Теннисон Альфредъ. Гаретъ и Линетта

Теннисон Альфредъ : другие произведения.

Гаретъ и Линетта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Оставить комментарий © Copyright Теннисон Альфредъ (перевод: Никита Коновъ) (syy1whsh@yandex.ru) Размещен: 09/03/2009, изменен: 09/03/2009. 92k. Статистика. Поэма: Переводы Скачать FB2		Ваша оценка:

Гаретъ и Линетта

Последний рослый сын от брака Лота с Беллисент, превосходивший ростом

Всех прочих сыновей, Гарет, весною полноструйной

Смотрел на половодье. Тонкий ствол сосны

Подмытый у корней, упал в водоворот . "Как рухнул он", Гарет промолвил,

"Как недостойный рыцарь или злой король перед моим копьем -

Когда мне только суждено иметь копье - о водопад, лишенный чувств,

Сносящий все в своем бурленьи, - все же ты

Питаешься лишь снегом талым, но холодным, а во мне

Живая кровь; Его, Творца, ты исполняешь волю,

О том не зная, ну а я, владея знаньем, силой и умом

В палатах матушки моей влачу, колеблясь, послушание, как узник,

Под принуждением и стражей, да еще с насмешкой,

Ведь доброй матушке моей угодно все еще считать меня ребенком!

Мать добрая - мне злая мать! Была б не так добра,

Мне было б лучше; но я худшей не желаю. Небо

Пускай за это ей воздаст, меня же силой утомлять ей слух

Пусть наделит - мольбою неустанною, доколе не отпустит

Она меня из клетки воспарить орлиными кругами

В великому Светилу Славы, и кружить над всем, что недостойно,

И насмерть поражать за это, - рыцарем Артура,

Его творящим волю мiр очистить. Ведь, когда Гавейн

С Мордредом был здесь этим летом и просил меня сойтись с ним в поединке,

А в судьи мы, за неимением достойнейшего, выбрали Мордреда,

Я так его в седле ударил, что он сам сказал: "Наполовину

Ты одолел меня", да, он так сказал, хотя Мордред,

Кусая губы, был как рыба нем, ведь он всегда угрюм, - да мне то, что за дело?"

И к Беллисент пошел Гарет, и увиваясь

Вкруг кресла матери, спросил: "О матушка, хоть я для Вас еще ребенок,

Мать милая, ребенка своего Вы любите?" И разсмеялась

Она: "Гусенок дикий ты, раз спрашиваешь у меня об этом",

"Тогда", сказал Гарет, "коль любите Вы Ваше чадо,

Как мать-гусыня, и скорей не дикая, домашняя, разсказ

Послушайте ребенка" - "Да, сокровище мое,

Когда в нем будут только золотые яйца да гусыня".

И отвечал он, и глаза его горели: "Нет,

Нет, матушка, яйцо в моем разсказе

Из золота такой высокой пробы было,

Какого не снести вовек гусыне: то была Орлица.

Орлица царственных кровей, и высоко, едва доступно взору

Она его снесла - на пальме, с той похожей,

Что золотом в твоем блистает Часослове. Неотступно

Вкруг пальмы той ходил юнец, сложеньем крепок, только беден,

Он часто поднимал глаза на золотистый блеск и думал:

"Когда б я смог подняться на верхушку и забрать яйцо,

Я стаи королей тогда бы стал богаче". Но когда

Он руку положил на ствол, явился некто,

Его любивший с детства и схватив, остановил: "Не лезь

На дерево, не то сломаешь шею; заклинаю

Тебя моей любовью", и парнишка не полез на пальму

И шею не сломал, но, матушка, его разбилось сердце,

Томясь о том яйце, и он скончался".

На это отвечала мать:

"Неложная любовь, мой милый сын, сама отважилась взобраться

И принести ему сокровище златое".

И ей Гарет ответил, и глаза его горели:

"Златое? Я сказал "златое"? Ах, вот отчего он, иль она,

Иль кто попало, хоть бы каждый третий в мiре

Дерзнул бы - БУДЬ вещица эта только золотая - но она

Была из той же нерушимо верной стали, из которой

Клинок Экскалибур был выкован, и молнии над ней играли в бурю,

И птахи мелкие пород любых к ней мчались; из гнезда

Шли кличи, лязг метала, и сошел с ума тот отрок: отпусти меня".

И Беллисент над участью своею сокрушаясь, отвечала:

"И одиночества здесь моего тебе не жаль? Взгляни, вот Лот,

Отец твой, у камина, - как полено, все истлевшее к тому же;

Зане когда он Государю изменил и бился с ним

В Войне Вельмож, и получил назад свои владенья от Артура, годы

Его склонили долу, и теперь он здесь лежит, как неостывший труп,

Который и похоронить еще нельзя - и только; он не видит,

Не слышит, никого не узнает, не говорит ни слова; а оба брата

Твои - в Артуровых палатах, хоть и никого из них

Я не люблю с такою полнотою, как тебя, и ни один из них

Любви подобной не достоин; так останься. Птицу

Чарует алость ягод, а тебя, мое невинное дитя, - турниры, войны,

Тебя, не знавшего и боли в пальце, и не страдавшего ни разу

От вывиха иль перелома, - случаев нередких

На этих стычках, от которых глохнет мозг; и сердцу моему ужасны

Паденья на турнирах; оставайся: за оленем

Скачи среди высоких елей наших и над быстрыми ручьями,

Дух мужа укрепляя день за днем в себе; светла охоты радость,

А я найду меж тем приличную и милую невесту, чтоб украсить

Твою растущую судьбу и утешать мои лета, поверженныя ниц,

Доколе, впав в забвенье Лота, я уже не в силах буду узнавать

Тебя, себя и все на свете. Оставайся, лучший

Из сыновей моих! Ведь ты пока не столько зрелый муж, но мальчик!"

Гарет в ответ: "Когда для Вас еще я мальчик,

Послушайте о мальчике еще один разсказ. Жил некогда Король,

Подобный нашему. Наследником был принц; подросши,

Достигнув брачных лет, он у отца просил невесту; и Король

Пред ним двоих поставил. Одна была прекрасной, сильной,

С оружием в руках - однако же добиться только силой

Ее возможно было - и была она мужам желанна многим;

Вторая же ничем не отличалась добрым, и никто

Ее не пожелал. И Государь условие поставил: если принц

Добиться первой не сумеет силой, непременно должен будет он

Жениться на второй, которой не желал никто, невесте краснолицей,

Которая сама себя столь безобразной сознавала, что всегда стремилась

От взоров спрятаться и не глядеть в глаза мужам и женам -

Да, находились те, к кому она, однако, приставала, - и была виновницей их смерти.

И первую все называли Славой, а вторую, - О родная,

Как можешь ты меня на привязи удерживать - вторую звали Стыд.

Я взрослый муж, и должно мне творить деянья мужа.

Скакать оленьим следом? Следовать Христу и Государю,

Жить чистым, лжи не говорить, неправду исправлять, идти за Королем,

Иначе для чего еще родиться?"

И ему на это отвечала мать:

"Мой милый сын, но сколькие ему еще не верят,

Иль не поверят вовсе в то, что он - Король законный,

Хоть я всегда и знала сердцем: он - Король,

Бывая часто с ним в мои младые годы и слыша его царственныя речи,

И в нем я сомневалась так же мало, как и он в себе;

Я чувствовала - мой он, мой ближайший родич; все же,

Ужель ты жизнь нетрудную оставишь здесь, рискуя всем,

Чем ты владеешь, и самим здоровьем до последнего предела

За Короля, не признанного всеми? Оставайся,

Доколе не разсеется туман, скрывающий его рожденье,

Хотя б немного. Оставайся, милый сын.

И тотчас отвечал Гарет: "И часа не пробуду,

Когда ты дашь - а я пройду сквозь пламя,

О матушка, чтоб этого добиться - мне позволение уехать.

Не признан тот, кто прах отряс разрушенного Рима

С границ державы нашей, кто сломил хребет

Боготворившим идолов, народу дав свободу?"

И так, когда, в конце стараний долгих отвести

Гарета от намеренья, с которым вырос он, признала Королева,

Что воля сына неколеблемо едина, в ухищреньи

Она дала ответ: "Пройдешь ты через пламя? Чтож,

Идущий сквозь огонь едва ли дым заметит. Так иди,

Когда ты должен; но с одним лишь испытаньем:

И ты прежде просить не будешь у Артура рыцарского посвященья, -

Так я желаю от любви твоей и послушанья,

Как мать твоя"

Гарет в ответ воскликнул:

"Пускай оно тяжелым будет, иль их будет сотня

Но лишь скорей! Скорей скажите мне, какое это испытанье!"

Но медленно произнесла она, на сына глядя:

"Принц, ты поедешь ко двору Артура не в своей одежде,

Но как слуга наемный - разносить питье и яства,

С кухонной закопченной челядью и прочею прислугой

На пиршествах. И никому ты имя

Свое не назовешь. И так прослужишь ровно год и день".

Так мнилось Королеве, что, когда ея узнает сын,

Что к славе путь единственный лежит чрез чад и копоть

Кухонной службы, царственная гордость не позволит

Ея Гарету верному иди такой дорогой; и тогда

Он рядом с ней останется, надежно спрятан

За замковой стеной от звона ратной стали.

Гарет молчал недолго, а затем ответил:

"Раб телом может быть душей свободен,

И я турниры видеть буду. Я твой сын,

И матери своей - тебе - повиновением обязан. Оттого

Согласен я твою исполнить волю. И отныне

Я ко двору поеду не в своей одежде,

Но чтоб служить средь закопченной челяди кухонной

И имя никому не назову свое - да, даже Государю".

