Гэблдон Диана : другие произведения.

4. Написано кровью моего сердца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.69*14  Ваша оценка:
  ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ДЕЛАХ МУЖЧИН
  
  ДЖЕЙМИ НА ДОРОГЕ был не один.
  До сих пор он только смутно ощущал вокруг себя топот и ржание лошадей, слышал отдаленный разговор проходивших мимо мужчин - но теперь, когда он вынырнул из своей красной дымки, он поразился, увидев, сколько же их там собралось.
  Увидел то, что называлось "отрядами милиции"; они шли не строем, но, несомненно, двигались как единое целое - целые отряды и стайки мужчин, иногда одиночные всадники, - и еще несколько фургонов, выезжающих из города, заваленных скарбом, и в сопровождении женщин и детей, бредущих рядом с ними пешком.
  
  Он уже встречал людей, покидающих Филадельфию, когда прибыл туда за день до...
  Боже, неужто это было только вчера? - он еще думал расспросить об этом Фергюса, однако в волнениях прибытия и всех позднейших осложнений совсем об этом забыл.
  Вновь ощутив нарастающее беспокойство, он пнул коня, заставив его двигаться в более быстром темпе.
  Все это было не дальше, чем в десяти милях от города; он будет там задолго до наступления темноты.
  Может, даже лучше, если к тому времени уже стемнеет, мрачно подумал он.
  Легче было иметь дело с Клэр один на один, и в покое - и, если выяснение отношений доведет их до драки, или даже в постель, он не хотел, чтобы кто-то им в этом помешал.
  Мысль поразила его, словно он в темноте чиркнул о коробок одной из спичек Брианны. Простое слово "постель" - и он уже загорелся свежей яростью.
  "Ччеррт! Ifrinn!"- он выругался, и ударил кулаком по луке седла. Казалось, все беды, все неприятности наконец-то закончились - и снова все впустую, в одно мгновение!
  Черт! - черт бы его побрал, черт побери ее, Джона Грея... Черт бы побрал их всех, вместе взятых!
  "Мистер Фрейзер!"
  Он дернулся, как будто ему стреляли в спину - и лошадь тотчас же, фыркая, замедлила бег.
  "Мистер Фрейзер!"- снова раздался громкий хриплый голос, и к нему рысью на небольшой, крепкой гнедой лошадке подъехал Даниэль Морган, ухмыляясь во все свое большое, покрытое шрамами лицо:
  "Знал же, что это вы, знал это! Разве найдется другой такой подлец, такого размера, и с волосами того же цвета - а если и есть еще хоть один, не хотел бы я с ним встретиться!"
  "Полковник Морган,"- сказал он, отметив краем глаза непривычную форму Старины Дэна, с новенькими знаками различия на воротнике. "К свадьбе готовитесь?" - Он даже попробовал улыбнуться, хотя внутри у него все клокотало, точно бешеные струи водопадов, падающие со скал Стромы.
  "Что? Ах, это,"- сказал Дэн, пытаясь как-нибудь боком оглядеть собственную шею.
  "Тьфу. Это все Вашингтон, с его проклятым пристрастием к "правильной одежде." Нынче в Континентальной армии генералов больше, чем удалось набрать рядовых солдат. Офицер в эти дни может пережить не больше двух сражений, вот они и делают его на время чем-то вроде генерала. А то, что за это он не получает никакого вознаграждения, так это совсем другой коленкор."
  
  Он слегка коснулся полей шляпы и осмотрел Джейми с головы до ног:
  "Только что вернулись из Шотландии? Слышал, вы сопровождали тело бригадира Фрейзера - вашего родственника, я полагаю?" - Он с сожалением покачал головой. "Скорблю. Великолепный солдат, хороший человек."
  "Да, это был он. Мы похоронили его недалеко от его дома в Балнайне."
   Они продолжали ехать бок о бок, Олд Дэн задавал вопросы, и Джейми коротко отвечал, насколько позволяли ему хорошие манеры и его искренняя привязанность к Моргану.
  Они не встречались со времен Саратоги, где он служил под началом Моргана в качестве офицера его стрелкового корпуса, и им было о чем поговорить. В любом случае, он был рад компании, и даже расспросам; они его отвлекали и удерживали разум от вспышек бесплодной ярости и растерянности.
  
  "Полагаю, здесь мы с вами должны расстаться," - сказал Джейми немного спустя. Они уже приближались к перекрестку, и Дэн слегка осадил коня. "Сам-то я вынужден ехать в город."
  "Зачем?" - спросил Морган, весьма удивленный.
  "Я... хочу повидать свою жену."
  При слове "жена" голос у него чуть не задрожал, и он прикусил язык.
  "Даже так? Не могли бы вы, по крайней мере, уделить мне четверть часа?"
  Дэн дал ему минуту на размышления, чем мгновенно поставил Джейми в весьма непростое положение. Но солнце стояло еще высоко; а ему не хотелось войти в Филадельфию до наступления темноты.
  "Может быть,"- ответил он осторожно. "Что нужно делать?"
  "Я еду повидать друга - хочу, чтобы вы тоже с ним встретились. Это совсем рядом, и много времени не займет. Поехали!"
  Морган повернул вправо, махнув Джейми рукой, чтобы следовал за ним - что тот и сделал, ругая себя за непроходимую глупость.
  
  
  ***
  Номер 17, Честнат-стрит
  
  К ТОМУ ВРЕМЕНИ, как мне удалось облегчить герцогу спазм настолько, чтобы он смог дышать без постоянных упражнений "на положительное давление," я вся уже взмокла.
  Все же сама я устала не так, как он - он лежал в кресле совершенно измученный, с закрытыми глазами, и медленно, мелко - зато свободно! - дышал.
  Я чувствовала себя легкомысленной и опустошенной; невозможно помогать кому-то дышать, не совершая при этом тяжелой самостоятельной работы, и у меня тоже наступила гипервентиляция.
  "Вот, piuthar-chèile." - Голос Дженни говорил прямо мне в ухо, и только тогда, удивленно открыв глаза, я поняла, что они все время были закрыты. Она вложила мне в руку маленький стаканчик бренди.
  "В доме совсем нет виски - надеюсь, хоть это поможет. Могу я дать Его Милости глоточек тоже?"
  "Да вы просто обязаны,"- авторитетно вмешался герцог, хотя и не шевельнулся, и даже не открыл глаз. "Благодарю вас, мадам."
  "Ему это не повредит,"- сказала я, с трудом поднимаясь на ноги, и распрямляя спину. "И тебе тоже. Садись с нами, и выпей. И вы тоже, миссис Фигг."
  Дженни и миссис Фигг работали почти так же тяжело, как и я - добывая, растирая, перемалывая и заваривая, таская мне то и дело холодные мокрые полотенца, чтобы вытереть пот, выручая меня со счетом - а в результате, путем объединения их самоотверженных усилий и моей воли, помогая сохранить ему жизнь.
  
  Миссис Фигг имела весьма фиксированные представления о том, что может быть допустимо и прилично - и они никак не включали в себя удовольствие присесть, и запросто разделить глоток бренди со своими работодателем, не говоря уж о прибывшем с визитом герцоге, - но даже она была вынуждена признать, что обстоятельства в тот день складывались весьма необычно.
  Она чопорно сидела со стаканом в руке на тахте, возле двери в гостиную, в узловом стратегическом пункте, откуда могла бы запросто справиться с любым потенциальным вторжением, или чрезвычайной домашней ситуаций.
  Какое-то время никто не говорил, и в помещении царили мир и покой...
  Горячий, неподвижный воздух был насквозь пропитан тем чувством товарищества, что связывает людей, которые вместе прошли через тяжкое испытание - пусть даже ненадолго.
  
  Постепенно я стала осознавать, что воздух с улицы несет с собою какой-то непривычный шум. Топот людей, торопливо перемещавшихся снаружи, чьи-то выкрики из соседнего квартала, и грохот фургонов. И еще далекий треск барабанов.
  Миссис Фигг это тоже заметила; я видела, как она подняла голову, и ленты ее чепца задрожали от любопытства.
  "Младенец Иисус, помилуй нас,"- сказала она, осторожно поставив пустой стакан. "Что-то будет."
  Дженни удивилась, и с тревогой взглянула на меня. "Будет?"- спросила она. "Что будет?"
  "Континентальная армия, я полагаю,"- сказал Пардлоу. Глубоко вздохнув, он откинул голову назад, на спинку кресла.
  "О, Боже. Как же это прекрасно - просто дышать." Дыхание было еще коротким, но уже не таким стесненным. Он торжественно поднял свой бокал в мою сторону:
  "Спасибо, дорогая. Я уже был в долгу за ваши добрые услуги моему сыну, но..."
  "Что вы имеете в виду под этим - Континентальная армия?"- перебила я.
  Я опустила собственный стакан, теперь уже пустой. Сердце, которое, казалось, успокоилось после страшного напряжения последнего часа, снова громко застучало к груди.
  Пардлоу прикрыл один глаз, и искоса посмотрел на меня другим. "Американцы,"- сказал он тихо. "Повстанцы. Что еще я мог иметь в виду?"
  "И когда вы говорите, что это будет..."- осторожно спросила я.
  "Я этого не говорил,"- заметил он, и кивнул на миссис Фигг. "Говорила она. Хотя она права. Войска генерала Клинтона выдворены из Филадельфии. Но думаю, Ваш... Вашингтон еще не готов броситься на приступ."
  
  Дженни тихонько сплюнула, а миссис Фигг высказала по-французски нечто настолько кощунственное, что тут же хлопнула себя по губам широченной, розовой с изнанки ладонью.
  "О,"- сказала я - и, несомненно, это прозвучало так же тускло, как чувствовала себя я сама.
  В тот день я была настолько рассеянна и сбита с толку, во время моей утренней встречи с Клинтоном, что логика всех последствий от вывода британцев из города до меня просто не доходила.
  Миссис Фигг встала.
  "Тогда я лучше пойду, схороню серебро," - сказала она как ни в чем не бывало. "Оно будет под ракитовым кустом рядом с летней кухней, леди Джон."
  "Подождите,"- сказала я, вяло поднимая руку.
  "Не думаю, что нужно делать это прямо сейчас, миссис Фигг. Армия еще не покинула город; и американцы уж точно не сидят у нас на хвосте. К тому же нам самим понадобится несколько вилок, чтобы мы смогли поужинать."
  Она что-то громко проворчала в ответ - но, кажется, нашла в этом некий смысл; просто кивнула и стала собирать со стола стаканы из-под бренди.
  "Тогда что изволите съесть на ужин? Я уже припасла холодной вареной ветчины, но подумала, что стоит сделать куриное фрикасе, которое так нравится Уильяму." Она бросила мрачный взгляд в коридор, где кровавые пятна на обоях теперь стали коричневыми.
  "Как вы думаете, он вернется к ужину?"
  Официально Уильям был расквартирован где-то в городе, но часто ночевал дома - особенно когда миссис Фигг готовила куриное фрикасе.
  "Бог его знает,"- сказала я. Сейчас у меня не было времени созерцать ситуацию Уильяма, ни что-либо еще.
  Быть может, он вернется, когда остынет, решив выяснить все с Джоном? Мне не раз приходилось видеть Фрейзеров в точке кипения - долго, как правило, они не дулись. Обычно они начинали действовать сразу.
  
  Я заискивающе посмотрела на Дженни; та вернула мне взгляд и небрежно оперлась локтем о стол, опустив подбородок на руку и задумчиво постукивая пальцами по губам. Я исподтишка ей улыбнулась.
  "Где мой племянник?"- спросил Хэл, сумевший наконец принять к сведению что-то еще, помимо своего следующего вздоха. "И где, в конце концов, мой брат?"
  "Этого я не знаю,"- ответила я, поставив свой стакан на поднос миссис Фигг и отбирая стакан у него, чтобы добавить к остальным. "Об этом я вам действительно не лгала. Но я уверена, он скоро вернется."
  Я крепко потерла руками лицо и, как смогла, пригладила волосы. Прежде всего... У меня на руках был пациент, за которым придется серьезно присматривать.
  "Уверена, что Джон хочет видеть вас не меньше, чем хотели бы видеть его вы. Но.."
  "О, вот в этом я сомневаюсь,"- сказал герцог. Его глаза медленно пропутешествовали по моей персоне, от голых ног до растрепанных волос, и слабый вид развлечения у него на лице усугубился. "При случае вы должны рассказать мне, как это Джона угораздило на вас жениться."
  "Им руководило отчаяние,"- кротко сказала я. "А пока мы должны уложить вас в постель. Миссис Фигг, та дальняя спальня..."
  "Благодарю вас, миссис Фигг,"- перебил меня герцог,- "она мне не потребуется."
  Он попытался выбраться из кресла, и ему не хватило дыхания, чтобы продолжить.
  
