|
|
||
Ясион вернулся умирать к Сатурну. Горловина червоточины раскрылась в трёхстах пятидесяти тысячах километров над верхушками бледно-бежевых облаков газового гиганта, и ястреб выскользнул в реальное пространство... | ||
Ясион вернулся умирать к Сатурну.
Горловина червоточины раскрылась в трёхстах пятидесяти тысячах километров над верхушками бледно-бежевых облаков газового гиганта, и ястреб выскользнул в реальное пространство. Сторожевые спутники разрешённой зоны выхода засекли инфракрасное излучение и пощекотали обшивку корабля радарами. Ясион сродственно окликнул ближайший хабитат и представился. Спутники отвели сенсоры и возобновили дежурство.
Разделив многогранное восприятие битехового корабля, капитан с экипажем любовались величественной кольценосной планетой, но настроение у всех было траурное. Они шли почти над самым центром дневной стороны. Кольца раскинулись впереди и на два румба ниже, твёрдые на вид, но турбулентные, как пыльный газ меж двух стеклянных пластин. Сквозь них просвечивали звёзды. Дивная красота не вязалась с тяжкой причиной их возвращения.
Сродство Ясиона коснулось их сознаний. Не грустите, безмолвно сказал корабль. Не о чем грустить. Что есть - просто есть. Моя жизнь была интересной. Спасибо вам за это.
В одиночестве капитанской каюты Афина не сдержала слёз. Она была высокой, как и все женщины сотни семейств, чьи генетики занимались укреплением тел, чтобы их потомки с лёгкостью переносили тяготы космических путешествий. Тщательно спланированное развитие дало ей приятное продолговатое лицо, давно уже покрытое морщинами, и густые золотисто-каштановые волосы, чьё юное пламя со временем сменилось блеском серебра. В безупречном серо-голубом флотском мундире она излучала ту царственную уверенность, которая вызывала безоговорочное доверие экипажей. Но теперь самообладание оставило её, и выразительные фиалковые глаза яростно засверкали.
Не надо, Афина. Прошу тебя.
Не могу! мысленно крикнула она. Так нечестно! Мы должны уйти вместе, пускай нам позволят!
Незримое прикосновение прокатилось вдоль её позвоночника - так мягко, как ни одному человеку не приласкать. Так же, как и каждый день из ста восьми её лет. Её единственная любовь. Такой привязанности, как Ясиону, не досталось ни одному из троих её мужей, ни даже, как бы кощунственно это ни звучало, никому из восьми её детей, троих из которых она выносила сама. Но другие эдемисты всё понимали и сочувствовали; при их коллективном сродстве не было и речи о сокрытии правды или эмоций. Врождённая связь между ястребами и их капитанами пересилит всё, что бы вселенная ни обрушила на них. Кроме смерти, шепнул сокровеннейший уголок её души.
Это моё время пришло, бесхитростно сказал Ясион. Будь у ястреба лёгкие, он бы облегчённо вздохнул.
Знаю, печально признала она. Последние недели всё к тому шло. Некогда всемогущие структураторные энергоклетки теперь с натугой растягивали горловину червоточины. Если полвека назад им казалось, что они могут одним глотком перемахнуть через всю галактику, то теперь они испытывали глухое облегчение, когда глоток на пятнадцать световых лет не дотягивал до цели всего на один световой месяц. Чёртовы генетики. Неужели равный срок для обоих - это слишком много? - возмутилась она.
Наверное, когда-нибудь они дадут кораблю с капитаном прожить всю жизнь вместе. Но так, как сейчас - правильно. Кому-то ведь нужно вырастить наших детей. Мать из тебя выйдет не хуже, чем капитан. Я знаю.
Внезапный отголосок самодовольной уверенности в ментальном голосе вызвал у неё неудержимую улыбку. Слипшиеся ресницы сморгнули остатки слёз. Десяток детишек, в моём-то возрасте. Господи!
Ты справишься. У них всё сложится. И я счастлив.
Я люблю тебя, Ясион. Будь у меня возможность прожить свою жизнь заново, я бы ни секунды в ней не изменила.
А я бы да.
Неужели? поразилась она.
Да. Я бы прожил один день человеком. Чтобы узнать, на что это похоже.
И удовольствия, и страдания сильно преувеличены, уж поверь мне.
Ясион хихикнул. Светочувствительные рецепторы, блистерами выступавшие из его обшивки, засекли хабитат Ромул. Корабль нащупал его массу по лёгкой ряби в искривляющем поле, выпущенном структураторными клетками. Его сознание ощутило плотность хабитата как жёсткую соринку на внешнем краю кольца F. Жёсткую, но полую - цилиндрический битеховый полип сорока пяти километров в длину, десяти километров в диаметре. Одна из двух первоначальных ястребиных баз, пророщенных сотней семейств ещё в 2225 году. Теперь вокруг Сатурна обращались уже двести шестьдесят восемь подобных хабитатов, не считая вспомогательных промышленных станций. Уже само их количество говорило о важности битеховых звездолётов для эдемистской экономики.
Корабль пропустил через структураторные клетки мощные колебания, фокусируя энергию на бесконечности, сминая пространство за обшивкой - однако не настолько сильно, чтобы раскрыть горловину червоточины. На волне искривления они понеслись к хабитату, как серфер к берегу. Дополнительная подстройка искривляющего поля скомпенсировала для экипажа тройную перегрузку до нормальной силы тяжести. Адамистским кораблям с термоядерными двигателями ни за что не добиться такого плавного и комфортного перемещения.
Никогда уже Афине не испытать такого удобства, даже если она снова взойдёт на борт ястреба. С Ясионом она всегда чувствовала, как течёт за бортом вакуум; всё равно что плыть в лодке по тихой реке и опустить ладонь в воду. Пассажирам ничего такого не доставалось. Пассажиры - пассивный груз.
Ну давай, сказала она кораблю. Призови их.
Сейчас!
С каким нетерпением это прозвучало! Она улыбнулась за них обоих.
Ясион позвал. Распахнув сродство во всю ширь, он испустил бессловесный тоскливо-ликующий крик, раскатившийся на тридцать астрономических единиц. Призыв к брачным партнёрам.
