На искусственном небе цирка не было ни луны, ни звезд - благоприятные условия для всех участников движения за свободу, тайком собирающихся на экстренную встречу, а при данных обстоятельствах - одна из немногих милостей, на которые они могли рассчитывать. Их настроение было мрачным, так как они понимали, что их короткое и давно готовящееся противостояние подходит к концу, откладывается, потому что они снова переходили в режим полной секретности, когда не знаешь, в какой момент за тобой будут следить любопытные глаза. Никто из них не ожидал увидеть Джейми в тот вечер, и когда он наткнулся там на них, сидящих в угрюмом молчании, их злые взгляды заставили его задуматься, не безопаснее ли ему было попытать удачу с Гоши. Один ведь толчок, всего один толчок...
Рэндольф встал.
- И что это ты тут делаешь? - сказал он. - Пришел позлорадствовать, что всем нам крышка?
- О чем ты? - спросил Джейми, отодвигаясь как можно дальше от края пропасти.
- Здесь нет ничьей вины, - остановил Рэндольфа Фишбой, положив руку ему на плечо. - Садись, Джейми.
Рэндольф отступил, сплевывая и бормоча вполголоса ругательства.
- Ничьей вины нет, но Рэндольф прав, - продолжил Фишбой. - С нами все равно что покончено. Пайло вернули себе свои глаза и уши. Мы ничего не можем с этим поделать.
- Мы ведь можем снова выкрасть его? - спросил Джейми. - Один раз же мы его украли.
- Добровольцы? - тихо сказал Фишбой. - Уинстон, покажи ему.
Уинстон без слов поднял рубашку, и Джейми с трудом удержался от крика. Поток сияющего красного света лился оттуда подобно крови, выглядело так, словно середина его груди была вынута и заменена углями. Кожа по краям почернела и дымилась. До Джейми донесся запах жареного мяса.
- Болит, - тихим голосом произнес Уинстон. - Ну, знаешь, боль была довольно сильной. Манипулятор материей сказал, что я могу придти через неделю, и он приведет все обратно в норму. Воспользовался порошком, просил, чтобы боль прекратилась. Правда, совсем заставить ее утихнуть не получилось. Хотя болит поменьше, сейчас просто горячо. Запах, вот что изводит меня. Запах - это уже чересчур.
Джейми почувствовал, как у него закололо в горле. Это запросто мог бы быть он.
- Прости, - сказал он, положив руку Уинстону на плечо.
- Ты не виноват, - ответил Уинстон. - Думаю... у предсказательницы было видение, вот и все. Хорошо еще, что она не узнала об остальных.
- И что нам делать дальше? - спросил один из карликов. - Завтра день представления. Мы все еще можем отменить его.
- Нет, - произнес Уинстон глухим голосом. - Думаю, нам лучше забыть обо всем об этом. Если вы решите остаться в цирке, смиритесь и приспосабливайтесь. Есть вещи и похуже, чем быть здесь. Если хотите уйти, вы знаете, что делать. Нет смысла бороться с ними. До сих пор мир как-то уцелел, несмотря на тысячелетия их существования... Нет смысла бороться с ними.
Странное лицо Фишбоя закаменело.
- Никто не станет винить тебя, Уинстон, если ты решишь выйти из игры. Но я не выйду. Бездействие причинит мне больше страданий, чем борьба с ними.
- Не будь так уверен в этом, - отозвался Уинстон. - Со мной еще мягко обошлись. Могло быть и хуже. Видели бы вы тех бедолаг, что он держит наверху в своей мастерской...
Уинстон замолчал и поднялся.
- Увидимся позже. Нужно немного поспать. Надо принять еще порошка. Эта штука начинает греть чуть сильнее.
Они смотрели, как он медленно уходит, еле волоча ноги, словно в беспамятстве. Укротитель львов кинулся за ним, чтобы помочь ему безопасно миновать узкий участок тропы. Когда он скрылся из вида, Фишбой заговорил:
- Кто-нибудь хочет оставить борьбу, после того, как вы видели, что они сделали с нашим другом?
- Нет, - раздались отдельные голоса из группы ("Без особой уверенности", - подумал Джейми).
- Вы видите, что они делают с мятежниками, - сказал Фишбой. - Мы должны продолжать наши усилия. Пайло вернули свои глаза и уши, но они не могут наблюдать за всем одновременно. Я желаю рискнуть и нанести по ним удар. Есть ли здесь те, кто не желает того же?
