Два дня спустя, подстегиваемые вестями от майора Макдональда, Джейми и Йен отправились с коротким визитом к Птице, Поющей По Утрам, а сам майор уехал исполнять новые загадочные поручения. В помощь мне остался Бобби Хиггинс.
Я до смерти желала порыться в ящиках, привезенных Бобби, но меня отвлекало то одно, то другое: безрассудная попытка белой свиньи сожрать Адсо, коза с инфицированным выменем, странная зеленая плесень, попавшая в последнюю партию сыра, завершение строительства столь необходимой летней кухни, суровый разговор с братьями Бердсли о поведении при гостях и так далее. Прошло больше недели, прежде чем я нашла свободное время, чтобы распаковать подарок лорда Джона и прочесть его письмо.
4 сентября 1773
От лорда Джона Грея, плантация Маунт-Джосайя
Миссис Джеймс Фрейзер
Моя дорогая госпожа,
надеюсь, что предметы, о которых вы просили, прибудут в целости и сохранности. Мистер Хиггинс немного обеспокоен тем, что ему придется везти купоросное масло (1) - похоже, он пережил какой-то ужасный опыт, связанный с ним, - но мы упаковали бутыль с некоторой осторожностью и оставили ее запечатанной в том виде, в каком она прибыла из Англии.
Изучив великолепные рисунки, посланные Вами (верно ли я узнал в них искусную руку Вашей дочери?), я отправился в Вильямсбург, чтобы проконсультироваться с известным стеклодувом, обитающим там под именем - без сомнений, вымышленным - Блогвезер. Мистер Блогвезер заключил, что реторта-пеликан сама по себе проста в изготовлении и вряд ли станет испытанием для его мастерства, зато пришел в восторг от сложности аппарата для дистилляции - в частности, от съемной спирали. Он немедленно предположил, что эту незаменимую деталь легко разбить, и изготовил сразу три экземпляра.
Прошу Вас считать их моим подарком. Это самое ничтожное, что я мог бы сделать в знак неизменной благодарности за многочисленные проявления Вашей доброты - как ко мне, так и к мистеру Хиггинсу. Ваш скромнейший и покорнейший слуга,
Джон Грей
P.S.: Я по-прежнему стараюсь сдерживать недостойное чувство любопытства, однако смею надеяться, что однажды при случае Вы, возможно, осчастливите меня объяснением, для чего Вам нужны все эти вещи.
***
"С некоторой осторожностью", надо же! С трудом открытые нами ящики были заполнены огромным количеством соломы, стеклянные детали и запечатанные бутылки сверкали в ней, словно яйца птицы Рух в уютном гнездышке.
- Вы ведь будете с ней внимательны, мэм? - с тревогой поинтересовался Бобби, когда я извлекла из соломы тяжелую пузатую бутыль из коричневого стекла с пробкой, накрепко запечатанной красным воском. - Она ужасно ядовитая, эта штука.
- Да, знаю. - Встав на цыпочки, я затолкала бутылку на верхнюю полку, подальше от разбойников-детей и котов. - Так ты, значит, видел, как ею пользуются, Бобби?
Он крепко стиснул губы и покачал головой.
- Как пользуются - нет, мэм. Зато я видел результат. Была... была одна девушка, в Лондоне. Мы познакомились, когда я ждал корабля в Америку. Одна половина лица у нее была прелестная, нежная, словно цветок, зато вторая - в таких шрамах, что взглянуть страшно. Как будто ее расплавили в огне, но она сказала - это купорос.
Бобби взглянул на бутыль и явственно сглотнул.
- Сказала, что другая шлюха плеснула им в неё из зависти.
Вздохнув, он еще раз покачал головой и потянулся за метлой, чтобы смести рассыпанную солому.
- Ну, тебе бояться нечего, - заверила его я. - Я не собиралась им ни в кого плескать.
- Что вы, мэм! - ужаснулся Бобби. - Я бы никогда так не подумал!
Я проигнорировала его увещевания, поскольку как раз выкапывала из соломы новый клад.
- Ох, погляди-ка, - проговорила я завороженно, держа в руках произведение мистера Блогвезера - стеклянный шар размером с мою голову, абсолютно симметричный и без малейшего намека на пузырьки воздуха. Стекло имело слабый голубоватый оттенок, и из него на меня глядело мое собственное перекошенное отражение с широким носом и выпученными, как у русалки, глазами.
- Угу, мэм, - сказал Бобби, покорно глядя на реторту. - Она... эм... большая, да?
- Она совершенство. Само совершенство!
Вместо того чтобы просто срезать горлышко шара со стеклодувной трубки, его вытянули в толстую трубочку около двух дюймов в длину и дюйма в диаметре. Края и внутренняя поверхность ее были... отшлифованы? Отполированы? Понятия не имею, что делал с ними мистер Блогвезер, но в результате получилась шелковистая матовая поверхность, которая образовывала прекрасный герметичный стык, если вставить в нее другую деталь, обработанную таким же образом.
Руки мои вспотели от возбуждения и страха уронить сокровище. Я обернула реторту передником и поглядела по сторонам, размышляя, куда ее лучше поставить. Я не ожидала, что она будет такой большой: без надежного помощника вроде Бри или кого-то из мужчин тут не обойтись.
