|
|
|
Жёны кико́нов услышали песни Орфе́я...
Им, опьянённым вакханкам, пришлось не по нраву
То, чем Орфе́й растревожил окрестные скалы.
«Вот он!», — воскликнула первая. Бросила тирс. |
|
|
Тирс не поранил певца. От другой прилетели
Камни тяжёлые. Все возле ног у Орфе́я,
Словно прощенья просили, легли. Но безумство
Всё возрастало в вакханках. И вот, наконец, — |
|
Камни окрасились кровью певца. Отовсюду
С злобными криками их запускали. А рядом
Поле пахали волы. Поселяне, увидев
Женщин неистовых, все разбежались. У них |
|
Грабли забрав и мотыги и прочую утварь,
Стали лупить песнопевца. Впервые напрасно
Голос Орфе́я звучал. Изумлённые скалы
Слышали, как вместе с ним отлетает душа. |
|
И растворяется в ветренном воздухе. Птицы
Плакали горько. И звери. И камни. И рыбы.
Рощи поникли. Наяды в накидки закрылись.
Взбухли от долгого плача все реки земли. |
|
|
Части певца разметались. А Гебр торопливый —
Голову принял и лиру. И к бурному морю
Скоро понёс. Словно жалуясь, лира звучала.
Берегу Ле́сбоса после досталась глава. |
|
На чужедальнем песке попытался укусом
Змей потревожить уста, но внимательным Фе́бом —
Был остановлен. С открытой и страшною пастью —
В грозный валун превращен... Тень Орфе́я сошла |
|
В царство подземное. В роще далёкой увидел
Он Эвриди́ку свою и, желанную, о́бнял...
...Часто гуляют они. То идёт он за нею.
То впереди выступает, уже не страшась. |
|
|
|
|
Вакх не оставил без кары участниц безумства,
Ибо скорбел о кончине певца дорогого.
Всех эдони́йских вакха́нок извилистым корнем —
Твёрдо к земле притянул... Кто желает спастись, |
|
Пошевелиться не может. Их руки и стопы —
Держат надёжные путы. А кто, огорчаясь,
Резко ударит, — становится веткой дубовой...
Не ошибёшься, те ветви за руки признав. |
|
|
|
|
Фра́кию Вакх покидает... С достойнейшим хором
Он удаляется к Тмо́лу. Весёлой толпою
К Ва́кху спешат поселяне. Однако, Силе́на
Нет среди них. Он с Мида́сом-царём пировал. |
|
В тайны мистерий орфических вместе с Эвмо́лпом
Был посвящён и Мида́с. Захватил он Силе́на.
И угощал десять дней и ночей непрерывно.
А поутру перед Ва́кхом предстали они. |
|
|
Радуясь встрече с Силе́ном, царю предоставил
Выбрать подарок любой. «Я хочу, чтобы златом
Всё становилось, чего ни коснусь». Усмехнувшись,
Вакх наделил возжелавшего даром таким. |
|
|
Очень довольный, Мида́с восвояси уходит.
Можно ль поверить в чудесное? Ветки коснулся.
Стала она золотой. Камень взял и увидел,
Как изменяется он, становясь золотым. |
|
Яблоко взял. Полюбуйся: оно — золотое.
В точности дар Геспери́д! Косяки лишь погладил, —
Сквозь золотые ворота прошёл. Изумляет
Всех домочадцев жилище — дворец золотой. |
|
|
Руки водой омывает и видит: Дана́ю
Влага могла обмануть бы. «Волшебно!», — мечтает,
Как жизнь изменится скоро... Пора отобедать!
Слуги отменные яства ему принесли. |
|
|
И обнаружилось тут, что все блюда Мида́са
Вмиг превращаются в золото и непригодны
Для утоления голода. Лютая жажда
Мучит отныне царя. И взмолился Мида́с: |
|
«Добрый родитель Лене́й, я ошибся, прости мне.
Милостив будь и избавь от напасти». И голос
Кроткого Ва́кха услышал: «К горам отправляйся.
