После Шоколадной Войны
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Подолжение повести Роберта Кормера "Шоколадная Война"
|
После Шоколадной Войны.
Роберт Кормер.
Посвящается Мирлин Е. Мерло в благодарность за веру в меня.
1.
Рей Банистер приступил к постройке гильотины в тот день, когда Джерри Рено вернулся в Монумент.
Не было никакой связи между этими двумя событиями. По правде говоря, Рей Банистер даже и не знал о его существовании и взялся за это дело просто из-за скуки, а также из-за одиночества и безысходности. Он недавно прибыл сюда, и стал новичком в "Тринити", сразу возненавидев как город, так и школу. Может быть, ненависть была не самым подходящим словом. Монумент всего лишь показался ему унылым и уродливым заводским городишкой, с одинаковыми домиками и серыми фабриками, жутко контрастирующими с Калебоми - курортной деревенькой на мысе Кеп-Код, где он мог вдоволь побродить по песчаным пляжам прежде, чем пальцы на его ногах могли бы начать коченеть, а щеки - разъедаться солеными брызгами. "Тринити" была маленькой задавленной школкой, в которой учились подозрительно странные парни, которые вдобавок ко всему были еще и не особо дружелюбными. Директор и учителя были братьями, чокнутыми людишками - не гибкими и не сработавшимися. Они пока еще не были священниками и, вместе с тем, уже не очень напоминали обычных людей. Отец Рея утверждал, что братья должны быть идеальными учителями, особо честными и прилежными в своей работе. "Ты не разочаруешься в них", - говорил ему отец. - "Их не заботит размер жалования, уклад жизни обеспечивает их всем, в чем они нуждаются, у них нет ни жен, ни детей, за исключением одной другой сумасбродной подружки, с которой можно пообщаться в свободное от работы время..." - последнее подходило для шуток. Отец Рея Банистера прослыл известным шутником на коктейльных вечеринках, но, ко всему, Рей не находил его забавным. Особенно, когда тот согласился на продвижение по службе в компании, в которой работал, что означало их переезд из курортного мыса в гнилой городок, расположенный посреди Новой Англии.
Рей всегда был сам с собой наедине, даже на мысе, где он часами до устали мог бродить по пляжу или дюнам, или уплывать на своем любимом ялике в теплые воды южнее Калеба. Будучи на грани отчаяния и чуть ли не со слезами на глазах, он практически задарма отдавал его, сбывал за четверть цены Джою Серра, своему лучшему другу и соседу по Калебу. Он когда-то сам построил себе этот бот и любил его, словно родное дитя, знал каждую дощечку и веревочку, каждый гвоздь и царапину так же, как и каждую родинку или складку на собственном теле.
Монумент напоминал ему штормовую погоду, в которую просто было не выйти в море. На мысе снег таял сразу, как только касался земли, а тут Рей пришел в ужас, застав Монумент укутанным в лохмотья старого грязного снега, когда в феврале они только переехали в этот город. Ландшафт городских улиц был унылым и непривлекательным, словно киноряд из старых мрачных фильмов о временах Великой Депрессии. Страдая от одиночества, не находя друзей в "Тринити" и, на самом деле, не стараясь их найти, Рей увлекся фокусами и магией. Его отец увлекался этим годами раньше и отдал ему свой рождественский комплект для фокусов в откуп, компенсируя переезд на новое место. Сначала Рей не испытал особого интереса ко всему этому. Но, скука и тревога взяли свое, и он начал заниматься фокусами, к собственному удивлению, обнаружив, что все эти трюки и фокусы, стали получаться у него почти как у профессионала также и без помощи этого комплекта. Он открыл для себя "Волшебный Стол", кубки, шары и шелковую скатерть, и все это с артистическим блеском стало мелькать в его ловких руках. Он никого не развлекал, а лишь выступал перед зеркалом у себя в ванной.
Зима сменилась весной или, просто, серость февраля и марта перелилась в мягкость и желтизну апреля. Рея уже не удовлетворяли простые трюки между пальцев. Он перерыл весь подвал, припоминая, что у его отца сохранилось все, с чем тот когда-то выступал в клубах, развлекая посетителей и организуя посиделки, когда сам Рей был еще ребенком. При переезде отец бережно упаковал все это в картонные коробки. В своих поисках Рей открыл большую старую картонку, в которой было все необходимое для сложных фокусов и эффектов, но попросту не знал, что с этим можно делать, потому что все было сложено в полном беспорядке. И тогда он открыл старую, обшитую натуральной кожей книгу, напечатанную еще в 1922 году, описывающую сотни фокусов. Книга включала схемы и иллюстрации различных сцен и представлений, как больших фокусов, так и небольших обманных трюков. Изучая все эти секреты, Рей был разочарован тем, насколько механичными они были, и подумал: "На самом деле все это совсем не волшебство, и не что-либо вообще в этом мире", - что было похоже на детское осознание того, что Санта-Клаус оказался кем-нибудь из соседей.
Как-то его пристальное внимание привлекла схема гильотины. Секрет был простым, но при этом до безумия эффектным. Он представил себе ее на сцене в зале "Тринити": "Могу ли я попросить на сцену кого-нибудь из сидящих в зале?". И затем видеть сопящих от удивления парней, с ужасом наблюдающих за лезвием, мягко входящим в шею добровольца. Руки Рея зачесались построить гильотину также как и тогда, когда он строил свой ялик. Руками он умел делать все. Отец говорил, что ему не нравится идея потратить деньги на образование Рея, когда тому, очевидно, лучше быть плотником: "...а плотник не нуждается в дипломе колледжа".
И одиноко размышляя о собственном безразличии к Монументу и к "Тринити", об усталости от серых облаков, укутавших небо в первые дни весны, и тоскуя по девочкам в бикини, в эти дни выходящим на калебские пляжи, Рей Банистер собрал все свои инструменты, необходимые пиломатериалы и приступил к постройке гильотины. Лезвие он купил в Ворчестере в магазине "Фокусы и Магия". И, как он сказал Оби позже - это правда, что он никогда не слышал ни о Джерри Рено, ни об Арчи Костелло, ни о ком-либо еще.
--------------------------
Оби влюбился. Совершенно диким, нелепым и невероятным образом. Ему казалось, что такое может быть только в кино. Любовь, которая не позволяет ни есть, ни спать, и из-за которой приходится отсыпаться днем в классе, прямо на уроке. Ее звали Лаурой Гандерсон, и она была прекрасна. Из-под ног Оби уходила земля, когда она появлялась в его поле зрения, и ему казалось, что он проваливается под землю и исчезает, никогда прежде не испытывая одновременно такого счастья и такого мученья. Дни и ночи протекали в розовом тумане, и повсюду он появлялся будто бы из другого мира, его лицо светилось ярким светом, и это, конечно же, раздражало Арчи Костелло.