Как и все ястребы, Ясион был космическим созданием, беспомощным в оковах сильного гравитационного поля. Его тело было линзовидной формы, ста десяти метров в диаметре, тридцатиметровой толщины в центре. Прочная тёмно-индиговая полиповая обшивка постепенно выкипала в вакуум снаружи и замещалась свежими клетками в митозном слое изнутри. Двадцать процентов его массы приходились на специализированные внутренние органы: пузыри с запасами питательных веществ, сердечные помпы, обширную капиллярную сеть, нервные клетки - всё плотно упакованное в цилиндрической камере посреди тела. Остальные восемьдесят процентов занимали сплошные соты структураторных клеток, производящих искажающее поле для обоих видов тяги. Эти-то клетки теперь и отмирали, чем дальше, тем сильнее. Как и человеческие нейроны, они плохо восстанавливались, ограничивая продолжительность жизни звездолётов. Ястребы редко доживали до ста десяти лет.
С обеих сторон корпуса на половине радиуса проходили широкие кольцевые желоба для крепления механических систем. Нижний жёлоб обычно отдавали под грузовую подвеску - целое кольцо титановых кронштейнов, сейчас сложенных, всего с несколькими герметичными вспомогательными модулями. Помещения экипажа занимали верхний жёлоб; в хромированном тороиде хватало места для салонов, кают, ангарчика атмосферного флаера, термоядерных генераторов, топлива и жизнеобеспечения. Всего, что нужно людям.
Афина в последний раз прошлась по центральному коридору тороида. Синон, её нынешний муж, поможет ей со священным долгом инициации следующего поколения капитанов. Десять зигот: яйцеклетки Афины, оплодотворённые спермой троих мужей и двоих ближайших любовников - ожидали этого дня в нуль-тау, ограждённые от энтропии.
Только один ребёнок происходил от спермы Синона. Отнюдь не повод для обид. Он и сам входил в сотню семейств; капитанами были и некоторые из его предков, и пара неполнородных сиблингов; если даже этой привилегии удостоится всего один из его детей, ему уже будет чем гордиться.
Бледно-зелёные композитные стены шестигранного коридора светились изнутри. Все семеро членов экипажа следовали за Афиной и Синоном. Тишину нарушало лишь мягкое шипение воздуха из решёток над головами. Они дошли до места, где нижняя грань стены смыкалась с обшивкой и композитная панель незаметно переходила в овальное пятно тёмно-синего полипа. Здесь Афина остановилась.
Я нарекаю это яйцо Эноной, объявил Ясион.
Полип вздулся, истончаясь по центру до прозрачности. Расступившиеся красные ткани открыли конец толстого, как человеческое бедро, стебля, уходившего в самое сердце корабля. Набухшая верхушка раскрылась, плеснув густой липкой слизью на пол коридора, и обнажила распахнутый беззубым ртом сфинктер. Лениво пульсирующая тёмная кишка вела вглубь.
Афина подняла битеховый сохранитель - пятисантиметровый розоватый шарик, нагретый до температуры тела. Судя по маркировке нуль-тау контейнера, где он хранился, внутри была женская зигота; именно ей Синон и приходился отцом. Афина нагнулась и мягко протолкнула шарик в устье.
Я нарекаю этого ребёнка Сирингой.
С тихим чавканьем сохранитель провалился вниз по кишке, сфинктер сомкнул губы, и стебель втянулся обратно. Синон положил руку ей на плечо, и они улыбнулись друг другу.
Они вырастут удачной парой, торжественно сказал Ясион.
Обязательно.
Афина пошла дальше. Когда Ромул уже начал заметно расти, ей оставалось инициировать ещё четыре зиготы.
Хабитаты Сатурна оплакивали Ясиона. Ястребы же по всей системе отозвались на зов с дружеским пылом; те, кто были свободны от груза, отменили вылеты и в предвкушении потянулись стаями к Ромулу.
Ясион плавно обогнул неподвижный причал на северном торце. Закрыв глаза, Афина по сродственной связи впустила в сознание нечеловечески точный образ с сенсорных блистеров ястреба. Визуальные ориентиры сменяли друг друга по мере того, как грандиозный торец хабитата восходил над ободом корабельного корпуса. Бескрайнее красно-коричневое поле мелкозернистого полипа надвинулось отвесной стеной; показались четыре концентрических кольцевых уступа, будто высокие волны когда-то разбежались от оси, да так и застыли.
Ястреб нацелился на второй уступ в двух километрах от оси и спикировал по дуге, уравнивая скорость с вращением хабитата. Адамистским реактивным кораблям не хватало маневренности для подобных посадок, так что уступы предназначались только для ястребов.
Ясион перевалил через край и завис над длинной цепочкой грибовидных причальных насестов, выбирая свободный. Несмотря на всю свою массу, уселся он с изяществом колибри.
Афина и Синон почувствовали, как гравитация сползает до половины g - искажающее поле рассеялось. Большой мягкошинный служебный автобус уже катил к кораблю, задирая хобот переходной трубы.
Ну пойдём же, озабоченно поторопил Синон. Он взял её за локоть, ясно чувствуя её желание остаться на борту в последнем полёте.
Она неохотно кивнула.
- Да, верно, - сказала она вслух.
Прости, что от этого не легче.
Она вымученно улыбнулась и позволила вывести себя из салона. Автобус добрался до обода корабля и протянул переходную трубу к тороиду экипажа.
Синон перевёл взгляд с жены на стаю ястребов, уравнявших скорости с причалом. Уже семь десятков кружили в ожидании, высадив экипажи на других уступах, к ним один за другим присоединялись опоздавшие. Эмоциональный гомон возбуждённых битехов невозможно было игнорировать. Он почувствовал, как играет в жилах его собственная кровь.
Он не сразу заметил неровность в кружащей стае - только когда они с Афиной вышли к шлюзу. Ясион услужливо сфокусировался на необычном корабле.
Да это же коршун! воскликнул Синон.
Его причудливая асимметричная форма бросалась в глаза среди классических линзовидных фигур. Сплюснутая капля, спинной изгиб толще брюшного; добрых сто тридцать метров от носа до кормы; голубая полиповая обшивка испещрена неровной сеткой лиловых прожилок.
Коршуны отличались крупными размерами и разнообразными очертаниями. Отклонения от ястребиной нормы (некоторые называли их эволюцией) следовали из спроса на повышенную мощность. Попросту говоря, их капитанов интересовали только лучшие боевые качества, желчно подумал Синон. А за эту маневренность приходилось расплачиваться короткой жизнью.
Это Юдат, спокойно сказал Ясион. Он быстрый и сильный. Достойный претендент.
Вот, значит, кто отозвался на твой зов, сказала Афина на личном канале сродства, чтобы остальной экипаж не услышал. Они встали перед внутренним люком шлюза. Её глаза заблестели.
Синон скривился, потом пожал плечами и зашагал по трубе к автобусу, оставив её наедине с кораблём.
