Khoel : другие произведения.

Дэвид Геммел. Утренняя Звезда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда ангостинские орды вторглись с юга, когда воцарилось тёмное колдовство и восстали из могил древние короли-вампиры, народ Верхних Земель стал остро нуждаться в герое. Джарек Мэйс не нуждался ни в чём и ни в ком - даже в барде Оуэне Оделле, с которым странствовал по охваченным войной землям. Но однажды напав на ангостинцев в своих корыстных целях, он стал для горцев новым воплощением Утренней Звезды - легендарного героя прошлого. Лишь Оуэн Оделл знал, кем был Мэйс прежде: преступником, грабителем, бессердечным вором. И когда грянет решающая битва, Оделл не может предугадать, какой из двух Мэйсов победит: вор, который служит лишь себе, или спаситель угнетённого народа - Утренняя Звезда?
  ДЭВИД ГЕММЕЛ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Перевод: Khoel
  
  
  
  
  
  ПОСВЯЩЕНИЕ:
  
  "Утренняя Звезда" с большой теплотой посвящается человеку, который на дух не переносит героическое фэнтези и потому никогда не прочитает этот роман. Но несмотря на его нелюбовь к такому сорту чтения, он всегда активно поддерживал мою деятельность - как и деятельность многих других британских писателей - на протяжении долгих лет.
  Роджер Пейтон и его сотрудники из книжного магазина "Андромеда" в Бирмингеме помогли мне добиться первых продаж в Америке и всегда заботились о том, чтобы книги писателя Геммела были на виду, задолго до того, как они появлялись даже в моем родном городе.
  Удача приходит тогда, когда большие книжные магазины начинают поддерживать писателя. Но "Андромеда" - это место, где рождаются мечты.
  Благодарю Роджа, его партнера Рода Милнера и всех ребят из Бирмингема.
  
  
  ТАКЖЕ ВЫРАЖАЮ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ:
  
  
  своему редактору Оливеру Джонсу, редактору-копировщику Джин Маунд, поисковику и корректору Стелле Грэм, тест-ридерам Вэл Геммел, Тому Тейлору и Эдит Грэм.
  И отдельная благодарность Викки Ли Фрэнс за непрестанную поддержку и вдохновение.
  
  
  
  
  
  ПРОЛОГ
  
  Стало быть, ты меня знаешь? Так я и думал. Редкий путник отправится в Нагорья на пороге зимы. Кто ты - школяр, историк, или и тот, и другой? Знаю, что не магик, и похоже, что ты безоружен. Ага, так ты сказитель! Ну что ж, рад встрече.
  Я был сказителем шестьдесят девять лет. Да, и магиком в какой-то степени тоже. Нет, не великим талантом, не подумай. Но я был способен создать Яйцо Дракона. Немногие могут сотворить эту иллюзию как следует. Ты когда-нибудь видел подобное? Что ж, это уже не так популярно в народе, как когда-то. Но я мог сделать так, чтобы дракон выбрался из яйца, и при этом скорлупа не обратилась бы в прах. Сначала должна проклюнуться голова, затем одно маленькое, прекрасное крылышко. Под конец он полностью выберется из скорлупы и охватит ее языками пламени. На это требуется большая концентрация, но я всё никак не мог правильно сделать чешуйки; они всегда мерцали и исчезали.
  Сейчас я этого, конечно, не смогу. Сила почти покинула меня. Итак, какие истории я мог бы тебе поведать?
  О Монингстаре? О нем уже всё известно - его отвага, его битвы, его подвиги. Новых историй нет.
  Рассказать правду, говоришь? Это что-то новенькое. Даже уникальное. С чего бы тебе интересоваться правдой? Какой от нее прок для сказителя? Твоим слушателям правда будет не нужна. Они никогда не хотели и никогда не захотят ее услышать. Им нужны герои, парень. Чудесные, прекрасные и могучие люди чести. Легендарные горцы. Слушатели смахнут правду со стола и станут топтать ее ногами, как жука. Видишь ли, у правды неприятное лицо.
  Не много осталось в живых тех, кто помнит Монингстара. Кто-то ослеп, кто-то впал в старческое слабоумие. Но шепни его имя им на ухо, и увидишь, как они улыбнутся, как сила вернется в их тела. Вот где настоящая магия.
  Нет, ты не хотел бы услышать правду. Да и я - тоже.
  Как тебе мое жилище? Дом построен полвека назад. Я хотел, чтобы из него было видно, как солнце встает над восточными озерами, хотел смотреть, как вырастают новые сосны по склонам гор. Больше всего хотел себе дом, окруженный деревьями - дубами, буками и вязами. Это простой дом. По крайней мере, для тебя, ведь ты из благородных. Как я узнал? Да одни твои сапоги стоят двухгодичного жалованья простого работяги. Но это уютный дом. У меня трое слуг, да еще местный крестьянин снабжает меня съестными припасами. Он ничего с меня не берет, потому что его дед ходил в походы с Монингстаром, а его отец ребенком сидел у великого героя на коленях.
  Каждый год на Пиру Урожая я песней плачу за еду. Встаю во главе крестьянского стола и рассказываю о былых днях. Правду ли? Ну, несколько переработанную. Рассказываю историю, которая им всем известна. Это приемлемо, это наполняет их гордостью. Это никому не вредит.
  Но правда? Да это ж как отравленный кинжал, парень.
  Но ты всё-таки хочешь ее услышать... Нет, не стану я говорить о тех днях. Можешь остаться на ночлег и позавтракать у меня. А потом - уходи.
  Не обижайся. Я принимаю тебя по-доброму, хоть ты и не можешь этого понять. Видишь ли, мир знает о Монингстаре. Он живет в сердцах и душах своего народа.
  Ты знаешь песнь-молитву:
  Он - вновь рожденный свет,
  Что смерть несет теням.
  Когда нагрянет ночь,
  Он путь укажет нам.
  Верю ли я в это? Конечно. Я сам это сочинил.
  Полночь. Время воспоминаний. Мой гость заснул, и его разочарование теперь укрыто сном и грезами молодости. У меня за спиной потрескивают поленья, наполняя комнату теплом и золотистым свечением. Тени снуют по стропилам, как старые привидения.
  Это стоит усилий, но я толчком открываю окно, сбивая снег с карниза. Холодные, костлявые пальцы зимы проникают внутрь, теребят мою рубаху. Я дрожу и смотрю на слабые блики заледенелых озер и гор за ними.
  Крутые снежные пики выделяются на фоне освещенного луною неба, и я могу различить деревья в их зимних одеждах из упавших облаков. И туман - настоящий туман Нагорий - простирается далеко вперед, покрывая ледяные водоемы и горные долины.
  О, Нагорья. Ныне люди забыли, что когда-то я был ангостинцем. Шестьдесят девять лет спустя они воспринимают меня так, словно я по рождению принадлежал к старой знати. А я, в свой черед, усвоил все их обычаи: Танец Мечей, Благословение Дуба, надрезанная ладонь Братания. На праздники я всегда надеваю боевой плащ клана Роберов, который был вручен мне десять лет назад самим Раулем.
  Иногда я задумываюсь, что бы моя родня подумала обо мне, доживи хоть кто-нибудь из них до сего дня, чтобы меня увидеть. У ангостинцев не бывает танцев с мечами. Столь серьезен мой северный род, преуспевающий лишь в битвах да строительстве чудовищных крепостей из серого камня. Ангостинцы - суровый народ, не любящий ни песен, ни смеха.
  Где-то завыл волк. Отсюда мне его не увидеть.
  Правда. Как мне ее высказать? И всё же во мне есть желание рассказать об этом, выдохнуть правду в воздух. У огня стоит глубокое кресло с поручнями, обтянутое мягкой кожей и набитое конским волосом. Это очень удобное кресло, и я провел немало часов в его объятиях, опустив голову на его круглую спинку. Сейчас оно пустует. Но я потрачу остатки своих сил на то, чтобы сотворить себе слушателя. Я создам призрак будущего. И он услышит подлинную историю Монингстара.
  Я не совершаю пассы руками, не произношу заклинаний. Всё это - для озаренных огнем вечеров в тавернах, чтобы позабавить легковерных зевак. Они всегда рады видеть магика за работой. Но это не представление, поэтому я всего лишь сконцентрируюсь. И вот он, сидит, словно скульптура, высеченная из света, созданный магией, молчит и ожидает. Я придал ему умное лицо, с проницательными серыми глазами, как у знатного гостя, который спит сейчас наверху. И он молод, ибо это молодые творят завтрашний день, и только старые и усталые искажают день сегодняшний - удерживая их, оттягивая назад, оберегая их. Вот он сидит, ждет, туманный и прозрачный. Когда-то я мог бы облачить его в пурпурные одежды, и любой, кто увидел бы моего слушателя, поразился бы его появлению. А теперь он просто мерцает и гаснет. Но, думаю я, именно так и должны выглядеть призраки.
  С чего же мне начать, Призрак? О чем бы ты хотел услышать?
  Естественно, он не отвечает, но я знаю, что бы он подумал, если бы имел способность думать.
  Начинай сначала, сказитель. С чего же еще, как не с Зиракку?
  
  ГЛАВА ПЕРВАЯ
  
  Сейчас это всё руины, но тогда, под молодым солнцем, стены города были крепки и высоки. Там было три ряда стен на разных уровнях, ибо Зиракку - это древнее поселение, первые здания которого были возведены еще в Эпоху Камня, когда первобытные племена построили свои неолитические храмы и укрепления на самых высоких холмах этой долины Нагорий. Через сотни лет - а может и тысячи, ибо я не знаток в исторических вопросах - новое племя наводнило север, принеся с собой острое оружие из бронзы. Они тоже строили в долине, возведя стены вокруг четырех холмов Зиракку. Затем наступила Эпоха Железа, а с ней - вторжение тех племен, что и поныне населяют горы севера. Раскрашенные воины Бронзы были либо перебиты, либо растворены в этих жестоких новых захватчиках. И они тоже стали строить свои дома в высокой долине. Так и вырос Зиракку. На верхних уровнях жили богачи в своих мраморных дворцах, окруженных прекрасными садами и парками. На уровень ниже обитали купцы и умелые мастеровые люди, в более простых, но уютных домах, выстроенных из камня и дерева. А у подножия холмов, внутри круга нижних стен, были трущобы и многоэтажные общие жилища бедняков. Узкие улочки, воняющие канализацией и отходами, высокие дома, старые и полуразвалившиеся, переулки и туннели, ступени и крутые лестницы, за которыми темнела неведомая опасность или сверкал клинок грабителя. Здесь были таверны и притоны, в которых сидели люди и молча прислушивались, нет ли поблизости Дозора.
  Зиракку, торговый город. Всё в Зиракку стоило денег. Особенно в годы Ангостинской Войны, когда частые срывы торговых поставок многих привели к разорению.
  Тогда я был молод, и умел плести свои истории весьма искусно. Это было неплохим заработком, странствовать из города в город, развлекать народ в тавернах - и других случайных местах - петь и давать магические представления. Яйцо Дракона было гвоздем программы, и мне до сих пор жаль, что им стали пренебрегать в последнее время.
  В Зиракку стоял осенний вечер, когда меня наняли играть на арфе на одной свадебной церемонии в южном квартале. Дочь торговца шелком выходила замуж за сына продавца пряностей. Это был скорее деловой пакт, чем свадьба, и невеста была далеко не красавица. Не стану распространяться о ее недостатках, ибо я был, и остаюсь поныне, благородным мужчиной. Могу сказать в ее пользу лишь то, что ее некрасивость не была столь велика, чтобы запомниться на годы. А с другой стороны мне было очень жаль жениха, славного, статного молодого парня с голубыми глазами и красивым подбородком. От меня не могло укрыться то, что он редко смотрел на невесту, и взор его был устремлен на девушку, сидевшую у дальнего края стола.
  То не был лишь взгляд похотливого мужчины, и я сразу понял, что эти двое были влюбленными. Я посочувствовал им, но вслух ничего не сказал. Мне заплатили шесть серебряных за выступление, и на тот момент это было для меня важнее, чем разбитая настоящая любовь.
  Вечер был праздным, и гости, набравшись хорошего вина, раздухарились. Я взял свою плату, осторожно сложив ее в особый кармашек в правом сапоге, прежде чем отправиться в свои комнаты в северном квартале.
  Новичок в Зиракку, я вскоре заблудился, ибо не было видно ни указателей, ни какой-либо другой помощи путнику. Я вошел в лабиринт дурно пахнущих переулков, с тревожно колотящимся сердцем. Моя арфа была перекинута за правое плечо, и любой встретивший меня опознал бы по одежде барда - ярко-желтая рубаха и алые рейтузы. Было бы странно приставать к такому, потому что барды редко бывали богаты, а только собирали всевозможные новости да слухи. Нас всюду привечали - особенно тех, кто немного владел магическими знаниями. Однако - и эта мысль как раз пришла мне в голову - всегда найдутся те, кто ничего не знает об этой традиции. Какой-нибудь безбашенный грабитель, который вонзит нож мне в живот прежде, чем поймет свою ошибку.
  Именно поэтому я крайне осторожно шел по темным переулкам, вытянувшись во весь рост, расправив плечи, чтобы казаться больше, сильнее и увереннее. При мне не было никакого оружия - даже короткого ножа. Кому понадобился бы нож на свадьбе?
  Несколько крыс перебежали мне дорогу, и я увидел труп, лежащий у входа в небольшой туннель. В ярком свете луны было видно, что труп пролежал здесь уже несколько дней. С него уже сняли сапоги и ремень.
  Я отвел взгляд и пошел дальше. Мне никогда не нравилось смотреть на трупы. Никому не нужно такое грубое, явное напоминание о том, что он смертен. А в смерти нет никакого достоинства. Мочевой пузырь опорожняется, кишки освобождаются от содержимого, и на лице у трупов всегда остается чрезвычайно идиотское выражение.
  Я шел дальше. Прислушиваясь к каждому звуку, чтобы не пропустить крадущиеся шаги убийцы за спиной. Глупость, конечно, ибо как только эта мысль приходит на ум, любой пойманный ухом звук в голове превращается в шаги или в шуршание одежды о стену.
  Я уже тяжело дышал, как вдруг обнаружил, что вышел на главную улицу.
  И тут раздался крик.
  По своей натуре я не герой, но понятия, приобретенные как во взрослой жизни, так и от родителей, подсказывали, что сильный мужчина должен защищать слабых. Вопль принадлежал женщине. В нем слышалась не боль, но страх, и это был тревожный звук. Я обернулся и побежал на крик; и это действие было чрезвычайно неразумным.
  Резко завернув за угол в узкий переулок, я увидел четверых мужчин, окруживших молодую женщину. Они уже сорвали с нее платье, а один из напавших спустил свои панталоны, отсвечивая бледными ногами и ягодицами.
  - Прекратите! - крикнул я. Не самое мощное заявление для начала, должен признать, особенно когда голос срывается на высокий визг. Но мое появление на миг заставило их замереть, и голозадый начал натягивать панталоны, пока остальные разворачивались лицом ко мне. Они были жутким отрепьем, мерзким и грязным, одеты в какие-то немыслимые лохмотья. Драться с ними? Да я бы всё отдал, только бы не прикасаться к ним вообще.
  Один из них достал кинжал и пошел на меня, пробурчав что-то с вопросительной интонацией. Слова, которые он при этом использовал, были такими же грязными, как и его облик. Странные мысли возникают в голове попавшего в беду человека, или мне только так кажется. Передо мной стоял человек, появлению которого никто бы не обрадовался. Его лицо и одежда были грязными, зубы - черными и гнилыми, но вот кинжал был острым, чистым и сверкающим. Что заставляет человека заботиться о куске железа лучше, чем о собственном теле?
  - Я бард, - проговорил я.
  Он глубокомысленно кивнул и предложил мне убраться прочь в выражениях, которые я не стал бы повторять вслух.
  - Соблаговолите отойти от дамы, - обратился я к ним. - Или я позову Дозор.
  В ответ раздался только смех, и двое других из оставшейся троицы тоже двинулись ко мне. Один держал в руке крюк, на какие мясники подвешивают туши, а другой - две деревянные палки, соединенные шнурком. Последний из шайки остался с девушкой, держа ее за шею и волосы.
  Мне ничего не оставалось, кроме как бежать - и я бы так и сделал. Но страх сковал мои конечности, и я остался стоять, словно жертвенный козел в ожидании ножа, крюка и странной удавки.
  Вдруг с балкона над переулком соскользнул какой-то человек и приземлился прямо посреди них, заставив двоих растянуться на земле. Оставшийся стоять, с мясницким крюком, занес свое оружие над незнакомцем, а тот отскочил в сторону и взмахнул поясом для меча, который держал в левой руке. Пряжка попала негодяю по левой щеке, и тот оказался сбит с ног. Только тогда я увидел, что новоприбывший был обут лишь в один сапог, а перевязь с мечом держал в руках. Отбросив ножны, он обнажил клинок и вонзил его в горло ближайшего противника. Однако злодей, которого я увидел первым, вырос за спиной незнакомца.
  - Берегись! - крикнул я. Наш неведомый спаситель крутнулся на носке, и его меч вошел в грудь противника. Я стоял у злодея за спиной и увидел, как острие выглянуло у него из-под лопатки; он издал полузадушенный крик, и колени его подкосились. Воин отчаянно пытался вытащить меч у него из груди, но клинок прочно застрял в плоти. Бродяга с удавкой накинулся на незнакомца со спины, но прежде, чем он успел затянуть шнурок на горле предполагаемой жертвы, тот пригнулся и скрутился, перебросив напавшего через себя прямо в стену. Когда злодей стал, шатаясь, подниматься, незнакомец сделал два быстрых шага, а затем полетел в прыжке ногами вперед, и его единственный сапог врезался тому точно по затылку, впечатав лицом в стену. Раздался глухой удар, за которым тут же последовал хруст кости. Звук был неприятным, и у меня скрутило желудок. Последний злодей отпустил девушку, бросив ее на землю, и побежал в темень. При падении девушка ударилась головой о булыжники. Я подбежал к ней, бережно приподнял. Она застонала.
  - Ублюдок! Я тебя убью! Ты от меня не уйдешь! - прокричал голос из окна наверху. Я поднял взгляд и увидел на балконе какого-то бородача. Он посылал проклятия в адрес незнакомца. Того это, по-видимому, не трогало. Он быстро извлек из трупа меч, а затем подобрал свой второй сапог, лежавший на некотором расстоянии возле стены дома.
  - Помоги мне с ней, - попросил я.
  - Зачем? - спросил он, натягивая сапог.
  - Мы должны отнести ее в безопасное место.
  - Вон он! Взять его! - закричал бородач на балконе. Топот бегущих ног послышался в переулке.
  - Мне пора, - проговорил незнакомец с широкой ухмылкой. Он тут же вскочил на ноги и побежал.
  Тут показались вооруженные люди и бросились за ним. Ко мне подошел офицер Дозора. - Что тут происходит? - спросил он.
  Я бегло рассказал ему о нападении на девушку и о нашем нежданном спасителе. Он опустился на колено перед не пришедшей в себя молодой женщиной, его пальцы нащупали пульс у нее на горле. - Она выживет, - сказал он. - Ее зовут Петра. Она дочь владельца таверны, Беллина.
  - Какой таверны?
  - "Шести Сов"; это, в общем, недалеко отсюда. Пойдем, помогу тебе ее отнести.
  - Кто тот человек, которого вы ловите?
  - Джарек Мэйс. - Он произнес это имя с таким видом, словно я должен был его знать, но когда я выразил безразличие, улыбнулся. - Это похититель, вор, соблазнитель, разбойник - всё, что приносит ему веселье. Нет такого преступления, которого бы он не совершил - если цена будет для него сообразна риску.
  - Но он пришел к нам на помощь.
  - Не думаю. Мы его обложили, и он бежал. Подозреваю, что он выпрыгнул от нас из окна - и приземлился посреди драки. Удачное стечение обстоятельств для тебя, да?
  - Необычайно удачное. Быть может, это судьба.
  - Если судьба к тебе взаправду благосклонна, бард, то ты его больше не встретишь.
  Так я впервые увидел Монингстара.
  Офицер Дозора оказался добрым человеком. Не могу вспомнить его имени, но я помню, как он укрыл бесчувственную девушку своим серым плащом, потом взял на руки. Я решил, что это галантный поступок. Он был силен и не нуждался в моей помощи, пока мы шли по улочкам, выйдя в конце концов на широкую улицу, где были расположены три гостиницы. "Шесть Сов" была посередине, здание - высотой в три этажа - протянулось над туннелем под аркой, который вел к конюшням. Тяжелые ставни закрывали множество окон нижнего этажа, однако даже через них изнутри доносилось хриплое пение.
  Мы подвели Петру, которой уже становилось лучше, к двери под внутренней аркой и вошли в просторную кухню. Две женщины среднего возраста подбежали к нам, едва увидели девушку, но офицер остановил их своим успокаивающим голосом.
  Девочка-служанка сбегала за владельцем таверны, огромным мужчиной по имени Беллин. Лысый, как валун, и поперек себя шире, он обладал огромными ручищами и круглым, бледным как луна лицом.
  - Что такое? Что такое? - громыхал он, и в его маленьких карих глазках горел огонь, который я принял за свирепость.
  - Этот сударь помог юной даме, - сказал офицер. - На нее было совершено нападение бандой хулиганов. Боюсь, в их намерения входило изнасилование. Но они не успели причинить ей вред.
  - Они не...? - начал было Беллин.
  - Нет, - ответил офицер.
  - Хвала богам, - произнес хозяин таверны, шагнув к дочери и заключив ее в крепкие медвежьи объятия. Чувства вернулись к ней, и она посмотрела на меня. Освободившись из ручищ отца, девушка изящно поклонилась. Она, казалось, вообще не была сколько-нибудь напугана, и я заметил, что оправилась девица гораздо быстрее, чем кто-либо мог предположить. Ее глаза были обращены ко мне, и я подумал, что в них читался призыв, но тогда я был слишком молод и не мог поверить, что хоть одна привлекательная девица даст мне шанс.
  - Благодарю вас, сударь, за вашу доброту и отвагу, - произнесла она.
  Что я мог сказать? Помню, что промямлил какую-то чепуху и собрался уходить. Хозяин таверны придвинулся своей массой ко мне и похлопал меня по плечу. Это был самый болезненный момент за весь вечер, но я с глуповатой улыбкой принимал эти благодарности.
  - Где это произошло? - спросил Беллин.
  Петра стиснула руку офицера.
  - В Переулке Пекарей, - быстро выпалила она. Я заметил реакцию офицера, и тут же понял, что инцидент произошел не там. Однако он ничего не сказал, и я тоже не стал.
  Всё выглядело так, словно бы молодая дама навещала свою бабушку с корзинкой пирожков и фруктов для старушки. История была неплохая, но мы-то с офицером понимали, что на самом деле она направлялась на свидание с каким-то молодым поклонником. Офицер подождал, пока Петра сходит в другую комнату переодеться, но когда она вернула ему плащ, поклонился и отправился по своим служебным обязанностям. Когда он ушел, я спросил у Беллина, не укажет ли он мне, как найти ту гостиницу, в которой я снимал комнату. Когда я сказал ему название, он расхохотался.
  - Тебе нельзя оставаться в этом кишащем тараканами сарае, - заявил он и предложил, забесплатно, свою лучшую комнату для гостей, вложив в придачу два золотых мне в руку, пока вел меня через главный столовый зал. Стыжусь сказать, что я не предпринял ни малейшей попытки отклонить предложение. Но такие уж в Зиракку были тяжелые времена.
  Комната была с низким потолком и имела два окна, одно - узкое и закрытое ставнями, другое - широкое, выходящее на небольшой балкон. Постель была мягче, чем мне хотелось бы, но матрас был плотным и чистым. В комнате стоял стол, четыре обтянутых кожей стула и кресло перед камином. Огонь был разведен недавно, и в комнате еще было холодно. Я сел в кресло и стал попивать замечательное вино из кубка.
  Эта комната была куда лучше той, которую я снимал. Потушив огонь, который теперь выполнил свою миссию, нагрев помещение, я снял плащ и рубаху, аккуратно повесив их на спинку стула. Сапоги, со спрятанным в них свадебным серебром и двумя золотыми монетами, я оставил под кроватью.
  Как бы там ни было, это был хороший день. Не часто барда принимают как героя, и, хоть я находил комплименты преувеличенными, вынужден признать, что благодарность мне была приятна. Было и небольшое чувство вины, ибо это не я, а Джарек Мэйс спас девушку. Однако мне удалось успокоить себя тем, что именно я, Оуэн Оделл, первым бросился ей на выручку.
  Горячая грелка-сковорода была оставлена в постели. Я вытащил ее, скользнул под тяжелые одеяла и закрыл глаза, вновь видя образ высокого мужчины, упавшего сверху и спасшего нас. Я видел на своем веку немало танцорских трупп, но, пожалуй, еще никогда не видал столь грациозного человека. Он двигался экономно, всегда сохраняя равновесие, ловкость и исключительные навыки были налицо.
  Я вновь нарисовал его себе в воображении. Около шести футов ростом, одетый в простую солдатскую безрукавку черной кожи, под ней - белая рубаха с раздутыми рукавами, со вставками из... шелка? Возможно. Но его темные рейтузы были из дешевой шерсти, потертые у колен, а сапоги определенно были кавалерийскими. Такие, в старом стиле, с голенищами выше колен, чтобы защитить всадника, и загибаемые отворотами, когда всадник превращается в пешехода. Дорогие сапоги.
  Интересная встреча, надо сказать! Но смогу ли я сочинить об этом песню? Про барда-героя и одинокого волка с мечом. Я сомневался, потому что не было подходящей концовки. Меченосец не влюбился в девушку, да и история была слишком короткой для песни.
  Опустив голову на подушку, я проспал без сновидений почти до рассвета.
  Меня разбудила чья-то рука, зажавшая рот. - Не ори, козломордый, не то горло перережу! - Рука освободила мне рот, но я ощутил острие кинжала на своей шее. В комнате было темно, и я не мог ничего разглядеть, кроме черного силуэта, нависшего надо мной.
  - Что тебе надо? - решился я спросить.
  - Золото. Где оно?
  - Золото? О чем ты?
  - Не заговаривай мне зубы! Я спас девку, и награда - моя.
  - Джарек Мэйс?
  - Ты меня знаешь? - удивленно спросил тот. Отступив от кровати, он открыл трутницу и зачиркал кресалом. В железной коробочке вспыхнуло пламя. Запалив от него трут, он подошел к трем светильникам, висевшим на выбеленных стенах. Вскоре комната озарилась светом, и я привстал, чтобы рассмотреть его. Он был широкоплеч, но узок в бедрах, длинноног и - как я уже упоминал - исключительно грациозен в движениях. Волосы его были светло-русыми, отпущены до плеч, но подстрижены над глазами. Не было ничего особенного в форме его головы, рта либо глаз, но сочетание его черт создавало в целом привлекательное лицо. Подойдя к кровати, он усмехнулся, и такова была сила этой усмешки, что и я улыбнулся ему в ответ. Пододвинув стул, он сел рядом.
  - А ведь я видел тебя раньше, - заявил он. - Ты выкидываешь всякие магиковские трюки и рассказываешь истории.
  Вот так была описана моя жизнь - и раздражение разгоралось во мне всё больше. Меня обозвали козломордым, а навыки, освоению которых я отдал добрых пятнадцать лет из прожитых двадцати пяти, были осмеяны в одной короткой фразе.
  Как бы там ни было, я посчитал благоразумным держать в уме то, что мой незваный гость слыл известным душегубом и сидел сейчас в непосредственной близости от меня с острым кинжалом в руке.
  - Меня зовут Оуэн Оделл.
  - Мне без разницы, бард. Но как ты узнал обо мне?
  - Офицер Дозора назвал мне твое имя - вскоре после того, как ты меня спас.
  - А, так ты согласен, что я спаситель? Тогда золото причитается мне.
  - Но его дали мне, - заметил я.
  Лицо его посуровело, и он поднял кинжал, кольнув острием мою открытую руку.
  - Давай не будем всё усложнять, мастер Оделл. Не хотел бы тебя убивать, но твоя смерть не слишком меня огорчит. Я убивал людей и за меньшее, чем два золотых.
  - Не станешь ты меня убивать, - заявил я.
  - Неужели? - ответил он, и острие кинжала поднялось к моему горлу. - У тебя есть какие-то доводы?
  - Ты спас мне жизнь.
  - А какое это имеет значение?
  - Во многих верованиях считается, что спаситель в ответе за спасенного. Теперь наши жизни связаны.
  - Я не религиозный человек - и не смиренный. Если сейчас же не отдашь золото, я перережу нить, которая связала наши жизни, вот этим кинжалом.
  Слова были сказаны весьма серьезно. Я окинул комнату взглядом. Моя одежда была сброшена со стула, и дверцы небольшого шкафа были открыты. Мои сапоги были вытащены из-под кровати и теперь лежали у камина.
  - Ты уже обыскал комнату, и сам видишь, что я голый. Здесь денег нет; я их уже потратил.
  - Ложь! Он дал тебе два золотых.
  - Правильно, дал.
  - Ты не успел бы потратить столько деньжищ за такой короткий срок.
  - Я оплатил эту комнату на месяц вперед. - Ложь далась мне легко, и я не чувствовал вины - ибо это, как я понимал, было что-то вроде игры, битвы хитрецов. Я был уверен, что в таком состязании перехитрю противника.
  - Хорошо - тогда ты умрешь, - произнес он, вставая. Прежде, чем я смог что-либо сказать, он навалился на меня, прижав кинжал к горлу. - Последний шанс, - с усмешкой сказал он мне.
  - Золото в сапоге, - выпалил я.
  - Теряю терпение. В сапогах я уже искал. - Острие кинжала надавило на кожу, и я ощутил, как из-под него потекла кровь.
  - Там есть особый кармашек, - сказал я ему.
  Он оставил меня и опустился к сапогам, стал их рассматривать. - Умно, - буркнул он, отыскав карман и высыпав содержимое.
  - Серебро принадлежит мне! - сказал я, вывалившись из постели.
  - Неверно. Ты попытался меня обхитрить. Так что заслужил потерять все деньги.
  - Это нечестно! - возразил я.
  - Честность - не моя прерогатива. Я - вор. - В этом доводе была железная логика, с которой сложно было спорить, но во мне взыграл характер. Как я уже упоминал, по природе я не герой, но и трусостью проклят не был. За золото я не стал бы драться, однако серебро было моим, и заработано честным трудом. Я заметил, как у него пристально сузились глаза, и понял, что он прочел мои намерения. Не сказал бы, что он обеспокоился, но я был отнюдь не мал и в ту пору, наполненный силой молодости, оказался бы непростой мишенью.
  - Не дури, - предостерег он меня. - Ты можешь умереть!
  Я уже готов был броситься на него, как вдруг услышал шаги на лестнице за дверью. Затем в дверь тихо постучали.
  - Вы не спите? - послышался голос Петры.
  - Нет, - ответил я. Услышал, как Джарек тихо выругался, и с удовлетворением увидел, как он вложил кинжал в ножны.
  Дверь открылась, и она вошла внутрь. Ее светлые волосы были теперь зачесаны назад и заплетены в косу, на ней была юбка с оборками и блуза из голубой шерсти и льна.
  - О! - прошептала она. - Не думала, что у вас... - И тут она узнала его. - Так это ты! О, Джарек! - воскликнула она и подбежала обнять его.
  - Вот такой прием мне нравится, - проговорил он томным голосом.
  - Ты спас меня... а я думала, тебе всё равно. Ты был так бесстрашен. Мой отец отложил для тебя пять золотых в качестве награды - ты примешь? Я не хотела бы, чтобы ты оскорбился.
  - Оскорбился? Вовсе нет. Невежливо будет отказываться. А он проснулся?
  - Нет. Я всегда просыпаюсь первая. Подоить коров. Я только хотела... отблагодарить барда.
  - Конечно, хотела, - ехидно проговорил он. - А твой отец просыпается в...?
  - До этого времени еще несколько часов. Однако садись рядом с другом, и я принесу вам завтрак. Копченое мясо и сыр, немного фруктов? И, конечно же, жбан лучшего эля.
  - Ты очень добра, - произнес он, вновь поклонившись. Она сделала книксен и вышла из комнаты.
  - А теперь, верни мое серебро и золото.
  - Что?
  - Там шесть серебряных, - пояснил я, - и два золотых. Если хочешь, можешь оставить себе. Но тогда я расскажу отцу девушки о преднамеренном ограблении - а еще о том, что твой акт спасения был случайностью в ходе побега от Дозора. С другой стороны, вернешь мои монеты - и станешь богаче на один завтрак и пять золотых.
  Он расхохотался и высыпал мои монеты на постель.
  - А ты мне нравишься, - сказал он. - Возможно, в один прекрасный день я тебя убью, но ты мне нравишься.
  Я знавал на своем веку много людей, действующих силой, - хитрых, храбрых, злобных, благородных людей. Но ни одного столь же аморального, как Монингстар. Эта первая встреча навсегда врезалась в мое сознание. Я как сейчас вижу тот рассвет, начинавший озарять ночное небо, и моего гостя, склонившегося у камина и со знанием дела раздувающего угли и добавляющего топлива в огонь. До сих пор помню вкус черного хлеба, принесенного Петрой, теплого и свежего, прямо из пекарни при таверне.
  Почему эта встреча так ясно отложилась в сознании, в то время как другие, более великие события, затерялись в туманных закоулках памяти, остается для меня загадкой. Мы сидели и болтали, как старые приятели, обсуждая погоду и военное положение. Он был солдатом в войске короля, но устал от генералов и их тупости. После нескольких поражений подряд он дезертировал. Я не являюсь - и никогда не являлся - сторонником войн. Не вижу в них смысла. А та война была особенно дурацкой даже на фоне остальных.
  Эти северные земли были завоеваны ангостинцами добрых двести лет назад, и теперь вся знать была ангостинской. Положение было сложным, но позволь мне разъяснить его вкратце. Наш большой остров был раньше разделен надвое, южной равнинной частью управляли икены и баррены, горным севером - племена горцев, в основном пиктского и белгского происхождения. Затем ангостинцы пересекли узкое море и покорили Икену. Эту третью силу возглавил Виллейн, Король-Воитель, ангостинский принц, обладавший незаурядными стратегическими способностями. Он безжалостно разгромил врагов и короновал себя титулом Короля Икены. Его потомки вторглись на север и завоевали Нагорья. Но много лет спустя высшая знать Нагорий - все ангостинцы и потому любители повоевать - решили возвести своего короля на престол на севере. Это привело к гражданской войне.
  Почему это была самая глупая война из всех? Что ж, судите сами: войско покоренной Икены под командованием ангостинцев с юга против войска завоеванных Нагорий под началом ангостинцев с севера. Между икенами и горцами шла жесточайшая резня, в то время как закованные в тяжелую броню ангостинцы редко встречали смерть в бою. Когда они попадали в плен, с ними хорошо обращались в ожидании выкупа, а когда их освобождали, в их честь устраивали пиры те самые дворяне, которые брали их в плен - многие знатные командиры с той и с другой стороны состояли в родстве. Бессмыслица...
  Притом чудовищная бессмыслица.
  Джарек Мэйс, сначала пехотинец армии юга, дезертировал и пошел в армию севера кавалеристом. Платили лучше, рассказывал он, но генералы были еще хуже. Именно в ходе беседы о войне я стал замечать перемены в его речи. Когда он злился, то его голос терял культурный тон, и он переходил на жаргон, который я слыхал к югу от границы. На нем он говорил о генералах и той мясорубке, которую из себя представляла Ангостинская Война. Но временами он говорил как младший ангостинский дворянин. Мимика его была очень выразительна.
  - Почему тебя разыскивает Дозор? - спросил я.
  Он усмехнулся. - Помнишь бородатого типа в окне с балконом? Я воздавал почести его жене. Она - прелестная молодая штучка, грудастенькая и притом всегда рада лечь на спинку да раздвинуть ножки.
  - Мне не нравится пренебрежительный тон, - напряженно молвил я, - особенно когда речь заходит о даме.
  - Буду иметь в виду, бард. Так, на чем я остановился-то? О, да. Встретил я ее на торговой площади. Она искала себе драгоценности повычурнее. Я с ней разговорился, и мы завели с ней вечную дружбу. Одно из прекраснейших наслаждений в жизни - заводить вечную дружбу с женщинами. В общем, проводил я ее до дома и заметил, что с южной-то стороны рядом со зданием растет несколько больших деревьев, которые ветками впритык упираются в стену в нескольких местах. Сам дом был каменным. Не дворец, конечно, но украшен всякими изразцами. Тем же вечером я забрался в дом и отыскал путь в ее опочивальню. Ее муж отсутствовал. Я разбудил ее и заверил - как подобает - в своей бессмертной любви к ней, и насладился чудесной ночью.
  - Так ты влюблен в нее?
  - А я говорил, что влюблен?
  - Но так ты сказал ей.
  Он улыбнулся и откинулся на стуле. - Я смотрю, ты не от мира сего, бард. Ты что, никогда не спал с женщиной?
  - Это крайне личный и неучтивый вопрос, - сказал я.
  - Стало быть, не спал. Ясно. Предпочитаешь мальчиков?
  - Вовсе нет! Как ты смеешь?
  - О, я не критикую, нет. Просто пытался определить твои познания в любовных аферах. Видишь ли, существуют правила, управляющие всем. Если желаешь возлечь в постель с дамой, то сначала должен показать ей свою любовь. Если хочешь возлечь с крестьянкой, покажи свой кошелек. Понимаешь? Так вот, это была дама. Поэтому я сказал, что люблю ее.
  - И она тебе поверила?
  - Конечно. Она хотела меня - я это понял с первого раза, на торговой площади.
  - Так что случилось?
  Он вздохнул. - Женщины играют по другим правилам. Она решила, что хочет сбежать со мной, жить где-то далеко-далеко, где мы ходили бы голые среди цветов, или что-то в этом роде. С ней вскоре стало скучно. Так что я ее покинул.
  - А потом?
  - Так всегда случается. Ее любовь обратилась в гнев, и она рассказала мужу обо мне. Отчасти в том моя вина - я не должен был забирать все ее дорогие побрякушки. Но у меня были игорные долги, и, к тому же, я заслужил награду за наслаждение, которое ей доставил.
  - Ты украл ее драгоценности? Что ты за человек?
  - Я думал, мы уже выяснили. Я вор.
  - Мне кажется, ты разбил ей сердце.
  - Вот ее сердце я уж точно не трогал, - сказал он с усмешкой. Встал и подошел к окну, взглянул на город. - Это продлится недолго, - прошептал он, и из его голоса исчезла прежняя легкость.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  - Зиракку обречен. Война идет сюда. Осадные орудия разрушат стены, вооруженные отряды разорят улицы.
  - Но это ведь не поле битвы, - молвил я.
  - В Икене новый Король. Эдмунд, Молот Нагорий, как он себя величает. Он объявил, что не успокоится, пока северное королевство не будет завоевано. Сдается мне, что он серьезен в своих намерениях. И это означает новые правила войны.
  - Какие?
  - Больше смертей, бард, - сказал он с горькой усмешкой. - О выкупе за рыцарей и честных битвах можно забыть. Этот Эдмунд верит в свою победу, и он не остановится до тех пор, пока его враги не станут кормить червей. Попомни мои слова. Он нападет на города и разорит их. Он положит конец Ангостинским Войнам раз и навсегда. Но я не останусь смотреть на это. Не желаю попасть тут в западню, словно крыса в трубу.
  - Куда отправишься?
  - Куда-нибудь туда, где женщины горячи и золота вдосталь.
  - Сомневаюсь, что где-нибудь существует такое место, - произнес я, натянуто улыбнувшись. - Но скажи, как ты все-таки узнал о том, что я получил два золотых в награду?
  - Беллинова женушка шепнула мне об этом прямо после... однако ты не захочешь услышать такое.
  - Его жена?
  - Да. Приятная женщина. Очень открытая. Но мне бы хотелось оказаться в постели с ней и с ее дочуркой одновременно. Разве не здорово было бы?
  - Нет, не здорово. И ты - беспутный человек.
  - Я стараюсь, - зычно расхохотался он.
  
  ГЛАВА ВТОРАЯ
  
  Джарек Мэйс получил свою награду от трактирщика и, широко улыбнувшись и помахав на прощание рукой, вышел из таверны. В тот момент я ощутил чувство потери, хотя и не мог понять, откуда оно взялось. Но жизнь продолжалась. Несколько дней я оставался в "Шести Совах", и даже развлекал завсегдатаев своим искусством в последний вечер.
  То были простые мужчины и женщины, и я не стал их утомлять Драконьим Яйцом, которое было придумано для более образованных слоев. Я показал им то, чего они желали - Танцующую Деву. Это простое волшебство включало в себя тонкую серебряную нить, висящую в воздухе, на которой танцевала девушка размером с мужское предплечье, облаченная в легкие одежды из тончайшего шелка.
  Это не снискало большого успеха, потому что многие талантливые магики переиначили это действо, добавляя мужских партнеров и изображая половое соитие. Я, конечно же, мог скопировать подобную сцену - и даже увеличить накал эротики. Однако я всегда считал неправильным потакать страстям толпы. Во время моего выступления прозвучало несколько ругательств, сбивающих мою концентрацию, но я продолжил и закончил волшебство вспышкой белого огня, сияющий шар которого кружил по комнате, пока не разорвался с мощным грохотом.
  И даже после этого публика была скупа на аплодисменты, так что я соскочил со стола и прошел к длинной стойке с подавленным чувством.
  Немногие понимали весь эмоциональный накал волшебства, чувство переживания и беспокойства души, которое следует за представлением. Тем вечером я много пил, и был уже поздний час, когда Беллин сообщил мне, что завтра ему понадобится моя комната для новых гостей.
  Похоже, я чрезмерно злоупотребил гостеприимством.
  Пару следующих месяцев я выступал на нескольких свадьбах и двух похоронах. Люблю похороны. Мне нравятся печаль и слезы. Не в смысле извращенного злорадства, а в том смысле, что скорбь возвышает душу. Слезы любимых сильнее любой эпитафии говорят о прожитой жизни. Я видел похороны великих людей, с большим кортежем, следующим за катафалком. Произносились возвышенные речи, но не было никаких слез. Какой должна была быть твоя жизнь, если по тебе не проронили ни слезинки? На востоке существует верование, почитающее слезы за монеты, которые Бог принимает в качестве пропуска на небеса.
  Мне такая идея по душе.
  Правда, учитывая человеческую натуру, на востоке платят специальным людям, чтобы те плакали на похоронах.
  Однако, я отвлекся. Шли месяцы, и я старался заработать денег, чтобы свести концы с концами. Теперь повсюду были признаки войны. Еды недоставало, и цены подскочили вверх. Король Икены, Эдмунд, следовал своему слову. Его армия распространялась по земле как лесной пожар, уничтожая города и селения, разбивая армии севера в ожесточенных сражениях, подходя всё ближе и ближе к Зиракку.
  Ходили ужасные слухи о зверствах и насилии. В них говорилось, что был до основания сожжен женский монастырь, а Настоятельница была распята на его главных воротах. Нескольких дворян, захваченных в битве при Каллене, посадили в железные клетки на замковой стене и оставили умирать от голода и холода.
  Граф Зиракку, Леонард Капуланский, объявил нейтралитет и выслал эмиссаров к Эдмунду. Послов повесили, затем утопили и четвертовали. Не имея больше никакого выбора, кроме как дать бой, Леонард стал собирать наемников для обороны стен, однако никто не верил, что они в состоянии дать отпор мощи южной Ангостинской армии.
  То было скверное время для барда. Мало кому нужны были песни о стародавних временах, никому не хотелось слушать звуки арфы. Людям прежде всего нужно было распродать свое состояние и добраться до порта, чтобы отправиться на континент, куда не доносился лай псов войны.
  Дома в Зиракку продавались в двадцать раз дешевле своей цены, и богатые беженцы покидали город сотнями каждый день.
  Я решил подождать в Зиракку до весны, но на седьмой день в разгар зимы - поголодав несколько дней - понял, что пора отправиться на север.
  У меня не было зимней одежды, и я украл одеяло из своих съемных апартаментов, превратив его в плащ. Завернул свою арфу в ткань, собрал немудреный скарб и вылез в окно, проскользив по крыше и спрыгнув во двор.
  Повсюду лежали глубокие сугробы, и я закоченел от мороза уже к тому времени, как дошел до северных ворот. Три стражника, сидевшие вокруг мерцающей углями железной жаровни, уплетали подогретые обрезки большого мясного пирога. Запах ветчины и плавленого сыра сводил с ума, и я попросил у них кусочек. Они, конечно же, отказали, но узнав во мне барда и магика, сказали, что дадут еды за хорошее представление. Я спросил, какое представление им нужно. Они захотели Танцующую Деву с партнером - точнее, с несколькими партнерами.
  Тогда я понял, что на голодный желудок принципы долго не живут, и за хороший кусок пирога дал им то, что они хотели. Ни гибкости, ни шелковых вуалей. А маленькая оргия над жаровней с углями. Согревшись и насытившись, я вышел в ночь, оставляя огни Зиракку позади.
  Когда я дошел до ближних холмов, то обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на город. В окнах домов наверху горели светильники, и Зиракку казался увенчанным короной. Над самым высоким холмом города висела луна, и ее спектральный свет осенял мраморные стены графского дворца. В тот момент трудно было поверить, что страна охвачена войной. Вдалеке темнели горы, гордые и вечные, они великим кольцом окружали Зиракку. Вид был необычайно прекрасен.
  Два месяца спустя город был захвачен Эдмундом и его генералом, Азреком.
  Была жуткая резня.
  Но в тот самый вечер всё было тихо, и я шел около часа по дороге к далекому лесу. Температура упала сильно ниже температуры обледенения, но магику холода не страшны. Я создал маленькое заклятие, которое подогрело воздух под моей одеждой, и зашагал дальше.
  Ночь была ясной, звезды в небе горели ярко. Не было ни ветерка, и зачарованная тишина покрывала землю. В ночном снеге есть красота, наполняющая душу музыкой. Мне требовалось изгнать из памяти образы, созданные для стражников, и только музыка могла меня освободить. Я повременил с этим, пока не дошел до опушки леса; там нашел укромную площадку, расчищенную от снега, и наколдовал огонь. Есть те, кто способен поддерживать заклятие Огня часами, без необходимости топлива. Я такого добиться не мог, но могу хранить очаг достаточно долго, чтобы собрать хвороста и разжечь костер. Я отыскал немного поломанных веток и подложил их в пламя. Вскоре у меня получился хороший, небольшой костерок. Я не нуждался в тепле, но огонь дарил чувство уюта, особенно в диких, одиноких местах. Я не слышал троллей или демонов, ведь они редко заходили на земли, заселенные людьми, и я был всего в двух часах ходьбы от Зиракку и всё еще на торговом пути. Но в лесу были волки и дикие вепри, и я верил, что мой костер будет держать их на расстоянии.
  Достав арфу, я подстроил струны и сыграл несколько мелодий, танцевальную, светлую и игривую музыку. Но вскоре неуловимые ритмы леса проникли в меня, и я стал играть ту музыку, которую желал услышать лес.
  Я был вдохновлен, мои пальцы танцевали по струнам, сердце стучало в такт, на глаза наворачивались слезы. Внезапно мои мысли прервал чей-то голос, и сердце оборвалось у меня в груди.
  - Прелестно, - произнес Джарек Мэйс. - Это привлечет сюда каждого грабителя на мили вокруг! - Его облик переменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Он отрастил тонкие усики и бородку, похожую на наконечник стрелы; это придавало ему залихватский, надменный вид. Его волосы были аккуратно подстрижены, голову обхватывала повязка из мягкой кожи. Одежда тоже была другой: овчинный плащ с глубоким капюшоном, шерстяная рубаха с кожаными вставками и безрукавка из оленьей шкуры. Сапоги были те же, высокие, до бедра, но он раздобыл новые кожаные штаны, которые блестели, как промасленные. На поясе в ножнах у него висел длинный меч, а на плече он нес длинный лук и колчан полный стрел. Он был лесным жителем с головы до пят.
  - Что ж, один разбойник уже подобрался к моему костру, - буркнул я, недовольный вторжением.
  Он усмехнулся и сел напротив, прислонив лук к дубовому пеньку. - Ладно, кто станет тебя грабить, бард? Ты весь кожа да кости, и одет в рубище. Держу пари, что ничего не осталось в потайном кармашке сапога?
  - Ты выиграл пари, - ответил я. - Не ожидал встретить тебя тут.
  Он пожал плечами. - Остался ненадолго в Зиракку. Потом подался на север после самоубийства.
  - Самоубийства? Какого самоубийства?
  - Той женщины, у которой я украл драгоценности. Сумасбродная плутовка накинула петлю себе на шею и бросилась с балкона. После этого за мной стали охотиться всерьез. Не понимаю, почему, ведь я не просил ее так поступать.
  Я сидел и смотрел на него, не веря своим ушам. Женщина отчаянно влюбилась в него и покончила с собой, когда он сбежал. Но он не выказал ни капли раскаяния или сожаления. Вряд ли его сколько-нибудь тронул этот случай.
  - Ты ничего к ней не испытывал? - задал я вопрос.
  - Конечно же испытывал; у нее было прекрасное тело. Но есть сотни прекрасных тел, бард. Она была глупа, а я не могу тратить время на глупых.
  - А на кого у тебя есть время?
  Он подался вперед, протягивая ладони к костру. - Хороший вопрос, - сказал он наконец. Но не ответил на этот хороший вопрос. Он выглядел сытым и пребывал в превосходной форме, но при нем не было ни заплечного мешка, ни одеял. Я спросил его, где он остановился, но он лишь осклабился и почесал нос.
  - Куда направляешься? - спросил он.
  - На север.
  - Оставайся в лесу, - посоветовал он. - Икенский флот напал на порт Торпоул и высадил там армию. Полагаю, что в лесу будет какое-то время безопаснее. Здесь много городков и селений, и линия леса простирается на двести миль. Не думаю, что Икены придут сюда; здесь будет безопаснее, чем на Равнинах.
  - Мне нужно зарабатывать на хлеб, - сказал я. - Не желаю становиться нищим, а я мало что смыслю в домоводстве и земледелии. Да и барда никто не тронет - даже на войне.
  - Мечтай дальше! - проворчал Мэйс. - Когда люди начинают махать мечами, никто не может быть в безопасности, ни мужчина, ни женщина, ни ребенок. Такова природа войны; она чудовищна и непредсказуема. Пойми наконец, что ты здесь застрял. Постарайся извлечь из этого наибольшую пользу. Используй свою магию. Мне известно, что люди проходят двадцать миль, чтобы увидеть хорошее, скабрезное представление.
  - Я не даю скабрезных представлений, - быстро ответил ему я, и воспоминание о пироге с мясом всплыло в моей памяти.
  - Жаль, - проговорил он. - Может быть, займешься игрой в ракушки? Магик должен быть в ней просто великолепен. Ты можешь заставить горошину появиться там, куда сделана ставка.
  - То есть, мухлевать?
  - Ну да, мухлевать, - ответил он.
  - Я... я... это будет бесчестно. Да и магиковская сила быстро иссякнет, если я буду тратить ее на это. Разве ты не понял суть искусства? Требуются годы обучения и самопожертвования, прежде чем искра магии отыщется в душе. Годы! И это не может растрачиваться на личную выгоду.
  - Прости, бард, но когда ты выступаешь по тавернам, разве это не для личной выгоды?
  - Да, разумеется. Но это честный труд. А для того, чтобы обманывать людей, нужно... лукавство. В таких условиях магиковская сила не способна существовать.
  На миг он, казалось, задумался, затем подбросил веток в костер.
  - А как же Темные Магики? - спросил он. - Они призывают демонов и убивают колдовством. Почему же магия не покидает их?
  - Шшш, - встревоженно шикнул я. - Не следует говорить о таких, как они. - Я поспешно сотворил знак Оберегающего Рога и прошептал заклятие Отмены. - Они заключают договор с... нечистой силой. Они продают свои души, а сила их исходит от крови невинных. Это уже не магия, а колдовство.
  - А в чем разница?
  - Пожалуй, я не сумею тебе объяснить. Мои таланты исходят изнутри, и не могут повредить никому. И они не могут причинить боль. Это иллюзия. Я могу сотворить нож и бросить его тебе в сердце. А ты ничего не почувствуешь, и никакого вреда тебе от этого не будет. Но если... один из них сделает то же самое, то сердце твое наполнится червями и ты умрешь в ужасных муках.
  - Так, - сказал он, - значит, ты не станешь играть в раковины? Ну, а что еще ты умеешь делать?
  - Умею играть на арфе.
  - Да, я слышал. Очень... душевно. Как это ни печально, бард, полагаю, что ты замерзнешь насмерть. Боги, ну и холод! - Добавив топлива в костер, он снова протянул руки к пламени.
  - Прости, - сказал я, - где мои хорошие манеры? - Подняв правую руку, я указал пальцем на него и проговорил слова малого заклинания, которое подогрело воздух под его одеждой.
  - А вот это талант! - прокомментировал он. - Ненавижу холод. Долго ли будет действовать заклинание?
  - Пока я не засну.
  - Тогда пободрствуй еще несколько часиков, - велел он мне. - Если я проснусь от холода, горло тебе перережу. Я серьезно! Но если я высплюсь в тепле, то угощу тебя отличным завтраком. Заключим сделку?
  - Да, отличная сделка, - ответил я, но он никак не прореагировал на сарказм.
  - Вот и хорошо, - сказал он и без единого слова растянулся на земле возле костра и закрыл глаза.
  Я сел, опершись спиной на широкий дубовый ствол, и стал смотреть на спящего, поглощенный разными мыслями, но все эти мысли вертелись вокруг Джарека Мэйса. Моя жизнь барда и сказителя была полна историй о таких людях как Джарек, высоких и необычайно статных, суровых и опасных в бою. Я уже почти свыкся с мыслью, что мужчины, которые выглядели подобным образом, должны быть героями. И какая-то часть меня по-прежнему хотела... требовала... верить в это. Однако он говорил с такой безучастностью о бедной мертвой женщине из Зиракку. Я ее не знал, но мог почувствовать то горе, с каким она накинула петлю себе на шею. Я пытался сказать себе, что ему было не всё равно, что он испытывал стыд, который не хотел выдавать при мне. Но я не верил в это тогда, как не верю в это и сейчас.
  Его привлекли к моему костру звуки арфы, но шел он грабить одинокого путника. И если бы при мне была монета, не сомневаюсь, что он отнял бы ее, оставив меня с перерезанным горлом на снежном покрове леса.
  И вот теперь он лежал спокойно, его сон был безмятежен, а я, напуганный его угрозой, бодрствовал, своим заклинанием храня для него тепло.
  Мне вспомнилась наша с ним беседа, и я вдруг понял, что видел другого Джарека Мэйса. Его говор очень разнился. В Зиракку он говорил - по большей части - как ангостинец, кроме тех мгновений, когда его охватывала злоба и голос терял культурный налет. Теперь же, в этом лесу, его речь хранила отпечаток резкого рычания горца. Я задумался, заметил ли это он сам. Или же он, подобно хамелеону, подстраивал свою личность под окружающую среду?
  Через поляну медленно двинулась барсучиха, обнюхивая снег. За ней вперевалочку вышли три детеныша, последний из которых приблизился к спящему человеку. Я создал небольшой шарик белого света, который заплясал у детеныша перед глазами, а потом лопнул! Барсучата убежали прочь, и их мать обернулась ко мне со взглядом, который я посчитал предостережением. Затем она тоже скрылась в темных зарослях.
  Я снова проголодался - и начал замерзать. Трудно было создать сразу два заклятия Согревания. Раздув огонь, я подсел поближе к пламени.
  В замке моего отца на южном побережье было бы тепло, там тяжелые бархатные занавески на стрельчатых окнах, огонь горит в нескольких очагах. Там вина и настойки, горячее мясо и стряпня.
  Ах, я ведь забыл, призрак! Ты же еще не знаешь меня, я для тебя всего лишь потрепанный жизнью бард. Таакк вот, я - младший из трех сыновей, рожденных от второй жены ангостинского графа, Убертейна из Уэстли. Да, ангостинского. Если честно, не горжусь и не стыжусь из-за этого. Мой старший брат, Ранульв, отправился жить за море, чтобы сражаться в чужих войнах. Второй, Брайфе, остался дома управлять владениями, а меня собирались отдать в церковь. Однако я не был готов надеть монашескую рясу, чтобы посвятить всю жизнь служению Богу, в существовании которого сомневался. Я сбежал из монастыря и подался в ученики к магику по имени Катаплас. У него была скрюченная спина, причинявшая постоянную боль, но он умел исполнять представление с Драконьим Яйцом как никто другой ни до, ни после него.
  Вот кем был я, Оуэн Оделл, ангостинский бард, который не мог заработать себе на пропитание жуткой зимой и который сидел, опершись спиной о дерево, и замерзал, тратя собственные силы на обогрев бессердечного убийцы, спящего у костра.
  Я не был счастлив, сидя там обхватив колени и кутая свое костлявое тело в тоненькое одеяльце.
  С ветки над моей головой ухнула сова, и Джарек заворочался, но не проснулся. Как я помню, там, под яркими звездами, было спокойно.
  На рассвете Джарек пробудился, зевнул и потянулся. - Лучший сон за всю неделю, - заявил он. Вскочив на ноги, он поднял лук с колчаном и пошел себе без единого слова благодарности за мои старания. Моя сила угасла несколько часов назад, и я едва мог держать Мэйса в тепле, а сам почти что посинел от холода. Дрожащими руками я подбросил последние хворостинки в огонь и протянул свои окоченевшие пальцы к язычкам пламени.
  Утреннее небо темнело снежными тучами, но в воздухе становилось теплее. Поднявшись, я потопал ступнями, чтобы кровь прилила к онемевшим пальцам ног. Пройдя глубже в лес, я принялся собирать хворост. Под тяжестью свежевыпавшего снега сломалось немало веток, и я собирал руками самые маленькие из них и носил к стоянке, потом возвращался за большими и тянул их по снегу. Работа была тяжелой, и я вскоре устал. Но я наконец-то почти согрелся, теперь холодно было только рукам. Кончики пальцев примерзли к ногтям и их больно щипало.
  Но я забыл про все неудобства, когда трое незнакомцев вышли из леса и направились к моему костру.
  Бывают такие моменты, когда глаза видят больше, чем разум может осознать, когда сердце стучит быстрее, а на дне живота зарождается паника. Вот тогда был тот самый момент. Я поднял взгляд, увидел троих, и у меня пересохло во рту. Но в них не было ничего угрожающего. Они выглядели как лесные жители, облаченные в шерстяные одежды домашней вязки, кожаные безрукавки и сапоги из мягких шкур, зашнурованные спереди кожаными ремешками. Каждый из них держал при себе лук, но вооружение состояло также из кинжалов и коротких мечей. Я резко выпрямился, чувствуя глубоко в душе, что мне выпал нелегкий жребий.
  - Милости прошу к моему костру, - проговорил я, гордясь, что мой голос не дрогнул. Ни один не ответил, но они обступили меня, с холодными глазами и мрачными лицами. Они напоминали волков, поджарых и безжалостных. Первый, высокий мужчина, вскинул лук на плечо и присел у костра, вытянув ладони к огню. - Ты бард? - спросил он, не глядя на меня.
  - Да, сэр.
  - Не люблю бардов. Никто из нас их не любит. - Трудно было понять, как реагировать на такое начало разговора. Я хранил молчание. - Мы проделали немалый путь в поисках твоего костра, бард. Мы видели его прошлой ночью, мерцающий, как свеча, разведенный там, где разумный человек не стал бы этого делать. Мы шли всю ночь, бард, в надежде на несколько монет за наши старания.
  - У меня нет монет, - ответил я ему.
  - Вижу. И это злит меня, ибо ты потратил мое время впустую.
  - Как ты можешь винить за это меня? - спросил я. - Я тебя не звал.
  Он глянул на одного из своих спутников. - Как же он нас оскорбил, - тихо сказал он. - Теперь, говорит, мы недостойны остановиться у его костра.
  - Это вовсе не то, что я сказал.
  - Теперь он назвал меня лжецом! - процедил незнакомец, вставая и направляясь ко мне, держа ладонь на рукоятке кинжала. - Полагаю, тебе следует извиниться, бард. - Тогда-то я и осознал, что они твердо намерены убить меня.
  - Ну? - молвил он, приближаясь с рукой на кинжале. Его дыхание обдавало жаром мое лицо, его гримаса была страшной. Говорить было нечего, и я ничего не сказал. Я услышал, как кинжал с шелестом покидает ножны, и напрягся, ожидая выпада.
  Вдруг голова незнакомца дернулась, и я услышал приглушенный стук и треск пробитой кости. Я удивленно моргнул, ибо из его виска выглянула стрела. На миг он остался стоять, потом я услышал, как кинжал упал на снег; он поднял руку, чтобы дотронуться до длинного древка, торчащего из головы. Рот открылся, но слов не последовало, он повалился на меня и сполз на землю, из пробитого черепа текла кровь.
  Оставшиеся двое оцепенели.
  И тут из зарослей выступил Джарек Мэйс и с закинутым на плечо луком подошел к костру. Не обращая внимания на труп, он приблизился к двоим незнакомцам.
  - Доброе утро, - произнес он ровным голосом, с улыбкой на лице. - Холодно сегодня, не так ли.
  В этот момент всё переменилось. Два грабителя, казавшиеся такими грозными и опасными, как будто растеряли всю свою силу. Я пристально смотрел на них, но видел всего лишь неумытых крестьян, смущенных и нерешительных. Вся удаль и мощь, что была при них, улетучилась в единый миг. Это были больше не волки.
  - Полагаю, - произнес Джарек Мэйс, - вам уже пора. Согласны? - Они кивнули, но ничего не ответили. - Хорошо, - сказал им Мэйс. - Очень хорошо. Оставьте луки здесь и заберите это бренное тело с собой.
  Они побросали луки на землю и медленно подошли туда, где стоял я. На меня они даже не взглянули, только подняли тело в вертикальное положение и полу-потащили, полу-понесли его прочь.
  Через несколько мгновений поляна была чиста от грабителей, если не считать оставленных ими луков и крови у меня под ногами.
  - Спасибо, - выговорил я.
  - Пожалуйста, конечно, - сказал Мэйс, - но это были пустяки.
  - Ты мне жизнь спас. Он бы меня прирезал.
  - Ну да. А теперь, позавтракаем, как я и обещал.
  - Позавтракаем? Разве нам не надо убраться отсюда поскорее? Они могут вернуться с дружками.
  - Они не захотят возвращаться, - заверил он.
  - Откуда такая уверенность?
  - Они не хотят умирать. - Поднявшись, он прошел обратно к зарослям и вернулся с молодым оленем на своих широких плечах. К счастью, он уже освежевал и подготовил его, но даже после этого я не мог сдержать слез в глазах при виде красивой мордочки мертвого олененка. Я ничего не имел против поедания мяса, но предпочитал, когда оно уже очищено от шкуры и разделано. Моему аппетиту вовсе не способствовало видеть мясо в его естественной форме - и трудно принимать пищу, когда голова ее обладателя лежит возле твоего костра.
  Несмотря на это, мясо было преотличным, и Джарек нарезал оставшиеся куски и завернул их на следующий раз.
  - Ну, какие у тебя планы? - спросил он, когда с завтраком было покончено.
  Я пожал плечами. - Мне говорили, что в шести милях к северу отсюда лежит деревня. Собираюсь добраться туда и заработать себе на ужин.
  - А потом?
  - Не задумывался над этим. Я просто слишком надолго застрял в Зиракку, и пора уходить. Возможно, доберусь до гаваней и поищу судно, отправляющееся на юг.
  Он кивнул.
  - Хороший ход мыслей. Никто по доброй воле не захочет оставаться в этой охваченной войной стране. Твоя сила уже вернулась к тебе? Я начинаю мерзнуть.
  - Нет, - солгал я, нежась в магическом тепле. - И не вернется, видимо, ближайший час или два.
  - Тогда выдвигаемся, - буркнул он, вставая и вскидывая мешок себе на плечи. Взяв свою зачехленную арфу, я зашагал рядом с ним.
  - Куда мы идем?
  - В деревню, о которой ты говорил. У меня там есть друзья.
  Я ничего не сказал, а только молча потопал вслед за ним по узким тропкам между деревьями. Через какое-то время мы услышали голоса и смех и вышли на поляну рядом с лесной дорогой.
  Это была сцена грабежа и насилия. Дюжина или больше крепко сбитых лесовиков ходили мимо тел зарезанных, срывая с них кольца и сапоги, плащи и куртки. Рядом стояли две телеги, груженые кучей мебели и всякой утвари. Я глянул на убитых - несколько мужчин, три женщины, а через дорогу лежал монах в окровавленном балахоне с торчащей из спины секирой.
  - Доброе утро, Вулф, - позвал Джарек, шагая среди трупов и жестом приветствуя какого-то горбуна с раздвоенной бородой.
  Тот поднял на него взгляд и ухмыльнулся. - И вправду доброе, Мэйс, - сказал он. Подняв короткую одноручную секиру, он обрушил ее лезвие на руку мертвеца, который лежал перед ним. Я застонал от шока, когда увидел, как пальцы были перерублены пополам. Горбун поднял их, стянул кольца, а потом отбросил бесполезные костяшки. - А кто этот твой щепетильный приятель?
  - Это бард - и к тому же магик, - ответил Джарек. Затем указал на труп. - Ты сережку упустил.
  Горбун нагнулся и потянул за золотое кольцо в ухе жертвы; голова мертвеца зашевелилась в снегу. - Я бы ее всё равно заметил, - проворчал Вулф. - Что в мешке?
  - Оленина.
  - Не желаешь с друзьями поделиться?
  - Не желаешь ее купить?
  Горбун загоготал. - Почему я не могу ее просто забрать? Нас тут двадцать молодцов, и только непроходимый дурень вздумал бы с нами драться. А ты не дурень.
  - Нет, не дурень, - согласился Джарек с улыбкой. - Но я убью тебя, Вулф, а потом поделюсь с оставшимися. Думаешь, они будут сражаться, чтобы отомстить за тебя?
  - Эх, - вымолвил горбун. - Что скажешь насчет этой брошки? - Окровавленной рукой он подбросил золотое изделие в воздух. Джарек поймал брошь левой рукой и покачал на ладони, прикидывая ее вес.
  - Вполне. По рукам. - Сбросив заплечный мешок, Джарек пошел дальше, переступив через тело священника. Я поспешил за ним, помалкивая и держа свое омерзение при себе, пока мы не отошли от того места на достаточное расстояние.
  - По крайней мере, он не надругался над женщинами, - сказал Джарек. - В этом плане он благороден.
  - И ты приводишь это в его оправдание?
  - Ему не требуется оправдание, - ответил он. - Вулф - лесной житель, притом хороший. Но война берет свое, даже в этом лесу. Графу Зиракку нужны деньги, чтобы собрать наемников. То есть, даже у графа доход ограниченный: он не может вложить средства в рабочую силу здесь. Теперь у Вулфа нет работы. Поставки продовольствия редки, а цены подскочили вчетверо. У него есть семья, которую надо кормить, но нет денег, чтобы купить еды. Что еще ему остается, как не выйти на большую дорогу?
  - Он стал убийцей!
  - Я ведь так и сказал, верно?
  - Ты участвуешь в убийстве безвинных женщин?
  - Я их не убивал, - сказал он. - Не трать свой гнев на меня.
  - Но ты был рад поторговаться с их убийцами.
  Он встал и обернулся лицом ко мне - как обычно, с улыбкой. - Ты зол, бард, но не на меня. Там, на дороге, ты был полон ужаса, и трепета, и отвращения. Но смолчал. Это-то и сжигает тебя изнутри... а вовсе не торг.
  Я сделал глубокий вдох и посмотрел в сторону.
  - Пошли, - примирительно сказал он. - До деревни рукой подать.
  Деревня была скопищем из примерно двадцати пяти жилищ, одни были деревянными с соломенными крышами, другие возведены из глины с примесью каменной крошки, под деревянными кровлями и с большими камнями у основания. Все были одноэтажными, но с небольшими пристройками, в которых спали дети. Селение расположилось на западном побережье длинного озера, и дюжина рыбацких лодок лежала на глинистом берегу килями кверху у самой кромки воды.
  Мы с Джареком вошли в деревню, прошагав мимо ребятни, игравшей у открытых дверей главного дома. Стоял сильный галдеж, когда мальчишки, одетые в простые туники и шерстяные штаны - изрядно заляпанные грязью - бегали друг за дружкой вокруг здания. Старик, сидевший у входа, кивнул Джареку и поднял трясущуюся руку в приветствии. Джарек махнул в ответ и прошел дальше.
  Юная девушка, почти подросток, наблюдала за нами, едва мы вошли. Ее светлые волосы были коротко острижены, большие глаза смотрели пугливо. Она прислонилась спиной к стене здания, внимательно за нами наблюдая. Я улыбнулся ей, и она отвернулась и припустила бегом между домов.
  - Это Илка, - произнес Джарек. - Деревенская шлюха.
  - Она же почти ребенок.
  - Ей лет пятнадцать, - сказал он, - но ее изнасиловали в лесу два года тому назад и оставили умирать. Она сирота, и выйти замуж ей не светит. Кем еще ей становиться?
  - Почему замужество ей не светит? Она миловидная.
  - Насильники отрезали ей язык, - ответил он.
  - И из-за этого она теперь отвержена?
  Он встал и повернулся лицом ко мне. - Почему ты называешь ее отверженной? У нее есть ремесло, она зарабатывает себе на хлеб, она не нищенка.
  У меня не было слов. По выражению его лица я понял, что он совершенно серьезен, и не имеет ни малейшего понятия о горе этой девушки. У нее отняли будущее, и дар речи был жестоко вырван у нее изо рта. И ей же вдобавок пришлось нести пожизненное наказание за это. Я попытался объяснить это Джареку, но тот лишь усмехнулся, покачал головой да пошел дальше. Я задумался тогда, что, возможно, упустил какую-то деталь, или не понял очевидного. Но в глазах у меня стояло ее лицо, изумленное и напуганное.
  Наконец мы подошли к длинному дому, построенному у берега. За жилищем была высокая сеть и огороженный участок земли, вспаханный и разбитый на грядки для выращивания овощей. Сейчас там ничего не росло, но в доме были мешки с морковью и подсушенным луком, а также несколько ящиков с диковинными клубнями, которые мне были неизвестны. Это было длинное однокомнатное жилье, с очагом посередине, сложенным из обожженной глины и камня. Вокруг очага были установлены металлические листы, четыре плетеных стула были поставлены поближе к огню. У дальней стены стояла широкая кровать. Джарек снял с лука тетиву и поставил его у стены, рядом оставил колчан и меч. Сбросив овчинный плащ, он сел у огня и стал смотреть в пламя.
  - Кто здесь обитает? - спросил я, усаживаясь рядом.
  - Меган, - ответил он, но это мне ничего не дало.
  - Твоя любовница?
  Он усмехнулся, качая головой; его улыбка была доброй, теплой и дружелюбной. - Скоро ты ее увидишь, - сказал он мне. - Покажи-ка мне свою магию. Я здесь всего несколько мгновений, а уже заскучал.
  - Что желаешь посмотреть?
  - Без разницы. Развлеки меня. Представь, что я - это целая толпа зевак в битком набитой таверне.
  - Ну что ж... - я откинулся на спинку, обдумывая свой репертуар.
  И тут я улыбнулся. У него на глазах прямо на грязном полу возникло маленькое строение, и еще одно, и еще. Между ними появилась улица. Юная девушка, не больше моей ладони, побежала по ней, преследуемая злодеями. Тут появился ярко разодетый молодой парень с арфой в руках.
  - Прекратите! - закричал он, и голос его был писклявым, ломким и звонким.
  Злодеи пошли на него, но внезапно с верхнего балкона соскочил высокий герой. Он двигался словно танцор, но меч его был смертоносен, и вскоре злодеи либо были мертвы, либо бежали прочь.
  Я дал сцене раствориться в воздухе. Требовалась большая концентрация, однако я посчитал, что если бы заклятие просто исчезло, то это был бы признак неумелого магика.
  Мгновение он молчал, глядя на пол.
  - Это было хорошо, бард, - сказал он наконец. - Очень хорошо. Значит, так ты это видел?
  - Да, в тот миг всё было так.
  - Как же ты жил-то до сих пор? - спросил он меня.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Всю эту романтику в твоем сердце. Наш мир - это рассадник зла. Ты должен быть монахом, запертым в каком-нибудь сером монастыре за высокими стенами и крепкими воротами.
  - Жизнь бывает похожа на истории, - возразил я. - В мире есть герои, люди с великой душой.
  - Ты встречал таких?
  - Нет, но это не значит, что их не существует. Мананнан, последний король Габалы, или Рабайн Убийца Вампиров, когда-то ходили по этим лесам, видели звезды над теми же горами. Моя мечта - увидеть такого человека, может быть даже служить ему. Солдатом или поэтом, мне не важно. Но тому, у кого есть отвага изменить этот мир, человеку с душою светлой, словно утренняя звезда.
  - Мечтай дальше, бард. Кстати, об Утренней Звезде! Много ли видов оружия ты знаешь?
  - Очень мало. Моих старших братьев готовили в рыцари. Но не меня.
  - Утренняя звезда - или моргенштерн - это ужасное оружие. К короткой железной рукоятке прилажена цепь, на ее конце - шипастый металлический шар. Как на палице. Получив удар такой штукой, человек погибает, его череп разбивается на кусочки.
  - Я говорил не об этой Утренней Звезде.
  - Знаю, но ты говорил о мечте. А я тебе - о реальности.
  - Это только твоя реальность.
  - Чего же ты ищешь? Славы? Доблести? Чего?
  Я пожал плечами. - А чего ищут все люди? Я хочу стать счастливым. Хочу, чтобы однажды у меня появилась жена, и сыновья от нее. Но я хочу, чтобы они росли в стране, где есть надежда на светлое будущее, где люди не стремятся переселиться куда-то еще. Если эта мечта безнадежна - быть может, так оно и есть - то я не стану заводить сыновей. Я буду странствовать, играть на своей арфе, и тратить свою магию до конца.
  Я ждал, что он сейчас рассмеется, или скажет что-то обидное. Но он поступил хуже. Просто отошел к стоявшей поблизости бадье с водой, зачерпнул флягой из выдолбленной тыквы и стал жадно пить.
  - Как думаешь, скоро погода переменится? - спросил он.
  Я не ответил. Ощутил потребность в музыке и вышел с арфой за порог, добрел до берега и сел там возле длинной прямой лодки. Ветер оставлял рябь на воде, маленькие льдины проплывали мимо по сероватой поверхности. Пошел снег, и я стал играть этому снегу, изящно перебирая пальцами самые короткие струны, рождающие высокие ноты, и музыка поплыла над озером. Когда надвинулись грозные тучи, в мелодию вкрались более темные и низкие тона.
  Пока я играл, подошли несколько сельчан, но я не обратил на них внимания. Первым человеком, кого я заметил, была та шлюха, Илка. Она подкралась ближе и села, обняв руками колени, ее огромные голубые глаза не отрывались от моего лица. Когда я ее увидел, музыка изменилась, став тоскливой и печальной. Она тряхнула головой и встала, начала странный танец в грязи. И тогда я увидел в ней нимфу, магическое потустороннее существо, угодившее в мир, который совершенно ее не понимал. И музыка переменилась вновь, поднимаясь ввысь и ныряя, еще печальная, но полная надежды на завтра.
  В конце концов пальцы мои устали, и мелодия стихла. Илка тоже остановилась и уставилась на меня своими широкими, зачарованными глазами. Выражение ее лица сложно было понять. Я улыбнулся и что-то сказал - не помню, что это были за слова - но после этого страх вернулся к ней, и она бросилась прочь, в сгущавшиеся сумерки.
  К вечеру я увидел, как Вулф и его головорезы возвращались в деревню.
  На миг я наполнился глубинным ужасом; но тут увидел, как детвора бежит им навстречу. Горбун поднял одного маленького мальчишку высоко вверх, водрузил на свое искореженное плечо, и над деревней раздался смех.
  Джарек оказался прав, по крайней мере отчасти.
  Этот лес был рассадником зла.
  
  ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  
  Я вижу, ты озадачен, мой призрачный друг. Ты хочешь спросить, каким образом детский смех в таких условиях может напомнить о зле? Ну, если подумать... разве не успокаивает мысль о том, что все убийства и насилие творят бездушные твари? Поклонники Нечистой Силы?
  Но какое же разочарование видеть отряд людей, вернувшихся после дня грабежей, готовых целыми часами играть со своими детьми, обнимать жен, сидеть у очага, в то время как их работой было беспощадное убийство мирных путешественников. Понимаешь меня? Зло наиболее ужасно, когда оно творится обычными людьми.
  Мы можем понять, когда демон рыщет в ночи и жаждет крови. Это его природа, таковым он был создан. Но не человек, который днем вершит убийства, а вечерами возвращается домой добрым, любящим мужем и отцом. В этом проявляется чудовищная суть зла, и она бросает тень сомнения на каждого из нас.
  Однако я что-то забегаю вперед. О чем это я? Ах, да, деревня у озера. Я лицезрел танец продажной девицы и видел возвращение деревенских мужчин домой. И вот, когда свет зимнего солнца померк, я вышел из хижины на берег холодного озера.
  Тут мимо глиняных домиков пошла пожилая женщина. Она была высока и худа, ее костлявое тело укрывало длинное вязаное одеяние, а на плечи была накинута шаль наподобие пледа. На голове у нее была кожаная шапочка с длинными ушами, завязанными шнурками под подбородком. Она несла большой мешок и шла длинными мужскими шагами. На вид я бы дал ей не меньше семидесяти лет.
  - Не поклонишься даме в знак приветствия, Оуэн Оделл? - спросила она, остановившись передо мной.
  Я был ошарашен и какое-то мгновение вообще не шевелился; затем хорошие манеры взяли свое. - Прошу прощения, - сказал я, отводя левую ногу и низко кланяясь, одновременно описав левой рукой учтивый полукруг. - Мы встречались раньше?
  - Возможно, - отвечала она с улыбкой. Лицо ее было в морщинах, однако красивые высокие скулы не позволяли коже обвиснуть. Губы ее были тонки, глубоко посаженные глаза под выразительными бровями были ярко-синего цвета. Лет сорок назад она, кажется, была красивой женщиной, подумал я.
  - Да уж, была, - сказала она вслух. - Спасибо за то, что смотришь за оболочку и видишь настоящую Меган.
  - Так вы из магиков?
  - В некотором роде, - согласилась она, и прошла мимо меня в хижину.
  Джарек спал на кровати. Меган положила мешок на пол комнаты и стала выкладывать содержимое на широкий стол. Это были всевозможные листья и коренья, которые она стала разделять на небольшие пучки. Я встал у нее за спиной, глядя на первый пучок. И вдруг узнал цветы очанки, пушистые листья с белыми лепестками, с фиолетовой каймой и желтым пятнышком в середине бутона.
  - Вы еще и травница, мадам? - спросил я.
  - Ага, - ответила она. - И еще врач, целительница, повитуха. Знаешь это растение?
  - Моя нянька делала отвар из его листьев на зиму, - ответил я.
   - Еще он помогает от заражения в ранах, - сказала она, - и для снятия отека глаз.
  Я пробежался взглядом по другим растениям. Тут были чабрец, норичник, герань, язвенник, подлесник и много других растений и трав, которых я не знал.
  - Ваша магическая сила велика, Меган, - проговорил я.
  - В собирании трав нет никакой магической силы, - проворчала она.
  - Хм, но зимой, когда ничего не растет, без магии в этом деле не обойтись. У вас где-то есть зачарованный сад, и заклятие в нем действует даже когда вы спите.
  - У тебя длинный язык, Оуэн Оделл, - сказала она, и короткий кривой клинок выскочил из ножен у нее на поясе, - а у меня острый нож. Будь осторожен.
  Я посмотрел в ее глаза. - Ложная тревога, мадам, - сказал я ей тихим голосом.
  - Почем тебе знать? - спросила она. - Ты не умеешь читать мои мысли.
  - Нет, но вы мне нравитесь, и это чисто инстинктивно. Может моя магия и не сильна, но инстинкты обычно не подводят.
  Она кивнула, и из ее взора пропала холодность. Она с улыбкой спрятала разделочный нож обратно в ножны.
  - Да уж, порой инстинкты надежнее магии. Правда, нечасто! А теперь займись чем-то полезным - разведи-ка огонь. Еще надо дров нарубить. Топор найдешь в сарае за домом. Затем, можешь помочь мне приготовить птицу.
  В этот вечер я понял кое-что: физический труд способен исцеляюще успокаивать душу. Там была целая поленница дров, отпиленных по два фута длиной. Они были разной толщины, эти буковые поленья, с серебристой и грубой корой, но с яркой сердцевиной цвета свежих сливок. Топор был старый и тяжелый, с изогнутым топорищем, отполированным за время многолетнего пользования. Я поставил полено на большой комель и рубанул, промазав на несколько дюймов. Лезвие топора вонзилось в комель, так что у меня задребезжало в ладонях и плечах. Я снова его поднял, на этот раз осторожнее, и опустил на центр полена, которое тут же замечательно расщепилось.
  Как я уже говорил, парнем я был не мелким, хоть и не мускулистым. Я был высоким и костлявым, но плечи у меня были широкими от природы, руки длинными, а осанка правильной. Через несколько минут я уже работал топором как заправский лесовик и моя поленница вырастала на глазах.
  Почти час работал я при свете луны и остановился лишь тогда, когда пальцам стало больно удерживать топор. Внизу спины была глубокая боль, но она была сопоставима с моей гордостью за проделанную работу.
  Впервые в своей жизни я заработал на ужин своими руками, и пламя вечернего очага, тепло, которое я чувствовал, было плодом моих усилий. Я поставил топор под навес, чтобы уложить дрова, которые нарубил.
  Меган вышла из дома в ночь и кивнула, увидев, что я сделал.
  - Никогда не оставляй топор вот так, - сказала она. - Лезвие заржавеет.
  - Внести его в дом?
  Она засмеялась. - Нет же, дурень ты молодой, положи его в поленницу. Это сохранит лезвие острым. - Она подождала, пока я сложу дрова, потом велела мне пойти за ней в небольшой сарай с торца дома. Даже несмотря на задувавший зимний ветер, едва она открыла дверь, повеяло ужасной вонью. Внутри висело около двадцати гусей, семь индюшек и с дюжину зайцев. Я сотворил маленькое заклинание, и мои ноздри наполнил лавандовый аромат.
  - Готовил ли ты когда-нибудь гуся? - спросила она.
  - Готовил к чему? - спросил я, натянуто улыбаясь.
  - Так я и думала. Ты дворянин, да? Слуги на побегушках, разводящие огонь и греющие для тебя постель? Ну что ж, здесь ты многому научишься, мастер бард. - Пройдя вперед, она сняла мертвого гуся с крюка и всучила его мне в руки. Его голова и шея упала вниз, вдоль моего правого бедра. - Сначала ощипай птицу, - сказала она. - А потом я покажу тебе, как ее приготовить.
  - Это не то, чему бы я хотел научиться, - заметил я.
  - Еще захочешь, если хочешь есть, - ответила она.
  После работы с топором я был очень голоден и не спорил. Должен признать, мой голод длился не долго. Ощипать птицу было нетрудно, однако последующее заставило меня усомниться, стану ли я снова когда-либо есть гуся.
  Она положила тушку на длинную прямую скамью. Я последовал за ней и увидел, как она вскрывает кожу на гусиной шее. Затем она вырезала кости и голову и вытащила комок внутренностей, который кинула на пол.
  - Бесполезное, - сказала она. - Это даже собаки не съедят. А теперь дай мне свою руку, - велела она и взяла меня за запястье. - Вложи два пальца сюда с обеих сторон горла и проверни их внутри тушки.
  Это было скользко и холодно наощупь, и я чувствовал, как жилы и вены птицы скручивались, пока я скользил пальцами по костям. Она выдернула мою руку, засунула свою. - Хорошо, - буркнула она, - ты отделил легкие, печенку и сердце.
  - Весьма польщен.
  Перевернув гуся, она взяла маленький нож, затем вставила палец в тельце. Оттянув кожу, сделала круговой надрез и выдернула волокнистое мясо. - Вытащи рукой внутренности, - велела она. Я тяжело сглотнул и сделал, как велела она. Мой желудок вывернулся наизнанку, когда я извлек маслянистую, темную и кровавую массу. Я отступил от стола.
  - Только не блюй у меня тут! - процедила она. Шагнув вперед, она продолжила потрошить гуся, вырезая огромные куски жира. - Хорошее сало, - сказала она. - Пойдет на свечи, обработку кожи, мазь от ревматизма. Ливер, сердце и легкие пойдут на бульон. Замечательная птица.
  Не в силах говорить, я отвернулся лицом к зайцам, висящим вниз головами. Под каждым был небольшой глиняный горшочек, куда свисали их уши. Подойдя к одному, я заглянул внутрь; горшок был полон крови, но, что хуже, в нем плавали черви. Я увидел, как один червь выполз из ноздри зайца и упал в кровь. Вздрогнув, я отпрянул назад.
  - Этот уже разлагается! - воскликнул я.
  Меган подошла к висячему существу. - Вовсе нет. Он просто вялится. Мясо будет мягким и вкусным. Вулф зайдет за ним сегодня вечером. Его мы приготовим следующим.
  Я не мог больше на это смотреть и, без обычных церемоний, опрометью выскочил из хижины.
  За моей спиной эхом разносился смех Меган.
  Молодому человеку тяжело дается осознание собственной бесполезности. Мы так горды, когда молоды. Я был хорошим бардом и неплохим музыкантом. А магиком? Ну, в южном королевстве нашлось бы человек двадцать или тридцать, которые были лучше меня - но не более того.
  Но здесь, в этой деревне, пользы от меня было меньше, чем от мемекающего дурачка. Это меня задело так, что не описать словами. Мне хотелось уйти, добраться до более крупного населенного пункта. Но лес был просто необъятным, а мои знания о нем - крайне скудными.
  Тем вечером я безутешно сидел у огня, настраивал арфу и размышлял о своих детских днях в южном краю. Джарек проснулся незадолго до полуночи и, ни слова не сказав Меган, взял свой плащ и вышел из дому.
  - Откуда вы? - спросил я старуху.
  - Не отсюда, - был ее ответ. Говор у нее был беглый, произношение - правильным. Но голос был изменен, я это чувствовал.
  - Вы из знатного рода? - предположил я.
  - А ты хотел бы, чтобы было так? - ответила она вопросом.
  - Как вам будет угодно, мадам.
  - Тогда воспринимай меня, как есть. Как старуху из деревушки у озера.
  - Это всё, что вы видите, когда смотритесь в зеркало?
  - Я вижу многое, Оуэн Оделл, - ответила она, с оттенком горечи в голосе. - Вижу то, что есть, и то, что было.
  Огонь потрескивал в очаге, дым спиралью выходил в небольшое отверстие в высокой соломенной кровле, ветер шелестел сквозь щели в деревянных стенах.
  - Кто вы такая? - спросил я.
  Она слегка улыбнулась. - Хочешь, чтобы я оказалась мифической королевой или древней чародейкой? Ты всегда стремишься сделать из окружающего мира песню?
  Я пожал плечами. - Песни мне понятны, госпожа Меган.
  - Ты хороший парень, Оуэн, в мире, где мало хороших людей. Прими мой совет, научись обращаться с клинком или луком.
  - Хотите, чтобы я стал убийцей?
  - Это лучше, чем стать убитым.
  - Вы вдова?
  - Что за любопытство к моей жизни? Я выращиваю травы и готовлю еду на стол. Тку одежду и порой творю случайное заклинание. Я ничем не выделяюсь, ничего особенного во мне нет.
  - Мне так не кажется.
  Она встала, выпрямив спину. - Иди в кровать, бард. Там самое место для грез. - И, закутавшись в шаль, вышла в ночь.
  Не знаю, почему, но я был убежден, что она вышла дабы встретиться с Джареком Мэйсом. Воспользовавшись ее советом, я разделся и растянулся на кровати, пытаясь снять с души свой гусиный грех.
  Сон пришел быстро, и мне приснился потерянный лебедь, кружащий и кричащий в небе над ледяным озером. Я знал, он что-то искал, но понятия не имел, что именно. И тут я увидел в воде под слоем льда другого лебедя, мертвого и замерзшего. Но первая птица продолжала звать, махая слабыми крыльями.
  Лебедь всё звал... звал.
  Я считаю, есть два рода гордости. Одна - это когда человек скрывает свои недостатки, чтобы не казаться дураком. Другая же заставляет человека искоренять в себе недостатки. По счастью, я был одарен последней.
  Я принялся за работу в зимние месяцы, чтобы обучиться навыкам, которые ценились в кругу моих соседей. Несмотря на неприятие трупов и крови, я научился потрошить, свежевать и готовить мясо для обеденного стола. Научился дубить шкуры, делать свечи из сала, распознавать целебные травы и готовить эссенции и декокты.
  А еще я работал с топором и снабдил Меган дровами в избытке.
  Селяне тоже научили меня кое-чему полезному - как жить всем вместе в гармонии, когда каждый мужчина и каждая женщина - это значимые звенья в цепи, один зависит от другого в еде, одежде, обуви, охотничьих луках или лекарствах. Лишь одна вещь в деревне была общей собственностью - огромная цельножелезная печь. Ее купили в Зиракку и на телеге привезли в лес, где она досталась в аренду Гаррику Пекарю. В остальных хижинах обходились кустарными печами, из простых глиняных кирпичей, установленных над небольшими ямками. Гаррик готовил хлеб и пироги для деревенских жителей, в обмен на мясо, шкуры и домашний эль. Меган зарабатывала на жизнь травами и лечебными средствами. Горбун Вулф поставлял оленину и кабанье мясо. Каждый человек развивал умение, которое улучшало жизнь других односельчан.
  Даже Оуэн Оделл нашел свою нишу. Каждую неделю, в Священный День, я играл на арфе в главном деревенском холле, придумывая новые энергичные мелодии, под которые селяне могли бы танцевать. Вы должны понять, что я не был популярен, потому что был ангостинцем среди горцев, но меня, думается, уважали.
  В свободные минуты, которых было немного, я сидел и наблюдал за деревенской жизнью - за своими соседями, изучая их самих, их страхи и их надежды. Горцы, жители Нагорий, - это разноликий народ, смесь разных племен, и наследие многих проявлялось в их лицах и телосложении. Гаррик Пекарь был приземистым, крепко сбитым мужчиной с плоскими чертами лица, покатым лбом и широким ртом. Не требовалось большой силы воображения, чтобы представить его одетым в шкуры, с синей боевой раскраской на щеках - спиралевидным орнаментом его пиктских пращуров. Было еще несколько таких, как Гаррик, в чьих жилах текла кровь самых первых человеческих поселенцев; это были суровые люди, могучие и крепкие, в самый раз для окружающих гор. Другие, как например Орлайф Пастух, были выше, их волосы отливали белгской рыжиной, глаза были темны, а души были огненными и страстными. У нескольких проступали ангостинские черты - продолговатые носы, сильные подбородки - но они не признавали ангостинского наследия. Неудивительно, ведь ангостины были последними завоевателями, всего несколько сотен лет назад. А память у горцев ох какая долгая.
  Моя репутация среди этих людей немного возросла после того, как я использовал заклинание Поиска, найдя потерявшегося ребенка. Младшенькая Вулфа забрела холодным вечером в лес. Вулф с дюжиной приятелей отправились на поиски, но становилось всё холоднее, и большинство понимали, что ребенок долго не проживет.
  Заклинание Поиска несложно сотворить, когда кто-то живет в лесу и людей мало, но только самые лучшие магики способны осуществить Поиск в городе. То заклятие далось мне труднее, потому что я смешал его с заклятием Согревания. И все равно, даже ученик сумел бы с этим справиться.
  По сути магик представляет себе объект поиска и создает мерцающую сферу из белого света. Образ объекта - в данном случае ребенок с желтыми волосами - помещается в центре светящейся сферы. Затем свет направляется в лес, на поиски источника, соответствующего образу внутри сферы. Это не сверхсложное заклинание, и если случится, что в лесу находится несколько желтоволосых детей, то свет скорее всего приведет по ложному следу. Но в тот день была только одна потерявшаяся девочка, и сфера разыскала ее за замерзшим ручьем, с посиневшими от холода губами и пальцами.
  Свет коснулся ее, и начало действовать второе заклинание, окутав ее теплым незримым одеялом, в то время как световая сфера поднялась над деревьями, пылая светом и указывая искателям путь к беглянке.
  Ребенок не пострадал, и Вулф так обрадовался, что подарил мне инкрустированный кинжал с листообразным лезвием и вправленным в золото рубином на рукояти. А еще он схватил меня за плечи, притянул вниз и расцеловал в обе щеки - что было весьма неприятно для меня.
  Зато в последующие дни моего пребывания среди деревенских жителей меня всегда встречали приветливыми улыбками и учтиво справлялись о моем здоровье.
  Это было за два месяца до того, как весть о войне пришла в деревню. Странствующий мастер, хорошо знакомый Вулфу и потому пропущенный без препятствий, прибыл к нам в одно ясное утро. Он поведал нам о падении Зиракку, о резне, постигшей его обитателей. Граф Леопольд был схвачен в зернохранилище, где прятался; его ослепили, посадили в клетку и вывесили на разрушенных крепостных стенах.
  Затем армия захватчиков двинулась на север. По счастью они не тронули эту часть леса.
  Вечерами я сидел с Меган, слушая ее истории о Нагорьях. То были добрые, приятные времена. Джарек Мэйс чаще всего отсутствовал, странствуя по другим селениям, но всегда возвращаясь с вестями, или с монетой, или с дичью.
  - Какой вы были в молодости? - спросил я Меган в один из таких вечеров, когда Джарек был в очередном странствии.
  - Вот такой, - ответила она. Золотой свет озарил ее с головы до пят, и ее короткостриженные седые волосы превратились в золотые локоны, ниспадающие на молочно-белые плечи. Лицо ее было неописуемо красиво, глаза цвета голубого летнего неба, полные губы. Ее фигура была стройной, однако грудь - сравнительно велика; шея была длинной и нежной, кожа - гладкой, как фарфор.
  У меня не было слов - но не из-за ее красоты. То было одно из Семи Заклятий, и только мастера нашего искусства могли бы сотворить такое столь легко. - Где вы этому научились? - спросил я.
  Красавица пожала плечами и улыбнулась. - Очень давно, у человека по имени Катаплас.
  - Он был и моим учителем, - поведал я.
  - Знаю.
  - Но мне не хватило умения обучиться Семи Заклятиям.
  - Со временем постигнешь и их, - произнесла она и сбросила заклинание.
  - Вы из знатного рода, - заключил я. - Ткань, которую вы начаровали, была драгоценным шелком, а на вороте и манжетах красовались жемчуга.
  - А ты думал, я стану чаровать себе мешковину? - возразила она.
  - К чему такая загадочность, леди?
  - А к чему такая пытливость?
  - Первыми словами, с которыми вы обратились ко мне, были "Не поклонишься даме в знак приветствия?" Не женщине - даме. Это заинтриговало меня с того момента; и до сих пор. Вы не родились в деревне.
  - Ошибаешься, мастер бард. Моя семья была в пути во время моего рождения, и родилась я в деревушке, такой же, как эта. Далеко на севере. Но прибыла сюда двадцать лет тому назад, и меня приняли.
  - Но что вас здесь привлекло?
  - Мир, - ответила она.
  - А почему Джарек Мэйс живет с вами? Он ваш родственник?
  - Нет. Просто мужчина.
  - Я хотел бы знать больше, Меган. Чувствую, что... многого не знаю.
  - Всегда есть много того, чего мы не знаем, - с укором ответила она. - Даже когда будешь лежать на смертном одре, многое будет неизвестно. Ты что, очередной Катаплас в бесконечных поисках знаний? Это не признак мудреца, Оуэн.
  Я пожал плечами. - В каком случае поиск знаний может оказаться глупостью?
  - Когда это поиск ради самого поиска. Человек, который пытается узнать, как орошается поле, для того, чтобы выращивать больше зерна, не только пополняет свои знания, но и делает жизнь окружающих лучше. Учеба должна иметь применение.
  - Быть может, Катаплас так и поступит, когда поймет, что набрался достаточно знаний.
  Она не сразу ответила мне, сначала поворошив угли в очаге и добавив еще дров в пляшущее пламя.
  - Когда-то в этой стране, чуть севернее, жил один принц, который отправился в поход за знаниями. Он был хорошим человеком, добрым человеком, однако его поход стал одержимостью. Его братья, тоже хорошие люди, пытались отговорить его; он был неплохим магиком, и стал великим чародеем. Но даже этого было недостаточно. Он плавал за моря, от королевства к королевству, не переставая искать; поднимался ны высокие горы, спускался в подземные пещеры, обыскивал заброшенные города и общался с духами и демонами. Через двенадцать лет он вернулся, поздней ночью, в свой родной город. Его братья правили городом мудро и справедливо. Летом вода была чистой, ибо фильтровалась при помощи песка и пористого камня. Зимой хранилища были полны, и никто не голодал. Но вот вернулся принц. Через неделю путники стали замечать, что ворота города были всё время заперты, а лесные жители рассказывали о криках и воплях ужаса, доносившихся из-за серых городских стен.
  - Шли дни и недели. Никто не покинул молчаливого города. С окрестных селений и деревень начал собираться люд, глазея на башни и стены, и гадая, какие тайны скрывались за ними. Несколько человек перелезли за стены, но ни один не вернулся.
  - И в одну из ночей ворота открылись. И народ увидел... - В этот миг перед моим взором оказалось бледное лицо вампира, с бледными зубами и длинными, острыми и зловещими клыками. Я вскрикнул и отпрянул назад, свалившись со стула. Смех Меган огласил комнату, пока я поднимался, смущенный, но еще напуганный, с колотящимся сердцем.
  - Это было весьма недобро с вашей стороны, - пожаловался я.
  - Но очень забавно. - Улыбка на ее лице угасла и она развела руками. - Прости, Оуэн. Не смогла удержаться.
  - Вы убедили меня, что эта история - быль. Вы замечательная сказочница.
  - О, это и есть быль, - сказала она. - Или ты не слышал о Голголефе и Королях-Вампирах? Две тысячи лет назад эти земли познали великий страх и трагедию. Ибо тот принц, Голголеф, вернулся созданием тьмы, Вампиром. Он поработил души своих братьев, заставив присоединиться к нему и разделив с ними темные радости Посмертия. И тогда зло распространилось по городу, а вскоре и по всей стране.
  - Я слышал о Голголефе, - сказал я. - Этой историей пугают непослушных детей: веди себя послушно, нето за тобой придет Голголеф. Но я сомневаюсь в правдивости рассказанной вами истории. Я рассматриваю его как просто злобного человека и практика Черных Искусств, но не как бессмертное существо, питающееся кровью.
  - Не кровью он питался, поэт, а невинностью. Но возможно ты прав. Возможно это всего лишь сказка.
  С крыши донесся скрежет когтей, и я соскользнул со стула. Потом ухнула сова, и я услышал хлопанье крыльев в ночи.
  - Всего лишь сказка, - улыбнулась Меган с искоркой в глазах. - Теперь иди спать - или тебе надо прогуляться по лесу? Под луной это очень приятно.
  Я усмехнулся и покачал головой. - Думаю, просто пойду спать - а с прогулкой повременю до рассвета.
  Весна наступила рано, и талый снег наполнил горные ручьи. Яркие цветы распустились на склонах. На третий день весны нашли убитыми овец Гаррика, и начался большой переполох. Рядом с трупами двух животных были обнаружены огромные следы, и Вулф, который был за старшего у лесовиков, заявил, что это следы тролля.
  Этих существ было трое, видимо пара с детенышем. Они забрели далеко от Ущелья Троллей, высоких холодных пиков к северо-западу отсюда, и это была редкость, как поведал мне Вулф, ибо чудовища не появлялись так далеко на юге.
  Деревенские мужики вооружились луками, копьями и топорами, и пустились в погоню. Я пошел с ними, потому что никогда еще не видел тролля, и мне не терпелось пополнить свои знания. Существует множество историй о легендарных чудищах, и почти во всех них говорилось о похищении и поедании младенцев и девственниц. Но за всю свою долгую жизнь я никогда еще не сталкивался с настоящими случаями людоедства у троллей.
  Мы шли по следу два дня, и он вел нас всё выше в горы. Одно из существ шагало с посохом - похоже, самец, как сказал Вулф, потому что у него был самый широкий шаг. Местами след от палки пропадал надолго, но это, объяснили мне, из-за того, что самка тащила его на себе.
  Ко второй ночи мы набрели на пепелище их походного костра, и в золе лежали размозженные кости овец.
  - Нет смысла разыскивать их во тьме, - сказал Вулф, усаживаясь у мертвого кострища и разводя новое пламя на его останках. Кроме меня и Вулфа с нами было еще десять мужчин, и они растянулись вокруг костра и принялись травить байки о лучших днях. Тут был Гаррик Пекарь, и Ланнис Дубильщик. Остальных я не помню.
  - Видел когда-нибудь тролля? - спросил я Вулфа, пока мы сидели рядом. Горбун кивнул.
  - Последний раз - десять лет тому назад, в Нагорьях. Ох и здоровенный был, серый как камень, с выпирающими, будто бивни кабана, клыками. Лук у меня в тот момент был не натянут, так что мы просто стояли и таращились друг на дружку. Наконец он сказал "Проваливай." Ну, я и ушел.
  - Так они правда обладают даром речи? Я считал, что это миф.
  - А, эти твари худо-бедно болтают. Самую малость. Когда я мелким пацаненком был, отец взял меня в Великий Зиракку, на празднество в честь Летнего Солнцестояния. Так там был молодой тролль, в клетке. Он почти совсем не разговаривал.
  - Что с ним случилось?
  - Там проводили рыцарский турнир, а перед тем устроили Травлю Тролля. На чудище напустили охотничьих псов. Какое-то время он неплохо отбивался - я бы даже сказал, слишком хорошо. Убил четырех собак из той своры. Так что подоспели рыцари и заарканили его. Ну и, понятное дело, тут уж псы его разорвали. Славная была забава. Отец сказал мне, что я должен быть горд этим зрелищем. Нынче крайне редко устраивается Травля Тролля - мало их осталось, видишь ли. Теперь устраивают потеху с медведями, но это совсем не то.
  Я отошел от костра и, когда остальные заснули, сотворил тайком заклятье Поиска, представляя в уме клыкастую пасть на плоском сером лице. Сфера полетела вперед - затем замерла в двадцати футах от костра. Я выпрямился, положа руку на кинжал, и решил было разбудить Вулфа.
  Но прежде наложил заклятье Вопроса, маленькое как светлячок, и стал смотреть, как оно полетело к тому месту, где прятался Тролль. Искра не меняла цвет и не улетала от укрытия. Я призвал огонек назад к себе и раскрыл рот. Огонек влетел и сел мне на язык. В нем ощущался страх и настороженность, но не было и следа тупой озлобленности. Я вздохнул, ибо до меня дошло, что существо в кустах - это тот раненый самец, оставшийся, чтобы умереть и спасти свою семью.
  Я молча встал, пересек маленькую поляну и остановился прямо у темного подлеска. Тролль приподнялся на ноги. Ростом он был все восемь футов, а из нижней челюсти торчал всего один клык, изогнутый и острый, почти что достававший до глаза. Второй бивень был разрушен, от него оставался лишь коричневый и изъеденный корень. Его кожа была покрыта сотнями складок и наростов, которые на человеке выглядели бы уродливо. Грубо скроенная из овечьей шкуры повязка охватывала его пояс. Я жестом позвал его за собой и вышел за пределы бивака. не знаю, что сподвигло меня на это, но, клянусь, что не испытывал ни малейшего страха. Я не ждал никакого вреда, и не получил его.
  Чудище проследовало за мною на вершину холма, где я сел на большой валун лицом к нему. Он присел на корточки передо мной, и в лунном свете я увидел, что глаза у него на удивление человечные, большие, круглые и серые, как грозовые тучи осенью.
  - Не оставайся здесь, - сказал я. - Тут небезопасно.
  - Нигде небезопасно, - ответил он. Тролль был в точности такой, как описывал Вулф, каменно-серый и безволосый, со страшным шрамом на икре правой ноги, кривым и длинным, так что мышцы вокруг усохли и одряхлели. Однако руки и плечи тролля бугрились мускулами.
  - Что с твоей ногой?
  - Бился с медведем. Убил, - буркнул он. - Почему разговариваешь?
  Я развел руками. - Никогда раньше не встречал тролля.
  - Тролля? - он покачал головой. - Плохое имя. А мы зовем вас Уйша-ры, свиньи-ходящие-на-двух-ногах. Зачем вы идете за нами?
  - Вы убили двух овец, которые принадлежали Гаррику-Пекарю.
  - Из-за них мы должны умереть?
  - Нет, - ответил я. - Уходи со своей... семьей на север. Никто не отыщет ваши следы. Уходите этой же ночью. Я задержу их, продлив их сон, пока вы не окажетесь уже далеко.
  - Почему?
  - Не знаю. Иди же.
  Чудище поднялось на свои слабые ноги, развернулось и захромало прочь от меня. Я же вернулся в лагерь и сотворил Заклятье Сна, чтобы охотники продрыхли до полудня. Когда они начали просыпаться, я притворился спящим и лежал тихо, пока они спорили меж собой. Не могли поверить, что проспали так долго. В деревне каждый человек просыпался на заре и работал добрый час до того, как в небе появится солнце.
  Наконец Вулф отозвал охоту по остывшему следу, и мы отправились обратно к деревне.
  К вечеру мы встретили Джарека Мэйса, который шагал по тропе с длинным луком в руках. Он перекинулся шуткой-другой с охотниками, а потом пошел рядом со мной в хвосте отряда.
  - Ты водишь плохую компанию, - тихо сказал он.
  - В каком смысле?
  Он усмехнулся и почесал нос.
  - Ты видел их? - спросил я.
  - Да.
  - Ты же не стал их убивать, правда?
  - Странный ты парень, бард, - ответил он. - Самец легко убил бы тебя, Оуэн, а если бы еще кто-нибудь отыскал следы, как я, и прознал о том, что ты разговаривал с этой тварью, тогда тебя бы убили они. Во имя чего ты рисковал?
  - Не знаю, - честно признался я. - Просто это всё было... печально, что ли. На маленькую семью охотится целая толпа вооруженных людей, а самец... отец семейства... готов отдать свою жизнь, чтобы спасти жену и ребенка. Мне показалось, что убивать их - неправильно.
  - Это были всего лишь тролли, - прошептал он.
  - Знаю. А почему их так не любят?
  - Они - говорящие, - ответил он.
  - Но ведь это бессмысленно.
  Он пожал плечами и молча пошел дальше. Я же долго и напряженно размышлял о троллях, и вдруг понял, что он был прав. Человек - единственное из живых существ, способное испытывать ненависть, и он направляет ее на себеподобных. Никто не питает ненависти к медведю или льву; их могут бояться за их силу и грозный вид, но не ненавидеть. А вот тролль... огромный и могучий, но притом способный говорить, он - превосходная мишень для ненависти Человека.
  Эта разочаровывающая мысль вертелась у меня в голове, пока мы продвигались по размытой грязи.
  Мы остановились у замерзшего ручья, на поляне, окруженной буковыми деревьями. Ночь была холодна, но без сильного ветра, а походный костер неплохо освещал поляну. Я сидел вместе с Вулфом и Джареком Мэйсом, пока все остальные спали.
  - Ангостинцы ушли, - сказал Джарек, - но оставили оккупационные войска под началом троих генералов. Зиракку будет отстроен заново, а икенам позволяется уйти на север и поселиться в тамошних землях.
  - Кому какая разница? - отозвался Вулф. - Покуда они не суются в леса, мне откровенно похрен на них.
  - Не думаю, что они долго будут оставаться в стороне, - заметил Джарек. Эдмунд отдал весь лес во владение новому графу, Азреку. Он отвечал за осаду Калленского замка и за убийство монахинь и жрецов тамошнего храма. Судя по всему, он жадный тип; захочет, чтобы все подати были ему уплачены.
  - Мы уплатили этот ежегодный оброк Леопольду, - сказал Вулф.
  Джарек хохотнул. - Это не удовлетворит Азрека.
  - А что мы можем поделать, если больше с нас взять нечего? - отозвался горбун.
  Джарек не ответил. Завернувшись в овечий плащ, он лег у притухшего костра и закрыл глаза.
  Утро следующего дня было в разгаре, когда мы отправились в последний наш пеший переход до озера. Над деревушкой вился черный дым, и тут мы увидели, что несколько строений охвачены огнем.
  Вулф с прочими селянами побежал вниз по тропе, но Джарек Мэйс остался стоять на верхушке холма, всматриваясь в дальнюю рощу. Наконец он быстро схватил свой длинный лук и наложил стрелу на тетиву. Медленно спустился с холма, срезая к югу. Я пошел за ним с кинжалом в руке.
  Мы наткнулись на Илку, немую девку, которая спряталась в густых зарослях у подножия холма. Лицо ее было в синяках, а в мышцу под лопаткой угодила стрела. Как мы поняли, рана была неглубокой, так как стрела вошла под острым углом. Джарек сломал древко, но не вытащил его.
  - Надо вырезать, - сказал он. - Если вытащим так, то она умрет от кровопотери.
  Девушка едва могла стоять, поэтому я взял ее на руки и понес в разоренную деревню. Кругом валялись тела - женщины, старики и дети, скорченные в смертельных судорогах. Вулф на коленях стоял перед своей убитой семьей, с плачем качая на руках свою желтоволосую дочку.
  Джарек Мэйс подошел к дому Меган. Он остался нетронутым, и старуха сидела у своего очага; невредимая. Я внес Илку вовнутрь, положил на широкую кровать. Перевернул набок, так, чтобы сломанная стрела торчала кверху. Джарек Мэйс отбежал к дальней стене, вскрыл спрятанный там тайник. Тот оказался пуст, и он громко выругался.
  - Что случилось, Меган? - задал я вопрос.
  - Солдаты из Зиракку. Без предупреждения, прискакали и начали бойню. Никто не оказал сопротивления.
  - Почему они пощадили тебя?
  - Они меня не видели, - устало произнесла она, встала на ноги и подошла к раненой девице.
  Джарек Мэйс выскочил из хижины. Я вновь последовал за ним. Впервые видел его до крайности обозленным. Я знал, что его злость не имела ничего общего с погубленными жителями деревни; он злился оттого, что солдаты нашли его схрон с краденым золотом и драгоценностями.
  Подбежав к рыдающему горбуну, он вскинул его на ноги. - Они были на конях, - крикнул он. - Значит, поедут по дороге. Мы можем перехватить их, если побежим по охотничьей тропе.
  - Оставь меня! - вскричал Вулф.
  - Ты позволишь им умереть неотмщенными? - процедил Джарек Мэйс. Горбун встал, сверкая темными глазами. Глубоко, с содроганием вздохнул.
  - Твоя правда, Мэйс. Всех порешаем!
  Я не имел желания оставаться в разоренной деревне, полной мертвецов, и когда четырнадцать охотников пустились в погоню, пошел с ними. Это был убийственный бег, по долам, холмам и зарослям, пока мы наконец не пересекли широкую, неглубокую реку, перейдя вброд на противоположный берег рядом с дорогой на Зиракку.
  Вулф подбежал к дороге, припал на колено, чтобы осмотреть следы.
  - Они еще не проезжали, - сказал он Мэйсу. - Видишь, вот здесь они проехали в ту сторону из города.
  - Сколько?
  Горбун походил по дороге взад-вперед, изучая отпечатки копыт. - Человек тридцать, может меньше. Но не более того.
  Джарек созвал к себе людей, отрядил шестерых занять позицию справа от дороги и семерых - слева.
  - Не начинать, пока я не начну, - сказал он.
  - А как насчет меня? - спросил я. - Что мне делать?
  - Держись меня, - ответил он и засел у обочины со своим длинным луком.
  - Как мы одолеем тридцать человек? - спросил я, когда страх зашевелился у меня внутри.
  - Просто убиваешь их, до тех пор пока никого не останется, - ответил он, осклабившись. Он был не в настроении болтать, так что какое-то время я сидел молча, глядя на север, прислушиваясь, нету ли стука копыт.
  - Зачем они всех убили? - спросил я в конце концов.
  - Азрек способствует тому, чтобы переселенцы с юга обосновались здесь; они платят немалые деньги за участки лесистых земель. Вулф и остальные были земельными арендаторами у графа Леопольда. Теперь у них нет никаких прав.
  - Им можно было приказать уйти. Не было необходимости убивать.
  - Убийство вообще крайне редко бывает необходимо, - сказал он, - однако люди продолжают этим заниматься.
  - Прямо как ты вот сейчас намереваешься?
  - Они украли мое золото, - процедил он, как будто всё объясняя этим ответом.
  Мы сидели так около часа, и вдруг я услышал их приближение, неторопливое шлепанье копыт по грязной дороге. У меня участилось сердцебиение и пересохло во рту.
  Джарек встал и наложил стрелу на тетиву, а затем вышел на середину дороги. Я, кажется, не мог пошевелить ногами, и какое-то время просто сидел, глядя на него. Он выглядел спокойным, поджидая врагов, держал лук у бедра, легкая улыбка не сходила с привлекательного лица. Вытащив нож, я неуверенно поднялся на ноги.
  - Стой где стоишь, - велел он мне, - а когда начнется заварушка, беги через кусты. Там тебя ни один конь не догонит.
  И тут появились они, свыше двадцати наездников - трое в полном доспехе и шлемах с плюмажами ехали впереди. За ними следовали три оруженосца в нагрудниках и кожаных шлемах, а дальше следовал воз с добычей.
  - Добрый день, господа, - обратился к ним Джарек.
  
  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  
  Средний рыцарь из первой троицы, великан в сверкающих серебром доспехах и шлеме с плюмажем из конского волоса, подняв руку остановил конвой. Забрало его шлема было открыто, и я различил пшенично-желтые усы и глаза цвета зимнего неба, серые и холодные. Натянув поводья гигантского черного жеребца, он склонился вперед к луке седла, взирая на высокую, вытянутую фигуру Джарека Мэйса.
  - Чего тебе надобно, парень? - спросил он глубоким, словно отдаленный гром, голосом.
  - Путешествуя по моей дороге, сэр рыцарь, не забывайте уплатить мне пошлину, - ответил Джарек.
  - Пошлину, говоришь? - отозвался рыцарь, и зычный смех раздался в рядах всадников за его спиной. - Тогда поведай, приятель, как ты... завладел этой дорогой. Ибо я полагал, что лес находится под властью графа Азрека.
  - Он - пока что - числится графом Зиракку, - произнес Джарек. - А я - лорд этого леса.
  - И как будет твое имя, лорд? - спросил рыцарь.
  - Я зовусь Монингстар.
  Рыцарь откинулся назад, снял рукавицу с правой руки и открыл кошель, привязанный к ножнам у пояса. - И во сколько же нам обойдется пошлина?
  - Отдайте всё, что есть при вас, - сказал Джарек.
  - Довольно этой чепухи, - бросил рыцарь. - Я бы дал тебе серебряный за находчивость и остроумие, но теперь поди прочь, пока не отведал моей плети!
  - Сию минуту, господин рыцарь. - Джарек сместился вправо, затем отпрыгнул назад, тут же вскидывая лук, натягивая тетиву и пуская стрелу в полет. Рыцарь обернулся назад и увидел, как стрела пробила шлем молодого рыцаря по левую руку от него. Без единого звука сраженный упал с седла вниз головой.
  Стрелы посыпались дождем с обеих сторон от дороги, впиваясь в людей и лошадей. Животные вскидывались от боли, сбрасывая наездников наземь. Большинство стрел попало в оруженосцев.
  Два рыцаря одновременно выхватили мечи, но вместо нападения на стрелков в засаде они направили коней на Джарека Мэйса. Молодой лучник отскочил в мою сторону, пригнувшись и пропуская свистящий меч у себя над головой.
  Вместо того, чтобы погнаться за ним, всадники поскакали к Зиракку. Джарек выругался и снова выбежал на дорогу, накладывая на тетиву вторую стрелу. Он отвел руку, и я увидел, как он прицелился и пустил стрелу, которая пропела в воздухе и вонзилась в спину второго рыцаря. Тот выпрямился в седле, затем покачнулся, но ухватился за луку седла, и кони скрылись за поворотом. Джарек вернулся обратно.
  Деревенские побросали луки и стали преследовать дрогнувших оруженосцев. Несколько врагов бросили оружие и стали молить о пощаде. Но пощады не было, и все до единого были зарублены на месте.
  Неприятное было зрелище.
  Наконец Вулф-горбун, залитый кровью, подошел к присевшему у обочины Джареку.
  - Мои дети отомщены, - сказал он тихо. - Спасибо тебе, Мэйс.
  Джарек лишь кивнул, но горбун не уходил. - Что будем делать теперь? - спросил он.
  - Что делать? Хватать добычу и убираться отсюда как можно скорее. Эти рыцари возвращались не на званый ужин.
  - Да, - кивнул Вулф. - Да, ты прав.
  Двое деревенских подошли к козлам и развернули лошадей на север, а Вулф с остальными принялся собирать с убитых ценности и оружие.
  Джарек прошагал к телеге, перебрался через борт. Я побежал к нему. Он сидел перед примерно тридцатью мешочками с монетами; вокруг него в беспорядке валялись золотые орнаменты, статуэтки, браслеты, кольца и броши.
  - Да я теперь богач, бард, - усмехнувшись, сказал Мэйс. - Пожалуй, куплю себе замок - на побережье.
  - Зачем ты стал разговаривать с рыцарями? - спросил я у него. - Почему не атаковал сразу?
  - Они были в движении. С шага лошадь может легко пуститься в бег, если ее спугнуть. А лошадь, которая стоит, в испуге скорее вскинется на дыбы. Вот и всё. Я хотел, чтобы конвой остановился.
  - Ты удивительный человек, - ответил я. - Откуда ты взял имя Монингстар?
  Он рассмеялся и похлопал меня по плечу. - Я рассчитывал задеть тебя, Оуэн. И, конечно же, предполагал, что кто-нибудь из них так или иначе удерет. Я не хотел, чтобы кто-то ворвался к Азреку с именем Джарека Мэйса на устах.
  - Думаешь, он не узнает, потом?
  - К тому времени я буду уже далеко. Определенно, нынче очень удачный день! - Он вскрыл кинжалом мешочек с монетами. Из него высыпали серебряные кругляши. Он зачерпнул горсть и поднял вверх, давая сверкнуть на солнце, перед тем, как упасть на борт телеги. - Обожаю деньги, - молвил Джарек.
  Джарек Мэйс был в приподнятом состоянии духа, когда окованные железными ободами колёса упряжки медленно покатили по лесной дороге. Вулф с остальными - собрав все ценности с двадцати двух поверженных икенов - отправились вверх через холмы к деревне. Они прибудут на несколько часов раньше нас, но я всё равно хотел как можно скорее убраться подальше от мертвых тел. В послевкусии свершенной мести нет ничего сладкого, а телега, полная золота, не вернет подчистую вырезанное население целой деревни.
  Солнце в небесах стояло уже низко, когда мы оставили позади последний поворот и увидели сверкающее озеро, а также многолюдную толпу, ждавшую нас. Джарек спал в телеге, и я поначалу не стал его будить.
  Ценности, которые мы везли, как я знал, были вывезены из нескольких селений, и я угадал - совершенно справедливо - что нас встречали представители этих разграбленных городищ и деревень. Я увидел Меган, которая стояла рядом с высокой женщиной в длинном черном одеянии с белым шарфом ордена монахинь Наесара.
  Как только телега подъехала, толпа двинулась вперед, гомоня и шумно приветствуя нас.
  Тут Джарек проснулся.
  - Какого дьявола? - спросил он, садясь прямо.
  Толпа заголосила, когда он встал в полный рост.
  - Монингстар! Утренняя Звезда!
  Я увидел Вулфа и других воинов в первых рядах, с поднятыми руками; отблески заходящего солнца сверкали на их трофейном оружии.
  Мэйс проворно слез с повозки и встал, уперев руки в бока, благосклонно принимая почести. Толпа расступилась, и вперед прошла аббатиса; ей было под шестьдесят, строгое лицо, с глубоко посаженными, голубыми как лед глазами. Пройдя мимо Джарека, она открыла кузов повозки и запустила руку внутрь. Вынув золотую статуэтку благословенной Святой Катрин и воздев ее вверх, она обернулась к народу.
  - Она вернулась к нам! - воскликнула аббатиса, и часть народа приветственно закричала.
  Вперед вышел старец. Его лицо было в морщинах, правый глаз - мертв и бесполезен. С трудом поклонившись, он взял Джарека за руку.
  - Ты спас наши жизни, - произнес он дрогнувшим от нахлынувших чувств голосом. - Мы пережили лютую зиму, и деньги, что они у нас отняли, предназначались на покупку еды. Без них наша община бы погибла. Мне нечем тебя отблагодарить, но мы не забудем тебя, Утренняя Звезда.
  Джарек стоял в безмолвии, но я видел, как глаза его помрачнели, когда толпа обступила повозку, доставая оттуда драгоценности и монеты.
  Сквозь толпу прошла Меган, взяла Джарека за руку и отвела подальше от давки.
  - Спокойно! - услышал я ее шепот. - Это всего лишь деньги.
  - Мои деньги! - зашипел он.
  Я почти испытал стыд за него. Не совсем... но почти.
  Вернувшись в дом Меган, мы сели у огня. Молодая девка, Илка, спала, с перевязанной спиной; рана, как заверила нас Меган, была обеззаражена. Джарек бездумно смотрел на огонь.
  - Это было доброе дело, - сказал я ему, стараясь убрать улыбку со своего лица.
  Он поднял взгляд на меня, скривился. - Легко пришло, легко ушло, - проговорил он.
  - Что собираешься делать теперь? - спросила Меган.
  Джарек пожал плечами.- Уйду дальше в лес. Здесь оставаться не имеет смысла - с деревней покончено.
  - Они не всех убили, - сказала Меган. - Многие спаслись в зарослях, куда лошадям не проехать. Мы можем восстановиться.
  - Я не про это. Убийцы обязательно вернутся.
  Меган кивнула. - Что ты посоветуешь?
  - Не мне давать советы, - возразил Джарек. - Кто я такой, если не бродячий наемник. которого здесь ничто не держит?
  - Глупый мальчишка, - ответила она. - Ты - Монингстар, Утренняя Звезда!
  - Эй, прекрати эту чепуху, - бросил Джарек. - Это была шутка, и не более.
  - Знаю, - ответила Меган, - но ты наверно слышал, как люди говорили об этом. Ты назвался Лордом Леса. Заставил ангостинцев платить за проезд. Стоял один посередь дороги. Ты еще не понял, Джарек? Ты примерил на себя плащ предводителя - хоть и сделал это в своих корыстных целях.
  - Ну что ж, в результате я и остался ни с чем, - сказал он.
  - Ни с чем? - переспросила Меган. - Все эти люди благодарят тебя, их взоры обращены к тебе. Это гораздо дороже золота!
  - Ничто не дороже золота, - ответил он со всё той же улыбкой. - Но признаю, что это куда приятнее, чем кишки, намотанные на вилы. - Он обратился ко мне. - Как тебе сегодняшний день, бард? Порадовал?
  - Меня не радует наблюдать за тем, как люди убивают друг друга, но было счастьем видеть лица тех, кто думал, что всё потеряно, но кто обрел героя, спасшего всех.
  - А тебе не кажется несколько... несправедливым, что этот герой - единственный, кто потерял деньги в этом приключении?
  - Ты не потерял, - ответил я. - Когда я увидел толпу и понял, что произойдет, я набил карманы монетами, и сохранил вот это. - Я залез рукой в свою тунику и вытащил на свет небольшой мешочек. Развязал его и ссыпал содержимое в ладони Джарека; это были кольца и цепочки, заколки и браслеты из чистого золота, многие были инкрустированы самоцветами, изумрудами и рубинами.
  Лицо Мэйса расплылось в улыбке, и он подмигнул мне. - Клянусь небом, Оуэн, ты мне нравишься всё больше и больше. Надеюсь, карманы у тебя глубокие?
  - Довольно глубокие, я бы сказал, примерно на пятьдесят серебряных хватит.
  - На тебя, мой друг, можно положиться в этом нашем изменчивом мире.
  - Может быть, - пробормотала Меган, вставая и разминая спину. Без единого слова она отошла к широкой кровати и легла подле спящей Илки.
  Джарек сложил золото обратно в мешочек и спрятал его у себя под безрукавкой.
  - Почему бы тебе не отправиться со мной, Оуэн? - спросил он у меня. - Мы увидим Нагорья, одинокие тропы, сосновые леса.
  - Пожалуй, можно, - ответил я.
  Около полуночи, когда женщины уже спали, в дверь вошел горбатый Вулф.
  - Мэйс, разговор есть, - буркнул он.
  Джарек пригласил его к очагу, где горбун неловко сел, не в силах толком расположиться на стуле со своей искалеченной спиной.
  - У меня тут больше ничего не осталось, - проговорил он. Джарек кивнул, но промолчал. - Большинство женщин воротили от меня нос, но не моя Тесс. Добрая женщина - и я относился к ней со всем почтением. Малышки у нас тоже были хорошенькие. Красавицы - не то что их отец. Но теперь их больше нет. Всё. - Голос у него дрогнул, и он прочистил горло, сплюнув в догорающий огонь. - В общем, я хочу сказать, что меня тут больше ни хрена не держит.
  - К чему ты говоришь это мне? - спросил Джарек, несколько недоброжелательно.
  - Ты - странник, Мэйс. Нас обоих тут больше ничего не держит, так что мне сдается, что ты тронешься в путь. Я хочу пойти с тобой.
  - Я же никогда тебе не нравился, Вулф.
  - Чистая правда - но мне понравилось, что я видел сегодня на дороге. Понравилось, как ты их остановил - да, это мне ох как понравилось. Ты не один из нас, Мэйс - ты больше похож на одного из них. Но, клянусь Святыми Глазами Бога, в тот момент ты был настоящим горцем.
  Джарек Мэйс усмехнулся, протянул руку и положил ладонь на изогнутую спину Вулфа. - Ты лучший лесовик из тех, кого я знаю, - произнес он. - Если пойдешь с нами, то у нас будет приличная еда и меньше времени уйдет на дорогу. Добро пожаловать в отряд. Но помни: я не собираюсь снова нападать на ангостинцев. Это ничего не даст.
  - Поживем - увидим, Мэйс, - ответил Вулф.
  Мы остались еще на пару дней, помогая деревенским жителям собрать вещи для отхода вглубь леса. Стены хижин были разобраны и сложены на грубо построенные повозки. Даже Гаррикову железную печь вытащили из пекарни и погрузили на фургон.
  Мертвых схоронили в братской могиле у рощи, и настоятельница Наесара, Ка-Пиана, произнесла трогательную речь о странствии душ к Далекой Реке. Было пролито немало слез.
  Наконец, утром третьего дня, Ланнис Дубильщик прибежал в деревню. Его лицо раскраснелось от напряжения. Он пробежал через поляну и остановился прямо перед Джареком.
  - Едут! - произнес он, между судорожными глубокими вдохами. - Около сотни конных.
  Весть распространилась очень быстро, и селяне, захватив с собой последние пожитки, двинулись на север, в дремучий лес. За считанные минуты на поляне перед озером остались стоять только Джарек, Вулф и ваш покорный слуга. Я осмотрелся. Поселение уже выглядело одиноким, разоренным и покинутым.
  - Пора идти, - произнес Мэйс. Развернувшись на носках, он бодро зашагал по направлению к холмам на северо-западе, держа в левой руке свой длинный лук: правой он придерживал рукоять длинного меча, чтобы ножны не болтались и не бряцали по ноге. Вулф последовал за ним неказистым бегом, у него тоже был длинный лук, а также короткая однолезвийная секира, заткнутая за широкий кожаный пояс.
  Я, как обычно, пошел в арьергарде. У меня не было ни меча, ни лука, а только арфа, кошель с деньгами и небольшой листовидный кинжал, который подарил мне Вулф. Я больше не носил одежды барда; алый и желтый слишком выделялись бы на фоне зелени и коричневых древесных стволов в лесу. Теперь на мне были зеленые штаны и темно-коричневая промасленная безрукавка поверх вязаной рубахи цвета ржавчины. На самом деле это был уже не тот Оуэн Оделл, что прибыл в деревню в середине зимы. Постоянная работа с топором развила мускулы моих рук и плеч, а выносливость выросла так, что я мог бежать целый час без передышки.
  Что оказалось как нельзя кстати - ибо едва мы дошли до склона холма, как услышали грохот копыт по голой земле позади. Я обернулся и увидел скачущих к нам оруженосцев. Спасительные деревья были уже близко, но несмотря на это я испытал приступ паники.
  Джарек и Вулф даже не думали оглядываться, но я ускорил шаг, обогнав обоих и приблизившись к стене деревьев на тридцать шагов. Там я остановился, чтобы дождаться остальных.
  Мэйс остановился и натянул лук. Вулф сделал то же самое.
  Трое всадников, ехавших во главе отряда, погнали взмыленных скакунов вверх по склону. Джарек поднял лук, достал стрелу из кожаного колчана и быстро наложил ее. Натянул тетиву. Почти не целясь, он пустил стрелу, которая вошла в грудь ехавшего впереди всадника. Тот свалился с седла, за ним тут же последовал второй ездок, подстреленный в горло стрелой Вулфа. Третий всадник натянул узду, развернув коня так быстро, что животное свалилось, перекатившись по нему.
  Джарек и Вулф повернулись и пошли назад к кустам, отклонившись от пути селян и уводя врага глубже в лес.
  Через час звуки погони утихли и мы были в горах, идя по дорожкам и тропам, совершенно не предназначенным для следования верхом.
  Нагорья прекрасны по весне, когда озарены цветами и жизнью. С горных склонов лес внизу кажется зеленым океаном, омывающим бесчисленные долины, огромным и захватывающим дух, сдерживаемым лишь горами с белыми вершинами, которые высятся подобно снежным великанам из легенд.
  Несколько дней мы брели, карабкаясь по крутым склонам или спускаясь в глубокие ущелья, делая привалы во впадинах и пещерах. Вулф поймал несколько зайцев, а на третий день Джарек убил большерогого барана, и в тот вечер у нас на ужин было жирное мясо и поджаренные на костре потроха.
  Я не понимал, куда мы идем, но мне было всё равно. Воздух был свеж, мои мышцы - молоды и сильны, а глаза с жаждой впитывали чудеса, окружавшие нас.
  Знаю, это может показаться жестоким, учитывая недавнюю трагедию, но тогда мне казалось: ничто не могло помешать моей радости. Я был жив и окружен природой невероятной красоты.
  И тогда мы встретили Пьерколло...
  Для нас он стал мифом, воплощенным в реальность. Историй о нем сложено больше, чем о каждом из нас, включая Монингстара. И пусть большинство из них неправда либо искаженные пересказы, если бы он побывал в тех выдуманных приключениях, то несомненно действовал бы точно так, как говорят сказители.
  Кроме того, Пьерколло никогда не был злым. Я подозреваю, что он за всю жизнь так и не научился ненавидеть. А голос! Когда он пел, то теплом своих эмоций мог прогнать зиму прочь. Клянусь, если его оставить поющим в ледяной пустоши, то снег растает и весенние цветы пробьются сквозь ледяную коросту только чтобы послушать его.
  Из всех ребят, больше всего мне не хватает именно его.
  Мы спускались вниз, в темную лощину. Послеполуденное солнце стояло высоко, это был теплый весенний день. Джарек Мэйс вел нас на северо-запад в отдаленный торговый город Луалис. Я, по традиции, замыкал цепочку, идя в хвосте следом за Вулфом, чей дух был мрачен в тот день, из-за тяжкой ноши недавней утраты.
  И тут мы услышали, как запел мужчина, густым, богатым голосом, на незнакомом языке. Но песня проникала сквозь деревья далеко вокруг с невероятной силой. У меня аж пошли мурашки от изумления, и я понял, что этот... неизвестный... певец пел для леса, так же как и я несколько месяцев назад играл на своей арфе. Он пел от всего сердца, извлекая музыку из источника в своей душе и выпуская ее на свет, словно стаю златокрылых птиц.
  Мэйс отошел туда, где стояли мы с Вулфом, зачарованные песней.
  - Что за дела? - спросил Джарек Мэйс. Вулф рубанул рукой воздух, призывая к молчанию, и мы несколько минут стояли и слушали. Наконец песня стихла. Мэйс посмотрел на нас, усмехнулся и тряхнул головой. Натянув лук, он двинулся туда, откуда доносился голос. Когда мы последовали за ним, я учуял запах жареного мяса. Мы позавтракали дичью и не были голодны, но от запаха наши рты наполнились слюной, а в животах заурчало. Мне вдруг показалось, будто я не ел несколько дней, настолько силен был возникший аппетит.
  Мы вышли на поляну у быстро бежавшего ручья. Там, возле разведенного в яме костра, над которым жарился на вертеле целый ягненок, сидел огромный чернобородый мужик. На нем была длинная пурпурная рубаха и шерстяные чулки, а плечи покрывала черно-белая клетчатая накидка. Он поднял взор на нас, вышедших из-за деревьев, но не поднялся, чтобы поприветствовать гостей.
  - Добрый день, - произнес Джарек Мэйс. - Вижу, мы как раз вовремя, чтобы отобедать.
  - Вы как раз вовремя, чтобы понаблюдать, как отобедаю я, - приветливо кивнул мужик. У него был глубокий голос с сильным акцентом. Он говорил с улыбкой, однако в его мрачных карих глазах никакой улыбки не было.
  - Это неучтиво, - ответил Джарек. - Мы пришли сюда, три проголодавшихся путника, а ты здесь с целой овцой, почти готовой к употреблению. - Он подошел к очагу в яме, где под ягненком бурлило несколько горшков. - Так-так, отвар из печени, с овощами, диким луком и специями. Целый пир для одного парня?
  - Да, я собрался пировать. Но предпочитаю делать это приватно. Так что, почему бы вам не отправиться своей дорогой?
  Мэйс усмехнулся и отступил на шаг от костра. - А тебе не кажется, мой огромный друг, что мы можем просто изъять у тебя это мясо? Ты один против троих.
  Большой человек вздохнул и нехотя поднялся во весь рост. Сидя он казался широким, но встав он принял просто ужасающие размеры. Ростом, пожалуй, шесть футов семь дюймов, с широченными плечами, он как башня возвышался над Мэйсом.
  - Ну и как вы это сделаете? - спросил он тихо. - С помощью твоего лука? Полагаешь, стрела не даст мне добраться до тебя и переломать руки-ноги?
  - Верно замечено, - согласился Мэйс. Отложил лук и выхватил меч.
  - Тоже не пойдет, - сказал мужик. - Один удар, один порез - вот всё, что ты успеешь сделать. Меня уже резали.
  - Переверни вертел, - произнес Мэйс. - Мясо подгорает.
  Гигант обернулся, увидел, что это правда, и подошел к дымящемуся ягненку, одной рукой провернув железную рукоятку.
  - Ну вот, - сказал Мэйс, - сдается, мы попали в затруднительное положение. Мы голодны, а ты не склонен делиться пищей. Мы не хотим убивать, а тем более быть убитыми. Поэтому, давай просто поборемся за этот приз.
  Мужик какое-то время стоял с непроницаемым выражением лица, а затем недоверчиво потряс головой.
  - Ты - бороться со мной?
  - До трех падений, - предложил Мэйс. - Что скажешь? Победишь - и мы пойдем своей дорогой. Если выиграю я - поделишься с нами мясом.
  - Идет, - согласился великан. Повернувшись ко мне, он указал на вертел. - Сможешь проследить за мясом и поворачивать, чтобы баранина не подгорела?
  - Постараюсь, - ответил я.
  Мужик отошел от костра, встал перед Мэйсом, довлея и возвышаясь над ним как скала.
  - Для начала давай обсудим правила, - сказал Мэйс, приблизившись на шаг. Внезапно он заступил своей ногою за ногу гиганта и впечатал локоть в лицо мужика. Когда тот споткнулся, Мэйс прыгнул на него ногами вперед, обрушив сапоги в широкую грудь. Его противник повалился как подрубленное дерево, с грохотом, отозвавшемся в костях. - Правило номер один - никаких правил!
  Гигант остался невозмутим. Приподнявшись на локтях, он издал низкий, бурчащий смешок.
  - Мог бы просто попросить фору в одно падение, и я бы дал ее тебе, - сказал он, вставая на ноги.
  Мэйс разбежался и вновь полетел на него вперед ногами. На этот раз мужик пригнулся и подхватил летящую фигуру, удержав в руках с необычайной легкостью, словно ребенка. Развернувшись в бедрах и крякнув от усилия, он подкинул Мэйса высоко вверх.
  Я сжался при мысли о том, каким будет приземление - но Джарек Мэйс сумел удивить. Его тело скрутилось в воздухе, совершив полный кувырок, и он приземлился точно на ноги.
  - Весьма неплохо, - сказал его оппонент, хлопая в ладоши. - А теперь давай по-серьезному.
  Несколько мгновений они кружили вокруг друг-друга; наконец Мэйс бросился вперед, упал на колено и ударил всем весом в ноги гиганта. Тот даже не пошевелился. Протянув руки, он ухватил Мэйса за безрукавку, подняв его на ноги - и даже выше.
  - Хорошая попытка, но ты борешься не в той весовой категории. - Всё так же не спеша гигант поднял руки и обрушил Мэйса на землю. Затем незнакомец встал и отошел к костру. Мэйс поднялся на колени, выхватил кинжал и собрался было напасть со спины и убить противника, когда гигант, не оборачиваясь, заговорил:
  - Ты мне понравился, веселый малый, - молвил он. - Давай объявим ничью - и перекусим.
  Я так никогда и не узнал, услышал ли Пьерколло шепот лезвия, выскользающего из ножен; он никогда не говорил об этом. Но я увидел, как отблеск гнева гаснет в глазах Мэйса.
  - Всё, опасности больше нет, я полагаю, - обратился незнакомец к кому-то, и небольшая группа женщин и детей вышла из укрытия за деревьями. Это были три старухи, четыре молодухи и восемь детей в возрасте от четырех до двенадцати лет. У Мэйса отвисла челюсть, когда он увидел их, а я обратил взор на Вулфа; горбун никак не отреагировал, и я понял, что он уже давно догадывался об их присутствии.
  - Давайте же поедим! - объявил хозяин. Тарелок не было, но дети оторвали кусочки коры с ближайших деревьев, зачистили их, и куски сочной баранины подали на этой посуде.
  Пир был одним из лучших, на которых я присутствовал - мясо было вкусным и сочным, бульон - божественным, а суп с диким луком - непревзойденным. Наконец насытившись, я отсел к дереву и достал арфу.
  Гигант подошел ко мне, пока я настраивал струны. - Любитель музыки, да? Отлично! После доброй трапезы всегда хорошо послушать музыку. Меня зовут Пьерколло. Сыграй что-нибудь, а я спою. Хорошо?
  - Буду рад, - ответил я.
  К нам присоединился Вулф, доставший из мешочка на поясе флейту. Он смущенно улыбнулся.
  - Я слышал раньше, как ты играешь, Оуэн, и сам я не такой мастак. Но, если вам не помешает мой скромный талант, то я тоже готов подыграть.
  - Что будем играть? - спросил я и, обсудив с десяток вариантов песен, мы остановились на "Царице Леса". В нынешние просвещенные дни ее не так уж часто поют, но то была добрая песня с простым припевом. Знаешь ее?
  Она бродила по лесам -
  Свет звезд струился в волосах -
  Несла печали к небесам
  Элайн, Царица Леса.
  То была песня из Предначальных Времен, когда земли Икенов были заселены старшим народом, владевшим великой магией. Последней их Царицей была Элайн, которая, пережив предательство в любви, ушла в лес и не вернулась, превратившись в беспокойный дух, чье пение иногда можно услышать в журчании ручья или в шепоте ветра сквозь кроны деревьев.
  Я начал медленной, чарующей мелодией. После нескольких прерывистых, неуверенных нот вступил Вулф. И затем запел Пьерколло. Чуть позже нас обступили дети, хором подхватив припев.
  Это было прекраснее, чем ты можешь себе представить: солнце озаряло поляну, тихо журчал ручей, арфа, флейта и величественный голос Пьерколло оглашали горы. Тот день я помню яснее, чем любой из последующих, ибо он был полон такого волшебства, которое было бы не по силам даже Катапласу.
  Мы играли и пели целый час до заката. Некоторые дети улеглись спать возле костра, и я увидел, как Джарек Мэйс сошел с поляны к подножию ближайшего утеса.
  Я присоединился к нему и сел рядом.
  - Слава Богу, всё это нытье позади, - проворчал он. - Это сводит меня с ума.
  Тут я почувствовал печаль. При всей своей отваге и очаровании, Мэйс не воспринимал красоту музыки, а также того удовольствия и чувства единения, которое она приносила. Он был себе на уме.
  - Что ты ищешь, Джарек? - спросил я.
  Он пожал плечами. - Есть один замок, владельцем которого я хотел бы однажды стать. Он расположен в горах, что на берегу западного моря, далеко на юге.
  - Почему именно тот замок?
  - А почему нет? - ответил он, глядя в сторону.
  Сменив тему, я вспомнил сегодняшнюю борьбу и ту ловкость и баланс, что он продемонстрировал, будучи подброшен в воздух.
  - Я был когда-то акробатом, - поведал он, вновь улыбаясь. - А также жонглером и канатоходцем.
  - Интересная жизнь у тебя была.
  - Неужели? - отозвался он, удивляясь. - Да, пожалуй, интересная. Скажи мне, Оуэн, ты счастлив?
  Вопрос удивил меня, и я взглянул ему в глаза, пытаясь найти в них усмешку, но не нашел. На этот раз его искренне интересовал мой ответ.
  - Да, - сказал я. - Очень. А ты?
  Он пожал плечами и отвернулся. - Буду однажды - когда получу свой замок. Понимаешь, я думал, что музыка - это какая-то уловка, что люди только притворяются, будто получают от нее удовольствие. Для меня она - бессмысленный набор звуков. Я ее ненавижу за то, что не могу постичь ее красоту.
  - Большое горе, - признал я, - но разве ты не был рад единению? Детям, сидящим вокруг костра, дыму от поленьев, безопасности?
  - А, в тебе снова проснулся романтик, да, Оуэн? Это была просто жареная баранина и хороший теплый вечер. Не более того.
  - По-моему, ты не прав. Думаю, я буду помнить этот день всю оставшуюся жизнь.
  - Просто чаще ешь баранину, - проговорил он, хлопнув меня по спине. Затем встал, поднял свой длинный лук и пошел вглубь леса.
  Я помог Пьерколло отмыть котлы и счистить жир с вертела. Он собрал железные штыри в связку и уложил в огромный мешок под деревом.
  - Ты - повар? - спросил я.
  - Не просто какой-то повар. А самый что ни на есть мастер своего дела. Я прослыл лучшим изготовителем пищи в Тускании. Надо было там и оставаться. Но нет, когда ангостины заявились к моему герцогу, они потребовали моих услуг. Они сунули мне под нос целую кучу золотых монет. Пойдем с нами в Икену, говорили они. Будешь служить нам - разбогатеешь. Дурачина Пьерколло! Наслушался их сладких речей и прельстился их золотом, - он тряхнул огромной головой. - Следовало оставаться в родной стране.
  - В Икене не так уж плохо, - заметил я. - Я там вырос, на южном побережье.
  - Да, не так плохо, - согласился он. - Но погода? Постоянные дожди и туман, влажность и сырость. А народ! Да свиньи и те лучше разбираются в кухне. Они перевезли меня на другой конец континента, через океан, и ради чего? Запеченное на огне мясо и разваренные овощи. Никакого поварского искусства в таких блюдах не требуется. Но и это я еще мог бы вынести, если бы не Азрек. О нет, его я не стерпел.
  - Расскажи о нем, - попросил я Пьерколло.
  - Поверь мне, Оуэн, ты бы не хотел это услышать.
  - Расскажи.
  - Он - мучитель. Каждую ночь из его подвалов доносятся вопли. Мужские, женские... и даже детские. Это очень скверно, Оуэн. Думаю, он получает удовольствие от криков боли. Мне это не нравится. Однажды я обнаружил, что мой инвентарь куда-то подевался. Спрашиваю, где мои вещи. Отвечают: у графа. Знаешь, что он делал? Жарил человека на моем вертеле! Этого Пьерколло не выдержал. Я ушел.
  - Святые Небеса! Но человек, которого так поджаривают, умирает быстро?
  - Вообще-то да, но не в этом случае. Видишь ли, граф - колдун, мерзкий чернокнижник. Он поддерживал в узнике жизнь несколько часов - чтобы тот испытал страдания, которых не выпадало ни одному другому человеку. Я рад, что покинул службу у такого лорда. Теперь желаю только одного - вернуться в Тусканию.
  - Где ты нашел этих детей?
  Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами в лучах заката.
  - Они услыхали, как поет Пьерколло, когда бродили по лесу. Женщины рассказали, что на их деревню напали несколько дней назад. Теперь они держат путь в город Луалис. Я иду туда же; это речной город, а реки впадают в море. На побережье я найду корабль, который доставит меня домой.
  - У тебя в Тускании семья?
  - Сестра. Хорошая женщина, крупная, ладно сложенная. Восемь сыновей родила она на свет, и ни единой дочери. Останусь с ней на какое-то время. Ну а ты? Куда направляешься?
  Я развел руками. - Куда угодно и никуда. Я живу в лесу.
  - Не самое плохое место. Много оленей и диких кабанов, кроликов и горных баранов. Хорошая зелень и дикий лук. Мне тут тоже нравится. Но мир здесь будет царить недолго - мятежники сделали этот лес своим оплотом.
  - Мятежники? - удивился я. - Я не слыхал ни о каких мятежниках.
  - Я пребывал в Зиракку, когда пришла эта весть. Здесь был поднят мятеж, под предводительством некоего героя, Монингстара. Утренней Звезды. Он с сотней своих людей напал на конвой, который вели два брата графа. Один из братьев был убит. Азрек объявил награду в тысячу крон за поимку Монингстара и поднимает армию на подавление мятежа. - Я ничего не отвечал, пытаясь осмыслить услышанную новость, а Пьерколло продолжал: - Хотел бы я увидеть этого Монингстара. Пожал бы ему руку и пожелал удачи.
  - Возможно, ты его еще увидишь, - прошептал я.
  
