|
|
||
П.Дж.О'Рурк "Съешь богатого". Глава 2. Нью-Йоркская Фондовая Биржа. | ||
|
Денежные инвестиции начинаются там, где делаются большие деньги, в нашем случае, конечно же на Нью-Йоркской Фондовой Бирже. Может быть, магия Уолл-Стрит может работать на кого-угодно в этом мире? Возможно, китайские крестьяне все могут "выйти на публику"и образовать миллиард корпораций с уставным капиталом "1 водный буйвол, 1 коническая шляпа, 1 сковородка-вок"? Каждый крестьянин затем сделает начальное публичное предложение, продаст свой фонд, станет богатым, и построит длинный плавательный бассейн на своём рисовом поле. Это в действительности и происходит, или вскоре будет происходить, как говорят экономические и политические эксперты. Они заявляют, что триумф свободно-рыночного капитализма идет по всему земному шару. Если это правда, тогда Нью-Йоркская Фондовая Биржа действительно стоит того, чтобы провести здесь ревизию. НЙФБ - величайший в мире центр торговли инвестициями. Инвестиции - "капитальная" часть капитализма. Рынок НЙФБ свободен в том смысле, что никакие правительства, религии или известные законы физики не контролируют ее цен. И цены триумфально растут. Отсюда: "Триумф свободно-рыночного капитализма". Конечно, как долго этот триумф свободного рынка будет продолжаться - другой вопрос. Смогут ли люди, у которых есть ружья, удерживать себя от вмешательства в дела людей, у которых нет ничего, кроме чековых книжек? И действительно ли свободный рынок и есть тот самый триумфатор? Последние события в Азии* показывают, как коррупция и слияние интересов правительства и бизнеса могут привести к тому, что законы капитализма нарушаются (как Вы заметили, если потеряли весь свой капитал, инвестированный в Азию). Но международные политики кричат о победах свободного рынка, которых они достигли. Не думайте о том, что политики - это лидеры групп поддержки, которые сами сталкиваются с людьми, которые правят бал. (И никогда не думайте о том, что многие политики - это лидеры групп поддержки другой стороны). Политика laissez-faire, как теория часа, кажется, отменила центральное планирование, национализацию, демократический социализм и мысли сенатора Эдварда Кеннеди. Свободный рынок, триумфальный или нет, признан как мощная и в конце концов неизбежная сила в человеческой жизни, и как то, что останется под нашими волосами до конца наших жизней. Есть и другая причина взглянуть на Нью-Йоркскую Фондовую Биржу - личная. На фондовом рынке - наши собственные деньги, как маньяк прыгающие вверх-вниз на ценовом трамплине. Или мы сами сделали головокружительные инвестиции, или пенсионные фонды и страховые компании сделали это за нас. Даже если у нас нет ни цента на фондовом рынке, мы озабочены экономикой в общем - что случится с сексуальной жизнью Билла Клинтона, если Доу Джонс упадет? Итак, фондовый рынок важен, и нам следует уделять ему внимание. Однако мы уже уделяем ему внимание, слишком много внимания. И почти все это внимание - не на то, на что следует. Нью-Йоркская Фондовая Биржа достигла статуса знаменитости. Она появляется в Интернет-новостях каждую ночь, а в заголовках "Нью-Йорк Таймс" - каждый день, высмеивается в монологах Джона Лено и привлекает 700 тысяч туристов в год на живое представление. Вскоре ожидайте вторичных эффектов славы: обувь Nike "поглощение-и-приобретение", шерстяные костюмы от Томми Гильфигера "margin-call". Наше время - эра странных признаний, но Нью-Йоркская Фондовая Биржа - странная звезда даже по нынешним стандартам. Это просто зал, или, точнее, три зала: Главный Зал (в главном зале), Голубой Зал (с голубыми стенами), и Гараж (используется в качестве такового). Это большие, основательные, залитые светом пространства, опоясанные коаксиальными кабелями и наполненные жестикулирующими клерками и громко кричащими мужчинами среднего возраста, всеми одетыми в смешные куртки и снующими туда-сюда с полным отсутствием достоинства. Звонят тысячи телефонов. Пол покрыт мусором. Большие табло полны маленьких лампочек, высвечивающих строки астрономических чисел. Сотни видео-экранов показывают рунические символы и смешные цифры. И на головокружительной высоте над этим сумасшествием всё это опоясывает постоянно меняющийся фондовый тикер - ползущая электронная лента с какой-то тарабарщиной. Вот герой конца девяностых! Нас потрясают его победы, мы вздрагиваем от его поражений, восхищаемся его сдержанностью, симпатизируем его недостаткам. А сейчас последствия "азиатского кризиса" еще больше пробудили интерес к таблоидам. Мы идентифицируем. Поколение Х отдавалось игре в гаражных бандах и попыткам делать независимое кино, и вернулось в школу, как правило, для того, чтобы получить тот самый МВА (степень магистра делового администрирования). Старшее, еще более глупое поколение тратит деньги со своих IRA, Keoghs и 401(k)s на фонды, закладывая ранчо (или дома на ранчо, которые надеются получить в наследство от своих родителей) на бескоммиссионные взаимные фонды, индексные фонды, и 100 акций Intel, купленных на... купленных, возможно, на пике рынка, но мы же здесь надолго, правда? Мы - фаны американской экономики. Рок-н-ролл - это как мимолетное веяние по сравнению с лояльностью бэби-бумеров к инвестиционному планированию, ориентированному на рост. Это - большая перемена. Что-то случилось с раздраженным негодованием, которое чувствовали здравомыслящие люди по поводу того, чтобы стать богатым в "годы алчности Рейгана". Финансы были популярны раньше, и не так давно, но их роль считалась отрицательной. Был фильм "Уолл-Стрит" с Гордоном Гекко, слегка высокомерные Хозяева Вселенной в "Костре тщеславия" Томаса Вулфа, и истерический выпускник элитной частной школы Майкл Льюис из "Саломон Бразерз", пишущий заметки для "Покера лжецов" и без конца кричащий о "больших хоботах". В традиции современных знаменитостей деньги восстановили себя. Они приобрели новый, лакированный, привлекательный образ, так же, как Ричард Никсон за годы пребывания на государственной службе после Уотергейта и принцесса Ди после автокатастрофы. Но мы никогда по настоящему не знали этих светил, не правда ли? И никто не знает фондовый рынок. Это подтверждают непредсказуемые взлеты и падения фондовых цен. Наблюдение за рынком все время на самом деле не помогает. Когда мы видим тяжелый труд и суматоху на площадке фондовой биржи, мы смотрим на нечто такое, чего не видим и видим нечто, чего там нет. То, чего мы не видим - это, в сущности, ничто. Мы думаем о фондах как о том, что постоянно покупается и продается - 1 201 347 000 акций были проданы и куплены 28 октября 1997 года, в самый оживленный для НЙФБ до сей поры день. Но на Нью-Йоркской Фондовой Бирже зарегистрировано 207 миллиардов акций. В этом абсолютном безумии покупки и продажи только 0,6% акций перешло из рук в руки. Инвестирование обычно остается инвестированным. То, что мы видим, и чего нет - это "стремительное движение на фондовый рынок" и "паническое бегство" из него, в зависимости от дня. На бычьем рынке у нас мысль, что акции только покупаются. Бездомные сдают свои бутылки, чтобы купить акции "Майкрософт". Собаки приносят на фондовую биржу свои кости. Во время краха мы думаем, что фонды только