Гарет еще помедлил. Материнский взгляд

Исполненный тоски и страха пред его отъездом, неотступно

Его встречавший, как бы юноша не повернулся,

Решительность его намеренья смутил, пока в свой час

Он не очнулся от могучих звуков ветра,

Что с ревом тьму сметал за грань разсвета. И Гарет,

Встав, разбудил двух старых слуг, которым от рожденья

Он был доверен, и пока его не услыхала бдительная мать, пустился в путь.

Одеты были эти трое как пристало землепашцам,

И лица их на юг глядели. Птицы

Деревьев кроны, небо наполняли звуками мелодий.

Холмов сырые склоны зеленели, а живая зелень

Живыми искрами цветов горела, ибо миновала Пасха.

Когда ж стопы их утвердились на равнине,

Что разширялась к основаньям Камелота, вдалеке

Они увидели в серебряном тумане колесо луны,

Катящееся над высокой Королевскою горою,

Что между лесом и полями возвышалась. Иногда

Сверкала города великого вершина; иногда до половины шпили

И башни выступали из тумана; иногда сияли

Одни могучие ворота, открывавшиеся в поле

Под городом. И вдруг исчез весь город.

И бывшие с Гаретом изумились, и один из них воскликнул:

"Не надо нам идти туда, мой повелитель. Чародейский это город,

И Королями эльфов он построен". Вторил, словно эхо

Ему другой: "Мой господин, от мудреца слыхали

Мы у себя на Севере, что здешний Государь -

Не Государь совсем, подменыш из земель, где правит колдовство,

И что язычников он колдовскою одолел подмогой

И Мерлина нездешней тайной силой". Первый вновь

Сказал: "Мой принц, здесь никакого города нет и в помине,

Одно виденье лишь",

Им отвечал Гарет

Со смехом, что в крови его достанет тайной силы

От царственных корней и молодой надежды

Закинуть старца Мерлина в пучину моря Сарацинского, и так обоих

Он, нежеланья их не слушая, толкнул к воротам.

И не было вторых таких же врат под небом.

Зане босой ногой на камень замковый, что был изогнут,

Подобно непрестанно плещущей волне, ступала

Владычица Озерная, ея одежды

Струились, облегая тело точно воды,

Но ее руки сильные, красивые, раскинувшись крестом,

Парили под карнизом; и вода за каплей капля

Стекала с рук; и на одной ладони

Владычица держала меч, а на другой - кадило,

Хранившие следы ветров и бурь;

А на груди ее священный символ - рыба,

Была изображена; и тут же рядом

По обе стороны таинственные изваянья

Артура войны представляли, в них

Совсем недавнее сплеталось с древним,

Так прочно, будто Время не существовало,

Что голова кружилась у смотревших снизу.

На вершине стояли те три Королевы, что Артуру

В нужде по-дружески дарили помощь.

И бывшие с Гаретом, как застыв, смотрели

На изваяния так долго, что переплетенья

Ветвей, драконов и эмблем эльфийских

Пришли в движенье, бурно закружились; обратясь к Гарету

Вскричали слуги: "Принц, врата живые!"

И сам Гарет так долго взгляд не отрывал от изваяний,

Что и в его глазах оне пришли в движенье. Вдруг

Как гром, со стен раздалась музыка. Отскочили от ворот все трое,

Из города навстречу им длиннобородый старец

Явился, говоря: "Кто вы такие, чада?"

Гарет ему в ответ: "Мы землепашцы,

Оставив плуг на борозде, сюда пришли

Взглянуть на славу Государя нашего, но эти парни,

(Ваш город движется в тумане так чудно)

Все сомневаются, Король ли наш Король, иль может быть, пришлец

Из Колдовской страны; и не волшебною ли силой

Воздвигнуто все это Королевами и Королями эльфов;

И есть ли здесь на самом деле город, или

Все это - лишь видение; и музыка к тому же

Их напугала; так скажи им правду".

И отвечал Провидец старый, с ним шутя, и молвил:

"Я видел, чадо, как корабль изрядный плыл

Вверх килем, мачтой вниз, по небу, видел башни

Могучие, на воздухе, вверх основанием - вот это правда;

Но коль она тебе не нравится, сочти за правду

Все то, что ты мне говорил. Ведь в самом деле,

Как ты сказал, когда то Короли и Королевы эльфов

Построили сей город, чадо; из священного ущелья

Они явились на восход, и каждый арфу нес в руке,

И город возвели под звуки арф. И вот, как ты сказал, он заколдован, чадо.

Зане здесь все не так, как кажется, помимо Короля; хотя

Иные утверждают, что Король - лишь тень, а настоящий - город.

Ты ж берегись его, ведь если ты под этой аркой

Пройдешь, окажешься рабом у колдовства, и свяжет Государь

Тебя обетами такими, что позор для мужа

Свободным быть от них, но все же нет на свете мужа,

Что б их соблюл; но если ты страшишься этой клятвы

Обетной, отступись от этих врат и возвратись

К житью среди скота в полях. Зане, коль музыку ты слышишь,

Похоже, эльфы продолжают строить, ведь сей город

Построен музыкой, а значит - не был никогда построен,

И потому построен навсегда".

И рек Гарет,

Разгневан: "Старче, кабы не почтенье к бороде твоей,

Столь белой, что с пречистой правдой схожа,

И по длине с твоим почти сравнима ростом! Почему

Ты насмехаешься над пришлецом, который был с тобою

Учтив в беседе?"

Но Провидец отвечал:

"Ты что ж, не знаешь о Загадках Бардов?

"Смутить, прельстить, пересказать, недосказать,

Причину дать и убежать". Не так уж над тобой

Я насмехаюсь, как надо мною ты смеешься, и над всеми,

Кто смотрит на тебя, ведь ты не тот,

Кем кажешься, а ныне ты над Королем собрался посмеяться,

Над тем, кто и мгновенной тени лжи не переносит".

И так окончив слово без насмешки, повернул направо

Насмешник, и ушел равниной; и смотря ему вослед,

Сказал Гарет: "Ребята, наша ложь в одеждах белых - словно привиденье

Здесь при дверях затеи нашей. Чтож, пусть любви

В вину вменится это, но не матушке, не мне; потом

Мы нашу принесем епитимью".

Так с радостью добросердечной

Он рек, и разсмеялся, и вступил со спутниками вместе

В ворота Камелота, города дворцов, под призрачною дымкой

Свое величие являвших, изпещренных

Эмблемами старинных Королей, свою судьбу запечатлевших в камне:

И Мерлин, Маг Артура, сведущий во всех искусствах,

Своей рукой касаясь тех камней по повеленью Государя

Венчал их кровлями остроконечными, чьи шпили

Ввысь устремлялись к небесам. И то и дело

Через врата из города иль в город, к государевым палатам, рыцарь

Спешил, звеня доспехом; этот звон Гарету было в радость слышать.

А из беседок и из башенок сверкали

Дам чистых очи, словно звезды, что любовью исцеляют.

И множество народу шло, и каждый был здоров

И радостен, как будто бы пред ликом благородным Государя.

Затем, в палаты королевския взойдя, Гарет услышал голос,

Артура голос, и увидел высоко над головами в многосводном зале

Сиянье Государева присутствия на троне, суды

Вершащего, - и больше не глядел - но ощущал,

Что сердце юное его в груди стучит, и этот стук

Кузнечным молотом тяжелым отдается

В его ушах, и думал: "Полупризрак лжи в моих словах

Причиной станет приговора мне от Государя". Все же

Прошел вперед, страшась застать Гавейна иль Мордреда,

Но не увидел ни того и ни другого, но везде ,

Во всех глазах внимательных высоких рыцарей, что возле трона

Стояли - чести свет, сияющий подобно

Звезде, росой омытой, веру в Короля,

И чистую привязанность, и блеск победы и добытой славы,

И ненасытной жажды обретенья славы большей. Между тем

Вдова пришла к Артуру, вся в слезах: "О щедроте

Прошу тебя, Великий Государь! Отец твой Утер вырвал поле

Насильем у супруга моего покойного; зане вначале

Сколь ни сулил он золота, всеж поле нам пригоже было,

И мы не уступали; и тогда он силой отнял

Его у нас, оставив нас без поля и без денег"

И рек Артур: "Чего бы Вы желали? Поля или денег?"

И дама отвечала, плача: "Нет, Владыка, поле

В очах супруга моего пригоже было".

Артур же ей: "Владейте вновь своим пригожим полем,

И трижды золотом возмездие примите, потому что Утер

Им пользовался, из разчета по годам. Щедрот

Нет в этом, только справедливость, так пускай же Ваше слово

Себя здесь оправдает. Проклят тот,

Кто, словно правом, прикрыться хочет сделанной отцом неправдой!"

И когда она ушла,

Еще одна вдова явилась и воскликнула в лицо Артуру:

"О щедроте прошу тебя, Великий Государь! Врагиня я

Твоя, Король. Своей рукой дражайшего супруга

Ты моего убил- он Утера был рыцарь - в Войне Вельмож,

Когда возстали Лот и многие другие, и с тобой сражались,

Тебя считая низкородным. С ними я была, и мне противно

Тебя просить о чем либо. Но вот, мой деверь сына моего пленил

В свой замок как раба, и голодом до смерти заморил, и захватил

Наследство то, что ты, убив отца, оставил сыну.

И так, хоть ненависть едва дает мне сил просить тебя о чем то,

Пошли со мной кого нибудь из рыцарей сразиться за меня,

И вора грязного убить, и отомстить за сына".

И тотчасже достойный рыцарь выступил вперед:

"О щедроте прошу, Великий Государь! Я родич этой дамы,

Дай мне исправить причиненное ей зло и наглеца убить".

Но тут сэр Кей явился, сенешаль, воскликнув: "Государь Великий,

О щедроте прошу: о том, чтоб отказал ты ей в щедротах,

Той, кто тебя презрела перед всей палатой,

Ни в чем щедрот для ней, иль разве

Целительнейший дар ей дай: смирительныя узы вместе с кляпом".