- Ее нужно будет нагревать на слабом огне, - объяснила я, хмуро глядя на маленькую жаровню, которой пользовалась для готовки. - Но здесь важна температура, а угли плохо ее сохраняют...
Я поместила шар в буфет, спрятав его за рядом бутылок.
- Думаю, понадобится спиртовка. Но эта штука больше, чем я думала, и спиртовка тоже нужна немаленькая...
Я сообразила, что Бобби не слушает мое бормотание: его внимание привлекло что-то снаружи. Он нахмурился, и я встала за его спиной, вглядываясь в распахнутое окно, чтобы понять, что же там происходит.
Мне следовало бы догадаться: на траве под каштанами сбивала масло Лиззи Вемисс, а с нею был Манфред Макгиллаврей.
Я посмотрела сперва на парочку, увлеченную веселой беседой, затем на мрачное лицо Бобби - и кашлянула.
- Ты не поможешь мне открыть второй ящик, Бобби?
- А? - его внимание все еще было приковано к паре снаружи.
- Ящик, - повторила я терпеливо. - Вот этот, - и ткнула в него пальцем ноги.
- Ящик... ах да! О да, мэм, конечно, - оторвав взгляд от окна, он с угрюмым видом занялся делом.
Я вынула из открытой коробки остальные стеклянные предметы и стряхнула с них солому. Аккуратно размещая шары, реторты, колбы и спирали в высоком буфете, я поглядывала на Бобби и взвешивала создавшуюся ситуацию. До сих пор я не предполагала, что его чувства к Лиззи - нечто большее, нежели мимолетное увлечение.
Может, так оно и есть, напомнила я себе. Но если нет... Сама того не желая, я посмотрела в окно и обнаружила, что пара превратилась в трио.
- Йен! - вырвалось у меня. Бобби испуганно оглянулся, но я уже направлялась к двери, торопливо стряхивая солому с одежды.
Раз Йен вернулся, значит, Джейми...
Он вошел как раз в тот момент, когда я выскочила в прихожую, и обхватил меня вокруг талии, целуя с необыкновенным энтузиазмом и царапая щетиной, колючей, как наждачная бумага.
- Ты вернулся, - довольно глупо сообщила я.
- Я вернулся, и не один: сейчас здесь будут индейцы, - сказал он, обхватив мой зад обеими руками, и пылко потерся щетиной о мою щеку. - Боже, я бы всё отдал за четверть часа с тобой наедине, сассенах! Мои яйца сейчас взорву... о, мистер Хиггинс, я вас не заметил.
Он отпустил меня и, резко выпрямившись, стянул с головы шляпу и прижал ее к бедру, гротескно изображая небрежность.
- Да, сэр, - угрюмо буркнул Бобби. - Мистер Йен тоже вернулся?
Судя по голосу, эта новость не слишком его обрадовала: если появление Йена и отвлекло Лиззи от Манфреда (а так оно и было), то уж точно не привлекло её к Бобби.
Лиззи оставила маслобойку на беднягу Макгиллаврея, который вращал ручку с явным негодованием, и со смехом повела Йена в направлении стойл - очевидно, чтобы показать ему теленка, который родился во время его отсутствия.
- Индейцы, - сказала я, запоздало сообразив, о чем говорил Джейми. - Какие индейцы?
- Полдюжины чероки, - ответил он. - А это что такое? - он кивнул на дорожку из соломы, ведущую в мою хирургию.
- Ах, это! Это, - сказала я радостно, - эфир. То есть будет эфир. Полагаю, нам нужно накормить индейцев?
- Да. Я скажу миссис Баг. С ними молодая женщина, они хотят показать ее тебе.
- Да? - он уже направлялся широким шагом в сторону кухни, и я поспешила его задержать. - Что с ней такое?
- Зуб болит, - сказал он коротко и толчком распахнул кухонную дверь. - Миссис Баг! Cá bhfuil tú? (2) Эфир, сассенах? Ты же не имела в виду флогистон, нет?
- Кажется, нет, - сказала я, пытаясь вспомнить, что это еще за "флогистон". - Я же рассказывала тебе об анестезии, так вот - эфир и есть вид анестетика: он усыпляет человека, и можно оперировать, не причиняя ему боли.
- Очень полезно в случае с зубом, - отметил Джейми. - Куда подевалась эта женщина? Миссис Баг!
- Полезно-то будет, но потребуется время, чтобы его приготовить. На сей раз придется обойтись виски. Думаю, миссис Баг в летней кухне: сегодня мы печем хлеб. Кстати, насчет алкоголя, - он уже был за задней дверью, и я поспешила на крыльцо за ним вслед, - мне понадобится немного хорошего спирта для эфира. Ты не принесешь мне завтра бочонок посвежее?
- Бочонок? Христос, сассенах, что ты собираешься делать - купаться в нем, что ли?
- Ну, в сущности, да. Только не я, а купоросное масло. Его нужно аккуратно вылить в ванну с горячим спиртом, и оно...