- Нет, - отозвался Джейми. Рэндольф посмотрел на него с удивлением и презрением. Джейми выдержал его взгляд.
- Я сделаю все, что потребуется, - сказал он.
- Докажи, - сказал акробат.
- Как?
- Хватит, Рэндольф... - начал Фишбой.
- Ну что? - сказал Джейми, и теперь его характер начал проявлять себя.
Он встал, сжав кулаки. Карлики наблюдали за ним с интересом, словно предвкушая драку.
- Как я могу доказать это? - спросил он.
- Что нам нужно сделать, - перебил его Фишбой тоном, в котором слышалось вымученное терпение, - это потрясти Курта до самой глубины души. Он никогда не видел ничего кроме рабской покорности. Мы должны дать ему почувствовать, что у него выдергивают ковер из-под ног, даже если это только иллюзия.
- Как? - спросил Джейми, все еще глядя акробату прямо в глаза. - Я сделаю все, что вы захотите. Самую рискованную часть работы. Что бы это ни было. Назови это.
Фишбой внимательно посмотрел на него, его жабры поднимались и опускались.
- Ты точно уверен? - сказал он.
- Да.
- Хорошо, Джейми. Ты можешь взяться за задание, которое я собирался поручить Рэндольфу - проникновение.
- Проникновение? Ладно. Отлично. Куда?
- В фургон Курта, - сказал Рэндольф и улыбнулся. "Вот сейчас-то ты и откажешься", - говорила эта улыбка. - Вломись туда, разгроми его. Работа в твоем распоряжении.
Прежде чем Джейми успел ответить, все головы повернулись в сторону узкой тропинки. К ним бежал Уинстон. Его шаги были нетвердыми, и казалось, что он вот-вот неминуемо сорвется вниз; камни и земля, летевшие у него из-под ног, скатывались через край и пропадали навсегда. Когда он миновал узкий поворот, многие вздохнули с облегчением. Он оперся одной рукой о забор и пытался отдышаться. Его глаза были широко распахнуты.
- Что такое? - спросил Фишбой, подбегая к нему. Остальные подбежали следом.
- Кое-что случилось, - сказал Уинстон. Он глотнул воздуха, прежде чем продолжить, задыхаясь между словами: - Было нападение. На Дом чудес... взрыв. Все возвращайтесь немедленно, все... должны отчитаться. Скорей.
- Но ведь это не был никто из нас? - сказал один из карликов, оглядывая всех, вскинув кустистые брови. - Ведь нет?
- Кто-нибудь замешан? - спросил Фишбой.
Никто не поднял руку. Фишбой повернулся к Уинстону:
- Расскажи нам, что знаешь и поторопись.
- Я не так уж много и знаю, - сказал Уинстон. - Просто услышал от одного балаганщика, что половину Дома чудес снесло напрочь. Пайло оба там. С Куртом что-то странное. Он... меняется.
Фишбой застыл:
- Меняется? Что значит "меняется"?
- Меняет форму, лицо. Разговаривает чудно... Я думаю, его наконец зацепило. Думаю, он психанул. Давайте назад. Все.
Группа начала растягиваться в цепочку вдоль тропы. Фишбой вскинул руку и сказал:
- Подождите!
Он замолчал и, похоже, быстро и усиленно думал.
- Хорошо, - сказал он, - слушайте. Все начинаем атаковать! На остаток ночи забудьте обо всех опасностях и полный вперед. Кого-то из нас поймают, накажут и убьют - а может и хуже - но выкиньте эти мысли из головы. Это, возможно, последняя жертва, которую мы когда-либо принесем. Это может стать последней ночью цирка! Джейми, приступай к своему заданию - сейчас, пока Курта нет в фургоне.
- Что именно я должен там сделать? - спросил Джейми, в первый раз по-настоящему задумавшись о том, на что он подписался.
- Ну же, пораскинь мозгами, - с раздражением сказал Фишбой. - Ты знаешь, что заденет Курта. Демонстративное неповиновение. Так, ради всего святого, продемонстрируй его ему. Брось ему вызов. Вторгнись в его личное пространство и изгадь его. Иди! Если ты не готов на это, так и скажи, и я пошлю кого-нибудь другого.
