Получив новости майора МакДональда, Джейми и Иэн отбыли на встречу с Птицей-которая-поет-утром два дня спустя; майор отправился дальше по своим таинственным делам, а я осталась одна с Бобби Хиггинсом в качестве помощника.
Я умирала от желания порыться в корзинах, которые привез Бобби, но за разными событиями: попытка белой свиньи сожрать Адсо, коза с зараженными сосками, странная зеленая плесень на последней партии сыра, суровый разговор с Бердслеями относительно обращения с гостями – только через неделю я нашла время распаковать подарки лорда Джона и прочитала его письмо.
«4 сентября 1773
От лорда Грея, Плантация «Гора Джосайя»
Миссис Джеймс Фрейзер
Моя дорогая госпожа.
Надеюсь, что вещи, которые вы просили, прибудут неповрежденными. Мистер Хиггинс немного нервничал из-за купоросного масла. Как я понимаю, у него был печальный опыт, связанный с ним, но мы тщательно упаковали бутыль и оставили ее запечатанной, как она прибыла из Англии.
После рассмотрения изысканных рисунков, присланных Вами – я вижу здесь изящную руку Вашей дочери, не так ли? – я поехал в Уильмсбург, чтобы проконсультироваться с известным стекольным мастером по имени (несомненно, потрясающем) Блогвезер. Мистер Блогвезер заявил, что реторта с изогнутой трубкой проста для изготовления и вряд ли явится испытанием для его навыков, но был очарован требованиями к дистилляционному аппарату, особенно съемным змеевиком. Он тут же понял важность этого устройство и сделал три змеевика на случай поломки.
Умоляю, рассматривайте этот подарок, как скромный знак благодарности за Вашу доброту по отношению и ко мне, и к мистеру Хиггинсу.
Ваш покорный слуга,
Джон Грей.
PS. Я пытаюсь воздержаться от вульгарного любопытства, но надеюсь, что, возможно, в будущем вы объясните мне, для чего предназначены эти вещи.»
Вещи были тщательно упакованы. Когда я открыла корзины, они были заполнены большим количеством соломы, в которой, словно яйца птицы Рух, мерцали стеклянные изделия и запечатанные бутылки.
- Будьте осторожны с этим, мэм, хорошо? – произнес Бобби с тревогой, когда я изъяла широкую тяжелую бутыль из коричневого стекла, запечатанную красным воском. – Это очень опасное вещество.
- Да, я знаю, - встав на цыпочки, я поставила бутылку на верхнюю полку подальше от набегов детей и кота. – Ты видел, как его использовали, Бобби?
Он сжал губы и покачал головой.
- Нет, мэм, но я видел результат. В Лондоне была … девушка, когда мы ждали судно для отправки в Америку. Одна половина лица у нее была гладкая, как лютик, а вторая была так изувечена, что смотреть на нее было невозможно. Словно она обгорела в огне, но она сказала, что это от купороса. – Он взглянул на бутыль и заметно сглотнул. – Другая шлюха облила ее из ревности.
Он снова покачал головой и вздохнул, взявшись за метлу, чтобы подмести солому.
- Ну, вам не стоит волноваться, - уверила я его. – Я не собираюсь никого обливать им.
- О, нет, мэм! – потрясено выговорил он. – Я ни о чем подобном не думал!
Я, увлечено роясь в сокровищах, проигнорировал его уверения.
- О, смотрите, - восхищено воскликнула я, вытащив плоды мастерства мистера Блогвезера: стеклянный шар размером с мою голову, совершенно симметричный и без всяких пузырьков в стекле. Стекло имело синеватый оттенок, и я могла видеть свое искаженное изображение с широким носом и выпученными глазами, словно русалка выглядывала из шара.
- Да, мэм, - сказал Бобби, послушно всматриваясь в изображение. – Он … э … большой.
- Он прекрасен. Просто прекрасен!
Горловина его не была отрезана, а вытянута длинной трубочкой около двух дюймов длиной и дюйм в диаметре. Края и внутренняя поверхность ее были отполированы песком? Или чем-то еще? Я понятия не имела, что сделал мистер Блогвезер, но результатом явилась шелковистая мерцающая поверхность, которая могла обеспечить прекрасную герметизацию, если заткнуть такой же хорошо обработанной пробкой.
Мои руки повлажнели от волнения и боязни уронить драгоценную вещь. Я обернула шар своим передником и крутила головой, решая, куда его поставить. Я не ожидала, что сосуд будет такой большой; мне будет нужна помощь Бри или кого-то из мужчин.
- Он должен нагреваться на небольшом огне, но с постоянной температурой, - пояснила я, нахмурившись на жаровню, на которой я делала отвары. – Однако древесный уголь не может дать устойчивую температуру. – Я поставила сосуд в буфет позади ряда бутылок. – Я думаю, это должна быть спиртовка, но сосуд слишком велик; мне нужна спиртовка большого размера …
Потом я осознала, что Бобби не слушает мое бормотание, с хмурым видом уставившись в окно. Я подошла к нему и выглянула во двор.
Кто бы сомневался. Лиззи Вемисс сбивала масло под каштанами, а рядом болтался Манфред МакДжилливрей.
Я поглядела на пару, увлеченную веселым разговором, потом на мрачного Бобби и откашлялась.
- Может быть, вы откроете другую корзину, Бобби?
- А? – все его внимание было сосредоточено на паре во дворе.