В Са́рдах великих увидишь один водопад. |
|
Кряжем иди, направляясь к рожденью потока
Скоро отыщешь родник. Из земли выбиваясь,
Пенится сильно. Подставь угнетённое темя.
Тело омо́й, попросив унести все грехи». |
|
|
И царь источник нашёл. И всё сделал. И воды
Золотоносную силу убрали из плоти...
Место окрасилось то. И поныне находят
Крупные камни блестящие близ родника. |
|
Царь поселился в лесу. И стал жить по-простому.
С Па́ном, который весь век обитает в пещерах.
Только пошло не на пользу общение с Па́ном.
Глупые мысли Мида́са остались при нём. |
|
|
В дальнее море смотря, поднимается гордо
Тмол, выдающийся сильно. Спускаются к Сардам
Склоны его, а другие — к Гипепам. Там песни
Пан распевает, и всех уверяет, что Феб — |
|
Ниже его в мастерстве... Раз сошлись, состязаясь.
Избран судьёю был Тмол. Вот — послушали Па́на.
И восхитился Мида́с. Вот — мелодии Фе́ба
После услышали. Все восхитились тогда. |
|
Тмол порешил, чтобы Пан не равнял свои дудки —
С дивной кифарою Фе́ба. И все согласились.
И лишь Мида́с возмущался, неверным считая
Это решение. Феб не изволил терпеть, |
|
Чтобы дурацкие уши Мида́са остались
В нынешнем виде. И точно ослу — растянул их.
Скрыть свой позор попытался Мида́с. И повязку —
Всюду носил. И не ведал никто. Только раб, |
|
Изредка волосы стригший, был тайне причастен.
Долго боролся с собою. Однажды не вынес.
Выкопал ямку. Земле прошептал о секрете.
Тут же зарыл. Успокоившись, быстро ушёл. |
|
Вскоре пробился тростник. Через год — сил набрался.
Выдал секрет поселянам. Об ушах Мида́са
Начали все говорить... Подгоняемый ветром,
Шелест разносит известия верным путём. |
|
|
|
|
С Тмо́ла отправился Феб в царство Лаомедо́нта.
Древний алтарь там лежит в междуречии. Просит
Лаомедо́нт о содействии Ди́я, поскольку
Сам укрепить свою Тро́ю не может никак. |
|
И повелел Громовержец Непту́ну и Фе́бу
Выстроить стены у крепости. В образе смертном,
Феб предстаёт пред владыкой. Великие стены
Феб и Непту́н возвели. Час оплаты пришёл. |
|
Лаомедо́нт вероломно свой долг отрицает:
«Я никогда не давал никаких обещаний».
В гневе обрушил Непту́н на прибрежные пашни
Грозные волны и отнял богатства земли. |
|
Этого мало. Для чуда морского царевну —
Цепью к скале приковали. Алки́д Гесио́ну —
Освободил. И, коне́й ожидая в награду,
Тоже обман не простил: крепость приступом взял. |
|
В жены отдал Гесио́ну — соратнику битвы,
Честь оказав Теламо́ну. А брат Теламо́на —
Лучшей судьбы удостоился. Ибо не каждый
Внук Громовержца женат на богине морской. |
|
|
|
|
Старец Проте́й в разговоре с богиней морскою
Ей говорил, что ребёнок, богиней рождённый,
Славой превысит отца. С той поры Громове́ржец
Не домогался её. Ибо первым во всём |
|
Он оставаться желал. Но для сына Эа́ка —
Лучше жены не найти... Есть залив Гемони́йский.
В море уходят концы. В виде длинного лука
Форму имеет. Прекрасная гавань могла |
|
Быть в этом месте, будь море поглубже... Там берег
Твёрдый настолько, что даже от крупного зверя
Не остаётся следов, если берегом этим
Вдруг пожелает пройти. Сверху — миртовый лес. |
|
|
Есть там пещера. Нередко, верхом на дельфине,
Дева морская сюда приплывала, нагая.
