Сфинкский : другие произведения.

Оценки Уа-Огрере совершенно по-Сфинкскому

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Оценки Сфинкского по-Сфинкскому:
   Группа Алеф
  
   Источник заимствования всех авторских произведений: Литературные Уа-Огрере: http://zhurnal.lib.ru/cgi-bin/konkurs?DIR=l/lit_u&AREA=7
  
  
   1.Литературность - (0-3)х3 (для простоты)
   "хорошо" (3)х3, "нормально" (2)х3, "no comments" (1)х3, 0 или не понял (0)
  
   Субьективный бонус - 1 бал.
  
  
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 (для простоты) + бонус
  
   Оригинальный парадокс(ы) (3)х3, Парадокс(ы) (2)х3, "no comments" (1)х3, 0 или не понял (0)
  
   Субьективный бонус - 1 бал.
  
  
   3.Чёрный ящик (0-3)х3 + (0-3)х3/2 + бонус - наличие "входа" и "выхода" в подсознание механизм работы которого сложен или неизвестен (х), наличие изучения по выходным данным реакцию рассказчика или героев на различные входные данные или наличие обращения к читателю (у).
  
   Наличие "входа" и "выхода" (х) (0-3) х3 - Наличие входа и выхода (3), Только вход или выход (2) No comments (1), 0 или не понял (0)
  
   Наличие изучения (у) - (0-3)х3 (для простоты)
   Внимательное изучение (3)х3, Изучение есть (2)х3, "no comments" (1)х3, 0 или не понял (0)х3
  
   Субьективный бонус - 1 бал.
  
  
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3)/2 + бонус - содержание (х) и язык (у), обеспечивающие преобразования смысла в текст и обратно:
  
   Содержание (х) - большая глубина (3), глубина (2), "no comments" (1), 0 или не понял - (0)
  
   Язык (у) - (0-3)х3 (для простоты)
   Метаязык (язык, в котором сообщения, кроме основного, имеют дополнительный смысл (3)х3, обычный язык (2), гламурный язык или "no comments"(1), 0 или не понял - (0)
  
   Субьективный бонус - 1 бал.
  
   Субьективный антибонус - минимизация до оценки 2 ( в соответствии с правилом конкурса "Необходимо выставить хотя бы одну оценку не менее 9ти и хотя бы одну оценку не более 2х."
  
   Общая средняя оценка:
   Субьективный антибонус - минимизация до оценки 2 ( в соответствии с правилом конкурса "Необходимо выставить хотя бы одну оценку не менее 9ти и хотя бы одну оценку не более 2х."
  
  
  
   Оценки Сфинкского по-Сфинкскому:
  
   (8) 1 Поляничко Н.И. Союзник 12k "Рассказ" Проза
   (8) 2 Демченко Е. Сон Энтомолога 14k "Рассказ" Проза
   (7) 3 Мясной А. Ненастоящий урод и 16 окровавленных 4k "Рассказ" Проза
   (6) 4 Барбос П. Мгновения... Весны? 6k "Рассказ" Фэнтези
   (9) 5 Эмиль K., Корейский Ф. Уа: Детектив Акопян 12k "Рассказ" Юмор
   (10) 6 Поляков И.В. Жизнь и смерть - это так смешно 6k "Миниатюра" Фантастика
   (7) 7 Мхитарян Э. Пути-коридоры, или История одного перерождения 17k "Рассказ" Фантастика
   (5) 8 Юрковский Е.В. Бумажка 6k "Рассказ" Проза
   (2) 9 Волкова Н.А. Абсент 7k "Рассказ" Проза
   (10) 10 Куликова Л.М. Крик чайки 4k "Рассказ" Проза
   (5) 11 Средин Н. Почему, однако? 11k "Рассказ" История, Фантастика
   (7) 12 Журавель И.А. Психушка 10k "Рассказ" Проза
   (6) 13 Скляров О.В. Пассажир часа 10k "Рассказ" Проза
   (6) 14 Скляров О.В. Рок 9k "Рассказ" Проза
   (5) 15 Журавель И.А. Улей страха 11k "Рассказ" Проза
   (7) 16 Дар-Н-Лай Жил-был Бог 5k "Рассказ" Философия
   (5) 17 Светов С. Сонорх Соарега 15k "Рассказ" Фантастика
  
  
  
  
  
   1
   Союзник
   Поляничко Нена Ивановна:
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 6
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+9)/2=7.5
  
   Общая средняя оценка = (7.875) - 8
  
  
  
  
   Выпив стакан кефира на ночь, я приступаю к сложнейшей работе, рядом с которой матан и сопромат - сущие безделки. Сконцентрироваться на руках, на кончиках пальцев, на подрагивающих под кожей тонких, как волос, капиллярах. Ладони сложены у подбородка и ладони же - другие, прозрачные, как крылья стрекозы, нужно поднять к глазам. К другим глазам.
  
   В этот момент всего важнее не сорваться, не поскользнуться на обледенелом порожке потустороннего мира. Расслабленно, осознанно следуя инструкциям Учителя, отслоиться от тела, оглядеться... Где я? Спокойно. Взгляд на ногти, на открывающиеся, как утренние цветы, кисти.
  
   Вокруг. Узенькая зеленая улочка. Вылитая старая Москва. Предметы блекнут? Перевить линий расплетается по нитке? Стоп машина. Дышать. Ровно. Дышать. Смотреть. На руки. Дома стоят ровно. Руки. Дома ровные. К земле под прямым углом.
  
   Цель пребывания? Учитель, туша остатки вишневой сигары, сказал: "Тебе нужен союзник. Дух-союзник". Вишни! Кстати, вдоль тротуара - вишневая аллея, ягоды - совсем спелые.
  
   Сорвала налитую соком вишенку, - вот-вот, кажется, лопнет, - прошагала вперед. Асфальт выщерблен, через тонкие подошвы чувствуются камни.
  
   Как искать-то его, этого союзника? Сверху синее, отдающее космическим кобальтом, безоблачное пространство, окна домов пусты, как глаза идиота, и никого, никого кругом. Резкий танцевальный поворот - точно никого.
   Со-юз-ник! - детсадовский утренник - наше искусство сновидения, - со-юз-ник, вы-хо-ди!
  
   ...Эхо пробежалось по стенам, и стены зазвучали струнами. На руки. Смотреть на руки. Собирать картинку, держать ее крепко в когтях намерения. Мне нужен союзник.
   Полгода назад Учитель впервые рассказал о них: неорганических, неуглеродных разумных существах с сухими искрами вместо крови, живых геометрических фигурах (помните экранную заставку Windows "Вечный двигатель", где разноцветные линии мерцают и изгибаются, образуя в черном пространстве трехмерную конструкцию?), о пятиметровых комарах, качающихся на стебельчатых ножках... Союзник может предстать перед магом в каком угодно виде. Я фантазировала на тему своего - торшер на гусеничном ходу? Обвитая красным плющом живая дорическая колонна?
  
   - Со-юз-ник! - сдерживая смех и слово "Снегурочка", снова позвала я.
  
   В поле зрения показалось нечто. Графитно-серое. Обдало страхом, как ледяной водой. Если хочешь быть здоров - закаляйся. На руки. Ноготь большого пальца почему-то малиновый. Вообще лаком не пользуюсь. Ладно. Цепенея от ужаса, заставляю себя повернуться влево. Полет на крыльях намерения грозит обратиться уползанием на коленках жути? Не потерплю! Вперяю дрожащие зрачки в союзника. Это высокая пепельно-русая девушка с добрым открытым лицом. В улыбке ее полных губ есть что-то афро-азиатское. Ужас исходит не от нее. Я - источник собственных кошмаров. Руки. Нужен союзник? Получите-распишитесь.
  
   - Здравствуй, - говорю.
  
   - Поиграем? - союзник кокетливо хихикает, встряхивает длинной челкой и бросается бежать.
  
   - Стой, ты! - несусь за ней, представляя для скорости под собою велосипед. Вот, вот, "Урал" без рамы, педали вертятся как электропрялка, союзник ныряет в проходной двор, я врезаюсь в брандмауэр двухэтажного дома, велосипед отлетает к очередному вишневому дереву и провоцирует ягодный град.
  
   "Воин ты или...?" Знаете, я собрала собственные кости в узелок, узелок закинула за плечо и поднялась. Во сне падать не больно. Союзник ела шоколадку, сидя на заборе в метре от меня.
   Дай! - говорю.
  
   Она поделилась. На руках союзника блестело множество колец, из которых я выделила одно - серебряное с золоченой рыбкой-гуппи, перистый хвост два раза обвивал палец. Союзник лукаво взглянула из-под пушистых серых ресниц. Вблизи я ощутила, что она какая-то... какая-то правда неорганическая. То есть у нее была матовая кожа, и носик, похоже, припудренный, но ресницы будто накладные. Чересчур ровные. Чересчур пышные. Челка, наоборот, разметалась по лбу слишком небрежно. И цвет волос - ненормальный, металлический...
  
   - Скажи, почему у вас везде вишни? - поинтересовалась я.
  
   - У нас? У нас вишен нет.
  
   - Ну я имею в виду этот город.
  
   - А это город?
  
   Союзник откусила немножко шоколада.
  
   - Не деревня, в самом деле, - она бы снова сбежала, если бы я не сбила ее, уже слезавшую с забора, наземь. Мы покатились по траве, я крепко держала союзника, мысленно прося у Учителя подмоги. Дома, древесные стволы, решетки ограды - все завертелось - неорганическое существо с хохотом извивалось и молотило почем зря ногами.
  
   - Блин, сдавайся! - Учитель, похоже, находился вне зоны доступа сети. Кроссовком под колено - больно.
  
   - Где блин? С чем блин? - союзник неправдоподобно выгнулась и рванула ворот моей футболки
  
   зубами.
  
   - Кусаешься? - я бы представила себя Ларой Крофт и взяла грубой силой, но энергии не хватало. Вообще под занавес валяний по газону я всерьез опасалась, что не проснусь. Истощу все запасы, стану библейской коровой и буду приходить в дурных видениях, пророча голод фараонам.
  
   Союзник прекратила сопротивление так же резко, как начала. Мы тяжело дышали. Она лежала, придавленная сверху, и ее светлая одежда пестрела травяной зеленью.
  
   - У тебя есть союзник? - ласково приспросилась прелестная девушка.
  
   - Нет. Будешь моим союзником?
  
   - Буду, если ты моим будешь.
  
   - Буду.
  
   - Пусти.
  
   - Не пущу, золотая рыбка!
  
   Учитель, помнится, в перерывах между магическими пассами объяснял, что отношения с этими редисками - нехорошими сущностями - следует документировать. Иначе сбегают. Плавали, катались по вишневым садам на велике, знаем.
  
   - Дай, - говорю, - колечко.
  
   - Ты мне руки придавила. Как я его тебе дам?
  
   - Это сновидение. Как хочешь, так давай.
  
   - А ты что дашь? - умная Маня с эмо-челкой!
  
  
   - Серьгу из левого уха.
  
   Наконец-то мы расцепились. Отряхнулись. Велосипед самопроизвольно уехал. Радостная, союзник подвела меня за руку к вишневому дереву. Ресницы ее мне гораздо больше нравились - теперь.
  
   Мы рвали вишни и кормили ими друг друга.
  
   - Так все же, что это за чеховский город? - настырно выспрашивала я.
  
   - Нет никакого города, - аккуратненькие пальчики отправили мне в рот ягодку.
  
   - Такая милая, а городишь ерунду: как это города нет, если мы посреди двора стоим?
  
   - Так и нет, - губами она взяла из моей руки вишенку, прожевала ее и выплюнула косточку в
  
   траву, - ты родилась в старой Москве, вот и видишь мир как старую Москву. Понимаешь?
  
   - Нет.
  
   Союзник, подпрыгнув, наклонила к нам новую ветку.
  
   - Вот ты в школе решала пример: восемьдесят два икс плюс пять икс минус три равно нулю?
  
   - Решала. На ЕГЭ.
  
   - А гондурасский мальчик Хорхе Арана, если ему дать то задание, что за пример будет решать?
  
   - Восемьдесят два икс плюс пять икс минус три равно нулю.
  
   - Пока так думаешь, сама ты ноль. Круглый и пустой. Он решал бы ochenta y dos equis mas cinco equis menos tres son cero. Потому что для него арабские циферки дешифруются как испанские числительные, а не как русские. Хотя формула от этого, естественно, не меняется. Ферштейн?
  
   - Более-менее. То есть образы, живущие во мне - как бы слова языка, которым я описываю объективно существующую и непонятно как выглядящую реальность?
  
   Союзник пододвинулась ко мне ближе и почти шепотом сказала:
  
   - Реальность вообще никак не выглядит. Она существует, и характеристики у нее определенные есть, но вот интерфейс мы придумываем каждый для себя, чтобы с этими характеристиками работать. Как на компьютерном мониторе. Ты меня как видишь?
  
   - Девочкой лет двадцати, высокой, симпатичной, стильно прикинутой и подстриженной...
  
   - Ну-ну, а я кто?
  
   - Союзник.
  
   - И что это значит? - я задумалась, и ощутила ее губы у своих губ. Соленое, влажное, отнюдь не целомудренное... Я оторопела. Я не могла не отвечать.
  
   Отстранившись, наконец, я искренне призналась:
  
   - Не представляю. Учитель говорил, дружественное неорганическое существо.
  
   - Sic! Милая, неорганическое! А ты, если с твоей колокольни - дружественное органическое...
  
   Объяснить тебе, каким мне представляется этот медвежий угол бесконечности, я не могу.
  
   Понимаешь, начну говорить по-русски, и получатся "вишни", "дома", "заборы" и "симпатичная старшеклассница", хотя если бы ты оказалась в моей шкуре, ты бы вообще ничего знакомого не встретила. Ты когда слово "ключ" слышишь, что представляешь?
  
   - Родник.
  
   - А я - открывашку для консервов (смотри пункт выше, ты бы ее восприняла иным образом).
  
   Вообще, по-русски сон - греза, а по-испански son - "существуют", "являются", ферштейн?
  
   Тогда уже я ее поцеловала. Потому что стали доходить, стучаться в мозговую дверцу странные формулировки. Мне представился космический вакуум, усыпанный разноцветными световыми крапинками, убранный хаотично пульсирующими шифоновыми лентами Силы...
  
   - Союзник облизнулась, как кошка, отведавшая сметаны:
  
   - Надеюсь, ты не считаешь свой screensaver озарением?
  
   - Придется перестать...
  
   Мои идиомы. Моя лексика. Мой синтаксис. Общий смысл.
  
   Сон... Существует... А как в первом лице множественного числа?
  
   Сомос. Плаваем в этом холодце как сомы...
  
   Не посмотрела на руки. Вовремя не посмотрела на руки, и зеленоватая речная волна смыла истончившийся от недостатка внимания бумажный город. Мы неторопливо шевелили плавниками, лавируя между похожих на сумрачный бамбуковый лес камышовых стеблей. Мы - усатые серые рыбы.
  
   Сомы. Декорации изменились. Союзник рядом.
  
   По воде пробежал пароходный гудок, превращаясь в дребезжание будильника. До скорого!
  
   Я проснулась и по привычке сфокусировала глаза - другие глаза - дневные глаза - на руках.
  
   Указательный палец обвивала хвостом золотая рыбка. До скорого, сомик, гуппи! По рыбьему веленью, по моему хотенью, для милого дружка хоть сережку из ушка, хоть вишневое варенье - я бледна, черты мои чересчур правильны, ресницы - как пластмасса. Сосед по парте, конечно, увидит иначе... Знать бы, как переводится слово son с кубинского диалекта, к примеру... Песенка, заводная латиноамериканская песенка... Как поют рыбы?
  
  
  
  
   2
   Сон Энтомолога
  
  
   Оценка Сфинкского:
  
   1.Литературность - (0-3)х3 = 6
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 6
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
  
   Общая средняя оценка = (7.5) - 8
  
  
  
  
  
   Не пытайтесь найти хоть малейшее рациональное зерно в этом тексте. Не старайтесь понять, почему все энтомологи на самом деле садисты и извращенцы, и причем здесь Конфуций. Цепь событий, имевших место в чьих-то снах, настолько плотно переплелась с реальностью, что я сам уже полностью запутался.
   Впрочем, когда никто и ничего не может понять, включая автора - это есть признак серьезной литературы, чтение подобных книг и их обсуждение в приличном обществе создает человеку имидж интеллектуала, а через некоторое время он и сам начинает верить в этот нонсенс. Под воздействием самовнушения, коэффициент его интеллектуального развития взлетает до небес, мозг распухает от умных мыслей и начинает давить изнутри на глаза, которые в конце-концов вылезают на лоб. Именно тогда человек становится вровень с идеалом по Чехову - в этот миг лицо его не менее прекрасно, чем облагороженный чтением серьезной литературы внутренний мир. Главная цель жизни настоящего русского интеллигента достигнута, Пик Совершенства покорен, и, после недолгой передышки, можно с радостным гиканьем спрыгнуть с него вниз головой в омут пьянства и разврата - ведь, в отличие от простых смертных, для Истинного Интеллектуала и Гордости Русской Культуры упомянутые развлечения являются вовсе не постыдными пороками, а, напротив, неотъемлемой частью благородного образа.
   Впрочем, это заумное философское вступление увело нас весьма далеко от сути повествования. Поэтому предлагаю закруглиться с увертюрой и перейти к сюжету.
  
   ***
  
   Началось все с того, что автору приснилось, будто он - китайский мудрец Конфуций, которому незадолго до этого привиделось во сне, что он - бабочка. Та же, в свою очередь, вместе со своими прекрасными, порхающими с цветка на цветок, товарками, весьма опрометчиво прикорнула на конопляном поле, на котором в этот невыносимо жаркий день случилось небольшое самовозгорание. В результате всех бабочек капитально вставило, и они разом оказались на всемирном слете энтомологов, проводившемся тем летом в Токио.
   Причем 'наша' бабочка - назовем ее так для удобства - во сне том была младшим научным сотрудником Иваном Ивановичем Бенедиктовым, приехавшим на токийский симпозиум из России с важнейшей для его карьеры целью: поразить коллег-конкурентов своей непревзойденной жестокостью по отношению к хрупким, беззащитным насекомым.
   Здесь нам придется опять немного отступиться от основного повествования и пояснить читателю главную идею энтомологии как науки. Говоря кратко, эта область естествознания изучает всевозможные способы надругательства и издевательства над Абсолютной Красотой.
  
   Поймать прекрасного мотылька, посадить его в тесную морилку и наслаждаться тем, как несчастное существо бьется в приступе асфиксии, после чего, еще живого, проткнуть огромной ржавой булавкой и снабдить ярлычком с издевательской надписью на латыни - о, это все детские шалости, репертуар членов школьного кружка 'Юный Энтомолог'! Поотрывать несчастной бабочке крылышки, повыдергивать лапки, открутить голову, предварительно выколов глазки - это уже способно потянуть на кандидатский минимум.
   Но для того, чтобы добиться истинного успеха - нужно лично поймать редчайшее, восхитительно прекрасное невесомое создание, отчаянно бьющееся в сачке и испуганно хлопающее яркими крылышками уникальной, неповторимой раскраски. А потом - сотворить с ним на закрытом научном заседании, перед взорами требовательных коллег, что-то столь невообразимо ужасное, омерзительное и циничное, чтобы даже видавшие виды академики энтомологических наук, сами не отличающиеся любовью к живой природе, в ужасе разули свои глаза, сдвинув очки на самый кончик носа, и дружно воскликнули:
   - Да он совсем ох**л!!! Нельзя же так, в самом деле!
  
   После такого триумфа выступающий сразу удостаивается профессорского звания, а все его манипуляции над злополучным насекомым тщательнейшим образом документируются и публикуются в специализированном научном журнале.
   Особым шиком считается, если кому-нибудь в зале во время доклада станет дурно.
   Противоестественно долгие и циничные пытки могут потянуть даже на целую монографию - в твердом переплете и с цветными иллюстрациями.
   Литература эта хранится в спецотделах библиотек, и сотрудницы таких отделов особо инструктированы: ни в коем случае не заглядывать в эти издания даже одним глазком - настолько ужасны описанные в них сцены насилия для неподготовленного читателя.
  
   Конференц-зал был забит до отказа, ибо зрелище обещало быть неимоверно омерзительным.
   - Прошу Вас, сделайте ей по-настоящему больно! - дрожащим от нетерпения голосом прошептал доктор Накамура, председатель оргкомитета. - Не томите же нас, имейте совесть и побойтесь Бога, разве вы не видите, мистер Бенедиктов, как мы страдаем?
   И действительно, не требовалось слишком большой наблюдательности, чтобы заметить, как добрая половина зрителей, не вынеся пытки сладостным ожиданием, прикрыв колени папками и постерами, неистово мастурбирует.
   - Ну же, мистер Бенедиктов, вы что, хотите, чтобы мы тут передохли вместо этой чертовой бабочки? Не издевайтесь над присутствующими! - в голосе доктора Накамуры послышалось отчаяние.
   Миг триумфа. Ладони Ивана Ивановича предательски вспотели, ноги проняла дрожь, негнущимися от волнения пальцами он раскладывал перед собой привезенные пыточные инструменты. Зажатая в специальных энтомологических тисках бабочка - это невинное, божественное создание, о, она так трогательно и неумело пыталась вырваться! Безжалостное острие приблизилось к ее изящному тельцу и с легким хрустом прокололо хитин... Распятое насекомое, встряхнув гривой длинных, до плеч, волос, дернулось, исторгло полный отчаяния вопль на прекрасном, певучем языке бабочек и эльфов: 'Эли! Эли! Лама савахфани!' и совершенно неожиданно испустило дух.
   Зал возмущенно выдохнул, еще не осознав трагизма случившегося, когда же чувство безмерного разочарования достигло апогея, а разрозненные выкрики и свист слились в надсадный рев возмущения, Иван Иванович понял, что на его карьере можно ставить крест.
   Доктор Накамура глядел на него с выражением жалости, брезгливости и омерзения.
   - Пойдите вон, мистер Бенедиктов, - выдавил из себя старенький профессор, пытаясь оставаться спокойным. - Вон из зала, я даже не могу описать словами, как вы нас разочаровали. В нашей стране любой уважающий себя ученый даже за одну сотую вашего проступка совершил бы сепукку. Подумайте об этом!
  