  Я подошла к нему вплотную, и окинула лучшим из своих взглядов "а-ля строгая матрона-надзирательница."
  "Гарольд,"- сказала я размеренным тоном. "Я не просто ваша невестка." Термин вызвал у меня странную дрожь, но я не стала обращать на это внимания. "Я ваш врач. Если вас это не устраивает - то что? "- требовательно спросила я.
  Он смотрел на меня с самым причудливым выражением на лице, чем-то средним между изумлением и удовольствием.
  "Вы разрешили мне использовать ваше христианское имя, не так ли?"
  "Ну да,"- согласился он. "Однако не думаю, чтобы кто-то действительно называл меня Гарольдом, с тех пор, как мне исполнилось три года." Он одарил меня обаятельнейшей улыбкой, совершенно особенной. "В семье меня называют Хэлом."
  "Тогда Хэл,"- сказала я, улыбаясь в ответ, но отказываясь при этом отвлекаться по пустякам. "Итак, сейчас вам устроят замечательное, освежающее обтирание губкой... Хэл - а затем вы отправитесь спать."
  Он засмеялся - но тут же снова начал хрипеть. Немного покашлял, постукивая себя сжатым кулаком по ребрам - ему сейчас явно было нехорошо,- но все же остановился, еще раз откашлялся, и снова с любопытством взглянул на меня:
  "Вы, кажется, думаете, что мне до сих пор года три отроду. Милая невестка. Пытаетесь отправить меня в постель без моего чая?" Подобрав под себя ноги, он осторожно попытался принять вертикальное положение.
  Я положила руку ему на грудь, и легонько толкнула.
  Ноги его попросту не держали - и он упал обратно в кресло, удивленный и оскорбленный. Боюсь, он все еще не понял - или, по крайней мере, не признал - свою слабость. Тяжелые приступы обычно оставляют жертву полностью обессиленной, и часто со сжатыми судорогой легкими.
  "Вы видите?"- сказала я с возможной мягкостью. "У вас уже были приступы раньше, не так ли?"
  "Ну да,"- неохотно сказал он, "но..."
  "И как долго вы находились в постели после последнего?"
  Он поджал губы. "Неделю. Но это все врач-остолоп."
  Я положила руку ему на плечо, и он осекся - то ли от того, что ему по-прежнему не хватало воздуха, то ли от моего прикосновения.
  
  "Вы. Еще. Не можете. Дышать. Самостоятельно."- сказала я, разделяя слова для пущей убедительности.
  "Слушайте меня, Хэл. Посмотрим, что произошло с вами во второй половине дня, хорошо? У вас был довольно тяжелый приступ на улице; потом толпа на Четвертой улице решила на нас напасть, и вы были перед ней совершенно беспомощны - не спорьте со мной, Хэл, я там тоже была."
  Я сузила на него глаза. Он ответил мне тем же, но спорить не стал.
  "Затем путешествие от улицы до дверей дома - расстояние там примерно футов двадцать,- привело вас к полномасштабному астматическому статусу; вам приходилось слышать этот термин раньше?"
  "Нет,"- пробормотал он.
  "Ну, а теперь он у вас есть, и отныне вы знаете, что это такое. Так вы оставались в постели в течение недели, в последний раз? Было вам тогда так же плохо, как теперь?"
  Губы у него сжались до узенькой щелки, глаза метали искры.
  
  Я представила себе, что почувствовало бы большинство людей - не говоря уж о командирах его собственного полка, - доведись им разговаривать с герцогом в таком состоянии, как это. Упаси Бог, подумала я.
  "Чертов доктор сказал, что это все мое сердце."
  Его кулак разжался, и пальцами он медленно потирал грудь. "Знал же, что это не так."
  "Думаю, тут вы, вероятно, были правы,"- уступила я. "Это был тот же врач, который давал вам нюхательные соли? Полный шарлатан, если так."
  Он засмеялся, коротко, задыхаясь от звука. "Да, так и есть." Он сделал паузу, чтобы чуть отдышаться. "Хотя по справедливости, он не давал мне соли. Я раздобыл их сам. На случай обморока, я же вам сказал".
  "Так это вы сами..."
  Я присела с ним рядом и взяла его за запястье. Он мне это позволил, и даже с любопытством за мною наблюдал. Пульс был в норме; он замедлился и звучал вполне стабильно.
  "И как долго вы подвержены обморокам?"- спросила я, наклонясь, чтобы поближе рассмотреть глаза. Никаких признаков петехиального кровотечения, ни желтухи, зрачки одинакового размера...
  "Давно,"- сказал он, и выдернул у меня руку. "У меня совершенно нет времени, чтобы болтать о моем здоровье, мадам. Я..."
  "Клэр,"- сказала я, и положила руку ему на грудь, удерживая и дружелюбно ему улыбаясь. "Вы Хэл, я Клэр, и никуда вы от меня не денетесь, Ваша светлость."
  "Уберите от меня свои руки!"
  "У меня есть очень серьезный соблазн так и сделать, и позволить вам свалиться здесь в обморок,"- сказала я, - "однако придется подождать, пока миссис Фигг не закончит настаивать тинктуру. Я не хочу, чтобы вы металась тут по полу и задыхались, как рыбина, которую вытащили из воды на берег; и учтите - я никоим образом не намерена вытаскивать крючок у вас изо рта."
  Я и в самом деле сняла руку с его груди, поднялась и вышла в коридор, прежде чем он нашелся, что на это ответить.
  
  
  ***
  ДЖЕННИ ЗАНЯЛА УДОБНУЮ ПОЗИЦИЮ у двери, изредка поглядывая вдоль улицы то вверх, то вниз.
  "Тут что-нибудь происходит?"- спросила я.
  "Не знаю,"- сказала она, не отрывая глаз от нескольких грубого вид мужчин, которые, развалясь, расположились внизу, по другой стороне улицы. "Только что-то не нравится мне ощущение от всего этого. Думаешь, он прав?"
  "Это о том, что Британская армия уходит? Да. Они уходят. И с ними, вероятно, еще половина городских лоялистов."
  Я точно знала, что она имела в виду, говоря, что ей не нравится ощущение.
  Воздух вокруг был густой и горячий, и весь гудел от цикад, и листья каштанов вдоль улицы висели вялые, как мои тряпочки для мытья посуды. Но что-то неведомое уже двигалось в атмосфере.
  Что это было? Волнение? Паника? Страх? И то, и другое, и третье, подумала я.
  "Может, мне стоит пойти в типографию, как ты думаешь?"- спросила она, обернувшись и слегка нахмурившись. "Я хотела сказать - возможно, Maрсали и ребятам будет безопаснее, если я приведу их сюда? Если начнется бунт, или вроде того?"
  Я только покачала головой.
  "Не думаю. Ведь они широко известные в городе патриоты. Это лоялисты будут теперь в опасности, если Британская армия уходит. У них больше не будет никакой защиты, и повстанцы могут делать с ними, что захотят. А..."- у меня по позвоночнику, извиваясь, пробежало неприятное чувство, как будто по нему провели холодным, скользким пальцем, " а ведь это владение лоялистов." И даже без двери, чтобы можно было закрыть ее на замок и затаиться внутри - хотела добавить я, но не стала.
  
  Из гостиной донесся громкий удар и звук падающего тела, но Дженни даже ухом не повела, и я тоже - мы обе имели большой опыт работы с упрямцами. Даже отсюда я слышала, как тяжело он дышит; если бы он начал хрипеть снова, я бы вошла.
  "А ты сама не подвергаешь себя опасности тем, что держишь его здесь?"- спросила она вполголоса, кивнув в сторону гостиной. "Может, лучше тебе тоже перейти в типографию?"
  Я наморщила лоб, пытаясь оценить все возможности.
  Письма, отправленные с Жерменом, могли задержать расследование, а я сама сумела бы выпроводить любого, кто к нам придет. Но также это означало, что я не могла больше рассчитывать на немедленную помощь армии, если таковая станет необходима. А такое вполне могло случиться; кто-нибудь в этой враждебной толпе на Четвертой улице наверняка хорошо слышал, куда я велела идти носильщикам. В настоящее время подобная враждебность могла проявляться самыми различными способами.
  Если повстанцы в городе готовы сплотиться и повернуть оружие потив беззащитных лоялистов - а я чувствовала, что события уже начинают сгущаться на улицах темными грозовыми облаками...
  "В таком случае, кто-нибудь запросто может устроить у тебя на крыльце представление, с бочонком дегтя и мешком перьев,"- продолжала рассуждать Дженни, подхватив мою мысль и направляя ее в самое пугающее русло.
  "Да уж... вряд ли это поможет Его светлости избавиться от своей астмы,"- сказала я, и она рассмеялась.
  "А не лучше позволить ему вернуться к генералу Клинтону?"- предложила она. "Солдаты как-то раз уже обыскивали мой дом, когда я прятала там "человека в розыске," - на самом дне своего гардероба, и с новорожденной дочкой на руках. И не думаю, что когда "Сыны Свободы" заявятся сюда искать Его милость, это лучше скажется на наших нервах... если то, что рассказывала мне о них Марсали, хоть наполовину правда."
  "Возможно, все так и есть."
  
  Грохот выстрела ударил сквозь густой воздух, плоско и скучно, где-то совсем недалеко от реки - и мы обе встрепенулись. Но он не повторился, и через какое-то время я снова перевела дыхание.
  "Дело в том, что он еще не стабилен. Я не могу рисковать, таская его по улицам, забитым пылью и древесной пыльцой, а потом оставить его на попечение армейского хирурга, или даже этого шарлатана Хебди. Если у него случится еще один приступ, и никто не сможет помочь ему с ним справиться..."
  Дженни поморщилась. "Да, ты права,"- неохотно сказала она. "И ты не можешь ни оставить его здесь, ни уйти сама, по той же причине."
  "Все верно." И Джейми непременно вернется сюда, чтобы меня найти. Я никак не могла отсюда уходить.
  "Знаешь, если Джейми не найдет тебя здесь, следующее, что он сделает - он пойдет в типографию,"- продолжала размышлять Дженни, собирая и закалывая волосы у меня на затылке.
  "Ты когда-нибудь прекратишь это делать!?"
  "Что?"- спросила она, вздрогнув.
  "Читать мои мысли!"
  "Ах, это." Она улыбнулась, и ее голубые глаза сложились в узкие треугольнички. - "Все, о чем ты думаешь, написано у тебя на лице, Клэр. Разве Джейми тебе этого не говорил?"
  Краска смущения хлынула вверх, к вырезу моего декольте - и только тогда я вспомнила, что на мне все еще было надето шелковое платье цвета янтаря - но теперь насквозь пропотевшее, покрытое пылью, и вообще довольно потрепанное. И с замечательно тесным корсетом.
  Мне хотелось надеяться, что не все, о чем я сейчас думала, написано у меня на лице, потому что там было довольно много информации, которой я вовсе не намерена была делиться с Дженни - пока что, по крайней мере.
  "Ну, я не могу пересказать тебе всего, что ты думаешь,"- призналась она, - и снова она это делала, черт побери! - "Однако это легко сделать, как только ты начинаешь думать о Джейми."
  
