Пушкин А. С. : другие произведения.

Pushkin in English. А.С.Пушкин, "Евгений Онегин". Перевод на английский язык. 1,4 и 7 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    А.С. Пушкин, "Евгений Онегин". Перевод на английский язык. Главы 1,4 и 7. +37493281300.

  
  
0x01 graphic
   Евгений Онегин
   (роман в стихах)
  
   Перевёл на английский язык Владимир Хачатурян (Хачатур)
  
   Издательство "Гитутюн", Национальная Академия Наук Армении
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   АЛЕКСАНДР ПУШКИН
   ALEXANDER PUSHKIN
  
   ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
   EUGENE ONEGIN
  
  
   Роман в стихах
   A Novel in Verse
  
  
  
  
   Не мысля гордый свет забавить,
   With no intention to entertain,
   Вниманье дружбы возлюбя,
   In love with friendship and regard,
   Хотел бы я тебе представить
   What I would like is to explain
   Залог достойнее тебя,
   A pledge that's worthy of your heart,
   Достойнее души прекрасной,
   That's worthy of the soul unsmeared,
   Святой исполненной мечты,
   Of sacred and completed dream,
   Поэзии живой и ясной,
   Poetic feelings, loud and clear,
   Высоких дум и простоты;
   Of lofty thoughts and easy mien;
   Но так и быть - рукой пристрастной
   But sorry, with a hand that's biased
   Прими собранье пестрых глав,
   Accept the heap of patchy drafts,
   Полусмешных, полупечальных,
   Half-laughable, half-downhearted
   Простонародных, идеальных,
   Uneducated, undivided,
   Небрежный плод моих забав,
   Capricious fruit of joyful laughs,
   Бессонниц, легких вдохновений,
   Of sleepless nights and inspirations,
   Незрелых и увядших лет,
   Of immature and withered years,
   Ума холодных наблюдений
   Of mind's cold observations
   И сердца горестных замет.
   And sole's pitiful concerns.
  
  
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   CHAPTER ONE
  
   I.
  
   Мой дядя самых честных правил,
   My uncle of the highest codes,
   Когда не в шутку занемог,
   When he became very ill,
   Он уважать себя заставил
   He claimed respect from all his folks,
   И лучше выдумать не мог.
   And there was no better deal.
   Его пример другим наука;
   He is exemplary for others,
   Но, боже мой, какая скука
   But, don't tell me how it bothers
   С больным сидеть и день, и ночь,
   To nurse a dummy day and night
   Не отходя ни шагу прочь!
   With no single step aside!
   Какое низкое коварство
   It is so vicious to beguile,
   Полуживого забавлять,
   To entertain a moron,
   Ему подушки поправлять,
   To serve him medicine with a smile
   Печально подносить лекарство,
   To straighten pillows with a moan,
   Вздыхать и думать про себя:
   To sigh while thinking: all goes well:
   "Когда же черт возьмет тебя!"
   Be quick and go straight to hell.
  
  
   II.
  
   Так думал молодой повеса,
   That was the young heartbreaker's vision
   Летя в пыли на почтовых,
   While riding stagecoach in the mud,
   Всевышней волею Зевеса
   By Jove's excellent decision
   Наследник всех своих родных.
   Being heir to all ancestral blood.
   Друзья Людмилы и Руслана!
   Supporters of my previous glory
   С героем моего романа
   With hero of this novel story
   Без предисловий, сей же час
   Not waiting for another chance
   Позвольте познакомить вас:
   Let me acquaint you at once.
   Онегин, добрый мой приятель,
   Onegin was my close buddy,
   Родился на брегах Невы,
   Who lived on Northern river shore
   Где, может быть, родились вы
   Where also you may have been born
   Или блистали, мой читатель;
   Or showed brilliance in study.
   Там некогда гулял и я:
   I thither had my better days,
   Но вреден север для меня.
   But in the North I have no grace.
  
  
   III.
  
   Служив отлично-благородно,
   Although serving very nobly,
   Долгами жил его отец,
   His father lived in great default,
   Давал три бал ежегодно
   Three banquets celebrated yearly
   И промотался наконец.
   And his finances went to naught.
   Судьба Евгения хранила:
   Eugeni's fate was very kind:
   Сперва Madame за ним ходила,
   A French Madame for him was hired,
   Потом Monsier ее сменил.
   To be replaced by the Monsieur.
   Ребенок был резов, но мил.
   The child was brisk and very fair.
   Monsieur l'Abbe, француз убогой,
   Not to exhaust the poor kid,
   Чтоб не измучилось дитя,
   Monsieur l'Abbe, a shabby bloke
   Учил его всему шутя,
   Regarded teaching as a joke,
   Не докучал моралью строгой,
   His words were never very strict,
   Слегка за шалости бранил
   The boy was scolded and pardoned
   И в Летний сад гулять водил.
   And daily walked to Summer Garden.
  
  
   IV.
  
   Когда же юности мятежной
   And when of stormy youth and anguish
   Пришла Евгению пора,
   The time came to Eugene,
   Пора надежд и грусти нежной,
   The time of hopes and tender languish,
   Monsieur прогнали со двора.
   Monsieur was driven from the scene.
   Вот мой Онегин на свободе;
   At last, Eugene is liberated
   Острижен по последней моде,
   His hair stylishly updated,
   Как dandy лондонский одет --
   Dressed like a dandy at the court,
   И наконец увидел свет.
   He finally could see the world.
   Он по-французски совершенно
   His French was fine to perfection,
   Мог изъясняться и писал;
   He could explain himself and write;
   Легко мазурку танцевал
   Could easily Mazurka stride
   И кланялся непринужденно;
   And bowed smartly at receptions;
   Чего ж вам больше? Свет решил,
   What more? The world resolved at once
   Что он умен и очень мил.
   That he was smart and very nice.
  
   V.
  
   Мы все учились понемногу
   From time to time we have been taught
   Чему-нибудь и как-нибудь,
   A little something here and there,
   Так воспитаньем, слава Богу,
   Thus, education, praised be God,
   У нас немудрено блеснуть.
   Is very easy to display.
   Онегин был по мненью многих
   Onegin was, as thought by many,
   (Судей решительных и строгих)
   (the judges resolute and canny),
   Ученый малый, но педант:
   Perhaps a little too high-browed,
   Имел он счастливый талант
   With an ability endowed
   Без принужденья в разговоре
   To touch on something unawares,
   Коснуться до всего слегка,
   With learned air of a pro,
   С ученым видом знатока
   With no commitment, so and so,
   Хранить молчанье в важном споре
   To save his words on big affairs,
   И возбуждать улыбку дам
   And to arouse ladies' smiles
   Огнем нежданных эпиграмм.
   With fire of unexpected rhymes.
  
  
   VI.
  
   Латынь из моды вышла ныне:
   Old Latin is not in fashion lately:
   Так, если правду вам сказать,
   Thus, if you want to know the truth,
   Он знал довольно по-латыне,
   He knew enough of Latin letters
   Чтоб эпиграфы разбирать,
   To read the names on the tombs,
   Потолковать об Ювенале,
   To have a chat on Juvenalis,
   В конце письма поставить vale.
   To end his letters with the VALEs,
   Да помнил, хоть не без греха,
   And knew, though not without offense
   Из Энеиды два стиха.
   From Aeneid a few refrains.
   Он рыться не имел охоты
   He had no wishes to aspire
   В хронологической пыли
   to the chronology of dust,
   Бытописания земли:
   And read descriptions of the past,
   Но дней минувших анекдоты
   But jokes of the days gone by
   От Ромула до наших дней
   From Romulus to our time
   Хранил он в памяти своей.
   He kept retained in his mind.
  
  
   VII.
  
   Высокой страсти не имея
   While having no great desire
   Для звуков жизни не щадить,
   To trade his life for sounds and words
   Не мог он ямба от хорея,
   Iambus from prosodic rhyme
   Как мы ни бились, отличить.
   Could he distinguish not for worlds,
   Бранил Гомера, Феокрита;
   He chided Ancient Greece's poets,
   Зато читал Адама Смита
   Being a profound economist,
   И был глубокий эконом,
   And having studied Adam Smith
   То есть умел судить о том,
   His comprehension was complete,
   Как государство богатеет,
   On how mighty is the State,
   И чем живет, и почему
   And how it lives, and why the hell
   Не нужно золота ему,
   It needs no gold in its cells
   Когда простой продукт имеет.
   When it can do a simple trade.
   Отец понять его не мог
   His father didn't understand,
   И земли отдавал в залог.
   And got a mortgage on his land.
  
  
   VIII.
  
   Всего, что знал еще Евгений,
   All that involved Eugeni's verdict,
   Пересказать мне недосуг;
   It would be hard for me to tell,
   Но в чем он истинный был гений,
   But where he was a real expert,
   Что знал он тверже всех наук,
   Where he could really excel,
   Что было для него измлада
   What was since he was just a boy
   И труд, и мука, и отрада,
   Both labor, torture and a joy,
   Что занимало целый день
   What occupied the whole time
   Его тоскующую лень,
   His lazy sadness and his mind,
   Была наука страсти нежной,
   It was the science of tender passion,
   Которую воспел Назон,
   Which was by Naso glorified,
   За что страдальцем кончил он
   Who then was duly sacrificed
   Свой век блестящий и мятежный
   To end his life in dire fashion,
   В Молдавии, в глуши степей,
   In the Moldova's desert lands,
   Вдали Италии своей.
   Far from his Italy and friends.
  
  
   IX.
  
   ....................................
   ....................................
   ....................................
  
   X.
  
  
   Как рано мог он лицемерить,
   He was deceitful very early,
   Таить надежду, ревновать,
   Could fuel hope, jealous love,
   Разуверять, заставить верить,
   He could dissuade and make pretences,
   Казаться мрачным, изнывать,
   Seem gloomy, like a randy dove,
   Являться гордым и послушным,
   Could be so arrogant and heedful,
   Внимательным иль равнодушным!
   Could be considerate or wistful!
   Как томно был он молчалив,
   He was now silent for a while,
   Как пламенно-красноречив,
   And now eloquent like fire,
   В сердечных письмах как небрежен!
   In tender letters so callous!
   Одним дыша, одно любя,
   To breathe one name, tender love,
   Как он умел забыть себя!
   How he renounced his own self!
   Как взор его был быстр и нежен,
   His glance could be so quick and jealous,
   Стыдлив и дерзок, а порой
   Reserved and haughty, and at times
   Блистал послушною слезой!
   With tame tears in his eyes.
  
  
   XI.
  
   Как он умел казаться новым,
   How could he pose a novel image,
   Шутя невинность изумлять,
   By joke innocence surprise,
   Пугать отчаяньем готовым,
   Intimidate with ready courage,
   Приятной лестью забавлять,
   With pleasing flattery reprise,
   Ловить минуту умиленья,
   Could capture moments of deep emotion,
   Невинных лет предубежденья
   Through sinless years retained caution,
   Умом и страстью побеждать,
   Could conquer using thoughtful passion
   Невольной ласки ожидать,
   Await involuntary brushing,
   Молить и требовать признанья,
   Entreat and claim a confession,
   Подслушать серца первый звук,
   To catch the first beat of devotion,
   Преследовать любовь и вдруг
   And later with a sudden motion
   Добиться тайного свиданья...
   Achieve a clandestine session
   И после ей наедине
   Then in a solitary place
   Давать уроки в тишине!
   Deliver lessons face to face
  
  
   XII.
  
   Как рано мог уж он тревожить
   How early he produced reaction
   Сердца кокеток записных!
   Within the hearts of ballroom flirts!
   Когда ж хотелось уничтожить
   But when he wished to bring destruction
   Ему соперников своих,
   To the adversaries of his,
   Как он язвительно злословил!
   O, how spitefully he slurred!
   Какие сети им готовил!
   What smarmy traps for them prepared!
   Но вы, блаженные мужья,
   And you, the husbands of your wives
   С ним оставались вы друзья:
   With him sustained friendly ties:
   Его ласкал супруг лукавый,
   He was esteemed by artful consort,
   Фобласа давний ученик,
   A long-time student of Foblas,
   И недоверчивый старик,
   And a distrustful man, alas!
   И рогоносец величавый,
   And a majestic man with horns,
   Всегда довольный сам собой,
   Content and happy with his life,
   Своим обедом и женой.
   And with his dinner and his wife.
  
  
   XIII. XIV.
  
   ......................................
   ......................................
   ......................................
   ......................................
  
  
   XV.
  
   Бывало, он еще в постеле:
   While yet in early morning doze,
   К нему записочки несут.
   They bring the notes to his sight.
   Что? Приглашенья? В самом деле,
   What? Invitations, I suppose,
   Три дома на вечер зовут:
   Three houses want him for the night:
   Там будет бал, там детский праздник.
   There is a ball, there is a feasting,
   Куда ж поскачет мой проказник?
   Where would he now go whisking?
   С кого начнет он? Все равно:
   Where will he start? At any rate
   Везде поспеть немудрено.
   He is in time, never late.
   Покамест, в утреннем уборе,
   Meanwhile still in early clothes
   Надев широкий болевар,
   Wearing a spacious bolivar
   Онегин едет на бульвар
   Onegin drives to the Boulevard,
   И так гуляет на просторе,
   And there at liberty he strolls,
   Пока недремлющий брегет
   Until his timepiece would chime
   Не прозвонит ему обед.
   The long-awaited dinner time.
  
  
   XVI.
  
   Уж темно: в санки он садится.
   It goes dusky, sledge is ready.
   "Пади, пади!" - раздался крик;
   "Move on! - the loud voice is raised;
   Морозной пылью серебрится
   With silver dust in frosty weather
   Его бобровый воротник.
   His beaver collar is ablaze.
   К Talon помчался: он уверен,
   He rushed to Talon: no doubt,
   Что там уж ждет его Каверин.
   Kaverin is lounging about.
   Вошел: и пробка в потолок,
   He enters: cork into the ceiling,
   Вина кометы брызнул ток;
   The comet wine squirted thrilling;
   Пред ним roast-beef окровавленный
   The roast-beef is oozing blood,
   И трюфли, роскошь юных лет,
   And truffles, joy of early life,
   Французской кухни лучший цвет,
   The better part of French delight,
   И Страсбурга пирог нетленный
   And the pate de foie gras,
   Меж сыром лимбургским живым
   Between the Limburg cheese alive
   И ананасом золотым.
   And pineapple of golden light.
  
  
   XVII.
  
   Еще бокалов жажда просит
   The thirst is asking for more wine
   Залить горячий жир котлет,
   To pore down fatty meet,
   Но звон брегета им доносит,
   But then BrИguet's another chime
   Что новый начался балет.
   Reports the ballet show time.
   Театра злой законодатель,
   The inconsistent adulator,
   Непостоянный обожатель
   Of actresses who dance and sing,
   Очаровательных актрис,
   The theater's wicked legislator,
   Почетный гражданин кулис,
   The constant dweller of the wings,
   Онегин полетел к театру,
   To theater Onegin hurried,
   Где каждый, вольностью дыша,
   To clap and show admiration
   Готов охлопать entrechat,
   Where everyone is only worried,
   Обшикать Федру, Клеопатру,
   To boo and heckle on occasion,
   Моину вызвать (для того,
   To cry encore and to rejoice
   Чтоб только слышали его).
   At making others hear his voice.
  
  
   XVIII.
  
   Волшебный край! там в стары годы,
   O, fancy land! In old times,
   Сатиры смелый властелин,
   There was Fonvisin, freedom fighter
   Блистал Фонвизин, друг свободы,
   The bold ruler of Satire,
   И переимчивый Княжнин;
   And then Kniazhnin who borrowed smartly,
   Там Озеров невольны дани
   There, inadvertent contributions,
   Народных слез, рукоплесканий
   Spectators' thankful retributions
   С младой Семеновой делил:
   Were shared by old and young likewise.
   Там наш Катенин воскресил
   Was there and then revitalized,
   Корнеля гений величавый;
   Cornelius' majestic name
   Там вывел колкий Шаховской
   The pungent comedy playwrights
   Своих комедий шумный рой,
   Paraded their offensive hives,
   Там и Дидло венчался славой,
   The great Didelot was crowned with fame,
   Там, там под сению кулис
   And in the bustle of stargazing
   Младые дни мои неслись.
   My youthful days were rushing crazy.
  
  
   XIX.
  
   Мои богини! что вы? где вы?
   My goddesses! Where are you lasses?
   Внемлите мой печальный глас:
   Eavesdrop to my heartbreaking rue:
   Всё те же ль вы? другие ль девы,
   Are you still there, maybe others
   Сменив, не заменили вас?
   Have wrongly substituted you?
   Услышу ль вновь я ваши хоры?
   Shall I again hear your choir?
   Узрю ли русской Терпсихоры
   Shall I get lucky to admire
   Душой исполненный полет?
   The soul throbbing in a flight?
   Иль взор унылый не найдет
   Or else my glance will fail to find
   Знакомых лиц на сцене скучной,
   Familiar faces of attraction,
   И, устремив на чуждый свет
   And, aiming at higher class
   Разочарованный лорнет,
   The disappointed eyeglass,
   Веселья зритель равнодушный,
   The listless viewer of the action,
   Безмолвно буду я зевать
   I shall be yawning very wide,
   И о былом воспоминать?
   Nostalgic of the days gone by.
  
  
   XX.
  
   Театр уж полон; ложи блещут;
   The house is crammed; the boxes glitter,
   Партер и кресла, всё кипит;
   The stalls and chairs are ablaze;
   В райке нетерпеливо плещут,
   The gods above applause and jitter,
   И, взвившись, занавес шумит.
   The noisy curtain is upraised.
   Блистательна, полувоздушна,
   An airy nymph is all aglow,
   Смычку волшебному послушна,
   Obedient to the magic bow,
   Толпою нимф окружена,
   Surrounded by fairies' throng,
   Стоит Истомина; она,
   The thrilling dancer stands alone.
   Одной ногой касаясь пола,
   Touching the floor with little toes,
   Другою медленно кружит,
   And then around she goes and flips,
   И вдруг прыжок, и вдруг летит,
   All of a sudden she is afloat,
   Летит, как пух от уст Эола;
   Like down from Aeolus' lips;
   То стан совьет, то разовьет,
   Her body wrapping and unwrapping,
   И быстрой ножкой ножку бьет.
   While the tiny feet go tapping.
  
  
   XXI.
  
