Роджер вышел на террасу Речной Излучины, чувствуя приятное опустошение. За три недели напряженной работы он отыскал всех новых арендаторов на больших и маленьких дорогах Кросс-Крика и Кэмпбелтона, перезнакомился с главами семейств, умудрился найти им в дорогу хотя бы еду, одеяла и обувь и собрал их вместе, решительно поборов все попытки удариться в панику или сбиться с пути. Они выдвигались в сторону Фрейзерс-Риджа на следующее утро - и ни мгновением позже.
Он удовлетворенно окинул взглядом луг, раскинувшийся за конюшней Джокасты Камерон-Иннес. Там, во временном лагере, все они устроились на ночлег: двадцать две семьи, семьдесят шесть душ, четыре мула, два пони, четырнадцать собак, три свиньи и Бог знает сколько цыплят, котят и птиц в переносных клетках из лозы. На потрепанном и измятом листке в его кармане были все их имена - за исключением животных. Там же лежало еще несколько списков, исчерканных и доведенных правками до такого состояния, что прочесть их было невозможно. Роджер чувствовал себя ходячим Второзаконием. И еще ему ужасно хотелось напиться.
К счастью, последнее было выполнимо. Дункан Иннес, муж Джокасты, вернулся домой после собственного трудового дня и сидел на террасе в компании граненого графина, прорезанного лучами закатного солнца и рассыпающего вокруг густые янтарные блики.
- Как дела, a charaid? - радушно поприветствовал его Дункан, указывая на одно из плетеных кресел. - Хочешь глоток?
- Не откажусь, спасибо.
Роджер с благодарностью погрузился в кресло, которое приветливо скрипнуло под его весом. Он принял бокал, протянутый Дунканом, и опустошил его с коротким "Slàinte" (1).
Виски обожгло загрубевшие ткани в горле Роджера, заставив его закашляться, но в то же время расслабило их, и постоянное ощущение легкого удушья стало его покидать. Он с благодарностью сделал новый глоток.
- Готовы отправиться в путь, верно? - Дункан кивнул в сторону луга, над которым низким золотистым облаком висел дым от костров.
- Готовы как никогда. Бедняги, - добавил Роджер с некоторым сочувствием.
Дункан поднял косматую бровь.
- Будто рыбы, вытащенные из воды, - продолжал Роджер, протягивая бокал за добавкой. - Женщины в ужасе, мужчины тоже, просто лучше это скрывают. Как будто я всех их угоняю в рабство на сахарную плантацию.
Дункан кивнул:
- Или в Рим продаешь, чистить папские туфли, - кисло добавил он. - Подозреваю, почти все они даже духу католиков не слыхали, пока не сели на корабль. А судя по сморщенным носам, не слишком желают знакомиться с ним и сейчас. Ты не знаешь, они хотя бы выпивают иногда?
- Думаю, только в лечебных целях, и то под угрозой смерти, - Роджер медленно проглотил виски, словно амброзию, и закрыл глаза, чувствуя, как оно согревает его горло и сворачивается в груди, точно мурлычущий кот. - Ты уже встречал Хирама? Хирама Кромби, их главу.
- Малыша с кислым лицом и ослиным упрямством? Как же, встречал, - Дункан ухмыльнулся, и его поникшие усы приподнялись. - Он придет к нам на ужин. Советую выпить еще.
- С удовольствием, - сказал Роджер, протягивая бокал. - Хотя, насколько я могу судить, никого из них житейские наслаждения не интересуют. Похоже, все они ковенантеры (2) до мозга костей. Как есть "ледяные избранные" (3).
Дункан не смог сдержать смеха.
- Да, но уже не такие, как во времена моего деда, - сказал он, отсмеявшись, и протянул руку за графином. - И слава Богу, - он закатил глаза, гримасничая.
- Значит, твой дед был ковенантером?
