Сильнейшие-2. Главы 14-16
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава 14
Синие метелочки тростника ложились к мелким, медово пахнущим белым цветам из тех, что усеивают заболоченные поймы. Золотистые, пышные купальницы - к жестким веткам аспарагуса, усеянным пунцовыми ягодами. Девушки из домашней челяди принесли лесные и речные цветы, огромную кипу; сестра Шиталь сама любила возиться с ними, чувствовать хрупкость их и недолговечность. Раскладывала, и новостями делилась.
- Кайе в Астале. Вернулось наше стихийное бедствие, - сказала она, собирая стебли в букеты, вытерла пальцы, испачканные зеленым, остро пахнущим соком. Шиталь не отозвалась. Положив подбородок на руку, думала - хмурились красивые брови. Помнит ли он, по чьей вине оказался в шкуре энихи надолго? Если помнит... Дальше думать себе запрещала, но и перестать не могла, так и шла мысль по кругу: черный огромный зверь, измученный дальней дорогой, бока впалые, тяжело дышит - и она сама, рука протянутая: "Тебе лучше остаться таким".
Не удалось. Теперь - платить за содеянное? Если он помнит, почему до сих пор не пришел?
Она вспоминала Огонька и думала - если он жив и тоже здесь, хватит ли у него добрых воспоминаний, чтобы молчать? И хватит ли ума?
**
Ийа мысленно разговаривал с Иммой, подругой детства и юности. Посвящать ее в свои дела давно перестал, но порой тянуло поделиться, проверить, прав ли, сторонним взглядом окинуть собственный выбор. Замыкаться в собственных представлениях - верный способ потерпеть поражение...
Вот и вел мысленную беседу, неплохую замену настоящей.
- Что ты думаешь делать?
- Ничего.
- Ты же погибнешь!
- Вряд ли. Пока буду просто ждать, обвинит кто-нибудь меня или нет. Не хочу давать преимущество - а я его дам, если покажу страх. И потом... может быть, оборотень ничего не знает или не помнит. Может, Ахатта не захочет что-либо предпринимать. И доказать они не смогут ничего, если на то пошло. Для этого пришлось бы призвать Лачи. А память свою читать я не дам никому.
Не успел закончить "разговор", как появился Малики. Хозяин дома удивился, позабыв, что сам велел тому придти. И все же Малики ни разу не вызвал даже тени раздражения, что бы ни говорил, к нему были вполне теплые чувства, словно к удобному инструменту, который мастер сам изготовил. Особенно когда находится на положенном месте, а не подворачивается под ноги.
- Мне передали, ты хотел что-то сказать - слушаю, - Говоря это, рассеянно оглядел "инструмент" - тот выглядел почти хорошо, незажившие царапины и следы синяков еще оставались, но не бросались в глаза. И уже не смахивает на тень.
- Я понял, что могу управлять группой людей из тех, что не ставят "щиты", подчинить их даже на расстоянии. Даже страх за свою жизнь, даже их неумение драться и убивать не помешали сделать, как нужно. Что теперь, али? Я могу делать то, что тебе нужно - укажи цель.
- Не сейчас, - отозвался Ийа - отстраненно сказал, словно большей частью не здесь находился, а мысленно блуждал где-то в далеких местах.
- Но почему?
- Потому что вернулся тот, кто может и самому Хаосу помешать. Тот, кто, возможно, попытается избавиться от меня, и тратить внимание на прочих Сильнейших я не могу.
- Тогда нанеси удар первым!
Ийа, словно только сейчас по-настоящему заметив собеседника, не сдержал улыбки.
- Ты так уверен во мне или там мало ценишь Дитя Огня, оружие Юга?
- Я думал не о силе айо, - он выдержал взгляд, и даже почти улыбнулся в ответ.
- Вряд ли ты сумеешь сладить с оборотнем, - Ийа вертел в пальцах глиняную фигурку энихи. - Его сознание...
- Я могу попробовать, али.
- Нет. Слишком рискованно. В случае неудачи не жить нам всем, а я не стремлюсь закончить дни так бездарно.
- Но ты сам говорил - он не ставит "щита", и не ждет нападения через душу и мысли.
- Говорил... мне довелось прикоснуться к его душе однажды, - голос Ийа стал задумчивым. - Я бы много дал за возможность сделать такое еще...
- Чтобы самому убить его, али?
- Не только. Представь, что мог бы невредимым спуститься в жерло вулкана, не спящего, а полного лавы, и взглянуть изнутри - я чувствовал примерно это, когда он открылся мне. Интересно, каким он стал теперь, и через что прошел. Вряд ли Огонь притих - такие могут умереть, но слабее не станут.