   Все хлопает. Онегин входит,
   All clapping. And Onegin enter
   Идет меж кресел по ногам,
   Between the chairs, kicking legs,
   Двойной лорнет скосясь наводит
   His double lorgnette being skewed off-center
   На ложи незнакомых дам;
   On clusters of the fair sex.
   Все ярусы окинул взором,
   He scrutinizes all the rows,
   Всё видел: лицами, убором
   Familiar sight: attires, robes,
   Ужасно недоволен он;
   All those things would make him spout
   С мужчинами со всех сторон
   And nod to all familiar crowd.
   Раскланялся, потом на сцену
   His fleeting look in great distraction
   В большом рассеянье взглянул,
   Would go further to the stage
   Отворотился - и зевнул.
   Then he would yawn and turn away
   И молвил: "Всех пора на смену;
   And say: where is their old attraction?
   Балеты долго я терпел,
   I have been patient with the ballet,
   Но и Дидло мне надоел".
   But now it starts to make me scary.
  
  
   XXII.
  
   Еще амуры, черти, змеи
   The Cupids, demons, imps and serpents
   На сцене скачут и шумят;
   Still jump and clatter on the boards,
   Еще усталые лакеи
   And while yet the weary servants
   На шубах у подъезда спят;
   Sleep on the coats at entrance doors,
   Еще не перестали топать,
   Still there is no end to tramping,
   Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
   To nose blowing, hissing, clapping,
   Еще снаружи и внутри
   Still both inside and outside
   Везде блистают фонари;
   Are lanterns glittering and bright,
   Еще, прозябнув, бьются кони,
   Still chilling horses go bumping,
   Наскуча упряжью своей,
   Bored of their harnesses and ties,
   И кучера, вокруг огней,
   The coachmen around fires
   Бранят господ и бьют в ладони,
   Scold masters swearing and stamping,
   А уж Онегин вышел вон;
   Onegin is on home ride
   Домой одеться едет он.
   To change clothes for the night.
  
  
   XXIII.
  
   Изображу ль в картине верной
   Shall I depict in picture vivid
   Уединенный кабинет,
   A very lonely study room,
   Где мод воспитанник примерный
   Where fashion-monger shy and timid
   Одет, раздет и вновь одет?
   Is many times dressed and groomed?
   Всё, чем для прихоти обильной
   All that for wildest desires
   Торгует Лондон щепетильный
   The graceful London offers buyers,
   И по Балтическим волнам
   And all the way through Baltic waves
   За лес и сало возит нам,
   Is brought to us for logs and grains,
   Всё, что в Париже вкус голодный,
   All that the hungry Paris taste
   Полезный промысел избрав,
   Invents by choosing useful crafts,
   Изобретает для забав,
   For luxury, for vogue and lust,
   Для роскоши, для неги модной,
   For fun and pleasurable games
   Всё украшало кабинет
   Those things made up a standard rig
   Философа в осьмнадцать лет.
   Of an eighteen-year-old wig.
  
  
   XXIV.
  
   Янтарь на трубках Цареграда,
   The amber on the pipes from Turkey,
   Форфор и бронза на столе,
   The porcelain and enameled brass,
   И, чувств изнеженных отрада,
   And, joy of senses very murky,
   Духи в граненом хрустале;
   Perfume in faceted cut-glass
   Гребенки, пилочки стальные,
   Great many combs and little files,
   Прямые ножницы, кривые,
   And brushes thousands of kinds
   И щетки тридцати родов
   Scissors of straight and crooked blades,
   И для ногтей, и для зубов.
   Both for teeth and for the nails.
   Руссо (замечу мимоходом)
   Rousseau (excuse me for a gap)
   Не мог понять, как важный Грим
   Could never dig, why haughty Grim
   Смел чистить ногти перед ним,
   Could groom his nails in front of him,
   Красноречивым сумасбродом.
   The great and eloquent madcap.
   Защитник вольности и прав
   The guard of liberty and rights,
   В сем случае совсем неправ.
   In this case he was not quite right.
  
  
   XXV.
  
   Быть можно дельным человеком
   One can well be a worthy person
   И думать о красе ногтей:
   While taking care of one's attire:
   К чему бесплодно спорить с веком?
   The custom is a great oppressor,
   Обычай деспот меж людей.
   Why should you argue with the time?
   Второй Чадаев, мой Евгений,
   Eugenie, fearing sensation,
   Боясь ревнивых осуждений,
   Afraid of jealous condemnation,
   В своей одежде был педант
   Was too pedantic in his looks
   И то, что мы назвали франт.
   And used to dress by fashion books.
   Он три часа по крайней мере
   He was for hours on end
   Пред зеркалами проводил
   In front of mirrors and perfumes
   И из уборной выходил
   And came out of his room
   Подобный ветреной Венере,
   Like Venus, ready to attend
   Когда, надев мужской наряд,
   A fancy ball in man's attire
   Богиня едет в маскарад.
   Of admiration sick and tired.
  
  
   XXVI.
  
   В последнем вкусе туалетом
   The latest taste in modern fashion
   Заняв ваш любопытный взгляд,
   Being now presented to your view
   Я мог бы пред ученым светом
   I could have done my public mission
   Здесь описать его наряд;
   To give description of his suit;
   Конечно б это было смело,
   Of course, it would have been not fair,
   Описывать мое же дело:
   But to describe is my affair:
   Но панталоны, фрак, жилет,
   Tuxedo, vest, and underdrawers,
   Всех этих слов на русском нет;
   There are no Russian words for those;
   А вижу я, винюсь пред вами,
   And as I see, I am to blame,
   Что уж и так мой бедный слог
   Because my poor old style
   Пестреть гораздо б меньше мог
   Could stop pronouncing all the while
   Иноплеменными словами,
   The overseas and foreign names,
   Хоть и заглядывал я встарь
   Though I read glossaries at times
   В Академический словарь.
   By the Academy of Science.
  
  
   XXVII.
  
   У нас теперь не то в предмете:
   We now have another story,
  
   Мы лучше поспешим на бал,
   Let's better go to a ball,
  
   Куда стремглав в ямской карете
   Where like a bolt in a hurry
   Уж мой Онегин поскакал.
   Onegin has already gone.
   Перед померкшими домами
   Alongside the extinguished homes
   Вдоль сонной улицы рядами сани
   Along the drowsy street in rows
   Двойные фонари карет
   The dual lanterns of the sleds
   Веселый изливают свет
   Are splashing out light and mirth,
   И радуги на снег наводят;
   Projecting rainbows on the snow;
   Усеян плошками кругом,
   Alight with candles all around
   Блестит великолепный дом;
   Is glittering a splendid house,
   По цельным окнам тени ходят,
   The window frames flash and glow,
   Мелькают профили голов
   Displaying figures and profiles
   И дам, и модных чудаков.
   Of dames and fashionable guys.
  
  
   XXVIII.
  
   Вот наш герой подъехал к сеням;
   My hero rode to the portal
   Швейцара мимо он стрелой
   And past the doorman he would rush
   Взлетел по мраморным ступеням,
   On marble staircase exalted,
   Расправил волоса рукой,
   He trimmed his hair with a brush,
   Вошел. Полна народу зала;
   He enters, and the hall is teaming,
   Музыка уж греметь устала;
   The music tired of its dinning;
   Толпа мазуркой занята;
   He is amidst the dancing crowd
   Кругом и шум, и теснота;
   Commotion and stir all around;
   Бренчат кавалергарда шпоры;
   The spurs of cavalry are jingling,
   Летают ножки милых дам;
   The ladies' feet are flying by;
   По их пленительным следам
   Along their traces glances fly,
   Летают пламенные взоры,
   While burning souls go tingling.
   И ревом скрыпок заглушен
   And crushed by roaring strings and pipes
   Ревнивый шепот модных жен.
   Is whisper of the fancy wives.
  
  
   XXIX.
  
   Во дни веселий и желаний
   In days of joys and aspirations
   Я был от балов без ума:
   I held dance balls in high regard
   Верней нет места для признаний
   No better place for declarations
   И для вручения письма.
   Or for disclosure of heart.
   О вы, почтенные супруги!
   You, spouses of recognition!
   Вам предложу свои услуги;
   To you I owe the highest mission:
   Прошу мою заметить речь:
   Please take a note of my discourse:
   Я вас хочу предостеречь.
   I want to sound the warning chords.
   Вы также, маменьки, построже
   You too, little mothers, do beware,
   За дочерьми смотрите вслед:
   And hold straight your looking glass,
   Держите прямо свой лорнет!
   Or else... it will be late, alas,
   Не то... не то, избави Боже!
   To follow daughters with great care.
   Я это потому пишу,
   The reason of what I say has been
   Что уж давно я не грешу.
   That nowadays I never sin.
  
  
   XXX.
  
   Увы, на разные забавы
   Alas! for different amusements
   Я много жизни погубил!
   I wasted quite a lot of guts.
   Но если б не страдали нравы,
   If not for morals being abused,
   Я балы б до сих пор любил.
   I would still favor them like nuts.
   Люблю я бешеную младость
   I love the crazy youthful jokes,
   И тесноту, и блеск, и радость,
   And ladies' thoughtful taste in clothes,
   И дам обдуманный наряд;
   And narrow space, and sparks of glee,
   Люблю их ножки; только вряд
   I love their legs, but only hardly
   Найдете вы в России целой
   In all of Russia as a whole
   Три пары стройных женских ног.
   There are some slender legs at all.
   Ах! долго я забыть не мог
   I couldn't forget them so long,
   Две ножки... Грустный, охладелый,
   Two legs...I am so sad and cold,
   Я все их помню, и во сне
   They trouble my heart, or so it seems,
   Они тревожат сердце мне.
   I still remember them in dreams.
  
  
   XXXI.
  
   Когда ж и где, в какой пустыне,
   In what remote and lonely desert
   Безумец, их забудешь ты?
   Will you forget them, crazy being?
   Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
   O legs, o legs, where are you present?
   Где мнете вешние цветы?
   Where do you crush the flowers of spring?
   Взлелеяны в восточной неге,
   You have been raised in Eastern splendor,
   На северном, печальном снеге
   You never left your trail slender
   Вы не оставили следов:
   On wretched snow of the North.
   Любили мягких вы ковров
   You loved the splendid carpet cloth,
   Роскошное прикосновенье.
   Its touch and brilliance of affection,
   Давно ль для вас я забывал
   For you I recently forgot
   И жажду славы и похвал,
   The drive for fame and better lot,
   И край отцов, и заточенье?
   The land of fathers and detention.
   Исчезло счастье юных лет,
   The joy of youth is gone, alas,
   Как на лугах ваш легкий след.
   As your light trail on the grass.
  
  
   XXXII.
  
   Дианы грудь, ланиты Флоры
   Diana's breasts, the cheeks of Flora
   Прелестны, милые друзья!
   Are captivating, dear friends.
   Однако ножка Терпсихоры
   Although the leg of Terpsichore
   Прелестней чем-то для меня.
   Looks rather better to my sense.
   Она, пророчествуя взгляду
   By promising unvalued wealth
   Неоцененную награду,
   To the onlooker's vile stealth,
   Влечет условною красой
   She will involve a swarm of hopes
   Желаний своевольный рой.
   By her provisional pose.
   Люблю ее, мой друг Эльвина,
   I love her, my beloved friends,
   Под длинной скатертью столов,
   Beneath the lengthy table-cloth,
   Весной на мураве лугов,
   In spring on meadows grassy growth,
   Зимой на чугуне камина,
   In winter on the fire grates,
   На зеркальном паркете зал,
   On mirror floors of palace hallways,
   У моря на граните скал.
   And by the sea on granite boulders.
  
  
   XXXIII.
  
   Я помню море пред грозою:
   I do remember tempest brewing,
   Как я завидовал волнам,
   The way I envied rushing waves,
   Бегущим бурной чередою
   Their haste in boisterous queuing,
   С любовью лечь к ее ногам!
   To hug her feet with love and grace.
   Как я желал тогда с волнами
   My only thought was with the waves,
   Коснуться милых ног устами!
   To kiss her dear legs I craved.
   Нет, никогда средь пылких дней
   No, never in the fiery days
   Кипящей младости моей
   Of youth that's gone and far away
   Я не желал с таким мученьем
   Had I desired with trepidation
   Лобзать уста младых Армид,
   To kiss the lips of young Armids
   Иль розы пламенных ланит,
   Or roses of fiery cheeks,
   Иль перси, полные томленьем;
   Or breasts so full of expectation,
   Нет, никогда порыв страстей
   No, never passions, hot or cold
   Так не терзал души моей!
   Had thus tormented all my soul.
  
  
   XXIV.
  
   Мне памятно другое время!
   I memorized a flash of pleasure
   В заветных иногда мечтах
   In cherished sacramental grace
   Держу я счастливое стремя...
   I hold tight the happy treasure
   И ножку чувствую в руках;
   And feel the leg in my embrace.
   Опять кипит воображенье,
   And my imagination plays,
   Опять ее прикосновенье
   Again a random easy graze
   Зажгло в увядшем сердце кровь,
   Is kindling blood in flaccid heart
   Опять тоска, опять любовь!..
   Again agony and love.
   Но полно прославлять надменных
   I will not praise the naughty girls
   Болтливой лирою своей;
   By casual gossip of my chords,
   Они не стоят ни страстей,
   They are unworthy of the words,
   Ни песен, ими вдохновенных:
   Or passions inspired by themselves,
   Слова и взор волшебниц сих
   Their words and glances lie and cheat
   Обманчивы... как ножки их.
   Exactly like their legs and feet.
  
   XXXV.
  
   Что ж мой Онегин? Полусонный
   What my Onegin? Very drowsy
   В постелю с бала едет он:
   He goes home from the ball,
   А Петербург неугомонный
   While all Petersburg is rising
   Уж барабаном пробужден.
   Awakened by the drumming roll.
   Встает купец, идет разносчик,
   You see a merchant and a peddler,
   На биржу тянется извозчик,
   A carter rambling to the center,
   С кувшином охтенка спешит,
   A milkmaid carrying heavy weight,
   Под ней снег утренний хрустит.
   The snow cracking from her gait.
   Проснулся утра шум приятный.
   Amid the pleasant noise of dawn
   Открыты ставни; трубный дым
   The blinds are open; chimney stacks
   Столбом восходит голубым,
   Let out smoke, blue and black,
   И хлебник, немец аккуратный,
   While baker, strict and German-born,
   В бумажном колпаке, не раз
   In paper cover, more than once
   Уж отворял свой васисдас.
   Has opened up his wasisdas.
  
  
   XXXVI.
  
   Но, шумом бала утомленный,
   But having been fatigued by ball,
   И утро в полночь обратя,
   Converting morning into night,
   Спокойно спит в тени блаженной
   Is sleeping with the blissful soul
   Забав и роскоши дитя.
   The child of pleasure and delight.
   Проснется за-полдень, и снова
   Waking at noon, and then again
   До утра жизнь его готова,
   Till morning is his life restrained,
   Однообразна и пестра.
   Monotonous and very gay,
   И завтра то же, что вчера.
   Tomorrow same as yesterday.
   Но был ли счастлив мой Евгений,
   But was then happy my Eugene,
   Свободный, в цвете лучших лет,
   Alone, at prime of his life,
   Среди блистательных побед,
   Amidst the never-ending fights,
   Среди вседневных наслаждений?
   That he would always have to win?
   Вотще ли был он средь пиров
   Was he amidst the feasts indeed
   Неосторожен и здоров?
   Unmindful and very fit?
  
  
   XXXVII.
  
   Нет: рано чувства в нем остыли;
   His feelings froze rather early;
   Ему наскучил света шум;
   The monde had bothered him a lot;
   Красавицы не долго были
   The beauties soon became rarely
   Предмет его привычных дум;
   The theme of his accustomed thought;
   Измены утомить успели;
   He was fed up with all betrayals,
   Друзья и дружба надоели,
   The friends and friendship now failed,
   Затем, что не всегда же мог
   It was not always that he could
   Beef-steaks и страсбургский пирог
   Beef-steaks and other fatty food
   Шампанской обливать бутылкой
   Flood with a bottle of Champagne
   И сыпать острые слова,
   And humorize without a break
   Когда болела голова;
   Under a terrible headache
   И хоть он был повеса пылкой,
   And being a scapegrace in the main,
   Но разлюбил он наконец
   He loved no longer in the end
   И брань, и саблю, и свинец.
   The combat, saber, or the lead.
  
  
   XXXVIII.
  
   Недуг, которого причину
   In English it is called depression,
   Давно бы отыскать пора,
   It has been known for quite long,
   Подобный английскому сплину,
   The Russians have their own expression,
   Короче: русская хандра
   Which means that something is quite wrong.
   Им овладела понемногу;
   It seized him firmly by the throat
   Он застрелиться, слава Богу,
   To shoot himself he, praised be God,
   Попробовать не захотел;
   Intended not to give a try;
   Но к жизни вовсе охладел.
   But he instead was cooled to life.
   Как Child-Harold, угрюмый, томный
   Like Child-Harold, morose, languished
   В гостиных появлялся он;
   He would appear at receptions;
   Ни сплетни света, ни бостон,
   Nor worldly talk, nor dancing sessions,
   Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
   Nor dear glance, nor sigh of anguish,
   Ничто не трогало его,
   There was just nothing to live for,
   Не замечал он ничего.
   He was concerned by nothing more.
  
  
   XXXIX. XL. XLI.
  
   .......................................
   .......................................
   .......................................
  
  
   XLII.
  
   Причудницы большого света!
   Sorceresses of greater monde!
   Всех прежде вас оставил он;
   He was among the first to flee
   И правда то, что в наши лета
   And it is true that at this moment
   Довольно скучен высший тон;
   The higher tone is ennui;
   Хоть, может быть, иная дама
   Perhaps there may be some Madame
   Толкует Сея и Бентама,
   Who talks on Say and on Bentham,
   Но вообще их разговор
   But as a rule their pretty chat
   Несносный, хоть невинный вздор;
   Is stupid, though harmless rat.
   К тому ж они так непорочны,
   Besides, they are so chaste and nice,
   Так величавы, так умны,
   So majestic, so clever,
   Так благочестия полны,
   So full of piety and fervor,
   Так осмотрительны, так точны,
   So farsighted and precise,
   Так неприступны для мужчин,
   So impregnable for sin,
   Что вид их уж рождает сплин.
   That their aspect produces spleen.
  
  
   XLIII.
  
   И вы, красотки молодые,
   And you, oh, beauties juvenile,
   Которых позднею порой
   Who in late hours of the night
   Уносят дрожки удалые
   Are taken off by carriage wild
   По петербургской мостовой,
   Along the Petersburg quayside
   И вас покинул мой Евгений,
   You are abandoned by Eugene,
   Отступник бурных наслаждений,
   The maverick of stormy scenes,
   Онегин дома заперся,
   Onegin locked himself inside,
   Зевая, за перо взялся,
   And yawning, took a pen to write,
   Хотел писать - но труд упорный
   He started writing, but fatigue
   Ему был тошен; ничего
   To him was nauseous; nothing then
   Не вышло из пера его,
   Came out of his wretched pen,
   И не попал он в цех задорный
   He never joined the funny league
   Людей, о коих не сужу,
   Of people I would not offend,
   Затем, что к ним принадлежу.
   Belonging to the same brand.
  