Джейми издал раздраженный стон. Когда он побежал обратно к выходу, то услышал, как Фишбой велит Уинстону "привести в действие план "Гоши", немедленно". Джейми задумался, чтобы бы это, черт возьми, могло значить, и почувствовал смутное успокоение из-за того, что ему досталось не это задание. Он бросил последний взгляд назад и увидел, как Фишбой хлопает по спинам и раздает указания.
Что ж, если Джей-Джей хочет увидеть, как Курт потеряет самообладание, то ему, возможно, представится такой шанс - если Джейми проживет достаточно долго, чтобы еще раз успеть нанести грим. Он выбрался через щель в заборе и помчался к фургону Курта.
***
С момента взрыва пошел час. На месте происшествия уже собралась внушительная толпа зевак. Одна сторона Дома чудес была отогнута, будто корочка у болячки, и нездоровый красный свет лился в ночь словно вытекающая в воду кровь. На верхнем этаже был сам манипулятор материей, глотнувший непрошенного свежего воздуха, и оказавшийся у всех на виду первый раз за всю свою прожитую в тени жизнь. Невысокий человечек с одутловатым лицом таращился из дома на собравшуюся внизу толпу, которая таращилась на дом, на его мастерскую, которая выглядела как гостиничный номер в аду. Задняя стена была сделана из плоти - плоская пульсирующая паутина из вен и кожи. Жуткие создания, собранные из частей людей и животных лежали умирающие и истекающие кровью, разбросанные взрывом по комнате, некоторых из них впечатало в стену. Это и было то место, где создавались уроды, где наказывались нарушители правил, и куда время от времени жертвовались один или два простеца в качестве игрушек для скульптора плоти. Сам хозяин дома застыл неподвижно, словно попавший в свет фар зверек. В конце концов он отполз за одну из своих пульсирующих статуй, оставив толпу беспокоиться о том, что встревожило их больше - Курте Пайло.
И Курт и Джордж появились на месте происшествия почти сразу же после взрыва, но увидев настроение своего брата, Джордж тут же испарился. Губы Курта изогнулись вверх в подобие улыбки. Его большие желтые зубы проглядывали сквозь разомкнутые губы, и странный смех пророкотал из глубины его горла, как будто его зубы были прутьями клетки, в которой был пойман какой-то радостный безумец. Закаленные балаганщики, которые до этого момента считали, что повидали уже все на своем веку, шарахались от своего хозяина, когда тот, смеясь этим смехом, пробирался сквозь завалы.
- Ох-хо хо-хо-хо, хо-хо хоооо, - смеялся Курт. По всей видимости, он пытался принять данное происшествие за сыгранную с ним злую шутку, и изо всех сил цеплялся за видимость своего обычного благодушия. Его усилия были колоссальными и заметными. Как и сообщил Уинстон, с лицом Курта действительно произошла перемена: его глаза горели яростным белым огнем, смуглая кожа на щеках растянулась и стала такой тонкой, что, казалось, вот-вот лопнет, а его челюсть как будто удлинилась. Его зубы сильно вдавились в растянувшуюся кожу щек. Его руки были сжаты в кулаки и тряслись.
- Ох-хо хо-хо хооо, - произнес он. - Ну надо же, ну надо же, вот это да, хо хо хо, кто-то посмеялся, тут, ооох хо хооо, тут, хо хо, предатели, и я... - он умолк с звуком, похожим на рычание крокодила, доносящееся из каких-то первобытных глубин, после чего снова начал нарастать этот смех. Курт побрел через завалы, гипс и стекло хрустели у него под ногами. Толпа попятилась.
Гонко был среди них, наблюдая за своим боссом прищуренными глазами. Он уже видел растревоженного Курта до этого, очень-очень давно. Неприятное было зрелище. "А он начинает заводиться, - подумал Гонко. - Вообще-то, становится все безумнее с каждой секундой. Это может плохо кончиться. Наверное, сейчас самое подходящее время ретироваться..." И Гонко ретировался без дальнейших раздумий.
Рубашка Курта начала раздуваться на плечах. Он издал особенно громкий хохот и загадочная опухоль разорвала его рубашку на спине, превращаясь в могучий горб. Толпа полностью рассеялась.
***
В шатре клоунов Гонко увидел Уинстона, который пятился от входной двери. Гонко кивнул ему, обрадованный тем, что он здесь, подальше от беды, а потом остановился - Уинстон держал одну руку за спиной, что-то пряча.
