Когда мы прошли центр Атлантического круговорота(1) и направились к югу, дни и вечера значительно потеплели. Теперь после ужина свободные от работы матросы собирались на баке, где они пели песни, танцевали под скрипку Броуди Купера или слушали истории. Также как собравшиеся возле огня в лесу дети любят рассказывать истории о привидениях, моряки любили истории о кораблекрушениях и прочих морских опасностях.
По мере продвижения на юг, прочь от царства гигантского кракена и морского змея, рассказы о монстрах потеряли свою привлекательность, и мужчины начали говорить о доме.
Однажды, когда большинство домашних историй было рассказано, юнга Мейтланд повернулся к мистеру Уилоуби, который, как обычно, сидел возле мачты, прижимая чашку с грогом к груди.
- Как случилось, что вы покинули Китай, Уилоуби? - спросил Мейтланд с любопытством. - Я видел всего несколько китайских моряков, хотя говорят, что в Китае великое множество людей. Может быть, это такая прекрасная страна, что люди не хотят уезжать оттуда?
Сначала маленький китаец колебался, но всеобщий интерес, который этот вопрос вызвал, польстил ему, и после небольших уговоров он согласился рассказать свою историю, потребовав только, чтобы Джейми переводил, так как его собственный английский не подходил для этой задачи. Джейми с готовностью согласился, он уселся рядом с мистером Уилоуби и приготовился слушать.
- Я был мандарином, - начал мистер Уилоуби голосом Джейми. - Писцом, владеющим искусством сочинения. Я носил шелковое платье, расшитое разноцветными нитями, а поверх него рабочее платье из синего шелка со знаком моего занятия, вышитым на груди и спине - feng-huang - огненная птица.
- Я думаю, он имеет в виду феникса, - добавил Джейми, оборачиваясь на мгновение ко мне, потом снова повернулся к терпеливо ожидающему мистеру Уилоуби, который тут же продолжил рассказ.
- Я родился в Пекине, имперском городе сына небес ...
- Именно так они называют своего императора, - прошептал мне Фергюс. - Только представьте, сравнивать их императора с господином нашим Иисусом!
-Ш-ш, - зашипели несколько человек, поворачивая возмущенные лица к Фергюсу. Тот показал неприличный жест Максвеллу Гордону, но замолчал, повернувшись к маленькой фигуре, сидящей возле мачты.
- Очень рано мой талант в составлении слов был обнаружен, и хотя я не был первым искусником во владении кистью и чернилами, я усердно учился и смог заставить кисть хорошо выражать идеи, которые, словно журавли, плясали в моей голове. И таким образом я был замечен Ву-Хином, мандарином императорского двора, который взял меня к себе и занялся моим обучением.
- Я быстро поднялся к успеху и известности, так что в свой двадцать шестой день рождения я заработал бусинку из красного коралла на шляпу. А потом налетел недобрый ветер, который занес семена неудачи в мой сад. Может быть, я был проклят врагом, или, возможно, в своем высокомерии я не принес надлежащую жертву - хотя я всегда почитал своих предков, старался посещать фамильную усыпальницу каждый год, и ароматные палочки всегда горели в зале предков ...
- Если его сочинения были также многоречивы, без сомнения, сын небес потерял терпение и бросил его в реку, - цинично пробормотал Фергюс.
- ... но как бы там не было, - продолжал голос Джейми, - мои стихи попались на глаза Ван-Мей, второй жене императора. Вторая жена была влиятельной женщиной, родившей не меньше четырех сыновей, и когда она попросила императора, чтобы я стал членом ее двора, то тут же получила разрешение.
- И что здесь плохого? - спросил Гордон, с интересом наклонившись вперед. - Это же шанс преуспеть, не так ли?
Мистер Уилоуби очевидно понял вопрос, потому что он кивнул Гордону и продолжил рассказ голосом Джейми.
- О, честь была бесценна, у меня должен был быть большой собственный дом в пределах дворца, охрана, чтобы сопровождать мой паланкин, тройной зонтик, как символ моей службы, который должны были носить передо мной, и может быть даже павлинье перо на шляпе. Мое имя должны были вписать золотыми буквами в Книгу достойных.
Маленький китаец сделал паузу, почесав залысину. На выбритой части его головы вылезли волосы, отчего она стала напоминать теннисный мяч.
- Однако есть одно условие для слуг императорских жен, все они должны быть евнухами.
Восклицания ужаса раздались при этих словах, сопровождаемые возбужденными комментариями, в которых преобладали фразы "Проклятые язычники!" и "Желтые ублюдки!"
- Что такое евнух? - удивленно спросила Марсали.
- Ничего такого, о чем тебе следует волноваться, chèrie, - уверил ее Фергюс, обнимая ее за плечи. - И ты убежал, mon ami? - обратился он тоном глубокого соболезнования к мистеру Уилоуби. - Без сомнения, я сделал бы тоже самое!
