Роджер с трудом тащился к вершине горного перевала, бормоча себе под нос (как он делал последние несколько миль):
«Если б увидели вы эту дорогу в прежние времена,
То, руки подняв, воскликнули б вы: «Славься Уэйд навсегда!»».[1]
Ирландский генерал Уэйд двенадцать лет строил казармы, мосты и дороги по всей Шотландии, и если этот восхищенный стих не был в действительности высечен на камне на одной из его дорог, то следовало бы это сделать, подумал Роджер. Он выбрал одну из дорог генерала возле Крейг-на-Дуна, и она привела его так быстро, как он мог идти, в пределы нескольких миль от Лаллиброха.
Эти последние несколько миль, однако, были обделены вниманием Уэйда. Каменистая тропа, изрытая небольшими грязевыми болотцами и густо заросшая вереском и дроком, вела через крутой перевал, который возвышался над Лаллиброхом, служа ему защитой. Склоны ниже были покрыты лесом из буков, ольхи и крепких каледонских сосен, но на этой высоте не было ни тени, ни укрытия, только сильный, холодный ветер.
Смог бы Джем зайти так далеко один, если бы сбежал? Роджер и Бак осмотрели местность вокруг Крейг-на-Дуна в надежде, что Кэмерон может остановиться отдохнуть после напряженного перехода, но никаких следов не было – даже отпечатков кроссовок четвертого размера на грязном участке земли. Роджер пошел дальше один, останавливаясь, чтобы постучать в дверь каждой попавшейся фермы. Их было не так много по дороге, и он быстро дошел до перевала.
Сердце его колотилось, и не только от напряженного подъема. У Кэмерона было максимум два дня преимущества. Если Джем не сбежал и не отправился домой ... Кэмерон, конечно, не пошел бы в Лаллиброх. Но куда бы он пошел? Последует ли по хорошей дороге, оставленной теперь в десяти милях позади, и направится на запад, может быть, на территорию МакКензи … но зачем?
- Джем! - кричал он время от времени по дороге, хотя пустоши и горы были пустынны, если не считать шуршания кроликов и горностаев, и молчаливы, если не считать карканья воронов и случайного крика чайки, летящей высоко над головой, свидетельство далекого моря.
- Джем! - позвал он, как будто мог заставить его ответить одной своей волей, и от этого иногда воображал, что слышит в ответ слабый крик. Но когда он останавливался, чтобы прислушаться, это был ветер. Он мог пройти в десяти футах от Джема и не увидеть его, и он это знал.
Его настроение улучшилось, несмотря на беспокойство, когда он поднялся на вершину перевала и увидел под собой Лаллиброх, его белые здания светились в угасающем свете. Мирная картина лежала перед ним: за стенами огорода ровные ряды поздней капусты и репы, вдали от пасущихся овец, на дальнем лугу небольшое стадо, уже готовое ко сну, словно множество мохнатых яиц в гнезде из зеленой травы, как в детской пасхальной корзинке.
Мысль о пасхальной корзинке заставила его горло сжаться, навеяв воспоминания об ужасной целлофановой траве, разбросанной повсюду, о Мэнди, чье лицо – и все остальное в радиусе шести футов от нее – было измазано шоколадом, о Джеме, который аккуратно писал мелком «Папа» на яйце, а затем хмуро рассматривал ряды баночек с краской, пытаясь решить, какой цвет больше подходит папе: синий или фиолетовый.
- Господи, пусть он будет здесь! - пробормотал он и поспешил вниз по тропе, наполовину скользя по сыпучим камням.
Двор был прибран, вьющиеся лианы желтый розы подстрижены на зиму, а ступеньки чисто подметены. У него внезапно возникла мысль, что если он просто откроет дверь и войдет, то окажется в собственной прихожей. Крошечные красные галоши Мэнди будут беспорядочно разбросаны под рогатой вешалкой, где висело пальто Брианны для работ во дворе, покрытое коркой засохшей грязи и пахнущее своей владелицей, мылом и мускусом, а также слабым запахом ее материнства: кислым молоком, свежим хлебом и арахисовым маслом.
- Проклятие, - пробормотал он, - не хватало еще расплакаться на ступеньках. - Он забарабанил в дверь, и огромная собака выскочила из-за угла дома, лая, как чертова гончая Баскервилей. Она остановилась перед ним, но продолжала лаять, покачивая своей огромной головой взад и вперед, как змея, навострив уши на случай, если он сделает неверное движение, которое позволит ей с чистой совестью вцепиться в него.