  ГЛАВА ПЯТАЯ
  
  Единицы из живущих помнят старый речной город Луалис, с его круглым центральным замком, причалами и переулками, бревенчатыми дворами и сараями, и с его смесью различных архитектурных стилей - ангостинский кирпич, горские глинобитные мазанки и плетни, а также дощатые, черепичные и соломенные крыши.
  В те дни, до того, как Дрейв забился илом, морские суда могли пришвартоваться в этом месте, принося на берег драгоценные грузы шелка и атласа, слоновой кости, пряностей, сушеных фруктов с Востока, а также железа с викингских рудников Северного континента. Город был полон моряков, купцов, крестьян, коневодов, наемных кнехтов и уличных женщин, продававших услуги за медные монеты.
  На каждой улице было по несколько кабаков и таверн, где пьяные мужчины могли играть и пить, ругаться и драться друг с другом сколько угодно. В редких тавернах не смывали по ночам свежие пятна крови с посыпанных опилками полов.
  Луалис был очаровательным местом, как убеждали нас рассказы о нем. И молва оказалась права. Но то было не блистательное очарование, сияющее золотым светом, как в большинстве величественных саг. То было темное очарование, привлекающее к себе злые дела, и злых людей. Город был грязным, зловонным, беззаконным, и страшным, суля чужаку внезапную смерть.
  Джарек Мэйс любил этот город... Мы прибыли туда в первый день Весенней Ярмарки, когда город наполнялся гуляками. На верфи были пришвартованы три корабля, когда наша компания вошла со стороны леса. Женщины и дети попрощались с нами и отправились в более степенный северный квартал, где у некоторых жили родственники. Мэйс, Вулф, Пьерколло и я вошли в ближайшую таверну, там заняли свободный стол у открытого окна и заказали себе мясного бульона, свежего хлеба и большой жбан эля.
  Окружающий люд толковал о Ярмарке, предстоящих состязаниях и денежных призах. Я заметил, как у Пьерколло засверкали темные глаза при словах о турнире борцов и десяти золотых для победителя. Он поел с нами, а затем распрощался и вышел из таверны на поиски удачи. Мэйс проводил его взглядом, потом заказал еще эля.
  - Чем здесь займемся? - спросил я его.
  - На ярмарках всегда устраивают состязание лучников, - ответил он. - Мы с Вулфом выиграем кое-каких деньжат. Потом снимем пару женщин и отдохнем здесь несколько деньков. - Он усмехнулся. - Ладно, снимем еще одну, для тебя тоже, Оуэн.
  - Мне такая компания не нужна, - ответил я, пожалуй, слишком щепетильно.
  - Как пожелаешь, - отозвался он.
  Мне было не по себе в этой таверне, среди громко орущих пьяниц, и я оставил спутников пить и веселиться, а сам вышел через городские улицы на поляну, где проходила Ярмарка. В центре был танцевальный помост, огражденный лентами, а у западного края небольшую толпу зевак развлекал пляшущий медведь. Рядом были привязаны маленькие пони в ожидании своих маленьких наездников из числа детворы, а еще там были лавки с леденцами, яблоками в сахаре, жирными печеньями, медовыми лепешками и прочими сладостями. День был ясным, на небе - ни облачка. Народ вовсю радовался и веселился.
  Несколько магиков демонстрировали свое искусство, но зрителей было еще не много, да и сами выступающие великими способностями не блистали, а может - приберегли самое лучшее на вечер.
  Плотники были заняты возведением зрительской трибуны, на которой расположатся рыцари и их дамы, когда начнутся главные развлечения. Над платформой поднимали холщовый навес, выкрашенный красным и обрамленный белой бахромой. Однако погода не сулила дождя, который мог бы омрачить настрой ангостинской знати.
  Повсюду были солдаты, вышагивавшие по поляне группами по трое или четверо. На одной только ярмарочной поляне я насчитал их пятнадцать человек, еще больше встретил в самом городе. Их присутствие вселяло в меня некоторые опасения, хотя, на самом деле, мне бояться было нечего.
  На закате я вернулся в таверну. Мэйс снял для нас комнату на верхнем этаже, и я пошел по лестнице, думая только о сне. Освещенная луной комната была небольшой, с тремя циновками вдоль внутренних стен. Грубо сколоченный стол и два стула дополняли гарнитур, еще было одинокое, маленькое окно с открытыми ставнями. В комнате пахло мускусом и сыростью, но меня это не заботило. Две более крупные кровати заняли Мэйс и Вулф, оставив свои длинные луки на заправленных одеялах. Я лег на третью и растянулся на ней, не снимая сапог.
  Сон пришел быстро, но я пробудился, когда после полуночи заявились пьяные и смеющиеся Мэйс с горбуном. Мэйс споткнулся и упал на меня, когда пытался стянуть с себя сапоги. Вулф сделал добросовестное усилие лечь на свою кровать, но промахнулся, рухнул на пол, где и свернулся калачиком, забывшись счастливым сном.
  - Не.. плохая.. ночь, - произнес Джарек Мэйс с кривой ухмылкой. - Мне нравится это место.
  - У тебя кровь на руке, - сказал я, приподнявшись на кровати.
  - Не моя, - беспечно ответил он. С достоинством поднялся, пошатнулся и прошествовал к своей кровати. - Разбуди меня пораньше, - сказал он. - Первый отбор лучников пройдет до полудня.
  - Ты будешь не в том состоянии, чтобы участвовать, - предостерег я.
  - Большинство из них я могу обставить и в своем нынешнем состоянии, - ответил он. Некоторое время помолчал; потом продолжил. - Ты не слыхал? Монингстар - это, оказывается, благородный горец, Древней крови. Он - перерожденный Рабайн, явившийся освободить Север.
  Тут облако закрыло луну, и нас окутала темень. Я откинулся на кровати, размышляя над тем, о чем он только что рассказал.
  - Легенда разрастается с каждым днем, - наконец проговорил я.
  Он не ответил, но я знал, что он услышал меня.
  Верный своему слову, Джарек Мэйс проснулся с ясными глазами и в добром расположении духа. Я, не принявший ни капли алкоголя, проснулся с головной болью и был вынужден пролежать до полудня, когда с проклятиями на устах проснулся Вулф, оставшийся угрюмым и неразговорчивым весь остаток дня.
  Мы вышли на поляну, где я увидел, как Джарек Мэйс записывается на соревнование. Пожилой писарь поднял гусиное перо, обмакнул в глиняную чернильницу и снизу вверх посмотрел на лучника.
  - Имя? - спросил он.
  - Гаррик из Поттерсхэма.
  - Следующий?
  - Вулф из Поттерсхэма.
  Писарь нацарапал имена на свитке, и мы двинулись дальше. Состязание по борьбе уже началось, и мы стали ждать возле веревочного ограждения, когда выйдет Пьерколло. Он легко победил своего первого противника, и мы с Джареком решили поставить пару серебряных монет на тусканца в следующем единоборстве.
  Вулф отказался делать ставку.
  - Всё, что у него есть - это медвежья сила, - проворчал горбун. Он оказался неправ, дважды, и мы с Джареком выиграли по десять серебряных каждый. Однако последняя схватка далась Пьерколло нелегко, оппонент почти сумел использовать его немалый вес против него самого. Джарек не сдавался и поставил все десять монет на финальный поединок. Тот прошел быстро. Пьерколло вышел против борца своих габаритов, и оба великана сначала кружили по помосту, примериваясь и оценивая друг друга. Противник был пожилой, коварный и умелый. Пьерколло бросился вперед как разъяренный медведь, а тот шагнул в сторону, схватил вытянутую руку тусканца и бросил того на помост. Пьерколло быстро встал. Слишком быстро, заметил Вулф, ибо еще не отошел после падения. Старший боец бросился на тусканца, метя предплечьем в лицо Пьерколло, одновременно подсекая лодыжку нашего друга. Пьерколло свалился как подрубленное дерево. Мэйс витиевато выругался, когда тусканец не смог подняться до того, как судья досчитает до десяти.
  Наконец послышались имена первых участников состязания стрелков. Набралось около сотни лучников, и первые мишени установили на тридцать шагов. В итоге Мэйс с Вулфом получили золото и были приглашены через полчаса участвовать во втором туре.
  Теперь рабочие почти достроили платформу для рыцарей, а также зрительные скамейки. Я прошел мимо высокого костра, где с дюжину слуг с подушками в руках спорили о том, чей господин займет более почетное место. Сцена была обычной для таких событий. Рыцари, сидящие ближе всех к лорду-наместнику, были у всех на виду и считались фаворитами. Никто не хотел занять место на краю скамьи. Но было бы неприлично увидеть склоки рыцарей по таким вопросам, и поэтому слуги с подушками были отправлены с приказами получить места для хозяев возле лорда-наместника. Я сел вместе с заинтересованными - и знающими - зрителями. Споры становились всё более яростными, и наконец молодой человек в желтой ливрее ударил старика в голубой тунике. Старик покачнулся и ударил в ответ. В одну секунду подушки были отброшены в стороны, и слуги набросились друг на друга с пинками, тычками и ударами.
  Толпа подбадривала их, и наконец, когда бой закончился, подушки были разложены по местам. Парень в желтой ливрее выглядел самым несчастным, когда положил подушку на самый край скамьи. Когда его хозяин увидит свое место, парня ждет трепка похуже той, что он уже получил.
  Тут появились трое солдат, которые подошли к помосту и взобрались по деревянным ступеням. Предводитель - худощавый, суровоглазый индивид с неровным зубчатым шрамом, идущим от правой брови к подбородку - нес ярко-алую атласную подушку. Он мимоходом сбросил уже лежавшие на скамье подушки, оставив проем в центре первого сидения. Никто не сказал на это ни слова, и ни один слуга не возмутился, когда алая подушка была возложена на освободившееся место.
  - Кто они такие? - спросил мужик, стоявший рядом со мной.
  - Люди графа Азрека. Он должен прибыть на Ярмарку. - Эта весть заставила мое сердце биться чаще. Не знаю, почему, ведь Азрек меня не знал, и у меня на тот момент не было причин его опасаться. И всё же я удалился, словно граф мог появиться в любую минуту. Мои глаза изучали толпу. Никто из благородных не появится здесь до самого вечера, когда начнется Рыцарский Турнир. И всё-таки я не мог справиться со своим страхом. Я разыскал Джарека Мэйса и рассказал ему об услышанном, но он оставался невозмутимым.
  - А что это изменит? - спросил он.
  - Не знаю, - ответил я. Но беспокойство никуда не исчезло.
  В инстинктивном порыве я вернулся в таверну и забрал арфу, остановившись только чтобы расплатиться с хозяином за постой.
  - Нужна ли вам будет эта комната вечером? - поинтересовался тот.
  - Возможно.
  - Не собираетесь съехать сегодня?
  - Может быть и съедем. Я не уверен. Мои друзья... странники. Не жалуют города, знаете ли.
  - Вы пропустите Сожжение.
  - Знаю, жаль, и всё же... - я вышел наружу и сделал глубокий вдох, пытаясь восстановить спокойствие.
  На поле для состязаний Вулф и Мэйс уже обошли шестнадцать последних лучников, так что обеспечили себе награду за свои старания. Когда я их нашел, они обсуждали показатели других стрелков.
  К нам присоединился Пьерколло. - На корабль не хватит, - заметил он, раскрыв широкую ладонь и показывая нам свои выигранные четыре серебряных.
  - Ты хорошо выступил, - ободрил его я. Мэйс ничего не сказал великану, однако я знал, что он его винит за поражение, стоившее Мэйсу его ставки.
  Турнир лучников продолжился, и Вулф сумел обойти еще четверых, но был побежден высоким лесником с черной повязкой на глазу. Это разъярило горбуна.
  - Всем и каждому известно, что хороший лучник должен иметь два глаза, чтобы правильно оценивать расстояние. Как он это делает? - жаловался Вулф. Но он стал на четыре монеты богаче, и это подсластило ему пилюлю.
  Финал был назначен непосредственно перед состязанием рыцарей. Мэйс и Одноглазый боролись друг против друга.
  Легенда гласит, что Джарек Мэйс выиграл, расщепив стрелу соперника с пятидесяти шагов. Этого не было; он проиграл. Они выпустили около двадцати стрел, после чего тетива Джарекова лука лопнула, а стрела упала на землю шагах в десяти. Это грозило дисквалификацией, но Одноглазый открыл суму у себя на боку и протянул Мэйсу свою запасную тетиву. Джарек быстро натянул свой лук, но следующая его стрела попала на два пальца от яблочка, и Одноглазый выиграл турнир метким выстрелом, поразив мишень в самый центр.
  Джарек поспешил удалиться без единого слова поздравления и забрал свои два золотых; затем, с лицом темнее тучи, он отошел к толпе зрителей, где ожидали мы.
  - Тетива была короче, - буркнул он. - Другое натяжение. Он должен был дать мне пробный выстрел. Ублюдок!
  - Он вообще ничего не должен был тебе давать, - заметил я. Но Мэйса это не убедило. Он никогда не умел проигрывать.
  Мы взяли себе пирогов с мясом и сели шагах в тридцати от Рыцарского ристалища. Собирался народ, и мы увидели как приближается знать, чтобы занять места на скамьях.
  - Это Азрек, - проворчал Пьерколло.
  Я поднял взгляд и увидел высокого молодого человека с прямыми черными волосами и длинным крючковатым носом. Он был в простой тунике и штанах из черного сукна с серебряным узором, и в черной рубашке, которая переливалась как настоящий шелк. У меня похолодела кровь, и я отвел свой взгляд.
  - Приятная наружность, - произнес Мэйс. - Только цвета маловато. Рубашка должна быть бежевой, с рукавами-буфами, обшитыми серым шелком. Вот это был бы стиль.
  Рыцарские состязания должны были идти несколько часов, но никто из нас не был в них заинтересован, и мы покинули толпу, чтобы попытать удачу за игровыми столами.
  Но как раз перед сумерками распорядитель отказался от очередной ставки.
  - Время для еще одного кона, не так ли? - сказал Мэйс, который перед этим потерял несколько монет.
  - Не-а, ужо начнется Сожжение, - ответил распорядитель, - а я сбираюсь занять место получшей.
  - Кого сожгут? - спросил Вулф.
  - Ведьму изловили; сказывают, подруженция Монингстара.
  - Ее имя? - прошептал Джарек Мэйс.
  - Имя? Погодьте-ка, милсдарь, я слыхал ... Марган, Макан... навроде того. А вы знаете, как ее звать?
  Я хотел было сказать, но получил от Мэйса тычок локтем в бок.
  - Нет, - ответил он и развернулся.
  Я быстро вышел за ним, схватил за руку. - Это Меган! Они собираются сжечь Меган!
  - Знаю, - отозвался он.
  - Что нам делать?
  - Ну, у нас есть только два выхода, - мрачно произнес он. - Первый: пробиться через пятьдесят солдат и толпу, освободить ее от пут, убить всех рыцарей и ускакать на угнанных конях. Или забыть об этом, купить еды и провести вечер в тишине, вспоминая ушедших друзей. Какой бы ты выбрал?
  Я повернулся к Вулфу.
  - А ты?
  - А что я?
  - Она разве тебе не друг?
  - Ага, друг. Но Джарек прав. Мы ничего не можем сделать - только погибнуть вместе с ней. Думаешь, ей этого хочется?
  Их реакция на беду Меган поразила меня. Что это за мужчины такие, удивлялся я. И ответ не заставил себя долго ждать. Джарек Мэйс всегда был одиноким волком, который ни о чём и ни о ком, кроме себя, не заботился, а горбуна я впервые встретил, когда тот резал жертве пальцы, чтобы снять с трупа драгоценные кольца. Чего же еще было от них ждать?
  И всё же я был удивлен, и глубоко опечален, простым приятием жестокой участи, которая ждала седовласую ведьму. Я встал и пошел на дрожащих ногах обратно в людскую толчею, желая втайне, чтобы я никогда не отважился отправиться в тот дремучий лес.
  На дальней стороне поляны, перед Рыцарским ристалищем, собиралась большая толпа поглазеть на Сожжение. На траве алела кровь, и человек в толпе сообщил мне, что за несколько минут до этого копье пронзило шлем молодого весельчака, выбив тому оба глаза. Я прибыл в момент, когда труп уносили на носилках. Внезапный рев трубы разорвал воздух, и появились два солдата. Впереди них с веревкой на шее шла Меган, ее руки были связаны за спиной.
  Она двигалась по-королевски, осанисто и неторопливо. В ней не было никаких признаков паники, и она не смотрела на толпу. Ее высокое худое тело было облачено в одну лишь белую рубаху осужденного. Толпа хранила молчание, думаю, именно из-за ее благообразия. Мои глаза устремились к ожидавшему ее столбу, высившемуся над сухими дровами, около шести футов высотой. Во рту у меня пересохло, на сердце стало вдруг очень тяжело.
  Солдаты и их пленники остановились перед лордом Луалисом и закутанной в черное фигурой графа Азрека. Лорд Луалис, лысый ангостинец с круглым лицом, тяжело поднялся на ноги.
  - У тебя есть что сказать своим судьям, ведьма? - молвил он, и его голос прогремел как барабан.
  Если Меган и ответила, то я ее не услышал. Она стояла с прямой спиной и с высоко поднятой головой. Лорд Луалис прочистил горло и обратился к толпе.
  - Эта женщина была признана виновной в колдовстве и измене, - провозгласил он. - Она практиковала черное искусство и, являясь пособницей кровавого преступника, известного как Монингстар, наблюдала за расправой над честными мужами и женами из ее собственной деревни и иными, кто путешествовал по лесным дорогам. Приговор справедлив. Есть ли здесь какой-нибудь человек, готовый его оспорить?
  - Я готов! - объявил я.
  Лорд Луалис выглядел удивленным, но, по правде говоря, он был удивлен меньше, чем я. Толпа расступилась передо мной, как перед чумным, и я вышел вперед, переступив через натянутую перед зеваками веревку.
  Теперь я не смогу объяснить, почему вышел тогда из толпы, разве только хотел показать, что я ни за что не смирюсь с казнью Меган. Это было глупостью, которая ничего бы не принесла. Для действенного опровержения приговора мне нужны были свидетели, либо, в крайнем случае, боец для Суда Богов.
  Приближаясь, я старался избегать темных глаз Азрека, однако чувствовал его ядовитый взгляд на себе. Солдаты у помоста напряглись и вскинули оружие, однако не смотрели на меня. Они осматривали толпу.
  - И кто же ты такой, простолюдин? - задал вопрос лорд.
  - Не простолюдин, милорд. Я Оуэн Оделл, ангостинец с южного побережья. Мой отец - лорд Убертейн, трижды награжденный отцом нашего короля, Эдмунда. - Даже в тот миг опасности и страха мне было противно пользоваться именем отца как оберегом. Я его никогда не любил, и в детстве мечтал однажды уехать туда, где люди ни разу не слышали о нем. Но вот я стоял там и пользовался его именем как щитом.
  - У тебя есть доказательства своего происхождения? - спросил лорд.
  - Мне они не нужны, ибо я здесь не под судом, - ответил я. Такое проявление высокомерия было убедительно само по себе, и он надолго замолчал.
  - Откуда вы знаете эту женщину?
  - Провел зиму в ее деревне - до того как та была захвачена и разорена, не Монингстаром, а доблестными солдатами графа Азрека. Я видел результаты их зверств. И за всё время своего пребывания там не могу засвидетельствовать случаев использования черной магии, ни со стороны Меган, ни кого бы то ни было еще из деревни. И ни разу не слышал крамольных речей.
  - Хотите сказать, что солдаты, присягнувшие королю, станут просто так нападать на мирных жителей и убивать невинных людей? Вы сошли с ума, сударь?
  - Я видел то, что видел, милорд, - ответил я.
  - Есть ли еще свидетели, способные подтвердить ваши утверждения? - я видел, как его глаза изучают толпу. Азрек также подался вперед, напряженный, со сверкающими глазами.
  - Нет, - ответил я. - Я пришел один. - На миг воцарилась тишина, и я почувствовал разочарование в лорде Луалиса. Он повернулся ко мне, его маленькие круглые глазки сверкали злобой.
  - Без подкрепляющих свидетельств приговор не может быть обжалован, так что мне ничего не остается как оставить вердикт в силе. Вы точно уверены, что никого не можете призвать в свидетели?
  Тут я всё понял. Они желали, чтобы объявился Монингстар. Если бы обстоятельства не были столь трагичны, я бы, вероятно, рассмеялся в голос. Вместо этого я лишь покачал головой.
  Граф Азрек склонился вперед, похлопав толстяка по руке. Последовало недолгое перешептывание. Наконец лорд кивнул и сел обратно, уступив графу место оратора.
  - Вы говорили, возводя великую напраслину на меня, - произнес он холодным тоном, глядя на меня немигающими глазами. - Я требую права Поединка.
  Я, на удивление, не почувствовал страха.
  - Как пожелаете, - был мой ответ, - но даже если я здесь погибну, ничто не скроет надолго то зло, что исходит от вас.
  На его лице не дрогнул ни один мускул, и он повернулся к солдатам, державшим Меган.
  - Да будет приговор приведен в исполнение! - объявил он. Его люди повели непротивившуюся Меган на костер, заставив ее взобраться высоко на сложенные дрова, и привязали ее руки к столбу.
  В тот же миг я увидел мерцающую сферу, что засверкала над головами зевак. Многие отвлеклись на нее, указывая на нее пальцами, следя за ее перемещением. Несколько раз сфера зависала над отдельными людьми, затем двинулась дальше. Идеально круглая и клубящаяся, словно дымка внутри стеклянного шара, я увидел, как она замерла над высоким человеком в куртке из оленьей кожи. Сначала я подумал, что это Джарек Мэйс, но, следя за сферой, тот повернулся лицом ко мне, и я увидел, что он был вообще без бороды и обладал более широким подбородком. Заклятье Поиска двинулось дальше.
  Даже в своем горе и отчаянии я оценил искусство неизвестного магика, сотворившего заклятие. Поиск всегда сложен, а в такой толчее даже самый лучший умелец может лишь надеяться, что сфера сработает.
  Великй гул прошел по толпе, когда два солдата поднесли горящие факелы к сухим дровам костра. Языки пламени принялись лизать доски и ветки, и клубы дыма начали постепенно подниматься над одетой в белое старицей. Ее лицо оставалось невозмутимым, не выказывая страха, а когда ее глаза встретились с моими, она улыбнулась. Затем густой дым заволок ее.
  В этот миг заклятье Поиска нашло добычу, и стрела белого света разрезала вечерний воздух, застыв на несколько ударов сердца над головой Джарека Мэйса. В приступе ужаса зеваки разбежались от него прочь, а белый свет стал золотым и окутал его фигуру. И так достаточно привлекательный, он стал похож на бога, в своей золотистой куртке из оленьей кожи с бахромой, и с загорелой бронзовой кожей. И тут он улыбнулся, доставая прекрасно сработанный, совершенный лук.
  - Это Монингстар! - воскликнул лорд Луалис. - Схватить его!
  Солдаты бросились на него, едва свет померк. Стрела Вулфа поразила первого в пах, и тот рухнул наземь, истошно вопя. Не успевая натянуть лук, Джарек Мэйс взмахнул им как посохом, сбивая второго противника с ног. Затем его меч покинул ножны, и поляна огласилась звоном клинков. Еще одна стрела прорезала воздух, на этот раз стрелял Одноглазый, и еще один солдат упал, пронзенный в висок.
  Мэйс отступил перед пятью нападающими и увидел огромную фигуру Пьерколло, который поднял большущую бочку пива и побежал вперед, бросив ее в солдат. Она ударила в первого, отшвырнув того на остальных, и разбилась, омыв солдат пенистым элем.
  Арбалетчик в черной ливрее гвардейцев Азрека пустил болт в Мэйса. Болт пролетел мимо, угодив в плечо женщины из толпы. Вспыхнула паника, и зеваки разбежались кто куда, мешая попыткам солдат восстановить строй. Мэйс пригнулся и мгновенно исчез во всеобщей суматохе.
  У меня над головой просвистела стрела, и я пригнулся, глядя как та прошла всего на ширину одной ладони мимо Азрека, вонзившись в горло сидевшему за ним человеку. Теперь уже и рыцари, и их дамы, метались в поисках укрытия.
  "Не стой там выпучив глаза, дитя, развяжи меня!" Возник голос у меня в голове. Бросившись к огню, я подбежал с того края, куда еще не добрались языки пламени. Карабкаясь к столбу, спотыкаясь и кашляя, я добрался до Меган. Вокруг нее дыма не было; он клубился на некотором расстоянии, словно она стояла внутри невидимого пузыря.
  - Ваши силы велики, - произнес я.
  - Какое подходящее время для комплиментов! - процедила она. - Пожалуй, стоит сесть прямо здесь и обсудить лучшие методы применения магии.
  Я разрезал ее путы и взял ее под руку. Она быстро сотворила заклятие. Ее белый балахон мгновенно сменил цвет на ржаво-коричневый, а на голове возникла кожаная шапочка, прикрывшая белые волосы. Дым плыл вокруг нас словно туман, когда мы спустились на поляну, и рассеялся лишь когда мы оказались на приличном расстоянии от костра. Вокруг бежали кричащие люди, и никто не помешал нам медленно пересечь поляну, отойти к окраине речного города и скрыться под сенью вековечных деревьев.
  Наконец, оторвавшись, мы расположились в пещере, не разжигая костра и не нуждаясь в оном.
  - Это была глупая затея, - сказала она. - Но я признательна за нее.
  - Я не мог просто стоять и смотреть на вашу казнь.
  - Знаю, Оуэн. У тебя прекрасная душа.
  Всегда испытывая неловкость при комплиментах, я сменил тему разговора: - Надеюсь, Мэйс тоже спасся.
  Она усмехнулась. - Да, он спасся. Тебе понравилось, как я перенаправила заклинание Поиска у их чародея?
  - Золотистый свет? Он был сотворен мастерски, и мне следовало догадаться, что это были вы. Он выглядел героем из легенд.
  - Да, люди это надолго запомнят.
  - Возможно, но воспоминание угаснет, когда Мэйс уйдет, и когда все поймут, что он не Монингстар.
  - Только если они это когда-нибудь увидят. Он избрал себе имя, Оуэн, и теперь, я думаю, имя избрало его.
  - Эту загадку я постичь не могу.
  - Подожди, мальчик, дай мне время. Скажи, как запомнятся сегодняшние события?
  Я улыбнулся: - Как чудесное спасение благодаря Лесному Лорду. Даже вся графская рать не сумела его остановить.
  Она одобрительно кивнула. - Мэйсу повезло. Им не требовалось заклинание Поиска. Он был весь день на виду, на состязании стрелков.
  - Так почему же они его не схватили? Вы использовали свою силу?
  - Нет. Мне и не надо было. Азрек подозрителен как змея и верил, что Мэйс будет чуточку... осмотрительнее. Он подозревал, что будет попытка вызволения, но полагал, что Мэйс прибудет скрытно и объявится лишь когда станет многолюдно. Отсюда и заклинание Поиска. Но Мэйс, со своим обыкновенным высокомерием, избрал лучшее место, где только можно находиться - на открытом пространстве, куда никто не смотрит.
  - Вы правы, Меган, он - счастливчик.
  - За удачу всегда надо платить, Оуэн, - прошептала она, - и порой цена очень высока. - Не сказав больше ни слова, она легла и закрыла глаза.
  Я вздрогнул, ибо в тот момент, мой призрачный друг, я, казалось, уловил отсвет грядущего. А затем тоже уснул.
  Проснулся я среди ночи и обнаружил, что холодный ветер задувает в пещеру, принося отголоски приглушенных голосов людей, пробиравшихся через заросли. Вытянув руку, легонько тронул плечо Меган. Ее глаза открылись, и в лунном свете она увидела, как я поднес палец к губам, призывая к тишине.
  Перевернувшись на живот, я прополз ко входу в пещеру, всматриваясь в силуэты деревьев. Поначалу ничего не увидел, но затем показалась фигура солдата, в блеснувшем на сверхъестественном свету нагруднике. За ним шел еще один... и еще один. Первый присел, указывая бледной рукой на землю, проводя линию. Затем достал светящийся предмет из сумы на боку и положил на землю. Тут же тропа озарилась голубовато-белым светом. Я тяжело сглотнул, сообразив, что мы с Меган прошли по этой тропе, и сейчас охотник осматривает мой или ее след, при помощи Поиск-камня.
  Сама пещера была частично скрыта буйной растительностью, но в ярком свете луны не стоило надеяться, что вход ускользнет от цепких глаз охотников.
  Скверное дело, когда на тебя идет охота, и вдвойне страшнее, когда это происходит ночью. Не знаю, почему оно так, разве что боязнь темноты - древнейший из наших страхов. Свет луны, хоть и прекрасен, всё же холоден и чужд. Под лунным светом ничего не растет, но всё проявляется.
  Я поднял взгляд, моля об облаках и полной темноте, о всепокрывающем черном одеяле, которое спрятало бы нас от солдат. Но страхи мои тотчас же обновились, едва я представил себе охотников, крадущихся во тьме с Поиск-камнем, и как их холодные клинки жаждут вонзиться мне в сердце. Нет, взмолился я опять. Никакой тьмы. Очень прошу!
  Я задрожал, но тут ладонь Меган легла на мою руку, сжала запястье, затем погладила кожу. Я посмотрел на нее, облизав пересохшие губы.
  - Не бойся, - шепнула она. - Они нас не увидят. - Вытянув руку, она указала на солдата, шедшего во главе. Тот закричал и бросил на землю камень, который взорвался нестерпимо ярким светом, заставившим солдат прикрыть глаза. Прислонившись спиной к стене пещеры, Меган вытянула правую руку. Вход зарябил, и когда я посмотрел на солдат, показалось, что я вижу их словно сквозь стену воды.
  Они медленно добрались до отвесной скалы. Теперь их было человек двадцать, все - поджарые, словно волки, и с мечами в руках. Они остановились в нескольких футах от нас, осмотрели землю, затем двинулись дальше.
  Через несколько напряженных мгновений за пределами пещеры стало тихо.
  - Что вы сделали? - спросил я наконец.
  - Думай, несмотря на страх, Оуэн, - посоветовала она. - Не позволяй ему управлять тобой. Я сотворила иллюзию, не сложнее той, что способен сделать ты. Любой, кто может создать Яйцо Дракона, легко сотворит иллюзию скальной стены там, где ее нет.
  Я почувствовал себя глупо, ибо она была права. Поверхность скалы была темна; наложить нужный образ на пещерный вход не требовало больших познаний, да и солдаты были наполовину ослеплены, после того как их камень был разрушен.
  - Однако я бы не смог разбить их Поиск-камень, - заметил я в свою защиту.
  - Верно, - согласилась она, - этого ты бы сделать не смог. На стороне Азрека действует опытный магик, и я думаю, что вам с Монингстаром понадобятся мои... навыки, чтобы выиграть эту партию в игре.
  - То, что вы сделали, называется чародейством, - тихо произнес я. - Это не трюк со светом и легким жаром. Вы сожгли камень дотла.
  - Я действую без помощи темных сил, Оуэн. Чародейство и искусство магиков не так уж сильно разделены, как ты, возможно, думаешь. Искусство магиков - это, как ты верно заметил, трюки со светом, иллюзиями. А чародейство - это трюки иного рода. В случае с камнем я всего лишь подняла небывалый жар. Это несложно: в определенном смысле, это лишь усиленный вариант заклинания Согрева.
  - И как оно делается? - спросил я.
  - Мне не обучить тебя чародейству за одну ночь, Оуэн, да я и не стану пытаться. Но вот тебе первый урок: когда трешь ладонями друг о друга, то получается тепло. Ну а камень не такой цельный, как кажется на вид. Различных частей и компонентов в нем столь же много, как звезд на небе. Их-то я и заставила тереться друг о друга. Полученное тепло - это гигантская энергия.
  - Вы смеетесь надо мной, госпожа. Камень - это камень. Если бы он, как вы говорите, состоял из отдельных частей, то меж ними просочился бы воздух, и камень плавал бы на поверхности воды.
  Она покачала головой. - Всё, что ты видишь в этом мире, - не то, чем кажется, Оуэн Оделл. И в твоей логике есть изъян. Я могу заставить камень плыть, а увядшему листу придать такой вес, что ты и не поднимешь. Но эти уроки оставим до лучших дней. Сейчас же я хотела бы тебя спросить, почему ты сам не создал иллюзию скалы.
  - Не подумал, - признался я. - Был напуган - почти в панике.
  - Да, ты испугался. Но страх хорош, ибо делает нас осторожнее и помогает выжить. Ужас - другое дело. Он как медленный яд, парализующий члены и туманящий разум. Ты - храбрец, Оуэн, иначе не встал бы на мою защиту в час Сожжения. Но недисциплинированный. Никогда не спрашивай себя в час опасности "Что они сделают со мной?" Вместо этого думай "Что я могу сделать, чтобы их остановить?" Или ты полагаешь, что искусство магиков придумали лишь для того, чтобы развлекать зевак в кабаках, тавернах и дворцах?
  Я устыдился своей трусости и ничего не ответил, вспомнив детство, когда отец порицал меня за неискусность во многих делах. Я не умел влезать на деревья, боясь высоты, не учился плавать, из-за боязни утонуть. Высокие кони страшили меня, а звон мечей заставлял плакать. Братья мои впитывали военную науку словно молодые львы, и их он осыпал похвалами. Но Оуэн был слабак, никчемный, презренный трус. Великий Убертейн - как же я его ненавидел за его жестокое мужество, высокомерие и гордыню.
  Я нашел у него лишь одну слабость - огонь. Когда-то давно, еще ребенком, он обжег левую руку: шрамы были видны и поныне, белесые, уродливые и сморщенные, тянущиеся от запястья к локтю. Даже в зрелые годы он вскакивал всякий раз, когда в очаге чересчур высоко взметалось пламя, стреляя яркими искрами.
  И вот, одним летним вечером, загорелся амбар рядом с замком. Каждый крестьянин и солдат побежали на пожар, выстраиваясь цепочками, чтобы передавать воду ведрами из глубоких колодцев людям в голове цепи, которые заливали очаги пламени. Но огонь вышел из-под контроля, и искры взлетали высоко к небесам, уносимые ветром на соломенные крыши соседних жилищ.
  Мой отец, братья и я организовали рабочие бригады, которые разносили воду в пока еще не тронутые пожаром дома, чтобы намочить соломенные крыши. Рядом стоял один двухэтажный дом. Искры влетели туда в открытое окно, поджигая устланный соломой пол. Взметнулось пламя.
  Помню. как одна женщина закричала "Дитя! Дитя! Мое дитя!" Она показывала на верхнее окно. Мой отец стоял рядом, и я увидел на его лице отпечаток неподдельного ужаса. Но затем, с рычанием, он сорвал с себя плащ, обернул им лицо и плечи и вбежал в горящее здание.
  Через несколько мгновений я увидел его в окне верхнего этажа с ребенком на руках. Поднявшись на карниз, он спрыгнул во двор, с горящими волосами и бородой. Он неудачно приземлился, и мы услышали, как хрустнула его нога, но он скрутил свое тело так, чтобы защитить младенца, которого не выпустил из рук. Люди сбежались к нему, сбивая пламя, которым он был охвачен. Мать забрала своего ребенка, а отца отнесли в замок.
  Стыдно говорить, но моя ненависть к нему лишь вспыхнула с новой силой, как пожар, который бушевал тогда вокруг.
  - Почему ты так печален? - спросила Меган, и я вздрогнул, возвращаясь разумом в настоящее.
  - Задумался о своем отце. - И я рассказал ей о своем несчастливом детстве, а также историю о большом пожаре, едва не уничтожившим всё поместье.
  - Думаешь, что по-прежнему ненавидишь его, Оуэн?
  - Нет, но мне всё ещё больно от того, как он ко мне относился. Воспоминания сильны и глубоко засели во мне.
  - Ты очень на него похож.
  - Вы не поняли, госпожа Меган. Он - прирожденный воин, убийца, рыцарь. А я - нет, и никогда таким не стану.
  - А каким ты хочешь быть?
  Я посмотрел в ночное небо, обдумывая ее вопрос. - Хочу быть довольным, Меган. Счастливым. Там, в лесу, я иногда испытывал моменты неподдельной радости, например, когда пел Пьерколло или когда Мэйс стал возвращать сокровища людям. Но это было не то счастье, о котором я всегда мечтал.
  - А что могло бы принести тебе счастье?
  - Не знаю. Возможно, любовь? Семья и тихий домик? Или слава? Прослыть величайшим бардом в Ангостинских королевствах?
  - Ничто из этого не принесет тебе того, что ты ищешь, - сказала она тихо.
  - Не принесет? Но откуда вы знаете?
  - Прежде ты должен отыскать одного человека. Он даст тебе ответы.
  - Наверно, он великий учитель, этот человек. Кто он?
  - Ты узнаешь его при встрече, - ответила она. - Твой отец жив?
  Я пожал плечами. - Не знаю, как у него дела. Я не общался с родней уже более шести лет. Однако, да, склонен полагать, что он еще жив. Он был силен как дуб, и сейчас ему было бы всего сорок два года.
  - Когда всё это закончится, Оуэн, разыщи его.
  - Зачем?
  - Чтобы сказать ему, как ты его любишь.
  Я чуть было не рассмеялся ей в лицо, чтобы выразить всю бессмысленность ее слов. Но не смог. И тогда во мне вспыхнул гнев, немая горячая ярость, которую смыло тут же выступившими на глазах слезами.
  
  ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
  Я заплакал, и Меган подошла ближе, обняла меня.
  - Давай, Оуэн. Выпусти это.
  Голова моя упала ей на плечо, глаза плотно закрылись, и грудь сотрясли болезненные рыдания. Наконец я ощутил спиной прохладный ветерок и почувствовал, что наступил рассвет. Подняв голову, заставил себя улыбнуться.
  - Стыд-то какой, разревелся как дитя малое.
  - Когда по-настоящему больно, то одной или двумя слезинками не отделаться.
  - Да, но боль уже отступила, туда, откуда приходит всякий раз, и закрылась на замок. Куда мы сегодня двинемся?
  - Отыщем Мэйса, - ответила Меган. - Но сначала проследим за врагом.
  Отойдя, она стала смотреть на восходящее солнце, выглянувшее из-за белого облака и ставшее золотым у меня на глазах, осветив небо бирюзой и синевой. Моя душа словно расплавилась при виде этой красоты. Солнце медленно поднялось над золотистым облаком, и его лучи пронзили утреннюю дымку, озарив горный склон и саму пещеру, до внутренней стены.
  Меган сделала жест правой рукой, и стена зарябила, замерцала, став прозрачной... и исчезла, став окном в длинный зал. По стенам зала на флагштоках висели знамена и вымпелы, а по центру тянулся длинный стол. Во главе стола восседал Азрек, с задумчивым выражением лица опустивший взор. Тяжелым кулаком он ударил по столешнице, и золотой кубок скатился на пол.
  "Я хочу чтобы он умер. И чтобы смерть его была мучительной."
  "Мы ищем его, повелитель," - послышался голос, но говорившего не было видно.
  "Высылайте Шестерку."
  "Я распоряжусь, чтобы их покормили и выпустили, господин."
  "Нет!" - взорвался Азрек, вставая из-за стола, его бледное лицо осветил огонь факелов, удлиненные черты обрамляли свободно ниспадающие длинные волосы. "Их не нужно кормить. Пусть они полакомятся его сердцем."
  "Да, господин... но..."
  "Что "но", болван?"
  "Они голодны. Им необходимо поесть, чтобы выследить Монингстара."
  "Ну так дай им поохотиться в лесу. Там немало сочного мяса. Деликатесы Нагорий." Азрек рассмеялся, и смех его огласил стены зала, отозвавшись гулким шепотом в пещере. Невидимый слуга ушел, и мы услышали, как дверь за ним закрылась, но через несколько мгновений со скрипом отворилась вновь.
  "Что еще?" спросил Азрек.
  "Вы велите мне пометить Шестерку душой Монингстара," - послышался голос, показавшийся очень знакомым. "Но я не могу."
  "Ах, да. Впечатай его запах в их обоняние."
  "Запаха нет, господин, лишь аура, которая может принадлежать только ему одному."
  "Избавь меня от своей педантичности. Я плачу тебе немалые деньги, магик, а что получаю взамен? Ты обещал мне схватить Монингстара. Ну и где он?"
  "Напрасно вы меня обвиняете, господин. Ведь мой свет воссиял над ним. Вашим солдатам оставалось только схватить его. Это они сплоховали, а не я."
  "Вы все сплоховали," - проворчал Азрек, - "и я этого не потерплю. Те солдаты, что бежали от его клинка, теперь подвешены за пятки, с начисто содранной кожей. Предупреждаю, магик, я ненавижу проигрывать. Да и задание само по себе проще простого. Один человек в лесу. Одно создание из плоти, костей и сухожилий. Слишком сложно для тебя?"
  "Вовсе нет, господин. Но использование Шестерки требует высокой цены. Они не вернутся, а останутся в лесу, где будут охотиться и убивать до тех пор, пока их самих не убьют."
  "Ну и что мне с того?"
  "Это будет стоить многих жизней, больше чем те сорок, если мне не изменяет память, которые пошли на их создание."
  "То были всего лишь жизни," - ответил Азрек. "Мир полон жизнями."
  "Как вам угодно, господин. Лорд Луалис разослал герольдов, которые объявят большую награду в две тысячи созеренов за сведения о местоположении Монингстара, и двадцать золотых за его подельников - горбуна, великана и барда, Оделла."
  "Точно, Оделл... Я бы хотел услышать, как он поет. Я научу его брать такие ноты, которые он никогда в жизни бы не взял."
  "Не сомневаюсь, милорд," - мягко проговорил тот, другой, - "но есть еще два обстоятельства, на которые я вынужден обратить ваше внимание. Во-первых, женщина по имени Меган. Я осмотрел пепел, однако не обнаружил в нем ни косточки. Она не сгинула в огне."
  "Как это возможно? Мы все видели, как ее привязали к столбу."
  "Верно, это мы видели. Я полагаю, что Оделл, скрытый дымовой завесой, взошел на костер и освободил ее, пока солдаты гонялись за Монингстаром."
  "Так где же она сейчас, магик?"
  "Сейчас, господин, она шпионит за нами," - ответил он, сохраняя ровный тон. Окно в пещере вдруг начало рябить, и дворцовый зал за ним закружился и поднялся. Изображение спадало ниже, ниже. А Азрек, казалось, стал расти и увеличиваться.
  - Назад! - крикнула Меган, но мои ноги словно вмерзли в пол, а глаза не отрывались от увиденной сцены. Азрек смотрел на меня - видел меня, сквозь всё это пространство. Вдруг появилась вторая фигура.
  - Как поживаешь, Оуэн? - приветливо спросил меня Катаплас.
  Он, казалось, не изменился с тех пор, как был моим наставником, в длинной пурпурной накидке на худощавом теле, с седой тонкой бородой трезубцем, легкой дымкой росшей на его подбородке. Он поднял руку с растопыренными пальцами. Небольшой пламенный шар возник у него на ладони, начал шириться и раздуваться.
  Меган схватила меня за руку, оттянув назад. - Беги, Оуэн! - воскликнула она.
  Катаплас небрежно метнул огненную сферу в нас.
  Мы были у входа в пещеру, когда он ворвался в окно. Меган бросилась на меня, сбивая с ног, когда раздался страшный взрыв, и из пещеры вырвался длинный язык пламени, на двадцать футов выжигая росшую рядом траву.
  Я перевернулся на спину. Меган лежала несколько дальше от меня, и края ее белых одежд тлели, обугленные.
  - Нет! - вскричал я, вскочил на ноги и подбежал к ней. Задержавшись, чтобы оттолкнуть меня, она получила страшные ожоги по всей левой стороне. Ее рука была вся черной, потрескавшейся и окровавленной, и большая часть волос на голове была спалена. Она со стоном открыла глаза.
  Целителем я не был, но, как и все магики, знал заклинания Согрева и Охлаждения, которыми пользовались и люди, способные лечить больных. Я быстро окутал ее ожоги холодным воздухом, она со вздохом опустилась на траву.
  - Простите, Меган, - проговорил я. - Простите.
  - Я способна исцелить себя сама, - прошептала она, - лишь бы хватило времени. Но это отнимет все мои силы, и я долгое время не смогу вам помогать. Мэйс уже идет сюда - я дотянулась до него прошлой ночью. Когда он придет, я уже буду спать глубоким сном. Доставьте меня в город Окрей. Он примерно в дне пути к северу отсюда. Не пытайтесь меня разбудить, но отнесите в дом Осиана. Дом построен на берегу ручья на западе Окрея. Там живет одинокий старик; он... позаботится обо мне. Ты понял?
  - Да. Сделаю так, как вы сказали.
  - И предупреди Мэйса о Шестерке. Он должен подготовиться.
  - А кто они такие?
  Но она стремительно теряла силы, и я должен был приникнуть ухом к самым ее губам, чтобы уловить едва слышный шепот.
  - Сатанинские Псы, - проговорила она.
  От этих слов у меня пробежала дрожь по спине, но прежде чем я смог расспросить Меган подробнее, она закрыла глаза, потеряв сознание. Я не понимал, что она хотела этим сказать, однако вряд ли она говорила буквально. Сатанинские Псы, чаще именуемые Сатанинскими Тенями, были мифическими созданиями, которые, по рассказам, ходили по земле рядом со своим хозяином после его Падения с Небес, когда мир был лишь шаром из расплавленного камня, омываемым кипящими морями лавы.
  Я решил, что она бредила от боли. Шестерка была, скорее всего, только сворой бойцовых псов - всё равно опасных, потому что Катаплас отпечатал в их сознании образ Мэйса. Тот разговор о душе и ауре, как я подумал, был обманом, придуманным, чтобы одурачить непосвященного.
  Через час явился Мэйс, в компании Пьерколло и Одноглазого. Горбун остался в их лагере, где-то в двух часах пешего хода к западу. Пьерколло взял спящую Меган на руки, прижав к груди, головой на плечо. Она не проснулась, и никто из нас не подал голоса, выходя в прохладное утро.
  Мэйс пошел впереди, мягко ступая по лесному ковру. На нем была черная безрукавка из промасленной кожи поверх зеленой шерстяной рубахи с рукавами буфами и кожаными вставками, которые служили ему наручами. По обыкновению он носил высокие кавалерийские сапоги и зеленые штаны. На нем не было головного убора, и солнце сверкало на золотистых кончиках его каштановых волос. Широкоплечий и тонкий в поясе, он очень сильно был похож на героя, которым мог бы быть - на легендарного Лесного Лорда.
  Я отвел взгляд и подумал о Катапласе. Я был удивлен, когда увидел его на службе у Азрека, однако, по здравом размышлении, удивляться было нечему. Он всегда был любезным человеком, но держался на расстоянии. Вежливый и обходительный, но бесчувственный, чуждый человеческих эмоций. Его искусство было на очень высоком уровне, а жажда новых знаний поглощала его целиком. Я могу вспомнить много приятных вечеров в его компании, когда наслаждался его остроумием и интеллектом, навыками рассказчика и несравненным талантом. Но не могу припомнить ни единого проявления обыкновенной доброты.
  Тем временем мы достигли окраин города Окрей, где стоял дом Осиана - худощавого старика, беззубого и почти ослепшего - и бережно положили Меган на убогое ложе. Осиан ничего не сказал, когда мы прибыли, но ждал нашего ухода, молча и неподвижно. Мы ушли в сгущающихся сумерках, миновали несколько холмов и ручьев, пока Мэйс не выбрал место для привала в хорошо укрытой лощине.
  Пьерколло развел небольшой костер, и мы устроились вокруг него.
  Я был опечален судьбой Меган, и раздражен невозмутимостью Мэйса. Она была ему другом, и я ее спас; но не получил ни слова благодарности. Он лег спать у костра, положив руку под голову. Пьерколло задремал, прислонившись спиной к большому дубу, а я скромно остался сидеть с Одноглазым, который за весь долгий день не сказал ни единого слова.
  - Откуда будешь? - спросил я его, когда тот наклонился подбросить в костер сухую ветку.
  Он поднял на меня единственный глаз и смотрел так одно затянувшееся мгновение. - А тебе какое дело? - ответил наконец.
  Это не прозвучало вызывающе, и я пожал плечами: - Просто пытаюсь завести беседу. Не спится.
  - Что со старухой сдеялось? Мэйс обмолвился, что она-де была неуязвима к Сожжению.
  - Была. Но чародей сотворил закятие Пламени.
  Он принял ответ без комментариев, потом отхаркался и сплюнул.
  - С магиками лучше дела не иметь, - наконец проговорил он. - Нет у них души, ни у единого. Сердца у них извращенные да черные.
  - По-моему, это обобщение.
  - Чаво?
  - Ты собрал всех магиков в одну кучу и говоришь, что все они одинаковые. А это не так.
  - А ты в этом вопросе дока чтоли? - съязвил он.
  - Не сказал бы. Но есть те, кто изучают искусство Исцеления, положив всю жизнь на службу во благо другим. Они тоже магики.
  Он задумался.
  - Нет, они лекари, - объявил он, словно подводя итог дискуссии. - Чародеи, они разные.
  - Именно, - согласился я. Он, казалось, остался доволен.
  - Меня звать Гамэл, но чаще кличут Одноглазым.
  - Ты стрелял метко. Как тебе удается верно оценивать расстояние с одним глазом?
  Он усмехнулся и снял повязку, протянув ее мне. - А ты повяжи, - велел он.
  Поднеся повязку к глазам, я понял, что она полупрозрачная. При взгляде же на лицо собеседника увидел, что оба глаза у него целы.
  - А почему ты ее носишь?
  - Три года назад в Заморской Войне сражался, и чем-то глаз заразил. С тех пор он не переносит яркого света, слышь, то и дело слезится, а картинка размывается. Однажды повстречал я целителя, который мне эту вот повязку-то и сделал; она свет приглушает.
  Вдруг ночь огласил жуткий вой, за которым почти мгновенно последовал пронзительный визг.
  Мэйс проснулся.
  - Какого черта происходит? - вопросил он. Я покачал головой.
  - Никогда в жизни ничего похожего не слыхивал, - молвил Одноглазый.
  - Далеко? - спросил Джарек Мэйс.
  - Отсюда трудновато сказать, - ответил Одноглазый. - Может миля, может две.
  - Ты что-нибудь слышал о Сатанинских Тенях? - тихо спросил я.
  - Как-нибудь в другой раз будешь мне рассказывать страшилки на ночь, - буркнул Мэйс, снова укладываясь.
  - Боюсь, это не страшилки. Меган применила свои силы, чтобы подслушать чародея, который говорил с графом Азреком. Граф приказал ему призвать Шестерку, чтобы они отправились по твоему следу. Я успел спросить о Шестерке у Меган; она сказала, что они - Тени.
  Джарек вскочил на ноги.
  - И почему ты мне раньше не сказал? - возмутился он.
  - Подумал, что она бредит. А что это за чудовища?
  - Почем мне знать? Но ты бы хотел, чтобы существа, известные как Сатанинские Тени, охотились за тобой в ночи?
  - Нет.
  Завывания послышались вновь, на этот раз ближе.
  - Волки? - прошептал я.
  - Ни один волк из тех, что я слышал, так не выл, - проворчал Одноглазый, вставая.
  Мы поспешно разбудили Пьерколло и двинулись в путь, во тьму.
  Луна светила высоко и была на три четверти полной. Лунные тени стелились по тропе, пока мы шли в ночи. Мэйс с Одноглазым наложили по стреле на тетивы своих луков и держали оружие наготове. Шли мы быстро, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться, нет ли звуков погони.
  Сначала мы ничего не услышали, но позже раздался леденящий вой слева и справа. Джарек Мэйс выругался и прибавил шагу, по длинному откосу в сторону ручья, бежавшего по белым булыжникам и мелкой гальке. Мэйс прыгнул прямо в него, вспенив воду, и быстро побежал на запад, поднимая сапогами брызги, похожие на расплавленное серебро. Я побежал за ним, Пьерколло - следом, а Одноглазый прикрывал за нами тыл.
  Мы пробежали по ручью несколько сот ярдов, пока он не повернул на север, и тогда Мэйс выкарабкался на противоположный берег, схватившись за торчащий древесный корень. Протянув руку, он вытащил из воды и меня. Пьерколло прыжком дотянулся до корня, но тот обломился, оглашая треском ночную тишину. Великан соскользнул обратно, упав на Одноглазого, и оба плюхнулись в ручей.
  На том берегу показалась движущаяся черная тень. Я моргнул и всмотрелся в это пятно. Поначалу ничего не увидел, но затем из кустов показалось огромное рогатое рыло.
  Как мне его описать, чтобы кровь у тебя не застыла, мой гость? Это был самый отвратный и вместе с тем самый жуткий образ, что когда-либо видели мои глаза. Лицо - если его можно так назвать - было бледным и безволосым, нос был широк и приплюснут. Из-под нижней губы торчали круто загнутые бивни. однако у существа были и клыки, как у волка. Весом и обхватом оно было с громадного быка, только без копыт, ибо большие мускулистые ноги его оканчивались лапами, как у льва. Словом, бестия имела гротескную наружность, являя собою сплав различных существ.
  Но именно от его глаз у меня внутри всё заледенело. Ибо, вне всяких сомнений, они были человеческими, и в них горел зловещий разум.
  - Сзади! - крикнул я барахтавшимся мужчинам. Пьерколло еще вылезал из ручья, но Одноглазый успел развернуться с луком в руках; правда, потерял стрелу где-то в воде. Увидев зверя, он тут же потянулся к колчану.
  С дичайшим криком существо бросилось вперед, перемахивая через заросли, перекусило молодое деревце, стоявшее на пути. Стрела из лука Джарека Мэйса просвистела над водой, вонзившись в левый глаз чудовища, заставляя его стать на дыбы на своих оленьих ногах. Пользуясь моментом, Одноглазый пустил стрелу прямо в открывшийся черный живот, и создание опустилось на все четыре лапы. Оно было покрыто матовым черным мехом и имело массивный горб прямо за холкой. Внезапно горб распался, и из него появились две длинных руки с вытянутыми бледными пальцами и изогнутыми когтями. Снова бросившись в атаку, чудовище прыгнуло на Одноглазого.
   Пьерколло, безоружный, кинулся к зверю, встречая его атаку в лоб. Он был отброшен, словно сухой лист, но ему удалось заставить зверя повернуть голову в поисках нового противника. Одноглазый хладнокровно всадил в горло монстра стрелу, и зверь снова заверещал, широко раскрыв жуткие челюсти.
  Джарек Мэйс выстрелил в пасть, и его стрела скрылась там полностью, вместе с оперением.
  Пьерколло встал из воды с зазубренным валуном над головой и обрушил его на череп чудища. Я услышал, как треснула кость, и ноги существа подкосились. Не издав больше ни звука, оно испустило дух.
  Тусканец вылез на отвесный берег, Одноглазый проворно последовал за ним.
  Мэйс наложил на тетиву вторую стрелу, пристально всматриваясь в оставшуюся позади тропу. Ничего не говоря, он повернул на запад, прямо сквозь лесные дебри.
  Мы молча последовали за ним.
  И тут вой раздался опять.
  Ночь таила в себе столько ужасов, сколько не испытать даже за целый день. Часто в своей жизни мне приходилось просыпаться ночью, слыша некий звук, скрип ставня или тихий шелест ветра в сухой листве. В темноте легко представить себе скрытного наемного убийцу или мертвеца-вампира, крадущегося по дому.
  Но в лесу сила тьмы возрастает многократно. Силуэты деревьев - вековечные гиганты, что тянут руки с когтистыми пальцами; шелестящий подлесок становится огромной скользящей змеей. Вой совы, хлопанье крыльев летучих мышей, эти звуки играют ледяными пальцами на потаенных струнах души, на ее самых потусторонних и жутких страхах.
  Никогда не забуду тот полночный бег сквозь дремучий лес во мгле с чудовищами из бездны за спиной, когда переменчивая луна то и дело пряталась за плотными тучами, заставляя нас останавливаться, и тогда мы стояли как вкопанные, в непроглядной тьме и ужасе. Потом она снова светила, и трясущиеся ноги несли нас дальше на запад, по тропе оленя.
  Пьерколло страдал больше всех из-за своей невероятной массы. Помимо великой силы, которую она давала, с ней были связаны и некоторые неприятности, ведь он был создан не для бега и начинал отставать. Я крикнул Мэйсу подождать его, но тот не послушал - до тех пор, пока жуткий вой не раздался впереди нас. Лишь тогда остановился. Тут же другой крик разорвал тишину ночи - в этот раз левее.
  Пьерколло ковылял к нам. - Я... больше... не могу... идти дальше, - выговорил он, с хрипом выталкивая воздух из легких.
  Мэйс обернулся, прочесывая взглядом заросли.
  - Туда, - сказал, указывая на круг из дубов. Продравшись через кустарник, мы добрались до деревьев. Мэйс влез на первое, приказав Одноглазому занять соседнее, напротив; поскольку мы с Пьерколло были безоружны, он проигнорировал нас, и мы взобрались на раскидистый дуб с краю окружной рощи, сев на толстый сук на высоте футов пятнадцати над землей. Пьерколло облокотился о ствол и вытер с лица обильно выступивший пот.
  - Это мне не по нраву, друг Оуэн.
  - Как и мне, - признался я. - Но те твари не умеют карабкаться.
  Пьерколло вздохнул. - А он не такой, как я думал.
  - Кто?
  - Монингстар.
  - Он такой, какой есть, - ответил я. Пьерколло кивнул и прикрыл глаза.
  Луна исчезла вновь, и воцарилась тьма. Меня пробрал пронизывающий ветер, заставив дрожать от холода, потому что одежда моя была мокрой от пота. Я сотворил заклинание Согрева и немного расслабился.
  Вдруг послышался звук вырываемых с корнем кустов и стук копыт и когтей по мягкой почве. Я отполз назад, крепко держась за ветку двумя руками, и прижался к дереву.
  Луна вышла из-за туч и я взглянул вниз, чтобы увидеть, как там собираются монстры, поднимая головы к Мэйсу, который сидел у них на виду. Его лук натянулся, и просвистела стрела, угодив в шею вожака чудовищ. Тот вскинулся, бросился на дерево; дуб был старый и могучий, но тряска едва не сбросила Мэйса вниз. Одноглазый пустил стрелу и попал в холку другого чудовища. Пока один кружил под дубом, на котором сидел Джарек, остальные четверо кинулись туда, где скрывался Одноглазый. Послышался сильный удар, когда на ствол наскочили сразу два монстра, и Одноглазый упустил лук, который тут же упал на землю; стрелок что есть сил схватился за сук, чтобы не упасть самому. Затем звери медленно подошли к основанию дерева и начали его толкать. Под первыми толчками дуб выстоял, но скоро я увидел, как из земли выглянул сначала один его корень, затем другой.
  Вдруг дерево накренилось. Ноги Одноглазого сорвались, и он повис на одних руках в двадцати с лишним футах над землей. Мэйсова стрела попала одному зверю в бочину, однако нельзя было сказать, что это причинило ему хоть какую-то боль.
  С мучительным стоном дуб поддался, уронив Одноглазого на землю. Он сильно ударился, кувыркнулся и поднялся на ноги, побежав к ближайшему дереву.
  Звери бросились за ним...
  Сделав глубокий вдох, я что есть сил сконцентрировался. Заклинание Света было нелегким, хотя и не самым трудным. Но сейчас недостаточно было простого освещения. Сотворяя заклинание, я держал его в течение нескольких ударов сердца, позволяя набухать до тех пор, пока больше не мог контролировать его. Моя рука вспыхнула.
  Заклинание вылетело из меня, как вспышка молнии, разрываясь в пространстве между Одноглазым и преследующими его монстрами, ослепляя их и заставляя их отклониться от своей жертвы. На одну короткую секунду я возликовал.
  Но я забыл о первом звере, который кружил вокруг Джарека Мэйса. Невидимый мною, он пересек небольшую поляну и, как только Одноглазый прыгнул на свисающую ветку, поймал его, потянул когтистыми лапами назад, сомкнул жуткие челюсти на его поясе. Издав пронзительный вопль, лучник умер, и его труп был разорван пополам.
  Другие звери собрались вокруг и начали его пожирать. Я не мог смотреть, и пытался закрыть уши от звука разрывающейся плоти с хрустом костей.
  - Огонь! Нам нужен огонь! - крикнул Джарек Мэйс. - Ты можешь сделать это, Оуэн? - При звуке его голоса пятеро чудовищ прервали своё жуткое пиршество и бросились на дуб, в котором он нашел убежище. Навалившись огромными телами на ствол, они пытались скинуть его так же, как несчастного Одноглазого. Но это дерево было древним и сильным, и оно не раскачалось.
  Тогда два зверя принялись подтачивать его основание когтями, подрывать корни, вытягивать наружу, впиваться в их мягкую плоть длинными клыками.
  - Дай огня, Оуэн! - вскричал Мэйс.
  С глубоким вздохом я попытался сосредоточиться. Заклятие огня было измененным заклинанием Согрева, но сила концентрировалась, фокусировалась на очень маленькой точке, обычно на части сухой коры или измельченного листа.
  Я пристально смотрел на кривой горб на спине ближайшего монстра, сосредотачиваясь на массе черного матового меха, сдерживая заклинание, позволяя ему усилиться, чувствуя, как давление растет в моем разуме. Когда я больше не мог удерживать его, я выбросил руку в сторону зверя. Голубое пламя затрещало, ударив в горб. От меха поднялся дым, и монстр взвился с криком, почти похожим на человеческий голос.
  Я ждал получить несколько маленьких язычков пламени, но то, что последовало, поразило меня самого.
  Пламя взревело, пылая белым светом - более мощным, чем любой огонь маяка, ярче дневного света. Существо перевернулось на спину, но ничто не могло погасить пламя. В своей панике и боли оно натолкнулось на других монстров, и огонь охватил трех из них; затем высушенные листья на земле вспыхнули под лапами четвертого монстра, его голени загорелись, и языки пламени опалили его тело.
  Колдовское свечение заполнило поляну, и жар был столь силён, что мы с Пьерколло обошли вокруг дерева, спрятавшись от палящего пламени за стволом. И даже несмотря на это, жар был невыносим, а свет так ярок, что мы оба зажмурили глаза.
  Пламя озаряло небо еще нескольких минут, достигая более тридцати футов в высоту. Затем огонь умер, быстро угасая. Я перебрался на другую сторону дерева. Теперь листьев не было - ветви тлели, их кончики пылали красными угольками.
  На лесном ковре корчилось множество черных фигур. Одна была похожа на сгоревшую тушу собаки, другая - на лошадь, еще одна - на человека. Одна за другой они перестали шевелиться.
  Внезапно из подлеска вышло последнее существо. Как оно сбежало, я не знаю, но оно приблизилось к тлеющей поляне и остановилось, его гротескные руки потянулись от горба. Джарек Мэйс пустил последние две стрелы зверю в бок, но тот проигнорировал их и приблизился к дереву, продолжив копаться в корнях.
  - Пьерколло сыт этим по горло, - заявил великан. Взявшись за длинную, частично обгоревшую ветвь, он с силой рванул ее, сухое дерево с треском отломилось. Ветвь была около шести футов в длину и толщиной как четыре копья, соединенные вместе. Он принялся счищать прутья и побеги, растущие из неё.
  - Дай мне свой кинжал, - велел он мне, и я повиновался. Положив длинный обломок на сгиб дерева, где мы сидели, Пьерколло начал срезать конец ветви, придавая ей грубую форму. Я уже понял, что он пытался изготовить оружие, но вот какого рода? Оно было слишком большим для дротика и слишком громоздким, чтобы использовать его в качестве копья.
  Наконец, удовлетворенный, он вернул мне кинжал, потом подхватил ветвь и помахал ей примерно в двенадцати футах над землей.
  - Эй, сволочь! - крикнул он. - Слышь, уродина! Ну-ка иди к Пьерколло!
  Зверь поднял свою гротескную голову, его огромные глаза сосредоточились на тусканце. Пьерколло стоял неподвижно с огромным копьем, удерживаемым вертикально, острием книзу. Сначала существо просто стояло, уставившись на него, затем двинулось вдоль поляны.
  - Да, вот так, чудище! Иди ко мне!
  С ревом оно бросилось на наше дерево.
  Взяв оружие обеими руками, Пьерколло прыгнул с ветки, под его огромным весом длинное и толстое копье глубоко вонзилось в спину существа, прошло сквозь его огромный живот и воткнулось в землю под ним. Ноги монстра подкосились, и он упал на землю, пуская кровь из пасти.
  Я медленно спустился с дерева и прошел среди множества трупов...
  Меган говорила, что магия и колдовство были более тесно связаны, чем я полагал. Но когда я смотрел на ужасные, почерневшие тела, я надеялся - почти молился - что она ошибалась.
  Пять лет назад, когда я жил с Катапласом в его доме у Гэльского Моря, то наблюдал, как он экспериментирует с мертвыми мышами, изучает их, исследует внутренности. Затем он сложил тела рядом, бок о бок.
  - Взгляни на них, Оуэн, и скажи мне, что ты видишь.
  - Что можно увидеть, кроме двух мертвых грызунов?
  - Используй свой талант, сосредоточься. Подумай о цветах, об аурах.
  Я уставился на мышей, и, правда, они засветились слабым светом, исходящим из их крошечных тел. - Что это такое? - Спросил я в изумлении.
  - Суть жизни, - ответил он. - Ты будешь видеть этот свет еще три дня - потом он исчезнет. Но следи за ним! - Острым ножом он аккуратно разрезал тела пополам, затем взял за задние лапки нижнюю часть тела первой мыши и приложил ее к отрезанной верхней половине второй. Катаплас глубоко вздохнул, и я почувствовал, как собралась его сила.
  Свет вокруг этих двух половин сгустился, и я увидел, как кожа тел зашевелилась, края стали сходиться, соединяться. Задние лапки задергались, голова задвигалась. Гибрид попытался подняться, сделал несколько слабых шагов и снова упал. Катаплас щелкнул пальцами, и свет погас, а сросшийся зверек перестал шевелиться.
  - Ты черный колдун! - прошептал я.
  - Я искатель знаний, - ответил он.
  Здесь, на этой поляне, я наконец увидел результат его поиска, и от этого меня затошнило.
  Джарек Мэйс подошел ко мне.
  - Откуда они явились? - спросил он. - Здесь как минимум три человека и несколько гончих.
  - Эти звери являются... являлись... смешанными... колдовскими тварями. Собаки, лошади, люди, вепри, связанные вместе в... - я отвернулся, отчаянно пытаясь не смотреть на эту адскую сцену.
  - Колдовские или нет, мы их прикончили, - сказал Мэйс, хлопнув меня по плечу. - Огонь, который ты наслал, был невероятным. Я не знал, что твоя сила настолько велика.
  - Я тоже не знал. Мы уже можем покинуть это место?
  - Непременно, - сказал Мэйс с улыбкой.
  Я с недоверием наблюдал, как он обыскивает остатки того, что когда-то было телом Одноглазого. Он вернулся с мешком денег лучника.
  - Это должно было достаться мне, - заявил он, - и досталось бы, если бы моя тетива не лопнула. Пойдемте.
  Атака монстров привела меня в оцепенение, ужас ушел, оставив после себя пустоту, пропасть, которую не могла заполнить даже печаль от жуткой смерти лучника, Одноглазого. Я шагал следом за Джареком Мэйсом и Пьерколло, едва замечая наступление восхода солнца и тепло нового дня.
  Катаплас перешел от аморальных опытов к чистому злу и, видимо, не был отягощен этим. За все годы, проведенные с ним, я никогда не чувствовал его склонности к тьме, и ни одно из его действий не намекало на тот ужас, на который он оказался способен. Часто мы путешествовали пешком по стране, останавливаясь в придорожных тавернах, чтобы развлекать гуляк, или в замках, чтобы выступать перед дворянами и их дамами. Катаплас всегда был предельно вежлив, обходителен и очарователен. Я никогда не видел, чтобы он выходил из себя.
  И всё же здесь он практиковал самое темное чародейство, соединяя людей и зверей в кровожадных существ, которые жили только затем, чтобы убивать. Тогда я думал - а точнее сказать, надеялся - что он и сам был заколдован. Однако я знал, что это было не так.
  Давно забытые воспоминания вернулись ко мне.
  Представление отменили из-за смерти ребенка; родители горевали и не хотели развлекаться. Катапласа раздражало то, что он счел отсутствием хороших манер.
  - Разве они не понимают, - сказал он мне, - что я прошел тридцать миль для того, чтобы показать им свою магию?
  - Но их сын мертв, - ответил я.
  - Я его не убивал. Какое это имеет отношение ко мне? - Всё, что интересовало Катапласа, это стремление к знаниям. Магию он освоил, как ни один человек до или после него. Но магия, по его словам, была лишь игрой света, иллюзии да артистического дарования - не больше.
  Мы с ним расстались одним зимним вечером сразу после выступления при королевском дворе в Эбракоме. Он наполнил главный зал золотыми птицами, чье пение было величайшей радостью для ушей и сердца, а завершил представление созданием золотого чешуйчатого льва, который прыгнул на стол перед самим королем, разбросав горшки и посуду. Женщины завопили, а мужчины отскочили назад, опрокидывая стулья и падая на пол, чем потревожили борзых, которые сидели под столом и питались отходами. И лишь король остался сидеть с мрачной улыбкой на жестоких губах.
  Вдруг лев встал на задние лапы и превратился в огромного серебряного орла, который взмыл вверх и принялся облетать стропила, пожирая золотых певчих птиц.
  В конце выступления стояли бурные овации. Катаплас раскланялся, и мы вышли из зала.
  Снаружи, в тени коридора, он попрощался.
  - Я научил тебя всему, чему ты мог научиться, - сказал он. - Теперь пришло время пойти своей дорогой. - Он сдержанно поклонился, развернулся и ушел, его длинное бархатное одеяние касалось холодного камня стен.
  Лёжа в постели той ночью, я вновь представил золотого льва. Вспомнил, как леденящий холод охватил меня, и сел, напряженный от страха. Лев расшвырял посуду!
  Это был не трюк со светом; не создание магии. За несколько секунд до того, как Катаплас превратил его в орла, он был настоящим, из плоти, с золотыми когтями и клыками, способными терзать и разрывать.
  Не магия, а черное колдовство.
  Теперь Одноглазый был мертв, как и сгоревшие трупы на поляне. Я посмотрел вперед, туда, где Джарек Мэйс и Пьерколло шли навстречу солнцу... и содрогнулся.
  В мире насилия, войн и угрозы смерти эти мужчины могли выстоять. Но каковы их шансы против Катапласа и всех демонических сил, которые он был способен вызвать?
  И каковы мои шансы?
  Страх вернулся ко мне с еще большей силой.
  К полудню мы взошли на высокий холм и увидели маленькие озера, которые сверкали словно серебро, в долинах центрального леса. Земля протянулась широкими всхолмьями в сотнях вариаций зеленого и коричневого, пестреющими матово-пурпурными пятнами папоротника и золотисто-желтыми вкраплениями дрока. Деревья здесь росли пореже, и мы разглядели по крайней мере два поселения у самого большого из озер - деревянные одноэтажные дома, построенные вдоль берега. Лодки и каноэ покачивались на озере, рыбаки вытаскивали свои сети, полные красной рыбой, которая пришла из моря поздней весной.
  В целом это было довольно-таки красивое зрелище.
  - Ни единой таверны, - проворчал Мэйс. - И сомневаюсь, что найдётся хотя бы одна доступная шлюха.
  Он был неправ. Одним из первых, кого я узнал, кроме искаженной фигуры Вулфа, была немая блондинка Илка. Она стояла, сложив руки на груди, и ее большие голубые глаза наблюдали за нами, когда мы вошли в поселение.
  - А у тебя зоркий глаз, Мэйс, - крикнул Вулф. - Где Меган?
  Мэйс всё рассказал, затем поведал историю о чудовищных существах, которые охотились за нами. Вулф слушал с мрачным лицом.
  - Мы уже слыхали про них, - проворчал он. - В прошлую ночь эти твари напали на семью мастеровых - разорвали на части. Мы сначала прикинули, что это тролли, но у тех нету раздвоенных копыт. Выслали охотничьи отряды, числом пять. Я был в одном из них. Мы только что вернулись.
  - Ну, - сказал Мэйс с усмешкой, - они больше не понадобятся. Оуэн сотворил могущественное заклинание, которое пожгло их, превратив в гигантские факелы. А вот этот наш поющий друг достал последнего копьем размером с молодое деревце.
  Пьерколло усмехнулся.
  - В твоей компании не соскучишься, Монингстар.
  - Не называйте меня так! - раздраженно огрызнулся Мэйс. - Это началось как шутка, но больше не смешно. - Тут он заметил Илку и улыбнулся, веселье вернулось к нему. Подманив девицу к себе, он взял ее под руку и повел за деревья. Она оглянулась назад, и ее глаза встретились с моими. Не могу сказать, что таил в себе этот взгляд, но я вздохнул, и настроение мое ухудшилось.
  Большую часть дня Мэйс где-то пропадал, а Вулф отвел нас в лагерь за околицей селения. Он построил из плетеных веток навес со скатной крышей и две подвижные заслонки от ветра. Внутри круга камней горел огонь, а с ветки ближайшего дерева свисали шесть кроличьих тушек.
  - Милости прошу к моему шалашу, - сказал он, садясь у огня. Пьерколло и я легли на сухую землю. Меня сразу одолела усталость, и я уснул под звуки флейты Вулфа и красивого, глубокого тенора Пьерколло, поющего нежную балладу.
  Когда я проснулся, было уже темно. Мэйс вернулся и теперь сидел с остальными, бросая кости и делая ставки. Илка сидела отдельно от них, обнимая колени и осторожно покачиваясь из стороны в сторону. Я потянулся и сел в своей постели, улыбаясь ей. Она не ответила, но ее глаза были прикованы к моим.
  Подняв голову, я дал ей знак присоединиться, но она покачала головой и отвернулась.
   - Ах, наш могучий магик не спит, - сказал Джарек Мэйс, - и он пропустил свой ужин.
  - Я не голоден, - ответил я ему.
  Звезд не было видно, луна - великолепный полумесяц, своим ярким светом отбрасывал тени от деревьев на посеребренную землю.
  Из подлеска вышло более дюжины мужчин, мрачных, одетых в кожаные куртки на лесничий манер, с кинжалами за поясами и с длинными луками в руках. Я замер. Мэйс легко поднялся на ноги и стал ждать. Прибывшие шли медленно, уверенно, их глаза не сходили с Мэйса. Пьерколло встал, однако Вулф сидел неподвижно, положа руку на кинжал.
  Высокий лучник с серебристыми волосами выступил в лунный свет, подошел к Мэйсу.
  - Стало быть, ты и будешь Монингстар? - сказал новоприбывший, глядя на Мэйса сверху вниз. - И почему я не впечатлен?
  - Понятия не имею, - ответил Мэйс, - зато твоя женушка была впечатлена, когда я в последний раз с ней переспал. Да только чтобы тебя превзойти, мне много стараться не пришлось.
  Даже при свете луны и звезд я увидел, как мужчина покраснел.
  - Берегись, Мэйс! Я терпением не славлюсь.
  - Да ты ничем особым не славишься, Корлан, - отрезал Мэйс. - А теперь говори, что пришел сказать, и проваливай!
  - Думаешь, я тебя не убью? Думаешь, ты заговоренный?
  - Я знаю одно: только попробуй, и я тебе горло перережу, - ответил Мэйс.
  Корлан посмотрел на кинжал на поясе у Мэйса; он все еще был в ножнах.
   - Думаешь, ты достаточно быстр, чтоб отбить стрелу?
  - Думаю, да. А теперь говори, с чем пришел.
  - Я хочу получить часть барышей от этой... твоей игры в Монингстара. Давай посмотрим правде в глаза, Мэйс. Какой бы у тебя ни был план, он не может быть осуществлен без людей. А у тебя есть только Вулф. Он хорош, как и ты. Но тебе нужно больше. У меня есть они. Всё, чего мы хотим, это быть в доле. Верно говорю, парни?
  - Да, - хором отозвались лесовики.
  - А если я не согласен?
  - Тогда вы умрете прямо здесь. И, возможно, я тоже. Ну так как, мы договоримся?
  Мэйс повернулся ко мне. - Ну что, Оуэн, договоримся?
  На мгновение я был ошеломлен, но потом увидел взгляд Мэйса - острый, прямой - и я понял, что он предупреждает меня, чтобы я был осторожен. Кроме этого, я понятия не имел, по каким причинам он втянул меня в дискуссию.
   - Кто, во имя дьявола, это такой? - спросил Корлан.
   - Это его игра, - тихо ответил Мэйс. - Монингстар был его идеей.
  - В чем же заключается игра? - спросил лесовик, обращаясь ко мне.
  В этот момент я ступил на опасную тропу. Я не был уверен, насколько далеко вперед мог прозреть; мне нравилось думать, что малая часть моего разума, из глубокого темного угла, очень близкого к душе, вдохновила меня. Но я боюсь, что всего лишь инстинкт самосохранения заставил меня говорить так, как я заговорил в итоге.
  - Это величайшая игра из всех, - сказал я. - Ее итог превратит нищих в королей. - Мой голос был тверд и раскатист, глубок и убедителен, а легкость лжи удивила меня самого. Я оправдал это тогда - как и сейчас - тем, что, будучи бардом, я также был актером и выступал перед такой публикой, которая, если ей не понравятся мои слова, могла меня без колебаний прирезать.
  Корлан посмотрел на меня новым взглядом. Он увидел высокого, темноволосого молодого человека с лицом ангостинца, с прямым носом, сильным подбородком, острым взглядом, и моя уверенность возросла.
  - Ты прав, Корлан, нам понадобятся люди - но гораздо больше, чем их насчитывается здесь. Они придут в свое время, но вы будете первыми - после того, как дадите Клятву Души.
  - Я желаю услышать о золоте, а не о клятвах, - заявил он.
  - Вы услышите обо всем, что вам нужно, в свое время, - ответил я. - Собирайтесь вокруг меня. - Я отошел и сел, не глядя ни на кого из них. Корлан был первым, кто уселся передо мной, остальные образовали полукруг по обе стороны от него. Мэйс, Вулф и Пьерколло встали за мной.
  К тому времени я продумал план действий, который позволил бы увести преступников как можно дальше от нас. Более того, это также могло привести их к борьбе против Азрека и его людей и, возможно, отвлекло бы его внимание от нас. Я был очень доволен собой, когда начал говорить.
  - Нагорья выжжены войной, дворяне рассеяны или убиты. Страна в смятении, а города томятся под пятой чужеземных владык. Налоги не собраны, скот не телится, дома брошены, поля лежат незасеянными. Здесь, в этом лесу, есть много селений, и ангостины будут стремиться грабить и обирать их, платя таким образом жалование своим наемным войскам. Но сколько дорог ведет отсюда к Зиракку? Лишь несколько таких, которыми могут пройти обозы, нагруженные золотом и монетами. Первый шаг Монингстара - Утренней Звезды - будет состоять в том, чтобы перекрыть эти дороги, взимая плату с ангостинов.
  - И какова же эта плата? - спросил худощавый человек с топором, слева от Корлана.
  - Всё, что у них есть.
  - Мы могли бы сделать это и без тебя, - хмыкнул Корлан. - Каким боком тут замешан Утренняя Звезда?
  - Терпение, Корлан, слушай. Вы будете забирать их золото. Половину будете прятать, а другую - возвращать народу. Вы будете известны как Люди Утренней Звезды, и объявите в поселениях, что боретесь за свободу страны от захватчиков. Вы станете героями. Когда вам будет нужна еда, вы будете за нее платить. Ничего не станете красть из поселений; никакого грабежа или насилия. Вы будете ходить по лесу с высоко поднятой головой, чувствуя народное признание.
  - Я всё еще не понимаю, - хмыкнул Корлан.
  - Что тут понимать? - ответил я. - У вас будет и золото, и честь. И когда придет время, вы узнаете план целиком. А еще вы будете богаты, потому что вы все разбогатеете, с тем несметным количеством золота, какое человек не сможет потратить и за двадцать жизней.
  - Это ты так говоришь. Но по существу ты нам так ничего и не сказал, - вставил другой человек.
  - Вы узнали всё, что вам надо знать. В чём вы можете проиграть? Если я ошибаюсь или мой план неверен, вы всё равно будете получать добычу со своих набегов.
  - Почему Люди Утренней Звезды? - спросил Корлан.
  - Вы слышали, какие распространяются легенды. Вы знаете, что люди думают о Джареке Мэйсе. Они смотрят на него как на знамя восстания, он - сердце сопротивления ангостинскому злу. Услыхав его имя, вам будут рады везде. Люди будут укрывать вас и кормить; они отдадут жизни, чтобы защитить вас; они будут умолять присоединиться к вам.
  - Ты доверяешь ему, Мэйс? - Корлан повернулся, чтобы посмотреть в глаза Мэйсу.
  - До сих пор оказывался был прав.
  - Ну не знаю. Ты хитроумный человек, Мэйс. Ты мне не нравишься, но ты сражаешься, как демон, и у тебя волчий разум. Ты веришь, что мы будем богаты как короли?
  - А зачем же ещё я здесь, по-твоему?
  Корлан кивнул: - Думаю, это правда. Что скажешь, Вулф?
  Горбун пожал плечами.
  - Я следую за Утренней Звездой, - сказал он с кривой ухмылкой.
  - Тогда мы сделаем это, - сказал Корлан, вставая.
  - Подожди, - тихо сказал я. - Сначала Клятва Души.
  - Мне не нужны никакие клятвы, - прошипел Корлан.
  - Но мне нужны, - прошептал я. Подняв правую руку ладонью кверху, я посмотрел на кожу, не отрываясь, заставляя себя сосредоточиться. Голубое и желтое пламя выпрыгнуло из ладони, яркое и слепящее глаза.
  Корлан отступил, уронив лук.
  - Колдун проклятущий! - воскликнул он.
  - Верно, - произнес я голосом глубоким, словно раскаты грома. Это было прекрасное представление, и я рискнул взглянуть на других мужчин, чтобы увидеть страх на их лицах. - Это пламя, которое не может умереть. Это свет, который питает души. Каждый человек достигнет этого пламени, принимая его в себя. Он будет жечь плоть клятвопреступников, распространяясь, как чума, по всему телу. Любой человек из стоящих здесь, который предаст товарища по отряду, умрет в страшных муках, его душа будет гореть в яме тысячи огней. Его дух будет вопить в царстве Королей Вампиров. Но не будет никакого спасения. Как только вы коснетесь этого пламени, вы дадите Клятву Души. От нее уже не будет пути назад.
  - Если только не касаться пламени! - рыкнул Корлан.
  - Тогда вы не станете богатыми, - сказал я, улыбаясь.
  - Ты делал это, Мэйс? - покосился он на Джарека.
  - Конечно, - ответил воин. - Хотите, чтобы я сделал это снова?
  - Да! Да!
  Мэйс склонился вперед, и его глаза встретились с моими. Повернув голову в сторону от Корлана, я подмигнул. Мэйс ухмыльнулся в ответ и сунул руку в огонь. Маленький огненный язычок прыгнул в его ладонь. Он не сжигал его, так как это было невозможно, потому что это была иллюзия. Пламя заплясало на его руке, переместилось к груди и исчезло в его одежде над сердцем.
  - Я не клятвопреступник, - тихо проговорил Мэйс.
  - Я тоже! - заявил Корлан, встав передо мной на колено и протягивая руку. Я не смог удержаться, добавив к огню часть заклинания Согрева, достаточно сильную, чтобы вызвать небольшое жжение. Корлан напрягся, когда огонь коснулся его, но не пошевелился, когда пламя скользнуло по его руке. Молча, даже почтительно, каждый из мужчин принял пламя, пока наконец молодой темноволосый воин не отдернул свою руку. Я заметил, что он сильно вспотел. Огонь коснулся его, и он закричал, отшатнувшись от меня и зашлепав ладонью по траве. Огонь охватил его. Я увеличил размер пламени и силу заклинания Согрева.
  - Прекрати это! - взмолился он.
  - Говори правду и спасешься, - сказал я, хотя не знал, почему.
  - Они меня заставили! У них моя жена! - Пламя исчезло, и парень упал на колени лицом к Корлану. - Я не хотел предавать тебя, Корлан. Но они сказали мне, что убьют Норм. Им нужен не ты, а Монингстар!
  - Ясно, - прошептал Корлан. - Я еще удивился, почему ты так долго пробыл в Зиракку. Как ты с ними общаешься?
  - Помечаю деревья. И они дали мне вот это! - Он распахнул рубаху, и я увидел черный камень, висевший на шнурке. В центре камня был маленький белый кристалл.
  - Человек, который дал тебе это, - сказал я, - был ли он высоким и стройным, одетым в развевающиеся пурпурные одежды?
  - Да, да, это был он.
  - Дай это мне!
  Парень снял кристалл, бросил мне через поляну. Поймав его за шнурок, я разбил его о камень. Кристалл разбился, а черный камень раскололся пополам.
  - Что это было? - спросил Джарек Мэйс.
  - Обычный Поиск-камень. Колдун накладывает заклинание на кристалл, и независимо от того, где тот находится, он всегда может найти его.
  - Простите, - произнес парень, - но у них моя...
  Корлан зашел ему за спину и прервал его слова острым ножом, перерезав ему горло. Кровь хлынула из раны фонтаном, и глаза умирающего широко раскрылись. Затем он рухнул лицом в траву, дернувшись в агонии. Корлан вытер нож о тунику убитого и поднялся.
  - Мы сделаем, как ты сказал, колдун. Перекроем дороги. Мы будем Людьми Утренней Звезды. Но если ты обманываешь нас, тебе понадобится нечто большее, чем заклинание, чтобы спастись.
  Я проигнорировал угрозу. Страх во мне рос слишком быстро, чтобы рискнуть что-то ответить.
  - Где и когда мы встретимся? - спросил Корлан.
  - Когда придет время, - сказал Джарек Мэйс.
  - И мы тебя найдем. - Корлан кивнул и пошел обратно в лес, его люди последовали за ним. Вулф и Пьерколло унесли труп подальше в заросли и вернулись к умирающему огню.
  - Это было впечатляюще, Оуэн, - произнес Мэйс, присев на корточки рядом со мной. Я ничего не сказал, потому что не мог оторвать глаз от крови на земле. - Не знаю, откуда ты узнал, что он был предателем, - продолжил он, похлопав меня по плечу, - но ты прекрасно справился.
  Я не знал, что сказать. Да, я подозревал этого человека. Что-то в глазах, возможно, блеск пота на лбу, мелкая дрожь в руке, когда он принял иллюзию огня. Но правда была тяжелой. Его предательство выплыло наружу, и тот факт, что он чувствовал вину, показывал, что в глубине души он хороший человек. И я привел его к гибели, вероятно, обрекая на смерть и его семью.
  Хорошо ли я поступил?
  Я до сих пор помню его лицо и, что еще хуже, взгляд облегчения, который появился у него, когда нож выпустил его дух.
  В течение нескольких недель мы путешествовали по Нагорьям, останавливаясь в одиноких деревушках или небольших селениях, проходя через более открытые области, где стены из высушенного камня усеивали холмы, словно ожерелья, а на вспаханных полях всходили посевы.
  Илка путешествовал с нами - хотя, думаю, никто ее не звал. Она помогала Пьерколло готовить еду и держалась рядом со мной, когда мы шли. Некоторое время ее компания приводила меня в замешательство, потому что всякий раз, когда я смотрел на нее, я смотрел ей в глаза, у которых был откровенный и открытый взгляд. Но без языка смысл терялся, и я снова ненавидел жестоких мужчин, которые отняли у нее и ее детство, и голос.
  Иногда ночью ей приходилось переносить мучительные кошмары и издавать звуки, которые были более животными, чем человеческими, когда ее покалеченный язык пытался выговорить слова. Однажды ночью я подошел к ней и погладил ее по волосам, чтобы успокоить. Но она проснулась и замахала на меня, с полными страха глазами.
  Думаю, ей была по душе наша компания. Пьерколло нравился ей, и когда он пел, она садилась рядом с ним, обхватив колени руками и нежно покачиваясь под музыку.
  Постепенно мы пробрались на северо-запад. У нас не было определенного пункта назначения, насколько я могу вспомнить; мы просто бродили, наслаждаясь солнцем, переезжая из города в деревню, из деревни в город. Изредка я развлекал деревенских жителей, предлагая им представления про Яйцо Дракона, Башню Рабайна и по другим известным сказкам. Часто я спрашивал заказы от публики. Чем дальше на север мы уходили, тем чаще сельские жители просили сказку о Давних Днях, о великих войнах с Королями Вампиров, о героизме Рабайна или заклятии Хорги.
  Эти сказки были не так популярны на юге, где ангостинцы желали послушать о своих героях, однако горцы любили их. Мне потребовалось время, чтобы научиться воссоздавать магические образы Рабайна и Хорги. Я практиковался каждый вечер у нашего костра, когда Вулф и Мэйс пристально смотрели на призрачные фигуры, которые я создавал.
  - Убери бороду, - предлагал Вулф.
  - С бородой всё в порядке, - настаивал Мэйс, - но он слишком приземистый. Рабайн был мечником, длинноруким, с хорошим чувством равновесия. Сделай его выше.
  Хорга, по общему согласию, получилась впечатляющей. Я не сказал Мэйсу, что взял за основу образ, который Меган показала мне о себе, когда она была молодой, прекраснолицей и стройной девушкой.
  На первом спектакле в маленьком речном городке у подножия Вершин Ростина я получил бурные овации, но после этого зрители захотели увидеть великую битву, в которой были уничтожены Короли Вампиров.
  Я был зол на себя за то, что не мог им этого предоставить. Редко я был в состоянии выдержать больше, чем несколько отдельных движущихся образов. Вместо этого я решил показать бой Рабайна в лесу с убийцами-нежитью. На нужную технику я наткнулся почти случайно; полагаю, что магики ей пользуются и поныне.
  Сначала у меня был Рабайн, сражающийся с единственным противником, мерзким, бледнолицым, с длинными клыками и в черном плаще. Мэйс нашел сцену неправдоподобной.
  - Он не выглядит нежитью, он выглядит полумертвым, - сказал он, посмеиваясь. - И таким тощим. Твоя публика будет только сочувствовать убийце.
  Я был глубоко раздражен этим наблюдением. Но он был совершенно прав.
  - Сделай больше нападающих, шесть или семь, - посоветовал он.
  Я попытался - как мне казалось, безуспешно. Однако реакция Вулфа и Мэйса была совершенно иной. Они были потрясены этой сценой. Случилось так, что я не смог сохранить все детали образа в шести убийцах, и поэтому они получились размытыми и нечеткими, их плащи клубились, словно черный дым, нереально и потусторонне. Это, в свою очередь, сделало их демонически устрашающими.
  Мэйс обучал меня приемам боя на мечах, которые моя фигура Рабайна могла использовать против нападавших, вращаясь на носках, крутя мечом, подныривая и перекатываясь, чтобы удержать противника на расстоянии удара. В общем, это была хорошая батальная сцена, и я стал использовать ее под занавес всех своих выступлений.
  За те несколько недель на севере я заработал больше монет, чем за всё время, проведенное в Зиракку. И почти забыл об Азреке и Катапласе...
  Но, уж конечно, они о нас не забыли.
  Однажды утром, сразу после рассвета, когда мы спали в своих кроватях в маленькой хижине на краю деревни Касель, вбежал мальчишка, стал трясти Мэйса за плечо.
  - Солдаты! - прокричал он.
  Мэйс скатился сначала на колени, затем, пошатнувшись, встал.
  Прошлой ночью он выпил достаточно эля, чтобы утопить в нем быка. Покачав головой, растолкал всё еще спящего Вулфа; горбун выругался, но быстро поднялся. Пьерколло, Илка и я уже не спали, мы быстро собрали свой скарб и последовали за Мэйсом в заросли.
  Позади послышался грохот копыт, но мы бросились в подлесок и соскользнули с длинного обрыва, скрываясь от погони. Около двадцати солдат оставили своих лошадей в деревне и пошли за нами пешком. Поначалу Вулф пренебрегал ими, уводя нас глубже в лес вдоль скалистых склонов, на которых не оставалось наших следов. Но по мере того, как день клонился к вечеру, они упрямо шли за нами по пятам. Мы плюхали по ручьям, перелезали через валуны, зигзагами пробирались сквозь густые заросли. Но ничто не помогало оторваться от солдат.
  - Они там что, колдовство используют? - спросил Вулф после того, как сгустился сумрак.
  - Не знаю, - ответил я, - но я так не думаю. Если бы с ними был чародей, они бы уже поймали нас. Полагаю, что их должен сопровождать опытный следопыт.
  - Он, безусловно, хорош, - неохотно хмыкнул Вулф. - Давайте пошевеливаться!
  Мы отправились в путь и, наконец, подошли к крутому склону, спускавшемуся в темную долину. Вулф перешел его, а затем сделал так, как будто собирался привести нас обратно, туда откуда мы пришли. Мэйс побежал рядом с ним.
  - Куда ты собрался? Они прямо там!
  - Знаю! - огрызнулся Вулф. - Я возвращаюсь, чтобы убить их следопыта.
  - Давай просто спустимся в долину, - предложил Мэйс. - Там будет много убежищ.
  - Нет! Я больше не убегаю.
  - Да что с тобой такое, черт возьми? - вспылил Мэйс. - Мы не справимся с двадцатью вооруженными людьми.
  - Я туда не пойду.
  - Почему? Это же просто долина.
  - Не пойду и всё, - ответил Вулф.
  - Послушай меня, - успокаивающе произнес Мэйс. - Если мы останемся здесь, мы умрем. Это хорошо для такого уродливого коротышки, как ты, которому уже незачем жить. Но для кого-то вроде меня - высокого, красивого и обаятельного - это неприятная мысль. Ты бы не хотел понести ответственность за слезы тысячи безутешных женщин, не так ли?
  Ответ был кратким, конкретным и до отвратительного скверным. Однако он засмеялся, и напряжение спало.
  Мы медленно спустились в долину. Было холодно, ночной ветерок шелестел в кронах деревьев.
  - Что это за место? - спросил я Вулфа.
  - Ты часто изображаешь его в своих представлениях, Оуэн, - ответил он. - Именно здесь Рабайн сражался с ожившими мертвецами. Мы только что вошли в царство Королей Вампиров...
  Дно долины было озарено лунным светом, который превращал ручьи в серебряные ленты, а траву на склонах холмов - в осколки блестящего железа. Я вздрогнул, когда Вулф заговорил, холодный ветер тут же овеял мне спину и ноги. Он рассмеялся над моим страхом, однако я заметил его собственный в блеске его глаз и в осторожном взгляде на темные деревья.
  Короли Вампиров! Ужасные создания, сотканные из кошмара, но уже тысячу лет мертвые, убеждал я себя, ища утешения в этой мысли.
  Как я мог их бояться?
  И всё же боялся. Рабайн убил Троих в легендарную Ночь Седьмой Звезды после битвы при Кулине. Он и его люди взяли штурмом Серый замок, облили маслом большие ворота и подожгли их, затем пробились через внутренние дворы и переулки в главный замок. Джерайн Стрелок убил первого из Королей, пустив серебряную стрелу точно в глаз. Борас Циклоп убил второго, когда поймал его на замковых укреплениях и отправил в забвение, сбросив на скалы вниз. Но именно Рабайн убил последнего и самого великого из Королей Вампиров. Голголеф укрылся в своем тронном зале, окруженный демонами с острыми клыками и вооруженными зазубренными мечами. Рабайн и чародейка Хорга натолкнулись на них, когда те создавали темное заклятие, которое могло бы переломить ход битвы в их пользу. Заклинания Хорги отгоняли демонов, пока Рабайн и Голголеф сражались друг с другом.
  Это была прекрасная сказка, с троллями и эльфийскими принцами, злобными колдунами и хитрыми демонами. И очень популярная в северных землях, где к своим преданиям относились серьезно.
  И всё же вот он Оуэн Оделл, ангостинец по происхождению и темпераменту, дрожащий от ужаса в темной долине, - жертва варварского суеверия.
  - Почему так холодно? - Спросил я Вулфа, когда мы шли всё глубже во тьму.
  - Колдовство, - прошептал он.
  - Дерьмо собачье! - отрезал Джарек Мэйс. - Просто долина глубокая. Холодный воздух опускается ниже, горячий поднимается. Сотвори заклинание Согрева, Оуэн, тебе и полегчает.
  - Пьерколло не по нраву это место, - заявил тусканец. - Здесь несёт гнилью.
  - Плесень, - пояснил Мэйс. - Она здесь на каждой ветке.
  Мы достигли дна долины, и Вулф оглянулся на возвышенность. Указал на солдат, выстроенных там, маленьких, словно детские игрушки, на таком расстоянии. Они не пытались следовать за нами.
  - У них оказалось больше ума, чем у нас, - проворчал Вулф.
  То, что они прекратили погоню, обеспокоило меня, и я сказал об этом Мэйсу, но тот просто пожал плечами.
  - Суеверия. Оуэн, это просто долина, ведущая к троллям. Примерно в шестидесяти милях отсюда протекает река Диуэй, а за ней - городища Касли и Керас. Нет никаких демонов, только густой лес да несколько троллей. Тролли не станут беспокоить нас. Они боятся людей - и это правильно.
  Оглянувшись назад, я увидел, что солдаты ушли. По дороге заговорил с Вулфом.
  - Почему мы пришли сюда?
  - Идея Мэйса, - ответил он. - Меня не вини!
  - Нет, я имел в виду, почему мы вообще двигаемся в этом направлении?
  - Выбора нету. Траханые солдаты были у нас на хвосте всю дорогу.
  - Но мы могли срезать на восток или запад.
  - Я пробовал это сделать, но они так и рыскали позади. Не уверен, где в точности они были.
  - Тогда, возможно, нас намеренно сюда загнали?
  Вулф остановился, затем повернулся ко мне. - Сдается, ты прав, бард.
  - Черта с два он прав! - прошипел Мэйс, вынырнув из тьмы. - Вы как два ребенка, которые пытаются напугать друг друга. Мы сами выбирали, какой тропой сматываться; они просто следовали за нами. А теперь они оказались слишком трусливы, чтобы следовать дальше. И если я услышу еще хоть одно слово о Королях-Вампирах, призраках, духах или там троллях, то я проломлю череп одному и второму!
  Мы молча потащились дальше, Илка держалась рядом с громадной фигурой Пьерколло, Мэйс шел впереди. Вулф с натянутым луком шел за мной.
  Сгустились тучи, и пошел дождь - тонкие, ледяные иглы, подгоняемые ветром, мгновенно промочили нашу одежду. Молния разветвилась по северному небу, и вскоре земля под нашими ногами раскисла, и мы шли по колено в грязи. Примерно через час мы наконец-то прошли дно долины и начали долгий подъем по лесистым холмам, пока не достигли дальнего утеса и не увидели вторую долину и небольшое озеро, черное, как сажа. Возле него стояла разрушенная крепость, с разваленными стенами, с провисшими и сгнившими воротами. Это была древняя архитектура: башни квадратные, а не круглые, как в нынешнем ангостинском стиле.
  - Вы знаете, кто построил эту крепость? - спросил Вулф.
  - Не говори этого! - предупредил Джарек Мэйс. - Всё, что я знаю, это то, что нас ждет сухой и теплый ночлег. И мне всё равно, даже если он был построен самим дьяволом. Я сейчас весь промок, замерз и в конец разозлился. Так что держи рот на замке, и давай войдем туда да разведем костер.
  - Это место заколдовано, - прошептал мне Вулф, пока мы следовали за Мэйсом в долину. - Попомни мои слова. - Но в этот миг Вулф упал в грязь и скатился по скользкому склону холма мимо Джарека Мэйса. Мгновение мы смотрели на эту сцену в изумленном молчании, а затем смех Мэйса перекрыл шум дождя.
  - Передавай привет Королям-Вампирам! - крикнул он, когда горбун катился вниз.
  Зрелище было настолько нелепым, что страх покинул меня, и я согнулся пополам, пытаясь не лопнуть от смеха. Даже Илка улыбалась, когда мы отправились за горбуном вниз и нашли его сидящим у подножия холма и мрачно взиравшим на свой сломанный лук.
  - Мы купим новый в ближайшем городе, - сказал Джарек Мэйс, но Вулф был безутешен.
  - Лучшее, что у меня когда-либо было, - пробормотал он. - Его освятила сама настоятельница. Он никогда не подводил меня прежде. Черное колдовство, вот что его погубило!
  - Да ты просто упал на него! - сказал Мэйс. - Это не чародейство, а обыкновенная неуклюжесть.
  Вулф покачал головой.
  - Он был освящен, - повторил он. - Ничто святое не может выжить в этом месте. Вот почему здесь никто не живет, и урожаи не всходят. Даже деревья покрыты плесенью, и большинство из них сгнило.
  - Мне надоело это слушать, - отрезал Мэйс, проходя в каменную арку.
  Мы последовали за ним через мощеный двор. Камни были неровными, между ними росла трава. Омываемые ливнем, стены замка блестели в слабом свете, пронизывающем облака. Молния вспыхнула в небе, порождая пляшущие тени за разбитыми колоннами слева от нас.
  Джарек Мэйс поднялся по ступеням, ведущим в замковый зал, и пнул гнилые двери, дерево сломалось и упало в густую пыль, которая поднялась, как дым вокруг его сапог. Крысы поспешили в укрытие, когда мы вошли внутрь.
  - Дай огня, Оуэн, - велел Мэйс.
  Я создал маленькую сияющую сферу, которая вплыла в зал.
  Пол был деревянным, я осторожно ступил на него, но он оказался достаточно прочным.
  Для меня - но не для Пьерколло.
  Выйдя на середину зала, он случайно уронил свой сверток, подняв оглушительный грохот. Вслед за этим последовал внезапный скрип, а потом - пронзительный треск - и тусканец скрылся из вида.
  
  ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  
  С величайшей осторожностью Мэйс, Вулф и я прошли по полу к образовавшейся неровной дыре.
  Я приблизил световую сферу, мы легли на живот и посмотрели в яму глубиной около двенадцати футов. Пьерколло лежал без сознания, его сверток был рядом. Свет не проникал далеко, и я смог увидеть лишь то, что одна из балок не выдержала, оставив доски без опоры там, где упал Пьерколло.
  - Должен быть другой путь вниз, - проговорил Мэйс.
  - Пока не вижу, - ответил ему Вулф, отходя от проема.
  - Возможно, он мертв, - прошептал я.
  - Скорее всего, просто ногу сломал, - предположил Мэйс. - Мы скоро узнаем. Оставайся здесь и кликни меня, если он очнется.
  - Куда ты идешь?
  - Собираюсь развести огонь. Я замерз и проголодался. Вулф найдет спуск вниз, а потом мы его вытащим.
  Пьерколло лежал неподвижно, и я смотрел, как Мэйс идет через зал к огромному очагу, в который он собрал трут и гнилые щепки. Тусканец застонал и зашевелился.
  - Не двигайся пока, - крикнул я ему. - Возможно, у тебя переломы.
  Он медленно перевернулся на спину. Я опустил сферу в отверстие, и Пьерколло сел, затем провел рукой по правой ноге.
  - Небольшая ссадина, - сказал он. - Не так уж страшно. Думаю, ничего не сломано. Посвети мне ближе. - Я сделал, как он просил, и он медленно встал. - Нет ни одной двери, - сказал он.
  - Должна быть дверь.
  - Пьерколло не слепой, Оуэн. Дверей здесь нет.
  Я отполз от дыры и направился туда, где Мэйс медленно подкладывал розжиг в небольшой огонь.
  - С ним все в порядке, - сказал я ему, - но выхода из погреба нет.
  - Но ведь этого не может быть, - пробормотал Мэйс. Оставив Илку разжигать огонь, он вернулся туда, где ждал Пьерколло. Сфера стала менее яркой, и моя концентрация угасла.
  - Есть ли там что-нибудь, что ты можешь использовать, чтобы выбраться? - окликнул его Мэйс.
  - Много ящиков, но они прогнили. Есть сломанный стол и немного оружия. Нет ничего подходящего, чем я мог бы воспользоваться.
  Вулф вернулся и растянулся рядом с Мэйсом.
  - Лестницы вниз нет. Совсем.
  - Как мы его вытащим?- спросил я.
  Оба меня проигнорировали. Мэйс сел и осмотрел зал. Здесь не было мебели, кроме сломанного стула, покрытого паутиной, да нескольких потертых подушек, покрытых пылью и плесенью. Встав, он отошел к дальней стене и вытащил древний факел из железной скобы. Отряхнув обугленные, рыхлые лохмотья с навершия, он поднес его к огню, и тот мгновенно занялся, вспыхивая длинными языками пламени.
  - Ну-ка в сторону, - приказал он нам и подошел к краю дыры. - Отойди, - сказал он Пьерколло. Затем спрыгнул в подвал, легко приземлившись, на согнутых коленях, чтобы выдержать удар с десятифутовой высоты. Несколько искр упали с факела, но он их погасил. С этим новым светом мы могли видеть всё пространство подвала; оно было не более двадцати футов в длину и примерно вдвое меньше в ширину. Оружие и доспехи были сложены вдоль стен - шлемы, луки, мечи, кинжалы, секиры. Все они почернели от времени и не были украшены.
  Подняв факел, Мэйс изучал потолок, осматривая сохранившиеся балки.
  - Кажутся надежными, - объявил он. - Думаю, выдержат.
  Подойдя к свертку тусканца, он поднял его и передал Пьерколло. - Подбрось-ка его в пролом, - сказал он. Тусканец отклонился влево, а затем отправил сверток вверх по краю.
  Поместив пылающий факел в перевернутый черный шлем, Мэйс переместился под пролом, сцепил ладони вместе. - Подойди, мой большой друг, - сказал он, - тебе пора покинуть это место.
  - Ты не сдюжишь Пьерколло, - предупредил его тусканец.
  - Ну, если я не сдюжу, то тебе придется сидеть здесь, пока не похудеешь.
  - Ты хочешь, чтобы мы выбрались через пару месяцев? - Пьерколло положил свои огромные руки на плечи Мэйса, затем поднял ногу в его сложенные ладони. - Готов? - спросил он.
  - Действуй, ты, бугай тусканский!
  Пьерколло напряг ногу, перенес вес на зажатые пальцы Мэйса. Тот застонал, но устоял, и Пьерколло поднялся, правой рукой пытаясь дотянуться до пролома, чтоб уцепиться пальцами за край. Я взял его за запястье, чтобы помочь, Вулф одновременно схватил тусканца за куртку и начал вытягивать. Сначала не было никакого заметного продвижения, но благодаря Мэйсу, толкавшему снизу, и нам двоим, тянущим наверх, Пьерколло удалось-таки схватиться одной рукой за край. После этого мы вытащили его из пролома в считанные минуты.
  Мэйс упал на пол подвала, тяжело дыша.
  - Еще минута, и он сломал бы мне спину, - сказал он наконец. Затем встал и с факелом в руке стал ходить среди оружия.
  - Тут новый лук для тебя, Вулф, - позвал он, швырнув оружие в пролом. За этим последовали несколько клинков в ножнах, кинжалы и два колчана черных стрел. Наконец над проломом показался небольшой ящичек, тяжело приземлился и треснул.
  - Держись! - крикнул Мэйс. - Я поднимаюсь. - Вытащив факел и сбив нагар, он прыгнул, ухватился за край пролома и осторожно выбрался на поверхность. Он был весь покрыт пылью и паутиной, но улыбка его была по-прежнему яркой, как только он встал и отряхнулся.
  - Давайте посмотрим, что за сокровища в ящике, - предложил он. Дерево было гнилым, но что-то похожее на бронзовые полосы, удерживало его вместе. Мэйс сорвал крышку и извлек из ящика большой бархатный мешочек. Кожаные ремешки уже сгнили, бархат выцвел и испортился, но что-то кремово-белое упало, скатившись с ладоней и запрыгав по деревянному полу.
  - Да хранят нас святые духи! - прошептал Вулф, попятившись назад.
  На полу у наших ног лежал череп, нижняя челюсть которого отсутствовала, а верхняя сохранилась неповрежденной. Зубы всё еще были на месте, большинство из них выглядели обычно. Но два клыка по обе стороны от резцов были вдвое длиннее остальных и зловеще остры.
  Мэйс поднял череп, повертел его в руках. - Эти зубы полые, - сказал он, постучав по клыкам.
  - Оставь, Мэйс, - шикнул Вулф. - Ты же сам видишь, что это такое, черт возьми!
  - Это череп, - сказал Мэйс. Он повернулся ко мне. - Вампир?
  Я глуповато кивнул: - Я бы так сказал.
  - Отлично! Как думаешь, это чего-то стоит?
  - Не для меня, - ответил я.
  - Брось его обратно в подвал, - предложил Вулф. - Эта штука сулит зло.
  - Возможно, - произнес Мэйс, опуская череп обратно в разбитый ящик. Подняв лук, который подобрал для Вулфа, он подошел к горбуну. - Взгляни на это. Он металлический, но весит всего ничего, и я не могу понять, каким способом он натянут.
  Вулф, бросив последний нервный взгляд на ящичек с черепом, взял оружие в руки, и я подался вперед, чтобы осмотреть его вместе с ним. Гораздо короче, чем боевой длинный лук, но подлиннее охотничьих, используемых ангостинскими разведчиками, он был круто изогнут, и тетива утопала в отрогах лука.
  - Не дальнобойный, - сказал Вулф. Достал стрелу из своего колчана, наложил на тетиву, отвел назад и нацелил на дверной косяк. Стрела вылетела, ударилась в балку и сломалась.
  - Попробуй одну из этих, - предложил Мэйс, извлекая черную стрелу, что была в одном из добытых в подвале колчанов. Металлическую; даже оперение, похожее на воронье, было из твердого металла.
  Вулф вновь натянул тетиву, и стрела взвилась в воздух, глубоко вонзившись в деревянный косяк.
  Ни один из нас, даже могучий Пьерколло, не сумел вытащить ее оттуда.
  - Когда-нибудь видел подобное оружие, Оуэн?
  - Нет. По легенде, мечи и стрелы людей Рабайна были из чистого серебра, чтобы справиться с Нежитью. Сказывают, они светились звездным сиянием, когда приближались Вампиры. Сомневаюсь, что это правда. Скорее, Хорга сотворила заклятье иллюзии, чтобы воодушевить воинов.
  Некоторое время Вулф и Мэйс рассматривали оружие. Мечи и кинжалы были легче всех, что я видел, и невероятно остры. Мэйс отложил в сторону свой длинный меч, заменив его черным клинком в таких же ножнах. Рукоять была обмотана чёрной проволокой, и в оголовье рукояти был даже темный драгоценный камень, который не отражал отблесков огня. Вулф взял два коротких меча, а я обзавелся длинным охотничим ножом, с обоюдоострой заточкой. Пьерколло отказался от оружия, но Илка также выбрала себе короткий меч, изогнутый как маленькая сабля, который она пристегнула к своей тонкой талии.
  Мы ели экономно, ибо наши запасы были невелики, а потом просто сидели, разговаривая какое-то время. Мэйс попросил меня рассказать историю о Давних Днях, какую он раньше не слышал. Я не мог придумать ничего нового и потому рассказал ему о смерти Рабайна, убитого его сыном через два года после Великой Битвы, и о том, как пало владычество Королей Вампиров. Сын умер вскоре после этого - убитый, как гласят некоторые легенды, Хоргой-Чародейкой. И после этого земля погрузилась в кровавую междоусобицу.
  - Прекрасная история, чтоб подытожить день, - проворчал Мэйс. Пьерколло и Вулф уже спали, а Илка сидела, уставившись в угасающий огонь, погруженная в мысли, которыми не могла поделиться.
  - Прости, Джарек. Настроение какое-то мрачное. Что бы ты хотел услышать?
  - Расскажи мне о Великом Параде, когда Рабайн стал королем.
  - Я рассказывал об этом множество раз.
  - Знаю, но мне по душе парады. Нравится идея въезжать в город, где толпы людей бросают цветы передо мной, целый ковер из цветов. И молодые женщины машут из окон и с балконов, посылая воздушные поцелуи и обещания.
  Я мельком взглянул на него в тускнеющем свете.
  - Кто ты, Джарек Мэйс? - задал я вопрос.
  - Странный вопрос, Оуэн. Какой же ответ ты желаешь услышать? Я рожден в деревне, столь незначительной, что она не удостоилась даже названия. Мать была потаскухой - по крайней мере, такая молва ходила среди жителей деревни, потому что она родила сына вне брака. Я мечтал, что мой отец на самом деле благородный лорд и однажды признает меня, заберет к себе и назовет наследником. Но этого не случилось. Мать умерла, когда мне исполнилось двенадцать. Я прибился к бродячим циркачам, ходил по канату, жонглировал и выполнял акробатические трюки. Потом ушел в солдаты. И вот я здесь. Вот кто я такой... вот кто такой Джарек Мэйс.
  - Это определенно не так, - сказал я. - Это лишь факты из жизни. Они ничего не говорят о самом человеке. Во что ты веришь? Что любишь? Кем хочешь быть?
  - Я хочу свой замок у моря, - ответил он с печальной усмешкой.
  - А жена, дети?
  Он пожал плечами. - Была у меня женщина, с которой мы прожили несколько месяцев. И я не вижу ни одной, кто сумел бы удержать меня на более долгий срок.
  - И что с той женщиной?
  - Не знаю, Оуэн. Когда она забеременела и стала толстой, я ушел.
  - И больше не возвращался? - спросил я в недоумении.
  - А должен был?
  - Но у тебя сын - или дочь. Не хотел увидеть своего ребенка?
  - Полагаю, у меня много детей; надеюсь, что будут еще. Однако мне не улыбается смотреть, как они растут, нюхать их обмаранные пеленки, слушать их нытье и плач.
  - А дружба? - спросил я. - Она что-нибудь для тебя значит?
  - А что есть дружба, Оуэн? Два человека, требующих чего-то друг от друга. Что ж, я ничего ни от кого не требую, и потому никаких друзей мне не надо.
  - Ты не знал любви, да, Джарек? Ты просто не имеешь представления, что она значит. Совсем как тогда, когда говорил о песнях Пьерколло; для тебя они были бессмысленными звуками. Мне чертовски жаль тебя. Ты не живой. Ты - изгой, замкнутый на самом себе и, полагаю, совершенно одинокий.
  - Неверно полагаешь, - ответил он. - Я знаю, что такое любовь. Это огонь в чреслах, близость удовлетворения. Поцелуи, украденные в неверном свете луны. Не более. Но вы, барды, наполняете это красивыми словами и многими обещаниями, песнями о разбитых сердцах и истинной любви. И всё это дерьма не стоит. Я не встречал жён, которые отказали бы мне в любовных ласках, пока мужья в отъезде. Вот тебе и супружеская любовь! - Он подался вперед, тряхнув головой. - Тебе не жаль меня, Оуэн. Ты просто завидуешь. Потому что я - тот, кем ты хотел бы стать.
  Мгновение я молчал, но выдержал его взгляд. - Думаю, ты хочешь в это верить. Похоже, для тебя это важно.
  - Сейчас для меня важно выспаться, - молвил он. Сел, накинул одеяло на широкие плечи и подбросил пару поленьев в огонь. Когда он ложился, я заметил, как глаза его насторожились. - Смотри, - тихо произнес он, и я обернулся.
  Стрела, которую Вулф всадил в дверь, мерцала мягким бледным светом. Откинув одеяло, Мэйс потянулся к мечу. Когда вытащил клинок из ножен, тот уже не был черным, а сиял, как будто был весь сделан из звездного света.
  - Что происходит, Оуэн? - прошептал он.
  У меня пересохло во рту, сердце бешено колотилось, когда я вытащил свой собственный охотничий нож. Он тоже блестел.
  - Не знаю.
  Мэйс ловко поднялся и с мечом в руке направился к покосившимся дверям. Держа перед собой кинжал, я последовал за ним. Приблизившись к дверному проему, мы услышали звуки из внутреннего двора, царапающие и шуршащие, топот обуви по камням.
  Перед нами возникла фигура. Слякоть и грязь прилипли к её шлему, а рука, державшая ржавый меч, была облачена в нечто, похожее на потрепанную перчатку. Но это была не перчатка. Кожа руки свисала хлопающими лохмотьями, сухожилия были вывернуты наружу. Черви и личинки скользили меж костей.
  Я поперхнулся и отступил перед призраком, но Мэйс прыгнул вперед, его меч сверкнул лучом, прорезав плечо трупа, и прошел насквозь, выглянув под левой рукой. Воин Нежити не проронил ни звука, когда упало его тело. Мэйс перешагнул через труп и высоко поднял меч.
  Яркий свет засиял во дворе, и я увидел множество Нежити, собирающейся перед крепостью.
  В тот момент, когда свет меча обрушился на них, я увидел Катапласа, стоявшего под разрушенными воротами, с воздетыми вверх руками. Мертвецы рванули вперед с ржавым оружием в руках.
  - Назад! - прокричал я Мэйсу.
  Он отступил на шаг, его лицо посерело как пепел, и я увидел, как у него отвисла челюсть. Развернувшись на каблуках, он вбежал в зал, зовя Вулфа и остальных.
  Горбун вскочил на ноги.
  - Что происходит? - спросил он, потянувшись за луком.
  Не было необходимости отвечать, поскольку первый из воинов Нежити уже достиг двери, его лицо было искаженной черной маской ужаса. Другие мертвецы толпились позади первого, и Вулф всадил сверкающую серебром стрелу в грудь высокой скелетообразной фигуры. Стрела прошла сквозь трухлявое тело, которое тут же рухнуло в дверном проеме. Пьерколло поднял из костра горящую головню и бросил ее в растущую массу мертвецов; однако те были покрыты грязью и слизью, и факел зашипел и погас.
  - К лестнице! - крикнул Джарек Мэйс, поднимая свой лук и колчан. Позади нас был ряд каменных ступеней - деревянные перила были снесены, вероятно, они были использованы для дров какими-то древними путниками. Пьерколло и Илка первыми поднялись по лестнице, следом Вулф и я. Джарек Мэйс был последним, и он двигался медленно, отступая вверх по каменным ступеням, наложив стрелу на лук.
  Наверху за лестницей был пустой дверной проем, бронзовые петли согнуты и искривлены, свидетельствуя о том, что дверь была сорвана. Снаружи был участок зубчатой стены шириной около пяти футов и длиной двадцать. Пьерколло двинулся вдоль него.
  Вдруг почерневшая рука потянулась к зубчатой стене, затем показался шлем, тронутый ржавчиной, бронзовые нащёчники которого отливали зеленой патиной. Лицо под шлемом было почти полностью разложено, нос и глаза давно утеряны. Он перелезал через крепостную стену на укрепление, и Пьерколло подбежал к нему, размахнулся своей огромной палицей и как следует ударил ею по существу. Мертвый воин перевалился через стену, беззвучно упав на землю.
  Появились еще цепкие пальцы, руки и головы. Пьерколло добрался до дальнего конца крепостной стены, наткнувшись на запертую дверь. Отступив назад, он поднял ногу и пнул что было сил; рама покорежилась, дверь рухнула. Гигант вошел в дверной проем и стал подниматься по винтовой лестнице, остальные последовали за ним. Я не смел оборачиваться назад. На вершине лестницы нас ждала вторая дверь, также запертая.
  - Не высаживай ее! - велел Джарек Мэйс. Он быстро протолкался вперед, просунул свой кинжал между сухими балками двери и поддел лезвием деревянный засов. Затем приподнял его, дверь со скрипом открылась, и мы оказались в цоколе квадратной башни, залитом холодным светом луны. Воин-скелет, стылый и неподвижный, лежал спиной к стене, кольцо на перстне-печатке блестело в лунном свете.
  - И тут один из них! - Вулф отпрянул от трупа.
  - Нет, - произнес я. - Кольцо на его пальце - на нем заклятье. Не думаю, что он для нас опасен.
  - Уверен? - не унимался горбун.
  - Не на все сто, - признался я.
  Мэйс закрыл дверь, опустив засов на место, затем подбежал к зубцам стены и высунулся из-за них. Я пригнулся рядом с ним.
  Внизу, под нами, трупы начали взбираться по стенам, их мертвецкие лица смотрели вверх, костлявые пальцы нащупывали трещины в кладке и подтягивались всё выше и выше.
  Раздался стук в зарешеченную дверь позади нас.
  - Выхода нет! - вскричал Вулф.
  - Молчать! - гаркнул Мэйс.
  В ярком лунном свете я увидел кладбище за замком, земля там вздымалась и шевелилась, когда труп за трупом поднимались из мягкой разрытой почвы.
  - Как мы можем сдержать их? - спросил я Мэйса, пытаясь сохранять спокойствие в голосе.
  - Ты у нас магик! Вот сам и скажи, как! - ответил он.
  Я ничего не мог сказать. У меня не было опыта в черном колдовстве - и я не стремился его приобретать. Иллюзии со светом и теплом - вот всё, что я знал.
  - Сколько времени до рассвета? - спросил я.
  Мэйс посмотрел в небо. - Четыре часа. Возможно, пять.
  Первый воин нежити достиг парапета зубчатой стены. Выхватив свой кинжал, я вонзил его в почерневшее лицо. Когда клинок коснулся разлагающейся кожи, существо ослабило хватку на камне и рухнуло вниз. Появился второй, и Мэйс обезглавил его лихим взмахом меча. Но всё больше и больше мертвецов достигали башни. Безоружный Пьерколло схватил одного воина нежити и бросил его через парапет. Вулф с коротким мечом в руке двигался по башне взад и вперед, вонзая свой клинок в тела нежити.
  Пьерколло подхватил ржавый меч и пронзил им грудную клетку высокого скелета, однако существо двинулось дальше, как будто ничего не произошло. Подбежала Илка, сверкающей серебряной саблей резанула скелета по спине. Через мгновение тот рухнул на зубцы.
  Не знаю, как долго мы бились и сражались, потому что время, казалось, тянулось всё медленней по мере того, как мы уставали. Мэйс был неутомим, его сверкающий меч был пятном света, когда он носился по всей башне. Но в конце концов даже его напор замедлился, а после сошел на нет. Я рискнул выглянуть из-за зубцов, но больше не увидел темных фигур, цеплявшихся за стены.
  Кладбище тоже было неподвижно, взрытая земля больше не шевелилась.
  Некоторые трупы все еще лежали в башне, и их мы побросали со стены. Тот скелет, что уже был там, когда мы прибыли, оставили на месте. В прежние века он закрыл дверь, спасаясь от нападения, и умер там, потерянный и одинокий, его мясо было склевано стервятниками, и кости стали белыми и чистыми. Казалось, что ли, правильным оставить его лежать там.
  Под крепостными стенами всё еще собирались воины-трупы, сгрудившись в безмолвную массу и устремив свои лица на нас.
  На разрытое кладбище вышел Катаплас, узнаваемый по высокой стройной фигуре. Взглянув наверх, он увидел меня.
  - Ты выбрал плохую компанию, Оуэн! - крикнул он мне, и его голос, как всегда, был вежлив.
  - Ты мерзкое существо! - взорвался я. - Как ты смеешь так говорить? По крайней мере, я стою рядом с мужественными людьми, а не с мучителями, как твой Азрек. Ты мне противен!
  - А вот хамить не стоит, - предупредил он меня. - Ты ангостинец. Как случилось, что сын Убертейна стал искать дружбы простолюдина-убийцы, известного грабителя и насильника?
  Я был поражен. Передо мной был чародей, возглавлявший армию Нежити, и он осмеливался говорить со мной о благородстве. Я смотрел на него сверху вниз. Он находился слишком далеко, чтобы я мог видеть его тонкую бородку и меланхоличные серые глаза, но балахон оставался таким же, из выцветшего бархата, отделанного золотом.
  - С кем мне компанию водить - это мое личное дело, Катаплас, - крикнул я. - Быстрее говори, что хотел, ибо я не желаю, чтобы этот разговор длился хоть мгновение дольше необходимого.
  - Как пожелаешь, - ответил он, без признаков гнева в голосе. - Вы пытаетесь помешать мне в моих поисках знаний, хотя с какой целью, не могу понять. У меня уже есть два, третий я скоро найду. Ничто из того, на что способен ты или твой ничтожный отряд головорезов, не остановит меня. И что вы станете делать с последним, если найдете его раньше меня? Вы не сможете использовать его силу. Три должны быть вместе. Ты - магик, Оуэн, с невеликой чародейской силой. С какой целью ты противостоишь мне?
  Я не мог раскусить загадку его слов, но ответил так, словно понял каждую его фразу.
  - Я против тебя, потому что ты - злодей, Катаплас. Может быть, ты всегда им был.
  - Зло? Концепция, выдуманная королями, чтобы держать крестьян в повиновении. Есть только знание, Оуэн. Знание - сила. А сила - это правда. Но я не собираюсь с тобой спорить. Теперь я вижу, что ты не представляешь угрозы. Ты уже нашел бога, которому будешь служить?
  - Еще нет, - ответил ему я.
  - Тогда скорее найди и вознеси ему свои молитвы, ибо скоро отправишься к нему. - Он вскинул руку, и я увидел, как над его ладонью растет огненный шар, затем взметнувшийся в небо и полетевший прямо на нас.
  Джарек Мэйс вскочил на укрепление над бойницей, натянув лук и направив стрелу на колдуна.
  - Нет! - крикнул я. - Бей в огненный шар!
  В последний миг он сместил руку, отправляя в полет серебряное острие. Пропев в воздухе, стрела поразила пылающий огненный шар в самый центр, расколола его, а затем взорвалась в ярком всплеске белого света, который почти ослепил всех нас. Джарек Мэйс споткнулся на зубце стены, и я бросился вперед, хватая его за куртку и втаскивая обратно в безопасное место.
  Он наложил на лук вторую стрелу, высматривая Катапласа.
  Но колдун исчез.
  Пьерколло двинулся вперед, его лицо посерело от ужаса.
  - Они явятся снова? - спросил он.
  Я пожал плечами, но Мэйс похлопал гиганта по плечу. - Если они это сделают, мы их отбросим.
  Не столь уверенный, Пьерколло просто кивнул и вернулся в бастион, сев спиной к стене. Вулф расположился напротив него, лежа на боку, положа голову на сверток Пьерколло. Илка присела на корточки между ними, рассматривая саблю у себя в руках.
  - Зачарованные клинки спасли нас, - сказал я Мэйсу.
  - Да, они остры и надежны.
  - Дело не в остроте. Нам даже не пришлось вонзать их как следует. Едва они касались мертвецов, из тех уходили все чары.
  - Удачная находка, - рассеянно согласился он, - но что имел в виду тот старик, говоря о трех и об одном?
  - Не знаю.
  - А должен бы, - настаивал он.
  - Правда, не знаю.
  - Тогда пораскинь мозгами! - огрызнулся он. Отвернувшись от меня, он принялся расхаживать по крепостному парапету, внимательно следя за нежитью внизу. Я сел спиной к холодной каменной стене и стал думать обо всем, что сказал Катаплас.
  У меня уже есть два, третий я скоро найду. Ничто из того, на что способен ты или твой ничтожный отряд головорезов, не остановит меня. И что вы станете делать с последним, если найдете его раньше меня? Вы не сможете использовать его силу. Три должны быть вместе.
  Два уже в его распоряжении. Два из чего? Вы не сможете использовать его силу. Какую силу?
  Как я ни заставлял свой разум работать, я не мог понять смысла этих слов. Три должны быть вместе.
  Вытянувшись на деревянном полу, я положил голову на руку и уснул. Мэйс разбудил меня ботинком по ребрам, и я застонал и резко перекатился, выхватив свой кинжал.
  - Они вернулись? - прошептал я хрипло.
  - Нет, но мне что-то стало скучно наедине с самим собой. Ты подумал над загадкой?
  - Подумал, но безрезультатно.
  Он опустился рядом со мной, его красивое лицо было напряжено, глаза были красными и усталыми. - Старикан чего-то хочет, и думает, что мы знаем больше, чем на самом деле. Почему? Каким своим действием мы заставили его думать так, если не нашим прибытием сюда?
  - Думаешь, эти руины - ключ? - спросил я.
  - Скорее всего. Я не верю, что он пришел сюда лишь для того, чтобы убить нас; он хотел заключить сделку. Ты сказал, что он всегда был человеком, взыскующим знаний. И силы. Он здесь не искал золота или сокровищ, а что-то совсем другое. Думаю, оно находится в подземелье. Что-то, чего мы не нашли - возможно, волшебную безделушку? Святую реликвию?
  - Не думаю. Таких штук очень мало на земле, даже в мифах. Кубок Ареноса, Копье Гтата. А что до святых реликвий... Катаплас вышел за рамки таких вещей. Сейчас они сожгли бы его огнем, прикоснись он к ним.
  - Тогда подумай, Оуэн! Что там с этим местом? Какова его история?
  - Сколько раз я должен говорить тебе, что не знаю! - повысил я голос.
  Пьерколло зашевелился, но не проснулся, однако Вулф хмыкнул и привстал.
  - Сколько еще до рассвета? - спросил горбун.
  - Еще час, - ответил Мэйс.
  Вулф растер свои замерзшие конечности, чтобы разогнать кровь, затем присоединился к нам.
  - Я говорил вам, что приход в это место до добра не доведет, - проворчал он.
  - Мы живы, не так ли? - ответил Джарек Мэйс.
  - Только пока, - проворчал Вулф. - Скоро все кончим, как этот, - добавил он, кивнув на скелет.
  - Нет, не так, - решительно заявил Мэйс. - На этом кладбище запас трупов не бесконечен, и у нас есть заговоренные клинки, чтобы пробиться сквозь то, что от них осталось. И мы выйдем, как только выглянет дневной свет. Оставь свои страхи в стороне, Вулф. Подумай, их может быть много, но какие из них противники? Их мускулы истлели, и движутся они как будто в воде. Никто из них пока что не достал нас клинком, и если даже достанет, их мечи настолько ржавые, что на самом деле бесполезны. Они не представляют реальной опасности, кроме того ужаса, который внушают нам своей внешностью. Но они не настоящие. Они полны колдовства, но они уже не те, кем были. С тем же успехом можно бояться связку палок, сплетенных ржавой проволокой.
  В его словах была доля правды, и я был удивлен, что это не приходило мне в голову раньше. Без волшебных клинков мертвецы нас бы одолели, но с ними мы были относительно в безопасности. Раздражало то, что Мэйс первым понял этот простой факт, в то время как я, обученный ангостинец, был охвачен волной суеверия и ужаса.
  Вулфа, однако, это полностью не убедило.
  - Это царство зла, - произнес он. - Короли-Вампиры наложили на него могущественные чары. Они живут в земле, на деревьях и в долинах.
  - Чары Королей-Вампиров сгинули вместе с ними, - сказал Мэйс. - Разве не так, Оуэн?
  - Да. Всё колдовство исчезает с кончиной колдуна. Чары - это творение разума, поддерживаемое концентрацией магии. Когда разум перестает действовать, чары рассеиваются.
  - А кто решил, что их разум перестал действовать? - спросил Вулф. - Возможно, Короли-Вампиры не прекратили существовать, когда их тела были убиты. Ты когда-нибудь задумывался об этом, бард?
  - Счастье иметь такого спутника, как ты, - процедил сквозь зубы Джарек Мэйс. - Чем, по-твоему, занимались эти Короли Нежити последнюю тысячу лет? Играли в кости? Считали деревья? Если бы они еще были живы, думаю, мы бы о них услышали. - Он повернулся ко мне. - Интересно, где прячется твой друг-колдун? Я больше не хочу видеть огненных шаров.
  - Не думаю, что увидишь. Такое заклинание наносит урон даже чародею с его темным талантом. Поднятие трупов из могил ослабило его, и огненный шар оказался не таким быстрым и смертельным, как мог бы. Предполагаю, он отправился куда-нибудь отдыхать - возможно, даже вернулся в Зиракку.
  - Это займет недели, - сказал Вулф.
  - Гораздо меньше, благодаря тем тропам, по которым переносится он, - ответил я.
  - Мне все тропы ведомы, - возразил горбун.
  Я покачал головой. - Однажды, когда я был его учеником, нам поручили развлечь публику в замке на западном побережье. Это было в двухстах милях отсюда, но мы совершили путешествие менее чем за час. Сначала он завязал мне глаза, затем повел меня за руку. Все, что я помню, это кошмарный холод и свистящее шипение каких-то тварей, которых я принял за животных вокруг меня. Но ничто до меня не касалось, кроме Катапласа. Внезапно я почувствовал солнечное тепло на спине, и Катаплас снял повязку. Мы оказались на вершине скалы с видом на море, а справа от нас был замок.
  Вулф вздрогнул и поднялся, растирая шею, которая, как я позже узнал, доставляла ему сильную боль и, вероятно, являлась основной причиной его дурного настроения. Искривленный горб на спине давил на тугие, натянутые мышцы шеи, и мало что можно было сделать, чтобы облегчить эту боль. Все еще потирая мышцы, он отошел.
  - Думаю покинуть этот лес и отправиться на юг, - сказал Джарек Мэйс. - Север становится слишком опасным.
  - Не думаю, что это будет мудрым решением, - обратился к нему я.
  - По моему опыту, лучшая защита от опасности - это достаточное расстояние, - ответил он с улыбкой.
  - Расстояние? Нет такого расстояния, которое уберегло бы тебя от Катапласа. Азрек хочет твоей смерти, Джарек. Через Катапласа он может наслать демонов, чтобы они охотились за тобой, где бы ты ни был - даже за морем. Если уйдешь, то будешь одинокой и легкой добычей.
  - Это твоя вина, - сказал он, и в его глазах полыхнул гнев. - Ты и эта глупая мечта об Утренней Звезде. Я, что ли, теперь обречен ходить по этому лесу, убивая уже мертвых врагов, сражаясь с монстрами и демонами?
  - Возможно, но мой отец - несмотря на все его недостатки, великий генерал - дал бы тебе простой совет. Он сказал бы: "Джарек, когда сила твоего неприятеля велика, когда тебя окружают враги, у смельчака есть лишь один выбор. Нападение."
  Он искренне улыбнулся. - Ты замечательный дурак, Оуэн. Что ты предлагаешь мне сделать? Собрать армию из крестьян и горцев и свергнуть владычество ангостинцев?
  - Почему бы и нет? - вопросом ответил я.
  - А может, ты видишь во мне короля? Король Джарек?
  - Не имеет значения, как я тебя вижу. Важно то, как тебя видят они.
  Ухмылка исчезла. - Я мужчина, Оуэн. Ты слышал, что сказал колдун, и я признаю, что был убийцей. Про насильника... это была неправда. Мне никогда не нужно было навязываться женщине. Но я воровал, и обманывал, и лгал, и предавал. Говорю это без стыда. Эта земля создана для сильных людей, и сильные люди всегда будут отбирать, что захотят, у более слабых. Я знаю, кто я, и я - не твой Монингстар, не Утренняя Звезда.
  Тут небо озарилось, розовые и золотые лучи просочились над вершинами гор на востоке. Я встал во весь рост и потянулся. Солнце постепенно наполняло небо светом, и рассвет был величествен. Я склонился над парапетом и посмотрел вниз на крепостной вал.
  Хозяин мертвецов исчез. Осталось лишь несколько ржавых шлемов, сломанные мечи, ошметки кожи и белые осколки кости.
  Солнце играло на моем лице, его тепло было чистым, а свет исцелял душу.
  Лучи упали на скелет у двери, и я вновь увидел золотое кольцо на костлявом пальце. Оно больше не светилось, было сработано из цельного червонного золота с белым камнем. Спустившись вниз, я снял кольцо, поднял его ближе к глазам. На внутренней стороне ювелир выгравировал стихотворную строку на древнем языке белгов. Рифма теряется в переводе, но надпись гласила: "Я - страж, верный меч, отважное сердце".
  Кольцо перстня было очень мало, но когда я коснулся его безымянным пальцем, перстень легко скользнул на фалангу и оказался впору. Я взглянул на скелет. - Похоже, ты не покинул свой пост, когда все остальные спасались бегством. Думаю, ты был смелым человеком, и верным долгу. Знай это, и покойся с миром!
  Илка не спала, и я ощутил ее взгляд на себе. Я улыбнулся ей, смущенный тем, что говорил с мертвецом, у которого не было ушей, чтобы слышать. Впервые она улыбнулась в ответ, и я увидел, что она прекрасна.
  Шок от осознания этого был и приятен, и, как ни странно, тяжел. Во рту у меня внезапно пересохло, и я обнаружил, что смотрю на нее, дивясь, почему никогда раньше не замечал ее красоты. Улыбка сникла, когда я уставился на нее, и девушка отвернулась и отошла к крепостным зубцам, обратив взор на лесистую долину и сверкающее озеро.
  - Давайте выдвигаться, - молвил Мэйс. - Не хочу быть здесь, когда явятся настоящие воины.
  Пьерколло взял свой сверток, и мы вернулись в главный зал крепости. Мэйс спрыгнул в подвал и порылся среди оружия, собрав еще два колчана черных стрел и один кинжал.
  Я оглянулся, осознав, что чего-то не хватает.
  Потом вспомнил.
  Череп.
  Он исчез...
  
