Алистер Маклин
     ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ (Из сборника "Одинокое море")

     Alistair MacLean 
     The Lonely Sea - Collected Short Stories. First published 1985
     THE GOLD WATCH
     

     Часы были гордостью нашего  капитана.  Они  были  массивными,  в  диаметре
никак не  менее  трёх  дюймов,  корпус,  выполненный  из  золота,  был  украшен
замысловатым кабалистическим узором, и наконец, часы были насажены на  цепь,  в
размеры которой было трудно поверить. Разумеется, цепь так же была  сделана  из
золота. Нахалам, сомневающимся относительно  этого  последнего  факта,  капитан
просто  вручал  цепь  и  холодно  предлагал  обратить   внимание   на   клейма,
выдавленные на каждом её звене.
     В дополнение к перечисленным достоинствам, часы,  как  утверждал  капитан,
были абсолютно водонепроницаемы. Несколько раз  мы  пытались  убедить  капитана
продемонстрировать эту их способность путем погружения в воду,  но  всякий  раз
слышали обиженный ответ, что если мы не верим, то  он  не  намерен  напрягаться
ради подтверждения своих слов. Соответственно,  мы  пришли  ко  мнению,  что  у
капитана   имелись   сомнения   относительно   способности   часов    выдержать
воздействие    водной    стихии.    Он    всем    сердцем    желал     доказать
водонепроницаемость своих  часов,  но  для  проведения  испытания,  которое  бы
развеяло сомнения, ему, очевидно, не хватало  духу  и  эта  неуверенность  была
самым болезненным пунктиком нашего капитана.
     Как правило, часы эти были скрыты от досужих глаз  и  пальцев  в  футляре,
который запирался в сейфе капитанской каюты. Но в  тот  день  они  покоились  в
кармане жилетки  капитана,  цепь  же  свисала,  и  было  видно,  что  длина  её
соизмерима с  максимальным  охватом  владельца  в  поясе.  Жилет  капитана  был
довольно необычен, злые языки говорили,  что  он  его  специально  заказал  для
демонстрации  часов  и  цепочки.  Этим  жарким  июньским  днем   наш   капитан,
направляясь  на  последнее  совещание  с  торговыми  представителями  в  Басре,
вооружился  приветливой  улыбкой  и,  двумя  футами   ниже,   своим   обожаемым
хронометром.
     Двумя  часами  позже  капитан  вернулся  и  стал  пробираться  к   нашему,
поставленному на якорь в середине реки, судну сквозь  ограждение  из  зажженных
огней сигнальных буев. Лицо его уже не излучало  прежней  приветливости.  Часов
тоже нигде не было видно и дедуктивным методом мы пришли к выводу,  что  именно
этим  обстоятельством  объясняется  состояние   капитана.   Мы   находились   в
ожидании,   заботливо   помогая   раскрасневшемуся   и   вспотевшему   капитану
взобраться на борт.
     Ранее проявления гнева за ним не наблюдались и, принимая во  внимание  его
явно зашкаливающее кровяное давление, мы опасались  апоплексического  удара.  К
счастью, капитан всё же обрел способность к речи, и  это  в  значительной  мере
смягчило переполнявшие его чувства. Он пребывал  в  крайней  степени  отчаяния.
Навряд ли  будет  этично  привести  здесь  выражения,  извергаемые  им,  но  мы
признавали, что тому имелись весомые основания.
     Со сбивчивого рассказа капитана нам удалось понять, что он, после  встречи
со своими представителями, ничего не опасаясь, спокойно направлялся  на  судно, 
тем  не  менее,  принимая   надлежащие   меры   предосторожности   относительно
сохранности бумажника и часов, при  движении  сквозь  шушеру  уличных  базаров.
Миновав подозрительные места, он утратил бдительность, посчитав, что  находится
в безопасности. На входе в доки путь лежал  мимо  группы  арабских  матросов  и
капитан не сомневался в их благонадежности - на этом  этапе  повествования  его
горечь проявилась особенно остро. Внезапно он ощутил сильный толчок в спину  и,
обернувшись, чтобы выразить свое мнение о воспитании  возмутителя  спокойствия,
не ощутил, как лишился цепи с часами, ловко и профессионально стянутой  опытным
вором. Лишь несколько позже капитан обнаружил отсутствие своей драгоценности.
     В этом месте рассказа он снова утратил дар речи, и мы серьезно испугались,
что он тронется умом, это казалось не просто вероятным, а неизбежным. Всё же, с
огромным  усилием  превозмогши  себя,  капитан   продолжил.   Хотя   определить
непосредственно  вора,  тут  же  исчезнувшего  с  достойной  всяческих   похвал
живостью, оказалось  невозможным,  капитан  сообразил,  что  у  карманника  был
сообщник, которого и пытался преследовать около  полумили,  пока  последний  не
затерялся среди прочих арабов в переполненном  подъезде.  Эта  погоня,  как  мы
поняли, и была причиной необычного цвета лица и обилия пота у нашего капитана.
     Речь капитана снова стала бессвязной, и  его  оставили  предаваться  своим
мстительным размышлениям. В его бормотании  часто  попадались  слова  'часы'  и
'злодеи', первое произносилось с трогательным пафосом, а  второе  употреблялось
