Джейми отправил Бобби за Роджером Маком, но ощущал сильное беспокойство, чтобы ждать, потому вышел сам, оставив Клэр готовить отвар.
Снаружи все выглядело мирно и прекрасно. Коричневая овца с парой ягнят стояла в загоне, с ленивым удовлетворением двигая челюстями; ягнята, словно странные кузнечики, прыгали вокруг. Грядки Клэр покрылись зеленой травой и цветами.
Крышка колодца была сдвинута; он нагнулся, чтобы поправить ее, и обнаружил, что доски покоробились. Он добавил еще одну задачу к списку хозяйственных работ, который держал в голове, страстно желая посвятить следующие несколько дней копанию в земле, перевозке удобрений, покрытию дранкой крыши и тому подобное вместо того, что он собирался делать.
С большей охотой он закопал бы старую выгребную яму или кастрировал хряка, чем стал бы расспрашивать Роджера Мака об индейцах и революции. Ему совсем не хотелось обсуждать будущее со своим зятем, и он испытывал острое желание избежать этого разговора.
То, что говорила ему Клэр о ее времени, часто казалось фантастическим, даже сказочным и иногда жутким, но всегда интересным. Брианна делилась с ним сведениями о механизмах, что его интересовало, или дикими историями о людях, ходящих по луне, что тоже было для него интересным, но никак не угрожало его душевному спокойствию.
Роджер Мак обладал хладнокровным стилем повествования, который напоминал Джейми труды историков, которые он читал, и потому сказанное им представлялось неотвратимым; казалось, что те или иные события не только произойдут, но и будут иметь непосредственное влияние лично на него.
Словно говоришь со злобной гадалкой, подумал он, которой заплатил слишком мало, чтобы услышать что-нибудь приятное. Эта мысль вытолкнула на поверхность одно воспоминание, где оно закачалось, как поплавок.
Париж. Он с друзьями, другими студентами, гулял в пропахшей мочой таверне возле университета. Они уже достаточно выпили, когда кому-то пришло в голову погадать по руке, и он вместе с другими подошел к гадалке, которая всегда сидела в углу, еле видимая в полумраке и облаках дыма.
Он не намеревался гадать; у него имелось лишь несколько пенни в кармане, и он не собирался тратить их на всякую ерунду, о чем тут же и заявил.
После этого худые пальцы вылетели из темноты и схватили его руку, вонзив грязные ногти в его плоть. Он испуганно вскрикнул, а друзья рассмеялись. Они расхохотались еще громче, когда она плюнула в его ладонь.
Она деловито растерла плевок, наклонившись ближе, так что он ощутил запах старческого пота и увидел вшей, ползающих по седым волосам, выбившимся из-под ржаво-черного платка. Она всматривалась в его ладонь, проводя грязным ногтем по ее линиям. Он попытался выдернуть руку, но она сжала его запястье, и он с удивлением обнаружил, что не может освободиться от ее хватки.
- T’es un chat, toi, - заявила старуха злобным тоном. – Ты кот. Маленький рыжий котенок.
Дюбуа, кажется, его имя было Дюбуа, начал мяукать для развлечения своих товарищей. Сам же он, отказываясь попадаться на эту приманку, только сказал: «Мерси, мадам» и попробовал еще раз вытащить руку.
- Neuf[1], - сказала она, постукивая пальцем по его ладони тут и там, потом схватила его палец и подвигала им туда-сюда. – У тебя девятка на руке. И смерть, - добавила она. – Ты умрешь девять раз, прежде чем успокоишься в могиле.
Потом она отпустила его руки под смех и крики «о-ля-ля!» студентов.
Он фыркнул, прогоняя воспоминание назад туда, откуда оно появилось. От старухи избавиться было труднее; он услышал ее голос сквозь годы и шумный, наполненный запахом пива воздух таверны.
- Иногда смерть – это не больно, mon p’tit chat[2], - насмешливо крикнула она, - но чаще все же больно.
- Нет, не больно, - прошептал он и потрясенно замолк. Христос. Сейчас он слышал не себя, а своего крестного отца.
«Не бойся, парень. Умирать совсем не больно». Он оступился, едва не упал и замер, ощущая на языке вкус металла.
Его сердце внезапно и сильно забилось, словно он пробежал несколько миль. Он видел хижину и слышал крики соек в каштанах, покрытых тонкой листвой. Но еще более ясно он видел лицо Муртага с резкими чертами, которые постепенно смягчались, его глубокосидящие черные глаза, которые то фокусировались на нем, то ускользали, словно он одновременно смотрел на него и на что-то еще, находящееся вдалеке. Он чувствовал его тело в своих руках, ставшее внезапно тяжелым, когда мужчина умер.
Видение исчезло так же резко, как и появилось, и он обнаружил, что стоит возле лужи, уставившись на деревянную утку, затоптанную в грязь.
Он перекрестился и прошептал короткую молитву за упокой души Муртага, потом наклонился и поднял утку, ополоснув ее в луже. Его руки слегка дрожали. Воспоминания о Каллодене были редкими и фрагментарными, но они начали возвращаться.
Пока они приходили к нему, как краткие проблески на грани сна, но в своих снах он видел Муртага и раньше.
Он не говорил Клэр о них. Пока.
Он открыл дверь в хижину, но там было пусто; очаг не горел, прялка и ткацкий станок простаивали. Брианна, вероятно, ушла к Марсали. Где мог быть Роджер Мак? Он вышел наружу и остановился, прислушиваясь.
Из леса раздавались слабые звуки ударов топора. Потом они прекратились, и он услышал приветственные голоса мужчин. Он развернулся и пошел вверх по тропинке, покрытой весенней травой и с черными отпечатками только что прошедших ног.
Что бы сказала ему старуха, если бы он заплати ей, задался он вопросом. Она лгала из злости на его скупость, или сказала правду по той же причине?
Одной из неприятных вещей, которую обнаружил Джейми, говоря с Роджером Маком, было то, что тот всегда говорил правду.
Он забыл оставить утку в хижине. Отерев ее о бриджи, он с мрачным видом двинулся через растущие сорняки, чтобы услышать про судьбу, которая его ожидала.