Погода оставалась ужасной, вдобавок к дождю добавились порывы снега, и Хью настаивал, чтобы мы остались, по крайней мере, на несколько дней, пока небо не разъясниться.
- День святого Михаила наступит раньше, чем это случится, - сказал ему Джейми с улыбкой. – Нет, кузен, мы уезжаем.
И мы отправились в дорогу, закутавшись во все одежды, которые у нас были. Чтобы добраться до Лаллиброха, потребовалось более двух дней, и нам пришлось переночевать на заброшенной ферме, разместив лошадей в коровнике. Дров для очага не было, не было ни мебели, ни торфа, половина крыши слетела, но каменные стены защищали от ветра.
- Мне не хватает своего пса, - проворчал Иэн, скорчившись под плащом и натягивая одеяло на голову.
- Он бы сел тебе на голову? - спросил Джейми, крепче обняв меня, когда ветер пронесся мимо нашего убежища, угрожая сорвать остатки потрепанной соломенной крыши над головой. - Тебе следовало подумать о том, что сейчас январь, прежде чем брить голову.
- Тебе хорошо, - ответил Иэн, злобно выглядывая из-под одеяла. - У тебя есть тетушка Клэр, с которой можно согреться.
- Что ж, возможно, на днях ты сам обзаведешься женой. Ролло будет спать с вами обоими, когда ты женишься? - спросил Джейми.
- Мфмм, - ответил Иэн и, дрожа, натянул одеяло на лицо.
Я тоже дрожала, несмотря на тепло Джейми, наши плащи, три шерстяные юбки и две пары чулок. За свою жизнь я побывала во многих холодных местах, но в шотландском холоде есть что-то особенно пронзительное. Однако, несмотря на тоску по теплому огню и памятному уюту Лаллиброха, я волновалась почти так же, как и Иэн. Чем дальше мы углублялись в Хайленд, он все больше становился похожим на кота на горячих кирпичах. Теперь он дергался и бормотал про себя, ворочаясь под своими одеялами.
Когда мы высадились в Эдинбурге, я задумалась, стоит ли известить о нашем прибытии в Лаллиброх. Однако когда я предложила сделать это, Джейми рассмеялся.
- Как ты думаешь, у нас есть хотя бы малейший шанс приблизиться к месту на десять миль так, чтобы никто об этом не узнал? Не беспокойся, сассенах, - заверил он меня. – Как только мы ступим в Хайленд, все, от Лох-Ломонда до Инвернесса, узнают, что Джейми Фрейзер возвращается домой со своей английской ведьмой и индейцем в придачу.
- Английская ведьма?- повторила я, не уверенная, рассмеяться или обидеться. = Когда мы были в Лаллиброхе, меня тоже так называли?
- Часто прямо тебе в лицо, сассенах, - сказал он – Только тогда ты не достаточно знала гэльский, чтобы понять. Они не собирались тебя оскорбить, a nighean[1], - добавил он мягко. – И теперь не собираются. Просто горцы называют вещи так, как видят их.
- Хм-м, - произнесла я, немного ошеломленная.
- Сейчас они не сильно ошибутся, не так ли? – усмехнулся он.
- Ты намекаешь, что я выгляжу, как ведьма?
- Ну, не в данную минуту, - сказал он, рассматривая меня. – По утрам, может быть … да, тогда самый ужасный вид.
Зеркала у меня не было, так как я не подумала приобрести его в Эдинбурге. Однако у меня все еще оставалась расческа, и теперь, прижавшись макушкой к подбородку Джейми, я решила остановиться где-нибудь недалеко от Лаллиброха и использовать ее, будет дождь или нет. Нет, передумала я, вряд ли будет иметь большое значение, приеду ли я, выглядя, как королева Англии или как одуванчик. Важно лишь возвращение домой Иэна.
С другой стороны … я не совсем понимала, как примут меня. Между мной и Дженни Мюррей, мягко говоря, остались незаконченные дела.
Когда-то мы были хорошими подругами. Я надеялась, что мы сможем стать ими снова. Но она была главным творцом свадьбы Джейми и Лаогеры МакКензи. Без сомнения, из лучших побуждений; она беспокоилась за него, одинокого и лишенного корней, когда он вернулся из плена в Англии. И, по правде говоря, она считала меня мертвой.
Что она подумала, когда я внезапно появилась снова? Что я бросила Джейми еще до Каллодена, а потом передумала? Времени на объяснения и сближение не было, а был очень неловкий момент, когда Лаогера, вызванная Дженни, появилась в Лаллиброхе в сопровождении своих дочерей, застигнув нас с Джейми врасплох.
Пузырь смеха вздулся в моей груди, когда я вспомнила об этом столкновении, хотя тогда мне было не до смеха. Ну, вероятно, у нас будет время поговорить сейчас, когда Дженни придет в себя от шока от возвращения сына.
