёл

рубиновый мираж в обнимку с летом.

В его я честь исполню чистый блюз,

отсеивая джазовые ноты.

В семье большой нонета страстных муз

на жаркое сегодня снова мода.

На жёлтое поставив капитал,

рискую угодить в униформисты;

подумал и тапёрствовать не стал,

а замер, будто заяц в поле чистом.

Подался после в дальние края,

пытаясь за несбыточным угнаться.

Ах, кипарисы, пальмы, тополя,

отели, крокодилы, папарацци!

Шеренги строк, рассыпанные в прах,

опять в колонны вряд ли соберутся;

мой эгоизм - ветхозаветный враг

всех сексуально-свальных революций.

И только я, пригожий сам собой,

сияю на индийском побережье.

Влечёт астрал - полуночный ковбой -

коварно-обольстительный, как прежде!

Из арктических глубин...

Разбросаны одежды, ложе стынет

во льдах седых арктических пустынь;

душа моя покамест в карантине,

изрядно уже длится карантин.

Сижу в засаде, глажу снеги гребнем

однажды заблудившейся зимы.

Её наряд фактически нелеп и

шумит, как потревоженный камыш...

Она - любовь, хотя меня не любит

и слишком уж порою холодна...

Желать её, пожалуй, слишком глупо,

но чересчур навязчиво она

не хочет уходить, хотя пора бы;

живёт в моих нетопленных садах.

Зима, любовь вселенского масштаба,

гуляет по российским городам!

Взаимная влюблённость

Посмотрю я на осень с прищуром тревожным,

ощутив в сотый раз неумение петь.

Вышло, в общем-то, так, что теперь невозможно,

будто лёгкий сквозняк, затеряться в толпе.

И нельзя ускользнуть в дверь к отпетому лету,

где тепло отделяется сном от росы;

избегая дебатов и вздорных наветов,

замечать, как текут вдоль Вселенной часы.

Я измотан тоскою и страстным желаньем -

побыстрей окунуться в снега городов

и запрыгнуть в чужие - проворные - сани,

чтоб проехаться в них, как Онегин в ландо,

направляясь к Татьяне. Дорога желтеет,

из-за ели взлетает резная луна.

Неужели зима настом к утру твердеет,

и она так взаимно в меня влюблена?

Поют наяды по утрам...

Пан с наядами играл

по оврагам сонным.

осень - скучная пора;

зиму помнят клёны

и сиропом поят нас,

будто бы мадерой.

От весеннего вина*

веселюсь без меры,

вспоминая летний сон,

так на явь похожий.

Рассмеюсь тому в лицо,

кто обманы множит,

рассуждая о любви,

будто о нарядах.

Пан - козёл козлом на вид,

но поют наяды!

* - Сбор кленового сока обычно производят ранней весной- с конца января по конец апреля. Это так называемый "плач растений".

Мечта о лете

С мечтой о новом лете просыпаюсь

и просыпаю снежную пургу

нет, не люблю чрезмерного тепла я:

терпеть жару конкретно не могу.

Но всякий раз, когда зима приходит,

хочу узреть июльские сады

и буйство красок в нашем огороде,

и бузины мажорные ряды.

Хочу ловить ноздрями запах сена,

как будто вороной стоялый конь...

А на дворе - лишь снегу по колено,

и лето снова где-то далеко.

Адвокат

Лучше холод, чем слякоть укора

безнадежно унылого дня.

Тормозит красный глаз семафора

на скаку поезда и коня.

Не уходит тягучая сырость,

приводя в суету календарь.

Журавлей потянулись пунктиры,

как когда-то, наверное, встарь,

в направлении - там, где экватор.

Только я всё на север спешу;

стал давно я ему адвокатом -

как десантнику друг-парашют.

Холод, снег, беспробудную спячку

предстоит пережить, а пока -

поезд, слякоть, продольная качка,

обложные навзрыд облака.

От осени к весне

Осенние невзгоды отлетели,

и промелькнула пьяная зима:

метель, ментол, случайные отели,

весна пророчит сказочный роман.

И поминая прежних листьев роскошь,

сижу с надеждой - что-то впереди.

И ульи, опечатанные воском,

медведь-шатун спроста разбередит.

Но нет тех листьев... испарились в пепел,

я их искал, но так и не нашёл,

как Агасфер... Что может быть нелепей! -

искать нетленный серый порошок.

Осенние невзгоды позабыты,

зима в осадок выпала, как встарь,

а в лето дверь давным-давно открыта,

как и твои упругие уста...

Зима, фейерверк

Зима свалилась нежной бахромой

сосне столетней в хвойное подбрюшье.

Луны замерзшей ледяной лимон -

предвестник скорой и глубокой стужи -

царит на небе смятым пятаком,

а там внизу позёмок сеет крупы.