  Решив, что я вовсе не хочу услышать, как я выгляжу, когда думаю о Джейми, я уже собралась извиниться и еще раз взглянуть на герцога - который, как я отсюда слышала, страшно кашлял и бранился по-немецки, правда, себе под нос, - когда мое внимание привлек мальчуган, мчавшийся по улице с такой скоростью, будто за ним гнался сам дьявол, в курточке, натянутой наизнанку, и с развевающимся на ветру подолом рубашки.
  "Коленсо!"- воскликнула я.
  "Что?"- испуганно переспросила Дженни.
  "Не что, а кто. Кто! Он,"- сказала я, указывая на грязное маленькое существо, которое, задыхаясь, уже стремглав мчалось к нам по дорожке. "Коленсо Барагванат. Грум нашего Уильяма."
  Коленсо, который и так всегда выглядел, будто сидит на корточках на вершине поганки, ринулся к двери с такой силой, что Дженни и я едва успели отпрыгнуть в сторону.
  У дверного порога Коленсо споткнулся и повалился навзничь, лицом вниз.
  
  "Выглядишь так, будто сам Олд-Хорни за тобой гонится, парень,"- сказала Дженни, наклоняясь, чтобы рывком поставить его на ноги снова. "А куда подевались твои штаны?"
  Без сомнений, мальчишка был босиком, и под курткой на нем оставалась только его рубашка.
  "Они их отобрали,"- выпалил он, задыхаясь.
  "Кто?" - сказала я, стащив с него куртку, и снова выворачивая ее наизнанку.
  "Они,"- сказал он, безнадежно указывая в сторону Локаст-стрит:
  "Я... как всегда пошел посмотреть. куда подевался лорд Элсмир - с ним такое случается, - а там была куча мужчин, и они все жужжали, что твой пчелиный улей! И все такие большущие парни, и один, который меня знает, как увидит меня да как поднимет крик что я за ними шпионю и хочу донести на них Армии, а потом они как схватят меня... и они все называли меня перебежчиком и надели мне куртку задом наперед, и один человек сказал, что он меня прибьет и научит меня больше не делать таких штучек... и стянул с меня штаны, и - и - и все равно я вывернулся у него из рук и упал на пол и пополз под столами, а потом как побежал..." Тут он вытер нос рукавом. "Его светлость здесь, мэм?"
  "Нет,"- сказала я. "Зачем он тебе?"
  "О, это не мне, мэм,"- заверил он меня совершенно искренне. "Это майор Финдли его хочет. Прямо сейчас."
   "Хм. Ну, где бы он не находился в данный момент, скорее всего, к вечеру он вернется к себе на квартиру. Ты же знаешь, где это находится, не так ли?"
  "Да, мэм... но ведь я не пойду назад, на улицу без моих штанов!"
  Он выглядел настолько испуганным и возмущенным, что Дженни расхохоталась.
  "Не пугайся, и ни в чем не вини себя, парень,"- сказала она. "Вот что я тебе скажу - у моего старшего внука скорее всего найдется лишняя пара старых бриджей, и он может с тобой поделиться. Я как раз собиралась в типографию,"- она повернулась ко мне,- "вот и выпрошу для него штаны, а заодно расскажу Maрсали, что здесь происходит."
  "Ладно,"- ответила я неохотно.
  "Только назад поспеши. Да скажи ей, чтобы не смела печатать ничего такого в газете!"
  
  
  СОШЕСТВИЕ СВЯТОГО ДУХА НА НЕРАДИВОГО УЧЕНИКА
  
  ПРЕСЛОВУТОЕ "БЛИЗКО" ДЭНА Моргана оказалось совсем рядом: ветхая хижина спряталась в небольшой ильмовой рощице, вниз по короткой запущенной аллее от главной дороги. Рядом, прихрамывая, щипал траву серый рослый мерин, его упряжь была брошена на крыльце; он поднял на них голову, и коротко заржал.
  Вслед за Дэном Джейми нырнул под притолоку, и очутился в убогой темной комнатенке, где в воздухе висел запах капустного рассола, въевшейся грязи, и резкая вонь мочи.
  Здесь было одно единственное окошко - ставни оставались открытыми, чтобы внутрь мог просочиться воздух, и в луче солнечного света четко обозначился силуэт длинного черепа какого-то очень крупного человека, сидевшего за столом - тот быстро вскинул голову на звук открываемой двери.
  "Полковник Морган,"- сказал он, мягко, по-вирджински растягивая слова. "Ну как, есть у вас для меня хорошие новости?"
  "Именно их я и привез вам, генерал,"- сказал старый Дэн, и подтолкнул Джейми к столу. "Я нашел этого мошенника на дороге, и приволок сюда. Это полковник Фрейзер, о котором я вам уже рассказывал. Только что вернулся из Шотландии - и думаю, он как раз тот, кто мог бы принять на себя командование войсками Тейлора."
  Великан поднялся из-за стола и протянул ему руку - хотя улыбнулся, так плотно сжав губы, словно боялся, что изо рта у него может кто-нибудь выпрыгнуть.
  
  Мужчина был почти так же высок, как и сам Джейми, и Джейми обнаружил, что смотрит прямо в острые серо-голубые глаза - и они сняли с него мерку в один миг, которого едва хватило на то, чтобы пожать друг другу руки.
  "Джордж Вашингтон,"- сказал мужчина. "Ваш слуга, сэр."
  "Джеймс Фрейзер,"- сказал Джейми, чувствуя себя слегка ошеломленным. "Ваш покорный слуга. Сэр."
  "Присаживайтесь, полковник Фрейзер." Жестом большой Вирджинец указал ему на одну из грубых скамеек у стола.
  "Лошадь у меня захромала, и мой раб пошел искать другую... Понятия не имею, сколько времени это у него займет, потому что мне требуется хороший, крепкий зверь, чтобы вынес мой вес - а не те дохлые клячи, что остались в округе."
  Он осмотрел Джейми сверху донизу откровенно оценивающим взглядом; они были примерно одного размера.
  "Не думаю, что у вас есть с собой есть еще один приличный конь, сэр?"
  "Он у меня есть."
  Было ясно, что именно этого Вашингтон от него и ждал - и Джейми сделал это изящно:
  "Не окажете ли вы мне честь принять его, генерал?"
  Старина Дэн недовольно засопел, и стоял, переминаясь с ноги на ногу, явно желая что-то возразить - но Джейми только коротко покачал головой.
  Отсюда было не так уж далеко до Филадельфии; он мог бы пойти пешком.
  Вашингтон же выглядел весьма довольным и, в свою очередь, поблагодарил Джейми весьма учтиво, пообещав, что лошадь будет возвращена ему, как только раздобудут другую, подходящего размера.
  "Но сейчас она мне совершенно необходима, чтобы я всюду мог поспевать, полковник,"- с видом искреннего сожаления заметил Вашингтон. "Вы уже в курсе, что Клинтон уходит из Филадельфии?"
  
  Шок от этого известия прожег Джейми, как упавший в масло горячий пенни.
  "Эээ... я - нет, сэр. Я этого не знал."
  "Я как раз собирался до этого добраться,"- раздраженно сказал Дэн. "Никто не дает мне и слова вставить, скажу я вам."
  "Ну, вот вы и вставили," - Вашингтона это, кажется, позабавило. "Могли бы вставить и другое, если бы действовали достаточно быстро, и выступили с ним прежде, чем здесь появится Ли. Садитесь, господа, если вы не против. Я ожидал - ах, они уже здесь."
  Звуки, доносившиеся из палисадника, указали на только что прибывший конный отряд, и в считаные минуты хижина была переполнена Континентальными офицерами.
  Все они пропылились и вымокли, и одеты по большей части были в пестрые остатки военной формы, причудливо сочетавшиеся с охотничьими рубашками и домоткаными штанами. Даже полные форменные костюмы были забрызганы грязью и изношены, а запах мужчин, живущих грубой военной жизнью, вполне мог перекрыть любые безобидные домашние испарения.
  Среди общей возни и возбужденных приветствий Джейми заметил наконец источник постоянного запаха мочи: худенькая узколицая женщина стояла, прижавшись спиной к стене, в самом дальнем углу комнаты, держа у груди завернутого в грязный платок младенца; ее глаза пугливо перебегали по лицам незваных гостей.
  Мокрое темное пятно расплывалось у нее по платку, но было ясно, что женщина боится отойти со своего места, чтобы сменить пеленку, и вместо этого механически переминается с ноги на ногу, похлопывая ребенка, чтобы его успокоить.
  
  "Полковник Фрейзер! Ну и встреча! Вот так встретились!"
  Чей-то голос отвлек его внимание, и, к своему удивлению, он обнаружил, что руку ему с энтузиазмом трясет Энтони Уэйн - с некоторых пор широко известный как "Безумный Антоний," - в последний раз он видел его за несколько недель до падения Тикондероги.
  "Как поживает ваша жена, сэр, и ваш племянник-индеец?"- спрашивал Уэйн, сияя в лицо Джейми широченной улыбкой.
  Энтони был человеком коротеньким и коренастым, с полными, как у бурундука, щечками, но лицо у него также было также оснащено острым, любознательным носом, по бокам которого то и дело шныряли блестящие глаза - казалось, сейчас они сверкали огнем. Наконец Джейми был освобожден, чтобы увидеть, что они так и светятся дружеским интересом.
  "Все хорошо, сэр, благодарю вас. И..."
  "Скажите, ваша жена тоже здесь, под рукой?" Уэйн подобрался к нему поближе, и немного понизил голос. "Я тут пережил самые отвратительные
  времена, с этой моей подагрической ногой, а она сделала чудеса с абсцессом у меня в основании позвоночника, когда мы были в Tи..."
  
  "Полковник Фрейзер, позвольте мне познакомить вас с генерал-майором Чарльзом Ли, и генералом Натанаэлем Грином." Голос Джорджа Вашингтона, к большому облегчению Джейми, проложил четкую Вирджинскую границу между ним и основанием позвоночника Безумного Антония.
  Кроме самого Вашингтона, Чарльз Ли был экипирован и одет лучше всех, и носил полную форму - от горжета до полированных ботинок. Джейми не встречался с ним раньше, но мог бы выбрать его из толпы, как профессионального военного, сразу - и независимо от того, как тот был одет. Англичанин, и того сорта, от которого, казалось, всегда будет попахивать чем-то сомнительным - но руку ему тот протянул достаточно радушно, с коротким -"Ваш слуга, сэр."
  О Чарльзе Ли Джейми знал наверняка всего две вещи, и обе рассказал ему Молодой Ян: а именно - что человек этот имел жену из племени Могавков, и что ирокезы прозвали его "Ounewaterika." По словам Яна, это значило "Кипящая Вода".
  Оказавшись между Безумным Антонием и Кипящей Водой, Джейми начинал понимать, что должен был пришпорить коня изо всех сил, и скакать сломя голову, как только встретил на дороге Дэна Моргана - но для сожалений было уже слишком поздно.
  
  "Садитесь, господа, у нас нет времени, чтобы тратить его попусту."
  Вашингтон обратился к женщине в углу комнаты. "У вас есть что-нибудь выпить, миссис Хардман?"
  Джейми увидел, как дернулось у нее горло, и она сжала в руках ребенка так сильно, что тот завизжал, как поросенок, и начал плакать. Он почувствовал, как некоторые из мужчин, несомненно, отцы, вздрогнули при этих звуках.
  "Нет, Друг,"- сказала она, и он понял, что она из квакеров. "Ничего, кроме воды из колодца. Должна я принести вам ведро?"
  "Не беспокойся, Друг Хардман,"- мягко сказал ей Натанаэль Грин. "У меня есть две бутылки в седельной сумке, нам этого хватит."
  Он медленно двинулся к женщине, чтобы ее не спугнуть, и нежно взял ее за руку. "Можешь выйти наружу. Тебе не нужно ни о чем беспокоиться - занимайся делами."
  Мужчиной он был крупным, представительным, и ходил, заметно прихрамывая - но, казалось, от его простых речей она сразу же успокоилась, и пошла с ним - только оглянулась озабоченно, словно опасаясь, что все эти люди могут поджечь ей дом.
  