- Он тебе нравится, - али, - сдавленным голосом проговорил Малики; и плечи опустились, и зябко стало.
- Да, не вижу смысла это скрывать. Поэтому пока подожду: позаботиться о себе я сумею, и глупо нападать, не зная планов противника. Все-таки Кайе не простой человек; может быть, его возвращение нужно Астале, - обронил он еле слышно.
- И ты желаешь, чтобы он остался? - спросил Малики с замиранием сердца, и дышать позабыл.
- Что тебе с этого?
- Тогда моя жизнь будет тебе ни к чему...
**
"Младший внук Ахатты Тайау вернулся", - гласили угловатые знаки на глиняной табличке, переданной с торговцем, который привез провиант. Ничего больше, но Ишенна, получивший послание, видел, как подросток, жеребенок диковатый и гордый, едва не бегает по двору, уже счастливый, что убедили уехать в Асталу.
Но трудно быть не веткой дерева, а всего лишь тенью от этой ветки...
- Отпусти, - сказал Ишенна своему старшине. Еще не спокоен вулкан, но притих, и скоро гнев его сойдет на нет. Все, что могли, сделали. Часть полей и посевов погибли, и лесной пожар полыхал, только река остановила его - и Сила стражей границ помогла направить пламя в сторону этой реки. Еще не прошли ожоги, и вряд ли исчезнут окончательно их следы. Но все-таки сделано все возможное.
- Не раньше, чем Асота начнет засыпать, - сказал старшина, и трудно было не признать его правоту. Тогда отправил письмо с тем же торговцем, спрашивал подробней о новостях, но не слишком-то рассчитывал на ответ. Если случится что, известное всему городу, раньше долетят слухи. А если не случится, и Къяре разузнать негде будет.
Вернулось Дитя Огня, словно вулкан его на волю выпустил. Теперь-то чего ждать, войны или мира?
И вернется ли следом старший, не огненный, но земной, охраняющий пламя?
Вот это бы выяснить. Или третьего извержения ждать, чтобы воссоединилась семья?
А может, и десяти недостаточно.
Ишенна оглядел подернутые синей дымкой горные отроги, каменный хребет, похожий на ящерицу. Тяжелые облака почти касались ее, и чудилось - вот поднимет голову ящерица, и ухватит зубами облако!
...За спиной изливает огонь Асота, а здесь, впереди, долина, зажатая в скалистых кручах, почти ровная полоска реки... и дальше, в невидимой отсюда Астале, тоже все тихо. Но как долго еще тишина продлится, если Дитя Огня вернулось в город, будто ожил и явился туда вулкан?
**
На стороне слуг тишина висела, иногда колышимая перешептываниями, в голос боялись обсуждать хозяев дома. Только что просторный, солнечный, хоть и пустой слишком, он стал душным и тесным. Позавчера умерла старая служанка, помнившая самого Ахатту малышом, хоть и сама тогда не выше стола выросла. А теперь сердце не выдержало, как зашла в комнаты Кайе Тайау. Ничего ей не сделал, не заметил даже, но и того оказалось довольно, что он рядом был, и на его собственное сердце что-то тяжелое навалилось. А умерла - другая.
Кто еще заходил, жили, только каждый вечер на алтари к Дому Солнца таскали глиняные фигурки, плоды, ракушки, чтобы силы земли, воды, воздуха и огня защитили, сил дали. Более серьезные дары побаивались класть - вдруг несущее в себе кровь, будучи положенным на алтарь, только худшее навлечет?
Но слуги Рода Тайау не только боялись хозяев своих, Киаль и Ахатту еще и любили, да и внуков его предпочли бы видеть живыми-здоровыми не только из страха и долга.
"Помогите нам всем", - шептали те, кто клал подношения на алтарь, и служители Дома Солнца, всегда умевшие утешить в горе, ободрить в сомнении, отступали подальше, словно опасаясь на себя навлечь беду.
Он не покидал своих комнат с самого первого дня, и Ахатта, который поначалу не хотел мешать внуку придти в себя, забеспокоился всерьез. Решил навестить Кайе, когда стемнеет - любимое время внука, сумерки, показали бы верней всего, что с ним творится.
Оказавшись в покоях Кайе, Ахатта ощутил тягостное давление на сердце; словно темное облако спряталось в комнатах и коридорах, распространилось повсюду. Недаром слуги избегали сюда заходить: им подобное невыносимо.