   - Давайте замучим мистера Бенедиктова! - голосил кто-то из особо огорчившихся энтомологов, стараясь перекричать оглушительный вой и топанье ног обезумевших от негодования ученых, - все равно он ни на что не годится - разве только тараканам ножки отрывать на лабораторных практикумах, иначе, если мы сейчас же не снимем сексуальное напряжение, мы все умрем от спермотоксикоза, а значит, мировая энтомология понесет невосполнимую утрату!
   - Господа, господа! - что есть силы стучал по трибуне председатель, пытаясь восстановить спокойствие. - Не волнуйтесь, мы дорожим репутацией нашего научного центра, и сейчас каждому из вас для снятия возбуждения будет выдана коллекционная бабочка из наших запасников! Мы осознаем глубину вашего возмущения и приложим все силы, чтобы ни один гость не покинул конференцию неудовлетворенным!
   Но было поздно: озверевшие от разочарования ученые набросились на Ивана Ивановича Бенедиктова, кололи его булавками, брызгали в лицо из баллончика с пестицидами, пытались прихлопнуть сачком со встроенным электрошоком-парализатором. Иван Иванович забился в панике и проснулся, после чего с облегчением обнаружил, что он - бабочка. Впрочем, мы-то с вами и так уже это знаем.
  
   Мотыльки вокруг него также пробудились - все они были чрезвычайно взволнованы тем, что им снился один и тот же сон. Они все были на том конгрессе и пытались замучить Ивана Ивановича Бенедиктова, а когда он, проснувшись, пропал прямо из конференц-зала, сильно удивились: настолько сильно, что тоже проснулись.
   - Мне кажется, это просто ужасно, - сказала 'наша' бабочка (которая была Иваном Ивановичем). - Мы все видели, что делают эти изверги с нашими братьями и сестрами. Мы должны что-то придумать и отомстить!
   - Да, да, отомстить! - кричали другие бабочки.
  
   Мимо проходил китайский энтомолог-любитель Чжуан Цзы. Он только что пробудился от ужасного кошмара: ему снилось, будто он - маленький, редкий мотылек, которого отловили с целью замучить на конгрессе в Токио, и который скончался от страха прямо на трибуне, не выдержав даже самой первой пытки. После такого ужасного сна, раскаявшийся в своих зверствах Чжуан Цзы решил, что он больше никогда не будет издеваться над бабочками, а пойдет лучше утопится, чтобы на свете стало одним энтомологом меньше.
   Увидев бабочек, он молвил:
   - Дорогие мои! Несчастные и униженные! Внимайте же речи того, кто изыдет из этого мира в лоно бурной Хуанхэ через несколько мгновений, ибо третий глаз его в данный момент, пред лицом неминуемой и беспощадной смерти, зорок как никогда!
   Я знаю, что вы должны сделать. Нет сна, и нет реальности. Есть лишь различные агрегатные состояния сознанья, воплощающие собой в иллюзорном мире ту или иную конкретику мыслеобразов. Вы - настолько же бабочки, насколько и их мучители. Чтобы избавиться от негативной компоненты вашего расщепленного эго - когда в следующий раз будете видеть себя энтомологами - поступите с ними так, как они поступают с вами!
  
   Следующим вечером, души бабочек опять вселились в тела жестоких ученых.
   Слово взял профессор Накамура.
   - Знаете что, господа? - сказал он. - Этой ночью мне приснилось, что я - чудесный махаон, несколько старый и страдающий артритом, и крылышки мои слегка поскрипывали и похрустывали, когда я ими взмахивал, но все равно - это было прекрасно!
   - И я! И я во сне был бабочкой! - раздались голоса в зале.
   - Да, да! Мы все - бабочки! - радостно закричали энтомологи и захлопали в ладоши, представляя, что это крылья.
   Доктор Накамура подождал, пока шум стихнет, и зал осознает всю философскую глубину момента. Профессор откашлялся и, вдохнув побольше воздуха, произнес:
   - А в таком случае, помните ли вы о том обете, дорогие мои братья и сестры, что дали мы вечор на том прекрасном поле, подернутом чудной, ароматной дымкой, навевающей сладкие грезы?
   - О, да! Помним! - кричали в неистовстве ученые, и глаза их радостно блестели.
   - Тогда пройдемте в зал для постерных докладов, я уже подготовил все необходимое, - строго и подчеркнуто сухо сказал профессор. Все организованно встали и прошли в соседнее помещение, где к стенам уже были приколоты листы ватмана формата А0 и устрашающего размера булавки, скорее напоминающие самурайские мечи.
  
   - А теперь, дорогие коллеги, или, правильнее сказать - дорогие мои бабочки - давайте нанесем невосполнимый ущерб этой отвратительной и безнравственной лженауке, - торжественно объявил профессор. - Сейчас каждый из нас сделает со своим отрицательным воплощением то, что энтомологи ежедневно делают с нами. Только перед этим я предлагаю каждому из вас надписать на ватмане свое имя на английском и латыни, основные параметры, такие, как рост, вес, возраст, длину членов, ареал обитания, семейное положение и среднегодовой доход, ибо это будет очень познавательно для всех, кто будет разглядывать нашу необычную энтомологическую коллекцию!
   А потом наш знаменитый каллиграф, Криворука-сан, начертает рядом с каждым из вас какое-нибудь поучительное изречение Конфуция. Криворука-сан, приступайте!
  
   С невозмутимым видом, Криворука-сан приступил к начертанию поучительных иероглифов. На ватмане американского энтомолога он вывел 'Мы не забыли Хиросиму!', на ватмане Ивана Ивановича Бенедиктова - 'Русские, отдайте Курилы!', остальные надписи также были полны глубокого смысла: 'Да здравствует Император Хирохито!', 'Поддержим Киотские соглашения!' и так далее. Зарубежные энтомологи, не понимавшие по-японски, очень хвалили мастера Криворуку, ибо смотрелись иероглифы просто превосходно, и одного взгляда, брошенного на них, было достаточно, чтобы понять, что в них - великая сила искусства и кладезь древней и загадочной восточной мудрости.
   После этого все ученые взяли в руки гигантские булавки, и дружно, на счет ити-ни-сан, с просветленными лицами пригвоздили себя к подписанным листам ватмана. Собравшиеся к этому времени в зале простые зрители громко аплодировали их конвульсиям и предсмертным хрипам, приветствуя каждую смерть возгласами ликования, ибо японская культура зиждется на почитании самурайских суицидальных традиций.
  
   Совершив задуманное, бабочки проснулись. Восторг их было столь неописуем, что многие от перевозбуждения выпали в иную реальность, ибо были тоже всего лишь чьим-то сном. В частности, как мы помним, одной из бабочек был мудрец Конфуций. Мимо них, в грязных желтых водах реки Хуанхэ проплывало тело раскаявшегося энтомолога-любителя Чжуан Цзы, который сам оказался не чем иным, как сном какого-то навозного жука, ковырявшегося в кучке коровьего дерьма, на которую, впрочем, только что наступил босоногий и неуклюжий кубинский мальчишка.
   Та же бабочка, которая во сне была профессором Накамурой, пробудившись, оказалась вдруг китайским императором, который, под впечатлением увиденного, тут же приказал отловить всех китайских энтомологов и расстрелять, а тела казненных продать доктору Гюнтеру фон Хагенсу, для составления новой анатомической экспозиции. После чего, в ознаменование своих великих заслуг перед насекомыми, объявил себя Нефритовым Махаоном и Проводником в Жизнь Дао Мотылька.
   А мудрец Конфуций, проснувшись, твердо решил, что если ему еще хоть раз приснится такая чудовищная заумь, то он лично пройдет по всему Китаю пешком, с дустом и мухобойкой, и перебьет всех бабочек к едрене матери. Чтоб не захламляли его полные изящной философии ночные видения такой вот зацикленной дрянью.
  
  
  
   3
   Ненастоящий урод и 16 окровавленных
   Мясной Акрадий
  
   Оценка Сфинкского:
  
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 6
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6 +6)/2 = 6
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9 +9)/2 =9
  
   Общая средняя оценка = (7.5) - 8
  
  
  
  
   "Бог привлекает всех; это и есть определение Бога. Мы знакомы со многими изображениями Кришны и видим, что Он привлекает коров, телят, птиц, зверей, деревья, растения и даже воду во Вриндаване. Он привлекает пастушков, гопи, Нанду Махараджу, Пандавов и все человеческое общество. Поэтому, если Богу и можно дать какое-то определенное имя, то этим именем должно быть имя Кришна."
  
   - А.Ч.Бхактиведанта Свами Прабхупада
  
  
  
  
  
  
   Несколько красных картин.
   Дома, мостки и река. Несколько церквей.
   А в одно из полотен, в дымящиеся утро, вышли шестнадцать окровавленных мустангов.
   В красном рассвете. За ромбовидной сеткой проволочного забора, как дети играют в баскетбол грязным,
   красным мячем. Опять кому-то попали в нос.
   А сентябрь.
   Каждый день, все быстрее, все более ловко, они бросают мяч в корзину,
   но листья на деревьях такие же, их срывает ветром и они красивы, как осень...
  
   А что остается нам? Только и остается - ругаться матом, плевать на мокрый асфальт площадки,
   да и это, скоро станет ненужным, как хвост собаке одной породы...
   Забыл! Увидим, что будет к обеду.
  
   ...а он - типа урод, он даже делает все по другому.
   Взгляните, на эти обвисшие щеки и неправильную спину, плохо состыкованные треугольники щек.
   Шатко сходящиеся грани скул. И один глаз, что чуть выше другого. И бровь, более чем скомканную (нелепый расчет).
   Все как-то натянуто. Невыбритая, плохо распределенная щетина. Это совсем не нормальное распределение, это вовсе не настоящее!
   Спина изогнута неизвестной кривой, мертвящий взгляд и светящаяся пролысина. Горб. Все это дешевая подделка!
   Кривые ноги, рот тонкой полоской жирных губ - херня все это. На это не просто противно смотреть,
   вообще не имеет смысла смотреть. Ненастоящий урод. Да! Просто не настоящий.
   Если бы можно - хочется взять и стереть, порвать лживое изображение, лечь спать и смотреть, как в зеркало, сны о себе.
   Но разве не ужасно созерцать свои внутренности?
   А ведь сны всегда о внутренностях. Тянутся бесконечной цепочкой, чередой изнутри. Снятся.
   Это не люди.
  
   Он вскидывает ногами. Машет руками, как лопастями. Улыбается. Издает звуки и говорит.
   Он напоминает умный китайский брелок. Он берет мяч и бросает его. Пожимает руку.
   Спотыкается и падает навсегда. Ломается, как ему и было суждено... и вот - начинается....
  
   убитый зверем спал в его желудке
   нюхал что-то, как всегда
   забыл, не размышлял о вечном
   не вспомнил, сука... да.
   убитый зверем, справедливо мертв
   описан, согласован
   по всяком закону, и не зря
   убитый зверем на траве
   разложен
   ...
  
   По окончанию марша, обрывая бесконечную рекурсию рефлексии, на мгновение, можно увидеть его.
   Все красное. Первое - это слабо желтеющие ребра. Второе - явление граней.
   Третье - еле сходящийся контур движения точек, незаметное дыхание.
   Это приближение, и только, далеко-далеко, за обломками облаков горизонта, в горах - ты.
   Но и это - сложно. Очень противно манипулировать подобным, ведь, истина
   потерялась давно, хотелось верить, что вот, вот он - урод. Вот он - вот я...
   Но не нужно быть гением, что бы довольно скоро понять, что урод - ненастоящий.
   Это дешевая подделка.
  
   Несколько красных картин.
   Дома, мостки и река. Несколько церквей.
   А в одно из полотен, в дымящиеся утро, вышли шестнадцать окровавленных мустангов.
   Таков день возвращения Христофора Колумба.
  
  
  
   4
   Мгновения... Весны?
   Барбос Приазовский
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 6
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (3+3)/2=3
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+9)/2=7.5
  
   Общая средняя оценка = (6.375) -6
  
  
   Безумством вышитый сюжет. Ночь. Улица. Фонарь. Трактир. Он чинно пьет свою муляку*. Взорвался и затих некормленный зверь пожарной машины Третьего Рейха... Ха=ха, чудес на-на не бывает... Комары точат носы о стекло снаружи, топча друг друга сапогами. Нагружен тоской, он мрачно цедит последнюю каплю нектара богов. Нездорово бледен свет упомянутого фонаря. Последний ломтик мяса твоей обедни, мелькает в мозгу... Не звездите, звезды - еле ворочает язык. Погасни, фонарь, - мне завидно, как ты держишь стойку. А это нехорошо... И, шепотом нежного ветра откуда-то отовсюду - нет, держись за стол, делай умную чистопородную морду, и - жди... Только так, дурак.
  
   Невдалеке сидит мюллеровская подсадная утка. Крякает зажигалкой - пфу - дымок - нежной струйкой - показать, как красив ротик и... зубки... Да, это ведомство известно своими стоматологами, проносится в мозгу черным мотоциклом и стрельбой из шмайстеров. Нет, ее не будет, покачнись и уплыви домой пустой бочкой, пока ты еще на плаву, пока...
  
   Да фрау ведь старается на славу, зачем портить ее пир грязной ложкой простоты? Играй. Подуди в эту дуду; мягко тронь смешные погремушки загонщика волков - пусть недоумевает оторопелым лосем... Сосем, брат, пустышку бытия, - все нужно делать красиво, чисто, уверенно. Фрау, покажи фигурку дяде, - в твоей зажигалке, бьющейся о следующую сигарету, закончился прометеев огонь - подкури об меня, слегка расставив ножки и приятно выгнувшись - чирк! - огонь размножается, как похоть в стаде баранов. Мой огонь - твоя сигарета - красота? Нет, красота - это ты, бледный цветок обратной стороны луны, - вспотей, блесни треугольником груди из серого платья, маленькая волшебная мышка моей новой весны... Я - Кот-Бегемот, хочешь - подарю тебе... жизнь? Мышка улыбается про себя - я подарю тебе все, всю себя, и даже всех-всех себя - все-все-все - только... не жизнь... Клюй. Клевый мой, родной мордоплюй, дорогой палач моих закатов - я так изучила тебя - твой дом, авто, выброшенные газеты, выплюнутые окурки, что совсем потеряла голову от желания отдаться струйке дыма из твоих губ - она - верю - унесет меня на небо, где нагие звезды гуляют попарно, не соблюдая устав и правила комендантского часа... Я так давно не смеялась... над тобой, над собой, над всем миром нормированной пищи и секретного порочного счастья, что... Подари... и клюнь, гад!.. Для меня это - не просто выход в свет высоких отчетов и заоблачных ставок на мои женственные услуги... Это, это... - покорение наглого борова - пасть с тобой здесь, прям здесь, на эту кормушку-столешницу растрепанным куском ваты... чтобы ...потом, качнувшись, встать безучасной статуей, отразив в почерневших зрачках миг истинного торжества - ты тянешься за мной сонной лапой - лучше бы драпал - а на тебя падает тяжелый удар моего охранника - все - теперь ты, бездыханный, - мой. Навеки мой, добыча моя... И больше не надо умолять немым взглядом - развяжи серое платье, завяжи руки на моих бедрах. Все. Ты сделан! Я хочу почувствовать эту радость опустошения, милый...
  
   Ведись на игру. Игра - это - жизнь. Когда они поймут, что ты не хочешь, или - устал - играть, они тебя кончат. Интересно, а как Мышка кончает? Какие звуки выдает ночИ бледное лунное тело? Вот, уже появился интерес к жизни, нечестивый похотливец, эмоций-сентенций гибрид? Лучше - сиди и не падай, ухватись взглядом за этот фонарь, тварь безбожная... Ведь ты ни во что не веришь, сучий потрох, да? Выпотрошен холодным лезвием... Тяни эту пустышку, тяни, и - тащись при этом. Пустышка - малышка - малыш - малышок - руки в бок - на бочок - и торчок...
  
   А если она все-таки придет, как стучит об этом колоколом дуралей надежды?
   2. Не, не бывает... Дважды слово "дважды" не скажешь - будет глупо и пошло.
   Упрямый молот сердца стучит разуму: "А что, если вдруг?.."
   2. Что вдруг и вдруг что?
   Вдруг откроется эта - нет - эта - задняя дверь - и она войдет?..
   2. Она войдет?
   Да, войдет она.
   2. Это будет не она.
   Не она - кто она, если не она?
   2. Персонаж из сна, конь в шелковом пальто, да кто угодно...
   Угодно кто? Угодно кому?..
   2. Тебе, дубина, тебе. Тебе сие угодно, раз ты в это веришь и ждешь...
   Я не жду, - забыл ждать. Но, значит, ждал, то есть это - было?.. Вдруг ждал не напрасно?
   2. Сказки, сказки, для прикраски, для замазки пустоты...
   А ведь мои сказки, бестолковые сны - их просто могли украсть, перепродать, перезаложить, перекрестить, и...
   2. И что и?..
   И просто смоделировать ее.
   2. Смеешься? Смоделировать... ее?..
   Смоделировать можно все. Даже ее. Пригласили модель, дали взятку в задний проход...
   2. Фу... Ну, хватит... Смотри!
  
   Открывается задняя дверь, заходит она. Нет, не она? Ее нет. Заходит... подсадка? Плод экстаза искусного синтезатора-саксофона.
   2. Немцы тогда не играли джаз.
   Мне плевать. Она была сделана под звуки джаза в каморке Мюллера в одной из тех грязных порочных пробирок опустившимся продавшимся творцом...
   2. Что ты мелешь? Ты хоть слышишь себя?
   Не слышу и не хочу... Она не похожа на нее...
   2. Она не похожа на нее - точно, что не слышишь...
   Это не она...
   2. Послушай тишину - самый мощный источник звуков.
  
   Она тихо проходит, садится за стол на мышкино место, в мышкино тело, - да, садится в мышкино тело, - смешно? За ней - охранник, заурядно падает на стул возле барной стойки, забросив ботинок под самый нос мертвому бармену. Тот недовольно-брезгливо морщится, потом все-таки уплывает ленивым конферансье к какому-то нелепому ящику - крутануть ручку механического вдохновения. Наконец:
   Ту туТу,
   Пам паРам паПам,
   Ту туТу,
   Ты покинь меня...
   Разум потихоньку заволакивает парами - ту туту - эфира - пам парам... Она?
   Да. Нет.
   ---------
   * муляка - дешевое вино, как правило, красное
  
  
   5
   Детектив Акопян
   Эмиль Kia, Корейский Фокусник
  
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 9
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9 + 9)/2=9
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9 + 9)/2=9
  
   Общая средняя оценка = 9
  
  
  
  
   - Здравствуйте... А вы, простите, кто? - спросил я, ошарашено разглядывая через порог странного носатого субъекта с физиономией карточного шулера, во фраке с погонами и сером тряпичном цилиндре с кокардой на голове. Из-под цилиндра выбивались чисто гоголевские локоны - последний раз мытые, видать, еще перед похоронами великого классика.
   - Я - ваш новый участковый по особо важным делам, Арманьяк Акопян! - представился незнакомец и, элегантным (как ему, видимо, казалось) движением руки достав из моего нагрудного кармана служебное удостоверение, сунул его мне под нос.
   - Приятно познакомиться, - сказал я (да, иногда в этой жизни приходится нагло врать). - А чем, собственно, обязан?
   - Да так, ерунда, абсолютная формальность, - успокоил меня участковый, - просто мне подумалось - вдруг на моем новом участке что-нибудь случится, а у меня - ни одного подозреваемого! А у вас квартира прямо над отделением милиции, очень удобно. Вот я и пришел - правда, уже забыл зачем. А когда я забываю, зачем я пришел, я обычно провожу обыск - чтобы вспомнить.
   С улицы в этот самый момент раздался хлопок выстрела и дикий женский вопль "Убили! Убили!"
   - Ну вот, видите, как я вовремя! - просветлел участковый. - А ведь мог бы и опоздать, прийти, когда, так сказать, главный подозреваемый уже смотал удочки и уничтожил все улики! Разрешите пройти?
   - Для этого вам понадобится ордер и понятые, - заметил я. Участковый Акопян, похоже, очень сильно расстроился - он поглядел на меня со смесью детской обиды и старушечьего негодования.
   - Потяните за уголок! - строго сказал он и повернулся ко мне правым ухом, из которого торчал носовой платок. Я послушно потянул за кончик.
   - Ну? - торжествующе вопросил он.
   - Что ну? Обычный носовой платок, причем использованный, да еще и в ушной сере.
   - А вы его встряхните, - посоветовал Акопян. - Что теперь?
   "Флюорографический кабинет номер 5", - прочитал я, - "ФИО: Акопян Арманьяк Карачунович. Заключение: Органы грудной клетки без патологии, чего не скажешь о головном мозге". И что это?
   - Видимо, я перепутал ухо, - смутился инспектор, спешно заталкивая бумажку обратно в глубины черепной коробки. - Потяните-ка с другой стороны! А теперь?
  
