Ясько Георгий Юрьевич : другие произведения.

Чаша Флоренского

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    11 миниатюр. Флоренский и атомная бомба. Флоренский и смерть. Флоренский и Блаватская. Флоренский и поповство. Флоренский и Преподобный Сергий. Флоренский и Христос. Флоренский и музыка. Флоренский об Андрее Белом. Тайный Флоренский. Нимб Флоренского. Чаша Флоренского.

Тайный Флоренский.

http://yasko.livejournal.com/37977.html

   В разные времена Флоренский повторял в своих трудах одну и ту же мысль: "Если чужая душа - п о т ё м к и, то тем более потёмки - душа мыслителя, который столь же желает раскрыться, сколь, если не более, сокрыться от враждебного и назойливого любопытства чуждой ему толпы. Но наряду с этой сокрытостью, оставляются мыслителем и лазейки к его тайнам".
  
   Причина этого вот в чём: : "... предмет искусства хотя и называется вещью, однако, отнюдь не является в е щ ь ... не есть неподвижная, стоячая, мертвая мумия художественной деятельности, но должен быть понимаем как никогда не иссякающая деятельность творца хотя и отринутая от него временем и пространством, но все же неотделимая от него, все еще переливающаяся и играющая цветами жизни, всегда волнующаяся энергия духа".
  
   Т.е. он очень остро ощущал, то, что в разной степени ощущают "от сердца" пишущие люди: слова его произведений являются кодом доступа для вдумчивого читателя к нему самому, к его сердцу, к его персоне. И он стремился оградиться от дружелюбного или враждебного любопытства. Зачем же он тогда писал? Затем, чтобы не напрасно искали ученики своего Гуру. Чтобы предоставить к себе доступ вдумчивым ученикам, ищущим Учителя и владеющим уже навыками концентрации, сосредоточения, которые позволяют им проникать сквозь слова, к сути текста, к его идее, а через неё и к автору. Вступать с ним в реальный контакт, общение, диалог.
  
   "Слово всякого языка и во всяком виде, пока оно живо и произносится устно или умно, есть конечно, отражение идеи и имеет реальную связь с идеей, - а идея - тоже реальность, имеющая и ипостасное бытие... Так же и имя "Иисус"... "Бог-спасение", или "Бог-Спаситель", или "Богочеловек", - идея Богочеловека и ипостась Богочеловека. Спаситель Богочеловек может именоваться на бесчисленном множестве языков, живых, мёртвых и будущих (Брама, Гор, Будда, Кришна, Авалокитешвара, Майтрейя - Г.Я.) - и бесчисленное множество раз - телесно и духовно. И все эти бесчисленные слова-имена имеют свою реальность и ипостасность, как в произносящем субъекте-человеке, так и в произносимом объекте-Богочеловеке. Кто бы, когда бы, как бы ни именовал Спасителя, именующий каждый раз вступает в такое или иное отношение реальное к именуемому. Я хочу сказать: раз известное слово-имя соединено с известною идеею и её отражает в себе, то, пока эта связь есть... необходимо бывает реально-ипостасное отношение субъекта-лица, произносящего слово, к идее, коей носителем является объект-произносимый, тоже лицо. Таким образом субъект (лицо ипостась), произносящий слово "Иисус", или "Богочеловек", или "Бог-Спаситель", - необходимо вступает в то или иное отношение реальное к идее и ипостаси Богочеловека. (...) Так - каждое имя и всякое слово. (...) Наша мысль есть движение духа, наше слово есть духовно-телесное движение. И это движение может ставить нас в более тесное единение с Богом, как бы даёт нам осязать Бога".
  
   "Так - каждое имя и всякое слово. Наша мысль есть движение духа, наше слово есть духовно-телесное движение". И это движение может ставить нас в более тесное единение с Флоренским, как бы даёт нам осязать Флоренского.
  
   Флоренский является теургом. Культура, одним из столпов которой он является - не блажь, а дело Господне, дело Матери - Природы порученное Ею нам. "Для нас смысл и оправдание нашего бытия - в области сверх-человеческой, потусторонней, в трансцендентном. Платоновская идея как конкретное совершенство и высшая реальность, вот что должно, по нашему же сознанию, руководить нашей деятельностью в каждом её моменте. И понятно, что эта трансцендентность нашей культуры находит себе выражение в способе понимания, что такое культура вообще. Для нас культура это есть идеал, система идеалов, и, наконец, существо идеальнейшее, Христос. Мы считаем народ культурным или некультурным в зависимости от того, есть ли у него идеалы, или нет их. Но наличным устройством жизни мы интересуемся мало, а в душе даже осуждаем такой интерес, как мелочность, как культурную нравственную приниженность. - Напротив, для Запада жизнь оправдывается и осмысливается имманентно, т.е. находит смысл свой в области чисто человеческой, посюсторонней, трансцендентальной. Эта трансцендентальность культуры находит себе выражение и в способе понимания Западом, что такое культура вообще. Культура для Запада - это учреждение, устройство жизни системой учреждений...", - писал Флоренский. Культура подменяется Цивилизацией.
  
   Культура, (все вида искусств, включая науку - искусство добывать знание) это другое наименование теургии. "Понятно, что иначе и быть не может. Изящные искусства, исторически суть выпавшие из гнезд или выскочившие звенья более серьёзного и более творческого искусства - искусства богоделания - ф е у р г и и. Ф е у р г и я, как средоточная задача человеческой жизни, как задача полного претворения действительности смыслом и полной реализации в действительности смысла, - была во времена древнейшие точкою о п о р ы всех деятельностей жизни; она была материнским лоном всех наук и всех искусств. Она была реальным условием развития самосознания, родником жизни, в с е ю деятельностью человека. Все деятельности находили в ней своё единство и вне её рассматривались как существующие легкомысленно, поверхностно, блудно, так сказать, и, следовательно, незаконно и болезненно. Точнее сказать, автономное существование внефеургических деятельностей было кощунственным п р е с т у п л е н и е м и рассматривалось именно так. А во времена ещё более давние самая мысль о возможности самостоятельности их не возникала, и не могла возникнуть: в крепком и здоровом сознании исключается и проблеск безумия.
  
   Но когда единство человеческой деятельности стало распадаться, когда феургия сузилась только до обрядовых действ, до культа в позднейшем смысле слова, то деятельности жизни, выделившись из неё и, так сказать, узаконив своё блудное существование, свою преступную самостоятельность, свою вне-божественную самодовлеемость, стали плоски, поверхностны, без внутренне-ценного содержания. Они тогда лишились истинной точки своего приложения, а потому - и прочной уверенности в безусловной нужности своей. Содержание их перестало существовать как безусловно ценное и непреложно реальное. Форма и содержание разделились и стали соприкасаться случайно и произвольно. Деятельности перестали быть сами собою разумеющимися в уставе жизни и стали капризом, прихотью, роскошью, выдумкою, - не "в самом деле", а "нарочно". И тогда деятельности обратились от Р е а л ь н о с т и и С м ы с л а - к реальности и смыслам, т.е. в своей раздельности от Первых, стали реальности пустыми, а смыслы ложными. Вещи стали т о л ь к о утилитарными (полезными), понятия, - т о л ь к о убедительными.
  
   Но утилитарность уже не была знамением реальности, а убедительность - истинности. Всё стало подобным Истине, перестав быть причастным Истине, перестав быть Истиною и во Истине. Короче - всё стало светским. Так произошла западноевропейская гуманитарная цивилизация - гниение, распад и почти уже смерть ч е л о в е ч е с к о й к у л ь т у р ы. Так распалась и разложилась на специальности, подробности и частности, из которых ни одна не необходима и все случайны и условны, человеческая личность, утерявшая безусловное условие своего единства, а с ним - и крепость ноуменального самосознания. Так рассыпалась душа в сумму помыслов и прираждений, т.е. состояний, навеваемых случайными ветрами извне".
  
  
   Сегодня, когда вектор развития человечества повернулся от внешнего к внутреннему, от анализа к новому синтезу, к Духу, человечество вернётся к "искусству богоделания" - "феургии", по слову П.А. Флоренского, к "теургии" по слову Вл. Соловьёва. К Культуре по слову Н.К. Рериха.
  
   "Проклят будь всяк, творяй дело Господне с небрежением", - сказал пророк Иеремия. Что это за дело? Из пространства всеобщей продажности, в которое превратилась наша жизнь путём стандартизации, усреднения, упрощения, имитации и, наконец, подмены всех человеческих ценностей, и самого человека, затосковавший человек мечтает вернуться к подлинному, к реальному, к себе. Тоска по цельности неотделима от высокой деятельности, от аскетики, как от искусства личного богоуподобления. Данное искусство, "художество художеств", доступно всем. Повышение качества всякой деятельности - уже требует известных самоограничений. С самоограничения с добровольно накладываемой на самого себя дисциплины и начинается культура, Богоделание. Можно совершенствоваться в мытье полов. Это называется "кармайога". Одно из значений слова "йога" - "связь", в случае с термином йога - связь с Божеством.
  
   Что значит "быть культурным"? Это значит - делать своё дело с любовью.
  
   Бог есть любовь.
  
   Читайте Флоренского.
  
   Но чтобы понять язык таких как Флоренский и ощутить почву "под словами", желательно прежде изучить хотя бы "Тайную Доктрину" Е.П. Блаватской. Тогда Ваш ум легче найдёт лазейки к тайнам Флоренского, а Ваше сердце скорее получит прямой провод к его сердцу.
  
   P.S. Как пишет игумен Андроник (Трубачёв) насельник Троице-Сергиевой Лавры: "Почитание мученической кончины отца Павла можно отметить как в Русской Православной Церкви, так и в Русском зарубежье.
  
   В Русской Православной Церкви одним их наиболее авторитетных источников в данном вопросе является "Заупокойный синодик подвижников благочестия земли Русской", составленный в конце 1950-х годов исповедником веры и богословом-литургистом святителем Афанасием (Сахаровым), епископом Ковровским, для храма в честь всех святых, в земле Российской просиявших. Имя "иерея Павла" внесено им под N 2998 для поминовения по 6-й песне заупокойного канона на священническом возгласе "Яко Ты еси..." (...)
  
   В Русском зарубежье почитание мученической кончины отца Павла началось как только стал известен факт его кончины в лагере. 11 апреля 1943 года в православном Богословском институте в Париже состоялось собрание". С этого дня до сих пор, в Русском зарубежье он почитается как неканонизированный мученик, свидетель веры. Воссиял он на иконе Русской Православной Зарубежной Церкви "Собор Новомучеников Российских" (1981). "Всё это свидетельствует о том, - это опять игумен Андроник, - что, прибегая к памяти отца Павла, верующие видят в нём образ священномученика Христова, чьи молитвы помогают обрести милость Божию".
  
   Л.В.Шапошникова пишет, что католической церковью Флоренский признан новомучеником. В Италии, в Ватикане, в часовне Пресвятой Богородицы "Redemptoris Mater" на мозаике о. Марка Рупника (1999 г.) есть изображение Павла Флоренского.
  
  
   Флоренский и атомная бомба.
  
   http://yasko.livejournal.com/24676.html
  
   В 1928 году М.А. Булгаков начнёт первый вариант Романа. Его героем будет человек по имени Феся, в котором многие исследователи угадывают Флоренского. От чего в каноническом варианте останется только строчка:"Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!" (И последние страницы "М. и М.", где Воланд и другие всадники принимают свои истинные облики, в которых видят аллюзии с книгой "Мнимости в геометрии" Флоренского.) Булгаков любил Флоренского, он, конечно знал о "любви" Флоренского к Канту, о том, что Флоренский сидел на Соловках. О том, что когда его забирали, и жена его спросила у чекиста: "За что вы его?", - тот ответил: "За то, что он доказал существование Бога".
  
