|
|
||
"Завороженная" ("Причинна" ) - первая из готических баллад, написанных Шевченко по мотивам народных украинских песен. Как вспоминал сам Шевченко в автобиографии, он написал ее в белые ночи в Летнем Саду в Петербурге, когда его, еще крепостного, вдохновленного надеждой на свободу, впервые посетила "украинская суровая муза". В "Завороженной" Шевченко с легкостью гения чередует метро-тонический и силлабический стили, открывая для читателя океан полусвета-полутьмы. | ||
|
Реве та стогне Днiпр широкий, Сердитий вiтер завива, Додолу верби гне високi, Горами хвилю пiдiйма. I блiдний мiсяць на ту пору Iз хмари де-де виглядав, Неначе човен в синiм морi То виринав, то потопав. Ще третi пiвнi не спiвали, Нiхто нiгде не гомонiв, Сичi2 в гаю перекликались, Та ясен раз у раз скрипiв. В таку добу пiд горою, Бiля того гаю, Що чорнiє над водою, Щось бiле блукає. Може, вийшла русалонька Матерi шукати,3 А може, жде козаченька, Щоб залоскотати. Не русалонька блукає: То дiвчина ходить, Й сама не зна (бо причинна), Що такеє робить. Так ворожка поробила, Щоб менше скучала, Щоб, бач, ходя опiвночi, Спала й виглядала Козаченька молодого, Що торiк покинув. Обiщався вернутися, Та, мабуть, i згинув! Не китайкою4 покрились Козацькiї очi, Не вимили бiле личко Слiзоньки дiвочi: Орел вийняв карi очi На чужому полi, Бiле тiло вовки з"їли - Така його доля! Дарма щонiч дiвчинонька Його виглядає. Не вернеться чорнобривий Та й не привiтає, Не розплете довгу косу, Хустку не зав"яже,5 Не на лiжко, - в домовину Сиротою ляже! Така її доля... О Боже мiй милий! За що ж ти караєш її молоду? За те, що так щиро вона полюбила Козацькiї очi?.. Прости сироту! Кого ж їй любити? Нi батька, нi неньки, Одна, як та пташка в далекiм краю. Пошли ж ти їй долю - вона молоденька, - Бо люде чужiї її засмiють. Чи винна ж голубка, що голуба любить? Чи винен той голуб, що сокiл убив? Сумує, воркує, бiлим свiтом нудить, Лiтає, шукає, дума - заблудив. Щаслива голубка: високо лiтає, Полине до Бога - милого питать. Кого ж сиротина, кого запитає, I хто їй розкаже, i хто теє знає, Де милий ночує: чи в темному гаю, Чи в бистрiм Дунаю коня напува, Чи, може, з другою, другую кохає, Її, чорнобриву, уже забува? Якби-то далися орлинiї крила, За синiм би морем милого найшла: Живого б любила, другу б задушила, А до неживого у яму б лягла! Не так серце любить, щоб з ким подiлиться, Не так воно хоче, як Бог нам дає: Воно жить не хоче, не хоче журиться. "Журись", - каже думка, жалю завдає. О Боже мiй милий! Така твоя воля, Таке її щастя, така її доля! Вона все ходить, з уст нi пари. Широкий Днiпр не гомонить; Розбивши вiтер чорнi хмари Лiг бiля моря одпочить. А з неба мiсяць так i сяє; I над водою, i над гаєм, Кругом, як в усi, все мовчить. Аж гульк - з Днiпра повиринали Малiї дiти, смiючись. "Ходiмо грiться! - закричали. - Зiйшло вже сонце!" (Голi скрiзь, З осоки коси, бо дiвчата). "Чи всi ви тута? - кличе мати. - Ходiм шукати вечеряти. Пограємось, погуляймо Та пiсеньку заспiваймо!" "Ух! Ух! Солом"яний дух, дух! Мене мати породила, Нехрещену положила. Мiсяченьку! Наш голубоньку! Ходи до нас вечеряти: У нас козак в очеретi, В очеретi, в осоцi, Срiбний перстень на руцi; Молоденький, чорнобровий, Знайшли вчора у дiбровi. Свiти довше в чистiм полi, Щоб нагулятись доволi! Поки