Юзеф Комьюнякаа (Yusef Komunyakaa) родился 29 апреля 1947 в Bogalusa, штат Луизиана, он старший из пяти детей в семье, с 1965 по 1970 служил в армии США, участвовал во Вьетнамской войне. В 1975 поступил в Университет Штата Колорадо. Его работы Dedications and Other Darkhorses (1977) и Lost in the Bonewheel Factory (1979) вышли очень небольшим тиражом, а третий сборник - Copacetic (1984) стал первым коммерческим изданием. С конца 70-х годов Юзеф преподает в школах и университетах США, в 1994 году удостен Палитцеровской премии за сборник Neon Vernacular: New & Selected Poems 1977-1989 (1994). В 1998 году вышел последний сборник его стихов Thieves of Paradise. В 1999 году избран Президентом Академии Американской Поэзии. В настоящее время Юзеф - профессор, преподает литературу в Университете Принстаун. Поэтический стиль Юзефа непросто охарактеризовать, его стихи пронизаны ритмом джаза, его поэзию называют джаз-поэзией. Его творчество причисляют то к импрессионизму, то к гиперреализму, то к экспрессионизму. Два слова, которыми можно кратко охарактеризовать его работы - это страсть и боль.
Подробнее о нем - см. сайты www.poets.org и www.ibiblio.org.
Переводы сделаны в соавторстве с Ириной Ивиной
http://litera.ru/slova/ivina/
Ирина Ивина, 34 года, родом из Киева, живет в США, работает переводчиком в World Bank, Washington D.C.
От редактора
Не сказать, что то, что называется "джаз-поэзией" - такая уж уникальная вещь в литературе ХХ века, в первую очередь, американской. Тем не менее способы ее адекватной передачи средствами русской поэтической речи еще только нащупываются.
Я впервые сталкиваюсь с творчеством этого афроамериканского поэта с горячим южным происхождением и подозрительно знакомой для русского уха фамилией. (Если прочесть по буквам, получится просто... "комуняка"! Как это слово, напоминающее о Деникине и батьке Махно, залетело в дельту Миссисипи - загадка...). Поэтому мне было очень интересно ознакомиться с ним и в оригинале, и в переводе.
Сам бы я перевел по-другому. Но я поостерегся слишком настойчиво давать на правах редактора советы переводчикам - потому что мне все-таки ближе другая музыка - не джаз, а рок: совсем другое дыхание.
Михаил Визель
*
Blue Light Lounge Sutra
for the Performance Poets
at Harold Park Hotel
the need gotta be
so deep words can't
answer simple questions
all night long notes
stumble off the tongue
& color the air indigo
so deep fragments of gut
& flesh cling to the song
you gotta get into it
so deep salt crystalizes on eyelashes
the need gotta be
so deep you can vomit up ghosts
& not feel broken
till you are no more
than a half ounce of gold
in painful brightness
you gotta get into it
blow that saxophone
so deep all the sex & dope in this world
can't erase your need
to howl against the sky
the need gotta be
so deep you can't
just wiggle your hips
& rise up out of it
chaos in the cosmos
modern man in the pepperpot
you gotta get hooked
into every hungry groove
so deep the bomb locked
in rust opens like a fist
into it into it so deep
rhythm is pre-memory
the need gotta be basic
animal need to see
& know the terror
we are made of honey
cause if you wanna dance
this boogie be ready
to let the devil use your head
for a drum
Сутра Голубого Зала
для поэтического перфоманса
в Гарольд Парк Отеле
Нужда должна быть глубока
Слов для ответа не находишь
На языке всю ночь застревают
Долгие ноты.
Индиго, цвет воздуха, так глубок
Обрывки плотского липнут к песне
Вникни так глубоко
Соль кристализуется на ресницах
Нужда должна быть так глубока
Что ты сможешь выблевывать призраков
и не чувствовать себя разбитым
Пока ты не больше полунции
болезненно яркого золота
Вникни, выдохни так глубоко в этот сакс -
Весь секс и наркотики в мире
Не утоляют жажды выть в небо
Нужда должна быть так глубока
Что простым покачиванием бедер
Тебе не выбраться из нее
Из хаоса в космосе, где
Человек современности в перечнице
Цепляйся за каждую голодную
Борозду нарезки ствола
Так глубоко, что застрявшая бомба
В ржавчине раскроется как кулак - ладонью
Вникни так глубоко
Ритм становится предпамятью
Нужда должна быть
Животной потребностью
видеть и знать этот ужас
Мы - мед
Поскольку, если хочешь ты танцевать
этот буги, готовься
отдать свою голову дьяволу
в качестве барабана.
*
Rhythm Method
If you were sealed inside a box
within a box deep in a forest,
with no birdsongs, no crickets
rubbing legs together, no leaves
letting go of mottled branches,
you'd still hear the rhythm
of your heart. A red tide
of beached fish oscillates in sand,
copulating beneath a full moon,
& we can call this the first
rhythm because sex is what
nudged the tongue awake
& taught the hand to hit
drums & embrace reed flutes
before they were worked
from wood & myth. Up
& down, in & out, the piston
drives a dream home. Water
drips till it sculpts a cup
into a slab of stone.