В этот момент как раз проходило собрание "Виджилса", на котором обсуждалось новое задание. Другие члены плюс трое "годовалых" сидели и с легкой нервозностью ожидали того, что могло бы произойти. Арчи как всегда шел по лезвию ножа, подбрасывая теперь свои маленькие сюрпризы и держа всех в напряжении, никому не давая спать или отвлекаться на посторонние мысли. Но Оби сидел все с тем же глупым выражением лица, и Арчи отвернулся, глядя на Бантинга, проучившегося в "Тринити" почти уже два года.
- Ладно, Бантинг, - сказал Арчи. - Что у нас сегодня?
Речь Бантинга не вызвала никакой реакции у Оби, которого вообще не интересовало происходящее в этой дурацкой, расположенной около гимнастического зала комнате с заглушенными окнами, где "Виджилс" проводил свои собрания.
Он был вместе с Лаурой Гандерсон, где-то не здесь. Они ехали по шоссе к Монт-Ватчусаом. Был солнечный весенний день. А затем они поднимались в гору. Оби помогал ей преодолеть скалу, показывал рукой, как обойти камни. Ему было недостаточно ласково коснуться ее рукой, хотя она не оценила бы это как должное. Только в особом случаи она могла прижаться к нему и расплыться от ласки, ради чего только он и жил, посвящая этому каждое мгновение своего сознания.
- Ты с нами, Оби? - спросил Арчи, в его голосе как всегда был холод, и как всегда полное отсутствие эмоций. И все всегда выглядело так, будто бы назвав по имени, он сделал тебе одолжение.
- Я здесь, Арчи, - ответил Оби, неохотно оставляя теплый и мягкий след Лауры.
- Иди сюда, Бантинг, - позвал Арчи.
В этот момент у него в руках Оби увидел тетрадку. Вздрогнув, он проверил карман своей куртки, чтобы быть уверенным в том, что его тетрадка на месте. Тетрадка Оби была легендой "Тринити". В ней были не только задания, замышляемые Арчи, а еще и все, что можно было бы узнать о любом учащемся этой школы - разного рода информация, не имеющаяся в официальных бумагах. Теперь Оби видел Бантинга с его собственной тетрадкой и был несколько удивлен, но это не переворачивало вверх тормашками всю его жизнь, как незадолго до того встреча с Лаурой Гандерсон, которая полностью изменила все в его глазах. Однако позволить Бантингу иметь собственную тетрадь?!
Бантинг стоял с бодрым высокомерием, что было отличительным признаком "годовалого", что так ненавидел Оби. Большинство учившихся в этой школе уже второй год были именно такими. Они теряли робость новичков и вместе с тем еще не приобретали хладнокровия старших. Им была присуща самоуверенность, и вера в то, что школа, как и весь этот мир, существует для каждого отдельно. В их правилах было тут же занять освобождающееся место. Например, в данный момент в глазах у Бантинга сиял триумф. Он зло ухмылялся, наверное, чувствуя превосходство над Оби. В ответ легкая улыбка Оби заставляла полагать, что при необходимости тот сможет общаться с ним. Но, не смотря на сладость присутствия Лауры в его жизни, он иногда ощущал вспышки ревности. Скорее не ревности, а чего-то еще. Ревновать Лауру к "годовалому"? Ради Бога. Ненависть - может быть, но не к самому Бантингу. Возобновление его ненависти к Арчи... а было ли это ненавистью, вообще? Он не был уверен, и вообще не был уверен ни в чем, что касалось бы Арчи.
- Посмотрим, что у нас на повестке дня, - выдал Бантинг. - Каждый, кто подписался, затем сдержал свое слово, или уклонился. Большинство из вас знают, что все это значит. Хотя и не от кого вам ждать другого дерьма...
- Бантинг, Бантинг, - развел руками Арчи, словно отец, бранящий непослушного сына.
- Что случилось? - удивился тот.
- Твой язык.
- Что язык? - Бантинг не только удивился, но и забеспокоился.
- Используемые тобою слова.
- Что слова? - его голос повысился еще на пол октавы.
Арчи не ответил, выражая Бантингу свое полное презрение.
- Ты имел в виду "дерьмо"? - недоверчиво спросил Бантинг.
Арчи кивнул.
- Ты не соблюдаешь правил, используешь похабный язык. Ни-ни. Табу.
Неохотно соглашаясь, Оби качнул головой: "Это Арчи. Оставь его". Конечно же, не было никаких правил, связанных с языком. То, что так интриговало у Арчи, так это невозможность знать, что произойдет в ближайший момент. Оби расслабился, приготовившись к ожиданию наслаждения игрой, которую затеял с Бантингом Арчи. Он также знал, что сам неизбежно был втянут в эту игру, и что со стороны Арчи его могли ожидать неприятности.
- Ты думаешь, что есть правила, касающиеся ругани? - спросил Бантинг, его доверие начало быстро таять.
- Вот именно, Бантинг. Правило, которое обязывает не прибегать к похабному языку, не ругаться на собраниях "Виджилса", не упоминать имя Господа всуе, - в голосе Арчи сквозило издевательство. Он тряс головой, симулируя разочарование. - Эй, Оби, как долго действует у нас это правило?
- Шесть дней, - автоматически ответил Оби.
- Смотри, Бантинг. Ты - парень амбициозный, хочешь сделать карьеру в "Виджилсе", но ты уже упустил новое правило.
Еще двое других "годовалых" сидели неподвижно. Одним из них был рослый худощавый парень с выпученными глазами, его звали Харлей, и угрюмый увалень по имени Корначио, с усыпанным прыщами лицом. Они никогда раньше не видели, как на самом деле действует Арчи, и, очевидно, тоже почувствовали угрозу. Ветераны "Виджилса" с удовольствием наблюдали за продолжением спектакля, осознавая вместе с Оби очередную внезапную импровизацию Арчи.
- Объясните Бантингу, зачем мы иногда можем принять новое правило, Картер.
Картер это ненавидел. Будучи президентом "Виджилса", он обычно не участвовал в таких играх, но всегда поддерживал правила, держа в руке молоток, ударяя им по деревянному ящику, используемому вместо стола, обозначая точки над "и" после каждой команды Арчи. Картер не одобрял психологических игр. Он предпочитал все, что можно было попробовать на ощупь, кулаками. Его трагедия заключалась в том, что в этом учебном году Брат Лайн запретил бокс. Картер возглавлял боксерскую команду, а также и футбольную. Боксерская команда была распущена, а футбольный сезон давно прошел, на этот день он уже не являлся ее капитаном, и был известен в школе лишь как президент пресловутого "Вижидса". И, как президент, он был вынужден играть с Арчи в его игры, будучи его черным ящиком со словами.
- Мы утвердили это правило, потому что нужно очистить атмосферу, - начал Картер, слова выходили легко и в большом количестве. И то, что он был боксером, не значило, что он глуп. - Невозможно удалить всю эту дрянь, выбрасываемую из выхлопных труб машин. Но, наконец, мы можем держать воздух свободным от всякой нецензурной брани.
