24. НЕДОТРОГА

     Пульс Кристи был быстрый, но устойчивый. Я опустила его запястье и приложила ладонь к его лбу.

     - У вас небольшой жар, - сказала я. – Вот, выпейте это, - я подтолкнула руку под его спину, чтобы помочь сесть в кровати, что привело его в ужас. Он резко сел, запутавшись в постельном белье, и резко потянул дыхание, когда ударил больную руку.

     Я постаралась тактично не заметить его замешательства, которое приписала тому, что на нем была лишь рубаха, а на мне – ночная сорочка. Она, разумеется, была скромной, и мои плечи прикрывала легкая шаль, но, думаю, он не видел женщину в дезабилье с тех пор, как умерла его жена. Если вообще видел.

     Я пробормотала нечто неразборчивое и подержала чашку чая с окопником, пока он пил, потом поправила подушки.

     Вместо того, чтобы отправить его в свою хижину, я настояла, чтобы он остался у нас на ночь, и я могла проследить за постоперационными осложнениями. Зная его упрямство, я была совершенно уверена, что он не станет следовать моим инструкциям, а примется кормить свиней, рубить дрова и вообще надрываться, несмотря на больную руку. Я не могла выпустить его из своего поля зрения, пока разрезы не начнут подсыхать, а это произойдет не раньше, чем на следующий день. Если, конечно, все пойдет хорошо.

     Все еще не пришедший в себя после операции, он без возражений позволил мне и миссис Баг уложить его в кровать в комнате Вемиссов. Мистер Вемисс и Лизи ушли к МакДжиллевреям.

     У меня не было лауданума, но я влила в Кристи большую дозу настойки валерианы и зверобоя, и он проспал почти весь день. Он отказался от ужина, но миссис Баг, благоволившая к нему, весь вечер потчевала его пуншем, силлабабом и другими питательными эликсирами, содержащими большой процент алкоголя. Вследствие чего он, раскрасневшийся и пребывающий в полубессознательном состоянии, позволил мне осмотреть его руку.

     Ладонь распухла, как и ожидалось, но не слишком сильно. Повязка натянулась и врезалась в плоть. Я разрезала ткань и, придерживая медовое покрытие на месте, принюхалась к ране.

     Я ощутила запахи меда, крови, трав и слабый металлический запах свежеразрезанной плоти, но не сладковатый дух гноя. Хорошо. Я осторожно нажала возле раны, проверяя, останутся ли ярко-красные пятна, и ощутит ли мужчина острую боль, но кроме обычной опухоли, я увидела лишь небольшое покраснение.

     И все же его лихорадило, так что требовалось наблюдение. Я взяла свежую полосу ткани, тщательно повязала ее поверх медового покрытия и завязала аккуратный бантик.

     - Почему вы никогда не носите керч^[1] или чепец? – выпалил он.

     - Что? – я удивленно подняла глаза, поскольку на некоторое время забыла о мужчине, прилагавшемуся к больной руке, и дотронулась свободной рукой до моих волос. – Почему я должна их носить?

     Иногда я заплетала волосы, когда ложилась спать, но не на этот раз. Однако я их тщательно расчесала, и теперь они рассыпались по моим плечам, издавая приятный аромат настоя из иссопа и крапивы, который я использовала для расчесывания, чтобы избежать вшей.

     - Почему? – голос его немного повысился. – « … всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая»^[2].

     - О, мы опять вернулись к святому Павлу? – пробормотала я, возвращая внимание его руке – Вам не приходит в голову, что у этого человека была навязчивая идея относительно женщин? Кроме того, в данный момент я не молюсь и, тем более, не пророчествую. Так что …

     - Ваши волосы, - я подняла голову и увидела, что он уставился на меня, неодобрительно поджав губы. – Они … - он сделал неопределенный жест вокруг своего стриженого затылка. – Они …

     Я удивленно приподняла брови, глядя на него.

     - Их слишком много, - закончил он довольно слабым голосом.

     Я глядела на него некоторое время, потом положила его руку и взяла маленькую зеленую библию, которая лежала на столе.