  
   XLIV.
  
   И снова, преданный безделью,
   Frustrated at his empty soul,
   Томясь душевной пустотой,
   And loyal to the idle life
   Уселся он - с похвальной целью
   He settled down with a goal
   Себе присвоить ум чужой;
   To capture someone else's mind;
   Отрядом книг уставил полку,
   The books were on the shelf arrayed,
   Читал, читал, а всё без толку:
   He read and read, but all in vain
   Там скука, там обман иль бред;
   He found boredom and pretence,
   В том совести, в том смысла нет;
   With no conscience, no sense;
   На всех различные вериги;
   All wearing the same chains
   И устарела старина,
   The old things become more old,
   И старым бредит новизна.
   And news is no news at all.
   Как женщин, он оставил книги
   He dumped the volumes like females,
   И полку, с пыльной их семьей,
   And dusty dynasty of books
   Задернул траурной тафтой.
   Were piled up in shady nooks.
  
  
   XLV.
  
   Условий света свергнув бремя,
   By overthrowing worldly yoke,
   Как он, отстав от суеты,
   Like him, avoiding extra harm,
   С ним подружился я в то время.
   I won his friendship at a stroke,
   Мне нравились его черты,
   I had a liking to his charm,
   Мечтам невольная преданность,
   To dreams definitive compliance,
   Неподражательная странность
   A most unaccustomed bias,
   И резкий, охлажденный ум.
   A pointed and chilly brain,
   Я был озлоблен, он угрюм;
   I was embittered, he was grave;
   Страстей игру мы знали оба;
   We both knew the game of passion;
   Томила жизнь обоих нас;
   To both of us the life was bad;
   В обоих сердца жар угас;
   In both the heat of heart was dead;
   Обоих ожидала злоба
   And both were ambushed by aggression
   Слепой Фортуны и людей
   Of blind Fate and human race
   На самом утре наших дней.
   In the small hours of our days.
  
  
   XLVI.
  
   Кто жил и мыслил, тот не может
   Who lived and thought, he is enabled
   В душе не презирать людей;
   To feel contempt to human race,
   Кто чувствовал, того тревожит
   Who has some feelings, is concerned
   Призрак невозвратимых дней:
   By ghosts of forfeited days:
   Тому уж нет очарований,
   He finds no more predilection,
   Того змия воспоминаний,
   Bitten by snakes of recollection,
   Того раскаянье грызет.
   Or by the tortures of remorse.
   Всё это часто придает
   All that may give a charming course
   Большую прелесть разговору.
   To any type of conversation.
   Сперва Онегина язык
   Onegin's language got me busted,
   Меня смущал; но я привык
   Then by and by I got accustomed
   К его язвительному спору
   To his adverse argumentation,
   И к шутке, с жельчью пополам,
   And to his jokes mixed with shams,
   И злости мрачных эпиграмм.
   And to his gloomy epigrams.
  
  
   XLVII.
  
   Как часто летнею порою,
   It was so often in summer time
   Когда прозрачно и светло
   When the night sky above the river
   Ночное небо над Невою
   Becomes transparent and bright,
   И вод веселое стекло
   And waters with their crazy mirror
   Не отражает лик Дианы,
   Reflected not Diana's face,
   Воспомня прежних лет романы,
   Recalling love of bygone years,
   Воспомня прежнюю любовь,
   The memories of old came,
   Чувствительны, беспечны вновь,
   Being sensitive and unconcerned again,
   Дыханьем ночи благосклонной
   We drank the breath of gracious air,
   Безмолвно упивались мы!
   In silence, like inmates from jail
   Как в лес зеленый из тюрьмы
   Transferred to the grove and dale,
   Перенесен колодник сонный,
   While asleep and unaware,
   Так уносились мы мечтой
   We were conveyed by dreams likewise,
   К началу жизни молодой.
   Snatched back to young and happy life.
  
  
   XLVIII.
  
   С душою, полной сожалений,
   With soul in profound dejection,
   И опершися на гранит,
   And leaning on the granite wall,
   Стоял задумчиво Евгений,
   Eugeni stood in deep reflection,
   Как описал себя пиит.
   As by the Poet was recalled.
   Всё было тихо; лишь ночные
   With only sentries in the quiet
   Перекликались часовые,
   To call aloud in the night,
   Да дрожек отдаленный стук
   And a remote carriage sound
   С Мильонной раздавался вдруг;
   All of a sudden to come around;
   Лишь лодка, веслами махая,
   A solitary boat cruising
   Плыла по дремлющей реке:
   Could be perceived on dozing waters:
   И нас пленяли вдалеке
   And heard from the remote quarter
   Рожок и песня удалая...
   Were singing and a gallant music.
   Но слаще, средь ночных забав,
   But most sweet of nightly games
   Напев Торкватовых октав!
   Is sound of Torquate octaves.
  
  
   XLIX.
  
   Адриатические волны,
   O, Adriatic undulation,
   О Брента! нет, увижу вас
   O Brenta, I will see its course,
   И, вдохновенья снова полный,
   And full of novel inspiration,
   Услышу ваш волшебный глас!
   I will again hear its voice.
   Он свят для внуков Аполлона;
   Apollo's sons worship its tone;
   По гордой лире Альбиона
   Through proud lyre of Albion
   Он мне знаком, он мне родной.
   I know it, it is my own.
   Ночей Италии златой
   In Italy's nocturnal gold
   Я негой наслажусь на воле
   It's there, at liberty I stroll
   С венецианкою младой
   With a Venetian young bride,
   То говорливой, то немой,
   Now talkative, and now quiet,
   Плывя в таинственной гондоле;
   Floating in a mystery gondola;
   С ней обретут уста мои
   With her my mouth will possess
   Язык Петрарки и любви.
   The tongue of love and Petrarch verse.
  
  
   L.
  
   Придет ли час моей свободы?
   O, come the hour of liberation!
   Пора, пора! - взываю к ней;
   Freedom will come, and we embrace,
   Брожу над морем, жду погоды,
   I roam at shore in expectation,
   Маню ветрила кораблей.
   Waving my hand to flying sails.
   Под ризой бурь, с волнами споря,
   Beneath the storms, defying waves,
   По вольному распутью моря
   Along the sea and its crossways
   Когда ж начну я вольный бег?
   When shall I start my easy roaming?
   Пора покинуть скучный брег
   The shore became very boring
   Мне неприязненной стихии,
   Of elements hostile and crashing,
   И средь полуденных зыбей,
   And there, in surges of midday,
   Под небом Африки моей,
   Below the African sunrays
   Вздыхать о сумрачной России,
   I will recall the gloomy Russia
   Где я страдал, где я любил,
   Wherein I suffered and I loved,
   Где сердце я похоронил.
   The place where I interred my heart.
  
  
   LI.
  
   Онегин был готов со мною
   Onegin was prepared with me
   Увидеть чуждые страны;
   To go to strange foreign lands;
   Но скоро были мы судьбою
   But soon the destiny would see
   На долгий срок разведены.
   That we should part for a great length.
   Отец его тогда скончался.
   By then his father passed away.
   Перед Онегиным собрался
   And greedy creditors' array
   Заимодавцев жадный полк.
   Attacked their customer in kind,
   У каждого свой ум и толк:
   Each in his own frame of mind.
   Евгений, тяжбы ненавидя,
   Eugeni, hating litigation,
   Доволный жребием своим,
   Content with assets that remained,
   Наследство предоставил им,
   Perceiving no loss or gain,
   Большой потери в том не видя,
   Remitted it to their discretion,
   Иль предузнав издалека
   Divining from far away
   Кончину дяди старика.
   His old uncle's departure day.
  
  
   LII.
  
   Вдруг получил он в самом деле
   He suddenly received indeed
   От управителя доклад,
   From uncle's manager account
   Что дядя при смерти в постеле
   That uncle was on his deathbed
   И с ним проститься был бы рад.
   And wouldn't be too long around.
   Прочтя печальное посланье,
   Having perused the mournful message
   Евгений тотчас на свиданье
   Eugene set out for the passage,
   Стремглав по почте поскакал
   He galloped promptly to the site,
   И уж заранее зевал,
   His mouth yawning very wide,
   Приготовляясь денег ради,
   Preparing for the sake of money
   На вздохи, скуку и обман
   To sighs, and boredom and deception,
   (И тем я начал мой роман);
   (That was my point of inception);
   Но, прилетев в деревню дяди,
   But coming to uncle's village running,
   Его нашел уж на столе,
   He found him posed on the bench
   Как дань, готовую земле.
   Ready to go off the stage.
  
  
   LIII.
  
   Нашел он полон двор услуги;
   He found a court of service folks;
   К покойнику со всех сторон
   From every quarter the dead man
   Съезжались недруги и други,
   Attracted both friends and foes,
   Охотники до похорон.
   A company of burial fans.
   Покойника похоронили.
   The dead was duly put to rest,
   Попы и гости ели, пили
   And having eaten, priests and guests
   И после важно разошлись,
   All broke up assuming airs,
   Как будто делом занялись.
   As though having some affairs.
   Вот наш Онегин, сельский житель,
   Here is Onegin village master,
   Заводов, вод, лесов, земель
   Of farms, and waters, lands and forests,
   Хозяин полный, а досель
   Complete possessor, but before it
   Порядка враг и расточитель.
   The foe of order and a waster,
   И очень рад, что прежний путь
   Being happy that his former ways
   Переменил на что-нибудь.
   Were modified to something else.
  
  
   LIV.
  
   Два дня ему казались новы
   Some of the things appeared novel,
  
   Уединенные поля,
   Like hidden solitary nooks
  
   Прохлада сумрачной дубровы,
   The coolness of the oak-grove,
  
   Журчанье тихого ручья;
   The purl and babble of the brook,
  
   На третий роща, холм и поле
   Another day the grove and hill
  
   Его не занимали боле;
   Could no longer hold him still;
  
   Потом уж наводили сон;
   Later they made him sleep again;
  
   Потом увидел ясно он,
   And then he saw as clear as day
  
   Что и в деревне скука та же,
   That rural boredom is the same,
  
   Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
   With no streets and no castles,
  
   Ни карт, ни балов, ни стихов.
   No ballrooms, games of cards,
  
   Хандра ждала его на страже,
   The spleen was keeping him at bay,
  
   И бегала за ним она,
   And following him day and night
  
   Как тень иль верная жена.
   As shadow or a loyal wife.
  
  
  
   LV.
  
   Я был рожден для жизни мирной,
   I have been born for peaceful life,
  
   Для деревенской тишины:
   For quiet sounds of the fields:
  
   В глуши звучнее голос лирный,
   The lire is louder in the wild,
  
   Живее творческие сны.
   More vivid are creative dreams.
  
   Досугам посвятясь невинным,
   Committed to the modest leisure
  
   Брожу над озером пустынным,
   I roam around the lake at pleasure,
  
   И far niente мой закон.
   And far niente is my law.
  
   Я каждым утром пробужден
   My each awakening is for
  
   Для сладкой неги и свободы:
   Luxuriant freedom and content,
  
   Читаю мало, долго сплю,
   I read a little, sleep a lot,
  
   Летучей славы не ловлю.
   For flitting fame I crave not.
  
   Не так ли я в былые годы
   The former years likewise were spent:
  
   Провел в бездействии, в тени
   I passed in idleness and shade
  
   Мои счастливейшие дни?
   My most fortunate of days.
  
  
  
   LVI.
  
   Цветы, любовь, деревня, праздность,
   The flowers, love and rural stiffness,
   Поля! я предан вам душой.
   O fields! I love you with my soul.
   Всегда я рад заметить разность
   It is my wish to see the difference
   Между Онегиным и мной,
   Between his person and my own.
   Чтобы насмешливый читатель
   Lest my whatever gentle reader
   Или какой-нибудь издатель
   Or still whatever gentle printer
   Замысловатой клеветы,
   Of complicated denigration
   Сличая здесь мои черты,
   By verifying and collation
   Не повторял потом безбожно,
   Reiterate ungodly lies
   Что намарал я свой портрет,
   That I my own pictures write,
   Как Байрон, гордости поэт,
   Like Byron, poet of the pride,
   Как будто нам уж невозможно
   As if we were of skill deprived
   Писать поэмы о другом,
   To write the poems on someone else,
   Как только о себе самом.
   Rather than on one's own self.
  
  
   LVII.
  
   Замечу кстати: все поэты -
   But let me note: all the writers
  
   Любви мечтательной друзья.
   Are loyal friends of dreamy love.
  
   Бывало, милые предметы
   It happened when some dear items
  
   Мне снились, и душа моя
   Were in my dreams, so that my soul
  
   Их образ тайный сохранила;
   Retained their clandestine sight;
  
   Их после муза оживила:
   And later was by Muse revived:
  
   Так я, беспечен, воспевал
   I thus untroubled, sang and cheered
  
   И деву гор, мой идеал,
   The girl of highland, my ideal,
  
   И пленниц берегов Салгира.
   And captive women from Salgir.
  
   Теперь от вас, мои друзья,
   And now you, my dear friends,
  
   Вопрос нередко слышу я:
   You ask me many times on end:
  
   "О ком твоя вздыхает лира?
   "Who is the subject of your lyre?
  
   Кому, в толпе ревнивых дев,
   To whom among the maidens' throng
  
   Ты посвятил ее напев?
   Did you initiate your song?
  
  
  
   LVIII.
  
   Чей взор, волнуя вдохновенье,
   Whose glance, exciting inspiration
   Умильной лаской наградил
   Awarded kindly caress
   Твое задумчивое пенье?
   To your despondent meditation,
   Кого твой стих боготворил?"
   Who has been worshiped by your verse?"
   И, други, никого, ей-богу!
   Not anyone, my friends, by God!
   Любви безумную тревогу
   I came to know without reward
   Я безотрадно испытал.
   Insane love and crazy rhyme
   Блажен, кто с нею сочетал
   Blessed one who managed to combine
   Горячку рифм: он тем удвоил
   Those two: of course he doubled
   Поэзии священный бред.
   The sacred gibberish of verse
   Петрарке шествуя вослед,
   By following Petrarcha's steps,
   А муки сердца успокоил,
   While his heart was spared trouble,
   Поймал и славу между тем;
   He caught both fame and respect,
   Но я, любя, был глуп и нем.
   But I, who loved, stayed in neglect.
  
  
   LIX.
  
   Прошла любовь, явилась муза,
   The love has passed, the muse emerged,
  
   И прояснился темный ум.
   And cleared my obscure mind,
  
   Свободен, вновь ищу союза
   Again free, again searching
  
   Волшебных звуков, чувств и дум;
   For magic sounds, senses kind;
  
   Пишу, и сердце не тоскует,
   I write, the heart remains quiet,
  
   Перо, забывшись, не рисует
   The pen does not attempt to write
  
   Близ неоконченных стихов
   Around the unfinished poems.
  
   Ни женских ножек, ни голов;
   Nor women's legs, nor heads, nor toes;
  
   Погасший пепел уж не вспыхнет,
   Extinguished ash will not take fire,
  
   Я всё грущу; но слез уже нет,
   I yearn; but no tears remain,
  
   И скоро, скоро бури след
   And very soon the hurricane
  
   В душе моей совсем утихнет:
   Will in my soul go quiet
  
   Тогда-то я начну писать
   And then I will begin again
  
   Поэму песен в двадцать пять.
   A poem of twenty-five refrains.
  
  
  
  
  
   LX.
  
   Я думал уж о форме плана,
   I have been doing my projection,
   И как героя назову;
   The hero's name and the cast;
   Покамест моего романа
   Until the tale of my invention
   Я кончил первую главу;
   Acquired chapter one at last;
   Пересмотрел всё это строго:
   I then reviewed it all around:
   Противоречий очень много,
   The controversies are abundant,
   Но их исправить не хочу;
   But I will not correct them all
   Цензуре долг свой заплачу
   The censorship will get their toll.
   И журналистам на съеденье
   And to the pressmen for revision
   Плоды трудов моих отдам:
   I will concede my work at last:
   Иди же к невским берегам,
   Fly to the shores of Neva fast,
   Новорожденное творенье.
   My neonatal composition.
   И заслужи мне славы дань:
   And gain me merit that is due:
   Кривые толки, шум и брань!
   The crooked talk, the cry and hue!
  
  
  
   КОНЕЦ ГЛАВЫ ПЕРВОЙ
   END OF CHAPTER ONE
  
  
  
  
  
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   CHAPTER FOUR
  
  
   La morale est dans la nature des choses.
   The moral is in the nature of things.
   Necker
   Necker
  
  
   I. II. III. IV. V. VI.
  
  
   VII.
  
   Чем меньше женщину мы любим,
   The less the love we give a woman,
   Тем легче нравимся мы ей,
   The greater is her love to us.
   И тем ее вернее губим
   And thus ensure her better ruin
   Средь обольстительных сетей.
   Amidst the captivating fuss.
   Разврат, бывало, хладнокровный
   Debauchery was at times composed,
   Наукой славился любовной,
   And as a science of love was known
   Сам о себе везде трубя
   Itself profusely glorifying,
   И наслаждаясь не любя.
   Enjoying all without loving.
   Но эта важная забава
   But this important fun and games
   Достойна старых обезьян
   Is worthy of the old apes
   Хваленых дедовских времян:
   Belonging to grandfathers' times
   Ловласов обветшала слава
   Loveless' glory is out of grace
   Со славой красных каблуков
   With the majestic stately wigs.
   И величавых париков.
   As well as that of scarlet heals.
  
  
   VIII.
  
   Кому не скучно лицемерить,
   Who finds it pleasing to dissemble,
   Различно повторять одно,
   To read the same to different tunes
   Стараться важно в том уверить,
   To put on air and make remember
   В чем все уверены давно,
   What has been known to quite a few.
   Все те же слышать возраженья,
   To hear similar objections,
   Уничтожать предрассужденья,
   And to denounce misconceptions
   Которых не было и нет
   That have been not and never will
   У девочки в тринадцать лет!
   In a thirteen-year-old girl.
   Кого не утомят угрозы,
   Who will endure all the threats,
   Моленья, клятвы, мнимый страх,
   The prayers, pretended fear, oaths,
   Записки на шести листах,
   Love letters of great length and notes,
   Обманы, сплетни, кольца, слезы,
   Deceptions, gossips, rings and tears,
   Надзоры теток, матерей,
   Surveillance by the aunts and mothers,
   И дружба тяжкая мужей!
   And heavy friendship of the husbands.
  
  
   IX.
  