- Что это у тебя в руке, дружище? - спросил Гонко.
- Ничего, Гонкс, - ответил Уинстон. - Видишь? - он показал руку - та была пустой. - А почему ты спрашиваешь?
- Что-то серьезное твориться, - сказал Гонко. - Я собираю всех. Сейчас не время для игр.
- Я пойду найду Джей-Джея, если хочешь, - предложил Уинстон.
Гонко кивнул:
- Давай.
Гонко окинул его оценивающим взглядом, который говорил: "Я знаю, что ты что-то задумал, старик, но это что-то, о чем я должен знать, или что-то, о чем я не хочу знать?"
Уинстон предположил, что последнее. Сзади за пояс его штанов был заткнут пучок перистых желто-зеленых листьев. Что Гонко, хвала звездам, не заметил - так это тонкую дорожку из листьев, тянущуюся от Уинстона к комнате Гоши. Дорожке было суждено окончиться возле хижины предсказательницы. Уинстон сделал глубокий вдох и направился туда, игнорируя боль в груди, сияющее пятно в которой начинало жечь все сильнее.
***
Тем временем у фургона Курта Джейми пытался совладать с собой. Его руки тряслись от переизбытка адреналина. Похоже, Курт не думал, что у кого-то хватит наглости вломиться в его фургон, так как дверь была не только не заперта, но еще и чуть приоткрыта. Джейми глубоко вздохнул, подумав о том, что держать на замке кое-чей поганый рот порой может оказаться очень полезным для выживания, затем поднялся по ступеням и вошел внутрь. В темном тесном фургоне пахло как в зверинце, а свет давала только стоявшая на письменном столе маленькая керосиновая лампа, вокруг которой роились мотыльки и комары. Иисус смотрел на него с десятков пластмассовых распятий.
Ну, была не была... Он начал с того, что порвал лежащие стопкой на столе Библии. Каждая страница каждой книги была полностью закрашена маркером. Джейми кинул разорванные страницы и обложки на пол. Достаточно ли такого беспорядка? Вряд ли. Что бы сделал Джей-Джей? Он бы придумал, как вызвать скандал. Быть может, он сделал бы что-то в этом духе...
Джейми скривился и спустил штаны. Взгромоздившись на стол, он высвободил все, что в нем накопилось, опорожнив и кишечник и мочевой пузырь, что было нелегко, учитывая обстоятельства. Он подтерся страницами Библии и прилепил их к стене. Он снял со стены распятие и с его помощью размазал всю массу по столу. Моча струйками потекла вниз и закапала на пол. Что, черт побери, он еще может здесь сделать? За письменным столом, у задней стены стоял шкаф для документов... Он потянул его на себя, и с грохотом, который заставил его съежиться, тот опрокинулся на пол. Два верхних ящика вывалились, рассыпав свое содержимое - не бумаги, как думал Джейми, а тысячи маленьких белых осколков, которые упали и разлетелись по полу словно градины. Зубы. Тысячи и тысячи зубов.
Он пробыл здесь не дольше пары минут, но решил, что сделал достаточно. Когда он уже собирался уходить, от стола донесся стук и приглушенный стон. Паника пронзила его подобно электрошоку. Он уставился на дверь, настолько обезумев от ужаса, что и в самом деле увидел стоящего там Курта, с безмятежной улыбкой и звериными глазами, которые обещали смерть. Он моргнул, и видение пропало. Он осмотрел стол и нашел рядом с нижним ящиком маленький рычаг похожий на рукоятку ручного тормоза. Он потянул за него, не зная, чего ожидать, и освободил какую-то скрытую пружину. Послышался шорох дерева, и в сторону двери фургона выдвинулся тяжелый ящик. Там, внутри освобожденного от вещей отделения лежал трясущийся священник - подарок Курта - с глазами как у загнанного зверя.
Джейми наклонился и распутал веревки, которыми были связаны запястья священника. Священник задергался и начал отбиваться от него.
- Тсс, я выпускаю вас, - сказал Джейми. - Ни звука, хорошо?
- Слава Богу, - пролепетал священник, однако слова получились какими-то странными.
Джейми увидел, почему - у мужчины не осталось во рту ни одного зуба.
- Вы можете идти? - спросил Джейми.
