Бродячее шоу семьи Пайло (The Pilo Traveling Show). Глава 2. "Внизу"
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
2. ВНИЗУ.
Ненавистное деревянное строение изрядно пострадало: взрыв, словно кожу, сорвал с него его потрескавшуюся оболочку, показав секреты его чудовищной плоти, и показав человека, что бессчетные годы был его пульсирующим сердцем, его коварным мозгом, изо дня в день совершая тайные вещи, ужасные вещи, о которых мир сразу за стенами Дома чудес не хочет знать. Еще меньше мир далеко, далеко наверху хочет знать об экспериментах, уменьях и развлечениях этого человека, а также о зачастую живой еще плоти, которую он использует в качестве своих глиняных игрушек. Как не хочет он слышать и крики боли, служащие ему музыкой, которой дирижируют его подрагивающие пальцы. Хозяин Дома чудес, известный некоторым, и как он сам любит, чтобы его называли, под именем "Манипулятор материей". И как же он любит те нервные взгляды, которые они бросают на него украдкой, то, как они спешат убраться с его пути, когда он выходит из этой искореженной деревянной клетки, чтобы насладиться видом плоти, которую, возможно, он однажды использует в своих проектах.
Кое-что в Доме чудес, конечно же, подремонтировали, так как прошел почти год с той ночи, когда Курт в приступе ярости разнес весь цирк, с той ночи, когда их владельца в конце концов вывели из себя, заставили сорвать человеческий облик и начать пожирать все вокруг. Доски были прибиты, трещины замазаны, оставив лишь слабое красноватое свечение кровоточить сквозь узкие щели и трещины, подобно тому как непрошенный свет сочится сквозь прикрытые веки разбуженного спящего. Только случайные шорохи и стоны доносятся до цыган и карликов, спешащих иногда мимо этого грязного места... и конечно же, они говорят себе, что ничего не слышали, и отказываются даже вспоминать, как того или иного их старого знакомого много лет назад послали в этот дом за нарушение какого-то циркового правила, и который так никогда и не вернулся. Есть много чего другого, чем занять ум. Джордж Пайло, брат Курта и новый босс, отдавал теперь здесь приказы, рявкал и выплевывал их как автоматную очередь, делая ударение на каждом щелчками этой ужасной ненавистной плети. Есть работа, которую надо делать, очень много работы: чинить, восстанавливать, чистить, отстраивать. В конце концов, миру нужно то, что будет отвлекать его от насущных проблем и развлекать. Ему нужен цирк.
Вплоть до самых глубин цирка пульсирует нарастающая потребность, нетерпеливость и голод. Тем не менее, как что-то раненое и покалеченное, оно сдерживается, сдерживается, еще не уверенное в собственных силах, в способности бросить вызов трудностям своего ремесла, обеспокоенное предчувствием своей погибели, обеспокоенное тем, что некоторые там наверху знают, что цирк здесь, видели его наготу, не спрятанную за внешним блеском, который затуманил бы их глаза и воспоминания. И оно нервничает. Его коллапс оставил в мире дыру, которая рано или поздно заполнится, их шоу или чьим-то другим. И этот страх тоже терзает цирк, так что с каждым днем работа мало-помалу ускоряется: стучат молотки, лязгают колья для шатров, хлопает, разворачиваясь, заново сотканная ткань, лихорадочно суетятся повсюду ярмарочные крысы, стараясь выглядеть занятыми и избежать плети.
Но цирку нужны циркачи. Шоу, как говорится, должно продолжаться. А смерть в некоторых темных потаенных уголках мира чуть больше, чем неудобство.
Под Домом чудес, рядом с каменной жертвенной плитой, давно уже не используемой, за крышкой из деревянных досок, начинается извилистый туннель, ведущий в истинные недра цирка. Они не так уж далеко, по правде говоря, несмотря на то, что они далеко от взора и разума. Их камни светятся красным и оранжевым. Там, где туннель кончается и начинается каменный пол пещеры, лежит мятой кучей забытая пара мешковатых клоунских штанов. Сиротливо, вполсилы, карманы время от времени волшебным образом наполняются призванным в тщетной надежде на спасение хламом: маленький парашют надувается в попытке поймать порыв горячего ветра; ледоруб бесполезно цепляется за пол, еле-еле полощет белый флаг. Со временем все эти вещи снова растворяются в воздухе.
Хозяина этих волшебных штанов вырвали из них сразу вскоре после того, как он был принесен в это тайное место бывшим владельцем цирка, Куртом Пайло. У Гонко об этом нет воспоминаний. Он помнит только запертый фургон, который раскачивают, чтобы вытряхнуть их, и пронзительный лающий голос Джорджа.
С тех пор и Курт и Гонко бродят по этим туннелям, через лабиринты и катакомбы из камня, который то и дело становится податливым как губка и выгибается вниз прямо под ногами, будто кожа какого-то живого существа. Ибо ничего здесь не является таким твердым или материальным, каким кажется. Нависающие каменные глыбы приходят в движение, превращаясь в миллионы ползущих насекомых, жаждущих вцепиться в тебя, только для того, чтобы потом снова стать похожими на камень. Курт и Гонко избегают, когда могут, жадных рук и воняющего мясом горячего дыхания своих мучителей, чьи формы меняются, но вкусы - нет.
Сейчас Гонко прячется, как он обычно прячется, забившись голым в темный маленький закуток под складчатым козырьком из камня, подальше от глаз хихикающих и рычащих исчадий ада, которые часто рыскают поблизости в поисках развлечения. Курт еще не нашел хорошего места, чтобы прятаться. Каждый день до него доносятся крики Курта, как и шепот, который, кажется, исходит от самого камня. Он шепчет о многих вещах, этот дышащий камень, о многих секретах цирка. Гонко многое узнал. Иногда он посещает сны Джейми. Сны Джейми и других людей, где он с наслаждением пинает мебель в их подсознании и старается устроить столько беспорядка, сколько может. В основном же он видит сны сам, сны о побеге. Он пытался выбраться наружу уже много раз, но это не разрешено, и каждый раз его ловят и делают ему очень-очень больно.
Джордж Пайло злой человек, и всегда им был, и это не секрет. Но еще не придумано такого слова, чтобы описать степень той жгучей смертельной ненависти, что клокочет в венах Гонко подобно лаве, когда он вспоминает, как Джордж запер его и остальных клоунов в обреченном автофургоне в ту ночь. У Гонко туманные и путаные воспоминания обо всем этом, падение из фургона - вот последнее, что он помнит, так что Джордж (насколько Гонко может судить) и есть тот, кого он должен благодарить за то, что он оказался запертым в этой ловушке внизу. Он шипит сквозь зубы и баюкает свои ожоги и раны, обещая себе: он отомстит.
- Гонко. О, Гонко? - знакомый голос, низкий и жизнерадостный, зовет откуда-то из глубин. Эти же слова шепотом повторяют камни, бездумно передразнивая. Щелкающие пасти формируются из нематериальной глины.
Гонко в своем убежище собирается в комок. "Шурх-топ-ширх", - все ближе слышатся прихрамывающие шаги из туннеля справа от него.
- Гонко! Гонко, иди сюда, мы должны поговорить. О многих интересных вещах.