Глубокий ропот одобрения встретил его последние слова. Мистер Уилоуби казался польщенным таким отношением, и он несколько раз поклонился своим слушателям прежде, чем продолжить свою историю.
- Было очень постыдно с моей стороны отказаться от чести, дарованной императором. Но увы - это моя печальная слабость - я любил женщину.
Раздался всеобщий сочувствующий вздох, большинство моряков были неисправимыми романтиками, но мистер Уилоуби дернул Джейми за рукав и что-то сказал ему.
- О, я не прав, - поправился Джейми. - Он говорит, что это была не просто какая-то женщина, а "Женщина", то есть все женщины или сама идея женщины. Правильно? - спросил он, глядя вниз на мистера Уилоуби.
Китаец удовлетворенно кивнул и откинулся к мачте. К этому времени луна была уже полная, достигнув трех четвертей, и достаточно яркая, чтобы видеть лицо мандарина, когда он рассказывал свою историю.
- Да, - сказал он через Джейми, - я много думал о женщинах, их изяществе и красоте, сияющей, словно цветок лотоса, летящей, словно ветви ивы на ветру. И всех этих звуках, которые они издают, то как стрекот рисовок, то как песня соловья, а иногда, как карканье ворон, - добавил он с улыбкой, которая превратила его глаза в щелочки и вызвала смех у слушателей, - но даже тогда я любил их.
- Я написал множество стихов во славу Женщины, иногда они были посвящены той или иной леди, но чаще всего просто Женщине. Я воспевал вкус ее грудей, подобный абрикосам, теплый аромат ее пупка, когда она просыпается зимой по утрам, теплоту ее холмика между ног, заполняющего руку, словно спелый персик.
Шокированный Фергюс прижал ладони к ушам Марсали, но остальные слушали, отрыв рты.
- Не удивительно, что маленький парень был почитаемым поэтом, - сказала Реберн с уважением. - Это очень по-язычески, но мне нравится.
- Он заслужил красный шарик на свою шляпу, - согласился Мейтланд.
- Стоит того, чтобы немного знать китайский, - вмешался помощник капитана, глядя на мистера Уилоуби с удивленным интересом. - И много у него таких стихов?
Джейми взмахом руки призвал аудиторию к молчанию - теперь значительно увеличившуюся за счет освободившихся матросов - и произнес.
- Продолжайте, мистер Уилоуби.
- Я сбежал в Ночь фонарей, - сказал китаец. - В большой фестиваль, когда улицы были заполнены толпами людей, и можно было легко скрыться от стражи. Сразу после наступления темноты, когда шествия начались по всему городу, я надел одежду путешественника ...
- Это вроде паломника, - пояснил от себя Джейми. - Они отправляются посетить могилы предков и надевают белые одежды в знак траура.
- ... и оставил дом. Я без труда пробирался сквозь толпы народа, неся с собой маленький купленный фонарь, на котором не было написано ни моего имени, ни моего места жительства. Стражники били в большие бамбуковые барабаны, слуги знатных семейств колотили в гонги, а с крыш дворца были запущены многочисленные фейерверков.
Маленькое круглое лицо выразило ностальгию при этом воспоминании.
- Это было наиболее подходящее прощание для поэта, - сказал он. - Уходить безымянным под звуки шумных оваций. Когда я прошел мимо гарнизона солдат в городских воротах, я оглянулся назад, чтобы увидеть множество дворцовых крыш, выделяющихся на фоне красных и золотых цветов фейерверка. Это было похоже на волшебный сад ... запретный для меня.
Ю Тиен Чу благополучно прошел всю ночь, но едва не был пойман на следующий день.
- Я забыл про свои ногти, - сказала он. Он вытянул короткие пальцы с обкусанными до мяса ногтями. - У мандаринов длинные ногти, как символ того, что они не обязаны работать руками, а мои ногти были длиной с сустав одного из моих пальцев.
Слуга в доме, где он остановился отдохнуть, увидел их и побежал за стражей. Ю Тиен Чу также побежал и смог уйти от погони, спрятавшись в мокрой канаве в кустах.
- Пока я лежал в яме, я, конечно, обгрыз свои ногти, - сказал он и помахал мизинцем правой руки. - Мне пришлось вырвать этот ноготь, так как на нем была инкрустирована da zi, которую я не смог сцарапать.
Он украл одежду крестьянина, развешенную на кустах для просушки, оставив ноготь с золотой инкрустацией взамен, и направился через всю страну к побережью. Сначала он расплачивался за еду деньгами, которые он взял с собой, но возле Лулонга он встретил грабителей, которые отобрали деньги, но сохранили ему жизнь.