  Четверть часа спустя Джейми был вовсе не так уверен, что они не могут спалить ей хижину дотла - такова была грубая, жестокая сила их общего возбуждения. Последние шесть месяцев Вашингтон и его войска были закупорены в Вэлли-Фордже, в муштре, обучении и подготавке, и генералы уже пылали огнем, готовые к встрече с врагами.
  Долго разговаривали, предлагали планы, спорили, откладывали в сторону, и снова возвращались к отложенному.
  Джейми слушал впол-уха ; другая его половина была в Филадельфии. Он достаточно слышал от Фергюса, чтобы знать - город разделился; в нем регулярно происходили столкновениями между патриотами и лоялистами, и сдержать их могло лишь присутствие в городе британских солдат - но лоялисты были в меньшинстве.
  Теперь, лишившись защиты армии, лоялисты оказались брошены на милость восставших - и повстанцы, которых подавляли в течение многих месяцев, вряд ли будут к ним милостивы.
  А Клэр... Во рту у него пересохло.
  Его Клэр была теперь - как всем в Филадельфии было известно,- женой лорда Джона Грея, очень видного лоялиста. И Джейми сам, своими руками, только что удалил от нее защиту Джона Грея, оставив ее одинокой и беспомощной в готовом взорваться городе.
  Сколько еще у него оставалось времени, прежде, чем британцы покинут город? Никто за столом этого не знал.
  
  Улучив в разговоре небольшой перерыв, он попробовал прикинуть, как быстро он смог бы добраться до Филадельфии пешком - по сравнению с возможностью попросту выйти в уборную, и выкрасть обратно лошадь, которую он только что сам отдал Вашингтону, - но еще и потому, что никак не мог забыть того, что сказал Олд Дэн генералу Вашингтону, когда затащил Джейми сюда.
  Последнее, чего бы он хотел, было...
  А вы что скажете, полковник Фрейзер?"- сказал Вашингтон.
  Джейми закрыл глаза, и всей душой воззвал к Богу.
  "Окажете мне услугу, приняв на себя командование батальоном Генри Тейлора? Генерал Тейлор тяжело заболел, и умер два дня назад."
  "Для меня это большая честь, сэр,"- выдавил из себя Джейми, лихорадочно соображая. "Но у меня есть весьма срочное дело в Филадельфии. Буду счастлив служить вам, сэр, как только мое дело осуществится - и, разумеется, я мог бы вернуться с известиями о том, как обстоят дела с силами генерала Клинтона."
  В первой части этой речи Вашингтон глядел на него довольно свирепо - но последнее предложение заставило Грина и Моргана одобрительно хмыкнуть, а Уэйн быстро закивал головой, как маленький бурундук.
  "Успеете справиться со своим делом за три дня, полковник?"
  "Да, сэр!"
  
  Сейчас он был не больше, чем в десяти милях от города; мог бы успеть обернуться за два-три часа. И еще ему потребуется секунд тридцать, чтобы забрать Клэр из дома, как только он до нее доберется.
  "Очень хорошо. Итак, вы представлены к временному полевому званию генерала Армии. Это..."
  "Ifrinn!"
  "Прошу прощения, полковник?"- Вашингтон выглядел озадаченным. Дэн Морган, которому раньше уже приходилось слышать, как Джейми чертыхался по-гэльски, молча покачал головой.
  "Я... благодарю вас, сэр." Он глотнул, чувствуя, как накрывает его кружащая голову волна жара.
  "Правда, Конгресс должен будет одобрить ваше назначение,"- продолжал Вашингтон, немного нахмурившись, "и нет никаких гарантий, что эти вздорные лавочники,эти сукины дети вас утвердят."
  "Я понимаю, сэр,"- заверил его Джейми. Теперь он мог только надеяться.
  Дэн Морган передал ему бутылку, и он выпил, жадно глотая, и едва заметив, что же в ней было. Совершенно взмокший, он опустился на скамью, надеясь дальнейших замечаний избежать.
  Иисусе, и что теперь?
  Он собирался незаметно проскользнуть в город - и обратно, уже вместе с Клэр,- а затем двигаться на юг, чтобы вернуть себе типографию, и, быть может, основать крохотный бизнес где-нибудь в Чарльстоне или Саванне, пока война не закончится - а тогда уж они могли бы вернуться домой, в Ридж.
  Но ему было известно, что и тут он рискует; любой мужчина до шестидесяти лет мог быть принужден к службе в милиции, и уж если на то пошло, скорее всего, ему намного безопаснее стать армейским генералом, чем полевым командиром милиции.
  Возможно... К тому же, генерал всегда мог выйти в отставку; думать об этом было отрадно.
  
  Несмотря на все разговоры и весьма тревожные перспективы ближайшего будущего, Джейми поймал себя на том, что больше внимания уделяет лицу Вашингтона, чем тому, что тот говорил - поневоле принимая к сведению, как этот человек говорил и двигался, и его манерам - словом, так, чтобы потом рассказать обо всем Клэр.
  Он горячо пожелал себе рассказать об этом и Брианне; они с Роджером Маком иногда размышляли о том, как это может быть - встретить кого-то, вроде Вашингтона,- хотя, уже успев повидать в жизни многих известных людей, он сказал бы, что главным его опытом, похоже, стало разочарование.
  Однако, нужно признать, Вашингтон хорошо знал, что делает; он больше слушал, чем говорил, и когда высказывал что-то, это всегда было по существу. И делал он это с видом спокойной властности, хотя было ясно, что существующие перспективы очень его волновали.
  Лицо у него было рябое, с крупными неправильными чертами, и был он далеко не красавец - однако в нем чувствовалось много достоинства и присутствия духа.
  Неожиданно выражение лица у него стало очень оживленным - он даже зашел так далеко, что стал то и дело смеяться, показывая очень плохие, сильно окрашенные зубы.
  Джейми смотрел на него, как зачарованный; Брианна говорила ему, что они были фальшивыми, и сделаны были то ли из дерева, то ли из кости гиппопотама - и неожиданно его посетило воспоминание, сразу переместившее его во времени - о собственном деде: у Старого Лиса тоже был полный набор зубов из бука. Джейми швырнул их в огонь во время ссоры в замке Бофорт - и на мгновение он снова оказался там, в большом, пахнущем торфяным дымом и жарящейся олениной зале, и каждый волосок на теле снова стал колючим, словно предупреждая его об опасности, потому что со всех сторон они были окружены родичами-клансменами, которые в любую минуту могли его запросто убить.
  И так же неожиданно он вернулся - снова сидел, тесно зажатый между Ли и Олд Дэном, пахнущими потом и возбуждением, и, несмотря ни на что, чувствовал, как волнение, которым они были охвачены, начинает просачиваться и в его кровь.
  От этого возникло странное чувство: что он сидит всего в одном шаге от человека, которого совсем не знает - но о котором, возможно, знает больше, чем тот знает сам.
  Правда, с Чарльзом Стюартом он просидел много вечеров подряд, зная - и веря, - всему, что, по словам Клэр, должно было с тем случиться.
  Но ведь еще Христос сказал Фоме Неверующему - "Благословенны те, кто не видел, но поверил."
  Джейми подумал - а как вы могли бы назвать тех, кто все видел - и вынужден был жить дальше с полученными и часто непрошеными знаниями? И решил, что "благословение"- возможно, слово не совсем подходящее.
  
  ***
  БЫЛО ЭТО ПРИМЕРНО ЗА ЧАС ДО ТОГО, как Вашингтон и другие распрощались - час, в течение которого Джейми не уже раз думал, что может сейчас просто встать, опрокинуть стол, и выскочить в дверь, оставив Континентальную армию дальше разбираться уже без него.
  Он прекрасно знал, что обычно войска двигались очень медленно, сберегая силы для сражения. И было ясно, что сам Вашингтон считает - пройдет еще неделя, и даже больше, прежде чем Британцы на самом деле покинут Филадельфию.
  
  Но совершенно бесполезно было объяснять это его телу, у которого, как обычно, имелись свои меры важности и предпочтений. Он еще мог игнорировать, или просто подавлять в себе голод, жажду, усталость и травмы. Но не мог подавить в себе жгучей потребности снова увидеть Клэр.
  Похоже, это было именно то, что они с Брианной называли "отравлением тестостероном" - лениво думал он, - это был их собственный термин для обозначения очевидных вещей, которые происходили с мужчинами, и которых женщины понять не могли. Когда-нибудь нужно спросить у нее, что такое этот "тестостерон."
  Он слегка поерзал на узкой скамейке, заставляя разум вновь обратиться к тому, что сейчас говорил Вашингтон.
  Прошло еще немало времени - но в конце концов в дверь постучали, и чернокожий парень просунул голову внутрь, и покивал Вашингтону.
  "Готово, сар"- сказал он, с тем же тягучим Вирджинским акцентом, что и его хозяин.
  "Спасибо, Цезарь." Вашингтон кивнул в ответ, затем оперся руками о стол, и быстро поднялся.
  "Так мы договорились, господа? Вы едете со мной, генерал Ли. С остальными мы увидимся в свое время на ферме Сатфин, о которой вы, вероятно, еще услышите."
  Сердце у Джейми подскочило, и он сделал попытку привстать тоже, но Олд Дэн положил руку ему на рукав.
  "Посидите еще немного, Джейми,"- сказал он. "Вы должны узнать еще кое-что о вашей новой команде, не так ли?"
  "Я..."- начал он, однако возразить на это ничего не смог.
  
  Он долго сидел и ждал, пока Натанаэль Грин благодарил госпожу Хардман за гостеприимство, и просил ее принять небольшое вознаграждение от Армии за ее деликатный и благовоспитанный прием. Джейми готов был побиться об заклад, что монеты, которые тот вытащил из кошелька, были его собственные, а вовсе не армейские - но женщина взяла их, хотя была слишком слаба, чтобы выказать на своем измученном лице хотя бы толику удовольствия.
  Еще он заметил, как у нее с облегчением обвисли плечи, когда дверь за генералами закрылась - и понял, что их присутствие могло подвергнуть ее и ее ребенка значительной опасности, если бы "не те" люди увидели офицеров в форме Континентальной Армии, выходящими из ее дома.
  
  Она мельком взглянула на него и на Дэна, но они, казалось, беспокоили ее гораздо меньше, в своих грубых штатских одеждах. Дэн к тому времени уже
  снял мундир и, вывернув его наизнанку, положил на скамейку рядом с собой. "Чувствуете, как языки пламени нисходят сейчас вам на голову, Джейми?"- спросил Дэн, увидев его взгляд.
  "Что?"
   "И тогда, в тот же день, к вечеру, а был это первый день недели, когда двери были закрыты, и ученики собрались все вместе из страха перед Иудеями, и пришел Иисус, и стал посреди них, и сказал им: "Мир вам,"- процитировал Дэн, и широко ухмыльнулся при виде того, как изумился Джейми.
  "Моя Абигейл женщина читающая, и регулярно зачитывает мне выдержки из Библии, в надежде, что из этого выйдет что-нибудь путное, хотя еще не слишком продвинулась в этом направлении."
  Он взял холщовый мешок, который принес с собой, и извлек оттуда пачку сложенных бумаг, сильно потрепанных, и с загнутыми уголками, рожок для чернил и пару рваных перьев.
  "Ну, а теперь, когда Отец, Сын и Дух Святой удалились наконец по своим делам, позвольте мне написать вам имена ваших ротных командиров, названия всех отрядов милиции, и где они все находятся - потому что стоят они вовсе не в казармах, и даже не в одной деревне. Хозяюшка Хардман, мог бы я вас обеспокоить, мэм - принесите мне каплю воды для моих чернил?"
  Джейми напряг весь свой ум, чтобы справиться с этим делом побыстрее, и в течение еще четверти часа разбирал списки, написанные медлительной, неразборчивой рукой Дэна. Два часа до Филадельфии, может быть, и еще три...
  