Курт. Тот же жизнерадостный веселый голос, независимо от того, что происходило с ним всего час назад. Также как он звучал бывало в его фургоне, где стол был завален библиями и распятиями. Гонко выглядывает и видит его - худое горбатое почерневшее существо из костей, пластин и когтей. Оно выше, чем обычный человек, но все скрюченное и сгорбленное. На его голове криво прилеплено человеческое лицо, прежнее лицо Курта, с толстыми губами, прикрывающими слишком большие зубы, круглыми румяными щеками, безмятежно улыбающимися глазами. Гонко не отвечает на его зов, пока Курт не произносит:
- ...надо поговорить, Гонко. У меня для тебя потрясающие новости. Для тебя есть задания, там, наверху.
Гонко осторожно садится. Он шепчет в коридор, зная, что камень изогнется и поиграет со звуком, так что будет казаться, что он звучит со всех сторон от Курта.
- Я слушаю, босс.
- Ох-хо-хо, - печально смеется Курт. "Шурх-топ-ширх", - пятятся обратно все его угловатые выступы, возвращаются к Гонко, пока огромная согнутая насекомоподобная масса из костей и лица не встает прямо напротив укрытия Гонко. Тем не менее, Курт не смотрит прямо на него, притворяясь - так, по крайней мере, кажется Гонко, - что оглядывается вокруг, ища его.
- Ты не должен звать меня боссом, Гонко. Теперь я простой работник. Такой же, как и ты. Хотя ты клоунский босс, так ведь, Гонко?
- Я думаю, я был бы им, если бы у меня были клоуны.
- Хмм. Да. Что же, это одна из тех вещей, о которых мы должны поговорить. Я тут общался с... высшим руководством.
- Я слышал крики, босс. Курт.
- Ох-хо. Они любят энергичную беседу. И они любят акцентировать свою точку зрения с помощью многих уникальных методов... - лицо Курта искажается, словно его тошнит. Черные блестящие кости, похожие на грудные клетки, идущие вдоль всего его позвоночника, гремят и трясутся минуту или две. - Но порой приходится сурово обходиться с подчиненными, которые не справляются с работой. Или с теми, кто... как бы это выразиться... вообще губит все предприятие целиком.
"Это не я был тем, кто разрушил его, - думает Гонко, подавляя приступ гнева, - однако я здесь внизу вместе с тобой, Курт, ты, большая тупая куча блевотины". А вслух:
- Это была не твоя вина, Курт. И не моя. Это была диверсия.
- Хм, ну что ж, кому-то же нужно быть ответственным. И, похоже, это мы с тобой! У наших начальников есть много веских причин для... разочарования. До всех этих неприятностей, вот ведь, ты знал, что они собирались расширяться? Бог мой, да, у них на уме было столько операций на поверхности, а время, условия были почти идеальными! Но теперь... - Курт грустно вздыхает. - Много нужно сделать там наверху, Гонко, чтобы все снова стало идеальным.
Первые слабые ростки надежды вплетаются в ярость и страх Гонко.
- Неужели?
- Мм, безусловно. Еще более интересным для меня оказалось то, Гонко, что у наших начальников есть свои собственные начальники! Боже мой, этой цепочке команд конца и края не видно, не так ли? - голова Курта крутится из стороны в сторону, глаза бегают. - Или глубины. Был ли ты в еще более глубоких коридорах и помещениях, а? Прячемся здесь, у самого входа? А как же наш дух приключений? Что ж, тогда ты не видел огромную черную металлическую плиту, массивную и высокую. Я видел, Гонко. У нее есть петли и ручка, и бог ты мой, как же она напоминает мне дверь. Так как это именно она и есть. Только... - Курт понижает голос до шепота, - они еще не могут пройти через нее. О нет, пока нет. Пройдет еще очень много времени, прежде чем мир будет готов к ним. Это похоже на то, осмелюсь сказать, как ждут, когда вода в ванне станет идеальной температуры. Те, которые здесь внизу? Они очень хотят выйти... наверх. Этот цирк, Гонко, не больше, чем опорный пункт для них, всего лишь вестибюль. Они пробыли здесь уже довольно долгое время. Так что небольшое ожидание для них, что ж, оно раздражает их, но это не... - глаза Курта сверкнули. - Не конец света.
- Я с вами, босс, - говорит Гонко. - А скажите-ка. Не слышали ли вы может что-нибудь о том, чтобы вытащить меня нахрен отсюда?
Улыбка приподнимает румяные щеки Курта.
- Так уж случилось, что да! Действительно слышал. Ты немедленно отправляешься наверх и сделаешь кое-что. Чтобы помочь снова поставить цирк на ноги. Они нервничают, наши начальники. Мир наверху услышал про нас. Знает чуть больше чем надо слухов и сплетен. Наверху ждет список имен. Ты должен замести следы любыми способами по своему усмотрению. И ты должен снова собрать своих клоунов ради истинной цели - дурачиться, развлекать и забавлять. Все заслуживают развлечений, ты так не считаешь, Гонко?
- Вы знаете, босс, пожалуй, с этим я соглашусь.
- Хм-м.
- Только вот одна загвоздка. Моя труппа мертва. Вы, наверное, помните, как выгрызали их внутренности.
Курт поднимает коготь, похожий на тонкий скрученный металлический стержень. Он грозит пальцем, понимает Гонко, грозил бы, если бы у него были пальцы.
- Тц-тц-тц! Позитивное мышление, Гонко. Никогда не фокусируйся на "не может" и "не получится". Собери все, что осталось от твоих клоунов и нанеси визит куратору Дома чудес. Он знает, что делать. Пока же цирком будет управлять мой... дорогой... брат... - голос Курта понижается, превращаясь в рык чего-то настолько голодного, что голод этот никогда не будет утолен, - мой драгоценнейший брат, Джордж.
Гонко кивает. Он быстро прикидывает в уме, затем рискует прошептать:
- А скажи-ка, Курт. Если так выйдет, что Джордж не окажется таким же, ну, в смысле, как предыдущий босс? Просто предположим, что шоу Джорджа получится не таким уж великолепным? Что тогда?
Голова Курта медленно покачивается, медленно поворачивается к нему, и большие белые глаза надолго впиваются в него взглядом. Гонко съеживается, уверенный в том, что своим языком только что лишил себя любой возможности выбраться из этих пещер. Все-таки Курт верен своим боссам, а Гонко только что намекнул на диверсию. Все сверлит и сверлит его этот взгляд.
Наконец Курт произносит:
- Если такое произойдет, что ж, мне кажется, тогда предыдущий владелец будет восстановлен на прежнем месте, Гонко. И мне кажется, у него будут некоторые привилегированные исполнители, с которыми он будет особенно любезен при каждом удобном случае.
- Думаю, мы поняли друг друга, - Гонко чувствует немалое облегчение, когда Курт наконец хромает прочь, волоча за собой поломанные части себя самого. Его босс достаточно необычен, и может вполне невинно воспринять этот вопрос как чисто гипотетический и не распознать в нем тайного замысла.