- И после этого, - сказал он просто, - я крал еду, когда мог, и голодал, когда не мог. Но, наконец, благоприятный ветер подул в мою сторону, и я встретил путешествующих лекарей. Взамен за то, что я разрисовал лозунгами их кабинки и писал таблички, восхваляющие их лекарства, они позволили мне путешествовать в их паланкинах.
Как только он достиг побережья, он попытался устроиться на какой-нибудь корабль, выдав себя за моряка, но потерпел неудачу, так как не знал ничего об узлах и парусах. В порту было несколько иностранных судов, и он выбрал самый варварский на вид, который, без сомнения, доставит его как можно дальше от императорского дворца, и, улучив момент, пробрался на "Серафину", направляющуюся в Шотландию.
- Ты с самого начала собрался уехать из страны? - спросил заинтересовано Фергюс. - Это кажется отчаянным шагом.
- У императора очень длинные руки, - тихо произнес мистер Уилоуби по-английски, не дожидаясь перевода. - Я изгнанник, или я мертвец.
Его слушатели издали единогласный вздох удивления от такой кровожадности императора, и некоторое время стояла тишина, нарушаемая только завыванием ветра в мачтах. Мистер Уилоуби поднял свою чашку и выпил остатки грога.
Он поставил чашку, облизнув губы, и положил руку на руку Джейми.
- Странно, - сказал мистер Уилоуби, и выражение задумчивости в его голосе было точно отражено голосом Джейми, - но вторая жена императора увидела и полюбила в моих стихах именно мою любовь к женщинам. И все же, желая обладать мной и моими стихами, она разрушила именно то, чем восхищалась.
Мистер Уилоуби издал горькой ироничный смешок.
- И это не конец страданиям, которыми стала моя жизнь. Из-за того, что я не смог отринуть свою мужественность, я потерял все - честь, благосостояние, страну. Не только землю со склонами, где растут благородные ели, там в Тартари я проводил летнее время, и великие равнины юга с полноводными реками, полными рыбами, я потерял себя самого. Мои родители опозорены, могилы моих предков пришли в запустение, и никто не возжигает ароматные палочки перед их изображениями.
- Вся гармония, вся красота потеряны. Я прибыл в страну, где золотые слова моих стихов, не более чем, квохтанье курицы, а мои письмена - простое царапанье. Я хуже, чем самый нищий бродяга, который глотает змею и затем позволяет прохожим вытащить ее за хвост за жалкие гроши, чтобы не умереть с голоду.
- Я прибыл в страну, где женщины грубые и волосатые, как медведи, - голос китайца звучал страстно, но Джейми переводил ровным тоном, лишая слова эмоциональной окраски. - Они существа без всякого изящества, невежественные, необученные, плохо пахнущие, и на их телах растут волосы, как у собак. И они - они! - презирают меня, как желтого червя, даже самые низкие шлюхи отказываются лечь со мной.
- Из любви к Женщине, я прибыл в страну, где ни одна женщина не достойна любви!
При этих словах, видя мрачные взгляды моряков, Джейми прекратил переводить и попытался успокоить китайца, положив руку на его плечо.
- Да, человек, я понимаю. И я уверен, что все присутствующие здесь поступили бы также при таких обстоятельствах. Не так ли, парни? - спросил он через плечо, приподняв со значением бровь.
Его моральный авторитет был так велик, что вынудил толпу издать сдержанный ропот согласия, хотя симпатия, вызванная трудной судьбой мистера Уилоуби, была весьма поколеблена его последним оскорбительным замечанием. Были сделаны резкие высказывания о развратном неблагодарном язычнике, и множество экстравагантных восхищенных комплиментов в адрес Марсали и мой, после чего команда разбрелась по палубе.
Фергюс и Марсали тоже ушли, при этом Фергюс немного задержался, чтобы сообщить мистеру Уилоуби, что дальнейшие замечания того о европейских женщинах заставят его, Фергюса, обернуть собственную косичку китайца вокруг шеи мистера Уилоуби и удушить его.
Мистер Уилоуби проигнорировал эту угрозу, как и все предыдущие замечания, и просто смотрел вперед черными глазами, сияющими от воспоминаний и грога. Джейми, наконец, встал и протянул руку, чтобы помочь мне слезть с бочки.
И когда мы разворачивались, чтобы уйти, китаец положил руку между своих ног, без всякой похоти обхватив яички, так что они округлой массой выделились под синим шелком. Он медленно катал их в ладони, уставившись на выпуклость в глубоком раздумье.
- Иногда,- произнес он, - я думаю, они не стоят этого.
(1)Сев. антициклонический круговорот, образован течениями: Гольфстрим (зап. периферия), Северо-Атлантическое течение (сев. периферия), Канарское течение (вост. периферия), Северное Пассатное течение (юж. периферия)