немало прошло времени с тех пор, как пришло Ваше последнее письмо. Но, прошу Вас, не обижайтесь. Сначала я не мог ответить, потому что у меня было очень много работы. Потом меня всё время что-то отвлекало от ответа на Ваше письмо. И, наконец, слабое здоровье, в свою очередь, не позволило мне ответить раньше. А мне хотелось бы отвечать на Ваши письма в счастливые и безмятежные дни, дорогой господин Каппус. Сейчас мне лучше (хотя начало весны - унылое, с его вздорными перепадами погоды - и здесь было вынести непросто), и вот я снова могу приветствовать Вас и говорить с Вами обо всём на свете. Что я и делаю с настоящим удовольствием.
Смотри: я переписал твой сонет. Это потому, что он показался мне милым и простым. Он рождён в той форме, которая движет им так естественно и спокойно. Это лучшее из того, что ты присылал мне. Высылаю тебе копию твоего сонета, потому что знаю, что это очень важно, что это совершенно новые ощущения - открыть для себя собственное творение, открыть заново, переписанное чужой рукой. Читай так, будто раньше ты никогда с ним не встречался, и почувствуешь, всем своим существом ты почувствуешь, насколько написанное тобой - твоё.
Я не раз с удовольствием перечитывал и сонет, и письмо. Спасибо.
И снова... Пусть тебя это не смущает, но всегда найдётся что-то, что будет заставлять тебя пытаться избавиться от одиночества. Само это желание, если воспользоваться им спокойно и разумно, можно использовать, чтобы одиночество стало ещё большим. Пускай все остальные, следуя принятым правилам поведения, склоняются к чему-то простому, к чему-то, что даже проще простого, но ведь ясно, что мы должны полагаться на нечто сложное. Мы мало что знаем о мире, и мы не можем подходить к нему, как к чему-то простому. Это необходимость, нам от этого никуда не деться. В одиночестве хорошо жить потому, что одиночество непросто. А если что-то сделать непросто, то это только ещё один повод это сделать.
Любить интересно, потому что любовь непроста. Возможно, любить - это самое трудное из того, с чем мы имеем дело. Это самая сложная задача, итог всему, окончательная проверка и доказательство. Это работа, для которой любая другая - только подготовка. Вот почему юные, во всём юные молодые люди не способны любить: они сначала должны научиться. Со всеми силами, собранными в одиночестве, с тревожно бьющимся сердцем, полностью отдавая себя, они должны научиться любить. Но учиться всегда приходится долго, в уединении, поэтому ты должен быть готов к тому, что любовь - это одиночество, возвышенное и глубокое. Ты любишь, только если ты одинок. Слово "любить" не означает подчинить себя кому-то, не означает какого-либо единения с кем-то ещё (что за единение выйдет у двух несозревших, самих себя не понимающих людей?) То, что означает это слово - это стимул. Стимул, чтобы созреть, стать кем-то в себе, стать миром в самом себе и для кого-то ещё. Это самый главный вызов в твоей жизни, это то, что выбирает тебя и зовет за собой.
И только в этом смысле, только как задачу работы над собой ("вслушиваться и работать, днём и ночью") ты можешь использовать свою любовь. Подчиниться и связать себя - это не то, что стоит делать, будучи столь юным. Потому что сначала надо спокойно и очень долго разбираться с самим собой. Чтобы понять, кто ты.
Потому что любовь - это итог. Возможно, это то, что едва ли способна вместить человеческая жизнь.
Но именно здесь молодые люди так часто совершают ошибку: они (нетерпеливые по самой своей натуре) бросаются друг на друга, как только любовь их коснется. Они выплескивают себя, такими, какие они есть, со всем своим хаосом, смятением чувств, надеждами. И что происходит потом? Что может сделать жизнь с этой кучей хлама, которая, как они считают, их объединяет, и которую они назвали бы своим будущим и своим счастьем, если бы таковое вообще было возможно? Каждый из них теряет себя ради другого, теряет при этом другого и теряет ещё тех, кто мог бы появиться в его жизни. Они теряют возможности, их жизнь становится уже, они отказываются от столь многого, получая взамен только неразбериху и сумятицу. Отказаться от безбрежности возможностей и попыток понять происходящее, игнорировать всю тонкость порядка вещей, не пытаться вникнуть в него, а получить взамен неразбериху и сумятицу, из которых ничего кроме неразберихи и сумятицы не выйдет - это значит смириться с отвращением к жизни, со своим разочарованием в ней и с её скудностью.
Это побег в направлении, указываемом одним из множества всеми принятых правил. Эти "правила" будут вырастать перед тобой постоянно. Они как хорошо охраняемые убежища на опасных дорогах. И как ни одна другая область человеческого опыта, эта насыщена "правилами": здесь ты встретишь весьма изобретательные правила безопасной жизни. Предоставляются лодки и спасательные жилеты. Это даже можно представить себе вполне безопасным развлечением. Общество потому и научилось создавать изгоев на любой вкус, поскольку предпочитает считать, что любить жизнь - это нечто из области развлечений. И оно будет время от времени давать тебе возможность развлечься. Легко, дёшево и совершенно безопасно.
