Путешественница ч.9 гл.56
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
56
СУП ИЗ ЧЕРЕПАХИ
Когда я проснулась на следующий день, то чувствовала себя совершенно больной. Я сбросила во сне одеяло и осталась в одной рубашке, моя кожа во влажном воздухе была сухой и горячей. Моя рука болела ужасно, и я чувствовала каждый из сорока стежков, сделанных мистером Уилоуби, словно раскаленные булавки, воткнутые в мою плоть.
Ничего не поделаешь, придется использовать пенициллин. Я могла быть защищена от оспы, тифа и обычной простуды в той форме, которая существовала в восемнадцатом веке, но я была не бессмертна, и Бог знает, в каких антисанитарных условиях португалец использовал свой мачете, прежде чем порезать этим орудием меня.
Короткая прогулка через комнату к шкафу, где висела моя одежда, бросила меня в пот и дрожь, и я, прижимая юбку к груди, была вынуждена сесть на стул, чтобы не свалиться на пол.
- Сассенах! Ты в порядке? - Встревоженный Джейми просунул голову в низкий дверной проем.
- Нет, - сказала я. - Подойди сюда на минутку. Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.
- Вино? Бисквит? Мерфи сделал для тебя специальный бульон.
Он был возле меня через мгновение, его прохладная ладонь легла на мою раскрасневшуюся щеку.
- Боже! Ты горишь!
- Да, я знаю, - сказала я. - Не волнуйся, у меня есть лекарство.
Я повозилась одной рукой в кармане юбки и вытащила коробочку со шприцами и ампулами. Моя правая рука воспалилась и так горела, что любое движение заставляло меня сжимать зубы.
- Твоя очередь, - сказала я, толкнув коробочку по столу к Джейми. - Вот твой шанс отомстить, если хочешь.
Он непонимающе посмотрел на коробочку, потом на меня.
- Что? - сказал он. - Ты хочешь, чтобы я ткнул тебя одной из этих иголок?
- Не совсем так, но да, - ответила я.
- В попу?
Губы его дернулись.
- Да, черт побери!
Он смотрел на меня некоторое время, уголок его рта немного изгибался вверх. Потом склонил голову над коробочкой, и его медные волосы запылали в столбе солнечного света, льющегося из окна.
- Скажи, что мне нужно сделать, - сказал он.
Я тщательно руководила им, следя за подготовкой и заполнением шприца, потом взяла его и неловко левой рукой проверила воздушные пузырьки. К тому времени, когда я отдала ему шприц и устроилась на кровати, он уже не видел в ситуации ничего забавного.
- Ты действительно хочешь, чтобы я сделал это? - с сомнением спросил он. - Я не очень хорош руками.
Я рассмеялась, несмотря на пульсирующую боль в руке. Я видела, что он делал этими руками от приема жеребят и строительства стен до разделки оленя и набора текста, и все легкими и ловкими движениями.
- Ну, да, - возразил он, когда я сказала ему об этом. - Но это же совсем другое дело, не так ли? Самое похожее на укол из того, что я делал, это ткнул кинжалом человека в живот. Странно подумать, что я могу сделать нечто подобное с тобой, сассенах.
Я оглянулась на него через плечо и увидела, что он с сомнением покусывал нижнюю губу, держа тряпку, пропитанную бренди, в одной руке и шприц в другой.
- Послушай, - сказала я, - я делала укол тебе, и ты знаешь, что это не очень больно, не так ли?
Он заставил меня нервничать.
- Ммфм.
Сжав губы, он стал у кровати на колени и мягко протер кожу на моей ягодице влажной прохладной тряпкой.
- Все правильно?
- Прекрасно. Теперь втыкай иголку немного под углом, не прямо ... Ты видишь, что кончик иглы срезан под углом? Воткни примерно на четверть дюйма. Не бойся, дави сильнее, кожа более прочная вещь, чем ты думаешь. Потом нажимай на поршень очень медленно, только медленно.
Я закрыла глаза и стала ждать. Через некоторое время я открыла их и оглянулась назад. Он был бледен, и слабый блеск пота мерцал на его скулах.
- Ладно, все в порядке, - я села, борясь с волной головокружения. - Давай его сюда.