Но рек Артур: "Мы на престоле нашем для того, чтоб помогать

Обиженным во всей державе нашей. Своего супруга любит дама.

Так мир тебе, о женщина, с твоей любовью

И ненавистью! Короли былых времен тебя бы осудили на костер,

Аврелий Эмрис бы с тебя велел снять кожу,

А Утер - твой язык отрезал бы. Но ты ступай, чтоб слава

Свирепая тех прежних королей не пала на меня! И ты,

Кто родич ей, ступай за нею; низложи, но не казни

Ея обидчика, но приведи сюда, чтоб смог я разсудить по праву,

В согласье с королевским правосудьем; и тогда,

Коль он виновен будет, я клянусь безсмертным Государем,

Что жил и умер ради нас, тот человек умрет".

Затем вошел в палату вестник Марка,

Корнийцев короля, чье имя оставляло горький привкус

В державе повсеместно. На руках он нес,

Всех изумив весьма, наряд из золотой парчи, сиявший, словно поле

Горчицы дикой в летний час затишья меж дождями.

И вестник это платье положил пред троном и, склонив колено,

Промолвил, что его вассал-король, его властитель,

Свои стопы направил в Камелот, услышав, что Артуру

Угодно было славного двоюродного брата Марка,

Тристрама, сделать рыцарем, и, саном королевским возносясь над братом,

Марк чаянья исполнен, что его сеньор

Ему тем более подаст такую милость; и потому он просит

Принять сей золотой наряд как знак от преданного сердца.

И закричал Артур: "Порвать на части это платье!",

А клочья бросить повелел в камин, где пламя

Дубовыя поленья пожирало. "Славный рыцарь!

Как! Марков щит повешен будет среди этих?"

Зане посредь стены в том длинном зале

Тройной величественной чередой щиты - из коих

Одни с гербами были, белыми иные, третьи ж

Обозначались как пустое место над именем - висели над камином.

И имя каждого из рыцарей под ними - был таков обычай у Артура:

Когда достойный рыцарь совершал достойное деянье,

В стене палаты высекали щит его, когда же подвиг

Он вновь вершил, герб наносился на щите, но если

Ни одного не совершил деянья рыцарь, только имя

Его вносилось на стену, а выше - оставалось лишь пустое место:

И увидал Гарет Гавейнов щит с гербом, украшенным богато,

Мордредов же - пустым, как смерть; и громко повелел Артур

Порвать то платье и швырнуть в огонь камина.

"Скорее мы лишим его венца, чем посвященье в рыцари даруем

Ему, за то что королем его зовут. Придя средь королей,

Как вам известно, от взаимных войн мы отвели их руки,

Им трон оставив и венец; иные среди них щедры, добросердечны,

И милостивы были, истинны в речах, полны отваги - их

Мы приняли средь наших, и они сейчас в палате этой. Но поскольку Марк

Высокий титул короля покрыл позором, равно как

И званье б низкое слуги он запятнал, а ныне видя,

Что нам прислал он золотое одеянье, - возвратись к нему и удержи

Его появленья перед нашими очами, а иначе

Свинцовыя одежды мы наденем на него, и тот навек умолкнет,

Кто щедр на сплетни, заговоры, и богат лукавством,

Советом ядовитым, и всегда готов ударить в спину из засады.

Ты неповинен; Кей, наш сенешаль, присмотрит

За тем, чтоб утолить нужду твою и отпустить домой довольным -

Будь проклят бьющий так, чтоб незаметною рука осталась!"

И многие еще прошения и жалобы в слезах пришли принесть,

Вопя о разоренье от зверей и лиходеев, и на всякой просьбе

Вставал один из рыцарей и уезжал с просившим.

Гарет последним, положив тяжелыя ладони

На плечи спутников своих, меж ними к Королю приблизился и попросил:

"Яви мне щедрость, Государь Великий (голос

Его дрожал, стыда исполнен), ты ведь видишь, как я слаб

И голодом измучен - опираюсь на чужия плечи. Мне позволь

Служить за пищу и питье на кухне у тебя двенадцать месяцев и день,

Не спрашивая имени. Потом я буду биться".

Государь ему в ответ:

"Ты славный юноша и дара большего достоин!

Но коль ты большего не хочешь, пусть же Кей

Над пищей и питьем глава, твоим главою также станет".

И, встав, ушел. И Кей, с лицом изжелта-бледным

Похожим на растение, что чувствует, как корни

Его лишайник белый гложет,

"Эка! Эка!

Сей молодец дал деру из какого то аббатства, где ни говядины, ни пива

Ему в охоту не давали, Бог свидетель, как бы ни ложился случай.

Но если он работать будет, зоб его набью я

Как голубю, бока же залоснятся у него совсем как у ежа".

Тут Ланселот встал рядом с ним: "Сэр Сенешаль,

Ты знаешь толк в ищейках, гончих, и в любых породах псов,

И в лошадях ты сведущ, но людей, однако, вовсе ты не знаешь;

Широкий ясный лоб, густой изящный волос,

Нос удлиненный с тонкими широкими крылами, руки

Большия и красивыя! - У юноши есть тайна -

Но, будь он из овчарни или из палаты королевской, этот парень

Природным благородством обладает. И обходись

Ты с ним со всем радушием, чтоб он не посрамил твое суждение о нем".

Но Кей: "Что ты лепечешь там о тайне? Уж не хочешь

Сказать ты, что молодчик подложит яду Королю на блюдо?

Нет, - слишком по-дурацки говорит он. "Тайна!"

Когда бы парень этот благороден был, коня бы он просил с доспехом,

Прекрасно сложен и красив, - куда там, право слово!

Сэр Светлолик, Сэр Белоручка, - Ланселот, ты сам

Смотри внимательней, не то твоя учтивость как нибудь однажды

Тебя надует, - мне ж оставь того, кто мне поручен".

И так Гарет терпел, одной лишь славы ради, закопченное ярмо

Кухонной службы, ел свой кусок с прислужниками юными под дверью

И спал в одной каморке грязной с кухонными мужиками.

А Ланселот с ним был всегда приветлив и любезен,

Но, невзлюбив его, Кей сенешаль, шпынял и донимал работой

Превыше остальных товарищей по очагу и посылал

Дрова колоть иль по воду иль вертел

Вращать, иль погрубей работу делать; и Гарет, склоняясь в послушанье

Пред Королем, любое дело исполнял с той благородной простотою,

Что скрашивает самый черный труд. Когда же слуги

Беседы меж собою заводили, и один из них хвалил

Любовь, связующую Короля и Ланселота; - как Король

Спас дважды Ланселоту жизнь в сраженье, и однажды - Ланселот Артуру.-

Зане был первым на турнирах Ланселот, а Государь -

Сильнейшим выходил на поле брани, - счастлив был Гарет.

Иль если кто еще разсказывал о том,

Как некогда лесничий на разсвете, забредя далеко

За синия озера меж холмов и за туманные заливы моря

На высочайшей Каэр-Эйрири вершине, Короля нашел нагим младенцем,

О коем возвестил Пророк: "Отходит он на Остров

Авилион; отходит он, и изцелен и умереть не может", -

Гарет был рад. Когда же в низкие предметы опускалась их беседа,

Он жаворонком начинал свистел иль запевал какой нибудь рондель старинный,

Так громко, что сперва над ним смеялись, но потом

С почтеньем стали слушать. Иль, бывало,

Гарет сказанье дивное сплетал о рыцарях, что пролагали

Свой путь, бурлящий алой кровью сквозь драконьи стаи в двадцать дюжин крыл,

И все приятели, собравшись в круг, разинув рты, сидели

Или лежали, праздные, в очаровании, доколе сенешаль,

Сэр Кей, на них не налетал, как ветра неожиданный порыв

На кучу мертвых листьев, всех разметывая. Или же когда прислуга,

Между собою забавляясь, состязалась в ловкости, то он

Бросая палки или камни на два ярда, неизменно победителем считался;

Когда ж случалось быть турниру, и добыть у Сэра Кея позволенье

Гарету удавалось, он к ристалищу спешил и, видя,

Как рыцари сшибаются друг с другом, точно волны, что бегут на берег,

А после отступают, как копье разит, как кружит добрый конь,

Уж он себя едва ли чувствовал и был как будто в изступленьи.

И так прожил он месяц средь прислуги;

Но в месяц новый Королева-мать, раскаясь в том, что клятву

С него взяла, тоскуя в опустевшем замке без детей,

В срок между убыванием и прибыванием луны

Послала сыну своему гербовый щит, его освобождая от обета.

Когда ж Гарет услышал это от конюшенного Лота,

С которым в детстве некогда они играли в рыцарския схватки,

И начертив в песке овал, бросались друг на друга от его сторон, -

Стыд никогда девичьи щеки алой краскою так ярко

Не красит, как от радости Гарет зарделся. Засмеялся

Он, заскакал. "Из дыма прочь, одним движеньем

От ног Лукавого я оказался на коленях у Петра святого - эта весть

Лишь для меня пусть будет, и не больше - нет, еще для Государя,

Спускайся в город". И с тем он случай стал искать

Наедине остаться с Королем; когда же случай этот выпал, он сказал:

"Я сотрясал в седле могучего Гавейна твоего, когда с ним бился на досуге;

Так говорил он сам; да, я копьем владею. Посвяти

Меня ты в рыцари свои - но тайно! Пусть сокрытым имя

Мое останется, и дай мне первый поиск - точно пламя

Из пепла я возпряну" -

Здесь спокойный взгляд Артура

На нем остановился, испытуя; и лицо Гарета краской

Покрылось, и с поклоном целовал он руку Государю,

И Государь ответил: "Сыне, матушка твоя дала мне знать,

Что здесь ты, и она желала, чтоб твое желанье я исполнил.

