Госпожа Барода была слегка рассержена, узнав, что муж пригласил своего приятеля Гувернейла провести неделю-две на их плантации.
Они чудесно развлеклись во время зимы, проведя большую её часть в Новом Орлеане в различных формах лёгкого разложения. Сейчас, когда она с таким нетерпением ждала периода ничем не нарушаемого покоя и безмятежности tete-a-tete со своим мужем, он сообщил, что приезжает Гувернейл на неделю или две.
Она была наслышана об этом человеке, но никогда его не видела. Он был другом мужа по университету, а сейчас журналистом и совершенно не светским мужчиной, по коей причине она вероятно никогда с ним и не встречалась. Но образ его сформировался у неё в подсознании. Она воображала его высоким, худым, циничным, в очках, с руками в карманах. Он ей не нравился.
Гувернейл был достаточно худ, не очень высок, не слишком циничен, не носил очки и не держал руки в карманах. И, представившись ей при первой встрече, он ей скорее понравился.
Пытаясь понять, чем он ей нравится, она не могла дать самой себе удовлетворящего объяснения. Она не видела в нём ни той гениальности, ни тех многообещающих характерных черт, которыми, как часто уверял её супруг Гастон, он обладал. Напротив, он сидел довольно безмолвным и восприимчивым перед её болтливым рвением заставить его почувствовать себя дома и перед лицом откровенного и многословного гостеприимства Гастона.
Манеры его были достаточно учтивы для самой требовательной женщины, но он не делал ни малейшей попытки вызвать её одобрение или даже почтение.
Устроившись на плантации, он, казалось, любил сидеть на широком портике в тени большого коринфского столба, лениво покуривая сигары и внимательно слушая рассказы Гастона об опыте сахарного плантатора.
- Вот это я понимаю, жизнь! - произносил он с глубоким удовлетворением в то время как воздух, принесённый с сахарного поля, ласкал его тёплым ароматным бархатом прикосновения. Ему также нравилось общаться с большими собаками, дружелюбно трущимися о его ноги. Его не волновала рыба, и он не рвался на охоту на дубоносов, когда Гастон предлагал ее.
Характер Гувернейла озадачивал госпожу Бароду, но он ей нравился. И вправду, он был милым, безобидным парнем. Спустя несколько дней, когда ей удалось распознать его ничуть не лучше, чем вначале, она перестала озадачиваться, но продолжала чувствовать себя задетой. В этом настроении она оставила гостя со своим мужем, в общем-то, совершенно одних. Обнаружив, что Гувернейл не обращает внимание на необычность её поступка, она стала навязывать ему своё общество, сопровождая его в праздных прогулках к дробилке и брождениях по затапливаемой зоне. Она постоянно пыталась проникнуть в ту таинственность, которой он подсознательно окутал себя.
- Когда он уже уедет, этот твой приятель? - спросила она однажды. - Как по мне, так я от него страшно устала.
- Ещё недельку, дорогая. Я не понимаю, он же тебя совершенно не беспокоит.
- Нет, не беспокоит. А я предпочла бы, чтобы беспокоил. Тогда бы я знала, что придумать, сделать для того, чтобы ему было комфортно и приятно.
Гастон взял хорошенькое личико жены в руки и заглянул нежным улыбчивым взглядом в её обеспокоенные глаза. Они дружно одевались вдвоём в гардеробной госпожи Бароды.
-Ты полна неожиданностей, ma belle, - проговорил он. - Даже я не способен вообразить, как ты поведешь себя в определённых ситуациях.
Он поцеловал её и отвернулся к зеркалу, чтобы завязать галстук.
-Вот ты, - продолжил он, - относишься к бедному Гувернейлу так серьёзно и так переживаешь по его поводу, что это последнее, чего он ожидает.
- Переживаю! - с горячностью отвергла она. - Чепуха! О чём ты? Переживаю, вот ещё! Но ты же говорил, что он умён.
- Да, так и есть. Но бедняга так переутомлён перегрузкой на работе. Именно поэтому я и пригласил его отдохнуть у нас.