вiдьми ще лiтають, Поки пiвнi не спiвають, Посвiти нам... Он щось ходить! Он пiд дубом щось там робить. Ух! Ух! Солом"яний дух, дух! Мене мати породила, Нехрещену положила". Зареготались нехрещенi... Гай обiзвався; галас, зик. Орда мов рiже. Мов скаженi, Летять до дуба... Нiчичирк! Схаменулись нехрещенi, Дивляться: мелькає, Щось лiзе вверх по стовбуру До самого краю. Ото ж тая дiвчинонька, Що сонна блудила: Отаку-то їй причину Ворожка зробила! На самий верх на гiллячцi Стала... В серце коле! Подивилась на всi боки Та й лiзе додолу. Кругом дуба русалоньки Мовчки дожидали; Взяли її, сердешную, Та й залоскотали. Довго, довго дивувались На її уроду... Третi пiвнi: кукурiку! - Шелеснули в воду. Защебетав жайворонок, Угору летячи; Закувала зозуленька, На дубу сидячи; Защебетав соловейко - Пiшла луна гаєм; Червонiє за горою; Плугатир спiває. Чорнiє гай над водою, Де ляхи ходили; Засинiли понад Днiпром Високi могили; Пiшов шелест по дiбровi; Шепчуть густi лози. А дiвчина спить пiд дубом При битiй дорозi. Знать, добре спить, що не чує, Як кує зозуля, Що не лiчить, чи довго жить... Знать, добре заснула. А тим часом iз дiброви Козак виїзжає; Пiд ним коник вороненький Насилу ступає. "Iзнемiгся, товаришу! Сьогоднi спочинем: Близько хата, де дiвчина Ворота одчинить. А може, вже одчинила - Не менi, другому... Швидче, коню, швидче, коню, Поспiшай додому!" Утомився вороненький, Iде, спотикнеться; Коло серця козацького Як гадина в"ється. "Ось i дуб той кучерявий... Вона! Боже милий! Бач, заснула виглядавши, Моя сизокрила!" Кинув коня та до неї: "Боже ти мiй, Боже!" Кличе її та цiлує... Нi, вже не поможе! "За що ж вони розлучили Мене iз тобою?" Зареготавсь, розiгнався - Та в дуб головою! Iдуть дiвчата в поле жати Та, знай, спiвають iдучи, Як провожала сина мати, Як бивсь татарин уночi. Iдуть - пiд дубом зелененьким Кiнь замордований стоїть, А бiля його молоденький Козак та дiвчина лежить. Цiкавi (нiгде правди дiти) Пiдкралися, щоб iзлякать; Коли подивляться, що вбитий, - З переполоху ну втiкать! Збиралися подруженьки - Слiзоньки втирають; Збиралися товаришi Та ями копають; Прийшли попи з корогвами, Задзвонили дзвони. Поховали громадою Як слiд, по закону,6 Насипали край дороги Двi могили в житi. Нема кому запитати, За що їх убито. Посадили над козаком Явiр та ялину, А в головах у дiвчини Червону калину. Прилiтає зозуленька Над ними кувати; Прилiтає соловейко Щонiч щебетати; Виспiвує та щебече, Поки мiсяць зiйде, Поки тiї русалоньки З Днiпра грiтись вийдуть. |
Ревет и стонет Днепр широкий, А ветер воет и поет, Ломает кроны верб высоких, Волнами небо достает. Лишь бледный месяц в эту пору Сквозь тучи выглянуть дерзал, Как лодка, брошенная в море, То выплывал, то утопал. И третьи петухи молчали, Никто в округе не шумел, Сычи2 в гаю перекликались И ясень изредка скрипел. Той порою под горою, Где верба чернеет, Что-то бродит беспокойно, Над водой белеет. Может, вышла русалочка - Мать найти всё хочет,3 Ну а встретит козаченька - Хлопца защекочет. Не русалочка, - дивчина, Спящая, там ходит, Сама того и не знает, Зачем в роще бродит. Так ворожка учинила, Чтоб меньше скучала, Чтобы в полночь выходила И во сне искала Козаченька молодого, Что год как покинул, Обещал ей, что вернется, Да, наверно, сгинул! Не китайкою4 покроют Козацкие