Он не рисковал двигаться, а прижался к двери и закричал:
- Помогите! Отзовите вашего зверя!
Он услышал шаги внутри, мгновение спустя дверь открылась, и он едва не ввалился в прихожую.
- Заткни пасть, пес, - спокойно приказал высокий черноволосый человек. - Входите, сэр, и не бойтесь. Он не съест вас, он уже пообедал.
- Я рад это слышать, сэр, и от всей души благодарю вас, - Роджер снял шляпу и последовал за мужчиной в тень холла. Это был их собственный знакомый холл с таким же сланцевым полом, только не таким изношенным, панели из темного дерева блестели от пчелиного воска и полировки. В углу стояла вешалка для одежды, хотя, конечно, другая. Эта вешалка была прочной, из кованого железа, и это было хорошо, так как она поддерживала массивный груз шалей, плащей и шляп, которые смяли бы более хлипкую мебель.
Тем не менее, он улыбнулся, а затем замер, чувствуя, как будто его ударили в грудь.
Деревянная обшивка за вешалкой сияла безмятежной, без единого изъяна поверхностью. Никаких следов от сабель, оставленных разочарованными солдатами в красных мундирах, искавшими после Каллодена объявленного вне закона лэрда Лаллиброха. Эти следы тщательно сохранялись веками, они все еще были там, потемневшие от времени, но все еще отчетливые, когда он владел – будет владеть, поправил он механически – этим местом.
«Мы сохраняем их для детей, - процитировала Бри своего дядю Иэна, - чтобы они знали, что такое англичане».
У него не было времени, чтобы справиться с шоком; черноволосый мужчина закрыл дверь и повернулся к нему, улыбаясь.
-Добро пожаловать, сэр. Вы поужинаете с нами? Он почти готов.
- Да, я поужинаю, и спасибо вам, - Роджер слегка поклонился, вспоминая манеры восемнадцатого века. - Я ... меня зовут Роджер МакКензи. Из Кайла в Лохалше, - добавил он, поскольку ни один уважающий себя человек не преминул бы упомянуть место своего происхождения, а Лохалш был достаточно далеко, так что шансы этого человека – кто он? У него манеры не слуги – знать всех жителей этой местности были малы.
Он надеялся, что немедленный ответ будет: «МакКензи? Да вы, должно быть, отец маленького Джема!» Но этого не произошло; мужчина ответил ему поклоном и протянул руку.
- Брайан Фрейзер из Лаллиброха, ваш слуга, сэр.
*.*.*
На мгновение Роджер абсолютно ничего не почувствовал. Раздалось негромкое клацанье, которое напомнило ему звук стартера автомобиля, когда садится аккумулятор, и на мгновение он растерялся, решив, что звук возникает в его голове. Затем его взгляд упал на собаку, которой не разрешили его съесть, и которая вошла в дом и пошла по коридору, стуча когтями по деревянному полу.
О, так вот кто оставил эти царапины на кухонной двери, подумал он, когда зверь встал на задние лапы, навалился всем весом на дверь в конце коридора, и выскочил наружу, когда она открылась.
- Вы в порядке, сэр? - Брайан Фрейзер смотрел на него, обеспокоенно нахмурив густые черные брови. Он протянул руку. - Пройдите в мой кабинет и присядьте. Может, я принесу вам выпить?
- Я ... спасибо, - резко сказал Роджер. Ему казалось, что его колени могут подогнуться в любую секунду, но ему удалось последовать за хозяином Лаллиброха в так называемую комнату для разговоров, кабинет лэрда. Его собственный кабинет.
Полки были те же, и за спиной хозяина кабинета стояли те же ряды фермерских бухгалтерских книг, которые он часто листал, пытаясь увидеть в их выцветших записях призрачную жизнь прежнего Лаллиброха. Теперь бухгалтерские книги были новыми, а Роджер чувствовал себя призраком. Ему совсем не нравилось это чувство.
Брайан Фрейзер протянул ему небольшой стакан с толстым плоским дном, наполненный наполовину алкоголем. Виски, и очень приличный. Его запах вернул его из состояния шока, а теплое жжение в глотке ослабило стеснение в горле.
Как ему спросить то, что ему так отчаянно нужно было узнать? Когда?! Он взглянул на стол, но не было никакого незаконченного письма с датой, никакого календаря по посадке растений, который он мог небрежно просмотреть. Ни одна из книг на полке не помогала; единственной книгой, которую он узнал, была «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо из Йорка, моряка» Дефо, которая была опубликована в 1719 году. Он знал, что попал в более позднее время; в 1719 году дом еще не был построен.