А он-то словам их значения не придавал - мол, отвыкли за столько-то времени...
Глава Рода почувствовал все возрастающую тревогу - на ум пришли тучи пепла, выброшенные вулканом и покрывающие его склоны; и в воздухе словно дрожали частички пепла.
Не было здесь огня, одна темнота и тяжесть.
Сила внука осталась при нем, а вот пламя...
Кайе сидел в углу комнаты, на полу, смотря в угол. Не шевельнулся, заметив деда.
Тот долго стоял в дверях, потом зашел, присел на скамью.
Велел:
- Зажги огонь.
Молодой человек равнодушно двинул рукой, и загорелся край брошенной на пол шкуры. С вялым интересом глянув на оранжевые язычки, он прихлопнул их ладонью, и повторил легкое движение кистью. На сей раз загорелся пучок лучинок.
У Ахатты отлегло от сердца. Он может делать все то, что раньше... но жизни в нем не больше, чем в этой самой шкуре. Когда вернулся в дом, боли своей не скрывал, а сейчас...
Ахатта готов был просить о помощи хоть полукровку, но тот, похоже, лишь навредить мог теперь. Судя по ничего не выражающим глазам, если сюда, в комнату, впихнуть этого рыжего, то внук просто уйдет из дома.
И, может быть, навсегда.
Сквозь опущенные веки проходит закатный солнечный цвет, оранжевый, как плод тамаль. Ахатта молчит, недвижен, ему чудится рев гибкотелых хищников в чаще, стук копыт диких кабанов, трескотня летающих белок - все, что было когда-то на месте Асталы. Сам Ахатта не может этого помнить, но кровь, данная предками, ничего не забыла.
Она запомнила войны между детьми одного народа, поселения, поглощающие друг друга, как крупная рыба глотает мелкую рыбешку. Пока не осталась одна, величественная, неуязвимая, в чешуе-броне, которую не возьмет рыбачий гарпун.
Алая солнечная рыба, плывущая среди камышей и лиан, касающихся воды, в широкой реке, окрашенной закатом - Астала.
- Никто не лишал Кайе Тайау права голоса в Совете Асталы, и ты, старший в роду, так настаивавший на месте для внука, до сих пор не пришел сюда вместе с ним?! А ему ведь наверняка есть, о чем рассказать!
Ахатта видит резкий профиль поднявшейся - Халлика Икиари, женственности в ней, как в боевом дротике. И чего ждать от Рода, дочери которого выходят в Круг наравне с мужчинами?!
- Радуйтесь, что пока он сюда не рвется, вспомнит про вас - дверь не закроете, - грубо обрывает Ахатта. Пусть лучше прочтут в его голосе попытки удержать внука от появления в Совете, чем подлинное. И то хорошо, что поверили байке - после нападения северян внук сразу перекинулся в энихи, и провел все время в лесу.
Пестрый геккончик, любимая зверушка Киаль, пристроился на стене над его креслом. Опять сбежал!
- Иди сюда, - сказал старик, снимая ручную ящерку и сажая себе на плечо. Тот послушно замер, словно пряжкой стал, скрепляющей накидку из тонкой шерсти. Все хуже кровь греет, и вся Сила тут помочь не сумеет - возраст сильнее...
Есть средство проверить, сколь велика опасность. Если и впрямь... Но проверка требует времени, хоть и немного. А решение принимать надо уже сейчас.
Эх, Кайе, что же сейчас делать с тобой? Оставить как есть - точно не миновать беды, неважно, придет она извне или изнутри.
Может, позволить ему заняться хоть чем-то - все равно что вызывать обвал в горах, сначала упадет один камешек, а потом лавину не остановишь. А может, тьма поглотит остатки его души, и останется только печать.
Или...
"Смотри, дедушка! - прозвенело над дорожкой. Мальчик с вечно растрепанными короткими волосами колесом прошелся, едва не сбив Ахатту.
- Осторожней! Стой!
Внук, хохоча, врезался в аккуратно подстриженную живую изгородь, и сделал это явно намеренно. Что ему несколько царапин?
Глава Рода только вздохнул, посмеиваясь. Огорчится Натиу, невестка - она так дорожит порядком в саду. Пусть, внуку хватает других запретов..."
Ахатта бросил взгляд на кусты. Они давно безупречны, и весь дом давно уже стал таким тихим, даже Киаль не под силу наполнить его живой силой.
В конце концов, не южанам бояться огня, настолько, что не допускать и слабого зарева!