- О, мистер Фрейзер! А я думаю, кто это меня зовет, - сияющая миссис Баг возникла рядом с нами с корзиной яиц в руке. - Как я рада видеть вас дома невредимого!
- И я рад, миссис Баг, - заверил он ее. - Мы сможем накормить ужином полдюжины гостей?
На мгновение ее глаза расширились, затем сузились: она считала.
- Колбаса, - наконец объявила она. - И репа. Идем-ка, малыш Бобби, подсобишь мне.
Вручив мне яйца, она поймала Бобби, который вышел из дому вслед за нами, за рукав и потащила к грядке с репой.
Я почувствовала себя так, словно вдруг оказалась на кружащейся карусели, и ухватилась за руку Джейми, чтобы не упасть.
- Ты знал, что Бобби Хиггинс влюблен в Лиззи? - спросила я.
- Нет, но если так - это не сулит ему ничего хорошего, - безразлично ответил Джейми. Восприняв мою ладонь на своей руке как приглашение к действию, он забрал у меня корзину и поставил на землю, затем притянул меня и принялся целовать снова, медленнее, но не менее тщательно.
Потом, отпустив меня с глубоким вздохом удовлетворения, он окинул взглядом новую летнюю кухню, которую мы возвели в его отсутствие. Это была маленькая прямоугольная постройка со стенами из грубого полотна и крышей из сосновых веток вокруг каменного очага с дымоходом, но внутри нее помещался большой стол. Кухня источала соблазнительные ароматы подходящего теста, свежеиспеченного хлеба, овсяных лепешек и булочек с корицей.
- Насчет четверти часа, сассенах... Думаю, я справился бы и быстрее, если нужно...
- Зато я не справилась бы, - твердо сказала я, хотя и позволила своей руке нежно погладить его - совсем немножко. Мое лицо горело после его щетины. - Но когда у нас будет время, ты расскажешь мне, чем же таким занимался, чтобы случилось вот это.
- Смотрел сны, - сказал Джейми.
- Что?
- Мне всю ночь снились ужасно непристойные сны о тебе, - объяснил он, поправляя брюки для пущего удобства. - Каждый раз, когда я переворачивался, я оказывался на своем петушке и просыпался. Это было ужасно.
Я разразилась хохотом. Он попытался изобразить обиду, но из-под нее проглядывало с трудом скрываемое веселье.
- Хорошо тебе смеяться, сассенах, - сказал он. - У тебя нет такой досадной штуки.
- Да, и это меня очень радует, - заверила его я. - Эм... а какие именно непристойные сны?
Он посмотрел на меня, и на дне его темно-синих глаз мелькнул отблеск воспоминаний. Он протянул палец и очень осторожно провел им вниз по моей шее, по склону моей груди в том месте, где она пряталась под корсет, и по тонкой ткани, прикрывавшей мой сосок - который тут же набух, как гриб-дождевик, в ответ на его внимание.
- Такие, от которых мне хочется утащить тебя прямо в лес, так далеко, чтобы никто не услышал, как я положу тебя на землю, подниму твои юбки и располовиню тебя, как спелый персик, - мягко сказал он. - М-м?
Я громко сглотнула.
В этот деликатный момент с дорожки по ту сторону дома послышались приветственные крики.
- Долг зовет, - сказала я, едва дыша.
Джейми и сам глубоко вздохнул, расправил плечи и кивнул.
- Что ж, раз я до сих пор не умер от вожделения, то, пожалуй, и сейчас не умру.
- Я думаю то же самое, - сказала я. - Кроме того, не ты ли сказал мне однажды, что воздержание заставляет... эм... что угодно... становиться крепче?
Он уныло посмотрел на меня.
- Если он станет еще крепче, я упаду в обморок от недостатка крови в мозгу. Не забудь яйца, сассенах.
***
Дело шло к вечеру, но света, слава богу, еще хватало для работы. Увы, моя хирургия располагалась так, чтобы я могла использовать утренний свет для операций, зато после полудня она погружалась в полумрак, посему я организовала импровизированное рабочее место в палисаднике.
В этом было свое преимущество, ведь все хотели посмотреть. Индейцы всегда воспринимали медицинские процедуры - да и вообще чуть ли не все на свете - как общественное дело. К операциям они проявляли особый интерес ввиду их особой зрелищности. Все с нетерпением столпились вокруг, комментируя мои приготовления, споря друг с другом и болтая с пациенткой. Труднее всего было помешать последней им отвечать.
Ее звали Мышь, и я могла лишь догадываться, что свое имя она получила по каким-то метафизическим причинам, поскольку оно совершенно не подходило ни к ее внешности, ни к характеру. Она была круглолицей и необычно курносой для чероки. Назвать ее красавицей было трудно, но она обладала силой характера, а это обыкновенно привлекает куда больше, чем просто красота.
Сила эта определенно действовала на присутствующих мужчин. Моя пациентка оказалась единственной женщиной в компании индейцев. Кроме нее, здесь был ее брат, Красная Глина Уилсон, и четверо друзей, которые пришли с ними вместе - то ли составить Уилсонам компанию и защитить их в пути... то ли побороться за внимание мисс Мышки, что было самым вероятным объяснением их присутствия.