- Корзина, - терпеливо повторила я. – Вот эта. - Я подтолкнула корзину носком.
- Корзина … о! Да, мэм, конечно.
Оторвав пристальный взгляд от окна, он с угрюмым видом приступил к работе.
Я брала стеклянные сосуды, стряхивала солому и укладывала шары, реторты, фляги и витые трубки высоко в буфет, при этом время от времени поглядывала на Бобби и обдумывала увиденное. Я не была уверена, что его чувства к Лиззи были больше, чем мимолетное увлечение.
И, вероятно, так оно было на самом деле. Но если … Я непроизвольно взглянула в окно и обнаружила, что пара превратилась в трио.
- Иэн! – воскликнула я. Бобби вздрогнул от неожиданности, но я уже мчалась к двери, торопливо отряхивая солому с одежды.
Если Иэн вернулся, Джейми должен быть …
Джейми как раз вошел в переднюю дверь, когда я выскочила в прихожую. Он обхватил меня за талию и подарил пылкий солнечно-пыльный поцелуй, оцарапав меня отросшей бородой.
- Ты вернулся, - глупо произнесла я.
- Да, и со мной индейцы, - сказал он, сжимая мои ягодицы обеими руками и потершись о мою щеку жесткой щетиной. – Боже, все бы отдал за четверть часа наедине с тобой, сассенах! Мои яйца скоро взорвутся … А, мистер Хиггинс. Я … гм … не видел, что вы здесь.
Он отпустил меня и резко выпрямился, сняв свою шляпу и хлопнув ею по бедру с преувеличенно небрежным видом.
- Нет, сэр, - уныло произнес Бобби. – Иэн тоже вернулся, не так ли? – Он не выразил особой радости от прибытия Иэна. Хотя тот и отвлек Лиззи от Манфреда, однако, его прибытие не смогло направить внимание девушки на Бобби.
Лиззи оставила маслобойку Манфреду, который стал крутить ручку с негодующим видом, а сама со смехом отправилась с Иэном в направлении хлева, по-видимому, показать ему новорожденного теленка, появившегося в его отсутствие.
- Индейцы, - я запоздало осознала слова Джейми. – Какие индейцы?
- Полдюжины чероки, - ответил он. – Что это? – Он кивнул на соломенную дорожку, тянущуюся из моего кабинета.
- О, это, - я счастливо улыбнулась. – Это эфир. Или будет эфиром. Надо накормить чероки, не так ли?
- Да, я скажу миссис Баг. Здесь молодая женщина, которую взяли, чтобы ты вылечила ее.
- О? – он уже шагал к кухне, и я торопливо бросилась следом. – Что с нею?
- Болят зубы, - ответил он коротко и открыл кухонную дверь. – Миссис Баг! Эфир, сассенах? Ты же не имеешь в виду флогистон, не так ли?
- Не думаю, - ответила я, пытаясь вспомнить, что такое флогистон. - Я рассказывала тебе об анестезии. Так вот, эфир – это своего рода анестетическое средство, ввергает людей в сон, и можно делать операцию без боли.
- Очень полезно при зубной боли, - заметил Джейми. - Куда девалась эта женщина? Миссис Баг!
- Да, но нужно время, чтобы его изготовить. Сейчас нам придется обойтись виски. Я думаю, Миссис Баг в летней кухне. Сегодня хлебный день. И относительно спирта … - он уже вышел через заднюю дверь, и я выскочила следом. – Мне нужен высококачественный спирт для эфира. Ты можешь принести мне завтра бочонок нового виски?
- Бочонок? Христос, сассенах, для чего тебе столько? Купаться?
- Ну, почти. Не мне, для купоросного масла. Его нужно осторожно влить в горячий спирт, и …
- О, мистер Фрейзер! Мне показалось, что вы меня звали, - миссис Баг с сияющей улыбкой и корзиной яиц в одной руке внезапно явилась перед нами. – Я так рада, что вы вернулись домой в добром здравии!
- Я и сам рад, миссис Баг, - уверил он ее. – Мы сможем накормить ужином полудюжину гостей?
Ее глаза на мгновение округлились, потом сузились, подсчитывая.
- Сосиски, - объявила она, - и репа. Вот. Бобби, иди сюда и помоги мне. – Вручив мне корзину с яйцами, она ухватила Бобби, который следом за нами вышел из дома, за рукав и потащила в грядке с репой.
Меня охватило такое чувство, будто меня кружит на каком-то аппарате, вроде карусели, и я схватилась за руку Джейми, чтобы остановить это кружение.
- Ты знаешь, что Бобби Хиггинс любит Лиззи? – спросила я.
- Нет, но ему ничего не светит, если так, - ответил Джейми, не испытывая к бедному юноше никакого сострадания. Восприняв мою руку, ухватившуюся за его локоть, как приглашение, он взял у меня корзину, поставил ее на землю, потом притянул меня к себе и снова поцеловал медленно, но основательно.
Издав глубокий удовлетворенный вздох, он взглянул на новую летнюю кухню, которую мы установили в его отсутствие – небольшую конструкцию из натянутых между жердями холстин, образующих стены, и крыши из сосновых веток, которую мы воздвигли вокруг каменного очага с дымоходом. Соблазнительные ароматы поднимающегося теста, свежего хлеба, овсяных лепешек и коричного рулета доносились оттуда.