очи, Не дивчина бело личко Слезоньками смочит. Орел вынул кари очи На далеком поле, Бело тело волки съели - Его, видно, доля! Напрасно та дивчинонька Что ночь ожидает, Не вернется чернобровый И не приласкает. Не расплетет длинну косу, Платок не завяжет,5 Не на постель, - в домовину Сиротою ляжет! Такая ей доля... О Боже мой милый! За что же караешь ты молодость ту? За то, что всем сердцем она полюбила Козацкие очи? Прости сироту! Кого же любить ей? Родных и не знает, Одна, как та пташка в далеком краю. Пошли ты ей долю - она молодая, Ведь люди чужие ее засмеют. Виновна ль голубка, что голубя любит? Виновен ли голубь, что сокол убил? Тоскует, летает, словно что-то нудит, Воркует и ищет - вдруг он заблудил. Счастлива голубка: высоко летает, Взлетит она к Богу о милом спросить. А как же сиротка о нем угадает? И кто ж ей расскажет и кто то и знает: Вернется ли милый, иль в быстром Дунае Коня вороного остался поить? А может, другую уже обнимает И ту, что покинул, готов позабыть? Когда б она крылья орлицы добыла, За морем далеко его бы нашла, Живого б любила, другую б убила, Ну а к неживому - и в яму б лягла! Не так сердце любит, чтоб с кем-то делиться, Не так оно хочет, как Бог нам дает, Оно жить не хочет, не хочет смириться. "Тоскуй!" - скажет разум, - и сердце умрет. О Боже мой милый! На то твоя воля, Такое ей счастье, такая ей доля! Она все ходит, с уст ни слова. Широкий Днепр уж не шумит. Притихла темная дуброва; Прогнавши тучи, ветер спит. А месяц в небесах сияет И над водою, и над гаем, Кругом, как в ухе, тишина... Аж бульк - с Днепра повыныряли Со смехом дети на волнах. "Идем погреться! - закричали. - Зашло уж солнце!" (Голизна... Зелены косы... - все девчата.) "Вы все собрались? - кличет мать их. - Нам ужин время начинать... Поиграем, погуляем, Песеньки насочиняем!" "Ух! ух! Соломенный дух, дух! Меня мать в гаю родила, Некрещеной положила. Месяц дружочек! Наш голубочек! Посвети нам в ночки эти! У нас козак в очерете, В очерете, в осоке, Сребный перстень на руке; Молодой и чернобровый, - Вчера ехал из дубровы. Разливайся, свет, по полю, Нагуляться дай нам вволю! Пока ведьмы не устали, Петухи кричать не стали, Посвети!... Вон что-то ходит! Вон оно под дубом бродит! Ух, ух! Соломенный дух, дух! Меня мать в гаю родила, Некрещеной положила." Как побесились, раcпустились - Вой, визги, зык на берегу. Орда как режет. Покатились Все разом к дубу... Ни гугу... Опомнились, присмотрелись: Что же там мелькает... На верх дуба прямо лезет, Ветки нагибает. То была та девчоночка, Что во сне блуждала: Вот такое наважденье Ворожка наслала! На верхушке самой дуба Взялась озираться, По сторонам всем взглянула И стала спускаться. Вокруг дуба русалочки Молча ожидали; Взяли ее, безумную, И защекотали. Удивились: красы такой Не видели сроду... Третий петух: "кукареку!" - Повалились в воду. Заливался жаворонок, В небо поднимаясь; Куковала кукушечка, На дуб опускаясь; Защебетал соловейко - Пошло рощей эхо; Закраснелось над горою; Пахарь с песней ехал, Через рощу, той тропою, Где ляхи ходили; Над Днепром уж засинели Крутые могилы; Пошел шелест по дуброве, Шепчет клен с ракитой, А дивчина спит под дубом У дороги битой. Так заснула, что не слышит Кукушечку в гае, Сколько лет ей жить осталось, С нею не считает. В это время из