Когда старик велел внуку покинуть комнаты и приступить к тренировкам, тот впервые проявил слабый, но интерес, и не столько повиновался, сколько вспомнил, что когда-то подобное приносило ему удовольствие.
Утро, как обычно в этом сезоне, выдалось влажное и душное, но для молодых то были пустяки. Глава Совета занял место на террасе, не привлекая к себе внимания. Мог и в открытую встать - внука не интересовало то, что выходило за пределы песчаного круга, маленького подобия Круга Асталы. Он двигался медленно и, как показалось Ахатте, нерешительно. Словно привыкал, что тело совсем иное.
После ряда упражнений попробовал провести поединок с одним из синта, почти в полном составе собравшихся здесь. Выходило неловко - прикоснуться к себе не давал, но и до партнера дотянуться не мог, промахивался, словно не понимал, где противник и что с ним делать. И что делать с собой - руки вместо лап!
Поначалу растерян был, но вскоре начал злиться; движения не изменились, и лишь наклон головы указал на перемену в настроении.
Ахатта заметил, как заструился воздух, стал плотнее, будто коконом окутывал, и внук замер, ужас мелькнул на лице. Движение, прерванное, неловкое, оказалось на диво точным, и партнер-стражник упал, хватаясь за щеку и подбородок.
Кайе едва не перекинулся, чего совсем не хотел, и случайно сломал челюсть тому, с кем намерен был всего лишь потренироваться.
- Все в порядке, - прокатился над землей голос Хлау. - Бывает. Продолжайте.
- Я не могу, - Кайе шагнул было прочь, но в том же голосе появился уже не напор, а яд:
- О ком ты заботишься? Если о нас, то лучшим будет побыстрее вспомнить то, что забыл!
- Я не забыл ничего, - глухо откликнулся оборотень, но на площадку вернулся.
Произошедшее неожиданно хорошо отразилось на нем. Тело наконец-то начало вспоминать, что принадлежит человеку. Уверенность возвращалась с каждым жестом, и, если поначалу зрители испытывали растерянность, наблюдая за поединком, теперь ощутили азарт. Частица общего настроения передалась и Кайе.
Сумеречные, ночные глаза стали глубже, в них словно ветерок просквозил, разгоняя мертвую неподвижность.
- Хэри! - крикнул, подзывая одного из синта. - Иди сюда.
Бросил ему несколько ножей и пару дротиков.
- Кидай, быстро!
Видя, что тот замешкался, не решаясь напасть, вскинулся недовольно, и этого было достаточно. Ножи полетели едва ли не одновременно, описав в воздухе причудливую петлю - куда ни подайся, заденет. Однако оборотень уклонился ото всех, а несущиеся в голову дротики перехватил и, не прерывая движения, направил в песок.
- Хорошо, али! - одобрительно воскликнул Хэри. - Я позову еще пару человек...
- Только без ножей пока, не хочу напоминать дикобраза, - фыркнул Кайе. Он немного ожил, краска вернулась на лицо, но глаза оставались мрачными.
Ахатта наблюдал за внуком с тревогой. Тот не просто тренировался, не просто вспоминал забытые навыки - а словно старался заглушить боль.
Но каким же он стал... ни крупицы лишнего, совершенное оружие. Тревога сменила оттенок - если вспыльчивый, неудержимый мальчишка представлял серьезную опасность для города, что же будет сейчас, когда он вырос? Даже Печати не требуется.
Хотя он вроде спокойней... если отсутствие жизни может сойти за спокойствие.
Тем временем двое молодых мужчин атаковали внука; увидев, что тот ушел от ударов, к атакующим присоединился третий. Они по старой памяти не жалели Дитя Огня, хоть и некоторую осторожность все-таки соблюдали - мало ли, в лесу он тренироваться не мог. Вскоре поняли, что заботиться надо о себе; одного он, когда устал уворачиваться, отшвырнул прямо в живую изгородь, двое оставшихся уже не пытались оберегать Кайе даже в мелочах, всерьез задумались о собственной безопасности.
Ахатта усмехнулся и направился в дом.
Тренировка принесла неплохие плоды. Вместо того, чтобы укрыться в собственных комнатах, словно раненый зверь в норе, Кайе впервые с дня возвращения сам явился к деду. Стоял, ничуть не уставший, волосы мокрые после бассейна, куда нырнул, закончив учебный бой. Только навыки движения вспоминал; учиться Силе, работе с ней никогда не требовалось, и сейчас ничего не забыл.
