Он не был уверен, чего он ожидал. Возможно, что-то похожее на спектакль у большого костра на сборе этой осенью. По крайней мере, подготовка была такая же, включая огромное количество еды и напитков. Большой бочонок пива и поменьше с виски стояли на досках возле палисадника, а огромная свинья медленно вращалась на вертеле над углями из гикори, распространяя в холодном воздухе волны дыма и аппетитного аромата.
Он усмехнулся, оглядев лица, раскрасневшиеся от огня и выпивки и блестящие от жира, и ударил в свой бойран. Его живот громко урчал, но этот звук потонул в дружном реве хриплых голосов, выводящих "Килликранки"(1).
- О, я встретил Дьявола и Данди
На перевале Килликранки!
Он давно заработал свой ужин, так как играл и пел больше часа, и над Черной горой уже поднялась луна. Пока мужчины орали припев, он сделал короткую паузу, которой хватило только на то, чтобы промочить горло элем из кружки, стоящей под его табуретом, и затем начал новый куплет свежим и сильным голосом.
- Я воевал на земле и море,
Я воевал в своей стране,
Но встретил Дьявола и Данди
На перевале Килликранки!
Во время пения он профессионально улыбался, встречая взгляд тут, сосредотачиваясь на лице там и оценивая прогресс краешком ума. Сейчас он достаточно разогрел их - с небольшой помощью крепких напитков - и привел, что Бри называла, в милитаристское настроение.
Он мог чувствовать крест, который стоял за его спиной, почти скрытый темнотой. Все уже видели его, и он слышал удивленные вопросы и предположения.
Джейми Фрейзер стоял в стороне, далеко от огня. Роджер мог видеть силуэт его высокой фигуры в тени большой красной ели, растущей возле дома. Фрейзер весь вечер периодически обходил людей, останавливаясь тут и там, чтобы обменяться приветствиями, произнести шутку, выслушать историю или проблему. Теперь он стоял один, выжидая. Время почти наступило для того, что он собирался сделать.
Роджер дал им время для аплодисментов и собственного отдыха, затем начал "Джона Коупа", быструю, жесткую и забавную песню.
Он пел ее несколько раз на сборе и в значительной мере предвидел, как они воспримут ее. Момент молчания, неуверенность, потом голоса начнут присоединяться к нему, и к концу второго куплета люди сзади начнут выкрикивать оскорбительные для англичан слова.
Некоторые из этих мужчин воевали при Престонпансе, и даже если они были побеждены в Каллодене, сначала они разбили войска Джонни Коупа и любили вспомнить об этой победе. А те горцы, которые не воевали, слышали об этом. Мюллеры, которые, скорее всего, ничего не знали о Чарльзе Стюарте и, вероятно, понимали только одно слово из дюжины, импровизировали, подпевая йодлем и размахивая кружками. В общем, пока они хорошо проводили время.
Толпа почти кричала последний куплет, заглушая его.
- Эй, Джонни Коуп, ты идешь?
В большие барабаны бьешь?
Коль ты идешь -- я подожду,
До завтра дома посижу!
Он сделал заключительный удар и поклонился под громкие аплодисменты. Разогрев закончился, наступило время для главного действия. Кланяясь и улыбаясь, он поднялся с табурета и исчез в тенях возле растерзанного корпуса свиньи.
Бри ждала его здесь с Джемми на руках, который не спал, по-совиному хлопая глазами. Она поцеловала его и вручила ему ребенка, забрав взамен бойран.
- Ты был великолепен! - сказала она. - Подержи его, я принесу тебе еды и пива.
Джемми, который обычно не хотел расставаться с матерью, был слишком ошеломлен шумом и криками, чтобы протестовать против передачи. Он прижался в груди Роджера, с серьезным видом посасывая большой палец.
Роджер вспотел во время выступления, его сердце билось от прилива адреналина, и холодный воздух здесь вдали от огня и толпы охлаждал его разгоревшееся лицо. Вес спеленатого ребенка, теплый и тяжелый, приятно ощущался на его руках. Он преуспел в своей задаче, и знал это. Остается надеяться, что это то, чего хотел Фрейзер.
К тому времени, когда Бри появилась с пивом и оловянным блюдом, загроможденным кусками свинины, яблочными оладьями и жареным картофелем, Джейми вошел в круг света, заняв прежнее место Роджера перед крестом.