Арчи улыбнулся ему в угоду, и Картер возненавидел себя, когда осознал, что попал в очередную его ловушку.
- И каждый, кто ругается, будет платить штраф. Правильно, Оби?
- Нарушивший правила... - начал Оби, он не спешил, ему нужно было взвесить каждую возможность и каждое слово. - ...будет стоять голым на автобусной остановке в центре города у Монументального Парка в течение часа, - он кривлялся зная, что внезапная суровость на лице Арчи может быть мерзким наказанием.
- Правильно, - сказал Арчи и посмотрел на Оби с отвращением. - Допустим, Бантинг, это достаточно мягкое наказание. И это, потому что на самом деле что-либо более суровое мы прибережем для другого проступка, а это будет приятным сюрпризом для того, кто ругнется в следующий раз.
Бантинг кивнул, смутился, сконфузился, взвесив все, что случилось - то, как быстро он из провокатора он превратился в жертву, вместе с тем осознавая силу Арчи и его непредсказуемость. Какая-то малая часть его мозга также зафиксировала враждебность, развивающуюся между Арчи и Оби, но он отложил это на другой случай.
- Ладно, - сказал Арчи, - на этот раз мы прощаем твой проступок, Бантинг. Но в следующий раз ты за это ответишь, - его глаза пробежались по собравшимся. - И это касается каждого. Не будем сквернословить на собраниях "Виджилса", - и он снова повернулся к Бантингу. - Зачитай, пожалуйста, свой доклад.
Больше не ожидая никаких замечаний, Бантинг расправил плечи, но на этот раз он уже аккуратно подбирал слова.
- Как я сказал, это должно выглядеть так, словно ничего страшного не происходит. Никто не теряет бдительности. Желающие могут где-нибудь собраться и прочее. Кто-то пойдет на пляж Хемптон, кто-то - на мыс, еще кто-нибудь может съездить в Бостон. Но мы должны каждого предупредить: "Если остаешься в городе, то не попадайся на глаза. Мы ни за кем не следим, и нас не интересует, кто и что делает. Главное, не пойти в школу, спрятаться..." - Бантинг не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть в тетрадку, зная, что это может задеть Оби. - Мы ожидаем тех, кто отстал, но около девяноста процентов мы сможем организовать.
- Мне не нужны отстающие, - сказал Арчи жестко, командуя: "Это Арчи, это он правит школой". - Мне нужны все сто процентов.
Бантинг кивнул. И кивнул каждый сидящий в зале.
Последнее задание было не столько заданием, сколько очередным представлением Арчи, снова ломающим скучную рутину, всегда царившую в школе в этом нечеловеческом промежутке времени между весенними и летними каникулами, когда дни были бесконечными и бесцельными, когда даже учителя путались в вялой скуке застрявших часовых стрелок. Выпускники теряли интерес к школе. Теперь они смотрели в будущее, потому что большинство из них почти уже были приняты в какой-нибудь колледж. Те, кто был моложе, уже знали, что, сдав экзамены, они автоматически переходят в следующий класс, и что даже до экзаменов они неофициально считались уже в следующем классе. Даже без вины виноватые новички устали от роли самых младших, и у них уже накопилось достаточно энергии, чтобы стать "годовалыми" и встретить новую порцию новичков следующей осенью. Но на самом деле школа не была такой уж мирной и расслабленной как выглядела - просто вся эта школьная неугомонность затаилась в самых темных ее закутках.
Понимая все это, Арчи отдавал себе отчет, зная, что в акции такого рода могут быть использованы только "годовалые" (хотя и они могли остаться в стороне), он решил, что лучшим приветствием будет всеобщий день прогула школы, который не будет оформлен с помощью тонкого шантажа Брата Лайна. Наоборот, этот день будет ядовитым укусом Арчи Костелло. Все учащиеся "Тринити", а это почти четыреста человек, могли бы просто встать и уйти с уроков посреди указанного дня. Они могли бы исчезнуть, и никто бы их не нашел. И тогда братья начали бы отчаянно обзванивать всех - отсутствие учащегося всегда проверялось по телефону. Они всегда старались узнать, где сегодня Джими или Джой, почему Кевин или кто-либо еще ушел сегодня из школы. И эта схема имела двойное влияние: в школе и дома у учащегося. И теперь Арчи был на шаг впереди. Он изучил наперед дату визита епископа в "Тринити". Традиционный ежегодный визит всегда начинался с большой мессы и проповеди в школьном зале, который на время превращался в часовню для такого мероприятия. В этом году в зале никого не будет.
Картер был в шоке при одной только мысли об унижении епископа, так как эта акция могла иметь серьезные последствия, но об этом он ничего не сказал. Как и все остальные, он научился не возражать порядку Арчи. И идя у него на поводу, почувствовал беспомощность, ему хотелось еще немного смелости, чтобы начать протестовать. Смелости у него было достаточно на футбольном поле или на боксерском ринге. Но там все было иначе. А в эти дни он чувствовал себя одиноко, словно был изгоем в этой школе. Каждый думал, что он был лишь костями и мускулами, но, несмотря на это, такая шутка была бы для него ощутимой, и он понимал, что визит епископа мог принести немало бед, и не хотел в этом участвовать - только не перед самыми экзаменами, после которых он избавится от Арчи Костелло раз и навсегда.
- У меня есть идея, - сказал Бантинг.
Оби вновь посмотрел на этого "годовалого" с уважением после того, как тот после атаки со стороны Арчи был отброшен в сторону, но теперь осмеливался рискнуть другими своими идеями. Обычно только Арчи мог быть генератором каких-либо идей, каковыми теперь они не были, теперь от него исходили только приказы, в большей или меньшей степени.
- Послушаем, - сказал Арчи, - но следи за языком, понятно? - звучало почти чопорно, почти через сжатые губы.
Бантинг кивнул.
- Вот, что я думаю, - начал он, собирая доверие. - Почему бы нам не уйти из школы, всем кроме одного? И если каждый будет отсутствовать, то не... - он не находил подходящего слова.
Арчи махнул рукой:
- Не поражает... не впечатляет, - он послал Бантингу полный восхищения взгляд, или что-то такое должно было произойти, чтобы Арчи оставил свое хладнокровие, он перестал соблюдать дистанцию от толпы, которая всегда была у него в кулаке. - Бантинг, Бантинг. Теперь все ясно. Епископ, Брат Лайн и все преподаватели поднимутся на сцену к алтарю. И один парень сидящий в зале, где-нибудь в середине. Вокруг него будут только пустые места, никого.
- Нам нужен "правильный" парень, - продолжил Бантинг, уже просто читая. - Он будет частью публики, с признаками нормального поведения, словно он в зале не один, словно все происходит как обычно.
