16.
Одинокая колдунья и Тетрадь Печалей
Дожди все шли и шли, и время вспять текло,
И змеи водные плясали за стеклом,
И волны, затопив сирень, несли
Четырёхлистников лиловых корабли.
В Тетрадь Печалей напишу главу о том,
Как стал ковчегом ветхий дачный дом,
Листая записи, заклятие найду
И наколдую ночь и странный всплеск в пруду,
Тоску высоких звезд и грусть чужих дорог,
И в лужах десять лун скользящим серебром...
Волшбой пронизан мир, печалью волшебства.
Я расколдую нужные слова.
Гроза и Корвин
Кожаный переплет
Нежит грубую руку.
Архангел Корвин
С мечом возмездия
Промчится на чалой лошади
К концам Земли.
Вот он, точный знак гибели мира.
И, как приговаривала прабабка
Переписчика предсказаний:
"А гроза-то, гроза-то зачнется той ночью!
Так и будут
Молоньи полыхать,
Будет светлым-светло от земли до неба.
Ох, и страшно!"
(Но это не вошло в Книгу
Как частное мнение).
У Корвина есть дела,
Так, кое-что личное,
На краю Земли.
Ему выводят
Любимую лошадь, Звезду,
(Умную, выносливую и быструю,
Как хвалился в свое время торговец:
Прямо не лошадь, а чудо какое-то).
"Чалая?.." - вдруг осенило,
И Корвин прячет ухмылку.
"Ну, красотка!" - и несется,
Обгоняя дома, магазинчики, скверы,
Встречных, гуляющих, глядящих ему в спину из окон.
Какой-то прохожий
Видимо, кое о чем осведомленный,
Отшатнувшись от пыли и камешков из-под копыт,
Кричит, догоняя вопросом
(А горизонт на севере все мрачнее):
- Кто ты?
- Корвин!
Прохожий вздрогнул
(Первый удар грома,
Пробующий прочность воздуха и горизонта).
- Куда ты спешишь?
А Корвин силен и молод.
Радость жизни выплескивается -
Как захлестывает девятый вал
Корабль,
Смешивая океан и небо.
- К концам Земли!
И, хохоча, погоняет Звезду - быстрее!
Никто не закроет
Оставленную на подоконнике книгу.
За обложкой,
Мягкой, еще теплой от широких ладоней,
Корвин мчится,
Смеясь в полный голос над собственной шуткой.
Ветер
Гонит дождь и кидает
Большие капли,
Которые ставят неровные пятна
На готическое высокомерие букв.
И Корвин мокнет.
Пара минут - и уже до последней нитки.
Звезда не бежит - плывет в вертикальных волнах,
Спотыкается в жирной грязи,
На земле, захлебывающейся от потопа.
Грозе все равно. Ей неважен всадник,
Его дикая скачка, его страх.
Веретено смерча из грязи, воды и света
Подхватывает, сминая,
Неспешно ушедшие тысячелетия,
И коротенький всхлип настоящего,
И слабое мерцание будущего.
Грозе еще нужно
Вот так же свернуть пространство,
Что требует времени.
Ну, времени-то у нее с избытком -
Полными пригоршнями плещи -
Вечность.
Расплываются буквы. Размывается жизнь.
Доскачи до концов Земли.
Перепрыгни кромку страницы.
Вырвись. Успей.
Вальс людоедов
Снег танцует вальс людоедов.
Из черепов - парадные кубки.
Рога-короны. Стрижки и дреды.
Плащи с подбоем, кольчуги, куртки.
Они владеют мёртвым словом,
И мир им кажется мёртвой речью.
Их манускрипты, том за томом,
Обтянуты кожей человечьей.
Шагают - и трещины вдаль змеятся
На льду, на земле, в умах и душах.
На барельефах - скелетов танцы,
И кости здесь мостовыми служат.
Человечки любят заигрывать с мраком.
Людоеды их хватают, не глядя,
Чтобы кинуть после на торг или на кон,
Или сжать в горсти, как гроздь винограда.
...Ледени, мороз,
Замети, пурга,
Нет могилы им -
Ямы да снега.
Вьюга, прах в ночи
В землю вбей, втопчи.
Ни один росток
Чтобы не взошёл,
И не вздох - плевок,
И не крест, а кол.
