Я ушел, тяжко было на сердце: пол в комнатке заплеван, стены холодны и голы; поддельное солнце нарисовал я собственной кровью - нарисовал затемно, такой нетерпеливец, но светило оно недолго, лишь в первую минуту опьянения экстазом и болью, потом кровь остыла и высохла, а солнце почернело, превратилось в тележное колесо, не то сумасбродный циферблат с двенадцатью стрелками.
Тяжко моим глазам: отниму руку - вытекут; левой держу их, правой бью себя в грудь, заперлись грехи в сердце и кружат над бесчувственной, убитой любовью, моя вина, моя вина. О, встань и отвори, Суламифь; не бойся, встань и отвори мне, помни, что ты сильна как смерть, а смерть сильнее дьявола. Рука, что пробудит тебя стуком, еще носит золотой перстень веры с изумрудом надежды, подобным слезе блаженной Вечности. Встань и дохни на солнце из крови, и кровь воспрянет от твоего тепла, разгорится вновь, а мое наивное, бедное солнце расцветет розой утешения и света...