Но никто не любит Джорджа Пайло, особенно Курт. И Гонко полагает, что еще меньшее количество людей полюбят его после его пребывания у руля. Он выползает из своего укрытия, находит рубашку и ботинки, нащупывает выход и снова надевает свои волшебные штаны с намерением карабкаться вверх. Из карманов вываливаются два ледоруба. На этом месте обычно появляются две гигантские руки и останавливают его, утаскивая обратно в глубину, но в этот раз ничего не препятствует его выходу. Ослабевший, исхудавший, страдая от боли, поскальзываясь на камнях, он преодолевает подъем с минимальной суетой - все, что ему требуется, так это представить лицо Джорджа Пайло, злорадно ухмыляющееся в паре футов над ним. "Спорим, ты не сможешь, - усмехается воображаемый Джордж ему в лицо, - спорим, ты не сможешь выбраться, тупая башка". Лицо Джорджа - это деревянный пол над ним, вскоре разбитый в щепки, когда Гонко выползает обратно на землю цирка, а затем валится без сил.
***
Гонко моргает на искусственный вечерний свет поддельного неба цирка, погружающий все в фиолетовые сумерки. Из его костяшек сочится кровь, и торчат щепки. Его клоунская рубашка превратилась в рваные лохмотья в леденцово-красную полоску. Хотя во времена Курта по вечерам кончалась вся работа, сейчас слышно, как везде что-то торопливо прибивают, чистят и строят. Странное монотонное насвистывание и пьяные песни карликов доносятся сквозь звуки цирка, возвращающегося к жизни. Запах попкорна с маслом и сахарной ваты плавает в прохладном воздухе.
Гонко страшится того момента, когда он окажется лицом к лицу с Джорджем, чувствует, что его ярость вырвется из его кожи подобно плетям колючих лиан, которые он не сможет сдержать, и задушит Джорджа, и тот слишком легко отделается. Но Гонко помнит жизнь цирка и его медленное, закрученное время. В этот раз месть должна быть атомным взрывом: окончательной и абсолютной. Это вам не вражда с акробатами. Гонко снова думает о трясущемся фургоне. Прежде чем все это закончится, он увидит, как Джордж отправится в тот туннель, он улыбнется и помашет ему сверху на прощание, глядя как маленькое тельце кувыркается, колотя ножками по воздуху, и летит к разгневанным хозяевам.
Так что, пообещав себе все это, ему кое-как удается не позволить красному туману застлать его зрение, когда он слышит визгливый крик Джорджа: "Отполируйте эти ружья! Отрегулируйте тот ряд уток! Они двигаются слишком быстро! Тупые уродливые куски дерьма, вы, должно быть, проголодались, отведайте-ка это!" Щелкает плеть. Зубы Гонко скрежещут, его тело содрогается от чистейшей ненависти, когда он, пошатываясь, идет в сторону этих звуков.
***
Балаганщики - народ хитрый. В цирке не хватает персонала, и если честно, не хватает довольно сильно, но достаточное количество карликов, цыган и остальной разношерстной братии, собранной за годы существования цирка, пережили резню Курта, чтобы завербовать других своих сородичей, время от времени выскальзывая на поверхность и возвращаясь обратно со стянутыми веревками тюками, мычащими сквозь кляпы или наклеенный скотч. Новичкам дают попробовать порошок, обучают установленным порядкам, подготавливают с помощью определенных ритуалов к их новой жизни, и вот уже они принадлежат Джорджу.
Джордж не рассчитывает, что кому-то придется по душе его стиль руководства, даже ему самому. На самом деле, иначе он бы его не выбрал. Он должен быть тираном, чудовищем, ненавидимым всеми. И все же при одном только упоминании имени Курта страх появляется на лице каждого из этих подлецов, даже новеньких, тех, кто эту историю только слышал, и все они прекрасно знают, что Джордж ну никак не способен на такой приступ гнева. С какой бы любовью они не вспоминали времена прежнего, более мягкого режима Курта, они еще будет говорить себе, что сейчас им живется намного лучше. На самом деле Джордж планирует сохранить воспоминания об этой резне и их страхи яркими и свежими. Но это потом.
Весь прошедший с того дня год Джордж не сидел сложа руки. Цирк теперь будет другим, с большим упором на карусели и аттракционы... Ну, по крайней мере, таков был его план, поскольку после Курта большинство первоначальных артистов довольно сильно напоминали фарш. Ему не терпелось немедленно начать работать: самый простой день представления, с небольшим количеством посетителей-простецов, чтобы собрать немного пыльцы душ, и его лично отобранная команда охранников - лесорубы, оставались бы избалованными и верными. Но потом он переехал в вагончик Курта и обнаружил телефон.
Все это время он вообще не знал, как именно Курт получал те редкие указания Снизу. Во втором ящике стола, все еще наполовину погребенный в шуршащей куче из коренных, малых коренных, клыков и резцов, с того самого момента, как он нашел его, тихо звонил ярко-зеленый телефон. Он взял трубку ("чего?!"), и голос дохнул в его ухо зимним холодом: "Еще рано", - сказал он и не добавил ничего больше. Ему ничего не оставалось, как повесить трубку, отменить запланированное на следующую неделю представление и найти кого-нибудь, кого отхлестать плетью, чтобы выплеснуть свою досаду.
Телефон звонит каждый день примерно в одно и тоже время, и каждый раз этот ледяной голос: "Еще рано". Раз или два он пытался узнать, когда должны начаться представления, или, по крайней мере, узнать причину отсрочки. Он даже унижался, хватал телефон до того, как тот начинал звонить и умолял: "Послушайте, сэр, порошок! Наши запасы на исходе, и они ворчат, мне нужно платить этой кучке грязных червей, или начнутся бунты..."
"еще... рано", - последовал ответ с другого конца, как он на самом деле надеялся, отключенной линии.
"Послушайте, почему еще рано? У меня есть карусели, полностью готовые к работе, есть новые акробаты, натренированные и в отличной форме. Мы похитили несколько олимпийских чемпионов по гимнастике и обучили их. Умно, а? Моя идея! У меня есть укротитель львов и фокусник. Слушайте, у меня есть все, кроме гадалки и пары клоунов. Почему рано?"
"еще... рано".
И так каждый день. Он уже понял, мать вашу, ладно, ладно, хватит! Но все равно он звонил, и звонил, и звонил...
Три дня назад, когда проклятый телефон зазвонил снова, Джордж расплакался. Его глаза наполнились слезами. Его собственный запас порошка, скопленный за многие годы, давно закончился. Запас Курта тоже почти подошел к концу. Он больше этого не выдержит.
- Слушайте! - крикнул он в трубку. - Вы хотите, чтобы я управлял этим цирком или...
Голос прервал его. Он звучал до странного весело.
- Приготовьтесь. Представление скоро начинается.
Джордж задрожал.
- Как скоро?
Но телефон щелкнул и замолчал. А Джордж в ликовании скакал по своему фургону, пока клацанье печатной машинки из другого ящика стола не привлекло его внимание. Он с уверенностью мог сказать, что еще вчера там никакой печатной машинки не было. Невидимые пальцы стучали по клавишам, пока не появился листок бумаги со словами "для гонко", под которыми шел список имен. "Для Гонко? - одними губами спросил Джордж у своего отражения в зеркале напротив стола (зеркало было из Дома чудес и искажало его отражение так, что он выглядел на три фута выше). - Почему "Для Гонко?". Гонко мертв. Все клоуны мертвы! Моему шоу не нужны клоуны. У нас есть карусели".
В печатной машинке больше не осталось бумаги, но Джордж проследил за нажимаемыми клавишами и прочитал ответ: "Тебе понадобятся клоуны, Джордж. И у тебя будут клоуны".