Унеси, вода,
Память без следа.
Пусть ни сна, ни дна
За огонь-рекой.
Да не будет им
В мире том - покой.
Повторно в воды времени вошедший
Отъехавшим давно на берег моря
я вторю заполошною волной,
и криком чаек безутешно вторю,
и развожу цикутою вино,
и поздний вечер в утро превращаю -
на мясорубке времени кручу
те самые кривые крики чаек,
которые есть отголоски чувств.
Повторно в воды времени вошедший,
молчу, как рыба, битая об лёд.
Я - джинн, ифрит; я - tsar, я - super magic,
краюха хлеба я в голодный год!
По мне струят своё движенье воды.
Похожий на песочные часы,
я у эпохи принимаю роды,
как виноград рождение лозы.
Умчавшимся когда-то к горизонту
пою ноктюрн на грифе проводов
на берегу языческого Понта -
в благоуханье скверов и садов.
Моя печаль светла, как будто марля -
застирана подёнщицей до дыр;
хрустит чересполосицей крахмальной,
помехами будируя эфир.
Фото на память
На листе многослойном танцпола
закружим мы с тобой вальс-бостон...
Я красив и отчаянно молод,
и сорочка - глазам моим в тон.
Ты же - просто принцесса из сказки:
сексапильна, пикантна, нежна,
на лице карнавальная маска...
Ты немного от брюта пьяна,
ну, а я нерешительно робок
и сконфужен неловкостью рук.
Мы такие счастливые оба -
словно дети на царском пиру.
Фотография высохла. Пудрой
под воздействием времени - след.
Ты ж прекрасна и ночью, и утром
в череде фантастических лет.
Пролетают десятилетья;
вспоминая о них, не жалей!
Собираются внуки и дети,
чтоб отпраздновать наш юбилей.
Поэт за изучением явлений природы
Увидев землю в створе двоеточий,
её за время жизни не познав,
проверил мир классический на прочность,
а в мире этом буйствует весна,
готовая порвать себя на части
в экстазе всеобъемлющей любви -
как будто лето здесь проводит кастинг,
улыбку солнца тенью искривив.
Увидел землю в телескоп аллюзий
по буйству красок понял, что спасён.
Поэт поэту приготовил смузи -
у всякого поэта свой резон! -
из рифм неявных собирая пазлы
да ритмикой разбавив плотный мусс...
И солнце шло на осень - чуть не гасло,
а прикуп жёг огнём червовый туз!
Раздача карт закончена, забудьте,
лимит исчерпан - разве не "увы"?
В который раз мы подобрались к сути,
шумел камыш, и плёл капкан ковыль.
Земля опять в который раз родила
какой-то небывалый урожай.
Твоя рука куда надёжней тыла,
тугая, как метафоры, вожжа.
Проза
Пусть грянет проза. Проза! И бетон!
Пусть грудь расплющит тяжестью прогресса.
Молчи́те, Музы... Или лучше - вон.
Не ру́бите в искусстве ни бельмеса.
Сове́тчицы. Доста́ли! Сам с усам.
Отныне - про́за. Про́за. Только про́за.
Лишь только проза помогает нам
Проникнуть в суть явлений и вопросов.
Тогда как Му́зы... вечной болтовнёй
Смущают ум и вносят искаженья.
Довольно! Возноситься над землёй,
За ними следуя, не стану целый день я.
Теперь кумир мой - проза. Проза! Ни-ког-да
Не стану более (поэзии в угоду)
Вертеть слова. И тасовать туда-сюда.
И рифмовать свободу и погоду.
Девиз мой - проза. Проза, господа!
Осознаю: поэзия - химера.
Естественному, видимо, - чужда
Искусственно-возвышенная сфера.
Отныне прозой, грубой как цемент,
Начну трезвонить, искры высекая:
Соорудить до неба монумент
Способна только проза дорогая!
Давай же, проза, выше всех столпов
Нерукотворный памятник забацай!
Неграциозностью своих основ
Ошеломи величественных граций!
Давай же, проза, выжги мозг у нас.
И придави туземцев пантеона.
Пришла пора пришибленности фраз.
Настало время прозы. И бетона!
в ладони
не за понюшку табакa она пропала.