Шевеление рядом со мной показало, что не только я не могу заснуть в раздумьях о том, что нас ожидает.
- Ты тоже не можешь заснуть? – прошептала я Джейми.
- Да, - тихо произнес он и сдвинулся, прижав меня сильнее. – Думаю о том, как в последний раз был дома. Я очень боялся … и немного надеялся. Наверное, то же самое испытывает сейчас Иэн.
- А ты? – спросила я, кладя свои ладони поверх его обнимающих рук и мягко поглаживая его изуродованную руку. Он глубоко вздохнул.
- Не знаю, - сказал он. – Но все будет хорошо. На этот раз ты со мной.
Ветер ночью прекратился, и день, каким-то чудом, родился ясным и ярким. Хотя все еще холодным, как задница полярного медведя, но дождя не было. Я подумала, что это хорошее предзнаменование.
Никто не говорил, когда мы взабрались на последний высокий перевал и увидели дом внизу. Я почувствовала стеснение в груди и только сейчас осознала, что задерживала дыхание.
- Он не изменился, не так ли? – спросила я, выдохнув белым паром в холодном воздухе.
- У голубятни новая крыша, - сказал Иэн. - И мамин загон для овец стал больше. - Он изо всех сил старался казаться беспечным, но в его голосе безошибочно угадывалось напряжение. Он подтолкнул лошадь и выехал немного вперед; индюшачьи перья в его волосах развевались на ветру.
Был ранний полдень, и в поместье было тихо; утренние дела были сделаны, вечерняя дойка и приготовление ужина еще не начались. Я не видела никого снаружи, за исключением пары крупных лохматых хайлендских коров на ближайшем пастбище, но трубы дымили, и в большом фермерском доме с белыми стенами царила обычная гостеприимная атмосфера.
Вернутся ли Бри и Роджер сюда, вдруг подумала я. Она упомянула об этом, когда идея об их отъезде стала фактом, и они начали планировать.
- Он свободен, - сказала она, не отрывая глаз от рубашки в стиле двадцатого века, которую шила. - Продается. По крайней мере, так было, когда Роджер приезжал туда несколько лет назад? - Она подняла глаза, криво улыбнувшись. Говорить о времени в терминах прошлого и будущего было затруднительно. - Наверное, я бы хотела, чтобы дети жили там. Но нам нужно еще посмотреть, как … все пойдет.
Потом она взглянула на спящую в своей кроватке Мэнди с ее легкой синюшностью вокруг губ.
- Все образуется, - твердо сказала я. – Все будет хорошо.
«Боже, - молча помолилась я, - пусть у них все будет в порядке».
Иэн спрыгнул со своей лошади и с нетерпением глядел на нас. Когда мы спешились, он двинулся к двери, но наше прибытие уже заметили, и двери широко распахнулись прежде, чем он прикоснулся к ним.
Дженни замерла в дверях. Она моргнула и медленно подняла голову, скользя взглядом вверх по длинному покрытому оленьей кожей телу с его выраженными мускулами и маленькими шрамами, к голове с ирокезским гребнем и индюшачьими перьями, к татуированному лицу, тщательно невыразительному, если не считать глаза, надежду и страх в которых он не мог скрыть, могавк он или нет.
Рот Дженни дернулся. Один … два … затем лицо ее сморщилось, и она начала издавать тихие истерические всхлипы, которые переросли в смех. Она сглотнула, снова хихикнула и так сильно рассмеялась, что пошатнулась и была вынуждена отступить назад в дом, где ей пришлось сесть на скамейку в прихожей. Там она согнулась пополам, обхватив себя руками за живот, и смеялась до тех пор, пока голос не пропал, а дыхание вылетало слабыми хрипящими вздохами.
- Иэн, - сказала он, наконец, качая головой. – О, боже, Иэн. Мой маленький мальчик.
Иэн выглядел совершенно сбитым с толку. Он взглянул на Джейми, который пожал плечами, потом перевел взгляд на мать.
Она глотала воздух, тяжело вздымая грудь, затем встала, подошла и обняла его, прижавшись к нему залитым слезами лицом. Его руки медленно и осторожно обняли ее; он держал ее как нечто хрупкое и драгоценное.
- Иэн, - сказала она снова, и я увидела, как ее худенькие напряженные плечи обмякли. – О, Иэн. Слава богу, ты приехал вовремя.
Она была меньше, чем я помнила, и тоньше, но ее волосы с небольшой сединой были еще темные и яркие, а темно-синие глаза с кошачьим разрезом остались такими же, как и властный вид, который она разделяла с братом.
- Оставьте лошадей, - энергично сказала она, вытирая глаза уголком фартука. – Я скажу одному из парней позаботиться о них. Вы замерзли и проголодались, снимайте верхнюю одежду и проходите в гостиную. – Она быстро взглянула на меня с интересом и еще чем-то, что я не могла понять, но не посмотрела прямо в глаза и, сказав только: «Идемте», повернулась и пошла в гостиную.