Он подавил нарастающую волну паники. Не имеет значения, если это было не то время, которое он ожидал, нет, если Джем здесь. А он должен быть. Он должен быть.
- Мне жаль беспокоить вашу семью, сэр, - начал он, прочистив горло, когда ставил стакан. - Но дело в том, что я потерял сына и ищу его.
- Потеряли сына! - воскликнул Фрейзер, удивленно расширив глаза. - Брайд помоги вам, сэр. Как это случилось?
Он подумал, что лучше говорить правду, где только возможно, и, в конце концов, что еще он мог сказать?
- Его похитили два дня назад и увезли … ему всего девять лет. У меня есть основания полагать, что человек, который его похитил, родом из этих мест. Вы случайно не видели высокого, худого и смуглого человека, путешествующего с рыжеволосым мальчиком, примерно такого роста? - Он приложил ребро ладони к своей руке, примерно на три дюйма выше локтя; Джем был высок для своего возраста и этого времени, но, с другой стороны, Брайан Фрейзер сам был высоким мужчиной, а его сын ...
Новый шок пронзил Роджера при мысли: Джейми здесь? В доме? И если да, то сколько ему лет? Сколько ему было, когда умер Брайан Фрейзер ...
Фрейзер покачал головой, его лицо стало обеспокоенным.
- Нет, я не видел, сэр. Как зовут человека, который похитил вашего мальчика?
- Роб ... Роберт Кэмерон. Я не знаю его людей, - добавил он, инстинктивно переходя на язык Фрейзера.
- Кэмерон ... - пробормотал Фрейзер, постукивая пальцами по столу, пока искал имя в памяти. Это движение заставило Роджера вспомнить один из характерных жестов Джейми, когда тот задумывался, но Джейми, с его искалеченной рукой, просто постукивал неподвижными пальцами, а его отец при этом плавно перебирал пальцами.
Он снова взял стакан и сделал еще один глоток, как можно незаметно кидая взгляды на лицо Фрейзера, ища сходство. Оно было, но не слишком заметное, в основном в наклоне головы и посадке плеч. Лицо было совсем другим, квадратное в челюсти, более широкие брови, глаза темно-карие, а не голубые, но их раскосая форма и широкий рот, как у Джейми.
- Ближе Лохабера Кэмеронов не так уж много, - Фрейзер покачал головой. - И я ничего не слышал о незнакомцах в округе. - Он бросил на Роджера прямой взгляд, не обвиняющий, а определенно вопросительный. - Почему, по-вашему, этот человек должен прийти сюда?
- Я ... его видели, - выпалил Роджер. - Возле Крейг-на-Дуна.
Это поразило Фрейзера.
- Крейг-на-Дун, - повторил он, немного откинувшись назад, его глаза стали настороженными. - Ага... и откуда вы сами могли приехать, сэр?
- Из Инвернесса, - быстро ответил Роджер. - Я последовал за ним оттуда. - Достаточно близко. Он изо всех сил старался не вспоминать, что отправился на поиски Кэмерона и Джема с того самого места, в котором сейчас находился. - Я … друг … родственник отправился со мной. Я отправил его искать в сторону Крансмуира.
Новость о том, что он, по-видимому, не является одиноким психом, кажется, успокоила Фрейзера, который отодвинулся от стола и встал, взглянув на окно, где большие плети дикой розы тянулись вверх, тонике и черные на фоне увядающего неба.
- Ммфм. Что ж, подождите немного, сэр, и вы добьетесь своего. Уже поздно, и вы не успеете много пройти, прежде чем наступит темнота. Поужинайте с нами, и мы предоставим вам постель на ночь. Может быть, ваш друг сообщит вам хорошие новости, или кто-нибудь из моих арендаторов что-то видел. Я позову их утром.
Ноги Роджера дрожали от желания вскочить, выбежать, что-то сделать. Но Фрейзер был прав: было бы бессмысленно – и опасно – бродить по горам Хайленда в это время года в темноте, рискуя сбиться с пути, и, возможно, попасть в смертельную бурю. Он слышал, как поднимался ветер; ветви дикой розы бились об оконное стекло. Скоро должен был пойти дождь. А Джем там на улице?
- Я ... да. Благодарю вас, сэр, - сказал он. - Это очень мило с вашей стороны.
Фрейзер похлопал его по плечу, вышел в коридор и позвал: «Джанет! Джанет, у нас гость к ужину!»