  "У вас есть с собой какие-то деньги, чтобы было о чем говорить?"- спросил Дэн, останавливаясь у двери.
  "Ни пенни,"- признался Джейми, взглянув на то место на поясе, где обычно висел его кошелек.
  Он отдал его Дженни, еще по пути, потому что она с наслаждением делала на них небольшие покупки. А сегодня утром он так горел нетерпением, чтобы поскорее увидеть Клэр, что сбежал из типографии, не прихватив с собой ничего, кроме одежды на плечах, и пачки бумаг для Фергюса.
  
  Еще минуту он предавался сожалениям, размышляя, не сложилось бы все иначе, если бы он, отдавая документы Фергюсу, не был замечен, и не отправился в дом лорда Джона - и Уильяма заодно,- преследуемый по пятам солдатами-англичанами - но теперь сожалеть было уже не о чем.
  Дэн снова забрался в свой мешок, и выбрался оттуда уже с мешком поменьше, и вдобавок с тяжело позвякивающим кошельком - и бросил то и другое Джейми.
  "Тут немного еды для вашей прогулки, сэр, и аванс, из вашего генеральского жалования,"- сказал он, и фыркнул от удовольствия, оценив собственное остроумие.
  "За форму в эти дни вам придется платить наличными; ни один портной в Филадельфии не согласится шить Континенталу. И горе вам, если вас угораздит показаться пред очами достопочтенного Джорджа Вашингтона без надлежащего вида одежды. Он сторонник безупречной формы - говорит, что, как командир, вы не можете внушать к себе уважение, если не выглядите так, как вы того заслуживаете. Но, думаю, вы и сами все это знаете."
  И Дэн, который оба сражения в Саратоге не вылезал из своей охотничьей рубашки, бросив из-за жары мундир висеть на ветке какого-то деревца в лагере, широко улыбнулся Джейми. Шрам у него на верхней губе, там, где пуля насквозь прошила ему лицо, казался теперь совсем белым на обветренной загорелой коже.
  "За сим - прощайте, генерал Фрейзер!"
  Джейми фыркнул - но, тем не менее, улыбнулся, вставая, чтобы пожать руку Дэна.
  Затем он обернулся к разбросанным по столу бумагам, кошельку - и бездомному перу, которое покинул здесь Дэн, позабыв положить его к себе в сумку.
  Он был благодарен за еду; запах мяса и кукурузных лепешек выплыл из глубин холщового мешка, а на дне он нащупал еще и жесткие бока яблок. Утром он вышел из типографии, даже не позавтракав...
  Джейми выпрямился - и боль, словно белая молния, выстрелила из середины позвоночника вниз, по задней стороне ноги и до самой подошвы. Он задохнулся и рухнул на стул - всю нижнюю часть спины и правую ягодицу мгновенно свело судорогой.
  
  "Иисус, Мария и Святая Невеста - только не сейчас,"- процедил он сквозь зубы, и означало это нечто среднее между молитвой и проклятием.
  Он почувствовал, как что-то хрустнуло и словно надорвалось у него в спине, еще когда ударил Джона Грея, но в пылу момента это не показалось ему таким важным. Это не беспокоило его, когда он долго еще бродил - он вообще едва ли что-то замечал, со всем, что кипело у него тогда в голове, - но теперь, когда он некоторое время посидел и мышцы немного остыли...
  Он попытался встать, очень осторожно - и снова рухнул на стул.
  Его прошиб пот, и, упершись в стол стиснутыми кулаками, он высказал целый ряд важных вещей на гэльском, и были это вовсе не молитвы.
  
  "С тобой все хорошо, Друг?" Хозяйка дома с беспокойством к нему наклонилась, близоруко вглядываясь в его лицо.
  "Еще минутку,"- выдавил он, стараясь делать так, как велела ему Клэр, и принялся дышать, превозмогая спазм.
  "Как будто у тебя схватки,"- сказала она ему, явно забавляясь. В первый раз он еще думал, что это действительно могло кому-то показаться забавным - но только не сейчас.
  Боль немного ослабла.
  Он вытянул ногу, затем немного согнул ее снова, очень осторожно. Пока все шло нормально.
  Но когда он еще раз попытался подняться, вся нижняя часть спины была зажата, как в тисках, и боль, от которой у него перехватило дыхание, крепко ударила его по ягодицам.
  "У вас не найдется ничего, вроде виски? Ром?"
  Если бы он мог просто встать на ноги... Но женщина покачала головой:
  "Мне очень жаль, Друг. У меня нет даже капельки пива. Даже молока для детей больше нет,"- добавила она с некоторой горечью. "Армия забрала всех моих коз."
  Она не сказала при этом, какая армия - но он решил, что для нее это просто не имеет значения.
  Он издал какой-то слабый звук, подразумевающий извинения - на всякий случай, если это были Континенталы или милиция, - и утих, тяжело дыша.
  Такое случалось с ним и раньше, раза три - и всегда одно то же: внезапная вспышка боли, и полная неспособность двинуться с места. Однажды прошло дня четыре, прежде чем он смог ковылять снова; в последние два раза он поднялся на ноги всего за пару дней, и хотя приступы боли спорадически повторялись в течение нескольких недель - он все же был в состоянии ходить, хоть и медленно.
  "Тебе плохо? Я могла бы дать тебе сироп из ревеня,"- предложила она. На это он сумел только улыбнуться, и покачал головой:
  "Благодарю вас, мэм. Просто сильно прихватило спину. Как только полегчает, все будет в порядке."
  Беда в том, что до тех пор, пока не полегчает, он будет совершенно беспомощен - и поняв это, он неожиданно ощутил приступ паники.
  
  "Ох..." Женщина еще помедлила, колеблясь, но потом ребенок у нее заплакал, и она отвернулась, чтобы взять его на руки.
  Какая-то девчушка - лет пяти-шести от роду, подумал он, низкорослое маленькое существо, - выползла из-под кровати и с любопытством на него уставилась.
  "Собираешься остаться на ужин?"- спросила она высоким, чистым голоском. Она оценивающе нахмурилась: "Похоже, ты можешь съесть очень много."
  Он немедленно пересмотрел свою оценку ее возраста в пользу восьми-девяти лет - и улыбнулся.
  От боли он весь покрылся испариной, но сейчас это было ему даже облегчением.
  "Твоей еды я не съем, а nighean,"- тут же заверил он. "На самом деле, хороший каравай хлеба и кусок вяленого мяса есть вон в том в мешке; это тебе."
  Глаза у нее стали круглые, как пенни, и он поправился - "Вашей семье, я имею в виду."
  Она с нетерпением посмотрела на сумку, болезненно сглотнув, потому что рот ей заливало слюной; он услышал этот слабый глоток - и от жалости у него сжалось сердце.
  "Прю!"- прошептала она, обращаясь к столу. "Еда!"
  Еще одна девчушка выползла из-под стола, и встала рядом с сестрой.
  Обе они были тощенькие и плоские, как штакетины - хотя совсем друг на друга не похожи.
  "Слышала,"- сказала новоприбывшая сестре, и обратила мрачный взгляд на Джейми.
  "Не позволяй маме давать тебе сироп из ревеня,"- посоветовала она ему. "Дерьмо из тебя так и попрет, и если ты не поспеешь в уборную, тогда..."
  "Благоразумие!"
  
  Благоразумие - Пруденс, - услужливо закрыла рот, хотя и продолжала смотреть на Джейми с интересом.
  Ее сестра опустилась на колени и, пошарив под кроватью, вскоре возникла оттуда с семейной посудиной, объектом первейшей домашней необходимости из коричневого фаянса, который весьма серьезно представила ему для осмотра.
  "Мы повернемся спиной, сэр, если ты будешь нуждаться в..."
  "Терпение!"
  Густо покрасневшая г-жа Хардман отняла горшок у дочери и прогнала малышек к столу - взглянув предварительно на Джейми, чтобы быть совсем уверенной, что он имел в виду именно это: она взяла хлеб, и мясо, и яблоки из его сумки, старательно разделив еду на три части: две большие части для девочек, и поменьше для себя, отложив ее в сторонку - на потом.
  Горшок она оставила на полу рядом с кроватью - но, пока она осторожно облегчала его на набитый кукурузной шелухой матрас в углу, Джейми заметил на донышке нечто, написанное крупными белыми буквами. Он прищурился, чтобы в тусклом свете лучше разглядеть текст, и широко улыбнулся. Это был латинский девиз, окруженный ярко выписанными веселым пчелками, недвусмысленно подмигивавшими зрителям. "Iam apis potanda fineo ne".
  Он уже видел эту шутку, раньше - бордель в Эдинбурге, где он когда-то держал номер, был для забавы оснащен посудой такого сорта, с разнообразными латинскими изречениями, большинство из которых были весьма похотливы, а некоторые - с простенькими каламбурами, вроде этого.
  Здесь была латинская сентенция, какая-то глупость, вроде..."Пейте не пчелу в настоящее время"- но, если прочитать это фонетически правильно на английском, не обращая внимания на расстояние между буквами, читалось: "Я горшок для ссанья и тем хорош."
  Он в задумчивости посмотрел на миссис Хардман - но решил, что, скорее всего, это не ее работа. Должно быть, отсутствующего мистера Хардмана - или бывшего, подумал он, учитывая очевидную бедность семьи, - и он незаметно перекрестился при мысли об этом... весьма образованном человеке.
  
  Ребенок опять проснулся, и суетился в люльке, повизгивая, совсем как новорожденный лисенок.
  Г-жа Хардман зачерпнула ребенка из колыбельки, одной ногой подтянув видавший виды стул для кормящих поближе к огню.
  На мгновение она положила ребенка на кровать рядом с Джейми, открывая с одной стороны блузку, а другой автоматически пытаясь подхватить катившееся к краю стола яблоко, которое случайно толкнула локтем одна из девочек.
  Малышка зачмокала губами, голодная, как и ее сестры.
  "А это будет уже... Целомудрие, можно не сомневаться?"- сказал он. Миссис Хардман уставилась на него.
  "Как тебе удалось узнать имя ребенка?"
  Он взглянул на Пруденс и Пейшенс - Благоразумие и Терпение,- которые молча набивали рты хлебом и мясом - да так быстро, как только могли проглотить.
  "Ну, я еще в жизни не встречал девицы по имени Трезвость, или Стойкость," - сказал он мягко. "Глядите, пеленка совсем промокла; есть у вас для нее чистая тряпица?"
  У огня сохли две изношенные тряпки - одну она принесла ему, и обомлела, обнаружив, что Джейми уже развернул сырые пеленки - "nappie", как называла их Клэр, - и вытирал с младенческой попы какашки, зажав крошечные лодыжки в одной руке.
  "Вижу, у тебя есть дети." Подняв брови, миссис Хардман с кивком благодарности взяла у него грязный лоскут и бросила его в ведро с уксусом и водой, стоявшее в дальнем углу.
  "И внуки,"- сказал он, шевеля пальцем перед носом крохотного Целомудрия. Та заклокотала и скосила глаза к носу, с энтузиазмом суча ножками. "Я уж не говорю о шестерых племянниках и племянницах."
  
  И где теперь Джем, и малышка Мэнди, интересно? Сможет ли она теперь дышать легко, без труда... бедная маленькая Лесси? Он нежно пощекотал мягкую розовую ножку ребенка, вспоминая странно красивый, мучительно синий оттенок совершенных пальчиков Мэнди, долго-сочлененных и изящных, как у лягушки.
  "Они у нее совсем, как твои,"- сказала ему Клэр, легонько водившая ногтем вниз по подошве новорожденной Мэнди, и вдруг отделив длинный большой палец от других. Как она это тогда называла?
  Сейчас он и сам попробовал, осторожно - и захлебнулся от восторга, когда ему удалось это сделать с пухлыми пальчиками Целомудрия. "Бабински,"- сказал он миссис Хардман, с чувством глубокого удовлетворения, от того, что сразу вспомнил имя. "Так называется, когда большой палец может это делать... Рефлекс Бабинского."
  Миссис Хардман посмотрела на него удивленно - хотя удивилась еще больше, когда он умело расстегнул пеленку и ловко спеленал крошку Целомудрие одеялом заново.
  
  Она взяла у него ребенка, с неопределенным выражением опустилась в кресло... и натянула свой жалкий платок на детскую головку.
  Не имея возможности отвернуться, Джейми просто закрыл глаза, чтобы позволить ей хотя бы крохотную частицу частной жизни - уж какую мог.
  