В сон погружалась она... По велению деда
Девой Пеле́й овладел. Но не сразу... Сперва́ |
|
Просьбы отвергла Фети́да. На силу надеясь,
О́бнял богиню Пеле́й. Превратилась во птицу,
Он удержал. Стала деревом, в ветку вцепился.
А зарычала тигрицей, он руки разня́л. |
|
|
Жертвы морским божествам Эаки́д сотворяет.
И возжигает огни, и приводит животных.
Вот, наконец, показался Проте́й и Пеле́ю
Мо́лвил крылатое слово: «Лишь дева уснёт, |
|
Путы набрость на неё, повяжи незаметно.
Только проснётся, сожми её крепко, поскольку
Станет она изменяться. Дождись, чтобы дева
Вид изначальный вернула. До тех пор — держи». |
|
|
Мчался к закату Тита́н, Нереи́да привычно
В опочива́льне уснула. Её обхватили
Руки Пеле́я. Боролись. Пеле́й-победитель
Взял Нереи́ду. Родился бесстрашный Ахи́лл. |
|
|
|
Счастлив и сыном Пеле́й, и супругой богиней.
Если бы не преступление! Братоубиство!
Фо́ка убив, виноватый, из отчего дома
Вынужден был убежать. Во Трахи́не ему |
|
Царь предоставил убежище. Царствовал Ке́ик,
Сам на себя непохожий: печалью разбитый,
Брата оплакивал он... Во дворец государя
Внук Громовержца вошёл и, назвавшись, просил |
|
Милость ему оказать, предоставить возможность
В городе жить или на расстоянии. В речи
Лишь умолчал о содеянном, чистую правду
С капелькой вымысла некого чуть сочетав. |
|
|
«Наша земля и простому народу открыта.
Всё, чего просишь, бери, и во всём, что увидишь,
Часть обнаружишь свою. Многословною просьбой
Сердце не нужно растрачивать». И зарыдал. |
|
|
|
И подступили с вопросами к Ке́ику. Он же
Так отвечал: «Посмотрите на хищную птицу!
Верно, считаете вы, оперением грозным
Сразу она обладала? О, нет! То был муж! |
|
Крепкий душою, жестокий к врагам, первый в битве,
Дедалио́н — его имя. Наш общий родитель —
Тот, кто зарю вызывает, и тот, кто последним
С неба уходит, когда завершается день. |
|
|
Миролюбивым я был, брат — воинственным. Ныне,
Верный себе, голубей он преследует в Ти́сбе.
Дочь родилась у него, когда был человеком.
Тысяче юношей в снах приходила она. |
|
Раз Аполло́н и Мерку́рий заметили деву.
Первый — из Дельф, а другой — от вершины Килле́ны.
И воспылали. Но Феб ждал счастливейшей ночи.
Внук же Атла́нта откладывать дело не стал. |
|
Тростью коснулся Хио́ны, — и сном лучезарным
Дева забылась. Мерку́рий добился блаженства.
Ночь подоспела, и Феб, в виде женщины старой,
Смог насладиться Хио́ной... Прошло много дней. |
|
|
И родились близнецы. От Мерку́рия мальчик
Не опозорил отца. Автоли́к мог свободно
Выбелить черное, вычернить белое... Феб же —
Сыном своим Филаммо́ном доволен вполне. |
|
Ибо игрой на кифа́ре и пением дивным —
Был широко знаменит. Возгордилась Хио́на.
Сильным отцом. Cыновьями. И тем, что прельстила
Двух олимпийцев великих своей красотой. |
|
Перед Диа́ною превозносилась. И что же?
Лук натянула Диа́на и острой стрелою
Вмиг разделила язык на две части... И больше
Вымолвить слово Хио́на уже не могла. |
|
Вытекла кровь у неё, жизнь закончилась. В пламя
Тело её положили... Отец безутешный
Намеревался в костёр устремиться. Удержан
Был он четырежды. Но, точно бешенный бык, |
|
Вырвался и убежал. До вершины Парна́са
Он добежал. Наблюдал я, как с края утёса
Ринулся вниз, как стал птицею — ястребом быстрым.