Джанет?
Он, не задумываясь, поднялся на ноги и вышел из кабинета, когда дверь кухни распахнулась, и маленькая, тонкая фигура на мгновение вырисовалась на фоне света кухни.
- Моя дочь, Джанет, сэр, - сказал Фрейзер, выводя дочь в угасающий свет. Он нежно улыбнулся ей. - Это мистер Роджер МакКензи, Дженни. Он где-то потерял своего маленького мальчика.
- Потерял? - девушка замерла, наполовину сделав реверанс, и ее глаза расширились. - Что случилось, сэр?
Роджер снова кратко рассказал о Робе Кэмероне и Крейг-на-Дуне, но все время испытывал желание спросить молодую женщину, сколько ей лет. Пятнадцать? Семнадцать? Двадцать один? Она была необыкновенно красива, с чистой белой кожей, которая раскраснелась от готовки еды, с мягкими вьющимися черными волосами, завязанными сзади, и стройной фигурой, на которую он изо всех сил старался не смотреть, но больше всего тревожило то, что она имела поразительное сходство с Джейми Фрейзером. Она могла бы быть его дочерью, подумал он, а затем резко остановился, вспомнив, с ударом в сердце, который едва не бросил его на колени, кем на самом деле была дочь Джейми Фрейзера.
О, боже. Бри. О, Иисус, помоги мне. Увижу ли я ее когда-нибудь снова?
Он молчал и смотрел на Джанет Фрейзер с открытым ртом. Однако она, по-видимому, привыкла к такой реакции мужчин. Она одарила его скромной улыбкой, сказала, что ужин будет на столе через несколько минут, и, может быть, папа покажет мистеру МакКензи, где у них уборная? Затем она вернулась обратно, большая дверь за ней захлопнулась, и он обнаружил, что снова может дышать.
Ужин был простым, но обильным и хорошо приготовлен, и Роджер обнаружил, что еда его хорошо восстанавливает. Неудивительно, он не мог вспомнить, когда ел в последний раз.
Они ужинали на кухне, с парой горничных по имени Энни и Сенга и батраком по имени Том МакТаггарт, которые делили стол с семьей. Все они выражали Роджеру сочувствие в связи с похищением его сына и очень сильно интересовались новостями, которые он мог принести.
Здесь он был в некотором замешательстве, так как не имел четкого представления о том, какой сейчас год. «Брайан умер – боже, умрет – когда Джейми было девятнадцать, и если Джейми родился в мае 1721 года (или это был 1722 год?), и он был на два года моложе Дженни ...», - прикидывал он, но все равно, не имел ни малейшего представления о том, что могло произойти в мире в это время. Он немного потянул время, рассказывая о своем происхождении и своих предках в подробностях. Во-первых, это было хорошим тоном, а во-вторых, его место рождения в Кайле Лохалше было достаточно далеко от Лаллиброха, так что Фрейзеры вряд ли встречали кого-либо из его людей.
И, наконец, ему немного повезло, когда МакТаггарт стал рассказывать, как снял ботинок, чтобы вытряхнуть камень, и увидел, как одна из свиней пролезла под забором и порысила в огород. Конечно, он бросился за свиньей и сумел ее поймать, но, оттащив ее обратно в загон, обнаружил, что другая свинья тоже вылезла и мирно жует его ботинок.
- Это все, что она оставила! - сказал он, вытаскивая из кармана половину рваной кожаной подошвы и укоризненно размахивая ею перед ними. - И мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытащить подошву из ее пасти!
- Зачем было вытаскивать? - сказала Дженни, сморщив нос на мокрый кусочек кожи. - Не волнуйся, Тагги. На следующей неделе мы зарежем свиней, и ты сможешь взять кусочек шкуры, чтобы сшить себе новую пару ботинок.
- А до тех пор мне придется ходить босиком, да? - недовольно вопросил МакТаггарт. - По утрам на земле иней. Я могу простудиться и умереть еще до того, как эта свинья съест последнее ведро помоев.
Брайан рассмеялся и кивнул Дженни.
- Твой брат оставил пару своих старых башмаков, когда уезжал в Париж, да? Я помню, что он оставил, и если ты не отдала их бедным, может быть, они пригодятся Тагги на первое время.
Париж. Мысли Роджера яростно работали, подсчитывая. Джейми провел в Париже в университете неполных два года и вернулся ... когда? Когда ему было восемнадцать. Джейми было – будет – восемнадцать лет в мае 1739 года. Так что сейчас 1737, 1738 или 1739 год.