- А как же, - покачав головой, Дункан налил порядочную порцию сперва Роджеру, затем себе. - Жестокий старый ублюдок, вот кто он был. И не то чтобы без причины. Его сестра утонула, прикованная к столбу, понимаешь?
- Она... Христос, - Роджер опомнился и прикусил язык, но был слишком заинтересован, чтобы обращать на это внимание. - Хочешь сказать, ее утопили? Казнили?
Дункан кивнул, глядя на бокал, затем отхлебнул виски и подержал во рту, прежде чем проглотить.
- Маргарет, - сказал он. - Ее звали Маргарет. Тогда ей было восемнадцать. Ее отец и брат - мой дед, значит - бежали после битвы при Данбаре и укрылись на холмах. Пришли солдаты, искали их, но она их не выдала, а при себе у нее была Библия. Тогда они попытались заставить ее отречься от веры, но она отказалась тоже... Проще с камнем говорить, чем с женщиной из их рода, - сказал он, качая головой. - Такую не убедишь. Они потащили ее на берег, ее и еще одну старую женщину из ковенантеров, раздели догола и приковали обеих к столбам на линии прилива. И ждали всей толпой, пока прибывала вода.
Он глотнул еще раз, не разбирая вкуса.
- Старая женщина ушла под воду первой: они приковали ее ниже - наверное, думали, что Маргарет сдастся, если увидит, как умрет старушка, - он крякнул, качая головой. - Но не тут-то было. Прилив поднимался, волны перекатывались через нее. Она задыхалась и кашляла, волосы ее распустились и облепляли ей лицо, как водоросли, когда вода отступала. Моя мать видела, - пояснил он, подняв бокал. - Ей тогда было всего семь, но она не смогла забыть. После первой волны, говорила она, Маргарет вдохнула трижды, и ее накрыло второй. Затем вода схлынула, еще три вдоха, и опять волна. А потом не стало видно ничего, кроме всплывших наверх волос. (4)
Он приподнял бокал еще на дюйм, и Роджер невольно поднял свой.
- Иисус, - сказал он, и это не было богохульством.
Виски вновь обжег его горло, и он глубоко вздохнул, благодаря Бога за способность дышать. Три вдоха. Солод был редкий, с острова Айлей, и легкие Роджера наполнил крепкий йодистый привкус моря, водорослей и дыма.
- Да покоится она с миром, - сказал он скрипучим голосом.
Дункан кивнул и вновь потянулся за графином.
- Думаю, она заслужила покой, - проговорил он. - Хотя они... - он указал подбородком на луг, - они бы сказали, что ее заслуги в этом нет: Бог избрал ее для вечного блаженства, а англичан обрек на вечные муки. Что тут скажешь.
Солнечный свет тускнел, и в полумраке луга за конюшней зажигались костры. Их дым достиг Роджера. Запах был теплым и домашним, но в горле у него защипало сильнее.
- Я не нашел в этой жизни ничего, за что стоит умереть, - задумчиво произнес Дункан, и его лицо озарила редкая для него улыбка. - Но мой дед - он бы сказал, это потому, что я проклят. "По установлению Божию, для явления славы Его, одни люди и ангелы предопределены к вечной жизни, другие предназначены к вечной смерти". Так он говорил, когда кто-нибудь вспоминал про Маргарет.
Роджер кивнул, узнав цитату из Вестминстерского исповедания (5). Когда его утвердили - в 1646 году? В 1647? Всего поколение или два до деда Дункана.
- Полагаю, ему было проще думать, что ее смерть была волей Божьей и никак с ним не связана, - сказал Роджер не без сочувствия. - Значит, сам ты в него не веришь? В предопределение, я имею в виду.
Ему действительно было интересно. Пресвитериане в его собственном времени все еще были верны доктрине предопределения - но относились к ней гибче, частенько забывая о предназначении к проклятию и не слишком задумываясь о том, что каждая мелочь в их жизни уготована им свыше. А что же он сам? Бог знает.
Дункан пожал плечами, подняв правое выше, и на миг странно перекосился.