видать звезда её на небе догорела,
она с работы возвращалась и упала,
а может быть чуток не долетела
до своего порога. тонким жалом
вонзился месяц в подреберье. стыло небо,
лазурью нежной по подкладке алой
крыло её раскинулось нелепо.
и было так светло в небесной выси.
всё вызревало снегом и морозом.
моргал закат раскосым глазом рысьим,
вершились на земле метаморфозы.
деревья распахнули свои кроны,
тревожно колготящиеся птицы
летали. В поднебесье шли колонны
то ль демониц, а то ли ангелиц, и
их пение земли не достигало,
хотя имели голос исполинский.
она свернувшись на снегу лежала
как некогда в утробе материнской.
деревья, месяц, небо, Божья милость,
весь мир земной и мир потусторонний-
казалось всё на свете уместилось
в её полураскрывшейся ладони.
По сути
и по сути, в действии легко,
заступает слово не за край ли?
гибкое как вензель рококо,
тонкое как ракушка в рокайле.
год от года тяжелеет слог,
словно бронза финикийских амфор,
вот и заступает за порог
речевых контекстов и метафор.
вот и отрясаешь по пути
со словес ненужную полову,
птицеловом сети распустив,
сам как птица ловишься на слово.
хлеба
мельник, выпив шардоне, веселится две недели.
и крыла свои раскрыв, улетает высоко.
на небесном полотне светит облако из гжели,
расписные журавли вылетают из него.
рассыпается мука белым снегом по заречью,
бродит публика вокруг оживлённа и пьяна.
осень золотом полна и печалью человечьей,
плачет моросью она, а у мельника весна.
он глядит во все глаза, как вокруг витают птицы,
машет словно самолёт алюминевым крылом,
и любовь его сильна к смуглолицей демонице,
а она в пылу страстей мечет молнии и гром.
из рассыпанной муки напекла толпа веснянок.
и мирошник словно стриж выплывает из пике,
возвращается домой он счастливым спозаранок,
пишет палочкой стихи на просеянной муке.
столько разного всего понамешано в мучице:
в ней таинственная связь, в ней и чувства и судьба,
и конечно страсть его к смуглолицей демонице.
ах, какие из муки получаются хлеба!
грозовой просёлок
Прогрохотал Илюха-пророк
по небеси в колеснице.
Следом не дождь - безграничный поток -
просто обязан пролиться.
В засуху дождь - радость для всех,
бурный поток - просто счастье!
Но проливаешь слёзы сквозь смех,
встретив в дороге ненастье.
Юзом пугает мокрый асфальт
мутью замылены стёкла...
Но и врагу я не стал бы желать
встретить грозу на просёлке.
На языке ямщиков и блатных
лестных названий много
рвам, что на карте великой страны
гордо зовутся дорогой.
Пусть под капотом хоть сотня кобыл -
вязнут крутые кареты.
С помощью двух человеческих сил ...
только утопишь штиблеты!
Ветер разносит панический стон
вдаль по раскисшему тракту.
Может, откликнется с древних времён
Чудом воскреснувший трактор...
Раз у Колосса расквасились в грязь
глиной неспёкшейся ноги,
кроме цепей что ещё нам терять
на непроезжей дороге?
Лучезарная улыбка
Отрицая банальность известную
Ностальгии по вечной весне,
Сквозь унылую серость небесную,
Улыбается солнышко мне.
Кратковременно, мельком, застенчиво
В растворённое тучек окно
О заветном, секретном, о девичьем
Мне поведать решилось оно,
Торопясь откровенно и честно
Невзначай намекнуть, подбодрить,
Что ещё есть и время и место
Несказанное договорить.
чайной розе
Тебя величают
Эмблемой печали
Поэты, шутя.
Ты это не знаешь
И благоухаешь,
Цветя как дитя.
Ни бури, ни грозы,
Ни люты морозы
Тебя не берут.
Побеги упорно,
Знай, лезут от корня
И щедро цветут
Всё ярче, нежнее,
Для всех, не жалея
Души красоты...
Но снова садовник,
Как алчный любовник
Все срежет цветы.
Город мой голод
Я пришёл к тебе, город стеклянный
и останусь с тобой навсегда.
Я узнал о тоске безымянной,
беспощадной нирване туманной,
и услышал: кричат безысходно суда
проходя над рекой в этой мгле оловянной и злой.
Город мой!
Я распался в тебе без следа и идеи.