Я взяла из его рук тряпку и протерла мое бедро. Моя рука дрожала от лихорадки.
- Но ...
- Заткнись!
Я взяла шприц, нацелилась, как могла, левой рукой и воткнула иглу в мускул. Было больно, и стало еще больнее, когда мой палец соскользнул с поршня.
Потом появились руки Джейми, одна поддержала мою ногу, другая прижала поршень, нажимая до тех пор, пока последняя капля белой жидкости не исчезла из трубки. Я сделала быстрый вдох, когда он вытащил шприц.
- Спасибо, - сказала я.
- Извини, - тихо сказал он секунду спустя. Его рука была за моей спиной, помогая мне лечь.
- Все в порядке. - Мои глаза были закрыты, и под веками плясали маленькие цветные пятна. Они напомнили мне о прокладке в коробке с куклой, которая была у меня в детстве; крошечные розовые и серебряные звезды на темном фоне. - Я забыла, как трудно это делать в первый раз. Думаю, воткнуть кинжал в кого-нибудь легче. В конце концов, тебя не волнует, что им больно, - добавила я.
Он ничего не ответил, но довольно сильно выдохнул через нос. Я слышала, как он перемещался по комнате, убирая коробку со шприцами и вешая мою юбку. В месте укола образовалась небольшая шишка.
- Извини, - сказала я. - Я не это имела в виду.
- Это, - сказал он ровным голосом. - Легче убить кого-то, защищая свою жизнь, чем причинить кому-то боль, чтобы спасти его. Ты смелее, чем я. И я не обиделся на твое замечание.
Я открыла глаза и посмотрела на него.
- Черта с два не обиделся.
Он уставился на меня синими суженными глазами. Уголок его рта поднялся.
- Черта с два обиделся, - согласился он.
Я рассмеялась, и это разбередило мою руку.
- Я нет, и ты нет, и я действительно не это имела в виду.
- Ммфм.
Я слышала топот ног на палубе и громкий нетерпеливый голос Уоррена. Мы прошли Большой Абако(1) и Эльютеру ночью и теперь направлялись на юг к Ямайке.
- Я не хотела бы быть застреленной и зарубленной или арестованной и повешенной, если бы имела выбор, - сказала я.
- Я тоже, - ответил он сухо.
- Но ты ... - начала я и остановилась, с любопытством глядя на него. - Ты действительно считаешь, - медленно произнесла я, - что у тебя нет выбора, не так ли?
Он смотрел немного в сторону от меня. Солнце освещало переносицу его длинного прямого носа, и он медленно проводил по нему пальцев вверх и вниз. Его широкие плечи приподнялись немного и упали.
- Я человек, сассенах, - сказал он очень мягко. - Если бы я полагал, что есть выбор ... тогда я, вероятно, не смог бы сделать это. Не надо быть очень храбрым, когда знаешь, что выбора нет, да? - он посмотрел на меня со слабой улыбкой. - Это как у роженицы. Вы должны родить, не имеет значения, насколько вы боитесь. И только, когда вы можете сказать "нет", тогда требуется смелость.
Я некоторое время лежала тихо, наблюдая за ним. Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула, темно-рыжие ресницы лежали на щеках, удивительно длинные, как у ребенка. Они сильно контрастировали с тенями под глазами и глубокими линиями в углах рта. Он устал, так как почти не спал с момента встречи с пиратским кораблем.
- Я не рассказывала тебе о Грэхеме Мензисе? - сказала я, наконец. Синие глаза тут же открылись.
- Нет. Кто это?
- Пациент. Из бостонской больницы.
Грэхему было около семидесяти лет, когда я его встретила. Он был шотландским эмигрантом, который не потерял свое раскатистое "р", несмотря на сорок лет жизни в Бостоне. Он был рыбаком, точнее владел несколькими лодками, которые он сдавал для ловли рыбы.
Он сильно походил на шотландских солдат, которых я знала в Престонпансе и Фалкирке, стоиков и юмористов одновременно, готовых шутить о том, что было слишком болезненным, чтобы страдать в тишине.