Сужение неопределенности временного промежутка немного успокоило его, и он сумел вспомнить о ряде исторических событий, которые произошли в этот время. Абсурдно, но первое, что пришло ему в голову, это то, что открывалка для бутылок была изобретена в 1738 году. Второе, что в Бомбее в 1737 году произошло сильное землетрясение.
Его аудитория изначально больше заинтересовалась открывалкой для бутылок, которую он был обязан описать подробно, дико выдумывая, так как понятия не имел, как эта штука на самом деле выглядит, хотя были сочувственные шепотки относительно жителей Бомбея и краткая молитва за души тех, кто был раздавлен падающими домами и тому подобное.
- Но где этот Бомбей? - спросила младшая из служанок, наморщив лоб и переводя взгляд с одного лица на другое.
- В Индии, - быстро ответила Дженни и отодвинула стул. - Сенга, принеси кранахан[2], хорошо? А я покажу тебе, где находится Индия.
Она исчезла за дверью, и суета с уборкой посуды дала Роджеру несколько минут передышки. Он начал чувствовать себя немного легче, хотя все еще мучился от беспокойства о Джеме. Он на мгновение задумался об Уильяме Баккли и о том, как тот воспримет новость о годе их прибытия.
Тысяча семьсот с чем-то ... Господи, сам Бак еще даже не родился! Но, в конце концов, какая разница? Он тоже еще не родился и довольно счастливо жил в то время, которое предшествовало его рождению ... Хотя мог ли тот факт, что они не могли попасть в нужное время, быть связанным с Баком?
Он знал – или думал, что знает – что нельзя вернуться в то время, в котором ты уже живешь. Попытка существовать физически в том же времени, в котором ты уже есть, просто не могла быть успешной. Это едва не убило его однажды; и сейчас они, вероятно, слишком близко подошли к изначальной линии жизни Бака, и Роджера вместе с ним сместило во времени.
Прежде чем он успел изучить смысл этой тревожной мысли, Дженни вернулась, неся большую тонкую книгу. Это оказался раскрашенный вручную атлас с картами – во многих случаях удивительно точными – и описаниями наций мира.
- Брат отправил этот атлас из Парижа, - гордо сказала ему Дженни, открыв книгу, где на развороте была нарисована Индия. Маленький черный кружок, показывающий Бомбей, был окружен картинками маленьких пальм, слонов и чем-то, что при ближайшем рассмотрении оказалось чайной плантацией. - Он там в университете.
- Да? - Роджер улыбнулся, выглядя впечатленным. Он действительно был впечатлен, тем более, что осознал, сколько усилий и расходов потребовалось, чтобы добраться из этой отдаленной горной глуши в Париж. - Как долго он там?
- О, почти два года, - ответил Брайан. Он протянул руку и нежно коснулся страницы. - Мы очень скучаем по мальчику, но он часто пишет. И присылает нам книги.
- Он скоро вернется, - сказала Дженни, с убежденностью, которая, однако, казалась несколько натянутой. - Он сказал, что вернется.
Брайан улыбнулся, хотя и это было немного натянуто.
- Да. Я надеюсь на это, a nighean[3]. Но ты знаешь, что у него могут быть обстоятельства, которые задержат его за границей на какое-то время.
- Обстоятельства? Ты имеешь в виду эту женщину де Марильяк? - спросила Дженни с отчетливым раздражением в голосе. - Мне не нравится, как он пишет о ней. Ни капельки.
- Он может найти жену и похуже, девочка, - Брайан пожал плечом. - Она из хорошей семьи.
Дженни издала очень сложный звук в горле, показывая уважение к отцу, и воздерживаясь от выражения более полного мнения об «этой женщине», при этом все еще ясно его выражая. Ее отец рассмеялся.
- Твой брат – не полный дурак, - успокоил он ее. - Я не думаю, что он женится на дурочке или … э-э … - он явно искал подходящую замену для слова «шлюха», но не смог.
- Он может, - рявкнула Дженни. - Он войдет прямо в паутину с открытыми глазами, если паутина имеет хорошенькое личико и круглую задницу.
- Джанет! - ее отец попытался выглядеть шокированным, но попытку провалил. МакТаггарт хохотал в открытую, Энни и Сенга хихикали, прикрыв рот ладонями. Дженни кинула на них свирепый взгляд, но затем с достоинством выпрямилась и обратилась к гостю.