- Ты говорил, что он переполнен идеями, - парировала она непримиримо. - Я ожидала, по крайней мере, увидеть интересного человека. Утром я поеду в город подшить весенние наряды. Дай мне знать, когда господин Гувернейл уедет. Я буду у тёти Октавии.
В тот же вечер она отправилась посидеть на скамейке под дубовым деревом в конце дорожки из гравия. Ей никогда не доводилось так запутаться в своих мыслях и чувствах. Она не могла понять в этом сумбуре ничего, кроме чёткого ощущения потребности покинуть свой дом утром.
Госпожа Барода услышала шаги, хрустящие по гравию, но могла лишь различить
в темноте приближающуюся красную точку горящей сигары. Она знала, что это был Гувернейл, так как муж не курил. Она надеялась остаться незамеченной, но белое платье выдало её. Он выбросил сигару и сел возле неё на скамью без малейшей мысли о том, что она могла бы возражать против его присутствия.
- Ваш супруг попросил меня принести Вам это, госпожа Барода, - сказал он, вручая ей прозрачный белый шарф, которым она иногда прикрывала голову и плечи. Пробормотав благодарности, она приняла шарф и положила его себе на колени. Он проговорил какую-то банальность по поводу губительного эффекта ночного воздуха этого времени года.
Затем, вглядываясь в темноту, он пробормотал почти про себя:
- Ночь южных ветров - ночь крупных звезд!
Тихая сонная ночь -
Она не ответила на это не имеющее к ней никакого отношения oбращение к ночи или в никуда.
Гувернейл был человеком неробкого десятка и не из стеснительных. Периодическая скрытность являлась не чертой его характера, но результатом капризного настроения. Он сидел рядом с госпожей Бародой и постепенно безмолвность его растаяла.
Он заговорил низким, дрожащим тембром раскрепощённо и сокровенно, нерешительно растягивая слова, что совершенно не коробило слух. Он рассказывал о былых студенческих днях, когда они с Гастоном так много значили друг для друга. О днях энергичных и слепых амбиций и великих замыслов. Всё, что осталось теперь у него, это, по крайней мере, философское согласие с существующим порядком вещей - всего лишь требование, чтобы позволили существовать, и, время от времени - тихое дуновение настоящей жизни, вроде того, что он вдыхает сейчас.
Её сознание лишь неясно ухватило произносимое им. В этот момент преобладала её физическая суть. Она не задумывалась о его словах, а лишь упивалась звуком его голоса. Ей хотелось протянуть в темноте руку и трогать его лицо и губы чувствительными подушечками пальцев. Она хотела близко придвинуться к нему и шептать ему в щеку, не важно что, и она, возможно, так бы и поступила, не будь она приличной женщиной.
Чем сильнее становился импульс приблизиться к нему, тем она дальше от него отодвигалась. Как только ей удалось уйти, не проявляя при этом явной невежливости, она поднялась и оставила его одного.
Не успела она дойти до дома, как Гувернейл зажёг очередную сигару и закончил свое обращение к ночи.
Той ночью госпоже Барода очень хотелось рассказать об охватившем её безумии своему мужу, бывшему ей также и близким другом. Но она не уступила искушению. Помимо того что была она женщиной приличной, она также была и очень благоразумной женщиной. Она знала, что есть в жизни сражения, в которых человек должен сражаться в одиночку.
Когда Гастон проснулся утром, жены уже не было дома. Она уехала на самом раннем утреннем поезде и не возвращалась в свой дом, пока Гувернейл не покинул его.
Ходили разговоры о том, чтобы пригласить его вновь следующим летом. То есть Гастон очень хотел этого, но его желание уступало усердному возражению со стороны жены. Однако не успел закончиться год, как она сама предложила пригласить Гувернейла в гости ещё раз. Супруг удивился и обрадовался предложению.
-Я так рад, chere amie, что ты наконец преодолела свою неприязнь к нему. Ведь он и вправду не заслуживал её.
Она прижалась долгим и нежным поцелуем к его губам, рассмеялась и сказала,
- О, я преодолела всё! Вот увидишь. На сей раз я буду к нему очень добра.