Арчи поднял руку, ладонью вниз, словно он был священником, собравшимся благословить паству, но "Виджилс" хотел знать, что этот жест значит. Арчи захотел полной тишины. Внезапно все сидящие в комнате словно задышали в такт по его команде, публика словно застыла. Каждый раз Оби был поражен способностью Арчи, вовремя взять управление в свои руки, это напоминало узкое пятно света от прожектора, которое оказывалось всегда там, где нужно Арчи. Оно мгновенно переместилось с Бантинга на самого Арчи. Глаза Арчи сощурились, он собрался на собственных мыслях, или просто претворился, что думает. Оби уже тысячу раз видел эти представления и трюки. Но трюки ли это были?
Жара в замкнутом помещении стала почти нестерпимой. Душный воздух и запах потных тел затрудняли дыхание. Собрание "Виджилса" обычно было непродолжительным, потому что Арчи не мог долго находиться в этом аромате. Он не мог видеть пот, стекающий по лбам и щекам. Оби тайно разглядывал неподвижно сидящих парней, пристально пялящихся на Арчи. Они не смели пошевелиться. Никто не хотел быть замеченным или выделенным Арчи. Бантинг одиноко рисовался перед всеми. Он был уверен в себе. Его черные кудрявые волосы блестели в грубом свете тусклой свисающей с потолка лампочки. Он выглядел так, словно только что вышел из душа: свежим и чистым. Оби чуть не вздрогнул. Он знал, что Арчи обкатывал Бантинга, готовя из него нового управляющего, который займет место Арчи в следующем году, хотя тот был низкорослым, мускулистым брюнетом в противоположность Арчи, рослому и худощавому блондину. Оби все никак не мог уловить, что же между ними было общего - может быть жестокость?
- Хорошо, - сказал Арчи, будто выйдя из транса. Его голос стал ярче, а в голубых глазах появились огоньки. - Для этого нужно только одно. Парень, который в тот день придет в школу, - он метнул взгляд на Оби. - Мне нужен кто-нибудь новенький. Тот, кто еще не был вовлечен в подобные акции.
Словно реагируя в ответ, Оби хлопком раскрыл свою тетрадку, и тут же возненавидел себя за такую прыткость "под дудочку" Арчи.
- Это будет парень, который прибыл во втором полугодии. Его семья переехала из Кепа. Его зовут Раймонд Банистер... учится во втором классе высшей школы... средняя успеваемость В-минус, но на экзаменах у него будут D, потому что он - лентяй.
- Почему раньше мы о нем ничего не слышали? - спросил Арчи, в его голосе зазвучал упрек, когда он поставил акцент на мы, словно был священником, громко декларировавшим: МЫ...
В ответ Оби пожал плечами. Новички всегда были наживкой для "Виджилса". Арчи как никогда любил надеть хомут на очередного новичка.
- Ты не ошибаешься, Оби? - спросил Арчи с хитринкой в голосе.
Оби почувствовал, как краска залила его лицо, словно он где-то провинился. Арчи был мастером унизить кого-нибудь, особенно перед всем честным народом.
- Я не думаю, что сейчас подходящее время для психологических упражнений, - ответил Оби. - Как я сказал, Рей Банистер - лентяй, - он внимательно посмотрел на Арчи, пытаясь угадать, получил ли он посылку - с шоколадом.
Арчи хлопнул глазами, словно невидимая ветка шлепнула его по лицу. Установилась мертвая пауза, но только на момент.
- Может, на этот раз стоит обойтись без него, - ответил он, прямо глядя на Оби. - Но потом, докапываясь до этого Банистера - до лентяя, можно увидеть, что он любит сидеть отдельно, погрузившись в себя. Объясни ему правила игры, впечатай важность его роли, и он не откажет.
"Виджилс" с одобрением зашумел.
Арчи повернулся к Бантингу, отвернувшись от Оби, словно отмахнувшись.
- Хорошая работа, Бантинг.
И Бантинг засветился, он не мог, сопротивляться вспышке триумфа, глядя на Оби.
- Совсем другое дело? - спросил Арчи, не адресуя это никому.
Арчи осмотрел комнату, и в ней установилась полная тишина. Он изучал маленькую аудиторию, разглядывая каждого холодными и умными глазами, как обычно, глядя на все свысока.
- Что у нас с Днем Ярмарки? - спросил Бантинг.
Тень пересекла лицо Арчи. Веселясь, Оби подумал: "Бантинг далеко пойдет за своим счастьем".
- Что у нас с Днем Ярмарки? - голос Арчи содержал намек на холодную издевку.
Бантинг еще не знал, что Арчи вовсе не был энтузиастом Дня Ярмарки. Скука. В "Тринити" День Ярмарки был семейным днем, последнее публичное мероприятие перед экзаменами, день хот-догов и гамбургеров, будок и каруселей для детей - братьев и сестер учащихся "Тринити". Для "Виджилса" этот день никогда не представлял серьезного интереса, как и следующий за ним Вечер Пародии (многие называли его "Вечером Дерьма")
Вечер, заключающий День Ярмарки.
Бантинг мог это знать, но он был классическим "годовалым", живущим по принципу: сначала сделать, а лишь затем подумать.
- Пора подвести итоги, - прорычал Картер, используя свои привилегии президента "Виджилса". Он с нетерпением ждал конца заседания, устав от всего этого дерьма.
Арчи хихикнул, словно симулируя раздражение от Бантинга. Отец теперь был доволен любимым сыном. "Садись, Бантинг", - сказал он, затем кивнув Картеру.
Картер ударил молотком и встал. Атмосфера стала натянутой, словно резиновая лента, растянутая перед ударом в точку. Картер снял с полки черный ящик в картонной коробке. Он держал его в руках так, словно там были все королевские драгоценности Европы.
Арчи устало и глубоко вздохнул. Он повернулся к Харлею и Корначио - к двоим "годовалым", с трепетом наблюдающим происходящее, и ему показалось, что они от страха вот-вот надуют в штаны.
- Это ваше первое собрание, правильно? - спросил их Арчи по-доброму, мягко. "Замечательный актер", - подумал Оби. - "Так вывернуть наизнанку все стороны своей личности".
Арчи показал кивком на черный ящик.
- Это то, что я делаю каждый раз после объявления очередного задания, - и дальше кривляясь: - Если быть честным, - теперь Арчи уставился на Бантинга. - То это то, что предстоит тебе, если, конечно, ты пойдешь по моим стопам.
"Годовалые" осторожно рассматривали черный ящик, который являлся легендой "Тринити". Вся школа могла увидеть его воочию лишь только раз.
Картер поставил ящик на стол, и Арчи сказал:
- Когда задание объявлено, я имею дело с этим ящиком. Внутри шесть шаров, пять белых и один черный. Если я достаю белый шар, то можно не волноваться, задание остается в силе. Но если шар будет черным, то исполнять задание буду я сам. Несколько лет тому назад этот принцип был взят на вооружение, что заставляет управляющего воздерживаться от лишних иллюзий и рискованных ситуаций, если он знает, что, вероятно, это задание достанется ему самому.
Картер и Оби подошли к Арчи, Картер встряхнул ящик, а у Оби в руках был ключ. Ящик был старой шкатулкой для украшений и драгоценностей. Кто-то из учащихся когда-то стащил ее из спальни своей матери.