вместе с  некоторыми  очень  яркими  прилагательными,  выражаемыми  чрезвычайно
сумбурно.
     По прошествии тридцати часов  праведный  гнев  капитана  отнюдь  не  угас,
но речь более-менее пришла  в  норму,  хотя  в  ее  интонации  четко  ощущались
последствия  вчерашнего  прискорбного  случая.  Лишь  на  закате  был  загружен
последний отсек и рано утром, как только в восточном небе первый  слабый  лучик
провозгласил наступление нового дня, мы с радостью  покинули  зловонную  Басру.
Теперь наш  курс  пролегал  по  заливу,  прямо  на  юго-восток,  стояла  душная
тропическая ночь, её духота  не  освежалась  дуновением  ветра,  а  темнота  не
развеивалась бесконечно далекими точками звезд в безлунном небе.
     Попранные чувства нашего капитана не давали  ему  вкусить  благословенного
утешения сна, с недавних пор он, как заточенный в  клетку  леопард,  непрерывно
измерял шагами мостик, угрожая 'страшным возмездием',  которое  он  намеревался
учинить  над  незаконным  обладателем  его  часов,  и  вынашивая  мечту  об  их
возвращении. Рулевой старшина, весьма усердный в присутствии капитана,  утратив
бдительность, детально изучал коробку компаса, возможно, он задумался о  родном
селении в далёком Бомбее, а может, попросту заснул, гораздо спокойнее, чем  наш
капитан.
     Последнее, конечно же, всего лишь догадка, но очень уж она была похожа  на
правду, в ином случае он бы заметил неподвижное  дхау*  прямо  по  курсу.  Свою
беспечность рулевой осознал, услыхав грохот и  треск  ломающейся  под  натиском
наших стальных бортов хрупкой посудины,  сопровождающийся  ещё  более  громкими
воплями ошалевших бедняг.
     -  Только не говорите мне, что мы снова раздавили  один  из  этих  мерзких
дхау - устало простонал наш капитан  (заурядное  происшествие  в  тех  местах),
затем  дал  механикам  сигнал  остановить  ход  и  приказал  спустить  бот   со 
спасательной командой.
     Всё это было выполнено, и через пару минут на спасательной шлюпке  прибыл,
дрожащий и промокший в  морской  воде,  бывший  экипаж  дхау.  Капитан,  следуя
своим обязанностям, сошел на палубу, чтобы осмотреть вновь прибывших.
     Верёвочная лестница ожила, и как только первый  несчастный  -  он  ещё  не
знал, насколько он несчастен - очутился на борту, челюсть  капитана  совершенно
отвисла, дюйма на два, и он застыл, как вкопанный.
     -  Это -  джентльмен,  которого  я  вчера  преследовал  -  радостно  изрек
капитан   (термин    'джентльмен',    следует    понимать,    был    употреблен
эвфемистически), затем остановился, пристально осмотрев его, и быстро остановил
взгляд на втором, только что взобравшемся на  палубу,  'джентльмене',  которого
следовало назвать 'Мистер-Грязная-Шея'.
     На этой шее, достигая талии,  болталось  довольно  необычное  для  бедного
араба украшение - не что  иное,  как  похищенные  у  нашего  капитана  часы  на
цепочке, чудесно вернувшиеся назад по игривому капризу Фортуны.
     Затаив дыхание, с искренним соболезнованием мы ожидали  грома  и  молний -
воплощения  постоянно  повторяемых  кровожадных  обещаний  мести  -  в   общем,
мгновенного и абсолютного истребления арабов  (всего четырёх),  с  нескрываемым
ужасом взирающих на капитана.
     К немалому нашему  изумлению  и,  нужно  добавить,  облегчению,  ожидаемая
арабская резня**  так  и  не  началась.  Вместо  того,  спокойно  подойдя  и  с
удовольствием сняв часы с шеи трепещущего араба, капитан, до  удивления  мягким
тоном,  который,  как  нам  показалось,  был  следствием  воспрявшей  гордости,
распорядился:
     -  Уведите этих людей и дайте им поесть горячего, утром мы передадим их  в
руки полиции Бахрейна.
     Мы  были  изумлены  и  поражены,  ошеломлены  целиком  и  полностью.  Наше
скромное понимание отказывалось это постичь. Мы спрашивали себя, что  же  могло
послужить такой  невероятной  перемене  в  настроении  капитана?!  Долго  ждать
ответа не пришлось.
     Бегая вокруг нас и  размахивая  часами,  капитан  вопил:
     -  Смотрите! Слышите?! Я слышу!  Слышу!  -  Мы  слышали.  Отчетливый  тик-
так, тик-так его часов был  в  состоянии  заставить  любой  будильник  потерять
остатки самоуважения.
     - Водонепроницаемые! - Его ликованию не было предела. - Водонепроницаемые!
Ура! Прочь сомнения! Водонепроницаемы!
     Воистину, это был миг величайшего триумфа в жизни нашего капитана.
===
     

     Примечания (переводчика)

     * Дхау - одномачтовое арабское каботажное судно.

     ** Арабская резня - 2 ноября 1948 два отряда израильской  армии  захватили
лагерную стоянку бедуинов в арабском Аль-Маваши в Восточной Галилее. В то время
как  некоторые  солдаты  охраняли  арабов,  другие  взобрались  на  близлежащую
вершину, где обнаружили обезглавленные тела двоих израильских  солдат.  В  акте
возмездия было уничтожено арабское поселение и расстреляны 15 или  16  взрослых
мужчин, 14 из которых погибли.