Ваня (в первый день работы в парке): теперь круче этого досугового центра будут только яйца, я сказал.
Ваня (спустя три дня): Ну, я же говорил!
Ваня (о своем члене): Во-от такой елдак из каленой стали! Слава обо мне гремела по всей Украине.
Ваня (растопырив руки будто рыбак): клянусь, во-от такой!
Ваня здоровается: (с Макки) Здоров, Шоколадка! (со мной) Салам, Саддам! Макки обижается, Ваня говорит, ладно, будешь Анкл Бенц.
Ваня носит вонючую майку с рисунком "севен-ап"
Ваня носит ремень с бляхой в виде головы бизона.
Ваня носит комбинезон на подтяжках (зато уйма карманов)
Ваня открывает центр, выводит велосипеды, пьет кофе, кемарит, обедает, кемарит, полдничает, заводит велосипеды, кемарит, хорошенько запирает дверь (на верхний и нижний).
Ваня (о наступающем лете): Нет дачи - не беда. Приходите сюда! Забъем козла, замесим блин-на раз-два. Не беда. Мы с Макки ловим его на слове. Летом каждый день зависаем в досуговом центре. Играем в колумбийских партизан, играем в наркобаронов из Бронкса, играем в команду "А" (Макки = Мистер Ти, я = псих Мердок).
Ваня (вспоминает): Помню, как приехал в Швецию... в отстойнике другие иммигранты все доставали меня: Ваня, говорят, бабье имя. Ну, я и послал их... в больницу... очередь занимать. И кто из нас теперь баба?
Ваня замахивается на Макки кулаком, Макки испуганно убегает в игровую.
Ваня помогает нам выстругать по калашу.
Ваня не спрашивает, откуда у Макки шрам.
Ваня (о наших отцах). Детей бросают только ссыкуны. Или импотенты.
Ваня играет с нами в воров и рэкетиров, в Калаху, травит байки.
Ваня (о своем животе): Есть на свете и острые финки, и бритвы, и палицы с шипами. Да только не нашлось еще шипа на брюхо нашего Ивана.
Ваня хлопает себя по пузу, напрягает его, от натуги расстегиваются кнопки подтяжек, дзинь, дзинь, дзинь - кнопки выстреливают как пули (одна попадает кому-то из негодяев в глаз (Негодяй 1: "говорил тебе, следи за пузом" (негодяй 2: [чертыхается] (негодяй 3: Атас, мотаем отсюда!))))).
Ваня может рассказать миллион баек, но нам подавай похабные.
Вспоминает, как встретился с Уитни Хьюстон в Беверли Хиллз (ночь, халявные коктейли в кокосовой скорлупе, украшенные зонтиками, шуры-муры до утра. Потом два голых тела под барной стойкой, два голых тела у рояля, два голых тела в подъемнике для еды).
Ваня (о рте Уитни Хьюстон): рот, он не только, чтобы петь ... ну, вы поняли, о чем я ...
Ваня (о пряжке): а то снюхался я с богатой нефтезаводчицей, жарил ее раком в баре на Голливуд хиллз... Отчаянная блядь, муж кинопродюсер. Я ее звал, май литтл пони, она только ржала.
Ваня дрыгается вперед-назад, шлепает по воздуху ладонью, изображает, будто ухватил телку за задницу.
Ваня (о прошлой жизни): Родился я в Киеве, город большой и холодный, да только я мало что помню. Вот помню, лимонад пил да кашей все время кормили. А так не помню.
Ваня (о Голливуде): Самые сладкие дырочки у калифорнийских телок. Громко сглатывает слюну.
Время идет.
Ванина одежда просит утюга.
Воняет все сильнее.
Ваня показывает нам чемодан и спальник, принесенные на работу. Мы обещаем, никому ни-ни.
Ваня не хочет рассказать о разводе, говорит только, что эта шведка вышвырнула его. О шведских женах: Боже вас упаси!