Так что он не особо удивляется, когда замечает Гонко, бредущего к нему в сумерках. Странная смесь из триумфа, удивления, злобы и чего-то такого, что Джордж не признал бы в себе как страх, бурлит в нем, словно шипучий напиток. Джордж сидит верхом на спине своего любимого нового приобретения, громилы, которого он соорудил с помощью Манипулятора материей из особенно крупного лесоруба. На спине несчастного, с помощью длинных шурупов, вкрученных в его кости, установлено седло. Небольшое устройство вставлено в качестве пульта управления в голову этого существа, гарантируя полное послушание и свободу воли как у картофелины. В более совершенном мире, думает Джордж, всех бы можно было контролировать посредством кнопок, рычажков и джойстиков.
Джорджу все еще снятся кошмары о том, насколько близко он был в ту ночь к тому, чтобы получить пулю в затылок, как раз когда казалось уже, что опасность миновала, ведь Курт упал в глубины Дома чудес. Клоун, один из людей Гонко, всадил две пули в дверь фургона, совсем рядом с ним. Лесоруб - вот ведь, совсем не дурак, настоящий мыслитель, который увидел весь будущий расклад и тут же поспешил выслужиться перед новым боссом, - повалил с ног старого клоуна, Уотсона, Уинстона или как его там звали, и отнял пистолет. "Стреляй!" - завопил Джордж, его штаны намокли. Лесоруб выстрелил, и старый клоун стал всего лишь еще одной жертвой той ночи, в то время как лесоруб заслужил доверие Джорджа и то привилегированное положение, которым он сейчас наслаждался. Он, конечно же, и был ездовым громилой Джорджа.
Громила с плетью в руке неуклюже топает к Гонко. Джордж спешивается, идет к нему с зажатым в кулаке листком бумаги из печатной машинки, но что-то в пугающе натянутой улыбке Гонко резко останавливает Джорджа от того, чтобы принять его обычную позицию (лицо вжато в пупок Гонко, глаза сверкают снизу вверх). Улыбка Гонко искажается от судороги, дергается, кажется, что у него вот-вот пойдет пар из ушей, так решительно она удерживается на месте. Но глаза не лгут. И вот между зубами этой улыбки выходит:
- Здравствуй, Джордж. Я так сильно скучал по тебе.
Джордж презрительно усмехается, швыряет смятый листок, целясь в эту улыбку, но вместо этого попадает в клоунский нос Гонко. Тот издает короткое "дзинь", словно в тире с утками, когда попадают в мишень.
- Твои приказы, - кричит на него Джордж.
По всему телу Гонко снова пробегает судорога.
- Там список имен. Понял? Имена! Ты отправишься наверх и принесешь их как хороший песик. Приоритет номер один: предсказательница. Верни ее. Затем делай, что хочешь с остальными.
Следующим Джордж швыряет в него пропуск, снова попадает в клоунский нос: "дзинь".
- Но особо не торопись, - говорит Джордж, отступая в безопасность своего громилы, когда глаза Гонко начинают наливаться кровью. - Моему шоу клоуны не нужны. Ты будешь выполнять мелкие поручения, ты будешь готовить и убираться, будешь делать работу снаружи. Никаких представлений. Нет, пока ты этого не заслужишь. Другие клоуны зарыты там, в навозной яме. Внимательно смотри, кого возвращаешь, Гонко. В моем цирке нет места предателям.
Джордж ожидает какой-нибудь приятный взрыв эмоций, может даже некоторое пресмыкательство, но вместо этого лицо Гонко принимает задумчивое выражение.
- Как скажешь, Джордж, - говорит он. - Мои клоуны будут работать до одури, только чтобы это стало лучшим шоу, которым ты когда-либо будешь заправлять, - и он кланяется, затем теряет равновесие и падает в обморок.
- Хе, сойдет, - говорит Джордж, вполне удовлетворенный, и едет на своем громиле обратно к фургону, дергая за рычажки, чтобы обрушить плеть на любого работника, что окажется поблизости.
***
Когда Гонко пробуждается от сна, вкус хот-дога с горчицей поет у него во рту, такой славный и сладкий, что он вгрызается сильнее и откусывает что-то чуть более костлявое, чем ожидалось. Раздается визг боли, и от него отпрыгивает карлик, зажимая руку, из которой во все стороны летят брызги крови. Гонко знает карлика. Это один из его старых контактов с Аллеи аттракционов, который иногда снабжал его разведданными по акробатам, еще тогда, во времена войны. Его зовут Кудряшка из-за огненно-рыжей бороды, закрывающей почти все лицо за исключением глаз и носа, причем его кустистые брови являются лишь продолжением бороды. Рядом с Кудряшкой стоит блюдо с хот-догами, пончиками и бумажный стакан с газировкой.
Гонко находит даже палец довольно сочным, но у него нет разногласий с Кудряшкой, так что он только обгрызает с пальца немного мяса и выплевывает его в пыль.
- Так ты пережил эту суматоху? - говорит Гонко, подразумевая разбушевавшегося Курта.
- О, ага, - фыркает Кудряшка, засовывает палец в карман и наматывает на обрубок носовой платок. Он морщится, но не произносит ни слова обвинения, что Гонко отмечает с одобрением. Хороший он карлик, этот Кудряшка.
- Так зачем ты заталкиваешь еду мне в рот?
- Джордж велел. Ты был в отключке почти целый день. Джордж говорит, ты должен много чего сделать для него.
Всплеск Джордж-злобы бодрит его лучше, чем кофе. Кудряшка следит за выражением его лица.
- Что-то задумал? - шепчет он, чуть отодвигаясь от него.
- Слушай. Сколько корешей у тебя есть? Надежных корешей. Которые будут держать рты на крепком замке несмотря ни на что.
Кудряшка пытается сосчитать на пальцах и морщится.
- Девять, - наконец решается он. - Больше, если ты, ну понимаешь, бросишь что-нибудь хорошее в их карманы. Джордж урезал жалование с полмешочка до четверти, а теперь он вообще платит по крупинкам. По крупинкам! Зато эти лесорубы получают хорошее жалование, так что они вправят мозги любому, на кого Джордж укажет.
Кудряшка склоняется ближе:
- Но я так тебе скажу, если представления в ближайшее время не начнутся, хм, ну, половина из них взбунтуется и...
- Шшш, - говорит Гонко, расправляясь с оставшимися хот-догами в несколько жадных глотков. - Гонко уяснил обстановку, Кудряшка. А ты доведи-ка до их ушей, мой друг. Нашепчи то да се о секретной миссии там, наверху, - Гонко дергает большим пальцем в сторону неба. - Свежий воздух. Полнорослые дамочки. Технические чудеса какого бы там сейчас он, мать его, ни был, века. Но только самым смекалистым и надежным ярмарочным крысам, усек?
Кудряшка усек.
- А мы увидим океан?
- Все пять. И оплата будет получше. Я говорю о приятно набитых карманах, приятель. Но сначала достань-ка нам пару лопат. Мы идем за сокровищами.
Кудряшка убегает. Гонко чувствует, как картина начинает сформировываться у него в мозгу, превращаясь из стихийной жажды расплаты в конкретный план. Это будет рискованно, это будет смело, но это будет означать конец спектакля для Джорджа, если все получится. Кудряшка возвращается с кирками, лопатами и тачкой размером больше, чем он сам.