  
  
  ПОМНИТЕ ПАОЛИ!
  
  СО СВЯЗАННЫМИ РУКАМИ УТИРАТЬ ПОТ с лица оказалось довольно трудно, и уж совсем невозможно было уберечь раненый глаз от язвившей его соли - тот распух и превратился в щелочку, но до конца закрыться не мог.
  Слезы бежали по щекам нескончаемым потоком, и уже капали у него с подбородка. Немного поморгав, в тщетной попытке очистить себе поле зрения, Джон Грей пропустил по дороге упавшую ветку и неловко приземлился. Те, кто шел за ним следом по узкой тропе, внезапно остановились, мягко столкнувшись между собой с возгласами недовольства и нетерпения, зазвенев и забряцав оружием и кантинами.
  Чьи-то грубые руки его подхватили и поставили на ноги снова - но высокий, костлявый человек, которому поручили быть его эскортом, только и сказал - "Смотрите под ноги, милорд,"- вполне сердечным тоном, и скорее легонько его подтолкнул, чем выпихнул на дорогу.
  
  Воодушевленный таким доказательством милосердия и предупредительности, он изящно поблагодарил мужчину, и спросил, как того зовут.
  "Меня?" Человек удивился. "Ах. Бампо. Нэтти Бампо." И спустя какое-то время добавил: "Хотя люди чаще называют меня "Ястребиный Глаз."
  "Не удивляюсь,"- сказал Грей как бы себе под нос.
  Он поклонился, насколько возможно было это сделать на ходу, и кивнул на длинную винтовку, которая болталась у того за спиной в короткой ременной петле.
  "Ваш покорный слуга, сэр. Из чего я делаю вывод, что вы прекрасный стрелок?"
  "Полагаю, вы хорошо выводите, и неплохо вычитаете, Ваша светлость." Бампо с трудом скрыл усмешку. "Так как? Хотите кого-то подстрелить? Или еще что?"
  "Я еще веду список,"- сказал ему Грей. "Дам вам знать, когда он будет завершен."
  Он скорее почувствовал, чем услышал, что другие смеются - их новое развлечение было почти осязаемым, но производило слишком много шума.
  "Позвольте мне угадать, кто в списке первый - большой шотландский парень, который вам в глаз засветил?"
  "Да, в списке он расположился довольно высоко."
  
  На самом деле, Грей никак не мог решить, кого бы он предпочел видеть в расстрельном списке первым: Джейми Фрейзера или собственного чертова братца? Возможно, Хэла - учитывая все обстоятельства.
  Достаточно иронично - уж если сам Хэл в конечном итоге добился, чтобы его расстреляли. Хотя его похитители, казалось, были совершенно убеждены, что повешение было бы методом наиболее предпочтительным.
  Это напомнило ему о несколько неудобном этапе беседы, коя предшествовала его похищению через леса, по оленьей тропе, обильно заросшей колючими кустами ежевики с низко висящими ветками, и усеянной клещами и кусачими мухами размером с подушечку его большого пальца.
  "Вы случайно не знаете, что такое - или, возможно, кто такой - Паоли, мистер Бампо?"- спросил он учтиво, поддев ногой еловую шишку и отбрасывая ее с тропинки подальше.
  "Что такое Паоли?" Голос мужчины был полон искреннего удивления. "Слушай, парень, ты что - только на свет родился?"
  "Сравнительно недавно,"- ответил Грей сдержанно.
  "Ого". Бампо что-то соображал, стараясь приноровить свой длинный шаг к куда более коротким шагам Грея.
  "Что ж, это было одно из самых позорных нападений, если быть точным. Ваш родственник - пресловутый генерал-майор Грей, и его войска, - прокрался ночью туда, где расположились парни генерала Уэйна. Грей не хотел рисковать случайной искрой от кремня, и таким образом себя выдать - и отдал приказ вынуть все кремни из своих ружей, и действовать только штыками. Напал на американцев, и штыками положил около сотни человек - в собственных постелях, в холодной крови!"
  
  "В самом деле?" Грей пытался примирить этот счет с любыми известными потерями в недавних сражениях, из тех, о которых он знал - и ему это никак не удавалось.
  "А Паоли?"
  "О... Это название таверны где-то поблизости. Таверна Паоли."
  "Ах так... И где это? Географически, я имею в виду. И когда, собственно, это сражение произошло?"
  В задумчивости Бампо выпятил цепкие губы, потом их снова поджал. "Возле Maлверна, в сентябре прошлого года. Резня в Паоли - так они это называют,"- добавил он с некоторым сомнением.
  "Резня?"- эхом отозвался Грей. Схватка состоялась перед самым его прибытием, но он слышал, что тогда о ней говорили - очень коротко, и без термина "резня" - если уж быть совсем точным.
  Но тогда сведения и понимание событий были бессвязны, и очень рознились, в зависимости от позиции, занимаемой человеком в этом вопросе. Уильям Хоу говорил о ней с одобрением - как об успешной операции, в которой минимальное количество британских войск разгромило целую американскую дивизию, потеряв всего семерых мужчин.
  Казалось, Бампо был склонен разделять мнение Грея о риторическом характере такого названия - хотя и с собственной, третьей точки зрения.
  "Что ж, вы ведь наверняка знаете, как о таком начинают говорить в народе,"- сказал он, пожимая плечами. "Это не совсем то, что я назвал бы настоящей резней, но вряд ли тем людям вообще приходилось видеть хотя бы одну - а мне приходилось."
  "Вам приходилось?" Взглянув на высокого бородатого разбойника, Грей подумал, что это слишком вероятно.
  
  "Меня вырастили как индейца,"- сказал Бампо с видимой гордостью. "Могикане - потому что мои собственные родители умерли, когда я был еще головастиком. Да, я видел резню... или две."
  "В самом деле?"- спросил Грей, врожденная вежливость которого обязывала его пригласить человека продолжать рассказ, если он того пожелает.
  Кроме того, так можно было скоротать время; казалось, они шли уже нескольких часов, и конца этому не было видно - хотя нельзя сказать, что конца он ожидал с нетерпением.
  
  Как бы то ни было, под воспоминания мистера Бампо время пролетело так быстро, что Грей был удивлен, когда капрал Вудбайн наконец приказал отряду остановиться на краю обширного лагеря. Хотя даже он был рад остановке - обувь на нем была городская, совсем не подходящая для местных условий: его чулки порвались, и он стер ноги до крови и волдырей.
  "Разведчик Бампо,"- сказал Вудбайн, обратившись к спутнику Грея с коротким поклоном. "Вы отведете людей к расположению Зика Боуэна. Я сам доставлю пленника к полковнику Смиту".
  Это заявление вызвало волну недовольства, из чего Грей понял, что отряд в полном составе хотел сопровождать Вудбайна, чтобы не пропустить казни Грея - которая, как они уверенно ожидали, должна была произойти в считанные минуты после его доставки к вышеуказанному полковнику Смиту.
  Но Вудбайн в этом вопросе был тверд - и с демократическим ропотом и проклятиями милиция, под руководством Нэтти Бампо, нехотя тронулась в путь.
  Вудбайн за ними наблюдал, пока они не скрылись из виду - потом выпрямился, стряхнул бездомную гусеницу с груди своего ветхого мундира, и поправил дискредитирующую его шляпу.
  "Ну что ж, подполковник Грей. Идем?"
  
   Воспоминания Нэтти Бампо о том, как следует надлежащим образом проводить резню, оставили Грея с чувством, что, быть может - по контрасту, - повешение было бы не худшим способом умереть. Но, в то время как он лично не был свидетелем каких-либо организованных "по-первому разряду" массовых убийств, повешенных он видел очень близко, и не раз - при этом воспоминании в горле у него пересохло.
  Течь из глаз полностью не прекратилась, однако слегка поутихла; кожа вокруг них была сырой и воспаленной, и от отека появилось досадное ощущение, что голова у него сильно деформирована. Тем не менее, он выпрямился и зашагал, задрав подбородок, к рваной брезентовой палатке, с капралом Вудбайном за спиной.
  
  ***
  ПОЛКОВНИК СМИТ ПОДНЯЛ ГОЛОВУ от круглого стола, пораженный внезапным вторжением - хотя Грей был поражен ничуть не меньше.
  В последний раз он видел Ватсона Смита в гостиной у собственной свояченицы, в Лондоне, два года назад - тот закусывал бутербродами с огурцом. В форме капитана из Любителей Буйволовой кожи.
  "Мистер Смит,"- сказал он - остроумие вернулось к нему первым. Он весьма учтиво поклонился. "Ваш покорный слуга, сэр."
  Он не пытался менять тона голоса, или выражения лица. Без приглашения уселся на свободный стул, и прямо - насколько позволил здоровый глаз, - посмотрел Смиту в лицо.
  Щеки у Смита вспыхнули, он слегка откинулся в кресле, собираясь с мыслями, прежде чем ответить, и с интересом разглядывал Грея.
  
  Он был невысок, но широкие плечи и осанка придавали ему вид значительный - и Грей знал, что солдатом он был отменным. К тому же достаточно компетентным, чтобы не отвечать Грею прямо - вместо этого он обратился к капралу.
  "Капрал. Как сюда попал этот джентльмен?"
  "Это подполковник лорд Джон Грей, сэр,"- сказал Вудбайн. Его так и распирало от гордости, что удалось захватить столь значительную персону - и он положил Королевский ордер Грея, и сопроводительную записку Грея на шаткий столик, с видом, с каким мажордом представляет правящему монарху жаркое из фазана с алмазным глазками.
  "Мы поймали его в лесу возле Филадельфии. Без формы. Э-э... как видите, сэр."
  Он выразительно откашлялся.
  "И он признался, что генерал-майор Чарльз Грей его кузен. Вы знаете - резня в Паоли."
  "В самом деле?" Смит взял бумаги, и остро взглянул на Грея. "И что он там делал?"
  "Там из него выбивал дерьмо полковник Фрейзер, сэр, один из офицеров Моргана. Так он сказал,"- добавил Вудбайн с меньшей уверенностью.
  
  Смит смотрел на него пустым взглядом.
  "Фрейзер - не знаю такого." Переключив свое внимание на Грея, он обратился к нему в первый раз: "Вы знаете полковника Фрейзера, полковник Грей?"
  Его колебания говорили о многом. Но другого он и не ожидал.
  Грей вытер нос рукавом, и сел попрямей. "Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, сэр. Вы их неправильно ставите. Вам уже известно мое имя, звание и полк. Все остальное - мое личное дело."
  Смит уставился на него, глаза его сузились.
  Глаза у Смита были довольно привлекательны, светло-серые, с черными бровями и ресницами, весьма драматические. Грей их заметил, когда полковник явился к чаю вместе с Минни.
  Вудбайн закашлялся. "Э-э-полковник Фрейзер сказал, что этот человек был его пленником, сэр. Но не хотел сказать, почему - а когда я стал настаивать, он э-э... удалился. Тогда мы обыскали лорда э-э... господина полковника, и обнаружили его документы."
  "Он удалился,"- старательно повторил Смит. "И вы позволили ему уйти, капрал?"
  