продаются. Национальное богатство переведено в казначейские векселя или в юбилейные коллекционные тарелки Franklin Mint. Но каждая акция продающегося фонда имеет покупателя. Там нет фондов, остающихся пустыми с табличками "ОТКРОЙТЕ ДОМ В ВОСКРЕСЕНЬЕ" перед входом. Под конец самого худшего из возможных для фондов дня рынок содержит то же количество акций, с которым он стартовал. Размер рынка не изменился, он нам просто меньше нравится. И это не какое-то смутное гормональное расстройство, нашедшее на нас. Наши чувства могут быть измерены точно, в долларах. Фактически, если у нас есть любой "финансовый инструмент" (как люди в денежном бизнесе называют все, что стоит денег), наша основная собственность - это мнение. Когда британский фунт теряет цену, количество пенсов в нем не изменяется. Просто мы больше не чувствуем того, что раньше, по отношению к фунту - сейчас мы без ума от евро. Всегда нужно то же количество свиней, чтобы выполнить фьючерс на 1000 свиных туш, но в следующем году бекон вдруг покажется нам дурно пахнущим. Одна акция общественного фонда продолжает представлять тот же процент корпоративных ассигнований, и корпорации возможно не растут и не уменьшаются очень быстро, но наша любовь к этой корпорации может вздуться или лопнуть за одну ночь. У нас есть мнения. У мнений есть цены. А так как цены постоянно меняются, наше мнение всегда где-то неправильное. Этот фондовый рынок - как бесконечный опрос Гэллапа с 207 млрд пунктов, о которых люди не могут составить своё мнение. Таким образом, чтобы понять фондовый рынок, мы должны осознать, что, как и всё огромное и инертное, он фундаментально стабилен, и, как и всё, движимое эмоциями, он адски изменчив. Вы поняли? Я тоже нет. А что же те люди, бегающие по площадке фондовой биржи в состоянии полного хаоса? Там нет никакого хаоса. Нью-Йоркская Фондовая Биржа опутана правилами. Есть правила обо всём. Чтобы продать даже одну акцию фонда в США, корпорация должна заполнить, согласно "Акту о безопасности" от 1933 года, "полное расширенное заключение". Сам этот закон имеет объём 80 страниц с четырьмястами дополнительными страницами о деятельности Комиссии Безопасности и Обмена. Затем, чтобы лот был внесен в список НЙФБ, корпорация должна встретиться с дальнейшими требованиями о размере, ценности и представительности предложения. Как только фонд внесен в список, как уже есть мириады правил о том, как он может быть куплен или продан. И никакого беганья не позволяется - против этого здесь есть правило. (Разрешается красивая энергичная ходьба). НЙФБ - одно из самых организованных мест на Земле. Но эта организация так сложна, что я глупо стоял на площадке два дня перед тем, как заметить, что она там есть. В течение своего первого часа в Главном Зале я вообще ничего не замечал. Я был заворожен сорением. В Америке больше не увидишь хорошего сорения. В 50-х люди часто выбрасывали свои газеты в сточную канаву, швыряли пакеты от сандвичей из машин. Ваша мама говорила вам так делать: "А сейчас выбрось бумажку от конфеты в окно, мой сладкий". Фондовые брокеры - последние в США психически здоровые люди, бросающие мусор через плечо. Четыре тысячи фунтов отмененных ордеров купли-продажи, нацарапанных биржевых заметок и телефонных сообщений от бывших жен о том, чтобы забрать детей в эти выходные, убирается с площадки этой фондовой биржи каждый день. Я беседовал с одним фондовым брокером, который говорил, что узнает о том, что рынок оживляется, когда ловит себя на том, что бросает пустой картонный пакет от молока на линолеум у себя дома на кухне. Именно сорение, как ничто другое, дает фондовому рынку его атмосферу свободы-для-всего. Но он не свободен, и это не для всех. Чтобы торговать фондами на НЙФБ, Вам нужно "место" на этой бирже. Её 1366 местами торгуют тем же способом, каким торгуют акциями, и в данный момент продают более чем по 1 миллиону долларов за штуку. Собственники этих мест на них не сидят. Фондовый брокер может прокручивать бизнес на миллионы долларов в день, но вместо углового офиса с видом на Статую Свободы у него место размером 18 дюймов, наполненное телефонами, компьютерными мониторами, бесконечными кусочками бумаги, и всё касается чего-то, что включает деньги. И он не может даже приблизиться к нему из-за пары клерков, принимающих ордера купли и продажи. На фондовой бирже есть разные виды брокеров. "Брокер на площадке" работает на брокерский дом. Когда вы получаете намёк от вашего акупунктуриста, что "Дисней" собирается купить "Сиграм" и открыть Парк Скотча с Содовой в Бока-Рейтоне, именно брокер на площадке и есть тот человек, который покупает вам ваши акции. Он ваш действительный фондовый брокер. (И он - это "он". Только 169 мест на бирже держат женщины.) Человек, которого вы называете вашим фондовым брокером - это продавец, который даже не продает акции, как и не покупает их. Он просто продает вас во время купли и продажи. Брокерский дом делает деньги на комиссиях, не важно что вы делаете. Кроме брокеров на площадке есть соревновательные трейдеры, которые являются независимыми бизнесменами, покупающими и продающими за свой собственный счет.; брокеры-специалисты, которые имеют дело только с определёнными фондами; и двух-долларовые брокеры, которые занимаются избыточным бизнесом для брокеров на площадке и могут покупать и продавать для любого брокерского дома. Двух-долларовых брокеров называют так потому, что они берут комиссию 2$ за каждые 100 акций, которыми они торговали. С комиссиями сейчас разбираются, но "и-что-же-мне-будут-стоить-эти-ё..ные-брокеры" забирает слишком много времени, чтобы сказать. И именно так это было бы сказано. Одним из старомодных очарований НЙФБ, кроме сорения, является постоянное употребление "fuck" в качестве существительного, глагола, наречия и прилагательного в любых возможных значениях, кроме "сексуального взаимодействия". Вдоль стен в помещений НЙФБ находятся крошечные рабочие станции, грандиозно называющиеся "телефонными будками", их более 1200. Посреди помещений подковообразные прилавки с полками видео-мониторов над головой - "торговые посты". Здесь собираются громко кричащие мужчины среднего возраста, выглядящие так, как будто делают что-то глупое. Это то, что мы видим по телевизору. Эти мужчины среднего возраста находятся здесь из-за брокеров-специалистов. Каждый специалист имеет на торговом посту место, и каждый фонд, который есть в списке НЙФБ, прикреплен к одному специалисту. Если брокер на площадке хочет купить или продать определенный фонд, он должен идти к посту специалиста. Брокер, который идет к посту, называется "торгующей толпой", даже если он в ней один. Хотя обычно он не один, потому что стадный инстинкт на Уолл-Стрит так же силен, как в стаде коров. Работа специалиста - дать "цитату" по фонду, т.