     - Коринфяне, да? Ага, вот, - я выпрямилась и прочитала стих: «Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него, но если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала?»^[3]

     Я с хлопком закрыла книгу и положила ее на место.

     - Не согласитесь ли вы перейти лестничную площадку и объяснить моему мужу, какое бесчестье его волосы? – спросила я вежливо. Джейми уже лег спать, и из нашей комнаты доносился слабый ритмичный храп. – Или вы полагаете, что он уже знает об этом?

     Кристи уже раскраснелся от алкоголя и жара, но сейчас он стал безобразно пурпурным от груди до корней волос. Его рот двигался, беззвучно открываясь и закрываясь. Я не стала дожидаться, когда он найдет слова, и обратила свое внимание на прооперированную руку.

     - Теперь, - твердо произнесла я, - вы должны регулярно разрабатывать руку, чтобы мускулы не усохли во время выздоровления. Сначала может быть больно, но вы должны продолжать. Давайте, я покажу.

     Я взяла его безымянный палец ниже первого сустава и, держа сам палец прямым, согнула его в суставе.

     - Видите? Попробуйте сделать сами. Возьмите его другой рукой и попытайтесь согнуть в суставе. Да, вот так. Чувствуете, как тянет в ладони? Это то, что нужно. Теперь попробуйте с мизинцем … да. Очень хорошо!

     Я поглядела на него и улыбнулась. Багрянец на его лице немного ослаб, но он все еще выглядел сильно смущенным. Он не улыбнулся мне в ответ, а торопливо отвел глаза на свою руку.

     - Хорошо. Теперь положите ладонь на стол, прижмите ее … да, так … попытайтесь поднять только четвертый палец и мизинец. Да, я знаю это нелегко, но продолжайте. Вы голодны, мистер Кристи?

     Его желудок издал громкое урчание, заставив вздрогнуть и его, и меня.

     - Думаю, мне следует поесть, - раздраженно пробормотал он, хмурясь на нежелающую слушаться руку.

     - Я принесу вам что-нибудь. Продолжайте пока упражнения, хорошо?

     Дом притих, поддавшись сну. Поскольку на улице было тепло, ставни были не закрыты, и мне хватало лунного света, льющегося в окна, чтобы ориентироваться без свечи. От темноты в моем кабинете отделилась тень и последовала за мной на кухню. Адсо прекратил свою ночную охоту на мышей в надежде на более легкую добычу.

     - Привет, кот, - сказала я, когда он задел мои лодыжки, проскользнув в кладовку. – Если ты надеешься на кусок ветчины, советую передумать. Хотя можешь получить блюдечко молока.

     Кувшин с молоком, приземистый, белый с синей полосой вокруг горла, неярко светился в темноте. Я налила молоко в блюдце и поставила его на пол, потом принялась собирать легкий ужин, помня, что легкий ужин в понимании шотландца включает такое количество еды, что лошадь осела бы под ее весом.

     - Ветчина, холодная картошка, каша, хлеб и масло, - тихонько приговаривала я, накладывая еду на большой деревянный поднос. – Клецки с кроликом, маринованные помидоры, кусочек пирога с изюмом … что еще? – я посмотрела в сторону, откуда раздавались негромкие лакающие звуки. – Я могла бы дать ему молока, но он не будет его пить. Ну, тогда, мы можем продолжить то, с чего начали; это поможет ему уснуть, - я взяла графин с виски и поставила его на поднос.

     В коридоре слабо повеяло эфиром, когда я направлялась к лестнице. Я подозрительно принюхалась – неужели Адсо перевернул бутылку? Нет, ему бы не хватило сил, решила я, наверное, несколько молекул летучего вещества просочились через пробку.

     Я одновременно почувствовала облегчение и сожаление от того, что мистер Кристи отказался воспользоваться эфиром. Облегчение, потому что не могла предсказать, как это вещество сработает. Сожаление, потому что очень хотела добавить анестезию в мой арсенал умений – ценный дар для будущих пациентов, и для мистера Кристи тоже.