Тебя принять средь рыцарей моих? Но рыцари мои дают обет

Отваги безпредельной, безпредельного великодушья ,

А коль придется полюбить - быть безпредельно верными в любви,

И Королю повиноваться также безпредельно".

Легко, одним прыжком, с коленей встав, Гарет:

"Мой Государь, пределов мужества не знать тебе я обещать могу.

О послушанье безпредельном ты спроси того, кому

Меня ты отдал под начало, - Сенешаля Кея,

Некроткого разпорядителя питья и яств. Чтож до любви,

Господь свидетель, я любви еще не знаю,

Но от любви не отрекусь, коль будет Божья воля".

И Король:

"Тебе дать рыцарское посвященье тайно? Пусть, но он,

Наш благородный брат и муж вернейший,

Со мной во всем единый, он обязан будет знать".

"Пусть знает Ланселот, мой Государь, пусть знает Ланселот,

Вернейший, благороднейший средь преданных тебе!"

И Государь:

"Но как снискать тогда ты сможешь восхищенье у людей?

Нет, лучше пусть уж для меня, для Государя своего, и ради

Самих деяний рыцари мои деяния вершат, чем чтоб молву

Трескучую питать"

И радостно спросил Гарет:

"Не заслужил ли я пирог, который сам испек?

Позволь мне имя самому себе создать! Мои деянья

О нем разскажут: так не больше дня продлится".

И руку положив Гарету на запястье, улыбнулся

Король великий, и невольно восхитился тем,

Как юность полнокровная ему доверчиво открылась. После

Он Ланселоту рек, призвав его наедине: "Я поручил Гарету первый поиск:

Пока он не испытан. И посему смотри: когда в палате

Он вызовется сам на подвиг, ты седлай коня

И вслед за ним скачи, к нему не приближаясь, львов, что на твоем щите,

Сокрыв, и издали, насколько сможешь, наблюдай,

Чтоб в плен он не попал и чтобы не погиб в сраженье".

И вот случилось в тот же день: в палаты Короля

Явилась некая высокородная девица, и ея чело

Белей боярышника было, а ланиты - точно яблоневый цвет,

С очами соколиными, и тонкий нос

Чуть поднимался кверху, словно лепесток цветка. За нею

Паж следовал, когда она вошла в палату, восклицая:

"О Государь, ты внешнего врага изгнал, и ныне

Взгляни же на врага в твоих пределах! Мосты и броды

Обложены бандитами, и всякий, кто одной владеет башней

Себя Владыкой мнит вокруг на лигу. Для чего вы здесь сидите?

Будь я на троне, Государь, покоя я б не знала, до тех пор,

Пока и самое далекое владенье не очистится настолько

От кровожадности проклятой, насколько покрывало

На жертвеннике в храме вашем чисто от той Крови

Что даже каплю малую пролить или разбрызгать - грех".

"Утешься", рек Артур, "здесь ни я, ни те, кто предан мне

В покое праздном не сидим: и рыцари мои блюдут свои обеты,

И пустошь самая безлюдная в державе нашей, милая девица,

Такой же безопасной будет, как и центр палаты этой. Как

Зовут тебя? И в чем твоя нужда?"

"Как имя?"

Она в ответ, "мое? Меня зовут Линетта; я дворянка; а моя нужда -

Твой рыцарь, что бы бился за сестру мою, за Лионорс,

Владычицу высокородную, богатую землею,

Красавицу, - она меня красивее гораздо, - что живет

В Опасном Замке; там река петляет трижды вкруг ея жилища,

И три моста над нею в тех местах, и те мосты

Три брата-рыцаря удерживают, а четвертый,

Сильнейший среди них, мою сестру в осаде держит в замке,

Ея сломить желая волю и на ней жениться; впрочем

Он исполненье отложил своей затеи с тем, чтоб сэра Ланселота

Послал ты с ним сразиться, первого из рыцарей твоих, -

Уверен он, что победит героя, и тогда, со славой,

Он женится; моя ж сестра женою станет лишь того,

Кого сама полюбит, или - в монастырь уйдет.

Вот почему явилась я сюда за Ланселотом".

Артур же, размышляя о Гарета просьбе, отвечал:

"Девица благородная, известно Вам, что Орден наш живет,

Чтоб сокрушать всех лиходеев в нашем Государстве. Но скажите,

Четверка эта, кто они? Что за разбора люди?"

"О Государь, они весьма нелепого разбора, они из тех

Бродячих рыцарей, что делают лишь то, что им самим угодно;

То вежественны, то звероподобны, как народ, что над собой не знает

Ни государя, ни закона; три из них, кичась воображеньем,

Себя прозвали Днем: Звездою Утренней, Звездою Полдня и Звездой Вечерней;

Ни каплей не разумней их четвертый; разъезжает всюду

Он в черных латах на огромном теле, полузверь и получеловек, и дикость

Его не знает грани. Сам себя он называет Ночь, а чаще - Смерть,

Он на верхушке шлема носит череп, на гербе ж его - костяк,

Как знак того, что всякий, кто убьет иль избежит трех братьев,

Смерть примет от него и вступит в царство безконечной ночи.

Безумцы вся четверка, но они могучие мужи.

Вот почему явилась я сюда за Ланселотом".

Тут сэр Гарет возвысил голос свой, поднявшись,

И взгляд его горящий возвышался над собранием: "О щедроте прошу

Твоей, Великий Государь, - о сем скитанье!" и затем,

Зане заметил Кея он, что рядом с ним взревел почти что раненным быком,

"Да, Государь, тебе известно, я - всего лишь кухонный мужик,

Но яства разнося твои и питие, я сделался силен,

И разтоптать могу и сотню этим рыцарям подобных.

Ты обещал, Владыко", и Артур, взглянув ему в лицо,

На миг нахмурился: "Шероховат, порывист

Прощения легко достоин, как и рыцарского званья, -

И посему иди", и в изумление пришли все, слышавшие это слово.

Но на челе девицы стыд, гордыня, гнев

Боярышника белизну истлили; руки ввысь воздев

"Позор тебе, Король", она вскричала, "первого из рыцарей твоих

Просила я, а ты суешь мне мужика из кухни!"

И не успел никто ее в палате той остановить, как, повернувшись,

Она бежала прочь вниз по аллее, что вела к Артуровым палатам,

И на коня вскочила, и по улице крутой промчалась вниз, и миновала

Таинственныя белыя врата и там остановилась ненадолго

У поля для ристалищ, прошептав: "Мужик из кухни".

Из той палаты открывались две двери высоких,

Одна из них вела к мощенной плитами аллее

Где Государь гулял в часы разсвета, глядя на равнину

И лес; отсюда лестница парадная спускалась,

Теряясь между шпилей городских и крон цветущих;

И этой главной дверью вышел Государь. Но напротив очага

Была другая дверь, столь высока, что всадник,

Сколь бы высоким гребнем ни был шлем его украшен,

В дверной проем проехать мог и косяков не тронуть;

И через эту дверь девица выбежала в гневе; и затем

Через нее же сэр Гарет спустился и увидел

Внизу у лестницы дар Короля Артура, целое сокровище, ценою

В полгорода, - боевого скакуна кровей чистейших, рядом

Стояли двое - те, что с севера явились с ним; один держал

Щит без девиза и герба и шлем; второй -

В одной руке узду, в другой копье; и сэр Гарет

Завязки развязал плаща, что от ключиц до пят

Его скрывал, из грубой ткани сшитый, и откинул прочь,

И точно пламя, умиравшее уже, казалось бы, без пищи,

Вдруг вспыхнул панцирь, как у тех созданий тусклых,

Что в некий день безцветный кокон сбросив с крыльев,

Являют самоцветные доспехи прежде чем взлететь; так и Гарет

Сверкнул оружьем прежде чем пустился в путь,

И тут, когда он шлем надел, и принял щит, и сел в седло,

И взял копье из древесины, выросшей под бурными ветрами,

Увенчанной железком изостренным из каленой стали,

Вокруг него народ столпился не спеша, и толпы слуг из кухни

Валили, видя, что в доспехах тот, кто среди них

Работал веселее и проворней всех, кто в их глазах

Заслуживал любви одной, бросали в воздух шапки и кричали:

"Благослови, о Боже, Короля и вместе с ним - все Братство!"

И улицами в радостных приветствиях Гарет спустился по крутому склону

И за ворота выехал. И радовался этому Гарет;

Но так же, как щенок, которого хозяин отзывает, между тем как он

С другим щенком затеял свару, не успел в крови волненье

Исходом боя успокоить и помнит обо всем, так Кей

Шептал из за двери с презрением к Гарету, погонять

Его привыкши и шпынять:

"Его облечь скитаньем!

Верхом, с оружьем! - лихо перебрал Король!

Холопа моего, золу и пепел! Слуг брать для дела своего, -

Когда огонь твой обезсилел, мой горит от гнева!

На западе отныне солнце всходит и садится на востоке?

Уехал мой холоп! - Нет, в самом деле, этому виной

Какой нибудь удар по голове, что с юности остался недолечен,

Его отправил ныне разум поискать то время. Да, безумье!

И как мужик осмелился возвысить голос,

Себя во всеуслышанье кухонным мужиком назвав. Ну-ну!

Он был ручным со мной и смирным, до поры, покуда Ланселот

Его гордыню не распетушил. Ну чтож -

Я за холопом громогласным поскачу, и мы посмотрим,

Признает ли он еще во мне хозяина. Пришел из копоти он дымной,

И если выдержит мое копье, по Божьей благодати,

Он рухнет в грязь, а из нее - когда Король от своего безумья

Пробудится, - в свой дым воротится".

