Не успела Сундарита переступить свежевымытый, пахнущий полынью порог бабушки Софьи Антоновны, как хутор Пряткино тут же проснулся, засуетился, захлопал там и тут рассохшимися калитками, заёрзал, заскрипел старыми лавочками под вишней и яблоней - взялся горячо обсуждать неожиданное событие. А как же! Тут завсегда так: никакой случaй не останется незамеченным. Это и ритуал, и традиция такая. Испокон веков...
- Слыхал, Митрофаныч, у Антоновны девчонка объявилась? Городская. На паровозе приехала...
- Кхе-кхе, нешто наша Антоновна правнучкой обзавелась? Девчонка никак капитанская?
- Иди ты! Откуда правнучке взяться? Селёдкин который год по морям по волнам без передыху плавает. Сказывают, уйму земель новых открыл. А всё без семьи. Холостой.
- Да и не похожа девчонка-то! Никак не похожа...
- Не скажи! Что-то в ней от Селёдкинской породы есть. У меня глаз намётанный...
- Из города, гуторишь? Вот диво дивное! Чтой-то я впервой вижу, чтоб детишки из города такие загорелые приезжали. Обычно, наоборот: в деревню на лето бледные да чахлые - а уж по осени назад смуглые да здоровенькие.
- Ага! Точно! У них это "куникалы" называется...
- Балда ты!
- Чегой-то я сразу балда? Ты чего ругаешься-то?
- А того, что балда неграмотная и есть! Не ку-ни-ка-лы, а ка-ни-ку-лы!
- Да мне без разницы. Всё одно: приезжают бледнолицые - а уезжают что тебе негры арапские. Что? Не так, скажешь?
- Это верно! Факт!
- Погоди-ка! Негры, говоришь? Точно! Девчонка-то и впрямь вылитая негра!
- Да откуда? Не болтай чего зря. Сказано ж тебе: на паровозе дитё приехало. Закоптилось в дороге. Чай, из самого Лодырбурга добиралось. Лодырбург - это тебе не в лукошке в райцентр Кукушкино на базар со сметаной. Это ж сколько дней в пути колыхаться! А дым из трубы у паровоза видал, какой чёрный? Соображай, сколько сажи наглотаешься, покуда из Лодырбурга доберёшься...
- Ой, и не говори! Жуть! У нас вот тоже в дымоходе этой сажи полным полно! Ох, и вонючая зараза. Хуже махорки...
- Так-так! Из Лодырбурга, значит? То-то, чует моё ухо, не по-нашему девчонка лопочет!
- Ить мала ещё, несмышлёна, вот и лопочет по-своему, по-детски.
- Ничего-ничего! Обживётся у нас - освоится.
- Угу. Станет всюду нос совать. Не будет нам спокоя! Ох, вещует моё сердце, закончилася наша тихая жизня...
И вот эти последние слова, считай, пророческими стали. Митрофаныч хоть и чердачный житель, а как в воду глядел. Ему первому и довелось с девчонкой столкнуться. Сидел, значит, по своему обычаю в чердачной духоте, сушеных мух по углам от скуки пересчитывал. А тут она, не ждана, не звана! Хвать его за бороду! Чуть всю разом не ободрала.
- И кто только малым детям по чердакам лазать дозволяет, а? Не тяни, пусти бороду-то, ну...
- Не сбежишь?
- Не сбегу.
- Поклянись!
- Даю честное-пречестное слово!
- Э, нетушки! Это ненастоящая клятва...
- Ух, ты! А ты откель знаешь?
- Говори настоящую, а то мне уже надоело тебя за бороду держать.
- Чтоб мне пусто было, не сбегу.
- Вот! Теперь другое дело. А ты чего тут под крышей в темноте пылью дышишь? Айда, на солнышке побегаем!
- Не положено чердачному хозяину средь бела дня по деревне бегать, - пробурчал Митрофаныч, разглаживая примятую бородёнку. Хотя, чего скрывать, предложение было заманчивым. И всё же не мог он так сразу радость свою выказать, согласиться. Надо было сначала как следует покочевряжиться, показать девчонке свою степенность.
- Да ладно тебе! Давай к воде сбегаем, посмотрим, кто там в камышах живёт?
- Эка невидаль! Само собой известно - Маремьяна там живёт, Акулинина сестра.
- А ты с ними в ссоре, что ли?
- С кикиморами ссориться - себя не уважать. Солидным чердачным дружба с кикиморами не к лицу.