- В этом особенном сундуке... - продолжал Арчи объяснять "годовалым". - Если я вытащу черный шар, то займу место Банистера в зрительном зале, что, может быть, не так уже и плохо, но риск все-таки есть.
Арчи снова засмеялся, и это был неподдельный смех. Оби как всегда думал, какая же кровь течет по венам у Арчи, и кровь ли это, вообще?
- Посмотрите на Оби, - сказал Арчи.
Оби чуть не уронил ключ. Сверхъестественно. Арчи мог узнать, что у Оби на уме.
- У Оби появилась надежда на черный шар. У него никогда раньше не было такой надежды, - Арчи говорил, запуская руку в отверстие в крышке ящика и показывая это всем. Он делал это быстро и без остановки. Почти одним движением он вытащил руку и извлек наружу белый шар. Тусклый свет лампочки, падающий сверху, поймал все это в полном объеме. За все время, пока Арчи был управляющим, он ни разу не вытащил черного шара.
- Извини, Оби, - сказал он смеясь.
Оби понял, что на какой-то момент он и Арчи стали врагами, и не знал, когда это могло случиться и почему. Он знал только, что между ними что-то присутствовало - то, чего раньше не было. Картер ударил молотком, обозначив конец собрания. Оби вздрогнул от жара замкнутого помещения и понял, что всего лишь пять минут он не думал о Лауре Гандерсон.
-----------------------------
Все пошло гладко, жизнь вернулась на свою колею, ужас и предательство смазались и растворились... - и вдруг зазвонил телефон.
Он снова начал бегать, взлетая по улице: вверх и вниз, легко и грациозно. Холодный утренний воздух предавал ему бодрости, а яркое солнце, отражаясь от магазинных окон, слепило глаза. И колли, прогуливающаяся с кем-то по Спрусс-Срит, начала бегать рядом с ним, и он почувствовал собственное сходство с этим животными. Иногда он и эта колли были единственными живыми существами на всей этой улице на протяжении часа.
Его отец был счастлив увидеть, что он снова бегает. "Хорошо, Роланд, хорошо..." - сказал он ему, встретив после пробежки по дороге на работу.
Он шел вместе с отцом, дыша в полную силу. Его легкие наслаждались вкусом свежего воздуха, а влажное тело охлаждалось утренним ветром, и Губер почувствовал, что он стал больше, шире и выше.
- Видишь, Роланд, время вылечивает все, - сказал ему отец, качая сумку с обедом, взятую с собой на работу.
Его отец был очень правильным человеком. Он не любил клички и, в отличие от других, никогда не называл сына Губером или Губом. Губер видел, как он бодро выходит на работу с высоко поднятой головой, и скрывал то, что он чувствовал где-то глубоко в себе, что-то исходящее из подсознания - любовь или привязанность? Он не мог точно себе этого объяснить. Может быть то, что должен был чувствовать сын к отцу, когда в трудные минуты тот приходил к нему на помощь. "Время вылечивает все..."
Губер жил в пяти милях от "Тринити", но совершать пробежки почти до самой школы было не близко, особенно с учебниками в руках и со всем тем, что нужно было брать с собой в школу. Он пробегал часть пути, хотя рядом с его домом была остановка школьного автобуса, и садился на него уже в центре города у библиотеки. Этот автобус подбирал как учащихся "Тринити", так и других школ, что устраивало Губера. В ближайшую осень он должен был переехать в Верхний Монумент, хотя предпочел бы это сделать в июле. Но его отец отказывался переезжать посреди года. Несмотря на то, что со временем почувствовал себя в "Тринити" намного лучше, Губер не старался оказаться в чьей-либо компании, и ему благополучно удавалось держаться особняком. В "Тринити" учились не только из Монумента, но и из других мест, и всего лишь несколько человек, вместе с ними и Губер, перешли сюда из школы прихода Святого Джуда. Так или иначе, он решил, что он будет хладнокровно играть во все эти игры до июня.
"Сердце четырнадцатилетнего - изумительная вещь", - сказал как-то ему отец. - "Оно может быть надорвано, но никак не разбито - неважно, что говорят поэты".
Губер не смог разобраться, где и как в те шоколадные дни прошлой осени его сердце было надорвано или разбито целиком и полностью. Он знал лишь то, что равнодушие, наконец, овладевшее им, явилось для него новокаином духа. А время и бег также помогли забыть те ужасные дни. Но он продолжал чувствовать себя предателем, и, где было возможно, обходил Арчи Костелло, Оби и других членов "Виджилса". Он также как можно дальше держался от комнаты N19, даже если окольная дорога иногда вела через лестницы и коридоры других этажей. Комната N19 и Брат Юджин, те шоколадные дни и Джерри Рено... теперь все это было под контролем, он проводил свои часы в школе без излишней паники и депрессии. Он мог сохранять спокойствие, находясь около Брата Лайна, и, конечно же, научиться жить в его присутствии. Лайн всякий раз рыскал по классу и объявлялся именно там, где его меньше всего ждали. Он провоцировал других учителей наблюдать за классом и учителями, сидя на последнем ряду помещения класса. Губеру показалось, что недавно он одержал личную победу: встретившись с Лайном в коридоре, он смог увидеть его молочно-влажные глаза без ощущения тошноты, собирающейся у него в желудке.
И теперь этот звонок.
Когда зазвонил телефон, в комнате он был один. Отец еще не вернулся с работы, мать ушла за покупками. Он поднял трубку:
- Роланд?
Сначала он подумал, что звонит отец, и внезапно испугался. Его отец никогда не звонил с работы домой. Авария? Никто, кроме отца никогда не называл его Роландом.
- Да, - ответил он с осторожностью и напряжением.
- Это отец Джерри Рено.
Эти слова эхом отдались в ушах у Губера, словно они были заложены, или его оглушило.
- О, да... - вслушиваясь, ответил Губер. Он видел его только раз, в ту ночь, когда Джерри привезли в больницу Монумента. В его памяти этот человек был стерт событиями, произошедшими в ту ночь, вдобавок слезы заливали его глаза, и образы казались расплывчатыми. - Как Джерри? - спросил, наконец, Губер, заставив себя говорить. И он боялся ответа. "Может, я снова стану предателем?" - подумал он.
- Хорошо. Он дома, - голос мистера Рено был спокоен и тих, словно он сдержано говорил в больничной палате, чтобы его не услышал обреченный пациент.
- О... - воскликнул Губер. Выглядело нелепо, но произнести что-либо еще он был неспособен, и снова ощутил ту ноябрьскую панику. Новокаин перестал действовать, и боль вернулась.
Джерри Рено провел несколько недель в больнице Монумента, после чего был переправлен в Бостон. Затем через несколько недель мистер Рено доложил по телефону, что его сын уехал в Канаду для восстановления здоровья: "Я считаю, что смена обстановки ему не повредит", - а затем добавил: "Я надеюсь". Его голос звучал трагично, словно он был полон предчувствия надвигающейся смерти. С тех пор Губер больше не видел Джерри.