Несмотря на шотландскую фамилию Уилсонов, никто из чероки не говорил по-английски, не считая нескольких элементарных слов вроде "нет", "да", "хорошо", "плохо" и "виски!". Поскольку эквивалентами этих слов исчерпывался мой собственный словарь языка чероки, я принимала в дискуссии крайне мало участия.
В данный момент мы ожидали переводчиков - и, конечно же, виски. И вот почему. Поселенец по фамилии Вулвергемптон, живший в какой-то безымянной дыре к востоку отсюда, неделю назад колол дрова и случайно ампутировал себе полтора пальца на ноге. Сочтя такое положение дел неудобным, он попытался удалить оставшуюся половину пальца самостоятельно при помощи топора.
Многое можно сказать об общей практичности этой вещи, но топор - инструмент неточный. Зато острый.
Мистер Вулвергемптон, человек дородный и вспыльчивый по натуре, жил одиноко, милях этак в семи от ближайшего соседа. К тому времени, как он до него добрался (на своих двоих, или скорее на том, что от них осталось), и сосед погрузил его на мула, чтобы отвезти во Фрейзерс-Ридж, прошло около суток, и укороченная нога размерами и внешним видом стала напоминать изувеченного енота.
Требования чистоты при операции, последующие многочисленные обработки во избежание инфекции и тот факт, что мистер Вулвергемптон отказался расставаться с бутылкой, совершенно истощили мои обычные хирургические запасы. А поскольку для производства эфира мне все равно нужен был бочонок чистого спирта, Джейми с Йеном отправились за ним к ручью виски в доброй миле от дома. Я надеялась, что они вернутся вовремя, пока еще хватает света, чтобы видеть, что я делаю.
Я перебила мисс Мышку, которая громко препиралась с одним из джентльменов, явно ее дразнившим, и жестами сообщила, что ей следует открыть рот. Она подчинилась, но продолжила перебранку при помощи недвусмысленных знаков руками. Знаки, похоже, обозначали разнообразные действия, которые джентльмен должен был произвести над самим собой - если судить по по тому, как он покраснел, а его спутники покатились со смеху.
С одной стороны лицо мисс Мыши распухло и, похоже, очень болело. Тем не менее, она даже не поморщилась и не уклонилась, когда я повернула его к свету, чтобы рассмотреть получше.
- Да, зуб даю, все дело в зубе! - нечаянно пошутила я.
- Плохо, - пояснила я, указывая на ее щеку. - Uyoi.
- Плохо, - согласилась она. Следующую многословную тираду, прерываемую лишь изредка, когда мои пальцы оказывались у нее во рту, я сочла объяснением того, что же с ней произошло.
Похоже, тупая травма. Один зуб, нижний клык, выбит полностью, а соседний премоляр так нехорошо сломан, что мне придется его вырвать. Однако следующий вроде бы можно сохранить. Изнутри ее рот оказался исцарапан острыми краями, но десна инфицирована не была. Это воодушевляло.
Бобби Хиггинс спустился от конюшни, привлеченный болтовней, и тут же был отослан мною обратно за напильником. Мисс Мышка однобоко ухмыльнулась ему по возвращении, а он настолько экстравагантно поклонился в ответ, что все расхохотались.
- Эти люди - чероки, мэм? - Бобби улыбнулся Красной Глине и сделал жест рукой, который, похоже, удивил индейцев, хотя они и повторили его в ответ. - Я никогда не встречал чероки. Рядом с имением его лордства в Вирджинии живут другие племена.
Я обрадовалась тому, что он знаком с индейцами и относится к ним спокойно. В отличие от Хирама Кромби, появившегося в этот самый момент.
Завидев наше сборище, Хирам замер на краю поляны. Я приветливо помахала ему рукой, и он - с очевидной неохотой - двинулся вперед.
Роджер передал мне описание Хирама, сделанное Дунканом: "малыш с кислым лицом". Оно оказалось очень точным. Хирам был низок и жилист, с тонкими седыми волосами, которые он носил стянутыми в косу так туго, что, казалось, даже моргать должен был с трудом. На лице его отпечатались тяготы жизни моряка. Он выглядел лет на шестьдесят, хотя должен был быть намного моложе, а уголки его рта обычно смотрели вниз, придавая ему выражение человека, проглотившего не простой лимон, а гнилой.
- Я ищу мистера Фрейзера, - сказал он, с подозрением глядя на индейцев. - Я слыхал, он вернулся.
На поясе у Хирама висел топорик, в который он крепко вцепился одной рукой.
- Джейми сейчас придет. Вы уже встречались с мистером Хиггинсом, верно?
Похоже, Хирам встречался, и этот опыт неприятно его поразил. Пристально глядя на клеймо Бобби, он кивнул в знак согласия так слабо, как только мог. Не смутившись, я обвела рукой индейцев, которые изучали Хирама с гораздо большим интересом, чем он их.
- Позвольте представить вам мисс Уилсон, ее брата мистера Уилсона и... э-э... их друзей.
Хирам напрягся еще сильнее, если это вообще было возможно.
- Уилсон? - недружелюбно переспросил он.
- Уилсон, - радостно согласилась мисс Мышь.