Всю ночь они копают в том месте, которое Джордж назвал навозной ямой - клочке земли, откуда повара-цыгане каким-то образом добывают свое мясо. Здесь есть деревья с хот-догами, кусты сахарной ваты и заросли попкорна, а из земли, словно нефть, бьют бурлящие источники с шипучей газировкой. Проходит какое-то время, прежде чем кирка Гонко натыкается на что-то, похожее на кость. Кирка показывается на поверхности, вытаскивая ком земли и тело Гоши. Голова его неплохо сохранилась, туловище тоже, но ниже пояса он представляет собой полужидкую массу, воняющую болотными газами. Они сгребают все, что можно, в тачку, задыхаясь, кашляя, блюя. Лицо Гоши, неподвижное как камень, выглядит удивленным.
- Ах ты, грязный, грязный ублюдок, - шепчет Гонко дрожащей куче плоти.
Он толкает тачку к Дому чудес, вываливает ее содержимое прямо под дверью, не обращая внимания на вязкую липкую жижу на своих ботинках, затем медленно катит ее обратно, чтобы привезти остальных.
***
К утру дело закончено, ну или по большей части. Он находит почти всего Рафшода, верхнюю половину Дупи и разговаривает с ними, пока катит каждого в тачке к Дому чудес, рассказывая им всякие приятные вещи о грядущих днях, о том, как они будут резвиться на сцене, словно дельфины в море. Их тела присоединяются к телу Гоши в чудовищной куче у двери Дома чудес.
Гонко не возвращается за Уинстоном - таких проблем ему не надо, он понимает это и без предостережений Джорджа. Не ищет он и Джей-Джея - согласно напечатанному листку, Джей-Джей прячется где-то в верхнем мире. Он также помнит предательство Джей-Джея в фургоне, и хотя пылающая от этого злость даже рядом не стоит с той сверхновой, что зажег в нем Джордж, без сомнения, здесь требуется основательная трепка. Если Джей-Джей переживет ее, то, что от него останется, будет весьма годным клоуном в их новом номере.
Гонко стучит в дверь Дома чудес четыре раза. Медленно и со скрипом она открывается, и в щель выглядывает глаз.
- Да?
Гонко тыкает части клоунов носком ботинка.
- Верни их.
Дверь открывается шире, и Гонко проталкивается внутрь. Похожий на клюв нос Манипулятора материей постоянно шмыгает, а его глаза выдают посещающие его мысли. Он чуть выше, чем карлик, с мертвенно-бледной кожей и прилизанными прядями сальных черных волос. Ему никогда не выпадал случай наказать Гонко, так что у Гонко нет перед ним страха. Красноватый свет в его мастерской падает на мебель, сделанную из человеческих существ, каждый предмет обстановки выглядит настолько хорошо сохранившимся и реалистичным, что Гонко готов поспорить, что некоторые из них и в самом деле живые. Он выигрывает этот спор, когда стул, который он пододвигает к себе (а ножки у него - это настоящие ноги), издает тихий стон боли, когда он плюхается на него.
Манипулятор материей растеряно потирает руки.
- Эта процедура, реанимация, трудная, и... и требует времени, - запинаясь, говорит он.
Когда Гонко отвечает, Манипулятор материей съеживается, словно тот занес руку, чтобы ударить его.
- Сколько это займет? Представления скоро начнутся. И у нас еще полно другой работы.
- По-разному. Время с момента смерти, возраст... мм... организма. Слишком давно... и это невозможно! Много времени с момента как, скажем так, сущность отправилась туда, куда отправляются все сущности, когда они покидают плоть, - его руки порхают как птицы, и он издает нервный смешок.
- Верни их, - повторяет Гонко утомленно.
- Ээ... хмм... оплата?
Теперь Гонко действительно встает, чтобы ударить его, и Манипулятор материей охотно и с восторгом подается вперед.
- Приказы, - рявкает Гонко. - От самого Джорджа. И от тех, кто над Джорджем. Дошло?
- А! - и с еще большим восторгом: - Какие-нибудь новости снизу?
- Курт передает привет. И говорит, делай, что тебе сказано. Он не будет торчать там вечно.
- Делать, что мне сказано! А там посмотрим. Только об этом ни слова! Мне не должны докучать все те, кто потерял друга, или врага, или я никогда не закончу с реанимацией. Другие дела, хобби с живыми, гораздо более интересные...
Гонко начинает закидывать лопатой внутрь останки клоунов, так как проходящие мимо цыгане останавливаются, чтобы поглазеть на все это месиво. Они не должны видеть его труппу в таком состоянии, это плохо смотрится. Манипулятор материей исчезает в дальней комнате и возвращается, толкая что-то, напоминающее электрический стул. Толстые пучки проводов тянутся за ним по полу, плюясь искрами.
- Как скоро? - спрашивает Гонко.
- Загляни ко мне через три дня, - Манипулятор материей сейчас выглядит немного раздраженным, так как Гонко явно оторвал его от каких-то проектов.
- Я загляну через час. Потом еще через час. И ты будешь следить за своим языком и будешь поистине супер-пупер гостеприимным и ты будешь работать сутки напролет, или Гонко станет слегка нервным и сделает кому-то очень-очень больно.
Слегка обалдев от такого, Манипулятор материей быстро приходит в себя и улыбается:
- Что-то не так, мистер Гонко?
Гонко пугает их обоих выкатившейся у него из глаза слезой, огромной клоунской слезой, которая размером с его кулак и прыгает как мячик, когда падает на пол.
- Они мои... - он давится словами.
- Твои подчиненные? - осторожно подсказывает Манипулятор материей.
- Черт побери, они же каша. Клей. Посмотрите на эту кучу дерьма, - он опускается на колени рядом с вышеупомянутой кучей, хватая бледную голову Дупи за пучки волос. - Я верну тебя, Дупс. Вот увидишь. Времена веселья впереди, Дупс, у тебя и твоего брата. Мы поедем на поезде смеха в город хохота. Мы сразим их наповал, всех их, прямо как в старые добрые времена.
- Вдохновлен. Бегу, - Манипулятор материей уже суетится, явно возмущенный приказами и угрозами, и скорее всего делая о них заметку на потом, когда Гонко пришлют к нему для наказания, что точно случиться рано или поздно, пока всем тут заправляет Джордж.
Он приносит шпатель, скальпель, портативный холодильник с разными частями человеческих тел, тяжелый мешок полный рулонов человеческой кожи, ножницы, какую-то розовую вязкую массу, которую Гонко никогда раньше не видел. Успокоившись, Гонко спрашивает:
- Они же будут прежними?
- О, более или менее.
- Лучше пусть будут.
- Ну, может, некоторые улучшения. Некоторые незначительные дефекты, - Манипулятор материей натягивает заляпанные перчатки и расставляет пробирки и банки с разноцветными жидкостями. Он отмеряет широкий кусок кожи, подключает рядом с большим, опутанным проводами стулом устройство с антеннами и мигающими циферблатами. Его маленький экран показывает прямую линию пульса.
Гонко расхаживает между омерзительными предметами мебели. С разных поверхностей и деталей за ним с безмолвной мольбой следят глаза.
- Что это? - спрашивает он, поднимая что-то похожее на губную помаду.