То — подарил ему новую жизнь Аполло́н». |
|
|
|
Только рассказ завершил, прибегает Оне́тор,
Сторож Пеле́евых стад, и в смятенье великом
Хочет сказать о несчастье. Пеле́й разрешает.
Издалека начинает пастух говорить: |
|
|
«Наших коров к побережью привёл. Пребывало
Солнце как раз в высшей точке. Усталое стадо
Мирно лежало, частично свободно бродило,
В море иные зашли, погрузившись на треть. |
|
Храм мы увидели древний с дубравой густою.
У рыбака, что чинил свои сети, узнали,
Что Нереи́д почитают во храме. А рядом
Есть там остаток от моря — заброшенный пруд. |
|
Вдруг — зашумела болотина. И показался
Волк безобразного вида и ярости дикой.
Начал наш скот разрывать, убивая нещадно
Всех, до кого страшной пастью добраться успел. |
|
|
Кровью окрашен весь берег. Скорей на подмогу.
Что-то ещё уцелело. Совместно сойдёмся
И отобьёмся от чудища». В сердце Пеле́я
Тут же кольнула догадка: Псама́фа скорбит. |
|
|
Мстит за погибшего мужа изменнику-брату.
Ке́ик, тем временем, верных рабов собирает.
Вооружившись, готовится выступить. С криком
К мужу спешит Алкио́на и просит она, |
|
Чтобы в поход не ходил. Эаки́д подтверждает,
Что бесполезно оружие против злодейства.
«Нужно почтить божество!» На высокую башню,
Ви́дную и́здали, вскоре они подняли́сь. |
|
Там, с высоты маяка, наблюдая картину
Дикого зрелища и торжествующей смерти,
Стал Эаки́д умолять Нереи́ду. Она же
Сердцем была непреклонна. Фети́да тогда |
|
Слёзно за мужа просила. Смягчилась Псама́фа
И приказала чудовищу остановиться.
Волк же упорствовал, кровью коров опьянённый.
В мраморный камень огромный он был превращён. |
|
|
|
|
Скоро Пеле́й удалился, уйдя к гемони́йцам,
Где от греха был очищен Ака́стом. А Ке́ик
Фе́ба решил навестить, ибо в древние Де́льфы
Путь преградил в это время безбожник Форба́нт. |
|
|
Ке́ик жене сообщил о решении этом.
И загрустила она, ибо прежде нечасто
С мужем они расставались. Тяжёлые мысли
Ей досаждали тогда неотвязной тоской. |
|
«В чём провинился наш дом? Почему о дороге
Сердце мечтает твоё? Об опасностях дальних?
Если бы только по суше ты шёл, то не так бы
Сердце сжималось жестоко. Волнует вода. |
|
Вынесло море недавно обломки на берег,
После во сне показались... холодные тени.
Да не обманет тебя то, что тесть твой содержит
Ветры в темнице и зыбь усмиряет морей. |
|
Если их выпустить, станет земля беззащитной
И беззащитной вода. По угрюмому небу
Тучи они, разгоняя в безумстве, сшибают.
Видела их у отца, когда меньше была. |
|
Если дорога торопит, отправимся вместе.
Что ни случится, разделим». Словами супруги
Тронут был Ке́ик. Однако, опасному делу
Он не хотел подвергать Алкио́ну свою. |
|
|
И отложить не желал путешествия. «Раньше,
Чем полнолуние дважды наступит, увидишь
Ты мой корабль, во знакомую бухту входящий», —
Ке́ик ей так обещал. Согласилась она, |
|
Хоть вырыва́лось наружу «останься!». Когда же
Сборы окончены были и юноши взяли
Вёсла в могучие руки, внезапно ослабла.
Долго смотрела на море вослед кораблю. |
|
|
Вот уже парус исчез. Только море и море.
Море и ветер. И птицы кричат. Опеча́лясь,
В башню вошла. На постель прилегла... В это время —
Мчался корабль, подгоняемый ветром. Затем |
|
К вечеру волны подня́лись, набу́хли. Тревожно
Кормчий командует — парус снимать... Опоздали...