   Так точно думал мой Евгений.
   Eugeni came to these conclusions
   Он в первой юности своей
   Within the first youth of his life,
   Был жертвой бурных заблуждений
   A victim to terrible delusions
   И необузданных страстей.
   And unimaginable frights.
   Привычкой жизни избалован,
   By living habits he was spoiled,
   Одним на время очарован,
   By some he could be disappointed
   Разочарованный другим,
   Some things being temporary charms,
   Желаньем медленно томим,
   He was exhausted with demands,
   Томим и ветреным успехом,
   Weary with frivolous good luck,
   Внимая в шуме и в тиши
   Heeding in noise and in lull
   Роптанье вечное души,
   Unending murmur of the soul,
   Зевоту подавляя смехом:
   Suppressing yawning with a laugh:
   Вот как убил он восемь лет,
   That was how he killed his youthful fire
   Утратя жизни лучший цвет.
   By having lost the best of life.
  
  
  
   X.
  
   В красавиц он уж не влюблялся,
   In love he sought no more perfection,
   А волочился как-нибудь;
   But trailed someone at his best;
   Откажут - мигом утешался;
   Rejected - found consolation,
   Изменят - рад был отдохнуть.
   Betrayed - he didn't mind rest.
   Он их искал без упоенья,
   He sought for them with no thrill,
   А оставлял без сожаленья,
   Abandoning with no big deal
   Чуть помня их любовь и злость.
   Hardly remembering their quest.
   Так точно равнодушный гость
   The same as a listless guest
   На вист вечерний приезжает,
   Arriving for an evening match.
   Садится; кончилась игра:
   He takes a seat; they draw a score
   Он уезжает со двора,
   He is departing through back door,
   Спокойно дома засыпает
   He goes to bed some winks to snatch,
   И сам не знает поутру,
   And never knows he at dawn
   Куда поедет ввечеру.
   Where towards the night he would be gone.
  
  
   XI.
  
   Но, получив посланье Тани,
   But having got the Tanya's message,
   Онегин живо тронут был:
   Onegin was touched right to the quick:
   Язык девических мечтаний
   The tender tone of maiden language
   В нем думы роем возмутил;
   Incited him and made him think.
   И вспомнил он Татьяны милой
   And he remembered sweet Tatiana,
   И бледный цвет и вид унылый;
   Her pale face and cheerless color,
   И в сладостный, безгрешный сон
   And a delightful sinless dream
   Душою погрузился он,
   Was where his soul with him went in.
   Быть может, чувствий пыл старинный
   Perhaps the heat of old feelings
   Им на минуту овладел;
   Had for a moment best of him,
   Но обмануть он не хотел
   But he did not want to take in
   Доверчивость души невинной.
   Credulity of soul ingenious.
   Теперь мы в сад перелетим,
   We now go to the place
   Где встретилась Татьяна с ним.
   Where Tanya met him face to face.
  
  
   XII.
  
   Минуты две они молчали,
   A couple of minutes they were silent,
   Но к ней Онегин подошел
   But then Onegin spoke withal
   И молвил: "вы ко мне писали,
   And said: "you wrote to me, were so kind,
   Не отпирайтесь. Я прочел
   Do not deny. I read it all:
   Души доверчивой признанья,
   The trustful soul's declaration,
   Любви невинной излиянья;
   Effusion of guiltless revelation
   Мне ваша искренность мила;
   To me, your candor is so nice;
   Она в волненье привела
   It brings about and it excites
   Давно умолкнувшие чувства;
   The long-ago mute sensation;
   Но вас хвалить я не хочу;
   But it is not my wish to praise you;
   Я за нее вам отплачу
   I will support my I.O.U.
   Признаньем также без искусства;
   By yet another revelation;
   Примите исповедь мою:
   Acknowledge please my declaration:
   Себя на суд вам отдаю.
   I yield to your investigation.
  
  
   XIII.
  
   "Когда бы жизнь домашним кругом
   If I would choose my own house
   Я ограничить захотел;
   To draw around my own life,
   Когда б мне быть отцом, супругом
   If to be father and a spouse
   Приятный жребий повелел;
   Were happy lot for me to find;
   Когда б семейственной картиной
   If ever a domestic call
   Пленился я хоть миг единый, -
   Would have attracted me at all,
   То верно б, кроме вас одной,
   Then no doubt, except you, I
   Невесты не искал иной.
   Would never seek another bride.
   Скажу без блесток мадригальных:
   With no laudatory praise:
   Нашед мой прежний идеал,
   Having encountered you solely,
   Я верно б вас одну избрал
   I would have seen you one and only
   В подруги дней моих печальных,
   To be the friend of my sad days
   Всего прекрасного в залог,
   As pledged against things of beauty.
   И был бы счастлив... сколько мог!
   And would be glad to do my duty.
  
   XIV
  
   "Но я не создан для блаженства;
   "But I am created not for bliss;
   Ему чужда душа моя;
   It is quite alien to my soul;
   Напрасны ваши совершенства:
   All your perfections do not please:
   Их вовсе недостоин я.
   I am unworthy of them all.
   Поверьте (совесть в том порукой),
   Believe me (conscience is a bail)
   Супружество нам будет мукой.
   Matrimony will be a pain.
   Я, сколько ни любил бы вас,
   My love to you, however great,
   Привыкнув, разлюблю тотчас;
   Will vanish in a matter of days;
   Начнете плакать: ваши слезы
   Your crying and your bitter tears
   Не тронут сердца моего,
   Will not come close to my heart,
   А будут лишь бесить его.
   But rather only make it hard.
   Судите ж вы, какие розы
   You judge yourself, what kind of fears
   Нам заготовит Гименей
   Will be prepared for us by Hymen
   И, может быть, на много дней.
   Perhaps for many days of fun.
  
  
   XV.
  
   "Что может быть на свете хуже
   What in the world can be more cluttered
   Семьи, где бедная жена
   Than in a family a wife
   Грустит о недостойном муже
   Being sad through an unworthy husband,
   И днем и вечером одна;
   Alone in the day and night,
   Где скучный муж, ей цену зная
   Where husband, of her worth aware,
   (Судьбу, однако ж, проклиная),
   (Who keeps at destiny to swear)
   Всегда нахмурен, молчалив,
   Is always frowning and lull,
   Сердит и холодно-ревнив
   Is angry and unkindly dull.
   Таков я. И того ль искали
   Was it the same one you sought
   Вы чистой, пламенной душой,
   With your refined flaming soul,
   Когда с такою простотой,
   When in your innocence you wrote
   С таким умом ко мне писали?
   To me. And with so much thought?
   Ужели жребий вам такой
   I wonder if you have the lot,
   Назначен строгою судьбой?
   Appointed to you by God?
  
  
   XVI.
  
   "Мечтам и годам нет возврата;
   No coming back for years and dreaming;
   Не обновлю души моей...
   I won't again refresh my soul...
   Я вас люблю любовью брата
   My love to you is brother's feeling,
   И, может быть, еще нежней.
   Even more tender multifold.
   Послушайте ж меня без гнева:
   Just listen to me without reactions:
   Сменит не раз младая дева
   A virgin will exchange her passions
   Мечтами легкие мечты;
   A lot of times for other dreams;
   Так деревцо свои листы
   With every spring will all the trees
   Меняет с каждою весною.
   For the new leaves will change their foliage
   Так, видно, небом суждено.
   It is perhaps the will of God.
   Полюбите вы снова: но...
   Another love will come. Why not?
   Учитесь властвовать собою;
   Learn to control your own image;
   Не всякий вас, как я, поймет;
   Not all like me will see you through,
   К беде неопытность ведет".
   A trouble is caused by the misdo.
  
  
   XVII.
  
   Так проповедовал Евгений.
   That was Eugeni and his preaching,
   Сквозь слез не видя ничего,
   Completely blinded by tears,
   Едва дыша, без возражений,
   And no objections, hardly breathing,
   Татьяна слушала его.
   Tatiana heard him very clear
   Он подал руку ей. Печально
   He offered her a hand. And sadly
   (Как говорится, машинально)
   (As they could say, unwittingly)
   Татьяна, молча, оперлась,
   Tatiana soundlessly reclined,
   Головкой томною склонясь;
   Her languid head to him inclined;
   Пошли домой вкруг огорода;
   They walked towards home around the garden,
   Явились вместе, и никто
   They came together, and withal
   Не вздумал им пенять на то:
   No one would blame them at all:
   Имеет сельская свобода
   There is a certain rural custom
   Свои счастливые права,
   That can enjoy its happy rights,
   Как и надменная Москва.
   Just like the haughty Muscovites.
  
  
   XVIII
  
  
   Вы согласитесь, мой читатель,
   You will agree, my dear mate,
   Что очень мило поступил
   It was a very fine deal,
   С печальной Таней наш приятель;
   The way he treated poor maid;
   Не в первый раз он тут явил
   He had here many times revealed
   Души прямое благородство,
   The sheer quality of sole
   Хотя людей недоброхотство
   Although malevolence of folks
   В нем не щадило ничего:
   Forgave not a thing in him,
   Враги его, друзья его
   Both his enemies and kin
   (Что, может быть, одно и то же)
   (Which maybe probably the same)
   Его честили так и сяк.
   Defiled him as so-and-so.
   Врагов имеет в мире всяк,
   There is no one without a foe
   Но от друзей спаси нас, боже!
   But from the friends will God us save!
   Уж эти мне друзья, друзья!
   Those friends will give you only pain.
   Об них недаром вспомнил я.
   I recollect them not in vain.
  
  
   XIX.
  
   А что? Да так. Я усыпляю
   Well, what is it? I lull to naught
   Пустые, черные мечты;
   The empty and obscure visions
   Я только в скобках замечаю,
   And only in brackets I can note
   Что нет презренной клеветы,
   That there is no foul lesions
   На чердаке вралем рожденной
   That there is not whatever nonsense
   И светской чернью ободренной,
   No commonplace or black offense,
   Что нет нелепицы такой,
   Having appeared on the loft
   Ни эпиграммы площадной,
   And hailed by mundane mob,
   Которой бы ваш друг с улыбкой,
   That your good friend with happy smile
   В кругу порядочных людей,
   Within a circle of decent folks
   Без всякой злобы и затей,
   With no malice or dirty dopes
   Не повторил сто крат ошибкой;
   Would not have said a hundred times;
   А впрочем, он за вас горой:
   He stands for you with all his soul:
   Он вас так любит... как родной!
   He loves you so... as his own!
  
  
   XX.
  
   Гм! гм! Читатель благородный,
   Ahem! The reader most noble,
   Здорова ль ваша вся родня?
   Are all your kinsfolk in good esprit?
   Позвольте: может быть, угодно
   Just let me see: to save you trouble,
   Теперь узнать вам от меня,
   You will now learn it all from me.
   Что значит именно родные.
   Let us consider what it is.
   Родные люди вот какие:
   Kinsfolk are mostly like this:
   Мы их обязаны ласкать,
   We have to please them and esteem,
   Любить, душевно уважать
   And help preserve their life and limb,
   И, по обычаю народа,
   In, keeping with a folk trade,
   О рожестве их навещать,
   To visit them on Christmas day,
   Или по почте поздравлять,
   Or send them greetings on the mail,
   Чтоб остальное время года
   So that the rest of the year's days
   Не думали о нас они...
   They never think about us,
   И так, дай бог им долги дни!
   Let their good days for ever last.
  
  
   XXI.
  
   Зато любовь красавиц нежных
   Instead, the love of tender girls
   Надежней дружбы и родства:
   Is better than friendship or relations,
   Над нею и средь бурь мятежных
   On it, amid the storms and gales
   Вы сохраняете права.
   You will retain your possessions.
   Конечно так. Но вихорь моды,
   Of course, you will. But vogues strife,
   Но своенравие природы,
   The willful character of life,
   Но мненья светского поток...
   Opinions changeable flow,
   А милый пол, как пух, легок.
   While fine gender is explosive,
   К тому ж и мнения супруга
   Besides, your spouse's opinion
   Для добродетельной жены
   For any kind of virtuous wife
   Всегда почтенны быть должны;
   Have to be somewhat recognized
   Так ваша верная подруга
   Because your loyal bride extremely
   Бывает вмиг увлечена:
   Can be entrained in half a trice
   Любовью шутит сатана.
   Satan will ever jest with vice.
  
  
   XXII.
  
   Кого ж любить? Кому же верить?
   Whom then to love? And who will care?
   Кто не изменит нам один?
   Who won't betray us all along?
   Кто все дела, все речи мерит
   And who will measure all affairs
   Услужливо на наш аршин?
   Against the yardstick of our own?
   Кто клеветы про нас не сеет?
   Who doesn't grant us defamation?
   Кто нас заботливо лелеет?
   Who fosters us with great attention?
   Кому порок наш не беда?
   Who is for our vices never sorry?
   Кто не наскучит никогда?
   And who will never become boring?
   Призрака суетный искатель,
   The vain seeker of the ghost,
   Трудов напрасно не губя,
   Without wasting lost attempts
   Любите самого себя,
   Direct your love upon yourself,
   Достопочтенный мой читатель!
   My most venerable host!
   Предмет достойный: ничего
   A worthy subject: there is none
   Любезней верно нет его.
   That would be better than this one.
  
  
   XXIII.
  
   Что было следствием свиданья?
   What was the issue of the meeting?
   Увы, не трудно угадать!
   Alas! Too easy to conjecture
   Любви безумные страданья
   Insane suffering of feeling
   Не перестали волновать
   Could never stop the agitation
   Младой души, печали жадной;
   Of fledgling soul, craving tension;
   Нет, пуще страстью безотрадной
   No, still more with cheerless passion
   Татьяна бедная горит;
   Poor Tatiana is on fire;
   Ее постели сон бежит;
   Sleep will escape her bed at night
   Здоровье, жизни цвет и сладость,
   The health and sweetness of life tone,
   Улыбка, девственный покой,
   A smile and virginal lie down,
   Пропало все, что звук пустой,
   Lost is it all, an empty sound,
   И меркнет милой Тани младость:
   And Tanya's youth is nearly gone:
   Так одевает бури тень
   Thus clads the shadow of the storm
   Едва рождающийся день.
   The day that has been hardly born.
  
  
   XXIV.
  
   Увы, Татьяна увядает,
   Alas! The poor Tatiana is fading,
   Бледнеет, гаснет и молчит!
   Remaining pale, dim and silent.
   Ничто ее не занимает,
   To her there is no entertaining,
   Ее души не шевелит.
   And there is nothing to stir her mind.
   Качая важно головою,
   Wagging their heads with inspiration,
   Соседи шепчут меж собою:
   The neighbors talk in agitation:
   Пора, пора бы замуж ей!..
   The time is ripe for her to marry...
   Но полно. Надо мне скорей
   But that is it. I have to hurry
   Развеселить воображенье
   To cheer up imagination
   Картиной счастливой любви.
   With pictures of a happy love,
   Невольно, милые мои,
   Involuntarily, don't laugh,
   Меня стесняет сожаленье;
   I only feel commiseration;
   Простите мне: я так люблю
   Forgive me that. I love her so.
   Татьяну милую мою!
   Tatiana is part of my soul.
  
  
   XXV.
  
   Час от часу плененный боле
   Each hour adding captivation
   Красами Ольги молодой,
   By Olga's beauty of the young,
   Владимир сладостной неволе
   Vladimir to the sweet detention
   Предался полною душой.
   Was dedicated with all heart.
   Он вечно с ней. В ее покое
   Never apart. And in her room
   Они сидят в потемках двое;
   They sit for hours in the gloom,
   Они в саду, рука с рукой,
   And in the garden, all along
   Гуляют утренней порой;
   They walk long time after dawn;
   И что ж? Любовью упоенный,
   Then what? With love intoxicated,
   В смятенье нежного стыда,
   Emboldened by Olga's smile
   Он только смеет иногда,
   He ventures only from time to time,
   Улыбкой Ольги ободренный,
   With tender shame inundated
   Развитым локоном играть
   To touch a spritely lock of hair,
   Иль край одежды целовать.
   Or kiss a hem of robe dare.
  
  
   XXVI.
  
   Он иногда читает Оле
   Quite often he would read to Ola
   Нравоучительный роман,
   A novel of didactic slant,
   В котором автор знает боле
   Whereof the author knows morals
   Природу, чем Шатобриан,
   Far better than Chateaubriand,
   А между тем две, три страницы
   In the meantime two or three pages
   (Пустые бредни, небылицы,
   (Quite hazardous for hearts of virgins
   Опасные для сердца дев)
   Just empty nonsense, silly fad),
   Он пропускает, покраснев.
   He misses out blushing red.
   Уединясь от всех далеко,
   Aloof from all the living world
   Они над шахматной доской,
   Bent over above the board of chess,
   На стол облокотясь, порой
   Leaning their elbows on the desk,
   Сидят, задумавшись глубоко,
   And frozen in the deep of thought,
   И Ленской пешкою ладью
   When Lenskoy with a single pawn
   Берет в рассеяньи свою.
   Removes his rook and it is gone.
  
  
   XXVII.
  
   Поедет ли домой; и дома
   If he goes home, then not seldom
   Он занят Ольгою своей.
   He is still busy with her reflections.
   Летучие листки альбома
   The flying leaflets of the album
   Прилежно украшает ей:
   He ornaments with illustrations.
   То в них рисует сельски виды,
   He paints there rural grounds,
   Надгробный камень, храм Киприды,
   A tombstone, a Kiprida shrine,
   Или на лире голубка
   A little pigeon on a lyre
   Пером и красками слегка;
   With pen and paints very light;
   То на листках воспоминанья
   Or else upon memorial leaves,
   Пониже подписи других
   Below other signatories
   Он оставляет нежный стих,
   He leaves behind tender poems,
   Безмолвный памятник мечтанья,
   A speechless memory of dreams,
   Мгновенной думы долгий след,
   An instant thought of lengthy trails,
   Все тот же после многих лет.
   Which after many years remains.
  
  
   XXVIII.
  
   Конечно, вы не раз видали
   Of course, you have seen many times
   Уездной барышни альбом,
   An album of a district maid,
   Что все подружки измарали
   Covered with girlfriends' stupid rhymes
   С конца, с начала и кругом.
   From end to start and so again.
   Сюда, назло правописанью,
   Here, despite the rules of measure
   Стихи без меры, по преданью
   Poetic writing all for pleasure
   В знак дружбы верной внесены,
   As sign of friendship introduced,
   Уменьшены, продолжены.
   And then reduced, and reproduced
   На первом листике встречаешь
   The legend on the title sheet:
   Qu' йcrirez-vous sur ces tablettes;
   Qu' ecrirez-vous sur ces tablettes;
   И подпись: t. а v. Annette;
   And signature: t. а v. Annette;
   А на последнем прочитаешь:
   And on the last page you will read:
   "Кто любит более тебя,
   "Whoever loves you ever more
   Пусть пишет далее меня".
   Will write to you forever more".
  