И я, не будь сегодня дураком,

намажу кремом треснувшие губы

и поднимусь тихонько к облакам,

преодолев земное притяженье.

Эх, не везёт чертовски дуракам,

а мне везёт во всех моих движеньях.

Любуюсь на сугробы и пою,

и не боюсь простыть таким манером.

А где-то в мою честь свистит салют,

петардами тревожа атмосферу.

Там расползлись густые витражи

блистающего дымного порока...

Зима упала мёртвою, лежит,

как сбитая морозами сорока.

Blue

Я надую болота холодом,

я сорву голубой цветок...

Лепестки - словно лёд наколотый:

к завитку пристаёт виток.

Лепестки эти в реку выброшу,

там довольно голубизны.

У тебя непременно выспрошу,

как готовить цветные сны.

Ты - усталая, приморожена

к тишине голубого дня.

Ах, пропой мне, душа, если можно,

а нельзя - так на слух попеняй.

вчерашние стога

сплюну в кювет слюной -

горькая самокрутка...

знаешь, война войной,

лишь бы была побудка

вовремя и легка,

словно побеги снега...

капают облака

в самую гущу века.

с завистью я гляжу

в эту определённость...

я не король, но шут,

снявший вчера корону...

жарок был и горяч,

словно из солнца соткан:

август - гнедой палач -

царствует в сена копнах.

По кругу

...так трепещи, усталый адвокат

рецидивиста ретро с кличкой Лето!

Бочок земли по-прежнему покат

и солнцем осени она ещё согрета.

Но это, понимаешь, не итог,

коль впереди иные предпочтенья.

Едва лишь устремишься за порог,

тебе навстречу из инверсной тени

зима придёт, безумно хороша,

в воздушно-восхитительном наряде.

Я вслед за ней крадусь, едва дыша

одышкой утомлённых демократий.

И жду весну, наивностью томим,

поклонником акаций и сирени...

Ну, здравствуй, май, и лето вслед за ним -

пора сиест, любви и удобрений,

жары, немытых фруктов-овощей,

нахальных мух и комаров подвальных,

описторхозом проклятых лещей

и катастроф погодно-аномальных...

Так трепещи, усталый адвокат!

Ноябрь-лаборант

Пахнет небо купоросом,

лаборант ноябрь смеётся.

Кислотою травит осень

прободение эмоций.

За околицей копёнка

перегнивших трав с цветами,

дети тискают котёнка

на классическом татами.

Жесть неспелых откровений

разливается дождями

в ледяную суть явлений

городскими новостями.

Пахнет осенью тревога

неуместных ожиданий...

Далеко отсель до бога,

впрочем, вряд ли ближе станет.

Переходный период

Сгорело лето без остатка,

как говорят ещё - дотла;

теперь - пожалуйста, осадки

и нижний минимум тепла...

Ворчат промокшие сороки

в кустах рябины под окном,

а с неба отжимают соки

прозрачным ледяным вином

густые тучи рук Господних.

В разбитых пролежнях земля.

Преддверьем света новогодним

ложится снег на тополя.

Цветение

Ускользает букет незаметно,

как амброзии дух-аромат...

...ненавязчиво... ветхо... заветно...

покидая мои закрома.

На аллее, развеянный ветром,

он исчезнет, мгновением губ

зафиксировав тонкую ветку

как упавшую с неба мечту б.

Остаётся сирени похмелье

утром, раненым в сон, неспроста.

Аромат свежесрубленной ели

сохранять отчего-то не стал,

а запомнил вишнёвую негу,

пены майской густое амбре...

Ах, весна - мой неистовый лекарь

с небом в цвет голубого шамбре!

В сугробе

Позёмок в лесу гуляет

да холодом ноги жжёт.

Зима нынче дюже злая,

и месяц сердито-жёлт.

В ночи шелестит сугробом

упавший с небес глухарь.

Мы с ним там озябли оба,

и делим седой сухарь,

зарывшись в снегу глубоком,

наверное, до утра...

На мой прислонился локоть

и этому факту рад

манерный пернатый ангел

раскрывший роскошный хвост;

а глаз - как горящий факел,

белёсый с горбинкой нос...

Удачная вышла встреча,

только бы не околеть!

Впрочем, метели не вечно

на мой возбуждаться след...

И мы с глухарём соседи,

как минимум, до зари...

А где-то гуляет ветер,

но сверху... а мы - внутри!

Комментарии: 2, последний от 24/09/2019. © Copyright Чваков Димыч (nudless@mail.ru) Размещен: 24/09/2019, изменен: 24/09/2019. 27k. Статистика. Статья: Проза Не сгоревшие рукописи Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2
Аннотация: Ссылка на публикацию в 79-ом номере журнала "Эдита"

Чваков Димыч : другие произведения.

79-ой номер журнала "Edita", публикация