- Насчет четверти часа, сассенах … Думаю, при необходимости я могу управиться и за меньшее время …
- Я не могу, - твердо сказала я, хотя позволила своей руке некоторое время поласкать его. – И когда у нас будет время для этого, ты расскажешь мне: как ты дошел до такого состояния.
- Во сне, - сказал он.
- Что?
- Я видел всю ночь ужасно непристойные сны о тебе, - объяснил он, поправляя штаны. – Каждый раз, когда я поворачивался, я ложился на своего петушка и просыпался. Это было ужасно.
Я рассмеялась, а он принял оскорбленный вид, хотя я могла видеть веселье в его глазах.
- Ладно, ты можешь смеяться, сассенах, - сказал он. – У тебя нет петуха, который не дает тебе спать.
- Да, и я очень рада этому, - уверила я его. – Ээ … а что за сны?
В его глазах засветился синий огонек, когда он посмотрел на меня. Он вытянул палец и легким движением провел им вниз по моей шее, по груди до выреза лифа, где палец исчез под тонкой тканью, и мой сосок тут же напрягся под его лаской.
- Такие сны, что мне хочется прямо сейчас утащить тебя подальше в лес, чтобы никто не услышал, разложить тебя на земле, задрать твои юбки и раскрыть твой спелый персик, - тихо сказал он. – Да?
Я довольно громко сглотнула.
В этот щекотливый момент за домом со стороны подъездной дороги раздались приветственные возгласы.
- Долг зовет, - произнесла я немого задыхающимся голосом.
Джейми тоже потянул дыхание, расправил плечи и кивнул головой.
- Ну, я еще не умер от неудовлетворенной похоти, и думаю, не умру и сейчас.
- Да, думаю, не умрешь, - сказала я. – Кроме того, не ты ли говорил мне, что от воздержания … ээ … некоторые предметы становятся тверже?
Он кинул на меня холодный взгляд.
- Если мой предмет станет еще тверже, я упаду в обморок от нехватки крови в голове и умру. Не забудь яйца, сассенах.
Было далеко за полдень, но, слава Богу, света было еще достаточно. Мой хирургический кабинет размещался в доме так, чтобы использовать утренний свет для операций, а днем там было довольно тускло, потому я решила устроить импровизированный лазарет в палисаднике.
Это решение оказалось удачным, так как нашлось много желающих понаблюдать за процедурой. Индейцы всегда рассматривали лечение – и почти всякие действия – как общественное дело. Хирургические операции они ценили особенно высоко, поскольку они представляли для них много развлечений. Все нетерпеливо толпились вокруг, комментируя мои приготовления, споря между собой и подначивая пациентку, которую я с большим трудом заставляла молчать.
Ее звали Мышка, и я могла только удивляться по какой таинственной причине ей дали такое имя, поскольку ни по внешнему виду, ни по темпераменту она не напоминала это существо. Она была круглолицей и необычайно курносой для чероки, и хотя не была красавицей, обладала сильным характером, который зачастую более привлекателен, чем просто красота.
Ее индивидуальность, конечно же, привлекала присутствующих здесь мужчин. Она была единственной женщиной в компании индейцев, состоящей также из ее брата Уилсона Красная Глина и его четырех друзей, которые присоединились к брату с сестрой то ли для того, чтобы помочь им в дороге, то ли, чтобы побороться за внимание мисс Мышки, что, я полагала, являлось более вероятным.
Несмотря на шотландское имя Уилсона, ни один из индейцев не говорил по-английски, исключая несколько слов – «нет», «да», «хорошо», «плохо» и «виски!» Поскольку на чероки я знала те же самые слова, то участия в их болтовне не принимала.
В данный момент мы ждали виски и переводчиков. За неделю до этого поселенец по имени Вулвергемптон откуда-то с востока по неосторожности отрубил полтора пальца на ноге, когда расщеплял бревна. Решив, что такое положение его не устраивает, он попытался удалить оставшуюся половину пальца топором для расщепления бревен. Надо сказать, что этот топор - орудие довольно неуклюжее, однако очень острое.
В виду вспыльчивого нрава мистер Вулвергемптон жил одиноко, и ближайший сосед находился не менее, чем в семи милях от его хибары. К тому времени, когда он на ногах – или на том, что осталось – доковылял до этого соседа, а тот, привязав его к мулу, привез во Фрейзерс-Ридж, прошло почти двадцать четыре часа, и изувеченная стопа по размеру и по виду напоминала искалеченного енота.
Хирургическая очистка раны, многочисленные последующие санации с целью предотвратить инфекцию и отказ мистера Вулвергемптона вернуть мне бутылку виски исчерпали мои запасы дезинфицирующих средств. Поскольку мне все равно был нужен бочонок неочищенного виски для изготовления эфира, Джейми и Иэн отправились за ним к ручью, который находился в миле от дома. Мне оставалось лишь надеяться, что они вернуться, когда света еще будет достаточно, чтобы я видела, что делаю.
Я прервала громкий протест мисс Мышки в ответ на поддразнивание одного из парней и знаком показала, чтобы она открыла рот для осмотра. Она послушалась, но продолжала спорить, показывая довольно неприличными жестами, что, по ее мнению, указанный джентльмен может совершить с собой, если судить по тому, как он покраснел, а его товарищи покатились со смеху.
Одна ее щека сильно распухла и очевидно болела, но девушка не вздрогнула и не уклонилась, когда я развернула ее лицо к свету.
- Одонталгия, несомненно, - пробормотала я.
- Одон? – мисс Мышка вопросительно посмотрела на меня.