Священник встал и снова чуть не рухнул. Джейми подставил ему плечо, и они, спотыкаясь, вышли из фургона.
***
У себя в хижине Шэлис следила за фокусником в хрустальный шар. Она оставила хижину в темноте, а в вагончике зажгла свет, чтобы, если он решит, что пришло время напасть, у нее осталось бы время, чтобы сбежать. Дважды он с блеском в глазах решительно направлялся к выходу, и дважды останавливался, передумав, и возвращался внутрь. Все оставшееся время его настроение менялось от безумной ярости до глубокой депрессии, когда он застывал неподвижно и смотрел перед собой пустым взглядом. В периоды затишья он бормотал себе под нос, постепенно заводясь до неистовой ярости, которая заставляла его рвать на себе волосы, выпускать из рук искры и кричать как животное. То, что именно Шэлис была причиной его ярости, не вызывало сомнения - с десяток раз она прочитала свое имя на его губах. Она также знала очевидный источник этой проблемы: разгром его дурацкой лаборатории. По какой-то причине он винил ее, что потребует некоторого расследования, когда все уляжется.
Пока же она решила, что видела достаточно. Мугабо должен был уйти.
Как только она пришла к этому решению, раздался стук в дверь. Ловким движением руки она заставила шар показать ее хижину, и с некоторым удивлением увидела, что снаружи стоит Джордж Пайло.
- Открывай! - рявкнул он.
Она подошла к двери и открыла ее.
- Что такое, Джордж?
- Не смей разговаривать со мной таким тоном, - чуть ли не взвизгнул Джордж. - Тут что-то творится. Мне нужен шар. Давай его сюда.
"Ах ты, мелкий ГОВНЮК", - подумала она.
- Джордж, пожалуйста. Сейчас не самое подходящее время. На что бы ты ни хотел взглянуть, я покажу тебе.
- Какого черта! - рявкнул Джордж, вжав лицо ей в живот и таращась на нее снизу вверх своими глазками, похожими на два злобных белых хрящика.
- Разве не я тут главный? - спросил он. - Это вроде как основное направление нашего взаимодействия? Я, конечно, могу быть очень далек от истины, но как ты думаешь?
Она отшатнулась от него, так как ей был отвратителен такой близкий контакт с ним.
- Да, Джордж, у тебя есть доля в управлении цирком, я полагаю.
- Очень хорошо, - сказал он, не заглотнув наживку. - Тогда давай его сюда. За каждое слово, что ты не скажешь поперек, ты получишь шар на день раньше.
- Джордж...
- Я сказал день? Наверное, я имел в виду год.
- Ты не понимаешь, - взмолилась Шэлис, зная, что это все равно бесполезно, - моя жизнь в опасности...
- Что ж, - воскликнул Джордж, - расскажи-ка мне все об этом! Пусть весь цирк летит к чертям, пока я буду сидеть тут, чтобы ты смогла поплакаться мне в жилетку. Я когда-нибудь говорил тебе, что меня волнуют твои чувства, Шэлис? Должен был сказать. Позволь-ка мне исправить это недоразумение, ты, тупая сука. Дай мне шар.
Не глядя на него, она протянула шар. Джордж выхватил его, сплюнул через плечо и вышел в дверь так быстро, как только его наполеоновские ножки могли нести его. Она сверкнула глазами ему вслед.
"Твое время близко, коротышка", - прошептала она, захлопнула дверь, а потом заперла ее.
***
Спешащий к своему фургону Джордж был похож на миниатюрного сержанта по строевой подготовке из какого-нибудь фильма, который для смеха пустили на ускоренной перемотке, но на его физиономии не было улыбки. Он врезался в каждого, кто попадался ему на пути. Внутри него боролись две конфликтующие эмоции: горькое ликование, оттого что корабль Курта шел ко дну, и мерзкая ярость, оттого что кто-то осмелился покуситься на цирк. Если Джордж и добьется своего, все, кроме него, будут мертвы... Горечь была единственным вкусом, что он знал.
Добравшись до своего фургона, он положил хрустальный шар на стол и уставился в него. Курт все еще бродил возле Дома чудес, хотя зрителей у него уже не осталось ни одного. Громадный горб вырос на его спине, а его челюсть вытянулась и стала намного длиннее нормальной, не давая ему возможности сомкнуть губы, которые все еще произносили слова: "Ох, хо хо хооо..."