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  
  Был разгар лета, когда мы наконец добрались до города Пазель, речного поселения на возвышенности, примерно в трех днях пути к северу от Луалиса. Экономика города держалась на древесине. Лесорубы спиливали высокие сосны, очищали от веток, а затем тащили их к реке, где и сплавляли стволы в Луалис по широкому руслу Диуэй. Пазель был городом диким, не таким жестоким, как Луалис, но летом в нем случалось много драк с кровопролитием, когда странствующие рабочие отправлялись на север в поисках заработка, и город переполнялся шлюхами и торговцами, ремесленниками и ворами. Горы здесь были богаты дичью, и охотники собирались, чтобы изловить бобра или медведя, поохотиться на львов или волков. И когда они жаждали удовольствий, ловцы и охотники сходились в Пазеле, чтобы гульнуть, подраться да проиграть в азартные игры с таким трудом добытые монеты.
  За городом, на пологом склоне холма, стояло круглое здание, в котором находились двадцать солдат городского ополчения. Эти люди, во главе с молчаливым капитаном по имени Брэкбан, следили за порядком, какой только могли соблюдать в таком суровом месте.
  Мэйс хорошо знал город и привел нас к дурно пахнущей таверне на востоке поселка. Прошло часа два после заката, и огромная пивная заполнилась клиентами - лесорубами в кожаных безрукавках, ловчими в шкурах, шлюхами в медных серьгах и ожерельях и с губами, подкрашенными ягодным соком. Свободных столиков не было, и я увидел, что настроение у Мэйса заметно омрачилось. Он двинулся в дальний конец зала, где на скамейке развалились трое человек, пьяных до бесчувствия. Мэйс схватил за плечо первого, стащил его со скамьи и сбросил на пол.
  Человек зашевелился, но так и не проснулся. Когда второго мужика стащили с места, тот проснулся и попытался подняться, но бессильно повалился навзничь. Третий вздрогнул и попытался ударить Мэйса - большая ошибка. Мэйс отскочил назад, и удар прошел совсем мимо; в то же самое время его кулак впечатался мужику в челюсть, откидывая его голову назад, так что она треснулась о деревянную стену позади. Мужик завалился на сторону; Мэйс ударил его еще дважды, а затем бросил на пол.
  Опустившись на освободившееся место, Мэйс лег локтями на стол и кликнул девку-прислужницу. Когда мы все расположились на скамье, к нам протолкалась полная женщина в платье из домотканой шерсти и в кожаном фартуке. Она выглядела усталой, с потускневшими глазами, но заставила себя улыбнуться, приняла наш заказ и исчезла в толпе.
  Илка нервничала и сидела рядом с Пьерколло, переводя глаза слева направо на ворочавшихся пьяных мужиков. Огромная рука великана приобняла ее за плечо, и он похлопал ее, как испуганного ребенка. Она улыбнулась ему. Я почти возненавидел его тогда и захотел, чтобы меня тоже видели в роли спасителя угнетенных, воина, с которым следует считаться.
  В таком месте невозможно было вести разговор, и когда нам принесли эль и еду, мы ели и пили молча, каждый в своих мыслях.
  Один поджарый молодчик со шрамами на лице положил руку Илке на плечо и наклонился, чтобы прошептать ей что-то на ухо. Она покачала головой, но его рука соскользнула ей на грудь. Пьерколло быстро двинулся, отодвигая человека. Тусканец ничего не сказал, но его рука согнулась и распрямилась, и неудачливый поклонник полетел обратно в толпу, словно пущенный из катапульты. Мэйс усмехнулся и покачал головой.
  Гул позади нас затих, и я обернулся, увидев того же молодчика в шрамах вновь решительно идущим вперед, но рядом с ним был огромный ловчий в волчьей шубе. Человек был лыс и безбород, но у него были длинные рыже-золотистые усы, заплетенные на концах в косички.
  Он подошел к Пьерколло и постучал гиганта по плечу.
  - Ты оскорбил моего брата, - сказал он.
  Пьерколло вздохнул и поднялся.
  - У твоего брата манеры осла, - сказал он усатому.
  Новоприбывший улыбнулся. - Это правда, но он всё же мой брат. И пока Карак здесь, никто не поднимет на него руку. - Договаривая, мужик нанес удар. Пьерколло откинулся назад, его рука взметнулась вверх, пальцы сжали кулак Карака и легко его обхватили. Я увидел, как костяшки тусканца побелели, когда он сжал захваченную руку.
  - Пьерколло драться не любит, - тихо сказал он. - Пьерколло любит сидеть и пить себе с миром.
  Лицо мужчины исказилось от боли, его правая рука потянулась к кинжалу за поясом, но Пьерколло сжал сильнее, и я услышал треск сустава. Карак затрясся и застонал, и его рука отдернулась от кинжала.
  - Было бы хорошо, если бы мы стали друзьями, - сказал Пьерколло, - и, возможно, выпили бы вместе. Да?
  - Да, - согласился мужчина, слово едва прорвалось сквозь стиснутые зубы.
  - Вот и хорошо, - произнес Пьерколло, широко улыбаясь. Отпустив Карака, почти ласково похлопал его по плечу и вернулся на свое место за столом. И тут противник достал кинжал. Пьерколло, не оборачиваясь, ударил Карака локтем в лицо, угодив тому в переносицу. Каждый в зале услыхал, как сломалась кость. Карак откинулся назад, пуская пузырьки крови из ноздрей. Затем с диким воплем бросился на тусканца. Пьерколло шагнул навстречу, впечатал кулак противнику в челюсть. Послышался болезненный хруст, и нападавший упал, а его нож застучал по доскам пола.
  - Ты его убил! - вскричал испуганный молодой парень, упав на колени рядом с телом. На какой-то миг мы все подумали, что парень прав, но тут побитый Карак застонал и попытался пошевелиться; у него была свернута челюсть и сломан нос. Несколько мужиков подошли ему помочь, перевернули на спину, дав отдышаться, а затем собрались вокруг, подняли и понесли из зала.
  - Потянул бы драку подольше, и я бы выиграл здесь пару ставок, - произнес Джарек Мэйс.
  - Не люблю драться, - повторил Пьерколло и выпил оставшийся эль.
  - Для того, кто не любит драться, ты чертовски хорош в этом деле.
  Пьерколло пожал плечами, и в этом движении мне виделась глубокая печаль.
  - У тебя не было выбора, - проговорил я. - Он пытался тебя укокошить.
  - Знаю, Оуэн, но мне нет никакого удовольствия причинять боль. Понимаешь? Мне по нраву слышать песни и заливистый смех. А он так сглупил; сели бы, да выпили, рассказали бы пару историй да и подружились. Но нет же. Теперь он несколько месяцев будет отходить от переломов. И чего ради? Только из-за того, что его братишка плохо воспитан. Чепуха да и только.
  - Ты хороший человек, - сказал я. - Не вини себя.
  - Я не хороший. Хорошие люди не ломают другим кости. Я слаб, Оуэн.
  Двери открылись, впуская группу людей. Я насторожился, потому что одним из них был парень со шрамами, и он был при мече.
  - О нет! - Прошептал я.
  Мэйс увидел их и тут же переключил свое внимание на эль; в тот момент я понял, что он оставит тусканца на произвол судьбы. Я похлопал Пьерколло по плечу и указал на вновь прибывших. Эти пятеро были вооружены мечами или кинжалами. Пьерколло встал во весь рост, и я поднялся с ним, положив ладонь на кинжал. Илка тоже встала, но Мэйс и Вулф остались сидеть на месте, старательно игнорируя происходящее.
  Пьерколло ничего не сказал, когда мужчины подошли, но я протолкался вперед.
  - Он безоружен, - сказал я, сохраняя спокойствие.
  - Он умрет, - сказал парень в шрамах.
  - Ты так думаешь? Давай посмотрим, - ответил я, выставляя раскрытую ладонь вперед. Первым делом я сотворил вспышку белого света, взметнувшуюся от моей руки к потолочным балкам - такие фокусы всегда привлекали внимание публики. Пятеро отскочили в испуге. - А теперь - будущее! - Эту фразу я произнес громко, приковывая к себе их взгляды. Тут же на моей ладони возникла фигура Хорги - в миниатюре, всего два фута высотой, в белом платье, которое колыхал незримый ветер. - Взываю к тебе, Хорга, - молвил я, - смилуйся, яви нам грядущее. Есть ли среди нас тот, кто умрет сегодня? - Она слетела с моей руки, кружа по комнате, то и дело зависая над мрачнолицыми мужланами, которые отводили взгляд и облизывали пересохшие губы, пытаясь скрыть нахлынувший ужас в своих сердцах. Наконец она вернулась ко мне и отрицательно покачала головой.
  - Но будет бой, - сказал я. - Ведь когда происходит такое побоище, обязательно будут убитые? - Она кивнула и повернулась на моей ладони, указывая на парня со шрамами. Из ее пальцев вырвался золотой свет, окутав юнца, и над его головой возник золотистый череп - общепринятый символ неминуемой гибели.
  - Благодарю, милостивая Хорга, - поклонился я изображению. Она вскинула руки и исчезла. Я повернулся к воинам. - Здесь уже была схватка, - сказал я, обращаясь к ним, с улыбкой. - И даже с продолжением, завершившимся переломами. Нет нужды множить насилие. Но если вы его хотите, мы вам не откажем.
  - Я не боюсь умереть, - буркнул юнец, хотя его глаза говорили об обратном.
  - Конечно не боишься, - заверил я его, - ведь ты храбрец. Вы все отважные люди. Но смерть - это навсегда, и когда пробьет мой час и могильные черви станут пировать в моих глазницах, я хотел бы умереть за что-то по-настоящему стоящее. И я хотел бы, чтобы сыновья, мои рослые, могучие сыновья, стояли у смертного одра и провожали меня в последний путь с любовью в сердцах.
  - Он должен передо мной извиниться! - воскликнул юнец, указывая на Пьерколло.
  Гигант развел руки в стороны.
  - Если ты этого хочешь, то я охотно это сделаю, - сказал он. - Мне жаль, что задел тебя, и вдвойне сожалею, что досталось твоему брату. И я очень рад, что мне не пришлось убивать тебя. Выпьешь с нами? Пьерколло угощает.
  Парень кивнул и спрятал меч в ножны, остальные последовали его примеру. Они не остались надолго, но выпили с нами, и вражде был положен конец.
  Незадолго до полуночи в таверну вошла молодая монахиня и пошла меж столами, собирая монеты. Остановившись возле нас, она протянула кожаный кошель.
  - На пропитание больных и бедных, - произнесла она.
  Каждый из нас дал по серебряной монете, она благодарно улыбнулась и пошла дальше. Мэйс не сводил с нее глаз.
  - Из какого она ордена? - спросил он.
  - Из Гастуана, - предположил я. - У них такие же плетеные пояса с тремя кисточками.
  - Девственницы? - спросил он.
  Я кивнул.
  - Какое же расточительство, - сказал он. - Она, мне думается, живет неподалеку.
  Догадываюсь, о чем ты думаешь, мой призрак, вижу в твоих глазах вопрос: а где же принцесса? Где же та великая любовь Монингстара, ради которой он рисковал своей жизнью бессчетное количество раз, взбираясь на высокие башни в серебристом свете луны, спускаясь в глубокие пещеры, населенные духами, сражаясь с людьми и колдовскими тварями?
  Я тебе отвечу - с большой долей правды - что ее никогда не было. Или, по крайней мере, не в том виде, как утверждают легенды и мифы. Больше я ничего не скажу. Ибо великая любовь Мэйса - она и часть моей истории, и нет. Но эту загадку я оставлю неразгаданной до поры.
  Женщина, которая стала источником всех этих историй, была другой. Начать хотя бы с того, что ее волосы не были сияюще-золотистыми, а кожа алебастрово-белой. Она не была высокой, имея лишь свои пять с половиной футов, и красота ее не перехватывала дыхание у мужчин. Она была, что люди называют, привлекательной женщиной, с обыкновенными чертами лица, полным и чувственным ртом. Глаза ее были карими, брови - густыми, что, по моему опыту, говорило о страстной натуре.
  Ее звали Астиана, и она была сестрой ордена Гастуана, собиравшей пожертвования в таверне. И хотя это правда, что Мэйс обратил на нее внимание, было это точно так же, как он примечал большинство других женщин. В ту ночь он больше ни о чем не думал, и на самом деле провел ее в компании пышнотелой служанки с игривой улыбкой и приветливыми глазками.
  В таверне не нашлось комнат, а потому Вулф, Пьерколло, Илка и я покинули заведение вскоре после полуночи и заночевали в поле неподалеку.
  Мэйс нашел нас вскоре после рассвета, и мы немного посидели и поговорили. Пьерколло пожелал закупиться припасами, и, поскольку это был ярмарочный день, мы решили остаться в Пазеле. К середине утра нам стало скучно и захотелось отправиться в путь. Город предлагал мало развлечений, а рынок был скучным. Пьерколло приобрел два куска ветчины, мешок овса, немного сахара и соли, а также различные сушеные травы и приправы. Он остался доволен, и мы все были готовы двинуться дальше, когда на рыночную площадь вышла Астиана.
  Она поднялась по деревянным ступеням на трибуну распорядителя и начала проповедовать людям, которые тут же столпились вокруг, чтобы послушать. Она говорила о любви и заботе, о необходимости помочь тем, кому повезло меньше. Ее голос был хорошо поставлен, хотя и не силен, а подача не была идеальной. Но она восполнила это страстью и верой, каждое ее слово врезалось в сердца слушателей.
  И все же я был удивлен, что толпа не разбрелась, потому что она начала критиковать правление Ангостина - непомерные налоги и преступное поведение завоевателей. Затем рассказала о надежде людей и выкрикнула имя "Утренняя Звезда". Поднялась волна всеобщего одобрения.
  Это были опасные речи, и я заозирался в поисках вооруженных людей.
  Они были там, беззаботно прислонясь к стене соседнего здания, но даже не пытались остановить ее. Наконец высокий офицер с заплетенными светлыми волосами под железным шлемом вышел вперед. - Достаточно, сестра! - произнес он.
  Астиана обернулась к нему. - Стыдись, Брэкбан, - упрекнула она. - Ведь ты служишь источнику зла на нашей земле.
  - У тебя была четверть часа, Астиана, а теперь распорядитель ждет, тут же скот выставлен на продажу. Отойди, будь любезна.
  Стройная монахиня подняла руку и благословила толпу, затем быстро сошла с трибуны, и я увидел, как Брэкбан уходит в ближайшую таверну.
  Торг за скотину меня не особо интересовал, и я вернулся к своим спутникам, которые сидели на скамейке в центре города, наслаждаясь поздним завтраком из хлеба и сыра.
  - Она хорошо говорила обо мне, - сказал Мэйс. - Питает ко мне прекрасные чувства.
  - Она говорила не о тебе, Джарек, - холодно сказал я ему.
  - Что-то ты в плохом настроении с утра.
  - Вовсе нет. Просто теперь я вижу вещи более ясно.
  - Я что-то сделал не так, чем-то обидел тебя, Оуэн?
  Пьерколло побрел в толпу, наблюдать за аукционом. Илка была рядом с ним; оба были вне пределов слышимости.
  - Обидеть меня? Прошлой ночью наш друг мог быть убит, а ты ничего не сделал. Ты оставил его на произвол судьбы. Я считаю это недостойным.
  - Ты прекрасно справился без меня, - отметил он, - и почему я должен рисковать своей жизнью ради этого здоровяка? Я не просил его ломать челюсть парню; это меня вообще никак не касалось.
  - А если бы на тебя напали, ожидал бы ты, чтобы мы встали рядом с тобой, плечом к плечу?
  - Нет, - прямо ответил он. - И я бы не стал звать вас на помощь.
  Мы уже собирались в путь, когда въехал отряд солдат, разгоняя толпу на торговой площади. Натянув поводья, пятьдесят человек остановили скакунов, а их офицер спешился и взошел на трибуну, оттеснив распорядителя.
  - По приказу Азрека, Лорда Севера, - прокричал он, - город Пазель переходит отныне под прямое военное управление. За сим, городское ополчение распускается. Меня зовут Ликос, и градоправители соберутся этим вечером через час после заката в крепости, где я сообщу им о новых законах и налогах, предписанных лордом Азреком. С началом сумерек будет введен комендантский час, и любой, кого обнаружат на улицах после этого времени, будет арестован. Никаких публичных собраний и сборищ до дальнейшего распоряжения.
  Я видел, как Брэкбан вышел из таверны и встал, скрестив руки, перед новоприбывшим.
  - Пазель не принадлежит твоему лорду, - сказал он. - У вас нет здесь власти.
  - Азрек - Повелитель Севера, и этот титул был дарован ему самим Эдмундом, Великим Королем. Ты оспариваешь право короля-завоевателя?
  - Пазель - свободный город, также по указу короля, - настоял на своем Брэкбан. - Наши налоги уплачены сполна и содержатся для вас в крепости. И мы посылали отчет лорду Луалиса. Я повторяю, у Азрека нет здесь никаких полномочий.
  - Кто ты, солдат? - спросил Ликос.
  - Брэкбан, капитан дружины ополчения.
  - Тот самый Брэкбан, что дозволяет незаконным сектам вести проповеди в самом центре города? - усмехнулся Ликос.
  - Это с каких пор монахини Гастуана стали вне закона? - вопросом ответил Брэкбан.
  - С тех самых, когда их настоятельница была приколочена гвоздями к воротам монастыря, - вскричал Ликос. - Взять его!
  Несколько солдат спешились, подбежали к капитану.
  Брэкбан отскочил назад, его меч с шелестом покинул ножны. Первый из напавших умер мгновенно, с наполовину рассеченной шеей, но прежде чем клинок взметнулся вновь, Брэкбана схватили и повалили наземь.
  Толпа стояла безмолвно и неуверенно.
  - Награда в двадцать серебряных монет тому мужчине или женщине, кто опознает или захватит изменницу, известную как Астиана. Сегодня же вечером ее должны доставить в крепость, иначе всё поселение будет объявлено предателями, а имущество конфисковано.
  - Я Астиана, - раздался высокий чистый голос, и я увидел, как молодая монахиня выступила вперед из толпы. Два солдата двинулись к ней, схватили за руки.
  Толпа подалась вперед, и солдаты вскинули лошадей на дыбы, многие из которых были напуганы внезапным движением. Одна лошадь упала. Не верю, что в этот момент толпа намеревалась совершить насилие, но в замешательстве солдаты выхватили мечи и набросились на ближайших к ним горожан. За этим последовала паника, разметавшая лошадей и людей, бегущих в разные стороны в попытке избежать солдатских мечей.
  Чудом было уже то, что никто не был убит, хотя многие позже лечились от ран, глубоких порезов и рубцов от сабель.
  Я видел, как Пьерколло уводит Илку с места суматохи. Тут появился всадник, взмахнул клинком. Пьерколло отшатнулся от удара, затем схватил того за плащ и стащил с седла. Мгновенно солдаты обрушились на него. Илка попыталась выхватить меч, но Пьерколло оттолкнул ее от себя, кинув на землю.
  Я поднялся и побежал к нему на помощь, но Джарек Мэйс схватил меня за плечо.
  - Погоди! - велел он.
  - Живьем брать! - кричал Ликос, и новые солдаты спешились и бросились на тусканца. Двоих он свалил размашистыми ударами, но ему поставили подножку сзади, и он тяжело рухнул, ударившись головой о бревно. После этого он замер.
  Перевернув его на живот, ему связали руки.
  Мэйс вытянул меня из-за стола, за который мы сели в тени местной харчевни. Вулфа нигде не было видно.
  Ликос вышел на середину почти обезлюдевшей площади и встал перед связанным гигантом. Пьерколло уже пришел в сознание, и трое солдат поставили его на ноги.
  - Я видел тебя в Луалисе, - произнес Ликос. - Ты был с человеком по прозвищу Утренняя Звезда. Где он?
  Пьерколло не отвечал, и Ликос злобно ударил его по лицу.
  - Ты мне всё расскажешь, - промолвил он. - Увести его.
  Мэйс потянул меня обратно в укрытие-харчевню, когда солдаты готовились уходить. Тут из темного угла появился Вулф.
  - Что теперь, Мэйс? - спросил он.
  Воин отпустил меня и с задумчивым взглядом потер подбородок.
  - Что бы ни говорил тот офицер, главы города соберутся на встречу. Узнаем, где и когда ее проведут - и попробуем выяснить, насколько силен боевой дух ополчения. Популярен ли здесь Брэкбан? И монашка, какого мнения горожане о ней?
  - Каков твой план? - поинтересовался я.
  Он улыбнулся мне. - Что ж, я, конечно, попытаюсь вызволить нашего друга. Разве не этого ты ждешь от человека по прозвищу Утренняя Звезда?
  - Да, но я не жду этого от тебя.
  - Жизнь полна удивительных сюрпризов, Оуэн.
  Зашла Илка, с красивыми большими глазами, но с твердым выражением лица. Она остановилась перед Мэйсом, и он посмотрел на нее.
  - Мы сделаем, что только сможем, чтобы его освободить, - сказал он ей.
  Она кивнула и похлопала рукой по ножнам своей сабли.
  - Даже если придется сразиться за него, - согласился Мэйс. Она улыбнулась, взяла его ладонь и поцеловала.
  Хозяин харчевни вошел с улицы. Это был высокий, тучный человек с маленькими ножками, передвигающийся с грацией танцора. Забавное зрелище.
  - Плохо дело, - сказал он, качая головой. - Очень плохо.
  - Что имел в виду Брэкбан, когда сказал, что Пазель - вольный город? - спросил его я.
  - Как война заполыхала, мы отказались выставлять людей против Эдмунда. В награду за это, он провозгласил Пазель независимым городком. Никто из местных землевладельцев не платит налогов, но все охотники, следопыты и лесорубы платят часть своих доходов королю.
  - У королевской щедрости недолог век, - заметил Мэйс.
  - Похоже на то. Могу я предложить вам еще еды, господа хорошие?
  Мэйс заказал поджаренных хлебцов с сыром, а мы с Илкой взяли горячего овсяного печенья с медом. Мы сидели молча, пока хозяин готовил наш второй завтрак. Когда он вернулся, Мэйс пригласил его сесть с нами, и он, нацедив себе жбан эля, расположился за нашим столом.
  - Брэкбан говорил хорошо, - сказал Мэйс.
  - Хороший человек, - кивнул хозяин. - В Заморской Войне ротой командовал - награжден золотой медалью после осады Акура. Только сейчас она ему не поможет. Мы ему говорили выслать монахиню из Пазеля, так он отказался. Проклятье богов на востроязыких женщин!
  - Красивая девушка, - вставил Мэйс.
  - Красивая? Ну, может, и так. Но бедовая! Днями собирает пожертвования, а потом кормит больных и немощных. В чем смысл, спрашиваю я? Человек только тогда надобен, когда может приносить пользу для общего блага. Кормить его, когда он уже бесполезен, - это ж бессмысленно продлевать его страдания. Пусть бы лучше помер в тишине и покое.
  - Быть может, она верит, что всякая жизнь свята, - тихо сказал я.
  - Ба! - отреагировал хозяин. Потом продолжил: - Прошлой осенью дерево упало на ноги одному молодому лесорубу, переломало кости так, что обратно не срастить. Парню была крышка, и он приготовился умереть. Но нет! Она взяла его к себе, кормила, читала ему вслух. Бедняга прожил ещё шесть месяцев, пока гангрена не унесла его на тот свет. Думаете, он был благодарен ей за лишние муки?
  - Может, и был, - предположил я. Сапог Мэйса ударил меня в голень под столом.
  - Женщины, - проговорил он. - Все они заставляют нас страдать, тем или иным образом. Но скажи, отчего Брэкбан отказался увести её? Он ведь был капитаном дружины ополчения.
  - Втюрился в неё, полагаю, - ответил хозяин. - Всё, что могу предположить. А теперь его за это повесят - или того хуже.
  - А может быть нет, - молвил Мэйс. - Может, его спасут. Кто знает? Вдруг Монингстар придет к нему на выручку.
  - Монингстар! Да какое ему дело до того, что творится в Пазеле? Это рабочий городок, населенный трудовым людом. А он, сказывают, мятежный лорд - тоже проклятый ангостинец. Станет в конце концов князем или еще кем, когда король его помилует. Они своих не трогают. Ублюдки!
  - А я слыхал, - прошептал Мэйс, наклонившись ближе, - что Монингстар происходит из рода Рабайна.
  - Эх, если б это было правдой! Но это не так, парень. Эти истории - будто детские сказки. Люди их рассказывают только затем, чтоб у народа хоть какая-то надежда оставалась. У таких, как ты да я, надежды нет. Мы можем только добывать в поте лица свой хлеб насущный, да надеяться, что немощь либо хворь не поразят нас прежде, чем мы прокормим семьи да вырастим своих детей. Весь мир принадлежит ангостинам, и даже будь твой Монингстар хоть самим Рабайном, они задуют его словно свечечку. - Встав из-за стола, он печально улыбнулся. - Ладно, приятно было поболтать, да только мне пора возвращаться к работе.
  Примерно через час вернулся Вулф и сел на скамью подле Мэйса.
  - Брэкбан любим в народе, он здесь местный герой.
  - А женщина?
  - Ее терпят, но не любят. Она тут белая ворона, да еще требует от людей, чтоб те жили как предписывает вера. Не только в молитвах, но и в делах, прикинь. Нажила себе врагов - и в первую очередь, местного жреца. Как-то раз встала посреди храма, указала на его любовницу с прижитыми от него детьми и говорит: где, мол, в Книге сказано, что жрец может вести себя подобным образом!
  - Прямо перед прихожанами? - спросил изумленный Мэйс.
  - Во время его проповеди. Назвала его прелюбодеем.
  - Она произнесла это в храме? Не больно-то скромно для монашки. Зато духовно. Но жрец, надо полагать, не станет ратовать за ее освобождение.
  Вулф хохотнул. - Он сказал, что девка одержима демонами и подлежит сожжению на костре.
  - Ну а что насчет собрания?
  - Ты был прав. Его проведут в амбаре в западной части городка. Они все сейчас пойдут туда.
  - Тогда давайте присоединимся к ним, - сказал Мэйс.
  Я был поражен его действиями, но ничего не сказал, пока мы шли по городу. Улицы были пусты, но на застывшей глине центральной площади была видна кровь.
  Амбар был длинным строением, в котором содержался весь корм для местного скота на зиму, и он располагался на широкой прогалине, окруженной деревьями. Когда мы подошли к нему, путь нам заступил солдат ополчения с копьем в руках.
  - По какому делу прибыли? - спросил он.
  - Мы пришли на собрание, - ответил Мэйс.
  Солдат мгновение рассматривал его.
  - Я вас не знаю, - наконец произнес он.
  - Да, приятель, не знаешь, - ответил Мэйс с широкой улыбкой. - Потому что я Монингстар, Утренняя Звезда. А это - Вулф Горбун и Оуэн Оделл, бард. - Илку он не представил.
  Мужик отступил назад с разинутым ртом. - Это что, какая-то шутка?
  - Думаешь, я стану шутить, пока мой друг заточен в тюрьме - пока они готовят Брэкбана к повешению?
  Мужик был впечатлен - насколько вообще мог впечатлиться. Мэйс обладал внушительной фигурой, высок, красив и удал, самый что ни на есть герой из легенд. Солдат заколебался.
  - Мне сказали держать всех незнакомцев подальше. Но не вас, сударь. Они не хотели бы, чтобы я остановил вас, храни вас Бог!
  Мэйс похлопал мужика по плечу, и мы пошли дальше. Он повернулся ко мне.
  - Сделай мое появление более драматичным, Оуэн.
  Еще двое солдат стояли на страже у двойных дверей сарая, но они уже видели, как мы прошли мимо первого часового, и потому приветствовали нас более тепло.
  - Вы малость припозднились, - сказал один тип. - Встреча уже началась.
  Мэйс ничего не ответил, вошел внутрь. Там присутствовало около сорока человек, которые сидели на тюках с сеном, слушали седовласого старца, а тот говорил про обращение к Азреку в Зиракку. Мэйс вышел вперед, а Вулф, Илка и я остались стоять позади слушателей.
  - Кто вы, сударь? - потребовал представиться седобородый.
  Я выпустил заклинание, и золотой свет вспыхнул вокруг головы Мэйса, воспаряя вверх, образуя изогнутую радугу под стропилами амбара.
  - Я - Утренняя Звезда! - объявил Мэйс. Позволил словам повиснуть в воздухе на несколько ударов сердца. Затем продолжил: - И я здесь, чтобы посмотреть, позволите ли вы врагу повесить Брэкбана.
  - Нет, не позволим! - подал голос один из часовых, но собравшиеся жители города сидели молча. Это были мирные труженики, мастера, торговцы, землевладельцы. Они, возможно, были недовольны судьбой Брэкбана, но в одно мгновение пожертвовали бы им, чтобы спасти свои владения.
  Мэйс покачал головой. - По всему северу поднимается знамя восстания. Ангостинцы начинают понимать, что из горцев не получится сделать покорных рабов. Теперь они вынуждены платить за проезд по нашим дорогам. Они платят за него своей кровью. И продолжат платить кровью, пока мы окончательно не освободимся от них. Я знаю, о чем вы думаете - каждый из вас. Вы не хотите, чтобы война пришла в этот городок. Вы не хотите, чтобы ваши дома сожгли, жен изнасиловали, а детей убили. Вы хотите, чтобы жизнь оставалась такой же, какой была прежде. В этом нет ничего постыдного, друзья мои; это то, чего мы все хотим. Но уже слишком поздно. В лесах на юге ангостинцы сожгли и разграбили поселения. Они вторглись в Икену, чтобы заселить землю. Посмотрите на сегодняшние события! Вы - свободный город, но чужеземные солдаты могут приехать, арестовать вашего капитана дружины и предать мечу ни в чем не повинных граждан. Что будет дальше? Налоги будут удвоены, затем утроены. Они отберут всё, что у вас есть.
  - И что ты нам предлагаешь? - Спросил старейшина, который держал речь перед людьми, когда мы только явились. - Войну? Мы только что проиграли войну - все наши рыцари и дворяне были убиты.
  - Ангостинские рыцари! - вскипел Мэйс. - Ангостинские дворяне! Север против Юга. Кого волнует, что происходит с ангостинцами? Сколько там было горских рыцарей? Сколько горских дворян? Но эту войну мы не проиграем. Уже сейчас у меня есть войско, которое сметет врага с наших земель. Войско из горцев!
  - И где это войско? - спросил другой мужчина. - Что-то я не вижу воинов.
  - Ты увидишь их, мой друг. Но они здесь не нужны - не там, где есть пазельские мужи с горячим сердцем и исключительной отвагой. Горцы! Или ангостинское богатство поглотило ваши души, превратив кровь в воду?
  - Мою кровь в воду не превратили! - крикнул приземистый бородатый мужик, поднимаясь на ноги. - Что ты хочешь, чтобы мы сделали?
  - Сядь, Джаирн, - приказал седобородый. - Никто здесь не давал этому человеку права говорить за нас.
  - Да, сядь, Джаирн, - сказал Джарек Мэйс. - Сядь и смирись с несправедливостью. Сидите, пока они убивают вашего капитана. Сидите, пока они нарушают свои обещания и насилуют ваших жен. Сидите и слушайте этого бесхребетного старого дурака.
  - Нет! - взревел Джаирн. - Будь я проклят, если буду сидеть сложа руки. Когда моя нога была сломана прошлой осенью, именно Брэкбан пришел на мою ферму и помог собрать мой урожай. А ты, Сердик? Не помнишь, кто собирал людей, чтобы помочь тебе восстановить дом, когда прежний сгорел в пожаре? Это был Брэкбан! И когда разбойники угнали лучший скот, кто их преследовал? Кто вернул скот владельцам? Есть ли здесь какой-нибудь человек, который бы хорошо спал по ночам, зная, что он не сделал ничего, чтобы помочь Брэкбану в трудный час?
  Несколько человек согласно заголосили, но большинство принялись говорить между собой, громко споря. Мэйс поднял руки, призывая к тишине, но потерял внимание толпы.
  Я вызвал быстрым заклинанием сферу, темную и маленькую, которая взорвалась как раскат грома.
  Тут-то с тишиной всё стало в порядке!
  - Больше нет времени на разговоры, - сказал Джарек Мэйс. - Все те, кто будет сражаться за вызволение Брэкбана, идут налево. Те, кто не жаждет справедливости, могут оставаться на своих местах.
  Джаирн первым прошел через амбар. Другие по одному последовали за ним, пока лишь семнадцать человек не остались сидеть. Мэйс подозвал часовых.
  - Позаботьтесь, чтобы ни один из этих трусов не покинул амбар до утра, - сказал он.
  - Вы не можете взять нас под стражу! - запротестовал лысеющий купец с жиденькими волосенками.
  Мэйс поднял того на ноги. - Я могу сделать с тобой всё, что мне захочется, ты, жалкая куча конского дерьма! Будь благодарен, что я оставляю тебя в живых! - Отбросив от себя купчишку, он замахнулся на оставшихся шестнадцать. - Настает момент, когда человеку приходится выбирать, на чьей он стороне, - сказал он им. - Когда наступит день свободы, горцы узнают, кто сражался за них, а кто остался вонять, прячась как крыса. И придет расплата. Готовьтесь к этому дню!
  Думаю, он был тогда несправедлив по отношению к ним. Некоторые были слишком старыми, а что касается остальных - ну, это не преступление, если человек чувствовал страх или нуждался во времени, чтобы принять ответственное решение. Несомненно, некоторые из них были семейными, заботились о женах, детях или немощных родителях. Но он заставил их устыдиться.
  Мы вышли на солнце, и Мэйс присел с Джаирном и другими. Несколько минут я сидел с ними, но планы и стратегия сражений меня мало интересовали, и я с Илкой отошел, чтобы усесться на каменную стену и посмотреть на горы. Я понятия не имел, почему Мэйс внезапно стал героем, и это меня взволновало. Я чувствовал, что упустил что-то важное - как, впрочем, оно и было.
  Илка села рядом со мной и указала на мешок с арфой, снятый с моего плеча.
  - Не настроен я на музыку, - сказал я ей. Она приняла обиженный вид, и я уступил.
  - Что бы ты хотела услышать? Балладу? Танцевальную мелодию?
  Она покачала головой.
  - Тогда что? Походную мелодию? Боевую песнь? Нет? Тогда я в замешательстве, сударыня.
  Наклонившись вперед, она коснулась моей груди чуть выше сердца, а потом указала на деревья, горы и небо.
  - Ты хотела бы услышать музыку земли?
  Она кивнула и улыбнулась.
  Я настроил свою арфу и, закрыв глаза, освободил разум, а мои пальцы затанцевали по струнам.
  Но это была не музыка земли, деревьев, или гор. Это была музыка рождения любви, которую я почувствовал тогда в тот летний день, сидя на каменной стене под безоблачным небом. Через некоторое время я открыл глаза, наблюдая за ней, как она слушала, и увидел, что ее глаза были влажными от слез, ее щеки раскраснелись.
  Теперь-то я знаю, что она поняла мои чувства, прочтя послание в моей музыке с первых отрывистых нот.
  Но тогда я был гораздо моложе и не столь мудрым.
  Собравшиеся люди обсуждали план нападения на замок почти целый час, до тех пор, пока Вулф, раскрасневшйся и злой, не поднялся на ноги и не направился к тому месту, где мы сидели.
  - Как продвигается? - спросил я его.
  Он откашлялся и сплюнул. - "А что, если?" Вот всё, что я слышу. "Давайте штурмовать стены!" "А что если у них кипящее масло?" "Давайте подожжем ворота!" "А что делать, если они нас атакуют?" Я с ума сойду, если так будет дальше продолжаться. Некоторые из них уже теряют охоту сражаться. Спрашивают: "А что будет, если мы победим? Что тогда? Будут отправлены дополнительные войска, город будет предан огню".
  - Но ведь наверняка захват такого маленького замка не составит труда? - проговорил я.
  - В самом деле? Так почему бы тебе не пойти и не рассказать им, генерал? Мэйс уже почти готов черепа крушить.
  - Хорошо, - положив арфу в сумку на плече, я вернулся к месту, где сидели люди. Вулф последовал за мной - его гнев сменился, полагаю, забавой. Когда я увидел это выражение его лица, мои сомнения усилились. Кто я такой, чтобы планировать нападение? Каким опытом я могу похвастать? Мэйс поднял глаза, когда я подошел. Он тоже выглядел сердитым, его лицо побагровело. В тот момент я понял, что было бы неправильно предлагать еще одно мнение в качестве довода. Пришло время - как сказал бы мой отец - решительных действий. Тем не менее, даже если бы мой план оказался удачным - в чем я начинал сомневаться - то это всё равно лишило бы Мэйса авторитета Утренней Звезды, поскольку это он должен был стать тем, кто всё придумал.
  - Можно тебя на минуту? - спросил я его. Он кивнул, встал, и мы отошли от всё еще споривших жителей города.
  - Сборище трусливых недоделков, - сказал он, когда мы вышли за пределы слышимости.
  - Им нужно хорошее руководство, - сказал я.
  - Я пытаюсь, черт возьми! Я никогда не был офицером. И, честно говоря, не знаю, как еще взять замок, кроме как пойти на штурм!
  - В крепости пятьдесят человек, - сказал я вполголоса. - Но им нужно будет спать - в самые темные часы, ночью на страже будет не больше четырех или пяти солдат. Однако нам не надо идти на штурм; ведь нас уже пригласили. Ликос приказал городским старейшинам посетить его в сумерки. Мы просто войдем.
  - И что потом? - буркнул он.
  - Как только окажемся внутри, захватим Ликоса в заложники. Затем я подам сигнал Вулфу и остальным, и они смогут снять часовых и разоружить стражу. - Изложив свой план, я занервничал сильнее, ожидая, что его недостатки будут жестоко высмеяны. Вместо этого Мэйс хлопнул меня по плечу.
  - Боже, стоит попробовать! - сказал он. - Иди, расскажи им!
  - Нет!
  - Ну, мы не сможем сделать этого в одиночку!
  - Знаю. Это я и имел в виду, говоря о руководстве. Ты был солдатом. В какой момент сражения ваш офицер говорил вам: "Ну, ребята, я подумываю скомандовать атаку, что вы думаете об этом?" Сейчас самое время утвердить свой авторитет. Думай как король, Джарек. Похвали их за мужество и скажи им, что им надлежит делать.
  Его глаза сузились, и он задумчиво кивнул, мгновение постояв молча. - Что, если они рассмеются мне в лицо? Или просто откажутся?
  - Тогда скажи им, что они не достойны "Утренней Звезды", и мы уйдем.
  Он выругался и потер подбородок.
  - Боже, - процедил он, - еще церемониться с этой жалкой кучкой работяг! Ладно, если нужно представление, то они его получат! - Он улыбнулся мне, затем вернулся к ожидавшим. Но на этот раз он не сел среди них; встал уперев руки в бедра, подождал. Разговоры стихли.
  - Я слышал всё, что было сказано, - обратился он к ним, не торопясь и очень весомо. - Вы все - настоящие горцы. Вы отважны. Я горд тем, что вы решили встать рядом со мной. Очень горд. Но время для разговоров прошло. Ликос призвал старейшин города посетить его в крепости. Десятеро из нас отправятся туда. Вулф, ты с остальными останешься снаружи, в укрытии. Я уже оценил вашу храбрость, но восемь человек, которые войдут внутрь, вместе со мной и Оуэном, должны быть воинами, мечниками, рубаками, людьми, которые знают, как сражаться. Не мне судить, кто из вас лучший; вы сами должны решить это. Сделайте это сейчас, а я пока объясню Вулфу его задачу. - Подозвав горбуна, он отвернулся от них и снова отошел.
  Я наблюдал за людьми и увидел перемену в них, когда их преисполнила свежая уверенность. Лишь на мгновение они замолкли, затем начали говорить о навыках с клинком. Кто должен идти, кто должен остаться? Отбросив нерешительность, порожденную страхом, они теперь боролись за право сопровождать Монингстара.
  Я скрыл улыбку на лице и приблизился к Мэйсу и Вулфу. - Оно в тебе есть, - сказал я ему. - Хорошо проделано.
  - В этом деле легко оступиться, - буркнул он недовольно.
  - Это ценный урок. Люди всегда следуют за уверенными в себе предводителями - даже если путь чреват опасностями.
  - Ну, вообще-то так и есть, - сказал Вулф. - Десять человек идут в логово врага. Сдается мне, вы все рехнулись.
  В тот момент я ощутил на себе ужасный груз ответственности. Это был мой план, и от него зависела жизнь Пьерколло. Меня мало заботил Брэкбан или та женщина, так как тогда я их еще не знал, но огромный тусканец был мне другом, и мои опасения за него были сильнее.
  Всё мое волнение вернулось с удвоенной силой. Я говорил, что меня мало интересовали вопросы стратегии, но это потому, что мой отец и братья были мастерами в этом искусстве. Юный Оуэн, с другой стороны, был середняком в таких вопросах. Я снова подумал о плане, представив, как мой отец проверял бы его на прочность. Единственная сила плана состояла в его простоте, а вот слабых мест было немало. Я постарался не думать обо всем, что могло пойти не так.
  Но если я волновался в тот момент, то это было ничто по сравнению с переживаниями, которые я ощутил, когда мы стали приближаться к крепости. Солнце исчезло за огромными вершинами на западе, и небо приняло цвет крови, когда мы медленно поднимались в гору. Круглая башня с дубовыми воротами представляла собой простую конструкцию высотою не более шестидесяти футов и где-то сто пятьдесят футов в окружности. Я повидал много таких. В подвальном этаже должна быть трапезная, на первом - казарма с двухъярусными рядами дощатых кроватей. На третьем располагается домашний очаг капитана и его дамы, обычно две комнаты - маленькая спальня и столовая. Над ней была зубчатая крыша, с которой лучники могли посылать стрелы, копья или кипящее варево на любую вторгающуюся силу. Небольшие темницы, возможно, две камеры, обычно выкапывали внутри холма под крепостью.
  Я догадывался, что Ликос увидит нас из своих покоев на третьем ярусе.
  Мы заметили одного стража на крыше, склонившегося над зубцами, глядя сверху вниз, как мы приближаемся. Он прокричал привратнику приказание; мы услышали подъем засова, и врата открылись.
  Двое вооруженных людей стояли за ними.
  - Эй, оружие останется здесь, - велел первый.
  Мы ждали этого, и Мэйс отстегнул свой пояс с мечом, его примеру последовали Джаирн и другие мужчины, большинство из которых были солдатами из дружины Брэкбана - только уже не в доспехах, а в свободных туниках и шерстяных чулках. Мечи и ножи были оставлены на скамье у ворот. Один из часовых подался вперед, чтобы обыскать Мэйса; когда солдат сделал это, я послал крошечное звуковое заклинание в его правое ухо, чтобы там жужжало, словно насекомое. Тот подскочил и обернулся, затем звук перешел назад, и он резко повернулся в другую сторону.
  - Что с тобой? - спросил второй часовой.
  - Проклятые осы! - ответил первый.
  - Мы всю ночь должны здесь стоять? - спросил Мэйс.
  Стражник выругался, потому что жужжание возобновилось у его левого уха.
  - Веди их! - велел он напарнику. Мы медленно прошли за часовым в трапезную, где несколько солдат сидели на скамьях, ели похлебку с хлебом, потом поднялись по извилистой каменной лестнице, ведущей через казарму, где около двадцати воинов бездельничали на своих койках. Что-то в этой сцене вызвало у меня страх, но напрямую ничего не угрожало, и я заставил себя сохранять спокойствие.
  На следующем этаже, справа от лестницы, была дверь, в которую часовой постучал костяшками.
  - Входите! - раздался приглушенный голос изнутри. В тот момент, когда солдат положил руку на дверную ручку, Джаирн вынул из рукава короткий железный брусок и треснул им стражника по шее.
  Солдат безвольно завалился, и Джаирн поймал его, мягко опустив на пол.
  Мэйс и остальные вытащили кинжалы, которые прятали в складках своих туник, и приготовились войти в комнату.
  - Нет! - Прошептал я внезапно. Мэйс застыл.
  - Что такое?
  Во рту у меня пересохло, и я с горькой уверенностью осознал, что мы попали в западню. Но прежде чем я смог объяснить, я услышал крадущиеся звуки шагов по лестнице как наверху, так и под нами. Мэйс тоже их услышал. Он тихо ругнулся и усмехнулся.
  - Это еще не конец, - мрачно сказал он.
  И, спрятав кинжал в рукав, он открыл дверь.
  Мы медленно ступили внутрь. Нас ждали пятнадцать солдат, вооруженных мечами и щитами. Ликос стоял в центре этого отряда, скрестив руки на груди.
  - Добро пожаловать, Монингстар, - произнес тот. - Я приложу все усилия, чтобы сделать твое пребывание здесь как можно более неприятным.
  - Вы слишком добры, - ответил Мэйс. Затем, понизив голос, обратился ко мне. - Что-то здесь темно, Оуэн.
  Комната была освещена несколькими светильниками, которые отбрасывали танцующие тени на стены, но я сразу понял, чего хочет Мэйс. Солдаты столпились позади нас на лестнице, уже проталкивались в комнату. Наши ребята не пытались сопротивляться, потому что находились в безнадежном положении. Я закрыл глаза, позволил силе набраться, а затем направил белый свет к потолку, добавив к нему еще и раскат грома.
  В тот же миг Мэйс прыгнул на Ликоса, черный кинжал скользнул в его правую руку, левая рука обхватила горло офицера и оттянула его назад. Кинжал впился в шею Ликоса.
  - Вели своим людям сложить оружие, - прошипел Мэйс.
  - Нет!
  - Тогда умри, - Мэйс не вонзил кинжал в шею, но медленно провел острием по коже, делая надрез у яремной жилы. Хлынула кровь, но рана еще не была смертельной. Клинок замер. - Еще есть время передумать, - сказал Мэйс, его голос был мягким, доброжелательным, почти заботливым. Одно дело встретить внезапную смерть с мужеством, совсем другое - ждать, пока кинжал медленно вонзится тебе в горло.
  - Сложите оружие! - приказал Ликос, и один за другим солдаты повиновались ему, их мечи зазвякали по полу.
  - Будет ли кто-то так добр, чтобы освободить заключенных из темницы? - спросил Мэйс. Высокий воин с узким продолговатым лицом медленно двинулся к двери. - Иди с ним, Джаирн. Ты тоже, Оуэн. Я просто останусь здесь и поближе познакомлюсь с капитаном Хряком.
  Я вздохнул. Когда двери темницы были открыты, мы увидели, что Пьерколло лежал без сознания, его лицо было окровавлено и всё в кровоподтеках, правый глаз распух до размеров небольшого яблока, кровь текла из-под века.
  Рядом с ним был прикован к стене капитан Пазеля Брэкбан. Он был цел.
  - Вы свободны, капитан, - сказал я ему, - но я был бы признателен за помощь в переноске нашего друга отсюда.
  Брэкбан не задавал вопросов и, когда его цепи были отстегнуты, встал на колени рядом с Пьерколло.
  - Они выжгли ему правый глаз раскаленной кочергой, - сказал он. - Ликос сделал это ради удовольствия, потому что сказал нам, что Утрення Звезда все равно попытается спасти его, так что он не задавал вопросов большому человеку. - Он осторожно повернул Пьерколло на спину. Гигант застонал от боли, затем всеми силами попытался подняться. Джаирн и Брэкбан помогли ему встать.
  Мы нашли Астиану в соседней камере, и она последовала за Брэкбаном и Джаирном из крепости к склону холма. Ну а я взбежал вверх по лестнице туда, где все еще ждал Мэйс, с ножом у горла Ликоса.
  - Они свободны, - сказал я Мэйсу. Он кивнул и отступил к двери, таща за собой кровоточащего офицера.
  У ворот мы собрали оружие и приказали солдатам ждать в крепости, пока мы не выведем Ликоса на освещенный луной склон холма.
  Вулф подбежал к нам с луком в руке.
  - Что пошло не так? - спросил он.
  - Всё, - ответил Мэйс.
  Мы достигли безопасного места, где сидел Брэкбан с раненым Пьерколло. Когда Мэйс увидел у того слепой глаз, то оттащил Ликоса к ближайшему дереву, прижал его к стволу.
  - Сейчас ты сдохнешь! - зарычал он.
  - Не делай этого, Джарек! Он заложник! - прокричал я. - Это правила войны.
  - Я не играю по правилам, - ответил Мэйс. Но кинжал не вонзился в сердце Ликоса; вместо этого Мэйс вонзил острие в правый глаз ангостинца, провернул лезвие. Крик офицера был ужасен. Мэйс извлек кинжал, затем приблизился к полуослепленному Ликосу. - Я позволю тебе еще немного пожить, червяк. Чтобы ты мог настрадаться так же, как страдает он. Но когда боль пройдет, я вернусь за тобой. Ты слышишь меня? Монингстар, Утренняя Звезда, вернется за тобой! - отбросив от себя скулящего офицера, он пошел в лес.
  Я побежал за ним, схватил за руку.
  - Почему ты так разозлился?- спросил я. - Ты победил! Спас Пьерколло и остальных.
  - Дурак ты, Оуэн! Ты слышал Брэкбана на ярмарке. В этой проклятой крепости содержатся все налоговые деньги. Я мог разбогатеть - и больше не прозябать в этом проклятом лесу. А теперь они будут охотиться на меня пуще прежнего. Чума на твоего Монингстара!
  Я ощутил смятение в своей душе, пока мы шли глубже в лес - попеременно то ликование, то подавленность. Восторг шел от вовремя распознанной ловушки, депрессия от того, что в нее пришлось войти. Это сделало мой план наивным и глупым, потому что Ликос меня перехитрил, и лишь скорость реакции Мэйса спасла нас.
  Как я узнал о ловушке? Некоторое время я размышлял над этим и понял, что солдаты в казарме насторожили мое подсознание. Когда мы шли в крепость и поднимались по длинной извилистой лестнице, я видел солдат, лежавших на нарах. Но на них были нагрудники и сапоги. Ни один воин - кроме того, кто ожидает неприятностей - не отдыхает таким образом. Я должен был заметить это быстрее, знаю, но было приятно, даже несмотря на это, осознавать, что самый слабый сын великого Убертейна способен иногда мыслить как воитель.
  Да и был ли мой план таким уж наивным? Нет. Что я не учел, так это то, как легенда об Утренней Звезде будет интерпретирована Ликосом. Если бы он знал настоящего Мэйса, Ликос никогда бы не ждал попытки вызволения пленников. Но он не знал его; он знал лишь легенду. А герой легенды наверняка умер бы от стыда, если бы не попытался помочь своим друзьям.
  Мы разбили лагерь в глубокой пещере на склоне высокой горы. Из нее мы могли обозревать землю вокруг на многие мили, и, похоже, не было никакой возможности внезапного нападения.
  На подъеме в гору каждый из двадцати здоровых участников отряда - кроме спасенного Пьерколло, который испытывал сильную боль, - собирал дрова и хворост для ночного костра. По указанию Вулфа я зажег огонь у задней стены пещеры. Таким образом, ветер от входа заставлял дым подниматься к задней стенке и выходить через пещеру сверху, оставляя воздух внизу свежим и чистым. Дрова были сухими, потому что их собирали с земли, с мертвых поваленных деревьев. Ветки, лежащие на траве, во мху или на голой земле, как правило, впитывают влагу и представляют собой никудышное топливо.
  Астиана склонилась над поврежденным глазом Пьерколло, сделала компресс из трав, который примотала к ране. Брэкбан, Джаирн, Вулф и Мэйс сидели вместе у входа в пещеру, обсуждая, без сомнения, события вечера. Другие мужчины, в основном солдаты ополчения, которые служили с Брэкбаном, растянулись у костра и заснули.
  Илка подошла ко мне, взяла за руку и указал на Пьерколло.
  - Я не целитель, - тихо проговорил я.
  Подняв правую руку, она взмахнула ею, вытянув пальцы, подражая действиям волшебника.
  - Я не владею этим мастерством, Илка, - сказал я ей, но она продолжала махать, и я подошел к раненому.
  Астиана подняла голову, но не улыбнулась.
  - Может пойти заражение, - произнесла она.
  - Это была чистая рана. Никакой инфекции, - пробормотал Пьерколло. - Они использовали горячий металл... очень горячий. Очень красный. Думаю, глазу конец.
  Сделав глубокий вдох, я положил руку на компресс. - Скажи мне, помогает это или мешает? - спросил я, накладывая охлаждающее заклинание на пораженную область.
  Пьерколло откинулся назад, прикрыл здоровый глаз. - Лучше, - прошептал он. - Намного лучше.
  Я усилил заклинание, моя рука задрожала от холода. Его дыхание замедлилось, и он наконец уснул.
  Я предоставил женщине присматривать за ним, а сам присоединился к Мэйсу с остальными. Брэкбан протянул мне свою могучую руку и ухмыльнулся. - Спасибо тебе, колдун.
  Я покачал головой. - К счастью, колдовство - не моя область знаний, сударь. Но я был рад посодействовать вашему вызволению.
  - Красиво говорит, да? - вставил Вулф.
  - Я не сужу человека по словам, - ответил Брэкбан, - а только по делам. Я знаю, что вы пошли в ту крепость не за тем, чтобы спасти меня; вы искали своего друга. Но теперь я в долгу перед вами, а я всегда возвращаю долги.
  - Тебе нечего возвращать, - беспечно бросил Мэйс.
  - Не согласен, Монингстар. Джаирн говорит, у тебя есть армия на юге леса. Для меня будет честью присоединиться к ней. У меня есть кое-какой опыт работы с солдатами; я уже готовил людей к бою.
  Как солнце просвечивает сквозь тучи, так же и меня осенило, что нужно делать. Когда я отправил Корлана и его людей на юг, то сделал это, чтобы обезопасить нас, чтобы увеличить расстояние между нами. Но теперь Оуэн Оделл, сын Убертейна, без сомнения знал цель, к которой стремился. Правление Азрека на этой земле было злом, а злу нужно противостоять везде, где оно встречается. Мэйс не понимал этого, но со временем Мэйс уже не контролировал ситуацию.
  Прежде чем он смог ответить, заговорил я: - Армия еще не собрана, Брэкбан. Когда Утренняя Звезда говорил об этом, он имел в виду людей из Нагорий, которые пока что заняты фермерством и скотоводством.
  - Не понял, - произнес он, подергивая белокурую косичку волос, свисавшую с его виска.
  Я посмотрел в его ясные голубые глаза. - Нет армии - пока что нет. Еще не время. Война между севером и югом едва закончена, южные ангостины контролируют все крупные города. Начать восстание сейчас было бы бесполезно. Но вскоре большая часть их сил отправится обратно на юг, оставив гарнизоны для управления Нагорьями. Тогда мы соберем людей; и прогоним ангостинов с наших земель.
  - Что я могу сделать? - спросил он.
  - Ты можешь создать ядро будущего войска. Найти мужественных людей, мужчин с навыками. Бывалых солдат, ветеранов. Тогда мы сможем призвать народ Нагорий к оружию. Мы сможем обучить их, вооружить.
  - А как насчет монет? Оружие стоит денег.
  - Отправляйся на юг и найди человека по имени Корлан. Он выдаст монет. Скажи ему, что тебя послал Джарек Мэйс. Корлан ведет Людей Утренней Звезды. Ты поможешь ему, где сможешь, но твоя задача - собрать офицеров. Сердце армии.
  - Это тот самый Корлан, который последние пять лет сеял в лесах убийства и насилие?
  - Но теперь он сражается за Нагорья.
  - И ты ему доверяешь? - Вопрос был задан мягко, но глаза Брэкбана насторожились, и я знал, что он настроен скептически.
  Мэйс вышел вперед.
  - Он дал Клятву Души, - произнес он. - Как сделаете и вы - каждый, кто здесь находится. Если кто-то предаст нас, то умрет в страшных муках. Не так ли, Оуэн?
  - Но Брэкбану не стоит переживать. Я могу прочитать его сердце, и он настоящий мужчина.
  - Я все равно дам клятву, - сказал Брэкбан.
  Я снова наколдовал танцующее пламя и смотрел, как оно скользит по руке Брэкбана, исчезая в его груди.
  - Ты клянешься следовать за Утренней Звездой до конца жизни и отдать свою жизнь, чтобы освободить Нагорья?
  - Клянусь.
  - Да будет так. Огонь души теперь горит в тебе. Это укрепит твою решимость и поможет твоей смелости. Но если ты когда-нибудь нарушишь клятву, огонь сожжет твое тело изнутри, и ты умрешь. Понимаешь?
  - Понимаю. - Он протянул руку к Мэйсу, который пожал ее по-воински, запястье к запястью.
  - До самой смерти, Монингстар, - сказал он.
  - До смерти, - кивнул Джарек Мэйс.
  Разведя огонь, я лег спать, укрыв плечи тонким одеялом и положив под голову руку. Я ощущал тепло пламени у себя на спине, и мои мысли потекли мягко и ровно.
  Пьерколло, хотя и был тяжело ранен, остался жив и свободен, в немалой степени благодаря моим личным талантам. Лишь теперь я почувствовал себя расслабленным и свободным от забот.
  Я забылся сном - и проснулся от другого огня под небом, сияющим светом двух лун - одна в виде полумесяца, другая - полная и огромная, её поверхность была покрыта рытвинами и ямами, словно черная гравировка на серебряной пластине.
  Я сел и осмотрелся. Пейзаж был ровным, но небольшое пламя пылало на вершине единственного холма на многие мили. Это было плохое место для костра, там ничто не могло отражать тепло. И все же обстановка была какой-то идиллической. Я осознал - как все сновидцы - что не одинок; трое других мужчин в капюшонах сидели рядом и молчали. Я взглянул на первого человека, и он поднял голову. Он был незнакомцем, с тонким лицом, темными глазами и смуглой кожей. Он откинул капюшон, и я увидел, что на его длинноволосой голове надет черный шлем; он не был стар, но волосы его уже были серебристыми.
  - Ты носишь кольцо, - сказал он. Двое других мужчин не двигались, и я перевел взгляд на них. Они мерцали и исчезали в лунном свете, а их головы оставались в тени капюшонов.
  - Я Гарет, - сказал первый человек, подняв руку. Тогда я увидел его кольцо - копию того, что было у меня, белый камень сиял, словно крошечная луна.
  - Я нашел его, - сказал я ему.
  - Знаю. Оно было в Серой крепости.
  - Мое кольцо, - донесся хриплый шепот слева от меня. Мерцающая фигура подняла голову, и лунный свет упал на полупрозрачное лицо, которое мерцало, меняясь между плотью и костью. В одно мгновение его черты были ясными и человеческими, а в следующий миг, едва двинется, сквозь лицо просвечивал череп. - Мое кольцо, - повторил он.
  - Я не собирался его красть, - ответил я.
  - Тем не менее, оно у тебя, - сказал Гарет.
  - Оно было на руке мертвого человека. Это воровство?
  - Ты взял то, что не было твоим.
  Я не мог спорить с такой логикой, и пожал плечами. - Я верну его, если хотите.
  - Ты прочел надпись?
  - Да. "Я - страж, верный меч, отважное сердце".
  - Ты понял смысл?
   - Нет.
  Гарет кивнул. - Я так и думал. Колдун, который напал на тебя - вот он бы понял. Не настолько, чтобы сеять ужас самому, но достаточно, чтобы пробудить хаос. Что мы сторожим, Оуэн?
  - Не знаю. Какое-то скрытое сокровище? Святую реликвию?
  - Мы охраняли Троих, чтобы зло не вернулось снова. Теперь два были найдены, а поиски третьего ведутся. Насколько далеко продвинулся ты?
  - Как я могу ответить? Я не знаю, о чем ты говоришь.
  - Черепа, Оуэн.
  Однажды, когда я был маленьким, я играл на замерзшем озере, как вдруг лед ушел подо мной. Шок от ледяной воды в организме был ужасным. Таково же было чувство страха, которое тронуло меня сейчас, когда заговорил Гарет. Череп в крепости. Один из трех. Один из Королей Вампиров.
  - Почему вы охраняете их? - спросил я наконец.
  - По велению Рабайна и Хорги, - ответил он. - Когда короли были убиты, оказалось, что черепа не могут быть уничтожены. Хорга взяла их и хранила отдельно друг от друга. Она пыталась сжечь их в раскаленных печах. Они неоднократно подвергались ударам молотов. Их сбрасывали с высоких горных пиков, но они не разбивались о камни внизу, даже не были хоть сколько-то оцарапаны. Наконец, сдавшись, Хорга и Рабайн приказали отвезти их в три секретных места, где их будут вечно стеречь Хранители Колец.
  - Вам тысяча лет? - просил я.
  Он улыбнулся и покачал головой. - Нет. Три рода были избраны среди рыцарей Рабайна. От отца к сыну они передавали кольца и их тайну. Об этом никогда не говорилось, но глава каждой семьи давал клятву хранить в тайне место погребения черепа, чтобы они никогда больше не были собраны вместе.
  - Почему? Какая опасность может исходить от старых костей?
  Он пожал плечами и развел руками. - Не могу сказать. Не знаю. Но Хорга утверждала, что если они когда-нибудь соберутся в одном месте, то возродится великое зло. Семьи были верны завету своих предков. Мы прожили свои жизни, прикованные к прошлому, Хранителями Колец... но десять лет назад, - он указал на самую дальнюю фигуру, которая всё еще не двигалась, - Лорин проговорился о черепе, и молва дошла до Азрека. Ты знаешь, кто он такой, полагаю?
  - Да.
  - Он послал в лес людей, охотников, убийц. Лорин отразил их атаку, убив четверых, но они вернулись с Катапласом, и Лорин погиб. Однако перед смертью они его пытали, пока, наконец, он не сломался и не рассказал о Серой крепости. Катаплас отправился туда со своими убийцами. Киркалди был там. Он тоже сражался, затем забаррикадировался в башне. Катаплас послал огненное заклинание, которое сожгло его плоть до костей, но Катаплас не нашел черепа - пока вы не пришли и не сделали ему этот невольный подарок.
  - Теперь остался только один: череп Голголефа, величайшего из Королей Вампиров. Катаплас ищет его. Азрек желает его. Им необходимо помешать.
  - Они знают, где его найти?
  - Думаю, что знают.
  - Как?
  - Короли-вампиры были объединены колдовством, и между черепами существует сильная связь. Одного было недостаточно, чтобы найти другие, но с двумя опытный колдун отыщет путь к третьему.
  - Что бы вы мне посоветовали?
  - Киркалди и Лорин оба умерли, прежде чем родили сыновей. Кольцо Лорина было взято Катапласом, но у тебя есть кольцо Киркалди. Возьмешь ли ты на себя груз ответственности за древнюю клятву? Станешь ли Хранителем Кольца?
  Мне не пришлось обдумывать свои слова. - Да, стану, - ответил я.
  - Ты можешь умереть из-за этой клятвы, Оуэн Оделл.
  - Все люди умирают, Гарет.
  - Тогда отправляйся в Тролльи Пределы. Иди так быстро, как только можешь. Я найду тебя там - если всё еще буду жив.
  Тут я заметил, что дух Киркалди больше не присутствовал среди нас.
  - Куда он ушел? - Спросил я.
  - В обитель покоя.
  - А Лорин?
  - Он останется. Его кольцо у Катапласа. Пока не будет найден другой страж, Лорин не будет знать покоя.
  Когда я проснулся, в пещере было темно, костер просто тлел, отбрасывая мягкие тени на дальнюю стену. Я тихо поднялся и пошел к выходу. Холодный ветер дул со склона горы, но я обнаружил, что Мэйс сидит спиной к валуну, накинув на плечи плащ.
  - Выглядишь задумчивым, - сказал я, садясь рядом с ним.
  - Есть над чем поразмыслить. Как считаешь, Рабайн был похож на меня?
  - Что ты имеешь в виду?
  - Преступник, наемник. Был ли он пойман в ловушку, став героем поневоле, или действительно был твоей Утренней Звездой?
  - Не знаю, Джарек. Раньше я ответил бы, что он в точности таков, как утверждают истории. Но теперь я сам видел рождение легенды.
  - И ты разочарован.
  - Не совсем, - ответил я. - Ты действительно стоял на дороге один и бросил вызов ангостинам, и ты действительно прорвался тогда, в день Сожжения, сквозь солдат захватчика. Благодаря этому Меган была освобождена. Ты столкнулся с Сатанинскими Тенями и спас Пьерколло. Ты наделен отвагой. Ни один человек не может отнять этого у тебя.
  - Возможно, - произнес он, глядя на горы.
  - Что тебя беспокоит?
  - Брэкбан поклялся следовать за мной до смерти. А я не хочу такой преданности; это заставляет меня чувствовать не в своей тарелке.
  - А я теперь раскусил загадку Катапласа о Трех, - произнес я, пытаясь сменить тему. Он сразу же заинтересовался, и тогда я рассказал ему о встрече во сне с Гаретом и другими призраками.
  - Полагаешь, это было вещее видение?
  - Да.
  - И ты намерен найти этого Гарета в Тролльих Пределах?
  - Я должен. Теперь я Носитель Кольца.
  Он усмехнулся и покачал головой. - Ох, Оуэн, какой же ты сказочный болван! Какую помощь ты окажешь Гарету? Как остановишь Катапласа и его убийц? Быть может, запоешь и замузицируешь их до смерти? - Он рассмеялся, и я почувствовал себя неловко.
  - Ты мог бы отправиться со мной, - заметил я.
  - А с чего бы мне это делать?
  - На тебя идет охота, Джарек Мэйс. Катаплас найдет тебя однажды - и с третьим черепом, возможно, его сила возрастет в разы. Где ты будешь тогда, Повелитель Леса? Как ты будешь сражаться с демонами, которые станут преследовать тебя в этих темных лесах?
  Все еще беспечный, он хлопнул меня по плечу. - Отлично, Оуэн! Ты не взываешь к моей прекрасной натуре и не поминаешь дружбу и верность. Ты направил суть разговора в самое яблочко. Мне это по душе!
  - Значит, ты пойдешь со мной? Гарет в опасности. Он убедил меня выдвигаться спешно.
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  Брэкбан, Джаирн и солдаты ополчения уехали вскоре после рассвета, направляясь на юг, но ночью у Пьерколло поднялась температура, и Астиана осталась, чтобы заботиться о нем.
  Гигант не смог бы пройти с нами многодневный путь, и, хотя Мэйс собирался оставить его позади, мы с Вулфом отказались от этой идеи. Илка, хотя и не способная говорить, дала понять, что чувствует то же самое, сидя рядом с раненым и глядя на Мэйса.
  Джарек взял свой лук и колчан и молча вышел из пещеры.
  Я подбросил в огонь остатки хвороста и сел, наблюдая, как Мэйс шагает к лесу.
  Астиана придвинулась ко мне.
  - Правда ли он Монингстар - Утренняя Звезда? - спросила она.
  - Да, правда, - ответил я ей.
  - Он черствый человек, суровый и мрачный.
  - Это тоже правда, - согласился я.
  Она спросила, как мы встретились, и я рассказал ей о спасении в Зиракку, хотя и не упомянул такие детали, как любовные похождения Мэйса с благородной дамой и его возвращение за долей вознаграждения. Однако, среди прочего, рассказал о том, как мы спасли Меган от огня и о борьбе с чудовищами в лесу.
  - Говорят, он - сам Рабайн, вернувшийся из мертвых, - сказала Астиана, ловя мой взгляд. - Ты согласен с этими слухами?
  - Кто я такой, чтобы соглашаться или не соглашаться? Я всего лишь бард. Кем был Рабайн? Что мы знаем о нем, кроме того, что он боролся с Королями Вампиров и сам стал королем? Мэйс говорил о нем недавно. Был ли он одиноким волком или мятежным рыцарем? Принцем или простолюдином?
  - Ты циник, Оуэн, - сказала она. - Я думала, все барды - романтики, поющие о рыцарстве и чести.
  - Я пою о них. И мечтаю о них. Но здесь царит суровая реальность. Смерть внезапна, жестока. Люди жестоки, безумно порочны. Почему Ликос ослепил Пьерколло? Почему они привязали Меган с Столбу Сожжения? Почему ангостинцы прославляют войну? - Я оглянулся назад, туда где Вулф сидел рядом с Илкой у костра. - Горбун мой друг, смелый и стойкий. Тем не менее, когда я впервые его встретил, он сидел на коленях над телом путешественника, которого только что убил; срезал у мертвеца кольца вместе с пальцами. А Илка, наша милая Илка, была изнасилована в детстве, и ей вырвали язык. Где во всём этом рыцарство? Человек, который научил меня создавать световые иллюзии, милые и прекрасные, теперь превращает людей и зверей в демонических существ, наполненных лишь жаждой убивать. Где в этом честь?
  - Честь здесь, - прошептала она, приложив руку к моему сердцу. - Или ты считаешь, что добро может существовать только в чистой среде, нетронутой мирской тьмой? Какая в этом ценность? Добродетель похожа на золотое кольцо. Неважно, куда ты его поместишь, в болото или в нужник; оно останется золотом, высшей пробы. Низшие металлы ржавеют, разрушаются, ломаются. Но не золото. Настоящее сердце всегда остается настоящим.
  - Не более чем слова, - огрызнулся я, более жестоко, чем хотел. - Злодеи всюду торжествуют, потому что они сильны и беспощадны. Добрые люди связаны, скованы своей честью по рукам и ногам. Они не могут выиграть, потому что играют по другим правилам. Некоторое время она молчала, и мы сидели под восходящим солнцем, каждый в своих мыслях. Полагаю, я почти возненавидел себя за высказывание столь пораженческой философии, и на сердце стало тяжело. Но через несколько минут она заговорила вновь.
  - Не соглашусь с тобой. Тысячу лет назад Короли-Вампиры правили этой страной. Они были свергнуты и уничтожены. Их зло было колоссальным, но добрый человек уничтожил их. Битва между добром и злом идет по кругу. Добро побеждает, зло побеждает, потом снова верх берет добро. Правила не имеют значения.
  - Чем твоя философия отличается от моей, сестра? - возразил на это я. - Если такой круг существует, то никогда не будет абсолютного победителя.
  - Знаю, - прошептала она. - Но в этом случае победа не является наградой; награда - это сама битва. Ты - часть этой битвы, Оуэн. И ты, и Вулф, и Пьерколло. Да, и даже Джарек Мэйс, хоть он и не знает этого.
  - О, он воин, в этом нет сомнений, - согласился я. - Но на чьей стороне он сражается? Не думаю, что его заботит добро или зло. Он заботится лишь о Джареке Мэйсе.
  Пьерколло проснулся и застонал от боли, Астиана поднялась и вернулась на свое место. Я встал и вышел на солнце.
  Кольцо с бледным камнем показалось мне неимоверно тяжелым.
  В тот момент мне захотелось снять его и бросить с высокого холма.
  Я бы стал свободным. Я бы смог покинуть лес и отправиться на юг, до самого побережья, в поместье моего отца, подальше от войны и жестокости. Я бы мог сидеть у теплого огня вечерами, сытый и довольный, и мог бы играть на своей арфе да петь свои песни, не боясь кинжала под ребра или демона, способного проникнуть в душу. Это было так заманчиво.
  Но в этот миг - возможно, потому что я подумал о доме - я вновь увидел своего отца, сидящего в кресле с высокой спинкой, со своими детьми у ног, с боевыми псами рядом. И я услышал его голос, глубокий и неспешный, как он рассказывал нам истории о мужестве или заставлял нас разгадывать загадки:
  "Жили когда-то три человека, гордых и сильных, лучшие скалолазы во всей стране. В каждой городской таверне собирались люди и спорили, кто из них самый лучший.
  Наконец эти трое договорились встретиться, чтобы решить вопрос раз и навсегда. Была одна гора из твердого гранита высотою три тысячи футов, которую люди называли Расборет. Никто никогда не покорял Расборет, хотя многие пытались, и многие погибли или поломались в попытке сделать это. Как только троица собралась начать восхождение, явился ангел и объявил им, что они умрут в один день. Первый человек сказал: "Пойду домой и хорошенько напьюсь вина перед смертью", Второй сказал: "Найду женщину с мягким телом и приветливыми глазами, и возлягу с ней, пока смерть не пришла". Оба обратились к третьему. "А ты как?" - спросили они. "Я? А зачем мне теперь взбираться на гору?" - Отец рассмеялся тогда над нашим непониманием, и мы пошли к своим кроватям, так и не став мудрее. Однако теперь я понял, что он имел в виду. Человек должен закончить то, что начал, не позволяя угрозам или страхам стоять на своем пути.
  Я дал обещание Гарету, и я сдержу его. Мэйс отмахнулся от моих воинских талантов, но я имел навыки в других областях. Я не видел в себе геройского стержня. Мои страхи были очень велики. Но от своего отца я узнал, что о человеке судят не по его словам, не по его принципам и даже не по уму. Его судят по его поступкам.
  Как я, Оуэн Оделл из Ангостина, мог выступить против зла, если бы я не выступил против тьмы?
  Тут чья-то рука коснулась моего плеча, и я повернулся, увидев рядом с собой Пьерколло. Его лицо было серым, повязка на глазу окровавлена.
  - Прости, - сказал я ему. - Ты ужасно пострадал.
  - Но я жив, мой друг, благодаря тебе. И я отплачу. Пьерколло будет с тобой и Монингстаром. Мы начнем войну с этими злодеями.
  Кажется, я помню облако, которое в тот момент проплыло по лику солнца, но, вероятно, это было не так. Груз этого воспоминания, даже после всех этих лет, всё еще велик. Потому что я знал, что что-то прекрасное было потеряно для мира, и я оплакивал это.
  С того дня и до последней битвы я никогда не слышал, чтобы Пьерколло снова пел.
  Мэйс вернулся в сумерки со свежими кусочками оленины, и мы провели вторую ночь в пещере. Лихорадка Пьерколло начала проходить, но он всё еще был слишком слаб, чтобы идти дальше.
  Мы зажарили оленину и славно поели той ночью. Мэйс был в наилучшем настроении и поведал нам, что видел поисковые разъезды солдат, рыскающих по лесам и лесным тропам, но никто не наткнулся на наш след.
  - Среди них нет лесовика, - сказал он.
  Тем не менее, мы продолжали нести стражу той ночью, по очереди садясь прямо в пещере, наблюдая из входа за освещенными луной утесами.
  Я взял последние часы, сменив Вулфа около полуночи, и уселся в одеяле под звездами. Это была ясная ночь, беззвучная, прохладный ветер со свистом задувал в пещеру. В воздухе витал запах сырой травы, и летучие мыши то и дело шмыгали надо мной.
  Старый барсук с изогнутой передней лапой двинулся по склону холма, его мех был как серебряная нить, походка была неуклюжей. И всё же он с большим достоинством медленно спускался по склону.
  У подножия он остановился, поднял морду, принюхиваясь к ночному воздуху. Внезапно его неспешность улетучилась, и он поспешил в подлесок. Я сразу же напрягся, прищурив глаза, прочесывая взглядом рощу.
  Но ничего подозрительного не увидел.
  Затем показался огромный серый волк, шагающий по траве. За ним последовали еще шестеро. Что-то небольшое привлекло мое внимание, я бросил туда взгляд и увидел нескольких кроликов возле наполовину вросшего в землю валуна. Волки даже не смотрели на них.
  Это показалось мне любопытным, но не угрожающим. Возможно, хищники недавно насытились. Возможно, набрели на тушу оленя, убитого Мэйсом.
  Они подошли к пещере.
  - Мэйс! - позвал я, и тот мгновенно проснулся, как и Вулф. Мужчины оба подняли свои луки и придвинулись ко мне. Я указал на стаю на расстоянии не более ста шагов.
  - Ты разбудил меня из-за волков? - проворчал Мэйс.
  - Взгляни на них, - сказал я. - Они бегут прямо на нас. Даже голов не повернут, никакого интереса к кроликам.
  Мэйс пробормотал что-то непристойное и вернулся к костру, раздув его и сунув в огонь толстую сухую ветку. Сухие листья мгновенно объялись пламенем и осветили пещеру. Мэйс подбежал обратно ко входу и вышел на склон холма. Волки увидели его и прибавили ходу.
  Вулф наложил стрелу на свой лук. В бледном лунном свете она сияла серебром.
  - Назад, Мэйс! - крикнул я. - Они заколдованы!
  Мэйс швырнул горящую ветвь в переднего серого зверя. Палка ударила волка по морде, пламя опалило шерсть на спине, но он не обратил внимания на огонь и бросился прямо на Джарека, метя ему в горло. Стрела Вулфа вонзилась зверю в грудь, и он упал на землю.
  Мэйс обнажил свой меч, рассек им шею второму волку, но остальные пятеро уже окружали его. Вулф убил еще одного, затем отбросил свой лук и бросился на тварей. Вытащив стрелу из оставленного им колчана, я последовал за ним. Огромный волк бросился на Мэйса, сбив его с ног. Оставив меч, Джарек схватился за свой кинжал; он бы опоздал, но я подскочил к нему и ударил волка сияющей стрелой. Тот на мгновение замер, а затем побежал по склону холма, поджав хвост. В пещеру влетели еще двое. Мэйс перекатился на колени и вонзил кинжал в горло первому, а я метнул стрелу во второго. Острие едва повредило шкуру зверя, но волк, освобожденный от чар, сбежал от нас. Последнее из существ прыгнуло на Вулфа, вонзая клыки ему в предплечье. Его короткий меч вошел в бок существа, лезвие пронзило сердце. Передние лапы сложились под волком, и он без звука опустился на землю. Вулф попытался развести челюсти, но те мертвой хваткой держали его предплечье. Нам с Мэйсом удалось их разъять. Вулф засучил свой разорванный рукав, и кровь хлынула из проколов от волчьих клыков выше и ниже левого запястья.
  Горбун громко выругался. - Как думаете, они были бешеными? - спросил он.
  - Нет, - заверил я его. - Катаплас наложил на них заклятие. Как только мы коснулись их нашим оружием, заклинание исчезло. Будь они бешеными, продолжили бы атаку. - Я не был уверен, что это правда, но мои слова успокоили Вулфа.
  - Меня-то за что? - пробурчал Вулф, пытаясь остановить кровотечение. - Они вертелись вокруг тебя, Мэйс, но у тебя нет ни единой царапины!
  - Боги благоволят красавцам, Вулф - ты должен это знать. И ты должен был знать, что лучше не бросаться на волков.
  - Я спас тебе жизнь, ублюдок!
  - Верно, - согласился Мэйс, ухмыляясь. - Это второе, что нужно помнить о богах: они редко помогают тупым.
  - Эту ошибку я снова не повторю! - ответил горбун, возвращаясь в пещеру. Астиана перевязала ему рану, но Вулф продолжал ворчать и жаловаться, пока наступил рассвет.
  - Нам надо выдвигаться, - сказал Мэйс, опустившись на корточки рядом с Пьерколло. - Сможешь ли ты не отставать от нас?
  - Мы должны остаться еще как минимум на два дня, - вмешалась Астиана.
  - Возможно, это необходимо. Но кто знает, что колдун пошлет против нас в следующий раз. Скажи мне, Оуэн, - произнес он, обращаясь ко мне, - знает ли Катаплас, где мы находимся?
  - Думаю, да. Волки указали ему место.
  - Тогда у нас нет выбора, - сказал Мэйс.
  Гигант поднялся на ноги. - Я иду с тобой, Монингстар. Не беспокойся. Пьерколло силен.
  - А ты, сестра? Куда ты пойдешь?
  - Я отправлюсь с вами до деревни Ивы. Это недалеко от Тролльих Пределов, и у меня там есть друзья.
  Мэйс улыбнулся. - Мне всегда нравилась компания привлекательных женщин.
  - И мне нравятся привлекательные мужчины, - холодно сказала она ему. - Жаль только, поблизости таких нет.
  - Она втюрилась в меня, - подмигнул мне Мэйс, когда мы двинулись на север.
  Мы шли на северо-запад, двигаясь осторожно, прислушиваясь, нет ли солдат, охотящихся за нами. Дважды видели конных воинов, но те были далеко, и мы прошли незамеченными.
  Пьерколло шел молча, не жалуясь, хотя боль в глазу, должно быть, была страшной. В полдень мы остановились в укрытой лощине, где Вулф развел костер под раскидистыми ветвями высокой сосны. Дерево, которое он использовал, было сухим, и тот немногий дым, который оно давало, рассеивался, проходя сквозь толстые ветви у нас над головами. Мы приготовили немного оленины и сидели молча, каждый в своих мыслях. Рука Вулфа еще болела, но горбуну повезло; укус был частично смягчен его кожаным нарукавником, и раны оказались неглубокими.
  Илка подошла ко мне и села рядом, и я впервые взял ее руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. Восприняв это так, как если бы я ее ударил, она отдернула руку от моей с сердитым взглядом.
  - Мне очень жаль, - сказал я ей. - Не хотел тебя обидеть.
  Но она встала и ушла от меня, сев рядом с Пьерколло и Астианой. Это был бессознательный жест любви, но я забыл о том, в какой реальности она жила. Изнасилованная, замученная и вынужденная стать шлюхой, такой поцелуй для нее был просто похотливым поползновением. Я почувствовал себя неуклюжим и глупым.
  Той ночью, спустя еще семь или восемь миль пути, мы нашли убежище под выступом скалы. Мэйс махнул Илке, подзывая ее. Когда она покачала головой и отвернулась, он встал и подошел к маленькому костру, у которого она села.
  - Месячные? - спросил он ее. Она еще раз покачала головой. - Тогда пошли со мной.
  Илка поднялась и встала перед ним, положив руку на саблю в ножнах. Затем указала сначала на Пьерколло, затем на Вулфа и, наконец, на меня. Я не понимал, что происходит, хотя был рад, что она ему отказала.
  - Что происходит? - раздраженно спросил Мэйс.
  Илка была взволнована, но не могла ничего объяснить. Пьерколло первым понял, что она пыталась сказать.
  - Теперь она одна из нас, Мэйс, - сказал он. - Она больше не шлюха.
  - Но она шлюха, - возразил Мэйс. - Это то, в чем она хороша, и это то, что мне сейчас нужно!
  - Оставь ее, Джарек, - сказал я. - Ее заставили жить той жизнью, а теперь она решила ее бросить.
  - Нет ничего плохого в том, чтобы быть шлюхой, - возразил Мэйс.
  - Как и в том, чтобы не быть шлюхой, - вставила Астиана.
  - Мне не нужен совет монахини по части шлюх, - сердито ответил Мэйс.
  - Да уж, полагаю, ты достаточно опытен в этой области. В конце концов, зачем еще женщинам спать с тобой, как не за деньги?
  - Со мной им не заснуть, сестра. Но, поскольку Илка открыла для себя чистоту, возможно, ты пожелаешь занять ее место. Дам тебе серебряный пенни, в фонд помощи нищим и страждущим.
  Рука Астианы метнулась к его лицу, но он поймал ее запястье и притянул к себе.
  - Страстность в женщинах мне по нраву, - сказал он, подняв ее над землей.
  - Отпусти ее, Мэйс, - произнес Пьерколло опасно низким голосом. Великан поднялся на ноги, его огромные ладони сомкнулись в кулаки.
  Мэйс взглянул на него и усмехнулся, но в его глазах не было юмора и впомине.
  - Я не причиню ей вреда, - сказал он великану, отпуская женщину и отступая.
  Лицо Астианы раскраснелось, она едва сдерживала гнев.
  - Подумать только, - сказала она, - что я прославляла твое имя перед людьми. Ты не лучше тех, с кем сражаешься. Ты мерзкое животное.
  - Я никогда не утверждал обратного, - ответил он. - Ни разу. Но я здесь не для того, чтобы воплотить в жизнь ваши мечты, и я за них не отвечаю. Я человек, пытающийся остаться в живых - и получать от этого удовольствие. Это так уж неправильно? А что до мерзких животных? Ну, я никогда не встречал животного, подходящего под это описание. Да, много мужчин и несколько женщин. Но животных - никогда. И не бойся со мной за свою добродетель, сестра. Я не стану тебя беспокоить. - Отвернувшись от нее, он подошел к Пьерколло. - Хочешь еще что-нибудь сказать? - спросил он.
  - Ничего, - ответил великан.
  - Никогда не угрожай мне, - предупредил его Мэйс. - Никогда!
  - Она из церкви, - сказал Пьерколло. - Негоже выражать к ней непочтение.
  - Черное платье не вызывает почтения, - процедил Мэйс. - Я знавал церковников, которые были прелюбодеями, мучителями и убийцами. И я переспал с одной или двумя монашками. Они такие же люди, как мы с тобой - только в основном слабее, цепляются за всякие суеверия, прячутся за монастырскими стенами, потому что у них нет смелости увидеть реальную жизнь. Почтение? Я скажу тебе, что я почитаю. Золото. Оно ничего не просит и всё позволяет. Оно согревает и доставляет удовольствие. И нет ни одного живого человека, который не продал бы свою душу за нужную сумму.
  - Говоришь, как истинный герой! - вскинулась Астиана.
  - Герой? - отозвался Мэйс. - А где твои герои? Ангостины всех их перебили. Героев больше нет, сестра. Они лежат на полях сражений, вороны пируют их глазами. Они шли в бой с дубьём и палками, говоря, что могут одолеть обученное войско и рыцарей в доспехах. И они в это верили! Что ж, у них не было шансов, но они были героями. Так поступают герои, не правда ли? Они преодолевают невероятные препятствия и смеются перед лицом смерти. Что ж, смеха я не видел. Только ужас, когда первая атака разметала их ряды, а мечи, булавы, копья и пики вонзались в их плоть. Я не герой, Астиана. Но я живой.
  Этим разговор и закончился. Вулф поддерживал костер, Пьерколло сидел, молча глядя в огонь, а Астиана отвернулась от нас и легла спать спиной к очагу.
  Тогда я почувствовал себя подавленным, меня поглотила глубокая депрессия. Мы склонны думать о героях как об особых людях - их гнев всегда колоссален, но они гневаются только против врага. Мы редко видим их в сыром лесу, жалующимися на холод, и никогда не думаем о том, как они справляют нужду под деревом. Они никогда не страдают от зубной боли, у них никогда не бывает заложенных носов зимой. Таким образом мы отметаем реальность.
  В старинных легендах солнце светит ярче, зимний снег становится красивым эльфийский плащом, который покрывает землю. А герой едет на белом жеребце и ищет чудовище, похитившее принцессу. Он всегда находит ее, убивая похитившего ее монстра.
  Всё еще рассерженный, Мэйс побрел прочь от лагеря. Я последовал за ним и обнаружил его сидящим на выступе скалы.
  - Не читай мне нотаций, Оуэн, - предупредил он.
  - Я здесь не затем, чтобы читать нотации. Она ошибалась, а ты был совершенно прав.
  - Ты сам в это не веришь, просто пытаешься уменьшить мое раздражение. Я видел твои глаза, когда рассказывал тебе о золоте в замке. Ты был разочарован. Точно так же, как когда я отказался сражаться с полусотней солдат, чтобы спасти Меган.
  - Пожалуй, так, - согласился я, - но это не делает меня правым. Ты не в ответе за чужие мечты и чаяния. И всё же ты взял себе это имя, и теперь оно тебя преследует.
  - Знаю. И ты желаешь, чтобы я соответствовал этому имени. Не могу, Оуэн. Даже если бы старался. Это не в моей природе, приятель. Смекаешь? Я знаю, кто я такой. Когда был ребенком, мечтал о дружбе. Но я был сыном шлюхи, и никто не хотел, чтобы я участвовал в общих играх. Я научился жить без них. Я пришел в цирк, когда мне было немногим больше двенадцати. Хозяин постоянно бил меня, используя боль как средство обучения. Я ходил по проволоке, качался на перекладине, танцевал с медведем. Я научился жонглировать и кувыркаться, но он всегда был рядом со своей плетью или тростью. Тогда я узнал, Оуэн, что человек одинок в этом мире. Он не просит прийти в этот мир, а потом умоляет, чтобы его отсюда не забирали. И между рождением и смертью есть страх, трудности и немного удовольствий. Я предпочитаю искать удовольствия. - На миг он замолчал, взгляд был отрешен. - Почему шлюха отказала мне, а, Оуэн? Я никогда не был к ней недобр.
  - Она не хочет оставаться шлюхой, - ответил я.
  - Зачем? Чем ей еще заниматься?
  - Она будет моей женой, - сказал я, произнеся эти слова еще до того, как сообразил, что скажу.
  Там, где я ожидал насмешливого комментария или, что еще хуже, презрительного смеха, он просто мудро кивнул. - Ничего похуже не выдумал? - сказал он, пожав плечами.
  - Как скоро мы доберемся до Хранителя Кольца? - спросил я, сменив тему и подавив гнев.
  - Быть может, совсем нескоро, - ответил он. - Мы не можем путешествовать быстрее.
  - А как насчет лошадей? Мы могли бы купить их в Ивах.
  Он покачал головой. - Мы можем двигаться быстрее без них. Доверься мне. Я просто надеюсь, что этот Гарет - умелый боец, потому что нет никаких сомнений в том, что враг нападет на него до того, как мы прибудем.
  Я постарался не думать об опасностях, с которыми сталкивается Гарет, - об убийцах, о колдовстве Катапласа, о демонах, которых он мог призвать.
  Я мог только надеяться, что мы успеем.
  Погода была благоприятной на протяжении большей части пути в Ивы, светило солнце и лишь на пятую ночь пролились кратковременные дожди, когда мы укрылись в глубокой пещере с хорошим костром, чтобы не застудить свои косточки. Рана Пьерколло заживала сносно, хотя я должен признать, что вздрогнул, когда увидел, как Астиана сняла повязку и промыла поврежденный глаз. Раскаленное железо разрушило мышцы вокруг теперь уже пустой глазницы, и от раны расползались алые шрамы. Мэйс вырезал ему повязку на глаз из лоскута черной кожи, и ею привязывали припарку из трав, приготовленную Астианой. Пьерколло терпел боль с достоинством и мужеством, а на четвертый день даже стал снова готовить для отряда. Это было долгожданным облегчением, потому что Вулф был, пожалуй, худшим поваром на моей памяти. По словам Мэйса, он был способен придать свежей зайчатине вкус козьего помета.
  Следующие три дня мы хорошо питались: Пьерколло собирал травы и дикий лук, а Вулф добыл зайцев и одного-двух ежей. Однажды утром мы даже пообедали грибами, росшими на стволе дерева. Бычье сердце, как назвал его Пьерколло, и вправду истекало красным, когда его срывали с коры. У него был пикантный вкус и, когда его приготовили с нарезанным луком,все были в восторге, отведав его.
  Утром восьмого дня путешествия мы поднялись на вершину холма, с которого была видна деревня Ивы. Здесь было около тридцати домов, и ни единой крепости или башни. Самым большим зданием был небольшой храм, расположенный в центре. Некоторое время мы сидели, наблюдая за селением, нет ли там солдат, но, не увидев никого, решились войти.
  На восточной стороне Ив была таверна, и, попрощавшись с Астианой, которая направилась в храм, мы вошли в заведение, заняли столик у окна со ставнями и заказали мясо, хлеб и эль. Нам ответили, что эля нет, но деревня славится, по словам трактирщика, своим сидром. Напиток действительно оказался превосходен, и после нескольких кружек я почувствовал, как внутри меня прорастает теплота к Ивам.
  Мэйс кликнул трактирщика к нашему столику и предложил ему сесть с нами. Других клиентов не было, и мужчина, круглолицый горец по имени Скорис, уселся на скамейку рядом со мной. От него пахло яблоками и дровяным дымом - очень приятное сочетание. Я сразу почувствовал к нему симпатию.
  - Мы ищем человека по имени Гарет, - сказал Мэйс.
  - Ей-богу, он становится популярным, - ответил Скорис. - Он открыл золотой рудник?
  - Я так понимаю, мы не первые, кто его спрашивает? - осведомился я.
  - Нет. Два дня назад - или три? - Сюда заходил Кайган-мечник. Он ваш друг?
  - Нет. Кто он такой? - спросил Мэйс.
  - Наемный солдат. Говорят, убил семнадцать человек в бою один на один. Сказал, что теперь стал первым бойцом Азрека. Устроил здесь представление. Никогда не видел подобного. Подбросил яблоко в воздух и разрубил его на четыре части, прежде чем оно упало. И как ловок! Его меч резанул две зажженные свечи, рассек их, но оставил стоять.
  - Каким клинком? - спросил Мэйс беспечным голосом, но глаза выдавали его интерес.
  - Саблей.
  - Как он выглядел?
  - Высокий мужчина, как и ты. Только стройнее. Золотистые волосы и раскосые глаза, как у одного из чужестранцев в старых сказках. Только он не чужестранец. Родился в Зиракку - почти что горец.
  - Чего он хотел от Гарета? - спросил я Скориса.
  - Он не сказал, а я и не спрашивал. Он был хвастуном, это верно, но не из тех, кого можно подвергнуть сомнению, если вы понимаете о чем я. С виду достаточно дружелюбный, но глаза у него мертвые. Никогда не расспрашивай человека с мертвыми глазами.
  - Что ты ему сказал? - встрял Вулф.
  - То же, что и вам скажу. Гарет - отшельник. Странноватый парень, седой, хотя ему не больше двадцати пяти, может быть, тридцати. Живет где-то в горах. Заезжает в деревню пару раз в год за припасами - солью, сахаром и тому подобным. Никому не доставляет хлопот и платит за еду старинными монетами. Иные сказывают, что у него в горах спрятано сокровище, и несколько лет назад шайка бездельников отправилась в высокогорье, чтобы забрать его у Гарета. Они не вернулись, да по ним особо и не тосковали, доложу я вам. Полагаю, Кайган услышал истории о сокровище и намерен его заполучить.
  - Сокровищ мы не ищем, - сказал я ему, - хотя думаю, ты прав насчет Кайгана. Как нам найти Гарета?
  - Просто идите на север. Если захочет, чтобы его нашли, вы его увидите.
  - Сколько человек было с мечником? - спросил Мэйс.
  - Семеро. С ними был следопыт, Чеос. Местный житель. Он хорош. Говорят, мог отследить северный ветер до его логова среди ледяных пустошей.
  - Ты мне очень помог, - сказал я. - Большое спасибо.
  - А, пустое, - ответил трактирщик, махнув рукой. Мэйс достал две серебряных монеты и положил перед мужчиной, но Скорис покачал головой. - Я никому не скажу, - сказал он нам, понизив голос, - что потчевал завтраком самого Утреннюю Звезду. - Подмигнув нам с широкой улыбкой, он встал и вернулся на свою кухню.
  - Как он тебя узнал? - прошептал Вулф.
  Мэйс усмехнулся. - Он не меня узнал, дурень! Как думаешь, сколько людей путешествует по лесу в компании великана и горбуна? - Он как раз допил сидр, когда Астиана вбежала в таверну.
  - Ликос! - воскликнула она. - Он здесь!
  Вулф вскочил на ноги, схватясь за лук. Мы с Мэйсом встали из-за стола. Пьерколло обхватил ладонью рукоять длинного хлебного ножа.
  - Пора сматываться! - негромко произнес Мэйс.
  - Выходи, беззаконник! - раздался крик из-за таверны. Мэйс выругался и подошел к окну, выглянув в щель между закрытыми ставнями.
  - Там около двух десятков человек, - сообщил он.
  - У черного хода их еще дюжина, - сообщил нам Скорис, его лицо раскраснелось, а глаза выражали страх.
  - Они прятались в церкви, - сообщила Астиана. - Священник предупредил меня, и я пришла так быстро, как смогла.
  Я подошел к окну. Ликос в полном доспехе и в шлеме, с мечом в руке сидел верхом на сером мерине. Забрало шлема было поднято, и я разглядел, что его глаз был забинтован, а из раны сочилась кровь, запачкавшая ткань. Вокруг него стояли солдаты; несколько целились из арбалетов, но большинство были вооружены мечами.
  - У меня есть погреб, - сказал Скорис. - Из него идет туннель, ведущий в склад и сарай. Скорее туда!
  Мэйс взял лук и наложил стрелу на тетиву. - Еще не время! - мрачно проговорил он. Натянув тетиву, он быстро отдал Вулфу приказания. Горбун подошел к двери и вдруг распахнул ее.
  Три арбалетных болта вонзились в древесину, четвертый пролетел в дверной проем и вонзился в стену.
  Мэйс шагнул в дверной проем. - Я сказал тебе, что случится, Ликос, когда мы встретимся в следующий раз.
  Арбалетчики отчаянно пытались перезарядить оружие, рядом стояли неготовые мечники. Мэйс вскинул свой лук, стрела прорезала воздух, попав точно между забралом и шлемом, и Ликос откинулся в седле назад, с насквозь простреленным мозгом. Мгновение он сидел неподвижно, затем его тело свалилось, а нога застряла в стремени. Лязг доспехов при падении о землю заставил мерина встать на дыбы и в панике помчаться прочсь, волоча за собой зацепившийся стременем бронированный труп. Несколько человек побежали за конем, остальные бросились к таверне.
  Мэйс заскочил обратно внутрь, захлопнув дверь. Вулф опустил затвор. Скорис жестом позвал нас на кухню, приподнял люк; узкая лестница вела вниз, в темноту.
  - Скорее! - крикнул Скорис, протягивая Пьерколло зажженный фонарь.
  - У тебя из-за этого будут большие неприятности, - заметил я.
  - Пустяки!
  Тут Мэйс оказался у него за спиной. Я увидел, как поднялась его рука, услышал глухой удар по шее человека, затем Скорис завалился на меня. Опустив его бессознательное тело на землю, я набросился на Мэйса. - Что ты натворил?
  - Защитил его, как мог. А теперь погнали!
  Первым пошел Пьерколло, за ним - Илка, Астиана, Вулф и я. Мэйс закрыл за нами люк и двинулся вперед. Подвал был сырым, но наполненным сладким запахом бочонков из-под сидра. Мы быстро пересекли его и подошли к туннелю, который уходил вверх. В дальнем конце, примерно в двадцати шагах от нас, мы увидели тонкий луч света.
  Пьерколло погасил фонарь, и мы молча подошли к складу. Откинув засовы створок на петлях, мы вошли в строение. Внутри было тихо, но мы слышали отдаленные крики рассерженных солдат в таверне.
  Магазин был заполнен подвешенными засоленными тушами, бочками с яблоками и другими фруктами, мешками с мукой и сахаром, овсом и пшеницей. Были две большие двери, достаточно широкие, чтобы пропустить груженые фургоны, и боковой выход, ведущий на север.
  Вулф открыл боковую дверь и выглянул наружу. Никого не было видно.
  А деревья были всего в нескольких сотнях футов.
  Мы побежали по открытой местности, каждую секунду боясь звуков преследования. Но мы скрытно покинули Ивы и снова вошли в лес.
  В песнях рассказывается о славной битве с Ликосом, поется, как Мэйс сошелся с ним в поединке, в то время как Астиана стояла на эшафоте с веревкой на шее.
  Но жизнь редко бывает похожа на песни, мой дорогой призрак.
  Это печальный факт для барда. Видишь ли, мы любим наших героев чистыми - людьми высшей пробы, полубогами без изъянов. Точно так же, как любим, чтобы наши злодеи были черными и подлыми. Когда мужчины сидят в тавернах, пьют пиво и слушают поэтов, развлекающих их эпическими историями, им не нужно думать. Они не хотят, чтобы их удовольствие омрачалось оттенками серого. Нет, они желают лишь зловеще-черного и безупречно-белого. А женщины разве другие? Опять же, нет. Обреченным своими отцами - а иногда и сужеными - на жизнь в рабстве и тяжелой работе, им необходимо верить, что есть на свете герои. Они смотрят на постылые, плоские черты своих мужей и мечтают о златовласых мужчинах, которые убивали бы ради них драконов.
  Мы следуем этой практике даже в самой жизни. Врага всегда поносят, рисуя похитителем женщин, пожирателем младенцев, сущей чумой на земле, слугою сатаны. А войны в историях никогда не ведутся ради грабежа или выгоды. О нет, они всегда изображаются как последняя битва между добром и злом. Но, в сущности, глядя на природу Человека, всё становится понятно. Ты можешь представить себе сцену, как великий король собирал бы свои войска перед эпичнейшей битвой. "Ладно, парни, - говорит он, садясь на своего огромного черного жеребца, - сегодня мы сражаемся за мое право красть золото у кого бы то ни было. Враги - такие же люди, как я и вы. Хорошая компания, наверное, оставили дома жен и детей. А в конце битвы, когда у меня будет больше богатств, чем я смогу потратить за всю жизнь, многие из них - а также многие из вас - будут кормить червей или станут калеками. На самом деле, лучше первое, потому что вы мне станете не нужны, если больше не сможете владеть мечом. Хорошо, парни? Вперед, на них!" Нет. Гораздо лучше, если бедному пехотинцу будет сказано, что он сражается за Бога, за закон, за справедливость в мире против врага, порожденного тьмой.
  Но на чем я остановился? Ах да, Ликос был мертв - как и обещал Мэйс. Так продолжилась легенда.
  Весть распространялась по лесу быстрее, чем разлетались вороны, история всё росла, дополняя миф об Утренней Звезде. Горожане Пазеля, узнав об убийстве, подняли мятеж и снова взяли крепость. Восстание распространилось, и вскоре Луалис восстал против ангостинцев, поубивав солдат и знатные семьи, правившие там три столетия. Дальше, на юге, Брэкбан собирал людей для дела Утренней Звезды. Разбойник Корлан атаковал три конвоя, и теперь его Люди Утренней Звезды стали героями, несущими священное пламя восстания в своих сердцах.
  Ты никогда не видел лесного пожара, призрак? Это страшная вещь. В одно мгновение всё молчит, просто сухо и жарко, а в следующий миг крохотная вспышка пламени начинает плясать на сухих листьях. К нему присоединяются другие танцоры, и они бегут по земле, охватывая мертвые деревья. Их раздувает ветерком, и они разбегаются, пока танец не перестает быть веселым. Пламя рвется высоко в небо, огромные дубы пылают, как поленья в печи, и танцоры превращаются в хищных монстров, движущихся вместе с ветром.
  Таковым было и восстание.
  Когда я отправлял Корлана на юг, это было всего лишь для того, чтобы удалить его и его людей от нас, чтобы увеличить расстояние между нами. Я не верю - хотя и хотел бы - что спланировал восстание с самого начала. Но скажу со всей прямотой, что зерно этой идеи уже прорастало тогда, когда я отдавал Брэкбану те распоряжения. Почему горцы не могли сами управлять своей судьбой? По какому праву, кроме права завоевателей, здесь правили ангостинцы?
  Однако я не думал об этом, пока мы шли к Тролльим Пределам на поиски Хранителя Кольца, Гарета.
  Меня больше волновала наша безопасность, потому что впереди ждали леса и горы, населенные существами, во много раз более сильными, чем люди. Здесь было последнее прибежище троллей и, согласно легенде, многих других древних рас, ужасных зверей и колдовского зла.
  Но более явной была угроза от Кайгана Мечника и его семи убийц, а хуже того - вездесущий страх перед Катапласом и его колдовством. Ничто из этого, казалось, не беспокоило Мэйса, пока мы шли. Он был в хорошем настроении.
  - Все эти доспехи, - сказал он, - нагрудник, наплечники, поножи, набедренники, рукавицы, шлем. Всё это должно стоить не меньше тридцати золотых. И одна стрела заканчивает его жалкое существование. Ей-богу, разве жизнь не прекрасна?
  - Нет ничего чудесного в том, чтобы лишать живых жизни, - вставил Астиана, - хотя я допускаю, что Ликос заслуживал смерти.
  - Только не такой скорой, - сказал Вулф. - Я бы провел вечерок в его компании с раскаленной кочергой и пылающим огнем.
  - Для чего? - каменея, спросила сестра.
  - Для чего? - отозвался Вулф. - Ну, мне бы было приятно.
  - Не вижу ничего приятного в таких пытках, - пробормотал Пьерколло. - Он мертв, и баста.
  Тучи сгустились, и небо помрачнело. Мы укрылись от надвигающейся бури в давно заброшенном старом бревенчатом доме. Западная стена его обрушилась, хижина была открыта всем непогодам, но над восточной и северной стенами оставалось достаточно крыши, чтобы защитить нас от ливня и надвигающейся бури.
  Пока мы сидели у костра, пылающего в каменном очаге, я развлекал компанию рассказом об Ариане и Ллоу, и о возвращении Рыцарей Габалы. Но после этого, по просьбе Вулфа и Мэйса, в очередной раз показал бой Рабайна с вампирами-ассассинами.
  Магию, как обычно, встретили горячими аплодисментами, за исключением Астианы, которая, как Божья сестра, не одобряла проявлений Таланта.
  - Действительно ли сын Рабайна убил своего отца? - внезапно спросил Мэйс, когда фигуры исчезли. - Я имею в виду, в жизни.
  Я пожал плечами. - Не знаю. Всё, что мы знаем о Рабайне, происходит из легенд, передававшихся из уст в уста. В некоторых историях его убивает сын. В других он отправился за Дальнее море. По крайней мере, в одной из версий он забрался в огненную колесницу и отправился в путь, чтобы присоединиться к богам.
  - Существуют и другие легенды о Рабайне, - сказала Астиана, - более старые и темные. В них у него нет никакого сына.
  Это вызвало во мне интерес, и я попросил ее рассказывать дальше.
  - Когда я была неофиткой, - объяснила она, - был один старый монах, который собирал такие истории и записывал их в большую книгу. Он сказал, что первые рассказы о Рабайне повествовали о демоне, вызванном из ада. Ра-хе-борейн - Призванный. Короли-Вампиры уничтожили армии Света, и тогда Хорга Чародейка, в отчаянии, призвала Кровавого Принца. Он был убийцей, проклятым на вечные муки, горящим в огненных озерах. Она призвала его, и он убил Голголефа. Все армии вампиров обратились в пепел в тот же миг, потому что, как гласят древние легенды, когда лорд вампиров умирает, его легионы умирают вместе с ним.
  - А что стало с Рабайном? - спросил Мэйс.
  - Его вернули в огненную бездну.
  - Это несправедливо, - хмыкнул Вулф.
  - Жизнь несправедлива, - сказал Мэйс, посмеиваясь, - но мне нравится эта сказка. По крайней мере, в ней его сын его не предаёт. Возможно, он получит шанс насладиться парадом?
  - Он насладился Хоргой, как я поняла, - чопорно сказала Астиана. - Это была его награда за то, что следовало сделать. Она была самой красивой женщиной в мире, и он запросил ее тела. Этот поступок означал, что его вернут в бездну. Он знал это, но таково было его желание, и он пошел на вечные муки в пекле, дабы заполучить ее.
  - Должно быть, это была какая-то особенная женщина, - сказал Мэйс с широкой ухмылкой. - Хотя не могу сказать, что я когда-либо заключил бы такую сделку. Итак, бедный Рабайн все еще сидит в своем огненном озере. Интересно, как он думает, оно того стоило?
  - Согласно легенде, - продолжала Астиана, - Ра-хе-борейн просто ждет, чтобы его снова призвали, ибо его боль - ничто по сравнению с его воспоминаниями о Хорге.
  - Это сказка, придуманная женщиной, - презрительно сказал Мэйс. - Вы все слишком много думаете о себе.
  - А вы все думаете слишком мало, - огрызнулась она.
  - Ошибаешься, сестра. Женщин я уважаю, особенно определенные их части.
  Грозная стычка не случилась лишь потому, что в этот момент стихли штормовые ветры, и мы услыхали ужасный крик, эхом разносящийся по лесу.
  - Клянусь святыми слезами Бога!- прошептал Вулф. - Этот звук леденит кровь!
  Мэйс поднялся. - Думаю, Хранитель Кольца встретился с Кайганом и его людьми, - сказал он.
  - Мы должны помочь ему, - воскликнул я: тот крик всё еще эхом звучал в моей голове.
  - Мы не можем, - ответил Мэйс. - Еще нет. Над лесом бушует гроза. Что хорошего мы можем сделать - бродить в темноте по размытой дороге?
  - Но ведь он один против семерых! - возмутился я.
  - Так только лучше, - пробормотал Вулф. - По крайней мере, он знает, что каждый человек, которого он видит перед собой, - враг.
  - Но крик... это мог быть Гарет. Возможно, он уже у них!
  - Это вряд ли, - вставил Мэйс. - Они будут укрываться от дождя так же, как и мы. Сейчас не та погода для охоты на человека.
  Гром прокатился по небу, мгновенно последовала молния, и зарядил сильный дождь. Вулф подпитал огонь, и некоторое время мы сидели молча.
  - Что будем делать завтра? - наконец спросил я.
  - Ты и женщины будете ждать здесь, - сказал Мэйс. - Мы с Вулфом найдем Гарета.
  - А что потом?
  - Посмотрим. Возьми первую стражу, Оуэн, и разбуди меня часа через четыре. - Закутавшись в плащ, Мэйс улегся и почти мгновенно заснул.
  Огонь был теплым и успокаивающим, клоня меня в сон, поэтому я отошел от него и сел под край сломанной крыши. Капающая вода попала на мои ботинки. Лес за стеной дождя был холодным и неприветливым, переливаясь темным светом. Где-то там, под гнущимися от ветра деревьями, человек боролся за свою жизнь... одинокий человек.
  Я вздрогнул и плотнее накинул плащ на плечи. Астиана подошла ко мне.
  - Не спится? - спросил я низким голосом.
  - Нет. Кто этот человек, которому вы пытаетесь помочь?
  - Его зовут Гарет. - Я рассказал ей о черепах и своем сне, а также о Катапласе и его стремлении к запретным знаниям. Она внимательно слушала.
  - Я не слышала легенд об этих черепах, но самая старая из историй гласит, что после своей смерти Голголеф поклялся вернуться. Тела Королей-Вампиров были сожжены, но черепа остались нетронуты пламенем. Говорят, их бросили в море с корабля, плывшего к краю света.
  - О Рабайне есть много историй, - сказал я, - но их ядро остается неизменным. Он боролся с королями зла, уничтожив их - он и Хорга.
  - Интересно, какая судьба постигла ее? - проговорила Астиана.
  Я пожал плечами.
  - Говорят, она вышла замуж за фермера и растила сильных сыновей. Также говорят, что она стала настоятельницей, сестрой милосердия. А еще - что однажды отправилась в лес и там превратилась в дуб, высокий и могучий. Или обернулась голубицей и перелетела через Серое море. Возможно, она сделала всё это, и даже больше. Но думаю, что она просто состарилась и умерла, как и все остальные.
  Астиана взяла мою ладонь и подняла ее к глазам, чтобы посмотреть на кольцо с лунным камнем.
  - Почему ты согласился надеть его? - тихо спросила она.
  - Не могу ответить. Но я поступил как должно.
  - Ты не воин, Оуэн. Как ты можешь сражаться с такими людьми, как Кайган?
  - Я сделаю всё, что в моих силах, сестра. Я не был лучшим из сыновей своего отца и плохо владею оружием. Но всё же в моих жилах течет кровь Убертейна. А он человек, который никогда не отступит перед лицом зла. И Оуэн Оделл тоже не отступит.
  - Ты очень храбрый, Оуэн, - сказала она, отпустив мою руку.
  Откровенные комплименты всегда доставляли мне неудобство, и я сменил тему.
  - Почему ты всё еще с нами, сестра? Тебе не нравится Мэйс и не нравится насилие.
  - Ошибаешься, Оуэн... по обоим пунктам. Я поняла это, когда оставила вас в Ивах.
  - Святые небеса! - прошептал я. - Ты не можешь быть влюблена в Мэйса!
  - Я не говорила, что влюблена, - резко ответила она. - Почему люди всегда сводят всё к плотскому? - Но ее лицо при этом покраснело, и я верил тогда и верю сейчас, что моя стрела была близка к цели. Почему-то это знание меня угнетало. Я задался вопросом, почему так много женщин падки на очарование негодяев, предлагая свою любовь мужчинам, которые пили ее, как вино, а затем отбрасывали их в сторону, как порожние бутылки?
  - Он сильный человек, - сказала она наконец, понизив голос.
  - Да, - согласился я, - и мир полон таких сильных людей. Они обманывают, ранят, соблазняют и убивают. Мы сидим в этом пустынном месте из-за сильных людей, и за нами охотятся сильные люди. - Мой голос был резок, горечь разливалась, как кислота. Астиана больше ничего не сказала и покинула меня, вернувшись к огню.
  Дождь утих, и сквозь разорванные облака ярко светила луна. Я просидел в одиночестве всю ночь, погрузившись в воспоминания, гуляя по садам исчезнувших грез.
  В детстве я так хотел быть похожим на своего отца - еще одним сильным человеком, высоким и могучим, бесстрашным рыцарем. Этого не было во мне, потому что я так и не научился причинять боль и не получал удовольствия от успеха на состязаниях. Когда мне было тринадцать - как раз перед своим четырнадцатилетием - я помню, как Убертейн принял вызов на турнире. В полной броне, с мечом и булавой, он сражался со своим противником, рубя и колотя до тех пор, пока на шлеме противника не лопнули заклепки. Затем окровавленная булава пробила череп, и рыцарь упал. Убертейн поднял булаву и издал победный крик, который вонзился в мое сердце огненными когтями. Я почувствовал его нарастающее возбуждение, почувствовал экстаз, который некоторые люди получают от боя. В тот день умерла моя мечта стать рыцарем, и я увидел другие вещи. Я увидел, как вдове рыцаря помогают на зрительских местах. Видел ее бледное лицо и большие недоверчивые глаза. И я смотрел, как его сыновья бегут к избитому телу, проходя в тени торжествующего Убертейна.
  Я был рад, что мой отец остался жив, но после этого никогда, никогда не хотел стать воином.
  Дождь снова пошел прямо перед рассветом, затем утих, оставив лес умытым и готовым к новому солнцу. Мэйс проснулся с первыми лучами утра и подошел ко мне.
  - Ты хороший малый. Нам нужно было выспаться, - сказал он, похлопав меня по плечу. - Возможно, нам придется сражаться сегодня.
  - Ты бросишь вызов Кайгану?
  - Боже, нет! Если я его увижу, то пущу стрелу ему в спину. Оставайся здесь. Мы с Вулфом немного обследуем окрестности. - Вооруженные своими длинными луками, они двинулись через лес - Мэйс высокий и мощный, Вулф более низкий и коренастый, но оба мужчины двигались с животной грацией, совершенно как у себя дома.
  Вскоре Пьерколло решил поискать травы и дикого лука. Его глаз все еще болел, и он редко разговаривал. Его присутствие, когда-то такое яркое, наполненное любовью к жизни, теперь было задумчивым и опасно тихим.
  - Будь осторожен, - сказал я. - Возможно, поблизости есть враги.
  - Им будет лучше, если они меня не найдут, - проворчал он.
  Я сварил немного овсянки и поделился ею с Илкой и Астианой. Две женщины сидели рядом друг с другом, и время от времени Астиана смотрела на Илку и то кивала, то качала головой. Несколько минут я наблюдал.
  - Вы разговариваете, - сказал я наконец. Астиана жестом приказала мне замолчать, и они сели, глядя друг на друга, забыв о завтраке. Вдруг Илка кивнула и улыбнулась, протянув руку, чтобы взяться с Астианой за руки.
  - Да, - сказала Астиана, - я тебя слышу.
  На глаза Илки навернулись слезы, и две женщины обнялись.
  - Ты мистик, - проговорил я, подходя ближе.
  Астиана пожала плечами. - У меня дар от Бога. Это не то же самое.
  - Что она говорит?
  - Терпение, Оуэн, - посоветовала она мне. - Мы почти у цели.
  Я отошел от них и сел у полуразрушенной стены. Именно там я увидел выходящих из подлеска вооруженных людей, и мое сердце забилось чаще. Трое мужчин были вооружены длинными луками, а двое остальных - зазубренными копьями. Я стоял и ждал, пока они приблизятся. Один из копейщиков усмехнулся, увидев меня. Это был смазливый златовласый парень с глазами цвета зимнего неба, голубыми и угрожающими.
  - Благослови тебя Бог, брат, - сказал он мягким голосом.
  - И тебя, - ответил я. Я увидел, как они успокоились, когда приблизились. Златовласый незнакомец сбросил холщовый мешок с плеча и воткнул копье в землю рядом с ним. Войдя в убежище, он увидел Астиану и низко поклонился.
  - Что ж, это славно, - сказал он, обращаясь ко мне. - Две очаровательные женщины и молодой человек вместе в лесу. Как славно! Как мило! - В его голосе была резкость, заставившая меня напрячься и похолодеть. Я взглянул на его товарищей; они были мужчинами с суровыми лицами, мрачными и жестокими, и я заметил, что их взгляды задержались на женщинах. С лица Илки сошел румянец, а глаза ее расширились и были полны страха. Однажды она уже пережила эту сцену, и ее ужас никогда не покидал ее. Теперь она вновь столкнулась со своим кошмаром наяву. Астиана плавно поднялась на ноги с безмятежным выражением лица.
  - Кто вы, сударь? - спросил я у вожака, хотя знал ответ, увидев изогнутую саблю на его боку. Но я решил занять его, хоть как-то отвлечь его внимание от женщин.
  - Я Кайган, - сказал он.
  - Не тот ли великий мечник, первый клинок Азрека?
  - Вы слышали обо мне?
  - Кто же не слышал, сударь? - ответил я, надеясь, что эта лесть его раздобрит. - Для меня большая честь и привилегия встретиться с вами. Ведь всего несколько дней назад мы услышали о демонстрации, которую вы устроили в городке Ивы. Люди до сих пор говорят об этом.
  - Какое удовольствие, - сказал он. - А вы, как вас зовут?
  - Грэм, - соврал я. - Грэм Эбракум. Я бард, сударь, и был бы рад возможности поговорить с вами о ваших подвигах. Возможно, я смогу сочинить на их основе поэтическую сагу.
  - Вижу, вы весьма дружелюбны, сударь Грэм. Но мы сейчас думаем о другом - не так ли, ребята? Прошлой ночью мы потеряли двух человек, но захватили и убили врага. Так что сегодня мы настроены отпраздновать нашу победу. Что может быть лучше для мужчин, чем насладиться мягкими женскими телами? Попрошу вас, сестра, снять одежду. Прошло уж много времени с тех пор, как я слышал, как монахиня кричит от удовольствия.
  - Сомневаюсь, что это было удовольствие, - ответила Астиана.
  - Разве герой опустится до столь низменных деяний? - быстро сказал я.
  Он рассмеялся и покачал головой. - Низменных? В охоте за женщинами нет ничего низменного. Они созданы для того, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Скорее, сестра, одежду. Я хочу увидеть эти спрятанные груди на свободе.
  Вдруг Илка вскочила на ноги, обнажив саблю. Кайган отступил с улыбкой.
  - Такой боевой дух! - прошептал он. - Похоже, начать следует с тебя, моя красавица! Чеос, ты и Саймен забирайте монахиню себе! Эта детка желает увидеть мое мастерство владения саблей.
  Двое лучников отложили оружие и двинулись на Астиану.
  - Никогда еще не имел монахиню, - сказал первый, худощавый бородатый лесовик в коричневых кожаных штанах и куртке из оленьей кожи.
  - Значит пора тебе расширить свои познания, Чеос, - сказал Кайган. - Уверен, ты найдешь сей опыт более чем удовлетворительным. - Он извлек свое оружие и коснулся острием клинка Илки.
  - Нет! - вскричал я, доставая кинжал.
  - Ах да, и убейте барда, - сказал он, даже не взглянув на меня.
  Я не склонен к гневу, но презрение, с которым он ко мне отнесся, взбудоражило мою кровь. Один из мужчин вытащил свой нож и подошел ко мне. Моя ярость была так велика, что вместо того, чтобы отступить или просить пощады, я бросился на него. Его глаза расширились в шоке, и он попытался ударить меня. Левой рукой я перехватил его руку, мой собственный кинжал вонзился ему в живот и прошел вверх, к легким. Он прижался ко мне и выдохнул с тихим стоном. Вырвав лезвие, я позволил ему упасть. Кайган повернулся и посмотрел на меня новым взглядом.
  - За это ты будешь умирать медленно, - пообещал он.
  - Покажи мне, как! - прорычал я.
  Стрела пронзила воздух и пробила висок молодчика по имени Чеос. Тот качнулся влево, а затем свалился в костер, и пламя заплясало на его одеждах. Еще одна стрела попала в грудь второго, Саймена; тот крякнул и упал на стену, тщетно пытаясь вытащить стрелу. Кайган метнулся туда, где у дальней стены стояла Астиана, схватил ее за рясу и поволок перед собой.
  - Отпусти ее! - велел я. Он ответил грязным ругательством, поднял саблю и приставил лезвие к горлу Астианы.
  - Кто там? - спросил он меня.
  - Там Утренняя Звезда, - ответил я. - И скоро ты умрешь!
  - Джерни, хватай вторую бабу!
  Последний из его людей бросился за Илкой, но стрела пронзила его в спину, у плеча, едва только он подбежал к девушке. Когда он с криком выгнулся назад, Илка шагнула вперед, чтобы вонзить свою саблю ему в горло.
  - Теперь ты один, Кайган, - тихо сказал я. - Неужели думаешь провести остаток жизни, прячась за монашкой?
  - Позови его! - приказал он мне. - Я хочу увидеть его лицо.
  Я вышел на открытое пространство. - В живых остался только один, - крикнул я, - и у него в заложниках Астиана.
  Мэйс и Вулф шагнули в поле зрения, с наложенными на луки зазубренными стрелами.
  - Он хочет увидеть Монингстара, Утреннюю Звезду.
  Мэйс бросил свой лук Вулфу и вошел в развалины.
  - Ты не выглядишь таким уж опасным, - усмехнулся Кайган.
  - Собираешься убить ее или стоять там и балаболить весь день?
  - Я убью ее ... если только ты не согласишься встретиться со мной в поединке, меч на меч.
  - Хорошо, - внезапно согласился Мэйс, - отпусти ее, и мы будем биться. - Вытащив из ножен меч, он вышел на открытое пространство и, обернувшись, увидел, что Кайган отшвырнул Астиану в сторону.
  - Давай, Вулф! - прокричал Мэйс. Горбун устремил свою стрелу прямо в грудь Кайгана, но сабля убийцы просвистела в воздухе и рассекла стрелу надвое. Мэйс выругался, а Кайган побежал вперед и выскочил на поляну с широкой ухмылкой на лице.
  - Теперь ты умрешь, шлюший сын! - воскликнул он.
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Черный клинок Мэйса стремительно парировал, когда Кайган с невероятной скоростью пошел в атаку, сабля лязгнула о длинный меч со звуком, похожим на колокольный звон. Кайган был гибким и быстрым, вертким и проворным, в то время как Мэйс - обычно изящный и по-кошачьи ловкий - казался в сравнении с ним неуклюжим увальнем. Звон клинков продолжался, пока Вулф кружил вокруг бойцов с натянутой тетивой, ища возможности пристрелить Кайгана.
  Сам я не дуэлянт, но всё же разбираюсь в качествах фехтовальщика, и эти двое были одними из лучших. Оба были хладнокровны, отлично держали концентрацию, каждое парирование сопровождалось смертоносным ответным ударом в этой игре выпадов и блоков, уколов и контратак. Но в ней Кайган был лучшим.
  Они сражались несколько минут, их клинки звенели друг о друга, прежде чем пролилась первая кровь: сабля Кайгана соскользнула по мечу Мэйса и оставила неглубокую рану в плече более высокого мужчины. Мэйс отскочил, и Кайган быстро последовал за ним, направив острие сабли в живот противника. Мэйс качнулся влево, его собственный меч по дуге устремился к лицу Кайгана. Потеряв равновесие, Кайган перекатился по земле и одним легким движением вскочил на ноги, но из рубца на его щеке потекла кровь.
  Оба мужчины теперь осторожно кружили, и первым заговорил Кайган:
  - У тебя нет моих навыков, Монингстар. Ты знаешь это! Каково это - быть на грани смерти?
  Мэйс громко рассмеялся.
  Кайган выругался и снова напал. Мэйс блокировал выпад, затем ударил ногой, попав Кайгану в пах. Но мужчина в последний момент скрутился, приняв удар на бедро. Несмотря на это, он был вынужден отступить, и Мэйс контратаковал, ударив черным мечом по тонкой сабле и сбив ее назад. На голове Кайгана появился длинный порез, золотистые волосы залила яркая кровь.
  И снова двое разошлись, кружа.
  - Слыхал, ты хорошо разбираешься в яблоках, - проговорил Мэйс. - И как, часто они дают сдачи?
  С яростным рыком Кайган бросился в атаку, его клинок превратился в мелькающее пятно белого света. Мэйс отступил перед свирепым натиском, его куртка была разрезана, а по груди пробежала тонкая кровавая полоска. Теперь не было передышки, оба бились на пределе сил и выносливости.
  Сначала я думал, что Кайган выиграет, но со временем он стал казаться более отчаянным, менее уверенным в своем мастерстве.
  Наконец, начав еще одну атаку, он запнулся. Лезвие Мэйса промелькнуло над саблей, вонзилось в шею Кайгана, прорезало ключицу и грудную клетку и выглянуло внизу его груди с кровавыми брызгами.
  Первый клинок Азрека умер молча, его тело рухнуло на землю. Мэйс пошатнулся, затем повернулся ко мне со злостью.
  - Какого хрена ты не наложил заклинание или что-то в этом роде? Ты мог бы ослепить его вспышкой света!
  - Я был тебе не нужен, - ответил я. - И такой свет мог ослепить тебя тоже.
  - Ей-богу, он был искусен, - признал Мэйс. - Я больше не хочу драться с такими, как он. - Отойдя от нас, он сел у ручья, набрал в ладони воды и напился досыта. Его лицо было залито потом, он снял с себя одежду и плюхнулся обнаженным в ручей, потом выбрался, лег на холодные камни и позволил воде стекать по своему телу. Оба пореза были неглубокими и не требовали наложения швов, но они сильно кровоточили, когда он вышел из воды и сел на солнце, прислонясь спиной к дереву.
  - Возьму ткань для бинтов, - сказал я ему.
  - Нет. Кровь сворачивается сама по себе. Я видел, как ты сегодня впервые убил человека, Оуэн. Ну и как оно?
  - Ужасно. Я больше не хочу этого делать.
  - Следующий пойдет легче. Зачем ты это сделал?
  - Они собирались изнасиловать женщин.
  - И ты решил, что остановишь всех пятерых?
  - Я решил, что должен что-то предпринять. Мужчина не может стоять в стороне в такой момент.
  Он усмехнулся.
  - Еще как может, однако это к делу не относится. Ты неплохо справился. Какой же ты герой, Оуэн Оделл! Спаситель дев. Подходящий спутник для "Монингстара", не так ли?
  - Я думал, что Кайган убьет тебя, - ответил я, меняя тему. - Он был лучше тебя - быстрее, умнее. Ты знал это.
  - Он тоже, - ответил Мэйс, сделав серьезное лицо. - Но существует два типа бойцов: те, кто любит побеждать, и те, кто боится проиграть. Оба могут быть хороши. Оба могут быть превосходны. Но из столкновения между ними может выйти лишь один победитель. Страху нет места в бою, Оуэн. До боя - да. После - сколько угодно. Но никак не во время боя.
  - Откуда ты знал, что он боялся проиграть?
  - Когда он спросил меня, каково это знать, что я умру.
  - Не понимаю.
  - Это особенность боя, Оуэн. Мы угрожаем нашим противникам, чтобы внушить страх. Но как нам решить, что их напугает? Как это сделать? Мы думаем о том, что напугает нас, и пытаемся использовать это против нашего врага. Он спросил меня, каково это - встретить смерть? Выходит, это и было его самым большим страхом. Вот почему я посмеялся над ним.
  - И вот почему ты понял, что победишь?
  - Это, и еще один небольшой момент, - ответил Мэйс с ухмылкой.
  - Что за момент?
  - Он не мог занять выгодную для решающего удара позицию, потому что видел, что сдвинься он хоть на дюйм в сторону, то Вулф пустит стрелу ему в сердце. - Мэйс громко рассмеялся. - Жизнь несправедлива, верно, Оуэн?
  - А без такой форы ты бы его одолел?
  - Думаю, да. Но к чему это?
  - Так было бы по-честному.
  Он пожал плечами.
  - Такая честность - для твоих песен, приятель. Когда орел видит внизу кролика на открытой равнине, он не думает "Бедненький. Позволю-ка я ему подбежать поближе к норе." Жизнь - опасная игра, Оуэн. И смертельно серьезная. А разница между жизнью и смертью такова, - он поднял руку, щелкнул пальцами. - Один взмах. Один удар. Падение с коня. Касание чумного ветра. Если бы я мог, то перерезал бы Кайгану глотку во сне.
  - Ты вообще имеешь хоть какое-то понятие о чести? - задал я вопрос.
  - Очевидно, нет, - ответил он. Его взгляд устремился мимо меня, и я обернулся, увидев подходящую к нам Астиану. - А, - прошептал Мэйс, - вот и благодарность от спасенной девы!
  - Почему бы тебе не одеться? - упрекнула она его. - Такая демонстрация наготы просто неприлична.
  Мэйс поднялся на ноги и встал перед ней, картинно положа руки на бедра.
  - Между прочим, есть женщины, которые готовы заплатить, чтобы увидеть меня в таком виде, - мягко сказал он. - Но я и не жду, что такая сухая, холодная кошелка это поймет. Так что, сестра, - и я говорю это со всем уважением, которого вы заслуживаете, - поцелуйте-ка меня в зад!
  Я напрягся перед ответом, который, как мне казалось, должен был последовать, но Астиана рассмеялась - переливчатым, веселым смехом, который заставил всех нас заулыбаться. Всех, кто там был, кроме самого Мэйса.
  - И то верно, я скорее поцеловала бы твой зад, чем лицо, - ответила она ему. Затем она опустила взгляд, изучая нижнюю часть его тела. - А что касается платы за просмотр, то интересно, сколько женщин попросили вернуть свои деньги, когда увидели, как мало они получили.
  Вулф рассхохотался, Илка улыбнулась. Мэйс покраснел, потом тоже усмехнулся.
  - Ну а чего ожидать после холодной ванны? - парировал он.
  Подобрав его зеленые шерстяные лосины, я бросил их ему.
  - Острее змеиного укуса язык праведницы, - процитировал я.
  - Истинно так! - согласился он, быстро одеваясь.
  Пьерколло вышел на поляну, посмотрел на тела и подошел к нам.
  - Они нашли того человека, - сказал он низким голосом. - Распяли его на дереве. Зрелище не из приятных.
  - Мы его найдем, - ответил Мэйс. - Останься здесь с женщинами.
  Он подозвал к себе Вулфа, и они пошли назад по пути гиганта. Я последовал за ними, но вскоре пожалел об этом.
  Гарета пытали, так что не стану его описывать. Достаточно сказать, что не было другого способа узнать человека, которого я видел во сне, кроме залитых кровью белых волос. Он был ослеплен и изрезан, обожжен и клеймен.
  Вулф опустился перед мужчиной на колени, затем взглянул на Мэйса.
  - Они продолжали еще долго после того, как он им всё рассказал, - произнес он. - Ей-богу, я рад, что мы их убили!
  Я ощутил шепот ветра на своем лице и замер от шока, потому что в этом легком ветре услышал слова, тихие, шепчущие, похожие на отдаленное эхо.
  - Гарет? - удивился я.
  Вулф и Мэйс оба обернулись ко мне, но я не обращал на них внимания.
  - Говори медленнее, - прошептал я. - Я не могу... да, да, так лучше. Да, я это вижу. Погоди! - Я подошел к краю зарослей с восточной стороны и встал на колени, раздвинув толстые ветви. Там, на темном суглинке, лежал лунный камень в золотом кольце. Я поднял его и вернулся к телу, больше не отводя глаз от ран.
  - Я нашел его, Гарет, - произнес я. - И твои убийцы уже на пути в ад, который они заслужили.
  Голос в ветре вновь зашептал мне. Я повернулся к Вулфу. Его темные глаза взирали на меня с удивлением, приоткрыв кривой рот. Подняв кольцо, я протянул его горбуну.
  - Тысячу лет назад, - сказал я ему, - Хранители Кольца поклялись защищать черепа. Сможешь ли ты взять на себя эту задачу сейчас и позволить нашему другу Гарету отправиться на покой?
  Вулф отстранился.
  - Не желаю иметь с этим ничего общего, - сказал он. - Слышишь?
  - Ох, к дьяволу, - сказал Мэйс. - Давай, я согласен! - Взяв кольцо из моей руки, он попытался надеть его на свой безымянный палец. Но кольцо было слишком маленьким. - Оно сделано на ребенка, - посетовал он.
  - Нет, - тихо сказал я, не отрывая взгляда от Вулфа. - Оно было сделано для мужчины. Возьми его, Вулф.
  - Почему я?
  - Не знаю, - признался я, - но дух этого человека здесь, с нами. Он выбрал тебя.
  - Мои ладони больше, чем у Мэйса. Кольцо ни в коем разе не налезет.
  - Примерь!
  - Не могу! - закричал он, отступая. - Это будет моей смертью. Я знаю это! Я чувствую это своими костями. И я ненавижу колдовство! - На мгновение он замолчал. - Почему он выбрал меня? Спроси его об этом. Почему не Мэйс? Мне оно не нужно.
  - Он сказал мне, почему. Потому что у тебя есть сердце, и когда ты даешь слово, оно как железо.
  Он тяжело сглотнул. - Он так и сказал? Это правда?
  - Правда.
  Вулф шагнул вперед и забрал кольцо у Мэйса. Оно легко скользнуло на его средний палец, сев уютно и плотно. - Должен ли я дать клятву? - спросил он.
  - Ты уже это сделал, - ответил я ему, и шепот ветра превратился в затихающий вздох. - И он теперь спокоен.
  Мы вытащили кинжалы, которыми были приколоты к дереву руки Гарета, и похоронили его тело в тени раскидистого дуба. Мы молчали, возвращаясь в разрушенное жилище, но когда вдали показался дом, Мэйс отвел меня в сторону, предоставив Вулфу идти туда, где Пьерколло сидел с женщинами на солнце.
  - Что еще он сказал? - спросил Мэйс.
  - А что заставляет тебя думать, что было что-то еще?
  - Эх, Оуэн! Некоторые люди рождаются на свет лжецами. А некоторые - как ты. Выкладывай уже.
  - Он сказал, что силы зла собираются. Очень могущественные. - Я отвернулся, но Мэйс схватил меня за плечо и развернул.
  - И?
  - Он сказал, что мы не сможем противостоять им. Это ты хотел услышать? Теперь доволен?
  Он мрачно усмехнулся. - Он сказал, что мы умрем, не так ли?
  Я отвел взгляд и кивнул. - Что теперь? - спросил его я.
  Он откашлялся и сплюнул. - Будем биться, - сказал он. - Куда нам бежать?
  - Ты будешь сражаться, даже если не сможешь победить?
  - Конечно, я смогу победить, Оуэн. Азрек всего лишь человечишка, а я - Утренняя Звезда! - Он усмехнулся, затем хлопнул меня по плечу.
   - Ты надо мной издеваешься, - строго произнес я.
  - Совсем чуть-чуть, Оуэн. Самую малость.
  Череп Голголефа был в холщовом мешке, где его оставил Кайган, его копье было воткнуто в землю рядом с ним. Вульф перекинул мешок через плечо и сел подальше от остальных, с неподвижным лицом и отстраненным взором.
  Мэйс зашел в убежище, лениво разжег костер, подбросив дров, хотя день был теплым. Ко мне подошел Пьерколло.
  - Что произошло, Оуэн?
  Я рассказал ему о разговоре с духом и о решении Вулфа. Он мрачно кивнул.
  - Думаю, добрый Бог подшучивает над нами.
  - Если это так, то не вижу юмора. - Я достал арфу и подстроил струны. Мне не хотелось играть, однако я лениво наиграл пальцами мелодию Маршана, легкий поток высоких нот, похожий на пение птиц по утрам. Пьерколло подошел к Вулфу, Илка села слева от меня, Астиана - рядом с ней.
  - У Илки есть к тебе вопрос, - сказала сестра. Я перестал играть и заставил себя улыбнуться. - Она хочет знать, почему ты поцеловал ее руку.
  Это было неподходящее время для такого разговора, потому что на сердце у меня было тяжко, а разум мой занимала смерть Гарета. Я посмотрел в красивые голубые глаза Илки и вздохнул. Что я мог сказать? Я чувствовал, что говорить о любви в такое время было не в моих силах. Наступило молчание, и я увидел, как глаза Илки затуманились сомнением, неуверенностью, возможно, испугом. Я попытался улыбнуться, затем протянул руку и снова взял ее ладонь, поднес к губам, желая, чтобы мог общаться с ней так же, как это делала Астиана. Но не мог.
  Я ушел от них, чтобы побыть одному в озаренном солнцем лесу.
  Еще несколько месяцев назад я был всего лишь бардом, от случая к случаю зарабатывал себе на жизнь по тавернам и пиршественным залам Зиракку. А теперь я разбойник, человек вне закона, лесной охотник. И путешествую в компании легенды. Присев на упавшее бревно, я осмотрелся и увидел неподалеку ногу какого-то тела, скрытого в кустах. Поднявшись, я подошел к трупу; это оказался Кайган, он смотрел на меня своими мертвыми глазами, люди его лежали рядом, сваленные друг на друга. Пьерколло, должно быть, побросал их сюда, когда Мэйс, Вулф и я хоронили Гарета.
  Сегодня вечером станут пировать лисы да дикие собаки; в следующие несколько дней их сменят вороны, как только почуют запах гниения.
  Я вздрогнул, ощутив, как в животе шевельнулся панический страх. Как мы можем противостоять Азреку и Катапласу? И даже если мы добьемся успеха, то тем самым лишь обрушим на Нагорья гнев Эдмунда, Ангостинского Короля-Воителя.
  Легко говорить о противостоянии тьме. Как ярко и смело звучат слова. Но одно дело - поднять свою храбрость, как знамя, в один день решающей битвы, и совсем другое - терпеть день за днем, неделю за неделей, каждый момент предчувствуя смерть, такую же, какая постигла Гарета.
  Птицы слетали с деревьев слева от меня, и я услышал звук лошадиных копыт.
  В горле внезапно пересохло, сердце заколотилось. Резко развернувшись, я побежал к хижине. Вулф так и сидел один, положа мешок на колени.
  - Всадники! - выпалил я, пробегая мимо него в разрушенное здание. Мэйс услышал меня и тут же вскочил на ноги, поднял лук, наложил стрелу на тетиву.
  Не сказав ни слова, он пролетел мимо меня и убежал через поляну. Пьерколло вскинул свой огромный мешок через плечо, пока Астиана и Илка собирали свои пожитки. Прошло всего несколько ударов сердца, но когда мы вышли на открытое пространство, Вулф и Мэйс скрылись.
  Я вышел из хижины, когда из-за деревьев показался рыцарь.
  Позади него стояли трое солдат в серых шерстяных туниках с кожаными шлемами на головах. Сам рыцарь был в полном доспехе из сияющих пластин, на его цилиндрическом шлеме золотым тиснением был изображен орел с расправленными крыльями. Его нагрудник был прост, но наплечники и рукавицы были позолочены, а рукоять меча у него на боку была украшена рубином размером с кулак ребенка. Его скакун, сивый жеребец, по меньшей мере семнадцати ладоней в холке, также был в доспехах, грудь и бока были защищены кольчугой. Рыцарь увидел меня и поднял руку в приветствии.
  - Мы ищем Утреннюю Звезду, - сказал он, приглушенным из-за забрала голосом.
  Я ничего не ответил, и рыцарь перекинул ногу через седло и спешился, брякнув доспехами. Подняв руки в перчатках, он снял шлем с головы и повесил его на луку седла.
  - Мы проделали долгий путь, дружище, и будем благодарны за небольшое радушие.
  - Радушия не хватает, это верно, - сказал я ему. - Какое у вас дело к Утренней Звезде?
  - Это нам нужно обсудить с ним лично, - ответил рыцарь. Один из солдат спешился и встал рядом с ним, подняв наплечник и отцепив изогнутые штифты, удерживавшие эту часть доспеха. Это повторили с другой стороны, и пластины подняли. Сам рыцарь снял рукавицы и отцепил пластины с предплечья и бицепса, положив их на седло. Медленно и осторожно воины отстегнули поножи и наголенники, сняв железные сапоги без подошвы с ног и ступней рыцаря. Наконец дворянин был освобожден от всех доспехов, и один из воинов разложил их на одеяле и сел, протирая их тканью, которую сначала обмакнул в стеклянную банку с жиром.
  Рыцарь подошел к тому месту, где стояли мы. Это был высокий, красивый мужчина с темными, густо вьющимися волосами и тонкими, изящными чертами лица - глаза были темно-карие, близко посаженные по сторонам от ангостинского носа с горбинкой. Безбородый, возрастом он был примерно между мной и Мэйсом, где-то от двадцати лет до среднего возраста.
  - Я Рауль Робер, - сказал он, как будто это имя имело какую-то силу. Я его никогда прежде не слышал, о чем и объявил. Тогда он пожал плечами и улыбнулся. - У моей семьи есть ... были ... поместья на севере. А ты, должно быть, Оуэн Оделл, бард.
  - Да, - признал я. - Откуда вы знаете обо мне?
  Он снова улыбнулся. - Кто не знает о тебе? Чародей, который помогает Утренней Звезде, прибегнувший к заклинаниям, чтобы спасти ведьму из огня? Истории обо всех вас разносятся далеко, мой друг. Думаю, что даже в Эбракум. - Заметив Астиану и Илку, он отвернулся от меня и мягко поклонился: - Простите мои дурные манеры, дамы, но мой путь был долог. Однако даже в этом случае это не оправдание тому, что я вас не заметил. Рауль Робер, граф Аркни.
  Я выступил вперед. - Сестру зовут Астиана из Ордена Гастуан. А это Илка, член нашего отряда.
  - Я очарован, - сказал он. - Ваше присутствие делает это место прекраснее. - Повернувшись ко мне, он убрал улыбку с лица. - А теперь, пожалуйста, к более насущным вопросам, мастер Оделл. Где Монингстар?
  - Он объявится - когда будет готов, сударь, - тихо проговорил я. - Вы явились сражаться с ним или служить ему?
  - Ни то, ни другое, - отрезал дворянин. - Я - граф королевства, и служу только королю.
  - Король Нагорий мертв, - заметил я. - Убит Эдмундом. Если вы хотите служить королям, то я предлагаю вам отправиться в Эбракум.
  - Господи, а вы дерзкий молодой человек! Остерегайтесь, сударь, иначе я прикажу своим людям задать вам взбучку.
  Я не смог сдержаться, и у меня вырвался смешок.
  - Вы полагаете, что я смешон? - вскинулся молодой рыцарь с покрасневшим лицом.
  - Нет, я полагаю, что вы ангостинец, рожденный и выросший среди ангостинцев. Вы стоите в лесу практически один и думаете, что угрожаете мне. Вам не приходит в голову, что в ближайшие несколько минут вы можете умереть? Может ли такая мысль просочиться сквозь эту плотную кость у вас между ушами? Ангостинов здесь ненавидят, северяне они или захватчики. И если Монингстар того пожелает, он убьет вас без предупреждения.
  - Вы имеете в виду, что он не ангостинец? - удивился Рауль.
  - Я имею в виду именно это.
  - Тогда как он поднял мятеж? Зачем кому-то следовать за ним?
  - Я вижу, что вы слишком хорошо воспитаны, Рауль Робер. И жизнь еще преподнесет вам ряд сюрпризов. Но давайте начнем с простого наблюдения, что короли и князья жили задолго до того, как ангостины вторглись в эту землю.
  Его лицо посуровело. - Не говорите со мной как с болваном, сударь. Я хорошо знаю историю королевства. Однако я думал, что Монингстар был моим собратом-аристократом, который скрылся в лесу после поражений на поле боя. Такова история, которая распространяется по стране. И он не может быть просто очередным разбойником - иначе ангел не привел бы меня сюда.
  Тут настала моя очередь удивляться. - Ангел? Не понимаю.
  - Я пришел в лес три дня назад. Мы разбили лагерь у небольшого озера на западе. Когда я сидел у кромки воды, мне было видение прекрасного ангела, парящего прямо над поверхностью озера. Она спросила мое имя. Я назвался ей. Она сказала, что я должен разыскать "Утреннюю Звезду", и велела ехать на восток. Прошлой ночью она вновь появилась, когда я лежал под звездами. И вот я здесь, и вы говорите мне, что Монингстар не дворянин. Не верю!
  Я поднял руку ладонью вверх. - Это тот самый ангел? - спросил я его, формируя солнечный свет в образе молодой Меган.
  - О боже, да! Кто она?
  - Наш друг, - сказал я ему. - Войдите внутрь, сударь, и мы подождем Утреннюю Звезду вместе.
  Пьерколло развел огонь и поставил над ним горшок с бульоном. Я представил его Раулю, но дворянин просто кивнул в сторону гиганта и проигнорировал его.
  - Как идут дела за лесом? - спросил я у Рауля.
  - Скверно, - ответил он, устраиваясь у огня. - Мы выиграли одно сражение на севере, рассеяли врага. Почувствовали, что положение меняется, и возликовали. Но затем на поле боя вышел сам Эдмунд, и трое наших знатнейших дворян ночью бежали вместе со своими людьми. После этого мы были разбиты и рассеяны. Люди говорят, что Эдмунд повесил каждого, кого сумел поймать. Пленных загнали в лес недалеко от Коузна, и там на всех не хватило деревьев. Тогда Эдмунд поставил виселицу. Там казнили шесть тысяч человек. Теперь лес - последнее пристанище для людей, которых Эдмунд называет мятежниками. Знаете, что он схватил Детайна, графа Постни, и предал его суду за измену? Его повесили, частично обварили в масле и расчленили. Скажите, как можно судить человека за измену, если ты не его король?
  Я пожал плечами. - Завоеватели устанавливают свои законы, сударь. Если они сочтут изменой то, что горец дышит горным воздухом, значит это измена.
  - Насколько велика армия Утренней Звезды?
  - Она еще не терпела поражений, - осторожно ответил я, - и поэтому находится в лучшем состоянии, чем та, которую вы оставили.
  - Но сможет ли она выстоять против Эдмунда?
  - Это вопрос времени, сударь.
  - Вы уклончивы. Сколько у вас кавалерии? Сколько рыцарей? Что по оружию?
  - Я всего лишь скромный бард, Рауль Робер. С этими вопросами придется повременить, пока вы не встретите Монингстара. Вы долго ехали. Отдохните немного. - Я наложил заклинание Сна; не лучшие из моих чар, лишь вариация заклинаний Покоя и Согрева, но Рауль был уже утомлен, зазевал и лег на бок, положив голову на свернутое одеяло.
  - Разбудите меня... когда он вернется, - сказал он.
  - Конечно, сударь, - ответил я ему тихим и успокаивающим голосом.
  Я встал и вышел на воздух, где на траве сидели солдаты.
  Один из них встал и подошел ко мне. Это был крупный мужчина с коротко остриженными жидкими черными волосами, редеющими на макушке.
  - Где мой лорд? - спросил он.
  - Спит. Вы издалека?
  - Боги, еще как издалека! Нас пинали по заднице от северного моря до опушки леса.
  - Вы участвовали в сражениях?
  - Да, там, где стоило за что-то сражаться. Здесь есть еда? Мы три дня не ели.
  - Конечно. Обождите здесь, я принесу вам бульона.
  Я сел поесть с ними, узнавая их имена и происхождение. Человека, который первым заговорил со мной, звали Скримджер. Он служил роду Аркни двадцать два из своих тридцати семи лет, сперва конюхом, а затем старшим пастухом их огромных стад крупного рогатого скота. Двух других звали Серус и Киархан, братья, которые входили в дружину Аркни. Двести человек отправлялись с севера - а остались только эти трое.
  - Как вы спаслись? - спросил я Скримджера.
  - Слепая удача. Лорд Рауль не самый умный из людей, но отличный воин. Они ударили по нам с двух сторон, а у нас на фланге в лесу спрятались рыцари. Лорд Рауль бросился на них, прежде чем они атаковали нас. Мы устремились за ними и как-то прорезали их строй. Некоторые бросились в погоню на своих лошадях, но когда мы вошли в лес, поднялся туман, и они упустили нас из виду. К тому времени, как туман рассеялся, битва была окончена, если ее можно назвать битвой. Божий Зуб, ты бы видел тела. Они были повсюду, насколько хватало глаз! Итак, мы направились на юго-запад. Бог знает почему! Но теперь у лорда есть мечта, что Утренняя Звезда освободит страну.
  - А ты так не думаешь?
  - Сомневаюсь. Взять, к примеру, истории о нем. Он грабит отряды сборщиков налогов, спасает ведьму. Что там еще? Я не сомневаюсь, что он герой и всё такое, но ведь он не армия, не так ли?
  - Еще нет, - согласился я.
  Он покачал головой. - Этот Эдмунд - великий полководец, без сомнения. Его войска отлично вымуштрованы, его капитаны знают свое дело, а его тактика проста и блестяща: бей сильно и быстро. Он никогда не терялся. Я уже повидал три сражения и поверь, его не остановить.
  - Почему же тогда ты остаешься с графом?
  - Его отец попросил меня присматривать за ним. Он был великим человеком и хорошо относился ко мне и моей семье. Был честным, понимаешь? Два года назад меня боднул наш бык-производитель - я пролежал три месяца влёжку. Так мне выплачивали жалованье, жене приносили еду, а хирург старого графа приходил лечить мои раны. Такое нельзя забыть.
  - Да, полагаю, ты не забыл, - согласился я. - Он умер, как я понимаю?
  - Его повесил Азрек. Для этого им пришлось унести старика с его постели. - Его лицо потемнело, глаза сузились. - Сомневаюсь, что он понимал, что происходит. Он был парализован. Не мог говорить.
  - Почему они его повесили? - тихо спросил я.
  - Нам сказали, что он поддерживает восстание. Новости достигли нас только две недели назад. Этот Азрек - редкостная сволочь. Знаешь, старый граф был его дядей. Много раз мальчишкой он приезжал на север, чтобы поиграть в поместьях в Аркни. Он практически вырос с Раулем. Но уже тогда был свиньей. Однажды я застал его, когда он мучил щенка. Сказал, что тот его укусил, лживая мразь! - Он прочистил горло и сплюнул. - Но он и драться мастак. Хороший фехтовальщик, лучший из тех, что я когда-либо видел. Жильбо Азрек. Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы вогнать ему в кишки шесть дюймов стали!
  Близились сумерки, когда Мэйс и Вулф вернулись с луками на плечах. Братья Серус и Киархан спали. Скримджер сидел с точильным камнем в руке, спиной к дереву, и правил свой меч длинными размашистыми движениями.
  - Что так долго? - спросил я Мэйса.
  - Как только мы увидели, что вам ничего не угрожает, решили пройти по их следам, чтобы проверить, остались ли они одни.
  - А они одни?
  - Конечно. Ты же не думаешь, что мы бы вернулись, будь это ловушка.
  - Приятно знать, - сказал я.
  Ухмыльнувшись, он прошел мимо меня и подошел к Скримджеру. Оруженосец встал и зачехлил нож.
  - Знаешь кто я? - спросил Мэйс.
  - Предполагаю, вас величают Монингстар.
  - И это тебя не впечатляет?
  - А должно?
  - Нет, мой друг, - ответил Мэйс. - Мне не нужно, чтобы меня окружали мечтатели, у которых одни басни да легенды в головах. Мне нужны люди, которые знают, как держать меч острым, а ум - еще острее.
  - Неплохо сказано, - сказал Скримджер. - Говорят, за вашу голову Азрек предложил две тысячи золотых.
  - Полагаю, цена еще возрастет, - ответил ему Мэйс.
  - Вы не ангостинец. Разговариваете как ангостинец, но не из их племени, не так ли?
  - Я - Утренняя Звезда, - произнес Мэйс. - Я - горы и лес. Я - голос и сердце Нагорий. Имея всё это, разве мне надо быть ангостинцем?
  - Я не из тех, кого вам надо убеждать, - наконец сказал Скримджер. - Мой лорд спит в убежище. Убедите его, и получите меня.
  - Мне нравится преданность в людях, - мягко произнес Мэйс, хотя я почувствовал его раздражение. Он направил всю свою силу и обаяние на Скримджера, но, похоже, не преуспел. Он развернулся, и мы пошли к убежищу. За несколько коротких шагов, прежде чем войти туда, я рассказал ему о Рауле и о видении, которое послала ему Меган. Он кивнул, не задавая вопросов.
  В разрушенной хижине я разбудил дворянина. Увидев Мэйса, тот с трудом поднялся на ноги, протирая сонные глаза.
  - Добро пожаловать в мой лагерь, Рауль Робер, - проговорил Мэйс, его голос стал глубже, акцент усилился и стал более ангостинским.
  - Вы...
  - Я тот человек, о котором вам было видение.
  - С каким из благородных домов вы связаны, господин?
  - Всё это в прошлом, Рауль. Мертво. Сгорело дотла. Здесь я не делаю различия между ангостинцами и горцами. Понимаете? Здесь мы все - люди, и нас будут судить по нашим поступкам. Когда-то вы были графом Аркни. Теперь вы - просто молодой человек посреди леса, и у вас нет ничего, кроме доспехов и оружия. Неважно, что вы ангостинец. В лесу вы - меньше, чем ничто, потому что не сможете поймать зайца на ужин - а если бы и смогли, то сомневаюсь, что вы бы знали, как его приготовить. Вы бы голодали летом, мерзли зимой. Как от этого спасет ангостинское происхождение? С этого момента вы - горец - ни больше, ни меньше.
  Молодой человек моргнул и посмотрел сначала на меня, затем на Вулфа и Пьерколло и, наконец, снова на Мэйса.
  - Не знаю, что на это сказать. Я ангостинец и горжусь этим. Не знаю, смогу ли как-то отказаться от этого.
  - В жизни всегда есть более одного выбора, Рауль, - твердо сказал Мэйс. - Вы можете, если захотите, поехать отсюда и найти корабль, который переправит вас через море. Вы можете записаться наемным рыцарем в заморских войнах. Или могли бы снять свои доспехи и поискать работу на юге под другим именем. Возможно, вы могли бы стать писцом или хронистом при монастыре. Но я смею надеяться, что вы останетесь здесь и будете сражаться за свою страну и свой народ.
  - Да, я хочу сражаться, - сказал Рауль. - Жильбо Азрек убил моего отца, и я должен отомстить за него. Моя душа не успокоится, пока я не выполню обет.
  - В таком случае кто вы, Рауль Робер?
  - Я воин. Рыцарь. Какого ответа вы ждете?
  - Кто вы? - повторил Мэйс.
  Я увидел, что Скримджер и его братья вошли в убежище и внимательно слушали. Рауль тяжело сглотнул.
  - Я горец, - произнес он.
  Он хотел опуститься на колено, но Мэйс шагнул вперед, взял его за руки и поднял.
  - Не хочу, чтобы люди стояли на коленях, - сказал он. - Мне нужны люди, которые ни перед кем не преклонят колена.
  Это была прекрасная речь, и я видел, что все новички были им впечатлены. Мэйс был олицетворением благородства. Астиана мягко улыбнулась и покачала головой. Я перехватил ее взгляд, и мы обменялись улыбками.
  Мэйс вышел из хижины и позвал меня к себе.
  - Ну как, хорошо? - спросил он меня, когда мы удалились за пределы слышимости.
  - Ты был в ударе, - сказал я ему.
  - Да, аж сам удивился. Как всё просто. Как люди хотят, чтобы их вели. Хотел бы я сделать это открытие много лет назад.
  - Что ты планируешь?
  Он повернулся ко мне и положил руку мне на плечо. - Ты начал это, Оуэн. А я закончу. Соберу армию и возьму Зиракку. А потом.... кто знает? Будет много золота и добычи. Я собираюсь стать богатым, Оуэн. Может, уплыву за море в более теплые края, куплю дворец. Боже, зачем останавливаться на дворце?
  - Ты весьма доволен собой, - возразил я, - но позволь мне напомнить, что мы всё еще небольшая группа преступников, а армии до сих пор нет.
  - Ты правда этого не видишь? - ответил он. - Граф Аркни был готов преклонить колени передо мной - это ангостинский вельможа-то! О, я соберу армию. Без сомнений. У Азрека в Зираку не больше пяти сотен. В лесу - в десять раз больше воинов. Мы захватим и разграбим город - и тогда я исчезну.
  - Зачем останавливаться на Зиракку? - сказал я насмешливым голосом. Но он не заметил тона; вместо этого громко рассмеялся.
  - Не надо быть таким жадным, друг мой. Я могу выиграть эту битву, но как только я одержу победу, восстание закончится. Эдмунд направит свои армии обратно на север и сокрушит всех, кто встанет у него на пути. Но это ничего не значит, потому что "Утренней звезды" уже давно не будет.
  - И оставить всех тех, кто последовал за тобой? Да, это похоже на тебя, Джарек Мэйс. Ты не захочешь смотреть на петли, свисающие с каждого дерева, и гниющие трупы на них.
  Улыбка исчезла с его лица.
  - Я не просил этих людей делать меня своим героем. Я им ничего не должен. И тебе я ничего не должен.
  - Согласен. Но то, что ты там сказал, было чудесно. Нет больше ни ангостинских владык, ни крепостных, ни рабов. Только горцы, люди, которых судят по поступкам, а не по крови. Это стоит внимания, Джарек. За это стоит умереть!
  - Нет ничего, за что стоит умирать! - вспылил он. - И я тебе скажу почему: потому что ничего не изменится. Всегда будут короли и всегда будут крепостные. Эдмунд завоевал север - но однажды он умрет, и будут другие гражданские войны. И да, север будет свободен, потому что тогда выступит какой-нибудь такой же Эдмунд из Нагорий. Но ничего не изменится, Оуэн. Не для таких, как ты и я. Не для Вулфа или Илки. Сильнейший побеждает, слабый страдает. Таков мирской путь.
  - Это путь трусов! - выпалил я. - То, что создано человеком, в силах изменить человек. Да, всегда были деспоты и тираны, но в равной степени были и добрые правители, сильные люди, которые заботились о своем народе. Но если бы люди следовали твоей философии отчаяния, они бы ничего не построили. Какой смысл строить дом из дерева и камня? Однажды бревна сгниют, и крыша обвалится. Зачем узнавать, какие травы победят какие болезни? Мы всё равно умрем. Зачем учить детей грамоте? Они же ничего не изменят!
  На миг он почти отпрянул, но лишь из-за моей горячности, а не из-за доводов.
  - Боже, - проговорил он. - Если б ты дрался так, как разговариваешь, ты был бы очень сильным противником.
  - Да, Джарек Мэйс, насмехайся, коль желаешь. Уж в этом-то ты мастер.
  - И это только один из моих талантов, радоваться жизни среди кровавой войны. Живучесть - другой мой талант. И сейчас я играю в твои игры, применяя все свои способности. Не требуй от меня большего, потому что большего я не дам. Мне плевать на ангостинцев. И я не горец, а всего лишь скиталец простого икенского рода. Они захотели сделать меня возрожденным Рабайном, ну что ж! Хотят последовать за мной к вратам Ада - пусть следуют. Я же всего лишь хочу добиться смерти Азрека и получить за это немного золота. Разве это так уж плохо?
  - Ты мог бы стать королем, - тихо сказал я. - Ты так и не понял? Народ поднимается тысячами.
  - А Эдмунд сокрушит их всех, - ответил он, подкрепляя слова ударом кулака о ладонь.
  Стало смеркаться, и мы пошли обратно к убежищу.
  Мне показалось, что я вижу тень, движущуюся на краю поля зрения, но когда обернулся, то ничего не заметил. Ночь накрыла прогалину, небо затянуло облаками, закрывшими луну и звезды.
  За свою долгую жизнь я обнаружил, что есть много слов и фраз, которые обладают большей силой, чем любое заклинание магика. Самым известным из них, конечно же, является "Я тебя люблю". Но, пожалуй, самое смертоносное словосочетание: "Если бы".
  Эти два слова могут лишить человека силы, храбрости и уверенности в себе.
  Эти слова порождают сожаление, горе и боль. Мужчина встает на колени у своих мертвых детей в зачумленной деревне и думает: "Если бы только мы отправились летом на юг". Крестьянин смотрит на свой побитый дождем урожай и считает, что был бы богачом, если бы вместо этого разводил лошадей. Жизнью правит "если бы".
  Я должен благодарить отца за то, что он освободил меня от чар этих двух слов.
  "Глупое сожаление тяжелее железа", - говаривал он. "Каждый живой человек совершает ошибки; только так он учится. Только слабак говорит о несправедливости жизни или утверждает, что над ним довлеет неудача. Сильный мужчина пожимает плечами и идет дальше." Помню, как однажды зимним вечером, когда мы собрались у костра, один из моих братьев, Брайф, заплакал, потому что его любимая собака погибла в схватке с волками. Он плакал не только из-за потери, но и из-за того, что в тот день решил взять с собой копье, а не лук. Он сказал, что с помощью лука сумел бы прогнать волков прочь.
  "Скорее всего, - согласился Убертейн, - но ты не взял лук. Это не было ни ошибкой, ни глупостью. Ты охотился на вепря, а для этого человеку нужно длинное копье. Ты всё сделал правильно, но пес всё равно погиб. Когда я был молодым рыцарем на Заморской Войне, у меня был друг по имени Ранульд, умный, веселый, блестящий человек. Мы вместе ехали по лесу, охотились на оленей, когда он предложил попробовать направиться на восток. Я утверждал, что олени будут на западе - и мы ехали именно на запад. Мы проделали путь не более мили, когда банда грабителей выскочила из укрытия в подлеске. Мы, конечно, прогнали их, убив троих, но когда они ушли, Ранульд упал с лошади. В груди у него была глубокая колотая рана, и легкое было пробито насквозь. Тогда он умер у меня на руках. Я закричал в небеса о своей боли и по сей день сожалею о его смерти, но не с чувством вины. Я выбрал запад, потому что лес там более густой, а земля низинная, что указывает на воду и хороший корм для оленей. Это не моя вина, что он умер. И ты не виноват, Брайф, что собака была убита." Уж прости меня, мой призрачный друг, за это отступление от истории, но оно имеет смысл.
  Мне показалось, что я увидел стремительную тень на деревьях, но я не сказал об этом Мэйсу или Вулфу. Хотел было, однако в тот момент отбросил эту мысль, решив что то была игра угасающего света или скрытное движение лисы.
  Но это был Катаплас... и я должен был об этом догадаться и предупредить Мэйса. Мы могли бы выследить его и предотвратить столько трагедий. Однако я не подумал об этом. Возможно, Катаплас защитился заклинанием, возможно, я устал. Не знаю. И, несмотря на смутные воспоминания о совете отца, я до сих пор жалею об упущенной возможности.
  Мы зашли в укрытие. Рауль беседовал с Астианой, Пьерколло и Илка готовили ужин. Братья со Скримджером играли в азартные игры костяными кубиками, а Вулф сидел один с завернутым черепом на коленях.
  Был теплый вечер, над развалинами дул легкий ветерок, и я играл на арфе после ужина сладкие мелодии летних танцев, чтобы развлечь компанию.
  Вулф не присоединился со своей флейтой, а Пьерколло, несмотря на мои уговоры, отказался петь.
  Шли часы. Вулф и Илка легли спать, Астиана развлекала остальных рассказами о Древних Днях. Сначала я прислушивался, некоторые истории я не слышал, но потом она перешла к рассказам о Рыцарях Габалы, и я ушел, усевшись лицом к лесу и глядя в темноту.
  Звезды были яркими, и облаков было мало. Закутавшись в одеяло, я просидел, наверное, с час, прежде чем почувствовал, как меня клонит в сон. Это было похоже на то, как тепло овладевало мной, неся с собой воспоминания о детстве - языки пламени в камине, мои братья, расположившиеся рядом, огромный боевой пес Нибэйл на полу возле кровати, положивший крупную голову на лапы. Я прислонился головой к стене. Но не почувствовал твердых камней; словно туда подложили перьевую подушку. Мое тело стало легким, разум дрейфовал, и казалось, что я мягко плыву по течению, по теплой воде, в бессознательную безопасность до рождения.
  Издали я слышал зовущий меня голос. Это раздражало, словно жужжание назойливого насекомого. Я попытался не думать об этом, но тепло и уют уже покидали меня. Уже рассерженный, я повернул голову. Холодный камень ударил меня в ухо. Я застонал и проснулся, но голос продолжал звучать.
  - Берегись, Оуэн! Ты в опасности! - Открыв глаза, я увидел лицо Меган, парящее передо мной, мерцая в темноте. Это была знакомая мне Меган, старая, но непреклонная. Я заморгал и зевнул, мое тело реагировало медленно.
  - Проснись же, Оуэн! - велела она.
  Во рту пересохло, и я поднялся на колени, осознавая, что на меня наложено мощное заклятие Сна. Покачав головой, я увидел, что остальные крепко спят, растянувшись у догорающего костра.
  Меган исчезла, когда я встал. Звезды больше не сияли, небо потемнело от туч, налетевших с невероятной быстротой. Я выглянул в ночь, но деревьев не было видно, клубился один туман, кружащийся вокруг хижины.
  - Мэйс! - крикнул я и, спотыкаясь, подбежал к нему. - Просыпайся! - Схватив его за плечо, я жестоко потряс его. Его глаза сонно приоткрылись, потом закрылись снова. Подняв его, я ударил его по лицу. Раз. Другой. Тут его глаза резко открылись.
  - Что за черт..?
  - Колдовство! Разбуди остальных!
  Он вскочил на ноги, выхватив меч. Когда клинок выскользнул из ножен, он сиял, как лунный свет, заключенный в кристалл. Я сделал глубокий вдох, собираясь с силами к предстоящей атаки врага, пытаясь успокоить свой разум, готовя его к любым чарам, которые мог создать. Следующим проснулся Вулф, а затем Пьерколло, Рауль, братья и Скримджер.
  Но Илки и Астианы нигде не было видно.
  Звуки пения слышались из тумана, эхом разносясь по хижине. Сначала казалось, что в этом шуме нет смысла, но в песне стало различимо одно слово.
  "Голголеф! Голголеф! Голголеф!"
  Рауль обнажил свой меч, но я придвинулся к нему, сказав:
  - Этот клинок бесполезен против врагов, с которыми мы столкнемся.
  Вулф вытащил оба своих коротких меча, и я взял один у него, вручая сверкающее оружие изумленному графу. Мэйс бросил свой запасной нож Скримджеру, и мы стали ждать атаки.
  В тумане двигались фигуры в черных плащах, а пение продолжалось - низкое и настойчивое, зловещее и угрожающее.
  - Это всего лишь шум, - произнес Мэйс.
  Я кивнул.
  Туман постепенно рассеялся. Но не было ни деревьев, ни леса, ни неба.
  Разрушенная хижина теперь стояла посреди огромного серого зала.
  Фигура в капюшоне восседала на белоснежном троне, который на вид мог быть из слоновой кости, однако более вероятно, как я понял по форме, был сделан из человеческих костей. Вокруг него стояло множество солдат, их лица были скрыты темными шлемами, в руках они держали изогнутые мечи. Один из солдат подошел ко входу в хижину и снял шлем. Его лицо было бледным и бескровным, глаза - темными, а когда он заговорил, длинные клыки сверкнули белизной во рту без губ.
  - Отдайте череп! - произнес он безжизненным голосом.
  - Это Зал мертвых, - прошептал я Мэйсу. - Он...
  - Я знаю, кто он, - отрезал Мэйс, не сводя взгляда с вампира.
  - Верните его! - повторил тот свой приказ.
  - Подойди и возьми!- ответил ему Мэйс.
  Мы стояли спиной к очагу, держа в руках мерцающие мечи. Но тут пришла мысль. Если мы действительно были в Зале мертвых, то нас призвали из наших тел. Мы были душами, а не плотью. И в этот момент я понял кое-что еще.
  Хижины здесь быть не могло!
  - Надо встать в круг! - крикнул я, крутясь на пятках с кинжалом наготове.
  Стены хижины растворились, и в них ворвалось множество темных фигур. Братья Киархан и Сеарас стояли позади нас, где, как мы надеялись, было безопасно. Вдруг в них вонзились темные клинки, и они пали. Вулф ответил первым; он бросился на нападавших, его серебряный клинок рассек их. Я поспешил к нему на подмогу с занесенным кинжалом.
  Вампиры в ужасе отступили. Я взглянул вниз, чтобы увидеть, живы ли еще братья, но ни их, ни убитых вампиров не было.
  На каменном полу зала было пусто.
  Теперь мы стояли в круговой обороне, а вампиры обступали нас со всех сторон.
  - Мы не можем сражаться со всеми, - пробормотал Вулф. - Что посоветуешь, Мэйс?
  - Держи мой меч, - сказал Мэйс Пьерколло, а затем вернулся туда, где лежал лук Вулфа. Наложив мерцающую стрелу на тетиву, он сделал шаг вперед и нацелил наконечник на вестника. - Верните нас обратно!- крикнул он.
  - Первую смерть я принял как мужчина, - усмехнулся вестник. - Вторая меня не устрашит.
  Я подошел к Мэйсу и прошептал: - Не обращай на него внимания. Стреляй в трон!
  Мэйс качнулся вправо, стрела сверкнула в воздухе - мерцание серебряного света устремилось к груди фигуры в капюшоне. Незадолго до удара фигура исчезла, и острие врезалось в трон. Костяк развалился, упав на каменный пол.
  Мир безумно закружился, и я помню лишь ощущение падения, отчаянного круговорота в воздухе.
  Я проснулся и увидел, как Астиана склонилась надо мной. Когда я открыл глаза, она прошептала: - Слава Богу!
  Я сел.
  Мэйс стоял на коленях, протирая глаза. Вулф стонал. Пьерколло сидел один, зажав голову руками. Граф стоял на коленях вместе со Скримджером рядом с телами братьев. На тех не было никаких ран, но они были холодны и мертвы.
  - Где он? - внезапно крикнул Вулф, и этот звук заставил меня подскочить. - Где череп?
  - У врага, - тихо произнесла Астиана.
  - О чем вы говорите? - шикнул Мэйс. - Мы от них отбились.
  Она покачала головой.
  - Прошлой ночью мне было видение, предупреждающее о великой беде. Я пыталась всех разбудить, но проснулась только Илка. Потом из леса появился человек - высокий худой мужчина со взъерошенной бородой. Илка обнажила саблю, но он нам не угрожал. Он просто сказал, что, если мы не отдадим ему череп, никто из вас не проснется. Сначала я ему не поверила, но затем он сказал мне проверить сердцебиение у людей графа. Двое из них были уже мертвы. Тогда я поняла, что он говорит правду.
  - Ты отдала череп Катапласу? - изумился я. - Ты передала величайшее оружие в руки злодеев!
  - Я сделала это, чтобы спасти вас, - возразила она со слезами на глазах. - И я была права! Вы вернулись!
  Я был в ярости.
  - Мы вернулись... - начал я.
  Мэйс схватил меня за руку.
  - Мы вернулись, - мягко проговорил он, - благодаря тебе, Астиана. Теперь давайте не будем больше говорить об этом.
  Рассвет уже наступил, и первые лучи утреннего солнца осветили нас.
  - Я поступила правильно, Оуэн. Я вернула вас! - сказала Астиана, пододвинувшись ко мне.
  Мой гнев утих так же быстро, как и возник. - Конечно, - ответил я ей, улыбаясь, и посмотрел на Мэйса.
  Моему отцу он бы понравился. Проклятие "если бы" не было властно над Утренней Звездой.
  Потребовался почти месяц, чтобы добраться до юго-восточной окраины леса, откуда далекие башни Зиракку были видны с самых высоких холмов. Мир вокруг нас менялся. Корлан перехватил и разбил пять богатых конвоев и стал почти такой же легендой, как Утренняя Звезда. Брэкбан собрал добрый отряд примерно в пятьсот человек и провел два небольших сражения с солдатами икенов, остановив их в первом и разгромив наголову во втором.
  Города и деревни восставали против захватчиков, и слухи о восстании достигли Эбракума, где король Эдмунд проводил лето и осень. В одном из разграбленных конвоев Корлан нашел депешу от короля к Азреку, в которой тот требовал выступить против Утренней Звезды и обещал подкрепление весной.
  Но мы не знали этого, когда начали свое путешествие.
  Первые несколько дней, пока мы шли, Илка держалась рядом с Астианой, замкнувшись в безмолвной обители духа, и я обнаружил, что завидую ее способностям сестры ордена Гастуана. Не в силах поделиться этим, я стал угрюмым и отстраненным. Но примерно через десять дней, когда мы расположились лагерем в неглубокой пещере, Илка подошла и села рядом со мной, протянув руку и слегка коснувшись моей руки. Тогда я услышал шепот в глубине души, словно воспоминание о потерянной песне.
  "Оуэн," - я вздрогнул, и рука моя задрожала. - "Оуэн," - снова раздался неясный и неуверенный голос.
  - Я тебя слышу, - прошептал я.
  Она улыбнулась чудесной улыбкой, ее голубые глаза широко распахнулись, в них заблестели слезы. И она какое-то время больше ничего не говорила. Я взял ее за руку обеими ладонями, поглаживая ее кожу.
  - Я люблю тебя, - проговорил я отрывисто.
  "Почему?" прошептал голос в моей голове.
  Сначала я ничего не мог ответить. Как мужчина отвечает на такой вопрос? Я поднялся, увлекая ее за собой, и мы вышли из лагеря, сев под яркими звездами. Ее лицо было залито серебристым светом, и светлые волосы выбелила луна.
  - Когда впервые прибыл в деревню, - сказал я ей, нежно держа ее за руку, - я сидел в отчаянии на берегу озера. Видел везде только зло. И заиграл на арфе - помнишь?
  Она кивнула.
  - А потом ты подошла ко мне и стала танцевать. Ты изменила музыку у меня в голове и в душе; ты стала танцующим пламенем посреди зимы в моем сердце. Думаю, с того момента и родилась моя любовь к тебе. Понимаешь?
  "Оуэн Оделл", - зазвучал в моей голове голос, дрожащий, как песня, из нежной мелодии. Подойдя ближе ко мне, она поцеловала меня в щеку, и я заключил ее в объятия.
  Илка прильнула ко мне, и мы сидели в блаженном молчании, ее голова была у меня на груди, но мы не занимались любовью в ту ночь и еще много ночей после нее. По правде говоря, я боялся, потому что был неопытен, и не хотел, чтобы наша любовь была запятнана тем, что причиняло ей такую боль в прошлом.
  Какая глупость. Любовь меняет всё, и как бард - если не как мужчина - я должен был понимать этот простой факт. Когда, наконец, мы легли вместе на одеяло, расстеленное у ручья, я ощутил ее радость - яркую, непринужденную и свободную. Этот неуклюжий и неопытный союз был для нее, как она рассказывала мне позже, словно мост света через темный поток.
  С тех пор мы были неразлучны, и даже Мэйс не шутил над нашими отношениями и больше никогда не пытался уложить ее в постель. Я до сих пор не знаю, любила ли Илка меня с той страстью, которую я испытывал к ней. И это не важно. Я был ей нужен, и она была счастлива. Вот и всё, что надо знать.
  Пьерколло понимал это лучше многих, но он был человеком музыки и наделен великой душой.
  - Я счастлив за тебя, мой друг, - сказал он, когда мы подошли к концу нашего пути. - Она хорошая девочка. И заслуживает счастья, как и ты.
  - Ты когда-нибудь был влюблен?
  Мгновение он молчал, затем покачал головой, и его улыбка исчезла.
  - Только в Великую Песню, - ответил он и пошел вперед.
  На душе было светло, дух приподнят. Мысли о Катапласе и Азреке были далеки от моего разума, и потеря черепа казалась больше поводом для облегчения, чем для беспокойства. Череп был бременем, и мы освободились от него. Но Вулф так не считал; он дал обещание призраку Гарета и чувствовал себя опозоренным. Сколько бы мы с Мэйсом ни пытались его успокоить, он оставался угрюмым и замкнутым.
  - Я должен его вернуть, - повторил он. - Я должен.
  Астиана не раскаивалась в том, что отдала череп, и это меня несколько раздражало. Если бы она согласилась с тем, что, возможно, существует минимальная вероятность того, что она ошибалась, тогда я был бы первым, кто сказал бы ей: "Что ж, что сделано, то сделано. Забудем об этом". Но она этого не признавала. Несмотря на все ее прекрасные качества и мужество, у нее был один большой недостаток - неспособность признавать ошибки.
  Меня сбивает с толку, почему так много людей затрудняются сказать: "Я был неправ".
  Слова, сказанные с покаянием, всегда гасят гнев. Но те, кто цепляется за свою абсолютную правоту, несмотря на любые доказательства обратного, всегда будут вызывать гнев у своих товарищей или начальства.
  Тем не менее мы продолжили путешествие в относительном хорошем настроении и наконец добрались до лагеря Корлана в деревне у озера, где я впервые встретил Меган.
  Не было ничего удивительного - хотя и очень радостно - увидеть ее сидящей возле своей хижины в домотканом платье из коричневой шерсти, прилегающем к ее костлявому телу, с выцветшей красной шалью на плечах.
  - Вы не торопились, - проговорила она, когда я подошел к ней, улыбаясь.
  - Мэйс хотел вернуться в разрушенный замок, чтобы найти больше оружия Заклятия.
  - И выглядит он очень славно, - сказала она, когда Мэйс в черном шлеме с крыльями ворона и кирасе прошел через поляну, навстречу светловолосому лучнику Корлану.
  Двое мужчин обнялись, и толпа воинов смотрела на них во все глаза и горячо приветствовала.
  Меган провела нас с Илкой в свою хижину, и мы сели у огня в легкой тишине, которая могла возникнуть лишь между друзьями. Ее ожоги зажили полностью, без каких-либо шрамов или рубцов.
  - Это потребовало времени, - сказала она мне, - но Осиан хорошо ухаживал за мной. Однако я рада, что вы преуспели. И Мэйс. Знаешь, он важен - больше, чем ты думаешь.
  - Для кого? - спросил я, не придав значения ее замечанию.
  - Для тебя. Для нас. В будущем - и в прошлом.
  - Он такой, каким был всегда, Меган - преступник, эгоист, самовлюбленный и тщеславный.
  - Этот человек никогда не станет святым, - усмехнулась она и покачала головой. - Но ты не веришь в искупление, Оуэн? Какое разочарование. Быть может, Мэйс тебя еще удивит.
  - Вы верите в него? - удивился я.
  - Я видела, как он - давным-давно - проявил героизм и мужество в миг полной тьмы и отчаяния. В нем есть нечто большее, чем видишь ты. Но это потому, что ты не можешь оторваться от сказок и легенд. Герои, по крайней мере в глазах барда, должны быть возвышенными и светлыми, а злодеи - темными и ужасными. Однако иногда и те, и другие могут быть и справедливыми, и жестокими, и роли меняются, и не раз. Но посмотрим. Всё это оставим на другой день. Теперь есть более насущная проблема - и я думаю, что Мэйс только что узнал о ней.
  - О чем вы?
  - Зиракку - закрытый город. Ворота заперты уже более двух недель. Люди заходят в город - путешественники, торговцы - но никто не выходит из него.
  - У них чума? - Прошептал я, сотворив знак Защитного Креста.
  - Хуже. Но подождем Мэйса. Я не хочу повторять эту историю дважды.
  - Катаплас как-то причастен к этому?
  - Не беспокойся о нем, - устало проговорилала она. - Его зло - ничто по сравнению с тем, что пробуждается в Зиракку.
  - Черепа?
  - Зло Голголефа, - сказала она с бледным лицом.
  В этот момент мы услышали возбужденные крики снаружи, и в дверном проеме хижины появился Мэйс.
  - Оуэн, иди сюда.
  Вскочив на ноги, я выбежал на улицу. Из леса вышел разведывательный отряд охотников Корлана, двое из них крепко держали вырывавшегося человека.
  - Ну-ну, - сказал Мэйс. - Теперь он не выглядит таким страшным, не правда ли?
  Я ничего не ответил. Пленником был Катаплас...
  Его состояние шокировало меня; волосы и борода были спутаны и грязны, его пурпурная мантия порвана и заляпана грязью, кожа на лице стала дряблой и обвисшей, а глаза покраснели и налились кровью.
  Охотники потащили его к Мэйсу, но тут он повернул голову и увидел на меня. Устало улыбнулся.
  - Здравствуй, Оуэн, - сказал он. - Как твои дела?
  Охотник надел на него оковы, затем прошипел: - Молчи, пока с тобой не заговорят, проклятый колдун!
  - Они весьма неучтивы, - сказал Катаплас, всё еще обращаясь ко мне напрямую. Охотник снова поднял руку, но Мэйс остановил его.
  Меган вышла из хижины и встала рядом со мной. Она вздохнула, когда увидела пленника, и ее глаза наполнились печалью.
  - Отведите его внутрь, - приказала она мужчинам, - и вызовите капитанов.
  - Ах, Меган, - ласково заговорил Катаплас, - как приятно снова видеть тебя. Ты уже в порядке?
  - Да, Катаплас. Но не благодаря тебе.
  - Я пытался учиться, следовать мудрости твоего учения. Но... я сейчас не в лучшей форме.
  - Это я вижу, - ответила она. Подойдя к охранникам, снова заговорила. - Развяжите ему руки. У него нет силы причинить нам вред.
  Они послушались ее, и Меган отвела согбенного старика в хижину.
  Явился Вулф с суровым видом и острым кинжалом в руке.
  - Он не выглядел таким жалким, когда натравил на нас мертвецов, - возразил он. - И когда перенес наши души в ад. Позволь мне вырезать ему сердце, Мэйс!
  - Возможно, позже, - согласился Мэйс, похлопав друга по искривленному плечу, а затем последовал за Меган в хижину. Я стоял снаружи, всё еще шатаясь после того, как увидел то, что осталось от моего прежнего учителя. Этот человек был лишь оболочкой, его разум почти полностью истлел.
  Мимо прошла могучая фигура Брэкбана. Затем разбойник Корлан подошел к хижине, но вместо того, чтобы войти, приблизился ко мне. Я посмотрел в его серые глаза. Его светлые волосы были собраны в длинный хвост, который подчеркивал резкость его лица, высокие скулы и жестокий рот.
  - На пару слов, магик, - сказал он тихим голосом. Я молча кивнул. Меньше всего мне сейчас было дела до разговоров с преступником-убийцей, которого я обманом заставил стать воином Света. И все же я стоял перед ним с отрешенным лицом.
  - Мы все дали клятву, - сказал Корлан, - и я выполнил свою часть работы. Согласен?
  - Похоже, так оно и есть, - ответил я ему.
  - Теперь я хочу освободиться от клятвы.
  - Почему? - Спросил я, немного заинтересовавшись.
   Он заговорил смущенно и неуверенно, нервно облизнув губы:
  - Я плохой человек. Я никого в этом не виню, кроме себя самого. И, признаюсь, я присоединился к этому предприятию ради выгоды. Но теперь... - Его голос затих, а лицо покраснело. - Послушай, что скажу, магик; Я не буду участвовать в предательстве этих людей. Понял? Они смотрят на меня снизу вверх, они мне доверяют. Я хочу, чтобы моя душа освободилась от клятвы.
  Я ошарашенно уставился на этого человека, и он неправильно истолковал мой взгляд.
  - Я знаю, ты считаешь меня дураком, а Мэйс будет смеяться, пока не лопнет. Но вот что. Мои люди чувствуют то же самое, что и я - каждый из них.
  - Думаешь, с Мэйсом всё иначе? - возразил я.
  Теперь настала его очередь удивляться.
  - Как? Что ты имеешь в виду?
  - То самое, Корлан. Взгляни на всё, что он сделал. Где выгода? Чего он добился, кроме того, что на него охотились люди и демоны? Он - Утренняя Звезда. И если бы мы, когда вы впервые пришли к нам, попросили вас отказаться от жизни вне закона и бороться за справедливость, вы бы сделали это? Нет. Вы нас подняли бы на смех! Разве ты не видишь этого, дружище? Вам не нужно освобождаться от Клятвы Души. Вы уже освободились.
  Он качнул головой.
  - Хочешь сказать, что обманул меня?
  - Я бы так не сказал. Я предложил сделать вас богатыми, тем богатством, о котором даже не мечтают обычные люди. Ответь мне: какие богатства дороже любви и почета среди людей, доверия, о котором ты говорил? Ты бы продал его за золото или самоцветы? Я сдержал свое обещание, Корлан. Теперь вы богаче, чем когда-либо прежде. Разве это не так?
  Он глубоко вздохнул и кивнул.
  - А теперь давай послушаем, что может сказать нам чародей, - сказал я, входя в хижину.
  Внутри находилось около дюжины человек, несколько новых офицеров Брэкбана и несколько охотников Корлана. Мэйс сидел между Раулем и Вулфом, а остальные расположились полукругом вокруг Меган и Катапласа. Когда мы вошли, старая прорицательница говорила, и я поклонился, извиняясь, что перебил ее.
  Мы с Корланом протиснулись в круг, и Меган продолжила говорить.
  - Полагаю, мне уже известно, что происходит в Зиракку, - сказала она, - но этот человек был там, и вы должны послушать, что он скажет.
  Полуобернувшись, она коснулась плеча Катапласа.
  - Ты меня слышишь? - тихо обратилась Меган к чародею.
  - Ты должна отпустить меня, - проговорил он. - Они будут меня искать, пойми, а мои силы, кажется, покинули меня.
  - Сначала расскажи нам, что произошло после того, как ты вернулся с черепом.
  Он задрожал и принялся быстро моргать, трясясь всем телом. Меган протянула руку, положила ладонь ему на голову и прошептала слова на языке, который я никогда прежде не слышал. Его глаза закрылись, и дрожь его утихла.
  - Ты всё еще слышишь меня, Катаплас? прошептала она.
  - Слышу, моя госпожа. - Его голос звучал теперь сильнее, хоть при этом медленно и прерывисто.
  - Ты взял череп Голголефа и вернулся в Зираку. Как ты себя чувствуешь?
  - Очень хорошо. Теперь у меня есть всё. Тайны прошлого останутся моими. Мои поиски знаний и мудрости почти подошли к концу.
  - Чем ты занимаешься?
  - Я бегу по улицам, мое сердце бьется часто, и я поднимаюсь по лестнице в свои комнаты. Но там поджидает Азрек.
  "Он при тебе?" - спрашивает граф, протягивая руку. "Да", - говорю я ему. Он доволен, но не улыбается. "Покажи мне". Два других черепа лежат на моем столе, и я сомневаюсь.
  "Мы должны быть осторожны", - предупреждаю я его. "Мы еще не понимаем, какую силу можем пробудить".
  Он сердито машет рукой, шагает вперед, берет у меня бархатный мешочек и открывает его. Он так поспешен, что один из острых клыков колет ему палец, и из раны течет кровь. Я чувствую прилив силы, темный и холодный, и пытаюсь сотворить заклинание, чтобы защитить себя. Но уже поздно. Азрек отшатывается в ужасе, череп начинает светиться, словно фонарь. Граф пытается отбросить его, но тот остается у него в руках. Руки... они теперь тоже светятся, сияет каждая жилка. Я смотрю, как сила течет вверх по его рукам. "О, Боже!" - кричит он. "Помоги мне!" Я должен был бежать, но не смог. Свет достигает его лица - такой яркий. Затем череп тускнеет и превращается в пепел. Голова Азрека опущена, и я не могу его четко видеть. Но вот он посмотрел вверх. О боже, он смотрит вверх!
  Катаплас на какое-то время замолчал, его рот приоткрылся, тонкая струйка слюны побежала по подбородку.
  - А потом? - подсказала Меган.
  - Это уже не Азрек. Высокий человек, с угольно-черными глазами и длинными белыми волосами. Он смотрит на меня. "Ты жаждешь знаний", - говорит он глубоким мелодичным голосом. "И ты их получишь. Мудрость вселенной будет твоей. А теперь приведи мне двух мужчин, достаточно сильных, чтобы мои братья снова захотели жить". Я сделал, как он мне велел, и за прошедшие дни наблюдал, как всё больше солдат становятся Вампирами; Я видел, как они ходят среди горожан, я слышал вопли, мольбы, крики проклятых. На восьмой... нет, на девятый день - я попытался сбежать. Рано утром, при ярком солнце и безлюдном городе. Но когда добрался до тени задних ворот, он был там.
  Голголгеф. Я использовал всю свою силу против него, но это было ничто, и он протянул руку и схватил мое лицо, его длинные ногти вонзились в кожу. "Глупый человечишка", - проговорил он, и я почувствовал, как из меня выходит сила. "Прочь отсюда", - сказал он. "Иди в лес. Там ты будешь блуждать, потерянный и одинокий, усталый и голодный. И я тебя найду. Как только твоя любовь к жизни достигнет наивысшей точки, я найду тебя и заберу твою душу". Ворота открылись, хотя ни одна рука их не коснулась, и он выбросил меня на солнечный свет.
  - И тогда я побежал... и бежал... и бежал. А теперь он идет за мной. - Он принялся плакать, но Меган прошептала слова силы, и чародей опустил голову.
  Несколько мгновений люди в комнате молчали, затем Мэйс кашлянул.
  - Это не может быть правдой, Меган! Ради бога, он лишился разума.
  - Это правда, Монингстар. Короли Вампиров вернулись.
  