Ты течёшь сквозь меня, влажный труп.
твои серые стены мне сердце раздели
и плывёт над рекой голос труб заунывный.
Бессильный, я счастливо болен от грязи твоих фонарей.
Город, выпей меня! Съешь меня! Стань моею могилой!
Истреби. Воскреси. Вновь убей.
Над рекою из стали стаи крыс пролетали
ночью белой, как траур в Китае.
Мне не нужно свечи для тепла
Мне не нужно свечи для тепла -
я согреюсь твоими руками.
И для света не нужно - светла
та печаль, что легла между нами.
Но хочу, чтоб горела свеча,
освещая лицо моей боли
и холодное жало меча,
снам моим не дающее воли.
лодки,груженые бочками с сакэ
...........................
ночные прогулки
с веселой гейшей
квартала Ёсивара
***
наша любовь как Фудзи
видна всем
..........................
погубит нас
как отравленное вино
злой мачехи
***
созерцая луну
на берегу реки
слушать лиру зимнего дерева
...........................
или? - рвать цветы
Восточной столицы
***
согреть дыханием тушь
.......................
в чайном домике
модные красавицы
курят длинные трубки...
....................................
длинный как дождь -
писала Комати
***
женские карты со стихами...
ха! - итегаси
седьмого бога счастья
....................................
у Хокусая зонтики и шляпы
закрывают лица
***
подметаю лепестки
четвертый месяц года Змеи
...........................
и самурай становится ронином!
***
любезный жанр Цветы и Птицы
и твои иероглифы Счастья и Храбрости
...................................
век мой недолгий
для аскетического подвига
любви
***
тени всегда тянутся к свету
это всё,что мне позволено видеть
...............................
но ведь и ханамити
приводит в тесную гримерную!
Дежавю
Хорошо...
Здесь пока ещё можно курить прямо в зале кафе,
запивая табак коньяком.
Не толпиться в прихожей сортира,
торопливо глотая затяжки
под урчанье фаянсовых глоток.
Здесь можно придумывать рифмы, оккупировав маленький
столик в углу у окна.
Не заботясь, что бесцеремонно
занимаешь один территорию,
предназначенную для двоих.
Уже вторую неделю не написано ни одной строчки.
Куда там - поэма?! Хоть бы просто - стихи.
Дождь идёт...
По стеклу хлюпают жирные струи, силуэты размыты,
потекла акварель бытия.
Вроде бы под коньяк получается
нечто даже поэтическое,
а в баре опять подгорели кофейные зёрна.
В этом старом кафе время словно застыло: запах кофе,
сизый дым сигарет к потолку.
Колокольчик над дверью забрякал,
дождь стекает с волос -
это всё уже было когда-то.
Тогда я тоже не мог написать ни одной строчки.
Не то, что поэму. Даже просто - стихи.
Дежавю...
Она сидела спиною к окну, курила мои сигареты,
и я заказал ей коньяк.
Бармен жарил кофейные зёрна.
Что ты пишешь? - спросила.
Ответил: могу написать о тебе,
О том, как бесцеремонно ты занимаешь пространство
не предназначенное для двоих.
Улыбнувшись она ушла
прямо в дождь,
не дождавшись горячего кофе.
Я опять, как тогда, напишу много строчек.
Большую поэму. И просто - стихи...
...про дождь, сигареты и кофейные зёрна
Непостоянная
Смеясь беспечно в окружении бормочущей толпы
Дразнилась и играла в правду, увлечённая без меры.
Меняла роли королевы, простодушки и мегеры.
Молчанья ложку утопила в бочке праздной суеты.
Вновь зачарованная золотой прозрачностью природы
Лежала навзничь - там вершины сосен полоскались в небе.
С восторгом утопая в мягкой, мшистой, влажно-прелой неге,
Вдруг показалось - в небо падает с земной бездонной высоты.
Осенним вечером остынут на губах ожоги солнца.
Закатным тоником разбавив терпкость одинокой ночи
Она бокал наполнит. Усмехаясь как бы между прочим
Неспешно пьёт печаль из лунного бездонного колодца.
эконом-класс(зарисовка)
В салоне пахло хной и специфическими пряностями карри.
Так в позе лотоса они сидели в тесных креслах лайнера
Укрывшись невесомыми, цветными с блеском шалями.