   Теперь был ордер на обыск. Пока я вчитывался в казенную бумагу, участковый Акопян деловито снял с головы цилиндр и вытащил из него за уши пару кроликов, которые, невзирая на магию момента, слились в экстазе и ритмично подергивались в воздухе. Участковый движением, которым обычно стряхивают соплю с пальца, швырнул кроликов на пол. Грохнувшись оземь, те обернулись понятыми - соседом-алкоголиком Семенычем и сумасшедшей старушкой Аделаидой Ромуальдовной с пятого этажа.
   Тимофей Семеныч, крякнув и сплюнув, слез с Аделаиды Ромуальдовны, застегнул штаны и, вертикализировавшись в меру скудных возможностей, изобразил на лице готовность служить правосудию. Аделаида Ромуальдовна осталась на карачках - последние лет восемь ей так больше нравилось.
   - Это вы - Гарри Поткин, 1980 года рождения? - строго вопросил Арманьяк Акопян.
   - Да, я.
   - Это он, это он! - радостно заголосила с пола Аделаида Ромуальдовна и ткнула в меня крючковатым пальцем. - Кто ж еще, как не он, паршивец! Это он во всем виноват. Каждый день через вентиляцию подслушивает, когда я переодеваюсь, извращенец! И кошечку мою отравил, потому что громко ногами топала, мешала подслушивать.
   - Ты, конечно, звиняй, если что, - пробубнил Тимофей Семеныч, потупив взор, - но я, как честный гражданин, вынужден тебя сдать. Гарри Поткин - это ты!
   - Ну и что, что я?
   - Как это что! Вас опознали. Вот видите, - добавил участковый, - беспричинных обысков и арестов не бывает. Кстати, а что это у вас там? - ловким движением руки он выдернул из моих ноздрей пару мелкокалиберных патронов. - Незаконное хранение оружия, так и запишем!
   Старушка Ромуальдовна испуганно перекрестилась - оторвав руку от пола, она потеряла устойчивость и с жалобным мычанием умирающей коровы повалилась на бок. Тем временем, участковый прошел внутрь и, вновь достав из правого уха несвежий носовой платок, профессиональным движением набросил его на трюмо. Сунув под платок руку, он не без усилий запихал ее по локоть в зеркало и извлек из зазеркалья маленький пакетик с белым порошком.
   - Все видели?
   Тимофей Семеныч аж икнул от удивления. На улице в этот момент что-то громыхнуло - зазвенели стекла, завыли сирены. Тимофей Семеныч икнул второй раз. Участковый Акопян быстро сориентировался в изменившейся ситуации и решительно отправился на кухню.
   - Что это? - спросил он, ткнув пальцем в сахарницу.
   - Сахар.
   - А по-моему, это гексоген, - возразил сыщик Акопян. Он снял с головы цилиндр и поставил его на стол, после чего высыпал внутрь содержимое сахарницы и трижды прокричал над ним "Ляськи-масяськи! Ибн-бах-тах-тах!". Раздался страшный грохот, и цилиндр исчез в клубах зловонного фиолетового дыма. Тимофей Семеныч начал икать не переставая.
   - Я так и думал. Вы экстремист? - грозно вопросил Акопян.
   - Я?! С чего вы...
   - Как это с чего? - подойдя к книжному шкафу, он всадил в него по самый эфес примерно дюжину шпаг под всеми возможными углами, после чего распилил шкаф напополам при помощи циркулярной пилы. Половинки шкафа разъехались в разные стороны, а между ними, на полу, в луже собственной мочи сидел и мелко трясся от страха икающий Тимофей Семеныч с какой-то книжкой в руках.
   - Майн Кампф! - торжественно воскликнул Акопян и потряс книжкой над головой. - Вот, полюбуйтесь!
   - А почему на армянском? - удивился я. Извилистый армянский алфавит, исполненный в готическом стиле, смотрелся очень... эээ... готично, простите за тавтологию.
   Следователь Акопян на секунду стушевался. Затем, со звуком "хр-р-р-р-р-р!", он переправил книжку из правой руки в левую, подобно колоде летающих карт. Когда последняя страница по плавной баллистической траектории опустилась в его левую ладонь и прихлопнулась сверху обложкой - книжка была уже на русском, а на титульном листе красовалась надпись "Поткину от Гитлера - с любовью и тридцатипроцентной скидкой!".
   Из половинок шкафа вылезли две мартышки в фуражках и с пишмашинкой - одна из них первой успела взгромоздиться на клавиатуру и принялась печатать протокол обыска - тогда вторая от обиды выдернула из машинки красящую ленту и съела ее, после чего с важным видом стала разрисовывать протокол набором цветных фломастеров. Первая не осталась в долгу и треснула саботажницу увесистой папкой с надписью "Дело N" под грифом "ДСП". Затем обе с дикими визгами начали носиться по квартире и швыряться дерьмом - к сожалению, гораздо чаще попадая в предметы интерьера, чем друг в дружку.
   Старуха Ромуальдовна, завидев казенную бумагу, инстинктивно поставила в ней крестик вместо подписи - ввиду неграмотности. Тимофей же Семеныч, считавший себя почти интеллигентом, взял в руки оброненный мартышками красный фломастер и нетвердой рукой вывел под протоколом "Исправленному верить". Затем, еще немного подумав, приписал сверху "Настоящим извещаем" и "В случае моей смерти, прошу передать это письмо в соответствующие органы".
  
   Участковый Акопян, не отвлекаясь на мелочи, проследовал к окну и ткнул пальцем в горшок с цветами.
   - Это что?
   - Это мандрагора, - ответил я.
   - А я думаю, что это конопля, - возразил Акопян.
   - Ну так попробуйте ее выдернуть из земли, если не боитесь! - предложил я.
   "А вдруг и правда - мандрагора?" - засомневался сыщик. Впрочем, методичка для участковых содержала инструкции и на сей счет.
  
   Иногда с первого взгляда бывает очень сложно отличить заросли мандрагоры от посадок конопли. Чтобы избежать ненужного риска при выпалывании незаконных насаждений, рекомендуется привязать веревкой куст неидентифицированного растения к заднему бамперу автомобиля ДПС, и, под угрозой увольнения, заставить водителя тронуться с места, положить кирпич на педаль газа и выпрыгнуть из машины. Если неизвестное растение являлось мандрагорой, то автомобиль ДПС превратится в хлам и подлежит списанию и последующей утилизации. В противном же случае...
  
   Слишком хлопотно. Участковый Акопян впал в задумчивость, я тоже.
   За сегодняшний день я узнал о себе очень много нового. Оказывается, это именно я убил кого-то только что на улице. И это я подслушивал Аделаиду Ромуальдовну, когда она раздевалась. Я отравил ее кошку. Я употребляю наркотики и храню у себя дома пару патронов от несуществующего пистолета. В моей сахарнице - взрывоопасный сахар, а в книжном шкафу - подрывная литература с дарственной подписью Гитлера.
   Нет, это уже чересчур! В тихом бешенстве, я стукнул кулаком по подоконнику - горшок с мандрагорой подпрыгнул и вспыхнул синеватым электрическим пламенем, от тлеющих листьев потянулся сизый дымок.
   Аделаида Ромуальдовна закашлялась и внезапно рассмеялась инфернальным басом. Тимофей Семеныч перестал икать, а мартышки, прекратив потасовку, превратились в двух оперуполномоченных - правда, когда процесс трансмутации закончился, они вновь принялись носиться по квартире и кидаться дерьмом - но это мелочи.
   - Так что там, говорите? Оружие и боеприпасы? - спросил я участкового Акопяна, вперившегося остекленевшим взглядом в охваченный ярко-голубым пламенем куст мандрагоры. - И из чего я, спрашивается, собирался ими стрелять?
   Я отобрал патроны у оцепеневшего Акопяна, взял по одному в каждую руку и тихо сказал "Трахус-Бабахус!". Раздалось два хлопка, практически слившиеся в один.
   - Я буду жаловаться! - захныкал участковый Акопян, вынув изо рта сплющенные пульки и швырнув их в окно. - Между прочим, ловить пули зубами - чрезвычайно болезненный трюк!
   - Гони пакетик с волшебным порошком.
   Участковый, всхлипывая, отдал мне пакетик. Высыпав его содержимое на руку, я легонько дунул - маленькими безумными светлячками частицы порошка взмыли вверх и образовали искрящееся облако вокруг Акопяна - тот жалобно вскрикнул и превратился в козла.
   К этому моменту Аделаида Ромуальдовна и Тимофей Семеныч уже слиняли, а пара оперуполномоченных перестала швыряться дерьмом.
   - Поступил сигнал... - сказал один из них, откашлявшись.
   - Какой? - поинтересовался я.
   - Что вы злостно нарушаете санитарные нормы, - продолжил второй, нервно оглядываясь. - Будто бы у вас тут все стены заляпаны дерьмом, что, как я вижу, соответствует действительности. И, к тому же, у себя в квартире вы держите козла, что запрещено Жилищным Кодексом.
   - Мы вынуждены выписать вам штраф и усыпить козла, - добавил первый и, достав табельный Макаров, пристрелил перепуганное животное.
   - Как вас, то бишь, зовут? Гарри Поткин? Нам для протокола.
   - Вы перепутали. Я Дэвид Поткин. Впрочем, мое сценическое имя - Дэвид Поттерфильд. Я профессиональный маг и иллюзионист.
   - Тогда понятно, почему у вас распилен шкаф, - кивнул первый опер.
   - Да. Я тренировался.
   - Но если вы не Гарри Поткин, значит, мы ошиблись дверью, - задумчиво произнес второй. - В таком случае, мы лучше пойдем и выпишем штраф кому-нибудь другому. Извините за беспокойство.
   - Ничего-ничего.
   - Простите, что застрелили вашего козла. Можно, мы заберем его с собой, а то нашим заключенным в КПЗ нечего кушать?
   - Да-да, конечно!
   Я улыбнулся им на прощанье и захлопнул дверь.
  
  
   6
   Поляков Игорь Викторович
   Жизнь и смерть - это так смешно
  
  
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 9
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 + бонус(1) = 9+1=10
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 + бонус(1) = 9+1=10
  
   Общая средняя оценка = (9.5) - 10
  
  
  
   Жизнь и смерть - это же так смешно...
   Я смеюсь, и слышу свой смех. Я смотрю на свою раскрытую ладонь, и вижу в руке пистолет. Это "Макаров", который подарил папа. Это было так давно, что я помню только глаза отца. Или я не хочу вспоминать его лицо.
   Мои воспоминания, как сон, приходят хаотично. Я закрываю глаза, пытаясь окунуться в тайники памяти, но нахожу лишь пустые комнаты - гулкие помещения, в которых мой смех звучит громко, увеличивая свою силу за счет отскакивающего от стен звука.
   Я вспоминаю о смерти - и мне смешно.
   Я начинаю хохотать, когда натыкаюсь в пустоте памяти на жизнь.
  
   С мамой мне хорошо. Она всегда со мной. Я чувствую, что она меня жалеет, но это тоже любовь. Я вижу это в маминых глазах. Даже когда ненавидит, мама продолжает любить меня. Даже когда в глазах есть ужас затаённых желаний, она остается моей мамой. Иногда я думаю, что когда-нибудь она уйдет, и тогда я думаю о смерти.
   Я не помню лицо своего отца, но я помню пришедшую за ним смерть.
   Я видел её на мушке "Макарова". Я нажимал на спусковой крючок, посылая пулю за пулей. Впрочем, порой я думаю, что не хотел стрелять - смерть выглядела так смешно, что убивать её не было никакого смысла.
   Я вижу смерть, и поэтому я смеюсь.
   Я вижу жизнь - и сжимаю губы в тонкую полоску, чтобы задавить рвущийся наружу смех.
  
   Я вижу, как на меня смотрят люди. Сначала в их глазах появляется недоумение, затем понимание, смешанное с жалостью или презрительным безразличием. И заканчивается всё брезгливым выражением на лицах.
   Я для них - урод.
   Я слышу, что говорит мама, словно оправдывая меня. Или оправдываясь перед ними за то, что она произвела на свет урода.
   Мама постоянно одергивает меня. Она хочет, чтобы я не ковырял пальцы. И я говорю, что не буду этого делать. Мама отворачивается, а я возвращаюсь к прерванному занятию. Она не может понять, что если я перестану ковырять пальцы, то у меня возникнет желание увидеть "Макарова" в руке. И мне снова станет смешно. А это никому не нравится - то, как я смеюсь.
   Если бы не смерть, которая постоянно смешит меня, то мне было бы легко жить.
   Если бы не жизнь, над которой мне страшно смеяться, то я бы с удовольствием смотрел на свою раскрытую ладонь.
  
   Я рисую "Макаров". Тот пистолет, который мне подарил папа, ненастоящий. Если бы он был настоящим, то я бы смог убить смерть.
   Я рисую на картоне карандашом мельчайшие детали пистолета - только так я могу создать своё оружие. Без него я совершенно не защищен, и не могу защитить маму. Как не смог защитить отца, лицо которого я забыл.
   Я вырезаю ножницами нарисованный пистолет, и по мере того, как я освобождаю оружие, во мне нарастает счастливое чувство. Сейчас я верю, что мой папа гордится мной. Когда папа дарил мне пистолет, он сказал мне, что не верит докторам.
   "Я знаю, ты еще всех удивишь, сынок!"
   И я был бы рад сделать это, если бы не смерть, которая пришла за отцом.
   Если бы не жизнь, от которой невозможно никуда спрятаться, то я бы всех удивил.
  
   Я очень часто слышу музыку. Она всегда сопровождает жизнь и смерть. Порой я не знаю, что увижу, когда в очередной раз слышу мелодию. И я добросовестно подпеваю, пытаясь отвлечь маму. Или чтобы отвлечься самому, - ведь пока пою, я не могу хохотать.
   Есть мелодии, которые всегда сопровождают смерть. Когда я их слышу, мне уже хочется смеяться, - и чаще всего я не могу удержаться. Я знаю, что сейчас появится, и, открыв ладонь, вижу пистолет "Макаров".
   Есть музыка, которая указывает на жизнь. И от неё меня тошнит. Сгорбившись, закрыв глаза и сжав губы, я хочу только одного - чтобы всё прекратилось.
   Чем больше я смотрю на жизнь, тем ближе для меня смерть.
   Я пел песню папе, когда увидел бесформенную фигуру, надвигающуюся на него. Но он не услышал меня. Или не захотел услышать. Папа разочаровался во мне, я это знаю.
   Розовая облаковидная фигура с огромным красным ртом, из которого вылетали воздушные шары, разрывающиеся с мелодичным звуком.
   Жизнь - это воздушные шары.
   Смерть - это песня лопающихся шаров.
  
   Я слышу, как мама обсуждает с доктором возможность моего лечения в психиатрической больнице. Доктор настаивает, говоря, что мне уже двадцать пять лет, и это нужно сделать - после обследования я смогу получить первую группу инвалидности, а на фоне лечения моё состояние может улучшиться.
   Я не уверен в том, что хочу попасть в больницу. И мама боится отдавать меня туда.
   Я слушаю негромкий обволакивающий голос доктора и не шевелюсь. Даже тогда, когда вижу смерть. Мне смешно, я сжимаю губы и закрываю глаза. Опустив голову и покачиваясь телом, я подпеваю музыке смерти - монотонный звук падающих капель, гулко отскакивающих от линолеума докторского кабинета. Словно дождь, начавшийся внезапно.
   Я не хочу смотреть, чтобы не засмеяться. Я изо всех сил закрываю глаза, чтобы не сорваться - сейчас мне ни в коем случае нельзя дико хохотать. А так нестерпимо хочется.
   Жизнь - это когда доктор заставляет смотреть в глаза.
   Смерть - это когда я вижу там равнодушие.
  
   Мама спрашивает меня, что я буду кушать. Кашу или торт? Она терпеливо ждет моего решения.
   Именно это для меня и трудно. Каша - чтобы насытиться, торт - чтобы насладиться. Нелегко выбирать между съедобным и вкусным, невозможно выбрать между жизнью и смертью.
   Чаще всего я хочу всё. Или - ничего.
   Я говорю маме, что буду торт, хотя думаю о каше. Торт красивый, и его украшает смерть. Маленькое розовое нагромождение в самом центре.
   Мы с мамой пьем чай с тортом, и я знаю, что это прощание.
   Мама согласилась с доктором и взяла направление в больницу. Больше я маму не увижу.
   Я запихиваю большой кусок торта в рот, чтобы задавить рвущийся наружу смех. Смерть стоит за маминой спиной и выплевывает бесконечное количество маленьких пузырьков, которые звонко лопаются.
   Я начинаю хохотать. Кусочки торта вываливаются изо рта.
   Жизнь и смерть - это же так невыносимо смешно...
  
  
  
  
  
   7
   Пути-коридоры, или История одного перерождения
   Мхитарян Эдуард
  
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 6
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 9
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+6)/2=6
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+6)/2=6
  
   Общая средняя оценка = (6.75) - 7
  
  
  
  
   Причина 1
  
   -Вы уволены, Лео. Ваши мысли нас не устраивают. Лучше бы вы вообще не думали, от вас ведь требовалось совсем другое.
  
   Сон
  
   Летевшее рядом облако долго молчало, таращилось на меня огромными глазами и вдруг выкрикнуло прямо в лицо:
   -Ты, урод, а ну-ка читай внимательно.
   -Что? Это вы мне?
   -Нет, это я Пушкину. Александру Сергеевичу.
   -Кому-кому?
   -Великому русскому поэту. Вот кому.
  
   Причина 2
  
   -Наш клуб, Лео, вынужден расстаться с тобой. В твоей вчерашней речи было много такого, чего произносить не стоило. Ты же знаешь, мы здесь просто отдыхаем.
  
   В Доме
  
   Я остановил машину напротив Дома. Невзрачный с виду, внутри он таил, если, конечно, верить Кирку, нечто, готовое исполнить мою самую заветную мечту. Причём, мечту, о которой я даже сам не подозревал. Чуточку жутковато. Но раз приехал, назад не поверну. Наверняка окажусь в роли шута, зато терзаний об упущенном не будет.
   Выключил зажигание. Посидел пару минуток без мыслей и только потом вылез из машины. Дул слабый ветерок. Ночь была безлунная и беззвёздная.
   Как Кирк и говорил, под ковриком лежал бумажный пакет. Внутри него я нашёл ключ и записку. Дверь открылась легко, и я оказался в небольшой прихожей. Осмотрелся. Огромный потрёпанный комод, лестница на второй этаж, да два занавешенных прохода, ведущих, наверное, в гостевую и в чулан.
   'Следи за знаками,' - напутствовал меня Кирк напоследок. - 'Там всё будет иметь смысл. Тайный и явный'.
   Я закрыл дверь и окончательно прогнал трусливые мысли об уходе. Назад дороги нет, об этом больше не думать. Понятно? Понятно.
   В гостиной царил полумрак, создаваемый десятком догорающих свечей. Кто же вас зажёг?
   -Эй! Есть кто дома?
   Тишина. Я уселся в удобное мягкое кресло, расположенное перед потухшим камином, и раскрыл записку. Прочитал несколько раз..
   'Вот ты и Дома (в этом месте желательно улыбнуться, Лео). Не беспокойся ни о чём. Ты в полной безопасности, и скоро тебя ждёт открытие. Располагайся. Можешь побродить по Дому. А потом ложись спать. Утро вечера мудренее. Приятных снов. PS Не вздумай сбежать'.
   Время было позднее, и я отправился спать. Несмотря на то, что мои мысли никак не хотели угомониться, усталость всё-таки взяла своё, и я уснул.
  
   Причина 3
  
   -Мистер Комсби, извините, что звоним так рано. Надеюсь мы вас не разбудили. К сожалению, у нас плохие новости. Решение по вашему роману было изменено, мы не опубликуем его. У нас сменился редактор, а вместе с ним и издательская политика. Теперь мы будет печатать то, что читают массы. Вы готовы переписать роман?
  