е. сказать торгующей толпе наивысшую цену, которую кто-либо в текущий момент желает заплатить за акцию, и самую низкую цену, по которой кто-либо желает скинуть её. Видео-мониторы над головой трейдера показывают последнюю цену, по которой торговали акцией, и была ли эта цена на "тике вверх" или на "тике вниз", или вообще без тика. Фондовый тикер, бегающий вокруг помещения - это компиляция торговых цен со всех постов специалистов. То, что происходит в торгующей толпе - это двухсторонний аукцион с шапкой Гидры, как если бы на "Сотбис" была дюжина парней с деревянными молотками, каждый с одинаковым Рембрантом, и не только покупатели могут поднимать свою цену, но и аукционеры могут понижать свои. Это звучит запутанно, потому что вы и я не купим на "Сотбис" много Рембрантов. Но покупка автомобиля таким способом была бы удовольствием. Вы хотите "Лексус". Вы точно знаете, за сколько продали последний "Лексус" (с тем же набором опций, который вы намереваетесь иметь). Все в мире дилеры "Лексуса" находятся в одном месте. Вы можете услышать их самые низкие цены. Вам не нужно читать их сказочную рекламу , проводить весь день, объезжая их дилерские точки в пригородах до взмыленного состояния. Все покупатели "Лексуса" - тоже в одном месте. Вы можете услышать, как каждый из них торгуется. И теперь вы знаете (до дробных частей доллара), сколько вы должны заплатить за "Лексус". Однако, для аутсайдера, особенно для аутсайдера, выпнутого и вытолканного локтями в сторону и затоптанного людьми, идущими со скоростью 35 миль в час, это досада. И язык не помогает. Громкий крик производится в точной форме, предписанной фондовой биржей. Число акций выражается в наборах по сто. "At" ("по")означает, что Вы продаёте; "for" ("за")означает, что Вы покупаете. Все биды (надбавки, предложения цены) делаются в "ценах за размер". Все офферы (предложения) делаются в "размерах по цене". Надбавки цены приходят в арифметически непостижимых шестнадцатых частях доллара (6,25 цента). На площадке это называется "тини" ("teenie", "десяточка"). 25 и 3 тини за 20. 10 по 25 и 5 тини. "Тини" вставляет фальшивую ноту моложавости в баритонные рычания. Некоторые предполагают, что следующими будут "itsy-bitsies" и "itty-bitties" ("тютельки" и "чуточки"). Тем временем специалист "сохраняет справедливый и упорядоченный рынок", что в основном означает удержание мужчин среднего возраста от драки между собой. Специалист также выступает как "делатель рынка", что аналогично той роли, которую выполняет папа, когда дети бегут к прилавку с лимонадом в следующем переулке. Если есть слишком много продавцов фонда специалиста и недостаточно покупателей, от специалиста ожидают, что он "сделает рынок" путем покупки некоторой части фонда за свой собственный счёт. Если слишком много покупателей и недостаточно продавцов, от него ожидают, что он продаст часть фонда, которую он держит в инвентаре - эквивалент НЙФБ большему выжиманию лимонов.(Каким-то образом, у брокеров-специалистов это выходит лучше, чем у папы). А что же тот трейдер на площадке, который приходил к посту специалиста несколько параграфов назад? Он ушёл. Полдюжины сделок можно сделать за то время, пока мы читаем об одной. Берите! Продано. Здоровенная пачка денег только что перешла из рук в руки без адвокатов, контрактов, нотариусов, и даже без рукопожатия. Два трейдера на мгновение наклонили головы, поставив росчерк на ордере. -Я... - один называет свою брокерскую контору и даёт номер своего значка НЙФБ. -Я... - другой делает то же самое. А мы... можем купить пляжный домик. Или нам нужно искать вторую работу. Я брал интервью у одного брокера на площадке, которого буду называть Дэвидом. Или, скорее, я старался взять у него интервью. Кроме громкого кричания на тини-языке, брокеры консультируют по своим пейджерам, используя полки телефонов на торговой площадке и крича в сотовые телефоны. Хороший брокер (а Дэвид - один из них) может делать все четыре вещи сразу. В любой взятый момент он предположительно продаёт или покупает несколько разных фондов, и каждая сделка требует, чтобы он был на разных местах специалистов. К тому же запрос на куплю или продажу приходит с усложняющими инструкциями: "Limit orders", "Stop orders", "Fill or kill", с такими значениями как "Не покупать более чем за столько-то и столько-то", "Продавать, если это идет по столько-то и столько-то", "Покупать больше этого или ничего". - Мне нужно спрашивать у своих клерков, - говорит Дэвид, - есть ли у меня время пойти пописать. Дэвид передвигается с поста на пост. Я могу лишь держаться возле него, пока он ходит, наедине с тем, что он делает. В списке НЙФБ более 3000 корпораций. Их фонды стоят более 9 триллионов долларов. Нью-Йоркская Фондовая Биржа - Суперкубок денег. Иметь разрешение быть на торговой площадке - это как иметь разрешение быть на футбольном поле во время игры и бегать за игроками. Вопросы и ответы в этих обстоятельствах должны быть краткими. Наконец около полудня появилась пауза. У меня была возможность задать вопрос. Мне нужно было узнать так много. Есть тысячи загадочных аспектов фондового рынка. Мой ум переполнился возможными вопросами - А что это у вас такие ужасные пиджаки? - спросил я. На Дэвиде был полиэстер-хлопковый пиджак, похожий на мусорный пакет предписанного ужасного цвета его брокерского дома. Он был помятый и весь в складках и слегка в пятнах пота. Боковые карманы были набиты банкнотами, книгами ордеров и меморандумами. Двадцать ручек и карандашей были засунуты в нагрудный карман. &mesp;-Здесь вы рвёте свою одежду, - сказал Дэвид. Трейдеры носят классические строгие рубашки, дорогие галстуки и брюки хорошего покроя, но большинство из них снимают свои костюмы в комнате отдыха, в том числе свои туфли фасона "кончик крыла". Они надевают свои кричащие мешковатые куртки и пузатые кроссовки последней моды. В результате средний трейдер одет как комбинация президента банка, управляющего по производству и ребёнка из гетто, который разрешает маме выбирать ему обувь. Выпуск линии одежды "Найком" и "Томми Гильфигером" для НЙФБ - на самом деле неплохая идея. У нас, простой публики, возникает мысль, что у этого фондового рынка есть что-то англо-саксонско-протестантское, или во всяком случае, что-то чопорное. Здесь на площадке есть англосаксонские протестанты, говорящие "fuck" с наилучшими пожеланиями. Но трейдеры - преимущественно евреи, итальянцы и в подавляющем большинстве ирландцы. НЙФБ - это Бруклин 50 лет назад. (И одна из причин, почему слово "fuck" используется так часто - это то, что эти иммигранты не понимали, почему матерные слова, означающие "занятие любовью", должны быть грязнее, чем матерные слова, означающие "сходить в ванную комнату"). Я спросил у брокера-специалиста, который и сам ирландец, почему так много членов фондовой биржи - мики (mick - слово, которым обзывают ирландцев). Ведь мы не славимся своей деловой хваткой. -Они были дешёвой рабочей силой, - сказал он. Ирландцев нанимали в качестве клерков, гонцов и мальчиков, которые писали мелом цены до того, как изобрели видео-мониторы. Они уяснили, как всё это работает, и они остались. -А почему так мало среди трейдеров чёрных и испанцев? - спросил я специалиста. -Они следующие, - сказал он. И действительно, среди работников-не-брокеров на площадке - чёрные, пуэрториканцы, доминиканцы и т.