В иллюминаторы сочился свет надоблачной сиреневой зари.
На круглых лицах индианок - отрешённая усталость Будды.
И рядом дети: смуглые мордашки, широко раскрытые глаза,
К рукам прилип поп-корн - американская медовая зараза.
Как это не похоже на раскрашенные фильмы Болливуда!
Такой кусок экзотики: зелёно-сине-красный, с серебром и золотом,
Средь утомлённых, блёклых европейцев, пролетая над Атлантикой.
Разбросаны в проходе крошки, тапки и комочки фантиков.
Светает. Направленье Liberty Newark. Салон класс "эконом".
Я напишу тебе письмо...
Я напишу тебе письмо.
В нём будет ясный день осенний,
Неторопливость воскресений,
Калейдоскоп случайных снов.
Я напишу тебе письмо.
В нём - шёпот листьев под ногами,
Крыш жестяное оригами,
И игры шаловливых слов.
Я напишу тебе письмо,
Забыв про суматоху буден.
Там будет всё... И лишь не будет
Ни слова обо мне самой.
Но ты, склонившись над письмом,
(Без всяких там "когда" и "если")
Меня увидишь рядом в кресле
Болтающей о том, о сём...
Я напишу тебе письмо...
Виртуальный роман
Ах, первых сообщений тонкий лёд...
Слова обворожительно-ничтожны,
Чтоб, не давая обещаний ложных,
Скользить на шаг назад и два вперед.
Вычитывая облик между строк,
Стеклить витраж лица слюдой иллюзий,
И две судьбы вязать в единый узел,
Забыв, что Купидон - коварный бог.
Ах, поцелуев виртуальный пыл,
За вздохом вздох и на полстрочки выдох...
За три минуты полэкрана выдав,
Стирая душу в кровь, а пальцы - в пыль.
И вспоминать ночами напролёт
Разбившихся иллюзий век недолгий,
Чтоб, собирая "Вечность" из осколков,
Надеяться на то, что всё пройдёт...
Осенняя колыбельная
Тает олово Луны,
Ночь от ночи тает.
Улетают в лето сны,
Собираясь в стаи.
Всё тусклее солнца медь,
Тише шелест слов.
Больше нет желанья петь -
Только спать без снов.
Всё бесцветней "там" и "здесь",
Призрачней их связь...
С прохудившихся небес
Осень пролилась.
Земля и Небо
Это заговор зрелых и мудрых антоновских яблок,
Не пропасть бы в разгар предпоследнего жаркого полдня.
Мне не нужно назад, что вчера предлагала, не помня,
Не считая, не меряя - всё отдавала в подарок:
Тело в самом цвету, и румяные яркие утра;
Я стонала от счастья, рожала тебе без оглядки...
Ты целуешь ладони, пропахшие крепко и сладко
Духом яблочной правды... Уже отгорела. Разута.
Обнажаюсь. Так надо. Так было и будет извечно.
Остываю, старею а, может, в обратном порядке...
Мой укутаешь стыд серым саваном мглистым и мягким
И забудешься сном, честно выплакав дождь бесконечный.
И припомнится смех, как кормила я с пальцев, не тратясь,
Спелой ягодой; ты изливал свою страсть звездопадом...
Приглашаю на пир: я готовилась, сядем же рядом,
Плат летит с головы - густо шитая золотом скатерть.
Напевают ветра песнь хрустально звенящей печали.
Хризантемы взбиваю с листвою, склонись к изголовью.
Холодеет твой глаз, согревавший великой любовью.
Отдыхай. Отдохну я. Весна снова нас повенчает.
Маковеевым днём
Маковеевым днём сладко пахнут лиловые флоксы,
И прохладны, темны, как в безлуние, синие сливы,
На примятой траве пламенеет румянцем стыдливо
Майский грех, наливавшийся соком у яблони в косах.
Пышнотелые рыхлые груши вверху обречённо
Предлагают себя ненасытно палящему свету.
Басовитые барды-шмели уходящему лету
Допевают хвалу и пируют в чащобе зелёной.
Отстранившись от суетной спелости, гнили, порханий,
В тишину погрузив узловатые корни-нейроны
Сад решает задачу: как мир многомерный, огромный
Передать одномерно?..
Возможно, простыми стихами?