     Не говоря уже о том, что операция причинила ему немалую боль, оперировать на пациенте, находящемся в сознании, гораздо сложнее. Мускулы напряжены, адреналин наполняет тело, сердцебиение ускоряется, от чего кровь скорее мчится по венам, а не течет … В десятый раз с утра я детально вспоминала, что делала, и спрашивала себя: могла ли я сделать лучше.

     К моему удивлению Кристи продолжал делать упражнения; его лицо блестело от пота, рот был мрачно сжат, но он упрямо сгибал суставы.

     - Хорошо, - сказала я, - но сейчас, пожалуйста, остановитесь; я не хочу, чтобы рана открылась. Машинально взяв салфетку, я стала отирать его виски от пота.

     - Кто-нибудь еще есть в доме? – спросил он и сердито дернул головой, уклоняясь от моих прикосновений. – Я слышал, вы с кем-то разговаривали внизу.

     - О, - ответила я, немного смутившись, - нет, просто кот.

     Словно поняв, о ком идет речь, Адсо, который последовал за мной из кухни, вспрыгнул на кровать и стал топтать лапами одеяло, не сводя больших зеленых глаз с тарелки с ветчиной.

     Кристи перевел подозрительный взгляд с кота на меня.

     - Нет, он не мой фамильяр^[4], - произнесла я саркастически, бесцеремонно схватила Адсо и сбросила его на пол. – Он просто кот, и разговаривать с ним не более странно, чем разговаривать с собой.

     Удивление проскользнуло по лицу мистера Кристи – может быть удивление от того, что я прочитала его мысли, или просто удивление от моего идиотского поведения – но морщины вокруг его глаз разгладились.

     Я ловко нарезала еду, но он настоял на том, что кушать будет сам. Ел он неуклюже левой рукой и не сводил глаз с тарелки, хмуря брови от усилий.

     Когда он закончил есть, то выпил виски, словно это была простая вода, поставил пустую чашку и взглянул на меня.

     - Миссис Фрейзер, - очень четко произнес он, - я образованный человек, и я не думаю, что вы ведьма.

     - О, вы не думаете? – насмешливо переспросила я. – Значит, вы не верите в ведьм? Но, знаете ли, ведьмы упоминаются в библии.

     Он удержал отрыжку и с сомнением уставился на меня.

     - Я не говорил, что не верю в ведьм, я сказал, что вы не ведьма.

     - Очень рада слышать это, - сказала я, стараясь сдержать улыбку. Он был совсем пьян, и хотя его речь оставалась ясной, даже более четкой, чем обычно, его акцент усилился. Обычно он подавлял свой эдинбургский говор, как мог, но сейчас он проявлялся в полной мере.

     - Еще немного? – не дожидаясь ответа, я налила еще виски. Ставни были открыты, и в комнате было прохладно, но по его шее стекали ручейки пота. Совершенно очевидно, что он испытывал боль и вряд ли смог бы уснуть без помощи.

     На этот раз он медленно потягивал алкоголь, наблюдая поверх чашки, как я прибирала остатки ужина. Несмотря на виски и полный желудок, он становился все более беспокойным, двигая ногами под одеялом и передергивая плечами. Я подумала, что он нуждается в ночном горшке, и решала – предложить ли ему помощь или оставить его, чтобы он решил проблему сам. Последнее – наконец, решила я.

     Однако я ошибалась. Прежде чем, я смогла удалиться, он поставил чашку на стол и выпрямился.

     - Мистрис Фрейзер, - произнес он, глядя на меня блестящими глазами. – Я хочу извиниться перед вами.

     - За что? – удивилась я.

     Он крепко сжал рот.

     - За мое поведение сегодня утром.

     - О, ну … все в порядке. Я понимаю, идея усыпить вас показалась вам … весьма странной.

     - Я не это имею в виду, - он резко отвел глаза. – Я имею в виду … что мне … не нужно было так дергаться.

     Я снова увидела глубокий румянец на его щеках и почувствовала неожиданный приступ симпатии. Он был по-настоящему смущен.