   А за что они, действительно, посадили Флоренского? Ну, мало ли за что тогда сажали? Но есть и конкретная причина.
  
   Я думаю - за то, что он отказался делать для них в 1930 году атомную бомбу.
  
   Для чего с ним несколько раз встречался в конце 20-х второй человек СССР, создатель "непобедимой и легендарной" - Л.Д. Троцкий? Просто так, от нечего делать, из любопытства? Как пишут некоторые. Из любезности,- просто подвозил на своей машине на работу? Что этому лидеру оппозиции в период обострения внутрипартийной борьбы, когда земля под ногами у него горела больше нечем было заняться, как попа на работу в Совнархоз подвозить? А Флоренский учился в гимназии в одном классе с другим будущим лидером оппозиции Каменевым, который знал, что Флоренский всю жизнь серьёзно занимался физикой, отец его не миллионер, а инженер путеец даже ему купил в последних классах гимназии аппарат Рентгена в Германии. Много в конце XIX века аппаратов Рентгена было в России?
  
   Идея атомной бомбы в воздухе витала. Друг Флоренского Андрей Белый 19-20 июня 1921 года писал: "Мир - рвался в опытах Кюри атомной, лопнувшей бомбой на электронные струи невоплощенной гекатомбой..."
  
   "Вот Флоренский нам атомическую бомбу и сделает. Он гений, он сможет".
  
   Патриотично ли было Флоренскому в 1930 году отказать в этой просьбе Троцкому? О Хиросиме то Флоренский не мог знать, а вот эти слова Троцкого знал наверное: "Если у нас не получится с мировой революцией, то мы уйдём с мировой сцены. Но при этом так хлопнет дверью, что эта сцена обрушится". Т.е. им Россия нужна была как запал для мировой революции.
  
   Дочь Ольга вспоминала слова Флоренского периода 1930-1932 годов: "Я бы мог изобрести оружие, которое завоевало бы весь мир, (он сжал кулаки, желваки заходили так, когда скрипят зубами), но я не буду этого делать, нет, не буду".
  
   (П.В. Флоренский считает, что причина второго ареста с 25 на 26 февраля 1933 года - мистическая, - Флоренский был инициатор спасения Главы Преподобного.)
  
   Но одно другому не мешает. Ведь непонятно, почему в 1934 году, когда Масарик президент Чехии попросил Сталина отпустить Флоренского туда, к ним, уговаривать з/к Флоренского написать прошение о помиловании, которое должно было начать этот процесс высылки, на месяц на Дальний Восток отправили жену Флоренского и троих его малолетних детей? Много нам таких фактов известно? И много нам известно фактов, чтобы проведя месяц с семьёй з/к отказался покинуть Гулаг и был в день отъезда семьи в Сергиев Посад арестован, и отконвоирован на Соловки, откуда он уже не вышел.
  
   Вышел к расстрельному рву на Левашовской пустоши.
  
   Он - то знал, что ему скажут, если он напишет прошение о помиловании и делу дадут ход: "Вы нам сначала сделайте то, о чём Вас просили, а потом поезжайте в Чехию". Это я так думаю. А как иначе объяснить свидание с семьёй? Гуманизмом совейской власти, разве что.
  
   Флоренский и смерть.
  
   http://yasko.livejournal.com/27546.html
  
   "Вечер и утро особенно благодатны. В прежнее время, приезжая с ночным поездом из Москвы, я шел бродить по росистым лугам.- Пишет Флоренский в 1922 году.- Восток только начинал розоветь. И несказанная радость и чистота, вместе с каплями, осыпавшими меня с какого-нибудь орешника, струились широким потоком в душу, да и не только - во всё существо. Каплею висела у горизонта Утренняя Звезда. Но знало сердце, что эта Звезда дрожит не вне его, не на своде небесном, а во внутренних пространствах самого сердца, расширенного до небосвода. И, восходя в сердце, восходящая Звезда была прохладна, и девственна, и чиста.
  
   Порою, вечерами, бродил я по холмам и лугам. Набегающая прохлада заката омывала душу от волнения и тревоги. Вспоминалось о том перво - зданном ветерке вечернем, в котором и которым говорил прародителям Создатель их (Флоренский намекает на известное место (3 Цар. 19.12), где говорится, что Бог явился пророку Илии не в бурном ветре, не в землетрясении, и не в огне, но как "веяние тихого ветра", как "глас хлада тонка", согласно славянскому тексту, - Г.Я.); и это воспоминание пробегало по спине прохладным восторгом. Полузабытое и всегда незабвенное золотое время Эдема, как отлетевший сладкий сон, вилось около сердца, трепетало, задевало крылом - и снова улетало, недоступное. Грустилось о былом, былом в веках и где-то вечно живом, живущим и доныне; и благодатная грусть сливалась с влажным сиянием Звезды Вечерней, такой бесконечно далёкой, светящей из прозрачных изумрудных бездн, и такой близкой, заходящей в сердце. Где-то вдали мерцала пастушья теплина. И милой была она. И милыми были все сидевшие возле. И, как ранее, в Звезде Утренней, так и теперь в Звезде Вечерней, сердце любило - Кого-то".
  
   Это описание переживаний посвященного в Мистерии. На Флоренского надо смотреть как на "дваждырожденного". О необходимости родиться второй раз, "свыше" говорится в евангелии от Иоанна (3:3-7), но это общечеловеческое знание. Звезда посвящения (звезда духа, Монада), которая восходит в сердце посвященного; воспоминание о первозданном состоянии Вселенной, в котором "Единое во всех, и все в Одном", - всё приводит к одному средоточию - духовному браку человека и Вселенной, центральному событию, венчающему усилия вечного странника небесного - человека, свершающего свой эволюционный путь в космической бездне.
  
   В своей великой повести "Детям моим. Воспоминанья прошлых дней". Флоренский пишет: "Про себя я, по крайней мере, могу сказать, что вся последующая жизнь мне не открыла ничего нового, кроме одного, - о чем будет сказано ниже, - но и то - открыла не познанию, а открыла смерти, после которой я стал уже не я". Как это можно понять, если не знать, что речь идет об эвтаназии. Как писала Е.П. Блаватская: "Этот вид легкой "смерти", или euthanasia, имеет Эзотерическое значение. Он символизирует "смерть" каждого Адепта, достигшего силы и степени и так же очищения, что дает ему возможность "умереть"... и все же жить и продолжать сознательную жизнь... Вариации на эту тему бесконечны, но тайный смысл всегда одинаков. Выражение апостола Павла, "что не видел смерти" (Евр.11.5), имеет, таким образом, Эзотерический смысл, но ничего сверхъестественного"
  
   Вопрос об эвтаназии, (т.е. переживании смерти корня самости при жизни) рассмотрен им в статьях "Не восхищение непщева" http://culture-vl.nm.ru/nevos.zip ,"Рассуждение на случай кончины отца Алексея Мечева" http://culture-vl.nm.ru/metchev.zip "Памяти Владимира Францевича Эрна" http://culture-vl.nm.ru/ern.zip . Причем в этих работах даны такие тонкости этого дела, сокровенный его смысл, что становится понятным, Флоренский не только был посвящен в таинство преображения, но и сам уже, видимо, был таким посвятителем. "Человек умирает только раз в жизни, и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его происходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо приобрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших. Этот-то опыт смерти и дается подвижничеством. В древности училищем смерти были мистерии".
  
   "Христианство есть и должно быть мистериальным. А что для внешних - то пусть будут протестанствовать". Что значит - в христианстве есть Мистерии, есть и Посвященные. Далее: "И посвящение не извне привносит в нас язык символов, но раскрывает и воспитывает врученные ему задатки. Может быть, без такого воспитания в некоторой исторической среде некоторого сверх-народа, каковым должно считать всю организацию посвятительных центров в ее целостности, может быть, без этого прикосновения к над-индивидуальным общественным силам не может проявиться сокрытый в возможности символический язык; думаю так..." Мы знаем, что Флоренский всегда говорит, основываясь на фактах, на конкретных проявлениях реальности. Он наш представитель в том сверх-народе преображенных, ("посвященных", - устар.), которым является человечество в его грядущей всецелости. В богочеловечестве.
  
   Флоренский орудует не метафорами, он конкретен. Вот он пишет, что смерть - может быть рождением в жизнь вечную, поэтому Ангелы Смерти всех времен и народов всегда имеют при себе режущий предмет, чтобы перерезать пуповину. Метафора? Но вот йоги говорят: "Пуповина соединяет астральное тело с физическим". Есть невидимая "пуповина", соединяющая душу человека с телом, ее-то и перерезает Ангел Смерти "при смерти". У посвященных это второе рождение, (с переживанием акта трагического разрыва связи души с телом) происходит еще при жизни данной персоны. Что сопровождается смертью самости. Настоящей смертью, с ее ужасом, с визитом Ангела Смерти, работающего соответствующим инструментом. Поэтому, при успении своем они уже "смерти не узрят", а перейдут в иные миры без шокирующего пресечения сознания. В Отчий Дом вернутся. В круг друзей - Отцов и Учителей.
  
   "Умереть для мира - это значит коренным образом уничтожить внутренний водоворот, силою которого все явления в мире мы соотносим с самим собою и разбираемся в них, отправляясь от этого центра перспективы, а не объективно, т.е. в отношении к истинному центру бытия, и не видим их в Боге. В своём восприятии мы всякий раз извращаем порядок мироздания и насилуем бытие, делая из себя искусственное средоточие мира и не считаясь с истиной соотнесённостью всех явлений к истинному средоточию: мало того, даже его, этот абсолютный устой мира, мы опираем на себя, как спутник и служебное обстоятельство нашего Я. Назвать ли этот способ действия по-профессорски "синтетическим единством трансцендентальной апперцепции", или по-русски коренною греховностью нашего существа - суть дела от того не меняется.
  
   Но чтобы этого не было, надо видеть Бога: тогда лишь можно будет видеть в Нём и всё бытие, а в том числе - и самого себя, и тогда лишь наше созерцание мира может быть объективно. Но "никто не может видеть Бога и не умереть" (Исх. 33:20) Чтобы увидеть Его - необходимо вырваться из своей самости, ибо до тех поры мы будем видеть лишь искаженные образы, соотносимые с этой самостью, и, следовательно, в самом Боге мы не сумеем увидеть Бога, а будем видеть лишь различные идолы своих пристрастий. Увидеть Бога - это значит перенести своё Я из ветхого Адама, из организма своей самости в абсолютную истину. Однако этот перенос не должен разуметься отвлечённо и смягчённо благополучно. Это ничуть не интеллектуальная интуиция и тому подобные умственные акты и психологические состояния, ни к чему не обязывающие и не требующие жертвы, - не частично жертвовать чем-нибудь из своего, а полной жертвы всем самим, и при том в самых глубоких его корнях, - кровавой жертвы самостью. Об этот жертвоприношении себя, конечно, нетрудно писать и говорить, как вообще нетрудно писать и говорить о чужой смерти. Но на самом деле, жизненно, оно есть смерть, и при том не поверхностная, физиологическая смерть, нередко мало сознаваемая, а до конца сознательная гибель всей самости, испепеляемой в самих своих основах. Вся она напрягает тогда силу, сотрясаемая ужасом и тоскою, несравненно более леденящими, чем те, которые мы называем смертными. Нередко человек кончает с собою, ужасаясь предстоящим позором или потерпев неудачу в том или другом страстном влечении, которое он к тому же не одобряет, рассуждая отвлечённо. Это значит, самооберегание самости так велико, что оно преодолевает даже леденящий ужас физического инстинкта жизни. Так - когда самость задета периферически, в одном из своих проявлений. Что же должны думать мы о силе её отпора, когда ставится вопрос уже не о том или другом из её проявлений, а о ней самой, в самом её средоточии? Конечно, для неё это несравненно более жгучая борьба, чем только за физическую жизнь, и победа над нею есть смерть более глубокая, чем только физическая смерть. Когда апостол Павел говорит, что он умер для мира, это не только метафора в смысле необходимого ослабления силы его слов, а напротив - нечто обратное гиперболе, ибо энергия его слов должна быть неимоверно повышена: эти слова надо бы кричать, а не говорить, чтобы они достаточно задели сознание. Умереть для мира - означает великую тайну... Да, можно оставаться среди людей и делать вместе с ними дела жизни, но быть мёртвым для мира и руководить деятельностью своего тела, находясь уже не в нём, а со стороны, из горнего мира", - писал Флоренский 13.08.1923 года.
  