дубровы Козак выезжает, Вороной конь изнемогся, Насилу ступает. "Умаялся, мой приятель, Сердце так и ноет... Близко хата, где дивчина Ворота откроет. А может, уж и открыла, Но не мне, - другому... Спеши, спеши, конь мой верный , К родимому дому!" Но всё хуже вороному, Что шаг - спотыкнется; Возле сердца козацкого Боль гадиной вьется. "Вот и дуб тот кучерявый... Она! Боже милый! Намаялась в ожиданье, Друг мой сизокрылый!" С коня спрыгнул - к ней рванулся: "Боже ты мой, Боже!" Зовет ее и целует... Уже не поможет! "За что ж они разлучили Нас, бедных, с тобою?" Зареготал, разогнался - Да в дуб головою! Идут жать поутру девчата И распевают идучи, Как провожала сына матерь, Как бился бусурман в ночи. Идут, поют ... Глядь: под дубочком Конь замордованный стоит, А поблизу, за бугорочком, Козак с дивчиною лежит. Не удержались - любопытны, - Подкрались, чтобы испугать, А посмотрели - он убитый! - Со страху бросились бежать. Собралися подруженьки - Слезы вытирают; Собралися товарищи - И ямы копают. Пришли попы с хоругвями, Колокола - в звоны; Всей громадой хоронили, Как велят законы.6 Насыпали у дороги Две могилы в жите, А спросить то и некому, За что их убито. Посадили над козаком Явор из долины, А в головах у дивчины Красную калину. Прилетает кукушечка - Над ними кукует; Прилетает соловейко Песнями чарует - Поет себе и щебечет, Пока месяц встанет, Пока с Днепра русалочки Выйдут, греться станут. |
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В русских переводах за этой балладой прочно закрепилось название - "Порченая." Автором этого названия, очевидно, был Всев. Крестовский ("Кобзарь Тараса Шевченка в переводе русских поэтов" под ред. Ник. Вас. Гербеля. Санкт Петербург, 1860), который в своем переводе представил героиню баллады "испорченной бедняжкой," для которой "так колдунья сворожила." Однако, такая интерпретация давно устарела, и современный читатель уже способен понять, что через причудливые образы, созданные народной фантазией, Тарас Шевченко воссоздает перед нами трагедию мира, лишенного любви.
2 Сичi в гаю перекликались... - Сыч (сова, пугач) в народной поэзии символ смерти и тьмы. Крик сыча предвещает беду.
3 Вийшла русалонька матерi шукати... Позднее Шевченко не раз обращался к образу матери, которая топит свою незаконнорожденную дочь, за что ее потом ищут русалки. (например, "Русалка" (1846).
4 Китайка - густая материя, которую первоначально привозили из Китая. По козацкому обычаю, тело умерших козаков покрывали китайкой, о чем упоминается в многочисленных народных песнях и думах.
5 Не розплете довгу косу, Хустку не зав'яже... - свадебный обряд.
6 Поховали громадою Як слiд, по закону. Насипали край дороги Двi могили в житi. - Самоубийство, по церковным законам, считалось тяжким грехом. Поэтому было запрещено хоронить самоубийц на кладбище, где земля была освящена. А значит, шевченковское "як слiд, по закону" неправильно переводить "с честью, по закону" (В. Крестовский) или "их обоих честь по чести люди схоронили" (М.Исаковский). Напротив, по церковному закону, козака и дивчину похоронили "в житi" "край дороги" - то есть, отказывая им в чести захоронения на кладбище. Шевченко подчеркивает трагическое противоречие, скрытое в судьбе влюбленных-самоубийц: "нема кому запитати, за що їх убито".
|