- Плохо, - пояснила я, указывая на ее щеку. – Юой.
- Плохо, - согласилась она. Далее последовало пространное описание того, что с ней случилось, которое я периодически прерывала, лазя ей в рот пальцами.
Удар тупым предметом, по-видимому. Один зуб, нижний клык, был выбит полностью, а соседний малый коренной зуб обломан почти под корень, и его нужно выдернуть. Зуб рядом еще можно спасти. Внутренняя часть рта сильно поранена острыми обломками зуба, но десна не инфицирована, что радует.
Привлеченный разговором, от конюшен явился Бобби Хиггинс и был послан за напильником. Мисс Мышка криво ухмыльнулась ему, когда он принес инструмент, и он преувеличено низко ей поклонился, вызвав всеобщий смех индейцев.
- Эти люди – чероки, мэм? – он улыбнулся Красной Глине и сделал ему ручкой, что, казалось, еще больше развеселило их, хотя они тоже помахали в ответ. – Я не встречал чероки прежде. Возле плантации Его светлости в Вирджинии другие племена.
Я была рада, что он знаком с индейцами и легко общается с ними. Хирам Кромби, который явился в этот момент, такими качествами не обладал.
Увидев собравшихся, он замер на краю поляны, и когда я помахала ему, с очевидным нежеланием подошел.
Роджер говорил мне, что Дункан называл Хирама кислятиной. Вполне похоже. Он был невысокий и жилистый с тонкими седыми волосами, которые стягивал в такую тугую косицу, что кожа на лице натягивалась, и я полагаю, ему было трудно даже моргать. Его лицо было изборождено глубокими морщинами от суровой рыбацкой доли, и сам он выглядел лет на шестьдесят, хотя, по-видимому, был намного моложе. Концы его рта были всегда опущены вниз, словно он только что пососал лимон, к тому же гнилой.
- Я искал мистера Фрейзера, - сказал он, опасливо косясь на индейцев. – Я слышал, что он вернулся. – Он держал руку на рукоятке топора, заткнутого за пояс.
- Он скоро будет. Вы знакомы с мистером Хиггинсом, не так ли? – очевидно был и знакомству не очень рад. Не спуская глаз с клейма на щеке Бобби, он сделал едва заметный кивок. Не смутившись, я обвела рукой индейцев, которые рассматривали Хирама с намного большим интересом, чем выказал он. – Могу я представить вам мисс Уилсон, ее брата мистера Уилсона и … э … их друзей?
Хирам напрягся еще больше, если это было вообще возможно.
- Уилсон? – недружелюбно проскрежетал он.
- Уилсон, - весело согласилась мисс Мышка.
- Это девичья фамилия моей жены, - произнес он тоном, который ясно показал, что он считает возмутительным использование ее индейцами.
- О, - сказала я. – Как хорошо. Вы думаете, они могут быть родственниками вашей жены?
Его глаза выпучились, и я услышала задушенное бульканье со стороны Бобби.
- Ну, без сомнения они получили это имя от шотландского отца или деда, - указала я. – Возможно …
Лицо Хирама меняло свое выражение от ярости до испуга и назад, а пальцы правой руки образовали рога из указательного пальца и мизинца, знака, отгоняющего зло.
- Двоюродный дед Эфраим, - прошептал он. – Иисус, спаси нас. – И без дальнейших слов он развернулся и, пошатываясь, пошел прочь.
- До свидания! – крикнула мисс Мышка на английском и помахала рукой. Он бросил на нее затравленный взгляд через плечо, а потом побежал, словно его преследовали демоны.
Виски наконец прибыло, и когда изрядное его количество было передано пациенту и зрителям, операция началась.
Напильник был большой и обычно использовался для лошадиных зубов, но работал довольно хорошо. Мисс Мышка выражала громкое недовольство вызванным дискомфортом, но ее стенания становились все слабее по мере увеличения объема принятого виски. К тому времени, когда я должна буду вытащить сломанный зуб, подумала я, она ничего не почувствует.
Тем временем Бобби развлекал Джейми с Иэном, имитируя реакцию Кромби на предположение, что, возможно, он имеет родственные связи с Уилсонами. Иэн, между взрывами смеха, поведал об этом индейцам, которые катались по траве в пароксизме веселья.
- У них действительно есть в родне Эфраим Уилсон? – спросила я, твердо беря мисс Мышку за подбородок.
- Ну, они не уверены, что именно «Эфраим», но да, - Джейми широко ухмыльнулся. – Их дед был шотландским бродягой. Был с ними достаточно долго, чтобы наделать их бабушке детей, а потом упал со скалы и там похоронен. Она, конечно, снова вышла замуж, но фамилия ей понравилась.
- Интересно, что заставило двоюродного дела Эфраима оставить Шотландию? – Иэн сел, вытирая выступившие слезы.
- Близость таких людей, как Хирам, я думаю, - сказала я, прищурившись, чтобы лучше видеть, что делаю. – Ты думаешь … - Я внезапно осознала, что все перестали говорить и смеяться, и их внимание сосредоточилось на чем-то на противоположной стороне поляны.
Это оказался еще один индеец со свертком на плече.
Индеец был мужчиной по имени Секвойя, несколько старше, чем молодой Уилсон и его друзья. Он торжественно кивнул головой Джейми и сбросил сверток у его ног, что-то произнеся на чероки.