  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  - Я в это не верю, - сказал Брэкбан, нарушая звенящую тишину.
  - Это помешательство. Да, он сошел с ума, - ответила Меган. - И всё же это правда. Этого боялись всегда, с первых минут победы Рабайна. Вот почему черепа были спрятаны подальше друг от друга - вот почему три рода поклялись на крови защищать их во веки веков. Короли Вампиров вернулись, и Зираку превратился в город страданий. Но это только начало. Скоро в лесу будет роиться целая армия вампиров. И побежденным не дадут умереть... с каждой победой армия Голголефа будет расти. И тогда всё будет так, как было на этой земле две тысячи лет назад, во времена тьмы и отчаяния.
  - Как мы сможем противостоять Вампирам? - спросил Корлан. Мужчина был явно потрясен, его глаза были расширены от страха.
  - Только так, как в прежние времена, - тихо проговорила Меган. - Как и Рабайн.
  - Но он был зачарованным воином, - вмешалась Астиана, - или демоном, вызванным из ада. Он сражался с ними их собственными методами.
  - Он не был демоном, - возразила Меган. - Он был человеком, как и его соратники. Они сделали то, что всегда делают настоящие мужчины: противостояли тьме и бросили вызов мощи Голголефа. - Она замолчала, и ее глаза обратились к Джареку Мэйсу. В этом она была не одна. Все в комнате повернулись к воину-разбойнику.
  - Я не Рабайн, - буркнул он с мрачным выражением лица.
  - Ты - Монингстар, - проговорила Меган.
  Мэйс не ответил. Поднявшись, он вышел из помещения. Я поспешил за ним и обнаружил его на берегу озера, облокотившегося на перила причала. Солнце было за горами, небо пылало огнем, огромные лучи света пронизывали облака. Озеро было цвета крови.
  - Что происходит? - спросил он.
  - Не знаю, - признался я.
  - Я намерен уйти. Отправлюсь на юг - прямо к побережью. И переправлюсь на корабле через море до Вентрии, где дворцы покрыты золотом, а горы сверкают драгоценными камнями. Вот что я сделаю.
  - А что будет со здешним народом?
  Он повернулся ко мне.
  - Я не несу за них ответственности! Я не король - и не хотел бы им быть. Ради бога, Оуэн! Это была шутка! Они забрали мои деньги. Я пошел за ними. Не мог идти один, потому и уболтал деревенских мужиков сражаться вместе со мной. И имя это подхватил с твоей подачи, из того дурацкого разговора о героях! Это всё оно, имя. Я был готов возглавить войско против Азрека - ты это знаешь. Но целый город Вампиров? Зубы Ада, Оуэн!
  - Довольно-таки удачное описание, я бы сказал.
  Но Джарек не улыбнулся. Он покачал головой.
  - Прошлой ночью я действительно молился. Чувствовал себя таким дураком, посылая слова в ночное небо. Но ответа не пришло.
  - О чем ты просил?
  - Я просил спасения - и замок у моря. Как сам думаешь, о чем я просил? Мне нужно было указание. А что я получил? Город, полный Нежити!
  - Корлан подходил ко мне недавно, - сказал я ему. - Он просил освободить его от Клятвы Души.
  - Вот видишь, он не дурак! Он знает, когда игра окончена.
  - Он сказал мне, что не хочет никакого участия в мошенничестве, грабеже или наживе. Он и его люди решили не играть в эту игру, а жить ею. Теперь он борется за народ, за землю. Во имя справедливости, если хочешь.
  - Тогда беру свои слова обратно. Он дурак. Кровь Господня! - Внезапно он вдарил кулаком по перилам причала, которые с древесным треском задрожали от удара. Он вздохнул и взглянул на небо. - Он, должно быть, смеется сейчас, - произнес Мэйс.
  - Кто?
  - Бог, дьявол, или кто там слушает молитвы Джарека Мэйса. Чувствую себя пешкой в чужой игре. Всё, что я делаю, усиливает легенду. Если бы я прилюдно помочился, то кто-нибудь обязательно поклянется, что на этом месте выросло золотое дерево.
  - И всё-таки ты выжил, Джарек. Когда-нибудь задумывался над этим? Гарет и Хранители Кольца мертвы. Против нас были высланы демоны, колдовские звери преследовали тебя, сонм мертвецов являлся за тобой. А ты жив! Думал об этом? Я не религиозный человек, Джарек. Не знаю, есть ли на свете Бог или много богов. Но я видел чертоги ада, и знаю, что тем, кто желает творить зло, дарована сила. Однако здесь, на этой земле, ради тебя бесчеловечный Корлан способен оставить свои преступные дела и умереть за твое дело. Твои деяния подняли народ по всему лесу.
  - Мои деяния? - хмыкнул он. - Что я такого сделал, кроме попытки выжить? Ты же знаешь, что я просто пытался вернуть свои деньги в том первом нападении. И ты также знаешь, что я не участвовал в попытке спасти Меган. А что до Пьерколло... Я хотел денег из налогов. Думаешь, люди бы стали петь обо мне, если бы узнали всё это?
  - Ты всё еще не видишь? - спросил я. - Злу дана сила. Но в равновесии должны быть также силы, данные добру. Мой отец изучал историю. Однажды вечером он усадил нас и рассказал много историй. Но у каждой была общая тема. В самый мрачный час для каждого народа всегда отыщется человек под стать тяжкому времени. Так вот, сейчас ты тот самый человек.
  - Я не хочу им быть. Разве не об этом я говорил?
  - Не верю, что ты это всерьез.
  - Я отправляюсь на юг уже утром. В это ты можешь поверить?
  Мы стояли тогда в сгущающейся темноте, но тишина не дарила утешения. Я чувствовал исходящее от него напряжение, горечь и разочарование. Но знал, что он не уйдет. Он был прикован к судьбе, которой не был рад, и хотя он выступал против нее, он был бессилен ее изменить. В своих путешествиях я был знаком со многими актерами и исполнителями. Жил некогда человек по имени Хабкинс, разыгрывавший великие драмы - Падение Короля, Каракаун, Сон Копий. Однажды вечером перед спектаклем я увидел его сидящим с бледным лицом за кулисами. Мы долго говорили, и он поделился, что ненавидит выступления, что его всегда тянет блевать. "Для чего тогда ты это делаешь?" - спросил его я. Он посмотрел на меня так, словно я задал самый нелепый вопрос. "Ради аплодисментов", - ответил он.
  Думаю, то же самое было и с Джареком Мэйсом. Он был героем в глазах народа. Люди приветствовали его появление, взирали на него с трепетом и обожанием. Если бы он отвернулся от них, любовь превратилась бы в ненависть, и они стали бы его презирать.
  Мы постояли немного, потом я вернулся в помещение. Катаплас продолжал пребывать в магическом сне, но Меган теперь сидела у огня, подбрасывая веточки в угли и наблюдая, как они вспыхивают в огненном танце.
  Илка и Астиана спали, Вулф и Пьерколло сидели за столом и спокойно бросали кости.
  Я подсел к Меган.
  - Вы солгали мне, госпожа, - заговорил я едва слышным шепотом.
  - Я лгала многим людям, - ответила она.
  - Вы сказали мне, что Катаплас был вашим учителем, а он был вашим учеником.
  Она кивнула.
  - У меня были свои причины, Оуэн. И это было не со зла.
  - Кто вы?
  Она рассмеялась.
  - Всё ищешь принцессу для своей песни? Я - та, кого ты видишь, старуха, которая слишком долго жила и слишком много видела.
  - Мэйс останется с нами?
  - Думаю, да.
  - Но сможем ли мы победить Голголефа?
  - Рабайн смог.
  - Вы говорили это и раньше, но это не ответ.
  Она вздохнула.
  - Какой ответ ты хочешь, чтобы я тебе дала, Оуэн?
  Я задумался на мгновение, затем печально улыбнулся.
  - Вы правы.
  Вдруг она выгнула спину и вскрикнула.
  - Что случилось? - спросил я.
  - Мы должны спасти Катапласа, - прокричала она, поднимаясь на ноги и шагнув туда, где лежал колдун. Потряся за плечо, она разбудила его.
  - Я устал, - пожаловался он. Меган потянула его за руку.
  - Голголеф идет за тобой! - сказала она.
  Его глаза расширились, и он с трудом поднялся на ноги.
  - Нет! - прикрикнула Меган. - Не беги! Я могу помочь тебе!
  Но Катаплас вылетел в дверь, в темную ночь. Я побежал за ним, обгоняя Меган. Вот выглянула луна, и в воздухе раздался звук, похожий на хлопанье невидимых крыльев и шипящее дыхания.
  Деревья на юге начали раскачиваться, как будто их гнул сильный ветер. Я увидел Мэйса, который всё еще стоял у перил. Он обнажил свой меч, и клинок засиял ослепительным светом.
  Катаплас остановился, повернулся и посмотрел на юг. Он не кричал и не звал на помощь. Вместо этого упал на колени, сцепив руки, словно в молитве.
  Хлопанье крыльев стало громче, но ничего не было видно. Поодаль откатилась пустая бочка, в одном окне отломилась ставня. Солома с крыш срывалась и кружилась будто снег над поляной. Мужчины и женщины выбегали из своих домов, оглядываясь и вертя головами, изо всех сил пытаясь увидеть чудовище, которое было почти над ними.
  Вдруг Катаплас закричал и оказался в воздухе, на груди и спине его появились огромные раны. Медленно и с бесконечной жестокостью невидимый демон разорвал волшебника на куски.
  Меган подбежала к тому месту, где расчлененный труп повис в ночном небе, примерно в тридцати футах над землей. Кровь капала с него на землю. Подняв руки, она указала на демона, и я увидел, как шевелятся ее губы, хотя за мерным взмахом крыльев не было слышно ни звука.
  Луч света вырвался из руки Меган, и на одно ужасное мгновение мы увидели демона. Это было создание из костей, без кожи, без жизненно важных органов, без перьев или меха.
  Просто белые, бесцветные кости и глаза, горящие темным огнем. Его шея была изогнута, голова была круглой, как у гигантского орла, а клюв - длинным и крючковатым. Свет сиял вокруг него, пока он парил там, и темные дымчатые глаза смотрели на старую женщину внизу. Когти, удерживавшие ужасный труп, разжались, и окровавленные останки упали на землю. Затем демон устремился ввысь.
  Стрела ослепляющего света вылетела из лука Джарека Мэйса снизу вверх, острие вонзилось в слоистую шею. Когда демон снова взвился к небу, вторая стрела Вулфа попала в одно из огромных крыльев, сломав тонкую кость.
  И существо исчезло.
  Меган упала на колени. Мы с Мэйсом подбежали к ней.
  Кровь на земле поднялась перед нами красным туманом, который собрался в багровое лицо, и глаза устремились на Мэйса.
  - Я позволил Катапласу найти тебя, Монингстар, - раздался холодный голос. - Я хотел, чтобы ты знал своего врага и видел свою судьбу. Тебе не спрятаться от меня. Мне известно твое истинное имя. Я найду тебя, куда бы ты ни пошел. Для врагов Голголефа нет убежища нигде.
  Мэйс ничего не ответил, а лицо тут же исчезло, и кровь брызнула на землю.
  - Не спрашивай меня, почему, Мэйс, - проворчал Вулф, - но у меня такое чувство, что ты ему не нравишься.
  Мэйс натянуто улыбнулся и помог Меган подняться. Вокруг стали собираться люди с бледными и испуганными лицами в лунном свете.
  - Что мы будем делать, Монингстар? - спросил кто-то.
  - Выспимся, - сказал им Мэйс, уходя прочь.
  Ко мне подошел Корлан.
  - Черный колдун сказал правду. Мы имеем дело с силами ада. Могут ли твои чары защитить нас?
  - Нет, но стрелы, которые дал вам Мэйс, могут. Вы видели, как они сияли, когда попадали в демона. Они созданы с помощью древней магии, Корлан.
  - Нам нужно кое-что посильнее, чем стрелы, - сказал он.
  - Знаю.
  - Я готов драться с кем-нибудь живым - хоть с десятью разом. Когда я говорил сегодня, то имел в виду это. Я бы взял на себя даже самого Короля-Воителя. Но это... Господь небесный!
  - Сохраняй спокойствие, - посоветовал я ему. - Утром поговорим.
  Больше я ничего не мог сказать. Зло разрасталось в стенах Зиракку, и я не мог придумать, как с ним бороться. Меган была могущественной чародейкой, но ее заклинание Света только рассердило демона. И всё же сила этого заклинания была в десять, а может и в двадцать раз больше, чем всё, что мог создать я.
  Я вошел в комнату, где сидели Мэйс, Меган и Астиана. Теперь чародейка выглядела старой и очень хрупкой. Взяв стул, я присоединился к ним.
  - Ты не можешь сделать это, - услышал я слова Астианы. - Это было бы безумием.
  - Предложи мне другой выбор, - отрезал Мэйс, - и я с радостью им воспользуюсь.
  Астиана покачала головой и встала. Молча она вышла из комнаты.
  - Что ты задумал? - спросил я.
  Он оставил мой вопрос без ответа, а его взгляд переключился на Меган.
  - Ну как, ты можешь мне помочь? - потребовал он ответа.
  - Я сделаю всё, что смогу, Джарек. Но ты должен понимать, что мои силы уже не те, что прежде. По сравнению с Голголефом я как дитя.
  - Вы мне наконец скажете, что происходит? - спросил я снова.
  - Он собрался в Зиракку, - ответила Меган.
  - Это теперь город вампиров, - проговорил я. - Ведь ты же это не всерьез...
  - Как я только что сказал Астиане, если можешь предложить другой вариант, я готов его выслушать, - ответил он.
  - Но каков твой план?
  - Перебраться через стены, найди Голголефа и отрезать голову этому ублюдку!
  - Вот так запросто? - спросил я его, не в силах сдержать сарказм.
  Тогда он выругался, и на мгновение мне показалось, что он меня ударит. Вместо этого он отвернулся и глубоко вздохнул. Потом заговорил.
  - Думаешь, я горю желанием сделать это, Оуэн? - произнес он, не глядя на меня. - Но ты же слышал его слова. Он сказал, что может найти меня где угодно, и Меган сказала мне, что это правда. Так что же мне делать? Ждать, пока его армия кровососов войдет в лес? Ждать, пока вся земля не будет заселена Нежитью? Нет уж.
  - А ты не думал, что он, возможно, хочет, чтобы ты сам к нему пришел? И поэтому явился к тебе?
  - Да, думал.
  - И как ты собрался сражаться с сотней, а то и с тысячей вампиров?
  - Я войду в город при солнечном свете и найду его до наступления темноты.
  - Это не слишком поможет тебе, - предупредила Меган. - Забудь легенды, Джарек. Вампиры не любят солнечного света, но они его переносят. Там будут часовые, прикрытые от солнечного света. И еще люди, которых оставили в живых - злые люди, которые теперь стали слугами Голголефа. Они тоже будут патрулировать стены.
  - Ну так предложи мне другой план! - взорвался он.
  - Не могу, - призналась Меган.
  - Тогда решено. Я выхожу на рассвете.
  - Один? - спросил я.
  Тут он рассмеялся резким и горьким смехом.
  - Нет, попрошу добровольцев сопровождать меня, Оуэн, - усмехнулся он. - Всем нравится "Утренняя Звезда". Уверен, они все захотят пойти со мной.
  Я хотел предложить, я отчаянно хотел найти в себе силы, чтобы встать рядом с ним. Но в тот момент не смог: во рту пересохло, руки дрожали. И я отвел взгляд.
  - Собираюсь поспать пару часов, - сказал Мэйс, поднявшись со стула и подходя к кровати из поддонов в углу комнаты. Меган не двинулась с места; она сидела, всматриваясь в затухающий огонь, погруженная в думы.
  Мне нужен был свежий воздух, ибо в животе стало скверно. Я вышел на улицу и обнаружил там Вулфа, Пьерколло, Астиану и Илку, которые сидели вчетвером в лунном свете. Я молча присоединился к ним.
  - Она отговорила его от этой затеи? - спросил Вулф.
  - Нет.
  - Тогда всё кончено, - сказал горбун, глядя в землю.
  - Это так глупо, - вмешалась Астиана. - Он сложит свою голову ни за что.
  Ласковый голос Илки зашептал в моей голове. "Что ты будешь делать, Оуэн?"
  Я посмотрел на нее и тяжело сглотнул. У меня было время собраться с мыслями и набраться храбрости.
  - Я пойду с ним, - сказал я вслух.
  Она улыбнулась и кивнула. "Я тоже."
  - Я не могу пойти на это, - сказал Вулф. - Поймите, я хочу, это так, но не могу.
  - Я тоже пойду, - сказал Пьерколло. - Он спас меня от пыток. Я в долгу перед ним.
  Тут подошли Корлан с Брэкбаном, Раулем Робером и Скримджером. Я стоял и ждал их. Первым заговорил Брэкбан.
  - Нам надо увидеться с Монингстаром, - сказал он.
  - Он отдыхает. Может это подождать?
  - Нет. Все напуганы - на грани паники. Мы уже потеряли пятьдесят человек. Они просто собрали свои вещи и драпанули в лес.
  - Что вы ожидаете от Мэйса?
  - Чтобы поговорил с ними, - сказал Рауль. - Чтобы вдохновил их сильной речью - вернул им отвагу.
  - Сейчас неподходящее время, друзья мои, - ответил я тихо. - Мэйс отдыхает. И отдых ему нужен. Завтра он намерен войти в город и убить Королей Вампиров.
  - Боже сохрани! - изумился Корлан. - Он что, рехнулся?
  - Нет.
  - Он... собирается пойти один?
  - Да. - Я увидел облегчение на лице разбойника, и он прочел мои мысли.
  - Считаешь меня трусом? - спросил он.
  - Вовсе нет, - быстро ответил я. - Ни одному мужчине не понравится мысль пойти на Зиракку. Но я говорил с Мэйсом и полагаю, что он прав. А что еще нам делать? Мы могли бы бежать, но они пойдут за нами. Могли бы спрятаться, но они разыщут нас.
  - Он мужественный человек, - произнес Брэкбан, - но ответь мне вот на какой вопрос. Даже если вы попадете в город и убьете Королей, что тогда? Как вы выберетесь оттуда?
  - Не думаю, что Мэйс заботится о том, как выбраться.
  Потом мы стояли молча, и я смотрел на их лица: Корлан, ястребиного вида, но испуганный; Брэкбан, суровый, в глубокой задумчивости; Рауль Робер, дворянин, молодой и наивный, с тревожным выражением лица; и Скримджер, который прятал свои подлинные чувства где-то глубоко.
  Молчание нарушил Рауль Робер.
  - Я пойду с ним, - сказал он дрогнувшим голосом.
  - Почему? - спросил я.
  - Я рыцарь, - ответил он.
  - Что, черт возьми, это значит? - взревел Корлан.
  Рауль был поражен силой его слов.
  - Я... я тебя не понимаю?
  - Ты не лучше меня - только потому, что родился на шелковых простынях. Рыцарь, говоришь? Ну, стукнули тебя по плечу королевским мечом. И что с того? Ты всего лишь такой же человек, как и я.
  - Я знаю это, - тихо ответил Рауль, - но есть клятвы, которые дает рыцарь накануне королевского посвящения. Ты знаешь, о чем я говорю, Оуэн. Можешь объяснить?
  Я вздохнул.
  - Рыцарь клянется поддерживать короля и защищать слабых от сил зла. Это была клятва, установленная законом после того, как Рабайн уничтожил Голголефа.
  - Рабайн и его рыцари, - поправил Рауль.
  - Да, совершенно верно. Говорят, Рабайн штурмовал Серый Замок, возглавляя рыцарей Белого Ордена.
  - Итак, сам видишь, - сказал Рауль Корлану, - я должен идти. Не хочу. Но должен.
  Я видел муки в глазах Корлана и знал, что он переживает. Ему хотелось сделать то же самое, но, как и я тогда, в хижине с Мэйсом, он не мог найти в себе смелости.
  - Я знаю, о чем ты думаешь, - сказал я разбойнику. - Ты бы хотел пойти. Но имей в виду вот что. Некоторые из командиров должны остаться, иначе разбегутся все воины.
  Я заметил, как он расслабился и благодарно улыбнулся. Потом покачал головой.
  - Брэкбан останется. Он военачальник. А я что? Я просто... солдат. Но я тоже дал клятву. Я впитал огонь души в свои вены. Поклялся следовать за Утренней Звездой. И последую. Ей-богу, я последую за ним!
  Когда явился Мэйс, рассвет уже просачивался над лесом, воздух был разряженным и свежим, небо - ярким и безоблачным, а последние звезды меркли под ярким солнцем. Мэйс показался в дверном проеме, высокий и внушительный, с длинным луком в руке. На нем была темно-коричневая кожаная куртка поверх рубахи из белой ткани, зеленые бриджи и мокасины из мягкой кожи до колен. Он увидел нас и двинулся вперед с бесстрастным лицом.
  - Пришли пожелать мне удачи? - спросил он.
  - Мы пойдем с тобой, - ответил я.
  - До конца? - хмыкнул он с циничной улыбкой, сопровождающей эти слова.
  - До конца, - подтвердил Корлан. - К вратам ада и дальше.
  Мэйс ничего не ответил, но его взгляд пробежался по группе, задержавшись на Рауле Робере, затем на Пьерколло, Илке и на мне.
  - Разношерстная компашка героев, - проговорил Мэйс, но улыбка на сей раз была искренней. - Ну что ж, пора идти.
  Мы двинулись через деревню на юг и встретили Меган, которая ожидала на краю рощи. Мэйс остановился перед ней.
  - Мне не помешало бы благословение, - тихо сказал он.
  - Чего бы это ни стоило, оно у тебя есть, - ответила она, шагнув к нему и положив руки ему на плечи. - Я буду с вами - не во плоти, но рядом в своей духовной ипостаси. Я не могу сражаться с Голголефом, но смогу направлять вас и предупреждать о врагах поблизости. Будьте осторожны - вампиры быстры и сильны. Их нельзя убить железом или сталью. Зачарованные клинки уничтожат их. Или огонь. Только это. - Повернувшись к Пьерколло, она улыбнулась. - Твоя великая сила ничем тебе не поможет, тусканец. Ты должен взять оружие.
  - Я что-нибудь подыщу, - ответил тот.
  Меган повернулась лицом к нам.
  - Вы собираетесь противостоять врагам со сверхъестественными способностями. Они хитры, сильны и невероятно зловещи. Всё хорошее в вампирах умерло. Они живут лишь для того, чтобы питаться, и наносят удары быстрее, чем вы можете вообразить. Но они способны и на большее. Они могут проникнуть в ваши сердца и заставить вас бояться их, а с этим страхом приходит замедление рефлексов, притупление ума. Не вступайте в разговор ни с одним из них. Столкнувшись с вампиром, вы должны его как можно скорее убить. Сейчас это может показаться вам очевидным, но держите эту мысль в уме. С Королями Вампиров - особенно. Они также могущественные чародеи; их можно убить только отрубив голову.
  - Весьма вдохновляющая речь, - проговорил Мэйс.
  - Мне очень жаль, - ответила ему Меган, - но лучше знать, с чем ты сталкиваешься.
  Мэйс вздохнул, но больше ничего не сказал.
  Рауль Робер выступил вперед.
  - Думаю, нам следует начать этот... поход... молитвой, - проговорил он. - Давайте преклоним колена.
  Я знал, что Мэйс слабо верит в какого-либо бога, но всё же он первым опустился на одно колено.
  Остальные последовали за ним, пока не остался стоять только я. Рауль посмотрел на меня. Я почувствовал себя глупо, стоя там как столб, и присоединился к ним.
  - Владыка всего сущего, - произнес Рауль глубоким и торжественным голосом, - будь сегодня со своими слугами. Очисти наши сердца, когда мы столкнемся со злом. Укрепи наши члены, пока мы сражаемся с твоими врагами. И избавь нас от власти Тьмы. Аминь.
  Когда мы поднялись, к нам подошли Брэкбан и несколько офицеров, в компании Астианы.
  Она приблизилась к Мэйсу.
  - Да пребудет с вами Бог, - сказала она.
  - Всё бывает впервые, - ответил он, выдавив из себя улыбку.
  Брэкбан протянул ладонь и пожал Мэйсу руку.
  - Удачи тебе, Утренняя Звезда, - прошептал он.
  - Не гляди так мрачно, - сказал ему Мэйс. - Мы еще вернемся.
  Вулф спешил с другого края поляны с длинным луком в руке.
  - Куда,собрался, коротышка? - спросил его Мэйс.
  - В Зиракку, - нахмурясь, ответил горбун. - И не спрашивай меня, почему, а то я и сам не знаю.
  - Нельзя исключать возможность глупости, - процитировал Мэйс.
  Вулф проворчал нечто непристойное, что заставило нас улыбнуться, а затем Мэйс повел нас на юго-восток.
  День был ясный, но на севере сгущались тучи, темные и мрачные. Вдалеке послышались отдаленные раскаты грома. Я шел рядом с Илкой, держа ее за руку. Пытался отговорить ее от того, чтобы сопровождать нас, но она была непреклонна.
  - Я буду волноваться за тебя, - сказал я ей.
  "А я за тебя", - прозвучал ее голос в моей голове. "Но взгляни правде в глаза, Оуэн, я более умелый боец, чем ты. По крайней мере, со мной там будет кому прикрыть тебя в бою."
  Это был убедительный аргумент, и мне стало немного стыдно за то, что я принял его. Но, честно говоря, я был рад, что она рядом, и, когда угроза смерти так близка, не хотел упускать ни единого мгновения общества этой девушки.
  Мы шли почти всё утро, остановившись на короткий обед сразу после полудня.
  Затем снова двинулись в путь и в сумерках увидели Зиракку. Город безмолвствовал, ворота были заперты. Но разглядели часовых на стенах, и я задался вопросом, какие люди могут так охотно соглашаться служить Нежити. У них не было ни сердца, ни совести? Что им могли предложить, чтобы они стали слугами зла?
  Но ответа на такой вопрос не было. Его никогда не бывает. Действия злодейского разума невозможно измерить людскими мерками.
  Мы разбили лагерь в лощине и разожгли небольшой костер у каменной стены, выходящей на юг, где свет не был виден из города. Поначалу разговоров было не много, потому что каждый из нас по-своему сталкивался со своими страхами. Илка, чей дар со временем возрос, могла прикоснуться к умам всего отряда, чувствуя мысли каждого. Рауль думал о своей семье и о более светлых, счастливых днях на севере. Мысли Корлана бродили по всем темным делам, которые он совершил, в то время как Вулф вспоминал свою жену и потерянных детей. Пьерколло вспоминал солнечные дни и сбор винограда в Тускании, а Мэйс хладнокровно планировал свой путь к центральному дворцу.
  "Почему ты меня полюбил?" - спросила вдруг Илка.
  - Ты наполняешь мою душу, - прошептал я, притягивая ее к себе, чувствуя, как ее голова ложится на мое плечо, как ее губы прикасаются к коже моей шеи.
  "Ты романтик, Оуэн Оделл. Что ты будешь чувствовать, когда я стану старой, морщинистой и седовласой?"
  - Когда этот момент наступит, это будет означать, что мы прожили жизнь вместе, и я буду доволен. Я стану счастливо наблюдать за появлением каждого седого волоса. Мне этого будет достаточно.
  И мы проговорили так всю ночь. Я рассказал ей о своем отце и братьях, и о наших поместьях на южном побережье. Она, в свою очередь, рассказала о своей жизни. Ее мать умерла, когда Илке было шесть лет, и ее воспитывали старший брат Вулфа со своей женой. Тот погиб в результате несчастного случая на охоте, забитый диким быком. После этого Вулф стал содержать семью погибшего. О том, как ее изнасиловали и изувечили, она ничего не рассказывала, и я не стал на нее давить.
  Гораздо лучше, подумал я, чтобы эти воспоминания были похоронены глубоко, укрытые под слоями любви и тепла.
  Наконец мы уснули, все, кроме Мэйса, который остался сидеть у костра в глубокой задумчивости.
  За два часа до рассвета он разбудил меня, и я молча встал, не тревожа Илку. Мэйс ушел из лагеря, взобрался на утес и сел на поваленное дерево, глядя поверх стен далекого города.
  - Войти будет просто, - сказал он. - Выбраться - уже другой вопрос.
  - Давай позаботимся об этом, когда убьем Королей, - предложил я.
  Он усмехнулся.
  - Ты беззаветно веришь в наши способности, бард.
  - Что ж, я не думаю, что сейчас время беспокоиться о неудачах.
  - Верно. - Он оглянулся на лагерь. - Зачем они пришли?
  - Я не могу отвечать за всех. Рауль здесь, потому что он рыцарь и поклялся бороться со злом; также он дал тебе клятву. Корлан здесь, чтобы не позволить Раулю быть хоть сколько-то выше него. Илка пришла из-за меня. Пьерколло обязан тебе жизнью, а Вулф любит тебя как брата. Что касается меня, то я тоже пришел из-за тебя.
  - Из-за меня? Почему?
  - Это может показаться глупым, Джарек, но я верю в Утреннюю Звезду. Всегда верил. Неважно, что тебе всё равно. Важно то, во что верят они, - сказал я, махнув рукой в сторону леса. - Все эти люди нуждаются в герое. Ты - тот самый человек, и они будут помнить тебя всю жизнь. И, тысячу лет спустя люди будут говорить о тебе, как теперь говорят о Рабайне. Кто знает, возможно, однажды в этом лесу появится другой разбойник, который задастся вопросом, похож ли он на Утреннюю Звезду.
  - Это не песня, Оуэн. По всей вероятности, сегодня мы умрем.
  - Это всё равно станет песней, Джарек. Великой Песней.
  - Надеюсь, что ты здесь для того, чтобы спеть ее, - произнес он с вернувшейся улыбкой. - Как ни странно, я тоже хочу быть рядом, чтобы её услышать.
  Вернувшись в лагерь, мы увидели, что остальные проснулись и молча сидели в ожидании Мэйса.
  - Ну что, - произнес Вулф, когда вошли мы, - каков план?
  - У южной стены есть дождевой сток. Он ответвляется в городскую канализацию, и из нее ведут три выхода как раз рядом с дворцом. Мы доберемся до первого, найдем Королей, убьем их, а потом выберемся тем же путем.
  Никто из нас не верил, что всё будет так просто, но заговорил только Рауль Робер.
  - Ходы наверняка перекрыты решетками, - произнес он, - и вход в обязательном порядке охраняется.
  - Тогда держи руку на мече, - ответил Мэйс.
  Какая-то фигура вышла из подлеска, и Мэйс вскочил на ноги с мечом в руке, но тут же опустил оружие, увидев, что это была Меган. Старуха была одета в плащ из мягкой серой шерсти с капюшоном и держала в руках длинный дубовый посох с шипами.
  - Я думал, ты осталась в деревне? - сказал Мэйс, вдвинув клинок в ножны и подводя ее к очагу.
  - Я тоже, - ответила она, - но я должна находиться поближе к городу. Мои силы слабее, чем я полагала.
  Некоторое время никто из нас не разговаривал, и я сел рядом с Меган и заглянул ей в лицо. Она устала - устала до мозга костей. Я положил ладонь на ее руку.
  - Хочу поблагодарить вас, - тихо сказал я, - за все, что вы для меня сделали.
  Она рассеянно кивнула, затем глубоко вздохнула.
  - Соберитесь, - приказала она нам. Один за другим мы сели перед ней, все, кроме Мэйса, который стоял позади, держась за рукоять меча. - Когда мы говорим о добре или зле в человеке, - начала она, - мы не думаем о плоти или мышцах. Мы говорим о душе. И каждый живущий человек способен и на великое зло, и на великое добро. Душа подобна огню с двумя пламенем двух цветов, белым и красным. Душа святого человека горит белым пламенем. Но красный цвет всегда рядом, и ждет.
  - У нас нет на это времени, - сказал Мэйс.
  - Будь терпелив, Монингстар, - упрекнула она его. - Итак, Вампир - это искаженное существо; из него вытянули всё белое, и он горит красным пламенем. В нем нет ничего от белого огня, ничего, что могло бы породить доброту, любовь или заботу. Он существует только для себя самого, только для удовлетворения своих аппетитов. Вы все знаете, что вампиры питаются кровью. Но это не совсем так. Кровь - это жизнь. Они питаются белыми душами, и чем больше они их поглотят, тем сильнее становятся. Дело не в том, что у них нет души, а в том, что они горят другим светом; они питаются невинностью и чистотой. Вот почему в этом городе, не тронутом вампирами, останутся злые люди, работающие на них. В этих людях так мало чистого духа, что вампирам нечем питаться.
  - Я знаю вас всех, ваши сильные и слабые стороны. Но знайте, что огни ваших душ привлекут вампиров к вам. Они почувствуют ваше присутствие, почувствуют, что вы рядом. Всё, что вы делаете, должно быть сделано быстро. У вас не будет времени прятаться и ждать - попав в город, вы должны нанести быстрый и сильный удар. И если Вампир окажется близко, убейте его. Помните, что я вам говорила: их способны разрубить лишь зачарованные клинки, или огонь может сжечь их плоть. Но только не Королей; эти обязательно должны быть обезглавлены. Я буду с вами. Но, как я уже сказала, у меня осталось мало сил. Оказавшись внутри стен, вы будете полагаться только друг на друга.
  - Бог будет с нами, - проговорил Рауль. - Я в этом уверен.
  Меган ничего не ответила.
  Мы засели в подлеске на опушке леса, наблюдая за часовыми, шагающими по зубчатым стенам.
  - Зачем ждать рассвета? - прошептал Вулф. - Разве не лучше под покровом темноты сползти вниз?
  - Посмотри на них, - ответил Мэйс, указывая на часовых. - Закрылись капюшонами и спрятались от приближающегося рассвета. Они - вампиры, и они видят в темноте лучше, чем ты при ярком солнечном свете. Нет, будем ждать. Они уйдут до рассвета, и тогда их сменят живые люди. С еще сонными глазами и грезами о теплых постелях. Вот когда-то мы и выдвинемся.
  - Это большой риск, - пробормотал Корлан.
  Мэйс усмехнулся.
  - Семь мечей против целого города вампиров, и ты говоришь о риске?
  Корлан усмехнулся в ответ: - Сдается, мы все спятили.
  Солнце постепенно скрылось за восточными горами, и часовые скрылись из виду.
  - Пора! - приказал Мэйс, и мы покинули укрытие деревьев и побежали вниз по склону к стенам. Я не сводил глаз с зубчатых стен, ожидая в любой момент увидеть строй лучников с натянутыми тетивами, направляющих стрелы в наши сердца.
  Но ничего этого не было, и мы подошли к холодной каменной стене, по-видимому, незамеченными.
  Медленно мы двинулись по городу, пока не достигли шлюзов, установленных под южной стеной. Решетка была старой и ржавой, за железные шипы цеплялись разные обломки.
  - Что теперь? - спросил Рауль Робер. - Должно быть, прошли целые годы с тех пор, как эти ворота поднимались последний раз. Они все в ржавчине.
  Мэйс спрыгнул в мутную воду и подошел ближе, изучая железо решетки. К нему присоединился Пьерколло. Гигант протянул руку и ухватился за вертикальную перекладину, его огромные руки сомкнулись на ржавом железе. Мускулы его рук вздулись, а лицо покраснело от напряжения; но железо постепенно поддалось его хватке, начало гнуться. Хлопья ржавчины попадали в воду, а затем две заклепки лопнули. Поменяв хват, Пьерколло начал работать над второй вертикальной перекладиной, затем над горизонтальной. За несколько минут он открыл брешь, достаточно широкую, чтобы можно было пролезть.
  Вручив мне свой длинный лук и меч, Мэйс пробрался внутрь. Я передал ему его оружие и последовал за ним. Один за другим к нам присоединялись остальные, пока снаружи не остался только Пьерколло.
  - Я не могу расширить проход, - сказал он, и только тогда мы поняли, что он не может присоединиться к нам. Его огромная масса никогда не пролезла бы в такую маленькую щель.
  - Жди нас здесь, - сказал Мэйс и, не оглядываясь, направился в темные глубины городской канализации.
  Вонь была тошнотворно сильной, и я не смотрел вниз на воду, бурлящую вокруг моих башмаков. Мы слышали беготню крыс, царапанье крошечных коготков по камню, но побрели дальше во тьму.
  Когда Мэйс обнажил свой меч, тот ярко вспыхнул, отбрасывая огромные тени на сверкающие стены. Никто из нас не говорил, пока мы шли дальше. Мой страх был так велик, что я не верю, будто бы смог выдавить из себя хоть слово.
  Туннель ответвлялся налево, и мы пошли по его извилистому пути. Плывущая крыса коснулась моей голени... затем еще одна. Я вытащил свой собственный кинжал и в призрачном свете увидел сотни маленьких черных теней, плавающих вокруг меня.
  Я чуть не запаниковал и начал метаться, пиная крыс. Мэйс подошел ко мне, схватив меня за руку.
  - Сохраняй спокойствие! - прошипел он.
  - Я их терпеть не могу!
  - Они не причиняют тебе вреда, но ты производишь слишком много шума!
  Я глубоко, с содроганием вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Голос Илки прошептал в моей голове:
  "Я с тобой, Оуэн".
  Я кивнул и тяжело сглотнул, чувствуя во рту желчь.
  - Я в порядке. Вперед, Джарек.
  Когда мы сделали еще один поворот, я увидел труп, плавающий лицом вниз в грязной воде. Он был раздутымя, смрадная вонь разложения терялась среди нечистот канализации, одежда зацепилась за каменный выступ. На спине мертвеца сидели две крысы. Какое место, чтобы умереть, подумал я. Какое ужасное место последнего пристанища. Дальше были еще трупы - кто в воде, кто на узких каменных берегах. Свет меча Мэйса отбрасывал тени на мертвые лица, создавая иллюзию жизни и движения. Я не мог смотреть и уставился в спину Корлану.
  Внезапно Мэйс остановился и посмотрел направо. Там была ниша, глубокая и затененная. Он шагнул к ней, и я увидел ребенка, девочку, прижавшуюся к камню.
  - Не делайте мне больно! - взмолилась она.
  - Никто не причинит тебе вреда, малышка, - сказал я, подойдя к ней, но она отшатнулась, глаза ее были широко раскрыты и испуганы. Вулф быстро шагнул вперед, подобрал тряпичную куклу, лежавшую рядом с ребенком, и протянул ей.
  - Это твой друг? - спросил он добрым голосом.
  - Это Мира, - ответила она.
  - Ну, держи Миру покрепче, потому что она, похоже, напугана. А я понесу тебя. Ну, давай же. Иначе промокнешь и замерзнешь.
  - Нам холодно, - проговорила она.
  Вулф потянулся к ней, и она кинулась в его объятия, положив голову ему на шею.
  Меч Мэйса резко устремился вниз, пронзив ей спину. Она не издала ни звука, но выскользнула из рук Вулфа.
  - Сволочь! - взревел Вулф.
  - Взгляни на нее! - ответил Мэйс. - И пощупай-ка свою шею!
  Я подошел к Вулфу, увидел крошечные колотые ранки на его горле и взглянул на ребенка, впервые увидев удлиненные клыки и кровь меж ее губ.
  Крошечная тряпичная кукла уплыла по сточным водам.
  - Кто станет делать вампиром ребенка? - спросил Рауль Робер.
  - Откуда ты узнал? - спросил я Мэйса.
  - Меган сказала. Она здесь, с нами. А теперь, пошли дальше.
  Вулф продолжал смотреть на труп. - Я отомщу за тебя, - пообещал он.
  Было трудно определить время в стигийском мраке канализации, но, должно быть, прошло несколько часов, прежде чем мы, наконец, добрались до железной лестницы, вделанной в стену.
  Далеко наверху сквозь металлическую решетку пробивался дневной свет. Мэйс вложил свой меч в ножны и начал подъем. Я последовал за ним, желая поскорее оказаться на свежем воздухе, какие бы опасности там нас ни ждали.
  Мэйс снял решетку шлюза и быстро вскарабкался на мощеный переулок за ней.
  Мы последовали за ним друг за дружкой.
  Переулок был пуст, и я огляделся, пытаясь сориентироваться. Справа был шпиль церкви Святой Софии. Слева я увидел высокую зубчатую крепость, которую сделали музеем.
  - Мы в купеческом квартале, - сказал я. - Там внизу Шелковая улица, она ведет ко дворцу.
  Мэйс кивнул и посмотрел на небо. Солнце уже миновало свой зенит.
  - У нас осталось мало времени, - мрачно проговорил он.
  Солнечный свет был ярким и теплым на наших спинах, пока мы двигались по городу.
  Окна повсюду были закрыты ставнями, двери заперты. А за этими выбеленными стенами, в безмолвных зданиях, таились сотни вампиров, только и ждавших ночи.
  "Не думай об этом!" предупредила Илка.
  Но я не мог думать ни о чем другом, пока мы направлялись во дворец.
  Насколько это было возможно, мы держались переулков и узких улочек, бесшумно двигаясь по городу мимо пустынных рыночных прилавков и магазинов. Мэйс шел впереди, держа стрелу на тетиве. Следующим шел Вулф, затем Раул, Илка и я. Корлан следовал последним, его светлые глаза следили за каждым зданием, за каждым темным входом.
  Но мы не увидели ни одного живого существа. Повсюду лежали трупы скота, лошадей, собак. У них была высосана вся кровь.
  Наконец мы увидели дворец, и Мэйс нырнул за высокую стену, поманив нас следовать за собой. В тени под двустворчатыми арочными дверями резиденции губернатора стояли двое часовых в плащах и капюшонах. Они находились шагах в пятидесяти и не видели нас.
  - Что теперь? - спросил Рауль.
  Мэйс склонился ближе к Вулфу.
  - Как думаешь, ты смог бы попасть в того,что слева? - спросил он.
  Горбун посмотрел из-за стены и шумно втянул воздух.
  - Пока стоит на месте. Стрелы надо пустить одновременно. Любой из них может поднять тревогу. Бери того, что справа.
  Мэйс сделал несколько глубоких вдохов, затем снова посмотрел на Вулфа.
  - Готов?
  - Ага.
  Два лучника вышли на улицу, плавно натянув тетивы.
  - Сейчас! - приказал Мэйс.
  Серебряные стрелы вспыхнули в воздухе, пролетев дугой, а затем упали. Стрела Мэйса вонзилась в грудь человеку справа, тот пошатнулся. Его напарник обернулся - и стрела Вулфа вонзилась ему в шею.
  - Пошли! - скомандовал Мэйс, бросившись по открытой местности ко дворцу.
  Первый страж упал на колени, но теперь с трудом поднялся и начал ползти вверх по лестнице к двойным дверям. Корлан приподнялся и выпустил стрелу, которая попала мужчине в спину. Тот выпрямился, и затем скатился вниз по лестнице.
  Мы подошли к дверям и толкнули их.
  Зал внутри оказался пуст, темные портьеры закрывали солнечный свет из шести арочных окон внутри. Запах, который нас встретил, был затхлым и зловонным, отдавал отчасти плесенью, отчасти разложением.
  Мы вошли внутрь, закрыв двери за собой. Коридоры расходились влево и вправо, а перед нами лежала длинная лестница с резными поручнями, блестевшими сусальным золотом.
  - Что теперь? - прошептал Вулф.
  - Найдем ублюдков и убьем их, - сказал Мэйс, но в его голосе звучала неуверенность. Зал был огромен, коридоры - темны и непроглядны. Где бы мы нашли Королей? Вверху, внизу, слева или справа? И сколько времени у нас было до наступления темноты?
  - Оуэн, вы с Вулфом идите по коридору налево, - сказал Мэйс. - Корлан, вы с Илкой идите направо. Я пойду наверх. Рауль, ты пойдешь со мной.
  - Думаешь, это разумно? - спросил я. - Разделить наши силы таким образом? Разве дух Меган не может вести нас?
  - Она ушла, - тихо проговорил он. - И если бы мы были мудры, Оуэн, мы бы последовали ее примеру. Давай, вперед! - Не говоря больше ни слова, он побежал к лестнице, Рауль последовал за ним.
  Вулф выругался и отложил свой длинный лук с колчан.ом
  - Это там бесполезно, - сказал он, обнажив два коротких меча. Лезвия были настолько яркими, что глаз не мог задержаться на них. Я вытащил свой кинжал, и мы двинулись влево. Через несколько шагов нашли вход на лестничную клетку, ведущую в подземелья под дворцом. Вулф снова выругался, понизив голос.
  - Должно быть, я на всю голову рехгулся, - прошипел он, спускаясь по первой лестнице. Я последовал за ним.
  Некоторое время мы продвигались по пустынным коридорам, спускались по ступеням. Вокруг нас царила зловещая тишина, и я слышал прерывистое, полное ужаса хриплое дыхание Вулфа и чувствовал, как стучит мое собственное перепуганное сердце.
  Единственный свет исходил от наших мерцающих клинков, и все дверни, на которые мы натыкались, были заперты изнутри.
  Я хлопнул Вулфа по плечу.
  - Бессмысленно, - прошептал я. Он кивнул, и мы начали возвращаться по своим следам.
  "Берегись, Оуэн", - прошептал голос Меган в моей голове.
  Шорох движения послышался позади меня, похожее на дуновение холодного зимнего воздуха. Я развернулся и потерял равновесие - это меня и спасло. Холодные, ледяные руки коснулись моего горла, но я уже падал, и хватка не выдержала. Я взмахнул кинжалом снизу вверх, и клинок разорвал черный плащ, вонзившись в плоть под ним. Тогда Вампир закричал, и пронзительный ужасный звук наполнил слух и ошеломил разум. Моя рука застыла. Но Вулф прыгнул вперед, чтобы вонзить свой меч в пасть существа, достав до самого мозга. Свет лезвия был так силен, что череп вампира загорелся красным. Толчком вскочив на ноги, я вонзил свой кинжал в то место, где, как мне казалось, должно было быть сердце.
  Но лезвие просто звякнуло о камень стены, отчего у меня онемела рука, а плащ и туника существа упали на лестницу. Вампир испарился.
  Снизу мы услышали звуки движения, и темные тени заиграли на стене винтовой лестницы.
  - Назад! - закричал Вулф.
  Я побежал обратно вверх по лестнице. Фигура в темном плаще, двигавшаяся с ужасающей скоростью, быстрее атакующей змеи, схватила Вулфа за лодыжку и потащила вниз. Недолго думая, я бросился на существо и полоснул кинжалом по его морде, открыв рваную рану, которая не кровоточила. Вулф ударил снизу вверх, и существо снова исчезло.
  Но еще больше их наступало снизу, и мы отступали, мчась вверх по лестнице в холл.
  Какая-то женщина схватила меня, подняв от земли, но Вулф ударил ее ножом в спину, и она рухнула лицом вниз, уронив меня на каменные плиты и упав сверху. Когда она тоже исчезла, я почувствовал, как на мое лицо и в рот оседает мелкая пыль. Со вкусом пепла. Меня вырвало, и я сплюнул. Вулф развернулся на пятках и атаковал существа, штурмующие лестничный пролет, но их были десятки, и они заставили его ретироваться. Темный меч вонзился ему в грудь, и горбун взревел от боли, а затем ударил наотмашь, наполовину оторвав голову нападавшему.
  Стрела вонзилась в лоб первому Вампиру, и тот упал. Вулф отполз назад, черный меч все еще торчал у него из груди. Вторая стрела вонзилась в горло наступающего существа, и я увидел, как Корлан отбросил свой лук и бросился в атаку, его серебряный меч превратился в пятно белого света во мраке зала. На мгновение я подумал, что он убьет их всех: такой свирепой была его атака. Но зазубренное лезвие вонзилось ему в живот, и он упал прямо в их гущу. Ноги Вулфа подкосились, и он сполз по стене, выронив мечи. Я побежал вперед, сорвав одну из каменных плит как раз в тот момент, когда двое демонических воинов бросились в атаку. Я попытался блокировать выпад, но скорость удара ослепила меня, и меч прошел мимо моей защиты - лезвие не попало в меня, но рукоять ударила мне в плечо. Боль пронзила меня огненной волной. Моя рука безвольно повисла, и меч выпал из обессилевших пальцев. Смерть была прямо передо мной. Я посмотрел на белое как кость лицо моего противника, белесо-серые глаза, бледную кожу и удлиненные клыки. Он опустил меч и схватил мою куртку, потянув меня вперед, и тогда его рот приблизился к моей шее.
  В этот миг появилась Илка, вонзив саблю ему в горло. Рауль Робер, издав древний боевой клич, присоединился к атаке. И Вулф, храбрый Вулф, поднял свои мечи и вскочил на ноги, наполовину спотыкаясь, для атаки.
  Вампиры отступили, и в конце отряда я увидел существо выше остальных - длинное и тонкокостное лицо, раскосые темные глаза. Это было не то лицо, которое я видел сформированным из крови Катапласа, но черты были похожи, и я знал, что это был один из Королей Вампиров. Моя правая рука все еще была онемелой, но, вытащив кинжал левой, я изо всех сил метнул его.
  Я не умею и никогда не умел обращаться с оружием, но лезвие летело к своей цели, словно направляемое рукой судьбы. Оно вошло в правый глаз существа и погрузилось в него по самую рукоять. Он вскрикнул, и его тонкие руки потянулись схватить рукоять кинжала. Но в конце концов он осел и сполз на пол.
  Он не исчез, но по-прежнему тщетно пытался вырвать оружие из глаза.
  - Рауль! - закричал я. - Руби голову! Голову! - И я указал на сопротивлявшегося Короля Вампиров.
  Рауль Робер бросился вперед, его меч просвистел в воздухе. Он пронзил шею существа и полуотрубил голову. И всё же руки вцепились в рукоять. Рауль ударил еще раз, и на этот раз голова отделилась от тела и покатилась по каменным плитам.
  В этот миг все вампиры в зале исчезли, и плоть испарилась с трупа Короля. Рядом с обнажившимся скелетом лежал череп, казалось, вырезанный из слоновой кости, а из пустой глазницы торчал мой кинжал.
  Я шагнул к нему, достал оружие.
  - Это был Голголеф? - спросил Рауль.
  Я отрицательно покачал головой. Корлан издал стон, и я направился к нему, опустившись на колени рядом с ним. Кровь окрасила его подбородок, а в глазах был отрешенный взгляд умирающего.
  - А... Илка в безопасности? - прошептал он.
  - Да.
  Он прикрыл глаза.
  - Они... взяли ее. Я... рад, что... она сбежала.
  - Лежи спокойно. Отдыхай. - Я хотел сказать слова утешения, но не нашел их. Что я мог пообещать этому человеку, этому убийце, этому герою? Искупление? Прощение и обещание вечной жизни? Я не верил в эти вещи. Но мне не потребовалось ничего говорить, потому что он умер там, не сказав больше ни слова.
  Рауль подошел к открытым дверям.
  - Божьи зубы! - выпалил он.
  Я подбежал к залитому солнцем входу. Снаружи, спрятавшись от солнечного света, на рыночной площади толпились еще сотни существ. Мы с Раулем захлопнули двери, подняв бронзовый армированный засов, чтобы закрепить их.
  - Это не задержит их надолго, - предупредил он. В двери принялись стучать, дерево задрожало.
  - Мы должны найти Мэйса, - сказал я.
  Вулф сидел, облокотясь спиной на стену с черепом на коленях. Его лицо было серым, а из раны на груди текла кровь. Меч все еще торчал там - высоко, прямо под ключицей.
  - Идти сможешь? - спросил я горбуна.
  Он покачал головой.
  - Продолжайте, - сказал он.
  "Рядом опасность," - раздался голос Меган. Я развернулся, но зал был пуст.
  - Вы ошибаетесь, госпожа, - сказал я вслух.
  "Я чувствую его, и он движется к вам. Смертельный ужас. Он всё ближе."
  Я снова выглянул, но за воротами не было ничего, кроме тварей, а они не могли быстро войти.
  Что-то шевельнулось позади меня, я обернулся и увидел приближающуюся Илку. Раскрыв руки, я заключил ее в объятия. Мои ладони гладили кожу ее спины, чувствуя плоть под тонкой туникой.
  - Ты сильно замерзла, - сказал я, сильнее растирая ее. Ее голова покоилась на моем плече, и я ощущал холод ее лица на своей шее.
  И в этот миг я всё понял.
  - О, Боже мой, - прошептал я, прижимая ее к себе, ожидая, когда клыки разорвут мне горло.
  Я почувствовал, как ее рука двинулась ко мне, но не ощутил острого укуса в яремную вену. Вместо этого она повалилась на меня, и я услышал ее сладкозвучный голос эхом в своей голове в последний раз. Ее голова запрокинулась назад. Ее глаза всё еще были прекрасны, и я не смотрел на ее рот, не желая видеть вампирские клыки.
  Взглянул вниз и увидел, что она взяла мой кинжал и вонзила его себе в грудь.
  Опустил ее на каменные плиты, слезы затуманили мой взор, и я увидел перед собой не вампира, а любимую, которую никогда больше не обниму.
  Она умерла там, и ее тело не исчезло.
  Рауль положил руку мне на плечо.
  - Она спасла тебя, - произнес он низким голосом. - Она стала вампиром, и всё же она спасла тебя.
  "Оно почти схватило тебя, Оуэн", - кричал голос Меган внутри моего черепа. - "Беги!"
  - Опасность миновала, - прошептал я, всё еще баюкая тело Илки в своих руках.
  Как же я это чувствую! Даже несмотря на свое горе, я ощутил внезапный холод понимания.
  - Меган! - закричал я. - Это не здесь. Вы в опасности. Он идет за вами!
  Но ответа не было. Ни слова.
  Онемение на плече прошло, и я уложил тело Илки на землю, взяв ее серебряную саблю. Где-то во дворце вампиров находился Голголеф. И я хотел разыскать его.
  