Он стоял высокий и широкоплечий в своем лучшем сером сюртуке и в синем клетчатом килте, его волосы были распущены, падая на плечи блестящей волной, только с одного бока была заплетена тоненькая военная косичка с единственным пером в ней. Свет от костра вспыхивал на золотой рукоятке его дирка и на броши, которой был застегнут обернутый вокруг него плед. Он выглядел довольно приятно, и его манеры были серьезны и полны решимости. Он делал хорошее шоу и знал это.
Толпа быстро успокоилась, мужчины подталкивали наиболее говорливых соседей локтями, призывая их к тишине.
- Вы хорошо знаете, зачем мы здесь собрались, да? - спросил он без предисловий и поднял руку, в которой держал смятое послание губернатора, красное пятно официальной печати было хорошо видно в мерцающем свете костра. Толпа, все еще веселая от виски, бегущего по жилам вместе с кровью, громко согласилась.
- Нас призывает долг, и мы пришли с честью послужить закону и губернатору.
Роджер видел, как старый Герхард Мюллер наклонил голову набок, чтобы услышать перевод, который бормотал ему на ухо зять. Он одобрительно кивнул и крикнул.
- Ja! Lang lebe Governor!(2)
Раздался смех, сопровождаемый аналогичными криками на английском и гэльском языках.
Джейми улыбался, пережидая, пока шум утихнет. Когда все затихли, он стал медленно переводить взгляд от одного человека к другому, кивая каждому в знак признания. Потом он повернулся и показал на крест, абсолютно черный за его спиной.
- В горах Шотландии, когда вождь собирался на войну, - начал он спокойным, но немного форсированным голосом, чтобы всем было слышно, - он зажигал огненный крест и отправлял его, как знак, по землям своего клана. Это был знак мужчинам, носящим его имя, взять свое оружие и прибыть на место встречи готовыми для битвы.
По толпе прошло движение, люди подталкивали друг друга и издавали крики одобрения. Немногие мужчины видели это или, по крайней мере, понимали, о чем он говорит. Остальные с открытыми ртами с любопытством вытягивали шеи.
- Но это новая земля, и в то время, как мы являемся друзьями, - он улыбнулся Герхарду Мюллеру. - Ja, Freunde(3), соседями и соотечественниками, - взгляд на братьев Линдсеев, - и будем товарищами по оружию, мы не клан. И хотя я ваш командир, я не ваш вождь.
"Черт побери, если ты не вождь, - подумал Роджер. - Или ты на полпути к этому, в любом случае". Он выпил глоток холодного пива и поставил на землю кружку и блюдо. Еда могла подождать еще немного. Бри забрала у него ребенка и держала бойран под рукой. Он потянулся к инструменту, и она отдала его, коротко взглянув на него с улыбкой, но большая часть ее внимания была сосредоточена на отце.
Джейми нагнулся, вытащил горящую ветвь из огня и держал ее в руке; свет от импровизированного факела освещал широкие грани и острые углы его лица.
- Пусть Бог станет свидетелем нашей готовности, и пусть Бог укрепит наши руки ... - он замолчал, давая время немцам для перевода. - Пусть этот огненный крест стоит здесь, как свидетельство нашей чести, призывая Божью защиту на наши семьи, пока мы благополучно не вернемся домой.
Он повернулся и коснулся факелом вертикальной перекладины креста, держа его до тех пор, пока сухая кора не загорелась, и маленькое пламя не замерцало на темном дереве.
Все стояли тихо, наблюдая. Не было никаких звуков, кроме дыхания толпы, повторяющего шорох ветра. Это был крошечный язычок огня, колеблющийся от ветра и готовый вот-вот погаснуть. Никакого подпитанного бензином рева, никакого полыхающего пожарища. Роджер услышал вздох Брианны рядом с собой и почувствовал, что частично напряжение оставило ее.
Пламя разгоралось. Неровные края сосновой коры пламенели темно-красным цветом, потом становились белыми и превращались в пепел по мере того, как пламя поднималось вверх. Крест был большим и солидным, он будет гореть медленно, почти до середины ночи освещая двор, где мужчины будут разговаривать, есть и пить, становясь теми, кем Джейми Фрейзер хотел их видеть - друзьями, соседями, товарищами по оружию. Под его командой.