- Бог знает, - сказал он и рассмеялся, затем покачал головой и вновь осушил бокал. - Нет, думаю, не верю. Но повторять это перед Хирамом Кромби или Томом Кристи я бы не стал.
Дункан указал подбородком в сторону лужайки, где виднелись два темных силуэта, бок о бок направлявшихся к дому. Высокие и сутулые очертания Арча Бага были легко узнаваемы, равно как и коротенькая массивная фигура, принадлежавшая Тому Кристи. Даже силуэт его выглядел сварливо, подумал Роджер. Том резко жестикулировал на ходу, очевидно, споря о чем-то с Арчем.
- В Ардсмуире из-за этого устраивали страшные драки, - сказал Дункан, наблюдая за приближением двух фигур. - Католикам не нравилось слышать, что они прокляты. А Кристи и его маленькой банде доставляло величайшее удовольствие сообщать им об этом.
Его плечи подрагивали от сдерживаемого смеха, и Роджер задался вопросом, сколько виски выпил Дункан до того, как вышел на террасу. Он никогда не видел старика таким веселым.
- Mac Dubh положил этому конец, когда сделал всех нас масонами, - добавил Дункан, наклоняясь, чтобы наполнить бокал снова. - Правда, до этого нескольких человек едва не убили.
Он поднял графин и вопросительно посмотрел на Роджера. Предвкушая ужин в компании Тома Кристи и Хирама Кромби, Роджер согласился.
Когда Дункан наклонился налить ему виски, все еще улыбаясь, последние лучи солнца озарили его обветренное лицо. Роджер заметил тонкую белую линию на его верхней губе, почти незаметную под густой растительностью, и внезапно понял, почему Дункан носил длинные усы - такое необычное украшение во времена, когда большинство мужчин были гладко выбриты.
Вряд ли он заговорил бы об этом, если бы не виски - и не странное ощущение общности между ними, двумя протестантами, удивительным образом попавшими в общество католиков и ошеломленными превратностями судьбы. Обоих преследовали несчастья, оба остались в полном одиночестве - а теперь с удивлением обнаружили себя во главе семейств и держали в своих руках жизни незнакомцев.
- Твоя губа, Дункан, - он слегка коснулся собственного рта. - Что с ней случилось?
- Ох, это? - Дункан с удивлением потрогал свою губу. - Ничего. Я родился с заячьей губой, так мне сказали. Сам я этого не помню: ее заштопали, когда мне было не больше недели от роду.
Настала очередь Роджера удивляться.
- Кто заштопал?
Дункан пожал одним плечом.
- Мать говорила, какой-то странствующий целитель. Она уже смирилась с потерей, ведь я, конечно же, не мог сосать грудь. Она и мои тетушки по очереди кормили меня, выжимая мне в рот молоко из тряпочки, но, по ее словам, от меня оставались одни кости, когда этот чародей пришел к нам в деревню.
- Отец дал ему шесть селедок и немного нюхательного табака, и он зашил ее и оставил матери какую-то мазь, чтобы смазать рану. Вот так я и... - он снова пожал плечами и криво улыбнулся. - Может, мне было суждено выжить. Дед сказал, что Господь избрал меня - правда, Бог знает для чего.
Роджер ощутил смутное беспокойство, пускай и притупленное виски.
Горский чародей, который смог вылечить заячью губу? Он сделал очередной глоток, стараясь не глазеть на Дункана, но все равно тайком рассматривал его лицо. "Все может быть", - подумал Роджер. Шрам был едва виден под усами - если знать, где искать, - но не доходил до ноздри. Должно быть, это была самая заурядная заячья губа, а не один из тех жутких случаев, о которых он читал в большом черном медицинском журнале Клэр. Он помнил, как в ужасе не мог отвести взгляд от страницы, где доктор Роулингс описывал ребенка, рожденного не только с заячьей губой, но и без нёба и большей части середины лица.