- Это девичья фамилия моей жены, - сказал Хирам тоном, не оставляющим сомнений, что использование этого имени индейцами он считает чрезвычайно оскорбительным.
- О, - сказала я. - Как мило. Может быть, они с вашей женой родственники?
Хирам слегка выпучил глаза, и я услышала сдавленное бульканье со стороны Бобби.
- Ну, очевидно, это имя досталось им от шотландского отца или деда, - заключила я. - Быть может...
Хирам стал напоминать лицом щелкунчика. Эмоции, от ярости до смятения, быстро сменяли на нем друг друга. Его левая ладонь сжалась, указательный палец и мизинец изобразили подобие рогов для защиты от зла.
И, развернувшись на пятках, без единого слова заковылял прочь.
- До свидания! - крикнула мисс Мышка по-английски и помахала ему вслед. Он бросил на нее через плечо один-единственный затравленный взгляд и припустил так, словно за ним гнались демоны.
***
Виски наконец прибыл, изрядное его количество досталось пациентке и зрителям, и операция началась.
Обычно я пользовалась напильником для лошадиных зубов, и хотя он был чуть крупнее, чем мне бы хотелось, результат оказался неплох. Поначалу мисс Мышь громко реагировала на доставляемый ей дискомфорт, но жалобы становились все тише с ростом количества принятого внутрь виски. К тому времени, как я приступила к извлечению сломанного зуба, она, похоже, уже ничего не чувствовала.
Тем временем Бобби развлекал Джейми и Йена, изображая реакцию Хирама Кромби на внезапное открытие того, что он может иметь родственные связи с Уилсонами. Между взрывами смеха Йен переводил сказанное индейцам, которые катались по траве в припадке хохота.
- В их фамильном древе есть Эфраим Уилсон? - спросила я, крепко держа мисс Мышку за подбородок.
- Насчет того, что он именно Эфраим, они не уверены, но да, есть, - Джейми широко ухмыльнулся. - Их дед был шотландским странником. Задержался у чероки достаточно долго, чтобы оставить их бабке ребеночка, а потом свалился с утеса и попал под оползень. Она, конечно, вышла замуж снова, но имя ей понравилось.
- Интересно, что заставило дядюшку Эфраима покинуть Шотландию? - Йен сел, вытирая с глаз слезы смеха.
- Соседство таких людей, как Хирам, я полагаю, - сказала я, скосив глаза, чтобы посмотреть, что делаю. - Как вы думаете...
Внезапно я поняла, что никто больше не разговаривает и не смеется. Их вниманием завладело нечто на противоположной стороне поляны.
Это нечто оказалось прибытием еще одного индейца с узлом, перекинутым через плечо.
***
Индейца звали Секвойя. Он был чуть старше молодых Уилсонов и их друзей. Скромно кивнув Джейми, он сбросил узел с плеча, положил на землю к его ногам и проговорил что-то на языке чероки.
Джейми переменился в лице: следы удивления исчезли с него, сменившись интересом - и опаской. Он встал на колени и, осторожно развернув ветхое полотно, обнажил кучку обветренных костей, из середины которой на нас смотрел пустыми глазницами череп.
- Кто это, черт возьми, такой? - я бросила работу и вместе со всеми остальными, включая мисс Мышь, уставилась на новое подношение.
- Он говорит, это старик - хозяин дома, о котором рассказывал Макдональд. Того, что сожгли на линии соглашения.
Джейми наклонился и, подняв череп, осторожно оглядел его со всех сторон. Похоже, он услышал мой вздох, потому что взглянул на меня и повернул череп так, чтобы мне было видно. Бóльшая часть зубов отсутствовала, причем настолько давно, что челюстная кость сомкнулась над промежутками. Но на двух оставшихся молярах не было ничего, кроме трещин и пятен - ни блеска серебряных пломб, ни пустот, в которых такие пломбы могли быть раньше.
Я медленно выдохнула, не понимая, что чувствую - облегчение или разочарование.
- Что с ним случилось? И что он делает здесь?
Джейми вновь опустился на колени, осторожно положил череп на полотно и перевернул несколько костей, изучая их. Затем поднял глаза и коротким кивком пригласил меня присоединиться.
На костях не было следов пожара, зато некоторые были явно обглоданы дикими зверями. Одна-две трубчатых кости были расколоты - несомненно, чтобы добраться до костного мозга, - а многие из мелких костей рук и ног отсутствовали. Все они были серыми и хрупкими - так выглядит скелет, который долгое время пролежал под открытым небом.
Йен перевел мой вопрос Секвойе, который сидел на корточках рядом с Джейми, что-то ему объясняя и то и дело тыча пальцем то в одну, то в другую кость.
- Он говорит, - пояснил Йен, нахмурившись, - что знал этого мужчину очень давно. Не то чтобы они дружили, но когда он бывал поблизости от хижины старика, то иногда заходил к нему, и тот делился с ним едой. Он тоже приносил с собой что-нибудь - зайца, щепотку соли...
А однажды, несколько месяцев назад, Секвойя нашел тело старика в лесу под деревом поодаль от дома.
