Его глаза неотрывно следили за бегущими по монитору строчками телеметрических показаний. Сгорбленная напряженная спина Руководителя и зажатый в кулаке мокрый от пота платок выдавали крайнюю степень его волнения. Немного потоптавшись рядом, секретарь решил чуть сбросить напряжение, от которого воздух в зале буквально потрескивал, и чудился даже легкий запах озона.
– Вы же так экран носом проткнете, Евгений Тимофеевич, – заметил он. – Ваши переживания все равно ничего уже не изменят, к чему напрасно так разоряться?
– Проще сказать, чем сделать, – Руководитель полетов все же медленно выпрямился, хрустя старыми суставами. – Трудно оставаться спокойным, когда от твоего успеха или неудачи зависит будущее человечества.
– Ну, не преувеличивайте! Наша миссия, конечно, дерзкая и смелая, но возлагать на нее столь высокую ответственность – на мой взгляд, перебор.
– Как давно ты у нас работаешь, Вов? – пристальный взгляд поверх старомодных тяжелых очков заставил секретаря занервничать.
– Ну… почти два года.
– Тогда ты вряд ли можешь в полной мере осознать и осмыслить масштаб проблемы, вызревавшей более двух десятилетий. Когда перемены происходят медленно, то может показаться, будто все в порядке, но если наблюдать процесс на достаточно длительном периоде, то многое начинает восприниматься совершенно иначе, – Руководитель снял очки и помассировал переносицу. – Космонавтика, какой мы ее знали, умирает, и если мы не сумеем хоть как-то ее гальванизировать, взбодрить, вдохнуть в нее новые силы, то очень скоро окажемся навечно заперты на своей родной Земле. В то время как человечеству для развития жизненно необходима постоянная экспансия, поскольку в противном случае мы просто тихо вымрем, как те же самые динозавры. Понимаешь?
– Ну… да, разумеется!
– То-то и оно! – Руководитель снова повернулся к монитору, а пресс-секретарь, предпочтя не развивать дискуссию, отошел обратно к телекамерам.
С одной стороны, ему сейчас следовало сосредоточиться на подготовке к прямому включению, а с другой – даже тех скромных и обрывочных сведений, что имелись в его распоряжении, все же хватало, чтобы понять, насколько непростая ситуация с освоением космического пространства сложилась на сегодняшний момент.
Сам он пришел на работу в агентство, когда подготовка к миссии на Каллисто уже шла полным ходом, и многие подробности, касавшиеся ее планирования, узнавал только задним числом. Вопреки транслируемой вовне оптимистичной и воодушевляющей картине, реальные обстоятельства выглядели куда как менее радужно.
Космонавтика уже давно утратила ореол романтичности, превратившись во вполне обычный бизнес, где во главу угла ставилась прибыль и экономическая эффективность. Развитие автономных робототехнических средств практически полностью исключило необходимость присутствия на орбите живых людей, да и обходилось, опять же, существенно дешевле. Энтузиастов сменили бухгалтеры, и то, что еще вчера воспринималось как сенсация, обернулось серой каждодневной рутиной.
Выбивать финансирование на научные программы с каждым годом становилось все трудней, а отряд космонавтов испытывал нешуточные сложности с набором новых членов. При старте очередного космического корабля люди больше не сжимали кулаки, затаив дыхание, никто уже не грезил протаптыванием тропинок в пыли других планет, не мечтал засадить Марс яблонями, и все разговоры о космической экспансии человечества остались уделом немногочисленных чудаков.
Некоторое время назад еще случались эпизодические вспышки воодушевления, связанные то с планировавшимся пилотируемым полетом к Марсу, то с попытками добывать ресурсы на астероидах, однако каждый последующий всплеск азарта оказывался все слабее и затухал едва вспыхнув. Кроме того, предлагавшиеся проекты влетали в очень хорошую копеечку, причем без каких-либо внятных перспектив дальнейшего развития. В результате шансы на их реализацию с каждым годом становились все более и более призрачными. Бухгалтеры снова победили энтузиастов, и на сей раз, казалось, уже окончательно.