- Будь осторожна, девочка, - сказал он мне, когда я наблюдала, как ему устанавливали внутривенную анестезию, которая поможет ему, пока я буду ампутировать его левую ногу со злокачественной опухолью. - Убедись, что отрежешь правильную ногу.
- Не волнуйтесь, - успокоила я его, похлопав по старческой руке, лежавшей на простыне. - Я отрежу правильную ногу.
- Да? - его глаза расширились, изображая испуг. - Я думал, что у меня плохая левая нога!(2)
Он все еще астматически хихикал, когда маска опустилась на его лицо.
Ампутация прошла удачно, и Грэхем выписался домой, но шесть месяцев спустя вернулся назад. Первоначальная опухоль дала метастазы в паховых лимфатических узлах.
Я удалила злокачественные узлы. Применена была радиотерапия кобальтом. Потом я удалила ему селезенку, на которую распространилась болезнь, сознавая при этом, что операции бесполезны. Но я не хотела сдаваться.
- Намного легче не сдаваться, когда болеешь не ты сам, - сказала я, глядя на деревянный потолок.
- Он сдался? - спросил Джейми.
- Я бы не назвала это так.
- Я думал, - заявил Грэхем. Звук его голоса резонировал в трубках моего стетоскопа.
- Да? - сказала я. - Хорошо, только не делайте этого вслух, пока я вас не послушаю.
Он коротко хохотнул, но лежал спокойно, пока я выслушивала его грудь, двигая стетоскоп от ребер к грудине.
- Хорошо, - сказал я, наконец, вынимая трубки из ушей и позволив им свешиваться с моей шеи. - О чем вы думали?
- О самоубийстве.
Его глаза встретили мой взгляд прямо, но с намеком на вызов. Я оглянулась назад, убедиться, что медсестра ушла, подтянула пластиковый стул для посетителей и села рядом с ним.
- Боль становится очень сильной? - спросила я. - Вы знаете, мы можем помочь. Вы только попросите.
Я колебалась, прежде чем сказать последнее предложение, он никогда ни о чем не просил. Даже когда было очевидно, что ему требуется лекарство, он не жаловался на боль. Я поняла, что мое упоминание, он воспринял, как вторжение в личную жизнь, уголки его губ немного напряглись.
- У меня есть дочь, - сказал он, - и два внука, красивые парни. Но я забыл, вы видели их на прошлой неделе, да?
Я видела их. Они приходили к нему два раза в неделю, приносили свои школьные бумаги и подписанные бейсбольные мечи, чтобы показать их дедушке.
- И еще есть моя мать, которая живет в доме для престарелых в Кентербери, - сказал он задумчиво. - Он довольно дорогой, но там чисто и хорошо кормят, она любит жаловаться на еду, когда ест.
Он без выражения посмотрел на простыню и поднял свой обрубок.
- Месяц, вы думаете? Четыре? Три?
- Возможно три, - сказала я. - При некоторой удаче, - добавила я глупо.
Он фыркнул и дернул головой, потревожив капельницу над ним.
- Ха! А худшей удачи я не пожелаю и бродяге, - он осмотрел аппаратуру - автоматический респиратор, кардиомонитор, и весь хлам медицинской технологии. - Почти сто долларов в день стоит мое пребывание здесь, - сказал он. - Три месяца, это же, Боже мой, почти десять тысяч долларов!
Он, хмурясь, покачал головой.
- Невыгодная сделка - вот как я называю это. Не стоит того, - его бледные серые глаза внезапно блеснули. - Я шотландец, и рожден бережливым, вряд ли сейчас можно переделать меня.
- И я сделала это для него, - произнесла я, глядя в потолок. - Или точнее, мы сделали это оба. Ему был прописан морфий от боли - это похоже на лауданум, но только гораздо сильнее. Я набрала в шприц половину из каждой ампулы, а остаток разбавила водой. Я истратила его суточную дозы, но это был единственный способ получить большую дозу без риска быть пойманной.
- Мы рассматривали растительные яды, которые я изучала. Я знала достаточно, чтобы составить что-нибудь смертельное, но я не была уверена, что это будет безболезненно, а он не хотел, чтобы меня обвинили в убийстве, если проведут судебно-медицинскую экспертизу, - я махнула рукой, увидев, что Джейми приподнял брови. - Это просто способ узнать, отчего кто-то умер.