   "Если бы меня спросили, - пишет С.И. Фудель, - как в общем итоге определить значение Флоренского для людей, я бы сказал, что оно может быть сведено к властному направлению нашего сознания в реальность духовной жизни, в действительность общения с божественным миром".
  
   Флоренский является одним из вождей человечества, сама природа-Мать наделила его своею властью над нами. Да, он не был овцой из стада. Сидение под чахлой костромской березкой (Флоренские из костромичей) в его душе совмещалось с бешенной скачкой на арабском скакуне по знойной пустыне (это от карфагенских предков).
  
   26. 02. 1933 года он был сослан на Дальний Восток, Ему относительно повезло, на пересылке его узнал человек, который смог освободить его от общих работ. На станции Сковородино о. Павел занялся изучением вечной мерзлоты. Он был бесконвойный, занимался наукой. В 1934 году президент Масарик обратился к Сталину с просьбой - освободить Флоренского и дать ему возможность выехать в Чехословакию. Москва выдвинула одно условие - Флоренский должен написать прошение о помиловании. ГПУ доносило, что Флоренский не отказался от сана, не отрёкся от веры. В стенах научных советских учреждений, в которых ему приходилось служить после революции, он появлялся в рясе с крестом на груди. Кремлю было важно сломить Флоренского, заставить Гиганта Духа преклониться перед ним. А собирались ли на самом деле отпускать Флоренского за границу - дело другое. Я то думаю: они хотели заставить его сделать им атомную бомбу. http://yasko.livejournal.com/24676.html Чтобы повлиять на зека власти пошли на беспримерный шаг. В июле-августе 1934 года к нему в Гулаг разрешили приехать жене Анне Михайловне с тремя младшими детьми Ольгой, Марией и Михаилом. Но Флоренский отказался преклониться перед антихристовой властью, не стал писать прошения о помиловании. На глазах детей и жены, в день их отъезда, он был взят под стражу и 1 сентября 1934 года отправлен по этапу на Соловки. Заключение в этом лагере завершилось для него 8 декабря 1937 расстрелом.
   "А отойти бы, как и родился: на закате", - мечтал Флоренский. Не "отошел" он, его "вытолкнули" пулей. Впрочем, перерезать нить земной жизни человека, как мы знаем, "уж наверно может лишь Тот, Кто подвесил".
  
   "Аминь, аминь глаголю вам: аще кто слово Моё соблюдёт, смерти не имать видети во веки". (Ин. 8:51).
  
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/pavel.shtml
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/paf.shtml
  
  
   Флоренский и Блаватская.
  
   http://yasko.livejournal.com/14098.html
  
   П.А. Флоренский в книге "Детям моим". Московский рабочий, 92, стр. соответствующая, пишет о той степени своего родства с Е.П. Блаватской, которую он обнаружил. Зная его учение о роде, можно оценить значение для него этой родственной связи. Подкрепляя своё учение о роде теорией множеств Георга Кантора: "Под "многообразием", или "множеством", я понимаю вообще всякое многое, которое можно мыслить как единое, т.е. всякую совокупность определенных элементов, которая может быть связана в одно целое с помощью некоторого закона...", Флоренский приходит к выводу о связи членов рода основным (наследуемым) качеством. Он пишет дочери Ольге из Соловков 13.05.35.: Флоренские-Флоринские "всегда выступали новаторами, начинателями целых течений и направлений - открывали новые области для изучения и просвещения, создавали новые точки зрения, новые подходы к предметам. Интересы Флоренских были разносторонни - история, археология, естествознание, литература. Но всегда это было познание в тех или иных видах и организация исследования... С другой стороны, у Флоринских было стремление к самовоспитанию, к духовной тренировке себя... Все они (т.е. вообще говоря) были инициативны, изобретательны, предприимчивы, открывали малые или большие, но новые области для мысли". Это же характеризует и Е.П. Блаватскую, создательницу Теософического Общества.
  
   (Горячо любимый им отец Александр Иванович (1850-1908) сначала учился здесь, у нас во Владикавказской гимназии, потом в Тифлисской 1-й классической гимназии. Был её первым учеником. Но вследствие истории с директором гимназии Желиховским (женатом на родной сестре Е.П. Блаватской. Впечатления о Елене Петровне врезались в память А.И. Флоренского. Он несколько раз рассказывал о ней сыну, который "чувствовал, что эти детские впечатления не прошли мимо его мысли, заставили призадуматься, а может быть, и послужили оплотом против материализма"), негодяем, которого он с тремя товарищами по жребию избран был поколотить, А.И. Флоренскому пришлось уйти из гимназии.)
  
   Вот неотправленное письмо П.А. Флоренского Елене Федоровне Писаревой, одной из основоположниц теософского движения в России. Характерна оговорка, Флоренский даёт ей отчество Е.П. Блаватской.
  
   "декабрь 1910.
  
   Милостивая государыня Елена Петровна!
   (простите, если неверно называю Вас)
  
   Прочитав Вашу заметку о своей брошюре "Общечеловеческие корни идеализма" в "Вопросах Теософии", я позволю себе обратиться к Вам с некоторым недоумением и надеюсь, что Вы, - хотя я не имею чести быть знакомым с Вами, - на сочтёте для себя это письмо обидным. Вы, именно, упрекаете меня в позитивистском образе мыслей и в том, что я ничего не говорю об отношении Платона к мистериям. Но, милостивая Государыня, меня удивляет, как это Вы, "посвященная", упрекаете меня, "непосвященного", в том, соблюдение чего конечно было, есть и будет первым условием не только посвящения, но и всякого занятия оккультизмом: Вы попрекнули меня благим молчанием. Поверьте, что то, о чём не сказано мною и что могло быть сказано, неизмеримо превосходит сказанное, тем более, что в области некоторых вопросов я владею собственными работами, которых никто не видел и результатов которых мне не приходилось встречать в литературе. Но "несть пользы в многоглаголании", и я открыто Вам заявляю, что считаю все теософские и проч. журналы, общества, брошюры и т.д. явлением глубоко отрицательным и вредным - не по тому или другому содержанию их (что есть вопрос особый), а по самому факту многоглаголания в таких областях, в которых надлежит молчание. Делать (нрзб.) из Каббалы, которую нашептывали по ночам с глазу на глаз, прямо на ухо, и которую слушали со страхом, делать тему для фельетона, читаемого за утренним чаем, или реферата на "музыкальном" собрании среди флиртующих дам - это так не эсотерично, что если бы я был заинтересован в Ваших оккультических организациях, то я обязательно поднял бы жесточайшее гонение против всей этой "свистопляски" лжеоккультистов. И "оккультистам" милостью Божией отвратительно видеть, как вонючая толпа врывается в мистериальные пещеры, и обонять запах чесноку, отравляющий благовония тончайших фимиамов. Если же Вы этого не понимаете, то тем хуже для Вас: очевидно и Вы - от толпы. Но что значат тогда Ваши суждения о том, что толпе недоступно.
  
   П. Флоренский.
  
   Вы, русские оккультисты, довели оккультизм до того, что он стал модным (!), что он соперничает с Пиккертоном, шляпами шантеклер и патентованными средствами".
  
   Всемирно-историческая роль Е.П. Блаватской состояла (в частности) в том, чтобы открыть людям Запада тайную для них единую основу и сущность всех мировых религиозных и философских систем, являющуюся предметом Мистерий. Свою жизненную задачу П.А. Флоренский понимал как "проложение путей к будущему цельному мировоззрению". На базе той же Тайной Доктрины, которую он нёс в себе от рождения своего, припоминая, открывая её себе по ходу своей умственной работы. Так что, по сути дела разногласий между Е.П. Блаватской и П.А. Флоренским нет. Разные у них были представления о том, в какой мере обнародовать эту суть, выдать в открытой печати. Учителя Востока, руководившие Е.П. Блаватской, сочли возможным раскрыть тайны Мистерий в масштабах, доступных для сознания человека XXI века, каким оно будет по их прогнозам, когда освоит открытия научной революции XX - XXI веков. П.А. Флоренский был скромнее. Языками математики, физики, философии, филологии, искусствоведения, других наук, богословия, он сказал о тех тайнах Мистерий, которые на его взгляд, люди передового мЫшления будут способны воспринять к концу ХХ века: "Меня начнут понимать через 50 лет после моей смерти". А расстрелян он был питерскими чекистами 8 декабря 1937 года. Так что, он сердился на Е.П. Блаватскую по недоразумению. По своей кавказской пламенности.
  
   Бывает.
  
   Флоренский и Преподобный Сергий.
  
   http://yasko.livejournal.com/24479.html
  
  
   Благодаря Флоренскому была спасена одна из главных святынь православия - Честная Глава Преподобного Сергия Радонежского - величайшего русского святого, родоначальника Земли Русской, создателя русского национального характера. Русского Солнца. Эту таинственную историю раскопал и обнародовал внук Флоренского Павел Васильевич.
  
   Флоренский является учеником Преподобного. Как известно, ученик и Учитель пребывают в единении. Их сердца и умы нераздельно-неслиянны. Ученик живёт как "за пазухой" своего Гуру. Понятно, что пережил Флоренский 11 апреля 1919 года, в канун Лазаревой субботы (перед Страстной Неделей)... Вечером в дверь дома на Дворянской в Сергиевом Посаде постучали. К Флоренскому прибежала соседка и рассказала об услышанном телефонном разговоре, который её зять вёл с Москвой. Речь шла о готовящемся перед Пасхой глумлении над мощами Преподобного...
  