Но Ланселот

Ему на это рек: "К чему ты, Кей, идешь на Короля,

Ведь тот, кого клянешь ты, незапятнан лестью или ложью,

Но лишь смиренно Королю служил в твоем лице.

Послушай моего совета, не спеши: мальчишка крепок

И резв, и знает, как с копьем общаться, и с мечом". "Ну-ну",

Кей отвечал, "с таким излишком вежества вы молодцы

Холопов дюжих с толку мне сбивать", и сев в седло,

Он сквозь ряды безмолвные народа проскакал по склону за ворота.

Но дева, задержавшись возле поля для ристалищ,

Роптала тихо: "Почему презрел меня Король?

Ведь, даже если б Ланселот не смог со мной поехать,

Был волен Государь послать со мною одного из тех,

Кто бьются за любовь красавиц благородных и за славу,

Чем этого - о праведное Небо, порази его! -

Кухонного холопа!"

К ней подъехал сэр Гарет,

(Немного бы нашлось ему подобных статью),

В сияющих доспехах: "Благородная девица, этот поиск - мой,

Ведите, я иду За Вами". И в ответ она, -

Как если бы, учуяв смрадный гриб в лесу,

И думая, что рядом где то дохлый зверь - то ль землеройка,

То ль ласка - тонкия зажала ноздри, восклицая: "Прочь!

Изыди - от тебя разит от головы до пят кухонным жиром,

И посмотри, кто за тобою едет" - то был Кей.

"Ты не узнал меня? Хозяина? Я Кей.

У очага твое пустует место".

И в ответ ему Гарет:

"Уж боле не хозяин ты! Тебя я превосходно знаю, да -

В Артуровых палатах самый нелюбезный рыцарь" - "Ну, тогда,

Держись", воскликнул Кей. Они сошлись, и Кей

С коня свалился, вывихнув плечо, Гарет же повторил Линетте:

"Ведите, я иду за Вами", и она умчалась, точно вихрь.

Но дерн и галька все ж не век из под копыт летели

Ея коня, в груди которого вот-вот готово было разорваться сердце

От гонки бешенной. Она остановилась

И, увидев, что Гарет ее уж обогнал, заговорила:

"Что делаешь ты здесь, со мной, оборвыш с кухни?

Не мнишь ли ты, что я приму тебя в помощники иль более любезен

В моих глазах ты стал лишь потому, что хитростью, достойной труса,

Иль просто из за случая несчастного тобою твой хозяин

Был выбит из седла, убит - тобой!

Посудомойщиком и вертела вертельщиком, - по мне

Все так же, как и прежде от тебя несет кухонным чадом, пентюх!"

"Сударыня", ей отвечал Гарет, "все, что угодно, говорите,

Но, что бы ни сказали Вы, я не покину Вас, доколе

Сей славный поиск не исполню или в нем

Я не погибну"

"Ах, исполнишь ты сей поиск?

Спаситель, как он говорит - совсем как благородный рыцарь!

Плут нахватался слов высоких и манер, подслушивая у камина.

Однако скоро уж, холоп, тебя ждет встреча с тем,

Кому, холоп, ты ради всей похлебки, что когда либо варилась,

Взглянуть в лицо хотя бы раз единый не посмеешь".

"Я попытаюсь", отвечал Гарет с улыбкой,

Ее приведшей в бешенство, и вновь она умчалась

По долгим и широким тропам через лес безкрайний,

И вновь подвергся унижению Гарет.

"Сэр Служка-с-кухни, ту единую тропу, которой рыцари Артура

Сквозь лес идут, я потеряла; в чаще же разбойников - что листьев;

Коль нас убьют обоих, от тебя я, наконец, избавлюсь.

Сэр Оборванец, вертелом тем длинным, что ты держишь,

Умеешь ли ты пользоваться? Если да, дерись: с единого пути я сбилась".

И так до сумерек, сменивших час вечерни, оба,

Свой продолжали путь - язвящая с язвимым;

Затем, поднявшись долгим склоном, увидали

Они сквозь безконечныя верхушки сосен с чашей схожую ложбину,

Спускавшуюся в золотистый мрак на запад, и внизу

Болото было, круглое, как красный глаз совы,

Мерцавший тускло в умирающем закате; крики

Оттуда поднимались, а затем вдруг выбежал слуга

Из черной чащи, с криком: "Господина моего связали

И утопить хотят в трясине". И Гарет на это: "Связан я обетом

Неправедное исправлять, но всеж еще теснее узы

Того обета, что меня связали с Вами", и когда она ответила с презреньем:

"Ведите, я иду за Вами", он воскликнул: "Следуйте за мною, я веду!"

И вниз меж сосен углубился; там, под черной тенью, у трясины,

По пояс скрытый в камышах, увидал, как шестеро верзил

Седьмого, у которого на шее камень был, к трясине тянут. И троих

Тремя ударами Гарет утихомирил, остальные трое

Исчезли среди сосен; и камень, отвязав от шеи пленника недавнего, Гарет

Швырнул в болото, и масляной пузырчатой волной ответила трясина.

И наконец, Гарет разрезал путы, и на ноги подняться

Смог крепкий, словно сталь, Барон, друг ближний Государя.

"Как вовремя вы подоспели, а не то бы эта шайка негодяев

Со мною бы разделалась; и право, есть у них достойная причина

Меня так ненавидеть: обычай мой таков - ловлю я здесь воров

И в эту топь бросаю, как чумную падаль, привязав на шею тяжкий камень.

И в этих тусклых водах немало их гниет, но по ночам

Они отвязывают камень и встают, и в смутном свете

Мерцая, пляшут над болотом. Чтож, вы жизнь спасли,

Не самую ненужную для очищенья этих чащ, и я с охотой

И безконечной благодарностью воздам вам. Что угодно

Вам получить в награду?"

И Гарет ответил резко:

"Ничего! Дела мои я совершаю ради дел самих, во всем послушен

Артуру. Но девице этой не дадите ль Вы ночлега?"

На это рек Барон: "Охотно верю, что Вы

От Трапезы Артура"; краткий смех сорвался с уст Линетты:

"Да, истиннее истины самой - по своему, ведь он холоп на кухне

Артура! - но не мни, что будто бы тебя приму я,

Оборвыш, лишь за то, что с острым вертелом своим

Ты налетел на кучку малодушных браконьеров. Молотильщик

Их цепом разогнал своим - нет, от тебя

Все также кухнею разит. Но если этот благородный муж

Ночлег нам согласится предоставить, -

Прекрасно"

Так она рекла. За лесом в лиге

Прекрасная богатая усадьба, там, в горницах высоких башен

Сегодня пировали, и немало оставалось снеди,

Изысканной и дорогой, и мяса сочного на всех троих.

И перед барышней поставлен гордый был павлин, в то время как Гарета

Барон с ней рядом посадил, но тотчасже она вскочила.

"Мне видится, владетельный Барон, невежества избыток

В том, что со мною рядом Вы сажаете кухонного холопа.

Послушайте: сегодня утром я была в Артуровых палатах

И Короля просила отпустить со мною Ланселота, чтобы он

Сразился с Братством Дня и Ночи - самым

Последним чудищем, кого не в силах покорить никто,

Помимо рыцаря, о коем я просила, - только вдруг

Холоп безстыжий этот поднимает ор: "Скитание мое!

Я твой мужик кухонный, и от питья и яств я сделался могуч".

И тотчасже Артур безумный дал ответ: "Тогда езжай!"

И поручил скитание ему, ему - простолюдину, годному скорее

Свиней колоть, чем ехать смыть обиды знатной дамы

Иль даже сесть с девицей благородной рядом".

Тогда Барон, отчасти пристыжен и изумлен отчасти,

То на нее глядел, то на него, и наконец ее оставив

Сидеть одну с павлином горделивым, а Гарета за другим столом

С собою рядом усадил, и ужинал, а после начал речь:

"Друг, был холопом ты кухонным или не был,

Иль это лишь девичьего воображения игра, безумна

Она, иль сам Король воображенью волю дал или безумью,

Иль ни тому и ни другому, иль безумец - это ты, мне дела нет;

Но крепок твой удар, зане ты крепок и к тому ж добр

И жизни ты моей спаситель; посему теперь, -

У нас могучие мужи здесь бьются на турнирах - разсмотри,

Не хочешь ли ты возвратиться к Королю, чтоб дать девице

Опять молить его послать с ней Ланселота.

Прости ж меня: я так сказал твоей же пользы ради,

Спаситель мой",

И отвечал ему Гарет:

"Прощаю полностью, но я продолжу этот поиск,

Дню с Ночью вопреки, и Смерти вместе с Адом".

И так, когда наутро в краткий срок барон, обязанный спасеньем жизни

Гарету, вывел их на их дорогу и простился с ними, поручив Всевышней страже,

Рек сэр Гарет: "Ведите, я иду за Вами". И она ответила надменно:

"Я больше не бегу: на час я потерплю тебя.

Лев рядом был с ячменной брагою, холоп, в ковчеге,

Во времена потопа. Нет, сдается мне, что впредь и для тебя

Найдется у меня немного милости. Не хочешь ли ты возвратиться, дуралей?

Ведь безпощадно здесь ты будешь выбит из седла

И предан смерти; я ж затем вернусь к Артуру

И пристыжу его за то, что мне защитника нашел он

Лишь средь золы и пепла своего камина".

На это отвечал учтиво сэр Гарет:

"Как Вам угодно, так и говорите, я ж свое продолжу дело.

Час потерпев со мною рядом, обретете Вы

Удел мой столь же светлым, как у той,

Что некогда спала в золе и обручилась с королевским сыном".