- Боишься, что защекочут, да? Не бойся, я тебя в обиду не дам!
- Вот ещё! - засуетился Митрофаныч, поправляя берестяные лапти.
И они побежали к речке. Маремьяна высунула тонкий зелёный нос из прибрежной тины и булькнула неприветливо:
- Митрофаныч! Ну, ты в уме или как? Ты зачем ко мне девчонку привёл, тайну мою нарушил?
А ловкая Сундарита хвать сердитую кикимору за косу и давай на берег тянуть. Как ни брыкалась, как ни упиралась Маремьяна, а не смогла улизнуть на дно. Спервоначалу визг на всю округу учинила, всех лягушек до икоты напугала. А после затихла и говорит примирительно:
- Отпусти косу-то! Не позорь перед деревней...
Пришлось и ей строгость на покорность сменить. Тоже клятву дала:
- Чтоб от меня мокрого места не осталось, не сбегу...
На Маремьянины вопли из дома Акулина прибежала. Так торопилась, что впопыхах печную заслонку сдвинула да вся в саже перепачкалась. Чихает, остановиться не может. Спрашивает скрипучим голосом:
- Что случилось, апчхи? Кто тут сестрёнку мою болотную обижает, апчхи?
- Да никто и не думал её обижать! Это она от радости кричала, правда же? - подмигнула Маремьяне Сундарита.
- Я тебе, Акулинка, сколько раз твержу: я - не болотная, а ручейная! - заважничала Маремьяна, нос задрала - он сразу ещё острее стал.
- Да мне ль всей правды не знать, сестра? - Отмахнулась Акулина, а сама Сундариту с любопытством глазами-бусинками сверлит: - Давай, что ль знакомиться, раз такое дело?
Только они с Акулиной поручкались - из лопухов сопение и ёрзание послышались.
Вылез из зарослей домовой, отряхнул зелёные заплатки на коленях, подбоченился:
- Да это я специально вам зашуршал. Дай, думаю, проверю на бдительность...
- Проверил?
- Проверил...
Вот так все тайные обитатели деревни Пряткино с приезжей гостьей в одночасье и познакомились. А кот Дымок к ним уже позже присоединился. Сундарита такая заводила оказалась: каждый день всех на интересные дела собирала. В разгар лета вместе на речку бегали, после вместе за грибами ходили, вместе в палисаде шалаш строили. Да что там! У неё даже летучие стрекозы и прыгучие кузнечики ручными стали. А корова Зорька, та и вовсе в ней души не чаяла...
Сидела однажды вся дружная компания у Митрофаныча на чердаке. Митрофаныч к тому времени у себя порядок навёл. Несколько дней добросовестно пыхтел: вымел пучком тысячелистника вековую пыль, косматую паутину в углах вытер. Лишь в самый дальний угол, где старая детская обувка хранилась, не полез. Не понятно: то ли поленился, то ли не осмелился. Хоть Митрофаныч и считался хозяином чердака, всё же некоторые тёмные места, если честно, и у него робость вызывали.
Пока сизая туча поливала огород, хуторская команда вынужденно бездельничала, пережидая на чердаке летний ливень. Кот Дымок перебрал по десятому разу свои нехитрые сны и от скуки стал украдкой подглядывать в чужие. Ерофеич нацепил на нос очки, развязал стопки старинных журналов, давай шуршать под шум дождя картинками. Маремьяна чердачную сушь на дух не терпела. Ей лично сырость больше нравилась. Поэтому она на краю лестницы от нечего делать ластами просто так шлёпала. Заодно языком дождевые струи ловила. В общем, маялась, пока Акулина, пользуясь случаем, свой длинный нос в каждую чердачную коробку и в каждый узел со старыми тряпками совала.
И вот добралась Акулина до горки с обувью, потянула за шнурок пыльного потёртого ботиночка, а горка возьми и рассыпься. Глядят, а там дверка какая-то...
- Эй, Митрофаныч, а чего это?
Митрофаныч смутился, пожал плечами:
- Да кто знает? Сам впервой вижу...
- Ой, не хитри!
- Да чтоб мне лопнуть!
- А давайте её откроем? - азартно предложила Сундарита. - Дверца тут наверняка не просто так. Вдруг за ней кто-нибудь живёт?
- Кто? - Митрофаныч застыл с открытым ртом.
- Ну, кто-нибудь! Например, какая-нибудь тайна...