   Открывая двери
  
   Я замурован. Вокруг сыро. Меня страшно трясёт, то ли от страха, то ли от холода. А может и от того и другого сразу. Сквозь две дырочки течёт неяркий свет. Я смотрю в них, но ничего не вижу. Просовываю в них руки и нащупываю... штопор. Чёрт, откуда я знаю, что это штопор?
   Поворачиваю его несколько раз и с трудом выдергиваю. Сквозь получившееся отверстие еле-еле выкарабкиваюсь на свободу. Чуть не падаю в обморок, когда обнаруживаю, что я выбрался из своей головы через дыру во лбу. В ту же секунду осознаю, что я - скопление нейронов, называемое мозгом. Слава богу, у меня есть руки и коротенькие ножки. Не лишён я и ушей, глаз, носа и рта. Смех, да и только.
   Слышу слабое урчание. Иду на неутихающий звук. Место, в которое я попал, похоже на тундру. Пасмурно, солнце скрыто в облаках. Воздух морозный. Повсюду сухая жёсткая трава.
   Вскоре я нахожу источник звука. Привалившись к камню, положив огромную 'голову' на 'живот', тихо посапывает чей-то мозг. Прямо над ним трепещет, как огонёк свечи, синяя капля. Он мне кажется очень старым, покрытым тысячей мелких и крупных извилин. Вместо удивления у меня возникает вопрос по поводу количества моих извилин.
   Я подхожу к мозгу, стараясь не шуметь. Это не так легко. Коротенькие ноги совсем не слушаются, а длинные руки, доходящие до земли, мешают ходьбе.
   -Извините... - я трясу его за 'плечо', но он не реагирует. - Извините...
   Мозг открывает глаза и смотрит на меня неестественно крупными зрачками. Он не мигает секунд десять, потом, пыхтя, неуклюже поднимается на ноги и плетётся куда-то, недовольно ворча себе под нос. Его походка в развалочку выглядит очень смешно. Я бросаюсь его догонять.
   -Извините, можно вас спросить?
   -Ну чего тебе.
   Слава Богу, он останавливается.
   -Вы можете мне помочь?
   -Помочь тебе? А ты сначала попроси правильно. Вспомни волшебные слова.
   -Помогите мне, пожалуйста. Очень прошу.
   -Вот это другое дело. Чего тебе?
   -Где я? Это сон?
   -Почему сон? Нет не сон. И не явь тоже. У этого места нет имени, и сколько бы ты тут не пробыл, всё равно никогда не поймёшь, что оно из себя представляет. Не для наших мозгов это знание. Хе.
   -А как я здесь оказался?
   -Неужто не знаешь? Вспомни последние часы жизни.
   -Помню, как приехал в Дом и лёг спасть. Мне обещали чуда, а я проснулся здесь. Вылез из своего тела и осознал себя мозгом.
   -Я попал сюда точно так же.
   -Но что всё это значит?
   -Как тебе объяснить и с чего начать? Уф. Дом, в который ты приехал - это не дом вовсе. Это, как бы сказать... Был бульон, в котором зарождалась жизнь. Так вот, и у разума свой бульон есть. Вот ты сейчас в нём и находишься.
   -Какой-то странный бульон. Тундровидный.
   -Он такой, каким ты его воспринимаешь А как ты уже успел заметить, ты - мозг.
   -И что мне делать дальше?
   -Откуда я знаю. Сам торчу тут уже не знаю сколько и всё жду, что же будет дальше. Так и ты жди. Само придёт.
   -А что это за капля висит над вами.
   -Капля? Ах это. Особый знак. Так нам показывают сколько времени осталось тут маяться.
   -И надо мной есть такая?
   -А ты разве не чувствуешь, как она бьёт тебя при ходьбе.
   -Нет.
   -Вы люди такие. Ничего не замечаете, пока не прихватит.
   -А моя капля большая?
   -Откуда я знаю, большая или маленькая. Я свою то всего раз видел в зеркале. Ладно хватит болтать. Будь готов. В любой момент может начаться.
   Он больше не отвечает на мои вопросы. Я бреду за ним и удивляюсь, что так быстро и спокойно принял правила нелепой игры.
  
   Тьма в конце коридора
  
   Вокруг всё вертится. Я как будто заточён в банке, которую кто-то отчаянно трясёт. Я бьюсь о стенки, но, к счастью, не чувствую боли.
   Когда всё заканчивается, оказываюсь в коридоре, концы которого теряются в темноте. Надо мной горит лампа, но её света хватает всего лишь метра на три-четыре. Стоит ли удивляться этому здесь? Старый мозг сидит рядом и медитирует. Дождавшись, когда он закончит, я спрашиваю:
   -Он длинный?
   -Кто?
   -Коридор?
   -Какой ещё коридор?
   -В котором мы сейчас находимся?
   -Так ты видишь коридор? Понятно. На самом деле, это Путь, который приведёт нас к заветной цели. Он мог выглядеть дорогой, канатом, тропой, всем чем угодно. Для тебя это коридор, для меня обычная труба. Путь живёт по своим правилам, он то исчезает, то вновь появляется. Запомни, пока он есть, ты должен, не останавливаясь, идти. Вдруг дойдёшь.
   -Как же мы пойдём в темноте. Свет то только над нами. А дальше темно и... страшно.
   -Не бойся. Свет всегда будет загораться над нами. Путь - не дурак, он экономный. Иначе не напасёшься энергии, всё освещать.
   -И что же, мы так и будем идти по прямой?
   Мозг хитро улыбнулся, а потом затрясся в приступе смеха.
   -Почём я знаю. Может к повороту дойдём. А может и нет. Тут такая штука, что когда мы доходим до конца и поворачиваем, то попадаем в тот же самый Путь. Это как-то связано с преломлением и мерностью пространства.
   -Слушай, откуда тебе столько известно?
   -Давай, иди быстрее.
   Он не отвечает на вопрос, а я больше и не спрашиваю.
  
   Стена
  
   Путь даётся тяжело. Мучает жажда. Непрекращающийся сухой сквозняк забивает нос и уши пылью. Я иду, уткнувшись взглядом в пол и прикрывая глаза руками. Ноги еле двигаются. Из-за всего этого не замечаю стену, перекрывшую коридор, и натыкаюсь на неё.
   Кирпичная, полуразрушенная, дырявая преграда. Откуда ты тут взялась?
   Отставший мозг равняется со мной и зло спрашивает.
   -Чего застыл?
   -Стена.
   -Какая к чёрту стена?
   -Вот же, - меня уже бесят эти ответы вопросом на вопрос. - Разуй глаза. Что будем делать?
   -Я пойду дальше. Стена то в твоём воображении.
   -А я?
   -А ты останешься. Сам возвёл стену, сам и разрушай.
   -Но как?
   -Как хочешь. Дунь на неё.
   Я дую и стена рушится. За ней стоит молоденькая девушка. Невзрачная невысокая блондинка, с печальными глазами и грустным взглядом, полным понимания*.
  
   Мухи
  
   Путь появлялся и пропадал уже двадцать раз. В один из них, какой по счёту не помню, мы набрели на паутину, перекрывшую дорогу.
   -Что это? - спросил я без особого интереса, не подозревая какой удивительный ответ меня ждёт.
   -Интернет.
   -Здесь? Интернет?
   -Почему бы и нет. Пути Пути неисповедимы.
   -Так это мой мозг воспринял образ Интернета в виде паутины? Забавно. Я прямо сейчас могу выйти в сеть?
   -Да. Только учти, у каждой паутины есть свои пауки. А пауки ждут мух.
   -Я рискну.
   Стоило мне подключиться, как я очутился во власти сотен заманивающих голосов, которые принялись уговаривать меня зайти к ним в гости. Я отбрыкивался от них, как мог, пока чудом не зацепился за информационный канал.
   Через меня потекли бесконечные цепочки данных. Я стал впитывать их. Но они оказались так бессмысленны и хаотичны, что я быстро устал и перешёл в систему поиска. Я пытался найти хоть что-нибудь о Пути, но натыкался только на нулевой результат. Вдруг кто-то заглянул прямо в меня, оставил сообщение и испарился. Пока я подбирал кодировку, чтобы прочесть послание, через меня заговорили два человека. Но очень быстро разругались и заразили меня вирусами. Я расчихался и отключился от сети.
   -Ну как там? - с ехидцей спросил мозг.
   -Никак, - разочарованно ответил я.
  
   Бесконечный Я
  
   На одном из Путей мы наткнулись на огромный плазменный экран. Знакомое устройство с современным дизайном совсем не вписывалось в окружающую обстановку, но вызвало мою искреннюю радость.
   -Чего стоишь? Включай. Посмотрим.
   Я включил и увидел себя.
   -Смотри. Там же я. У Дома. Вот, подхожу к нему. Достаю пакет из-под коврика. Открываю дверь и захожу. Что это? Повторяется. Только вот... У меня нет такого плаща. А теперь я в кепке. А вот я... Что это значит?
   -Кто его знает, кроме Пути, конечно, что это значит. Я уже видел подобное давным-давно. Наблюдал вот также за своими нескончаемыми копиями. А потом много размышлял и вывел две теории.
   -Какие? Расскажи, пожалуйста.
   -Ладно. Первая теория - чисто научная. Ты когда-нибудь слышал о квантовании миров? Нет? Ну так слушай, неуч. Дело в том, что изначально ты существуешь в одной единственной версии. Но потом, после первого же мгновения жизни, куча возможностей развития событий приводят к тому, что твоё Я начинает разделяться, разделяться, разделяться. И каждое из них в свою очередь тоже разделяется. И вот, как мне кажется, все эти твои Я, которые были раскиданы по бесчисленным параллельным мирам, теперь приходят в Дом.
   -Зачем?
   -Я думаю, хотят объединиться, чтобы как единое целое, как единое Я отыскать истину.
   -А вторая теория?
   -Вторая основана на моих домыслах. Я предполагаю, что каждое существо состоит из трёх сущностей: духа, души и призрачной части. Душа - самая главная, является сутью человека, дух - частичка Божественного, дарованная при Сотворении, а призрак - это отражение опыта, накопленного в каждой жизни. И интуиция мне подсказывает, что именно призраки - все перерождения души - собираются на Пути. Для чего, я уже сказал.
   -Здорово. А тебе какая из них больше нравится? - поинтересовался я.
   -Та, что справа, - снова ушёл он от ответа.
  
   Галлюцинация
  
   -Что это там? Воздушный шар. Посмотри, - кричу я.
   В потолке трещина, и сквозь неё мы видим небо, по которому плывёт ярко-красный воздушный шар. Мне даже кажется, что там кто-то машет нам рукой.
   -Не обращай внимание. Это всего лишь галлюцинация.
   -Да? Как жаль.
   Видение исчезает. Я не люблю обманывать себя. Но сейчас так хочется ещё раз увидеть частичку земной жизни, пусть и нереальную.
   Эх, побольше бы таких галлюцинаций.
  
   Неудачник
  
   Отчаяние сменялось отчаянием, отличие заключалось только в степени переживания. Не помню, о чём мы говорили с мозгом секунду назад, но мне очень захотелось сказать:
   -Я неудачник.
   -Ты? Не смеши меня. Хочешь историю про настоящего неудачника?
   -Давай.
   -Ты ведь писатель?
   -Был.
   -Ну вот, жил на Земле один гениальный писатель, который однажды написал лучший в мире роман. Но он так устал, дописывая его, что уснул прямо за монитором, нажав клавишу 'Backspace'. Она стёрла весь роман, и когда он проснулся, то умер с горя.
   -Вообще-то это старый анекдот.
   -Зато очень подходящий для нашей ситуации. Просто пойми, что неудача всегда соседствует с удачей. Получив свою долю удачи там, ты мог влипнуть в такую неудачу, что не попал бы сюда никогда.
   -Что ты такое сложное сейчас сказал, я ни фига не понял.
   -Повторить.
   -Да ну.
  
   Верный вопрос
  
   В какой-то момент мы перестали общаться. Всё наше существование свелось к нескольким действиям. Путь появлялся - мы шли. Путь исчезал - мы сидели и ждали. И так продолжалось, пока я не увидел, как мой спутник читает.
   -Что это у тебя за книжка?
   -Конституция США.
   -Откуда она у тебя?
   -Выдумал.
   -Выдумал конституцию?
   -Ну не в прямом смысле. Я подумал: 'А неплохо было бы почитать конституцию США'. И вот она. Это одно из преимуществ Пути - исполнение любых желаний.
   -Что ж ты раньше молчал? - впервые на Пути я чуть не испытал приступ гнева.
   -А ты и не спрашивал.
   -Я так и знал, что это скажешь.
   -Я тоже.
   -А если подумать, чтобы всё это закончилось, получится?
   -Попробуй.
   -Мне неохота.
   -А мне страшно.
  
   Цикл
  
   Старый мозг исчез. Я только увидел, как его капля резко уменьшилась и втянула в себя его тело. Дальше я бродил по Пути один. Тоска и одиночество прошли быстро. Путь то исчезал, то появлялся. Но никого, кроме 'старика', на нём я так и не встретил.
   Не помню все коридоры, пройденные мной, а те, что помню - с трудом могу описать. Они надоели мне. Без конца повторяются, заставляя переживать многие эпизоды снова и снова.
   Ничего не меняется и, похоже, не собирается меняться.
  
   Пора!
  
   Я стою напротив надписи 'Пора!'. Она мигает всеми цветами радуги, и на неё указывают миллионы стрелок. Я понимаю, что, действительно, пора.
   Путь добр. Он переносит меня туда, где я однажды упустил свой шанс.
   -А если подумать, чтобы всё это закончилось, получится?
   -Попробуй.
   -Хорошо.
   Нарастающий шум ветра. Вспышка молнии. Раскаты грома. Круговорот. Я во власти урагана. Он будто хочет разорвать меня на мелкие кусочки, но я борюсь и заслуживаю тишину и спокойствие.
   Сейчас я в скользком мыльном пузыре. Внутри он зеркальный, и я вижу искажённое отражение - жалкий беспомощный уродливый мозг, болтающий конечностями в пустоте и дрожащая капля, зависшая над ним.
   -Да она же испаряется!
   Стоило мне произнести эти слова, как пузырь лопнул, и я попал в Ничто. В Ничто нет ничего интересного и настоящего. Неинтересного и ненастоящего там тоже нет. Иногда я даже не знаю, не чувствую и не осознаю, что нахожусь в Ничто. А когда оно исчезает, я не замечаю этого, хотя очень огорчаюсь возникшей внутри меня жизни.
   Оглядываюсь. Я нахожусь на чудесной солнечной поляне, окруженной высоким уродливым забором. Знаю, что сам возвёл его, но когда и зачем - не помню.
   Посреди поляны лежит камень. Мёртвый застывший кусок материи. Серый, твёрдый и монолитный. Он зовёт меня. Или мне кажется? Какая разница. Я подхожу к нему и обнимаю. Он холодный. Нет, не на ощупь. Его холод таит в себе смерть.
   Пытаюсь, но не могу оторваться от него и только чувствую, как он неумолимо вытягивает из меня жизнь. Год за годом. Сначала я теряю воспоминания о Пути, потом о бесцельно проведенных земных годах. Забываю юность, потом детство. Вот нет и рождения. Теперь я не знаю - кто, что и где я.
   Плыву в бесконечности космоса и моргаю, пытаясь избавиться от мутного зрения. Я знаю многое, но не знаю, зачем мне эти знания даны и для чего.
   Впереди что-то возникает. Солнце? Да, оно. Приятная, знакомая, родная звезда. А вот и она - третья планета. Голубой геоид с знакомыми очертаниями суши. Дом, в который я возвращаюсь. Земля.
   Ускоряюсь и вмиг оказываюсь на ней.
   По поверхности Земли плывут миллиарды огоньков. Я и сам такой же огонёк, только очень маленький и совсем глупый. Маленький и глупый... Мне вдруг становится одиноко и грустно. Чувства захватывают меня, и я перестаю осознавать себя. Отдаюсь на волю внезапно возникшего тёплого потока, который подхватывает и несёт меня куда-то, успокаивая и нежно шепча: 'Всё будет хорошо'.
   Я ему верю.
   Он кружит меня и начинает обволакивать плотной пеленой. Я уже заключён в оболочку. И жду часа. Часа, когда обрету свободу. Свободу после рождения.
   Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
   Девять земных месяцев.
   ___
   *Аллюзия на образ Фриды, героини 'Замка' Франца Кафки
  
  
  
   8
  
   Бумажка
   Юрковский Евгений Владимирови
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 6
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 3
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+6)/2=6
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+3)/2= 4.5
  
   Общая средняя оценка = (4.875) - 5
  
  
  
   Холод. Пустая улица с блестящим асфальтом и множеством маленьких лужиц, оставшихся после моросящего дождика. Жёлтый свет фонарей качающихся на ветру, мерцает, отражаясь от волнистой поверхности воды. Серые дома с чёрными квадратами и повисший в небе огромный, жёлтый, коронованный шар. Я села на бордюре в попытке утихомирить неудержимый поток мыслей. Вот уже несколько часов, как, по непонятной мне причине меня выбросили на улицу из окна и мне пришлось шляться на пару с переменчивым потоком ветра, который не очень-то интересуется, по пути ли нам. Я даже не подозревала, насколько нас много. Сидя в уютной комнате, я не раз смотрела на проходящих внизу, но никогда не замечала всего этого скопления никому не нужных бумажек.
   - Добрый вечер. Не очень-то тут у вас уютное место. - Сказал скомканный, небольшой листик, весь испачканный яркой краской. Местами, сквозь нелепый узор, виднелся белый цвет хорошей молодой бумаги.
   - Если ты хочешь переночевать и просохнуть, тебе надо бы подыскать местечко поукромней. - Добавил он, с секунду посмотрев на меня.
   - Я бы с удовольствием, только ничего не понимаю, что происходит. Где я? -Сказала я, сквозь неудержимую дрожь, овладевшею мной.
   - Что, первый день? - Сухо спросил он и многозначно посмотрел направо.
   - Хорошо, пошли со мной, только с рассветом... Ладно, там видно будет.
   И мы пошли по улице, медленно и безразлично, не произнося ни слова.
  
   - Ну, наконец то! Я уже думал, что не дождусь. Солнце давно как в небе, а ты всё спишь. Ты вот что, вставай давай, отсюда надо уходить, потому как здесь небезопасно.
   Его слова доходили до меня медленно и издалека, отражаясь, от всё ещё мокрого асфальта и растворяясь в дикой головной боли. Я посмотрела на него - он был в метрах двух от меня и, наклонившись, что-то собирал в рюкзак, на котором от руки было написано: "Кто хочет найти самого себя, тому придётся долго считать себя потерянным" Ф.Ницше.
   - Куда нам надо идти? И почему мы не можем остаться здесь?- с трудом выдавила я, прищурив глаза и не узнав свой собственный голос.
   - Мы? - медленно, как будто сам не понимая, что говорит, произнёс он и перешёл в другое место, продолжая набивать свой рюкзак непонятными предметами.
   - Не знаю, куда тебе, но нам явно не по пути.
   В этот момент я с ужасом осознала, что я пропала. Я не знаю, где я, куда идти, что вообще делать? Внезапно сознание прояснилось и всё вокруг стало точным и сфокусированным. Головная боль без малейшего изменения продолжала сверлить изнутри.
   - Так что же мне теперь делать? Куда мне идти? - прошептала я себе под нос.
   Подняв голову, я увидела, что рюкзак давно уже собран и надет на плечи.
   - Послушай, - твёрдо произнёс он. - Мне пора, а тебе я бы посоветовал валить отсюда. Пока.
   Он развернулся и быстрой походкой пошёл прочь.
  
   Я осталась одна, не в силах пошевельнуться. Безысходность заменила тревогу и страх - апатией. Захотелось лечь, закрыть глаза и заснуть. Мне вспомнилось, как мною восхищались, всматривались в меня и с широко раскрытыми глазами не переставали говорить: "красиво-то как", "невообразимо", "прекрасно", "просто чудо"... а я улыбалась в ответ и чуть опускала взгляд.
   Мои воспоминания прервались волной грязной воды, накрывшей меня от пролетевшего мимо автомобиля. Открыв глаза, я увидела множество людей пробегающих мимо и не замечающих меня. Они казались задумчивыми, даже где-то печальными, совсем не такими, какими я их видела до сих пор. Казалось, что вот-вот меня подберут, стоит только кому-то заметить. Выпрямившись и расправив спину, мне хотелось закричать, обратить на себя внимание, но в тот самый момент когда крик почти вырвался у меня из груди, что-то очень тяжёлое придавило меня и тут же отпустило. Я попыталась встать, но меня придавило вновь, потом ещё раз и ещё раз. Большой чёрный круг перед глазами замкнулся, но секунду перед этим я успела почувствовать, как сильный поток ветра поднял меня высоко над улицей.
  
   Очнулась я под вечер, застрявшая в заборе в весьма неудобной позе и с жуткой болью в спине. Кое-как высвободившись, без особого желания я побрела по улице, ни о чём не думая, но понимая, что надо найти место для ночлега. Проходя мимо тёмной витрины большого обувного магазина, я вздрогнула и по спине пробежала бодрящая волна холода. Было ощущение чего-то знакомого, я уже видела эту бумажку, не так чётко, не так разборчиво, но видела. Может, во сне? Может, это и теперь сон?! Как же я раньше не поняла? Конечно, сон! Отвернувшись от витрины, я принялась отрывать уголки, но почувствовала резкую боль и перестала. Нет, не сон. Обернулась назад. На меня вновь смотрели уже знакомые глаза - снова дрожь. Неужели это был сон? Почему она молчит? Почему я молчу?! В голове оглушающе звенит тишина. Она двигается как я! Вновь волна знакомых, неопределённых чувств. Подойдя поближе, мне стало ясно, это было наяву! Воспоминания обрушились на меня, как старая деревянная печать. Передо мной было моё отражение, и не впервые. Когда мною восхищались и нагибались, чтобы получше разглядеть, я видела себя в их глазах. Отражение было слабое и искажённое, и тогда я не понимала, что это. Теперь же я смотрела на себя без помех, без искажений. Нечёткий, еле читаемый, детский почерк. Наивно искривлённые буквы солировали в одиночных танцах. Половина текста размыто водой, а изгибы высохшей бумаги и отпечаток чьей-то подошвы не способствовали расшифровке написанного.
   - Но как!? - вырвалось у меня, несмотря на то, что кроме меня и ветра на улице никого не было.
   - Что же им всем нравилось? Мною же... Так я не при чём?
   Ещё одна волна воспоминаний накрыла меня. Яркий свет, ребёнок, царапанье ручки, темнота, праздник, множество гостей, громкий смех, вновь ребёнок, поздравление в стихах детским голосом, множество взглядов, восхищение, комплименты, темнота, резкий, холодный ветер... улица.
   Буквы расплылись и сменились звёздами.
   Ветер поднял меня и плавно понёс ввысь, к большому жёлтому шару, висевшему над домами.
  