Вишни
Хуторок наш одет в бело-розовый дым.
А весне наплевать, что война.
И летят письма клином, одно за одним.
И грустит молодая жена.
- Наши вишни в цвету, а тебя нет и нет.
Возвращайся, любимый, я жду.
- Я живой, дорогая, - он пишет в ответ -
Не волнуйся, я скоро приду.
Ну а что тут напишешь, коль раны болят?
Штыковая, огонь, лазарет.
И врачи говорят, что пойдёшь ты навряд,
А тебе двадцать с хвостиком лет.
- Возвращайся, любимый, я Бога молю.
Наши вишни созрели в саду.
А в ответ - Дорогая, тебя я люблю,
Не волнуйся, я скоро приду.
Душу женщины, ох, нелегко обмануть,
Затуманить словами нельзя.
Треугольник письма отправляется в путь,
В каждой строчке сочится слеза.
- С наших вишен уже облетела листва,
Сердце горькую чует беду.
Тихий голос за дверью - А ты не права,
Я ж писал тебе - скоро приду.
Меня больше нет
Я где-то потерялась, я одна,
В домишко мой никто не постучится.
Мне очень трудно, я больна,
Никто не станет обо мне молиться.
Я больше не мечтаю и даже не курю,
Мне больше не к чему стремиться,
И "утро доброе" я никому не говорю,
Мне холодно, и чудо не случится.
На мрачном, низком небе за окном
Бездомная луна как вор крадется.
Ни радости, ни смысла не вижу я ни в чем,
Но все еще зачем-то сердце бьется.
Я - призрак, тень, сиротка на вокзале,
Подайте мне любви, я очень голодна,
Кого любила я - воспоминаньем стали,
Подайте, люди, я совсем одна.
Днем говорю себе, что надо жить, идти,
Ночами зверем раненым реву.
Я заблудилась в закоулках памяти,
Здесь нет меня, я больше не живу.
И тогда на палубе мечтали...
Красная пехота - на причале.
За кормою - тёмная вода,
И тогда на палубе мечтали
"Мы ещё вернёмся, господа!.."
Больше не увидевший России,
В Сан-Диего умер капитан.
На портретах женщины - красивы,
За окошком - Тихий Океан.
Фото вечно молодого сына...
Он погиб за новую страну,
В битве на далёких Филиппинах
Вместе с кораблём уйдя ко дну.
Книгами заставленная полка.
Там - статьи, принесшие успех,
Есть тома Некрасова и Блока,
Чаще - сопромат и теормех.
Детям здесь легко дались науки
(Видно, память генная - жива).
Говорят ещё по-русски внуки,
Но уже не манит их Москва,
Хоть и пел им дед светло и мудро
О забытых лицах вдалеке,
Про берёзы и седое утро,
О челнах, плывущих по реке.
На совсем другом меридиане -
Встречи, расставания, дома,
И вершины в бежевом тумане,
И довольно тёплая зима.
Позабыты счастье и печали,
Дедом пережитые тогда.
Видно, зря на палубе мечтали
"Мы ещё вернёмся, господа!"
Всё в порядке: дом, семья, наука,
Но тоской неясной охватив,
Всё ещё порой тревожит внука
В детстве им услышанный мотив...
***
Ветви сцеплены,
Будто пальцы
Рук, ломающихся
С ветром,
До летального
Вплоть брейк-данса,
Чтоб из космоса
Не заметить
Тропы к истине.
Но какая,
К чёрту, истина
Меж болотин
И каналов
Мелиораций,
Под следами
От самолётов?
Хоть взбирайся
На пирамиду -
И́гры света
И тени в поле,
Камень-жертвенник
Не заметив,
Притаившийся
У дороги,
Пролети хоть
Метеоритом,
Слепоту свою
Полосуя
И прозрачность,
И зазеркальность,
Ветви сцеплены
Словно зубы.
***
Приближаются во тьме
Листья тёмные осин
На асфальте, осень ведь,
Загораются вблизи
Пожеланием удач,
Предвкушающим вино
И внезапно для себя
Взявшим за руку любовь,
Не надеясь на ответ,
Чтоб ответа избежать
И соломинку зари
Утопающему дать.
Ниоткуда никуда
Я иду, давно один.
Удаляются во тьме
Листья тёмные осин.
Связаться с программистом сайта.