п. И более четверти из них - женщины. Через двадцать лет трейдеры будут говорить ""мо'фо", "карамба" и "о, фадж". Многие брокеры никогда не ходили в колледж, а остальным всё равно, что они ходили. Я спросил Дэвида, в какие экономические теории верят люди, торгующие фондами. Принадлежат ли они к "классической школе", которая говорит, что силы спроса и предложения не имеют противоречий и "само-настраиваются"? Или они - кейнезианцы, которые думают, что правительственные программы могут создать процветание и полную занятость? Или они - монетаристы, которые утверждают, что экономические циклы привязаны к политике Федерального Резерва? -Я думаю, что ни хрена они Вам не скажут, - сказал Дэвид. Они - крепкие парни. Например, Дэвид. Это жилистый мужчина в свои пятьдесят, бывший борец в команде колледжа. В сорок он занимался бегом и бегал в полудюжине марафонов с результатами менее 5 часов. Когда он отправлялся на Бостонский Марафон, последним, что он клал в чемодан, были 4 пачки "Мальборо". - Я каждый день рассчитываю свою работу наперед, - говорит Дэвид. Добираясь до работы, он садится в метро в Верхнем Ист-Сайде и остаётся на ногах весь день. - Никогда не случалось такого, чтобы я искал, где присесть. -Несколько лет назад у меня были проблемы с супругой, - говорит он. Многие люди обвинили в этом трудности на работе. - Эта работа даёт мне чистое личное время. И вот он опять в торгующей толпе за шесть шагов впереди меня, держа в своей голове больше чисел, чем я могу досчитать. Вверх по ступенькам от торговой площадки находится Ланчен-Клаб Нью-Йоркской Фондовой Биржи, который выглядит так, как и должно выглядеть всё, что связано с фондовым рынком. Потолки - высокие, окна - палладианские, обслуживание - раболепное. Кожаные диваны - широкие и глубокие. Фарфор - с монограммами. Кабинки в мужском туалете - из мрамора. И целый день Ланчен-Клаб Нью-Йоркской Фондовой Биржи пуст. Дэвид не питался здесь семь лет. Трейдеры пожирают еду из бумажных коробочек стоя (на рабочем месте), и не потому, что у них много работы. Они - в танце. Они полностью поглощены тем, что они делают. Они затерялись в полной концентрации на рынке или на одном из сегментов рынка. Где-то в середине дня я напомнил Дэвиду, что средний Доу-Джонс упал на 100 пунктов. Он и не знал. Ему было неинтересно смотреть. Трейдеры проводят свой день в таком жутком, совершенном состоянии, которого мы, остальные, достигаем только изредка, когда мы играем в спортивные игры, занимаемся сексом, играем в азартные игры или ныряем без акваланга. Считайте, что трейдеры делают всё это сразу, кроме, быть может, секса. Огромный сюрприз фондового рынка в том, что это - счастливое место, и оно счастливо не только в бычий сезон (сезон подъёма), когда все делают деньги, но также счастливо, когда всё рушится. Все свободные рынки загадочны в своём поведении, но Нью-Йоркская Фондовая Биржа содержит тайну, которую я никогда не ожидал - трансцендентная благодать. Нью-Йоркская Фондовая Биржа делает 23 миллиарда долларов в бизнесе в средний день. Пять раз в неделю она покупает и продаёт на сумму, равную годовому валовому внутреннему продукту Танзании. НЙФБ - крупнейший в мире клиринговый центр для корпоративных акций, но есть также множество других больших фондовых бирж. Американская Фондовая Биржа через один квартал торгует 6 миллиардами акций в год. Фонды более новых, меньших или менее блестящих корпораций (более 5500) покупаются и продаются на рынке внебиржевых сделок. Здесь громкое перекрикивание и хождение в ужасной одежде происходит через сеть компьютерных терминалов и телефонные линии - Систему Автоматизированных Котировок Национальной Ассоциации Дилеров по Ценным Бумагам (National Association of Securiries Dealers Automated Quotation), или NASDAQ. Есть региональные фондовые биржи в Бостоне, Филадельфии, Чикаго и Сан-Франциско. Большинство капиталистических стран, и некоторые коммунистические страны, такие как Китай, имеют фондовые биржи. В 1997 году во всём мире торговали фондами с общей оценкой на сумму 19 триллионов долларов. Фонды - единственный способ получить удовольствие от самих денег. Также огромен рынок облигаций. Американцы имеют более 2 триллионов долларов, инвестированных в корпоративные и иностранные облигации, и ещё триллион - в государственные и муниципальные облигации, плюс облигации Казначейства и казначейские векселя (T-Bills) мы (и японцы) купили, чтобы покрыть наш национальный долг в 5,5 триллионов долларов. Затем есть биржевые товары, деривативы, инструменты денежного рынка, и просто чистые деньги сами по себе. Более чем 1 триллион международной валюты переходят из рук в руки каждый день. Всем этим торгуют с таким же сумасшествием непонятного веселья, как и фондами. Торговая площадка снова начинает крутиться. Начинает расти чувство отчаяния, и это - из-за готовой еды из коробки, сожранной стоя. Для нас, гражданских, понимание финансовых рынков - это как изучать интегральное и дифференциальное исчисление, когда последним курсом, по которому у нас была практика, была практическая математика в старших классах. И не только это, но потому что мы не обращали никакого внимания на фонды, облигации, уровень прибыли или на деловую страницу газеты до того, как всё это станет знаменитым через год - и в результате мы кое-как просматриваем первую дюжину лекций по исчислениям. И что нам делать? И это не просто причина праздного журналистского любопытства, как я думал. Я имею ввиду, что я могу хотеть знать, почему некоторые места такие же богатые как Уолл-Стрит, а другие - такие же бедные, каким визит на Уолл-Стрит заставляет меня себя ощущать, но я также хочу уйти на пенсию. Кажется, в наши дни все строят планы. Хотя я помню время, когда мы все старались умереть до того, как нам будет тридцать. Мы спасаем свою задницу, сохраняя 3000$ в год на своих сберегательных счетах. К 2028 году мы сможем... с комфортом пожить тридцать шесть месяцев. Конечно, мы имеем дивиденды с этих сберегательных счетов. Проконсультируемся по таблицам процентов в книге "Управление деньгами для дураков". При 3% наши 3000$, которые мы положили в банк сегодня, будут стоить 7281,79$ через 30 лет. Но демократы собираются вернуться в Конгресс рано или поздно. Инфляция вернётся. Это означает, что наши 3000$, которые станут нашими 7281,79$, могут равняться 1820,54$ начала наших золотых времён. Конечно, всегда есть Социальная Помощь. Я понимаю, что "Миу-Микс" - один из наиболее вкусных кошачих брендов. Нам нужно инвестировать. Но инвестирование предполагает некоторые базовые знания об инвестировании, и не просто знание о том, поднимутся ли корпоративные облигации или опустятся, а знания более базовые,чем эти. Например: А что, ... побери, такое эти корпоративные облигации? Есть два основных вида инвестирования: долговое и доля в капитале. Долговая инвестиция - это просто одолжить деньги. Корпоративная облигация "Дженерал Моторс" - это "долговой инструмент". Вы даёте "Джи-Эм" деньги взаймы, а "Джи-Эм" обещает выплатить их назад плюс проценты. Ваши сберегательные счета - также долговой инструмент. Вы одалживаете банку деньги, а банк обещает разрешить Вам снять их, и ничего, что процент меньше, чем тот, который Вы бы имели, храня носок, наполненный памятными монетами buffalo nickels, под кроватью. Ваша чековая книжка - тоже долговой инструмент. Вы одалживаете банку деньги, а они... начисляют вам за это? Плюс гонорар АТМ? Это, возможно, потому