  К тому времени Вудбайн выглядел уже менее уверенно - это было заметно по его поведению,- однако он явно был не из тех, кого легко запугать, Грей это видел.
  Он набычился, и хмуро глянул Смиту в глаза. "Вряд ли его можно было остановить - разве что выстрелом. Сэр,"- добавил он категорически.
  Кожа вокруг ноздрей Смита побелела, и у Грея сложилось отчетливое впечатление, что англичанин впервые был вынужден найти свою новую команду не совсем такой, к каким он привык раньше.
  По части жилища уж точно.
  Континентальная форма Смита была опрятна и ухожена, и парик был в полном порядке - однако палатка его, хоть и просторная, похоже, использовалась сразу несколькими отрядами и сильно пообтрепалась в одних местах, а в других была уже не раз заштопана и залатана.
  Не так уж все плохо, подумал Грей, с наслаждением прикрыв глаза, когда слабый вечерний бриз пробился сквозь стены палатки, облегчив невыносимую духоту. У него уже заметно болела голова, и даже подобные мелочи следовало только приветствовать.
  "Очень хорошо, капрал,"- сказал Смит, который, по-видимому, все это время старался придумать - и ничуть в этом не преуспел, - о чем бы спросить еще. "Молодцы,"- добавил он, с нотой запоздалого поздравления.
  "Благодарю вас, сэр." Вудбайн еще медлил, очевидно, не желая упустить свою долю азарта.
  "Могу я спросить вас, сэр, что вы намерены делать с заключенным?"
  Грей чуть приоткрыл глаз, с интересом прислушиваясь к тому, каким будет ответ, и нашел, что Смит смотрит на него с каким-то хищноватым выражением. Перебежчик улыбнулся.
  "О, я что-нибудь придумаю, капрал Вудбайн,"- сказал он. "Вы свободны. Спокойной ночи."
  
  ***
  СМИТ ВСТАЛ И ПРИБЛИЗИЛСЯ к Грею, наклонясь, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Грей чувствовал запах его пота, острый и мускусный.
  "Вам нужен доктор?"- спросил он бесстрастно, но без враждебности.
  "Нет,"- сказал Грей. Голова и бока у него болели отчаянно, к тому же он чувствовал сильное головокружение, но сомневался, что какой-нибудь здешний эскулап может справиться с любым из этих состояний. И еще он обнаружил, что после длительного контакта с Клэр и ее профессиональными воззрениямии, теперь он питал куда меньше доверия к врачам, чем прежде - хотя и раньше такового не имел, начнем с этого.
  Смит кивнул и, выпрямившись, подошел к обшарпанному казначейскому сундуку и выудил из него две помятые оловянные кружки и каменную бутыль, в которой оказалась яблочная водка. Он налил две щедрые порции, и они еще долго сидели в тишине, молча ее потягивая.
  До Иванова дня рукой подать, а снаружи свет был еще так ярок... хотя Грей уже слышал в лагере перестук, и шарканье ног перед началом вечерней поверки. Громко заревел мул, и еще несколько ответили ему хриплым хором. Фургоны... тогда, возможно, артиллерия?
  Раздув ноздри, он глубоко вдохнул; артиллерийский расчет имел для него свой особенный запах, едкую смесь пота, пороха и горячего металла, куда более острый, чем запах пехотной роты с их мушкетами - аромат раскаленного железа навсегда въедался в одежду артиллериста, как и в его душу.
  
  Но то, что сюда доносилось отчетливо, не было вонью орудий - это был запах жареного мяса. Он томительно просочился сквозь стенки палатки, и его желудок громко заурчал; кроме пива, которое обычно бывало для него прелюдией к плотной пище, сегодня с утра он не съел еще ничего.
  Ему показалось, что от этого звука рот у Смита немного дернулся, но полковник учтиво его проигнорировал.
  Смит прикончил свой напиток, снова наполнил обе кружки, и откашлялся.
  "Не стану досаждать вам вопросами, поскольку отвечать на них вы не желаете,"- сказал он осторожно,- "но в интересах разговора сугубо гражданского, если вы захотите расспросить меня о чем-то приватно, я не сочту это преступлением."
  Грей криво улыбнулся.
  "Весьма любезно с вашей стороны, сэр. Этим вы хотите подтвердить свою нынешнюю расположенность лично ко мне? Уверяю вас, это лишнее."
  На скулах у Смита моментально вспыхнули маленькие красные пятна.
  "Это не входило в мои намерения, сэр,"- сухо сказал он.
  "В таком случае приношу свои извинения,"- сказал Грей, и сделал еще глоток.
  
  Крепкий сладкий сидр немного утолил в нем муки голода, равно как и боль в боку - хотя, без сомнения, с головокружением не справился.
  "Какого рода вопросы я могу вам задать, как вы думаете? Каково текущее состояние Континентальной армии? Думаю, я и сам достаточно легко могу сделать выводы, по состоянию джентльменов, которые меня захватили, и некоторым другим признакам."
  Он опустил глаза, и позволил себе не спеша обвести взглядом палатку, включая осколки керамической посуды, сваленные под кособокой походной койкой, и хвосты грязного белья, торчащие из чемодана в углу; очевидно, Смит или вовсе не имел ординарца, или ему достался совсем уж болван.
  На мгновение Грей почувствовал острый приступ ностальгии по Тому Берду, лучшему камердинеру из всех, кто у него когда-либо был...
  
  Румянец у Смита поблек; он издал легкий, иронический смешок. "Я полагаю, могли бы. Не такой уж это большой секрет. Нет, я скорее думал, что вы могли бы полюбопытствовать, что я намерен с вами делать."
  "Ах, это." Грей поставил кружку и осторожно потер рукой по лбу, стараясь не прикасаться к распухшей области вокруг глаза.
  "Честно говоря, я об этом совсем забыл, так я был удивлен увидеть вас здесь. И от удовольствия пользоваться вашим любезным гостеприимством,"- добавил он, поднимая кубок уже безо всякой иронии. "Кажется, капрал Вудбайн и его люди убеждены, что я должен быть незамедлительно повешен, как по обвинению в шпионаже, так и на более серьезном основании - как имеющий родственное отношение к генерал-майору Чарльзу Грею, который, насколько я понял, подозревается в том, что совершил некое злодеяние в местечке под названием Паоли."
  Брови у Смита поползли вверх:
  "И вы станете отрицать, что вы шпион?"
  "Не будьте смешным, Смит. Я подполковник. С чего бы, скажите на милость, я стал шпионить в безлюдном лесу? Ну, хорошо - безлюдном до тех пор, пока там не появился Вудбайн и его веселые ребята,"- добавил он.
  Его кружка была пуста; он уставился на нее, искренне удивляясь, как такое могло случиться. С легким вздохом Смит наполнил ее снова.
  "Кроме того, у меня не было при себе ни секретных донесений, ни тайных писем - ничего, имеющего отношение к шпионажу."
  "Не сомневаюсь, что вы фиксировали в памяти всю информацию, которую собрали,"- сказал Смит с циничным удовольствием. "Насколько я помню, у вас невероятная память."
  Он слегка фыркнул, что можно было, скорее, принять за хихиканье. "So sayeth Sally, nimble-fingered, as her grip upon his prick did linger... как говаривала Салли-Ловкие пальчики, когда, вцепившись в его петушка, поняла, что тратит время попусту..."
  
  Действительно, память у Грея была совсем неплохая. Достаточно хороша, чтобы помнить обед, на котором гостями была компания офицеров из разных полков. Когда господа углубились в свой портвейн, Грей - по приглашению, и под гром аплодисментов,- зачитал практически по памяти одну из очень длинных, и очень скабрезных од из позорно известных Избранных стихов Гарри Куорри, посвященных Эросу, копии которых еще с нетерпением искали и тайно передавали из рук в руки в некоторых общественных кругах, хотя книга была опубликована почти двадцать лет назад.
  "Ну за чем тут можно шпионить, ради всего святого?"- воскликнул он, заметив логическую ловушку слишком поздно. Уголок рта у Смита вздернулся.
  "Вы рассчитывате, что это я вам сам скажу?" Потому что ответом было, конечно, то, что скорее всего все силы Вашингтона были уже на марше, и в самой непосредственной близости отсюда, готовясь войти в Филадельфию, и вполне вероятно, атаковать отступающие войска Клинтона.
  
  Грей пренебрег вопросом Смита, как риторическим, и сделал еще один заход - на этот раз довольно опасный.
  "Вудбайн дал вам правильную оценку обстоятельств, в которых он меня застал,"- сказал он. "Очевидно, что я отнюдь не был застигнут полковником Фрейзером на месте вопиющего преступления, если он сделал то же, что капрал Вудбайн, и просто меня арестовал."
  "Вы утверждаете, что полковник Фрейзер встретился с вами по договоренности, дабы передать информацию?"
  Господи Иисусе... Он знал, что выбрал опасную тактику, но никак не предвидел такого оборота - что Джейми Фрейзера можно заподозрить в том, что тот является его сообщником. Естественно, Смит будет особенно чувствителен к подобной возможности, учитывая внезапное изменение его собственных политических привязанностей.
  "Разумеется, нет,"- сказал Грей, позволив себе допустить в тоне определенную нервозность. "Неожиданная стычка, свидетелем которой стал капрал Вудбайн, была чисто личного характера."
  Смит, который явно кое-что знал о ведении допроса, приподнял бровь. Грей тоже знал толк в этом предмете, и снова сел, беззаботно потягивая яблочную водку, как будто был совершенно уверен, что его заявление разрешило все сомнения.
  
  "Знаете ли, скорее всего, они вас повесят,"- сказал Смит после соответствующей паузы. Говорил он довольно небрежно, не отрывая глаз от янтарной струи, пока снова наполнял обе кружки. "После того, что сделал Хоу с капитаном Хейлом? Более того, после Паоли. Чарльз Грей ваш двоюродный брат, не так ли?"
  "Троюродный, или четвероюродный, да."
  Грей знал этого человека, хотя они и вращались в разных кругах, как в светских, так и в военных. Чарльз Грей был человеком с поросячьим лицом профессионального киллера, а не солдата - и в то время он сомневается, что резня в Паоли полностью соответствовала описаниям,- ну какие идиоты могли бы лечь на землю, безропотно ожидая, когда их зарежут штыками в собственных постелях?
  Потому что ни на мгновение не допускал мысли, что колонна пехоты способна подкрасться в темноте на расстояние вытянутой руки, в нехоженой стране и на пересеченной местности, без того, чтобы не обнаружить чем-нибудь своего присутствия - о беспощадных штыковых атаках Чарльза при Каллодене он знал не понаслышке.
  
  "Ерунда," - сказал Грей со всей уверенностью, какую мог призвать себе на помощь. "Что бы ни думали об Американском верховном командовании, я сомневаюсь, что оно сплошь состоит из дураков. Моя казнь не принесет никаких выгод, тогда как мой обмен может иметь значение. Мой брат пока что пользуется некоторым влиянием."
  Смит улыбнулся не без сочувствия:
  "Прекрасный аргумент, лорд Джон - и уверен, что ему удастся найти благосклонность генерала Вашингтона. К сожалению, Конгресс и Король до сих пор валяют дурака... остаются в натянутых отношениях по вопросам обмена; в настоящее время не существует механизма, позволяющего обмениваться пленными."
  Его словно под-дых ударили. Он слишком хорошо знал, что никаких официальных каналов обмена не существует; он и сам пытался обменять Уильяма в течение нескольких месяцев.
  Смит перевернул бутылку вверх дном, вытряхивая последние янтарные капли в кружку Грея.
  "Вы читаете Библию, полковник?" Грей смотрел на него пустыми глазами.
  "Не имею привычки. Хотя я ее прочитал. Кое-что. Некоторые отрывки. А что?"
  "Просто подумал, насколько вам знакомо понятие "козел отпущения."
  
  Смит слегка откинулся на стуле, глядя на Грея своими прекрасными, глубоко посаженными глазами, которые, казалось, излучали неподдельную симпатию - хотя, возможно, это было просто следствием яблочной водки.
  "Потому что боюсь, что теперь в этом заключается ваша главная ценность, полковник. Не секрет, что Континентальная армия находится в самом жалком состоянии, ей не хватает денег, разочарований и дезертирства хоть отбавляй. Ничто не может так ободрить и сплотить войска - или послужить более мощным сигналом генералу Клинтону,- чем открытое судебное разбирательство, и очень публичная казнь высокопоставленного британского офицера, осужденного шпиона и близкого родственника печально известного "Грея - Без кремней."
  Он деликатно срыгнул и поморгал, по-прежнему не сводя с Грея глаз.
  "Вы спросили, что я намерен с вами делать."
  "Я этого не спрашивал."
  Смит замечание проигнорировал, уставив на него длинный узловатый палец:
  "Я отошлю вас к генералу Уэйну, у которого на сердце высечено "Паоли," уж поверьте."
  "Как это для него, наверное, болезненно,"- вежливо сказал Грей - и осушил кружку.
  