В доме пахло знакомо и странно торфяным дымом и готовящейся едой, кто-то пек хлеб и дрожжевой запах плыл из кухни. В холле было почти также холодно, как и на улице; двери всех комнат, выходящих в него, были плотно закрыты для сохранения тепла, и когда она открыла дверь, на нас хлынуло благословенное тепло.
- Иэн, - позвала она голосом, который я прежде у нее не слышала. – Иэн, они приехали. Твой сын вернулся домой.
Старший Иэн сидел в кресле возле огня с теплым пледом на коленях. Он поднялся на ноги с некоторым трудом – одна его нога, потерянная в битве, была заменена деревянным протезом – и сделал несколько шагов к нам.
- О, да, - сказал Иэн. – Не волнуйся, это все еще я.
Фтизис[2] называют эту болезнь врачи. С греческого это слово означает изнурение, увядание. Миряне называют ее чахоткой и по совершенно ясной причине. Больной чахнет. Истощающая болезнь пожирает его плоть и жизнь.
Я часто встречалась с ней в Англии в тридцатые и сороковые годы, но никогда не видела, как она съедает плоть с костей того, кого я любила. Сердце мое превратилось в воду и вытекло из груди.
Иэн всегда был худым, жилистым и крепким; его кости всегда были близко к поверхности кожи, как и у Молодого Иэна. Сейчас же …
- Я могу кашлять, но не сломаюсь, - заверил он Джейми и, шагнув вперед, обнял его за шею. Джейми очень нежно обнял зятя и закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Его руки непроизвольно сжались крепче, словно пытаясь удержать Иэна от пропасти, которая так явно зияла у его ног.
«Я могу пересчитать все свои кости»[3]. Непрошено пришла мне в голову библейская цитата. Я действительно могла; ребра под тканью его рубашки были видны так ясно, что я могла видеть сочленения в тех местах, где они соединялись с выступами его позвоночника.
- Сколько? – не сдержалась я, повернувшись к Дженни, которая наблюдала за мужчинами с глазами, блестящими от непролитых слез. - Как давно у него?
Он моргнула и сглотнула.
- Много лет, - ответила она довольно твердо. – Он вернулся из Толбута с кашлем, и он никогда не прекращался. Но в последний год стало гораздо хуже.
Я кивнула. Хронический случай, острая форма болезни прикончила бы его за несколько месяцев.
Она повторила мой вопрос, но с другим значением.
- Сколько? – спросила она так тихо, что я едва услышала ее.
- Не знаю, - так же тихо ответила я. – Но … не долго.
Она кивнула. Она знала это давно.
- Хорошо, что вы приехали вовремя, - просто сказала она.
Молодой Иэн не сводил глаз с отца с тех пор, как мы вошли в комнату. На лице его явно был написан шок, но он держал себя в руках.
- Па, - произнес он хриплым голосом, словно ему пережали горло. Он яростно прочистил его и повторил, - Па, - подходя ближе.
- О, Иэн, - сказал он, протягивая руки. – Мой маленький мальчик.
Это был Хайленд. И это были Иэн и Дженни. Это означало, что вопросы, которых можно было бы избежать из деликатности, задавались открыто и прямо.
- Я могу умереть завтра или через год, - откровенно сказал Иэн за чаем с хлебом и джемом, волшебным образом появившимися из кухни, чтобы поддержать усталых путников, пока не будет готов ужин. - Лично я ставлю на три месяца. Пять к двум, если кто-нибудь захочет делать ставку. Хотя не знаю, как получу свой выигрыш. - Он ухмыльнулся, и прежний Иэн проглянул сквозь мертвенную маску.
Среди присутствующих взрослых послышалось бормотание, но совсем не смех. В гостиной набилось очень много людей, поскольку распоряжение, принести хлеб и джем, также заставило всех жильцов Лаллиброха выбежать из комнат и с грохотом помчаться вниз по лестнице, чтобы поприветствовать блудного сына. Молодого Иэна едва не сбили с ног и не растоптали в стремлении выразить свою любовь. И это выражение семейной любви, последовавшее за шоком от встречи с отцом, ошеломило его и лишило дара речи, хотя он продолжал улыбаться, совершенно беспомощный перед лицом тысячи вопросов и восклицаний.
Наконец Дженни спасла его из этого водоворота, взяв за руку и твердо втолкнув в гостиную вместе со старшим Иэном, а затем вышла обратно и сверкающим взглядом и твердым словом призвала всех к порядку.
