Теннисон А.. In Memoriam A.H.H. / "Памяти А.Г.Х."

Теннисон А. : другие произведения.

In Memoriam A.H.H. / "Памяти А.Г.Х."

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Оставить комментарий © Copyright Теннисон А. (перевод: Соловкова Эмма) (solov@bk.ru) Размещен: 18/01/2018, изменен: 19/06/2023. 36k. Статистика. Поэма: Переводы Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Продолжение поэмы: стихи I - XIII. Илл.: Артур Генри Халлам - талантливый поэт, критик и правовед. Упомянутые в стихе I Оры - богини времён года и плодородия. Тис, к которому обращается автор в стихе III, - хвойное вечнозелёное дерево/кустарник; в Великобритании растёт на кладбищах у могил. "Голубка" в стихе VI - Эмили, сестра Альфреда Теннисона, помолвленная с Артуром Генри Халламом. К стиху IX: 'Phosphor' ("Фосфор") - древнегреческое название планеты Венера, когда она видна в небе перед восходом Солнца (так наз. "утренняя звезда"); здесь в переводе - "Венера".

Я верил преданно певцам,

На арфе рекшим непреложно

О том, что, прах поправ свой, можно

Подняться прямо к небесам.

Но кто́ бы обнаружить мог

Приобретение в разлуке,

Сквозь время простирая руки:

Что будет от стенаний прок?

Пусть Горе для Любви моей -

Покров, иль сгинуть им в трясине,

Пусть отблеск мрака - чёрно-синий;

Со Смертью танцевать - мудрей,

Чем вызывать насмешки Ор:

"Любил и потерял он друга,

А от печального недуга

Потух внутри него костёр".

I held it truth, with him who sings

To one clear harp in divers tones,

That men may rise on stepping-stones

Of their dead selves to higher things.

But who shall so forecast the years

And find in loss a gain to match?

Or reach a hand thro' time to catch

The far-off interest of tears?

Let Love clasp Grief lest both be drown'd,

Let darkness keep her raven gloss:

Ah, sweeter to be drunk with loss,

To dance with death, to beat the ground,

Than that the victor Hours should scorn

The long result of love, and boast,

'Behold the man that loved and lost,

But all he was is overworn.'

Навис ты, старый Тис большой,

Над камнем с надписью могильной,

Под ним обвил ты кости сильно

Корнями, а главу - корой.

Вновь будет цвесть прекрасный сад,

А стая - к первенцу готова;

В твоей тени, однако, снова

Часы о смерти возвестят.

Не для тебя тепло, расцвет,

С которыми и шторм приветней:

Ведь в сумрак твой тысячелетний

Не проникает яркий свет.

Взирая на тебя, о Тис,

На эту твердь, я, онемелый,

Как будто выхожу из тела,

Чтоб ныне здесь с тобой срастись.

Old Yew, which graspest at the stones

That name the under-lying dead,

Thy fibres net the dreamless head,

Thy roots are wrapt about the bones.

The seasons bring the flower again,

And bring the firstling to the flock;

And in the dusk of thee, the clock

Beats out the little lives of men.

O, not for thee the glow, the bloom,

Who changest not in any gale,

Nor branding summer suns avail

To touch thy thousand years of gloom:

And gazing on thee, sullen tree,

Sick for thy stubborn hardihood,

I seem to fail from out my blood

And grow incorporate into thee.

III

О лютая подруга Грусть,

О Жрица в склепе Смерти гадкой!

Твоё дыханье горько-сладко;

А что́ слетает с лживых уст?

"Лишились - шепчешь - звёзды глаз,

А небо - в паутине словно,

Его заполнил стон верховный,

Светила меркнущего глас.

Природа наша вся - фантом -

С её мелодией глухою -

Лишь эхо от меня пустое,

Пустая форма, окаём".

А Грусть мне слепо принимать

И даже почитать за благо

Иль "родовой порок" с отвагой

О здравомыслие сломать?

III

O Sorrow, cruel fellowship,

O Priestess in the vaults of Death,

O sweet and bitter in a breath,

What whispers from thy lying lip?

'The stars,' she whispers, "blindly run;

A web is wov'n across the sky;

From out waste places comes a cry,

And murmurs from the dying sun:

'And all the phantom, Nature, stands?

With all the music in her tone,

A hollow echo of my own,?

A hollow form with empty hands.'

And shall I take a thing so blind,

Embrace her as my natural good;

Or crush her, like a vice of blood,

Upon the threshold of the mind?

Но вот я отхожу ко Сну,

И воля теменью объята;

Подобен без руля фрегату,

Я с сердцем разговор начну:

"О сердце, как живёшь сейчас?

Мечты себя не оправдали;

Теперь задашь вопрос едва ли:

"Что́ замедляет ритм у нас?".