     Я поставила поднос на стол и присела на стул рядом с ним, раздумывая, что я могу сказать, чтобы успокоить его и не сделать хуже.

     - Но мистер Кристи, - начала я. – Я и не ожидала, что кто-то не станет дергаться, если его руку будут резать.

     Он кинул на меня быстрый яростный взгляд.

     - Даже ваш муж?

     Я удивленно моргнула. Не столько от слов, сколько от тона, полного горечи. Роджер поведал мне немного из того, что рассказал ему Кенни Линдсей об Ардсмуире. Не было тайной, что Кристи завидовал лидерству Джейми, но как это было связано с прозвучавшим вопросом?

     - Почему вы спросили об этом? – спросила я мягко и взяла его больную руку, якобы, чтобы проверить повязку, а фактически, чтобы не смотреть в его глаза.

     - Ведь, правда? Рука вашего мужа, - его бородка с вызовом была направлена на меня. – Он сказал, что вы лечили ее. Он не дергался и не извивался, не так ли?

     Нет. Джейми молился, ругался, проклинал и плакал … и вскрикнул раз или два, но он не двигался.

     Однако рука Джейми не была предметом разговора с Томасом Кристи.

     - С каждым по-разному, - ответила я, стараясь не глядеть ему в глаза. – Я не ожидаю …

     - Вы не ожидаете, что любой мужчина будет похож на него. Да, я понимаю, - темно-красный румянец снова горел на его щеках, и он глядел вниз на забинтованную руку. Вторая руку была сжата в кулак.

     - О, я не это имела в виду, - запротестовала я. – Ни в коем случае! Я зашивала раны и складывала кости у большого количества людей … и большинство горцев очень браво … - немного поздно до меня дошло, что Кристи не является горцем.

     Из горла Кристи раздался рычащий звук.

     - Горцы, - произнес он и хмыкнул таким тоном, что стало ясно: он бы сплюнул на пол, если бы не присутствие леди.

     - Варвары? – сказала я, копируя его тон. Он взглянул на меня, и его рот дернулся, словно мужчина несколько запоздало осознал свои слова. Он отвел глаза, глубоко вдохнул и выдохнул, обдав меня запахом алкоголя.

     - Ваш муж … несомненно джентльмен. Он происходит из благородной семьи, хотя и запятнанной предательством, - звук «р» в слове «предательство» раскатился громом. Мужчина был совершенно пьян. – Но он … также … также … - он нахмурился, подыскивая нужные слова, но не смог. - Один из них. Уверен, вы понимаете, вы ведь англичанка?

     - Один из них, - повторила я, немного позабавленная. – Имеете в виду горец или варвар?

     Он кинул на меня взгляд, полный замешательства и какого-то триумфа.

     - Это одно и то же, не так ли?

     Я невольно согласилась, что где-то он прав. Хотя я встречала состоятельных и образованных горцев, подобных Колуму и Дугласу МакКензи, не говоря уже о дедушке Джейми – предателе лорде Ловате, которого имел в виду Кристи – остается тот факт, что в каждом из них живут инстинкты пиратов-викингов. Это также касается и Джейми.

     - Ну … они, хм, довольно … - начала я слабо и потерла пальцем под носом. – Ну, их растили воинами. Вы это имеете в виду?

     Он глубоко вздохнул и слегка покачал головой, хотя не в знак несогласия, а скорее от неприятия горских обычаев и манер.

     Сам мистер Кристи был хорошо образованным сыном разбогатевшего эдинбургского купца и претендовал – весьма болезненно – на звание джентльмена. Ясно, что он никогда не мог бы стать настоящим дикарем. Я понимала, почему горцы одновременно и озадачивали его, и раздражали. Каково это, задалась я вопросом, для него быть заключенным с ордой неотесанных – по его меркам – буйных, колоритных католических дикарей при том, что обращались с ним, как с одним из них.

     Он откинулся на подушку с закрытыми глазами и сжатым ртом. Не открывая глаз, он внезапно спросил:

     - Вы знаете, что у вашего мужа шрамы от порки?