  
   XXIX.
  
   Тут непременно вы найдете
   Here you will definitely find
   Два сердца, факел и цветки;
   Two hearts, a torch, and a few flowers,
   Тут верно клятвы вы прочтете
   And you will see two oaths here
   В любви до гробовой доски;
   Of love until the end of days;
   Какой-нибудь пиит армейской
   Some evil poet of the army
   Тут подмахнул стишок злодейской.
   Had signed hastily a rhyme
   В такой альбом, мои друзья,
   In such an album, dear friends,
   Признаться, рад писать и я,
   I would be glad to write myself,
   Уверен будучи душою,
   Being pretty sure in my conscience
   Что всякий мой усердный вздор
   That all my painstaking nonsense
   Заслужит благосклонный взор,
   Will earn a favorable glance,
   И что потом с улыбкой злою
   Nor later with an evil smile
   Не станут важно разбирать,
   They will with grandeur analyze,
   Остро иль нет я мог соврать.
   To try and find my wicked lies.
  
  
   XXX.
  
   Но вы, разрозненные томы
   But you, the unconnected volumes
   Из библиотеки чертей,
   From public library of idols,
   Великолепные альбомы,
   Luxurious folios and albums,
   Мученье модных рифмачей,
   Ordeals of fashionable rhymers,
   Вы, украшенные проворно
   You, very smartly illustrated
   Толстого кистью чудотворной
   By Tolstoy, not to be equated,
   Иль Баратынского пером,
   Or else, by Baratinsky pen,
   Пускай сожжёт вас божий гром!
   Let you be burned by heaven then.
   Когда блистательная дама
   Whenever a resplendent lady
   Мне свой in-quarto подает,
   Asks me to write in her in-quarto,
   И дрожь и злость меня берет,
   What I experience is no quarter,
   И шевелится эпиграмма
   Then budging in my depth already
   Во глубине моей души,
   There is an incipient epigram,
   А мадригалы им пиши!
   But what they want is madrigal.
  
  
   XXXI.
  
   Не мадригалы Ленской пишет
   But Lenskoy writes no madrigal
   В альбоме Ольги молодой;
   In the album of youthful Olga,
   Его перо любовью дышет,
   His pen is ever breathing love,
   Не хладно блещет остротой;
   Is witty, brilliant and cold;
   Что ни заметит, ни услышит
   Whatever is but noted or found,
   Об Ольге, он про то и пишет:
   Of Olga, he will write it down:
   И полны истины живой
   And being full of the truth of living
   Текут элегии рекой.
   Elegies flow like a river.
   Так ты, Языков вдохновенный,
   The same as you, Yazikov gracious,
   В порывах сердца своего,
   In outbursts of your desires
   Поешь, бог ведает, кого,
   You sing God knows who inspires
   И свод элегий драгоценный
   And the collection of precious verses
   Представит некогда тебе
   Will represent to you sometime
   Всю повесть о твоей судьбе.
   The whole story of your life.
  
  
   XXXII.
  
   Но тише! Слышишь? Критик строгой
   But hush! You hear? The strict critic
   Повелевает сбросить нам
   Commanded us to throw aside
   Элегии венок убогой,
   The sad and gloomy wreathe poetic
   И нашей братье рифмачам
   And to the brotherhood of rhymers
   Кричит: "да перестаньте плакать,
   He shouts: "stop whimpering and crying,
   И все одно и то же квакать,
   And croaking the same chime,
   Жалеть о прежнем, о былом:
   To feel regret of what is gone:
   Довольно, пойте о другом!"
   Stop that and sing another song.
   - Ты прав, и верно нам укажешь
   - You lead us right, you will direct
   Трубу, личину и кинжал,
   The trumpet, person and the knife,
   И мыслей мертвый капитал
   And the dead capital of mind
   Отвсюду воскресить прикажешь:
   You will command to resurrect:
   Не так ли, друг? - Ничуть. Куда!
   Will you not, friend? - Not in the least.
   "Пишите оды, господа,
   "Write odes, gentlemen, at least.
  
  
   XXXIII.
  
   Как их писали в мощны годы,
   As written in the mighty ages,
   Как было встарь заведено..."
   As it was done in old times..."
   - Одни торжественные оды!
   Only solemn odes on all pages!
   И, полно, друг; не все ль равно?
   All writing is the same kind.
   Припомни, что сказал сатирик!
   Recall the words of the satirist.
   Чужого толка хитрый лирик
   An alien type of artful lyrist,
   Ужели для тебя сносней
   Do you think he is of better writers
   Унылых наших рифмачей? -
   Than our despondent rhymers?
   "Но все в элегии ничтожно;
   "But all in elegy is nil;
   Пустая цель ее жалка;
   Its purpose is a sorry sight;
   Меж тем цель оды высока
   While the ode's aim is very high
   И благородна..." Тут бы можно
   And noble..." Arguable still.
   Поспорить нам, но я молчу;
   But I prefer to stay silent;
   Два века ссорить не хочу.
   Between two ages lest be riot.
  
   XXXIV.
  
   Поклонник славы и свободы,
   Adherent of glory and noble codes,
   В волненьи бурных дум своих
   In agitation of his thoughts
   Владимир и писал бы оды,
   Vladimir could have written odes,
   Да Ольга не читала их.
   But Olga would have read them not.
   Случалось ли поэтам слезным
   Did many poets of tearful stories
   Читать в глаза своим любезным
   Read to the lovers of their glory
   Свои творенья? Говорят,
   Their compositions? People say
   Что в мире выше нет наград.
   That there is no higher pay.
   И впрямь, блажен любовник скромный,
   True, blessed is the lover tender
   Читающий мечты свои
   When reading his beloved dreams
   Предмету песен и любви,
   To object of his reveries,
   Красавице приятно-томной!
   A beauty languorous and slender.
   Блажен... хоть, может быть, она
   Blessed... although maybe her
   Совсем иным развлечена.
   Anticipation is elsewhere..
  
  
   XXXV.
  
   Но я плоды моих мечтаний
   As to the fruits of my own fancy
   И гармонических затей
   And most harmonious designs,
   Читаю только старой няне,
   I read them to my old nanny,
   Подруге юности моей,
   Friend of my juvenile times,
   Да после скучного обеда
   Or, following a boring feast
   Ко мне забредшего соседа,
   With an incautiously dropped guest,
   Поймав нежданно за полу,
   Having him captured by the fold,
   Душу трагедией в углу,
   I smother him with tragic souls
   Или (но это кроме шуток),
   Or else (that all beyond the larks),
   Тоской и рифмами томим,
   Tormented by ennui and songs,
   Бродя над озером моим,
   Roaming above my pond,
   Пугаю стадо диких уток:
   I scare the flocks of wild ducks:
   Вняв пенью сладкозвучных строф,
   Having sweet sounding perceived,
   Они слетают с берегов.
   They banks of lake forever leave.
  
  
   XXVI. XXXVII.
  
   А что ж Онегин? Кстати, братья!
   And now Onegin. Apropo!
   Терпенья вашего прошу:
   I want to ask you for your patience:
   Его вседневные занятья
   I will describe you all in all
   Я вам подробно опишу.
   His all quotidian occupations.
   Онегин жил анахоретом;
   Onegin was living like a hermit;
   В седьмом часу вставал он летом
   In summer he got out early
   И отправлялся налегке
   And set out for a morning route
   К бегущей под горой реке;
   To river at the mountain foot
   Певцу Гюльнары подражая,
   He swam across his Helle's sea
   Сей Геллеспонт переплывал,
   To mimic Singer of Giulnara,
   Потом свой кофе выпивал,
   And after drinking his cacao
   Плохой журнал перебирая,
   And sorting stupid magazines.
   И одевался...
   He dressed himself...
  
  
   XXXVIII. XXXIX.
  
   Прогулки, чтенье, сон глубокой,
   Long walks and reading, and deep sleep,
   Лесная тень, журчанье струй,
   The forest shade and purling streams,
   Порой белянки черноокой
   At times from a fair sweet
   Младой и свежий поцалуй,
   A youthful and refreshing kiss,
   Узде послушный конь ретивый,
   A bridle-happy zealous steed,
   Обед довольно прихотливый,
   A rather fanciful good feed,
   Бутылка светлого вина,
   A bottle of transparent wine,
   Уединенье, тишина:
   Life solitary and resigned
   Вот жизнь Онегина святая;
   Onegin's whole life is holy;
   И нечувствительно он ей
   To it he thoroughly obeys
   Предался, красных летних дней
   Without counting summer days
   В беспечной неге не считая,
   In carefree comfort, fully
   Забыв и город, и друзей,
   Forgetting both the city and the friends,
   И скуку праздничных затей.
   And the ennui of festive trends.
  
  
   XL.
  
   Но наше северное лето,
   Our Northern summer time
   Карикатура южных зим,
   Is parody of Southern winters.
   Мелькнет и нет: известно это,
   It goes on and there is none,
   Хоть мы признаться не хотим.
   But we do not confess but whimper.
   Уж небо осенью дышало,
   The sky was breathing of the autumn,
   Уж реже солнышко блистало,
   The sun was shining not so often,
   Короче становился день,
   And we enjoyed a shorter day,
   Лесов таинственная сень
   The enigmatic forest shade
   С печальным шумом обнажалась,
   Was being denuded with sad noise,
   Ложился на поля туман,
   The fog fell down upon the fields,
   Гусей крикливых караван
   A string of earsplitting geese
   Тянулся к югу: приближалась
   Was drawing south: coming closer
   Довольно скучная пора;
   The time was an awful bore;
   Стоял ноябрь уж у двора.
   November standing at the door.
  
  
   XLI.
  
   Встает заря во мгле холодной;
   The dawn is rising in the cold.
   На нивах шум работ умолк;
   And in the fields the work has stopped.
   С своей волчихою голодной
   Escorted by his starving bitch of old,
   Выходит на дорогу волк;
   A hungry wolf goes on the road,
   Его почуя, конь дорожный
   His smell is nasty for the horse.
   Храпит - и путник осторожный
   He snorts, and traveler of course.
   Несется в гору во весь дух;
   Is rushing uphill at his best;
   На утренней заре пастух
   Not any shepherd at sunset
   Не гонит уж коров из хлева,
   Drives cows to the cattle yard
   И в час полуденный в кружок
   Nor at the hour of midday
   Их не зовет его рожок;
   They are being summoned to eat hay;
   В избушке распевая, дева (23)
   A virgin singing in the hut
   Прядет, и, зимних друг ночей,
   Is spinning, and the friend of night,
   Трещит лучинка перед ней.
   A splinter cracking at her side.
  
  
   XLII.
  
   И вот уже трещат морозы
   And here now the ground is frozen
   И серебрятся средь полей...
   And silver spreading on the fields
   (Читатель ждет уж рифмы розы;
   (The reader waits for rhyme roses;
   На, вот возьми ее скорей!)
   Here it is, say, how it feels.)
   Опрятней модного паркета
   More tidy than the modern tiles
   Блистает речка, льдом одета.
   The river glitters clad in ice.
   Мальчишек радостный народ (24)
   The urchins' favorable race
   Коньками звучно режет лед;
   Is cutting ice with skating blades;
   На красных лапках гусь тяжелый,
   Intent to swim in search of food,
   Задумав плыть по лону вод,
   In cautious steps, a heavy goose
   Ступает бережно на лед,
   Is treading ice in his red shoes
   Скользит и падает; веселый
   To slip and drop; In merry mood
   Мелькает, вьется первый снег,
   First snow will twist around and thaw,
   Звездами падая на брег.
   Falling in stars upon the shore.
  
  
   XLIII.
  
   В глуши что делать в эту пору?
   What do you do then in the wild?
   Гулять? Деревня той порой
   Walking? The village of that period
   Невольно докучает взору
   Was but a nuisance to the eye
   Однообразной наготой.
   The landscape being extremely dreary
   Скакать верхом в степи суровой?
   Gallop on horseback in wild spaces?
   Но конь, притупленной подковой
   No good will come of such a racing:
   Неверный зацепляя лед,
   Stepping on ice a stumbled colt
   Того и жди, что упадет.
   Will throw you down before you know.
   Сиди под кровлею пустынной,
   Sit tight under the desert tent
   Читай: вот Прадт, вот W. Scott.
   And read: Here Pradt, here W. Scott.
   Не хочешь? - поверяй расход,
   If not, then check the current cost,
   Сердись иль пей, и вечер длинный
   Be cross or drink, and night thus spent
   Кой-как пройдет, и завтра тож,
   Will slip away, and next day, too.
   И славно зиму проведешь.
   Your winter will go as hitherto.
  
  
   XLIV.
  
   Прямым Онегин Чильд Гарольдом
   In straight resemblance to Child Harold
   Вдался в задумчивую лень:
   He entered into thoughtful idle,
   Со сна садится в ванну со льдом,
   From sleep he jumps in icy bathtub,
   И после, дома целый день,
   And later home all the while,
   Один, в расчеты погруженный,
   Alone, submerged into accounts,
   Тупым кием вооруженный,
   Armed with blunt key, he walks around,
   Он на бильярде в два шара
   A two-ball billiard he plays
   Играет с самого утра.
   All mornings and the whole days.
   Настанет вечер деревенский:
   The rural night is coming close.
   Бильярд оставлен, кий забыт,
   The billiards abandoned, keys retired,
   Перед камином стол накрыт,
   The table served before the fire.
   Евгений ждет: вот едет Ленской
   Eugeni is waiting, Lenskoy shows.
   На тройке чалых лошадей;
   Driving all three-in-hand alone
   Давай обедать поскорей!
   All horses colored grey and roan.
  
  
   XLV.
  
   Вдовы Клико или Моэта
   The widow's of Clicquot or Moet,
   Благословенное вино
   The brand of wine that is blessed
   В бутылке мерзлой для поэта
   An icy bottle for the poet
   На стол тотчас принесено.
   Has been selected and preserved.
   Оно сверкает Ипокреной; (25)
   It is a sparkling Ipokrena
   Оно своей игрой и пеной
   Together with its interplay and glamor
   (Подобием того-сего)
   (Is very much like this and that)
   Меня пленяло: за него
   I would be staggered: but instead
   Последний бедный лепт, бывало,
   It happened that the last small change
   Давал я. Помните ль, друзья?
   I used to give. We recollect
   Его волшебная струя
   Its captivating magic jet
   Рождала глупостей не мало,
   Originated many games,
   А сколько шуток и стихов,
   And also heaps of dreams and poems
   И споров, и веселых снов!
   And arguments, and merry jokes!
  
  
   XLVI.
  
   Но изменяет пеной шумной
   But it betrays with every draw
   Оно желудку моему,
   My poor stomach straight away,
   И я Бордо благоразумный
   So that the sensible Bordeaux
   Уж нынче предпочел ему.
   I do prefer nowadays.
   К Аи я больше не способен;
   On Ai I am now mostly missing,
   Аи любовнице подобен
   It bears a likeness to a mistress,
   Блестящей, ветреной, живой,
   One who is brilliant and incentive,
   И своенравной, и пустой...
   But actually, meaningless and empty...
   Но ты, Бордо, подобен другу,
   But you, Bordeaux, are an ally,
   Который, в горе и в беде,
   Who, both in trouble and in need
   Товарищ завсегда, везде,
   Remains a friend, a friend indeed
   Готов нам оказать услугу
   On who one always can rely.
   Иль тихий разделить досуг.
   Or share a quiescent leisure.
   Да здравствует Бордо, наш друг!
   Long live Bordeaux, our friend and treasure!
  
  
   XLVII.
  
   Огонь потух; едва золою
   The fire is out; barely with cinders
   Подернут уголь золотой;
   the coal is painted with gold;
   Едва заметною струею
   You hardly notice the flow. It steams
   Виется пар, и теплотой
   The steam is twisting, and the hot
   Камин чуть дышит. Дым из трубок
   Air in the fire place is breathing. Smoke from pipes
   В трубу уходит. Светлый кубок
   To chimney draws. Light-colored pot
   Еще шипит среди стола.
   Still goes hissing on the table...
   Вечерняя находит мгла...
   The evening haze is underway.
   (Люблю я дружеские враки
   (I love the friendly idle talk
   И дружеский бокал вина
   And also a cup of wine friendly
   Порою той, что названа
   The very time that is named
   Пора меж волка и собаки,
   The time between wolf and dog,
   А почему, не вижу я.)
   But why, I cannot even guess)
   Теперь беседуют друзья:
   The friends are starting to converse:
  
  
   XLVIII.
  
   "Ну, что соседки? Что Татьяна?
   "Well, how is Tatiana? And Neighbors?
   Что Ольга резвая твоя?"
   And how is Olga, still so spritely?"
   - Налей еще мне полстакана...
   - Could you please pass me that container?
   Довольно, милый... Вся семья
   Enough... The family is lovely.
   Здорова; кланяться велели.
   The best regard from them to you.
   Ах, милый, как похорошели
   Olga's attractions are quite a few.
   У Ольги плечи, что за грудь!
   Her smashing shoulders, and the breasts!
   Что за душа!.. Когда-нибудь
   And what a soul!.. Quite the best.
   Заедем к ним; ты их обяжешь;
   You will oblige them by your call.
   А то, мой друг, суди ты сам:
   Just have a look. Judge for yourself:
   Два раза заглянул, а там
   You dropped in only twice, and then
   Уж к ним и носу не покажешь.
   There is no trace of you at all.
   Да вот... какой же я болван!
   Oh, yes, I am nothing but a freak.
   Ты к ним на той неделе зван. -
   They ask you to attend next week.
  
  
   XLIX.
  
   "Я?" - Да, Татьяны именины
   "Me?" - Yes, Tatiana's nameday.
   В субботу. Олинька и мать
   They want you please on Saturday.
   Велели звать, и нет причины
   Asked me to call you, I don't see why
   Тебе на зов не приезжать. -
   You should have reason to deny.
   "Но куча будет там народу
   "But there will be a lot of rogues,
   И всякого такого сброду..."
   And all the rest of riffraff folks..."
   - И, никого, уверен я!
   - There is no fear, all is clean.
   Кто будет там? своя семья.
   There will be only next of kin.
   Поедем, сделай одолженье!
   Let's go. Just do me a favor.
   Ну, что ж? - "Согласен". - Как ты мил! -
   -So what? I do agree. You are so nice.
   При сих словах он осушил
   With those words he promptly dries
   Стакан, соседке приношенье,
   The glass, an offer to the neighbor,
   Потом разговорился вновь
   And then he went on talking stuff
   Про Ольгу: такова любовь!
   About Olga: that is love!
  