Однако «старая гвардия», которой была небезразлична судьба любимого дела всей их жизни, решилась на последнюю решающую атаку. Они предложили дерзкий проект пилотируемой миссии к спутникам Юпитера, призванной найти там признаки внеземной жизни, а также открыть человечеству дорогу в дальний космос.
Приложив неимоверные усилия, на программу «Каллисто» удалось получить необходимое финансирование, пусть даже ценой сокращения целого ряда научных программ. Все равно без подобной рекламной акции они также рано или поздно оказались бы вычеркнуты из будущих бюджетов. Выделенных средств хватало в обрез, что потребовало сокращения программ испытаний и стендовой отработки. Сопутствующие миссии риски балансировали на грани критических, но альтернативой стало бы полное закрытие большинства перспективных направлений, и тогда человечество, как и говорил Евгений Тимофеевич, оказалось бы навсегда приковано к родной планете без единого шанса вырваться из темницы, в которую оно само себя заточило.
В такой ситуации казалось почти невероятным, что кто-то отважится рискнуть собственной жизнью, приняв участие в экспедиции, но, как выяснилось, на свете еще не перевелись безудержные и отчаянные романтики.
Семен Увалов и Андрей Кергал – два смельчака, добровольно согласившихся почти на год запечатать себя в утлой консервной банке, летящей сквозь пустоту. Они пошли на такой шаг не ради славы или почестей, но только для того, чтобы своим примером зажечь других людей и заставить их снова мечтательно поднять взгляды к звездному небу.
Руководитель полетов относился к ним практически как к родным сыновьям, как к близким коллегам, с которыми обсуждал все нюансы предстоящей миссии, вплоть до самых спорных и даже нелицеприятных моментов. Вероятность неудачного исхода оставалась слишком высокой, и он хотел, чтобы ребята знали, на какой колоссальный риск идут во имя столь зыбкой и расплывчатой цели.
У них, точно так же, как и у Евгения Тимофеевича, буквально душа болела за любимое дело, и им абсолютно искренне хотелось выдернуть человечество из той самоуспокоительной спячки, все больше напоминавшей летаргический сон, в которую оно погружалось все глубже и глубже.
Дальнейшая подготовка миссии сопровождалась весьма серьезной информационной кампанией, к проведению которой и сам Владимир, недавно назначенный пресс-секретарем Агентства, приложил немалые усилия. Результат его стараний в данный момент можно было оценить по количеству зрителей, наблюдавших за трансляцией в прямом эфире. Их число приближалось к миллиарду, но что-то подсказывало Секретарю, что цифры тут мало что значат. Для подавляющего большинства обывателей происходящее являлось не более чем еще одним красочным и даже слегка адреналиновым шоу, исход которого ничего не менял в их взглядах и в их жизни. Всего лишь яркая картинка, сопровождаемая торжественными словами, к которым, по большому счету, никто особо не прислушивался.
А слов, даже красивых и правильных, категорически недостаточно, чтобы исправить проблемы, копившиеся долгие годы. И с этой точки зрения Секретарь сильно сомневался, что успех их миссии сможет хоть что-то изменить. Но в одном он все же был солидарен с Евгением Тимофеевичем – попытаться все же стоило.
– Прямое включение через две минуты, – прозвучал в наушнике озабоченный голос оператора. – Нам лучше бы уже встать на позицию, и давайте проверим микрофон.
Владимир быстрым шагом взбежал на балкон, с которого открывался вид на весь зал управления полетами, и остановился у парапета, чтобы за его спиной был виден большой экран с данными телеметрии и прочими параметрами миссии.
Когда твой репортаж в прямом эфире смотрят более миллиарда зрителей, полностью избавиться от волнения не получится ни у кого. Но Секретарь уже давно привык к подобным ситуациям и чувствовал себя вполне уверенно.
– Добрый вечер! Мы снова приветствуем вас в зале управления миссией «Каллисто», где всеобщее напряжение буквально искрит в воздухе. К данному моменту посадочный модуль уже вышел на траекторию снижения, и все мы с нетерпением ждем поступления детальных данных, – Секретарь обернулся к главному экрану. – Сейчас в нашем распоряжении только показания телеметрии, но через несколько минут орбитальный модуль-ретранслятор должен выйти из-за Юпитера, и тогда станет доступна прямая видеосвязь с нашими героями! Ну а пока я хочу напомнить вам захватывающую историю нашего общего приключения.