     Я открыла рот, чтобы ядовито напомнить ему, что живу с мужем почти тридцать лет, когда поняла, что вопрос отражал взгляды Кристи на семейную жизнь, которые я не желала обсуждать с ним.

     - Я знаю, - ответила я коротко вместо этого и кинула быстрый взгляд в сторону открытой двери. – И что?

     Кристи открыл глаза, которые были слегка расфокусированы. С некоторым трудом он сосредоточил взгляд на мне.

     - Вы знаете почему? – несколько невнятно спросил он. – Что он сделал?

     Я почувствовала, как лицо мое загорелось от возмущения.

     - В Ардсмуире, - продолжил Кристи прежде, чем я смогла ответить, и навел на меня палец. Он тыкал им в воздухе почти обвиняющим жестом. – Он объявил своим кусок тартана. Запрещенного.

     - Да? – произнесла я, сбитая с толку, - то есть, неужели?

     Кристи медленно покивал головой, выглядя, словно большая пьяная сова с неподвижными блестящими глазами.

     - Не его, - добавил он, - одного мальчишки.

     Он открыл рот, чтобы продолжить, но к его собственному удивлению оттуда раздался лишь звук отрыжки. Он закрыл рот, моргнул и попытался снова.

     - Это был акт … необы … необычайного благородства и … смелости, - он посмотрел на меня и слегка покачал головой. – Непо … непости … жимо.

     - Непостижимо? Что он это сделал? – я отлично знала Джейми; он настолько упрям, что доведет задуманное дело до конца, несмотря ни на что, не принимая во внимание, что с ним произойдет при этом. Но, конечно же, Кристи об этом знал.

     - Не «что», - Кристи клюнул носом и с некоторым усилием поднял голову. – Почему?

     - Почему? – мне хотелось сказать, что он проклятый герой и потому не может поступать иначе, но это будет не совсем верно. Кроме того, я не знала, почему Джейми поступил так; он не рассказывал мне, а я не задавалась вопросом – почему?

     - Он сделает все, чтобы защитить своих людей, - сказала я вместо этого.

     Глаза Кристи немного остекленели, но все еще оставались умными; он долго и молча смотрел на меня, и в глазах отражалась мыслительная работа. В коридоре скрипнула половица; я насторожила уши, прислушиваясь к дыханию Джейми. Он дышал негромко и ритмично, спал.

     - Он считает, что я один из его людей? – наконец спросил Кристи. Голос его звучал тихо, но был полон недоверия и возмущения. – Потому что я не его человек, уве … уверяю вас!

     Я начинала подозревать, что последняя чашка виски была серьезной ошибкой.

     - Нет, - произнесла я со вздохом, подавляя желание закрыть глаза и потереть лоб. – Уверена, он так не считает, - я кивнула на маленькую библию. – Я уверена, что это было простое участие. Он сделает тоже самое для любого незнакомца, и вы тоже, не так ли?

     Он тяжело дышал некоторое время, глядя сверкающими глазами, потом кивнул и откинулся назад, словно исчерпал все силы, как оно и было на самом деле. Вся воинственность покинула его, словно воздух из проткнутого шарика, и он стал выглядеть как будто меньше и довольно одиноко.

     - Извините, - произнес он тихо, поднял свою забинтованную руку и уронил ее.

     Я не была уверена, за что он извинялся: за свои ли нападки на Джейми или, как он считал, за отсутствие смелости утром. Но решила не выяснять и встала, разглаживая ночную рубашку на своих бедрах.

     Я подтянула одеяло на мужчине, подтолкнула его по краям, потом задула свечу. Сейчас он был не более чем темной фигурой на подушках; его дыхание было медленным и хриплым.

     - Вы сделали все хорошо, - прошептала я и похлопала его по плечу. – Спокойной ночи, мистер Кристи.

     Мой личный дикарь спал, но, как кошка, сразу же проснулся, едва я заползла в кровать. Он тут же подгреб меня к себе с вопросительным «ммм?»

     Я прижалась к нему, и мои мышцы автоматически стали расслабляться в тепле его тела.

     - Ммм.

