Меньше чем век назад, в Копеке, на Беркширских холмах, жил Френсис Уолкотт, высокий и смуглый человек с выступавшими вперед зубами, и от его неприятного смеха у соседей по спинам бежали мурашки. Ремесла, как такового, у него не было, но фермеры так его боялись, что он сбирал с них дань: свинину, муку грубую и мелкую, яблочное вино - они давали все, что ему угодно, стоило лишь попросить, потому что он мог повелеть лошади в бороне остановиться, и ни окрики, ни хлыст не заставили бы ее сдвинуться с места. Не он ли надоумил свиней фермера Рота ходить на задних лапах и пытаться говорить? А когда он крикнул детишкам фермера Уильямса "Хоп! Хоп! Хоп!", разве они не вскочили на ободок стенной деревянной панели в приемной - в ярде от пола и шириной всего лишь в дюйм, - и не обошли по нему кругом, и, подобно птичкам, прыгали со спинки стула на спинку стула, а мебель стояла неподвижно, будто была прибита гвоздями к полу? И разве не был он вождем тридцати ночных всадников, чьих лиц не видел ни один человек и не желал видеть, и не эти ли всадники по его приказу творили злые дела в окрестностях каждую ночь, когда луна шла на убыль? И не он ли нашел таинственное послание с луны на горе Рига, выгравированное на метеоре?
Лошадиные хвосты путались, хряки пускали пену изо рта и ходили как люди, коровы давали не молоко, но кровь. Ночные всадники встречались с Уолкоттом в рощице, где росли вязы и орех, и у каждого из них была с собой украденная вязанка овсяной соломы; эти вязанки Уолкотт превращал в черных лошадей, как только ночь становилась достаточно темна, чтобы никто не увидал ритуала. Лошади эти не могли пересекать бегущей воды и в полночь разваливались на кусочки, вновь превращаясь в овсяные связки, но до того они бережно несли своих всадников и, словно ураган, проносились сквозь леса и поля, без труда перемахивая через кусты, заборы и даже деревья. Наутро никогда нельзя было найти следов того, что творилось ночью. В конце концов, дьявол пришел забрать то, что принадлежало ему по праву. Уолкотту исполнилось девяносто, и он лежал в своей хижине, хворый и беспомощный. Священники отказались идти к нему, но двое или трое соседей перебороли свой страх и явились в дом чародея, чтобы дать тому успокоение в смертный час. С темнотой пришла буря, и с ее началом лицо старика приобрело столь зловещее и ужасное выражение, что невольные свидетели отпрянули назад. В окно ворвалась вспышка лилового пламени, сопровождаемая ужасным колокольным звоном, и запах серы; в следующий миг Уолкотт испустил дух. Когда сторожа отправились домой, дороги в округе оказались сухими, и никто в деревне не слышал ни грома, ни дождя, ни ветра. Сие было пришествием дьявола.