Когда-то был в тебе полёт:

Лишился ты его с годами;

Разбейся, чаша со слезами,

Что горе обратило в лёд!".

А тучи мрачные теперь

Всю ночь пред взором, полным боли,

Но утром слышен окрик воли:

"Не будь безумным от потерь!".

To Sleep I give my powers away;

My will is bondsman to the dark;

I sit within a helmless bark,

And with my heart I muse and say:

O heart, how fares it with thee now,

That thou should'st fail from thy desire,

Who scarcely darest to inquire,

"What is it makes me beat so low?"

Something it is which thou hast lost,

Some pleasure from thine early years.

Break, thou deep vase of chilling tears,

That grief hath shaken into frost!

Such clouds of nameless trouble cross

All night below the darken'd eyes;

With morning wakes the will, and cries,

"Thou shalt not be the fool of loss."

А не грешно ли - выражать

Словами, как мне больно, сложно?

Наполовину лишь возможно

Словами Душу обнажать.

Но чтоб умерить этот ад,

Язык полезен, несомненно:

Простые грустные катрены,

Как опий, боль мне приглушат.

Как в траурный наряд, в слова

Оденусь, иль как в плащ от хлада,

Но горя этого громада

В моих словах полумертва.

I sometimes hold it half a sin

To put in words the grief I feel;

For words, like Nature, half reveal

And half conceal the Soul within.

But, for the unquiet heart and brain,

A use in measured language lies;

The sad mechanic exercise,

Like dull narcotics, numbing pain.

In words, like weeds, I'll wrap me o'er,

Like coarsest clothes against the cold:

But that large grief which these enfold

Is given in outline and no more.

"Ещё друзья есть у меня,

А общая судьба - лишаться";

Но это - чтобы утешаться:

Общее место, болтовня.

Лишенье общее дано,

А ранам сердца не закрыться;

Не меркла никогда денница -

Разбито сердце всё равно.

Отец, где б ты ни пропадал,

Сейчас твой сыну тост заздравный,

Но выстрел оборвал злонравно

Ту жизнь, которую ты дал.

Мать, юнгу своего спасти

Стремишься: Бога молишь рьяно,

Но сыну со смертельной раной

В воде могилу обрести.

В неведении был и я,

Что другу в час его конечный

Писал послание сердечно:

Там и любовь, и мысль моя.

Я ждал: вернётся он домой,

И с ним воображал свиданье,

Тая в душе одно мечтанье:

"Ещё немного - друг со мной".

Дитя, святое существо,

Золотовласая голубка,

Чьё счастье оказалось хрупко,

Готовилась встречать его.

В камине вспыхнул огонёк;

Мечтой о встрече обольщаясь,

Пред зеркалами украшаясь,

Та вдела в волосы цветок,

Блистать желая красотой;

Взгляд отвела свой, став пунцовой,

Но в зеркала взглянула снова:

Поправить локон золотой.

Тогда-то рок настиг стремглав

Желанного ей Господина:

Тот был объят речной пучиной

Иль принял смерть, с коня упав.

Каков её финал тогда?

Чего ждать мне? По воле рока

Ей оставаться одинокой

И мне - без друга все года.

One writes, that 'Other friends remain,'

That 'Loss is common to the race' -

And common is the commonplace,

And vacant chaff well meant for grain.

That loss is common would not make

My own less bitter, rather more:

Too common! Never morning wore

To evening, but some heart did break.

O father, wheresoe'er thou be,

Who pledgest now thy gallant son;

A shot, ere half thy draught be done,

Hath still'd the life that beat from thee.

O mother, praying God will save

Thy sailor, - while thy head is bow'd,

His heavy-shotted hammock-shroud

Drops in his vast and wandering grave.

Ye know no more than I who wrought

At that last hour to please him well;

Who mused on all I had to tell,

And something written, something thought;

Expecting still his advent home;

And ever met him on his way

With wishes, thinking, 'here to-day,'

Or 'here to-morrow will he come.'

O somewhere, meek, unconscious dove,

That sittest ranging golden hair;

And glad to find thyself so fair,

Poor child, that waitest for thy love!

For now her father's chimney glows

In expectation of a guest;

And thinking 'this will please him best,'

She takes a riband or a rose;

For he will see them on to-night;

And with the thought her colour burns;

And, having left the glass, she turns

Once more to set a ringlet right;

And, even when she turn'd, the curse

Had fallen, and her future Lord

Was drown'd in passing thro' the ford,

Or kill'd in falling from his horse.

O what to her shall be the end?

And what to me remains of good?

To her, perpetual maidenhood,

And unto me no second friend.