Переместив изображение в шаре в сторону фургона Курта, Джордж увидел кое-что, от чего его глаза полезли на лоб. Новый клоун, Джей-...что-то-там крался по тропе вместе со священником Курта. Джордж коротко фыркнул, что вероятно означало смех. Он схватил один из блокнотов бухгалтера и нацарапал в нем: "Виновные". И первое имя в списке: "Клоун Джей". Джордж переместился к шатру акробатов. Только один из них был дома, Рэндольф, и по какой-то непонятной причине он опустошал мешок навоза на мебель. "Какого черта он портит свое СОБСТВЕННОЕ ИМУЩЕСТВО?" - удивился Джордж. Потом Рэндольф положил красный пластмассовый нос на замшевую кушетку, погребенную под навозом, и убежал. Джордж в недоумении покачал головой и прибавил имя Рэндольфа к списку.
Следующий час он провел, глядя в шар на все те странные вещи, что творились вокруг, которые, если бы он не знал большего, выглядели чертовски хорошо организованными. Время от времени он бормотал: "это потянет на", или "попался", и писал очередное имя в блокноте. Он увидел нескольких карликов и цыган, которых он знал по именам, разрушающих одно, поджигающих другое, переворачивающих третье и покрывающих экскрементами четвертое. Вскоре в списке была уже дюжина имен. Джордж вызвал бухгалтера, который суетливо ввалился в фургон.
- Отнеси это Курту, - велел Джордж, вручая ему листок. - Думаю, он все еще у Дома чудес. Если нет, поищи его у его фургона.
Бухгалтер кивнул, тряхнув брылами, и ушел. Джордж, в общем-то, все равно больше не нуждался в его услугах.
Курт уже не бродил рядом с Домом чудес. Он стоял на пороге своего фургона, его взгляд медленно блуждал по комнате, задерживаясь на каждой детали его оскверненного офиса: рассыпанных зубах, человеческих испражнениях, порванных Библиях и открытом ящике стола, где больше не было священника. Пока он стоял и обозревал все это, он сказал только одно - еле слышное "Ооох, хо-хо-хо".
Даже далекий пронзительный вопль, громкий как взрыв, который раздался, когда Гоши увидел, что стало с его женой, не заставил его вздрогнуть.
Позади него кто-то кашлянул. Курт дернулся, словно очнувшись от какого-то транса, и обернулся. Если бы кашляющий видел широкую усмешку, что была сейчас на лице Курта, он бы промолчал, развернулся и очень быстро ушел, так как потрясение, которое Курт получил, увидев разгром своего офиса, проявляло себя физически. Его лицо вдруг словно разделилось на две части: его лоб и брови остались нормальными, а его нос выдался вперед и стал изогнутым, с торчащими выступами, словно под кожей вырос маленький позвоночник. Щеки и губы растянулись и истончились. Его зубы выползли наружу, став похожими на заостренный гребень из слоновой кости. Курт Пайло больше не напоминал человека, его лицо превратилось в зазубренное оружие, больше похожее на перевернутую челюсть акулы, чем человеческую. Это лицо было последним, что Пайло-старший увидел при жизни.
У бухгалтера была примерно секунда, чтобы побледнеть и обмочиться, прежде чем Курт начисто снес ему голову. С глухим стуком она упала на траву, очки разбились, но остались на лице. Курт вытащил из кармана носовой платок и изящно промокнул щеки. Его слова были наполовину сформировавшимися, но тон оставался бодрым: "Что же мы натворили? Насорили. Надо держать себя в руках".
Он наклонился и протянул руку - кости на его пальцах удлинились, и кожа стала им мала, - и аккуратно поднял листок, который выронил бухгалтер. Его взгляд пробежался по строкам, хотя его глазам потребовалось некоторое время, чтобы снова узнать буквы и слова. Он знал написанные там имена, знал и лица. Виновные. "Ооох хо-хо-хо", - произнес Курт, выходя из фургона и направляясь к шатру клоунов.
***
Лицо Гоши меняло цвет каждую секунду: его кожа становилась голубой, желтой, зеленой, черной, ярко-красной, затем снова возвращалась к обычному, болезненно-розовому цвету. Он неподвижно стоял в дверях своей комнаты, словно ком жира, которому наскоро придали примерные человеческие формы и раскрасили в аляповатые цвета. На полу перед ним лежал черный горшок, земля из него была раскидана по полу в виде неровного очертания огромной коричневой слезы. Перистые желто-зеленые листья валялись на полу, образуя дорожку, ведущую к двери.