Ваня (о своих годах): (нам) сорокет, (симпатичным мамашам) да тридцати не разменял.
Ваня кемарит все дольше.
Ваня зарос колючей щетиной.
Ваня забил на уборку. Пыльные комки в игровой, шашки с шахматами вперемешку, в тубзике лоскутья мыльной обертки.
Ваня не спешит красить облупившуюся песочницу.
Ваня бросает велосипеды на ночь.
Ваня забывает застегивать мотню (даже, когда мы говорим ему).
Ваня разрешает нам сдавать бутылки, накопившиеся в чулане.
Ваня (о том, где работал): мел дворы, фотографировал для кулинарного журнала, мыл окна, чинил мотоциклы, печатал газеты, разносил газеты, продавал и читал газеты, стриг-брил (правда недолго, в Бухаресте), был визажистом у мировых знаменитостей, устраивал концерты для Элтона Джона, чистил толчки...
Ваня (об инспекторе из Муниципального департамента, позвонившем после того, как стали поступать жалобы от родителей): тот еще придурок.
...клеил картинки, шил береты, гнул ложки взглядом, тестировал киндер-сюрпризы, выкладывал плитку, чистил дымоходы, паял термосы, вынимал раковые шейки, помогал зубному технику и даже несколько дней поработал фотомоделью.
Ваня (о прошлом): родился я в дереньке под Луцком. Луцк - голимая дыра, даже не суйтесь туда, земля дрянь, люди - дрянь. Подлецы.
Ваня (если я пришел раньше Макки): А где Шоколадка?
Ваня (на вопрос, где его семья): а я рассказывал вам, как встретил Полли Дартон в Лас-Вегасе посреди супермаркета.?
Ваня (когда мы повторяем вопрос): У вас что, пластинку заело?
Ваня о инспекторе, звонящем постоянно, чтобы указать, что ему по меньшей мере странно получать сигналы о том, что Ваня спит на работе: я ж говорю, придурок!
Ваня (о приезде в Швецию) Помню поезда поезда поезда, сплошные поезда. Потом Хельсинки, финский паром, манеж с мячиками, морем мячиков. Тут я понимаю, что не ошибся. Мячики были знаком, от мячиков рябило в глазах, я несколько часов все сидел да глядел, как играют счастливые дети.
Ваня рисует сцены группового секса, вешает рисунки на доску объявлений.
Валит на нас, когда родители малышни замечают рисунки.
Ваня учит нас ублажать девок.
Вырисовывает каждую деталь, в самом верху клитор. Показывает, как лизать, как долго. Сначала нежно, не дыша, чуть касаясь, потом сверху-вниз, тут она начнет стонать, схватит тебя за волосы. Тогда налегай, язык тверже, она ах да ох да имя твое знай выкрикивает. Только сперва лучше на помидорах поупражняться. Мы с Макки нервно хихикаем, или молчим (или хихикаем украдкой).
Ваня о прежних временах: Вначале не было ничего. Никакой жизни, одна безнадега. Потом поехал мир посмотреть, в Гулливуд, Лас-Вегас, дал в рот Мадонне, навалил на клык Синди Лаупер. Потом махнул в Швецию, попал в отстойник, в игровых автоматах в Фарсте повстречал Жанетту. Потом ссорились, потом она меня прогнала. Теперь вот сижу в центре.
Вскользь, как бы обмолвившись, вспоминает имена дочек-близняшек.
Вдруг смолкает.
Вместо этого хочет рассказать, как отымел Саманту Фокс в подъемнике на лыжном спуске.
Ваня о спортивных рекордах: бронза на районной олимпиаде по шахматам в восемьдесят третьем в Киеве, олимпийское серебро по боксу (тяжелый вес, неофициальная версия), плюс шесть-семь золотых медалей по сквошу (или бадминтону).