VП

Вот снова мрачный дом его

На длинной улице в тумане

И дверь, моё где сердце ране

Так сильно билось оттого,

Что руку он пожмёт мою.

То нынче неосуществимо,

Но я, бессонницей томимый,

С рассвета у двери стою.

Его здесь нет, но жизни звук

Вновь раздаётся в отдаленье,

И зыбкий день сквозь злые тени,

Сквозь мелкий дождь забрезжит вдруг.

VII

Dark house, by which once more I stand

Here in the long unlovely street,

Doors, where my heart was used to beat

So quickly, waiting for a hand,

A hand that can be clasp'd no more?

Behold me, for I cannot sleep,

And like a guilty thing I creep

At earliest morning to the door.

He is not here; but far away

The noise of life begins again,

And ghastly thro' the drizzling rain

On the bald street breaks the blank day.

VIII

Спешит счастливый паренёк

На встречу с милою своею

И в дверь звонит, от чувства млея,

Но нет её, а путь далёк.

Тоскует он: чудесный свет

Уходит из беседки, зала,

На всё внезапно тьма упала,

И ликованья больше нет.

Я замечаю все места,

Где виделся с тобой дотоле:

Беседку, улицу и поле;

Где нет тебя, там темнота.

Как мог бы тот, кто всё бродил

Глухими, грустными тропами,

Найти цветок, побит дождями,

Что был ей несказанно мил, -

Цветок я отыскал в слезах

По другу моему родному;

Цветку поэзии такому

Не страшно обратиться в прах.

А коли радовать он мог

Глаза, что навсегда закрыли,

То посажу я на могиле

Для жизни, смерти тот цветок.

VIII

A happy lover who has come

To look on her that loves him well,

Who 'lights and rings the gateway bell,

And learns her gone and far from home;

He saddens, all the magic light

Dies off at once from bower and hall,

And all the place is dark, and all

The chambers emptied of delight:

So find I every pleasant spot

In which we two were wont to meet,

The field, the chamber, and the street,

For all is dark where thou art not.

Yet as that other, wandering there

In those deserted walks, may find

A flower beat with rain and wind,

Which once she foster'd up with care;

So seems it in my deep regret,

O my forsaken heart, with thee

And this poor flower of poesy

Which little cared for fades not yet.

But since it pleased a vanish'd eye,

I go to plant it on his tomb,

That if it can it there may bloom,

Or, dying, there at least may die.

От итальянских берегов

Везёшь, корабль неотразимый,

Артура прах неоценимый;

Доставь свой горестный улов.

По волнам благостным морским

Доставь на скорости возможной

К тем, кто стенает безнадёжно:

К нам урну с прахом дорогим.

Пусть киля шторм не тяготит,

Пока Венеры луч рассветный,

Как наша с ним любовь, заветный,

На палубе не заблестит.

Пусть будет звёздный свет вокруг

И спят ветра все над тобою

И небо нежное ночное,

Как ныне спит Артур - мой друг:

Не видеть мне его ни дня

Весь век сиротский, очень горек;

Мой друг - как мать, мне очень дорог:

Дороже братьев у меня.

Fair ship, that from the Italian shore

Sailest the placid ocean-plains

With my lost Arthur's loved remains,

Spread thy full wings, and waft him o'er.

So draw him home to those that mourn

In vain; a favourable speed

Ruffle thy mirror'd mast, and lead

Thro' prosperous floods his holy urn.

All night no ruder air perplex

Thy sliding keel, till Phosphor, bright

As our pure love, thro' early light

Shall glimmer on the dewy decks.

Sphere all your lights around, above;

Sleep, gentle heavens, before the prow;

Sleep, gentle winds, as he sleeps now,

My friend, the brother of my love;

My Arthur, whom I shall not see

Till all my widow'd race be run;

Dear as the mother to the son,

More than my brothers are to me.

Корабль, я слышу твой сигнал

И колокольный звон полночный,

Иллюминатор вижу прочный,

Матроса, в чьих руках - штурвал.

Матроса ты везёшь к жене,

Других - домой после разлуки,

Письмо - в трясущиеся руки,

А мрачный мёртвый груз - ко мне.

Отдай его; лишь грезим мы:

Твой мирный вид глаза ласкает

И нашим грёзам потакает.

Привычки рабские умы,

Хотим, чтоб он в могиле был -

Над нею - дождь, свет солнца дённо -

Иль где коленопреклонённый

Народ вино из чаши пил,

А вовсе не на дне морском

Лежал, пучиною объятый,

Чтоб руки, что я жал когда-то,

Опутал водорослей ком.

I hear the noise about thy keel;

I hear the bell struck in the night:

I see the cabin-window bright;

I see the sailor at the wheel.