Молодой Джейми – старший сын Иэна и Дженни и тезка Джейми – теперь жил в Лаллиброхе со своей женой и детьми, как и его сестра Мэгги и двое ее детей, ее муж был солдатом. Сейчас Молодого Джейми не было дома, но женщины пришли посидеть со мной. Все дети сгрудились вокруг Молодого Иэна, глазея на него и задавая так много вопросов, что толкались и пихались, споря, кто что спрашивает и кому следует ответить первым.
Дети не обратили никакого внимания на замечание Старшего Иэна. Они уже знали, что дедушка умирает, и этот факт не представлял никакого интереса по сравнению с присутствием их таинственного нового дяди. Маленькая девочка с волосами, заплетенными в короткие косички, сидела на коленях у Молодого Иэна, проводя пальцами по линиям его татуировок, и время от времени случайно засовывала палец ему в рот, когда он улыбался и отвечал своим любознательным племянницам и племянникам.
- Ты могла бы написать, - сказал сестре Джейми с ноткой упрека в голосе.
- Я писала, - резко ответила она. – Год назад, когда его плоть стала быстро таять, и мы поняли, что это не просто кашель. Я попросила тебя по-возможности отправить Молодого Иэна домой.
- А-а, - расстроенно сказал Джейми. – Мы, должно быть, уже уехали из Фрейзерс-Риджа. Но я ведь писал в апреле, что мы приезжаем. Я отправил письмо из Нью-Берна.
- Если ты писал, я ничего не получала. Ничего удивительного, с этой блокадой мы получаем лишь половину писем из Америки. Вы выехали в прошлом году в марте? Это было долгое путешествие, не так ли?
- Да, немного длиннее, чем я ожидал, - сухо сказал Джейми. – По пути произошли разные события.
- Понятно, - не колеблясь, она взяла его правую руку и с интересом стала рассматривать шрам и близко сошедшиеся пальцы. Она взглянула на меня, дернув бровью, и я кивнула.
- Он был ранен при Саратоге, - сказала я, чувствуя, что оправдываюсь. – Я была вынуждена.
- Хорошая работа, - сказала она, мягко сгибая его пальцы. – Сильно болит, Джейми?
- Болит на холоде. Но в других случаях не беспокоит.
- Виски! – воскликнула она, резко выпрямляясь. – Вы же замерзли, а я не подумала. Робби! Иди и принеси бутылку виски на верхней полке над котлами.
Долговязый мальчик, болтающийся на краю толпы, которая окружала Молодого Иэна, кинул на бабушку возмущенный взгляд, но увидев ее ответный взгляд, выскочил из комнаты.
В комнате стало очень тепло. С торфяным огнем, мерцающим в камине, и с таким количеством разговаривающих и смеющихся людей, излучающих тепло, температура приближалась к тропической. Но сердце мое охватывал холод всякий раз, когда я смотрела на Иэна.
Он сейчас полулежал на кресле, все еще улыбаясь. Но изнеможение было явно видно в его худых опущенных плечах, полуприкрытых глазах и в том, как он прилагал усилия, чтобы улыбаться.
Я отвернулась и обнаружила, что Дженни смотрит на меня. Она быстро отвела взгляд, но я увидела в ее глазах размышление и сомнение. Да, нам нужно поговорить.
В эту ночь они спали в тепле, уставшие до потери сознания, тесно прижавшись друг к другу, окруженные Лаллиброхом. Но Джейми уже на грани пробуждения услышал ветер. Ветер вернулся ночью, и его холодный стон разносился под свесами крыши.
Он сел на кровати, обхватив колени руками, и прислушался. Надвигалась буря; в ветре он мог слышать снег.
Клэр лежала рядом, немного свернувшись во сне, ее волосы темным пятном лежали на белой подушке. Он слушал ее дыхание и благодарил бога за этот звук, чувствуя вину за его мягкое легкое звучание. Весь вечер он слышал кашель Иэна и заснул со звуком этого затрудненного дыхания в голове, если не в ушах.
Из-за полного изнеможения ему удалось отложить в сторону вопрос о болезни Иэна, но она никуда не делась с пробуждением, тяжелая, как камень, в его груди.
Клэр поерзала во сне, перевернувшись наполовину на спину, и желание хлынуло в него, как вода. Он колебался, болея за Иэна, чувствуя вину за то, что тот уже потерял то, что у него еще оставалось, и не хотел ее будить.
- Наверное, я чувствую то же самое, что и ты, - прошептал он ей тихо, чтобы не разбудить ее. - Когда ты прошла сквозь камни. Как будто мир все еще здесь, но это уже не тот мир, который был.
Он мог поклясться, что она не проснулась, но из-под простыни высунулась рука, ощупывая, и он взял ее. Она вздохнула, протяжно и сонно, и притянула его к себе. Обняла и прижала к себе, согревая своей мягкой грудью.
- Ты мой мир, - пробормотала она, а затем ее дыхание изменилось, и она взяла его с собой в безопасное место.