   Эта женщина умоляла отца Павла "что-то сделать", протестовать, но Флоренский в ответ только отводил глаза в сторону и что-то невразумительно говорил о том, что надо, мол, смириться, молиться... Но как только соседка ушла, отец Павел поспешил в Лавру, где в келье её наместника, архимандрита Кронида, прошло тайное совещание, в котором участвовали так же граф Ю.А.Олсуфьев, С.П.Мансуров и М.В.Шик и, (предположительно), граф В.А. Комаровский. Потом эти люди тайно вошли в Троицкий собор, вскрыли раку с мощами Преподобного, благоговейно отделили от них Главу Святого, вместо которой положили голову погребённого в Лавре князя Трубецкого. К Главе Преподобного прирос позвонок, и его отделили богослужебным предметом - копием. След от копия и приросшего позвонка - свидетельство произошедшего. А Главу Преподобного схоронили в ризнице. Участники связали себя обетом молчания, тайну свято хранили десятилетия.
   У Флоренского с детства помимо зрения было очень развито обоняние и слух. "С детства запахи были для меня выражением глубочайшей сущности вещей, и я всегда ощущал, что через запах я сливаюсь с самой вещью. Цветы, эфирные масла и в особенности благовонные смолы воспринимались мною как несомненные прорывы в этом мире и проходы в иной". Особенно волновало его благоухание как бы фиалковых лугов, источник которого он нашел в цветочках распускающейся виноградной лозы. Весна его жизни, проведенная в Батуме, была провеяна этим благовонием. Этот один из самых священных ароматов пахнул ему уже и в Академии со страниц Песни Песней: "И виноградная лоза, распускаясь, издаёт благоухание". И вот он несколько раз в разных местах своих писаний вспоминал, как шел он весной по ночному Сергиевому Посаду и вдруг ощутил это благоухание. Но откуда же в средней полосе может быть этот аромат, удивился он. И вдруг понял, что он исходит от его усов, - он только что приложился к мощам Преподобного. Очевидно, это было той ночью. Начитанные люди знают: как Соломон связан с Преподобным. (Ещё бы хотелось узнать: а не похож ли аромат зацветающей виноградной лозы на аромат фризий? Читающий разумеет.)
   В ризнице эта часть мощей хранилась недолго - до 20 апреля 1920 года: в тот день Лавра Декретом Совнаркома была закрыта. Накануне граф Олсуфьев извлёк святыню из ризницы, поместил её в дубовый ковчег, который перенёс в свой дом на улице Валовой в Сергиевом Посаде. А оставшиеся мощи находились в экспозиции музея до конца Великой Отечественной войны... В 1928 году, когда по городу прокатилась волна арестов, был арестован и Флоренский, ковчег со святыней Олсуфьев закопал у себя в саду. В 1933 году, уже после второго ареста отца Павла, граф Олсуфьев которому пришлось бежать из Посада и скрыться в Нижнем Новгороде, посвятил в тайну святыни П.А. Голубцова, будущего владыку Сергия - епископа Новгородского и Старорусского. П.В. Флоренский был с ним хорошо знаком: он был его духовником. Он успел тайно сокрыть ковчег со святыней в окрестностях Николо-Угрешского монастыря под Москвой. "Когда я её нёс, она казалась мне необыкновенно тяжёлой", - рассказывал он своему однокурснику по семинарии - будущему митрополиту Питириму (Нечаеву)... А уже после войны, вернувшись с фронта, П.А.Голубцов перенёс ковчег в дом Е. П. Васильчиковой, племянницы Ю.А. Олсуфьева (расстрелян в 1938 году), которая и оставалась последней хранительницей святыни до тех пор, пока Глава не вернулась, наконец, в Лавру. Произошло это после войны, в 1946 году. На Пасху, 21 апреля, Лавра была вновь открыта, а вскоре мощи Преподобного были возвращены монастырю. Тогда же - тоже втайне Е.П.Васильчикова возвратила Патриарху Алексию I Главу Преподобного, и Патриарх благословил возложить её в раку на её место. Так завершилась эта история, окончания которой не довелось узнать её вдохновителю П.А. Флоренскому.
  
   Так что, не "безвинно" страдал П.А. Флоренский от большевиков. "За дело" его питерские чекисты расстреляли. Сами не зная, - за какое. Пусть теперь знают.
  
   Флоренский и Христос.
  
   http://yasko.livejournal.com/28935.html

   Флоренского упрекают, что в его работах мол "мало Христа". Дело в том, что он, ученик Христа, не произносил Его имя всуе, обычно, он упоминал Его под именем "Истина", а то и "Жизнь". Он знал Христа лично, знал его и в Его космическом аспекте, что недоступно критикам его, которые не видят, что Христос и София пронизывают все его мышление и все его книги, как великая сила жизни: "Философия высока и ценна не сама по себе, а как указующий перст на Христа и для жизни во Христе. И пройденный путь - делается уже ненужным. Мои глубоко уважаемые судьи могут лишить меня книги, но не того, что теперь, пережив ее, я уже имею, помимо нее".
  
   Флоренский Христоцентричен. Он писал в книге об опальном и расстриженном архимандрите Феодоре (Бухареве): "... по существу, все то, о чем волновались и Соловьев и Достоевским, и Федоров, и, отчасти, Толстой, и Мережковский, и Розанов, и Булгаков, и Эрн, и т.д. ... в Бухареве уже все подобные вопросы были заострены и сведены в первовопрос, к проблеме Христологической или, точнее, к проблеме Христокосмической, или, еще к проблеме Христо-Софийной".
  
   Флоренский только и делает, что подводит человека ко Христу к живому Спасителю, как к Самой Жизни. Он ведёт "к конечной цели по различным дорогам, сразу со всех сторон: не дойдя до конца по одной, он бросает её и ведёт другую издали и с другой стороны, в том же направлении, так что срединная мысль оказывается как бы заключенной внутри обширного круга радиусов, стремящихся к ней, не досягающих, что даёт мысли читателя то устремление, которым он сам переносится через недосказанное, и единое солнце вдруг вспыхивает в конце всех путей, которые кажутся ослеплённому сознанию уже не дорогами, а лучами срединного пламени" Это потому, что он видит и себя и свои книги частью Жизни. Не самодовлеющими центрами, а органами живого Организма, Тела Христова. Так же как и все мы люди, являемся в духе своём (в муже-женственных, совершенных Монадах) атомами тела Христова. "В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моём, и вы во Мне, и Я в вас". (Ин.14:20). Ср: "Я - вы, вы - Я - частицы Божественного Я". (Зов. 24.03.1920.)
  
  
   Если мы говорим об Агнце Божьем, о предвечной жертве, как основе мироздания, тогда мы должны признать, что Спаситель изначально ни на миг не оставляет человека. "Присутствие, Великое Присутствие наполняет природу". Вся полнота жизни дарована нам этой жертвой, человеческая история является продолжающимся Боговоплощением, продолжающимся Самозакланием, обеспечивающим человечеству переход к Богочеловечеству. Все в жизни человеческой сводится ко Христу, потому что все изошло от Него: "... вне Христа, без Христа, помимо Христа, не сообразно с Ним, без Его благодатной, т.е. бытийственно укрепляющей... помощи вообще невозможна никакая жизнь, никакое творчество, в сфере ли религиозной, художественной, философской, позитивно-научной, общественной, государственной, семейной, экономической, - вообще какой угодно, какая бы ни открылась еще, - не в том смысле, что плоха, нравственно предосудительна, канонически недолжна жизнь без Христа в какой бы то ни было области, а в том, повторяю, метафизическом смысле, что таковая просто невозможна, что она, поскольку она действительно вне Христа, действительно метафизически несовершенна, бытийственно неполна, а если была бы совсем вне Христа, то просто не была бы. (...) Христос есть истина, путь и жизнь; это не только догмат вероисповедания, но прежде всего закон мироздания. А если так, то ... во-первых... рассыпаются все притязания на автономию в какой бы то ни было сфере жизни и даже природы - без Христа не может быть не только государственности и т.п. но даже химии и геологии; а во-вторых, с такою же стремительностью опровергается всякое искушение, хотя бы и во имя Христово, на духовное насилие, ибо всякая свобода, как духовное самоопределение, от Христа и во Христе, Христос действует не только и не столько, даже совсем не периферически, через внешние заповеди, как то полагают в неразумной поспешности ревнители благочестия, а Своими благодатно бытийственными, так сказать, органическими путями, разумение которых доступно не богословскому схематизму ревнующих о вере, а духовно просветленному, благодатному взору, и посему иной противник Христа может быть в бытии своем гораздо ближе к Нему, нежели рьяный, но не духовный ревнитель Церкви".
  
   По Флоренскому порядок воплощения человека таков: зерно-атом духа человеческого "ткёт" себе тела, тончайшим из которых является имя, затем идут такие тела как ментальное, астральное, эфирное, физическое. Но этот дом духа распространяется вширь и далее, переходя из беспредельности духовной, потенциальной, к беспредельности актуальной, а потом снова возвращаясь в беспредельности духовной. В дом, который строит себе дух человеческий входят одежды, которые продолжают физическое тело, жилище, орудия труда, поле труда человека, которое постепенно от биосферы расширяется на ноосферу, а потом и на пневматосферу (это другие названия для астрального и ментального планов). Таким образом, весь космос становится для человека и телом, и домом, и храмом, и мастерской. В своих интуициях Флоренский был близок Е.П. Блаватской, с её идеями он был знаком.
  
   "Реальность даётся лишь жизни, жизненному отношению к бытию; а жизнь есть непрестанное ниспровержение отвлеченного себе-тождества, непрестанное умирание единства (единственности, отделённости - Г.Я.), чтобы прозябнуть в соборности. Живя, мы соборуемся с самими собой - и в пространстве и во времени, как целостный организм, собираемся воедино из отдельных взаимоисключающих - по закону тождества - элементов, частиц, клеток, душевных состояний и пр. и пр. Подобно мы собираемся в семью, в род, в народ, и т.д., соборуясь до человечества и включая в единство человечности весь мир". По Флоренскому, человек в положительных аспектах любого рода своей деятельности, - с о б о р у е т с я, собирается, сосредотачивается в некоем предвечном, премирном центре или фокусе деятельности (энергии) - возвращается ко всеединству к Единому. "Соборуясь до человечества и включая в единство человечности весь мир", - значит: восходит, возвращается к Сыну Человеческому, значит - к себе самому, как к сыну Божию. Аспекту Христа. (Флоренский писал о Лице Иисуса Христа: "...это метафизически есть первое, а логически оно есть самое сложное, потому что во Христе вся полнота бытия; каждый человек может идти за Христом, потому что может увидеть в Нем самого себя". Чем человек сложнее, тем богаче разработана его индивидуальность, тем ближе человек к Нему, тем полнее он воспринимает Его энергии, Его Огонь.)
  
   Люди как воплощения Монад, идей, как индивидуумы, или самые эти идеи или Монады, друг в отношении друга оказываются единичностями, требующими высшего над собою начала. Возникает учение об иерархии горних сущностей (Иерархии Света, - Г.Я.) и вся пирамида идей восходит к верховной точке своей к идее идей, к Богу, как Сущности всех сущностей, ибо только в Ней они получают и свой разум и свою реальность.
  
   Первовопрос, проблема Христо-Софийная решается Триединицей, в ней основные темы жизни: красота, рождение, смерть, творчество, единство во множестве, любовь познающая, вечность и т.д. и т.п. сплетены воедино и звучат в своей предельной отчётливости. Недаром, как воплощенную Триединицу определил Себя Христос: "Я есть Путь, и Истина, и Жизнь". Придти ко Христу, значит - узнать свою сокровенную природу в Его Природе, узнать себя в Нём.
  