- Губная помада, - весьма раздраженным тоном отвечает Манипулятор материей.
- Для?
- Разновидность клоунского грима. Джордж подумывает о будке для поцелуев, вожделение было... мм... механизмом для сбора, да, которым цирк не пользовался уже довольно давно. Нужна будет женская особь достаточной степени красоты, я полагаю. Помада еще более усовершенствует ее.
- Она работает?
- Никогда не проверял, - Манипулятор материей натягивает круглые очки и зажигает маленький газосварочный аппарат. - Возьми и попробуй, если тебе так угодно.
Помада уже в кармане Гонко, как и что-то похожее на тушь и тени. Он некоторое время наблюдает за работой этого мерзкого человечка, пока тот распиливает кость на тщательно отмеренные куски, но на большее его не хватает. "Возвращайтесь", - шепчет он своей искореженной труппе.
Гонко бродит по цирку, пока не находит старый шатер клоунов, перестроенный, переоборудованный, и очевидно используемый для складирования разнообразного хлама. Каким-то образом вид старых холодильников, дверей от фургонов, сломанных столов и латунных зеркал бьет его в уязвимое место, и его ярость вырывается наружу. "Джордж, - шепчет он, сам не понимая, что говорит, видя перед глазами только красную мглу с белыми вспышками ветвистых молний. - Джордж. джордж. джооорррдж!"
Стук, звон, треск и грохот разносятся над цирком, а из дверей летят сломанные вещи. Кое-кто с благоговением подходит посмотреть на Ураган Гонко, большинство - что более разумно, - убегают подальше.
Позже, на обратном пути к Дому чудес, Гонко едва не теряется в новой планировке цирка, где приказы Джорджа лишили это место почти всего его характера. Шатры все одинакового размера, на одинаковом расстоянии друг от друга, идеально вычищенные, и все вокруг сверкает чистотой, от подметенных полов до отполированных шестов. Повсюду плакаты с лицом Джорджа, только более благородной и красивой версией Джорджа, который таращится с высоты со словами "джордж наблюдает за тобой" и "предатели берегитесь". Гонко в недоумении отмечает, что ни один из плакатов не изгажен.
Он останавливается у шатра акробатов, где с изумлением видит на фасаде еще одну вывеску: "любимчики джорджа (на данный момент!)". И буквами поменьше: "подлизывайтесь и стучите на друзей, чтобы и вам выпал такой шанс!" Внутри бездельничают три гибких тела, блестя потом после тренировки. Новые акробаты смеются и потягивают чай со льдом. Гонко пробегает по размытым воспоминаниям той ночи. У него занимает некоторое время, чтобы вспомнить, что старые акробаты мертвы и что Кудряшка говорил что-то про похищенных им на замену олимпийских чемпионов по гимнастике. Но к тому времени, как он вспоминает все это, Гонко уже поднял ком земли, проорал: "Эй, урод!" - и со всей силы швырнул его в первого, кто повернулся к нему. Снаряд попадает его цели в горло. Глаза становятся огромными, кашель, плевки и всякое такое веселье, а остальные бросаются на помощь своему упавшему товарищу.
- Ты чудовище! - кричит на него один из них. Все трое плачут. Пострадавший катается по земле с (надо признать) прекрасной кошачьей грацией.
Тут Гонко вспоминает, что сейчас текущей вражды между ними нет (ну может до этого момента). Но, учитывая то, как изменилось это место, некоторые знакомые штрихи совсем не помешают.
- Что за хрень?! - говорит он. - Свен уже давно бы отправил меня в полет с разворота. Вы не знаете, как акробатствовать?
- Мы презираем насилие!
- А, так значит, эта война будет легче легкого, вы это хотите сказать?
Они с плачем убегают, оставив Гонко беспокойно расхаживать по цирку. Время для него тянется медленно - он чувствует себя отцом в комнате ожидания в родильном отделении. До него долетает слух, что акробаты наябедничали Джорджу, и что Джордж ищет его, но у Джорджа есть полно других, на кого поорать и отхлестать плетью, и Гонко (справедливо) полагает, что Джордж унюхал ту угрозу, что сочится из его пор, и на самом деле не особо спешит найти его. Тем не менее, он держится на безопасном расстоянии, прячась всякий раз когда слышит неуклюжее "топ-топ" ездового громилы Джорджа.
Да, здесь действительно многое изменилось. Ходят слухи, что среди всех видов наказаний, особенное наслаждение Джордж получает от того, что посылает повздоривших артистов на унизительные сеансы "примирения" к психотерапевту, которого он притащил из верхнего мира, как когда-то притащил того бухгалтера. На этих сеансах враждующие стороны должны обсуждать свои чувства и разрешать конфликты, иногда перед аудиторией из балаганщиков. Это звучит поистине дьявольски, Гонко должен отдать ему должное, этот старина Джордж знает, как испортить все веселье.
Каждый раз, когда Гонко бродит рядом с Домом чудес, он слышит, как за дверью трещат и шипят искры. Разлетелся слух о том, что там творится что-то странное, даже страннее обычного, так что в последние часы поблизости почти не видно ярмарочных крыс. Сам не особо стремясь созерцать внутреннее убранство, Гонко ждет снаружи столько, сколько может, но когда до него доносится: "Дыши! Дыши!" - он врывается внутрь.
Пол представляет собой отвратительное месиво из сваленных в кучи обрезков и обломков костей, сочащихся костным мозгом. В ведра затолканы куски плоти и разные органы. В воздухе висит электричество, от которого волосы встают дыбом, и уж точно никогда в одной отдельно взятой комнате так густо не пахло кладбищем и помойным баком. Но там, на стуле, с бессмысленным выражением заново покрытого белым гримом лица - Дупи. Его голова большая и круглая как баскетбольный мяч, с черными пучками волос, торчащими тут и там. Невысокий, пузатый, он виновато таращится на весь мир. Моргает, дышит. Живет.
Манипулятор материей вертится рядом, потирая руки.
- Первая попытка была успешной! Очень приятно. Он жив, по-своему.
- Г-г-гонко? - заикаясь, шепчет Дупи.
Он, пошатываясь, встает со стула и мешком падает на пол. Банановая кожура подвела его. Гонко рывком поднимает его на ноги. Дупи трогает его за рубашку.
- Там холодно, Гонко. Очень-очень холодно, и... и они заставляют тебя делать всякие штуки.
- Ну-ну, - говорит Гонко, пряча свое облегчение и радость, потому что Манипулятор материей пристально смотрит на него. Но еще одна клоунская слеза выдает его, отскакивая от плеча Дупи, и он думает, да к черту все, и обнимает своего товарища-клоуна.
- Займись делом, - рычит Гонко на Манипулятора материей, который мерзко улыбается.
Тот прикатывает на больничных носилках квадратный кусок плоти и точит мясницкий нож, сдерживая собственные слезы. Правда в том, что он не чувствовал себя таким растроганным уже многие годы.
***
Проходит всего полтора дня, прежде чем остальная его труппа опять собирается за все тем же старым карточным столом, раздавая все те же старые игральные карты. Гонко внимательно наблюдает за ними, чтобы проследить, как они восстанавливаются. Если не считать внезапных пауз и пустых взглядов в пространство, или, как в случае с Дупи - кошмаров, от которых он просыпается с криками о ком-то, кого он называет "Мистер Большестрах", или, как в случае с Гоши - неправильно приделанной конечности, которая наполовину отваливается, когда он двигается слишком быстро, - Гонко рад, что они те же клоуны, что были раньше.