- Он говорит, его никто не убивал, - перевел Йен, хмурясь в попытках сосредоточиться на быстром потоке слов. - Он просто... умер. Секвойя думает, что старик охотился - у него был с собой нож, а за спиной ружье, - когда дух покинул его, и он просто упал.
Йен пожал плечами вслед за индейцем.
Не видя причины что-нибудь делать с телом, Секвойя оставил его в лесу. Он не забрал нож на случай, если тот вдруг понадобится духу: индеец не знал, куда уходят души белых людей и охотятся ли они там. Он указал нам на старый нож с лезвием, почти съеденным ржавчиной, который лежал под костями.
Индеец забрал ружье, слишком хорошее, чтобы его бросать, и, раз уж ему было по пути, заглянул в хижину. Имущества у старика почти не было, а все, что было, практически не представляло ценности. Секвойя забрал железную кастрюлю, котелок и горшок кукурузной муки и принес их к себе в деревню.
- Он не из Анидонау-Нуйя, нет? - спросил Джейми и повторил вопрос на языке чероки. Секвойя покачал головой. Мелкие украшения, вплетенные в его волосы, тихонько звякнули.
Он был из деревни в нескольких милях к западу от Анидонау-Нуйя, которая носила имя Стоячий Камень. Когда Джейми уехал, Птица, Поющая По Утрам разослал весточки в соседние поселения с вопросом, не знает ли кто о старике и его судьбе. Услышав рассказ Секвойи, Птица отправил его собрать останки и принести их Джейми в доказательство того, что никто его не убивал.
Йен о чем-то спросил, и я разобрала в вопросе слово "огонь" на языке чероки. Секвойя вновь покачал головой и ответил целым потоком слов.
Он не поджигал хижину - да и зачем? Это никому не нужно. Собрав кости старика (по его лицу было понятно, какое отвращение у него вызвала процедура), он пошел взглянуть на хижину еще раз. Она и в самом деле была сожжена - но было совершенно ясно, что в соседнее дерево ударила молния, и огонь перекинулся на большой участок леса по соседству. Хижина сгорела лишь наполовину.
Секвойя поднялся на ноги, давая понять, что рассказ окончен.
- Он не останется на ужин? - спросила я, заметив, что индеец собрался уходить.
Джейми перевел приглашение, но Секвойя покачал головой. Он сделал все, что от него требовалось, теперь его ждут другие дела. Он кивнул остальным индейцам и развернулся, чтобы уйти.
Однако внезапно о чем-то вспомнил, остановился и обернулся.
- Чисква сказал, - произнес он осторожно, как говорят люди, заучившие речь на незнакомом языке, - пом-ни про ру-жья.
Затем он решительно кивнул и ушел.
***
Мы отметили могилу маленькой пирамидкой из камней и небольшим деревянным крестом из сосновых веток. Секвойя не знал имени своего знакомого и не имел представления о его возрасте, но говоря уже о датах рождения и смерти. Мы понятия не имели, был ли он христианином, но крест показался нам недурной идеей.
Похоронная процессия была невелика и состояла из меня, Джейми, Йена, Бри с Роджером, Лиззи с отцом, Багов и Бобби Хиггинса, который, я была уверена, присоединился к ней лишь потому, что так поступила Лиззи. Ее отец разделял мое мнение, судя по подозрительным взглядам, периодически бросаемым им на Бобби.
Роджер прочитал над могилой короткий псалм и умолк. Прочистив горло, он добавил:
- Господи, вверяем Твоим заботам душу брата нашего...
- Эфраима, - пробормотала Брианна, потупив взор.
По толпе пробежал едва слышный смешок, хотя никто не засмеялся в голос. Роджер мрачно посмотрел на Бри, но я увидела, что уголок его рта тоже дернулся вверх.
- ...брата нашего, чье имя Тебе известно, - с достоинством закончил Роджер и закрыл Псалтирь, позаимствованную у Хирама Кромби, который отклонил приглашение посетить похороны.
К тому времени, как Секвойя закончил свои откровения, солнце уже село, и я была вынуждена отложить заботу о зубах мисс Мыши на утро. Пьяная под завязку, она ни капли не возражала и была осторожно уложена в постель на кухонном полу. Укладывал ее Бобби Хиггинс, который хотя и был, возможно, влюблен в Лиззи, но более всех поддался чарам мисс Мыши.
Когда зуб наконец был вырван, я предложила ей с друзьями немного у нас погостить, но у них, как и у Секвойи, были другие дела. Одарив нас благодарностями и гостинцами, они отбыли вскоре после полудня, насквозь пропахшие виски, и оставили в нашем распоряжении бренные останки почившего Эфраима.
После службы все спустились с холма, но мы с Джейми отстали, надеясь на возможность побыть наедине хотя бы пару минут. Прошлой ночью дом был полон индейцев, все разговаривали и рассказывали истории у огня, и к тому времени, как мы наконец отправились в постель, мы могли лишь свернуться калачиком в объятиях друг друга и уснуть, едва обменявшись вежливым "доброй ночи".
Кладбище располагалось на невысоком холме поодаль от дома и было мирным, спокойным местечком. Окруженное соснами, золотистые иглы которых укрывали землю, а шепчущие ветви создавали непрерывный мягкий шум, оно казалось почти уютным.