   Похоже на задачу решаемую буддизмом: постигнуть природу Будды, как свою истинную природу? Это вопрос Имени Божия, который решался Флоренским так:
  
   "Слово всякого языка и во всяком виде, пока оно живо и произносится устно или умно, есть конечно, отражение идеи и имеет реальную связь с идеей, - а идея - тоже реальность, имеющая и ипостасное бытие... Так же и имя "Иисус"... "Бог-спасение", или "Бог-Спаситель", или "Богочеловек", - идея Богочеловека и ипостась Богочеловека. Спаситель Богочеловек может именоваться на бесчисленном множестве языков, живых, мёртвых и будущих (Истина, Жизнь, Брама, Гор, Будда, Кришна, Авалокитешвара, Майтрейя - Г.Я.) - и бесчисленное множество раз - телесно и духовно. И все эти бесчисленные слова-имена имеют свою реальность и ипостасность, как в произносящем субъекте-человеке, так и в произносимом объекте-Богочеловеке. Кто бы, когда бы, как бы ни именовал Спасителя, именующий каждый раз вступает в такое или иное отношение реальное к именуемому. Я хочу сказать: раз известное слово-имя соединено с известною идеею и её отражает в себе, то, пока эта связь есть... необходимо бывает реально-ипостасное отношение субъекта-лица, произносящего слово, к идее, коей носителем является объект-произносимый, тоже лицо. Таким образом субъект (лицо ипостась), произносящий слово "Иисус", или "Богочеловек", или "Бог-Спаситель", - необходимо вступает в то или иное отношение реальное к идее и ипостаси Богочеловека. (...) Так - каждое имя и всякое слово. (...) Наша мысль есть движение духа, наше слово есть духовно-телесное движение. И это движение может ставить нас в более тесное единение с Богом, как бы даёт нам осязать Бога". Слово-человек аукается со Слово - Богом, от которого оно эхом отразилось в пещере материи. Пусть же это несказуемое Слово прозвучит в наших сердцах, как голос Матери - природы.
  
   Напоследок вспомним статью Флоренского "Троице-Сергиева Лавра и Россия". Там, в части IV, он называет "Ангелом России", ее духовной Сущностью - Радость, Красоту, Вечную Женственность, т.е. Софию. Одновременно, "Ангелом-Хранителем России", "Ангелом земли русской", наконец "Ангелом России" он называет Преподобного. Он имел для такого совмещения несовместимого серьезное основание, раз решил его зафиксировать письменно. Флоренский не боялся проблем, он всегда ставил вопрос ребром. Так же поступим и мы - или этот классик из классиков настолько небрежно исполнил эту, впрочем, гениальную статью, что в конце не помнил, что у него там в середине сказано, или это некое откровение. Ответ прост. Флоренский был "сергиевцем", Преподобный открылся ему и стал его другом. По мере развития их отношений истинный лик родоначальника земли русской и создателя русского национального характера все яснее виделся ему: "Бесчисленны отраженные и тысячекратно преломленные лучи нашего Солнца. Что не озарено его Светом!" Совмещение Христа и Софии - дело обычное, так и Флоренский мыслит о Софии, как о Теле Христовом и Невесте Христовой. Он в своей книге об арх. Бухареве даже говорит о "Христо-Софийной" проблеме, как "первовопросе русской мысли". Христос и София как символы Божества. Как две стороны чего-то Третьего. Троицы. А тут наряду с Софией вторым Ангелом России, он увидел Преподобного. Почему? А потому, что он увидел в нем Самого Христа. На взгляд Флоренского Преподобный Сергий Радонежский - это одно из воплощений Иисуса Христа. И это утвердившийся, уверенный взгляд. Поэтому он и закрепил его в этой великой статье.
  
  
   "Я в Отце Моём, и вы во Мне, и Я в вас". (Ин.14:20)
  
  
   Флоренский и поповство.

   http://yasko.livejournal.com/28751.html

  
   Как и всякий нормальный мужик, Флоренский всю жизнь мечтал владеть каким-нибудь вековечным, установившимся ремеслом, в котором приёмы, материалы, инструменты, стиль и метод были бы давно найдены и установлены и не нуждались бы в коренном совершенствовании. Не работающий, да не ест. Он хотел мерно работать, достойно зарабатывать, чтобы содержать семью, помогать родне и при том, главное - спокойно предаваться своим идеям. Собственно говоря, его научная и преподавательская работа и были таким ремеслом. Он завещал своим сыновьям: "Пусть же в каждом поколении хоть один будет иерей, лучше всего - как я, т.е. иерей для себя, иерей ради службы Божией, имеющий ремеслом что-нибудь особое! Подумайте об этом сыны мои!"
  
   Он знал: "... собственно, нет религий, а есть одна Религия. Религия весьма меняет в человечестве свой вид и весьма неодинакова ценность её различных обликов. Но основные силы, её складывающие, сходны". А.Ф.Лосев писал: "Я вспоминаю сейчас одну из бесед с ним: "Я, - говорит, - принял священство не для того, чтобы служить на приходе. Я принял это для своего личного общения с Богом. А знаете, наши приходы - это ведь сплошь бытовое православие, которое мне совершенно неинтересно. Я никогда ни на каком приходе не был и не буду, потому что слишком все это скучно, неинтересно, слишком это стало бытовым и обычным. Религия - это что-то необычное. А здесь все обычно, "все бытовое".
  
   7.11.1913 Флоренский писал ректору Московской Духовной Академии архиепископу Федору: "Вы не знаете, что же, собственно надо делать со мною, и это вовсе не по недоброжелательному отношению, а - несмотря на прямое желание сделать всё наилучшим образом. Но есть силы, с которыми бороться трудно и, б. м. даже невозможно. Я, по крайней мере, устал за 10 лет и от борьбы отказываюсь.
  
   Дело в том, что Церковь конкретно открывается в разных общественных средах. А т.к. каждой среде естественно переоценивать себя, то она склонна и все свои особенности, бытовые и временные, считать за атрибуты Церкви. Духовенство, как владеющее властью в Церкви, отчасти законною, отчасти захваченною, более чем какая другая среда, имеет склонность поповский быт, поповские манеры, поповские интересы выдавать за Христову церковь и её атрибуты. Я не берусь судить или даже осуждать "поповства"; однако, самым решительным образом скажу, что оно мне не только чуждо, но я вовсе и не вижу надобности усваивать его себе. Но на этой-то почве и происходит ужасная, непонятная для человека, выросшего в этом быте, тяжесть мелких требований, которые предъявляются якобы от Имени Церкви...
  
   ... люди, отрицающие не только положения православия, но и Самого Христа прямо или косвенно, но соблюдающие при этом известный семинарский этикет, благополучны; а другие, нарушившие этикет, или, точнее, живущие по этикету иной среды, хотя и искренне признают церковность, на каком-то подозрении.
  
   Скажу о себе. Я имел возможность быть профессором по любимой мною математике; имел и другую возможность - заниматься богословием за границей (мой отец почти требовал этого и обиделся на меня за Академию). Если я отказался от всего этого и, избрав Академию, потратил на неё 10 лучших лет своей жизни и упорного труда - значит, я хотел именно православия и именно церковности. Я хотел и хочу быть верующим сыном Церкви и, кроме того, всегда, и по характеру, и по убеждению, старался искренне почитать всякую законную власть, даже когда она бывала не на высоте положения, - подчиняясь ей для Бога. Но если другие не понимают, то Вы-то, Владыко, понимаете разницу между послушанием и подхалимством. Конечно, ради общецерковной жизни иногда нельзя обо всём говорить, но нельзя же бессовестно лгать, потакая произволу отдельных лиц!"
  
   Он писал о Церкви вот что: "Ничего не возражая в данном месте против "Патриарха Московского и всея Руси", мы не должны, однако, забывать и того обстоятельства, что единовластное устройство Русской Православной Церкви ещё решительно ничего не значит для Православной Церкви и принципиально, как бы ни была территориально велика и числена Русская Церковь, имеет значение не большее, нежели единство власти в отдельной епархии или даже в отдельном приходе, ведь единством русской церковной власти отнюдь не вносится такого же в церковную власть Вселенской Православной Церкви, мечта о каковом, есть определённо мечта католическая". Вселенская же Церковь "... непрерывно, на всём протяжении пространства и времени с о б о р у е т с я, т.е. осознаёт себя единою, носительницею Духа Истины... (...) В духовном я могу сказать то, что единственно может быть духовно ценным, лишь оставшись с глазу на глаз с самой Истиной, и только предельная моя открытость пред нею, т.е. моя решительная неподатливость всем внешним давлениям, откуда бы они ни шли, предоставит мне возможность быть самим собою, совлекшись всяких условностей, и, прейдя по ту сторону себя самого, созерцать ноуменальный мир; и тогда лишь, в своей предельной свободе восприяв от духовной жизни, я смогу быть членом Церкви, т.е. соборно обсуждать дела духовные: или свободно и соборно, или никак постигается Истина, устрояется духовная жизнь общества".
  
   Флоренский решительно отличал РПЦ МП от Церкви Христовой, в которой он и состоял, как и другие святые и подвижники "всех времён и народов": "Говоря о Церкви, мы часто цитируем слова: "Врата адовы не одолеют ю". Но при этом мы забываем, что здесь дело идет о Церкви Христовой, а не Русской ... (...) Вся Русская правящая Церковь никуда не годна. Все принадлежат к нецерковной культуре. В существе все, даже церковные люди у нас позитивисты".
  
   Вот его пророчество о судьбе РПЦ МП: "Православная церковь в своём современном виде существовать не может и неминуемо разложится окончательно; но как поддержка её, так и борьба против неё поведут к укреплению тех устоев, которым время уйти в прошлое, и вместе с тем задержат рост молодых побегов, которые вырастут там, где сейчас их менее всего ждут. Когда религиозными началами забивали головы - в семинариях воспитывались наиболее активные безбожники. Когда религию навязывают - от неё отворачиваются, потому что для восприятия предметов религии требуются соответственные условия. Но когда религии не будет, тогда начнут тосковать. Это будет уже не старая и безжизненная религия, а вопль изголодавшихся духом, которые сами без понуканий и зазываний создадут свою религиозную организацию... До тех пор никаких льгот, никаких преимуществ, никаких гонений. Государство не должно связывать своё будущее с догнивающим клерикализмом, но оно нуждается в религиозном углублении жизни и будет ждать такового".
  
  
   Поповским ниспровергателям Флоренского следовало бы задуматься над вопросом: почему Флоренского поддерживала в его исканиях прежде всего консервативная часть современного ему духовенства, причём не невежественная, а весьма искушенная в богословии. Достаточно назвать его духовника епископа Антония (Флоренсова), гордившегося своим чадом, епископа Феодора (Поздеевского) и др.
  
   Но поповство не умеет задумываться, оно умеет лишь люто ненавидеть. Письменные высказывания о Флоренском попов лежат от шалопайского подлавливания "словечек с уснащением их вопросительными и восклицательными знаками" до бесчеловечной низости: "За сознательное коснение в ереси свящ. Флоренский на основании вышеупомянутого послания Святейшего Синода должен был быть лишен сана, но избежал этого сначала из-за умелого ухода в тень, а затем по причине наступившего смутного времени". Тут, конечно, следовало бы внести уточнение, что не Флоренский умело ушел в тень, а его умело туда увели сотрудники НКВД, но оторопь вызывает в подобных утверждениях совсем другое: до чего нас довели, если церковный человек (а Михаил Редькин, если не ошибаюсь, священник) мученическую гибель Флоренского в сталинских лагерях пытаются выдать за ловкую карьеру".
  
   Причина этого в том, что боговдохновенный ясновидец Флоренский ясно видел, Кто на самом деле руководит РПЦ МП. Вот чего попы ему простить не могут. Как известно, Флоренский в 1904 году решил окончательно связать свою судьбу с православной церковью. В начале марта 1904 года они вместе с А.Белым пришли к епископу Антонию (Флоренсову) просить монашества. Мудрый священнослужитель их отговорил от этого шага, убедив П.А. Флоренского поступить в Московскую Духовную Академию, что он и сделал, отклонив предложение Н.Е. Жуковского и Л.К. Лахнина остаться в Московском университете на кафедре математики.
  