- Мистер МакКензи, ваша жена жива, надеюсь? И она мать вашего сына?
- Жива … - вопрос ударил его в грудь, но потом он вспомнил, где находится. В восемнадцатом веке женщин, выживших при родах, было столько же, сколько и умерших. - Да. Она … в Инвернессе с нашей дочерью.
Мэнди. О, моя милая девочка. Мэнди, Бри, Джем. Внезапно чудовищность происходящего поразила его. До сих пор ему удавалось игнорировать эти мысли, сосредоточившись на необходимости найти Джема, но теперь холодный ветер свистел в дырах его сердца, оставленных стремительно развивающимися событиями. Велика вероятность, что он больше никогда никого из них не увидит. И они никогда не узнают, что с ним случилось.
- О, сэр, - прошептала Дженни, наклонившись вперед, чтобы положить руку ему на плечо, ее глаза расширились от ужаса от того, что она спровоцировала. - О, сэр, простите! Я не хотела ...
- Все в порядке, - каркающим голосом выдавил он, проталкивая слова сквозь свою изуродованную гортань. - Я ... - Он махнул рукой в слепом извинении и, спотыкаясь, вышел. Он прошел прямо через кладовку в задней части дома и оказался снаружи в ночи.
По вершинам гор еще была видна узкая полоска тусклого света, но двор вокруг него был в глубокой тени, и ветер коснулся его лица запахом холодного дождя. Он дрожал, но не от холода и резко осел на большой камень у тропинки, где они снимали детские резиновые сапоги, когда было грязно.
Он положил локти на колени и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя подавленным. Не только из-за своей собственной ситуации, но и из-за тех, кто был в доме. Джейми Фрейзер скоро вернется домой. И вскоре после этого наступит день, когда солдаты в красных мундирах войдут во двор в Лаллиброхе, обнаружив Джанет и слуг в одиночестве. И события будут развиваться так, что закончатся смертью Брайана Фрейзера, сраженного апоплексическим ударом, когда он наблюдал, как его единственного сына секут – как он думал – до смерти.
Джейми ... Роджер вздрогнул, представив себе не своего сильного и упорного тестя, а беззаботного молодого человека, который среди суеты Парижа все еще заботился отправить книги своей сестре. Который ...
Начался дождь, тихий, но обильный, намочив его лицо за считанные секунды. По крайней мере, никто не узнает, если он заплачет от отчаяния. Я не могу это остановить, подумал он. Я не могу сказать им, что грядет.
Огромная фигура вырисовалась из темноты, напугав его, и собака тяжело навалилась на него, почти столкнув с камня, на котором он сидел. Большая волосатая морда с носом, мокрее дождя, пыхтя уткнулась ему в ухо.
- Иисус, собака, - сказал он, полусмеясь, несмотря ни на что. - Боже. - Он обнял большое, вонючее существо и прижался лбом к его массивной шее, чувствуя зарождающееся утешение.
Он некоторое время ни о чем не думал и только чувствовал невыразимое облегчение. Однако мало-помалу вернулись связные мысли. Может быть, неправда, что прошлое нельзя изменить. Может быть, не большие важные вещи, не королей и битвы. Но может быть – только может быть – мелкие можно. Если он не мог прямо сказать Фрейзерам из Лаллиброха, какая судьба их ждет, может быть, он сделает какое-то предупреждение, которое могло бы предотвратить ...
А если бы он это сделал? Если бы они послушались? Умрет ли все равно этот хороший человек в доме от апоплексии; какая-то слабость в его мозгу даст о себе знать, когда он однажды выйдет из амбара? Но это оставит его сына и его дочь в безопасности … и что потом?
Останется ли Джейми в Париже и женится на кокетливой француженке? Вернется ли он мирно в Лаллиброх, чтобы заботиться о поместье и своей сестре?
В любом случае, он не будет ехать верхом возле Крейг-на-Дуна через пять или шесть лет, преследуемый английскими солдатами, раненый и нуждающийся в помощи случайного путешественника во времени, который только что вышел из камней. И если он не встретит Клэр Рэндалл ... Бри, подумал он. О, Боже. Бри.
Позади него раздался звук – открылась дверь дома – и луч фонаря упал на тропинку неподалеку.
- Мистер МакКензи? - позвал в ночь Брайан Фрейзер. - С вами все в порядке?
1
По легенде, такая надпись была выбита на камне на одной из дорог, построенных генералом Уэйдом (George Wade (1673 -1748)) в Шотландии в 1720-1730 г.г.