Обзор-конспект книги: Jared Diamond "Guns, Germs and Steel: the Fates of Human Societies"
Вступление
Книга Джареда Даймонда "Ружья, микробы и сталь" посвящена попытке ответить на вопрос - почему европейская цивилизация достигла наблюдаемых рекордных показателей развития и так распространилась по миру?
Прямо скажем, тема скверная, с гадким запашком и дурной репутацией. У всех накоплено очень много обид, древних и свежих. Очень много точек зрения. Если затронешь вопрос о роли расовых и религиозных особенностей в развитиии народа, тебя обвинят в расизме и неполиткорректности. Если скажешь, что развитие общества, наоборот, определяется окружающими условиями, обвинят в энвайронментализме, энвайронментальном детерминизме и недооценке роли человеческой изобретательности и культуры. И вообще, любую попытку ОБЪЯСНИТЬ нынешнее господство западной цивилизации многие (увы, всегда есть идиоты) немедленно принимают в штыки как попытку ОПРАВДАТЬ ее преступления, типа конкистадоров, колонизаторов и нынешних эксплуататоров стран третьего мира.
Надо отдать Даймонду должное. Отлично осознавая все проблемы, он сумел объективно и всесторонне подойти к сложнейшей задаче, предложить разумный ответ и написать хорошую книгу, оставаясь в рамках научного подхода. Профессиональный биолог-эволюционист, он смог эффективно использовать знакомые ему методы при анализе эволюции человеческих сообществ. В отличие от обычного человека, эволюционист не рассуждает в терминах "лучше-хуже", он использует терминологию "конкурентоспособнее или неконкурентоспособнее для данных условий". Он не говорит о развитии, он говорит об изменении (эволюция - не всегда и не обязательно путь к усложнению и "улучшению"). Его подготовка (изначально он защитил PhD по биофизике мембран, так что этнография - его третья профессия) оказалась полезной при задействовании всего спектра методов современной молекулярной биологии, генетики, радиоуглеродной датировки, палеоботаники и т.д. Личный интерес к истории и лингвистике (Даймонд свободно владеет десятком языков, включая русский) оказался еще одним ценным качеством для данной работы.
Над темой он работал лет двадцать, и итоговая книга предварялась многочисленными статьями в профессиональных и популярных журналах, включая Nature. Книга вышла в свет в 1998 году, в том же году была удостоена Пулитцеровской премии, в 1999 году автор получил National Medal of Science. Сейчас Даймонд работает профессором географии и науки об окружающей среде в университете Калифорнии в Лос-Анжелесе. В 2005 он опубликовал еще одну книгу по родственной теме (Collapse: How Societies Choose to Fail or Succeed). Всего у него около десятка книг, от узкоспециальных ("Avifauna of the Eastern Highlands of New Guinea") до популярных, типа той, о которой я все-таки собираюсь вам рассказать. Хватит отступлений.
Книга начинается с постановки вопроса: почему именно европейцы завоевали, заселили и переделали под себя почти весь мир? Почему не ацтеки и не папуасы?
Тут же, в предисловии, обсуждаются наиболее распространенные ответы и представления на сей счет.
1) Такой вопрос бессмысленен. Кто-то же должен был быть первым? Европейцы развились чуть раньше, им повезло. Другой вариант отмахивания от ответа - историческая случайность: Монтесума принял Кортеса за вернувшегося бога и Кортес с ничтожными силами захватил империю ацтеков. Короче, вопрос "Почему европейцы?" относится к числу бессмысленных и вообще история не имеет сослагательного наклонения.
Это не так, возражает Даймонд. Кортес захватил Монтесуму, Писарро с отрядом меньше 200 человек проделал то же с императором инков (находившимся среди своего восьмидесятитысячного войска) в Кайамарке, брат Писарро провернул аналогичный фокус... случайности не бывают такими. Доминирование европейцев было слишком повсеместным и глобальным, разрыв в развитии - слишком драматическим (начало индустриализации в Европе, каменный век в Америке). Климат Калифорнии - средиземноморский, но за тысячи лет там почему-то не появилось колыбели цивилизации. Должны быть реальные объективные причины.
И еще одно соображение - успех европейцев не был единственным. Он просто был последним и наиболее масштабным. Если внимательно изучить историю столкновения цивилизаций, то можно найти массу аналогичных случаев, таких как вытеснение хойсан (бушменов) и пигмеев племенами банту (негров) из большей части Африки, которая изначально вовсе не была черной. Или захват Индонезии ее нынешними обитателями и полное истребление предыдущих. Все эти события абсолютно не отличаются по форме и по сути от триумфального марша европейской цивилизации. А если событие является не уникальным, а воспроизводящимся, то его можно познать научными методами.
2) Самый древний вариант ответа - расистский: "Ну тупые они, эти негры, чукчи и папуасы!" Было время, когда это мнение было доминирующим, и превосходство белого человека никто не ставил под сомнение. Сейчас же в точности наоборот: упоминать о нем стало неприлично, и американский ученый рискует погубить свою карьеру навеки любыми намеками на неполиткорректность. При этом общественное (и даже общественно-научное) сознание часто по-прежнему придерживается расистского варианта и травит анекдоты типа "Как решить проблему транспорта в Гарлеме - насадить вдоль улиц пальмы".