Слава Богу, там не было рисунков, но мысленная картина, которую порождало скудное описание Роулингса, ужасала его в достаточной мере. Роджер закрыл глаза и глубоко вздохнул, впитывая аромат виски всеми порами.
Возможно ли это? Пожалуй, да. Люди и сейчас делали операции - кровавые, грубые и мучительные. Он видел, как Мюррей Маклеод, аптекарь из Кэмпбелтона, умело зашил щеку человеку, которого покалечила овца. Было ли сложнее зашить губу ребенку?
Он представил, как губки Джемми, нежные, словно лепестки, протыкают иглой с черной нитью, и вздрогнул.
- Замерз, a charaid? Пойдем в дом? - Дункан подобрал ноги, собираясь встать, но Роджер махнул ему рукой.
- О, нет. Так, мурашки по спине пробежали, - он улыбнулся и глотнул еще, защищаясь от несуществующей вечерней прохлады. И все же он чувствовал, как волоски на его руках встали дыбом. "Может ли быть ещё кто-то такой же, как мы - или даже не один?"
Они были, он знал это. Для начала, его собственная прабабка Бог весть в каком колене - Гейлис. Потом мужчина, чей череп с серебряными пломбами в зубах нашла Клэр. Но встретил ли Дункан еще одного, в далекой горской деревне, полвека назад?
Христос, подумал он, вновь теряя присутствие духа. Как часто это случается? И что происходит с ними после?
Как раз перед тем, как они достигли дна графина, он услыхал за своей спиной шаги и шуршание шелка.
- Миссис Камерон, - Роджер поднялся, и мир перед его глазами качнулся. Он взял хозяйку за руку и наклонился к ней. Ее длинная ладонь привычно коснулась его лица, и чувствительные кончики пальцев удостоверились, что это он.
- Ох, а вот и ты, Джо. Неплохо вы с мальчишкой прогулялись, а? - Дункан изо всех сил старался подняться, но ему мешал виски и отсутствие одной руки. Однако Улисс, дворецкий Джокасты, беззвучно материализовался из сумерек за своей хозяйкой - как раз вовремя, чтобы подвинуть ее плетеное кресло на место. Роджер заметил, что она опустилась в кресло, даже не проверив рукой, там ли оно - она просто знала, что это так.
Роджер с интересом рассматривал дворецкого, гадая, кого же подкупила Джокаста, чтобы его вернуть. Обвиняемый - и, скорее всего, виновный - в смерти британского морского офицера в имении Джокасты, Улисс был вынужден бежать из колонии. Но лейтенанта Вольфа не сочли большой потерей для военно-морского флота, зато Улисс для Джокасты Камерон был незаменим. Не все покупается за золото, но Роджер готов был поспорить, что Джокаста Камерон еще ни разу не попадала в ситуацию, которую не могла исправить деньгами, политическими связями или хитростью.
- О, да, - ответила она мужу, улыбаясь и протягивая ему руку. - Я была так рада похвастать им, муж! Мы прекрасно пообедали со старой миссис Форбс и ее дочерью, малыш спел песню и очаровал их всех. Там были девушки Монтгомери и мисс Огилви, мы ели крошечные ягнячьи отбивные в малиновом соусе с печеными яблоками и... О, это вы, мистер Кристи? Проходите и присоединяйтесь! - сказала она чуть громче и обернулась ко мраку за спиной Роджера с выжидающим выражением лица.
- Миссис Камерон. Ваш слуга, мадам, - Кристи взошел на террасу и отвесил вежливый поклон, не утративший ни капли церемонности из-за того, что женщина, которой он предназначался, была слепа. За ним следовал Арч Баг, который, в свою очередь, склонился к руке Джокасты и добродушно хмыкнул вместо приветствия.
На террасу были вынесены стулья, появилось больше виски, как по волшебству возникла тарелка с закусками, зажглись свечи. Вечеринка началась внезапно, вторя немного нервной праздничной атмосфере на лужайке внизу. Вдалеке была слышна музыка: кто-то играл джигу на вистле.