Капли воды падают на плечи, высыхают мгновенно, после боя кожа горячая. Доволен, хоть и не улыбается: тьма вокруг почти разошлась. "Не давайте ножу оставаться без дела подолгу, тело врага - лучшие ножны"...
Столь долгое пребывание в шкуре энихи оставило след. Кайе провел слишком много времени вдали от дома, в зверином обличье, а почему - не ответил, когда был задан вопрос, и старику показалось: что-то он помнит, только скрывает. Невозможно просто забыть, как принимать человеческий облик. Если же он осознанно принял решение, и лишь сила Асоты преобразила внука, вряд ли пришел бы к людям.
- Жаль, что не вытащил меня раньше, - сказал он вместо слов благодарности, и дед улыбнулся. Кайе продолжил:
- Ладно, я не хочу больше в звериную шкуру, и сидеть взаперти не хочу тоже. Расскажи обо всем, что здесь было. И где Къятта? На границах опять? Он меня искал?
- Погоди, - Ахатта мягко прервал внука. - Сперва еще одно дело. Возьми вот эту пластину, - протянул внуку черную обсидиановую плитку, не толще мизинца. Заметил, как внука передернуло, и понял, почему. Печать хальни - древнее знание, у Севера такое же, как у Юга. Но, несмотря на сходство обряда, он вряд ли поймет... просто не ожидает.
- Сожми в ладонях. Не старайся сломать, просто держи. Так.
Кайе повиновался, растерянно глядя на обсидиан. Словно волна по тому прошла, исказила; затем камень багровым стал, после - белым, таким и остался. Кайе дышал тяжело, колотилось сердце, словно испугало что, или долго бежал. Смотрел на пластину в руках, затем отбросил ее.
- Амаута! Что за дрянь ты мне дал?!
- Всего лишь камень, который я попросил кое о чем, - печально ответил дед. - Мы не умеем говорить с камнями, как северяне, но обсидиан - горная кровь, а то, что на крови - наше.
О том, чего ему стоило создать подобную пластину, умолчал. Долго думал, стоит ли браться - немолодое сердце могло не выдержать. Но лучше знать наверняка, чем гадать. Вот, узнал.
Оказалось неожиданно просто не выдать себя. А чему удивляться, разве не этого опасался? Но мальчик ждет объяснений. И, чтобы избежать ненужного разговора, Ахатта заговорил о том, что отвлекло бы наверняка.
Нельзя было говорить о том, что происходило в Астале, но и врать нельзя было. Поэтому сказал полуправду - что Къятта отправился на поиски, не по-доброму расставшись с теми, кто искать не хотел.
- Он вернется.
- А где Улиши? - за много дней впервые вспомнил про жену брата, сладкоголосую красавицу.
- Она пока переселилась к себе. С Киаль они так и не стали подругами.
На лице Кайе появилась легкая гримаса отвращения. Да, Улиши была хороша, даже чересчур, а старший брат не испытывал ревности к младшему, и не возражал отдать на время, как ручного лемура погладить. Хорошо, что ее нет в доме.
И хорошо, что нет брата...
Об этом сказал вслух. Заметив глубокое удивление на лице деда, сказал, глядя в пол:
- Не смогу с ним увидеться. Я согласился принять Печать, стать... ручным зверем этого северянина. И предал вас всех. Ты должен... собрать Совет. Пусть судят... на сей раз не будет янтарных камушков.
...Янтарь - оправдание, черный обсидиан - приговор. Когда-то он уже стоял перед Советом, где решалась его судьба.
- Судить тебя не за что, - Ахатта покачал головой. - Даже твои враги не смогут сказать, что ты заслуживаешь смерти. - Он благоразумно умолчал о том, что не снято действие Печати - если сказать об этом, внука уже ничто не спасет.
- Тогда я выйду в Круг...
- И положишь половину бойцов. Остальные откажутся драться, хотя ты, конечно, уже устанешь к тому времени. Но выйти против измотанного противника - на это разве что северяне способны.
Дед взглянул в недоверчивые глаза внука и усмехнулся:
- Посмотри на себя. И раньше ты был хорош, но сейчас... наверняка не пропускал ни одной драки с медведями или энихи в лесу? И ты всерьез считаешь, что сумеешь дать себя убить?
- Ну...
- Тело твое хочет жить, и никуда не деться от этого. Так что искать смерти - не выход.
- Я отказался от Рода.
- Но Род-то от тебя не отказывался.
- Все равно. С этим, - показал на знак, так и не обретший былую цельность. Криво сросшиеся линии тускло поблескивали золотом. Не понять теперь, что изображено...