   В том же 1904 же году Флоренский начинает поэму "Святой Владимир", в которой фиксирует следующий образ: "Он говорил:// Пади, пади. Я - всё.// Все у меня. И твой Христос//Попался уж ко мне. // Пади, - пади".// Я входил в церковь и там ... на престоле...// там на престоле - я видел ... паук,// Паук-птицеед... черный, мохнатый, - огромный... //Сплёл паутиною всё... запутался// крест в этой сетке.// Он... злыми круглыми глазками - черными, // будто бы бисер,// смотрит кругом, а мы молча стоим и ждём // участи брата... Он брата сосёт в паутине// и визгом пронзительным... вскрикнет.// А Церковь - ловушка, куда уж попал...// ... Христос!.." ("Слишком грубо, развить и облегчить, а вместе с тем усилить". (примечание П.А. Флоренского) Павел Флоренский и символисты. М., 2004, стр. 265-266)
  
   & зе ласт, бат нот лист. Паскаль сказал, что мы любим тех, кому сделали что-то хорошее и ненавидим тех, кому причинили зло. Питерские чекисты расстреляли Флоренского 8 декабря 1937 года. Великий В.О. Ключевский писал 23.10.1906: "Русской Церкви, как христианского установления нет и быть не может; есть только рясофорное отделение временно-постоянной государственной охраны". Каким бы русское государство ни было, РПЦ всегда прислуживает Князю мира сего, а не Царю Небесному, что и доказала своими неразрывными связями с ВЧК-КГБ.
  
   http://cherksoft.narod.ru/mit13.htm
   http://www.evrika.kz/archive/2003/29/stat_3.htm
   http://religion.ng.ru/printed/facts/2003-07-02/1_razum.html
   http://nd.flb.ru/material.phtml?id=17615
   http://vertograd.narod.ru/1100/mp.htm
   http://rusoir.ru/about/president/publ/bibliograph/patriarh1/index.html http://www.pravoslavie.by/podpod.asp?id=136&Session=10
  
   Флоренский и музыка.
  
   http://yasko.livejournal.com/25248.html
  
  
   В работе "Иконостас" Флоренский пишет: "Самая консистенция масляной краски имеет внутреннее родство с масляно-густым звуком органа, а жирный мазок и сочность цветов масляной живописи внутренне связаны с сочностью органной музыки. И цвета эти, и звуки эти земные, плотяные". Орган как "музыкальный инструмент существенно связан с исторической полосой, выросшей в том, что мы называем культурой Возрождения"... "Разве непосредственно не ощущается звук органа... слишком связанным с непросветлённой подосновой человеческой усии"? Усия - сущность, существо, сторона бытия, служащая его ноуменальному самоутверждению.
  
   Вот что пишет в связи с этим его настырный и поверхностный, "непросветлённый" и "плотяной" преследователь Р.А. Гальцева: "Интересна применяемая здесь методика изобличения, она же методика внушения, которая всегда использует реальные свойства предмета: масляная краска действительно непрозрачна и сочна; звук органа и вправду имеет густую консистенцию... ...автор же безо всяких убедительных переходов и доказательств записывает в разряд злокачественных: сочно-густой звук органа как-то сам собой превращается в "непросветлённый" и "плотяной"... Подобный "приём присоединения" к предмету его оценки по идеологическому принципу... оказывается надёжным способом "уловления душ"; проникшись доверием к проницательности автора в его видении вещей, читатель, рассудок которого уже значительно сотрясён, влечётся за своим водителем дальше, усваивая вместе с его феноменологией и его аксиологию".
  
   "Иконостас" писался в 1918-22 г. А вот что открыли британские исследователи в 2003. "Источником религиозного чувства является орган в церкви. Те, кто испытывает в церкви чувство невероятного душевного подъёма, б.м., просто остро реагируют на инфразвук, который производят некоторые органные трубы. Во многих соборах и церквях есть столь длинные органные трубы, что они издают звук частотой менее 20 Гц, не воспринимаемый человеческим ухом. Но такой инфразвук может вселить в аудиторию разнообразные чувства..." Результаты исследований британских исследователей свидетельствуют, что "странные ощущения возрастали на 22 % при прослушивании самых низких нот. По мнению профессора Ричарда Вайсмана, именно наличием таких труб в органе можно объяснить таинственный трепет, охватывающий многих прихожан, который они отождествляют с Богом... Сара Ангисс, инженер и композитор говорит, что исполнители органной музыки начали "подмешивать" инфразвук в свою игру ещё 500 лет назад, к нему успело пристраститься не одно поколение". Известия. 13.09.03.
  
   Как же Флоренский установил это свойство органа, не имя современной аппаратуры? Он был вооружен самой природой. "Во мне была повышенная впечатлительность, никогда не смолкавшая внутренняя вибрация всего существа от заветных впечатлений. Это почти физическое ощущение себя струною... по которой природа ведёт смычком: не в душе, а во всём организме, почти ухом слышимый, вибрирует высокий и чистый звук, а в мыслях складываются схематические образы... как символы мировых явлений. Я пишу и почти уверен, что останусь непонятым. В этих словах захотят услышать сравнения и попытки на поэзию, я же хочу сказать - выдавить из себя - самое трезвое, самое буквальное описание, некую физиологическую картину. Она заключалась в том, что все во мне, каждая жилка, было наполнено экстатическим звуком, который и был моим познанием мира. Этот звук, это дрожание всего внутреннего порождало схемы, порядка скорее всего математического, и они были моими категориями познания".
  
   Не отсюда ли шло его восприятие музыки. "Благоухания наполняли меня теплом. Напротив, от звуков мне становилось холодно, порою настолько холодно, что я дрожал весь, как в сильнейшем ознобе, и чувствовал, что ещё слушать - выше моих сил и что-нибудь может случиться. Если при этом бывали взрослые, они иногда давали мне что-нибудь успокоительное или прекращали музыку. Так памятно это ощущение спирально вьющегося по спинному мозгу холодного вихря (спросить бы у индийский йогов - не похоже ли это на пробуждение Кундалини? - Г.Я.), начинающегося с первыми тактами музыки и всё ширящегося, так, что он пронизывает всё тело, и ноги, и туловище с руками, и голову, а потом начинает стремительно дуть, бороздя всё пространство комнаты, провеивая сквозь меня, словно моё тело кисея, и холодит эфирным восторгом, вознося на себе к самозабвенному экстазу. Я музыку любил неистово, а ощущал почти до вражды; она слишком потрясала меня и слишком много от меня требовала, чтобы можно было относиться к ней как к удовольствию". Полагаю, человек, с детства наделенный такой восприимчивостью другой стороны природы, может считаться экспертом её.
  
   "Моё давнишнее наблюдение. Как запоют "Иже херувимы", так подымается таинственный вихрь, дующий снизу вверх, и он уносит из эмпирий меня, служащего. С этого момента я перестаю быть, как все и со всеми, и делаюсь и н ы м, и пребываю в ином месте. Это - полная изоляция. Ощущение такое, что всю службу подымаешься-подымаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее. А как дойдёт до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире. Но как попадаешь обратно - на землю, мне не ясно".
  
  
   "Выйдешь безлунною ночью в сад. Потянутся в душу щупальцы деревьев: трогают лицо, нет преград ничему, во все поры существа всасывается тайна мира. Мягкая, почти липкая тьма мажется по телу, по рукам, по лицу, по глазам и огустевает, словно осаждается на небе, и ты - уж почти не ты, мир - почти не мир, но всё - ты и ты - всё. Точнее сказать, нет границы между мной и не-мной. В корнях бытия - единство, на вершинах - разъединенье. Это единство особенно чувствуется, когда идёшь по сельской дороге безлунно-беззвёздною летнею ночью. Движешься - прорезываешь густую смолу, а расширившиеся, вросшие друг в друга вещи так и мажут по щекам, по лбу. Первооснова сущего открыла недра свои, и не знаешь - к чему нужна личность".
  
   Первооснова сущего открывала ему, любимчику своему, недра свои, когда он шел ночью домой "с электрички" (как сегодня говорят), ну как же было такого не расстрелять в декабре 1937?
  
   Флоренский об Андрее Белом.
  
   http://yasko.livejournal.com/36912.html
  
   "То, что ты пишешь о нём - несправедливо,
   Я знал его с лучшей стороны и память о нём
   останется светлой и белой..."
  
   П.А. Флоренский.
  
   Слова Флоренского об Андрее Белом (1880-1934) лягут в сознании любого русского человека краеугольным камнем для понимания этой сложнейшей и важнейшей для Серебряного века фигуры. Только гениальный ясновидец Флоренский, прекрасно знавший Белого и любивший его мог так сказать. Обратим внимание на то, что все выписки, кроме первых двух абзацев взяты из его Соловецких писем детям. Понятно, из каких подземелий слышится голос Флоренского.
  
   "Мне рассказывал Б. Бугаев. Летом 1903 года он был как в тумане. Во мгле. Как будто упёрся в стену. Каждый день ждал смерти. Не знал, что будет дальше. Страдал неизвестностью. Вдруг, быстро, одна за другою духовному взору предстали три картины. Это было vision mentale (видение умственным взором (франц.). Он видел самого себя в уменьшенном виде. Первая картина. Лет 30-ти он в нерешительности с козлиной бородкой. Не знает, что делать. Далее, ему 35 - он предпринимает какое-то решение, страшно решительное. Томится, похудал. Сидит с пером в руке. Третья - следствие предпринятого решения. Он, побитый камнями, лежит на площади. Кругом толпа...
  
   Он написал об этом Петровскому А.С. (1881-1958) и тот откликнулся. Петровский видел сон. Ему предстал Архистратиг Михаил. Он держал в руках Евангелие и доску, истыканную гвоздями. "Это - сказал Он, - Вам, - и передал Евангелие, - а это - Вашему товарищу", - и передал доску".
  
   "Отец его, мой учитель, был очень замечательный человек, однако у нас недостаточно оцененный, петербуржцами просто затираемый, а ныне втаптываемый ими же в грязь. Однако я знаю, что американские математики изучали рус. Язык специально для того, чтобы прочесть работы Н.В. Бугаева. Мать А. Белого (я хорошо знал А-дру Дм-ну, её знала так же С.И.) обладала сатирическим умом и музыкальными способностями. А. Белый воспитывался на музыке, хотя сам и не играл... От отца он унаследовал склонность к философии и к схемам, но очень неудачно, почти карикатурно, и эта склонность задавила в нём поэта. От матери музыкальность, что было положительным, и сатирическое направление ума, тоже поведшее его ложными путями. В А. Белом были несомненные искры гениальности (я строго различаю гениальность, как восприятие и создание совершенно новаго и по-новому, от талантливости, как способности оформлять уже существующее), но не было достаточно талантливости. Отсюда внутренняя драма А. Белого. Он как никто видел мир в аспекте мифа, он создавал или воссоздавал миф. И когда он делал это непосредственно, его гениальность светила пучками ярких лучей, даже физически я воспринимал эти лучи. Но А. Белый был недостаточно умён для своей глубины, он не имел сил выразить её самостоятельно и потому всю жизнь искал чужих форм и способов выражения, чужих себе, стараясь втиснуть в эти, в сущности враждебные себе схемы, своё подлинное. То это было ницшеанство, то кантианство, то когенианство, то синдикализм, то антропософия и т.д. И свои ценности он, много стараясь и много работая, лишь портил, затемнял и уродовал. В свои лучшие времена А. Белый мне представлялся Ариэлем, духом воздуха, сотканным из звуков эоловой арфы, и восприятие им Мира было бездонно глубоко. Среди других людей тонких и по своему глубоких, он проносился как дуновение горного ветра, всем отдаваясь и никем не задерживаемый. Но эти вибрации постепенно затягивались корою условных неуклюжих схем, под которыми он задыхался - и задохся. Ему хотелось быть не ребёнком, а взрослым, и маски взрослых, которые он надевал на себя, его погубили". Соловки 21.08. 1935.
  