- Думаю, ему неплохо бы повидать друзей, - продолжил мистер Рено. - Он всегда тепло отзывался о тебе, Роланд, - пауза, и: - Губер, не так ли? - и тогда он заговорил быстрее: - Как бы то ни было, встреча с кем-либо из друзей, с людьми, такими как ты, поможет ему.
- Вы думаете, что с ним что-то не в порядке? - спросил Губер. И подумал: "Не отвечай..." Он не хотел слышать ответ.
- Думаю, что ему нужно придти в себя после долгого отсутствия. Он собирает всю свою жизнь по кусочкам, - подбирал ли он с осторожностью слова? - Потому что друзья, такие как ты, могут ему помочь.
"Ну и какой же я друг?"
- Когда мне лучше придти? - спросил Губер, ненавидя в себе то, на что так надеялся мистер Рено. "Забудь. Джерри не дома, он остался в Канаде и останется там навсегда".
- Как-нибудь. Мы только договариваемся. А что, если завтра днем? После школы?
- Хорошо, - ответил Губер. Но это выглядело так, словно кто-то воспользовался его голосом.
Он еще долго держал трубку возле уха, после того, как отец Джерри уже положил ее га аппарат. Прерывистый тон был похож на предупреждающий сигнал об опасности.
----------------------------------
"Пальмированная" колода карт была специально предназначена для фокусов. Ее секрет был прост: карты имели еле заметную трапецеидальную форму, и одна из сторон каждой карты была заведомо немного уже, при перетасовке карты перемешивались и собирались обратно в колоду, нужная карта переворачивалась и определялась на ощупь, так как ее край немного выступал над остальными. Секрет фокуса был в том, что такую карту надо было расположить так, чтобы она была доступна для пальцев, что называлось "пальмированием колоды".
Когда Рей впервые попробовал этот фокус, то тут же был разочарован, так как у него ничего не получилось, но он начал перебирать и тасовать карты каждый раз, как освобождались руки, и со временем в пальцах развилась чувствительность. Через несколько недель он мог безошибочно на ощупь выделить перевернутую карту. "Пальмированная" колода лучшим образом убивала время, притупляя острые грани его одиночества.
Весна яркими красками без предупреждения ворвалась в его жизнь. Рей впервые осознал всю красоту весны там, где нет моря. Никогда раньше он не обращал внимания на плачущие ивы с их мягкими, растрепанными верхушками, усыпанными желтыми бутонами распускающихся почек, и неохотно допустил, что Монумент - город не такой уж серый и угрюмый, как может показаться на первый взгляд. Сладкие ароматы наполнили воздух, и окружающие город холмы, которые не слишком точно следовали звукам музыки, в своих развернутых и лучистых красках были сказочно прекрасны.
Стремясь в тень под клены перед "Тринити", вдыхая полный нектара весенний воздух и в ожидании школьного автобуса, развозящего всех по домам, Рей тасовал колоду. Он наблюдал за остальными парнями. Они подходили и отходили, и, как всегда, они игнорировали его. "Понадую-ка я их всех" - подумал Рей.
Он достал из колоды пикового туза, перевернул его, и перетасовал карты. Затем, дунув на пальцы, поднял глаза на парня, стоящего рядом, который держал руки на бедрах и разглядывал его маленькими сощуренными глазками.
Рей поприветствовал его жестом.
Парень проигнорировал его приветствие, но подошел ближе. На его равнодушной физиономии не было ни дружелюбия, ни агрессии.
- Твои карты мечены? - наконец спросил он, нависнув над ним.
Внезапно почувствовав уязвимость, Рей сделал шаг назад:
- Нет, я лишь люблю взять карты и кого-нибудь "надуть", - сказал он.
- Как это, "надуть"?
Рей изменил свое мнение об этом парне. Его лицо не было равнодушным. Маленькие глаза были наблюдательными и вызывающими. Полные губы уравновешивали ухмылку презрения. Он не был слишком крупным или закаченным, но производил впечатление силы - наверное, силы животного.
- Фокусы. Я занимаюсь фокусами, - сказал Рей, сунув карты в карман, шаркая ногами, поглядывая в сторону в надежде на автобус.
- Покажи что-нибудь, - тихо сказал этот парень. Его руки продолжали покоиться на бедрах. При разговоре он лишь шевелил губами, словно чревовещатель.
Рей заволновался, он давал представления только перед зеркалом. Он знал, что с "пальмированной" колодой смог бы попробовать что-нибудь показать перед публикой, ко всему еще и враждебной.
- Ладно, я еще не настолько преуспел, - сказал он неуверенно, почувствовав оживление в сердце. - И пока лишь учусь.
- Покажи что-нибудь, - сказал этот парень, его губы не двигались, его голос продолжал быть тихим, но в нем зазвучала настойчивость, некоторая угроза в словах. Карикатура на злостного хулигана.
- Смотри, если я в этом чего-нибудь добился, то покажу, - без достаточной твердости в словах. - Я уверен, что ты получишь почетный билет на открытый вечер...
От этого парня не последовало никакого ответа за исключением угрожающей ауры, создаваемой его присутствием.
- Привет, Эмил.
Рей и его "собеседник" одновременно обернулись на приветствие.
- Хай, Оби, - ответил этот парень с отвращением в голосе, и его угроза растворилась.
- Знакомишься с новым человеком? - воскликнул парень, которого звали Оби.
Словно какие-то секретные сигналы проходили между ними от друга к другу - некое безусловное понимание. Рей оглянулся по сторонам, пиная камни в траву. Иногда "Тринити" сбивала его с толку. Иногда находясь среди парней этой школы, он чего-то не мог понять или просто себе объяснить. Настроение и приходящее ощущение волшебства. Как и сейчас: парень, которого звали Оби, вмешивался, словно бросал вызов парню, которого звали Эмил, и Эмил устранялся, уходил в сторону, хотя при этом выглядел так, словно он взял этого Оби и швырнул в стену:
- Черт, я только полюбопытствовал, Оби. Я смотрел, как он играется с этими картами, и он мог бы показать мне какой-нибудь фокус. Я подумал, что он, наверное, фокусник... - тональность в его голосе сползла вниз.
Оби проигнорировал его, отвернулся, словно не слышал его слов или, даже если он их и слышал, то не посчитал достойными внимания.
- Ты - Рей Банистер, не так ли? - спросил он. Словно Рей был давно потерянным другом.
- Это я, - он удивился, хотя старался не выражать своего удивления.
- Я - Оби, - представился он, разводя руками.
- Мне иногда хочется посмотреть какие-нибудь фокусы, - крикнул Эмил, протяжно на расстоянии, адресуя свое замечание Рею, в его голосе угроза исчезла. Рей почувствовал, что чуть кому-то не стал врагом.
"Дрянь", - подумал он. - "Для меня было бы лучше, чтобы никто не обратил на меня внимания".