Лицо Джейми изменилось, остатки веселья исчезли, сменившись интересом и … настороженностью. Он опустился на корточки и развернул рваную ткань, открыв кучку костей и череп с пустыми глазницами среди них.
- Что это, черт побери? – я прекратила работать и вместе со всеми, включая мисс Мышку, стояла и глядела на новое явление.
- Он говорит, что это старик, владевший фермой возле Линии соглашения, которую, по словам МакДональда, сожгли, - Джейми взял череп, бережно поворачивая его в руках.
Он услышал мой тихий вздох, так как взглянул на меня, потом повернул череп, чтобы я могла его рассмотреть. Большинство зубов отсутствовало и довольно давно, так как дырки в деснах уже заросли. Но два коренных зуба были, с трещинами и пятнами, но без серебряных пломб или отверстий, где они могли быть.
Я медленно выдохнула, не знаю от облегчения или разочарования.
- Что с ним произошло? И почему он здесь оказался?
Джейми встал на колени и вернул череп на место, потом перевернул несколько костей изучая их, поднял глаза и кивнул мне головой, подойти к нему.
Кости несли следы огня, но некоторые еще и следы зубов животных, которые грызли их. Одна или две длинных костей были треснуты и расколоты, несомненно, чтобы достать костный мозг, а много мелких костей рук и ног отсутствовали. Все они имели серый хрупкий вид костей, которые долгое время лежали на открытом воздухе.
Иэн перевел мои вопросы Секвойе, который сидел на корточках рядом с Джейми и что-то пояснял, тыкая пальцем в кости.
- Он говорит, - перевел Иэн, хмурясь, - что он знал этого человека давно. Они не были друзьями, но временами, когда он находился поблизости, то заходил в его хижину, и они вместе ели. Он приносил что-нибудь – зайца, немного соли.
Однажды несколько месяцев назад он обнаружил тело старика под деревом недалеко от дома.
- Никто не убивал его, он говорит, - сказал Иэн, сосредоточившись на быстром потоке слов. – Он просто … умер. Он думает, что старик охотился, с ним был нож и рядом ружье, когда дух его покинул, и он упал на землю, - сопроводил Иэн пожатие плеч Секвойи.
Не видя причин, что-нибудь делать, он оставил тело и нож вместе с ним на случай, если он понадобится духу. Хотя он не знает, куда уходят духи белых людей и охотятся ли они там. Он отметил, что это был старый нож, и его лезвие под костями совсем заржавело.
Но он взял ружье, слишком хорошее, чтобы его оставить, и поскольку ему было по пути, то остановился в хижине. У старика было мало вещей, и что он имел не представляло ценности. Секвойя взял железный котелок, чайник и кувшин кукурузной муки, которые отнес в свою деревню.
- Он не из Анидонау Нуа, да? – спросил Джейми, потом повторил вопрос на чероки. Секвойя отрицательно покачал головой, маленькие украшения, вплетенные в косы, издали тоненький звон.
Он был из деревни в нескольких милях от Anidonau Nuya, или Стоящий камень в переводе. Птица-которая-поет отправил сообщение после посещения Джейми в ближайшие поселения, знает ли кто-нибудь о старом человеке и его судьбе. Услышав рассказ Секвойи, Птица отправил его собрать останки и принести их Джейми в доказательство того, что никто не убил его.
Иэн задал вопрос, в котором я уловила слово «огонь» на чероки. Секвойя снова покачал головой и ответил потоком слов.
Он не сжег хижину, зачем ему это делать? Он не думает, что кто-то сжег. Когда он собрал кости стрика – лицо его при этом выразило отвращение к процедуре – он вернулся к хижине. Действительно, она была сожжена, но он ясно видел, что в дерево возле нее ударила молния, которая пожгла еще несколько деревьев рядом. Хижина сгорела только наполовину.
Он поднялся на ноги с видом закончившего дело.
- Он останется на ужин? – спросила я, увидев, что индеец собрался уходить.
Джейми передал приглашение, но Секвойя покачал головой. Он сделал что от него требовали и теперь у него свои дела. Он кивнул другим индейцам и повернулся идти.
Тут что-то пришло ему в голову, он остановился и развернулся назад.
- Циква говорит, - сказал он, тщательно выговаривая заученные слова, - ты помнить оружие. – Решительно кивнул головой и ушел.
На могиле сложили небольшую пирамиду из камней и установили крест из сосновых ветвей. Секвойя не знал имени своего знакомого, мы понятия не имели сколько ему лет, ни даты рождения, ни даты смерти. Мы не знали был ли он христианином, но крест показался хорошей идеей.
Церемония похорон была очень короткая, на ней присутствовали я, Джейми, Иэн, Бри, Роджер, Лиззи со своим отцом и Бобби Хиггинс, который пришел, как я была уверена, только из-за Лиззи. Ее отец, по-видимому, разделял мою уверенность, судя по подозрительным взглядам, которые он бросал на Бобби.
Роджер прочел короткий псалом над могилой, потом помедлил и произнес:
- Боже, мы предаем твой заботе душу брата нашего …
Скрытый порыв смеха прошел по нашей толпе, хотя никто на самом деле не смеялся. Роджер кинул на Бри неодобрительный взгляд, но я видела, как уголки его губ подрагивали.
- … брата нашего, чье имя тебе известно, - закончил он с достоинством и закрыл книгу псалмов, позаимствованную у Хирама Кромби, который отклонил приглашение на похороны.