Затем они достигли берега реки, что как змея

Петляла, извиваясь в долгих кольцах. Чащею густой

Покрыт обрывистый тот берег был; поток -

Силен и узок, мост с единственным пролетом

Его пересекал одним прыжком; а там, на дальней стороне шатер

Из шелка высился: златые клинья нисходили

По желтизне нарцисса, только купол был пурпурным, и багровый

Флажок тянулся по ветру. И перед тем шатром воитель,

Не знающий закона, разшагивал, невооруженный; громко

Он обратился к ней: "Сударыня, так это Ваш защитник,

Что привели Вы из Артуровых палат?" - "Нет, нет", она сказала,

"Король свое к Вам, Рыцарь Утренней Звезды, явил пренебреженье

И к Вашему безумью, и послал на Вас кухонного холопа.

Так берегитесь, чтобы безоружным он Вас не застал,

Напав внезапно, и не предал смерти: он не рыцарь, но холоп".

Тогда, на клич его: "О дочери Зари и слуги Утренней звезды, придите

Меня облечь оружием", из за завес шатра явились

Босыя, с непокрытой головою, три прекрасныя девицы

В одеждах розовых и золотых; ступни их ног в траве росистой

Сверкали белизной; а в волосах горели капельки росы

Иль самоцветы, словно искры в глубине Авантурина-камня.

В доспех его одели голубой и щит, того же голубого цвета,

С денницею, вручили. Молча наблюдал Гарет

За рыцарем, а тот стоял надменно, ожидая,

Пока к нему не подвели коня; у ног его, в реке сияла

Небесная лазурь, дрожа в волнах, и в ней - шатер тот пестрый,

Босыя ноги, рыцарский доспех, и розовое одеянье, и денница.

"Что смотришь ты?", спросила та, что наблюдала за Гаретом,

"Дрожишь от страха ты? Да уж, пора: беги,

Спасайся, вниз в долину, прежде чем в седло

Не сел он. О позоре кто твоем

Тебе вослед воскликнет? Ты не рыцарь, а холоп".

И рек Гарет: "Сударыня, холоп я или рыцарь,

Но легче мне две дюжины принять боев, чем слышать,

Как Вы меня поносите. Изящным словом

Вы б угодили более всего тому, кто в бой идет за Вас, но брань

Сейчас поистине угодней - силу гнева

Она дает моим рукам, и понимаю я,

Что выбью из седла его"

А тот, чьим знаком

Была звезда, сев на коня, воскликнул от моста:

"Мужик кухонный, послан из презрения ко мне!

С таким не буду биться я, но на презрение презрением отвечу.

Зане позором было б нанести ему урон тяжеле,

Чем выбить из седла, забрать коня с доспехом и пустить пешком

Обратно к Королю. Давай же, подходи, холоп и даму

Оставь. И берегись: холопу не пристало

С такою дамой ехать рядом"

"Пес, ты лжешь.

Я - отрасль рода более высокого, чем твой.

Он рек; и в скачке бешенной сошлись

Они, друг в друга врезавшись на среднем

Мосту, и копья у обоих покривились, не сломившись,

И оба рыцаря мгновенно, как из катапульты вылетают камни,

Из седел выпали, за крупы скакунов своих и мост,

Как будто мертвые; но быстро на ноги вскочили, и Гарет

Так устремился на противника с мечом, что оттеснил его

С моста назад, девица ж восклицала: "Славные удары,

Холоп кухонный!", доколе не разбит был щит Гарета; но одним ударом

Того, кто щит разбил он ниспроверг во прах.

И павший прокричал: "Оставь мне жизнь, сдаюсь!"

Гарет в ответ: "Коль эта барышня меня о том попросит,

Да - я легко дарую эту милость". Покраснев, она:

"Наглец чумазый! Мне тебя просить? С меня довольно

Того уже, что я с тобою рядом еду, да еще тебя просить

О милости!" - "Тогда умрет он". И Гарет шнурки на шлеме развязал,

Чтоб голову ему отсечь, но вскрикнула пронзительно девица:

"Чумазый, не дерзай убить того, кто благородней

Тебя". - "Сударыня, Ваш вызов для меня - как кладезь удовольствий. Рыцарь,

Ты жив ея веленьем. Встань и сейчас же поспеши к Артуру

И там скажи: тебя послал мужик кухонный Государя.

И умоляй его простить тебя за то, что ты его закон нарушил.

Я сам, когда вернусь, твоим ходатаем пред ним предстану.

Твой щит отныне мой - прощай; а Вы, девица,

Ведите, я последую".

И прочь она умчалась;

Когда же он нагнал ее, сказала: "Мне сдается,

Холоп, когда глядела я, как ты сражался на мосту,

Смрад кухни до меня чуть-чуть ослабевая доносился;

Но поменялся ветер: в двадцать раз сильнее

Его я чувствую". И с тем она запела:

"Денница, (не злодей высокорослый тот,

Которого ты колдовством иль случаем, ему несчастным,

Воспользовавшись, или хитростью какой, низверг презренно,

Денница, чья улыбка в синеве сияет, о звезда!

Мой сон предутренний и сбывшийся, сияй всегда!

И улыбайся, - здесь моя любовь мне улыбнулась.

Но ты, холоп ступай, подумай и беги:

Жестоко тот, кто охраняет здешний брод -

Второй из братьев в их безумной притче -

Тебе заплатит полным счетом, с головы до самых пят,

И не печалься о позоре: ты не рыцарь, а холоп".

Ей отвечал со смехом сэр Гарет: "В их притче?

Послушайте же притчу от холопа. В нашей кухне,

Где я служил средь прочих вместе, страшно жгучим был очаг,

И пса имел один товарищ мой свирепого, и скинув плащ,

Ему велел он: "Стереги", и не посмел никто на плащ тот посягнуть.

И Вы - как этот плащ, и Вас мне Государь

Вручил, чтоб я стерег, и я - как этот пес, я должен

Быть начеку, а не бежать, и - рыцарь иль холоп, -

Холоп, что служит Вам как полноценный рыцарь,

По мне, ничуть не хуже рыцаря любого для того,

Чтоб вызволить сестрицу Вашу",

"Сэр Холоп!

Да, да, холоп, за то, что ты сражался, словно рыцарь,

Холопом только будучи, ты ненавистен мне еще сильнее".

"О благородная красавица, Вам надлежало б тем сильней меня почтить,

За то, что будучи холопом лишь, я Ваших бью врагов".

"Да, да", она сказала, "но и на тебя найдется укорот".

И так, когда они второй излучины реки коснулись,

Громадный на громадном рыжем скакуне, в сплошной кольчуге,

Начищенной до ослепительного блеска, Солнце Полдня

Явился. Словно бы цветок, что будто шар, весь в стрелах с золотистым опереньем,

Вдруг увеличился тысячекратно, - так, пылая жарко, показался щит,

И точки черныя в глазах Гарета заплясали до тех пор, пока он взгляд

От рыцаря не отвратил. А тот поверх ревущего потока

Прогрохотал: "Зачем, пришел ты, брат, сюда, в мои болота?"

Ему в ответ чрез волны крикнула девица: "Здесь холоп

Кухонный из Артуровых палат, что брата твоего поверг на землю

И взял его доспехи". "Тьфу!" воскликнул Солнце и, подняв забрало,

Открыл лицо, все красное, и взгляд, безумием опустошенный,

И шпоры дал коню, и выехал среди потоков пенных,

И посреди реки сошелся с ним Гарет, и не было пространства

Там для копья, как то бывает на турнире; и мечи

Четырежды сошлись в руках, и крепки были их удары; новый рыцарь

Уже боялся, что ему придется стыд познать; но тут,

Когда десницу Солнце мощную вознес для пятого удара,

Его коня копыто поскользнулось под водой, и, хлынув,

Реки поток увлек вслед за собою Солнце.

И протянул Гарет копье свое чрез брод, и Солнцу

Путь преградил, оставив только путь назад, но тот уж не сражался,

О камни дна едва не поломав все кости, и Гарету сдался,

И его Гарет отправил к Королю: "Я сам, когда вернусь,

Твоим ходатаем пред ним предстану; Вы ж ведите, я иду за Вами".

И тихо повела она вперед. "Неужто, барышня, сей славный ветер

Переменился вновь?" "О нет, нисколько: не был победителем ты здесь.

Брод выложен тут каменными плитами, и оступился

Его здесь конь, - да, да, я это видела сама.

"О Солнце (нет, не тот безумец сильный, сэр Холоп,

Кого не ты сразил, но лишь несчастный случай),

О Солнце, пробуждающее все к блаженству или боли,

О ты, луна, всему вновь тихо сна дарующая волю,

Приветно улыбайтесь - дважды улыбнулась мне моя любовь.

Что знаешь о любовных песнях ты иль о любви?

Нет, нет, свидетель Бог, когда бы ты родился знатным,

С тобой приятно было б рядом быть. Да, может быть, -

О росные цветы, что солнцу открываетесь с разсветом,

О росные цветы, что закрываетесь с уходом света,

Приветно улыбайтесь - дважды улыбнулась мне любовь.

Что знаешь о цветах ты, кроме как, наверно,

О пряностях к различным блюдам? Не обладает ли наш добрый Государь,

Тебя со мной пославший, цвет кухарства, странноватым вкусом

К цветам? Чем пирожки обкладываешь ты? И чем -

Кабанью голову? Цветами? Нет, лавр и розмарин подходят вепрю.

О птицы, небо утром красящие вашим щебетаньем,

О птицы, щебет ваш так украшает с солнцем разставанье!

Приветно пойте, пойте - дважды улыбнулась мне любовь.

Что знаешь ты о птицах, - жаворонках, коноплянках,

Дроздах, малиновках? О чем мечтаешь ты, когда оне возносят

Все выше и сильнее мая музыку в крепчающих лучах,

Так поклоняясь Солнцу в радости? - одни пойдут в силки

(В воображении твоем), а те годны на вертел

Для шпигования и полировки жиром. Чтож, теперь гляди,

Как не случилось бы тебе не шпиговать их больше, если только

Назад не повернешь и прочь не улетишь. Вон там

Стоит безумец третий из разыгранной меж ними притчи".