Однако, у него еще не вся труппа.
- Наклонитесь-ка поближе, - говорит он, когда Дупи и Рафшод наконец прекращают свой бой за то, кому достанется последний соленый кренделек. Они наклоняются, и он посвящает их в великий план. Они, похоже, не слышат ни слова, и тут же возобновляют драку за уже съеденный крендель. Гоши озадаченно таращится на все вокруг. Все системы в норме.
***
- Сегодня, - говорит Гонко своей труппе, после того как дал им пару дней привыкнуть к жизни, - мы отправляемся наверх. Раф, я избегаю Джорджа из-за кое-какой драмы с акробатами. Иди достань нам пропуска. Поиски Джей-Джея могут занять некоторое время, но мы проверим сперва его прежние логова. Мы разделимся, но будем следить за передвижениями друг друга. Если вы заметите его, узнайте, где он остановился. Дальше следует взбучка, и мы хорошенько припугнем его.
- Гонко, это... могу я, это... - запинаясь, спрашивает Дупи.
- Ты можешь сходить в туалет, Дупи. И если ты спросишь у меня об этом еще раз, я закопаю тебя обратно в той грязной яме, где я тебя нашел.
Дупи съеживается:
- Ой, Гонко. Там плохо, очень-очень плохо, я просто не могу вернуться туда, там больно глазам, и тебя заставляют делать всякие штуки.
- А мне там понравилось, - заявляет Рафшод. - Завел себе пару друзей.
Дупи снимает уже испачканные штаны и топит их в отхожем месте, потом надевает новую пару, но не раньше, чем дает всем вокруг полюбоваться на поэтическую вольность, которую Манипулятор материей позволил себе в процессе переделки.
- Ох, Иисусе! - в отвращении ворчит Гонко. - Дупи, я хочу, чтобы лишнего хера к утру не было. Даже знать не желаю, что там еще у тебя есть, но отрежь и это тоже.
- Он такой щекотно-щипучий, Гонко. Но когда я чешу его, он становится щекотно-больнючим.
- О, Гонко-о-о, - нараспев зовет Джордж от полотняных дверей.
С высоты своего ездового громилы - который очевидно до чертиков пугает Гоши, потому как тот на негнущихся ногах выбегает из комнаты, визжа как кипящий чайник, - Джордж манит Гонко пальцем. За ним стоит недавно подвергшийся нападению акробат, и таким образом планы клоунов откладываются на полтора часа, пока, с Джорджем, сидящим в углу, грызущим попкорн и время от времени издающим одноголосое закадровое ржание, Гонко и Клавдий (акробат) обсуждают свои чувства с новой игрушкой Джорджа - психотерапевтом.
Это женщина сорока с чем-то лет, одетая в пастельные оттенки бежевого и зеленого, с кудрявыми волосами, очками и длинной шеей, на которой ее голова постоянно кивает в идеальном понимании. Руки Гонко мертвой хваткой сжимают подлокотники кресла на протяжении всего сеанса. Клавдий, по крайней мере, находит ценным все происходящее.
- Думаю, то, что я чувствую... когда клоун нападает на меня?.. это чувство отверженности.
Психотерапевт понимающе кивает.
- А, может быть, Гонко, когда он бросал грязь, или фекалии, или что там это было... выражал протест против какой-то отверженности, которую он чувствовал в прошлом?
Джордж в своем углу чуть не умирает со смеха.
- И это просто замечательно, что вашему хозяину не безразличны наши сеансы, - говорит психотерапевт.
- Я чувствую от этого некоторую значимость, - говорит Клавдий, - хотя этот частый смех? Он заставляет меня чувствовать некоторую растерянность.
Время ползет медленно как никогда. Под конец Гонко не может вспомнить ни своего имени ни рода занятий, так как злость затмила все. Он каким-то образом умудряется обнять акробата, когда ему велят, и сказать что-то похожее на "извини". Когда туман ярости рассеивается, он стоит по колено в обломках фургона, с разнообразной болью, указывающей на то, что это его собственные руки и ноги уничтожили его.
Остальные клоуны с уважением глядят на него, аплодируя. (Гоши аплодирует, надувая щеки и шлепая по ним ладонями, что он продолжает делать весь остаток вечера). Цыгане, владельцы вагончика, стоят неподалеку, не особо впечатленные, и Гонко вспоминает великий план.
- Эй, все вы, забирайте куски этого фургона, - говорит он цыганам. - Мы возьмем их наверх. Починим их там. Вы идете с нами. Тайная миссия. Хорошая оплата и куча привилегий.
- Куда наверх? - спрашивает один из цыган. Это еще одни, выжившие после Курта. Некоторые из них пробыли здесь так долго, что мир наверху стал для них почти мифом.
- Пошли, и дядя Гонко покажет.
Немногие из тех, кто наблюдал за его демонстрацией силы, осмелились бы ослушаться его, так что цыгане неохотно поднимают куски фургона побольше, в то время как клоуны забирают остальное. В лифте нет места для всех них и обломков фургона, так что клоуны едут наверх первыми.
- Так вот, великий тайный план, - говорит Гонко, - и на этот раз слушайте.
И так стиснутые вместе, клоуны придвигаются еще ближе, тесный контакт провоцирует целый спектр забавных звуков: от колокольчиков и выскакивающих тостов, до звука выпускания газов.
- Наше собственное шоу. Наверху, там, откуда приходят простецы. Тот фургон, что я разломал - это первая часть. Мы натаскиваем еще разного барахла и прячем его наверху, пока все не будет готово. Потом очень долго разбираемся с этим, - он вытащил листок с именами, который ему дал Джордж. - Мы добываем свой собственный порошок, ясно? Мы платим больше, чем платит Джордж, и подкупаем любого, кого мы только захотим, чтобы он участвовал в новом шоу.
- Но что, если Джордж захочет, чтобы мы участвовали в его шоу? - спрашивает Рафшод.
- Не захочет. Мы будем ниже, чем цыгане - он сказал это своим собственным ртом. А эти приказы идут от тех, кто выше Джорджа, - он трясет листком, чтобы подчеркнуть это. - Так что пока один из больших боссов не выползет наружу, чтобы сказать обратное, здесь устанавливаем правила мы, мы делаем, что хотим. Это значит то, что говорит Гонко. Дошло?
- Значит только клоуны? - говорит Рафшод. - В смысле, мы только клоуны. А что насчет уродов и акробатов, и укротителя львов и всякой такой хрени?
- Со временем, - отвечает Гонко.
- Боже ж, - говорит Дупи.
- И будет даже лучше, мои дорогие. Со временем мы вообще заставим шоу Джорджа голодать. Как? Продавцы билетов. Уяснили? Мы поставим своих людей на эту работу. Мы заставим их посылать Джорджу простецов, которых мы уже развлекли. Простецов, высосанных досуха. Никакого порошка для Джорджа. И со временем - никакого цирка для Джорджа, когда никто внизу не получит свою оплату, и боссы боссов также не получат свою долю. Думаете, они долго будут терпеть Джорджа?
Дупи взволнованно поднимает руку.
- Говори.