Формально говоря, ученый-биолог не имеет права исключать такого варианта: если расы различаются по физическим признакам (рост и цвет кожи), они могут отличаться и по интеллектуальным. Ученые продолжают искать интеллектуальные отличия между расами, ежегодно выдавая кучу статей с найденными различиями и кучу опровержений этих результатов. На взгляд Даймонда, сейчас не существует убедительных доказательств сколько-нибудь заметных различий в интеллекте между разными народами. Скорее уж, современными европейские дети, оболваненные телевизором, выглядят слабовато на фоне своих ровесников-папуасов. Да, обычный папуас выглядит идиотом в большом городе, но, как отмечает Даймонд, много лет изучавший в природе птиц Новой Гвинеи, сам он, Даймонд, в джунглях выглядел таким же идиотом.
Есть и более серьезные аргументы. В тех случаях, когда контакт с чужаками не уничтожал туземное население сразу, туземцы почти всегда легко перенимали все полезные нововведения, повышая свою численность, сложность устройства общества, осваивая и самостоятельно изобретая новые технологии. Пресловутые папуасы тысячелетиями пытались вырастить у себя что-то приличное (кстати, Новая Гвинея - одно из четырех мест в мире, где независимо были одомашнены растения, а умные европейцы этим похвастать не могут) и отчаянно восполняли проблемы с белковой диетой каннибализмом, но стоило европейцас завести им подходящий для их климата батат, как у них тут же начался демографический бум и "прогресс". А чего стоит одна только письменность чероки, созданная одним из неграмотных индейцев просто благодаря тому, что он узнал о письменности белых! Кирилл и Мефодий со своими жалкими плагиаторскими потугами отдыхают и нервно курят в углу. Индейцы моментально купили печатный станок и принялись выпускать книги и газеты на своем языке, а лингвисты до сих пор восхищаются удачностью этой письменности и ее изумительным соответствием фонетике языка.
Наоборот, когда "высокоорганизованные" народы оказывались на территории, где их преимущества не работали, они быстро опускались до уровня, подходящего для выживания. Или уходили, а "примитивные" аборигены оставались хозяевами. Так европейцы-викинги уступили Гренландию эскимосам, не имея возможности создать самопрокармливающуюся колонию; индонезийцы истребили всех аборигенов Явы, но отступились от Австралии; негры покорили Экваториальную Африку, но не смогли продвинуться в Южную, оставив ее бушменам. Во всех трех случаях победили "примитивные" охотники-собиратели, ибо их территории идеально подходили для их образа жизни. Сломать этот баланс удалось только с началом трансокеанских плаваний, когда европейцы завезли в эти места растения, животных и технологии, которые невозможно было развить локально. А вот от Экваториальной Африки отступились сами европейцы, ибо их растения и животные там обитать не могли.
3) "У негров тепло и хорошо: сиди под пальмой и ешь бананы. Так они под пальмами и остались. Только в умеренном климате приходится бороться с природой, потому в Европе и развилась цивилизация". Самый неверный вариант ответа, выдающий глубокую неосведомленность говорящего. Во-первых, ВСЕ великие цивилизации развились в теплом климате, от тропического до средиземноморского. Во-вторых, познакомившись детальнее с историей Африки мы увидим, что негры стали ее владыками и вытеснили пигмеев и бушменов точно так же, как европейцы стали колонизаторами мира - через освоение земледелия. Просто их экваториальные растения не расли больше нигде, и это не позволило им вырваться в Южную или Северную Африку.
4) Религиозный вариант ответа - иудаизм и христианство принесли европейцам линейную концепцию времени и идею развития мира от сотворения до Судного дня. А те китайцы со своим буддизмом и конфуцианством, порицающим прогресс, отстали.
Даймонд не исключает роли религии в развитии общества. Но он полагает, что это только часть ответа, причем далеко не самая прямая. Даже если считать, что религия является основной движущей силой прогресса (тезис, который еще нужно доказать), вопрос просто перефразируется: "Почему именно в Европе получила развитие способствующая прогрессу религия?" Не говоря уже о том, что большую часть средних веков именно китайцы оставляли Европу далеко позади по технологиям, и только к 1500 году положение изменилось.
5) Технологический вариант: все дело в пушках. У европейцев было огнестрельное оружие, оно решило дело.
А вот это - не ответ, но примерно правильное направление, отмечает Даймонд. При всех столкновениях европейцев с туземцами вполне можно выявить непосредственные причины гибели или подчинения последних (оружие, броня, лошади, трансокеанские корабли, смертельные для туземцев болезни и так далее). Именно этот подход автор выбирает в качестве стержня своей работы: сначала выявляет конкретные преимущества, давшие превосходство европейцам, а потом прослеживает, как так получилось, что эти преимущества сосредоточились в одной части света.
От Райского сада до Кайамарки
Первая часть книги сосредотачивается на вводном материале.
В первой главе автор рассматривает картину эволюции человека и его распространения по континентам. Вкратце: 7 миллионов лет назад человек отделился от шимпанзе в Африке, в несколько волн заселил Евразию, последняя из волн (кроманьонцы, 30 тысяч лет назад) сжили со свету предыдущую (неандертальцы) и освоила технологии достаточно для достижения островов Индонезии и Австралии, а также для освоения северных широт в достаточной степени, чтобы добраться на север и через Берингов пролив (тогда, возможно, перешеек) быстро заселить всю Америку (11 тысяч лет назад; более ранние датировки редки и спорны). Автор кратко обсуждает разнообразные проблемы и спорные вопросы, связанные с историей человека, и заключает свой обзор на этом месте и времени. На дворе - конец последнего великого ледникового периода. Человек, находящийся на уровне каменного века, заселил все обитаемые ныне континенты. В некотором роде, "равные начальные условия" - на первый взгляд.