   "Хорошо, что ты стала читать А. Белого, это тебе поможет понять многое в музыке, как равным образом музыка поможет в понимании А. Белого. Ведь у него важнейшее - это музыка, не в смысле звучности как таковой, а более глубоко. Лирика его преследует ритмическую и мелодическую задачу, а большие вещи - симфонии и романы, симфонии в особенности, контрапунктические и инструментовку. Наиболее сознательно проработана контрапунктически симфония 4-ая, "Кубок метелей". Правда, напечатанная редакция переработана и лишена той непосредственности, которая была в этой симфонии первоначально (я слышал её раза два, в двух вариантах), и потому стала формалистичной. Но для изучения эта обнаженность построения симфоний составляет выгодное условие.
  
   Весьма построен так же "Петербург". Помню, А. Белый рассказывал мне об его возникновении. Первичным образом, легшим в основу "Петербурга" был черный куб, сопровождаемый особым звуком. Постепенно этот куб стал обрастать побочными образами и стал черной каретой, проезжавшей по Невскому. А вслушиваясь в сопровождающий звук, А. Белый подметил, что он слагается из двух других звуков или, точнее, что основной звук сопровождается обертоном, более слабым, чем основной, и весьма высоким. Дальнейший рост основного образа и внутренно связанного с ним звука шел так же, как множатся клетки зародыша, т.е. последовательными делениями- расчленениями. Таким-то образом возникли ткани и образы произведения в целом, однако органически объединённые при всём своём многообразии. Так же умножаются и типы: в первичном типе открывается другой, ему родственный, но иначе раскрывающий художественную тематику произведения. Впрочем то, что я говорю о Белом, есть и общий закон всякого подлинно-творческого произведения, будет ли оно художественным, философским или научным, даже техническим. Этот закон - родственен эмбрионологическому росту путём дифференциации и специализации средств для выражения первичного творческого порыва, не способного выразить себя простым, единым средством выражения. То, что рождается в душе как простая, неделимая точка, силовой центр, может осуществляться лишь в ряде связанных между собою и организованных, но различных и друг другу противоположных средств". Соловки. 5.09.1935.
  
   "Под гениальностью, в отличие от талантливости, я разумею способность видеть мир по новому и воплощать свои совершенно новые аспекты мира. Талантливость же есть способность работать по открытым гением аспектам и применять их. В жизни я встретил 3 человека, за которыми признал гениальность: Розанов, Белый, Вяч. Иванов. Гениальность есть особое качество, она м.б. большой и малой, равно как и талантливость. Не берусь судить, насколько велика гениальность этих людей, но знаю, что у них было это особое качество. Но Андрей Белый был совсем не талантлив, Розанов - мало талантлив, а В. Иванов обладал, при гениальности меньшей, большею талантливостью. Он сумел проникнуть изнутри в эллинство и сделать его своим достоянием. Его познания очень значительны, и потому он - поэт для немногих и всегда будет таковым: чтобы понимать его - надо много знать, ибо его поэзия есть вместе с тем и философия". Соловки. 30.09.1935 г.
  
   "На днях перечёл "Петербург" Андрея Белого, точнее сказать - прочел, т.к. читал ранее в первом издании, где была редакция значительно большего размера. Сам А. Белый и редактор издания считают новый текст более совершенным, чем первоначальный. По-моему это - большая ошибка. А. Белый постарался придать роману псевдо-популярный характер, упростив язык, сократив текст. Но общедоступным роман от этого конечно не стал, напротив внутренний его смысл сделался менее доступным. Ведь суть "Петербурга" в передаче чувства призрачности, мнимости Петербурга, в тревоге, в изломанности петербургской жизни и души, в оторванности Петербурга от страны. С упрощением языка, с сокращением текста эти моменты ослаблены до неузнаваемости, тогда как никакой новой сути в произведение не вложено. Роман напоминает ученический пересказ "своими словами" "Петербурга" в первоначальной редакции, бледную копию вещи очень сильной и, в соответствии со своим предметом - очень нездоровой. Однако, от бледности она - не здоровее. Помню, таким же образом А. Белый испортил первоначальную редакцию (не напечатанную) "Кубка метелей"...
  
   У него была гениальная интуиция тождества внутренней природы вещей и явлений провидимому вполне разнородных - способность сближения. Но это тайнозрение вещей потом, уже в молодости, стало заволакиваться от слишком большой заостренности (как зрение слишком хорошее в детстве, напр. у меня, от своей тонкости гибнет) - своими же порождениями, - сближением настолько сильным, что ломаются более существенные перегородки различия. А кроме того он, при своей гениальности, отнюдь не был талантлив, пожалуй даже был определённо неталантлив, и свои глубокие проникновения портил, т.к. у него не хватало способности оформить их соответственно высоко качественно и не хватало наивной смелости дать их в сыром виде, без наукообразного оформления. Так погубил он свою гениальность, так погубил он свои произведения". Соловки. 23.03.1936 г.
  
   И это всё о нём. Больше имя Андрея Белого в письмах Флоренского из лагеря не встречается. Многое он мог ещё сказать о друге своей юности, но 8 декабря 1937 года питерские чекисты его расстреляли.
  
   P.S.
  
   Памяти Андрея Белого.
  
   Голубые глаза и горячая лобная кость,
   Мировая манила тебя молодящая злость.
  
   И за то, что тебе суждена была чудная власть,
   Положили тебя никогда не судить и не клясть.
  
   На тебя надевали тиару - юрода колпак,
   Бирюзовый учитель, мучитель, властитель, дурак!
  
   Как снежок на Москве, заводил кавардак гоголёк,
   Непонятен-понятен, невнятен, запутан, легок.
  
   Собиратель пространства, экзамены сдавший птенец,
   Сочинитель, щеглёнок, студентик, студент, бубенец.
  
   Конькобежец и первенец, веком гонимый взашей
   Под морозную пыль образуемых вновь падежей.
  
   Часто пишется: казнь, а читается правильно: песнь,
   Может быть, простота - уязвимая смертью болезнь...
  
   Прямизна нашей мысли не только пугач для детей,
   Не бумажные дести, а вести спасают людей!
  
   Как стрекозы садятся, не чуя воды, в камыши,
   Налетели на мертвого жирные карандаши.
  
   На коленях держали для славных потомков листы,
   Рисовали, просили прощенья у каждой черты.
  
   Меж тобой и страной ледяная рождается связь,
   Так лежи, молодей и лежи, бесконечно прямясь.
  
   Да не спросят тебя молодые, грядущие те,
   Каково тебе там, в пустоте, в чистоте, - сироте...
  
   10 января 1934.
  
   О. Мандельштам.
  
  
   Нимб Флоренского.
  
   http://yasko.livejournal.com/45837.html
  
   В связи с картиной М.В. Нестерова "Философы" 1917 г. есть свидетельство чуда: на картине вокруг изображения голов философов появились нимбы. Вот как П.А. Флоренский пишет об этом матери О.П. Флоренской18 сентября 1921 года: "Присылаю, кроме того, фотографический снимок с портрета моего и СНБ (Сергей Николаевич Булгаков, - Г.Я.), сделанного М.В. Нестеровым. Снимок очень плох, но хорошо, что есть и такой. - Между прочим, произошло (некоторое, - зачеркнуто Г.Я.) какое-то расхождение тонов на фоне пейзажа, от постарения и около головы СНБ сильнее, а около моей - слегка выступило нечто вроде зелёного нимба. Свечение СН Б-ва столь сильно, что обращает на себя внимание, а М. В-чу придётся замазывать его. МВ даже испугался, подумал, не (случилось ли, - зачеркнуто Г.Я.)означает ли это, что с С.Н-чем что-то случилось в Крыму". Даже теперь, когда вы придёте в Третьяковку, присмотритесь повнимательнее, возможно, вы увидите ярко-зелёные мазки, наложенные автором на те места, где над головами изгнанного и замученного философов выступил светоносный нимб.
  
   Вот что пишет Флоренский о локализации человеческого сознания. "Даже для очень чувственного зрения граница тела лежит за физическим телом... (Итак, где граница тела? При современных воззрениях нельзя видеть границы тела там, где для грубого зрения кончаются они. Но и за пределами их есть много оболочек, истечений нашего тела, и где они кончаются - нельзя определить. Я думаю, что нигде. Мы везде, но в разной степени связанности с нашим телесным организмом). ... и я склонен думать, что благодаря своим телам мы охватываем всю вселенную. Эту мысль раскрывает Сперанский, ставя вопрос: каким образом Адам и Ева увидели, что он наги, ведь после грехопадения их познание ослабело? Ответ: они раньше не были наги, так как весь мир был их телом при общей связности их существа и они не видели границ между телом и миром. Само тело их не было обнажено, так как оно было внутренним органом, а потом, после грехопадения оно, так сказать, выпало из мира, и во вселенной остались только тонкие флюидные оболочки.
  
   Эта мысль соответствует современной биологии - характерно построение тела изнутри, а не извне. (Ноуменальная воля, потом строение тела изнутри.) Вещество заполняет душевные и полуматериальные формы. Часть этих органов, еще не залитых веществом, находится вне, и потому они очень гибки и податливы. Один из этих органов - тот свет, который излучается от человека, особенно из головы.
  
   Этот свет - явление бесспорное и определённое, хотя вместе с тем трудно сказать, как его видишь. Хотя видишь его чувственными глазами, но он не координируется со всей остальной чувственной обстановкой. Он может иметь такие же градации, - по силе и оттенкам, - как и чувственный свет. Может быть, целый спектр излучений различной духовной ценности, а геометрические формы его всегда более или менее однородны. Представление о свете от святых может дать венчик, изображаемый на иконах. (Сквозь него видно, он прозрачен. Свет этот может быть у разных людей разной природы. Спектр, начиная с материальных N-лучей. Свет может быть разных видов и изображается графически венчиками: 1. Свет вокруг головы; 2. Вроде сосуда, окружающего голову; 3. Вся фигура в яйцевидной оболочке. Венчики святых - более или менее удачное изображение того же краской.) Сфера, заполненная светом и окружающая голову..., может представляться как световой сосуд - нимб, gloria, на воскресшем Иисусе Христе.
  
   Религиозная иконописная символика всегда реальна, она всегда имеет некоторую реальную причину, в ней нет условности. А если мы эту реальность не всегда видим, то это происходит, во-первых, от плохого исполнения и, во-вторых, по нашей грубости". (П.А. Флоренский. Сочинения. ФН. т.129. М., 99,.стр. 423-424.)
  
  
   Чаша Флоренского.
  
   http://yasko.livejournal.com/14803.html
  
   3.04.1905 П.А. Флоренский пишет о "Геологии души": "1. Слои. Вглядываясь в душу свою, прислушиваясь к подземным звукам её, я, с течением времени, проникаю всё глубже в недра её, переживаю слои души своей. Каждый вновь найденный слой бывает необычайно осязательным, и тянет к себе и волнует, наполняя душу несказанною сладкою тоскою, непонятными порывами куда-то в дали, которые я видел давно где-то. (...)
  
   Под верхней корой... нахожу я слой радикализма, науки, философии... Это - мои увлечения физикой, математикой, геологией и т.п., не перестающая любовь к ним, именно любовь, как что-то сладко-жгучее, тянущее к себе, и я хорошо из переживаний знаю, что это вовсе не результат простого воспитания или моих убеждений. Это - врождённая любовь к науке ради неё самой.
  