Буря стремглав налетела. Гремит, угрожая.
Прыгают волны на палубу. В ужасе все. |
|
Вровень почти с небесами, могучие волны
Слева и справа сбивают. Борта́ прохудились.
Внутрь проникает вода сквозь разверстые щели,
Точно захватчик врывается в крепость сквозь брешь. |
|
|
Паника на корабле. В потемневшем эфире —
Проблески молний резвятся. Уже мореходы
Сгинули многие. Ке́ик в солёные воды
Тоже упал. И подумал: «И то хорошо, |
|
Что Алкио́ну не взял с собой в бурное море».
Тщетно молился родителю, ибо грозою
Был утомлён небосвод. Да и тестя напрасно
Звал на подмогу... Боролся... Пока мог дышать, |
|
Имя жены повторял. О своей Алкио́не
Думал, держась за обломок весла... Так хотелось,
Чтобы к знакомому берегу мёртвое тело
Вынесло после того, как закончится всё. |
|
В водовороте последнем, уже под водою,
Думал о ней... Чернота наступила... Не зная
О совершившемся, ночи считала до срока
Нежная дочь повелителя буйных ветро́в. |
|
|
Новые платья уже выбирала, мечтая,
Как, после долгой разлуки, они улыбнутся.
И всех богов посетила. В особенной мере
Светлой Юно́не молилась, не ведая, что |
|
Ради уже неживого тревожит богиню.
И — позвала́ та Ири́ду, устав от неправды,
И поручи́ла — отправиться к Сну с приказаньем,
Чтобы послал сновидение верной жене, |
|
Чтоб Алкио́на — увидела тень человека,
Бывшую мужем когда-то. Узнав, ощутила —
Подлинность смерти... Облекшись в покров многоцветный,
Вестница в дом отправляется, скрытый от всех. |
|
Близ Киммери́йской земли, в отдалении, в скалах —
Есть углубление. В этой пещере укромной
Сон неподвижный покоится. Не достигают
Тайного места ни звуки, ни солнечный свет. |
|
|
Только неслышно струится вода, приглашая
В сон погрузиться пришедших. Душистые маки —
Рядом с порогом цветут. Да дремотные травы
Произрастают обильно. Охранников нет |
|
Возле дверей не скрипучих. Пуховое ложе —
В центре палаты большой, где сам бог почивает.
И — сновидения самого разного вида
Расположились вокруг многоцветной гурьбой. |
|
|
К богу Ири́да прошла, отодвинув руками
Грёзы, которые путь преграждали. Они же
Комнату вмиг осветили огнями. Очнулся
Бог, поприветствовал вестницу. Та говорит: |
|
«О, усладитель сердец, усмиритель пустого.
Слугам вели показаться в Гера́кловом граде
И Алкио́не явить несомненные знаки
Бедствия, что испытал её Ке́ик. Таков — |
|
Светлой Юно́ны приказ». Передав порученье,
Вышла Ири́да наружу, покуда сознанье
Волю ещё сохраняло... А бог — вызывает
Сына Морфе́я к себе, ибо лучше него |
|
Нет никого, кто умеет в обличиях разных
Перед людьми появляться. Ему поручает
Слово Юно́ны исполнить. А сам — погрузился
В мирный, свободный, спокойный, божественный сон. |
|
|
Ночь опустилась на землю... Морфе́й появился
В образе страшном, одежды лишённый, весь мокрый.
И Алкио́не сказал: «Неужели насто́лько
Я изменился, что можно меня не узнать? |
|
Ке́ика не узнаёшь? Невозвратною тенью
Новость пришёл сообщить. Я погиб. Налетела
Буря внезапно на нас. Упования наши —
В тёмной воде утонули. Слезами меня |
|
В призрачный мир проводи». Сон прошёл. Алкио́на
С болью проснулась. Рабы прибежали на крики.
Нянька утешить пыталась. Однако, царица
Всем говорила: «Оставьте! Меня больше нет. |
|
|
Мёртвою пала совместно с любимым супругом.
Только что он приходил, и его я узнала.