Но как минимум одно отличие в начальных условиях, которое Даймонд оговаривает сразу, - массовое вымирание крупных животных в Америке и Австралии вскоре после появления человека. До этого, фауны Северной Америки и Евразии были более близки, но с приходом человека в Америке исчезают многие виды, в том числе лошади. Даймонд склоняется к той точке зрения, что вымирание произошло вследствие прихода опытных охотников в страну непуганых зверей. У зверей Евразии и Африки была возможность приспособиться к постепенному улучшению техники охоты человека и научиться его бояться, а у американских и австралийских - нет.
Во второй главе делается небольшое отступление. Перед тем, как использовать какой-то научный подход, необходимо разобраться с его действенностью. Ученый в лаборатории может сделать какой-нибудь простой опыт в модельной системе - для контроля и калибровки. А как быть историку? Ответ: земной шар большой и можно найти такие "опыты", поставленные самой природой.
Джаред Даймонд выбирает в качестве такого опыта Полинезию - систему из многих тысяч островов, занимающих половину площади Тихого океана и в громадной степени различающихся по своим условиям: по площади, изолированности, биоресурсам. Большую часть истории человечества они были недоступны. Но примерно в 1200 году до н.э. назад группа земледельцев и рыболовов с архипелага Бисмарка достигла некоторых из них и за последующие столетия расселилась по всей этой бесчисленной россыпи островов, покрывающих огромную территорию Тихого океана. К 500 году н.э. колонизация была завершена, лишь несколько островов ждали заселения до 1000 года н.э. Для упрощения эксперимента, у полинезийцев были "равные начальные условия" - почти полная идентичность по образу жизни, расе, языку, идентичные каменные и деревянные орудия, некоторые одомашненные растения и три вида животных: свиньи, собаки и курицы. На систему "для простоты" также были наложены принципиальные ограничения - неоткуда было взять новые виды животных для одомашнивания и невозможно было развить металлургию по причине отсутствия руд. Связь между островами была очень разная: некоторые располагались близко, другие были почти абсолютно изолированными.
И что мы имеем через тысячу-другую лет? Изначально одинаковые народы перешли на крайне разный образ жизни, в зависимости от условий. Обитатели больших островов с постоянными водными потоками остались фермерами, обитатели мелких атоллов и холодных южных островов стали рыболовами и собирателями. В зависимости от образа жизни, были утрачены все или некоторые из растений, домашних животных и технологий. Малые сообщества собирателей не держали дармоедов (управленцев и солдат), вожди наравне со всеми ловили рыбу и жили в примитивных хижинах. Максимум специализации - ремесленники, но и они редко освобождались от труда по сбору пищи. Обитатели атоллов утрачивали техники работы по камню, которого там просто не было, за исключением бесполезного для оружия известняка.
Более крупные сообщества фермеров построили сложные общественные структуры - они могли позволить себе иметь непроизводящих еду царей, бюрократов, жрецов и солдат. Они воздвигали впечатляющие памятники архитектуры, такие как каменные гробницы вождей Тонга или статуи острова Пасхи. Большие архипелаги, имеющие крупные и недалеко расположенные острова (Гавайи и Тонга) построили огромные даже по нашим меркам прото-империи со сложнейшей социальной структурой, занимавшие многие сотни тысяч квадратных миль и ведшие активные завоевания соседних архипелагов.
Важно отметить, что размер - не единственный критерий. Сложный рельеф многих больших островов препятствовал объединению живших на нем племен (жители разных долин на Маркизах предпочитали ездить друг к другу по воде, чем карабкаться по скалам). Также, иногда имела место невозможность прокормить существующими методами население земледельцев, что тоже препятствовало созданию серьезный государств. Огромный южный остров Новой Зеландии мог поддержать лишь отдельные группы охотников-собирателей.
Общий вывод: эволюция изначально близких обществ в огромной степени определяется окружением. Люди адаптируются к тому образу жизни, который является оптимальным для данных условий - и не всегда этот образ является "высокоорганизованным". Можно уже тут выделить некоторые важные факторы, ведущие к росту населения, сложности организованности общества и возможности экспансии: 1) почва и климат, подходящие для земледелия и скотоводства, позволяющих иметь больше населения, чем охота и собирательство, а также завести профессиональных солдат и управленцев; 2) большие территории - тот же эффект; 3) отсутствие географических препятствий к объединению в достаточно крупное государство (больших водных пространств, болот, джунглей или пересеченного рельефа).
Третья глава рассматривает конкретные столкновения разных цивилизаций. За основу берется хорошо задокументированный захват императора инков в Кайамарке, который Писарро провернул с парой сотней людей против восьмидесяти тысяч инков, потом автор проходится по другим землям и временам. Цель главы - выявить конкретные преимущества победившей цивилизации (автор не ограничивает себя столкновениями с участием европейцев). Вот краткий список принципиальных преимуществ (пишу по памяти, так что, как и все в данном обзоре, может быть воспроизведено неточно):
1) Оружие и броня. Победители имели решающее преимущество в вооружении. Дубинки инков не могли причинить ущерб испанцам, каменные копья мориори были бессильны против ружей маори и так далее. Кстати, для побед европейцев в Америке огнестрельное оружие (несколько паршивых аркебуз) вряд ли было существенным: все конкретные описания битв с индейцами говорят о рукопашных схватках.
2) Кони. Конница превращала европейцев в боевые машины. Противостоять ей пехота инков не могла (в той же Европе потребовались столетия на создание эффективной тяжелой пехоты). Все описания битв испанцев подчеркивают важность конницы, начиная с захвата императора и до подавления последующих восстаний. Картина везде одна - вышла пара эскадронов и истребила десятитысячную армию.