Коридор непривычно гудел, резонируя с возбуждением Ясиона. Она коснулась пальцами гладкой композитной стены. Ничего, никакой дрожи. Наверное, ей это только кажется. Она обернулась и в последний раз взглянула на тороид - знакомые узкие коридоры и салоны. Весь их мир.
- Прощай, - шепнула она.
Я всегда буду тебя любить.
Служебный автобус перекатился через уступ обратно к полиповой стене и уткнулся в металлический шлюз у её основания. Ясион вызывающе расхохотался на общем сродственном канале; десять яиц жгли его жизненной энергией и нестерпимым желанием родиться. Без предупреждения он сорвался с насеста прямо в гущу сородичей. Те в восторге прыснули врассыпную.
Больше не нужны противоперегрузки для тороида экипажа, больше никаких скидок на хрупких людей. Хватит с него искусственных ограничений безопасности! Ясион круто вильнул на непринуждённых девяти g, затем срезал траекторию между торцом и громадной металлической лопастью противозакрученного причала. Тусклое перламутровое солнце осветило обшивку, когда он вырвался из тени. Впереди лежал Сатурн, рассечённый бритвенной линией колец. На двенадцатикратном ускорении битеховый звездолёт ринулся в плотные орбитальные потоки льдинок и свободных молекул, разбрасывая шальные пылинки носовой волной искажающего поля. Возбуждённые ястребы пунктирным кометным хвостом растянулись позади.
В каютах экипажа от нештатной перегрузки гнулся металл. Опустевшие салоны и коридоры скрипели и трещали, рушилась композитная мебель. Каждый обломок ударял, как кувалдой, на полу оставались глубокие вмятины. Вода из лопнувших труб залила камбуз и каюты, причудливая рябь пробегала по ней, когда Ясион вилял на курсе.
В кольцах оптическая видимость резко ухудшилась, всё забивала густая метель за бортом. Он свернул в сторону вращения колец, но под углом, по-прежнему приближаясь к массе газового гиганта. Славная вышла игра - уворачиваться от крупных комьев, блестящих острых ледышек, мёрзлых булыжников и непроглядно-чёрных кусков почти что чистого углерода. Корабль взмывал над ними, нырял, кружил, петлял, не обращая внимания ни на перегрузки, ни на истощение своих драгоценных структураторных клеток. В кольце хлестала дармовая энергия. Космическое излучение, волны планетарной магнитной индукции, свежие порывы солнечного ветра - всё шло в дело, Ясион хватал их искажающим полем и скручивал в плотный когерентный жгут, а структураторные клетки всё поглощали и перенаправляли.
К щели Энке Ясион набрал достаточно энергии, чтобы зарядить первое яйцо. Он ликующе взвизгнул. Ястребы завопили в ответ. Они висели у него на хвосте, повторяя все головокружительные кувырки, проталкиваясь по пробитому сквозь кольцо следу, отмахиваясь искажающими полями от взбаламученных им клубов пыли. То один, то другой вырывался вперёд, но никто не мог надолго удержать ни нужной скорости, ни бесшабашной лихости; то и дело они проскакивали крутые повороты, вылетая из канала и увязая в сугробах непотревоженных частиц. Они состязались не только в силе, но и в сноровке. Даже удача играла свою роль. Везучесть стоила того, чтобы её унаследовать.
Когда прозвучал первый клич Ясиона, Хиале была ближе всех, всего в паре сотен километров позади. Она рванулась вперёд, и Ясион уступил, притормозив и перестав петлять. Они сблизились, Хиале выдержала позицию в десяти метрах, и их корпуса безупречно совместились. Частицы кольца разлетались от них, как снег из-под лыж.
По сродственной связи Хиале начала передачу своего композиционного шаблона; в почти что оргиастическом блаженстве программная ДНК полилась в Ясиона. Ясион промодулировал ею мощный поток энергии и впрыснул его в своё первое яйцо.
Яйцо по имени Акетес с изумлением пробудилось. Стремительные токи вдохнули в него жизнь, каждая клетка заискрилась восторгом, целеустремлённостью и желанием сорваться в немедленный рост.
Радость Ясиона озарила пространство.
Акетес вылетел в открытый вакуум, кувыркаясь среди обломков обшивки Ясиона. Багровая дыра на тёмно-индиговом фоне стремительно удалялась.
Свобода! запело яйцо. Я на свободе!
Грузная туша нависла над ним. Ощутимая, но непонятная сила придержала и стабилизировала его в пространстве. Похоже, что эта вселенная сплошь состояла из песчинок материи, пронизанных лучами энергии. С пугающей скоростью мимо промелькнули ястребы.
Да, ты на свободе, согласилась Хиале. Добро пожаловать в жизнь.
Что это за место? И кто я? А почему я не могу двигаться, как ты? Акетес пытался разобраться в прощальном подарке Ясиона - обрывках знаний, порхавших в его крепнущем сознании.
Не всё сразу, посоветовала Хиале. Ты вырастешь, ты узнаешь. Со временем твои знания интегрируются.
Акетес приоткрыл свою сродственную чувствительность и разом охватил всю систему Сатурна, услышал хор приветствий от хабитатов, ещё более мощную волну принятия взрослых эдемистов, возбуждённое щебетание детей; а затем пришла поддержка от своих, таких же ястребят, угнездившихся среди колец.
Он перестал кувыркаться и завис под брюхом Хиале, озираясь свежими чувствами. Хиале изменила курс, выводя яйцо на стабильную круговую орбиту вокруг газового гиганта, где оно и проведёт следующие восемнадцать лет, пока окончательно не вырастет.
Ясион погружался всё ближе и ближе к облачному слою, пропахав в кольцах тёмную борозду, словно провёл линию самописца для существ с подходящими органами чувств. Ещё в кольце A ему хватило энергии, чтобы зарядить ещё два яйца, Брисеиду и Эпопея. Геспер появился при переходе через щель Кассини. Грайя, Иксион, Лаокоон и Меропа пробудились в кольце B, и давшие им композиционные шаблоны ястребы подхватили их.
Юдат нагнал Ясиона у внутреннего края кольца B. Долгая напряжённая борьба истощила даже энергетические ресурсы коршуна; давно ему не случалось так маневрировать. Но Ясион снова призвал брачного партнёра, и Юдат рванулся к нему, так что их искажающие поля слились, а обшивки почти соприкоснулись. По сродственной связи он отправил Ясиону свой композиционный шаблон, и жаркое наслаждение едва не снесло его.
Спасибо, сказал Ясион. Эта станет особенной. Я чувствую в ней величие.