так много размахивающих пистолетами людей грабят банки и потому так мало размахивающих пистолетами людей грабят "Дженерал Моторс". Различные компании, такие как Standard&Poor's, составляют рейтинги облигаций по шкале от ААА до D, чтобы помочь вам оценить, насколько безопасен Ваш финансовый инструмент. Облигации с рейтингом D - это как деньги, одолженные младшему брату. Облигации с рейтингом ААА - это как деньги, одолженные младшему брату семьёй Гамбино. Облигации правительства США считаются "безрисковыми" - если только Винс Фостер всё ещё не жив, и у Ирака нет бомбы. Облигации с рейтингом ВВ и ниже называются "мусорными облигациями". Мусорные облигации - это просто заёмы, которые рисковые, и потому платят высокие проценты. Набранный Вами долг на кредитной карточке - это в сущности мусорная облигация, которой владеет Visa. Залога нет, кроме свитера Benetton, который пожевала собака. И Visa знает, какой был бы Ваш рейтинг Standard&Poor's, если бы он у Вас был. Visa знает о Вас больше, чем Ваши родители и психотерапевт. Это хороший признак того, что Вы поправите баланс на Вашей кредитной карточке. Долг означает, что вы ссуживаете кому-то свои деньги. Доля в капитале (equity) означает, что вы что-то у кого-то покупаете. Если вы покупаете акцию общего фонда корпорации вместо того, чтобы купить корпоративную облигацию, вы владеете частью корпорации. Вы не берёте простую плату за заём, вы получаете прибыль. Особенность в том, что вы получаете прибыль, которая остаётся после того,как корпорация заполнила свою налоговую декларацию, оплатила долги по облигациям и другим первостепенным обязательствам, выдала огромные премии своему высшему руководству, использовала часть своих заработанных денег на покупку других корпораций и недвижимости в Индонезии, и удержала другую часть своих заработанных денег на случай, если понадобится ещё купить недвижимость в Индонезии позже. Вы получаете ту прибыль, точнее (поскольку общий фонд состоит из, скажем, пары миллионов акций), Вы получаете 1/2.000.000 от той прибыли. Это Ваш фондовый дивиденд. О-о, а так как вы - один из владельцев корпорации, вы должны голосовать. Это означает, что раз за какой-то период вы получаете что-то по почте, называемое "полномочным извещением" (proxy statement). Полномочное извещение разрешает вам отдать свой голос за людей, которые платят сами себе огромные премии. Или же вы можете поехать на ежегодное собрание корпорации, стать позади и задавать резкие вопросы, такие, как некоторые выпады Ральфа Нейдера. Вы редко покупаете общий фонд ради дивидендов и почти никогда (если только Вы не покупаете 1 000 000 акций) за право голоса. Вы покупаете фонд потому, что у Вас есть одно из тех мнений, приведённых ранее. Вы думаете, что другие люди будут думать позже, что этот фонд стоит больше, чем, как вы думаете, он стоит сейчас. Экономисты называют это (редкий пример понятной экономической терминологии) Теорией Большего Дурака. Говоря о глупости, вы также можете инвестировать в рынок биржевых товаров. Это где вы покупаете тысячу свиных туш и всё-таки не знаете, что у вас будет на обед, потому что, во-первых, вас только что обвели вокруг пальца на рынке биржевых товаров и, во-вторых, вы не полностью сумасшедший. То, что вы сделали - это купили "фьючерсный контракт" у человека, который обещает обеспечить вас свиными тушами в течение пары месяцев, если вы заплатите ему за свиные туши сегодня. Вы делаете это потому, что вы думаете, что цены на свиные туши поднимутся, и вы сможете перепродать контракт на поставку и сделать на этом как... возможно, "сделать на этом как свинья" - это не самое подходящее выражение для этого случая. Конечно, если цены упадут, Вы всё-же получите эти свиные туши, и разве это не станет сюрпризом для вашей супруги? Причина, из-за которой Вы вламываетесь на рынок биржевых товаров (или умираете от холестерина в сосиске) - это потому что вы делаете ставку на то, что Вы знаете больше, чем настоящие производители и потребители этого биржевого товара. Возьмём менее смешной пример фьючерсов на выращивание крупного скота. Ранчеры имеют довольно хороший признак того, как идёт прирост их поголовья - они могут посчитать телят. Если предвидится хороший год, ранчеры продадут фьючерсы рано, чтобы не страдать от низких цен, когда вся говядина придёт на рынок одновременно. "Бургер Кинг" имеет хорошее представление о том, как работает бизнес гамбургеров. И они знают, сколько голов скота нужно, чтобы сделать все их гамбургеры (около двух). Если год похоже плох для "Хопперс", "Бургер Кинг" откажутся от покупки фьючерсов на скот, чтобы иметь преимущество от будущего изобилия говядины. Вам же остаётся покупать дорого и продавать дёшево*. Производители и потребители биржевого товара знают достаточно много о рынке этого биржевого товара, а вы знаете, что ваш инвестиционный портфель полон гниющего мяса. Когда вы покупаете "фьючерс" ("будущее"), вы на самом деле делаете третий вид инвестиции, которая не является ни долгом, ни долей в капитале. Здесь никто не должен вам деньги, и вы в действительности не владеете ничем другим. То, что вы купили - это один вид из тех, как утверждается, сверхсложных и чрезвычайно опасных вещей, которые называются деривативами. Вы помните, как в 1995-ом один полуобразованный молодой мудак в Сингапуре, играя на деривативах, бросил на колени принадлежащий Англии старый благородный "Барингс Банк", и сейчас все в Палате Лордов продают рыбу и чипсы. И вы слышали, как в 1994-ом казначей графства Оранж, Калифорния, подобрал дериватив, ловя машину на Сансет; заехал за угол, чтобы немного поболтать с личным поверенным, а на следующее утро целый пригород Лос-Анджелеса проснулся, чтобы обнаружить, что его улицы и канализационные трубы проданы на аукционе по банкротству. Учитывая, как всё обернулось для Англии, графства Оранж и для вас на рынке биржевых товаров, деривативы действительно кажутся пугающими. Но, фактически, всё, что сделали трое из вас - это сделки с другими людьми на рынке. Дериватив - это скорее сделка на куплю или продажу, чем сама купля или продажа. Когда вы владеете деривативом, то, что вы имеете - это сделка, которую вы совершили. Вы обещали заплатить или установить определённую цену на определённую вещь в определённое время. Смущает то, что здесь само обещание может быть куплено и продано. Деривативы называются так потому, что "производят, извлекают" ("derive") свою ценность из других, более прямых инвестиций, таких, как всего-лишь простое владение коровами, графством Оранж, сингапурскими коктейлями или чем угодно. Эти вещи известны как подлежащие биржевые товары. Дериватив - это сделка. Подлежащий биржевой товар - это то, о чём сделка. Деривативы - рисковые. Но в этом суть. Деривативы - это способ покупать и продавать риск. Большие риски означают большие награды. Некоторые люди могут усиливать риск. Некоторые люди любят больше риска. А некоторые люди - такие же цыплята, как я. Вы - в деривативах, нравится вам это или нет. Ваша ипотека с переменной ставкой - это дериватив: вы совершили сделку по заёму, который был дешевле в тот момент, чем ипотека с фиксированной ставкой. Взамен вы получаете риск. Ваш