Во время осады Бостона сэр Уильям Хау продемонстрировал свое презрение простым ребятам, что обстреливали город из пушек из Кэмбриджа и Южного Бостона, тем, что решил провести маскарад. Это было великолепнейшее мероприятие! На него собрались красавицы и храбрые солдаты лоялистов; некоторые нарядились в платья своих предков, поскольку прошлое всегда колоритней настоящего, а развеселые гуляки изображали американских генералов, одевшись в лохмотья, невероятные парики и нацепив фальшивые носы. В самый разгар веселья по городу разнеслась погребальная песнь, и танцы остановились. Погребальная процессия остановилась у дверей Губернаторского дома, где проходил бал-маскарад, и они широко распахнулись. Приглушенный бой барабанов ознаменовал появление людей, которые принялись спускаться по главной лестнице; людей, одетых в черное, в пуританских шляпах, с острыми бородками, с Библией, мечами и свитками; они сурово взглянули на гостей и вышли на улицу.
Полковник Джоллиф, чьи годы и дряхлость помешали ему присоединиться к Вашингтону и чьи манеры и ум заставили врагов уважать его, заговорил, будто античный Хор:
- Кажется, это пуританские губернаторы Массачусетса: Эндикотт, Уинтроп, Вэйн, Дадли, Хейнс, Беллинхэм, Леверетт, Брэдстрит.
Затем прошел суровый солдат, закованный в латы, с оружием на боку - тиран Эндрос; смуглый человек с походкой моряка - сэр Уильям Фипс; придворный в пышном парике и усыпанный драгоценностями - граф Белломонт; коварный, но благовоспитанный Дадли; моргающий, красноносый Шут; грузный Бернет; страдающий от подагры Белчер; Ширли, Пауналл, Бернард, Хатчинсон, за ними - человек в военном мундире, что закрывал лицо треуголкой с кокардой. "Это же Гейдж!" - воскликнул один из офицеров, бледнея. Огни горели тускло, и скованное молчание объяло гостей. Последним появился высокий человек, закутанный в военный плащ, он задержался на лестнице, и гости в изумлении переводили взгляд с него на хозяина, поскольку фигура была похожа на сэра Хау как две капли воды. Терпение губернатора лопнуло, ибо не такого маскарада он желал.
- Это заговор! - яростно воскликнул он, указывая на Джоллифа, - Ваша голова чересчур долго держалась на плечах предателя!
- Тогда поторопитесь срубить ее, - ответил тот, - поскольку власть сэра Уильяма Хау и его господина Короля подходит к концу. Эти тени скорбят на ее похоронах. Глядите! Вот последний из губернаторов.
Хау бросился с обнаженной саблей на собственную фигуру, но она повернулась и посмотрела на него. Сталь звякнула об пол, выпав из его руки, и Хау отступил назад, в ужасе сглотнув, - он видел собственное лицо. Никто не поднял ни руки, ни голоса, чтобы остановить двойника, и тот печально прошел мимо. На пороге он топнул ногой и поднял кулаки вверх; затем дверь затворилась. Смешиваясь со словами похоронного марша, затихавшего на пустых улицах, зазвучал колокол на Южной церкви, отбивая полночь. Праздник закончился, и, подавленные безымянным страхом, зрители сего странного торжества засобирались домой; но прежде чем они успели уйти, с юга послышался звук пушечного выстрела, знаменовавшего приближение Вашингтона.
Слава Губернаторского дома вскоре померкла. Когда последний из королевских губернаторов покидал его, он задержался на пороге, гневно топнул ногой по камню и поднял вверх кулаки, выказывая свое горе и ярость.
|