  
   Март, 2007.
  
  
   9
   Абсент
   Волкова Наталья Александровн
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 3
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6 +3)/=4.5
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (3 +3)/2=3
  
   Общая средняя оценка = (4.875) - 5 - антибонус 3 = 2
  
  
   Старик плакал. Его беспомощный взгляд не останавливался ни на чем, словно в последние мгновения своего существования он искал, чему бы отдать весь поток своих переживаний, оставить на память в этом мире для потомков, слить всю грязь и дерзость своей молодости, мудрой апатии зрелости и, наконец, бездонного потока отчаяния старости... Но комната оставалась так же неприветлива и (почему ты такая?) холодна. Как будто все стало давно уже чужим, как будто она предала его. Старик умоляюще воззрился мне прямо в зрачки, прося хоть капли прощения или просто сострадания. Я прислушалась к своим ощущениям: слабо жгло в затылке от многочасового напряжения и давило на глаза так, что казалось, они скоро вывалятся из орбит как два бильярдных шара. Мне внезапно захотелось вина. Крепкого дешевого вина. Прямо из бутылки. И чтоб капли текли по шее и проливались на пол. Я в очередной раз спросила себя, какого черта я столько времени трачу на встречи с такими вот жалкими жертвами своей сальной социальности, и снова не нашла ответа. Видимо, заело. Я тупо пялилась сквозь лицо старика. Он был похож на высохший овощ. Вот кто мы все такие. Мне еще не приходили в голову более-менее точные сравнения, но каждый раз приятно привнести в словарь ассоциаций еще одно, гадостное и отвратительное... Мда, скверное настроение... Вот бы сейчас бутылочку каберне. Мои глаза поползли вверх и я, незаметно и тихо шелестя крыльями, чтобы не спугнуть комаров, легла на шершавый палас. Он пах старостью, пролитыми слезами, мочой, рвотой и прочими выденениями-соками лежащего со мной в комнате человека. Я глубоко вдохнула. Интересно, Смерть уже близко?.. Но пока еще не здесь. Он не пригласил ее?.. Странно. Неужели терпеть ТАКУЮ боль этот мученик не устал?.. Возможно, он хочет с кем-то попрощаться... Или что-то рассказать своему сынишке... Без разницы... Я буду лежать и расслабляться. Если, конечно, позволит запах советского времени....
   ..............
   Джонни очнулся лежащим на чем-то противно-вязко-мягком. Подождал пока перед глазами мельтешение окровавленных свиных рыл сменится на подлинную картину вещей. О, божжже мой, как больно-то под глазами. Джонни провел дрожащими пальцами по лицу, удивленно уставился на ладонь: кровь. Понадобился добрый десяток секунд, чтобы осознать, что все лицо его горит от множественных порезов. Они были неглубокими, но жгли неимоверно. Особенно вокруг глаз. Там до сих пор сочилась кровь. Ооооо...
   ..............
   После попытки абстрагироваться от запашка этого старпера настроение начало стремительно падать. К чертям! Надо валить отсюда! И какого я до сих пор не могу оторвать свою задницу от пола и выпить, наконец, вина?! Медленно открываю глаза, пытаясь вспомнить, как выглядит потолок квартиры, и сколько комаров там сидело. Мельтешение окровавленных пятачков сменялось очертаниями пыльной комнаты. Почти стемнело - на окнах появилось кружево веток-теней и нанизанных на них лент от аудиокассет.
   ............
  
   Поначалу Джонни показалось, что он смотрит сквозь пелену кровоподтеков на слизистой глаз, но потом до него дошло, что все вокруг просто окрашено багряностью света восходящего солнца. Мысли жужжали в голове, словно стая мух, их волновые танцы становились невыносимым до такой степени, что Джонни чуть не задохнулся от приступов подкатывающей волны рвоты. Когда он перевалился на живот, выставив вперед согнутые в локтях руки, увидел перед глазами то, что было в черной сыроватой земле, его тотчас вырвало. Более того, когда он увидел, ЧЕМ его вырвало, Джонни первый раз в жизни захотелось ослепнуть навсегда. Он сделал попытку сглотнуть. Почувствовал терпкий привкус полынной настойки и еще чего-то, слабо отдающего медью. Джонни попытался зажмуриться и стереть из памяти свой последний образ. Но. У него не вышло. Не стереть образ сочащейся красной земли вперемешку с белесыми копошащимися в ней опарышами, набросившимися на только что выблеванный сморщившийся в черных гематомах желудок.
   У Джонни просто не вышло зажмуриться.
   ...........
   Сколько еще мне предстоит ждать?..
   Как мне избавиться от груза своего тела?
   Как мне выйти из него?
   У кого просить помощи?
   Где найти немного замораживающих нервные окончания капель?..
   Все плывет перед глазами... Все такое знакомое, но уже не твое... Все, что было, теперь стало тебе врагом. Ты не можешь это потрогать, только смотри, смотри не просто так, а только через запотевший стакан горького зеленого терпкого медленного яда... После всего пережитого тебе остается только вечно дышать на прошлое густым пряным маслянистым перегаром, отголоском своих набухших кровоподтечными опухолями кататонических снов...
   Она просто устало закрыла глаза и переключила песню...
   ...Try walking in my shoes...
   Вышло немного протяжно, но, впрочем, и настроение под стать: травянисто-тягущее, тянущее за нитки сухожилий на шее так, что начинают дрожать плечи. И мельчайшие капельки пота выступают на кончиках пальцев. На вкус они соленые как морская галька.
   ................
   Сперва показалось, что он все еще жив, потому что краем глаза я замечала дрожание его тела. Это было похоже на конвульсии. Сладкая предсмертная агония. Мощи старикашки скользили под тонкой кремовой кожей, кое-где неестественно выпирали, кое-где наоборот, образовывались впадины. Пальцы подобием сухих веток хаотично царапали и без того обшарпанные половицы. Шестидесятикилограммовый сгусток костей, облитых йогуртом...Ммм... Началось.
   Я резко села, заворожено наблюдая. Со скоростью световых частиц все мое существо превращалось в единый комок ощущений, натянутых до предела нервов... Перетекающий словно сгущенное молоко на тарелку из тоскливо-сухого в восхитительно-влажный... Ужасающий и потрясающий, пробирающий насквозь трип.
   Мои зрачки расширились, стараясь обнять, всосать в себя каждое движение, каждую позу и навсегда оставить там, глубоко в моей голове, чтобы потом вынимать снова и снова, ласкать, прижимать к себе, позволить войти и выйти, войти и выйти, позволить владеть собой всюду, утолить неизвестную жажду своего отравленного смертельной дозой тоски сознания. А может быть, это не сознание... Хотя, все это не важно... Потому что ЭТО уже началось. Как странно, что я хотела пару минут назад уйти отсюда, не дождавшись этого замечательного и пьянящего удовлетворения своих секретов.
   Я смеюсь над нелепостью своих мыслей и теряюсь в танцующих вокруг крючков. Они подвешивают меня, а я смеюсь еще больше...
   ...................
  
  
  
  
   10
   Крик чайки
   Куликова Людмила Михайловна
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 + бонус(1) = 9+1=10
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 + бонус(1) = 9+9+1=10
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 + бонус(1) = 9+9+1=10
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 + бонус(1) = 9+9+1=10
  
   Общая средняя оценка = 10
  
  
  
   никогда не видела открытого моря. Здесь, на пирсе, оно серебрилось широкой обозримой полосой, было захламлено по берегу мрачными постройками, полузатонувшими ржавыми катерами и живыми ещё судёнышками. Полосу разрезали за день несколько раз - это пришвартовывались большие суда. Стояли неделями, нависая над берегом, и закрывая собой воду. Я выросла на побережье, и наблюдала море, ужатое границами. Даже самый дальний его край отделялся горизонтом от бесконечности, как сцена железным занавесом во время внезапного пожара в театре. А занавес полыхал солнцем.
  
   Большой валун, нагретый за день, был моим наблюдательным пунктом. Я сидела на нём, не касаясь ногами земли. Можно было представлять себя первоклашкой и болтать легкомысленно ногами в воображаемых девчоночьих сандалиях. Что я и делала, самозабвенно и по-детски, уверенная что меня никто не видит за этим занятием. Чайки вскрикивали. Так кричат раненые от боли или женщины во время совокупления. Что им не молчалось? Что беспокоило? На валуне я могла ни о чём не думать. Здесь я ощущала себя вне людей, вне дома и семьи, без прошлого и будущего. Валун выкрадывал желания.
  
   Я сидела довольно долго, успела прогреться солнцем и начала таять, как призрачно-матовая медуза, выброшенная дикой волной на каменистый берег. Нужно было идти. Я посмотрела в последний раз на солнце и, ослеплённая им, спрыгнула с валуна. И тут же столкнулась с мужчиной.
   - Оп! - воскликнул он, придержав меня руками.
   - Извините! - я посмотрела на его лицо, но вместо него увидела круглое сияющее пятно - отражение солнца не торопилось покидать сетчатку моих глаз.
  
   Мы разминулись. Я пошла не привычной дорогой, а вдоль берега, посматривая на воду. Солнечное пятно в глазах соединялось с переливами волн и давало потрясающий эффект: искрящееся, радужное разноцветие услаждало взгляд и приводило в первобытный восторг. Так прошла я довольно далеко. Места здесь безлюдны и тихи, можно спокойно рассматривать водно-солнечную мозаику, не отвлекаясь. Вдруг я споткнулась обо что-то. Посмотрела вниз и сначала подумала, что задела мешок, набитый тряпьём. Когда мои глаза привыкли к тёмному, я обнаружила, что это человек. Он лежал на животе, лицом в камни, с вывернутыми руками и пробитой головой. Я склонилась над ним и дотронулась до раны. Она теплела кровью и студенилась на глазах. Я испачкала пальцы и не догадалась смыть кровь в морской воде.
  
   Вечером за мной пришли. На рукавах моей блузки оказались засохшие пятна крови. И впереди на пуговицах запеклась кровь. Нашёлся свидетель, который видел, как я пыталась перевернуть убитого и трогала рану на его голове. Следствию я ничего не рассказала, потому что не знаю, что произошло на берегу. Мне никто не поверил. Говорили, что свидетель есть, и пятна крови - достаточные улики. Я молчала, а они всё писали и писали. Потом попросили поставить подпись. Я отказалась. Они били меня, а я кричала чайкой, но ещё пронзительней. Тогда они назначили психиатрическую экспертизу. И вот я здесь.
  
   У меня никогда не возникало особых желаний. Но перед тем, как меня увезут, я хотела бы попрощаться с морем.
  
   * * *
  
   Вечерело. Море загустевало к ночи, высасывая из горизонта красный закатный свет. Двое неспеша прогуливались по берегу. Женщина куталась в шаль и поглядывала на пылающий горизонт, мужчина держал руки в карманах брюк и смотрел под ноги. Молодой психотерапевт городской клиники и его пациентка вышагивали так уже целый час. Врач сопровождал пациентку, смотрел на разнокалиберную прибрежную гальку, и мысли его уносились далеко от этого места. Волны убаюкивали воображение, мерно перекатывали образы и отсоединяли от действительности. Женщина убавила шаг и вскоре оказалась позади журавлём шагающего спутника. Она подняла покрупнее камень, прицелилась и со всего маху ударила мужчину по голове. Он охнул слабо и упал навзничь. Женщина нанесла лежащему ещё несколько ударов, отбросила камень и застыла над убитым.
  
   - Это неправда! Неправда! - исступлённо шептала она. - Раненые чайкой не кричат!
  
  
   11
   Почему, однако?
   Средин Ник
  
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 + бонус(1) = 9+1=10
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 9
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = 0
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 + бонус(1) = 0+1=1
  
   Общая средняя оценка = 5
  
   Два джентльмена стояли на пристани. Один невысокий - другой с огромными усами. Первый в мундире, второй во фраке. Джентльмены сверлили друг друга взглядами. С двух кораблей сходили матросы и офицеры, выстраиваясь в боевые отряды за спинами джентльменов.
   - Уважаемый сэ-э-эр, - протянул усач во фраке. - Неужели вы тоже собрались достичь Южного полюса? Позвольте спросить, на чем?
   - Это вас не касается, Рауль! - отрезал невысокий в мундире. - Уж наверняка не на собаках! Я слышал, вы планируете ехать на муравьиных таксах?
   - По крайней мере, не на верблюдах, уважаемый Бобби, - поклонился усач. - Вы бы лучше на слонах поехали, право.
   - А почему бы вам не потренироваться на кошках?! - вспылил невысокий в мундире. Энергично кивнул. - Во всяком случае, я не забуду оставить несколько аппетитных косточек вашим песикам на полюсе, Рауль.
   - Постараюсь не забыть угостить ваших верблюдов колючками, - раскланялся Рауль. - Вам не придется их долго искать или бороться за них. Найдете прямо под моим флагом.
   Джентльмены разошлись без драки.
   Команды поплевали в море и потянулись следом.
   Усач во фраке отчалил вторым.
   - Черт побери, Свэн, - сказал Рауль светловолосому гиганту. - Все знают про наших муравьиных такс!
   - Они отличны, - бурчал Свэн. - Они поднимают вес в двадцать раз превышающий их собственный.
   - Проблема только в том, Свэн, что они весят не больше пяти килограммов! А вся упряжка в десять голов потянет всего тонну.
   - У нас есть еще три десятка лаек. Можно выкинуть такс...
   - Да ладно уж... Пусть едут. В конце концов, почему таксы не могут мечтать первыми побывать на Южном полюсе?
   Корабль быстро уходил на юг.
   Заканчивалось девятое августа тысяча девятьсот десятого года.
  
   - Что с этой чертовой собакой? - спросил Рауль Амундсен, когда одна из муравьиных такс замерла посреди снежного побережья Антарктиды. - Она что, почуяла пингвина?
   - Пингвины обычно гнездятся на скалах, - отозвался Свэн, слезая с саней.
   - Что ты нашла, глупая псина? - Рауль подошел к таксе.
   Собака повернула к ним голову. Громко гавкнула.
   В ответ на несколько десятков метров в высоту ударил снежный гейзер. Крупное черно-белое тело, на глазах увеличиваясь в размерах, взлетело на вершине гейзера и рухнуло в снег рядом с путешественниками.
   - Касатка, - озадаченно сказал Амундсен.
   - Самая настоящая, - согласился Свэн. - Только в шапочке.
   - Это не шапочка. Я бы сказал, что это осколок яйца.
   - Вы полагаете, они ищут под снегом яйца динозавров?
   Касатка тоскливо оглядывалась вокруг. Потом грустно вздохнула и обиженно урча поползла в сторону моря. Свэн заглянул в воронку, оставленную выпрыгнувшей зверюшкой. Сполз вниз по склону.
   - Свэн, давайте лучше поищем нашу таксу. А лучше сразу рванем к полюсу, - попросил Амундсен. - Иначе Скотт со своими верблюдами обгонит нас.
   - Вы не понимаете! Тут остатки яйца!
   - Понимаю. Касатка его съела...
   - Оно целое! Только с круговым отверстием сверху! - Свэн выбрался наверх. - И очень прочное.
   - Вы хотите сказать, что касатки вскрывают свой завтрак ножами, как истинные леди? - озадачился Рауль.
   - Кгхм, - покраснел Свэн. - Судя по тому, что я заметил, скорее, как джентльмены.
   - Джентльменам можно, - разрешил Амундсен, возвращаясь в сани. - Только зачем нахлобучивать крышечку на макушку?
   С радостным лаем прибежала такса и помчалась вперед.
   - Возможно, касатка вылупилась из яйца? - предположил Свэн.
   - Невозможно, - отрезал Амундсен. - Что опять почуяла эта чертова такса?!
   - Рауль! Давайте откопаем яйцо и проверим!
   - А Скотт?
   - Загадка происхождения касаток превыше полюса!
   - А может, попробуем? - согласились третий и четвертый участник экспедиции.
   - Все против меня, - вздохнул Амундсен. - Копайте, Шура, они золотые.
  
   Яйцо было сравнительно небольшое, но очень тяжелое.
   Вчетвером с трудом выкатили его на поверхность.
   Свэн установил яйцо острым концом к океану, уселся верхом и потребовал молоток и долото.
   - Свэн, ты уверен? - спросил Амундсен.
   - Давай сюда!
   - Возьми винтовку, - третий участник экспедиции повесил оружие на шею ученому и отпрыгнул в сторону.
   Яйцо не поддавалось.
   Пока не пошел стук изнутри.
   - Ложись! - скомандовал Амундсен, когда вокруг острого конца пошла круговая трещина.
   В следующую секунду яйцо взорвалось. В сторону полюса улетел Свэн. В сторону океана выпрыгнула касатка. Сначала маленькая, она на глазах распухла до размеров взрослой особи и с совершенно удивленной и возмущенной мордой плюхнулась в воду. Обернулась на полярников, осмотрела пустынное побережье и уплыла.
   - Ничего не понимаю, - сказал третий участник экспедиции.
   - Едем искать Свэна, - сказал Амундсен. - Только пускаем вперед такс. Пусть помечают места возможных появлений касаток.
  
   После того, как очередной гейзер отбросил таксу на сотню метров назад, Амундсен приказал привязать собак на щадящие поводки.
  
   К вечеру услышали винтовочные выстрелы.
   - Скотт? - нахмурился Амундсен.
   - Тогда стреляли бы из пяти стволов, - возразил третий участник экспедиции.
   - Может быть, это Свэн, - задумчиво покрутил ус Амундсен. Таксы перестали делать стойки больше часа назад. - Полный вперед!
  
   Полярники прибыли вовремя.
   У Свэна закончились патроны, от наседающих пингвинов он отбивался винтовкой, размахивая ей, как дубиной. Глупые птицы, размахивая крылышками как колибри, кружили вокруг Свэна на небольшой высоте, пробовали клюнуть со всех сторон разом и мешали друг другу.
   - Не стрелять! - приказал Амундсен.
   Спасли таксы.
   С громким лаем собаки бросились на пингвинов, распугали птиц. Пофигистичные лайки улеглись на снег отдохнуть, надежно спрятав свои Я под пушистым мехом, и стали ожидать возвращения увлекшихся погоней такс.
   - Вы не представляете! - говорил потрясенный Свэн. - Разъяренные пингвины - это страшно!
   - А чего они разозлись? - спросил четвертый участник экспедиции.
   - Не представляю! Может, потому что я проехал через их гнездовье верхом на яйце?
   - Возможно, они учуяли запах касатки, - кивнул Амундсен. - Вы были правы, дружище. Касатки и правда вылупливаются из яиц. Внутри яйца, видимо, создается давление в несколько атмосфер. Возможно, в несколько десятков атмосфер, и когда касатка протыкает яйцо изнутри - ее выбрасывает, как пробку из-под шампанского из бутылки.
   - Но пробка при этом не растет, - буркнул третий участник экспедиции.
   - Ну это совсем просто, - улыбнулся Свэн. - Чтобы ее не раздавило в яйце, внутренне давление в касатке совпадает с внешним, то есть атмосферы и десятки атмосфер. Поэтому когда она попадает в нормальные условия, ее распирает, пока внутреннее давление опять не придет в соответствие с окружающим. Жаль, что мы не догадались взять несколько яиц. Мы могли бы реактивно ускориться.
   - Не думаю, что это хорошая идея, Свэн, - вздохнул Амундсен. - Касатки наверняка обиделись бы. А нам еще как-то возвращаться домой. Не исключено, что кладки у них по всему побережью...
   - Но тогда Скотт тоже попадет под "обстрел", - ахнул Свэн. - У него же нет собак.
   - Будем надеяться, что верблюды обладают тонким нюхом.
  
   Четырнадцатого декабря тысяча девятьсот одиннадцатого года Амундсен первым достиг южного полюса. Установил норвежский флаг над парой ящиков верблюжьих колючек и двинулся в обратный путь.
   Через две недели таксы нашли след белого человека и привели экспедицию к Роберту Скотту.
   - О, какая встреча, сэ-э-эр! - поклонился Амундсен. - Что вы здесь делаете?
   - Замерзаю во льдах, сэ-э-эр, - церемониально поклонился Скотт.
   - О, не смею вам мешать. Если вы поторопитесь, колючки для ваших верблюдов еще не успеют как следует промерзнуть.
   - Но, Рауль, если моя цель первым достигнуть Южного полюса, как же я могу ее выполнить, приехав вторым?
   - Не расстраивайся, Бобби, - Амундсен потрепал полярника по плечу. - Когда я пытался добраться до Северного полюса, в девятьсот девятом меня обогнал Пири. С Южным полюсом я успел раньше вас. Не переживай, и на твой век полюсов хватит. Но почему я не вижу верблюдов? Они умерли от тоски по пустыне?
   - Мы узнали, как появляются на свет касатки.
   - Да, мы тоже видели парочку...
   - Парочку? Их были десятки! Сотни! Сани опрокинулись, несколько верблюдов сломали ноги, оказавшись на пути молодых касаток. Остальные разбежались...
   - Но вы могли бы их поймать.
   - Мы опоздали. Их заклевали пингвины.
   - Страшные птицы... Ну что ж, нам пора в путь. Простите, что помешали.
   - Да нет, теперь, признаться, я уже и сам собрался уходить. Не составите ли мне компанию?
   - С превеликим удовольствием, сэ-э-эр.
  