- Несчастный старик, - сказала я, укладывая последний камень на пирамидку Эфраима. - Как он, по-твоему, оказался в этих местах?
- Бог знает, - Джейми покачал головой. - Существуют же отшельники, которые не любят общество себе подобных. Может быть, он был одним из них. Или его загнало в глушь какое-то несчастье, а потом он... остался.
Он слегка пожал плечами и кособоко мне улыбнулся.
- Иногда я задумываюсь, как все мы оказались там, где мы есть, сассенах. А ты нет?
- Было дело, - сказала я. - Но потом я поняла, что ответа не существует, и перестала.
Он посмотрел на меня, сбитый с толку.
- Так значит, задумывалась? - он протянул руку и заправил прядь выбившихся волос. - Может, и не стоит, но я все же спрошу: тебе не нравится? Что ты здесь, я имею в виду. Тебе никогда не хотелось быть... там?
Я покачала головой.
- Нет, ни разу.
Это была правда. Но иногда, глубокой ночью, я просыпалась и думала: "Может, это сон?" Быть может, я проснусь и снова услышу тяжелый теплый запах батарей и одеколона Фрэнка? А когда засыпала снова, окруженная ароматами древесного дыма и мускуса кожи Джейми, чувствовала неясное, удивительное сожаление.
Если он и прочел это на моем лице, то не подал виду, а просто нагнулся и нежно поцеловал меня в лоб. Он взял меня за руку, и мы углубились в лес, подальше от дома и нашей поляны.
- Иногда я слышу запах сосен, - сказал он, медленно и глубоко вдохнув ароматный воздух. - И на мгновение мне кажется, что я в Шотландии. Но потом я прихожу в себя и вижу, что здесь нет ни мягкого папоротника, ни высоких скалистых гор, ни той дикой глуши, которую я знал... только глушь незнакомая.
Мне показалось, что в его голосе звучит ностальгия - но не сожаление. Однако он задал мне вопрос, и я тоже решилась.
- А ты когда-нибудь хотел бы... вернуться?
- О да, - сказал он к моему удивлению, а затем рассмеялся, увидев выражение моего лица. - Но не больше, чем быть здесь, сассенах.
Он взглянул через плечо на маленькое кладбище с кучкой пирамидок и крестов и большим валуном, отмечавшим одну из могил.
- Знаешь ли ты, сассенах, что некоторые люди верят, что последний человек, похороненные на кладбище, становится его хранителем? Он стоит на страже, пока не умрет кто-то еще и не займет его место: только тогда он обретет покой.
- Думаю, наш загадочный Эфраим очень удивился, обнаружив себя в таком положении, ведь там, под деревом, он лежал совершенно один, - сказала я с легкой улыбкой. - Но мне интересно другое: что сторожит этот хранитель и, главное, от кого?
Он рассмеялся.
- Ох... от вандалов, наверное, от осквернителей. Или чародеев.
- Чародеев? - я очень удивилась. Для меня слова "чародей" и "лекарь" были синонимами.
- Существуют чары, для которых нужны кости, сассенах, - сказал он. - Или пепел от сожженного тела. Или земля из могилы, - он говорил вполне беззаботно, но без тени шутки. - Да, даже мертвым иногда нужна защита.
- И кто же справится с этим лучше местного призрака? - сказала я. - Ну разумеется.
Мы пробирались сквозь заросли трепещущих осин, осыпанные пятнами света, зелеными и серебристыми. Я задержалась, чтобы сковырнуть капельку малиновой живицы с белоснежного ствола. Как странно, думала я, почему ее вид заставил меня остановиться? А потом вспомнила, резко обернулась и вновь посмотрела на кладбище.
Это было не воспоминание, а сон - или видение. Человек, избитый и изувеченный, поднимается на ноги в зарослях осины, зная, что это - его последний раз, последний бой. Зубы его были разбиты, испачканы кровью цвета живицы, лицо - мертвенно-черно, и я знала, что в зубах у него серебряные пломбы.
Но гранитный валун стоял безмолвно и мирно, усыпанный желтыми сосновыми иголками, отмечая место упокоения человека, который когда-то называл себя Зубом Выдры.
Ощущение пропало так же быстро, как появилось. Мы вышли из осин на другую поляну, повыше, чем холм с кладбищем.
Я с удивлением заметила, что кто-то рубил здесь деревья и расчищал место. С одной стороны поляны высилась большущая гора бревен, а рядом были свалены кучей выкорчеванные пни, хотя большая их часть все еще торчала из земли, выглядывая из густой поросли кислицы и горчака.
- Смотри, сассенах, - Джейми взял меня за локоть и повернул.
- Ох. Ничего себе.
Холм был достаточно высок, чтобы открыть нашему взору потрясающий вид. Деревья исчезали где-то под нами, и мы видели все, что было за нашей горой, и за следующей, и еще за одной, растворявшейся в голубой дали, в дымке дыхания гор и облаках, поднимавшихся из лощин.
- Тебе нравится? - в его голосе отчетливо звучала заслуженная гордость.
- Конечно, нравится. А что...? - я обернулась, указывая на бревна и пни.