Фрейзер стоял некоторое время, убеждаясь, что огонь разгорелся. Потом он повернулся к мужчинам и бросил факел в огонь.
- Мы не можем сказать, что может случиться с нами. Бог дарует нам храбрость, - сказал он очень просто. - Бог дарует нам мудрость. И если такова будет его воля, он дарует нам мир. Мы едем утром.
Он повернулся и отошел от креста, ища глазами Роджера. Роджер кивнул ему в ответ, откашлялся и начал из темноты мягкое вступление к песне, которой Джейми хотел закончить свое действие - "Цветок Шотландии"(4).
- Цветок Шотландии, когда
Увидим мы твой цвет?
Боролся отважно ты и погиб
За свои холмы и долины рек.
Не одна из тех песен, которые Бри назвала милитаристскими. Это была торжественная песня и немного меланхоличная. Но не горестная песня, отнюдь нет, песня памяти, гордости и решимости. Она не была старинной песней, Роджер даже знал человека, который написал ее в его собственное время, но Джейми услышал ее и, зная историю Стерлинга и Бэннокберна, одобрил чувства, которые она вызывала.
- И выставил против него
Армию гордый Эдвард,
Чтобы духа лишить его
И передумать драться.
Он пропел один только первый куплет, потом шотландцы сначала тихо, потом громче стали подпевать рефрен.
- Чтобы духа лишить его
И передумать драться!
Он вспомнил то, что Бри прошлой ночью сказала ему, пока они еще оба не спали. Они разговаривали о знаменитых людях, размышляя, могли ли они встретиться лицом к лицу с такими людьми, как Джефферсон или Вашингтон. Это была возбуждающая перспектива и вполне возможная. Она упомянула Джона Адамса, сказав, что читала его фразу, которую он произнес - или произнесет - во время революции.
"Я воин, чтобы мой сын мог быть торговцем, а его сын - поэтом!.
- Холмы оголились сейчас,
Там мертвые листья лежат
На земле, утраченной для нас,
За которую жизнь мы отдали.
И выставил против него
Армию гордый Эдвард,
Чтобы духа лишить его
И передумать драться.
Уже не армия Эдварда, а армия Георга. И все-таки та же самая гордая армия. Он мельком увидел Клэр, стоящую вместе с другими женщинами на границе освещенного круга. На ее лице было отстраненное выражение, она стояла очень тихо, и волосы ее плавно реяли вокруг головы, ее золотые глаза, в которых таилась тень, не отрывались от Джейми, который, молча, стоял рядом с ней.
Та же самая гордая армия, с которой она однажды воевала, гордая армия, с которой погиб его отец. Он почувствовал спазм в горле и с силой сглотнул воздух, продолжая отчаянно петь. Я буду воином, чтобы мой сын был торговцем, а его сын - поэтом. Ни Адамс, ни Джефферсон не воевали, у Джефферсона вообще не было никакого сына. Он был поэтом, слова которого эхом отозвались в веках, подняли армии, горели в сердцах тех, кто умер за них и за страну, которую они основали.
"Возможно, это из-за волос, - с иронией подумал Роджер, увидев, как ярко блеснула рыжая голова Джейми, когда тот пошел среди мужчин, молчаливо наблюдая, как продвигается начатое им дело. - Некоторый ген викинга в крови, который дал высоким рыжеволосым мужчинам дар поднимать мужчин на войну".
- Боролся отважно ты и погиб
За свои холмы и долины рек.
Итак, они боролись и будут бороться снова. Именно за это, мужчины всегда боролись, не так ли? За дом и семью. Другая вспышка от рыжих волос возле вертела со свиньей. Бри с Джемми на руках. И если сейчас Роджер оказался чем-то вроде барда при бывшем горском вожде, он, тем не менее, должен попытаться стать воином, когда придет время, ради его сына и тех, кто придет потом.
- Чтобы духа лишить его
И передумать драться
И передумать драться ...
(1)Перевал, возле которого якобиты под командованием Данди разбили английские войска 27 июня 1689 г.
(2)Да! Да здравствует губернатор! (нем.)
(3)Да, друзья (нем.)
(4)Неофициальный гимн Шотландии, написанный в 1967 г. Роем Уильямсоном. Повествует о победе Роберта Брюса над королем Англии Эдурдом II в 1314 г.