Трансляцию сменил воодушевляющий ролик, освежавший в памяти как подготовку миссии, так и ее основные этапы. На экране, в бодром темпе сменяя друг друга, замелькали кадры строительства экспедиционного комплекса, подготовки космонавтов, старта миссии и бытовые зарисовки с борта корабля, сделанные в ходе долгого перелета к Юпитеру.
Воспользовавшись короткой передышкой, секретарь перегнулся через парапет, чтобы посмотреть, что происходит в зале, и, по возможности, оценить текущую ситуацию…
И первое, на что он обратил внимание – необычная тишина, тогда как еще минуту назад помещение наполнял многоголосый гул присутствующих здесь специалистов. Уже давно работая в журналистике, Владимир научился определять настроение и эмоции людей по одной их позе, по углу наклона головы, по положению плеч. И даже беглого взгляда, брошенного на столпившихся у мониторов операторов, ему хватило, чтобы понять – что-то идет не по плану.
Пока связь с ретранслятором еще не была восстановлена, доступными оставались только скудные технические параметры, главными из которых являлись высота и скорость снижения посадочного модуля. Их с определенной периодичностью зачитывал вслух дежурный оператор, и его голос, от волнения становившийся все более надтреснутым, недвусмысленно сигнализировал о возникших проблемах.
В воздухе явственно запахло неотвратимо надвигающейся катастрофой.
* * *
Корпус корабля ощутимо тряхнуло.
– Вышел вытяжной парашют, – дежурно отчитался бортинженер, словно речь шла о какой-то банальности, вроде укладки асфальта.
– Все системы в норме, все штатно, – эхом отозвался командир.
Со стороны оба они выглядели абсолютно спокойными и расслабленными, точно два отдыхающих, летящих в свой традиционный отпуск к морю. Но за внешней невозмутимостью скрывалась долгая и напряженная подготовительная работа, когда все действия отрабатывались до полного автоматизма. Ну а регулярные доклады о работе систем корабля являлись не просто ритуалом, а способом донести до людей на Земле те нюансы поведения техники и аппаратуры, которые не сумеет передать бездушная автоматика.
– Связь с ретранслятором ожидается через тридцать секунд.
– А ты, Сём, когда-нибудь выступал в прямом эфире на аудиторию в несколько миллионов человек?
– Так с нами же столько репортажей делали!
– Не-е-е, – инженер с трудом приподнял отягощенную перегрузкой руку и погрозил командиру пальцем в толстой перчатке скафандра, – то все под запись было. А вот так, чтобы именно в прямом эфире, а? Когда ни оговорку, ни смороженную глупость вырезать уже невозможно. Вот как брякнул – так и войдешь в историю.
– Слушай, Андрюх, завязывай уже, а то я сейчас прям вспотею от волнения. Опозориться перед несколькими миллионами развалившихся в креслах бездельников с пивом в одной руке и попкорном в другой? Этого я точно не переживу! – командир зажал кнопку тангенты и отчитался. – Скорость восемьсот, ожидаем выхода основного парашюта.
Спустя несколько секунд корпус корабля опять вздрогнул от упругого удара.
– Мы с тобой, Андрюх, в каком-то смысле уже вошли в историю, поэтому… что за ерунда?!
Капсулу вдруг нещадно затрясло, словно она на полном ходу вылетела на разбитый проселок и принялась скакать по рытвинам. Изображение на всех экранах внешнего обзора исполняло пляску святого Витта, но даже такие мельтешащие картинки позволяли понять, что с парашютами что-то явно не так.
– Тормозной парашют вышел из-под контроля, – доложил инженер так спокойно, словно речь не шла о его собственной жизни, а он просто наблюдал некий отвлеченный научный эксперимент.
Он вывел на экран картинку с камеры, освещающей ситуацию в верхней полусфере, и стало видно, как бессильно мечутся плети строп, силясь раскрыть покрытые белым инеем купола.
– Выглядит как обледенение, – констатировал он. – Откуда оно взялось-то в такой жидкой атмосфере?!