В Америке и Австралии не было не то что конницы - не было никаких прирученных крупных млекопитающих, кроме ламы в Андах. Бедные ацтеки разводили на еду собак. Папуасы Новой Гвинеи имели хотя бы свиней.
3) Микробы. Их роль в завоеваниях часто плохо осознается массовым сознанием. За каких-то сто лет население Америк сократилось на 95%. Никакие конкистадоры, работая в поте лица, не могли бы так быстро перебить двадцать миллионов человек. Хронология гибели народа инков состоит вперемешку из описаний победоносных сражений испанцев и чудовищных эпидемий, выкашивавших всех, включая императоров и их преемников. Микробы шли впереди колонизаторов. Если с инками и ацтеками испанцам пришлось еще сражаться, то мощная цивилизация долины Миссисипи была истреблена болезнями поголовно до прибытия европейцев - европейские микробы добрались до них через контакты с жителями побережья. Первые путешественники еще описывали пустые, безлюдные города, но через столетие они уже превратились в курганы. На протяжении последующих веков картина повторялась в разных масштабах. Хватало одного больного какой-то пустяковой болячкой матроса, подобранного в море, чтобы истребить 50 жителей изолированного поселка из 55. После основания Сиднея вид тел туземцев, валяющихся повсюду, стал самым привычным делом. Пустяковые болезни европейцев были смертельны для аборигенов. Наоборот, индейцы смогли одарить европейцев одним лишь сифилисом. Гадость, но не эпидемическая.
А в тех местах, где были свои серьезные болячки (Экваториальная Африка, Новая Гвинея) европейцы так и не закрепились.
4) Численность. Казалось бы, причем тут численность, если европейцы побеждали в соотношении один к двустам? Тем не менее, численность имеет определяющее значение. Благодаря своей численности и концентрации населения европейцы развивали ремесла (см. пункт технологические преимущества). Благодаря своей численности они могли, не очень отвлекаясь от непрерывных войн между собой и с турками, рассылать экспедиции по всему миру. Само по себе оружие легко усваивалось индейцами - к 19 веку неистребленные апачи и жители пампасов освоили ружья и лошадей настолько, что наносили страшные поражения колонизаторам. Но в тех местах, где охотой могла прожить сотня краснокожих, земледелием можно было прокормить тысячи фермеров. Индейцы в итоге были подавлены централизованными операциями правительства. Маори Новой Зеландии тоже зажигали нехило, но что они могли сделать против двадцатитысячного корпуса британских войск?
Кроме того, в ряде случаев технологическое преимущество европейцев было сведено к минимуму локальными условиями, и тогда им приходилось брать числом. В джунглях кони и броня были не очень полезны, климат и болезни уничтожали европейские злаки, животных и людей. Тем не менее, Экваториальная Америка сейчас находится под властью государств колонизаторов, а в Африке и Новой Гвинее дело ограничилось временным колониальным владычеством, сейчас там национальные государства. Почему? По своему вооружению папуасы не превосходили жителей Амазонии. Но рассеянные охотники-собиратели Амазонии не мешали европейцам постепенно осваивать джунгли. А негры и папуасы сами были земледельцами и частично скотоводами, достигли большой численности и концентрации (на Папуа жило больше народу, чем на десятикратно большей Австралии), и при поддержке местного климата могли успешно соперничать с колонизаторами. Даже если папуасы и не образовывали своих царств, как негры, их было достаточно много для выживания.
То же самое с неевропейскими завоеваниями: с захватом Индонезии индонезийцами или с захватом Африки неграми. При небольшой разнице в военных технологиях земледельцы-скотоводы всегда побеждали охотников численностью. Причем, хотя индонезийцы прошлись утюгом по всей Индонезии, они смогли организовать лишь несколько поселений на западе Новой Гвинеи: многочисленные папуасы, сами земледельцы и свиноводы, не дали им продвинуться дальше. Как и европейцам спустя тысячу-другую лет. А Австралию с ее беспомощными аборигенами индонезийцы даже не стали пытаться заселять, так как их преимущество в численности, даваемое земледелием, было аннулировано неподходящим для земледелия климатом.
5) Письменность. Когда Писарро захватил императора инков, детальный отчет о событии был напечатан многотысячным тиражом в Европе всего через девять месяцев. Сам захват был осознанно смоделирован по образцу Кортеса и Монтесумы. Благодаря письменности, европейцы имели точные сведения о дальних и древних событиях, недоступные бесписьменным инкам. В Мезоамерике письменность была, но она была слишком недавней и узко распространенной. А конкистадор, даже самый безграмотный и невежественный, мог опираться на весь опыт европейской цивилизации, начиная с военных хитростей Одиссея.
6) Организация и сложная структура общества, дающие более эффективное управление.
Основы производства еды
Итак, мы рассмотрели несколько основных преимуществ победивших цивилизаций. Теперь давайте вернемся к истокам и попробуем понять, как эти преимущества - численность, микробы и высокие технологии - могли возникнуть. Из всех разобранных выше столкновений видна генеральная линия партии: многочисленные земледельцы-скотоводы с богатым набором одомашненных растений и животных легко сметают немногочисленных охотников-собирателей. Если охотники освоили хоть какое-то скотоводство и земледелие, это дает им защиту от полного истребления (но если, как ацтеки, они не имеют ни одного прирученного крупного млекопитающего, то им конец). Если "богатый набор" земледельцев оказывается неподходящим для данного климата, это аннулирует их техническое и численное превосходство.