Thou bring'st the sailor to his wife,

And travell'd men from foreign lands;

And letters unto trembling hands;

And, thy dark freight, a vanish'd life.

So bring him; we have idle dreams:

This look of quiet flatters thus

Our home-bred fancies. O to us,

The fools of habit, sweeter seems

To rest beneath the clover sod,

That takes the sunshine and the rains,

Or where the kneeling hamlet drains

The chalice of the grapes of God;

Than if with thee the roaring wells

Should gulf him fathom-deep in brine;

And hands so often clasp'd in mine,

Should toss with tangle and with shells.

ХI

Спокоен утренний восход,

Что схож с моей сердечной раной;

На землю падают каштаны:

Листва сухая звук крадёт.

Спокоен холм, неколебим;

Покой на дроке, паутине,

Которая мигает ныне

Зелёным блеском иль златым.

Спокоен и равнины свет:

Та предстаёт пред нами с пашней,

Беседкой, фермою и башней

И смотрит волнам моря вслед.

Спокоен воздух голубой,

Листва осенняя златая,

А если сердце усмиряю,

То - безысходности покой.

Спокойно море: тишина;

Покой несут в себе и волны;

Покой в груди, величья полной:

С волной вздымается она.

Calm is the morn without a sound,

Calm as to suit a calmer grief,

And only thro' the faded leaf

The chestnut pattering to the ground:

Calm and deep peace on this high world,

And on these dews that drench the furze,

And all the silvery gossamers

That twinkle into green and gold:

Calm and still light on yon great plain

That sweeps with all its autumn bowers,

And crowded farms and lessening towers,

To mingle with the bounding main:

Calm and deep peace in this wide air,

These leaves that redden to the fall;

And in my heart, if calm at all,

If any calm, a calm despair:

Calm on the seas, and silver sleep,

And waves that sway themselves in rest,

And dead calm in that noble breast

Which heaves but with the heaving deep.

ХII

Я - как голубка, чей полёт -

Доставка вести небесами;

Но быстро взмахивать крылами

Ей весть плохая не даёт.

Я двигаюсь подобно ей

И не могу стоять недвижно:

Комок из нервов непостижный,

Дом покидаю поскорей.

Над океанской широтой

Лечу, огни небес встречаю,

И паруса вдруг различаю,

Что поднимают над водой.

Стенаю в слёзной пелене:

"Вернётся ль друг - предел мечтаний?

Вернётся, и конец страданий?".

"Конец?" - звук эха вторит мне.

Вновь достигаю корабля,

Который облетаю смело,

А после возвращаюсь в тело:

Лишь час в отсутствии был я.

XII

Lo, as a dove when up she springs

To bear thro' Heaven a tale of woe,

Some dolorous message knit below

The wild pulsation of her wings;

Like her I go; I cannot stay;

I leave this mortal ark behind,

A weight of nerves without a mind,

And leave the cliffs, and haste away

O'er ocean-mirrors rounded large,

And reach the glow of southern skies,

And see the sails at distance rise,

And linger weeping on the marge,

And saying; "Comes he thus, my friend?

Is this the end of all my care?'

And circle moaning in the air:

'Is this the end? Is this the end?'

And forward dart again, and play

About the prow, and back return

To where the body sits, and learn

That I have been an hour away.

XIII

Стенает вдовый, коль во сне

Покойная супруга манит,

А он к ней руки робко тянет,

Но пустота на простыне;

Потерян близкий человек:

Где встарь сердцами сочетались,

Где руки горячо сплетались, -

Там тишина теперь навек;

И я по другу, что мне мил,

Стенаю так, но мысль в испуге

Пришла: печалюсь не о друге,

Не человека: Дух любил.

Меня учи, о Время, впредь,

Чтоб не страдал я в сновиденье,

Былое где - чудны́е тени,

А боль - слезою лишь терпеть.

Воображенью ход даю

И парусник тот снова жду я,

Как будто вёз он кладь простую:

Не ношу грустную свою.

XIII

Tears of the widower, when he sees

A late-lost form that sleep reveals,

And moves his doubtful arms, and feels

Her place is empty, fall like these;

Which weep a loss for ever new,

A void where heart on heart reposed;

And, where warm hands have prest and closed,

Silence, till I be silent too.

Which weep the comrade of my choice,

An awful thought, a life removed,

The human-hearted man I loved,

A Spirit, not a breathing voice.

Come, Time, and teach me, many years,

I do not suffer in a dream;

For now so strange do these things seem,

Mine eyes have leisure for their tears;

My fancies time to rise on wing,

And glance about the approaching sails,

As tho' they brought but merchants' bales,

And not the burthen that they bring.

Оставить комментарий
Размещен: 18/01/2018, изменен: 19/06/2023. 36k. Статистика.
Поэма: Переводы

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"