- А, как коронерский суд?
- Немного. А наличие морфия в крови ничего бы не доказало, так что мы остановились на нем.
Я глубоко потянула воздух.
- Ничего бы не случилось, если бы я сделала ему инъекцию и ушла. Он так и просил.
Джейми молчал, уставившись пристально на меня.
- Но я не могла так.
Я посмотрела на свою левую руку, но вместо гладкой кожи увидела распухшие суставы старого рыбака и зеленые вспухшие вены на его запястье.
- Я вколола иглу, - произнесла я, потерев место, где главная вена пересекает конец лучевой кости. - Но я не могла нажать поршень.
Мысленно я видела, как поднялась рука Грэхема Мензиса, волоча за собой трубки, и легла на мою ладонь. У него было достаточно сил.
- Я сидела рядом, держа его руку, пока он не умер.
Я чувствовала, как удары его пульса все замедлялись и замедлялись, пока не дождалась следующего удара.
Я посмотрела на Джейми, пытаясь избавиться от памяти.
- А потом вошла медсестра.
Это была одна из младших медсестер - нервная девочка без особого ума. Она не была очень опытной, но могла опознать мертвеца, когда видела его. И меня, сидящую рядом и ничего не предпринимающую - абсолютно неподобающее поведение для врача. И пустой шприц из-под морфия, лежащий рядом на столике.
- Она, конечно, обвинила меня, - сказала я.
- Надо думать.
- У меня хватило присутствия духа бросить шприц в мусоросжигатель, когда она вышла. И получилось только ее слово против моего. Вопрос был снят.
Мой рот искривился.
- За исключением того, что на следующей неделе мне предложили работу в качестве руководителя отдела. Очень важного. С прекрасным офисом на шестом этаже - далеко от пациентов, чтобы я не смогла убить их тоже.
Мой палец все еще тер мое запястье. Джейми потянулся и остановил его, положив свою руку на мою.
- Когда это произошло, сассенах? - спросил он очень мягким голосом.
- Как раз перед тем, как я взяла Бри и приехала в Шотландию. Я потому поехала, что мне дали большой отпуск - сказали, что я очень много работала и заслужила хороший отдых.
Я не пыталась скрыть иронию в своем голосе.
- Понятно, - его ладонь была теплой на моей руке, несмотря на мою лихорадку. - Если бы ты не потеряла работу, ты приехала бы, сассенах? Не только в Шотландию. Ко мне?
Я поглядела на него и сжала его руку, глубоко вздыхая.
- Я не знаю, - сказала я. - Я действительно не знаю. Если бы я не приехала в Шотландию и не встретила Роджера Уэйкфилда, который ... - я остановилась и ошеломленно глотнула. - Ведь именно Грэхем отправил меня в Шотландию, - сказала я, наконец, немного потрясено. - Он просил меня приехать когда-нибудь в Абердин и передать ему привет.
Я взглянула на Джейми.
- Я не сделала этого! Я не была в Абердине.
- Не волнуйся, сассенах, - Джейми сжал мою руку, - я отвезу тебя туда, когда мы вернемся в Шотландию. Хотя, - добавил он спокойно, - там нет ничего интересного.
В каюте становилось душно. Он поднялся и открыл одно из окон.
- Джейми, - сказала я, смотря ему в спину, - что ты хочешь делать?
Он оглянулся, немного нахмурившись в раздумье.
- О ... апельсин будет кстати, - сказал он. - В столе есть немного, да?
Не ожидая ответа, он выдвинул ящик стола, где среди бумаг и перьев в тарелке ярко сияли апельсины.
- Хочешь?
- Да, - сказала я, улыбаясь, - было бы неплохо, но это не то, о чем я думаю. Я имею в виду, что ты будешь делать, когда мы найдем Иэна?
- О, - он сел на табурет с апельсином в руке и уставился на него.
- Ты знаешь, - произнес он, наконец, - никто никогда не спрашивал меня, что я хотел бы делать.
Он казался немного удивленным.