В облаке полиповых хлопьев яйцо выстрелило из завязи, и Юдат остался наедине с требующим торможения любопытным младенцем. Озадаченный коршун так и не успел спросить, что означала последняя пророческая фраза.
Добро пожаловать в жизнь, официально сказал Юдат, остановив вертящийся семиметровый шар.
Спасибо, ответила Энона. И куда мы теперь?
На орбиту повыше. Эта слишком близко к планете.
Ух! Она затихла, ощупывая окрестности незрелыми чувствами и путаясь в неустойчивых мыслях. А что такое планета?
Последнее яйцо, Приам, отошло глубоко под разрежённым ободом кольца B. Три десятка ястребов, выдержавших до конца погони, разлетелись в стороны от Ясиона. Они и так опасно приблизились к облачному слою, занявшему уже добрую треть неба; гравитация портила всё здешнее пространство, обкусывая их искажающие поля и сбивая тягу.
Ясион продолжил спуск в одиночестве, и низкая орбита унесла его вперёд. Его искажающее поле замерцало и схлопнулось под силой тяжести в пятистах километрах над газовым гигантом.
Перед ним вздымался терминатор. Волнистые облака тихо пропадали за чёрной завесой. Тусклые искорки фосфоресцировали на вихрях и фонтанах, сплетавшихся из аммиачных локонов и расплетавшихся обратно, дрожащий свет то гас, то разгорался. Ясион врезался в тень, и тьма стала стихийной силой, охватила его со всех сторон. Сатурн больше не был планетой, отдалённым астрономическим объектом - он стал плотным и громадным. Битеховый корабль пикировал в него по всё более отвесной траектории. Единственный свет, доступный оптическим сенсорам, исходил от освещённой полосы далеко впереди. Экватор тёмной стороны, обширная мёрзлая пустошь, дышал гордым величием.
Увлечённые Ясионом частицы кольца чёрным ливнем сыпались вокруг него прямо в обманчиво нежные пальцы разрежённых газов, чьи настойчивые ласки отнимали и скорость, и высоту, и, в конечном итоге, само существование.
На границе ионосферы ледяные порывы водородного ветра вспыхнули вокруг доверчивых гостей радужными полотнищами. Они стремительно погружались, сопротивление атмосферы нарастало, свечение разгоралось от тлеющих угольков до белого жара; мерцающий инверсионный след растянулся за ними на сотню километров. Остывшие кусочки Солнца завершали миллиардолетнее странствие мгновенным яростным шоу: ослепительный удар - и брызги быстро гаснущих обломков. Оставался только прозрачный хвост копоти, да и его тут же стирали ревущие циклоны.
Ясион погрузился до предела ионосферы. Нижняя обшивка раскалилась в костре гибнущих частиц кольца. Обод затлел дрожащими отблесками. Полип начал прогорать и отслаиваться, стреляя оранжевыми искрами. Рецепторы перегрелись, и периферийные ощущения угасли. Плотные водородные слои замолотили по корпусу, его затрясло, ноющие сверхзвуковые ветры обжигали всё сильнее. Ясион опрокинулся. Переворот на скользящем спуске привёл к фатальным последствиям; выставив навстречу потокам водорода широкое днище, корабль слишком резко затормозил. Корпус расцвёл факелами, полип срывало уже целыми полосами. Ясион беспомощно закувыркался вниз к огненной реке.
Торжественный эскорт ястребов проводил его взглядами с безопасной тысячекилометровой орбиты и молчаливым погребальным гимном. Почтив уход Ясиона одним орбитальным оборотом, они выпустили искажающие поля и двинулись назад к Ромулу.
Команда Ясиона и капитаны ястребов, собравшихся на брачный полёт, коротали время в круглом зале, специально созданном для этих целей. Афине он напоминал средневековый собор - она видала такие во время редких визитов на Землю: такой же сводчатый потолок, замысловатые колонны и подавляющая атмосфера благочестия, пускай полиповые стены и были снежно-белыми, а на месте алтаря из мраморной скульптуры Венеры бил фонтан.
Она стояла перед своим экипажем, образ обжигающего сатурнианского экватора таял в её сознании. Прощальное чувство нежного миролюбия, когда плазменный покров принял Ясиона в последние объятия.
Всё кончено.
Капитаны подходили поодиночке с поздравлениями, касались её сознания, предлагали мимолётное сочувствие и понимание. Никогда, ни за что, никаких соболезнований; эти встречи считались жизнеутверждающими праздниками рождения новых яиц. А Ясион зарядил весь десяток. Иным ястребам случалось так и уносить с собой несколько штук навстречу экватору.
Да, Ясион достоин заздравных тостов.
Смотри, вот он, неприязненно сказал Синон.
Афина отвлеклась от капитана Пелиона и обратила внимание на пробивавшегося к ней Мейера. Капитан Юдата оказался широкоплечим мужчиной под сорок с коротким ёжиком чёрных волос. В гуще протокольных серовато-голубых капитанских мундиров он единственный надел повседневный серо-зелёный корабельный комбинезон и такие же ботинки. В ответ на официальное приветствие он резко кивнул.
Если не можешь найти тёплых слов, по личному каналу сказала Синону Афина, лучше помолчи. Ей не хотелось портить день пробуждения; да и настолько неуместный человек, как Мейер, ей нравился. Сотне семейств не мешало бы привнести толику разнообразия и в свой генофонд. Но эту мысль она запрятала поглубже, отлично представляя, как это стадо традиционалистов воспримет подобную ересь.
Мейер подошёл к ней и склонил голову в быстром поклоне. Он уступал ей в росте сантиметров на пять, а ведь среди собравшихся эдемистов она была почти самой низкорослой.
Капитан... начала она и закашлялась. Старую дуру ничем не исправишь; у него же сродственная связь только с Юдатом! Специфичный нейросимбионт в продолговатом мозге поддерживал защищённый канал со своим клоном в Юдате. Ничего общего с эдемистским наследственным коллективным сродством.
- Я восхищена вашим кораблём, капитан Мейер. Это был великолепный полёт.
- Благодарю вас, капитан. Принять участие было честью для нас. Вы можете гордиться инициацией всех яиц.
- О да, - она приподняла бокал белого вина в знак признательности. - Но что же привело вас на Сатурн?
- Торговые дела, - он настороженно покосился на собравшихся эдемистов. - Груз электроники с Кулу.
Афине наконец-то захотелось рассмеяться. Ей так недоставало именно такой прямоты и непосредственности! Не обращая внимания на удивлённые взгляды, она взяла его под руку и повлекла прочь от остальных.