- Трудно, однако это можно поправить, хотя бы отчасти. Будь тебе столько лет, сколько мне, уже не удалось бы. Но ты молод...
- Не хочу. Я сделал, что сделал. Там, на севере.
Стоит, исподлобья смотрит, глаза сейчас совсем черные. Упрямый... а гордости его не уничтожила жизнь в лесу. Звери гордыми не бывают... или бывают все же? Нет ему дела ни до чего, кроме собственного проступка, но в главном мальчик, похоже, прав, даже о силе Печати не зная. Нельзя ему быть в Астале - озлобленному, и в первую очередь злому на себя, не менее горячему, чем раньше, - теперь, когда дед ослабел здоровьем, а старший брат покинул город. Остальные же родственники способны поддержать ведущего, но не вести.
Род Арайа не преминет воспользоваться историей с его знаком... хоть по сути они будут неправы, мальчик не выдержит. А сдержать его будет некому...
Но позволить всему сыпаться в Бездну - сейчас, когда он вернулся! - немыслимо.
- Ты знаешь, совсем свести эти шрамы нельзя. Но сделать рисунок поверх - можно и нужно. Остаться собой... поверх старых шрамов. А они, в свою очередь, останутся при тебе навсегда...
На побережье его отправить, мелькнуло в мыслях. С надежными людьми. А смысл? - подумал старик. Долго думал. Морской ветер лечит душу, но совмести море с вулканом - получишь взрыв. Поймет, что его отсылают, и совсем света не взвидит. А если...
Далеко в прошлом осталась Тевееррика. Отдельные смельчаки ходили туда, и приносили камни с выбитыми на них древними знаками, и обломки костей, и страх. Хоть давно опустел огромный город, хоть поглотили его дикие леса, слишком много когда-то пролилось там крови. Говорят, ночами там светятся камни, и кто-то незримый поет, как пели перед жертвенными алтарями посвященные в Силы земли...
Но нет, слишком опасен путь, и нельзя отправлять внука в одиночку - его, только что вернувшегося к людям. И под охраной - нельзя, а иначе... Он сейчас не удержит подле себя спутников, разве что клятвой их связать или печатью хальни, будь она неладна. А сам если и доберется на ту сторону гор, к развалинам города предков, делать-то что будет дальше?
Дни проходят. Словно песочные часы перед глазами, и каждая песчинка падающая уже не шепчет, кричит: убери его из Асталы! Много лет прожил Ахатта, ох, много, Сильнейшие редко столько живут, и привык слушать внутренний голос. А он не подсказывает уже - велит.
Глава 15
Каниль не знала, что заставило ее поднять камень и бросить в надзирающего за работой. Ее-то он не трогал, разве что поглядывал недвусмысленно, однако дальше не заходило - и не посмел бы, скорее всего. Теперь она думала - всему причиной огненные горы. Они заставляли разных людей совершать безумные поступки...
Другие тоже решили так, жаль только, оправданием подобное послужить не могло.
Когда явились на место воины Рода Икуи, выяснилось - только один рабочий сбежал, остальные душевных сил к тому не имели, раздавленные, словно жук на дороге.
Быстро все случилось, чересчур быстро - непричастные не успели остановить, но показали в один голос: надзиратель закричал на рабочего, и тот взялся за камень, а следом еще несколько человек.
Отводили глаза, покрывались багровым румянцем - пятнами, как в лихорадке, и Каниль чувствовала - сами едва удержались, дух ярости то ли поленился коснуться их, то ли не счел достойными.
А ее, Каниль, айо-целительницу, счел, и она теперь заперта в каменном дворике среди прочих убийц. И понятия не имеет, почему схватилась за камень, стремясь разбить голову безобидного в общем, хоть и вздорного человека.
Ладно хоть Совушка всерьез не пострадал.
Дар целительства редко встречался и в Астале, и в Тейит, в основном лечили обученные люди, не наделенные Силой. Всех, отмеченных Даром, принимали под руку Сильнейших. Когда стало известно о вине Каниль, Род Икуи не хотел отдавать ее на суд, но Тарра, глава Рода, сказал, что закон должен соблюдаться всегда.
И Каниль признали виновной наряду с остальными.
Выслушав приговор, она испытала даже некоторое облегчение - если бы ее спасли из-за Дара, как она жила бы дальше? У других-то нет подобной защиты.
Долго разбирались, что да как - не было ли подстрекателя, кто зачинщик... Пожалуй, так долго возились только по воле Тарры - другие семейства бы закончили все гораздо быстрей, этот же до последнего пытался понять, что произошло. И впрямь, Род Икуи хорошо обходился даже с рабочими-должниками, обреченными на тяжелый труд.