- Не то, чтобы у тебя был большой выбор, не так ли? - сказала я. - Но теперь у тебя есть выбор.
- Да, это так, - он катал апельсин в своих ладонях, склонив голову над ноздреватым шаром. - Я полагаю, ты понимаешь, что мы не можем вернуться в Шотландию, по крайней мере, некоторое время? - сказал он. Я, конечно же, рассказала ему о признании Томпкинса насчет сэра Персиваля и его махинациях, но у нас не было времени обсудить его.
- Да, - сказала я. - Именно поэтому я спросила.
Я замолчала, позволив ему обдумать вопрос. Он жил, как преступник, скрываясь сначала физически, потом, уклоняясь от закона с помощью различных имен, переходя от одной личины к другой. Но теперь все они были известны, и не было никакой возможности вернуться в Шотландию, чтобы возобновить одну из его прежних деятельностей - или даже вообще просто появиться там.
Его последним убежищем всегда был Лаллиброх. Но даже этот путь отступления сейчас для него был потерян. Лаллиброх всегда был его домом, но теперь он не принадлежал ему, у поместья был новый лэрд. Я знала, он не завидовал семье Дженни, но, будучи человеком, должен был сожалеть, что потерял свое наследство.
Я слышала, как он тихо фыркнул, вероятно, достигнув того же пункта в своих рассуждениях, что и я.
- Не Ямайка или любой остров, находящийся во власти англичан, - заметил он с сожалением. - Том Леонард и королевский флот могут считать нас мертвыми, но они быстро поменяют свое мнение, если мы будем находиться здесь достаточно долго.
- Ты думал об Америке? - спросила я осторожно. - О колониях, я имею в виду.
Он с сомнением потер нос.
- Думаю, нет. Я никогда не думал об этом. Конечно мы бы были там в безопасности от короны, но ...
Он затих, нахмурившись, потом взял кинжал, быстро надрезал кожуру и начал очищать апельсин.
- Там никто не стал бы охотиться за тобой, - указала я. - Сэру Персивалю ты будешь не интересен, пока находишься не в Шотландии, где твой арест может принести ему пользу. Британский флот не сможет преследовать тебя на берегу, а у вест-индийских губернаторов нет никакой власти в колониях.
- Это правда, - медленно проговорил он, - но колонии ... - он взял очищенный апельсин и подбросил его на несколько дюймов в воздух. - Там очень примитивная жизнь, сассенах, - сказал он. - Дикая местность, да? Я не хочу подвергать тебя опасности.
Последнее замечание заставило меня рассмеяться, и он резко взглянул на меня, потом поняв, о чем я думаю, грустно улыбнулся.
- Да, тащить тебя в море, позволить похитить тебя и запереть на чумном корабле - это было тоже опасно, но, по крайней мере, я не подверг тебя риску быть съеденной каннибалами.
Я хотела снова рассмеяться, но горькие нотки в его голосе заставили меня прикусить губу.
- В Америке нет каннибалов, - сказала я.
- Есть! - возразил он с горячностью. - Я печатал книгу для общества католических миссионеров, в которой говорилось об ирокезах. Они связывают пленников, отрубают им конечности, потом вырывают их сердца и съедают перед их глазами!
- Съедают их сердца, а потом их глаза, не так ли? - сказала я, рассмеявшись против воли. - Ладно, - сказала я, видя его угрюмый вид, - извини. Но, с одной стороны, ты ведь не можешь верить всему, что читаешь, а с другой ...
Я не закончила. Он наклонился вперед и схватил мою здоровую руку так сильно, что я удивленно пискнула.
- Проклятие! Послушай меня! - сказал он. - Это не простой вопрос!
- Да ... полагаю, что нет, - сказала я осторожно. - Я не хотела смеяться над тобой ... но, Джейми, я действительно жила в Бостоне почти двадцать лет. А ты никогда не был в Америке.
- Это правда, сассенах, - сказал он ровным голосом. - И ты думаешь, что место, в котором ты жила, похоже на сегодняшнее, сассенах?
- Ну ... - начала я и замолчала. Большинство исторических зданий в Бостоне указывали на медных дощечках год постройки после 1770 года, а многие были построены позже.