   С корабля смотреть на просыпающуюся кладку касаток было приятно. Амундсен потягивал кофе. Свэн внимательно следил в бинокль.
   - Потрясающе, Рауль! Они спариваются сразу после появления на свет! - комментировал Свэн. - Ого!
   - Что еще? - лениво спросил Амундсен.
   - Все то же, спариваются. Но как!
   - Дай посмотреть, - потребовал полярник. Забрал бинокль. - Ого!
  
   А на берегу, усталая довольная самка перевернулась на живот и стала с урчанием рыть гнездо для откладывания яиц. Она оставит потомство - и будет совершенно свободна плавать, где захочет и сможет полностью реализовать свое Я. Главное, устанавливать яйца вертикально острием вверх. А то некоторые кидают абы как. Бывает даже тупым концом к небу. Что тогда случается с бедными детенышами?
  
   - Касатка, однако! - закричал дежурный эскимос. - Жареный, вкусный, большой касатка выпрыгнул из-подо льда!
   - Медведь, однако, - шаман разглядел рядом с лакомством хищника. - Совсем белый. Сейчас кинет ее в море.
   - Не любит жареное, однако?
   - Горячее не любит. И недосоленное. Вымочит в соленый морской вода, потом вкусно будет, однако. Готовь охотников, пусть надевают маск-халаты.
   - Зачем, однако?
   - А мы подползем к медведю близко-близко, потом скинем халаты, вскочим и закричим страшно. Медведь испугается и убежит.
   - А если не испугается?
   - Тогда убежим мы, однако. Ну почему жареный касатка так редко выпрыгивает, однако?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   12
   Психушка
   Журавель Игорь Александрович:
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 6
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (6+6)/2=6
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+6)/2=7.5
  
   Общая средняя оценка = (7.125) - 7
  
  
  
   Сидя перед камином, я наслаждаюсь теплом и слушаю тихий шепот своих хаотичных мыслей, взгляд беспорядочно блуждает по залу. Перевожу глаза с огня на свои порезанные руки, с рук на каменные стены, со стен на девушку со странным взглядом на медвежьей шкуре. Это, пожалуй, самое уютное помещение в нашей обители.
   Если сложить руки вместе, сочетание порезов образует узор, похожий на ласточку. "Интересно, что бы это значило", - думаю я, поглаживая бороду. В этой частной психиатрической лечебнице индивидуальный подход к каждому пациенту. Мне, к примеру, почему-то не дают бриться. Никогда раньше не любил растительность на лице, теперь же я похож на Томаса Чонга.
   Девушка бросает на меня взгляд, и лицо ее на мгновение озаряет улыбка. Лишь на миг, вот она уже вновь отрешенна и бесстрастна. Никто здесь не знает, как ее зовут, она не сказала ни слова за все время пребывания в этом месте. Эта девчонка самая ненормальная даже среди нашего сборища психов, ее поступки непредсказуемы, вспышки насилия перемежаются с апатичностью. Все пациенты ее боятся, кроме меня. Мне очень симпатична эта хаотичная представительница прекрасного пола, она одна из немногих таких в месте моего нынешнего заключения.
   Воспоминания волнами окатывают меня.
   Сначала о детстве. В детстве все воспринималось по иному, к примеру, навозные мухи в моих глазах были прекрасными созданиями. Их тельца казались позолоченными, я тогда мог бы их даже принять за Божьих вестников при иных обстоятельствах. Но тогда я еще не верил в Бога. В возрасте двадцати лет, отойдя в кусты помочиться и увидев навозную муху, я понял, что все изменилось. Пришла вера в Господа, но ушла, увы, вера в навозных мух, теперь они были лишь мерзкими насекомыми.
   Затем наиболее яркие картины из юности. Как-то раз я сидел посреди огромного поля на бревне и смотрел на волшебного вида одинокое дерево, обгоревшее снизу и сломанное сверху. У меня было странное состояние, казалось, что я прорвался сквозь время, пройдя через непонятного назначения дверь на берегу располагающегося неподалеку озера, и попал в древний мир. Было ожидание чего-то вроде выезжающего из-за кустов конного отряда скифских воинов, и лишь самолет в небе портил впечатление. Мир был прекрасен. Было лишь немного жаль, что ожидавшая меня на поле пещерная кошка не захотела общаться и покинула меня
   Удивительные существа эти пещерные кошки. Они были изначально, подобно богам. Задолго до создания людей и животных и до появления упорядоченного мира. Пещерные кошки внешне напоминают обычных, но значительно больше размером и умеют разговаривать, голоса их очень красивые, звонкие и переливистые. Эти обитатели вселенной грациозны, мудры и невыносимо прекрасны. Однажды мне довелось побывать на одном из их собраний. Я отдыхал за городом, была Вальпургиева ночь. Я пошел погулять, осторожно ступая меж ветвями, тусклого света пробивающихся сквозь кроны деревьев лучей полной луны не хватало, чтобы чувствовать себя уверенно. Выйдя на огромную поляну, я обнаружил там десятки пещерных кошек. Они тоже заметили меня. Кошки Пещеры Призраков хотели разорвать меня своими крепкими когтями, но они были в меньшинстве, и остальные не дали им этого сделать. В большинстве своем пещерные кошки не убивают без веских оснований. Они сказали мне лечь в образованный выжженной травой круг и лежать там до конца ночи. Я подчинился, глядел на звезды и слушал их тихий говор. Но когда настало утро и кошки разошлись, я не мог припомнить ни слова из услышанного. Осталось лишь впечатление прикосновения к неведомому, одно из сильнейших в моей жизни.
   Наконец воспоминания о последних днях перед заключением в клинику. В один из вечеров я лежал на диване и смотрел телевизор. Это было до крайности увлекательное шоу. Оно носило название "Теряй голову". В стадию приносили отрубленные головы, и участники по очереди с ними разговаривали. Побеждал тот, чья беседа была наиболее долгой и увлекательной. Когда передача закончилась, я выпил вечернюю кружку пива и уснул. Проснувшись ночью, я понял, что нахожусь в том странном состоянии, когда сон еще не ушел до конца и логика искажена. Такие моменты благоприятны для погружения в неведомое. Я закрывал глаза и открывал их в совсем другом мире. Возможно, было и возвращение тем же путем. Сначала я просто созерцал. Затем попытался вступить в контакт с местными, они выглядели подобно людям. Аборигены не приняли чудака, попытались меня пленить. Но не тут-то было. Я принялся перетягивать их в свой мир, просто хватал, а затем закрывал глаза и открывал у себя в комнате. Так я перетащил двоих в образе людей - мужчину и женщину - и одного в образе собаки. Здесь они превращались в какие-то сгустки энергии, я пожирал их, высасывал души этих существ. С мужчиной было тяжело, он отчаянно сопротивлялся. В конце концов, я решил прерваться и поспать. Утром я открыл глаза и осознал, что нет на самом деле никакого города. Все, что нас окружает - иллюзия. Все эти здания, скамейки, тротуары. Есть лишь лес, и что может быть реальным так это деревья. Затем случился провал в памяти. Очнулся я уже в психушке.
   Девушка поднимается на ноги, подходит к камину и вытаскивает один из камней. Я вижу тайник, из тайника немедленно извлекается мелок, камень встает на место. Ненормальная юная особа подходит к стене и рисует вертикальный прямоугольник в человеческий рост высотой. В прямоугольнике дорисовывает сбоку кружочек. Осознаю, что это дверь. Она пытается открыть ее. Нарисованные двери почти никогда не открываются, этот случай не исключение.
   Девушка кладет мелок на место, закрывает тайничок, затем поворачивается ко мне.
   - Снова ничего не вышло, - грустно говорит она.
   - Не знал, что ты разговариваешь, - удивляюсь я.
   - Только с теми, кому доверяю, - отвечает девчонка, - тебе вот доверяю. Сама не знаю почему. А еще я знаю, почему идет дождь, это птицы, стараясь не намочить крылья, купаются в море, а затем прилетают сюда и расправляют перья.
   - Да, точно. Кстати, ты замечала, что если подморозить воду так, чтобы часть превратилась в снег, а затем открутить крышку бутылки и протолкнуть снег внутрь, это напоминает прикосновение к мертвецу?
   - Пожалуй, так и есть.
   Она подмигивает, прикладывает палец к губам и выходит из комнаты, оставляя меня в одиночестве. Черт, я же не узнал ее имени! Ладно, успеется. Оно и к лучшему. Ведь если забыть свое имя и возраст, можно достигнуть бессмертия. Я твердо убежден в этом. Вдруг ей удалось осуществить эту мечту?
   Пожалуй, не мешало бы стереть со стены дверь. Не стоит давать врачам лишних поводов для беспокойства. Я подхожу и начинаю настойчиво работать рукавом, стирая следы этой странной попытки вырваться на свободу. Впрочем, что в ней странного? Это же дурка, здесь такое в порядке вещей.
   Справившись, я сажусь перед камином, смотрю в огонь и слушаю потрескивание сучьев. Некоторое время никакие другие звуки не нарушают тишину. Затем раздаются крики толстого дурачка Вальки. Это самое глупое, зато самое безобидно существо среди нас. Обычно он просто сидит, задумавшись о чем-то своем и периодически облизывая губы. Или играет в телевизор, сводя руки впереди себя в форме круга, изображает то прогноз погоды, то новости, то комментарий футбольного матча между командами "Манчестер Юнайтед" и "Ноттингем Форрест". Не знаю, почему ему так полюбились именно эти две команды. Рассказы, кстати, завлекательны, часть пациентов даже с увлечением слушают его комментарий, сопереживая одной из команд. Доходит даже до драк между фанатами. Причиной крика служит то, что Валя панически боится уколов. Врачи же в рамках курса лечения регулярно колют этому дебилу какую-то гадость, преимущественно в задницу. Вскоре визгливые вопли прекращаются, вновь лишь треск поленьев и мои мысли об освобождении, воспоминания, меланхолия, мысли о странной пациентке... В конце концов я встаю и иду в палату спать.
  
  
   ***
  
   Душная майская ночь, заснуть невозможно. Лежу на кровати, прикрыв ноги ватным одеялом, я всегда прикрываю ноги, даже в такую ужасную жару.
   Помнится, когда-то я так же лежал еще в жизни до психушки, а ведь тогда мне надо было рано утром идти по делам. Тогда мне мешала не только жара, но и почему-то очень громкое щебетание птиц, а также другие странные звуки с улицы, если б не шум автомобилей, могло создаться впечатление, что я в деревне.
   Мне жутковато от мысли, что палата - иллюзия, плод воображения, есть только лес. Что вот-вот я не выдержу осознания этого и упаду вниз, на деревья, помимо которых ничего нет и быть не может.
   В моей палате есть компьютер, но из программного обеспечения на нем только проигрыватель. Музыки, к счастью, достаточно. Ставлю "Сакмаров бэнд", поднимаюсь с постели и принимаюсь хаотично бродить по помещению. Здесь не выпускают ночью на прогулку и не дают выпить - идеальные условия, чтобы окончательно свихнуться. В городе нельзя не пить.
   Я подхожу к зарешеченному окну и выглядываю во двор.
   Я вижу во дворе несколько человек в странных кольчугах и шлемах с огромными беспорядочно торчащими в стороны металлическими колючками. Они пытаются прикоснуться друг к другу, и в то же время боятся этих прикосновений. Это чем -то напоминает в метафорическом смысле обычные взаимоотношения между людьми.
   Таких людей с колючками я когда-то видел во сне. Там еще была медная статуя свободы в человеческий рост, с громыханием расхаживавшая по улицам. Я наблюдал за ней и силился понять, живая она или нет?
   Плохо помню сюжет, лишь вспоминается, что главный герой домогался пышнотелой девки. Та протестовала, пришлось отступить. Когда парень уже почти зашел за угол, барышня опомнилась и стала просить того вернуться, что она, мол, на все готова. Молодой человек же лишь посмеивался и периодически выглядывал из-за угла. Дай им Боже счастья и любви, даже если их на самом деле не существует.
   Отхожу от окна и ложусь в постель. В какой-то момент долгожданное забытье все же настигает меня.
   Проснувшись, сразу же поднимаюсь с постели. Раннее утро. С детских лет добровольно не вставал так рано. Утреннее солнце не такое, как всегда, разъедающее, словно серная кислота, оно доброе и ласковое, будто в детстве. Выйдя на балкон и закурив, я понимаю: вот оно, Солнце Нового Дня.
   Гляжу вниз и вместо двора психиатрической лечебницы вижу бескрайние водные просторы. Неподалеку расположился парусник, там ждут меня. Я прыгаю, погружаюсь на мгновение с головой в теплую соленую воду. Выныриваю и плыву к судну.
  
  
   13
   Пассажир часа
   Скляров Олег Васильевич
  
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 + бонус(1) = 9+1=10
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 + бонус(1) = 0
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+0)/2=4.5
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
  
   Общая средняя оценка = (5.875) - 6
  
  
   Но вот же, - вот! - прорывается снова оттуда - откуда? - что-то томящееся и томящее, зыбко-прекрасное, сулящее и пугающее, как очередное утро. Музейных гулких залов распростёртый по временам простор и отстранённое торжество, и таящаяся в тёмных углах сокровенная тишь паркета ночных восторженных обходов духов творящих, творимых и сотворённых... Витая позолота чопорной распахнутости рам витиевато и убеждённо, как вдохновенный критик, витийствует о ценности картины в целом... Что отдельный холст, - сам по себе - пестрящий разницей оттенков? Ведь цельность рам, определенность их, весомость и простота закономерны, лаконичны... Что ж так мытарит нас и манит, томит печалью и недоступностью возможности критериев определённости, ранит несправедливостью чего?.. Оценок крайних, бесценностью сокрытой красоты, безмолвьем истины условной, гармонией нездешней мимолётной? Глупцы, глупцы!.. Определённо. Сердце на миг - в боль и ласковую дрёму потустороннего совершенства.
  
   Однако... Там невесомый отблеск полусвета на полу зеркальном сомнительно манящ и всё же, всё же светел... Высоких окон мир ночной и дней бурлящих сонм и сон - за белой, тонкой шторой, за волнистостью складок привычного незыблемого умиротворения и порядка... Лепнина потолков, глядящая суровым взором воина надежды, повторённым впечатлением каждого нового зала. Бог мой, какими химерами бы мнились нам те самые зыбкие дни неизбежности древней войны, не будь в них такого ясного блеска напряжений торжеств: и лиц решившихся, и каменных жестов непрощенья... Романтика безудержной крови? Фанфары славной смерти? Гимн безумью?.. "Ах, полноте вам, судари мои - не мы ли нынче от пороха устав"... Гребите вёсла, правят корабли не люди, - судьба, и ветер ни при чём. А паруса?!.. Теченье. Теченье жизни... Какою малой щепкою меня несёт в водоворот, - несчастий, счастья? - к каким грядущим островам, материкам?
  
   Однако!.. Там музыка залов концертных сегодня печальна, акустика формы не любит и рушит, и душит, коробя... Органа стремящие к небу и трубы, и звуки! Такой "элеватор" - по зёрнышку чувства и лики, и мысли, и звуки... Желание жизни - причина печали. Молчит, наполняя последним ужасом, ступень взлёта, - эшафота? - и дирижёр, смычком тираня, врачует души перепевом простецкой песенки крестьянки из Андалусии цветущей и свободной. Её улыбка - на картине Гойи - приклеена - затвержена, повторена подросшей школьницей, что из экскурсий с классом. Многозначительность, холодность, неприступность... Вечны песни. Упали в яму оркестрантов под взглядом флейты отвлечённой цветы восторга и желанья. Рукоплесканий обморок протяжный, поклонов ритуал и тягость, завистливы слова валторны резкой... И гнев мгновенный и печать людского. Но... Миг и взмах руки царящей над звуками ...на бис. Мгновенье тишины - обрывом предгрозовых небес... И - чудно, чудно! - такое чувствовать дано одним и... многим.
  
   Могучие колонны здания, как цельнотянутые и тянущиеся трубы того же самого громадного органа, - вытягивающие, выманивающие и вынимающие вслед за звуками душу! - уходящие и уводящие в... высь, в перспективу грядущего, в великое единение. Выстроились, вытянулись в ожидании главного Начала стремительные и протяжённо-плоские, безукоризненно ровные ступени спуска с высот великого былого, с Олимпа фантазий гениев, с клубящих облаков. Или... они - подъём к колоннам? - вслед за музыкой улиц, следом за ликами случившегося... Скульптура существа из мрамора - из сердца, из облика души, из гения былого... Мнится мне... Глаза пустые. Мгновением утраченные грёзы... За стенами, снаружи. А здесь тепло струится из корпуса лёгкой лакированной сердцевины земного инструмента небесное, божественного предназначения... Струны лучей, смычки настроений, клавиши будней... Лишь - колебания воздуха - Мановения царственной десницы... Лишь - сочетания цвета и формы, света и мысли, чувства и... Нечто. Искусство искуса... Прелесть прельщения.
  
   Скрипичный ключ изысканно завит спиралью времени, и снова арфа древняя стройна, воздушна, благородна без изъяна, струн совершенство - звонкий, вневременной и вечно юный напев, а тонкий оттиск лаврового венка - награды Рима - тёмен, томен, на белые одежды лучи сияния сулит. Но, розы, розы!.. Живые лепестки - не символ - радость. Пурпур прожилок жизни и свет сияния росы... Ваши давно известные шипы - защита ли? Беспомощно преданье, коль сердца нет. Старинные щиты, сандалий крылья, мечи, штандарты, копья, глас из труб... Мельпомены трагедий череда - пред очи. Страсти, жертвы, благородство - низость, уродство и краса - "старо, как мир". Шуты, пророки, короли... - любви волхвы, певцы печали, свобод заступники и жертвы. Короны, мантии - бумага, картонные мечи, но кровь живая... Слёзы тоже. На белом пятнышко заметней и хромота под взглядами видней, но - голос, голос!.. Отъединение, глубинная работа души... Реальность. Память. Впечатленья. Сладко плакать во сне, как в детстве - навзрыд, до ощущенья счастья.
  
   Смутное и мерцающе-зыбкое что-то томит. Это тонкий оттенок давно выболевшего сильного чувства, слабо зудящий отголосок ассоциации давней пережитой утраты, мелкий, незначительный осколок, обломок - или даже "отломок"? - утраченной навсегда, потрясшей мысли? Они периодически мнятся, неуловимо и исподволь, из немереных глубин неверного естества, - неосознаваемого слоя части памяти, что ли?.. - но будто чьего-то, будто не моего - далёкого и малодоступного... Предков безвестных крутые извивы жизни кружат интуитивно, выспренно - безликие, возле и моих прежних, вполне земных, печалей... Забрасывают иногда, бредом ночи, через немыслимые пространства огненных лет и вырванных душ: то чей-то странно знакомый острый взгляд, то ускользающую во тьму привычного, всегдашнего небытия тоскливую мысль, то и сам слабый отзвук общей на всех бесконечной муки - длительный, медлящий миг перед неизбежным взрывом грядущего - беспричинно-дурное предчувствие.
  
   Сколько неверных шагов-лет до мрачной зыби невидимого тобой вероятия пропасти? Глубоко ли смердящее скользкое дно обыденной низости? Высок ли нервный взлёт прикованного к земле фантома?.. Я не знаю этого, право слово. Порою отчётливо кажется, что вообще ничего определённого не только не знаю, не чувствую, не умею, но не предполагаю даже в непредсказуемом хаосе будущего. Моя бедная больная голова наполнена будто бы бескрайней грозной чернотой чужих тяжелых снов и пронзительной тошнотой уродливых представлений о них. В них, никак не касаемо меня, совершаются, явленные из неведомого, мелкие и значимые поступки-события "беззакония и нелепости": Переживают что-то своё сокровенное в этом означенном Богом миге разные люди. Несёт усталым, но азартным ветром чьей-то непререкаемой убеждённости скучную пыль обыденности по сонной улице будущей ночи перед очередным очистительным дождём нового поколения растерянных, но хитрых неучей-стервятников... Уже грохочет, затихая в манящем отдалении старых сожалений, всегдашний спешащий скорый поезд несбывшейся в который раз надежды. Резко пахнет разрезанный насмешливым случаем высокосортный крупный лимон свежего разочарования и истекает мутноватым соком, дающим покинутому пассажиру этого часа предощущение вечного вкуса...
  
   Так и я, грешный каторжник непреодолимого желания осознанности неясного предначертания равнодушного собеседника вечности, не пережив ещё и начальной радости узнавания и обладания, уже зачем-то твёрдо знаю и пекусь о ноющей печали ее грядущей непреднамеренной мгновенной утраты... Мимолётности ощущения достигнутых, и кажущихся желанными целей, бесконечные путающиеся серпантины достижения, - постижения! - восхождения и постоянная близость последнего мгновения... Это всегда может наскучить. Это наскучило бы, не будь мой упорный дух временами так защищающе индифферентен к окружающему пространству, к наполняющему чувствованию сиюминутного накала, к покидаемому и опознанному ладу совершившегося представления о них...
  