– Похоже, что мы крайне удачно влетели в выхлоп криовулкана, – продолжал докладывать командир. – Точку высадки следует выбирать с учетом местной геологической активности.
– Сём, ты всерьез полагаешь, что это хоть кому-то поможет?
– Андрюх, я понятия не имею, – отозвался тот, – но у нас есть задача, и мы должны ее выполнить! Любой ценой!
– Да какого черта! – взорвался инженер. – Всем уже давным-давно до лампочки, чем мы тут занимаемся! Наши трупы ровным счетом ничего не изменят!
– Скорость по-прежнему не снижается, управление посадочными двигателями заблокировано. Обледенение не позволяет регулировать вектор тяги, – командир отпустил тангенту и повернулся к инженеру. – Ты предпочитаешь сдохнуть молча, не оставив после себя ни единой крохи ценной информации, которая сможет спасти жизни наших последователей?
– Ты меня извини, Сём, – сам факт препирательства двух закадычных друзей, находящихся в одном шаге от верной смерти, выглядел более чем экзотично, – но после такого прокола последователей у нас, скорей всего, просто не будет!
– Все зависит от нас.
– Чушь!
– Ты же на тренировках готовил пафосную речь на случай удачной посадки? Ну так сейчас у тебя, Андрюх, есть прекрасный шанс проявить свое красноречие и в аварийной ситуации.
– Сём, ты бредишь! – инженер бросил взгляд на монитор и автоматически отметил. – Связь с ретранслятором восстановлена. Мы в прямом эфире!
– Ну вот. Давай, впиши свое имя в Историю!
* * *
– Скорость – 700, высота – 5000.
Включение прямой трансляции с посадочного модуля многих застигло врасплох. Все ожидали умиротворенной картинки с двумя втиснутыми в кресла космонавтами, передающими приветы своим родным и близким, вместо которой получили мутное трясущееся изображение, на котором было даже затруднительно определить кто где.
– Раскрытие тормозного парашюта сопровождается сильными рывками и вибрациями, – донесся из невероятной дали голос командира корабля. – Управление тормозными двигателями фактически невозможно. Мы предполагаем обледенение. Скорей всего мы угодили в восходящий поток от какого-то криовулкана. В следующий раз стоит прицеливаться более тщательно.
У Секретаря, как и у всех прочих, на языке вертелась тысяча вопросов, которые он хотел бы задать отчаянным смельчакам, но более чем часовая задержка сигнала делала это невозможным. А наблюдать драматическое развитие событий, не имея возможности хоть как-то на них повлиять – то еще удовольствие.
– Скорость – 600, высота – 3000, – продолжал докладывать оператор.
Секретарь видел, как Руководитель полетов обхватил голову руками, и этот его жест говорил больше, чем тысячи слов.
Катастрофа была неизбежна.
– Полагаю, что двигательную установку следует оснастить заглушками, отстреливаемыми непосредственно перед их включением, – продолжал спокойно докладывать Семён, не обращая внимания на то, что его втиснутое в утлую капсулу тело несется навстречу неминуемой смерти, – чтобы возможное обмерзание не могло повлиять на их работу.
– Скорость – 500, высота – 2000.
– Простите, ребят, у нас не получилось, – хриплым от напряжения и нарастающей перегрузки голосом заговорил вдруг сидящий рядом с ним бортинженер. – Мы попытались шагнуть за край, заглянуть за горизонт, но не сумели, не смогли. Но мы надеемся, что наша жертва не станет напрасной. Вы обязательно справитесь! Мы верим в вас, люди! Не подведите!
Инженер вскинул руку с поднятым вверх большим пальцем, и в следующее мгновение картинка застыла, подернувшись рябью разноцветных помех.
– Высота – ноль, скорость – ноль, – продолжая действовать на автомате, доложил оператор.
И – тишина. Мертвая, звенящая тишина, в которой оброненный кем-то карандаш загрохотал не хуже артиллерийской канонады.
Озвученные цифры застыли на экранах, отразившись в миллионах и миллиардах глаз, следивших за прямой трансляцией. Повинуясь внутреннему чутью, Секретарь торопливо прижал палец к губам, упреждая эмоциональные реплики своего оператора. На каком-то инстинктивном уровне он почувствовал, как в мире что-то неуловимо изменилось, и следовало немного помолчать, чтобы люди смогли лучше расслышать только что сказанные верные слова.