At first, no bigger
than a thimble, it holds
joy, but grows to measure
the rhythm of loneliness
that melts sugar in tea.
There's a season for snakes
to shed rainbows on the grass,
for locust to chant out of the dunghill.
Oh yes, oh yes, oh yes, oh yes
is a confirmation the skin
sings to hands. The Mantra
of spring rain opens the rose
& spider lily into shadow,
& someone plays the bones
till they rise & live
again. We know the whole weight
depends on small silences
we fit outselves into.
High heels at daybreak
is the saddest refrain
If you can see blues
in the ocean, light & dark
can feel worms ease through
a subterranean path
beneath each footstep,
Baby, you got rhythm.
Действие ритма
Если тебя закрыли
В коробке внутри коробки
В непроходимой чаще
Где нет птичьих песен,
Где кузнечики, потирая ногами,
О любви своей не стрекочут,
Где листья не покидают
Ржавые ветви,
Ты бы все ещё чувствовал
Ритм
Своего сердца.
Красные волны рыб,
Выброшенных на берег,
Под полной луной
Бьются совокупляясь,
Мы назовем это первым ритмом,
Ведь соитие подтолкнуло
Язык к пробужденью,
Бить в барабан приучило руку,
Флейты тростинку обхватывать прежде,
Чем ее сделают
Из мифа и из дерева.
Входя и вонзаясь,
То глубже, то ближе,
Поршень тромбона ведет к экстазу,
Капля по капле чашу
Вода высекает в камне,
Вмещающую поначалу
Счастья всего с наперсток,
Но разрастающуюся, чтобы
Измерить ритм одиночества,
Тающий сахаром в чае.
Это время для змей в траве
Сбрасывать кожу радуг,
Сверчкам - петь из навозной кучи.
Да! (повторить три раза)
Пением кожа своим убеждает руки.
Мантра весеннего ливня раскрывает розу,
Раскрещивает лилию в тени.
И некто играет в кости, пока не восстанут они живыми.
Весомость вся - в крошечных умолчаньях,
Которые нас приютили.
Стук каблуков на рассвете -
Грустнейший рефрен.
Если как блюз океан увидишь,
Чередование тьмы и света,
Если почувствуешь, как непринужденно
Движутся черви под каждым шагом
В подземных норах,
Ты уловил ритм, бэйби.
*
The Deck
I have almost nailed my left thumb to the 2 x 4 brace that holds the deck together. This Saturday morning in June, I have sawed 2 x 6s, T-squared and leveled everything with three bubbles sealed in green glass, and now the sweat on my tongue tastes like what I am. I know I'm alone, using leverage to swing the long boards into place, but at times it seems as if there are two of us working side by side like old lovers guessing each other's moves.
This hammer is the only thing I own of yours, and it makes me feel I have carpentered for years. Even the crooked nails are going in straight. The handsaw glides through grease. The toenailed stubs hold. The deck has risen up around me, and now it's strong enough to support my weight, to not sway with this old, silly, wrong-footed dance I'm about to throw my whole body into.
Plumbed from sky to ground, this morning's work can take nearly any- thing! With so much uproar and punishment, footwork and euphoria, I'm almost happy this Saturday.
I walk back inside and here you are. Plain and simple as the sunlight on the tools outside. Daddy, if you'd come back a week ago, or day before yester- day, I would have been ready to sit down and have a long talk with you. There were things I wanted to say. So many questions I wanted to ask, but now they've been answered with as much salt and truth as we can expect from the living.
Палуба
Я чуть не прибил большой палец левой руки к скобе 2х4 дюйма, скрепляющей настил палубы. Субботнее утро в июне, я напилил двухдюймовых досок, я обработал их, спрямив углы, выровнял все, пользуясь тремя уровнями, с пузырьками в зеленом стекле, и теперь пот на моем языке словно то - что и есть я. Я знаю, что один тут, работаю рычагом, укладывая длинные доски, но временами кажется, что нас двое бок о бок работают, словно давние любовники, предугадывающие движения друг друга.
Это молоток - все что есть у меня твоего, и он заставляет меня ощущать себя так, будто я плотничал много лет. Даже гнутые гвозди входят ровно. Штыри вбиты крепко. Палуба разрастается вокруг меня, и теперь она достаточно прочна, чтобы выдержать мой вес, чтобы не играть под ногами, не плясать свой неровный неверный танец, даже если я брошу ей весь вес своего тела.
Протянувшись от неба до самой земли, эта утренняя работа может вместить в себя все. С таким шумом, и треском, и притопыванием и эйфорией, я вполне счастлив в эту субботу.
Я снова вернулся внутрь, и ты - там. Простой и ясный, как солнечный свет снаружи на инструментах. Папа, если бы ты вернулся неделей раньше или позавчера, я был бы готов усесться и у нас с тобой был бы долгий разговор. Так много вопросов я хотел задать, но теперь они все разрешились с такой большой солью и правдой, каких только можно ожидать от жизни.