Так что ключевым элементом является одомашнивание растений и животных, которые позволяли получать большую концентрацию народа (отсюда эпидемии, численность, и технологии) а также напрямую поставляли микробов (большая часть болезней человека перешла от животных). Дикие растения и животные неудобны для человека: лишь малая их часть съедобна, питательная ценность низка, собирание/охота требуют большого труда (личинки насекомых) или опасны (носорог). Если те же площади использовать под земледелие, то можно прокормить в среднем в 10-100 раз больше народу. Использование навоза и тягловой скотины позволяет осваивать недоступные ранее для ручной вспашки земли и восполнять их ресурсы. Недаром самая убедительная гипотеза о том, почему майя оставили свои изумительные города, полные шедевров архитектуры, без каких-либо признаков войн и эпидемий - экологическая. Им было нечем удобрять и пахать, со своими мотыгами они были привязаны к ограниченному типу почв. Цивилизация развивалась по принципу: сжег джунгли, засадил поле, построил Чичен-Ицу, истощил почву, не имея возможности удобрять и пахать, почесал репу и пошел в другое место, оставив Чичен-Ицу медленно наползающим джунглям и археологам. Где уж тут вести экспансию.
И это только самые прямые и наглядные последствие перехода к земледелию. На прочих выгодах, обсуждаемых Даймондом, я позволю себе не останавливаться. Короче говоря: связь между земледелием и "пушками, микробами и сталью" очень сильная. В других частях книги она разобрана детальнее. А пока разберемся: как люди перешли к земледелию и скотоводству и почему это так по-разному происходило в разных частях света?
Поскольку первобытный фермер имел дело с почти дикими растениями и животными, его выгоды были далеки от современных. Фактически, большой материал исследований показывает, что начинающие земледельцы тратят БОЛЬШЕ времени и сил, работая над производством пищи, чем собиратели. В чем же выгода земледелия? В первую очередь, в стабильности - при всей зависимости урожая от погоды при постоянном уходе и заботе урожай более надежен, чем при сборе того, что само выросло в лесу. Почти все ранние земледельцы очень долго комбинировали это занятие с охотой и собирательством. Одно выгоднее, другое надежнее. Несмотря на то, что мир в целом двигался по пути отхода от собирательства и прихода к земледелию, выбор между ними на первых порах всегда был неочевиден и постепенен; для некоторых регионов, собирательство оставалось предпочтительнее до тех пор, пока издалека не завозили готовые одомашненные растения.
Анализу вопроса о неравномерности одомашнивания растений в разных частях света в книге Даймонда посвящено несколько глав, которые я не буду разбирать подробно. Они очень интересны, но с этим материалом надо знакомиться в оригинале. Перейду сразу к выводам.
Основной вывод - не все растения годятся для одомашнивания. Есть масса условий, которые должны быть выполнены - неядовитость, питательная ценность, крупность плодов/семян, быстрота роста, подходящее размножение (без сложных методик прививания, которые доступны только уже опытным фермерам; без хитроумных схем опыления, которые приводят к загрязнению дикими генами и исключают попытки селекции) и так далее. Когда выполнены все эти условия, мы получаем очень ограниченный набор. Из несметного количества мировых злаков, лишь немногие привлекательны, и опыт показывает, что именно они и были быстро и успешно освоены. В Плодородном Полумесяце (ныне опустыненный регион в районе современной Турции и Ирака) освоили пшеницу и ячмень, в Китае - рис. Сравнение с дикими аналогами показывает, что на это достаточно было лет ста, так мало они изменились. А вот американцам не повезло - у них подходящих злаков просто не было.
У любого человека обычно не вызывает проблем принятие того факта, что австралийцы остались охотниками и собирателями - континент был и сейчас остался пустыней со сквернейшим климатом. Но вот с Америкой, имеющий близкий к Европе климат, понять причину торможения в развитии сложнее. Почему в райской Калифорнии или на тихоокеанском побережье Южной Америке, где тоже вполне средиземноморский климат, не смогли хорошо наладить производство еды? Ответ озвучен выше: климат у них был, а вот окружающие ботанические ресурсы подкачали. Не потому, что индейцы были халявщиками, напротив, они работали как проклятые и делали все, что возможно в своих условиях. Одно из лучших растений, одомашненных индейцами - кукуруза - потребовало нескольких тысячелетий на одомашнивание до современного уровня, по оценкам палеоботаников. Слишком скверным был изначальный дикий предок. Именно на эти тысячелетия индейцы и отстали от Европы.
Доказательств этого вывода много, и все их тут обсуждать не имеет смысла. Даймонд ссылается на многочисленные ботанические исследования, которые убедительно показывают, что среди возможных растений Евразии были действительно одомашнены оптимальные, а остальные были много хуже. Массовый скрининг местных американских культур действительно не выявил ничего хорошего среди местных видов. Все попытки их одомашнить, предпринятые уже современными агрономами, оказались безуспешными (хотя некоторые скрещивания с европейскми растениями дали неплохие гибриды). Даймонд также цитирует многочисленные этнографические исследования, которые убедительно показывают, что все "примитивные" туземцы достигают небывалых высот в знании местной флоры и фауны. Нам, тем, кто давно забросил собирательство, такое знание и не снится. За тысячелетия попыток дикари перебирают все доступные варианты. Автор сам многократно убеждался в этом в своих странствиях по Новой Гвинее. Он видел, как его друзья-папуасы не только детально разбирались в качествах местных растений, но при переходах в другие зоны острова всегда изучали все попавшееся на пути, расспрашивали встречных об их свойствах, пытались все попробовать на вкус, притащить к себе и посадить. Короче говоря: американцам, австралийцам и бушменам не повезло с биогеографией. Они жили в местностях, похожих по климату на Европу, но не имели возможность развить земледелие так, как это сумели европейцы. Бушмены и австралийцы не развили его совсем. Поэтому как только пришли европейцы с растениями, подходящими для этого климата, они всех вынесли.