- Давайте отойдём, среди них вам явно не по себе. Мне-то уже всё равно, под сколькими вы там ордерами за нарушения лётного кодекса. Мы с Ясионом давно это переросли.
- Вам довелось послужить во Флоте Конфедерации?
- Конечно. Большинство из нас проводят на службе хотя бы один срок. В нас, эдемистов, секвенировали глубокое чувство долга.
Он усмехнулся в бокал.
- Должно быть, вы были грозной командой. Ну и гонку он устроил напоследок!
- А, всё давно уже в прошлом. Ну а что насчёт вас? Я хочу послушать о жизни на острие ножа! Головокружительные приключения вольного торговца, сомнительные сделки, безумные перелёты... Вы ведь несметно богаты? Я бы не прочь избавиться от пары внучек!
Мейер рассмеялся:
- Да нет у вас никаких внучек! Вы ещё слишком молоды.
- Бросьте. Вы переигрываете с любезностями. Кое-кто из них будет постарше вас.
Она с наслаждением расспрашивала его, слушала его рассказы о проблемах с выплатами по кредиту, который он взял на покупку Юдата, о его ненависти к торговым картелям. Он оказался чудесным болеутоляющим для чёрной бездны в её душе, провала, которому уже не суждено сомкнуться.
А когда он ушёл, когда день пробуждения, все поздравления и благодарности остались позади, она вытянулась на новой кровати в своём новом доме и обнаружила на задворках сознания десять новых звёздочек. Ясион был прав: надежда пребудет вовеки.
Следующие восемнадцать лет Энона пассивно плыла по кольцу B там, где Юдат её оставил. Временами на окружающие частицы обрушивался ливень статических разрядов, в сочетании с магнитосферой газового гиганта сбивавший пылинки в полосы вроде спиц гигантского колеса. Но обычно они просто следовали законам орбитальной механики, точно и послушно вращаясь вокруг гравитационного центра. Энону это нисколько не заботило: оба состояния были одинаково питательны.
Едва коршун пропал вдали, яйцо принялось поглощать массу и энергию, волнами накатывавшие на оболочку. За первые пять месяцев оно вытянулось и вздулось двумя пузырями. Один из них сплюснулся в знакомую линзовидную форму ястреба, другой остался сферическим, прилепившись к центру будущего днища битехового корабля. Он выпустил нити органического проводника - индукционный приёмник мощных электротоков магнитосферы - и запитал внутренние пищеварительные органы. Ледяные крупинки, углеродная пыль и прочие минералы всасывались через поры оболочки и превращались в густую протеиновую жидкость для делящихся клеток главного корпуса.
А в самой сердцевине питающего шара, в квазиматке, окружённой гроздью кроветворных органов, начала созревать зигота по имени Сиринга.
Целый год человек и ястреб росли бок о бок, формируя ту самую связь, которая даже среди эдемистов больше нигде не встречалась. Они разделили унаследованные от Ясиона фрагменты памяти и заложенные им навигационно-лётные инстинкты. До самой смерти каждый из них будет точно знать, где находится другой; они станут вместе прокладывать полётные траектории и интуитивно планировать глотки.
Фольскен прибыл ровно через год после последнего полёта Ясиона и состыковался с ястребёнком, терпеливо ожидавшим в кольце. Питающий шар Эноны отрыгнул аккуратно упакованные псевдоматку и связанные с ней органы, а экипаж Фольскена их подобрал.
Афина уже дожидалась в шлюзе. Пакет был размером с человеческий торс, его тёмная морщинистая оболочка взялась изморозью там, где влага успела замёрзнуть за краткое пребывание в открытом космосе. На воздухе Фольскена она растаяла снова и растеклась по зелёной композитной палубе вязкими лужицами.
Внутри пакета Афина ощутила младенческое сознание, спокойно-радостное с оттенком предвкушения. Она отыскала среди фоновых шепотков сродственного диапазона насекомье внимание битехового контроллера и приказала пакету открыться.
Тот распался на пять сегментов, как созревший фрукт, расплескав слизь и жидкости. Внутри оказался молочно-белый мешочек, связанный с остальными органами пульсирующими канатиками. Младенец виднелся тёмной тенью, возбуждённо забултыхавшейся от непривычного света. Пакет с журчанием слил на пол амниотическую жидкость, мешочек опал, его оболочка лопнула и облезла.
Ну как она? с жадным интересом спросила Энона. У неё оказался ментальный голос восторженной десятилетней девочки.
Просто замечательно, ответил Синон.
Сиринга широко улыбнулась склонившимся над ней взрослым и взбрыкнула.
Афина непроизвольно улыбнулась в ответ. "Насколько оно проще так, - пришло ей в голову. - В год они куда лучше справляются с переносом, и никакой крови, никакой боли... Как будто мы и не были приспособлены рожать сами".
Дыши, сказала она ребёнку.
Сиринга прожевала вязкую массу во рту и выплюнула её. Раскрытой до предела сродственной связью Афина почувствовала, как детские лёгкие впервые наполняются прохладным воздухом. Непривычное и неприятное ощущение. А свет слишком ярок, и краски слишком пугающи по сравнению с привычными пастельными снами о кольцах Сатурна. Сиринга расплакалась.
Успокоительно воркуя голосом и мыслями, Афина отсоединила битеховую пуповину и вынула младенца из склизких складок мешочка. Гордый и озабоченный Синон болтался рядом с полотенцем в руках, чтобы обтереть девочку. Экипаж Фольскена начал сгребать рыхлое месиво пакета, чтобы выбросить его из шлюза. Афина с Сирингой на руках пошла по коридору в салон, на время переоборудованный в ясли.
Она голодная, сказала Энона, и Сиринга с энтузиазмом поддержала эту мысль.
Не суетись, ответила Афина. Покормим, как только оденем. И нам надо подобрать ещё шестерых. Пускай привыкает ждать своей очереди.
Сиринга жалобно взвыла в её мыслях.
- О, да ты у нас барышня с характером!
Такой она и оказалась - впрочем, как и остальные девять её братьев и сестёр.
Афина выбрала круглый дом - одноэтажное кольцо комнат с внутренним двориком, полиповыми стенами и выгнутой крышей из цельного прозрачного композита, который можно было затемнять. Его вырастили для капитана в отставке двести лет назад. Изгибы и арки тогда вошли в моду, так что ни единой ровной плоскости в доме не было.