Выслушали всех, что было немыслимым в кварталах любого другого Рода.
Но теперь все решено.
Катятся по небу огненные глыбы - невидимые великаны-строители возводят дороги и храмы на пустоте. "Поберегись!" кричат тому, кто оказался на их пути. А она - маленькая, и пышащий жаром валун вот-вот навалится, раздавит даже не в лепешку - в пыль. А под ногами бездна, жадная, черная, изначальная, и туда нырять страшно. Все вышли оттуда, но кто сказал, что позволят выйти во второй раз? И сгинет она... И тут, посреди катящихся глыб, тоже сгинет наверняка.
"Поберегись!" - и снова отскакивает, а сзади уже подоспел другой камень, и жар от него заставляет проснуться.
Каниль подняла голову - солнечная полоса как раз накрыла ее, слепило глаза от блеска. Осужденные спали прямо на плитах во дворике, но ее одну мучила жесткость камней под боком. Остальным, жившим скорее в бедности, было привычней.
Все тело казалось отбитым, хоть ее пальцем никто не тронул с момента, как втолкнули сюда, и раньше разве что схватили и повели грубо. Пару бы ковриков, да от солнца навес - и самое то, больше мечтать не о чем. Можно спокойно, не отвлекаясь, думать о том, почему сошла с ума, и как она, целительница, могла убивать столь самозабвенно. Воистину самозабвенно - только собственные руки да медный звон получается вспомнить. Нечасто работники решаются выступить против тех, кто сильнее - а вот сама выступила, только неясно, как и зачем.
О смерти думала, не получалось не думать - вот завтра проглотит ее огромная рыба с острыми зубами, и будет всегда темно. Преступников только такое ждет, и назад из утробы рыбьей, через острые крючковатые зубы - не пробраться.
Вспоминала предыдущую жизнь - не такую уж короткую, если подумать. Каниль успела встретить двадцать три весны. У подруг, с которыми росла, уже дети, и не младенцы. А ее любимый погиб, давно - погребла под собой упавшая глыба, когда добывал камень в горах. Не успели соединить судьбу... С тех пор жила одна. Порой кто-то оставался на день или два, большего Каниль сама не хотела.
Любимый навсегда остался в горах... тело его не было опущено в озеро, пожирающее кости и плоть, и не было с почетом усажено в известковой пещере - правда, этого удостаивались только особо важные лица. А его голос до сих пор раздается среди скал - в крике орлов, в рокоте камнепада...
Когда Каниль умрет, ее голос умолкнет.
Но умолкнет еще не сейчас. Слишком громким оказалось дело, и Астала должна знать, как расправились с проявившими неповиновение. Остальных бедолаг убьют на будущем рассвете в Круге, на глазах у всех, ее же выведут на золотой песок не для того. Молодая женщина не сомневалась - победитель Круга сделает ее игрушкой надолго. Она хороша - гладкие черные волосы, медовая кожа, сильное, округлое тело... так говорили многие, да она и сама знала.
Надежда была одна - только не хотелось думать об этой надежде, когда смотрела на остальных. Им рассчитывать не на кого.
А ей... с прошлой весны знала, что привлекла внимание одного из Сильнейших из Рода-покровителя. Он был молод, приятной внешности, и незлое сердце имел - но и только. Он не был тем, кто остался в горах...
Если он вдруг решит вступиться... хотя может быть, это всего лишь мечты. Каниль - преступница, а он отнюдь не глава Рода. Хотя... забрать ее, чтобы убить сразу - хороший выход, если и впрямь не откажется от преступившей закон.
**
Плотные облака цвета высохшей хвои, из-за которых бил яркий свет, ползли над городом, едва не касаясь Башни-Хранительницы. Та, из желтого камня, казалась на фоне их едва ли не черной. Город притих в ожидании шквала - сухого, такие налетали иногда, обрывали навесы, до полусмерти пугали домашних грис и птиц, поднимали клубы удушливой пыли.
Красивая женщина в расцвете сил, с коротко стрижеными волосами - едва ли до середины шеи - смотрела в окно, поигрывая широким золотым ожерельем. Белая челле обтягивала высокую грудь, белая юбка скорее показывала, нежели прятала сильные стройные ноги.
- Я знаю, что ты делаешь. Там, возле канала выследила твоего подручного... человека он бы заметил, волчицу - не смог. Очень хотелось перегрызть ему горло.