Роджер позволил себе погрузиться во все это, наслаждаясь недолгим ощущением расслабленности и безответственности. Хотя бы сегодня ему не нужно было волноваться: все собрались вместе, в безопасности, были накормлены и готовы к завтрашнему пути.
Ему даже не нужно было стараться поддерживать разговор: Том Кристи и Джокаста с энтузиазмом обсуждали литературную сцену Эдинбурга и книгу, о которой он никогда не слыхал, с Дунканом. Поселдний выглядел таким размякшим, словно мог соскользнуть с кресла в любой момент, и вставлял редкие замечания, а старый Арч... Где же Арч? О, вон там: он вернулся на лужайку, несомненно, вспомнив в последний момент о какой-то вещи, которую должен был кому-то сообщить.
Роджер благословил Джейми Фрейзера за предусмотрительное решение отправить с ним Арча и Тома. Эти двое спасли его от несчетных ошибок, справились с десятью тысячами необходимых деталей и успокоили страхи новых арендаторов перед прыжком в неизвестность.
Он глубоко, удовлетворенно втянул в себя воздух, наполненный домашними ароматами далеких костров и готовящегося поблизости ужина - и запоздало вспомнил об одной маленькой детали, чье благосостояние всегда оставалось его личной заботой.
Извинившись, он прошел в дом. Джем был внизу, в главной кухне. Он уютно расположился в уголке большой скамьи и поедал хлебный пудинг с растопленным маслом и кленовым сиропом.
- Это ведь не твой обед, не так ли? - спросил Роджер, присев рядом с сыном.
- Угу. Хочешь немножко, папа? - Джем протянул ему ложку, с которой капало лакомство, и Роджер поспешно наклонился, чтобы облизать ее, пока оно не упало. Пудинг был восхитительным, потрясающе сладким и таял на языке.
- М-м-м, - сказал он, глотая. - Давай не скажем маме с бабушкой? У них какие-то странные предрассудки насчет мяса и овощей.
Джем согласно кивнул и предложил ему еще ложку. Они опустошили миску в дружном молчании, после чего Джем забрался Роджеру на колени и, прислонив липкое личико к его груди, крепко заснул.
Вокруг них суетились слуги, то и дело любезно улыбаясь. Он смутно подумал, что должен встать. Скоро накроют ужин: он видел, как по блюдам искусно раскладывали жареных уток и баранину, насыпали в миски горы пушистого дымящегося риса, пропитанного соусом, и перемешивали кучи зелени с уксусом.
Полный виски, хлебного пудинга и удовлетворения, он, тем не менее, задержался, откладывая момент необходимости расстаться с Джемом и прервать сладостное умиротворение, которое он чувствовал, держа на руках спящего сына.
- Мистер Роджер? Я возьму его, хорошо? - произнес мягкий голос. Он оторвался от созерцания волос Джема с застрявшими в них кусочками пудинга и увидел Федру, горничную Джокасты. Она склонилась перед ним, протягивая руки, чтобы взять мальчика.
- Я вымою его и уложу в кровать, сэр, - сказала она, и ее овальное лицо стало таким же мягким, как голос, когда она поглядела на Джема.
- О. Да, конечно. Спасибо, - Роджер сел, держа отяжелевшего Джема на руках, и медленно поднялся. - Вот... Я отнесу его наверх.
Вслед за рабыней он вышел из кухни по узкой лестнице, любуясь - в умозрительном, эстетическом плане - изяществом ее осанки. Сколько ей лет? Двадцать, двадцать два? Позволит ли ей Джокаста выйти замуж? У нее наверняка есть поклонники. Но он знал, насколько ценной была Федра для самой Джокасты: разлучались они крайне редко. Нелегко было бы сочетать работу с собственным домом и семьей.