Зане там за мостом с тремя пролетами, весь ало-розовый в закатном свете,

Казавшийся совсем нагим, и ярко отражаясь в водах

Широкого потока в частой ряби, рыцарь,

Назвавшийся Звездой Вечернею, стоял.

И рек Гарет: "Зачем безумец тот нагим при свете дня

Блуждает здесь?" "О нет!" воскликнула девица,

"Не наг он, но в дубленых кожах, что так ему подходят,

Что собственною кожей кажутся; надежная преграда

Оне клинку, пробившему его доспехи".

И третий брат воскликнул через мост: "О брат-звезда!

Зачем ты просиял так низко, здесь? Ведь выше твой удел; неужто

Убил ты поединщика девицы?" и воскликнула девица:

"Не Ваша он звезда, но с Государевых небес посланец

На гибель Вам и Вашему семейству! Ибо

Два Ваших брата меньших уж упали перед ним, и с Вами,

Случится то же, сэр Звезда. Не стары ль Вы?"

"Да, стар,

Девица, стар и тверд, и в старости владею силой

И духом двадцати юнцов". И рек Гарет: "Стар и отважен

Излишне в хвастовстве! Но та же сила, что низвергла наземь

Денницу, может и Вечернюю сразить Звезду".

И оба

В рог протрубили звучно и зловеще. "Приди, одень меня в доспехи!"

И медленно из старого шатра, покрытого и ржой и грязью,

Явилась седовласая девица и на него надела старые доспехи,

И шлем дала, вершину коего одна лишь ветка украшала,

Сухая и зеленая, а с ним и щит с начертанной Звездой Вечерней,

Наполовину блеклой и наполовину яркой, символом его; однако,

Когда она взошла, сверкая, над седлом, два воина сошлись

В безумье яростном там на мосту, и сшиб противника Гарет,

И отступил, и дал подняться, и опять поверг,

Но тот, как пламя, ожил; и за каждым разом, как Гарет свергал

Его во прах коленопреклоненным, тотчас он в седло

Вновь поднимался; и Гарет уж тяжело дышал и в благородном сердце

Уж предрекал почти трудов своих тщету, зане себе казался схожим

Он с тем, кто на исходе долгих лет вдруг начал битву

С привычками дурными прежней жизни, но они, собравшись вместе

Из всех прожитых лет, ему кричат: "Ты сам нас господами сделал,

И свергнуть нас не можешь!", и в отчаянье его почти ввергают;

И так Гарету тщетною борьба казалась; между тем девица

Не уставала восклицать: "Достойный труд, кухонный рыцарь,

Достойные удары, добрый рыцарь-служка! О холоп,

Любому рыцарю на свете равный благородством, -

Не посрами меня, не посрами меня! Я предрекла -

Сражайся, ты достоин Круглого Стола, - его доспехи стары,

Он верит в прочность кож дубленых, - бейся, бейся! - ветер

Не переменится уж никогда!" И слыша это, все сильнее,

Рубил Гарет и разрубил доспех в куски большие, но впустую

Мечом хлестал по коже и никак не мог

Противника повергнуть - так шумные не могут жители пределов

Приморских юго-западных, на гребнях волн качаясь,

Буй утопить - он, погружаясь, снова восстает из вод;

Но наконец клинка ударом сэр Гарет сломил его клинок

По рукоять. "Я победил тебя!", но тот вдруг прыгнул

И не по-рыцарски совсем, руками жилистыми так сдавил Гарета,

Что тот, хоть и в кольчуге, начал задыхаться, но собрав

Все силы в чрезвычайном напряженье, он отбросил

И в реку выкинул врага с моста с волной бороться или утонуть, и прокричал:

"Ведите, я иду за Вами",

Но ему в ответ девица:

"Я больше не веду: езжай со мною рядом,

Ты самый царственный из всех кухонных служек.

О клевер, искорка лиловая вослед дождю на поле,

О радуга, дождя трехцветный след на солнечном раздолье!

Приветно улыбайтесь - трижды улыбнулась мне моя любовь.

Сэр, - как приятно было б мне тебя звать - Рыцарь,

Но раз из уст твоих я слышала, как ты назвал себя холопом -

Мне стыдно, что тебя я так бранила, унижала и хулила;

Я родом высока; и думала, что Государь меня и род

Мой ни во что поставил; ныне у тебя прошу прощенья, друг,

Ведь ты всегда мне отвечал, как вежеству пристало,

И был отважен безгранично и при этом кроток, вровень

С достойнейшим из рыцарей Артура, но лишь будучи холопом,

Смутил меня ты и запутал; я дивлюсь, гадая, кто же ты".

"Сударыня", он отвечал, "Вас порицать возможно лишь за то,

Что в недоверье к Государю возомнили Вы его в презренье к Вам,

И что в ответ на просьбу Вашу он Вам предоставит

Кого то, кто не в силах будет с Вашим справиться заданьем.

Вы говорили как угодно было Вам. Моим ответом было дело.

Поистине, едва ли для меня тот рыцарь, - даже человек наполовину,

И биться ради благородной девы недостоин,

Кто сердцу своему предоставляет волю возмутиться неразумным пылом

От своенравья в чем-нибудь любезной девы.

Смутились Вы? Оставьте! Ваши бранныя слова

Со мною вместе бились; ныне же, когда изящны Ваши речи,

По мне, нет рыцаря на свете, кто бы смог, -

Пусть даже сам великий Ланселот, - мой пыл

Впредь погасить".

И часа близ, когда,

Забыв о грусти, цапля одинокая вторую ногу опускает и мечтает

О добром ужине в пруду далеком, благородная девица

К Гарету обернулась и поведала ему о том, что рядом есть пещера,

В которой хлеб, жаркое, Юга красное вино,

Что леди Лионорс послала своему единоборцу, ждут его.

И вскоре перешли они чрез узкий гребень, что уставлен

Был изваяньями из камня рыцарей верхом,

Раскрашенными красками, что блекли медленно. "сэр Служка,

Мой рыцарь, некогда здесь жил отшельник, чья святая длань

Войну изобразила в камне, ту, что Время

Ведет с душою человека. И четыре те безумца

Иносказание слизали с этих стен сырых, но взяли только внешность.

Не узнаешь ли?" И Гарет, взглянув, прочел

Начертанное буквами, похожими на те, что римский ветеран

Оставил на утесе над потоком Гельта:

Сначала PHOSPHORUS - затем MERIDIES - и HESPERUS -

NOX - MORS - под каждой из пятью фигур вооруженных,

Лицом повернутых к Душе и на нее бегущих, а она,

С крылами сломленными, в порванных одеждах и с всклокоченными волосами,

Убежища и помощи ища, к отшельника пещере устремилась.

"За взглядами их следуй, там отыщем мы пещеру. Но гляди,

Кто это едет сзади?"

В одиночку, поотстав сперва,

Поскольку помогал вернуться раненому Кею в Камелот,

Затем - из за того, что там в лесу девице довелось

С дороги сбиться безразсудно - Ланселот, излучины все переплывший,

Закрыв свой щит лазоревый со львами, он неслышно приближался к этой паре,

Когда же сэр Гарет к нему оборотился, и звезды

Сиянье Ланселот увидел, он воскликнул: "Стой,

Лукавый рыцарь, я тебе воздам возмездие за друга!"

В ответ на крик воскликнув, устремился на него Гарет,

Но с ним сойдясь, при первом же касанье

Копья его искусного, предивного во всей вселенной,

В одно мгновение седло оставил и упал на землю, а когда

Траву в руках почувствовал, то разсмеялся, и Линетту этот смех задел;

Она его спросила резко: "Посрамлен, низвергнут, низведен

Опять в кухонные холопы, ты над чем смеешься? Не над тем ли,

Что похвалу бросал на ветер?" "Нет, над тем,

О дева благородная, что я, сын Лота, старца-Короля и доброй королевы Беллисент,

И победитель на мостах и возле брода,

Артура рыцарь, здесь лежу, низвергнут кем, не знаю,

Лишь по вине одной случайности недоброй -

Лукавства, колдовства, и прихоти судьбы недоброй, - прочь

Из ножен меч, низвергли нас!" - и Ланселот ответил: "Принц,

Гарет, - случайность лишь недобрая легла тому,

Кто шел помочь тебе, а не чинить урона - Ланселота,

Который полон радости найти тебя таким же невредимым,

Как в день, когда тебя ввел в рыцари Артур".

Ему Гарет: "Ты, Ланселот! Твоя рука меня свалила наземь? Если

Судьбы какая прихоть, дабы запятнать хвалу,

Что о тебе разносят твои братья - случай невозможный, -

Тебя сразила бы копьем не столь могучим, посрамлен

Я был бы и печален - ты, - о Ланселот!"

Но вспыхнула обидой дева: "Ланселот!

Зачем Вы не пришли, когда я Вас звала? И для чего сейчас

Явились, если Вас не звали? Я хвалилась

Моим слугой, что, слыша только поношенья, отвечал любезно,

Как рыцарю пристало, но теперь, коль рыцарь он, то исчезает диво

Я ж остаюсь посмешищем безумным, гадающим, за что

Со мной играли так, в сомненьях о презрении возможном

Ко мне и всей родней моей. Где ж правду отыскать,

Как не в Артуровых палатах, не у самого Артура? Рыцарь,

Холоп, безумец, принц - тебя я вечно буду ненавидеть"

Ланселот

Рек: "Будь благословенным, сэр Гарет! Ты рыцарь

Согласно лучшим пожеланьям Короля. Сударыня, разумно ль Вам

Его звать опозоренным, когда он только опрокинут наземь?