- Что же не сделала так?
- Не люблю совершать необратимых поступков. Я поняла большее - чего ты хочешь добиться со временем. Кому, как не тебе, на такое решиться...
- Ну кто, скажи, послал тебя именно в это время в это место, лесная охотница?! А я ведь предупреждал мальчишку о тебе... - Ийа протянул гостье чеканный кубок с напитком обманчиво легким, но ударяющим в голову. - Род Анамара я бы не тронул.
- И то верно - зачем тебе зря трудиться? - горько сказала Шиталь, принимая кубок и ставя рядом с собой на подоконник. - Среди нас одна я стою чего-то.
- Ты стоишь многого...
- И тем не менее моей смерти ты не желаешь? Или, говоря "Род", забыл упомянуть - "всех, кроме тебя"?
- Это не так. С тобой я предпочту договориться.
- Не сомневаюсь - ты в своем уме, - сердито сказала Шиталь. - Тогда зачем предлагаешь?
- Потому что ты сама страдаешь от того, насколько Род Анамара по сути мало значит. Но если нас будет меньше, вы станете весить больше.
- Ты и впрямь не мечтаешь избавиться ото всех, кроме членов собственного Рода?
- Сама же сказала, что я в своем уме, - улыбнулся ее собеседник. - Я даже не собираюсь трогать Род Тайау... признаюсь, они были первой мишенью. Но оборотень вернулся - я не могу рисковать.
- И все-таки собираешься рано или поздно?
- Предпочту не затягивать с этим.
- А Кайе?
- Он тоже не вечен, несмотря на пламя, которое носит в себе. Любой костер можно погасить...
- Лучше с Бездной договариваться, чем с тобой, - Шиталь наконец отпила из предложенного кубка, совсем чуть-чуть, словно опасаясь, нет ли там яда. - Не сомневаюсь - ты позаботился о том, чтобы обезопасить себя, и твой подручный не сможет сказать ничего. Но его очень легко убить.
- Я найду еще одного. Парень подал мне хорошую мысль.
- И поэтому он до сих пор жив?
- Ты проницательна, - охотно откликнулся Ийа.
- Надо было предположить, что Сильнейшему, даже тебе, подобное в голову не придет, - пробормотала Шиталь. - Но я не стану твоей сторонницей.
- Уверена, что не хочешь этого? Почти три весны назад, когда исчез Кайе Тайау, полукровка жил у тебя. Потом ушел он, а в Асталу они вернулись одновременно. Легко догадаться, что они были вместе. Почему полукровка ушел тогда, раньше? Вероятно, почувствовал, как "ведущий" приближается к городу. Но я знаю, он тебе доверял. И наверняка рассказал, что чувствует приближение друга.
Ийа внимательно следил за лицом собеседницы, чуть прикрыв веки - и заметил, как напряглась Шиталь.
- Так, - негромко произнес, покачивая в пальцах пустой кубок. - Я подумаю, что может за этим стоять. А пока снова скажу - тебе, Волчица, я зла не хочу. И всему твоему Роду. Но и ты мне не мешай.
- Взгляни на Хранительницу, - произнесла Шиталь. - Она потемнела.
- Не разочаровывай меня, - произнес хозяин дома, прикрывая веки, будто нарочно, чтобы наверняка не увидеть то, на что показала гостья. - Это всего лишь пылевая буря приближается. Не надо искать знамений. Мы все творим своими руками.
- Мы - это юг. А значит, не руками, а сердцами и кровью своей!
Она допила оставшееся в кубке одним глотком, со стуком поставила его на подоконник.
- Подумай об этом, Ийа. Подумай, чем все заплатят - и ты в том числе. Готов ли ты отдать столько?
- Я - дитя юга, а значит, готов отдавать, не считая, - произнес хозяин, глядя вслед женщине, быстрыми шагами покинувшей комнату.
Шиталь домой не шла - летела, будто ночные неприкаянные души гнались за ней. Едва не перекинулась, удержала себя усилием воли: не годится уходить в обличье зверя, когда на сердце страх и темный пожар. Эдак можно и не вернуться.
Сама себя выдала, или попалась в искусную ловушку? Не сомневалась - если Ийа захочет, он либо узнает правду, либо придумает что-то, очень на нее похожее. И тогда Кайе Тайау уничтожит весь Род Анамара. У Ийа одно достоинство точно есть - данное слово он держит. Если пообещает не вмешиваться в дела Шиталь в обмен на ее молчание - и то хорошо. Помогать же она не станет.
Глава 16