   L.
  
   Он весел был. Чрез две недели
   He was delighted. In two weeks
   Назначен был счастливый срок.
   The happy term was designated
   И тайна брачныя постели
   Of the delightful love and wreathe
   И сладостной любви венок
   And secrets of the bed expected,
   Его восторгов ожидали.
   The hymen's troubles and concerns,
   Гимена хлопоты, печали,
   Were also in expectance.
   Зевоты хладная чреда
   The cold sequence of the yawning
   Ему не снились никогда.
   Have never shown him in dreaming
   Меж тем как мы, враги Гимена,
   Meantime we, the foes of hymen,
   В домашней жизни зрим один
   In actual life we have only seen
   Ряд утомительных картин,
   A single row of tiring scenes
   Роман во вкусе Лафонтена... (26)
   A novel a la Lafontaine ...
   Мой бедный Ленской, сердцем он
   My poor Lenskoy, in his heart
   Для оной жизни был рожден.
   He had been born for home hearth.
  
  
   LI.
  
   Он был любим... по крайней мере
   He has been loved... at any rate
   Так думал он, и был счастлив.
   And he was happy in his kind
   Стократ блажен, кто предан вере,
   Be blessed the one devoted to faith,
   Кто, хладный ум угомонив,
   Who squashed agility of mind,
   Покоится в сердечной неге,
   Achieved serenity of soul
   Как пьяный путник на ночлеге,
   As drunken traveler on the road,
   Или, нежней, как мотылек,
   Or, tender insect with its sting,
   В весенний впившийся цветок;
   Sucking upon a flower of spring;
   Но жалок тот, кто все предвидит,
   But wretched is one, who knows best
   Чья не кружится голова,
   Whose head will never go wrong,
   Кто все движенья, все слова
   Whose all the words will go strong
   В их переводе ненавидит,
   Translations of them he will detest.
   Чье сердце опыт остудил
   Whose orders were to know all,
   И забываться запретил!
   And never to forget at all.
  
  
  
  
  
  
   АЛЕКСАНДР ПУШКИН. ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
   EUGENE ONEGIN BY ALEXANDER PUSHKIN,
  
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   CHAPTER SEVEN
  
  
   Москва, России дочь любима,
   Moskva, beloved Russian daughter,
   Где равную тебе сыскать?
   Is there another one like you?

Дмитриев

Dmitriev

  
  
   Как не любить родной Москвы?
   How not to love my dear Moscow?

Баратынский

Baratinsky

  
  
   Гоненье на Москву! что значит видеть свет!
   Clampdown on Moscow! That means to see Le Mond!
   Где ж лучше?
   Where is it good?
   Где нас нет.
   Where we are not.
   Грибоедов

Griboedov

  
  
   I.
  
   Гонимы вешними лучами,
   Expelled by vernal radiation
   С окрестных гор уже снега
   The snows from the mount and hill
   Сбежали мутными ручьями
   Ran down in a turbid fashion
   На потопленные луга.
   To join meadows flooded fill.
   Улыбкой ясною природа
   The smile of nature so fair
   Сквозь сон встречает утро года;
   Meets early morning of the year.
   Синея блещут небеса.
   The sky is blazing going blue,
   Еще прозрачные, леса
   The forests in transparent hue
   Как будто пухом зеленеют.
   Are with a greenish color covered.
   Пчела за данью полевой
   And following her tribute grazing
   Летит из кельи восковой.
   The bee flies back to waxy casing,
   Долины сохнут и пестреют;
   The valleys go dry and colored,
   Стада шумят, и соловей
   The nightingale in sole flight
   Уж пел в безмолвии ночей.
   Has done his singing in the night.
  
   II.
  
   Как грустно мне твое явленье,
   So depressed is your appearance,
   Весна, весна! пора любви!
   O spring, o spring! The time I loved!
   Какое томное волненье
   Such a relaxed and dreamy brilliance
   В моей душе, в моей крови!
   In all my soul, in my blood!
   С каким тяжелым умиленьем
   With such a great humiliation
   Я наслаждаюсь дуновеньем
   I am enjoying insufflation
   В лицо мне веющей весны
   Of spring that's fanning in my face
   На лоне сельской тишины!
   Amid the silent village space.
   Или мне чуждо наслажденье,
   Perhaps enjoyment is strange to me
   И все, что радует, живит,
   That is so vivid and alive
   Все, что ликует и блестит,
   And what is so jubilant and bright
   Наводит скуку и томленье
   Induces boredom and ennui
   На душу мертвую давно,
   Upon a soul long time dead
   И все ей кажется темно?
   And everything to her is sad.
  
  
   III.
  
   Или, не радуясь возврату
   Perhaps not happy to play host
   Погибших осенью листов,
   To leaves that perished in the fall,
   Мы помним горькую утрату,
   Again eavesdropping on the forest
   Внимая новый шум лесов;
   We just remember heavy toll;
   Или с природой оживленной
   Or seeing nature thus revive
   Сближаем думою смущенной
   We timidly identify
   Мы увяданье наших лет,
   The waning row of passing years,
   Которым возрожденья нет?
   With no hope of reverse.
   Быть может, в мысли к нам приходит
   Perhaps our mind may be groped
   Средь поэтического сна
   Amidst the dim poetic dreams,
   Иная, старая весна
   Or maybe old time of springs
   И в трепет сердце нам приводит
   Will touch our heart with novel hope,
   Мечтой о дальней стороне,
   And dreams of a remote sides,
   О чудной ночи, о луне...
   And of the moon and happy nights...
  
  
   IV.
  
   Вот время: добрые ленивцы,
   The time has come: you, kind idlers,
   Эпикурейцы-мудрецы,
   Epicureans and clever nerds,
   Вы, равнодушные счастливцы,
   You, men indifferent and skivers,
   Вы, школы Левшина (41) птенцы,
   You, Levshin's little baby birds,
   Вы, деревенские Приамы,
   You, heads of rural households,
   И вы, чувствительные дамы,
   And you, the dames of tender souls,
   Весна в деревню вас зовет,
   The spring is calling you to village,
   Пора тепла, цветов, работ,
   The time of warmth, of flowers and tillage,
   Пора гуляний вдохновенных
   The time of massive merrymaking,
   И соблазнительных ночей.
   The time of enticing nights.
   В поля, друзья! скорей, скорей,
   To fields, my friends, be quick and bright,
   В каретах, тяжко нагруженных,
   In carriages with heavy lading,
   На долгих или на почтовых
   On mail or ordinary mounts,
   Тянитесь из застав градских.
   Move out of the city bounds.
  
  
   V.
  
   И вы, читатель благосклонный,
   And you, the reader very gracious,
  
   В своей коляске выписной
   In your good carriage of foreign names
  
   Оставьте град неугомонный,
   Abandon city ever restless,
  
   Где веселились вы зимой;
   Where you had winter fun and games;
  
   С моею музой своенравной
   Along with my capricious muse
  
   Пойдемте слушать шум дубравный
   Let's go and see the forest hues
  
   Над безыменною рекой
   Above the river of no name
  
   В деревне, где Евгений мой,
   In village where my friend Eugeni,
  
   Отшельник праздный и унылый,
   A hermit idle and depressed,
  
   Еще недавно жил зимой
   Lived recently in cold season
  
   В соседстве Тани молодой,
   Within the reach of Tanya's vision,
  
   Моей мечтательницы милой;
   Fantastic dreamer most blessed;
  
   Но где его теперь уж нет...
   Where he is found no more,
  
   Где грустный он оставил след.
   His trace is ever to deplore.
  
  
  
   VI.
  
   Меж гор, лежащих полукругом,
   Within the mountainous shadows
   Пойдем туда, где ручеек
   Let's go there where the brooks
   Виясь бежит зеленым лугом
   Are running through the green of meadows
   К реке сквозь липовый лесок.
   And to the river through lime woods.
   Там соловей, весны любовник,
   A nightingale, spring's delight
   Всю ночь поет; цветет шиповник,
   Is singing in the dead of night,
   И слышен говор ключевой, -
   And one can hear sounds of stream -
   Там виден камень гробовой
   There is a tombstone to be seen
   В тени двух сосен устарелых.
   Between two outdated pines
   Пришельцу надпись говорит:
   The legend on the stone reads:
   "Владимир Ленской здесь лежит,
   "Vladimir Lenskoy here is,
   Погибший рано смертью смелых,
   Of early hero's death he dies,
   В такой-то год, таких-то лет.
   At such an age and such a year.
   Покойся, юноша-поэт!"
   Be calm. Your memory is dear.
  
  
   VII.
  
   На ветви сосны преклоненной,
   On branches of a tilting pine,
   Бывало, ранний ветерок
   It happened that an early breeze
   Над этой урною смиренной
   Above this urn of modest shrine
   Качал таинственный венок.
   Would rock the enigmatic wreath.
   Бывало, в поздние досуги
   It used to happen late at night
   Сюда ходили две подруги.
   Two sisters visited the sight,
   И на могиле при луне,
   And under moon's uncertain light
   Обнявшись, плакали оне.
   The two embraced and gently cried.
   Но ныне... памятник унылый
   There are no more of relics dismal
   Забыт. К нему привычный след
   Of trodden path remains none.
   Заглох. Венка на ветви нет;
   It is erased. The wreath is gone.
   Один, под ним, седой и хилый
   Beneath, alone, grey-haired and brittle
   Пастух по-прежнему поет
   The shepherd sings his old song
   И обувь бедную плетет.
   Spinning his footwear all along.
  
  
  
   VIII. IX. X.
  
  
   Мой бедный Ленской! изнывая,
   For Lensky she would never pine,
   Не долго плакала она.
   Her suffering was not too strong,
   Увы! невеста молодая
   Alas! a marriageable bride
   Своей печали неверна.
   Would not feel sadness very long.
   Другой увлек ее вниманье,
   Another one claimed her credence,
   Другой успел ее страданье
   Another one assuaged her grievance
   Любовной лестью усыпить,
   The lancer came to fascinate,
   Улан умел ее пленить,
   The lancer came to captivate,
   Улан любим ее душою...
   She loved the lancer with affection
   И вот уж с ним пред алтарем
   And here with him before the throne,
   Она стыдливо под венцом
   She stands embarrassed under crown,
   Стоит с поникшей головою,
   Her head inclined with subjection
   С огнем в потупленных очах,
   The downcast eyes are beaming fire,
   С улыбкой легкой на устах.
   And on the lips an easy smile.
  
  
   XI.
  
   Мой бедный Ленской! за могилой
   Poor Lenskoi! in grave abysmal
   В пределах вечности глухой
   Inside the endlessness obtuse
   Смутился ли, певец унылый,
   Was he embarrassed, singer dismal
   Измены вестью роковой,
   By the betrayal's fatal news?
   Или над Летой усыпленный
   Or put to sleep by deadly fluid
   Поэт, бесчувствием блаженный,
   The poet with his feelings ruined
   Уж не смущается ничем,
   Cannot be any more confused,
   И мир ему закрыт и нем?..
   The world to him being closed and mute?
   Так! равнодушное забвенье
   Thus an indifferent oblivion
   За гробом ожидает нас.
   Is there for us behind the tombs,
   Врагов, друзей, любовниц глас
   The enemies, the brides and grooms
   Вдруг молкнет. Про одно именье
   Keep mum. But the estate and bullion
   Наследников сердитый хор
   Sustain heirs angry choir
   Заводит непристойный спор.
   In controversial quagmire.
  
   XII.
  
   И скоро звонкий голос Оли
   The voice of Olya very soon
   В семействе Лариных умолк.
   Among the Larins was no more,
   Улан, своей невольник доли,
   The lancer, captive of his doom
   Был должен с нею ехать в полк.
   Had to be present at his corps.
   Слезами горько обливаясь,
   Awash with floods of bitter tears
   Старушка, с дочерью прощаясь,
   Old mother for her daughter fears
   Казалось, чуть жива была,
   Looking like half-alive, half-dead,
   Но Таня плакать не могла;
   Tatyana tears could not shed.
   Лишь смертной бледностью покрылось
   By fatal paleness was covered
   Ее печальное лицо.
   Her facial image looking mortal.
   Когда все вышли на крыльцо,
   All people gathered on the portal,
   И все, прощаясь, суетилось
   There was a very fussy crowd
   Вокруг кареты молодых,
   Around the youthful couple's cart,
   Татьяна проводила их.
   Tatyana saw them both depart.
  
   XIII.
  
   И долго, будто сквозь тумана,
   And very long through foggy air
  
   И долго, будто сквозь тумана,
   Она глядела им вослед...
   She followed them with heavy heart,
  
   Она глядела им вослед...
   И вот одна, одна Татьяна!
   Alas! Alone standing there
  
   И вот одна, одна Татьяна!
   Увы! подруга стольких лет,
   With her companion she would part,
  
   Увы! подруга стольких лет,
   Ее голубка молодая,
   Her little dove of younger years,
  
   Ее голубка молодая,
   Ее наперсница родная,
   Her confidante, her very best
  
   Ее наперсница родная,
   Судьбою вдаль занесена,
   Thrown away by blind fate
  
   Судьбою вдаль занесена,
   С ней навсегда разлучена.
   Removed and parted with her mate.
  
   С ней навсегда разлучена.
   Как тень она без цели бродит,
   She walks around in her grief,
  
   Как тень она без цели бродит,
   То смотрит в опустелый сад...
   Or looking in the empty wood
  
   То смотрит в опустелый сад...
   Нигде, ни в чем ей нет отрад,
   There is nowhere a joy or good,
  
   Нигде, ни в чем ей нет отрад,
   И облегченья не находит
   Nor an appeasement or relief
  
   И облегченья не находит
   Она подавленным слезам -
   To her suppressed and hidden tears -
  
   Она подавленным слезам -
   И сердце рвется пополам.
   Her heart in bits and pieces tears.
  
   И сердце рвется пополам.
  
  
   XIV.
  
   И в одиночестве жестоком
   And in the solitude severe
  
   Сильнее страсть ее горит,
   Her passion is burning like a flame
  
   И об Онегине далеком
   Her heart is speaking very clear.
  
   Ей сердце громче говорит.
   Recalling silently his name.
  
   Она его не будет видеть;
   Let him be never ever seen
  
   Она должна в нем ненавидеть
   He has committed a great sin
  
   Убийцу брата своего;
   The one who killed her dear brother,
  
   Поэт погиб... но уж его
   The poet died... and to another
  
   Никто не помнит, уж другому
   His bride is given for a wife
  
   Его невеста отдалась.
   He will remain as unknown,
  
   Поэта память пронеслась
   The poet's memory has flown
  
   Как дым по небу голубому,
   As smoke floating in the sky,
  
   О нем два сердца, может быть,
   Perhaps two hearts as still bereft.
  
   Еще грустят... На что грустить?
   In sadness... Is there sadness left?
  
  
  
   XV.
  
   Был вечер. Небо меркло. Воды
   The waters flew. A beetle buzzed.
  
   Струились тихо. Жук жужжал.
   It was an evening. Sky was fading.
  
   Уж расходились хороводы;
   The round dances fell apart
  
   Уж за рекой, дымясь, пылал
   The fishermen got fire burning.
  
   Огонь рыбачий. В поле чистом,
   And lighted by the silver light
  
   Луны при свете серебристом
   And staying in the fields at night
  
   В свои мечты погружена,
   In her profound monologue
  
   Татьяна долго шла одна.
   Tatyana had a lonely walk.
  
   Шла, шла. И вдруг перед собою
   She went along, and of a sudden
  
   С холма господский видит дом,
   She saw at once a manor dome,
  
   Селенье, рощу под холмом
   A hamlet under hill, a grove,
  
   И сад над светлою рекою.
   A clear river and a garden
  
   Она глядит - и сердце в ней
   She looked and looked, and in her heart
  
   Забилось чаще и сильней.
   The beat became very hard.
  
  
  
   XVI.
  
   Ее сомнения смущают:
   By apprehension she is confused:
  
   "Пойду ль вперед, пойду ль назад?..
   "Shall I go forth, or turn about?
  
   Его здесь нет. Меня не знают...
   He is not in. I have no excuse...
  
   Взгляну на дом, на этот сад".
   Let me just take a look around".
  
   И вот с холма Татьяна сходит,
   From hill Tatyana goes down ,
  
   Едва дыша; кругом обводит
   Scarcely breathing; casts about
  
   Недоуменья полный взор...
   A gaze that's full of big surprise...
  
   И входит на пустынный двор.
   And in the middle of her flight
  
   К ней, лая, кинулись собаки.
   The dogs came down on her barking,
  
   На крик испуганный ея
   When to her loud screams and yells
  
   Ребят дворовая семья
   The household boys and girls
  
   Сбежалась шумно. Не без драки
   Came running, arguing and fighting,
  
   Мальчишки разогнали псов,
   The urchins drove the dogs apart
  
   Взяв барышню под свой покров.
   Taking the lady under guard.
  
  
  
   XVII.
  
   "Увидеть барский дом нельзя ли?"
   Tatyana came to see domain,
   Спросила Таня. Поскорей
   And in a minute of her call
   К Анисье дети побежали
   The children ran to the Big Dame
   У ней ключи взять от сеней;
   To fetch the keys of entrance hall.
   Анисья тотчас к ней явилась,
   The housekeeper came in person
   И дверь пред ними отворилась,
   To open doors of old mansion,
   И Таня входит в дом пустой,
   So, Tanya steps in empty place
   Где жил недавно наш герой.
   That was my hero's living space.
   Она глядит: забытый в зале
   The key is on the billiard board,
   Кий на бильярде отдыхал,
   A horsewhip thrown on the couch
   На смятом канапе лежал
   Tatyana looks around the lounge
   Манежный хлыстик. Таня дале;
   And stepping further goes forth.
   Старушка ей: "а вот камин;
   Right here in the chimney corner,
   Здесь барин сиживал один.
   The master used to sit and ponder.
  
  
   XVIII.
  
  
   Здесь с ним обедывал зимою
   Here with him in winter dined,
   Покойный Ленский, наш сосед.
   Our neighbor Lensky, now deceased.
   Сюда пожалуйте, за мною.
   Here the master had reclined
   Вот это барский кабинет;
   Follow me now, if you please.
   Здесь почивал он, кофей кушал,
   He slept in here and drank his tea,
   Приказчика доклады слушал
   Received his clerk and talked to me
   И книжку поутру читал...
   In early morning read a book
   И старый барин здесь живал;
   The old one also liked this nook.
   Со мной, бывало, в воскресенье,
   It happened often Sunday nights
   Здесь под окном, надев очки,
   Here at the window wearing glasses
   Играть изволил в дурачки.
   He played with me a game of passes,
   Дай бог душе его спасенье,
   God save his soul in paradise
   А косточкам его покой
   And let him stay the rest of time
   В могиле, в мать земле сырой!"
   In everlasting peace and quiet.
  