  
  
  EINE KLEINE NACHTMUSIK
  Маленькая ночная серенада
  
  БЕСКОНЕЧНЫЙ ДЕНЬ неохотно заканчивался, жара наконец начинала постепенно уходить из леса, вместе с убывающим светом.
  Нет, он вовсе не предполагал, что будет доставлен непосредственно к генералу Уэйну, разве что сия достойная особа окажется на расстоянии вытянутой руки, каким-нибудь чудом. Даже не думал.
  Сейчас он уже мог сказать - руководствуясь некоторыми звуками и ощущениями,- что они находятся где-то в лагере, очень небольшом, на привале, и полковник Смит явно старший из присутствующих здесь офицеров.
  Смит просил его - так сказать Рro forma, условно, дать ему слово чести, - и был серьезно озадачен, когда Грей сделать это вежливо отказался.
  "Если бы я в самом деле был британским офицером, должным образом уполномоченным,"- заметил Грей,- "то, очевидно, моим долгом было бы отсюда поскорее сбежать."
  Смит пристально смотрел на него, неяркий свет скрывал его лицо в полумраке, и Грей не был вполне уверен в том, что тот не пытается спрятать улыбку. Но, возможно, это ему только показалось.
  "Вы не сбежите," - сказал Смит твердо, и вышел.
  
  Грей услышал короткое бурное обсуждение, наскоро проведенное приглушенными голосами тут же, за пологом палатки - и лишь для того, чтобы решить, что делать с ним дальше. В лагере милиции, на марше, не было никаких условий для содержания заключенных.
  Про себя же Грей развлекался сочинением забавных шарад, в которых Смиту уготована была участь делиться своей узенькой детской кроваткой с ним, Греем - в интересах сохранения безопасности пленника.
  В конце концов, явился капрал, неся с собой набор ржавых кандалов, выглядевших так, будто в последний раз их использовали во времена Испанской инквизиции, и отвел Грея на другой конец лагеря, где солдат, бывший, по-видимому, кузнецом в своей прежней, частной жизни, сковал их вместе крепким молотком, использовав плоский камень как наковальню.
  Он испытал странное чувство, стоя на коленях, на земле, в сумерках, с группой заинтересованных милиционеров, собравшихся в круг поодаль, чтобы наблюдать за экзекуцией.
  
  Его заставили наклониться вперед, почти припав к земле, и сложить руки перед собой, как будто они собирались его обезглавить - и удары молота по металлу эхом отозвались в костях запястий и в предплечьях.
  Он не сводил глаз с молотка, и не только из опасения, что в сумерках кузнец промахнется мимо своей цели, и разобьет ему руки.
   От выпитого накануне, и от нарастающего страха, в котором он не хотел признаться даже самому себе, он особенно остро чувствовал смешанные любопытство и враждебность окружающих; он ощущал их, как надвигающуюся грозу, когда электрические разряды ползут по коже, и удары молний грозят вам полной аннигиляцией, уничтожением, - ощущал так близко, что мог слышать ее резкий запах, смешанный с вонью от пороха и тяжелым, едким запахом мужского пота.
  Озон. Его ум ухватился за это слово - небольшой побег в рациональность. Именно так Клэр называет запах молнии.
  Тогда он сказал ей, что думает, слово это произошло от греческого Озон - среднего рода, настоящего времени. От глагола "ozein, что значит "пахнуть." Решив двинуться этим путем, он перешел к методичному, полному спряжению; к тому времени, как он закончит, все будет сделано.
  Ozein, запах. Я чувствую запах...
  
  Он чувствовал запах собственного пота, острый и сладкий.
  В старину считалось, что лучшая смерть - это отсечение головы. Повешение было позорно, это была смерть простолюдина, смерть преступника. Так, подожди. Помедленнее... Ты же знаешь, это просто исторические факты.
  Окончательный раскатистый удар - и инстинктивный звук удовлетворения, одновременно изданный стаей наблюдавших за ними мужчин.
  Он стал пленником. Теперь бесповоротно.
  
  Поскольку никакого укрытия, кроме покрытых ветками вигвамов и навесов из парусины, наскоро сооруженных милиционерами около костров, здесь не было, его доставили обратно, в большую обшарпанную палатку Смита, выдали ужин - он вынужден был его проглотить, даже не заметив, что ел,- а потом привязали к шесту палатки тонкой прочной веревкой, пропущенной через звенья его цепи, длины которой хватало лишь на то, чтобы позволить ему лечь, или воспользоваться посудиной.
  По настоянию Смита он взял складную походную койку и лег, застонав от облегчения.
  Тело ломило с каждым ударом сердца, как и всю левую сторону лица, каковая в настоящее время (... ...) верхних зубов, весьма неприятно. Боль в боку притупилась, а в сравнении с этой новой, мучительной болью стала попросту незаметна.
  К счастью, он так устал, что сон поглотил все эти неудобства, и он провалился в него с чувством глубокой благодарности.
  
  Он проснулся некоторое время спустя, в полной темноте, скользкий от пота, и с сердцем, колотившимся от какого-то отчаянного, безысходного сновидения.
  Поднял руку, чтобы убрать с лица мокрые волосы, и почувствовал тяжкий вес натирающих запястья оков, о которых совсем позабыл.
  Те загремели, и темная фигура часового, вырисовывающаяся в огне при входе в шатер, резко обернулась к нему, но потом, когда он, позвякивая цепями, повернулся на койке, расслабилась снова.
  Вот мудак,- подумал он, все еще находясь где-то на грани между сном и явью. Так ему не удастся даже помастурбировать, даже если бы захотелось.
  Эта мысль заставила его рассмеяться, хотя, к счастью, вышло похоже всего лишь на шумный вздох .
  
  Рядом с ним заворочалось другое тело, шурша и укладываясь поудобней .
  Смит - подумал он, - это он спит здесь на своем холщовом матрасе, набитом травой; Грей чувствовал запах сухого лугового сена, слегка затхлый во влажном воздухе.
  Такие кроватные мешки были стандартным оснащением в британской армии; Смит, должно быть, всегда таскал его с собой, вместе с палаткой и другим снаряжением; менялась только его форма.
  Интересно, почему он сменил мундир?- думал Грей сквозь сон, глядя на сгорбившуюся фигуру Смита, еле заметную на фоне выцветшего холста. Ради продвижения по службе?
  Изнуренным голодом профессиональным солдатам Континенталы предлагали звание, как приманку и стимул; капитан любой европейской армии мог здесь стать кем угодно, от майора до генерала, в мгновение ока, тогда как единственным средством достижения более высокого ранга в Англии было найти достаточно денег, чтобы его купить.
  Но что такое чин без оплаты?
  Грей давно уже не был шпионом, но он был одним из них, когда-то - и до сих пор знал людей, которые возделывали эти темные поля. Из того, что он слышал, у Американского Конгресса не было денег вовсе, и он всецело зависел от займов и ссуд - совершенно непредсказуемых по размеру, и крвйне неустойчивых в поступлениях. Иногда это были французские или испанские источники, хотя французы этого, разумеется, не признавали. Иногда кто-то из еврейских ростовщиков, как утверждал один из его корреспондентов... Саломон, Соломон - какое-то похожее имя, вроде того.
  Эти случайные размышления прервал звук, который заставил его напрячься. Женский смех.
  В лагере были женщины, жены, которые отправились на войну вместе со своими мужьями. Нескольких он уже видел, когда его провели по лагерю, а одна даже принесла ему ужин, подозрительно поглядывая на него из-под капора.
  Но сейчас он думал, что ему знаком этот смех - глубокий, переливчатый и абсолютно раскованный.
  
  "Иисус,"- прошептал он себе под нос. "Дотти?"
  Это было вполне возможно. Он сглотнул, и попытался очистить левое ухо, чтобы лучше ее расслышать сквозь множество мелких звуков, доносившихся снаружи. Дензелл Хантер служил у Континенталов хирургом, и Дотти - к вящему ужасу ее брата, кузена и дядюшки, - присоединилась к лагерю их последователей в Вэлли-Фордже, дабы помогать жениху, хотя при этом регулярно ездила в Филадельфию, навестить своего брата, Генри.
  Если теперь войска Вашингтона наступали - а так оно и было, совершенно очевидно,- вполне возможно, что хирурга среди них можно было бы встретить где угодно.
  Высокий, звонкий голосок снова о чем-то спросил. Голос был английский - и необычный, не часто встречающийся. Он напрягся, чтобы услышать больше, но не смог разобрать ни слова. Ему хотелось, чтобы она снова засмеялась.
  Только бы это оказалась Дотти - он глубоко вдохнул, пытаясь хоть что-нибудь придумать.
  Окликнуть ее он не мог; он кожей чувствовал некую алчную враждебность, направленную лично на него, и исходившую буквально от каждого человека в лагере - но и позволить его с нею отношениям стать известными было бы опасно и для нее, и для Дензелла - и уж, конечно, никак не могло помочь самому Грею.
  И все же он должен был рискнуть - утром его собирались отсюда перевозить.
  
  Из чистой неспособности придумать ничего лучшего, он сел на кровати и принялся напевать "Die Sommernacht."
  Сначала совсем тихо, но постепенно голос его начал набирать объем и силу. Когда же он вывел "In den Kulungen wehn," в самой верхней части регистра своего довольно звучного тенора, Смит вскочил на своем матрасе, словно Джек-из-коробка, и воскликнул -"Что?"- тоном абсолютного изумления.
  
  "So umschatten mich Gedanken an das Grab
  
  Meiner Geliebten, und ich seh" im Walde
  
  Nur es d?mmern, und es weht mir
  
  Von der Blüte nicht her."
  
  Грей продолжал, на этот раз несколько тише. Он вовсе не хотел, чтобы Дотти - если только это была Дотти, - прибежала сюда посмотреть; ему достаточно было бы и того, что она узнает - он здесь. Он научил ее этой арии, когда ей было четырнадцать; она и сама часто пела ее музыкальных вечерах.
  
  "Ich geno? einst, o ihr Toten, es mit euch!
  
  Wie umwehten uns der Duft und die Kühlung,
  
  Wie versch?nt warst von dem Monde,
  
  Du, o sch?ne Natur!"
  
  - тут он остановился, слегка откашлялся, и заговорил в разверзшееся перед ним мертвое молчание, немного запинаясь и глотая слова, как будто был все еще пьян.
  (На самом деле, он обнаружил, что так оно и было.)
  "М-могу я по-попросить немного воды, полковник?"
  "Вы и дальше будете петь, если я вам ее дам?"- спросил Смит подозрительно.
  "Нет, думаю, теперь я закончил," - заверил его Грей. "Никак не мог з-заснуть, знаете ли - слишком м-много выпил,- но я считаю, песня за-замечательно очищает разум."
  "О, неужели?"
  Смит на мгновение тяжело задышал, но все же поднялся на ноги и взял с подноса кувшин.
  Грей явственно чувствовал, как тот с неимоверным трудом подавляет в себе желание немедленно выплеснуть на пленника все его содержимое - но Смит был человеком сильного характера, и лишь придержал кувшин, чтобы он смог из него напиться, а затем снова поставил его на стол, и отправился обратно в койку, ограничившись лишь коротким раздраженным фырканьем.
  
  Песня вызвала в лагере некоторые комментарии, и несколько музыкальных душ тут же взяли ее в качестве источника вдохновения, и принялись петь все подряд, от "Greensleeves" - в самом проникновенном и нежном исполнении, - и до "Честера".
  Грей наслаждался их пением довольно долго, хотя только с помощью длительных упражнений по укреплению в себе воли и стального характера, ему удалось воздержаться от потрясания оковами в конце:
  "Пусть тираны раскачивают железные прутья. И рабство пусть лязгает истертыми цепями... "
  Они по-прежнему пели, когда он снова уснул, и наконец забылся в тревожных обрывочных сновидениях, дрейфующих в парах яблочной водки сквозь полые пространства у него в голове...
  
Оценка: 7.69*14  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"