Остановить попыталась, когда удалялся,
Но тенью, тенью ушёл мой супруг в темноту. |
|
Преобразилось лицо. Был он прежде лучистым.
Бледным теперь и нагим он предстал пред несчастной.
Был — и исчез. И следов не осталось от встречи.
Как я хотела с любимым отправиться в путь! |
|
Пусть бы погибли мы вместе! Одной невозможно
Жизнь продолжать, горькой болью день новый встречая.
Но не оставлю тебя. Пусть надгробная надпись —
Соединит нас навеки». И больше в слезах |
|
Произнести ничего не могла. Ранним утром
Вышла на берег пустынный, откуда смотрела
За отплывающим мужем. Промолвила: «Медлил
Он напоследок». Пред взором у ней пронеслась |
|
Вся их последняя встреча. Как, руки сжимая,
Поцеловались они. Как под вёслами море
Вспенилось живо. Как парус подняли на мачте.
Как растворился кораблик в лазурной дали́. |
|
И — посмотрела на воды. На море пустынном
Ей показалось плывущее тело. И долго
Определить не могла, что же это? Но после —
Волны приблизили тело. Подумала: «Знак! |
|
Горе тебе, незнакомец. И бедной супруге,
Если женатым ты был». А солёные волны —
Тело к земле приближали. Уже различимы,
Зри́мы черты мертвеца. Вот — прибился к земле. |
|
Кто он? В лицо заглянула. То — Ке́ик. «Вернулся!»
Руки к нему протянула. И с плачем забилась...
В бухте плотина была, что построили люди
Для ослабления волн... Алкио́на взошла |
|
На волнорез, чтобы сброситься в воду. Но чудо!
Птицею вдруг полетела. Уста́ издавали —
Жалобный крик. Закружилась над Ке́иком мёртвым.
И опустилась коснуться его. Говорят, |
|
Что приподнялось лицо из прибоя... Отныне —
В птиц превратились они... Есть зимою — неделя.
И согревает птенцов Алкио́на спокойно,
Ибо Эо́л, ради внуков, ветра́ сторожит. |
|
|
|
|
Старец один подошёл. Наблюдал, как над морем
Носятся птицы. Любовь похвалил их. Другому
Старцу сказал (или, может, себе?): «У пернатых
Славные предки найдутся в роду, если к ним — |
|
За откровением спустишься. Редкая птица —
Предков имеет плохих. Вот — нырок. От Приа́ма,
Лаомедо́нта и И́ла, от Тро́я и бога,
Происхождением знатным гордиться бы мог. |
|
|
Этот нырок был великому Ге́ктору братом
И совершил бы не меньшие подвиги, если
Не убегал бы от мира в укромные чащи
И в илио́нских собраниях чаще бывал. |
|
Мать у Эса́ка — Ари́сба, однако, шептали,
Что на таинственной И́де прекрасною нимфой —
Алексиро́ей рождён, потому, нелюдимый,
Дел сторонился земных. На речном берегу — |
|
Нимфу Геспе́рию встретил однажды... Сушила
Волосы нимфа. Увидев его, побежала.
Он догонял. На гадюку она наступила.
Нимфу гадюка ужалила. Бедный Эса́к |
|
О́бнял беглянку, уже неживую. В безумстве
Начал себя упрекать: «Для чего одержимо
За красотою бежал, к совершенству стремился
И не подумал о тех, кто ползёт по земле? |
|
|
Разве к подобной победе спешил? Искуплю ли
Жизнью своей бесконечное чувство печали?
Пламя, которым охвачено сердце? Взывает
Голос погибшей — невинной подруги моей». |
|
И со скалы, нависающей над океаном,
Кинулся в тёмные воды. Богиня Тефи́да
Всё же его пожалела, паденье смягчила,
Птичие перья дала. И несчастный — поплыл. |
|
Но, возмущённый итогом, по-прежнему хочет
Вглубь занырнуть и достигнуть желаемой смерти.
Весь исхудал и зовётся — нырком. Любит море.
Может найдёт то, что ищет в морской глубине». |
|