  
  
   XIX.
  
   Татьяна взором умиленным
   Tatyana with humiliation
   Вокруг себя на все глядит,
   Is casting gazes on it all,
   И все ей кажется бесценным,
   To her there is no estimation,
   Все душу томную живит
   All does revival to the soul
   Полу-мучительной отрадой:
   With semi-torturous delight,
   И стол с померкшею лампадой,
   A desk with an extinguished light,
   И груда книг, и под окном
   A pile of books, and at the ledge
   Кровать, покрытая ковром,
   A bed all covered with a stretch,
   И вид в окно сквозь сумрак лунный,
   A dreary moon in window picture
   И этот бледный полусвет,
   The room in pale semi-light,
   И лорда Байрона портрет,
   Lord Byron's portrait at full height,
   И столбик с куклою чугунной
   A pole with an iron creature
   Под шляпой с пасмурным челом,
   With hooded face and shaggy dross,
   С руками, сжатыми крестом.
   With arms contracted in a cross.
  
  
   XX.
  
   Татьяна долго в келье модной
   She stands alone, all enthralled.
  
   Как очарована стоит.
   Thus being by vogues immobilized.
  
   Но поздно. Ветер встал холодный.
   But it is late. The wind is cold.
  
   Темно в долине. Роща спит
   The grove goes quiet for the night.
  
   Над отуманенной рекою;
   Above the fog-enshrouded waters;
  
   Луна сокрылась за горою,
   Having been far from native quarters,
  
   И пилигримке молодой
   The moon is sunk beyond the view,
  
   Пора, давно пора домой.
   Tatyana is long overdue.
  
   И Таня, скрыв свое волненье,
   And Tanya, hiding agitation,
  
   Не без того, чтоб не вздохнуть,
   Not quite without a heavy groan
  
   Пускается в обратный путь.
   Is starting on a journey home,
  
   Но прежде просит позволенья
   First asking for authorization
  
   Пустынный замок навещать,
   To visit the remote abodes.
  
   Чтоб книжки здесь одной читать.
   To browse alone old tomes.
  
  
  
  
   XXI.
  
   Татьяна с ключницей простилась
   Tatyana left the old darling
  
   За воротами. Через день
   Beyond the gate. And in a day
  
   Уж утром рано вновь явилась
   She came about in early morning
  
   Она в оставленную сень,
   To visit the abandoned bay,
  
   И в молчаливом кабинете,
   In a quiescent study-slot
  
   Забыв на время все на свете,
   Having forgotten all the world,
  
   Осталась наконец одна,
   And very long in silence deep
  
   И долго плакала она.
   She chose nothing but to weep.
  
   Потом за книги принялася.
   And then she started avid reading.
  
   Сперва ей было не до них,
   First she was cool, but then it changed:
  
   Но показался выбор их
   Selection of the books looked strange
  
   Ей странен. Чтенью предалася
   Reading became very pleasing,
  
   Татьяна жадною душой;
   Tatyana with an eager soul
  
   И ей открылся мир иной.
   Arrived into a world quite novel.
  
  
  
   XXII.
  
   Хотя мы знаем, что Евгений
   Although we know that Eugeni
  
   Издавна чтенье разлюбил,
   Has long been out of love for books,
  
   Однако ж несколько творений
   Nevertheless a few great genii
  
   Он из опалы исключил:
   He kept excluded in his nooks.
  
   Певца Гяура и Жуана,
   The singer of Gyaur and Juan,
  
   Да с ним еще два-три романа,
   Or it may be another fawn,
  
   В которых отразился век,
   The one describing current age,
  
   И современный человек
   Where the contemporary sage
  
   Изображен довольно верно
   Had been depicted to perfection
  
   С его безнравственной душой,
   With his immoral inner soul,
  
   Себялюбивой и сухой,
   Self-loving and extremely cold,
  
   Мечтанью преданной безмерно,
   Abandoned to imagination,
  
   С его озлобленным умом,
   With his embittered empty mind,
  
   Кипящим в действии пустом.
   Steaming in acts of every kind.
  
  
  
  
  
   XXIII.
  
   Хранили многие страницы
   The eyes of the attentive girl
  
   Отметку резкую ногтей;
   Regarded with an extra care.
  
   Глаза внимательной девицы
   The markings of a nervous nail,
  
   Устремлены на них живей.
   That many pages have retained
  
   Татьяна видит с трепетаньем,
   Tatyana could observe with tremor
  
   Какою мыслью, замечаньем
   The thought or very special memo
  
   Бывал Онегин поражен,
   That struck Onegin's mind or thought,
  
   В чем молча соглашался он.
   Whereby he would agree or not
  
   На их полях она встречает
   She could encounter on the margins.
  
   Черты его карандаша.
   The lines penciled by his hand,
  
   Везде Онегина душа
   And everywhere his soul went
  
   Себя невольно выражает
   Being shown through upon his markings:
  
   То кратким словом, то крестом,
   In a small cross or brief remark,
  
   То вопросительным крючком.
   Or with a little question mark.
  
  
  
   XXIV.
  
   И начинает понемногу
   And then with caution, step by step
  
   Моя Татьяна понимать
   Tatyana starts to recognize,
  
   Теперь яснее - слава богу -
   It is now clear, God is great,
  
   Того, по ком она вздыхать
   The one for whom she was to sigh,
  
   Осуждена судьбою властной:
   Has been condemned by fate so mighty.
  
   Чудак печальный и опасный,
   A fad so dangerous and crafty,
  
   Созданье ада иль небес,
   Produced by either hell or heaven,
  
   Сей ангел, сей надменный бес,
   This angel or this haughty demon,
  
   Что ж он? Ужели подражанье,
   And he, maybe an emulation,
  
   Ничтожный призрак, иль еще
   A trifling ghost, or perhaps,
  
   Москвич в Гарольдовом плаще,
   A Muscovite in Harold's dress,
  
   Чужих причуд истолкованье,
   An alien whims' interpretation,
  
   Слов модных полный лексикон?..
   A list of fashionable words?
  
   Уж не пародия ли он?
   Is he a travesty of sorts?
  
  
  
   XXV.
  
   Ужель загадку разрешила?
   But she is home to have gotten,
  
   Ужели слово найдено?
   Has the enigma been resolved?
  
   Часы бегут; она забыла,
   The hours run, she has forgotten
  
   Что дома ждут ее давно,
   Or has the word been found at all?
  
   Где собралися два соседа
   Two of the neighbors gathered there
  
   И где об ней идет беседа.
   She being the subject as it were.
  
   - Как быть? Татьяна не дитя, -
   - Tatyana is completely grown, -
  
   Старушка молвила кряхтя. -
   Said old woman with a groan. -
  
   Ведь Олинька ее моложе.
   But Olga is of age more tender.
  
   Пристроить девушку, ей-ей,
   The girl must be accommodated,
  
   Пора; а что мне делать с ней?
   The time is ripe, Why are we waiting?
  
   Всем наотрез одно и то же:
   She says the same to each contender:
  
   Нейду. И все грустит она
   No, I will not. In gloomy mood
  
   Да бродит по лесам одна. -
   She roams madly in the wood.
  
  
  
   XXVI.
  
   "Не влюблена ль она?" - В кого же?
   "Perhaps she is in love?" - With who?
   Буянов сватался: отказ.
   Buyanov bade but was rejected,
   Ивану Петушкову - тоже.
   And Petushkov Ivan, he, too.
   Гусар Пыхтин гостил у нас;
   Hussar Pikhtin likewise suggested;
   Уж как он Танею прельщался,
   He was like crazy after Tanya,
   Как мелким бесом рассыпался!
   He fawned on her as sweet as honey
   Я думала: пойдет авось;
   I thought perhaps that she would go;
   Куда! и снова дело врозь. -
   Not likely! And again no.
   "Что ж, матушка? за чем же стало?
   "Well, matushka, what is the matter?
   В Москву, на ярмарку невест!
   To Moscow, to the fairs bridal!
   Там, слышно, много праздных мест".
   They say there may be places idle".
   - Ох, мой отец! доходу мало. -
   - Oh, dear Lord, no money left.
   "Довольно для одной зимы,
   "Sufficient for a single season,
   Не то уж дам я хоть взаймы".
   But then a loan may stand to reason".
  
  
  
   XXVII.
  
   Старушка очень полюбила
   The old woman took to liking
   Совет разумный и благой;
   A clever and a good advice;
   Сочлась - и тут же положила
   She checked her books - and then decided
   В Москву отправиться зимой.
   To go to Moscow in winter ice.
   И Таня слышит новость эту.
   And Tanya hears of this news.
   На суд взыскательному свету
   To the demanding public views
   Представить ясные черты
   To show her clear honest kind
   Провинцияльной простоты,
   Of simple and provincial mind,
   И запоздалые наряды,
   And the retarded coats and frocks,
   И запоздалый склад речей;
   And old-time speech and sounds;
   Московских франтов и цирцей
   To the derisive Moscow crowds
   Привлечь насмешливые взгляды!..
   Of the enchantresses and fops.
   О страх! нет, лучше и верней
   How awful! better stay for good
   В глуши лесов остаться ей.
   In the obscurity of wood.
  
  
   XXVIII.
  
   Вставая с первыми лучами,
   And now awakening at sunrise
  
   Теперь в поля она спешит
   She goes to see the fields in haste
  
   И, умиленными очами
   With wet humiliated eyes
  
   Их озирая, говорит:
   She overlooks them and she says:
  
   "Простите, милые долины,
   "Fair you well, my low grounds,
  
   И вы, знакомых гор вершины,
   And you, the summits of high mounds,
  
   И вы, знакомые леса;
   And you, familiar trees and woods,
  
   Прости, небесная краса,
   Forgive me, oh celestial goods,
  
   Прости, веселая природа;
   Forgive me, lovely countryside,
  
   Меняю милый, тихий свет
   I am exchanging quiet light
  
   На шум блистательных сует...
   For brilliant and restless strife.
  
   Прости ж и ты, моя свобода!
   Forgive me, too, my careless life!
  
   Куда, зачем стремлюся я?
   Whereto, wherefore is all my haste?
  
   Что мне сулит судьба моя?"
   What is the order of my fate?
  
  
  
   XXIX.
  
   Ее прогулки длятся доле.
   Her lone walks have then been lengthened
  
   Теперь то холмик, то ручей
   Now a hill, now a brook
  
   Остановляют поневоле
   Will stop without any effort
  
   Татьяну прелестью своей.
   Tatyana at a charming nook.
  
   Она, как с давними друзьями,
   She in an old friendly fashion
  
   С своими рощами, лугами
   Is still in hasty conversation,
  
   Еще беседовать спешит.
   With quiet groves and lavish meadows
  
   Но лето быстрое летит.
   But summer passes like a shadow.
  
   Настала осень золотая.
   And then the golden autumn came,
  
   Природа трепетна, бледна,
   The nature is a tender sight,
  
   Как жертва пышно убрана...
   It is luxuriously bright...
  
   Вот север, тучи нагоняя,
   And here the North is driving gale,
  
   Дохнул, завыл - и вот сама
   A warning breath, a howling sound
  
   Идет волшебница зима.
   The fairy winter is around.
  
  
  
   XXX.
  
   Пришла, рассыпалась; клоками
   She came in scattered snow clusters,
  
   Повисла на суках дубов;
   On branches of the oak trees,
  
   Легла волнистыми коврами
   She settled down in wavy carpets
  
   Среди полей, вокруг холмов;
   Among the hills, around the fields;
  
   Брега с недвижною рекою
   The immobile river bed
  
   Сравняла пухлой пеленою;
   She leveled in a fluffy pad;
  
   Блеснул мороз. И рады мы
   The frost has struck and we are glad
  
   Проказам матушки зимы.
   To see the tricks of winter spread.
  
   Не радо ей лишь сердце Тани.
   Only Tanya' heart is not too roused
  
   Нейдет она зиму встречать,
   The winter in the face to stare
  
   Морозной пылью подышать
   Or freely breathe the frosty air,
  
   И первым снегом с кровли бани
   To grab the snow on bathroom house
  
   Умыть лицо, плеча и грудь:
   To wash the shoulders and head:
  
   Татьяне страшен зимний путь.
   She hates to travel in a sled.
  
  
  
   XXXI.
  
   Отъезда день давно просрочен,
   Departure day was overdue,
  
   Проходит и последний срок.
   The deadline also goes by,
  
   Осмотрен, вновь обит, упрочен
   The cart was given a review.
  
   Забвенью брошенный возок.
   Having been dumped to rot and dry.
  
   Обоз обычный, три кибитки
   Three covered carts and sleds with hoods
  
   Везут домашние пожитки,
   Would carry all domestic goods,
  
   Кастрюльки, стулья, сундуки,
   All pots and pans, and chairs, and chests,
  
   Варенье в банках, тюфяки,
   And jars of jam, and mattress beds,
  
   Перины, клетки с петухами,
   And feather beds, and cocks in cages
  
   Горшки, тазы et cetera,
   And pots and pans for fancy foods,
  
   Ну, много всякого добра.
   Well, quite a lot of sundry goods,
  
   И вот в избе между слугами
   Among the servants of all ranges
  
   Поднялся шум, прощальный плач:
   A farewell wail, a noise was raised,
  
   Ведут на двор осьмнадцать кляч,
   They brought to court eighteen old jades.
  
  
  
   XXXII.
  
   В возок боярский их впрягают,
   They harness horses to the carriage
  
   Готовят завтрак повара,
   While cooks are busy with the meal,
  
   Горой кибитки нагружают,
   The carts are loaded with baggage,
  
   Бранятся бабы, кучера.
   The dames and coaches curse and squeal.
  
   На кляче тощей и косматой
   A skinny jade with shaggy mane
  
   Сидит форейтор бородатый,
   Is carrying a bearded brave,
  
   Сбежалась челядь у ворот
   And at the gates servants collected
  
   Прощаться с барами. И вот
   To farewell those they respected.
  
   Уселись, и возок почтенный,
   They settled, and the blissful cart
  
   Скользя, ползет за ворота.
   Is sliding down at slow pace.
  
   "Простите, мирные места!
   "Farewell, my own peaceful place!
  
   Прости, приют уединенный!
   Farewell, the refuge of my heart.
  
   Увижу ль вас?.." И слез ручей
   Shall I see you again?.." Tears
  
   У Тани льется из очей.
   Are pouring downward like rivers.
  
  
  
   XXXIII.
  
   Когда благому просвещенью
   When the good old education
  
   Отдвинем более границ,
   Becomes more solid and widely spread
  
   Со временем (по расчисленью
   With time (regarding calculation
  
   Философических таблиц,
   Of philosophic data pads,
  
   Лет чрез пятьсот) дороги верно
   In some five hundred years) our roads
  
   У нас изменятся безмерно:
   Will change their nature on the whole:
  
   Шоссе Россию здесь и тут,
   The highways all across the nation
  
   Соединив, пересекут.
   Will find links and intersection.
  
   Мосты чугунные чрез воды
   In unimaginable arcs,
  
   Шагнут широкою дугой,
   Steel bridges will embrace the mounds,
  
   Раздвинем горы, под водой
   We'll move the mountains and grounds,
  
   Пророем дерзостные своды,
   There will be spacious aqueducts,
  
   И заведет крещеный мир
   And on the globe wide and far
  
   На каждой станции трактир.
   Each station will become a bar.
  
  
  
   XXXIV.
  
   Теперь у нас дороги плохи, (42)
   Our old bridges rot and rust,
  
   Мосты забытые гниют,
   And roads are extremely loose,
  
   На станциях клопы да блохи
   Inside the stations lice and bugs
  
   Заснуть минуты не дают;
   Will not afford a minute's snooze
  
   Трактиров нет. В избе холодной
   In cold huts there are no pubs.
  
   Высокопарный, но голодный
   But you can see the list of tags.
  
   Для виду прейскурант висит
   For bogus food there is a price
  
   И тщетный дразнит аппетит,
   To stimulate and appetize,
  
   Меж тем, как сельские циклопы
   And in the local forge meanwhile
  
   Перед медлительным огнем
   Before the slow dying kiln
  
   Российским лечат молотком
   The Russian gear is used to heal
  
   Изделье легкое Европы,
   The article of Europe's mind
  
   Благословляя колеи
   While giving blessings to the moats
  
   И рвы отеческой земли.
   And furrows of domestic roads.
  
  
  
  
   XXXV.
  
   За то зимы порой холодной
   Instead, the travel in winter cold
  
   Езда приятна и легка.
   Is very easy and mostly good
  
   Как стих без мысли в песне модной
   Like rhymes of the latest mode
  
   Дорога зимняя гладка.
   The winter path is very smooth.
  
   Автомедоны наши бойки,
   Our service stations never rest,
  
   Неутомимы наши тройки,
   The triplet horses are the best,
  
   И версты, теша праздный взор,
   And miles, for the idle sense,
  
   В глазах мелькают как забор.
   Are passing over like a fence.
  
   К несчастью, Ларина тащилась,
   The poor Larina went slow,
  
   Боясь прогонов дорогих,
   Being apprehensive of long runs,
  
   Не на почтовых, на своих,
   For our virgin it was fun:
  
   И наша дева насладилась
   Not postal horses but her own.
  
   Дорожной скукою вполне:
   Travel was boring but very nice
  
   Семь суток ехали оне.
   For seven endless days and nights.
  
  
  
   XXXVI.
  
   Но вот уж близко. Перед ними
   It is quite close. White-stoned Moscow
  
   Уж белокаменной Москвы,
   Will open its majestic face.
  
   Как жар, крестами золотыми
   With burning heat of gold crosses
  
   Горят старинные главы.
   The ancient heads are all ablaze.
  
   Ах, братцы! как я был доволен,
   Brothers! I felt extremely well,
  
   Когда церквей и колоколен
   When churches, towers and bells,
  
   Садов, чертогов полукруг
   Revealed to me a great display
  
   Открылся предо мною вдруг!
   In semicircular array
  
   Как часто в горестной разлуке,
   So often in bitter separation
  
   В моей блуждающей судьбе,
   In my forever roaming lot,
  
   Москва, я думал о тебе!
   It is of you that I have thought.
  
   Москва... как много в этом звуке
   Moskva... it has an implication
  
   Для сердца русского слилось!
   For any living Russian heart.
  
   Как много в нем отозвалось!
   The echo will be quick to start.
  
  
  
   XXXVII.
  
   Вот, окружен своей дубравой,
   Surrounded by oaks and limes
  
   Петровский замок. Мрачно он
   Is Peter's Castle. Heavy frown
  
   Недавнею гордится славой.
   Shows its pride of recent times.
  