- У меня такая отличная идея, Гонко, - и Гонко приглушает звук, пока Дупи пересказывает все, что Гонко только что сказал, что занимает весь остаток пути наверх.
Они выходят из лифта на поверхность через кабинку биотуалета на строительной площадке в Брисбене. Вокруг пусто, так как стоит ночь. Цыганам приходится совершить еще четыре поездки, чтобы привезти остатки фургона. Гонко велит балаганщикам угнать грузовик, загрузить обломки в него и ехать на север, после чего починить фургон. У них нет инструментов или чего-то такого подобного, но ярмарочные крысы чинят всякое барахло как по волшебству. Гонко разыщет их, когда придет время, как только он найдет хорошее место для нового шоу.
Остальные клоуны с опаской выходят из лифта в прохладный воздух зимнего брисбенского вечера. Внезапно они замолкают и останавливаются в изумлении, их лица копируют вечно удивленное лицо Гоши.
- В чем прикол? - говорит Гонко. - У нас еще полно дел.
Дупи указывает на звезды:
- Ч-что это за красивые штучки, Гонко? Нет, серьезно, ты просто должен сказать мне.
- Ты же видел их раньше?
- Ни черта подобного. Боже ж, а они красивые. Что это?
Рафшод выглядит таким же удивленным.
- Их называют небесные милашки, - говорит Гонко. - Все настоящие супер-пупер клоуны отправляются покататься на колеснице по небу, чтобы лизнуть их. По вкусу как мороженое, насколько я слышал.
- Ух ты, здорово! - голос Дупи полон благоговения. - А эти высокие штуки? - он указывает на здания.
- Ты все это уже видел. Ты что, не помнишь работу снаружи для Курта?
Рафшод смущенно смеется.
- Чуток рассеянный, - говорит он и бьет себя по черепу углом кирпича, вероятно для того, чтобы заставить извилины работать. Каждый удар производит звук, похожий на писк собачей резиновой игрушки, от чего Гоши бешено вертится на месте, ища в темноте того, кто знает его тайный язык.
- Все такое чудное, - шепчет Дупи. Где-то рядом сигналит машина. - Гоши боится, Гонко. Не оставляй нас тут, ты ж ведь не оставишь?
Мимо медленно едет грузовик с нарисованным на дверях и кузове логотипом службы уборки "Мистер Мускул" - мультяшным человечком, похожим на Попая, показывающим большой круглый бицепс. Рафшод напрягается.
- Я знаю этого урода! - орет он. - Эй, мистер Мускул! Помнишь меня?
- Раф, расслабься.
- Он у меня в долгу. Он у меня в огромном долгу! - и он срывается с места и одним прыжком перемахивает через забор, прежде чем Гонко успевает схватить его за шиворот, и тут же устремляется за грузовиком, который завернул за угол.
- А, неважно, - ворчит Гонко. - Ладно, вы двое. Осмотритесь тут, обыщите город по-быстрому. Загляните в тот клуб, где Джей-Джей работал, до того как мы оклоунили его. Оставайтесь в тени, старайтесь, чтобы вас не заметили. Осмотрите достопримечательности, может они освежат ваши воспоминания, а то, похоже, Эм-Эм превратил ваши мозги в желе. Встретимся здесь же через четыре часа.
Из кармана Гонко достает компас с буквами "ДД" для Джей-Джея вместо севера, и буквами "Р", "Д", "Г" для Рафшода, Дупи и Гоши, вместо востока, юга и запада. Стрелка компаса будет указывать на месторасположение каждого клоуна, когда он повернет циферблат. Тем не менее, ему тревожно вот так отпускать их бродить одних.
- Давайте найдем этого крысеныша, - говорит он, доставая по компасу для каждого клоуна. Хотя их стрелки не всегда согласованно указывают туда, где должно быть "ДД", но так они хотя бы не потеряют друг друга.
- Вот, - он кидает каждому по огромному пончо, которые вытащил из карманов. - Накройтесь. Вы временно не клоуны, просто на всякий случай.
- Боже ж, Гонко. Все так запутанно. Потому что, понимаешь ли, я мог бы поклясться, что мы были...
Дупи продолжает что-то объяснять, но Гонко уже умчался, следуя за указывающей на "ДД" стрелкой компаса, пока тот не приводит его к мосту, под которым проходит поезд. Он спрыгивает на его крышу и мертвой хваткой держится за нее, пока поезд несет его на север.
Далеко за полночь Гонко оказывается у двухэтажного кирпичного дома, нюхает воздух и каким-то образом может сказать, что Джей-Джей недавно был здесь. Но пока он стоит там на подъездной дорожке, компас крутится и показывает на юг, отчаянно удлиняя свои деления, чтобы показать, что Джей-Джей находится далеко отсюда. Это или означает, что его волшебные штаны повредились, пока были внизу, и все барахло в них испортилось тоже, или это какие-то выкрутасы цирковой магии, механика которой зачастую недоступна тем, кто владеет ею. Возможно, компас показывает ему не только, где находится Джей-Джей, но и лучшее время, когда найти его. Постаревшая версия Джей-Джея, какой-то простец из родственников, выглядывает между занавесками и замечает его. Гонко намеревается уже выбить дверь и нанести какой-нибудь фатальный ущерб простецу, но передумывает, решив, что так Джей-Джею станет известно, что за ним охотятся.
Он едет в город на крыше товарного поезда, невидимый в темноте, кроме разве что случайно выхваченного боковым зрением отблеска яркой ткани. Недалеко от того дома, что он посетил, пока поезд грохочет по мосту, он опять замечает парк у реки. Это стоянка для кемпинга, уютно спрятанная в стороне от главных дорог, где полно места, чтобы разместить несколько цирковых номеров. Может быть, это место станет вполне достойной первой остановкой для его бродячего шоу. Гонко целует маленький компас. Похоже, он все-таки правильно направлял его.
Уже почти рассвело, когда он находит Дупи и Гоши, которые стоят на том же самом месте, где он их и оставил - на стройке. Они не сдвинулись ни на шаг. Пончо валяются у их ног. Голова Дупи запрокинута наверх.
- Они по вкусу как мороженое, Гонко, правда здорово? Как мороженное, и все настоящие супер-пупер клоуны, они отпра...
Трудно злиться на них, одновременно испытывая радость от того, что его труппа снова в сборе, так что быстрой порции оплеух вполне достаточно.
- Не обижай его, Гонко, ох ты ж, боже ж, это не смешно, - укоряет его Дупи, пока он вбивает немного ума в Гоши, который в свою очередь отогнул губы и трясется всем телом от плача, роняя клоунские слезы, которые шлепаются ему под ноги и бьются там, как умирающая рыба.
- Хватит тупить, вы, кучка опарышей, - рявкает Гонко. - Где Раф?
- Он, ну, он побил мистера Мускула, Гонко, он хорошенько его отделал, и отобрал ту шину, что мистер Мускул задолжал ему. Потом он погнался за мистером Уиппи(1).
- Ладно, у него все равно есть собственный пропуск. Вам, жалким лужам блевотины, судя по всему, нужно чуть больше времени, чтобы освоиться. Скоро день. Время спрятаться.
- Нам нужно найти Джей-Джея, Гонко, обязательно нужно, или Гонко будет тааак зооол...
- Правдивее слов не слышал, Дупс.
И они возвращаются вниз через лифт в биотуалете.