Он стоял в типичной для внутренней стороны Ромула долине с низкими покатыми склонами, буйной тропической растительностью и рекой, питавшей цепочку озёр. В ветвях старых, оплетённых лозами деревьев скользили красочные птички, а воздух пропитывали ароматы вездесущих цветов. На первый взгляд - девственный райский уголок, навевающий мысли о доиндустриальных амазонских джунглях, но, как и во всех эдемистских хабитатах, тут каждый квадратный сантиметр тщательно спланировали и поддерживали в порядке.
Сиринга с братьями и сёстрами проводили на воздухе всё время, как только научились ковылять. Под непрерывным присмотром личности хабитата дети (да и кто бы то ни было) были в полной безопасности. Конечно, Афине и Синону помогали - и няни из людей, и домошимпы - выведенная из обезьян битеховая прислуга. Но они всё равно выматывались.
Со временем стало ясно, что Сиринга унаследовала материнские золотисто-каштановые волосы и слегка раскосые нефритово-зелёные глаза; от отца ей достались рост и размах рук. От её непоседливости открещивались оба родителя. Синон изо всех сил старался не выделять её из других, но вся компания к вящей своей выгоде быстро подметила, что своей дочери он не мог ни отказать в чём-либо, ни долго на неё сердиться.
С пяти лет к ней пришли шёпоты во сне. На этот раз с ней говорила не Энона, а Ромул - учить детей было его обязанностью. Хабитат посылал в спящий мозг непрерывный поток информации; процесс был интерактивным, позволяя учителю ненавязчиво опрашивать ученицу и повторять всё, что не усвоилось с первого раза. Она узнала о разнице между эдемистами и адамистами, людьми с геном сродства и без него, "исконными", чью ДНК генженировали, но не дополняли. Поток знаний породил не меньшее встречное любопытство. Ромул не возражал, со своим полумилионным населением он был бесконечно терпелив.
По-моему, эти различия - просто глупости, призналась она Эноне однажды вечером, уже лёжа в постели. Адамисты тоже могут получить сродство, стоит им только захотеть. Наверно, ужасно быть такими одинокими в собственной голове. Без тебя я бы жить не смогла.
Если люди чего-то не хотят, нельзя их заставлять, ответила Энона.
Они посмотрели на уходившие вдаль кольца. В эту ночь Энона проходила высоко над шафранно-жёлтой дневной стороной планеты; Сатурн просвечивал сквозь пыльные течения, завораживающий гигант в фазе на две трети. Иногда она разглядывала грандиозные столкновения облачных фронтов всю ночь напролёт.
Всё равно глупости, упрямо повторила она.
Когда-нибудь мы зайдём на планеты адамистов, тогда и поймём.
Вот бы отправиться сейчас. Вот бы ты уже выросла.
Уже скоро, Сиринга.
Ещё целая вечность.
Во мне уже тридцать пять метров. В этом месяце частицы шли густо. Осталось всего тринадцать лет.
Две вечности, убито ответила шестилетняя девочка.
Эдемистское общество считалось совершенно эгалитарным. У каждого была своя доля в финансовых, технических и промышленных ресурсах, благодаря сродству голос каждого входил в консенсус, заменявший им правительство. Но капитаны ястребов, баловни судьбы, стояли особняком во всех сатурнианских хабитатах. Нет, остальные дети с ними не ссорились, этого бы не допустили ни взрослые, ни личность хабитата, ведь в коллективном сродстве враждебность не удалось бы скрыть. Зато для интриг места оставалось вдоволь: ведь однажды капитаны наберут себе команды из близких друзей. Так что обычные детские компании собирались тут вокруг потомства капитанов.
К восьми годам Сиринга плавала лучше всех своих братьев и сестёр, её длинные руки и ноги давали ей непревзойдённое преимущество в воде. Компания, в которой она верховодила, почти всё время проводила на притоках и озёрах долины, плавая и ныряя, сооружая плоты и каноэ. Примерно тогда же они научились ускользать из-под постоянного присмотра Ромула, наводя сродством блуждающие иллюзии в рецепторах, покрывавших все открытые участки полипа.
В девять лет она вызвала своего брата Тетиса на гонки на уклонение для проверки новообретённых способностей. Обе команды отчалили на своих хлипких плотиках, и течение понесло их прочь из долины. Сиринга со своим малолетним войском прошли весь маршрут до кольцевого резервуара солёной воды на южном торце. Там, на стометровой глубине, их шесты оказались бесполезны; в блаженной скрытности они продрейфовали до самого пригасания осевого светильника, прежде чем отозваться на всё более отчаянные сродственные призывы родителей.
Не стоило вам так поступать, строго упрекнула её вечером Энона. У вас даже не было спасательных жилетов.
Зато было весело! А назад нас прокатили со свистом на служебном катере Водного управления. Он такой быстрый - знаешь, ветер, брызги и всё такое!
Я поговорю с Ромулом о твоих моральных установках ответственности. По-моему, они не интегрировались как следует. Знаешь, ведь Афина и Синон тревожились по-настоящему.
Но ты-то знала, что со мной всё в порядке! Значит, и мама знала.
Есть такое понятие - правила поведения.
Ага, знаю. Мне правда стыдно. Завтра я перед ними извинюсь. Она перевернулась на спину и завернулась в одеяло. Серебристо-лунное сияние осевого светильника пробивалось сквозь облака и прозрачную крышу. Я воображала, что лечу на тебе, а не плыву на этом дурацком плоту.
Правда?
Честно. Их мысли на мгновение слились, будто поцеловались всеми уровнями сознания сразу.
Ты просто набиваешься на моё сочувствие, заметила Энона.
Ясное дело, набиваюсь. Это же я. Как по-твоему, я действительно противная?
По-моему, я буду просто счастлива, когда ты станешь взрослее и ответственнее.
Ну прости. Больше никаких сплавов на плотах, честное слово. Она хихикнула. Но всё равно было здорово.
Синон умер, когда детям исполнилось одиннадцать; ему было сто шестьдесят восемь. Хоть он и постарался заранее подготовить детей, Сиринга плакала потом ещё не один день.
- Я навсегда останусь с вами, - сказал он удручённым детям, собравшимся вокруг его ложа. Сиринга и Помона нарвали в саду свежих ангельских рожков, чтобы поставить в вазы у изголовья. - Мы эдемисты, продолжаем существовать и после смерти. Я стану частью личности хабитата, я по-прежнему буду присматривать за вами, и мы по-прежнему сможем болтать, когда угодно. Так что не бойтесь и не грустите. Смерть не страшна, не для нас.