     - Ага. И как там наш Том? – он немного отклонился назад, и его большие руки опустились на мою трапециевидную мышцу, разминая шею и плечи.

     - О-о. Неприветливый, колючий, злобный и очень пьяный. Другими словами, с ним все в порядке. Еще, пожалуйста … выше, о, да. О-о-о.

     - Да, похоже, Том в своих лучших проявлениях, исключая пьянство. Если ты так будешь стонать, сассенах, он решит, что я натираю тебе что-то иное, а не шею.

     - Мне все равно, - сказала я, прикрывая глаза, чтобы полнее насладиться прекрасными ощущениями, вибрирующими вдоль моего позвоночника. – Не хочу слышать о нем. Кроме того, уверена, что он без сознания от большого количества выпитого виски.

     Но все же я умерила громкость голоса в интересах отдыха моего пациента.

     - Откуда появилась эта библия? – спросила я, хотя ответ был очевиден. Дженни отправила ее из Лаллиброха; ее последняя посылка прибыла несколько дней назад, когда я была в Салеме.

     Джейми вздохнул, и его дыхание пошевелило мои волосы.

     - Я был взволнован, увидев ее среди книг, присланных сестрой. Я не мог решить, что с ней делать.

     Неудивительно, если она взволновала его.

     - Почему она отправила ее, она не написала? – плечи мои стали расслабляться, боль в них стала затихать. Я почувствовала, как он пожал плечами.

     - Она отправила ее вместе с другими книгами, которые обнаружила в коробке на чердаке. Она также упомянула, что слышала, что вся деревня Килдени эмигрировала в Северную Каролину, а они все МакГрегоры.

     - О, понятно, - Джейми однажды сказал мне, что намеревается когда-нибудь найти мать Алекса МакГрегора и отдать ей библию с сообщением, что ее сын отомщен. Он делал запросы после Каллодена, но обнаружил, что оба родителя МакГрегора умерли. В живых осталась только его сестра, которая вышла замуж и уехала; никто не знал куда, и находится ли она вообще в Шотландии.

     - Думаешь, Дженни, или, скорее всего, Иэн нашли его сестру? Она жила в этой деревне?

     Он снова пожал плечами и в последний раз сжал мое плечо.

     - Может быть. Ты знаешь Дженни; она оставила на мое усмотрение – искать ли мне эту женщину.

     - А ты будешь? – я повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. Алекс МакГрегор предпочел повеситься, чем стать жертвой черного Джека Рэндалла. Джек Рэндалл был мертв, убит на Каллоденском поле. Но память Джейми о Каллодене была фрагментарна, разрушенная тяжелым ранением и последующей лихорадкой. Он очнулся, обнаружив тело Джека Рэндалла, лежащее на нем, но не помнил, что произошло.

     И все же, решила я, Алекс МакГрегор был отомщен – либо рукой Джейми, либо другого человека.

     Он некоторое время думал; я чувствовала легкое шевеление, когда он постукивал двумя негнущимися пальцами правой руки по своему бедру.

     - Я поспрашиваю, - наконец ответил он. – Ее звали Майри.

     - Понятно, - сказала я. – Ну, женщин по имени Майри в Северной Каролине не может быть больше, чем … о … три или четыре сотни.

     Мое замечание заставило его рассмеяться, и мы стали погружаться в сон под аккомпанемент громкого трапа Тома Кристи из коридора.

     Может полчаса, может быть часом позже, я внезапно проснулась и прислушалась. В комнате было темно, огонь в очаге погас, и слабо поскрипывали ставни. Я напряглась, пытаясь окончательно проснуться и пойти проверить моего пациента, но потом услышала этот звук – долгий свистящий вдох, за которым следовал раскатистый храп.

     Но не это разбудило меня, поняла я, а внезапное молчание позади меня. Джейми лежал застывший и едва дышал.

     Я медленно протянула руку, чтобы не шокировать его внезапным прикосновением, и опустила на его ногу. У него не было кошмаров уже несколько месяцев, но я узнала признаки.

     - Что? – прошептала я.