риск в том, что сумма процента, который вы будете платить в будущем, будет выводиться из формулы, включающей начальный процент, краткосрочные облигации, и размер талии боксёрских трусов председателя "Чейз Манхэттэн". В этом случае подлежащий биржевый товар - жир банкира. Теперь, когда мы стали экспертами по всем видам инвестирования, мы можем представить себе, что в действительности означает триумф свободно-рыночного капитализма. А означает он эйфорию и панику. Если с инвестициями всё "чики-пики", мы все делаем прибыль, продавая друг другу акции "Пфайзера". В супермаркетах кладут 20-долларовые талоны в корзины для покупок. Всемирный Банк передаёт в Африку тостеры. Если инвестиции "не так чтобы...", мы поднимаем руки и объявляем банкротство. Рабочих мест становится так мало, что мы должны платить няне за чужих детей. А Армия Спасения проходит вверх-вниз по Бауэри, забирая назад суп у бомжей. Инвестиционный бизнес основан на том, что люди могут делать со своими деньгами то, что они хотят. Они могут хотеть делать некоторые странные вещи. "Люди кладут свои деньги туда, где находятся их мысли", - сказал один инвестиционный банкир, у которого я брал интервью. Это означает, что есть много людей, которые, так сказать, находятся в финансовых топлесс-барах, нанизывая миллионы долларов на стринги танцующих долгов и долей в капитале. "Если что-то может двигаться свободно, оно может двигаться глупо", - сказал другой инвестиционный банкир. Вот так развиваются инвестиционные бумы и спады на рынках. И эти бумы и спады могут иметь большие последствия, как в 1929-ом, когда фонды рушились, банки приходили в упадок, а президент Гувер пылесосил кругом. Очень скоро Вы могли бы купить Нью-Йоркскую Центральную железную дорогу за "деревянный никель", вот только никто не может достать дерево. Люди должны были делать собственные "никели" из старых носков, которые они тоже уже сварили вместе с одной оставшейся семейной туфлёй, чтобы сделать последний ужин. Поэтому дети должны были ходить в школу с горшками и сковородками на ногах через километры глубокого снега, потому что ни у кого не было денег на хорошую погоду. Моё поколение слышало обо всём этом в деталях от своих родителей, почему мы и сдаём их в дом престарелых. Наши собственные дети, возможно, будут переводить нас в учреждения по уходу за пожилыми, когда мы начнём им рассказывать об Азиатском кризисе. В далёком 1997 году на фондовых биржах был такой бычий рынок, какого не было с тех пор, как аппаратозавр начал бродить по земле. Инфляционные страхи были ограничены до газетных заметок о силиконовых имплантах груди. Уровень безработицы был так низок, что если ваша собака заходила в "Макдональс", то выходила оттуда со значком "СТАЖЁР". Азиатские экономики были даже сильнее чем наши. У них были в ходу некие "азиатские ценности", в том числе "тяжёлый труд", "бережливость", "уважение к семье", и памятные таблички, на которых можно было прочитать: "Конфуций сказал: Делай домашнее задание". К тому же страны в Азии имели умные политики правительств, такие как "Всё на экспорт". Мир получал калькуляторы, стерео- и видеомагнитофоны. Азиаты богатели. Всё было чудесно. Затем кто-то атаковал бат. Валютные трейдеры подкрались сзади и закололи его шампуром для жарки цыплят. Они ударили его так сильно, что он подумал, что это мексиканский песо. Они порвали его на мелкие кусочки, собрали их в комки и начали ими спитбольную войну на Бангкокской Фондовой Бирже, что заставило все таиландские фонды бежать домой к маме. Что в действительности трейдеры сделали с батом - продали его. Инвесторы в международные рынки валюты стали смотреть на таиландскую экономику. Возможно, мир имел столько калькуляторов, стерео- и видеомагнитофонов, сколько он хотел. Но тайцы занимали деньги за морями чтобы произвести ещё, занимая столько денег, что Таиланд имел платёжный дефицит, даже экспортируя всё. Некоторые из тех умных правительственных политик извратились так, что включали следующее: "Лучше займите деньги такому-то генеральскому сыну, если вы умный". Тайцы не могли купить калькуляторы, стерео- и видеомагнитофоны (они все шли на экспорт), поэтому тайцы покупали недвижимость по завышенным ценам и дутые акции фондов. Таиланд имел рисковый долг, плохой долг, и худшие капиталы. Возможно, иметь бат не было хорошей идеей. Валютные трейдеры продали бат. Правительство Таиланда купило бат, используя иностранную валюту, которую оно имело от экспорта калькуляторов, стерео- и видеомагнитофонов. Таиланд сделал это, чтобы уберечь бат от "девальвации". Девальвация просто означает допущение того, что ваша валюта стоит меньше по сравнению с другими валютами, но ни одно правительство этого не любит. Когда валюта девальвирует, импортируемое сырьё (стерео-руда и бочки с неочищенными калькуляторными числами) становится дороже. Растёт инфляция. Зарубежные инвестиции (фермы по выращиванию видеомагнитофонов) теряют цену. Всё идёт в туалет. Опыт всех 1970-х в Америке был по сути историей доллара, который девальвировал. Мы не можем винить тайцев за то, что они хотели избежать ситуации, которая могла привести к диско и к Джимми Картеру. В любом случае, валютные трейдеры были рады продать бат, поэтому они продали несколько больше. Агрессивные валютные трейдеры даже продали бат, которым они не владели. Они одолжили бат, чтобы продать, надеясь оплатить заём позже более дешёвым батом. (Это называется короткой продажей. Вы можете проделать это с фондами или с автомобилем, который Вы одолжили у Ваших соседей, если Вы думаете, что Вы сможете забрать тот же Сааб за меньшую цену до того, как они вернутся с Багамов) Трейдеры рассчитывали, что естественно тайское правительство будет нуждаться в иностранной валюте. Тайское правительство нуждалось в иностранной валюте. Всё шло в туалет. Когда валютные трейдеры закончили с Таиландом, они начали смотреть на другие экономики в Азии. Возможно, иметь индонезийскую рупию, малайзийский ринггит и южнокорейскую вону также не было хорошей идеей? Малайзийский премьер-министр Махатхир Мохамад обвинил в девальвации ринггита "еврейских спекулянтов". (Вы, возможно, помните, как все в Нью-Йорке ходили и говорили: "Ой вэй, продавайте ринггит"). В октябре 1997-го веселье сброса валют достигло Гонконга, и хотя гонконгский доллар не девальвировал, Гонконгский фондовый рынок постигла судьба рейса 800 самолёта авиакомпании TWA. 23 октября индекс Hang Seng упал на 1211 пунктов, при этом его акции потеряли в цене 42 миллиарда долларов. Это напугало японский рынок. Напуганные японцы шокировали европейские рынки, что отразилось на рынках Мексики и Бразилии (по теории, я полагаю, что недокапитализированные чернозадые - это недокапитализированные чернозадые, где бы они не находились). В понедельник 27 октября этот ужас достиг Нью-Йоркской Фондовой Биржи. Средний Индустриальный Индекс Доу Джонса (Dow Jones Industrial Average) упал на 554 пункта, потому что... потому что все остальные падали. Это было самое большое падение доллара в истории и самое большое падение в процентах за десять лет. Затем рынок восстановился. "Понедельник был очень, очень страшным," - сказал Дэвид, брокер на площадке, - "Мы беспокоились