- Здесь будет новый дом, сассенах, - просто сказал он.
- Новый дом? Что, мы строим еще один?
- Не знаю, мы ли - может, наши дети... или внуки, - добавил он, слегка улыбнувшись. - Но я решил, что если вдруг что-нибудь случится... нет, я не думаю, что обязательно случится, но если вдруг... то было бы неплохо начать. Просто на всякий случай.
Какое-то время я смотрела на него, пытаясь осознать сказанное.
- "Если вдруг что-нибудь случится", - сказала я медленно и обернулась к востоку, где между деревьев виднелся силуэт нашего дома. Над трубой белым пушком поднимался дым посреди нежной зелени каштанов и елей. - Если он действительно... сгорит, ты имеешь в виду.
Лишь оттого, что я облекла эту мысль в слова, желудок мой сжался в комок. Я посмотрела на него снова и поняла: такое предположение пугало и его тоже. Но по своему обыкновению он просто делал все, что могло смягчить последствия катастрофы.
- Тебе нравится? - повторил он с решительным взглядом синих глаз. - Я имею в виду, место. Если нет, я выберу другое.
- Оно прекрасно, - сказала я, чувствуя, как в глазах защипало от слез. - Просто прекрасно, Джейми.
***
Разгоряченные подъемом, мы присели в тени огромной тсуги и наслаждались нашим будущим видом. И, раз уж молчание о возможном ужасном будущем все равно было нарушено, решили, что можем его обсудить.
- Дело не в том, что мы умрем, - сказала я. - Или не совсем в том. Странно, что после нас "не осталось выживших детей".
- Я понимаю, сассенах. Хотя идея умереть мне тоже очень не нравится, и я собираюсь этого избежать, - заверил он меня, - но подумай. Это не значит, что они умрут. Возможно, они просто... уйдут.
Я глубоко вздохнула, пытаясь принять такое предположение без паники.
- Уйдут. То есть вернутся, ты хочешь сказать. Бри с Роджером... и Джемми, наверное. Мы ведь полагаем, что он может... может путешествовать сквозь камни.
Он согласно кивнул, сцепив руки вокруг коленей.
- После того, что он сделал с тем опалом? Да, думаю, мы должны признать, что он это может. - Я кивнула, вспомнив, что случилось с камнем: Джемми держал его в руке, потом пожаловался, что он становится все горячее - пока опал не взорвался, рассыпавшись сотнями острых, как иглы, осколков. Да, похоже, мы в самом деле должны считать, что он тоже может путешествовать во времени. Но что, если у Брианны родится еще один ребенок? Я ясно видела, что они с Роджером хотели второго - или, по крайней мере, Роджер хотел, а она не возражала.
Мысль о том, чтобы их потерять, причиняла мне острую боль, но такой вариант тоже следовало учитывать.
- Похоже, это ставит нас перед выбором, - сказала я, пытаясь сохранять смелость и объективность. - Если мы умрем, они уйдут, потому что без нас у них нет причин оставаться. Но если мы не умрем - уйдут ли они все равно? Я имею в виду, не стоит ли нам отправить их назад? Ведь приближается война. Здесь будет небезопасно.
- Нет, - сказал он мягко. На макушке его склоненной головы торчали непослушные рыжие волоски, выбившиеся из вихров, унаследованных как Бри, так и Джемми.
- Не знаю, - сказал он наконец и поднял голову, глядя вдаль на землю и небо. - И никто не знает, сассенах. Мы просто должны встретить грядущее, как сможем.
Он повернулся и накрыл ладонью мою руку с улыбкой, в которой было столько же боли, сколько радости.
- Меж нами и так слишком много призраков, сассенах. Если тени прошлого нам не помеха - значит, нас не удержит и страх перед будущим. Мы должны забыть о нем и идти вперед. Так?
Я положила руку ему на грудь - не заигрывая, а просто потому, что хотела чувствовать его рядом. Кожа его была прохладной от пота, но он помогал копать могилу, и жар работы раскалил его мышцы изнутри.
- Ты был одним из моих призраков, - сказала я. - Долгое время. И долгое время я пыталась забыть о тебе.
- Вот как? - его собственная рука легко опустилась на мою спину, бессознательно ее поглаживая. Этот жест был мне знаком - он означал нужду в прикосновении лишь для того, чтобы убедиться, что другой и в самом деле здесь, настоящий, из плоти и крови.
- Мне казалось, я не смогу жить, оглядываясь назад - просто не вынесу. - Мое горло сжалось от воспоминаний.
- Я знаю, - сказал он мягко, и его рука поднялась вверх, чтобы коснуться моих волос. - Но у тебя была дочка... и муж. Было бы неправильно отвернуться от них.
- Было неправильно отвернуться от тебя. - Я моргнула, но слезы просачивались сквозь уголки глаз. Он притянул мою голову поближе, высунул язык и осторожно слизал их с моего лица. Это так меня удивило, что я рассмеялась сквозь рыдания и едва не захлебнулась.
- Я люблю тебя, как мясо любит соль, - процитировал он (3) и тоже ласково рассмеялся. - Не плачь, сассенах. Ты здесь, и я с тобой. Все остальное неважно.