В сторону: яркий пример (не)подходящести растений - миндаль и дуб. И тот и другой в диком состоянии дают горькие плоды (специально чтобы не ели кто попало). У миндаля даже ядовитые. Но у него горькость кодируется одним геном, и когда этот ген мутирует, миндаль одомашнивается "в один ход". А у дуба - многими и сложным образом. В итоге потомки негорького дуба почти все горькие. А когда это умножается на дико медленный рост, то дуб разом превращается в неперспективный объект для одомашнивания. Так и растет в диком виде, а если вдруг у кого желуди негорькие, то окружающие крестьяне это очень ценят и берегут такое дерево. А в голодуху едят и горькие.
С животными - та же фигня. Только крупных видов млекопитающих гораздо меньше, чем злаков, и проанализировать их достоинства и недостатки гораздо проще. Даймонд выделил около ста сорока видов на всей планете, из них одомашнены четырнадцать, из них жизненно важны и повсеместно распространены пять (лошадь, корова, свинья, коза и овца). Он назвал это принципом "Анны Карениной": все одомашненные животные похожи (удовлетворяют списку признаков), все животные, которых не удалось одомашнить, пролетели по одному из этих признаков. Главные из них:
1) Нормальный характер. Это критерий для ПРИРУЧЕНИЯ - первой стадии одомашнивания. Если с характером худо, то не выйдет даже приручения. Поэтому нервные антилопы, абсолютно неуправляемые зебры, злобные бегемоты (четыре тонны прекрасного мяса, но убивают каждый год больше людей, чем львы и крокодилы вместе взятые), мишки гризли (куча вкуснейшего мяса, ест любую дрянь и растет как на дрожжах... если б не характер во взрослом состоянии...) - в качестве ручных животных пролетают. Несмотря на массовые попытки одомашнивания, продолжающиеся до сих пор (европейские животные плохо себя чувствут в экваториальной Африке, нужна замена), зебры и антилопы не одомашнены.
2) Размножение в неволе. Тоже абсолютное условие. Гепарды, которые нуждаются в длительной ритуальной гонке для нормального размножения (это не психологическое, а гормональное требование) - пролетают. Все сотни охотничьих гепардов при дворах султанов были приручены, а не одомашнены.
3) Скорость набора веса, дешевизна питания, коммерческая выгодность. Слон, растущий пятнадцать лет, невыгоден, даже если бы нормально размножался в неволе. Потому ловят молодняк.
Интересный момент - почему подходящих для одомашнивания млекопитающих нет в Америке и Австралии. Палеонтологи обнаружили, что на момент заселения Америки они там были - включая вполне "европейскую" лошадь (а также мамонтов и шерстистых носорогов, подходящесть которых под вопросом). В Австралии 11 тысяч лет назад фауна была столь же экзотическая, что и сейчас, но крупные животные тоже были: гигантские нелетающие птицы, ящерицы весом в тонну и другие. Вскоре после прихода человека они исчезли и там. Даймонд придерживается антропогенной теории их вымирания. у животных Африки и Евразии были миллионы лет, чтобы научиться жить с человеком, постепенно совершенствующим орудия и методы охоты. Они сто тысяч лет существовали с неандертальцами и двадцать тысяч лет с кроманьонцами. Но когда эти продвинутые охотники добрались до Америки и Австралии, им встретились непуганые животные, которые убивались на раз. Таких абсолютно бесстрашных животных и сейчас можно найти в истинно необитаемых местах, типа Галапагосских островов. Естественно, у них не было ни одного шанса. Так индейцы сами себя лишили всех животных, подходящих для одомашнивания.
Замечание в сторону - Кирилл Еськов в своей "Истории Земли" склонен к неантропогенным гипотезам, и хорошо аргументирует свою точку зрения. Но почему вымерли лошади в Америке, для нас прямо сейчас не важно. Важно то, что американцы остались без лошадей, свиней и коров. А бизоны и пеккари тест на одомашнивание не проходят.
Остался один маленький, но жизненно важный вопрос - о распространении одомашненных животных и растений. Длинная ось Евразии ориентирована с востока на запад, у Африки и Америки - с севера на юг. Первое и немедленное следствие этого - одомашненные виды могут спокойно распространяться вдоль Евразии, оставаясь примерно в одном климатическом поясе. Так и происходило. Через жалкую тысячу лет после освоения в Средиземноморье какого-нибудь злака его можно было найти в Японии. Лошади, коровы и свиньи распространялись так же легко. К тому же Евразия широкая и пустыни ее целиком не перегораживают, препятствий к диффузии видов нету. То же с технологиями - помните сколько всего пришло в Европу из арабского и китайского миров? Кстати, Северную Африку Даймонд воспринимает как часть Евразии, к которой она во всех отношениях ближе, чем к Засахарской Африке.
А теперь поглядим на Америку и Африку. Оба материка тянутся через большой диапазон широт и рассечены климатическими зонами, в которых растения соседних зон существовать просто не могут. Пшеница прекрасно могла бы расти в Южной Африке, но как она туда доберется через Сахару и экваториальную область с ее жутким климатом? Животным еще хуже, ибо им на пути в ЮА нужно миновать еще и зону мухи цеце. Так что сухопутная диффузия на юг им закрыта, попасть туда они смогли только скачком после развития мореплавания.