   Напрасно ждал Наполеон,
   Napoleon dreamt to see it down,
  
   Последним счастьем упоенный,
   And Moscow crawling on her knees
  
   Москвы коленопреклоненной
   To bring him old Kremlin's keys,
  
   С ключами старого Кремля:
   Having been drunk with recent fame,
  
   Нет, не пошла Москва моя
   But cap in hand she never came.
  
   К нему с повинной головою.
   To no one she ever bowed,
  
   Не праздник, не приемный дар,
   For the inspired show host
  
   Она готовила пожар
   She was preparing a roast
  
   Нетерпеливому герою.
   And many other things around.
  
   Отселе, в думу погружен,
   From hence, in deepest thought entrained
  
   Глядел на грозный пламень он.
   He would observe a dreadful flame.
  
  
  
   XXXVIII.
  
   Прощай, свидетель падшей славы,
   The Peter's Temple. Along it goes.
  
   Петровский замок. Ну! не стой,
   Fairwell, the evidence of fame,
  
   Пошел! Уже столпы заставы
   Be off! You see frontier posts
  
   Белеют; вот уж по Тверской
   Show white; the cart is on the Main
  
   Возок несется чрез ухабы.
   All flickers past:, old women, booths
  
   Мелькают мимо бутки, бабы,
   Urchins and groceries, and fruits,
  
   Мальчишки, лавки, фонари,
   Merchants and sacks and Asian folks
  
   Дворцы, сады, монастыри,
   Mansions and cloisters, and potholes,
  
   Бухарцы, сани, огороды,
   The cart is racing through the bumps.
  
   Купцы, лачужки, мужики,
   Merchants and shacks and village men,
  
   Бульвары, башни, казаки,
   Boulevards and towers and dens,
  
   Аптеки, магазины моды,
   Drug shops and shacks and storage dumps,
  
   Балконы, львы на воротах
   Terraces, lions on the homes
  
   И стаи галок на крестах.
   And flocks of birds upon the domes.
  
  
  
   XXXIX. XL.
  
   В сей утомительной прогулке
   In this fatiguing stroll trip
  
   Проходит час-другой, и вот
   A couple of hours away
  
   У Харитонья в переулке
   In a remote blind street
  
   Возок пред домом у ворот
   The cart is standing at the gate.
  
   Остановился. К старой тетке,
   The old aunt living there,
  
   Четвертый год больной в чахотке,
   With a consumption of three years.
  
   Они приехали теперь.
   And only now they have come.
  
   Им настежь отворяет дверь
   The doors are opening ajar,
  
   В очках, в изорванном кафтане,
   Bespectacled, in shredded plaid,
  
   С чулком в руке, седой калмык.
   A grey Kalmuk at once appears
  
   Встречает их в гостиной крик
   And guests are met by loud screams
  
   Княжны простертой на диване.
   By princess stretched on the daybed.
  
   Старушки с плачем обнялись,
   There follow kisses and embraces
  
   И восклицанья полились.
   Amidst abundant exclamations.
  
  
  
   XLI.
  
   - Княжна, mon ange! - "Pachette!" -Алина!
   - My princess! Angel!-" - My Alina!
  
  
   "Кто б мог подумать? - Как давно!
   "Who could but think? - So much has passed!
   Надолго ль? - Милая! Кузина!
   How long? - My favorite cousina!
   Садись - как это мудрено!
   Just take your seats, it is so fast.
   Ей-богу, сцена из романа..."
   My God, it is a novel story..."
   - А это дочь моя, Татьяна. -
   - Tatyana is my child, my glory. -
   "Ах, Таня! подойди ко мне -
   "Oh, Tanya, please, come close to me -
   Как будто брежу я во сне...
   I feel as if in reverie...
   Кузина, помнишь Грандисона?"
   Cousin, remember Grandison?
   - Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
   - Well, Grandison?.. ah, Grandison!
   Да, помню, помню. Где же он? -
   Of course, I do. Is he still on?
   "В Москве, живет у Симеона;
   "In Moscow, lives at Simeon;
   Меня в сочельник навестил;
   I spoke to him at any rate;
   Недавно сына он женил.
   He married off his son of late.
  
  
   XLII.
  
   А тот... но после все расскажем,
   And that one... I will tell you, honey,
  
   Не правда ль? Всей ее родне
   You, too. To all her kin and folk
  
   Мы Таню завтра же покажем.
   Tomorrow we will show Tanya.
  
   Жаль, разъезжать нет мочи мне;
   I cannot do a lot of walk;
  
   Едва, едва таскаю ноги.
   I drag my feet extremely slow.
  
   Но вы замучены с дороги;
   But you are weary from the road
  
   Пойдемте вместе отдохнуть...
   Now I suggest that we retire,
  
   Ох, силы нет... устала грудь...
   No strength is left... my breast is tired...
  
   Мне тяжела теперь и радость,
   Joy, too, for me is hard to bear,
  
   Не только грусть... душа моя,
   Not only sorrow... oh, my soul,
  
   Уж никуда не годна я...
   No life in me is left at all...
  
   Под старость жизнь такая гадость..."
   I am good for nothing, oh my dear"
  
   И тут, совсем утомлена,
   And here she lost her breath at last.
  
   В слезах раскашлялась она.
   She broke in tears and collapsed.
  
  
  
   XLIII.
  
   Больной и ласки и веселье
   Sick woman's endearment and jokes
  
   Татьяну трогают; но ей
   Is moving to Tatyana's heart,
  
   Не хорошо на новоселье,
   But she does not enjoy new home
  
   Привыкшей к горнице своей.
   Being so attached to her courtyard.
  
   Под занавескою шелковой
   Sleeping behind a silky curtain
  
   Не спится ей в постеле новой,
   Does nothing to remove her burden,
  
   И ранний звон колоколов,
   And early toll of the bells,
  
   Предтеча утренних трудов,
   Forerunner of the morning spells,
  
   Ее с постели подымает.
   Is raising Tanya from repose.
  
   Садится Таня у окна.
   To sit her down at the windows.
  
   Редеет сумрак; но она
   Twilight dispels; her vision hinders
  
   Своих полей не различает:
   To see her own fields and groves
  
   Пред нею незнакомый двор,
   Before her stands an alien farm,
  
   Конюшня, кухня и забор.
   A stable, kitchen, and a barn.
  
  
  
   XLIV.
  
   И вот: по родственным обедам
   And so, to all familial centers
  
   Развозят Таню каждый день
   Is Tanya forwarded in haste,
  
   Представить бабушкам и дедам
   To introduce to all ancestors
  
   Ее рассеянную лень.
   Her dissipated lazy grace.
  
   Родне, прибывшей издалеча,
   Relations from remote places
  
   Повсюду ласковая встреча,
   Are always met with wide embraces,
  
   И восклицанья, и хлеб-соль.
   And exclamations, and the meals.
  
   "Как Таня выросла! Давно ль
   "Oh, Tanya really appeals!
  
   Я, кажется, тебя крестила?
   Quite recently she was baptized.
  
   А я так на руки брала!
   I loved her, she was such a dear.
  
   А я так за уши драла!
   And I once even tweaked her ear.
  
   А я так пряником кормила!"
   "I gave her my cakes with spice!"
  
   И хором бабушки твердят:
   And in a voice grannies complain:
  
   "Как наши годы-то летят!"
   "The years go quickly to the drain."
  
  
  
   XLV.
  
   Но в них не видно перемены;
   They never change, nonetheless;
  
   Все в них на старый образец:
   The old brands remain set:
  
   У тетушки княжны Елены
   Aunt Helena, the old princess
  
   Все тот же тюлевый чепец;
   Wears the same silky hat;
  
   Все белится Лукерья Львовна,
   Lukeria Lvovna paints white,
  
   Все то же лжет Любовь Петровна,
   Lubov Petrovna always lies,
  
   Иван Петрович также глуп,
   Ivan Petrovich staying stupid,
  
   Семен Петрович также скуп,
   Semion Petrovich staying cupid,
  
   У Пелагеи Николавны
   And Pelageya Nikolavna
  
   Все тот же друг мосье Финмуш,
   Stays loyal to monsieur Finmouse,
  
   И тот же шпиц, и тот же муж;
   The same spitz, the same spouse;
  
   А он, все клуба член исправный,
   Who, his club's member of renown
  
   Все так же смирен, так же глух,
   Remains humble and in situ,
  
   И так же ест и пьет за двух.
   Eating and drinking for the two.
  
  
  
   XLVI.
  
   Их дочки Таню обнимают.
   Amidst the hugging and embraces
  
   Младые грации Москвы
   First eyeing her in silence though
  
   Сначала молча озирают
   The youngest of the Moscow graces,
  
   Татьяну с ног до головы;
   With courtesy from head to toe,
  
   Ее находят что-то странной,
   Their daughters find her out of range,
  
   Провинциальной и жеманной,
   Somewhat provincial and strange,
  
   И что-то бледной и худой,
   And also pale and poorly fed,
  
   А впрочем, очень недурной;
   However, not at all too bad;
  
   Потом, покорствуя природе,
   And as if living in the wild,
  
   Дружатся с ней, к себе ведут,
   They take her home and make friends,
  
   Цалуют, нежно руки жмут,
   And kiss her, fondly pressing hands,
  
   Взбивают кудри ей по моде
   Fluffing her curls in latest kind,
  
   И поверяют нараспев
   Confiding with a singing art
  
   Сердечны тайны, тайны дев,
   The secrets of the virgin heart,
  
  
  
   XLVII.
  
   Чужие и свои победы,
   Conquests, their own and by others,
  
   Надежды, шалости, мечты.
   Their hopes, rogueries and dreams.
  
   Текут невинные беседы
   Thus flow innocent discussions
  
   С прикрасой легкой клеветы.
   With an embellishment of trims,
  
   Потом, в отплату лепетанья,
   To compensate the revelations,
  
   Ее сердечного признанья
   They would for a direct confession
  
   Умильно требуют оне.
   Lamentably present demands,
  
   Но Таня, точно как во сне,
   But Tanya, like it was in trance,
  
   Их речи слышит без участья,
   Would heed their speeches not at all,
  
   Не понимает ничего,
   Will never understand a bit,
  
   И тайну сердца своего,
   And all her heart's clandestine need,
  
   Заветный клад и слез и счастья,
   The precious treasure of her goal
  
   Хранит безмолвно между тем
   Retains keeping mum and sole
  
   И им не делится ни с кем.
   Sharing it with not a soul.
  
  
  
   XLVIII.
  
   Татьяна вслушаться желает
   Tatyana wants to hear better
   В беседы, в общий разговор;
   But in the guest room all attention
   Но всех в гостиной занимает
   Is being engaged in silly matter;
   Такой бессвязный, пошлый вздор;
   The whole discourse and conversation.
   Все в них так бледно равнодушно;
   All those are so pale and trifling
   Они клевещут даже скучно;
   That even gossips are too stifling;
   В бесплодной сухости речей,
   In dry and fruitless talks and speech,
   Расспросов, сплетен и вестей
   In inquiries and news of which
   Не вспыхнет мысли в целы сутки,
   No flash of thought appears smart,
   Хоть невзначай, хоть наобум;
   Not inadvertently, by chance
   Не улыбнется томный ум,
   Will ever smile languid glance,
   Не дрогнет сердце, хоть для шутки.
   Will ever falter any heart,
   И даже глупости смешной
   For fun or for whatever joke,
   В тебе не встретишь, свет пустой.
   For all those things le monde is broke.
  
  
   XLIX.
  
   Архивны юноши толпою
   Archival youths arrive in droves
  
   На Таню чопорно глядят
   To stare and talk among themselves,
  
   И про нее между собою
   Being most likely useless rogues
  
   Неблагосклонно говорят.
   All in a manner of bad grace.
  
   Один какой-то шут печальный
   One was a sort of dismal fool,
  
   Ее находит идеальной,
   He found her extremely cool,
  
   И, прислонившись у дверей,
   And leaning right in the doorway
  
   Элегию готовит ей.
   He elegized her straight away.
  
   У скучной тетки Таню встретя,
   Once visiting a boring aunt,
  
   К ней как-то Вяземский подсел
   Vyazemsky promptly took a seat,
  
   И душу ей занять успел.
   Impressing Tanya quite a bit.
  
   И, близ него ее заметя,
   When seeing her with him around
  
   Об ней, поправя свой парик,
   A man adjusting his head gear
  
   Осведомляется старик.
   Wished that her story were made clear.
  
  
  
   L.
  
   Но там, где Мельпомены бурной
   But where the stormy Tragic Goddess
  
   Протяжный раздается вой,
   Is sounding a lengthy howl,
  
   Где машет мантию мишурной
   Where she is wagging her false clothes
  
   Она пред хладною толпой,
   In front of unexcited crowd,
  
   Где Талия тихонько дремлет
   With Comedy dozing on the sly
  
   И плескам дружеским не внемлет,
   Without regard to friendly cries,
  
   Где Терпсихоре лишь одной
   With only dancing as it were
  
   Дивится зритель молодой
   Honored by audience everywhere
  
   (Что было также в прежни леты,
   (In previous years it was the same,
  
   Во время ваше и мое),
   The time known by you and I),
  
   Не обратились на нее
   She never drew upon her side
  
   Ни дам ревнивые лорнеты,
   Either lorgnettes of jealous dames,
  
   Ни трубки модных знатоков
   Or tubes of famous connoisseurs
  
   Из лож и кресельных рядов.
   From either lodges or the chairs.
  
  
  
   LI.
  
   Ее привозят и в Собранье.
   They bring her soon to the Assembly.
  
   Там теснота, волненье, жар,
   The rattle of music, heat, emotions,
  
   Музыки грохот, свеч блистанье,
   The cram and glitter of the candles
  
   Мельканье, вихорь быстрых пар,
   The flashing swirl of rapid motions,
  
   Красавиц легкие уборы,
   Light-weight attires of the beauties,
  
   Людьми пестреющие хоры,
   The choir lofts ablaze with cuties,
  
   Невест обширный полукруг,
   A wide half-circle of the brides,
  
   Все чувства поражает вдруг.
   All things around produce surprise.
  
   Здесь кажут франты записные
   Most uncompromising men of fashion
  
   Свое нахальство, свой жилет
   Show their insolence and gillette,
  
   И невнимательный лорнет.
   And inconsiderate lorgnette.
  
   Сюда гусары отпускные
   Hussars relieved upon vacation
  
   Спешат явиться, прогреметь,
   Are in a hurry to succeed,
  
   Блеснуть, пленить и улететь.
   To shine and charm, then to recede.
  
  
  
   LII.
  
   У ночи много звезд прелестных,
   The stars are beauties of the night
  
   Красавиц много на Москве.
   They are in Moscow quite a few.
  
   Но ярче всех подруг небесных
   Of those the brightest of the bright
  
   Луна в воздушной синеве.
   Is moon in aerial blue.
  
   Но та, которую не смею
   But she who I can never try
  
   Тревожить лирою моею,
   To give a trouble with my lyre,
  
   Как величавая луна,
   As well as the majestic moon
  
   Средь жен и дев блестит одна.
   Among the wives she shines one.
  
   С какою гордостью небесной
   With what a super-human pride,
  
   Земли касается она!
   With what a joy she touches earth!
  
   Как негой грудь ее полна!
   Her chest is full of tender breath!
  
   Как томен взор ее чудесный!..
   How graceful is her magic stride!
  
   Но полно, полно; перестань:
   But no more. Don't start anew.
  
   Ты заплатил безумству дань.
   You fully paid the crazy due.
  
  
  
   LIII.
  
   Шум, хохот, беготня, поклоны,
   Uproar and laughter, run and bow,
  
   Галоп, мазурка, вальс... Меж тем,
   Between two aunts in a hall,
  
   Между двух теток, у колоны,
   Galop, mazurka, walts... For now,
  
   Не замечаема никем,
   Unnoticed by anyone at all,
  
   Татьяна смотрит и не видит,
   Tatyana looks and cannot find,
  
   Волненье света ненавидит;
   She hates the world of shaky mind;
  
   Ей душно здесь... она мечтой
   The air is not enough to breathe
  
   Стремится к жизни полевой,
   She dreams to be among the fields,
  
   В деревню, к бедным поселянам,
   To the secluded lonely nooks,
  
   В уединенный уголок,
   To rural life among the poor,
  
   Где льется светлый ручеек,
   Where the transparent brooklets pore,
  
   К своим цветам, к своим романам
   Back to her flowers and books,
  
   И в сумрак липовых аллей,
   To the twilight of lime trees,
  
   Туда, где он являлся ей.
   Where he appeared to her pleas.
  
  
  
   LIV.
  
   Так мысль ее далече бродит:
   Beau monde and noisy ball forgotten
  
   Забыт и свет и шумный бал,
   Her thought is flying far and wide,
  
   А глаз меж тем с нее не сводит
   Some general of great importance
  
   Какой-то важный генерал.
   Has glued on her his pair of eyes.
  
   Друг другу тетушки мигнули
   The aunts winking with all might
  
   И локтем Таню враз толкнули,
   And pushing Tanya on the side
  
   И каждая шепнула ей:
   Each whispered promptly in her ear:
  
   - Взгляни налево поскорей. -
   - Just take a moment and peer -
  
   "Налево? где? что там такое?"
   "What? To the left? Where? What is on?"
  
   - Ну, что бы ни было, гляди...
   - Well, never mind, as I said,
  
   В той кучке, видишь? впереди,
   Just in that cluster, full ahead,
  
   Там, где еще в мундирах двое...
   Two other guys in uniform.
  
   Вот отошел... вот боком стал...
   He turned again and stepped aside...
  
   "Кто? толстый этот генерал?"
   "That stout general? To the right?"
  
  
  
   LV.
  
   Но здесь с победою поздравим
   Tatyana, she is such a dear,
  
   Татьяну милую мою,
   Let me concede her triumph now,
  
   И в сторону свой путь направим,
   And redirect my steps from here,
  
   Чтоб не забыть, о ком пою...
   Lest I forget the prime star.
  
   Да, кстати, здесь о том два слова:
   Oh, yes, some words are here missing:
  
   Пою приятеля младого
   My story is aimed at a sibling,
  
   И множество его причуд.
   And many of his whims and fobs,
  
   Благослови мой долгий труд,
   Please, bless my strenuous lengthy jobs,
  
   О ты, эпическая муза!
   Oh you, my greatest epic muse,
  
   И верный посох мне вручив,
   You magic wand to me awarded.
  
   Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
   Allow me not to walk as wanted.
  
   Довольно. С плеч долой обуза!
   Enough! The burden is no use.
  
   Я классицизму отдал честь:
   To classic writing I obeyed:
  
   Хоть поздно, а вступленье есть.
   There is a preface, though late.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"