Однажды мы играем в войну во Вьетнаме, плюемся горохом из трубочек, бегаем в военной форме, крутых очках, стреляем из картонных базук. Тут приходит господин инспектор и обламывает игру. У инспектора порфель, очки как у политика и кофта (в коричневую клеточку). Инспектор хрипло говорит, что запрещает Ване спать на работе. Это последнее предупреждение и прекратите играть в войну, да еще в помещении.
Ваня в ответ: Окей, окей ... андерстенд... сорри... (добавляет по-русски) чертова скотина ... сорри... (по-русски) пошел к чертовой бабушке.
Ваня (о моих планах на будущее): Книжки хочешь писать?... пиши. У тебя получится ... Мне коленки подсказывают. А мои коленки никогда не врут.
Августовский вечер, закатное небо, чилийская ругань, несущаяся с футбольной поляны. Мы с Макки играем в шпионов за НЛО. Выполняем секретное задание, заносим шифровки в блокнот, подслушиваем подозрительные сигналы у соседских почтовых ящиков. На садовых грядках выкапываем из земли окаменевшие останки пришельцев, находим в песочницах их засохший кал. Потом подкрадываемся к окну центра, устанавливаем наблюдение за Ваней. Тот сидит к нам боком на крутящемся кресле; Ваня в мешковатых штанах, Ваня с бутылкой в руке, Ваня с пледом, накинутым на плечи будто мантия. Русские песни сотрясают пространство, гулким эхом отлетают от стен. Ваня пропускает еще стакан, Ваня чокается сам с собой, Ваня подпевает. Ваня смеется, смеется, как вдруг, прикрыв лицо рукой, отворачивается от окна. Мы с Макки бросаем блокноты и, не говоря ни слова, тихо бредем домой.
Ваня (о своих женщинах): Тыщи две, кажись, было. А может больше. Да, наверняка больше.
Ваня (о своем ремне): Купил его по дешевке в Хекаренгене у настоящего индейца. Просил мало, проклятие, говорит, на ремне, кто ни наденет, всем одни беды да гонения. Всем кроме Вани!
Ваня в курсе.
Ваня (получив письмо об увольнении Муниципального департамента): Вот объявлю голодовку.
Ваня (вечером того же дня): Голодовку объявлю завтра - а сейчас замесим блинок на раз-два?
Ванины дни сочтены.
Ваня не хочет говорить о будущем.
Ваня заявляет, что у него нет детей.
Ваня все повторяет, как его заколебала Швеция.
Ваня спрашивает меня, может, моя мама приютит его на пару недель, за деньги, не просто так. Или мать Макки.
Ваня (после того, как мамы сказали "нет"): Понятно, и я бы не пустил.
Ваня решает: Все, возвращаюсь в Лос-Анжелес. Я уж и дружков обзвонил. Элтон Джон сказал, что почтет за честь выделить мне апартаменты в своем чудо-особняке. А Уитни Хьюстон говорит, а не поужинать ли нам еще разок.
Ваня работает последний день.
Ваня снимает рисунки с групповухой с доски объявлений.
Ваня меняет код сейфа для ключей.
Ваня прячет инструкцию по отключению сигнализации под ящиком с забытыми вещами.
Ваня кладет в свой чемодан скотч, точилку, три клеящих карандаша, моток проволоки и краденый плеер для компакт-дисков.
Ваня напоминает: Будешь писать обо мне, обязательно скажи, что у меня во-от такой елдак из каленой стали
Ваня разводит руки саженью.
Ваня (направляясь к метро с матрасом под мышкой и чемоданом на скрипучих колесах): Бывай, Саддам! Покеда, Анкл Бенц! Будете в Лос-Анжелесе, заходите!
Ваня много лет спустя (мы сталкиваемся с ним в Ханинге в торговом центре, я в кепке службы доставки, Ваня, весь обросший седой щетиной, с кипой рекламных наклеек): Ты обознался, паренек. Я не Ваня. Ваня уехал. Ваня теперь в Лос-Анжелесе.
![Юнас Хемири []](/img/r/rutik/wanjawkurse/jonas_hassen_khemiri.jpg)