Именно так остановилась и экспансия племен банту. Когда-то Африка была заселена пигмеями и бушменами. Но негритянские племена, обитавшие в небольшой зоне на западе континента, смогли одомашнить некоторые виды растений, растущих в экваториальной зоне. Эти племена немедленно начали умножаться, процветать и быстро поглотили две остальные расы. Именно так Африка стала "черной". Но в отличие от евроазиатов, негры заполнили тропический пояс и остановились на севере перед Сахарой, а на юге - примерно на уровне ЮАР. Там их растения переставали расти, и распространяться дальше было некуда.
Америка так же разрезана на части зонами разного климата и физическими препятствиями: узкой горловиной Панамского перешейка, мексиканскими пустынями, джунглями Амазонки, полосами Анд и Кордильер. И к чему это привело? Инки и майя строили великие цивилизации на расстоянии жалкой тысячи миль друг от друга, но за тысячи лет это смешное расстояние так и не было преодолено. Они друг о друге не знали. Лама, прирученная в Андах, так и не была приспособлена к колесу, изобретенному в Мезоамерике, а письменность майя не попала к инкам. И это за тысячи лет! В Евразии растения, животные и изобретения преодолевали такие расстояния "по горизонтали" за сотню-другую лет.
Даймонд приводит массу примеров затрудненной диффузии достижений в Новом Свете. Он опирается на многие чужие труды и показывает, какими заковыристыми путями одомашненные растения перебирались из зоны в зону (даже в пределах Северной Америки) и как много времени на это уходило. Но думаю, что сказанного достаточно. Вспомним развитие полинезийских островов! Тут мы видим то же на большой шкале. Мало того, что Евразия - самый большой материк (а чем больше площадь, тем больше шансов на встречу где-то с подходящим видом растений). Они могли также легко обмениваться видами, прирученными на разных концах материка. Америка и Африка были меньше и к тому же были реально разделены на еще гораздо меньшие зоны, в пределах которых народы варились в собственном соку, не в силах осуществить экспансию и/или обмен знаниями и одомашненными видами с соседями.
Заключение
Вообще-то, в книге есть еще две больших части. В одной ("От пищи - к ружьям, микробам и стали") детально разбирается связь между производством пищи и основными признаками "прогресса": развитием микробов и эпидемий, эволюцией письма, технологий, правительства и религий. Читать про это страшно интересно. Взять хотя бы рассмотрение болезней и эпидемий исключительно с точки зрения микроба (как выше он рассматривал одомашнивание с точки зрения растения). Взгляд, естественный для биолога-эволюциониста, но немного шокирующий при подходе к медицине и истории. Однако, пересказывать это нет никаких сил. Поэтому скажу коротко: в этих главах Даймонд убедительно показывает, как одомашнивание растений и животных играло решающую роль в формировании этих признаков цивилизации.
Последняя часть ("Вокруг света в пяти главах") рассматривает поочередно развитие цивилизации на разных материках и последовательно иллюстрирует правильность принципов, изложенных в книге. Пересказывать ее тоже бессмысленно, к тому же я включил многие яркие примеры выше.
Подводя итог, сущность труда Даймонда можно выразить следующей формулой: "История следовала разным курсом в разных местах не из-за разницы в народах, населявших их, а исключительно из-за разницы в их окружениях."
Моменты для обсуждения, которых Даймонд касается в своем заключении.
1) Автор так ничего и не сказал насчет Европы и Китая. Почему Европа опередила Восток и колонизировала мир?
Да, отвечает Даймонд, и я не собираюсь в это лезть. Это иной масштаб времен и событий. Я сосредоточился на глобальных межконтинентальных различиях, а различия по уровню между Европой и Китаем не идут ни в какое сравнение с различиями между Европой и аборигенами Америки или Австралии. Они (с точки зрения тысячелетий) изначально находились в единой культурной Евроазиатской зоне, и опережение Европой Китая в 15 веке на фоне тысячелетий - рябь на воде. До 15 века лидировал Китай, и после 20-го он запросто может начать лидировать опять.
Тем не менее, некоторые из принципов книги можно применить к рассмотрению данного вопроса. Можно заметить, что отсутствие географических барьеров в Китае (неизрезанная береговая линия, нет больших островов, нет гор в центре страны) и наличие больших рек и риса (необходимость совместными усилиями проводить крупномасштабные работы) способствовали раннему объединению. Европа с ее громадными полуостровами (Аппенинский, Пиренейский, Скандинавский), островами (Британские) и горамив самом центре (Альпы) объединению сопротивлялась. На начальных этапах объединение дало Китаю преимущество в развитии, но потом стало тормозом: ошибки одного правителя отражались на всей стране. Если бы при дворе победила другая партия, то Китай не свернул бы заморские экспедиции, и жалкая флотилия Васко да Гамы нашла бы Индийский океан под контролем китайских армад. Пример культурной революции показывает, что то же самое у китайцев продолжалось и в 20-м веке. То же в Японии с ее отказом от огнестрельного оружия. Но это - не исторические случайности! Когда страна объединена и не имеет конкурентоспособных соседей, то она всегда начинает позволять себе всякие глупости. Это не случайность, а неизбежность. Попробовала бы какая-нибудь из европейских стран отказаться от пороха!