о вторнике. Но после того, как во вторник стартовала гонка, всё было забыто". Оказалось, что 28 октября американская экономика всё ещё была на месте. Ни одна американская фабрика или супермаркет не были разрушены космическими пришельцами. Американские рабочие не забыли, как ночью щёлкать бургеры. Рынок воспарил. Но не было ли это просто "отскоком мёртвого кота"? На Уолл-Стрит говорят: "Даже мёртвый кот один раз отскочит, если его уронить с достаточной высоты". Рынок заскользил. Но азиатские девальвации могут быть хорошими. Импорт станет дешевле. Рынок подпрыгнул. Но азиатские девальвации могут быть плохими. Экспорт будет стоить дороже. Пострадает торговля. Рынок опустился. Что, если Японию потянет вниз? Рынок окунулся ещё больше. Ну и что? Всё, что мы продаём Японии - это повторный прокат телесериала "Сейнфельд". Рынок подскочил. А что с Китаем? Рынок заскользил. А что с моим домом на побережье? Опять подпрыгнул. - Мы богаты! - сказал я жене, - Берём Рейндж-Ровер и машинку для изготовления спагетти. - Мы бедны! - завопил я, - Продай собаку. - Мы снова богаты! - Мы бедны. - Мы действительно бедны. - Богаты! Богаты! - Бедны! Бедны! И так - несколько недель, пока моя жена не заметила, что весь наш инвестиционный портфель состоит из десяти акций "Восточных Авиалиний", унаследованных от моего дяди Мэла. Индустрия инвестиций создаёт эйфорию и панику. Она перемещает огромные суммы наличности по всему миру с мгновенной скоростью и с потрясающими результатами. Затем она платит сама себе фантастические суммы денег. Компании, зарегистрированные Комиссией Безопасности и Обмена США, в 1996 году начислили своим клиентам 27,8 миллиардов долларов брокерских гонораров. Они сделали 30,7 миллиардов долларов, торгуя за свой счёт, 12.6 миллиарда долларов, подписывая выпуски акций, 10 миллиардов долларов, продавая акции взаимных фондов, и 84,3 миллиарда долларов, занимаясь вещами, которые классифицируются, используя техническую терминологию SEC, как "другое". Люди на Уолл-Стрит не считают себя на серьёзной работе, если они не делают "телефонный номер". Дети, освежившись от бизнес-школы, строят закрытые площадки для гольфа и назначают свидания Анне Николь Смит. Есть старая шутка фондового рынка о Ваших инвестициях: "Брокер сделал деньги. Фирма сделала деньги. Двоим из нас троих неплохо." Является ли индустрия инвестиций просто толпой пиратов в галстуках? - Большинство из них, - сказал представитель по продажам от брокерского дома. -А что заставляет Вас думать, что нет? - сказал финансовый аналитик. -Я желаю так думать, - сказал человек, который управляет 2 миллиардами долларов других людей. Он брюзгливо уставился на стопки годовых отчётов и исследовательских материалов метровой высоты на своём столе, - Меня не было в городе два дня, - объяснял он, - Мой секретарь прислал мне через FedEx не то, что нужно. - Часы работы ужасны, - объяснил специалист-брокер ирландец, - Тонны часов. Они требуют скорости, концентрации. Есть большой фактор выгорания. Много "я хочу жить". Но тоже самое можно сказать и о доставке пиццы "Домино". Профессионалы в мире денег, кажется, сами делают столько этих денег. Как же может кто-либо оправдать размер их чеков? - Я не могу, - сказал управитель 2 миллиардами долларов. - Я не могу их защитить, - сказал Дэвид, брокер на площадке. - Им не стоило бы этого делать, - сказал специалист-брокер. Почему мы миримся с этим? Весь международный финансовый бизнес ошарашивает. Эти проклятые бизнес-циклы - мы не знаем, или разлёживаться на Ривьере и стричь купоны с облигаций, или сидеть за кухонным столом и вырезать купоны из газет. Инвестиции заставляют нас действовать глупо. В одну минуту мы складываем пожитки на верх нашего "Форда" и убегаем из "пыльного котла". В следующую минуту мы покупаем фьючерсы на пыль на Чикагской Товарной Бирже. Этот долбаный ливень денег летает по миру... Этот фискальный Эль-Ниньо относит засуху депозитных сертификатов в одно место, а наводнения бескоммиссионных паевых фондов ещё куда-то... Эти бури наличности, поднимающие "Гинденбург" высоких технологий в небо... Эти спекуляционные удары молний, обращающие в огонь транспортировку и прибыль. Что мы имеем с этого? Мы, простые трудяги на кубических фермах - почему мы не поднимемся? Почему мы не избавимся от капиталистической системы и не заменим ее чем-то, что было бы более прекрасным и более предсказуемым, и что бы давало каждому одинаковые возможности? -Что, - спрашивал я у людей Уолл-Стрит, у которых я брал интервью, - индустрия инвестиций даёт обществу? - Ликвидность! - сказал управляющий двумя миллиардами долларов. -Ликвидность! - казал инвестиционный банкир, который описал, как мысли мужчин обратились в сторону денежных девушек-брейкеров. - Ликвидность! - сказал мне другой инвестиционный банкир, который сказал мне, что вещи могут двигаться глупо. -Ликвидность! - сказал специалист-брокер, ирландец. -Она обеспечивает ликвидность, - сказал Дэвид. "Ликвидность" - это слово Уолл-Стрит для обозначения наличия того, что вы можете делать с помощью своих денег, и возможность делать это. Ликвидность - это суть свободного рынка. Люди, у которых больше времени на объяснения, могли бы сказать что-то такое: "Мы придерживаемся этих истин, чтобы было само собой разумеющимся, что все люди созданы равными, что они наделены Создателем определёнными неотъемлемыми Правами, что среди них Право на Жизнь, Свободу и ...Ка-дзинь! Ка-дзинь! Ка-дзинь!", - монолог прерывается звуками кассового аппарата. Если мы собираемся иметь свободу и деньги, чтобы ею наслаждаться, мы должны согласиться с материалом этой главы. В конце концов, люди, бегло прочитавшие материал этой главы, так говорят. Что приводит меня к единственной причине, из-за которой кто-либо когда-либо читает главу, подобную этой: Что делать вам с вашими деньгами? И мне действительно посчастливилось узнать. В ходе исследования индустрии инвестиций, я выпивал с Мироном С. Шолесом и Робертом К. Мертоном, которые только что получили Нобелевскую Премию 1997 года по экономике. Они получили Нобеля за создание математической формулы для оценки деривативов**. Они сделали такую кучу денег, на которую не смог бы взобраться сэр Эдмунд Хиллари. И они являются двумя самыми умными людьми в мире (так говорит Нобелевский Комитет). Я спросил у них, что вам делать с вашими деньгами (на самом деле я спросил: "Что мне делать с моими деньгами", но...). Они сказали вот что: " Асимметричная информация". Вы должны торговать асимметричной информацией. Продающие свой биржевой товар ранчеры, считающие своих телят, управляющие "Бургер Кинг", считающие свои бургеры - это примеры асимметричной информации. Когда кто-либо на рынке имеет (или думает, что имеет) информацию, которой нет у остальных людей на рынке, это асимметрично. Иначе не было бы большого рынка. Если бы каждый считал так, как считают все, каждый бы поставил одни и те же цены на всё. Мужчины среднего возраста на площадке фондовой биржи могли бы перестать кричать и пойти пообедать. The Wall Street Journal стал бы называться The Wall Street Shopping Mall Giveaway ("Список цен шопинга на Уолл-Стрит") Асимметричную информацию не нужно путать с "внутренней