Эмил окончательно удалился со сцены, и Оби захихикал:
- Только что ты столкнулся с одним лишь только Эмилом Джанзой.
- Я рад, что только с одним, с двумя - это было бы слишком.
- Он - "животное", - сказал Оби. - И думает, что весь этот мир крутится только вокруг него, и хочет, чтобы каждый еще крутился вокруг него вместе со всем этим миром, - и сменив тон: - Что происходит, Рей?
- Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Оби вытащил небольшую затертую, завивающуюся в рулон тетрадку, и распахнул страницы:
- Рей Банистер, из Калеба на Кепе. Рост: пять-десять (5 фунтов и 10 дюймов - примерно 174см). Сто пятьдесят два пуда (74.5кг). Отец работает управляющим офиса страховой компании. Тебе нелегко завести друзей. Ты любишь играть в карты.
- Похоже, ты многое обо мне знаешь, - сказал Рей, почувствовав призрак чьего-то присутствия, словно кто-то все время за ним шпионил. - Странная школа.
- Не совсем, - сказал Оби. Оби ненавидел то, что ему приходилось тут делать, и, как и остальным, ему хотелось убраться восвояси от этого гнусного места, которое называлось "Тринити". Уже долгое время у него были приближенные люди. Для Арчи. Для упорядочивания разных дел. Для заботы о заданиях, о чем-либо таком... провокационном. Он не всегда чувствовал их присутствие, хотя использовал для удовлетворения схем Арчи и его стратегии. Теперь что-то выглядело более важным. Конечно же, все, что было связано с Лаурой. Она значила для него больше всего остального. Ее имя всплывало из глубин подсознания и памяти. Он запрещал себе это имя, концентрируя внимание на тетрадке, и глядя на Рея Банистера. "...удаленная фамилия - Рено."
- Смотри, Рей. "Тринити" не такая уж и странная эта школа, как может показаться. На первый взгляд здесь все выглядит грубо. Черт, наша футбольная команда также часто проигрывает, как и побеждает, и наши боксеры: бокс для нас значит не мало - сложи. И когда директор заболел и ушел на пенсию, то кое-кто занял его место...
- Брат Лайн? - спросил Рей. - Лайн исполняет его обязанности.
- Правильно, - у Оби было, что рассказать о Лайне, но он промолчал. После паузы: - Между прочим, это тяжелый год. Важно, что "Тринити" - прекрасное место, замечательная школа. - Он пытался впрыснуть немного энтузиазма и сердечности в слова, которые, как ему казалось, звучали неубедительно, и ему показалось, что Рей Банистер различал фальшь в его голосе. Рей просто кивал головой, словно его мысли на самом деле были где-нибудь еще.
- Ты ждешь автобус? - спросил Оби, зная, что он перестал действовать, как журналист газеты, принадлежащей "Тринити", и перешел к делу.
Рей кивнул.
- Я отвезу тебя домой. Моя машина на стоянке.
Подозрение пробежало по костям Рея. К чему такое пристальное внимание, когда уже несколько недель все его игнорировали?
- Пошли, - сказал Оби, растягивая у себя на лице дружескую улыбку, которая ему самому показалась печатью на бочке с динамитом.
Рей встряхнулся и поднял свою сумку с учебниками. Что за черт? Так долго он был один. Может быть, в этой школе его начала мучить паранойя? Главное, что он был благодарен парню, которого звали Оби. Теперь, следуя за ним, Рей задумался о Калебе и Кепе, и о море, ласкающем берег, словно язык старой преданной собаки. Здесь не было ни моря, ни великодушного солнца, ни прогуливающихся по берегу девушек. Лучшее, что у него было на этот момент, так это поехать домой с этим парнем, который мог бы стать его другом.
Манипуляции Рея Банистера с "пальмированной" колодой произвели на Оби сильное впечатление. Он с трепетом наблюдал, как была выделена выбранная им пиковая дама, которая волшебно появилась перед ним. Она была безошибочно извлечена из колоды, хотя Рей не знал ее масти. Рей проделал это снова:
- ...хотя фокусники никогда не повторяют своих трюков, - сказал он. И фокус повторился с тремя бубновыми картами и с тузом.
- Рука быстрее глаза, как говорится, - сказал Рей, смеясь, очевидно радуясь восхищению Оби. Он волновался, впервые показывая это кому-то, но Оби выглядел искренне заинтересованным и дружелюбным, и это дало Рею шанс. Его нервозность удалилась, когда он снова стал перетасовывать колоду. Он был любезно удивлен, снова увидев, как его пальцы прекрасно проводят этот фокус.
- Уау! - воскликнул Оби, искренне удивляясь. Но его ум также работал. Перед ним был парень с явным талантом. Теперь вопрос, как же использовать это в "Виджилсе"? - Еще что-нибудь покажи.
Рей снова заволновался. Он еще не на столько овладел кубками или шарами, чтобы блистать, но эти фокусы были проще карточных. Нахмурившись, он изучал Оби и пытался оценить, насколько тот действительно был искренен. Рей подумал: "Почему бы не поднять себе цену?"
Он достал кубки, шары и маленький столик, и был еще сильнее удивлен собственному представлению, делая невидимыми красные шары, пряча их то под одним, то под другим кубком на выбор по желанию Оби. Схватив один шар, он быстро провел его в другую руку, чтобы тот появился у Оби в ухе.
Словно гром оглушил Оби, его челюсть отвисла от изумления.
- Что такого? - удивленно спросил Рей. Будто бы ранее Оби не видел этого фокуса.
- Рей, ты можешь повторить это еще раз? Мне кажется, что шар исчезает у тебя в руке, а затем появляется где-то еще.
- Я не собирался делать это дважды, - сказал Рей. Но он все-таки повторил этот фокус еще раз, потому что ему понравился вызов Оби. Теперь Оби пронаблюдал за всем этим поближе, стараясь не упустить ни малейшего движения рук Рея, что было пагубным для иллюзии, усложняя ему обман зрения, главный инструмент фокусника. И Рей подумал, стоит ли рассказать ему о гильотине.
Красный шарик был не больше камешка на пляже. Он сверкал в воздухе. Оби рассматривал, поднеся его близко к глазам. Руки Рея двигались, его ладони были раскрыты, пальцы извивались, и шарик исчезал. Рей доставал его правой рукой. Оби мог поклясться, что рука была пустой. И Рей вталкивал шарик в поле зрения, словно он вытащил его из кармана рубашки Оби.
Отвернувшись и взглянув на солнечный свет, наискосок проникающий в ванную, Оби присвистнул, подумав об Арчи. Не использовал ли тот все эти годы ловкость рук, когда вытаскивал белые шары из черного ящика? Не было ли это способом избежать самому исполнения каждого задания, чтобы только не извлечь черный шар? Такая вероятность поразила Оби. Ничего не стояло за спиной у Арчи. Он всегда был на шаг впереди всех. Члены "Виджилса" всегда удивлялись его везению, возмущались тому, с какой издевкой он смеется, когда из раза в раз у него в руке появляется белый шар. Арчи был сильно удивлен лишь только раз, последней осенью во время того шоколадного скандала. В тот раз Арчи также извлек белый шар, но пот танцевал у него на лбу - Арчи, который никогда не потел, и тогда еще он о чем-то задумался.