- Ладно, нет, - согласилась я. - Я знаю, что нет. Но я не думаю, что это такая уж дикая местность. Сейчас там много больших и маленьких городов.
Он отпустил мою руку и откинулся на спинку стула. В другой руке он все еще держал апельсин.
- Думаю, что это так, - медленно проговорил он. - Я не слышал о городах там ... только то, что это дикое место, хотя и очень красивое. Но я не дурак, сассенах.
Его голос стал немного резким, и он вонзил большой палец в апельсин, разделяя его пополам.
- Я не верю всему, что написано в книгах - ради Бога, я сам печатаю эти проклятые книги! Я хорошо знаю, что некоторые авторы - дураки и шарлатаны. И я, конечно, отличаю факт от вымысла!
- Хорошо, - сказала я. - Хотя я не уверена, что отделить правду от вымысла достаточно легко. Но даже, если об ирокезах написано верно, весь континент ведь не кишит кровожадными дикарями. Это очень большое место, ты знаешь, - добавила я мягко.
- Ммфм, - произнес он, неубежденный, и обратил свое внимание на апельсин, начав разделять его на дольки.
- Это очень забавно, - сказала я с сожалением. - Когда я решила вернуться, я прочитала все, что могла, об Англии, Шотландии и Франции этого времени, чтобы знать, что можно ожидать. А мы оказались в месте, о котором я ничего не знаю, потому что я никогда не думала, что мы пересечем океан с тобой, так страдающим от морской болезни.
Это заставило его рассмеяться, хотя немного неохотно.
- Да, ты никогда не знаешь, что можешь сделать, пока тебя не заставят. Поверь мне, сассенах, как только мы освободим Иэна, я никогда не ступлю на это грязное, богом забытое корыто - если только для того, чтобы вернуться домой в Шотландию, когда это будет безопасно, - добавил он, подумав. Он предложил мне дольку апельсина, и я взяла ее, как предложение мира.
- Насчет Шотландии. У тебя в Эдинбурге есть печатная машина, - сказала я. - Мы можем послать за ней, если поселимся в каком-нибудь большом городе.
Он поднял удивленные глаза.
- Ты думаешь, там можно зарабатывать печатанием? Там много людей? Город должен быть достаточно большим, чтобы была нужда в печатнике или продавце книг.
- Я уверена, ты бы смог. Бостон, Филадельфия ... не Нью-Йорк. Вильямсбург, возможно? Я не знаю, но есть достаточно мест, где нужны печатники. Судоходные порты, например.
- Ммфм, - это был задумчивый шум. - В общем-то мы могли бы ...
Он сунул дольку апельсина в рот и стал медленно жевать.
- А как ты?
Я удивленно поглядела на него.
- Что я?
Его глаза пристально смотрели на меня, читая мое лицо.
- Ты не против этого места? - он посмотрел вниз, тщательно отделяя еще одну дольку. - Я полагаю ... ты захочешь работать, да?
Он поглядел на меня и криво усмехнулся.
- Я узнал в Париже, что не могу остановить тебя. И ты сама сказала, что, возможно, не приехала бы, если бы происшествие в Мензисом не лишило тебя работы. Ты могла бы быть врачом в колониях, как ты думаешь?
- Думаю, что могу, - медленно проговорила я. - Больные и травмированные люди есть везде, в конце концов.
Я посмотрела на него с любопытством.
- Ты очень странный человек, Джейми Фрейзер.
Он рассмеялся и проглотил остаток апельсина.
- О, да? И что ты подразумеваешь под этим?
- Фрэнк любил меня, - сказала я медленно. - Но было ... нечто во мне, с чем он не знал, что делать. Некоторые вещи во мне, которые он не понимал или даже боялся, - я поглядела на Джейми. - Но не ты.
Его голова была согнута над вторым апельсином, его руки с кинжалом стремительно двигались, очищая кожуру, но я могла видеть слабую улыбку в уголках его губ.
- Нет, сассенах, ты не пугаешь меня. Или точнее не пугаешь, когда я не думаю, что ты можешь убить себя из-за своего легкомыслия.
Я коротко фыркнула.
- Ты пугаешь меня по той же самой причине, но я полагаю, что ничего не могу с этим поделать.