  Астиана проснулась среди ночи, темный сон витал на краю памяти, но ускользнул, прежде чем она успела к нему привязаться. Она села; комната была пуста и холодна, и она встала с постели.
  Мэйс и остальные ушли, и она почувствовала себя одинокой.
  Нет, поняла она, не только одинокой. Опустошенной. Пустой.
  Ну и дура же ты, сказала она себе, снова вспомнив ту ночь на пути из разрушенной хижины. Все спали, кроме Пьерколло, который был на страже. Астиана почувствовала потребность в одиночестве и ушла в лес, чтобы присесть у серебряного ручья. Она быстро разделась, отложив в сторону толстую шерстяную одежду и льняное белье. Поток был ледяным, но она наслаждалась шелковистым бегом воды по своей коже.
  Мэйс нашел ее там.
  - Тебе не следует отходить от лагеря, - сказал он. - По этим лесам всё еще рыщут грабители.
  - Со мной рядом Утренняя Звезда, чтобы защитить меня, - буркнула она, рассерженная тем, что ее потревожили, и села, прикрыв руками груди.
  - Не нужно бояться, сестра, - сказал он. - Я пока не буду приставать к тебе.
  - Я не боюсь тебя, - ответила она.
  - У тебя хорошее тело. Какая жалость, что ты решила потратить его впустую.
  - Как ты смеешь! - бушевала она, поднимаясь из воды. - Ты говоришь о пустой трате? Я провела свою жизнь, помогая другим, исцеляя больных, давая надежду тем, у кого надежды нет. Какое право ты имеешь говорить со мной о пустых тратах? Что ты сделал в своей жизни, помимо удовлетворения своих собственных желаний?
  - Немного, - признал он. - И ты совершенно права, это были глупые слова. - Он вдруг улыбнулся и снял рубашку, бросив ей. - Вот! Оботрись. Простудишься.
  Рубашка пахла дровяным дымом и потом, но она всё равно накинула ее и оделась.
  - Спасибо, - сказала она ему. - И за рубашку, и за твою любезность.
  Она всё еще злилась, но изо всех сил пыталась скрыть это. Хотя она никогда бы не подумала о том, чтобы позволить Мэйсу заняться с ней любовью, но тем не менее ее раздражало то, что, несмотря на то, что он нашел ее обнаженной, он не предпринял попыток соблазнить ее.
  - Что будешь делать, - спросила она, - когда люди наконец поймут, кто ты такой, когда они увидят, что ты не легенда?
  - Я не стану терпеть это, сударыня, - ответил он.
  Резкая реплика застряла у нее в горле, потому что сначала она подумала, что он хочет сбежать, а потом поняла, что он говорит. Ее обида на него угасла, как догоревшая свеча.
  - Мне жаль, что я это сказала, - прошептала она. - Эти слова были рождены гневом.
  Он пожал плечами и усмехнулся.
  - Правда, как я понимаю, в основном такова. Я не хочу, чтобы ты умирал, Джарек.
  - Почему тебя это должно волновать? - спросил он, поднимаясь на ноги. - Я тебе даже не нравлюсь.
  - Нет, не нравишься. Но я люблю тебя. - Слова вырвались прежде, чем она успела их остановить, и, как ни странно, она не удивилась. Как будто готовность Мэйса умереть за правое дело разрушила стену между ними.
  - О, это мне знакомо, - сказал он. - Большинство женщин в основном таковы. - И ушел.
  После этого она почти не разговаривала с ним.
  А теперь он ушел совсем. Все они ушли.
  Астиана вздохнула. Я должна быть с ними, думала она. Я сестра Гастуана и поклялась стоять за Свет против сгущающейся Тьмы.
  Она молча вышла из хижины и пошла по поляне в сторону темного, как ночь, леса.
  Она брела часами, после рассвета, и в середине дня прибыла к остаткам их костра. Устало она села у золы, снова думая о ночи у ручья.
  Ее конечности отяжелели, обессилели, и она легла на мягкую землю, положив руку под голову. Почти сразу же она заснула, и ей приснилось, что она плывет под звездами в угольно-черном небе. Во сне было утешение, свобода от забот и страха, и она беспрепятственно парила в ночи.
  Под ней лежал Зиракку, темный и мрачный, как черная корона в горах. Она подлетела ближе, увидев, как толпа вампиров бьется о ворота дворца. Такова была сила зла, исходившая от этой сцены, что она оттолкнула ее, как будто ее коснулся Адский огонь. Она сбежала из города и обнаружила, что парит над склоном холма, где серая фигура в капюшоне стоит на коленях с опущенной головой.
  Движение привлекло ее внимание. К Меган крался мужчина в сером плаще , в руке у него был нож с вороненым лезвием.
  "Меган!" - закричала Астиана.
  Голова в капюшоне поднялась, но мужчина прыгнул вперед, чтобы вонзить нож ей в спину. Меган упала и вывернулась, ее рука вытянулась к убийце. Свет исходил от ее пальцев, обволакивая его.
  И крики его слышать было страшно.
  Его плоть запузырилась и загорелась, огонь заполыхал из глаз. Тело рухнуло, сквозь одежду прорвалось жгучее пламя. Через несколько секунд на склоне холма не осталось ничего, кроме отрубленной ступни и половины руки.
  Меган с трудом встала на колени, ее костлявые пальцы попытались дотянуться до ножа в ее спине.
  Дух Астианы вернулся к ее спящему телу, и ее глаза открылись. Поднявшись на ноги, она побежала к склону утеса.
  Меган вновь упала и осталась лежать лицом в траве. Астиана осторожно развернула ее, придерживая голову.
  - Меган! Меган!
  - Я... я... жива, - прошептала Меган.
  На них пала темная лунная тень. Астиана взглянула вверх - и кровь застыла у нее в жилах.
  В лунном свете вырисовывался силуэт высокого широкоплечего мужчины с лицом бледным, как слоновая кость, и глазами цвета крови. На его длинных белых волосах красовалась тонкая серебряная корона, инкрустированная белыми драгоценными камнями.
  - Карлеф! - прошипела Меган, пытаясь подняться.
  Мужчина усмехнулся, и длинные клыки блеснули в лунном свете. Астиана не могла пошевелиться, даже когда он наклонился и потянулся к ней, и его пальцы стиснули складки ее одежд. Медленно он поднял ее на ноги.
  - Я дарую тебе бессмертие, - сказал он низким и соблазнительным голосом. - И ты будешь служить мне, пока не наступит конец света.
  - Отпусти ее, демон!
  Карлеф медленно повернул голову, и Астиана увидела стоящего рядом Пьерколло. Гигант был безоружен, и Карлеф негромко рассмеялся.
  - Ты хочешь остановить меня, человек? Тогда вперед. Иди к Карлефу.
  - Нет! - закричала Астиана. - Беги!
  Король-Вампир отшвырнул ее в сторону и двинулся на Пьерколло.
  - Боги, а ты сильный парень, - сказал Карлеф. - Я вижу, что в этих конечностях у тебя огромная сила. Но тебе есть чему поучиться. Вот настоящая сила! - С ошеломляющей скоростью он бросился на тусканца, ударив великана кулаком в подбородок. Удар сбил Пьерколло с ног и швырнул на траву.
  - Астиана! - слабо позвала Меган.
  Астиана, всё еще полуоглушенная, подползла к ней. Меган вытащила кинжал из ножен на боку и вложила его в руку Астианы. Лезвие ярко блеснуло.
  - Убей эту тварь! - велела Меган.
  Пьерколло перекатился на колени, затем, пошатываясь, выпрямился. Вампир снова атаковал, но на этот раз огромные руки Пьерколло сомкнулись на его горле, крепко сжав вампира.
  - Мне не требуется дышать, - проговорил Карлеф, не беспокоясь об удушье. Его руки взметнулись вверх и в стороны, с легкостью разорвав хватку великана. Пьерколло замахнулся кулаком, но Карлеф увернулся и громко расхохотался. - Как же ты жалок.
  Он ударил Пьерколло в лицо, и Астиана услышала, как хрустнула кость.
  Поднявшись на ноги, она подбежала к Королю-Вампиру, глубоко вонзив зачарованное лезвие ему в спину. Карлеф вскрикнул и повернулся к ней. Пьерколло прыгнул вперед, и его правая рука обвила шею Карлефа, а левая надавила на плечо существа.
  Натиск гиганта заставил Карлефа опуститься на колени. Затем титаническим рывком Пьерколло отбросил свой корпус назад, одновременно надавливая вперед и вниз левой рукой. Шея Карлефа вытянулась и сломалась, кожа на горле порвалась, обнажив кость. Вампир все еще сопротивлялся, и Пьерколло почти отбросило в сторону. Но еще одним невероятным усилием он сорвал голову с плеч.
  Тело Карлефа упало на землю, голова выпала из рук Пьерколло.
  Гигант глубоко вздохнул и поднялся, направляясь к Астиане.
  - Он не причинил тебе вреда? - спросил Пьерколло.
  - Нет. Где остальные?
  - Внутри, - ответил он. - Боюсь, с ними всё не очень хорошо.
  
  Эту историю мне рассказала Астиана. И слова Пьерколло были поразительно точны.
  В это время я поднимался по лестнице через две ступени, Рауль следовал за мной. Я больше не заботился о жизни, потому что в своем отчаянии не представлял себе будущего без Илки. Всё, что двигало мной тогда, это желание увидеть смерть Голголефа. Ибо как только он умрет, город будет свободным.
  На вершине лестницы я остановился. Впереди был лабиринт коридоров, и я повернулся к Раулю.
  - Где вы в последний раз видели Мэйса? - спросил я.
  - Мы дошли досюда и расстались. Я пошел налево, но все двери были заперты. Там есть вторая лестница, ведущая на следующий ярус - думаю, Мэйс, должно быть, поднялся по ней.
  Я никогда не был во дворце губернатора и изо всех сил пытался вспомнить всё, что слышал о нем.
  Построенный примерно за двести лет до этого одним из ангостинских королей Нагорий, теперь он хранил произведения искусства, скульптуры и картины, награбленные с континента во время Заморских Войн. Там был зал с почти двумя тысячами картин, некоторым из которых было сотни лет; он находился на третьем ярусе. Слева от меня было окно, закрытое бархатной драпировкой. Подбежав к нему, я сорвал ткань, позволив свету проникнуть во мрак коридоров.
  Но это был лунный свет.
  Я двинулся вперед к поднимавшейся лестнице. Наверху через перила был перекинут черный плащ - всё, что осталось от воина-вампира.
  - Ты был прав, - сказал я Раулю. - Мэйс пошел сюда.
  Рукоять сабли была скользкой от пота, и я насухо вытер ее о тунику. Потом поднялся по лестнице. Снизу мы слышали неустанный стук в двери, скрип и стон дерева.
  Мы поднялись по лестнице, и я увидел в коридоре лук и колчан Мэйса. Более того, мы услышали лязг мечей из-за открытого дверного проема. Прежде чем я успел его остановить, Рауль прыгнул впереди меня и побежал на помощь Мэйсу.
  Но мой разум был холоден, мысли - ясны, как кристаллы льда. Я подбежал к луку Мэйса и перекинул колчан через плечо. Затем, взяв лук, двинулся влево от дверного проема, выглянув из-за рамы. Комната за ней была полна воинов в темных одеяниях, образовавших большой круг вокруг двух мечников. Я видел, что Рауля уже одолели и потащили вперед, его руки были связаны за спиной, а затем наблюдал, как Мэйс и Голголеф принялись кружить вокруг друг друга.
  Король Вампиров был высоким, широкоплечим и сильным, двигался он с неестественной и пугающей скоростью. Несмотря на всё свое мастерство, Мэйс выглядел неуклюжим крестьянином, бесцельно размахивающим мечом.
  Голголеф играл с ним, дразнил его.
  - Жалкое создание. Куда подевалось твоё мастерство? Я ожидал от тебя большего.
  Зал был освещен множеством фонарей с красными стеклами, от света которых вся сцена сияла, как видение Ада.
  Мэйс истекал кровью из множества порезов на лице, руках и теле, но всё же стоял, осторожно двигаясь с поднятым мечом. Я взглянул вверх. Вокруг зала был балкон, и там столпилось еще много вампиров, наблюдающих за битвой. Голголеф атаковал еще раз, его тело расплывалось в воздухе, его черный меч выпрыгивал, как змеиный язык. Мэйс бросился вправо, перекатившись и встав на ноги; но на правой щеке у него появился свежий порез, и кожа оттопырилась в сторону, а кровь стала хлестать на безрукавку.
  - Ты червяк! - взревел Голголеф. - За всё, чего ты мне стоил, я заставлю тебя страдать. Для тебя не будет вечности на Темной стороне. Я не сделаю тебя одним из нас. Ты познаешь боль, которую никогда не испытывал ни один смертный, и я не позволю тебе умереть.
  - Разговорам грош цена, вонючий ублюдок! - прорычал Мэйс, но это была бравада, порожденная скорее мужеством, чем надеждой.
  Отложив саблю, я наложил стрелу на лук Мэйса. Натянув тетиву, я нацелил острие.
  В этот миг что-то ударило меня сзади, швырнув на пол, и я почувствовал тяжесть на спине и клыки, вонзившиеся мне в горло. Я попытался перевернуться, покрутить головой, но боль была невыносимо мучительной. Мое лицо было прижато к деревянным половицам; мои руки потянулись к лежащей рядом сабле, но пальцы Вампира сомкнулись на моем запястье.
  Я услышал шипящий звук, затем хрусткий удар, сопровождаемый раскалыванием костей, и вдруг тяжесть исчезла. Я перекатился и увидел Вулфа на коленях в дальнем конце коридора с луком в руках. На мне пустой тряпкой лежал темный плащ с серебряной стрелой в нем. Я поднялся на ноги.
  Вампиры в зале повернулись и двинулись ко мне. За ними был обезоруженный Мэйс, и Голголеф уже держал его за горло, тряся, как пойманную крысу.
  Я быстро схватил лук, резко наложил стрелу и пустил ее в широкую спину Короля-Вампира. Стрела рассекла воздух. Как только она была выпущена, я понял, что промазал и попадание несмертельно, но стрела прошла сквозь предплечье Голголефа. Казалось, он даже не заметил этого и не ослабил хватку на болтающейся фигуре Джарека Мэйса.
  Но как только вампиры добрались до меня, я мельком увидел, как Мэйс протянул руку и схватил торчащее древко, вырвал его и вонзил в горло Голголефа. Ужасный крик разорвал воздух, и вампиры, приближавшиеся ко мне, остановились и развернулись обратно. Вытпустив Мэйса, Голголеф отшатнулся. Мэйс упал на пол, но, когда вампиры ринулись к нему,подобрал свой меч и прыгнул вперед, сделав светящимся клинком ужасный горизонтальный взмах, и перерубив шею Голголефа одним устрашающим ударом.
  В одно мгновение весь зал опустел и затих, за исключением Рауля Робера и окровавленного, но торжествующего Джарека Мэейса.
  Монингстар упал на колени. Я опустился на пол, спиной к стене, и снова увидел свою милую Илку. Душа погрузилась в пустоту..
  И я заплакал.
  Рауль подошел, обнял меня. К счастью, он ничего не сказал, и его присутствие утешило меня. Через некоторое время к нам присоединился Мэйс с черепом Голголефа в руках. Рауль рассказал об Илке и остальных, и Мэйс молча похлопал меня по плечу и вышел в коридор.
  Рауль помог мне подняться, и мы последовали за Монингстаром. Он сидел рядом с пепельнолицым горбуном.
  - Всё это за несколько черепов, - сказал Мэйс с натянутой ухмылкой.
  - Ты уже не такой... красивый, - заметил Вулф.
  - Женщинам нравятсят шрамы, - возразил Мэйс. Мы медленно спустились в нижний зал, Рауль почти что нес Вулфа на себе, а я поддерживал Монингстара.
  Настала ночь, но город был пуст и безмолвен, и мы сидели на ступенях дворца, чувствуя на лицах прохладный ночной ветерок. Рану на шее жгло, но я почти не чувствовал этого.
  Через некоторое время мы услышали шум марширующих людей и увидели Брэкбана, Пьерколло и сотни воинов. Брэкбан подбежал к нам, встав на колено перед Мэйсом.
  - Ей-богу, ты сделал это! - воскликнул он.
  Мэйс был слишком утомлен, чтобы ответить.
  - Остался еще один Король, - сказал я.
  Брэкбан покачал головой и рассказал мне о битве Пьерколло с Карлефом.
   - А как там Меган? - попросил я.
  Его лицо помрачнело, когда он ответил мне.
  - Она жива, но у нее ножевая рана в спине - глубокая и, боюсь, смертельная.
  Я закрыл глаза, меня охватила сильная усталость.
  - Ты выиграл, - проговорил я. - Я потерял нечто более ценное, нечто более дорогое...
  Я больше ничего не мог сказать. Поднявшись на ноги, побрёл прочь из опустевшего города.
  