Оби оценил Рея еще раз.
- Замечательно, Рей, - сказал он. - Просто замечательно, - а затем осторожно: - Как долго ты осваивал трюк с шариками? - пытаясь говорить так, чтобы это звучало только лишь из любопытства.
- Недолго, несколько недель, какое-то время нужно было поработать руками. Если откровенно, Оби, то "Тринити" - это не самое дружелюбное место на земле, - продолжил он, катая красный шарик между большим пальцем и указательным, когда в глазах Оби было очарование. - Факт, что жизнь этой школы строится на подлости. Там что-то не так.
Оби уткнулся глазами в шарик, думая о том, как много уже рассказал Рею Банистеру о "Тринити".
- Как я сказал, этот год для нас был нелегким, - начал он. Искусство восприятия отпечаталось в его сознании: Рей Банистер и ловкость его рук - чего-то он мог и не знать об Арчи, секрет, которым Оби мог бы воспользоваться в будущем. Может быть, ему действительно стоит поднять планку перед Банистером, дав ему знать, что действительно происходит в "Тринити". - Что произошло... Как это было... Обычно, каждую осень у нас проходит шоколадная распродажа. Это очень помогает бюджету школы. И один парень, которого звали Джерри Рено - новичок, как назло. Он отказался в ней участвовать, единственный на всю школу.
Рей Банистер поднял обе руки в жесте, значившим: "...а что здесь такого?"
- Проблема в том, что одно гнилое яблоко может испортить целый урожай. Он стал своеобразным символом. Другие последовали его примеру. Прежде всего, никто не любит школьные распродажи. Брат Лайн был на грани нервного срыва. Директор был в больнице, и Лайн занял его место...
- И все это во время во время шоколадной распродажи?
- Это были двадцать тысяч коробок шоколада.
Рей аж присвистнул.
- Правильно, - продолжил Оби. - Лайн купил их по дешёвке. Они остались со Дня Матери. Он купил их за доллар штуку. Звучало неплохо, исключая то, что он потратил 20000 долларов школьных денег, когда для шоколада они не предназначались. И также подразумевалось, что каждый парень продаст по пятьдесят коробок за два доллара, что выглядело убийством.
Оби говорил неохотно, он месяцами обходил мысли о шоколадной распродаже, о Джерри Рено, и сожалел, что ему пришлось рассказывать об этом Рею Банистеру, но он не остановился.
- И в школе воцарился хаос. Парни не знали чего и от кого ждать. И "Виджилс"...
- "Виджилс"? А что такое "Виджилс"?
- О, парень, - вздохнул Оби, он не знал, как это объяснить, что такое "Виджилс". В "Тринити" это было громкое слово. Братья знали о существовании такой организации, но предпочитали игнорировать ее, обходить ее действия, потому что это носило определенную цель: держать мир в "Тринити" в то время, когда беспорядки и насилие сметали государственные школы и колледжи. Как объяснить все это кому-то только что пришедшему, не знающему давних традиций "Виджилса"?
- Ладно, "Виджилс" - это такая секретная организация в "Тринити". Ее управляющим является Арчи Костелло. "Виджилс" имеет служащих, как и любой другой клуб - Картера в шутку называют президентом, а я - секретарь, но управляющий - это ключевая фигура. Факт, что управляющий Арчи Костелло и есть "Виджилс".
Рей удивленно отвернулся. Такое ему не было нужно. Секретная организация. Управляющий...
- И что за черт, этот управляющий? - спросил он и понял, что он действительно не хочет ничего об этом знать.
- Хорошо, он кое-чем наделяет парней... обязанностями, - сказал Оби, его слова словно хромали на костылях. - Они подготавливают определенные действия...
- Это как студенческое братство? Просидеть всю ночь на дереве, так? Выходки? Фокусы?
Оби кивнул, зная, что Арчи был бы в ярости, услышав, как его мелочные задания описываются как выходки или фокусы, но дал основание таким определениям. Он не хотел рассказывать Рею о "Виджилсе": факт, что он рассказал ему слишком много, почти все.
- И все-таки Брат Лайн попросил "Виджилс" о помощи в той шоколадной распродаже, - продолжил Оби. - Первое время Лайн и другие члены учительского состава не признавали существование этого клуба. Вот, как "Вилджилс" перемешался со всем этим...
- А что этот парень? Джерри, как его там?
- Рено, - подвел Оби, он даже будто бы забыл, что это, имя или сам парень? - Рено - он продолжал отказываться от продажи шоколада. Несмотря... на давление.
- На какое давление?
- Обычное, - сказал Оби. Как назвать силовые методы Арчи? - Арчи Костелло не любит психологического насилия. Но в этом случае...
- Насилие было применено, правильно? - сказал Рей, в негодовании дёрнув головой. Парой часов ранее он ничего не знал о "Тринити", будучи полным аутсайдером. Но теперь этот парень по имени Оби был здесь, у него дома, с его рассказами о сумасшедших вещах этого места.
Оби вздрогнул:
- Да, насилие. Боксерский поединок. Между Рено и Эмилом Джанзой...
- С тем "животным", с которым я только что повстречался у школы? - спросил Рей. Изображая мимикой его пухлые губы: "Эй, парень, покажи мне карточный фокус".
- Да, - сказал Оби, и вспышка веселья заплясала у него в глазах.
- И Рено был избит им, так?
- Так, - неохотно пробормотал Оби.- Смотри, парень был избит, но выжил. Главное, что его маленький характер был тверд. Говорят, что он уехал в Канаду для восстановления здоровья, - Оби сделал паузу. - Однако теперь все прошло. Распродажа шоколада успешно завершилась. Директор ушел на пенсию, а Брат Лайн стал главным человеком...
- Все хорошо, что хорошо кончается, - сказал Рей Банистер, подумав, что Оби обнаружил сарказм в его голосе.
- Правильно, - сердечно промолвил Оби, снова хлопнув себя по бокам, а затем нахмурившись. - Но...
- Но что?
- Это потрясло школу, - сказал Оби, внося в слова все то, что он так долго старался обходить стороной. - В тот вечер все призывали к кровопролитию. Все жаждали крови Рено. Шоколад стал важнее чего-либо еще, важнее чьей-либо крови...
"Я так не хотел уезжать из Калеба", - подумал Рей Банистер.
- И теперь, - продолжил Оби. - Все напоминает тот шоколадный взрыв прошлой осени, и мы все ходим вокруг по его последствиям - дерьмо. Видишь, о чем я? Каждый осторожен и ведет хладнокровную игру.
- И тебя начала мучить совесть? - предположил Рей.