Его смешок был глубокий и легкий.
- И ты думаешь, что если я ничего не могу поделать, я не должен волноваться?
- Я не говорила, что ты не должен волноваться - ты думаешь, я не волнуюсь? Но, скорее всего, ты ничего не сможешь со мной поделать.
Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал и снова рассмеялся. Он потянулся и сунул оранжевую дольку мне в рот.
- Ладно, сасенах, может быть да, может быть нет. Но я живу уже достаточно долго, чтобы понять, что это не имеет значения - пока я могу любить тебя.
Глотая апельсиновый сок, я в молчаливом изумлении уставилась на него.
- А я люблю тебя, - сказал он мягко. Он наклонился и поцеловал меня теплым и сладким ртом. Потом отдвинулся и нежно коснулся моей щеки.
- Теперь отдыхай, - твердо сказал он. - Я принесу тебе немного бульона.
Я проспала несколько часов и проснулась все еще с жаром, но голодная. Джейми принес мне бульон, сделанный Мерфи - насыщенную зеленую жидкость с кусочками масла и сильно пахнущую хересом - и настоял на том, чтобы кормить меня с ложки.
- У меня есть совершенно здоровая рука, - сказала я раздраженно.
- Да, и я видел, как ты ею пользуешься, - ответил он, ловко вставляя мне ложку в рот. - Если ты будешь такой же неуклюжей с ложкой, как со шприцом, ты прольешь все себе на грудь, и суп пропадет даром, а Мерфи размозжит мне голову поварешкой. Ну, открывай рот.
Я открыла, мое возмущение постепенно превращалась в некое теплое согревающее оцепенение, пока я ела. Я почти ничего не брала в рот из-за боли в руке, но когда мой благодарный желудок наполнился супом, я более или менее забыла о ней.
- Еще тарелочку? - спросил Джейми, когда я проглотила последнюю ложку. - Тебе нужно восстановить свои силы.
Не ожидая ответа, он открыл маленькую супницу, присланную Мерфи, и наполнил тарелку.
- Где Ишмаэль? - спросила я во время короткой передышки.
- На кормовой палубе. Он чувствовал себя неуютно в трюме - и я его понимаю, особенно после того, как увидел невольничьи судна в Бриджтауне. Я сказал Мейтланду повесить ему гамак.
- Ты думаешь безопасно оставлять его одного на палубе? Что это за суп?
Последняя ложка супа оставила восхитительный длящийся вкус на моем языке, а следующая наполнила рот великолепным насыщеным ароматом.
- Черепаховый. Штерн поймал вчера большую биссу(3). Он просил передать, что сохранит панцирь, чтобы сделать гребни для твоих волос, - Джейми немного нахмурился, но от галантности ли Штерна или от присутствия Ишмаэля, я не могла сказать. - Что касается негра, он не один - за ним наблюдает Фергюс.
- У Фергюса медовый месяц, - запротестовала я. - Ты не должен был заставлять его сторожить. Это действительно черепаховый суп? Я никогда не ела его прежде. Просто изумительный.
Джейми совсем не тронуло упоминание о романтическом статусе Фергюса.
- Ну, он еще успеет, - сказал он черство. - Не будет никакого вреда, если он не станет спускать свои бриджи одну ночь. И кроме того говорят, что воздержание делает сердце более твердым, нет?
- Абсурд, - сказала я, уклоняясь на мгновение от ложки. - Если что и становится твердым от воздержания, то только не сердце.
- Это очень неприличный разговор для почтенной женатой женщины, - с упреком сказал Джейми, сунув ложку мне в рот. - И неосмотрительный, к тому же.
Я сглотнула бульон.
- Неосмотрительный?
- Я сам сейчас немного твердый, - невозмутимо ответил он, опуская ложку в суп. - С тобой, сидящей передо мной с распущенными волосами, и твоими сосками, торчащими, как вишни, перед моими глазами.
Я невольно посмотрела вниз, и следующая ложка стукнула меня по носу. Джейми щелкнул языком и, взяв тряпку, энергично вытер мою грудь. Моя рубашка была сделана из очень тонкого хлопка и, даже сухая, позволяла многое увидеть.