информацией", потому что это в точности то же самое. Внутренняя информация - это просто часть асимметричной информации, пользоваться которой иногда незаконно. Если вы высокий чин в "Сиграм" и знаете о скорой покупке "Диснея" и о новом "Парке Скотча с Содовой", вы не можете покупать акции "Диснея" в ожидании премии, которую "Сиграм" собирается заплатить за акции "Диснея". Но если вы уборщик, который опорожняет корзину для бумаг высокого чина в "Сиграм", и вы знаете, что вкус скотча ужасен, когда в нём внутри трубы, а пьяным людям в костюмах мышей нельзя доверять, вы можете делать всё, что вы хотите. Проблема в том, что вы не один из тех людей. И я тоже. Поэтому нам не следовало бы инвестировать в фонды. Нам следовало бы инвестировать в паевые фонды. Паевые инвестиционные фонды имеют множество бывших независимых фильм-мейкеров, МВА, ищущих асимметричную информацию. Проблема в том, что есть слишком много МВА, открывающих одну и ту же асимметричную информацию, что делает её снова симметричной. Вот почему нам следует инвестировать в индексные фонды. Проблема в том, что индексные фонды содержат те же акции, что и Промышленный Усреднённый Индекс Доу Джонса, или ему подобные. Индексные фонды пойдут в ту же сторону, что и фондовый рынок. А куда он нахрен идёт? Эта информация настолько асимметрична, что её никто не знает. (Чтобы на самом деле знать, что делать со своими деньгами, посмотрите на меня. Это всё равно, что посмотреть, что делает бэби-бум. Мы, бэби-бумеры, были причиной всего с 1946 года. Мы будем продолжать покупать фонды до того, как уйдём на пенсию. Но когда нам стукнет шестьдесят пять, мы соберёмся продавать фонды. А фондовый рынок соберётся упасть. А мы соберемся мочиться под себя. Математика проста: 1946 + 65 = 2011. Покупайте фонды до 2011 года, а затем покупайте акции Depends.) Есть альтернативы свободному рынку. Конгресс мог бы ввести более строгое регулирование инвестиционной индустрии, больше приказов и больше директив, подобных правилу Нью-Йоркской Фондовой Биржи против беганья. Возможно, профессионалы индустрии инвестиций ненавидят все эти ограничения. Вот только это не так. -Я думаю, смесь совершенна, - говорит Дэвид, - Правила постоянные и строгие. -Есть вещи, которые вы получаете на нашем рынке как само собой разумеющееся - главенство закона, - сказала инвестиционный банкир девушка-брейкер. -Я думаю, что это в большей степени раскрытие, чем регуляция сама по себе, - сказал, глупо двигаясь, инвестиционный банкир. Требования SEC (Комиссии по ценным бумагам и биржам США) и подзаконы НЙФБ существуют для уверенности в том, что торговля инвестициями быстра и надёжна, и что жюри O.J. не будет собираться каждый раз, когда кто-то скажет "по" вместо "за". Эти виды ограничений не касаются того, сколько денег куда идёт, а просто как они туда идут. С другой стороны, мы могли бы иметь управление Правительства индустрией инвестиций. Правительство решало бы, что лучше для нас всех. Если американцы хотят купить фонд, то правительство может, например, посмотреть на компанию "Кока-Кола". "Кока-Колу" продавали по 1,94$ за акцию в 1982 году,а в середине 1996 года она шла по 78$. Это было бы хорошей покупкой. Но "Кока-Кола" - не тот продукт, который даёт пользу обществу. Она приводит к кариесу, является фактором опасно растущего ожирения в общенациональном масштабе, и содержит кофеин, который вредит развитию плода у незамужних мам. Правительство вместо этого купило бы акции "Студебекера". "Студебекер" относится к тяжёлой промышленности. Тяжёлая промышленность обеспечивает высокооплачиваемые рабочие места для полу-квалифицированных рабочих. "Студебекер" сделал важный вклад в оборону Америки во время Второй Мировой войны. И автомобили "Студебекер" производят очень малое загрязнение воздуха, потому что на улицах осталось лишь около 200 из них. Правда, "Студебекер" не при делах, но Правительство может оставить коробку с инвестиционными деньгами в пустом лоте, где обычно находится фабрика "Студебекер", и полу-квалифицированные рабочие смогут прийти и взять то, что им нужно. А ещё, если бы Правительство контролировало индустрию инвестиций, этих пиратов в галстуков заменили бы государственные служащие со скромными зарплатами. Решения по вашим инвестициям принимали бы правительственные наёмники - люди, такие как, например, Пола Джонс из Арканзаса. Весь ваш пенсионный фонд мог бы быть поставлен на провалившийся процесс о члене президента. Может быть, нам следует избавить Правительство от этого. Может быть, надо избрать комитет из мудрых и принципиальных индивидуумов, чтобы они управляли мировыми рынками инвестиций - Марио Куомо, Тони Моррисон, Вацлав Гавел, Опра, далай-лама, Алек Болдуин и Ким Бесинджер. Комитет заботился бы о таких вопросах, как безопасность продукции, воздействие на окружающую среду, социальная справедливость между богатыми и бедными нациями, а также есть ли в корпорациях "стеклянные потолки" для управляющих-женщин. Затем согласно этому комитет распределял бы капиталы. Ким может быть очень убедительной в вопросе прав животных. И сейчас Ваш пенсионный фонд состоял бы из тысяч маленьких кроликов, которых спасли от медицинских опытов. Или мы могли бы оставить индустрию инвестиций в покое и просто делить её прибыли поровну. Билл Гейтс возглавляет огромную корпорацию в Редмонде, штат Вашингтон. Вы преподаёте компьютерную обработку данных в техническом колледже в Акроне, штат Огайо. В конце года Билл и Вы (и все остальные) получают дивиденды. Один раз. После этого Билл может решить, что управление "Майкрософтом" - это ужасно много работы. За эти же деньги он мог бы с успехом взять Вашу работу преподавателя компьютерной обработки данных. Его одежда как раз подходит для этого. Или мы все могли бы просто переехать в Северную Корею и есть древесную кору. Свободно-рыночный капитализм Уолл-Стрит - несомненно прекрасная вещь и огромное благо для человечества, но он пугает меня. Свободный рынок пугает меня даже после того, как я видел его работу под управлением закона. Капитализм пугает меня вопреки факту, что я видел, как он работает в рамках хорошо отработанных правил, понятных игрокам. И мне нравятся игроки. Капиталисты, в конце концов, такие же честные и милые, как и люди, которые, насколько я знаю, не имеют капитала. Но мне всё ещё было страшно. Свободно-рыночный капитализм был ужасающим при наилучших обстоятельствах. Какой он при наихудших обстоятельствах, я не мог себе и представить. И так как я не мог этого представить, мне нужно было поехать в место, где нет правил, и в котором полно жуликов. Я подумал о Вашингтоне, D.C., но Албания выглядела более забавной. *Есть, конечно, исключения. Хиллари Клинтон сделала 99.517$, торгуя фьючерсами на крупный рогатый скот между октябрём 1978 и июлем 1979. Это приводит нас к безвкусным шуткам о том, что Мс. Клинтон имела внутреннюю информацию от коров в NOW(Национальной Организации Женщин), если кто склонен к такому виду грубого сексистского юмора. (Прим. автора) ** C=SN[(ln(S⁄K)+(r+σ²⁄2)?t)⁄σ√t] -K×exp(-rt)N[ln(S⁄K)+(r+σ²⁄2)?t)⁄σ√t]-σ√t где C, S, N, 1n и K = то, что Вы не понимаете, и r, σ, t и е = то, о чём Вы не хотите знать (Прим. автора) |
|