Свет уже погас, когда Секвовйя поведал свой рассказ, потому мне пришлось отложить работу с больным зубом мисс Мышки до утра. Накачанная алкоголем, она не возражала и была препровождена на постель, устроенную на полу кухни, Бобби Хиггинсом, который, то ли влюбленный, то ли нет в Лиззи, все же поддался очарованию мисс Мышки.
Закончив вытаскивать больной зуб, я предложила ей и ее друзьям остаться, но они, как и Секвойя, имели свои дела, потому со словами благодарности и маленькими подарками удалились, распространяя аромат виски и оставив нас избавляться от бренных останков покойного Эфраима.
После церемонии все спустились вниз, но мы с Джейми задержались, чтобы несколько минут побыть одним. Прошлой ночью дом был полон индейцев, было много разговоров и обмена различными историями у огня, и к тому времени, когда мы добрались до спальни, мы смогли лишь обняться и уснули, едва обменявшись пожеланиями доброй ночи.
Кладбище располагалось на небольшом холме недалеко от дома и представляло собой уютное мирное местечко, окруженное соснами, чьи пожелтевшие иглы усыпали землю, а колышущиеся ветви создавали негромкий шелест.
- Бедное создание, - произнесла я, укладывая последний камешек на могилу Эфраима. – Как, ты думаешь, он оказался в этих краях?
- Бог знает, - покачал головой Джейми. – Отшельники, не любящие общество себе подобных, существуют всегда. Наверное, он один из них. Или какое-то несчастье загнало его в дикие края, и он … остался. – Он пожал плечами и слегка мне улыбнулся.
- Иногда я удивляюсь, как так вышло, что мы оказались там, где находимся, сассенах. А ты?
- Бывало, - ответила я, - но со временем оказалось, что ответа нет, и я прекратила.
- Да? – он посмотрел на меня и поправил локон моих волос, растрепанных ветром. – Наверное, мне не стоит спрашивать, но я спрошу. Ты не жалеешь, сассенах? Что находишься здесь, я имею в виду. Тебе хотелось когда-либо … вернуться назад?
Я покачала головой.
- Нет, никогда.
И это было правдой. Но иногда среди ночи я просыпалась, думая, не сон ли это? Не проснусь ли я, ощущая густой теплый запах центрального отопления и аромат Олд Спайса Фрэнка? А когда я засыпала снова, возвращаясь к запаху дыма от горящего дерева и мускусу кожи Джейми, с удивлением ощущала какое-то слабое сожаление.
Если он и увидел мои мысли на моем лице, но не подал вида, а наклонился и легонько поцеловал меня в лоб. Потом взял меня за руку, и мы пошли в лес прочь от дома.
- Иногда, когда я ощущаю запах сосен, - сказал он, глубоко вдыхая насыщенный смолой воздух, - на мгновение мне кажется, что я нахожусь в Шотландии. Но потом я прихожу в себя и вижу, что здесь нет папоротника-орляка, нет высоких оголенных вершин … нет буйства природы, которые я знал, только незнакомые дикие места.
- А ты хотел когда-либо … вернуться назад?
- О, да, - ответил он и засмеялся моему ошарашенному виду. – Но недостаточно, чтобы не хотеть быть здесь, сассенах.
Он оглянулся на маленькое кладбище с пирамидками и крестами и большими камнями на особых могилах.
- Ты знаешь, сассенах, что люди верят, что последний покойник является хранителем кладбища? Он остается хранителем, пока не появится новый покойник, и только потом упокоевается в мире.
- Полагаю, наш таинственный Эфраим страшно удивится, оказавшись в таком положении, - сказала я, улыбнувшись. – Интересно, что хранитель кладбища охраняет и от кого?
Он рассмеялся.
- О … от вандалов, может быть, осквернителей могил, или заклинателей.
- Заклинателей? – удивилась я. Мне всегда казалось, что «заклинатель» - это синоним для слова «знахарь».
- Есть заклинания, для которых требуются кости, сассенах, - пояснил он, - или пепел сожженного трупа, или земля с могилы. – Он говорил легко, но не шутил. – Да, даже мертвые могут нуждаться в защите.
- И кто сделает это лучше, чем местное привидение? – заметила я. – Весьма.
Мы поднимались через рощицу дрожащих осин, которые бросали на нас пятна зеленого и серебряного света, и я остановилась, чтобы соскрести каплю малинового сока с белого ствола. Как странно, подумала я, почему эта капелька заставила меня остановиться, потом вспомнила и резко обернулась в сторону кладбища.
Нет не память, но сон … или видение. Израненный мужчина, поднимающийся на ноги среди осин на последний, как он знал, бой, оскалив зубы, запачканные кровью, цвета осинового сока. Он был раскрашен черным для смерти, и я знала, в его зубе была серебряная пломба.
Но гранитный камень стоял мирный и неподвижный, усыпанный желтыми иглами, отмечая последние пристанище человека, которого когда-то звали Зуб выдры.
Момент возник и исчез. Мы вышли из рощицы на другую поляну, расположенную выше холма с могилами.
Я удивилась, увидев, что кто-то срубил деревья и расчистил поляну. Большая груда бревен лежала на одном ее конце, а рядом навалены выкорчеванные пни, хотя несколько пней еще торчали между зарослями щавеля и василька.
Мы находились достаточно высоко, чтобы перед нами открылся ошеломляющий вид. Деревья были внизу, и мы могли видеть нашу гору, за ней другую и другую в голубой дали, затуманенной дыханием гор, поднимающимся из расщелин.