А ещё я хочу увидеть, как ты вырастешь и станешь капитаном, добавил он для одной лишь Сиринги. Из тебя, Хитринка, выйдет самый лучший капитан на свете, вот увидишь. Она неуверенно улыбнулась и прижалась к его хрупкому телу, почувствовала жар вспотевшей кожи и успела заметить, как он мысленно подмигнул ей, переносясь в иное место.
Той ночью они с Эноной прислушивались к воспоминаниям, истекавшим из его умирающего мозга - ошеломительной череде образов, запахов и эмоциональных якорей. Именно тогда она впервые и узнала о его тревоге за Энону, назойливой крупице сомнений по поводу её необычного сородителя. Его озабоченность витала в затемнённой спальне, как один из тех фантомов, которыми она дурачила рецепторы хабитата.
Я же говорил, Хитринка, что никогда тебя не брошу. Только не тебя.
Она улыбнулась в пустоту, услышав характерный ментальный тон в своей голове. Никто и никогда не звал её так, только папа. Вместе с ним донеслось чудное тихое бормотание, как будто тысячи людей шёпотом переговаривались вдалеке.
Но на следующее утро зрелище завёрнутого в белый саван тела, которое вынесли из дома, чтобы похоронить на оси хабитата, оказалось слишком тяжёлым, и пришли слёзы.
- Сколько он теперь проживёт во множественности? - спросила она у Афины после недолгих похорон.
- Сколько захочет, - Афина помедлила. Она никогда не лгала детям, но порой жалела об этом своём чёртовом принципе. - Большинство остаются цельными на пару веков, а потом постепенно сливаются с личностью хабитата. И даже тогда они исчезают не до конца. Всё равно получается куда лучше любых небесных спасений, которые обещают адамистские религии.
Расскажи мне о религии, в тот же день попросила хабитат Сиринга. Она сидела в глубине сада, глядя на юрких бронзовых рыбок в пруду с кувшинками.
Это организованная форма почитания божества, обычно происходящая из примитивных культур. Большинство религий воспринимают Бога как мужчину, поскольку проистекают из времён до женской эмансипации - что служит хорошим примером их надуманности.
Но люди всё ещё их придерживаются?
Да, большинство адамистов сохранили свою веру. Их нынешняя культура включает несколько религий, прежде всего христианские и мусульманские секты. Оба течения проповедуют веру в то, что когда-то в прошлом святые пророки ходили по Земле, оба обещают варианты вечного спасения для тех, кто придерживаются учений упомянутых пророков.
О... Почему же тогда эдемисты не верят?
Наша культура не запрещает ничего, что не вредит большинству. Ты можешь, если захочешь, почитать любого бога. Основная причина того, что никто из эдемистов этого не хочет, заключается в исключительной стабильности нашей психики. Мы способны рассматривать концепции Бога и духовности с позиций физики и логики. Религия никогда не выдерживает тщательной научной проверки. Наши познания в квантовой космологии достаточно глубоки, чтобы полностью исключить идею Бога. Вселенная - невероятно сложный, но полностью естественный феномен. Она не была создана никаким сознательным деянием.
Значит, у нас нет душ?
Концепция души так же ущербна, как и вся религия. Языческие жрецы паразитировали на человеческом страхе смерти, обещая воздаяние в посмертии для того, кто прожил праведную жизнь. Таким образом, вера в свою душу - тоже вопрос личного выбора. Но поскольку эдемисты продолжаются как части личности хабитата, никто из них не нуждается в этом частном аспекте веры. Эдемисты точно знают, что их существование не прерывается с физической смертью. Мы, в определённом смысле, превзошли религию благодаря устройству нашей культуры.
А как же ты? У тебя есть душа?
Нет. Моя психика - не более чем сумма отдельных эдемистов. И в любом случае я не Божья тварь. Я полностью искусственный.
Но ты ведь живой.
Да.
Значит, если бы души были, то и у тебя бы она была.
Допустим. Так ты думаешь, что души есть?
Вряд ли. Это как-то глупо. Но я понимаю, почему адамисты так охотно в это верят. Не будь у меня возможности передать воспоминания в хабитат, я бы тоже захотела поверить, что у меня есть душа.
Блестящее заключение. В 2090 году Папа Элеанора отлучила от церкви эдемистов-христиан именно из-за способности к передаче памяти. Когда наш основатель Вин-чит Чун первым перенёс свои воспоминания в нейронный пласт хабитата, Папа объявила его деяние кощунственной попыткой избежать Божьего Суда. Впоследствии и сам ген сродства объявили осквернением Божьего наследия; Ватикан опасался, что это искушение станет чересчур сильным для верующих. Годом позже с аналогичным воззванием выступили и мусульмане, запретив правоверным секвенировать этот ген в своих детей. С этого и начался раскол эдемистской и адамистской культур, так адамисты лишились и битеха. Без сродственной связи от битехов мало толку.
Но ты говорил, что религий много, и все разные; как может быть столько разных богов? Ведь Творец-то уж точно был только один? Это противоречие!
Хорошо подмечено. Несколько крупнейших войн в земной истории разгорелись именно из-за этих разногласий. Все религии утверждают, что только их вера - истинная. На деле любая религия зависит исключительно от убеждённости своих сторонников.
Сиринга отчаялась понять и, положив голову на руки, сосредоточилась на снующих под большими лиловыми кувшинками рыбках. Это всё звучало совершенно неправдоподобно.
А ты? спросила она Энону. Ты веришь?
Не вижу смысла молить незримое божество ни о чём. Я знаю, кто я. Я знаю, зачем я. Это вы, люди, любите всё себе усложнять.
Сиринга встала и расправила чёрное траурное платье. Рыбки бросились в глубину, напуганные резким движением. Ну спасибо.
Я люблю тебя, сказала Энона. Жаль, что ты так огорчилась из-за Синона. Ты была счастлива с ним. Это было хорошо.
"Я не буду больше плакать, - сказала она себе, - ведь папа по-прежнему тут, и я могу поговорить с ним когда угодно. Вот так! Это значит, что у меня правильная цельная личность. Так что всё в порядке".
Если бы только не эта боль в груди, примерно там, где было её сердце.
К пятнадцати годам её образование сосредоточилось на предметах, необходимых капитану корабля. Инженерное дело и силовые системы, космическое законодательство Конфедерации, астрограция, битеховые органы жизнеобеспечения, механика, гидродинамика, сверхпроводимость, термодинамика, ядерная физика. Им с Эноной читали долгие лекции о возможностях и ограничениях ястребов. Хватало и практических занятий - владение скафандрами, скоростной ремонт при низкой гравитации, акклиматизационные выходы на ястребиные уступы. Прогоны корабельных регламентов.