   Противоречивость существований кажущихся незыблемыми вольных законов всегдашнего приземлённого миропорядка изумительным образом уживаются во мне с постоянно обновляемыми мозгом наивными доказательствами непреложности смены времени и инобытия даже... Уймись, уймись, уймись же, нелепое сердце! Перестань, наконец, постоянно вздрагивать и смертельно болеть при каждом новом плавном повороте событий недосягаемого неба... Зачем тебе неприкаянному ещё и эти, всегда неизменно печальные метаморфозы обмирающих в синеву нового сна закатных вспухающих на глазах облаков, настойчиво намекающих на новый жестокий горизонт в вышних? "Всё проходит, всё проходит, всё"... Наверно. Только чувствую же внутри эту... неуёмную борьбу, - распрю, созидательное противоречие, непонятную нам склоку? - стихий, какой-то вполне ощутимый намёк на них. Осознаю порочным краешком души, огрубевшей за время рождения, всё же некоторую нелепицу предощущения счастья возможного обретения и прозрения... Как же так?!
  
   Будущее!.. Ты тревожишь навязчивостью ожиданий вечно юные и горько-смешные в своей банальности, привычные и ненавистные надежды множества несовершенств. Неоправданные ничем надежды, монолитно закованные и похороненные - казалось бы навсегда, - под нажитой бронёй вечного льда усталого опыта. Покрытые выстывшей корою слабого сердца, порождённой конечной стужей одинокой ночи вневременных размышлений о своей креативности. Они тоже давно упрятаны нескончаемыми стараниями реальности в бездонные глубины непознаваемого сокровенного смысла. Но вот же, - вот! - прорывается снова оттуда - откуда? - что-то томящееся и томящее, зыбко-прекрасное, сулящее и пугающее, как очередное утро.
  
  
   14
   Рок
   Скляров Олег Васильевич
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 + бонус(1) = 9+1=10
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 0
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+0)/2=4.5
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
  
   Общая средняя оценка = (5.875) - 6
  
  
  
   ТРЕВОГА РОКА
  
   Что со мной? Тусклое сознание раскачивается на медленных качелях унылого безразличия, бессильного спокойствия, незаинтересованности, скуки. На гигантских качелях настроения: чуть вверх, чуть вниз... Вокруг долгая ночь бесприютности и неподъемных размышлений о бытии. Бессонница выстывшего отчаяния и тупой покорности, безысходной лени и равнодушия. Колючая звезда истончившейся надежды тускло помаргивает из черноты бесконечности, ничего не обещая. Вместо определенных слов устремления с языка как-то боком слетают плевки оправданий, вместо песни о самом главном из замытаренной души, медленно клубясь, струится туман свинцового безволия и апатии.
  
   Гигантские пространства нереализованных возможностей томятся молчанием между тусклым приблизившимся небом и пыльной зыбкостью бесконечной тверди. За осыпающимися кручами не преодоленных препятствий унылые, непредсказуемые тропы мои тянутся, петляя, все дальше от множества неузнанных мест. Там я мог бы быть счастлив, прояви необходимые к случаю движения сердца. Но, увы, это мой рок: смотреть с беспримерной сосредоточенностью в пустоту, пытаясь разглядеть там неизвестно что - миражи будущего, несбывшееся настоящее, погубленное прошлое? - и порой не видеть за этим зримых очертаний яви - настоящих красок реальности, бесконечных радужных переливов повседневности. Запоздалые движения души, напрасные порывы нетерпеливого сердца, пустые горькие слова оправданий - вот и вся моя нелепая повесть.
  
   Что со мной? Марево затаившейся сумеречной дали приближается и, как сон обволакивает все мое сломленное разочарованиями существо. Смутные видения, сплетаясь зыбкостью очертаний, постоянно преследуют меня, то удаляясь, то настигая. Иные исчезают, меняются неузнаваемо, иные... Слабо чертыхаясь, вздыхая, плетусь дальше и дальше по безысходностям лабиринта: памятного, прочитанного, придуманного самим, случившегося... Где я? Что это так томит душу?
  
   Там позади, в закатившемся за горизонт представлений, бесконечном, пустынном городе, навсегда остался не знавший отца, растерянный мальчишка, осознавший материнское равнодушие и бесприютность ледяных улиц. Где-то сбоку, за углом школы, за смердящим мусорным баком, лижет разбитые губы отчаявшийся подросток с потерянным взглядом. С другой стороны, в невыносимо стылом октябрьском сквере сидит пьяный плачущий парень, а за деревьями, быстро удаляясь, мелькает светлый женский плащ... Когда, когда же это, наконец, кончится? Я не знаю.
  
   Разное, больше неприятное, выпирает без спроса из придорожных дебрей предвзятости болезненного равнодушия. Это давно и безнадежно наскучило, но сворачивать не имеет смысла: будет все то же, все так же. Отвожу унылый, заученно ироничный взгляд, и все застывает, сворачивается, засыпается песком душного молчания. Блекнут замысловатые фигуры, стушевываются дали, растворяются в непознанном пространстве вечерние какие-то тени. Мысль глохнет в моховых наслоениях заповедных углов покинутого. Значимые образы начинают казаться карикатурными, заветная музыка - пошлым подобием истинной, а собственные вымученные слова - жалким подражанием человеческой речи. Любой возглас здесь падет в пустоту и бесследно рассыплется в пыльных объемах гулких комнат.
  
   Где, за каким бесконечным меридианом слез, осталось пронзительное то утро? То, которое мурашками пробегает по коже, то, которое, даже опустошенное естество, заставляет вздрагивать и не отворачиваться "успокоено" после увиденного несоответствия великих смыслов. Где пронзительное это зарево, что розовым безусловным светом своим разгонит наконец опостылевший полусвет неудовлетворенности? Но может быть, оно наступит только после того, как эта чахлая, угасающая звезда, наконец, погаснет? Когда безнадежный мрак неизвестности заледенит окончательно усталое существо.
  
   Тогда, после этой проклятой полутьмы, не скуки - не тоски, и блеснет режущий непривычные к нему глаза свет беспредельной ясности. Свет новизны - долгожданный свет... Косые лучи у темного горизонта, прорвавшись сквозь сумрачные облака, ринутся радостно к земле. Станет слышно забившееся тревожно сердце ребенка, долго испуганно плутавшего в темном чужом коридоре и - вот чудо! - вырвавшегося всё-таки из-за тяжелой двери на слепящее утреннее солнце...
  
   Будто за старательно закрытыми глазами - полутёмное серое пространство неосуществлённых намерений. Малозначимые и важные ярусы желаемых последствий усилия. Разнокалиберные и равноудалённые, длинные ярусы возможного бытия. Торёные, но всегда новые, ухабистые дороги самых разных судеб. Вехи. Хитросплетения теней сущего вибрируют вполсилы, будто демонстрируя свою притягательную радость неискушенному естеству. Мечется по ним по всем мерцающей змейкой белых огоньков молодой энергичный дух. Скальные обрывы древних опасений, зыбкие осыпи скрытой тщеты, узкие тёмные ущелья глубоких разочарований... Всё вместе это составляет причудливую и, на чей-то эстетствующий взгляд, изящно-влекущую мозаику предстоящего бытия.
  
   Там бродить неутешно в пространстве чужом и глубоком. Искать в себе отзвуки бывших печалей... Не радость. Колонны холодного мрамора, бледно - блестящи, отмерено, чётко, - секунда в секунду, - как оттиски Бога встречают меня, провожая к исходу... Шаги продолжаю. Скульптуры из ниш обнажённые смотрят пустыми - пустыми! - телами. Без душ, отлетевших на землю?.. Как бельма. Глаза? Полированный камень овалом... Глаза. Провожают, встречают. По полу шаги еле слышно, - по чудным узорам, - ступая, как исстари - мерно - привычно - бреду, обретая бредовое бремя. Что вспомню? И тяжесть сгодится, и радость, чтоб чувствовать душу... Пустые в покое тела провожают.
  
   Где в бесконечном пространстве, окружающем со всех сторон моё "я", - Вездесущий? ..."Царит, существует, находится, обитает?!" Ни одно слово точно не подходит Ему. Неужели Он, действительно, везде - одновременно и всегда?.. В таком случае, в каком месте всего объёма вот этой головы находится "это самое" - непонятое мной - собственное "я"? Точка моего полуосознанного "я", где находится: ближе к переносице, под темечком, поприткнулось изнутри затылка?.. Неужели - одновременно - во всем черепе, или даже - во всём теле? Или, всё же, - главным образом - в голове... А мы - "внутри" Его "головы"? Мысли такие - неопределённые. А где находился я вчера, в это же время, полгода - год назад, что это была за дорога? ...Дерево голое среди поля - Веха? Или это просто одинокое дерево в поле... А когда вспоминаю об этом, где нахожусь, а когда не помнил?..
  
   Но - лестница! Камень блестящий... Перила, балясины, вазы стальными цветами сияют. Ступени, что льдины, мерцают протяжностью спуска-подъёма в... Во что-то другое - рознящее время на "до" или "после". Оно уже есть, оно уже было - и "снизу", и "сверху"! Куда же, куда же?.. Мне "верх" станет ближе. Но выбор - не карта - вернуть невозможно. Как пропасть пугает. Но верх, всё же, ближе... "Жалеть, но не сделать?" А "сделать" - жалеть? Нам ближе итоги, отсутствовать тошно - покой тишина устраняет. Т а м есть, куда падать... Наверх! Если можно... Шагнуть и забыться. Что было, что будет... Проклятое время. Ступни, словно с камнем срастаются... Хватит! Шаги зазвучали. Унынью - отрада, надежде - поимка!
  
   Множество уменьшающихся от раза к разу зеркал, уходящих в бесконечность, в которых отражаюсь я сам с зеркалом в руках, внимательно всматривающийся в отражения, которые, в свою очередь, всматриваются... Шизофрения. Вход в ирреальное? Детская забава, казус реального, лукавый недосмотр Лукавого?.. Интересно и жутковато всматриваться в глубину пропасти без дна, не видя грани, отделившей - отделяющей? - моё "сейчас" от... Трудно сказать, - да и кто из смертных сумел? - что т а м, в серой пелене неразличимого глазом. Мнится тревожное что-то. Ведь - неизвестность? Всегда инстинкты охранные вступают - никуда не делись - предупреждают: Смотри! Т а м может оказаться погибельным. Но может и ошибиться инстинкт.
  
   Летящие будни пророчат прозренье-везенье: Домой! Вот осень проходит. Конец ноября. Календарь успевает... Под небом суровым земля распростёрта - молчит в предвечернем унынье. Ей сумерки что-то сулили - забыли. Поля и поля... Но - дерево, что ли сереет у грани? Одно - там зачем-то, как веха... На скрюченных пальцах ветвей замеревших висят пустотой и густеют, густеют мгновенья-столетья и сумрак... А дерево ждёт. Одинокое, голое, в шрамах кора. Здесь - дорога. Легли колеи, протянулись до неба от края до края. Вот точка заметная стала. И ближе, и ближе... Идёт человек. Бредёт машинально. Одежда потёрта, мешок за плечами ещё стал пустее, да посох-дубьё от собак - обретенье. Он с неба пришел, горизонт превозмогши. Он в небо уйдёт, в горизонт.
  
   Что со мной? Тусклое сознание раскачивается...
  
  
   15
   Улей страха
   Журавель Игорь Александрович
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 6
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 0
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (3+3)/2=3
  
   Общая средняя оценка = (4.5) - 5
  
  
  
  
   Его звали Артур. С ударением на первый слог, в честь знаменитого короля бриттов. На протяжении всего жизненного пути многие говорили ему, что он убогий, Артур не отрицал этого. Он пробавлялся случайными заработками и жил в коммуналке. Соседи по квартире убогим его не называли, вероятно, потому, что были куда более асоциальными и опустившимися людьми, чем наш герой.
   Артур любил играть на гитаре. Часто он просто садился где-нибудь на улице в центре города и играл, в основном свои песни, а также "Гражданскую оборону", "Buzzcocks" и "Sex Pistols". Однажды какой-то мажористого вида гражданин остановился и бросил ему рублевый. Это очень оскорбило музыканта, он вскочил на ноги и разбил гитару об голову этого человека.
   - Не для тебя играю, мразь! - Кричал Артур.
   В тот день пришлось побегать от милиции.
   Еще Артур очень боялся пчел, иррациональный страх перед полосатыми труженицами пришел еще в детстве. Естественно, как и многие люди, он не в состоянии помнить былое отчетливо и во всех подробностях, но наиболее яркие эпизоды детских лет вспоминаются легко.
   Однажды в пятилетнем возрасте Артур полночи читал под одеялом с фонариком книгу "Урфин Джюс и его деревянные солдаты" и ужасно не выспался. Не удивительно, что на следующий день в детском саду во время завтрака мальчик выключился. И приснился ему кошмар - нянечка, с доброй улыбкой пытающаяся накормить подопечного кашей из пчел. Промасленные тельца насекомых на ложке - пусть и всего лишь кошмар, но Артур этого никогда не забудет.
   Проснувшись и увидев нянечку, паренек мигом вскочил из-за стола и побежал. Он выбежал во двор и припустил по асфальтированной дорожке. Чувствуя погоню за спиной, вслушиваясь в приближающиеся шаги, думал: лучше умереть, чем дать накормить себя пчелиной кашей.
   Он бежал по асфальтовой дорожке и слышал лишь два звука: стук собственных каблуков и стук каблуков преследователя. В жизни нередко случается заподло, и это был как раз такой случай - Артур подвернул ногу, упал и потерял сознание. Позднее врачи вынесли вердикт: мальчик лишился чувств от боли. Но истину знал лишь сам потерпевший - он хорошо переносил боль, причиной послужил страх.
   В ту ночь из-за боли в ноге Артур не мог долгое время уснуть, пришлось даже сделать укол. Но лучше б он и вовсе не засыпал, сон обернулся кошмаром. Мальчик увидел себя глядящим в зеркало, он был в той же одежде, что обычно надевал в детский сад. Но ужасно было иное - его тело было телом гигантской пчелы. Проснувшись в холодном поту, Артур впервые в жизни перекрестился по требованию сердца, а не по указу набожной матери. До утра он лежал, завернувшись в одеяло, его била дрожь, да еще и болела нога. Забывшись под утро, Артур вновь увидел сон о каше из пчел. Мигом проснувшись, он побежал к окну, распахнул его настежь и высунулся наружу. Мальчишку вывернуло.
   На следующий день он встретил на улице сумасшедшую цыганку. Она выкрикивала что-то про пчел и дико хохотала. Следующие несколько лет жизни Артур до сих пор не помнит.
  
   ***
  
   Однажды в один из совершенно непримечательных осенних дней Артур присел у окна без цели, без идей, просто глядеть в окно. Он часто включал музыку и просто сидел, его могли сторонние наблюдатели принять за мыслителя, но это было бы ошибкой, мыслей у него было мало, все малоинтересны. Лишь отрешение, непонимание.
   И ведь случилось нечто, заставившее взгляд молодого человека приобрести осмысленность, а сердце забиться часто и с чувством - он увидел даму своей мечты. Она грациозной походкой шагала по мостовой, и он видел, как ее светлые волосы темнеют под струями дождя. Свет ее глаз, глядящих вокруг с очаровывающим любопытством, пронзил Артура насквозь. "Ну, черт возьми", - подумал он и бросил взгляд на ее руки. Глаза и руки - главное в особи женского пола. И надежды не обманули - это были лучшие руки из созданных Богом на протяжении долгих веков.
   Артур вскочил на ноги и стремглав бросился к выходу. Но в двери путь ему преградил сосед Николай, мужчина средних лет, законченный торчок. Он стоял руки по швам и остекленевшим взглядом смотрел пред собой.
   - Отойди, Коля! - Отчаянно воскликнул Артур.
   - Типа, - не двигаясь с места, пробормотал Николай, - ширнуться бы. Ширка есть, Артурчик?
   - Сукин ты сын! - Молодой человек со всей силы толкнул соседа, перескочил через упавшее тело и кинулся к входной двери. Впопыхах открыв замок, он сбежал по лестнице и выскочил из подъезда. Оказалось слишком поздно - на улице не было ни души. Никакого движения, кроме покачивания деревьев, да еще уносимого ветром комка газеты.
   Пришлось несолоно хлебавши вернуться в квартиру. Николай так и лежал на полу, глядя в потолок бессмысленными пустыми глазами. Артур взял соседа за ворот, оттащил его в комнату и положил на диван. Затем вернулся к себе и сел у окна, понурив голову. Другого такого шанса судьба могла и не предоставить.
  
   ***
  
   Долгое время Артур был сам не свой. Он бродил по городу, отчасти его вела надежда на чудо - он жаждал встретить прекрасную незнакомку, ту самую. По большей части он хаотично шатался по улицам благодаря смутному осознанию, что движение это жизнь - Артур видел в себе признаки старения, его это пугало. Глупо все это - совершенно чужой человек вроде бы - но бывает достаточно одного взгляда, достаточно одного мига.
   Все остальное время он сидел у окна и ждал повторного шанса. Странно, что его не постигла голодная смерть, ведь Артур, пребывая в полной апатии, забросил всяческую деятельность и не зарабатывал себе на еду. Сердобольные соседи иногда чего-нибудь приносили, но такое бывало редко. И их не в чем обвинить, эти представители дна общества зачастую забывали о себе самих, стоит ли уж говорить об их свихнувшемся соседе - о нем и вовсе сложно вспомнить.
   И все же судьба дала второй шанс. Однажды Артур вновь увидел свою ясноглазую избранницу - она грациозно шагала по тротуару, размахивая старомодным чемоданчиком. Влюбленный мигом выбежал - благо на сей раз сторчавшиеся соседи не преграждали ему путь. Не определившись до конца с дальнейшим планом действий, Артур пошел за незнакомкой вслед. Он любил импровизировать, но решил несколько повременить с этим.
  
   ***
  
   Туфельки девушки стучали по мостовой, словно хрустальные башмачки Элли по дороге из желтого кирпича. Она легко перепрыгивала через лужи и загадочно улыбалась, размышляя о чем-то своем.
   Путь был довольно неблизким. Было очевидно, что незнакомка пренебрегает услугами транспорта, любит ходить пешком. Но, как и многое в этом мире, их странствие, в конце концов, было окончено. Конечной точкой был вокзал.
   Девушка купила билет на электричку. Стоявший за ней в очереди Артур, впервые услышал голос своей избранницы. И не был разочарован, надо сказать. Было в нем что-то и от маленькой невинной девочки, и от матери богов одновременно.
   В электричке он сидел и украдкой поглядывал на предмет воздыханий. Так, казалось, совершенно ушла в себя. "Хорошо, что я так и не спрыгнул на асфальт с крыши высотки. А ведь были позывы. Пожалуй, это неприятно, когда проламывается череп, но все же есть в этом что-то сладкое", - так думал Артур в пути.
   В конце концов, они сошли на одной из ничем не примечательных станций и пошли проселочной дорогой - девушка и влюбленный в нее молодой человек, последний несколькими метрами позади. Она шла, ни разу не оглянувшись, то ли погрузилась в свои фантазии, то ли просто не подавала виду, что заметила кого бы то ни было. Путь был не долог, минут двадцать от силы.
   И когда Артур увидел конечную точку путешествия, он пережил самое горькое разочарование в своей жизни. Прекрасная незнакомка подошла к своему участку, в центре его располагался уютный домик, большую же часть остального места занимали ульи. Пчелы! Любовь или страх? Последний оказался сильнее, и неудачник Артур бросился наутек в лес.
  
   ***
  
   Он блуждал меж деревьев весь день, был весь боль. В конце концов, когда стемнело, плохо видящий в темноте несчастный странник все же развел костер и присел на землю, уставившись бездумно на огонь.
   Было не холодно, да и темнота не пугала. Но костер - важный аспект странствий, создающий уют. Любому, даже самому убежденному бродяге, иногда хочется посидеть у камина. Развалиться в кресле, смотреть на потрескивающие сучья, ждать момента, когда подойдет человек-животное и обольет его горячим кофе.
   В одиночестве он пребывал недолго. Что-то хрустнуло за спиной, Артур обернулся и узрел довольно молодого человека с нехарактерной для его возраста длинной бородой.
   - Пахнет костром и жареной дичью. Падай. - Пригласил Артур.
   - Благодарю, - молвил новоприбывший и уселся у огня.
   Бородач погрел руки, посидел некоторое время, молча глядя на огонь. Главный герой нашей истории также не нарушал тишину - его не интересовал пришелец. Так прошло минут пятнадцать. Наконец парень с бородой прервал молчание, он не выразил желание продолжить знакомство, просто поведал свою историю:
   - Сейчас я чувствую себя, как чувствовала бы девочка Дороти, оказавшись в маленькой избушке, за стеклами окон которой видны войны и страдания, силящаяся вскрыть бесчисленное множество замков на двери, ведущей в волшебную страну Оз. Все начиналось настолько странно, что я не могу это выразить словами. Скажу лишь, что переломным моментом послужило увиденное мной на одном из городских мостов - башенные краны в форме скособоченных крестов над индустриальными зданиями - церкви мира, сдвинувшегося с места. Я понял, что нечего мне здесь делать, теперь хожу и ищу уцелевшие порталы. Знаешь, есть такая легенда. Когда-то давным-давно то ли Бог, то ли какие-то еще сверхсущества нарисовали мелом двери в другие миры. Со временем большая часть этих дверей затерлась. Если кто-то проходит сквозь подобную затертую дверь, это порождает некий сбой, этим и обусловлено все чудесное, не поддающееся научному объяснению. Как правило, обычные люди не подходят к таким дверям, это подвластно лишь избранным. Кроме того подобных порталов не так уж много. И это хорошо, иначе наш мир еще много веков назад захлестнули бы безумие и хаос.
  