* * *
Спустя восемь лет небо над Каллисто вновь разорвал грохот пробивающегося через его атмосферу корабля. Ошибки прошлого были осмыслены и учтены, поэтому на сей раз миссия готовилась куда более обстоятельно. Благо на недостаток финансирования жаловаться теперь не приходилось.
Достаточно сильное потрясение способно радикально изменить взгляды даже самого заскорузлого циника, буквально перевернув систему его жизненных ценностей. Именно по этой причине топливом любых крутых поворотов Истории во все времена являлись человеческие жертвы. И смерть двух смельчаков, пытавшихся проторить для людей дорожку в дальний космос, транслировавшаяся в прямом эфире на многомиллионную аудиторию, очень многих заставила пересмотреть свое отношение и к окружающему миру, и своему месту в нем. Пережитый катарсис что-то надломил в душах расслабленных потребителей, пробил стену недоверия и скепсиса, заставив их снова начать мечтать и грезить. Жители Земли вновь обратили свои взгляды к звездному небу.
Все началось с того, что целый ряд стихийно образовавшихся народных фондов, не дожидаясь соответствующего решения от неповоротливых властей, начал сбор средств на повторную экспедицию к Юпитеру, ну а чуть погодя вектор общих настроений общества стал очевиден уже для всех. Обыватели, потрясенные катастрофой корабля, начали задавать неудобные вопросы политикам, и у тех не нашлось возможности увильнуть. В такой ситуации ты либо запрыгивал на охватившую публику эмоциональную волну, либо оказывался за бортом.
Плыть против столь мощного течения никто не рискнул, а потому на организацию новой миссии были направлены беспрецедентные объемы финансовых средств и других ресурсов. Экспедицию удалось подготовить в рекордно короткие сроки, а от желающих попасть на борт корабля просто отбоя не было. Трагическая судьба первопроходцев, вместо того, чтобы отпугнуть, отвадить, напротив, только воодушевила желающих рискнуть своей жизнью ради лучшего будущего человечества.
Однако в свой первый рейс тяжелый буксир «Семён Увалов» отправился без пассажиров. Он доставил на поверхность Каллисто первый, энергетический модуль будущей базы и сейчас возвращался к Земле за следующим грузом. Жилой блок и первых поселенцев к новому форпосту человечества в дальнем космосе доставил уже его собрат, «Андрей Кергал», отправившийся в рейс годом позже.
Ну а саму базу по общему согласию назвали в честь Евгения Форосина, отдавшего космосу большую часть своей жизни. К сожалению, последняя катастрофа слишком уж сильно подкосила его здоровье, и он не дожил до этого дня и не смог собственными глазами увидеть, как воплощается в реальность его мечта, но на заложенном им фундаменте строительство продолжили его ученики. И целый флот кораблей для изучения и масштабного освоения Солнечной системы, формируемый на земной орбите, стал, возможно, лучшим памятником Евгению Тимофеевичу.
Ударивший с небес свет мощных прожекторов озарил сумрачный пейзаж, а вырывающиеся из сопел столбы пламени взметнули в воздух густые клубы пара и пыли. На секунду зависнув в метре от поверхности, посадочный модуль осторожно опустился и мягко коснулся грунта широкими лапами опор.
Рев двигателей стих, и поднятая туманная завеса постепенно осела, открыв вид на огромную махину. В ее создание были вовлечены усилия полутора десятков стран, флаги которых длинной вереницей выстроились вдоль верхней кромки корпуса. Ну а на боку, чуть ниже иллюминаторов, строители модуля выгравировали тысячи имен тех, кто внес тот или иной вклад в подготовку миссии. Добровольные жертвователи и меценаты, ученые и инженеры, медики и технологи – организаторы постарались не упустить никого. Бесчисленные строчки и столбцы убористого шрифта складывались в более крупные буквы, образовывавшие размашистую, тускло поблескивающую надпись, занимавшую почти весь бок модуля:
Всего одно слово, сказанное в нужный момент, способно изменить мир...