- Тебе нравится? – собственническая гордость в его голосе была ощутима.
- Конечно, нравится. Что …? – я повернулась и указала на бревна и коряги.
- Следующий дом будет стоять тут, сассенах, - просто заявил он.
- Следующий дом? Что, мы строим другой дом?
- Ну, я не знаю, будем ли это мы, или наши дети … или внуки, - добавил он, изогнув рот. – Но я думаю, если что-нибудь случится – хотя я не думаю, что что-то случится, просто если случится – я буду счастливее, что начал его строить. На всякий случай.
Я уставилась на него, пытаясь уловить смысл.
- Если что-то случится? – повторила я медленно и повернулась на восток, где среди деревьев виднелся наш дом, и над зелеными каштанами и елеями белело перо дыма из трубы. – Если он … сгорит, ты имеешь в виду? – Даже просто облачив мысль в слова, я почувствовала, как мой желудок сжался.
Потом я поглядела на него и увидела, что эта мысль тоже тревожила его. Но будучи Джейми, он просто предпринимал действия, какие мог, на случай бедствия.
- Тебе нравится? – повторил он вопрос, пристально глядя на меня. – Место, я имею в виду. Если нет, я найду другое.
- Оно прекрасно, - сказала я, чувствуя жжение в глазах. – Просто прекрасно, Джейми.
Разгоряченные после подъема, мы сели в тени гигантской тсуги, чтобы полюбоваться местом для нашего дома. Теперь, когда молчание относительно нашего будущего было нарушено, мы обнаружили, что можем обсуждать его.
- Не очень-то вдохновляет мысль о нашей смерти, - сказала я. – По крайней мере, та часть, где говорится «не оставили живых детей». Это меня нервирует.
- Я понимаю тебя, сассенах. Хотя мне вообще не нравится идея о нашей смерти, и я сделаю все возможное, чтобы этого не произошло, - успокоил он меня. – Они могли … просто уйти.
У меня перехватило дыхание, и я постаралась унять панику.
- Уйти. Уйти назад, ты имеешь в виду. Роджер и Бри, и Джемми тоже. Мы видели, он может … может проходить сквозь камни.
Он серьезно кивнул, обхватив колени руками.
- После этого случая с опалом? Да, мы должны признать, что он может.
Я кивнула, вспомнив, как он держал опал и жаловался, что он горячий, пока тот не взорвался в его руках, разлетевшись острыми осколками. Да, подумала я, мы должны признать, что он тоже может путешествовать во времени. Но что, если у Брианны будет еще ребенок? Ведь ясно, что и она, и Роджер его хотят, по крайней мере, Роджер хочет, а она согласна.
Мысль потерять их была болезненной, но такую возможность нужно рассмотреть.
- Что оставляет нам выбор, - сказала я, пытаясь быть смелой и разумной. – Если мы умрем, они должны будут уйти, потому что без нас им здесь делать нечего. Но если мы не умрем, они все равно уйдут? То есть, я имею в виду, нужно ли их отослать все равно? Из-за войны. Здесь небезопасно.
- Нет, - тихо сказал он и склонил голову, темно-рыжие волосы, которые он передал Брианне и Джемми, упали вперед.
- Я не знаю, - произнес он, наконец, и поднял голову, глядя в даль, где небо и земля сливались в одну линию. – Никто не знает, сассенах. Мы как можем просто должны встретить то, что грядет.
Он повернулся ко мне и положил свою ладонь на мою руку с улыбкой, в которой смешались и боль, и радость.
- У нас обоих достаточно призраков, сассенах. Если прошлое зло не может помешать нам, то не может и страх будущего. Мы должны оставить их позади и продолжать жить.
Я положила руку на его грудь, просто чтобы почувствовать его. Его кожа была прохладной от пота, но под ней в мускулах, разогретых копанием могилы, тлел жар.
- Ты был моим призраком, - сказала я, - долгое время. Я пыталась оставить тебя позади.
- Да? – его рука легко коснулась моей спины, неосознанно поглаживая ее. Я знала это прикосновение, эту нужду дотронуться только для того, чтобы убедиться, что человек действительно присутствует здесь во плоти.
- Я думала, что я не смогу жить, оглядываясь назад … не могла этого переносить, - мое горло сжалось при этом воспоминании.
- Я знаю, - сказал он ласково и погладил мои волосы. – Но у тебя был ребенок … был муж. Неправильно было бы отворачиваться от них.
- Неправильно было отвернуться от тебя, - я моргнула, слезы, собравшиеся в уголках глаз, покатились вниз. Он притянул мою голову и нежно слизнул их, и это так ошеломило меня, что я хохотнула среди рыдания и едва не подавилась.
- Я люблю тебя, как мясо любит соль, - процитировал он и тоже рассмеялся, очень тихо. – Не плачь, сассенах. Ты здесь, и я здесь. И ничего не имеет значения, кроме этого.
Я прижалась лбом к его щеке и обняла, гладя ладонями его спину от лопаток до крестца очень легко, лишь прослеживая формы, но не шрамы, которые рассекали ее.
Он крепко прижал меня и вздохнул.
- Ты знаешь, сейчас мы женаты в два раза длиннее, чем в предыдущий раз?
Я отодвинулась и задумчиво посмотрела на него.
- Разве мы не были женаты между?
Вопрос застал его врасплох, он задумался тоже и рассеяно провел пальцем по загорелому носу.