Кстати, еще один назревающий вопрос - почему цивилизация не расцвела в Плодородном Полумесяце, где были одомашнены пшеница, ячмень, и четыре главных вида животных (коров, свинья, коза и овца). Ну да, говорит Даймонд, она там и расцвела изначально. Но посмотрите, что в этом Полумесяце сейчас - пустыня. Стоило свести там лес, и плодородию пришел конец. Такова уж его особенность - изначально богатейшее разнообразие животного и растительного мира, но хрупкое экологическое равновесие.Центры цивилизации ушли в другие места.
Но, в общем и целом, вопрос о сравнительном развитии разных регионов Евразии лежит за пределами данной книги и требует специального изучения. Изложенные выше идеи - лишь канва и спекуляции. Тем не менее, Даймонд твердо уверен, что судьбы обществ даже в этом мелком масштабе можно в большой степени объяснить, исходя из биогеографии и их окружения.
2) Не слишком ли большое сочетание случайных преимуществ получается для Евразии?
Не слишком, а в самый раз. Если мы возьмем самый большой материк (увеличение вероятности нахождения одомашниваемых видов), помножим на горизонтальную ориентацию (свободная диффузия видов вдоль всего материка) и добавим раннее появление человека (животные успевают привыкнуть и не истреблены к моменту начала одомашнивания), то мы получаем все преимущества, которые нужны для абсолютного лидерства. Конечно, распределение ресурсов в мире могло бы быть поравномернее. Если расположить Берингов пролив южнее, то человек пришел бы в Америку раньше и лошади бы у индейцев были. Если бы Америка была не так труднопроходима с юга на север, то ламы Андов могли бы встретиться с колесом и письменностью Мезоамерики, и тогда Кортеса могли бы встретить вспаханные поля, незнакомые эпидемии и боевые колесницы Монтесумы. Но распределение могло быть и еще менее равномерным: опусти папуасов к югу, лиши негров их одомашненных растений - и европейцы заполонили бы и их земли. В общем, в нашем мире реализовался вполне нормальный вариант, не самый равномерный, но и не самый неравномерный.
3) Не слишком ли получается все детерминировано? А как же человеческая изобретательность?
Да, я детерминист, говорит Даймонд. Это не философская позиция, а итог проведенных исследований. Без изобретательности никуда, без нее мы бы с вами до сих сидели на деревьях, я на этой пальме, а вы на во-он той. Но когда речь идет о больших популяциях людей на низмком уровне развития и десятках тысяч лет, то индивидуальная изобретательность уступает место законам эволюции, т.е. тупого перебора. Если есть возможность что-то развить - оно будет развито.
Но нельзя сказать, что все безнадежно и от нас ничего не зависит. В тех пределах, которые заданы биогеографией, люди и народы во многом могут определять свою судьбу. Особенно в критические моменты истории. Например, типичная картина при столкновении цивилизаций - одни племена быстро соображают и покупают ружья, а другие тупят и оказываются побежденными. Или то, что в настоящий момент происходит на Новой Гвинее - одни племена, посмотрев на индонезийцев, завезших в страну кофе, быстро начинают его выращивать и торговать на экспорт незнакомым продуктом. И теперь они вовсю скупают земли нерасторопливых соседей и нанимают их на работу. Так что смотрите в оба и поощряйте инновации.
Можно придумать и другие ситуации, когда действия отдельных людей могут сильно повлиять на мировую историю. Если бы викинги спустились в Америке к югу, то знакомство цивилизаций могло бы начаться на пятьсот лет раньше и пройти мягче. Если бы в немногих приличных зонах Австралии все-таки кто-то завел бы свиней (индонезийцы проплыли бы немного на восток, а не остановились на пустынном северо-западе), то аборигены не вымерли бы с такой силой. Но изменить глобальный расклад (лидерство Евразии) нельзя - слишком сильны биогеографичесике преимущества.
Наконец, в современном мире благодаря глобализации народы и отдельные люди имеют куда больше влияния на свою судьбу. "Современный мир" - для Евразии это последние тысячелетия. Александр Македонский, рожденный в Тасмании, мало что мог бы сделать, но в Евразии его действия повлекли большие последствия. И хотя народы Земли до сих пор пожинают плоды "изначального расклада", в быстро меняющемся под действием человека мире их будущее все больше и больше может быть результатом правильного курса, а не тупой предопределенности.
4) И тут мы переходим к одному из интереснейших пунктов книги: применимости ее выводов и подоходов в современном мире. Первое издание книги вызвало бурный интерес в коммерческих кругах, и руководство как минимум одной мегакорпорации закупило большую партию, чтобы экземпляр был у каждого из сотрудников. Действительно, возьмем пример с неоднородностью Европы и объединением Китая. Если речь идет о создании корпорации, то руководство может задавать разные модели ее устройства для оптимальной работы. Даймонд приводит в качестве примера Microsoft и IBM. Майкрософт, конечно, во многом обязана хорошему лидеру, но ее устройство - небольшие конкурирующие группы со свободным обменом информацией между ними - способствует конкуренции и выживанию. Напротив, IBM начала успешно, но потом пошел провал за провалом - из-за жесткой централизации и негибкого руководства. Они сменили главного менеджера, который ввел конкурентную систему, и IBM пошла резко в гору.
Те же выводы можно применить и в политике. Европейцы, строящие сейчас объединенное государство, могут задуматься: а какая степень объединения им оптимальна? Китаю, как мы помним, объединение сначала принесло выгоду, а потом ущерб. Кстати, США Даймонд считает одной из очень успешных моделей типа Майкрософт: несколько десятков свободно конкурирующих штатов со значительной долей самостоятельности и свободным обменом информацией - это самое оно для развития. По крайней мере, в девятнадцатом-двадцатом веках эта модель оказалась успешной.