Я сам был опрокинут, и не раз, но многократно,

Став победителем чрез поражения и научившись низвергать врага,

Сам быв низвергнут. Мы не бились на мечах,

И добрый конь твой утомлен, и ты; всеж мужескую длань

Я ощутил в твоем копье усталом. Ты все делал верно,

Зане теперь свободно все течение реки, и ты по правде Государя

Воздал его врагам, и унижаем будучи, благопристойно отвечал,

И радовался, выбит из седла. Принц, Рыцарь,

Привет тебе, о Рыцарь, Королевский сын и Брат по Круглому Столу!"

Когда ж затем, к Линетте обратясь, он ей поведал всю историю Гарета,

Она сказала, трепеща от возбуждения: "О да, все верно -

Ведь хуже быть вкруг пальца обведенной

Собою же, чем кем то. Близко здесь, сэр Ланселот, пещера,

Там есть еда, питье и корм коням, и для огня огниво,

И жимолость растет вокруг. Давайте же найдем ее".

Когда ж они пещеру отыскали, сэр Гарет свой голод утолил и жажду,

И сон сковал его, как смерть; и дева долго на него глядела.

"Да будет сон твой чист! Ведь с чистой совестью ты спишь.

Проснись же в радости! Не правда ли, я так нежна к нему,

Как будто мать? О да, но разве та, что целый день

Свое дитя бранит и оскорбляет - и благословляет спящим. -

О славный господин, как жимолость благоухает

В ночи притихшей, как будто мiр исполнен

Спокойствия, любви и милосердья!

О Ланселот, о Ланселот!" - воскликнула она, всплеснув руками, -

"Как рада я и счастлива тому, что добрый мой слуга

Происхожденья благородного и рыцарь. Но видишь ли, я поклялась,

Чтоб тот злодей в доспехах черных пропустил меня, тебя

К нему для боя привести. Теперь же, если с нами ты пойдешь, с тобою

Сразится первым он, и кто же усомнится,

Что за тобой останется победа? И мой рыцарь-служка

Цветка свершенья поиска лишится".

И Ланселот ответил: "Может статься, тот,

Кого назвали Вы, щит знает мой. Пускай Гарет, коль хочет

Щитом со мною обменяется и моего возьмет коня,

Он свеж, его пришпоривать не надо - он сраженья любит,

Подобно всаднику его". "Подобно Ланселоту",

Она сказала, "учтивый в этом, как всегда, лорд Ланселот".

Гарет же, пробудившись, ухватился яростно за щит;

"Вставайте, львы, крушащие железо, для кого любыя копья -

Гнилыя прутья! Рык, похоже, вырвется вот-вот из ваших пастей!

Да, встаньте и рычите, ваш хозяин дал соизволенье!

Не безпокойтесь, звери славные, о вас как следует я позабочусь.

О благородный Ланселот, в моей руке от них струится сила -

Подобно пламени, - к тому, кто посрамить не смеет

НижИ тень Ланселота под щитом. Теперь

Вперед".

В безмолвии безмолвным полем

Они проехали. Артура арфа, восходя навстречу облакам

Сквозь сумрак летнего заката, приковала взгляд к себе Гарета,

Мечтавшего увидеть своего Владыку. Сорвалась звезда: "Глядите",

Сказал Гарет, "противник пал!". Раздался крик совы:

"Послушайте, как победитель там грохочет!". Вдруг

Она, от принца ехавшая слева, схватилась, восклицая,

За щит, что передал ему на время Ланселот: "Верните,

Верните щит ему: на этот раз он должен биться:

Я проклинаю свой язык, что весь вчерашний день

Вас оскорблял, и Ланселота вынудил теперь

Вам передать коня и щит: Вы совершили дивныя деянья,

Но чуда не свершить: уже довольно славы в том,

Что Вы повергли тех троих; и я уже увечным вижу Вас

И немощным; клянусь, четвертого не сможете Вы сбросить наземь".

"И почему, сударыня? Скажите все, что Вам известно. Испугать

Меня Вам не удастся; ни свирепое лицо, ни голос,

Ни тяжесть членов грубая, ни дикость безпредельная не смогут

Внушит мне ужас в поиске моем".

"Нет, Принц",

Воскликнула она, "Господь свидетель, никогда ему в лицо

Я не глядела, ибо никогда при свете дня он не выходит;

Я только видела, как он проходит, точно призрак, и от страха

Ночь холодела; голоса его я также не слыхала. Всякий раз

Он посылал пажа, как слово с уст своих, и тот всегда

О господине говорил, что силой десяти мужам

Тот равен, а охвачен гневом, предает нещадной смерти

Мужчин и женщин, отроков и дев, - и даже нежных сосунков!

Иные говорят, что он младенческой кормился плотью,

Чудовище! О Принц, я ехала просить о Ланселоте,

И этот поиск должен быть его: верните Ланселоту щит".

И отвечал Гарет, смеясь: "Коль выпадет ему на этот раз сразиться,

Он явно победит как более достойный, -

Никак иначе"

Но Ланселот его стал убеждать

Резонами, изобретенными их рыцарским искусством

Для поединка с воином сильнейшим; как щадить коня, как направлять копье,

Меч, щит как держать, чтобы восполнить недостачу

В телесной силе тонкою сноровкой. Настойчиво его звучало слово.

И рек Гарет: "Законы суть законы. Я один из них лишь знаю -

Пуститься что есть силы на врага и победить.

Хоть видел я твои победы на турнирах и обычай твой сражаться".

Линетта глубоко вздохнула: "Да помогут Небеса тебе!"

И далее они проехали под тучей, что предгрозовым густела мраком

И звезды затмевала в небе, сколько то, беседуя, покуда

Она коня не задержала, и подняв ладонь,

Негромко прошептала: "Здесь". И все умолкли, глядя

На очертанья черныя, на ровном поле подле ЗАмка

Опасного, огромного шатра, подобного вершине горной

Меж двух полос багровых мрачных на холодном небе.

И черный стяг у черного шатра стоял, и длинный черный рог

Висел у входа, и Гарет его схватил быстрей, чем Ланселот иль дева

Его остановить успели, и всю душу и дыханье в долгий звук

Вложил. И эхом отозвались горы, свет мелькнул, и тотчас

Явились вспышки новыя, и снова протрубил он в рог;

В ответ глухой был топот многих ног, и голосов звучанье приглушенных,

И пролетели тени; наконец, в высокой башне леди Лионорс,

Явилась в окруженье фрейлин у окна, прекрасна между вспышек света,

Рукою белою маша ему навстречу, как пристало вежеству; когда ж

Принц трижды протрубил, ответом было долгое молчанье, - наконец

Шатер громадный отворился медленно, и показался в черных створках,

Тот, кто в нем жил, верхом, на вороном, как ночь, коне,

В доспехах, полночи черней, а на груди белели ребра Смерти,

И шлем венчал лишенный плоти череп,

Оскаленный в усмешке, - и шагов десяток в полумраке

Предутреннем - чудовище проехало, и замерло, не говоря ни слова.

Но рек Гарет в негодовании великом:

"Безумец, ведь как люди говорят, ты равен силой десяти мужам,

И ты не мог довериться тем членам, что дал тебе Господь,

Но, чтоб усилить страх, внушаемый тобой, играть

С отвратными рисунками того, что разпрощалось с Жизнью,

И что земная персть, не столь безчувственна, как ты

Скрывает под покровом из цветов, как будто сострадая?" Но ни слова

Тот не ответил, и от этого жестокий ужас сделался сильнее:

Одна из фрейлин в обморок упала; леди Лионорс, заламывая руки,

Заплакала, себя уже провидя обреченной браку с Ночью

И Смертью. Сэр Гарет склонил чело в тяжелом шлеме,

И сам сэр Ланселот в крови горячей ощутил ледовый холод,

А все, кто на него глядел, уже в смятенье ужаса терялись.

И вдруг конь Ланселота яростно заржал, и Смерти вороной

Ему навстречу ринулся. И тут, кто не моргнул от страха,

Увидел, как повергся наземь Смерть и медленно затем поднялся, но Гарет

Одним ударом череп расколол. Направо

Одна упала половина, и налево - другая. И вторым ударом,

Еще мощнее первого, шлем был разбит на части; и открылось

Лицо живое отрока в разцвете юных лет, свежо,

Как только что раскрывшийся цветок; и он воскликнул: "Рыцарь,

Не убивай меня: мне повелели это делать братья,

Чтоб ужасом весь дом наполнить и весь мiр

От леди Лионорс держать подале. Никогда и в самом сне

Они не думали, что кто то перейдет чрез броды". Сэр Гарет

Любезно отвечал тому, кто был его моложе не на много лун:

"Дитя мое любезное, что за безумье подтолкнуло бросить вызов

Тебя первейшему из рыцарей в Артуровых палатах?" "Сэр,

Так мне велели братья. Ненавидят Короля они и Ланселота,

Как друга Короля; они его убить надеялись в излучинах реки.

Они во сне не верили, что кто может перейти чрез броды".

И новый день родился из земного чрева в счастье;

И леди Лионорс и дом ея, танцуя, с песнями, веселый пир

Устроило вкруг Смерти, ведь после всех их глупых страхов

И ужасов он лишь отроком цветущим оказался. И веселье

Разлилось безудержно, и Гарет окончил поиск свой с победой.

И тот, кто повесть эту передал издревле,

Сказал, что сэр Гарет взял в жены Лионорс,

Но говорит сказитель дней недавних, что - Линетту.

Денница, утренняя звезда; тж. фосфор; букв. "несущий свет" (лат.-греч.)

Полдень (лат.)

Вечерняя звезда (лат.-греч.)

Ночь (лат.)

Смерть (лат.)

Оставить комментарий
Размещен: 09/03/2009, изменен: 09/03/2009. 92k. Статистика.
Поэма: Переводы

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"