- Ну, это вопрос точно для священника, - сказал он. – Мне думается, что да, но если так, то мы оба являемся двоеженцами, да?
- Нет, - поправила я его, испытывая легкую тревогу. - Нет, мы действительно не двоеженцы. Отец Ансельм так сказал.
- Ансельм?
- Отец Ансельм, францисканский священник из аббатства святой Анны. Ты, наверное, не помнишь его, ты был очень болен в то время.
- О, я помню его, - возразил он, - Он приходил и сидел со мной всю ночь, когда я не мог спать. - Он улыбнулся немного кривовато. Это было не то, что он хотел бы вспоминать. – Ты ему страшно нравилась, сассенах.
- О? А тебе? – спросила я, желая отвлечь его от воспоминания о святой Анне. – Я тебе не нравилась?
- О, ты мне нравилась тогда, - успокоил он меня. – Хотя, вероятно, сейчас ты нравишься мне больше.
- Действительно? – я выпрямилась, приглаживая волосы. – Почему?
Он наклонил голову и оценивающе прищурился.
- Ну, ты меньше пукаешь во сне, - начал он рассудительно и нырнул со смехом, когда сосновая шишка просвистела мимо его левого уха. Я схватила ветку, но прежде чем я смогла ударить его по голове, он сделал выпад и, обхватив меня руками, без усилий повалил на землю, упав сверху.
- Слезь с меня, чурбан! Я не пукаю во сне!
- Откуда ты знаешь, сассенах? Ты спишь так крепко, что не просыпаешься даже, когда храпишь.
- О, ты хочешь поговорить о том, кто храпит, не так ли? Ты ….
- Ты горда, как Люцифер, - прервал он меня. Он улыбался, но говорил серьезно. – И ты храбрая. Ты всегда была смелее, чем было безопасно. А сейчас ты свирепая, как маленький барсук.
- Итак, я высокомерная и свирепая. Это не звучит как перечисление женских добродетелей, - сказала я, отдуваясь и пытаясь вылезти из-под него.
- Ну, ты также добра, - продолжил он. – Очень добрая. Но на своих собственных условиях. Не то что бы это плохо, заметь, - добавил он, ловко перехватывая мою руку, которую я высвободила, и прижал ее над моей головой.
Его рука протиснулась между нашими телами и сжалась на моей груди.
- Кроме этого!
- Ты очень чистая, - сказал он с одобрением. Он отпустил мою руку и взъерошил мои волосы, которые действительно были чистыми и пахли подсолнечником и ноготками.
- Я никогда не видел женщину, которая мылась бы так часто, как ты … исключая, наверно, Брианну.
- Ты не очень хороший повар, - продолжил он, прищурившись. – Хотя ты никого еще не отравила, если не намеревалась сделать это специально. И нужно отметить, что ты хорошо шьешь, правда, тебе больше нравится шить по чьей-либо плоти.
- Большое спасибо!
- Скажи мне еще про какие-нибудь добродетели, - предложил он. – Может я что-то пропустил.
- Хм. Мягкость, терпение … - я заколебалась.
- Мягкость? Христос, - он покачал головой. – Ты самая безжалостная, кровожадная …
Я дернулась и почти укусила его за горло. Он увернулся и рассмеялся.
- Нет, и ты также совсем не терпеливая.
Я на мгновение перестала бороться и обмякла на траве.
- И какая же моя самая привлекательная черта? – сердито спросила я.
- Ты считаешь, что я забавный, - ответил он с ухмылкой.
- Ты … не … забавный, - пропыхтела я, бешено дергаясь, что выбраться из-под него. Он спокойно продолжал лежать на мне, не обращая внимания на мои тычки и удары, пока я не сдалась и не прекратила.
- И, - сказал он глубокомысленно, - ты очень любишь, когда я беру тебя. Нет?
- Э … - мне хотелось отрицать, но честность победила. Кроме того, он чертовски хорошо знал, что мне это нравится.
- Ты раздавил меня, - сказала я с достоинством. – Будь добр, слезь.
- Нет? – повторил он, не двигаясь.
- Да! Хорошо! Да! Ты слезешь наконец?!
Он не слез, а наклонил голову и поцеловал меня. Я сжала губы, твердо намереваясь не сдаваться, но он тоже был твердо намерен … кожа его лица была теплой, плюш его бороды мягко кололся, а широкий сладкий рот … Мои ноги были широко раздвинуты, и его твердость ощущалась между ними, голая грудь пахла мускусом и потом, сверкающим между жесткими темно-рыжими волосиками. Я все еще была разгорячена после борьбы, но трава под нами была прохладной и влажной … Ну, еще мгновение, и он может брать меня прямо здесь.
Он почувствовал, что я уступила, и вздохнул, позволив своему телу расслабиться. Он уже не удерживал меня, а просто обнимал. Потом поднял голову и обхватил пальцами мой подбородок.
- Ты хочешь знать, какая самая привлекательная твоя черта? – спросил он, и по его темно-синим глазам я поняла, что серьезен. Я молча кивнула.
- Как никто из всех существа на земле, - прошептал он, - ты верная.
Я подумала сказать что-нибудь о собаках святого Бернарда, но в его лице была такая нежность, что я только промолчала, глядя вверх на него и моргая от зеленого света, льющегося сквозь хвою.
- Ну, - сказала я, наконец, с глубоким вздохом, - ты тоже. Вполне хорошая черта. Не так ли?