Наверху лестницы она остановилась и обернулась, чтобы забрать у него Джема. Роджер уступил ей свое безвольное бремя с неохотой, но и с некоторым облегчением. Внизу стояла удушающая жара, и его рубашка промокла от пота там, где Джем прижимался к нему.
- Мистер Роджер? - Голос Федры остановил его, когда он уже собирался уйти. Она нерешительно смотрела на него через плечо Джема из-под белого изгиба своего платка.
- Да?
На лестнице застучали шаги, и Роджер подвинулся, едва не столкнувшись с Оскаром, который шел наверх с пустым блюдом под мышкой - очевидно, в летнюю кухню, где жарилась рыба. Оскар ухмыльнулся Роджеру, проходя мимо, и послал воздушный поцелуй Федре, которая поджала губы в ответ.
Девушка легонько качнула головой, и Роджер последовал за ней по коридору, подальше от кухонной суеты. Она остановилась у двери, ведущей в конюшню, и осмотрелась, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
- Может, мне и не следует ничего говорить, сэр... Может, это ерунда. Но мне кажется, я все же должна вам сказать.
Он кивнул, убирая влажные волосы с виска. Из открытой двери, слава Богу, дул легкий ветерок.
- Этим утром, сэр, мы были в городе, на складе господина Бенджамина, знаете его? Это вниз по реке.
Он снова кивнул, и она облизала губы.
- Господин Джем беспокоился и бегал повсюду, пока госпожа разговаривала с мистером Бенджамином. Я пошла за ним, чтобы он не попал в беду, потому и оказалась там, когда вошел мужчина.
- Да? Что за мужчина?
Она покачала головой. Ее темные глаза были серьезны.
- Не знаю, сэр. Большой мужчина, высокий, как вы. Светловолосый, и парика на нем не было. Но он был джентльмен.
Под этим, предположил Роджер, она подразумевала, что мужчина был хорошо одет.
- И?
- Он, значит, оглянулся, увидел, что мистер Бенджамин говорит с мисс Джо, и отошел в сторону - вроде как хотел, чтобы его никто не заметил. Но потом увидел мистера Джема, и у него стал такой острый взгляд.
Она притянула Джема поближе, вспоминая.
- Мне этот взгляд не понравился, сэр, сказать по правде. Я увидела, как он направился к Джемми, быстро подошла и взяла мальчика - вот так, как сейчас его держу. Мужчина вроде как удивился, а потом будто подумал про что-то смешное. Он усмехнулся Джему и спрашивает, кто его папочка.
Она коротко улыбнулась, поглаживая спину Джема.
- В городе его все время об этом спрашивают, сэр. Он сказал прямо, сказал - его папа Роджер Маккензи, как всегда. А этот мужчина - он засмеялся, потом взъерошил Джему волосы - они все это делают, сэр, у него такие красивые волосы. И потом он говорит: "В самом деле, мой маленький мальчоночка, в самом деле он?"
У Федры от природы был талант к подражанию. Она отлично уловила ирландский акцент. Роджер покрылся холодным потом.
- И что случилось потом? - настойчиво спросил он. - Что он сделал?
Он невольно посмотрел поверх ее плеча за открытую дверь в поисках опасности в ночи.
Федра ссутулила плечи, чуть дрожа.
- Он ничего не сделал, сэр. Просто очень внимательно посмотрел на Джема, а потом на меня, и еще улыбнулся, прямо мне в глаза. Мне не понравилась эта улыбка, сэр, ни капельки, - она потрясла головой. - Но потом я услыхала голос мистера Бенджамина за спиной - он спрашивал, не его ли ищет джентльмен. А мужчина быстро повернулся на каблуках и вышел за дверь, вот так вот.
Она вцепилась в Джема одной рукой и резко щелкнула пальцами свободной.
- Ясно, - хлебный пудинг твердым комком железа лежал у Роджера в желудке. - Ты сказала хозяйке об этом мужчине?
Она мрачно покачала головой.