   ***
  
   На следующее утро Артур проснулся один у догоревшего костра. Он поднялся и побрел, куда ноги несут. Шел долго. Наконец на лесной тропинке он встретил старуху, она хохотала будто безумная.
   - Что стряслось, бабушка? - Удивленно спросил путник.
   Вместо ответа старуха достала из котомки банку и открыла ее, из банки прямо на Артура ринулся рой пчел. И не было более ничего, кроме страха
  
  
  
   16
   Жил-был Бог
   Дар-Н-Лай
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 9
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (1+1)/2=1
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2=9
  
   Общая средняя оценка = 7
  
  
  
  
  
   Я закрываю глаза и обращаю свой внутренний взор к той маленькой точке, в которую прячется весь мир.
   Принимая мысли в голове за отдельные сущности, мы лишь обрекаем их на вечные страдания. Отпуская их, мы обретаем целостность и осознаём себя счастливыми.
  
   Каждую ночь Он закрывал глаза и засыпал, тут же обращаясь в точку, внутри которой не было ни пространства, ни времени. Проходила вечность, а затем случался взрыв - и точка за считанные секунды превращалась в целую вселенную.
   Он крепко спал, и мимо него проносились видения. Ему казалось, что Он делает простые и понятные действия: убегает от тех, кто Его преследует; прячется, чувствуя опасность; ищет и находит пропитание.
   Образы появлялись перед Ним и исчезали снова и снова, до тех пор, пока Он не понял, что смотрит в небо.
   Вокруг было темно, Он сидел спиной к огню и держал в руках копьё. Он глядел на звёзды и пытался представить тех, кто каждую ночь разжигает в небе так много костров.
   Было очень тихо, и Ему казалось, что бесконечно чёрный небосвод лежит на Его плечах и вот-вот обрушится на землю.
   А потом Он услышал шорох в кустах - и снова потерялся в своих видениях, которые нахлынули, словно громадная волна, накрывшая Его с головой, и увлекли куда-то далеко-далеко в пучину тёплого океана.
   Он очнулся среди тысяч огней, затаившихся в предрассветных сумерках, в тот самый миг, когда Его сердце поймало на излёте вражескую стрелу. Устав от бесконечных убийств, оно уже давно не горело ярким пламенем.
   Тяжёлые доспехи тянули к земле. У Него очень сильно болела голова.
   Он посмотрел на свои руки и не узнал их. Влажная трава брызнула росой, когда Его губы коснулись холодной земли. Тишина и спокойствие нашли того, кто их искал.
   В эту ночь Он больше не видел снов, но иногда Ему казалось, что Он медленно плывёт среди темноты и тишины, большой и мудрый. Ему было хорошо и спокойно.
   Шло время. За секундой следовала минута, за минутой - час, за часом - вечность.
   Снова и снова Он созерцал десятки видений.
   Он был молодой женщиной, задыхающейся под водой со связанными за спиной руками. Она знала целебные травы и хорошо понимала людей. Она часто обманывала их, говоря лишь то, что от Неё хотели услышать. Сегодня Она говорила только правду, но Ей никто не верил.
   Он был лесным разбойником, презиравшим однообразную работу и с детства питающим слабость ко всему новому, за долгие годы жизни привыкшим убивать, не зная пощады.
   Он был сотнями и тысячами людей, но все их жизни проносились мимо Него, не задерживаясь. Лишь на короткие мгновения Он вырывался из бездны сна, смотрел вокруг безумными глазами, дышал полной грудью и улыбался, чувствуя, что происходит нечто невероятное, не зная, что скоро провалится обратно в темноту, и бесконечно радуясь этим нескольким секундам ощущения настоящей жизни.
   Но однажды Он проснулся в теле маленького мальчика, сидящего на вершине высокой горы и смотрящего на далёкие облака, и неожиданно вспомнил, как совсем недавно давал последние наставления молодым ученикам, собравшимся вокруг Него. Он вернулся домой и назвал своё прошлое имя, явившись тем самым во второй реинкарнации.
   Он жил среди людей, ни на секунду не забываясь, помогая всем, кто нуждается, и даруя мудрость тому, кто спросит. Он засыпал лишь на короткие мгновения между очередной смертью и новым рождением и был по-настоящему счастлив.
   Каждую ночь он проживал десятки новых жизней. Он шёл по дорогам, блуждал в лабиринтах, забредал в тупики, но всегда достигал чего-то нового. Даже десятки однообразных кругов, длившихся годами и столетиями, всегда вели к выходу из них, и любой шаг назад был не отступлением, а поиском верной тропы.
   Конечно же, Он сам не знал всего этого, но каждое утро, просыпаясь, чувствовал, что нашёл в себе самом нечто новое.
   И вот, однажды очнувшись среди людей, он начал рассказывать им о том, что сам только что понял и осознал.
   Он сидел в кругу тех, кого назвал братьями, и улыбался. Его свет озарял их счастливые лица, и люди улыбались Ему в ответ Его же улыбкой. Они смотрели на Него теми же влюблёнными глазами, которыми Он смотрел на этот прекрасный мир вокруг.
   Он рассказал людям о том, что жизнь - это сон, и во что она превратится - в ад или рай, зависит лишь от них самих. Он поведал о том, что все мы дети Божьи, и каждый носит Бога внутри себя: и праведник, и грешник, и нету в этом мире никого кроме самого Бога. Лишь он один. Везде и всегда.
   А потом Он заснул, чтобы очередную вечность спустя проснуться в тебе. Возможно, всего лишь на миг, а возможно, на годы.
   Ты живёшь, сжигая своё время пустыми страстями, и даже не подозреваешь, что в тебе самом спит Бог.
   Он всегда был внутри тебя. Был, есть и будет. И Он, безусловно, простит тебе всё: от начала и до конца, - ведь ты - это Он, и нету никого кроме.
   Однажды Бог проснётся в тебе самом, но только лишь от тебя самого зависит, когда этот момент настанет.
  
   Я закрываю глаза и обращаю свой внутренний взор к той маленькой точке, в которую прячется весь мир.
   Принимая мысли в голове за отдельные сущности, мы лишь обрекаем их на вечные страдания. Отпуская их, мы обретаем целостность и осознаём себя счастливыми.
   Один разум - это уже слишком много для нашей вселенной.
  
  
  
  
  
  
   Дар-н-Лай,
  
   16.09.2007.
  
  
  
  
   17
   Сонорх Соарега
   Светов Сергей
  
   Оценка Сфинкского:
   1.Литературность - (0-3)х3 = 9
   2.Парадоксальность - (0-3)х3 = 0
   3.Чёрный ящик (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = 0
   4."Смысл - Текст" (0-3) х3 + (0-3)х3/2 = (9+9)/2+1=10
  
   Общая средняя оценка = (4.75) - 5
  
  
  
  
   ..и никогда не повторится то, что было. То, что иногда кажется сном. Сном страшным и невнятным. И лишь при неистовом напряжении памяти удается разглядеть сквозь мутное стекло времени маленький кусочек былого. То, что, быть может, произошло с миром. И со мной.
  
  
   *Белые радуги на черном фоне. Тёмные радуги на белом фоне. Звёздная пыль набивается в лёгкие, которых нет. И трудно дышать. Невозможно жить. Космос сжимается и становится хаосом. До неизбежного - семь дней /Брахмы/.
  
   Эти чудовищные события выпали из памяти, уничтожены по желанию незримого эго, другого "я", "я - прошлого". Только осколки зеркал, не отражающих ничего; лишь обломки стекла, покрытого потускневшей амальгамой. Сквозь стертые участки ещё можно видеть реальный мир, но и он постепенно превращается в набор фрагментов. В то, что помнить не надо. В то, что течёт сквозь сознание, не оставляя следа. Зачем давать пищу машине для складывания узоров прежних дней? Ведь минувшее давно кануло в Лету.
  
   *Белый шум в тишине пустоты без света. Чёрная тишина в белом свечении. Глазам, которых нет, больно от тьмы. И невозможно смотреть на то, как гибнет мир. И нет сил, чтобы изменить будущее. До смерти вселенной - шесть дней /Брахмы/.
  
   То, что упало на поверхность сознания, давно увязло в неосознанном. И, кажется, лишь оно было истинным. Потому что действительность запредельна, чтобы быть реальностью. Потому что только на дне души можно найти смысл действий, судорожных движений в безудержном стремлении остаться на плаву в море жизни - в водах, не имеющих границ, мёртвой зыбью застывших посреди океана. И имя этому безбрежному пространству, растворяющему в тёмной бездне остаток дней, -
  
   океан смерти.
  
   /Дорога лежала среди полей, затянутых полуденным маревом. Воздух дрожал над раскалённой поверхностью плотно пригнанных друг к другу камней и обжигал сквозь сандалии ступни. Идти было больно, но хуже - не идти. Он, несомненно, с радостью остановился бы у источника, напился и смыл пот, но все родники пересохли от палящего солнца. Ждать вечера, увы, бессмысленно. День был вечен, как путь Сонорха, бредущего из прошлого в будущее. В будущее мира, растянувшееся на пять неизбежных дней Брахмы./
  
  
   Смерть - это то, что лежит за гранью осознанного. То, что находится вне сознания, ещё дальше, чем страх перед грядущим. Ведь всё, что имеет начало, обречено на мучительное приближение к финалу. И он когда-нибудь наступит. В следующую минуту. Или секунду. Или...
  
   *Вкус белых ягод звёзд, залитых мглой туманностей. Чёрный яд пустоты сдобрен сахарной ватой сверхновых. Слишком горячо, чтобы выжить в хаосе. Чрезмерно холодно, чтобы умереть и слиться с космосом. День четвёртый самый трудный.
  
   Волны вынесут на берег пустоты, простирающейся там, за океаном смерти, бренные обломки мыслей, осколки чувств и эмоций, всё то, чем жил человек. И не будет на пустынном побережье никого, кто собрал бы при свете чёрного солнца камешки воспоминаний и жемчужины размышлений, а затем тоскливыми ночами ворошил остатки крушения. Развалины того, что было когда-то цельным "я", а теперь осыпалось прахом на небесную твердь.
  
   /Сонорх был всемогущ, пока не стал человеком. Пока не разбился на многочисленные осколки, отражающие один и тот же итог - бесконечность пути. Но так было заведено. Таковы были правила установленные не им. Он не мог поступить иначе. Этой дорогой должен пройти человек. Три дня. Три жалких, ничтожных дня Брахмы./
  
  
   Океан смерти подобен космосу, но и у вселенной есть предел. Море жизни подобно планете, но и она когда-нибудь исчезнет во тьме. Так что же - предаваться иллюзии, что всё в мире бренно? Что нет ничего вечного и нетленного? Океан смерти зыбок. И море жизни постепенно смешается с его тёмной бездной. Останется берег. Прочный берег
  
   абсолютного ничто.
  
  
   *Восемьдесят восемь обличий человека. Есть из чего выбрать. 88 - две бесконечности, поставленные на дыбы. Два дня до финала.
  
   Зеркало памяти и хрустальный шар будущего. В зеркале отражаются исковерканные мысли и чувства незнакомца. Того, кем был человек. В шаре видны сквозь мутные разводы искажённого пространства вероятностные пути того, кем станет смотрящий. Важно, под каким углом разглядывать то, что было. И то, что будет. Всё зависит от точки зрения наблюдателя. Но сминающее, разрезающее ткань бытия настоящее дает слишком мало шансов уцелеть. И поэтому прошлое видится в странном свете. Оно изуродовано волнами океана смерти, забирающего близких и далёких, друзей и врагов. А будущее, какой стороной не поворачивай волшебный шар, показывает только одно состояние содержащейся в душе человека лакуны вселенной - абсолютное ничто. И человеку не остаётся ничего другого как жить в настоящем, бесстрастно взирая на прошлое. Быть тем, кем он стал после того как в очередной раз (именно в эту минуту, секунду, миг) избежал смерти.
  
  
   /Короткая алая туника защищала мощный торс от палящего солнца, но ноги и руки уже покраснели от обжигающих полуденных лучей. Надо было поискать тень, пока не кончились силы, пройти долину и подняться до кромки леса. Там, под кронами деревьев, дорога уходила в горы и превращалась в узкую каменистую тропу. Сонорх вздохнул и, стараясь не обращать внимания на зной, ускорил шаг./
  
   Человеку нет нужды предвидеть будущее, ибо в финале - лишь вспышка тьмы, льющаяся из источника инфернальной пустоты без мыслей, без чувств, без жизни. Всё когда-нибудь умрёт. Всё живёт,
  
   пока жив человек.
  
  
   /Он добрался до спасительной сени ветвей. Устало опустился на жёсткую высохшую траву. Прикрыл глаза, наблюдая из-под опухших век за клубящимися над вершинами облаками. Но мысли были там - в завтрашнем дне. Кто придумал этот ритуал? Почему он должен в конце времён снова и снова пытаться спасти мир? Чтобы остался лишь этот кусок космоса в океане хаоса посреди сжимающейся вселенной. Не проще ли не восходить? Не лучше ли дать Лете медленно течь по пустыне неба? Она останется неизменной. В отличие от мира. День пути. Остался день./
  
  
   Пока существуют в сознании лица тех, кого знал. Пока в неосознанном нет разрушительного всплеска усталости, который приказывает - всё, стоп, замри, остановись! И не желай и не жалей то, что оставляешь навсегда. Всё бренно, но естественно и безыскусно. Цепочка жизней и смертей замыкается рождением очередной бессловесной твари, чья цель и предназначение - быть пищей тех, кто стоит выше, на другой ступени иерархии. И только человек умирает оттого, что устаёт жить.
  
   *Вселенная обессилела от безудержного стремления заполнить мироздание. Мир замер и после недолгого забытья опал, словно лопнувший пузырь волынки, издав на прощание истошный визг. День кончился. Осталась несколько ночных часов, полных боли и хаоса.
  
   И тогда человек умирает оттого, что устаёт жить. От слабости и невозможности выразить словами жизнь. Утомившись доказывать величие венца творения, чей тяжкий крест несёт с рождения до смерти. Выбившись из сил от ежедневной, ежечасной, ежеминутной, ежесекундной необходимости быть человеком. Изнурив себя внутренними монологами и лишенными смысла диалогами с макрокосмом, в которых не рождается истина, а теряется суть существования. И когда доля бессмысленности переходит границу, после которой о разумности уже не может идти речи, наступает апатия. Человеческая душа умирает непонятой и не познавшей мир в полной мере. Но только там, на краю моря она осознаёт, как бесценна жизнь и беспросветна ширь океана смерти. И волны времени могут вернуть душу обратно, но вселенская усталость от невозможности что-либо изменить в вечном повторении перерождений гонит её всё дальше и дальше, дальше и дальше -
  
   к пределу всего.
  
  
   *null... zero... cero... nill... ноль...
  
  
   Абстрактное Ничто, ставшее реальностью после конца пространства и исчезновения времени. Каждый достигает его, идя своим путём. Этот маршрут может быть еле заметной тропкой, петляющей сквозь заросли сомнений, или торной дорогой, проложенной через болота всеми признанных догм. Эта траектория безудержного стремления к совершенству отдельно взятой жизни существует только в сознании. Она ограничена днём нынешним и бесконечно ветвится в будущем. Разрастаясь деревом возможностей, любая из которых даёт надежду на то, что в завтрашнем дне каждому будет дарован успех и счастье. Эти состояния будущего бесконечны в своих повторениях, ибо человеку на самом деле не так уж много надо, слишком ограничен набор его мечтаний.
  
   *...ноль плюс несколько часов перед рассветом... Гора устояла. Не было рёва сдираемого покрова воздуха, не было расколотых до сердцевины материковых плит. Всё произошло бесшумно. В полной тьме. В тишине, оглохшей от вспышки.
  
   Всё вырождается в ограниченное количество желаний, которые лежат между минимумом и максимумом: хотеть келью, для того чтобы думать о мире и желать завоевать мир, чтобы превознести своё никчёмное эго. Но, невзирая на цели, средоточием движения был и остается человек. У него нет возможности остановиться, ибо остановка - смерть среди развалин прошлого. У него нет возможности заглянуть в будущее, чтобы выбрать верную стезю. Но всегда есть шанс среди пространства и времени шагнуть в сторону и, пока хватает сил, идти своим путём, который в конце всё равно приведёт в точку, отправной пункт для путешествия
  
   в иных вселенных смысла.
  
   /Он стоял на вершине и слезящимися глазами смотрел на чёрную точку солнца. Она поднималась над горизонтом, и ещё была возможность всё изменить, повернув ось вращения планеты так, чтобы гигантское око исчезло за окоёмом. Но смысла в этом не было. Как не было смысла в битве, которую они вели в час перед рассветом. Брахма силён в первые минуты нового дня. Но победит ли он Сонорха, сбросившего человеческое обличие и превратившегося в яростного зверя бездн?/
  
  
   Смысл всего един. Но он порождает бесчисленное множество смыслов, разбиваясь в сознаниях людей на мириады осколков. Эти конечные отражения того, что некогда означало бесконечность, тяготят душу. Часть всегда знает, что когда-то была целым. Вселенная смысла расчленена на куски, растерзана и отдана тем, кто ничего в ней не понимает. Каждый обломок содержит суть - лоскут, покрытый тайными знаками. Но некому разгадать эти письмена. Смысл пытается прорасти сквозь бессмысленность, но слишком крепки оковы зеркал и слишком далеки друг от друга души людей, чтобы воссоединиться и обрести целостность.
  
   *Первое утро нового дня Брахмы. Битва разрастается и растекается по небосводу. Шум от неё слышен на краю мироздания, слишком медленно расширяющегося, чтобы уцелеть, если вдруг всё пойдёт не так.
  
   Никогда не будет едино то, что разлетается всё дальше и дальше от центра мира. Быть может, именно в момент создания/рождения вселенной всё потеряло смысл. Может быть, когда-нибудь он будет собран из фрагментов, но это будет означать лишь гибель сущего, ибо тогда столкнутся бесконечность с вечностью. Бесконечность смысла и вечность
  
   метаморфоз мироздания.
  
  
   *Первый день Брахмы. Затишье длится и длится. Словно никто больше не хочет одержать победу. Словно всё вывернулось наизнанку и стало противоположностью: ненависть - любовью, зло - добром, смерть - жизнью. Если только это не иллюзия, созданная сознанием того, кто объял мир, чтобы его погубить. Если есть надежда на то, что гибель обернётся спасением.
  
  
   ...выйти за грань настоящего, переделать прошлое или избежать будущего - невозможно. Так же как невозможно закольцевать время и наслаждаться мгновением счастья, сжавшегося в вечность. Плодя бесконечное число измерений смысла в пространстве материи надо помнить, что упрямая субстанция времени (основа движения мира) останется единственно неизменной. Есть только одна возможность справиться с ней -
  
   убить время.
  
   /Он висел над миром и застывшим оком смотрел на того, кто стоял на вершине горы. Сколько раз они пытались разрешить этот спор? Сколько раз стремились выяснить, кто сильней? Жаль, что тот, кто возвышался над скальным пиком, не остался человеком. Ведь он так похож на тех, кого уже нет./
  
   Пока оно не убило тебя. Избавление от жизни произойдёт когда-нибудь. Не в этом месте и не в это мгновение. Хочется верить, что смерти нет. Что всё, чем жив человек, чем наслаждается в краткие мгновения осознанного бытия, останется неизменным и будет впаяно в янтарь вечности. Пока от жара сминающихся солнц, от холода пожирающей их сингулярности она не расплавится и не истечёт в бесконечность неизвестности. Пока не потеряются в хаосе новой вселенной отголоски тех, кто помнил странных существ, населявших пылинку Земли. Планеты, расположенной рядом с искоркой Солнца. Точки, вокруг которой вращалась одна из вселенных. Еле различимая среди мрака космоса блестка жизни - без цели существования, без прошлого и без будущего. Летящая бесстрашно сквозь пустоту и пытающаяся найти смысл всего. Но смысла нет. Или он так всеобъемлющ, что не хватит /жизни/ множества поколений, чтобы постичь его. Если только когда-нибудь. В том месте и именно в то мгновение. Не раньше и не позже.
  
   *Первая неделя. Мир пытается стать прежним. Ждущим появления того, кто попробует его понять. Брахма помнил - так было всегда. Ведь минувшее - есть будущее.
  
   Это будет похоже на вспышку сверхновой. На выгорающую суть тёмного вещества, основы мироздания. Это будет похоже на смерть. Но это не будет смертью. Уничтожением мира, вобравшего в себя память от начала времён и до конца, гибели всего сущего. Разве это не подобно жизни человека? Через рождение - существование - мнимую смерть. То, что вверху, то и внизу. То, что в микрокосме, то и в макрокосме. Шкала не имеет значения. Величие или ничтожество мира/человека нельзя измерить, ибо нет меры, чтобы всецело познать сущее и
  
   человека...
  
   ...бога. Имя которому - Хронос Агераос /Бессмертное время человечества/.
  

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"