Дупи, похоже, почувствовал беду издалека. Он выбежал из своей комнаты, крича: "Гоши? Г-г-гоши?" Боль от пронзающего уши визга Гоши не пощадила никого в цирке. Лампочка в светильнике разлетелась вдребезги. Кровь тонкой струйкой текла из уха Дупи, пока он смотрел на пустой горшок.
- Ох, Гоши, - выдохнул он. - Ох, Гоши, нет!
Гоши указал негнущейся рукой на след из листьев и беззвучно хлопнул губами.
- Я знаю, Гоши, - сказал его брат, - мы ведь наверное должны ведь пойти по нему, должны ведь наверное узнать, куда он ведет, Гоши, мы наверное просто должны! Пошли, Гоши, пошли...
***
Мугабо был охвачен параноидальной яростью. Он пытался держать ее внутри, но пламя молило выйти и поиграть, шепча: "Выпусти меня! Там снаружи все такое сухое и хрупкое, мы можем заставить это сверкать, превратить в оранжевое и черное, ты и я, давай, сделаем это, ну давай же, у тебя свои причины, у меня свои, давай жечь, жечь, жечь, жеееечь..."
- Нет, - слабо прохрипел он в ответ, - нет, должен... подумать... убедиться, что... правда она... быть... уверенным...
Эта битва бушевала уже две ночи, и Мугабо проигрывал. Пламя говорило все громче, все настойчивее. "Она очень-очень сухая, все они, как пучки соломы, давай заставим их потрескивать, и шипеть, и сиять..."
- Заткнись! - с силой выкрикнул Мугабо.
Пламя ненадолго притихло, дав ему шанс отдышаться, успокоиться...
Тогда-то его уши и пронзил вопль Гоши, вызвав боль как от воткнувшегося дротика.
"ОНА!!! - закричало пламя. - СМОТРИ, ЧТО ОНА СДЕЛАЛА!"
Мугабо лежал на полу, неудержимо дрожа всем телом.
- Смотри, что она сделала, - прошептал он.
"ДАВАЙ ЗАСТАВИМ ЕЕ..."
- Сиять, - произнес он и поднялся. Он выбил ногой дверь и вышел в ночь.
***
После ухода Джорджа, Шэлис еще раз сверилась со своими диаграммами и поняла, что нападение уже началось. За все то короткое время, что у нее осталось, она в бешеном темпе проделала всю необходимую работу, и теперь ее ловушка была готова. Одна короткая остановка на Аллее Аттракционов, и приготовления были завершены: пара словечек четырем цыганам, одна команда на уровне подсознания - и вуаля - все в полной готовности. Она сверилась с карманными часами - через две минуты с Мугабо будет покончено, и его страданиям наконец-то придет конец. Прямо сейчас цыгане уже должны были закончить грузить повозку с бревнами для лесорубов. Четыре шлакоблока лежали на своем месте на дороге, в соответствии с указаниями диаграмм. К тому времени как повозка будет проезжать мимо ее хижины, она завалится набок, повернется на одном колесе, слетит с дороги и врежется прямо в ее дверь, где и будет стоять Мугабо. Его раздавит как насекомое. Это был не идеальный план, оставлявший кое-какие вещи на волю случая, но в такие сжатые сроки это было лучшее, что она смогла сделать.
Кто-то забарабанил в дверь. Шэлис с недоумением посмотрела на карманные часы - он был здесь раньше. На одну минуту сорок секунд ее вычисления были ошибочны. Невозможно. Она выстраивала гораздо более искусные цепочки событий, происходивших с идеальной точностью по времени. На минуту сорок секунд раньше? С таким же успехом это могли быть и годы.
Снова - бух-бух-бух - в дверь. Годы? Может, все не так уж и плохо, ей нужно только продержать его здесь еще сорок секунд. Она отошла от двери, на случай если он взорвет ее, и легла на живот.
- Кто там? - спросила она.
- Открой, Шэл! Ты не смела, не должна была делать этого, ты правда не должна была!
- МММММММ ООООООО МММММММ ИИИИИИИИ!!!
Погодите-ка...