Отогнули гвоздик, открыли дверцу - ничего, пусто, никакой тайны. Один лишь паучок беспокойно из угла в угол шастает. Спрашивают у него:
- Тебя как зовут?
Паучок бойкий, смелый оказался. Спустился на серебристой ниточке прямо Сундарите на ладошку, шаркнул по очереди всеми ножками и важно так отвечает:
- Я - Сидор, потомственный хранитель Тайных Ворот.
- Ага! Что я вам говорила! - Сундарита торжествующе посмотрела на друзей.
Ерофеич неохотно отложил в сторону отрывной календарь с рецептами народной медицины. Дымок, зевнув, навострил мохнатые уши. Все носы - и курносые, и длинные - уставились на Сидора.
- Ну и где ж твоя тайна? - Маремьяна облизала пересохшие от волнения зелёные губы.
- Все тайны - там. - Паучок деловито кивнул в зияющую пустоту за дверцей.
- Да где же?
- Если вам не видно - я не виноват. Смотреть надо правильно.
- А как это правильно?
Акулина старательно вытаращила хитрые бусинки, Митрофаныч прищурился, Ерофеич зачем-то снял очки, Дымок азартно, по-охотничьи, расширил до предела зрачки - но пустота осталась пустотой.
- Вы, наверное, скучными глазами смотрите. А надо весёлыми!
Так и не увидели они в тот раз никакой тайны...
Прошёл дождь. Про дверцу тут же забыли. Сбегали босиком по мокрой траве к ленивым лягушкам на речку. Проведали корову Зорьку на лугу. Ерофеич посмотрел из-под руки на звонкого жаворонка в небе и говорит:
- Эх, какое ему раздолье! Давайте, что ли, тоже полетаем?
- А как?
- Я давеча на чердаке у Митрофаныча журнальчик один полезный нашёл. Предлагаю построить воздушного змея. Мудрёная, конечно, конструкция, но сообща, думаю, справимся.
- Ура! - дружно воскликнула весёлая компания и бросилась наперегонки домой. Дымок примчался первый.
Достали с чердака полезный журнал. Сундарита старательно срисовала чертёж. Ерофеич с Митрофанычем как заправские столяра в два счёта смастерили каркас из красивых планочек. Маремьяна аккуратно нарезала чёрными портняжными ножницами причудливые бумажные фигуры. Дымок прикатил толстый клубок ниток. Акулина ловкими пальцами навязала где надо узлов. Когда пришла неспешная корова Зорька, коробчатый змей был, считай, готов. Оставалось только приладить хвост. Но тут вышла заминка: Акулине сделалось жалко любимых ленточек и тряпочек. Её, конечно, пристыдили. Митрофанычу пришлось великодушно пообещать, что он поделится с ней кое-какими чердачными сокровищами, прежде чем Акулина, скрепя сердце, пожертвовала на общее дело ворох пёстрых лоскутов.
Змей получился на славу. Полюбовались с умилением на своё детище и кинулись весёлой гурьбой снова на луг. Изделие, разумеется, дали понести всем. Змей многократно взмывал над хутором и парил в небе, катая по очереди каждого из создателей. Когда появилась неспешная корова Зорька, щёки у всех авиаторов горели от восторга. Все уже налетались вдоволь и наперебой уговаривали кота Дымка сделать мужественный шаг в небо. Дымок, прижав уши, упирался и проявлять геройскую отвагу наотрез отказывался. Завидев Зорьку, он тут же галантно уступил ей свою очередь. Зорька обрадовалась, но воздушный змей с такой солидной нагрузкой почему-то не справился. Решили попробовать снова после вечерней дойки. Однако Софья Антоновна ночью летать корове не разрешила.
За ужином все разговоры были о воздушном змее. Заснули тоже с мыслями о полётах. Причём во сне кот Дымок почему-то летал выше и ловчее всех. Зорька тоже парила над хутором, как заправский дирижабль. Воздушных впечатлений было так много, что ими продолжали делиться и на следующий день. Пока пережидали на чердаке у Митрофаныча очередной ливень, то и дело слышалось:
- А видели, какие сверху все маленькие-премаленькие?
- А видели, какие у жаворонка были ошалелые глаза?
Тут Сундарита возьми и вспомни про тайную чердачную дверку.
- А давайте, - говорит, - паучка Сидора проведаем!
Отогнули гвоздик, распахнули дверцу - глядь, а там чудесная сказка. Ну, тут и началось!