Это правда, что тот, кто считал, что любит, часто вскоре чувствует себя подавленным постигшей его неудачей (а он именно что только считал, что любит, потому что на самом деле он просто струсил и сбежал от своего одиночества, как, в общем, обычно и поступает обычный человек). Ему хочется изменить ситуацию, в которой им - ему и ей - пришлось оказаться. Он хочет сделать её, как минимум, пригодной для жизни, по-своему плодотворной. Но сама природа говорит им, что вопросы любви важнее всего на свете, и они не могут быть разрешены в соответствии с кем-то установленными правилами. Они понимают, что эти вопросы никуда не делись, и что вопросы эти связаны только с ними двумя. И им нужен особый, совершенно индивидуальный ответ. Но как тот, кто с таким безрассудством во всё это бросился, а теперь совсем запутался, кто и думает уже совсем по-другому, как тот, у кого не осталось совсем ничего, что было бы только его и ничьим ещё, как они оба теперь смогут выбраться из самих себя, из глубин своего одиночества, которое они так хотели предать забвению?
Они действуют исходя из обоюдной беспомощности. А потом, если с самыми лучшими намерениями они постараются избежать настигших их правил (брак, например), они будут подхвачены другими правилами и нормами поведения. Это будут уже менее очевидные, но столь же правильные решения, полученные в соответствии с общепринятыми правилами. Круг замыкается: всё вокруг - следствие принятия общих правил. Но когда люди действуют, находясь в незрелом, сомнительном союзе, ничего больше и не остаётся, как следовать общепринятым правилам. Любой шаг теперь будет соответствовать некоторому правилу, всё, с чем ты будешь связан, теперь будет отмечено своим правилом, каким бы иногда необычным (а говоря попросту, аморальным) оно ни было. Даже развод - это шаг в соответствии с правилами, решение, принятое в зависимости от сложившихся обстоятельств. Но шаг бессильный и бесплодный.
Кто бы ни присмотрелся как следует, он обязательно обнаружит, что ни для смерти, ни для любви нет и не может быть каких-либо руководств, что здесь нет и не может быть намёка на какой-либо безопасный путь. Смерть и любовь всегда с нами, они спрятаны в нас самих (и от нас спрятаны тоже), и какого-либо универсального, для всех подходящего пути, нет. Чем самостоятельнее ты относишься к жизни, тем скорее ты встретишься с самым главным в ней, с тем, что действительно твоё. И то, что тебя встретит, будет больше, чем ты.
Всё живое так устроено в природе, что растёт и защищает себя любым возможным способом. Это происходит само по себе, спонтанно. Всё живое стремится стать собой, воплотиться любой ценой, сопротивляясь любому противодействию. Если мы поймём, что любви надо учиться, и не будем терять себя в легкомысленной игре, из-за которой люди забывают о святости самого существования в этом мире, то, может быть, потом, когда-нибудь, и появится просвет во всём этом. Возможно для тех, кто придёт много позже нас. И уже этого было бы немало. Ведь только сейчас мы стали пытаться смотреть на отношения мужчины и женщины более-менее объективно. Жить так, как мы живём сейчас - это нечто совершенно новое, так никогда не было раньше.
"Современная девушка", "современная женщина", те новые общие представления, что складываются у нас сейчас - всё это имеет дело скорее с имитацией мужского поведения, даже аномального мужского поведения. Это всё равно, как если бы женщина занималась сугубо мужской профессией. Когда происходят такие странные метания, становится очевидным, что женщины всего лишь хотят прорваться через густую сеть обманов и предубеждений на свой счёт (часто оскорбительных). Они хотят прояснить свою природу, хотят избавиться от давления другого пола. Конечно, женщины, в ком жизнь реализуется непосредственней и уверенней, более зрелы и человечны, чем мужчины, которые, как правило, ко всему относятся легче. Проще. В отличие от женщин, их не притягивает к самой сути жизни вес плода. Они самонадеянны, торопливы. Они недооценивают даже то, что, как они думают, они любят.
Человечность женщины, которую она несёт в себе через все страдания и унижения, явится только тогда, когда она откажется от того, что сейчас принято считать "женственностью". И те, кто всё ещё не чувствует, что это случится скоро, будут весьма удивлены. Когда-нибудь (если не уже сейчас, особенно в странах Северной Европы, о чём говорят те знаки и символы, в которых не приходится сомневаться) имена девушек и женщин больше не будут всего лишь женскими именами. Они будут содержать в себе то, что будет заставлять думать не о комплименте женщине, а о самой её жизни, о женственности.
Люди несовершенны. Но грядущие перемены (на первый взгляд, никак не согласующиеся с волей человека, который, как я и ты, живёт в отдалении от всего на свете) затронут саму любовь, сам опыт любви. Сейчас он всегда полон ошибок. Но он станет другим, он превратится в отношения между двумя человеческими существами, другие отношения, не те, что сейчас между мужчиной и женщиной. Эта любовь, плодотворная по своей природе, с внимательностью и нежностью, добром и ясностью от начала и до конца, будет очень похожа на ту, к которой, несмотря на боль и сопротивление, мы сейчас стремимся: два одиночества соседствуют и защищают друг друга. И они рады друг другу.
И ещё одно. Не думай, как о потере, о той самой большой любви, что была у тебя однажды, когда ты был ещё подростком. Откуда тебе знать, может, все твои большие надежды, всё то, из-за чего ты живёшь сейчас, может, всё это появилось в тебе как раз тогда? Я думаю, что та любовь так долго живёт в твоей памяти только потому, что тогда ты впервые столкнулся с глубоким одиночеством, с первой серьёзной внутренней работой, что тебе довелось проделать в жизни.