- Кто это? - снова спросила Шэлис, а потом: - О, черт, отойдите от двери. Давайте шевелитесь, я серьезно говорю, отойдите от двери!
- Ты мерзкая грязная, не должна была, ни за что не должна была, мы убьем тебя насмерть, мы просто должны, хорошенько убьем, ты не должна была делать этого, ты правда-правда не должна была...
Шэлис встала и подошла к двери.
- Слушайте, вы, придурки, мне неизвестно, да и плевать, что у вас за проблема, но...
- Биииии-йоооооо УИП! - завизжал Гоши.
Шэлис поморщилась и прижала ладони к ушам.
- Но если вы не отойдете от двери...
Слишком поздно. Раздался металлический звон, как будто по цепи ударили топором, и стук копыт. Шэлис успела вовремя отпрыгнуть от двери и увидела, как та подалась внутрь, когда в нее, точно по расписанию, врезалась повозка. Дверь упала, а к ней была прилеплена расплющенная масса, одетая в пестрый наряд из ярких пятен, полосок и цветочных узоров.
Дупи удар пришелся в шею. Придись он ему в туловище, он, возможно, и пережил бы его... Клоуны требуют некоторого убивания. Гоши все еще дергался. Он повернул свои отекшие глаза к Шэлис, а выражение его лица осталось таким же, каким и было, с тех пор как Гоши стал Гоши. Его левый глаз был широко открыт и с удивлением смотрел, как его брат превратился в мягкий мешок из мертвого клоуна, правый же хладнокровно вычислял, какую часть Шэлис оторвать первой, как только она окажется в пределах досягаемости.
Шэлис, в свою очередь, понятия не имела, что Гоши все еще тикает, выжидая подходящий момент из того времени, что у него осталось, чтобы нанести удар. Она гадала, почему ее звездные диаграммы сказали ей, что идет Мугабо, а вместо него на пороге появились два чокнутых близнеца с какой-то обидой на нее. Два мертвых клоуна потребуют уймы объяснений завтрашним утром.
Внезапно полыхнула вспышка яркого белого света, и ворвался оранжевый язык пламени. Это Мугабо выпустил все, что у него было, в Гоши. Он увидел Гоши у двери, издающего тот самый звук, что выгнал его из дома несколько минут назад. Теперь уже безоружная в этом противостоянии Шэлис отбежала в заднюю часть хижины, ее сердце бешено колотилось, когда она, спрятавшись под столом и вцепившись зубами в костяшки кулака, отсчитывала, как она полагала, свои последние секунды. "Что за конец, - думала она, - и ведь я видела его приближение. Поймана будто крыса, сожжена. У меня в руках сила богини, и все же я не смогла избежать этого".
Но Мугабо, израсходовав всю свою ярость, озадаченно уставился на то, что осталось от двух клоунов. В спутанных закоулках его разума ему стало казаться, что Гоши и был главным злодеем все это время, так что он отвернулся от хижины предсказательницы и, пошатываясь, пошел по аллее. Голос пламени в его голове затих. Пока.
Минуты шли, и Шэлис поняла, что она будет жить. Но в эти прошедшие минуты к ней пришло новое видение, кое-что настолько четкое и яркое, что она почти поверила, что это уже произошло. Но нет, оно еще наступало, быстрое и смертельное, и у нее все еще оставалось время найти выход из цирка. Из страниц одного из томов, стоящих на книжной полке, она выхватила пропуск, который она спрятала там давным-давно на случай крайней необходимости, а потом, крадучись, направилась сквозь сумрак в сторону Аллеи Аттракционов, к выходу. Оно приближалось - Курт приближался.
По пути она увидела нового помощника Фишбоя, Стива, нырнувшего под деревянную арку Аллеи Аттракционов с хот-догом в руке, и всего перемазанного машинным маслом после возни с каруселями. "Мальчику осталось жить час", - подумала Шэлис. Она поежилась, затем остановилась на полпути. Внутренним взором она увидела Уинстона, в фургоне Курта, обливающегося потом от страха грядущего наказания. "Избежали многой боли ценой малой", - подумала она. Она схватила Стива за руку, заглянула ему в глаза и сказала:
- Идем со мной. Мы уходим.
- Че? - нахмурившись, отозвался Стив. - Почему?
- Курт - вот почему. Больше никаких вопросов. Идем.