     Он потянул воздух громче, чем обычно; и на мгновение, показалось, что его тело сжалось. Я не двигалась, не убирая руки с его ноги, и чувствовала, как мускулы под моими пальцами микроскопически напряглись в едва заметной попытке бегства.

     Но он не сбежал. Он повел плечами сильным и быстрым подергиванием, потом выдохнул и расслабился. Он не говорил, но его вес притянул меня ближе к нему, как луну притягивает планета. Я лежала, не шевелясь, моя рука на нем, мои бедра, касающиеся его – плоть к плоти.

     Он смотрел вверх на тени между балками. Я различала его профиль и поблескивание глаз, когда он время от времени моргал.

     - В темноте … прошептал он, наконец. – Там в Ардсмуире мы лежали в полной темноте. Иногда светила луна или звезды, но даже тогда ничего не было видно на полу, на котором мы лежали. Ничего, только чернота, но мы могли слышать.

     Слышать дыхание сорока мужчин в камере, шелест их движения. Храп, кашель, беспокойное шевеление и тихие скрытые звуки тех, кто не спит.

     - Мы неделями ни о чем не думали, - его голос сейчас звучал легче. – Мы были вечно голодны и постоянно мерзли. Мы невероятно уставали. Тут много не надумаешь, лишь переставляешь ноги, шаг за шагом, поднимаешь очередной камень … Очень легко не думать. Временами.

     Но порой что-то менялось. Туман изнеможения внезапно поднимался.

     - Иногда ты знал почему – из-за истории, рассказанной кем-либо, или письма от жены или сестры, но иногда это возникало без всяких причин, словно запах женщины, лежащей рядом, и ты просыпался в темноте.

     Память, тоска … настойчивое желание. Люди горели, разбуженные от унылого существования внезапными и острыми воспоминаниями о потерях.

     - На некоторое время каждый становился немного сумасшедшим. Постоянно возникали драки. А по ночам в темноте …

     По ночам можно было слышать звуки отчаянья, приглушенные рыдания или осторожные шорохи. Некоторые мужчины начинали тянуться к другим мужчинам – иногда только для того, чтобы получить отпор с криками и ударами. Иногда нет.

     Я не совсем понимала, что он пытался сказать мне, и какое это имеет отношение к Томасу Кристи. Или, вероятно, лорду Джону Грею.

     - Кто-нибудь пытался прикасаться к тебе? – спросила я осторожно.

     - Нет, никто не мог даже подумать ко мне прикоснуться, - сказал он очень тихо. – Я был их вожаком. Они любили меня … но им никогда не приходило в голову прикасаться ко мне.

     Он сделал глубокий неровный вдох.

     - А ты хотел бы? – прошептала я, чувствуя, как пульс бился в моих пальцах там, где они касались его кожи.

     - Я жаждал прикосновений, - произнес он так тихо, что я едва услышала его, - больше чем хлеба, больше чем сна. Хотя сна я жаждал также отчаянно, и не только из-за усталости. Потому что во сне я иногда видел тебя. Это не была тоска по женщине, хотя, Христос знает, я страдал без этого. Просто … мне хотелось прикосновения руки. Только это.

     Его кожа горела от желания прикосновений, пока у него не возникало ощущение, что она становится прозрачной, и вся боль сердца видна в его груди.

     Он издал тихий грустный звук, не совсем похожий на смех.

     - Ты помнишь те картины с сердцем господнем, что мы видели в Париже?

     Я помнила эти картины эпохи Ренессанса и яркость цветного стекла, сияющего в бойницах собора Нотр-Дам, и Христа с обнаженным и пронзенным сердцем, лучащимся любовью.

     - Я помню, и я думаю, художник, который имел такое видение Господа нашего, сам был очень одиноким человеком, чтобы хорошо понимать его.

     Я очень легко прикоснулась ладонью к центру его груди. Простыня была сброшена, и его кожа была холодна.

     Он закрыл глаза и крепко сжал мою руку.

     - Такие мысли иногда приходили ко мне, и я думал, что знаю, что Иисус чувствовал там … желал, и никто не прикоснулся к нему.