   А ниже... Слышатся отрывки песнопений и видятся клубы ладана, и ризы, и иконы и воздевания рук... Трепет тайнодействия охватывает, и жертва бескровная свершается... А ещё ниже - жречество. Боги и стихии, мифотворчество, священные дубравы и источники, тайнодействия на открытом воздухе и в необъятных каменных часовнях капищах "на высотах". Вижу величавое жречество в процессии...
  
   Ещё ниже, и я пьянею и замираю от запаха земли - чёрный, чёрный свежевспаханный взборонённый, напитанный талой водой, влажный и чуть тёплый под лучами вешнего солнца. Вдали березовая роща, и "Сердцу так больно, и сердце не радо..." Прильнул бы лицом к ним, и, приникнув, так бы и остался, обливая её теплыми слезами исступления. И черная грязь смазала бы лицо - земляная, - и я бы рад был...
  
   А ещё ниже, вижу изумрудятся пьяняще-зелёные поляны сочной зелени... Тянет кочевать по беспредельным степям, под хрустальным куполом неба. Негде развернуться душе, некуда деться ей. Тянет вдаль, а куда - сам не знаешь. Только и хочется ходить, ходить без конца...
  
   А ещё ниже... какая-то неопределённая стихия. Водяные струи, зелёные, холодные... Дуновенья ветра. И я расплываюсь в них, теряюсь и исчезаю. То снова появлюсь, то меня снова нет Лечу вдоль поля. Потом над солёной морскою влажной - над пучиной "бесплодного моя". Синие дали - уходящие в бесконечность.
  
   2. Слово. Всю жизнь стараюсь "вспомнить" какое-то слово, слышанное мною не знаю где и когда, но мучительно-важное, от которого, как кажется, всё зависит - счастье довольство, полнота и святость. Вьётся, - вот схватишь - чувствуешь его близко-близко. И всегда, когда думаешь, что сейчас оно будет твоё, как будто внешне что-то помешает: то надо обедать, то плохо пообедал, то недоспал, то переспал, то кто-нибудь заговорит. Будто сон какой забыл - хороший, хороший, и его стараешься восстановить, но не можешь, будто во сне это слово слышал. И так оно хорошо, что даже блуждающее воспоминание о нём сладко, хотя с грустью, доходящей до желания плакать".
  
   Он записывал 7.07.1917 года: " Сойди в себя - и узришь обширные своды. Ниже, оставь страх, спустись в пещеру. Ноги твои ступят на сухой песок, мягкий и желтый, дающий отдохновение. Здесь заглушен шаг твой. Здесь сухо и почти тепло. капли времени срываются со сводов и падают в глубины мрака. Гулкие переходы наполнены реющим звуком: словно бьют свои удары бесчисленные маятники. Как в мастерской часовщика, нагоняют и перегоняют друг друга неисчислимые ритмы, сплетаются и расплетаются. Упруго жужжат веретена судеб. Сердца всех существ пульсируют в этих недрах. Тут, от мглы и лучей, рождаются все вещи мира. Тут ткётся, из ритмических колебаний, быстрых и медленных, глухих и звонких, из гулов и пещерных отзвучий, - живой покров, что называется Вселенной. Сюда, в утробу земли, сбираются и звёздные токи, огустевающие в драгоценные камни. Тут-то, под пещерными сводами сердца, и воссиявает Звезда Утренняя.
  
   * * *
  
   Вечер и утро особенно благодатны. В прежнее время, приезжая с ночным поездом из Москвы, я шел бродить по росистым лугам. Восток только начинал розоветь. И несказанная радость и чистота, вместе с каплями, осыпавшими меня с какого-нибудь орешника, струились широким потоком в душу, да и не только - во всё существо. Каплею висела у горизонта Утренняя Звезда. Но знало сердце, что эта Звезда дрожит не вне его, не на своде небесном, а во внутренних пространствах самого сердца, расширенного до небосвода. И, восходя в сердце, восходящая Звезда была прохладна, и девственна, и чиста.
  
   Порою, вечерами, бродил я по холмам и лугам. Набегающая прохлада заката омывала душу от волнения и тревоги. Вспоминалось о том перво - зданном ветерке вечернем, в котором и которым говорил прародителям Создатель их; и это воспоминание пробегало по спине прохладным восторгом. Полузабытое и всегда незабвенное золотое время Эдема, как отлетевший сладкий сон, вилось около сердца, трепетало, задевало крылом - и снова улетало, недоступное. Грустилось о былом, былом в веках и где-то вечно живом, живущим и доныне; и благодатная грусть сливалась с влажным сиянием Звезды Вечерней, такой бесконечно далёкой, светящей из прозрачных изумрудных бездн, и такой близкой, заходящей в сердце. Где-то вдали мерцала пастушья теплина. И милой была она. И милыми были все сидевшие возле. И, как ранее, в Звезде Утренней, так и теперь в Звезде Вечерней, сердце любило - Кого-то". (9.30-31).
  
   Это описание переживаний посвященного в мистерии. Пещера сердца, в которой происходит таинство; Звезда посвящения (звезда духа, Монада), которая восходит в сердце посвященного; воспоминание о первозданном состоянии Вселенной, в котором "Единое во всех, и все в Одном", - всё приводит к одному средоточию - духовному браку человека и Вселенной, центральному событию, венчающему усилия вечного странника небесного - человека, свершающего свой эволюционный путь в космической бездне. Звезда эта, Венера, по какой-то неизвестной нам причине играла в древности для "припоминающих" наиважнейшую роль. Недаром именно её они связывали с другими, незримыми звёздами.
  
   Это платоновское "припоминание" врождённого душе всеведения и припоминание опыта прошлых жизней, откладывающихся в грудном центре (чакре), называемом Чаша, Анахата: "Воистину я ничего нового не узнал, а лишь "припомнил" - да, припомнил ту основу своей личности, которая... была исходным зерном всех духовных произрастаний, начиная с первых проблесков сознания". "Моё личное самочувствие с детства всегда было то, что учиться, то есть в области общих понятий, мне собственно, нечему, а надо лишь припомнить полузабытое или довести до сознания не вполне ясное". Его Чаша была полна, она открылась, пробудилась, так что, от рождения он владел "абсолютно точными метафизическими формулами всех запредельностей". "Все... знание жизни было предобразованно в опыте самом раннем, и, когда сознание осветило этот опыт, - оно нашло его уже вполне сформированным, почкой, полной жизни и ждущей лишь благоприятных условий распуститься". "Общее я всегда узнавал с полуслова или с четверти слова, и потому очень немноги те случаи, когда в области мысли у меня бывало чувство новизны". "Про себя я, по крайней мере, могу сказать, что вся последующая жизнь мне не открыла ничего нового, кроме одного, - о чем будет сказано ниже, - но и то - открыла не познанию, а открыла смерти, после которой я стал уже не я". Как это можно понять, если не знать, что речь идет об эвтаназии. Как писала Е.П. Блаватская: "Этот вид легкой "смерти", или euthanasia, имеет Эзотерическое значение. Он символизирует "смерть" каждого Адепта, достигшего силы и степени и так же очищения, что дает ему возможность "умереть"... и все же жить и продолжать сознательную жизнь... Вариации на эту тему бесконечны, но тайный смысл всегда одинаков. Выражение апостола Павла, "что не видел смерти" (Евр.11.5), имеет, таким образом, Эзотерический смысл, но ничего сверхъестественного".
  
   С. Булгаков писал о своем Учителе: " В его лице было нечто восточное и нерусское (мать его была армянка). Мне же духовно в нём виделся более всего древний эллин, а вместе ещё и египтянин; обе духовные стихии он в себе носил, будучи их как бы живым откровением". Это свидетельство человека высоко духовного, всю жизнь находившегося под влиянием Флоренского, можно сказать, сформированного в его духе. Ведь дело в том, что культовая и философская основа христианской церкви имеет своими источниками как раз то, что было взято её основоположниками из остатков египетских мистерий и философии Платона, греческой философии. Теперь послушаем, что сказал Флоренский: "Время никогда не мог я постигнуть как бесповоротно ушедшее; всегда, насколько помню себя, жило во мне убеждение, что оно куда-то отходит... и там скрывается, засыпает; но когда-то и как-то к нему можно подойти вплотную - и оно тогда проснётся и оживёт. Прошлое - не прошло, это ощущение всегда стояло предо мной яснее ясного... я ощущал вязкую реальность прошлого и рос с тем чувством, что на самом деле прикасаюсь к бывшему много веков тому назад и душою вхожу в него. То, что в истории действительно занимало меня - Египет, Греция, стояло отделённое от меня не временем, а лишь какою-то стеною, но сквозь эту стену я всем существом чувствовал, что оно и сейчас здесь".
  
   Так что эти два духовные типа виделись С. Булгакову в его Учителе не случайно. Может быть, он прозрел в нём одного их тех гигантов, одного из тех гностиков, неоплатоников, кто на заре христианства заложил основу этого культа, и вот теперь, на его закате явился, чтобы попытаться дать своему детищу новый импульс жизни? Влить новое вино в старые мехи? Булгаков пишет: "Основное впечатление от о. Павла было силы, себя знающей и собою владеющей. И этой силой была некая первозданность гениальной личности, которой дана самобытность и самодавлеемость..." До рождения Флоренский уже имел "бессмертную душу", о которой говорил Христос. И он родился на земле чтобы содействовать её преображению. Воплотившись 127 лет назад, он принес к нам сюда, полную Чашу, содержимое которой опыт прошлых жизней был открыт для его использования в этой жизни, потому и было его гениальное творчество столь разносторонним. Это разносторонность совершенного человека, "Совершенномудрого" "Бодхисаттвы", "Архата", "Махатмы". Потому его и называют некоторые "русским Леонардо".
  
   "Флоренский - выдающееся и уникальное явление в истории отечественной, да, пожалуй, и мировой культуры. Фактически он сам был вочеловечившейся квинтэссенцией культуры, её воплотившимся духом в период её острейшего кризиса. Многое из того, что было создано средиземноморской культурой за последние 2,5-3 тысячи лет, с удивительной силой выражения было сконцентрировано в этой личности в некоторой гармонической целостности".
  
   Алла Демидова десятилетиями профессионально изучает работу энергетики актёра. Она писала недавно в КП, что актёры в основном играют энергией низших чакр, сексуальной энергией воздействуют на зал: "Аж попки сжимаются во время игры". А вот В.С. Высоцкий играл грудной чакрой, Анахатой, Чашей. "Анахата чакра. Престол или "колесо" жизни; сердце - согласно некоторым комментаторам". Алла Демидова, игравшая с В.С. Высоцким в разных спектаклях, свидетельствует: на сцене из его груди, из области Анахаты бил поток света, поток энергии, как луч прожектора. Значит, В.С. Высоцкий тоже имел наполненную Чашу, вот откуда такая живая убедительность многообразных героев его песен, он в этих песнях открывал нам опыт своих прошлых воплощений. Поэт в России больше чем поэт. И не только в России. "Поэт, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного вИдения, обожествлённой памяти... Поэт знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом... Творчество, делание объединяет П. с жрецом... при этом П. выступает одновременно как... жертвующий и жертва...Тождество П. и жреца влечёт за собой представление о магической силе П." Мифологический словарь. Т. 2, М, 92, стр. 327.
  
   Ещё о Флоренском здесь:
  
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/pavel.shtml
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/paf.shtml
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/bodhisattva.shtml
   http://zhurnal.lib.ru/j/jasxko_g_j/time.shtml
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"