В невесомости она была как дома. Во всех эдемистов генженировали инерциальное чувство равновесия, а сотня семейств пошла ещё дальше, укрепляя и усиливая внутренние перепонки для сопротивления перегрузкам. Эдемисты презирали нановставки, когда могли без них обойтись.
К тому времени она растеряла всю детскую пухлость (не то чтобы там было что терять) и начала обретать выразительные взрослые черты. Тщательно модифицированные гены предков наделили её продолговатым скуластым лицом с худыми щеками и широким ртом, всегда готовым раскрыться в ослепительной улыбке. Ростом она не уступала большинству братьев, а фигура её округлилась везде, где надо. Тогда же она отрастила волосы до лопаток, помня, что больше такого случая не представится: с началом боевых вылетов придётся коротко подстричься. Длинные волосы на космическом корабле в лучшем случае мешают, а в худшем - опасны.
В семнадцать лет с ней приключился месячный роман с Олли, которому было сорок четыре, так что отношения были обречены с самого начала и именно поэтому так романтичны. Она бесстыдно наслаждалась и обществом Олли, и сдержанным осуждением, и сплетнями, которые расходились среди её друзей и родных, покуда она осваивала новые виды эйфории под его умелым руководством. Вот уж кто действительно умел использовать преимущества невесомости.
Сексуальность эдемистских подростков была притчей во языцех и предметом особой зависти их адамистских сверстников. Эдемистам с их иммунными системами болезни не грозили, а сродство исключало всякие проблемы с ревностью или собственническим принуждением. Никто не стыдился ни жгучей страсти, ни тем более естественных проявлений бурлящих подростковых гормонов, но притом оставалось место и для искренней личной привязанности. Так что, отдавая по пять часов в день урокам прикладной инженерии и уделяя сну не более шести часов за ночь, всё остальное время будущие капитаны предавались оргиям, которые впечатлили бы даже древних римлян.
И вот наступил её восемнадцатый день рождения. Сиринга с трудом заставила себя выйти из дома поутру. Афина нацепила своё обычное неунывающее выражение лица, старательно укрыв под ним от самого восприимчивого любопытства настоящие эмоции. Но Сиринга всё равно знала, какую боль причиняло матери расставание со всеми десятью детьми сразу. Она попыталась задержаться после официального завтрака, но Афина шуганула её с кухни, чмокнув напоследок.
- Уж такую цену нам приходится платить, - сказала она. - Но можешь поверить: оно того стоит.
Сиринга с братьями и сёстрами влезли в скафандры и вышли на внутренний уступ северного торца, размашисто шагая при четвертной силе тяжести. По ту сторону шлюзов столпилось немало народу - и технический персонал, и команды рассевшихся на насестах ястребов. Все с нетерпением ожидали прибытия новичков. Нахлынувшее от них и остальных эдемистов в хабитате чувство предвкушения застало её врасплох, но зато помогло успокоиться.
Это мне положено нервничать! возмутилась Энона.
С чего бы? У тебя-то всё получится само собой.
Ха!
Готова?
Нам бы ещё немного подождать, вдруг я ещё подрасту.
Ты уже два месяца не растёшь. И ты уже и так большая.
Ладно, Сиринга, ответил звездолёт - так покорно, что она не сдержала улыбки.
Ну давай! Помнишь, как я переживала с Хазатом? А всё вышло просто потрясающе.
Сравнила секс с космическим полётом! И это было не переживание, а скорее нетерпение, язвительно ответил ментальный голос.
Сиринга упёрла руки в боки. Хватит медлить.
Уже целый месяц Энона поглощала электричество из питающего шара; с завершением фазы роста нагрузка на индукционные кабели резко упала, позволив кораблю пустить излишки в структураторные клетки. Теперь заряда хватало для запуска искажающего поля, а дальше можно будет черпать энергию прямо из пространства. Если с первого раза не выйдет сформировать поле, клетки отключатся снова, и придётся отправлять аварийную команду. Бывало, что спасатели и не успевали.
Черпая уверенность в гордости и поддержке Сиринги, Энона отделилась от питающего шара. Часть жилистых трубок разорвались по линиям напряжений. Тёплые жидкости брызнули в пространство, отдача ещё сильнее натянула оставшиеся. Органические проводники лопнули и отключились, обрывки захлопали в струях испарений. Оборвалась последняя трубка, и шар закувыркался прочь, как пробитый воздушный шарик.
Вот видишь? Всё просто, сказала Сиринга. Они вместе напрягли память, перебирая призрачные воспоминания ястреба по имени Ясион. Чтобы выпустить искажающее поле, нужно протолкнуть начальный всплеск энергии через структураторные клетки вот так.
Энергия хлынула через лабиринты клеточных сот, сжимаясь, уплотняясь до бесконечности за считанные наносекунды.
Искажающее поле выплеснулось и неудержимо затрепетало.
Тише, мягко подсказала Сиринга. Колебания поля начали затихать. Оно изменило форму, стабилизировалось, скрутило излучения окружающего пространства в устойчивый поток. Структураторные клетки принялись его поглощать. Блаженное удовлетворение разлилось до самых звёзд.
У нас получилось! Они мысленно обнялись. Со всех сторон сыпались поздравления эдемистов и ястребов. Сиринга оглянулась - всем ли её сородичам и их кораблям удалось запустить стабильные искажающие поля? Ха, да чтобы у детей Афины что-нибудь не вышло!
Энона и Сиринга попробовали изменить форму поля, поиграли его мощностью. Ястреб двинулся с места, приподнялся над кольцами в открытый космос, впервые в жизни увидев незамутнённые звёзды. Сиринге показалось, что она чувствует бьющий в лицо и развевающий волосы ветер. Она стояла, словно древний моряк на деревянной палубе парусника, идущего в безбрежном океане.
Через три часа Энона проскользнула под противозакрученным причалом на северном торце и вошла в вираж, пристраиваясь к уступу.
Сиринга увидела, как она возникла на фоне вращающегося звёздного неба. Я вижу тебя! Наконец-то.
А я тебя, нежно ответила Энона.
Сиринга запрыгала от восторга и взлетела на три метра над уступом.
Осторожнее, сказала Энона.
Сиринга только расхохоталась.
Энона перевалила через край, зависла над ближайшим насестом и опустилась. Сиринга уже неслась навстречу скользящими прыжками, радостно вопя и размахивая руками.
Гладкую тёмно-индиговую обшивку Эноны испещряла тонкая лиловая сетка.
|