- Ну, как будто ты раньше их не видел, - сказала я, забавляясь.
Он убрал тряпку и поднял брови.
- Я пью воду каждый день с тех пор, как меня отняли от груди, - сказал он, - но это не означает, что я уже не хочу пить, - он протянул ложку. - Еще немножко?
- Нет, спасибо, - сказала я, уклоняясь от надвигающейся ложки. - Я хотела бы послушать еще об этой твоей твердости.
- Нет, ты больна.
- Я чувствую себя намного лучше, - уверила я его. - Можно, я погляжу на это?
Он носил свободные брюки, шаровары, которые носили все моряки, и в которых он мог скрыть три или четыре дохлых кефали, не говоря уже о какой-то твердости.
- Ты не должна, - произнес он шокировано. - Кто-нибудь может войти сюда. И я не думаю, что это может как-то помочь.
- Ну, ты не можешь ничего сказать, пока я не посмотрю, не так ли? - сказала я. - Кроме того, можно запереть дверь.
- Запереть дверь? Что ты обо мне думаешь? Я что похож на человека, который может воспользоваться тем, что женщина ранена, горит от жара, да еще и пьяна? - спросил он сердито, но, тем не менее, поднялся с табурета.
- Я не пьяна, - ответила я с негодованием. - Нельзя опьянеть от черепахового супа!
Тем не менее, я сознавала, что пылающее тепло из моего желудка мигрировало ниже, куда-то в область между моих бедер, а голова немного кружилась и совсем не от лихорадки.
- Можно, если выпьешь черепаховый бульон Алоизиуса О'Шонесси Мерфи, - сказал он. - Судя по запаху, он влил в него почти бутылку хереса. Весьма невоздержанная раса, эти ирландцы.
- Но я все же не пьяна, - я как можно прямее села на постели. - Ты сам говорил, что пока ты стоишь на ногах, ты не пьян.
- Но ты не стоишь, - указал он.
- Ты стоишь. И я тоже могу, если захочу. И перестань увиливать от темы. Мы говорим о твоей твердости.
- Хорошо, ты должна прекратить эти разговоры, потому что ...
Он прервался с небольшим визгом, когда я сделала удачную хватку левой рукой.
- Неуклюжая? - сказала я с удовлетворением. - О, Боже, у тебя действительно проблема.
- Отпусти меня, - прошипел он, с отчаянием оглядываясь на дверь. - Сюда могут войти в любой момент!
- Я говорила тебе запереть дверь, - сказала я, не отпуская его. Далекий от того, чтобы быть дохлой кефалью, объект в моей руке проявлял значительную живость.
Он смотрел на меня, сузив глаза и дыша через нос.
- Я не стану применять силу к больной женщине, - произнес он сквозь зубы, - но у тебя довольно сильная хватка для женщины с лихорадкой, сассенах. Если ты ...
- Я сказала тебе, что я чувствую себя лучше, - прервала я его, - но я заключу с тобой сделку, ты запрешь дверь, а я докажу тебе, что не пьяна.
Чтобы продемонстрировать добрую волю, я с некоторым сожалением отпустила его. Он стоял некоторое время, уставившись на меня и рассеяно потирая место, подвергшееся моему нападению. Потом он поднял рыжую бровь, развернулся и пошел к двери, чтобы запереть ее.
Когда он воротился, я уже поднялась с кровати и стояла, немного неустойчиво, но вертикально. Он критически посмотрел на меня.
- Ничего не получится, сассенах, - сказал он, качая головой. Вид у него был довольно сожалеющий. - При такой качке мы не можем оставаться на ногах, а в эту коробку я один не помещаюсь, не говоря уже о том, чтобы вместе с тобой.
Море волновалось, фонарь, подвешенный на штанге, не мотался, но полка над ним явно наклонялась взад и вперед, когда "Артемида" скакала по волнам. Я могла чувствовать небольшую дрожь досок под моими босыми ногами и понимала, что Джейми прав. По крайней мере, он был слишком поглощен нашим разговором, чтобы страдать от морской болезни.
- Всегда есть пол, - предложила я с надеждой. Он мельком оглядел каюту и нахмурился.