  
  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  Пока я шел, лунный свет заливал безмолвный город. Я не чувствовал направления и двигался бесцельно. Вдалеке слышал, как люди Брэкбана поют о победе, их смех эхом разносится по узким улочкам.
  Я свернул за угол и обнаружил, что стою в том же переулке, где впервые увидел, как Джарек Мэйс спрыгнул с балкона. Казалось, с тех пор прошли столетия... и мир до неузнаваемости стал другим. Я сел на булыжник и пожалел, что у меня нет моей арфы. Даже не смог вспомнить имя девушки, которую мы тогда спасли. К тому времени во мне больше не было слез. Илки не стало, и я ощущал пустоту, которая приходит с уничтожением общих воспоминаний. Часть радости жизни состоит в том, чтобы сидеть с любимым человеком и говорить: "Ты помнишь тот день на горе?" Или, может быть, прогулка у ручья или танцы в середине лета, когда идут дожди. Радостные моменты вновь наполнялись дыханием жизни, когда о них говорили.
  Мы занимались любовью всего девять раз. И я вспоминаю каждое драгоценное мгновение, каждое прикосновение и поцелуй, сладость ее дыхания, запах ее волос.
  Я сидел один, мысленно возвращаясь ко дням, проведенным в лесу. Тут скрипнула дверь, и я поднял глаза и увидел пожилую женщину с маленьким ребенком, появившихся в ночи. Женщина была худой, как скелет, со сгорбленными плечами. Ребенок стоял, цепляясь за ее руку, ее глаза были широко раскрыты и испуганы.
  - Вы в безопасности, - сказал я. - Они все мертвы.
  - Я слышала пение, - сказала старуха. - ... твари не пели.
  Тогда я встал и подошел к ним, но ребенок вжался в женские юбки.
  - Как вы ускользнули от них? - попросил я.
  - Спрятались на чердаке, - ответила она. - Мы пробыли там... бог знает сколько времени.
  Я взял ее за руку и повел во дворец. Она была слаба, как и ребенок. Всё это время они ничего не ели и питались только дождевой водой, которая стекала через щель в крыше. Сначала девочка не позволяла мне нести её, но в её маленьком теле не было сил, и она заплакала. Я поднял ее тогда, прижав к себе, ее голова упала мне на плечо, и она уснула.
  Пока мы медленно продвигались по городу, другие выжившие выползали из своих укрытий, привлеченные песнями и смехом из дворца. Человек - великий выживальщик.
  Наводнения, голод, засуха, войны и эпидемии - он победит их все. Даже в Зиракку, в городе вампиров, были те, кто нашел убежище и выжил вопреки всему.
  Но из восемнадцати тысяч первоначальных жителей осталось не более шестисот.
  К утру мы собрали их всех. Я ходил среди них, и никогда не забуду этих глаз. У всех был такой затравленный вид. Никто никогда даже близко не забудет пережитого ужаса. На многих охотились их собственные близкие, друзья и братья. Мужья сделали добычей своих жен, дети - своих родителей.
  О, Катаплас, какое великое зло ты наслал на мир! И это было зло мерзкого рода - мужчины, женщины и дети превращались в вампиров против своей воли, сами становясь порождениями мерзости. Люди говорят о суде Божием. Что ты сказал, Катаплас, когда - если бы - столкнулся с инквизицией? "Это была не моя вина? Я не знал?" Будет ли это считаться оправданием? Думаю, нет. Какое зло может быть больше, чем заставлять других идти по пути тьмы?
  Из шестисот выживших около семнадцати умерли в течение следующих трех дней, одни из-за недоедания, другие из-за того, что были стары и немощны. Но большинство, подозреваю, просто сдались, потому что им незачем было жить.
  Брэкбан организовал отряды помощников, и люди из окрестностей двинулись в город, захватывая лавки и ларьки, таверны и дома. Я не мог оставаться там.
  Не смог и Монингстар, и мы вместе пошли обратно в лес.
  Но не раньше, чем мы еще раз разобрались с черепами. Брэкбан взял первый и спрятал его где-то в городе. Вулф взял второй, а я третий. Я закопал свой под корнями огромного дуба. Что Вулф сделал со своим, я так и не спросил.
  Джарек Мэйс мало говорил, пока мы шли в тот первый день. Раны беспокоили его, но на уме у него было нечто большее, чем просто боль.
  Мы развели костер в неглубокой пещере и сварили немного овсянки в импровизированной миске из коры.
  Я сидел и смотрел, как пламя лизало дерево, но не могло прогореть, потому что вода в чаше поглощала тепло. Мы разделили кашу и снова поставили пустую миску на огонь. Она сгорела почти мгновенно, словно пламя мстило за то, что ему помешали.
  - Значит, Корлан погиб как герой? - спросил Мэйс, нарушив долгое молчание.
  - Да. Он бесстрашно атаковал их всех.
  Он покачал головой.
  - Кто бы мог подумать? Как ты думаешь, он на небесах?
  Я лишь пожал плечами.
  - Никогда не верил в рай. Но с тобой мы видели ад, Джарек. Так что, кто знает? Мне нравится думать, что он мог отправиться на небеса.
  - Но как же тогда взвесить чашу весов? Он был грабителем и убийцей. Этот мужественный поступок затмил остальные его дела? - Он вздохнул и заставил себя улыбнуться.
  - Послушать только! Джарек Мэйс говорит о рае.
  - По-моему, ты говоришь об искуплении - и да, я верю, что нет человека настолько злого, чтобы он не мог искупить свою вину. Он спас мне жизнь. Это не вопрос. Он действовал с огромным героизмом, как и ты.
  - Я пошел туда, потому что этот ублюдок охотился на меня. Я заботился о себе.
  - Здесь больше никого нет, Джарек, - устало сказал я. - Только ты и я. Так что давай отбросим притворство. Ты Утренняя Звезда. Это твоя судьба. Ты это знаешь, и я это знаю. И ты отправился в самое сердце зла, потому что должен, потому что в этом и состоит суть Утренней Звезды. Ты больше не Джарек Мэйс, разбойник и жестокий человек. Ты - Повелитель Леса, и люди поклоняются тебе. Через тысячу лет о тебе будут говорить. Ты изменился, мой друг. Почему бы не признать это?
  - Все еще романтик, Оуэн? Я не изменился.
  - Ошибаешься. Ты как-то сказал мне, что дружба - это просто слово, используемое для описания того, что один человек нуждается в какой-то услуге от другого. Ты сказал, что дружбы не существует в той форме, как ее описывают барды. Но Корлан умер за тебя и за народ этой земли. Ты знаешь, что это правда. И когда ты был готов взяться за Голголефа в одиночку, ты не ждал, что кто-то пойдет с тобой. Но мы это сделали. И не только это... хотя ты не признаешь... если бы я или Вулф были на твоем месте и отправились в город вампиров в одиночку, ты бы тоже пошел с нами - даже если бы Голголеф никогда не слышал твоего имени.
  - Мечтай дальше, бард! Ты совсем меня не знаешь, и я не позволю тебе навязывать мне свои героические образы. Ты мне по душе, Оуэн. Мне по душе Вулф. И да, я бы рискнул многим ради вас обоих. Этому я научился. Но всё равно я всегда буду прежде всего заботиться о своих интересах. Всегда! И я не отдам свою жизнь ни за кого. - Лицо его было раскрасневшимся и злым, в глазах горел какой-то страх.
  Я хотел было заговорить, но увидел в нем тайный ужас и с большой уверенностью осознал, что он понимает неизбежность своей судьбы. Внезапно мне стало холодно, и в моем сознании возник образ украшенного гирляндами быка, которого ведут по улицам, а люди аплодируют и бросают ему под ноги цветы. Но на вершине холма, при ярком солнечном свете, его ждет священник с кривым ножом и алтарь, по которому должна будет стекать его кровь.
  Наши взгляды встретились, и я понял, что похожие мысли наполняли разум Джарека Мэйса. Он облизал губы и попытался улыбнуться, и я знал, что он скажет - то, что, на самом деле, он должен был сказать, - слова, похожие на заклинание, чтобы отразить зло того последнего дня под солнцем.
  - Я не Утренняя Звезда, Оуэн. Не герой.
  Но мы оба знали. Он внимательно следил за моим лицом.
  - Что ж, скажи что-нибудь, Оуэн, даже если это будет возражение.
  Я отвел взгляд.
  - Я не знаю, что ждет нас в будущем, - ответил я, - но мы - друзья, и я буду рядом с тобой.
  - Возможно, рядом со мной - это будет небезопасное место, - прошептал он.
  - Другого мне не надо.
  Деревня была почти неузнаваема по сонному хутору, где я впервые увидел Илку и Меган, где учился вялить мясо и проводил свои дни рубя дрова и играя на арфе. По всему берегу озера были расставлены палатки, импровизированные укрытия воздвигнуты поближе к деревьям.
  Сотни людей спустились с гор, когда весть о взятии Зиракку распространилась по лесу.
  Когда Мэйс и я вышли из леса, мы увидели вереницу фургонов на дальних холмах, спускающихся к поселению.
  Люди толпились в центре города, и толкотня была такая, что Мэйс прошел в ней неузнанным, пока мы не достигли тихой хижины Меган.
  Старуха лежала на спине, по-видимому, спала, и рядом с ней сидел пожилой мужчина. Это был тот самый человек, который ухаживал за ней в деревне Окрей, когда она была сожжена заклинанием Катапласа.
  - Как она, Осиан? - спросил я. Он поднял взгляд, его светло-голубые глаза были холодными и неприветливыми.
  - Готовится к путешествию, - сказал он резко, с явной горечью.
  Меган открыла глаза, повернув голову на подушке.
  - Герои-победители вернулись, - прошептала она.
  В комнате пахло застоявшимся потом и тошнотворным слатимым запахом гниющей плоти. Ее лицо было серым, кожа под глазами и около рта посинела. Я тяжело сглотнул, пытаясь собраться с мыслями, чтобы не выдать шок от ее состояния. Это было бесполезно. Мое лицо было открытым окном, и облака моей печали были ей видны.
  - Я умираю, Оуэн, - проговорила она. - Подойди - сядь рядом со мной.
  Осиан встал, скрипнув старческими суставами, и медленно вышел на солнечный свет. Я сел на кровать и взял Меган за руку. Кожа была горячей и сухой, а отсутствие плоти превращало ее пальцы в когти.
  - Мне очень жаль, - сказал я.
  - У убийцы Карлефа на клинке был яд, - ответила она мне. - Помоги мне встать!
  Мэйс принес вторую подушку, и я подложил ее в нужное положение. Старая женщина почти ничего не весила, и ее голова свесилась на шее, слишком тонкую, чтобы ее удержать.
  - К этому часу я уже должна быть мертва, - сказала она, - но мой Талант пока еще держит мою душу взаперти в этой гниющей оболочке. - Она слабо улыбнулась Мэйсу. - Выйди на солнце, Утренняя Звезда, - велела она ему.
  Он поспешил уйти, с молчаливой благодарностью, и мы с Меган остались одни.
  - Как и многие сильные мужчины, он не выносит вида болезни, - сказала она. Ее голова повернулась на подушке, и ее взгляд поймал мой. - Ты так страдаешь, Оуэн. Такая боль...
  Я кивнул, но ничего не ответил.
  - Она была хорошей девочкой, милой и храброй, - продолжала она.
  - Не говорите больше, - умолял я, чувствуя, что теряю самоконтроль. Сделал глубокий вдох. - Давайте поговорим о другом.
  - Не позволяй своему горю отторгнуть ее, - предупредила она меня, - тогда она станет по-настоящему мертва.
  - Я всё время думаю о ней, Меган. Я просто... не могу говорить о ней.
  - Ты одержал победу, поэт. Ты уничтожил зло, ты сделал землю безопасной. Но это еще не конец.
  - Короли Вампиров не вернутся, - сказал я ей. - Они исчезли - и у нас есть их черепа.
  - И всё же Мэйс снова встретится с Голголефом, - прошептала она.
  Я вздрогнул и отпрянул.
  - Что вы имеете в виду?
  - Именно то, что говорю. С мечом в руке он должен будет войти в стены замка и бросить вызов Повелителю Вампиров. И в следующий раз он не станет просить у тебя помощи магическим светом. Но он заполучит меня.
  Ее глаза были далекими, расфокусированными, и я видел, что она впадает в бред. Я держал ее за руку, поглаживая сухую кожу.
  - Он уйдет от вас, но вернется. Я так долго ждала. Так долго... Круг времени завершает... оборот. - Она немного помолчала, глядя в какой-то момент прошлого, в какое-то давнее воспоминание, которое вызвало у нее улыбку.
  - Меган! - позвал я. Но она меня уже не слышала.
  - Я люблю тебя, - сказала она призраку из своей памяти. - Почему ты от меня ушел?
  Ее сила непроизвольно вспыхнула, омыв ее лицо юностью и красотой.
  - Как ты мог меня бросить? - спрашивала она кого-то.
  Я молчал, потому что мой голос больше не мог достичь ее слуха. Но когда я смотрел на ее ожившую былую красоту, то поймал себя на том, что мысленно повторяю ее вопросы. Как мужчина мог бросить такую женщину?
  - У тебя было всё, - сказала она, и на ее щеках выступили яркие слезы. - Ты был королем. Всё, чего ты когда-либо хотел!
  Я снова позвал ее, но ответа не последовало. И в тот миг я понял. С самого первого дня, когда она узнала мое имя и мы сидели, разговаривая о магии и жизни, я страстно желал узнать тайну Меган. Теперь это стало ясно. Она лежала здесь, слабая и умирающая, но даже в бреду всё еще могла сотворить одно из Семи Великих Заклинаний. Во рту у меня пересохло, сердцебиение сбило ритм от шока.
  И я назвал ее имя - ее настоящее имя.
  - Хорга! - это слово прозвучало шепотом, но проскользнуло сквозь ее бред.
  Чары красоты рассеялись, она моргнула и вернулась ко мне.
  - Прости, Оуэн, я потеряла сознание?
  - Да.
  - Откуда ты знаешь, как меня зовут?
  Я пожал плечами и улыбнулся.
  - У меня тоже есть Талант, госпожа. Когда я впервые создал образ Хорги, я использовал красоту, которую вы показали мне, представ молодой. Это казалось правильным. И я всегда знал, что в вас есть что-то особенное - с того самого первого дня. И когда Катаплас признал, что вы его наставница, то я понял, что у вас должны быть силы, о которых я даже не подозревал. Как вы жили так долго? И почему вы ждали здесь, в этом лесу? Почему? Вы знали, что Голголеф придет опять?
  Она кивнула.
  - Ты получишь ответы на все вопросы, мой мальчик. Но не все из них сейчас. Я загадаю тебе загадку, Оуэн. Когда ты впервые встретил меня?
  - Это было здесь, на берегу этого озера зимой.
  - Действительно, здесь, но я впервые встретила тебя весной, и ты предупредил меня, чтобы я не читала твои мысли, потому что там были воспоминания, которые не предназначены для меня.
  - Вы путаете меня, госпожа. У нас не было такого разговора.
  - Оуэн, этот разговор еще впереди, и эта встреча сейчас - воспоминание, от которого ты должен будешь защитить меня. Круг времени... - Она снова замолчала, и я мог только догадываться об усилии воли, поддерживавшем в ней жизнь.
  Я почувствовал, как ее пальцы стиснули мои.
  - Я хотела... нужно было пожить еще немного, - сказала она. - Один вопрос сохранял мне жизнь. И ответ на него находится всего в нескольких месяцах. Теперь я никогда его не узнаю.
  - Кого ты любила? - спросил я ее, когда у нее снова потекли слезы.
  - А как ты думаешь?
  - Рабайна.
  - Очень хорошо, Оуэн. Да, это был Рабайн. Он был великим королем, его любили, может быть, даже боготворили. Он убил Повелителей Вампиров и создал орден рыцарей, поклявшихся бороться со злом. И он любил меня. Я знаю, он любил меня! Но он оставил меня, Оуэн... он сел на коня и ускакал от меня прочь. Я никогда не забывала тот день. Как я могла? Его доспехи сверкали золотом, а на плечи был накинут белый плащ. У него не было ни щита, ни шлема. Под седлом был жеребец - огромный, может быть, восемнадцать ладоней в холке, белый, как летнее облако. И это был мой последний взгляд на него. Я умоляла его остаться. Я предлагала ему бессмертие. Такова была моя сила, что я думала, что смогу сохранить нас обоих молодыми навеки. Я даже упала перед ним на колени. Можешь себе это представить? Конечно, я могла бы наложить заклинание, чтобы остановить его. Я думала об этом, Оуэн. Я могла бы заставить его любить меня больше; знаю, что могла бы. Но это было бы не по-настоящему. И разъело бы меня изнутри, как сейчас делает этот яд. Поэтому я отпустила его.
  - Почему он уехал? - спросил я.
  Она попыталась улыбнуться.
  - К нему явился один старик, которого он любил. Поэт. Он рассказал ему будущее. Такой добрый старик. Но я думаю, что он был Рабайну ближе, чем я когда-либо могла быть. И поскольку Рабайн нуждался в нем, я отправилась за ним. Требовались мощные заклинания и большая концентрация. Теперь я думаю, что лучше бы отказалась.
  - Что он ему сказал?
  - Не знаю, Оуэн. Это то, что я ждала все эти годы, чтобы узнать. Все эти годы... годы одиночества.
  - И ты не нашла других любовников?
  Тут из нее вырвался звук, сухой смешок, и глаза ее блеснули.
  - Сотни, - сказала она. - По прошествии столетий я провела много лет с красивыми мужчинами. Некоторые доставляли мне истинное удовольствие, некоторые даже счастье. Но ни один из них не был Рабайном... ни один не был Рабайном.
  - Что с ним стало?
  - Не знаю. Но то, что было... это... так больно. Он знал, что ему грозит великая опасность, как и я. Но никто из нас не говорил о смерти. Он сказал мне, что вернется, и я ответила, что верю ему. И облачила его в доспехи, застегнула все крючки, смазала наплечники. Каждую заклепку. И наконец встала перед ним, и он наклонился и поцеловал меня. И доспехи были холодными, такими холодными.
  - Сколько вы пробыли вместе?
  - Десять лет. Меньшая часть моей жизни. Я родила ему сына - славного мальчика, который стал хорошим человеком. У него, в свою очередь, было много сыновей, и линия росла. Я пыталась удержать их всех в памяти, но это было невозможно, за исключением одной ветви, которая соответствовала действительности: Аркни. Они от крови Рабайна. Когда ангостинцы впервые вторглись на север, граф Аркни женился на принцессе Нагорий, и род Рабайна продолжился. Вот что меня так порадовало, когда Рауль Робер стоял во весь рост рядом с Монингстаром. Он последний из этой линии, и их кровь всё еще хранит верность. - Она снова замолчала, потом опять улыбнулась, ее глаза были печальны. - Но эта линия также произвела на свет Жильбо Азрека. - Она вздохнула. - Я прожила слишком долго и видела - слишком много.
  Ее голос стих, и я позвал ее по имени. Ее глаза сверкнули, и голос прошептал в моей голове.
  "Ты встретишь меня снова, Оуэн, но я уже не узнаю тебя".
  И она умерла там, уйдя без мучений.
  Я некоторое время держал ее за руку. Потом накрыл ее лицо и вышел из комнаты.
  Нашел Мэйса на берегу озера - он сидел и бросал по поверхности воды плоскую гальку. Я сел рядом, но он не взглянул на меня.
  - Ублюдская жизнь! - проговорил он, метнув еще один камень, который подскочил на воде шесть раз, прежде чем исчезнуть под водой.
  - Ты любил эту старицу, не так ли?
  - Не пытайся залезть ко мне в голову! - вспылил он.
  - Не хочу быть навязчивым. Но ее больше нет, Джарек; она скончалась без боли.
  Он ничего не ответил, лишь отвернулся от меня.
  - Как вы с ней познакомились? - спросил я.
  Он пожал плечами.
  - Сидел как-то у костра, как вдруг она вышла из-за деревьев. Села рядом, словно я был ей старый друг, и начала говорить. Ну, знаешь? Погода там, урожай, рыбалка. Просто болтать. Я разделил с ней трапезу. Было холодно, и в сумерках она встала и сказала, что у нее в хижине есть свободная кровать. Так что я пошел с ней.
  - Как долго ты был с ней знаком?
  - Не долго, может, за месяц до того, как встретил тебя в лесу. Но с ней было приятно поговорить. Она ничего не просила. И я ей нравился, Оуэн... таким, какой есть. Смекаешь? Таким, как есть - Джареком Мейсом.
  - Любила как мать?
  - Я же говорил тебе, не лезь ко мне в голову! Она была просто старухой. Но мне было с ней удобно. Мне не нужно было думать о том, чтобы уложить ее в постель. Мне не нужно было ухаживать за ней. Ты даже не представляешь, как это иногда хорошо. Просто говорить с женщиной и слушать. Нет соблазнительного голоса, нет никакого флирта. И она была хорошей женщиной, Оуэн. Там, когда ее вели на Сожжение, я действительно хотел помочь. Я хотел... а, какое это имеет значение? Все умирают. Боги, сейчас-то ты и сам это знаешь.
  Он как будто дал мне пощечину, потому что в памяти мелькнуло лицо Илки, и я почувствовал тяжесть горя.
  - Прости, Оуэн, - быстро сказал он, протягивая руку и хватая меня за ладонь. - Я не хотел причинить тебе боль. Она была хорошей девочкой; она заслуживала лучшего.
  - Что ж, - ответил я, не в силах сдержать горечь в голосе, - она была в постели с Утренней Звездой, так что ее жизнь не была пустой тратой времени.
  - Не говори так!
  - А как мне говорить? Ей едва исполнилось восемнадцать, и она погибла. Я занимался с ней любовью всего девять раз; у нас было лишь несколько дней.
  - Это всё, что есть у каждого из нас, Оуэн. Считанные дни. Несколько мгновений на солнце. Ваши с ней были короче, чем у большинства, но они у вас были. Моя мать дала мне очень мало, но она дала один совет, которым я давно дорожу. Она говорила: "То, что у тебя есть, может быть у тебя отнято, но никто не может отнять то, чем ты уже насладился"... Смекаешь?
  - Лучше бы я ее вообще не встретил, - произнес я, и в это мгновение считал именно так. Острота моей печали казалась безмерно более сильной, чем любовь, которую мы испытали.
  - Нет, ты не прав, - заверил он меня. - Даже близко не прав. Ты сам это произнес... ее жизнь была чередой трагедий. Но ты дал ей что-то чистое, что-то радостное. Ты дал ей причину жить. Гордись этим!
  Я посмотрел на него новыми глазами.
  - Это тот Джарек Мэйс, который довел женщину до самоубийства? Тот ли это разбойник, который думает только о золоте?
  Он ударил меня тогда резким ударом тыльной стороной ладони, от которого у меня закружилась голова, и вскочил на ноги.
  - Утопай в жалости к себе, если хочешь, - холодно проговорил он. - У меня есть дела поважнее.
  Мы похоронили Меган на лугу под ветвями ивы - на открытом месте с видом на горы, рядом с ручьем. Мы не сделали надгробия и даже не отметили место. Таковы были похороны в лесу в то время.
  Никто не произносил молитв, но когда могильщики удалились и я остался один у небольшой насыпи земли, я попрощался, позволив ветру разнести мои слова, куда бы он ни летел.
  Хорга Чародейка ушла из мира в забвение или Рай, который существовал за завесой жизни. Как бард я мог надеяться, что Рабайн ждет ее где-то между мирами, но как человек я мог чувствовать только печаль от ее ухода.
  Следующие несколько месяцев были одновременно хаотичными и запоминающимися. Ангостинские цитадели были разрушались по всей стране, и люди преисполнились духом свободы.
  И всё же это были непростые времена. Ибо, несмотря на тиранию правления Ангостина, они всё же давали своего рода закон. Без них царила анархия, и Брэкбан был вынужден стать не только генералом, но еще и судьей. Полицейские подразделения были отправлены в поселки и города, от имени Утренней Звезды были приняты новые законы. Нужно было урегулировать споры, установить права на землю.
  Я хорошо помню один случай, когда пять семей претендовали на таверну в Зиракку. Первые утверждали, что у них были украдены права собственности за несколько дней до ангостинского вторжения; вторые утверждали, что купили права у Азрека; у третьих было более раннее ходатайство, основанное на акте, подписанном королем Нагорий около шестидесяти лет назад. Четвертые клялись, что последний владелец завещал заведение им, и предъявили документы, подтверждающие их историю. Что касается пятой семьи, то они были во владении, въехав сюда после убийства Королей Вампиров. Их заявление состояло в том, что они приобрели недействующее здание и отстроили его почти с нуля, вложив свой собственный капитал.
  Таких дел было множество - одни разбирал Мэйс, другие - Брэкбан или Рауль Робер. Но списки росли и назначались новые судьи. Большинство из них были выходцами из церкви, епископы и священники, даже аббатисы, хотя поначалу женщина в качестве судьи казалась непопулярна. Другие были клерками или юристами из освобожденных городов.
  Постепенно, по мере того как осень переходила в зиму, установился некоторый порядок.
  Разбойники Корлана теперь следовали за Мэйсом, словно элитная королевская гвардия, а Брэкбан продолжал обучение новобранцев и офицеров. Темпы освободительной борьбы замедлились, но, несмотря на многочисленные неурядицы, настроение оставалось оптимистичным. Даже когда путешественники, торговцы и ремесленники прибывали с юга с новостями о собирающейся армии Эдмунда, омрачения не было.
  "У нас есть Утренняя Звезда", - говорили люди. "Ничто не сможет победить его".
  В эти месяцы я мало видел Мэйса. Он ездил по стране с Раулем, собирая людей, произнося речи, собирая монеты, чтобы оплатить оружие, которое понадобится новой армии. Торговцы не предлагали кредитов, потому что они не верили в Утреннюю Звезду. Всё, что они знали, это то, что ангостинский Король-Воитель готовился отправиться весной на север, и там, где он шел, следовали смерть и разрушение.
  Отвага дорого обходится, мой дорогой призрак. Наша армия остро нуждалась в оружии, а железо для него нашлось только на юге. Поэтому нам нужно было платить людям, которые были готовы переправить его нам. Копье с железным наконечником, которое должно было стоить всего два пенни, теперь продавалось за двадцать. Мечи и алебарды стоили в семь-восемь раз дороже. А броня? Независимо от того, сколько монет мы имели, стоимость была непомерно высокой.
  Эдмунд перекрыл южные границы, а купцов, у которых находили фургоны с оружием, вешали, растаскивали конями и четвертовали. Порты также были закрыты, а галеоны икенов стояли на якоре у берега, готовые своими абордажными крюками штурмовать любое судно, которое попытается проплыть мимо.
  Нашим самым большим страхом был голод, потому что большая часть еды, потребляемой на севере, импортировалась из более богатых и плодородных южных земель.
  Вулф с Пьерколло были назначены ответственными за снабжение армии, но с наступлением зимы их обязанности расширились. Перевозка продовольствия в отрезанные снегом деревни и городки, наполнение складов в городах, распределение припасов по всему северу - это съедало всё их время. Зимние месяцы были полны опасностей, но голода не было, за исключением отдельных случаев. В северном городе Каллиас толпа разграбила склад, но ополчение Брэкбана разгромило их, повесив двадцать зачинщиков в назидание другим. Это был единственный серьезный инцидент за эту долгую суровую зиму.
  А что с Оуэном Оделлом в этот период? Мне не нашлось места в новом правительстве, и Мэйс не общался со мной на протяжении нескольких недель после случая на берегу озера. У меня не было должности, никакой конкретной роли. Я помогал Вулфу и Пьерколло с организацией питания и работал вместе с Астианой по уходу за больными; сестра Гастуана переехала в Зиракку, чтобы помочь выжившим после недолгого правления Голголефа.
  Нужно было позаботиться о сиротах, необходимо было найти семьи, которые взяли бы еще одного ребенка на суровые зимние месяцы. И она основала школу, где каждый день обучала неграмотных юношей основам письма и арифметике.
  Но большую часть времени я бездельничал, думая об Илке и играя на своей арфе. Я жил тогда в хижине Меган и продолжал ее работу по вялению мяса, приготовлению гусей и птицы к столу и сбору трав, которые Астиана использовала для лечения инфекций и воспалений.
  Однако с приходом весны настроение людей начало меняться. Все разговоры только и были что о грядущей войне и грозной репутации свирепого Короля-Воителя.
  Одним ясным утром, сидя на склоне холма над озером, я увидел, как всадник прямо на лошади галопом въехал на площадь селения. Люди толпились вокруг него, пока он искал Брэкбана, уехавшего в город. Я не спускался; по холодку в крови я понял, какую новость принес всадник.
  Король-Воитель пошел в наступление.
  Снега на склонах холмов таяли, когда меня вызвали в Зиракку. И когда приехали всадники с запасной лошадью, я был уверен, что Мэйсу нужен мой совет. Зимой я чувствовал себя несколько обиженным, когда он не заходил ко мне и не советовался со мной. И теперь, когда я ехал верхом на высоком жеребце, то мысленно обдумывал тон моего упрека ему за отсутствие вежливости. Я был бы добр и, в конечном счете, снисходителен, но тем не менее послал бы словесную стрелу, которая попала бы в цель.
  Мэйс не поселился во дворце; теперь он был закрыт, и никто не рисковал в него зайти. Вампиры исчезли, но память осталась, а зло, совершённое там, согласно местной легенде, просочилось в стены. Вместо этого Утренняя Звезда занял дом в квартале богатых торговцев. Вокруг него были прекрасные сады, окруженные высокими стенами. Я подъехал со своим эскортом к главным воротам, где конюхи увели наших лошадей, а слуги проводили нас в главный зал.
  Два всадника, которые сопровождали меня, откланялись и оставили меня там, и Брэкбан, а не Мэйс, вышел первым, чтобы поприветствовать меня. Он провел меня в небольшую библиотеку, где мы сели в удобные кожаные кресла, расставленные у камина. Солнце припекало снаружи, а здесь, в этой каменной комнате было прохладно, и в камине горел огонь.
  - Снимай ботинки и располагайся, - произнес Брэкбан, подходя к широкому дубовому столу, на котором были разбросаны документы, свитки и письма, воск и печать с клеймом Монингстара.
  Он выглядел усталым, подумал я, и похудел, а его длинные светлые волосы были теперь коротко острижены на затылке. В длинной темно-зеленой мантии он больше походил на жреца, чем на воина. На столе стоял кувшин с вином, и Брэкбан наполнил два серебряных кубка, протянув один мне. Затем сел напротив и тихонько допил свой напиток.
  - Где Мэйс? - спросил я.
  Какое-то время он ничего не отвечал, потом вздохнул.
  - Он ушел, Оуэн. Не знаю, куда.
  - Ушел? - переспросил я озадаченно.
  - Три дня назад сообщалось, что он направляется в Зиракку. Он должен был быть здесь вчера вечером. Я могу только предположить, что его подкараулили или схватили агенты короля. Одному Богу известно, где он сейчас.
  Я отвел от него взгляд. Инстинктивно знал, что Мэйса не задержали и не взяли в плен; он сделал то, что всегда обещал, - он бросился бежать теперь, когда конец был близок. Но что я мог сказать этому сильному, верному человеку, которого оставили собирать всё по кусочкам?
  - Без него нам конец, - продолжал Брэкбан. - У нас есть молодая армия, может быть, три тысячи человек. В большинстве своем они хорошие и храбрые люди. У Эдмунда их будет втрое, вчетверо больше - и они матерые воины. У нас есть лучники и пехотинцы, но у него есть кавалерия, рыцари в тяжелых доспехах, которые могут наносить быстрые и сильные удары. - Он протер усталые глаза. - Что мы можем сделать, Оуэн? Я на пределе своих сил. Когда до людей дойдет известие, что Мэйс схвачен или пропал, начнется дезертирство. Земли будут открыты для Эдмунда. Неужели всё, что мы сделали, было напрасно?
  - Я сделаю всё возможное, чтобы найти его, - пообещал я.
  Он кивнул.
  - Значит, ты не думаешь, что он попал в плен?
  - Я не знаю наверняка, что произошло, - уклонился я, - но направлю заклинание Поиска. А пока ничего не говори о его исчезновении. Где его видели в последний раз?
  На стене висела карта, нанесенная черными чернилами на выцветшую кожу. Брэкбан поднялся и подошел к тому месту, где она висела, ткнув пальцем в узорчатый треугольник - ангостинский символ города с университетом.
  - Он направлялся к епископу Лоуиса; он там старший репетитор в школе.
  - Зачем Мэйсу понадобилоть увидеть учителя?
  Брэкбан пожал плечами.
  - Человек прислал ему письмо. Мэйса это, похоже, заинтриговало.
  - Где это письмо?
  - Понятия не имею.
  - Ты его видел?
  - Нет. Мэйс просто сказал, что это связано с какой-то легендой, каким-то древним артефактом. Я не придал этому значения. Видит Бог, у меня нет времени изучать историю, Оуэн. Но не думаю, что это было важно; это была просто какая-то прихоть.
  - Что изучают в университете?
  - Медицину, право и историю. Но не беспокойся об этом. У нас есть, может быть, недели две; и потом две армии столкнутся друг с другом. Если Мэйс не прибудет раньше, то... - Он развел руками.
  - Что ты станешь делать, если его схватят или не смогут найти?
  - Что я могу сделать? Это моя земля; они мои люди. Думаешь, я убегу в лес и оставлю их на произвол судьбы? Я не могу этого сделать, Оуэн. Смерть была бы предпочтительнее. Нет, я возьму своих людей и столкнусь с Королем-Воителем. Кто знает, может быть, Бог благоволит к нам. - Он говорил с невеликой уверенностью, потому что знал, как и я, что там, где дело касается сражений, Бог предпочитает армию с наибольшим количеством копий.
  Я вышел из дома с тяжелым сердцем и поехал обратно в деревню, разыскивая Вулфа и Пьерколло. Когда я рассказал им об исчезновении Мэйса, Вулф не удивился.
  - Я знаю его дольше, чем кто-либо из вас, - сказал он. - Он одиночка, этот Мэйс. И он смотрит только за собой. У него достаточно смелости, но она не слишком прочна. Понимаете? Это как крестьянин, который борется за жизнь из года в год. Будь то чума, эпидемия, засуха, голод или саранча, он копается в земле и выдерживает годы. Это настоящая сила. Мэйс умеет драться, наверное, лучше любого человека, которого я когда-либо знал. Но у него нет такой силы. Так было и с Голголефом. Он ушел в город, потому что не мог вынести ожидания, когда за ним придет Голголеф. - В голосе горбуна не было ни гнева, ни нотки горечи.
  - Попытаюсь найти его, - сказал я.
  - Это не поможет, Оуэн, - ответил Вулф. - Он повернулся к нам спиной; вот и все.
  - Даже если так, я попытаюсь. Ты пойдешь со мной?
  - Конечно, пойду.
  - Как и Пьерколло, - сказал великан, улыбаясь. - Я устал от всех этих людей вокруг, шума и болтовни. Приятно будет услышать музыку леса. С чего начнем, Оуэн?
  - Сегодня вечером я направлю три заклинания Поиска - на север, запад и восток. К рассвету я, по крайней мере, буду знать, в каком направлении двигаться. По мере продвижения буду посылать другие заклинания.
  - В конце концов мы его найдем? - спросил Вулф.
  - Это может занять недели или месяцы, - признался я.
  - Что ж, - мрачно сказал он, - я пробуду с вами шесть дней. После этого вернусь сюда, чтобы присоединиться к Брэкбану. Не желаю, чтобы говорили, будто Вулф испугался битвы.
  Мы отправились на северо-запад через два часа после рассвета. Я был уставшим, потому что не спал всю ночь, следя за заклинаниями Поиска и сосредоточившись на чарах. Заклинание на востоке ничего не показало, но и на севере, и на западе промелькнул проблеск жизни. Я уже объяснял природу поисковых сфер, но когда кто-то бросает такую магию на большие расстояния, нет немедленных видимых признаков успеха. Магик должен настроиться на заклинание и положиться на свои инстинкты. Когда я держался за восточный шар, то чувствовал только пустоту; значит, это был холодный маршрут. Сначала северное заклинание дало мне ощущение тепла, но постепенно оно переместилось на западную сферу, таким образом дав мне направление движения Мэйса.
  - Куда он направляется? - спросил я Вулфа.
  - Есть порт, Барулис, в устье реки Ди, к северо-западу отсюда. Если флот Эдмунда еще не заблокировал его, возможно, он планирует отправиться в плавание. Или он может просто залечь на дно в Барулисе. Но каким бы ни был его план, ему потребуется несколько дней, чтобы добраться до города. Думаю, я смогу оборвать его след раньше. Мы найдем его, Оуэн.
  Пока мы шли, я напряг свой Талант, отправив новый поисковый шар на северо-запад. Когда сконцентрировал свой разум, оттачивая свои силы, то осознал, как и другой волшебник, что поблизости находится магик. Остановился, закрыл глаза и связал свои мысли со сферой. Я стал единым со своим заклинанием, и моя душа стала парить высоко над лесом в круге света. У меня не было ни сил, ни мысленной энергии, чтобы долго удерживать себя в этой духовной форме, но этого было достаточно, чтобы увидеть то, что я чувствовал и чего боялся.
  Второе заклинание Поиска парило над деревьями.
  Враг тоже искал Монингстара.
  Пока мы путешествовали, я много размышлял. Смерть Илки была еще открытой раной, и всё же я не решался ни с кем заговорить о ней. Но сам постоянно о ней думал. И предсмертные слова Меган продолжали преследовать меня. Она прожила две тысячи лет, ожидая ответа на вопрос. На какой вопрос? И кто мог на него ответить? И что она имела в виду, когда сказала мне, что увидит меня снова, но не узнает меня? Была ли она тогда в бреду? Было ли это предсмертным сумасшествием?
  Но больше всего я думал о Джареке Мэйсе и о смущении, которое он, должно быть, чувствовал, будучи героем для стольких людей. Существует легенда о великане по имени Пармеус, который украл книгу знаний у богов. Каждый шаг, который он делал с ней, увеличивал ее вес, пока он не почувствовал, что несет гору. Наконец он упал, и вес провалил его глубоко под землю, где он и по сей день пытается нести свою ношу. Землетрясения и извержения вулканов в определенных областях связаны с этой борьбой. Но я знал, что Мэйс поймет, какое ужасное давление вынес Пармеус, ибо поклонение героям может быть не менее весомым, и не менее обременительным.
  Правда, были и награды. Мэйс наслаждался несколькими парадами. Но, несмотря на эти отвлекающие факторы, у него всё еще была легенда, которой нужно было соответствовать, тогда как на самом деле он был простым солдатом и умелым фехтовальщиком. Как он мог, вопреки ожиданиям людей, надеяться победить Короля-Воителя?
  Мы успели вовремя, так как дожди прекратились, и земля была твердой, и через два дня достигли плоской местности высоко в горах, зеленого плато с несколькими деревнями и древним замком, построенным на острове в центре длинного озера.
  Красивое место, не затронутое войной. На свежей траве пасся упитанный скот, а на склонах холмов можно было увидеть овец и коз.
  Мы устали от ходьбы и спустились к берегу озера. К нам подошел пожилой мужчина; он нес каравай хлеба, который разделил для нас на три части, древний горский обычай приветствия. Мы поклонились в знак благодарности, и я описал Мэйса, спросив его, не проходил ли мимо такой человек.
  - Вы имеете в виду Монингстара? - спросил он.
  - Да, - удивленно ответил я. - Мы его друзья.
  Он глубокомысленно кивнул.
  - Ну, если вы его друзья, то не сомневаюсь, что он вас найдет, - со знанием дела заключил старик.
  - Он бы так и сделал, если бы ему сказали, что Оуэн Оделл, Вулф и Пьерколло проделали долгий путь, чтобы увидеть его.
  - А ты, стало быть, волшебник Оделл?
  Исправлять его было бы слишком долго, поэтому я просто кивнул. Он больше ничего не сказал и ушел в свою хижину. Мы втроем сели и доели хлеб, который был немного черствым, но все же вкусным.
  - Он здесь, - сказал Вулф, - и держу пари, что он нам не покажется.
  Когда день склонился к закату, а солнце опускалось ниже, возникло чувство, что Вулф окажется прав. Как только стемнело, старик вышел из своей хижины, принеся с собой горшок с тушеной говядиной и несколько глиняных мисок. Я поблагодарил его и расспросил о поселении - давно ли оно здесь и так далее. Некоторое время он сидел с нами, рассказывая о Нагорьях и о своей жизни. Он был солдатом двадцать лет и участвовал в трех Заморских Войнах. Но вернулся домой десять лет назад и теперь был вольным рыбаком. Я спросил его о замке посреди озера.
  - Он был там еще до времен моего прадеда, - ответил он. - Нынче никто не помнит, когда он был построен, но я полагаю, что это было после Вампирских Войн, о которых рассказывают истории. Однако никогда не использовался для войны. Армии сюда не приходят. Им тут делать нечего: ни грабежа, ни наживы. Уже более ста лет здесь расположен монастырь. Монахи Лоуиса производят там превосходный спирт из зерна. Ручаюсь, голову вам снесет! Не то, чтобы они сбывали большое количество спирта из монастыря. Может, одну бочку на Зимнее Солнцестояние. Ведь в это время есть какое-то празднование.
  Знакомое название задело меня за живое, и я вспомнил разговор с Брэкбаном. Мэйс общался с каким-то епископом Лоуиса.
  - Можете переправить меня через озеро? - спросил я старика.
  - Думаю, мог бы, - сказал он, - если бы захотел.
  - Я не убийца, сударь. У меня нет никакого злого умысла по отношению к Монингстару. Но очень важно, чтобы я его увидел.
  - Я знаю, что ты не убийца, мальчик. Их было достаточно в моей жизни. Вот этот, - сказал он, указывая скрюченным пальцем на Вулфа, - точно не станет церемониться. Не хотел бы, чтобы он наскочил на меня темной ночью.
  Вулф криво ухмыльнулся.
  - Ты в безопасности, старик.
  - Да, я в безопасности. Но если бы ты мне не понравился, то я бы отравил эту похлебку.
  - По вкусу я так и понял, что мы тебе понравились, - ответил Вулф.
  Старик издал сухой смешок.
  - Хорошо, я отвезу тебя, Оуэн Оделл. Но только тебя!
  Я последовал за ним вдоль береговой линии туда, где на берег вытащили древний челн; он был сделан из сухого тростника и напоминал мою старую домашнюю ванну.
  - Лодка немного дает течь, но она доставит нас туда, - пообещал он, и мы вместе вытащили старую лодку на темную воду. Я забрался внутрь, и он последовал за мной, опустившись на колени и взяв весло с широкими лопастями, которым он ловко воспользовался, когда лодочка двинулась к озеру.
  Вода просачивалась внутрь, промочив мои лосины, и я начал задаваться вопросом, подходящая ли ночь для того, чтобы научиться плавать. Старик оглянулся через плечо и усмехнулся.
  - Кажется, я использовал недостаточно смолы, - сказал он, - но не беспокойся, она не утонет.
  Перед нами маячил остров с замком, темным и неприветливым. Лодка заскребла по гальке, и старик проворно выпрыгнул, увлекая судно на берег. Я встал и плюхнулся на мелководье, пробираясь к берегу; подул холодный ветерок, и я задрожал.
  - Ты будешь благодарен за сырость, - сказал лодочник. - Монахи сжалятся над тобой и предложат немного своей живительной огненной воды.
  Я поблагодарил его и пошел по узкой тропинке, ведущей к главным воротам замка. Ни часовых на стенах, ни голосов изнутри. Я сжал руку в кулак и постучал в ворота. Сначала ничего не изменилось, но после нескольких попыток и нарастающей боли в кулаке я услышал, как поднимается засов. Ворота распахнулись, и в поле зрения появился невысокий человек с обритой головой; на нем была длинная серая ряса, перевязанная вервием из шелковой нити.
  - Чего надо? - грубо спросил он.
  - Немного любезности, - ответил я, - и ночлега.
  - В деревне ночуй, - сказал он мне.
  - Я думал, что это Дом Бога, - проговорил я, начиная выходить из себя.
  - Это не делает его убежищем для бродячих головорезов, - ответил тот.
  - Я не головорез... - начал было я.
  - Ладно, - ответил он. - Тогда не позволяй себе поддаваться плохим побуждениям. Спокойной ночи.
  Прежде чем я успел ответить, он отступил назад и начал закрывать ворота. Я навалился на них своим весом - слишком резко, потому что ворота ударились в него, швырнув на землю. Я шагнул внутрь.
  - Мои извинения, - сказал я ему, протягивая руку, чтобы помочь подняться.
  Он перекатился на колени, проигнорировав мое предложение помощи, затем поднялся на ноги.
  - Твое агрессивное поведение не внушает доверия, - сказал он.
  - Как и ваше понимание Божьего гостеприимства, - ответил я.
  - Оуэн! - раздался знакомый голос, и я повернулся и посмотрел вверх.
  У открытой двери в свете фонаря стоял Джарек Мэйс.
  - Он самый, - отозвался я. - Вулф с Пьерколло остались ждать в деревне.
  - Тебя-то я как раз и ждал, - ответил он. - Идём. Хочу тебе кое-что показать. - Приветствие было веселым и глубоко раздражающим. Не "Как ты нашел меня, Оуэн? Боже, ты, должно быть, искусный маг." Никакого признания вины за грубое обращение со мною прошлой зимой. Никаких извинений за пощечину или оскорбления.
  Я поднялся по лестнице, пытаясь подавить нарастающий гнев. Комната, в которой он меня встретил, представляла собой полный бардак, заваленная свитками и рукописями, небрежно вытащенными из защитных кожаных чехлов.
  - Кажется, я нашел его, - произнес он. - Не мастак читать, но могу разобрать имя Рабайна.
  - Что еще, черт возьми, ты ищешь?
  - Епископ Лоуиса сказал мне, что я был частью пророчества. Можешь себе это представить? Кто-то, тысячи лет назад, назвал меня. Меня! Здесь полная история. Так он сказал. Что ж, если это правда, то мы увидим конец этой истории.
  - Это смешно
  - Ты не веришь в пророчества?
  Я покачал головой.
  - Как кто-то из нас может знать будущее? Этого еще не произошло. И у каждого человека есть сотня вариантов, которые нужно выбирать каждый день. Это из-за этого ты перепугал Брэкбана до смерти?
  - При чем тут Брэкбан?
  - Ты исчез, Джарек. А без тебя нет восстания.
  - Что ж, если мы найдем правильный конец, я вернусь вместе с тобой, - сказал он, беря старый свиток и передавая его мне. - Читай!
  Сев спиной к светильнику, я поднял свиток и развернул его. В первой строке пояснялось, что это восьмой список, а также имя монаха и год, когда была сделана копия. Я передал его Джареку, который был совсем не впечатлен.
  - Мне все равно, кто переписывал эту чертову штуку! Просто прочитай рассказ.
  Я взглянул на первые строки.
  - Дело не в Рабайне; он там всего лишь упоминается. Это история о рыцаре по имени Азраил...
  Явно раздраженный, Мэйс глубоко вздохнул.
  - Читай вслух! - процедил он.
  - "Сие есть достоверно записанные подвиги отважного рыцаря, известного как Азраил.."
  Я остановился и поднял взгляд. - Если они были достоверно записаны, Джарек, то они уже произошли. Это не пророчество.
  - Тогда должен быть еще один свиток! - настаивал он.
  Но я продолжал читать, лениво просматривая красивый плавный почерк.
  - Постой-ка! - вымолвил я. - Это любопытно.
  Я стал вычленять фразы из рассказа, читая их вслух.
  - "Госпожа Сна поведала сию историю и повелела мне запомнить ее на будущее. Дни Королей Вампиров приидут вновь, и рыцарь Азраил обретет Потерянный Меч... И велико будет горе во граде... и из глубин земли поднимется Азраил... и могущественным будет Король, шагающий по земле... и зажжет Азраил факел, ведущий древнего героя домой... и явится на последнюю битву Рабайн, в доспехах из злата, на белом коне, и плащ его будет облаком, а меч его - молнией."
  - Там нет моего имени, - возразил Мэйс.
  - Нет, есть. Азраил - последняя звезда, которая меркнет с восходом солнца. Утренняя Звезда! - Я стал читать дальше. - Здесь есть всё, Джарек: вторжение, пришествие героя, известного как Утренняя Звезда. Даже сожжение ведьмы и ее спасение... и возродившиеся Короли Вампиров, и Азраил, восставший из недр земли. И как мы вошли в город через подземную клоаку. Боже мой, это жутко.
  - Но чем там всё кончается? - спросил он.
  - "И могучим будет король, который станет шагать по земле, и рука его - молот, а грезы его - о крови"... "Эдмунд, Молот Нгорий. И вороны соберутся над полем, и из прошлого явится на последнюю битву Рабайн, в доспехах из злата, на белом..."
  - Да, да, - буркнул Мэйс. - А что там обо мне?
  - О тебе свиток не говорит. Он просто заключает, что Рабайн появится и присоединится к нападению, и что имя Азраила будет жить до тех пор, пока люди почитают героев.
  - Ну, это ни черта не хорошо! - Он опустился на стул и наклонился вперед, упершись локтями в колени. - Ты был прав. Нет никакого пророчества!
  - Нет, я ошибался, у меня никогда не было возможности поговорить о последних словах Меган и о том, кем она была. А теперь послушай меня. - И я рассказал ему большую часть того, что рассказала Меган, слово в слово. Его интерес усилился, когда я начал описывать ее расставание с Рабайном, его золотые доспехи и белый плащ. - Это тот ответ, которого она ждала, Джарек. Ей хотелось еще раз увидеть Рабайна. Она хотела знать, почему в будущем ему придется ехать на какое-то сражение, которое ничего для него не должно было значить. Он придет! Как все эти годы обещали легенды. Когда нужда будет великая сила, Рабайн возродится! Только подумай! Монингстар и Рабайн на одном поле боя. Как мы можем проиграть?
  - Погоди, бард! Меган... то есть Хорга... сказала, что он вернется. Это не значит, что мы победим, не так ли? Я не собираюсь встречаться с Эдмундом лицом к лицу только в надежде увидеть героя из прошлого и, может быть, увидеть, как его разорвут на куски.
  - А что же ты будешь делать тогда?
  - Не знаю, но я скажу тебе вот что... Хотел бы я никогда не встречаться с тобой. Я был бы гораздо счастливее, это уж точно.
  - Зная то, что знаешь, ты действительно что-то изменил бы? - спросил я. - Если бы ты мог вернуться в тот день в лесу, ты бы прошел мимо моего костра?
  Он вздохнул, а затем усмехнулся.
  - Пожалуй, нет. Я красовался на парадах, Оуэн. В Капулисе и Портсайде к моим ногам бросали цветы. А женщины? Я мог их в очередь выставлять. Но за эти несколько месяцев удовольствия приходится платить - и я не могу себе этого позволить... даже с перспективой встречи с Рабайном. Могут ли три тысячи человек победить десять тысяч в открытом бою? Против самого умелого военачальника, которого я когда-либо видел?
  - Существует лишь один способ выяснить это, друг мой. И никто не живет вечно. Признай это, Джарек, ты хотел бы состариться и стать беззубым, когда женщины станут смотреть на тебя с презрением?
  - Мне всего двадцать четыре. Это немного рановато, чтобы думать о потере моих зубов! И я полагаю, что с годами только созрею, как хорошее вино.
  Я улыбнулся, а затем наступила тишина.
  - Не хочу возвращаться, Оуэн, - сказал он наконец. - Нехорошее... предчувствие. Я не вижу, чтобы мы выиграли битву. И я не могу смотреть, как людей, которые верили в меня, будут убивать, как их мечты разобьются в прах. Я не могу!
  - Никто тебя не заставит, Джарек. Никто. Завтра я вернусь к Вулфу и Пьерколло. Я не скажу им, что виделся с тобой. Мы подождем до полудня, а затем вернемся в Зиракку.
  - Ты считаешь меня трусом? - спросил он.
  - После всего, что ты сделал? Как я могу? Как бы там ни было, ты стоял не дрогнув и сражался с Королями Вампиров. Ты дал людям надежду. И благодаря тебе они снова обрели мужество и гордость. Я скажу Брэкбану, что тебя убили шпионы короля. Так легенда продолжит жить. Но ты должен покинуть эту страну и никогда не возвращаться.
  - Понимаю. Спасибо, Оуэн. Ты не сложишь обо мне песню?
  - Если я выживу в битве, то сложу. И о Вулфе с Пьерколло. И об Илке, Корлане и Меган. Думаю, это будет хорошая песня.
  Он встал и протянул руку. Я пожал ее... и покинул стены монастыря.
  На берегу озера я встретил старика, который всё еще ждал меня там.
  - Ты видел своего друга? - спросил он.
  - Нет, - сказал я ему. - Утренней Звезды там не было.
  - Чего мы ждем? - спросил Вулф, пока я тихо сидел на солнце, не сводя глаз с замка на острове. Было больше часа после полудня, и я встал.
  - Ничего, - сказал я. - Пошли.
  - Куда? - спросил он. - По-прежнему на север?
  - На запад. Вернемся к Зиракку.
  - Я думал, мы ищем Мэйса, - сказал он. - Что, черт возьми, происходит, Оуэн?
  - Это была дурацкая затея, и я устал от нее, - солгал я.
  Вулф выругался, а Пьерколло уставился на меня, и его единственный темный глаз неотрывно следил за моим лицом. Но он ничего не сказал, пока мы не двинулись в путь, а Вулф не отправился на разведку.
  - Он был там, друг Оуэн. Почему ты солгал?
  - Я дал ему шанс присоединиться к нам, но он им не воспользовался. Больше было нечего сказать. Пусть мир думает, что он умер; так будет лучше.
  - Трудно, чтобы так много людей тебя обожали.
  - Ты говоришь так, как будто разбираешься в этом.
  - В моей стране голос считается величайшим из музыкальных инструментов. Мы певцы. Каждый год проводится конкурс - большое состязание голосов. И я выигрывал на этом конкурсе шесть раз. Люди проезжали сотни лиг, чтобы послушать мое выступление. Меня это начало угнетать. Каждый день я практиковался, пока радость не пропала совсем. Вот почему я принял предложение приехать в страну икенов. Я сбежал, Оуэн. Слава оказалась мне не по плечу. Возможно, то же самое произошло и с Мэйсом.
  - Думаю, он просто боится смерти, - ответил я.
  Он покачал головой.
  - Не думаю, что ты прав. Полагаю, еще больше он испугался победы.
  Я остановился и повернулся к нему.
  - Победы? Но тогда он осуществит все свои мечты - получит богатство, власть, женщин.
  - Нет, друг мой. Это был бы конец его мечтам. Что наступает после войны, как не перестройка, реорганизация? Бесконечные дни петиций и законов, и всего мелкого повседневного управления государством. Это ничем не отличается от управления магазинчиком или лавкой. Счета на оплату, запасы на заказ, рабочие на инструктаж. Это было бы скучно, Оуэн. Какая будет нужда у людей в Утренней Звезде?
  Его слова потрясли меня, потому что я почувствовал в них нотку правды. Мэйс оказался в безвыходной ситуации. Поражение означало бы смерть, а победа - конец жизни, которой он наслаждался.
  - Думаю, - тихо сказал Пьерколло, - что легче создать легенду, чем быть ею.
  - А почему ты остаешься? - спросил его я. - Это не твоя земля и не твоя война. И человек, ослепивший тебя на один глаз, уже мертв. Тебе не за что стоять в последней битве.
  - У зла нет национальности, - ответил он. - И Пьерколло будет стоять рядом со своими друзьями. Это всё, что он знает.
  Мы двинулись дальше. Вулф подстрелил фазана, и мы разделили мясо у костра в сумерках.
  Горбун был в угрюмом настроении, ворчал и срывался, и задолго до полуночи завернулся в одеяло и заснул.
  Пьерколло был не в настроении разговаривать и тоже дремал, прислонившись спиной к широкому дереву.
  Мой разум был слишком занят, чтобы спать, и я сидел у костра, погруженный в свои мысли.
  Около полуночи мне показалось, что я слышу слабую музыку, и я напрягся, чтобы найти источник звука, но он танцевал на пределе слышимости, тише, чем шепот ветра в листве. Подложив в огонь хвороста, я прислонился к валуну и пожалел о том, что не взял с собой арфу. У меня была потребность в музыке, в освобождении, которое она приносит.
  Пьерколло пошевелился и потянулся. Он увидел, что я сижу там, и улыбнулся.
  - Тебе нужно поспать, мой друг.
  - Еще нет.
  Он лениво выхватил кинжал и начал строгать щепку дерева, нарезая стружки для будущего костра. Внезапно у его ножа сломалась рукоять.
  - Это было плохое железо, - сказал он, отбрасывая сломанное оружие в сторону.
  - Тебе следовало взять один из зачарованных клинков, - сказал я ему, доставая свой черный кинжал и бросая ему. Он продолжил молча строгать.
  - Ты вернешься в Тусканию? - спросил его я.
  - Надеюсь, Оуэн.
  - И попытаешь счастья на соревновании еще раз?
  Он покачал головой.
  - Думаю, нет. Музыка покинула меня; они выжгли ее вместе с моим глазом.
  - Лучше бы ты оказался неправ, потому что в противном случае зло одолело тебя. Возможно, эта победа кажется незначительной, но ее нельзя воспринимать легкомысленно. Пока остальные из нас лишены твоего голоса, Ликос будет побеждать. Но когда ты снова запоешь, то познаешь радость, как и все, кто тебя услышит. И тогда Ликос останется лишь дурным воспоминанием.
  - Может быть, когда-нибудь, - проговорил он, - но не сейчас.
  Я не стал давить на него.
  Костер затухал, и на стоянке воцарилась странная тишина. Я посмотрел вверх. Ни ветерка в листве, ни движения. Всё было совершенно неподвижно.
  - Что случилось? - прошептал Пьерколло.
  Я сосредоточил взгляд на облаках в лунном небе. Они тоже остановились, замерли, как гигантское полотно.
  Мягкий свет засиял между нами, разрастаясь и наливаясь, становясь золотым порталом.
  И вдруг из него вышла Меган, юная и ослепительная в своей красоте, платье из золотой ткани мерцало на ее стройной фигуре...
  Она увидела меня и повернула голову.
  - Где он? - спросила она.
  - Кто, госпожа?
  - Обладатель черного меча, - ответила она.
  Мой шок при виде ее был неизмерим. Я видел, как эта женщина умерла от яда, нанесенного клинком убийцы. И всё же она была здесь, в расцвете сил, без иллюзий, без магических заклинаний для усиления красоты.
  - Вы меня знаете, госпожа? - тихо спросил я.
  - Нет, сударь. Но моя потребность найти владельца меча не терпит отлагательств. Где он?
  Я встал и поклонился.
  - Вы ищете Утреннюю Звезду, но его здесь нет. Мы его друзья. Чем мы можем вам помочь?
  - Вы не можете мне помочь, - пренебрежительно сказала она, осматривая деревья вокруг нас. - Вы понятия не имеете, как далеко я прошла и как сильно истощается моя энергия.
  - Думаю, что я знаю, Хорга. Вы проделали путь сквозь века - и заклинание было могущественным.
  - Откуда вы знаете мое имя? - удивилась она.
  - Я также э-э... магик. И мы уже встречались - в моем прошлом и вашем будущем. Просто слишком долго объяснять. Почему вы ищете обладателя меча?
  Пьерколло сидел, замерев от шока, а Вулф проснулся, но не двигался, его темные глаза упивались видом легендарной волшебницы. Хорга обошла костер и приблизилась ко мне, протянув руку, чтобы коснуться моей головы. Мои пальцы крепко сомкнулись на ее запястье.
  - Доверьтесь мне, госпожа, и не читайте моих мыслей.
  Она отдернула руку, и лицо ее стало задумчивым.
  - Я доверяю вам. Я бы знала, если бы вы мне солгали. - Она вздохнула и села. Вулф встал и принес ей кувшин с водой, налил ей питья; она отхлебнула влаги из его медной чашки и улыбнулась в знак благодарности.
  - Расскажите мне о Голголефе, - сказал я.
  Ее лицо помрачнело, глаза сверкнули.
  - Он думает, что победил, но я этого не допущу. Он украл оружие, созданное для его уничтожения, и спрятал его под заклинаниями, которых даже я не могу пронзить. До сих пор!
  - Вы послали заклинание Поиска в грядущее, - пораженно проговорил я. - Божьей святой милостью, вот это действительно сила!
  - И я нашла их. Даже его заклинания не способны длиться бесконечно. Оружие было спрятано, как я и подозревала, в недрах его собственного замка. Большой человек провалился сквозь пол - я видела это - и также увидела, как обладатель меча спрыгнул вниз и забрал свой клинок. И тогда я поняла, что нужно действовать. Но это заняло у меня время... драгоценное время... чтобы использовать магию и путешествовать по дорогам грядущих дней. - Ее взгляд обратился ко мне, сила ее взгляда была направлена на меня. - Но вы не сказали мне, откуда вы меня знаете.
  - Я знал вас, госпожа. В моей жизни мы уже встречались, до сегодняшнего дня. Мы были друзьями. В вашем времени мы еще не подружились. Меня зовут Оуэн Оделл.
  Она кивнула.
  - Я запомню это. Но скажите мне, Оуэн Оделл, вы должны знать, выиграла я или проиграла?
  - Я знаю. Но вы не должны знать.
  Тогда она рассмеялась легким переливчатым смехом, полным веселья.
  - Проблема времени. Что ж, я буду играть в эту игру, Оуэн. Но где обладатель меча?
  - Он идет. Это его судьба, теперь я это знаю.
  - Как его имя?
  - Он известен как Азраил, Утренняя Звезда.
  Ее взгляд сместился за мою спину. Я обернулся и увидел, что на опушке леса стоит Мэйс с длинным луком в руках. Черный меч висел на его поясе.
  - Ей-богу, Оуэн, - сказал он, - это твоя лучшая иллюзия!
  - Это не иллюзия, - ответил я ему, вставая.
  Он шагнул вперед, не веря своим глазам, и протянул руку, чтобы прикоснуться пальцами к женщине в золотых одеждах. Ее рука шлепком убрала его ладонь в сторону, и Мэйс в шоке отпрянул назад.
  - Но... это же Хорга! Ты создал образ!
  - Нет, не создавал. И она, как ты правильно заметил, та самая дама из легенд.
  Мэйс поклонился.
  - Что я могу сказать, сударыня? Я думал, образы Оуэна достаточно прекрасны, но во плоти вы являетесь воплощением чистой красоты.
  - Благодарю вас, сударь. А теперь, если позволите, я бы попросила вас об услуге. У вас нет необходимости предоставлять ее, но...
  - Скажите лишь слово, и я осушу для вас море одной чашей. Разнесу гору камень за камнем.
  - Я хочу, чтобы вы отправились со мною в прошлое. Там есть великое зло, которое почти завоевало мой мир. Осталось всего несколько героев, готовых противостоять натиску Тьмы. Нам нужен ваш меч - и умение, которое вы показали в обращении с ним. Вы пойдете со мной?
  Мэйс повернулся ко мне. - Это какая-то шутка, Оуэн?
  Я покачал головой. - Это Хорга. И враг, с которым они столкнулись, - Голголеф. Она прошла через Туманы, чтобы разыскать тебя. Ты понимаешь, что это значит?
  - Это значит, что я должен идти против ублюдка во второй раз. О да, я понимаю, что это значит.
  - Думаю, нет. Тебя призывают в прошлое. Ты - обладатель черного меча. Подумай, Мэйс!
  - И что я получу за эту... услугу? - внезапно спросил он Хоргу.
  - Чего бы вы хотели?
  - Я вижу перед собой то, чего хочу, сударыня, - заявил он, скользя взглядом по ее телу. - Но разве это станет той ценой, которую вы заплатите?
  Она не покраснела, но широко улыбнулась.
  - И это всё? Тогда я согласна.
  - Погоди! - сказал я, схватив Мэйса за руку и оттянув его подальше от отряда, вне пределов слышимости волшебницы. - Ты не понял ни единого слова из этого, не так ли? - зашептал я. - Ты понимаешь, кто ты такой?
  - Конечно, я понимаю, кто я такой. Что еще за вопрос? Я Джарек Мэйс, и самая красивая женщина, когда-либо созданная Богом, предложила мне себя. Теперь мы оба знаем, что в прошлом Рабайн уничтожил Королей-Вампиров. Всё, что мне нужно сделать, это вернуться с ней, отдать Рабайну свой меч и заработать свою награду. И мне не нужно вести здесь заведомо проигранную битву. Ей-богу, Оуэн, не могу поверить в свою удачу! - Он попытался отстранить меня, но я крепко держал его за руку.
  - Если можешь на мгновение оторвать от нее взгляд, позволь мне указать на что-то важное, если ты еще способен думать! Тебя призывают. Это делает тебя призванным. Ты слышишь, Джарек? Призванный? Ра-хе-борейн? Рабайн, Джарек. Это ты и есть! Когда ты войдешь в тот портал, который она создала, ты станешь Рабайном.
  Внезапно он больше не пытался отстраниться. Сила довода поразила его, и он обмяк в моей хватке.
  - Я Рабайн? - прошептал он.
  - Станешь им, если отправишься с ней.
  Тут он рассмеялся.
  - Как я могу проиграть, Оуэн? Рабайн не знал поражений, не так ли? Он должен стать королем.
  - Да, он должен стать королем, - сказал я, сдерживая печаль в своем голосе.
  Он отвернулся от меня и подошел к Хорге, взял ее руку, поцеловал.
  - Как скоро мы... отправляемся? - спросил он.
  - Немедленно, - ответила она, поднимая руку.
  Золотой свет озарил поляну...
  И я остался один. Пьерколло и Вулф исчезли вместе с Мэйсом, привлеченные им, потому что у них тоже было зачарованное оружие.
  Я снова развел костер и стал ждать, и мысли мои были мрачны.
  Вскоре, еще до того, как новые дрова прогорели, вспыхнуло второе яркое пламя, и Пьерколло с Вулфом прибыли обратно.
  Оба были одеты иначе, и борода Вулфа была куда лучше ухожена, а волосы коротко острижены. На нем была туника и сапоги из тончайшей кожи, а на поясе висел золотой кинжал. Пьерколло выглядел почти так же, за исключением того, что теперь носил серебряную повязку на глазу, которую не нужно было каждый раз затягивать, чтобы та держалась на месте. Он подошел ко мне, поднял на ноги и заключил в медвежьи объятия, чуть не сломав мне спину.
  - Значит, он стал королем? - спросил я, когда Пьерколло отпустил меня.
  - Да, - ответил Вулф. - И не самым плохим, доложу тебе. Но он остался там, Оуэн. Он не вернулся бы с нами. Они сейчас живут с волшебницей, как муж и жена. Но мы попросили ее отправить нас обратно. Долго нас не было?
  - Всего несколько минут.
  - Святые небеса! - проговрил он, качая головой. - Мы пробыли там почти год. Ты должен был это видеть, Оуэн. Мэйс был настоящим героем! Мы штурмовали крепость Вампиров. Я убил одного из Королей...
  - Серебряной стрелой, я знаю. И Пьерколло убил второго, швырнув его с высоких стен, где его шея была сломана, а голова отрублена при падении на острый камень.
  - Ты видел это?
  - Нет, друзья мои, мне не нужно было этого видеть; это часть истории. Ты был Джерайном Стрелком, а Пьерколло был одноглазым Борасом по прозвищу Циклоп. Это заколдованный круг. Всё это время люди говорили, что Мэйс - это возрожденный Рабайн. И они оказались правы, как это ни удивительно. Все легенды гласили, что Рабайн явится снова. И, в каком-то смысле, он это сделал. И он еще вернется.
  - Мэйс не вернется, - сказал Вулф. - Уж поверь мне.
  - Нет, Вулф, это ты поверь мне. Монингстар явится на последнюю битву. В прошлом жил один старик, поэт, и он убедит Мэйса вернуться.
  ...В восьми милях к югу от Зиракку, в долине, есть широкий длинный луг. Он окружен деревьями и узкой лентой ручья на западе и линией утесов на востоке. Теперь совсем древние, эти утесы не высоки, простые холмы на земле, возвышающиеся не более чем на двести футов. На самом лугу теперь стоит храм. Его называют аббатством Утренней Звезды. К нему съезжаются паломники, потому что там есть гробница - пустая гробница, - однако легенда гласит, что внутри саркофага есть ткань, окропленная кровью Утренней Звезды. Пятьдесят лет ходила молва о чудесных исцелениях, и храм стал святыней, которую теперь охраняет орден монахов, возносящих молитвы три раза в день у статуи Джарека Мэйса. Как бы он рассмеялся, увидев их застывшие, серьезные лица.
  Но я забегаю вперед.
  ...В последний день весны, тем пасмурным утром, когда трава белела от росы, а на лугу клубился туман, похожий на вчерашние призраки, наша армия ожидала битвы. Тогда храма еще не было, там была только длинная ровная площадка для грядущих убийств.
  В центре было три тысячи семьсот пехотинцев, Брэкбан стоял в четвертом ряду из семи человек, рядом с ним стоял знаменосец. Штандарт смастерила Астиана; это был простой кусок черного полотна, на котором она вышила серебряной нитью звезду. Брэкбан был облачен на битву в черную зачарованную броню, на светловолосой голове его был шлем с крыльями ворона. Почти тысяча воинов переднего ряда носила нагрудники и круглые деревянные щиты в железной оправе. Большинство из них и около половины других также носили шлемы из вываренной кожи, некоторые из которых были окованы бронзой. Но было еще много людей совсем без брони.
  Однако Брэкбан был известным и уважаемым человеком, и вокруг него собрались войска, готовые сражаться и умереть за родину.
  Он молча слушал, когда я рассказывал ему о поисках Мэйса, о его путешествии в прошлое. Думаю, он мне не поверил. А даже если и поверил, для него это мало что значило. Всё, что он вынес из рассказа, это то, что Мэйс ушел.
  - Что теперь, Оуэн? - спросил он меня.
  - Готовимся к битве. Утренняя Звезда вернется.
  - Ты выглядишь уверенным в этом.
  - Я уверен.
  - Вулф с тобой не согласен.
  - Он не знает всего, что знаю я. Верь, Брэкбан. Скажи людям, что Утренняя Звезда будет с ними в день битвы. Скажи им, что он придет во славе, в золотых доспехах и верхом на огромном белом жеребце. Скажи им это.
  - Я не хочу им лгать.
  - Это не ложь.
  Слева на поле битвы стоял Рауль Робер с тремя сотнями ангостинских рыцарей. Это были люди, которые пережили первое вторжение, кто-то скрывался, кто-то бежал. Мне они не внушали доверия, но их вел Рауль, а его отвага не вызывала сомнений. Его роль заключалась в том, чтобы оттянуть вражескую кавалерию на себя, сдерживать ее, насколько сможет.
  Но во всех сообщениях говорилось, что в отряде Эдмунда было более четырех тысяч рыцарей в тяжелых доспехах. Три сотни не удержат их надолго.
  Вулф расположился справа с Людьми Утренней Звезды, лучниками и лесниками. Восемьсот из них стояли наготове, их стрелы были воткнуты в землю перед ними, показывая всем, что они не намерены бежать. Вот их оружие. Здесь они будут стоять.
  К полудню на поле боя появился Эдмунд, его колонна рыцарей ехала по гребню холмов, демонстрируя сверкающую боевую мощь. За ними следовали пехотинцы, марширующие строем, дисциплинированные и спокойные, каждый в нагруднике и поножах, с квадратными железными щитами, украшенными драконами, леопардами или грифонами. Ясно был виден и сам король: его отполированные доспехи сверкали как серебро, и он ехал на высоком коне, черном, как смоль, с головой и грудью, защищенными кольчугой и пластинами.
  Медленно пехота выстроилась в ряды напротив нас, на расстоянии примерно в четверть мили.
  Тогда все мои страхи обострились, и я почувствовал непривычную тяжесть меча, пристегнутого к поясу на моем боку, и кольчужной рубашки, которую я надел на бой. Рядом со мной мрачно ждал боя Пьерколло, с топором на длинном топорище в руках.
  - Их довольно много, - заметил я, стараясь говорить спокойно.
  - Полным-полно, - согласился он.
  Одна только пехота превосходила нас численностью как минимум в три, а то и в четыре раза. От восьми до десяти тысяч человек, закаленных в боях и привыкших к победам.
  Мне было интересно, как начнется битва. Ибо здесь мы все были на летнем лугу, молча стояли и смотрели друг на друга. Казалось настолько маловероятным, что мы все собирались быть втянутыми в кровавую смертельную схватку.
  Из лагеря ангостинов выехал глашатай, галопируя на лошади в двадцати шагах от нашего центра. Ветра не было совсем, и слова герольда донеслись до каждого человека в первых рядах.
  - Повелитель требует, чтобы вы сложили оружие. Он также настаивает на том, чтобы предводители мятежников Джарек Мэйс, Брэкбан и Оуэн Оделл были схвачены и доставлены к нему. Невыполнение этих приказов приведет к уничтожению каждого человека, выступающего против короля с оружием в руках. У вас есть час на то, чтобы принять решение. Если названные люди предстанут перед повелителем Эдмундом в течение этого времени, то против вас не будет предпринято никаких действий. - Натянув поводья, всадник поскакал обратно к ангостинским позициям, оставив позади себя безмолвную армию.
  Ты мог бы почувствовать напряжение в каждом человеке. Впереди нас ждал могучий противник - непобедимый, как казалось нам тогда. Страх пронесся по нашим рядам, как туман - холодный, обессиливающий.
  Но пока всеобщий страх нарастал, один голос вдруг внезапно запел. Это был Пьерколло, и он пел старый, знаменитый боевой гимн Нагорий - глубокую, волнующую балладу, медленную и воинственную. Она называлась "Щитоносец" и рассказывала о мальчике, который впервые идет на войну.
  Вокруг себя я увидел воинов, которые все как один смотрели на великана-тусканца, а затем к нему присоединилось несколько голосов, тонких и звенящих на фоне его глубокого тенора. И звук нарастал, сила и гордость слов песни изгоняли всякий страх, пока вся армия Нагорий не запела боевую песню. Я посмотрел на Брэкбана, и он усмехнулся, напряжение и усталость спали с него. Затем он тоже начал петь, и звук заполнил луг, достигнув вражеской армии.
  На последнем куплете Пьерколло поднял над головой топор, на огромных закругленных лезвиях которого отражался солнечный свет. Мечи засверкали на солнце, и песня сменилась оглушительным мятежным ревом.
  Эдмунд не стал ждать, пока наступит нужный час. Раздался звук трубы, и кавалерия с грохотом помчалась с холмов.
  Рауль Робер направил своих людей им навстречу, а Вулф с лучниками натянули тетивы, посылая во вражеских всадников черную тучу стрел. Рыцари падали сотнями.
  Прозвучала барабанная дробь, и вражеская пехота, наведя копья, пошла на нас. Барабаны ускорили темп, марш превратился в бег, в стремительный натиск.
  И начался день крови, зазвучали крики умирающих, звон мечей и копий, ржание лошадей, стук копыт по траве. Хаос и ужас, ярость и смерть захлестнули меня, пока я стоял в пятой шеренге. Передо мной сражался Пьерколло, словно великан, его огромный топор поднимался и падал, сбивая людей с ног. Ряды гнулись и подавались под ударами, и я оказался втянутым в безумие битвы, где наносил рубящие и колющие удары, парировал и контратаковал, отчаянно борясь за то, чтобы остаться в живых в водовороте войны.
  Не знаю, как долго продолжались первоначальные столкновения, но, казалось, что миновали часы.
  Наконец ангостицы отступили, чтобы перестроиться для второй атаки. Мы потеряли более половины наших людей, и многие из оставшихся в строю понесли ранения. Не требовалось военного ума, чтобы понять, что еще одна такая атака может нас прикончить. Но никто не бежал и не взывал о пощаде. Мы стояли на своих местах, как подобает мужчинам.
  - Вот сейчас самое время для магии, - сказал Вулф, усаживаясь рядом с нами, его стрелы закончились. Он обнажил два коротких меча и громко прочистил горло.
  - Не думаю, что мои иллюзии удержат их надолго, - ответил я ему.
  - Ты должен был лучше учиться, - язвительно ответил Вулф.
  Я видел, как вражеский король оседлал своего черного жеребца и выехал вперед, чтобы присоединиться к своей кавалерии.
  Они собрались вокруг него, слушая его приказания.
  Взглянув налево, я увидел Рауля Робера в залитых кровью доспехах, призывающего к себе своих рыцарей. Их осталось едва ли шестьдесят, но они собрались вокруг него. Мне тогда стало стыдно за то, что я сомневался в них.
  Вражеская кавалерия выстроилась в линию и устремилась к нам во фланг. Теперь стрел не осталось, и Брэкбан попытался воздвигнуть стену из щитов, чтобы противостоять им. Рауль пришпорил свою лошадь, и его люди тесным клином окружили его. Я мгновенно разгадал его план: он пытался пробиться к Эдмунду.
  Ангостинцы были готовы к такому ходу и несколько сотен рыцарей выехали перед королем, преграждая путь Раулю.
  Пехота устремилась вперед.
  Битва почти завершилась, ибо исход был предрешен...
  Вдруг над нашими головами раздались раскаты грома, зазубренное копье молнии сверкнуло с вершины утеса на востоке. Но вместо того, чтобы исчезнуть, молния прорезала пространство и застыла бело-золотой ломаной линией от земли до неба. Атакующие ангостины дрогнули, люди оборачивались, чтобы посмотреть на свет.
  Он расширился, став порталом, окруженным необычайно яркой радугой. И через портал въехал одинокий рыцарь на рослом белом коне.
  - Утренняя Звезда! - крикнул я, нарушая тишину.
  Его доспехи были золотыми, и он не носил шлема на голове. В правой руке держал длинный черный меч, а в левой - железный шар с шипами на длинной цепи. Я улыбнулся, вспомнив его первое описание оружия. Джарек Мэйс прибыл на битву с моргенштерном - "утренней звездой".
  Тронув шпорами коня, он бросился на неприятельскую кавалерию.
  - Монингстар! Монингстар! - поднялся рев горцев, и они ринулись вперед на ошеломленную пехоту перед ними. Захваченные врасплох этой внезапной атакой, ангостинцы в беспорядке отступили.
  Я не присоединился к толпе бойцов. Стоял рядом с Пьерколло и наблюдал за последней скачкой Джарека Мэйса.
  Его конь достиг подножия утеса, и несколько рыцарей выехали против него. Его меч взметнулся вперед, свалив первого с седла; второй упал, когда шар с шипами раздробил его череп. Третий вонзил копье в бок Мэйсу, но зазубренный клинок черного меча пронзил рыцаря в живот.
  Монингстар мчался дальше, рубя и убивая, и кровь текла из порезов на его лице и руках.
  Эдмунд обнажил свой меч и погнал коня в атаку. Вокруг Монингстара теперь были сплошные лезвия, режущие и рубящие, но каким-то чудесным образом он оставался в седле, а гигантский белый жеребец по-прежнему нес его вперед.
  Эдмунд подскакал на своем черном коне ближе к Мэйсу и вонзил свой меч в живот Монингстара. Я увидел, как лицо Мэйса исказилось от боли, а затем шипастый шар пронесся по воздуху и врезался в шлем Эдмунда. Король покачнулся в седле, потеряв контроль над мечом, который все еще торчал из тела Мэйса. Теперь уже Утренняя Звезда поднял свой меч в последний раз и вонзил клинок в шею Эдмунда. Хлынула кровь - и король пал.
  Когда ангостинская пехота бросилась прочь с поля боя, их рыцарям грозила опасность попасть в окружение. Некоторые из них попытались отбить тело короля, но были зарезаны Раулем Робером и его людьми, которые прорвались к Утренней Звезде.
  Белый жеребец, грудь которого была пронзена множеством лезвий, внезапно упал, сбросив Мэйса на землю. Я бросил в сторону свой меч и побежал к нему, уворачиваясь и уклоняясь от рыцарей и их обезумевших скакунов.
  Один рыцарь с поднятым копьем поскакал на меня, но второй нечаянно встал у него на пути, и две лошади столкнулись грудь в грудь. Я обогнул их и побежал туда, где лежал Мэйс.
  Он был еще жив, когда я добрался до него. Рауль стоял рядом с ним на коленях, держа умирающего за руку.
  - Отнесите меня... к ... лесу, - прошептал Мэйс.
  Пьерколло осторожно поднял его, и мы пошли на север. К нам присоединился Вулф, затем вокруг собрались другие воины.
  Мы остановились в тени огромного дуба, где Пьерколо осторожно уложил Монингстара, сняв свой белый плащ и сделав из него подушку.
  Остальные мужчины отступили, образовав круг над умирающим воином.
  Когда свет солнца начал меркнуть, прибыл Брэкбан со своими офицерами. К тому времени я просидел с Мэйсом уже час, и он ничего не сказал. Его глаза были закрыты, дыхание было прерывистым.
  Когда сгустилась тьма, люди зажгли факелы и высоко подняли их, заливая сцену пляшущим светом. Я встал на колени слева от Мэйса. Позади меня стояли Пьерколло и Вулф; слева был Рауль Робер, а рядом с ним Брэкбан.
  Мэйс открыл глаза и посмотрел на меня. - Ну как... ты удивлен... а?
  - Нет, друг мой. Это не было неожиданностью. Я ждал тебя.
  - Пришлось... вернуться, Оуэн.
  - Почему? - спросил я его, наклоняясь ближе, потому что его голос утихал с каждым словом.
  - Я хотел... побывать на еще одном параде! - Он слабо улыбнулся. - Интересно... проводят ли... их... в аду.
  - Ты никогда не узнаешь, - пообещал я. - Никогда!
  - Сложи об этом... хорошую... песню, Оуэн.- После этого он велел мне отойти и тихо заговорил с Вулфом, затем с Раулем Робером и, наконец, с Брэкбаном.
  Я отошел от них в свете факелов и увидел, что факелоносцы плачут, и сам тоже почувствовал тяжесть этого, глядя на картину в круге света: окровавленный воин в иссеченных золотых доспехах, а рядом с ним - коленопреклоненный горбун и стоящий в полный рост гигант.
  Я чувствовал себя подавленным этой сценой, когда кровь Мэйса стекала на землю, которая его создала. Благодаря ему целый народ пережил возрождение мужества, возрождение надежды.
  Но ведь именно это и делают герои, не так ли? Они преподносят нам всем великий дар, их существование делает нашу жизнь шире и благороднее. Неважно, что сам Мэйс был меньше, чем о нем говорят легенды.
  Ибо то, что он дал будущему, было гораздо больше, чем он взял из прошлого. Пока в мире есть зло, будут мужчины - да, и женщины - которые скажут: "Встань и борись с этим. Будь сильным, как Утренняя Звезда". И в тот миг, когда Мэйс лежал при смерти, я знал, что скоро появится Песня, и только она останется всем, что есть.
  Он умер незадолго до рассвета, и один за другим факелоносцы гасили свои огни, позволяя последней ночи сомкнуться над картиной смерти. Мы просидели с его телом до восхода солнца, а затем Вулф, следуя предсмертным указаниям героя, унес тело вглубь леса, закопав в безымянной могиле, где его не найдет и не потревожит ни один человек.
  Горбун даже мне не сказал, где лежит Мэйс, лишь поведал, что каждое утро над ним будет светить солнце, а каждую ночь - короной сверкать звезды.
  Рауль Робер был провозглашен новым королем, и Брэкбан стал его камергером.
  Случилось именно то, о чем Мэйс так цинично сказал мне когда-то. Ничто не меняется...
  Ангостины снова стали править в Нагорьях, и в северных владениях был установлен мир и порядок.
  Рауль Робер был хорошим королем, и в закон им было внесено много полезных изменений. Его штандартом оставалась серебряная звезда, вышитая Астианой, и с тех пор и по сей день короли Нагорий именуются Сынами Утренней Звезды.
  Но что же насчет остальных?
  Астиана стала настоятельницей, святой старицей, которая заботилась о больных. В легенде она стала принцессой, великой любовью Мэйса, женщиной-воином, которая помогла ему одолеть вампиров. Я старался сохранить в народе память об Илке, но никто не хочет слушать песни о немых шлюхах, как бы ни были они храбры. Нет, Астиана наполнила их сердца.
  Пьерколло вернулся в свою любимую Тусканию. Однажды он написал мне, что принял участие в конкурсе певцов и снова выиграл его. Он посвятил свою победу памяти Ликоса, человека, который ослепил его на один глаз. Это меня порадовало, ибо зло торжествует только тогда, когда множится, а Пьерколло лишил его силы.
  А Вулф? Я виделся с ним в далекие времена. Уходил в лес и ненадолго оставался в его хижине; мы вместе охотились и разговаривали о старых временах и общих воспоминаниях. Но с годами его память слабела, и он начинал вспоминать совсем другую историю. Он помнил златовласого человека с незапятнанной чистотой сердца, отважнее десятерых львов. Сначала я мягко подшучивал над ним, но он рассердился и обвинил меня в том, что я "пренебрежительно отношусь к величайшему человеку, который когда-либо жил на свете". Темная сторона Мэйса, его черствость и жестокость, распутство и жадность - всё это постепенно превратилось в безрассудства буйной юности и остроумное чувство юмора.
  Так происходит с героями. Их величие с течением времени крепнет, а их слабости сходят на нет. Возможно, так оно и должно быть.
  Вулф умер десять лет тому назад. Тело короля, старшего внука Рауля, Мария, было перенесено в королевскую гробницу в Зиракку. Ему воздвигли статую - бронзовое изваяние. Сходство почти пугающее. Статуя, увеличенная в два раза от натурального человеческого роста, стоит лицом на юг с длинным луком в руке, проницательные бронзовые глаза устремлены в сторону границ, высматривая врага. Вулфу бы это понравилось.
  Возможно, скоро и мне поставят памятник.
  Что же касается Оуэна Оделла, то несколько лет я путешествовал, оставаясь вдали от любопытных глаз людей, которые знали меня только как легенду. Я сел на корабль, который шел вдоль острова и сошел на берег на южном побережье, направившись к отцовскому замку. Я нашел его там, сидящим в длинной комнате за конюшнями. Он чистил и смазывал кожаные уздечки и стремена и поднял голову, когда вошел его сын.
  - Ты не придумал ничего лучше, как уронить свой меч на поле боя, - произнес Убертейн. - И что касается беготни среди конных рыцарей... это чертовски глупо! К счастью, никто не снял твою голову с плеч.
  - Так ты был там?
  - А где еще мне быть, когда мой король идет на войну?
  - Ты был тем рыцарем, который меня спас, - проговорил я, вспомнив оказию, благодаря которой копье всадника не пронзило мою грудь. - Ты врезался своим конем в копейщика.
  Он пожал плечами.
  - Я упорный человек, Оуэн, но никогда не допущу, чтобы моих сыновей убили, даже если они воюют не на той стороне. Добро пожаловать домой, сынок. Ты уже видел свою мать?
  Не думаю, что до этого момента я был по-настоящему взрослым. Меган однажды сказала мне, что я должен встретиться с мужчиной, который сделает меня полноценным, и она была права. И вот я с ним и встретился. Он встал и раскрыл объятия, и я обнял его, и остатки моей горечи исчезли напрочь.
  Мой брат Брайф оказался в числе рыцарей, убитых Мэйсом в последней атаке, но мой отец не держал зла на Утреннюю Звезду.
  - Богом клянусь, он был мужчиной, - сказал он, когда мы сидели у очага холодным зимним вечером. - Никогда не забуду эту атаку. И я благодарен ему за то, что он сделал для тебя. Думаю, он сделал из тебя мужчину, Оуэн.
  - Да, отец. Думаю, ты прав.
  Я оставался на юге, пока не умер мой отец. Это случилось через семь лет после моего возвращения домой и всего через несколько недель после смерти моей матери от желтой лихорадки. Тогда я вернулся в Нагорья и построил свой дом рядом с дубом, под которым был похоронен череп Голголефа.
  Я прожил долго, Призрак, и многое повидал, но и сам начинаю верить в Песню. Каждую весну, когда начинаются празднования, вспоминаю Мэйса, его легкую улыбку и непринужденное обаяние.
  И я слушаю, как отцы говорят своим сыновьям, что однажды, когда королевство вновь окажется под угрозой, Утренняя Звезда явится в мир снова.
  О, Призрак, как бы я хотел быть рядом, когда это произойдет!
  
  ЭПИЛОГ
  
  Агрейн проснулся за час до рассвета, зевнул и потянулся. Окно было раскрыто, воздух - холоден и свеж, звезды ярко сияли в зимнем небе. Он замерз, но был взволнован предчувствием утренней встречи с легендарным Оуэном Оделлом. Быстро оделся, натянув теплую шерстяную тунику и штаны, носки из мягчайшей шерсти и сапоги из блестящей кожи. Ему нужно было побриться, и он задался вопросом, позволит ли странный старик позвать кого-нибудь из слуг. Наверное, нет, решил он. Эти горцы были любопытной породой.
  Проголодавшись, молодой дворянин спустился вниз, в кладовую, полакомился сладким медовиком и запил его подкисшим яблочным соком.
  Какое отвратительное место, решил он, открывая закрытое окно и глядя на темные, как ночь, горы. Никаких театров, никаких дворцовых увеселений, никаких танцев, никаких чтений новейших литературных произведений. Какими же недалекими должны быть эти люди в своих примитивных жилищах, с их унылой маленькой жизнью.
  Но путешествие того стоило - ради книги. Он не ходил по тавернам и не рассказывал саги у мерцающих костров. О, нет. Его отец заплатит сотне монахов, чтобы те переписали повесть и переплели ее в кожу для продажи и частных чтений среди знати.
  Однако прежде всего старик. Агрейн улыбнулся. Очаровать древнего поэта было бы легко - нежные слова, медоточивый язык. Историю можно будет вытянуть из него достаточно скоро. Видит Бог, старики любят поболтать!
  Взяв второй пирог, молодой человек поднялся по лестнице, приближаясь к комнате, где он впервые разговаривал с Оуэном Оделлом. Дверь была приоткрыта, и он услышал голоса.
  Бесшумно продвигаясь вперед, он наклонился вплотную к щели у дверной петли, закрыл правый глаз и напряг зрение, чтобы заглянуть в комнату. Но скрипнула половица, и голоса внутри умолкли.
  - Входи, Агрейн, - позвал старый поэт.
  Смущенный молодой человек открыл дверь.
  - Я вовсе не имею в виду, чтобы... - Его голос умолк, потому что в центре комнаты стояла златовласая женщина сияющей красоты, одетая только в мерцающее платье из зеленого шелка. Рот Агрейна приоткрылся, и он отвесил неуклюжий поклон.
  - Прошу прощения, господин Оделл. Я понятия не имел, что у вас есть другие гости.
  - Это и для меня оказалось неожиданностью, мой мальчик, - сказал ему старик. - Это мой старый друг... Меган.
  Агрейн был достаточно проницателен, чтобы распознать ложь, но держал свои мысли при себе и улыбнулся женщине.
  - Рад знакомству, моя госпожа. Вы живете неподалеку?
  Она рассмеялась, и смех ее был похож на сладкую музыку.
  - Да, я живу совсем неподалеку. И пришла, чтобы пригласить... господина Оделла... посетить мой дом. Я как раз объясняла ему это, когда мы услышали, что вы пришли.
  Старик хохотнул, как будто это была какая-то лишь им двоим понятная шутка.
  - Надеюсь, вы извините меня, молодой человек. Потому что я должна оставить вас завтракать в одиночестве.
  - На улице мороз, а в долине глубокие сугробы, - пробормотал Агрейн, не желая, чтобы видение покинуло его.
  - Вы совершенно не правы, - ответила златовласая женщина. - Сейчас весна, и все сады в полном цвету.
  Теперь они оба улыбались, и Агрейн почувствовал, как румянец смущения заливает его щеки. С большим усилием Оуэн Оделл встал со стула, его костлявая рука опустилась на плечо молодого человека:
  - Прости, мой мальчик; мы не хотели бы смеяться над тобой. Но Меган права. Там, куда мы отправляемся, будет весна. И будет молодой человек - немногим старше тебя - который ждет, чтобы поговорить со старым поэтом. Видишь ли, это замкнутый круг. Прости меня.
  Златовласая женщина встала у открытой двери, и ветер швырял снежные вихри на ее босые ноги. Взяв Оделла за руку, она вывела старика в зимнюю ночь. Агрейн на мгновение замер, не в силах собраться с мыслями. Потом подбежал к двери.
  Эти двое были всего в нескольких шагах от заснеженной поляны, Меган поддерживала поэта, который двигался медленными тяжелыми шагами. Они остановились, и женщина воздела руку вверх. Свет побежал от ее пальцев фонтаном сверкающего золота, заливая обе фигуры. Вокруг поэта и его дамы закружились круглые, как мерцающие звезды, золотые хлопья.
  Агрейн зажмурился от света - и внезапной темноты, которая последовала за ним.
  Он вновь открыл глаза. Поляна оказалась безлюдной.
  Оуэн Оделл исчез.
  
  КОНЕЦ
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"