- Нет, сэр. Он ведь и правда ничего не сделал, я вам говорю. Но он беспокоил меня, сэр, поэтому я все обдумала, когда пришла домой, и наконец решила - лучше скажу вам, сэр, когда появится случай.
- Ты поступила правильно, - сказал он. - Спасибо, Федра.
Он поборол желание забрать у нее Джема и покрепче прижать к себе.
- Ты не могла бы... Когда ты уложишь его, не могла бы ты с ним остаться? Пока я не поднимусь наверх. Я скажу твоей хозяйке, что я тебя просил.
Темные глаза Федры встретились с его глазами, выражая полное понимание, и она кивнула.
- Да, сэр. Я буду его беречь, - она сделала нечто похожее на книксен и пошла вверх по лестнице по направлению к комнате, которую Роджер делил с Джемом, напевая мальчику что-то нежное и ритмичное.
Роджер медленно вздохнул, пытаясь совладать с непреодолимым желанием вывести лошадь из конюшни, поехать в Кросс-Крик и обыскать его в темноте, дом за домом, пока не найдет Стивена Боннета.
- Хорошо, - сказал он вслух. - И что потом?
Его кулаки невольно сжались: они прекрасно знали, что делать дальше, в то время как разум осознавал тщетность подобных действий.
Роджер боролся с яростью и беспомощностью, остатки виски горели в его крови, пульсировали в висках. Он решительно шагнул в ночь за открытую дверь: уже совсем стемнело. С этой стороны дома луг не был виден, но он все еще слышал запах дыма от костров и слабые трели музыки.
Он всегда знал, что в один прекрасный день Боннет вернется. Внизу, у газона, бледным пятном в ночи белел мавзолей Гектора Камерона. А внутри него, надежно спрятанный в гробу, ожидающем жену Гектора Джокасту, лежал клад - якобитское золото, давняя тайна Речной Излучины.
Боннет знал, что золото существует, и подозревал, что оно на плантации. Он уже пытался добыть его однажды, но потерпел неудачу. Он не был осторожным человеком, этот Боннет, но он был настойчив.
Роджер почувствовал, как напряглись все кости внутри его плоти в страстном желании поймать и убить человека, который изнасиловал его жену и угрожал его семье. Но от него зависела судьба семидесяти шести человек - нет, семидесяти семи. Месть боролась в нем с ответственностью - и с большой неохотой уступила.
Он дышал медленно и глубоко, ощущая, как шрам от веревки узлом затягивается на его горле. Нет. Он должен пойти и убедиться, что новые арендаторы в безопасности. Мысль отправить их с Арчем и Томом, а самому остаться и искать Боннета, была заманчива, но это была его работа, он не мог бросить ее ради долгих - и, вероятно, бесполезных - поисков.
Как не мог и оставить Джема без защиты.
Однако он должен сказать Дункану. Дункану можно доверять, он предпримет меры для защиты Речной Излучины, сообщит властям Кросс-Крика, наведет справки.
А Роджер позаботится, чтобы Джем оказался в безопасности, далеко отсюда. Утром он усадит его перед собой в седле и не спустит с него глаз ни на секунду, пока они не достигнут своего горного убежища.
- Кто твой папочка? - пробормотал он, и заново вспыхнувшая ярость запульсировала в его венах. - Черт побери, ублюдок, это же я!
Прим. пер.:
(1) (шотл. гэльск.) Slàinte! [сланчэ] - За здоровье!
(2) сторонники Национального Ковенанта - манифеста шотландского движения в защиту пресвитерианства, изданного в 1638 г.
(3) The Frozen Chozen (досл. "ледяные избранные") - распространенный эпитет для последователей реформатских (в т.ч. пресвитерианской) церквей.
(4) Дункан излагает реальный случай, произошедший в 1685 году в заливе Солуэй-Ферт с Маргарет Уилсон, вошедшей в историю как "мученица из Солуэй".
(5) Вестминстерское исповедание веры (англ. Westminster Confession of Faith) - официальная доктрина пресвитерианских церквей.